Убить генерала Михаил Нестеров
        # Не думал снайпер Виктор Крапивин, что и на гражданке ему придется «работать по специальности». Только теперь он охотится не на чеченских горных «духов», а на родимых отечественных генералов. Месть заставляет Виктора стрелять, месть за товарищей погибших по вине бездарного командования. Тайная группировка «Второй кабинет» вложила в его руки снайперскую винтовку. И он виртуозно «исполнил» генерала Дронова, но только после этого понял, что стал пешкой в схватке все тех же генералов, дерущихся не за боевые высоты, а за высокие посты. Что ж, тем хуже для тех, кто «кидает» снайпера. Теперь его цель - генерал-майор Свердлин, не простой генерал, а личный телохранитель президента. К такому на пушечный выстрел не подойдешь. Но, как известно на хитрую мишень и винтовка с особым патроном...
        Михаил Нестеров
        Убить генерала
        Если ты сумел попасть в бекаса, то попадешь в любую цель.

    Английская поговорка
        Человек может быть хорошим только вынужденно.

    Макиавелли
        Все персонажи этой книги - плод авторского воображения. Всякое сходство с действительным лицом - живущим либо умершим - чисто случайное. Взгляды и высказанные мнения героев романа могут не совпадать с мнением автора.
        Часть I
        Снайпер
        Глава 1
        На огневой позиции

7 августа 2004 года, суббота
        Близнец сидел в полутора метрах от балконной двери, открытой настежь. Несколько прутьев ограждающей решетки были спилены, и сквозь образовавшуюся брешь стрелок видел участок дороги, отстоящий от огневой позиции на несколько сотен метров. Через эту брешь он должен будет произвести всего один выстрел...
        Стрельба по движущейся цели. Лучшие результаты дает стрельба на упреждение, когда снайпер ведет винтовку непрерывно по линии движения и производит выстрел, не останавливая поводку оружия. Этот прием в своей практике Виктор Крапивин по кличке Близнец использовал не раз, и он всегда себя оправдывал. Навык сохранения оружия в постоянном движении был доведен им до автоматизма, от начала прицеливания и до того момента, когда при выстреле винтовка торкнется в плечо. В данном случае - резко и сильно ударит. До боли, едва ли не до вывиха плеча.
        Снайпер проследил в оптику за черным «БМВ», сбросившим скорость на извилистом участке дороги. «БМВ» ехал не быстрее чем двадцать - двадцать пять километров в час. Близнец знал время подлета пули к цели и то, что упреждение на такой дистанции составляет четыре метра по фронту или десять полных делений на боковом барабанчике оптического прицела. Иномарка ехала на прежней скорости, за ней неотрывно следовал ствол снайперской винтовки. В критической точке палец снайпера потянул спусковой крючок. Раздался сухой щелчок - патронов в магазине не было.
        Но стрелок не похолодел, как это часто бывает при пустом выстреле, просто не наступило время для решающего действия. Это пока что тренировка. Последняя. Близнец еще раз отметил, что не переключил все внимание на спуск и не ослабил контроль за полем прицеливания. Ведь достаточно небольшого смещения оптической оси, и пуля уходит в сторону.
        А пока есть время покурить, оставить тяжелое оружие, упирающееся сошками в опрокинутый раскладной стол, пройтись по комнате. Задняя стена была искусственно затемнена: снайпер повесил на нее старое темное покрывало, которое не демаскировало его с улицы.
        Эта комната была не единственной, где бывший боец спецназа ГРУ подготовил огневую позицию. Всего по городу подобных «гнезд» было четыре. Но эта была базовой; как и остальные, он подготовил ее по всем основным факторам: защищенность, прикрытие, удобство наблюдения, обеспечение скрытности, близость к цели, возможность отхода.
        Правда, возможность отхода - это не главный фактор. Ключевым был предпоследний пункт: близость к цели. Близнец скупо улыбнулся: он рассчитал эту близость, опираясь на тактико-технические возможности своего оружия. Он находился от цели на таком расстоянии, что обеспечивал ее поражение одним выстрелом. В голове всплыло окончание подпункта из инструктажа: если снайпер не использует специальное крупнокалиберное оружие, то обычно находится не далее 300 - 400 метров от цели. Очень часто еще ближе.
        Очень часто - с этим Близнец спорить не смел.
        Он был одет в черное: обтягивающую майку с длинными рукавами, штаны и кроссовки. Майка была забрызгана кровью.

«Тебе знакомо имя генерала Дронова?»

«Кто же его не знает...»
        Близнец прошел на кухню, где на полу лежал труп, накрытый простыней, вернулся с термосом, налил в крышку горячего чая и прикурил сигарету.
        Решение на выстрел Близнец принял давно. Он был убежден в необходимости произвести его. Как и научился правильно оценивать свое мастерство и возможности своего оружия.
        Теперь это была его личная винтовка. Он сам пристрелял это оружие, и никто, кроме него, им не пользовался. Не так, как в подразделении, где Близнец проходил службу. Там на одну винтовку приходилось два снайпера, у которых разное телосложение, зрение, дыхание...
        Виктор пил чай, затягивался горьким дымом, смотрел через балконный проем на улицу, на самозарядную винтовку, созданную под советский патрон образца 1938 года, с длиннющим откатом ствола.

38-й год... С ума сойти.
        Магазин с пятью патронами лежал на столе. Вскоре он станет на место, и тогда справа не будет видно ни рукоятки, ни скобы со спусковым крючком. Широкий, тяжелый магазин...
        Рядом пристроился японский бинокль «Zoom» в камуфлированном корпусе, с регулируемой кратностью от десяти до шестидесяти, с линзами, имеющими рубиновое напыление для устранения бликов. Такие же линзы были и на оптическом прицеле: очень четкая картинка даже в сумерках.
        Близнец не ждал телефонного звонка, тем не менее тот не стал для него неожиданностью. Он снял трубку и поднес ее к уху. Тут же услышал хриплый голос, который вскоре оборвали короткие гудки:
        - У тебя двадцать минут.
        Целых двадцать!
        Всего двадцать...
        А в ушах в сотый, наверное, раз прозвучал голос:
        - Ты не должен проиграть. Ты нормальный пацан, Витька.
        Глава 2
        Инструктор
        Москва, 7 - 15 июня 2004 года, за два месяца до этих событий
        Громко хлопнула дверь, заглушив начало брошенной в тишину подъезда фразы:
        - Да пошли бы вы!..
        Анатолий Колесников успел сделать всего несколько шагов к двери...
        В шутку этот дом называли недостроенным. Кто-то в свое время сказал удивительную фразу: «Строители растащили кирпичи, и поэтому их не хватило на полноценный первый этаж». Словно строили эту коробку с одним подъездом с крыши, а не с фундамента.
        По сути, первый этаж был полуподвальным - линия середины его окон приходилась на раздолбанную узкую дорожку тротуара. Снег, вода, грязь и мусор были постоянными гостями в пространстве между окнами и тротуаром. Вечно грязные стекла таращились на улицу. Сквозь них была видна скудная обстановка квартир; в этом доме влачили свое существование люди неустроенные, пьяницы и наркоманы. В равной степени это относилось и к близлежащим домам, целому району.
        Дорогу Анатолию преградили две крепкие фигуры. Боевики стояли на стреме и были готовы пресечь любую его попытку к бегству. От сильного удара в солнечное сплетение перехватило дыхание, очередной выкрик застрял в горле. Безвольное тело Колесникова бросили в распахнутый люк темного подвала, туда же один за другим спрыгнули два человека.
        Вход в подвал находился в метре от подъездной двери, в закутке под лестничным маршем, ведущим на второй этаж. Низкий подвал был забит мусором. Под ногами боевиков хлюпала зловонная жижа от прорыва канализации, когда они, пригибаясь, волокли за собой жертву. Они ругались приглушенным шепотом; работать в такой обстановке им приходилось впервые.
        Чертова канализация! Чертовы жильцы, которые гадили как бегемоты. Отличные кроссовки «Рибок», стильные туфли и брюки моментально превратились в дерьмо.
        Дотащив свою жертву до стены, где глубина достигала полуметра, они остановились. Отпустили руки парня, начавшего приходить в себя.
        Один ударил его в голову. Но хорошего удара не получилось. Рифленая подошва спортивной обуви лишь скользнула по затылку жертвы. Второй встал на спину беглеца и давил на него, упираясь плечами в заплесневелый потолок. Все, теперь и рубашка превратилась в дерьмо. Второй, согнувшись, упирался в потолок руками и давил ногой в основание шеи.
        Густая, как кипящий гудрон, черная вода пузырилась, словно действительно клокотала на огне. Она заполняла легкие, забивала горло, проникала под веки и наливалась в уши. Жертва буквально сварилась в этом котле, расположенном под жилым домом.
        - Пусть лежит, пока вода не спадет. Ну что, пошли мыться?
        - Ага, - незамедлительно последовал злобный ответ. - Заодно одежду закажем.
        Чтобы не наследить в подъезде, боевики нашли среди мусора полиэтиленовые пакеты и надели их на ноги. В этих бахилах они и дошли до квартиры на втором этаже. Пятью минутами раньше из нее выскочил человек и бросился навстречу своей смерти. Организация, именуемая «Вторым кабинетом», не прощала никого, ибо ее принцип был предельно прост и жесток: любой, кто представляет угрозу «кабинету», уничтожается.

* * *
        Клуб для миллионеров на Си-Айленде, где одно только членство стоит сто тысяч долларов в год, стал приютом для российской делегации. Собственно, ограниченный круг советников и помощников, остальные расположились в Саванне. Лидеры «большой восьмерки» слетались всю вторую половину вторника. Согласно строгой очередности подлета российский президент прибывал после Тони Блэра, но перед Жаком Шираком.
        Личный телохранитель президента генерал-майор Свердлин отметил, что шеф на летном поле стоял унылый и будто рассматривал бетон под ногами. Оркестр исполнил российский гимн и поневоле добавил в него джазового американского ритма. Взгляд президента, обращенный внутрь себя, не изменился, когда главу российского государства подбежали поприветствовать школьники в красных майках с подарками в руках. Он перепоручил детей стоявшей рядом супруге[По материалам газеты
«Известия».] .
        Александр Свердлин сопровождал шефа до военного вертолета и шагнул в кабину последним. Два «сикорских» поднялись в воздух и взяли направление на Си-Айленд.
        Настроение шефа стало исправляться в лучшую сторону, когда он сел за руль электромобиля - официального средства передвижения на саммите, предоставленного концерном DaimlerChrysler. Такие машинки, стоимостью семь тысяч долларов, можно увидеть на полях для гольфа, на горных курортах Швейцарии, в центрах городов, где проезд обычным автомобилям запрещен. На них же полицейские патрулируют национальные и частные парки.
        Президент разогнался до сорока километров в час, притормозил напротив коттеджа и, глянув на телохранителя, сидевшего справа от него, кивнул: «Отдыхай, Саша».
        Генерал-майор принял еще один кивок, на сей раз от своего помощника, расположившегося позади шефа. Едва не сделал привычное движение рукой, чтобы закрыть несуществующую дверцу на автокаре, разукрашенном в цвета российского флага. Иначе напоролся бы сразу на несколько смешков.
        Коттедж, окруженный низкими пальмами и аккуратными газонами, занимали президент и его охрана. Свердлин несколько раз бывал в домике - иного определения подобрать не мог, - когда вместе с американскими коллегами из «Secret Service» занимался на острове оперативными мероприятиями по обеспечению безопасности президента и его окружения.
        Генерал прошел в свой однокомнатный тесноватый номер и первым делом снял туфли и галстук. Лег на кровать и закрыл глаза. Тихо прошептал:
        - Устал...
        Он вымотался за последние дни. Все чаще стал повторять странноватую на первый взгляд фразу: «Я вижу дальше своего шефа». Но «странность» исчезала, когда он чуть перефразировал ее: «Охранник видит дальше своего босса». Замечает то, что ускользает от патрона, видит то, на что последний никогда бы не обратил внимания. А Свердлин за долгие годы работы в Службе научился еще и предвидеть. Точнее, предугадывать то или иное событие.
        В штат Джорджия российская делегация прилетела из Нормандии, где все делегаты саммита участвовали в торжествах по случаю 60-летия открытия второго фронта. Свердлин знал, что сделает, оказавшись дома - точнее, в своем кабинете. Он швырнет со стола документы, и секретные бумаги разлетятся по полу. Много, много бумаг. Все они напрямую были увязаны с предстоящими визитами президента России. Все поездки запланированы. Одни в прессе назовут плановыми, другие - «внезапными и молниеносными». Причем запланированные стояли раньше «молниеносных». Но таков план. Экстремальные с точки зрения безопасности президента - и в Грозном, и в других районах Чечни, где по-прежнему было неспокойно, - никогда не стояли в ряду неожиданных. Сценарные планы визитов главы государства расписываются задолго до
«неожиданностей». Работа не прекращается ни на минуту, и этому не видно конца.
        А с недавнего времени работы прибавилось.
        Свердлин всерьез заинтересовался безопасностью еще одного человека - военного советника президента генерала Дронова, охрану которого осуществляла ФСО. А все началось восемь месяцев назад, с закрытого совещания, на которое президент пригласил в числе прочих генерала Свердлина и поставил перед собравшимися задачу: подумать, как будет выглядеть преобразование функции федеральных органов исполнительной власти в сфере безопасности объектов государственной охраны в единый орган. Свердлин видел, как загорелись глаза директора ФСО Леонида Чернякова. Поскольку витиеватое предложение шефа расшифровывалось легко: фактическое слияние двух силовых ведомств - ФСО и СБП. Ныне же оно является лишь функцией и обозначается двумя словами: Государственная охрана. Но шефа, как такового, у госохраны нет. Президент лишь создает, реорганизует и упраздняет органы госохраны.
        На глазах рождалось новое силовое ведомство, и его могущество не вызывало споров. Во-первых, это контроль за остальными силовыми ведомствами. То, о чем так долго говорили, - создание некой могущественной силовой структуры, - похоже, начало сбываться. Ход президента, как всегда, оказался для всех полной неожиданностью. Многие ожидали «возвращения» Службы внешней разведки под крыло ФСБ, что привело бы к усилению силового аппарата и максимально приблизило бы его к КГБ, и прочих предложений. Президент же предложил создать по сути контрольный орган, функционирующий, однако, как мощная силовая структура: это выявление угрозы жизненно важным интересам объектов госохраны, участие в борьбе с терроризмом, выявление, предупреждение и пресечение преступлений. Плюс правовой статус: никто, кроме прямых и непосредственных начальников, не вправе вмешиваться в служебную деятельность сотрудников госохраны[А.А. Чувилев, Ан. А. Чувилев,
«Правоохранительные органы».] . Ни МВД, ни ФСБ, ни таможенники и прочая силовая братия.
        Первым раскатал губы на этот пост Черняков. Его аппарат был шире. Он осуществлял охрану Председателя Правительства, руководителей Совета Федерации, Госдумы, Верховного, Конституционного, Арбитражного судов, генпрокурора, их семей, глав иностранных государств и правительств, членов их семей в период их пребывания на территории России, иностранных политических и общественных деятелей и так далее.
        Это был хороший ход президента. Осуществляя охрану вышеназванной категории лиц, фактически контролируя их посредством офицеров охраны и будучи наделенной надзорными функциями, новая силовая структура позволяла более эффективно бороться с коррупцией, терроризмом, шпионажем, включая промышленный, и прочими тяжкими преступлениями. Но главное - это власть при надзоре и контроле всего лишь одного человека - президента. Хотя судебный и государственный контроль все же будет прописан в законе.
        Грызня за новый пост будет не на жизнь, а на смерть. Выживет сильнейший. Возможно, это тоже входило в планы президента, обладающего военно-спортивной формой, - посмотреть, кто наиболее жизнеспособен. Не слышно было только призыва: «Проявите себя!»
        Свердлин давно понял истину: задница вышестоящих устроена одинаково: через нее можно завистливо смотреть одним глазом, иметь ее и поскальзываться на дерьме, валящем из нее.
        Генерал принадлежал к особой категории людей - он был наиболее близок к президенту и мог побороться за руководящий пост новой структуры. Зная расклад сил в госохране, он мог гарантировать себе успех. Для этого нужно расшатать кресло директора ФСО, проявить себя, откликнувшись на призыв, и возглавить силовое ведомство, на голову возвышающееся над остальными.
        Этот пост Свердлин представлял оригинально, но по сути - верно: верховный пристав, вооруженный расстрельным пистолетом. Энцефалитный клещ на темени силовых структур:
«Щас укушу!»
        Александра Семеновича в этой ситуации смутил лишь один странноватый факт. Всего
«пострадавших» было двое: он - глава СБП и директор ФСО, чьи ведомства получали конкретного руководителя, а значит, эти двое были главными претендентами на место. Генерал недоумевал по поводу еще одного приглашенного на это закрытое совещание: только что назначенного на пост военного советника президента генерал-полковника Дронова. Игорь Васильевич был самым старшим по званию (директор ФСО Черняков был в звании генерал-лейтенанта). Но звание тут ни при чем. Ползущему по мокрой крыше кирпичу до фонаря, кто внизу.
        Претендент? - размышлял Свердлин и косил глазом то на Дронова, то на директора ФСО. Взгляд у Чернякова был также настороженный. Глава государства может и огорошить. Его голова кишит оригинальными решениями. После отставки Михаила Касьянова политики и бизнесмены остервенело подкупали реальных претендентов на пост премьер-министра, а последний оказался неподкупен. Потому что его вообще никто не знал и в расчет не брали. Не получится ли то же самое и с Дроновым?
        Взгляд на шефа. Но его костистое лицо непроницаемо.
        Как-то раз Свердлин сравнил его с зимним рыбаком. Порой для успеха на зимней рыбалке нужен лишь острый глаз. Завидел рыболова, активно выбирающего леску, - и к нему. Минута, и вокруг уже десятки пробуравленных лунок. А шеф на своем рыбном месте делает лишь одно резкое и незаметное движение - когда подсекает. А как тащит и куда складывает пойманную рыбу - увидеть невозможно. Профи.
        Вопрос был поставлен серьезный, и все процедуры по его реализации, включая оформление как закона, плюс прохождение в обоих законодательных палатах и окончательная подпись президента, займут около года, прикинул Свердлин. Достойный срок для достойной битвы за новый пост. Главное, не ошибиться.
        Некоторые секретные сведения, касающиеся генерала Дронова и представляющие закрытую информацию, Свердлин месяц назад передал человеку в инвалидном кресле... А восемь месяцев назад он сказал ему: «Это серьезное дело, нельзя, чтобы оно держалось на одном человеке, нужно создавать какую-то структуру... Они меня в конце концов вычислят».
        У генерала был небольшой кабинет, на двери которого отсутствовала какая-либо надпись. Но он смело мог обозначить его хотя бы цифрой "2". «Второй кабинет».

* * *
        - Кто тут говорил, что хочет стать снайпером? Ты? Шаг вперед! Что ты сказал? Мне не нужна твоя фамилия! Смотреть в глаза! Учти - во время выполнения задания ты можешь рассчитывать только на себя. Мочиться и срать ты будешь в собственные штаны. Заранее познакомься со своими постоянными спутниками - голод и жажда. Заруби себе на носу: попадание будет засчитано только при том условии, что так решит твое начальство. Тебе придется смотреть, как разлетается в прицеле голова, и понимать, что человека, который еще секунду назад был жив, больше нет. И все это будет повторяться раз за разом. И еще три главные вещи: насекомые, насекомые и насекомые. Их нельзя отогнать и убить - иначе ты обнаружишь себя. Ты будешь жрать их и запивать собственным потом. Если тебя поймают, тебя не просто убьют, тебя казнят... Кто тут говорил, что хочет стать снайпером? Ты? Шаг вперед! Смотреть в глаза! Запомни - как только твой первый выстрел лишит жизни человека, ты потеряешь невинность, и свернуть с этого пути уже нельзя... Отныне вашим девизом будут слова: «Мы стреляем редко, но так, чтобы каждый раз попасть в цель».
        Это вступление, горячка, давление, набор цитат и импровизаций. Это правда, брошенная в глаза будущим снайперам, воспоминания о самом себе. А дальше усталость, почти равнодушие. Плац сменяется аудиторией, классом, как говорят здесь, в спеццентре снайпинга. Нудная, но необходимая теория.
        - ...Снайпер уделяет большую часть времени наблюдению и тратит на это много сил. В большинстве ситуаций достаточно обездвижить цель. Но в любом случае от него ожидают точного попадания. Смертельное попадание необходимо в тех случаях, когда возникает прямая угроза жизни заложников. Снайпер должен не просто убить противника, но и не позволить ему совершить какое-либо подсознательное действие, результат которого предсказуем: ранение или смерть заложника. Для этого надо повредить неврологическое соединение между мозгом и мышцами. Класс, внимание на плакат! Я показываю место, оно называется продолговатым мозгом, который соединяет кору больших полушарий со спинным мозгом. Всем видно? Его повреждение исключает как сознательную, так и бессознательную реакцию. Для этого нужно попасть в позвоночник выше лопаток или в нервные сплетения за ушами. Это тоже видно, да? Но эти цели малы. Если противник находится лицом к снайперу, пуля должна ударить в точку между носом и зубами. Так, убрали улыбки... - Инструктор, обучающий курсантов искусству убивать, поиграл желваками и закончил фразу: - Если цель видна со
спины - в основание черепа. Однако есть и другой вариант. Пуля, проходящая через мозговую ткань, вызывает высокое давление, при этом разрушительный эффект увеличивается за счет того, что мозг находится в пространстве, ограниченном костями черепа. Осколки пули и костей черепа разрушают мозговую ткань, а мозговой ствол страдает от избыточного давления. Мышцы противника становятся дряблыми, резко уменьшается вероятность бессознательного нажатия на спусковой крючок. Поэтому достаточно точного попадания в нижнюю часть черепа; а цель получает площадь, которая в четыре раза превышает необходимую для идеального выстрела.
        Инструктор нажал на кнопку, и луч инфракрасного указателя погас. Но еще долго казалось, что на плакатах с изображением срезов головы и нижней части груди человека горят красные пятна. Как следы от пуль.
        - Класс, встать! Урок окончен. На следующем занятии мы поговорим о выстрелах сквозь оконные стекла.
        Капитан Андрей Проскурин пододвинул стул и сел за рабочий стол. Справа на столе лежали методические пособия, слева - журнал с фамилиями курсантов. Их в этом классе было ровно тридцать человек. И лишь пять-шесть станут настоящими профессионалами - это не простая статистика, это - мог сказать инструктор - исторический факт. Остальные станут просто классными стрелками.
        Впереди долгие пять месяцев учебы - теория, психология, практические стрельбы. Прошедший месяц не мог выявить даже одного лидера. Пока что группа курсантов была безликой.
        Как всегда, в ней нашлись несколько человек, которые подходили к инструктору после занятий. Кто-то задавал вопросы по теме, кто-то залезал вперед программы: а когда мы будем то, а когда это... Как раз торопыги-то и не попадали в лучшую пятерку. Все были уравновешены и прошли психологические тесты, но подобная «мелочность» просилась называться «мелочностью психопата». Это уже отклонение от нормы. Снайпинг - это не география. Здесь учат убивать людей - просто людей. Здесь никто не настраивает «чисто» на противника, чтобы не появилась ожесточенность, злоба, ненависть. Что в конечном итоге разъест любого профессионала изнутри. «Ненависть на поле боя уничтожает человека, а снайпера быстрей, чем остальных».
        Таковым был сам инструктор. Он уже не мог работать в боевом подразделении - такой диагноз ему шесть лет назад поставили психоаналитики. Он иссякал даже как инструктор: то говорил спокойно, то вдруг взрывался.
        Курсанту, который подошел с каким-то вопросом, капитан Проскурин ответил жестом:
«Не сейчас». Когда он остался в классе один, вынул из нагрудного кармашка сложенный конверт. Это письмо он получил из Чечни, где в составе роты спецназа ГРУ проходил срочную его бывший ученик. В этом письме Виктор Крапивин сообщал, что через неделю возвращается домой. Текст шел поверх карандашного рисунка с символическими буквами «ДМБ», его крест-накрест пересекали красный тюльпан и снайперская винтовка Драгунова. Чуть ниже, как на памятнике, стояли цифры: 2002 -
2004. В довершение всего - контур трехглавой горы, на взгляд инструктора, походившей на Шипку.
        Его не интересовало содержание письма. Главный момент в нем - возвращение ученика.
        Инструктор глянул на дверь и вытянул руки. Пальцы заметно дрожали. Напряг мышцы - дрожь прошла. Но осталась где-то внутри мышц, как напряжение во взведенной пружине.
        Проскурин тряхнул руками и невольно столкнул на пол методическое пособие. Порядком потрепанная книжица раскрылась на странице, где был выделен курсивом следующий текст, относящийся к теме «необходимости отстрела маньяков»:

«Обычно снайперы-преступники кончают жизнь самоубийством. Поэтому очень важно убивать их в самом начале стрельбы».
        Вообще эта фраза, с одной стороны, была бестолковой. Зачем убивать преступника, если тот сам готов застрелиться? С другой стороны, его необходимо убить именно потому, чтобы он сам не застрелился. Для снайпера очень важно не допустить самоликвидации противника. Он - как выстрел из РПГ-17, который самоликвидируется после 800 метров полета.
        Точно такой же механизм был заложен и в инструктора.
        Он подошел к окну с видом на необъятный полигон для практических стрельб, распахнул высокие створки и прикурил. "Это серьезное дело, поэтому мы создали структуру..." Так или почти так к нему обратился один человек... И ничего странного в том, что их мысли совпали, не было.
        Проскурин выбросил окурок через окно в тот момент, когда в коридоре прозвучал короткий звонок. Андрей загадал: если совпадет, то мероприятие выгорит. Загадал, давая себе фору - пока летит дымящийся, как отработанная гильза, окурок. И - услышал звонок.
        - ...Снайперу иногда приходится стрелять сквозь оконные стекла. Порой стекло выдерживает давление пули, и на нем остается ровный след. Но чаще всего крошится и ломается - на осколки в форме конуса. Самые маленькие из них находятся ближе всего к точке контакта, самые крупные - дальше. Что интересно: осколки располагаются под прямым углом, независимо от того, под каким углом попала пуля. К тому же стекло может менять траекторию полета пули и она теряет часть своей энергии даже в том случае, если попадет в стекло под прямым углом.
        Он еще ученик. Все еще ученик. С ним придется много работать. Не как со стрелком, но как с человеком. Мы должны стать единомышленниками. Стать одной парой, одним неделимым. Должны пройти до конца....
        - Поговорим о калибре и возьмем для примера нашу мелкокалиберную снайперскую винтовку «СВ-99» калибра 5,6 миллиметра под патрон кольцевого воспламенения. Она создана для выполнения специальных заданий по уничтожению живой силы противника на коротких дистанциях. Пуля такого калибра после попадания в стекло распадается на несколько частей. Курсант Новиков! Что я только что сказал?
        С места вскочил долговязый парень и захлопал глазами:
        - Пуля распадается на несколько частей.
        - Какая пуля?
        - Я...
        - Садись, Новиков, и слушай внимательно. Пуля калибра 7,62 хоть и обладает меньшей начальной скоростью, но сохраняет большую скорость во время полета. А на расстоянии пятисот метров от дульного среза она летит уже быстрее, чем мелкокалиберная пуля, и полностью сохраняет свое убойное действие на расстоянии до километра. Армейские патроны, снаряженные пулями с цельнометаллической оболочкой, являются оптимальным вариантом для стрельбы через стекло: медная оболочка срывается во время удара, но свинцовый стержень сохраняет свою форму и траекторию полета.
        Сам он, с дрожащими руками и ненавистным трепетом в груди, мог действовать только как наблюдатель. В крайнем случае - мог подстраховать первого номера. Хотя бы следующим образом:
        - Обычно при необходимости выстрелить сквозь стекло привлекают двух снайперов. Оба целятся в один и тот же объект одновременно.
        Инструктор бегло оглядел курсантов: не проник ли кто в его мысли?
        Бред. Однако взял со стола пособие и зачитал отрывок, который знал наизусть:
        - Микроскопическая разница в траектории полета обеих пуль приводит к тому, что одна пуля ударяет в стекло первой...
        Это моя работа. Я... справлюсь с ней?
        - ...и открывает путь для другой...
        Это работа ученика. Пока еще ученика. Он справится с ней. Но с ним придется много работать.
        - ...которая попадает в цель спустя доли секунды. Одновременный выстрел двух снайперов не позволяет объекту среагировать на звук разбитого стекла, поскольку практически одновременно в него попадает вторая пуля.
        Он словно давал присягу своему ученику, на которого сделал ставку:
        Я обязуюсь переносить и готовить к работе специальное оборудование; определять маршрут и темп движения, передвигаться по ТВОИМ следам, маскировать и ликвидировать их; помогать в подготовке укрытия и огневой позиции; оценивать скорость и направление ветра; выявлять и указывать цели; оценивать точность ТВОЕГО выстрела...
        Четырехчасовое занятие с одним пятнадцатиминутным перерывом закончено. Инструктор отпустил курсантов, собрал со стола пособия, журнал, указку и вышел из класса в середине толпы будущих снайперов.
        Они были одеты в черные робы с наглухо застегнутыми отворотами, армейские ботинки. Самому младшему из них - девятнадцать, самому старшему - двадцать четыре. Как и его бывшему ученику. Ровно через неделю у него день рождения.
        Андрей Проскурин спустился в тир. Взял в руки снайперскую винтовку, подошел к огневому рубежу и прицелился в мишень. Глубокий вдох, выдох, задержка дыхания - чтобы оружие осталось неподвижным... Но руки тут же начали подрагивать, словно из крови выкачали кислород, дуло начало выписывать спирали... Выстрел сорван.
        Все. Это уже на глубинном уровне, на нервах. Он ничего не мог поделать с собой.
        "Там, на месте, на огневой позиции будет еще хуже. Но там не скажешь: «Выстрел сорван».
        Следующее занятие.
        - Город для снайпера - особая местность. Снайпер должен помнить о непредсказуемом поведении ветра на городских улицах. Не будет только проблем с определением расстояния...
        Глава 3
        За личное мужество

20 июня, воскресенье
        В это утро Олег Лосев проснулся с жуткого похмелья. Вчера он так надрался в казино, что не мог отличить фишки... от монет. Странно, подумал Олег. Последний раз он держал мелочь года три или четыре назад, когда его сверстники редкой толпой уходили в армию, более плотной - косили от службы. Лосев закосил оригинально - сначала позвонил, а потом наведался в контору под названием «Sex-Визит» и с
«подзаголовком»: «Быстро, недорого, 24 часа». Потом были усиленные занятия в фитнес-клубе, работа в престижной «Красной Шапочке»; дамы меняли мужчин, мужчины - дам. Когда он выходил на подиум, многие клиенты уже узнавали его; вряд ли они аплодировали псевдотарзану, просто хлопали в ладоши. Ровно через год он перешел в
«частную» категорию и порвал с двуликой бисексуальной ориентацией. Пару месяцев прожил с одной известной телеведущей, потом переехал ненадолго к пятидесятилетней бизнес-вумен. Когда намекнул ей, что страстно, как в постели, желает стать ее компаньоном в бизнесе, она вышвырнула мускулистого альфонса из своей жизни.
        В основном Олег расплачивался по кредитным карточкам. Отоваривался в престижных магазинах и бутиках. Где, по его мнению, тоже не знали, что такое мелочь.
        К такому выводу он пришел только сегодня утром, сравнив разноцветные фишки с монетами. И сейчас они, слившись в воображении, еще больше закружили голову. Он тут же решил поделиться оригинальным впечатлением со своей новой подругой Машей.
        - Мари, - прокартавил-прокаркал он на французский манер, - представляешь, мелочь вскружила мне голову!
        Мария, в отличие от Олега, никогда не напивалась. В основном она пила шампанское, которое, как известно, быстро накрывает и отпускает. Музицирует, словом, как воздушные пузырьки в игристом хмельном напитке.
        Марии Дьячковой было двадцать девять лет. В ее салоне M&D одевались звезды от искусства и политики.
        У нее не было учителей. Как Рэй Кавабуко, она отвечала: «Я сама по себе». Как и основательница марки Comme des Garsons («Как у мальчиков»), она всегда начинала с того, что забывала все, что делала раньше, игнорировала все, что уже существует.
        В это утро Мария была одета в атласный халат со стильным двойным воротником. Она сидела в широком кресле, пила кофе, курила мексиканскую сигарку и листала парижский журнал Journal de Textile. На замечание своего бойфренда, который был младше ее на шесть лет, Мария отреагировала моментально. Отложив журнал, она переключилась на конкретный объект - в ее представлении такой же иллюстрированный, как мальчики-модели в престижном парижском издании.
        - Сейчас ты скажешь, что не помнишь, как облевал все казино. Мой приятель облевал - если точнее. Давай, Казанова, собирай свои трусы и дуй отсюда. И вообще смени дом моделей - на твоих трусах такая здоровенная мотня, что туда двадцать членов уместятся. Твой там - как карандаш в карандашнице болтается. В баскетбольном магазине отоварился, что ли? Тебя обманули: это не трусы, а сетка для кольца.
        - Что?
        - Что слышал. Хватит с меня. Я натерпелась от тебя всяких гадостей, урод.
        - Урод?
        - А ты думал, что ты Курт Рассел, что ли? Боже мой...
        Олег шизел от ее нескончаемой болтовни. Казалось, он слушал не свою подругу, а натурального переводчика американских мелодрам.
        Лосев махнул рукой и поплелся в ванную с роскошной душевой кабинкой. Он проигнорировал трель своего сотового. Но на него отреагировала вставшая с кресла Мария; ее походка и жесты сочетались с доходами и уровнем жизни. Олег слышал, как она с кем-то разговаривает по его «трубе». Кому-то жутко доставалось.
        - Алло, кто это? Какой Виктор?.. Близнец? Близнец Олега? А, просто друг. Слава тебе... а то меня чуть инфаркт не хватил. Ты баскетболист, что ли, или случайный покупатель? Куда позвонил, туда и попал.
        В данный момент Мария нашла способ немного остыть, точнее, выплеснуть накопившуюся злобу на (как оказалось) друга своего бойфренда. Наверное, не друга, а приятеля, дружка, тоже только что проснувшегося на пропотевшей атласной простыне, забрызганной «слониками». «Мрази! - выругалась девушка. - Делятся впечатлениями, суки!»
        Однако голос незнакомца не был вальяжным, томно-ленивым, не проскальзывали в нем и слащаво-победные ноты. В нем не было уверенности - пусть даже напускной, той, что всегда отчетливо прослушивалась в голосе Олега Лосева. Мария различила в нем растерянность - наверняка оттого, что незнакомый парень попал в непонятную ситуацию: надеялся услышать друга - и вот напоролся на его подругу.
        - Какой у меня номер телефона? Боже мой... Что у меня, магазин на диване, что ли, чтобы каждому давать номер? Хочу дать тебе совет: бросай принимать наркотики.
        Продолжая разговор, девушка открыла холодильник, едва ли не доходивший до потолка, достала початую бутылку шампанского, толкнула дверцу коленом, налила вина в высокий бокал. Сделала приличный глоток. Чуть не поперхнулась, услышав ответ.
        - Откуда ты вернулся? Из армии?! А, поняла - ты только что дембельнулся. Это модно. Твой друг-близнец тоже вчера дембельнулся. Шесть уборщиц за ним убирали.
        Теперь ей показалось, что это ее разыгрывают. Покачала головой: «Зачем? Что это, новый способ приколоться?» Буквально вчера на Новом Арбате, когда она выходила из своего роскошного двухместного серо-голубого «Субару», над фирменным стилем которого поработал дизайнер концерна Fuji Heavy Industries грек Андреас Запатинас, к ней подошли двое служивых лет девятнадцати. «Рублей десять не найдется? На перловке сидим...» В общем-то, привычная картина едва ли не в «рамках» Генштаба, расположенного неподалеку. Бегло глянув на солдат, Мария кивнула своему водителю, исполнявшему при ней роль телохранителя: «Дай». Или - скорее всего - «подай». Что там «подал» охранник, ее уже не интересовало.
        - Ты вообще зачем позвонил-то? В гости зовешь? Боже...

«В гости» - она едва ли не просмаковала это полузабытое выражение. Она уже забыла, когда в последний раз была в гостях. Провинциальность незнакомца просто умиляла. И сама Маша набросила на себя такое же выражение - на лицо, на жесты, ставшие как бы замедленными, как спросонья. Но это не отразилось на ее манере вести разговор. Девушка поняла, что он начинает ее забавлять.
        - Когда? - решительно произнесла она. - А где? Что, действительно дома? Не в ресторане, а прямо дома, ага, понятно... А может, в леске где-нибудь, за городом лучше? Замариновать свиной задок, шашлычки пожарить? Нет? Ну с кем не бывает. Что, и меня приглашаешь? Ну не знаю, стоит ли... А сколько народу будет? Вместе с родителями пятнадцать? Честное слово?!

«С родителями, господи ты боже мой!» - Маша сжала трубку в ладонях и громко рассмеялась. Потом промочила горло очередным глотком шампанского. Игристый напиток уже добрался до самых чувственных извилин, хмельно и одиноко плутал там - как такая же брошенная кем-то гармонь из старой песни. Настроение ее не поменялось, когда она наконец-то осознала, что это никакой не розыгрыш, что ее действительно приглашают в гости, что она издевается над парнем, который вчера, может быть, вернулся из армии.
        - Во сколько? В пять?! В смысле в семнадцать? Да я встаю в шестнадцать! Ладно, какой у тебя адрес? - Она открыла губную помаду и записала адрес на зеркале. - Это точно в Москве? Ладно, жди. Конечно, приеду, о чем разговор! Если Олег не сумеет, то я-то точно буду. Меня? Машей зовут. Все, Витя, целую. Погоди - поздравляю тебя с дембелем, да? До встречи, пока.
        Олег вышел из ванной в махровом халате. Длинные волнистые волосы, закрывающие уши, были мокрыми и блестели, как набриолиненные. Как у негра из «Поездки в Америку» с Эдди Мерфи в главной роли. Распахнутые полы открывали сильные мускулистые и загорелые бедра.
        - Кто звонил? - спросил Лосев.
        Мария пожала плечами и выпятила губу: «Не знаю». Потом пояснила:
        - Витька-дембель. Зовет нас в гости. - Она кивнула на зеркало. - Улица Подольских Курсантов. Рядом с бензоколонкой. Сказал, как выйдете из метро «Пражская» - и налево. Минут десять идти. Кто этот Виктор, действительно твой друг? Ты тоже из
«Подольских»?
        Лосев пренебрежительно махнул рукой и скривился:
        - Одноклассник.
        В это слово он вложил все. Как губка, оно впитало в себя навсегда ушедшие скучные годы, противные хари учителей, по-бараньи глупые - однокашников. Учебники, тетради, ДНЕВНИК - все это сейчас казалось беспросветной глупостью и тупостью. Формулы, правила, таблица умножения, теоремы и их доказательства. Кому все это нужно? Витьке Крапивину? Судя по всему, он и позвонил, больше некому. Он единственный в классе Виктор, единственный, кто позволил напялить на себя военную форму, повесить автомат через плечо, позволил бросить себя в окоп и вдохнуть вонь пороховых газов, мочи и портянок. Единственный человек, от которого Олег Лосев получал письма. Вот уже где глупость натуральная, так это в солдатских письмах. Сегодня наш взвод... Вчера наша рота... А завтра НАШ ПОЛК!.. Что там еще, бригада, дивизия, армия?
        Наш, наша, наши... Даже гордостью это не пахнет. Но чем-то воняет - это точно. Брезгливо вскрывая очередное послание, Олег втайне надеялся прочесть нечто иное:
«Вчера я рванул из части, прихватив автомат Калашникова и шестьдесят патронов к нему. Застрелил начальника караула и дневального...» Так было бы честнее. По нормальным волчьим законам, ибо других в этом мире не существует.
        К реальности Олега вернул голос подруги:
        - А что, это даже интересно.
        - Давно в зверинце не была? Иди, если интересно.
        - Ладно, закрой варежку. - И Мария продолжила в этом же «гардеробном» ключе: - Трусы собрал? Собирай и вали отсюда.
        - Ты это серьезно?
        - Я сейчас в шутку позвоню своему вышибале, и ты увидишь, серьезно это или не очень. Давно траходром на своей заднице не устраивал? - Мария затянулась и выпустила тонкую струйку дыма. - Не вздумай хамить, иначе точно найдешь приключений на свою красивую попу. Если мы где-нибудь встретимся, сделай вид, что мы не знакомы. Гуд бай, Олег.
        Мода - заметила Мария, кивая в такт своим мыслям и глядя на Олега словно впервые. Стиль жизни, правила. Если ты вхожа в престижные ночные клубы и у тебя нет мальчика-скакуна, выдерживающего не только фейс-, но и лимб-контроль, если о тебе перестают говорить, то это означает если не карьерную или светскую смерть, то уж точно упадок. А уж если тебе за пятьдесят и у тебя нет молодого любовника - это верх неприличия. Одиноких львиц не должно быть, это противоречит законам природы.
        Мария точно знала, что случится уже сегодня. Олег Лосев появится в «Сугробе» или в другой «точке» с новой дурой, возможно, преклонного возраста, а назавтра они оба предстанут на страницах желтой прессы. Фотография будет маленькой и нечеткой, но заголовок, как всегда, огромным и вопрошающим: «Почему Древняя Старуха залезла в штаны молодому Лосю? Дуся-агрегат объясняет, почему ей нравятся гомосексуалисты». И Марию это нисколько не тронет. Ничуть. Просто кто-то сменил перчатки, что из того?
        Сейчас было с кем сравнить, и Маша подумала: если бы не мода на таких ходячих членов, как Олег Лосев, звонил бы он сейчас своему другу. Вернувшись из армии.

* * *
        Что может быть лучше двойного праздника, когда за столом поднимают бокалы за твой дембель и день рождения?.. Дембель не простой, из горячей точки, где Виктор Крапивин торчал неполных полтора года. У каждого человека есть, наверное, второй день рождения, но вряд ли он совпадает, как у Виктора: он просился называться Днем ангела. Тройной праздник.
        Близнец как в воду глядел, когда по-взрослому решил: «Напиваться не будем». На столе, за которым собралось пятнадцать человек близких родственников и друзей, ничего крепче сухого красного вина. В холодильнике ждала своей очереди целая батарея охлажденного пива.
        - Витек, а ты чего не в форме? - вдруг встрепенулся бывший одноклассник Сергей Войков.
        - Я меру знаю, - ответил Крапивин. Он в был старых потертых джинсах, майке с короткими рукавами, на шее золотая цепочка, которую таскал еще до армии. На плече появилась татуировка: контур трехглавой горы и словно брошенный к ее подножию тюльпан.
        Рядом с Виктором сидела незнакомая девушка по имени Света - друзья «притащили».
«Ничего так девушка, - оценил дембель. - Уши, правда, большеваты, для дискотечных басов подходят».
        - Покурим?
        Парни и девчата, прихватив по бутылке пива, вышли на площадку.
        - Витек, дай Светке прикурить! - предложил Сергей.
        - Что, прямо сейчас?
        - А чего стесняться-то?
        Светка хихикнула и покрутила у виска пальцем: «Дураки!»
        Внизу хлопнула подъездная дверь, раздались чьи-то быстрые шаги. Витька подался вперед. Оказалось, соседка с пятого этажа. Она на ходу поздоровалась и поздравила парня с возвращением.
        - Кого-то еще ждешь? - спросил рыжеватый приятель, чем-то смахивающий на Аполлонова из «Иванушек».
        - Лосев обещал прийти с подругой.
        Пацаны заржали. Рыжий классически пояснил:
        - Он с кузнецом придет.
        - Обычная молодежь одета в то, что их родители называют «фирмой». Это поколение реагирует на «бренд», который давно определен на страницах Cool, Mens Health и на MTV. Для детей нет никаких «практичных и недорогих», а есть торговая марка в качестве материализации стиля. Мне нравится выражение Дмитрия Губина: «Теперь Россия моду не догоняет, а усваивает так, как будто сама изобрела». Мой коллега модельер Денис Симачев сажает на майку цвета хаки портрет президента, обрамляет божественный лик розами, чем обеспечивает «крутую» продажу... Так, это я ни к селу ни городку воткнула.
        Мария нажала на кнопку «стоп» и швырнула диктофон на противоположное кресло.
        Жутко хотелось полениться, забыть, к чертовой матери, про работу, про книгу, которую начала писать-наговаривать - потому что писать модно, а читать - прикольно. Просто лежать с открытыми глазами и ничего не делать. Не исполнять никаких обязательств даже перед собой. Взять короткий отпуск, чтобы не играть никакой роли: ни строгой начальницы, ни талантливого дизайнера (это тоже роль, причем ответственная), ни страстной суки в постели. Просто остаться женщиной, человеком. Свободной от макияжа, слегка отягощенной жирком, вольной от стервозности.
        Нет, ничего не получится. На семь тридцать вечера назначена встреча с администратором ГУМа.
        Мария вставила в деку видеомагнитофона диск с записью последнего показа коллекции одежды своей марки. Инсталляция проходила в галерее «Ковчег» - деловой центр на Усачева. Сейчас прозвучит громкая музыка, раздастся исключительно поставленный голос «выписанного» диктора, промелькнут лица «випов» и «супервипов»; в перерыве они станут главными действующими лицами, что являлось сущей правдой; прославленный режиссер пошлет в жопу известного телеведущего, увлечет под руку другую знаменитость... Домашний кинотеатр перенесет ее далеко-далеко от дома.
        Она сдернула с кровати широченную простыню, скомкала и забросила в угол. Легла прямо на матрас и уставилась в потолок. Потом ее взгляд скользнул по слегка тонированным окнам, потревожил своим вниманием невесомый тюль, задел краем зеркало и гордую пузатую тумбочку с множеством ящичков, ненадолго уперся в плиту, взобрался по холодильнику до самого потолка ее студии. В этой громадной комнате, как при переезде, было собрано все, что должно находиться на кухне, в прихожей, в спальне. Даже ванная комната, которую она называла умывальником, была отделена всего лишь матовым дверным стеклопакетом.
        Сообразив, что голова покоится на подушке, на которой спал Лосев, девушка отшвырнула ее от себя. Чуть не попала в зеркало. Долго и с недоумением смотрела на странную запись на зеркале. Улыбнулась: «Витька-дембель».
        Мария взяла с тумбочки трубку и позвонила своему водителю Юрию Цыганку, спросила, знает ли он, где находится улица Подольских Курсантов. И фыркнула в трубку:
        - Ну надо же! Как я сама не догадалась. Не в Подольске, а в Москве! Купи карту. И подъезжай к пяти. Уже пять? Значит, подъезжай прямо сейчас.
        Двадцатипятилетнего охранника ей посоветовал знакомый из Федеральной службы охраны полковник Корсаков. Скорее всего Цыганка выгнали из Кремлевского полка. Сам же он невнятно пояснил, что «накуролесил в завидовской резиденции шефа». Но надо отдать ему должное, с машиной он управлялся лихо, мог, наверное, за час покрыть стодвадцатикилометровое расстояние от центра до Завидово, одним движением, взглядом мог остановить любого.
        Мария снова переключилась на Виктора. Она не нашла причины, вылившейся в порыв. Подумала, что пожалела парня, с которым в общем-то неплохо поговорила. По-простому. Так, как не говорила давно. А может, вообще никогда. Точнее, он с ней говорил по-простому, а она то забавлялась над ним, то откровенно издевалась. А он, что удивительно, проглотил злую иронию. Или не заметил? Она получит ответ, когда посмотрит в его глаза. И не дай бог, если она увидит в них насмешку. Даже намек на нее.

«Андеграунд», - пришло определение. Зверинец - вспомнилось лосевское выражение.
        Мария исполняла роль штурмана. Она бросала взгляд то на карту, то на дорогу. Машина мчалась по Варшавке и уже миновала Днепропетровский и Первый Дорожный проезды. Некоторые прохожие оборачивались на роскошную серо-голубую иномарку с открытым верхом, как на конную повозку.
        - Следующая улица Подольских Курсантов, - «штурмовала» Мария. - Сворачивай налево.
        - Не направо?
        - Направо улица Красного Маяка, - длинным ухоженным ногтем девушка оставила след на карте. - А прямо - улица Газопровод и Кирпичные Выемки. Страна Засрания какая-то. Вон - точно бензоколонка, сворачивай в проулок. Стоп! Вот эта улица, вот этот дом. Вот первый подъезд. Тормози, приехали. Пошла знакомиться с Витькой. А ты отгони машину - вдруг тут мусор из окон выбрасывают? И жди моего звонка.
        - Я провожу тебя до квартиры, - уперся Цыганок.
        - Да ладно тебе, кому я тут нужна? Лучше машину сторожи. Хотя проводи - вдруг какой-нибудь маньяк спрятался в подъезде? Потом начнутся протоколы: «Насильник согласился признаться после седьмого следственного эксперимента». Айда, - прорепетировала девушка, прежде чем сделать первый шаг к «подворотне».
        Мария остановилась напротив двери под номером 8, по привычке коснулась рукой прически: волосы были туго зачесаны назад, «конский хвост» уложен в толстый пучок и обернут искусственными косами разного цвета. Согнула палец и костяшкой нажала на кнопку звонка.
        Звонок заглушил на секунду оживленный фон за дверью и обозначил отдельные голоса:
«О, кузнец пришел»... «Открой, Витек»...
        Зверинец...
        Шаги. Торопливые. Щелчок замка, скрип двери. Маша увидела невысокого плечистого парня лет двадцати пяти с пронзительными голубыми глазами. На миг ей показалось, что его зрачки искусственно фокусируются на ее лице, словно настраиваются на близкое расстояние. Только что они были маленькими, и вот выросли в размерах, прогоняя из глаз синь.
        На нем была свободная спортивная майка, старые джинсы с широким ремнем, на ногах тапочки. Вот его губы разошлись в приветливой улыбке:
        - Маша? Я вас сразу узнал. По звонку.
        - По звонку?
        - Ага. Он прозвенел так: «Ма-ша».
        В это время к дому Виктора Крапивина ехал еще один человек. Инструктор сидел за рулем своей «семерки» и гонял в голове краткую характеристику на своего бывшего ученика.
        Виктор Крапивин - человек по характеру противоречивый. Доверчив, уступчив, однако самостоятелен. В новой компании поначалу чувствует себя стесненным. Но в компании с одним человеком быстро находит с ним общий язык...
        Девушка рассмеялась.
        - Я не заметила. А если бы позвонил Олег?
        - Ну... Не знаю. Звонок бы не сработал, наверное.
        Маша постучала в косяк двери:
        - Тук-тук. Можно войти?
        - Да, заходи, - «среагировав на импульс», Виктор перешел на «ты». - Извини.
        - Вас ровно пятнадцать человек? - Мария шагнула в узкую, как вольера, прихожую. - Вместе с родителями?
        - Да, точно. Ты - шестнадцатая. Дом сразу нашла, не плутала?
        - Да нет. Как вышла из метро, так и поперла прямо.
        - Пыль с босоножек смахнула в подъезде?
        - О, какие у нас острые глаза... И к тому же красивые.
        ...Способен долго и непринужденно поддерживать разговор общими фразами, порой обнаруживает свои речевые находки и тем самым располагает к себе собеседника. Умеет слушать, но никогда не вступает в спор, даже если знает тему лучше, чем его собеседник. Смел, решителен. Идеально подходит для работы в паре. Благодаря чему получил в середине курса кличку Близнец.
        Пока Маша ступала по линолеуму в прихожей, успела услышать чей-то хмельной голос:
«Штрафную!» И представила себе огромный граненый стакан с водкой. Пусть не стакан водки, но приличный фужер красного вина ей поднесли сразу. Кто-то уступил ей место и по-свойски сказал: «Садись сюда». Она села, ощутив через невесомую ткань платья нагретое сиденье жесткого стула. Ей показалось, что все парни, собравшиеся за столом, только что дембельнулись, все были одинаково хмельны, одинаково одеты. Каждый пыхал жаром и мысленно раздевал гостью. А их подруги, как шашки, уже были наголо, сверкали на гостью, начавшую свое восхождение с модели, завистливыми взглядами.
        Конечно, все было не так. Мария искала разницу между ее миром и тем, что заняли эти люди, и пока что не находила ее. Насильно заставила себя представить следующую картину: все пятнадцать человек выходят из подъезда проводить ее, видят машину, которая еще не вошла в серийное производство, хором спрашивают: «Твоя?», хмыкают и отворачиваются.
        Нет, все не так. Похоже, зависти - даже к ее роскошному платью, цацкам с бриллиантами, к ее фигуре, доведенной до совершенства на спортивных тренажерах у Слуцкер и Краг-Тимгрен - у них не было. Чтобы она появилась, им нужно растолковать, что к чему, заставить поверить в это.
        В голове вдруг всплыло старомодное слово, его наверняка не произносил никто из этой шумной компании: ровня. До некоторой степени обидное.
        Поняла другое - другого мира как раз и не существует. Мир один, но у него есть свои окраины-задворки. Поняла, что после этой вечеринки-полдника ничто не сдвинется в ее мозгах. Ничего подобного. Просто она на других людей посмотрела. У них свои взгляды на жизнь, у нее свои. Но в одном они похожи: у каждого из них было столько денег, что никому не нужно думать о завтрашнем дне. Дело в кошельке, а не в его размере.
        Все, что она хотела увидеть, увидела. Услышала. Попробовала: красное вино оказалось с каким-то терпким вкусом, словно отжимали его не из винограда, а из черенков лозы. Высказалась: по просьбе «трудящихся» произнесла тост: «За дембель!» Удивилась: «Что, у тебя еще и день рождения сегодня? Ну тогда за здоровье твоих родителей!» Огляделась, найдя лет сорока пяти притихшую пару, которая смотрела на нее как на инопланетянку неопределенного возраста - лет на пятнадцать младше их и лет на пять старше их сына. Попрощалась:
        - Я на минутку забежала, только поздравить. Подарок за мной. Витя, проводи меня. - И чуть громче: - Всем спасибо! (А прозвучало: «Все свободны!») Было приятно пообщаться.
        Пора придержаться выбранного раз и навсегда курса: начинать с того, что все забывать, что делала раньше, игнорировать все, что уже существует.
        - Не обиделся? - спросила она у Виктора, спускаясь по лестнице.
        - Да нет, все нормально.
        - Позвони мне, если будет желание. - Девушка вынула из сумочки визитную карточку. На асфальт упала другая - сероватая и строгая. Близнец поднял ее и пробежал глазами: Москва, Старая пл., 4. Тел. (095) 2068911. Корсаков Дмитрий Николаевич. Мысленно присвистнул: Кремлевский адресок-то.
        - Знакомый? - спросил он, возвращая визитку Корсакова. - Из администрации?
        - Полковник из Кремлевского полка, - нехотя пояснила девушка. - Вообще-то им визитки не положены - это кич, но Корсаков отвечает за связи с прессой, размещает гостей в резиденциях. Если гости - иностранцы, то отвечает на вопросы аккредитованных с ними журналистов. Тот еще черт, охранника мне порекомендовал, ждет, когда я на спину перевернусь. - Она постучала ногтем по своей визитке: - Разберешься, что к чему: здесь и домашний и рабочий телефоны. Будешь звонить на рабочий, назови меня по имени-отчеству, иначе секретарша трубку положит. Видишь какой номер, - не без гордости заявила Мария, - 555-01-23. Кучу бабок за него выложила.
        - Своя фирма?
        - Да. И своя торговая марка: M&D. Слышал? «Зачем я спросила? Если и слышал, то нечто созвучное: „эмэндемс“. Тают во рту, но не в руках».
        - Дальше не провожай, у меня за углом машина. Удачи тебе, Витька-дембель.
        Девушка протянула ему руку.
        Близнец нежно пожал ее и сказал:
        - Ты красивая.
        Андеграунд...
        Нужно долго смотреть на него, но не для того, чтобы разглядеть, запомнить, а дать посмотреть и запомнить себя, каждую черту. Чтобы он долго вспоминал взлет и падение ее ресниц, улыбку, идеальную белизну зубов, нежную смуглую кожу, легкое дыхание.
        - Ладно, проводи меня, красивую, до машины. Возьми меня под руку, а то я шпильки сломаю на ваших колдобинах.
        Витька сделал больше - обнял девушку за талию и, прижимая к себе, перенес через лужицу. Потом отпустил. «Грубовато, но не дико», - констатировала слегка обалдевшая Мария. И вообще эта выходка Виктора ей понравилась. Отчего-то сравнила его с мустангером Джеральдом из «Всадника без головы».
        - Я вижу, ты парень не робкий.
        - Чего это мне робеть? Но для тебя могу покраснеть. Пылающие уши - это мой коронный номер. Когда спички кончаются, все ко мне идут.
        Мария рассмеялась.
        - Ты где служил-то?
        - В спецназе.
        - Круто... Десантник, значит.
        - Да нет, я в антитеррористическом взводе службу проходил.
        - Террористов видел, да? Если не хочешь, не отвечай. Извини, машина двухместная, а то бы прокатила тебя с ветерком. - Она заняла место в машине и положила локоть на опущенное стекло. - Олег в ванной был, когда ты позвонил.
        - Не извиняйся за него.
        - Ну ты и сказанул! Я за себя-то никогда не извиняюсь. Ладно, поеду на работу, у меня через неделю показ коллекции одежды в ГУМе, надо готовиться.
        - Что шьешь?
        - Да всякую фигню для политических королей и их сосок. Ты на это даже не посмотришь.
        С ветерком...
        Ветер свистел в ушах, когда «Субару» мчался обратно к центру.
        В фирменном отделе «Версаче», расположенном в ГУМе, Мария присмотрела стильные, зеленоватого цвета джинсы за сто пятьдесят долларов. Вручила упакованный подарок водителю:
        - Отвези. Адрес помнишь? Смотри, не умотай в Подольск.
        - А если он не возьмет? - проявил проницательность Цыганок.
        - Возьмет, - уверенно ответила Мария.
        Она проводила телохранителя взглядом и отправилась в демонстрационный зал, отведенный для показа ее коллекции. Престижное место. Именно там состоится презентация экипировки олимпийской сборной России фирмы Bosco Sport. Многие консультанты и менеджеры узнавали ее, и она отвечала на их приветственные кивки легкой улыбкой. Неожиданно подумала о том, что ночью позвонит Витьке: «Привет, Витька-дембель! Не спишь?» - «Нет, о тебе думаю». Но прежде наберет номер Лосева, чтобы спросить другой - «Витьки-мустангера». Настроение снова покатилось под горку. С ветерком.

* * *
        Компания расступилась, давая дорогу парню лет тридцати. Крапивин тоже посторонился, отступив к двери, но инструктор остановился напротив него:
        - Привет, Виктор!
        Вначале он узнал его по голосу:
        - Товарищ капитан...
        - Просто Андрей, - улыбнулся инструктор. - Ничего, что я без приглашения?
        - Да нет, все нормально...
        Близнец не мог сказать себе, что его обрадовала встреча с бывшим инструктором. Он еще не остыл от армейских друзей, прощание с которыми не вылилось в клятвенные обещания обязательно встретиться. Просто для него закончился очередной жизненный этап, закончилась работа, а не служба как таковая. Потому в прощании с боевыми друзьями не было место праздности. И вообще о чем говорить при встрече? Об Ингушетии или ее соседке Чечне, что в общем почти одно и то же? Даже вспоминать об этом не хочется. Все, дверца в ту топку закрылась раз и навсегда, наглухо, теперь пора малевать мирный заслон, который отгородит даже от воспоминаний.
        Одна неожиданная встреча его порадовала, оставила в груди чуть щемящее чувство: он видел Марию в первый и последний раз. Визитка и предложение позвонить - не больше чем любезность, отходная. А вот глядя на инструктора, Близнец ощутил в груди тревогу. Через капитанские руки прошли сотни курсантов, и невозможно представить, что он вот так запросто навещал каждого. Но почему не удивило письмо от Проскурина, где в самом конце он указал свой домашний номер телефона? Это раз. И почему сам Крапивин ответил ему в той же письменной форме? Хотя мог бы не отвечать, а просто позвонить: письмо капитан Проскурин получил дней пять или шесть назад, не раньше.
        Снайпер уделяет большую часть времени наблюдению. Это стало второй натурой Крапивина. Он не представлял, что в сравнительно короткий срок можно переделать, сломать уже состоявшегося, получившего родительское воспитание человека. И отчего-то не было желания представить гостя «по полной программе». Вдвоем с напарником они больше суток удерживали банду боевиков, рвущуюся в Чечню из сопредельной Грузии. В одном бою Андрей Проскурин положил одиннадцать «духов». И его взвод «понес минимальные потери». Потом пришло подкрепление, налетели «МиГи»,
«рассеяли» банду, и по следам боевиков вышла егерская рота спецназа. Прошло два месяца, и тогда еще лейтенанта Проскурина пригласили в Кремль, где Верховный главнокомандующий лично вручил ему орден.
        Странная мысль родилась у Виктора. Он подумал: может, капитан специально ходит по гостям и дожидается того момента представления «по полной»?..
        Полчаса за праздничным столом пролетели незаметно. Хозяин и незваный гость вышли покурить. Вдвоем. Крапивин жестом оставил приятелей на месте.
        - У тебя ко мне дело? - в лоб спросил Виктор.
        - И да и нет. У тебя есть награды?
        - "За личное мужество".
        - Ты дорожишь своим орденом?
        - Я... - Витька проглотил ком, - я дорожу своим орденом.
        - Тогда у меня к тебе два вопроса. Первый: что ты думаешь об этом? - Андрей Проскурин вынул из кармана фотографию и протянул собеседнику. - Второй: не кажется ли тебе, что место твоему ордену здесь же?
        Глаза у Близнеца полезли на лоб, едва он взглянул на фотографию. А инструктор уже миновал один лестничный пролет.
        - Если хочешь поговорить на эту тему, позвони мне, - прозвучал его голос, размноженный эхом.
        - Стой! Подожди, Андрей! Чей это орден?
        - Не мой, - прозвучал ответ.
        И тут же хлопнула подъездная дверь.

* * *
        Близнец ворочался на постели, как медведь в берлоге. Сон не шел. Большеухая Светка мирно посапывала рядом и чему-то улыбалась во сне.
        Крапивин встал, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку пива. Не зажигая света, открыл ящик и нащупал открывашку. Хорошее пиво, холодной фильтрации, приятно пощипывает нёбо, освежает, слегка дурманит голову. Включил телевизор, стоящий на холодильнике, отключил звук. Хотя мог разбудить только Светку. Родители, словно это была свадьба, оставили «новобрачных» в квартире одних и ушли ночевать к родственникам. Неудобно, конечно, перед родителями. «Что я, зверь, что ли, изголодавшийся? - недоумевал Витька. - Рекрут, блин, отмотавший „четвертак“? Ладно, это их проблема, а не моя».
        Тройной праздник вылился в четверной. В пятерной - образ Маши долго не выходил из головы. Таких красивых женщин - именно женщин, а не девушек, он видел только по телевизору и в иллюстрированных журналах. Она была упакована от и до: уверенностью, опытом, манерами, свойственными, наверное, только ей, неповторимым запахом. Одежда не в счет - тряпки они и есть тряпки. Она походила на мечту, по-юношески рассуждал Витька. Мечту, которую отогнал прочь визит инструктора, да еще фотография, которую он вручил.
        Близнец зашел в туалет, откинул крышку унитаза и едва не вздрогнул. В желтоватой ложбинке, заполненной водой, он явственно различил отблески ордена. Как на фотографии.
        Задает загадки капитан-инструктор. И почему Витькин орден тоже должен лежать в унитазе? Больной какой-то. Только псих может положить награду в унитаз, сфотографировать и спросить, что об этом думают другие.
        Кто-то получил ее по делу, просто так боевыми наградами не разбрасываются. Осквернил орден.
        Осквернил...
        В своей комнате Близнец нашел тугую пачку армейских писем, отыскал письмо от капитана Проскурина с номером телефона. Закрыв дверь в спальню, прошел в прихожую. Снял трубку и набрал номер:
        - Андрей?
        - Да.
        - Это Виктор Крапивин. Может, придурки вроде тебя нужны и полезны, но только не мне. Зачем ты это сделал?
        - Поговорим завтра. Приезжай в спецшколу к двенадцати, буду ждать.
        - Может, мне «Скорую» тебе вызвать?
        В ответ - короткие гудки.
        - Псих! Вот ты меня загрузил на ночь! Никуда я не поеду, на хер ты мне спахтался! - Витька плюнул в пищавшую трубку и бросил ее на рычаг.
        Показалось, нашел способ успокоиться. В очередной раз открыл фирменный пакет и достал джинсы. Снова примерил - сидят как влитые. На миг показалось, что это Машины джинсы, даже ноздри пришли в движение. Желание накатило волной, и он бесцеремонно растолкал большеухую Светку...
        Глава 4
        Под знаком близнеца
        За восемь месяцев до этих событий

24 октября 2003 года, в пятницу, к генералу Свердлину зашел с докладом Владимир Шведов, исполняющий обязанности начальника отдела Службы безопасности президента по борьбе с коррупцией в высших эшелонах власти. Александр Семенович только что вернулся из поездки в Бангкок, где принцесса Маха показывала российскому президенту, прибывшему на саммит АТЭС, как извлекают шелк из тутового шелкопряда. Ничего особенного: шелкопряда бросают в кипяток и потом начинают тянуть из него нить. Когда из гусеницы вытянут все «жилы», ее обыкновенно съедают. Привычно и совсем по-русски.
        Накануне у Шведова состоялась встреча с нервным, лет пятидесяти, человеком, представившимся бывшим военным прокурором. Юрий Хворостенко оказался борцом-одиночкой с коррупцией и фактически был контужен навязчивой идеей вывести генералов Минобороны и Генштаба на чистую воду. Причем через силовую структуру, наиболее близкую к главе государства. Как выразился сам прокурор, «структуру не передаточную», «из рук в руки».
        - Он принес кучу документов, - докладывал полковник Шведов, наглядно демонстрируя начальнику пухлую папку с тесемками. - Подергал за тесемки и говорит: «Это пеньковая веревка для бывших и действующих генералов». Я спрашиваю: «Что там у вас?» Он отвечает: «Боевые приказы и планирующие документы, оформленные задним числом». А глаза пышут жаром: «Все от меня получат, все!»
        - Какого года бумаги? - спросил Александр Семенович, сумев прочитать на титульном листе что-то вроде эпиграфа: «Шпионы, работающие против нас, могут немного передохнуть. От них вреда меньше, чем от внутренней коррупции». И с этим андроповским высказыванием генерал был полностью согласен. Даже готов был дать разрешение повесить его в качестве девиза в каждом кабинете отдела.
        - Начало 95-го, - ответил Шведов. Полковнику был к лицу фирменный твидовый джемпер с локтевыми накладками, который, однако, не подходил к черным костюмным брюкам. Шведов был наиболее близок к начальнику СБП. Во-первых, «по семейным обстоятельствам». Их жены работали в автобизнесе (сеть столичных салонов по продажам немецких авто) и помимо обширных связей - в таможне, в частности - имели мощную протекцию со стороны «главной» спецслужбы страны. Всего лишь раз был наезд со стороны преступной группировки, и на место тут же выехал спецназ Центра СБП.
        К тому же Шведов был использован Свердлиным в ином бизнесе: контроль над столичными охранными предприятиями, обеспечивающими безопасность многих российских и иностранных знаменитостей.
        - Приличная бомба, - продолжал Шведов. - Прокурор на этот счет выразился очень точно: «Приговор военного трибунала тем, кто затолкал наши войска в страшное жерло Грозного». Кажется, я воспроизвел дословно.
        Имя военного прокурора Хворостенко генералу Службы было хорошо известно. Хотя бы по тому факту, что ныне уже бывший офицер Службы безопасности президента имел с ним тесный контакт и сообщил, «что в Моздоке накануне ночного штурма состоялась дружеская пирушка, на которой и родилась бредовая идея, приписываемая Грачеву: кто первым ворвется в Грозный, тот получит Звезду Героя».
        И дальше:

«Во время ночного штурма Грозного полузахмелевшие командиры, пожелавшие преподнести министру-имениннику подарок ко дню рождения, все-таки решились на ввод частей в некоторые районы города...»[Виктор Баранец, «Потерянная армия: Записки полковника Генштаба».]
        Результат - страшные потери.
        - Почему именно сейчас он принес их, интересовался? - спросил Свердлин.
        - Конечно. Позавчера, говорит, было рано, послезавтра будет поздно. Я назначил встречу через неделю. Точнее, через шесть дней. Уже пять осталось, - задавил числами полковник. - Он явится в четверг.
        - Он оставил свои координаты?
        - Я попросил его оставить. Его адрес и телефон записаны на первом листе.
        - Хорошо, я посмотрю. Одну секунду, Володя, - остановил Шведова генерал. - Ты подготовил список в Минэкономразвития?
        - Черт! - ругнулся полковник. Он совсем забыл о списке, в который после тщательной проверки близкого окружения министра внес шесть фамилий. Все они были коррумпированы, на что лично генералу Свердлину придется указать главе экономического ведомства и посоветовать избавиться от этих людей. Шведов мог прямо за соседним столиком черкнуть на листке бумаги фамилии чиновников, однако шеф не пойдет с этими закорючками в министерство. - В понедельник все будет готово, Александр Семенович.
        - Хорошо. Если сегодня - понедельник. Можешь идти, - отпустил он Шведова. - Жду тебя через час.
        Генерал просидел за изучением бумаг и этот час, и несколько последующих. Фактически работал всю ночь. Документы оказались не просто интересными, а очень интересными.
        В половине девятого утра он позвонил Шведову на домашний номер и потребовал узнать про военного прокурора все, что только можно.
        В среду вечером на стол Свердлину легло небольшое, но емкое досье на бывшего военного прокурора Юрия Александровича Хворостенко, 1953 года рождения.
        Человек этот оказался неуживчивым. В 1996 году он уволился со службы. Последующие два года работал адвокатом в столичной адвокатской конторе «Сквозняков, Романов и партнеры». Ровно четыре месяца назад покинул офис, принадлежащий преступной группировке с нацистским «уклоном» «Южная». Хотя именно у «южан» карьера Хворостенко складывалась весьма успешно. Во всяком случае, с материальной стороны. Трудно сказать, насколько сильно беспокоили его события десятилетней давности. Что-то вроде занозы в заднице, сравнил генерал.
        Свердлин снова побеспокоил Шведова телефонным звонком и попросил срочно зайти.
        - Собери полное досье на «южан», - распорядился он. - А пока расскажи своими словами об этой группировке.
        У Владимира Шведова был свой оригинальный стиль изложения материала. Он словно перемалывал сухие строки донесений, рапортов и служебных записок, замешивал их в голове и выпекал самобытный продукт.
        - Глава «южан» - Алексей Захаров, родом из Ставрополя. В молодости - активист общественного неонацистского движения «Русский Кавказ». Обвинялся в разжигании расовой, религиозной и национальной вражды, использовании фальшивых документов. Занимал должность главного редактора газеты «Русский Кавказ». С его активным участием организовалось молодежное движение «РККА», что переводится легко:
«Русский Кавказ - казакам». В 1993 году приехал в Москву и при поддержке своего двоюродного брата-москвича Саши Сальникова образовал группировку, которая начинала с рэкета, а позже выросла во что-то вроде общественного движения. «Южане» отчасти прославились тем, что заполонили контролируемые ими спортивные магазины бейсбольными битами - хорошим аргументом, которым «хлопцы» крушили ребра
«басурманам».
        - Что сегодня?
        - Сегодня - не знаю. А на январь будущего года Захаров запланировал празднование юбилея - День образования общественно-преступного движения «Южная». Десять лет назад можно было бы и скаламбурить: мол, группировка была необразованна. Но сегодня на «южан» работают аналитические группы, четко функционирует система контрразведки и прочее, без чего немыслимо существование действительно мощной группировки. Как я уже говорил - исповедующей «легкий» или «умеренный» нацизм, - напомнил Шведов. - Что отражается в популярном девизе «Россия для русских». С 1994 года и по сей день «захаровцы» периодически отвоевывают у выходцев с Кавказа их
«традиционные» территории. Действуют согласно детективной литературе: «Что, не согласны? Ну, тогда к вам гости». Гостей обычно человек сто. И начинается натуральный бейсбол.
        Свердлин покивал. Идея «легкого нацизма» уже официально начала витать в коридорах власти. Блок «Родина» сделал блестящий ход, использовав в предвыборной кампании именно этот девиз - «Россия для русских», и оставил своих конкурентов далеко позади.
        Отпустив Шведова, Свердлин позвонил Хворостенко по телефону и назначил встречу на субботу, 1 ноября. Сделал еще один телефонный звонок и попросил своего личного водителя, старшего лейтенанта Юрия Цыганка, выйти в субботу в вечернюю смену.
        Генерал решил использовать излюбленный прием спецслужб. В данном случае это подготовка заговора с целью устранения одного конкурента и ослаблений позиций другого во главе с человеком, который на протяжении десятилетия выискивал планы выведения генералов на чистую воду - посадить за решетку, уготовить пулю. Затем раскрыть заговор силами своего аппарата и шагнуть мимо пошатнувшегося поста директора ФСО к более высокому креслу.
        Что касается аппарата Службы, то его с блестящей подачи Бориса Ельцина до сей поры называли «маленьким КГБ». Отдавая приказ Александру Коржакову на создание этого ведомства, Борис Николаевич, однако, едва не проиграл. Он получил письмо со стандартной «шапкой»: «Президенту Российской Федерации ЕЛЬЦИНУ Б.Н.». А из
«подвала» светились глаза его личного охранника: «Искренне ваш. Честь имею. А. КОРЖАКОВ». Середина обращения выела не только бумагу, но и душу президента:

«...Вероятно, Вы считаете, что поступили правильно с государственной точки зрения, поддавшись на уговоры тех, кто убедил Вас в том, что, убрав Вас с дороги, Вы быстрее придете к демократии... Я всегда разделял Ваши политические убеждения и был рядом с Вами в самые трудные минуты Вашей жизни...»
        И президент забросил мяч на вытоптанное поле противника, уже не защищаясь. То был Указ «О Коржакове А.В.» № 963 от 20 июня 1996 года об освобождении генерала от занимаемой должности начальника Службы безопасности президента.

* * *
        К месту встречи на Малой Пироговской Юрий Александрович Хворостенко приехал на
«Жигулях» в сопровождении двух человек с военной выправкой. На бывшем военном прокуроре был черный пиджак, камуфлированный перхотью, синяя рубашка и светлые брюки. Короткая губа топорщилась седой полоской усов. Во взгляде - смесь настороженности и навеки въевшейся в глазную слизь лихорадочности.
        Ровно одиннадцать вечера. Возле черной «Волги» с непроницаемыми стеклами стоял высокий плечистый парень. Юрий Цыганок сделал шаг навстречу Хворостенко и его спутникам, холодно и безапелляционно бросил, указав на прокурора, опирающегося при ходьбе на трость с изогнутой рукояткой:
        - Только вы. - Цыганок шагнул назад и открыл дверь со стороны водителя: - Садитесь. Трость прислоните к машине. Во время разговора не оборачиваться, резких движений не делать.
        Для сопровождающих Хворостенко людей это значило: если их старший товарищ и захочет уехать, то по собственной инициативе. Могли спросить: «Ключи зажигания на месте?» И получить ответ: «Да, торчат там, где им и положено торчать: в замке».
        Цыганок закрыл за Хворостенко дверцу и остался стоять рядом в непринужденной позе: ноги чуть расставлены, руки сложены на животе. Работа только с виду из разряда
«монументальных». Лейтенант был собран и за рулем, и когда сопровождал шефа. В кобуре, расположенной слева и скрытой под пиджаком, покоился снятый с предохранителя пистолет Макарова, оснащенный патронами с пулями старого образца: со свинцовым сердечником, запрессованным в стальную оболочку, а не наоборот, как современные пули, которые скачут при попадании в твердую преграду и отскакивают от бронежилетов со стальными пластинами.
        Цыганок привык к такой работе. Часто он дожидался шефа возле подъезда жилого дома, офиса. Возвращался, привычно отмечая, нет ли за ним «хвоста». На подобные мероприятия он выезжал на «Волге» с форсированным двигателем, но чаще сидел за рулем бронированного «Мерседеса» класса "G".
        В салоне «Волги» негромко звучала композиция Вильяма Аура «Синий коралл». Тихая и спокойная музыка не мешала беседе, заодно зашумляла голоса в машине.
        Первым заговорил человек, лица которого Хворостенко не мог разглядеть при всем желании. Во-первых, было темно, а во-вторых, он получил указания, походившие на приказ.
        - Я не называю своего имени по нескольким причинам. Во-первых, я занимаю высокий пост в одной из спецслужб. Причины, которые подтолкнули меня к данному шагу, вам станут понятны во время беседы. Такой вариант вас устраивает?
        - Да, - спокойно ответил Юрий Александрович, глядя перед собой. Когда он ехал на эту встречу, то представлял ее именно так. После телефонного звонка у него не осталось места сомнениям: Кремль по-прежнему не заинтересован в разоблачении
«военных преступников» по той причине, что почти все они были живы и здоровы, занимали губернаторские и министерские кресла, возглавляли фонды и прочее. Лишь по мере их отхода в мир иной к ним проявится интерес, чтобы вопреки традиции говорить о них правду и только правду.
        Однако его визит в один из отделов Службы не остался без внимания. И в данный момент военный прокурор мог угадать, кто именно проявил интерес к бумагам и сделал приемлемый дипломатический ход, сославшись на причины, подтолкнувшие его к беседе. Этот человек принял решение, ни с кем его не согласовывая. Невозможно представить, как это выглядит.
        - Тогда к делу, - продолжил Свердлин. - Документы, которые вы передали в отдел СБП по борьбе с коррупцией, обременительны для тех, кому вы их адресовали. У меня к вам два вопроса: как долго вы можете ждать положительного результата и на какие жертвы согласны?
        - Я отвечу на оба вопроса двумя словами: в пределах разумного.
        - Например, в этих пределах уместится ликвидация генерала Дронова, скажем, через пять-шесть месяцев?
        Продолжение беседы ошеломило Хворостенко. Он даже вздрогнул. В салоне «Волги» ему шили натуральную уголовщину.
        - Зачем, - спросил он, непроизвольно дергая плечом, - убивать военного советника? Методы одинаковы во всех спецслужбах?
        - Не мне вам рассказывать об этом. Что значит жизнь одного человека, когда речь идет о тысячах?.. Насколько правильно я понял, генерал Дронов принимал активное участие в фальсификации этих планирующих документов? Он тоже пировал в то время, когда в Грозном шли новогодние бои? И после наворотил немало, - не дав ответить, продолжил Свердлин. - Вы - военный прокурор. Вы вместе с членами военного трибунала летели в январе 1995 года затем, чтобы верхушка военного руководства все-таки предстала перед судом.
        - На такой успех никто не рассчитывал.
        - Но когда вы знакомились с фиктивными приказами, у вас было желание...
        - У меня было такое желание, - перебил прокурор, - но у меня не было с собой пистолета. Объясните, при чем тут Дронов?
        - У меня появился шанс, который впору называть историческим, и я не могу упустить его. Для меня Дронов - самая удобная кандидатура. По многим причинам, - добавил генерал. - От вас я требую ответить - да или нет. Чтобы гарантировать вам безопасность в случае утвердительного ответа.

«Главное, вовремя сказано», - заметил прокурор. Он колебался ровно секунду. Собственно, выбора у него не было. Нет - означало положить голову на плаху.
        - Да.
        - Хорошо. Теперь я объясню, почему остановил свой выбор на вас. В середине января
1995 года вы уже имели контакт с одним офицером Службы и до сей поры не расстались с желанием завершить это дело.
        - Откуда вы об этом знаете?
        - Ворона на хвосте принесла. Так что вы для меня человек не совсем с улицы. Я предлагаю классическую схему: создание мифической структуры, которая выступит с обвинениями, основанными на ваших документах, и возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. Потом она таким же мистическим образом исчезнет. Предлагаю рабочее название «Второй кабинет».
        - Исчезнет, сказали вы?
        - Да. Но ее место займу я.
        - Для чего?
        - Для того чтобы согласиться с мотивами обвинений, выдвинутых «Вторым кабинетом», и продолжу разыгрывать тему. Помимо имеющихся бумаг всплывут другие документы, которые я уже начал собирать. Среди них планы правительства на ближайшую перспективу. Вы же знаете, что в Белом доме работает отдел Службы, в который вы и передали документы.
        - Не боитесь за себя?
        - После открытого выступления спецслужбы начнут с меня пыль сдувать, лишь бы со мной ничего не случилось. Со мной начнут договариваться даже те, на кого я работаю.
        Хворостенко думал похоже. На его взгляд, убийство Дронова - это как артподготовка. Без нее идти в атаку бесполезно - постреляют. Убийство - это дальнейшие серьезные намерения заказчиков, их нешуточные претензии, сильный шаг, сделанный с «дочерней» структуры. Действительно классика. Действительно кости, без которых немыслимо даже гадание. Собственно, это то, над чем прокурор размышлял чуть раньше: при живых и здоровых генералах, занимающих высокие кресла, их разоблачение невозможно. Рассекречивание материалов происходит лишь в двух случаях: по срокам и смерти конкретного лица или группы лиц, и чаще по совокупности. Что в равной степени относилось и к намерениям опубликовать секретные материалы.
        - Мне кажется, я где-то...
        - Только кажется, - оборвал генерал. - Вы нигде не могли слышать мой голос.
        - Я хочу уточнить вопрос о приоритете.
        Генерал понял собеседника.
        - Документы, которыми я располагаю, довершат начатое. И в этом свете абсолютно неважно, кто поднял шум, кто взял на себя ответственность за убийство военного советника. Он лишь прыжковый мостик. Наоборот, чем больше будет таких людей, тем лучше. И советую не забегать вперед: пройдет много времени - может, полгода, может, больше, все будет зависеть от расстановки сил на самом верху. Такие дела с наскока не делаются. Каждый шаг должен быть предельно взвешен.
        - Вот в этом месте я должен обернуться, - решительно сообщил прокурор, - и спросить - кто вы?
        И получил оригинальное разрешение - собеседник щелкнул клавишей на плафоне, и неяркий свет разогнал темноту в салоне.
        Хворостенко обернулся и разглядел черты лица собеседника. Собрал на лбу морщины, вспоминая. Несомненно, он где-то видел этого человека, который едва ли не на голову возвышался над...
        Военный прокурор был готов к этому, однако ему захотелось активно подвигать всеми членами своего тела, чтобы сбить ледяную корку. Он узнал личного телохранителя главы государства, хотя видел его всего несколько раз по телевизору. Камера ненадолго застывала на его суровом лице и переключалась на другое. Однако всегда было интересно заострить свое внимание именно на нем, более закрытой персоне, нежели его шеф.
        И Хворостенко в одну минуту разобрался, что именно гложет этого человека. Они были похожи в одном. Каждого точило одно-единственное слово: перспектива. Как и Свердлин, работая в охране президента, не видел перспективы, так и прокурор не видел будущего за демаркационной линией своего дома. Он смотрел на личного телохранителя президента и видел в его черных зрачках усталость: ему еще долго ходить в охранниках.
        Если подаст в отставку, то получит какое-нибудь теплое место - не более того. Он постоянно видит, как шикуют генералы от политики, бизнеса, видит реальную власть в их руках. «Люди идут во власть для того, чтобы иметь власть над людьми» - с этим спорить невозможно. Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Тем не менее в положении личного телохранителя президента достичь таких высот можно было лишь на примере его предшественника, генерала Коржакова, который, сделав блестящий ход, прибрал к рукам Тульскую область.
        Он хочет поиметь власть, которая пока еще имела его. Но в его сегодняшнем положении искать поддержку среди политиков равносильно панели - тут же поимеют со всех сторон. Сложное положение, когда и хочется, и колется. Но без поддержки ему не выжить уже сейчас - это надо понимать. Сегодня криминальные группировки в сто раз честнее правоохранительных органов, уверенно рассуждал прокурор, успевший поработать и на тех, и на других. Профессиональные силовики уже давно перешли в частные структуры. Порой дело доходит до абсурда. Целый месяц не могли даже напасть на след террористов, устроивших взрыв в Каспийске 9 мая 2002 года. Послали известного профессионала, которого некогда «съел» Рушайло, будучи главой МВД. И этот профессионал отыскал всех, а это два десятка человек, вывел их на чистую воду и отдал под суд[Генерал армии Валентин Варенников, «Независимое военное обозрение».] .
        Нельзя сказать, что у Свердлина был беспроигрышный вариант с прокурором как человеком со стороны, но он был единственным, размышлял Хворостенко. Генерал не может взять в компанию кого-то из своего окружения. Поскольку этот кто-то сразу прикинет: лучше взлететь с костей генерала, чем разбиться насмерть вместе с ним. Военный прокурор хорошо это понимал и в своей практике видел подобные случаи стремительных взлетов и неудачных приземлений; иногда приземляться просто не давали.
        Оба они понимали друг друга как в меру своей испорченности, так и внутреннего состояния.
        Хворостенко смотрел на генерала и не мог не видеть в нем яркую фигуру, которая в его глазах уже начинала посверкивать. Сколько предложений поступит от различных организаций и движений - не счесть.
        Да, все так. Но он буквально выезжал на примере своего предшественника, о котором Ельцин писал: «Очень порядочный, умный, сильный и мужественный человек, хотя внешне кажется очень простым. Но за этой простотой - острый ум, отличная и ясная голова». И прокурор в связи с этим вгляделся в собеседника более пристально. Словно действительно пытался разглядеть тот призрачный блеск. И, как показалось, увидел, как тает в нем демаркационная линия.
        - Я знаю, у вас остались связи в ОПГ «Южная», которой вы продавали свои услуги адвоката, - продолжил Свердлин после затянувшейся паузы. - Не переходя на личности, вы можете пообещать Захарову поддержку с моей стороны: реорганизация в общественно-политическую структуру. В данном случае у меня под рукой весь спецназ Службы, но я не могу его задействовать по понятным причинам. А без силового ядра и финансовой поддержки в этой тонкой операции нам не обойтись. Кстати, вы готовы на небольшую роль? Дело в том, что ликвидацию Дронова необходимо окрасить в идеологические тона. Другие варианты не работают.
        Прокурор все еще находился в легком шоке, однако по опыту он знал, что некий сумбур этой беседы исчезнет, как только начнет подвергаться анализу. И каждое слово обрастет пояснениями, каждая фраза обретет смысл. Так всегда бывает. Для этого и придумана фраза: «Мне надо подумать». Покопаться, найти слабые места, чтобы тут же отыскать их крепкую защиту либо в начале, либо в конце разговора.
        - В чем будет заключаться моя роль? - спросил Хворостенко.
        - Ничего сложного. Работа по специальности: выступить перед исполнителями с обвинительной речью, не скрывая своего имени, и быть готовым к частым вызовам в прокуратуру и следственные отделы.
        - Чтобы не предстать в качестве заказчика. Это вы хотели сказать?
        - Именно.
        - Несложная роль. Я одинаково хорошо знаю и законы, и объездные пути.
        - Отлично. Что касается исполнителей. Основного, как мне кажется, я нашел. Под него буду подыскивать второго. Именно второй должен услышать от вас следующее:
«Нам нужен крепкий орешек с крепкими же мотивами личной мести к генералу». Личные мотивы - это перестраховка. Идеологическая обработка требует времени и не всегда бывает эффективной. Но все вместе даст тот результат, на который я рассчитываю.
        - А что будет со мной? Вы говорите то, что я хочу услышать. У вас есть не очень, надо сказать, убедительный план, но я не думаю, что вы следуете принципу: лучше плохой план, чем совсем никакого.
        Генерал снова пришел к выводу: Хворостенко умен, и работать с такими людьми всегда интересно.
        - Вы вольетесь в мою компанию. А скорее - в кампанию. У меня есть запасной вариант, который не даст нам проиграть.

«И я его не услышу», - резонно заметил про себя прокурор.
        - Дело касается закрытых от прессы планов по реорганизации силовых структур - на этом закончим обсуждение. Мы - профессионалы, и к работе привлекаем профессионалов. Впереди не одна встреча, мы успеем поработать над деталями.
        Прокурор в это время думал о сроках - шесть месяцев или больше. Его не торопят, и это хороший признак. Если бы Свердлин, своими манерами походивший на Мартина Бормана, предложил приступить к работе через шесть дней или шесть недель, он бы отказался. Сразу.
        И еще одно. Предложение быть в компании начальника Службы было более чем заманчивым и перспективным. С таким человеком, который мог решить практически любой вопрос, стоило иметь дело и даже платить ему.
        Свердлин же вспоминал события недельной давности. Воистину, только что закончившийся месяц прошел под его знаком. Знаком Близнеца.
        Адъютант генерала Дронова капитан Константин Верников обратился к Свердлину с привычной в общем-то просьбой: оформить его на должность начальника охраны военного советника. На что Свердлин ответил скуповатой улыбкой: «Он же не премьер-министр, чтобы выделять ему целую смену». Но уже к этому моменту знал, что Дронов написал заявление директору ФСО с просьбой предоставить охрану для членов его семьи - его дочери Надежды Князевой, в частности. Такие заявления часто остаются без ответа - директору писать отказ - себе дороже. Поскольку чиновники по сути своей народ капризный и к службистам относятся свысока.
        Свердлин затребовал из приемной Чернякова заявление генерала Дронова и в правом верхнем углу поставил свою резолюцию: «Прошу выделить в отделение личной охраны Дронова И.В. и членов его семьи (3 объекта) водителей - 3, охрана - 3 (1 смена по
2 человека). Назначить начальником отделения капитана Верникова К.И.».
        Не все офицеры и начальники государственной охраны имели специальное образование. Как раз последних-то в руководящем составе было немного. Большинство обучалось, что называется, по ходу. Впрочем, как и везде, наверное.
        Капитан Верников расплылся в улыбке, принимая завизированное заявление, робко присел на стул и уж совсем застенчиво принял от генерала сигарету: «Закуривай, Костя, побеседуем». Такие беседы с начальниками смен были обязательны. Сколько ты уже с Дроновым? Какие интересные моменты были на службе? И вообще, как он, Дронов, нормальный мужик? Обезоруживающая улыбка, и капитан едва ли не растекся от знаков внимания по полу. Оказалось, что последняя боевая операция, которой лично руководил генерал Дронов, носила эпитеты «блестящая», «неподражаемая».
        - Жаль, один парнишка погиб... Вызвал огонь фронтовой авиации на себя.
        - Расскажи поподробнее, как это было.
        - Разведгруппа в составе двух человек с позывным «Близнецы» вышла в рейд 8 сентября, - официально начал Костя. - Снайпер и его наблюдатель...
        Глава 5
        Человек в инвалидной коляске

21 июня 2004 года, понедельник
        Инструктор поджидал Виктора Крапивина в «Жигулях» седьмой модели. Он был в майке с надписью DIESEL и свободных коричневатых брюках. Приемник был настроен на волну
«Русского радио», в салоне негромко звучала «Весна-2000» диджея Грува.
        Крапивин был точен. Он стукнул в стекло со стороны пассажира, когда часы показывали ровно двенадцать.

«Открыто», - показал Проскурин. Когда пассажир занял место, он протянул ему руку:
        - Привет.
        - Здорово, - чуть насмешливо приветствовал Близнец старшего товарища. - Решил поиграть?
        - Тебе решать, игра это или нет.
        - Можно было и без гнилых заездов обойтись. - Крапивин машинально поковырял ногтем старомодную наклейку на дверце бардачка. - Когда я учился в РОСТО, у меня инструктором по вождению был странный малый, года на два старше меня. Он казенную тачку обклеил этикетками, как обоями. И мечтал: «Вот куплю свою - так обклею!..» Пэтэушник. Вы с ним не из одной команды? - И без паузы продолжил, кивнув на магнитолу: - Грув? Поставь «Цыгана» - мощный ремикс, мне нравится.
        - Нервничаешь? - заметил Андрей.
        - С чего бы мне волноваться? - Близнец пожал плечами. - Куда поедем?
        - Познакомлю тебя с одним человеком.
        - А-а... Он коллекционирует боевые награды и уже не знает куда их девать. Поехали.
        - А ты повзрослел...
        Разговор исчерпан, посчитал Виктор, оставляя замечание капитана без внимания, и поправился: предварительный разговор.
        Он прибавил громкость и откинулся на спинку кресла. Оба молчали на протяжении всего пути, занявшего около получаса. Инструктор остановил машину напротив облезлого двухэтажного дома, стоявшего в окружении таких же обшарпанных собратьев, усеянных антеннами и кирпичными трубами. Под синеватым колером проглядывали еще два слоя: салатный и грязно-белый. Отвалившийся кусок штукатурки над подъездом обнажил дранку, короткий козырек топорщился по краям ржавой арматурой. Подъездная дверь была открыта. Ступени вели не наверх, а вниз, на площадку с широкими потрескавшимися досками. Витьку удивила не ветхость этого дома - таких домов в Москве пруд пруди, а то, что в самом подъезде, пропахшем мочой, горела лампочка. Он четко различил даже трещины на массивных балясинах перил, надписи на стенах, мелкий мусор под ногами, среди которого оказались... прошлогодние листья.
        На первом, считай, полуподвальном этаже было четыре квартиры, столько же на втором. Инструктор остановился напротив двери, обитой древним дерматином, и вынул связку ключей. Крапивин же ожидал, что Андрей позвонит. Он хотел было спросить его о чем-то, но капитан уже открыл дверь и жестом показал, чтобы гость вошел первым.
        Обжитой запах. Другого определения атмосферы, хозяйничающей в этой двухкомнатной
«сталинке», Близнец дать не мог. Просто пахло туалетом, кухней, спальней, коридором. Зайди он на кухню, различил бы там более конкретные запахи: мусорного ведра, газовой плиты, колонки, холодильника, раковины. Склонившись над раковиной, уловил бы дух тряпки, застывшего жира, слизи в чугунной улитке, еще более смердящего запаха в стояке, забитом волосами, спичками, бумагой...
        Предложение Андрея Проскурина не разуваться прозвучало как отрывок из анекдота.
        Витька шагнул в комнату - метров шестнадцати, с высоким потолком, давшим трещину, обклеенную даже не обоями, а тяжелыми шпалерами с темно-синим рисунком. Две стены занимала «стенка» под дуб - старомодная, с широкими платяными шкафами. В углу стояла массивная тумба со стеклянными дверцами, на ней телевизор марки «Самсунг». По другую сторону от двери - стол-книжка, кресло, торшер...
        Среди этого совдеповского антиквариата Близнец не сразу заметил хозяина квартиры, а точнее - комнаты. Поскольку, глядя на него, казалось: он не выходит отсюда. А еще точнее - не выезжает. Он был частью мебели, загадочным морским существом с названием Одиссей. Он не сидел, а покоился, сгорбившись, в инвалидном кресле с непомерно большими, уродскими колесами с никелированными дугами, отполированными до нестерпимо серебристого цвета.
        На вид ему было лет пятьдесят - но это по человеческим меркам, на самом деле Витьке казалось, что хозяин, прикованный к своему креслу, сидит тут вечно, что его не касается суета за пределами его темницы; за то, в частности, говорили плотно зашторенные окна и светившая под потолком рожковая люстра.
        Близнец вздрогнул и едва не попятился, когда «Одиссей», ловко работая руками, поехал навстречу. Так быстро, что мог либо сбить гостя, либо затормозить в миллиметре от него. Раздался скрип - крепкие ладони-тормоза обхватили и сжали обручи. Рука - непомерно длинная, как клешня рака, потянулась навстречу гостю. Раздался неестественно мягкий баритон:
        - Здравствуй, Витя. Меня зовут Юрием Александровичем. Фамилия моя Хворостенко.
        Сухая клешня крепко вцепилась в руку гостя.
        - Проходи, выбирай место. Можешь сесть в кресло.

«В какое?» Витька неожиданно похолодел. Он даже представил, как «Одиссей» сползает со своей каталки и лезет на диван, подпихивает своей клешней средство передвижения к гостю. Ужас.
        Близнец сел в плюшевое кресло. И с этого момента уже перестал понимать, зачем он здесь. И так более чем мутная цель была окончательно замутнена при виде этого получеловека. Снайпер зачем-то дернул шнурок торшера, и тот тут же отозвался из-под абажура желтоватым светом. Крапивин поспешно дернул еще раз, еще, но проклятый свет не гас. Он бросил смущенный взгляд на хозяина и покраснел.
«Пылающие уши - мой коронный номер». Юрий Александрович рассмеялся:
        - Что, осечка? Ты плавно потяни, как спусковой крючок.
        И Близнец потянул - плавно. Свет погас.
        - Хочешь кофе?
        Ведро, газовая плита, колонка, раковина, дух тряпки, застывшего жира, слизи в чугунной улитке...
        - Нет, спасибо.
        - Мне не трудно, - настаивал хозяин. - Хотя я не так давно катаюсь на своем кресле. До этого с клюкой передвигался. Травма позвоночника. Еще в августе 95-го получил ранение.
        - В Чечне? - машинально спросил Крапивин. И отчего-то не надеялся на утвердительный ответ.
        - Да, - ответил Хворостенко. - В 95-м я еще был военным прокурором и в чине полковника. - Он указал на стену с несколькими фотографиями, где он был в военной форме, в том числе и на фоне бронетехники.
        Близнец качнул головой: «Вот это да!..», почувствовал неловкость перед прокурором.
        - Ну, если ты не хочешь кофе... - Полковник развел руками. Он немного помолчал, прежде чем приступить к делу. Этой короткой паузой он словно настраивал собеседника, подготавливал его к трудному разговору. Лицо Юрия Александровича заострилось еще больше, кожа обтянула его острые скулы и походила на пергамент.
«Его, это его орден на фотографии», - окончательно уверился Крапивин. И сейчас он узнает, как награда оказалась в столь неподходящем месте.
        - Тебе знакомо имя генерала Дронова? - спросил полковник.
        Близнец побледнел...

* * *
        Территорию Чечни командир взвода называл замысловато: урбанизированная местность. И продолжал: «Бой в такой зоне является для снайперов вызовом особого рода».
        Каждый день в подразделении начинался с коротких политзанятий. Собственно, одно и то же: «Мы находимся в регионе, где население враждебно относится к нам - войскам по поддержанию мира, но активно поддерживает боевиков...»
        Виктор Крапивин входил в одну из патрульных групп. Бойцам спецподразделения противостояли боевики, которые скрытно перемещались с базы на базу, поскольку хорошо знали местность.
        Командующего Объединенной группировкой войск Близнец видел не раз. Однажды в оптику. В июле он входил в одну из контрснайперских групп, обеспечивающих безопасность министра обороны на военном аэродроме в Моздоке. Туда собрали лучших стрелков СКВО, и они работали парами. Именно тогда Витькиным наблюдателем стал двадцатилетний парнишка из Орла. У Сергея Попова был широкий негритянский нос, белесые брови и ресницы. В отличие от снайпера он был вооружен автоматом Калашникова с подствольным гранатометом, но в крайнем случае мог подменить стрелка и поменяться вооружением. Для Близнеца наблюдатель был целым подразделением. Он был его ангелом-хранителем, он выполнял всю тяжелую работу, тащил на своих плечах оборудование, оберегал стрелка. Он был младшим братом - как-то понял Виктор, - ни больше ни меньше. И он сам готов был поменяться с ним местами, прикрывать и тащить на себе оборудование, смахивать с его лица кровососов и оберегать сон, держать наготове рацию...
        Близнец отдыхал в брезентовой палатке. Рядом посапывал «оруженосец» Попов. Их сон потревожило вторжение в палатку командира взвода, лейтенанта со смешной фамилией Клотиков. Клотиков растолкал снайпера и срывающимся шепотом сообщил, что его
«жаждет увидеть генерал-полковник Дронов». Лейтенант подошел к зеркалу, колыхающемуся на брезентовой стене, и горестно покачал головой:
        - Мне бы серый в полоску костюм и со вкусом подобранные рубашку и галстук. Витя, ты не телись. Умывайся и... - В зеркале Клотиков увидел землистый подворотничок Крапивина и выругался: - Твою мать!.. Поменяйся с кем-нибудь курткой, елки-палки!
        - Вить, дай я подошью, - предложил напарник. - Глаз не успеет моргнуть!
        - Вы меня под трибунал подведете! - продолжал горячиться комвзвода. - Сейчас уколетесь иголкой, заснете, на хрен, а я вас, красавцев спящих, потом буду целовать, что ли?! Серега, отдай Витьке свою куртку! Витя, надень куртку товарища! Это приказ!
        Лейтенанту было ненамного больше, чем Крапивину: двадцать четыре. Вот уже год он торчал в Чечне и сочинял горячие письма своей невесте. В Брянск. И регулярно получал письма из Брянска. Почтарь нарочно кричал: «Кому из Блянска пишут? Клотиков есть?» - «Есть, есть!» - кричал Клотиков. Хватал письмо, широко улыбался, уходил и уединялся.
        - Ты не разыгрываешь? - спросил Виктор.
        - Какой розыгрыш?! Не слышал, «вертухай» полчаса назад приземлился? Сам Дронов прилетел! Сам, видимо, получил приказ, теперь нас напрягать начнет. Велел собрать старших патрульных групп. Я знаю - ты не старший. Но он велел привести лучшего снайпера. Думаю, в рейд пойдешь.
        - Ну спасибо! - сквозь зубы процедил Близнец. - Выручил!
        - Витя, не упусти шанс. Ты получишь приказ от самого командующего. А это орденом посверкивает. Сто процентов.
        - Или цинком, - тяжело пошутил Крапивин. Он принял от напарника куртку и подмигнул: «Спасибо». Потом напомнил: - Прибери тут.
        Они только под утро вернулись из трехдневного рейда. Рядом с кроватью лежали комбинезоны из ткани защитного цвета с усиленными передней частью, коленями и локтями. Поверх комбинезонов, облитых сотнями коротких лент, размещенных сзади и по бокам, чтобы деформировать силуэт, лежали маскировочные сетки для лица; в них еще можно было заметить траву и мелкие кустики. Оружие, обмотанное такой же камуфлированной тканью, стояло в самодельной стойке.
        Генерал Дронов находился в кабинете командира части и кипятился не меньше лейтенанта Клотикова: гонял желваки и дергал глазом: «Когда наконец-то приведут Крапивина!» Генеральская свита - командиры мотострелковой дивизии, десантного батальона и еще пара полковников из Ханкалы плюс адъютант командующего капитан Верников - столпились в коридоре и слушали Дронова через открытую дверь. Недовольно морщились: командиры патрульных групп, словно были рангом повыше, - их пригласили в кабинет. Вот еще один прется.
        Дронов смерил вошедшего снайпера тяжелым взглядом и на удивление быстро взял себя в руки.
        Лейтенант был прав: от министра обороны Дронову досталось по полной программе. Есть горный район, откуда боевики «безнаказанно совершают налеты на близлежащие села». Район, словами министра, «неконтролируемый боевыми подразделениями федеральных войск». Министру было плевать на грядущее назначение Дронова. По слухам, просочившимся даже в отдаленные районы Веденского района Чечни, генерал вскоре займет пост военного советника президента страны. Может, министр напоследок решил подпортить настроение генералу, который, однако, не останется в долгу: курируя в Госдуме вопросы оборонной стратегии, он будет иметь определенное давление на министерство.
        - За последние две недели боевики совершили четыре нападения на населенные пункты. Причем из мест, патрулируемых вашими отрядами, товарищ полковник, - акцентировал Дронов, покосившись на командира части.
        Он поочередно глянул на командиров патрульных групп, вытянувшихся по струнке вдоль двух стен просторного кабинета. Генерал давно «прославился» тем, что не брезговал общаться с рядовым составом. Порой он охотно позировал перед солдатскими
«мыльницами» и сам собрал приличную коллекцию снимков. Часть вошла в его книгу
«Безымянная высота».
        - Вот ты, - генерал указал на командира первой патрульной группы сержанта Демидова, - доложи обстановку, как ведется патрулирование. И вообще объясни, как ты понимаешь свою задачу.
        Сержант-громила - под два метра и за центнер весом - начал довольно бойко и ничуть не смущаясь зеленоватых звезд на погонах генерала и его недовольной физиономии. Рискованно вообще-то, подметил Близнец, поскольку Дронов мог еще больше возбудиться, приняв раскованный тон сержанта за откровенную дерзость. Пока командир группы докладывал, Близнец мысленно семафорил Дронову: «Привет! Не узнаешь меня? А я тебя видел в оптику. Помнишь, ты встречал министра обороны на аэродроме в Моздоке?»
        - Я понимаю свою задачу как боевое патрулирование, товарищ генерал. Боевики давно знают возможности наших патрульных групп. Они приноровились к нашей тактике и легко обнаруживают и без того ограниченные места для наблюдений и огневых позиций. Они обстреливают наши точки из гранатометов и минометов, проливают мощным пулеметным и автоматным огнем и отходят. Снайперы, конечно, цепляют их...
        - Куда они отходят?
        - В горы. Однажды мы получили приказ и тремя группами пошли следом. Вернулись с семью «двухсотыми».
        - Причина неудачи?
        - Причин много, товарищ генерал, - ответил командир части, незаметно толкнув сержанта: «Молчи!» - Во-первых, группа получилась большая - двадцать семь человек. Такой большой отряд легко вычислить. Во-вторых, это не наши места. Там хозяева - боевики. Там у них много баз - начиная от промежуточных, заканчивая основными. Подступы надежно охраняются такими же патрульными группами. Образно говоря...
        - Не надо образно. Я понял: каждый контролирует свою территорию.
        - Так точно. Только мы набеги на села не делаем.
        - Чего вы не делаете?!
        - Извините, товарищ генерал. Нам не хватает разведданных от агентуры.
        - А нам не хватает данных вашей разведки. Мы планируем провести широкомасштабную операцию с применением авиатехники. Десять дней. За это время нужно установить одну-две основные базы боевиков. Углубиться на «их» территорию.
        Дронов остановил свой взгляд на «солдате с особыми способностями, обученном выполнять специальные задания и использовать для этого специальное вооружение и снаряжение». Так или почти так думал про стрелка генерал. Его главная задача - вести меткий огонь по целям, уничтожать лиц, указанных представителями военной разведки, и многое другое. Другая важная задача снайпера - сбор информации о противнике и наблюдение за его позициями и огневыми точками. Его способности, умение грамотно вести наблюдение и скрытно передвигаться на поле боя делают его незаменимым в разведке. Дронов мог припомнить не один случай, когда разведывательная информация, полученная от снайпера, оказывалась более ценной, чем ликвидированная им цель.
        Как никто другой, он умеет скрытно обнаруживать вражеские формирования, находить подходы к местам дислокации противника, занимать выгодные огневые позиции. Наблюдать, анализировать увиденное и точно докладывать обо всех передвижениях противника. И при этом принимать необходимые меры, чтобы не быть обнаруженным.

«Тот, кто готовит войну, должен приготовиться к тому, что в тылу окажутся диверсионные группы». Это запоздалое правило генерал повторял сотни раз. Равно как и другое: «Насилие неистребимо, поэтому террор вечен». Поэтому в войсковых подразделениях стали появляться антитеррористические группы, укомплектованные классными разведчиками.
        - Тебя считают лучшим стрелком подразделения. Ты отличился? Сколько раз?
        - Я не считал, товарищ генерал, - ответил Близнец.
        - Есть возможность отличиться еще раз. Большую группу разведчиков обнаружить легче, чем маленькую... - Командующий некоторое время провел в молчании. - Готовься к рейду. Пойдешь вдвоем со своим наблюдателем. Вас проводят до границы, которую вы обычно патрулируете, дальше пойдете вдвоем. Нам нужны разведданные о том районе. Информацию будешь передавать по рации. Более полно обрисуешь обстановку по возвращении. На все про все у тебя восемь дней. Наготове будем держать пару вертолетов, подстрахуем тебя.

* * *
        Две бесформенные фигуры, походившие на йети, растворились в «зеленке». Ступили за деревья и словно растаяли.
        Топографических карт не было, лишь данные аэрофотосъемки. Примерный маршрут был разделен на короткие этапы. Равно как и обратный маршрут. «Никогда не знаешь, остались ли после тебя следы, - вспоминал Виктор. - Нельзя возвращаться тем же путем, каким шел на огневую позицию. А если удалось поразить важную цель, противник будет всеми способами стремиться схватить или уничтожить снайпера».
        Определяя нужное место, Близнец не шел к нему прямой дорогой, но и не останавливался, чтобы не подвергать себя еще большей опасности. Очень трудно передвигаться таким способом. Но еще труднее представлять, как тяжело твоему товарищу. Это он, твой наблюдатель и оруженосец, несет на себе килограммы снаряжения, боеприпасы, провиант, радиостанцию. А у тебя лишь винтовка. Твой товарищ делает все, чтобы ты не устал. Он валится с ног, но не подает вида. Он идет за тобой, соблюдая дистанцию, и готов в любое время подстраховать тебя, вступить в бой, закрыть грудью. Вот кто такой твой напарник, твой ангел-хранитель.
        Пара разведчиков углубилась так далеко, что, казалось Близнецу, вон за тем деревом стоит Шамиль Басаев, чуть дальше - Усама бен Ладен. Еще немного, и откроется целая страна террористов и бандитов: с железнодорожным вокзалом, взлетной полосой, с кафе и ресторанами... Странное чувство.
        Основную базу боевиков разведчики обнаружили на четвертый день рейда. К вечеру они поменяли подсохшую траву на костюмах, обновили мелкие ветки и заняли высотку с приличным обзором. Близнец не сразу увидел тщательно замаскированную базу. И с воздуха ее обнаружить было невозможно. По сути, она являла собой лагерь, скрытый в горном лесу. Отдельные участки были «задрапированы» маскировочными сетками; такая же картина и над палатками. Палатки отстояли друг от друга на несколько метров. Были и большие армейские, и небольшие туристические.
        Сергей Попов, занявший позицию справа от снайпера, смотрел в бинокль. Он доложил не сразу, больше минуты находился словно в ступоре. Потом тихо прошептал:
        - Вот они...
        - Вижу, - так же шепотом отозвался Близнец.
        Разведчики, заняв высотку, подвергли себя смертельной опасности; и легче не становилось от того, что вся «урбанизированная местность» кишела смертями. Чеченские наблюдатели изучили каждый куст вокруг лагеря и в любой момент могли увидеть два зеленоватых холмика, поросших травой, которых раньше не наблюдалось.
        Нужно менять позицию, принял решение снайпер.
        - Отходим, Серега! - прошептал он.
        Сантиметр за сантиметром пара разведчиков отползала с высотки. Помогал ветерок, играющий с листвой и пиликающий невидимым смычком по буковым веткам.
        Теперь надо было определиться с выставленными секретами боевиков. Судя по всему, снайперская пара сумела пробраться к лагерю между двумя хорошо охраняемыми точками. Слева и справа. Примерно на равноудаленном расстоянии друг от друга. И таких точек вокруг лагеря хватало.
        Нужно уходить. Высота лагеря определена - на карте это отметка 2708. По пути к лагерю разведчики часто встречали следы авиаударов: воронки, поваленные деревья, посеченные осколками, изуродованные вековые буки. Время от времени «сушки» наносили ракетно-бомбовые удары, но всегда действовали вслепую, словно прочесывая огромную горную местность.
        Нет обратной связи, неожиданно подумал Близнец. Жаль, пилот не может слышать крики раненых боевиков, иначе бы он отбомбился в том районе еще и еще раз.
        Спецназовцы сумели просочиться в логово зверя вдвоем, но наткнулись бы на секреты более многочисленным составом. Правильный выбор сделал генерал, невольно похвалил Дронова Близнец.
        На пути к лагерю снайперская пара остановилась в том месте, где полгода назад завязался бой патрульных группы спецназа и чеченских рейдовиков. Семь человек погибло. А могло больше, если бы боевики вышли в рейд более многочисленным составом.
        Близнец и его напарник отходили по своим следам. В этот раз пренебрегли основным правилом, чтобы не попасть в сектор наблюдения боевиков. Спецназовцы нашли тот единственный, наверное, участок, где к лагерю можно было подобраться незамеченными. Но случайно ли? Может, и так.
        Четыре часа ушло на то, чтобы отойти от базы на полкилометра - по хребту и вдоль леса, друг за другом, каждую секунду рискуя скатиться с крутого склона. Уже звезды высыпали на небе, когда Сергей Попов развернул радиостанцию и передал в закрытом режиме радиограмму: «Обнаружил базу. Отметка 2708. Численность боевиков от 100 до
200». Через полчаса пришла ответная радиограмма: Близнецам оставаться на месте. В
5.00 ждать пристрелочного с воздуха и подкорректировать «Воздух» в открытом режиме".
        Эта радиограмма практически означала для пары разведчиков вызвать огонь на себя. Они могли увидеть результат пристрелочного выстрела на самых подступах к базе. А до нее снова нужно дойти. Считай, под прицелом снайперской оптики и биноклей ночного видения. Днем намного безопасней, чем ночью. И средств наведения нет. Не та операция, чтобы тащить с собой лишнее оборудование.
        В пять утра все и началось. Вначале послышался гул «сухого». Пристрелочный ухнул в трехстах метрах юго-восточнее базы.
        - Поправка - триста метров на северо-запад! - выпалил в эфир Сергей.
        А предутреннее небо начало распирать от рева штурмовиков и бомбардировщиков. Разведчики, уже не скрываясь, сорвались с места, но тут же напоролись на автоматный огонь сразу с двух сторон: то заработали автоматчики секретных групп. Однако слева выстрелы прекратились, когда на них свалились несколько ракет.
«НУРСами лупят!» Изумлению Близнеца не было предела. С воздуха обозначенный район обрабатывали неуправляемыми ракетами. Они ложились в шахматном порядке, уничтожая все живое и неживое, тех, кто не попал под тяжелые авиабомбы, поднявшиеся над базой палатки и трупы боевиков. Реактивные снаряды предназначались для тех, кто уже начал отступление с базы. И для тех, кто подкорректировал их работу с земли.
        Близнец отходил к хребту первым, его прикрывал Попов. А реактивные снаряды словно догоняли снайперскую пару, преследовали по пятам. Один снаряд догнал Сергея Попова...
        Прошло много времени - час, два, больше. Близнец уже не знал, что отвечать товарищу. Попову начисто срезало ногу, и Близнецу пришлось обрезать штанину на его комбинезоне и оголенные сухожилия, наложить тугой жгут на бедро, вкатить двойную дозу обезболивающего. «Ничего, брат, все нормально, бедро осколками посекло».
        ...Снайпер похоронил Серегу Попова на второй день, когда уже не осталось сил нести на себе мертвое тело товарища. Он выкопал неглубокую ямку и привалил тело камнями. Он закончил свою работу, когда его вызвали по рации: «Близнец, обозначь площадку. Мы заберем вас». Они тоже отдали последний долг, перевернув отчаянный запрос Близнеца: «У меня „трехсотый“! Тяжелый, б...! Дайте транспорт! Я обозначу площадку красной ракетой!» То было вчера, когда Сергей был еще жив, а снайпер, отступая, снял двух «духов», неожиданно севших на хвост.
        - Первый вызывает Близнеца! Обозначь площадку!
        - Иди на х.... Первый!
        Виктор вернулся в расположение части на восьмые сутки. Шел к своей палатке и слышал то ли одобрительный гул, то ли недовольный ропот: «А мы думали...», «Мы были в шоке!» Кто-то усмотрел в нем черты Рэмбо.
        Витька ни с кем не разговаривал, лишь выслушал обрывочные объяснения лейтенанта Клотикова. Тот ничего не стал утаивать, поскольку все происходило на его глазах.
        - Дронов побоялся, что боевики из соседних баз пустят в вертолет «иглу». Он же намеревался обойтись без потерь, особенно авиатехники. Сам знаешь, сколько
«вертухаев» разбилось в последнее время. Он разрешил выслать транспорт, когда границу патрулирования перенесли дальше в горы. Причем приказ отдал, находясь уже в Моздоке. А здесь оставил своего адъютанта. Мы были в шоке, честно.
        - Если он снова выйдет на связь, скажи ему, что я к тому времени успел похоронить товарища... Надо идти за Серегой. Я место покажу.
        Сергея Попова не наградили даже посмертно. Крапивину дали орден «За личное мужество». Он не отказался от награды лишь потому, что по возвращении решил отдать орден родителям Сергея Попова. Но не представлял, как он это сделает. Какими глазами будет смотреть на них, что скажет... в свое оправдание; сам-то он остался жив. Это он виноват в том, что Попова нашли на десятые сутки. А могли сразу, если бы старший разведгруппы не послал начальство куда подальше. Потом решил, что оставит орден как память о товарище. Когда Проскурин спросил: «Ты гордишься своим орденом?» - Близнец едва мог ответить. К этому времени он уже думал и разговаривал по-другому, стал по-настоящему взрослым.
        Именно эта трагедия черкнула на титульном листе личного дела Виктора Крапивина красную диагональную полосу: «Нефункционален без каких-либо негативных эмоций», и вызвала короткий комментарий оперуполномоченного: «Испортили человека».

* * *
        - Тебе знакомо имя генерала Дронова? - спросил полковник Хворостенко.
        - Конечно, - кивнул Близнец, бледнея. - Кто ж не знает Дронова?
        - Что именно ты знаешь о нем?
        - Боевой генерал. Сейчас вроде бы работает советником в кремлевской администрации.
        - А я знаю его очень хорошо, - тише добавил Хворостенко, - очень.
        Полковник как-то незаметно начал рассказ. Он сидел перед зашторенным окном и, казалось, выплетал слова из затемненных углов комнаты, из незримо витавшей над толстым паласом пыли, из книг, повалившихся, как забор, на книжных полках, из своего участившегося дыхания - сухого, как степной ветер. Ветер, который перенес Близнеца в далекий 95-й. Он слушал полковника так, как если бы смотрел по телевизору документальный фильм о герое, о правде, о многом-многом другом. Фильм-откровение. Для молодого снайпера привычно-реалистичный. Он легко представлял картины, которые рисовал перед ним хозяин квартиры. Даже в какой-то момент поймал себя на мысли, что жалеет тех, кто не поймет полковника, не сумеет представить гор, рек, людей в военной форме, слов о тупости, глупости, крови и предательстве. Ему казалось, что аудитория гораздо шире...
        Военный прокурор рассказывал о гибели Майкопской бригады.
        - Она погибла, получив приказ из штаба Объединенной группировки войск в Моздоке. Новый год, в штабе застолье, управление войсками - вслепую: «При напролом! Используй момент!» Поперли, бросив в авангард 131-ю Майкопскую бригаду... Когда в штабе узнают, что из Москвы выезжают сотрудники военного трибунала и Главной военной прокуратуры, в числе которых был и я, задним числом станут отрабатываться боевые приказы и планирующие документы. Как сказал полковник Генштаба Баранец:
«Живые спешили списать грехи на мертвых. Живые спасались за счет мертвых. Мертвые были идеальными свидетелями и одновременно виновниками - они не умели давать показаний...» В этой страшной трагедии виноваты многие генералы и полковники Минобороны и Генштаба, замышлявшие штурм Грозного в ночь на 1 января 1995 года. Почему я выделяю генерала Дронова, тогда еще генерал-майора, - об этом ты узнаешь позже. Я не хочу говорить своими словами - слов нет. Я буду свидетельствовать, ибо материалов очень, очень много. Командир батальона Рязанского десантного полка майор Холод: «Наутро, когда десантники, уже в пешем строю прочесывая местность, ворвались в район вокзала, от которого осталось лишь название, и заняли окружающие дома, они увидели, что стало со 131-й Майкопской. Около сотни боевых машин стояли, как на параде, выстроившись в одну колонну. В некоторых даже еще горел свет, работали моторы. Вокруг лежали убитые ребята. Совсем юные. Спасать было некого...» Командир роты десантников капитан Ильин: «Жесточайшей проверке подвергла контрразведка боевого офицера, раненного в голову и сумевшего вывести из
окружения двенадцать солдат с уничтоженной БМД. Он десять дней пробивался к своим, его считали погибшим. Вместо благодарности ему предложили перед допросом сдать оружие». В Великую Отечественную такого не было. Командир части десантников полковник Ленцов: «Я часто вспоминаю новогоднюю ночь 1995 года. И вспоминаю с чувством стыда за Отечество. Ночь. Кромешный ад. Горят танки. Мы выносим убитых, раненых. А Россия забыла о нас, посланных погибать, причем непонятно за что. По радио доносятся звуки московского веселья. Идет традиционная новогодняя передача, рекой льется шампанское. Звучат поздравления: „С Новым годом!“, „С новым счастьем!
        Лишний раз убедился в том, какое в России скотское отношение к армии...» Полковник Баранец: «Я зажмуриваю глаза. И перед глазами одна и та же картина: из боевой машины пехоты в центре Грозного торчат обгоревшие до костей солдатские руки. А рядом - зажравшаяся, с раздутым животом, чеченская собака, лениво шевелящая языком над обглоданной человеческой костью...» В Ростове, Моздоке и Владикавказе не знали, куда складывать трупы, не хватало даже вагонов-рефрижераторов, в которых обычно возили мороженое мясо. Многим бирку прикреплять было не к чему - не было ни рук, ни ног. Номер писали зеленкой там, где можно было его написать. По инициативе Дронова была развернута схожая жутковатая акция: в спешном порядке искали тех, на кого можно было бы повесить награды.
        В Ростовском госпитале произошел дикий случай. В палату вошел генерал Дронов со своей свитой. Пацану, которому оторвало руки, он вручил от имени министра обороны наручные часы... А теперь скажи, Виктор, не считаешь ли ты, что место твоему ордену тоже в унитазе?

«Да, это его орден», - в очередной раз убедился Крапивин. Он даже не понял, что только что получил подтверждение. Равно как и в вопросе военного прокурора, зачитывающего обвинительную речь, не расслышал вопросительных интонаций. Они были утверждающими. Твоему - место - рядом - с моим...
        И соглашался с Хворостенко по многим причинам. Он - молодой, здоровый и сильный - сидел напротив прикованного к креслу инвалида. Он угадывал, что последует дальше, ждал... и надеялся на продолжение. Он ждал своего очередного согласия.
        - Ты умный парень и догадался, чего хочу я и мои единомышленники. Их, выброшенных в унитаз, сотни по стране...

«Согласен».
        - Мы именуем себя «Вторым кабинетом». Пусть тебя не тревожит, что название взято из нацистской практики, главное, сохранилась суть: человек, представляющий угрозу кабинету, уничтожается.

«Согласен».
        - Мы остановили свой выбор на тебе. Ты волен отказаться. Мы поймем тебя. Если ты согласишься, ты будешь не один. Но не первым по той причине, что не Андрей пойдет с тобой до конца, а ты с ним. Одному ему будет тяжело, и он не справится с работой. Ваши имена останутся в тайне, я же выступлю открыто. Вы молодые, здоровые, вам еще жить и жить, а мне уже терять нечего. Я двойной калека, меня всего выело изнутри... Подумай хорошенько - но недолго. Неделя - больше дать не могу. Если откажешься, нам придется возобновить поиски. Я не требую от тебя немедленного ответа, потому что не хочу услышать другого человека.
        Пока что ты находишься под впечатлением, верно? Я же хочу, чтобы оно выветрилось у тебя из головы. Мне нужен трезвый ответ. Потому даю тебе время подумать.
        Глава 6
        За того парня

22 - 25 июня
        Вторая бессонная ночь. Близнец представил, что у него нет личной ненависти к генералу Дронову, и спросил себя: согласился бы он с полковником Хворостенко? дал бы положительный ответ? удивился бы себе? Трудно ответить.
        Он действительно находился под впечатлением. Однажды он сам распахнул глаза, когда
«воздух» ответил «земле» неуправляемыми ракетами, а потом хищно прищурил их. А со временем начал забывать или гнать прочь мысли, которые реабилитировали Дронова: хлесткое слово «предательство» насильно материализовалось в «подставу» - дело на войне нехитрое, а порой - обычное. Иногда от хитрости до лукавства один шаг. И сейчас Близнец явственно представил себе желтоватую страницу Библии, черную строчку из «Отче наш»: «Избавь нас от лукавого...» Во множественном числе. Легион.
        Но что-то не устраивало Близнеца в состоявшемся разговоре. Он не долго ломал голову над этим вопросом. «Ваши имена останутся в тайне, я же выступлю открыто». Вот что не устраивало и не могло устроить Крапивина.
        Ночь дурманит голову, заполняет ее бродящим хмелем. Он заполняет пробелы, пустоту, вскрывает шифр, заложенный в многоточии после слов - «Я согласен...» Он не хочет оставаться не то что безымянным, а натуральным исполнителем, дубовым киллером, наемником. И еще много-много определений. Все это слова; и чтобы взвесить их, материализовав, суток не хватит. Не хватит жизни. Потому что обдумывать можно вечно - что означало «тянуть». Означало прятаться за словами и мыслями. Нужно действовать, переходить от слов к делу - вот где решение всех недомолвок и колебаний. Как сделал это военный прокурор Юрий Хворостенко.
        Близнец начал понимать, что не хочет остаться в стороне, но идти вместе со всеми
«с открытым забралом». Вдохновляло то, что он оказался наконец-то в организации, походившей на подполье, и так было не интересней, но - значимей. Вместе они вершили что-то важное, делали своими руками, а не протягивали их. Подумал, что в Великую Отечественную, о которой вскользь упомянул полковник Хворостенко, рождались подпольные организации и боролись с фашизмом.
        Организация. Он - член организации. Больше того: он - ее равноправный член. И
«членская книжица» имеется. И только несколько цифр отличают ее от той, что никогда не грела грудь военного прокурора.

«Я согласен». Но времени дали мало. Хотелось долго, вечно ощущать, как наполняет грудь и голову что-то торжественное, что-то вроде присяги.
        Тайная организация. Вот, оказывается, как будоражит кровь соприкосновение с тайной. Но все это ерунда по сравнению с тем, что случится через неделю, а может - раньше. Это обсуждение деталей готовящегося «акта возмездия», это тот самый переход от слов к делу. Бросок с крутого утеса в воду.
        Он сошел с берега и устремился по течению бурной реки. Видел берега, но только мельком - не до этого. Главное впереди, за пенистыми валунами, которые еще нужно преодолеть.
        Витька мчался по этой реке, чувствуя на горящих щеках резкие порывы, рожденные еще год назад, после возвращения из рейда. Да, только первый порыв можно считать истинным, остальные по сути своей лживые, вскрывающие лицемерие, нерешительность и даже выгоду. Он не мог отказаться от своих слов, произнесенных мысленно перед кучкой камней, которые скрыли тело товарища. Но не потому что их не услышали и не приняли. Тогда они в самом прямом смысле не имели веса, сейчас же, по прошествии времени, налились боевым свинцом. Он не мог допустить того, что кто-то - вместо него - окажется перед парализованным прокурором. Немыслимо представить себе такую позорную и озвученную картину: «До тебя был тут один малый...»

* * *
        На крыше серебристо-красного джипа «Тойота» полыхала, как в американских боевиках, магнитная мигалка синего цвета. Она была расположена слева, ближе к водителю; он, видя хвост дорожной пробки, опустил стекло и выставил проблесковый маячок на крышу. Сейчас он гнал джип по встречной полосе и не переставал сигналить. В конце Космодамиановской набережной, которая буквально вливалась в Шлюзовую набережную, вблизи Новоспасского моста, «Тойоте» преградил путь гаишник. Он так быстро махал своим жезлом, что, казалось, крутил посреди проезжей части нунчаки. И что-то кричал при этом. И «задник» был неплох: мост, по которому, наддавая перед поворотом паровозным гудком, тащился к Павелецкому вокзалу поезд; за ним неторопливо двигались облака, пронзенные солнечными лучами.
        - Урод! - выругался водитель, резко тормозя напротив гаишника. Он глянул на него через окно: над синеватым кепи постового сиял главный купол Новоспасского собора. - Быстрее! - поторопил водитель гаишника и высунул руку с раскрытым служебным удостоверением. Постовой хотел взять его в руки, но полковник ФСБ Терехин снова прикрикнул: - Быстро читай!
        Гаишник не читал, он сличал орущий оригинал со спокойной копией на фотографии и был абсолютно невозмутим. Удостоверение было действительно до 31 декабря 2006 года, оттиск печати четкий. Однако... что-то уж больно молод полковник. На вид ему не больше тридцати. Стрижка под ноль, во взгляде и жестах сплошной беспредел.
        Полковник потерял терпение. Он глянул на погоны постового, вгляделся, прищуриваясь, в его личный значок, наполовину скрытый за яркой накидкой-безрукавкой, быстрым движением вынул из кармана ветровки шариковую авторучку.
        - Номер личного значка, лейтенант! Плохо со слухом? Номер!
        Гаишник не стал напарываться на неприятности. Он отдал честь, выбросив к
«бейсболке» с милицейской кокардой руку:
        - Проезжайте, товарищ полковник.
        Терехин газанул, и его джип, проехав под мостом, свернул налево, в хитросплетения Крутицких переулков.
        Офис фирмы «М-дайджест» располагался на первом этаже двухэтажного дома. Все окна зарешечены, жалюзи с внутренней стороны опущены. Полковник остановил машину в десятке метров от офиса и шагнул на потрескавшийся асфальт. Быстро огляделся. Группа захвата была на месте. Бойцы в камуфляже и масках заняли места под окнами и перед металлической дверью. С каждой кованой решетки тянулись металлические тросы. Пара машин была готова вырвать их и дать дорогу спецназовцам.
        Чуть в стороне полковника дожидался его помощник - майор Вадим Соловьев.
        - Все готово? - спросил Терехин, здороваясь за руку с командиром штурмовой группы, капитаном по званию.
        - Да, ждем тебя, - слегка попенял начальнику Вадим.
        На другой стороне улицы находилась автозаправочная станция «Гранд» с вертящимся кубом на крыше конторы: буква "G" и черная нефтяная капля на четырех гранях. Небольшое кафе примыкало к автомойке, из него уже поглядывали любопытные посетители и служащие «Гранда», предвкушая захватывающее действие.
        - Что дверь? - спросил Терехин.
        - Как в банке, - в тон начальнику ответил майор Соловьев, застегивая мятый пиджак. - Заперлись изнутри. - Он потянул носом: - Жгут бумаги, суки!
        - Начинаем! - отдал команду полковник. Он достал из оперативной кобуры пистолет и передернул затвор.
        Майор скривился. Он знал, что будет дальше. Полковник, как последний сержант, лихо ворвется на объект в числе первых.
        Николаю Терехину было тридцать два года, полковника получил рано, в тридцать. Несмотря на относительную молодость, он был опытным следователем, а точнее - оперативником. Он чаще других своих коллег покидал кабинет и лично участвовал в оперативных мероприятиях, вплоть до задержания. Порой стоял пусть не во главе, но в середине группы захвата. Так, полагал он, острее чувствовался весь процесс, начиная с задержания и заканчивая передачей расследованного дела в суд.
        Он оттеснил спецназовца, стоящего у первого, считая от двери, окна, и приготовился. Капитан-спецназовец отдал команду, и два «бычка» тронулись с места. Тросы натянулись, раздался скрежет, вытянулась, как тетива, крашеная арматура первой решетки. Потом вдруг вместе с рамой подалась вперед и едва не задела полковника Терехина. Он коротко выругался, качнул головой: «Ничего себе!», и ловко, без помощи спецназовца, перебросил свое тело через подоконник.
        Помещение было задымлено, где-то действительно жгли бумаги. Терехин двинул по приоткрытой двери ногой и, держа «Макаров» двумя руками, выскочил в коридор.
        Фирма «М-дайджест» сотрудничала с финской полиграфической компанией и попутно занималась переправкой финского и австрийского оружия в Россию. «Жгут бумаги» - не значит, что уничтожают накладные на оружие, - уничтожают «черную бухгалтерию», которая ведется практически везде. Короче, избавляются от небольшого, но все же лишнего груза.
        В кабинет руководителя «Дайджеста» Армена Азаряна Терехин ворвался первым. Армен успел придать своему солидному телу вертикальное положение. Секунду назад он, согнувшись над опрокинутым металлическим ящиком, дул на пачку бумаг. Они сильно дымили, но горели неохотно, как рукописи.
        Николай цокнул языком:
        - Ай-ай-ай, Армен!.. Чтобы пожарить шашлыки, нужны хорошие дрова. - Полковник взял со стола бутылку с минеральной водой и вылил в импровизированный мангал.
        Позади раздавались крики. Матерились все - и сотрудники «Дайджеста» - в основном армяне спортивного телосложения, и оперативники с военной выправкой, и плечистые спецназовцы. Последние валили первых руками, ногами, прикладами, надевали на них наручники; то тут, то там звучали короткие очереди из штурмовых «каштанов» с магазинами в рукоятке. Оперативник с видеокамерой не успевал за скоротечными действиями. Когда он в сопровождении двух штурмовиков вошел в кабинет Азаряна, Терехин уже сидел напротив Армена, положив ногу на ногу.
        - Ну что, Армен, сам покажешь, где оружие, или нам самим поискать?
        - Самим поищите, ну, - с нарочито сильным акцентом ответил армянин и даже всплеснул руками.
        - Крыльями-то не размахивай, - предупредил Терехин, - а то я тебя окольцую, как вымирающего пеликана. Давай-ка поговорим о деле. Я расследую убийства, а не в порнухе ковыряюсь - это для начала. Вчера на Неглинной, неподалеку от театра
«Школа современной пьесы», был убит Джек Гольдман - американец русского происхождения, слышал?
        - Нет, не слышал про такой театр.
        - А про театр на Лубянке слыхал?
        - Э-э... - протянул Армен. - Зачем пугаешь?
        - Ну, ты, я вижу, совсем идиот. Придется познакомить тебя...
        - Нет, не надо меня ни с кем знакомить. Говори короче, да?
        - Коротко не получится. Послушай-ка, что я знаю про тебя. Ты проходил службу в
1992 - 1994 годах в Болгарии в составе Северной группировки войск. После ликвидации Организации Варшавского Договора в Болгарии остались нехилые запасы оружия, имущества, горючего, которые по наследству перешли к Минобороны России и были проданы болгарам за двадцать миллионов баксов. В конце 1994 года ты лично поучаствовал в торгах, реализовав военного имущества на двести пятьдесят тысяч
«зелени», и мотнул в Финляндию. Сколотил еще более «северную», но не менее криминальную группировку и начал поставлять финские «шпалеры» в Россию. В качестве прикрытия использовал посредническую фирму. Когда тебе в голову взбрело, что по сроку давности за дезертирство ты можешь вернуться в Россию, ты - бог ты мой! - вернулся и открыл столичный офис. Ну не дурак ли ты?
        - Зачем оскорбляешь, а?
        - А? А дальше неинтересно. Дальше все начинается с «ну». Ну, твои связи на оружейном рынке попали под пристальное наблюдение ФСБ. Ну, была создана спецгруппа. Ну, подняли «глухарь» десятилетней давности - «дело Азаряна», которое вела в свое время военная контрразведка. Ну, раскопали в архивах в том числе и президентское распоряжение, обязывающее военное ведомство выручку от продажи излишков войскового имущества зачислять на валютный балансовый счет такой-то в Банке внешней торговли Российской федерации. Вот тут «ну» кончаются, а «но» начинаются. Но болгарская выручка стала поступать на другие счета и совсем в другие банки. Один из счетов оказался азаряновским. Тебе знакома такая армянская фамилия? Тебя отрабатывали в течение восьми месяцев и вот решили взять, когда возле театра «Школа современной пьесы» был убит из финской снайперской винтовки
«марк-1» некто Гольдман. Винтовку убийца бросил на месте преступления и был таков. И если я найду в твоей конторе хоть один патрон от фирмы «Сако», я раскручу тебя, Армен, на «пятерку» с плюсом. - Николай кивнул спецназовцам: - Грузите его в машину.
        Когда армянина увели, Терехин отдал распоряжение появившемуся последним майору Соловьеву:
        - Вадим, бери людей и начинайте с подвала, а я пока осмотрюсь тут.
        - Пожарники подъехали, - сообщил майор, кашляя от едкого дыма.
        - Отсылай их. Скажи, что очаг возгорания потушен. - Полковник открыл холодильник, нашел там еще две бутылки минералки и окончательно залил огонь.
        Сейф в кабинете Азаряна был небольшим, однако даже сильные спецназовцы, взяв с четырех сторон, с трудом несли его к выходу. Терехин сел за стол директора фирмы и выдвигал ящики. Краем глаза он наблюдал за парнями своей опергруппы, они опечатывали системный блок компьютера и выгребали из шкафа-купе дискеты и лазерные диски.

«Опля!» Полковник стрельнул глазами в оперативников и снова опустил их: в нижнем ящике стола, прикрытые початой пачкой бумаги формата А4, лежали два австрийских пистолета «глок» с ударниковым УСМ безопасного действия Safe Action. "Неплохой
«сэйв», - похвалил себя Терехин, словно был вратарем и спас команду от гола. Он положил бумагу на место и занялся другим ящиком. Улучив момент, когда в кабинете не осталось ни одного оперативника, Николай сунул один «глок» в широкий внутренний карман ветровки, а другой, привставая, засунул за поясной ремень и прикрыл курткой. Тихонько насвистывая «Наша служба и опасна, и трудна», он разжился еще парой магазинов к австрийским пистолетам, рассовав обоймы по карманам.
        К этому времени оперативники во главе с майором Соловьевым обнаружили в подвалах фирмы серию финских снайперских винтовок фирмы «Сако» и автоматы «вальмет» под натовский патрон калибра 5,56. Всего пятнадцать штук.
        Николай вышел на улицу, прищурился на солнце и потянулся. Даже покивал своей стриженой головой: «Хороший денек». Он подошел к «десятке». На заднем сиденье сидел в наручниках Армен Азарян. Слева и справа от него расположились оперативники. Полковник положил руку на крышу «Жигулей» и, заглянув в салон, стерильно улыбнулся армянину:
        - Везет мне сегодня. Жалко, в твоем кабинете ничего не нашел. - Он похлопал по крыше, отдавая водителю команду: - Давай, поехал!
        Вечером этого же дня полковник Терехин встретился на берегу Котловки, в районе Нахимовского проспекта, со своим агентом - мужчиной лет сорока, небритым, сосредоточенным. Николай передал ему один ствол и назвал приблизительную цену:
        - Полторы «штуки». Потом шепнешь, кому спихнул ствол. Будет кого ловить за незаконное хранение.
        И уже на следующий день получил деньги.
        Второй «глок» он оставил себе.

* * *
        Близнец не переставал размышлять над организацией, которая сплачивает, пропитывает идеями - новыми, возрождает старые, забытые, может быть, позаимствованные у кого-то, над чем он в свое время не задумывался. Все это лезло на него, как змеиный копошащийся комок, гнездом которого стала его голова. Что и говорить - взбудоражили мысли, растревожили их, ткнув в самое уязвимое место. Тема могла именоваться одним коротким и зловещим словом - заговор. Ее можно было развивать до бесконечности, до крайней точки: заговор - это почти всегда преступление.
        Однако, как бы это ни называлось, оно не могло повлиять на решимость и вообще на настрой.
        Близнец решил встретиться с инструктором. Что касается бывшего военного прокурора, то с ним все более-менее ясно - он как бы на вершине идей организации, то есть прошел через те же сомнения и яркие вспышки активности. Он - продукт законченный. А вот инструктор... Какие мотивы двигали им, когда он раздумывал над предложением Хворостенко, а позже дал согласие?
        Андрей Проскурин встретил Крапивина приветливой улыбкой и проводил гостя на кухню. Усадив его за стол, налил из термоса горячего чаю, пояснив:
        - Время экономлю. Один раз заварил - и на целый день хватает. Советую взять на вооружение.
        Близнец отхлебнул чаю и прикурил.
        - Поговорим про полковника? - предложил он в вопросительной форме.
        - Давай поговорим про Хворостенко, - сразу согласился Андрей. - Заодно коснемся генерала Дронова. Мне кажется, он еще до начала военных действий в Чечне был предателем. Он не взял на себя ответственность за гибель хоть одного солдата не потому, что он не дурак, а потому, что он - генерал. Сейчас он курирует комитет Госдумы по обороне.
        Инструктор прошел в комнату, открыл секретер и вернулся на кухню с пухлой папкой. Пошелестев страницами досье на генерала Дронова, Андрей вынул вырезанную из газеты заметку.
        - На, почитай, что тут написано.
        Виктор прочел:
        "Комитет Госдумы по обороне, который курирует лично генерал-полковник Дронов, выступил с инициативой по ужесточению ответственности российских военнослужащих на поле боя. Разработан ряд поправок в Уголовный кодекс РФ. Прежде всего речь идет о
«неисполнении приказа», «сдаче в плен», «неисполнении обязанностей» и других тяжких воинских преступлениях. За «добровольную сдачу в плен по трусости» полагается отсидеть от 2 до 10 лет. А те военнослужащие, что попали в плен не по трусости, а, скажем, по ранению, но «добровольно участвовали в работах, имеющих военное значение, или в других мероприятиях, заведомо могущих причинить ущерб интересам РФ или союзным с ней государствам, при отсутствии признаков государственной измены будут наказываться лишением свободы на срок до 7 лет...».
        - Как тебе это нравится? - спросил Андрей. - Слышал про сталинский приказ № 227?
        - Да, что-то знакомое.
        - Я объясню. Очередная дроновская инициатива равносильна приказу Сталина «Ни шагу назад!». Приказ вождь подписал 28 июля 1942 года после летнего разгрома Советской армии под Харьковом. Знаешь, что такое преамбула?
        - Главная тема? - попробовал угадать Виктор. Он до сих пор не мог приспособиться к необычной манере разговора Андрея Проскурина. Порой ему казалось, что капитан читает по бумажке. Что это, сила привычки? Он помнил его лекции на курсах. И еще тогда пришел к выводу, что инструктор и дома, и в кругу родных, приятелей режет так же, как на занятиях. Не мог представить его расслабленным, с улыбкой на лице. Что вот сейчас подтвердилось на сто процентов. Тяжело разговаривать с такими людьми.
        - Вроде того, - ответил Проскурин, - вводная часть. Так вот, в ней объяснялось, что причиной поражения стали не бездарность командования, а трусость бойцов. Тогда заградительные отряды в случае паники и отхода расстреливали отступающих. И сейчас все идет к этому, но переориентировано на Чечню. Статьи, о которых ты прочитал, не были включены в 1996 году в Уголовный кодекс, поскольку при Ельцине законодатели исходили из принципа высшей ценности человеческой жизни и необходимости ее сохранения при любых обстоятельствах. Теперь от защитников Родины в законодательном порядке фактически потребуют совершать самоубийство. Нет человека - нет дела. Тоже сталинские слова.
        В руках Виктора еще один документ, он касался все той же темы об ответственности российских военнослужащих на поле боя.
        "На вопрос о соответствии предполагаемого закона нормам международного права генерал Дронов ответил, что данная норма относится к гражданам России и не рассматривалась с точки зрения международных правовых координат.
        Одобренный комитетом по обороне законопроект разослан для ознакомления в правительственные учреждения. Его рассмотрение Думой может состояться в ходе осенней сессии[Документы составлены по материалам Вадима Соловьева «Депутаты реанимировали сталинский приказ», «Независимое военное обозрение».] ".
        Близнец вернул документы капитану, допил чай и прикурил новую сигарету. Он понял, что с Андреем ему легче разговаривать на эту трудную тему. Объяснения капитана-инструктора были жесткими, четкими, после них в душе не оставалось место сомнениям. Наверное, потому, что он был почти ровесником, а перед полковником Хворостенко Витька терялся. Вспомнил, как не мог погасить торшер, дергая проклятый шнурок...
        Пора задать главный вопрос, сделать то, за чем он и появился в это утро перед бывшим инструктором. Однако вот сейчас это желание потеряло остроту. И все же Близнец решил идти до конца. Он не понял, почему перефразировал домашнюю заготовку, свой вопрос, четко сформулированный по пути к Андрею. Может, понял, что мотивы у инструктора лежат намного глубже.
        Он не спросил, а сказал в утвердительной форме, полагая, что не ошибается:
        - У тебя личные счеты с Дроновым.
        - Да, - не колеблясь ответил Проскурин. - В 2000 году Дронов бросил умирать под Мескер-Юртом расчет десантников из 74-й бригады, а оставшихся в живых добил артиллерийским огнем - когда командир группы Николай Проскурин - мой старший брат - вышел последний раз в эфир и фактически вызвал огонь артиллерии на себя... Это был выход для обделавшегося генерала, и он им воспользовался. Ты же знаешь, что значит вызвать огонь на себя.
        - Слышал про меня и моего наблюдателя?
        - Больше того: интересовался.
        - Почему сразу не сказал?
        - Потому что это не только наше дело. Ты смотрел фильм «Матрица»?
        - И не раз.
        - Значит, должен помнить: «Я покажу тебе, насколько глубока кроличья нора». Юрий Александрович и показал мне, насколько она глубока и сколько дерьма в ней. Он открыл мне глаза, если проще. От него я ни разу не слышал слов о чести, долге, честности. Он всегда говорит об искренности. Главная черта его характера - искренность. Можно легко осудить честного человека, но почти невозможно вынести справедливый приговор человеку открытому. В его команде только такие люди. И ты тоже человек искренний. Поэтому ты получил предложение влиться в нашу команду. Тебе придется поверить в это, потому что ты среди нас. Легко идти по стрелке компаса, которая всегда указывает на север, но мы идем в другую сторону. Нас мало, - продолжал Андрей, - поэтому дорожим каждым человеком. Но не все готовы рискнуть головой - у кого-то семьи, дети.
        - И ты начал искать человека, который рискнул бы своей головой.
        - И нашел его, - слабо улыбнулся в ответ Андрей. - Пока дело не сделано, так и будем в тени. Но потом все изменится - в лучшую сторону. Будь уверен.
        Сразу после этого откровенного разговора Крапивин окончательно достиг переломного момента, когда идти можно было либо вперед, либо назад. Внутренний компас, ориентированный на север, сломался и в его душе тоже. Теперь он указывал в прямо противоположном направлении.
        А в ушах стояли прощальные слова капитана Андрея Проскурина:
        - Витька, хочу еще раз напомнить: человек, представляющий угрозу «кабинету», уничтожается. Теперь это касается и тебя тоже.
        Но в них Виктор Крапивин не расслышал угрозы, потому что не был человеком из той единственной категории, названной капитаном. И оба понимали это.
        Очередная, третья по счету ночь дурманит голову, заполняет ее бродящим хмелем... Не ко времени она задает вопросы: «Ты убьешь человека?»
        Ночь выплетает на окнах черные круги и пристрелочные квадраты мишеней, шепчет до боли знакомым голосом: «Кто тут хотел стать снайпером?..»
        Глава 7
        Первая кровь
        Апрель 2003 года
        Со временем напряжение слабело. Оно почти иссякло к шестому месяцу обучения. Ставший привычным срывающийся голос Андрея Проскурина прозвучал в этот раз строже, и Близнец, уже получивший эту кличку, неожиданно для себя приготовился шагнуть вперед, услышать то, что запомнил на всю жизнь: "Учти - во время выполнения задания ты можешь рассчитывать только на себя... Тебе придется смотреть, как разлетается в прицеле голова... Отныне твоим девизом будут слова: «Мы стреляем редко, но так, чтобы каждый раз попасть в цель».
        Этот урок Проскурин закончил на неожиданной ноте, и у курсантов сложилось впечатление, что это последнее занятие.
        - Во время курса вы стреляли по мишеням и манекенам. В реальной жизни вы не встретите человека, похожего на черный кружок или пристрелочный квадрат. - Инструктор дождался, когда уляжется легкий смешок в аудитории, и закончил: - Теперь первое, что вы увидите в оптический прицел, - это глаза. Глаза обычного живого человека.
        Проскурин отпустил курсантов, задержав Крапивина.
        - С тобой хочет поговорить один человек, - сказал он Близнецу и дождался стандартного вопроса:
        - Кто он?
        - "Купец", - ответил капитан.
        - Почему так рано... и так поздно? - невольно скаламбурил Крапивин. До окончания курса почти месяц, а на часах без четверти одиннадцать вечера.
        - Потому что это особый «купец», - сделал ударение Проскурин. - Такие люди всегда приходят раньше раздачи. Так что не удивляйся ничему. Предложение, которое тебе сделают, получают единицы - это обычная практика. Ты заметил, что я приглядывался к тебе во время курса?
        - Да, у меня было такое ощущение, - ответил Виктор.
        - Когда оно возникло? Припомни конкретный эпизод. И если ты сделаешь это... - капитан едва заметно покачал головой, - я назову тебя лучшим из лучших.
        - Ну тогда это звание у меня в кармане, - улыбнулся Витька. - Вы задали вопрос, товарищ капитан. Точнее, прозвучала вводная. Три снайпера на позиции остались без приборов определения дальности. Первый снайпер определил расстояние до цели в триста пятьдесят метров, второй в четыреста, третий в четыреста пятьдесят. Их действия.
        - Что дальше, напомни?
        - Кто-то сказал, что нужно вычислить среднее арифметическое, кто-то предложил примерно то же: ориентироваться на второго стрелка. Я нашел ответ в том, что стрелков - трое. Все просто. Каждый ставит прицел и делает поправки на то расстояние, которое он определил, и стреляют одновременно из трех винтовок. Одна из пуль точно попадет в цель.
        - Все просто, ты сказал? Но почему только один из тридцати ответил на эту вводную?
        - Я не знаю.
        - Я знаю. Пойдем со мной.
        Одиннадцать вечера. Практические занятия проходили днем, теорию привычно перенесли на более позднее время. Из офицеров в центре снайпинга лишь дежурный, не считая капитана Проскурина. Правда, человек, встречавший Крапивина в кабинете инструктора, показался Близнецу военным. О том говорила его выправка - прямая спина, широкие плечи, сильные руки - и проницательный взгляд.
        На столе лежала синяя папка. Чуть лысоватый незнакомец лет сорока, одетый в рубашку с короткими рукавами, открыл ее и пролистал несколько страниц. Только после этого он улыбнулся, что очень подходило к его круглому лицу, и спросил:
        - Виктор Николаевич Крапивин?
        - Так точно!
        - Почему решили связать свою службу с такой редкой и трудной профессией?
        - Боевиков насмотрелся, - честно ответил Близнец. - Пострелять захотелось.
        - Присаживайся. Андрей, вы можете идти. - Когда за инструктором закрылась дверь, военный представился: - Меня зовут Сергеем Васильевичем. Структуру, которую я представляю, пока называть не стану. На то есть много причин. Надеюсь, это понятно?
        Близнец кивнул, ничего, однако, не понимая. Последний месяц, а то и два он пытался представить, как будет происходить встреча с «купцом», какое подразделение он представляет; что ждет его впереди, какая служба и где... Надеялся на то, что хотя бы два-три человека из курса окажутся вместе. Армия все-таки. Нужно держаться и жить сообща. Хотя этот вопрос был из разряда спорных. Ведь снайпер - одиночка по сути. С другой стороны, отдельное помещение для него никто не подготовит, определят в роте, в казарме, где свои правила, свой распорядок, своя жизнь. И эта неопределенность слегка пугала.
        - Ты будешь служить не в рядовом подразделении, а во взводе антитеррора ГРУ, - продолжил Сергей Васильевич. - Этот вопрос закрыт. Ты доволен?
        - Да. - «А вот это уже конкретно», - подумал Крапивин и едва сдержал улыбку. Взвод антитеррора, это же здорово. Но все еще с заметным холодком внутри.
        - Задачи такого подразделения тебе ясны?
        - Так точно.
        - Назови несколько задач.
        - Уничтожение террористов, - неуверенно начал Близнец.
        - Ты в точку попал. Дальше можешь не продолжать. Вопрос «где?» вертится у тебя на языке. В любом месте. Какими средствами? Любыми. Любыми силами, методами и приемами. Что такое секретная операция, знаешь? Я отвечу вместо тебя. И начну с того, что к ней привлекаются люди, умеющие держать язык за зубами. Таким людям говорят: «Умрите, лжесвидетельствуйте, но не выдавайте тайны». Эти слова звучат уже много веков. Тебе интересно то, о чем я говорю?
        - Да.
        - Ты мысленно соглашаешься со мной?
        - Да.
        - Тебе выпадает шанс закончить курс практикой и доказать свою состоятельность как снайпера - лучшего из курса. Почему ты побледнел? Ты представил, что скоро убьешь человека?
        - Да.
        - Но рано или поздно это случится. Ты обратил внимание на последние слова инструктора о живых глазах в прицеле?
        - Да.
        - Я попросил его об этом. Эти слова больше предназначались для тебя. Пока я не открыл некоторых деталей нашего дела, ты можешь отказаться. Мы никого не принуждаем. Я доложу своему руководству... - Сергей Васильевич сделал паузу.
        - Да нет, я согласен.
        - Повтори окончание.
        - Я согласен.
        - Да, скоро случится то, к чему вас готовили пять месяцев. Ты не будешь знать имени человека, которого убьешь, кто он, есть ли у него семья, дети, родители. Ты хочешь спросить: почему именно тебя привлекли к этому делу, а не профессионала, которых в нашей структуре хватает? Я отвечу: чтобы одним профессионалом стало больше. Простой ответ, правда? Подумай над этим. Пять минут. Этого времени тебе хватит. Интересно, верно? Ты хочешь спросить: так ли начинают свой путь профессионалы?
        - Да.
        - По-разному. Но и так тоже. Мы будем присматривать за тобой, поможем, если возникнут трудности в подразделении, где ты будешь проходить службу. Если не сломаешься, у тебя появится возможность подписать с нами контракт.
        Перед Виктором Крапивиным находился профессиональный вербовщик. Он знал свое дело и обрабатывал двадцатидвухлетнего снайпера легко и непринужденно. Относительная независимость всегда помогала ему избежать расшифровки причастности спецслужбы, на которую он работал, в случае срыва. То есть если вербуемый поднимет скандал, то вербовщик просто уходит, а спецслужба не страдает. В данном случае она была для него не «крышей», но легким навесом, поскольку условия для знакомства с объектом и вступления с ним в разговор все же были созданы не им.
        Сергей Васильевич не скупился на обещания, которые обеспечили бы его объекту успех - это возможность проходить службу в элитном подразделении военной разведки. Объект молод, потому неурядицами в личной жизни страдать не мог, а два главных козыря - выпивка и секс - пока что были его спутниками по жизни. В духе времени.
        - Ты напишешь заявление на отпуск по семейным обстоятельствам, - продолжал Сергей Васильевич. - А мы сделаем все, чтобы на рапорте появилась положительная резолюция. Конкретная работа будет проходить в городских условиях. За тридцать дней ты пройдешь интенсивный курс по определению слежки и уходу от преследования. На это тратят годы, но ты пройдешь только те ситуации, которые могут возникнуть у тебя во время этой операции.
        Сергей Васильевич посмотрел на часы, улыбнулся и качнул головой:
        - Ого! Половина двенадцатого. - Он вынул из папки лист бумаги и подал его собеседнику. - Внимательно прочти, поставь дату и распишись.
        Близнец прочитал его дважды, потому что с первого раза он ничего не понял.
        Я, Виктор Николаевич Крапивин, 1980 года рождения, добровольно даю согласие на привлечение меня в состав силового подразделения вновь создаваемой группы специалистов, не состоящих на службе в правоохранительных органах Российской Федерации, в качестве сотрудника Федеральной службы безопасности без правовой защиты. С доказательствами, установленными в ходе оперативно-разыскных мероприятий, что разрабатываемый спецгруппой «Объект» может совершить новое преступление (побег из мест заключения под стражу) и таким образом попадает под определение физического устранения (Указ Председателя правительства РФ от 16 февраля 1999 года «Об экстренных мерах по защите населения от бандитизма, экстремизма и терроризма, а также иных проявлений организованной преступности»), ознакомлен.
        Едва Крапивин расписался, собеседник вручил ему чистый лист бумаги.
        - Пиши рапорт, Виктор, на предоставление тебе краткосрочного отпуска по семейным обстоятельствам и с правом проживания по месту жительства твоих родителей сроком на десять дней. Потом мы этот рапорт продлим. - И буквально огорошил, снова бросив взгляд на часы: - Поторопись. Нам с тобой пора отправляться.
        - Куда?
        - Сначала к тебе домой. Тебе нужно переодеться. Потом на «дачу». Познакомлю тебя с еще одним человеком.

«Дача» оказалась одноэтажным бетонным строением, окруженным высоким забором, на окраине Остафьева. Улыбчивый парень лет двадцати семи назвал ее «Аквариумом». И тут же пояснил почему:
        - Тоже под больницу планировали. К тому же недалеко радиоцентр ГРУ - в Ватутинках. Но это не постоянное место - сегодня здесь, а завтра там. Сам понимаешь.
        Близнец не знал, что находится в других «палатах», но помещение, где прошел его первый урок и знакомство с преподавателем («Слоном», на языке оперативников), походило на обычный школьный класс. Переночевал он в небольшой комнате с одной кроватью и окном, выходящим на радиовышку. Умылся в общем умывальнике в конце коридора и отметил, что до него здесь побывало несколько человек: керамический пол был изрядно забрызган водой, на длинном зеркале множество мелких крапин от зубной пасты. Ожидал завтрака, однако преподаватель сразу провел его в класс. Тут все было расписано по минутам и по иному графику.
        Что и нашло подтверждение в словах нового инструктора. Он сказал, что завтрака как такового в школе нет, но есть обед, ужин и что-то вроде вечернего чая. Дескать, на голодный желудок информация усваивается легче.
        - Называй меня Сергеем и на «ты», - предложил молодой «слоненок», устраиваясь за столом напротив, положив ногу на ногу. И преподаватель, и курсант были одеты примерно одинаково: в джинсы, кроссовки. Они сидели боком к окну, за которым раздавался шум машин, мчащихся в сторону Щербинки и обратно. - Я буду готовить тебя к работе в городских условиях. В основном будем говорить о психологии.
        - Ты психолог?
        - К тому же еще и практик. Ну что же, начнем. Ты - снайпер, значит, должен ответить на вопрос: стрелковое дело - это искусство или наука?
        - И то и другое, думаю.
        - Ошибаешься. Это искусство. Представь: ты нажал на спусковой крючок, пуля вылетает из ствола, и ты уже никак не можешь повлиять на нее. Наукой тут и не пахнет. Но ты можешь предвидеть, что произойдет с пулей на ее пути следования к цели. Тебя учили маскировке, но вряд ли затронули тему последствий плохой маскировки. То есть все сводилось к тому, как не допустить ошибки. Потому что любая ошибка снайпера тут же влечет за собой его смерть. Я же постараюсь научить тебя, как исправить такую ошибку - буквально спасти себя. Как ты думаешь, можно заставить некурящего человека курить? Ну, конечно, не под дулом пистолета. Далеко ходить не будем, возьмем армию, подразделение, перенесемся мысленно в казарму. Рота моет пол, сержант дает команду: «Перекур! Некурящие продолжают драить пол». Уверен, ты возьмешь в рот сигарету. Так и мне придется сделать нечто подобное.
        С этого момента для Близнеца началась иная работа. Одна вводная следовала за другой. Раз за разом обнаруживали его снайперскую позицию, и он, бросив оружие, мысленно уходил от преследования «в городских условиях». Но всякий раз его
«ловили».
        Занятия проходили то в классе, то на улице. Порой Сергей приглашал Близнеца в кафе, и обучение проходило в непринужденной обстановке: пили кофе, жевали сандвичи. Иногда «слоненок» заговорщически подмигивал и заказывал по кружке пива.
        Такие открытые кафе всегда соседствовали либо с постом ДПС, либо с вещевым рынком, либо с опорным пунктом правопорядка. Сергей обращал внимание Близнеца на работу милиции и задавал вопросы: почему наряд не остановил озирающегося бомжа с двумя полиэтиленовыми пакетами, но задержал молодую пару кавказского вида и увел их с собой; почему гаишники игнорируют «Москвичи», «копейки», малолитражки с женщинами и пенсионерами за рулем, но тормозят иномарки и фуры; почему не подошли к дорожникам, которые пригнали компрессор и, отгородив участок тротуара невысокими щитами, взялись за отбойный молоток и лопаты. И еще много-много вопросов.
        Маскировка - второе оружие снайпера. Близнец еще долго не остынет от многочисленных, нескончаемых и изнурительных учений в центре. Стандарт, принятый во всех подразделениях по подготовке снайперов: сутки делятся на две части - занятия в залах и в поле. «Охотники по призванию» учатся днем и ночью.
        Вводная: курсант должен незаметно подобраться на двести метров к наблюдателям с мощными оптическими приборами, выстрелить холостым патроном, затаиться и ждать. Он получает право выстрелить еще раз, если наблюдатель-инструктор не смог определить место подобравшегося снайпера. Если и в этот раз опытный инструктор не смог установить расположение огневой позиции, курсанту ставится «зачет» данного этапа.
        Незаметно пробраться означает пропахать на брюхе с километр и более, маскируясь реденькими кустами, пеньками, мотками брошенной в поле проволоки, прятаться за кочками, укрываться в ямках. Зная, что тебя ждут. Фактически зная твой маршрут. Зная тебя по имени, в лицо. Зная твои возможности. Но главное - это знания и возможности опытных инструкторов.
        Да, в центре снайпинга все было более или менее понятно. Теперь же для Виктора этим полигоном смерти стал целый город - пусть даже воображаемый. Но именно воображение, по словам Сергея, играет главную роль.
        Занятие в классе.
        - Тебя вычислили, тебя ждут в городе, знают по имени и в лицо, знают твой маршрут и возможности. Это серьезная вводная, согласен?
        - Да.
        - Но ты связан приказом. Точнее, отсутствием распоряжения бросить все к чертовой матери и возвращаться. Ты обязан выполнить приказ. Запомни, Виктор: чтобы скользнуть под корягу и укрыться за ней, нужно быть ужом, а не стараться быть им. Подойди к зеркалу и придумай, как изменить внешность, чтобы иметь возможность передвигаться по городу-полигону. Маска. Тебе нужна маска. Второе оружие. Смотри и думай. Исходи из того, что у тебя под рукой есть банальные средства маскировки - ватные тампоны для утолщения носа, шарики под щеки, краска для волос, фальшивые усы и бородка. Смотри и слушай меня. Думай о том, что вот в этот момент я спасаю тебя. Сотни людей ежедневно изучают тебя по фотографиям, запоминают тебя с короткими волосами, с длинными, с усиками и без них, с бородой и без нее, с короткими баками, с длинными, с узкими и широкими. Мысленно утолщают твой нос, прикидывая, как он будет выглядеть с ватными шариками в ноздрях. Утолщают твои щеки, которые топорщатся, как воспаленные желваки, изнутри шариками. Обесцвечивают твои брови, подкрашивают волосы... Думай и не жди от меня ответа. Держи в голове
правило: ставь себя на место противника. Ищи ту единственную маску, которая не позволит узнать в тебе человека, разыскиваемого сотнями людей.
        И Близнец поставил. Не сразу. Прошло много времени. Но он нашел ту единственную маску. У него даже мурашки пробежали по телу. Он смотрел на свое отражение в зеркале, но видел и гипнотический взгляд «слоненка». И приписывал родившийся ответ ему, а не себе.
        Ищут изуродованного человека, фантастическое существо, которое каждое мгновение меняет свой образ. Он понял, какую ошибку допустили воображаемые спецслужбы, давая ему естественную маску. Они возвратили ему его лицо, а сами остались с обезображенным и неузнаваемым ликом снайпера. Они уверены, что преступник изменит свою внешность. И чтобы переиграть их, внешность менять не надо. Это касалось конкретной вводной. А сколько же их впереди?
        Сергей улыбнулся. Он все прочитал по выражению лица снайпера. Он достиг результата, заставив курить некурящего.
        Он поманил Близнеца за собой и присел за стол. Вынул из папки несколько снимков незнакомого человека лет двадцати с небольшим. Дал посмотреть на него и убрал одно фото в папку. Остальные пододвинул снайперу и вручил набор фломастеров. Виктор понял, что от него требует инструктор.
        Он взял в руки фломастер и приступил к работе. Длинные волосы, бородка, усы. Просто длинные волосы. Просто усы. Просто бородка. Тени под глазами, под крыльями носа. Тени под щеками. Очки.
        Работа закончена. Перед глазами пять разных лиц. У Витьки была феноменальная зрительная память, но он не мог вспомнить настоящее лицо этого человека. Чтобы проверить себя, он смело взял из папки шестой снимок, который он долго изучал.
        - Узнал ты его или нет, вопрос так не стоит, - наконец-то подал голос Сергей. - Узнают известных актеров, родственников. Узнают людей узнаваемых. А этот снимок просто был лишним, потому что его не коснулись изменения. Слушай внимательно. Инструкции: «Так выглядит этот человек. Но он может выглядеть следующим образом...
        И все. Рука машинально отодвигает оригинал. Мозг получил другую установку. Чтобы скользнуть под корягу и укрыться за ней, нужно быть ужом, а не стараться быть им.
        Близнец был близок к тому, чтобы вскоре стать вооруженной до зубов коброй.
        Он учился и часто ловил себя на мысли, что не хочет идти ни в какую армию, ни о каком элитном подразделении не думал. Ему хотелось вечно слушать ленинский призыв:
«Учиться, учиться и еще раз учиться». Он узнавал много нового и реально мог представить себя в той или иной ситуации. Безудержно хотелось подменить «слоненка» и приступить к обучению какого-нибудь салаги: «Смотри и слушай меня. Думай о том, что вот в этот момент я спасаю тебя».
        Он понял, что его спасали. Что игра с ним ведется честная. Ему давали не один, а много шансов, чтобы выполнить задание и уйти. Выбраться из капкана. Вряд ли его бросят на том или ином этапе операции, его готовят к самым неожиданным вариантам. А их десятки. Та вводная, которую решил Крапивин, оказалась самой сложной, но он решил ее, и остальные щелкал как орехи. Тем не менее любое принятое им решение не давало стопроцентной гарантии.
        Он был уверен, что впереди не одна секретная операция, иначе его не стали бы готовить с такой тщательностью. Впереди долгая и интересная работа. Об этом даже намекнул Сергей: мол, я работаю с тобой на долгую перспективу и не только как со стрелком, а с человеком, который реально может добыть ценную информацию. А на вопрос Близнеца, зачем тогда ему идти в армию, Сергей ответил: «Чтобы ты стал настоящим мужчиной и набрался опыта».
        Но ни Виктор, ни Сергей представить не могли, что через семь месяцев синеватую папку, которую Близнец видел в руках Сергея Васильевича, перечеркнет жирная красная полоса. За подписью оперуполномоченного ФСБ она уйдет пылится в архив с сопроводительной надписью на последнем подшитом к его делу листе: «Нефункционален без каких-либо негативных эмоций».
        То будет приговором его «как сотрудника Федеральной службы безопасности в составе группы специалистов».
        Его испортит ненависть и месть к конкретному человеку. Оперуполномоченный, ставя крест на деле Крапивина, так и скажет: «Испортили человека». Точнее, стрелка. Зная, что тот всегда, держа в прицеле чью-то голову, будет видеть генерала Дронова. Оружие снайпера должно быть всегда чистым и холодным - это правило. Оно распространялось и на живого человека. Вряд ли у него задрожат руки, но ему был уготован другой путь, криминальный.
        А пока Близнец учился, учился и учился.
        - Иногда полезно руководствоваться голосом свыше - но только иногда. Когда именно? Когда ты услышишь настойчивые интонации. Настанет время, и ты проверишь себя, свой настрой. Ты будешь на виду, за твой облик будут цепляться бдительные глаза, но только для того, чтобы отметить и забыть. Запомни одну истину: чтобы тебя не заметили, нужно быть просто уверенным в себе. Невозможно отогнать страх, но - есть такая техника: если страху пойти навстречу, страх исчезнет.
        Следующая тема.
        - Ты попал в трудное положение. Тебе нужна помощь. Ты должен выложить перед незнакомым человеком четыре существенных фактора, которые помогли бы ему принять выгодное для тебя решение. Во-первых, ты должен расположить его к себе. Как? Подумай.

«Может, сказать ему правду? - думал Виктор. - Заодно можно отыграть и время. Это как очная ставка, - сравнил он, - где человек говорит искренне, а ему, соответственно, верят и идут навстречу». Однако здесь он подсознательно обнаружил очень важный момент: он не должен использовать этого человека шире... шире...
        Он так и не смог подобрать определения. Помог Сергей:
        - Ты не должен использовать его дважды. Ему решать, выпускать тебя из клетки, в которую ты угодил, или нет. Ты обратился к нему, значит, он твоя последняя инстанция и надежда. Он слушает тебя, дарит шанс - пусть даже призрачный. Если он встанет на твою сторону, в этом твоей заслуги не будет. Разве нужно продолжать эту тему? Затронем другую. Навсегда забудь о дешевых трюках, они проходят только в кино.

* * *

«Придешь на место в парике, уйдешь без него. Жильцы чаще запоминают тех, кто вошел в подъезд, а не тех, кто вышел. Обычно смотрят на руки - пустой ли выходит. Это далеко не правило, но с этой стороны тебе будет легче».
        Близнец, фактически работая на «контору», не переставал удивляться ровному, даже дружескому отношению. На его вопрос Сергей ответил не задумываясь:
        - У нас по-другому не бывает. Только ты хотел спросить не об этом. У нас особый отдел, значит, и отношение к работе и к агентам особое. Не все волки, как ты думаешь, но зубы есть у каждого. И не дай бог тебе увидеть оскал. Мало не покажется. Если ты захочешь уйти, тебя держать никто не станет. Тебе стандартно предложат забыть все. Но никто ничего не забывает. Об этом ты должен помнить всегда. Нет, чесоткой в нашем отделе никто не страдает, по поводу каждого агента под рубашку не лезут. Представь себе отдел в целом. Идет обычное совещание, запрос на то или иное лицо, задействованное в том или ином деле, операции. Идет запись, ведутся протоколы. Секретную информацию выслушивают и хранят десятки людей. А на круг выходит сотни. Это давно устоявшаяся практика. Каждый занимается своим делом. Одни планируют, вторые обеспечивают, третьи исполняют. Если желаешь, это производственный процесс. Вижу, ты хочешь спросить: почему бы тому, кто обеспечивал и оборудовал огневую позицию, самому не нажать на спусковой крючок? Ответ простой: наша «контора» не терпит универсальности.

* * *
        Огневая позиция находилась на третьем этаже трехэтажного же каменного дома, отстоящего от Обнинского следственного изолятора на сто сорок метров. Снайперу ставилась задача ликвидировать человека в камере, выстрелив через решетку и
«реснички». Одна металлическая пластина была отогнута, что давало пятисантиметровую щель как для выстрела, так и для того, чтобы узнать жертву.
        Согласно данным, в камере было четыре подследственных. Через металлические
«жалюзи» невозможно было разглядеть даже половины лица. Свою жертву Близнец должен был узнать по глазам, взгляду, прищуру, по выгнутым домиком и словно удивленным бровям.
        Он долго изучал его фотографию, точнее, узкую полоску - глаза, брови, часть носа. Он не хотел видеть и запоминать человека, которого должен убить. С другой стороны, так было удобней: внимание не рассеивалось на губы, подбородок, уши. Эти лишние детали могли помешать в определении. Именно так ему и предложили изучить снимок и закрыли полосками самоклеющейся бумаги верхнюю и нижнюю части изображения.
        Он припомнил последние слова инструктора: «Первое, что вы увидите в оптический прицел, - это глаза. Глаза обычного живого человека». Не только стрелять, даже думать об этом было очень и очень трудно. Почти невозможно было пересилить себя.
        Виктор ничего не трогал в комнате, где шел ремонт. Точнее, ремонт давно приостановился. Стены ободраны, потолок в неровных слоях штукатурки. Посреди комнаты деревянный стол, застеленный кусками старых обоев. А на них толстенный слой пыли. Близнец не стал смахивать пыль, положил под ствол винтовки мокрую тряпку, чтобы после выстрела не поднялась пыль. Действовал скорее механически.
        С винтовкой «СВУ» с литерой "А" снайпер был знаком. По сути она была модификацией
«СВД» и имела устройство глушения звука и прицел с переменной кратностью - до двенадцати. Фактически Виктор мог приблизить цель так, как если бы смотрел на нее невооруженным глазом с расстояния десяти метров.
        Он надел тонкие матерчатые перчатки, взял оружие в руки и... Вот сейчас он узнает правду. До сей поры ему казалось, что это мероприятие - учебное. Просто очень серьезная вводная. Он отсоединил магазин и выщелкнул патрон. Боевой. Снайперский винтовочный патрон калибра 7,62. Вот и все. Теперь бесполезно тренировать голову.
        Снайпер достал из пакета старые тренировочные штаны и надел их поверх джинсов. Устроился на полу и взял оружие на изготовку. Первым делом отыскал нужное окно следственного изолятора и еще раз проверил. Точно оно, на третьем этаже восьмое справа. Отличительная особенность: пятая снизу пластина отогнута, образуя
«танковую» щель. Выстрел в амбразуру, сопоставил Близнец. Первый выстрел по живой цели. Невероятно сложный. Ошибка в определении выливается в убийство другого человека. Но стоит ли говорить о какой-либо разнице в данной ситуации? Похоже, пришел к выводу снайпер, именно для него разницы не существовало.
        Впервые. Впервые убить человека. Страшно оттого, что где-то на очереди второй, третий. Все инструкции преподавателей и психологов сейчас казались дешевкой: ничему они не научили. Потому что просто готовили и фактически не заботились, как будет расхлебывать это варево их подопечный. Наверное, у них есть ответ на этот вопрос: обычно. Все ответы лежали за сухим щелчком и стремительным полетом пули.
        Близнец вздрогнул, когда увидел в «амбразуре» чьи-то глаза. Кто-то подошел к окну и жадно смотрел на улицу, на проезжающие мимо машины. Смотрел прямо в оптику снайперской винтовки.
        Жуть. «Кошмар на улице Вязов». Волосы дыбом.
        Он или не он? Уголки глаз опущены, брови широкие, сросшиеся на переносице.
        Не он.
        СЛАВА БОГУ...
        А может, он вообще не подходит к окну? Эту наиглавнейшую деталь ему не объяснили. Наверное, посчитали лишней. Наверняка знали, что «клиент» периодически подходит к окну. А что еще делать в камере? Путь даже там есть телевизор. На улицу-то все равно взглянуть хочется. Вот она, в нескольких метрах, за высоким забором, опутанным «егозой». Свободу стерегут часовые на вышках, топчут собаки в контрольном коридоре.
        Одну пару глаз сменили другие. В них явно написана тоска. Воображение, о котором не переставал твердить «слоненок», помешало определить в них те, которые снайпер долго изучал по фотографии. Тоска... Ее невозможно определить с десяти, а тем более со ста пятидесяти метров. Какие бы чувства они ни источали, все равно притупятся, пооботрутся в долгом пути до черной шахты холоднокованого винтовочного ствола. А дальше - падение в бездну, протяжный крик, мрак и тишина.
        Витьке показалось, что раньше он видел этот взгляд, характерный прищур, выгнутые домиком и словно удивленные брови. Как обухом по голове ударили. Словно вдолбили в башку тупой клин откровения: это он.
        Одна спираль, другая. Ствол винтовки гулял по невидимому серпантину и никак не мог успокоиться.
        Не сейчас, нет, не сейчас. Позже. Когда он еще раз подойдет к окну. Может, за это время он выпьет чаю, вспомнит что-то, представит, улыбнется...
        Улыбнется...
        Живой человек. Он не похож на черный кружок и пристрелочный квадрат.
        Глаза. Почему не дали изучить его затылок? Вот он повернулся, и в желтушном свете лампы видна часть его коротко стриженного затылка.
        Выстрелить? Он попадет - руки успокоились, ствол словно сорвался со спирали и замер на одной точке.
        Можно выстрелить, записать в актив первое точное попадание, но в то же время и проиграть. Получалось, он выкрутился, притворился ужом и скользнул под спасительную корягу.
        Узкие, близкорасположенные к переносице глаза... Еще одни - широко распахнутые, защищенные сверху, как козырьком, сросшимися бровями...
        Сорок пять минут на позиции. Много. Устал. Нужно отдохнуть, пройтись по комнате. Но не слышно приказа. В ушах отголоски другого.
        Глаза с характерным прищуром, выгнутые домиком и словно удивленные брови. Из глаз хлещет тоска...
        - Давай, - шепнул себе снайпер. Он нажимал на спусковой крючок с таким чувством, словно ствол винтовки каким-то немыслимым образом упирался в его собственный висок. Сейчас винтовка дернется, а за хлопком выстрела уже нельзя будет разобрать мгновенного перехода от жизни к смерти.
        Переход. Близнец переходил из одного состояния в другое. Разом. Резким толчком в плечо. Мир изменился для него, для остальных - нет. Облачко пороховых газов накинуло на него ореол тайны, с которой слетело все страшное, что было связано с ней. Выстрел принес освобождение, и все тревоги и переживания, предшествующие ему, ушли прочь.
        Близнец стряхнул пыль с тренировочных брюк, стянул перчатки и положил их в кармане джинсов. Невесомый парик, слегка закрывающий уши, также уместился в карман.
        Он вышел из подъезда и тем человеком, который вошел в него полтора часа назад, и в то же время другим. На нем была другая одежда, его облик изменился. Кто стрелял - тот, кто вошел, или тот, кто вышел? Свидетели опишут двух разных людей, а в итоге может получиться что-то среднее. Уже с этого момента Близнец бросил в копилку своего опыта очень важные детали.
        Он сел на электричку и доехал до Алабино. Прежде чем выйти, он прошел в четвертый вагон и в туалете снял широкие тренировочные штаны, оставшись в джинсах. Потом дважды поменял частника, доехав вначале до Измайлова, а потом до Остафьева.
        Сергей передал ему деньги - тысячу рублей - и словесные инструкции:
        - Езжай домой, переодевайся и возвращайся в центр. Мы будем приглядывать за тобой.
        И даже не спросил, как все прошло. Наверное, уже знает, рассудил Крапивин.
        В центре его ждало предписание о прохождении дальнейшей службы в 22-й отдельной бригаде спецназа ГРУ - Аксай (Ковалевка). Через две недели в составе взвода антитеррора был командирован в Веденский район Чечни.
        Глава 8
        Подготовка к убийству

29 июня - 1 июля
        Шторы в комнате были все так же запахнуты. Косые лучи солнца падали на стену там, где занавеска прилегала к стене неплотно, и смягчали мрачные тона обоев, высвечивали давно потускневший узор.
        Дверь в комнату хозяина была закрыта. Голоса искусственно зашумлены работающим на волне «Маяка» радио. Будто по заказу, только что прозвучала любимая песня Крапивина. Он заучил наизусть каждый звук, который был для него живым. В его представлении гитарные и фортепианные аккорды словно обыгрывали, переплетались, любили друг друга и не могли расстаться. Долго - казалось, нескончаемо долго музыканты касались клавиш и струн, прежде чем приняли, допустили к себе другого. Его голос казался живым инструментом: «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант. Расправил нервною рукой на шее черный бант. Подойди скорей поближе, чтобы лучше слышать. Если ты еще не слишком пьян...»
        Близнец мог слушать эту песню вечно, переносясь в неизведанный мир покоя, безмятежности и грусти. Казалось, она была создана специально для него. Она подходила к любому настроению. Она была дождем - но не тем, которого ждут с нетерпением, а просто дождем, каплями, стучащими по крыше и отдающимися в груди. Дождем, под который хочется подставить лицо и закрыть глаза...

«Устала скрипка. Хоть кого состарят боль и страх. Устал скрипач, хлебнул вина, лишь горечь на губах. И ушел не попрощавшись, позабыв немой футляр, словно был старик сегодня пьян».
        Красиво. Если у природы и есть такой мотив, как-то подумал Виктор, то под него она засыпает осенью. Это как опустить голову на подушку и загадать свой сон, зная, что ты его обязательно увидишь. Что проснешься совсем другим и будет звучать при пробуждении другая песня - но с чувством, что услышишь и ту - первую и последнюю. И все повторится вновь. То казалось вечной жизнью, подтверждало истину: «Мы живем вечно, но только не знаем этого». Вечность - это и есть человеческая жизнь. Она начинается ниоткуда и уходит в никуда. Миллиарды вечностей, проникающих друг в друга.
        - ...Мы узнали, что Дронов как минимум дважды в неделю встречается со своей дочерью, - объяснял Проскурин. Полковник Хворостенко не принимал участия в обсуждении деталей готовящейся акции. Он гостил сейчас у своего сына в подмосковной Ивантеевке. Он был далеко от этого дома и не очень взволнован. Он не мерил шагами комнату, опираясь на трость, но даже на инвалидном кресле, в которое он сел «для пущей убедительности», он мог проехать по объездной дороге законов. Опытный юрист, он был уверен, что в данный момент работает та часть, озвученная генералом Свердлиным:
        "Вы принизите свою роль до минимума: «Я лишь приоткрыл им глаза на правду». В этом и заключается ваша работа. Для вас убийство Дронова и арест исполнителей - тоже трагедия. Вы не рассчитывали на такое продолжение. Плюс еще один важный момент из разряда «если вдруг», который вы вынесете на обсуждение с исполнителями. Мы сделаем все, чтобы их арестовали как можно быстрее. Вы же сделаете ударение: в случае ареста они должны делать упор на идеологию. Они замучаются считать адвокатов от левых и правых и могут рассчитывать на относительно мягкий приговор. Это положительный момент, и мы в первую очередь будем ждать именно его. Мне тоже жалко этих парней. Но кто знает, может быть, уже сегодня мы творим для их сверстников достойное будущее".
        На столике лежала подробная карта района и карандашные наброски.
        - Машина - бронированный «Мерседес» из гаража особого назначения - останавливается у подъезда, генерал быстрым шагом направляется к нему под защитой двух телохранителей. Понятно? - спросил капитан.
        - Да, - ответил Близнец. - Пока ничего сложного.
        - Сумерки, - продолжал инструктор, кивнув. - Снять его в этот короткий отрезок времени практически невозможно. Единственный вариант - стрелять через окно в квартире, через стеклопакет. Я наблюдал за этой квартирой в течение трех недель. Днем шторы распахнуты, на ночь хозяйка сдвигает их. Но на кухне занавески всегда собраны с двух сторон и стянуты лентами. Получается обзор в виде треугольника. Через него видна и часть прихожей. Как раз то место, где висит зеркало. Генерал всегда смотрится в него, прежде чем выходит из квартиры.
        - На кухню он не заходит? - спросил Близнец.
        - Не отмечено.
        - Квартира его дочери на втором этаже, - заметил Крапивин, - а ты наблюдал из дома напротив, из квартиры на третьем или на втором.
        - Точно. На втором. С третьего этажа угол обзора получается такой, что видно лишь нижнюю часть цели, остальное скрывают антресоли в проходе из кухни в прихожую. Я предлагаю классический двойной выстрел через стекло.
        - Вдогонку?
        - Да. Стреляем и быстро уходим. Наша жизнь будет зависеть от мгновений.
        - Оружие?
        - Есть два вида: наши мелкашки «СВ-99» и финские «марк-1».
        В теории Близнец знал почти все известные виды снайперских винтовок, их тактико-технические характеристики. Без труда вспомнил, что «марк-1» выпускает фирма «Сако»[Винтовку Sako SSR Mark 1 (Silenced Sniper Rifle) фирма «Sako» создала вместе с фирмой «Оу Vaimeninmetalli», специализирующейся в разработке и производстве глушителей для стрелкового оружия. По материалам Дона Миллера.] . Финны знают толк в оружии: перезаряжаемое вручную, как и «марк», является наилучшим - если речь идет о точности. Тот же Андрей Проскурин говорил на курсах об этой винтовке и ее версии «марк-2» под патрон бокового воспламенения. Он даже привел не совсем корректный пример: финский снайпер Симо Хайха застрелил 505 красноармейцев во время зимней войны 1939/40 года. Чукча по сути, охотник от природы. Тогда кто-то из курсантов «выдал»: «Если бы чеченцы напали на Чукотку, чукчи постреляли бы их за один охотничий сезон». Впору добавить: "Вот был бы
«Роман с винтовкой»... По сути, Абрамовичу нужно было покупать «Арсенал»...
        Что Близнец знал об этой винтовке? Во-первых, глушитель интегрирован со стволом, причем его длина больше ствола на двадцать сантиметров. Четырехтактный затвор с тремя ригелями. Ложе с пистолетным держателем. Ствол относительно короткий и не имеет механического прицела - только оптика. Начальная скорость пули небольшая, оттого оптимальная дальность стрельбы также невелика - всего двести метров. И становится понятно, почему капитан выбрал прием стрельбы «вдогонку»: при касании одной из сторон пули поверхности стекла искривляют траекторию ее полета и потеря и так сравнительно небольшой скорости может быть весьма существенной. Что еще? Сошки, регулируемые по высоте.
        Крапивин прикинул масштаб на плане и быстро вычислил: расстояние до цели составит примерно девяносто метров. По идее, можно работать и нашей мел-кашкой, но стопроцентную гарантию могла дать пуля более крупного калибра: 7,62 - как у
«марка». Считай, этот вопрос закрыт.
        - Пристрелять бы винтовку, - протянул Близнец. Поймал себя на мысли, что хочет просто пострелять из нее, подержать в руках, заглянуть в оптику. Заглянуть... и увидеть генерала. Его затылок. Нет, лучше его глаза с предательской гнойной слизью. «Ждать пристрелочного с воздуха и подкорректировать „Воздух“ в открытом режиме». Будет пристрелочный. В тире. Только поправка будет измеряться не сотнями метров, а тысячными и десятитысячными по шкале поправок.
        - Будет такая возможность, - пообещал Проскурин. - Перед тем как оружие доставят на место, - добавил он. - Не мы - этим займутся другие люди. На этом этапе нам рисковать нельзя. Мы приходим, стреляем и уходим.
        - Будем пристреливать в тире?
        - Да, в школе. Оружие сейчас там. Вечерком закроемся и постреляем. Что скажешь? - инструктор показал на карту, план, наброски, пояснительные записки на узких полосках самоклеящейся бумаги, прикрепленных к разным участкам.
        - Недостатков много, - деловито заключил Виктор. - Нет полной защищенности. Наша огневая позиция в зоне ответного огня из автоматов. Чем вооружены телохранители Дронова?
        Андрей напрягся в очередной раз. Деловитость Близнеца была профессиональной. Он знал только одно место, где Близнец мог почерпнуть специфические термины о работе в городских условиях. Капитан резонно предположил, что на месте спецслужб, в свое время сделавших Виктору Крапивину предложение, он бы отказался от дальнейшей работы с ним. Что говорить о контрразведке, если детали злополучного рейда, во время которого Крапивин чудом избежал смерти, стали известны капитану Проскурину. Правда, у него свои каналы связи. Военные «купцы» порой охотно делятся нашумевшими делами в армиях и округах. Но это только один из каналов. Другой источник сообщил:
«Твой бывший курсант Крапивин попал в нехорошую историю». На что капитан ответил:
«Я давно не отвечаю за него». - «Отвечать придется другому», - последовал ответ.
        Центр снайпинга частенько посещали контрразведчики, особисты. Они «пробивали» курсантов на предмет связи с криминалом, и каждый стрелок состоял на особом контроле в ФСБ. Кого-то забирали на две-три недели. Кто-то возвращался, не пройдя многодневных тестов, и получал предписание в воинскую часть, кто-то сразу уходил в силовые подразделения службы безопасности.
        И Андрей точно знал, что пятеро курсантов были задействованы в конкретных операциях.
        На вопрос: «Чем вооружены телохранители Дронова?» - Проскурин ответил:
        - Пистолетами и стандартными автоматами в кейсе - «скрипками», на языке охранников. Фактически они держат оружие в руках и в любой момент готовы открыть огонь. Один из телохранителей всегда прикрывает патрона бронещитом, который также раскладывается из кейса. Он закрывает его как раз со стороны нашей огневой позиции.
        - Ясно, - сказал Близнец.
        Затронув тему защищенности, он автоматически переключился на другую: возможность отхода. Снайпер - не самоубийца. После выполнения задания либо в случае обнаружения (или возникновения угрозы обнаружения) он должен иметь возможность быстро и незаметно покинуть свою огневую позицию. В этом деле оба пункта оказались спорными. Что касается обеспечения скрытности, то этой темы коснулся сам инструктор, сказав, что доставкой оружия займутся другие люди. Чтобы никто из посторонних не смог обнаружить («встретить дважды одно и то же лицо») снайперов на подходе или на самой позиции. А на самом огневом рубеже нужно будет воспользоваться средствами маскировки.
        Это слабые стороны. Сильных ровно столько же. Удобство наблюдения. Огневая позиция в доме напротив соответствовала этому требованию. Фактически не было «мертвых зон» между снайпером и целью. Был просто коридор, в который и должны влететь две пули.
        Прикрытие. По большому счету, это работа на месте, на позиции. Если снайпер находится внутри помещения и стреляет через окно, то затемняет стену позади себя.
        Близость к цели. Считай, обеспечено поражение одним выстрелом. За то говорило много факторов, включая квалификацию обоих стрелков и тактико-технические возможности оружия.
        Проскурин проделал значительную часть работы, пусть и не все, но половина удовлетворяла перечисленным выше требованиям. Они воедино сплетались в следующий вопрос: в чем уязвимость снайпера?
        Во-первых, в том, что нелегко найти место для огневой позиции, поскольку такие места можно относительно легко определить путем наблюдения и логического размышления. Снайпер должен выбирать огневую позицию заранее, чтобы наметить ориентиры, просчитать расстояния, углы места цели, «мертвые зоны»... Он должен лично произвести разведку местности. И эту часть работы взял на себя Андрей Проскурин, а его напарник довольствовался лишь планами и схемами. Вот и еще один минус. А если бы осуществлялись мероприятия по обнаружению либо самого снайпера, либо его наблюдателя, либо снайперских огневых позиций? Вопрос.
        Что еще взвалил на себя капитан, вместе со своим напарником шагнувший в ранг снайперов-террористов и не имея ни малейшего прикрытия? Тщательно изучил информацию о постоянных маршрутах объекта ликвидации. Однако опроверг истину, что удобные места для снайперских засад такие, где объект выходит из здания либо из транспортного средства.
        - Мы еще не раз вернемся к планам и картам, - пообещал инструктор. - Пора переходить к практике. Поедем в школу, постреляем.
        Близнец согласно кивнул. Из его головы выветрились лишь те мысли, которые мешали
«обзору», но остались другие, те, что неотступно следовали по пятам: подоплека этого дела. Им двигали три составляющие - месть, идеология и помощь. Но убеждение, или скорее миропонимание, что в общем-то не одно и то же, больше подхлестывали, подсвечивали в спину идущему позади Близнеца инструктору. Номеру второму по раскладу. Номер первый - это он, Близнец. Витька-дембель.
        Губы снайпера расплылись в улыбке, когда он вспомнил Машу...
        Он не мог отделаться от противоречивых чувств. Ему страшно хотелось позвонить ей, но он не знал, о чем говорить. Представил, как будет дышать в трубку - как последний маньяк-идиот. Пару раз он даже набрал ее «божественный» номер:
555-01-23, чтобы сурово попросить секретаршу «небесной канцелярии» позвать к телефону хозяйку. Но оба раза нажимал на рычаг, едва диск на телефонном аппарате заканчивал свой бег. В конце концов он порвал Машину визитку - «клочки полетели по закоулочкам», и выбросил в мусорное ведро. Про своего бывшего одноклассника Олега Лосева, который спал с «девушкой его мечты», начал думать в одном ключе: «Сволочь! Увижу - убью!»
        Виктор встал вслед за инструктором и рассовал по карманам Машиного подарка сигареты и зажигалку. Проходя мимо торшера, вдруг включил его, дернув за шнурок. И выключил - потянув плавно. Как спусковой крючок.

* * *
        В тире шла не простая пристрелка, а генеральная репетиция. Уже после первых пяти пристрелочных выстрелов Виктора, которые не могли не порадовать инструктора (в центре черной пристрелочной мишени виднелось отверстие не больше двух сантиметров в диаметре, куда Близнец уложил все пять пуль), оба снайпера перешли к отработке сложного приема стрельбы вдогонку.
        Тир был длинным и широким. Он разделялся на сектора, отгороженные друг от друга деревянными щитами. Огневой рубеж - обычный барьер с широкой полкой, на нем лежали эластичные подушки для упора, коробки с патронами, средства наблюдения. Небольшой подъем у самых мишеней. Однажды Виктор дал этой обстановке, где пахло порохом, оружейным маслом, где пол покрывал толстый слой опилок, определение манежа. Его не покидало ощущение, что он находится в цирке: тот же барьер, опилки, схожие и в то же время разнящиеся запахи.
        - Шик! - Близнец недоверчиво качал головой, боясь выпустить из рук винтовку. Для него она была произведением Амати в руках скрипача-лауреата. - Жалко использовать ее на такой короткой дистанции. Мы бросим ее? - спросил он про свою винтовку и нисколько не думая о ее копии в руках Проскурина.
        - Да, бросим, - ответил капитан. Он передернул затвор своего «марка», загнав патрон в ствол. - С одной стороны, выстрел несложный, с другой - мы будем работать в городских условиях. На улицах порывы ветра всегда неожиданны, как сквозняки. Ветер может быть попутным, встречным, косым в четырех направлениях. Если ветер будет постоянным к моменту выстрела - сделаем поправки.
        Проскурин долго не отрывал глаз от молодого напарника, пожалевшего о короткой дистанции.
        - "СВД", дистанция шестьсот метров, ветер боковой умеренный справа, атмосферное давление - норма, температура плюс пятнадцать.
        Близнец ответил не задумываясь, механически, даже не глядя на инструктора.
        - Поправка на ветер - плюс шесть и четыре, поправка на деривацию - один и четыре, общая поправка плюс пять и четыре. Это один с четвертью деления бокового барабанчика. Я таблицу умножения хуже знаю, товарищ капитан.
        Товарищ капитан...
        Он в тире, ему задают простейшую задачу, которая решается в доли секунды (ветер справа - поправку на деривацию отнимают от поправки на ветер, если ветер слева - обе поправки складывают), оттого снова почувствовал себя курсантом. Однако сейчас мог ответить так, как не посмел бы ровно два года назад: «Я могу и без введения поправок целиться - „посажу“ цель на риску вправо или влево, и готово!» Он не только мог, но и делал это, «сажая» чеченских боевиков на риски.
        - К делу, - поторопил товарища Проскурин.
        Оба снайпера заняли огневую позицию. Капитан - первый стрелок - чуть впереди. Второй снайпер смотрит в прицел, отстоящий от глаза на семь сантиметров. Он должен видеть и цель в оптике, и движение своего напарника. Выстрелу будет предшествовать голосовая команда, и все же Виктору придется уловить тот момент, когда капитан потянет спусковой крючок. Чтобы повторить его движения мгновением позже.
        Проскурин намеренно долго держал второго снайпера в напряжении. Прошло полчаса, прежде чем он дал о себе знать:
        - Вижу, стреляю!
        Выстрел.
        Второй.
        - Хорошо, Витя! Еще раз.
        Еще раз - уже через сорок минут. Потом через двадцать. И каждый раз Проскурин радостно выкрикивал одну фразу: «Хорошо, Витя!»
        Крапивин был словно связан с первым стрелком таймером. Время для него текло с опозданием на сотые доли секунды. Один прикрывал глаз словно для того, чтобы открыть глаз другому. Нажимал на спуск своей винтовки, чтобы спустить курок на другой.
        Близнец не понял, намеренно ли инструктор мазал. Сам он попадал точно в центр черного круга, а пули Проскурина ложились вразброс, даже кучности не наблюдалось. Он бил то поверх центра, то по низу, то сбоку. Если соединить его пули прямыми линиями, то они образуют крест. Крапивину показалось, что капитан моделирует эффект отклонения пули от траектории полета от соприкосновения со стеклом. Но как бы то ни было, эти отклонения не могли повлиять на главный выстрел второго снайпера: отверстие в стекле будет достаточным, чтобы вторая пуля не встретила на пути никаких препятствий. Кроме одного. Последнего.
        Крапивин давно обратил внимание на два кейса. Ну, если висит ружье, значит, оно должно выстрелить, рассудил снайпер. Когда они отстреляли по три магазина, по пять патронов в каждом, и вычистили финское оружие, Проскурин положил оба «дипломата» на барьер и открыл.
        Близнец увидел «первый вариант», предложенный Андреем: российские компактные мелкашки «СВ-99». В собранном виде общая длина составляет ровно метр. При снятом прикладе и глушителе длина получается в два раза меньше и в таком виде оружие легко умещается в практически любой «дипломат».
        - Это наша подстраховка, - пояснил инструктор. - Вместо пистолетов. Если попадем в неприятности, из пистолетов не отстреляешься.
        Вместо приклада с регулируемым затыльником и щекой, который отделялся от стреляющего агрегата нажатием всего лишь одной кнопки, Андрей установил пистолетную рукоятку. Получилась укороченная конфигурация оружия.
        - Удобно при подходе к боевой точке и отходе от нее, правда?
        Проскурин неожиданно рассмеялся.

* * *
        Полковник Терехин принял телефонный звонок, поступивший ему на сотовую трубку. Звонивший не поздоровался и не назвался. Тем не менее Николай узнал его по голосу, и звонить он мог только по конкретному делу. Оно не стояло на первом месте, только полковник о нем не забывал. Это был пункт, пунктик; пусть и не сильно, но они способствовали продвижению Терехина по служебной лестнице и доказывали, что опер всегда опер.
        Эти пунктики были разнообразными, отличались друг от друга, иначе Терехина раскусили бы в два счета.
        - Он в кафе «Троя» на Ленинградском проспекте, - докладывал терехинский агент. - Отморозок с юго-запада. Шкаф под два метра, лет двадцати семи, стрижен коротко. Одет в белую майку с короткими рукавами. Вместе с ним два парня. Наша штучка у него.
        - Ага... - Терехин незаметно нажал на кнопку «Сименса», прерывая разговор, и сказал в трубку: - Ничего не слышу, сейчас перезвоню. - Он подмигнул майору Соловьеву, который невольно прислушивался. - Подруга звонила, приглашает пообедать.
        Николай набрал номер своей знакомой.
        - Здравствуй еще раз. Сейчас хорошо слышно? «Троя» на Ленинградском проспекте... - Он цокнул языком. - Ты хоть раз была там? А что, нормальное приглашение, ничего против не имею. Я, кстати, сегодня еще не обедал. Да. Думал, что ты уже не звякнешь. Да я бы не ушел тогда, если бы не дела. Что значит - смылся? - Николай подошел к столу Соловьева и дал послушать возмущенный женский голос. Кивком головы спросил: «Что там?»
        Вадим шепотом ответил:
        - Ругается... Говорит, что ты подсадил ее на пол-"штуки".
        - Было дело. «Белый ужин». Дамы угощают кавалеров. Алло! - Николай снова включился в разговор. - Плохая связь. До встречи. Уже еду за тобой. Вот так, - посетовал он, пряча трубку в карман, - работать спокойно не дают. Где эта «Троя», знаешь?
        Майор покачал головой: «Нет».
        - Ну ладно. Как говорит наш шеф: зачем мне география, коли извозчик довезет?
        Полковник был на месте ровно через полчаса после поступившего от осведомителя звонка. Николай был не один. Вместе с ним в кафе - стандартная закусочная бизнес-ланч - вошла симпатичная брюнетка лет двадцати пяти. Терехин первым делом отыскал глазами отморозка. Действительно, шкаф под два метра. Он сидел за крайним столиком в компании двух парней. Терехин вел свою девушку прямо к ним, словно не замечал за разговором с подругой никого. Он остановился в шаге от столика, когда громила на всякий случай вытянул руку и подался назад.
        Николай выжал на лоб все морщины, которые только смог.
        - Опля! Мое место занято.
        Завязать ссору было делом одной секунды. Однако рановато. Но первый шаг нужно сделать уже сейчас. Полковник оглядел компанию и поздоровался:
        - Привет, парни! Не знаю почему, но вы сидите там, где обычно сижу я. Да вы не вставайте, сидите, я другое место найду. Извините, если что не так.
        Николай развернулся и сел за соседний столик. Подозвал официантку и выложил на стол три сотни.
        - Два ланча и... пару пива.
        - Еще пятьдесят рублей, - улыбнулась девушка.
        - У тебя есть полтинник? - спросил Николай свою спутницу и изобразил невинную улыбку. Девушка долго смотрела на него, но все же полезла в сумочку.
        Столики в кафе «Троя» были вынесены на веранду. Официантки периодически скрывались за дверью - она вела в основное помещение и на кухню. Девушки были одеты в короткие юбки-шотландки, гольфы, белые рубашки и короткие галстучки, расширяющиеся книзу. Когда обе официантки оказывались рядом, их невозможно было отличить от дуэта «Тату».
        Пол веранды, отделенный от тротуара кованой оградой, был устлан зеленым, как весенняя трава, паласом. Столы круглые, тяжелые, состоящие из двух половинок; казалось, что они раскладываются. Николай сидел к парням вполоборота, но боковым зрением не выпускал их из виду. Его подруга что-то говорила, но он слушал невнимательно. Расслышал начало фразы: «А ты мог бы?..»
        - За деньги? - на всякий случай спросил Терехин.
        - Что - за деньги?
        - Смочь. - Николай даже рассмеялся над этим словом. Ему показалось, он произнес его впервые в жизни.
        Подруга была в джинсовой паре, на голове лихой хайер. Николай подцепил ее пару недель назад. Просто ехал на джипе, увидел прикольную чубатую телку, притормозил, подмигнул, привез домой. Потом еще разок встретился. И снова увидел «проклятье» на своем роду. Новой знакомой сразу приглянулась его двухкомнатная квартира, и она вела себя в ней как хозяйка. Точнее, начала вести. Николай отвез ее в какую-то безымянную кафешку, заказал жратвы и выпивки на пятьсот рублей и бросил там. Посчитал, что поступил по законам природы: вывез, как птицу в клетке, на волю и открыл дверцу.
        У Николая была одна особенность. Когда он с кем-нибудь здоровался, всегда делал мысленные комментарии, говорил то, что на самом деле думает про человека. Вроде -
«ну и придурок!», «какое же ты говно». Приветствуя подругу, выбежавшую из подъезда, он чуть слышно прошептал: «Прическа у тебя - как в трусах».
        Парни за соседним столиком допили пиво, разговор, похоже, идет к концу. Еще пара-тройка минут, и они встанут из-за стола.
        Николай обернулся на них, поймал беспредельный взгляд громилы, спокойно выдержал его и спросил:
        - Чё ты уставился? - Чуть одернул пиджак и повел шеей, словно она затекла. Отворачиваясь, он уже тише обронил: - Придурок.
        Все, понеслось, поехало. Полковник уже плохо разбирал слова, звучавшие все громче. Расстояние до парней, один из которых имел при себе австрийский «глок», было небольшим, и голоса звучали уже над ухом. Терехин не стал дожидаться, когда ему сунут кулаком в рожу или поднимут над столом за пиджак. Он выхватил из-под себя тяжелый стул и, делая шаг назад, запустил им в самого высокого парня. Тут же в его руках появился табельный «Макаров», уже снятый с предохранителя. Над головой полковника полоскался на легком ветру изумрудный тент. В него, поднимая вооруженную руку, Николай выстрелил и снова опустил оружие. Фактически находясь за спиной своей спутницы, он толкнул стол ногой, освобождая место.
        - На пол! - прикрикнул он на парней. Прищурился и склонил голову к оружию, подчеркивая свои намерения. Справа от него застыла официантка с фирменным подносом. Полковник бросил ей: - Звони в милицию. Назови мою фамилию. Я полковник Терехин. Живей!
        Милицейская машина подъехала к «Трое» со стороны Беговой спустя всего три минуты. Пока стражи порядка бежали к кафе, с другой стороны, отрезая оба потока машин сиреной и блеском маячка, подрулила еще одна.
        Не выпуская оружия, Терехин левой рукой вынул удостоверение и направил его в сторону подкрепления.
        - Полковник Терехин, ФСБ. Быстро вы приехали, ребята.
        Азаряновский «глок» лежал в барсетке. Рукоятка пистолета была пуста, длинный магазин находился в другом отделении сумочки. Милиционер, производивший обыск на месте, покачал головой: «Ух ты!»
        - Товарищ полковник, оставьте свои координаты, - попросил капитан милиции, подъехавший на второй машине.
        - Да, конечно. - Терехин продиктовал ему свой рабочий телефон. - Позвоните завтра. Там решим, я подъеду к вам или вы ко мне.
        Когда инцидент был исчерпан, к Терехину подошел менеджер «Трои» - молодой парень лет двадцати трех. Он положил на стол триста пятьдесят рублей и деловито добавил:
        - За счет заведения.
        Деньги Николай отдал подруге:
        - С меня еще полторы сотни. Везет мне сегодня.
        Ему не часто, но все же везло. Некоторые так и называли его - везунчиком. Только не в приказах по управлению. Там все было строго: «За проявленное мужество и содействие органам МВД в поимке и обезвреживании опасного преступника объявить полковнику Н.Н. Терехину благодарность с занесением в личную учетную карточку».
        - А мы не могли бы... - заикнулась было подруга, глядя на мужественного собеседника с обожанием.
        - Нет, - быстро ответил Терехин. - Не сегодня. Два раза в один день не везет. Я отвезу тебя домой.
        Глава 9
        Убить генерала

6 июля, вторник
        Дочь генерала Дронова проживала в доме на углу Расковой и Нижней Масловки. Огневая позиция находилась также на Масловке в 1 -м корпусе дома под номером 14. Близнец поймал частника и доехал до станции метро «Савеловская». Шумное местечко: метро, Савеловский железнодорожный вокзал, сложная транспортная развязка с эстакадами; по Бутырской можно полдня ездить и не выбраться из кольца. Водители казались сумасшедшими, они гнали свои машины на высокой скорости. Как и тот частник на десятой модели «Жигулей», который подвез Крапивина. Все, что ему требовалось, наверное, - это баранка и педаль газа. Фактически он не тормозил, проскакивая каким-то чудом на желтый свет, и несся навстречу красному как бык на тряпку.
«Зебры» стонали под колесами, пешеходы стояли на обочинах и синхронно провожали глазами одну машину за другой. Не верилось, что они когда-нибудь перейдут дорогу, застряли навечно отбывать повинную мотать туда-сюда головами.
        Близнец отметил время: шесть вечера. На точку он придет через полчаса. А капитан Проскурин уже там.
        И снова Крапивин ощутил что-то вроде легкой досады. Он сам хотел подготовить огневой рубеж, проверить винтовку. Он знал, что сделает в первую очередь, когда окажется на месте. Скорее всего переделывать ему ничего не придется, но сдвинет - хотя бы на сантиметр - упор для винтовки, на полградуса, но «довернет» стол-рубеж, смахнет с него невидимую пыль. Сделает еще несколько ничего не значащих для капитана, но важных для себя «мелочей». Рабочий стол, рабочее место. Всегда хочется что-то сдвинуть и переставить на нем, особенно если оно подготовлено чьей-то излишне заботливой рукой.
        Крапивин вошел в квартиру с высоким потолком. Две входные двери-"ленинградки" с коротким тамбуром, небольшая прихожая. Справа кухня и ванная, прямо коридор, ведущий в большую комнату. Спальня находилась собственно между залом и кухней.
        Некую деловитость Близнец ощутил сразу, как только вошел. На него буквально обрушилась работа. Нет, ее начало лежало не за огневым рубежом и не в сравнительно коротком отрезке времени, а сразу за порогом. Работа начиналась с «вешалки», с незнакомого духа, царящего в этой квартире, с первого шага. Он действительно шагнул в другое измерение.
        Он кивнул на приветствие первого снайпера, одетого в темный спортивный костюм, и прошел в зал. Оглянулся, машинально отмечая не обстановку, а как подготовлена комната для короткой работы. Он не видел платяных шкафов, серванта, книжных полок, какого цвета обои, какой рисунок на линолеуме. В голове крепко засела твердая, но незаконченная фраза: «Это будет здесь».
        Здесь все было подготовлено к выстрелу. Задняя стена уже затемнена широким ковром в зелено-бордовых тонах. Письменный стол стоял в середине комнаты.
        Ширина его была достаточной, чтобы за ним заняли место два стрелка. Стол был оригинально «сервирован»: две снайперские винтовки вытянулись стволами в сторону окна; два эластичных упора, обтянутых сероватой тканью, примостились рядом с оружием. Магазины лежали отдельно. В центре стола - бинокль.
        Ни с того ни с сего Крапивину показалось, что вот сейчас он осмотрит все, удовлетворенно кивнет головой... и уйдет. Ощутил себя инспектором с насупленными бровями и неподвижной шеей; лишь глаза ходили из стороны в сторону. Как желтоватые глаза кошки на старинных ходиках, висевших когда-то в Витькиной комнате.
        Он подошел к окну, чуть сдвинул в сторону тюль и сразу же нашел другое окно, отстоящее от места наблюдения почти на сто метров. Он периодически окунался в состояния, которые представляли собой череду разнообразных эффектов и ощущений. Он, можно сказать, жил в этой переменчивой и часто обманчивой среде. Сейчас мог сказать с наставительными интонациями: «Вот что видит снайпер невооруженным взглядом». И даже увидеть призрачные и недоверчивые покачивания головой:
«Нереально...» Он видел маленький прямоугольник, за которым почти невозможно разглядеть черты человека и тем более отдельные части его тела, участки, в которые должна попасть пуля.
        Он взял бинокль и отчетливо разглядел занавески, собранные с двух сторон и стянутые лентами, часть прихожей, то место, где висит зеркало («генерал всегда смотрится в него, прежде чем выходит из квартиры»). Увидел все то, о чем ему рассказывал капитан Проскурин.
        Ни первый, ни второй снайпер пока не обменялись ни одним словом.
        Андрей открутил крышку и налил из термоса чаю, сделав пару глотков, передал пластмассовую крышку товарищу.
        - Как доехал?
        - Нормально. Как и договаривались, от «Савеловской» шел пешком.
        - Ничего подозрительного не заметил?
        - Ну почему? Водитель «десятки» пер как ненормальный. Разве не подозрительно?
        Проскурин улыбнулся:
        - Тебе привет от Юрия Александровича. Уже завтра утром он сделает заявление.

«Потом его арестуют», - мысленно закончил Крапивин. И спросил:
        - Отпустят его, как ты думаешь?
        - Думаю, да. Он возьмет ответственность за убийство Дронова на себя. - Проскурин выдержал небольшую паузу. - Это не означает, что он заказчик - в прямом смысле этого слова.
        - А как же...
        - Он изменил решение в последний момент, - пояснил Андрей. - Может, даже из-за нас. Чтобы не привязывать нас к себе. Об этом мы говорили, если помнишь. И тут очень сложный момент. Думаю, что ответственность за убийство генерала захотят прибрать к рукам многие. Именно с этой стороны нам будет легче. Однако мотивы преступления прозвучат в любом случае. В любом случае всплывет все то, о чем мы говорили все эти дни.
        - Понятно...
        Проскурин внимательно всмотрелся в младшего товарища:
        - Ты чего нахмурился? Все идет по плану, Витька. Если есть сомнения, выкладывай.
        - Да нет, все нормально. Я сделаю свою работу даже в том случае, если ты и Хворостенко скажете мне хором: «Бросай!»
        - Ну тогда познакомься с рабочим местом. Сейчас я открою окно.
        В комнату ворвался шум автомашин с Масловки, долетали отдельные звуки с железной дороги; она проходила вдоль Бутырского вала, минуя Тверскую заставу, и убегала к ипподрому.
        Капитан открыл окно, потому что стекло дает некий оптический эффект, отражающийся в прицеле. А поле прицела должно быть чистым со всех сторон, без кольцевых затмений и бликов.
        Близнец занял свою излюбленную позу - в три четверти к линии прицеливания, сидя на полу, поджав одну ногу под себя. Нога со временем затекала, но не сильно. Подоконник был чуть ниже уровня линии огня, поэтому обзору ничто не мешало. Порой после наблюдения в бинокль панорама в оптическом прицеле несколько мгновений видится бесцветной, едва ли не черно-белой. Но этот эффект быстро пропадает. Вот и сейчас произошло то же самое: Крапивин снова видел занавески, широкие ленты, часть прихожей...
        - Хозяйки нет? - спросил он, не отрываясь от винтовки.
        - Нет, придет часов в восемь - в половину девятого. Давай прогоним еще раз то, что будем делать после.
        - Давай, - согласился Близнец. Он положил винтовку на место, развернулся к собеседнику, не вставая с пола, и смотрел на него снизу вверх.
        - Наш отход расписан по пунктам - тут уж ошибки быть не должно. Поговорим о том, как действовать на следующий день. Ни дома, ни у родных, ни у знакомых не появляться - это ты помнишь, да?
        - Помню.
        - Следить за информацией - это можно сделать на любом железнодорожном вокзале, в любом кафе, оборудованном телевизором, есть еще много мест. Я дал тебе пару названий кафе на Кутузовском проспекте, помнишь?
        - Да. «Сливки» на набережной и еще одно на Пушкинской площади. Название забыл.
        - "Бородино".
        - А, да, точно.
        Проскурин вынул из кармана деньги и передал товарищу:
        - Тут три тысячи. Ночь перекантуешься в каком-нибудь ночном клубе. Будет возможность, сними телку и проведи ночь у нее. Но утром вали от нее в любом случае. Первое время про меня забудь, меня вообще не существует, ясно? Когда будет нужно, я дам о себе знать. Ты прихватил запасной комплект одежды?
        - Да, в пакете. Ветровка, джинсы, белая рубашка, туфли.
        Андрей покивал. В данное время второй снайпер был одет в темную майку, широкие черные брюки, поношенные бело-синие кроссовки и бейсбольную кепку, повернутую козырьком назад. Солнцезащитные очки он снял, когда зашел в квартиру. В таком же виде он и покинет огневую позицию. Переоденется позже, в любом подъезде. В одном месте набросит на себя ветровку, в другом сменит обувь и сбросит очки, в третьем переоденется окончательно.
        - Что сказал родителям?
        - Ушел к подруге. К Ма... То есть... тьфу! - к Светке. - Близнец продемонстрировал свой коронный номер: красные уши. - Она была у меня на дне рождения. На поросенка похожа. Когда возбудится, начинает похрюкивать.

* * *
        До восьми часов снайперская пара бездействовала. Если не считать тех редких моментов, когда Проскурин брал бинокль и всматривался в окна квартиры генеральской дочери. Ей было лет тридцать, не замужем. Она возглавляла какой-то фонд, его офис располагался на площади Свободной России. Точнее, на Конюшковской улице, но с видом на реющий на крыше некогда обстрелянного из танков дома российский стяг. С работы и на работу она уезжала на черном представительском «Ауди». Рослый водитель провожал ее до квартиры и уезжал. И до утра она фактически из дому не выходила. По сути, вела жизнь затворницы. За те несколько дней наблюдений Андрей ни разу не видел, чтобы к ней приходили гости. Он много раз видел ее на кухне, но она ничего не готовила, разве что ставила на плиту чайник. В основном пользовалась микроволновкой, разогревая что-то.

«Ауди» появился, когда часы на руке первого снайпера показывали 20.35. Проскурин непроизвольно заиграл желваками, его ноздри пришли в движение. Может, именно с этого момента наступала другая фаза диверсионного мероприятия. Наверное, так и было.
        - Дочка приехала, - бросил Андрей через плечо. - Витя, бери винтовку, присмотрись. Сейчас будет важный момент: она остановится перед зеркалом - всего пара секунд.
        Проскурин отошел, давая обзор младшему товарищу.
        Близнец занял прежнюю позу: одна нога поджата, колено второй находится под локтем правой руки.
        Пока еще не оснащенная магазином винтовка «пусто» смотрела на кухонное окно.
        Сначала Виктор увидел, как осветилась прихожая, словно смотрел на монитор, на котором резко прибавили яркость. Картинка оставалась неживой недолго. Незаметно, как из ниоткуда, вдруг четко обозначился силуэт полноватой женщины. Она отпустила сумочку из рук и пару секунд оставалась неподвижной.
        Пара секунд.
        Этого времени вполне хватит и для генерала.
        Оптический прицел. Основной угольник для стрельбы - «галочка», направленная острием вверх, - словно впилась в щеку женщины. Дополнительные угольники для дальних расстояний, расположенные ниже основного, распределились по ее телу. Они буквально жалили ее в шею, плечо, грудь. Так, будто винтовка могла стрелять четырьмя пулями одновременно. Ее голова очень близко в оптическом прицеле, так близко, что даже можно покрутить у ее виска... боковым барабанчиком.
        Палец снайпера потянул спусковой крючок. Раздался сухой щелчок - и генеральская дочь прошла в комнату.
        - Ну что, Витя?
        - Все так, как я и представлял.
        Проскурин в последний раз открыл кейсы, чтобы проверить оружие. Мелкашки без сошек, глушителя и оптики походили на обрезы. Но они гарантированно били на сто метров. Глушители лежали рядом, их можно поставить в любой момент. Андрей щелкнул замками, закрывая «дипломаты».

* * *
        Половина девятого. Точнее, 20.31. Генерал Свердлин до сей поры не изменил своей привычке носить электронные часы. Что интересно, носил он их на правой руке, однако не в подражание своему шефу. Его привычка была менее прозаичной. В свое время он учился в музыкальной школе по классу баяна. Отец купил ему часы - подарок недорогой, но до некоторой степени неожиданный - Саше в ту пору исполнилось одиннадцать. И он ни за что на свете не хотел расставаться с отцовским подарком. Который отчаянно мешал при игре на баяне: ремень с басовой стороны инструмента давил как раз на запястье. Из двух вариантов мальчик выбрал один: надел часы на правую руку, где ремня баяна не было.

20.31. Александр Семенович выпил рюмку коньяку и мысленно перенесся на Нижнюю Масловку. Как раз в это время должен подъехать к дому Надежды Князевой служебный
«Ауди». А еще через полчаса появится другая немецкая машина и с той же немецкой пунктуальностью. Генерал проведет в гостях сорок - сорок пять минут. Сороковая или сорок пятая станет для него последней. А может, сорок первая. Что будет символично и созвучно с темой одноименного фильма.
        Беседа с дочерью.
        Губы Свердлина тронула легкая усмешка. Очень тонкая ирония.
        Не всегда получалось прийти домой «засветло», и Александр Семенович в редкие минуты общения с дочерью испытывал неловкость. Еще рано желать ей спокойной ночи. Просто, пользуясь случаем, можно реально провести параллели, зная, что параллельных линий не существует.
        Урок физики. Учитель по имени Сергей Федорович приводит пример: «Две нити с грузиками на концах кажутся нам параллельными линиями. Однако они пересекаются точно в центре Земли».
        Интересно, о чем пойдет разговор у Дронова со своей дочерью? Что они будут обсуждать? Поделятся каким-то общими проблемами, затронут планы на будущее?
        Да, очень интересно быть правой рукой создателя. И тем не менее немножко грустно. Оттого, наверное, что ты не вправе даже намекнуть, что на пол упал последний листок с чьего-то календаря. Иначе нарушится жизненный цикл, время потечет по другому руслу, изменятся многие судьбы, расклад определенных сил, реакций. Мир таков, что ты живешь в нем внутри себя и видишь его изнутри. Сложно.
        Девочка лежала в кровати и читала книжку. Александр Семенович присел рядом и спросил:
        - Что читаешь?
        Дочь-пятиклассница откинулась на подушку и закрыла лицо раскрытой книгой, давая возможность отцу прочесть название на обложке. Или скрыла то, что было написано в тот момент на ее лице.
        Книга называлась «Приключения Ульяны Караваевой». На обложке была изображена растрепанная рыжеволосая девчонка с вороной на плече. Этакая русская Пеппи Длинный Чулок.
        - О чем книга?
        Дочь зашлепала губами по странице, не убирая книгу от лица. Ее голос был глуховат и нарочито таинственен.
        - Ульяна спасает родного отца, известного изобретателя, пропавшего без вести после взрыва на шахте.
        - А ворона?
        - Явно досталась по наследству от отца-изобретателя. - Девочка рассмеялась под книжкой.
        Александр Семенович потянул книгу на себя и прочел слегка подмоченный текст:
«Слухи о том, что Ульяна поймала десятерых бандитов и расправилась с самым опасным преступником, какого когда-либо объявляли в розыск, несколько преувеличены».
        - Где ты взяла эту книгу?
        - Подруга дала почитать.
        - У нас что, своих книг нет?
        - Господи! - девочка по-взрослому всплеснула руками. - И ты называешь это книгами? Сплошь энциклопедии! Ты еще назови мою школу школой. Это прям учреждение какое-то. Все ученики с охранниками. Все учителя на измене.
        - На чем?
        - Да ладно тебе притворяться! Как будто ты не понял.
        Свердлин понял это по-своему. Рассудил так: «Читают запрещенную литературу».

21.00. Дронов уже должен быть на месте. Осталось немного.

* * *
        Огневая позиция. В самый последний момент Близнец попросил место с левой стороны рубежа, хотя в тире он занимал позицию справа.
        - Мне так удобней, Андрей. - И едва не ответил резко, видя недовольство товарища:
«Полковник Хворостенко изменил решение, а мне что, нельзя?» Это не было прихотью. На позиции второй снайпер все время находился один, в то время как Андрей к рубежу не подходил. Но когда он занял место рядом, то Виктор сразу почувствовал, что ему что-то мешает. Ощутил дискомфорт, тяжесть в локте и вот-вот ожидал удара. Эмоционально же почувствовал неприязнь к Проскурину - не как к напарнику, а как к соседу, который неожиданно приперся в гости, сел за стол и поставил на него локти. Странное ощущение, подсознательное.
        Капитан уступил свое место. Вставая, он взглянул в окно.
        Черный «Мерседес» стоял в пяти метрах от подъезда. На нем был номер с российским триколором, принадлежащий к серии «ФЛ»: «А730АМ». Буквально две минуты назад из лимузина вышел Дронов. Как всегда, его опекали два телохранителя. Один развернул бронещит, прикрывая генерала, а другой, шагнувший к подъезду первым, не выпускал рукоятки автомата, скрывавшегося в «дипломате». Прошли даже не секунды, а мгновения, и площадка перед парадным опустела. Быстро, профессионально работают телохранители, в очередной раз отметил капитан Проскурин.
        Охранники вышли из подъезда и направились к машине, попутно шаря глазами по окнам дома. Даже показалось, что зацепились взглядом за окно, расположенное в сотне метров от них. Может, и отметили, что оно, открытое, представляет неплохую снайперскую позицию. У каждого своя работа, они с полвзгляда должны отмечать такие нюансы. Однако открытых окон хватало, равно как распахнутых настежь балконов.
        - Так удобно?
        - Да, - спокойно ответил Близнец, не обращая внимания на все еще недовольный тон напарника, занявшего его место. - Так гораздо лучше.
        Крапивин не пропустил момент, когда генерал появился в прихожей. Кремлевский чиновник был в военной форме, фуражку снял, видимо, еще в подъезде. Крапивин чуть повел стволом, провожая Дронова, шагнувшего из прихожки в комнату.
        Вот уже во второй раз Близнец видел генерала в оптику. Сесть бы в машину времени, перенестись на полтора года назад и преподнести подарок всем: министру обороны, прилетевшему в Моздок, себе, Проскурину, Хворостенко и еще многим людям, за которых было обидно. Или перенестись хотя бы на год, услышать недовольный голос:
«Ну где этот снайпер?!» и ответить: «Он здесь!» Выхватить автоматический «стечкин» и разрядить всю обойму.
        Сейчас же приходилось слушать капитана-инструктора.
        - Внимание! Все внимание на зеркало! - Проскурин нервничал и не скрывал своего состояния. Он с каждой минутой продолжал доказывать, что как снайпер изжил себя.
        - Спокойно, не психуй! - Это уже Виктор Крапивин слегка прикрикнул на товарища. Пришла пора взять инициативу на себя. - Не можешь срать, не мучай жопу. Лучше вообще не стреляй. Я один.
        - Нет, нет! Я справлюсь...

«Это работа ученика. Пока еще ученика. Он справится с ней. Но с ним придется много работать».
        Андрей понимал, как ему будет тяжело на позиции, но не представлял, до какой степени. Он словно впервые взял в руки винтовку и впервые собирался нажать на спусковой крючок, впервые лишить жизни человека. Слышал собственный голос: «Как только твой первый выстрел лишит жизни человека, вернуться с этого пути уже нельзя...» И соглашался: уже нельзя.
        Ему стало страшно, когда он вдруг представил себя одного на огневой позиции. Одного. И был готов снова поменяться с Виктором местами, спросить, удобно ли ему. Готов был вспомнить клятву, которую мысленно давал второму снайперу:
        Я обязуюсь переносить и готовить к работе специальное оборудование; определять маршрут и темп движения, передвигаться по ТВОИМ следам; помогать в подготовке укрытия и огневой позиции; выявлять и указывать цели; оценивать точность ТВОЕГО выстрела...
        Именно его, а не своего выстрела.
        Он буквально сварился при виде генерала, кипел, то краснея, то бледнея. Последние минуты, секунды и мгновения вытворяли с ним что-то невообразимое. Его колотило, и он не мог унять этой дикой тряски.
        Один. Противоречие. Он был спокоен, когда в одиночестве наблюдал за генералом два, пять, десять дней назад. Тогда его не косила, как сейчас, ненависть к предателю.
        - Андрей, я буду отдавать команду.
        - Что? - инструктор не верил своим ушам. Ученик будет отдавать команду?!
        - Я буду отдавать команду! Как только я скажу «есть!», ты стреляешь. Я увижу. Андрей, посмотри на меня. - Когда Проскурин оторвался от оптики, Близнец влепил ему хлесткую пощечину. - Еще раз смотри на меня! - Вторая щека капитана тоже загорелась огнем. - Еще?
        - Нет, все нормально.
        - Точно?
        - Да, да... - Проскурин несколько раз тряхнул головой.
        - Давай приходи в себя, время еще есть.
        Только сейчас Близнец понял, что дело вовсе не в двойном выстреле, не в проводке пули «вдогонку». И даже не в одинарном выстреле. Фактически Андрей не мог сделать самостоятельный выстрел. По мишеням еще мог, а в живую цель - нет. Был уверен, что нет. Предчувствовал свое состояние, близкое к эпилептическому припадку.
        И когда все это выперло из капитана, Близнец понял, что он ему - не помощник, он в одиночку сможет сделать точный выстрел, и ему не нужно «окна» для своей пули. Она прошибет двойное стекло и разобьет генеральскую голову.
        Только сейчас все сомнения относительно приема «вдогонку» рассеялись. Второй снайпер догадался, почему Андрей так неоправданно усложнял выстрел и как бы ставил под сомнение мощность и надежность финской снайперской винтовки.
        Теперь, когда до выстрела оставались считаные минуты, все встало на свои места. Если капитан и был нужен... то для контроля. А в остальном... он даже не мог оказать моральной поддержки, мешал бы, стоя за спиной.
        И все же Близнец отдал должное инструктору. Вернее, он сам стал учителем, реально попробовал себя в роли психолога, чувствуя себя не в городской квартире, оборудованной для снайперской позиции, а на передовой, где от этих двух выстрелов зависело что-то очень важное. Он легко представил, как куда-то отступили стены, а на их место вставали деревья, выплетались кусты, стремительно тянулась вверх дикая поросль травы; из окна потянуло болотным духом, а в руках не финская винтовка, а российский крупнокалиберный «взломщик В-94», который пялился массивным дульным тормозом-набалдашником на ползущий навстречу танк.
        Близнец просто обязан был реанимировать капитана. И чтобы сделать два шага вперед, он сделал шаг назад.
        - Андрей, ты отдаешь команду. Ты был прав.

* * *
        Пора уходить... Именно на прощанье Игорь Васильевич Дронов решил поделиться с дочерью приятными известиями. Он был уверен, что вопрос о его назначении на должность руководителя Госохраны фактически решен. Он очень надеялся, что читает правильный ответ в глазах главы государства. Обычно шеф сидел набычившись, смотрел словно из-под тяжелой и неудобной оправы и исподлобья одновременно. Дронов ради любопытства несколько раз пробовал скопировать взгляд президента и всегда видел густую поросль своих брежневских бровей. Неодолимо тянуло приподнять одну бровь и высвободить мефистофельский взгляд из дебрей.
        У президента семь пятниц на неделе. Облегчая задачу, Дронов урезал неделю до марсианской или венерианской, не поймешь: до трех дней. Именно столько было реальных претендентов на новый пост. Это генерал-лейтенант Черняков - бывший замначальника Главного управления охраны, а позже - директор ФСО. Профессионал своего дела. Лишь серьезное ЧП могло помешать ему сделать карьерный хет-трик. Это. .
        Дронов подошел к небольшому элегантному трюмо, заставленному парфюмерией, взял дезодорант в салатной упаковке и вслух прочел название:
        - "Зеленый чай".
        - Это женский, - подсказала Надежда. - Возьми «Океан».
        Она устала на работе и мысленно поторапливала отца. Они виделись не часто, но именно этот факт настраивал на более редкие и короткие встречи. Они носили затяжной характер, разговор шел ни о чем и больше походил на краткосрочное свидание. Отец привык к этому определению и, наверное, ни разу не подумал о некоем отчуждении. Он отдавал долг, а Надежде не терпелось больно уколоть его: «Ты мне ничего не должен».
        Генерал убрал форменный галстук за плечо и расстегнул на рубашке пару пуговиц. Просунув баллончик под одежду, он поочередно оросил подмышки.
        - Сейчас я работаю по новому закону, - начал Дронов, глядя на отражение дочери в зеркале. - Сегодня дежурный из приемной президента позвонил мне и сказал, что завтра в половине шестого шеф ждет меня с окончательным вариантом одного из пунктов. Он касается военнослужащих и лиц, проходящих службу в госохране по призыву, - пояснил генерал. - В общем-то вопрос по моей специальности. Возможно, я возглавлю объединенное ведомство, - Дронов повернулся, и Надежда заметила на его лице бледную улыбку.
        - Что-то не так? - спросила она. - У тебя тревожный взгляд.
        Генерал покачал головой. Он был не в силах избавиться от образов конкурентов с их жадными липкими лапами, оттого, наверное, тревога не сходила с его лица. Он при всем желании не мог использовать в этой тайной борьбе хоть часть административных ресурсов. И позавидовал претендентам на посты мэров, губернаторов, депутатов, которые перешвыривались с конкурентами деньгами, автоматными очередями, компроматом, имеющим под рукой армию криминальных подонков и милицейских отморозков. Тут совсем иной тип борьбы, закулисный. Иначе тот же Черняков мог бросить на прорыв кремлевский бронетанковый отряд, а Свердлин атаковал бы силами спецназа своего Центра.
        Главный пункт нового закона «Надзор и контроль за деятельностью Федеральной службы государственной охраны» был отдан на проработку Леониду Чернякову. Дронов морщился: там вообще ничего переделывать не надо. Этот пункт не вызывал сомнений и выглядел следующим образом: «Надзор за исполнением законов Федеральной службы государственной охраны осуществляет прокуратура. В предмет надзора не входят организация, тактика, методы и средства осуществления деятельности Федеральной службы государственной охраны». Какой дурак - если, конечно, он не претендует на пост руководителя госохраны - внесет хоть какие-то изменения? Тактика, методы и средства должны остаться за оттиском седьмой печати.
        Генерал не знал, какими вопросами занимается Александр Свердлин. Скорее всего никакими. Ему просто некогда ломать голову над законами. Однако... На одном из совещаний Дронов, глядя на Свердлина, вдруг увидел в нем что-то новое. Что-то неуловимое проскальзывало в его взгляде, осанке, даже речи. Генерал изменился. Он был окутан тайнами; то, что он является личным телохранителем президента, можно было узнать по жлобскому нимбу над его головой. После совещания Дронов даже подковырнул охранника:
        - Надеюсь, тебя пригласили на летучку не по специальности.
        А в глазах стояла насмешка: «Ты здесь? А почему без автомобильной дверцы?»
        Дронов подошел к дочери и поцеловал ее в лоб.
        - Не хочу загадывать. Может быть, завтра все будет известно.
        Он прошел в прихожую и уже во второй раз за этот короткий промежуток посмотрел на себя в зеркало...
        Да, точно, на лице отчетливо видна тревога. Обрюзгшие щеки тянули вниз налитые желтоватые мешки, отчего в глазах резко проступила краснота, оттеняющая потускневшие белки. И все же в глазах можно было рассмотреть что-то радужное, пусть даже оболочку. Она потеряла свою многокрасочность и стала пестрой. Словно год за годом оставляли следы: черная полоса - белая, кровавая - землистая.
        Последнее время Дронов жил грезами о новом ведомстве, но не мог представить, что его планы уже были нарушены. Сейчас его висок сжигал взгляд человека, которого он предал и бросил умирать. Он смотрел на него из прошлого, которое генерал давно забыл.
        Он надел фуражку и посмотрел, ровно ли сидит козырек, к которому он уже давно не прикладывал руку, отдавая честь...
        Ровно. Точно по центру.
        Пора прощаться.

* * *
        Генерал находился в гостях у дочери сорок минут. Все это время две снайперские винтовки смотрели в одно место. Сорок минут в неподвижной позе, сорок минут ожидания и постоянной готовности - это ерунда.
        Эта малость тонула в многочасовых сидениях на снайперской точке в лесу, в развалинах, в открытом поле, в яме, скрытой под дерном, в канализационном колодце. Там, где нельзя пошевелиться, ибо тотчас выдашь себя и получишь пулю. Там, где комары сосут отяжелевшие веки и падают, напившись крови, уже не в состоянии взлететь.
        Близнец увидел генерала, вышедшего в прихожую.
        Снайперы обменялись короткими возгласами:
        - Вижу!
        - Вижу!
        Генеральский затылок замер лишь на мгновение. Дронов повернулся к зеркалу. Он подарил снайперам еще несколько секунд, когда не просто посмотрелся в зеркало, но и когда надевал фуражку.
        - Вижу, стреляю! - подал команду Андрей.
        Как и в тире, Близнец видел и цель в прицеле, и движения своего товарища. Проскурин остался неподвижным, лишь указательный палец скользнул с защитной скобы и плавно надавил на спусковой крючок.
        Крапивин повторил его движение с опозданием в сотые доли секунды. Когда спускал курок, услышал хлопок справа. Такой же хлопок слева услышал Проскурин.
        Панорама в прицеле восстановилась быстро. Но она уже была другой. На стекле появился узор с отверстием точно посередине. И за ним уже невозможно было определить - попадание или промах. Лишь нижняя часть окна показала падающего на пол генерала.
        - Есть! - шепотом, сквозь зубы выбросил Близнец.
        - Точно, Витька?
        - Есть, есть!
        Ни с чем не сравнимое состояние вскипевшей крови. Что там крапива, которая обжигает все тело. Сейчас кожа Близнеца горела и снаружи, и изнутри и чуть ли не вздымалась. Это жжение, зуд были непогрешимым дефектоскопом: «Есть! Есть! Попадание!»
        Пуля, выпущенная из винтовки инструктора, ушла влево и чиркнула по затылку генерала. А второй снайпер положил пулю точно в нервные сплетения за ушами своей жертвы. Как учили. Как учил тот человек, который пошел вразнос, но все же в последний момент совладал со своими эмоциями.
        - Уходим!
        Проскурин первым вскочил на ноги. И допустил первую ошибку. Когда раздался звон бьющегося стекла, оба генеральских телохранителя выскочили из машины. Они отреагировали на выстрелы как надрессированные доберманы. В них был заложен автоматизм, никогда не дающий сбоев. В их память напихали все, что только можно узнать про покушения. Они просчитали ситуацию со скоростью «Дип Блю», подбирающегося к тремстам миллионам ходов в секунду. И сейчас шел турнир «эдвант чесе», суть которого - отобрать у «железки» фору в памяти. Но они отбирали фору в скорости. У «железок», которые отстрелялись из окна на втором этаже корпуса номер один, дом номер 14. Они переварили миллион ходов за секунду и остановились на одном. Силуэт, мелькнувший в оконном проеме, только подтвердил их решение и подтолкнул к наработанным действиям.
        Один телохранитель бросился к подъезду, на ходу выхватывая рацию, а второй, сбрасывая с «Калашникова» камуфляж-"дипломат", побежал к первому корпусу.

* * *

«Выходим и - в разные стороны». Близнец шел в сторону последнего подъезда, Проскурин спешил к первому. Оба несли с собой «дипломаты» с винтовками. Крапивина спасло шестое чувство. Когда он, неожиданно изменив решение, шагнул в полумрак подъезда и едва скрылся в нем, он тут же услышал:
        - Стой! Стоять!
        Потом прострекотала автоматная очередь.
        - Руки за голову!
        Крапивин точно знал, что один генеральский телохранитель начнет преследование. Но не так скоро. Фактически он должен выйти на 1-ю Квесисскую, которая шла параллельно Масловке, а Проскурин - перейти дорогу.
        Сейчас капитан стоял на коленях, сцепив пальцы на затылке. «Дипломат» лежал в шаге от него. В пяти метрах - рослый охранник с коротким автоматом. Он держал одного снайпера на прицеле и автоматически оглядывался в поисках второго. Машинально; не факт, что он сумел расслышать два выстрела из винтовок с глушителями. По всему выходило, что выстрел был один - это стекло выдало стрелков, но лязгнуло оно всего лишь раз. Охнуло, раскрыв пасть, чтобы пропустить вторую пулю.
        Близнец выглянул из подъезда лишь на мгновение, и телохранитель не заметил его. Снайпер не уступал ему в оперативности. Он щелкнул замками и выхватил из чемоданчика мелкокалиберную винтовку. Тут же дернул на себя затвор типа «биатлон». Выдохнув, резко шагнул из подъезда, вынося оружие на уровень плеч.
        Телохранитель отреагировал первым. Он был готов ко всему, и его не смутил вид вооруженного человека. Он дал поверх головы Проскурина очередь и резко присел, прикрываясь капитаном. По определению выстрелы не могли быть точными, и все пули прошли высоко над головой второго снайпера.
        На винтовке не было прицельных приспособлений, не было плечевого упора. Натурально Близнец стрелял из обреза. Но мысленно он уже поймал цель и не мог отпустить ее даже против воли. Он опускал оружие, отработав на опережение. Охранник не успел присесть, как ему в шею впилась пуля. Снайпер снова дернул затвор. Короткий ход, и новый патрон в стволе.
        - На землю! - крикнул он.
        Андрей повалился, давая коридор для второго выстрела.
        Близнец нажал на спусковой крючок, и вторая пуля угодила упавшему на колени противнику в грудь.
        Капитан не стал дожидаться очередной команды. Он подхватил «дипломат» и рванул в прежнем направлении, толкая какого-то парня, оказавшегося на его пути. Крапивин повернул за угол и побежал в сторону станции метро «Динамо». С пакетом в руке, отяжелевшим от винтовки. Он перебежал дорогу в самом начале Петровско-Разумовской аллеи и остановил частника на старом «Рено».
        - Парк «Дубки», - назвал он место.

«Рено» доехал до парка за десять минут.
        Один квартал Близнец прошел пешком и остановил очередную машину на Дмитровском шоссе. Он уже успел переодеться. Сейчас на нем были джинсы, рубашка и ветровка. Оружие он выбросил в мусорный контейнер, когда шел по улице Немчинова к Дмитровке.
        Часть II
        Беглец
        Глава 10
        Разговор на равных

6 - 7 июля
        Прошедшие выходные утомили Александра Свердлина. В голове какая-та каша из положения о скачке на приз президента России: "Для участия в скачке допускаются жеребцы и кобылы в возрасте трех лет и старше. Количество участников - 12 голов. К участию допускается не более 1 лошади от субъекта РФ и стран СНГ. Все расходы по содержанию лошадей на московском ипподроме несут коневладельцы лошадей. Дистанция скачки - 2000 метров. Сумма приза - 3 миллиона рублей.
        Приз победителю президентской скачки: скульптура высотой 39 сантиметров - копия композиции Евгения Лансере «Чистокровная лошадь под седлом жокея, закончившая скачку» (1882 год), выполненная его внуком из бронзы и оникса".
        Первым пришел 4-летний рыжий жеребец Акбаш, рожденный на конном заводе «Восход» Краснодарского края...

«Устал...» - вздохнул Свердлин. Устал от духоподъемной музыки, звучавшей на московском ипподроме вальсами прошлого и позапрошлого веков. Выбился из сил, слушая несмолкаемые галантные милицейские предостережения журналистам: «Господа! Ближе к загородочке встаньте, не стесняйтесь». А из-под козырьков пыхала злоба: «А ну-ка кончайте расхаживать!»
        Устал от суеты в ложе с «политическими гостями». Сбалкона свешивался секретарь Совбеза Игорь Иванов, угрюмо смотрел на жокеев министр сельского хозяйства Алексей Гордеев - он же организатор соревнований, он же вручал главный приз победителю. Три президента - российский, грузинский и киргизский - были с супругами.

12.07. Раздались звуки... кремлевских курантов. Каждый воспринял их по-своему, но для генерал-майора Свердлина они показались лишними. Может быть, потому, что он слышал их тысячи раз; и вот они прозвучали на ипподроме. Именно с них началась скачка. Точнее, с громогласного возвещения ведущего: «Сегодня произойдет историческое событие». И лошади понеслись.
        Всего было пять скачек. Помимо президентского разыгрывались и другие призы сезона. Президенты оживленно делали ставки. У российского в руках мелькнуло несколько тысячных купюр. Генерал отметил, что вид при этом был у босса растерянный. Похоже, не знал, сколько ставить и на кого...
        Он находился под серым шатром в центре поля - самая серьезная зона, где расположились президенты стран СНГ, главы Тверской и Самарской областей, а также глава «Балтики» Теймураз Баллоев. А офицеры ФСО терпеливо втолковывали интересующимся, где сидит «сам»: «В ложе над полем за бронированным стеклом, где же еще?»
        За VIP-зону второй категории отвечали оперативники ФСБ, ФСО и милиции. С балкона за скачками наблюдали «капиталисты»: глава компании «Рико-Понти», президент
«Разгуляй-УКРРОС» и первые лица Минсельхоза. Просто состоятельные, но не такие влиятельные обладатели супердорогих билетов расселись в отдельных шатрах. Им было видно поле, но не Very Important Persons, отчего на их лицах проступила детская обида.
        Министр сельского хозяйства («человек с репутацией прогрессивного интеллектуала») в светло-сером костюме при галстуке в оранжевую и красную полоску тепло приветствовал каждого, кому положено было сидеть в шатре. Он попенял своему советнику - директору НИИ «Агроприбор» за нарушение этикета: всем было предписано явиться в галстуках и шляпах, однако советник появился без «селедки». «Какой сегодня день? - задал он вопрос министру. И сам же ответил: - Суббота, Шаббат, а какой в Шаббат галстук?»
        Генерал-майор Свердлин едва подавил вздох.
        Изнемог от нескончаемой болтовни. Кто-то говорил о скаковых породистых лошадях, кто-то о голубых гималайских баранах. Запарился от жалоб: мол, мало кормят. «Разве сыр, обернутый перцем, мусс из авокадо с икрой и тарталетки - это еда?!» Разбавило капризное настроение гостей пиво - столько, что можно было упиться.
        К гостям подходили букмекеры и предлагали делать ставки. «Конкретные» деньги выиграл замминистра сельского хозяйства Кайшев и начал раздавать пятисотенные купюры «на фарт».
        У столика Ильхама Алиева и Роберта Кочаряна появилась девушка в желтом платье и в шляпке под вуалью с мушками. Господа тотчас подняли тост: «Если бы мы судили скачки, то первый приз достался бы вам». - «Как лучшей кобыле?» - уточнила девушка.
        Генерал Свердлин, стоящий у дальней стены шатра, не сдержался. Смех он прикрыл резким покашливанием в кулак.
        Как не устать от мучавших всех вопроса из разряда гостайны: «На кого поставил президент?» Невольно приходилось слушать, как перебрасываются представители Грузии и России: «Мы сварганили лошадь за несколько дней!» - «Как вам удалось?!» - «Ну, мы же грузины! Из Франции привезли!» Судя по разговорам, там же взяли лошадь и казахи, и украинцы - скакуна по кличке Нови Базар. Азербайджанцы взяли напрокат кобылу из Турции.
        В забеге на приз президента участвовал личный скакун Минтимера Шаймиева Ламборн. Но у Ламборна поднялась температура.
        Министр сельского хозяйства подошел к российскому президенту и предложил, чтобы он лично вручил приз. Президент поймал взгляд своего телохранителя: «Не стоит этого делать»[Светлана Бабаева, Божена Рынска, «Известия».] .

* * *

22.07 - отметил время Свердлин, когда на сотовую трубку поступил звонок. Воспоминания об утомительном мероприятии на московском ипподроме отвлекли генерала и породили полушутливую и в то же время злобную мысль: поставить на «спецтрубу» мелодию кремлевских курантов. Он выслушал абонента и сказал:
        - Да, есть, я понял. Сейчас выезжаю.
        Нажав на кнопку, он выбрал из списка абонентов номер директора ФСО и вышел на связь:
        - Леонид Сергеевич, Свердлин беспокоит. Ты уже слышал про Дронова? На пути к нему? Ты дошутишься... Я? Только что узнал. Да, буду, конечно. Шеф настаивает, чтобы я подключился к работе. Не сразу. Мне нужен снайпер для консультаций. Естественно, из тех, кто на смене. Не поеду же я к нему домой! Сейчас мой водитель за ним заедет.
        Александр Семенович вызвал машину и отдал соответствующие распоряжения водителю. Прежде чем выйти из дома, он выпил еще одну рюмку коньяка и бросил взгляд на дверь детской комнаты. Буквально полчаса назад он снова заходил к дочери, чтобы пожелать спокойной ночи. Усмехнулся: «Читает запрещенную литературу».
        На место преступления генерал приехал в сопровождении своего личного водителя и снайпера из Центpa спецназначения при СБП. Александр Семенович вышел из
«Мерседеса» класса «гелентваген» с левой стороны. Правая передняя дверца выпустила рыжеватого стрелка лет тридцати с небольшим. Он невольно остался возле машины, едва увидел, сколько генералов съехалось на Масловку - начиная с директора ФСБ, одетого в строгий костюм, и заканчивая начальником ГУВД Москвы в форме.
        Свердлин поздоровался с каждым за руку и перебросился несколькими фразами. Снайпер расслышал лишь окончание генеральского вопроса: «...ничего не трогали?» - и невнятный и также неопределенный ответ директора ФСБ: «Стараются...»
        - Я осмотрюсь там. - Свердлин поманил за собой спецназовца и пешком направился к дому, где была оборудована снайперская позиция.
        Генерал был в темных широких брюках с отворотами, в синеватой рубашке и черных туфлях. Его слегка ленивые, словно замедленные движения не сочетались с военной выправкой. У Александра Свердлина была инфернальная внешность. И он сам понимал, что любые сравнения с кем-либо станут неожиданными, и в первую очередь для него самого. Лобно-теменные залысины, крупный нос, карие глаза - ничего фактурного. За исключением неприятной, даже отталкивающей улыбки. У этого человека были непомерно длинные десны и короткие, словно спиленные, зубы. Кто-то из его коллег называл эту улыбку лошадиной, кто-то смягчал ее до «старческой». Иные шутили за глаза, впадая в обратную крайность: «Зубы режутся...» За многоточием скрывались тридцать два циклопических клыка.
        Свердлин на ходу щелкнул зажигалкой и прикурил. Может, в такие моменты он восполнял то, что было под строгим запретом в присутствии шефа.
        Вообще закурить на ходу получалось лишь дважды в день: по пути на работу и домой. Первая сигарета сочеталась с первой же чашкой кофе. Вторую сигарету генерал закуривал, спускаясь по лестничному маршу.
        Что касается карьерной лестницы, то после службы в Кремлевском полку охраны Свердлину сделали предложение остаться в подразделении, которое занималось негласной охраной. Потом он стал старшим выездной смены при президенте, поднялся до руководства оперативных групп. Одновременно с генеральской звездой получил четырехкомнатную квартиру на Ростовской набережной, а вместе с ней - негласный статус «близкого друга» главы государства. И все шло к тому, чтобы ступить на очередную ступеньку. Сейчас он шел по асфальту, но видел под ногами труп наивного дерьма - «дважды экс-военного прокурора», ступал по уличающим генералов документам.
        Наверняка Хворостенко смущала некая авантюрность в предложениях генерала, рискованность, привлечение к работе «южан» - организацию по сути слабую, не имеющую политического веса. Если у него и были сомнения, то они развеялись со временем - его обрабатывали не восемь дней, не восемь недель, а восемь месяцев, что говорило о прямом и неотступном курсе президентского охранника. Военный прокурор рассуждал правильно, и Свердлин мог подписаться под каждым его словом: усталость, бесперспективность, тошнотворные морды генералов от политики, по сути грязная и неблагодарная работа. И не за деньги, и не за преданность, а за странное положение монументального стражника, готового ради своего босса на все. На бессонные ночи, бесконечные разъезды, капризы, жалобы, неоправданные претензии. Давно обрыдло быть собственностью и слышать со всех сторон: «Это личный охранник». Как собака. Натуральная бессловесная тварь. Но с существенной поправкой: когда ты на виду, когда на тебя устремлены объективы видеокамер и фотоаппаратов, бездушные зрачки политиков, бизнесменов, технологов и прочих копошащихся под ногами главы
государства существ. Но это и выводило из себя. Ты совсем другой, ты не бежишь сломя голову за брошенной палкой и не слышишь вслед «апорт!», но всю дорогу тебя сопровождают прилагательные-субтитры: личный, персональный, собственный. Никто не думает и не хочет забивать себе голову тем, что у тебя есть семья, дети, свои интересы, что пару раз в неделю ты совершаешь утренние пробежки, играешь в теннис, порой отдыхаешь на природе, открываешь бутылку водки под шашлычок.
        Надоело быть верным псом, порядочным, умным, сильным, мужественным, простым и мастурбировать в полном одиночестве, косясь на порноснимки своего острого ума и отличной и ясной головы. И самое обидное то, что нельзя сказать: «Хватит! Надоело!
        За этим сразу последует падение. И убежать нельзя. Будет втройне обидно, поскольку никто за тобой не погонится.

«Мне кажется, я где-то...» - заикнулся было в машине военный прокурор.
        "Только кажется, - оборвал генерал. Оборвал зло. - Вы нигде не могли слышать мой голос".
        Нигде.
        А поначалу все складывалось так хорошо. «Быть при...» - это честь, почет. Что означало одно и то же. Потом все это превратилось в удел, планиду - эту буквально разговорную форму участи.
        Лишних в квартире не было. Тем не менее генерал, привыкший, чтобы его понимали с полуслова, как всегда, воспользовался недосказанной фразой:
        - Вы не могли бы?..
        Оперативники ФСБ потеснились, скопившись в коридоре, и генерал приступил к осмотру огневой позиции.
        Во-первых, он отметил расположение снайперских винтовок - одна лежала на полу, а другая на огневом рубеже-столе. Лежала аккуратно, словно ею не пользовались. Генерал машинально отметил, кто именно стрелял из финского «марка»: человек с позывным «Близнец». Во-вторых, оглянувшись и пряча чуть самодовольную улыбку, отметил затемненный задний план в комнате.
        Затем прошелся по «мелочам»: пара стреляных гильз от специального снайперского патрона «Сако», свежие окурки, бутылка из-под минеральной воды, термос из нержавейки...
        Письменный стол был выдвинут на середину комнаты. Вообще-то высоковатый рубеж для стрельбы с колена, отметил генерал. И вообще непригоден для стрельбы, сидя на стуле, к примеру.
        - Что скажешь? - спросил он у снайпера. - Высоковато, мне кажется.
        Спецназовец буквально снял все вопросы, когда сразу же занял позицию: сел на пол и поджал под себя одну ногу.
        - Можно? - спросил он, касаясь винтовки.
        - Да, - разрешил генерал.
        Снайпер взял в руки винтовку, из которой стрелял Близнец, и склонился над ней. И тогда линия огня точно совпала.
        - Нога не затекает?
        - Нет, товарищ генерал, у нас вообще ничего не затекает.

«Исчерпывающий ответ», - хмыкнул Свердлин.
        - Дальше?
        - Отличная позиция, - похвалил стрелок. - Удачный выбор. Именно он стал решающим фактором. Плюс надежное оружие и классные патроны. Что еще? Семисантиметровые глушители - выстрел даже в коридоре не услышишь.
        Генерал взял бинокль и посмотрел на окно квартиры Надежды Князевой. Узор от выстрела на стекле подсвечивался как изнутри, так и снаружи: в прихожей и на кухне горел свет, а во дворе скопилось множество машин со спецномерами и включенными фарами. Среди них затерялся «Мерседес», закрепленный за советником президента.
        Сейчас советник лежал, судя по всему, в прихожей. Свердлин намеренно не стал заходить к Князевой, чтобы не видеть результаты промаха Федеральной службы охраны и последствия точных выстрелов двух снайперов. «Ему следовало прихватить с собой гроб - чтобы было в чем уйти», - припомнил Свердлин высказывание комментатора боксерских поединков Александра Беленького про одного незадачливого боксера.
        Александр Семенович критически отнесся к дому Князевой изначально. Во-первых, легко было перекрыть выезд машины, во-вторых, из окон соседних домов было видно все, что происходило в квартире, «Такая же, как у Бориса Ельцина на Тверской», - сравнил Свердлин. Там, правда, с точки зрения безопасности было еще хуже: хорошо простреливаемый подъезд.
        На осмотр огневой позиции у генерала ушло четверть часа. Он отпустил снайпера после его коротких объяснений и остался в комнате один. Он думал не об ошибках государственной службы охраны в целом, а о том, что и ему придется отвечать на схожий вопрос, но в тех же общих тонах и в узкогрупповой обстановке. Причем дважды. Завтра утром и после того, как офицеры госохраны и ФСБ дадут конкретные ответы и укажут слабые места в подотчетных подразделениях. И у него будет огромное преимущество перед лопухнувшимся директором ФСО. Может быть, он даже вступится за него: «Собаку не бейте - она лаяла».
        Александр Семенович обернулся, когда невнятный гул в коридоре затих. Он угадал: в комнату вошел директор ФСБ. Один. Теперь самым напряженным местом был этот стометровый коридор, протянувшийся от одного дома к другому и окруженный спецслужбами. Даже самая плохонькая мина направленного действия могла лишить страну силовой верхушки.
        - Определили состав следственной группы? - спросил Свердлин. Он был младше и по возрасту, и по чину, но ближе к президенту, оттого разговор шел на равных. В данном случае Свердлин никак не назвал директора.
        - Нет, - последовал ответ. - Пока не определились с рабочими версиями, вести дело начинает оперативная группа полковника Терехина.
        Эта фамилия Свердлину ни о чем не говорила.
        - Почему именно его?
        - Терехин ведет дело об убийстве Джека Гольдмана. Гольдмана убили на Неглинной точно из такой же винтовки. Это дело находится под моим личным контролем.

«Отсюда такие подробности», - мысленно закончил Александр Семенович.
        - Опытная группа?
        - Конечно, не экспериментальная, - поправил директор. - Попутно разрабатывают клиента - бывшего военного. Наследил еще в 1992 году.
        С молчаливого согласия президентского охранника директор позвал полковника Терехина, стоящего в коридоре. Вместе с ним вошел майор Соловьев. Шеф ФСБ сузил глаза: «Я тебя звал?» Соловьев сделал вид, что не понял.
        - Бросайте дело Гольдмана, так, кажется? - уточнил Свердлин. - И вплотную приступайте к расследованию убийства Дронова. В Кремле не поймут, если вы затянете дело хоть на минуту. - Генерал указал за спину - на огневой рубеж и винтовки - и демонстративно потянул носом: - Вам не кажется, что здесь попахивает армейским спецназом?
        Терехина подмывало ответить в духе советской кинокомедии: «Понюхаем. Посмотрим. Послушаем».
        Когда генералы вышли, Соловьев, даже в приличной одежде всегда выглядевший неопрятно, спросил у полковника:
        - Кто это был? Рожа знакомая. Судя по всему, опасный тип - у него даже зубы спилены, заметил?
        - Личный охранник президента, - внес ясность Терехин. - Не слышу свиста.
        - Денег не будет, - незамысловато ответил майор.
        Глава 11
        Основание для розыска
        "В ночном выпуске новостей мы уже сообщали о покушении на генерала Дронова. Напомним, что военный советник президента Игорь Васильевич Дронов был убит вчера вечером в квартире своей дочери Надежды Князевой. Наша съемочная группа продолжает работать в районе совершения преступления, и мы предлагаем вашему вниманию репортаж нашего корреспондента Ильи Платонова.
        - Вот отсюда, из окна на втором этаже этого дома вчера в половине десятого вечера прозвучали два выстрела. За этим окном скрывалась хорошо подготовленная снайперская позиция. Убийц генерала было двое. Один из них был задержан неподалеку от места преступления нарядом милиции, проезжавшим на машине, у дома номер 7 по Нижней Масловке. Наша съемочная группа стала первой, которой удалось узнать имя преступника. Это двадцатидевятилетний москвич Андрей Проскурин. Генерал Дронов получил два ранения в голову, одно из них оказалось смертельным. Преступники стреляли с расстояния примерно сто метров. Сейчас наш оператор покажет крупным планом окна квартиры Надежды Князевой, дочери генерала. Вы можете видеть след от пули. Но выстрелов было именно два, что говорит о хорошей подготовке снайперов. Генерал был убит в прихожей, когда уже собирался выходить, но, по словам Надежды Князевой, не успел предупредить об этом офицеров из группы физической защиты. Они находились в машине «Мерседес» с номером «А730АМ», стоящей в нескольких метрах от подъезда. Также был тяжело ранен и отправлен в ЦКБ один из телохранителей
Дронова. Ему была сделана операция. По словам врачей, состояние офицера госохраны опасений не вызывает. Какие мотивы стоят за этим преступлением, и предстоит узнать следствию. Нашей съемочной группе удалось узнать имя следователя, который ведет это дело. Это полковник ФСБ Николай Терехин. Мы готовим репортаж, и с минуты на минуту вы увидите короткий комментарий следователя.
        - Да, да, Илья, спасибо, у нас мало времени. В следующих выпусках новостей мы обязательно вернемся к этой теме. Пока же ждем реакции Кремля на это вызывающее преступление. Давайте послушаем, что говорят на эту тему видные политики. Слово нашему корреспонденту Сергею Сафронову..."
        Может, Близнец был несправедлив по отношению к Андрею Проскурину, но, едва закончился репортаж, скрипнул зубами: «Слабак!» Это восклицание тянуло за собой хвост других определений, подкрепленных фактами. Это нервы, горячка инструктора, едва владевшего собой. Его коленопреклоненная поза перед охранником. Он не уходил с позиции, он натурально убегал.
        "Спокойно, спокойно, - успокаивал себя Близнец. - Не психуй. Ты же не капитан Проскурин".
        До трех часов ночи Виктор проторчал в ночном клубе. Ушел. Точнее, поменял позицию, когда его попытался склеить гей лет семнадцати: «Я такой - попробуй возразить». Самые тяжелые часы пришлись на раннее утро, когда ночные клубы и кафе закрывались. Еле-еле дождался восьми, стал первым посетителем открытого кафе на Кутузовском, постепенно продвигаясь к «Бородино» - с роскошным плазменным телевизором, по которому впервые услышал о том, что первого снайпера взяли. Но ничуть не удивился тому, что генерал Дронов мертв. Для Близнеца он был мертв еще до решающего выстрела. Он принял эту новость спокойно: «Так и должно быть». Принял абсолютно мирно. И даже профессионально отмахнулся от нее: «Я такой - попробуй возразить».
        Ночная жизнь закончилась. Но еще давали знать о себе ее остатки. В кафе, где подавали терпкое и плотное пиво «Монарх», ныряли респектабельного вида юнцы и, проглатывая стакан-другой, спешили на свои рабочие места менеджеров, консультантов...
        Холодное нефильтрованное пиво, роскошный плазменный телевизор, респектабельные юнцы. Близнец решил посидеть здесь еще немного, пока не спадет утренняя суета. Он пойдет за ней. Вынужденно. Куда она, туда и он. Спутники.

* * *
        Полковник Терехин находился в своем кабинете. Он решил провести очередной допрос Андрея Проскурина не в следственном отделе «Лефортово», а на Лубянке, согласовав этот вопрос с шефом. С одной стороны - это дополнительное давление на арестованного снайпера. С другой - никакого дополнительного давления не требовалось. Андрей должен понимать, что убийство военного советника президента намерены расследовать по горячим и только по горячим следам. Если они остынут, то, как предупредил генерал Свердлин, в Кремле этого не поймут. Терехин полагал, что директор ФСБ не останется в стороне и лично примет участие в допросе арестованного. Как это делал в свое время Юрий Андропов, допрашивая лейтенанта, покушавшегося на жизнь Леонида Брежнева. Произошел не обычный теракт, где погибли обычные граждане, тут пахло настоящим заговором.
        Это был второй допрос Андрея Проскурина. Первый закончился к шести утра, а в половине одиннадцатого полковник Терехин сумел-таки побеседовать с раненым телохранителем генерала Дронова Сергеем Гордеевым. О нем полковник знал в общих чертах. До 2000 года работал в Службе безопасности президента, потом был выведен новым главой государства в отделение личной охраны Ельцина. В октябре прошлого года стал телохранителем Дронова. Равно как и его напарник, который был при отставном президенте водителем основной машины; Борис Николаевич не оставил своей привычки менять кадры, он был мудрым политиком и человеком.
        После двух тяжелых ранений и сложной операции Гордеев пришел в сознание лишь в десять часов утра. Он лежал в реанимационном отделении Центральной клинической больницы в отдельной палате. Профессор Котов, лично оперировавший офицера ФСО, предупредил полковника Терехина, что у того ровно пять минут.

«Да, я понял», - кивнул Николай. Он поправил на груди белый халат и вошел в палату.
        - Привет, Сережа! - поздоровался он, подходя к Гордееву. Гордеев был чуть старше Терехина, но выше капитана так и не поднялся. Полковник присел на стул подле кровати и привычно представился: - Давай знакомиться, меня Николаем зовут. Я полковник ФСБ, расследую дело... Ты ведь знаешь, да? - Дронов скончался, не приходя в сознание. Мне дали пять минут, поэтому вопросы буду задавать коротко, а ты, где сочтешь возможным, отвечай жестами: да или нет.
        - Хорошо, - хрипло отозвался Гордеев. Его шея была забинтована и скрыта под желтоватым фиксатором. У офицера ФСБ не было ни того ни другого, но его голос ничем не отличался от голоса собеседника: сиплый, как после простуды.
        - Итак, меня интересует внешность одного из нападавших. Одного мы взяли. Ему около тридцати, чуть выше среднего роста, лицо удлиненное. Он был одет в темно-синий спортивный костюм. Ты видел второго снайпера? Можешь описать его внешность? Он был старше или моложе своего напарника? - Диктофон был включен. Кроме того, Николай приготовился записывать на листке бумаги.
        - Моложе, - ответил капитан. - Но я не разглядел его лица. Я держал на прицеле человека, внешность которого вы описали.
        Терехин даже оглянулся на дверь: не подслушивает ли профессор Котов. Гордеев говорил чересчур бойко, что врачу вряд ли понравилось бы.
        Ладно, отмахнулся Терехин, пусть болтает. В случае чего ему сделают повторную операцию.
        - Второй снайпер был далеко от тебя?
        - Метрах в тридцати. Он вышел из подъезда и сразу взял оружие на изготовку. По звуку выстрела я определил мелкокалиберную винтовку. Скорее в укороченной модификации.
        - Ничего себе! - похвалил собеседника Терехин. - В меня раз десять стреляли, но я слышал только хлопки. Пух! - продемонстрировал он, раздувая щеки.
        Гордеев улыбнулся половиной лица.
        - Думаю, ему было двадцать с небольшим, но не старше двадцати пяти. Среднего роста, плотного телосложения, славянской внешности. Был одет во все темное: майку и брюки.
        - Он вышел из того подъезда, откуда велась стрельба, или из другого? Я что хочу выяснить. Может, он был на подхвате, прикрывал основных стрелков? Их, кстати, и было двое. Сколько выстрелов ты слышал? Твой напарник говорит об одном, хотя Дронов получил двойное ранение - касательное и фатальное под ухо. О чем свидетельствуют две винтовки, обнаруженные на снайперской позиции.
        - Как таковых выстрелов я не слышал. Стреляли из винтовок с глушителями. Я слышал характерный шлепок от попадания пули в стекло. Точно помню, что отверстие в стекле было одно. Тоже характерное. Такое получается при выстреле под прямым углом. Поэтому мы быстро определили огневую позицию снайперов. К тому же один из них засветился - вскочил на ноги после выстрела. От настоящего профессионала такого не дождешься, и я, когда бежал на перехват, думал, что засветился наблюдатель. Уже точно знал, что работала пара и встречу двоих. Теперь я понимаю, в чем дело. Эта снайперская пара отработала «в проводку», или «вдогонку». Сначала стреляет один, потом другой. Порой эффект от попадания пули в стекло невозможно предсказать. Вот первая пуля и отклонилась. Дронов получил касательное ранение, сказали вы?
        - Да.
        - А вторая положила его наглухо, - Гордеев закашлялся. - Спустя мгновение. Он даже не успел отреагировать на первый выстрел.
        - Вернемся к предыдущему вопросу. Я хотел выяснить про молодого, прикрывал ли он основных стрелков. Ты видел двоих, но мог быть и третий.
        - Нет. - Гордеев с трудом подавил желание покачать головой. - Наоборот. Мне кажется, молодой и был основным стрелком. Профи. Он положил меня с первого же выстрела из мелкашки без плечевого упора, с расстояния тридцать метров. Он знал, что я на такой дистанции в него из автомата не попаду. Действовал хладнокровно. Когда нажимал на спусковой крючок, над его головой свистели автоматные пули. А он стрелял в меня на опережение. Я как раз «подсаживался», чтобы укрыться за старшим террористом. И уже в тот момент знал, что он достанет меня. Вот сейчас могу точно назвать его оружие: снайперская винтовка «СВ-99».
        - Сказано твердо. Почему, интересно?
        - Я заметил, как он перезаряжал оружие. Короткий ход затвора. Как объяснить? Отвод затвора производится не поворотом и скользящим перемещением в заднее положение, а прямым движением. Как говорится, потянул на себя и готово. Перезарядка очень быстрая, поэтому стрелок сразу же достал меня и во второй раз. Короткая серия. Он даже не изменил положения. Как в биатлоне.
        - Как в биатлоне? Любопытно. - Терехин черкнул на бумаге: «биатлон» и дважды подчеркнул. Нашел повод, чтобы подколоть дважды раненного телохранителя: - А лыж на твоем биатлонисте не было? Шучу. Значит, на твой взгляд, это была хорошо сработанная пара.
        - Да. Они понимали друг друга с полуслова. Основной стрелок крикнул: «На землю!» Его напарник тут же повалился в сторону. И сразу же прозвучал второй выстрел. Больше я ничего не помню. Хотя не мог сразу отключиться. Провал. Но минут пять я точно был в сознании.
        Терехин задал еще несколько вопросов, пока наконец ему не напомнили, что время истекло. Он пожал руку Гордееву чуть повыше локтя и подбодрил кивком:
«Выздоравливай».

* * *
        В данное время Николай выбрал для себя пассивную роль наблюдателя, отдав инициативу своему младшему товарищу - тридцатилетнему майору Вадиму Соловьеву. Человеку вспыльчивому, что пока было на руку оперативной группе полковника Терехина.
        Одетый в рубашку с закатанными рукавами, с оперативной кобурой под мышкой, Соловьев вымотался за последние два часа, взмок и напирал, отчаявшись получить правдивые показания, переубедить инструктора. Любимым словом Вадима было
«твердолобый», и он оперировал им как тараном.
        Он сидел на краю своего рабочего стола. Правая нога, как маятник, отмеряла терпение майора ФСБ, и оно с каждым махом подходило к неминуемому концу.
        - Андрей, посмотри мне в глаза. Мы должны прийти к какому-то мнению еще до того, как тобой займется шеф. Нет, руки тебе выкручивать не станут, но разговор с директором может стать последним для тебя. Шефу не нравится тишина. Отвечай, кто был твоим напарником? Кто работал с тобой в паре? Андрей, мы хотим помочь тому человеку. Он снова может влипнуть в дерьмо. Либо его втянут в очередную провокацию, либо он сам натворит глупостей. Он младше тебя. Он один из твоих курсантов? Какого года выпуска? Этого, позапрошлого? Андрей, не тяни время. Ты видишь, мы все равно возьмем его. А начнем мы с тех, кто только что уволился в запас. Сколько обычно курсантов в твоей группе - тридцать, пятьдесят? После убийства генерала Дронова все спецслужбы стоят на ушах, твоего напарника вычислят уже через час. А еще через полчаса возьмут. Если он окажет хоть малейшее сопротивление, его убьют. Если ты не думаешь о себе, то подумай о нем. У него же есть родители, невеста или просто подруга, друзья, ну? Какой же ты твердолобый!
        Вадим махнул рукой, прошелся по кабинету и вернулся на свое место. Глянул на полковника Терехина, прятавшего улыбку. Незаметно передразнил его, отвернувшись: сморщился, как печеное яблоко, и прошлепал губами: «Мэ-мэ-мэ».
        - Давай поговорим про твоего Хворостенко. Почему ты сдал его, заказчика, но не хочешь говорить про напарника? Он для нас - и для тебя в том числе - важнее, пойми ты, остолоп! Ты сам привел доказательства провокации: твой Хворостенко должен был взять вину за убийство Дронова на себя, так? Но он этого не сделал. И не сделает. Ты так был уверен в нем, что обыкновенно сдал его. Таков был ваш план? Это он предложил тебе такой ход? Мол, побереги себя, если тебя возьмут, сразу вали все на меня, а уж я-то не заставлю себя ждать. Где он? Где его признания? На, возьми пульт, пощелкай клавишами, найди хоть одну новостную программу, где идет саморазоблачение твоего благодетеля. Хочешь чаю, кофе? Водки, может быть, пива?
        - Я бы выпил водки.
        На вопрошающий взгляд Вадима полковник Терехин кивнул.
        - Ну вот и хорошо, - одобрил Соловьев. - Сейчас принесут хорошей водки -
«Абсолюта». Выпьешь столько, сколько сможешь - но с небольшими перерывами. Паузы мы будем заполнять тем, что я буду спрашивать, а ты отвечать. Если нам понравятся твои ответы, мы по-думаем, как оформить тебе явку с повинной.
        В кабинет вошел оперативник и положил перед Соловьевым несколько снимков. Что-то коротко шепнул ему на ухо. Вадим энергично покивал и отослал коллегу. Разложив перед Проскуриным фотографии, он сказал:
        - Взгляни-ка на эти снимки, Андрей, и скажи, нет ли среди этих людей твоего Хворостенко.
        Капитан уверенно показал на крайний правый снимок:
        - Это он.
        Майор взял фото и подошел к рабочему столу начальника. Терехин покивал и сверился с пояснительной запиской: «Полковник Хворостенко Юрий Александрович. Исполнял обязанности военного прокурора в Главной военной прокуратуре до 1996 года».
        В это время вошел еще один опер. Он вынул из пакета запотевшую бутылку водки, демонстративно сорвал акцизную марку, открыл крышку. Взял с подноса стакан и налил половину. Андрей выпил.
        - Ладно, - пошел на уступки Соловьев. Точнее, он изменил тактику допроса. - Не хочешь говорить про своего напарника, отвечай про Хворостенко. Для начала назови адрес, где вы встречались. Кстати, твой напарник тоже приходил по этому адресу?
        - Да.
        - И его зовут?
        - ...Виктор Крапивин.
        Вадим Соловьев чуть ли не залился краской.
        - Андрей! - воскликнул он. - Как же ты мог скрывать такое имя!
        Ровно через сорок минут имя второго снайпера прогремело на всю страну и ее окрестности. Мало того, Россия узнала убийцу генерала Дронова в лицо.

* * *
        Из обрывочных репортажей и газетных статей Близнец понял, что следственные органы тщательно скрывают истинную причину покушения. Все, что говорит на следствии Проскурин, скрывается от прессы. И это понятно: заявление капитана вызвало бы шок. Но как бы то ни было, участь капитана решена, его будут колоть, чтобы выйти на заказчика. Крапивин удивлялся: почему молчит полковник Хворостенко? Он обещал, что возьмет убийство Дронова на себя. Нет, он в последний момент передумал: возьмет ответственность. Что не одно и то же. Пришла вызывающая дрожь мысль: Хворостенко взяли. Уже взяли. Потому-то и нет от него никаких заявлений. И не будет.
        Не успел.
        У Виктора был единственный способ проверить свою догадку. Но то было рискованное мероприятие: наверняка за квартирой Хворостенко установлено наблюдение. С нее теперь опера глаз не спустят, будут просеивать по принципу: всех впускать, никого не выпускать. И все же рискнуть придется.
        Не успел...
        Не успел полковник. Может, оттого, что Андрей Проскурин заговорил чуть раньше? Ведь ему при любом раскладе не резон скрывать имя человека, стоявшего за покушением на генерала Дронова. А это уже провал операции. Генерал мертв, мертвы и мотивы преступления.
        Наблюдение. Чему-чему, а этому искусству Близнец был обучен.
        Дом прокурора Хворостенко. Окна его квартиры. Окна в соседнем доме, откуда могли наблюдать оперативники. Редкие машины, стоящие на обочине раздолбанной дороги, открытые ворота гаражей, распахнутые двери сараев.
        Сараев вокруг хватало. Разные по величине, они лепились друг к другу. Одна крыша со скатом на одну сторону, другая на противоположную. Один из шпал, другой из кирпича. Один обит дощечками от тарных ящиков, другой - ржавым листовым железом. Возле каждого кучи чужого мусора - сосед валит на территорию соседа. У первого, считая справа от дороги, сарая собрались несколько человек. Сидят на корточках, пьют пиво из горлышка, потягивают сигареты. Все местные - тут даже думать не надо, не то что вычислять. Дело не в одежде, жестах и позах, а в одинаковых отсутствующих взглядах. Ни один самый опытный оперативник не сумеет набросить на себя эту жутковатую маску.
        Близнец купил в киоске бутылку водки и прошел мимо парней. Но вернулся. Засветив горлышко «Столичной» из-под ветровки, кивнул на двухлитровый баллон пива:
        - Запить не найдется? Денег на закуску не хватило. Даже жвачки нету.
        - Конечно, присоединяйся, брат. - Старший из этой компании не обрадовался халяве, как-то действительно по-братски посочувствовал незнакомцу, равнодушно, без алчного блеска в глазах.
        - Меня Виктором зовут.
        Прозвучали имена:
        - Коля.
        - Володя.
        - Санек.
        Стакан нашли быстро - но без суеты. Парень лет двадцати пяти, назвавшийся Володей, сходил домой и прихватил закуски: нарезанный хлеб и пару плавленых сырков.
        - Водка хорошая, не паленая, - определил Николай, покрутив в руках бутылку. - В матвеевском киоске покупал?
        - Не знаю. Правый с краю, - показал Крапивин.
        - Матвеевский, - утвердительно кивнул Николай. - В открытую торгует водкой, заметил? Раньше Матвей в нашем доме жил, потом забурел, хату в центре купил, переехал. Знает: если кто-нибудь здесь траванется, ему башку открутят. Давай, брат, поднимай первый. Пивом не запивай - тяжело будет, просто хлебом закуси. Володь, принеси водички.
        Близнец выпил. Долго судорожно сглатывал. Не пришлось подыгрывать: водка была тепловата и натурально не пошла. Он успел забежать за угол сарая, и его вырвало. Коротко. Тошнотворной водкой, ожегшей гортань.
        Когда он вернулся, парни уже выпили и жевали бутерброды с сыром.
        - Остынь минут пять, - предложил Николай. - Потом снова выпьешь. Тебе уже легче, правда? - Он заглянул в покрасневшие глаза Виктора и дружески похлопал его по плечу. - Ты не местный? Мы тут всех знаем.
        - Нет, - Крапивин покачал головой, отдуваясь. - Отцовского товарища ищу, где-то здесь живет. Раньше служил под его началом. Полковник Хворостенко.
        Николай покачал головой:
        - Не слыхал про такого. - Он глянул на товарищей. Володя пожал плечами, Саня тоже покачал головой.
        - Он инвалид, фактически из дома не выходит.
        - Да хоть покойник. Не слышали про такого.
        Близнецу показалось, что парням не понравились его расспросы. Что же, подумал он, теперь их право, их очередь подозревать в нем кого угодно. И способ новизной не отличался. Может, он угадал наполовину, когда Саня, руки которого пестрели от татуировок, покачал пальцем, словно грозил. Однако обращался к товарищам.
        - Помните, инвалидную коляску закатывали в ванинский дом? Самого инвалида не видел, а коляска была точно. Шестую квартиру всегда сдают, - пояснил он. - Один выезжает, другой въезжает. Вчера туда снова кто-то заселился. Какая-то баба с ребенком. Потом... Хворостенко, ты сказал? Видел я пару раз мужика лет пятидесяти, горбоносый, с усиками, лицо желтое, как будто сала объелся. Не его ты ищешь?
        - Да вроде похож.
        - Только он на своих двоих был, с клюшкой, правда, как хоккеист носился. Да, точно, в ванинский дом он заходил. Ванька сейчас на киче отдыхает. Он бы тебе полный расклад на квартиранта дал.
        - Шестая - этого его квартира? - А в голове снайпера имя другого человека, полковника Хворостенко: «Это не его квартира». Ее всегда сдают. И людей, побывавших в ней, тоже сдают. Поэтому не рассчитывают на возвращение последних.
        - Не, его - восьмая, напротив.
        Близнец налил полный стакан пива, осушил его одним глотком. Но горечь и прорезающая ее сухость остались. Невозможно было смыть этот слой ни пивом, ни водкой.
        Если у парней и были какие-то подозрения, то они рассеялись. Об этом говорили словно запавшие и потемневшие глаза, бледность, подрагивающие руки Виктора. Была бы у них возможность послушать сердце случайного знакомого, они бы вызвали ему
«Скорую». Такое же желание возникло у Близнеца во время ночного звонка Андрею Проскурину. Вот сейчас он начал понимать, почему молчит полковник Хворостенко...
        Мысли снайпера метнулись далеко в сторону. Он так и не узнал всех подробностей, позволивших втянуть в эту провокацию его бывшего инструктора. И не узнает. Но если бы он узнал...

* * *
        Юрий Александрович Хворостенко уже четвертый день скрывался у второго человека в ОПГ «Южная» сорокалетнего Саши Сальникова. Последнему откровенно не улыбалось прятать в своем роскошном коттедже «политкаторжанина». Это Саша, отмотавший
«пятерку» за нанесение тяжких увечий «лицу кавказской национальности», понял, заглянув в глаза Хворостенко. Если спецслужбы узнают, где скрывается пятидесятилетний прокурор-пропагандист, они разнесут двухэтажный дом по кирпичику. Однако Сальников получил короткий приказ от главы «южан» Алексея Захарова - он же двоюродный брат Саши: «Приюти». А сам-то отказался принимать беглого гостя в хоромах на Садовой слободе. Предпочел выездной вариант и нарисовался перед Хворостенко ровно в полдень.
        Как в свое время заметил полковник Шведов, на январь будущего года Захаров запланировал празднование юбилея - День образования ОПГ «Южная». Не ошибся он и с аналитическими группами, и с малость недоразвитой системой контрразведки, функционирующих в ОПГ. Было что-то похожее и на досужий вымысел сценаристов, а на деле - голая реальность. Захар перепробовал множество способов, держа под рукой группу киллеров, нанимая за сотню баксов наркоманов. И вдруг... Вдруг организованная преступная группировка превратилась в систему с той же аббревиатурой: орган перекачки говна. И стоял за ней - трудно выговорить - личный вышибала президента!
        - Ну что, - спросил Захар своего бывшего адвоката, - будешь гримироваться и потом выступать по «ящику» или наоборот?
        - Как получится! - огрызнулся Хворостенко. - Когда возьмут второго снайпера. А возьмут его очень скоро: один анонимный звонок - и за ним приедет бригада ОМОНа, - прокурор едва ли не дословно повторил генерала Свердлина. - На костях обоих стрелков я и сделаю заявление. Когда ловить уже будет некого.
        - Или нечего. - Захаров долго смотрел на товарища. - Я человек мстительный, - как бы мимоходом заметил он, - но удивляюсь тому, сколько в тебе злобы. Кто ты один со своей ненавистью? Никто. Мыльный пузырь. Когда ты приперся ко мне с идеей создания на моей базе отдела политических убийств, мне захотелось сдать стволы и арматуру на металлолом и построить на вырученные деньги морской лайнер. А из бейсбольных бит наделать весел. И грести всей командой на середину моря Лаптевых.
        Еще днем Алексея Захарова устраивала полукриминальная экономика Москвы. Чем сильнее криминал в столице, тем сильнее он и в России. Это как дважды два. Это не только политика, но еще и солидные деньги. Он знал много способов трясти экономическую яблоню и подставлять под падающие плоды корзину. Бить бейсбольными колотушками по груше или там по айве и тоже наживаться. Одно время было затишье, когда криминальные группировки стали терять в деньгах, и им это не нравилось. Ведь люди - молодцы. Они бегут в магазин и сметают все подряд, когда слышат слово
«кризис». Прибежали, а цены там совсем другие - повыше. Ведь продавцы - они тоже молодцы, потому что они тоже люди. После каждого кризиса они становятся чуть пожирнее.
        Недавно Захарову рассказали анекдот. Мужик в магазине видит ценник: «Суслятина B. .» Он и просит дородную продавщицу взвесить ему килограмм суслятины высшего сорта. А та поднимает «ценник», на поверку оказавшийся бэйджиком, упавшим на витрину, и пришлепывает его на грудь: «Суслятина Вера Степановна - это я».
        И Суслятина встала на весы. Но этого в анекдоте не было.
        Днем такой расклад еще устраивал Захара, к вечеру он забеспокоился всерьез. Он чувствовал, что против него ведется грязная игра, но не мог понять, куда дует ветер. Дальнейшие серьезные намерения президентского вышибалы, его нешуточные претензии, сильный шаг и прочее вызывало уважение. Он даже понимал «базар за кости» и почти наизусть запомнил монолог заказчика в вольном изложении прокурора-адвоката:
        - Исполнителей возьмут в любом случае. Один анонимный звонок - и за ними приедет бригада ОМОНа. Беглецы нам не нужны. В нашем случае беглец - это человек, убегающий от ответственности, от правды, уже не верящий в то, что поступил правильно. А в тюремной робе он в любом случае дозревший. И опять же по одной причине: все его показания на следствии будут биты на упреждение вашими показаниями на независимом телеканале. У вас карта покрупнее - труп генерала Дронова и два исполнителя. Что касается спецслужб, они не могут пойти даже от обратного - воскресить Дронова... Другого варианта у нас просто нет... Мне тоже жалко этих парней. Но кто знает, может быть, уже сегодня мы творим для них, а также для их сверстников достойное будущее.
        Конечно, такую речь мог толкнуть только важный человек, расставивший все по своим местам: прокурор взлетает, как последний падальщик, на костях исполнителей, а страж № 1 взмывает вверх, подобно палубному истребителю вертикального взлета, и с его обветренных мослов тоже. А вот про останки Алексея Захарова спросить как-то позабыли, зато бесцеремонно заглянули в его казну: сняли явочную квартиру для вербовки киллеров, купили четыре единицы огнестрельного оружия. Впрочем, стоит ли забивать этим голову? Так устроен мир, и от этого никуда не денешься.
        Но больше всего Алексея Захарова беспокоил труп в подвале дома. Пацана грохнули ни за что, рассуждал Алексей. Так работают либо отморозки, либо спецслужбы. Если бы исполнителей контролировали его люди, все обошлось бы коротким разговором. И этот Колесников забыл бы не только имя Хворостенко, но и свое собственное. Хотя это убийство доказало следующее: идеология без личных мотивов работает плохо. Хорошо работают деньги, но за деньги убийство Дронова выливалось в чистый криминал. Кто-то расчищает себе путь - вот и все версии. И вычислить заказчика проще простого.
        Прокурор, невзирая на предостережения генерала не переходить на личности, едва ли не в первом разговоре с Захаром выдал ему имя заказчика. Впрочем, и Свердлин не дурак, и прокурор серыми мозгами не обиженный, думал Алексей. По-другому Хворостенко поступить просто не мог. Захар не тот человек, который играет втемную. И при имени генерала Свердлина, которое он с подачи прокурора просклонял вместе с ельцинским охранником, получил положительный результат. Конечно, такого человека не пошантажируешь, но у него есть имя и с ним можно поиграть в любые игры. В том числе привычные и навылет: любое упоминание имени генерала повлечет за собой поголовный отстрел братвы.
        Взгляд Алексея упал на газету. Прокурор коротал время за чтивом. Пробежал короткую статью глазами, потом прочитал вслух:
        - "...Жил-был художник. Любил детей, собак, не ел мяса. Звали его Адольф Шикльгрубер... Важно понять и объяснить людям, как в общем-то неплохие люди становятся злодеями". Про себя читаешь? - спросил Захар.
        Казалось, Хворостенко понял его. Военный прокурор в свое время насмотрелся на трупы военнослужащих - машины, вагоны тел. И «незапланированное» убийство Колесникова как бы влилось в это же русло. Как бы то ни было, но он едва не сорвал планы организации.

«Злодею» показались обидными слова Захара:
        - Ты еще не старый, но уже впадаешь в детство. Следующий шаг - маразм. Ты уже кажешься мне слабоголовым. И не только мне. Генерал Службы играет на твоей глупости, и мне от этого откровенно не по себе. Ты на старости лет решил сделать себе политическую карьеру, хотя еще несколько месяцев назад тужился над разоблачением военных злоумышленников. Сейчас ты хочешь кого-нибудь разоблачить?
        - Да, - зло ответил Хворостенко. Но для Захара прозвучало «нет».
        И Алексей тихо бросил прокурору:
        - Мусор... Раньше ты был чище других, но по той причине, что бог миловал тебя не вляпаться в грязь. А когда ты наступил в нее, отмыться не смог при всем желании. Когда ты говорил «да» Свердлину, ты готов был отсидеть и год, и два. Срок только прибавил бы тебе весу. Я тоже такой, так что ты не расстраивайся.
        Ему не нужны адвокаты, думал Захар, глядя с пренебрежением на прокурора. И ему не грозит ни год, ни два. Он построил свою игру на зеленом сукне правды-Он вываливал на исполнителей документальные преступления главкомов и пересыпал их словесной перхотью: «Вы догадались, чего хотим мы». Он не платил им денег, ни разу не сказал, что нужно кого-то убить. Он ничего такого не ожидал. Поэтому сделал благородный шаг: решил взять ответственность за убийство генерала на себя. Не сразу. Он колебался, думал, гнида, о себе, но в первую очередь - о них. Он добьет их в зале суда, если до этого дойдет: «Дронов - преступник. Поэтому они сделали правильный выбор. И я не жалею, что мои слова были истолкованы неверно. Я не держу на этих парней зла. Наоборот, я благодарен им. Они сделали то, чего в свое время добивался военный трибунал». И под гром аплодисментов покинет зал заседания.
        Алексей Захаров усложнял простую в общем-то комбинацию с заказчиком и двумя исполнителями и заходил в тупик. Образно - прошел от покера до преферанса. Он не мог представить, что генерал спецслужбы, интриган по сути, мастер комбинаторики, играл с ним в подкидного дурака. Совсем скоро генерал произнесет над трупом этого военного дерьма молитву: «Я обнимаю своего соседа, но только с целью задушить его».
        Сергей Румянцев уволился со службы полгода назад и устроился в ЧОП «Визави-5» на должность психолога. Все сотрудники охранного предприятия были выходцами из ФСБ и МВД. Бывший «слоненок» находился на своем рабочем месте - в приличном кабинете с мягкими креслами и удобным столом. Он глянул в окно, на подъехавшую со стороны Грузинского Вала машину. Человек, который вышел из длиннющего и словно напомаженного «Вольво V70», некогда был непосредственным начальником Сергея. Олег Зубков возглавлял отдел, который чаще всего в прессе называли «отделом спецопераций». Он быстрым шагом направился к подъезду и уже через минуту, предъявив на входе служебное удостоверение, вошел в кабинет.
        - Ты начинал заниматься с Крапивиным? - спросил Зубков, поздоровавшись и заняв место в кресле.
        - Да, - ответил Сергей. - С ним что-то случилось?
        - Боюсь, как бы не пойти по стандарту: что не можем отвечать за то, что Крапивин предпринял по собственной инициативе. Это он угрохал Дронова.
        Сергей неожиданно для себя перекрестился и проявил интерес:
        - А что насчет его дела?
        - Мы отправили его в архив ровно через неделю после того, как узнали детали спецоперации в Веденском районе. Мы не стали интересоваться, какие вопросы ему задавали контрразведчики, для нас стало ясно, что Крапивин для дальнейшей работы непригоден.
        - Оказалось наоборот.
        - Да, со знаком минус. Если шефы узнают об этом, нам конец. Будем молчать, пока нас не спросят. Я заехал предупредить: ты вообще ничего не слышал про Крапивина, не знаешь, кто он такой, никакой самодеятельности. Сейчас парни проверяют, не осталось ли какой-нибудь информации на электронных носителях. Жаль, дело из архива не удастся забрать. В общем, это не мы воспитали убийцу генерала и позволили ему скрыться с места преступления.
        - Он скрылся? - ничуть не удивился Румянцев. - Ну тогда его долго будут искать. Он мне с первого занятия показался перспективным, я даже упомянул об этом в отчете.
        - Напоминаю еще раз: молчать, пока не спросят. Содействовать изо всех сил, пока не попросят.
        - Да, я бы мог помочь в этом деле. Но, с одной стороны, я уже не на службе, а с другой - неохота.
        - Тебе интересно, я понял.

* * *
        Основанием для разыскных мероприятий в отношении Виктора Крапивина и Юрия Хворостенко стало постановление Терехина об объявлении розыска данных скрывающихся лиц, разумеется, без приостановки дела. Относительно Хворостенко у Николая имелись серьезные опасения. Хворостенко - юрист и построил беседу с исполнителями так, чтобы его не обвинили как заказчика преступления. Он в любой момент вывернется, как чулок, наизнанку. Больше настораживает его исчезновение и молчание. Именно это может служить косвенным доказательством, что у него есть боссы. И он ждет их распоряжений.
        Капитана Проскурина вернули в «Лефортово». Прежде чем идти к шефу с докладом, полковник Терехин несколько минут провел в полном молчании. В данное время он размышлял о поведении снайпера, пытался разобраться с его внутренним состоянием.
        Внешне капитан был спокоен - если не брать в расчет крутые желваки на скулах и подрагивающие руки. Впрочем, эту пляску объяснил сам Проскурин, когда полковник увидел его впервые и сразу обратил внимание на его дрожащие пальцы: «Нервы?» И услышал не совсем внятный ответ: «Рецидив. Давно уже». Казалось, начало удачной беседе было положено. Это слышалось не только в ответе, но и в интонации. Но не тут-то было.
        Начало допроса навело полковника на смелую на первый взгляд мысль: Проскурин понимал, что его используют, но не остановился, прошел до конца. Почему? И Терехин почти сразу же нашел ответ на свой вопрос. Ему показалось, что Андрея не интересовало, кто именно стоит за покушением на Дронова, для него главное - личные мотивы, которые пусть не совпадали с мотивами заказчика (Хворостенко), но перекликались. По большому счету, заказчик и исполнитель искали друг друга, и дело далеко не в личностях. Фактически пропагандистская работа Юрия Хворостенко свелась на нет, он и его окружение были заняты поиском человека, который разделил бы их точку зрения - лживую по отношению к искомому лицу, что все же частично приоткрывало завесу пропаганды.
        Да, все так и было. Что в какой-то степени подтвердил сам капитан-инструктор, когда не колеблясь указал на фото преступника: «Это он». Именно преступника а не единомышленника. Не члена или главы «Второго кабинета», не разбитого инвалида, дошедшего до ручки Скорее всего эта показуха была рассчитана на второго снайпера, поскольку в таком сложном деле в одиночку Проскурин работать не мог. Грубо это или нет, но это он подставил напарника. Он дошел до ручки.
        Поэтому напряженная работа того же Вадима Соловьева, который допрашивал Андрея Проскурина, виделась мартышкиным трудом.
        Все материалы ложились на стол Терехина незамедлительно. Едва Проскурин заговорил про военного прокурора Юрия Хворостенко, как спустя минуты Николаю стала известна его биография.
        Прежде чем конвойные увели Проскурина из кабинета Терехина, полковник воспроизвел свои мысли вслух. Как и прежде, он смотрел в глаза снайпера.
        - Я не знаю, какие шаги предпримет Хворостенко, - привычно похрипывал Николай. - Он рассчитывает на огласку этого дела. А ты, Андрей? Во время допроса я газету читал, заметил? Нет, это не пресловутый следовательский прием, я действительно вычитал нечто интересное. Вот послушай. - Терехин взял со стола газету и прочел: -
«Шум быстро утихнет, и зрители, немножко попечалившись, найдут, чем сердце успокоить. На то и расчет. На общее равнодушие. На удивительную нашу способность легко отвлекаться от проблем, если они не касаются тебя лично. На страусиную нашу привычку прятать голову в песок. Между тем, если о проблемах не будут говорить, их меньше не станет. Их, напротив, станет больше. Но об этом мы с изумлением узнаем, когда закончится мертвый сезон».
        Полковник отложил газету и акцентировал:
        - Вот хорошее название для нашего дела: «Мертвый сезон».
        Газета упала на пол. Вадим Соловьев поднял ее и глянул на шефа. Полковник сказал много, но не дошел до главного. Вот сейчас он приступит к настоящей обработке, покажет этому снайперу, кто в доме хозяин.
        - Я не первый год в сыске, такие дела распутывал, которые тебе и представить трудно. Давай я разберу по косточкам, почему ты так быстро сдал своего напарника, - сделал ударение Терехин. - Причина прет из твоего ареста, Андрей. Вот как ты рассуждал, причем с нашей подачи: скрывать второго снайпера бесполезно, потому что его все равно вычислят. Его убьют, если он окажет сопротивление. И таким образом ты прекращаешь его мучения - а это непрерывные скитания, мысли о постоянном преследовании, охоте и так далее. Ты много сказал, но не сказал главного: у твоего напарника вообще не было шансов. Ты бы все равно сдал его, речь идет только о сроках.
        Проскурин сидел неподвижно. Этот полковник угадал. Виктор для капитана был оружием для единственного выстрела, живой винтовкой, которую он был обязан оставить на месте. И Виктор делал все, чтобы понять это. Но ему не хватило времени. А цепочка была простой: он сообразил, что его привлекли к работе не из-за специфичного выстрела, который так неоправданно усложнял капитан. Одного также оставить не мог, потому что собственная месть напрочь заглушала другую - напарника. А вдруг он откажется в последний момент?
        - Ты тщательно прорабатывал варианты отхода, - продолжал Терехин, - но больше для Крапивина. Если бы ты отнесся к этому вопросу небрежно, то второй снайпер догадался бы о подставе. Что - не так? Вы уходили вдвоем, как положено, и Виктор спас тебя на первом рубеже, стреножив охранника. Но он не смог сделать этого на втором. Он бы ничего не понял, если бы увидел тебя, Андрей, своего напарника. Который не пытается бежать, когда путь ему преграждает милицейская машина с двумя - всего с двумя ментами, вооруженными табельными пукалками. Знакомые команды, и ты снова на коленях, с поднятыми руками. Так можно считать до бесконечности, Андрей.

«Мы бросим ее?» - спросил Витька про свою винтовку и нисколько не думая о ее копии в руках Проскурина.

«Да, бросим». В то время инструктор говорил и про живое оружие тоже.
        И в этом вопросе полковник Терехин разобрался не напрягаясь. И продолжал разбираться, словно вскрыл черепную коробку своего подопечного. Он опытный опер, почти равнодушно думал Проскурин, этого у него не отнять. Только он еще не знает, что идеология - это лишь специи к личным мотивам Близнеца. Он сварился еще год назад, а приправили его только сегодня, и он стал полностью готов к употреблению.
        - В «кривых» беседах с Хворостенко ты не мог затронуть темы: сдаст он вас или сделает «широкий жест». Хворостенко мог поступить по-разному - пока мы не знаем мотивы провокации и кто стоит за ней. Но при любом раскладе оптимальный вариант, который напрашивается сам собой, - сдать вас, чтобы оперировать в информационном бою конкретными именами, а не привидениями. Двумя именами, что важно, двумя людьми, фактически двумя поколениями. Тут много противоречий, не спорю, но их можно поворачивать как дышло. И сам ты повернул его, может быть, не в свою пользу. Я вижу - ты устал и хочешь отдохнуть. Ты махнул рукой: где угодно, в любом месте. Ты посчитался с человеком, которого считал своим врагом, но от этого легче не стало.
        Терехин закурил. Предложил Проскурину, но тот отказался, покачав головой. Николай продолжил «разбор полетов».
        - Ты можешь все отрицать и что-то утаивать, но ты строго следуешь разработанному сценарию и хмыкаешь: вот если бы следаки изменили тактику допроса, отошли от стандартной формы, то раскрутили бы меня в две секунды. Тебе дали фото - и ты показал на заказчика. У тебя спросили имя снайпера, и ты назвал его. Но ты не мог назвать его до того, как установят личность Хворостенко. До той минуты ты не был уверен, тот ли он человек, за которого себя выдает. Наверное, для тебя это было важно. Но это мой сценарий, моя тактика, мои правила игры. Их может поменять только один человек - я сам. Вот ты сидишь и молчишь, а я знаю, о чем ты хочешь спросить: почему до сих пор тебе не задали повторный вопрос: где проходила вербовка второго снайпера? А я отвечу тебе, Андрей: просто еще не настало время. А ты думал, что я обрадовался тому, что «выведал» у тебя имя Виктора Крапивина, и забыл? Да ни фига!.. Теперь ты знаешь правила и можешь заткнуться. Мне в общем-то твои показания больше не нужны.
        Прихватив со стола материалы дела, полковник отправился к шефу.
        Глава 12
        Плата за откровенность
        Близнец шел по улице и не замечал ничего вокруг. Кого-то толкнул плечом, нарвавшись на грубость: «Вынь глаза из жопы!» Остановился у киоска и долго и бесцельно разглядывал товары на витрине. Кто-то окликнул его: «Вы берете?», оттеснили от окошка... Он машинально перешел к книжному развалу, соседствующему с ларьком. Почти сразу встретился с прищуренным взглядом человека, которого он убил. .
        Генерал Дронов смотрел на него с глянцевой обложки своей книги «Безымянная высота». Имя автора было выведено красным, название произведения - серым. За спиной генерала - голубые горы, белое, обесцвеченное чеченское небо. Близнец машинально потянулся к книге, но тут же отдернул руку, словно расслышал громовые раскаты взрывов и тихие голоса:

«Что со мной, Витя?»

«Все будет нормально, Серега. Ногу осколками посекло».
        - Берите, берите, тираж маленький, - услышал Близнец голос продавщицы.
        - Сколько она стоит?
        - Сто восемьдесят рублей.
        - Дешево, - обронил снайпер.
        До дома было далеко, но Виктор шел в обратном направлении. Подсознательно. Теперь ему домой нельзя. Но где найти место, чтобы прийти в себя после тяжелейшего удара? Где найти человека, который помог бы ему разобраться с мыслями? Сам он понимал, что в одиночку с этой трудной работой ему не справиться.
        Неожиданно пришел к выводу, что ему нужен «взрослый» человек, а ровесник, пусть он даже самый умный, ничем ему не поможет. Наверное, он так же подсознательно искал помощи, словно дал объявление: «Сниму квартиру с умным хозяином старше тридцати».
        Он остановился у перекрестка и ждал зеленого света. Мимо проносились машины, обдавая гарью, травя выхлопными газами, глуша ревом двигателей. В этом железном скопище глаза невольно выхватили стройный силуэт «БМВ-кабриолета». Он походил на призрак. Не был разгорячен и двигался по левому крайнему ряду совершенно бесшумно.
        С ветерком...

«Ты попал в безвыходное положение. Тебе нужна помощь... Ты не должен использовать этого человека. Ты обратился к нему, значит, он твоя последняя инстанция и надежда. Если он встанет на твою сторону, в этом твоей заслуги не будет».
        Близнец перешел дорогу и остановил парня с сотовым телефоном на поясном ремне. На вопрос, можно ли позвонить, обладатель мобильника с сарказмом ответил: «Сейчас». Другой расплатился за оригинальное предложение более чем обещающе: «Ну конечно, о чем речь!» И только девушка лет семнадцати откликнулась на его просьбу.

«Будешь звонить на рабочий, назови меня по имени-отчеству, иначе секретарша трубку положит... 555-01-23. Кучу бабок за него выложила».
        Легкий номер, Виктор сразу его запомнил. И сейчас нажимал на кнопки, словно звонил по нему тысячу раз. Но реально - всего дважды. Нажимал на рычаг, едва телефонный диск заканчивал свой бег...
        - Марию Александровну, пожалуйста, - попросил он, поспешив добавить: - Передайте, что звонит Виктор Крапивин. Мария Александровна была у меня на дне рождения - напомните ей. - Он жестом показал хозяйке телефона, что звонок очень важный, шепнул: - Очень нужно.
        Мария еще не остыла от показа коллекции одежды, который прошел в ГУМе на ура. С одной стороны, она осталась довольна ярким мероприятием и даже не пыталась найти середины, отбрасывая что-то хорошее и что-то плохое. Она соглашалась с Оскаром Уайльдом, цитаты которого выписывала для своей книжки: «Когда ни приедешь (в Академию), встречаешь там столько людей, что не видишь картин, или столько картин, что не удается людей посмотреть. Первое очень неприятно, второе еще хуже». Похоже, с тех времен ничего не изменилось и вряд ли изменится.
        Мария осталась недовольна кастингом моделей: подлинной красоты в долговязых девицах и мускулистых Адонисах она не увидела. Ей был нужен раскрепощенный образ, даже чуточку злой, однако лица моделей портил какой-никакой интеллект, нарушавший гармонию между моделью и тем, что на ней было надето. И она еще раз пришла к выводу, а точнее, согласилась с Уайльдом: «Подлинная красота исчезает там, где появляется одухотворенность». По-русски говоря, модель должна быть умственно ограниченной; высшее образование должно быть куплено. Поскольку у человека мыслящего «вытягивается нос, увеличивается лоб, или что-то другое портит его лицо».
        Когда Маша просмотрела демонстрацию на видео, то вдруг поняла: в ее коллекции было слишком много ее самой. Ей стал необходим новый образ, новое мышление, чтобы выскочить за рамки.
        Забыть все, что делала раньше, - неплохо придумано. Но мысли не выкинешь, они сидят где-то в подвале мозга и время от времени дают о себе знать; их не сотрешь. Игнорировать все, что уже существует, - тоже мысль неплохая, но все из того же подвального помещения. Все это пройденный этап. Нужна новая струя, идея. Нужная новая линейка моделей - фигур, лиц, выражений, манер. Все, что она делала, было сделано под копирку, как бы она от этого ни убегала. Она выбирала, проходя мимо клеток, а ей был необходим свободный полет, свободное движение, жизнь, еще более жестокая, но гармоничная.
        Да, точно - жизнь. Делать все так, чтобы хотелось жить. Чтобы втянуться с головой, чтобы дух захватило, чтобы нервы в клубок. Но как уйти от фальшивки, когда вокруг все фальшивое? Тоже вопрос. А если найдешь и покажешь подлинное, то как это поймут люди из фальшивого мира?
        Маша долго смотрела на свою длинноногую секретаршу, не понимая, о каком Викторе она говорит.
        Офис M&D поначалу находился на проспекте Мира, неподалеку от салона Славы Зайцева, потом Мария нашла подходящие площади на Мытной. Немного тесновато, правда. В частности, приходилось делить кабинет со своей секретаршей. Порой она раздражала, шурша какими-то бумагами. «Здравствуйте, Александр Павлович, - взгляд на босса, которая качает головой. - Извините, Марии Александровны сейчас нет».
        - Хорошо, Виктор, я напомню Марии Александровне про день рождения. Только я не уверена, что она сейчас на месте.
        Мария энергично покрутила рукой: «Переключи на мой телефон». Она взяла трубку и чуть откатилась от стола на широком кожаном кресле, положила, привычно играя какую-то роль, ноги на край рабочего стола. Ноне пыталась скрыть иронию, когда здоровалась с Близнецом:
        - А, Витька-дембель! Привет! Слушай, здорово, что ты позвонил. Я думала, не дождусь. Что-то случилось или Лосева ищешь?..
        - Мне нужна твоя помощь.
        - Дело серьезное, раз ты даже не поздоровался.
        - Извини.
        - Сможешь подъехать ко мне? Адрес назвать? Найдешь легко, это на Мытной.
        - Не знаю даже...
        - Где ты? Я пошлю за тобой машину. Надеюсь, это не дальше Подольских Курсантов. - Мария прикрыла трубку ладонью и отдала распоряжение секретарше: - Разыщи Юру Цыганка. - И снова к Виктору: - Где ты?
        - Не знаю. Я на углу 2-й и 3-й Прядильной.
        - Боже мой... - Мария черкнула на бумаге. - Где это? В Иваново?.. Жди, сейчас пошлю за тобой своего водителя, его Юрой зовут, не забыл? Штаны-то он тебе передал? Он на «Вольво» подъедет - серебристый джип...
        Маша отстранилась от трубки, словно резкие короткие гудки стреляли по перепонкам. И не могла вспомнить, кто и когда так резко обрывал телефонный разговор. Из кратковременного ступора ее вывел голос секретарши:
        - Мария Александровна, ваш водитель.
        Дьячкова подошла к столу секретарши и взяла трубку...

* * *
        Директор уже поджидал подчиненного. Он пересел за длинный стол для заседаний и жестом показал место напротив. Шеф ФСБ был одет в гражданский костюм, правда, без галстука. Об этой привычке директора службы безопасности знали многие. «Удавка» - это для официальных встреч или приемов. «Начинай», - разрешил он кивком головы.
        Полковник медленным движением положил руку на папку и приступил к делу.
        - Мы тщательно проанализировали данные, полученные в ходе допросов Андрея Проскурина, и пришли вот к какому выводу. Планируя убийство генерала Дронова, Хворостенко готовил не что иное, как диверсию. Мотивы диверсии отчасти раскрываются показаниями Андрея Проскурина о дроновской инициативе по ужесточению ответственности российских военнослужащих на поле боя. Я зачитаю отрывок:
«Неисполнение приказа», «сдача в плен», «неисполнение обязанностей» и другие тяжкие воинские преступления".
        - Проскурин назвал имя своего напарника в конце допроса?
        - Да, товарищ генерал. Дома у Крапивина сейчас работает опергруппа. Мне бы тоже хотелось пообщаться с его родителями. В числе первых, - добавил Терехин.
        - Сколько ему лет?
        - Двадцать четыре.
        - Хорошо. Продолжай.
        - На допросе - еще до его повторного изучения и анализа - я пришел к следующему выводу: все обвинения, прозвучавшие в адрес генерала, фактически бьют по Кремлевским стенам.
        Полковник бросил неосторожный взгляд на часы - жест, который мог быть истолкован шефом ФСБ по-своему. На самом деле Терехин никуда не торопился, никто его не ждал. Даже занятый работой по уши, он автоматически отмечал время, когда уедет двоюродная сестра жены - жены, с которой он состоял в разводе уже долгих пять лет, но, оказывается, не порвал родственных уз. Сеструха бывшей благоверной поселилась в его квартире, кажется, навсегда. Она приехала на два дня, но торчала уже неделю. Впрочем, этого стоило ожидать: еще до приезда в столицу она позвонила по телефону - предупредить, что было очень мило с ее стороны, и сообщить следующее: обратный билет она брать не будет из экономии, надеется на помощь Николая. «На предварительной продаже билетов она сэкономила сущие копейки, - психовал Терехин, - а мне теперь придется лично обращаться к начальнику Казанского вокзала». Просто телефонный звонок полковника не устраивал.
        Родственницу звали Екатериной, ей было тридцать лет. Общение с ней больше пяти минут грозило предынфарктным состоянием. Она была настолько ограниченна, что не находилось шкалы для определения ее тупости. Она обходилась в основном четырьмя звуками: «А-а.. Ага... У-у... Угу...» Этим мычанием она поддерживала разговор и даже порой владела инициативой. Она восклицала и вопрошала. И все это при абсолютно пустых глазах. «У коровы взгляд умнее в сто раз», - терял терпение Терехин. Если бы его сослали на необитаемый остров и предложили на выбор пару вариантов: совсем один или с этой мычащей дурой, он бы не колеблясь выбрал первый вариант. Вместе с ней с ума сойдешь быстрее, чем в одиночестве.
        Она говорила-намекала про какого-то приятеля, который, по ее словам, «стихи сочинял на ходу». Терехин не мог представить себе нормального мужика в компании этой кретинки. Кто он по национальности, какая у него профессия, из какого он социального слоя, какой у него заработок. Воображение намалевало перед глазами какой-то мясной сгусток академической тупости, изрыгающий из себя какие-то рифмованные строки.
        - Мне... а-а... посоветовали сходить в книжный магазин «Дом книги», - заявила родственница. - Где он находится?
        - На Новом Арбате, - подсказал Николай. И тут же напоролся на неприятности:
        - Ты... а-а... не отвезешь меня?
        Полковник еле-еле нашел место для парковки. Показал подоспевшему гаишнику удостоверение и был увлечен попутчицей в недра книжного центра. Он подумал, что ей сделали заказ на какую-нибудь редкую книгу.
        Она же наводила справки... про женские романы, от которых ломились полки на том же Казанском вокзале. Николаю пришлось убивать время в секции для «мужских». Пока родственница шарила по полкам, полковник успел прочесть треть какой-то детективной истории.
        И вот свершилось - буквально минуту назад скорый поезд отошел от Казанского вокзала, а вместе с ним сгинула и родственница. Свершилось - Терехин получил в разработку «детектив» - дело об убийстве генерала Дронова. И вынужден был объяснять шефу, при чем тут Кремлевские стены. Да все при том же, о господи, неужели непонятно? Попади хотя бы часть протоколов допросов в прессу, станет ясно, на кого именно был сбит прицел. Проскурин целился в одного, но автоматически попадал в целую военно-политическую систему.
        Сейчас главное - не допустить утечки информации в прессу, особенно зарубежную.
        Шеф ФСБ терпеливо выслушал подчиненного. Терпеливо означало - с сопутствующими кивками. Директор службы безопасности быстрее полковника разобрался в этом вопросе, о чем еще говорить?
        - "Второй кабинет", - дважды повторил генерал. - Взято из нацистской практики. Потяни-ка за эту «цветную» ниточку. Нам нужен коричневый оттенок, а не красный, ясно?

«Вот и все, - невесело усмехнулся Терехин, - приехали». Фактически его отстраняли от этого дела «как самого умного, самого догадливого и самого проницательного». Впору припоминать либо содержание мультфильма «Самый, самый, самый», либо кинокомедии «Самая обаятельная и привлекательная». А может, это «Ирония судьбы... : он получил задание из «первого кабинета», чтобы найти «второй».
        Да, нудная работа, кропотливая, неблагодарная, бесполезная. Полковник уже знал, чем он займется вскоре. Во-первых, загрузит работой своих подчиненных, а заодно и поисковый сервер: прочесать все возможные сочетания «Второго кабинета», собрать накопившееся дерьмо и заняться анализом. Заодно пошарить в базе данных самой службы безопасности, обратиться с той же просьбой к ментам... Компьютерные распечатки будут измеряться километрами. Но это только начало. К середине припрется какой-нибудь делопут из Службы безопасности президента, оставит для контакта номер своего сотового телефона. Причем продемонстрирует супердорогую
«трубу» - долларов этак за семьсот (что в практике полковника Терехина однажды случалось). Намекнет то есть, что на эту трубку звонит САМ. Ужас. Уже сейчас мурашки по коже.
        Уже сейчас представлял, что будет читать завтра. Политическая хроника: «По сути - второго кабинета министров...» Криминальная хроника: «Стреляли из второго кабинета...» Описание каких-нибудь апартаментов: «Три спальни и два кабинета. Второй кабинет намного меньше...»
        И самое смешное в этой ситуации то, что об этой белиберде ему придется лично докладывать шефу. Чтобы тот был уверен в том, что его подчиненный нагружен, как десятитонный полуприцеп.
        Кто займет его место - вопрос непринципиальный. Занимает другое: какой по счету кабинет он будет искать и как долго это будет продолжаться.
        - Я могу идти?
        Директор отпустил подчиненного глубоким кивком. И провожал полковника взглядом до самой двери. До тех пор, пока она за ним не закрылась.

* * *
        Телохранитель Марии Дьячковой нашел Крапивина на условленном месте. Он дважды посигналил, поторапливая его. Когда пассажир занял место на заднем сиденье
«Вольво», Юрий Цыганок бросил на него косой взгляд и коротко покачал головой. В отличие от своей хозяйки, которая игнорировала «последние новости», он знал, что Крапивин объявлен в розыск за убийство.
        Цыганок гнал машину на приличной скорости, зная, где есть посты ГИБДД. Такой был у Никитских ворот, в самом начале Тверского бульвара. Где в это время было обычное столпотворение машин. Ловко перестраиваясь, водитель свернул на Малую Никитскую, с нее - на Спиридоновку и остановил джип напротив подъезда престижного дома.
        - Оставайся на месте, - предупредил Цыганок пассажира. Выйдя из машины, охранник ощупал двор глазами и сам открыл дверцу. - Выходи. - Он больше походил на конвоира. А когда довел Виктора до квартиры Марии Дьячковой, вдруг превратился в имиджмейкера: - Поправь рубашку. И штанину одерни. - Просто машинально, зная, что хозяйки дома нет. Но даже в ее отсутствие гости должны выглядеть просто нормально. Сам он был одет более чем привычно: строгий костюм, галстук, удобные туфли; верхняя пуговица на пиджаке расстегнута.
        Он открыл дверь своим ключом и кивнул: «Проходи».
        - Ничего здесь не трогай, телефоном не пользуйся. Туалет здесь, - Цыганок, возвышающийся над снайпером на целую голову, указал на дверь с матовым стеклом. - От курева воздержись. Но можешь выпить, - жест в сторону стильной горки, - тебе не повредит.
        Бывший водитель генерала Свердлина хмыкнул и вышел, оставляя гостя одного.
        Близнец опустился в кресло и оглядел огромное помещение. Почувствовал себя игрушкой в картонной коробке. Здесь ничего не давило на него (атмосфера комнаты скорее принуждала расслабиться, чувствовать себя свободно, как художнику в своей студии, каково и было предназначение этой квартиры), однако напряг не отпускал. Он стоял в груди, гудел в ушах густым басом телохранителя: «Выпей, тебе не повредит».
        Он знает...
        Крапивин с трудом удержал себя на месте. Он представил себе Юрия Цыганка, мчащегося на «Вольво» в сторону Лубянки. До которой было рукой подать.
        Телефоном не пользуйся.
        Однако не повредило бы сделать всего один звонок, набрав домашний номер.
        Нельзя...
        Гость Марии Дьячковой растерялся, стоя напротив бара. Глаза разбегались от выбора спиртного. Хотя нет, это в магазине спиртное, а тут - напитки. Желтоватое виски, прозрачная, как стекло, водка в хрустальной бутылке, зеленовато-изумрудное мартини, красное вино, белое...
        Близнец выбрал шотландское виски «Chivas Regal». Налил в стакан - машинально, делая правильный выбор. Хотя в глазах отражались рюмки, фужеры, бокалы самых разнообразных форм. Выпил. Ничего, что напоминало бы самогонку. Он и до этого пил виски, но, наверное, не того сорта или скорее всего поддельное. Ощутил во рту привкус свежеиспеченного пшеничного хлеба. Выдохнул через нос - это ощущение усилилось.
        Он ждал и одновременно боялся встречи с хозяйкой. Первое, что он должен сделать, - это объяснить свой визит. Но с чего начать? Плавно подойти к тому, что он застрелил советника президента и сейчас находится в розыске? Это на спусковой крючок он нажимал плавно, зная, что вслед за этим простым движением прозвучит резкий звук, резко ткнется в плечо приклад винтовки, резко дернет головой жертва, пронзительно вскрикнет дочь генерала, остро резанет слово «Есть!»... И дальше в таком же резвом темпе, вплоть до другого слова: «Подстава». Все, теперь даже сердце перешло на ускоренный рваный ритм: «Устал скрипач, хлебнул вина, лишь горечь на губах».

«Ты права, - репетировал он, - дело серьезное». И представлял не того человека, которого однажды коснулся, грубовато перенес через лужицу, бросил наивное: «Ты красивая». Невольно рисовал перед собой образ сердобольной тетушки, которая горестно всплеснет руками и окружит лаской и заботой. Так увлекся своими мыслями, что не заметил «вторжения» хозяйки.
        - Привет, Витька-дембель! Я только что с работы -видишь, какая прическа? Волосы дыбом. И вообще, постриглась на убывающую луну - теперь волосы плохо растут. Кофе будешь? Ты какой любишь, черный или коричневый?
        Крапивин обалдел. И даже забыл, зачем он здесь. Прямолинейность, точнее, широченная прямизна хозяйки шокировала:
        - Фу-у! От тебя грязными носками пахнет. А ну-ка раздевайся - и в ванную. Полотенце и халат найдешь там. Быстренько! - Она дважды хлопнула в ладоши.
        Громадный охранник вылез словно из стены и пробасил:
        - Мария Александровна, я вам больше не нужен?
        - Нет, можешь идти.
        - Я хотел на дачу прокатиться.
        - Напомнил, что ли?
        Виктору показалось, что при этих словах Марии Цыганок покраснел. Он не ответил, опустив глаза.
        - Мотай на джипе, - разрешила хозяйка. - Будь здоров.
        Близнец кинул на Юрия вопрошающий взгляд. Телохранитель остался непроницаем. Он молча развернулся и вышел из квартиры.
        - Витька, ты оглох? О делах поговорим после. От твоего амбре глаза щиплет. Лосев не так вонял.
        Близнец и не представлял, что разговор с Марией выйдет совсем несложным. Он рассказывал, чувствуя себя стесненным в женском халате, и видел округлившиеся глаза хозяйки: «Ну а потом? А ты? А он? Что, сначала одна пуля, а за ней другая? Класс!»
        - Слушай, ты где служил-то? Ах да, я спрашивала. Я же Дронова знала, двадцать раз его видала - как тебя сейчас. Только он был в форме. На похороны пойдешь? Шучу-шучу... Решено - останешься у меня, я люблю ковбоев. - И сказала решающую фразу, словно долго-долго обдумывала положение, в котором оказалась благодаря Виктору: - Ты не должен проиграть. Ты нормальный пацан, Витька. Я сейчас объясню. У тебя есть лицо, понимаешь? А у других - рожи. Я знаю о чем говорю. - Повторилась: - Решено. На работе буду смотреть на рожи, а дома - на лицо. Понимаешь, все познается в сравнении, для меня выпадал целый пласт - пока ты не появился.
        Ночью Виктор проснулся от монотонного гудения, словно ветер в трубе завывал. Стряхнув с себя остатки сна, прислушался, вгляделся в очертания хозяйки, сидящей в кресле перед ночником.
        - ...Если я за что-то берусь, результат обязательно должен быть исключительным. Для меня это жизненно важно. Но внешние проявления успеха меня мало волнуют - я не испытываю потребности в том, чтобы быть узнаваемой. В этом мы абсолютно схожи с Катей Гечмен-Вальдек, вдохновителем и продюсером «Метро» и «Notre Dame». Ее муж, кстати, является одновременно племянником и наследником авторских прав композитора Легара, автора «Веселой вдовы». Надо четко понимать, кто ты и чего хочешь добиться. Успех только там, где страсть - как-то сказала Катя. Остальное - иллюзия. Надо быть тем, кто ты есть, а не пытаться кем-то казаться... Сегодня я снова встретила человека, о котором, казалось, забыла навсегда. Он пример того, о чем я только что сказала, точнее, процитировала Гечмен-Вальдек: он не пытается кем-то казаться. Его не надо лечить, чего я не могу сказать об остальных своих знакомых. Он выдал мне удивительную фразу, которую ему сказал его инструктор... Так, здесь все переделать... Вот эти слова: «Как только твой первый выстрел лишит жизни человека, ты потеряешь невинность, и вернуться с этого пути уже
нельзя». Можно соглашаться, а можно не соглашаться. Однако, на мой взгляд, он остался человеком. Все, продолжу завтра.
        Глава 13
        Левое дело

7 - 10 июля
        Николай Терехин сходил с ума в поисках «Второго кабинета». А материалы перли километрами. Такой глупости начитался, что действительно можно было свихнуться. Вся опергруппа работала с таким усердием, словно от надоедливого словосочетания зависела судьба государства. С такой ожесточенностью, словно месили неприятеля в рукопашном бою.
        Кондиционер в кабинете работал на износ, но не справлялся с накаленной обстановкой. Бесило то, что каждый оперативник заходил в святая святых с дымящейся сигаретой, как с запалом, и каждый готов был взорваться, как бомба, при очередной затяжке. Остроумный Вадим Соловьев вывел на листке бумаги громадные буквы: ВТОРОЙ КАБИНЕТ - и буквально приколол на дверь, паразит твердолобый!
        Вот и сейчас он явился перед шефом неприлично радостный.
        - Чего ты светишься? - сверкнул глазами Николай.
        - Наткнулся на «Второй кабинет».
        - В сральне?
        - В точку попал. В перечне по рассылке книг и видеокассет почтой, - сообщил майор Соловьев, одетый в свой «фирменный» серый пиджак и мятые темные брюки. - Мне зачитать или ты сам ознакомишься?
        - Зачитывай. Только не так радостно и громко.
        - Книга Миронова «О Еврейском фашизме» - 5 рублей, - докладывал Вадим, читая справку, отпечатанную на принтере. - Книга Мздоумского «Второй кабинет Волошина» -
8 рублей. Видеокассета - в скобках указано время: 150 минут, «Чучело» - в скобках пояснение: Пьяный Ельцин в ФРГ - 80 рублей, с пересылкой - 90.
        - Откуда начерпал это дерьмо?
        - Из газеты «Для русских людей». На этой же странице статья. «Второго кабинета» там нет, как нет «черного» следа - только «коричневый». На вычитке не была, так что стилистика, пунктуация сохранены. Прочти, если интересно.
        - Мне неинтересно. Но я прочту.
        Прочел что-то о мнении националистических кругов о «возможности попытки государственного переворота Березовским, Чубайсом и иже с ними»; о том, что «с учетом близкого краха долларовой системы подобное развитие событий можно считать более чем актуальным». По совету автора заметки «окунулся» в осень нынешнего года: оправдаются эти прогнозы или нет.

«Ну что? - спросил себя Терехин. - Ничего». Кивнул Соловьеву: «Закрой дверь». Вадим понимающе подмигнул, повернул ключ и пододвинул свободный стул к рабочему столу шефа. Пока тот доставал из сейфа початую бутылку водки, делился воспоминаниями.
        - В позапрошлом году был в командировке в Самаре, работал с мужиками из 4-й управы. Хватились - закуски нет. Угадай, чем закусывали?
        - Ну ты еще поинтригуй меня! Рассказывай дальше.
        - Комнатными цветами! В кабинете весь подоконник был ими забит. Здоровые такие листья, мясистые, на вкус - как алоэ. Подсолишь - как свежий огурец.
        - Здорово, - хрипнул Николай.
        - Когда я копался в нацистских газетах, наткнулся на социологический опрос, проводимый нацболами среди молодежи. Вопрос: «Кто является президентом страны?» Путин - двадцать процентов. Михалков - десять. Х.З. - пять. «Кто был первым космонавтом?» Гагарин - тридцать процентов. Терминатор - десять. Белка и Стрелка - пять. «Мортал комбат» - три. Х.З. - семь.
        - Что такое Х.З?
        - Вот и я поначалу не понял. Потом врубился: хер знает.
        Полковник разлил водку в пластиковые стаканы, приготовил бутылку лимонада, открутив крышку. Выпили, нацелившись друг на друга стаканами. Вадим, отдуваясь, словно хлебнул керосина, держал стакан наготове. Терехин плеснул туда лимонада, потом налил себе.
        Два ключа провернулись в замках одновременно, как в швейцарском банке: один закрыл сейф, второй открыл дверь кабинета.
        Полковник закурил и кивнул в сторону:
        - Как дела у соседей? Не нашли второго снайпера?
        Соловьев могуче рыгнул и по-шрековски оправдался:
        - Лучше наружу, чем внутрь. Нет пока, - ответил он на вопрос шефа. - Ждут, когда мы найдем членов «Второго кабинета».
        - А если серьезно, что слышал?
        - Отрабатывают по родным, знакомым Крапивина, у кого бы он мог скрываться. Я думаю, его нет в городе, иначе давно бы поймали. Вся милиция, все спецслужбы на ушах. Полстраны на рогах.
        - Он молодой, так или иначе будет тяготеть к друзьям, нежели к родственникам, - рассуждал вслух Терехин. - Достань-ка мне список друзей, одноклассников, бывших сослуживцев Крапивина.
        - Зачем?
        - Отвлечься от этого дерьма! - Полковник подхватил со стола иной список, по рассылке книг и видеокассет почтой. - Мне нормальная работа нужна, иначе я сдохну скоро. - Он поднял палец, хищно прищурился и погрозил: - Дело, которое у меня забрали.
        - Мы еще дело по Армену Азаряну в суд не передали, - напомнил Вадим.
        - Все, иди, - отмахнулся Терехин. Он не забыл про «дело Азаряна». Азарян - не Алитет, в горы не уйдет. Как не забыл о втором стволе, изъятом в «М-дайджест». Нужно сплавить его, решил Николай. Пока не поздно.
        Вадим пришел часа через полтора. По блестящим глазам (в них натурально плескалась водка) было видно, что он поддал у соседей - опергруппы полковника Евгения Далматова, которую на Лубянке окрестили «сто один далматинец». Самого Далматова не было на месте, так что со «щенячьим» составом «далматинцев» Вадим Соловьев (такой же щенок) побеседовал открыто. Очень даже открыто. Терехин демонстративно наморщился и помахал рукой перед лицом, разгоняя угар, который исходил от помощника, а в данный момент - агента, сделавшего вылазку в лагерь конкурентов.
        - Не могут найти какую-то Машу, - начал Вадим, сидя на стуле и болтая ногой, - она была на дне рождения у Крапивина. Родители молчат в основном, хотя понимают, что молчание не на пользу ни им, ни Виктору. А вот его друзей и подруг «далматинцы» разговорили. Лет двадцати восьми, красивая, стройная, одевается в дорогие шмотки,
«приперлась неожиданно» - это я цитирую. Где и когда Крапивин познакомился с ней, не ясно. Подняли его «почту» - все свои армейские письма он привез домой. Нашли даже послание от Проскурина, в котором капитан сообщил свой домашний телефон. Никакая Маша ему не писала.
        - А Крапивин не мог уничтожить ее письма?
        - Зачем? Что он, женат или у него телка ревнивая? В первую очередь он бы уничтожил письмо от своего бывшего препода Проскурина - если говорить конкретно.
        - Да, верно, - согласился с Вадимом полковник. - А что конкретно говорят подруги - именно подруги Виктора - про эту Машу?
        - В смысле?
        - Ну как они характеризуют ее?
        - Проститутка.
        - Емко, - хмыкнул Терехин. - Ревниво или завистливо?
        - Последнее, я думаю. И склоняюсь к тому, что она действительно проститутка. Где он, прости господи, не проститутку мог снять за сутки? Сегодня он дембельнулся, пошел слить дурную кровь, а завтра - праздник. Погоди, я не лаптем щи хлебаю и знаю, что ты хочешь возразить - мол, так оттрахал ее, что она занедужила им, приперлась к нему домой.
        - Щегольнуть, что ли, хотел? Брось! Я бы согласился, если бы не родители. Вечеринка-то была «смешанная». А родители у него не слепые. Так что все это фигня. Давай поговорим о тех, кого Крапивин приглашал и кто не пришел. Работали
«далматинцы» в этом направлении?
        - Кажется, нет. А что, это идея.
        - Моя идея, - поправил Вадима полковник. - Я тоже ревнивый. Вместе со мной и тебя отстранили от этого дела. Так что молчи. Пускай раз...ются как хотят. - Терехин вздернул рукав пиджака и глянул на часы. - Оттянулись? Теперь - на поиски «Второго кабинета».
        Терехин ошибался, уповая на свою идею. «Далматинцы» искали встречи с Олегом Лосевым не так ревностно, поскольку из бесед с другими одноклассниками Виктора Крапивина выяснилось: Олег начал откалываться от компании еще в десятом классе, заимел привычку поглядывать на приятелей и учителей свысока - гусь свинье не товарищ. Десять из десяти сказали «нет» на вопрос «мог ли Олег укрыть у себя школьного товарища». Но встреча все же состоялась. Оперативники Далматова нашли Лосева в «Сугробе». Олег сидел за столиком и пил шампанское в компании дамы лет сорока пяти. Плечистый рябоватый фээсбэшник потянул его за рукав широкой рубашки навыпуск:
        - Пойдем поговорим.
        - Сейчас охранник с тобой поговорит, - дерзнул Лосев, напирая. - Ты кто такой, бля?
        - Сейчас узнаешь, кто я такой.

«Далматинец» въехал ему кулаком в ухо и выволок из-за стола. В машине, куда затолкали Лосева, на него посыпались вопросы.
        - Крапивина знаешь, сука?
        - Кто сука?! Проблем хочешь?
        На борзого «Тарзана» надели: «браслеты» на руки и полиэтиленовый пакет на голову, и дали подышать углеродом.
        - Знал я Крапивина! Знал! Звонил! Он мне на х... не нужен!
        - Как и ты ему. С тобой все ясно. Вали отсюда, педераст.
        Лосева вытолкали из машины на каком-то перекрестке, и он грохнулся в лужу. Водитель резко газанул назад и обдал его с ног до головы «ливневыми водами». Новая волна окатила Олега, когда оперативная машина рванула вперед.

* * *
        Александр Свердлин вызвал полковника Шведова. Пока тот находился в пути, генерал невольно воссоздал атмосферу той пятницы, пришедшейся на 24 октября 2003 года. Именно в этот день к Свердлину зашел с докладом Владимир Шведов и отрапортовал о встрече «с нервным, лет пятидесяти человеком, представившимся бывшим военным прокурором».
        Генерал сегодня еще не просматривал газеты - целая стопка, подготовленная адъютантом, лежала на краю стола. Александр Семенович пробегал глазами заголовки и останавливался на заслуживающих внимания. «Бунт сенаторов. Член Совета Федерации называет „Известиям“ цену места в верховной палате парламента». «Смерть прямого эфира. Хрюн Моржов и Степан Капуста заигрались в политику». «Джон Гальяно присягнул короне. О Неделе мужской моды в Париже рассказывает столичный модельер Мария Дьячкова». «Все на свете стоит денег, тем более - моя подпись. Майор Генштаба вымогал деньги у подчиненного за возможность уволиться из армии».
        В это время в кабинет, постучав в уже приоткрытую дверь, вошел полковник Шведов. Свердлин убрал периодику и выложил на стол пухлую папку. Когда начальник отдела приблизился к столу, генерал демонстративно подергал за тесемки:
        - Пеньковая веревка для бывших и действующих генералов, так, кажется? Припомни, когда мы начали разрабатывать прокурора? В сентябре прошлого года?
        - В конце октября, товарищ генерал. - Полковник был одет в темно-синюю толстовку с нагрудным карманом, топорщившимся очертаниями мобильного телефона, и светлые брюки. Под глазами чуть синеватые круги, попавшие в сеть мелких морщин. - Восемь месяцев назад.
        - Восемь месяцев... - Свердлин побарабанил по столу пальцами. - Для раскрытия заговора срок приемлемый. Даже оперативный. В ФСО теперь чистка начнется. Так что все идет по плану. Вот что, Володя, бросай своих людей на оперативную работу. Ты должен быть в курсе оперативной информации ФСБ и милиции, знать каждый шаг. Бери это дело на контроль, я распоряжусь. И как только выяснится, где скрывается второй снайпер, сразу езжай на задержание, ясно? Нам показания нужны, - Свердлин положил ладонь на папку, - на этого провокатора. Он скрывается у Сальникова и ждет моих указаний, там же находится видеокассета с его выступлением. Но сразу брать прокурора нельзя, согласен? Оперативная работа требует времени, потянем дней десять - двенадцать. Для нас важно проявить оперативную прыть по розыску Близнеца.
        - Да, я понял, Александр Семенович.
        - До обеда вчерашнего дня это дело вел Николай Терехин. Я не знаю, что он съел за обедом, но теперь дело у полковника Далматова. Не думаю, что Терехина совсем отстранили, к следствию подключатся еще несколько групп, но вся оперативная информация будет стекаться к Далматову.
        Шведов дошел до двери и обернулся. Свердлин ответил на его немой вопрос:
        - Я прикрою тебя. Но дело больше в тебе. Если что, на дно пойдем вместе.
        Полковник невольно оглядел кабинет шефа, словно подыскивал место, куда бы можно было спрятаться. Щелей и простенков много: за сейфом, шкафами с раздвижными шторками, за портретом президента на стене. Можно залезть под стол генерала и прошмыгнуть между его стильными итальянскими ботинками на шнурках. Из них при определенной сноровке также можно сплести веревку.
        Только теперь, когда пролилась кровь, а своей очереди дожидалась очередная жертва, Шведов окончательно оказался в одной упряжи с генералом. Полковника обвинить не в чем, но на него можно списать огрехи в работе, которые пусть косвенно, но привели к трагедии. В этой ситуации можно навсегда забыть слова «сдать», «заложить»,
«выехать».
        - Расклад такой, - напомнил генерал. - Мы располагали первичной информацией по составу преступлений должностных лиц Минобороны, но при всем желании не могли углядеть в документах даже намека на состав преступления прокурора. Эта папка всплывет в любом случае. Я буду держать наготове группу спецназа. Хотя на этот счет у меня сомнений нет: прокурора брать живым не будут. Понял меня? А Крапивина нужно взять живым. Он крепкий орешек, спецназовец, так что будь осторожен в выборе предостережений. Не кричи: «Ты арестован!» От него ты не услышишь: «Ну тогда подойди и надень на меня наручники».

* * *
        Застать Олега Лосева дома было делом проблематичным, и полковнику Терехину, можно сказать, повезло. Домашний телефон Лосева отвечал голосом автоответчика, сотовый был скорее всего отключен. Николай долго жал на кнопку дверного звонка, уже отчаявшись, что ему ответят. Наконец расслышал тихие (как ему показалось - крадущиеся) шаги. Дверной глазок померк, и полковник услышал недовольный голос:
        - Кто?
        Терехин вынул из кармана удостоверение и поднял его на уровне глазка. За дверью раздался мат:
        - Чего вам еще надо?! Идите в жопу!

«Опля! - присвистнул полковник. - Оказывается, с Лосевым уже беседовали. Впору разворачивать лыжи. „Далматинцы“ опытные ребята и наверняка выжали из этого сохатого все».
        Может, Николай не ушел по той причине, что не мог оставить на лице этого сопляка самодовольную улыбку: даже не прогнал, а послал подальше.
        - Ты или открывай сам, или я вызову слесарей из группы захвата. У тебя две секунды на размышление.
        Снова мат, на сей раз сопровождаемый бряцаньем дверной цепочки.
        Олег был в коротком халате и шлепанцах, походивших на пляжные сланцы. Слипшиеся после сна длинные волнистые волосы падали на лоб. В общем и целом он походил, на взгляд Терехина, на голубого римлянина. А вообще, если приглядеться, то на Виктора Крапивина: рост, телосложение, овал лица - все совпадает. Состричь волосы, убрать реденькую козлиную бородку, сбить превосходство с рожи - и даже вблизи можно перепутать.
        Недвусмысленная поза, которую занял Олег, скрестив на груди руки и опершись о косяк ногой, говорила, что в квартиру можно войти только через его труп. Полковник классически дополнил: «Или через бесчувственное тело». Не напрягаясь, чекист резко толкнул хозяина двумя руками под его скрещенные руки, отчего Лосев согнулся пополам и влетел в прихожую.
        - Ты один? - спросил Терехин, закрывая за собой дверь. - Или есть еще кому долбануть?
        Он прошел в комнату, слыша за спиной вопли хозяина:
        - Сука, вы все такие, что ли?! Затрахали! У меня из-за вас жизнь не складывается!
        Полковник затрясся в беззвучном смехе.
        - Выпить что-нибудь есть? - спросил он.
        - Ну ни хрена себе! Похмеляйся там, где тебе наливали.
        - Ты не кипятись, Олег, остынь. Я же для тебя стараюсь. - Николай остановился посреди комнаты и повернулся к хозяину вполоборота. - У тебя мы выпьем водочки, а у меня - хлорированной водички из-под крана, вот и вся разница. Что тебе больше по вкусу? Давай знакомиться, меня Николаем зовут. - Терехин подошел к роскошной горке из карельской березы и сам выбрал напиток - дагестанский коньяк «Россия», включенный в кремлевское меню. Пробовал не раз, хорошая штука. Подхватив два бокала, присел за низкий столик, огляделся, одобрительно покивав. Шкаф для одежды, кресла и пара стульев были из той же карельской березы. Плотные темные гардины только подчеркивали округлые обводы благородного дерева, его неповторимый лоск, отражающийся в блеске паркета. На миг почувствовал себя на борту роскошной яхты, в каюте капитана. С дифферентом то на передок, то на корму.
        На «берег» его вернул злобно-насмешливый голос хозяина квартиры:
        - Пакет принести? Или ты прихватил с собой?
        Это в беседе с подчиненными полковник мог переспросить, уточняя вопрос. На допросах же или в схожих ситуациях всегда успешно делал вид, что ему все понятно. Он был очень уверенным в себе человеком.
        - Принеси на всякий случай, - кивнул он. И увидел, как стушевался Олег, отвел глаза в сторону, покачал головой, беззвучно зашлепал губами. Потом отдал гостю долг - сделал вид, что бессильно рассмеялся. И даже беспомощно развел руками.
        - Вы достали меня с вашим Крапивиным... Нет у меня с ним ничего общего и не может быть, ясно? Я на Южном полюсе, а он на Северном.
        - Но на юга ты махнул недавно, верно? Присаживайся, вмажем. Только не говори, что с ментами не пьешь Я далеко не мент, я борзая с тремя полковничьими звездами, - прищурился Терехин. - И на мой голос не обращай внимания - я с детства хриплю. Мне пророчили славу советского Армстронга. Но из меня вышло то, что вышло.
        Выйти из этого молодого полковника могла, на взгляд Лосева, блевотина. Когда он говорил, у него все клокотало в глотке.
        Олег присел напротив - пододвинув к столику кресло, взялся за бутылку и ловко, как бармен, налил в бокалы. Николай выпил и отер тонкие губы.
        - Давай по порядку, Олег, - приступил он к делу, прикуривая. - Когда в последний раз ты видел Крапивина? Или слышал. Или читал его письма, может быть. Он писал тебе из армии?
        - Несколько раз.
        - Но ты не ответил. Почему - не спрашиваю, и так ясно. Дальше?
        - Ну, он позвонил мне. Я не знаю, откуда он узнал номер моего сотового, я вообще редко даю этот номер, только самым близким. Может, мои родители сказали ему, я не спрашивал. Это мать мне передавала Витькины письма. Я ей сказал: «Ты почтальон, что ли?! Носишься туда-сюда!»
        - А на домашний он тебе не звонил?
        - Не знаю, по-моему, на автоответчике места не осталось, давно не проверял. - Олег неожиданно ухмыльнулся и в очередной раз покачал головой. - Когда он позвонил, я думал про его письма, что они - верх солдатской глупости и тупости. Подумал, что было бы справедливо, если бы Витька написал, что рванул из части с автоматом, перестреляв караул... Как в воду глядел.
        - Изменил свое мнение о нем? - булькнул Терехин. - Он стал лучше, на твой взгляд?
        - Уже не знаю.
        - Итак, он позвонил тебе, пригласил в гости. А он не уточнил, кто еще будет среди гостей? Может, телки знакомые или путаны?
        - Не знаю.
        - Как это - не знаю? Заспал, что ли?
        - Я в ванной был, когда он позвонил.
        - По громкой связи разговаривал?
        - Да, по очень громкой. - Лосев закашлялся и махнул рукой.
        - Олег, ты не темни, давай начистоту. Как же так - содержание разговора тебе известно, но, с твоих слов, выходит, что... - Полковник подождал, пока хозяин откашляется. - Ну, что?
        - Моя подруга с ним говорила.
        - Маша? - улыбнулся Терехин.
        - Да.
        - Лет двадцати восьми, стройная, красивая, модная, к Витьке приперлась неожиданно - это я цитирую.
        Полковник улыбнулся еще шире, словно увидел перед собой красивую и стройную Машу и не мог оторвать от нее взгляд. Он нашел недостающее звено. Причем там, где уже прошел, наследив, выводок «далматинцев». Смешливо фыркнул: «Где пастух дурак, там и собаки дуры». Не факт, что это звено выведет его на Виктора Крапивина, но это было шансом, и очень неплохим. Пусть он даже один из тысячи. И уверенность, что он найдет второго снайпера первым, начала раздуваться в груди.
        Нет, его не сбросили со счетов, ему указали место, среагировав на его фривольные мысли. Выступили другие, а он просто констатировал и ничего при этом не объяснял. Сейчас же имел шанс не доказать, а подтвердить свою состоятельность в качестве борзой с тремя полковничьими звездами. Хоть и с натягом, но это просилось называться внутриведомственной конкуренцией.
        - Дай-ка мне координаты твоей подруги, - Терехин пощелкал пальцами, поторапливая хозяина квартиры. - Не волнуйся, она не узнает, кто мне дал ее адресок.
        - Ты думаешь, она дура?
        - Но я-то не дурак. И вот почему, - Терехин поднял указательный палец и мгновением спустя поменял его на средний. - О нашем разговоре ты будешь молчать, даже если тебя об этом вежливо попросят мои товарищи по Лубянке. В противном случае я сделаю из тебя третьего снайпера и забуду, что пил с тобой дагестанскую «Россию». Я тебя за бутылку пива могу посадить. Ты еще не забыл, как я вошел к тебе?
        - Не надо угрожать.
        - Я просто напомнил. А теперь рассказывай все, что ты знаешь про Машу. Кто она, чем занимается, ее вкусы и пристрастия, как ты с ней познакомился. Но главное - почему она приняла приглашение Виктора Крапивина.
        Лосев вздохнул и потянулся к бутылке. Продолжение беседы вышло нелегким и обещало затянуться надолго...
        Глава 14
        Левей и еще левее

10 - 12 июля
        Николай Терехин, давший себе слово никогда больше не жениться, держал его на протяжении вот уже пяти лет. За это время ему несколько раз делали предложения его многочисленные любовницы: почему бы нам... почему бы тебе... почему бы мне... Короче, это называлось «Добро пожаловать в ад». На что Николай всегда отвечал полюбившейся фразой героя Джорджа Клуни из кинофильма «От заката до рассвета»:
«Спасибо, я уже был женат». После чего резко отшивал очередную докучливую даму, которая «не понимала, в чем тут юмор». Это был порог, и Николай позволил перешагнуть через него лишь однажды.
        У него была приличная двухкомнатная квартира в Басманном переулке. Единственный недостаток - близость шумного, как цыганский табор, Казанского вокзала с его кисло-трипперным запахом, вечной суетой пассажирских составов и электричек, несмолкаемыми призывами зазывал на экскурсию по городу.
        От Олега Лосева полковник вернулся за полночь. Первым делом прошел в ванную и включил воду. Пока наливалась вода, рассовал купленные по пути продукты по полкам холодильника. Открыл бутылку пива и не отрываясь выпил почти всю. В зале поправил покосившуюся фотографию в рамке; на ней он был изображен во время краткосрочной командировки в Ингушетию в прошлом году. Как и сейчас, стриженный под ноль, что делало его на пару лет моложе и придавало лицу суровости. Одетый в камуфляж, на фоне гор он походил на спецназовца и «вытягивал» максимум на лейтенанта. Ему нравился этот снимок, и он всегда сравнивал себя с «литером»-спецназовцем. Его чуть «старили» сосредоточенные морщины на лбу, но от них он не мог избавиться при всем желании.
        Допив пиво, Николай прихватил вторую бутылку и залез в ванну. Перекрыл холодную воду и оставил тоненькую струйку горячей, которая постепенно распаривала уставшие за день ноги. Тотчас на лбу проступила испарина.
        Обычно после работы Николай расслаблялся, прогонял прочь мысли и настроения, связанные с текущими делами. Сейчас не мог изгнать их, как непослушные, навеки врезавшиеся морщины.
        Копнуть поглубже - он вел левое дело. О чем и рассуждал, делая мелкие глотки пива. Он понимал, что в одиночку ему не справиться, что в любом случае придется подпрягать к работе своих осведомителей и секретных агентов, и, может быть, кого-то из своей опергруппы. Да, без официальных лиц ему не обойтись. Хотя бы потому, что ему в свое время придется объясняться с руководством. Чтобы слово
«самодеятельность» (а оно обязательно прозвучит из высоких уст) было скорректировано существенным дополнением: профессиональная.
        Профессиональная самодеятельность. Спортсмен-любитель с надписью «СССР» на груди, решивший бросить вызов заморским профессионалам.
        Николай попытался представить, какие шаги может предпринять Виктор Крапивин, поставил себя на его место. Спросил себя: «Что бы я сделал на его месте?» Ответил без намека на иронию: «Ну, во-первых, трахнул бы Машу».
        Витя и Маша...

«Она любит Дашу, а он любит Машу, вот, блин, ё-мое».
        Кажется, есть какой-то детский фильм про Витю и Машу. Секса там мало, а вот партизанской деятельности хоть отбавляй. Они вроде бы хотели ликвидировать Кощея.
        От этой мысли Николай напрягся. Подумал: «Неужели Крапивин решится искать Хворостенко? Чтобы поквитаться с человеком, который подставил его. Но как, через кого?» Собственно, все эти вопросы были наивными, поскольку снайпер сам стал мишенью. Его все равно возьмут, даже если он изменит пол.
        По большому счету, на Лубянке насчет его молчания спокойны, поскольку любой шепоток снайпера выдаст его с головой - молниеносно пробьют источник информации и выйдут на убийцу генерала. Это как ответный выстрел противника-снайпера. Отчасти надеются на такой шаг Крапивина, чтобы после быстренько подчистить за ним словесное дерьмо. На Лубянке это умеют. И знают, что источник информации вычисляется стопроцентно.

«Он у нее, - был уверен Николай, не оперируя в данном случае ни именами, ни фамилиями. - И это хорошее прикрытие. Но оно должно быть укреплено более надежно». То есть, продолжал размышлять полковник, в лице Марии Дьячковой Виктор должен найти единомышленника, обязан склонить ее на свою сторону, чтобы она помогала ему с точки зрения идеологии. Что очень трудно. Поскольку она - «девушка из высшего общества». Если он этого не сделает, то превратится в натурального трутня и в конце концов вылетит на улицу. Он окажется на улице и по другой причине - потому что является ходячей угрозой. Пока ему оказывают временную помощь, а ему нужна постоянная поддержка.
        И снова противоречащий вопрос: на какое время? Только на то, на которое он рассчитывает. Ответ знает только он.
        Вот засранец! - незлобиво выругался Николай. Уже завтра он выяснит, оказался ли он прав. Нет, завтра он получит подтверждение и только подтверждение. По своему опыту он знал, что подобные визиты и сюрпризы, которые ему сообща подкинули «далматинцы» и сам Олег Лосев, пустышками никогда не оказываются. Те-рехин шел не по следу, но по хорошо утоптанной тропе.
        Лосев так и не смог объяснить, почему его подруга приняла приглашение Виктора Крапивина. «Это даже интересно», - передал он ее слова. «Иди, раз интересно», - воспроизвел свои. После чего был изгнан. Как дьявол экзорцистом.
        Мысли о левом деле навели на конкретный левый предмет. Он хранился в стенном сейфе, укрытом от глаз за диван-кроватью. Выйдя из ванной, Николай сдвинул диван в сторону и открыл небольшую тяжелую дверцу. В тайнике лежал всего один предмет, о нем мог догадаться лишь арестованный Армен Азарян. Это был «глок-18», австрийский специальный пистолет с магазином на тридцать один патрон. Он был на сто граммов легче «Макарова», но с возможностью вести автоматический огонь темпом более тысячи выстрелов в минуту. Это был ранний выпуск «глока» - с плоскими щечками и рифлеными передней и задней поверхностью рукоятки. Николай положил пистолет в сейф, закрыл дверцу и подвинул диван на место. Не застилая его простыней, лег и почти мгновенно уснул.
        Два полковника - Терехин и Далматов - встретились утром в коридоре управления. Один шел на свое рабочее место, второй покидал его. Николай выглядел бодрым, на нем была свежая рубашка, отутюженные брюки и начищенные ботинки. Евгений, казалось, не спал всю ночь. Одежда помятая, на туфлях серые разводы от грязной тряпки. Когда Терехин здоровался с ним за руку, едва подавил желание задержать дыхание: Далматов распространял вокруг скверный дух, словно всю ночь чистил канализацию.
        - Новый одеколон? - иронично прохрипел несостоявшийся джазист, собрав на лбу морщины, чуть склонив голову набок и немного поджав губы. Именно в такие моменты он здорово походил на американского актера Майкла Мэдсена, который в основном играл негодяев. - В какой фирме отоварился парфюмом, Женя?
        Далматов хотел взорваться, но, видимо, его силы были на исходе. Он только махнул своей пухлой рукой:
        - Не спрашивай. Дай закурить, - попросил он.
        Терехин открыл пачку «Мальборо», но сигарету вытащил сам. Щелкнул зажигалкой.
        - Вчера вечером наведались по адресу, где снимал квартиру Хворостенко, - отчего-то вкрадчиво, словно придумывал на ходу, начал главный «далматинец». При этом он выразительно помогал себе бровями, глазами, движением головы. Глубоко затянувшись, зачем-то выпустил кольцо дыма и смотрел на него. - Проскурин только вчера, падла, назвал адрес. Хозяйка уже сдала квартиру женщине с ребенком - лет пяти девочка, подвижная такая. Этот дом, я тебе скажу, сущий отстойник: тараканы, мокрицы, мухи. .
        - Клопы, - в тон собеседнику добавил Николай.
        - Да, куда же без них? Недавно я прочел в газете, что клопы активизировались по всей Европе. Что комар? Клопа комариной пластиной не возьмешь, а клопиную еще никто не придумал, никакая отрава на него не действует. Хорошо, что клопы не летают. Да... В той квартире все так, как описывал Проскурин: гадюшник. В кладовке обнаружили инвалидное кресло. Я спросил у хозяйки, есть ли подвал. Есть, говорит. Спустились. Я шел вторым. А там говна по щиколотку. Ну, думаю, никто до нас сюда не спускался. Ошибся. У дальней стены лежал труп... Сколько он там пролежал, одному богу известно. Рот открыт, во рту... Такое чувство, что это он изрыгал всю срань, что плавала там. Ничего подобного раньше не видел. Что фильмы ужасов?.. А сам думаю: лучше бы ментов туда запустить. В общем, вытащили труп на улицу, мои парни стали его обыскивать, нашли документы на имя Колесникова Анатолия Сергеевича. К утру пробили его по всем каналам, ГРУ, в частности. И знаешь, где он проходил службу?
        - Лучше я угадаю его воинскую специальность. Он был снайпером.
        - Точно. Я тоже так подумал изначально. Сейчас поеду в «Лефортово» допросить этого сукина сына Проскурина.
        - Да, он знал об этом.
        - Или не знал.
        - Вот увидишь. Он же фактически подставил Крапивина. Крапивин такой же труп, только ходячий. Ты забыл главную вещь: напарника себе подбирал сам Проскурин. В квартире Хворостенко произошло вот что. Этот Колесников не просто отказался участвовать в убийстве генерала Дронова, он пригрозил Хворостенко и Проскурину, и его убили, труп спустили в подвал. Без Проскурина обработка снайпера по-любому была невозможной, так что он, во всяком случае, присутствовал во время убийства Колесникова.
        - Похоже, ты прав.
        - Я же начинал это дело, - спокойно напомнил Терехин.
        - Слушай, Коля, мне понадобится твоя помощь.
        - Конечно, обращайся. Только втихаря.
        - О чем разговор! С меня «поляна».
        - Зайди ко мне, когда вернешься из «Лефортово».
        - Типун тебе на язык. - Далматов переступил с ноги на ногу, и его глаза сделались доверительными. - Ты начинал это дело - верно, ничего не слышал о девушке по имени Маша?
        Терехин покачал головой:
        - Нет. Насколько я помню, среди друзей и близких нет никого с таким именем. А что? - Николай собрал на лбу недовольные морщины. - Я что-то упустил?
        - Вряд ли. Она была у него на дне рождения. Единственный человек, которого мы еще не допросили. Ладно, Коля, пока.
        - Давай, жду тебя.
        Терехин открыл свой кабинет и вошел.
        Майор Соловьев опоздал на полчаса, чего начальник отдела, казалось, не заметил. Ответив на рукопожатие, он прикидывал, когда начать откровенный разговор с Вадимом: сейчас или подождать Далматова. Лучше подождать, решил он. «Конкурент» мог сообщить новые детали после допроса Проскурина.

* * *
        Выдержки из фонограммы допроса Андрея Проскурина:
        Далматов: - ...Если ты будешь молчать, я также молча повешу на тебя еще один труп. Твоего бывшего ученика Колесникова. Мы нашли его в подвале дома, где Хворостенко снимал квартиру и где вы с ним вербовали второго исполнителя. Ты его убил?
        Проскурин: - Я его не убивал.
        - Ой, ну надо же, какая трогательная сцена! Прямо «Предотвращение убийства сына Ивана Грозного». Кто его убил? Я про Колесникова спрашиваю!
        - Не знаю. Я его видел в последний раз, когда он выходил от Хворостенко.
        - Что сказал Колесников?
        - Он сказал, что идет в ФСБ.
        - Не в милицию, а в ФСБ?
        - Да.
        - Что дальше?
        - Я хотел удержать его, но он вырвался и крикнул что-то вроде «Пошли бы вы, суки», точно не помню.
        - Уже к этому моменту ты действовал заодно с Хворостенко. Почему ты сам не пошел в ФСБ?
        - Мы все работали под контролем: я, Колесников, Близнец. Колесникова не убрали бы, если бы он так резко не встал в стойку. Может, предупредили бы в случае отказа. Когда я привел Колесникова, в соседней комнате был какой-то человек. Я не знаю, кто он. Наверное, это он отдал приказ убрать Колесникова. И во время беседы с Близнецом нас контролировали. Сам я не был напуган. Я сразу понял, что он давал мне шанс поквитаться с генералом Дроновым, который похоронил расчет десантников. Среди них был мой брат. Я и раньше прикидывал, как бы рассчитаться с Дроновым, но ничего не получалось. У меня не было главного - денег. К тому же Дронов переезжал с места на место. Одно время он был в Чечне, в Ростове, дальше его подняли в Кремль.
        - У тебя была навязчивая идея?
        - Можно и так сказать. В конце концов, я бы его из «Калашникова» положил, был бы шанс.
        - Как вышел на тебя Хворостенко? Может, ты кому-нибудь говорил о своих планах относительно Дронова?
        - Нет. Я до сих пор не знаю, через кого он вышел на меня. Даже сложилось странное ощущение, что через Крапивина.
        - Почему?
        - Потому что сам я играл на вторых ролях, а он изначально был основным стрелком. Обычно все происходит наоборот.
        - Хорошо. Ты понимал, что подставлял Крапивина?
        - Понимал. Но по-другому поступить уже не мог. Я подыгрывал Хворостенко, и мы оба знали, что это игра в одни ворота. Он был уверен, что я от работы не откажусь.
        - Ты и Колесникова подставил... У тебя не было желания сказать Хворостенко: мол, бросай валять дурака, я все сделаю и прочее в таком же духе?
        - Нет, не было. Не знаю почему...
        - Ты не знаешь знакомую Виктора Крапивина по имени Маша?
        - Нет. Он что-то говорил про Свету, а про Машу я ничего не слышал...

* * *
        - Что скажешь? - спросил Далматов, выключая портативный магнитофон и пряча его в кейс. Полковник вернулся из «Лефортово» и первым делом зашел к Терехину, бросив с порога: «Как и обещал». Хотя было желание вначале позвонить полковнику Шведову из отдела СБП. «Насели! - скрипел зубами Далматов. - Требуют отчитываться за каждый шаг».
        - Что я скажу? - переспросил Терехин. - Все довольны, все смеются. Никто на вечеринку не опоздал.
        Далматов выругался:
        - Где бы эту «куклу Машу» отыскать! Вот проститутка! Жопой чую - Крапивин у нее. Я в натуральный солипсизм впадаю.
        Терехин коротко хохотнул.
        - Фоторобот составляли? - спросил он.
        - Что толку? - развел руками Далматов. - Его же не покажешь по «ящику». Крапивин тут же сделает ноги.
        - И появится шанс взять его.
        - Это палка о двух концах. Буду искать «Барби» Может, повторный обыск в квартире Крапивина даст какие-нибудь результаты: номер телефона или еще что-то. Любая бумажка, любое дополнительное слово можетпомочь.
        - В подвал не забудь заглянуть.
        - Иди в задницу! - Послал. И тут же вернулся к делу. - Почему этот чертов Хворостенко молчит? Где обещанные Проскуриным обвинительные речи?
        - Я знаю, почему он молчит, - сказал Терехин. - Потому что он и его боссы ждут, когда поймают второго снайпера. Это единственная версия. То-се, пятое-десятое отпадает. Я думал об этом. Заодно запишет себе в актив молчание следственных органов относительно убийцы Дронова, который уже парится на нарах. - Полковник наигранно прищурился: - Ты видишь где-нибудь поблизости прокурора?
        - Похоже, ты прав, - согласился Далматов.
        - А что это означает, не думал? То, что тебе придется взять сначала Хворостенко, а уж потом второго снайпера. Однако Крапивин может опередить Хворостенко и первым выйти на независимый телеканал, дать откровенное интервью и пойти по
«политической». Если, конечно, додумается до этого. Доложи о своих соображениях начальству, - слегка акцентировал Николай. - Предложи пустить дезу о поимке Крапивина.
        - У этой вонючей палки столько концов, что я сбился со счета. Хворостенко засветится, и мы его возьмем. Но уже после того, как он сольет говно. Замкнутый круг. Два сообщающихся унитаза.
        - Есть еще один вариант: прокурор молчит потому, что мертвые обычно не разговаривают. И вообще, Женя, ищи того, кому выгодно убийство Дронова. Есть такая занимательная книга - «Криминалистика» называется. Давно не листал?
        Когда Далматов покинул кабинет, Терехин позвонил на сотовый Вадима Соловьева и сказал, чтобы тот срочно зашел. Майор появился минут через десять и, прикрыв за собой дверь, вопросительно боднул головой: «Закрыть?»

«Ага», - также молча подтвердил полковник.
        Вадим подмигнул ему и щелкнул замком. Подошел к столу начальника.
        - Я нашел ее, - чуть улыбнулся Николай, раскачиваясь в офисном кресле и не сводя глаз с помощника.
        - Кого? - не понял Соловьев. И чуть не добавил: «Водку?»
        - Подругу Виктора Крапивина. Вышел на неуловимую Марию через ее бывшего дружка. Гнилой орех - поэтому «далматинцы» не стали колоть его до конца. А я увидел в нем конфетку. Надавил, и начинка поперла из него. Крапивин у Марии Дьячковой - это точно. Нам нужно установить этот факт, и все. Остальное дело техники. Если мы возьмем второго снайпера, можешь сверлить еще одну дырку на погонах.
        - А Далматов?
        - Он уже давно залез в офсайд. Ты и я, больше никого, понял?
        Под пристальным взглядом шефа Вадим кивнул:
        - Понял. Да, я согласен.
        - На вечер ничего не планировал? - спросил Николай. - Если да, то отменяй все встречи.
        Как всегда, аппетит приходит во время еды. К тому же Терехин не мог отделаться от странного ощущения дрожи, когда вчера поздним вечером соединил два имени - Витя и Маша... Подумал о сексе и партизанской деятельности, о ликвидации Кощея Бессмертного. Буквально воспроизвел свое недоумение: «Неужели Крапивин решится искать Хворостенко? Но как, через кого?» Может, у снайпера есть концы, которые приведут к Хворостенко? Это было бы верхом триумфа. Ведь что получается: он берет Крапивина - и только, а дело продолжает вести тот же Далматов, он же и заканчивает его. Образно говоря, Терехин проносится мимо него -но на породистом белом скакуне и с гордо поднятой головой. Все, что сообщит следствию Крапивин, пронесется навстречу. «В обратку», - рассудил полковник.
        Он поделился своими мыслями с майором Соловьевым и спросил:
        - Что думаешь об этом?
        Вадим думал в одном ключе: отсрочка. Конечно, ему хотелось отсрочить тот момент, когда ему вручат красные корочки с тремя заглавными буквами: ЗДД. Эти руны переводились легко: «Заклятый Друг Далматова». Ничуть не успокаивало то, что на Лубянке каждый имел схожие удостоверения. Вот у Далматова имеются корочки на Терехина: ЗДТ.
        На вопрос шефа Вадим пожал плечами: «Не знаю».
        - Нам нужно знать все, что происходит в квартире Марии Дьячковой, до слова. Хотя бы в течение двух дней - за это время и Крапивин никуда не денется, и Далматов ничего не нароет. Подключим специалистов, поставим «жучки». А разрешение на прослушку выпишет Джордж Вашингтон. - Николай вынул из стильного портмоне стодолларовую купюру и рассмеялся.
        Он остановил свой выбор на Сергее Уварове, которого не без оснований называли Репортером: микрофон был его главным оружием. Невысокого роста, подвижный, как кошка, он дал согласие сразу.
        - Сделаю, - пообещал он. - Мне нужно знать квартиру объекта и какой тип подслушивающего устройства тебе подходит. - Репортер демонстративно распахнул пиджак, словно предлагал на выбор контрабандные «жучки». - Лазерная система подслушивания разговоров по вибрации стекол, - перечислял Уваров. - Магнитофон, принимающий сигналы от «жучка», вмонтированного в окно. Телекамера - ее обычно соединяют с оптическими волокнами в стене. «Жучок», связанный с окном напрямую. Система считывания данных с экрана компьютера. «Жучки» в телефонной сети. Приемник сигналов от «жучка», реагирующего на стук пишущей машинки. Источник и приемник пассивных микроволн...
        Полковник перебил Репортера:
        - Все? Дальше можешь не продолжать. Скажи, что проще?
        Уваров ответил не задумываясь:
        - То, что дешевле.
        - Давай средний вариант.
        - Ладно. Поставлю «жучок», связанный с окном напрямую. Приемная и записывающая аппаратура будет в машине. Еще один вопрос: объект связан с коммерческой деятельностью?
        - Это важно?
        - Если да, то у него должен быть специалист, который проверял бы помещения на предмет подслушивающих устройств. Конкуренция, - пояснил Репортер. - Если он хороший специалист, то обнаружит закладку.
        - Вряд ли мой объект с кем-то конкурирует. В ее голове, по-моему, одни тряпки. Но ты прав: действуй предельно осторожно.
        Глава 15
        Контрразведка

13 - 17 июля
        - Еще вечера я подумала... Так, надо бросать это слово. Получается натуральная комедия: я вот тут думала-подумала. На самом деле вчера я даже не размышляла, а практично мозговала о новой линейке моделей - фигур, лиц, выражений, манер. О том, что работа сделана под копирку. Мне, например, отчаянно мешает чрезмерная информация, а по сути - fashion-доклады, vogue-уведомления грядущих сезонов. Получается, либо ты опоздал и сделал не то, либо скопировал с кого-то, не привнеся в моду ничего нового. Уже известно, к примеру, что принесет нам осень - хитом сезона станут ботфорты, возвратится пелеринка, лидером станут рисунки на тигрово-леопардовые темы, маленькое пальто. Вот так - ни много ни мало: маленькое пальто. Подлость какая-то, мне кажется. После показа моей коллекции, когда гости разбились на отдельные группки и потягивали drink, я говорила об этом с Сергеем Пенкиным. Он посмеялся и сказал, что у Стругацких есть повесть, где голодный главный герой представляет себе бутерброд с маленькими котлетками и злится:
«Маленькие котлетки! Вот ведь подлость!» Нашей беседе постоянно мешал обозреватель с телеканала «Культура». Он то и дело спрашивал какого-то Гофмана. Впоследствии выяснилось, что это новый замминистра культуры. Я лично его не приглашала. А обозреватель с бледным лицом снова: «Гофмана не видели? Как выглядит Гофман, не знаете?» Пенкин ему говорит: «Откуда я знаю, как выглядит Гофман! Давай я тебе расскажу, как выглядит Маша Дьячкова». Тот выпучил на Сергея глаза: «Зачем мне знать, как выглядит Маша Дьячкова?» Пенкин отвечает: «Потому что она тут самая-самая». Так, стоп. Не даю спать моему главному герою.
        Маша остановила запись и поменяла положение в кресле, поправив полу короткого халата, открывающего бедра.
        - Мешаю спать? - спросила она.
        - Наоборот, - улыбнулся Близнец. - Когда лежу с закрытыми глазами, кажется, что ветер в трубе завывает, - опрометчиво поделился он недавними мыслями.
        - Вот так, да? - прищурилась Маша. - Со всей откровенностью так, чистосердечно, от души, да? - Но быстро остыла. Обозвать Крапивина деревенщиной язык не поворачивался. Так, простота задушевная. Снова прищурилась, прикидывая, какая одежда подойдет «главному герою ее романа». Герой лежал на широкой тахте прямо напротив зашторенного окна. Одеяло натянуто до самого подбородка. Не привык к постоянной температуре в двадцать градусов, поддерживаемой кондицицинером. Маленькое пальто от Versace (уже заявлен канареечно-лимонный цвет) ему не к лицу, черное приталенное с рукавами длиною три четверти от Chanel - тоже. Надо снизу начинать. Вот джинсы ему идут. А к ним подходит пелеринка - ну, там норковая от Laura Biaggotti или трикотажная от Missoni. Плюс галстук с приспущенным узлом.
        Мария рассмеялась, легко представив Виктора в этом прикиде.
        - Ладно, спи. Я завязываю завывать.
        - Обиделась?
        - Да ладно тебе... - Она немного помолчала. - Знаешь, я пришла к выводу, что рядом с тобой под зонтиком ходить нужно. Нельзя сказать, что с тобой скучно, но ты пасмурный какой-то, в любой момент можешь пролиться. С другой стороны, ты надежный парень, за тобой, наверное, как за каменной стеной. Вот и Юрка Цыганок такой же. Вам только границу стеречь. Вы оба - большие собственники.
        - Это плохо?
        - Вот уж чего не знаю, того не знаю. Но в одном уверена до самых лопаток: с вами со скуки сдохнешь. Я не имею в виду ограниченность или узколобость - боже упаси. Ну как тебе объяснить?.. - Мария пожала плечами. - Вот есть выражение: «Наглость - второе счастье». Согласен?
        - А зачем мне второе счастье?
        - Вот-вот! О чем я и говорю. Знаешь, ты способен уберечь рубежи, но никого не сможешь огородить от подлости и предательства. Скажи мне, ради чего ты ползал по горам, патрулируя свой район? Что ты получил за это? Как бы грубо это ни прозвучало, но ты - пограничный столб, контрольная полоса. На тебе оставили зарубки, грязные следы. Казалось, ветер времени сделал свое дело - зарубцевались отметины. Но не тут-то было. Тебя снова поимели. И так будет продолжаться вечно, пока ты сам не переменишься, не пустишь в землю корни, не выпустишь ростки. Ты молодой. Ты все еще хочешь быть человеком, что очень похвально. Я не хочу, чтобы ты брал пример с таких людей, как Олег Лосев. Олег хитроумный. Он вовремя сделал существенную поправку: человек человеку не только брат, но и сестра. Чего ты улыбаешься? Спроси у него, счастлив он или нет. Он не ответит на этот вопрос и правильно сделает. Не обижайся, но ты больший идиот, нежели он. Чтобы выжить в современном мире, нужно немножечко тронуться умом и при этом не прослыть кретином. Попробуй решить эту задачку.
        - Уже решаю, - ответил Близнец. - Когда меня обрабатывали в квартире Хворостенко, я попытался выяснить один момент: кто именно дал полный расклад на Дронова: адрес его дочери, график посещений самого генерала, охрана и прочее.
        - О гос-с-споди! - бессильно протянула Мария. - Я тебе про Фому, а ты мне про Дронова. Я девушка откровенная, и сейчас я тебе скажу, вернее, поясню, почему между нами не было секса. Так, убери голову с подушки, иначе ты спалишь квартиру. Отвечаю - все по той же причине: ты - столб. А от столба можно только забеременеть. Чего я пока еще не хочу. Я бы на твоем месте сделала большие деньги. Сходила бы в банк спермы и заделалась почетным донором. А в качестве рекламы пустила бы ролик вот этого нашего разговора. Уже вижу возле банка огромную очередь девушек младше шестнадцати и женщин старше сорока. Эх, сколько близнецов нарожают! . Буквально род войск получится. Впрочем, о чем это я? Давно про Дронова не говорили. - Девушка подмигнула Крапивину: - Помянем генерала?
        Мария встала и подошла к холодильнику. Вынула шампанское и, не закрывая дверцы, расшатала пробку. Прицелившись в гостя, отпустила руку, и пробка выстрелила. Она ударила в подушку, в считанных сантиметрах от головы Крапивина.
        - Учись, - девушка красноречиво поиграла бровями. - Гожусь на роль инструктора?
        - И психолога тоже, - качнул головой снайпер.
        - А ты как думал? - спросила она, даже не подходя к гостю с бутылкой, а сближаясь с ним и соблазнительно покачивая бедрами, босая, на цыпочках, как кошка. - Нет, брат, без этой тонкой науки не выжить. Знаешь, я девочек на работу набирала. С опытом работы в модельном бизнесе, разумеется. Спрашиваю, где ты работала, сколько получала. Отвечает: там-то, столько-то. Раза в три завышает, сука. Врет, а это значит, что у нее фантазия развита. Другая отвечает: работала там-то, получала сущие копейки. Как ты думаешь, на ком я остановила свой выбор? Правильно. Но ты не знаешь формулировку, а она проста: экзотический цветок всегда дешевле фирменной дизайнерской вещицы. Вот так, Витька-дембель. Держи бокал, плесну тебе «шампуня». Давай выпьем за то, чтобы Энакин Скайуокер наконец-то превратился в Дарта Вейдера. За Третий эпизод, в общем.
        Девушка выпила и долго смотрела на Виктора, пересев в кресло. Подумала, что, конечно, достала парня. Однако у того проблемы. Единственное лекарство - говорить на его темы. И в этом смысле Мария стала похожа на тот образ, который рисовал перед собой Виктор, дожидаясь хозяйку: образ сердобольной тетушки. В общем, за что боролись, на то и напоролись. Он попал в такое положение, когда добиваться поздно, а домогаться вообще бесполезно. Тетка она и есть тетка.
        - Секретные сведения, сказал ты, - приосанилась Мария и покивала: - Мощно. Давай подумаем, кто их мог предоставить Хворостенко, да? Переключайся на другую программу, - девушка пощелкала по кнопкам воображаемого пульта.
        - По сути - да, - наконец-то разлепил рот Виктор и начал потихоньку набирать обороты. Он отчаянно завидовал Марии, легкости, с которой она говорила и рассуждала, ее смелому и открытому взгляду. Его голос, в отличие от ее
«монотонного завывания», походил на скрип ржавых петель, на грохот тарана в дубовую дверь, на бой африканских тамтамов, на работу кабестана, выбирающего якорную цепь. - Такие сведения мог предоставить лишь человек, который хорошо знаком не только с Дроновым, но и со спецификой работы офицеров ФСО. Мне кажется, осведомитель Хворостенко работает в Кремлевском полку охраны. Еще тогда казалось, что за прокурором кто-то стоит. А сейчас я просто уверен в этом.
        - А что Хворостенко ответил на это?
        - Сказал, что узнал через очень влиятельное лицо.
        - Хворостенко... Знакомая фамилия. Слышала ее несколько раз. Только не помню, от кого. Но она наверняка вымышленная, и не стоит забивать ею голову. Кремлевский полк, ты сказал... - Мария покачала головой. - Не уверена, но может быть, это полковник Корсаков - другой кандидатуры у меня просто нет. Я Корсакова хорошо знаю. Но в лоб у него не спросишь, согласен? Если только намекнуть про Хворостенко и посмотреть на реакцию Корсакова. Я по глазам все прочту.
        - Рискованно.
        - Да ладно тебе. - Маша поставила бокал на подлокотник кресла и привычным движением поправила волосы, чуть тряхнув головой. - Я про другое хочу спросить. Если бы ты узнал, кто стоит за провокацией?.. Трудный вопрос, я понимаю. Но его надо решить. Я помогу тебе. Встречусь с Корсаковым, поболтаю, в декольте разрешу заглянуть. Вот уж у кого фантазия развита! Даже если я надену шерстяные колготки с ватной подкладкой, он все равно будет видеть ажурные чулки на резинках. И это, между прочим, хорошая черта. До некоторой степени это мужской протест, который выражается в том, что женщина сама по себе драгоценность и требует достойной оправы. Красиво я сказанула? Пока не забыла, надо набубнить этот маленький шедевр на диктофон.
        - Я тоже...
        Виктор внезапно оробел. Ни с того ни с сего представил себе Олега Лосева, который свободно, не отводя взгляда, отвечает Марии: «Я тоже вижу на тебе ажурные чулки». Но нет, это не его. Однако и повторяться не хотел: «Ты красивая» - уже было сказано. И все же повторился, когда подошел к Маше и перенес ее на руках на кровать. Как некогда перенес ее через лужицу. Перешагнул через свою нерешительность, которую отталкивал неповторимый, а для Виктора - отчего-то неприкосновенный образ девушки.
        Он возбудился еще больше, когда вдруг ощутил на языке Марии крохотную сережку. Этот маленький инородный предмет казался ему самым чувствительным органом. Он сжимал упругую грудь девушки через летящий муслин халата, словно боялся обжечься о нежную, дышащую под рукой кожу и затвердевшие соски.
        Маша неожиданно легко ускользнула из его объятий, оставляя в его руках невесомый муслин, и свернулась под ним калачиком. Как маленькая змейка, скользнувшая из старой кожи и засиявшая новой, еще не тронутой. Девушка взяла Виктора за бедро и неожиданно сильно притянула к себе. Она вся была перед ним, а между ними плотное, мешающее дышать, наэлектризованное пространство. И эта безраздельность взвинтила Близнеца. Он остановился, едва сдерживаясь, но расслышал горячий шепот девушки:
        - Не жди меня...
        И он не стал противиться желанию. Чтобы потом до бесконечности долго не выпускать девушку из объятий.

* * *
        Вадим Соловьев, прослушав запись, поерзал на стуле и едва ли не слово в слово процитировал французскую актрису:
        - Мир тесен. Все в конце концов встречаются в постели. - Майор покачал головой. - Да, опыта ей не занимать. Надеюсь, эти минуты были лучшими в жизни нашего беглеца. Показал лучшее время на круге. А ты можешь так?
        - Себя имеешь в виду? - покосился на помощника Николай. - Наверное, только и слышишь: «Не жди меня». Короче, давай обойдемся без постельных комментариев. Если невмоготу - сходи высморкайся.
        - Я лучше схожу умоюсь. А ты прослушай еще один кусочек - перемотай минут на десять вперед. Уже не поймешь, кто там кого отдрессировал. Но к финишу пришли бок о бок. Вот это беглец! Менты ищут его в грязных подвалах, а он с телкой на атласных простынях заезды устраивает. Секс как стоял на первом месте, так и стоит.
        - Ты можешь заткнуться?! - Николай резко выставил ладонь и держал, пока в глазах майора не потухли красные искры, а ноздри перестали источать похотливый дым. Он представил Вадима в машине с подслушивающей аппаратурой. Глубокая ночь, относительная тишина, прерываемая прерывистым дыханием тяжело сглатывающего майора. Натерпелся. Хотя кто знает...
        Терехин поймал себя на странной мысли. Ему хотелось выкрикнуть голосом Кайдановского: «Господи! Ну почему ты помогаешь этому кретину, а не мне!»
        Он слушал десятки подобных записей, но еще никогда так сильно не сосало изнутри. Николай испытал к Крапивину чувство крайнего отвращения, словно тот буквально на глазах изнасиловал родную сестру. И неважно чью - свою или его, Николая Николаевича Терехина.
        - Ну что, берем его? - расслышал Николай. - Он ни черта не знает про заказчика. Зато шикарно устроился.
        - Все, проехали! - осадил полковник подчиненного. - Крапивин дальше Машиной спальни не уйдет, разве только завернет в умывальник. Насчет этого я не беспокоюсь. Меня, черт возьми, настораживает следующий факт: закрытую информацию, касающуюся охраны Дронова, действительно мог предоставить человек, хорошо знакомый с особенностями работы госохраны. И если выяснится, что этот человек работает в Кремлевском полку... - Терехин покачал головой. - Мы раскроем натуральный заговор. Я предлагаю дать Дьячковой свободу действий. Пусть носится по Кремлю, ищет встречи с Корсаковым.
        Соловьев покачал головой. Терехин снова выставил ладонь:
        - Два дня, Вадим. Обещаю. Потом снимем «прослушку» и возьмем Крапивина.

«Договорились», - покивал майор.
        - Охранника «пробить»? - спросил он.
        - Охота тебе возиться с этим жлобом? - Терехин наморщился и махнул рукой. Телохранитель Дьячковой, на его взгляд, походил на бульдога: тупая рожа, ранние залысины, еще резче проступившие на его бритой голове. Сини больше на щеках и крутом подбородке. Короче, как говаривал Джеймс Хэдли Чейз, в голове у него темно, как внутри арбуза.

* * *

«Мария Александровна, я на дачу хотел прокатиться».

«Напомнил, что ли?»
        Этот вопрос, прозвучавший в присутствии Виктора Крапивина, не вогнал Юрия Цыганка в краску, но вызвал в груди ревность... и счастливые воспоминания. Они перенесли его в заснеженный февраль. Телохранитель Марии Дьячковой лежал на кровати, заложив руки за голову, и представлял себе новенькие номера и бампер джипа, покрытые однородной кипенной массой - явный признак долгого безостановочного движения по заснеженной трассе...
        Цыганок лишь изредка бросал взгляд на Марию, расположившуюся на переднем сиденье. Она была одета в короткую коричневую дубленку, джинсы, вязаный бежевый берет; шею окутал теплый шарф.
        Серебристый джип походил на моторную яхту, он рассекал носом замершую трассу; оглянись назад, и увидишь холодную синеву моря, пенистую кильватерную струю и бьющиеся в студеном месиве льдинки.
        Они ехали на дачу к Цыганку. А до этого он, стоя соляным столбом посреди ее студии, произнес короткое слово: «Зима».
        Начал он неуверенно и впервые не зная, куда девать свои сильные руки. Было видно, что он тщательно готовил свое выступление, может быть, даже писал и заучивал наизусть. Когда он «буксовал», забывая текст, Мария подбадривала его глазами:
«Давай, давай, вспоминай». Цыганок видел, что она тихо издевается над ним, сидя в кресле, тем не менее не мог бросить все к чертовой матери, плюнуть, развернуться и уйти.
        - Там сейчас здорово, - едва ли не по слогам соблазнял он свою хозяйку, в которую был влюблен по уши. - Затопим печку, выпьем шампанского. Замерзнем и снова отогреемся. Знаешь, как здорово, - плавно перешел он на «ты», - приходишь в выстуженный дом, зажигаешь дрова в печке и буквально видишь тепло - воздух колышется. - Цыганок показал руками: - Теплый поднимется, холодный опускается. Дрова потрескивают, а ты ходишь в теплой одежде, делаешь что-то по дому. И... как это... не хочется разомлеть. Да, надолго остаться с непослушными пальцами, с клубами пара изо рта и с едва зара... зарождающимся теплом.

«Хватит!» - Мария больше не могла терпеть вдохновенной речи охранника и перебила его взмахом руки. Еще чуть-чуть, и она рассмеялась бы ему в лицо.
        И вдруг поняла, что ей захотелось изведать то, чего она еще никогда в жизни не знала: оставаться с непослушными пальцами и с едва зарождающимся теплом. Виделось в этом какое-то начало - пусть даже смешное, а дальше видно будет.
        Себя она в расчет не брала, когда размышляла: «Вряд ли у него что-то получится». Но хотелось посмотреть развитие событий. Что произойдет в замершем доме под аккомпанемент потрескивающих поленьев, неслышного голоса вылетающего изо рта пара, салюта вырвавшейся пробки из бутылки шампанского и сухого стука пластиковых стаканчиков.
        Романтика? - спросила она себя. Несомненно. Много ли она ее видела? И она ответила в своем стиле:
        - Да мне просто необходимо увидеть незнакомую атмосферу, где теплый воздух поднимается, а холодный опускается. Поехали!
        Заснеженная трасса за стеклом сменилась на заметенную снегом извилистую дорогу. Джип еле-еле преодолевал снежные заносы, буксовал, но продвигался к цели. Мария любовалась неповторимым пейзажем: вечнозеленые и вечно молодые красавицы ели стояли запорошенные, сучили лапами от мороза, тянулись верхушками к яркому, но холодному солнцу.
        Почему она раньше не замечала этой красоты? Говорят, самое дорогое начинаешь ценить в самом конце пути.
        - Мы скоро приедем? - спросила она.
        - Да, уже близко.
        - Останови машину.
        Цыганок смотрел на девушку, увязающую по колено в снегу. Она упорно продвигалась к стене леса. Вот остановилась и крикнула:
        - Пойдем!

«Нет», - покачал головой телохранитель.
        Мария пробралась к молодой сосенке и, взявшись за ветку, тряхнула ее. Сверху на нее обрушился снежный водопад. Она стояла вся в снегу и смеялась. Как девочка, сравнил Цыганок, прикуривая сигарету.
        - Иди ко мне! - подбодрила телохранителя Мария. Вот за этот подарок, за этот снежный лес ей хотелось отблагодарить его. Обнять его за шею, притянуть к себе и первой найти его губы.
        Цыганок шел по ее следам и слышал ее голос:
        - Не кури в лесу! Лес этого не любит. Я только сейчас это поняла.
        Мария, задрав голову, подставляла лицо под яркие лучи полуденного солнца. Глаза закрыты, веки передают на сетчатку глаз красное пятно. Вот из кровавого оно превратилось в оранжевое, потом - в ярко-желтое. Она распахнула глаза и на миг увидела нестерпимо яркий диск, зависший над верхушками сосен. Несколько раз быстро моргнула; из-за бликов лес, казалось, стоял, охваченный пожаром.
        Она обернулась на Цыганка.
        - У тебя ореол над головой, - Мария продолжала «ловить» солнечных зайчиков, которые проскакали и по джипу, стоящему посреди неповторимого российского пейзажа. Полированное серебро смешивалось с яркой желтизной солнца и зеленью векового леса. Этот автомобиль действительно виделся иностранцем, случайно заехавшим в эти края да так и оставшимся с изумленно распахнутыми глазами-фарами. Справедливо казалось, что это не он покорял заснеженные просторы России, а они покорили его.

«Сейчас она бросит в меня снежок, а я в ответ выстрелю в нее», - дергая веком, тяжело пошутил Цыганок.
        Он повалил Марию в снег и бесконечно долго целовал ее. Она прервала его горячим шепотом:
        - Я устала... Где твой долбаный дом? - тяжело дыша, спросила она. - Знаешь, чего я хочу?
        - Чего?
        - Дров принести. Серьезно. Охапку. Или как там... вязанку, да? Слушай, а сено там есть?
        - Чего?
        - Сено? Сарай-то есть?
        - Есть.
        - Значит, и сено должно быть. Заберемся в сено, откроем «шампунь»... - Она покачала головой. - Сядем в машину, посмотри на себя в зеркало: у тебя лицо кровью налилось. Господи, я боюсь за тебя...
        Мария следовала за Цыганком. Утопая по пояс в снегу, он прокладывал путь к калитке и бормотал что-то про свою непредусмотрительность, про лопату. С трудом очистив пространство перед калиткой, он еще с десяток метров выступал в роли грейдера. Наконец поднялся по ступенькам и открыл дверь ключом.
        - Вот мой дом, - сказал он, оборачиваясь.
        - Дом?! - переспросила Мария. - Это прямо изба какая-то... И вот там, - она указала перчаткой, - происходит движение воздуха? Теплый куда, забыла?
        - Вверх. Проходи.
        - Ладно. Попробую. Электричество есть?
        - Есть свечи.
        - Здорово! - Мария шагнула в темное помещение. - Это сени, да? Я уже начинаю ориентироваться...
        Она стояла посреди комнаты и оглядывала скромную обстановку: пара кроватей, диван, платяной шкаф, книжные полки на стенах, забитые газетами и журналами, стол у стены, замерзшие цветы на подоконнике, печка-голландка с распахнутой пастью топки. .
        - Ты куда? - спросила она хозяина, выходящего из комнаты.
        - За дровами. Печку хочу растопить.
        - А меня растопить не хочешь?
        Секса в пятнадцатиградусный мороз ни у Марии, ни у Цыганка еще никогда не было. И она никогда, наверное, еще не встречала таких рук, какие были у Цыганка. Казалось, он обнимал ее всю, не давая замерзнуть ни одному участку на ее обнаженном теле. И не давал ей опуститься на брошенную на кровать дубленку. Он делал что-то невозможное, держа ее на весу: в этом доме не прозвучало ни одного фальшивого стона, которые зачастую раздавались в ее роскошной комнате в чьих-то поддельных объятиях. Их движения были пропитаны искренностью, и Мария не понимала, почему изо всех сил старается сдержать тот единственный вскрик, который подбирался к припухшим губам и кружил голову.
        На обратном пути Мария сказала:
        - Давай все забудем. Ничего не было. Я сама вспомню о тебе - когда мне будет хорошо, а не паршиво, договорились?
        Телохранитель ответил, подражая хозяйке:
        - Ну, не знаю, стоит ли. Надо подумать... - Смутился, понимая, что сказал глупость и подпортил Марии настроение. Он лишь на короткие мгновения стал другим - подражая ей или кому-то другому, не важно, - но этой фальши хватило за глаза. До самого дома Маша не проронила ни слова.
        Она поцеловала его, когда он проводил ее до двери, и сказала фразу, в которой Цыганок не мог разобраться до сей поры:
        - Это мой дом.
        Кто знает, может, она подразумевала целый мир. Однако дверь в который порой можно открыть.
        И если принимать ее слова на веру, то ей все это время было паршиво.
        Однако ответ был близко, он прозвучал совсем недавно: «Если найдешь и покажешь подлинное, то как это поймут люди из фальшивого мира?»

* * *
        Цыганок приложил палец к губам и поманил за собой хозяйку. Скрываясь в тени шторы, он указал на небольшой предмет, прикрепленный к внешней стороне оконного стеклопакета. Поднес открытую ладонь к уху, потом снова приложил палец к губам:
«Тихо!»
        Он был опытным специалистом, запросто - а порой и автоматически, как сейчас, - мог обнаружить подслушивающие устройства; путем нехитрых операций определить яд в пище. И если бы в свое время старший лейтенант Цыганок не помочился под вековой елью в Завидово, мимо которой любил прохаживаться глава государства, до сей поры состоял бы в штате Службы безопасности.
        Мария платила ему хорошие деньги, что на первых порах позволяло обращаться с ним нарочито грубовато, и вот только сейчас поняла, что платила не зря.
        В его обязанности входил систематический визуальный контроль квартиры и тщательное обследование помещений после длительного отсутствия в доме хозяйки. Он автоматически исполнял и другую обязанность - в обычном перечне обязанностей профессионального охранника стоящую посередине двух вышеперечисленных: периодический поиск закладных устройств. Он обнаружил так называемую некамуфлированную радиозакладку, у которой есть только ей свойственный признак: радиоизлучение, модулирующее радиосигналы от акустических радиосигналов: фон. Однако Цыганок определил ее по внешнему виду: она имела форму цилиндра с крохотным отверстием в кожухе и небольшим отрезком провода-антенны, выходящего из кожуха. Хотя такие проводки бывают не на всех «жучках».
        Цыганок опять поманил хозяйку за собой. Они прошли в ванную, и охранник включил воду. Склонившись к Марии, он шепнул ей на ухо:
        - Нас слушают. Принеси-ка свою сумочку.
        - Какую? - прошептала в ответ девушка.
        - Неси все, - невозмутимо ответил Цыганок, - Дай знать Виктору, чтобы сидел молча и не дергался.
        Хозяйка появилась, обвешанная сумочками, как барахольщица. Телохранитель обследовал их и покачал головой: «Ничего нет, чисто».
        - Прокатимся, - предложил он, - поговорим в машине.
        - А в машине нет этих?.. - Мария показала в сторону двери.
        - Пока не знаю. Уедем в лесок, там я посмотрю.
        - А если за нами следят?
        - Это я узнаю раньше, чем проверю машину. Поехали.
        Спокойствие охранника обнадеживало.

«Нужно взять с собой Виктора», - напрашивалось предложение. Однако объяснение с телохранителем выйдет долгим и неизвестно к чему приведет.
        Придется оставить гостя одного. Как обычно. Как она делала это много-много раз.
        Они приехали в Битцевский лесопарк со стороны улицы Рокотова. Мария была в лесопарке не раз. Однажды у своего знакомого на Битцевской аллее, неоднократно посещала конно-спортивный комплекс, расположенный на северо-востоке огромного парка с его двумя речками - Чертановкой и Городней.
        Пока охранник обследовал машину, Мария нервно курила. Предстоял трудный разговор с Цыганком. До этого времени он молчал, лишь беспрекословно исполнял свои обязанности. Теперь вот просто обязан задать несколько вопросов. Хотя бы потому, что круг его обязанностей вдруг расширился. Хотя кто сказал это? Он по определению не мог пройти мимо подслушивающего устройства. И это подтверждало то, что он не слепой. Глухонемой - отчасти. Он знал, кто скрывается у хозяйки - человек, объявленный в розыск за убийство.
        - Все чисто, - наконец отозвался Цыганок, - «жучков» нет. - Он сел в кресло водителя, не закрывая дверцы. - Поговорим?
        - Да. Давай поговорим. - Дьячкова подошла ближе и села на траву, поджав ноги.
        Цыганок немного помолчал, настраиваясь на трудный разговор. Он изо всех сил старался казаться безучастным, но у него мало что выходило.
        - Меня не интересуют твои отношения с Крапивиным. Это не мое дело, - добавил он и поправился: - Было не мое. До той поры, пока его не вычислили. Теперь хоть и краем, но оно касается меня. Что мне прикажешь делать, молчать?
        - Да, если можно.
        - Ладно. Но дело не в этом. А в том, что вами заинтересовалась «контора» - «жучок» на твоем окошке особый, фирменный, такими пользуются только на Лубянке и в ФАПСИ.
        Цыганок говорил о видах закладных устройств. Внешний вид закладки и способы ее применения позволяют приблизительно определить принадлежность агента к спецслужбе, конкуренту или преступной группировке. Спецслужбы используют наиболее совершенные средства, как правило, отсутствующие на рынке - это в отличие от криминальных элементов и коммерческих конкурентов.
        - Я одного не пойму, - продолжал Цыганок, - Крапивина вычислили, но брать не торопятся, почему? За нами не было «хвоста», почему?
        - Не знаю, - пожала плечами Мария.
        - Вот и я не знаю. Не вижу логики. Такое чувство, что на след Виктора напало частное сыскное бюро, а не мощная государственная машина. Если это люди из ФСБ, то руководство ничего не знает об этом - Виктора давно бы арестовали. Кто-то ставит радиозакладку. Вывод один - кому-то важно знать, что происходит в твоем доме, о чем вы разговариваете. Другого объяснения просто не существует.
        - И что нам делать?
        - Узнать, кто вышел на вас. Конкретное лицо. И от этого плясать. Но времени очень мало, я думаю.
        - А можно Виктора переправить в другое место?
        - Легко. И также легко установить, где он находится.
        - Как?
        - Ты сама об этом скажешь. Они знают, где он, и как только он пропадет, они возьмут тебя. Если ты уедешь с ним, тебя тоже объявят в розыск. - Цыганок легонько шлепнул по баранке «Вольво». - Узнать бы, что именно их интересует!.. Можно такой лапши навешать!.. Но все это фигня. Дам тебе совет: выгони его сама. Зачем он тебе? Скажи откровенно, зачем?
        - Я никогда и никого не предавала. Он обратился за помощью.
        - У меня на даче крыша прохудилась, поможешь починить?
        - Когда заметил? Когда снег начал подтаивать?
        Охранник вздохнул и продолжил тему:
        - Это не разные вещи, это одно и то же. Выгони его, - настаивал он.
        - Не могу. Ну как тебе объяснить? - Мария покачала головой. Она нашла странное противоречие: Юрий казался абсолютно спокойным, когда в ее жизни появился нагловатый альфонс Лосев, но не смог сдержать ревности по отношению к беглецу. Может, потому что он был ближе к нему, в общем-то простому человеку. И не мог не догадываться, что Мария и Олег просто использовали друг друга и ничего серьезного между ними никогда не возникнет. Чего нельзя сказать о Викторе. И Маша попыталась объяснить Цыганку положение вещей - на примере, что делала очень часто.
        Конечно, такое внимание Цыганка льстило ей, даже возбуждало. Она была женщиной. Она играла, уставала, снимала грим, чтобы снова надеть на себя маску. Ее жизнь и работа - это театр. Пока есть время, силы - нужно работать. А в коротких перерывах по-современному, чуть прагматично загадывать: влюбиться, завести семью, воспитывать детей. Все просто и в то же время сложно.
        - Ты видишь бездомного котенка, - начала Мария, глядя на Цыганка, - тебе его жалко и ты делаешь верное решение: проходишь мимо. Щемящее чувство какое-то время гложет тебя, но вскоре отпускает, забывается. Теперь представь, что ты не прошел мимо, поступил неразумно: взял его домой, накормил, дал имя. Теперь тебе нужно выгнать его... Узнай, кто поставил «прослушку», - твердо заявила Мария, вставая и отряхивая джинсы. - Я заплачу.
        Цыганок долго молчал.
        - Деньги - это само собой. - Тут же скривился, подумав: «Снова ляпнул не то». - Только одному мне не справиться, придется подключить к делу еще двух-трех парней.
        - Их тоже вышибли из Кремлевского полка?
        - Как ты угадала?
        - А тебя за что? Только честно. - Мария подошла и взяла его за руку. Он тут же накрыл ее ладошку своей широкой лапищей. Потом отпустил. То, что он приготовился сказать, не вязалось с нежным прикосновением Марии и его слегка грубоватым жестом.
        - Дело было под Рождество, - мечтательно начал Цыганок, - я выпил шампанского и устал переступать с ноги на ногу...
        Глава 16
        Игра
        Накануне визита президента России на Украину монумент в украинском селе Синьковка, установленный на нейтральной территории, подвергся тщательной драпировке: старый барельеф с советским гербом и колхозной символикой замаскировали огромными импровизированными васильками на сером фоне. На возвышении монумента должны были выступить три президента - российский, украинский и белорусский. Этот памятник походил на пресловутый камень, что косвенно и было «забито» в сценарном плане встречи трех глав государств: «Вертолет каждого президента садится исключительно на территории вверенного ему государства, чтобы потом главы дружественных держав смогли одновременно с разных сторон подойти к монументу».
        Было довольно прохладно. Во всяком случае, один из авторов сценарного плана встречи президентов зябко поводил плечами. Полковник Дмитрий Корсаков то и дело бросал взгляд на украинских девушек, одетых как для бразильского карнавала. А точнее - раздетых. Дивчины сплошь были покрыты мурашками. И девушки, и их мурашки вскоре прошествуют перед президентами под музыку Глинки.
        Дмитрий Николаевич довольно отчетливо расслышал чей-то официальный суховатый голос: «Российский президент привычно опаздывает». И мысленно корректировал: «Нет, он появится вовремя, точно по расписанию». О чем знали и Кучма, и Лукашенко, дожидавшиеся на своих взлетных площадках. Корсаков сомневался насчет последнего: тот мог сорваться на своем вертолете и сорвать синхронность тройственной встречи на поле.
        Корсаков находился в окружении «представительниц славянской молодежи». Он стоял чуть позади и сбоку от девушки с караваем. От нее пахло хлебом, цветами, вплетенными в ее косу, и дешевым дезодорантом. Она пару раз обернулась, ловя на себе откровенный взгляд лысоватого человека лет сорока, одетого в дорогой костюм и роскошный галстук. Но Дмитрий Николаевич к тому времени смотрел прямо перед собой. Но, так же как и девушка, чувствовал спиной взгляды офицеров Службы, стоящих в толпе.
        Такие мероприятия всегда напоминали ему комсомольские празднества из далеких восьмидесятых. Все очень похоже, за исключением разве что одного: в основном девушки-комсомолки не пахли даже дешевым дезодорантом. Они источали естественный запах податливого тела - просто чистого, а не стерильного. Тот вожделенный запах пота до сей поры преследовал администратора Кремлевского полка охраны. Девушки пахли по-другому и гармонировали с природой - со стожком, с луговой травкой, с туманом, поднимающимся с земли вместе с сумерками. Так можно продолжать долго.
        Девушка с караваем и венком, с цветными лентами, вплетенными в косу. Вплетенными. Только сейчас Дмитрий Николаевич заметил, что коса искусственная. Невольно представил ее в стиральной машинке. Она мечется за прозрачной дверцей-оконцем, отмывается от пыли и следов сальных рук, распадается на отдельные прядки.
        Одна знакомая Дмитрия Николаевича обожала искусственные прядки. Она была из категории женщин, не терпящих чего-то среднего. С ней надо либо грубо, либо нежно. Она возьмет или все, или ничего. Она походила на незапертую дверь. Зная это, можно сразу войти, а можно долго и бесполезно стучать.
        Нельзя сказать, что Корсаков подбирался к столичному модельеру Марии Дьячковой. Пока что он топтался у двери и подбирал ключи, точно зная, что никаких ключей не надо. Вроде как погромыхивал для приличия. Мог честно признаться себе, что слегка побаивается Машу, и походил на вора с универсальной отмычкой.
        С этого места Корсаков не видел, прекратился ли допуск желающих поучаствовать в фестивале, названном «Дружба-2004». Пограничный контроль в Синьковке был снят, проверку паспортов заменили рамками металлоискателей. Народу пришло не меньше тридцати тысяч, прикинул Дмитрий Николаевич, а ожидалось до сорока. Работы у президентской охраны хоть отбавляй.
        По сути, Корсаков был одним из трех устроителей совместного ужина в селе Чайкино - родине украинского президента: «после небольшого концерта (15 - 20 минут) и посещения мужского монастыря в Новгороде-Северском и церкви Параскевы Пятницы». Именно так было записано в протоколе.
        И все прошло точно по плану.
        Караваи, рукопожатия, объятия, и три президента подошли к микрофонам под замаскированным советским гербом.
        Кучма:
        - Мы встретились на земле," где сходятся казацкие степи, тишина беловежских пущ и бескрайние российские просторы.
        Лукашенко с места в карьер затронул тему «навязываемых суррогатов бездуховности» и сказал, что упрекать его в дефиците демократии не стоит - «потому что он относится к числу ее дарителей». Закончил он пожеланием «ощущения молодости, душевной и физической красоты».
        На поле произошел выброс эмоций, едва к микрофону подошел российский президент. Сценарный план предусматривал «приветственные крики в его честь», «размахивание всеми подряд флагами, от национальных до красного с изображением Че Гевары». На последнюю деталь президент не обратил внимания и свою речь закончил экспромтом: "Никаким националистам, никаким шовинистам не растащить нас по их затхлым... (президент запнулся, подбирая существительные под уже прозвучавший эпитет)... психушкам![По материалам газеты «Известия».] "

«Закончив речи, главы государств остаются стоять под маскировкой из васильков, а вокруг монумента сплошным потоком тянется костюмированное шоу - в национальных костюмах, символизирующих братство славянских народов».
        В общем, Дмитрий Николаевич остался доволен. Его даже не смутили слегка вытянутые физиономии кремлевских финансистов, утверждавших смету: «затраты на „Дружбу-2004“ запредельные!»
        В активе Виктора Крапивина был чертовски сложный выстрел. Это было в начале августа прошлого года, когда боевики совершили за неделю (с 4 по 10 августа) 14 подрывов автомобильной и автобронетанковой техники, а саперы федеральных сил обезвредили 140 взрывных устройств. Произошло 9 боестолкновений, в том числе и в Веденском районе. Зафиксирован 21 обстрел боевиками позиций федеральных сил, блокпостов и административных зданий. Фронтовые бомбардировщики и штурмовики выполнили 34 вылета в Чечню.
        Патрульные группы спецназа ГРУ, получив карты, разошлись по своим участкам. Разведрасчет сержанта Данилова разбился на пары в районе отметки 1611 (а в докладе прозвучало нечто скорбное: «Группа Данилова разбилась на высоте 1611»). Близнецам достался трехсотметровый участок ущелья, ширина которого у дна составляла не меньше двухсот метров, с довольно приличной дорогой. Снайперская пара спустилась на середину склона ущелья, заняла место для наблюдения, поделив полосу на зоны: ближнюю, среднюю и дальнюю. Последняя полоса простиралась в восьмистах метрах.
        Близнец нашел выгодную позицию за вывороченным с корнем дубом, откуда его, камуфлированного под натуральную кикимору, невозможно было заметить и с десяти шагов. Он и Сергей Попов, с идентичной маскировкой, с диагональными полосами на лице, фактически смотрели в одном направлении, разбив полосу на четыре узкие полоски. Бинокль наблюдателя был обращен в сторону останков пионерлагеря, в котором в 1996 году функционировала чеченская диверсионная школа. От лагеря мало что осталось - несколько фундаментных коробок, заросших бурьяном и кустами, здоровенный бурый холм на месте прачечной, ржавый каркас подстанции, стоящий особняком. Разведчики знали, что где-то в том районе находится схрон с оружием, но боевики мастерски маскировали свои следы, и спецназовцам напасть на склад оружия так и не удавалось.
        После получаса наблюдений Попов, расположившийся, как всегда, справа от снайпера, подал основному стрелку знак и прошептал ориентиры:
        - Дальняя зона. Вторая полоса. Прямо и справа угол кирпичной кладки. Цель - «дух».
        Прошло десять или пятнадцать секунд, и снайпер тихо ответил:
        - Вижу. Какое расстояние?
        - Примерно километр. Сейчас точно скажу.
        Близнец смотрел в оптику. До «духа» было точно не меньше километра, и снайпер прикинул, что по ущелью по него будешь топать полчаса. Пуля долетит примерно за две секунды с хвостиком.
        - Вообще-то выстрел для виртуозов, - сообщил он наблюдателю, поправляя «зелень», падающую на глаза с убранной на затылок маскировочной сетки.
        - Витя, грех не использовать такой момент. - Попов даже шмыгнул носом и не сориентировался ответить: «А мы что, не виртуозы?»
        Близнец снова сосредоточился на боевике. Фактически чеченский «дух» находился в конце ущелья, на окраине сгоревшего пионерлагеря. Он расхаживал в полный рост и чувствовал себя в полной безопасности. И за этакую беспечность должен быть обязательно наказан, родилась справедливая мысль.
        - Доложи командиру, - наконец распорядился Крапивин.
        Попов вышел на связь с сержантом.
        - Данила, вижу «духа» в пионерлагере, - шептал он в рацию. - Нет, он в шапке. Расстояние?.. - Попов покосился на Близнеца и, поймав его утвердительный кивок:
«Ври», конкретизировал: - Четыреста метров. Боюсь, он смоется. Давай добро на выстрел. Есть! - Отложив рацию в сторону, помощник тут же пожалел о случившемся: - В зачет только «четырехсотка» пойдет...
        Виктор покачал головой. Он уже десять минут наблюдал за беспокойным «духом». Тот прохаживался по более или менее ровному участку дороги и не остановился ни на секунду. «Что он, склад стережет?» - недоумевал Близнец. И вообще так смело расхаживать можно только в двух случаях: либо под надежным прикрытием - хотя бы в пределах шестисот метров, или нужно быть круглым идиотом. Третий вариант -
«выманивает» - отпадал. Он мог выманить только пулю из ствола снайперской винтовки или очередь из ротного пулемета. Благо поправочные данные на углы места цели «СВД» и «РПК» почти совпадали.
        Большое расстояние, громадное. Сложный выстрел на упреждение. Но как попасть пусть даже по полутораметровому маятнику с расстояния в километр и почти трехсекундным подлетом пули? А «дух», вооруженный автоматом, может свалить. Он наверняка дожидается машину, и она подъедет с противоположной стороны - именно в обратную сторону боевик часто обращал свой взгляд. А бродит он туда-сюда, потому что нервничает. Потому что машина опаздывает. И она вот-вот появится. Сразу за небольшим поворотом, который скрывала каменистая гряда, дорога идет чуть в гору и имеет выход из ущелья. А там два направления - на Центорой и Беной. И как предупредишь? Начальство не принимает доклады в виде «должна», «будет». Доклады должны быть четкими и конкретными. Вот как сделал этот Серега Попов, разукрашенный гримом и похожий на северного корейца: расстояние до цели плюс минус километр; а в городских условиях его доклад вылился бы в иную меру измерения: трамвайными остановками.
        Уйдет, короче, «дух», вздохнул Близнец. И неожиданно улыбнулся. Скоро он услышит от Попова абракадабру, понятную только им, и натурально превратится в человека из другого измерения.
        - Серега, делаем так. Готовь сигнальную ракету и диктуй поправки. Отбарабанишься, сразу пускай ракету. Я бы на месте «духа» точно остановился полюбоваться салютом.
        Попов перевернул карту с разгранлиниями, защищенную полиэтиленом, и положил перед собой и чуть сбоку. На обратной стороне были таблицы поправок. В основном глядя в бинокль и лишь косясь на таблицы, наблюдатель буквально настраивал снайперскую винтовку. Он учитывал все: расстояние, поправку на разность горизонтов - угол места цели, направление и силу ветра, поправочные данные по перепаду высоты, естественное смещение пули. Шла настоящая работало стороны могло показаться, что это два инопланетянина проверяют оборудование перед стартом своего НЛО. Или Кулдхард с механиком в спешном порядке настраивают свой болид перед гонкой.
        - Прицел - десять.
        - Есть - десять.
        - Добавь четверть деления.
        - Есть - прицел десять ноль двадцать пять.
        - Поправка на угол - семьдесят четыре.
        - Есть.
        - Боковой ветер слева - два. Поправка - два и семь.
        - Есть - два и семь.
        - Деривация - ноль шесть.
        - Есть - ноль шесть.
        - Превышение пули - двадцать.
        - Понял.
        - Давай, Витя, сажай его! - Попов дернул шнур, и сигнальная ракета взмыла в сторону боевика. Сергей тут же приник к окулярам бинокля.
        Чеченец остановился не сразу. Задрав голову, он смотрел на красный след в небе. Не подозревая, что вскоре повторит траекторию ракеты и сам взмоет в небеса.
        Фактически Близнец целился по линии горизонта, в каблуки противника, и пуля должна пройти в метре над точкой прицеливания. Плюс превышение, продиктованное наблюдателем. Точно - выстрел для виртуозов.
        Вдох.
        Выдох.
        Пауза.
        Выстрел.
        Ровно через три секунды «дух» рухнул на землю.
        Серега Попов расплылся в улыбке и стал похож на южнокорейца.
        - Молодец, Витя!
        - Нет, это ты молодец! Вот это мы ухайдакали его! Видел, как он взбрыкнул ногами? Как конь!
        Мария и Цыганок сидели в ресторане «Культ устриц», выбрав дальний столик. Девушка съела пару устриц и запила их белым вином. Охранник от «соплей» отказался. Он докладывал, делая мелкие глотки колы:
        - Полковник Терехин, я слышал о нем: из молодых, да ранних. Даже узнал его адрес - он живет в Басманном переулке. Через знакомых навел справки, оказалось, что Терехин вел дело об убийстве генерала Дронова, но его отстранили, причина неизвестна. Но зато становятся понятными мотивы, по которым Терехин продолжил расследование. Или начал свое собственное - от перестановки мест слагаемых сумма не меняется.
        - У кого ты узнавал?
        - Знакомый из ФСО сказал. Они держат это дело на контроле, поскольку это их подопечного грохнули. Их интересуют малейшие детали, чтобы впредь такого не повторилось. Там уже чистка началась.
        - Ну и чего хочет этот Терехин?
        - Знаешь, я поставил себя на его место. Вот я установил местонахождение преступника, за которым гоняются все спецслужбы Москвы. Но что-то меня удерживает от лаврового венка. Что? Я хочу чего-то большего, нежели простой арест. Любой на моем месте рассуждал бы точно так. Это как подниматься по лестнице, ступенька за ступенькой, все просто. В этом деле установлены все участники, кроме второго исполнителя и заказчика. Заказчика, понимаешь? Других лиц просто не осталось. Как не осталось версий. Терехин надеется на то, что Крапивин выведет его на заказчика.
        - Но Виктор не знает, где он.
        - Как и Терехин не знает о том, что Виктор не знает об этом. Я сказал все, нужно делать выводы. Положение у Крапивина аховое. Самый распространенный вариант - мотать за границу. Россия для него - кладбище. Нужны «чистые» документы, «зеленый» коридор, который ему необходимо пройти беспрепятственно. Ты все еще не хочешь выгнать его?
        - Нет. Я втянулась. Мне интересно. Захватывающе. Нервы в клубок. Настоящая жизнь, не фальшивка. Жить хочется.
        - Черт, а мне не хочется потерять... это место. - «Тебя не хочется потерять», - мысленно поправился он.
        - Как скоро, по-твоему, Терехин снимет «прослушку»?
        - Сразу, как только поймет, что Виктор не знает, как выйти на заказчика. Есть возможность потянуть время - поговорить про Хворостенко, чтобы Терехин втянулся в игру. Для защиты от прослушивания применяют следующие способы, - начал перечислять лейтенант-охранник со знанием дела. - Первое - информационное сокрытие, оно предусматривает техническое закрытие и шифрование речевой информации.
        - Что это значит? Переведи на нормальный язык.
        - То, что говоришь одно, а подразумеваешь другое. Второе: подбрасываешь через подслушивающую аппаратуру ложную информацию. Третье: энергетическое сокрытие путем изоляции акустического сигнала, поглощения акустической волны, глушение акустических сигналов, зашумления помещения другими звуками. Четвертое: изъятие закладных устройств. А этому меня учили. И последнее: можно собирать доказательства для возбуждения уголовного дела против тех, кто подслушивает.
        - Думаешь, Терехин ведет запись?
        - Обязательно. Он меняет машины, в которых стоит простенькое в общем-то оборудование: приемник и магнитофон. Вчера стоял джип «Тойота», сегодня «Жигули». Но он собирает компромат больше на себя. Все магнитофонные записи, сделанные им, доказательством не являются, поскольку несанкционированы. Это может доказать на суде любой адвокат. Там только разговоры. Записи незаконны. Это вторжение в личную жизнь. Они ничего не разоблачают, но указывают на противоправные действия Терехина и бьют по нему.
        Получается, это он скрывал от руководства местонахождение преступника, и дальше развивать эту тему бессмысленно. Это конец Терехина как офицера ФСБ, это нары. На какой бы стадии развития событий это ни всплыло. Так что записи ему нужны, чтобы прослушать их раз, другой, третий. Для анализа, в общем.
        - Когда-то я назвала тебя тупым...
        - Да, я офицер, - с натянутой улыбкой согласился Цыганок. - Правда, с высшим образованием. Просто ты иногда забываешь, в каком ведомстве я работал, кого охранял и какой объем работы выполнял. Но Терехин не знает, что на тебя работает профессиональный телохранитель: он поставил «дубовую» закладку. Но я обнаружил бы любую. Необходимо и дальше держать его в неведении, иначе он, узнав, кто я, свернет «прослушку» и возьмет Виктора.
        Теперь Цыганок обязан был сказать о главной опасности. В сложившейся ситуации нелегально действующий полковник Терехин как бы не позволял взглянуть на тех, кто возвышался над ним. Все его левые действия останутся в тайне. Но вдруг произойдет утечка? Вот тогда все магнитофонные записи будут использованы с формулировкой
«реальное свидетельство фактических событий». Но только в случае утечки информации и не самим Терехиным. Сам он отгорожен от этой формулировки своими несанкционированными действиями.
        Но не Цыганок принимал решение. Мария лишь выслушала его и сказала, что в таком случае нужно действовать осторожно.
        - Подбрасываешь через подслушивающую аппаратуру ложную информацию, - медленно повторила она. - И чем круче она... - Мария запнулась. - Мы говорили про Хворостенко.
        - Когда? - спросил Цыганок. Но ответ уже знал: позавчера. В тот день, когда он не заходил в квартиру, а значит, не мог произвести привычный уже визуальный осмотр. И не ошибся. Он морщился, когда Мария рассказывала о намерениях встретиться с полковником Корсаковым и невзначай намекнуть про Хворостенко: «Плохо дело, очень плохо». Потому что фактически отступать нельзя. Терехин запросто разберется в наступившем затишье. Единственный вариант - акцентировать свои намерения, тянуть время и вовлечь Терехина в игру. Но как долго она может продолжаться?
        - У меня столько знакомых, что я могу сделать десять паспортов, - ответила на вопрос телохранителя девушка. - Думаю, за два-три дня управлюсь.
        Она была женщиной. Она играла, уставала, снимала грим... Ее жизнь - это театр.

* * *
        Терехин узнал о Марии Дьячковой достаточно, чтобы более или менее полно составить ее портрет. Талантливый дизайнер, имеет два высших образования, в свободное время пишет книгу об отношениях в модельном бизнесе в России и за рубежом и составляет полезные советы. Хотя «пишет» - громко сказано, так, наговаривает вечерами на диктофон свои соображения. Терехин отметил, что мысли ее были так же стройны, как и ее фигура, порой даже красивы - как ее лицо, губы, глаза, волосы. Николай без труда нашел в специализированном журнале фото Марии... и позавидовал Крапивину. Дорогого стоило провести с ней одну ночь даже в таком, как у него, осадном положении.
        Качество звука было превосходным, Терехин только что не слышал дыхания собеседников. Но вот его дыхание сперло - в зобу или намного глубже, не разберешь, - когда он услышал: «Нужно проникнуть в квартиру Корсакова». Полковника кремлевской охраны, мысленно добавил Николай.
        Такими мурашками, которые с топотом пробежали по спине и оставили глубокие следы, можно было пугать международных террористов.
        Крапивин ничего не знал о местонахождении Хворостенко, и Терехин решил сворачивать свое несанкционированное мероприятие. И тут услышал та-кое...
        Хлопнула дверь. Видимо, Виктор ушел в ванную, Точно - послышался какой-то монотонный шелест. Потом надолго, очень надолго воцарилась тишина. Наконец послышался голос хозяйки. Она привычно наговорила несколько полезных советов, которые, возможно, пересылала в какой-нибудь журнал.
        - Еще один взгляд в зеркало, и можно отправляться на вечер. Даже при дефиците времени совсем не трудно настроиться на праздничный лад. Рукопожатие станет для вас настоящим удовольствием, если вы устраните с помощью пилинга сухие чешуйки кожи. После этого смажьте кожу рук нежирным кремом... Не могу прийти в себя. Не могу забыть слов своего гостя. Не могу объяснить своего состояния. Прощу или не прощу себе то, что сама подтолкнула его к этому шагу, - дело не в этом. Пока знаю твердо одно: мне необходимо видеть, наблюдать за человеком, который решился на этот поступок. Слушать его, интерпретировать его слова по-своему, переводить его мысли, в чем-то соглашаться с ним, в чем-то нет. Понимаю, что если откажусь сама и откажу ему в помощи, то и дела-то такого не будет... Поняла, что один человек - да, один - способен отстоять что-то свое - то, что внутри, а не то, что снаружи, материальное. Он идет биться не за кусок хлеба, не за дачный участок, не за фирму, не за концерн, не за высокое кресло. Он идет отстаивать и защищать свой внутренний мир. И я хочу глубже понять этого человека, его смелость,
безумность, его рассудительность, его спокойствие. Его настрой, стремления, удаленность и близость от своего-чужого мира. Понять, казалось бы, простое, но очень сложное. Что его использовали, но давали шанс восстановить справедливость. Чтобы полно отомстить, ему нужно поквитаться с еще одним человеком... Противоречивый шаг, поступок, положение...
        Терехин снял наушники и мотнул головой. Эйфории не было, а какое-то состояние отстраненности, определения которому не находилось. Все реально и в то же время нереально. Однако полковник жил в мире фактов и доказательств. Ему нужны были доказательства. И он получил их на следующий день.

* * *
        Крапивин: - Почему ты не хочешь говорить на эту тему? Ты знаешь адрес Корсакова?
        Дьячкова: - Витя, не забивай себе голову. И мою оставь в покое. Я по горло сыта вчерашним разговором. Я слушала тебя, потому что все это оказалось для меня неожиданным, я оказалась под впечатлением.
        Крапивин: - Но ты не сказала «нет».
        Дьячкова: - Но я не сказала «да»...
        Цыганок: - Отстань от нее!.. Когда ты понял, что тебя подставили?
        Крапивин: - Когда местных парней расспрашивал. Один мне сказал: «Видел я пару раз мужика лет пятидесяти, горбоносый, с усиками, лицо желтое, как будто сала объелся. Только он на своих двоих был, с клюшкой, правда, как хоккеист носился». И квартира, где меня обрабатывали, оказалась не его. Почему ты спросил?
        Цыганок: - Потому. Ты знал, что тебя подставили, и тут же подставил Марию. Ты в этот дом привез все свои проблемы. Кто так делает? Я бы понял тебя, ели бы ты начал что-то соображать хотя бы вчера или натурально предупредил про свой багаж. Так что не напрягай.
        Дьячкова: - Прекратите! Я выгоню вас обоих!..

* * *
        Терехин терпеливо прослушал до конца... чтобы до боли в висках вслушаться лишь в один голос, Марии. Он понял, что ему более понятны выводы девушки, которые она делала в полном одиночестве, был интересен монолог. А диалоги казались демонстрацией фильма при закрытых глазах. В общем, они не двигали сюжет. Его двигала логика Марии. Она казалась переводчиком, универсальным архиватором - сжимала беседы до единого сгустка, до всплеска...
        То, что он прослушал ранее, казалось подслушанным разговором склочных соседей; он шел ниоткуда и вел в никуда. А вот и перевод.

* * *
        - Господи, он сошел с ума! От вчерашнего настроя не осталось и следа. Я поняла, что боюсь его. Но именно страх что-то стимулирует во мне, подталкивает подчиняться ему, идти за ним. Это невозможно объяснить словами. Он напомнил мне мои слова, которые я сказала в день нашего знакомства. Что Корсаков входит в постоянный состав аналитической группы, отвечает за связи с прессой, размещает гостей в резиденциях. А если гости - иностранцы, он отвечает на вопросы аккредитованных с ними журналистов. Что Корсаков ждет момента, когда я на спину перевернусь... Кто такой Корсаков? Как-то я назвала его чертом, на самом деле он - валенок. Он чуточку старомодный, хотя частенько вращается в светских кругах.
        А мой гость... Он точно ненормальный, мозги у него работают с невероятной быстротой. Он предложил план: заманить Корсакова на природу, в лесок, добавить что-нибудь в бутылку, а пока он спит, взять его ключи, сгонять к нему домой, порыться в его компьютере, может, что-то удастся добыть. «Что-то» - это очень конкретное. Я знаю людей типа Корсакова. Они хранят любые бумаги. И если Корсаков связан с Хворостенко, то его имя наверняка промелькнет в документах - сметах на содержание учетных групп и отдельных лиц, расписках и прочее. Я сама храню подобные документы в домашнем компьютере.
        Я снова сказала ему о его болезни. Я привела пример, не совсем удачный, может быть, но тот, что был «под рукой». Два человека, один здоровый, второй болеет гриппом. Первый сторонится, закрывается, надевает марлевую повязку, принимает профилактические меры, лекарства, но все равно заражается. От него вирус переходит к другому, который также старался избежать инфекции. СТАРАЛСЯ. Но у него тоже ничего не вышло. И поняла, что тоже заразилась. Припомнила фразу из какого-то кинофильма с Беном Аффлеком: «Мы боремся с чумой, собираем в одно место всех зараженных, и начинается эпидемия». Эпидемия. Один больной мог заразить всех. Вирус, и неважно, какого он качества. Вирусы, поняла я, бывают разные. Так вершатся все революции. Так начинаются все войны. Ко времени или нет? Но нет той войны, которая бы началась в срок.
        Глава 17
        Обеспечить присутствие

17 - 18 июля
        Цыганок выруливал с Бурденко на Плющиху. Он намеренно долго пропускал транспорт, двигающийся по Плющихе в двух направлениях. Это был второй заход - первый оказался холостым: Корсаков точно выгуливал собаку, но на «Субару» не отреагировал даже его кобель-доберман, которому нравилось жить в доме с видом на Москву-реку и брехать на посетителей магазина сети «Деликатес». Цыганок был вынужден сделать круг и вернуться по Староконюшенному переулку. Наконец полковник обернулся на эксклюзивную машину. Как раз в тот момент, когда Цыганок подал Марии знак, и она сделала водителю недвусмысленный жест: «Останови сразу за углом». Вообще-то сигнал понятен... таксистам. Личным водителям не отдают таких театральных жестов, понятных даже галерке. Однако в данном случае киношный вариант - с естественной мимикой актеров - не работал. Корсакова было необходимо не только привлечь, но и показать дальнейшие намерения.
        - Криво работаем, - морщился охранник и качал головой. Он предлагал Марии другой вариант - просто нарисоваться. И ждать телефонного звонка от Корсакова, у которого живо пробудится давний интерес к столичному модельеру.
        А до этого он, не видя другого выхода из создавшегося положения, все же пытался отговорить Марию от безумного шага. Он дословно повторил формулировку, которая при определенных обстоятельствах могла стать смертным приговором. И в первую очередь ему, бывшему офицеру Службы. Но этого он не сказал. Он не мог забыть ее слов: «Я втянулась. Мне интересно. Захватывающе. Нервы в клубок. Настоящая жизнь, не фальшивка. Жить хочется». Как он мог отговорить ее от настоящей жизни? И что бы он услышал в ответ?
        Он готов был все отдать за то, чтобы снова увидеть Машу под снежным водопадом в лесу, услышать ее голос, прорывающийся сквозь морозный треск: «Иди ко мне!» Тогда он понимал, что сделал ей пусть запоздалый, но все же подарок - к Рождеству. Он будто услышал ее пожелание: «Дай встать на цыпочки в твоем лесу...»

«У тебя ореол над головой». Да за эти слова можно отдать все. И даже согласиться на то, чтобы из памяти стерли ее податливые губы: «Я устала...» Но чтобы оставили другое, самое последнее: «Я сама вспомню о тебе - когда мне будет хорошо, а не паршиво».
        Юрий остановился в двадцати метрах от поворота, напротив «Деликатеса». Заглушив двигатель, телохранитель сопровождал Марию. Зеркальные двери поглотили их, когда первым из-за угла дома появился кобель. За ним - его хозяин. Цыганок бросил взгляд в окно поверх витрины и мог видеть их торопливую поступь. Еще несколько секунд, и Корсаков привязал собаку к металлическому ограждению. В полуметре от машины Марии. Доберман тут же поднял ногу и пометил «Субару». Цыганок ругнулся. Бросил недовольный взгляд на хозяйку, на широкий бархатный «ошейник» с речным жемчугом, плотно облегающий ее шею. Уши девушки украшали массивные перламутровые клипсы, одета в тряпки своей марки. Ничего особенного: легкие брюки клеш, розоватая блузка.
        Цыганок пресек попытку Корсакова сблизиться с охраняемым объектом. Казалось, он был слепым или имел панорамное зрение: смотрел в одну сторону, тогда как
«пресекал» с противоположной. Он не отдернул руку, которой преградил бывшему шефу дорогу, а ровно опустил ее, «узнав» Корсакова.
        - Извините, Дмитрий Николаевич, - прогудел Цыганок.
        - Хорошая работа, - отозвался полковник, имея в виду то ли бдительного охранника, то ли колье на его хозяйке, то ли ее родителей, зачавших чадо, наверное, в День благодарения.
        - Дмитрий Николаевич, - нараспев произнесла девушка и первой подала ему руку. - Какими судьбами?
        - Так я живу здесь. А вон моя собака.
        - Боже мой! - Мария глянула в окно и больше не отрывала от Корсакова своих голубых глаз. - Настоящее чудовище! Кобель, я вижу. Он не порвет резину? Кажется, вы привязали собаку к колесу моей машины. К подруге еду на Ростовскую набережную, - без перехода продолжила Мария. - Решила прикупить чего-нибудь вкусненького, чтобы не с пустыми руками.
        - Помочь? - слегка опешил Корсаков. Он не смотрел на Цыганка, иначе увидел бы, как тот морщится: «Вот уж где кривизна!»
        - Да не надо, я сама. - Мария подозвала продавщицу и спросила: - Носорожий рог, кровь змеи, печень белой собаки есть? Нет? А это не сало дейноцефала лежит на витрине? Заветрило маленько. Что, это обычное сало? Украинский шпик?! Боже мой... - Она бросила издеваться над продавщицей, рассмеялась над Корсаковым и по-приятельски спросила: - Как дела? Помаленьку? - Подмигнула, не дожидаясь ответа: - Значит, вы тут живете...

«Давай, валенок, - торопила она полковника. - Я вся твоя. Прикинь, черт лысый, куда я клоню: рог, кровь, печень, тигровый пенис».
        Дождалась:
        - Заглянули бы как-нибудь вечерком...
        - Вечерком - это во сколько? Однажды я была на дне рождения, который начался в семнадцать ноль-ноль. И ничего так вроде бы повеселились.
        Корсаков согнал с лица бледную улыбку и даже не предложил, не сказал, а поставил условие:
        - Завтра. В это же время. Двадцать вторая квартира.
        - Ну не знаю, не знаю... Я позвоню.
        Ростовская набережная. «Субару» еле продвигался в плотном окружении машин. Пробки. Вечные пробки.
        - Ну как? - спросила Мария, прикуривая сигарету и привычно игнорируя взгляды водителей, привлекающих внимание девушки сигналами.
        - Плохо, по-моему, - хмуро отозвался Цыганок. - Лажа. Срежиссировано. Не знаю... Завтра увидим.

* * *
        Выдержка из фонограммы:
        Крапивин: - Надо достать оружие. У тебя есть связи?
        Цыганок: - Оружие - это не та вещь, за которой сходил и купил. Надо заказывать. В один день такие дела не делаются.
        - Закажи армейский пистолет.
        - Слушай, почему бы тебе не заказать гаубицу? Это не мое дело, но я натурально шизею, когда ты распоряжаешься чужими деньгами. Поговорим откровенно, пока Марии нет. Ты похож на пиявку. Присосался и тянешь чужую кровь. Она - как слесарь: с работы домой, из дома на работу. У нее море знакомых, но она последнее время ни с кем, кроме тебя, не общается. Раньше здесь всегда были люди, а теперь только один человек. Знаешь, почему я тебе помогаю? Чтобы поскорее избавиться от тебя.
        - Но ты помогаешь, верно?
        - И в дальнейшем намерен помогать. Я постараюсь действовать максимально быстро. Мухой. И может быть, ты даже удивишься моей скорости. Твоим позывным был Прилипала?..

* * *
        Цыганок протянул Марии две желтоватые таблетки. Они лежали на его грубой ладони почти по центру линии жизни, окончание которой билось мощным спортивным пульсом-секундомером. Ничто не помешает ему прожить ровную, пусть и скучную, жизнь, заметила девушка. Невольно посмотрела на свою руку. Ее линия жизни была намного изящней, красивей, она была словно выгравирована на выкованной мастерами ювелирного дела ладони. Казалось, у нее не было ни начала, ни конца, просто два золотистых истока, которые встретились посередине и остановились, словно любуясь друг другом...
        - Будет подташнивать, слегка кружиться голова. Но это нормальный эффект. Предупреждаю еще раз: не больше одного бокала.
        Телохранитель держал наготове стакан с водой и смотрел, как девушка кладет на язык таблетки, как морщится от резкой горечи, разливающейся во рту.
        - Запей, запей.
        - Хина, - еще больше скривилась Мария. Она произнесла это слово с полуоткрытым ртом, не касаясь онемевшим языком зубов, сильно напрягая его. Получилось «хиа». - Аиоиай.

«Антиполицай», - перевел Цыганок и улыбнулся. Он достал свой носовой платок, сказал - «чистый» и промокнул слюну, сбежавшую из уголка рта девушки.
        - Все нормально. Выпей еще воды.
        Мария вернула ему стакан и более внятно спросила:
        - А Корсаков не подохнет?
        - Нет.
        - Господи, я не верю, что сделаю это! Меня лихорадит. - И могла добавить - каждый день. Вчера, закрывшись в ванной, она горячо шептала Виктору на ухо: «Нервы, нервы! Меня всю трясет. Каждую секунду жду конца. Боюсь Терехина, боюсь, что он раскусит нас. Боюсь, что он слышит нас даже здесь, в ванной. Отступать поздно, а вперед идти страшно... Лихорадит... Я вижу, ты хочешь меня поблагодарить - не надо. Порой люди не хотят слышать слов благодарности, и правильно делают. Людей, у которых в кабинете висит портрет вождя, надо лечить. Плохой пример, я знаю, только мне кажется, в нем есть что-то общее со словами благодарности. Когда она в глазах - это я понимаю... Ладно. Я пойду. Выключи воду и приходи. Хочу напиться. Устала». - Может, и Корсакову дать пилюлю? - спросила Мария, глядя на Цыганка. - Хотя бы одну? Сказать, что это ношпа. - Девушка нервно засмеялась.
        Полковник Терехин, сидя в машине и не спуская глаз с магнитофона, на который велась запись, не переставал качать головой. Если раньше он верил каждому слову девушки (Виктор Крапивин как бы не в счет, в его словах не было веса, он - человек действия, его выход на сцену - последний), то сейчас, когда дело начало оборачиваться конкретной материей, фактически реализовывалось на глазах, вся вера куда-то пропала, испарилась, как роса под полуденным солнцем.
        Он попытался объяснить свои сомнения, расшифровать их. Подготовка. Это только подготовка. Это все слова и не более того. Он не видел никаких таблеток, даже не мог представить их ни в пузырьке, ни на ладони, ни во рту. Ничего этого не было. Отсюда пришла тревожная мысль - с ним играют. И если все так, то никакого проникновения в квартиру Корсакова не будет. Лишь инсценировка, такая же, как и сейчас.
        Отчего-то легко, спокойно он принял тот факт, что его водили за нос. Легко потому, наверное, что Крапивин как был в капкане, так и остался. Если ему суждено сделать шаг, другой, третий, то только с тяжелым металлом на ноге. Этот груз так и останется с ним навсегда до самого последнего мгновения его жизни.
        - Вадим, оставайся здесь, - распорядился Терехин. - А я поеду к Корсакову.
        - Зачем?.. - Соловьев снял свои наушники. - А, в смысле... к его дому? Не рановато?
        - Может, и рано, кто знает? Если услышишь что-то интересное, сразу звони мне.
        Терехин пересел в свой джип, дожидающийся его на Малой Бронной, где, по слухам, вскоре должны начаться съемки фильма «Мастер и Маргарита»; первая сцена - на Патриарших прудах. Заметил, что напряжение не отпускало. Несмотря на все противоречивые мысли, оно продолжало нарастать. Накатывало невидимым катком:
«Что-то должно произойти». Николай предполагал, что именно, но то были лишь предположения. Он втянулся в игру, которая была придумана им, а продолжение выписывала другая рука. Главное, дойти до финала, каким бы он ни был.
        Он завел машину и рывком тронул ее с места.

* * *
        Корсаков долго ждал этого момента. Он вспоминал о Марии Дьячковой очень редко, и никакой системы тут не было. Грустил ли, веселился ли, был навеселе или болел с похмелья. Всегда по-разному. В противном случае давно, может быть, добился бы своего. Скорее всего он не был навязчивым. Но - терпеливым. Как паук. Просто верил, что это когда-нибудь произойдет. Верил сдержанно, даже вдумчиво, как взрослый человек, а не как беспокойный озабоченный юнец. И все те минуты ожидания, из которых можно было сложить час или полтора, вдруг нахлынули на него, и он едва не потонул в них, он узнал, как много их скопилось.
        Порой нетерпение портит все дело, и Корсаков начал заранее беспокоиться. Такое с ним случалось не раз. Он понимал, что его предохранитель-стержень может перегореть в самый неподходящий момент, и останется одна оболочка-шкурка. В свое время он нашел способ, как бороться с этим вялым злом. Нужно хорошенько выпить, чтобы выгнать все это дерьмо, освободить разум от опаски стать посмешищем в глазах вожделенного объекта. В случае чего можно сказать: «Был пьяный».
        Выходной. Жена с собакой на даче, приедут утром. Хозяин принял душ, прибрался в квартире, задернул шторы в спальне. Вчера он невольно избавил Марию от предложения провести вечер у него дома. В общем-то, простая фраза, но крайне нежелательная, которая могла вызвать у Корсакова хоть какое-то подозрение. А оно могло возникнуть естественным путем - как продолжение неожиданной уступчивости девушки.
        Корсаков порылся в коллекции лазерных дисков, нашел, как ему показалось, подходящую музыку группы «Гости из будущего». Поставил конкретную песню и соглашался с Евой: «Улыбаясь тихонько, дверь твою открываю». И в следующей нашел кое-что о себе: "Утро, а ты не можешь спать. Сколько надо ждать? В глазах твоих испуг: «А вдруг... все это правда?»

«Я позвоню», - звоном стояло в ушах Корсакова, и он мысленно поторапливал Марию, добавляя ей решимости: «Ну, давай, звони».

* * *
        - Она позвонила Корсакову, - принял сообщение Терехин. И дальше слушал майора Соловьева, представлял его в машине: в такой же, как у полковника, напряженной позе, с наушниками, убранными с одного уха. - Кажется, они условились встретиться у него дома. Вот это номер, да, Коля?
        Да, это номер, мысленно поддакнул полковник. Интересно, где сейчас жена Корсакова, звякнуть бы ей.
        - Отзвонись, когда она выйдет из дома.
        - Не раньше, чем через десять минут. Она отослала Цыганка за своим «Вольво». Вот он выходит из подъезда... Может, они решили втроем ехать?
        - Скоро узнаем.
        - О'кей, Коля, до связи.

* * *

«Вот они!» Сердце в груди Терехина екнуло. Он уже не качал недоверчиво головой, тому мешал, наверное, тугой поток адреналина, хлынувший через горло. Он увидел трех людей в салоне подъехавшей иномарки: Марию Дьячкову, телохранителя и самого Крапивина. Да, это он, второй снайпер, впервые решившийся показаться на улице.
«Три тополя на Плющихе».
        Джип «Вольво ХС» с мощным двигателем под триста «лошадей» остановился напротив подъезда. Первым вышел Цыганок и, обойдя машину, открыл дверцу со стороны переднего пассажира. Терехин бросил взгляд на окно корсаковской спальни: занавеска на окне дрогнула. «Ждет, - отчего-то кусал губы Терехин. - Дождался наконец, тарантул гребаный. Сейчас ткнет лапой в клавишу, и подъездная дверь щелкнет замком. Хотя может покуражиться мужик, дождаться, когда гостья вызовет его по домофону: „Это я, муха-цокотуха“. Нет, он не паук, он - валенок», - вспомнил полковник короткую характеристику на Корсакова.
        Цыганок не стал подавать Марии руки, ждал, когда она сама выберется. Профи, машинально отмечал полковник. Даже на мгновение не занял своих рук, которые в любой момент могли выхватить пистолет, толкнуть леди-босса обратно в машину, накрыть ее телом. Не суждено. Другой накроет.
        Только сейчас Николай понял, что вот-вот потеряет нить, до сей поры связывающую его с этой троицей. Отчего-то казалось, что корсаковская квартира напичкана чувствительными микрофонами, что не останется без внимания ни один звук. Сила привычки...
        Так инсценировка это или нет? Нет, не похоже. Потому что рискует, здорово рискует Виктор Крапивин.
        А с другой стороны... Стоп! Он-то зачем приехал? Он что, спец по взлому компьютерных программ? Рисовка? Но она расшифровывается с полувзгляда. Не то что полковник ФСБ, сержант милиции легко разберется с этим. Побоялся остаться один в квартире Марии? Или не хотел откалываться от компании в такой ответственный момент?
        Вопросов много, но ответ всего один.
        Мария подошла к двери, поднесла руку к серебристой панели домофона. Улыбнулась, что-то сказав, шагнула к двери, которая приглашала ее войти резким металлическим щелчком. Но первым вошел телохранитель, обернувшись и еще раз ощупав двор своим проницательным взглядом.
        Вот тут они допустили ошибку, моментально подметил Терехин: дверцы машины остались закрыты - но не заблокированы. Что для искушенного офицера кремлевской охраны могло означать следующее: в машине кто-то остался. Вряд ли он наблюдает, скрывшись за гардиной, но вдруг?..
        Все сомнения относительно своего профессионализма развеял сам Цыганок. И именно в этот момент полковник Терехин мог со стопроцентной уверенностью сказать, что с ним играют. Он видел перед собой профессионального телохранителя и мог легко представить кузницу, где куют такие кадры. Но не сделал из этого никаких выводов, лишь оценил его по достоинству. Цыганок словно подслушал мысли полковника ФСБ: не успела Мария войти в подъезд, как телохранитель направил пульт в сторону машины.
«Вольво» протяжно икнул, вспыхнул фарами, всеми поворотниками и противотуманками в нижней части черного бампера, словно намеревался взлететь.
        Подъездная дверь закрылась.
        Николай перевел взгляд на «Вольво», на того, кого слегка скрывали дымчатые стекла машины. Полковник от нетерпения даже повозил ногами по коврику, как по краю татами. В груди, в голове шла настоящая борьба.

«Вот он, - говорил внутренний голос, двигая глазами полковника и фокусируя их на снайпере. - Бери его, он твой, чего тебе еще надо?» Николай всячески сопротивлялся и походил на Золушку, двенадцатый час которой все никак не пробьет. Кажется, слышал серии из десяти, даже одиннадцати... Не разумом, а какой-то мозговой опухолью понимал: рано.

* * *
        Корсаков показал себя сдержанным и вдумчивым до конца. Он не поджидал гостью у распахнутой или хотя бы приоткрытой двери. Он стоял в прихожей - но его никто не видел. Те, кто поднимался по лестнице, должны знать, что его нет даже в прихожей. Когда раздался долгожданный звонок, он, как последний идиот, потопал на месте, изображая шествие из комнаты, наращивая громкость. Но сам он ничуть не смутился. Когда он «приставил ногу», открыл дверь. Развел руками, брызнул синеватым светом глаз: «Ба! Вот неожиданность так неожиданность». На вторую «неожиданность» почти двухметрового роста он бросил короткий взгляд. Однако поздоровался с Цыганком первым:
        - Привет, Юра.
        - Здравствуйте, Дмитрий Николаевич.
        - Как служба?
        - Отлично. Спасибо. Я могу идти?
        - Да, ступай. Мы позвоним тебе.
        Мы. Кич.
        В этот раз волосы Марии были распущены. Любимые искусственные прядки были сплетены в тонкую косичку с правой стороны. Она была одета в небесно-голубой жакет с короткими рукавами, приталенный малиновый топ в полоску, светлые брюки и босоножки на высоком каблуке.
        - Прошу, - Корсаков держал руку до тех пор, пока гостья не вошла. Потом закрыл дверь и наложил... цепочку.
        Дмитрий Николаевич вел себя так, словно видел свою квартиру впервые. Он буквально осматривался в ней. Подошел к столу, тронул цветы в вазе, одобрительно покивал по поводу дорогого музыкального центра - не комбайна, а настоящего центра с отдельным усилителем, тюнером, проигрывателем дисков, трехполосными колонками. Все это от фирмы «Пионер». Остановился напротив деревянного стеллажа, выдержанного в античном стиле, коснулся курительной трубки, лежащей на верхней полке. Чуть не наткнулся на изящный чайный столик, намеренно выставленный на середину комнаты - для того, чтобы подкатить его к гостье, которая усядется на роскошную софу с удобным сиденьем и разноцветными подушками. Чуть позже. Вот сейчас. Вот этот момент.
        Мария выбрала тахту, потому что сесть было больше негде. На кресле лежала куча газет. На одном из двух стульев висел на спинке пиджак хозяина. Она села и положила ногу на ногу. Когда Корсаков подкатил к ней чайный столик, она словно встрепенулась. Открыла сумочку и выставила на столик бутылку шабли.
        Полковник на время опешил. Все произошло так быстро и так неожиданно, что сложилось впечатление, будто он для того и подкатил столик. Вроде как раскрутил подругу на спиртное. Оригинально. Однако попенял гостье:
        - Ну зачем?..
        - Мне нравится это вино. Правда, я не пью больше бокала.
        И снова «валенок» в замешательстве. Он собрался и сам нагрузиться, и гостью нагрузить. В зюзю. Он любил это выражение. И вот вам здрасьте: она не пьет больше бокала.
        Корсаков не находил продолжения разговора. Спросил:
        - Цыганком довольна?
        - Пока не разочаровывает. - Мария не замечала, не отдавала себе отчет в том, что разговаривает с полковником не так, как вчера. Изменилась не только манера, но даже интонации. Голос был напряжен. - Первое время пыталась узнать, за что его выгнали из полка.
        - Отстранили - так скажем. Если бы его выгнали, я бы его тебе не порекомендовал. Ну-с, с чего начнем?
        - С вина. Пить хочется. Жарко. - Мария сняла жакет и положила его на подушку. Теперь Корсаков мог оценить то, что скрывал полупрозрачный топ, и малюсенькую пикантную деталь на нем: бретелька-петля. Он увидел ее, когда Мария поправила волосы. Максимум через полчаса он потянет за эту бретельку-петельку.
        Открывая вино, Корсаков ушел в свои мысли. Они были только о гостье и только о ней. Он хотел ее не только потому, что она была чертовски красива, но и потому, что она была обеспеченна, самостоятельна. Он пытался разобраться, что ее отличает от девушки и не позволяет назвать женщиной. В ней было что-то от самки. Она была независимой, но не диковатой - может, чуть-чуть. Внезапно сравнил ее с трофеем и понял, что близок к истине. Приз? Еще ближе.
        Похоже, Мария быстрее хозяина освоилась в его квартире. Пока он ковырялся с пробкой, которую лизало «бланшированное» снотворным вино, она подошла к музыкальному центру и нажала на клавишу «play». И к удивлению Корсакова, сразу начала подпевать и даже включилась в ритм, чуть покачиваясь:
        - Ах, если б ты мне только не сказал того, что заучила наизусть...
        Похоже, с музыкой он попал в десятку.
        На столике появились бокалы, пара узких рюмок, запотевшая бутылка водки, легкая закуска: ломтики ананаса, красная икра и новая фишка - замороженная ежевика. И еще маленькое блюдце с неаппетитной жидкостью, издающей резкий запах.
        - Чесночный сок, - пояснил Корсаков. - Если полить ананасы... - Он непроизвольно сглотнул. - Вкус - неповторимый. Гарантирую. Не против?
        "Предупреждаю еще раз: не больше одного бокала".
        Марии показалось, что она побледнела, когда подняла бокал и встретилась взглядом с Корсаковым, который предложил называть его даже не Димой, а Митей. В отличие от нее Митя выбрал водку и приготовился чокнуться хрустальной рюмкой. Чтобы скрыть выражение своего лица, Мария поднесла бокал к глазам и посмотрела на Корсакова сквозь кроваво-гранатовую жидкость. Не напиток, а жидкость. Она видела, как манипулировал над бутылкой человек, который мог не только определить яд в пище или напитке, но и сам приготовить «гремучую» смесь. Цыганок надавил на поршень шприца с тончайшей иглой, не оставившей следа на пробке и защитном слое, и розоватая жидкость вылилась в вино.

«Будет подташнивать, слегка кружиться голова».
        Уже подташнивает, уже кружится. Хотя не выпила еще ни капли. "А вдруг он загнется? . Впору сигнализировать: «Не пей вино, Митя, - козленочком станешь».
        Казалось, Корсаков услышал, но понял по-своему. Бросив в рот кусочек ананаса под чесночным соусом, налил в свой бокал вина - словно для того, чтобы еще и запить. Или поддержать гостью, которая сделала глоток и держала бокал тонкими ухоженными пальцами.
        - У-у, - протянул он. - Отличное вино! - И буквально опрокинул в рот остатки, выполняя программу-максимум. Что вскоре принесло ожидаемые результаты: голова полковника быстро закружилась...

* * *
        Близнец оказался настолько близок к решению задачи, вызывающей в груди ревность, что едва не вызвал Цыганка на откровенный разговор. Именно сейчас, когда сам он фактически бездействовал, а Мария и ее личный охранник рисковали головой.
        Маша и ее личный телохранитель...
        Цыганок сидел на месте водителя, изредка бросая взгляд в панорамное зеркальце, и всегда видел устремленные на него глаза снайпера. Оба ждали. Каждый привык к такой работе и справлялся с ней по-своему. И молчали. Что было свойственно обоим. Первым нарушил затянувшееся молчание Цыганок. Может, потому, что ожидание носило совсем другой, непривычный характер, поскольку телохранитель точно был не на своем месте. От Марии его отделяли две двери и несколько лестничных маршей. Они и виделись изломанным мостом, который вряд ли даст им возможность встретиться на середине.
        - Мой бывший шеф живет недалеко, - Цыганок едва заметно кивнул в сторону, - на Ростовской набережной. Вчера Мария сказала Корсакову: мол, к подруге еду на Ростовскую набережную. Я уже торчал на измене. Вдруг, думаю, полковник проложит мысленную прямую до подъезда генерала Свердлина?
        - Кто этот Свердлин? - спросил Виктор. - Начальник Службы?
        - Да. Я одно время был водителем его машины. Бронированный джип «Мерседес», - пояснил охранник и чуть улыбнулся. - Приятно немного, когда едешь в авангарде президентского эскорта. Свердлин всегда впереди - как на черном коне. Неважно, в Завидово он сопровождает шефа или в зарубежных поездках. Он неизменно рядом. А находиться всегда впереди - это его вторая натура, и он никогда не изменяет своей привычке. В своей машине всегда сидит слева, вот как ты сейчас. Неприятно, когда тебе затылок сверлят.
        - Это он тебя застукал в резиденции? - спросил Виктор и пересел, уловив в голосе охранника намек.
        - Не, комендант. Сразу рапорт накатал. Я пробовал договориться, комендант ни в какую. Сегодня, говорит, ты помочился под елью, а завтра?.. Может быть, я бы тогда и не психанул, но, сам не знаю почему, вдруг представил себя под елкой: сижу, курю, газетку мну. - Цыганок рассмеялся. - В общем, я его педерастом обожал. Пошел к Свердлину: «Александр Семенович...»
        А тот уже рапорт читает. И буквально копирует коменданта: «Сегодня ты коменданта педерастом обозвал, а завтра кого?..»
        - Не знал, что за это могут выгнать из охраны.
        - У нас и не за такое выгоняли. Госдача. Два прогулочных кольца - малое и большое. Первая леди - я самую первую имею в виду - считает круги, прогуливаясь. Потом спрашивает у охранника, сколько она прошла. Если тот ошибался, его выгоняли с работы. Но это было давно, а сейчас все проще, конечно. И генерал мог подтереть задницу комендантским рапортом, но не сделал этого. Не знаю, почему.
        Цыганок немного помолчал.
        - Корсаков неплохой мужик. Он не встал на защиту - понял, что дело тухлое. Но работу подыскал мне сразу, недели после увольнения не прошло. Если честно, то ни о чем не жалею.

«Я понял тебя», - мысленно отозвался Близнец.
        Мимо машины прошел, опираясь на трость, пожилой мужчина. Цыганок проводил его взглядом, неожиданно простершимся до Ростовской набережной. «Только вы. Садитесь. Трость прислоните к машине. Во время разговора не оборачиваться, резких движений не делать».
        "Я местных парней расспрашивал. Один мне сказал: «Видел я пару раз мужика лет пятидесяти, горбоносый, с усиками, лицо желтое, как будто сала объелся. Только он на своих двоих был, с клюшкой, правда, как хоккеист носился».
        - Витя, - Цыганок полуобернулся в кресле, - ну-ка опиши подробнее твоего прокурора. - Он слушал снайпера и видел перед собой своего бывшего шефа. И вот сейчас мог со стопроцентной уверенностью сказать, почему Александр Семенович не подтер задницу рапортом завидовского коменданта. Он воспользовался подвернувшимся случаем убрать свидетеля не одной, а нескольких встреч с военным прокурором.

«О чем вы говорили с Виктором?» - спросил он у Маши, когда обнаружил радиозакладку. И услышал ответ: «О том, кто мог дать полный расклад на Дронова: адрес его дочери, график посещений самого генерала, охрана и прочее. Виктор предположил, что такие сведения мог предоставить лишь человек, который хорошо знаком не только с Дроновым, но и со спецификой работы офицеров ФСО. Сказал, что осведомитель Хворостенко работает в Кремлевском полку охраны. Ему показалось, что за прокурором кто-то стоит».
        Да, именно с этого и началась игра с Терехиным. И вывела на основного заказчика. Который как никто другой знал специфику работы ФСО. Даже стали вырисовываться мотивы, которыми Свердлин зарядил снайперскую винтовку Близнеца.
        - Я знаю, кто стоял за прокурором, - тихо сказал Цыганок.
        Телефонный звонок разогнал воспоминания; разметал и ту малую часть слегка грубоватой лирики, прозвучавшей чуть ранее из уст телохранителя. Наверное, это и были те моменты, когда Цыганок не притворялся, не играл никакой роли и был самим собой.
        Впрочем, он был разным.
        Телохранитель принял звонок и коротко ответил:
        - Понял. Встречай. - Он прихватил с сиденья пакет с бутылкой шабли и кивнул Крапивину: - Выходим.

«Вот они», - уже во второй раз встрепенулся Терехин. Но теперь их двое. Они вышли из машины и решительным шагом направились к подъезду. Полковник снова бросил взгляд на зашторенное окно корсаковской квартиры и снова увидел, как дрогнула занавеска. Прошли какие-то мгновения, и снова дверь, оснащенная домофоном, открылась, пропуская охранника и снайпера.
        Мария встречала их, покусывая губы от возбуждения. Ее грудь вздымалась, как после долгого бега. Взвинченность дала о себе знать, когда девушка закрыла дверь и дважды выругалась:
        - Готов, сука! Спит, б...ь!
        - Держи, - Цыганок передал ей пакет и прошел в комнату. Склонившись над полковником, прислушался к его дыханию. - Все нормально. - Эти слова он адресовал снайперу, который вот уже долгое время никак себя не проявлял. Наверное, прав был Терехин, когда подумал, что он - человек действия, его выход на сцену - последний. Наверное, действительно его слова не имели веса, поскольку он промолчал, не ответив Цыганку.
        Мария тем временем достала из пепельницы пробку от шабли и куски обертки. Заткнула пробкой «бланшированное» вино и убрала в пакет. Самостоятельно открыла «чистую» бутылку и, подхватив бокалы, направилась на кухню. Там она тщательно вымыла бокалы, вытерла салфеткой, бросила ее на стол. Вылила из бутылки в раковину больше половины, пустила в раковину воду. Пошла в зал, но вернулась и забрала салфетку. Бросила ее в пакет. Налила вина в один бокал, во второй. Отпила из своего, оставив на нем губную помаду. На всякий случай приложила бокал к губам Корсакова и нечаянно пролила на рубашку. Все? Нет, не все. Встряхнула пепельницу, чтобы пепел попал на пробку. Вот теперь все.
        Она прошла в комнату, которую можно было назвать кабинетом. Там царила офисная обстановка: кожаное кресло с регулируемой спинкой, компьютерный стол и шкаф-купе.
        Как такового домашнего компьютера у Корсакова не было. На столе стоял раскрытый ноутбук от компании Rover Computers. К нему - отдельно подключенная клавиатура, мышь и выносной сидюшник.
        Цыганок сидел за столом и ждал, когда загрузится система.
        - Ты знаешь, где искать? - спросила Мария, стоя у него за спиной.
        - Сначала в систему надо войти.
        В компьютере была установлена русскоязычная версия Windows XP, появилось стандартное приветствие и приглашение ввести пароль. Цыганок сразу нажал «ввод». Тут же выскочило насмешливое предупреждение - «Забыли пароль? Введите пароль заново, проверьте правильность используемого регистра и раскладки клавиатуры». Он навел указатель мыши на иконку со знаком вопроса и нажал на кнопку. Появилась всплывающая подсказка о пароле. Точнее, ее отсутствие: строка была пуста.
        - Блин, - ругнулся Цыганок, - я надеялся на подсказку. Так, сейчас, одну секунду.
        Он тронул провод, тянувшийся от ноутбука, и проследил, в какой порт он вставлен: USB. Универсальный. Он заканчивался тонким игольчатым штекером.
        - Флэшка, - натянуто улыбнулся телохранитель, пряча за улыбкой истинные чувства. - Я так и знал. Надо искать флэш-карту с забинденным паролем, она наверняка где-нибудь здесь. Некоторые карты похожи на флакон из-под духов.
        - Я знаю, - отозвалась Мария.
        - Но эта очень маленькая - видишь, какое тонкое соединение? - он поднял провод и показал девушке. - Витя, Терехин на месте?
        - Да, - ответил снайпер. - Машина на месте, и сам он просматривается неплохо.
        - А ты?
        - Меня не видно.
        Цыганок с Марией открывали ящики в поисках флэш-драйва. В конце концов начали мешать друг другу, и охранник отослал хозяйку проверить одежду Корсакова. Она порылась в его брюках, но ничего не нашла. В пиджаке тоже ничего похожего на флэшку. Открыла платяной шкаф, где висело еще несколько костюмов.
        - Это такая вещь, которую обычно не прячут, - лениво успокаивал Цыганок, - особенно если ты дома. А если нет, значит, она с тобой. Все просто. Сейчас
«Ниссаны» делают по такому же принципу: сунул ключ-флэшку в замок зажигания, и бортовой компьютер считывает всю необходимую информацию. В общем, электромагнитный ключ, программируемый как для дверей.
        - Когда он придет в себя? - Мария старалась не смотреть на спящего Корсакова.
        - Время есть. Витя, включайся в работу. У меня для тебя есть новость, не забыл? Если будешь двигать предметы, ставь их на место. Если не уверен - не трогай. Иди сюда, я покажу, что примерно нужно искать. Любой небольшой предмет - ну, вроде зажигалки и с маленьким отверстием, как вход для наушников, только намного тоньше. - Цыганок вынул из кармана пиджака зажигалку и показал на ее торец. - Видишь? Примерно такой же, как для заправки. Осматривайся в зале.
        В зале, где спал, тяжело дыша, хозяин квартиры. Его голова покоилась на подушке, подбородок уперся в грудь, отчего Корсаков даже не храпел, а откровенно хрипел. Виктор придал ему более удобную позу, поправил руку, упавшую с груди и касающуюся пола. И тут же нашел то, что все искали. Но без взвинченности на лицах: найдут нужную информацию - хорошо, нет - ничего страшного: сами придумают. Главное - обозначить свою решимость, потянуть время. Максимум через два дня у Виктора будет новый паспорт.
        Этот день автоматически вылетал из обоймы, но падал на подставленную ладонь Терехина. «И вашим, и нашим, - нервничал Цыганок. - Хоть разорвись». Готов был уступить свои документы Крапивину и самостоятельно вклеить его фотографию. Понимал, что определенные трудности у Марии возникнут с ФСБ, которая проверяет все загранпаспорта, и времени на это уходит не меньше трех недель. Блат в ОВИРе сократил эти сроки до двух дней.
        Цыганок не интересовался, какая теперь у беглеца фамилия. Теперь он не хотел, чтобы Мария выгнала его, что означало бы, что ее терпение лопнуло. Он не помышлял о том, чтобы увидеть девушку проигравшей, сдавшейся. И неважно, по каким причинам. С другой стороны, когда волнами накатывала злоба, он видел ее с понуро опущенной головой, разбитой о ту жизнь, которую она считала настоящей, с размотанным клубком нервов под ногами. Бросить ей: «Осторожно! Двери закрываются!» - зная, что если она и успеет к своему поезду, то сядет в последний вагон.

* * *
        Внутренний голос уже не нашептывал, а надрывно кричал: «Бери, бери его!» Потом во множественном числе: «Бери их! Вызывай группу захвата! Они проникли в квартиру полковника Службы охраны президента, чего тебе еще надо?»
        Терехин принял еще один звонок от Соловьева.
        - Что там?
        - Откуда я знаю! Точно одно: Корсаков в отрубях, а его гости в шоколаде.
        - Коля, надо брать их...
        - Пошел в жопу! Нет, погоди - оставайся на месте!
        Терехин ткнул в красную кнопку и отбросил свой «Сименс» на сиденье.

* * *
        Цыганок снял с руки бывшего патрона часы и поспешил с ними в кабинет полковника. Он досадовал на себя: в самый неподходящий момент забыл о такой вещи, как часы со встроенной флэш-картой. Обычно размер ее памяти не превышает 64 мегабайта, но зато гарантировано, что она всегда с тобой. Не на шнурке, в кармане или в барсетке, а на руке.
        Вход и выход совпали. Цыганок перезагрузил компьютер и вошел в систему без помех. На рабочем столе нашел иконку очень удобной оболочки Windows Commander и открыл ее. Всего дисков оказалось два. Охранник открыл вкладку Commands и запустил интегрированную утилиту Search (Поиск). Отметил все локальные диски и поставил галочку на вкладке Find text. Ввел в пустую строку текст: «Посещение президентом РФ...» и запустил процедуру поиска.
        - Зачем тебе график президента? - удивилась Мария.
        - Затем, что он полностью совпадает с графиком заказчика убийства Дронова. Витя, ты не раздумал поквитаться с заказчиком? В Москве сделать это трудно, почти невозможно. Реально можно попробовать в другом городе.
        - Корсаков? - спросила Мария.
        Цыганок покачал головой и перевел взгляд на Близнеца. Юрий делал все для того, чтобы увидеть в числе проигравших еще одного человека. Хотел увидеть его с поднятыми руками, сдавшимся перед самим собой. И на то была причина.
        - Начальник Службы безопасности президента, - атаковал Цыганок. - Нехилая цель? Я лично возил генерала на встречу с прокурором. Первый раз в начале ноября прошлого года, потом еще несколько раз. Потом Свердлин решил: хватит, пора убирать его. Убийство Дронова - это удар по директору ФСО. А в службе охраны еще зимой слухи ходили о новом назначении Чернякова на пост главы госохраны. Неважно, во что завернуто убийство Дронова - в идеологию, в месть ли, главное - на Свердлина подозрения не падают. Он мастер своего дела. Будем надеяться, что протокол на ближайшую поездку президента в текстовом формате. В любом другом - «китайские иероглифы», и система поиска их просто не найдет. Может, я зря стараюсь?
        - Нет, - не совсем уверенно ответил Близнец.
        - Не бледней. Я не для этого ищу протокол.
        - Эй! - Мария хлопнула в ладоши. - Вы про меня не забыли? Я тут.
        - Помним, - ответил Цыганок.
        Свернув программу, начавшую работать в фоновом режиме, он, убивая время, пошарил в недавних документах. Запустил два из них в текстовом редакторе. В первом случае это была смета на содержание учетной группы на май-июнь текущего года. Ни одной фамилии, лишь инициалы и цифры против них: «И.А. - $2000. К.Л. - $1300...»
        Второй документ назывался «Общие принципы работы с оппонентами». Скорее памятка для самого Корсакова.

«Тщательное изучение личных качеств оппонента (в том числе заявленные и реальные претензии), его документов и заявлений, его окружения. Тщательное планирование места и времени переговоров. Мероприятия по разрушению ресурсов оппонента (ведутся параллельно с переговорным процессом): проведение кампании по разоблачению в СМИ оппонента, ведущего себя неадекватно; отсечение оппонента от информационных каналов; скрытая поддержка непосредственных противников оппонента...»
        Другие документы автоматически открывались встроенным редактором просмотра графических файлов и факсов. Пара ничего не значащих для дела факсов и десяток картинок: американского танка «Абрамс», очищенного апельсина, обнаженной девушки, моста через ущелье и с видом на водопад.
        Развернул WinCom - системная утилита продолжала поиск...
        - Юра, долго еще? - спросила Мария.
        - Диски забиты до отказа. Сорок гигов дерьма. Пока прошерстит...
        - Мне кажется, ты ерундой занимаешься. Нам перед Терехиным отрабатывать надо.
        Телохранитель улыбнулся. И еще раз дал возможность оценить свою находчивость. Из безвыходной, казалось, ситуации он нашел выход, во всяком случае, пытался слепить его из того, что было под рукой. А под рукой мог оказаться сценарный план о визите президента в другой город, посредством которого можно отработать перед полковником Терехиным. Решение бывшего лейтенанта Службы оказалось настолько простым, чтопоначалу его не поняли ни Мария, ни Виктор.
        - Единственный выход - дать понять Терехину, кто стоит за покушением на генерала Дронова. И тогда Терехин постарается забыть и фамилию Виктора, и его воинскую специальность. Терехин никогда не доложит руководству о начальнике Службы безопасности президента как о заказчике преступления. Иначе без головы останется. Есть у наших спецслужб такой девиз: «Мы храним свои секреты путем истребления тех, кто способен сказать лишнее».
        Это был очень сильный ход. Не сам генерал Свердлин, но его громкое имя и его положение в качестве личного телохранителя президента невольно помогли всем.
        - Что касается сценарного плана, - продолжал Цыганок. - Витя, когда вернемся, сделаем две вещи. Ты обозначишь свои намерения довести это дело до конца: убить Свердлина во время очередного визита президента. Хорошо бы ему мотнуть во Владивосток. Чтобы Терехин совсем не дергался. Второе: надо будет воспроизвести то, что якобы всплыло в ходе беседы Марии и Корсакова. Он познакомил Свердлина и Хворостенко в ноябре прошлого года. За глаза хватит. Терехин тут же разберется, кому было выгодно убийство Дронова.
        Цыганок оставил компьютер в покое и вернулся в зал.
        - Разбери-ка постель в спальне, - сказал он Марии.
        Девушка послушно пошла в спальню, где стояла кровать с металлическим каркасом стильного черного цвета, застеленная свежим белым бельем. Край одеяла был не без намека загнут в виде треугольника. Одну подушку и одеяло Мария сбросила на пол, дернула на себя простыню. Больше никаких следов оставлять не стоит - ничего не было. И только сейчас вспомнила про водку: бутылка была практически полной. Выругалась: «Вот дура!» - и поспешила исправить ошибку. Вылив водку в унитаз, она поставила пустую бутылку на столик и откатила его в спальню.
        К этому времени Цыганок раздел хозяина, и они вдвоем с Виктором перетащили его на кровать. Охранник перевернул босса на живот и стянул с него трусы, бросил их на пол.
        - Уже скоро, - покачал он головой. - Приготовься.
        Мария сняла брюки, топик и легла рядом с Корсаковым. Телохранитель какое-то время смотрел на нее... Потом коротко вздохнул и вернулся в кабинет. Тотчас раздался его голос:
        - Есть! Нашел! - Несколько секунд тишины, и Цыганок снова дал знать о себе: - Согласно графику президент отправляется в очередную поездку через три недели. Сейчас сброшу протокол на дискету.
        Мария не удержалась и присоединилась к Цыганку. Как и прежде, стоя у него за спиной, прикрывая грудь руками, она смотрела на монитор и читала казенную «шапку»:
        ТЕМА:

7 августа
        Посещение Президентом РФ г. САМАРЫ.
        График:...
        Мария вернулась в комнату. Ей стало по-настоящему страшно. Она гнала прочь мысли о том, что вскоре снова окажется одна. С натурально голой реальностью, которая, кажется, уже начинает приходить в себя: облизывает губы, пытается что-то сказать или на кого-то прикрикнуть во сне. Она уже была с Корсаковым наедине, но знала, что через какое-то время откроет дверь и впустит своего телохранителя. Теперь надежда только на себя, на свою интуицию. И нисколько не легче от слов Цыганка:
        - Держи «трубу» под рукой. Если что - беги в ванну, закрывайся, звони.
        Ничуть не легче от его слабой улыбки:
        - Я приду.
        И от прошлых инструкций свободнее себя не чувствуешь:

«Действие препарата гарантирует потерю памяти в пределах получаса после его применения. Распадается в плазме и установлению его в организме не подлежит»
        Цыганок бросил на постель универсальные часы:
        - Надень. На левую руку. На ремешке отверстие разношенное, увидишь, в общем. Ты не заметила - он накинул дверную цепочку, когда ты вошла?
        Маша покачала головой:
        - Не заметила. Я вообще не помню, снимала ли ее. Голова кругом.
        - Проводи нас и накинь цепочку. Легче сказать, что ты сама накинула ее, нежели сама снимала. Есть разница?
        - Никакой. Все, больше не тренируй меня. Устала... В дверном проеме она увидела тень Виктора Крапивина. Просто тень. Тень снайпера.
        А Цыганок увидел то, что гнал от себя и зазывал одновременно: Марию с понуро опущенной головой, разбитой о ту жизнь, которую она считала настоящей...

* * *
        Маша распечатала документ на принтере. Прочитывая лист, передавала его Виктору. Изредка она качала головой и усмехалась. Собственно, картина знакомая. Все действительно было расписано по минутам. Каждое слово обязательно прозвучит там, где ему нужно. Из толпы раздастся именно тот голос, которого ожидают как охранники президента, стоящие в толпе и перед ней, так и сам глава государства.
        Некая тупость этого документа не удивляла - во всяком случае, Марию. Она сама сиживала над подобными «шедеврами», когда готовила сценарные планы для показа одежды своей коллекции. Подумала, что времена меняются, а нравы сильно отстают. Или опережают время. Что для времени одинаково плохо.
        Незаметно следила за реакций своего гостя. Удивительно, но он ни разу не отреагировал ни на явную бессмысленность некоторых эпизодов, ни на «общий план»: он впервые знакомился с таким документом и мог бы задать вопрос: «Неужели все расписано до такой степени скрупулезно?!» Нет, его брови были сосредоточенно насуплены, как в песне. Казалось, он заучивал протокол наизусть. Даже отдельные моменты читал вслух.
        ТЕМА...
        Посещение Президентом РФ г. САМАРЫ
        График...

12.30
        Прилет в Самару. Торжественная встреча в международном аэропорту «Самара».
        Общение с прессой (очень коротко) - Тема:...
        Встреча с горожанами у мемориала «Ил-2». Цветы незнакомой девочке (обеспечить присутствие) и короткий разговор с ней (10 - 15 секунд).

13.30
        Участие в мероприятии на площади Славы. Возложение цветов к Вечному огню (личная минута молчания).
        Общение с ветеранами на площади. Цветы (из рук в руки) и небольшой (5 - 7 минут) личный разговор.

14.00
        Встреча с командующим 2-й армией ПУрВО...

16.00
        Встреча и беседы с горожанами во время народных гуляний, посвященных празднованию Самарского карнавала. Городская набережная (популярное место отдыха трудящихся). После выступления - салют!

17.30
        Обед на борту теплохода «Валериан Куйбышев». Двухчасовое плавание с администрацией города и области, в конце его еще один салют.
        Примечание. Необходимо скорректировать график по времени салюта (22.00).
        СЦЕНАРНЫЙ ПЛАН

12.30
        Прилет в Самару.
        Торжественная встреча с участием роты почетного караула в самарском аэропорту
«Самара».

12.30 - 13.30
        Переезд президентского эскорта из аэропорта «Самара» до площади Славы.
        Перекрывается центральная улица города Московское шоссе (на усмотрение СБП; возможна отмена встречи у мемориала «Ил-2»). Тем временем президентский эскорт движется по Ново-Садовой (наиболее подходящая для передвижения улица)...
        И дальше по сценарному плану.
        Потом следовал третий пункт протокола: тезисы и мысли. Для мероприятий на площади Славы, во время встреч и бесед с горожанами, во время народных гуляний, где для президента был расписан шуточный эпизод-ситуация:
        Инвалид-ветеран (полная грудь орденов - обеспечить) весело обращается к президенту:
        - Я слышал, что в Германии предложили отменить фамилии и присвоить людям номера.
        - Я недавно разговаривал по телефону с канцлером и ничего про это не слышал. А вот некоторым нашим гражданам фамилии давно мешают. Им, я думаю, скоро понадобятся отдельные номера (реплика президента сопровождается громким одобрительным смехом).
        И последнее в этом многостраничном протоколе:
        Основная мысль выступления президента - поздравление горожан с праздником - Самарским карнавалом (следует текст поздравления).
        Президент заканчивает свое выступление следующим пожеланием: «Хочу, чтобы над Волгой звучали только одни залпы - залпы праздничных салютов».
        На последних словах президента раздаются первые залпы праздничного салюта[Документ составлен по материалам начальника Службы безопасности президента генерал-лейтенанта Коржакова А.В. («Борис Ельцин: от рассвета до заката»).] .
        Последняя страница протокола прочитана. Словно книга, которая оставила в душе след - хороший ли, плохой ли - неважно. Она заставила задуматься, и это главное.
        - О чем думаешь? - наконец спросила Мария и снова, в очередной раз, что начало раздражать, кивнула на окно: «Не расслабляйся!» Может быть, в связи с этим, словно дублируя запись, нажала на кнопку своего диктофона и смотрела, как медленно, но неумолимо растет рулончик пленки с одной стороны и тает с другой...
        - Ничего не думаю, - ответил Виктор. - О чем тут думать? Все это ненормально, мне кажется. Страна дураков. Все по бумажке. - Он немного помолчал, тщетно пытаясь представить себе генерала Свердлина. Но даже размытый образ начальника Службы вызывал трепет. - Много вариантов. Его можно убрать на площади Славы. А можно снять, когда он будет подниматься по трапу «Валериана Куйбышева». Понимаешь, главное - это решение на выстрел. А углов, из-за которых его можно сделать, сколько угодно.
        - Решение на выстрел, - повторила Мария. В данную минуту она сама забыла, что каждое слово, произнесенное в этой комнате, фиксируется на пленку. - Да, ты прав. Именно решение.
        В этих словах не было игры. Может, они прозвучали отрешенно, с пониманием того, как хрупка человеческая жизнь. Она зависит от чьего-то решения. Кто-то решил - и нет человека. Просто нет. Моргнул - и пропал вдруг образ, который мгновением раньше стоял перед тобой. И нисколько не страшно, а страшно удивительно.

* * *
        Терехин не знал, куда девать бесценные кассеты - как в прямом, так и в переносном смысле. Не знал, куда деть свои руки, ставшие вдруг беспокойными. Как отделаться от противоречивых мыслей.
        На руках уже столько материала, что самому страшно. И страшно за Крапивина, который решился убить генерала Службы. Проникновение в квартиру полковника Кремлевского полка охраны, взлом его базы данных, овладение секретным документом: тема, визит, посещение, график - вплоть до секунды: где, когда, с кем, по какой дороге проедет кортеж, а какую сделают «подставной». Обычно перекрывают центральное шоссе, но лишь для того, чтобы кортеж пронесся по другой дороге...
        Глава 18
        Заказчики

19 - 20 июля
        Суета в коридоре управления словно просочилась сквозь стены кабинета полковника Терехина. Он почувствовал ее кожей, холодком, пробежавшим по спине. Николай вышел из кабинета и едва не столкнулся с полковником Далматовым. Тот не смог сбросить вовремя маску досады, потому скривился еще больше: объяснения с Терехиным - пусть даже накоротке - не входили в планы Далматова. Тем не менее он был вынужден бросить на ходу:
        - Нашли Хворостенко. Отыскали его у «южанина» - Саши Сальникова. Еду на задержание. Извини, Коля, некогда.
        - Везет тебе... - едва не скрипнул зубами Терехин.
        - ...кто везет, - донесся до него голос коллеги.
        - Но Крапивина возьму я, - тихо ответил полковник. И едва сдержался, чтобы не рвануть вслед за «далматинцами», которые покидали «насиженные» места: кто-то уже в
«брониках», кто-то набрасывал их на ходу. Рвануть, чтобы ответить на неожиданный выпад: Далматов приведет Хворостенко, а Терехин - Крапивина. И неизвестно, чей трофей окажется ценней. Крапивин - не простой исполнитель, его голова набита преступной идеологией. Он в сто раз опасней военного прокурора.

«Ну и кому все это объяснять?» - Николай едва не развел беспомощно руками и отчего-то вспомнил «конфетку»-Лосева.
        Он вернулся в кабинет, хлопнув дверью.
        Терехин собрал приличную коллекцию аудиокассет. Их уже сейчас можно было сгребать лопатой и бросать в топку.
        - Нужно избавиться от записей, - сказал он, обращаясь то ли к себе, то ли к майору Соловьеву. И добавил: - Не дай бог...
        Вадим без труда понял, что стоит за многоточием. Случайно наткнулись на преступника, случайно узнали о его планах, случайно разоблачили, случайно задержали. Обидно. До некоторой степени.
        Но так всегда и получается. Постовой случайно задерживает преступника, держа в голове ориентировку о сотне ему подобных. Это и есть часть оперативной работы. За нее дают медальки, звездочки, сажают в более удобные кресла. Главное, как все это преподнести, каков будет финал.
        - Сожги кассеты, - приказал полковник Соловьеву.
        - Коля, - запротестовал Вадим, - эти записи могут быть учтены как реальное свидетельство фактических событий.
        - Именно поэтому и нужно избавиться от них.
        - Я так не думаю.
        - Мы в одной упряжи, бежим вместе. Из нас двоих должен думать только один. И пусть этим человеком буду я.
        Майор покачал головой. Он не узнавал своего шефа.

* * *
        Паспорт. Дело с паспортом для Виктора начало затягиваться с первой минуты. Мария на своей шкуре поняла, как могут взять в оборот чиновничьи заслоны. Плохо помогали многочисленные связи и деньги. Сложилось такое чувство, что потеряла имя, вес, способность улаживать дела одним визитом, одним звонком. Все отвернулись от нее, словно узнали, с кем она - не по правилам - общалась последнее время и что делала. Поякшалась, одним словом. Плюс новые инициативы Министерства иностранных дел и новые правила игры в ОВИРе. Который вот-вот перестанет существовать, захлебнется в очередном федеральном агентстве, как в дерьме.
        Десять раз слышала заговорщический шепот: «Для вас, Мария Александровна, все, что угодно». Видела шальное чиновничье косоглазие: «Без проблем!» Заполняла какие-то бланки и формы, и всякий же раз там находили ошибки. Тут надо было писать печатными буквами, а тут - наоборот. Причем кого-то мало волновало, что печатные буквы пишет не та рука и расписывается другая. Что Мария совсем не похожа на длинноволосого парня с темным контуром бородки-эспаньолки, изображенного на фотографии.
        ФИО... наличие... привлечение... отношение... родители...
        С ума можно сойти. Как будто нельзя просто взять деньги и выложить на прилавок готовый товар. Перестраховщики хреновы! Ругалась, но прекрасно понимала, что все это - показуха. Паспорт можно сделать за полчаса, даже меньше. Но то не укладывалось в смету. Пять «штук» баксов плюс рубль за бланки за несколько минут не зарабатывают. С недавних пор. Все, буквально все вдруг полюбили свою работу, которая должна приносить радость, иметь хоть какие-то творческие корни. Без этого любая работа - дешевая штамповка.
        Завтра, сказали ей в очередной раз. Но Мария вдруг поняла, что именно завтра она получит на руки долгожданный документ.
        Уже завтра она помчится в турфирму «Арбатские ворота», где действительно без проблем закажет и получит все, чего захочет: билеты, визу, путевку, даже льготы, будь они прокляты! Туристической фирмой заведовала ее хорошая подруга, проходившая стажировку в Англии. Она частенько надевала тряпки от M&D. Штучный товар,
«меченый».
        Как и сам Виктор. Он несколько раз примерял парик из натуральных волос; ничто не говорило о том, что это подделка. Даже Марии казалось, что это его волосы, что ему идет такая прическа. Правда, в парике он смахивал на Олега Лосева, воспоминания о котором кривили губы девушки.

* * *
        Когда Юрий Хворостенко был юным и здоровым и не помышлял о карьере военного, он подрабатывал рытьем колодцев. Однажды решил перекурить, не вылезая наверх. Закурил и едва не задохнулся на дне шестиметровой ямы. Дым повис плотным туманом и не рассасывался; его невозможно было разогнать, как если бы это была вода. Странное и страшное чувство испытал Юрий. Простой сигаретный дым мог задушить его так же легко, как серо-черные облака пожарища. Он карабкался наверх, в кровь сбивая руки; веревка обжигала ладони и вздымала на них водянистые пузыри... Потом долго смотрел на дно колодца и не видел дна, лишь сизый дым, простирающийся до самой бездны.
        С тех пор он никогда не курил в колодцах, но то ощущение, сравнимое с прикосновением смерти, время от времени напоминало о себе.
        Двухэтажный коттедж Саши Сальникова был взят в кольцо бойцами спецназа. Хворостенко видел их и проклиная все на свете, порывался сдаться.
        Саша Сальников был настоящим боевиком. Он держал в руках десантный вариант
«Калашникова», мог в любой момент схватить со стола или поднять с пола «лимонку» и швырнуть ее за окно. Под рукой «эргэдэшки» - это для боя в помещении.
        - Саня, положи оружие! - шептал бледный прокурор.
        - Совсем окосел?! - Саша схватил старшего товарища за шиворот. - Не видишь, что им ни арестованные, ни пленники не нужны?
        Это было видно по экипировке и количеству спецназовцев. Фактически они представляли собой армейский спецназ: вместо пистолетов-пулеметов, удобных при штурме в городских условиях, в тесных помещениях, на коротких дистанциях, спецназовцы были вооружены «валами», прошибающими каски и бронежилеты всех типов. Сальников узрел в руках одного спеца РПГ, хотя танков поблизости не наблюдалось.
        Вместе с Сальниковым и прокурором спецназовцы блокировали в коттедже еще шестерых боевиков. Едва Евгений Далматов прибыл на место, как раздался первый залп из гранатомета. Кумулятивная граната разнесла центральную дверь в щепки, еще несколько гранат вышибли стекла, и в бреши полетели заряды со слезоточивым газом. Спецназовцы надели противогазы и пошли на штурм здания. Они поднимались по лестницам, приставленным к кованой ограде, и спрыгивали во двор. Одна группа взяла под контроль двери и окна, бойцы другой группы входили в задымленное помещение.
        То, что Юрий Хворостенко почувствовал в юности, преследовало его по пятам до конца жизни. Снова дым. Снова удушье. Облако, раздирающее глаза и не дающее дышать.

«Как он умер?»

«Он захлебнулся в дерьме».
        Хворостенко спрашивал про снайпера, Анатолия Колесникова, который умер страшной смертью. Густая, как кипящий гудрон, черная вода заполняла его легкие, забивала горло, проникала под веки и наливалась в уши.
        Теперь и военный прокурор слепо шел к окну. Он будто плыл, ничего не видя и не слыша, кроме призрачного шепота: «Мусор...» Когда его силуэт показался в окне, в голову прокурора ударили бронебойные пули. Его тело отбросило от окна, и оно придавило упавшего на колени Сальникова. Саша не успел воспользоваться фанатами, лишь выпустил в бессильной злобе длинную очередь в оконный проем. Последнее, что он увидел, - два стеклянных круга, обрамленные чернотой. Спецназовец в противогазе, едва завидев цель, без раздумий нажал на спусковой крючок.

«Нашли Хворостенко. Еду на задержание». Получасом раньше Далматов доложил, как и было условлено, о местонахождении Хворостенко полковнику Шведову. Судя по всему, и Шведов заранее знал, по какому сценарию будет разворачиваться задержание. Полковник Службы приехал вместе с двумя десятками спецназовцев. Они сидели в двух просевших под их тяжестью микроавтобусах: даже просвета не видно. Далматов поймал проходившего полковника за рукав и даже чуть повысил на него голос:
        - Это что такое?! Куда ты пошел? Я буду проводить обыск!
        Шведов дернул рукой, освобождаясь от чекистской хватки.
        - Я тебе не мешаю. Мне интересно посмотреть, что ты напишешь в протоколе. Я держу это дело на контроле по распоряжению начальника Службы.

«Сука!» - ругнулся Далматов. Он и без подсказки запишет в протоколе, что «в ответ на выстрелы из автомата группа спецназа ФСБ, участвовавшая в задержании Александра Сальникова, была вынуждена применить спецсредства; в результате ожесточенного сопротивления смертельное ранение получили Сальников и Юрий Хворостенко, предоставляющий ОПГ услуги адвоката». Может, протокол будет составлен чуть по-другому, но в пресс-службе ФСБ подготовят именно такой комментарий.
        - Внеси в протокол следующее, - посоветовал Шведов. - Оперативники следственного отдела ФСБ начали отрабатывать связи ОПГ «Южная» - Юрий Хворостенко, проходящий по делу об убийстве генерала Дронова.
        - А есть основания? - спросил Далматов, приехавший сюда для того, чтобы не допустить подобной трактовки.
        - Будут, - ответил Шведов, еще не остывший от разговора с шефом. Генерал злился и на своего подчиненного, и на все спецслужбы, оказавшиеся бессильными. Прошло столько времени, а второго снайпера все еще не поймали. Время - не резина, тянуть его до бесконечности нельзя. Что получило подтверждение: оперативники Далматова вышли на Хворостенко. Генерал обрушился на Шведова: «Давай, вали на задержание! Проконтролируй там все».
        - Проводи обыск, - полковник СБП отдавал распоряжения коллеге с Лубянки, - изымай все бумаги, вплоть до туалетных рулончиков, аудио- и видеокассеты.
        Группу спецназа возглавлял майор с громкой фамилией Татищев. Он вернулся во двор и энергичным жестом поторопил командира пожарного расчета:
        - На втором этаже небольшой очаг возгорания. Сильно не проливайте.
        Пожарники оперативно раскатали брезентовый рукав. Минута, и языки пламени погасли. Далматов по непонятной причине сравнил брандмейстеров с мародерами. Вот они буквально ломанулись через двери и окна, довершая начатое спецназовцами.
        - Что там с оружием? - спросил он у майора.
        - Хватает, - ответил Татищев. - У каждого было по стволу. Мы вам больше не нужны?
        Полковник покачал головой.
        Майор поторопил своих «питомцев», похлопывая в ладоши:
        - Поехали, поехали! Молодцы, ребята, хорошо поработали.
        Группа «смерти» заняла место в автобусе с непроницаемыми стеклами, и водитель взял направление на базу.
        Обыск принес результат, на который полковник Далматов делал ставку, но сильно сомневался при этом. Среди десятка видеокассет была обнаружена та единственная, представляющая для следствия ценность. На ней ныне уже покойный прокурор Хворостенко раскрывал все подробности диверсии. И там прозвучал один интересный момент: военный прокурор ссылался на двух арестованных снайперов, хотя взяли только одного. Похоже, Терехин был прав, подумал Далматов.
        - Подъезжай ко мне, - сказал Шведов Далматову. - У меня есть интересная папка. Она всплыла еще в октябре 2003 года. - И процитировал генерала Свердлина: - Восемь месяцев. Для раскрытия заговора срок приемлемый. Даже оперативный. Жаль, не успели предотвратить убийство Дронова. Это и есть основание, о котором я говорил. Мы свое дело сделали, теперь пусть начальство голову ломает.
        Под начальством Шведов подразумевал и своего обеспокоенного шефа.
        Вопрос о приоритете отпадал сам собой, уныло рассудил Далматов. Он вел дело, которое было начато 7 июля текущего года, тогда как Служба вышла на след заговорщиков еще в прошлом году. Во всяком случае, так выходило со слов полковника СБП. Какой ему резон врать?
        Лишь два слова, занозой торчавшие в подсознании полковника Корсакова, не давали ему покоя. «Есть! Нашел!» Они казались старыми осколками в теле ветерана. Прошло время, и вот они дали о себе знать. Откуда они, кто их произнес, когда?
        Пустота. В воображении походившая на пустую магнитную пленку. И лишь где-то в середине возглас: «Есть! Нашел!» И снова тишина.
        Дмитрий Николаевич в сотый раз перематывал эфемерную пленку, мысленно прибавлял громкость и до звона в ушах вслушивался в едва различимый шелест. И порой даже слышал отдельные голоса. Словно призраки перешептывались, протяжно вздыхали, горестно ахали, перекликаясь, шипели друг на друга. Шипели. Ни одного четкого звука, кроме одного отчетливого возгласа.

«Есть! Нашел!» Порой казалось, это его голос. Но почему такой ликующий? Последние дни прошли под руку со скорбью и в сопровождении неловкости и срамоты, под вездесущим оком жены, которая, казалось, всюду оставляла свои глаза и слепо исполняла супружеские и деловые обязанности.
        Ответственность за «чрезвычайное происшествие конгенитального масштаба» Корсаков взвалил на черта. Это он дернул Дмитрия Николаевича за язык и пригласил гостью в святая святых - домой. Лукавый не оставил Мите ни одного шанса, шепнув: «Куй железо, пока горячо».
        Приз. Корсаков не раз возвращался к этому слову, которое он примерил на Марию Дьячкову. Приз. Кубок. Это такая вещь, которую на заднем сиденье машины не возят, на кухонный стол не ставят, в кустах не разглядывают и уж тем более где-то в подъезде не разворачивают. По отношению к Марии - не распаковывают. Может, потом, когда поднадоест, исцарапается, а поначалу с ним надо бережно. Это как новые очки, неожиданно сравнил Корсаков. Поначалу бережешь линзы, дышишь на них и протираешь бархоткой, а со временем переходишь на носовой платок, трешь их краем рубашки, предварительно смочив слюной. Все как в сексе. Потому начало взаимоотношений между Марией и Корсаковым лежало в «бархотке», обдуваемой бережным кондиционированным дыханием. И он повел ее не в парк, а сразу - культурно - в музей. Он не мог сказать ей: мол, я подготовлю местечко, а потом звякну и сообщу - где и когда. Сорвал бы нежную резьбу этаким дубовым напором.
        В тот вечер в квартире-музее Корсакова было много одноразовых вещей, начиная с презерватива и заканчивая комплектом постельного белья. И то и другое подлежало немедленной утилизации. Остальное (рюмки, бокалы и даже атмосфера) - тщательной стерилизации. Однако получилось так, что утилизировать было нечего. Постельное белье подлежало в лучшем случае встряхиванию.
        Нагрузился. В зюзю. Как и было запланировано. Но не мог забыть обнаженного тела Марии, как она надевала трусики и наклонилась за топиком, валявшимся на полу. И уже неважно, как она раздевалась - сама или с чьей-то помощью. Он не макнул свой рогалик в бланманже, тем не менее она уже его. Это читалось в ее глазах, легким ветерком шелестело в волосах, щекотавших лицо Корсакова: она склонилась над ним и одарила материнским поцелуем в алебастровый лоб: «Не надо меня провожать».
        Он не стал ее удерживать и настаивать на дополнительном времени. Обычно так не делают. Всему свое время - об этом он тоже знал. И только наутро понял, что его рогалик автоматически превратился в натуральную баранку. Он не мог поднять трубку телефона и позвонить Марии. Именно утром, когда перекрестились, как боевые рапиры, два взгляда - его и жены, на него покосились сразу две подруги: скорбь и срамота. Отчего-то стало неловко перед женой, словно он не оправдал ее доверия...
        Опозорился, в общем.
        Приз. Кубок. "Это такая вещь, которую дома не прячут..."
        Стоп! А это откуда?
        Корсаков напрягся. Ему показалось, что тяготившие его перешептывания на воображаемой пленке прозвучали довольно отчетливо. И даже голос показался знакомым. Он сказал что-то... О чем? О какой-то машине с бортовым компьютером, который... считывает всю необходимую информацию.

«Ниссан...»
        Дмитрий Николаевич словно вспоминал сон. Он лежит с закрытыми глазами. Причем боится открыть их. Он притворяется спящим. И даже покрикивает на кого-то. Ему верят, потому что он слышит, как откровение: «Надень на левую руку. На ремешке отверстие разношенное».
        Голос Юрия Цыганка...
        Корсаков похолодел задолго до того, как впился глазами в свои универсальные часы..
        Прошло пять, десять, двадцать минут. Полковник попал в положение разведчика, которого пытались завербовать. Работая в системе безопасности, Корсаков мог дословно воспроизвести негласное положение: «Если кандидат на вербовку пойдет к своему начальству и расскажет, что некто пытался его завербовать, начальство сделает вполне обоснованный вывод: он к оперативной работе не пригоден». Это равносильно рапорту об увольнении со службы. Поэтому мало кто делает подобные признания.
        Корсаков уже принял решение, одно-единственное в создавшемся положении. Однако ему необходимо узнать, что именно искали - и нашли - в его компьютере Мария и ее телохранитель.
        Дмитрий Николаевич включил компьютер и открыл вкладку «Недавние документы». Пробежал список глазами и нашел, что с ними он работал последнее время, если Цыганок открывал другой документ, то запросто мог подчистить за собой, удалив ссылку на соответствующий файл. Корсаков открыл директорию Recent, в ней набралось пятьдесят ссылок. Даже не заглядывая в корзину, он запустил утилиту восстановления удаленных файлов, указав в опциях каталог и расширение файла. Расширение могло быть лишь одно - Ink, независимо от того, какой именно документ открывался при помощи этой ссылки. Также указал дату, чтобы сократить время поиска. Но едва он запустил утилиту Recovery, как тут же припомнил, где еще можно отыскать следы. В самом файловом менеджере Windows Commander. Фактически Корсаков проделал то же самое, что и Цыганок: открыл вкладку Commands и запустил интегрированную утилиту поиска. И на вкладке Find text увидел тот единственный след. Строка до сей поры содержала следующий текст: «Посещение президентом РФ...»
        Руки Корсакова безвольно опустились.
        Накачали. В зюзю. Обоснованный вывод: к работе не пригоден.
        Но работать придется. Необходимо напрячь извилины и заняться анализом.
        Проверка? - спрашивал себя Дмитрий Николаевич. Может, его проверяют таким образом? Нет, это больше походило на подготовку к шантажу. А тот мог напрямую вылиться в натуральную вербовку. Поскольку негласное правило распространяется на обе стороны.
        На кого работает Цыганок и Мария, узнать бы это. Кто подтолкнул их к полковнику из спецслужбы и с какой Целью? Стандарт: «Мне надо подумать». - «Не стоит этого делать. Давайте решим сейчас». - «Тогда я не принимаю ваше предложение». - «Ну что же, забудем?» - «Забудем».
        Но никто ничего не забывает. Это прописная истина.
        У Корсакова была только эта версия, других в его понимании просто не существовало. В таких случаях существовало лишь одно продолжение: дождаться контакта. Ему вручат распечатанный секретный документ и зададут несколько стандартных вопросов.
        Полковник вынул из ящика стола чистый лист бумаги, отметил время и написал:
        Начальнику Службы безопасности
        президента РФ
        генерал-майору СВЕРДЛИНУ А.С.
        от полковника СБП Корсакова Д.Н.
        В 17.30 20 июля 2004 года я обнаружил признаки доступа в свой личный компьютер - №
2380ПЛ-3. Цифровые следы указывают на конкретный документ, озаглавленный как
«Протокол аналитической группы о визите президента в г. Самару». В связи с тем, что визит президента запланирован на 7 августа с.г., я взял на себя ответственность отсрочить подачу данного рапорта до того момента, когда - возможно - на связь со мной выйдут люди, проникшие в базу данных моего компьютера. Я оставляю рапорт в ячейке сейфа коменданта Кремля за печатью и подписью коменданта до 19.00 21 июля 2004 года.
        Полковник СБП Корсаков.
        Пожалуй, это был единственный вариант, он позволял Корсакову выдержать удар. Он отнесет запечатанный конверт коменданту, распишется в журнале, когда именно он положил рапорт на хранение. Главное - есть время подумать. Ровно двадцать четыре часа. Может, к тому времени наклюнутся другие варианты, и полковник опередит коменданта и заберет конверт.
        Теперь нужно набраться терпения и ждать. И никаких личных инициатив.
        Глава 19
        Информационное сокрытие

20-21 июля
        Виктор Крапивин смотрел на свою фотографию в загранпаспорте и не узнавал себя. Длинные волосы, зачесанные назад, но все же чуть прикрывающие уши; усики и модная двухнедельная бородка а-ля Джонни Депп, очки в тонкой золотистой оправе. Покажи эту фотографию матери, и она не узнает родного сына.
        Виктор старался не думать о родителях, пытался успокоить себя тем, что не в силах помочь им, дать знать о себе, объяснить хоть что-то...
        Завтра... Он часто обращался к этому слову, имеющему свойства долговременной анестезии. Завтра что-то изменится, а сегодня не может измениться ничего, потому что это - настоящее.
        Он от корки до корки прочел книжку Йегуды Берга, которую ему посоветовала Маша. Книга называлась «Сила Каббалы». Он прочел, что время едино. Что прошлое, настоящее и будущее существуют одновременно.
        "Представьте себе тридцатиэтажное здание. Мы стоим на пятнадцатом этаже, который аналогичен настоящему времени. Этажи с первого по четырнадцатый представляют собой отрезки времени, которые привели нас в настоящее. Этажи с шестнадцатого по тридцатый являются нашим будущим. Так что же мы воспринимаем посредством своих пяти чувств? Только пятнадцатый этаж. Мы не видим ни этажей ниже, ни этажей выше. При этом все этажи - то есть и наше прошлое, и наше настоящее, и наше будущее - существуют как единое целое, наше тридцатиэтажное здание. И если мы выйдем из здания и взглянем на него со стороны, нам откроются все тридцать этажей!"
        Близнец словно внял совету Берга: мысленно вышел из своего здания и взглянул на него со стороны. И увидел себя на крыше этого дома, на самом пике будущего. Со снайперской винтовкой в руке. В маскировочном халате. И даже вздрогнул от этого видения.
        Паспорт. Билеты на поезд до Казани. Билеты на самолет рейса Казань - Хельсинки; вылетать за границу из Москвы опасно. Первое время он поживет у Машиной подруги, а дальше видно будет. Видно ли? И на каком это этаже, может, уже на семнадцатом?
        Завтра... Завтра будут получены все ответы.

«Не горюй, Витька-дембель, увидимся еще».
        И почему-то не находится слов для благодарности. Но нужны ли они? И да, и нет. Лучше бы, конечно, пожалеть о случившемся.
        Ты красивая...
        Проводи меня, красивую...
        Теперь она его провожает.
        - Тебе лучше выйти пораньше, - шепнула Мария. - Хотя бы часа за три. Неизвестно, что может случиться. Вдруг опера нагрянут или еще что-то?
        Как раз в этот момент в ванную зашел Цыганок:
        - Наблюдения нет, можно выходить.
        Это означало, что запись на магнитофон также не ведется. Впору наверстать упущенное, закричать во весь голос, быть уверенным, что тебя не слушают, не лезут в твои мысли. Просто говорить и ничего не подразумевать: «Я буду скучать по тебе..
»
        Телохранитель прошел в комнату и взял Витькину сумку.
        Прощание. Тоска. Щемящее чувство, что они никогда не встретятся.
        - Не грусти, Освальд, все будет путем.
        Она еще шутит... Правда, при опущенных глазах. Мария помахала рукой:
        - Иди, Витя, иди. Все. - И ушла в комнату не оборачиваясь.
        У подъезда стоял «Субару» с открытым верхом. Витька машинально шагнул к нему. Но Цыганок остановил его:
        - Нет, поедешь на такси или поймаешь частника. Я провожу тебя до дороги.
        Пожимая руку снайперу, телохранитель усмехнулся:
        - Береги себя. - Он поймал немой вопрос в глазах Крапивина и кивнул: - Можешь рассчитывать на меня.
        Теперь Виктор мог читать по глазам Цыганка, ставшим вдруг открытыми. Они сбросили ту маску, которая скрывала все, что было в них написано. Телохранитель словно снял темные очки, и взгляд под ними оказался слегка усталым, добрым, человечным. И Близнец как-то по-детски, наивно, просто отталкиваясь от глаз Цыганка, врал:
        - У меня с ней ничего не было. У нее могло быть с придурками вроде Лосева. Я другой. И она другая. Кровосмешение. Думай как хочешь.
        - У тебя с ней ничего не могло быть, - поставил последнюю точку Цыганок.

* * *
        Полковник Терехин наконец-то пришел к окончательному выводу, что все это время он плясал под чужую дудку. Он совершил много ошибок, но главная заключалась в том, что он своевременно не пробил телохранителя Марии Дьячковой. Узнай, кто он, где проходил службу, - отказался бы от идеи ставить радиозакладку. Спецы класса Юрия Цыганка определяют такие вещи походя. Лейтенант с ходу определил не только тип закладки, но и принадлежность человека, поставившего ее, к конкретной спецслужбе. И предпринял контрмеры, посоветовавшись с хозяйкой. Терехин мог дословно воспроизвести специфические слова Цыганка: запрет на обсуждение закрытых тем в помещении (а там все темы были закрыты); информационное сокрытие: говоришь одно, а подразумеваешь другое; подбрасываешь через подслушивающую аппаратуру ложную информацию...
        Майор Соловьев сидел напротив шефа и любовался эффектом разорвавшейся бомбы. Он лично пробивал Цыганка и доставил шефу новость. И вот сейчас ждал, когда ступор начальника сменят активные действия: брать - наконец-то брать снайпера. Сверлить дырку можно, но только не на погонах. В туалете, может быть. Тот миг удачи, когда можно было тихо и мирно арестовать снайпера, давно растаял. Собственно, Крапивина и сейчас можно взять без особых проблем, однако неприятный осадок останется. Полковника и майора поимели, конечно, но сделали это по обоюдному согласию, без свидетелей. Оба они напросились на то, что выпрашивали все это время.
        - Ну что, поехали? - Вадим легонько постучал по краю стола, привлекая внимание полковника. - Николай! Проснись! Цыганок уже не состоит на госслужбе, поэтому и спрос с него будет минимальным. Может, он уже догадался, что отсутствие машины со звукозаписывающей аппаратурой и есть конец игры. Она кончилась, как только его, старшего лейтенанта Службы, вычислили, а не Крапивина. Снайпера, который вот в эту минуту должен, обязан смазывать пятки салом. Как бы не опоздать, Коля.
        - Ну и что с того, если опоздаем? - Николай усмехнулся.
        И Вадим сразу, словно его ударило током, догадался: Терехин не хочет брать снайпера.
        - Ты что, встал на их сторону?! Или просто хочешь остаться в стороне? Это как раз тот случай, когда за молчание могут грохнуть.
        Николай слабо улыбнулся и пожал плечами:
        - Я вообще ничего не хочу.
        - Я понял, понял тебя, - скороговоркой выпалил Соловьев. - Тебе сто раз сказали
«свинья», а на сто первый ты захрюкал. Я не знаю, что в твоей голове, но тебе придется поднять свою задницу и...
        - А ну-ка заткнись! - прикрикнул Терехин на подчиненного. - Займись-ка текущими делами. А если ты такой смелый, то сходи к шефу, поведай ему, как мы ставили прослушку, чем расплачивались с Уваровым, как фиксировали проникновение в квартиру полковника кремлевской охраны. Ну, чего ты заглох?
        Вадим вышел и хлопнул дверью. Закурил. Пошарил по карманам. Последняя запись, последняя пленка. Это не козырь и даже не последняя шваль, - это пустая карта, на которой можно намалевать что угодно. Она несла в себе уникальную информацию. Несколько голосов по очереди зачитывают сценарный план о визите президента в Самару, затем следует кульминация: "Много вариантов. Его можно убрать на площади Славы. Можно снять, когда он будет подниматься по трапу «Валериана Куйбышева». Понимаешь, главное - это решение на выстрел. А углов, из-за которых его можно сделать, сколько угодно". - «Решение на выстрел... Да, ты прав. Именно решение». И ни слова о начальнике Службы - упоминание о нем осталось на другой, уничтоженной с остальными кассете. И на этой карте можно смело малевать туза. И только туза. Чтобы не попасть под удар козырной шестерки.
        Жил-был художник один. В первом кабинете. Он дал задание потянуть ниточку «Второго кабинета». Ниточка оказалась цепочкой сливного бачка.
        Соловьев решился на шаг, который на Лубянке начальством всегда приветствовался:
«лучше нет влагалища, чем очко товарища». Если он сегодня не спустит воду, завтра за цепочку бачка дернет заботливая рука товарища. Тем паче момент назрел дальше некуда.
        Прежде чем идти к шефу, Соловьев выкурил еще одну сигарету. Руки дрожали, однако он глотал дым так, словно нагнетал в легкие кислород.
        В приемной директора он поторопил секретаря:
        - Я по делу Дронова. - Что для красавца-капитана с недавних пор означало:
«Скачками!»
        Адъютант хмыкнул, глядя на растрепанного майора:
        - Петров без дела не сидит. На него завели пятое уголовное дело.
        - Да, ты очень смешной малый, - осклабился Вадим. И мысленно откликнулся на шутку капитана: «Не так страшен черт, как его малютки». «Малютка»-Терехин догадывался, он был уверен, что сделает Вадим в следующие пять-десять минут, кого обозначит в качестве жертвы... но остался на месте. Остался в стороне? Нет просто у него не осталось ни одного хода. Цугцванг.

* * *
        Крапивин приехал на Казанский вокзал, когда до отправления поезда Москва - Казань оставалось два с половиной часа. На площадке перед перронами велись какие-то ремонтные работы, пассажиры, встречающие и провожающие жались к стенам, образовав вокруг огороженного участка что-то вроде оживленной трибуны. Диктор вокзала ежеминутно извинялась за «причиненные неудобства», вызванные, правда, изменением расписания электропоездов.
        Близнец был в парике, глаза скрывали фирменные очки с дымчатыми стеклами. Одет стильно. Может, он немного бросался в глаза, но ни один милиционер не способен был увидеть в нем человека, разыскиваемого всеми силовыми структурами столицы.
        Он выкурил сигарету и прошел в здание вокзала. Внутри тоже что-то вроде оцепления: скамейки, выставленные в ряд, оставляли метровый участок для прохода. Рядом расположилась администратор с рацией, подле нее стояли два милиционера. Не меняя ритма, Крапивин смело прошел «кордон». Заплатил десятку и зашел в платный туалет. В первую очередь посмотрел на себя в зеркале. И снова не узнал себя. Он стал другим человеком. И не только внешне. Предчувствовал, что большие перемены ждут его впереди.
        Страшновато немного: незнакомая страна, незнакомые люди, неизвестные перспективы. Но там он будет ждать одного человека и постарается забыть других. Навсегда. Так решила судьба.
        Он вышел из туалета, купил мороженое в «Баскин Роббинсе», расположенном в конце зала, и медленно перешел в другой зал, где было не так много народу. Сразу за лестницей, ведущей в зал повышенной комфортности, он нашел свободное место. На одно сиденье положил свою сумку, на втором расположился сам. Прямо перед ним - телевизор «Самсунг» на высокой подставке, справа буфет. Близнец решил, что останется здесь до объявления его поезда. Ну, может, выйдет пару раз покурить.

* * *
        Директор слушал подчиненного не перебивая. Вряд ли он придумывал для него наказание. Так рассуждал майор Соловьев, обливаясь холодным потом, однако не боясь смотреть шефу в глаза. Как человек, он поймет его, уже понял. Сделал жест: «Одну секунду!» и снял трубку телефона с российским гербом.
        - Леонид Сергеевич? Срочно ко мне. Да, срочно. Да, именно безопасности. Твои люди замешаны в этом. Хочешь поговорить на эту тему по телефону?

«Нет», - ответил вместо директора ФСО Вадим Соловьев. И слушал другого директора, который снимал то одну телефонную трубку, то другую.
        - Николай Николаевич, срочно ко мне. Срочно! - поторопил Терехина шеф. Связался с приемной: - Предупреди дежурных, чтобы полковника Терехина не выпускали из здания. Если он появится на проходной, пусть приведут его ко мне.
        - Как вы вышли на Дьячкову? - спросил директор Соловьева.
        - Терехин вышел, - сглотнул Вадим. И уже начал жалеть, что взбаламутил этот омут. На дне воронки он окажется в числе первых. - Через бывшего друга Дьячковой - Олега Лосева, - продолжал он. - Просто Далматов не разобрался в его показаниях. Я могу идти? - Вадим покосился на дверь.
        - Нет, - жестко сказал директор. - Нет.
        Однако отпустил - когда в кабинет вошел Терехин:
        - Можешь идти. - Остановил майора на пороге: - Я перевожу тебя в группу полковника Дапматова. Вливайся в новый коллектив, Вадим... Как тебя по отчеству?
        - Яковлевич.
        - Вливайся, Вадим Яковлевич.
        Соловьев встретился взглядом с Терехиным и без труда расшифровал выражение его лица и едва заметное покачивание головой: «Ты еще найдешь на свою жопу приключений».
        Директор Федеральной службы охраны Черняков прибыл в компании начальника Службы Александра Свердлина. Генерал-майор казался изваянным из гранита, а Черняков выглядел голограммой в квартире Билла Гейтса: менял цвет в зависимости от настроения хозяина. Он то краснел, как солнце на закате, то бледнел, как дохлятина на пляже. В перерывах, когда к нему возвращались природные цвета, он делал телефонные звонки. Даже не делал, а совершал их. «Корсакова к директору ФСБ»,
«Найдите Юрия Цыганка...»
        Генерал-майор Свердлин остановил распалившегося коллегу:
        - Пока оставь Цыганка и его подопечную в покое.
        - А что такое? - эти слова директор ФСО произнес нараспев, как голубой.
        - Нам не нужны дела о покушении на главу государства. Понял?
        Быстрее всех это понял самый младший по чину. Полковник Терехин мог лекцию прочитать на тему слухов, будоражащих общественность, нарушающих социальные связи. Это было секретное оружие самих спецслужб, и они сами вели беспощадную войну, пресекая информационные атаки. Слухи, мифы - это специальные термины, которыми пользуются профессионалы, ведущие психологические войны. Самое любопытное в них то, что их воспринимают не как вымысел, а как естественное положение вещей; что объективный анализ можно осуществлять только путем критического сопоставления различных источников. Информация (по классификации экспрессивная): известный столичный модельер, офицер Службы безопасности президента и террорист, убивший военного советника президента, готовят покушение на главу государства. Что можно противопоставить в данном случае? Ничего. Ситуация дошла до критической точки. И спецслужбам все равно, игра это или не игра.
        Терехин живо представил себе следующую картину под названием «Реальное свидетельство фактических событий»: следственный кабинет, Марию Дьячкову и оперативников ФСО в нем. «Ты не темни, проститутка е...я! Тут с тобой нормально разговаривают. На Лубянке с тобой потолкуют по-другому. Моли бога, чтобы тебя не опустили к ментам, обезьяна крашеная. Все, ниже некуда. Сиди и не рыпайся! Отвечай, на кого ты руку подняла?» Входит еще один офицер и едва ли не цитирует шефа охраны президента: "Шеф приказал отпустить ее. Нам не нужны дела о покушении на... - Взгляд на серый потолок. - Много ты о них слышал? То-то и оно".
        И даже если «спуститься к ментам», то криминалистика говорит почти то же самое:
«Из фактов совершенных преступлений недопустимо создавать какие-либо сенсации, возбуждать нездоровое любопытство, популяризировать редкие и сложные способы совершения преступлений...»
        Недопустимо.
        Неверно истолкованный разговор на пленке давал Терехину возможность уйти из-под удара, но буквально насмерть бил по заговорщикам. В противном случае полковник составлял им компанию. Николай установил мотив преступления в зашифрованном послании: именно Свердлину была выгодна ликвидация Дронова. Военного советника он уложил в горизонтальное положение, а директора ФСО поставил в интересную позицию. Может, об этом догадывались и остальные участники этой экстренной планерки, но доказать факт двойного удара невозможно. Поскольку Свердлин уготовил всем третий, скрытый удар. Единственная мотивация базировалась на закулисных интригах, и никто не возьмет на себя смелость предъявить генералу Службы обвинения. Если такие вопросы и решаются, то теми же закулисными методами. И что сделает начальник Службы, оказавшись на воле за фактическим отсутствием состава преступления? Для него не существует закрытых тем, и он, «съеденный и обиженный», пойдет по стопам Коржакова. Это и был третий, скрытый удар. Защищаясь, с ним начнут договариваться даже те, на кого он работал.
        Так думал Николай Терехин. А мысли начальника Службы текли по другому руслу.
        Он только с виду казался невозмутимым. И если его коллега из госохраны менял цвета, то генерал ощутил яростную смену теплового режима. Его бросало то в жар, то в холод. Он не верил своим ушам: старший лейтенант Цыганок, в течение восьми месяцев исполнявший обязанности личного водителя генерала, замешан в подготовке к покушению на шефа! Прямо, косвенно, случайно - уже не важно. Важно другое - он реально мог разработать план покушения на главу государства и при финансовой поддержке совершить теракт. А человек, на которого он работал последнее время, располагал достаточными материальными средствами для акции такого рода. Плюс снайпер. Это заговор, громкое дело, уже в эту минуту стучащее в голове и груди набатом. Это удар и по его креслу, и по трону, на который генерал готов был сесть в ближайшее время. Вся подготовка насмарку. Девять месяцев, как и положено, зрел плод, и вот-вот вслед за водами выскочит долгожданный, но мертвый ребенок. Свердлин останется при своих, но это равносильно проигрышу.
        Цыганок был одним из немногих свидетелей встреч генерала и военного прокурора. Свердлин сделал все, чтобы разбросать очевидцев в разные стороны. И не допускал мысли о том, что был вычислен как заказчик старшим лейтенантом Службы. Но за это говорила магнитофонная запись. И даже если отталкиваться от крайности, Цыганок давал шанс окончательно убрать его с дороги.
        Генералу порой не требовалось никаких указаний сверху, лишь согласование с определенными структурами. А их высшие представители собрались сейчас за одним столом. И дело далеко не в деликатности, не в избавлении спецслужб от трудоемкой работы копаться во взаимоотношениях генерала Службы и его подчиненного, какими бы ни были между ними связи, - на первый план вылезли «вопросы национальной безопасности». Генерал избавлял коллег от привычной работы из серии «Особая папка». Услуга за услугу и - полный расчет на месте. Фактически уже сейчас никто никому не должен.
        - Какие еще имена фигурировали в записях, которые вы уничтожили? - спросил Свердлин, сканируя полковника Терехина.
        - Больше никаких, - твердо ответил Николай. - Я... то есть мы с майором Соловьевым пришли к заключению, что это логическое решение, отталкивающееся от трупа военного советника президента. Слова были подкреплены делом: проникновение в квартиру полковника Корсакова, овладение секретным документом: тема, визит, посещение, график передвижения. 7 июля я докладывал, - короткий взгляд на директора ФСБ, - о мотивах диверсии. Что обвинения Андрея Проскурина в адрес генерала Дронова - я имею в виду дроновскую инициативу...
        И тут Терехина осенило. Он заговорил быстро, чтобы не забыть внезапно родившуюся идею:
        - Мы так и не вышли на заказчика. Военный прокурор - это промежуточное звено. Крапивин продолжает действовать под руководством основного заказчика. Личная инициатива - это слишком круто для рядового спецназовца.

«Глупость, - сощурился Свердлин. - Однако не лишенная оригинальности».
        Корсаков появился в сопровождении адъютанта директора ФСБ. Когда капитан вышел, Свердлин приступил к его допросу:
        - Какие документы скачали из твоего компьютера?
        - Сценарный план визита президента в Самару.
        - Только его?
        - Да. Их интересовал только этот документ. Я посмотрел по времени. Поиск начался спустя полчаса после визита... одной дамы. Я написал рапорт на ваше имя, сейчас он лежит у коменданта Кремля. Я взял на себя...
        Свердлин махнул рукой, перебивая полковника, который развеял все сомнения относительно осведомленности Юрия Цыганка. «Слишком круто для одного спецназовца, - повторил про себя генерал. - А установить заказчика - не менее круто для всей троицы заговорщиков». И все же Цыганок оставался свидетелем. Равно как и его леди-босс.
        Вторым в этом вопросе разобрался директор ФСО. Черняков сверкнул на Терехина звериными глазами и заорал:
        - Давай адрес этой проститутки, баран долбаный! Номер телефона давай! С нами поедешь. - Генерал демонстративно глянул на плечо Терехина: - Кто ты по званию, урод? Ни одного просвета!
        Через полчаса полковник сидел на заднем сиденье машины с непроницаемыми стеклами, закрепленной за секретарем Совбеза России, и видел готовый к работе бронированный джип «Мерседес». Он знал, что произойдет дальше. Пока же ему сунули в руки сотовый телефон. Номер был набран («Быстро, оперативно работают спецслужбы - когда это надо, - машинально отметил он, ничем не отличающийся от своих коллег. - На опережение слухов, которые зачастую оказываются быстрее пули»), осталось нажать на зеленоватую клавишу. Оперативник, сидящий рядом, предупредил полковника, покачав головой: «Не вздумай выкинуть какую-нибудь шутку!»
        - Все помнишь? - спросил он.
        - Да, - ответил Терехин. Он нажал на зеленоватую кнопку мобильника. - Мария Александровна? Полковник Терехин беспокоит. Вы знаете меня, я знаю вас, у меня к вам частное дело. Нужно срочно встретиться и поговорить. Последний разговор. Да, как частное лицо. Сегодня я вас уже не «слушал», верно? Я дал уйти Виктору - пока что недалеко. Его судьба в ваших руках. Подъезжайте к 1-му Казачьему переулку, дом
2. Да, я буду в своей машине - джип «Тойота».
        Он вернул трубку оперативнику. Буквально через четверть часа услышал, как пассажир, сидящий на переднем сиденье «Мерседеса», приняв доклад, отдал команду водителю:
        - Серебристо-голубой «Субару» движется по Большой Ордынке в нашу сторону. Поехали.
        Первой с места рванула машина сопровождения.
        И еще две машины сорвались с места - но в обратном направлении. Группа захвата ехала на задержание второго снайпера, который все еще мог находиться в квартире Марии Дьячковой.

* * *
        Мария торопливо спускалась по лестнице. Казалось, все было сделано... вовремя. Но вот снова вклинился проклятый Терехин! Чего он хочет, денег? Что еще он может вынести на торги, что еще пойдет с молотка? Предложит кассеты? Но из магнитной пленки ему можно свить лишь веревку и повеситься. Это подтвердил даже Цыганок. Не подтвердил, а доказал. Что может быть стройнее его выводов о несанкционированных магнитофонных записях, о вторжении в личную жизнь? Все действия Терехина, по сути, скрывающего местонахождение преступника, были противоправны и били по нему.
        Дело не в суде, не в следствии - все зависит от спецслужб. Но в том-то и дело! Во внутриведомственной войне, которую Терехин проигрывал в любом случае; а суд, закон, личная жизнь - это дело десятое. Не может он тягаться с целым управлением, даже если соберет под ружье всех сотрудников своего отдела.
        И все же.
        Вот-вот откроется последнее звено, и все станет на свои места.
        - Юра! Ты где застрял?! Быстрее!
        Цыганок закрыл дверь квартиры и спускался последним. Он учел все. Может быть, магнитофонные записи для Терехина и были веревкой, но для тех, кто стоял над полковником ФСБ, они могли быть учтены как реальное свидетельство фактических событий. Цыганок не раз говорил об этом, но относительное успокоение находил в тех же несанкционированных действиях Терехина.
        - Давай заедем на Казанский вокзал, - предложил телохранитель. Хотя понимал, что толку от этого мало. Терехин, по его словам, «дал уйти Виктору недалеко». Стало быть, знает, где он. Цыганок на сто процентов был уверен, что полковник ФСБ продолжает действовать в одиночку, и задачи для него не поменялись. Пусть не выгорело закончить это дело мажорным аккордом, но он может закончить его одинокой нотой. И только сейчас Цыганок предположил, что полковник хочет договориться: никто из них не слышал имя генерала Свердлина. Чтобы последний не раздал сестрам по серьгам. На месте Николая старший лейтенант поступил бы именно так, сделал шаг навстречу... оставляя залог: объявленного в розыск снайпера.
        - Ты с ума сошел! - воскликнула Мария на предложение телохранителя.
        Она села в машину. Предугадывая быструю езду, повязала на голову невесомую косынку, надела круглые солнцезащитные очки.
        Цыганок завел двигатель и тронул «Субару» с места.
        Он вел машину на высокой скорости, привычно перестраивался из одного ряда в другой, обгонял транспорт то слева, то справа. И не переставал нервничать.
        Время. Терехин не оставил времени для размышлений, для анализа. К тому же полковник мог блефовать. Он не знает, где Крапивин, он откровенно прохлопал ушами тот момент, когда Виктор исчез.
        Цыганок придавил педаль газа, обгоняя «БМВ», однако рефлекторно хотелось затормозить.
        Виктор исчез. Как раз перед тем, как Терехин снял наблюдение и свернул свои прослушивающие мероприятия. Сдался? Решил вообще не брать снайпера? Но это ерунда. Такого не может быть по определению. Кто-то узнал о его личной инициативе? Не дай бог. Если да, то он сейчас...
        Черт! Цыганок выругался. Опасно, очень опасно ехать на эту встречу. Обязательно возьмут, и не факт, что отпустят. Уже не факт. Но долго ли продержат?
        В это время «Субару» двигался на высокой скорости по Большой Ордынке по крайней левой полосе.
        Время.
        Не хватило времени.
        Каких-то секунд.
        Цыганок увидел несущийся навстречу черный джип «Мерседес» с броскими спецномерами и синими мигалками и понял все. Он резко затормозил, поскольку свернуть было некуда: справа тянулась вереница машин, а левую и крайнюю встречную полосы контролировал черный «охотник». В «Субару» чуть не вмазался идущий позади
«Фольксваген», а Цыганок, отпустив руль, успел сделать то, на что в спокойной обстановке у него бы ушли секунды. Сейчас же время для него измерялось живым хронометром - его частыми ударами сердца. Он одним движением высвободил привязной ремень Марии и выхватил на мгновение ее широко распахнутые глаза. Резкое торможение вынесло «Субару» вправо, вплотную к соседнему потоку машин. И это позволило Цыганку выбросить Марию прямо на капот притормозившей «девятки».
        Цыганок до последнего мгновения остался телохранителем. Может, за это он был награжден сверху еще одним мгновением, которое показало ему Марию. Ударившись о лобовое стекло «Лады», девушка сползала по капоту, но была жива.
        Бронированный джип не пошел бы на лобовое столкновение. До неожиданной остановки скорость «Субару» была достаточной, чтобы просто подставиться, круто вырулив в сторону, и придавить педаль тормоза. Водитель джипа мгновенно поменял решение и, резко добавив газу, направил машину на кабриолет.
        Цыганок коротко вздохнул, словно всхлипнул, словно увидел впереди приведение, словно открылась дыра в другое измерение. После страшного удара его вмяло в сиденье и пригвоздило рулем.

* * *

«Уважаемые пассажиры! Скорый поезд Москва - Казань отправится с пятого пути в 15 часов 40 минут. Пассажиров просим пройти на посадку. Внимание! Скорый поезд...»
        Близнец посмотрел на часы: до отправления поезда осталось тридцать пять минут. Он посидел еще немного и, подхватив сумку, встал с места. Как раз в то время, когда
«Самсунг» показывал оставшиеся секунды до начала региональных «Новостей». Когда Виктор проходил мимо стильного телевизора с вмонтированными стереоколонками-"ушами", диктор озвучивала главные темы дня: заседание Кабинета министров, дорожная катастрофа в центре столицы, еще что-то.
        В связи с ремонтными работами, которые велись на Казанском вокзале, Витьке пришлось снова идти через второй зал ожиданий. Опять проходить заградительный кордон, чтобы выбраться из этого кольца, заполненного пассажирами, и выйти к перрону. Он уже взялся за массивную отполированную ручку двери, как вдогонку ему полетело информационное сообщение.
        Он обернулся.
        В двух десятках метров от него, на противоположной стороне, где находилось кафе и платный туалет, стоял точно такой же «ушастый» «Самсунг», на который он смотрел в течение почти двух часов.
        "Сегодня примерно в половине третьего на пересечении Большой Ордынки и 1-го Казачьего переулка произошло ДТП, в результате которого один человек погиб, а двое получили травмы различной степени. Навстречу машине секретаря Совета безопасности неожиданно выехал «Субару» с откидным верхом, на высокой скорости двигавшийся со стороны Большого Москворецкого моста. Водителю сопровождавшей чиновника машины - работниками ГАИ называется джип «Мерседес» из гаража особого назначения - ничего не оставалось, как преградить «Субару» дорогу. Водитель служебной машины, который проходил службу в Федеральной службе охраны, получил черепно-мозговую травму и был госпитализирован. Пассажирка «Субару» - по нашим сведениям, это известный столичный модельер Мария Дьячкова - доставлена в больницу также с черепно-мозговой травмой. Личный водитель Дьячко-вой скончался, не приходя в сознание, в приемном покое больницы. К следующему выпуску новостей мы постараемся узнать подробности происшествия и получить комментарии специалистов".
        Близнеца толкнули с одной стороны, с другой... Он смотрел на телевизор и не мог оторвать от него взгляд.
        Глава 20
        Кто хуже
        К одиннадцати вечера Николай Терехин едва держался на ногах. Он выпил полторы бутылки водки и собрался допить остатки. В свои тридцать два года он выглядел на лейтенанта. Как на той фотографии, которая почему-то все время перекашивалась на стене, а сейчас и вовсе висела под большим углом; на ней «лейтенант-полковник» уже полулежал; еще немного, и он окажется в горизонтальном положении и ногами к выходу.
        Он долго не обращал внимания на резкие звонки в дверь. Когда они, казалось, усилились, он, покачиваясь пошел к двери. Распахнул ее рывком. Увидел незнакомого парня лет двадцати с небольшим: длинные волосы, усики, реденькая монгольская бородка.
        Полковник натужно икнул и, помахав рукой: «Одну минуту», задержал дыхание, посчитал про себя: «Один, два, три», прогоняя икоту. Потом резко выдохнул и спросил:
        - Тебе кого?
        Когда-то он точно так же вошел к Олегу Лосеву. Незнакомец коротко замахнулся и вколотил хозяина квартиры в прихожую мощным ударом в челюсть. Шагнул следом и прикрыл за собой дверь. Впрочем, Терехин этого не видел.
        Он пришел в себя на диване. Виктор Крапивин сидел в кресле напротив. Полковник сразу узнал снайпера, потому что тот был уже без парика. Отчего-то обрадовался:
«А, вот в чем дело...»
        - Ты искал меня? - спросил Близнец.
        - Ну?
        - Ты не мычи, а на вопрос отвечай.
        Николай быстро взял себя в руки.
        - Откуда ты узнал мой адрес? - спросил он, привставая и потирая припухший подбородок.
        - Цыганок сказал. Он пробил тебя сразу, как только нашел закладку.
        - Да, с Цыганком я дал маху. Водку будешь? Твой друг Лосев в свое время не отказался. И правильно сделал. Погоди, - повысил голос Николай, - не наезжай, дай сказать! Ты чего-то хочешь? Чего именно? Про Марию и Цыганка, как все это произошло? Я скажу - чуть позже. Я в туалет - умыться и поблевать. Ни разу не видел, как блюет полковник ФСБ?
        Николай вернулся в комнату относительно свежим, с полотенцем через плечо. Скользнув покрасневшими глазами по коренастой фигуре снайпера, коротко дернул плечом. Он посчитал, что не стоит опускаться до мелочей, говорить о чьем-то предательстве, которое и предательством-то не назовешь. Снайперу ни к чему лишние фамилии, звания, ему не обязательно знать волчьи законы федеральных органов, сбившихся в одну стаю. Что с того, если он узнает имя какого-то майора Соловьева.
        - Мне нужно было как-то отмазываться, перестраховаться. В конце концов, это вы втянули меня в игру. Только я не думал, что с Марией и Цыганком обойдутся так круто. Цыганок предложил пустить идею об убийстве Свердлина?.. Только не говори:
«допустим», «может быть...» Отвечай: да или нет.
        - Да.
        - Тебе от этого не легче. Теперь вам шьют покушение на шефа Свердлина.
        - Заткнись! Иначе снова по зубам получишь. За что их так? - Близнец кивнул в никуда. На окно, отгородившееся плотными шторами то ли от ночи, то ли от комнатного света. - Ведь ты не мог сказать про Свердлина.
        - За то, - резко ответил Николай. - Ваши идиотские разговоры попали этажом выше. Другой вопрос вышел на первое место, уже другое дело. Ваше дело вообще такое, что не подлежит ни огласке, ни расследованию. Прикинь: известный столичный модельер и бывший лейтенант Службы вначале скрывают преступника, убившего военного советника президента, а потом готовят на последнего покушение. Вы допустили ошибку, подразумевая Свердлина, но не называя его по имени. На последней кассете вы обсуждаете сценарный план поездки президента и говорите, как и где его можно убрать. Вы меня пугали, но и сами были насмерть напуганы, поэтому ошиблись. Прикинь, что эти слова попали в эфир, ну, что начнется? Даже не слова, а слухи. Это очень серьезно. Поэтому Марию и Цыганка решили убрать так быстро. Не хочу говорить, что Марии повезло, но все мы - и я вместе с вами - доигрались. - Николай выругался и покачал головой. - Я видел, что сделал Цыганок. Он выбросил Марию из машины, а сам не успел... Ему чуть-чуть не хватило.
        Терехин снова не дал Близнецу заговорить. Он обрушился на него с новой силой, словно прогоняя из глаз образ Юрия Цыганка:
        - Сейчас ты скажешь, что вы никого не хотели убивать. Лучше скажи об этом шефам госохраны. Они сразу вцепились в это дело. Им по херу, деза это или не деза. Для них главное - предотвратить. А скажи я об этом раньше, и тебя бы грохнули. Ты зачем пришел ко мне, искать виновного? Он ничем не отличается от личного телохранителя Марии Дьячковой. Ничем! Разве Цыганок отвалил в сторону, когда мог отвалить? Нет. Ему были нужны дела о покушении на свою клиентку? Нет. Так и
«наверху». И неважно, что в данном случае это называется грязной правдой в белых одеждах. Вот тебе ответы на все вопросы. - Николай усмехнулся. - Действуй. Или ты только на словах хотел стать героем нации?
        - Героем нации? - переспросил Близнец и покачал головой. - Я не хочу быть позором нации.

* * *
        Полковник Далматов принял срочный звонок от старшего опергруппы, дежурившей возле дома Терехина в Басманном переулке. Старшим он определил майора Соловьева, который влился-слился в далматовский коллектив. И начал работу с того, что заступил на почетный караул у дома своего бывшего шефа. Это показалось Далматову и символичным, и показательным.
        Срочное донесение майора Соловьева сводилось к следующему: в 23.05 к полковнику Терехину пришел молодой человек лет двадцати пяти, одетый в светлую широкую рубашку навыпуск, зеленоватые джинсы. Невысокого роста, широкоплечий, среднего телосложения, волосы длинные, короткая бородка, очки. По всем приметам совпадает с одним из фигурантов этого дела - Олегом Лосевым. «Сохатым, - дополнил от себя Далматов. - На его горбу Терехин выехал, почти выехал в этом деле».
        Какого черта он приперся к Николаю? - недоумевал Далматов. Спросить с него за свою бывшую подругу, которая валялась в больнице? Но нет. Про характер Лосева говорить не стоит, он не тот человек, который способен на такой шаг. Хотя необузданными порывами страдает каждый.
        - Этот парень точно зашел к Терехину? - уточнил Далматов.
        - Да, шеф, - ответил Вадим. - Он долго звонил. Потом мы услышали: «Тебе кого?» Затем какой-то стук, и дверь закрылась. Что нам делать?
        У полковника было два ответа. Первый: «Пусть разбираются между собой». И надеяться, что Лосев - крепкий малый, мистер-бицепс, твистер-трицепс и прочее, поддерживающий форму на тренажерах, - совладает с Терехиным, набьет ему морду, трахнет. Ибо было за что. Далматов не мог «нарадоваться» на соседа по этажу. Двумя опергруппами они бы взяли дружную компанию - бывшего офицера Службы, модельера и снайпера, да еще бы поставили между ними танцора, которому ничто не мешает, ничто не жмет, который мастерски камуфлировал правдивые ответы за вызывающе хамским прямодушием. Тепленькими. В две секунды завершили бы это дело.
        Второй ответ: «Берите Лосева, берите Терехина. Терехина ставьте к стенке, Лосева - раком, колите горячими, вышибайте правду, задавайте один вопрос: „Где снайпер?“ Чтобы они во второй раз не провели оперативников. Оба».
        Далматов выбрал из двух зол что-то среднее и сказал: «Я сейчас подъеду».
        Прежде чем покинуть свой кабинет, он надел пиджак, скрыв под ним оперативную кобуру с табельным пистолетом, и отдал распоряжение помощнику:
        - Установи, где сейчас Лосев.
        Майор встал и потянулся к пиджаку, висящему на спинке офисного кресла. Далматов остановил его нетерпеливым жестом:
        - Нет, никуда ехать не надо, просто позвони ему домой или на его сотовый. Если возьмет трубку, успокой, скажи, что завтра он должен явиться на допрос. Ненавязчиво поинтересуйся, где он сейчас находится. Ну, чтобы он не перебрал и наутро был как огурчик. И сразу звони мне.
        Далматов едва успел сесть в оперативную машину с водителем за рулем, как получил от помощника сообщение:
        - Лосев дома. Это с его слов. Ругается. Кричит, что достали.
        - Он ответил по мобильнику?
        - Да. Домашний телефон все время занят.
        - Срочно проверь! Пошли к нему двух парней. - И поторопил водителя: - Быстро к Терехину в Басманный!

* * *
        - Ты знаешь, кто давал «крышу» Хворостенко? - спросил Крапивин.
        - ОПГ «Южная», - ответил Николай. - Руководит ею Алексей Захаров, - конкретизировал он. - Его двоюродный брат Саша Сальников был убит, когда «брали» Хворостенко.
        - Дай мне выход на эту группировку.
        - Ты хорошо подумал?
        Полковник снова попал в сети состояния отстраненности: все реально и в то же время нереально. Когда-то он подумал про двух снайперов: «В одном деле два человека с навязчивой идеей. Такого не может быть. Крапивин, в отличие от Андрея Проскурина, человек молодой, пока еще импульсивный, он живет настоящим, теми эмоциями, которые владеют им в данный момент. Он еще не способен заглядывать в будущее. А если делает это, то трезвеет наутро».
        Вот сейчас, похоже, он под завязку налит тяжелыми и подвижными, как ртуть, эмоциями и вряд ли протрезвеет даже через месяц, через год.

«Исчерпал лимит, - подумал про себя Николай. - Хватил через край». Он мог сдать Крапивина - целого и невредимого, а мог доставить его на Лубянку с простреленными руками. Но перед глазами стояла жуткая картина: бронированный джип «Мерседес», который откровенно таранит «Субару»-кабриолет. Он не мог запомнить лица Марии, потому что от удара о стекло ее черты скрыла кровавая маска.
        Марию оставили в живых по многим причинам, и каждая выливалась в откровенный перебор. Двух человек сразу устранить не получилось, а убирать их по отдельности после неудачного покушения - это уже несчастный случай для самих спецслужб. А вот Цыганок напоследок показал, что он настоящий телохранитель, а никакой не бывший. И это взбесило его начальство, планы которого оказались в итоге разорваны ровно пополам.
        Цыганок получил тяжелые травмы, но не настолько, чтобы отдать концы в больнице. Ему помогли - в этом Николай был уверен на сто процентов. Безошибочно представил, как в приемный покой входит человек в строгом костюме, показывает красные корочки и говорит, что раненый - его коллега, ему нужно поговорить с ним наедине. Когда он уходит, врач видит уже мертвого пациента. Дежурный медик тянется к телефонной трубке, но останавливается. Вовремя. Молодец.
        Цыганок находился между жизнью и смертью недолго. Отсчет начался не с жуткого удара, в результате которого телохранитель расслышал треск сломанных позвонков. Таймер включился в тот момент, когда Цыганок буквально увидел смерть: черный джип с черными номерами и непроницаемыми стеклами. Он бредил когда его вынимали из искореженной машины: «Этого вы хотели, суки?!» Но голос его был слаб, только по губам можно было прочесть эти слова. Он перестал различать, где явь, а где сон...
        Он мерз от потери крови, хлеставшей из разорванной руки, стыл от сильной дозы противошоковой инъекции. Поэтому в бреду, в который вплетались его несбыточные и сбывшиеся мечты, лето сменилось зимней стужей. Утопая по пояс в снегу, он прокладывает путь к калитке и что-то бормочет про свою непредусмотрительность. Минует калитку и поднимается на крыльцо. Потом поворачивается и вскидывает руку:
«Вот мой дом!» И слышит в ответ голос, впитывает в себя интонации, к которым давно-давно привык: «Дом?!» Видит глаза Марии.
        Она долго смотрит ему в глаза, изучает его лицо, оставаясь на удивление спокойной. Кажется, он слышит что-то про себя, про незнакомые морщины под глазами; с удивлением узнает, что его глаза «потрясающе красивые».
        В сон ворвались чьи-то голоса:
        - Осторожней, осторожней! Он тяжелый. Кто-нибудь, помогите, возьмите носилки сзади. Дай ему перехватиться! Да, вот так...
        Движение. Головой вперед. Качка. Как на море.
        - Что тут у нас? Тут у нас «конструктор». Собирать будем по частям. Готовьте операционную. - Тишина. - Хорошо, но не больше одной минуты.
        Цыганок увидел человека в черном. Он склонился над ним и приложил пальцы к его окровавленной шее. Лицо незнакомого человека стало отдаляться, отступать в черноту, пока не исчезло совсем...

* * *
        Терехин был единственным человеком, который знал всю подоплеку этого сложного дела. Идеология - он сто раз возвращался к этому слову и при всем желании не мог примерить его ни на Марию Дьячкову, ни на Юрия Цыганка.

«Понимаю, что если откажусь сама и откажу ему в помощи, то и дела-то такого не будет...»
        Проще этих слов, которые все еще стояли в ушах полковника, не было. Они открыты со всех сторон и ничем не защищены. Они беззащитны.
        "Он идет отстаивать и защищать свой внутренний мир. И я хочу глубже понять этого человека, его смелость, безумность, его рассудительность, его спокойствие. Его настрой, стремления, удаленность и близость от своего-чужого мира".
        Она говорила о Викторе, но так получилось, что подразумевала себя. Она себя хотела понять - хотя бы ту малую часть вопроса - почему она помогает ему, почему не прогонит прочь.

«Чтобы полно отомстить, ему нужно поквитаться еще с одним человеком...»
        Она обладает даром провидения. Нельзя брать в расчет мистику, простое совпадение. Но как отказаться от этого? - спрашивал себя Николай, заучивший магнитофонные записи наизусть. Как откажется от этого сам Виктор Крапивин, который в то время смотрел, может быть, на Марию и удивлялся ее смелым, но простым словам? Он - не сложный человек, понять его легко. Он - человек действия. Но он снова оказался один. Но это удел снайпера. Он учится разбираться в своих новых чувствах, приспосабливает свой организм к новым ощущениям. Учится подавлять свои эмоции, желания, протесты. Он учится управлять своим организмом, начиная от глаз и заканчивая кончиками пальцев; управлять своим дыханием, сердцебиением, понижать уровень адреналина в крови.
        Терехина интересовали все материалы, касающиеся снайперов, снайперского искусства. Он хотел разобраться в психологии, в мышлении, составить психологический портрет снайпера.

«Снайперское искусство имеет одну особенность - независимо от опыта, информации, оценок других людей действия только одного снайпера решают исход поединка. Это он отправляется на схватку. Один. Он должен действовать так, как подсказывает ему ситуация, и если нужно, импровизировать»[Василий Зайцев, снайпер времен Великой Отечественной войны.] .

«Понимаю, что если откажусь... то и дела-то такого не будет...»
        Последним, на кого можно было примерить эти слова, был сам полковник Терехин, под контролем которого все эти дни шла подготовка к покушению на личного телохранителя президента. Он тоже помогал им. И сейчас уже не знал, умышленно или нет.
        - Я дам тебе выход на «южан». Утром встретишься с одним человеком. Кстати, он может помочь с оружием. Какое тебя интересует?
        - Под патрон довоенного образца.
        Терехин воспринял это как нежелание снайпера говорить на эту тему. И сам полковник переключился на другую, «общую». Он представил, как будет действовать Виктор Крапивин, представил абстрактно. Шахматы. Если поставить в центр коня, то противник ничего не сможет сделать. Если коня погнать пешкой - конь уйдет, а пешка назад не вернется. Пешка не ходит назад. В шахматах надо знать основу - как поставить группы фигур, и не нужно мыслить комбинационно. Группы фигур борются за какой-то пункт на доске. Зная это, можно противостоять любым гроссмейстерам.

* * *
        Настойчивый звонок в дверь прозвучал в тот момент, когда Олег Лосев выходил из ванной. Он только что принял душ и перетянул мокрые волосы резинкой. Натянув тренировочные брюки, он подошел к двери и заглянул в глазок. Застонал, с первого раза угадав, что будет дальше: ему снова покажут корочки, а потом...
        Чтобы снова не влететь в прихожую, Олег распахнул дверь и споро вышел на широкую площадку, замощенную синей керамической плиткой.
        Их было двое. Один из них тот урод, который брал Олега в «Сугробе»: Лосев хорошо запомнил его рябоватую физиономию с оттопыренными, как две половинки секиры, ушами. Узнал его и по голосу:
        - Собирайся, поговорить надо.
        В прошлый раз Олег грубо ответил: «Сейчас охранник с тобой поговорит». Потом и вовсе дерзнул: «Ты кто такой, бля?» Дальше узнал, кто он такой, когда получил по уху. Картина повторялась с поразительной точностью.
        - Ты че, сука, оглох? Одевайся!
        Лосев не стал сдерживаться, терпение его лопнуло. За последнее время его столько раз хватали за шиворот, били в мощную грудь, роняли на асфальт и на пол в собственной прихожей, что ему это надоело. Столько раз показывали красные корочки, что он заучил их содержание наизусть: владелец удостоверения имеет право на постоянное ношение и хранение табельного огнестрельного оружия и специальных средств. Лишь фамилии, должности, личные номера и сроки «годности» были разными, а на фото все опера были на одно лицо. А Лосев имел право на личную жизнь. И у него тоже было оружие и свои спецсредства, которые он периодически оттачивал в спортзалах, зачастую - со спарринг-партнерами, но с жестким условием: по морде не бить.
        Вот сейчас он точно походил на Тарзана - волосы собраны на затылке в пучок, голый торс, выпирающие мускулы, широкие плечи, узкие бедра; желтые лампасы на спортивных штанах словно рекламировали его крепкие сухожилия. Оба оперативника могли воочию увидеть человека, в чьи трусы элита совала валюту. Но не за просто так, а за дело. За демонстрацию своих возможностей. Они оказались воистину многогранными.
        Лосев крутнулся на месте и, громко выкрикнув, вынес ногу в сторону. Удар получился такой мощный, что рябой оперативник отлетел к соседней двери и сполз на пол. Словно он и не стоял тут никогда.
        Лосев двигался красиво, как на подиуме, и в хищной грации не уступал снежному барсу. Мышцы на его мокром теле обозначились еще четче, скрутились в тугие, хорошо прожаренные на солнце и в солярии жгуты. Он качнул телом в одну сторону, в другую, сделал ложный замах левой рукой. Второй оперативник, отступая, полез за пистолетом и невольно уклонился от удара. Но он ждал его с другой стороны. Он дернул головой в тот момент, когда кулак Тарзана несся ему навстречу. И попал точно в основание нижней челюсти, чуть прихватывая шею. Он падал на пол, уже находясь в глубоком нокауте, однако разгоряченного Тарзана было не остановить. Он снова завис в воздухе, чтобы, сделав «ножницы» в вертикальной плоскости, обрушить на голову противника удар пяткой. Что-то хрустнуло, и эфэсбэшник распластался на полу, широко раскинув руки.
        - Достали! - Лосев выругался и хлопнул дверью.
        Никогда раньше он так быстро не одевался; однако суеты в его движениях не было. Оба опера все еще были без сознания, когда Олег вышел из квартиры с барсеткой в руке. Он легко перепрыгнул через тело оперуполномоченного и поспешил скрыться. На примете был десяток дам, которые с удовольствием приютят мачо. Одна обещала на всю жизнь. «Посмотрим», - философски заметил Лосев.
        Он быстро поймал частника и назвал адрес:
        - Рублевка, - и сунул водителю сто долларов.

* * *
        Далматов получил очередное сообщение, когда его машина сворачивала с Новой Басманной в одноименный переулок. Два оперативника добрались до дома Лосева, расположенного на Трубной улице, раньше, чем сам полковник добрался до Терехина.
«Он ушел», - слушал Далматов и пока еще не понимал, что у Николая Терехина в гостях вовсе не Лосев.
        - Как ушел?
        Раздался мат, потом невнятное пояснение, словно у оперативника отвалилась центральная фикса:
        - Прошкольжнул мимо нас.
        На этот ход Олега Лосева полковник Далматов ответил тоже матом. И только сейчас начал приходить в себя. Неужели, думал он, к Терехину пришел снайпер?! И сердце в груди отчаянно заколотилось.

* * *
        Опергруппа во главе с полковником Владимиром Шведовым заканчивала обыск в квартире Марии Дьячковой. Невозмутимые офицеры на этот раз нервничали. Работе мешал ажиотаж, вызванный несчастным случаем с хозяйкой квартиры. Этот дом на Спиридоновке походил на громадную автозаправочную станцию. Только уезжала одна иномарка, как на ее место вставала другая. Подъезжали коллеги по цеху, близкие и знакомые, клиенты Марии. Узнавая, в какой она больнице, успевали поделиться впечатлениями. Кто-то говорил о случайности, кто-то о закономерности. Кто-то говорил, что последнее время Мария как бы замкнулась в себе, перестала посещать клубы, и считал, что ДТП, в котором погиб личный телохранитель Дьячковой, не случайно. Кто-то звонил и строго спрашивал, кто ведет дело, требовал, чтобы оно было расследовано в кратчайшие сроки.
        Видеокассеты, которых набралось не меньше двухсот, рассовали по картонным коробкам. Аудиокассет было меньше, но именно они представляли огромный интерес. Шведов едва не упустил важный момент: он не вынул из диктофона кассету. Хотя тот постоянно торчал на виду. Он немного перемотал пленку и включил воспроизведение.
        "...Много вариантов. Его можно убрать на площади Славы. Можно снять, когда он будет подниматься по трапу «Валериана Куйбышева».
        Шведов мог разогнать толпу под окнами оригинальным способом: вставить кассету в музыкальный центр выставить колонки на окно и врубить этот отрывок на всю мощь. Через минуту двор опустеет. Все забудут имя столичного модельера и номер больницы, где она лежит; а убегая, сорвут с себя тряпки от M&D.
        Напоследок один из оперативников преподнес еще один сюрприз. В книге Йегуды Берга на 159-й странице была найдена фотография. На ней (формат для паспорта) был изображен парень с длинными волосами, с очень короткой, но четко обозначенной бородкой, в очках в тончайшей оправе. Шведов долго всматривался в его лицо... Потом недоверчиво спросил:
        - Крапивин?
        - Так точно, товарищ полковник. Я тоже его не сразу узнал. Хорошая работа. Немудрено, что его не могли найти.
        - Надо передать этот снимок в угрозыск, пусть ищут. Займись этим прямо сейчас.
        Оперативник кивнул и вышел из квартиры.
        Шведов машинально прочел текст на странице, который, как ему показалось, был отмечен чем-то острым, ногтем, может быть:

«Время - это пространство между поступком и результатом, между преступлением и наказанием».
        Закрыв книгу, он позвонил коллеге на сотовый и спросил, как продвигается обыск в квартире Цыганка. Покивал и, глянув на часы - было половина двенадцатого, - сказал, что тоже заканчивает здесь и отправляется к взятому под охрану офису Дьячковой.

* * *
        Николай записал на листке бумаги номер телефона и протянул Крапивину:
        - Позвонишь по этому номеру утром, скажешь, что от меня. Встретишься с этим человеком, объяснишь, что тебе нужно. А дальше он сам скажет, что нужно делать. Будь осторожен, следи за каждым своим словом. Ты лезешь в волчье логово - помни об этом. Одно неосторожное слово, и тебя порвут. Братва не забывает таких вещей, как убийство. Помни, что убили не только адвоката, который защищал их в судах, но и ближайшего сподвижника Захарова. На время забудь про Марию - с ней все будет хорошо. Забудь про Цыганка - его уже не вернешь. Хотя бы на время прими жизнь такой, какая она есть. Мы с тобой больше не встретимся. Не хочу желать тебе удачи - хотя бы потому, чтобы не сглазить. Где твои вещи?
        - Заплатил водителю и оставил в такси, - объяснил Близнец. - Машина ждет на Каланчевской, напротив «Большевички», пара шагов от твоего дома.

«Да, я знаю», - кивнул Терехин.
        - Только без обиды, - сказал он. - Может, я и сглупил, но, думаю, у меня не было другого выхода. Я не за отличником гонялся все это время, я искал убийцу. - Николай протянул Крапивину руку и попрощался на манер футбольного комментатора Виктора Гусева: - Береги себя.

«Ладно!» - ответил вместо снайпера звонок в дверь. Его продублировала телефонная трель. Это было серьезное предостережение, прозвучавшее с двух сторон, и Николай знал, что и кто стоит за ним. Спокойно, словно речь шла о пустяке, он тихо сказал Виктору:
        - Это за тобой.
        - Сука! Когда же ты успел!..
        Терехин сильно оттолкнул снайпера и рванул к дивану. Чтобы отодвинуть его от стены, ему хватило пары секунд. Еще секунда - и он уже тянул на себя тяжелую дверцу сейфа. Когда Крапивин оказался на ногах, в руках полковника был австрийский
«глок» с длинным магазином, выступающим из рукоятки. Он передернул затвор, и в обойме осталось всего тридцать патронов. Как в автомате Калашникова.
        Николай поднял пистолет и смотрел на Близнеца через прорезь прицела. Это был красивый пистолет с далеко выступающим стволом и группой отверстий в верхней его части, вырезами в затворе рядом с мушкой. Подобное называлось интегрированным компенсатором подброса ствола. Такая модель «глока» очень устойчива, даже если стрелять очередями.
        Полковник мог стреножить убийцу генерала Дронова, мог держать его на прицеле, пока оперативники не взломают дверь и не возьмут его. Мог убить его ровно тридцать один раз. Но... Но снова встала перед глазами жуткая картина: бронированный джип
«Мерседес», который откровенно таранит «Субару»...
        Его вина.
        Другая ошибка Терехина заключалась в том, что он ловил сопляка, попавшегося на провокацию, а тот оказался зрелым, имеющим свою точку зрения человеком. У которого была совесть. То есть ловил одного, а поймал другого. И его по логике вещей нужно отпускать. И если бы Виктор начал говорить о том, что любит Марию, Николай бы ему не поверил. Да, у них были какие-то чувства, взаимные симпатии, но главным осталось то, что каждый видел друг в друге прежде всего человека и как человека же понимал. Вот что связывало их, и это намного сложнее любви. Настолько сложнее, что перевернуло все с ног на голову. Полетели, кувыркаясь, и «верхние», и «нижние». Это и привело Крапивина к решению, которое он принял. И Терехин пожалел его:
«Трудно быть человеком». Куда проще размышлять просто о людях. Куда ни сунься, всюду люди. Множество.
        Он мог убить Крапивина, но вместо этого отточенным движением, словно репетировал этот прием сотни раз, перехватил пистолет за ствол и рукояткой вперед протянул Виктору.
        - Уходи, - коротко бросил Терехин. - Если сможешь - уходи. Если нет, лучше сдайся. Тебя живым брать не будут.
        Близнец шагнул навстречу и взял пистолет в руку.
        - Переводчик огня на затворе, - отдавал последние инструкции полковник, морщась от несмолкаемых звонков в дверь и по телефону. - Огонь полностью автоматический. Пойдем, я тебе помогу. Стой, - Николай придержал снайпера за рукав. - Позвони моему агенту, он укроет тебя до утра.
        Когда Терехин открыл дверь, Крапивин, прячась за ним, отшвырнул хозяина квартиры и открыл огонь по оперативникам.
        Близнец стрелял короткими очередями, выпуская по три пули. Незнакомое оружие стало послушным сразу, оно словно угадало, что находится в руках мастера, который одинаково хорошо владет как снайперской винтовкой, так и пистолетом. «Глок» чуть задирал ствол, помогая стрелку: пули едва ли не повторили расположение пуговиц на рубашке первого оперативника, а потом второго. Отпихнув ногой смертельно раненного фээсбэшника, Крапивин ринулся вниз по лестнице, готовый в любой момент снова придавить спусковой крючок.
        На площадке между первым и вторым этажом его поджидали еще двое. Они открыли огонь из «Макаровых», но жутко мазали по стремительно двигающейся цели. Может, их плохо учили стрельбе на опережение, кто знает? Но Близнец освоил этот прием давно. Очередного опера он положил на ходу, и второго, сообразившего отступить, догнала форсированная очередь. Майор Соловьев считал ступени головой, но был еще жив.
        Снайпер толкнул подъездную дверь ногой и сместился в сторону, прячась за выступом парадного и ожидая огня в темный проем. Мельком успел оглядеться. Прямо напротив подъезда стояли «Жигули» седьмой модели; они даже цветом не отличались от
«семерки» Андрея Проскурина. Есть ли кто-то в машине, нет ли - отметить не успел. Глубоко вдохнув и резко выдохнув, Близнец показался в проеме и отстрелял по машине двумя короткими очередями. И быстро сместился в сторону, к Новорязанской улице, которая напрямую выводила его к Каланчевской, к такси с его дорожной сумкой. Он попадал на южный выход из Казанского вокзала, где провел сегодня много времени. И время еще не вышло. Он снова возвращался к тому месту, где услышал жуткую новость, вколотившую его в каменный пол вокзала.
        Боковые стекла «Жигулей» осыпались. Но из машины не прозвучало ни одного ответного выстрела. Виктор прицелился ниже и, прежде чем повернуть за угол дома номер 16 по Басманному переулку, прострелил задние колеса «семерки».

* * *
        Терехин склонился над Вадимом Соловьевым и покачал головой. Майор лежал на площадке лицом вниз. На его сером пиджаке были отчетливо видны следы пуль. И все с левой стороны. Снайпер не оставил ему ни одного шанса. И все же полковник перевернул своего бывшего подчиненного на спину. И даже не удивился, поймав в его глазах живой блеск.
        Вадим был жив, но дыхание его едва прослушивалось. Изо рта стекала на шею струйка крови. Рубашка на груди пропитывалась кровью, набухала на глазах.
        - Давно тебя не видел, Вадим, - тихо, с присущей ему хрипотцой сказал Николай. - И уже начал подумывать, что ты мертв. - Терехин сел на ступеньку и положил руку с пистолетом Макарова на колено. Он смотрел в глаза своего опера не отрываясь. - Я же говорил, что ты найдешь на свою жопу приключений. Нет, Вадим, дело не в том, что я плохой, а ты хороший. А в том, кто из нас хуже. Ты оказался хуже, Вадим. Ты просто дерьмо. Ты - Х.З. из нацболовского опроса. Ты - хер его знает. Ты первый космонавт, ты Терминатор. Ты придурок, который закусывал водку комнатными цветами. Ты сожрал цветы, которые могли украсить твою могилу. Хорошо, что ты не употреблял в пищу осину. Поэтому ты можешь рассчитывать на осиновый крест.
        И все. Глаза Вадима Соловьева закрылись. Он уже не слышал последнего, сказанного его бывшим шефом:
        - Мой бедный соловей вспорхнул и - полетел за тридевять полей...

* * *
        Оставляя справа Казанский вокзал, где на звуки перестрелки отреагировали только пара носильщиков с тележками, загруженными тюками, и сопровождающая их таджикская семья, Крапивин ровной походкой шел в сторону Каланчевской. По мосту, возвышающемуся над ней, прогрохотала пустая электричка. Близнец свернул к широкой площадке, забитой легковыми машинами и междугородними автобусами, срезая путь. Прошел мимо ограждающих щитов и ступил на «зебру». Оставалось пройти под мостом и оказаться напротив магазина-салона «Большевички». Вот уже видны буквы скромной рекламы: «Большевичка - 1929». А вот и такси.
        - Там вроде была какая-то стрельба, - сказал водитель «Волги», когда Крапивин сел в машину.
        - Да, - подтвердил снайпер и продемонстрировал «глок», - вот из этого пистолета. Поехал вперед! И если ты остановишься...

* * *
        Полковник Далматов долго не мог двинуться с места. Он растянулся на заднем сиденье
«Жигулей», присыпанный стеклом. На руку, которая оказалась между передними сиденьями и лежала на рычаге ручного тормоза, капала кровь из пробитой головы водителя.
        Так он пролежал минуту или две. Наконец выбрался из машины, но направился в сторону подъезда, а не погнался за преступником.
        Первым делом он увидел полковника Терехина. Николай сидел на ступеньке с табельным
«Макаровым». Босой, в майке без рукавов. Перед ним лежал майор Соловьев.
        - Он ушел? - спросил Терехин, не меняя позы.
        - Кто?
        - Крапивин, - спокойно пояснил Николай. - Ворвался ко мне с автоматическим пистолетом...

«Тебе кого? - также автоматически вспоминал Далматов рапорт Вадима Соловьева. - Затем какой-то стук, и дверь закрылась».
        - ...отключил меня в прихожей. Ты-то за каким чертом приехал? Я почти уболтал его сдаться. Теперь считай трупы. Начни с Вадика Соловьева. И так до ста одного...
        Глава 21
        Большая восьмерка

22 июля, четверг
        Близнец сидел в «Жигулях» шестой модели. Они остановились на углу Черноморского бульвара и Азовской улицы, неподалеку от станции метро «Каховская», четверть часа назад. Сейчас часы показывали половину двенадцатого. Вообще все улицы в этом районе столицы носили «морские» названия: Ялтинская, Артековская, Керченская, Херсонская, Перекопская. Севастопольская, разумеется.
        Полуденное солнце светило прямо в лобовое стекло «жигуленка», и Виктор надел фирменные солнцезащитные очки - подарок Марии.
        Человек за рулем «шестерки» ни о чем не спрашивал. Он был одним из осведомителей полковника Терехина именно в этом районе. Лет сорока, небритый, сосредоточенный.
        Со стороны «Каховской» показался «БМВ-семерка». Водитель «Жигулей» поспешил тронуться с места. Развернувшись, он подъехал к автомойке, расположенной на углу Азовской и Балаклавского проспекта.
        - Видел «БМВ»? - спросил он.
        - Да.
        - Это они. Иди. Не опаздывай - больше десяти минут они ждать не будут.
        Крапивин вышел из машины и пошел по Азовской. Возле автозаправочной станции, где дорога делала плавный поворот, он остановился и прикурил. Когда поравнялся с иномаркой, контрольное время подошло к концу. Он постучал в стекло задней дверцы, глядя поверх машины. Дверца открылась, и на Близнеца уставился белобрысый парень лет двадцати пяти по кличке Сивый.
        - Садись, - кивнул он и подвинулся, давая Крапивину место. - Оружие есть? - спросил он, когда снайпер сел, отгородившись от попутчика дорожной сумкой, и машина, набрав скорость, повторила маршрут «шахи». Виктор бросил взгляд в окно:
«Жигулей» терехинского агента на автомойке уже не было.
        Он расстегнул «молнию» на сумке и кивком показал, что оружие там.
        Сивый присвистнул, держа в руках «глок-18», в магазине которого осталось всего шесть патронов.
        - Откуда? - спросил парень, забрав оружие и продолжив копаться в сумке.
        - Подарок, - коротко ответил Виктор.
        Он был в майке с короткими рукавами, джинсах, все в обтяжку, так что он избежал процедуры обыска.
        Штаб-квартира «южан» располагалась в живописном месте на Садовой слободе, неподалеку от музея-заповедника «Коломенское»; от Москвы-реки ее отделяли всего пара кварталов.
        В большой комнате, куда его проводили, было семь человек. Он - восьмой. «Большая восьмерка».
        - Назовись, - стандартно предложил человек лет сорока с короткой седоватой бородкой, одетый более чем просто: светлая рубашка с коротким рукавом, серые брюки. В его руках мелькала пилка, которой он проворно водил по ухоженным ногтям. Рисовка.
        Он сидел в кресле напротив широкого окна, занавешенного плотными шторами. Это живо напомнило Крапивину комнату в доме-развалюхе, где он познакомился с Хворостенко. И его тут не хватало как в прямое так и в переносном смысле. Не хватало человека в инвалидном кресле...
        - Меня зовут Виктором, - представился гость и буквально слышал предостережения полковника Терехина: «Ты лезешь в волчье логово - помни об этом. Одно неосторожное слово, и тебя порвут». - Это я убил генерала Дронова. А вчера положил четырех оперативников ФСБ в Басманном переулке.

«Семерка» вперила четырнадцать глаз в снайпера. Потом они поглядели друг на друга, часто и недоверчиво мигая.
        - Меня зовут Алексеем, - назвался старший. - Кто может подтвердить твои слова?
        - Генерал Дронов и четыре оперативника. Спроси у них.
        Захаров подался вперед, опершись локтем о колено и поигрывая пилкой, как стилетом.
        - Твоя фамилия Крапивин?
        - Да.
        - Кличка?
        - Близнец.
        - Где ты встретился с Хворостенко?
        - В маленькой комнате. Он гонял по комнате на инвалидном кресле и с места вел репортаж о новогодней генеральской пирушке.
        Тут же отчего-то припомнил слова своего инструктора: «А ты повзрослел...» Тогда он не ответил, посчитав разговор оконченным. Пока оконченным. И вот он продолжился. Самым невероятным образом. С Витькой происходили какие-то метаморфозы. Перестраивался и сам организм, и разум. В него словно заложили другую программу. Может быть, зараженную неизлечимым аппаратным вирусом. И сам он становился неодушевленной машиной. Матрица: революция. Он искал встречи с человеком, вообразившим себя главным архитектором.
        Все остальные - это швали, шестерки, разъезжающие на джипах со спецномерами и вычищающие всех, кто неосторожно шагнул на дорогу. Теперь, когда обозначилась ключевая цель, они не стоили внимания снайпера.
        - Чего ты хочешь? - спросил Захар.
        - Я затеял ремонт. Что-то новое строят всегда снизу, а переделывают сверху. Я хочу убрать человека, который подставил и тебя, и меня. Хочу довести дело до конца.

«Грохнуть президентского вышибалу», - перевел Захар. Он поздно понял, что бороться с генералом бесполезно. Тем не менее до сей поры не считал глупостью предложение иметь дело с таким человеком. Если бы не одно «но»: генерал, принадлежащий к элите спецслужб, не имел ни одной бреши, поскольку не относился ни к политической, ни к финансовой элите, и в этом смысле был неуязвим. Его не за что уцепить. У него сроду не было проститутки, рассудил Захар. Он поздно начал рассуждать на эти темы, поэтому сразу принял предложение своего бывшего адвоката и в конце концов вляпался в дерьмо. Была бы возможность, задушил бы генерала собственными руками.
        - Рассказывай дальше, - продолжал он, нацелившись в снайпера пилкой. - Пока я не выясню, кто ты на самом деле и что у тебя на уме, ты - мой гость. Времени у тебя много. И если я узнаю, что ты причастен к убийству Саши и Хворостенко...
        Близнец перебил Захара, не скрывая усмешки:
        - А зачем он вам? Зачем вам человек, под которым нужно ходить? Ну, была у него идея, он воплотил ее в жизнь. Он свое сделал.
        Алексей усмехнулся:
        - Вот теперь я верю, что за тобой никого нет. Ты говоришь искренне, я вижу, что это твои слова, твои мысли. - Захар принял прежнее положение, но пилки из рук не выпустил, он все так же поигрывал ей. - Ты затеял ремонт - я понял тебя. Какой у тебя интерес в этом деле?
        - Личный. Расплачусь за все сразу. Пакетом. Я просто человек, со своими взглядами на жизнь, нравится это кому-то или нет.
        - Чем мы тебе можем помочь?
        - Оружием. Вы принесете его в одно место. Не в Москве, в другом городе. Ты дашь мне номер телефона, я позвоню и скажу адрес в Самаре.
        - Нам по барабану, был бы результат. Сколько у нас времени?
        - Десять дней. За это время вы должны успеть купить две винтовки - именно той марки, которую я укажу. Это наша «СВД» и...
        Захаров поторопил собеседника взглядом: «Ну и?..»
        - И венгерская «М-3», - закончил снайпер.
        - Венгерская «М-3»? - переспросил Алексей. - Ни разу не слышал о такой винтовке.
        - Услышишь, - пообещал Близнец. - Она разработана под советский патрон 1938 года.
        - Такое старье? - недоверчиво скривился Захар, живо представляя трехлинейку с откинутым штыком. - Зачем тебе эта двухметровая «дура»?
        - Двухметровая? Да, точно. Ты угадал.
        - Ладно... Как я понял, ты будешь работать в паре? Кто второй киллер? Твой сослуживец? - попробовал угадать Захар. - Он из Самары?
        - Я буду работать один.
        Алексей цокнул языком. Он мог доставить и снайпера, и его оружие в любой российский город. Тот бы удивился, с какой легкостью преодолевают оборудованные посты машины с братками за рулем - на дозаправку времени уходит больше. А на въезде в город их встретит еще пара машин, и этот эскорт попрет в центр города. И ни одна б...ь его не остановит.

«Я буду работать один».
        Бывший активист общественного неонацистского движения «Русский Кавказ» хорошо разбирался в людях. Одному он мог сказать: «Мы - братья», а другому объявить: «Мы - враги». Третий мог выслушать более длинное объяснение: «Ты водитель автобуса, и мне без разницы, кто ты по жизни. Мне лишь бы на работу не опоздать. Но случись в пути задержка, я бы перебрал твою родовую книгу».
        Алексей хмыкнул, не спуская глаз с человека, который по его понятиям был парнягой, но с чуточку мужицким уклоном. Он хотел узнать мнение своих товарищей. Они чаще смотрели друг на друга, нежели на стрелка. Каждый думал о своем, но вместе одну думу думали. Это Захар мог блеснуть красноречием, а его люди - далеко не глупые, даже поумнее многих - разговаривали в духе времени. Собственно, все зависит от места, где ты живешь. Взять хотя бы Ташкент, куда недавно Алексей ездил в гости к троюродному брату: мата даже среди подростков не услышишь. Все дело в традиционном воспитании в почтении к старшим и друг к другу, в послушании. Чего никогда не было и не будет в Москве. Городе, который для Захара был плантацией, отчасти курортом, а дом его далеко, в Ставрополе. Порой его товарищи не понимают нормального языка и долго переводят, шевеля губами: что там сказал Захар, а что - Сивый. С ними надо проще и жестче. И Алексей знал, что скажет совсем скоро, так, чтобы поняли сразу:
«Вот человек, которому нужно „железо“. Везите, потом валите оттуда, чтобы нашего
„южного“ духу там не было (а то прикроют курорт, сожгут плантации), теперь это не наше дело. Мы свое сделали - видели, как пошла ракета, как отвалилась первая ступень, потом вторая, включились основные двигатели, и спутник был выведен на основную орбиту. Пора включать телевизор и смотреть, какие передачи передаст этот спутник».
        Вот и все.
        То, о чем подумал Алексей ранее, ему понравилось: «Лишь бы на работу не опоздать».
        Наверное, это и было ответом на все вопросы не о «чистоте», но о реальном цвете акции возмездия - просто кровавом.
        - Значит, ты будешь работать один, - повторил Захар. - А справишься?
        Близнец ответил сразу:
        - Есть такая английская поговорка: «Если ты сумел попасть в бекаса, то попадешь в любую цель». В «бекаса» я уже попал.
        - Хорошо, дальше.
        - Еще мне нужен бинокль с регулируемой кратностью. Также вы вернете мне пистолет или дадите другой, но такой же надежный.
        - Все?
        - Нет. Мне нужен хороший нож, взрывчатка, детонатор, саперные провода. Ты сказал, что я твой гость, Алексей. Я не спал всю ночь. Где я могу отдохнуть?
        Захар снова рассмеялся.
        Не сказать, что он безоглядно поверил этому парню, он просто верил. В этом ему помогало что-то сродни этой веры: уверенность. Убежденность, с которой говорил и смотрел снайпер. Он был смелым - за это говорила даже его внешность. Его решительность была предельно сбалансированной, продуманной, взвешенной, как и его слова.
        Прежде чем отпустить своего гостя и дать ему отдохнуть, Захар попытался выяснить один момент.
        - Ты хочешь отомстить. За кого?
        И он получил ответ, удовлетворивший его полностью:
        - За кровь. Только не пытайся понять меня, Алексей. Ты не поймешь.
        Захар поднял руки, словно сдавался в плен, и умудрился пожать плечами: «Не собираюсь этого делать».

* * *
        Черный рынок вооружений не стоял бы на почетном первом месте среди самых доходных сфер криминального бизнеса, если бы придерживался всего двух общепринятых вещей: спрос и предложение. Его поддерживал и третий кит: качество обслуживания. Что подразумевало в первую очередь оперативность. Любое оружие доставлялось клиенту в любую точку земного шара в течение десяти дней. Для этого нужно иметь лишь деньги; а заказ можно сделать или по Интернету, зная, где найти сайт оружейной конторы, или через живых людей. Проплатив, нужно спокойно ждать товар.
        Захар всегда считал деньги на манер бухгалтера: сколько ушло на взятки, сколько осталось на общаке. Он и раньше имел дело с оружием, четко представляя положение дел на черном рынке. В этот раз придется выложить в несколько раз больше. Ему была необходима стопроцентная гарантия, что его не кинут и не начнут уголовного преследования; криминальной травли он по понятным причинам не опасался. Зачастую гарантом выступали секретные правительственные учреждения. Деньги делились согласно договоренностям между фирмой-изготовителем и продавцом и не отражались в бухгалтерских бумагах.
        Такую гарантию давал, как ни странно, электронный рынок.
        Обмен конфиденциальной информацией по сети Алексей Захаров предпочитал производить из одной точки, напрямую не связанной с его группировкой. Это было небольшое полуподвальное помещение, напоминающее капитальный гараж, под дансинг-клубом на Профсоюзной, оборудованное несколькими компьютерами, с надежной телефонной линией.
        К компьютерам Захар был равнодушен. Он научился разбираться в электронных таблицах и дальше этого необходимого в бизнесе приложения не продвинулся ни на шаг. Он сидел рядом с человеком, белорусом по национальности, и смотрел на его работу. Белорус отыскал несколько сайтов по продаже оружия. На одном предлагали бронетехнику и артиллерию: бронетранспортеры, боевые машины, армейские грузовики. На другом - стрелковое оружие. Прежде чем получить доступ к перечню товаров, ему пришлось ответить на вопрос: «Вы собираетесь использовать оружие в терактах?» -
«Нет», - ответил помярковный, терпеливый то есть, минчанин и получил стандартное приглашение на том же английском: «Добро пожаловать на сайт».
        - А если бы ты ответил «да»? - поинтересовался Захар.
        - Нечаянно? - улыбнулся собеседник. - Всегда есть возможность поменять решение любое количество раз.
        На сайте он нашел восемь меню. Пистолеты и револьверы. Пистолеты-пулеметы. Автоматы - штурмовые винтовки. Снайперские винтовки. Дробовики. Пулеметы. Гранатометы. Боеприпасы.
        Снайперские винтовки значились в списке с первой буквы алфавита (русская винтовка
«АСВК» калибра 12,7 миллиметра) и до последней (немецкая Walther WA2000). Цены за двадцать тысяч долларов, обратил внимание Захар. Самой дорогой в классе «легкого» снайперского оружия оказалась немецкая PSG-1 фирмы Heckler und Koch. Она и реально стоит безобразно дорого - порядка десяти тысяч долларов (хотя по кучности стрельбы немного уступала «СВД»), а на заказ с предоплатой вытягивала на полтинник.
        Насчет снайперской «драгунова» у Захара было два с половиной варианта: достать из подвала собственного дома, купить в Москве или заказать вместе с венгерской винтовкой по Интернету. Он пошел по второму, более дорогому, но легкому пути, впрочем, рискуя: в случае прокола на пути следования товара снайпер не получит ни одной единицы.
        Сайт впечатлял разнообразием товара и его демонстрацией. Каждый вид был представлен в нескольких вариантах - минимум пять видов цветных снимков (включая с неполной разборкой) плюс возможность «покрутить» оружие в объемном формате, зацепив его мышкой за край и вращая. Разумеется, приводились подробные тактико-технические возможности. Но главное заключалось в показе оружия в действии. Короткие видеоролики демонстрировали возможность оружия в опытных руках. Одна винтовка стреляет бесшумно и почти не смещается во время выстрела. Другая оглушительно рявкает и откатывает стрелка. Произвел впечатление один «клип». Двое стрелков стреляют из винтовки дальнего боя из нестандартной ситуации - когда выстрел нужно произвести вверх под большим углом, на манер зенитки. Полутораметровый ствол дальнобойки лежит на плече одного стрелка, второй стоит на коленях позади и упирает приклад в плечо. Выстрел. Переднего стрелка вколачивает в землю, основного отбрасывает назад с такой силой, будто он стрелял сразу их двух гранатометов.
        Цена на венгерскую «М-3» была на порядок выше немецкой винтовки (более чем успешный рекламный ролик на нее был отрывком из «Убить Билла», где О-Рен Ишии стреляет, стоя на крыше, из восьмикилограммовой снайперки PSG-1 в машину; пуля калибра 7,62 миллиметра пробивает лобовое стекло и попадает в голову русского, судя по погонам и роже, генерала), но «венгерка» стоила тех денег, которые запрашивали за нее оружейники, пришел к выводу Захар.

1 июля - со дня заказа прошло восемь дней - венгерскую винтовку доставили в Москву. 3 июля обе винтовки, боеприпасы, бинокль, финский нож с прорезиненной рукояткой отправились в Самару. Как раз в то время, когда Виктор Крапивин прямо с Самарского железнодорожного вокзала зашел в фотоателье...
        До Рузаевки он добрался на электричках, несколько раз пересаживаясь. На попутке доехал до Инзы, а там сел на поезд, следующий до Самары. Удивила легкость, с которой он преодолел последний рубеж. Он сделал по ночному перрону всего несколько шагов и услышал голос проводницы:
        - До Самары нет желающих?
        Крапивин улыбнулся: «Есть».
        Дорога от Москвы до Самары, занявшая на перекладных больше двух суток, измотала. Близнец фактически не спал, слушая грохот колес электропоездов, ежась от сквозняка в легковой машине и борясь со сном в купе пассажирского поезда. Он заплатил за постельное белье, укрылся одеялом и пролежал до утра. Когда поезд отошел от Сызрани, а до Самары оставалось два часа с небольшим, он занял место у окна в проходе.
        Поезд мчался по мосту через Волгу, невероятно длинному, словно перекинутому через море. Колеса стучали, издевались над любимой песней Близнеца «о несчастных и счастливых, о добре и зле, о лютой ненависти и святой любви». Та легкая грусть, бережно бальзамированная ностальгией и долгожданными дождевыми каплями, выперла изнутри ожившей мумией и развернула перед ним манускрипт всего с двумя словами, и ненависть значилась в этом коротком списке под номером первым. Он ехал вслед за ней и упивался ею, раздувая ноздри.
        В таком настроении трудно было мысленно возвратиться в прошлое и поймать ускользающий, двуликий образ генерала Александра. Одна его половина сухо, строго, торжественно, царственно бросала к его ногам шкуру предателя Дронова. Вторая в это время откровенно пренебрежительно писала указ о казни. Когда два образа слились воедино, Близнец словно спустился с небес на землю. Он увидел генерала во всей красе: в золотистых погонах и парадных аксельбантах, он гордо выезжает на чужой трагедии, оседлав мертвого напарника Близнеца и пришпоривая его прошлое.
        Близнец поставил перед собой цель, объявив генералу вендетту, и не мог отступить от намеченного ни на шаг.
        Фотоателье с типовой рекламой «Фото на документы за одну минуту!».
        - У вас есть фотографии, за которыми уже давно не приходят? - спросил Виктор.
        - Да, полно таких заказов, обычное дело, - отозвался фотограф. - Целая коробка. И вряд ли за ними придут. Я периодически их вычищаю.
        - Я заплачу. Дайте мне несколько фотографий.
        В киоске «Роспечати» Близнец купил набор фломастеров, таксофонную карту и расположился в открытом кафе, соседствующем с парком имени Щорса: недалеко от железнодорожного вокзала и совсем рядом с огромным универмагом «Самара» и торговым центром «Триумф». Глотнув пива, он положил на столик лист фотобумаги. На нем шесть одинаковых снимков одного и того же человека лет двадцати. Крапивин аккуратно оторвал один снимок и отложил его в сторону. Взял в руки фломастер и приступил к очередному этапу. Длинные волосы, бородка, усы. Просто длинные волосы. Просто усы. Просто бородка. Тени под глазами, под крыльями носа. Тени под щеками. Очки.
        Работа закончена. Перед глазами пять разных лиц. Витька улыбнулся. То, что он получил в ходе уже давно знакомого эксперимента, давало ему возможность уже сегодня снять квартиру, завтра - еще одну.
        Он посмотрел на часы - половина первого.
        Он покинул тенистое кафе, где призывно пахло шашлыками, и остановил машину.
        - До мемориала «Ил-2» довезете?

«Нездешний», - легко констатировал водитель; местные обычно говорят: до самолета или до ипподрома. Он кивнул: «Садись». Он проехал мимо Губернского рынка, потом по проспекту Мичурина, где расположился престижный торговый центр «Аквариум». По широкому Московскому шоссе ехал, уже не сворачивая, лишь огибая плавные повороты и минуя дорожные кольцевые развязки.
        Совсем другой город, машинально отмечал Витька. Совсем непохожий на Москву. Лишь знакомые названия фирм роднили его со столицей: «М.Видео», «Тинькофф», «ЮКОС»,
«Сибнефть», огромные уличные экраны (первый Крапивин увидел на вокзале, второй напротив парка Гагарина), бесконечное множество рекламных плакатов: со Стояновым и Олейниковым, со знакомыми лицами из «Очумелых ручек»...
        Все знакомое и в то же время чужое.
        Близнец долго смотрел на штурмовик, стоя на остановке. Бросал взгляд на близлежащие дома. Наконец оставил место наблюдения и пошел вниз по проспекту Кирова; десятки, сотни домов убегали под горку.
        На углу серой высотки он нашел то, что искал: массу объявлений о сдаче квартир и комнат. Пока он оставил без внимания те объявления, где не указывались номера квартир. Тут же поднялся на четвертый этаж и по расположению пронумерованных дверных звонков перед общей металлической дверью кармана определил, что квартира номер 18 окнами выходит на сторону мемориала. То, что нужно.
        Он позвонил из таксофона и договорился с хозяйкой о встрече. Решил, что эту ночь он проведет на своей первой огневой позиции.
        Хозяйка подъехала минут через сорок на «Ниве-Шевроле». Лет тридцати, строгая, одетая в белую брючную пару; в объявлении значилось: «Спросить Татьяну». Татьяна поздоровалась и первой вошла в подъезд. Демонстративно проигнорировала лифт и поднималась на четвертый этаж по лестнице.
        - Я говорила, что не сдаю квартиру больше чем на шесть месяцев?
        - Да, я помню.
        Она открыла дверь и пригласила войти.
        Первым делом Близнец заинтересовался видом из окна. Верхушки деревьев приходились вровень с четвертым этажом, но обзору не мешали. Самолет и площадка, обнесенная мрамором и цветами, были как на ладони. Снайпер привычно прикинул расстояние - метров двести пятьдесят. В голове всплыла вводная про трех снайперов, по-разному определивших расстояние до цели. «Что было бы, если бы я ответил неправильно?» - спросил себя Виктор. Ответ нашел сразу. Была бы жива гнида в генеральских погонах, был бы жив Юра Цыганок. Такое чувство, что он обменял жизнь охранника на жизнь генерала. Или смерть. Поворачивай как хочешь.
        Он бы никогда не узнал, сколько еще в мире лжи и предательства, и жил бы себе с более или менее спокойной совестью. И только по ночам чувствовал бы себя неуютно, видя чей-то ускользающий образ и слыша до боли знакомый голос: «Привет, Витька-дембель!»
        - Мне подходит эта квартира. - Пока Близнец созерцал картину за окном, молодая респектабельная хозяйка сидела на диване и молча наблюдала за ним.
        - Триста долларов за месяц, - поставила она условия. - Половину я верну в том случае, если в квартире все будет так, как сейчас. Но не верну ни копейки, если услышу жалобы от соседей - пожилая пара не выносит шума. Мало того, я расторгну сделку.
        - Да, я согласен. - Виктор вынул из кармана несколько стодолларовых купюр, отсчитал три и передал хозяйке. Залог его устраивал. Сам по себе он отрицал необходимость списывать данные с его паспорта. В одном из четырех случаев такой вариант ему не подходил. И залоговую сумму он также решил взять на вооружение.
        Татьяна открыла полупустой шкаф.
        - Здесь два комплекта постельного белья. Если не хватит, можете постирать. Стиральная машинка в ванной. Еще одно: пустые бутылки в мусоропровод не бросать. Во дворе стоят мусорные баки. Если вам срочно нужно будет уехать, ключи оставьте соседям. Залог получите в любое время.
        Она положила ключи на стол и попрощалась.
        Жутко хотелось спать, но сегодня необходимо было решить по крайней мере еще один практический вопрос.
        Близнец вышел на улицу и спросил, где есть поблизости междугородний переговорный пункт. Такой оказался на улице Стара-Загора. Он купил карту за шестьдесят рублей, зашел в кабинку и набрал номер Алексея Захарова.
        - Мне Алексея, - сказал он в трубку. - Это Виктор.

«Южанин» отозвался на манер агента 007:
        - Так на чем передвигался прокурор? - Алексей рассмеялся на другом конце провода. - Завтра часика в четыре сходи на оптовый рынок, - посоветовал «южанин». - Он на улице Потапова, недалеко от телецентра. Спросишь, найдешь. Ищи там «газельку» -
«Доставка грузов по городу», номер КА163В. Это тебе доставка по городу, понял? Все оплачено, деньгами не разбрасывайся. Но быстрее найдешь там синюю фуру с надписью по борту: «Клинское - Аррива». С водителями особо не трепись, спроси хозяина товара - лет пятидесяти мужик. Ты не поверишь, но его зовут Юрием Александровичем. Удачи тебе, Близнюк, - пошутил Алексей. - Подумай о переходе в мой клуб.
        И в трубке раздались короткие гудки.
        Виктор действительно удивился бы скорости, с которой проходили посты машины с
«южанами». Серебристый «Мерседес» сопровождал фуру из Клина, в ней среди ящиков с пивом лежали два продолговатых ящика с винтовками. Уже завтра Близнец превратится в вооруженную до зубов кобру. Пока же он был ужом.
        Часть III
        Террорист
        Глава 22
        Первый рубеж
        Самара, восемь дней спустя
        Виктор Николаевич Крапивин, на вид 25 лет. Рост средний (175 сантиметров), телосложение нормальное. Лицо овальное, глаза голубые, губы тонкие, волосы темные, нос седлом, брови широкие, прямые. Особые приметы: на правом плече татуировка в виде трехглавой горы и перекрещенных винтовки и тюльпана. Может носить очки, длинный парик, усы, бороду, пользоваться средствами грима: утолщение носа, изменение размера щек, бровей.
        В совершенстве владеет огнестрельным и холодным оружием, приемами рукопашного боя. При задержании очень опасен...

* * *
        По протоколу первая встреча президента с горожанами была запланирована на площадке мемориала «Ил-2» времен Великой Отечественной, который местные жители называли просто «самолетом». Немцы же называли его «цементобомбером» за его малую уязвимость. Лишь деревянный хвост легендарного «илюхина», «стоящего к лесу передом, а к городу задом», был слабым местом. Однако впоследствии его заменили на металлический.

«Ил-2» гордо стоял на постаменте. Казалось, он готов был взлететь в любой миг и показать современным «МиГам», на что он способен, какие чудеса вытворял на фронтах войны.
        Казино с одноименным названием (на языке местной молодежи - «Самоулет») было расположено справа от центрального входа на ипподром. Площадка для короткой встречи на пять-семь минут находилась в центре автомобильного кольца, на пересечении проспекта Кирова и Московского шоссе. В этот раз спецслужбы вынужденно отошли от привычной инсценировки. То есть президентский эскорт проедет именно по Московскому шоссе, а ранее запланированный маршрут по Ново-Садовой станет отвлекающим.
        Они могли сместить время прилета президента в Самару в ту или другую сторону, но не могли перенести дату: Самарский карнавал. Который бывает только раз в году и попадает на первую субботу августа. Единственный вариант - вообще отменять запланированное мероприятие, на что президент согласия не дал.
        Это второй визит нынешнего президента в Самару. Борис Ельцин также посещал город на Волге. Президентский эскорт промчался по улице Ново-Садовой. Борис Николаевич сидел в микроавтобусе, несмотря на запрет охраны, и приветствовал горожан своей коронной улыбкой и взмахом руки на протяжении всего маршрута.
        В Службе - как ни в одном другом ведомстве - знали, как вычислить снайпера-террориста. Основных типичных факторов было шесть: защищенность, прикрытие, удобство наблюдения, близость к цели, обеспечение скрытности, возможность отхода.
        В условиях города соответствующие подразделения сил безопасности проверяют все места, подходящие для оборудования огневых позиций снайперов, в пределах двухсот пятидесяти метров от маршрута движения охраняемого лица, площадки торжественного собрания и прочее: Двери и окна в заброшенных либо в непосещаемых помещениях тщательно перекрывают, а внутри оставляют своеобразные «контрольки» - нитки, мусор, пыль. Их нарушение выливается в определенные оперативные действия.
        Сейчас на эти мероприятия были брошены все спецслужбы города, перешедшие во временное подчинение офицерам Службы. Руководил ими лично генерал-майор Александр Свердлин.
        Три дня до приезда президента, считаные часы. Частые запросы в Москву, и все они сводились к одному: поймали ли снайпера. Ответы были одинаковы: «Нет». Наконец они поменялись местами, и уже Москва запрашивала некогда вторую столицу Советского Союза Куйбышев, где для Сталина «выкопали» секретный бункер: не обозначил ли себя Крапивин в Самаре. Пока нет.
        И если объяснения Николая Терехина о покушении на главу государства выглядели не совсем убедительными, во всяком случае, для генерала Свердлина, то после устранения одного из заговорщиков у третьего появился шанс реализовать разыгранный этюд. В голове у него в том числе и секретный протокол со сценарным планом. И снайпер предоставлял серьезную угрозу безопасности президента.
        Каждый постовой имел на него ориентировку. Каждый день для работников милиции начинался с предупреждения о возможном появлении в городе снайпера-террориста. На одном фото он был коротко стриженным, на другом с длинными волосами, с усами, бородкой и в очках. На остальных снимках преступник был смоделирован в разных вариациях. Однако пока поиски Виктора Николаевича Крапивина, 1980 года рождения, результатов не принесли.
        Чем-то он походил на некогда знаменитого медвежатника Адмирала Нельсона. Одессит приезжал в Москву, чем вызывал шухер не только среди правоохранительных органов, но и в преступной среде. И к поиску Крапивина были подключены как криминальные элементы, так и осведомители. Целая армия. И все они дружно качали головами:
«Нет».
        Но снайпер уже был в городе. Он уже подготовил несколько огневых позиций и ждал своего часа. Он был не тем, кого ловили полстраны. Он стал другим, когда пролил генеральскую кровь, и совсем перевоплотился, когда она смешалась с кровью близких ему людей. Когда он вкусил этот коктейль, превратился в хищника, в тигра, который идет по пятам охотника и готовится к решающему прыжку. Путь его был недолог: от снайпера к беглецу, от беглеца к террористу.

* * *
        Генерал-майор Свердлин шел рядом с подполковником Борисом Митяевым. Митяев проходил службу в УФСБ по Самарской области и в данное время обстановку докладывал на ходу - впервые лично начальнику Службы.
        - Квартира на четвертом этаже. Хозяйка сдает ее уже два года и всегда на небольшие сроки. То ли боится, что квартиранты завладеют недвижимостью, то ли еще что-то. Мои парни прочесывали этот район. Собирали информацию, опрашивая местных жителей, работников жилищно-коммунальных служб, о подозрительных лицах. Выявили сотню бомжей, пьяниц. Однако проверили всех.
        Генерал-майор покивал. Борис Митяев говорил о сложившейся практике: нередко снайперы-террористы маскируются именно под публику такого рода.
        - Много квартир сдается в городе? - поинтересовался он.
        - Как и везде, наверное. Практически в любом доме можно снять квартиру, комнату.
        - Продолжай, - разрешил генерал. Он был высокий, мускулистый. Однако Митяев недоумевал по поводу «самобытных» зубов офицера Службы, которые в общем-то не сочетались с его правильными чертами и виделись подобранной на улице челюстью какого-нибудь бомжа. Ходячая консервная открывашка, сравнил подполковник.
        - Бомжи... - Митяев непроизвольно запнулся, - в основном оккупировали чердаки, подвалы, подъезды. Их полно на ипподроме - территория там здоровая, - он на ходу обернулся и указал на автомобильное кольцо, в центре которого возвышался самолет, а за ним раскинулся ипподром, еще дальше вздымались серые жилые высотки, наступая на Поляну имени Фрунзе. - Когда дошли до лиц, снимающих комнаты или квартиры с хорошим обзором на мемориал, выяснили, что однокомнатную квартиру на четвертом этаже дома по проспекту Кирова недавно снял молодой человек лет двадцати пяти. Нашли хозяйку - Татьяну Соболеву, у нее вторая квартира в престижном районе на Осипенко. Когда ей показали фотографию Крапивина, она сразу его опознала. «Он, - говорит, - точно он, заплатил за месяц вперед». Хотела тут же расторгнуть с ним сделку - зачем ей квартирант, которым интересуется ФСБ, - но мы ее быстро успокоили.
        Путь этих двух людей начался от «самолета», так называемого «безымянского поворота», и проходил по проспекту Кирова. Они были одеты так, что в одежде не было заметно строгости. Действительно, ничто не выдавало в двух людях, ведущих на ходу беседу, их принадлежности к спецслужбам.
        - Обратил внимание на «контрольки»? - спросил Свердлин попутчика, который во время беседы экспансивно жестикулировал, чем походил на фана местных «Крылышек».
        - В первую очередь, Александр Семенович, - поспешил успокоить подполковник. - Есть такая метка. Я сам лично осмотрел все. Крапивин протянул тонкую нитку между наличником и обкладкой филенки двери. Пришлось поискать, прежде чем обнаружили ее. Оперативники разместились в соседней квартире, хозяйку зовут Надеждой Васильевной. Смешная старуха.
        - В смысле?
        - Да вы сами увидите.
        К первому подъезду они подошли вдвоем. Остановились. Генерал «фирменно» улыбнулся собеседнику. Оба не исключали вероятности того, что Крапивин в это время мог наблюдать за подходами к своей точке. Он давно шагнул в ранг снайпера-террориста, поэтому не мог довольствоваться одной огневой позицией. Где-то рядом должна быть хотя бы еще одна. Из нее он просто обязан видеть как площадку для запланированного торжественного мероприятия, так и вторую точку. Хотя бы исходя из следующего момента: он - один, и если заметит на запасной базе или на подходах к ней что-то подозрительное, тотчас сменит позицию. Он уйдет. А его нужно взять во что бы то ни стало.
        Можно обложить весь район, стянув сюда все силы милиции и внутренних войск. А вдруг его сейчас нет на точке? А подобная операция наделает шуму и не останется без внимания террориста. И тогда он сменит не только базу, но и район. У него на примете несколько «площадок», на которые так или иначе ступит нога президента. Вплоть до знаменитой Самарской набережной.
        Офицеры обменялись рукопожатием как старые знакомые. Особое удовольствие это доставило Борису Митяеву. Жаль, нельзя запечатлеть этот момент на пленку, слегка досадовал он.
        Подполковник пошел дальше, а генерал шагнул в подъезд.

* * *
        Напротив дома, который так живо заинтересовал генерал-майора Свердлина, трудилась бригада рабочих, в основном молдаван. Их Самарское ГСУ-2 нанимало на временную работу - одна смена, две. Сейчас они меняли тротуарные бордюры. Дорожники были одеты в желтые безрукавки. Почти у всех под ними не было даже маек. У двоих синели наколки на плече. Невысокий крепыш носил татуировку с изображением трехглавой горы и словно брошенного к ее подножию тюльпана. Он изредка поглядывал то на первый подъезд дома, то на окна однокомнатной квартиры на четвертом этаже. Вот он подхватил совковую лопату и, не обращая внимания на недоуменный ропот рабочих-молдаван, пошел в сторону кольца. Поднял руку, притормаживая «бычка», и перебежал дорогу.
        Близнец миновал жилую высотку по Московскому шоссе и свернул во двор. Зашел в третий подъезд, взбежал на седьмой этаж и открыл квартиру, выходящую окнами на Московское шоссе.
        Письменный стол был выдвинут на середину комнаты. На нем лежала готовая к работе винтовка Драгунова. Магазин на месте, патрон в стволе.
        Близнец устроился за огневым рубежом и приник к оптике. Он десятки раз смотрел на окна своей первой снайперской позиции и в этот раз отыскал ее автоматически. Направление, угол места цели сразу же определились, едва винтовка замерла в руках стрелка.
        Расстояние до цели примерно сто пятьдесят метров. Близнец видел кухонное окно с распахнутыми шторами и часть прихожей. И в любой момент был готов увидеть цель. Он целился основным угольником по центру, а с такого расстояния пуля попадет примерно на один сантиметр выше точки прицеливания. Близнец в данном случае пренебрегал разбросом пуль по высоте. Даже с расстояния в двести пятьдесят метров, когда точка прицеливания понизится на одиннадцать сантиметров, незачем вращать маховик. Прицел под макушку, и пуля попадет между глаз.
        В активе Близнеца был чертовски сложный выстрел, когда чеченский боевик взбрыкнул ногами, а этот по сравнению с ним был детской шалостью.

* * *
        Свердлин неторопливо поднялся на четвертый этаж и, как было условлено, позвонил в квартиру номер 19. Она была трехкомнатной, именно там расположились оперативники и специалисты, потеснив хозяев - супружескую пару пенсионного возраста.
        Общую металлическую дверь открыла хозяйка, одетая едва ли не празднично - в яркую брючную пару. Такая одежда вряд ли молодила ее, скорее подчеркивала возраст, который она тщетно пыталась скрыть. Губы накрашены, на щеках следы пудры.
        - Здравствуйте, Александр Семенович, проходите, - официально заявила старушенция. - Ждем только вас.

«Да, - крякнул Свердлин, - операм тут достается по полной. Как бы не пришлось отчитываться перед этой червовой, судя по ярко-каштановым крашеным волосам, дамой».
        Он ступил в коридор и в первую очередь пристально вгляделся в дверь 18-й квартиры, которая и стала для Виктора Крапивина огневой позицией. Генерал отдал бы многое, чтобы террорист в это время находился в квартире.
        Он закрыл входную дверь и, напустив на лицо одну из своих милых улыбок, спросил:
        - Надежда Васильевна, так, кажется?
        Старуха надула губы.
        - Мне только недавно начало казаться, что я Васильевна. Вообще-то я всегда была Ивановной.

«Так... - Генерал нахмурился. - То ли что-то с памятью моей стало, то ли Митяев отчество перепутал».
        - Прошу прощения, Надежда Ивановна.
        Пенсионерка рассмеялась:
        - Да я пошутила! Васильевна я!
        Свердлин не знал, что делать с веселой старухой. Невольно придумал для нее самое подходящее наказание: сделать ее «веселой вдовой». Даже порыскал глазами в поисках ее мужа. Честно говоря, в такую ситуацию он попал впервые. Но выход нашел. Заодно приструнил бабусю и заставил уважать себя.
        - Тетя Надя, - сказал Свердлин. - Идите-ка... на кухню. Сварите мне кофе, если не трудно.
        И догадался, почему не видит оперативников. Наверняка скрываются в комнате и ржут над генералом. Однако хватит, веселье закончилось, пора приступать к работе.
        Эта опергруппа поддерживала радиосвязь с оперативниками из наружного наблюдения. Как раз в это время к ним присоединился подполковник Митяев. Он принял сообщение:
«Внимание, мы начинаем».
        К работе приступил специалист по замкам. Он давно определил, какая отмычка подойдет к замку 18-й квартиры, и справился с работой за считаные секунды.
        Свердлин сам посмотрел, каким образом Крапивин оставил метку. Запечатлев расположение нитки в памяти, генерал отсоединил один ее конец и медленно приоткрыл дверь - на пару сантиметров, не больше. И внимательно вгляделся через эту щель. В первую очередь его интересовало, попадает ли дверь под обзор соседнего дома. Нет, не попадает. А вот дальше прихожей пройти не получится. Окна не были занавешены. В том числе и на кухне. Даже тюль намеренно сдвинут в сторону. Что еще раз доказывало: снайпер, оснащенный оптикой, видит свою базу из другой точки. Точки, которую сейчас, определив сектор наблюдения, можно вычислить с небольшой долей погрешности.
        Только сейчас Свердлин почувствовал неприятный холодок внутри. Только сейчас буквально кожей ощутил, что игра ведется очень серьезная. Он не видел снайпера, но видел его тень. Тень вдруг отдалилась еще на несколько сотен метров и уже оттуда пялилась на точку, которую ему было необходимо покинуть. Фактически он не давал возможности проверить ту квартиру, просящуюся называться промежуточной. Это тоже своего рода «контролька». Он знает свое дело, еще раз убедился генерал.
        Сто пятьдесят метров. Невооруженным глазом можно разглядеть отдельные кирпичи на строении, кору на деревьях. С оптикой вообще комфортно. Она позволит узнать человека, которого Близнец изучал по снимкам, найденным в Интернете. «Он всегда рядом с президентом, он разделяет его точку зрения, уважает его взгляды». Две трети дифирамбов можно смело выбросить на помойку.
        Ах, как близко прошел Свердлин! Всего в паре десятков шагов от снайпера. Но в то время - просто от стрелка, который мог воспользоваться и пистолетом, добавив в генеральскую голову свинца. Но Близнец был снайпером, а не самоубийцей. Он должен иметь возможность покинуть свою огневую позицию.
        Близнец часто-часто поморгал, чтобы долго смотреть в одну точку. Он видел, как приоткрылась дверь, как кто-то осторожно заглянул в комнату.
        - Давай-давай-давай! - торопил генерала снайпер. Огромное давление - больше семисот атмосфер - готово было выбросить вместе с раскаленными газовыми частицами тяжелую пулю. - Давай-давай! - Палец выбрал свободный ход спускового крючка и в каждый миг готов был дожать его.
        Виктор ослабил давление. Снова проморгался, не отрываясь от оптики. Он не видел генерала, но чувствовал его взгляд. Он знает, что в это время снайпер может наблюдать за своей огневой позицией из другой точки. Генеральская осторожность, просившаяся называться волчьей, расшифровывала его планы. Уже сейчас генерал мысленно определил сектор наблюдения и вычислил вторую снайперскую позицию. И в комнату он не войдет. Распахнутые шторы для него - признак опасности. Он достойный противник.

* * *
        В свое время генерал Свердлин осматривал огневую точку на Нижней Масловке, откуда прозвучало два выстрела. Он запомнил расположение предметов, винтовок, отметил затемненный задний план в комнате, пару стреляных гильз, свежие окурки, бутылку из-под минеральной воды, термос из нержавейки...
        И здесь он увидел то же самое. За исключением главного - снайперской винтовки. Однако она появится в одной из квартир, которую террорист выберет основной.
        Свердлин увидел все, что ему было нужно, и вышел из квартиры, закрыв дверь. Аккуратно поставил на место «контрольку».

* * *
        Близнец чертыхнулся, когда дверь в комнату закрылась.
        Он снял магазин, передернул затвор и подобрал выброшенный патрон. Обернув винтовку брезентом и отточенными движениями перетянув сверток веревкой, Близнец навсегда покинул эту точку. Одетый в ту же рабочую безрукавку, он шел по проспекту Кирова в сторону Поляны Фрунзе, неся на плече лопату и оружие. Все происходило именно так, как предсказывал «слоненок» Алексей.

«Смотри и слушай меня. Думай о том, что вот в этот момент я спасаю тебя».

«Чтобы тебя не заметили, нужно быть просто уверенным в себе. Невозможно отогнать страх, но - есть такая техника: если страху пойти навстречу, страх исчезнет».
        Как сказала бы Мария Дьячкова: «Это невозможно объяснить словами. Это живет в тебе, и об этом знаешь только ты».
        Теперь у Близнеца остался единственный шанс на удачный выстрел. Невероятно сложный. И вот тут действительно не хватало чуточку уверенности, может быть, даже голоса своего наблюдателя: «Витя, грех не воспользоваться».

«Да, ты прав, Серега...»
        Глава 23
        Патроны не той системы
        Свердлин не начинал совещание, пока не появится полковник Терехин. Присутствие полковника было необходимо по ряду причин. Во-первых, он в свое время «нашел со снайпером общий язык и чуть ли не уболтал его сдаться». Но все испортил Далматов, отдавший приказ своим ратоборцам на штурм полковничьей квартиры. Второй момент был составляющей частью первого: снайпер пришел именно к Терехину, и не за тем, чтобы поквитаться с ним. За то говорили четыре трупа оперативников плюс тяжело раненный в голову офицер ФСБ. А полковника он мог убить первым, но не сделал этого. В-третьих, в случае если удастся обнаружить снайпера и тот прибегнет к крайним мерам - возьмет заложников, - Николай постарается совершить второй идентичный
«подвиг», выйдя на личный контакт с террористом.
        Терехин согласился сразу, но поставил жесткое условие: если рядом не будет полковника Далматова. Нервное, конечно, замечание, оно выдавало взвинченность самого Николая.
        В-четвертых, Терехин, работая над делом Крапивина как легально, так и нелегально, довольно хорошо - во всяком случае, лучше остальных - изучил снайпера, его привычки, повадки, психологию.
        Кроме Терехина, в Самару привезли родителей Крапивина. Полковник знал об этом и психовал-недоумевал: почему не прихватили Лосева?! Попробовал себя в актерском амплуа: глядя в глаза генералу Свердлину, захрипел, неумело подражая Лосеву:
«Витя, сдавайся! Я тебя, волка, зубами порву!» На лицедейство полковника генерал-майор промолчал.
        Совещание проходило в ГУВД, расположенном на улице Соколова, что недалеко от Волги и совсем рядом, на пересечении с Ново-Садовой - как ни крути, улицы, имеющей в данном случае стратегическое значение. Чуть выше раскинулись площади завода имени Масленникова и громадное девятиэтажное здание - торговый центр самарского предпринимателя Захарченко.
        Когда в конференц-зал, где собрались руководители главных управлений МВД и ФСБ, а также офицеры Службы, вошел Терехин и на ходу бросил извинение, генерал Свердлин приступил к делу:
        - Прошу внимания... Хочу еще раз напомнить, что мы имеем на этот час. Тех, кого я буду называть, прошу вставать и докладывать с места. Террорист в городе. Как он может спокойно разгуливать по улицам и оборудовать снайперские позиции - этой темы мы пока касаться не будем, но обязательно вернемся к ней, когда террорист будет уничтожен. К этому часу мы выявили три снайперские позиции. Первая на четвертом этаже дома по проспекту Кирова. Вторая и третья оборудованы в квартирах домов по Московскому шоссе на втором и седьмом этажах соответственно. Все они находятся примерно в двухстах пятидесяти метрах от «объекта». Что предполагает наличие у Крапивина снайперской винтовки калибра не ниже 7,62. Полагаю, мы действовали предельно профессионально и не выдали себя. Отсюда следует, что снайпер не поменяет позиций и выберет одну из них. Какую именно - вопрос непринципиальный. Мы возьмем его в любом случае. Скорее всего на подходе к точке.
        Генерал сделал паузу. Он сидел за длинным столом. По правую руку от него расположился начальник ГУВД, по левую - руководитель регионального управления службы безопасности.
        В зале собрались опытные оперативники, включая военных. Эта группа была из штаба
2-й армии Приволжско-Уральского военного округа во главе с заместителем начштаба по разведке.
        - Говоря о профессионализме, мы не можем сбросить со счетов профессионализм снайпера, - продолжил Свердлин. - Он проходил службу в подразделении спецназа ГРУ и является диверсантом по сути. Мы не можем выйти на его след, что также является доказательством его способностей маскировки. Образно говоря, он находится среди нас, но мы его не видим. Из всего вышеперечисленного напрашивается вывод: здесь у него есть помощники... Николай Николаевич, вы что-то хотите сказать?
        - Да, - Терехин встал и одернул пиджак. - Я думаю, здесь у него нет помощников. В противном случае он бы не нарисовался, подыскивая квартиры. Эту работу сделали бы другие. Он - снайпер, он - одиночка, он работает один, и ему не нужны ассистенты. Он действует так, как ему подсказывает ситуация. Только его действия решат исход поединка.
        - Исход чего? - нахмурился генерал.
        Терехин на мимику генерала внимания не обратил.
        - Неважно, как это называем мы, важно, как это называет он. И если мы будем говорить на его языке, мы быстрее доберемся до него.
        - Любопытно, почему вы при этом не сжали кулаки.
        - А что, надо было?
        - Присядьте на место, Николай Николаевич. У вас на лице написана симпатия к этому террористу. Давайте заслушаем руководителя опергруппы "Б".
        Терехин толкнул локтем незнакомого самарского оперативника:
        - Почему не начальника транспортного цеха?.. Кстати, ты не знал одного малого из Москвы, который закусывал водку комнатными растениями? Его Вадимом звали. И знаешь, кто его грохнул? Тот самый снайпер.
        Вряд ли самарский опер понял хоть слово. Когда обожатель «музыки толстых» говорил шепотом, из его горла вылетали булькающие звуки, словно он гонял туда-сюда и не мог проглотить ту же водку. Поэтому оперативник кивнул и натянуто улыбнулся.
        Рослый подполковник из опергруппы "Б" держал в руках блокнот и докладывал, изредка поглядывая в записи. Терехин слушал его и при желании мог опередить и его, и старшего группы "В", и далее по алфавиту. На всех точках были обнаружены характерные для Крапивина моменты. Во-первых, во всех трех случаях присутствует стол в центре комнаты и затемненный задний план. Последнее - это характерная деталь для всех снайперов. Первая же говорила о специфичности Крапивина вести огонь в его излюбленной позе.
        Второе - сигареты «Ява». Московские. Самарцы предпочитают, как успел заметить Николай, сигареты местной табачной фабрики «Самарские» с угольным фильтром. Окурки от «Явы» нашли во всех трех квартирах. Но главное - на всех трех точках были обнаружены термосы. Три термоса. Это явный перебор. И полковник на это покачал головой и сделал существенную поправку: не оперативники обнаружили, а сам Виктор Крапивин оставил их. Для кого? Для тех, кто ищет его. Он говорил открытым текстом:
«Я здесь. Я на каждой точке. Возьмите меня». Он кричал об этом.
        И Николай снова вернулся к основе шахмат. Группы фигур борются за какой-то пункт на доске. Зная это, можно противостоять любым гроссмейстерам. Крапивин уже сделал все, чтобы гроссмейстеры, которым он противостоял, бились за определенный пункт. Он сам указал им то место, окруженное огневыми позициями-ловушками.

* * *
        Терехин поселился на время у самарского коллеги и своего тезки подполковника Беликова. Тот жил недалеко от станции метро «Московская», дальше которой метростроевцы еще ничего не прорыли. И вообще в Самаре была одна ветка метро. Николай спустился в подземку ради любопытства и почувствовал себя неуютно в полном одиночестве. Его подмывало спросить: «А что, метро не работает?» Но спросить было не у кого. Наконец минут через пятнадцать приехал электропоезд.
        Двери открылись. Но москвич побоялся лезть в пустой вагон: черт его знает, куда увезет. И вышел.
        И на улице почти ни души. Тихо, спокойно, по сравнению со столицей, как в деревне.
        С дома Беликова и начиналась улица Гагарина. Гараж с его «восьмеркой» стоял во дворе, граничащем с хлебозаводом. Еще дальше - шарикоподшипниковый завод-рынок. Нет, ни шариков, ни подшипников там не продавали. Там продавали заводские площади. Половина уже была забита турецким и китайским барахлом.
        Вручая ключи от машины московскому коллеге, Беликов предупредил: «Осторожно! Тут тебе не Москва!»
        В чем Терехин убедился к вечеру. В Самаре была только одна пробка. Она периодически кочевала по Московскому шоссе от Клинической больницы до улицы Советской Армии. И все. Остальные улицы были почти свободны и от машин, и от пешеходов. Словно мор прошел по городу. Терехин решил: если его окончательно вышибут из «конторы», он поселится в Самаре.
        Он пару раз проехал по Московскому шоссе - от начала, от улицы Мичурина, до конца - поселка Мехзавод. Каждый раз проезжая мимо легендарного «Ил-2», он бросал взгляды на дома, на которых остановил свой выбор Виктор Крапивин. И все больше убеждался, что его позиции - это ловушки, точнее, приманки.
        Терехин в очередной раз поймал себя на мысли, что его, горбатого, могила исправит. У него сложилось свое мнение о снайпере. Между ними пролегли, как мосты, своеобразные отношения. Но как бы он ни симпатизировал ему, что бы ни чувствовал, в душе он так и остался опером.
        Прикинул, что будто специально вывел Крапивина на Алексея Захарова, чтобы возобновить погоню. Хотя в тот момент мысленно желал снайперу удачи.
        Полковник покачал головой: «Нет, все не так». Сегодняшняя вылазка была необходимой по другой причине: просто в своих пассивных действиях он не хотел выпадать из игры. Он искал снайпера безо всякой надежды на успех. Он - никто по сравнению с целой армией спецслужб.
        К тому же с внутренним чутьем не поспоришь. Оно невнятно, словно передразнивая своего хрипатого носителя, бурчало: «В деле Крапивина ты упустил что-то важное. Ты не все знаешь о нем. Он другой».
        Он другой...
        Не тот, за кого себя выдает?
        И снова знакомые мурашки по телу. Где-то близко, очень близко ответ.
        Мурашки мурашками, но сейчас надо покататься по Ново-Садовой. По той улице, где снайпер оборудовал базовую точку. Не на Московском шоссе, поскольку ловушки исключали эту улицу из списка. Однако в протоколе не отмечено ни одного места на Ново-Садовой, где бы президент вышел из машины, а значит, и его личный телохранитель. Ни одного. Что, собирается стрелять в машину? Бронированную машину? Если да, только за тем, чтобы поставить не точку, а кляксу: он решился на выстрел и даже произвел его.
        Отпадает. Близнец уверен, что поразит цель, уверен. Иначе бы не стал приковывать внимание всех спецслужб к одному месту, к одному району. Для того чтобы пуля расплющилась и отскочила от бронированного джипа генерала, и зная, что она не нанесет никакого вреда даже самой машине, - можно выстрелить с расстояния в километр. Засесть там, где никто не додумается проверять помещения на предмет снайперских позиций.
        Терехин даже остановил машину и заглушил двигатель: эта мысль насторожила его. Как и в тот раз, когда он лежал в ванне и подумал вдруг про Витю и Машу, про ликвидацию Кощея Бессмертного.
        Засесть там, где никто не додумается проверять помещения на предмет снайперских позиций.
        Это за пределами трехсот метров, которые прочесыввают оперативники. Дальше трехсот метров.
        Какая у него винтовка? Он сказал, что интересуется оружием под патрон довоенного образца. В шутку назвал или прекратил таким образом расспросы? Тогда ему было не до шуток. И какие могут быть шутки, если снайперская винтовка Драгунова до сей поры использует патрон образца 1938 года? Или специальный снайперский патрон с пулей со стальным сердечником. Какие характеристики у «СВД»? Весит она четыре с половиной килограмма. Тяжеловатая вообще-то - по сравнению со спецназовским
«винторезом», который весит не больше трех. Прицельная дальность 1300 метров. Подходит. Пробивает бронежилеты, каски, кирпичную кладку, насыпи. Мощное оружие. Стрелка при выстреле буквально откатывает назад вместе с винтовкой. Мощное, но не настолько, чтобы пробить броню.
        Патроны довоенного образца. Может, и оружие довоенного образца? Душманы до сих пор лупят из трехлинеек. С трех километров валят противника. Здоровая «дура». Ее только в ящике маскировать, иначе как пронести ее на огневую позицию?
        Но все это ерунда. Подумано для того, чтобы, просеяв, отбросить.
        К месту или нет, Николай вспомнил резкое недовольство Цыганка: «Почему бы тебе не заказать гаубицу? Я натурально шизею, когда ты распоряжаешься чужими деньгами».
        Крапивин и сейчас распоряжается ими. Вряд ли он попросил «взаймы» у Захара - хотя тот мог заплатить солидные деньги за убийство генерала, - тратит те деньги, которые ему дала Мария. Тысяч десять долларов, прикинул Николай, не меньше.
        Девять вечера. Полковник Терехин в четвертый раз проезжает по Ново-Садовой. Фактически прямая улица, нигде нет крутых поворотов, лишь плавные, как волны, изгибы, небольшие подъемы и спуски. За исключением одного места. Там, где велись ремонтные работы и часть дороги была перегорожена в одном направлении железобетонными блоками. Только там президентский эскорт вынужденно сбросит скорость, чтобы преодолеть двойной поворот на малой скорости: километров двадцать - двадцать пять, не больше.
        Николай также вынужденно пошел от обратного, не мог не пойти, поскольку обязан был просчитать все варианты, включая и нереальные. Фактически Крапивин подставлялся. Он никогда не займет позицию, которую легко обнаружить. А вдруг на то и расчет? Генерал Свердлин наверняка мысленно хватанул горячего чайку из каждого термоса и понял, что в районе «самолета» он может поймать только «самоулет». Там он тянул
«пустышку» и понимал это. Но оставить тот район без контроля означало развязать снайперу руки.
        Без контроля ничего не останется, но основные силы оттянуты именно в район
«пустышек». Это хороший ход Близнеца. Однако он легко просчитывался.
        Николай не стал вываливать на генерала все свои соображения. Тот далеко не дурак и смотрел гораздо дальше Терехина, поскольку был профессионалом своего дела. Терехин же нашел человека, способного объяснить «непонятные места».
        - Я думаю, у него «СВД», - сказал полковник, найдя Свердлина в центральном здании ГУВД - этом огромном здании, ставшем штабом. Официально же генералу выделили отдельный номер в гостинице «Жигули». Николая подмывало подколоть Свердлина: не Корсаков ли подсуетился?
        О судьбе Корсакова Терехин ничего не слышал. Его наверняка вышибли с работы и сделали то, о чем в свое время мечтал сам Терехин: шепнули жене о его половой слабости.
        - Я вспомнил, - продолжал Николай. - Когда мы разговаривали у меня дома, Крапивин намекнул, что его интересуют патроны образца 1938 года. А из разговоров с Цыганком, которые я записывал на магнитофон, выяснилось, что «СВД» - штатная винтовка Крапивина.
        - Я знаю. Мы делали в воинскую часть запрос по этому поводу. Значит, он намекнул на патроны 1930 года? - уточнил Свердлин.
        - Да, - подтвердил Николай, помня тактико-технические возможности «СВД» наизусть.
        - В какой форме это прозвучало? Терехин выкрутился как налим.
        - Вы знаете - он ворвался ко мне с автоматическим пистолетом. - И едва не прикусил язык. Только сейчас он вдруг сообразил, что марка австрийского пистолета засветилась дважды. Он «обезвредил» преступника в «Трое», у которого нашли
«глок-18», потом к нему ворвался Крапивин с таким же пистолетом. Это полный трибунал. Собственно, именно поэтому полковник не стал «выбрасывать на рынок» второй «глок»; пусть даже он через год поймает очередного бандита с австрийским пистолетом.
        - Что дальше? - поторопил собеседника генерал.
        - Крапивин угрожал не мне, - продолжал уверенно врать Николай, тем самым отводя от себя угрозу. - Он сыпал угрозами в адрес президента. Что тот схлопочет пулю ненормального образца. Мол, у меня все продумано. И я прикинул...
        - Да, я понял, что ты прикинул, - перебил Свердлин. - Что при подготовке к покушению на Дронова у снайперов был богатый выбор оружия.
        - А что, нет? - возразил Николай. - Они стреляли из финских винтовок, а отстреливались из мелкокалиберных. У них могли быть винтовки Драгунова, но на сравнительно небольшой дистанции больше подошли финские - бесшумные. И потом, где и у кого Крапивин мог приобрести снайперское оружие? Для этого нужны деньги, связи. Он бы погорел, если бы начал подыскивать оружие на рынке. Который по большей части контролируется спецслужбами. Тот же Цыганок в свое время заикнулся насчет оружейного рынка.
        - Логично. Почему только сейчас ты вспомнил об этом?
        - Я давно вспомнил - когда катался сегодня по Ново-Садовой. Я искал место, откуда Крапивин может сделать выстрел.
        - По движущемуся эскорту? Там, где сейчас ведутся ремонтные работы? - уточнил Свердлин. - Их ведет управление кабельных сетей. Серьезная работа, меняют кабель на пятидесятиметровом участке. В стороне проходит теплотрасса, ее прорвало неделю назад, пострадали не только кабели, но и основательно подмыло грунт. Мы тоже обратили на этот участок внимание, проверили близлежащие дома. Пусть попробует. - Генерал закурил. - Я долго анализировал сложившуюся ситуацию. Крапивин намерен сделать выстрел с одной из трех точек, которые мы обнаружили. Других вариантов у него нет. Но он уже проиграл. Причем в самом начале. Он не знает специфику работы Службы. Существует угроза безопасности нашего шефа - реальная или нет, все равно. Есть район, где идет подготовка к покушению. И этого достаточно для того, чтобы отменить встречи, остановки в том месте, изменить маршрут. И он уже изменен.
        - Может, это маневр Крапивина?
        - Он ведет в никуда. Крапивин сам не понимает, кому он бросил вызов. Знаешь, - откровенно признался генерал, - одно время мне было сильно не по себе. Это было вызвано тем, с каким упорством Крапивин идет к своей цели. Меня немного напугала подготовка к покушению, взволновал сам процесс, то, как Крапивин на первых порах обыгрывал спецслужбы.

«И продолжает обыгрывать», - мысленно дополнил Терехин.
        - Но дальше ему не продвинуться. Если честно, то еще никто не продвигался так далеко. Обычно все заканчивалось на ранней стадии подготовки. У нас четко действует профилактика по пресечению преступлений подобного рода. Мы перевариваем огромное количество информации, занимаемся ее анализом и прочее, прочее, прочее. И ты об этом знаешь не хуже меня.
        И если Крапивин действительно знает, как сделать то, чего еще никому не удавалось. . - генерал сделал паузу, - я бы позволил ему нажать на спусковой крючок.

«Что?!» - вздыбились брови Терехина.
        - Откровенно, правда? - ничуть не смутился собеседник. - Но этого не будет никогда. - Генерал остановил полковника: - Спасибо за информацию. Она позволила снять вопрос об оружии, который мы не могли решить. Хотя думали в том же направлении - о финской винтовке, а дальше - об «ОВД».

* * *
        Близнец сделал перекур. Он отер пот со лба и вернулся с балкона в комнату. Комнату, задняя стена которой была искусственно затемнена старым темным покрывалом. Закурил и хлебнул горячего чаю из термоса. Посмотрел на свои руки - чуть подрагивают от монотонной и довольно тяжелой работы.
        Работать приходилось ночью, соблюдая тишину, чтобы, как сказала бы мать, не взбулгачить соседей. Он спилил один прут на балконной решетке, осталось спилить еще три - чтобы обзор был лучше и чтобы они не мешали поводке ствола.
        Он наконец-то убедился в том, что по крайней мере одна огневая позиция обнаружена. А это означало, что обнаружены все три. В данный момент Близнец находился на четвертой, последней. Откуда при всем желании нельзя было увидеть остальные.
        Точку в доме по проспекту Кирова снайпер обозначил «первой». Уже завтра он отнесет туда оружие. Он безошибочно представил, что соседнюю трехкомнатную квартиру пенсионеров оперативники сделают своей базой. Они ждут, но не могут поверить, что вскоре в квартире под номером 18 появится та единственная вещь, которой там недостает: снайперская винтовка. Но она появится там, верят они в это или нет. Это их право.
        Крапивин снова вооружился ножовкой и вышел на балкон. Как ни старался, но металлический скрежет нарушал тишину. Тем не менее никто из соседей пока не отреагировал. Или спят крепко, или люди хорошие.
        Вжик... вжик... - полотно лижет прут и сыпет металлическую пыль на керамическую плитку.
        Вжик... вжик...
        Довольно часто Витьку посещала странная мысль - что он свободен. Нужно только выйти на улицу... но смотреть только вверх, на синее небо, не под ноги. Наверное, такие мысли посещали его потому, что он устал. Устал прятаться, исчезать. Устал от себя, от своих мыслей. Устал от чувства постоянного преследования. Устал спать урывками, глотать горячий чай.
        Устал ждать своего решающего часа. И уж поскорее бы он настал.
        Казалось, у него вся жизнь позади, что он прошел долгий, нескончаемый путь. Он ждал своего часа как избавления.
        Глава 24
        Лицом к лицу
        Пять часов вечера. Смена подполковника Митяева, несшая восьмичасовое дежурство, подходила к концу, когда пришло сообщение от группы наружного наблюдения.
«Наружники» были загружены до двенадцати, а то и до шестнадцати часов в сутки, работая в авральном режиме. Очередное сообщение. Предыдущие оказывались
«пустышками». Пару раз в подъезд заходили парни, подходившие под описание Виктора Крапивина.
        К этому моменту была установлена еще одна «контролька» на чердаке дома: мусор, наваленный на чердачный люк первого подъезда. Что говорило о следующем: снайпер мог выйти из другого подъезда через чердак, оставив «контрольку». Слабоватая сторона, прикинул Митяев, поскольку замка на чердаке не было и мусор мог сбросить любой человек, открывший люк. И все же не исключено, что Крапивин мог появиться сверху, войдя в один из шести подъездов.
        Подполковник Митяев вынес этот момент, в котором нашел противоречие, на обсуждение. Он предложил Свердлину повесить на чердаках замки и опечатать их. То есть дать понять Крапивину, наткнувшемуся на замок, что в этом районе работает группа оперативников и принимает стандартные меры безопасности: перекрывают двери и окна в заброшенных помещениях, а внутри оставляют те же «контрольки». Если таковых не будет, то Крапивин легко разберется, почему их нет.
        - Я не думаю, что он настолько умный, - ответил Свердлин. Однако не упускал из виду тот момент, что снайпер какое-то время тесно сотрудничал с офицером СБП Юрием Цыганком. От него он мог «нахвататься» чего угодно. Скорее всего «нахватался», поскольку довольно успешно продолжал противостоять спецслужбам. Как бы то ни было, но закрывать и опечатывать чердак в доме по проспекту Кирова генерал запретил.
        Митяев на скорую руку перекусил китайской «бомж-лапшой», съел пару бутербродов с колбасой и отказался от щей, которые навязывала операм хозяйка квартиры; на плите стояла громадная кастрюля, на всех хватит.
        Надежда Васильевна почти не выходила из спальни, где смотрела нескончаемые сериалы; и лишь изредка можно было услышать ворчание ее мужа, просившего переключить телевизор на новости. Митяев же коротал время за периодикой. Собственно, все новости были на одно лицо.

«Центр Москвы, возле Госдумы, с утра был оцеплен милицией и солдатами внутренних войск. Вокруг оцепленной территории ходили кинологи с собаками. Виной такого скопления „солдат правопорядка“ было предстоящее принятие Госдумой во втором чтении законопроекта о замене льгот на денежные компенсации. На площади перед Большим театром активисты левых организаций высказали свое отношение к закону. В акции участвовало более 600 человек, площадь была окружена красными флагами. Восемь активистов-»лимонов-цев" НБП проникли в здание Минздрава, переодевшись в камуфляж. В канцелярии министра Михаила Зурабова их приняли за «сотрудников санитарных служб». Нацболы устроили разгром в кабинете министра, выкинули оттуда портрет президента, какие-то бумаги. Их товарищи у входа, приковав себя наручниками, выкрикивали: «Долой Путина!» В ГУВД сообщили, что активисты НБП были задержаны"[«Известия».] .
        Местная печать в основном обсуждала предстоящее мероприятие «с участием президента». 7 августа обещает стать грандиозным праздником. Многотысячное карнавальное шествие - предположительно не менее пятидесяти тысяч человек - начнется от развлекательно-культурного центра «Звезда» и закончится на площади Куйбышева. Свое согласие на участие в Самарском карнавале дал Слава Зайцев. На площади Куйбышева выступят Том Андерс, «Бони М». Прогремит 15-минутный грандиозный салют.
        Митяев переключил рацию на прием и слушал доклад старшего группы наружного наблюдения:
        - Парень лет двадцати пяти. Только что вошел в подъезд. В руках массивный сверток - намного больше метра. В нескольких местах перетянут веревкой. Тяжелый, судя по всему, сверток.
        - Как выглядит этот парень? - Митяев пересел к столу и глянул на монитор. Скрытая над дверью видеокамера показывала отсек с тремя квартирами. Подполковник смотрел на изображение, как в большой дверной глазок, но в необычном ракурсе: сверху вниз. Левая стена была заставлена длинным ларем, тумбочкой и парой полок для обуви. Справа ничего не было. Справа находилась 18-я квартира, снятая Виктором Крапивиным.
        - Среднего роста, среднего телосложения, - докладывал оперативник. - С обезображенной щекой - здоровая родинка во всю щеку или след от ожога - не разобрал. Может, это маска, камуфляж?

«Сейчас я разберусь, - занервничал Митяев, - маска это или камуфляж». Держа рацию, он умудрялся щелкать суставами, будто ломал пальцы резкими движениями. «Длинный сверток больше метра», - вспоминал он доклад. И накоротке обратился к помощнику, стоящему за спиной:
        - Разве «СВД» не складывается?
        - Только десантный вариант, - последовал ответ, - «СВДС». Приклад складывается на правую сторону.
        Подполковник набрал номер телефона экстренной связи с генералом Свердлиным. Пока никто перед дверью не появился, но это была первая - за два дня наблюдений - острая ситуация.
        - Александр Семенович, Митяев на связи. Тут у нас назревает момент. В подъезд вошел парень с тяжелым и длинным свертком. Пока что я его не вижу. - Борис не отрывал взгляд от монитора. - Или лифт ждет, или медленно по лестнице поднимается. Черт его знает, может, вообще мимо.
        - Хоть криво, - грубовато подкорректировал генерал. - В любом случае задержите его и проверьте содержимое свертка. Что там у тебя? Я остаюсь на связи.
        Борис Митяев тяжело сглотнул. Он не сразу доложил генералу то, что увидел на мониторе. Слова - ЭТО ОН - застряли в горле.
        Вначале он увидел, как открывается общая металлическая дверь. Потом сверток, который на фоне фигуры человека, одетого в темную одежду, сразу бросался в глаза. Сверток был конусообразной формы и походил на новогоднюю красавицу-елку, безжалостно стянутую веревками и укутанную в простыню.
        Митяев услышал громкий металлический щелчок и даже вздрогнул. Он смотрел на монитор, видел скрытую под материей винтовку, и звук захлопнувшейся двери показался ему выстрелом.
        Парень. Невысокого роста. Широкоплечий, машинально отмечал подполковник. Впрочем, в таком ракурсе все видятся широкоплечими и с огромными головами. Вот парень остановился напротив 18-й квартиры, повернулся боком и поставил сверток к ногам. Чуть не уронил его, когда сунул ключ в замочную скважину. Прислонил свою ношу к стене. Открыл замок. Замер. Насторожился. Поднял голову и... Точно - он смотрит, на месте ли «контролька». Долго смотрит, припоминая расположение нитки. Снял метку. Вошел. Закрыл за собой дверь.
        - Александр Семенович, он на месте. Сначала проверил «контрольку» и только потом вошел.
        - Берите его. Я сейчас подъеду.
        Митяев отложил телефон в сторону и вынул из кобуры пистолет.
        - Установка прежняя, - нервным, срывающимся голосом предупредил он оперативников, которых в этой квартире набралось шесть человек. - Преступника брать живым. Избегать огня. При необходимости стрелять по конечностям. Пошли.

* * *
        Близнец развернул тяжеленный сверток и, все еще недоверчиво покачав головой, провел рукой по длинному стволу. Без намека на улыбку прошептал:
        - Красавица...
        Он сел на пол, по привычке поджав под себя ногу. Вынул из пачки сигарету. Он сидел боком к окну и невольно прислушивался: у соседей справа, кажется, открылась дверь. Послышались чьи-то шаги. Потом все замерло.
        Соседи справа. Витька все же улыбнулся. Он гнал прочь мысли о том двойном празднике, о противоречивых чувствах, когда мысли о Марии разбивались о размышления над странным поведением инструктора.
        А улыбнулся он потому, что вспомнил товарища, который жил на четвертом этаже. Это было до армии. Товарищу стукнуло восемнадцать. Курить выходили на балкон. И вдруг - звонок в дверь. Открывают - а там именинник. Как ты на улице оказался, спрашивают, ведь только что стоял на балконе. А тот отвечает: упал. Все смеются, не верят. И хозяин пошел доказывать, что фамилия у него не Мюнхгаузен. Лезет через перила, а его удерживают десять рук. Кое-как он вырвался и полетел с четвертого этажа. Гости с белыми лицами побежали вниз, чтобы посмотреть на лепешку, и встретили именинника на площадке между первым и вторым этажом. Зачем хватали, орет, из-за вас руку сломал. Через полгода его забрали в армию. Единственный спецбатальон, который принял его с распростертыми объятиями, был строительным.
        Витька вернулся на точку и был уверен, что слежки за собой не обнаружил. И визуально, и, что называется, внутренним состоянием. Он бы уловил опасность, почувствовал толчок в груди, ощутил жирноватый комок в горле. Они помогали ему, как помогает слепому трость. Все чувства были обострены. Слыша какой-то шум, улавливая незнакомый запах, он автоматически определял его происхождение.
        Нет, слежки не было. И в квартире никто не побывал: метка осталась нетронутой. Может, кто-то из соседей обратил внимание на сверток в его руках, но с ним он не много прошел по улице, если не считать восьми лестничных маршей в самом подъезде.

* * *
        Полковника Терехина притягивал, как магнит, двойной поворот на Ново-Садовой. Он ставил беликовскую «восьмерку» напротив и смотрел в сторону девятиэтажек. Порой ловил себя на мысли, что Витька Крапивин видит его либо в бинокль, либо в оптический прицел - может быть, снятый на время с винтовки. Даже пару раз, глядя из окна «Жигулей», Николай помахал рукой.
        Странные мысли, странное желание...
        Он там, где никто не додумается проверять помещения на предмет снайперских позиций.
        Что-то подсказывало Николаю: он близок к решению той задачи, которая может оказаться не по зубам генералу Свердлину. Он позволил бы выстрелить террористу, если бы... Как он там сказал? «Если Крапивин действительно знает, как сделать то, чего еще никому не удавалось». Да, кажется, так.
        Однако в глазах президентского охранника он не заметил насмешки, когда попросил у него «карт-бланш» для самостоятельных действий. Генерал разрешил с одним условием: Терехин, как Сивка-Бурка, должен явиться по первому призыву. Это лучше, чем следующее: «Я должен знать, где найти тебя в любое время». Свердлин не сказал этих слов, поскольку вместе с ними потерял бы частичку доверия к себе, засомневался бы в своих силах, убеждениях...
        Такие мысли рождались оттого, что генерал не виделся прямолинейным. Он был действительно опером с гибким, однако не прогибающимся умом. Он был хитрым, но не лукавым.
        Николай вышел из машины и прикурил, не спуская глаз с одной точки. Мимо, недовольно ворча, медленно проезжали машины, обдавая московского чекиста выхлопными газами. А в другую сторону, параллельно трамвайной линии, автотранспорт двигался без помех.
        Словно покидая могилу, возле которой он простоял несколько минут, Николай в очередной раз взмахнул рукой: «Ладно, Витек... Мне пора».
        И действительно не сдержал вздоха. Что-что, а могила снайперу-террористу была гарантирована.

* * *
        Для опергруппы подполковника Митяева были изготовлены дубликаты ключей. Шесть человек вышли из квартиры пенсионеров в коридорный отсек и заняли места. Первый оперативник бесшумно вставил ключ и повернул его. Резковатый щелчок, и шестерка в одну секунду оказалась в квартире.
        В этот раз не было слышно ни громких предупреждающих выстрелов, ни привычного мата. Опера были словно глухонемыми.
        Террорист успел развязать тесьму и держал полностью собранную винтовку за цевье. Приклад упирался в пол, а дуло доходило ему до подмышки.

«СВД» - Борис Митяев с полувзгляда узнал характерные очертания винтовки Драгунова. С оптическим прицелом. Радостно узнал. Словно гонялся за винтовкой, а не за тем, кто держал ее в руках и мог - мог, черт возьми - выстрелить.
        И сам едва не нажал на спусковой крючок, чтобы стреножить Крапивина.
        Но его опередил опер, ворвавшийся в квартиру первым. Он пренебрег приемами рукопашного боя. Он на полном ходу врезался в стрелка и вместе с ним повалился на пол. Он придавил его своим телом и, хрипя от натуги, ждал помощи. Два человека схватили преступника за руки и дали возможность товарищу подняться на ноги. Два быстрых синхронных движения, и на руках снайпера защелкнулись наручники. Когда его перевернули на спину, Митяев спросил:
        - Кто ты?
        Мог точно констатировать: «Ты не Крапивин». И услышать такой же утвердительный ответ в стиле американского кино: «Я знаю».

* * *
        Прибывший на базу генерал Свердлин учинил допрос подполковнику Митяеву, а на парня со следами ожога на лице бросил лишь короткий взгляд. Он с ходу разобрался в ситуации, поэтому в первую очередь спросил:
        - Что, кроме задания принести винтовку, поручил ему Крапивин? - Свердлин кивнул на курьера.
        - Подать знак, товарищ генерал.
        - Какой? - терпеливо спрашивал Свердлин, одетый в серый пиджак и голубую рубашку.
        - Задернуть занавески на кухне. А в зале ничего не трогать. Снайперскую винтовку велел распаковать и положить на стол. Все.
        - Крапивин не планировал повторную встречу с посыльным?
        Подполковник помотал головой:
        - Нет. Он заплатил ему сразу. Пятьсот рублей. Посыльный, - Борис скривился, - бомж голимый... Я у него спросил: «Почему ты не пошел в милицию?» Он же, сука, догадался, что за посылку ему вручили. Он ответил: «Самому?! В милицию?!»
        Подполковника бесило то, что про этого долбаного курьера он вынужден был говорить, как про «випа», защищенного иммунитетом от уголовного преследования. Вот он - воняет немытым телом и мочой, почему бы генералу самому не задать ему пару наводящих? Брезгует? Вовсю пользуется правилом жизни рядом с бомжами, которое рекомендует: «Не встречайтесь с нищими и бомжами взглядом»? Нет. Для него такое развитие событий является сценарным, он предвидел его. И сам Митяев предугадывал нечто похожее. Но одно дело гадать, а другое - присутствовать при воплощении того, что называется льстить себя надеждой. Он не мог не видеть в этом бомже снайпера, когда тот вошел в коридор, ковырялся с замком, когда стоял с винтовкой и готов был положить ее на огневой рубеж. То же самое испытал и генерал Службы, иначе не прискакал бы так быстро. Мчался в машине и видел скованного наручниками Крапивина, повязанного нитками-метками. О чем еще говорить?
        - Значит, у него две винтовки, - услышал Митяев голос Свердлина. И поборол в себе желание спросить: «У кого?» - и перевести глаза на бомжа.
        - Крапивин надеется, что мы снимем наблюдение с остальных точек и дадим ему шанс на выстрел, - закончил генерал.

«Если так рассуждать, - прикинул Митяев, - то у Крапивина четыре винтовки. Это как задачка по арифметике: „Если сделать три распила на бревне, сколько получится частей?“ Четыре. На одно бревнышко больше»
        Но он не знал, что Виктор Крапивин подготовил четыре позиции, иначе бы замучился считать винтовки.
        - Все сделали? - спросил Свердлин, закругляясь. - Занавески задернули?
        - Так точно. Что дальше?
        - Ждать.
        - Сука! - ругнулся Митяев на снайпера. - Вот это он напрягает нас! - И переключился на бомжа: - Рассказывай, где Крапивин передал тебе винтовку?
        - Я ничего не знаю. Мое дело маленькое.
        - Ну нет, падла, твое дело такое большое, что ты даже не догадываешься. Рассказывай дальше!
        - Ну взял я «багаж» на Ново-Вокзальной, где «двадцатка» поворачивает. Тот парень уже был на месте. Потом он сел на трамвай и уехал. Я тоже сел на трамвай, доехал по Поляны, оттуда шел пешком...

* * *
        Близнец просидел в неподвижной позе с четверть часа. Тихо. Он убрал пистолет, с которым не расставался ни на минуту. Он не опасался носить с собой оружие по той простой причине, что даже без оружия с ним церемониться не станут. На ночь он накидывал дверную цепочку и натягивал проволоку в коридоре. Она шла к взрывчатке, прикрепленной к косяку. Это на случай внезапного штурма его основной снайперской позиции.

* * *
        Свердлин задержался в квартире пенсионеров. Пора уезжать, но что-то удерживало его. Осталось что-то недосказанное. Кем? Подполковником Митяевым? Что именно осталось за кадром? За кадром?.. Может, он увидел что-то существенное, но не сразу обратил на это внимание? Сегодня или вчера?
        Что-то важное ускользнуло от генерала. Все разговоры крутились вокруг снайпера и огневых позиций, которыми он окружил площадку для торжественной встречи. Площадку с самолетом-мемориалом. Пришла дикая мысль: Крапивин устроил огневой рубеж в самом самолете! Но почему дикая? Ведь никто не додумался проверить «Ил-2» на предмет пусть не пилота-штурмовика, но случайного пассажира. И мысленно согласился с Митяевым: «Ты прав, Борис: вот это он напрягает нас!»
        Но нет, дело не в «цементобомбере», у которого к концу войны не осталось слабых мест, а именно в местоположении штурмовика. Откуда началась беседа московского генерала и самарского подполковника. Они шли к первому огневому рубежу, выявленному спецслужбами. Борис Митяев: "Нашли хозяйку квартиры. Когда ей показали фотографию Крапивина, она сразу его опознала".
        Сразу.
        - Борис, - генерал впервые обратился к подполковнику по имени, не прибавив отчества, - какую фотографию показывали хозяевам квартир? Это важно.
        - Крапивина, разумеется, - не понял Митяев.
        - Как он выглядел на ней? Обычно? Показали одну или несколько, где его смоделировали в разных вариациях?
        - Обычную.
        - И хозяйка сразу опознала его?
        - Да, сразу.
        - А хозяйка квартиры на Московском шоссе? Кто курирует тот район, подполковник Саламатин, кажется? Набери-ка его номер.
        Ровно через минуту генерал услышал то, что ожидал услышать: хозяйка второй квартиры не опознала Крапивина на той фотографии, где он был в парике и с бородкой. Это была копия снимка, найденного в квартире Марии Дьячковой во время обыска. Но хозяйка узнала своего квартиранта на другом снимке...
        - Мы упустили этот момент, - тихо сказал генерал. - Хотя должны были зацепиться за эту странность сразу. - Он срочно связался с начальником Главного управления внутренних дел по Самарской области и отдал распоряжение: - Изымайте те фотографии, на которых Крапивин с рогами! Все эти дни мы искали черта, а снайпер смеялся над нами.
        И странное ощущение возникло вновь. Генералу снова стало не по себе. Упорство Крапивина уже не волновало, но пугало.
        Глава 25
        Мертвая петля

6 августа, пятница
        Александр Свердлин не хотел становиться закадычным другом полковника Терехина, однако встречались они часто и в основном по инициативе Николая. У генерала сложилось неприятное чувство, словно фээсбэшник что-то вынюхивает. И он спросил в лоб:
        - Чего ты хочешь, объясни! - Не дав ответить, задал следующий вопрос: - Ты говорил дознавателям, что Крапивин ворвался к тебе загримированным?
        - Конечно.
        - Черт... Мы упустили один важный момент, который Крапивин записал себе в актив. Параллельно с этим допустили еще одну ошибку. Мы изначально не хотели поднимать город на уши, но, видно, придется. Придется показать фото Крапивина по ТВ.
        - А как насчет комментариев? - спросил Николай. - Накануне визита в Самару главы государства прибыл человек, убивший его военного советника? Это же прямая связь, Александр Семенович. Праздник будет испорчен. Каждый, кто захочет повеселиться на набережной или просто прийти на площадь Куйбышева, будет ощущать на себе взгляд террориста. Преступника, которого спецслужбы так и не смогли поймать. Веселье пройдет под лозунгом: «В трудное время живем, товарищи». Это вместо запланированного: «Хочу, чтобы над Волгой гремели взрывы салютов».
        - Все так, согласен с тобой. Но по городу уже ходят слухи. Так что придется объясняться. Я понимаю, мы утонем в телефонных звонках, но один из них точно попадет в цель. Мы найдем Крапивина, где бы он ни прятался. - Свердлин выдержал паузу. - У него были хорошие, очень хорошие учителя-психологи. Он проходил службу в армейском спецназе, а там психологии не учат. Когда он поимел нас с маскировкой, я понял, что он знаком с поисковыми приемами спецслужб, и распорядился поднять данные особого отдела, курировавшего центр снайпинга. В учетной карточке Крапивина - тогда еще курсанта - в самом конце обнаружилась занятная запись. Она вывела на отдел специальных программ ФСБ.
        Николай кивнул. Он хорошо знал задачи этого отдела, который до 1997 года именовался отделом перспективных программ: «определение и последующая нейтрализация источников, представляющих государственную опасность». Обычно к работе привлекали лиц, не состоящих на службе в силовых структурах и органах правопорядка.
        - Крапивин прошел курс интенсивной подготовки в Остафьево, - продолжал генерал, - поучаствовал в конкретной операции. По специальности, думаю, хотя нам об этом не говорят. Я распорядился еще раз допросить Проскурина и получил стенограмму допроса. Прочти.

* * *
        Из протокола допроса Андрея Проскурина:
        Проскурин: - ...Первая встреча с Хворостенко состоялась в середине мая. В центр снайпинга пришел человек лет тридцати пяти и предложил поговорить с одним человеком. Он сказал: «Не за деньги». Я согласился. Этот человек мог быть либо из спецслужбы либо из криминала. В конце курсов всегда приходили особые «купцы». Они приходили, смотрели на учеников спрашивали мнение инструкторов. Обрабатывали курсантов в центре снайпинга, а не в какой-нибудь кафешке или в машине. Они говорили банальные вещи, потому что для молодых людей словесные выкрутасы зачастую попросту не доходят. Словом, продолжали политику, которая была основной в центре: не настраивать будущего снайпера на врага, поскольку человек ломается, а снайпер - в первую очередь. Курсанту говорили: мы заметили тебя, ты можешь рассчитывать не на продвижение как таковое - поскольку их служба по сути еще и не началась, - а на хорошее место в хорошем подразделении. Ваше дело маленькое: стреляете и уходите. Я знал о пяти таких случаях. Не знаю, много это или мало. Курсант писал рапорт на отпуск по семейным обстоятельствам, рапорт продляли, и с этим
проблем вообще не возникало и не могло возникнуть. Один курсант - знаю точно - отработал в Уральске, Казахстан.
        Следователь: - Почему эти люди брали на контракт курсантов, а не уволившихся со службы стрелков?
        Проскурин: - Потому что обработать уже состоявшегося бойца спецназа трудно. Работа на Северном Кавказе учит многому. С ними зачастую никакая идеология не помогает. Что доказала неудачная вербовка Колесникова. Он пообтерся о горные породы Чечни.
        Следователь: - Кто предложил кандидатуру Колесникова?
        Проскурин: - Колесников проходил как запасной вариант. Если бы его вербовка прошла удачно, то, думаю, меня на огневом рубеже не было бы. Он и Близнец сделали бы свое дело без меня. По сути, я был помощником Хворостенко. Если сравнить - играющий тренер. Кандидатуру Колесникова предложил я.
        Следователь: - Если бы кто-то из снайперов сказал о том, что выполнял работу по контракту на курсах?
        Проскурин: - Что с того? При вербовке руки не выкручивают. У тебя есть право выбора, и ты выбираешь. Причем сразу: да или нет. Время на раздумья не дают, А после молчишь. Это во-первых. Во-вторых, я в течение нескольких месяцев приглядывался к курсантам и к концу курса точно знал, что вот этот даст согласие, а этот может отказаться.
        Следователь: - А что касается Крапивина?
        Проскурин: - Тут был особый случай, сложная работа. Осечка исключалась. Я слышал ту историю, когда его натурально бросили во время работы, его напарник - Сергей Попов - погиб, а он самостоятельно выбирался под огнем. Об этом мне сказал человек, познакомивший меня с Хворостенко. Когда мы ехали в машине, он сказал:
«Твой бывший ученик Крапивин попал в нехорошую историю». Я ответил, что давно не отвечаю за него. Он успокоил: мол, отвечать придется не мне, а другому человеку. Позже я понял, что это был даже не намек, а прямая установка. У Близнеца был мотив мстить генералу, и он изначально выступал первым номером. И другая причина. Я думаю, в этот раз их не устраивало простое убийство.
        Следователь: - Поясните, что значит «их».
        Проскурин: - Я не знал, кто стоит за «Вторым кабинетом», думал, это люди из ФСБ. Потом взвесил все «за» и «против» и пришел к выводу, что Хворостенко преследовал чистое убийство генерала. А чтобы Близнецу было комфортней работать, его подвели под идеологию, чтобы выбить последние сомнения, что не он один такой, что за ним сила и прочее. Что ответственность за убийство возьмет на себя Хворостенко. Я даже сымпровизировал в последний момент и сказал Близнецу, что полковник в самый последний момент поменял решение, что он не возьмет на себя убийство, а как бы поддержит его. Я уже не помню точно, что и как сказал. Но вышло убедительно, мне кажется.
        Следователь: - Вы верили в Крапивина? Месть местью, но, по вашим словам, он тоже пообтерся о горныепороды Чечни.
        Проскурин: - Сложный вопрос. Я много раз прикидывал, что вместе со мной на рубеже курсант, что с ним еще долго работать. Вот он видит черную машину из ГОНа, генерала, выходящего из нее. Боялся, конечно, что выстрел будет сорван. Для работы я мог заказать винтовку и помощнее, чтобы одна пуля решила исход дела, но самостоятельно стрелять уже не мог. Поэтому я выбрал надежное и лучшее оружие. Два выстрела давали полную гарантию.
        Следователь: - Вы беседовали с Хворостенко о запасных вариантах?
        Проскурин: - Он сказал, чтобы я не допускал никаких «если». Но я сам прикинул разные варианты и понял, что в случае провала могу все валить на него, Хворостенко, на идеологию. Хотя был такой уговор: если берут Близнеца, он молчит обо мне, если берут меня - я тоже молчу. Об этом я уже говорил следователю.

* * *
        Терехин сидел не шелохнувшись. Никто Крапивина на съедение волкам не бросал. Как оказалось, он был сам волком, нештатным сотрудником, агентом ФСБ, сексотом. Уже неважно кем. Но был. И он ничем не отличался от Терехина, от Свердлина, от тех, кто таранил «Субару», и тех, кто добивал Цыганка.
        Терехин рассуждал своими штампами и напрочь забыл о человеческой составляющей, о взаимоотношениях Близнеца и Марии, их обоих и Цыганка. Он сам неоднократно вербовал для себя агентов. И те, кто соглашался сотрудничать, были, на его взгляд, дерьмом. Они верили ему безоглядно: «Не надо бояться слова „агент“. Все люди - агенты спецслужб. Ты помогаешь обеспечивать безопасность, и не надо этого стыдиться». Простые слова, и люди перли на них, как рыба на прикорм.
        Николай задал Свердлину вопрос:
        - С Крапивиным работали на перспективу?
        - Да. Он был на контроле. На эту тему с ним был разговор. Дело закрыли за полгода до демобилизации Крапивина, а беседа состоялась непосредственно перед его увольнением. Прозвучало что-то стандартное: ситуация изменилась, твои услуги нам больше не нужны. Заодно напомнили о себе. Сами же отмазались также стандартно: мы не можем отвечать за то, что Крапивин предпринял самостоятельно. Ну, так чего ты хочешь? - спросил Свердлин, возвращаясь к призадумавшемуся «закадычному другу».
        - Я? - Терехин усмехнулся. И дальше вложил в свои слова только одному ему известный смысл. Они прозвучали холодно, их не скрыла ирония, пропитанная злобой. - Я по натуре ловчий. А Крапивин как был волком, так и остался. Это уже в крови.
        Он понимал, что в какой-то степени несправедлив по отношению к Близнецу. Но фактически отвечал на удар, который на него обрушили, словно сговорившись, генерал Службы и сам снайпер. Голос Свердлина все еще стоял в ушах: агент... Отсюда продолжение: внедрился, использовал, поматросил и бросил. Всех - Марию, Цыганка, самого Терехина. Всех, кто искренне помогал ему.
        Учили. Его учили располагать к себе людей, притворяться, менять маски, на ходу перековывать голос. И сейчас он звучал в ушах Николая фальшиво, по-волчьи.
        Противно.
        Но ради чего, ради кого он прет к цели с таким упорством? Кому или чему приписать этот бешеный натиск? Списать на безумие? Нет, у Близнеца есть мотив, есть свой инструмент. Но скрипка в разных руках играет по-разному. Смотря какая душа пропускает через себя звуки.
        Играть от души. Вот так это происходит.
        И Терехин отыгрывался на Близнеце от души.
        - У меня обычай «с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой».
        - Крылов?
        - Точно. Я после школы в «Щуку» поступал - провалил, по «вокалу» не прошел, сам хрипел, как волк. Штук десять басен выучил. Время от времени вспоминаю.

«Два одиночки, - прикинул генерал. - Кто кого? Но шансов у обоих маловато. Фактически по нулям. Это даже не ничья, за которую дают очко. И вообще это кино. В реальной жизни такого не бывает».
        Свердлин молчал. В данное время он думал о тех кто завтра - уже завтра - будет обеспечивать безопасность президента. Думал либо в ущерб себе, либо автоматически сбрасывая уже выполненный объем работы. Оперативная работа зачастую невидима, а вот что касается отряда спецназа УФСБ по Самарской области «Град» (группа активных действий), спецназа Службы, включая снайперов и контрснайперские пары, бойцов отряда антитеррора ФСБ, - то эти парни будут на виду. По сути - они лицо службы безопасности, это о них говорят и пишут.
        Снайперы займут места на крыше аэропорта, укроются в открытых люках стоящих неподалеку самолетов. Их вооружение - уже известные винтовки «Arctic Warfare» английской фирмы «Accuracy International», оснащенные оптикой «Schmidt & Bender». Снайперы будут одеты в черное, лица скроются под масками; через наушники с микрофоном они будут слышать команды старших групп и передавать сообщения.
        И если в аэропорту все будет более или менее ясно (снайперы и группы спецназа привычно контролируют весь аэропорт), то в самом почти что полуторамиллионном городе напряжение останется.
        Вот, собственно, к чему вели мысли генерала, отталкиваясь от боевых групп спецназа.
        Свердлин мог поберечь свои нервы хотя бы по той причине, что шеф и сопровождающие его лица выполнят намеченную программу и ничего с ними не случится. Вот так по-простому четко и ясно: ни-че-го. Но с него обязательно спросят: почему не был обезврежен снайпер, затеявший со спецслужбами игру в кошки-мышки. Крапивин, как сказал Борис Митяев, «напрягал», и напряжение крепчало. Он словно пытался отомстить за что-то генералу Свердлину, человеку, отвечающему за координацию оперативных групп «на местах».
        За что-то отомстить...
        Генералу не хватило маленькой подсказки, иначе он плюнул бы на безопасность президента и занялся собственной, все расставил бы по своим местам. А пока он вернулся к теме.
        У президента запланированы четыре встречи на открытых площадках. Буквально по порядку: торжественная встреча в самарском аэропорту с участием почетного караула и короткое общение с прессой; на площади Славы при возложении цветов к Вечному огню и беседы с ветеранами; дважды на набережной - во время народных гуляний и салюта, запланированного на десять вечера. Пятая (а по сорванному графику вторая) встреча у треклятого самолета была отменена.
        Все строения вокруг четырех площадок были прочесаны, меры безопасности были приняты, что называется, беспрецедентные. Там не осталось не то что места для огневой позиции, а даже точки, на которую мог опуститься, поджав под себя ногу, снайпер. Его там нет, не должно быть и не будет.

«Он напрягает, - гонял желваки Свердлин, не замечая рядом полковника Терехина, - напрягает один район, зная, будучи на сто процентов уверенным, что его жертва промчится по другой улице».
        Он может сделать выстрел с дальнего расстояния, и его за глаза хватит для того, чтобы в рядах Службы началась чистка.
        У генерала состоялся короткий телефонный разговор с шефом. Свердлину в сто раз было бы легче, если бы президент не был бывшим чекистом. Но бывших чекистов не бывает, как не бывает бывших пенсионеров, - что усложняло положение генерала. Свой доклад Александр Семенович начал неуверенно, и начинался он так:
        - Мы не уверены...
        Он докладывал о том, что центральную улицу сделали подставной, но и та, что выбрана для проезда, не является безопасной. Поэтому есть другой вариант... Свердлин услышал насмешку-пощечину:
        - Перекрыть все улицы города?
        В другое время и в другом месте генерал ответил бы твердо. Нет, не перекрыть, а, возможно, воспользоваться вертолетом. Но вся пакость заключалась в том, что угрозу представлял террорист-одиночка, мститель и прочее в таком же духе. Еще вчера можно было сказать, пряча самодовольную усмешку: «Да, он убил советника президента, но не потому, что был шибко умным, а потому, что сам был оружием в опытных руках». Сегодня же все слова звучали акцентированно: перекрыл все дороги и посадил президента в винтокрылую машину не просто мститель, а хорошо обученный агент, проконсультировавшийся у офицера Службы безопасности. А шеф при любом раскладе не пойдет на такой шаг. Потому что, во-первых, точно знает, что с ним ничего не случится. Позор перед горожанами, перед страной, если его кортеж начнет петлять по закоулкам. Позор его спецслужбе. Последнее, что услышал Свердлин, было: «Вы или работайте, или...» И шеф, черт побери, был прав. С такой постановкой дела ему надо на работу летать на том же вертолете.
        Ново-Садовая. Единственный участок на пути следования президентского кортежа, где машины замедлят ход; а через трамвайные пути эскорт не пустишь даже при всей изворотливости. Там побывали несколько снайперов из Центра спецназа Службы. Там прочесали все дома сначала в радиусе триста метров, потом прибавили еще сотню. Куда дальше? Нет, здесь снайпера не может быть по определению.
        Свердлин давно бы плюнул на этот «зигзаг удачи», или «мертвую петлю», если держать в голове проклятый самолет-мемориал, но подлил масла в огонь полковник Терехин. Он не специалист в области антитеррора, но подлость заключалась именно в том, что на
«мертвую петлю» обратил внимание неспециалист. Он лишь раз сказал об этом, но перевалило через край, и генерал Службы засомневался. Плюс дополнительное давление: Терехин ездил на то место несколько раз.
        Свердлин спросил его:
        - Зачем?
        Полковник ответил жестко:
        - Тянет, товарищ генерал.

* * *
        Близнец сделал запас продуктов на неделю. Он выкладывал их из пакетов и рассовывал по полкам холодильника. Блок сигарет положил на шкаф и периодически доставал пачки. Двустворчатый шкаф висел справа от мойки, в которой со вчерашнего дня осталась грязная тарелка. К утру в нее накапало из крана. Крапивин поначалу не понял, что в ней лежит...
        Он схватил картонную упаковку и выложил ее на стол. Одну за другой вынимал набухшие сигареты. Как и положено, пачки были защищены от влаги слюдой. Изнутри! - психовал снайпер. Хоть выжимай. Он глянул на шкаф, недоумевая: как могли свалиться оттуда сигареты?
        Он открыл последнюю пачку, что была в кармане рубашки: всего с десяток сигарет наберется. И начал заранее ощущать дискомфорт, запершило горло... Он мог обходиться без курева сутками, порой до слез в глазах сглатывал, подавляя жжение в горле. Но такое случалось лишь на учениях и на реальных операциях. Еще тогда понял, что легче переносит голод и жажду. По большому счету, это был пустяк, но именно мелочь чаще всего и досаждает.
        Разложив на полу газету, он разрывал пачки и раскладывал на газете мокрые коричневатые сигареты.
        Морщился как от зубной боли. Прикидывал, что будет через час или полтора: подсыхая, табачная бумага будет рваться. Психанул и расшвырял курево.
        Придется идти в магазин. В киоск. Пройти пару домов. Три минуты в оба конца. Как раз в то время, когда выход на улицу был под строгим запретом. Казалось, в последний раз щелкнул замок и должен был открыться лишь после удара бойка в капсюль патрона. После того, как снайпера откатит отдачей вместе с винтовкой. После того, как он бросит короткое «Есть!» и повторит его дважды: «Есть! Есть! Попадание!» За себя, Марию и Цыганка.
        Он был один. Ему не нужен был второй снайпер, который открыл бы путь главной, серебряной пуле. Ему не нужно «окна» для своей пули, лишь окно генеральского джипа. И хорошо, что рядом нет никого, кто неоправданно усложнил бы выстрел.
        Сигареты таяли, как патроны в магазине «СВД». Было десять, теперь осталось пять. Три. Шесть вечера - «лишь одна в стволе». И вот замок щелкнул еще раз, выпуская Близнеца.
        Сегодня Витька не включал телевизор. Пару часов назад его фото показали по самарскому телевидению. По шести местным телеканалам.

* * *
        Олег Клюев не верил своим глазам. Вообще не верил, что с ним такое могло произойти. С кем угодно, но только не с ним.
        Вся жизнь Олега, отпраздновавшего тридцатилетие в мае, складывалась так, что он всюду опаздывал. Новости для того и придуманы, чтобы о чем-то рассказывать, передавать, показывать. Чтобы кто-то слушал и узнавал. Он и узнавал - последним. Не вникая в то, что он находится в огромной массе последних, тех, кто к раздаче опоздал. Едва ли не каждый день начинался с вопросов: «Слышал? Видел?» Взрывы, пожары и прочие происшествия пролетали мимо. Маньяки и грабители орудовали где угодно, только не в его дворе, не в его подъезде. Машины догоняли друг друга или сталкивались на других улицах. В кои-то веки раз произошло ДТП под окнами дома, но мешал здоровенный тополь, вымахавший до пятого этажа. Ничего не видно через листву. Соседям видно, а ему - нет. Прохожие глазеют на аварию так, словно заказали ее, а его заявку вроде как не завизировали наверху.
        Впору припоминать анекдот про тещу, застигнутую зятем за тем, что писала в кастрюлю со щами. Глянув на зятя, она сказала: «Злые вы, уйду я от вас».
        Вот и Клюев запросто мог написать в кастрюлю.
        У него было две квартиры. Ту, что досталась ему по бабкиному завещанию, он сдавал, неплохо зарабатывая. Недавно он сдал квартиру парню, который назвался Виктором и заплатил сто семьдесят долларов за месяц вперед плюс столько же за страховку. Это его фото показали по «ящику», озвучили и даже дали бегущую строку:

«Органами внутренних дел города Самары разыскивается за совершение тяжкого преступления Крапивин Виктор Николаевич, 1980 года рождения... Всех, кому что-либо известно о нахождении преступника, просим позвонить по телефону... или сообщить в ближайшее отделение милиции».
        Клюев мог набрать две цифры на телефонном аппарате, не вставая с места. Он сидел в кресле, пил кофе и смотрел телевизор. Он мог назвать адрес бабкиной квартиры, но не успеет доехать до нее. Омоновцы к тому времени сломают дверь, оперативники перевернут все вверх дном. И вдруг у него пропало желание стать свидетелем захватывающего действия, на первое место встала защита квартиры. Олег не раз видел по телевизору, как одетые в черное жлобы вскрывают квартиры кувалдами или натуральными таранами.
        Клюев жил в пятиэтажке на углу Киевской и Тухачевского, окна его квартиры выходили на трамвайное кольцо, левее которого раскинулось городское кладбище. Он вышел из дома, прихватив с собой мобильник, и быстрым шагом направился к автостоянке. Уже через пять минут он завел двигатель своей «четверки» и вырулил со стоянки на улицу Тухачевского.

* * *
        Виктор купил блок «Самарских» «синих» с угольным фильтром. Хорошие сигареты, однако быстро тлеют. Он был в клетчатой рубашке навыпуск, солнцезащитных очках и бейсболке серого цвета. На точку он возвращался, чуть изменив маршрут: не вдоль подъездов, а с обратной стороны девятиэтажки. Он шел по узкой полоске тротуара. Справа - серая стена и окна первого этажа. Слева - ухоженные газоны, засаженные в основном штокрозами, мальвой и золотыми шарами; над ними, что было удивительно, кружили пчелы и «некусачие мишки». Витька, когда был маленьким, ловил «мишек», рассматривал и отпускал. Ловил и пчел: осторожно, двумя пальцами за крылья; одно неосторожное движение, и пчела, извернувшись, выбросит жало-гарпун.
        В середине дома Близнец пригнулся, проходя над струей воды: кто-то поливал цветы прямо из окна.
        Он повернул за угол, бросил взгляд на бежевую «четверку», стоящую в нескольких метрах от подъезда. Когда подошел к подъезду, взялся за ручку двери, но отчетливо услышал:
        - Да, я сдал ему квартиру пять дней назад. Моя? Клюев...
        Близнец похолодел. Так бывает, когда жмешь в критический момент на спусковой крючок и вдруг слышишь предательский сухой щелчок. В стволе не оказалось патрона.
        Конец.
        Это конец.
        Близнец снова врос в каменный пол. Как тогда, на Казанском вокзале, когда он услышал о смерти Цыганка. И не мог двинуться с места.
        Через считаные минуты будет блокирован не только этот дом, но и весь район. Нужно бежать. Но снайпер словно забыл это слово. Он оставался неподвижен, однако мысли метнулись наверх, проскакали по ступенькам до восьмого этажа, юркнули в квартиру и, словно защищая, накрыли винтовку. Оружие, жало, его часть, без которого он был никто.
        Все рухнуло в один миг. В этом мгновении уместилось столько, что стало страшно. В нем прозвучал голос: «Ты не должен проиграть. Ты нормальный пацан, Витька». Он приказывал, повелевал. Он выгнал снайпера из ступора и бросил его к машине с опущенным стеклом со стороны водителя.
        Крапивин выхватил из-под рубашки пистолет и ткнул стволом под нос Клюеву. Видит ли его кто-то из жильцов, нет ли, Близнеца уже не интересовало.
        - Выходи из машины! Быстро!
        И Олег Клюев совершил последнюю глупость в своей жизни. Он попытался выбить из рук спецназовца пистолет.
        На его резкое движение отреагировал лишь указательный палец снайпера, лежащий на спусковом крючке. Грохнул выстрел, и голову Клюева отбросило к плечу. В тот же миг он обмяк в кресле и повалился головой на баранку.
        Крапивин распахнул дверцу и выбросил труп из машины. И те жильцы, которые отреагировали на выстрел, и те, кто приник к окнам немного раньше, ждали, оцепенев, одного: как убийца занимает место в машине и рвет ее с места. Но Близнец вынул ключи из замка зажигания, бросил на сиденье блок сигарет, захлопнул Дверцу..
        и шагнул в подъезд.
        Он шел за винтовкой. За своей частью, которую пока что оберегали лишь его мысли.
        Он не знал, сколько ему отпущено времени. Может быть, две-три минуты, а может, больше. Он на одном дыхании взбежал на восьмой этаж, открыл дверь и вошел в комнату.
        Винтовка лежала у стены. После серии пристрелочных выстрелов снайпер разобрал ее, и она до сей поры находилась в состоянии неполной разборки. Брезентовый сверток достигал полутора метров и действительно был похож на запеленатую новогоднюю елку.
        Бинокль, оптический прицел, магазин, патроны и прочее находилось в дорожной сумке. У Витьки хватило выдержки прихватить со стола термос и бросить его в сумку. Хватило самообладания на то, чтобы вынуть коробку патронов от «СВД», вскрыть ее и разбросать боеприпасы по полу.
        Когда он выходил из квартиры, руки его были заняты: одной рукой он обхватил сверток, в другой нес сумку.
        Времени пока хватало на то, чтобы спуститься на седьмой этаж. Что дальше? Дальше шестой, пятый... Все это прошлое, как у Берга, все это прожитое. Берг был прав: однажды снайпер вышел из своего здания-жизни и увидел его во всей красе: прошлое, настоящее, будущее. Себя - на вершине этого пика. С винтовкой. Так что время есть.
        Крапивин вышел из подъезда. Прислонил тяжелый сверток к машине. Открыл дверцу. Бросил сумку на сиденье. Подошел к багажнику. Нажал на кнопку, но дверца была закрыта. Снайпер вынул из кармана ключ, открыл дверцу, положил тяжелый сверток на край и втолкнул его внутрь.
        Он еще не понимал, что от смерти его спасли упавшие в воду сигареты. На штурм и выстрелы он отреагировал бы ответным огнем. И был бы уничтожен.
        А пока он, сопровождаемый десятками ошарашенных глаз, садился в машину. Он был бледен, с заостренным, как у покойника, носом. Он выжал сцепление, поставил нейтральную передачу, завел двигатель. Включил первую передачу и рывком тронул
«Жигули» с места, оставляя позади труп хозяина квартиры, а заодно и огневую позицию. Основную и последнюю.
        В пятнадцати метрах от первого подъезда остановился джип «Мицубиси». Из него вышли четверо, включая водителя - рослого парня в темных очках, и направились к парадному.
        Сейчас здесь скопилось множество машин. Милицейские со спецномерами, «Скорая», две
«Газели» с тонированными стеклами, которые скрывали бойцов ОМОНа.
        Над трупом склонился судмедэскперт. Рядом пристроился на корточках следователь и вел протокол осмотра места происшествия: описывал общие приметы убитого.
        Сопровождавший генерал-майора Свердлина офицер ФСБ показал служебное удостоверение милиционеру, и тот кивком головы разрешил пройти в подъезд.
        Дверь квартиры Клюева была закрыта. Вход охраняли трое милиционеров. Первым делом генерал-майор Свердлин представился и спросил:
        - В квартире ничего не трогали?
        - Никак нет, товарищ генерал! - ответил рослый лейтенант.
        - Это ваш район?
        - Так точно.
        - Пойдемте со мной. Николай Николаевич - вы тоже, - пригласил он Терехина. - Остальных попрошу остаться.
        Свердлин шагнул за порог и приступил к осмотру помещения.
        Да, эта комната была оборудована как огневая позиция. Все знакомо. Везде читался почерк снайпера-террориста. Начиная с затемненного заднего плана, заканчивая окурками «Явы» в пепельнице. Отсутствовала лишь линия огня. Может, потому что в этой однокомнатной квартире не было письменного стола. Но его вполне мог заменить стол-книжка такой же высоты.
        Свердлин вышел на балкон и увидел спиленные прутья на балконном ограждении. С улицы этого не было видно, поскольку брешь прикрывал стандартный гофрированный лист. Он крепился болтами, сейчас же его удерживали две петли из медной проволоки.
        Генерал указал вперед и спросил, не оборачиваясь:
        - Там проходит улица Ново-Садовая?
        Вместо лейтенанта ответил полковник Терехин:
        - Да. Как раз тот змеистый участок.
        Александр Семенович вернулся в зал, поднял с пола патрон калибра 7,62 миллиметра с гильзой, имеющей закраину. Образца 1938 года.
        - Какое расстояние до дороги? - спросил он.
        - Метров... триста, думаю, - с запинкой ответил лейтенант, покосившись на Терехина: не ответит ли тот первым.
        - Приблизительно четыреста, - существенно подкорректировал генерал. - А дальность прямого выстрела из «драгунова» по грудной фигуре как раз равна этому расстоянию.
        Генерал подошел к столу, нагнулся, увидев свежие царапины на крашеном полу. Проследил за двойными полосами, которые обрывались в середине комнаты. Присел и нахмурился: линия огня приходилась на балконные перила. Нагнулся еще ниже и покачал головой. В этот раз Крапивин изменил своей привычке. По всему выходило, что он собирался сделать выстрел из положения лежа. Из самого надежного положения. Другого объяснения просто не существовало.
        - Что было у Крапивина в руках, когда он выходил из дома, выяснили?
        - Да. У него был сверток около полутора метров в длину и багажная сумка серого цвета. Он положил сумку на сиденье, а сверток просунул в салон через дверцу багажника. Судя по словам соседей, он действовал неторопливо.
        - Он вообще очень обстоятельный. И меня это начинает раздражать. Как все произошло? Опишите в двух словах.
        - Никто не видел, как Крапивин выходил из дома, но его заметили, когда он подходил к подъезду. В руках у него был блок сигарет. Он почти зашел в подъезд, но через несколько секунд вернулся. Было ровно десять минут седьмого. Он подошел к машине, вынул пистолет и застрелил водителя «Жигулей». Сигареты бросил на сиденье, вынул ключи, поднялся в квартиру.
        Свердлин прошел на кухню. На полу валялись подмоченные сигареты. Что немного походило на ситуацию в комнате: там в беспорядке валялись винтовочные патроны.

«Ява», - определил генерал, поднимая с полу бесформенную пачку.
        - Что думаешь об этом? - спросил он Терехина.
        - Я вспоминаю магнитофонную запись - последнюю, кажется. - Николай закрыл блокнот. В него он записал номер телефона Олега Клюева - скорее по привычке не упускать ни одной мелочи. - Крапивин сказал Дьячковой: «Главное - это решение на выстрел. А углов, из-за которых его можно сделать, сколько угодно». Для него важно сделать выстрел. Пусть даже по броне.
        Терехин ошибался и понимал это.
        В данное время он попытался разобраться с чуть растерянным взглядом Свердлина, просканировать его слегка отчужденный вопрос: «Что думаешь об этом?» Генерал словно предлагал заглянуть в свою голову, душу, окунуться в его эмоции. Наверное, Николай понял правильно, положив на одну чашу весов все события этих дней, а на другую - лишь время, отпущенное Свердлину для оперативных мероприятий. А генерал так и не справился со своей работой. Каждый раз он ловил лишь тень снайпера-террориста. Вот и сейчас Близнец сумел ускользнуть, обворовывая кремлевского охранника, буквально ставя его на счетчик.
        Во всех десяти баснях, которые Терехин в свое время заучил наизусть, главной и заключительной частью являлась мораль. Неважно, какого калибра пуля шмякнется в генеральский джип, но выстрел автоматически выбьет того, кто осуществлял охрану главы государства и отдал приказ на устранение Марии и Цыганка. Пусть не в джип, а в любую машину президентского эскорта, поскольку никто, кроме первых лиц Службы не знает, в какой машине будет находиться глава государства. При всем желании Крапивин не мог отомстить более полно. Он сбивал верхушку Службы, оказавшейся бессильной против пацана, заряженного свинцовыми эмоциями. Главный убойный заряд находился не в стволе его винтовки, а в его груди.
        Терехин полагал, что не ошибается со слегка запоздалыми выводами, появившимися на свет под воздействием вопросительных интонаций генерала и его растерянности. А Свердлин узнал об этом, как только получил первое доказательство присутствия в городе снайпера и ощутил в груди тревогу. Но его смятение имело иные корни, они были отличны от тех, на которых генерал выстраивал свою защиту - именно защиту. Он попал в сложное положение: он атаковал и оборонялся одновременно. Он попал под перекрестный огонь - «сверху» и «снизу». Ничего бы этого не было, если бы на нем не висел труп Цыганка. Но без него не было бы этого дела. Замкнутый круг, в который генерал загнал сам себя.

* * *
        Близнец изучил оба маршрута президентского кортежа: по прямому и широкому Московскому шоссе, на котором самыми опасными местами были кольца и на которых машины так или иначе замедляли ход, и по Ново-Садовой - запасному и, как правило, реальному маршруту.
        Он нашел очень удобное место для огневой позиции, оттуда он мог держать на прицеле два поворота, двойную шикану. Как в «Формуле-1». Прямой участок, машина разгоняется до 120, потом торможение до двадцати пяти. Поворот и небольшой участок до следующего поворота машины проходят на постоянной скорости.
        у кого-то она чуть ниже, у кого-то чуть выше, но это уже не существенно. Однако очень важно для снайпера.
        Близнец резонно подумал, что расписание могут изменить, что отменят встречи президента с участниками войны, ветеранами труда, инвалидами, спортсменами, учителями, школьниками, студентами на заранее запланированных местах. Но маршрут из аэропорта в город останется неизменным.
        В той аналитической записке Корсакова для Виктора были важны лишь несколько моментов: дата посещения Самары, график передвижения из аэропорта и любое из мест, которые выбрал для президента его штаб - собственно, открытые места, где соберется много встречающих, желающих поприветствовать главу государства. Именно там Виктор оборудовал снайперские позиции-ловушки, даже не оттягивая в тот район спецслужбы, а сосредоточивая на нем их внимание, отвлекая от главной позиции. Одной-единственной, откуда он мог произвести точный выстрел. Зная, что именно в том месте он поймает в прицел бронированный джип «Мерседес». Там ударит боек в капсюль патрона довоенного образца...
        Он делал все, чтобы не раскрыть своих истинных планов. Чтобы не переориентировать спецслужбы на другой объект покушения. Трудная, напряженная работа. Но главное, есть сердцевина: «Находиться всегда впереди - это вторая натура Свердлина, и он никогда не изменяет своей привычке. В своей машине всегда сидит на заднем сиденье слева».
        И вот все рухнуло в тартарары.
        До приезда президента остались считаные часы, и снайпер не сможет подготовить огневую точку.

«Я не должен проиграть, не должен», - упрямо твердил он, сидя за рулем «четверки».
        Куда теперь ехать?
        Никуда.
        Ехать на засвеченной машине нельзя, надо бросать ее.
        Близнец чувствовал себя как на минном поле. Он загнал машину во двор по улице Советской Армии. Забрал сумку, вынул винтовку... Ему казалось, что все видят, что скрывается за брезентом, что лежит в сумке что чувствует этот человек, по лицу которого стекали соленые ручейки пота. Могли все прочитать по его распахнутым глазам, по спешке, с которой он пересекал один двор за другим. Могли представить странных преследователей; за ним никто не гонится, но буквально на плечах сидят два, десять, сто невидимых гончих псов.
        Он не казался вором, несшим украденное, он казался человеком, спасавшим свое. И глядя на него, можно было потихоньку складывать и свои вещи тоже.
        Странный, странный человек...
        Глава 26
        Человек в инвалидной машине
        Бетонный пол был прохладным. Он освежал, придавал сил, которые были на исходе. Близнец походил на миротворца из одноименного фильма и мог слегка перефразировать героя: «Я православный, я мусульманин, я буддист. Я просто человек, нравится это кому-то или нет». Он не объявлял войну, она сама торкнулась в его двери. Может, он даже слышал толчок, когда ему было всего тринадцать. Он взял в руки оружие задолго до того, как пуля, выпущенная из его винтовки, разбила генералу голову. Ему дали оружие, научили стрелять и показали, в кого стрелять. Потом все повторилось с невероятной точностью; и где же тут его вина? А следующий шаг был предопределен, а точнее, его подтолкнули в спину: он сам взял в руки оружие и сам выбрал цель. И круг не мог не замкнуться.
        Человек лет семидесяти слушал Близнеца, глядя то на свои высохшие руки, то на рассказчика. Между ними пролегла пропасть в полвека, но они понимали дрУг друга, как если бы были ровесниками.
        Впервые за эти дни Виктор попросил помощи. Он шагнул в гараж, где стояла «Ока» с ручным управлением, и едва не рухнул на бетонный пол. Увидев старика за верстаком, прохрипел: «Помоги!»
        Жуткое состояние, в котором не было места страху. А если он и был, то крылся за последними днями двадцатичетырехлетнего парня и семидесятилетнего старика. Они оба доживали. То было написано в двух парах глаз - блеклым по голубому.
        Жуткая история, конец которой еще не написан.
        Старик молчал. Он не находил слов. Но вечно так продолжаться не могло. Он первым нарушил затянувшееся молчание.
        - Можно взглянуть? - спросил он. - Тебе все равно с этим свертком некуда бежать.
        Когда он опустился на колено, поудобнее поставив протез, и стал развязывать тесьму на запеленутой в брезент винтовке, Крапивин представил его на даче в такой же позе, пропалывающим грядки.
        - Да, давненько я не держал в руках оружие, - прокряхтел инвалид, сжимая в узловатых пальцах ствол винтовки. - Венгерская, говоришь? Я тоже в Венгрии служил. Да... Отменная штука. Вещь, как говорит мой внук. Дай-ка я посмотрю патроны, - он по-хозяйски залез в сумку. - Вот патроны мне знакомы. Я, правда, держал в руках поболе: в минометном расчете состоял.
        Старик попытался поднять винтовку, но тут же схватился за поясницу.
        - Сколько же она весит?
        - Двадцать килограммов, - ответил Близнец. - Без патронов.
        Борис Михайлович зашел в свою комнату, присел на кровать, вытянув протез, и по привычке хотел снять его; по дому он передвигался, «накинув» искусственную ногу и придерживая ее за ремешок либо скакал на костылях. Когда-то он помогал сыну-художнику, рисующему в основном миниатюры, в довольно прибыльном деле, названном Борисом Михайловичем «Запишите на ваши магнитофоны». В его распоряжении была целая студия: приличные магнитофоны марки «Sony», роскошные колонки, солидная коллекция записей. Поначалу сын давал инструкции: поставь вот это, нажми то, ткни сюда, когда кончится - перемотай... И однажды Борис Михайлович сказал ему: «Иди малюй свои картинки». Он штамповал пиратские кассеты, принимал дома особых клиентов. «У вас Махавишну есть? Не могу найти его на рынке». У него был и Махавишну, и Веккерман; очень много уникальных записей.
        Но потом пришел Интернет. Пришли настоящие пираты, взяли рынок на абордаж и реквизировали бизнес самого старого в городе джентльмена удачи. Как-то пришел особый клиент: У вас «Фэтбой Слим» есть?" И старый Флинт понял, что это конец...
        Аппаратура стала ненужной. Она до сей поры пылилась в комнате Бориса Михайловича. Уникальные записи на бобинах стали хорошей защитой от ворон, клюющих арбузы на приличном дачном участке. Натянутая над плетьми магнитофонная пленка отпугивала каркающую братию так, словно воронье слышало какого-то Махавишну. И слеталась к соседям на «Фэтбой Слим».
        Он жил на первом этаже двенадцатиэтажного дома. Окна выходили на две стороны. Борис Михайлович сидел на кровати и смотрел в окно. На гараж, где он запер своего неожиданного гостя, который дал ему прослушать уникальную запись. За несколько лет пиратства Борис Михайлович научился слушать (воспроизводил он так себе), и рассказ Близнеца будто вернул его на несколько лет назад, в те времена, где не было штамповки, а если и была, то классная. Прикинул в том же ключе: если Близнеца размножить, то за это посадят. Однако посадить могли, как сказал бы внук-мордоворот, «чисто за оригинал» и добавить: «Как тебе не ой-ой-ой?»
        Что делать?
        Вопрос, однако...
        Борис Михайлович не был «ноющим» пенсионером. Есть - хорошо, нет - ну что же поделаешь? У него никогда не было желания отвязать свою ногу и колотить в припадке бешенства по мебели или там по Горбатому мосту. Бывали времена и похуже. Сейчас времена и не плохие и не хорошие, смутные. И вот на этом фоне старик попытался разобраться, что ему мешает снять телефонную трубку и набрать 02. Сообщить, что он запер вгараже беглеца-террориста с двадцатикилограммовой «дурой». Если он пальнет из нее, гаражную дверь сорвет с петель, и она, как ставня, закроет окно в комнате.
        Беглец-террорист. Но таких не бывает. Либо - либо.
        Он вбежал, падая от усталости, загнанный, сил его хватило лишь на то, чтобы выдохнуть: «Помоги!..» Сколько он пер на себе неподъемное противотанковое ружье?.. Вот если бы старик отлучился на минутку и, вернувшись, увидел "истребителя
«Тигров» в своем гараже - это другой вопрос. Но он попросил помощи.
        Борис Михайлович мало кому отказывал. Один раз приперся в дачный домик бомж и попросил поесть. Хозяин вынес ему булку, воды, а тот говорит: «Дай-ка я у тебя в домике поем. Погреюсь заодно, а то на улице холодно». Старик его и послал: «В аду согреешься!»
        Надо его отпускать, думал Борис Михайлович про Близнеца. А винтовку куда девать? Вот так зайдет участковый в гараж, а там два метра смерти. Участковый-то ладно, внук может зайти: «Дед, война шестьдесят лет назад кончилась, а ты все поезда под откос пускаешь».
        Старик понимал, что стоит за таким слегка похмельным настроением: встал, голова кружится, принял немножко - голова в обратную сторону закружилась. Это состояние стало для него чучелом, отпугивающим неспокойные и противоречивые мысли.
        Он встал, прошел на кухню, достал из шкафа две банки сайры в собственном соку, положил в пакет хлеб.
        Заглянул в холодильник, где стояла початая бутылка водки. И пробормотал под нос то, что снайперу напомнило бы о многом:
        - Ему не повредит.

* * *
        Близнец ел, изредка поглядывая на старика, и читал в его блеклых глазах: «Что же мне с тобой делать?»
        В гараже пахло бензином. В углу стояли канистры. Однако Бориса Михайловича это ничуть не смущало. Он запросто чиркал спичками и курил.
        - Я уйду, Борис Михайлович, под утро.
        - Ружьишко не забудь прихватить, - хмыкнул старик.
        Дверь гаража, вмонтированная в створку, была закрыта. Говорили вполголоса.
        Крапивин пережил несколько тяжелых минут, которые провел в одиночестве, запертым в железном склепе. Слова Бориса Михайловича: «Я поесть принесу», переводились иначе. Но как его удержишь? И на какое время? Кем бы он ни был, какие бы мысли его ни обуревали, но он был хозяином положения. Он держал в руках жизнь снайпера.
        И как только старик ушел, Виктор вооружился пистолетом. Он вслушивался в уличный фон за стенами гаража, раскладывал его на отдельные звуки, просеивал их через фильтры всех пяти чувств, сканировал на последнем, шестом по счету. Он не мог верить этому старику, но хотел ему верить. «Я поесть принесу» - это слова, предлог, чтобы какое-то время побыть один на один со своими мыслями, прийти в себя. В конце концов, ему было необходимо принять решение.
        В представлении Близнеца старик сидел в пустой комнате, одетый в кроваво-черную мантию, с плотной повязкой на глазах, стягивающей парик. Он взвешивал на судейских весах факты, говорящие за и против, чтобы вынести окончательный вердикт. Он оказался мировым судьей. Он грохнул гаражной дверцей-молотом: «Объявляется перерыв».
        - Куда ты пойдешь? Личность ты известная. Двух шагов не пройдешь, как тебя арестуют. - В голову старика пришла мысль: вывезти стрелка на машине. Куда? Просто подальше. Другого выхода нет.
        - Знакомых-то у тебя нет в городе? А то бы я отвез тебя на машине.

«Знакомых?»
        Близнец замер. Он видел пропасть под ногами и не видел мостка. Он видел кровь, которую ему придется пролить. Видел моток прочной веревки, висевшей на стене гаража. Он видел свои руки - пока еще без следов крови, - которые делают на веревке скользящую петлю...
        - Почему нет? - ответил Виктор, невольно пряча глаза. - Есть. Армейский друг, он недалеко живет. Сейчас ехать опасно, а вот часиков в пять утра... - Он замолчал, выпрашивая взглядом невозможное.
        Старик ответил не сразу:
        - Ладно. Все равно я на дачу утром собирался.
        Винтовку-то заберешь?
        - Куда же я без нее? - улыбнулся Виктор. В гараже горела лампа - ватт на шестьдесят, не больше, она бросала чуть желтоватую маску на лицо снайпера, скрывая его бледность. - Мне бы переодеться, Борис Михайлович, во все черное.
        - Да, и в белые тапки. - Старик измерил взглядом своего гостя. - Мой внук поздоровее тебя. Я посмотрю, может, в шкафу что-нибудь осталось со школы.
        Как только старик ушел, Близнец сорвал со стены веревку и спрятал ее на дно сумки. Главное, чтобы Борис Михайлович не заметил, а то почует неладное.
        Виктор обошел «Оку» и сел на место водителя. Покачал головой, глядя на рычаги ручного управления: «И как только на таких машинах ездят?»
        Посмотрел на свои руки - подрагивают. От возбуждения. Но тряска скоро пройдет.
        Выпить?
        Близнец выбрался из низкой машины и взял с верстака початую бутылку водки. Он отказался, когда Борис Михайлович предложил ему «принять пятьдесят капель», сейчас же глотал водку из горлышка как успокоительное.

«Устал скрипач, глотнул вина...»
        Близнец пожалел старика. Но он как был единственным человеком, который помог Виктору, так им и оставался. Его придется использовать в любом качестве. Поначалу как водителя. Потом...
        А в голове противоречащие логике инструкции: «Ты не должен использовать этого человека дважды».
        Придется. Другого выхода нет.
        Бедный старик...

«Бедный старик» в это время подбирал одежду для снайпера и хмыкал «про белые тапочки». Он нашел черную спортивную майку с длинными рукавами и прикинул, что Близнецу она подойдет. «Будет в обтяжку, как гондон», - сравнил он. Подыскал тренировочные брюки: «Как раз».

* * *
        С одной стороны, Николаю Терехину не хватало своей опергруппы, своих осведомителей и агентов. В Самаре он контактировал с оперативниками Промышленного района, прочесывающими участок, где Крапивин бросил «Жигули» Олега Клюева. Нашлась масса свидетелей, видевших беглеца. Он снова как в воду канул. Следы его обрывались на Московском шоссе в районе завода Тарасова. Что усложняло поиски. Он мог пробраться на территорию завода, словно в насмешку распростершемуся между Ново-Садовой и Московским шоссе. Кирпичный забор был опутан «егозой» на манер натовских заграждений. Полковник прикинул, в каком месте Крапивин мог бы перемахнуть через забор... и не нашел такого места. Хотя для спецназовца не существует неприступных заграждений.
        "В руках у него был тяжелый сверток, - вспоминал Терехин показания свидетелей. - Серая сумка переброшена через плечо. Сверток он прижимал к себе двумя руками".

«Он часто спотыкался, и мне показалось, что он был пьяный».

«Он был мокрый, рубашка прилипла к спине. Ноги заплетались».

«Правая рука у него была повреждена. Сломана, может быть, не знаю. Он как-то неудобно поддерживал сверток, который не был, мне кажется, очень тяжелым. И вообще было видно, что он сильно устал».

«Он убегал, а я все время оглядывался: думал, вот-вот увижу преследователей. Подумал, что он почистил квартиру или гараж».

«Он бросил машину и побежал. Я сразу понял - это не его машина. Подошел поближе и увидел следы крови на сиденье, брызги на стекле со стороны водителя. Он тяжело шел, потому что был ранен».
        Почти все свидетели показывали, что Виктор Крапивин передвигался тяжело. Что, действительно полупил травму? Кровь в машине не его, а Олега Клюева. Об этом свидетельствовали мозги на дверце автомобиля. Хотя и с его мозгами тоже было не все в порядке. Устать он не мог: что для него взбежать по лестнице, забрать винтовку, снова спуститься и проехать на машине пару кварталов?
        Нет, на нем висела усталость иного рода. Часто она придает силы, но нередко отбирает их. Он тащил невидимый капкан, в который попал, и помощи ему ждать было неоткуда. Он просто бежал, пока хватало сил. И все же надеялся на чудо. Он не бросил свое оружие. Почему? Ведь у него не осталось ни одного шанса сделать выстрел.
        До последнего. Эта туманная фраза - частая гостья в следственных протоколах - порой объясняла многое. В данном случае - могла объяснить.
        Беглец пропал в районе 11 -го микрорайона. Сумел ли он выйти на дорогу и поймать машину? Один водитель мог его подвести, другой нет. Пятьдесят на пятьдесят. Один сообщит в милицию о пассажире, второй останется равнодушным. Так что шансы Крапивина пока выражались в целых числах. Но они уже начали дробиться и скоро превратятся в пыль.
        Двор, который пересекал Терехин, сидя за рулем беликовской «восьмерки», ничем не отличался от остальных. Разве что в нем было больше деревьев и гаражей. Полковник вел машину медленно и надеялся на знакомый толчок в груди. Что он мог заметить, внимательно вглядываясь в окна и подъезды домов, гаражи, в прохожих, в запаркованные машины? Все что угодно. Но он не оставит без внимания даже дрогнувшую занавеску на окне и поднимется в квартиру. Остановит резко отъехавшую машину, войдет в гараж, в двери которого промелькнет чья-то тень. Много, очень много моментов в работе оперативника, не пропускающего ничего подозрительного, что для другого показалось бы пустяком.
        Терехин снова шел по следам беглеца, затоптанным оперативниками. В Москве Крапивин сделал неординарный ход, найдя защиту в лице Марии Дьячковой. Полковник на это ответил в своем фирменном стиле и раскопал след, затерявшийся на вечеринке. И сейчас он бороздил двор, где было опрошено множество людей, а в представлении московского сыщика - тупик, перекрытый свидетельскими показаниями. По сути, где-то здесь должен был рухнуть Крапивин. Однако не рухнул, снова получив чью-то поддержку. "Снова оригинальный ход? - спрашивал себя Николай. - Снова перековал свой волчий голос?" И качал головой: его ход был простым, в его положении не до комбинаторики.
        Николай остановил «Жигули», когда из гаража, удобно примостившегося между двумя толстенными тополями, вышел пожилой человек. Московский опер тут же представил себя на месте беглеца, как делал это сотню раз, встречая на пути парня, девушку, женщину, мужчину... но у него всегда не находилось слов, которые вызвали бы участие, сострадание и вылились в натуральную защиту. Он мысленно рванул к гаражу, рухнул на пол и... представил себя с пистолетом - хорошим аргументом, чтобы получить защиту. Собственно, Терехина и привлекли к работе в Самаре, чтобы он вышел на контакт с террористом в сложной ситуации с захватом заложников.
        То, что старик передвигался на протезе, было видно с первого взгляда. Терехин отметил его одежду, своеобразный стиль, который больше подошел бы американцу. Старик носил ярко-красную бейсбольную кепку. Длинные руки торчали из рукавов синей майки с какой-то броской надписью. Спортивные штаны с диагональными полосами-вставками больше подошли бы подростку. Первая мысль: «Переоделся» - исчезла, как только Терехин подошел ближе и поневоле отметил, что такой наряд идет старику. В нем он выглядел независимо, нестесненно и действительно походил на американца русского происхождения.
        Москвич хотел остановить похрамывающего к подъезду старика, но тот сам неожиданно развернулся, будто предугадал намерение полковника, и даже сделал шаг навстречу. Хотя нет, не навстречу, он скорее всего возвращался в гараж. Забыл там что-то? А может, кого-то?
        - Добрый вечер, - поздоровался Николай и представился, показывая удостоверение: - Полковник Терехин. Всего пара вопросов.
        - Задавай, - разрешил Борис Михайлович. - Только побыстрее - мне некогда, с утра на дачу собираюсь.
        - Один? - улыбнулся Николай развязной строгости старика. И в его глазах тут же померкло видение: снайпер, держащий на прицеле в гараже свою жертву. Если он там, то наверняка один. Такая тактика мысленного представления распространялась на каждый объект, на каждое лицо, привлекшее внимание сыщика. Этот старик и его гараж стояли в ряду массы им подобных.
        - Нет, бабку прихвачу, - также недружелюбно ответил собеседник. - Вон, - Борис Михайлович повернулся и показал рукой, - сидит на скамейке, ждет, когда я ей предложение сделаю.
        - Это ваш гараж? Можно заглянуть?
        - Пацана со свертком ищете? Меня уже спрашивали. Два бритоголовых, на тебя похожи. Не видал ни со свертком, ни с кульком. Не прятал. Пойдем, заглянешь.
        Старик первым поковылял к гаражу. Он возвращался предупредить Виктора, чтобы тот не курил: хоть и слабый, но дымок из вытяжной трубы разглядеть можно. Вдвоем с хозяином еще куда ни шло, а вот одному...
        Предупредил, елки-палки, про себя ругался старик. И удивлялся себе: как он спокойно, легко и уверенно «разобрался» с этим полковником. Он чуть ли не отшил его.
        На ручке болтался навесной замок, и Борис Михайлович первым делом разомкнул его, потом продел в проушины и закрыл. Подергал - надежно ли закрыт. Повернулся и глянул на полковника из-под длинного козырька бейсболки. Потом громко выругался:
        - Совсем из ума выжил!
        Погреба в гараже не было, и Близнец лихорадочно соображал, куда бы ему спрятаться. Скорчиться в машине? Но в первую очередь проверят ее. Стать за дверцей? Но она открывается в другую сторону. Бочка. Двухсотлитровая. Пустая или нет? Пустая. Вскрытая как консервная банка. Накрытая фанеркой. Крапивин вовсю пользовался помощью Бориса Михайловича, который громыхал замком. Сначала снял его, потом повесил. Сейчас снова открывает. Молодец. Дает шанс. Но тот, кто рядом с ним, далеко не дурак. Любой оперативник в два счета раскусит этот трюк.
        Нет, прятаться бесполезно. Это все равно что самому продеть руки в наручники.
        Близнец взял пистолет на изготовку и стал к двери. Он уже знал, что будет дальше. Оперативник, войдя в гараж, сразу встретится взглядом с черным зрачком пистолета. Он услышит грозное предостережение: «На пол! Лежать!» Что дальше? Дальше продолжение черной полосы, следа от колес рванувшей вперед клюевской машины.
        А пока он слышал, как старик вовсю пытается спасти его.
        - Я же вернулся, чтобы закрыть гараж! Вот ворона...
        Старик говорил громко. Точнее, он восклицал. А тот, кто находился рядом с ним, говорил тихо, хрипло. Знакомый голос. Но слов не разобрать. И голос Бориса Михайловича стал тише. Отвечает на какой-то вопрос: «Ветеран. Ветеранить начал, когда стукнуло девять. Награды? Орден Сутулова имеется». И - не слышно бряцанья замка.
        Опер поверил ему. Не мог не клюнуть на более чем естественную ссылку старика на склероз: шел закрывать гараж, вот и закрыл. И трюкачеством это не пахло. Выходит, старика перехватили на пути к гаражу. Зачем он возвращался? Но это не основное. Главное, что они уходят. Уходят... И черная полоса стала заметно светлее.

* * *
        Николай был уверен, что нашел снайпера. Уже во второй раз. Может, потому, что между ними была налажена невидимая связь, пролегли те призрачные мосты, по которым мысленно бродил полковник ФСБ. Он мог взять Крапивина вот сейчас, бросив старику:
«А ну-ка, ветеран, бросай валять дурака». Старик играл умело, но все же играл. И опытный оперативник раскусил его в два счета. Игра началась с прелюдии: «Пацана со свертком ищете? Никого, даже с кульком, не прятал». Потом проделал фокус с замком, причем руки старика заметно подрагивали. Он не прятал в гараже ни кульки с коноплей, ни пакеты с маковой соломкой. Он прятал там снайпера, нашедшего в семидесятилетнем старике единомышленника. Пусть просто сочувствующего. Еще вчера Николай мог воскликнуть: «Но как, как ему это удается?! Симпатии, основанные все на тех же человеческих отношениях?» Да - с очень существенной поправкой: он пускает в ход это секретное оружие.
        Николай мог давно поставить точку в деле второго снайпера... но все еще стояла перед глазами жуткая картина: бронированный джип «Мерседес», который откровенно таранит «Субару-кабриолет». Она стала размываться со временем, на первый план выходил «спортивный интерес»: своими глазами увидеть ту черту, которая станет для Близнеца финишной линией. В какой-то степени к этому подталкивала все та же генеральская откровенность: «Я бы позволил ему нажать на спусковой крючок». Почему бы полковнику не «позволить» того же самого?
        Терехин мог оправдаться перед собой: местные оперативники не нашли беглеца, а он тут вроде как лишний, не пришей рукав. Но не стал опускаться в мелочах, как не стал в свое время «валить всю вину на Вадима Соловьева». Он не хотел ничьей крови - ни генеральской, ни какой другой. На почетном первом стартовом поле стояли интерес и азарт, оба из одной конюшни. И если Вадиму он мог сказать, кто из них двоих хуже, то Крапивину - нет. Потому что Николай представил себе другого Близнеца - в тяжелом камуфляже, размывающем его фигуру. Он невидимой тенью подбирается к вражеской базе, мысленно фотографирует ее, запоминает расположение строений или палаток, считает боевиков (сколько их там, сотня или две?); уточняет координаты, сообщает их руководству; поднимает голову и с ужасом видит несущиеся к земле авиабомбы, ракеты; видит убитого товарища... И с этим грузом возвращается на базу. Там, в горах, он не был ничьим агентом, а просто солдатом, выполняющим приказ.
        И разогнавшегося было Терехина окончательно остановил именно этот тормоз.
        Глава 27
        Убойная сила

7 августа, суббота
        Пять утра. Солнце еще не встало. По темной улице ехала «Ока». Багажник на крыше забит обычным дачным инструментом: мотыга, пара лопат, моток веревки, еще что-то, что скрывалось под объемным свертком.
        За рулем «Оки» сидел семидесятилетний старик и ловко орудовал рычагами, расположенными под рулевым колесом. Его мозолистые руки жали на тормоз, прибавляли газу. Близнецу он виделся марсианином на марсоходе.
        Борис Михайлович часто бросал взгляд на потолок и успокаивал больше себя, нежели пассажира.
        - Выдержит. Я газовый баллон возил на крыше. Один раз приехал с баллоном в ГАИ. Я ведь каждый год комиссию прохожу. Каждый год надо подтверждать, что я одноногий. Да. Проверяют, не отросла ли у меня нога. Гаишник увидел баллон и говорит: «Не положено». Баран бараном. Он подумал, что я на газу езжу! Объясняю ему: мол, на дачу еду. А ему по фигу. Пока растолковал... Он потом минут двадцать смеялся. Чуть ли не расписку потребовал, что я никому не скажу.
        - Нам сюда, - показал Крапивин направление.
        - Я там не проеду. Колдобины там здоровые, а колеса маленькие. Один раз застрял. Места знакомые, двором прокачусь.
        Дорога шла чуть под горку. Старик быстро сориентировался. Он повернул ключ зажигания, и «марсоход» поехал к последнему подъезду накатом. Водитель, довернув руль, вывел машину к торцу дома.
        - Стоп! - скомандовал старик. И нажал рукой на педаль тормоза. - Приехали.
        Крапивин быстро вышел из машины и развязал веревку. Снял с крыши винтовку и положил ее на землю. Огляделся. Почти все окна в соседних домах были темны, лишь единицы светились из-за запахнутых штор. Хорошее время, лучше не придумаешь.
        Он склонился над раскрытой дверцей и глянул на старика...
        Вот сейчас он должен сказать что-то. Поблагодарить или просто попрощаться.
        Тяжелый момент. Не находилось слов благодарности, и прощаться не хотелось.

«Порой люди не хотят слышать слов благодарности, и правильно делают. Когда она в глазах - это я понимаю...»
        Выручил сам старик, горячо зашептав:
        - А сумку-то, сумку!..
        Виктор чертыхнулся и потянул с полика свой багаж. И снова голос Бориса Михайловича:
        - Дверцей не стучи. Я потом закрою.
        И все. Заурчал двигатель, закрутились маленькие колеса, и пропал из виду человек в инвалидной машине...
        Близнец взял винтовку и, повернув за угол, пошел, тяжело ступая, по узкой асфальтированной дорожке. Справа черная стена и окна первого этажа. Слева ухоженные газоны, засаженные штокрозами, мальвой и золотыми шарами.
        Снайпер возвращался на свою огневую позицию. Единственное подготовленное место, откуда он мог сделать выстрел. И если бы только старик знал, куда и зачем он привез снайпера...
        Куда и зачем - теперь об этом знали уже два человека. По спине Николая Терехина, который не упускал «Оку» из виду, следуя за ней на «восьмерке» с погашенными габаритными огнями, пробежал холодок. Нет, мороз по коже. Когда он наконец-то понял, что задумал снайпер, он тихо прошептал: «Безумству храбрых поем мы песню... Но как он старика-то завербовал?!» - не мог понять Терехин. Какие слова он нашел и в какой форме принял их сам старик? Давай, мол, внучок, делай свое дело?..
        Ответ был близко: старик отвез снайпера не на огневую позицию. Близнец просто использовал его. Но Терехин не понял этого хода.

* * *
        Виктор остановился, не доходя до угла, и укрыл оружие в высокой траве. Отошел на несколько метров и посмотрел на окна клюевской квартиры. Окна непроницаемы. Но там наверняка кто-то есть. Один шанс из миллиона, что снайпер вернется, но даже эту миллионную часть спецслужбы из рук не выпустят. Террорист снова ушел от них, и теперь они ожидают от него чего угодно.
        Этот дом Виктор изучил вдоль и поперек. Это был его объект, и он готовил его для себя. В этот раз никто не сделал за него ту работу, которую обязан был выполнить он и только он. В квартире Олега Клюева Виктор нашел длинный ключ, подошедший к подвальному замку. Подвал не был перегорожен, и можно было пройти от первого подъезда до последнего. Он поднимался на чердак и увидел, что в первый подъезд можно попасть сверху. Замков на чердачных люках не было, отсутствовали и свежие следы людей. Там стояла духота, пахло пылью и голубиным пометом. Там стояла тишина, прерываемая воркотней птиц. По всей длине проходил деревянный настил. Шаг влево или вправо, и уйдешь по колено в керамзит, наделаешь шуму.
        Близнец вернулся к торцу дома, подхватил сумку и зашел в подъезд. Поднялся на девятый этаж и ступил на металлическую лестницу.
        Тихо, шептал он, морщась и потихоньку толкая головой тяжелую створку. Сверху посыпался мелкий мусор, более громко простучал по полу керамзитный камешек-катыш.
        Тихо...
        Виктор перехватился и поставил сумку на мостки. Спустился и при свете лампы смахнул с площадки пыль, подобрал камешек и сунул его в карман. Поочередно глянул на двери. Глазки на них были черны.
        Спят, спят, успокаивал себя снайпер. Обязаны спать.
        Чердачный люк, окрашенный черной печной краской, мягко опустился на место. Близнец взял сумку и осторожно, контролируя каждый шаг, пошел по настилу. Как по болоту, щупая ногой доски. Медленно. Почти в полной темноте, ориентируясь по слуховым окнам, в которые струился предутренний лунный свет.
        Он остановился напротив последнего окна и освободил себя от груза. К окну вела единственная доска, сплошь покрытая голубиным пометом. Открыв сумку, Виктор вынул веревку, достал пистолет с приделанной к нему петлей и перекинул его через плечо. Как маузер. Прикусив зубами острое лезвие ножа, ступил на доску, удерживая равновесие руками. В одной руке ничего, в другой моток веревки. Он мешает, но в то же время дает возможность балансировать.

«Молодец, - похвалил себя „канатоходец“, - тихо прошел».
        Теперь выход на крышу. До самого края которой вела доска с прибитыми поперек рейками. Угол наклона небольшой, но все равно можно загреметь.
        Виктор добрался до ограждения и глянул вниз. Под ним находился балкон девятого этажа. Прислушался... Сделав скользящую петлю, опустил веревку почти до седьмого. Все, хватит. Теперь пора привести дыхание в норму. Но недолго. Время и так тает на глазах. А сероватая полоска на востоке светлеет и ширится...
        Первый шаг. Фактически в пропасть. Близнец избрал путь, лежащий вдоль балконных торцов, чтобы не нарисоваться перед окнами. Он спускался без страховки, хотя мог сделать еще одну скользящую петлю из короткого отрезка веревки. Но, случись столкнуться с противником на самом балконе, она не даст ему свободы движений.
        Ноги коснулись перил. Крапивин ступил на них и чуть отдохнул, ослабив давление веревки на руки. Сделав широкий шаг, нащупал ногой край бетонной плиты. Опустил на нее вторую ногу.

«Все, следующий этаж мой».
        Сердце заколотилось еще сильней. В руках появилась предательская слабость; желудок отозвался пустотой, и к горлу подкатила тошнота. Еще и потому, что под ногами лежала двадцатипятиметровая пропасть. Голова кругом.
        Виктор часто сглатывал. Слюнные железы словно взбесились, реагируя на металл во рту, качали влагу, которая стекала по лезвию и капала на майку.
        Давай! - Близнец отдал себе команду и повторил предыдущий маневр: опустился на два метра на руках, нащупал ногами перила и затем твердо встал на них. Однако нужно сделать больше - спуститься еще ниже и стать на край плиты, поскольку из такого положения - внатяг - можно либо рухнуть на балкон, либо опрокинуться назад и грохнуться на асфальт.
        Снайпер посмотрел вправо, на водосточную трубу, убегающую вниз, проследил взглядом и, даже показалось, разглядел в траве винтовку.
        Он сделал последний маневр и выпустил наконец-то веревку. Теперь он держался руками за перила. Теперь он мог увидеть в метре от себя брешь, прикрытую гофрированным листом. И снова обрел уверенность, молчавшую во время опасного спуска. Она изо всех сил давала понять, что в квартире никого нет, что она просто опечатана. Что было и хорошо, и плохо. Если на точке действительно никого нет, то ему придется нарушить пломбу. И «взбулгаченные» соседи обязательно обратят на это внимание.
        Прошло пять долгих томительных минут. Витька д0 боли в висках вслушивался и вглядывался в темноту окон... и увидел то, на что надеялся, то, что придало ему дополнительные силы. Он даже сумел определить сколько оперативников сейчас в квартире.
        Их было двое. Один щелкнул зажигалкой и осветил лицо своего товарища. Потом дал рассмотреть снайперу черты своего: с острым носом и тяжелым подбородком.
        Двое. Их всего двое. И теперь за ними можно следить по красноватым уголькам сигарет. Хотя бы три или четыре минуты.
        Балконная дверь была приоткрыта - это Близнец отметил, когда ступил на перила. Сейчас он осторожно перелезал через них. Он не знал, заметили его или нет, однако не стал дарить противнику ни одной секунды. Его действия сплетались воедино, были взаимосвязаны и неотрывны, когда мягким кошачьим движением он оказался на балконе, а затем в таком же темпе шагнул к двери и плавно надавил на нее рукой. Левой. В правой был нож.
        Близнец уже видел две смутные фигуры, сидящие на диване - слева от него и всего в паре метров. Но больше ориентировался по красным уголькам сигарет. Они для него были самым точным в мире целеуказателем. Что по сравнению с ними лазер?.. Вот обе точки, дрогнув, стали ярче. Одна осталась неподвижной, а вторая вдруг задергалась в трясущихся губах. Целеуказатель превратился в индикатор: его, этого оперативника, надо оставлять в живых, напрягать на косвенного, а другого, более хладнокровного и безбоязненного, нужно брать наверняка.
        Но какими бы невозмутимыми они ни были, на них так или иначе подействовало ленивое вторжение через балкон черной тени. Призрака, который вогнал обоих оперативников в состояние глубокого ступора. Но вот они сделали то, что было необходимо для атаки - вскочили с места.
        Близнец отработал колющим ударом вверх, молниеносно и автоматически распределяя массу тела между ногами. Он выбросил руку вперед, и лезвие вошло первому противнику под ребра. Тот, что оказался слева, получил мощный удар локтем в голову и повалился на диван. Короткая, красивая двойка, мощная и убойная.
        Спецназовец вернул нож и в одно мгновение оказался верхом на противнике. Кровь с клинка капала на разбитый нос опера, крепкие пальцы сжали его горло и не давали дышать; сигарета упала за рубашку и жгла грудь.
        - Тихо! - угрожающе прошептал Близнец и прислушался. Он в любой момент готов был отразить нападение. Однако в квартире стояла тишина. - Сейчас я отпущу руку. А ты, если дернешься, захлебнешься в крови. Я не хочу убивать тебя, но убью, если ты поднимешь шум.
        Виктор приставил к горлу оперативника нож и ослабил хватку. Чуть привстал с него и нащупал под пиджаком кобуру. Забрав пистолет, сунул его за пояс. Безошибочно определил, что именно болтается на поясном ремне.
        - На пол! - приказал Близнец. - Лицом вниз. Руки за спину. - Сковав оперативника наручниками, он перевернул его на спину. - Как тебя зовут?
        - Мак... симом, - в два приема выдохнул опер.
        - Слушай меня внимательно, Макс. Ты знаешь, зачем я пришел, и я сделаю свое дело. А ты мне поможешь. Когда тебя должны сменить?
        - В час.
        - В смысле в тринадцать?
        - Да.
        Близнец улыбнулся. Он ждал именно такого ответа. Когда он наблюдал за суетой группы наружного наблюдения у «первой» точки на проспекте Кирова, он точно отметил, когда именно происходят смены. Они делили сутки на две части и дежурили по двенадцать часов. И этот Максим со своим напарником заступил на пост всего в двенадцать или в час ночи. Сменить его должны в час «икс», ровно в то время, когда в оптику снайпер увидит бронированный джип «Мерседес». Впритык.

* * *
        Терехину старик показался опытным агентом. Он долго плутал во дворах 11-го микрорайона, словно проверял, нет ли за ним слежки. И может быть, даже обнаружил
«хвост», когда неожиданно изменил маршрут и повел «Оку» обратно к своему дому. Так даже удобнее, усмехнулся Николай, останавливаясь у знакомого гаража и приветствуя Бориса Михайловича короткими вспышками дальнего света.
        - Снова гараж забыли закрыть? - спросил он, выходя из машины. - А я все пацана со свертком не могу найти. - Он склонился над дверцей малолитражки и похлопал по крыше. - Ладно, отец, не прикидывайся валенком, вылезай и рассказывай все как есть.
        И услышал странный ответ:
        - Ваша взяла.
        Николай рассмеялся.
        - Мне что, с вами ехать? - спросил Борис Михайлович.
        - Да, прокатиться придется. Попозже. Сейчас я хочу услышать, почему ты помогал террористу. Может, потому, что посчитал это игрой? - начал поддавливать полковник. - Что он прет с ножом на паровоз? В таком случае ты натурально подвел его под монастырь. Если бы ты своевременно сообщил куда надо, его бы арестовали. А теперь у него не осталось ни одного шанса. Теперь, когда ты отвез его на огневой рубеж...
        - Куда я его отвез?
        - Куда отвез, туда и отвез. Об этом ты мне тоже расскажешь.
        Борис Михайлович сидел не шелохнувшись. Прошло не меньше минуты, прежде чем он нарушил молчание:
        - Погоди, я машину в гараж поставлю.
        Он подал полковнику ключи и махнул рукой: «Открывай двери».
        Терехин быстро управился с двумя замками - навесным и реечным, прошел следом за въехавшей «Окой» и при свете «восьмерки», бьющем в раскрытые створки, оглядел временное убежище Близнеца. Отметил, что в гараже нет погреба. Хотя при чем тут погреб? Его бы не спас даже секретный вход в сталинский бункер.
        Борис Михайлович к тому времени выбрался из машины.
        - Значит, я его подвел под монастырь... - сурово насупился старик и покачал головой. - Нет, это ты его подвел. Раз ты такой догадливый, почему не арестовал его здесь? - Борис Михайлович топнул протезом в бетон.
        - У меня свой интерес в этом деле.
        - Какой? Поглазеть, как он разнесет, к едрене фене, броневик?
        - В каком смысле - разнесет? - Николай щелкнул зажигалкой и смотрел на старика сквозь пламя. В его отблеске глаза инвалида приобрели насыщенный желто-кровавый цвет и пыхали жаром.
        - В прямом, - отрубил старик. - Ты ружьишко-то его видал? Из него «Тигра» насквозь прошить можно. Один патрон шириной в две ладони. У меня протез в землю ушел, когда я хотел поднять винтовку. Я когда глянул на нее, мне почудилось, я в бинокль смотрю. Если шагов с десяти ее рассматривать, то ничего страшного. Ты зенитку хоть раз видел?..

«В руках у него был тяжелый сверток... Сверток он прижимал к себе двумя руками».
«Он часто спотыкался». «Рубашка прилипла к спине. Ноги заплетались». «Он как-то неудобно поддерживал сверток... Было видно, что он сильно устал». «Он тяжело шел, потому что был ранен».
        Ошибка. Показания свидетелей были переориентированы на фактически установленное оружие террориста. У Близнеца было две винтовки, на одну он давал смотреть невооруженным глазом, а на другую - в перевернутый бинокль.
        - К-какое у него оружие? - чуть заикаясь, спросил Терехин.
        И понял, что еще минуту назад готов был пойти на то, чтобы дать снайперу возможность выстрелить. А теперь, узнав марку и «зенитный» калибр винтовки дальнего боя, меру веса пороха в патроне («пригоршнями мерить можно»), обязан был перешагнуть через развалившуюся, как гнилое бревно, какую-никакую справедливость. А жаль...
        Он перебил старика на полуслове:
        - Вот что, отец, ступай к себе и из дому не выходи. Про меня и своего гостя молчи, иначе пойдешь по полной. Ты понял меня?
        Николай сел в машину и завел двигатель. Показалось, тот отозвался знакомым ворчанием: «До последнего...»
        В данном случае Терехин никого не спасал, он - полковник ФСБ - не давал совершиться преступлению. И этим все объяснялось.

* * *
        В первую очередь Виктор снял веревку. Он потянул за короткий конец, скользящий узел развязался, и веревка упала к его ногам. Опер лежал на полу с кляпом во рту. Но даже без кляпа он готов был сотрудничать. На этом настаивал его мертвый товарищ. Максим мог видеть, как готовится к работе снайпер, насколько точны и расчетливы его движения. Когда он принес винтовку и развернул ткань, Максу показалось, что это миномет.
        Близнец везде оставлял следы, указывающие на марку его оружия - «СВД». Ему в этом невольно помог полковник Терехин, по-своему интерпретировавший слова Виктора о патроне довоенного образца. Снайпер был вооружен «старьем», над которым насмехался Алексей Захаров. Для него это был прошлый век, каменный, а для Виктора - настоящий, железный. Под патрон 1938 года были созданы новейшие снайперские винтовки «М-1», «М-2» и «М-3», «гепард» венгерской фирмы «Technika»...
        Девять утра. Крапивин оттащил труп оперативника на кухню и накрыл его простыней. Когда он готовился к работе, генерал Свердлин отдавал распоряжение поставить вдоль двойного поворота детей, которые бы приветствовали главу государства. Он заручился поддержкой руководителя детского дома-интерната «Ручеек»: тот обещал «поставить» тридцать своих воспитанников. Крапивин смотрел в оптику и видел двойной поворот, машины, лениво проходившие его. И не мог представить, что вскоре это место закроют воспитанники детского дома. Стройный ряд голов как раз придется на линию прицеливания. Но до того момента оставалось еще несколько часов.
        Глава 28
        Изгоняющий дьявола
        В первый раз на связь Максима вызвали в десять часов утра. В это время снайпер смотрел в бинокль, часто-часто моргая: сказалась бессонная ночь и напряжение последних дней. Если сложить это, то получится число, равное дате его возвращения из армии. Бессонная ночь, вызванная странным поведением капитана-инструктора, напряжение, давшее о себе знать на следующий день. Снежок, превратившийся в огромный грязный ком. Жив ли Андрей Проскурин, его бывшего ученика не интересовало.
        Держа в руках бинокль, Близнец опасался увидеть одну вещь. Он еще давно подумал об ограждающих щитах вдоль поворота. Если поставить их, они закроют линию прицеливания. Однако щиты для бронебойной пули - это фольга для обычной. Пуля из
«гепарда» пробьет щит и не отклонится при этом ни на миллиметр, не потеряет своей убойной силы. Ограждение усложняло само прицеливание, точнее, поводку ствола. Но, зацепившись за точку прицеливания и точно зная скорость движения объекта и время подлета пули, это препятствие было устранимо.
        Максима вызвали не по рации, а потревожили звонком по мобильному телефону. Виктор предупредил его еще раз:
        - Меня все равно убьют. Но ты этого можешь не увидеть.
        Максим отвечал ровным голосом. Он называл кого-то по званию - товарищ майор. «Да, понял. Обязательно. Он отдыхает, товарищ майор».
        - Что тебе сказали? - спросил Виктор, когда Макс кивнул ему: «Разговор окончен».
        - Нас сменят вовремя.
        - Чаю хочешь?
        - Нет.
        - Дело твое.
        Максиму было двадцать восемь лет. Он видел в Викторе террориста и только террориста. Он узнал много нового о подготовке к теракту и был готов увидеть завершающую фазу преступления. Он видел оружие, которого не видел даже на картинке. Он слышал о российской винтовке дальнего боя «взломщик», видел его на снимках и мог определить ее размер по стрелку, держащему дальнобойку в руках. Но она не шла ни в какое сравнение с «гепардом». Венгерской винтовки было так много, что ее можно было измерять шагами того же террориста: три шага, даже на ступню побольше. Макс поймал себя на мысли, что не может представить объект на прицеле этой винтовки. Человек? Но пуля разорвет его пополам. Машина? Он даже зажмурился..
        Воображение отчего-то нарисовало «Мерседес», который на полном ходу врезается в бетонный столб, его колеса, катящиеся в разные стороны. Наверное, реальным противником «гепарда» был танк. Лишь он держал удар в представлении Макса. Но он ошибался.
        Когда до появления президентского кортежа остался час, снайпер закрыл Максима в туалете.

* * *
        ...Близнец сидел в полутора метрах от балконной двери, открытой настежь. Через брешь спиленных прутьев решетки стрелок видел участок дороги, отстоящий от огневой позиции на несколько сотен метров. Через эту брешь он должен будет произвести всего один выстрел...
        Стрельба по движущейся цели...
        Он нашел очень удобное место для огневой позиции, потерял ее, но снова отвоевал. Он бился насмерть за свою высотку.
        Он сделал много, чтобы успеть больше.
        Готовая к единственному выстрелу, венгерская винтовка была для Виктора дороже Царь-пушки. «Гепард» был настолько мощным, неудержимым, что имел два тормоза для снижения силы отдачи: гидравлический амортизатор в ствольной коробке и дульный тормоз возле среза ствола. «Гепард» весил двадцать килограммов и был длиной порядка двух метров - гораздо больше кошки, в честь которой была названа эта винтовка. Но скорость была сопоставима с самым быстрым животным на нашей планете: гепард развивает скорость до ста десяти километров в час, а его железный тезка-убийца «гепард» «плевался» пулями из металлокерамики, вес которых был просто устрашающий - 64 грамма, со скоростью у среза полутораметрового ствола больше километра в секунду. Такая пуля не оставляла шансов танковой броне на расстоянии
300 метров... И каким бы бронированным ни было стекло в генеральском джипе, оно оставалось стеклом.
        Витька посмотрел в бинокль... и его руки дрогнули.
        Он увидел тот щит, которым спецслужбы отгородили президентский эскорт от возможного выстрела. На обочине остановился автобус, из него один за другим выходили дети. Гаишник перегородил движение, но все равно дети переходили через дорогу по всем правилам. Два мальчика держали в руках красные флажки. Всего два флажка, но они загоняли снайпера в угол. Как волка.
        Даже не глядя в оптический прицел, Близнец понял, что линия прицеливания придется на стройный ряд детских голов. И снайпер, и тот, кому он бросил вызов, не знали, что такое правила. И все же этот ход показался ему чересчур жестоким.
        Виктор занял место на огневой позиции. Выругался, когда увидел живой щит. Нарядный, красочный. Над ним, репетируя, взметнулись миниатюрные российские триколоры, заколыхались в воздухе разноцветные шары, вскинулись руки. Только не было слышно голосов - радостно-удивленных, восторженных. Толпа глухонемых. И снайпер попал в точку: это были воспитанники из интерната для слабослышащих детей.

* * *
        Воспитатель «Ручейка» Тимур Гуськов, поневоле участвующий в контрснайперском мероприятии, отошел на несколько метров и остался доволен своими воспитанниками. Он учел пожелание организаторов праздника и выбрал для детей стандартную форму одежды: белый верх, черный низ. Тимур постоянно путался в цветах российского флага. Белый цвет наверху - это ясно, а вот голубой и красный... Выручила заведующая: «КГБ - наоборот, - пояснила она. - Белый, голубой, красный». Сейчас воспитанники держали длинные разноцветные ленты, протянувшиеся вдоль строя, строго по правилу.
        Гуськов считал себя одним из немногих, кто знал о подлинном маршруте главы государства, и считал это справедливым по отношению к воспитанникам «Ручейка». Он видел праздничные толпы на Московском шоссе и самодовольно усмехался: «Им-то точно ничего не обломится».
        Воспитанники выстроились вдоль невысокого заграждения, больше походившего на барьер, с дорожными указателями направления движения. Однако подошедший гаишник в звании лейтенанта покачал головой и знаками показал Тимуру, что детей нужно поставить за барьер. Гуськов свободно читал по губам, но до сей поры не мог смириться с тем, что ему все буквально показывают на пальцах. Он представил, как будет выглядеть строй из-за заграждения: торчащие над ним головы и плечи; дорожные синие знаки с белыми стрелками вообще испортят все дело.
        - Ленты, - сказал он постовому, одетому в бронежилет и вооруженному коротким автоматом. - Ленты не будет видно.
        - Пусть поднимут их над головой. - Постовой продемонстрировал, как это будет выглядеть.
        - Там яма, дети могут свалиться.
        - Пусть держатся за ограждение.
        - А кто же будет держать ленты?
        Гаишник подошел к ограждению, сдвинул в сторону одну секцию и показал жезлом направление.
        Тимур сморщился, но выполнил распоряжение постового.
        Их на этом участке было двое. Бело-голубая машина с проблесковыми маячками стояла на обочине и блистала как новенькая. Рядом с ней автобус «ПАЗ» смотрелся катафалком. Пока Тимур перестраивал своих питомцев, постовой отдавал команды водителю автобуса. И так же знаками. Все сейчас жили в мире жестов. Кто-то согласно своей профессии, кто-то в силу врожденных недостатков.
        Тимур показался постовому дирижером хора глухонемых. Он поднял руку, стоя перед строем воспитанников, и опустил ее. Взметнулись миниатюрные российские триколоры, заколыхались в воздухе разноцветные шары, вскинулись руки... Потом раздался протяжный вой, от которого постовой закрыл глаза и тихо прошептал:
        - Жуть...

* * *
        Все шло по графику, соответствовало слегка переделанному сценарному плану. Президентский самолет приземлился согласно расписанию. Рота почетного караула выстроилась на бетонке вовремя, музыканты из военного оркестра были готовы взорваться медью духовых инструментов своевременно. Группы спецназа «Град», госохраны и бойцы отряда антитеррора заняли свои места и держали под контролем огромную территорию аэропорта. Постовые, получив указания, уже мысленно приостанавливали движение автотранспорта на своих участках.
        Внешне Александр Свердлин выглядел спокойно. Да и внутри тревоги как таковой не ощущал. Снайпер-террорист не пойман, однако у него как не было, так и нет ни одного шанса на выстрел.
        Волнение генерала Службы было вызвано предстоящим разговором с шефом. Он впервые не справился с работой, но этот единичный случай не мог стать оправданием. Единственный способ борьбы со случайностями - это четкая организация. Свердлин мог себе сказать: «Я что-то упустил». Шефу таких слов не скажешь.
        И все равно недосказанная фраза осталась в памяти генерала: «Мы не уверены...» Однако ответная насмешка-пощечина, прозвучавшая в вопросительных интонациях, материализовалась в истеричный выкрик: «Перекрыть все улицы города!» То был голос самого генерала.
        Позор...
        Это слово прокатилось и заглохло вместе с последним медным раскатом духового оркестра, проехалось под ногами чернопиджачной свиты, заметалось под колесами лимузина и бронированных джипов сопровождения. Эскорт президента вырулил с бетона аэропорта, чтобы на высокой скорости пронестись пятьдесят километров до города. Но за минуту до того, как колеса «Мерседесов» зашуршали по трассе М-5, генерал принял звонок по секретному телефону.
        Александр Семенович сидел на заднем сиденье джипа и не отрывал взгляда от патрульных машин, несшихся в авангарде кортежа. На переднем сиденье сидел стрелок, вооруженный автоматической штурмовой винтовкой. Водитель джипа был заряжен протаранить любой транспорт, оказавшийся на пути следования президентского эскорта. За лимузином неотрывно следовал представительский «Мерседес» с бойцами спецназа Службы, вооруженными, кроме обычного стрелкового оружия, гранатометами.
        Находясь на привычном месте, генерал тем не менее ощутил дискомфорт. Все попытки объяснить охватившее его смятение ни к чему не привели. Устал, пришла привычная отговорка.
        На связь выходил полковник Терехин. Которого стоило послать подальше. «Как он там себя нахваливал? - припоминал генерал. - Ловчий по натуре? Время от времени вспоминающий басни?»

«Два одиночки, - пришли мысли из прошлого. - Кто кого?» И что-то про кино, сравнение с реальной жизнью...
        Свердлину не хотелось общаться с Терехиным - особенно по телефону. Хотя бы потому, что он был тем человеком, а скорее объектом, слышавшим из генеральских уст рискованные речи о допущенных ошибках. Для кремлевского охранника Николай был загрузочной дискетой, в нем сидел этот самый загрузочный сектор, раскрывающий характер Крапивина, взбунтовавшегося против Системы. У Свердлина даже сложилось мнение, что именно Терехин был отцом-изобретателем террориста, знал как сильные его стороны, так и слабые. Он находился в стороне и пытался предугадать очередной шаг своего детища, ступившего на путь самоусовершенствования. И сам порой походил на бездушную машину: в нем проглядывали черты сразу двух Терминаторов - хорошего и не очень; он был и охотником, и спасателем. И эти мысли собрали на лбу генерала морщины, которые глубиной и рисунком точно совпадали со складками на челе Терехина.

«Вдруг он напал на след снайпера?» - подумал генерал. Но тут же отогнал эти мысли прочь.

* * *
        Терехин глянул на часы: осталось сорок минут до появления президентского эскорта. Плюс-минус десять минут. Возможны задержки в аэропорту, но только не на пути следования кортежа. Он проедет строго по графику, секунда в секунду, промчится под бесчисленными рекламными баннерами, которых в Самаре было больше, чем в Москве.
        Сорок минут - много и мало. Но как определить ту минуту, когда придется вынуть из кармана мобильный телефон и набрать номер?

«Исчерпал лимит. Хватил через край». Вот уже во второй раз за эти дни к Николаю пришли знакомые мысли. Или вернулись. Да, они вернулись и точно сказали: конец. Конец игры, гейм овер.

«Восьмерка» стояла в двадцати метрах от подъезда высотки, где занял позицию для стрельбы снайпер. Пока Терехин не видел того, что прыгало, плясало, ходило ходуном в оптическом прицеле. Он видел другу10 картину, себя, летящего кувырком по служебной лестнице. На каждой ступеньке он оставлял по звезде, с каждой ступенькой звезды становились все мельче. «Кто ты по званию, урод? Ни одного просвета!» Вот он докатился до «литера»-спецназовца, сбросил погоны... и стал простым человеком. Но легче не стало. Потому что ему - вот сейчас, в эту минуту, когда до проезда эскорта осталось всего полчаса, - нужно набрать номер и сказать «пару ласковых» генерал-майору Свердлину.
        Вот этот момент.
        - Александр Семенович, Николай Терехин беспокоит.
        - Ты где?
        - Неподалеку от огневой точки снайпера. Я...
        - Снова потянуло на любимое место? Ну, раз ты там, проследи за порядком на своем повороте. У тебя есть полчаса времени.
        - В смысле?
        - Разве воспитанников «Ручейка» еще не привезли?..
        В это время генерал готовился сесть в свой джип и, пользуясь минутой свободного времени, отдавал последние распоряжения. Ровно через минуту его скует на мгновение холодом, а сердце замрет в груди. Но он привычно расслабится: «Устал...»
        Николай увидел воспитанников, когда проехал метров двести и взору открылось то, что скрывали от него дома и высоченные деревья. «Проследи за порядком. Чтобы на дорогу никто не выскочил...» Если что-то и могло выскочить, так это сердце Терехина. Изуверский ход генерала не подлежал оценке. Какой-никакой оценке подлежали мысли Николая. Он знал - он-то наверняка знал, что снайпер не станет стрелять сквозь живой щит, но не был уверен, что об этом знал Свердлин. Противоречие, даже не одно, а два: выстрелит или нет, а если выстрелит, то... Крапивин мог нажать на спусковой крючок - сдадут нервы и выстрелит. Именно этот шаг генерала мог подтолкнуть Виктора к безумству, к отчаянию. Такое чувство, что генерал хочет крови, жертвы - ребенка ли, президента, ему все равно. Все это не так, но куда выкинешь эти мысли?
        Именно они и грязный ход, который нельзя было назвать даже ударом исподтишка, и подтолкнули Терехина к логическому шагу. Он враз встал на сторону снайпера-террориста. Не мог не встать. На сей раз - окончательно и бесповоротно.
        Полковник остановил машину и бросился через дорогу. Как раз в тот момент, когда воспитатель отдал команду, и глухонемые дети прорепетировали приветствие. Невнятные и гортанные выкрики подняли волосы на голове Николая. Он испытал такой ужас, что невольно схватился за голову, затыкая уши. Он в это время завидовал глухонемым воспитанникам.
        Его спасло служебное удостоверение, когда два гаишника выросли перед ним с автоматами на изготовку.
        - Уводите детей! - прохрипел Николай. - Я полковник ФСБ. Быстро!

* * *

«Уходите, уходите», - мысленно поторапливал детей снайпер. Он узнал в человеке, стоящем буквально во главе эвакуации детей, полковника Терехина. Что испытал при этом Близнец, словами объяснить невозможно. В голове и груди вихрь эмоций: Николай знает, что снайпер на огневой позиции, и он уводил детей по нескольким причинам. И обе были понятны Близнецу. Одних он спасал, а другого освобождал. Он резал путы на руках стрелка, который слышал мысленное послание Николая Терехина: «Стреляй, стреляй, Витя!» И если один принял решение на выстрел, то второй выписал на него санкцию.
        Напряжение было настолько велико, что Близнец буквально видел цель боковым зрением. Он полностью контролировал себя. Он не смел даже прикоснуться к защитной скобе, не говоря уже о касании пальцем спускового крючка - при том что все пять патронов пока что покоились в магазине. Давление на спусковой крючок было настолько несопоставимым с устрашающей энергией пулиг что это было сравнимо разве что со взмахом крылышек бабочки и центром смерчевой воронки.
        - Стреляй, в бога мать! - сквозь зубы бросал Терехин. Он находился не на одной из центральных улиц города, а словно на поле боя, где свистят пули, рвутся снаряды; там, где ты веришь товарищу, а он верит тебе. «Литер»-спецназовец, соскочивший с покосившейся фотографии, которому вот сейчас было плевать на трупы оперативников в клюевской квартире, подвел к автобусу мальчика лет восьми и помог подняться в салон. На вопросы воспитателя и гаишников коротко и тяжело хрипел: «Вопрос безопасности». Он имел кабинет на Лубянке, а не на улице Соколова, чем снял иные вопросы - о правомочии.
        Воспитанники «Ручейка» заняли места в автобусе, и Терехин поторопил водителя:
        - Давай, поехал, быстро! - Глядя вслед удаляющемуся автобусу, бросил гаишнику через плечо: - А я здесь останусь. Интересно.
        И пошел на откровенную дерзость, бросая в лицо Свердлина перчатку и мысленно комментируя: «Выбор оружия за мной». Он набрал его номер и отрапортовал в присутствии гаишников:
        - Товарищ генерал, ваше задание выполнено. Мне помогали два работника самарской автоинспекции - они рядом со мной. Прошу отметить их в приказе. - Николай вопрошающе округлил глаза: - Как ваши фамилии, ребята?..

* * *
        Двадцать минут. Казалось, Близнец все еще слышал резкий звонок телефона, который оглашал стены огневого рубежа набатом: «Не спрашивай, по ком звонит колокол». Он мог звонить по кому угодно, но предназначался лишь одному человеку. Он был настойчивым и нес в себе что-то жуткое и в то же время торжественное. Близнец снял трубку и услышал голос Николая:
        - У тебя примерно двадцать минут.
        И все. Дальше - короткие гудки-секунды.
        Целых двадцать минут. Подарок полковника Терехина был настолько очевиден, что Близнец оставил на время свое оружие. Он пил чай, затягивался горьким дымом сигареты, смотрел то через балконный проем на улицу, то на винтовку. Она манила к себе даже подушкой для щеки, на которой он скоро «прикорнет» и затаит дыхание.

«Ты не должен проиграть. Ты нормальный пацан, Витька». Слова Марии, прозвучавшие в голове голосом Цыганка.

«Что со мной, Витя?» - «Все будет нормально, Серега. Ногу осколками посекло».
        За все сразу. Пакетом.
        Его съедала острая вина за двух человек. Он свято верил, что встреча с ними не за горами и также горько усмехался: «Да, совсем скоро...»
        Потерять. И всегда рядом с этим словом настырно пристраивается другое: найти. И он был близок к тому, чтобы узнать: найдет ли то, о чем мечтал. Пусть не найдет, но спасет - это точно. Отпустит на волю.
        Он занял место на огневой позиции. Положил щеку на подушку и с этого момента смотрел только в оптический прицел. Весь мир, все чувства остались позади... Сколько прошло времени, он не понял. Но вот показался президентский эскорт, головная генеральская машина. Сто двадцать в час. Сброс до двадцати. Поворот. Короткий и ровный участок на постоянной скорости. За бронированным джипом неотрывно следовал ствол снайперской винтовки дальнего боя. С упреждением четыре метра по фронту. В критической точке палец снайпера потянул спусковой крючок, и
64-граммовая бронебойная пуля с невероятной скоростью понеслась навстречу машине, навстречу человеку, который сидел за слегка тонированным стеклом на заднем сиденье.
        Близнеца откатило назад вместе с винтовкой. Он не стал дожидаться, когда восстановится панорама в оптическом прицеле, - получится намного быстрее схватить со стола бинокль и приникнуть к окулярам.
        Руки подрагивали, картинка получалась смазанной. Но даже в таком виде она устраивала Близнеца. Водитель джипа после выстрела растерялся и не сумел вырулить из последней шиканы: бампер машины ткнулся в бетонный блок. Витька видел небольшой узор на стекле задней дверцы, в центре которого зияло отверстие. Но он не видел голову, лишь чьи-то плечи и что-то похожее на шляпку гигантского гриба над ними. И затемненный - в ярко-красных тонах - узор на противоположном стекле.
        Кожа Близнеца горела и снаружи, и изнутри и чуть ли не вздымалась.
        - Есть! Есть! - прокричал он.

«Точно, Витька?»
        - Да, да! Попадание!
        Близнец едва не задохнулся от этих слов. Он готов был до бесконечности упиваться ими, не отрывать взгляда от красной «драпировки» на противоположной дверце лимузина. И подумал, что вот только сейчас началась настоящая охота на него. Когда на волка выпустили настоящих волкодавов, а не гончих псов, преследующих его по пятам. Он как должное принял вооруженную группу спецназовцев, оперативно покинувших черный «Мерседес». Синхронно открылись все четыре дверцы, выпуская
«волкодавов» из Центра спецназа Службы безопасности. «Вот и они, - хмельно констатировал Близнец, крепко сжимая бинокль. - Вот и они». В воспаленном мозгу снайпера они виделись черными ангелами смерти, для них не существует преград, вот сейчас они взмоют подобно громадным летучим мышам и понесутся навстречу.
        Этот «Мерседес» стал единственным, оставшимся на месте автомобилем. Он встал так, что не мешал водителю джипа сдать назад, объехать железобетонный блок и рвануть вперед. За ним устремились остальные автомобили эскорта. Витька положил бинокль на стол и уже не видел, как резко тронулась с места машина со спецназовцами, снова занявшими свои места. Она быстро следовала за патрульными «Жигулями» в сторону ближайшего переезда.
        Крапивин сунул «Макаров» за пояс, передернул затвор «глока» и шагнул к двери. Третий пистолет, принадлежащий убитому оперативнику, в данном случае не представлял никакой ценности.
        Впритык. Близнец последние двадцать минут не думал о смене оперативников в этой квартире. Сейчас же предположил, что смена наверняка опоздает. Зачем торопиться, когда теоретические, по сути, шансы снайпера на выстрел иссякли, утекли вместе с последними мгновениями.
        Однако он ошибся. Два оперативника входили в подъезд в тот момент, когда на восьмом этаже оглушительно рявкнул «гепард».
        Обнажив оружие, они медленно поднимались по лестнице и докладывали: один по рации, второй по мобильному телефону. На четвертом этаже, вызвав лифт, они заблокировали двери. Они ждали снайпера, и у них было небольшое преимущество. Они услышали щелчок дверного замка, находясь на седьмом этаже. И тут же по всем этажам прокатились предупреждающие выкрики и выстрелы. Подъездное эхо размножило их, и Близнец едва не утонул в этом звуковом хаосе. Ему казалось, разом выдохнули десятки пистолетов и столько же луженых командных глоток. Он ответил двумя формированными очередями... и отступил.
        Он упал с высоты своего решающего выстрела, и руки его налились тяжестью.
        Он повиновался наработанному автоматизму - снайпер не мог идти навстречу жужжащим пулям. Единственный путь к спасению, к отсрочке ответного, ключевого для Близнеца выстрела, лежал за тяжелым чердачным люком.
        Он остановил оперативников еще парой коротких очередей и, спотыкаясь, взбежал на девятый этаж. Как и ночью, поочередно глянул на двери. Показалось, на него не покосились даже черные дверные глазки. Поднявшись по металлической лестнице, он толкнул крышку люка и снова закрыл ее, оказавшись на пыльном чердаке.
        Взгляд Близнеца пробежал по пяти люкам, которые торчали миниатюрными колодцами, и последний, шестой по счету в перспективе казался игрушечным.
        В голове шел даже не анализ, а наступал хаос. Со всех сторон давили голоса. Он представлял, как кто-то кричит про огневую точку на восьмом этаже, кто-то спрашивает про трамвайный переезд и кто-то ретиво соглашается показать, как быстрее проехать к точке.
        Кто-то орал в самое ухо: «Кто тут хотел стать снайпером?.. Ты? Мне не нужна твоя фамилия!»

«Есть возможность отличиться еще раз. Готовься к рейду».

«Ты не будешь знать имени человека, которого убьешь, кто он, есть ли у него семья, дети, родители».
        Близнец сидел на крышке люка и смотрел на остальные. Он каждую секунду ожидал, что они начнут взрываться, как банки с огурцами. По очереди. Взлетит одна крышка, потом другая, третья. Из черных шахт поползут черные тени. Но первой выползет тень капитана Проскурина. Он предстанет святым Андреем - в белой одежде, с Библией в руке. Он сотворит крестное знамение и отпустит грехи: «Обычно снайперы-преступники кончают жизнь самоубийством. Поэтому очень важно убивать их в самом начале стрельбы».
        Теперь, куда бы Близнец не ступил, он делал шаг навстречу смерти. Даже оставаясь на месте, он приближался к концу. И все же идти вперед было намного легче.

* * *
        Трое спецназовцев Центра, один из которых был вооружен «легкой» британской снайперской винтовкой «L42 А1» под натовский патрон, рванули к первому подъезду. Еще трое бойцов, включая водителя «Мерседеса», вооруженного укороченным
«Калашниковым», метнулись к последнему, перекрывая Близнецу все пути к отступлению.
        Терехин побежал за первой группой, но на первом этаже вынужденно остановился. На ступеньке второго пролета сидел оперативник с окровавленной рукой и кричал вслед спецназовцам:
        - Он на крыше! Дверь на чердак открыта! У него автомат! - Казалось, он с трудом оторвал взгляд от мертвых бетонных маршей, откуда он спускался и поливал их кровью, и уставился на Терехина. - Дал очередь через пролет, а я как раз руку на перилах держал.
        Николай сморщился. Раненый опер помешал ему разобрать голоса спецназовцев. Судя по всему, они переговаривались со второй подгруппой по радио. Собственно, передавали полученную от оперативника информацию и свои действия.
        - Пистолет, - бросил Николай, развернувшись.
        - Что?
        - Он стрелял из пистолета.
        Терехин подсознательно выбрал средний подъезд и бежал к нему со всех ног. Прошли минуты с тех пор, когда он на сумасшедшей скорости ехал за черным «Мерседесом» со спецназовцами. А тот в свою очередь мчался за патрульной машиной. В свое время полковника интересовали все материалы, касающиеся снайперов, он хотел разобраться в психологии, в мышлении, составить психологический портрет. Он узнал много и не раз повторял эти слова вслух: «Действия только одного снайпера решают исход поединка. Это он отправляется на схватку. Один. Он должен действовать так, как подсказывает ему ситуация, и, если нужно, импровизировать». Но был еще один момент в работе снайпера. И это от него бежал сейчас Николай. Или к нему, уже не важно. Неумело, словно кому-то подражая, Терехин хрипел на ходу:
        - Витя, я здесь для того, чтобы сказать тебе: не делай этого!
        Он падал на ступеньках и молил бога только об одном: лишь бы не опоздать. Он давно знал, что могила снайперу-террористу была уготована. Он видел и ее, и надгробный камень над ней. Но пустую. Близнец свалится в нее, но Николай не хотел, чтобы это произошло именно так, как он представлял, как должен поступить Близнец. Нет, только не так. Вопрос: «А как же тогда?» - остался без ответа.
        Терехин клял себя на чем свет стоит. Как последний идиот он завороженно ждал выстрела, результата. Но как же без этого? Немыслимо представить себе следующую картину: он все эти двадцать минут ждет Виктора у подъезда, а потом вопросительно бодает головой: «Попал?» Глупость какая-то. Х.З. - сказал бы Вадим Соловьев. Но удерживало его на двойном повороте не только любопытство, но и собственная безопасность. До выстрела он мог стать сообщником преступника, после - нет. Каждый играл свою партию, расписанную с самого начала до самого конца. Отыграло «духовое» ружье, теперь очередь за хриплым вокалом.

* * *
        Близнец сделал всего несколько шагов по настилу и едва не свалился в керамзит. Его откровенно напугал громкий хлопок, раздавшийся позади. Он даже не понял, что это - выстрел или грохот чердачного люка. Он инстинктивно свернул на узкую доску, ведущую к слуховому окну. Едва он выбрался на крышу, в обрешетку окна ударили пули.
        Вот он, последний этаж. Все как у Берга. И не надо выходить из здания-жизни, чтобы увидеть все свои этажи, запланированные сумасшедшим архитектором. Под ногами хрупкий металл, а выше его - только небо.
        Близнец отстрелял из пистолета в дальнее слуховое окно, в котором заметил движение, и снова отступил. Еще десять-пятнадцать шагов, и он окажется на краю.
        Еще одна короткая очередь, и «глок» саданул рамой: патронов в пистолете больше не было. Близнец выхватил из-за пояса «Макаров» и отступал уже с ним. Несколько раз выстрелил не оборачиваясь, через плечо. И неожиданно понял - почему. Мысленно он уже вел отсчет патронов и ждал, когда в стволе останется один-единственный.
        Но страшно не было. Вообще никаких чувств, лишь ставшее со временем черствым воспоминание о своем первом выстреле в живого человека. Он стрелял в незнакомого человека, но явственно ощутил на виске прикосновение ствола своей снайперской винтовки.
        Вот и край. И последний патрон. Не теряя больше ни мгновения, Близнец поднял руку с пистолетом к виску.
        Снайпер из Центра спецназа, укрывшись за надстройкой слухового окна, поймал голову Близнеца в оптический прицел британской винтовки. Он тоже знал, что обычно снайперы-преступники кончают жизнь самоубийством, и для него было важно не допустить самоликвидации противника. Прежде чем нажать на спусковой крючок, снайпер еле слышно обронил:
        - Ну вот и все, брат...

* * *
        Взгляд Терехина уперся в черный чердачный люк. За ним слышались отдельные глуховатые выстрелы. Настолько приглушенные, что Николаю показалось: люк наглухо закрыт, и ему ни за что не открыть его.
        Полковник поднялся по металлической лесенке и толкнул створку руками. Так сильно, что она, резко распахнувшись и подняв облако пыли, едва не упала на место.
        Секунда, и Николай окунулся в душную атмосферу чердака. Прикрываясь руками, он едва успел уклониться от мечущегося голубя. И окончательно потерял ориентировку. Где первый подъезд, а где последний? Куда будет отступать Близнец? По логике - к последнему. Как в песне - «От первого мгновенья до последнего».
        Ориентировку ему подсказали спецназовцы. Один наполовину высунулся из слухового окна и своим положением в нем словно рукой показывал на беглеца. Где остальные бойцы, Терехин разобрать не успел.
        Он пробежал по доске к ближайшему слуховому окну и, рискуя свалиться, одним прыжком оказался на крыше. Действовал так, как всегда, был на острие событий, полагая, что весь процесс - начиная от задержания, чувствовался острее.
        Острее некуда.
        Николай бросил взгляд назад и увидел готового к выстрелу спецназовца в черной униформе. Оборачиваться не было времени. Полковник широко шагнул, автоматически перекрывая биссектрису, и поднял руки вверх:
        - Не стрелять! - громко выкрикнул он. И его хрип разносился по крыше этого дома, скакал на крышу другого, охватывая, казалось, весь район. - Я полковник ФСБ Терехин. Не стрелять!
        И едва не зажмурился, в любое мгновение готовый услышать выстрел. Но уже с другой стороны.
        Он обернулся и увидел Близнеца на самом краю крыши. С пистолетом у виска. Человека, который сделал то, чего другому еще не удавалось. Человека, который решился на выстрел, получил разрешение и нажал на спусковой крючок. И вынужденно, ошибочно посчитал, что работа закончена.
        Вместо короткого «стой!» Николай неожиданно выпалил:
        - Зачем ты сдаешься перед гнидой, которую ты укокошил? Она не стоит этого.
        Полковник все еще стоял с поднятыми руками и не решался опустить их. Не хотел делать резких движений. Он медленно опустил одну руку, а второй сделал еще один плавный, но тем не менее предостерегающий жест спецназовцам: «Не стрелять!»
        - Витя, я здесь для того, чтобы сказать тебе: не делай этой гниде подарка. У него нет головы, но он ждет от тебя именно этого. И еще кое-кто ждет. Ты нажмешь на спусковой крючок и враз превратишься в террориста. Об этом ты не думал? Значит, и Юрка Цыганок тоже террорист. Так выходит, да? А Маше что прикажешь делать? Паранджу надевать и подпоясываться, что ли? Я не хочу говорить про твоих родителей - сын он и есть сын. Я не тебя хочу спасти, мне за твоих близких обидно. За себя обидно. - Николай медленным движением указал за спину. - Они тоже спецназовцы. Как и ты. Они могут убить тебя, и им будет долго не по себе. Ты можешь опередить их, но им будет еще хуже. Я не хочу говорить тебе дешевые вещи: борись, не сдавайся. Фигня это все. Глупость. Дешевка. Я хочу сказать другое: ты выиграл, но еще не осознал этого. Все просто, но самому тебе этого не понять. Поэтому я здесь.
        Николай сделал осторожный шаг вперед и снова на всякий случай выставил ладонь. Он понизил голос на полтона и постарался смягчить его. И совсем не замечал, что Близнец стоит перед ним с опущенной рукой, а ствол пистолета смотрит под ноги. Когда, в каком месте отчаянной импровизации он опустил оружие? Когда решил принять помощь? И помощь ли? Может, сразу? Ждал полковника? Который на короткое время стал его напарником, наблюдателем, внесшим окончательную поправку на время: «Двадцать минут»?
        - Тебе есть что сказать одному человеку. Про Свердлина, про Дронова. Про армию. Про спецназ. Про то, как вы с Сергеем Поповым пошли в рейд и как один из вас не вернулся... Повтори то, что однажды ты сказал мне: «Я просто человек, нравится это кому-то или нет». Ты никому не объявлял войну - все правильно. Он и в других обстоятельствах бросил бы клич: «Приведите ко мне этого человека!» Зачем? Раз дело зашло так далеко, то только затем, чтобы сказать: «Вот я, глава государства, перед тобой, скажи все, что ты думаешь, что там у тебя накопилось, чем ты недоволен, какая у тебя обида, откуда свищет твоя ненависть». А что, реальное предложение, Витя. Но я не знаю финала. Говорю тебе честно. Ты сам должен увидеть его. Поговорили - и в тюрьму? Нет. Под какую самую секретную программу можно подогнать тебя? Он вспомнит, обязательно вспомнит об отмененной встрече у мемориала и подумает, что от судьбы не уйдешь. Он напишет на листке бумаги несколько слов:
«Сергей Попов, рядовой. Наградить орденом „За личное мужество“ - посмертно». Ты должен увидеть это. Что потом - не знаю. Но ради этого стоит немножечко пожить.
        Близнец отбросил пистолет с единственным патроном в стволе. Он упал с высоты своего решающего выстрела... и хорошо, что не упал с высоты последнего, на этот раз действительно последнего выстрела. Пусть и с посторонней помощью, но он перешагнул через рубеж, преодолеть который по силам единицам. Если бы он мог увидеть ту синюю папку, то не заметил бы на ней ни перечеркивающей полосы, ни приговора. Он являл собой профессионала, законченный продукт, руки которого уже никогда не дрогнут, а в сердце не торкнется ни жалость, ни ненависть.
        Терехин не видел красноречивого жеста спецназовца, державшего Близнеца на прицеле: он опустил оружие и незаметно перекрестился. А у него не хватало сил даже для этого. За этот короткий промежуток времени Терехин выдохся, иссяк. Сколько сил было отдано там, «на мертвой петле», и сколько здесь... И он уже не смог бы повторить то, что сказал минутами раньше. Сейчас в голове что-то первичное, шаблонное, что не помогло бы Близнецу: «Нельзя любую проблему рассматривать как вопрос жизни и смерти. Потому что тогда придется слишком часто умирать». Нет, это дешевый трюк, он работает только в кино.
        - Вот видишь, - Николай шагнул навстречу Близнецу и сделал попытку улыбнуться. - Никакой ты не террорист. Пускай террористы кончают жизнь самоубийством. А ты просто отличный снайпер. - Он приблизился к Виктору вплотную, положил ему на плечо руку, тихо и раздельно произнес: - Я видел. Цепляет. Честно говорю.
        Глава 29
        Дом восходящего солнца
        Полтора месяца спустя
        - ...Более поздние мои изделия представляют собой смесь плохой работы и благих намерений, которая у нас дает право художнику считаться типичным представителем арта с любой приставкой. К своей работе я решила привлечь мобильную социальную группу - студенчество. Я даже нашла цитатку Ленина: «студенчество не отрезано от остального общества». И отсекла от цитаты, разумеется, на мой взгляд, глупость - что студенты отражают в себе политическую группировку общества. Студенты очень избирательны - во всяком случае, в выборе нагрузок. Личное и интим заслоняют собой все остальное. Они политически независимы, так как группа, как правило, делится на
«диады» и «триады», ничего целого. Исчез принцип единства обучения и воспитания, даже единства теории и практики.

«Диады и триады» - это рабочее название моей будущей работы. Мне кажется, это интересно. Я даже представляю: вот по «доске», то есть по подиуму идет «двойка», за ней «тройка». И если с «диадами» на первый взгляд все понятно, то «триады» изначально заинтересовывают, интригуют. Хочется узнать, что связывает двух парней и одну девушку или двух девушек и одного парня. Это же чувства! Облаченные в МОЮ одежду.
        Под чувства, под интим, под интригу нужно подгонять одежду, а не под плечи и бедра. Какая она будет - я еще не знаю. Не могу представить. Нужно пообщаться с молодыми людьми, как бы пожить среди них, но - забыть свои студенческие годы. Они не далеко - но они уже совсем другие. Психология меняется каждый день, и это хорошо.
        Что еще нужно для этой резкой ломки привычного рабочего стереотипа? Помечтать, вот что. Представить что-то, погрустить о несбыточном, спросить себя: "Ты когда-нибудь грустила о несбыточном? Представляла, как засыпаешь на атласной простыне, а просыпаешься на роскошном лугу? Kiss and love meadow[Луг поцелуев и любви (англ.).
        . Слабо представить такое? Или боишься?" Я была близка к тому, чтобы проснуться среди трав, и ничуть не испугалась. Так, стоп, ко мне пришли.
        Мария отложила диктофон и открыла дверь. Улыбнулась. За порогом - пока еще за порогом - стоял Олег Лосев. На нем был едва ли не прозрачный пуловер с широким вырезом, джинсы. Волосы привычно зачесаны назад и схвачены резинкой.
        - Привет, Казанова! Дом моделей сменил? Пришел похвастаться новыми трусами?
        - Просто пришел.
        - Просто? Не верю... Но ты пришел. Заходи. Как дела? - Маша села в кресло и потянулась к пачке мексиканских сигарок. - «Шампуня» хочешь?
        - Там, где и всегда? - спросил Олег, открывая холодильник.
        - У тебя есть деньги?
        - А что?
        - Прикупи себе хороших манер. Ты похож на блудного попугая. Порезвился на стороне, заявился и даже не поинтересовался переменами. «Где и всегда...» Это раньше так было, сейчас все наоборот. Сейчас я всех шокирую: «Здравствуйте! Разувайтесь, пожалуйста».
        Эта фишка действует сногсшибательно. Гости смотрят на меня вот такими глазами и разуваются. Как в первый раз. Завтра приди к кому-нибудь в гости, а тебе скажут:
«Разувайтесь!» Прикольно, верно? - Маша подмигнула. - Это тебе не книжку читать.
        Лосев намеков не понимал. Тем более таких длинных. Дома он тоже разувался, но в основном возле кровати. Он взял из бара два бокала и сел напротив хозяйки. Небрежно бросив ногу на ногу, стал медленно наливать в бокалы шампанское.
        - А что это у тебя руки подрагивают? - заметила Мария. - Ты смахиваешь на папашу в палате роженицы - суетишься, дрожишь, спросить боишься. Как дела-то?
        - Прохожу свидетелем по делу. - Олег протянул Марии бокал. - А вообще и дела-то никакого нет. Так, таскают по привычке, корочками хвалятся. То в дверь просунут, то в глазок покажут. Жлобы.
        - Свидетель по делу, которого нет... - Мария со значением выпятила губу. - Это в твоем стиле. Но сколько гордости я слышу! Не надоело всю жизнь ходить в свидетелях? Придумай что-нибудь, это не так сложно. Для начала сходи к товарищу в гости, произнеси тост за дембель. Удивись: «Что, у тебя еще и день рождения сегодня?» Выпей за здоровье родителей, перенеси красивую девушку через лужу, помоги слепому перейти дорогу, приюти бездомного котенка. Наконец сходи в магазин, купи винтовку...
        - Кому доброе дело сделать?
        - Может, и так. Только тебе для начала рожу сменить надо - тебе медвежье лицо больше подойдет.
        Олег в два приема осушил бокал и налил снова. Предложил Марии:
        - Еще?
        - Не-а. Я больше бокала не пью. Врачи запретили.
        - Давно тебя не видел.
        - Что-нибудь попроще изобрети. Скажи прямо:

«Я соскучился. Я часто думал о тебе». Слабо сказать: «Ты красивая»?
        - Ты сама об этом знаешь.
        Лосев заметил на столике снимок в рамке и без труда узнал в нем телохранителя Маши. Олег всегда боялся колких сравнений Марии, потому промолчал. И эта пауза затянулась. Он потягивал шампанское, не отмечая превосходного вкуса. Смотрел на девушку и словно не замечал продолговатого шрама на ее виске. И все по той же причине. Он буквально слышал ответ: «Сотрясение мозга. Давай я тебя тоже чем-нибудь тяжелым трахну».
        Сотрясение. Потряс Витька Крапивин. В голове не укладывается. И непонятно, то ли гордиться относительной дружбой с ним, то ли привычно открещиваться. «Изменил свое мнение о нем? - как-то булькнул Терехин. - Он стал лучше, на твой взгляд?»

«Уже не знаю...»
        - Маша...
        - Не надо. Я знаю, что ты хочешь сказать. Это пройдет. Ты здесь, и мысли твои здесь. Лучше присядь рядом - тебя ведь лечить надо.
        Они не говорили про Близнеца, но в то же время каждое слово было о нем или вокруг него. Во всяком случае, так понял Олег. Он увидел, что Мария прячет за обычным словоблудием свои истинные чувства, настроение. Вот диктофон лежит - работа тоже отвлекает, помогает, лечит, спасает от слез. Он уйдет, но точно будет знать, что Маша разревется. Одна. Он никогда не видел слез на ее лице и вряд ли увидит. И не только он. Вообще никто. А может, все не так.
        Потом Олег привычно поменял решение на прямо противоположное. Он здесь, и мысли его здесь, как сказала Маша. Он с ней и говорит о ней, вернее - для нее. Лосев почувствовал себя настоящим идиотом и пришел к выводу, что его место точно в больнице. Он уже открывал дверь своей квартиры, как вдруг где-то внизу раздался тонкий писк. Олег повернулся и начал спускаться по ступенькам.
        - Кис-кис-кис, - позвал он. - Где ты?.. Кис-кис-кис...
        Он не ошибся насчет Машиных слез. Она сидела в кресле - с коричневой сигаркой в одной руке и чашкой горячего кофе в другой. То ли кофе оказался слишком горячим, то ли дым слишком горьким, но глаза Марии затуманила соленая дымка. Она не стеснялась своих слез. Они капали в чашку и корчились там, сваренные заживо. Она боялась ответить по телефону, который работал в режиме громкой связи. Но все же пересилила себя.
        - Витька?.. Откуда ты звонишь?
        Страшно не хватало заключительной фразы: «Ты где? Сейчас пошлю за тобой своего водителя. Его Юрой зовут, помнишь?»
        - Какая у меня сейчас прическа? Ты с ума сошел, какая прическа?! Сможешь подъехать? Нет? Где ты сейчас? Это дальше Подольских Курсантов? Где?!! Боже... Боже мой...

* * *
        Витька взял в руки потрепанную библиотечную книгу и в десятый, наверное, раз перечитал пару страниц. Он не переставал удивляться: советские времена давно прошли, а на деле оказывается наоборот. Здесь, в этом бараке, пропахшем горьким сосновым дымом и духом пятидесяти крепких парней, он чувствовал себя солдатом далеких 60-х или 70-х. За окнами барака по ночам ревут бензопилы, днем раздаются строевые песни. Здесь плохая телефонная связь, а слово «сотовая» воспринимается с колким жужжанием. Но все равно изредка позвонить получается. Серега со страшной, но подходящей к его облику фамилией Бугаевский пару раз в неделю «ворует» на складе переносную станцию космической связи и за пару пачек сигарет дает возможность поговорить с родными, знакомыми. Вася Шилов частенько приносит ощипанных кур и уток и невинно поясняет: «Мимо пробегали». Недавно мимо него пробежал телевизор «Ролсон». Игорь Поляков день и ночь мечет ножи в стенд и при каждом броске резко поясняет: «В спину!» Почему мечет в спину, он не говорит. Снизу, сбоку, сверху - но все равно в спину. Он охраняет свои тайны.
        Вечер. Витька Крапивин читает книгу про себя, про своих новых товарищей и не перестает удивляться схожести времен. Времена-близнецы.
        "Нелегко готовить иностранных бойцов и агентуру Спецназа. Мы - советские бойцы Спецназа - будем действовать во время войны, а эти ребята действуют уже сейчас и по всему миру. Они бесстрашно умирают за свои светлые идеалы, не подозревая, что и они бойцы Спецназа. Удивительные люди! Мы их готовим, мы тратим миллионы на их содержание, мы рискуем репутацией нашего государства, а они наивно считают себя независимыми. Тяжело иметь дело с такой публикой. Приходя к нам на подготовку, они приносят с собой дух удивительной беззаботности Запада. Они наивны, как дети, и великодушны, как герои романов. Их сердца пылают, а головы забиты предрассудками. Говорят, что некоторые из них считают, что нельзя убивать людей во время свадьбы, другие думают, что нельзя убивать во время похорон. Чудаки. Кладбище на то и придумано, чтобы там мертвые были.
        Особый центр подготовки эту романтику и дурь быстро вышибает. Их тоже рвут собаками, их тоже по огню бегать заставляют. Их учат не бояться высоты, крови, скорости, не бояться смерти. Эти ребята часто демонстрируют всему миру свое презрение к смерти чужой и собственной, когда молниеносным налетом они захватывают самолет или посольство. Особый центр их учит убивать. Убивать умело, спокойно, с наслаждением.
        Наша система сохранения тайн отработана, отточена, отшлифована. Мы храним свои секреты путем истребления тех, кто способен сказать лишнее. А еще мы охраняем их особым языком, особым жаргоном. Одно нормальное слово может иметь множество синонимов на жаргоне. Советских диверсантов можно назвать общим словом «Спецназ», а кроме того, глубинной разведкой, туристами, любознательными, рейдовиками..."
        Близнец отложил книгу и задумался, глядя в прокопченный потолок. Похоже на зарок, произнесенный за час до твоего рождения. И ты уже знаешь, кем появишься на свет. Хорошо, плохо ли - не в этом дело. Просто правильно для этих людей - отверженных и любознательных, одиночек и рейдовиков, получивших свою долю аплодисментов. Люди ненавидят войну, но рукоплещут солдатам. Судьба забросила их в Уссурийск, в 14-ю отдельную бригаду спецназа ГРУ Дальневосточного военного округа, соседствующую с
206-м бронетанковым ремонтным заводом. В особый батальон, внутри которого три
«обычные» роты и одна кадрированная, укомплектованная контрактниками-профессионалами. Или чудаками, которые считают, что нельзя убивать во время свадьбы или похорон, кому как нравится. Но они действительно наивны, как дети, и великодушны, как герои романов.
        Особенно Витька Крапивин. Уже с первых дней пребывания в особом центре подготовки спецназа он начал замещать инструктора по огневой подготовке. Вот и сегодня его попросили «занять» бритоголовых громил. И он привычно занял место за столом капитана. А диверсанты гогочут над «одиноким воином», замочившим генерала. Здесь система сохранения персональных тайн работала плохо. Но никто не говорил лишнего, каждый охранял потаенные детали собаками, сидящими в груди, личными сигнальными системами, печатями, бронированными дверями. И только метатель ножей Игорь Поляков как-то задумчиво заметил Близнецу: «Убить генерала - это все равно что украсть Рембрандта». На вопрос «почему?» Поляков ответил: «Заметно».
        - Среди вас есть те, кто считает себя охотником?.. Действия снайпера очень похожи на действия охотника. Он должен подойти к зверю, оценить ситуацию и завалить зверя одним выстрелом. Тем, кто охотился, уже приходилось убивать - зверя, а человека? Пусть он хороший охотник, но он не готов к физическому уничтожению людей.
        - Откуда ты это знаешь? - спросил Бугаевский со своего места.
        - А это исторический факт, - улыбнулся Близнец.
        Он очень часто вспоминал одну встречу. Она произошла спустя неделю после убийства начальника Службы. Он не знал, куда его привезли, вероятно - на госдачу. Он сидел на широком и удобном стуле в небольшом кабинете с маленьким столиком и не знал, с чего начать. А начинать нужно ему: сидящий напротив него человек в голубой рубашке ждал, когда заговорит снайпер.
        Все в этом мире повторяется. Близнец как-то незаметно начал рассказ. Он выплетал слова из своего внезапно участившегося дыхания. Рассказ перенес собеседника в осень 2003-го, и он слушал спецназовца так, как если бы смотрел по телевизору документальный фильм о героях, о правде, о многом-многом другом. Фильм-откровение. Он легко представлял картины, которые рисовал перед ним снайпер, представлял горы, реки, людей в военной форме, слышал слова о тупости, глупости, крови и предательстве. Близнец начал с того, как они с Сергеем Поповым вышли в рейд... И в его глазах заблестели слезы.
        Вот еще один человек понимал его. Но между ними не было того громадного промежутка, который отрывал и в то же время связывал его с Борисом Михайловичем. Этот лысоватый человек с пронзительным взглядом исподлобья и резко очерченными скулами понимал спецназовца так, как если бы был его ровесником.
        - Я просто человек, нравится вам это или нет. Я никому не объявлял войну. Мне дали оружие, научили стрелять и показали, в кого стрелять. Где же тут моя вина?

«Ему решать, выпускать тебя из клетки, в которую ты угодил, или нет. Он твоя последняя инстанция и надежда. Он слушает тебя, дарит шанс - пусть даже призрачный».
        Близнец посмотрел на часы: скоро Серега пойдет «воровать» «СКС», и Витька позвонит первым.
        notes
        Примечания

1
        По материалам газеты «Известия».

2
        А.А. Чувилев, Ан. А. Чувилев, «Правоохранительные органы».

3
        Виктор Баранец, «Потерянная армия: Записки полковника Генштаба».

4
        Генерал армии Валентин Варенников, «Независимое военное обозрение».

5
        Документы составлены по материалам Вадима Соловьева «Депутаты реанимировали сталинский приказ», «Независимое военное обозрение».

6
        Винтовку Sako SSR Mark 1 (Silenced Sniper Rifle) фирма «Sako» создала вместе с фирмой «Оу Vaimeninmetalli», специализирующейся в разработке и производстве глушителей для стрелкового оружия. По материалам Дона Миллера.

7
        Светлана Бабаева, Божена Рынска, «Известия».

8
        По материалам газеты «Известия».

9
        Документ составлен по материалам начальника Службы безопасности президента генерал-лейтенанта Коржакова А.В. («Борис Ельцин: от рассвета до заката»).

10
        Василий Зайцев, снайпер времен Великой Отечественной войны.

11

«Известия».

12
        Луг поцелуев и любви (англ.).