Агент ливийского полковника Михаил Нестеров
        Спецназ ГРУ # Британская спецслужба МИ-6, специализирующаяся на шпионаже и контрразведке, выставляет ливийскому лидеру Муаммару Каддафи ультиматум: либо он добровольно отдает власть, либо агенты МИ-6 ликвидируют его. Полковник Каддафи никогда не любил, когда ему угрожают, и всегда предпочитал действовать на опережение. Он поручает своему лучшему агенту Салеху ар-Рахману отправиться в Лондон и убить главу МИ-6 Троя Смита. Ар-Рахман едет в столицу Великобритании. Мало кому известно, что на самом деле он - офицер Российской армии Андрей Рахманов, что он - двойной агент, и, отрабатывая задание Муаммара Каддафи, параллельно выполняет приказ ГРУ…
        Михаил Нестеров
        Агент ливийского полковника
        Никогда не приписывайте злому
        умыслу то, что вполне можно
        объяснить глупостью.

    «Бритва Хэнлона»
        Книга основана на реальных событиях. Всякое сходство персонажей с действительным лицом чисто случайное. Взгляды и мнения, выраженные в книге, не следует рассматривать как враждебное или иное отношение автора к странам, национальностям, личностям и к любым организациям, включая частные, государственные, общественные и другие.
        Глава 1
        Двойной агент - двойное задание
        Ливия, Триполи, конец марта 2011 года
        ...Полковник прикоснулся к шершавой бетонной стене и тотчас отдернул от нее руку, как будто получил ожог. На самом деле от стены веяло холодом. Руку же он отдернул потому, что привык к другим ощущениям: стены его жилища всегда были теплыми и по-настоящему живыми. Он называл их легкими - они пропускали воздух с улицы; он называл их мембраной - они не препятствовали шуму извне, звукам, которые успокаивали мысли и чувства полковника и были сродни стуку колотушек сторожа в восточном городе: «Спите спокойно, достойные жители города». Он называл их своими глазами - он видел все, что происходило за ними.
        Полковник и его поверенный находились в просторном помещении бункера, в который вели восемь лестничных маршей на глубину десяти метров. Беседа этих двух разных людей началась с упоминания одной из стратагем, гласившей: «Подняв шум на востоке, напасть на западе», а также имени человека, которого полковник выбрал в качестве исполнителя и назвал ар-Рахмана его настоящим именем: Андрей... Он процитировал Янь Биншана:
        - «Нет ничего важнее, чем знать, как обмануть неприятеля: обмануть его своими приемами; заставить его обмануться в его собственных приемах; обмануть его, потому что он честен; обмануть его, потому что он жаден; обмануть его, потворствуя его невежеству; обмануть его, потворствуя его хитроумию. Можно предпринять его ложную атаку, а потом нанести настоящий удар, заставив противника осознать свой промах, после чего обмануть его еще раз».
        Полковник знал Андрея Рахманова как приверженца стратагем и непревзойденного психолога. В своей работе по связям с террористическими организациями Рахманов руководствовался этими военными хитростями. Его жизненное кредо, тесно переплетенное со службой, вытекало из первой стратагемы: «Тот, кто старается все предвидеть, теряет бдительность». И об этом, конечно же, знал полковник Муаммар Каддафи - единственный куратор и начальник Андрея Рахманова. Он не из тех, кто крадет в полночный час и грабит в глухом закоулке. Он знает толк в хитростях и так никогда не поступит.
        Полковник вернулся к столу (шаркающей походкой, заметил Андрей). Перебрал на столе бумаги; часть из них отправил в ящик, часть - в огонь. В этом помещении круглые сутки, поддерживая температуру 20 градусов, горел камин. Не очень экономичное средство для обогрева, однако он являл собой очаг - символ самой жизни, уюта; открытый огонь поддерживал надежду в груди 68-летнего полковника.

«Похоже, старик не знает, с чего начать», - снова подметил наблюдательный разведчик. Могло ли это означать, что полковник засомневался в своем подчиненном? Если да, то задание, которое он ему уготовил, - из разряда невыполнимых. В груди Андрея, которого в этой африканской стране называли ар-Рахман, что означало
«милостивый», жила уверенность: невыполнимых задач не существует. В рамках разумного, конечно. Например, он не мог достать Луну с неба, но мог доставить заказчику настоящий лунный камень из музея НАСА.
        - Возможно, мы больше не увидимся, - продолжал полковник.
        Это прозвучало так странно и неожиданно для Рахманова, что он не принял слова начальника всерьез и отреагировал по-лакейски, наклонив голову: «Как прикажете, сэр».
        - Мои враги могут опередить и меня, и тебя. Я хочу поговорить с тобой о возмездии.
        - Если хотите, - послушно сказал Андрей. - Но что мешает вам отдать приказ и просто пожелать мне удачи?
        Полковник Каддафи улыбнулся, сгоняя выражение печали с лица.
        - Сколько тебе лет, Андрей?
        - Тридцать семь.
        - Порой ты мне кажешься моложе, порой - старше.
        - Это ли не маскировка?
        - Да, да, - покивал Каддафи.
        Человек, которому он собрался поручить сложнейшее задание, не относился к той породе людей, которые верят в загробную жизнь, что в раю их примет в свои объятия тысяча девственниц. Рационализм - вот его руководство к действию, а все его действия основаны на логике; каждый поступок - это ступень на пути к цели. Об этом Муаммар Каддафи получасом ранее беседовал с абд-Аллахом Хасаном, командующим батальонами безопасности, обсуждал с ним и предстоящую операцию... и единственную кандидатуру, что само по себе выглядело трогательно. И абд-Аллаху Хасану, и Андрею Рахманову предстояла поездка в Европу. В Лондоне их пути разойдутся, поскольку абд-Аллах летел в Европу с так называемым миротворческим пакетом.
        Полковник Каддафи молитвенно сложил на груди руки и негромко произнес, как если бы ночь накануне он провел со звездочетом:
        - Есть знаки, что Аллах дарует мусульманам победу в Европе - без оружия, без завоеваний.
        - Только не говорите мне, что это за знаки, - улыбнулся Андрей.
        - Почему?
        - Не хочу, чтобы вы обезоружили меня.
        - А-а... - приоткрыл в улыбке губы Каддафи.
        - Вы хотели ознакомить меня с каким-то документом?
        - Вот он. - Лидер Ливии расположил его точно по центру стола и так, чтобы свет от настольной лампы падал только на одну половину листа - правую; лампа крепилась струбциной тоже с правой стороны. - Британская разведка выставила мне ультиматум: либо я добровольно отдаю власть, либо агенты МИ-6 ликвидируют меня. Этот документ подписан одной буквой - «С».
        Рахманов кивнул. Британская служба МИ-6 (MI6 - Military Intelligence, или SIS - Secret Intelligence Service), основанная в 1909 году в качестве иностранного отдела Бюро секретной службы, специализировалась на шпионаже и контрразведке. Первый директор SIS - капитан сэр Джордж Мэнсфилд Смит-Камминг - в корреспонденции обычно подписывался одной буквой «С» (Смит). И это новшество вылилось в традицию: все последующие директора «Сикрет сервис» обозначаются этой буквой. Нынешнего директора звали Трой Морган Смит, что несколько упрощало процедуру
«идентификации».
        - Текст обращения Смита я получил вчера днем, - продолжил Муаммар Каддафи.
        - Вы ответили Смиту?
        - Да. Одним словом: «Берегитесь!» Я даже получил уведомление о том, что Смит ознакомился с моим ответом. Его агенты уже в Ливии, среди повстанцев. И тебе, мой преданный друг, нужно отправляться в Лондон. Ливийцы не знают Данию, они не могут ненавидеть Данию. Они знают Англию, и они ненавидят Англию.
        Муаммар Каддафи воспроизвел одну из своих фраз, ставшую в ливийской Джамахирии крылатой. В оригинале в ней - ненавидимая Ливией Италия. В равной степени это относилось к Франции и Швейцарии; США в списке полковника заняли четвертую строчку, завоевав «шоколадную» медаль.
        - На этом закончим, Андрей. Детали обговоришь с полковником абд-Аллахом. Я не стесняю вас в средствах. Вы воспользуетесь одним из моих незамороженных счетов в европейском банке. Да, и вот еще что. Если вдруг представится такая возможность, скажи директору МИ-6: Каддафи невозможно уничтожить - он в сердцах миллионов ливийцев.
        Полковник встал, обошел стол и, обняв Андрея Рахманова, дважды коснулся щекой его щеки.
        - У меня к вам просьба.
        - Слушаю, - отстранился от него Каддафи.
        - Прежде чем отправиться на задание, я хотел бы побывать в Москве.
        - Да, да, Москва для тебя - храм...
        Андрей, всякий раз отправляясь за рубеж, планировал маршрут через столицу Российской Федерации. Полковник ни разу не спросил: «Если Москва для тебя - храм, то что для тебя Триполи?»
        Он дал добро и остался один в каменной «палатке», заглубленной на десять метров, - там, куда его загнали натовские бомбы и крылатые ракеты.

* * *
        Московская область, 2 апреля
        Полковник ГРУ Михаил Большаков, одетый в кожаную куртку и теплые полусапожки, встречал гостя из Ливии в аэропорту «Шереметьево». Обменявшись с ним рукопожатием и общими фразами, он отвез Рахманова на дачу управления, затерявшуюся в зелени Наро-Фоминского района Московской области. Дорогой они разговаривали ни о чем, избегая темы развязанной против Ливии агрессии, - всему свое время. Только на даче, воздух которой был пропитан хвоей, кружащей голову и переполнявшей грудь, они заговорили о деле.
        Большаков присвистнул, узнав о секретной миссии Рахманова, и спросил:
        - Берешься за это дело?
        - А как же? - чисто по-русски ответил Андрей. - Как обычно в таких случаях, я ставлю вас в известность и рассчитываю на ваши рекомендации.
        Разрыв Рахманова с военной разведкой не стал болезненным, поскольку был условным: он получал статус двойного агента. Андрей не раз отвечал на вопрос: знает ли о его скользком положении полковник Каддафи? Скорее - да, в лоб он у него не спрашивал. Как ни странно, существование под боком двойного агента было выгодно ливийскому полковнику, и тому было несколько причин. Первая - такой агент имел мощную поддержку со стороны одной из лучших в мире разведок. Вторая причина вытекала из первой: сведения, собранные двойным агентом, концентрировались в одном месте и не могли быть доступны третьим лицам. Проще это выглядело так: агент, получивший задание от своего руководителя, для его выполнения использовал возможности ГРУ, что многократно повышало шансы на успешное завершение операции, и плата за это была оптимальной. Дело в том, что Каддафи слыл приверженцем открытых противостояний. Он не держал в секрете даже кадровые вопросы того или иного центра, спецслужбы, - смотрите и трепещите; он предупреждал противника от опрометчивого шага. И такую политику полковник считал оправданной. Враги, зная его
возможности хотя бы в плане прочных уз Ливии с террористическими группировками в Европе, прокручивали эту тему в ситуационных центрах, и готовый результат их вряд ли мог утешить: десятки группировок и сотни агентов-одиночек были готовы по распоряжению ливийского руководства превратить любой европейский город в огромный факел. Займи Каддафи обратную, скрытную позицию, и его империи давно пришел бы конец. Жертвы с обеих сторон исчислялись бы тысячами, но такова суровая реальность нового мира. Во многом благодаря хрущевской тактике: «Мы делаем ракеты, как сосиски!» и «Мы вас похороним!» - полковник держал одну из самых загадочных стран в своих руках.
        И вот он, посылая в тыл врага одного из лучших своих агентов, рассчитывает на помощь в этом деле ГРУ. Но знает он и другое: Андрею придется расплачиваться за это ненасытными интересами военной разведки России.
        - Полковник знает о твоем визите в Москву?
        - Если знаешь, зачем спрашиваешь? Извини, Михаил, - в знак примирения Рахманов поднял руку, - утомили чертовы перелеты. Добираться пришлось через Каир. Я полон сил и выдержки, но...
        - Ты приберег их, ясно, - закончил за Андрея полковник ГРУ. Он был невысоким, плотного телосложения, лет сорока, с короткой стрижкой. - Еще вина?
        - Да, пожалуй, - бросив взгляд на бутылку, не стал отказываться от настоящего грузинского вина Андрей. Сейчас он мог сказать, что «Хванчкара» - его любимое вино, хотя пил он его редко. Вряд ли закуску на этом столе можно было назвать тонкой, но темно-рубиновая «Хванчкара» неплохо подходила к ней: вареный цыпленок, сыр, магазинный салат из баклажанов.
        Большаков еще раз наполнил бокалы и огляделся, как если бы находился здесь впервые. Дача представляла собой деревянное двухэтажное строение, находящееся под охраной одного, реже - двух охранников. Во дворе не было ничего декоративного: скошенная триммером трава походила на колючий газон - босиком ходить невозможно. И в этом плане самым безопасным маршрутом считался овал из тротуарной плитки, выложенный внутри плодового сада, огороженного высоким и плотным забором.
        Первый этаж собственно гостиная: четыре стула вокруг стола, что может быть проще и уютнее? На втором этаже располагались спальные комнаты, прозванные гостевыми. Сама же дача походила на небольшой мотель со всеми полуспартанскими удобствами, включая русскую баню, вплотную примыкающую к дому.
        - Так ты ждешь от нас рекомендаций или конкретной помощи, Андрей?
        Рахманов промолчал.
        - Хочу усложнить тебе жизнь и задание, - продолжал Большаков.
        - Каким образом?
        - У нас в Англии есть пара нерешенных задач. Может быть, если подумать, решение одной из них поможет тебе решить другую - твою.
        - Если хочешь что-то получить, готовься заплатить за это?
        Большаков развел руки в стороны:
        - Ну, не я придумываю условия.
        Это прозвучало откровением. Еще вчера подобное называлось - издать распоряжение или предписание.
        Андрей усмехнулся и промолчал.
        - Я постараюсь тебе помочь, - обнадежил его Большаков. - Располагайся тут как дома. Еду и вино найдешь в холодильнике. Если что - звони или обращайся к дежурному.
        Большаков вернулся на следующий день под утро, не было и семи, однако Рахманов находился уже на ногах, гладко выбритый, в свежей рубашке. Он сам приготовил завтрак, налил своему нынешнему куратору кофе. Тот, сделав глоток и положив перед собой папку с бумагами и ноутбук, приступил делу:
        - В Англии у нас несколько интересов...

«Еще вчера их была пара», - мысленно подсчитал Рахманов.
        - Один из них носит личный характер. Слышал, конечно, о Феликсе Сахарове?
        - Конечно, - кивнул Андрей. Лично он считал историю с Племянником (это псевдоним офицера ГРУ, изменившего Родине) замшелой. Сахаров, получивший убежище в Великобритании, в прошлом или позапрошлом году выслушивал юбилейные речи по поводу своего 70-летия. Однако любая уважающая себя разведка не терпит незаконченных дел. Каждый предатель должен получить по счетам. И необязательно заплатить за это смертью. Одна из распространенных кар - это постоянное давление и преследование, от которого жертвы нередко попадали в психушку. Еще один вариант, озвученный председателем российского правительства: «Предатели всегда плохо кончают - либо от пьянки, либо от наркотиков, под забором». Так что Андрей Рахманов поторопился отнести историю Феликса Сахарова к категории замшелых. Пока что Племянник находился на положении заслуженного пенсионера.
        - Вы хотите узнать адрес Племянника?
        - И это тоже, - выразительно подыграл глазами полковник ГРУ. - Нам поступила информация, что у него вилла в графстве Сассекс.
        - Вы много хотите.
        - Я же сказал: не я ведаю конторой, издающей указы. Но они создаются и подлежат неукоснительному исполнению. Вчера я сказал, что постараюсь тебе помочь.
        - Утяжелить одно задание другим, по-твоему, помощь? Может, получится так, что я выполню одно задание, но провалю другое и в любом случае отвечу за провал. Вы уже назначили мне наказание?
        - Не заводись, Андрей. Прочитай-ка вот этот документ. Считай, что он подготовлен..
        - Для меня?
        - Для такого случая, как твой.
        СПРАВКА
        Музей военной разведки (Museum of the Military Intelligence) образован в ноябре
1951 года и находится в восточной части Вестминстерского Сити (центр Лондона). Часы работы музея - среда, пятница, суббота - с 7.00 до 19.00. В музее выставлены экспонаты, относящиеся к деятельности подразделений и отдельных агентов военной разведки в период 1939 - 1950 гг. Также выставлены на обозрение более поздние образцы вооружений, амуниции, техники, в том числе иностранного производства: США, Германии, Голландии, - использовавшейся боевыми единицами МИ-6. Надежный источник из МИД Великобритании утверждает, что заверения музейных работников об «основных технических параметрах экспонатов, находящихся в пределах работоспособного состояния», соответствуют действительности. Так, 8,1-миллиметровый пистолет для ношения в рукаве (британская Служба специальных операций и американское Управление стратегических служб) экспонируется в рабочем состоянии. То же самое относится к ряду других экспонатов (список прилагается).
        ...Тот же источник утверждает, что встреча директора МИ-6 и директора Министерства финансов США проходила в июне 2010 года в зале Музея военной разведки в нерабочий (четверг) день. Допрос перебежчика из СВР ЛЯМЗИНА В.С. проходил под личным контролем Троя М. СМИТА в следственном изоляторе МИ-6, известном как Lower citadel («нижняя цитадель»). Плюс ряд других случаев секретных переговоров и допросов с участием СМИТА в этом музее.
        Примечание:

«Нижняя цитадель» расположена в подвальном помещении Музея военной разведки. Какие-либо данные о следственном изоляторе, как то: численность сотрудников, охрана, технические средства и прочее - засекречены. Доступ в «нижнюю цитадель» разрешен сотрудникам отдела 037 Службы собственной безопасности МИ-6, ныне возглавляемом Натаном ПАТТЕРСОНОМ.
        Андрей прочел донесение разведчика (необязательно российского, это мог быть перевод с английского, французского, немецкого), занимающего в МИД Великобритании какую-то должность. Важность справки трудно было переоценить. Андрей узнал место конфиденциальных встреч человека, которого ему надлежало ликвидировать. Осталось подумать, как свести в этом месте директора МИ-6 и Феликса Сахарова. Казалось, что все просто. На бумаге.
        Оставив Большакова за столом одного, Рахманов прошелся по просторной гостиной, думая о том, как же совместить в одном деле два. Он отчетливо видел финал (побежденные останутся в «нижней цитадели», а победитель уйдет через портал Музея военной разведки), но как сплести начало и середину? Дорогу осилит идущий?
        - У тебя будет время подумать, Андрей. Работа на долгую перспективу, как я понял.
        - Отчего же? - ненароком съязвил Рахманов. - Я постараюсь уложиться в короткий срок. Если ты не слышал, я тебя просвещу: на мою страну падают бомбы.
        - Ну зачем ты так?
        Большаков мог по памяти воспроизвести ход операции против Ливии. Ключевым стал день 19 марта - когда Николя Саркози собрал в Париже лидеров Лиги арабских государств, Евросоюза и ООН после принятия Совбезом ООН резолюции 1973, предусматривающей «возможность проведения иностранной военной операции для защиты населения Ливии от войск Каддафи»; по ее итогам было заявлено, что операция может начаться в ближайшие часы. ВВС Франции нанесли первыми удар по ливийской технике в
12 часов 45 минут (время московское), обстреляв «автомобиль неизвестного типа, который представлял угрозу для гражданского населения Ливии». В 19.00 19 самолетов ВВС Франции вылетели в зону Бенгази с заявленной целью «защиты населения города от сил Каддафи». Авиаудар по ливийской военной технике был нанесен спустя три четверти часа. Обстрел ракетами «Томагавк» - 114 штук - по системам ПВО также совершили американские и английские корабли и подлодки. Нападение привело к многочисленным жертвам среди мирного населения Ливии, в том числе детей и женщин; разрушен кардиологический центр, пострадали дороги и мосты.

20 марта. ВВС западной коалиции рано утром продолжили наносить авиационные и ракетные удары по столице Ливии. Три американских самолета B-2 сбросили около 40 бомб по главному ливийскому аэродрому. К операции присоединились самолеты Италии и Дании. Английские ВМС сделали новые залпы по ПВО противника. Установлена морская блокада Ливии путем постановки на рейд более 20 боевых кораблей и подлодок стран западной коалиции.

21 марта 2011. Жители Триполи встали на защиту объектов в качестве живых щитов. Первые боевые вылеты начали совершать самолеты Испании и Канады. Одна из ракет, выпущенная с американского военного корабля, уничтожила резиденцию Каддафи в Триполи. Каддафи там не оказалось. Военные по-прежнему заявили, что полковник не является целью войск коалиции.

22 марта. Франция расширила свой контингент, направив дополнительно два самолета
«Мираж 2000-5» и «Мираж 2000-D» на военную базу в Италии.

23 марта. Командующий ВВС Великобритании заявил, что ВВС Ливии больше не существует.

24 марта. ВВС Норвегии присоединились к операции «Рассвет одиссеи» и передали под оперативное руководство ВВС США шесть истребителей F-16. ВМФ Великобритании нанес удар ракетами «Томагавк» по целям ПВО Ливии. Самолеты нанесли бомбовый удар по авиабазе «Себха».

25 марта. Два британских «Торнадо» и французские «Миражи» уничтожили несколько танков. К операции примкнули катарские «Миражи». Три бомбы с лазерным наведением были сброшены с двух норвежских «Фантомов»...
        И сегодня, 2 апреля, авиаудары по ливийским городам продолжились. Казалось, мир сошел с ума. Похоже на пьяную драку, в которой двадцать человек одного пустили в пинки.
        Большаков уловил жест Рахманова.
        - Да, слушаю.
        Андрей, читая справку, запнулся на одной фамилии - Паттерсон; всего же в документе были перечислены два человека: директор МИ-6 и один из его подчиненных.
        - Не тот ли это Паттерсон, который стоял за взрывом «Боинга» в 1988 году? - спросил он, сделав неверное ударение - на последний слог.
        - Паттерсон, - поправил его Большаков, акцентируя первую гласную. - Он самый. Поклонник затяжных спецопераций. Нам стало известно, что спецпрограмму «Льотей», разработанную в 1953 году в МИ-6 и направленную на развал коммунистического блока, Паттерсон считает венцом в делах, результат которых ожидается через тридцать-пятьдесят лет.
        Рахманов нарисовал перед глазами картину: аэровокзал, толпа встречающих смотрит на табло, а там напротив спецрейса строка: ожидается через тридцать пять лет. Безнадега.
        Большаков нашел и открыл в ноутбуке документ и развернул компьютер к Рахманову, сделав вступление своими словами:
        - Прадед и прабабушка Натана - выходцы из России, носили фамилию Беларские. Имя свое Натан получил в честь прадеда-еврея - Натаниэля. Жесток, исполнителен, мастер карате - пятый дан госоку рю...
        Рахманов покивал, зная тему: госоку рю - жесткий и быстрый стиль.
        - Натан Паттерсон родился 21 февраля 1962 года, - продолжал Большаков. - Вошел в состав группы 037... Хочу тебе напомнить, что этот отдел относится к директорату по разработке иностранных спецслужб и обеспечению собственной безопасности.
        - По-другому - директорат контрразведки и безопасности, - согласился Рахманов. - Я знаю.
        Всего «Сикрет сервис» насчитывала пять коллегиальных объединений, в том числе кадровой и специальной поддержки в плане оперативно-технических средств для нужд подразделений разведки.
        Большаков продолжил:
        - В возрасте 26 лет Паттерсон вошел в состав спецгруппы 037, и дело Локерби для него стало первым и самым значимым в жизни событием. Образно говоря, горящие обломки пассажирского лайнера затмили другие яркие мгновения в его жизни: женитьба, рождение ребенка, развод.
        ...Некоторые СМИ трагедию, разыгравшуюся в небе над шотландским городом Локерби, назвали «Взрывом перед Рождеством». В 19.00 21 декабря 1988 года «Боинг-747», выполнявший рейс № 103 из Лондона в Нью-Йорк, пропал с экранов радаров авиадиспетчеров. Через восемь минут спецслужбы зафиксировали мощный взрыв на высоте тридцать тысяч футов. Обломки самолета обрушились на жилой квартал Локерби. В итоге в этой авиакатастрофе погибли двести семьдесят человек, одиннадцать из них - жители этого шотландского города.
        Генеральный прокурор Шотландии предъявил официальные обвинения в теракте сотрудникам спецслужб Ливии, посчитав теракт над Локерби ответом Муаммара Каддафи на британо-американские бомбардировки Ливии, санкционированные лично Рональдом Рейганом и Маргарет Тэтчер в 1985 году. США в одностороннем порядке ввели против Ливийской Джамахирии торговое эмбарго, и только спустя четыре года последовали официальные международные санкции Совбеза ООН.
        В конце 90-х годов Муаммар Каддафи в обмен на ослабление санкций против его страны, включенной госдепом США в список спонсоров международного терроризма, выдал обоих подозреваемых в теракте. Представители Ливии, США и Британии сели за стол переговоров, чтобы решить вопрос компенсации родственникам погибших рейса №
103, а это преимущественно американцы.
        Судебные слушания над двумя ливийцами затянулись на год. В январе один из них был признан виновным в организации теракта и получил пожизненный срок, другой был оправдан. Это при том, что суд не смог установить, как портфель со взрывным устройством попал на борт «Боинга». Рассматривались три версии: аэропорты Мальты и Франкфурта-на-Майне, где самолет за несколько часов до трагедии делал технические остановки, а также лондонский аэропорт «Хитроу». В ходе слушаний был выявлен еще один фигурант «локербийского дела»: предприниматель из Швейцарии, связанный с восточногерманской «Штази», Ирландской республиканской армией (ИРА) и баскской террористической группировкой ЭТА.
        Однако приговор, вынесенный ливийскому сотруднику спецслужб, не ослабил международные санкции против Ливии, на что рассчитывал Муаммар Каддафи. Наоборот, международное давление на Ливию только усилилось. Джордж Буш публично объявил Ливийскую Джамахирию и ее лидера изгоями. Но позже предложил Каддафи, чтобы тот публично признал ответственность Ливии за взрыв «Боинга» и выплатил семьям погибших по десять миллионов долларов. Общая сумма компенсации составила два миллиарда семьсот миллионов, и это была цена за снятие с Ливии санкций и клейма спонсора терроризма.
        Помимо этого Запад принудил Муаммара Каддафи провести в стране внутренние реформы. Так, в начале лета 2003 года полковник разрешил частное предпринимательство и открыл экономику для американских, в частности, инвестиций плюс обещал «хранить невозмутимое спокойствие», пока американцы и британцы ведут войну против Ирака.
        Однако в пятнадцатилетней тяжбе вокруг дела Локерби точку не дают поставить некоторые родственники погибших. Они отказываются принять многомиллионную компенсацию, считая, что США и Великобритания сделали ливийцев козлами отпущения и скрыли имена настоящих виновников трагедии. С их стороны прозвучала версия о том, что взрыв - дело рук британо-американских спецслужб, а цель его - глубокая реформа Ливии, выгодная Западу, плюс природные богатства Джамахирии.
        Также в деле Локерби появился «французский сюрприз». Париж заблокировал в Совбезе ООН резолюцию о снятии санкций с Ливии, и причиной послужил французский пассажирский самолет, выполнявший рейс UTA-772 и взорванный ливийскими агентами в небе над Нигером (тогда в сентябре 1989 года погибли сто семьдесят человек) в отместку за поддержку Парижем Республики Чад в ее территориальном споре с Ливией. Полковник Каддафи предложил французской стороне компенсацию в тридцать три миллиона долларов - МИД Франции отказался, назвав эту сумму подачкой, Каддафи назвал претензии Парижа шантажом. В конце концов Муаммар Каддафи в своем выступлении по случаю 34-летия «зеленой» революции объявил о своем решении
«заплатить французам», подчеркнув, что не считает свою страну ответственной за теракт. «Нам важно наше достоинство. Деньги нам безразличны. Дело Локерби уже закончено, теперь закрыто и дело UTA. Мы открываем новую страницу в наших отношениях с Западом». Также полковник сказал о том, что обсудил подробности сделки в телефонном разговоре с президентом Франции Жаком Шираком.

«Родственники погибших считают, что взрыв «Боинга» - дело рук британо-американских спецслужб, а цель его - глубокая реформа Ливии и ее природные богатства». Это была истина, заключенная в три строки. По крайней мере две спецслужбы - Ливии и Великобритании - знали имена исполнителей теракта, и среди них значился Натан Паттерсон, ныне возглавляющий бранч-037.
        - Что не дает Паттерсону оказаться в опале?
        - Покровительство нынешнего директора военной разведки - Троя Смита, - ответил Большаков, пожимая плечами. - Это же очевидно. В 1988 году он принял заказ от правительства и организовал теракт, а Натан Паттерсон стал его исполнителем. Когда Смит занял кресло шефа МИ-6, он подтянул к себе Паттерсона и организовал под него отдел в службе собственной безопасности.
        - У него есть причины беспокоиться за свою жизнь. Значит, Натан Паттерсон мой главный оппонент, - согласился Андрей, вглядываясь в цветное фото человека лет пятидесяти, похожего на американского актера Джеймса Каана - тоже обладателя черного пояса по карате, с волевым, целеустремленным лицом, на котором выделялись проницательные глаза. Да, человек с таким обликом был способен на провокации. В досье на него написано: «...(он) использует испытанные приемы и старается не менять тактики, которая на протяжении ряда лет приносила ему успех».
        Следующий снимок, на котором агент МИ-6 был изображен среди однотипных людей, одетых в деловые костюмы. На нем он походил на телохранителя, стоящего чуть впереди и сбоку от главы британской военной разведки.
        Андрей перешел к досье на остальных членов отдела 037. Он владел кое-какой информацией, полученной из различных источников, однако эта охватывала в том числе и личные моменты каждого агента. Страница на Ахмед Джемаля, считавшегося правой рукой Паттерсона, хотя официальным его заместителем значился Шон Свитинг.
        Большаков оставил Рахманова одного, мысленно восхищаясь его незаметной вроде бы работой: как губка, он впитывал в себя информацию. Ни одно слово, ни одна цифра не выветрятся у него из головы, был уверен полковник ГРУ.
        Время перевалило за полдень, когда Рахманов закрыл крышку ноутбука и глянул на часы.
        - Отвезешь меня в аэропорт?
        - Пора уже?
        - Да.
        - Ты вылетаешь в Париж, если я правильно понял?
        - Да. Меня там будет ждать абд-Аллах Хасан. Из Парижа мы с ним вылетим в Лондон. У него официальная миссия. В зале прилета «Хитроу» наши пути разойдутся.
        Через два часа Андрей проходил паспортный контроль в «Шереметьево», предъявив загранпаспорт гражданина Российской Федерации на имя Рушана Измайлова.
        Глава 2
        Предательство - вопрос времени
        Лондон
        Место, где сегодня раскинулся аэропорт «Хитроу», в плане авиации начало использоваться во время Первой мировой войны: в то время здесь находился военный аэродром. А еще раньше, в 30-е годы, аэродром носил название Большой Западный. По-настоящему, с размахом и перспективой «Хитроу» стал развиваться в 1943-1944 годах - тогда началось строительство взлетно-посадочных полос; деревня Heath Row, в честь которой и был назван аэропорт, была снесена во время строительства и находилась на месте нынешнего Терминала 3. На него, из Терминала 4, открытого в апреле 1986 года и соединенного с остальными терминалами грузовым тоннелем, смотрел агент МИ-5[МИ-5 - государственное ведомство британской контрразведки; официальное название - Служба безопасности.] Томас Муди. Точно зная время прилета рейса из Парижа, Муди тем не менее в нетерпении бросал взгляд на огромные наручные часы, больше походившие на анахронический секундомер.
        Он услышал объявление по аэропорту о посадке самолета французской авиакомпании и поторопился к месту выдачи багажа - как будто опасался, что прилетевший из Парижа ливиец, которого он встречал с почестями (эскорт и наручники были частью его публичного признания), спрыгнет с самолета, не дожидаясь трапа.
        Серый и длинный до полу плащ Муди был распахнут. Он то и дело запускал руку в карман брюк, тревожа полу пиджака, доставал из пачки орешек, бросал его в рот, тщательно пережевывал, глотал, вычищал своим фиолетовым с белым нездоровым налетом языком зубы, десны, полости под губами - так энергично и открыто, что его напарнику - тоже чернокожему по имени Дойл Эванс - казалось, что два языка Муди, большой и маленький, вот-вот встретятся и какой результат ждать от этой встречи, одному богу известно, возможно, будет взрыв. Вот Муди снова почистил языком рот, полез за очередным орешком, пошуршал в кармане вскрытым пакетом, скривился от того, что пальцы его застряли в пакете, и ему пришлось помогать себе другой рукой, расстегнув для удобства пиджак. «Люди же смотрят», - мысленно отсемафорил ему Эванс. Нет, ему безразлично. В следующий раз он может положить пакетик в задний карман брюк, и когда его пальцы опять застрянут там, он поможет себе другой рукой, пропустив ее между ног, - иначе как достанешь?
        От картины, которую Дойл Эванс нарисовал перед мысленным взором, его разобрал смех, и он, замаскировав его под кашель, издал хрюкающий звук.
        - Что с тобой такое? - не глядя на партнера, а устремив взгляд на прозрачные двери зала прилета, спросил Муди. - Ты прямо как свинья.
        - Извини. Что-то попало не в то горло.
        - У тебя два горла? - удивился Муди, вычищая языком небо. - С ума сойти. Поэтому ты такой жирный. Имея два горла, надо запастись двумя задницами.
        - С этим не поспоришь.
        Эванс не так давно стал напарником Муди и еще не привык к его низкопробному юмору. Ладно бы разговор происходил в туалете вшивого автовокзала, - но они находились на территории ультрасовременного аэропорта, который обслуживал около сотни авиакомпаний и семьдесят миллионов пассажиров ежегодно, вблизи комнаты для молитв, где верующие всех религий и конфессий могли преклонить колено и обратиться к богу или священнику.
        - Хочешь орешек?
        - В следующий раз, может быть, - отказался Эванс.
        Муди выудил из кармана фотографию человека, снятого анфас, и сличил ее с первым пассажиром, прибывшим из столицы Франции; им оказался парень лет двадцати пяти.
        - Не он.
        Дойл Эванс покачал головой: Муди валял дурака. Это означало, что он был на взводе.
        - Снова не он. А вот это он.
        Чернокожий контрразведчик помахал рукой, приветствуя человека лет пятидесяти.
        Абд-Аллах Хасан, указав на себя пальцем и вопросительно округлив глаза, получил утвердительный ответ схожими знаками: «Да, мы встречаем вас».
        Ливиец дождался своей сумки на транспортерной ленте и бодрым шагом направился к встречающим.
        - Здравствуйте, сэр! - приветствовал его Муди. - Разрешите ваш багаж?
        - Да, спасибо. - Он передел сумку Эвансу, поздоровавшись с ним кивком. На мгновение поймал себя на странной мысли: нет никакой агрессии против его страны - все это дурной сон, его встречают представители МИД; странно немного то, что среди них нет представителей ливийского посольства в Лондоне.
        Вышагивая рядом с энергичным Муди, абд-Аллах Хасан заметил:
        - Вы так и не представились.
        - Ах да, - досадливо покачал головой агент. - Меня зовут Томас Муди. Почему вы выбрали маршрут через Москву, доктор Хасан?
        - А еще через Каир, черт бы его побрал! - внес полную ясность ливиец, выругавшись. - Вы из какого управления МИД?
        - Вы ошиблись, дружище: я из контрразведки. И в мои обязанности входит защита национальной безопасности от скрыто организуемых угроз.
        Абд-Аллах дернулся было в сторону, но громадный Муди крепко схватил его за руку.
        - Спокойно, спокойно, дружище.
        Андрей Рахманов остановился, опустил чемодан к ногам и посмотрел в спину товарища, которого уводили двое агентов в штатском. Абд-Аллаха Хасана арестовали, это было очевидно.
        Видимо, он подавал младшему товарищу сигналы, напрягая голосовые связки:
        - Это провокация! Вы за это ответите!
        Андрей горько усмехнулся, не услышав еще одной банальной вещи: «Я подданный Ливии!

* * *
        Допрос полковника абд-Аллаха проходил в штаб-квартире МИ-5. Ливиец не предполагал, что в первую очередь от него потребуют разъяснений по делу Локерби.
        - Я считал, точка в этом деле поставлена, - ответил он.
        - Не торопитесь. - Генеральный директор МИ-5 Флинн Догерти, находящийся в ранге Постоянного секретаря, однако не входящий в правительство, чуть склонился к чувствительному микрофону и нажал на его подставке кнопку селекторной связи с приемной: - Дело Локерби, пожалуйста. И досье на полковника абд-Аллаха Хасана.
        Не прошло и минуты, как секретарь в сером офисном костюме, походившая на строгую стюардессу, раздала участникам этого совещания папки. В них находилась сжатая информация многотомного дела Локерби. И хотя каждый из участников совещания был знаком даже с деталями этого дела, директор придерживался протокола и первым открыл папку. Его примеру последовал его непосредственный начальник - министр иностранных дел, оказавшийся на этом совещании в тени своего подчиненного, и Трой Морган Смит, директор МИ-6, занявший за столом крайнее место. Он в первую очередь открыл досье на абд-Аллаха Хасана, руководителя ливийских батальонов безопасности (Kataeb al Amn), наделенных функцией по поддержанию порядка. «Батальоны расположены во всех крупных городах Ливии, - читал он. - С 1995 года абд-Аллах Хасан также возглавляет комитет по вооружениям». «Этот комитет раньше отвечал за военную разведку, - отметил про себя Трой Смит, - а военной разведкой Ливии руководил «извечный соперник» абд-Аллаха Хасана, полковник Хуаилди Хумаиди».
        - Дело Локерби... - Изумлению ливийца не было передела. - Вы пытаетесь обвинить меня в теракте, которого я не совершал?!
        - Вскрылись новые детали по этому делу.
        - Но я здесь с другой миссией. И она заключается в том, чтобы остановить кровопролитие в моей стране.
        - Почему именно вас, командующего батальонами безопасности, выбрали для этой миссии? И выбор сделал полковник Каддафи, я правильно вас понял? - спросил Флинн Догерти.
        - Вы все схватываете на лету!.. Простите мне мою горячность. Но вы должны меня понять. - И, вместо того чтобы успокоиться, абд-Аллах вспылил еще больше: - Вот так вы поступаете с миротворцем?
        - Значит, вы из тех, кто кормит крокодила в надежде, что он съест их последними? - парировал Флинн Догерти. - Мы оперируем фактами обстоятельства, а оно таково: в
1987-1988 годах вы были тесно связаны с исполнителями теракта, именно вы отдали приказ...
        - Вы с ума сошли!
        - Кстати, вы озабочены безопасностью вашей семьи?
        - Что за глупый вопрос!
        - Тем не менее вам придется ответить на него. А нам - констатировать перед прессой о том, что ваш допрос, господин полковник, ведется в мягкой форме - это вне зависимости от накала страстей в этой комнате.
        - Да, я озабочен безопасностью своей семьи, - вынужден был ответить абд-Аллах, схватившись за горло и ощутив, как душно стало здесь, как будто невидимые компрессоры высосали весь воздух. Ему пришлось добавить: - А что?..
        - Вы еще не знаете, господин полковник, что вчера вечером разведывательный отряд повстанцев захватил вашу жену. Из Триполи ее доставили в Бенгази.

«Так быстро», - пронеслось в голове абд-Аллаха.
        - На боевом вертолете британских ВМС, - прочитал его мысли Догерти. - Сейчас она в лагере мятежников. А они сейчас немножко не в себе: позавчера, 2 апреля, силы нашей коалиции нанесли ошибочный авиаудар по мятежникам, результат - десять погибших.
        - Прекратите! - снова взорвался Хасан. - Зачем вы меня арестовали? Вам нужен новый козел отпущения по делу Локерби? Или вам нужна новая задница, воняющая в сторону Каддафи? Вам нужен предатель? Вам нужен шеф ливийской спецслужбы, о котором можно объявить миру: «Глава батальонов безопасности абд-Аллах Хасан, работающий как двойной агент МИ-5 и ЦРУ, сбежал в Великобританию»? И добавить детали: «Накануне интервенции в Ливию он встречался с шефом МИ-6, сэром Троем Смитом, согласился на то, чтобы в Триполи работал британский агент военной разведки, обещал помочь в деятельности «Аль-Каиды» в регионе...»
        С этими словами полковник устремил испепеляющий взгляд на директора МИ-6 и вытянул в его сторону руку:
        - Тебе не жить! Ты еще больший труп, чем я. И лучше бы тебе не слышать этих слов.
        - Успокойтесь, - действительно в мягкой форме попросил председательствующий Флинн Догерти. - Вы арестованы по делу, которое косвенно проходит по делу Локерби. Мы намерены предъявить вам обвинения в поставках оружия для ИРА.
        - От перестановки мест слагаемых сумма не меняется. Вы по-прежнему хотите повесить на меня обвинения в терроризме, пусть даже не исламском. Вы вдруг всполошились: на этого полковника, прибывшего в вашу страну с миротворческой миссией, можно повесить даже преступления, совершенные вашей же католической Ирландской республиканской армией.
        - Значит, вы знаете, о чем идет речь?
        - Да, вы говорите о военизированной ирландской группировке, целью которой является достижение полной независимости Северной Ирландии от Соединенного Королевства и воссоединение Ольстера с Республикой Ирландией, - отчеканил, как будто прочитал текст с листа, полковник. - Вы говорите о преступной группировке, с которой не можете справиться на протяжении многих и многих лет. Вы считаете Ливию основным поставщиком оружия и финансирования ИРА, но напрочь забыли о том, что поставками оружия в Ольстер занимались СССР, США, современная Эстония. Вы нашли способ свалить вашу проблему на одного человека, пусть даже на отдельную спецслужбу...
        - Что в целом говорит об отдельном государстве, - с легкой улыбкой добавил Флинн Догерти. - Что и требовалось доказать.
        - Жаль, - скрипнул зубами абд-Аллах, - что не тебя, а тебя, - он снова вперил взгляд в директора МИ-6, - приказал убрать Каддафи. - Тут он сник, бросив под нос едва слышно: - Ну вот и все.
        В этой комнате установилась тишина.

* * *
        По распоряжению Флинна Догерти абд-Аллаха Хасана перевели в комнату для допросов, соседствующую с такой же по размеру комнатой для прослушивания. В первой за ливийца тут же взялся Томас Муди, во второй устроились за столом два человека: Трой Смит и агент службы собственной безопасности МИ-6 Натан Паттерсон. Шеф контрразведки предпочел просмотреть протокол допроса, сославшись на занятость. И вообще, массированное давление на ливийского полковника закончилось.
        Допрос в этой специально оборудованной комнате продолжался уже полчаса. За это время абд-Аллах успел сообщить Томасу Муди фамилию и должность человека, с которым он вместе совершил перелет из Москвы в Париж, оттуда - в Лондон, а сейчас отрешенным голосом описывал его внешность:
        - Голова правильной формы. Лоб кажется очень высоким из-за крутой залысины. Остатки волос на голове тщательно ухожены. Брови черные, глаза карие. Типичная интервнешность.
        - Интервнешность? - переспросил Муди.
        - Да.
        - Объясните, что это значит?
        - Вы и сами прекрасно это знаете. К примеру, в Палестине или Израиле человек с описанной мною внешностью сойдет за своего. Это в равной степени относится и к Европе, «разбавленной» выходцами из восточных, азиатских, африканских стран, и к США. Так что в плане расового признака барьер под названием «чисто исламский терроризм и экстремизм» уже по всему свету стал непреодолимым. Если принять это смешение рас и национальностей за долгосрочную перспективу международного терроризма, то он со своей задачей справился больше чем наполовину.
        - Весь мир в дерьме, - индифферентно заметил Муди и отчего-то скосил глаза на Дойла Эванса.
        - Не весь, - не согласился ливиец. - Остались еще приятные исключения. Например, Япония и обе Кореи, где интервнешность бросается в глаза. «То, что видишь изо дня в день, не вызывает подозрений».
        - Глубокая мысль.
        - Так сказано в одной из тридцати шести стратагем. В той связи можно привести слова Каддафи: «Есть знаки, что Аллах дарует мусульманам победу в Европе - без мечей, без оружия и без завоеваний». Он сказал это и мне, и ар-Рахману перед нашим отъездом. Во всяком случае, я слышал это из уст самого полковника. Ар-Рахман поделился своими воспоминаниями, когда мы летели в Каир.
        - У ар-Рахмана, насколько я понял, есть свой стиль.
        - Стиль? - полковник Хасан пожал плечами. - Даже не знаю. Ответьте - есть ли стиль у хамелеона?.. В деловом костюме и с кейсом ар-Рахман - преуспевающий бизнесмен; на пороге учебного заведения - преподаватель; у дверей дипломатического ведомства - должностное лицо этого учреждения. В гольф-клубе он - гольфист. В военной форме - потомственный военный. В яркой одежде и с коктейлем в руке - завсегдатай ночного бара. У него сотни лиц. И у вас не будет повода усомниться в толпе, с которой он сольется. Он и есть толпа, представитель этой безликой массы. Можно сказать и по-другому: в толпе он выражает собой случайную связь с ней, и внутренне, конечно же, он организован. И если выявить эту связь, его лицо в толпе обязательно проявится.
        - Вы говорите как психолог.
        - Только по одной причине: ар-Рахман сам является психологом, и вы это почувствуете на своей шкуре... - Абд-Аллах остановился. - Чего ради я вам помогаю?
        - Вы забыли, - усмехнулся Муди, - что спасаете свою жену.
        - Которую на вертолете ВМС Британии переправили в лагерь мятежников, - вздохнул ливиец, отвечая Муди горькой усмешкой. - Их ряды стали менее плотными, поскольку силы коалиции нанесли удар по своим. И на моей жене, конечно же, отыграются.
        - Скажем, им не терпится сделать это, - уклонился от прямого ответа Муди. - Вы остановились на том, что в толпе ар-Рахман выражает собой случайную связь с ней, и если выявить эту связь...
        - Да, его лицо в толпе обязательно проявится, - продолжил эту мысль Хасан. - То есть мы подошли к тому, что у ар-Рахмана ярко выражено защитное приспособление сливаться с той или иной людской средой, сливаться с обстановкой. В биологии это называется мимикрией. И ему необязательно владеть какими-то особыми средствами маскировки. Усы, парик, очки, цветные контактные линзы - даже один из перечисленных мною предметов грима сделает его еще более неузнаваемым.
        - Перечисленные вами предметы грима ар-Рахман привез с собой?
        - Насколько я знаю - да. Он в считаные секунды может изменить внешность.
        - Оружие?
        - Как он мог пронести на борт самолета оружие? - Хасан покачал головой. - Оружием и всем необходимым для работы ар-Рахмана здесь снабдят преданные или купленные им члены террористических, националистических группировок. Он - ответственный за связи с ними, - напомнил абд-Аллах.
        - Продолжайте, пожалуйста. Ар-Рахман выполнит приказ Каддафи?
        - В этом не сомневайтесь.
        - Чего бы то ни стоило?
        - Нет.
        - Нет? Вот как?
        - Он живет на земле и в облаках не витает. Действительность - вот чем он живет. Рационализм - вот чем он руководствуется.
        - То есть он относится к жизни без эмоций?
        - А тем более к работе, - подтвердил абд-Аллах. - Разумность: все его действия основаны на логике, и каждый поступок - это ступень на пути к цели, конечному результату. Он отличный психолог.
        - Вы об этом уже говорили. Под каким именем он прилетел в Лондон?
        - Помнится, я отвечал на этот вопрос в самом начале беседы.
        - Ответьте, пожалуйста.
        - Под именем Рушана Измайлова, гражданина России. У него несколько заграничных паспортов, и ни один из них не вызовет сомнений у пограничников и полицейских Франции, Швейцарии, Норвегии, Великобритании, Соединенных Штатов Америки. Он - человек-невидимка, и его могут выдать только оставленные им следы. Позвольте мне еще раз попробовать связаться с моей женой.
        - По техническим причинам сделать это сейчас невозможно. Когда связь будет налажена, мы сообщим вам.
        Неизвестность. С ее помощью даже из самого стойкого человека можно вить веревки.
        - Давайте сделаем перерыв, - предложил абд-Аллах. - Я устал.
        Томас Муди не был бы собой, если бы не оставил инициативы за собой. Вставая и застегивая пиджак, он посмотрел ливийцу прямо в глаза:
        - Сегодня ар-Рахман смеется над нами. Мы ляжем спать, утром встанем и возьмем его - и смеяться будем уже мы.

* * *
        Трой Морган Смит молчал. И неизвестно, сколько длилась бы эта пауза, если бы ее не нарушил Натан Паттерсон, за много лет совместной работы изучивший своего начальника, как самого себя. Собственно, Смит ждал этого шага от своего надежного и исполнительного сотрудника.
        - Это серьезно, шеф.
        Смит быстро кивнул, бросив мимолетный взгляд на начальника отдела 037, и выбил пальцами на поверхности стола... длинное слово или короткую фразу - как если бы его рука лежала на клавиатуре пишущей машинки. Возможно, этим словом был ответ Каддафи на его предупреждение: «Берегитесь!»
        - Да, я понимаю, что это серьезно.
        Трой Смит сидел вполоборота к собеседнику, как будто увидел в нем художника и позировал ему, и взгляд его был устремлен в мрачное будущее - хотя новости, которые ему принес никудышный ливийский гонец, окрыляли до степени жизнелюба и открывали стремление побить последний рекорд долгожителя: жить хотелось как никогда раньше. Пусть не полнее, но обязательно дольше. Паттерсон не сдержал едва заметной улыбки. Однако движение его полных губ не ускользнуло от внимания директора МИ-6.
        - Чему ты улыбаешься?
        - Радуюсь, что не я оказался на вашем месте, шеф.
        - Ну?

«Что ну?»
        Может быть, Трой Смит знает решение проблемы, свалившейся на его голову коротким предостережением «Берегитесь!» - но ждет, когда инициативу проявит его подчиненный? Почему так, а не иначе? Ну зачем же держать собаку и лаять самому? Немного подумав, Натан Паттерсон не нашел в этой английской пословице сходства с выжидающей тактикой директора, а поначалу ему показалось, он попал в цель. Нет, причина не в природной или какой-либо другой скромности директора «Сикрет сервис». Скромность у него, конечно, есть, но она ложная, и употреблять ее Смит не решался, как не стал бы есть поганку. Отчасти он уходил от ответственности: не он нашел решение проблемы своей безопасности, а лишь одобрил идею подчиненного. Трой Смит считался мастером провокаций, а Паттерсон проявил себя его верным последователем и нередко примеривал на себя звучное определение «адепт», и оно ему было к лицу. Именно такому тандему Смит - Паттерсон удалось в 2004 году предотвратить покушение на премьер-министра Великобритании... путем серии терактов, инициированных сотрудниками спецотдела 037. Тогда эти жесткие меры (в общей сложности
погибли тридцать человек и более ста получили ранения) сработали: преступники, которых обвинили в чудовищном преступлении и которого они не совершали, отступили на позиции, уготовленные им военной разведкой; впоследствии они были уничтожены.
        Натан Паттерсон напомнил об этом инциденте Смиту - когда они возвратились в штаб-квартиру «Сикрет сервис» и продолжили беседу в кабинете Троя. Директор повел бровью и промолчал. Паттерсон продолжил наступление, как будто на кону стояла его, а не шефа военной разведки жизнь:
        - Нельзя отказываться от тактики, которая приносит выигрыш. И этот метод, шеф, как вы знаете, наименее затратный и нетрудоемкий, требует меньше человеческих ресурсов: основа спецоперации распространится на сотрудников только моего отдела. Полиция, спецподразделения, армия - они будут крепко сидеть на крючке провокации, уверенные в том, что теракты - дело рук ливийского террориста.
        - Не знаю, не знаю. - Трой Смит снова что-то напечатал на виртуальной машинке. - Все это ответственно и рискованно. На кону стоит жизнь не премьера, а всего лишь маленького чиновника. - Он раздвинул пальцы, показывая свой рост. - Но я слушаю, я слушаю тебя.
        По распоряжению Троя Смита секретарь принесла досье на Салеха ар-Рахмана, из которого директор узнал следующее. Его противнику тридцать семь лет. Родился 11 апреля 1974 года. В 25 лет (в 1999 году) он становится военным советником в российском посольстве в Ливии. Через два года - в 2001 году - принимает решение принять ливийское гражданство; будучи мусульманином (отец ливийского происхождения, мать - русская), он получает имя ар-Рахман («милостивый»). В том же году становится членом ливийского элитного полувоенного подразделения
«Революционная гвардия». Первый год служил надзирателем за личным составом батальона ПВО... (Трой пробежал глазами справку о численности «Революционной гвардии» - около трех тысяч человек, подобранных из племенных групп муниципалитета Сурт; Рахманов - исключение из правил.) В декабре 2002 года, когда военную разведку Ливии возглавил Абдалла Санусси, Рахманов возглавляет один из оперативных отделов. Еще через два года он становится членом Мафаба - это
«Антиимпериалистический центр», используемый для поддержки террористов, - и становится правой рукой абд-Аллаха Хасана.
        - Кто такой этот Салех ар-Рахман? - задал вопрос Паттерсон и сам же ответил на него: - Он террорист. Его должность при полковнике Каддафи - ответственный за связи с террористическими организациями за пределами Ливии. В его руках нити, ведущие в недра террористических группировок, и, какую из них он дернет и в какой день и час это случится, предугадать невозможно.
        - Хочу напомнить, Натан, что наша задача...
        - Да, - перебил начальника Паттерсон, - согласен: мы не призваны угадывать. Под этим определением я имел в виду аналитическую прежде всего и оперативную работу. Как сказал русский классик... Антон Чехов, кажется: «Если в начале пьесы на стене висит ружье, то в конце оно должно выстрелить».
        - Почему ты привел цитату русского классика?
        Скрытая часть вопроса оказалась на виду: «У нас что, своих классиков мало?»
        Паттерсон ответил на этот вопрос, стоя на своем:
        - Кто-то из наших продвинутых современников перефразировал Чехова: «Если в фильме Френсиса Форда Копполы на стене висит ружье, то с его помощью кому-то сделают предложение, от которого тот не в силах будет отказаться».
        - Вернись, пожалуйста, к теме.
        - Охотно. Рахманов - ливиец только по происхождению. В его жилах течет кровь бедуина, но мозги у него - советской сборки. «Сделано в ГРУ», если хотите.
        - «Сделано в ГРУ»?
        - Да. Причем штамп этот стоит на всех частях его тела. Рахманов отличный стрелок, отменный подрывник, рукопашному бою он обучался...
        - Довольно, Натан. - Директор дополнил свою просьбу нетерпеливым жестом руки, а дальше он закрыл досье на Рахманова. - Бери это дело в свои руки. Я сумею убедить шефа МИ-5. Но не сразу, чтобы не вызвать у него подозрений.
        - Больше всего расстроится Томас Муди. Он похож на медведя и не потерпит, чтобы у него из рук выхватили кусок мяса.
        Директор хмыкнул, нарисовав перед собой образ чернокожего, затем наложил на него образ другого, его напарника, и высказал интересную мысль:
        - Два черных не создадут одного белого.
        - Это точно, шеф, - поддержал его Паттерсон, мысленно вставая на защиту Муди:
«Черная курица несет белое яичко».
        - Но хватит об этом. Я обставлю дело так, что Догерти сам отдаст это дело нам.
        - Это я и хотел от вас услышать, шеф.
        - Действуй на свое усмотрение, Натан. Но запомни одну вещь: в случае провала ко дну пойдут два человека: ты и я.

«Легко ли он сдался?» - думал Паттерсон по пути к своему офису. Пожалуй, скорость принятия решения говорила в пользу директора, которого Натан отнес к разведчикам-тяжеловесам: запоздаешь с реакцией - пропустишь тяжелейший удар.
        Едва он перешагнул порог своего кабинета, его секретарь по имени Софи протянула ему трубку, свободной рукой показывая вверх.
        - Да? - ответил Натан на звонок Смита.
        - Тебе не мешало бы навестить Стивена Макгрегора.
        - Слушаюсь, шеф. Я сам думал об этом.
        Можно ли связать новое дело с новым действующим лицом - Андреем Рахмановым и старое - с настырным фигурантом в ранге потерпевшего? Пожалуй, эти дела связывала методика и пресловутый ливийский след.
        А пока же Паттерсон посчитал необходимым вернуться к допросу абд-Аллаха Хасана. Зная напористый характер Томаса Муди, он был уверен: чернокожий контрразведчик еще долго не слезет с ливийского полковника. Поначалу он прикинулся добряком, дальше наверняка сменит образ, представ в «облике зверя». И Натан оказался прав. Он это понял, когда пришел, совсем немного опоздав на очередной допрос. Вопросы звучали все более резко и настойчиво:
        - Кто из ваших подчиненных чаще всего контактировал с ар-Рахманом? Кто его непосредственный куратор? Кто отдавал ему приказы? Назовите его контакты за границей!
        Полковник Хасан не успел восстановиться во время двухчасового перерыва. Нет, он устал не отвечать на вопросы, он устал выслушивать их. Он едва терпел этот срывающийся на крик голос; человек, которому он принадлежал, олицетворял собой никудышного руководителя. И с подчиненными он также груб и несдержан, был уверен абд-Аллах. Насколько помнил он, сам он ни разу не повысил голос на так или иначе зависимых от него людей. Бывало так, что на него кричали, но он - никогда. И он в таких случаях отвечал: «Вы или смените тон, или уходите». Иногда уходил сам - в зависимости от ситуации.
        - Ар-Рахман Салех - какой он человек? Что он собой представляет? Чем руководствуется в работе, быту? Черт возьми! - искренне не сдержался Муди. - По вашей вине мы упустим контроль над ситуацией.
        Томас Муди выразился туманно, адресуя очередную вспышку гнева своему более младшему коллеге, обладателю широкого диапазона взглядов, способных разжалобить и напугать. Однако абд-Аллах без труда понял, что имел в виду агент МИ-5. Его служба не смогла по достоинству оценить значимость «Антиимпериалистического центра» (чаще в употреблении спецслужб - «А-центр»), посчитав его шумным балаганом под крикливой вывеской. Может быть, даже ливийским пугалом. Предназначение «А-центра» - связь с террористическими организациями. Самая мощная и непримиримая, непобедимая - это, по оценкам большинства специалистов, «Аль-Каида». Но полковник Каддафи при каждом удобном случае не устает повторять: «Аль-Каида» - враг Ливийской Джамахирии, ее лазутчики пытаются разжечь костер междоусобной войны в Ливии и сделать из нее второй Афганистан». В искренности Каддафи не смогла бы усомниться даже госсекретарь США, которая в каждом мужчине видела потенциального изменника. Так что в этом плане «А-центр» казался ущербным. Что он представляет собой? Шахматную позицию: у белых все фигуры на доске, у черных нет главной атакующей -
ферзя. И если продолжать в этом шахматном ключе, то фигуры у черных расставлены на доске так, как это выгодно белой стороне. Ливия не только признала себя виновной по меньшей мере в двух террористических актах и заплатила за них немалую цену, превысившую три миллиарда долларов. «Ливийский тигр усмирен» - с такими броскими заголовками выходили газеты. Причем усмирен настолько, что дверь в его клетку открывалась безбоязненно теми же Штатами. США и большинство европейских стран сняли свои рамки-запреты, и Ливия все же стала полноправным членом международного сообщества. Но нет-нет да и звучали с трибуны «одноглазой и однорукой» ООН презрительные слова: Ливия - изгой. По большей части это относилось к полковнику Каддафи, но отвергнутым остальным мировым сообществом считался весь ливийский народ. Каддафи и был клеймом своего народа.
        Вот этот несдержанный агент МИ-5 мог ответить прямо на прямой вопрос абд-Аллаха:
«Вы планируете покушение на «ливийского льва»?» Да, и это секретом уже не являлось: что знают двое, то знает и свинья. Заявление Троя Смита («Уходите, или мы вас уберем») не сходили со страниц Интернета.
        Абд-Аллах ответил на пространный и технически неграмотно построенный вопрос: «Что может этот ар-Рахман, ваш террорист?»
        - А на что вообще способен один террорист - «ваш» или «наш», неважно, зовут его
«по-нашему» - ар-Рахман или Томас Мерфи[Томас Мерфи - теневой лидер Ирландской республиканской армии (ИРА).] - это «по-вашему»? Если он в метро и у него под одеждой спрятан пояс смертника, он может забрать с собой на тот свет два или три десятка жизней. Если он в кабине пилотов «Боинга» и у него в руке пистолет, то счет пойдет на сотни, а то и на тысячи. Но ар-Рахман - не смертник. Он кукловод, если хотите. Он способен организовать пять, десять терактов.
        - Как часто вы контактировали с ар-Рахманом?
        - Нечасто. Скорее - редко. И одна из причин - это его многочисленные командировки. По сути, он жил за границей, а отчитывался о проделанной работе в Ливии и лично полковнику Каддафи. Цель его непрекращающихся служебных заданий - усиление контактов с террористическими организациями, их финансирование. Вы обвиняете меня по делу, которое было похоронено и засыпано деньгами. Вы натаскиваете своих граждан на ожидания: когда упадет на землю очередной самолет, а СМИ опубликуют список жертв. Вот тогда-то и начнется самое интересное: глаза вашего прогнившего общества начнут с надеждой на легкие деньги выискивать в списках имена своих близких: «А вдруг?..» И еще раз: «А вдруг... сумма выплат родственникам жертв теракта будет сопоставима с той, что выплатили локербийцам?»
        - Замолчите!
        - Нет! Вы задали мне вопрос, я на него отвечаю. Если вы заткнете мне рот сейчас, вы не услышите от меня ни слова!
        - Хорошо, продолжайте.
        Абд-Аллах продолжил:
        - И не дай бог... - Он повторил: - И не дай бог, если трагедия обернется подачкой - как французишкам: полковник Каддафи швырнул им в лицо триста миллионов долларов. Он завел лягушатников, как механических кукол, и они взвыли: «Мало! Мы хотим больше!» Ваше европейское общество пристрастилось зарабатывать на смертях. Вы страстно, до кровавого поноса жаждете компенсаций и молитесь на то, чтобы на борту самолета, куда поднялся ваш близкий, оказался террорист-смертник. «А вдруг?» И это ваша политика. Вы потеряли нравственность. Дайте денег! Родной мне человек погиб - дайте! Я же теперь, после его гибели, хочу жить в новом доме и наслаждаться комфортом и скоростью нового авто. Ему уже ничего не надо, а мне еще нужно воспитать ребенка. Да, да, самое время приступить к его воспитанию, до трагедии было недосуг... - Абд-Аллах махнул рукой. - Это аморально.
        - Помощь аморальна?
        - Помощь помощи рознь.
        - Вас трудно понять.
        - А вас - вообще невозможно. Я толкую вам о вашей гнилой политике, о вашей гнилой демократии. Одну секунду, я закончу. Вы своим собственным судом признали мою страну виновной в теракте над Локерби, назначали цену: признание в преступлении и откупные. А потом наступила «эпоха» плодотворного сотрудничества, саммиты, дружеские - они же лицемерные - рукопожатия, братания. То есть вы приняли от убийцы его кровавые деньги, взяли с него слово так больше не делать и приняли в свою компанию.
        - Так вопрос не ставят. Здесь нет аналогии.
        - И вы знаете почему. Потому что в деле Локерби нет ливийского следа. Вы арестовали меня потому, что я один из немногих, кто знает истину: сотрудники вашей военной разведки взорвали самолет и, подтасовав факты, стали шантажировать Муаммара Каддафи. У полковника не было выбора: страна задыхалась без торговли. Это все равно что иметь цистерну нефти и ничего более. Нефтяные продукты в пищу не идут.
        Ливиец абд-Аллах Хасан был одним из немногих, кто действительно знал истинную причину трагедии в небе над Локерби. Шотландец Стивен Макгрегор был одним из немногих, кто хотел узнать правду. В таком ключе рассуждал Натан Паттерсон по пути в Локерби - городишко с населением четыре тысячи человек, на его взгляд, прославившийся в первую очередь тем, что на его жилой квартал обрушились горящие обломки «Боинга».
        Паттерсон не пропустил ни слова из допроса абд-Аллаха, находясь в соседнем кабинете; он через прозрачное с одной стороны зеркало смотрел на арестованного и морщился от несдержанности чернокожего коллеги, не замечая притворства в его перевоплощении. Ровно до тех пор, пока его не насторожил общий ответ абд-Аллаха:
«А на что вообще способен один террорист - «ваш» или «наш», неважно?..» И в голове Паттерсона начал в деталях, а не в общем вырисовываться план под рабочим, созвучным с фильмом Стивена Спилберга названием: «Спасти генерала Смита».
        Глава 3
        Дом Макгрегоров
        Локерби, Шотландия
        Стивен Макгрегор возглавлял так называемую инициативную группу родственников погибших 21 декабря 1988-го над Локерби. Позицию, которую заняла горстка этих людей (причем с первых дней следствия), заключалась в опровержении официальной версии трагедии, шитой белыми нитками. «Макгрегор и компания» представляли собой яркий след в обвинительной речи полковника абд-Аллаха: одни из немногих, отказавшиеся принять денежную компенсацию за смерть близких. И в этом плане недоумение абд-Аллаха, полагающего, что дело Локерби закрыто, было неуместно.
        Стивену Макгрегору в январе этого года исполнилось 64. Крепкий, высокий, полный сил мужчина. «Не скажешь, что он относится к разряду правдолюбцев», - подумал о нем Натан Паттерсон. В этой связи он вспомнил афоризм британской писательницы Дианы Сеттерфилд, которую считал классиком современной литературы, а в плане повествования - непревзойденным мастером:

«Люди, неспособные наполнить свою жизнь здоровой любовью к деньгам, обычно страдают патологической тягой к таким вещам, как правда, честность и справедливость».
        Паттерсон согнал усмешку с лица и подошел к невысокому забору.
        - Мистер Макгрегор? Здравствуйте, сэр! - поприветствовал он хозяина дома.
        - Добрый день, - отозвался мужчина. Прислонив лопату к стене сарая, он, на ходу снимая рукавицы, подошел к калитке и открыл ее. - Проходите. Только не говорите, что вы что-то продаете.
        - Ну зачем вы так? Вы же знаете, кто я. Два года тому назад мы встречались здесь же. Нет, я не приму ссылку на плохую память.
        - Да, моя память не дает сбоев с того самого дня. - Хозяин дома невольно посмотрел в небо...
        Эта трагическая история Макгрегоров была уникальной; главе семьи - Стивену предлагали бешеные деньги за книгу или сценарий, основанный на реальных событиях. Старшая дочь Макгрегора летела тем злополучным рейсом из аэропорта «Хитроу», а нашла свою смерть неподалеку от своего дома, откуда накануне отправилась с подругами в невозвратное путешествие.
        Макгрегор и в этот раз проявил недюжинное хладнокровие и упорство, отвечая агенту МИ-6.
        - Нет, я не изменил своего решения и твердо стою на своей позиции. И никто из нашей группы. Я понимаю вашу тактику, которая сводится к одному: расшатать нас по одиночке и развалить. Сдастся один, за ним - другой... Хотите чаю?
        - Не откажусь. Я вижу удобный столик напротив сарая.
        - Располагайтесь, я скоро вернусь.
        Натану Паттерсону всегда импонировали сильные личности - вроде этого Макгрегора, чью шотландскую фамилию носили национальный герой Шотландии Роб Рой, художник-импрессионист по имени Уильям, начальник разведки индо-британской армии Чарльз, шотландский футболист Аллан и другие. От таких людей, представляющих собой целую систему устойчивых черт (а в случае Стивена Макгрегора - как члена оппозиционной группировки), не дождешься бранного слова, разговора на повышенных тонах. В чем кроется причина его железной самодисциплины? Паттерсон припомнил своего коллегу из контрразведки, который, допрашивая абд-Аллаха, периодически срывался на крик.
        Макгрегор принес чай, домашнее печенье, бросил недвусмысленный взгляд на припаркованный неподалеку «Лексус».
        - Ваша машина?
        - Что вы!
        Паттерсон прилетел в Карлайл (город на севере Англии) на самолете, а до Локерби (юг Шотландии) его довезли на служебной машине, благо расстояние между городами составляло не больше пятидесяти километров.
        Давая чаю остыть, Натан Паттерсон приступил к делу. Он щелкнул замками темно-коричневого кейса и вынул несколько фотографий. Сопровождая свои действия комментариями, одну за другой передал их Стивену.
        - Прекрасный дом, правда? Фасад как у замка, даже имя собственное имеет. Настоящий английский сад. Гараж, отличная машина. Вот еще одна машина - снимок сделан в гараже, семейный мини-вэн. На этом снимке - офис частной компании. Престижная машина на личной парковке. Солидные клиенты, солидный доход. Следующий снимок...
        Паттерсон отдал должное Стивену Макгрегору - тот не стал отнекиваться: «Видел я эти снимки, знаю я этих людей». Он, нацепив очки, рассматривал их будто впервые и бросал под нос: «Вот это да! Здорово! Вот это офис! Я всегда обращал внимание на такие ограждения - они обозначают границы парковки, габариты машины, верно? Не простые линии на асфальте, а столбики со светоотражающими полосами».
        Любой другой на месте Паттерсона оскорбился бы, посчитав, что собеседник над ним тихо издевается.
        - Я видел этот офис, заходил внутрь: просторный холл, охрана и все такое прочее...

«Значит, он тихо издевался», - пришел к выводу Паттерсон.
        - И десятки подобных контор не произвели на меня впечатления. Владельцы этих контор и домов - всего их больше двухсот - променяли духовные ценности на материальные выгоды. Они заключили сделку прежде всего со своей совестью.

«Неплохо было бы записать этот монолог и наложить его на горячее выступление абд-Аллаха - получится отличное стереозвучание», - подумал Паттерсон. И здесь ему без фразы английской писательницы пришлось бы непросто. Он процитировал ее.
        - «Тринадцатая сказка», - тотчас назвал произведение Макгрегор. - Я читал эту сказку для взрослых.
        - Послушайте, Стивен, какого черта вам надо? В швейцарском банке на счете, открытом на ваше имя, скопилась порядочная сумма. Четыре миллиона вам перевели после снятия санкций ООН против Ливии, еще столько же - после отмены американского запрета, остальные два миллиона - после исключения Ливии из черного списка Соединенных Штатов. Правительство тщательно оберегало именно ваши деньги, их не коснулась инфляция и не задел мировой экономический кризис, ставка по процентам оставалась неизменной. На вашем счету, Стивен, восемьдесят миллионов долларов! Это же джекпот!
        - Вам очень нужно, чтобы я взял деньги?
        - Да.
        - И тем самым подтвердил ливийскую версию в деле Локерби?
        - Мы не любим незаконченных дел. Не опоздайте, Стивен: скоро с Каддафи будет покончено. Вам просто некого будет выгораживать.

«Господи, что я несу!» - подумал Паттерсон.
        Макгрегор вернул фотографии гостю и покачал головой:
        - Просто-напросто вы хотите купить мою совесть. Но она не продается. Тот ливиец, которого приговорили к пожизненному заключению в тюрьме, но год тому назад выпустили, невиновен. И вы, и я равны в том, что знаем правду: теракт на борту
«Боинга» - дело рук спецслужб Соединенных Штатов и Великобритании. Подставив ливийцев, они фактически просунули нож между створками жемчужницы. Спасая страну, ослабленную международными запретами на торговлю, Каддафи подписал ряд соглашений. Посеяв в Ливии зерна демократии тогда, вы собираете урожай сейчас. Только слепой не может заметить здесь четкого плана. Вы принесли в жертву двести семьдесят человек, а от меня хотите, чтобы я взял кровавые деньги?

«Интересно, догадывается он о том, что смотрит сейчас в глаза убийце своей дочери? . Вряд ли, иначе снес бы мне голову остро отточенной лопатой», - пронеслась в голове Паттерсона мысль.
        - Вы считаете себя честным человеком?
        - Да.
        - Возьмите то, что принадлежит вам по праву. Воспользуйтесь тем, чем пользуются по крайней мере двести пятьдесят человек.
        - Ваш коллега в машине посматривает на часы. Вам пора, мистер Паттерсон.
        - Но надолго я не прощаюсь. Возможно, мы увидимся через несколько дней.
        Вряд ли они встретятся даже через несколько месяцев, однако Паттерсон таким образом надавил на шотландца, мысленно обзывая его болваном и несчастным кретином.
        Он курил одну сигарету за другой. Стивен Макгрегор в этом деле стал камнем преткновения. Убрать его означало усугубить положение, всколыхнуть массы, плещущиеся вокруг него. Даже по-настоящему несчастный случай со Стивеном мог всколыхнуть общественность, не забывшую трагедии в шотландском городке. И в этом случае трудно будет сказать, чью сторону примут те, кто разбогател на локербийской трагедии.
        Паттерсон не питал иллюзий относительно сегодняшней поездки в Шотландию. Не была она и запланированной, а, что ли, вытекающей из допроса абд-Аллаха Хасана.
        Дорога в Лондон заняла немало времени, и Паттерсон постарался, чтобы ни одна драгоценная минута не пропала даром. Он набросал сценарный план грядущего мероприятия, в котором центральное место определил для своего подчиненного по имени Ахмед Джемаль. Не пройдет и суток, как Ахмед приступит к ответственной работе, чувствуя за спиной поддержку всего коллектива.
        Глава 4
        Методика преступления
        Ахмед Джемаль обратил внимание на эту красивую, кареглазую, лет тридцати женщину в баре-ресторане на шумной части (неподалеку располагался железнодорожный вокзал) Бишоп Бридж-роуд. Она и ее подруга сидели за столиком, сервированным орешками и крекерами длинной формы, отлично впитывающими вино. Джемаль перехватил ее взгляд один раз, потом другой, чуть смущенно улыбнулся, словно сетовал на свое одиночество. И хотя две женщины сидели за одним столиком и, потягивая вино, вели неторопливую беседу, на лице каждой из них Джемаль различил печать пустого одиночества. И еще усталость таилась в выразительных глазах брюнетки. Да, может статься, она устала от этих пятничных вечеров в питейных заведениях, и пусть не всегда цель их - познакомиться с мужчиной и провести с ним ночь или весь уик-энд.
        Если вглядеться в эту женщину внимательнее, то была заметна затасканность. Она не искала развлечений как таковых, она стремилась скрасить конец скучной и невероятно длинной недели. Джемаль оправдывал ее как перед собой, так и перед всевышним, как если бы отпускал ей грехи.
        Их взгляды пересеклись в третий или четвертый раз, и Джемаль приподнял свой бокал, пригубил вино, и этот недвусмысленный жест расшифровывался просто: «За вас!» Он не торопил события, полагая, что не ошибается: женщина сама проявит инициативу. Мужчина, положивший на нее глаз, сидит в одиночестве, и она должна уравнять шансы. Она втянулась в этот безмолвный флирт, который, конечно же, разжигал ее интерес и вовлекал в полет фантазий.
        Официант с корпоративным бейджиком, идентифицирующим его как Йена Файфа, подошел к клиенту все с тем же вопросом: не против ли он соседа, - Ахмед Джемаль ответил в третий раз:
        - Я жду.
        Даже в этой любовной завязке ему важно было одержать победу. Он мог пойти на уступки официанту и дождаться соседки, а мог указать кивком на эту тридцатилетнюю женщину, пригласив ее за свой столик, и она оказалась бы рядом через минуту или две. В мелочах агент британской военной разведки был щепетилен. И его очередное
«нет» официанту также предназначалось объекту его внимания. Выходит, и эта женщина тоже одерживала свою победу.
        Вот этот момент, которого дожидался Ахмед Джемаль: она чуть подалась вперед, отведя руку с дымящейся сигаретой в сторону, и что-то шепнула на ухо соседке. Не нужно обладать даром ясновидения, чтобы дословно узнать содержание фразы: она просила подругу уйти и, возможно, не оборачиваться - хотя бы в этот момент. Что же, сегодня повезло одной женщине. А другая, несмотря на запрет подруги, все-таки обернулась и одарила Джемаля продолжительным взглядом, просто изучая его и не вкладывая никаких эмоций. Затем она встала, сняла со спинки стула модную матерчатую сумочку.
        Официант тут же оказался рядом. На его вопрос оставшаяся в одиночестве женщина ответила: «Я жду». Йен Файф выпрямился и развел руками: что такое сегодня творится?

«Контрольная» минута пролетела, как одно мгновение. Джемаль, одернув пиджак, подошел к столику.
        - Разрешите составить вам компанию?
        - Пожалуйста. Место не занято, - с некоторым нажимом и не без намека на окончившийся результативной ничьей безмолвный флирт ответила она. - Вы военный?
        - А вы ясновидящая?
        Они оба рассмеялись.
        - Вы говорите как военный. Ваше «разрешите» вас выдало. Но одеваетесь вы как гражданский. Я знаю некоторых военных, которых стесняет штатская одежда.
        - Ну, в общем, я ни рыба ни мясо. Я военный представитель на автозаводе в Солихалли. Скажу по секрету, что без моей резолюции завод не выпустит ни одного военного «Лендровера».
        - И вас зовут...
        - Рахман. Ар-Рахман означает «милостивый».
        - Мари, - представилась женщина, не оставшись в долгу. - Это имя означает
«отвергнутая». Мари Блант.
        - Только не сегодня. - Агент МИ-6 продолжил, сделав официанту заказ. - Работа с людьми - мое призвание. Только иногда я чувствую усталость. И тогда ищу разрядки в таком, как это, заведении. Я не успел заметить, мило здесь или нет. Разве что обратил внимание на мальчика и девочку на сцене - на мой взгляд, они сильно недокормлены. Вы здесь впервые, Мари?
        - Я была здесь несколько раз.
        - Живете рядом?
        Мари Блант улыбнулась, отвечая глазами: «Да».
        Прошло всего полчаса, а они уже оказались в постели.
        Джемаль разогрел Мари. Покусывания ее груди, видимая борьба за инициативу доставили женщине неповторимые минуты удовольствия. Он раскрепостил и завел ее настолько, что она, взяв его руку, сама показала, что ей больше всего хотелось бы. . Мари отлично владела своим телом. Подняв ноги и прижав колени к своим плечам, голени она положила на плечи любовнику. Джемаль глубоко вошел в нее, а Мари, обхватив его спину ногами, надавливала на нее - стимулируя партнера и словно регулируя частоту его движений. «Еще!» - то шептала, то негромко выкрикивала она - но больше для себя. Джемаль был неутомим. Он не ограничился постелью и перенес Мари, прижимая к себе, на широкий стол. Она села и, снова обвив его спину ногами, приняла его ласки...
        Два часа ночи. Мари лежит на кровати и смотрит, как одевается ее любовник. Сколько времени прошло с того момента, когда они, глядя в глаза друг другу, снимали свою одежду - торопливо, но без капли неистовства; они жили теми упоительными моментами, а не играли ими. Глаза в глаза. Боковое зрение цепляется за обнаженные участки тела и неоправданно торопит события: быстрее!
        Он одевается... обстоятельно, не торопясь. Зная себе цену? Почему бы и нет? Но и она тоже знает, какая цена стоит на ее бирке.
        Она встала, набросив на плечи халат, чтобы проводить его. И была уверена - навсегда. Если и жалела об этом, то немного. Она привыкла к прощаниям такого рода, которые сама же называла по-разному: то еженедельными, то ежемесячными, как повезет. И сама она не любила повторов, которые у нее лично ассоциировались с использованием - например, одних и тех же телодвижений, звуков и прочее. Да и само слово это - использование - отдавало публичностью. Если бы Мари попросили объяснить это, ей пришлось бы нелегко. Она мыслила больше образами, которые рождались в голове и никаких подписей и ссылок не требовали.
        Она не стала целовать Джемаля, угадывая, что ему это не нужно. Взяв его за лацканы пиджака, сосредоточив взгляд на его подбородке, негромко произнесла:
        - Все было просто замечательно, Рахман. Даже не знаю, что еще сказать. Ты...
        - Ничего не говори, - перебил ее Ахмед Джемаль. И добавил: - Сейчас. Прибереги слова до завтра.
        - До завтра? - Мари не верила своим ушам. Он сказал «до завтра»?
        - Я приглашаю тебя на пикник. Встретимся завтра на Паддингтонском вокзале в половине двенадцатого. Я планирую увезти тебя в Кентербери и там удивить еще больше. - Джемаль не дал ей вставить и слова. - Чувствую вину перед твоей подругой, когда вчера в ресторане разъединил вас. Приглашаю и ее тоже. Позвони ей сегодня утром. И ты можешь подумать, что хочешь.
        - Нас будет трое?
        - Нас будет трое.
        И Мари задрожала от возбуждения.
        Руби Уоллес сломя голову бежала к перрону. Она опаздывала на поезд, и спасти ее могла только скорость, которую она набрала у газетного киоска. С вокзала Паддингтон, площади которого раскинулись в одноименном районе, отправлялись поезда дальнего следования и пригородный пассажирский транспорт. Именно на поезд, отправлявшийся в Кентербери в 12.07, и опаздывала Руби. И ее ничуть не успокаивал тот факт, что поезда в этом направлении по выходным следуют каждый час.
        Неприятности для Руби Уоллес начались буквально у порога апартаментов: целых пять минут она провозилась с подъездным замком, и все впустую. Она нажимала на кнопку, смотрела на индикатор, который, как и положено, менял красный свет на зеленый -
«открыто». Но не тут-то было: длинный язычок замка оставался на месте - внутри массивной скобы запорной планки. «Ну давай, - торопилась Руби, нажимая и нажимая на кнопку. - Давай вылезай, чертов хамелеон! Понравилось тебе там, что ли?!» В конце концов она пнула металлическую дверь, вызвав недовольство управляющего - Джона Кэмпбелла, которого по имени никто не называл, а только по фамилии, превратившейся в кличку. Криворотый подошел к Руби сзади неслышно и мог остановить ее голосом или прикосновением руки. Но в нем навечно поселился менеджер, и он не мог не зафиксировать акт вандализма. Только после этого он открыл рот:
        - Я вычту с вас десять фунтов за порчу имущества.
        Руби резко повернулась к нему... и единственный раз в жизни отказалась вступить в пререкания. И это несмотря на факты, говорящие в ее пользу: скорее это она получила травму, пнув в тяжеленную дверь ногой, обутой в мягкую кроссовку.
        - Я опаздываю. А ваш чертов замок не открывается.
        - Вы бы подняли глаза и увидели, где он находится. Дайте я. - Криворотый плечом оттеснил Руби, обдав ее луковым запахом пота, и нажал на кнопку. И еще раз.
        - Видите? - Руби Уоллес пошла в наступление. - Я опаздываю на поезд. Он отправляется с Паддингтонского вокзала в семь минут первого. И если я действительно опоздаю, то сама выставлю вам счет. Меня в кои-то веки пригласили на пикник...
        Она не помнила такого случая. Хотя чего уж проще: нужно только набраться храбрости, открыть рот: «Дорогая, я погрузил в машину гриль, уголь. Пока мясник в лавке заворачивает свежее мясо в бумагу, ты выбери вино в соседнем магазине». Руби в компании Мари Блант и вчерашнего «арабского скакуна» - лицо третье, но тоже ее полноправный член (чтобы расстроить компанию или наоборот, неважно - время покажет). К ней проявили уважение - это раз. Со стороны «скакуна» - поступок в прямом смысле этого слова, и это два.
        Джон Криворотый словно подслушал ее мысли.
        - Пойдемте, я выпущу вас через пожарный выход. Вижу, вы действительно опаздываете.
        - А то!
        Оказавшись наконец-то на улице, Руби взяла такси, сунула водителю-индусу купюру.
        - На вокзал! Сдачи не надо.

* * *
        Диктор по радио объявил, что до отправления поезда, следующего до Кентербери, осталось пять минут. Ахмед Джемаль не сомневался, что отправится он точно по расписанию и прибудет спустя полтора часа, минута в минуту.
        Джемаль огорченно качал головой, отвечая на «деловой звонок»: «Да, босс, да» - и, прикрывая трубку рукой, успевал бросать Мари короткие успокаивающие фразы: «все в порядке», «не волнуйся». Когда разговор подошел к концу и он нажал на кнопку отбоя, Мари Блант прежде всего выразила сочувствие подруге:
        - Руби будет сильно разочарована. Обычно нашу пару разбивают, а тут... склеили. - Она усмехнулась и развела руками. - Не знаю, плакать или смеяться. Тебя срочно вызывают на работу, правильно я поняла, Рахман?
        Ахмед Джемаль, убрав трубку в карман, взял Мари за руку:
        - Тебе не о чем беспокоиться. Наш пикник не отменяется.
        - Вот как?
        - Да. - Агент снова бросил взгляд на свои «Ориент», потом в окно поезда, пытаясь разглядеть вокзальные часы. - Ты и Руби дождетесь меня в Кентербери. Мой водитель будет ждать вас.
        - Я помню, ты говорил о машине.
        - Очень жаль, что я не смогу составить вам компанию в поезде, но я обещаю нечто большее - незабываемый вечер.
        - Еще один вечер, - улыбнулась Мари.
        - Да. - Он не стал опускаться до телячьих нежностей, но руку женщины по-прежнему не отпускал. - Я улажу дела за тридцать-сорок минут. Я попросил босса приехать на вокзал, и он появится с минуты на минуту. Думай о хорошем, Мари.
        Ахмед Джемаль умело направлял ее мысли в нужном ему направлении...
        Мари не могла не думать о прошедшей ночи, которую про себя назвала сказкой. Конечно, многое выветрилось из головы, но никто и никогда не любил Мари, как этот человек. Только на прошлой неделе она «рапортовала» Руби в стиле Пэт из английского телесериала «Красиво жить не запретишь»: «Попался настоящий мачо. Я чуть стену головой не пробила». И вот - резкий контраст. Рахман отдал ей всего себя, что для Мари было странно...
        Она думала об этом, когда поезд тронулся с места, а мысли ее прервались, когда она удивленно вскинула брови: «А где же Руби?» Потом облегченно вздохнула: «Хорошо, что ее не будет с нами». Она опоздала или не захотела принять участие в загородной прогулке? Неважно, неважно. Придерживая рукой дорожную сумку Джемаля, в которой таймер начал отсчитывать последние минуты в ее жизни, Мари с надеждой, наполненной мечтами, слепо посмотрела в окно...

* * *
        Гордон Рейн, быстрый и резкий, прозванный Гепардом, был одет в черные джинсы и синюю куртку с капюшоном, отороченным белой лентой. Капюшон он натянул на голову, и те, кто не видел его лица, были уверены, что это чернокожий. Капюшон скрывал и гарнитуру рации, посредством которой он в эту минуту принимал доклад от своего напарника.
        - Все идет по плану...

«По плану» означало и то, что получасом раньше партнер Гордона «тормознул» Руби Уоллес ровно на пять минут, заблокировав ее в подъезде, и она фактически опаздывала на поезд. Ее опоздание должно было выглядеть естественным, а не искусно сфабрикованным, вспомнил Гордон Рейн напутствие шефа, и эта фраза показалась ему странноватой, как будто он оглох на одно ухо.
        Он обменялся знаками с Ахмедом Джемалем, остановившимся в нескольких шагах от него. И они уже вдвоем, стоя по разные стороны газетного развала, ждали появления Руби - как рождение главного свидетеля грядущего преступления.
        А вот и она.
        - Вот она! - продублировал мысли Гордона Ахмед Джемаль. - Спешит как на пожар. И в таком бешеном темпе может успеть. Задержи-ка ее, Гордон.
        Эти слова Ахмед передал по рации, надев гарнитуру.
        Гордон, еще глубже натянув на голову капюшон, рванул наперерез Руби. Она ничего, кроме последнего вагона, вокруг не видела. И когда «грабитель» рванул у нее из рук сумку с бутылкой немецкого сухого вина, фруктами и зеленью, она, по инерции закрутившись вокруг своей оси, грохнулась на заплеванный пол вокзала.
        Все же в падении она успела ухватиться за ремешок, но парень, лица которого она не разглядела, оказался сильнее и проворнее. Он издевательски виртуозно поддернул сумку, сламывая сопротивление своей жертвы, и рванул к выходу из этого натурального пересадочного узла, связанного с несколькими станциями лондонского метро. Трусливая людская толпа расступилась перед ним; сотни рук крепче вцепились в свои сумки.
        - Вот и все, - обреченно, как будто опоздала на собственную свадьбу, обронила Руби. - Вот и все, подруга.
        Из толпы отделился какой-то человек, помог ей подняться на ноги и снова слился с толпой, и она безучастно смотрела ему вслед.
        Руби хотела было позвонить Мари, но сотовый телефон остался в сумке. И этот факт бросил ее на самое дно тоскливого одиночества.

* * *
        Ахмед Джемаль, позвонив Натану Паттерсону, коротко доложил:
        - Дело сделано.
        Купив на развале газету, он покинул это шумное место и присоединился к своей группе из четырех человек, ожидавшей его в машине. Гордон Рейн, сидевший за рулем, поинтересовался, что ответил Паттерсон Джемалю.
        - «Кто бы сомневался», - сообщил тот.

* * *
        По пути домой Руби зашла в магазин, в котором накануне купила вино, и на вопрос продавца: «Ну что, понравилось, пришли за второй бутылкой?» - могла бы ответить такой же разнузданной тирадой: «Да, пойло - просто охренеть, не могла не прийти за второй». Только вряд ли продавец узнал в ней ту жизнерадостную, вырвавшуюся из плена трезвых будней женщину; он подал ей то, что она попросила в этот раз: бутылку дешевого, буквально сногсшибательного виски и пакетик со льдом. Руби вернулась домой и по логике вещей не могла не столкнуться нос к носу с Джоном Криворотым, в общем холодильнике которого лед - страшный дефицит, как в аду. Он даже посочувствовал, как скряга, скрыто упиваясь личной трагедией постоялицы:
        - Опоздали?
        - Я выставлю вам счет.
        Джон улыбнулся, как и положено криворотому, - на одну сторону.
        Руби поднялась к себе на третий этаж, переоделась в теплый халат, выпила виски. Повторила, наслаждаясь горячей волной, докатившейся до самого центра удовольствий ее головы. Подумала о времени. О том коротком промежутке, насыщенном событиями и эмоциями настолько, что голова закружилась. Руби выпила еще и, уронив голову на подушку, уснула.
        Ей приснился сон. Она пытается закрыть туго набитый деньгами чемодан, но все ее попытки оказываются провальными. Голос управляющего из-за спины подсказывает:
«Коленом, Руби, коленом его!» Она нажимает коленом на крышку и продавливает ее - до самого дна чемодана, на поверку оказавшегося пустым. Непостижимо. Волосы дыбом, ощущение падения в бездну.
        Она проснулась. Долго лежала, слушая учащенное сердцебиение, которое могло бы вызвать беспокойство даже у самого паршивого кардиолога. Потянулась к пачке сигарет на тумбочке, но тотчас отдернула руку: дала же зарок не курить натощак. Натощак? Но сейчас за окном далеко не утро, и она за этот день просыпается во второй раз. Руби покачала головой: «Нет, я еще не проснулась».
        Она нащупала пульт, как всегда, провалившийся между подушками софы, включила телевизор, убрала громкость «на нет» и попыталась разобрать по косточкам свое сновиденье, что же ее так сильно взволновало в коротком сюжете. Не набитый деньгами чемодан из реквизита фокусника, а падение в бездну как давно забытое ощущение свободного, пусть даже камнем вниз полета. В детстве Руби летала во сне. В юности - падала, разучившись летать. Ну, а в зрелом возрасте полеты распространены только в психушках. И вот снова она вернулась, как спортсменка, завершившая карьеру, - чтобы тряхнуть стариной. Полет не удался, а вот падение оказалось на загляденье. Судьи-невидимки, укрывшиеся на дне каменистого ущелья, выбросили в едином порыве таблички с высшей оценкой «10», пожмотившись на полбалла за сложность падения или угол его отражения.
        Все. Пора вставать.
        Когда Руби прошлась по холодному полу, поджимая пальцы ног, снова, как будто это случилось вчера, пережила падение семилетней давности. Платяной шкаф наполовину открыт, сиротливые плечики покачиваются на своих местах, Руби прощается с мужем:
«Катись ты к черту, скотина!», потом смягчается, задевая то ли свою, то ли его гордость: «Ну если раздумаешь...» Он в ответ на ее полупредложение ставит чемоданы на площадку, хватается за ручку двери и со всей дури хлопает ею; даже с потолка управляющего сыпется штукатурка. Поэтому-то сегодня днем ей и приснились и дорогие, и в то же время пустые чемоданы.
        Проводной телефон зазвонил, когда Руби чистила в ванной зубы. Ей пришлось, подставляя ладонь под стекающую, как у бешеной собаки, изо рта пену, вернуться в комнату. Высветившийся на монохромном экране номер она видела впервые и не стала отвечать на звонок; возможно, как это часто бывает, кто-то ошибся номером. Однако через минуту неизвестный абонент снова дал знать о себе. Руби, успевшая сполоснуть рот и лицо, ответила тоном знатной особы:
        - Да, Руби Уоллес.
        И только что не назвала свой адрес и даже этаж.
        И - вздрогнула, когда в короткой прихожей раздался звонок в дверь. Она отчего-то вспомнила таксиста, которому переплатила вдвое. «Может, принес сдачу?» - хмыкнула она, открывая дверь. И на пороге встретилась взглядом с управляющим, держащим мобильный телефон у уха.
        - Это я вам звоню, Руби.
        - Зачем вы звоните, если пришли? Пришли к выводу, что воспитывать в себе хорошие манеры никогда не поздно?
        Джон Криворотый едва дослушал постоялицу.
        - Вы опоздали на двенадцатичасовой поезд? Тот, что отправился с вокзала Паддингтон в Кентербери в 12.07?
        - Да. А что, он завернул к нашему подъезду?
        - Я продаю зам?к.
        Руби помахала открытой ладонью у лица Криворотого:
        - Алло, попали в мерцающую зону?
        - Я продаю замок с входной двери и прошу за него тысячу фунтов. Как-никак он спас вам жизнь. А если серьезно, то включите телевизор.
        Джон прошел вслед за Руби в комнату, сам прибавил звук, ткнул пальцем в ползущие по тревожной желтой полосе траурные буквы: «Теракт в Соединенном Королевстве. Террористы атаковали пригородный поезд, следующий из Лондона в Кентербери, в нескольких километрах от пункта назначения. По предварительным данным, 26 человек погибли, не менее 50 получили ранения».
        Руби, еще не охватив всего ужаса случившегося, растерянно захлопала глазами:
        - Вообще-то меня спас грабитель. Если бы не он...
        Она на ватных ногах подошла к столику, налила себе виски. Кивком предложила выпить управляющему - тот отказался, покачав головой и похлопав рукой по правому боку: печень. Он по-прежнему держал сотовый телефон на виду, как будто предлагал Руби позвонить тем, с кем она собралась провести этот выходной.
        Она не помнила номер телефона Мари Блант - он «сидел» в памяти украденного мобильника. Слава богу, в ящике стола лежала бумажка с ее номером. Руби попросила у менеджера трубку и дрожащей рукой набрала номер. Механический голос оператора больно стегнул ее по сердцу: «Абонент находится вне зоны досягаемости сети».
        - Она вне зоны.
        - На месте происшествия работают спецслужбы, - попробовал успокоить ее управляющий. - Их оборудование глушит всю сотовую связь на случай повторного взрыва и если в качестве сигнала террористы используют сотовую связь.
        - Понятно... Вы много знаете. Попозже я снова позвоню. Мой телефон украли вместе с сумкой.
        - Да, без проблем. Приходите. - Криворотый задержался на пороге: - Беда никогда не приходит одна, правда?
        Он ушел. Руби осталась один на один с паршивыми новостями... В ее груди еще теплилась надежда, подогретая неожиданно сердечным тоном менеджера: телефон Мари не отвечает по причинам, вызванным оперативной необходимостью. В теленовостях не сообщили, в каком вагоне произошел взрыв, и Руби молила бога: «Только не в третьем, господи, только не в третьем». Она тревожилась за подругу, как за родную сестру, и только теперь начала понимать, насколько трагедия может сблизить людей.
        Она выпила еще виски, мимоходом пожалела о том, что у нее нет компьютера. Она могла позволить себе недорогой ноутбук с выходом в Сеть, но острой необходимости в этом Руби не видела. Ей за глаза хватало рабочего компьютера. Два-три раза в неделю она отсылала десять-пятнадцать писем и столько же принимала, проходила пару уровней ролевой игры. Это в отличие от Мари Блант, которая не только «торчала» в социальных сетях, но и пользовалась услугами интернет-магазинов.
        Сейчас Руби Уоллес катастрофически не хватало свежей информации, горячих, что называется, с колес новостей. В то же время она боялась их.
        Так в каком вагоне произошел взрыв, в третьем?
        Предчувствия ее не обманули; она словно притянула этот злосчастный номер, накликав ответ. Диктор сообщил о третьем взорванном вагоне; второй и четвертый пострадали частично; поезд с рельсов не сошел; машинист принял решение на экстренное торможение... Дальше Руби слушала рассеянно. Она обратила внимание лишь на тот факт, что телеканал в ближайшее время обнародует списки погибших, а пока телезрителям предлагалась возможность воспользоваться телефоном горячей линии.
        Руби сняла трубку телефона и набрала номер, прочитанный ею с экрана. Она не ошиблась, подумав о вале телефонных звонков, однако один из операторов на линии ответила сразу.
        - Алло, здравствуйте, - приветствовала ее Руби. - Я бы хотела узнать о судьбе одного человека. Моя подруга - Мари Блант - ехала в Кентербери как раз в третьем вагоне. Ее сотовый не отвечает.
        - Одну секунду. - Оператор сделала паузу. - К сожалению, на данный момент у нас нет информации о Мари Блант. Пожалуйста, свяжитесь с нами позже. И - спасибо за предоставленную вами информацию.
        Таял день, и таяло содержимое бутылки; последняя одержала верх и оказалась то ли пуста, то ли полна наполовину. И все же события развивались так стремительно, что вскоре Руби получила новости, выбившие почву у нее из-под ног. Самодельное взрывное устройство, с большой долей вероятности, находилось в сумке пассажирки скоростного поезда Мари Блант, пострадавшей больше, чем остальные.
        Руби не могла взять в толк: как можно пострадать больше остальных, если остальные тоже погибли? Почему они не могли сказать, что тело Мари Блант пострадало сильнее? А имеет ли это значение? Для остальных - нет, для Руби - да, имеет. Она отчетливо представила «экстремистские» глаза вчерашнего незнакомца, в голове прозвучал акцентированный в одном месте голос Мари: «Рахман приглашает нас - меня и тебя - на пикник в Кентербери!» Имя самого Рахмана в списке жертв «кентерберийской трагедии» не значилось. «Чего тебе еще надо? Снимай трубку и звони в полицию». Руби дала себе слово: она так и поступит, но отложит это на завтра. Ее голова, казалось, лопалась от напряжения; восьмичасовой отдых - вот что могло немного подлечить ее душевные раны. «Без сна я - не человек».
        С этими словами Руби, плеснув в стакан обжигающего напитка и нарушив его баланс в бутылке, упала на постель. Рука потянулась к ночнику. Щелчок выключателя, и комната погрузилась во мрак. Она уснула как убитая. Но проспала считаные минуты: ее снова разбудил управляющий. И за его спиной она увидела двух человек в полицейской форме. Один из них открыл было рот, однако Руби опередила его:
        - Сейчас оденусь. Подождите меня за дверью.
        - Мы подождем вас в машине, - улыбнулся ей тот, что был помоложе. - В полицейском участке вам зададут несколько вопросов, и мы привезем вас назад.
        Через полчаса она лично познакомилась с шефом отдела собственной безопасности военной разведки, который допрос начал с резкого вопроса, как новичок в разведке:
«Как вас зовут?»
        Глава 5
        Рождение главного свидетеля
        - Как вас зовут?
        - Вы можете называть меня как угодно, - мгновенно парировала Руби и положила ногу на ногу, как Шэрон Стоун в фильме «Основной инстинкт». И даже попыталась выпустить колечко дыма в лицо следователю.
        Эта, по сути, реконструкция знаменитой сцены, по-настоящему прославившей американскую актрису, на Натана Паттерсона подействовала отрезвляюще. Он рассмеялся, подумав: «Какого черта я сорвался на эту бабу?» Она тоже отметила результат своей неожиданной импровизации и усмехнулась. Ну и черт с ней, еще раз незлобиво выругался Натан.
        В этом кабинете с полупрозрачной дверью, за которой мелькали тени сотрудников полицейского участка, возникла пауза. Паттерсон использовал ее, чтобы разобраться в самом себе, найти причину своей неуравновешенности. Устал? Ну не то чтобы валился с ног, потерял аппетит и прочее в том же духе. В этом деле Натан Паттерсон чувствовал внутренний дискомфорт, а причина этого неудобства, как ни крути, - ложь. Прогремел первый, тоскливо ожидаемый взрыв. Он стал результатом давнего сфабрикованного дела. Как сказал Стивен Макгрегор, только слепой не мог заметить четкого плана. Верно - но с высоты уже свершившихся дел. В хронологическом порядке они выглядели следующим образом... Натан поморщился. Его тошнило от лицемерия... Запада. Да, пусть будет так: Лицемерие Запада, причем с заглавной буквы и курсивом. Если сравнить это дело с пресловутой палкой, то на одном конце - сфабрикованное против Ливии дело, с другой - сотни массированных авиаударов. Лично Муаммару Каддафи, сыну бедуина Абу Меньяра и его жены Айши, Запад не мог простить его «успешной карьеры».
        Группа специалистов, ответственная за взрыв на борту «Боинга-747-121», насчитывала пять человек; самому старшему - не больше, чем Муаммару Каддафи, в двадцать шесть лет совершившему в стране военный переворот, жертвами которого стали всего два человека. Да, все молоды, можно сказать, без мозгов. Как натасканным овчаркам, им сказали «фас!» - и они ринулись исполнять приказ. Потом каждый из них получил повышение - хотя на первый взгляд к делу это отношения не имело. Но вот вопрос: если бы Натану Паттерсону с группой «безмозглых» единомышленников сейчас предложили подобную чудовищную провокацию, согласился бы он? В качестве исполнителя - нет. И еще сто раз нет. Потому что он научился мыслить, отдавая отчет своим действиям; он научился выискивать ответы... Нет, не так. Он научился материализовывать призраков. И вот в день нынешний они выстроились перед ним плотной стеной: пассажиры рейса № 103. Он не раз видел снимки каждого (каждого - мысленно подчеркнул он)...
        Пришло время расхлебывать кашу, которую он когда-то замешал. Можно писать книгу под названием «Рецепты политической кухни», автор - Натан Паттерсон. Он криво усмехнулся.
        Натан открыл новый, купленный им в магазине блокнот. Это несмотря на то, что в ящике его рабочего стола их скопилось полтора десятка. На первой странице - имя, нацарапанное крупными корявыми буквами; как будто он, вырвавшись из глубины ночного кошмара, написал имя своего душителя. В то время он сидел за рулем
«Ягуара», принимая звонок от Шона Свитинга, назвавшего ему имя «вероятного свидетеля теракта». Хотя Паттерсон знал этого человека, все же отыграл сцену до конца и записал его имя в блокнот, когда машина въехала на брусчатку.
        - Вас зовут Руби Уоллес?
        - Да. А вас? Вы так и не представились.
        Точно. Он ворвался сюда как ошпаренный.
        - Натан Паттерсон.
        - У меня был знакомый с такой фамилией, только звали его по-другому. Сейчас ему чуть за пятьдесят и он живет в Уэмбли. Он не ваш родственник?
        - Не исключено. В нашем роду все мужчины отличались отменным вкусом.
        Руби улыбнулась кончиками губ и потушила сигарету в пепельнице.
        - Мне придется заново ответить на вопросы, которыми меня засыпали здесь до вас?
        - Боюсь, что так.
        Паттерсон не стал знакомиться с протоколом допроса свидетельницы - ему было важно самому составить представление об этой женщине: какой она человек, какие у нее представления о жизни. И прежде чем она начнет описывать художнику-криминалисту внешность подозреваемого, с деталями словесного портрета ознакомится он, агент
«Сикрет сервис».
        - Расскажите все, что знаете об этом деле, своими словами. Необязательно в хронологическом порядке - все со временем станет на свои места. Может быть, хотите кофе?
        - Я бы выпила виски.
        - Ну, глоток делу не повредит.
        Виски (отличный шотландский виски с характерным дымным ароматом) нашелся в металлическом шкафу начальника участка. Он лично принес стакан, наполнил его на четверть, бросив два недовольных взгляда: на Руби Уоллес и агента «Сикрет сервис».
        - Значит, дело было так, - начала Руби. - Сидели мы с подругой в ресторане.
        - Одну секунду. Как звали вашу подругу?
        - Ну как же - Мари. Мари Блант, которая... стала жертвой сегодняшнего теракта, - подобрала Руби определение.
        - Хорошо. Продолжайте.
        - Так вот, нам с Мари хотелось оттянуться, как никогда. Я рассчитывала снять парня лет двадцати пяти. Мари буркнула, что ей сгодился бы и постарше. И она первой увидела его. Ей повезло. Ну в том плане, что сидела лицом к нему она, а не я. Хотя, наверное, повезло все-таки мне: иначе с вами сейчас беседовала бы Мари. Она обменялась с этим мужчиной знаками и дала знать мне, что я третий лишний. Я не обиделась. Со мной такое и раньше случалось. Я встала, обернулась. Этот мужик мне сразу понравился: тридцать пять, араб, довольно высокий, плечистый, с сильными руками...
        - Такие подробности, - сделал ей комплимент Паттерсон.
        - Я такие детали на лету схватываю, - ответила Руби. - Я могла пересесть за другой столик, но настроение мое покатилось, как слеза по щеке. Когда я вышла из ресторана, Мари уже сидела в компании этого арабского скакуна. Она позвонила мне на следующее утро и начала трепаться - не про то, как она провела ночь, а как собиралась провести день. Ее новый знакомый пригласил нас на пикник.
        - Простите. Вы сказали «нас». Я правильно понял, Руби: этот мужчина пригласил и вас тоже?
        - Ну да. - Она пожала плечами. - Может быть, я не знаю, он таким образом решил компенсировать нанесенный мне накануне урон.
        - Продолжайте, - улыбнулся Паттерсон. - Вы согласились?
        - Я согласилась. Мы договорились встретиться на Паддингтонском вокзале. Я опоздала. Буквально на три или четыре минуты. Бежала за поездом и кляла машиниста на чем свет стоит. А спустя час, когда я вернулась домой и увидела по телевизору новости, я послала ему тысячу благодарностей. Хотя нет, это случилось позже, когда я тщетно пыталась связаться с Мари по телефону. В новостях показали список погибших, и я поняла, что была на волосок от смерти. Я откликнулась на призыв полиции, как передали в новостях - признательной за любую информацию о теракте, точно не помню. В этом участке мне сказали, что предположительно взрывное устройство находилось рядом с Мари, возможно, в ее сумке. Что это значит?
        - Это значит, что мужчина, которого вы видели в ресторане, пригласил и вашу подругу, и вас на пикник, чтобы, во-первых, использовать одну из вас в качестве живой бомбы, во-вторых, избавиться от вас как от свидетеля. Со вторым у него ничего не вышло, но вряд ли это его сильно расстроило. Он мог убрать вас, проследив за вами от перрона до вашего дома.
        - Значит, его не было в поезде?
        - Я представляю этот фрагмент так. Он посадил Мари в поезд, а сам остался, сославшись на какое-то срочное дело, договорился встретиться с ней в Кентербери через полчаса или час. Поезда в этом направлении отправляются по выходным через каждые двадцать минут, и Мари по этому поводу не обеспокоилась. Не уверен, что взрывное устройство находилось в сумке Мари. Скорее - в сумке самого террориста; Мари и в голову не пришло заглянуть в нее. Возможно, адская машинка находилась под продуктами, вином, салфетками... что еще берут на пикник?
        - Скатерть, зонтик, - машинально ответила Руби. - Выходит, он видел меня...
        Паттерсон отчетливо представил себе Ахмеда Джемаля - высокого, широкоплечего, сильного (сейчас он дожидался шефа в его машине). Он провожает глазами скоростной поезд и усмехается над опоздавшей к отправлению Руби Уоллес.
        - Выходит, что так. - Паттерсон жестом руки подозвал начальника участка. - Я хотел спросить о вашем художнике-криминалисте.
        - Он один из лучших, - последовал ответ.
        - Пусть ваш не обижается, но на майке нашего художника вышит шелком номер 1.
        Глава 6

«Вас будут охранять...»
        Руби вернулась домой поздно вечером. К подъезду ее довезли на служебной машине британской разведки, и она ощутила на себе соблазнительное бремя важной персоны - пусть даже в качестве пресловутой свидетельницы номер один, о которых сложена уйма романов. «Вас будут охранять», - сказал ей напоследок Паттерсон, и Руби, вглядевшись в его потемневшие глаза, поняла: этот человек смертельно устал. Всем, даже разведчикам со стальными нервами, требовался отдых.
        Дома она первым делом приняла горячую ванну. Прихватив с собой свежее белье и полотенце, успела дойти до середины комнаты - и вдруг ее внимание привлек шум с улицы. Руби подошла к окну и увидела картину под названием «Утечка информации». Столько репортеров (с видеокамерами, фотоаппаратами, диктофонами, блокнотами и микрофонами) можно легко представить возле дома Натали Портман, завоевавшей уважение британцев тем, что побрила голову и научилась говорить с британским акцентом для роли в фильме «V - значит вендетта». Но сегодня к закату клонился ее, Руби Уоллес, день. Неяркий, пробившийся сквозь дым взорванного поезда луч славы коснулся ее. И она не смогла сдержать усмешки, глядя на репортерскую толпу сверху вниз: «Я знаменита». Она не знала, на день или два, но это больше срока, выпавшего на долю халифа...
        Руби долго, слишком долго приводила себя в порядок. Когда покончила с вечерним макияжем - как будто действительно вознамерилась дать интервью, - двор неожиданно опустел. Только пара полицейских осталась у подъезда. Руби представила себе странную картину: пока она приводила себя в порядок, к подъезду подкатил автобус, люди в штатском затолкали репортерскую братию внутрь и вывезли за город. Без них спокойнее, мужественно решила Руби. И поправилась: привычнее.
        Бросив взгляд на часы, она включила телевизор: ровно девять, время очередного блока новостей. В первую очередь напряженный диктор назвал имя гостя в студии: Натан Паттерсон, официальный представитель МИ-6...
        Случай из ряда вон, потому что единственный сотрудник службы, официально объявленный публично, - являлся ее директором, подотчетным лишь министру иностранных дел. Так что Натану Паттерсону, поневоле ставшему вторым публичным лицом службы, представилась возможность выступить с официальным заявлением.
        За студийным модерновым столом, на фоне картинки с искореженным вагоном скоростного поезда Натан Паттерсон, одетый с иголочки (темно-синий костюм, голубая рубашка, однотонный галстук), выглядел как голливудская звезда. Поглощенная разглядыванием внешнего вида человека, с которым она провела в беседе около трех часов, Руби пропустила его начальные слова; встрепенулась она при упоминании Паттерсоном знакомого имени: Рахман.
        - К этому часу мы располагаем сведениями об организаторе теракта на железнодорожной линии Лондон - Дувр. Это офицер ливийской спецслужбы Салех ар-Рахман. Ответственный за связи с террористическими организациями за рубежом, ар-Рахман тем не менее для совершения теракта использовал постороннее лицо - Мари Блант. Не исключено, что в дальнейшем Салех ар-Рахман применит другую тактику: удары по мирному населению Соединенного Королевства совершат боевики террористических группировок. Как сообщил нам ливийский полковник абд-Аллах, ар-Рахман планирует целую серию терактов. Эксперты нашей службы установили состав взрывного устройства - это вид пластита, произведенного в Чехии. Взрывное устройство на его основе стало печально известным по делу Локерби. Взрыв на борту
«Боинга-747-121», выполняющего рейс Лондон - Нью-Йорк, напомню, прогремел с помощью взрывчатки семтекс. Для справки: в состав семтекса входит пентрит - одно из самых мощных бризантных взрывчатых веществ - и гексоген. Семтекс изобрел в конце 1950-х чешский химик Станислав Бребера и назвал свое адское изобретение в честь пригорода Семтин города Пардубице, где производилась взрывчатка с середины
60-х годов. Во времена холодной войны тысяча тонн чешского пластита попала во Вьетнам и Ливию, он успешно использовался против американских войск во время вьетнамской войны. В Ливии чешская пластиковая взрывчатка попала в руки террористических группировок. Нас всех очень тревожит, что история с чешским пластитом повторяется. Он из «старой» партии, поскольку, как утверждают наши эксперты, не помечен летучими веществами, как требуют того от производителя международные стандарты. То есть газовые анализаторы в аэропортах, к примеру, окажутся перед семтексом бессильны. Мы вышли на след Салеха ар-Рахмана так быстро и оперативно благодаря главному свидетелю. Я бы не стал называть его имя, но, к моему большому сожалению, мы столкнулись с фактом утечки информации: имя свидетеля уже прозвучало в семичасовых новостях. Трой Морган Смит, возглавивший чрезвычайный комитет, поручил мне обнародовать фоторобот ливийского террориста. Несмотря ни на что, призываю граждан не поддаваться панике. Если вы и раньше видели этого человека, если вы узнаете его на улице, в транспорте, в офисе, в любом другом месте, немедленно
сообщите об этом в ближайший полицейский участок или позвоните по телефону, который вы сейчас видите на своих экранах.
        Руби Уоллес в деталях припомнила, как вместе с художником она корпела над словесным портретом ар-Рахмана. И надо сказать, у них получилось здорово. Сходство идеальное. Руби не могла предположить, что обладает уникальной способностью восстановить мельчайшие детали человека, которого она видела, можно сказать, мельком. Хотя нет. В ресторане, когда ар-Рахман пялился на Мари, она прожгла его своим сенсорным взглядом, заряженным изрядной порцией ревности: он уйдет с ее подругой, а Руби останется одна.
        Сначала она ответила на несколько коротких вопросов художника: лицо овальное, правильной формы, глаза темные выразительные, подбородок мужественный, уши прижаты к голове; широкая залысина - скорее достоинство этого красивого человека, нежели недостаток. Заслуга художника в том, посчитала Руби, что он сумел разговорить ее в нужном ему направлении, таким образом, что она по ходу вспоминала все новые детали (взять хотя бы резко очерченные, азиатские, как сказала она, скулы ар-Рахмана). Задавая вопросы и выслушивая ответы, художник делал на плотном листе бумаги наброски (Руби заметила, что он часто пользовался ластиком, убирая с рисунка ненужные штрихи). Когда он дал ей посмотреть набросок, Руби сходства с оригиналом не увидела. Точнее, как потом она выразилась, она смотрела на Рахмана как будто через матовое стекло. Это сравнение пришло к ней не вдруг. Пару лет тому назад ей пришлось столкнуться с ненормальным, которого в районе Лондонской гавани окрестили Подсматривателем. Тот псих выбирал женский туалет, забирался туда и подсматривал за писающей дамой либо из соседней кабинки, в которой и прятался,
либо через приоткрытое окно, но уже снаружи помещения. Тогда Руби зашла в туалет, большинство кабинок в котором было сломано - без дверей. Напротив - прямо над раковиной - узкое окно с матовым стеклом. У нее волосы дыбом встали, когда свет с улицы заслонила чья-то тень, а потом уже свет лампы изнутри осветил чье-то лицо. Руби закричала так сильно, что задрожало это самое стекло, а изображение Подсматривателя словно осыпалось вниз...
        Художник, уточняя детали, продолжил работу. Сам он не курил, но Руби разрешил выкурить сигарету, спросив: «Сделаем перерыв?» - «Если вы устали». - «Тогда продолжим». В общей сложности работа художника заняла чуть больше часа, и Мастер (Руби потом отметит это вслух) показал ей свою работу. Руби открыла рот. Подавила в себе желание обернуться и посмотреть, не стоит ли ар-Рахман у нее за спиной. У нее сложилось стойкое ощущение, что художник писал с натуры или рисовал, она не знала, как правильно. Сходство оригинала с рисунком поразительное. Именно этого человека она видела в ресторане. И - вдруг вспомнила одну существенную деталь, о которой не решилась сказать художнику или тому же Натану Паттерсону - время ушло. Дело в том, что она, оставив ресторан и проходя мимо, заглянула в окно как раз в тот момент, когда Рахман, улыбаясь Мари, подсаживался к ней. И здесь она сделала существенную поправку: Рахман не понаслышке знал о светской жизни. Его манеры, его выражение лица несли несмываемый отпечаток, с которым даму ангажируют, а не снимают.
        Руби, насколько она помнила, за всю жизнь не сделала ни одного комплимента мужчине. А вот перед художником, адрес которого запоминался легко (Воксхолл-кросс,
85), не устояла:
        - Мастер, вы тоже вчера ужинали в ресторане?
        Благодаря ее зрительной памяти и способности к репродукции как таковой, благодаря мастерству художника миллионы британцев увидят лицо ливийского террориста.
        Вот оно. На экране телевизора.
        Руби поперхнулась дымом своего любимого и ужасно дорогого «Ротманса» в широкой синей пачке. Она не могла унять кашель. И спас ее от приступа приличный глоток виски. Утерев брызнувшие из глаз слезы, она, ничего не понимая, уставилась на экран телевизора. Фоторобот, словесный портрет, продукция идентификации личности, хоть как назови, - но по телевизору показали совсем другого человека. Не того, которого в мельчайших деталях изобразил Мастер.
        Руби кинулась к столу, вытряхнула на него содержимое сумочки: ключи, капли от насморка, авторучка, плеер с наушниками, визитка с контактным телефоном самого Натана Паттерсона. Его сейчас показывают в прямом эфире, он прощается с аудиторией, которая в течение четверти часа замерла у его ног. Интересно, ответит он на звонок?.. Руби жаждала исправить чью-то нелепую ошибку. Кто допустил такой промах? Мастер передал Паттерсону свою более раннюю работу? Боже, как это художественно прозвучало!
        - Ну давай бери трубку, Пат!
        Один длинный гудок, другой, пятый, десятый... Руби положила трубку телефона. Выждала полминуты, представляя Паттерсона, с которого студийные работники снимают гарнитуру, провожают из студии. Звонок он, конечно, отключил, а вот режим «вибро» - вряд ли. Достанет он его или нет? А может, оставил телефон в машине?
        Руби протянула руку к телефону - и вздрогнула от резкого звонка этого проводного монстра, который записывал все разговоры и начинал сначала, когда кассета переполнялась. Это Натан Паттерсон перезванивает ей. И она не ошиблась, сняв трубку и услышав его голос:
        - Да, Руби? Что-то случилось? У меня на трубке сорванный вызов с вашего домашнего телефона.
        - Конечно, случилось!
        - Что именно?
        - Вы ошиблись! Показали портрет другого человека.
        - Ах, вы об этом... Не беспокойтесь ни о чем, Руби. К вам за разъяснениями я послал своего сотрудника. Его зовут Ахмед Джемаль. Ждите его с минуты на минуту. И - всего доброго! Спокойной ночи!
        - Спокойной... - ответила чуть слышно Руби.
        Она положила трубку. И в очередной раз задрожала, пережив дежавю. Сегодня после полудня в таком же ключе с ней пытался связаться управляющий: звонил по телефону, стоя за дверью. Это или он сейчас стоит на пороге, или сотрудник МИ-6. Скорее бы все прояснилось!
        Она повернула головку замка и открыла дверь. Спина у Руби похолодела. На пороге стоял импозантный мужчина - в той же одежде, что и вчера в ресторане, но во взгляде - ни намека на ангажемент. Его взгляд стал острым и пронзительным.
        Он резко шагнул вперед и толкнул Руби рукой в грудь. Она стукнулась спиной о стену и застыла, не смея пошевелиться. К месту ее пригвоздил и голос непрошеного гостя:
        - Мне жаль, что тебя не было рядом с Мари. Искренне жаль, поверь мне, - добавил Ахмед, закрывая за собой дверь. - Иначе мне не пришлось бы делать этого.
        - Что вы хотите сделать? - выдавила из себя Руби.
        - Убить тебя.
        Она собрала остатки сил в кулак и рванула в комнату. Ахмед Джемаль неторопливо последовал за ней.
        В голове Руби всплыли обрывки инструкции, которую она где-то слышала. Если на вас напали у вас дома, вам нужно выбить стекло, привлекая внимание прохожих на улице и соседей. Она схватила утюг с гладильной доски и, размахнувшись, бросила его, целясь в самый центр шторы и точно в перекрестье рамы. Но ни звона, ни даже глухого стука не вышло. Утюг зацепился вилкой за складную ножку доски, и Руби, выпустив его, махнула в сторону окна пустой рукой.
        Она забилась в угол, зацепив ногой антенный провод, и рядом с работающим с помехами телевизором виделась ожившим персонажем из фильма ужасов.
        Террорист сказал, что убьет ее, но пока он не торопится. Что его заинтересовало в анахроническом телефонном аппарате? Ах, вот что: он освободил его от крошечной кассеты, записывающей содержание разговоров. Хладнокровный, как хищная рыба, он внушал Руби беспредельный страх.
        Набатом в ее голове прозвучали штампованные фразы Натана Паттерсона, дававшего характеристику на ливийского террориста: «Ясный день скрывает лучше, чем темная ночь. Все раскрыть - значит все утаить». У него все наоборот. Его цель - серия терактов в крупных городах Великобритании. Ни он, ни его хозяин не подсчитывают жертвы терактов - это цветочки, они собирают плоды: реакцию, страх, панику.
        Руби попыталась достучаться до сердца ливийского террориста; черствое, но билось же оно у него в груди! Однако смогла выговорить только его имя, поперхнувшись им:
        - Рахман...
        Он убрал кассету во внутренний карман пиджака. Откинув его полу, он освободил кобуру от пистолета.
        - В ресторане тебе стоило сесть лицом ко мне. Но, выходит, ты выбрала другую смерть - не легкую и мгновенную, как от взрыва, а мучительную - от удушья.
        Уже в которой раз за один только вечер Руби испытала такой ужас, что ее волосы у корней, казалось, затрещали. Она смотрела поверх плеча террориста, выражение лица которого было точно таким, каким его передал художник-криминалист, - но глаза ее вцепились в другое лицо. Помощь пришла, помощь пришла, забарабанила в ее висках кровь. Сотрудник Паттерсона быстро, а главное, вовремя появился здесь. И она видела его раньше, несомненно видела. Где, в коридорах «Сикрет сервис»?
        Видимо, он владел приемами карате. Коротко замахнувшись, ребром ладони нанес противнику удар сзади в шею. Но тот вовремя шагнул вперед, когда опасность коснулась его в виде сквозняка из открытой двери и движения за спиной. Он развернулся, вынося руку для выстрела, однако его противник заблокировал ее своей левой и, сближаясь с ним, нанес удар головой в лицо.
        Ахмед Джемаль отшатнулся и пропустил еще один удар - рукой сверху вниз по своей вооруженной руке. Пистолет упал к его ногам.
        Но он быстро пришел в себя. Отвлекая противника хлопком в ладоши, он атаковал его ногой в пах. Андрей Рахманов согнул левую ногу, заблокировав удар. Опустив ее на пол, на ней же моментально развернулся, вынося в ура-маваши свою правую. Джемаль получил сильный удар, сваливший бы и быка, но остался на ногах, отступив в середину комнаты. Андрей следовал за ним, как на привязи. И в этот раз сам пошел в атаку, целясь правой рукой в голову противника. Джемаль подшагнул вперед и в сторону, поднырнув под атакующую руку, и, оказавшись сбоку соперника, правым коленом нанес ему ответный сокрушительный удар в живот. Коротко подпрыгнув, обрушил свою ногу на спину согнувшегося пополам противника. Рахманов распластался на полу, дернувшись, как в агонии. «Конец ему», - пронеслось в голове Руби. И это означало, что и ей тоже пришел конец. Но жестокая схватка ливийца и агента британской разведки только началась.
        Джемаль попался на имитацию агонии, за что тут же поплатился. Ему не стоило наклоняться за пистолетом. Андрей, перекатившись с живота на спину, снес его с ног подсечкой; не вставая, отпихнул ногой пистолет в угол комнаты.
        Падая, Джемаль разбил голову о край стола. Тряхнул головой, приходя в себя, и кровь веером разлетелась по комнате. Правой рукой он откинул полу пиджака и, отщелкнув клапан на кожаном чехле, вынул из него нож. Открыв большим пальцем короткое широкое лезвие, он поднял вооруженную руку. Через мгновение Джемаль, выбирая между сильным и быстрым ударом, остановился на втором. Расстояние между ним и противником не больше метра, и нет нужды подшагивать. Давая себе импульс коротким движением бедра, Джемаль подал плечо вперед. Его рука словно выстрелила, сопровождаемая хлопком от резко натянувшегося рукава. Андрей ушел с линии атаки влево, поворачивая корпус в обратную сторону, и захватил вооруженную руку. Тут же провел удар, с которого и началась эта схватка: ребром ладони в шею. И в этот раз он достиг цели. Голова Джемаля упала на грудь; мгновение, и он рухнул на колени.

«Сейчас он его добьет». Руби даже зажмурилась. Однако этого не произошло. Она услышал голос своего спасителя:
        - Нам нужно уходить.
        Уоллес открыла глаза. Рахманов нагнулся и поднял выпавшую из пиджака поверженного противника кассету.
        - Он вынул ее из телефона, - севшим голосом пояснила Руби.
        Второй вещью, которую гость поднял с пола, стал пистолет. Не убирая его в карман, приоткрыв штору, глянул в окно.
        - Там двое полицейских, - снова подала признаки жизни Руби.
        - Да, я видел их. Они сейчас на пути сюда. Забирайте все, что вам дорого, и...
        - Для этого мне нужно вызвать грузовик, - перебила его Руби, удивляясь тому, что после пережитого она смогла выдать шутку.
        Уоллес была одета в джинсы, теплый вязаный свитер. Ей оставалось только сунуть ноги в полусапожки на сплошной подошве и набросить на плечи куртку; на улице держалась промозглая погода, и если раньше она «просто» пробирала до костей, то последнее время начала затрагивать нервы.
        Ее размышления на эту тему имели под собой основание: невольно Руби освобождала память от кровавых картинок жестокого поединка, очевидицей которого она стала. И прервали их торопливые и неосторожные шаги в общем коридоре. Кто бы это мог быть? Агент сказал о двух полицейских - «они на пути сюда». Да, вот и один из них. Обычно полицейские на улицах Лондона не носят огнестрельного оружия. Этот же наглядно продемонстрировал специальный полицейский кольт, направив его на агента. Руби не успела предупредить полицейского, что перед ним офицер «Сикрет сервис», - настроенный решительно, тот не собирался тратить слов попусту. Спаситель Руби опередил его на мгновение, спустив курок своего пистолета. И еще раз, когда первый полицейский упал на колени, открывая на обозрение второго. Выстрел. Еще один.
        Руби смотрела на него, как на медузу Горгону, - но шевелились ее волосы. Она видела его раньше (в коридорах «Сикрет сервис»?), запомнила его крутые залысины, темные глаза. Его лицо - копия фоторобота, той самой «ошибки», которого показали в новостях несколькими минутами раньше. В голове Руби прозвучал комментарий Натана Паттерсона: «К вам за разъяснениями я послал своего сотрудника. Его зовут Ахмед Джемаль».
        Она покачала головой:
        - Вы не Ахмед.
        - Нет, конечно. Меня зовут Андрей.
        Если тело настоящего Джемаля она минутой раньше обошла стороной, то через тела полицейских, перегородивших узкий коридор, ей перешагнуть все же пришлось.
        Андрей Рахманов шел позади Руби и подсказывал направление: «Прямо. Направо. Вниз по пожарной лестнице». В Руби снова проснулся неуемный комментатор: «Он проник в здание через пожарный выход. Он видел полицейских и не рискнул при них открыть парадную дверь». А открыть ее магнитный замок было проще простого. Однажды она видела, как пьяный сосед, потерявший ключи, распотрошил колонку магнитолы и прислонил магнитную часть динамика к замку; тот и открылся.
        Они вышли на задний двор.
        - Куда дальше? - спросила Руби.
        - На вокзал. Давно не были в Дувре?
        В любой другой ситуации она могла бы всплеснуть руками: «Ах, эти белые скалы Дувра и крепость - этот ключ от ворот Англии». Она поднималась на скальную полосу, где, по преданию, проходила одна из сцен трагедии Шекспира «Король Лир». Шекспира она недолюбливала, воспитывалась на современных авторах, разбивших оковы традиционного английского повествования.
        - Я приезжала в Дувр в прошлом году, - дала Уоллес ответ на вопрос. И задала свой: - А мне обязательно нужно ехать с вами?
        Андрей пожал плечами:
        - Можете остаться. Но проживете вы недолго. Я единственный человек на Земле, который даст за вашу жизнь хотя бы пенни.
        Они взяли такси в ту минуту, когда с двух сторон к многоквартирному дому Джона Кэмпбелла подъехали несколько полицейских машин. На Паддингтонском вокзале Андрей позвонил из таксофона человеку, которого приветствовал как друга, попросил у него помощи, назначил встречу в Рочестере. В кассе купил один билет - для Руби, сам же предъявил проводнику единый билет - «Бритрэйл пасс», дающий право на проезд по любым маршрутам; его срок действия истекал через пятнадцать дней.
        В вагоне поезда они сели друг против друга. Руби сомкнула ресницы настолько, чтобы образ попутчика стал размытым, и она «довела» его до состояния видения через матовое стекло. И в этом свете нечеткости она увидела много общего между ним и Джемалем: примерно одинакового роста, плечистые, лысоватые, черноглазые, с правильными чертами лица (плюс отсутствие особых примет в виде шрамов и родинок). Однако детали отделяли одного от другого: у Андрея другая форма носа, губ, подбородка; его глаза чуть навыкате, однако смотрят как из глубины. Она не могла не поверить ему, потому что нашла подтверждение в словах Паттерсона; однако его человек пришел не с разъяснениями, а для того, чтобы убить ее. Полицейские пропустили Джемаля, ознакомившись с его удостоверением. И никакой путаницы с портретами: организатором теракта являлся Ахмед Джемаль, подчиненный Паттерсона, агент «Сикрет сервис». Но обвинения легли на Андрея. Странное, со славянскими нотками имя. А если учесть его арабскую внешность, то получается путаница, головоломка...

* * *
        Рочестер
        Джон Хантер, называвший себя на немецкий манер - Гюнтер, не раз встречался с Салехом ар-Рахманом, однажды - в Кале, куда его привела дорога под Ла-Маншем, и считал его чудаковатым парнем. Ливиец сорил деньгами, подпитывая радикально-националистическую группировку Гюнтера, выросшую из штанов дворовой банды. Деньги, которые ар-Рахман давал Гюнтеру на развитие группировки, ее члены откровенно просаживали в пабах; последний стакан эля всегда поднимали за здоровье
«чокнутого ливийца» и его «шизанутого предводителя бедуинов». Один из подручных Джонни Гюнтера - малый по кличке Рыжий - предложил сдать ар-Рахмана полиции, и Рыжего можно было понять: с деньгами напряженка, а ливиец пропал на шесть или семь месяцев. Сдав ар-Рахмана, натурально сеявшего национальную рознь, можно было претендовать на призовые. Хотя как знать: в МВД щедрых полицейских не больше, чем грешников в раю. Гюнтер как в воду глядел, осадив товарища: не далее как четыре дня тому назад объявился наконец-то ар-Рахман, и снова - «проездом»; путь его лежал в Белфаст, Северная Ирландия, он торопился на встречу с
«радикалами-тяжеловесами». И такая говорильня, за которую ему еще и платили, Гюнтера не могла не устроить. Устраивала, пока натурально не грохнуло. Гюнтеру позвонил Рыжий: «Видал нашего спонсора по ящику?» - «Заткнись! - осадил его Джонни. - Вот теперь закрой пасть на замок, а ключ запихни поглубже в задницу». Для Гюнтера поезд ушел. Нужно было раньше сдать ливийского террориста. Сейчас поздно - повесят обвинения в пособничестве; а при взрыве в поезде погибло двадцать шесть человек. Если посмотреть на проблему с другой стороны, то поводов для беспокойства нет: ар-Рахману нужно уносить ноги из страны, иначе ему конец. Однако Гюнтер ошибся - в половине десятого его мобильный ожил голосом ливийца:
        - Привет, друг! Мне нужна твоя помощь. Я хорошо заплачу.
        И это прозвучало по-восточному размашисто. Ни один европеец так не сказал бы.
        Гюнтер проглотил тошнотворный комок, подступивший к горлу, как будто перепутал мобильник со своим носком, и спросил на европейский манер, забыв дворовый язык:
        - Какого рода помощь тебе требуется?
        - Достань одежду моего размера. Подойдут кожаная куртка, фуражка, тяжелые ботинки с рифленой подошвой и шарф с символикой футбольной команды, за которую ты болеешь.
        Гюнтер жил в Рочестере, но болел за «Рейнджеров» из Глазго, откуда сам был родом. Где бы взять лишний шарф, прикинул он... и решил пожертвовать своим.
        - Это все, что тебе нужно?
        - Было бы неплохо, если бы ты достал смываемое тату.
        - На какую тему?
        - Свастика, потрет Гитлера... сгодится любая броская нацистская символика.
        - Могу утром посмотреть в магазине.
        - Э, нет, исключено. Вещи, которые я перечислил, нужны к полуночи. Жди меня на вокзале в Рочестере ровно в двенадцать.
        - О’кей, - проговорил Гюнтер и первым прервал связь.
        Глава 7
        На фоне блестящей операции
        Лондон
        После блестящей операции на линии Лондон - Кентербери последовал полный провал. Ахмед Джемаль - полный тезка Джемаля-паши, османского полковника и политического деятеля по прозвищу Кровавый мясник, получившего это прозвище за повешение в мае
1916 года в Дамаске и Бейруте ливанцев и сирийцев, обвиненных в измене, - в глазах Натана Паттерсона выглядел жалким неудачником. И как только Мари Блант клюнула на него! Впрочем, в тот вечер с его волос не капала кровь, не кровоточили разбитые губы.
        Ахмед Джемаль больше десяти лет работал в отделе Паттерсона, а попал в разведку, откликнувшись, как и многие, на объявление о наборе сотрудников в газете; сейчас объявления подобного характера размещаются в Сети. И десять лет назад, и сейчас предпочтение отдавалось кандидатам арабского происхождения; опыт работы в полиции, вооруженных силах решающего значения не имел, но приветствовался. Так что Ахмеда Джемаля разведка взяла, что называется, с улицы.
        На месте происшествия работали полицейские детективы. Одному из двух полисменов врачи оказывали медицинскую помощь; другой, получивший смертельное ранение в левую половину груди, лежал, упакованный в пластиковый мешок со сквозной застежкой-«молнией», здорово похожий на спальник. Коронеры дожидались распоряжения за дверью в компании управляющего апартаментами и его жены, лет сорока дамы, под легкой косынкой которой топорщились бигуди.
        Главный детектив Билл Арчер, возглавивший следственную группу, воспользовался
«бесплатным советом» Натана Паттерсона и распорядился относительно видеосъемки -
«для наиболее полной фиксации хода следственных действий». Конечно, Паттерсон, как офицер разведки, ратовал за установление истины, но больше в его действиях просматривался шкурный интерес: «Видеозаписи понадобятся мне в тактических целях». Здесь, на месте преступления, Паттерсон находился в качестве наблюдателя с правами получать ответы на любые вопросы. Билл Арчер сравнил его с «голубой каской» с неограниченными полномочиями, а группу Паттерсона целиком - с паразитами. Есть будет вся объединенная следственная группа, но насытится в полной мере только ее разведывательная составляющая. Отсюда и неприязненные взгляды, которыми Билл Арчер время от времени одаривал «махрового англичанина».
        Натан Паттерсон тем временем, получив разрешение врача, приступил к короткому опросу раненого полицейского; и эту сцену тоже снимал на видеокамеру полицейский детектив.
        - Вы хорошо запомнили стрелявшего в вас человека?
        - Да. Я смотрел ему в глаза. У него отменная реакция: он нажал на спусковой крючок первым, опередив меня на долю секунды. Пуля попала мне в плечо, но мне показалось, она разворотила мне грудную клетку.
        - Было очень больно? - спросил Паттерсон, удивляясь многословности констебля. Конкретно на его вопрос он ответил односложно, а потом пустился в пространный рассказ о достоинствах противника и недостатках своего организма. «Хочешь прославиться в очередных новостях, солнышко?» - адресовал ему мысленный вопрос Натан.
        Он открыл папку на застежке, извлек из нее плотный лист бумаги и показал, что изображено на нем, раненому. Тот несколько раз энергично кивнул, забывая о боли.
        - Да, да, это он. Тот человек, который стрелял в меня.
        Он не обронил ни слова о своем напарнике. Может, и правильно, не мог не одобрить его поведения разведчик. Он говорил только за себя, то, что видел. Смертельное ранение его товарищ получил, когда этот констебль уже находился в отключке.
        - Отлично! - Паттерсон щелкнул пальцами и повернул лист с изображением Андрея Рахманова к видеокамере. - Это наш парень. Теперь свидетель организации теракта - Руби Уоллес - у него в руках. Но он опоздал: Руби Уоллес успела дать свидетельские показания, с ее слов мы составили словесный портрет Салеха ар-Рахмана. Нам нужно приложить максимум усилий, чтобы спасти эту самоотверженную женщину.
        Билл Арчер не сдержал бы усмешки и в том случае, если бы попал в объектив видеокамеры. К кому обращался с этой пылкой речью высокопоставленный разведчик? К нации?.. Он остался доволен тем, что здесь наследил «его парень», и ему плевать на то, что следы эти - снова кровавые.
        Арчер вышел из квартиры Руби Уоллес, в которой полтора десятка человек надышали так, что она стала похожа на парник; скопившаяся на оконных стеклах влага формировалась в капли, чтобы сбежать вниз ручейком. Никто не догадался открыть окно.
        - Уносите труп, - дал Арчер команду коронерам.
        Сам он прошел в конец длинного коридора и попросил у констебля, охранявшего запасной выход, сигарету. И уже оттуда наблюдал, как коронеры выносят носилки с телом полицейского.
        Долго ему в обществе охранника скучать не пришлось. Не успел он выкурить сигарету, как нему присоединился Натан Паттерсон.
        - Я возвращаюсь в управление. А вы, Билл, сделайте вот что. - Он передал ему фотографию Руби Уоллес. - Дата на обратной стороне снимка говорит о том, что снималась она недавно. Я беседовал с ней несколько часов тому назад и могу подтвердить, что даже прическа у нее не изменилась. Разошлите этот снимок и фоторобот ар-Рахмана - именно так, как я сказал, - во все полицейские участки. Каждый постовой, каждый охранник в магазине, пабе, бензоколонке должен получить такие снимки. Плюс ваши комментарии к ним.
        - Комментарии?
        - Назовите это, как хотите. Переработайте мой текст, добавьте к нему исчерпывающую информацию о Руби Уоллес. Она может находиться в компании ар-Рахмана добровольно, не исключено, что под воздействием наркотических или психотропных препаратов. Или, что более всего вероятно, в качестве заложницы. Ар-Рахман по-прежнему вооружен и очень опасен. Это первое. Второе: сотрудникам служб безопасности просмотреть видеозаписи с камер наблюдения начиная с 21.00. В это время ар-Рахман напал на моего сотрудника, ранил одного и убил другого вашего полицейского.
        - Но почему он не убил вашего?
        У Паттерсона ответ вертелся на языке, но он ответил по-другому:
        - Спросим, когда поймаем ливийца.

* * *
        Полный провал на фоне блестящей операции. Эту тему Натан Паттерсон развил в своем кабинете на Воксхолл-кросс, 85. Его поразила оперативность Рахманова, его настоящая оперативная хватка. Если открыть досье на него, можно найти в нем одну из ранних должностей Андрея Рахманова: оперуполномоченный ГРУ. Собственно, сегодня, хотя нет - уже вчера (пошел первый час ночи) он подтвердил свою состоятельность. Закаленный в двух армиях, в двух разных системах, военный разведчик умело воспользовался материалами следственных органов, частично переданных по ТВ, в своих тактических целях; все то, к чему стремился сам Натан Паттерсон, используя, в частности, видеосъемку. Значило ли это, что Андрей Рахманов шел на шаг впереди? Пусть так. Но без ошибок с его стороны не обошлось. Вольно или невольно, он дал Паттерсону еще одного свидетеля, опознавшего Рахманова: раненого констебля. И тот подпадал под определение «чистого свидетеля» - это по сравнению с Руби Уоллес. Ведь та видела только то, что ей показывали: утонченного, восточной наружности человека, а также уходящий поезд, «грабителя», который в последний момент не
позволил Руби заскочить в последний вагон. Также она увидела мастерство художника-криминалиста, который по памяти нарисовал своего коллегу из МИ-6. Как свидетель, как человек Руби Уоллес больше не интересовала разведку. И наоборот, она стала интересна противнику, который опередил британскую разведку и увел Руби у нее из-под носа. И дальше борьба развернется именно за
«главного свидетеля».
        Сценарный план операции, начертанный рукой Натана Паттерсона, заканчивался точкой. Рахманов добавил к ней еще пару. «Ну что же, поглядим...» И впервые за эти несколько дней Паттерсон проявил эмоции - но такие сдержанные, что их не заметил даже Ахмед Джемаль, не спускавший с шефа глаз: он скрипнул зубами.
        - На тебя жалко смотреть, Ахмед. Поезжай домой.
        Джемаль встал и тронул рукой заклеенную пластырем рассеченную бровь, как если бы салютовал патрону. А может, замаскировал одно действие другим.
        Да и самому Паттерсону требовался отдых. Сейчас его работа заключалась в томительном ожидании. Как и в любом другом, и в этом деле найдутся свидетели. Рахманов и его спутница - живые люди и обязательно оставят свои следы. На автобусной станции и железнодорожном вокзале, в подземке и на автозаправочной станции, рядом с банкоматом или другим объектом, снабженным камерой слежения, они попадут в объектив. Пусть имя его - «толпа», как отозвался о нем абд-Аллах Хасан, пусть он «отличный психолог», но его выдаст его же спутница, ни к толпе, ни к психологии отношения не имеющая. Салех найдет для нее безопасное место и убедит, что покидать его не стоит, но на это у него уйдет время. Именно этот промежуток и станет ключевым. В этом Натан Паттерсон не сомневался.
        Он решил заночевать в своем кабинете. Смежная комната - неотъемлемая часть его - представляла собой клетушку размером с купе. Узкая софа, полка (с виду - откидная), светильник, коврик под ногами. Это все, к чему сейчас стремились мысли и уставшее тело разведчика. Оставив пиджак на спинке кресла в кабинете, Паттерсон разулся, снял носки и с наслаждением растянулся на софе - лучшем месте для отдыха. Уставший и поглощенный работой, он не подумал, как обычно, об «остатках» своей семьи: шестнадцатилетней дочери, которая проживала с матерью, а он виделся с ней раз в неделю. Он не позвонил ей вечером, хотя мог выкроить для этого минуту.

* * *
        Билл Арчер набрал номер телефона министра внутренних дел, отдавая себе отчет в том, что у него есть право на один звонок этой высокопоставленной чиновнице. Хотя бы потому, что Арчер возглавлял следственную группу, словно выведенную за штат министерства, и она представляла собой мобильный штаб, наделенный полномочиями получать необходимую помощь - информации, людские, финансовые ресурсы - от любых государственных ведомств, не говоря уже о подразделениях самого МВД. В этой широко распространенной практике Билла Арчера настораживал только один пункт: подотчетность. Впереди него появилась голова, через которую он не мог прыгнуть, и сидела она на плечах старшего офицера «Сикрет сервис». Это он разруливал потоки всех вышеперечисленных ресурсов. И если Билл Арчер руководил штабом, то этот Натан Паттерсон - центром. «Вкалываем на дядю», - подвел итог своим рассуждениям Арчер.
        Легкое английское «алло» из уст потревоженного министра прозвучало резко.
        - Здравствуйте, мэм!
        - Арчер? У вас срочное дело ко мне?
        - Да, мэм.
        - Слушаю вас.
        - Я бы хотел уточнить некоторые детали, которые вызывают у меня сомнения.
        - Говорите.
        - Этот Натан Паттерсон...

«Сейчас министр прервет меня: «Этот Натан Паттерсон - правая рука директора нашей военной разведки», - а я отвечу: «Не знаю, кто левая, мэм, мне все равно, но, выходит, директор не ведает, что вытворяют его руки».
        Чаяния Билла Арчера не оправдались: министр терпеливо дожидалась продолжения, как будто совмещала два дела - доедала бутерброд, например. Но все же интересно, что делает она, эта заядлая игрок в поло, - постегивает по креслу стеком? Дома она или в министерстве? Субботний день доживает последние минуты, так что, вероятнее всего, министр сейчас в кругу семьи, которой и верховодит, конечно.
        - Паттерсон повторяется. Фактически одну и ту же ориентировку он намерен разослать по второму разу.
        - Полагаете, он загружает вас работой?
        - Я так не думаю, мэм. Я пытался рассмотреть, но так и не увидел...
        - Чего же вы не увидели, Арчер?
        - Целесообразности в действиях Паттерсона. Обратная сторона этого вопроса - Паттерсон знает больше, чем говорит, и меня это настораживает. Почему, потому что, по сути, он скрывает часть информации. Мы расследуем не кражу кружевных трусиков. Мэм.
        - Выполняйте все распоряжения Паттерсона - это все, что я вам могу рекомендовать. Это не игра в поло...

«Я оказался прав. Стул, а может быть, муж ржет под ней».
        - ...а дело национальной безопасности. Нам брошен вызов.

«Поднимите перчатку».
        - Я понял, мэм. Спокойной ночи!
        - До свидания, Билл.

«А ведь она, черт его возьми, не очень-то и взволнованна», - сделал вывод Арчер. Во всяком случае, голос министра звучал бесстрастно. И если это так, не значило ли это, что она - холодный профессионал? Вселила ли она уверенность в Арчера? Так прямо сам Арчер сказать не мог. Пришла пора «писать комментарии» к ориентировкам уже на двух человек. Веры в успех придал и тот факт, что двух человек поймать легче, чем одного.
        К своему вопросу, адресованному Натану Паттерсону, Арчер добавил второй, и слитно это прозвучало так: «Почему террорист не убил вашего человека и почему он не убил свидетеля своего преступления?»

* * *
        Рочестер
        Андрей Рахманов и его спутница сошли с поезда в Рочестере, хотя до конечной станции (в билете Руби Уоллес значился Дувр) им оставалось проехать еще столько же. На северной стороне вокзала их дожидался человек двадцати восьми лет, с широким рябоватым лицом и сальными волосами, закрывающими уши. Он нервно подергивал вниз-вверх «молнию» на своей кожаной куртке.
        - Привет, Джонни! - приветствовал его Рахманов. - Сколько же мы не виделись с тобой?
        - Четыре дня, - напомнил Гюнтер, бросив пристальный взгляд на спутницу Андрея. - Помнится, ты торопился в Белфаст.
        - Какая память! Об этом твоем безусловном качестве я уши своей подружке прожужжал. Познакомься: это Руби.
        Гюнтер кивнул, назвав свое имя. Он, можно сказать, заочно познакомился с Руби Уоллес, приковав себя к телевизору. Эта баба - черт с ней, свидетель она или исполнитель теракта, а вот ар-Рахман сильно удивил Гюнтера, сразу же перейдя от слов к делу.
        - Ты принес, о чем я тебя просил?
        - Угу, - кивнул Гюнтер. - Вещички в моей тачке. Кстати, я нарыл у младшей сестры переводную тату размером с кулак.
        - И что на ней изображено? - спросил Андрей, вышагивая по платформе рядом с Джонни и поддерживая Руби за талию.
        - Свастика.
        - Отлично! Переведу ее на шею.
        Сторонник правого реакционного движения мысленно одел Рахмана в кожаную куртку, высокие, с ребристой подошвой ботинки, сине-белый шарф с символикой рейнджеров, натянул на глаза фуражку-восьмиуголку, перевел на боковую поверхность шеи сочную свастику. Нарисованный им образ навевал мысли о членстве в нацистской группировке, футбольном фанатизме, наркотиках - но отводил всякие подозрения о связях с ливийскими спецслужбами. И Гюнтер прикинул в спортивном ключе: «Тренер угадал с заменой». Куда бы ни направил свои стопы переодетый до неузнаваемости террорист, на всех дорогах его ждал приветливо помаргивающий зеленый свет. И он не сменится на красный, пока не пополнится новыми деталями ориентировка.
        - Ты уезжаешь из страны? - не удержался от вопроса Гюнтер, открывая дверцу со стороны пассажира.
        Рахманов помог Руби занять место впереди, сам сел сзади.
        - Нет, друг мой, я только в начале пути. Ты уже помог мне, и дальше я надеюсь на тесное сотрудничество.
        - Ясно. Куда вас отвезти?
        - В Лондон.
        - В Лондон? Да ты спятил, брат!
        - Да, да, обратно в Лондон, - подтвердил свои намерения Рахманов. - Высадишь нас на окраине. В центр мы доберемся самостоятельно.
        - На такси?
        - Там посмотрим.
        Гюнтер, прикинув расстояние до Лондона - около пятидесяти километров, рассчитал, что время в пути займет полчаса, это с учетом, что он не превысит ограничения в скорости, установленные до 86 километров в час. Штраф штрафом, но ему нельзя привлекать внимание полицейских. Собственно, его об этом попросил сам Рахманов. Интересно, прикинул Гюнтер, какую роль играет в этой игре Руби Уоллес? Если эта смазливая телка - свидетель преступления, то почему она рядом с исполнителем; если заложница - почему не пытается бежать? Больше всего она похожа на соучастницу преступления. Тогда выходит, что во все новостные сводки вкралась ошибка? Джонни не знал, что и подумать.

* * *
        Лондон
        Ахмед Джемаль открыл дверь своего дома, когда его шеф провалился в глубокий, без сновидений сон. Первым делом он осмотрел себя в зеркале. Разбитая бровь для него - дело привычное. В юности Джемаль посещал боксерский клуб, о спортивной карьере не подумывал, а боксировал в собственное удовольствие. Он мог пересчитать по пальцам, сколько раз он оказывался в нокдауне. Но никто и никогда не отправлял его в нокаут. Полукровка, этот полуливиец-полурусский стал первым, кто нанес ему такой сокрушительный удар, после которого Ахмед не смог подняться с пола, и последним. Ахмед очень надеялся на это. И с той самой минуты, когда он очухался и оказался в компании одного раненого и одного убитого констебля, в его груди родилась месть. Даже если представить невероятное - что Паттерсон своим телом заслоняет Рахманова, - Ахмед убивает сначала шефа, чтобы тот не торчал у него на пути, а потом своего обидчика.
        В душе Ахмеда назрела необходимость еще и еще раз пережить позор, чтобы притупить эту острую боль, а лучше сказать - привыкнуть к ней, чтобы она стала хронической - но ровно до той минуты, когда свершится возмездие. И для достижения цели ему предстояло пережить оперативную рутинную работу.
        Ахмед Джемаль жил один в своем просторном доме. Его не раз пытались взять женщины, но любая осада длилась не больше пары месяцев, и Ахмед обзаводился новой подружкой. Он не собирался жениться, слово «потомство» для него не имело смысла. Его мать (ливанка по происхождению) не покидала уверенность в том, что жизнь для Ахмеда началась с его первого крика, с первого глотка стерильного больничного воздуха, а мир - когда он впервые произнес «мама». Повзрослев, Ахмед пришел к выводу - насколько глубоко ошибалась его мать. Жизнь для него началась, когда он произнес: «Я».
        Мать умерла накануне его 14-летия. Отец женился на другой; его судьба перестала интересовать Ахмеда, когда на свет появился его сводный брат; его он ни разу не видел. И если бы ему однажды сказали: «У тебя есть брат, хочешь взглянуть на него?
        - он бы пожал плечами: «Зачем?»
        Интересная и ответственная работа, занимавшая большую часть дня, - большего он, зацикленный на творчестве, от жизни не требовал. Наступит другой день, вырастут его потребности, сама жизнь сменит приоритеты - что же, чему быть, того не миновать. Но это будет завтра, все ответы лежат в будущем, о котором мы ничего не знаем; завтрашний день - это и есть потусторонний мир; завтра переходит в завтра и тянется вечно...
        Ахмед приготовил себе грог по собственному рецепту: крепкий горячий чай с мятой, коньяк, сок лимона. Устроившись перед телевизором и не включая его, Джемаль мелкими глотками выпил горячительный напиток. И каждый глоток его - стук хмельного колокольчика в его голове.
        Натан Паттерсон отпустил его до обеда завтрашнего дня; странный график, но это выбор шефа. Завтра утром не вставать, можно выпить еще. И Ахмед приготовил новую порцию грога.

* * *

«Эта Руби Уоллес стала звездой экрана», - не без зависти подумала Клу Картер. Сосредоточив свое внимание на мониторах системы видеонаблюдения, она тем не менее бросала короткий взгляд на широкоформатный телевизор, настроенный лишь на один - новостной канал. Новости не отвлекали внимания операторов, а, как показала практика, делали работу наблюдателей, по сути, более насыщенной. Телевизор стал подобием успокаивающего зрение источником света. Попробуйте смотреть на монитор компьютера в полной темноте и при зажженной настольной лампе - результат будет очевиден: во втором случае ваше зрение «разгрузится», а напряжение уйдет. В равной степени это относилось и к информационной составляющей. В таком ключе представил свое ноу-хау администратор службы безопасности этого железнодорожного вокзала.
        О Руби Уоллес по ТВ прошла уже вторая официальная волна; на гребне первой она пронеслась как главный свидетель подготовки кентерберийского теракта; на гребень второй она поднялась уже как заложница. «Столько счастья в одни руки», - продолжала злопыхать Клу. Она еще больше возненавидела Руби (господи, она пошла снять парня, а сняла пенки), когда начальник усадил ее за просмотр записи трехчасовой давности. Она едва не вспылила: «Да не могла я ничего пропустить!» - но вовремя одумалась. Это даже несмотря на то, что начальник отнял у нее свободное, отведенное для отдыха время, невнятно и невпечатлительно объяснив:
«Период с 21.00 и до этой минуты очень важен». Отснятого материала скопилось немало, и Клу поставила режим 8-кратного ускорения. Она нажимала на кнопку
«пауза», когда взгляд ее фиксировал мужчину с приметами ар-Рахмана или женщину, похожую на Руби Уоллес. Эта игра с собственным воображением так увлекла ее, что Клу не могла пропустить Руби в любом случае. Прошло двадцать минут, и она, нажав в очередной раз на «паузу», воскликнула:
        - Вот они!
        И с ощущением легкости и выполненного долга откинулась на спинку стула. Она обнаружила людей, которых сейчас искали все полицейские, все «активное» население страны. И тот факт, что она пропустила эту пару в 21.40, не накладывал на нее ответственности; во всяком случае, вины за собой она не чувствовала. И тому она быстро нашла оправдание: на ту минуту она ничего не знала о странном тандеме - террорист и свидетельница. Во-вторых, что вытекало из первого: ар-Рахман прикрывался спутницей. В заключение Клу мысленно посоветовала правоохранительным органам получше организоваться.

* * *
        Рочестер
        Джонни Гюнтер, высадив странную парочку на восточной окраине Лондона, вернулся в Рочестер через полтора часа. Ар-Рахман обещал расплатиться с ним позже, когда именно - не уточнил. Гюнтер сам додумал: после очередного теракта.
        Говорильня. Неплохое словцо. Собственно, болтовня вместо дела. Никакой ответственности, совесть дрыхнет себе спокойно. Но она проснулась от грохота взрыва, и с той минуты ей, погрузившейся в тревожное ожидание, стало не до сна.
        Сосет под ложечкой. Во рту металлический привкус, как будто Джонни зубами открывал банки с коричневым элем и высасывал хмельной напиток из этих отверстий.
        Скверно на душе. Как перед расстрелом. И время для этого подходящее - пять утра. И почему приговоры приводят в исполнение на рассвете? Несправедливо - подохнуть в самом начале дня. Это называется «на, получи». Исполнители все предусмотрели.
        Джонни Гюнтер отчетливо представил себе скорый поезд, мчащийся на восток; пассажиры мирно дремлют в своих креслах или крепко спят на полках. Кто-то из них просыпается по будильнику-таймеру - этой важной части адской машинки, а кто-то не проснется никогда. В представлении Джонни пассажиры ехали не в каком-то направлении, а в новый день. И он для многих закончился.
        Гюнтера могли обвинить в связях с ливийским террористом, однако он пришел в полицейский участок по зову сердца - это раз, под руку его вела заспанная совесть - это два. В-третьих, пусть кто-нибудь попробует доказать его криминальную связь с ар-Рахманом. Он брал у него деньги авансом, не спрашивая, какого рода помощь от него понадобится. И вообще, дают - бери.
        Так рассуждал Джонни, накачивая себя элем по пути в полицейский участок. И первое, что он сообщил дежурному, подбросило того со стула:
        - Я хочу сообщить о готовящемся теракте. Его готовит ар-Рахман. Он и Руби Уоллес сейчас в Лондоне. Это я отвез их на своей тачке, но что делать?..
        Гюнтер запасся элем. Прикончив одну банку, он вынул из кармана куртки другую. Детектив, снимающий с него показания в специальной комнате, против этого не возражал. Его звали Томас Браун, и он лично знал Джонни Гюнтера. Того не раз и не два доставляли в участок за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, драки, вымогательство. И - вот тебе раз: Джонни пришел с бесценными новостями. В самом начале допроса Томас Браун уточнил:
        - Джонни, тебе мог присниться ливийский террорист?
        - Конечно - если бы его снимок красовался на обложке порножурнала, который я листал на ночь. Но я видел его, как тебя сейчас, Том. Я даже шмотки ему свои привез, а потом доставил его в Лондон.
        - А вот это очень плохо.
        - Считаешь, мне стоило отказаться?
        - Это ты так сказал, а не я.
        - Правильно. Потому что я могу назвать место, где высадил ар-Рахмана и его подружку, рассказать, как он одет и во что собирается облачиться.
        - А вот это неплохо.
        - Вот так и запиши в протоколе, Том.

* * *
        Лондон
        Руби не знала, кому принадлежит эта квартира на втором этаже трехэтажного дома, и не стала спрашивать об этом у Рахманова. Предположила - что его друзьям. Хозяин оставил ключ в почтовом ящике, и Андрей уверенно, как будто проделывал это десятки раз, открыл ключом замок на этой двери.
        Руби с первого взгляда определила - квартира принадлежит холостяку: стены и потолок прокурены, в раковине скопилась грязная посуда, в платяном шкафу висела только мужская одежда: пара костюмов, пара брюк, плащ, куртка.
        Андрей вынул из шкафа плед, бросил его на диван, указал Руби на кровать:
        - Ложись. И тебе, и мне нужно отдохнуть.
        Он разделил ее и себя, как пару. Руби эта проблема показалась неразрешимой, и она потеряла всякую надежду хотя бы объяснить ее. К тому же она смертельно устала и валилась с ног. Жутко хотелось есть, однако она одержала верх в борьбе с этим желанием.
        Глава 8
        Рецепты политической кухни
        Натан Паттерсон проснулся в начале восьмого утра. Рано. Однако он отказался поваляться в своей спартанской постели в это воскресное утро. Если он встанет позже, у него заноет шея, даст о себе знать межреберная невралгия, единственно лекарство от которой - хороший спарринг-партнер на татами. Ему часто приходилось ночевать в отелях, и, какой бы удобной ни казалась кровать, болезненные симптомы всегда проявлялись под утро. Но все проходило, едва он с наслаждением вытягивался на своей постели. Сила привычки? Он не знал, как ответить на этот физиологический вопрос, разве что штампом: «Все болезни в голове».
        Натан прихватил с собой зубную пасту, полотенце и привел себя в порядок в чистом и стерильном, как приемный покой в военном госпитале, туалете. Ему казалось, он один в этом здании, построенном в 1996 году, но, конечно же, он ошибался. Кроме охраны, в этот ранний час здесь находилось не меньше двух десятков сотрудников разведки, которые, как и он, закончили работу за полночь. С одним из них - лет сорока, с огненной шевелюрой, прозванным Лисом, - он столкнулся на выходе из туалета.
        - Дай мне твою зубную пасту, - попросил Лис, поздоровавшись с коллегой. - Моя закончилась.
        - Конечно, возьми. - Паттерсон передал ему полупустой тюбик. - Можешь не возвращать.
        - Спасибо. Много работы? - бросил ему в спину Лис.
        - Не то слово. Удачи!
        У себя в кабинете Натан завершил туалет: побрился электрической бритвой и освежился лосьоном. Теперь он был готов к встрече с директором службы.
        Говоря голливудским языком, они успели пристреляться, хотя дружеских отношений не поддерживали. Располагающая улыбка при такой же внушающей симпатию внешности возникала на лице Троя Смита, когда дела у подчиненного шли в гору, и лицо его вытягивалось, когда Паттерсон терпел неудачу. И надо отдать последнему должное: он не допускал череды неудач. Зато серийность его успехов просто впечатляла.
        Троя М. Смита и Натана Паттерсона неразрывно связывало одно, по крайней мере, дело - Локерби. Трой в 1988 году возглавлял группу агентов МИ-6, некоторые из которых имели связи с фундаменталистской группировкой в самой Ливии. Натан, по молодости лет и малому стажу работы на разведку, не мог похвастаться такими связями, но свой вклад в дело Локерби внес: показал себя со стороны исключительного исполнителя. Он только начинал постигать азы операций, сценарный план которых основывался на провокациях и назывались они долгоперспективными. Бесстрастные аналитики расписывали их на 15, 20, 30 лет. С ума сойти. Но едва проходит этот колоссальный срок, и ты с его высоты видишь положительный и так долго ожидаемый результат, ничего удивительного и сногсшибательного не замечаешь. Паттерсон мог привести хотя бы один пример самой широкомасштабной и долгоиграющей операции, начатой Алленом Даллесом (1942-1945 - глава политической разведки США в Европе; 1953-1961 - директор ЦРУ) и завершенной его преемниками: это уничтожение СССР «методами пропаганды, нацеленной на разобщение национальностей и социальных групп,
потерю традиций, нравственных ценностей, моральное разложение населения страны». Для Натана Паттерсона доктрина Даллеса со временем стала настольным произведением. Вот она.

«Окончится война, все утрясется и устроится. И мы бросим все, что имеем: все золото, всю материальную мощь - на оболванивание и одурачивание людей! Человеческий мозг, сознание людей способны к изменению. Посеяв там хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти фальшивые ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного и необратимого угасания его самосознания. Например, из искусства и литературы мы постепенно вытравим его социальную сущность; отучим художников и писателей - отобьем у них охоту заниматься изображением и исследованием тех процессов, которые происходят в глубинах народных масс. Литература, театры, кино - все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства - словом, всякой безнравственности. В
управлении государством мы создадим хаос и неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников, процветанию взяточников и беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов - прежде всего вражду и ненависть к русскому народу, - все это мы будем ловко и незаметно культивировать, все это расцветет махровым цветом. И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или даже понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище, найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества. Будем вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы народной нравственности. Таким образом мы станем расшатывать жизненные устои одного поколения за другим. Будем браться за людей с детских, юношеских лет и главную ставку всегда будем делать на молодежь -
станем разлагать, развращать, растлевать ее. Мы сделаем из нее циников, пошляков и космополитов. Вот так мы это сделаем!»
        В наше время слова Аллена Даллеса звучат как пророчество. Но это совсем не так. Он и его последователи шаг за шагом привели некогда могущественное государство к его гибели. И что стало с Россией, с ее «самым непокорным на земле народом»? Натан Паттерсон для тех, кто не понял, посоветовал бы еще раз прочесть размышления шефа ЦРУ, уместившиеся на одной странице. Однажды жуткая, но далеко не фантастическая мысль влезала в голову Паттерсона: а что, если во главе российского государства стоят единомышленники Аллена Даллеса? Или же в управлении государством российским воцарились, как и обещал директор ЦРУ, хаос и неразбериха?
        Другая широкомасштабная операция, затянувшаяся на годы, родилась в недрах британской разведки, и первая часть ее носила название «Дело Локерби».
        Натан Паттерсон вернулся к началу своих размышлений. Так вот, Запад не мог потерпеть на севере Африки процветающего государства, населенного грамотным (это
98 процентов населения) народом. Как сказал Трой Смит, «раб должен знать свое место». Это в равной степени относилось и к «рабским» ценам на нефть, поскольку грамотный, цивилизованный человек не продаст нефть по бросовым, так необходимым Западу ценам. И это одна проблема. Другая - географическая близость Ливийской Джамахирии к Европе. И на своих рубежах Ливия ощетинилась средствами ПВО. Все это и многое другое не могло не раздражать лидеров европейских стран и Соединенных Шатов Америки. На непокорного Каддафи «мальчики, улетевшие на восток», сбрасывали бомбы в надежде уничтожить его. В 1986 году Маргарет Тэтчер пришлось публично признаться в том, что британская авиация нанесла ряд атак на армейские бараки, где предположительно скрывался лидер Ливии. Спустя десять лет агенты из «Сикрет сервис» провалили попытку уничтожить полковника Каддафи, заложив взрывное устройство «не под тем автомобилем». Но начало конца Муаммара Каддафи зародилось в небе над шотландским городом Локерби; там лежало начало долгоперспективной операции. Если сжать отрезок времени, лежащий между началом операции, а это 1988 год,
когда на Локерби упал самолет, и нынешним годом, когда натовские бомбы посыпались на ливийские города, - то он уместится в клише аналитиков от разведки, не признающих временных координат: взрыв «Боинга», блокада Ливии, выкуп в 2,7 миллиарда долларов, уступки полковника Каддафи на внутреннем рынке и его молчание под градом бомбежек иракских городов. Спецслужбы США и Британии спровоцировали конфликт внутри самой Ливии, уготовив Муаммару Каддафи участь Саддама Хусейна.

«Раб должен знать свое место».

«Народ должен знать, когда он покорен».
        Что изменилось с 1985 года, когда на Ливию посыпались авиабомбы? Тогда политики через СМИ назвали это шпионским скандалом. Сейчас же глава британской «Сикрет сервис» открыто подписался под ультиматумом, выдвинутым полковнику Каддафи: или ты отречешься от власти, или мы уничтожим тебя.
        Ответ не заставил себя ждать. Внятная подпись полковника стояла под коротким предостережением: «Берегитесь!»
        В 8.15 секретарь Паттерсона Софи - лет сорока, рыжеватая, одетая в серый деловой костюм - доложила шефу, что Трой Смит ждет его в музее.
        Шеф британской разведки вечно ходил с взъерошенными волосами. Жесткие и непослушные, они ложились как угодно, не поддаваясь расческе. Ему бы подошла короткая стрижка, однако Трой Смит придерживался иных взглядов на свою внешность. Вероятнее всего, ему подошел бы иной цвет костюма, но он предпочитал темно-синий, подчеркивающий замкнутость; иногда он позволял себе разброс в цветовой гамме, надевая клетчатую рубашку и твидовый пиджак нейтрального оттенка. Именно в такой упаковке, демонстрирующей открытость, сегодня утром он встречал Паттерсона в месте, которое его не могло не вдохновлять, где с его глаз спадала пелена невзгод и скверного настроения...
        Он приехал в музей в обычном сопровождении: водитель и офицер физической защиты. Охранники музея остались на своих рабочих местах: за пультом слежения и на входе в служебную часть. Телохранитель обошел зал и вернулся в комнату слежения, в которую отозвали единственного находящегося на обходе охранника. На этом объекте был установлен мощный блокиратор сотовой связи, несший двойную функцию: предотвращение несанкционированного прослушивания мобильных переговоров и съемку посредством скрытых беспроводных камер и других устройств в помещениях, где использование вышеназванных устройств нежелательно. Телохранитель включил блокиратор и сосредоточил свой взгляд на мониторе пульта слежения. И первым, кого он увидел спустя несколько минут, был Натан Паттерсон, приехавший на встречу с шефом.
        Директор и его подчиненный сошлись в том месте этого хранилища мощи и доблести английской военной разведки, где экспонировались увеличенные фрагменты аэрофотосъемки, датированные 1944 годом, на которых отчетливо были видны дороги, поля, строения, даже столбы, вкопанные на взморье.
        - Начнем с самого начала, Натан, - взял слово Трой Смит, пощелкав пальцами и принимая от подчиненного тонкую кожаную папку с документами; что в них - ему только предстояло узнать. - Начнем с главного, - повторил он. - Я одобрил план, который ты построил, опираясь на специфику твоего отдела. Если ты помнишь, тогда я спросил тебя: «Клин клином вышибают?» - а ты ответил...
        Смит выдержал паузу, дождавшись ответа Паттерсона: «Да», и продолжил, чуть ускоряя темп:
        - Идея неплоха. Даже в моральном плане. Если ты сможешь предотвратить смерть двух сотен людей ценой двух десятков - это не обсуждается. Это леденец для чистоплюев и политиков высокого ранга. Ты думал о том, почему твой план провалился?
        - Всю ночь, - не моргнув глазом, соврал Паттерсон. Хотя у него жутко ломило спину, но чувствовал он себя отдохнувшим.
        - И? - поторопил его Смит, узнавший о «провале» Паттерсона от своего секретаря, составившего рапортичку, основанную на материалах полицейских отчетов и телерепортажей. Такие рапорта носили характер независимых, хотя далеко не полных, и состояли на вооружении любого уважающего себя чиновника.
        - Я не вижу никакого провала, шеф.
        - Правда? - Смит начал отсчитывать очевидные пункты по пальцам: - Теракт, цель которого - связать ар-Рахмана по рукам и ногам и тем самым отсечь его от своей жертвы, к желаемому результату не привел. Вместо того чтобы отступить, ар-Рахман пошел в атаку: убил одного, ранил двух человек, похитил свидетеля, который проходит в операции как главный. Ты можешь объяснить действия этого ливийца?
        - Я не могу объяснить действия «этого ливийца», потому что он ливиец условно. Он родился в Советском Союзе, и мы имеем дело с ментом ГРУ. - Паттерсон вынужденно повторился (эти слова он говорил Смиту 3 апреля, после допроса абд-Аллаха Хасана). - Да, в жилах Рахманова течет кровь бедуина, такая же, как у Каддафи, но мозги у него советского военного разведчика.
        - Это ночь накануне натолкнула тебя на такие мысли?

«Господи, да он ни черта не помнит!»
        - Отчасти - да. Меня ввел в заблуждение полковник абд-Аллах Хасан. На его чистосердечных показаниях я начал строить план операции, нарисовал психологический портрет Рахманова - террориста, по сути, члена «Антиимпериалистического центра», ответственного за связи с террористическими организациями за пределами Ливии. Так вот, человек, образ которого я себе отчетливо представил, унес бы ноги из этой страны, испугавшись радикальных мер, направленных на его нейтрализацию. Ведь когда противник идет на такие меры, как жертвы среди мирного населения, он, с одной стороны, не оставляет тебе выбора, а с другой - дает шанс убраться восвояси. Рахманов, как агент ГРУ, выбрал оригинальный ход, который при определенных условиях может свидетельствовать против нас, и с его помощью можно легко раздуть очередной шпионский скандал.
        - И в этом ты не усмотрел провала? Тогда что провал в твоем понимании? Объясни мне, Натан.
        - Мы возьмем Рахманова, - ушел от прямого ответа Паттерсон, невольно взваливший на себя часть функций личной охраны шефа военной разведки: радикальный метод защиты директора от покушения, предложенный Паттерсоном, не предполагал его разглашения даже в среде его физической защиты. - Мы возьмем Рахманова завтра или послезавтра, через три или четыре дня, давление на него продолжится по нарастающей. С нашей стороны необходимо подогреть все средства массовой информации, чтобы увеличить продолжительность новостей о кентерберийском теракте, включить больше кровавых подробностей, использовать сюжеты с родственниками погибших и пострадавших от рук ливийского террориста.
        - Но если всплывет правда, - по инерции продолжил Трой Смит, - то откровения Дэвида Шейлера покажутся цветочками.
        Кто такой этот Дэвид Шейлер, Паттерсон знал очень хорошо. Это агент МИ-5, раскрывший мировой общественности глаза на операцию по устранению Каддафи в 1996 году и сдавший своих коллег по МИ-6. Он признался на пресс-конференции, состоявшейся накануне его отъезда из Франции: «Я сделал то, что сделал, потому что я люблю свою родину. Я не предатель. Все англичане должны знать, лжет им правительство или нет. Я не думаю, что правительство не хочет открытого суда. Для них это будет большей проблемой, чем для меня».
        Вот и Рахманов (может так случиться) заявит: «Я сделал то, что сделал». Он выполнял приказ своего начальника. И чем он отличается от агентов британской разведки, которые получили приказ лично от Троя Смита - устранить полковника Каддафи? Может, тем, что задача у Рахманова «помягче»? В том плане, что задача у него - устранить руководителя разведки, а не премьер-министра, фактического главу государства. И с этой, и с предыдущей позиции действия Рахманова вполне оправданны, по-другому - адекватны.
        Трой Смит размышлял на эту тему, пока Паттерсон «разорялся насчет усиленного давления на СМИ, которые в интересах национальной безопасности просто обязаны действовать под диктовку спецслужб, призванных устранять проблемы такого рода». Он говорил о тандеме, и сама эта идея имела глубокий смысл.
        - Исправляй ошибки, - отпустил его директор. - Первая - это ар-Рахман, вторая - Руби Уоллес. И смотри, чтобы эта пара не зачала третью ошибку.
        - Да, сэр.
        Натан Паттерсон, прощаясь с директором, вдруг представил невероятное: во главе МИ-6 все-таки стал советский шпион Ким Филби[Ким Филби - английский разведчик, агент советской разведки. В МИ-6 занимался подготовкой специалистов по пропаганде, саботажу и диверсиям, позже стал шефом европейского отдела МИ-6, являлся представителем английской секретной службы при ЦРУ в Вашингтоне. Ким Филби умер 11 мая 1988 года, похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.] (ему для этого оставался один шаг), и как бы в этом случае поступил его коллега, Андрей Рахманов? . Весьма и весьма интересный вопрос.
        Паттерсон ехал в офис военной разведки, переключившись на другую тему. Он не мог не заметить, что во время непродолжительного, но насыщенного разговора с шефом разведки тот испытывал страх.
        Трой М. Смит боялся реванша. И любому другому на его месте стало бы не по себе. Убийца здесь, в Лондоне, в его руках нити, ведущие к террористическим группировкам. Управляя мощным денежным потоком, отследить который пока не представлялось возможным, Рахманов мог организовать масштабную спецоперацию, направление которой - все то же: ликвидация директора МИ-6. Рахманов непредсказуем, и это один из главных его козырей. Другой козырь - это сложившаяся в его пользу ситуация, при которой директор МИ-6 не сможет взять отпуск или
«заболеть»: любое его оправданное или неоправданное отстранение от работы может навести на подозрения в пронырливой журналистской среде.
        Вернувшись в свой офис, Натан Паттерсон нашел у себя на столе факс из Рочестера. Полицейский детектив, подписавшийся как Томас Браун, отправил его не мешкая спустя четверть часа после допроса Джонни Гюнтера на два адреса: Паттерсону и Биллу Арчеру, как требовала того особая инструкция, разосланная во все полицейские участки. Внимательно ознакомившись с копией протокола допроса Гюнтера, Паттерсон связался по телефону с рочестерским детективом:
        - Здравствуйте! Меня зовут Натан Паттерсон. Я получил ваш факс, спасибо. Джонни Гюнтер все еще у вас в отделении?
        - Да, он дрыхнет сейчас в камере.
        - Доставьте его к нам на Воксхолл-кросс, 85, и чем быстрее, тем лучше.
        - Да, сэр.
        Паттерсон оборвал связь и задумался. То, что он собирался сделать, называлось дополнением к дополнению. К последней ориентировке на Андрея Рахманова прирастала еще одна. Он мог изменить свою внешность при помощи смываемой татуировки в виде свастики и обязательно на видном месте - предположительно на шее, использовать в качестве маскировки другие фашистские атрибуты, а также, вероятно, символику футбольной команды «Рейнджерс»; возможно, он изменит цвет волос и глаз.

«Рочестерская информация» стала еще более ценной, когда нашла подтверждение из первых, если можно так сказать, рук: это когда Паттерсон лично допросил доставленного в Лондон Джонни Гюнтера. Невероятно - этот фашистский ублюдок лично знал Андрея Рахманова! Не сталкивался с ним случайно, а поддерживал контакты на протяжении двух лет. Опытный разведчик, работавший и на МИД России, и на ГРУ Генштаба, не брезговал и такими отморозками, как Гюнтер. Собственно, такие индивиды - зачастую основное оружие экстремистов. Его явку в полицейский участок Паттерсон, поддерживая рочестерского коллегу, квалифицировал как явку с повинной, а его показания - чистосердечными. Но не все так гладко, как думает этот фашист. Ему еще только предстояло узнать, что такое настоящие проблемы.
        На вопрос Джонни Гюнтера, может ли кто-нибудь принести ему пива, Паттерсон ответил утвердительно:
        - Будет тебе пиво. - Сам же подумал: «А не доставить ли «фашиста» в «нижнюю цитадель» - для устрашения?»
        Группировка Гюнтера насчитывала двенадцать человек (это на данный час; а так она колебалась от пяти до пятнадцати; кто-то из членов банды садился за решетку, кто-то уходил в мир иной, получив смертельную рану в драке или разбившись на дороге; нашлась пара чудаков, которая обзавелась семьей). Всех членов группировки Натан Паттерсон распорядился взять под арест. Нет, объяснил он Томасу Брауну, в Лондон везти «тупых ублюдков» не надо, туристический сезон только начинается; если они похожи на своего предводителя, пусть сидят в Рочестере.
        Итак, Паттерсон узнал, каким образом может изменить внешность Рахманов. Пожалуй, в кожаном прикиде, со свастикой на шее, со стальным цветом радужной оболочки глаз его могут принять за своего и в баре типа «Голубая устрица», и в байкер-пабах.
        Художник недолго трудился над новым обликом Рахманова, и когда Паттерсон положил перед собой два изображения ливийского террориста, то покачал головой: очень резкий контраст. По сути - позитив и негатив. Это и есть трудности, которые посулил абд-Аллах Хасан на допросе. Да, нелегко придется полицейским на своих постах. Им придется выискивать в многотысячной толпе одного многоликого человека.
        Еще Паттерсон не мог обойти своим вниманием следующее обстоятельство: одна из камер наблюдения в Паддингтонском вокзале зафиксировала передвижения Андрея Рахманова и Руби Уоллес; они сели в поезд, следующий в Дувр, однако сошли в Рочестере, оттуда на автомобиле их доставил обратно в Лондон Джонни Гюнтер. Рахманов ведет себя дерзко, не отпуская от себя свидетеля, и рискует, как говорят в народе, свернуть себе шею на ровном месте. И чтобы этого не произошло, ему необходимо сменить методы. У него нет иного выхода, как оставить Руби Уоллес в надежном месте и получить так необходимую ему свободу действий. И тогда полицейским снова придется перестроиться с двух объектов на один, что, конечно, не облегчит им работу.
        Андрей Рахманов находился в шаге от Франции, за спиной у него Англия, в которой его обложили со всех сторон. Но он не воспользовался шансом уехать и вернулся в Лондон. «Он выполнит задание», - качал головой Натан Паттерсон, которого захватил сам процесс защиты директора МИ-6, а не его жизнь. Выполнит задание, несмотря ни на что? И в очередной раз припомнил выдержку из «страшилки» абд-Аллаха Хасана:
«Все действия Рахмана основаны на логике, и каждый поступок - это ступень на пути к цели, конечному результату. У него несколько заграничных паспортов, и ни один из них не вызовет сомнений у пограничников и полицейских. Он - человек-невидимка, и его могут выдать только оставленные им следы».
        Рационализм и разумность.
        Вот здесь что-то не срасталось, нахмурился Паттерсон, взвесив два этих качества Андрея Рахманова. Ответственный за связи с террористическими организациями, он
«организовал» в том числе дешевую группировку, что называется, из подворотни. Где же здесь разумность? Ведь Джон Гюнтер сдал его полиции при первой опасности. Почему Гюнтер не сдал его в Большом Лондоне, завернув на своей машине в ближайший полицейский участок? Ответ на этот вопрос нашелся легко: Лондон - это Лондон, у него своя полиция - знаменитый Скотленд-Ярд (исключение - район Сити со своей полицией), а Гюнтер - из Рочестера, где его каждая собака знает. Он сделал признание там, где и созрел до этого непростого шага, у себя дома. Многие поступили бы так же, как он.
        Связи Рахманова начали рассыпаться. Тот же Гюнтер отказался разделить с Рахмановым ответственность за совершенный ливийцем теракт.
        В очередной раз Паттерсон поймал себя на абсолютной вере в то, что теракт на линии Лондон - Кентербери совершил Рахманов. И это говорило о чистоте подготовки и исполнения теракта, о точной направленности первого микроудара по ливийцу российского происхождения...
        Так вот, связи Рахманова начали рассыпаться, и означало это следующее: поддержку, на которую Андрей в полной мере рассчитывал, он не получит. Есть ли у него связи в ИРА? Не исключено. (Честно говоря, Паттерсон не знал реакции ИРА на теракт в Кентербери. Этот пробел он собирался восполнить в ближайшее время.) Он не может таскать за собой Руби Уоллес, вяжущую его по рукам и ногам, но и бросить ее он не может. В определенных обстоятельствах она для него алиби. Если, конечно, она и дальше продолжит поддерживать взгляды Рахманова. Руби Уоллес - незаконно удерживаемая как при отдельной личности, так и группе лиц или целой организации. Натан Паттерсон даже представил это длинное определение в виде змеи, вылезающей из его черепа. Но смысл не вызывал сомнений, никуда ему от этого не деться.
        Паттерсон сколько угодно долго мог уповать на расстроенные связи Рахманова, что в полицию явится очередной связник террориста. Под кипящий котел, в который угодил оперуполномоченный ГРУ, необходимо подбросить дров.
        Паттерсон глянул на часы: вот-вот должен явиться на работу Ахмед Джемаль. И едва не вздрогнул, подняв глаза: отдохнувший, полный сил, посвежевший Джемаль стоял в шаге от рабочего стола шефа. Свежий лейкопластырь украшал его правую бровь (из чего Паттерсон сделал ошибочный вывод: Рахманов - левша; в действительности бровь ему он разбил головой) и даже подчеркивал его мужественные черты лица.
        - Здравствуй, Ахмед! - неподдельно радостно приветствовал его Паттерсон.
        - Добрый день, шеф!
        - Присаживайся. Прыгать от радости времени у нас нет, - ответил на часть своих чувств Натан, - так что сразу приступим к делу. Нужно сделать вот что, Ахмед. Во-первых, подготовить еще одно взрывное устройство на основе семтекса.
        Поймав недовольный взгляд подчиненного, начальник жестом попросил его не делать скоропалительных выводов.
        - Взрывное устройство, - продолжил он с нажимом, - в этот раз не должно сработать. . по техническим, скажем, причинам. Нам нужно зафиксировать ошибку Рахманова. На волне первого взрыва другой неудавшийся теракт произведет на общественность не меньшее впечатление. Нам нужна реакция, и мы ее получим. Тем самым ослабим связи террориста в Англии и Северной Ирландии. Если представить себе Рахманова как капитана корабля, то крысы неминуемо побегут с него. Кстати, ты наверное еще не знаешь: одна «рочестерская крыса» уже сбежала.
        - Ну что же, такой подход мне нравится, - по-деловому согласился с патроном Джемаль.

* * *
        На задворках паба «P&P», что в начале Кинг-стрит, в мусорном контейнере бомж - выходец из Румынии - нашел приличную кожаную фуражку-восьмиуголку и почти что неношеные, вроде как армейские ботинки с «вездеходным» протектором. «Удача», - бросил он себе под нос, примерив обновки. Ботинки оказались на пару размеров больше, но, если насовать в носы бумаги, на ноге болтаться точно не будут. Небывалое чутье привело бомжа в следующий двор, и в другом мусорном баке он обнаружил кожаную куртку с множеством сверкающих молний. Прежде чем обменять ее на бутылку дешевого пойла, он проверил карманы куртки, нашел какую-то бумажку с фашистским крестом и отчего-то представил себе хозяина куртки в виде танкиста; прежде чем оставить свой танк на парковке, он снимает с дула крест... Румын скомкал бумажку и выбросил.
        Ему так и не удалось продать куртку. К нему подошел полицейский, патрулирующий эту часть центральной улицы Хаммерсмита, и долго всматривался в его одежду и опухшее лицо, под козырьком восьмиуголки казавшееся черным. Бомж сморкнулся под ноги и спросил:
        - Ну и чего ты уставился, придурок?
        Полицейский махнул рукой и вернулся на свой пост.
        Глава 9

«Кошка Шредингера»
        Лондон
        Андрей проснулся в семь утра, приготовил завтрак: разогрел в духовке гамбургеры, курицу, разлил по чашкам горячий кофе. Он лишь изредка бросал взгляд на Руби, оказавшуюся в подвешенном состоянии: свидетельница, беглянка, заложница. Собственно, это она вчера определила свое положение и поинтересовалась, когда Андрей собирается на невольничий рынок. Ее горькую иронию он оставил без ответа.
        Он смотрел на спящую Руби, не решаясь потревожить ее глубокий сон. Ее порцию курицы и гамбургер он снова положил в холодильник.
        В туалете Андрей, став перед зеркалом, приготовил все, чтобы изменить свою внешность. Его движения были отточенными. Он вынул из кармана расческу и разовый пакетик с бисной (серебристого цвета) краской. Выдавив пасту на расческу, он провел ею по вискам, затылку, взъерошил волосы и снова пригладил их расческой. Из нагрудного кармана пиджака извлек широкие («турецкие») накладные усы с желтизной и фальшивую родинку. Ссутулился, сунул в рот сигарету, кашлянул в кулак. Несколько секунд, и на Андрея из зеркала смотрел совсем другой человек: седой, под пятьдесят лет, заядлый, вечно подкашливающий курильщик.
        Он вышел из квартиры, закрыв дверь на ключ, и отправился в сторону торгового центра «Бродвей», рядом с которым соседствовал секонд-хенд. Этот комплекс был взят в дорожное, загазованное кольцо, в которое, как в реку, вливалось не меньше десятка улиц.
        Прежде чем совершить покупки в магазине, Рахманов позвонил из таксофона человеку по имени Фарух Башир и назначил ему встречу на Итон-сквер.
        В магазине поношенной одежды Андрей прошел мимо стеллажей с первой, второй и третьей категорией одежды - по сути, это были вещи, непригодные к продаже, которой могли заинтересоваться разве что механики и мойщики в автосервисах. Не дошел он и до стоек с абсолютно новой одеждой - остановился в отделе экстра, где продавались почти новые вещи. И действительно, женский плащ, который он взял и чуть отстранил от себя, разглядывая его, оказался с «минимальным процентом износа». То, что нужно. Андрей отложил плащ и офисный костюм, предназначавшиеся Руби, и выбрал макинтош и деловой костюм для себя. Уложив одежду в тележку, он все же прошел в отдел stock и среди неношеной женской одежды выбрал для Руби нижнее белье. Рахманов провел в магазине не меньше четверти часа, и никто ни разу не подошел к нему с предложением помочь. На кассе стояли два человека с тележками, и Андрею пришлось подождать. Он расплатился наличными, покашливая в руку и отмечая брезгливую гримасу на лице кассирши, принявшей от него «заразные» купюры. Она запомнит только его мерзкую привычку и в лучшем случае опишет этого человека как
вызывающего отвращение чахоточного эмигранта.
        Уложив одежду в пакеты с отличительным рисунком магазина, Рахманов вышел на улицу и неторопливой походкой вернулся домой.
        Руби к этому времени проснулась, но скорее всего еще не вставала. Андрей, распаковав одежду и обувь и разместив ее в шифоньере, во второй раз разогрел завтрак для Руби. Ему предстояло сделать еще один телефонный звонок, и он, предупредив женщину, что скоро вернется, снова оставил ее одну.
        Руби бросила быстрый взгляд на сотовый телефон Рахманова, оставленный им на столике...
        С Андреем, который пусть и вытащил ее из смертельной ловушки, она чувствовала себя отрезанной от остального мира. Вот этот мир, клетушка на третьем этаже трехэтажного здания, сотрясающегося от грохота подземки. Она как будто смотрела сквозь запотевшее стекло. Ей жутко недоставало соприкосновения с этой привычной средой. Уоллес душила тоска, и она едва сдерживала слезы. Она отдалилась от мысли, что окружающий мир враждебно настроен против нее: ведутся ее поиски, готовятся мероприятия по ее задержанию. Руби стала частичкой большого зла, с которым ее угораздило соприкоснуться, а потом и влиться в него, и начала понимать, что добра как такового в мире не существует. Или же оно такое истощенное, хилое, что не в силах бороться со злом. Это ли не конец света?
        Проведшая в компании Рахманова несколько часов подряд Руби устала - и в этом свете тот контакт с Ахмедом Джемалем виделся по-настоящему смехотворным. Эта громадная разница во времени перевесила чувство самосохранения Руби, и она уже не отдавала отчета своим действиям, набрала номер Паттерсона.

* * *
        На экране сотового телефона высветился незнакомый номер. Паттерсон не оставлял без внимания ни один телефонный звонок, и мысли, что кто-то ошибся номером, у него не возникало. Последние цифры - 2143. Непримечательный номер, машинально отметил Паттерсон, за исключением одного: если цифры поменять местами, они займут порядковые номера: 1234. Первые три цифры (420) указывали на британского сотового оператора «Водафон».
        - Алло! - ответил он после шестого или седьмого сигнала. - Алло! Я вас слушаю.
        То, что он принял вначале за уличный шум, на поверку оказалось шепотом:
        - Мистер Паттерсон!
        - Да, да, я слушаю! Кто это?
        Его ноздри затрепетали, как у чувственной лани. Внутренний голос подсказал ему, что звонок очень важный и касается дела, которое он вел.
        - Кто это? Вы можете назвать свое имя? - Он как бы попробовал себя в роли диспетчера английской службы спасения «999».
        - Да, это я - Руби...
        Еще один «раздражитель» дал о себе знать: во рту у Паттерсона пересохло.
        - Руби? Откуда вы звоните? Вам кто-то дал телефон?
        Память Натана Паттерсона перешла на форсированный режим. Он вспомнил последние четыре цифры домашнего телефона Руби Уоллес - 5611. Нажал на боковую клавишу своей трубки, активировав функцию записи. Теперь ни одно слово, ни один даже посторонний звук не ускользнет от современного аппарата. И только в этот момент он понял, что задавал Руби не те вопросы. Она могла воспользоваться чьим угодно телефоном, даже телефоном Рахманова. Почему она звонит ему - вот главный вопрос. Ведь в ее памяти свежи воспоминания о покушении на нее; она знает в лицо человека, который хотел убить ее, а слова Паттерсона едва не стали для нее смертным приговором: «К вам за разъяснениями я послал своего сотрудника» - сотрудника британской разведки, совершившего теракт...
        Так почему она звонит, по сути, убийце? Что, идти рука об руку с другим убийцей ей тоже невыносимо? Но где еще она сможет найти поддержку, как не в лагере противника? Впрочем, она не читала стратагем, но действовала подсознательно.
        Паттерсон перестроился мгновенно и дальше говорил несколько акцентированно:
        - Он куда-то ушел? Руби, вы звоните с его трубки? Первое, что вы должны сделать после нашего разговора, - удалить из памяти телефона этот исходящий звонок. Иначе мы вам не сможем помочь.
        - Да, да, вы правы. Я так и сделаю.

«Эта стерва здорово напугана», - подумал Паттерсон.
        - Можете назвать район, откуда вы звоните?
        - Хаммерсмит.
        - Отлично.
        Район Хаммерсмит, раскинувшийся на северном берегу Темзы, некогда представлял собой промышленную зону с ее крупнейшей в Лондоне электростанцией, а в наше время стал более известен как центр польской диаспоры.
        - Улица - не Кинг-стрит, случайно? - назвал он центральную улицу района.
        - Нет, Бидон-роуд.
        Натан представлял себе это шумное, мягко говоря, местечко. На этой улице расположена наземная станция второй транспортной зоны Лондона.
        - Так, еще раз: квартира номер 16?
        - Да.
        - Этаж?
        - Третий.
        - Высотное здание?
        - Трехэтажное.
        - О’кей. - Эти сведения ему были нужны для того, чтобы передать их группе спецназа. - Не отключайте связь, Руби, еще два слова. Я хочу повиниться перед вами: я совершил ошибку и полностью несу за нее ответственность. Вы узнали чуть больше, чем следовало. Я не повторю ошибки. Еще вчера я считал, что вы представляете угрозу национальной безопасности и вас нужно убрать, но сегодня... Нет, ничего не изменилось, кроме подходов. Я беру вас под свою защиту не из чувства жалости или симпатии, хотя вы мне симпатичны и заслуживаете сострадания. Я обяжу вас молчать. И я добьюсь своего. В этот раз я предлагаю вам сотрудничество, окончание которого для вас - новая жизнь, новое имя. Это последний шанс, не упустите его, Руби.
        Короткая пауза.
        - Я согласна.
        - Отлично!
        Паттерсон оборвал связь и несколько секунд не отрывал трубку от уха, глядя точно в переносицу Ахмеда Джемаля, как в перекрестье прицела.
        Конечно, Джемаль не пропустил ни слова из разговора босса со свидетелем и легким покачиванием головы и глубоким взглядом выражал восхищение работой старшего товарища. Невероятно - так быстро перестроиться, найти нужные слова, взвесить их на лету и передать собеседнику идеально точную информацию. До совершенства оставался один шаг: вот если бы сам Паттерсон инициировал телефонный звонок...
        - Вижу, ты хочешь о чем-то меня спросить.
        Джемаль покачал головой и развел руки в стороны. Он в отличие от Паттерсона не мог воспроизвести и части своих мыслей.
        - У меня нет слов, шеф.
        - То-то.
        Бросив телефон Джемалю, он поторопил его:
        - За работу, Ахмед! Срочно узнай местоположение абонента, и если оно совпадает с адресом, указанным Руби Уоллес, то можешь назвать себя счастливчиком. У тебя появился шанс восстановить свою прежнюю репутацию - не упусти его.
        Сам Паттерсон не двинулся с места: положив руки на затылок, как арестованный, он покачался в кресле влево, вправо, не сводя глаз с проема двери, за которой мельтешили силуэты его сотрудников, и вслушиваясь в чуть напряженный фон их голосов. Он не посчитал нужным влиться в этот «кипящий котел оперативной работы» (это даже без учета того, что свою часть работы он сделал и результатом остался доволен). Не пройдет и двух минут, как сотовый оператор сообщит запрашиваемые сотрудниками МИ-6 данные, распечатка телефонного разговора вылезет из факса натурально горячей новостью.
        Натан Паттерсон не ошибся даже в деталях. Его группа в оперативности не уступала пожарной команде. Во внутренний двор военной разведки одновременно спустились две команды: оперативная - Паттерсона и группа захвата под началом капитана Нэша-Вильямса. Спецназовцы заняли места в двух микроавтобусах с непроницаемыми стеклами. Сотрудники Паттерсона уселись в «Лексусы IS», являющиеся в Великобритании полицейскими автомобилями и оснащенные бортовыми компьютерами и прочей техникой. Паттерсон и Джемаль выехали за пределы штаб-квартиры разведки тоже на служебном автомобиле - «Ягуаре XF» мощностью 270 лошадиных сил.

* * *
        Руби Уоллес прервала связь, поскольку услышала шаги на лестнице. Она положила телефон на стол. Поправила его, сдвинув чуть в сторону. Да, кажется, в таком положении Андрей оставил мобильник. Она не успела удалить исходящий звонок Паттерсону, но, может, ливиец этого не заметит? Вряд ли он кинется звонить кому-нибудь, едва перешагнет порог комнаты. Хотя как знать. Возможно, он возвращается потому, что забыл свой «Блэкберри-торч» в черном исполнении. Сколько времени потребуется Паттерсону, чтобы оперативно добраться в этот тупик, в который буквально упиралась ветка метро, а станция «Хаммерсмит» была конечной для поездов этой линии? Не меньше получаса - это с включенными и распугивающими спецсигналами на машинах. Но к тому времени полиция обязана окружить этот дом, отрезать ливийцу все пути к отступлению.
        Шаги Рахманова затихли за дверью. Выдерживает паузу, так необходимую ему? Прошло пять, шесть секунд - и только по истечении этого времени Андрей вставил ключ в замок и повернул его. Еще секунда - и дверь откроется.
        ...Руби похолодела, бросив взгляд на телефон: чертов «Блэкберри» все еще светился, не остыв от звонка. Опция свечения экрана и клавиш, активированная на максимум, сейчас убивала Руби. Она тяжело сглотнула.
        Дверь открылась. Андрей Рахманов, прежде чем войти внутрь, секунду-другую постоял на пороге; он прислушивался и даже, как показалось Руби, принюхивался, в общем, сканировал пространство: не изменились ли его качества, пока он отсутствовал. И этой своей повадкой заставил Руби сравнить его со зверем.
        И - новое и в то же время старое чувство всколыхнуло грудь женщины. Сейчас Андрей скажет, что вернулся, чтобы убить ее, а подоспевший Ахмед придет ей на помощь, и она по-настоящему пойдет по рукам убийц. И сколько так может продолжаться? Пока она жива, наверное. Мертвая - она выгодна одному и бесполезна другому.

«Боже, выдели мне золотую середину!»
        Вот сейчас она действительно ощутила себя ни живой ни мертвой, и молитва ее оказалась напрасной тратой энергии - она едва могла дышать. Ее взгляд снова упал на телефон. Он больше не светился. Слава тебе, господи.
        Она вздохнула полной грудью, едва не выдав себя. Быстро, как ей показалось, моментально нашла выход из положения.
        - Ты... Слава богу. Ты вернулся. Что-то случилось? Мне показалось, поднимался кто-то грузный. Все чувства у меня обострены, понимаешь? Что-то не припомню, чтобы раньше со мной такое случалось.
        - Нет, это всего лишь я - легкий и подвижный. - Рахманов позволил себе иронию. - Я вернулся за телефоном.

«Я так и знала».
        Он подошел к столу, протянул руку к трубке.

«Собрался кому-то звонить? Или ожидает звонка? Лучше второе. Если он нажмет на зеленую кнопку, тут же на экране высветится последний набранный номер - Натана Паттерсона».
        Руби снова понадеялась на оперативность агента британской разведки; агент ливийской спецслужбы внушал ей страх. Паттерсон еще не выехал по адресу, а может, уже в пути. Но нет, времени прошло слишком мало - минута, а для нее она растянулась на час.
        Рахманов взял трубку со стола. Подержав ее на ладони, вернул на место. Дотронулся до пачки сигарет, лежащей рядом.
        - Кому ты звонила?

«Как он узнал?» - ужаснулась Руби.
        - С чего ты взял, что я звонила?

«Он проверит это быстрее, чем я закричу. Ему для этого достаточно вызвать список исходящих звонков. Чертовая сотовая связь! Все под контролем!»
        - Телефон теплый, пачка сигарет рядом - холодная.
        - Можешь не смотреть номер - я скажу, с кем я разговаривала минуту назад, - осмелела Руби. - Я звонила Паттерсону. Я слышала, как он отдал команду полицейским - окружить этот дом. Что теперь - убьешь меня?
        Оставаясь невозмутимым, Андрей покачал головой:
        - Это сделает Паттерсон. Я лишь провалю задание и вернусь на родину. А ты... ты выбирала между жизнью и смертью.
        Он многого не договорил, и эта деталь отличала его от многословного британского разведчика. Он мог бы добавить, что Руби убьют во время штурма дома; дверь он закроет, а на окнах стальные решетки; что она с Мари пошла в ресторан поразвлечься, и в конце концов ей это удалось.
        Теперь, когда Андрей Рахманов снова оказался рядом, она потянулась к нему, как подсолнух к солнцу. И нашла наконец-то причину своих колебаний.
        Руби подошла к нему и обняла его за шею:
        - Не оставляй меня одну, Андрей. Одной мне страшно, и я не знаю, что делать.
        Он нашел ее губы и поцеловал.
        - Обещаю, - тихо сказал он. Отстранившись, поторопил Руби: - А теперь нам надо уходить.
        Но прежде чем увести женщину из этой квартиры, он привязал к батарее пояс от халата, сделал на другом конце петлю; получилось что-то вроде тряпичных наручников, пут. Бросил рядом с батареей плед, на него сверху положил книгу. Пододвинул ближе к этому месту журнальный столик. Теперь обстановка в этом отдельном уголке комнаты говорила о том, что здесь насильно удерживали человека.
        - Но зачем ты пододвинул столик?
        - Чтобы ты могла дотянуться до телефона. Я же не мог случайно оставить его на полу. А теперь переодевайся. У нас мало времени. Ты умеешь одеваться быстро?
        - Да, у меня есть опыт в делах такого рода. Лежим мы с парнем в его спальне, и вдруг приходит его жена. Пока он встречал ее в прихожей, я успела одеться и спуститься вниз по пожарной лестнице. Внизу столпился народ: я не успела надеть трусики...
        Руби пожалела о том, что не успела утром принять душ, только сполоснула лицо и почистила зубы. Надевая колготки, она бросала взгляд на Андрея. Но тот, занятый своей одеждой, казалось, не обращал на Руби внимания. У нее были стройные ноги, тонкая талия, на которой тихо щелкнула резинка колготок, высокая грудь. Ее рыжеватые волнистые волосы, зеленоватые глаза и пухлые губы не прошли бы мимо внимания кинорежиссера из британской «Пайнвуд Шеппертон», если бы он заглянул в эту трехэтажную хибару на Бидон-роуд.
        - На улице дождь, - бросая отрывистые фразы, Андрей завязывал галстук перед старым мутным зеркалом. - Надень плащ - но не застегивай его. Оставь на виду офисный костюм. Повяжи платок. Туфли я купил 37-го размера. Надеюсь, не ошибся.
        - Как и в остальном. - Руби не могла не коснуться груди, которую облегал ажурный бюстгальтер.
        Одевшись, они оглядели друг друга. Он походил на бизнесмена: темно-синий английский костюм, белая рубашка, галстук в мелкую полоску, темно-серый макинтош, модная шляпа, кейс-атташе. Она рядом с ним претендовала на роль помощницы, секретаря-референта, может быть. И ей подошли коррекционные очки в золотистой оправе и нулевой диоптрией; как и ее шеф, она держала в руках портфель - необычного сине-зеленого цвета.
        Теперь даже Руби, «поддержавшая» Рахманова в вопросе разделения, видела перед собой в зеркале буквально неразлучную пару: и дома, и на работе вместе. И на улице - тоже. Они вышли из подъезда и влились в редкую толпу.

* * *
        Полицейский по имени Томас Роджерс, патрулировавший вместе с напарником эту часть Бидон-роуд, остановил машину, заехав левым колесом на тротуар. Роджерс всегда сам водил машину, даже в то время, когда жевал сэндвич и запивал его своим любимым апельсиновым соком.
        - Слышал ориентировку на ар-Рахмана? - спросил он напарника, уже с этого момента начиная вглядываться в прохожих.
        - Да, - ответил тот.
        Ориентировка на одну и ту же пару снова поменялась - качественно, скорее всего. Но, словами Роджерса, текста в ней прибавилось. Теперь она содержала такие детали, которые от опытного патрульного ускользнуть не могли по определению. Вокруг множество пар. И среди них нужно отыскать ту, в которой женщина напряжена или играет роль беззаботной англичанки; она фактически в плену у сильного мужчины, который в случае ее неповиновения может сломать ей шею или выстрелить в нее.
        На пульт дежурной части, а может, службы «999» (Роджерс точно не знал), поступил звонок от Руби Уоллес, запросившей помощи. Ар-Рахман, разыскиваемый за совершение теракта, насильно удерживал ее в польском гетто. Роджерс хорошо знал и дом, находящийся в двухстах ярдах от того места, где он припарковал полицейский
«БМВ-530», напичканный электроникой. Однако распоряжения выдвинуться к объекту или блокировать его Роджерсу не поступало. Возможно - подчеркивалось этой патрульной машине - ар-Рахман попытается вывести заложницу из дома, и сделать это он сможет в ближайшие несколько минут. По предварительным данным, личного транспорта у ливийца нет. Он может воспользоваться такси, но все водители лондонских кэбов предупреждены полицией и чаще, чем обычно, бросают взгляд на пассажиров в панорамное зеркало.
        - Если ар-Рахман попытается вывести заложницу из дома - он наш, - вслух рассуждал Роджерс, просеивая внимательным взглядом полуденную толпу. - Торопливость, напряженность, скованность, что там еще?
        - Мандраж, - подсказал напарник.
        - Пусть будет мандраж, - согласился Роджерс. - Все это с головой выдаст ливийского психопата. Если он останется дома, у него тем более не останется шансов, правда?
        - Да, я тоже так думаю.
        - Другое дело - если этот подонок еще не вернулся и не вернется к тому времени, когда этот район обложит спецназ, - рассуждал Роджерс, примеряя роль эксперта по антитеррору. - Ар-Рахман вычислит его...
        - Каким образом?
        - По условным красным флажкам, вывешенным в охоте на него. В этом случае ему удастся уйти. Но жизнь Руби Уоллес... Черт возьми, ты не считаешь, что имя этой дешевки прогремело на все Соединенное Королевство?
        - Да, вроде того. И что ее жизнь?
        - Она окажется вне опасности. Вот если бы мне представился случай - встретиться с ливийским террористом лицом к лицу...
        - То что?
        - Я бы не раздумывая пристрелил его. Как бешеную собаку. Дойдет дело и до его бесноватого хозяина. Наши или французские, а может, и американские летчики рано или поздно сбросят на Каддафи бомбочку. Она-то и развеет его прах по горячим ливийским пескам.
        Роджерс хохотнул. Напарнику же показалось, тот икнул, и он протянул ему открытую банку колы. Роджерс отшатнулся от нее:
        - Эта дрянь убивает быстрее, чем граната!
        И открыл пакетик с соком.
        По этой улице пешие прогулки совершали и туристы, приехавшие сюда полюбоваться знаменитым подвесным мостом через Темзу и посетить концертный зал, и местные жители. Туристов Томас Роджерс научился распознавать с полувзгляда. Вот, к примеру, молодая парочка, раскрывшая над головой явно новенький, только что из магазина зонтик. Их обогнала пара горожан, предпочитающих не мокнуть под моросящим дождем; и обувь у них более практичная, «дождевая», что ли. Одинокий старик, казавшийся трухлявым грибом под своим древним зонтом, недовольно покосился на полицейскую машину, занявшую часть пешеходной зоны. Опытный Том Роджерс сделал это умышленно. Сужение в этой части улицы походило на воронку, и теперь никто не пройдет мимо его внимания: ни этот ворчливый старик, ни парень, с бейсболки которого за шиворот стекали капли дождя; и Роджерсу не терпелось щегольнуть своей наблюдательностью, крикнув в приоткрытое окно машины: «Поверни кепку козырьком вперед, придурок». Он не крикнул, но сказал это вслух по давней привычке озвучивать свои мысли, и плевать на то, отвлекают они напарника или нет. Роджерс отметил и
деловую пару, которая скорее всего только что пообедала в «Сандрике», расположенном в двух шагах отсюда, на Бидон-роуд, 7. Он и сам не раз покупал ланчи в этом семейном заведении; сыры, холодное мясо, перченая подливка, салаты - пальчики оближешь; а какие у них там тортики!..

* * *
        Сейчас, когда Руби увидела в двадцати метрах впереди полицейскую машину, она поняла, что ее звездный час настал. Где камера, где режиссер? Скрыты? Не подкачала только массовка.
        Она повернула к Андрею голову и с улыбкой сказала:
        - Впереди полиция. Что будем делать?
        - Просто отвлеки их. Полицейские обращают особое внимание на лица, пусть посмотрят на твои стройные ноги.
        - Я знаю.
        Ей часто говорили, обобщая: «Ты красивая», - и она всегда отвечала схоже: «Я знаю».
        - Полицейские не видят их.
        - А-а... Поняла. Не подержишь мой портфель?
        - Чуть позже.
        - Чуть позже?
        Она поняла и этот его замысел. Играть так играть.

* * *
        Под традиционным макинтошем мужчины виднелся костюм традиционного же английского цвета; его партнерша, словно подавая ему пример, начала застегивать свой плащ, причем с нижней пуговицы, чуть наклонив голову. Одной рукой.
        - Возьми у нее портфель, кретин, - снова дал дельный совет Роджерс. Но смотрел он на стройные ноги женщины. И мужчина как будто услышал полицейского: взял у спутницы портфель. Бросил ей что-то вроде «осторожно, дорогая», поравнявшись с полицейской машиной: чтобы женщина не испачкала плащ о грязный бампер. Она жестом потребовала свой портфель обратно; он переложил его в другую руку, а ей отдал свой кейс. Она сделала вид, что он набит гантелями, и склонилась набок. Он рассмеялся. Беззаботные люди.
        Но ладно, к черту этих везунчиков, которые после обеда возвращались на работу - сыто рыгать и перекладывать с места на место бумаги, - пора снова браться за работу, выискивая среди прохожих даже не лица, а напряжение в них как таковое. Это трудно объяснить, но такое вполне возможно.
        Томас Роджерс, заступивший на дежурство сегодня утром, в числе прочих полицейских ознакомился со вчерашней сводкой, тема которой - все тот же ар-Рахман Салех. «Если он идиот, - подумал тогда Роджерс, - то появится на улице в клоунском прикиде, состоящем из кожанки с десятком молний и сотней заклепок, фуражки приметной восьмиугольной формы, фанатского шарфа и нацистской символики на шее. Но ар-Рахман далеко не кретин. И все же на людей, одежда которых состояла хотя бы из одной из вышеперечисленных в сводке вещей, стоило обращать особое внимание».
        - Ты не видел никого со свастикой на шее?
        - Ты знаешь, - встрепенулся напарник Роджерса, - этот образ полуфашиста-полуфана не выходит у меня из головы. Прямо глаза застит и мешает сосредоточиться.
        - Ладно, не стану отвлекать твоего внимания.
        И Роджерс сосредоточился на облике очередной пары. Мужчина славянской внешности, испачкавший брюки о бампер «БМВ», грязно выругался в адрес полицейских.
        - Я тебя запомнил, - сверкнул на него глазами Роджерс. Он недолюбливал поляков: они ели тут жареное мясо, забывая, что черствый хлеб дома лучше.

* * *
        Натан Паттерсон в оперативном режиме получал доклады от полицейских, и на подъезде к Бидон-роуд у него сложилась четкая картина: ни Руби Уоллес, ни Андрей Рахманов из квартиры номер 16 не выходили. Наблюдение за квартирой было установлено за минуту до того, как первый полицейский наряд взял под контроль часть улицы - то есть через семь минут после звонка Руби Паттерсону. Она могла ускользнуть за это время, но никакого прока в этом сам Паттерсон не видел. В телефонном разговоре он не сумел уточнить, свободна ли Руби в своих передвижениях по комнате, есть ли на окнах решетки, есть ли выход с балкона на пожарную лестницу. Запертая в квартире, Руби и сейчас там. Другой не менее важный вопрос - успел ли вернуться Рахманов? Паттерсон понадеялся на удачу: да, успел. Тогда мышеловка захлопнется за обоими преступниками. Именно так классифицировал он сейчас эту парочку. Впрочем, его устраивал любой из двух вариантов. Он не собирался гоняться за двумя зайцами. Равно как отказался от идеи маскировать действия силовых подразделений - на маскировку ушла бы уйма времени.
        - Поехали! - в стиле Юрия Гагарина отдал он команду, когда его «Ягуар» с Ахмедом Джемалем за рулем заехал на тротуар и перекрыл пешеходное движение.
        На его команду откликнулись два десятка спецназовцев. Не имея возможности ознакомиться с планом здания заранее, они действовали по стандартной схеме. Задняя сторона здания в их коде - черная. Капитан Нэш-Вильямс отрядил туда пять человек. Правая - красная; за угол дома повернули трое, вооруженные пистолет-пулеметами
«Хеклер и Кох MP5SD», позволяющими действовать в самой разной обстановке; один из тройки держал в руках дробовик.
        Левая стена здания - зеленая. Еще три человека завернули за угол и заняли места согласно плану. Шкала приоритетов колебалась в привычном диапазоне: жизнь заложника, жизнь других гражданских лиц; жизнь офицеров полиции и бойцов спецподразделений; жизнь самого злоумышленника.
        Конечно, план операции строился по принципу войсковой операции и состоял из нескольких разделов. Первый - ситуация. Эта часть содержала информацию о возникновении инцидента, террористе, заложнике. Второй - задача. Ключевая цель - уничтожить террориста; исключение - спасти жизнь заложнице. Третий раздел - исполнение. Четвертый - обеспечение. Пятый - система подотчетности и сигналы, в том числе сигнал на штурм.
        Фасад по коду - белая сторона. Парадная дверь открыта наполовину. Головной спецназовец, облаченный в черное, распахнул ее и, припав на одно колено, взял оружие на изготовку. Тотчас внутрь здания ворвалась первая пара штурмовиков и остановилась, «растекшись» по стенке, давая дорогу другой паре. Прошло всего несколько секунд, а очередная двойка спецназовцев уже заняла места сбоку двери в квартиру номер 16. Капитан Нэш-Вильямс отдал команду, и в дело вступил внушительных габаритов боец, вооруженный «мастер-ключом» 12-го калибра. Прицелившись из дробовика в замок, он выстрелил; невольно зажмурился, когда в его бронированное забрало стукнули щепки. Ударив ногой в дверь, он открыл путь товарищам.
        Саму квартиру бойцы штурмовали пятеркой. Первый и второй номера проникли внутрь и стали расходиться под прямым углом. Остальные следовали за ними, контролируя короткий коридор. Всего нескольких мгновений им хватило на то, чтобы удостовериться: ни заложницы, ни террориста здесь нет.
        Паттерсон, выслушав доклад Нэша-Вильямса, передал ему по телефону:
        - Ничего там не трогайте.
        - Мне идти с вами, шеф? - напросился было Джемаль.
        Паттерсон смерил его тяжелым взглядом из-под нахмуренных бровей. Усилием воли он отказался от идеи высказать подчиненному злую иронию; заготовка вертелась на кончике языка: «Смотрю на тебя, и мне хочется что-то починить». В сложившейся ситуации, которая напрашивалась на определение «очередной провал», вины Ахмеда Джемаля он не видел. Она могла повернуться по-другому, и тогда отпадала бы надобность в очередной провокации, направленной против ливийского террориста, - а так Джемалю придется-таки изготовить еще одну адскую машинку.
        - Дай мне ключ.
        Когда Джемаль вынул из замка зажигания «Ягуара» ключ и передал его шефу, тот продолжил, не замечая попытки подчиненного задать вопрос:
        - Возьми такси, Ахмед, и поезжай домой. Займись делом. Делом! Понимаешь, о чем я говорю?
        - Да.
        - Вот и отлично. Здесь тебе торчать нечего.
        Паттерсон припомнил английскую поговорку: «Сплошная работа без развлечений превратила Джека в угрюмого парня». Так вот, относительно Ахмеда - изготовление взрывного устройства и являлось развлечением. Хорошо что Джемаль не мог подслушать мысли шефа, иначе ему пришлось бы проглотить и вторую обиду подряд.

* * *
        Напряжение в воздухе нарастало - но уже позади Андрея и Руби. Они дошли до паба
«D&B», название могло означать что угодно, «Собака и медведь», например, или
«Диана и Боб». Когда в районе трехэтажки, приютившей их, разом взвыли несколько полицейских сирен, Андрей развернулся и повел Руби в обратную сторону. На языке женщины вертелся вопрос: «Это не опасно?» Но она предвидела парочку пространных ответов: «Для кого как» или «Главная опасность осталась позади». После пережитого за последние четверть часа, вместившего в себя полноценный нервный день, можно безбоязненно ехать в Багдад, сравнила Руби, или в ливийский Триполи, на который продолжали сыпаться бомбы союзников. Испуг, паника прошли. Рядом с ней снова человек, уже во второй раз поддержавший ее в трудную минуту. Без него она чувствовала себя беззащитным ребенком и могла натворить глупостей. Перечисляя свои недостатки, Руби перемежала их с достоинствами Андрея. Она слабая - он сильный, она вареная - он живой... Он потрясающе быстро принимает решения, из любой гиблой ситуации выходит с честью. Он упрям и настойчив, он последователен. Последователен? Да. Он умелый импровизатор - вот удачное сравнение. Он находит тему (или она сама находит его) и начинает обыгрывать ее, как джазовый музыкант. Конечно, он
талантлив. Руби не могла точно, как абд-Аллах, и сжато дать характеристику Андрею Рахманову, что он живет действительностью, к работе относится без эмоций, а действия его основаны на логике, - но в одном сравнении она переплюнула абд-Аллаха, назвав Андрея «приверженцем традиций». Изощренные авангардистские методы его противника разбивались о его традиционализм. В его последовательности угадывалась школа. Он наверняка окончил школу... разведчиков.
        Руби, неожиданно для себя, привлекла внимание Андрея, сжав его руку:
        - Скажи, а цветок на окне - это не художественный вымысел?
        Он понял ее, хотя Руби фразу недосказала.
        - Да, цветок на окне - знак опасности. Закрытый зонтик - тоже. И наоборот, открытый зонтик - в дом можно войти.
        Они подошли близко к бело-синей полицейской ленте с предупреждающей надписью «Не пересекать». Их отделял от нее ряд молодых в основном людей. Хорошая позиция для наблюдения: им видно все и всех, они же - часть толпы. Вдруг Руби заметила человека в штатском и с компактной видеокамерой. Он медленно поворачивался, снимая сектор за сектором; еще несколько мгновений, и в кадр попадут Руби и ее спутник.
«Спокойно! - скомандовала она себе самой. - Не дергайся, иначе при просмотре тебя вычислят. Это все лишь рождение полицейской хроники». Руби подумала о том, что неплохо было бы снова показать полицейским свои ноги. Но в частоколе впередистоящих людей она могла продемонстрировать лишь свое фотогеничное личико.
        Краем глаза она заметила движение Андрея. Свободную руку он поднял к мокрой от измороси шляпе, как если бы хотел скрыть свое лицо от объектива. Сдали нервы? Но нет. Кажется, что однажды он перенес операцию по удалению нервных окончаний.
        Оператор закончил съемку и, опустив видеокамеру, начал что-то оживленно обсуждать с коллегой. Вовремя: Руби выдала бы себя широко открытыми глазами. Она увидела Натана Паттерсона в компании Ахмеда Джемаля. Вид убийц (теперь она в этом не сомневалась) произвел на нее сильнейшее впечатление; ноги у нее едва не подкосились, и она крепче взяла Рахманова за руку.
        - Ты тоже увидела их?
        - Да.
        - Не расслышала, что сказал Паттерсон Джемалю?
        У него еще остались силы для шуток. Кстати, откуда он знает в лицо Паттерсона? С Джемалем-то все понятно - Андрей нокаутировал его в апартаментах Кэмпбелла. Хотя..
        он мог видеть его по телевизору, когда Паттерсон впервые показался широкой публике, а сразу после этого - отдал Джемалю приказ убить главного свидетеля. «Но позвольте, - остановила себя Руби, - ведь в то время Рахманов находился буквально за спиной Джемаля». И она решила расставить все точки над «i» прямо сейчас.
        Андрей остался невозмутим.
        - Я знаю в лицо всех начальников отделов британской разведки и некоторых агентов. Это часть моей работы. Их фото я собирал в том числе и в открытых источниках информации. Но фото Джемаля в моем сборнике нет. Так что сказал Паттерсон Джемалю?
        Рахманов тоже не расслышал, но сделал вывод, что короткие фразы, похоже, сплелись в исповедь, что подтверждала опущенная голова Ахмеда. Вот он пошел прочь, разрезал толпу, приподняв полицейскую оградительную ленту и поднырнув под нее, и направился... куда глаза глядят. Такое впечатление сложилось у Андрея. Агент прошел двадцать, тридцать метров, остановился. Постояв секунду-другую, шагнул на проезжую часть и жестом руки остановил такси. Дверца черного «Остина» захлопнулась, и машина тронулась в путь.
        Андрей потащил Руби за собой. И в том же месте, где и Джемаль, привлек внимание другого таксиста. Заняв место на заднем сиденье такси, он стукнул в перегородку между водителем и пассажирами:
        - Полицейское расследование. Поезжайте вон за тем «Остином». И поторопитесь.
        Водитель-индус не стал вступать в пререкания. Полицейское оцепление ударило по его кошельку: он не смог довезти клиента по указанному адресу. И его мало интересовало, серьезное здесь расследование или не очень, главное - заработать.
        Ехать пришлось довольно долго. Индус остановил машину в семидесяти метрах от
«Остина», на котором приехал Ахмед Джемаль. Рахманов расплатился с таксистом через лоток в перегородке, дав ему чаевые. Оказавшись на улице, он помог выйти Руби и уверенно назвал не только район, но и улицу. Они находились в тихом квартале Бромптона, в полумиле от знаменитых Кенсингтонских садов и Гайд-парка, разумеется.
        Последние двадцать-тридцать минут, что он находился в пути, не привели Джемаля в чувство, отметил Андрей. Ахмед еще не вышел из заторможенного состояния. Он приблизился к своему дому, забыв закрыть за собой калитку, поднял почту в полиэтиленовом пакете, открыл дверь ключом и скрылся внутри. Проходя мимо, Андрей чуть слышно обронил:
        - Теперь мы знаем, где живет агент британской разведки.

* * *
        Впереди много работы, целое море, в котором можно было утонуть. Тем не менее поведение Натана Паттерсона не выходило из головы Джемаля. Обиженному и оскорбленному Ахмеду потребуется время, чтобы прийти в себя, положить на одну чашу весов свои мысли и чувства, на другую - мысли и чувства своего шефа. Перевесит, конечно, «чаша Паттерсона». Хотя бы потому, что чувства у него сильнее, а мысли острее. Но к черту это дерьмо, выругался Паттерсон и пожелал Ахмеду удачи.
        Будучи сам сотрудником спецслужбы, он все равно не мог привыкнуть к кодам спецназовцев, у которых все шиворот-навыворот. Вот и сейчас он, встретив у подъезда капитана Нэша-Вильямса и уточнив у него: «Квартира на третьем этаже?» - получил такой ответ, от которого у него в голове помутилось:
        - Квартира на первом.

«Суки, они вломились в другую квартиру. У этого капитана мозги с грецкий орех». И в нем вдруг вспыхнула с новой силой надежда: Руби Уоллес могла оставаться в квартире номер 16, что на третьем этаже, откуда и прозвучал тот ключевой телефонный звонок.
        - Идиот! - выругался в лицо капитана Паттерсон. И озвучил свои мысли: - Вы вломились в другую квартиру!
        - Номер 16, вы сказали?[Приведенный выше коммуникационный код для зданий используется в работе многих спецподразделений, в частности, британских.]
        - Черт возьми, да!
        - Там пусто. Никого. Мы вломились именно в шестнадцатую.
        - Но она на третьем этаже?
        - На первом. Простите...
        - Что?
        - Простите, один нюанс, сэр. Нам, чтобы друг друга понимать во время переговоров в здании, где проходит спецоперация, необходим определенный код, алгоритм. Так, если здание трехэтажное, как это, то подвальный этаж мы обозначаем как четвертый. Первый - третий. Второй - это второй. А третий - это первый. И все это называется коммуникационным кодом для зданий.
        - Ну почему же у вас второй этаж - второй? Не боитесь запутаться? Сделали бы его восьмым. Кстати, когда в пабе вы заказываете одну кружку пива, сколько вам приносят?
        - Три, - не моргнул и глазом капитан.
        - Ходите в пивную с двумя друзьями?
        - Нет, все проще. Там в пабе, куда я по вечерам хожу с друзьями пить пиво, барменом работает мой бывший подчиненный.
        - Разумеется, паб на третьем этаже.
        - Разумеется.
        - Ну-ну. - К этому капитану у Паттерсона накопилась масса вопросов. Например, сколько у того жен и одна ли голова на плечах.
        Он с шумом выдохнул, подавляя смешок. Что ни говори, но этот капитан-спецназовец сумел снять с него напряжение.
        Паттерсон поднялся на последний этаж, вошел в квартиру номер 16. На всякий случай спросил у Нэша-Вильямса:
        - Ничего здесь не трогали?
        - Нет, сэр.
        - Оставайтесь в коридоре.
        Первое, что ему бросилось в глаза, - это скомканный плед около стены; подобие пут, свисающих с батареи водяного отопления. Даже эти вещи сказали Паттерсону о том, что беглецы уходили в спешке. Однако через минуту разведчик убедился в обратном. В шкафу, дверцы которого были распахнуты настежь, высилась груда одежды - женской и мужской вперемешку. Что бы это значило? Что бы это, черт возьми, значило?
        Он нашел здесь следы пребывания двух людей, два спальных места. На кровати, как царь, спал Андрей Рахманов, на полу - его спутница. Как автомеханик, с поднятой кверху рукой? А может быть, он привязал ее, когда уходил? Такое возможно. Значит, спала Руби на диване. Или наоборот, он на диване. Или спали на нем вместе.
        Паттерсон пошел по кругу или зациклился на одном, неважно, и не сразу отыскал этому причину. В этой комнате взгляду больше зацепиться было не за что, только за два условных спальных места.
        Натан прошел на кухню. От него шарахнулись в разные стороны тараканы. И он обронил, словно обращался к этим всеядным насекомым:
        - Нужно установить владельца квартиры.
        Натан Паттерсон вышел из чертовой квартиры, намеренно не замечая капитана Нэша-Вильямса, - может, боялся увидеть усмешку на его мужественном лице.
        Глава 10
        Повторное исполнение
        Материалов по этому эпизоду оказалось кот наплакал, и Паттерсон не мог применить обычный в таких случаях термин «накопилось». Нечему накопиться. А к силовой составляющей эпизода он не хотел возвращаться, потому что считал ее комичной и оскорбительной для своего положения начальника спецотдела. К этому разряду относилась и короткая встреча с Биллом Арчером, опоздавшим на место происшествия всего на несколько минут. В глазах старшего спецгруппы стоял вопрос: «Не удалось снять пенки?» Они обменялись колкостями: «Вы опоздали». - «Нет, это вы раньше приехали».
        Пошел шестой час вечера, когда в кабинет Паттерсона заглянул вечно взъерошенный сотрудник отдела Шон Свитинг.
        - Шеф?
        - Да, что у тебя?
        - Просматривая отснятый материал, мы обнаружили любопытный момент. Не хотите взглянуть?
        Паттерсон поднялся с кресла. Он поймал себя на мысли, что острая, как бритва, животрепещущая тема покушения на главу «Сикрет сервис» притупилась. Конечно, любая неожиданная новость отличается остротой, а потом это даже не новость, а неприличный отзвук новейшей истории. Но где уверенность, что дело о покушении на Троя Смита так и останется в памяти многих мышиной возней? Нет такой уверенности. Настораживает настойчивость Андрея Рахманова, арабское имя которого - ар-Рахман - так или иначе характеризовало его: «милостивому» бежать бы из Англии, бежать от первого взрыва, направленного против него, но он упорно шел навстречу второму. Что дальше - третий? Чего он добивается?
        И тут Паттерсона словно током ударило. «Вдруг, - подумал он, - истинная цель Рахманова - это превентивные меры «Сикрет сервис», на которые она пошла, защищаясь?» Нет, покачал головой Паттерсон. Такую ситуацию - это уже не говоря о реакции руководства разведки - сколько-нибудь точно спрогнозировать невозможно. Рахманов - военный разведчик и не склонен к сложным комбинациям. Из двух разведчиков, спланировавших одну и ту же операцию, руководитель отметит одного, склоняясь к простоте.
        - Ну что тут у вас?
        Паттерсон занял предложенное ему Свитингом место в середине комнаты, превратившейся в просмотровой зал: здесь собралось не меньше восьми человек. И все они стали за спиной начальника, дышали ему в спину и словно дожидались, когда он начнет строчить на бумаге. Паттерсон не выносил ничьих взглядов за спиной, даже с портретов или фотографий. Сейчас он стерпел их по той причине, что «любопытный момент», который ему посулил Свитинг, много времени не займет. Он глянет на кадр, даст такую же короткую оценку и уйдет.
        Такое странное, несвойственное ему настроение овладело Натаном Паттерсоном, когда он обменивался колкостями с капитаном группы антитеррора Нэшем-Вильямсом, и оно не спешило отпускать его.
        - Включайте, включайте, - поторопил он Свитинга.
        На экране широкоформатного телевизора он увидел живую стену. Она показалась ему раненой, прорезанной лазером, а место сквозного ранения заклеено синей полоской:
«Не пересекать». Картинка менялась медленно, можно сказать, покадрово; но где же основной кадр?.. Вот людская толпа пропала, однако из кадра не могла выпасть пестрая полицейская лента, как змея из рассказа о Шерлоке Холмсе. От нее не могла укрыться полицейская машина, стоявшая на обочине, микроавтобусы группы спецназа, дома на противоположной стороне Бидон-роуд и - новая людская стена, стоящая напротив уже снятой оператором. Если разбить ее на отдельных людей, то в большинстве своем это зеваки «как они есть» и с обязательным дополнением «в любом городе мира». Крайний в ряду - неопрятный парень лет шестнадцати, стоит с открытым ртом. Старушка рядом с ним смотрит точно в объектив камеры, надеясь, наверное, увидеть себя в вечерних новостях. Двое мужчин жуют хот-доги; у того, что справа, подбородок испачкан майонезом. «Господи, для кого снимался этот ролик?» - взмолился Паттерсон. Он не обращал внимания на второй ряд людей, пока с экрана его не поприветствовал один из них.
        - Стоп! - выкрикнул Паттерсон. - Перемотайте назад! Нет, дальше, дальше. Я не хочу смотреть на старуху, и на этого педика тоже. Вот!
        Вот этот человек, и вот его жест. Он поднимает руку и касается двумя пальцами полей своей шляпы. И смотрит точно в объектив. Он шлет привет зрителям, как кинозвезда. И он действительно последнее время не сходил с голубых экранов.
        Справа от него - Руби Уоллес. Личико у нее узкое, словно стиснутое косынкой, но по-прежнему привлекательное. Она не делает знаков, но в глазах ее читается укоризна - это если напрячь воображение. На ней серый плащ, под ним что-то белое; низа не разберешь за частоколом первого ряда.
        Рахманов «упакован» в макинтош и шляпу. Так просто. И такая примитивная маска скрыла его в толпе? Но он сам сделал все, чтобы раствориться в ней, выбросив приманку - одежду и атрибутику неофашиста-неофаната. Пусть это не главный аргумент, но он сработал.
        - Повторите этот кусок. Бис-бис! - Паттерсон дважды хлопнул в ладоши. - Только не спрашивайте, понравился он мне или нет. Я вас потом спрошу об этом!
        Он обращался к стене у себя за спиной, но смотрел на оперуполномоченного ГРУ и буквально видел, как меняется текст на полицейской полосе. Титры. По ней шли титры: «В деловом костюме и с кейсом он - преуспевающий бизнесмен; на пороге учебного заведения - преподаватель; у дверей дипломатического ведомства - должностное лицо этого учреждения... У него сотни лиц. И у вас не будет повода усомниться в толпе, с которой он сольется. Он и есть толпа».
        - Он издевается над нами, - разлепил губы Паттерсон. - Он обнаглел.
        - Может, наглость и погубит его? - спросил Свитинг.

«Это вряд ли», - мысленно ответил ему Паттерсон и продолжил вслух:
        - Вот как они выглядели. Как и пророчил нам полковник абд-Аллах. Они модно одеты и счастливы. И не похожи на беглецов. Я никогда не видел беглеца с выражением умиротворения на лице. Поэтому они просочились через наше сито. Но какова Руби Уоллес! Актриса, мать ее... Так сыграть в эфире! А ведь я поверил ей - одинокой, напуганной. Но, оказывается, она водила меня за нос.
        - Добавить в ориентировки коррекционный текст?
        - Какой?
        - Ну, как еще они могут выглядеть.
        Паттерсон хотел было взорваться, но усилием воли заставил себя остыть. Помогло ему справиться с собой нестареющее правило: досчитать до десяти.
        - Нет. («Одиннадцать, двенадцать».) И еще раз нет. С этого момента никаких коррекций.

«Рахманов достал меня», - не без вздоха констатировал Паттерсон, вернувшись к себе в кабинет. Он снял трубку телефона и позвонил Джемалю.
        - Ахмед, ты приступил к работе над?.. - Он выдержал паузу.
        - Да, шеф.
        - Отлично! Это я и хотел услышать. Завтра весь Лондон покажется ему с Гайд-парк!
        Паттерсон прикрыл рукой уставшие от напряженного просмотра глаза, но то ли на обратной стороне век, то ли на самой ладони ожила картинка: Андрей Рахманов салютует ему по-военному (а может, и по-джентльменски), касаясь головного убора.
        Глава 11
        Реальность и иллюзия
        Они отошли от дома Ахмеда Джемаля на такое расстояние, чтобы, как показалось Руби, не потерять его из виду. «Кажется, - вспомнила она, - в квантовой физике есть понятие: предмет существует, пока на него смотришь, но стоит отвести от него взгляд, он исчезает». Опыт под названием «кошка Шредингера» показывает: некоторые события происходят только потому, что за ними наблюдают; если бы не было никого, кто их видел, они бы не существовали. Реальность и иллюзия. Рациональный подход к мирозданию.
        - Что теперь? - спросила Руби. - Нам нужно переодеться. В этой одежде мы привлечем к себе внимание. Особенно я, мне кажется.
        Андрей изменил облик Уоллес за несколько секунд, повернувшись к ней лицом и опустив кейс к ногам. Он завязал пепельную, отдающую синевой газовую косынку Руби так, чтобы закрыть лоб целиком и чтобы один конец ее получился намного длиннее, чем другой, и, заткнутый за ухо, превратился в вуаль, закрывшую нижнюю часть лица, - как частичка символа бесправия восточной женщины. Узел косынки оказался сбоку, но эта деталь не бросалась в глаза. Равно как и рыжеватые брови, скрытые за полупрозрачной маской.
        - Твоя маскировка тенью ложится и на меня, - объяснил он.
        Руби кивнула: «Тебе виднее».
        День был в самом разгаре. Однако Уоллес, уставшая за последний час, как за смену на угольной шахте, не могла не спросить:
        - Где мы заночуем?
        - У меня есть еще два-три места в Лондоне, но, боюсь, они провалены.
        - Цветы на окнах? - слабо улыбнулась Руби.
        - Точно. На месте полковника абд-Аллаха я бы назвал явки Натану Паттерсону.
        - И ты бы тоже так поступил?
        - При одном непременном условии: когда под твоими ногтями уже торчит пара-тройка гвоздей, а палач готовится забить еще один. Беспредельного терпения не существует, оно живет только в героических романах. Под пытками человек не говорит правды только потому, что не знает правды. Впрочем, есть еще одно условие, и оно выполнено.
        - Какое?
        Ответом Руби послужила искренняя и чуточку загадочная улыбка Андрея.
        - Ты руководствуешься правилом «поймай меня, если сможешь»?
        Она как нельзя кстати припомнила название фильма с Леонардо Ди Каприо в главной роли. Фильм основан на реальных событиях из жизни молодого мошенника, обладающего искусством перевоплощения и подделывать документы. Агент ФБР «готов отдать все, чтобы схватить мошенника, но тот всегда опережает его на шаг, заставляя продолжать погоню».
        - Можно и так сказать, - ответил Рахманов, улыбнувшись.
        Руби вздрогнула. Когда и в какой момент он успел наклеить тонкие черные усики и узкую полоску, протянувшуюся от нижней губы до конца подбородка, а также изменить цвет глаз с помощью контактных линз, она не заметила. Но эти мелочи изменили его до неузнаваемости; сейчас ей улыбался совсем другой человек. Он и она теперь составляли мусульманскую пару, которых великое множество в Англии. Вот разве что традиционный макинтош придавал Рахманову английской чопорности.
        - Возьмем машину напрокат, большую часть дня проведем в ней. Вечером я сделаю пару звонков своим друзьям в Белфасте.
        - Они помогут нам с жильем?
        - Да. Но мы остановимся в мотеле или гостинице.
        - Ты не доверяешь своим друзьям?
        - С врагом все ясно - он враг, а насчет друга нет уверенности: он может преподнести какой-нибудь сюрприз.
        Вторая часть этой стратагемы звучала так: «Используй друга, чтобы убрать врага, а сам не применяй силы».
        Андрей не стал откладывать это дело в долгий ящик и позвонил в Белфаст из таксофона; свой мобильный телефон, засвеченный одним-единственным звонком Натану Паттерсону, он оставил при себе в качестве телефонной книжки.
        И сделал еще один звонок, но уже с другого таксофона.
        - Еще здравствуй, Фарух. В наших планах изменился только способ передачи информации. Мой сотовый попал в руки разведки, в нем есть и твой контакт. Так что не исключено, что к тебе нагрянут гости.
        - Я понял, Рахман, и все сделаю так, как мы договорились.
        - Спасибо, брат. Жди моего звонка.

* * *
        Белфаст
        Джон Магнус положил трубку телефона и некоторое время провел в размышлениях, и поломать голову ему было над чем. Салех ар-Рахман, которого он знал как финансиста
«Антиимпериалистического центра», натурально слетел с катушек. На взгляд Джона, взрывное устройство в вагон поезда мог подложить сам воинствующий господин Каддафи, нежели его связной - холеный, с длинными ухоженными пальцами пианиста, утонченный и изысканный, гордый Салех ар-Рахман. Связь с полковником Каддафи по линии террора поддерживалась и до ар-Рахмана - он сменил более настырного, что ли, Хамиса - этого любителя виски и слегка перезрелых англичанок. О, Хамис - еще тот перчик, не заметишь, как обожжешься.
        Взорвав пассажирский вагон и отправив на тот свет кучу народа, ар-Рахман активировал скрытый механизм антитеррористической угрозы по всей Великобритании. Его давление на себе ощутили все ячейки Ирландский республиканской армии, в первую очередь на территории Ирландии. Пожары просто так, без причины не возникают. Но вот сгорели прошедшей ночью два подконтрольных Джону Магнусу кафе в Белфасте. Кому-то не понравился ассортимент заведений, и вот они пополнились коктейлем Молотова, и этот кто-то до сих пор не был пойман. У этого преступления Джон не нашел мотива. Точнее, мотив лежал на далекой станции Кентербери, по ту сторону Ирландского моря. И спецслужбы начали прессовать всех, кто в своей борьбе за независимость или свободную торговлю исповедовал политику устрашения. Как сказал в свое время сам Молотов, в честь которого и были названы жидкостные зажигательные бомбы, «мы не бомбим Финляндию, это мы доставляем продовольствие голодающим финнам». Вот и Джону Магнусу вчера ночью доставили немножечко продуктов питания в его кафе. И это еще не все. Джон качал головой: «Господи, сколько же носов было
сломано за последние сутки!» Молодчики, купленные британскими спецслужбами, выпущенные из кутузок, куда попали за мелкие правонарушения, отрабатывали на всю катушку. Они кроили черепа битами, ломали те же носы и ноги буквально по списку. И это называлось ответной мерой, чтобы мало не показалось, это и урок на будущее. Аксиома: безнаказанность рождает новые преступления.
        Джон хотел поскорее покончить с этой бестолковой бойней, проходившей под вой сирен высочайшей террористической угрозы, и нашел тому две, по крайней мере, причины. Одна из них называлась очень просто: конец Ливии. А значит, конец значимому для армий финансовому потоку. По сути дела, Салех ар-Рахман отыгрывался: за сотни и сотни взрывов на своей родной земле он ответил одним - на земле его военного противника. Пока что одним. Но он вызвал в столице Британии ожидаемую реакцию: страх, паника, беспомощность спецслужб. Ар-Рахман по-прежнему оставался на свободе и, может быть, готовит новый теракт. А это новая волна насилия. Джон, как говорится, не мог объять весь мир - своя рубашка ближе к телу. Если бы он развязал эту войну - другое дело. А сейчас он расплачивался за чужеземца.
        Джон Магнус являлся одним из боссов «официальной» ИРА, ответственной за более 50 смертей, в том числе гражданских лиц, британских военных и полицейских, католических и протестантских террористов. На столике перед ним лежала газета с неутешительными для него новостями, официально подтверждающими наезд спецслужб на фракцию Джона Магнуса. Он решил положить конец погромам в подконтрольных ему ресторанах и набрал номер телефона, записанного в блокноте. Выслушавший его человек порекомендовал не вешать трубку, а после короткого гудка набрать четыре цифры. Что он и сделал. Прошло чуть больше минуты, и Джон услышал голос человека, представившегося Натаном Паттерсоном.

* * *
        Лондон
        Паттерсон положил трубку телефона и, довольно улыбнувшись, потер руки. Он представил себе льдину, на противоположных частях которой сидели люди. И вот льдина дала трещину. От нее откололся один, потом другой кусок, и на каждом - люди. Скоро останется один - с одним человеком. Что же, меры, предпринятые спецслужбами, дали результаты. Уже вторая группировка на территории Соединенного Королевства открестилась от ливийского диктатора, а его деньги в конце концов обожгли им руки.
        Рахманов одного за другим терял союзников. И в этом течении Паттерсон не мог представить человека, способного продать ливийцу оружие и взрывчатку. Рахманов мог сделать это через посредников, инкогнито (в его арсенале не один подход) - пусть так, но это усложнит работу террориста. Без поддержки, включая, конечно же, информационную, он террорист-одиночка, и его хватит лишь на отчаянный акт смертника.
        Не все так плохо, не все так плохо, дважды повторил Паттерсон.
        Вслед за льдиной, давшей трещину, он представил лавину, вызванную обращением в полицейский участок Джона Гюнтера и подхваченную другим Джоном - из более серьезной организации. «Вот так, всем миром, мы сможем растоптать эту гидру под названием политика устрашения», - не без пафоса подумал Паттерсон... и отчетливо представил себе своего сотрудника за изготовлением очередной infernal machine.
        Он вызвал к себе Свитинга.
        - Устройте засаду по адресу: Парковая улица, дом 7, квартира 11, - назвал он адрес, продиктованный ему по телефону Джоном Магнусом.
        - Какой этаж, сэр?
        - Спроси об этом у нашего капитана - Нэша-Вильямса - так отреагировал Паттерсон на шутку помощника. - Рахманов намерен остановиться по этому адресу. Поторопись.
        И сам не стал засиживаться. Прихватив со стола папку, он направился с докладом к Трою Смиту, будучи уверенным в том, что его недавние выкладки и сравнения придутся начальнику службы по душе.
        Ему пришлось подождать в приемной, пока Трой М. Смит беседовал у себя в кабинете с начальником финансового отдела. С ним Паттерсон поздоровался за руку и кивнул в ответ на реплику коллеги: «Твоя очередь».

* * *
        Ахмед Джемаль время от времени примерял на себя слово «изгой», и оно в контексте его особого положения в особой же группе Натана Паттерсона и с прямой ссылкой на его «кровавого» тезку стало нарицательным. Ахмед выполнял грязную работу, но она не выходила за рамки, установленные для спецслужб секретными указами правительства. В них перечислялись и профилактические меры, которые внутри спецслужб Великобритании назывались диагностикой. В данном конкретном случае убийство директора «Сикрет сервис» во много раз перевесило бы двадцать, тридцать, пятьдесят жизней простых британцев. Спецслужбы здесь сработали по системе хиддн-тек[Hidden tech (сокр. от hidden technology) - скрытая технология.] . Благодаря этой технологии спецслужбам Британии удалось сократить число жертв, по крайней мере, в десяти случаях, и половина из них пришлась на внутренний терроризм, исповедуемый ирландскими радикальными католиками.
        Другая сторона этой проблемы, которую, словно насильно, поднял Ахмед Джемаль, - это его причастность к тайне за семью печатями; он возведенный в сан хидднтековцев, тот, которого предпочли остальным. И такое положение избранного с лихвой компенсировало недостаточное материальное обеспечение: Джемаль получал небольшую зарплату. Чтобы не зажирел. Кто-то из его коллег - он даже не помнил кто именно, кажется, Свитинг, - привел пример: «Возьми дикую утку и корми ее, как домашнюю, и она не сможет подняться в небо. Так что ты либо жирный на земле, либо в хорошей форме в небе». Джемалю понравилось это сравнение. Вряд ли авторство принадлежало Свитингу - скорее всего, он сам, будучи новичком в команде и услышав эти слова от старшего товарища, передал эстафету Джемалю.
        Ахмеда устраивал и стандартный расклад: трудовая, насыщенная смыслом, эмоциями жизнь ровно до того дня, когда ты примеришь на себя статус пенсионера. Ты обеспечен до конца своих дней, и тебе не нужно беспокоиться о будущем. Катаешься как сыр в масле. Почему нет, раз ты заслужил отдых.
        Над этими вечными и простыми вещами для простого человека и размышлял Ахмед Джемаль, собирая в гараже самодельное взрывное устройство. Честно говоря, он испытал каплю облегчения, узнав, что в этот раз жертв удастся избежать. Чтобы адская машинка не сработала, но и не выглядела как муляж, Джемалю предстояло провести нехитрую операцию, разрядив элемент питания. Без него не сработает электродетонатор. И вся работа над изготовлением взрывного устройства просилась называться ошибкой террориста.
        Джемаль вернулся в дом, поднявшись по лестнице, оставив дверь в гараж открытой. Он торопился. Его поспешность была вызвана одной причиной: он так и не смог вырвать из души навязчивое - до некоторой степени идентичное идее в голове - чувство, однако рана саднила именно в груди. Поначалу он испугался этого маниакального чувства, но испуг, как и полагается, длился мгновения. А дальше Ахмед пошел по пути сравнений. Он отчетливо вспомнил (словно это случилось вчера), как впервые попробовал крепкий алкогольный напиток - ему в ту пору едва исполнилось четырнадцать, а виски оказался его ровесником. Жжение, горечь во рту, отвращение - все это вытеснялось легкими толчками удовольствия, переросшего в бесконечное, казалось ему, состояние кайфа. Джемаль не смог забыть того настроения, и воспоминание о нем именно сейчас пришло ему на помощь в виде допинга.
        Недавно он приобрел еще один опыт: острые переживания, полученные буквально в результате активного практического познания, - в общем, все новое, что он получил в определенных условиях. А это не что иное, как ночь с красивой женщиной накануне ее убийства и с осознанием грядущего события. Ахмед знал, что убьет Мари Блант, и это знание возбудило его до крайней степени, как никогда в жизни. Она умрет - и он доставлял ей удовольствие в счет тех ночей, которые ей не прожить, которые он заберет у нее. Мари могла подумать о его постельном альтруизме что угодно, вплоть до того, что она произвела на него ошеломляющее впечатление и он влюбился в нее с первого взгляда. Плевать. Хотя бы потому, что она творение его рук и он, и только он, распоряжался ее судьбой. Он сделал ее счастливой. И она, не зная этого, заплатила за состояние абсолютной удовлетворенности самую высокую цену.
        Вот и еще одна ночь приближается. Но в этот раз канун - неполноценный, как находящийся на ущербе месяц. Жаль, что завтра не прогремит взрыв. И вдвойне жаль, что он не станет причиной смерти определенного человека, избранного самим Ахмедом Джемалем. И для этого есть как время, так и возможности - фактически неограниченные. И - черт возьми - есть множество способов возместить ущерб.
        Джемаль больше не колебался. Он второпях покинул дом, однако последовав установленному им же порядку: выехав из двора на своей машине, закрыл низкие ворота.

* * *
        В небольшом спортивном магазине на Олд-Бромптон Андрей купил одежду для себя и Руби, а на пересечении с улицей Кромвеля, в салоне по прокату авто, выбрал надежный «Форд Мондео». Его паспорт не вызвал подозрений у служащего конторы, хотя тот повел себя на манер пограничника: вгляделся в лицо клиента, затем перевел взгляд на фото в его канадском паспорте. Совпадение деталей идеальное: длинные, до середины ушей, волосы; выразительные голубые глаза, бородка клинышком и тонкая полоска усов.
        Тонированные стекла «Форда» отдавали зеркальной синевой и походили на озерную гладь. Пересев на заднее сиденье, не опасаясь постороннего взгляда, Андрей переоделся. Он вышел из машины в темной одежде: короткая спортивная куртка, штаны, кроссовки, вязаная шапочка. Стемнело, и новая одежда не бросалась немногочисленным прохожим в глаза. Этой вылазке способствовал сам Ахмед Джемаль: в девять часов вечера он, одетый в костюмные брюки, яркую куртку и рубашку без галстука, вышел из дома. На своем заднеприводном «Ягуаре»-купе он поехал в противоположную от центра сторону, отметил Андрей. Показал себя обстоятельным, даже не по возрасту педантичным: вернулся, чтобы закрыть наружные откатные ворота, представлявшие собой звенья забора на навесах; на само наличие ворот указывала только гравийная дорога шириной два с половиной метра, ведущая до самого гаража.
        Куда он поехал? Не в центральный офис - это точно, он находится в другой стороне, к северо-востоку от Бромптона. На срочный вызов в любое другое место тоже не похоже - Джемаль не торопился и в этом плане переплюнул, наверное, самого чопорного и педантичного англичанина. Джемаль про себя не мог сказать, что день у него выдался напряженным, однако отдых еще никому не повредил. Так рассуждал Андрей, надеясь на то, что Ахмед отправился в свой любимый ресторанчик. Но и засиживаться в ресторане он не станет: не поставил дом на охранную сигнализацию, внешний пульт которой находился справа от входной двери.
        Рахманов перешагнул через низкую створку ворот, наступая на отборный речной гравий. Пятнадцать шагов, и он коснулся рукой гаражных ворот. В эту часть двора не проникал свет от фонаря, установленного возле входной двери, и низких светильников (всего их во дворе Андрей насчитал шесть - по периметру ограждения), и Рахманов подсветил себе фонариком. И - увидел то, что надеялся увидеть: чуть приоткрытые ворота гаража. Они представляли собой створку-щит, которая по направляющим роликам переходит из вертикального, закрытого, в горизонтальное, открытое, положение, располагаясь под потолком гаража. Сбалансированная система противовесов позволила Андрею легко поднять ворота. Оказавшись внутри, он вернул створку в прежнее положение. Изучив замок и убедившись, что его легко открыть изнутри, он дожал створку до упора. Все, теперь ни один луч света не вырвется наружу. А что насчет звуков?
        Сюда проникали звуки вечерней улицы, и Андрей привычно выделил из них голоса людей, побухивание сабвуфера, рокот двигателя проехавшей мимо машины. То, что нужно. Он услышит шум подъехавшего «Ягуара» с его восьмицилиндровым громогласным двигателем.
        Андрей включил свет. Бегло оглядевшись в этом полуподвальном помещении, он поднялся по металлической лестнице, оканчивающейся небольшой и тоже металлической площадкой. Эта пара походила на часть подъемного механизма, доставляющего электротехников к проводам на столбах. Между ней и дверью в жилые помещения образовался зазор, внизу - два с половиной метра пустоты.
        Рахманов повернул ручку на двери, оказавшейся закрытой на защелку. Открыл ее, воспользовавшись кредитной картой - просунув ее между дверной коробкой и дверью и точно напротив ручки.
        Как и в гараже, в жилых помещениях дома Андрей только огляделся, чтобы иметь представление о доме. Он подумывал о возможном скором возвращении Джемаля и на всякий случай осмотрел внутренний блок охранной системы, также оказавшейся деактивированной.
        У Рахманова к Джемалю накопилось немало вопросов, и задать их ему он собрался в гараже сразу по возвращении хозяина. На военном диалекте это называлось «взять языка».

* * *
        Ресторан. Негромкая музыка. Джемаль постарался воссоздать сцену, засевшую ему в память. Он один за столиком, похожий официант ждет заказ, Ахмед качает головой: «Я жду». Его взгляд устремлен на такую же одинокую, как и он, красивую женщину. Он отчего-то не смог перешагнуть барьер в своей реконструкции, отказавшись от пары женщин, ждущей, когда ее разобьет мужская пара. И времени он в этот раз затратил меньше. Он легко продолжил разговор с незнакомкой, начавшийся с клише: «Привет! Скучаешь?» - и назвался своим настоящим именем. И - неоправданно поторопился, взяв новую знакомую за руку:
        - На улице стоит мой «Ягуар», дома нас ждут напитки из бара. И - никаких соседей.
        - Никаких соседей? Звучит многообещающе.
        Минута, и Ахмед, расплатившись с официантом, усадил женщину в свой «Ягуар».

* * *
        Андрей огляделся. Его внимание привлек верстак, которому позавидовал бы любой автомеханик: тиски, наждак, выдвижные инструментальные ящики. Рахманов также включил и настольную лампу и только тогда рассмотрел, над чем работал Джемаль в эти последние часы. Не потому ли Натан Паттерсон отослал Джемаля с места условного происшествия, ставшего таковым для спецслужб? А одна из них готовила еще один теракт...
        Деловой хаос царил только в середине длинного стола с его сплошной массивной плитой, вокруг же - идеальный порядок. Все на своих местах, в том числе химреактивы, компоненты для изготовления взрывчатых смесей; придай им оболочку, и получится так называемое импровизированное взрывное устройство, самое опасное, как считают взрывотехники.
        Один из настенных шкафов (стеллаж с дверцами, по сути) представлял собой большую и по-настоящему адскую машину. С помощью реактивов, хранящихся в нем в банках, бутылках, коробках и даже вакуумной упаковке, продвинутый подрывник мог за считаные минуты изготовить бомбу, снабдив ее одним из двух десятков детонаторов, размещенных в коробках из-под ружейных патронов, и поместив в удобную тару-оболочку: на выбор пластиковые, жестяные, «твердотельные» упаковки.
        Именно такого «класса» бомбу изготовил Джемаль, использовав в качестве корпуса термос из нержавеющей стали. Внушительных размеров, объемом около двух литров, с завинчивающейся крышкой, точно такой же фигурировал в кентерберийском деле, которое, как и прежде, не становилось менее значимым. По остаткам оболочки спецслужбы установили ее тип, марку, производителя (английская фирма Thermos); им осталось выйти на продавца.
        Сомнений у Андрея не возникло: именно в этой мастерской была изготовлена адская машинка, унесшая жизни двадцати шести человек.
        Задействовав функцию видеозаписи, он снял на мобильный телефон рабочую часть стола, содержимое ящиков и шкафов; не прерывая съемки, поднялся наверх, и там в объектив попали жилые помещения агента британской разведки. Включая запись разговора между Натаном Паттерсоном и Руби Уоллес, эта стала вторым свидетельством против «Сикрет сервис». Но они ничто без живого свидетеля. Отдел Паттерсона костьми ляжет, но уничтожит искусственно созданного им свидетеля.
        А пока его противник готовил очередной теракт, чтобы подставить под него Рахманова, а последний, казалось, не знал, что предпринять. Оставить все как есть? Тогда погибнут мирные люди, Рахманова обвинят в теракте, которого он не совершал. Он мог предотвратить его, и технических способов для этого он знал предостаточно.
        Его внимание привлек шум подъехавшего автомобиля. Андрей, не терпящий суеты, покинул место за верстаком и укрылся за широким щитом от наждака. Его не видно, тогда как он видит все.
        Поначалу он наблюдал сцену, которую часто показывают в кино: немного подвыпившая пара на ходу срывает с себя одежду, обменивается чуть грубоватыми ласками, возбуждающими обоих, за этим следует неистовый и короткий секс. И близость двух этих людей действительно оказалась коротка. Дальше случилось то, чего Андрей Рахманов, ставший свидетелем этой трагедии в двух актах, не ожидал: Ахмед, неотрывно глядя своей партнерше в глаза, сжал на ее горле пальцы.
        На лице Рахманова не дрогнул ни один мускул. Он мог спасти эту женщину. Он мог убить ее и Ахмеда Джемаля тоже - случись такая необходимость. И убийство этой женщины бесстрастно сняла камера в руках Андрея. Его «двойник», сам того не зная, помогал ему пополнять досье на спецгруппу «Сикрет сервис»...
        Джемаль обладал железной выдержкой. В его гараже нашелся приличный кусок полиэтиленовой пленки. Расстелив его на полу, он перенес на него тело женщины. Запеленав ее, как куклу, и обмотав этот куль скотчем, он положил его в багажник машины. Однако выехать из гаража ему помешал телефонный звонок.

* * *
        Ахмед вышел из машины, отвечая абоненту, нервно постучал пальцами по багажнику и насторожился, как если бы услышал изнутри ответ.
        - Да, шеф. Да, все готово.

«Какого черта он меня напрягает?»
        И Джемаль вдруг понял, что в состоянии болезненного возбуждения он едва не пропустил главного в основной работе. Конечно, это не промах - почти собранная и на этот момент условно-исправная адская машинка нуждалась в одной-единственной доработке. Завтра утром он перепроверил бы себя, доведя работу до логического завершения.
        Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.
        - Да, конечно. До завтра, - попрощался он с Паттерсоном.
        Джемаль сложил трубку и устроился за столом. Он потянулся было к контейнеру, но остановил руку на полпути, ощутив дискомфорт. Пытаясь выяснить причину, он стал вспоминать, на этом ли самом месте он оставил адскую машинку, которая являлась центральной фигурой на этом столе...
        Глаза Ахмеда медленно прошлись по поверхности стола, останавливаясь на каждом предмете. Он опустил глаза, чуть откатившись на рабочем стуле, и визуально измерил зазор между лицевой панелью верхнего ящика и наружной поверхностью передней стенки верстака: ящик задвинут до конца. Второй, третий - то же самое. Ахмед, давно уже обнаруживший в себе эту фобию к аккуратности, всегда приводил в порядок рабочее место; это касалось и его части офиса на Воксхолл-кросс.
        Он поднял глаза - и нашел причину своего легкого беспокойства. Дверца первого настенного шкафа оказалась неплотно прикрытой, всего на сантиметр-полтора. Ахмед усмехнулся, порадовавшись своему необыкновенному локальному чутью. Но почему дверца закрылась не до конца? Ей что-то помешало внутри шкафа?
        В этом шкафу хранились некоторые компоненты взрывчатых веществ, и первое, что увидел Ахмед, открыв дверцу, - это черный порох в броской фирменной упаковке. Джемаль купил его в охотничьем магазине и еще ни разу не использовал.
        Он нашел причину своей неаккуратности, и она заключалась в нестабильности его системы: он работал над одним делом, а думал о другом. Ахмед обязан был провести этот короткий анализ - чтобы и в дальнейшем не пропускать эти важнейшие мелочи.
        Джемаль использовал оригинальный способ разрядить 9-вольтовый аккумулятор адской машинки, пропустив через его контакты ток высокого напряжения. Резкий щелчок, и
«Крона», этот «фирменный» элемент питания ливийских террористов (раньше они использовали батарейку с одноименным названием), пришла в негодность. Ахмед проявил недюжинную выдержку, граничащую с безбашенностью: установив таймер на электронных часах фирмы «Касио» ровно на минуту, он дождался, когда она истечет.
60 секунд. Взрыва не произошло.
        Джемаль окончательно смонтировал таймер и элемент питания в верхней крышке контейнера, также служащей чашкой, пропустив провода через сквозное отверстие в плотно завинченной пробке. Все. Вот теперь все было готово к завтрашнему шоу. А пока нужно избавиться от следов нынешнего представления.

* * *
        Андрей разжал руку и, сложив нож, глянул на обескровленную ладонь. Увлекшись разыгравшимся на его глазах спектаклем, он потерял контроль над вооруженной рукой и сильно, до побелевших пальцев сжимал рукоять. Да, зрелище, развернувшееся перед ним, захватило его, и едва Джемаль доиграл свою роль, Рахманов словно заглянул в заранее подготовленный план проведения спецмероприятия, написанный рукой Натана Паттерсона. Он знал о методах борьбы с терроризмом все, а то, что не знал, ему было не нужно. «Сикрет сервис» провела против него грязный прием - чтобы всколыхнуть общественность и мобилизовать все имеющиеся в стране силы и средства для поимки ливийского мстителя, прибывшего с миссией - посеять хаос в крупных городах Соединенного Королевства. Очередную провокацию МИ-6 решила сделать бескровной, но резонанс от этого только усилится: в следующий, третий раз террорист не промахнется. Население погрузится в море томительного ожидания. Даже беспечные не останутся безучастными и станут озираться по сторонам, чего раньше никогда не делали.
        Разработчик операции просчитал все: именно бескровность (как ошибка убийцы) толкнет террориста к акту мщения, и он обязательно отыграется за обидный промах.
        Ожидание. Ожидание нового, более разрушительного толчка землетрясения.
        Но кто запустил этот кровавый механизм - директор «Сикрет сервис» или его исполнительный помощник?.. От жертвы, обеспокоенной собственной безопасностью, такого выверенного контрудара не дождешься. Значит, все тот же Натан Паттерсон.
        Андрею пришла пора на уровне досье уточнить, кто же такой этот господин Паттерсон и что представляет собой номерной отдел военной разведки. По сути, Паттерсон стоял во главе механизма с исключительными полномочиями исполнителя, и зародился такой механизм в год создания иностранного отдела Бюро секретной службы, более ста лет тому назад.
        Андрей убрал нож в карман и покинул временное убежище. Джемаль выехал из гаража пару минут назад, а выхлопных газов в помещении как и не было. Здесь здорово и бесшумно работала вытяжка. Рахманов не удивился бы, если бы узнал о рециркуляции воздуха - что соответствовало бы педантичной натуре Ахмеда Джемаля. Соблюдающий точность и порядок, обладающий непогрешимой памятью, он насторожился от одной только неплотно закрытой дверцы шкафа.
        Точность, непогрешимая память. В этом плане и на этом этапе с Ахмедом трудно, очень трудно бороться.
        Андрей занял его место за столом, запомнив точно месторасположение контейнера, и придвинул его к себе. Ничто в этом нержавеющем цилиндре не наводило на мысль о разрушающей начинке. Все смонтировано просто, надежно, даже, что называется, со вкусом. Сняв крышку, Андрей в первую очередь обратил внимание на почерневшие контакты 9-вольтового аккумулятора - часть того конструктора, который он недавно рассматривал на столе. Эта небрежно выполненная работа нашла оправдание у Рахманова: Джемаль торопился. Но, сам того не подозревая, он достиг и другого результата: характерные следы повреждений, вызванные зарядом тока, виделись торговой маркой, как если бы Джемаль поставил на аккумулятор несмываемый штамп. Даже если предположить, что Андрей достал исправную батарейку и подсоединил к ее разъемам провода от взрывателя и таймера, нанес похожие на подпалины следы, - и в этом случае аккуратист Джемаль распознал бы подделку. Ведь ему еще раз придется снять крышку, которую он использовал в качестве монтажной платы, чтобы запустить таймер. Рахманову же было необходимо гарантированно активировать бомбу, дабы
смягчить приготовленный для него удар, и неважно, что акция эта из бескровной превратится в кровавую.
        О взрывчатых веществах Рахманов знал все, а что не знал...
        Пробка контейнера имела плотную резьбу, то есть налицо был тесный контакт двух трущихся между собой поверхностей. Андрей примерил на себя шкуру Ахмеда Джемаля - пристально вгляделся в дверцу правого от себя шкафа и открыл его. И первое, что ему бросилось в глаза, - это фирменная жестяная банка с черным порохом. Зачастую черный порох изготовляется в форме кристаллов или порошка черного, желтого или белого цвета. Открыв банку, Андрей удостоверился, что внутри «коммерческий» порох - серые хлопья. Отлично. Это он, тот самый черный порох, который детонирует, в частности, от фотовспышки. Рахманов отложил банку в сторону и открыл соседний шкаф: при первом и беглом обыске он заметил аптечную склянку с отличительным символом йода на этикетке - «J». Кристаллов черно-серого цвета в пузырьке осталось немного, но их Рахманову хватало за глаза. Черный порох и кристаллы йода представляли собой отличную пару для детонации.
        Андрей открутил пробку контейнера, еще раз убедившись, что внутри его начинка стандартного взрывного устройства - ярко-коричневый семтекс, капсюль-детонатор, провода, выходящие через отверстие в пробке; отверстие было достаточно свободным, чтобы провода не перекручивались. Андрей положил контейнер набок, подцепил на кончик ножа черный порох и стряхнул его на внутреннюю резьбу контейнера; добавил к нему йода, осторожно и очень медленно завернул пробку; еще чуть-чуть дожал, и еще немного, чувствуя подкативший к горлу ком адреналина. Вернув контейнер в прежнее положение, Андрей закрыл его крышкой.
        На том ли месте стоит контейнер? Пожалуй, нужно сдвинуть его на пару сантиметров. Вот так.
        Убрав в шкаф жестянку с порохом и склянку с йодом, Андрей сдул со стола серые хлопья и кристаллы. Теперь Джемаль не заподозрит, что кто-то вскрывал его произведение искусства. А если заподозрит... что ж, тем хуже для него.
        Закрывая за собой дверь гаража, Рахманов подумал о превратностях судьбы. Руби, сделавшая попытку сдать его Паттерсону, дала ему еще одну улику против «Сикрет сервис». Андрею же досталась техническая задача, которую он благополучно решил. Впрочем, окончательный ответ на этот вопрос даст день завтрашний. А сегодня нужно отдохнуть. Набраться сил... в той же машине...
        Глава 12
        Функции исполнителя
        Йен Файф начал приобретать привычку почесывать что бритый, что небритый подбородок. Брился он только в рабочие дни, а работал через два дня на третий. Мог бы и больше, но профессия официанта его изматывала: четырнадцать часов на ногах - это что-то значит. Итак, двое суток прочь, и Файф был готов снова примерить на себя дурацкую, на его взгляд, форму официанта, этот дресс-код, предписанный администрацией заведения: узкие, как лосины, брюки, остроносые ботинки, малиновая безрукавка, легкомысленная бабочка. Он искренне удивлялся: почему администраторы, включая и дежурного, зачастую не надевали даже пиджаков, носили свободные брюки, рубашку, нигде у них не жмет и не потеет. А вот стиснутые в воплощенный имидж официанты особенно остро ощущали это на кухне, в этом аду, куда то и дело
«опускались» за заказом.
        Файф снова потер небритый подбородок (побреется он завтра утром, за пару часов до того, как выйдет из дома и отправится на работу). «Я жду». Этот стандартный ответ стоял у него в ушах. Он хорошо запомнил этого араба, не жалуясь на ту часть памяти, которая отвечала за лица. Араб арабу рознь? Черт их знает. Когда по ящику показывают беснующуюся в очередном гражданском мятеже толпу арабов, в ней все они на одно лицо: раскрытые в крике рты, чего-то выпрашивающие глаза (в общем, гримасы зарождающейся демократии), это не считая, конечно, отдельно сидящих или лежащих арабов. На одних больше крови, на других меньше, к одним вовремя подоспеет неотложка, другие ее так и не дождутся. Это сейчас смуглолицый араб держится за жизнь и кровоточащую рану обеими руками, а через пару минут - это всего лишь кусок парного мяса.

«Я жду».
        Глаза у него живые. Их невозможно сравнить с теми же оливами (глаза как оливы - жуткая глупость). Йен Файф припомнил важную деталь: когда на его вопрос клиент «с явно выраженной арабской внешностью» в первый раз ответил, что ждет, Файф машинально добавил про себя: «Диану». Подсознательно. На интуитивном уровне он отметил сходство клиента с Доди аль-Файедом, другом принцессы Уэльской. Сходство почти идеальное (за исключением волос на голове): брови широкие, черные, глаза живые и с характерным для аль-Файеда симпатичным прищуром. В 1997 году, когда Диана и аль-Файед попали в страшную автокатастрофу в туннеле под мостом Альма, фотографии египтянина мелькали по ТВ и в прессе с той же периодичностью, что и фото самой погибшей принцессы; нередко их показывали вместе. И Файф как будто перенесся на четырнадцать лет назад, когда ему исполнилось двадцать семь, и покачал головой: он не увидел сходства между установленным полицией человеком и своим клиентом, которого он обслуживал накануне трагедии. И не без ссылки на того же Доди. Полиция совершила ошибку, обнародовав портрет невиновного, скорее всего,
человека. И это на успешной основе, точно установив женщину, - Файф узнал в обнародованном снимке другую свою клиентку.
        И снова он потер подбородок, снова на задворках его черепной коробки просквозило: скоро на работу; остались считаные часы до того момента, когда он втиснется в брюки-трико и «удавится» бабочкой. Но что за спектакль идет по ти-ви, а точнее, детективный сериал, в котором свидетели превращаются в заложников, мутируют в сообщники, а злодей меняет лица с мастерством Фантомаса?.. Внутренний голос подсказывал Файфу: не суйся, это не твое дело; может, ты влезешь в специфику британской разведки, официальный представитель которой в своем обращении по ящику разложил все по полочкам. И - оставил контактный телефон. Вряд ли можно разрушить какие-то внутренние связи, позвонив по внутреннему (считай, дежурному) телефону. И Йен Файф набрал этот номер.

* * *
        Натан Паттерсон выбрал из списка номер Ахмеда Джемаля, однако звонить ему передумал: пусть не по уши, но Ахмед сейчас в ответственной работе. И не стал отвлекать его, отчетливо представив за рабочим верстаком. Вот именно в эту минуту Паттерсон мог и не сдержать иронического откровения: «Ах, вот зачем Ахмеду понадобился этот полный набор автомеханика». На его приобретение Ахмед выбил у руководства ссуду и, насколько знал Паттерсон, уже погасил ее. Он видел это
«навесное оборудование», попробовал, как легко, без усилий, выдвигаются инструментальные ящики, как бесшумно работает вытяжка, как покрывают всю рабочую плоскость стола несколько хитро вмонтированных светильников. Помнится, тогда на вопрос Ахмеда, пытавшегося произвести на своего шефа впечатление, ответил Шон Свитинг: «I’m fucked out» («Охренеть»). Ахмед остался доволен даже этим ответом. Как мальчишка. И с этим «навесным оборудованием», если он прикупит к нему подъемник и шиномонтажное оборудование, без куска хлеба точно не останется.
        Паттерсон, отклонив кандидатуру Джемаля, сделал было выбор в пользу Шона Свитинга, однако последний по натуре не был исполнителем. Скорее - промежуточным организатором, этакой надежной прокладкой между руководителем и низшим звеном организации; пожалуй, его можно было назвать мастером.
        По большому счету, Натан Паттерсон уже сделал окончательный выбор, но, определяясь с посредническим статусом своего подчиненного, оттягивал время...
        Нет, не Свитинг. В 1988 году - когда во главе отдела 037 стоял Трой Морган Смит, между ним и агентами, находящимися в его подчинении, не было никаких прокладок: связь прямая и четкая; получил приказ от первого лица, выполнил задание, доложил. Натан Паттерсон всегда докладывал только одному человеку - Смиту. Сегодня Смит - глава «Сикрет сервис», а Паттерсон занял место, некогда принадлежавшее Смиту.
        Он снова перезвонил Йену Файфу, держа свою «Моторолу» в одной руке, а другой открыл сейф и взял с нижней полки модифицированный «кольт-45» - с удобным спуском и удлиненным (для установки глушителя) стволом. Паттерсон вложил «кольт» в оперативную кобуру, конструкция которой позволяла хранить в ней пистолет с коротким глушителем. Табельный пистолет он переложил во внутренний карман пиджака.
        - Мистер Файф, это снова Натан Паттерсон вас беспокоит. Прошу прощения за неорганизованность: сотрудника, которого я обещал прислать к вам за разъяснениями, я привлек к срочной оперативной работе. Так что...
        - Может, я смогу сам...
        - О нет, что вы! Не стоит беспокоиться. Я лично приеду к вам. Меня вы узнаете - видели по телевизору. До встречи через час.
        Паттерсон ощутил необыкновенный прилив сил, найдя этому общее, устроившее его на первых порах объяснение: взяв на себя подзабытые функции исполнителя, он переживал вторую молодость. В этот момент он и Джемаль духовно оказались максимально близки.
        В гараже среди множества оперативных машин - седаны, кабриолеты, спорткары и прочее - он выбрал черный «Остин». Надев фуражку, тем самым замаскировав верхнюю часть лица под длинным козырьком, Натан выехал за пределы штаб-квартиры. В неторопливом темпе он менее чем за час добрался до района Бейсвота, соседствующего с Паддингтоном, где и проживал Йен Файф.
        Тот поджидал сотрудника «Сикрет сервис» у окна своего одноэтажного дома и несколько удивился транспорту, на котором прибыл Паттерсон: вороной лондонский таксомотор. Как будто собирался на слет кэбов и вот по пути завернул к знакомому официанту. Да, это он, та самая рассекреченная личность закрытого госучреждения.
        Файф поспешил открыть дверь и впустить Паттерсона. Находясь у него за спиной, он поспешил извиниться:
        - Это моя сестра - Лили. Извините.

«И при ней вы можете говорить на любые темы», - усмехнулся разведчик.
        Он едва заметно покачал головой, рассматривая лет тридцати пяти полную брюнетку, свидетельницу встречи, сидевшую на диване в позе послушницы: спина прямая, руки на коленях, глаза смотрят в пол. Ну что же, Файф перестраховался, и это его право.
        - Я слушаю вас, - поторопил события Паттерсон.
        Файф открыл рот, и начало его монолога оказалось таким неожиданным, что агент МИ-6 от удивления округлил глаза. Вообще, у него сложилось впечатление, что официант озвучивал свои мысли и начал с середины размышлений. А может быть, это и было начало, поскольку, по уверению классика, «начало никогда не находится там, где мы рассчитываем его найти».
        - Араб арабу рознь? Черт их знает. Когда по ящику показывают беснующуюся в очередном гражданском мятеже толпу арабов, в ней все они на одно лицо: раскрытые в крике рты, чего-то выпрашивающие глаза...
        - Какие, простите, глаза?
        - Выпрашивающие. На одних арабах меньше крови, на других больше. - Файф выбросил руку в сторону телевизора, как если бы в эту минуту шел репортаж о мятежной толпе арабов. - Это сейчас смуглолицый араб держится за жизнь и кровоточащую рану обеими руками, а через пару минут - это всего лишь кусок парного мяса.

«Он рассуждает с точки зрения работника питания, - мысленно покивал в такт своим мыслям Паттерсон. - Заодно играет на публику - в ее единственном представителе, сотруднике спецслужбы, который, в его представлении, так же, как он, обязан разделить его мнение и ненавидеть арабов. Ну-ну, послушаем дальше».
        Паттерсон слушал. И чем больше распахивал на груди рубашку этот скрытый неопатриот, возомнивший себя последователем Ницше, тем больше давал поводов Паттерсону ненавидеть его. Отчасти он разделял расовую составляющую его измышлений, но его раздражали точно построенные, словно написанные, фразы. Он хотел убить этого человека - без злобы, только выполняя свой долг, теперь же применение оружия сдерживала неприязнь. Это все равно что жестоко избить жертвенное животное перед тем, как зарезать его, - вкус мяса не изменится, может быть, но мозг даст вкусовым рецепторам информацию: качество пищи другое, незнакомое, в нем ощущается привкус страха, боли, страдания. Нет, такое мясо годится только для соседа. Не потому ли мусульмане раздают часть мяса жертвенного животного, чтобы изменить его вкус к изначальному?
        А этот вопрос родился не без участия Файфа, продолжавшего нападки на арабское население.
        Паттерсон, видимо, глубоко ушел в свои мысли, поскольку официант привлек его внимание несколько рискованным способом: пощелкал пальцами и сказал «алло». Это была последняя капля, переполнившая неспокойную душу сорокадевятилетнего агента; если бы он мог точно сказать, каков состав месива в его душе... Одно дело - однородный, другое - настоящая помойка, на поверхность которой поднялся смрадный осадок: сейчас Паттерсон занимался не своим делом.
        Он потянулся к кобуре, но рука его остановилась на полпути - он только расстегнул пуговицу и коснулся полы пиджака, скрывающего оперативную кобуру с «кольтом». Натан нашел способ отмыться от всего дурного, что вылилось на него за последние несколько дней. На его лице не дрогнул ни один мускул, он выглядел таким же спокойным, как и пять минут назад, когда перешагнул порог этого дома.
        - Мистер Файф, одну секунду.
        Он подошел к официанту вплотную, поправил задравшийся воротничок на его бордовой тенниске, машинально отметив: «Почему эта неряшливость не бросилась мне в глаза сразу?» - и, отстранившись, неожиданно резко и сильно ударил его головой в лицо.
        Паттерсон знал цену такому удару. Сейчас мозги Файфа отяжелели и едва помещались в его резонирующей черепной коробке, а глаза его смотрели через кровавую пелену.
        Агент выбросил руку в сторону Лили и заткнул ей рот одним словом:
        - Молчи!
        Из разбитого носа Йена Файфа хлынула кровь. Паттерсон не стал марать об него руки. Одним-единственным ударом он получил сатисфакцию и вернул душевное равновесие. В этот раз он не остановил на полпути руку. Откинув полу, выхватил пистолет, на миг - всего лишь на миг - похолодел: рука обхватила рукоятку не того пистолета, к которому он привык за последние семь лет. Вынося вооруженную руку для выстрела, он взвел курок. И нажал на спусковой крючок, встретившись с жертвой взглядом.
        Первая пуля попала точно в переносицу, вторая оставила входное отверстие чуть ниже и левее. Файф был гарантированно мертв, хотя взгляд его карих глаз оставался осмысленным, и, может быть, эта деталь заставила Паттерсона спустить курок еще два раза.
        Не меняя положения рук, он повернул корпус в сторону Лили. И снова не дал ей раскрыть рот. Она женщина и ушами не только любит, но и боится.
        - Делай, что я скажу, и останешься жива. Нет - ляжешь рядом с братом. Это правда, что он твой брат, или вы ломали передо мной комедию?
        - П-правда, - заикаясь, подтвердила Лили.
        - Ладно. Бери трубку, набирай 999, не смотри на меня, смотри на брата, говори:
«Его убили».
        - Его убили...
        - Не мне, дура! Я знаю, что его убили! Скажешь об этом диспетчеру службы спасения. Добавишь слово в слово: «Ар-Рахман здесь». Ни взгляда, ни полвзгляда на меня, смотри на брата.
        Йен Файф дергался в агонии. Паттерсон, глядя на эту предсмертную мимику, представил, что Файфу, который проходил страшное терминальное состояние, здорово досаждали пулевые отверстия в голове. И кто знает, может, в глубине души Лили, которая не могла оторвать взгляд от брата, надеялась на чудо: служба спасения еще успеет что-то сделать. Но Паттерсон был уверен в обратном: это страх перед хладнокровным убийцей сломил ее волю.
        - Алло! Алло! - сорвался ее голос, едва диспетчер службы спасения ответил на вызов. - Моего брата убили. - Короткая пауза. - Здесь ар-Рахман.
        - Назовите свой адрес и повторите, что вы сказали.
        Она выполнила просьбу диспетчера. Затем - приказание Паттерсона, шепнувшего ей:
        - Скажи, что он делает.
        - Он целится в меня. Боже...
        Натан Паттерсон, артистично выгнув бровь, убил ее.
        Стерев носовым платком отпечатки пальцев с пистолета, он бросил его рядом с мертвой женщиной и быстро вышел из дома.

* * *
        Андрей уснул в машине так крепко, как в своей кровати. Если бы он мог заказать сон, то попросил бы Морфея показать ему его уютный на окраине Триполи дом, из окна которого открывался бы вид на его квартиру в Москве. От его пригородного дома, скорее всего, уже ничего не осталось, а московская квартира давно принадлежит чужим людям.
        Рахманов проснулся в четыре утра, повел затекшей шеей. Разбудил Руби, сон которой был также глубок.
        - Нам нужно ехать. И добраться до одного места до того, как в Лондоне прогремит очередной взрыв. Один человек должен получить стопроцентное доказательство моей непричастности к теракту.
        - Кто этот человек?
        - Его я ни разу не видел, но много слышал и читал о нем в прессе.
        Рахманов тронул машину с места. Выехав за город, он взял направление на север страны.
        Глава 13
        Ошибка террориста
        Ахмед Джемаль проснулся, чувствуя себя обновленным. Он решил, что память в это утро оказалась милосердной к нему и оставила финальную часть его вчерашнего мероприятия: он везет труп женщины к пруду, что в районе Фулхэма, и сбрасывает с подгнивших мостков в мутную, с болотным духом воду. Конец.
        Восемь утра. Плотно позавтракав, Ахмед разложил на столе карту Лондона и связался по телефону с Натаном Паттерсоном. И когда тот ответил, позволил себе вольность:
        - Доброе утро, шеф! Не разбудил?
        - Конечно, нет. Здравствуй, Ахмед! - в обратном порядке отозвался Паттерсон. - Если я тебя правильно понял, сегодня ты задержишься.
        - Да. Об этом я и хотел вас предупредить.
        Ахмед отчетливо представил себе Натана Паттерсона, вчерашняя обида на которого отжила: в темно-синем костюме, голубой рубашке, с закинутым за спину галстуком - чтобы не запачкать его, он заканчивает завтракать. Ахмед ошибся: Паттерсон ответил на звонок подчиненного на пороге своего офиса.
        - Да, да, я слушаю, - поторопил он Ахмеда. Через секунду мысленно подкорректировался: поторопил подчиненного без оснований. Скорее всего, потому, что сам спешил в офис.

«Мне нужно уточнить адрес».
        Накануне они подробно изучали вопрос, касающийся места совершения теракта, и выбрали два направления: южное и северное. Сейчас Паттерсон сделал выбор в пользу первого и отдал Ахмеду добро все на том же весьма обременительном, полускрытом языке:
        - Поезжай в Брайтон и свяжись со мной за двадцать минут до прибытия поезда.
        - Понял, шеф. До встречи.
        - До встречи.
        Джемаль оглядел себя в зеркале: темная спортивная куртка, классические джинсы, кепка с длинным козырьком, маскирующая верхнюю часть лица. Отметив на наручных часах время, Ахмед сделал нехитрое вычисление и, заняв место за слесарным верстаком, открыл крышку контейнера, повернув эту оригинальную монтажную плату на пол-оборота. Длины проводов, идущих к взрывателю, хватило для того, чтобы положить крышку на стол и освободить руку. Поддерживая часы «Касио», одной рукой он, нажимая на боковые кнопки хронометра, перевел его в режим таймера и выставил время: оно соответствовало прибытию скоростного поезда в Брайтон минус двадцать минут. Чему, собственно, он получил подтверждение по телефону.
        Вчера Ахмед испытал себя, дождавшись срабатывания таймера, а сегодня это желание у него пропало напрочь. Хотя почерневшие контакты батарейки и приметная, наполовину стертая буква «н» в названии «Крона» говорили о чистоте эксперимента.
        Он поставил крышку на место. Надев перчатки, протер корпус контейнера и поместил его в молодежный ранец, привлекающий к себе внимание прежде всего блестящей металлической застежкой и светоотражающей полосой по низу. Также с собой он прихватил кейс с набором сапера: стетоскоп, фонарь, универсальный гаечный ключ, зеркало, применяемое для обыска в нижней части машины, и прочее. Это на случай, если ему самому придется разминировать взрывное устройство собственного изготовления.
        Выйдя из дома, Ахмед поставив его на сигнализацию и на пересечении с Фулхэм-роуд остановил такси.
        - Вокзал Паддингтон, - назвал он адрес.
        - Да, сэр, - живо откликнулся водитель «Остина».

* * *
        До отправления скоростного поезда осталось пятнадцать минут. Об этом Джемалю напомнила диктор вокзала, его наручные часы и мобильный телефон, на экране которого сменились цифры, показывая точное, синхронизированное с сервером сотового оператора время. Оставив ранец на соседнем стуле, Ахмед, делая вид, что разминает ноги, подошел к газетному киоску, взял иллюстрированный журнал, полистал его, бросил взгляд на своего соседа, мужчину лет пятидесяти. Скорее всего, того не насторожила бесхозная сумка у него под боком, это несмотря на частые предупреждения диктора вокзала о высоком уровне террористической угрозы, что гражданам следует проявлять бдительность и немедленно сообщать о подозрительных предметах и бесхозных багажах полицейским или служащим вокзала. Джемаль отошел еще дальше - к продуктовому киоску, эффект тот же самый: никакой реакции соседа. Что же, придется воспользоваться пунктом «б» и инкогнито сообщить о подозрительном предмете. Хотя... Вот мужчина бросил один взгляд в сторону, другой, обернулся, выискивая глазами человека, занимающего к нему ближайшее место, затем надолго приковал свой
взгляд к броской сумке. Подхватив плащ и свой багаж он прямиком направился к наряду полиции. Несколько энергичных жестов и пара его горячих фраз активизировали стражей порядка. Они подошли к месту происшествия. Один полицейский склонился над ранцем, другой в это время докладывал по рации. И делал он это громко, может быть, намеренно, во всяком случае, ему не пришлось эвакуировать пассажиров на соседних местах; также он пресек рождение известного эффекта - нашедшего выход затаптывают первым. Собственно, он избежал волны паники. За первыми пассажирами и встречающими из здания Паддингтонского вокзала в темпе потянулись остальные.
        Натан Паттерсон приехал на место происшествия спустя четверть часа. На пять-шесть минут его опередили техники из инженерно-саперного подразделения Скотленд-ярда, и этого короткого промежутка времени им хватило, чтобы бегло исследовать ранец и сделать первые неутешительные выводы. Старший инженерной группы по имени Джош Уорд докладывал Паттерсону:
        - Мы обнаружили взрывное устройство, относящееся к разряду закамуфлированных транспортных закладок. В сумке находится термос английской фирмы, аналогичный тому, что послужил контейнером для «машинки», взорвавшейся на линии Лондон - Кентербери. Та же фирма, тот же объем. Я думаю, это ваш парень проявил себя здесь.
        - Может быть. Впрочем... - Паттерсон потер переносицу. - Он оставил сумку. А по идее, дабы придерживаться стиля, должен был доставить бомбу в вагон.
        - Выводы делайте сами. Возможно, его спугнул сосед, среагировавший на бесхозную сумку. - Уорд отыскал глазами пятидесятилетнего мужчину, на которого ему указал один из полицейских, встречавших инженерную группу. - Я краем уха слышал, что хозяин сумки отошел сначала к газетному киоску, а потом пропал. Мое дело - обезвредить взрывное устройство. Думаю, проблем с этим у нас не возникнет. Его устройство предельно просто: взрывчатое вещество, детонатор, замедлитель, источник питания.
        - И все? А всякие там ловушки... - Паттерсон умело изобразил профана.
        - Имеете в виду приборы неизвлекаемости?
        - Да, так, кажется.
        - Исключаю.
        - Хорошо. Делайте свою работу.
        Паттерсон и его группа в составе пяти человек находились на периферии, если считать центром этой части вокзала адскую машинку. Вот-вот должен появиться Джемаль. А вот и он. Паттерсон первым протянул ему руку и осведомился, как у того дела, - Ахмед пожал плечами: нормально. Он был без головного убора, в распахнутой куртке, под которой выделялась белая рубашка; он демаскировал себя всего двумя деталями одежды, и даже очередной «главный свидетель» не узнал бы в нем своего соседа по вокзальной скамейке.
        Паттерсон покачал головой, наблюдая показную удаль одного из саперов. С кейсом в руке, в клетчатой рубашке с закатанными рукавами, он легкой походкой шел на разминирование, тогда как должен был тяжело передвигаться в бронированном спецкостюме. Паттерсон не удержался от вопроса, бросив быстрый взгляд на Джемаля:
        - Твой знакомый?
        - Кто, Роджер Стрэчи?
        - Ах, его вот так зовут.
        - Мне показалось, вы тоже слышали, как Уорд называл сапера по имени. А с чего вы взяли, что он мой знакомый?
        - Просто так. Не обращай внимания.
        Ахмед пожал плечами: «Не хочешь говорить, не надо».
        - Почему, как ты считаешь, он не оделся в бронезащиту?
        - Кот в перчатках не ловит мышей, - тут же ответил Джемаль. И с этого мгновения уже не отрывал взгляда от сапера. Конечно, тому досталась легкая работа. В любом другом случае он приготовил бы для него пару сложных задач.
        Работу Роджера Стрэчи снимали несколько съемочных групп, в том числе и знакомая Натану Паттерсону; с режиссером, лет тридцати пяти-семи женщиной, он поздоровался кивком. Все они стояли вплотную к «тонкой голубой линии», которую установили полицейские в качестве оцепления, но окончательное расстояние до взрывоопасного объекта установили инженеры. На месте «хроникеров» Паттерсон не подходил бы так близко, но те, дай им волю, сметут любой полицейский кордон.
        Роджер Стрэчи тем временем приблизился к скамейке, поставил рядом кейс, открыл его, вынул и надел на голову резиновую упряжь с фонариком; направленный пучок холодного синеватого света блеснул в повороте головы сапера. Спокойно, как будто собрался попить чаю, он вынул из ранца контейнер. Поставив его на сиденье, одной рукой взялся за корпус, другой - за крышку; повернув ее на пол-оборота, осторожно приподнял. Чуть склонил голову, подсвечивая себе фонариком. После короткого осмотра Стрэчи, поддерживая провода, положил крышку рядом с контейнером. И только сейчас задействовал связь «свободные руки», передав по рации:
        - Здесь все предельно просто. А значит, надежно. Этого подрывника можно назвать и профессионалом, и прилежным учеником. С мозгами у него все в порядке.
        Прием осуществлялся в режиме громкой связи, и Джемаль, слышавший каждое слово коллеги, едва заметно усмехнулся: видел бы его сапер прошлой ночью...
        Роджер Стрэчи тем временем продолжал докладывать, вооружившись лупой:
        - Здесь электронные часы «Касио». Они используются в качестве замедлителя. Работают в режиме обратного отсчета. Осталось двадцать семь минут. Элемент питания - «Крона». Не уверен, но мне кажется, что с ней что-то не в порядке. С виду - новая, а контакты опалены...
        Стрэчи попросил минуту, вооружился тестером и, переключив его в режим вольтметра, коснулся его клеммами электрической цепи взрывного устройства, чтобы измерить напряжение. Покачал головой:
        - Напряжения нет... Нет ли здесь сюрприза?

«Придурок, - снова иронично улыбнулся Джемаль. - Заканчивай давай».
        - Считаешь, в контейнере есть другой источник питания? - спросил старший инженер.
        - Не исключено. А провода, таймер и паленая «Крона» - муляж. Минуту, - снова сделал паузу Стрэчи. - Отверстие для вывода проводов - оно довольно свободное.
        - Что ты собираешься предпринять? - задал очередной вопрос Уорд.
        - Отрежу провод и протолкну его внутрь, тем самым расширю обзор.
        Получив разрешение на эту операцию, сапер поочередно обрезал прозвоненные им провода и протолкнул их внутрь при помощи тонкого и длинного металлического крючка. Луч света скользнул внутрь, и Стрэчи увидел детонатор, к которому вели провода. Другими словами - ничего, что могло бы сдетонировать и подорвать взрывчатое вещество или сам детонатор. И сапер пока что не мог определить его тип, поскольку тело детонатора было заглублено в пластиковую взрывчатку.
        Затянувшуюся паузу прервал старший инженер, на котором, как и на остальных саперах, были бронежилеты с аббревиатурой подразделения:
        - Что ты предлагаешь?
        - Я предлагаю вывезти «машинку» на полигон и взорвать ее там.
        - То есть мы не получим ключевых деталей, - с неудовольствием констатировал Паттерсон, обращаясь скорее к самому себе. Однако его услышал и Уорд.
        - О каких ключевых деталях вы говорите?
        - Нам важно установить тип взрывчатки.
        - Вы получите результаты из нашей химической лаборатории. После взрыва на полигоне они установят не только тип взрывчатки, но и количество - до грамма.
        - Вы не понимаете. Нам важно буквально прочитать название на упаковке, что там - С4, наша DEMEX, французская PE4, польский нетролит или чешский семтекс. Нам важно установить тип взрывателя, что он не отличается от того, что подорвал пластит в поезде близ Кентербери. Тип контейнера вы уже установили, равно как элемент питания и таймер. И дальше установите все буквально по пунктам. Такого результата требуют интересы национальной безопасности. От этого напрямую зависит качество оперативно-разыскных мероприятий. Вы слышите меня?
        - Ты слышал, Роджер? - продублировал разведчика старший инженер, демонстративно касаясь микрофона.
        - Да. - Роджер Стрэчи успел проанализировать ситуацию и более внимательно рассмотреть, что находится на поверхности контейнера. - Пожалуй, я выверну пробку.
        Уорд дал добро на эту безобидную процедуру:
        - Действуй.
        Плавным, но сильным движением рук Роджеру не удалось отвернуть крышку. Он приложил большее усилие - рывок, по сути, и этот прием привел к неминуемому результату: черный порох на резьбе сдетонировал и подорвал полтора килограмма семтекса. Взрыв оказался такой силы, что сапера разорвало в клочья.
        Паттерсон, скрипнув зубами, сжал полоску полицейского ограждения и, еще не понимая, что получил в этом акустическом мешке легкую контузию, порадовался за свой дорогой английский костюм: фрагменты тела сапера не долетели до него каких-то три-четыре метра.
        - Кто устанавливал ограждение? - спросил он, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в целом. - Пять баллов за идеальную точность!
        Затем Натан отвел побледневшего Джемаля в сторону, к чудом уцелевшему окну, за которым соревновались в исступлении сирены полицейских и сигнализации частных машин.
        - Как такое могло произойти? Как - ответь мне, Ахмед!
        - Шеф, я...
        - Я жду объяснений, а не оправданий! - повысил голос Паттерсон.
        - Хорошо, я постараюсь объяснить. Вы слышали, что сказал Стрэчи старшему инженеру: с элементом питания что-то не так. И он проверил «Крону» тестером. Заряда в ней осталось не больше, чем в окурке. - Ахмед продолжил, даже когда к ним подошел Джош Уорд: - Я только могу предположить, что в руках у сапера был тестер, а тот работает от батарейки.
        - Сапер, - акцентировал белый как смерть Уорд, - измерял напряжение в цепи. Внутри вольтметра не действуют сторонние силы, а разность потенциалов на его клеммах совпадает с напряжением.
        - Это понятно. Я говорю о самом приборе, работающем от источника питания. Он-то и мог в принципе спровоцировать взрыв. Это первое. Второе - радиостанция. Третье - статика. Мы можем только гадать. Черт, если бы я мог оказаться на месте Стрэчи...
        В глазах начальника инженерной группы агент военной разведки выглядел по меньшей мере странно.
        Взрыв совпал по времени с прибытием к вокзалу Билла Арчера. Старший следственной группы, похоже, не удивился грохоту в вокзальном помещении и россыпи стекла, хлынувшего на улицу.
        - Вот так встречают настоящих героев, - хмыкнул Арчер.
        В здании вокзала он в первую очередь поздоровался с Уордом, которого знал несколько лет, и только потом подошел к Паттерсону.
        - Надеюсь, вас не задело, - отнесся он с участием к военному разведчику.
        - Не задело что? - огрызнулся Паттерсон.
        Глава 14
        Враг врага моего...
        Локерби
        Уже в который раз непрошеные гости заставали Стивена Макгрегора с лопатой в руке. Можно было подумать, что он только и делает, что перекапывает грядки или бесцельно перекладывает с места на место пласты земли. Причем не обычной лопатой, а подарком зятя к его 63-летию: отточенной, блестящей, с полированной ручкой, в черном футляре - как музыкальный инструмент. Стивен хмыкнул, подумав об этом, и прислонил подарок к сараю.
        Этот дом и все хозяйственные постройки Стивен возвел собственными руками. У него не было строительного образования, но внутри его жил дух строителя. Когда Макгрегор возводил дом, он горел желанием построить его... не торопясь, чтобы получился он добротным, может быть, даже на зависть соседям. Он представлял детей в их детских комнатах, себя и жену - в спальне, всех вместе - в гостиной. В итоге получилось три спальни, как будто он был султаном, две детские, две гостиные (одна главная), библиотека, где он вдоволь курил и играл на бильярде, столовая. Дом стал его гордостью. Сам же Стивен считал его недостроенным и подумывал сделать пристрой - как у замка. Жена была не против, дочь - тоже, только склонный к праздности зять недовольно морщился - ведь ему в этом случае придется помогать тестю; а о том, что фактически тесть старался и для него тоже, он в расчет не принимал.
        Роскошный сад, неотделимый от дома, казался бесконечным из-за некоей запутанности, названной самим Стивеном лабиринтностью. Клумбы, кусты, деревья прорезали извилистые дорожки из терракотовой плитки, сходящиеся на центральной площадке, венцом которой служил фонтан; его включали только по праздникам.
        - Мистер Макгрегор?
        Стивену показалось, за спиной лысоватого незнакомца спрятался Натан Паттерсон, он-то и приветствовал хозяина дома.
        - Да? А вы кто? - ответил он недружелюбно.
        - Меня зовут Андрей, мою спутницу - Руби. Мы можем с вами поговорить?
        Стивен на секунду замешкался, прежде чем открыть калитку и пропустить гостей в свой сад-лабиринт. Он то ли что-то слышал об этой женщине, то ли видел ее раньше. Она, как ему показалось, пыталась остаться в тени мужчины с арабской внешностью, и такое поведение было бы естественным для арабки, но она - англичанка, скорее всего. А вот имя - еврейское. Он не мог не вспомнить любимую актрису своей матери - Барбару Стэнвик, урожденную Руби Кэтрин Стивенс, снявшуюся в фильме «Поющие в терновнике». И он вспомнил, где и при каких обстоятельствах видел эту Руби, когда жестом гостеприимного хозяина предложил ей стул.
        Да, это она, Руби Уоллес, главный свидетель кентерберийского теракта. Да, это он, ар-Рахман, ливийский террорист, от рук которого погибло больше двадцати человек.
        Но Стивен Макгрегор и виду не подал, что удивлен. Дождавшись, когда Рахманов займет предложенное ему за садовым, стоящим в тени столом место, он сел сам и, пошамкав губами, как будто у него сместились протезы, отрезал:
        - Я вас знаю.
        В его груди что-то перевернулось. Он почувствовал связь между трагедией 1988 года и нынешней, хотя она была очевидна. Но связь эта имела принципиальное значение, как ответ на вопрос, не дающий ему нормально заснуть вот уже больше двадцати лет. Конечно, эта связь затрагивала и его дочь, которой в этом году исполнилось бы сорок...
        - Погодите, я принесу чаю. Не беспокойтесь, я не собираюсь вызывать полицию. Во всяком случае, не сделаю этого, пока не выслушаю вас. Черт возьми, наверное, все эти годы я ждал именно вас.
        С этими словами, которые произвели на Руби сильное впечатление и даже выбили слезу, Стивен Макгрегор оставил их вдвоем.
        Он вошел в столовую, налил полный чайник воды, включил под ним газ и тяжело опустился на жесткий стул. Бросил взгляд на жену и оставил ее вопрошающий взгляд без внимания. Посмотрел в окно на спешащего из флигеля к дому зятя и отчего-то вспылил на него: «Какого черта он летит, как на пожар? Издали распознал в госте ливийского мстителя?»
        Ливийский мститель.
        Макгрегор, честно говоря, устал размышлять на тему конфликта в Ливии, что начался он с волнений, произошедших в феврале 2011 года в соседних с Джамахирией Тунисе и Египте, и вылился-таки в вооруженный мятеж. Этот агент военной разведки Натан Паттерсон почти разбил все его устаревшие взгляды и наверняка увидел это в усталых глазах 64-летнего Стивена. Он словно говорил: «Живи своей жизнью здесь, в Шотландии. Какое тебе дело до палача, пролившего кровь своего народа?» Стивен мог возразить: «Своего восставшего народа. Это вы, агенты британской разведки, провоцируете восстания».
        Это сейчас Стивеном овладело упадочническое настроение, но еще неделю тому назад он с гневом следил за стремительными событиями. Вот американцы и их часть операции под названием «Одиссея. Рассвет». Вот родные британцы со своей частью, названной
«Эллами», и не только со своим уставом, но и с вооруженными силами, а вот канадцы (операция «Мобайл»). Вот гордые от того, что в одном ряду со Штатами и Великобританией, - вооруженные силы Норвегии, Бельгии, Дании, Италии, Испании, Катара, Румынии, Болгарии, Турции, Греции. Рвутся в бой и публично вопят об этом Албания, Австралия, Германия, Иордания, Швеция, Хорватия, Саудовская Аравия, Объединенные Арабские Эмираты. Больше всего против Каддафи ощетинилась Франция.
        У Стивена сложилось стойкое чувство, что на землю вторглись инопланетяне с целью поработить планету, но встретили ожесточенный отпор. Как там Муаммар Каддафи назвал действия западных стран - «агрессией крестоносцев и колониалистов»? В общем и целом война в Ливии виделась Макгрегору такой же грязной, как и ее закваска.
        Почему он вспомнил эти детали сейчас, когда к нему явился неожиданный и незваный гость и ждал его за садовым столом? Макгрегор знал ответ: он растерялся и не знал, что делать, как поступить. На расстоянии он сочувствовал ливийцам, а встретившись с одним из них лицом к лицу, утратил присущее ему самообладание.
        - Кто это? - спросил Патрик, влетая в столовую. - Снова спецслужба пожаловала?
        - На этот раз нет. Это Салех ар-Рахман.
        - Кто?! Тот самый...
        - Да, тот самый.
        - Отец, ты в своем уме?
        - Молчать! - прикрикнул на зятя Макгрегор. И чуть смягчил тон: - Молчать.
        К нему вернулось то первое острое чувство, когда он узнал ар-Рахмана. Тогда в его груди что-то перевернулось и он понял, что этот человек пришел дать ему ответ на вопрос, не дающий Стивену нормально заснуть вот уже больше двадцати лет. И еще острая мысль о старшей дочери: в этом году ей исполнилось бы сорок...
        Стивен вернулся к гостям, забыв про угощенье.
        - Откуда вы узнали мой адрес? - А про себя подумал: «Значит, вопрос, почему ар-Рахман пришел именно ко мне, отпадает. Интересно». - Можете не отвечать. Лучше скажите вот что...
        - Я вам скажу, что не совершал терактов, в которых меня обвиняют. За ними стоят те же люди, которые взорвали «Боинг» в 1988 году. Я говорю о персоналиях, понимаете меня?
        - То есть вы можете назвать имя человека, подложившего бомбу в самолет?
        - Его зовут Натан Паттерсон. По его приказу агент МИ-6 Ахмед Джемаль взорвал 9 апреля этого года пассажирский поезд. Адская машинка находилась в сумке Мари Блант.
        Слово взяла Руби.
        - Послушайте-ка меня, Стивен, - начала она тоном, не требующим возражений. Она не стала баловать себя разнообразием и повторила то, что услышали от нее в полицейском участке сначала полицейские, а потом и сам Натан Паттерсон. - Сидели мы с подругой в ресторане. Оттянуться хотелось как никогда... Мари повезло в том плане, что лицом к Джемалю сидела она, а не я. Иначе с вами сейчас беседовала бы моя подруга...
        Рассказ Руби со всеми подробностями занял не меньше сорока минут. В самом его начале к Стивену и его гостям присоединились остальные члены семьи Макгрегора - его жена, дочь и зять. Женщин больше всего сразил тот момент, когда Руби увидела по телевизору не тот фоторобот. Конечно, самым динамичным эпизодом стал поединок между агентами двух спецслужб: ливийской и британской... Закончила она словами:
        - Вот поэтому на поиски меня и Андрея брошены все силы - ну там, полиции, разведки и контрразведки. Кстати, о втором теракте мы услышали на автозаправке в Локерби.
        Макгрегоры переглянулись: о каком втором теракте говорят эти люди? И - как один - бросились в гостиную к телевизору.
        Глава 15
        Тонкий ход
        Лондон
        Имея в распоряжении номер телефона Андрея Рахманова, Паттерсон обрел уникальную возможность заполучить его контакты - по входящим и исходящим звонкам сотового оператора. Один из номеров телефона принадлежал Фаруху Баширу. Кто он такой, Паттерсон узнал из доклада Шона Свитинга, запросившего у контрразведки МИ-5 досье на Башира. А началось все с обращения Свитинга, положившего перед начальником распечатку контактов. Обратив внимание шефа на столбец «время», Свитинг сказал:
        - Рахманов звонил этому абоненту ровно за сорок пять минут до другого звонка.
        - Руби Уоллес позвонила мне, - быстро сориентировался в таблице Паттерсон. - А кому звонил Рахманов?
        - Абоненту по имени Фарух Башир.
        - Сириец?
        - Черт его знает.
        - Ну так узнай!
        Итак, из досье МИ-5 стало известно следующее. С 2001 года Фарух Башир, ливиец по происхождению, подозревался в связях с террористической организацией с мирным названием «Люди будущих поколений», однако веских доказательств этому у контрразведки не нашлось - по причине консервации этой и ей подобных организаций. То есть налицо группа людей, объединенных одной целью, ничего противоправного они не совершают, но могут совершить в час икс. Проблема в том, что предъявить обвинения такой группировке невозможно. На вооружении спецслужб остаются только нелегальные методы борьбы под названием прессинг, прессинг и еще раз прессинг.
        - Фарух Башир женился на девушке по имени Ишбел, они ждут ребенка.
        Еще несколько скучноватых деталей, и Паттерсон прервал помощника:
        - Довольно, Шон. Не теряй времени и отправляйся к Баширу, тащи его...
        - В «нижнюю цитадель»?
        - Туда ему еще рановато. Посмотрим, что он нам сообщит.
        Допрашивать Башира шеф отдела поручил Джемалю. Два араба быстрее найдут общий язык, рассудил он. За ходом допроса он следил из смежной комнаты, в которой было несколько душновато, что заставило Паттерсона приоткрыть дверь и пустить заодно немного коридорного света.
        - Фарух, о чем ты говорил с ар-Рахманом? Но прежде давай выясним: ты знаешь, о ком идет речь?
        - Да.
        - «Да»? Вот так просто? То есть ты односложно отвечаешь на вопрос о том, знаком ли ты с террористом, взорвавшим пассажирский поезд, убившим тридцать мирных жителей?
        - А мне что, надо было вздрогнуть и пуститься в пространный рассказ о нем? О да, я знаю этого проклятого террориста, взорвавшего пассажирский поезд!
        - Вижу, ты знаешь его. Это я и хотел услышать. Так о чем ты говорил с ар-Рахманом при встрече?
        - О том, чтобы тот выбросил всю дурь из своей головы.
        Дальше Фарух посвятил Джемаля в интимно-лирические детали: он принял предложение ливийца только по одной причине - сказать ему, что он завязал. У него семья, молодая жена ждет ребенка. Хватит, он натешился «играми патриотов». Он по-настоящему проникся чувством к стране, которую еще кельты назвали туманным Альбионом (Горный остров). Он влюбился в ее вечно дождливую погоду, не подозревая, правда, что эта любовь - продолжение его искренних чувств к коренной англичанке, ставшей его женой.
        По его словам, он приветствовал Рахманова за руку. И первым, нарушая систему подчинения младших старшим по положению, заговорил о деле; свое он посчитал приоритетным - даже не зная, с какой просьбой к нему обратится ар-Рахман, и этот факт для него стал решающим.
        - «Я теперь свободный человек», - сказал я ему. Ар-Рахман перебил меня: «Правда? Значит, именно так выглядят свободные люди? Так, как ты, - через мгновение добавил он. И продолжил с издевкой: - Значит, ты завязал. Тебя исключили из экстремистской группировки и только что не сделали запись в твоем трудовом листе: по собственному желанию. Как же тебя отпустили?» Я ответил: «Легко», - посчитав вопрос неуместным. Рахман сказал буквально следующее - и снова с издевкой, его слова запали мне в память: «Демократия невозможна в отдельно взятой террористической группировке, готовой по моему приказу превратить жилой лондонский квартал в арену боевых действий. В тот момент тебе явилась дева-демократия в белых одеждах и всплакнула, уподобившись Александру Македонскому: ей уже нечего завоевывать. Но все, что ни делается, к лучшему: мне нужен именно свободный человек, не обремененный служебными обязанностями, с кучей времени. Поработай на меня в качестве свободного агента, Фарух, а я тебе щедро заплачу». И тут ар-Рахман написал на пачке сигарет какое-то имя. Я замотал головой: «Не хочу знать, кто этот человек и
что тебе от него нужно. Меня ждут дела, Рахман, и они не имеют ничего общего с твоими интересами в этой стране». - «В этой, - акцентировал он. - Но не в твоей. Ступай, Фарух. Только не будь самонадеян: ты свободен, но не прощен». Я развернулся и пошел прочь. Все.
        - Все? - вскинул брови Джемаль, терпеливо выслушавший ливийца, рассказавшего о встрече со своим земляком.
        - Все, - кивнул он.
        - Если так, то ответь: ты состоял в террористической группировке?
        - Нет. - Башир поймал требовательный и в то же время чуть насмешливый взгляд агента и развернул ответ: - Я считаю группировку террористической, если она совершила хотя бы один акт устрашения. Мы никого не убили.
        - Но мысли убить в твою черепную коробку проникали?
        - Как и у всякого нормального человека. У тебя ведь тоже были приступы гнева и ты желал убить конкретного человека? Я могу продолжить, если это имеет отношение к делу.
        - Твои мысли отличаются стройностью.
        - Я же сказал: я выбросил дурь из головы. День вчерашний закончился. Неважно, что было вчера. Важно, что будет сегодня. Я согласен отвечать на вопросы, касающиеся только меня. Если они касаются моих товарищей хотя бы краем, я буду молчать. Это мои условия.
        - У меня встречное предложение, Фарух: если ты солжешь, я превращу твой сегодняшний день в ад, а завтрашнего дня тебе не пообещает даже всевышний. Способов и возможностей у меня для этого хоть отбавляй.
        - Я согласен.
        - Тогда поехали. - И Джемаль приступил к блиц-опросу: - Лично ты принимал деньги от ар-Рахмана?
        - Никогда.
        - Был свидетелем передачи денег?
        - Несколько раз.
        - Суммы были крупные?
        - Довольно крупные: десятки тысяч фунтов.
        - Хорошо. Что дословно сказал тебе ар-Рахман по телефону?
        - Поздоровался. Спросил, узнал ли я его. Я ответил: да. «Встретимся на Итон-сквер, - сказал он мне, - через четверть часа».
        - Он был уверен, что ты доберешься до места встречи за пятнадцать минут?
        - Я могу говорить только за себя.
        - Ты живешь рядом?
        - Да - на Итон-сквер, в квартире моей жены.
        - Ее зовут Ишбел?
        - Да. А что?
        - Ничего. Продолжай.
        - Я пришел на пять минут раньше. Рахман явился минута в минуту.
        - Почему ты пришел раньше срока?
        - Хотелось поскорее покончить с этим делом. Рахману я сказал, что стал свободным человеком. Он предложил поработать на него в качестве свободного агента. Потом написал на пачке сигарет какое-то имя...
        - «Какое-то имя»? Стоп, Фарух. Ты не запомнил имя, написанное на бумаге? Ведь ты его прочел, так?
        - Я бросил взгляд на пачку. Автоматически отметил двойное имя или имя и фамилию, оба слова были написаны с большой буквы. Я не хотел знать, кто этот человек - друг или враг ар-Рахмана...
        - А может быть, сообщник, с помощью которого он собрался отправить на тот свет еще три десятка человек. Продолжай. Что было дальше?
        - Мы попрощались.
        - Вот так вдруг?
        - Нет, я сказал ему, что меня ждут дела, которые не имеют ничего общего с его интересами... в этой стране.
        - Звучит патриотично, - многозначительно сказал Джемаль, поймав себя на мысли, что вопросы и ответы пошли по второму кругу. - Но это не патриотизм. Ты преследуешь личный интерес - красивая жена, упитанный ребенок, очаг, твои ноги, вытянутые к огню, ароматный сигаретный дым над твоей головой - и прикрываешься патетикой. Но я не ар-Рахман и не ем то, что мне вешают на уши. Для таких подонков, как ты, всегда открыты двери камер в подвале нашего управления. Ты просидишь там до тех пор, пока не вспомнишь имя, написанное ар-Рахманом, и еще столько же - в качестве бонуса. Твою феноменальную забывчивость я толкую как пособничество международному террористу. Но не спеши, Фарух. Тебе еще сидеть, пока ты не поймешь, что стоять - это счастье. Расшифрую: членство в террористической группировке означает прямое отношение к терроризму. Ты объявил себя свободным человеком, но пока не научился любить свободу. Я научу тебя искусству любви.
        Когда Фаруха Башира увели, Паттерсон, перешагнув порог комнаты для допросов, присоединился к Джемалю:
        - Считаешь, Фарух действительно не запомнил имя?
        - Скоро мы об это узнаем. Я лично отнесу ему ужин. - Джемаль не сдержался: - Долбаный урод! Он похож на раба, которому дали вольную: свое он отработал и требует всего: попить, пожрать, бабу...
        Паттерсон рассмеялся.
        Джемаль сдержал слово, данное им Фаруху, и принес тому ужин в комнату для допросов. Как бы вскользь поинтересовался насчет имени на пачке сигарет.
        - Фелинг вроде бы, - ответил ливиец.
        - Фелинг?
        Фелинг был немецким химиком, оказавшим большое влияние на развитие фабрично-заводской промышленности в одном немецком городе. Джемаль запомнил этого ученого, который для определения сахара в различных жидкостях применил реактив - фелингову жидкость, только потому, что сам любил проводить опыты с реактивами.
        - Значит, Фелинг? - переспросил Джемаль.
        - Кажется...
        Чтобы Фаруху Баширу не казалось, чтобы он видел мир через реальное стекло, чтобы вернуть ему зрительную память, чтобы тот раз и навсегда запомнил, что уважаемый Герман Фелинг скончался аж в 1885 году, Ахмед Джемаль коротко размахнулся и вонзил свой кулак Баширу под ребра.
        Это был пятый или шестой удар, и от каждого у ливийца мутилось в голове.
        Он сидел на стуле, связанный по рукам и ногам крепкими пластиковыми хомутами. Боль в его саднящих руках давала о себе знать ровно до того момента, когда ее сменила другая, нестерпимая; удару агента левой в печень мог позавидовать любой полутяж. Шесть раз секундант мог выбросить на захарканный пол камеры полотенце.
        - Фелис!
        - Точно Фелис? Не путаешь? Был такой богослов...
        - Нет, нет, погоди! Фелициано, кажется.
        - Еще один духовник? Вот видишь - несколько ударов, и ты - уже не ты. Где твоя свобода, Фарух? Ты растерял ее, пока спускался в подвал. А я растоптал ее, идя следом.
        Глава 16
        Падение дома Макгрегоров
        Локерби
        Вечером Андрей, оставив Руби и Лору за разговором, последовал за Патриком во флигель.
        - Чего тебе надо? - заиграл желваками Патрик. - Зачем ты ходишь за мной?
        - Хочу поговорить.
        - Нам не о чем говорить. Гусь свинье не товарищ.
        - Вижу, ты не во всех вопросах поддерживаешь Стивена.
        - Ты правильно думаешь. Но я подчиняюсь законам семьи, в которой живу. Стивен и себя, и каждого из нас считает избранным, лучше и чище остальных, но относится к ним с уважением.
        - Стиснув зубы.
        - Какая тебе разница?
        - Есть разница. Ты ненавидишь меня не потому, что я исповедую политику жесткого запугивания и насилия. И даже если бы ты знал, что я состою в организации, которая планирует убийства отдельных высокопоставленных лиц, твое отношение ко мне осталось бы прежним. Корни твоей ненависти в том, что ты не можешь разорвать узы и вырваться за пределы клановой связи. Ты находишься во власти клана. У тебя есть собственное мнение и собственный голос - но часто ли его слышали в твоей родовой общине?
        Андрей смотрел на Патрика не моргая, как будто гипнотизировал его.
        - Тебя гложет одна-единственная мысль: получить за мою голову вознаграждение. Но это мизерная сумма по сравнению с той, что ты можешь получить... за тот же телефонный звонок Натану Паттерсону.
        - Что-то я тебя не пойму, - прищурился Патрик.
        - Не пригласишь меня в дом? Там я тебе все объясню.
        Беседа продолжилась в просторной и светлой гостиной с современной мебелью. Андрей принял от Патрика скотч, однако не притронулся к нему, а покручивал тяжелый стакан, наполненный жгучим напитком на четверть, положив ногу на ногу, не ощущая ни капли стеснения.
        - Речь идет о восьмидесяти миллионах долларов, которые ты можешь вернуть в семью.
        - А они что, были в семье? - не скрывая язвительной насмешки, ответил Патрик. Он стоял в стороне в позе учителя математики, втолковывающего ученикам, в чем разность между двумя величинами.
        Он повторился, не услышав ответа на свой вопрос:
        - Эти восемьдесят миллионов были в семье?
        - Вижу, ты понимаешь, о чем идет речь. Тебе представился шанс воспользоваться этой суммой, не упусти его.
        - И что я должен буду сделать?
        - Для начала присядь за стол.
        Патрик выдержал короткую паузу и последовал совету гостя. Он сел так, что свет от торшера падал на его правую часть лица, а свет, струящийся из окна, освещал его левую половину.
        - Вот что ты сделаешь, Патрик: сдашь меня властям, сделав упор на одну важную деталь: когда я намерен вернуться в Локерби.
        - Но ты не вернешься.
        - Я похож на идиота?
        Патрик Херринг сделал очередную паузу, и она затянулась. Он, невольно взяв пример с гостя, стал покручивать стакан на столе и даже не заметил, как часть виски выплеснулась на поверхность. Наконец он нарушил молчание:
        - Если я сделаю звонок из дома...
        Рахманов перебил его:
        - Да, тебе придется несладко. И чтобы уехать из дома, тебе понадобится предлог.
        - Об этом я и хотел спросить.

«Он созрел, - индифферентно заметил Андрей, - и он не очень умен. Это то, что мне нужно».
        - Твоя жена очень ревнива? Не спрашивай «а что?» - просто ответь.
        - Вообще-то... да.
        - Моя спутница заинтересовала тебя? Отвечай прямо - ты был бы не прочь затащить ее в постель?
        - Прямо так прямо: да.
        - Отлично. Не скрывай своей заинтересованности от жены.
        - Кажется, я понял тебя. Я все сделаю. - Патрик снизошел до лестного замечания в адрес Рахманова: - Ты придумал для меня отличный предлог смыться из дома.
        - Куда именно - у тебя есть идея?
        - В отчий дом.
        - Он в Карлайле?
        - Ты обо мне многое знаешь.
        - Достаточно, - ответил Андрей.
        Он оставил Патрика одного во флигеле и во дворе дома снова встретился со Стивеном Макгрегором.
        - Нашел общий язык с Патриком? - Хозяин покачал седой головой. - Бука. Даже мне редко удается расположить его к себе.
        - Но все же удается?
        - Время от времени. Но я не собираюсь его ублажать. До сей поры не могу понять: что в нем нашла Лора?..
        Они замолчали. Первым нарушил молчание Рахманов - уже когда они перешагнули порог просторного и светлого гаража, в котором хранился и садовый инвентарь тоже, - и слова его заметно взбодрили Макгрегора.
        - Завтра я уеду. Ненадолго, думаю. И я наперед знаю, что ты хочешь мне сказать. Мои методы привлекают внимание, но общий результат тебя устроит.
        - Ну, не совсем так.
        Стивен заиграл желваками. Впервые за много-много лет ему представилась возможность узнать полный, соответствующий действительности список людей, приложивших руку к гибели его старшей дочери. Что касается методов... Их чистота его не касалась. Он ответил на этот вопрос так: «В этом-то мире грязи?..»
        Ему не требовались особые доказательства - он всегда подозревал в чудовищном преступлении директора «Сикрет сервис», представляя его главой фашистской СС, этим главным проводником массового террора в Германии и на оккупированных территориях. Сколько директоров сменилось с того трагического дня? Стивен Макгрегор знал точную цифру: сейчас МИ-6 возглавлял шестой по счету - сэр Трой Морган Смит, и находился он на этом высоком посту два с половиной года. И все «Смиты» были на одно лицо. Что касается последнего, в 1988 году он в качестве главы службы собственной безопасности вел параллельное расследование теракта (сведения об этом просочились в прессу), и в его команде числился человек по имени Натан Паттерсон. Он и сейчас в команде Смита...
        Устойчивая преступная группировка.
        Отчасти ар-Рахман привел доказательства грязных приемов «СС»: в то время, когда человек арабской внешности, похожий на ар-Рахмана, оставил адскую машинку в зале ожидания Паддингтонского вокзала, Рахманов был в нескольких шагах от дома Макгрегора. И не один, а с главным свидетелем теракта. «Вот уж кого надо беречь как зеницу ока», - подумал Макгрегор, посмотрев на окно спальни на втором этаже.
        - Могу я спросить о твоих планах?
        - Почему бы и нет? - Андрей пожал плечами. - Разве мы не доверяем друг другу? У меня надежные связи в Белфасте. Джон Оргайл - слышал это имя?
        Макгрегор пожал плечами: «Кто же не слышал имени этого ирландского террориста?»
        - Оргайл по моему заказу подготовил оружие и все необходимое для работы. Мне нужно уточнить кое-какие детали, после чего я вернусь. Дольше, чем на два дня, у Оргайла я не задержусь.
        Оружие. Интересно, какое именно оружие выбрал для «работы» ар-Рахман? Возможно, это снайперская винтовка.
        Сам Стивен Макгрегор считался хорошим стрелком, неплохо разбирался в огнестрельном оружии, собрал небольшую коллекцию охотничьих ружей. В далеком 1967 году, когда он проходил службу в армии, он стрелял из снайперской винтовки Enfield L42 (вскоре ей на смену придет L96 и станет образцом снайперского оружия). Стивена поразили легкость управления винтовкой, ее исключительно точный бой. Эта винтовка - сама простота: ручное перезаряжание, продольно скользящий затвор, отъемный коробочный магазин, удобная деревянная подушка под щеку на прикладе, довольно легкий спуск.
        Он был уверен: ар-Рахман стреляет не хуже инструктора по огневой подготовке, а скорее - лучше. Он положит пулю точно в цель и с трехсот метров - но при двух непременных условиях: время и место. Может быть, ар-Рахман уже сейчас, образно говоря, смотрит в будущее через оптический прицел снайперской винтовки.
        - Кстати, - первым нарушил молчание Андрей, - ты еще не знаешь, что Натан Паттерсон - большой поклонник долгосрочных операций. Не ошибусь, если назову одну такую операцию и скажу, что он считает ее образцовой: «Льотей».
        - Как ты сказал?
        - «Льотей». Эту операцию, направленную на развал коммунистического движения, разработали в недрах МИ-6.
        - Честно говоря, хотелось бы знать, как внутри МИ-6 назвали операцию по развалу нашего «локербийского содружества».
        - Если судьба вас снова сведет, спроси у Паттерсона об этом. - Дальше Рахманов процитировал своего куратора из ГРУ: - «Льотей» он считает венцом в делах, результат которых ожидается через тридцать-пятьдесят лет.
        - Расскажи поподробнее об этой операции, - заинтересованно попросил Макгрегор и превратился во внимательного слушателя.
        - Конечно, - охотно откликнулся Андрей, скрывая свою заинтересованность.
        Он начал с того, что в военной разведке Великобритании пришли к выводу: прочность режима каждой соцстраны и всего содружества в целом держится на общности идеологий, руководящей роли компартии и их взаимодействии, и если лишить социалистическое общество цельной идеологии и перессорить его членов между собой, то весь монолит содружества даст трещину и вскоре начнет рассыпаться на части...

* * *
        Лондон
        Билл Арчер не находил себе места. Его отец страдал ревматизмом и под вечер не знал, куда девать ноги, охал и стонал, поднимая и опуская их, парил и остужал. Это надо было видеть. Билл (его полное имя Вильям) не мог сострадать отцу по той причине, что по большей части считал его болезнь надуманной, а протяжные и жалобные стоны - частью его же каждодневного представления, сводящего с ума домочадцев (обычно после ужина они переглядывались: «Сейчас начнется»). Вильям уважал Арчера-старшего и никогда не высказывал своих мыслей вслух: «Ну ты же мужик! Ты излечимый больной! Ты что, не можешь перетерпеть свою боль?» Как в известной новелле О. Генри он кроме терпения родственников испытывал на себе компрессы «из мочи молодого поросенка». Он не верил в современную медицину, а та, которой он мог доверять, тихо скончалась до того, как его стали мучить ревматические боли в ногах.
        И вот Арчер-младший начал понимать, каково его отцу. Но в отличие от последнего, страдающего от острой боли в суставах, он буквально приобрел головной ревматизм и для себя даже сделал сноску: не путать с мозговым ревматизмом - с его поражением ткани и сосудов головного мозга. Он не мог найти покоя своей голове, в которой завывала то одна неспокойная мысль, то другая. И в этой связи он навестил своего отца, поднявшись к нему в спальню на втором этаже. Поправив одеяло, он спросил:
        - Тебе больно, да? Чем бы тебе помочь?
        И усмехнулся про себя: «Жаль, что я не молодой поросенок».
        - Мне уже лучше, - последовал ответ. А вслед за ним - улыбка человека, которому по-настоящему стало лучше.
        Головной ревматизм. Что может быть хуже, когда ты не знаешь, в какую сторону склонить свою голову, - в любом положении в ней звучат тревожные мысли, одна другой хуже... И одна из них отдавала горечью обиды: «Тебя водят за нос».

«Тебя. Водят. За нос».
        Куда склонить голову - влево или вправо? Доложить о своих подозрениях министру - это влево? Поговорить начистоту с Паттерсоном, этим хитрым лисом, - вправо, что ли? Скорее всего - назад, до хруста в сломанных шейных позвонках.
        Голова ноет, лопается. Ночь разделилась на сотню частей. Пятьдесят раз уснешь, пятьдесят проснешься. Арчер за несколько дней приобрел привычку что-то жевать посреди ночи, шатаясь по дому, как лунатик.

«Что с тобой?» - спрашивала жена.

«Меня укусил волк», - серьезно отвечал Арчер.
        Его водили за нос. Он окончательно уверился в этом, когда сопоставил факты. И начал он как бы с конца, с неудавшейся попытки ливийского террориста подорвать поезд на линии Лондон - Брайтон. Для этого ему пришлось связаться по телефону с командиром инженерно-саперной группы Уордом и поднять его подробный рапорт.
        - Джош, это Билл Арчер тебя беспокоит. Ну-ка еще раз повтори, что тебе сказал... Но сначала подтверди вот что. Ты объяснил Паттерсону - данная «машинка» устроена просто: взрывчатое вещество, детонатор, замедлитель, источник питания, а он спросил про «всякие там ловушки».
        - Так и было.

«Всякие там ловушки» - действительно прозвучала фраза. Равно как и был неопределенный жест Паттерсона в ответ на вопрос Уорда о приборе неизвлекаемости.
        И такое сказал человек, специализирующийся на раскрытии терактов, действительно специалист своего дела. Ладно бы он упростил форму обращения, выбросив из нее специфические термины, - но он обращался к такому же, как он, профессионалу из инженерно-саперной службы. Почему он прикинулся валенком? Ведь он назубок знает (и использует) термины, например, взрыватель замедленного действия с часовым механизмом, предохранительное (для самого подрывника) устройство, устройство неизвлекаемости.
        Паттерсон проговорился. Он перечислил несколько типов взрывчатки, упомянув и ту, что его интересовала, а вот с другой составляющей частью адской машинки он церемониться не стал: ему было важно установить, что тип взрывателя не отличается от того, что подорвал пластит в поезде близ Кентербери. А контейнер, часы и элемент питания к тому времени саперы уже установили. Другими словами, Паттерсону требовались доказательства идентичности двух взрывных устройств по каждому пункту. Зачем? Чтобы ему безоговорочно поверили. Кто? Множество. Легион. Каждый островитянин, будь то англичанин, шотландец, валлиец, ирландец. Он надеялся на это, поэтому так горячо защищал адскую машинку от ее взрыва на полигоне. Его не устраивала судьба первой «машинки», унесшей около тридцати человеческих жизней. Ему важно было заполучить и продемонстрировать неразорвавшуюся бомбу, смонтированную самим ливийским террористом ар-Рахманом. Ему нужно было неопровержимое доказательство - ему, агенту спецслужбы, которой зачастую никаких доказательство не требуется.
        Что еще необычного заметил Арчер за время совместной работы с Паттерсоном? Конечно, тот факт, что впервые в истории МИ-6 его сотрудник публично выступил по ТВ в прямом эфире. С высоты сегодняшнего дня тот случай просился называться «Вчера в прямом эфире...».
        Арчер представил себе ливийского террориста. Тот тщательно подбирает компоненты для изготовления бомбы и ни на шаг не отходит от списка, дабы никто не усомнился именно в ливийском следе. Например, в поисках «Касио» он обходит лондонских старьевщиков и так далее. Можно подумать, что ар-Рахман, задумавший «серию терактов в крупных городах» Альбиона (пусть он планирует пять), привез с собой пять термосов емкостью 1,8 литра, пять одинаковых детонаторов, пять часов «Касио», моток проводов - чтобы хватило на пять самодельных взрывных устройств, пять порций семтекса... Глупость. Но кто-то пытается эту глупость протолкнуть. Только подставляя человека под определенную ситуацию, так и действуют: подбирают аналоги и прочие похожести. Одна неточность (иной контейнер или марка часов), и зародятся сомнения. Другого пути подставы нет. Иначе придется объясняться. Только профессионал или специалист в области логики заметит интригу - то есть скрытые действия (обычно неблаговидные) для достижения цели. Спецслужбы знают, как вести борьбу с такими людьми.
        Еще Арчера насторожила смерть официанта Йена Файфа и его сестры Глории. Удивляла оперативность и вездесущность ливийского террориста. Но опять же пресса не переставала представлять его как человека, через которого руководство Ливии осуществляло связь с террористическими организациями за рубежом. СМИ смаковали подробности, подброшенные легкой рукой Натана Паттерсона: ар-Рахман для совершения терактов может использовать случайные связи (и тому было подтверждение: Мари Блант, с которой он познакомился в ресторане), может совершить теракт самостоятельно (что, по сути, уже не нуждалось в подтверждении); а дальше он может перейти на другую тактику: удары совершат боевики террористических группировок, с которыми у него были налажены связи. И ничего не значат факты отступничества двух, по крайней мере, группировок, лидеры которых отказались от сотрудничества с ливийским террористом.

«Но что же знает Паттерсон, чего не знаю я?»
        Знать бы...
        И Билл Арчер едва подавил тяжелый вздох.

* * *
        Локерби
        О Патрике Херринге его немногочисленные недоброжелатели говорили: он вошел в клан Макгрегоров и стал частью древней фамилии. Сам же Патрик считал по-другому: это Макгрегоры потеряли часть себя, отдав за него свою дочь. И ничего не значит, что Патрик жил в доме Макгрегоров, занимая с женой флигель, почти не уступающий ни в чем главному дому.
        Был отдельной и целой личностью, а стал частью. Какая-то детская обида поселилась в нем. Детская еще и потому, что он на восемь лет был младше своей жены, а сам глава семейства провозгласил Патрика своим младшим сыном.
        Восемьдесят миллионов долларов. Огромная сумма скопилась на счету Стивена Макгрегора. А он не хочет замечать очевидного: «зеленый» режим Каддафи, невиновность которого в двух, по крайней мере, терактах он отстаивал долгие годы, вскоре падет, и счет в банке на имя Макгрегора закроют. Во всяком случае, велика опасность пересмотра позиций относительно инициативной группы Макгрегора. Поскольку весь мир широко открытыми глазами смотрит, как увеличивается число жертв мирных ливийцев; счет идет уже на тысячи (а число беженцев неумолимо подбирается к миллиону), и он многократно перекрыл число жертв двух терактов, организаторами и исполнителями которых выступили спецслужбы Ливии.

80 миллионов долларов. Отдельные именитые спортсмены за свою спортивную карьеру столько не зарабатывают, а для большинства из них это и страховка, и начальный капитал для своего бизнеса или покупка пакета акций прибыльного предприятия, и еще сотни вариантов.
        А Стивен Макгрегор живет на пенсию, кормится со своего огорода; в двух-трех пабах Локерби можно отведать его вина - из бутылки без этикетки. Пьют это вино мало, поскольку виноград в Шотландии отвратного качества.
        Патрику Херрингу кусок в горло не лез. Он старался не смотреть на ар-Рахмана; боясь выдать себя, он бросал непродолжительные, но частые взгляды на гостью - что не осталось не замеченным для Лоры Херринг. Она под столом наступила мужу на ногу. Патрик повернул к ней голову: «Что?» Лора выразительно поиграла бровями: «Ничего».
        Он снова глянул на Руби, подцепил на вилку кусочек сочной баранины, бросил в рот, разжевал, запил тяжелым и маслянистым, как нектар, вином, ощутил контраст: отличное свое мясо и противное, и тоже свое, пойло. Остальные члены семьи этого не замечали. Они о чем-то переговаривались. Даже перебрасывались шутками, вовлекая в эту застольную игру и гостью. И она легко, как показалось Патрику, приняла ее. И вот что удивительно: Патрик, которого, как из пулемета, обстреливали словами, не смог воспроизвести ни одной связной фразы. Он как будто спал при включенном телевизоре.
        Руби Уоллес для него с легкой руки ар-Рахмана лично стала тем ключом, который открывал банковскую ячейку, доверху набитую деньгами. Он подумал и об остальных семьях, объединенных в общественную группу, но лишь по той причине, что не верил в единство, согласие, мир и порядок внутри этой группы. Каждого - он подчеркнул - каждого члена семьи гложет этот червь страсти к деньгам, а они морят его своей гордостью. И время от времени хором заявляют об этом. Но ведь хором не означает, что каждый из них.
        Патрик мог помочь каждому, о ком только что подумал, развязав им руки, но прежде всего - себе. Он четко представил: если падет «дом Макгрегоров», развалится и весь
«район». «Трест, который лопнул».
        Поздно вечером, когда супруги легли спать, Лора, прежде чем погасить ночник, одарила мужа насмешливым взглядом.
        - Здесь кого-то не хватает, правда?
        Патрик только под утро зацепился за эту фразу, именно ее он дожидался. Как сказал этот ливиец - отличный предлог покинуть дом Макгрегоров.
        - Куда собрался? - утром спросила его Лора.
        - Давно не видел родителей.
        Они как будто находились в сговоре.
        - Мудрое решение, - ревнивая Лора словно подыграла ему. - Тебе нужно остыть.
        Патрик не стал вступать в пререкания - ему они не были на руку, а вот Лоре - в самый раз. Он сел в свой «Форд», завел двигатель и вскоре выехал на дорогу, ведущую в Карлайл.
        - Куда это Патрик поехал? - спросил Макгрегор у дочери.
        - Окунуться в холодные воды Солуэй-Ферта[Solway Firth - морской залив, близ которого расположен шотландский город Карлайл.] .
        Лора ошиблась, неверно истолковав поведение своего мужа. В нем она разглядела шажок к нарушению супружеской верности.

* * *
        Патрик остановился у автозаправочной станции на юге Локерби и там поджидал ар-Рахмана, как они и договорились. Ему пришлось ждать больше часа и он начал терять терпение. А вот и он, слава богу, в белой фуражке, скрывающей его лысину, и сером плаще. И Патрик подумал о нем: «Это в Лондоне ар-Рахман фигура, а в Локерби он никто».
        - Приютишь меня на пару ночей? - спросил Андрей.
        - Нам до Карлайла доехать нужно. И где гарантии, что ты меня не убьешь?
        - Вон твои гарантии. - Рахманов указал на таксофон. - Позвони Паттерсону и скажи ему следующее...
        Глава 17
        Тонко разыгранная комбинация
        Лондон
        Натан Паттерсон положил трубку телефона и кивнул Свитингу, который все еще держал в руке подключенный к этой линии связи наушник для прослушивания:
        - Ну-ка, Шон, быстро, быстро прокрути запись.
        Паттерсон запомнил беседу с человеком, назвавшимся Патриком, и мог повторить ее слово в слово. Он призвал остальных членов своей команды к вниманию энергичным круговым жестом руки.

«Мистер Паттерсон?»

«Да, я вас слушаю. Вы можете представиться. А можете не открывать ваше имя - как решите вы...»
        Паттерсон точно знал, что звонок касается дела, которое он вел, поскольку звонок был переадресован с номера и именно на него поступали звонки соответствующего содержания.

«...Также вы можете назвать место, откуда вы звоните. Вы находитесь в Англии?»

«В Шотландии».

«Очень хорошо. Итак...»

«Мое имя - Патрик».

«Слушаю вас внимательно, Патрик».

«Я знаю, где находится человек, которого вы разыскиваете».

«Мы разыскиваем двух человек, Патрик. О каком человеке вы говорите - о Руби Уоллес или ар-Рахмане?»

«О женщине…»
        Почему он не назвал ее по имени? На этот нюанс Паттерсон обратил внимание во время
«живого» разговора с Патриком. И он тогда уточнил:

«Руби Уоллес?»

«Да. Я видел ее несколько часов тому назад».

«Вы не смогли позвонить нам сразу? Почему? Догадались, что это Руби Уоллес только по истечении нескольких часов?»...
        Вот здесь Натан Паттерсон надавил на собеседника, и сделал это тонко. Ведь он должен понимать, что информация имеет свойство сита - она утекает в прямом смысле этого слова. Это как цены для спортивных телеканалов на право трансляции того или иного спортивного состязания: прямой эфир - очень дорого; спустя час - очень дешево; на следующий день она уже ничего не стоит.
        ...«Я обдумывал».

«Что, простите, вы обдумывали?»

«Непростое положение, в котором я оказался. А вот Руби Уоллес...»

«Что?»

«Она и сейчас там, где я ее оставил».

«Что это значит? Алло, Патрик, вы меня слушаете?»
        В этом месте в голову Паттерсону влезли тревожные мысли. Он живо представил себе связанную по рукам и ногам Руби; и в этот раз она не сможет дотянуться до телефона... потому что его рядом нет. Другая картина - еще мрачнее: свидетель номер один мертв, он там, где его оставил незнакомый пока что Патрик. Он что, нашел ее мертвой? Или перестарался? Но почему перестарался?.. Мысли Паттерсона плавно перетекли в другое русло, и на него вдруг обрушился простой вопрос: «А как звучит голос Андрея Рахманова?» Вдруг это он сейчас на связи и буквально пудрит Паттерсону мозги?

«Алло, Патрик! Мне нужны доказательства, что Руби Уоллес жива. Вы можете мне их предоставить?»

«Она жива».

«И вы знаете, где она сейчас?»

«Да».
        Слава богу.

«Наша беседа затягивается, хотя и становится более предметной, только потому, я думаю, что у вас есть какие-то условия, которые вы не решаетесь озвучить. Хотите обговорить тему вознаграждения?»

«Именно о деньгах я и думаю последнее время».
        А где же твоя гражданская, она же бескорыстная, позиция?

«Отлично! Мы обязательно обговорим эту тему при встрече. А пока...»

«Вы неверно истолковали мои слова. ВАШИ деньги меня не интересуют».

«Патрик, вы можете назвать адрес, по которому находится Руби Уоллес?»

«Да. При одном непременном условии».

«Я слушаю вас».

«Условие такое: мое имя не должно быть обнародовано ни при каких обстоятельствах».
        Кретин! Мог бы и не называть себя. Ты жаждешь славы Зорро? Да ты псих!

«Обещаю!»

«Как я уже сказал, меня зовут Патрик, фамилия - Херринг. Мою жену зовут Лора. Она дочь Стивена Макгрегора, а я - его зять».
        И в это мгновение Паттерсон понял все посулы, позывы, все чаяния и надежды, сомнения и недомолвки этого человека, как если бы вколол ему лошадиную дозу пентотала натрия, и даже зажмурился от непереносимого свечения чистой правды, обрушившейся на него. «Зять Макгрегора» из уст Патрика прозвучало как фраза
«собака на сене». Восемь десятков миллионов долларов кружили голову дочери Стивена, Лоре, а зятя они сводили с ума.
        Отличный ход!
        А эта похвала прозвучала в адрес Андрея Рахманова. Удивительный, неординарный человек. Он нашел поддержку и убежище там, где Паттерсон и не помышлял искать. По сути, он спрятал письмо в почтовом ящике, где его труднее всего найти.

«Патрик, ар-Рахмана, как я понял, в доме Стивена нет?»

«Но он вернется. Сегодня или завтра - не знаю».

«Не вешайте трубку. Вы помогаете нам, мы не останемся в долгу перед вами. Спасибо за сотрудничество!»
        Конечно, только что трубку положил зять Стивена, а картинку с Рахмановым в будке таксофона можно забыть.
        - Ну, что скажете, парни?
        Кто-то из парней проговорил: «Отличная работа». Паттерсон не разобрал кто - мысленно он перенесся в Шотландию. Его грели финальные слова Патрика Херринга:
«Ар-Рахман вернется за Руби Уоллес. Сегодня или завтра...»
        Он обязательно вернется за ней. Он уверен в надежности этого шотландского канала, этой связи, протянувшейся до сердца самой Ливии.

* * *
        Натан Паттерсон сидел на чемоданах. Так он ощущал себя в эти минуты перед сборами в дорогу. Он - главное действующее лицо, буквально отправляемая в путь фигура, остальные - провожающие, самые суетливые на земле люди. Они обхаживают его, а он не смеет противиться. И вот что удивительно: в любой другой ситуации эта мышиная возня довела бы его до нервного срыва.
        Это взять?
        Возьми. Почему бы и нет?
        А это?
        Ну, не знаю.
        Паттерсон, мысленно находившийся на юге Шотландии, не заметил, как в офис вошел капитан Нэш-Вильямс. Тот был в гражданской одежде, из которой выделялась неоднотонная (в управлении приветствовался однотонный стиль) клетчатая рубашка. Паттерсон уловил во взгляде капитана капельку иронии, однако она не переполняла его глаза, поэтому он оставил это без внимания.
        Кто вызвал его? Явился по собственной инициативе?
        Вообще, до этой минуты Натан Паттерсон рассчитывал на силы только своей команды. Невозможно разместить два десятка оперативников в доме так, чтобы не вызвать подозрений у соседей, а дальше пойдет цепная реакция. Лично его, профессионала, не касалась дилетантская точка зрения: на кону угроза национальной безопасности, а ее разрешением занимается один отдел; блеф, по сути. Однажды он отвечал на такой вопрос: разит не жало (жало лишь раздвигает плоть), а яд. Под ядом он подразумевал свою группу, стекающуюся к центру событий по жалу - группам добычи и обеспечения.
        В его груди свежи были еще воспоминания о проигрыше на Бидон-роуд, и он склонялся к тому, что без шумихи в этом деле не обошлось. Из полицейских, блокировавших район проведения мероприятия, и группы спецназа, ворвавшейся в здание, острого жала не получилось, и Паттерсон едва не захлебнулся собственным ядом, особенно в тот момент, когда получил индивидуальное приветствие от Андрея Рахманова.
        Рахманов - не террорист-отморозок, которого можно заблокировать в его логове и даже похоронить под обломками. Его спецназом не возьмешь. Его возможно лишь обыграть на его же ошибках. Внутренний голос подсказывал Натану Паттерсону, что в этот раз лицо Рахманова проявится в толпе, с которой он слился, поскольку выявилась его связь с ней, и случится это до того, как он в издевательском приветствии коснется рукой головного убора. Но каков Стивен Макгрегор! В этот раз шотландец перешагнул черту и угодил в список пособников ливийского терроризма. И этот существенный нюанс ускользнул от Патрика Херринга как подателя головы Рахманова: Патрик рассчитывает на миллионы, но не получит ни пенса. Паттерсон на сто процентов был уверен в том, что счета всех входящих в инициативную группу Макгрегора будут заморожены, а впоследствии аннулированы.
        Он снова бросил взгляд на капитана Нэша-Вильямса. Снова испытал неуверенность, ибо история могла повториться: пока группа Паттерсона находится в пути,
«бесконтрольные» полицейские из Локерби либо проявят ненужную инициативу, либо останутся на рекомендованных им местах безучастными. Первое - плохо, второе - бесполезно. Что толку напрягать их?
        С другой стороны, если бы Паттерсон решал чистую, без подоплеки, задачу, он бы не колебался относительно дополнительных сил полиции и спецназа: чем больше открытости, тем спокойнее работается и спится; открытость - это сверхзащита, неуязвимость, основанная на отчетности. Честному человеку скрывать нечего. Собственно, Паттерсон размышлял об очевидных вещах (лично ему их никто не разжевывал, он постигал их по мере продвижения по службе, научился рассеивать все лучи и волны, направленные на него), знакомых любому, кто состоял на военной или государственной службе и был знаком с терминами unpleasant affair, filthy talk - неприятная история, грязные разговоры.
        Он состоял на службе у элиты, защищал ее интересы и играл по ее правилам. Он был не таким, как все, и это его устраивало. Даже в том плане, что под общей крышей чистюль, которые порой забывали чистить зубы, но красовались в свежей рубашке, ему было трудно дышать, а так он находился под тенью индивидуального зонтика.
        - Отберите лучших бойцов из вашей группы, - распорядился Паттерсон. - Я рассчитываю на классных снайперов и наблюдателей. От них мне понадобится одно: наблюдать за всеми людьми, которые окажутся в радиусе ста метров от объекта. Их задача - распознать в одном из людей ар-Рахмана. Он может изменить внешность, но..
        Паттерсон сам понимал, что его дальнейшие инструкции - лишние разъяснения. Капитан Нэш-Вильямс сам поставит перед своими подчиненными задачу, доходчивее, проще, может быть, на более доступном спецназовцам языке. Но он закончил инструктаж, несмотря на заметное нетерпение капитана. Нет, тот не рвался в бой - он знал цену времени и был предан работе.
        Своих подчиненных Паттерсон инструктировать не собирался. Они словно распались на звенья, чтобы снова потом стать единым целым: Шон Свитинг, к примеру, делал запрос относительно адреса Стивена Макгрегора, что включало в себя привязку к местности, ее особенности, подъездные пути, магистрали, коммуникации, близлежащие объекты, и нет ли среди них детских, лечебных учреждений и многое другое. Масса нужной информации - но он получит ее в максимально короткий срок из множества источников. Материалы будут изучены членами двух групп - силовой и оперативной - по дороге в Локерби.

* * *
        Локерби
        Паттерсон еще раз вернулся к теме «письма, спрятанного в почтовом ящике», и предположил следующее: если Рахманов искал штаб-квартиру, то нашел ее. По тому, как виртуозно он ориентировался в чужой стране, можно предположить, что выбор места расположения штаба стал его очередной импровизацией.
        Паттерсон подумал об этом в неподходящий, казалось, момент - на пороге дома Стивена Макгрегора.

«Ну и видок у вас, шеф!»
        Так отозвался о внешнем виде Паттерсона его помощник. Действительно, таким его не видел никто: небритый, осунувшийся, нервный, в помятом костюме, пыльных ботинках. В общем, как есть, со всеми издержками и последствиями восьмичасовой поездки на машине. Микроавтобус «Мерседес» с тонированными стеклами вместил бы на пять человек больше, и это несмотря на то, что один ряд сидений был демонтирован, а вместо него возведен стол, годившийся для планирования операций и совещаний. Именно за этим столом Паттерсон, имея на руках все необходимые материалы, спланировал операцию, и базировалась она на повторном посещении непокорного носителя знаменитой шотландской фамилии.
        Первое, что сделал Паттерсон, приехав в Локерби, - это потребовал от шефа местной полиции ту же самую машину с тем же самым водителем, что и в свой предыдущий визит. Он попытался воссоздать картину прошлого визита, чтобы снять с Макгрегора напряженность. А сердце у него наверняка екнет, едва он увидит, кто пожаловал к нему в гости.
        Паттерсон нажал на кнопку звонка. Где-то (ему показалось - за домом) гавкнула собака, как если бы продублировала звонок. В ожидании, когда ему откроют, Паттерсон оглядел двор поверх невысокой ограды, впервые, наверное, обратил внимание на флигель, первый этаж которого просился называться полуподвальным - если бы не высокие, арочного типа окна, забранные изнутри бежевыми занавесками, - в подвалах обычно окна ниже и они зарешечены. Вполне возможно, во флигеле живет зять Макгрегора - Херринг.
        А вот и сам хозяин, возникший на пороге и вглядывающийся из-под руки в гостя.
        - Мистер Макгрегор! - Паттерсон приветствовал его взмахом руки. - Доброе утро! Скажите что-нибудь о моей неутомимости и впустите меня.
        - Вы очень выносливый, - исполнил первую просьбу Макгрегор и подошел к калитке.
        Паттерсон тотчас отметил тревогу в его глазах. И еще - пристальный взгляд за спину непрошеного гостя.
        - Приехали снова на той же машине?
        - Кажется, я никуда не уезжал. Еще раз здравствуйте, мистер Макгрегор!
        - Здравствуйте. Заходите. Вы действительно неутомимый человек.
        Вот сейчас Макгрегор лгал. Он видел перед собой болезненно-усталого, с припухшим лицом человека, с которого не слезает начальство. Но больше всего он походил на коммивояжера, и прошлая шутка Макгрегора («Только не говорите, что вы что-то продаете») сейчас пришлась бы как нельзя кстати.
        - Присаживайтесь. - Макгрегор первым устроился за столом и поправил рукой копну седых волос, растрепавшихся на ветру. - Хотите чаю?
        - Я бы выпил кофе. Чертовски устал, не выспался. Босс насел на меня. В свете известных трагических событий он требует вашей капитуляции.
        - Моя позиция мешает вам арестовать этого... - Макгрегор щелкнул пальцами и сделал вид, что вспоминает имя ливийского террориста, - ар-Рахман, кажется.
        - Мы возьмем его.
        - В вашем голосе прозвучала твердая уверенность.
        - Я знаю, о чем говорю. Ар-Рахман занервничал. Он допустил ошибку. Вам я могу открыть правду.
        - Настолько доверяете мне?
        - Вам не доверяют окружающие вас люди, общество. Вас здесь называют изгоем. Так вот, правда заключается в том, что ар-Рахман допустил серьезную ошибку. Адская машинка, которую он оставил в зале ожидания Паддингтонского вокзала, взорвалась по вине сапера. Таймер не мог активировать ее, поскольку террорист использовал разряженную батарейку.
        - Как вы об этом узнали? Провели спектральный анализ останков сапера?
        - Измерили элемент питания вольтметром. И сделал это сапер - наш земляк, кстати, - у которого остались жена и ребенок, дочка пяти лет. Но это так, к слову. Потом он совершил ошибку. Последнюю. Но оставил для архива фонограмму своих действий. И я намерен предать этот аудиодокумент огласке.
        - Для чего?
        - Чтобы вывести ар-Рахмана из равновесия. Он должен узнать о своей ошибке.
        - Кажется, я вас понимаю.
        - Вы предложили мне кофе.
        - Да, простите. Я скоро вернусь.

* * *
        Руби, бледная как саван, ничего не понимала. Казалось бы, она пережила самый ужасный момент в своей жизни - когда Джемаль собрался убить ее, - оказывается, нет. Она испытала такой ужас, увидев во дворе дома агента МИ-6, что едва не упала в обморок, потянув за собой занавеску. В ее голове пронеслась целая вереница вопросов: как военная разведка так быстро вышла на след беглецов (это в свете надежного убежища у надежных людей)... Она не брала в расчет предательство этих милых людей, с которыми успела сблизиться. Каждый несет свой крест, вот и они несли свой, что к этому еще добавить?
        Почему Паттерсон приехал один? Пытается воздействовать на Макгрегора таким образом, чтобы он за руку вывел беглянку? Но тогда он обязан знать, что она одна и, само собой, Андрея здесь нет. Стоп! Не потому ли так прямо действует агент МИ-6, что знает местонахождение Рахманова? Его взяли? Он... раскололся? Убит? О нет, только не это...
        Руби могла поклясться, что зрение у нее обострилось (на самом же деле расстояние от окна до садового столика не превышало десяти метров, и она легко замечала детали). Она видела чертовски усталого человека: с помятым лицом и в помятой одежде. У него не осталось сил говорить, и он артикулировал - как рыба, открывал и закрывал рот...
        - Как это - вернулся? Он что, уже приезжал сегодня?
        - Он приезжал ко мне накануне теракта, обещал вернуться через несколько дней.

«А, вот оно что...»
        Руби проследовала за хозяином в столовую, но остановилась на пороге, чтобы не нарисоваться перед Паттерсоном в окнах.
        - Он попросил кофе, - пояснил Стивен, включая кофеварку.
        - Вы не пригласили его в дом?
        - В прошлый раз он сам предложил побеседовать в саду и сегодня не напрашивался в гости. Руби, поднимитесь к себе, - не поворачивая к ней головы, попросил Макгрегор.
        Она выполнила его просьбу, понимая, что стоит у него над душой.
        У себя в комнате Руби снова подошла к окну. Скрываясь за шторой, посмотрела на агента «Сикрет сервис». Усмехнулась: «Несладко тебе. Если бы ты только знал, насколько близок к цели...»

* * *
        Паттерсон смотрел прямо перед собой. Он затянул беседу с Макгрегором настолько, чтобы дать своей группе рассредоточиться и обследовать прилегающую ко двору местность. К этому моменту спецназовцы Нэша-Вильямса проникли во флигель и обшарили там каждый угол. Необследованным оставался сам дом. И если Рахманов внутри, на что очень надеялся Паттерсон, то деваться ему просто некуда. И когда Стивен Макгрегор появился с кофе, Паттерсон преобразился на глазах и отдал приказ капитану по рации...

* * *
        Противник не скрывал своих намерений. И численности. Руби, подумав, что с кем поведешься, от того и наберешься, посчитала всех по головам. Агентов, походивших на матричных как две капли, было шестеро. Моложавому и сухопарому Паттерсону не хватало только вальяжности, черных очков и громадного «Дезерт Игла» 44-го калибра, чтобы более полно соответствовать этому образу.
        Они взяли под контроль телефонную линию. Все сотовые трубки, изъятые у Макгрегоров, один из агентов разложил на столе в гостиной, как карточный пасьянс, и переводил взгляд на их владельцев, как будто сличал фото в паспорте с оригиналом. Все члены семьи Макгрегоров расположились за столом и вместе с чернопиджачной свитой изображали финальную сцену из телевизионного детектива: сейчас Паттерсон, начав издалека и затрагивая каждого, изобличит настоящего преступника. Собственно, он сделал это в самом начале, объявив преступниками всех пособников ливийского террориста.
        В отличие от «расквартированных» агентов, другие шесть человек расположились
«где-то во дворе» и за пределами дома. Возможно, они взяли под контроль флигель, устроили огневые точки в подсобных строениях. Всего группа Паттерсона насчитывала двенадцать человек. Не армия, конечно, но для ликвидации одного - больше чем достаточно.
        Руби не могла не заметить, что агенты британской разведки в полной мере использовали приемы террористов. За последний час в доме Стивена Макгрегора прозвучало только два телефонных звонка: в одном случае Лоре звонила ее приятельница, и отвечала дочь Стивена под тотальным контролем агентов. Паттерсон и Свитинг прослушивали линию, используя специальное оборудование: компьютер, приемник сигналов плюс программное обеспечение. Ахмед Джемаль стоял за спиной Лоры и был готов выстрелить ей в затылок по команде шефа. Получасом ранее в еще более сложном положении оказался сам Стивен, отвечавший на звонок: один ствол смотрел в его затылок, другой - его дочери.
        Очередной звонок (в гостиной прозвучал рингтон Love Me Do) заставил Макгрегоров переглянуться: кто и кому звонит? Руку снова подняла Лора и, указав на свой сотовый, уже во второй раз пояснила:
        - Моя мелодия.
        Паттерсон приложил к уху наушник и кивнул Лоре: «Можешь ответить», но смотрел он поверх ее головы, на вооруженного пистолетом Джемаля.
        Лора взяла у агента трубку. Глянув на высветившийся номер, назвала абонента по имени:
        - Да, Патрик.
        - Привет, дорогая! Как ты?
        - Как ты? - с нажимом и больше восклицая, переадресовала она вопрос Патрику. Задетая за живое поведением мужа, она как будто забыла обо всем на свете. Она даже откинулась на спинку стула и едва не коснулась затылком ствола пистолета.
        Самообладанию этой женщины Руби поставила хорошую оценку. В блеске ее глаз сквозили страстная недоверчивость, обида, враждебность. Даже одержимая ревностью актриса не смогла бы передать жестами чувства Лоры. Руби так заворожило порозовевшее лицо женщины, что она не могла оторвать от него взгляд. И нимало не догадывалась, что в глазах Лоры стала причиной размолвки между супругами.
        Когда она вернула трубку, напряжение в гостиной ослабло. Руби оказалась единственной, кто с видимым облегчением вздохнул. И единственной, кто вздрогнул, - когда раздался резкий звонок проводного телефона.
        Паттерсон кивком показал Макгрегору взять трубку.
        - Алло?
        - Да, здравствуй, Стивен!
        Натан Паттерсон впервые услышал голос своего противника, прозвучавший в наушнике. Звонивший не представился, однако внутренний голос Натана вскрикнул: «Это он!»
        Паттерсон энергичным круговым движением поторопил Стивена: «Продолжай разговор!»
        - Добрый вечер! Я узнал тебя.
        - Я рассчитывал на это. Мне придется задержаться. Гостью заберу завтра вечером. Потерпишь еще сутки?
        - Мне будет ее не хватать.
        - Кстати, она...
        - Мы все вместе в гостиной.
        И тут Руби выкинула фокус, которого от нее никто не ожидал. Она, обрадовавшись звонку Рахманова, крикнула со своего места:
        - Привет, милый!

«Вот уродка!» - Паттерсон даже прикрыл глаза, чтобы не видеть автора этой глупости.
        - Передай ей привет, - стал заканчивать разговор Андрей. - До встречи завтра.
        Связь прервалась. Паттерсон вскочил со своего места и приблизился к Руби. Она зажмурилась, ожидая удара, однако Натан отплатил ей той же монетой. Склонившись над ней, он крикнул ей в ухо:
        - Он наш!
        И только после этого довольно рассмеялся. Остальным же показалось, что это смех сумасшедшего...
        Глава 18
        Не может быть...
        - «Льотей».
        - Что?
        Это слово прозвучало в гостиной, где после звонка Андрея Рахманова обстановка разрядилась, а из присутствующих можно было назвать только двух человек: самого хозяина дома и Натана Паттерсона. Оно прозвучало после невольных откровений Натана о его «долгоперспективных» привязанностях.
        - «Льотей», - повторил Стивен. - Это название спецоперации, разработанной в МИ-6 и направленной на развал коммунистического движения.
        - Интересно, что вы знаете о ней?
        - Разве теперь это секрет? - И все же Макгрегор удовлетворил любопытство агента. Но лишь по той причине, чтобы в конце непродолжительного монолога задать один очень важный вопрос. Собственно, его речь стала отправной точкой для этого вопроса. - В вашем ведомстве пришли к выводу, что прочность режима каждой социалистической страны и всего содружества в целом держится на общности идеологий, руководящей роли коммунистической партии и их взаимодействии, и если лишить социалистическое общество цельной идеологии и перессорить его членов между собой, то весь монолит содружества должен будет рассыпаться. Как вы назвали операцию по развалу нашего, локербийского содружества?
        Паттерсон был поражен осведомленности Стивена Макгрегора (честно говоря, он, размышляя о долгосрочных операциях, пропустил «Льотей», направленную на развал коммунистического блока, - потому, наверное, что считал развал СССР венцом в операциях такого рода). Действительно, в 1953 году МИ-6 разработала спецпрограмму
«Льотей», сущность которой заключалась в проведении комплекса мероприятий, результат которых ожидался через тридцать-пятьдесят лет.
        План был назван по имени французского маршала Льотэ. В преамбуле к плану был упомянут эпизод из военных походов этого маршала. Однажды в Марокко Льотэ направлялся со своей свитой во дворец. Стоял полдень, нещадно палило африканское солнце. Изнывающий от жары маршал распорядился по обе стороны дороги посадить деревья, которые давали бы тень. Один из его приближенных заметил: «Но ведь деревья вырастут через двадцать - двадцать пять лет». - «Именно поэтому, - прервал его маршал, - работу начните сегодня же». Вот этот принцип долговременности операции, результаты которой предполагалось получить не сразу, а где-то через пятьдесят лет, и был положен в основу содержания плана «Льотей». И для реализации плана английские власти создали на правительственном уровне ряд спецорганов по планированию и координации подрывных акций. Главной задачей плана было выявление и использование трудностей и уязвимых мест внутри стран советского блока.
        Паттерсон подумал о том, что, если бы за Макгрегора взялись серьезно, в рамках разработанной спецпрограммы, а не воздействовали бы на него путем уговоров, его сломили бы в короткий срок.
        Найти уязвимость...
        И Паттерсон более внимательно, чем обычно, вгляделся в Макгрегора.
        Его притянуло воспоминание о той давней, рассчитанной на долгую перспективу спецоперации, и он погрузился в море деталей; он их хорошо помнил, потому что
«Льотей» всегда служила примером британским разведчикам, они оттачивали на ней премудрости непростого ремесла разведчика.
        Итак, непосредственное планирование и организация операций в рамках этого плана были поручены спецгруппе, возглавляемой представителем МИД Великобритании и созданной Комитетом по борьбе с коммунизмом еще в июне 1953 года. На МИ-6 был возложен сбор развединформации и ее дальнейшее использование в свете поставленных задач. В функции МИ-6 вошли также задачи по координации со спецслужбами других стран. В структуре МИ-6 была создана секретная служба под названием Социальные политические операции (СПА). И вот отрывок из директивы: «...осуществление таких мероприятий, как организация переворотов, «тайных» радиостанций, подрывных мероприятий, издание газет, книг, срыв международных конференций или руководство ими, оказание влияния на выборы и т. д.». Согласно концепции операции «Льотей», реализаторам политических операций рекомендовалось использовать «различные националистические отклонения в целях ослабления советского блока, и действовать при этом уравновешенно, придерживаясь правдивой информации, и сочетать антикоммунизм с антикапиталистическими аргументами, как это делается в спорах с парламентской
лейбористской партией». Кроме всего прочего, английской разведслужбой для работы против СССР был создан отдел во главе с английским подданным.
        Как это часто бывает в оперативной работе, успех приходит с везением. В Лондоне осенью 1971 года изменил Родине майор ГРУ Феликс Сахаров, делом которого незамедлительно воспользовались англичане, заставив перебежчика на весь мир заявить о «зловещих планах» Москвы - затопить метро столицы Великобритании и вывести из строя всю лондонскую водопроводную и канализационную сеть.
        Феликс Сахаров родился и вырос в Клайпеде. Окончил разведшколу ГРУ в Москве, вернулся на работу опять же в Клайпеду, далее был откомандирован с семьей за границу для работы в лондонской резидентуре ГРУ на направлении подготовки диверсий на случай войны. Работая в области морских перевозок, он профессионально мог оценить значение диверсионной работы на морских стратегических объектах Англии. У кадровиков как КГБ, так и ГРУ была мода приглашать для работы в центральном аппарате «управляемых людей» с периферии. В случае с Сахаровым эта практика дала серьезный сбой. Как выяснилось позднее, посадить человека с «морской линии» на филигранную работу с агентурой глубокого оседания, да еще в стране с жестким контрразведывательным климатом, было опрометчивым шагом. В результате провал Сахарова привел к тому, что он стал наглядным свидетельством подготовки СССР к войне и агрессивного изучения советской разведкой предполагаемого театра военных действий.
        Сахаров попал в так называемую медовую ловушку, которую сам себе и подготовил. Британская разведка «задокументировала» его встречу с замужней представительницей торгпредства. Таким образом, в руках британской разведки оказались серьезные основания для шантажа советского разведчика. В итоге простенькой операции, в ходе которой Сахарову были продемонстрированы снимки порнографического содержания, он подписал бумагу о сотрудничестве с британской разведкой, рассчитывающей на долгосрочную перспективу, однако через несколько дней принял решение попросить политическое убежище и сделал заявление о своем невозвращении в Советский Союз. Этим неожиданным поступком он внес коррективы в планы МИ-6, но Сахаров все же оказался полезным: он работал в диверсионном подразделении и знал механизмы технологии этой структуры; плюс он сдал агентурную группу армян-киприотов, находившихся у него на связи. Сахарова перевели в графство Сассекс, где на одной из вилл МИ-6 с ним продолжилась кропотливая работа по съему информации и по проверке - не заслан ли такой человек ГРУ в качестве двойника или наживки противника.
        В этой беседе с Макгрегором Паттерсон увидел след, оставленный Андреем Рахмановым. Тонкий след, который могла взять только опытная ищейка. «Льотей» была неразрывно связана с именем человека, изменившего Родине. И помешанный на долгосрочных операциях Паттерсон подумал: «Провал Сахарова - это спланированная акция ГРУ. Да, Сахаров сдал агентуру, что стало серьезным, но не смертельным ударом для военной разведки еще и потому, как выясняется, что акция эта была тщательна спланирована, а агентурная группа - никчемная, подставная. А дальше Сахаров, пройдя проверку на вшивость, работая на британскую разведку, в открытую черпал секретные сведения и передавал их в центр». Забегая немного вперед, Паттерсон представил картину, грунтовка которой - встреча Сахарова и Рахманова: Сахаров легко добивается аудиенции у шефа МИ-6 (штаб-квартира военной разведки из списка возможного места встречи, разумеется, исключена), сообщает об этом Рахманову, и тот, зная место и время, совершает теракт.
        Этот тонкий ход военного разведчика, имеющего выход на законсервированный контакт, сочетался с другим его неординарным шагом - это контакт Рахманова со Стивеном Макгрегором, который стал его другом по причине, что являлся врагом врага своего.
        И тут Паттерсона будто прострелило. Он вдруг понял, что означал термин «медовая ловушка» (как бы подготовленная самим Сахаровым). Британские разведчики зафиксировали факт его измены с замужней сотрудницей торгпредства. Какого черта он испачкал рабочее место? Намеренно. Он знал, что с первых дней попал под рутинное наблюдение контрразведки МИ-5 и Спешл бранч Скотленд-ярда.
        Сахаров - реальный ключ к двери шефа МИ-6. Идеальный ход при помощи долгоиграющего контакта. Значит, на вилле в Сассексе Сахаров переиграл английских разведчиков: они не выявили подставу и дали пропуск на свою территорию внедренному таким образом агенту Главного разведывательного управления.
        Паттерсон подумал о том, что нашел рабочую версию. Но каждая версия требует подтверждения. И только теперь он понял, какое имя вертелось на языке Фаруха, да так и не вывертелось. Он оставил Макгрегора и, набрав номер на телефоне, вышел во двор, ближе ко флигелю. Посматривая на идеальную кладку его фасадной стены, Натан дождался ответа от своего сотрудника, оставшегося в лондонском офисе.
        - Вот что, Гордон, подними-ка номера телефонов из списка контактов Рахманова и продиктуй мне номер Фаруха Башира. Да, да, жаль, что мы его отпустили...
        Он записал несколько цифр и, поблагодарив подчиненного, набрал их на своей трубке. Пять, десять гудков. Фарух не отвечает, потому что не знает, кому принадлежит этот номер, высветившийся на экране его мобильника. Вот еще одна причина не дозвониться человеку с другого аппарата. Паттерсон повторил попытку, и снова безрезультатно. Последняя, как у легкоатлета, попытка, решил он, а дальше Гордон Рейн получит приказ выбить из дурной головы Фаруха мозги, но прежде получить от него внятный ответ на вопрос.
        - Алло, Фарух Башир?
        - Да, с кем я говорю?
        - Мое имя Натан Паттерсон. Меня вы не знаете, но однажды встречались с моим подчиненным - Ахмедом Джемалем.
        - Чего вы хотите? Я уже говорил, что не помню имени человека...
        - Я вам постараюсь помочь.
        - Себе помогите. - С этими словами Фарух натурально вышел из эфира.

«Ему конец», - мстительно сверкнули глаза Паттерсона. Один из «людей будущих поколений» мог поставить то ли жирную точку в одном затяжном деле, то ли обычную точку в насыщенном событиями и скрытыми деталями деле, но не посчитал нужным. Паттерсон снова побеспокоил самого молодого члена своего отдела и отдал ему приказ:
        - Гордон, найди Фаруха Башира. Найди его до моего приезда. Но не трогай его. Я хочу первым его тронуть! Все.

* * *
        Лондон
        Музей военной разведки находился в полукилометре от набережной Темзы. Его подвальные помещения были оборудованы под изолятор временного содержания еще в
1936 году. Эти мрачные, вечно сырые стены помнили стоны сотен арестованных, большинство из которых пополнило список «зарегистрированных» привидений Англии. Руководство музея планировало открыть изолятор в качестве экспоната, и, действительно, посетителям было на что взглянуть, поскольку с конца 30-х годов здесь мало что изменилось: все те же тяжелые двери с откидными полками для еды (можно было установить манекены заключенных и охранников), все те же металлические койки. Все это было заманчиво для руководства музея, но обременительно для самой военной разведки, которая пока не давала согласие на расширение экспонируемых площадей.
        Кроме стандартных камер для временного содержания арестованных в самом конце длинного коридора одна напротив другой находились две камеры для допросов; очень удобно для обработки сразу двух заключенных, проходящих по одному делу. Двери этих помещений были выполнены из толстого плексигласа с отверстиями поверху. Эту пару помещений кто-то из служащих окрестил «стеклянными глазами».
        В самом Музее военной разведки, открытом для посещений три дня в неделю, в первую очередь обращала на себя внимание панорама береговой линии, где в 1944 году шли ожесточенные бои с немецкой армией.
        Конечно же, большинство посетителей лишь мельком знакомилось с панорамой и демонстрационной моделью сектора высадки британских войск - их интересовали экспонаты, относящиеся к теме «Секретные агенты на войне». Британская служба специальных операций (ССО) и американское Управление стратегических служб вербовали и забрасывали на вражескую территорию сотни агентов-парашютистов в помощь местным группам Сопротивления. Первый заброшенный диверсант с помощью передатчика выводил на безопасную зону самолет с основной группой агентов и снаряжением. Диверсанты были вооружены ножами и бесшумными пистолетами.
        Андрей Рахманов остановился перед стендом, за которым красовался в оранжевой кобуре «кольт» калибра 8,1 миллиметра. Пистолет состоял на вооружении Британской ССО. «Красавец», - оценил это оружие Андрей.
        А вот английский портативный передатчик MK-IV. Странная на первый взгляд пара: выкидной нож и платок-карта, рисунок и текст (чаще всего легенда или задание, о котором агент узнает только после заброски на вражескую территорию), который проявляется при попадании на него мочи.
        А эта часть музея наверняка заинтересовала бы Ахмеда Джемаля. Рахманов пересилил в себе желание обернуться. Его внимание привлек английский химический взрыватель замедленного действия, который применялся в период Второй мировой войны. В набор входили ампулы с растворителями различной концентрации, таблица времени задержки взрыва для каждой ампулы в зависимости от температуры. Сам взрыватель состоял из инициирующего винта, ампулы, пыжа, ударного механизма, корпуса с резьбой крепления взрывателя к мине, детонатора.
        Рахманов поравнялся с очередной зеркальной витриной, в которой отразился высокий блондин - лет сорока, с холодными синими глазами и парой приметных родинок на щеке и подбородке. К этому гриму, на котором остановился Андрей, он подобрал обычные джинсы, вязаный свитер, в качестве аксессуаров - фотоаппарат «Никон» и небольшую сумку с ремешком через плечо. Фотоаппарат, правда, ему пришлось сдать на входе, и Рахманов не преминул воспользоваться этим благоприятным моментом, оказавшись в шаге от помещения охраны. Оно было обставлено в модерновом стиле, что в равной степени относилось и к десятиэтажной махине «Воксхолл-кросс», возвышающейся над набережной. Прежде всего в глаза бросалась открытость, она же - предостережение злоумышленникам, что музей находится под тотальным контролем. Передняя стена представляла собой витрину с легким зеркальным оттенком, а за ней наблюдалась работа вооруженных охранников, заключающаяся в наблюдении за мониторами системы слежения. Зеркальное изображение помогло Рахманову выявить недочет в работе системы. Один из мониторов показывал картинку с центральной камеры наружного
наблюдения, установленной на портике: широкая, уходящая за перспективу лестница, посетители, разделившиеся на два редких потока: одни входили через портал, другие выходили. Но главным моментом стал служебный автомобиль, снятый камерой на треть, не больше, - не позволял угол обзора жестко зафиксированной видеокамеры. И ближе машину поставить было невозможно: она вплотную стояла к нижней ступени. Собственно, Андрей наблюдал миниатюрную, на три машины, парковку.
        А вот прибор ночного видения. Когда смотришь в него, складывается ощущение, что ты на Луне, - именно такая ассоциация зародилась у Рахманова, когда он впервые взглянул на мир через объектив прибора ночного видения, и случилось это на учебной базе ГРУ в Подмосковье. Гораздо труднее было привыкнуть к той мысли, что противник, которого ты видишь отчетливо, тщетно пялится в темноту. Пять-шесть тренировок (с обязательным участием «кротов», в роли которых выступали однокурсники, слепая реакция которых была необходима), и это чувство дискомфорта и опаски прошло и больше не возвращалось.
        Андрей еще раз проверил уровень сигнала на своем мобильном телефоне. Ноль. В этом плане музей военной разведки пополнил список с залами для переговоров, конференций, театров. За пределами музея сотовая связь была на высшем уровне.
        Он покинул музей. Ему пора было возвращаться в Локерби...

* * *

«Гордон, найди Фаруха Башира до моего приезда». Гордон Рейн, поставив свою машину в тридцати метрах от дома ливийца, вот уже несколько часов выполнял приказ. И только сейчас он увидел его. Фарух приближался к дому, озираясь по сторонам. Одет он был в рваные на коленях и выцветшие джинсы, широкий свитер болтался на его плечах, как на вешалке. Гордон завысил свои показатели, посигналив Фаруху и махнув рукой: «А ну давай ко мне!» Фарух развернулся со строгой грациозностью циркуля, на одной ноге, и рванул в обратную сторону. Гордон Рейн грязно выругался.
        Ему и в этот раз пришлось показать свои спринтерские способности. Он рванул за Фарухом Баширом, используя для стартовой площадки подножку своего автомобиля. Башир мчался по Итон-сквер, как будто на встречу с ар-Рахманом, чтобы дать согласие на сотрудничество, но с условием: раз и навсегда избавить его от преследования военной разведки.
        За сотню метров до магазина поношенной одежды Фарух так круто свернул в сторону, что Гордон не успел вовремя затормозить, и ему пришлось делать петлю, на чем он потерял время. А Фарух показал, что находится в отличной спортивной форме и в своем районе, где он знал каждый закоулок.
        Еще один поворот, и Фарух, как показалось Гордону, оказался в тупике: впереди кирпичная стена, соединившая высоченный склад и жилое здание. Взбудораженный агент решил ногой с ходу ударить ливийца и размазать его по стене. Но Фарух, не снижая скорости, показал себя с неожиданной стороны - мастером паркура. Вильнув в сторону, он высоко выпрыгнул, оттолкнулся от складской стены и, разворачиваясь в воздухе на целый круг, оттолкнулся уже от кирпичной стены. Мгновение, и он взлетел на ее гребень. Дав полюбоваться на себя секунду, спрыгнул вниз.
        Гордон преодолел это препятствие, используя выступы на стене жилого дома, и когда спрыгнул с четырехметровой высоты, Фарух уже подбегал к стройке.
        - Мразь! - снова выругался Гордон и помчался в обход здания, наперерез беглецу, понимая, что с проворным и гибким противником внутри строительного лабиринта ему не справиться.
        Он выбежал с тыльной стороны строящегося колледжа, о чем говорил установленный стенд, и остановился. Фарух не выходил из недостроенного здания, в противном случае он мог бы ухватить его за куртку. Значит, остался внутри.
        По доске, приставленной к оконному проему, Гордон поднялся на первый этаж, на ходу освобождая кобуру от пистолета, спрыгнул на бетонный пол и огляделся. Ему показалось, Фарух где-то рядом и наблюдает за ним. Гордон пожалел, что явился к Фаруху один, без поддержки напарника, как того требовала внутренняя служебная инструкция.
        Он поравнялся с лестничным маршем, на котором пока не были установлены перила, преодолел один пролет, остановился на площадке и снова прислушался. Пол на этой стройке был сплошь покрыт пылью и строительным мусором, и Гордон услышал бы малейшее передвижение.
        Он поднялся на второй, последний этаж, держа пистолет двумя руками и фиксируя ствол на стремянке, на гипсокартонном листе, прислоненном к стене, на бочке с торчащими из нее черенками лопат и щеток. И начал еще больше нервничать, как если бы за ним в это время наблюдали тысячи зрителей. Одна ошибка, одно неловкое движение накладывались друг на друга, отсюда полная раскоординация и желание побыстрее скрыться от людских глаз.
        Справа - череда окон, в которых Гордон мелькал по мере передвижения по этажу. Слева - длинный и глубокий провал: то ли спортзал, то ли столовая. Впереди...
        Он не заметил, как сзади к нему подкрался Фарух.
        - Стой, мать твою, на месте! И не крути башкой! - прикрикнул Башир, ткнув Гордону под ребра согнутый палец. - Пошевельнешься - я выстрелю!
        Агент МИ-6 оказался в дурацком положении: с приподнятыми на уровне плеч руками, в одной из которых - пистолет. Он ожидал очередной команды и был готов разжать пальцы и выпустить оружие, и даже отпихнуть его от себя ногой. Его такое положение дел устраивало, и он понял еще одну вещь: Фарух Башир - профан в оперативных мероприятиях, не зря его поперли из организации.
        - Успокойся, Фарух. Я не сделаю тебе ничего плохого.
        - Я знаю, - издевательским тоном в ухо Гордону заметил ливиец. - Не ты, а я держу в руках твою жизнь.

«Нет у него никакого пистолета», - пришел к окончательному выводу агент. Сейчас ему ничто не мешало провести простой прием: резко шагнуть вперед и, развернувшись, взять под прицел Фаруха. Однако он четко представил, что, развернувшись, не увидит перед собой трюкача, который уже дважды показал, на что он способен, а сам он окунется в пустоту.
        - Чего ты хочешь от меня?
        - Я знаю, мой товарищ обошелся с тобой...
        - Отвечай за себя - как делаю это я.
        - Хорошо. Я помогу тебе вспомнить имя человека, которое дал тебе прочесть ар-Рахман. Или ты вспомнил его?
        - Вы отшибли мне память, уроды! Я мочусь кровью, харкаю кровью.
        - Фарух, у меня нет времени даже извиниться.
        - Ты зря так думаешь. Ты будешь вымаливать у меня прощение, стоя на коленях.
        - Я призываю тебя к благоразумию. От тебя сейчас зависит безопасность тысяч мирных людей. Подумай и о своей жене тоже, которая может стать случайной жертвой ар-Рахмана. Я назову тебе имя, а ты скажешь, знакомо оно тебе или нет.
        - Говори, - после непродолжительной паузы разрешил Фарух.
        - Феликс...
        Давление под ребра Гордона Рейна ослабло. «Он вспомнил...» - пронеслось в голове агента. Вспомнил, но голосом пока не подтвердил. Почему? Боится ар-Рахмана или своих товарищей из экстремистской группировки? Запуган наглухо.
        - Не оборачивайся, - предупредил Фарух, делая два шага назад.
        - Ты должен...
        - Закрой пасть!
        - Ты сделал свой выбор и пожалеешь о нем.
        Гордон не понимал, что ему мешало повернуться и пристрелить эту обезьяну, испортившую нервы по меньшей мере двум агентам военной разведки: Джемалю и самому Гордону Рейну. Может быть, мешало то ощущение пустоты, граничащее с состоянием потери, которое он пережил несколько минут назад? Но как он умудряется так быстро и незаметно передвигаться?
        Прошло еще несколько секунд. Гордону показалось, он различил на уличном фоне шаркающую походку. Он что, издевается?
        Агент медленно повернул голову - и не увидел Фаруха. Но услышал его - на первом этаже раздались достаточно громкие, чтобы услышать на втором, шаги, скорее, по доске, приставленной к оконному проему. Но почему он не перемахнул через него в своем уличном стиле? И что доложить Натану Паттерсону? Что самый быстрый агент
«Сикрет сервис» упустил какого-то ливийца?
        Гордон шагнул вперед - и едва не потерял равновесие: ему пришлось дошагивать, тянуть ногу, чтобы не наступить на надпись, оставленную Фарухом на пыльном бетонном полу, - результат того, что Гордон принял за шарканье. Два выведенных мыском ботинка слова были заключены в прямоугольник, и Гордон только спустя несколько секунд понял, что изобразил ливиец. Он, по сути, реконструировал часть своей встречи с ар-Рахманом. Прямоугольник - это пачка сигарет, а внутри него - имя и фамилия. Feliks Sakharov. То, как были они написаны, ввело Фаруха в заблуждение. Он букву «k» в имени, согласно правилам, пропустил, тогда как ее нужно было учесть, а пару «kh» в фамилии «проглотил». Только так, на свой лад, мог интерпретировать погрешность в воспроизведении Фаруха агент МИ-6. И только когда ливиец услышал точное произношение русских имени и фамилии, к нему вернулась зрительная память.
        Только теперь Гордон убрал пистолет и набрал номер Натана Паттерсона.
        - Шеф, это...
        - Да, я прочитал твое имя на экране телефона. Докладывай, Гордон.
        - Простите. Он вспомнил все.
        - Вот как?
        - Даже воспроизвел имя и фамилию... на полу.
        - На полу?
        - Да.
        - Вы что, кувыркались с ним по полу?
        - Можно и так сказать. Но, главное, мы добились результата.
        - Говори за себя, - оборвал молодого подчиненного Паттерсон, заодно обрывая и связь.

«Спасибо, ублюдок!» - мысленно поблагодарил его Гордон.
        Он едва не совершил ошибку, затерев ногой рисунок. Прошло несколько секунд, и он сделал его снимок на камеру мобильного телефона. Дело сделано. Нет, пока нет. И Гордон переслал снимок на телефонный номер Паттерсона.
        Фарух Башир в это время докладывал по телефону схожим текстом:
        - Дело сделано, Рахман.

* * *
        Андрей только что вышел из Музея военной разведки. Приняв звонок, он еще раз убедился, что блокиратор сотовой связи охватывает лишь музейные площади. Поблагодарив Фаруха, он тут же позвонил в Карлайл. Дождавшись ответа от зятя Макгрегора, Рахманов напомнил ему правила игры:
        - Не упусти удачу, которую ты держишь за хвост, Патрик. Как и договаривались, пристегни себя к трубе отопления и поднимай шум.
        - Немедленно?
        - Об этом я и хотел тебе сказать. Сейчас без четверти двенадцать. Ровно в пять часов подашь первый сигнал.
        - Я понял. И хотел спросить: все идет по плану?
        - Об этом не беспокойся. С тобой мы вряд ли увидимся, так что прощай, Патрик.
        - Прощай...
        Рахманов нажал на кнопку телефона, прерывая связь. Все в том же образе канадского туриста он сел в арендованный автомобиль марки «Форд». Его путь лежал в Локерби, где у него должен был состояться последний разговор со Стивеном Макгрегором.
        Глава 19
        Цветы для мистера Паттерсона
        Локерби
        - Сэр, нашли Патрика Херринга.
        - Что значит, нашли? - Паттерсон ощутил дискомфорт - буквально неблагоприятный психофизиологический сдвиг. Нечто подобное на него накатило во время просмотра видеозаписи, на которой Рахманов передал ему воздушный привет, и Паттерсон озвучил свое состояние, переводя стрелки на агента ГРУ: «Он издевается над нами. Он обнаглел».
        Паттерсон отчетливо представил себе труп Патрика Херринга, и это несмотря на то, что ни разу не видел его живым. Может, по этой причине лицо трупа было обезображено до неузнаваемости. Кем, Андреем Рахмановым? Понятно, что он жестокий, безжалостный человек, но все же трудно представить себе его с крестовой отверткой, которой он выковыривает у неверного глаза.
        - Что с вами, шеф?
        Паттерсону не терпелось собрать всех своих агентов и боевиков капитана Нэша-Вильямса и спросить у них: «Что мы здесь делаем?»
        Он снова пошел на поводу у Рахманова. Тот обыграл его одним телефонным звонком, использовав алчность зятя Макгрегора. Но в этот раз он принес в жертву Руби Уоллес. Может статься, именно для такого случая он и оберегал ее. Она стала козырным тузом в его рукаве. Действительно, Паттерсон так сильно поверил в неделимый тандем, образованный Рахмановым и Уоллес, что заглотил приманку: главный свидетель теракта у него в руках, а Рахманов лишь на время оставил ее. Вышел покурить. Но скоро вернется.
        Интересно, что сделало Патрика Херринга послушным - нож у горла или пистолет у виска?
        Рахманов собрал ядро группы Паттерсона в одном месте, развязав себе руки.
        - Отличный ход! - Глаза Паттерсона мстительно блеснули. Он даже не погасил их яркий свет, уставившись на Свитинга. - Когда наступила смерть?
        - Чья смерть, шеф?
        - Херринга, черт возьми!
        - Вероятно, вы знаете больше, чем я. Простите, сэр, - Свитинг кашлянул в кулак, пряча улыбку, - Херринг жив и здоров. Его нашли в подвале собственного дома в Карлайле. Он был привязан стальным тросом к батарее парового отопления. Соседи обратили внимание на металлический стук, раздававшийся из дома Херринга, и вызвали полицию. Я разговаривал по телефону со старшим наряда. «Херринг, - сказал он, - методично выбивал по трубе сигнал SOS». - Свитинг, выдержав мимолетную паузу, воспроизвел этот международный сигнал бедствия: - Та-та-та, таа-таа-таа, та-та-та.
        - Прекратите этот балаган! - вскипел Паттерсон. - Прошу минуту тишины!

* * *
        Ахмед Джемаль встрепенулся, услышав по радио долгожданную команду «Внимание!», и понял одну вещь: он оттягивал это время и этому моменту не рад. Эпопея с Рахмановым затянулась, ливиец приспособился к противнику и в какой-то мере обуздал его страсти. Это было частное мнение. Тот же Паттерсон в штыки встретил бы оценку своего подчиненного, считая Рахманова «надпороговым раздражителем». Этим термином пользовались как медики, так и аналитики спецслужб: раздражитель, величина которого превышает пороговый уровень. По сути дела, Паттерсон прав: угроза, исходящая от Рахманова, подбиралась к критической. Он был непредсказуем.
        Капитан Нэш-Вильямс еще дважды бросил в рацию «Внимание!», а Джемаль подумал:
«Если его не остановить, он продолжит нагонять тревогу».
        Ахмед, ничего не зная о найденном Херринге, нарушая seniority, первым ответил командиру спецгруппы:
        - Слышу тебя. Докладывай. - Покосился на Руби.
        Та снова продемонстрировала свойства хамелеона: стала белее потолка, на который устремила свой взгляд. Театрально сложив на груди руки, она слепо шагнула к окну.
        - Назад! - осадил ее Джемаль, ощутив, как тикает под глазом его внутренний таймер. - Ни одного шага больше, мать твою! Сядь на место!
        Он нашел способ вколотить еще один гвоздь под ноготь Руби - переключил рацию в режим громкой связи, так чтобы женщина слышала каждое слово из переговоров двух спецгрупп; секретов для нее больше не существовало.
        - Внимание! Наблюдаю человека, похожего на нашего мальчика. Лет тридцати, одет в черную куртку и бейсболку. В руках продолговатая коробка. Стоп!
        - Что? - спросили сразу несколько голосов, и среди них - Натана Паттерсона.
        - Вижу бант. Коробка обвязана подарочной лентой.
        - Вижу, - вслед за капитаном повторил Джемаль, вооружившись биноклем и ведя наблюдение из глубины комнаты, этакой серой зоны. Обзору немного мешала герань в глиняном горшке. Но даже через такую помеху он разглядел человека, только-только появившегося в поле зрения. И первое, что бросилось ему в глаза, - это продолговатая коробка с пышным бантом посередине. Вещь знакомая прежде всего по многочисленным боевикам. Взять хотя бы Арнольда Шварценеггера в роли Терминатора. В такой вот коробке он скрывал до поры до времени дробовик. Но чаще такой маскировкой, снять которую было делом одной секунды, пользовались сами полицейские. Избитая практика, но она чаще всего срабатывала, что было сравнимо с одним-единственным финтом нападающего, на который всегда попадаются защитники.
        Смуглолицый. Однако линии и очертания не разобрать - велико расстояние, мешала бейсболка, бросающая тень на лицо, и этот чертов цветок с его рассеченными, как у папоротника, листьями и розовыми цветами. Какой идиот поставил его на подоконник? Джемаль точно помнил, что раньше его здесь не было. Где он стоял? На этажерке, что приютилась в переднем углу у шторки? Может быть. Неважно.
        Ахмед сместился чуть вправо - хотя первым желанием было активизировать Руби, которую он опекал: «Убери цветок с окна».
        Цветок на окне. Сигнал опасности. Еще одна избитая практика.
        - Сука! - сквозь зубы процедил Джемаль, бросаясь к окну. Он полагал, что невооруженным глазом Рахманов не сумел разглядеть знак опасности. С другой стороны, что толку? «Он уже наш», - нервно, на сей раз глубоко, как хроник, дернул он глазом. Короткая команда снайперу, и стрелок стреножит (или положит наглухо) ливийского террориста.
        Джемаль сбросил цветок на пол и быстро шагнул от окна в глубину комнаты. Мгновенно представил, как в похожей комнате во флигеле такую же позицию занял снайпер, вооруженный хитом всех спецслужб - «L96».
        Джемаль передал сжатую информацию об инциденте с цветком, заодно прояснив нижним причину шума на втором этаже.
        - С тебя станется! - одарил он Руби многообещающим взглядом.
        У женщины сердце упало. Все ее усилия, направленные на спасение Андрея, рассыпались по полу глиняными черепками и сверху присыпались землей; зелень цветка превратилась в венок. Она так старалась... Ее желание спасти партнера было сильнее ее собственной безопасности.
        Она еще больше возненавидела этого агента и поискала глазами, чем бы его ударить сзади по голове. Но тут же сникла: она не успеет занести для удара руку, как Джемаль разрядит в нее всю обойму своего пистолета.
        - Что он задумал на этот раз?
        Руби вздрогнула. Она, глядя на затылок Ахмеда, не заметила вошедшего в комнату Паттерсона. Как и его подчиненный, он был вооружен биноклем. Натан посетовал, что на первом этаже ему ни черта не видно. Руби отреагировала мгновенно:
        - Что же вы перископом-то не обзавелись?
        - Молчи, дрянь! - не оборачиваясь, огрызнулся Паттерсон. И продолжил, обращаясь больше к самому себе: - Он настроен так, будто в коробке у него ядерная установка, а старший нашей группы - сам сэр Трой Смит.
        Паттерсон выглядел более решительно. Его голубую рубашку пересекали ремни плечевой кобуры, рукоятка пистолета говорила о размерах самого оружия и являлась показателем боеготовности. Кобура находилась под правой рукой, и Руби вдруг подумала: «Левша, он, что ли?»
        Нет, Паттерсон не был левшой. Техника выхватывания пистолета, находящегося в кобуре под рабочей рукой, была отточена им до совершенства; этому способствовало и расположение кобуры - ближе к поясу.
        Надо отдать ему должное, Паттерсон быстро справился с ударом под названием
«связанный и живой Патрик». Надежда снова окрылила его, и он случай в подвале с подающим сигналы SOS Патриком посчитал казусом, которому, правда, придется дать объяснения. Но к черту все эти выкладки. Что было минуту или пять минут назад, там и осталось, нужно жить настоящим и не наступать на пятки будущему.
        - Мы ведем его, - напомнил о себе капитан Нэш-Вильямс. В общем-то, он зашифровал в этой фразе вопрос: «Что нам делать?» Так называемого решения на выстрел ни он, ни его снайпер не имели, для этого им нужно было получить команду от Паттерсона.
        - Отлично! Он наш. А куда он денется? Рахманов вышел на последнюю прямую. Снайпер ведет его, капитан?
        - Как если бы держал в руке пульт дистанционного управления, - образно отозвался Нэш-Вильямс.
        - Господи, - вслух помянул всевышнего Паттерсон, - и почему мой голос не дрожит?
        Несколько дней назад он был ближе к Рахманову, слившемуся с толпой в польском квартале Лондона, но в то время на него не пялилась полицейская модель «L96» калибра 7,62 миллиметра. Сейчас Рахманов пусть не стремительно, но довольно активно сокращал расстояние, и в определенный момент он пересечет точку невозвращения.
        - Раз уж он сам идет к нам в руки, возьмем его в доме - без лишнего шума. Как мотылек, он летит на цветок...
        И Натан Паттерсон, бросив взгляд на герань, перевел его на Руби Уоллес и ушел так же неожиданно, как и появился.
        На первом этаже гостиной Паттерсон, нервно отмерив шагами расстояние от одной стены до другой, вплотную подошел к хозяину дома. Он впервые так подчеркнуто открыто, как убийца дочери этого человека, смотрел на него. И буквально повторил за Ахмедом Джемалем:
        - Молчи! Ни слова, мать твою! Сиди и слушай, что должен будешь сделать. Проявишь свою ослиную натуру, останешься вдовцом. Потом я пристрелю твою дочь. Я вышибу ей мозги, ты меня понял?
        Стивен не успел ответить агенту, вспышку гнева которого даже он посчитал оправданной, - рация передала очередной доклад капитана спецназа:
        - Он в семидесяти метрах.
        - Рахманов подходит к дому, - снова переключился на хозяина Паттерсон. - Через минуту он позвонит в дверь. Веди себя естественно. Теперь он мне нужен живым. Без единой царапины.
        Собственно, Паттерсон вел речь о пике мастерства разведчика. И снова Стивен Макгрегор понял его.
        - Вам необязательно угрожать мне. Я сделаю все для спасения своей семьи. Но позже я задам вам один вопрос: «Что дальше?»
        - Вот позже я на него и отвечу, - смягчил тон Паттерсон, подумав: «Сбиваюсь на Томаса Муди». И четко представил себе несдержанного чернокожего коллегу. С его-то характером дом Макгрегоров не простоял бы и часа.

* * *
        Снайпер опустил оружие: цель выпала из поля его зрения, и работа его на этом заканчивалась. Незаметно от командира группы он покачал головой.
        Однако капитан Нэш-Вильямс заметил этот жест неудовлетворения и мог, поддержав подчиненного, повторить его вслед за ним.
        Капитан спустился на первый этаж флигеля, передал по рации очередное распоряжение, содержание которого сводилось к тому, что роль его боевой единицы равна нулю. Всегда неприятно находиться в роли статиста. Подстраховка - из того же досадного разряда. «Посмотрим, - бросил он под нос, - как справятся с работой агенты Натана Паттерсона». Он видел самого Паттерсона, маячившего за матовым стеклом входной двери, но главной действующей фигурой сейчас выступал хозяин дома. Стивен подошел к калитке, открыл ее, ответил на приветствие гостя, посторонился, пропуская его, и пошел за ним, не отставая и неприкрыто качая головой. Вот его жест, который даже с неблизкого расстояния расшифровывался легко: он предложил гостю пройти в дом. Опередив его, а точнее, забежав сбоку, он открыл дверь. Две, три секунды, и оба они скрылись внутри дома. Вот и все - с облегчением подвел итог Нэш-Вильямс: в доме раздались громкие выкрики («На пол! Лежать! Руки за голову! Даже не думай!»).

«Опрометчивое решение, - подумал капитан, прикуривая сигарету. - А вдруг в коробке, которую ар-Рахман беспрепятственно пронес в дом, нечто напоминающее то, о чем рассуждал по громкой связи Натан Паттерсон, - бомба? Это называется - нате, получите. А в сказочном варианте - «семерых одним ударом».
        Прошло пятнадцать-двадцать секунд. Ни взрыва, ни хрена, подытожил Нэш-Вильямс. Паттерсон так и не вырубил громкую связь, и капитан услышал его голос: «Кто ты такой, мать твою?» Поначалу спецназовец решил, что этот вопрос адресован ему, а когда понял, что произошло в главном доме, громко рассмеялся - прямо в гарнитуру скрытого ношения.
        Через полчаса Паттерсон сдержал обещание, данное им Стивену Макгрегору:
        - А с тобой будет вот что. Ты будешь молчать об этом инциденте до конца дней своих, и эта тайна будет пострашнее той, о которой все мы знаем. Откроешь рот - тебя обвинят в пособничестве ливийскому террористу, в укрывательстве свидетеля и его самого. Ты разделишь с ним ответственность за гибель по меньшей мере двадцати шести человек, погибших во время теракта. Это все, что я хотел тебе сказать. Хотя нет: воспользуйся деньгами и не трепли нервы ни себе, ни своим близким, ни... Ну, ты знаешь, о ком я говорю. - Паттерсон снова смягчил тон в конце монолога. Во второй раз за последние несколько минут.

* * *
        Двойной удар. Так рассуждал Натан Паттерсон об очередной поражении. Рахманов нанес двойной, выверенный удар, и последствия его были бесстрастно зафиксированы видеокамерой и системой звукозаписи, установленной в доме Макгрегора, доме, который то ли устоял, то ли пал. Без купюр звучит непристойно, с купюрами (вариант для Троя Смита) - примерно так:

«Кто ты такой (...)?»

«Посыльный».

«Какой (...) посыльный?»

«А вы, ребята, кто такие?»

«Заткни пасть (...) и отвечай (...) на вопрос!»

«Я посыльный из цветочной фирмы «Флауэрс энд хербс». Кто из вас Натан Паттерсон?»
        Нет, даже в таком варианте Смиту не стоит читать распечатку, а тем более слушать запись, прерываемую мышиным писком - заменителем нецензурной брани. Вот разве что можно оставить заковыристое выражение Свитинга, назвавшего посыльного рукоблядником. Паттерсон впервые такое слышал.
        Посыльного отпустили. Паттерсона не заинтересовала даже такая деталь, как внешность посыльного - как на заказ, и способ доставки - припарковать машину за квартал до указанного адреса и доставить букет чайных роз на своих двоих.
        Однако сюрприза не получилось бы, если бы Херринг начал «морзить» по батарее на четверть часа раньше. Тем не менее, несмотря на неудачу, Паттерсон вез в столицу Англии и ряд положительных моментов: он нащупал настоящий русский след. Любой другой на его месте не смог бы связать воедино ряд невесомых, казалось бы, деталей. А он смог. И доклад Смиту решил начать именно так: «Несмотря на кажущийся негативный фон (подумать над формулировкой), мы выявили ряд положительных моментов...»
        Жаль, конечно, он не сможет отправиться в Сассекс, не получив на то разрешение Смита и не доложив ему о результатах операции. «Что же, - усмехнулся Паттерсон, - Смиту понравится версия: его хотели укокошить с помощью «консерванта».
        Но для чего понадобился Рахманову этот цирк на выезде? Чего ради он сконцентрировал группу Паттерсона в одном месте? Может быть, он в это время вплотную подобрался к Смиту?
        Нет и еще раз нет. Дом Макгрегора стал для агента ГРУ кровом, местом кратковременного отдыха, а отдых ему был жизненно необходим. Как ничего не значил его подарок - «цветы для господина Паттерсона». Если он хотел затронуть какие-то чувственные струны британского разведчика, то услышал только пустой звук. Паттерсон понял бы его, если Андрею было 18, но ему 37. Считай, успешный разведчик.

* * *
        Стивен Макгрегор ожидал чего угодно, только не скорого возвращения Андрея Рахманова. Он сам не успел остыть от гостей, на поверку оказавшихся гостями по вызову с их оригинальной системой поведения. С насупленными бровями Макгрегор походил на строгого военного начальника, что отразилось и в его голосе:
        - Ну, я жду объяснений. В моем доме, за моей спиной ты обработал члена моей семьи.
        - Я просто выпустил из него пар.
        - Но ты использовал его?
        - Да.
        - Так же как и Руби.
        - Да.
        - И меня продолжаешь использовать.
        - Если мы поменяемся местами, ты начнешь использовать меня. Я играю в опасные игры. Представь, что я открыл тебе все свои карты и ты согласился мне помочь. Паттерсон - разведчик, он раскусил бы тебя в два счета. Я столкнул тебя с человеком, виновным в смерти твоей дочери, лоб в лоб - и посчитал это оптимальным вариантом. Все чувства, все твои эмоции на виду. Вы предстали друг перед другом такими, какие вы есть, каждый со своей неприкрытой правдой, принципами, понятиями, переживаниями. Вы оба - часть моего плана. И я все еще на твоей стороне, Стивен.
        Макгрегор долго молчал.
        - Но как мне быть с Патриком?
        - Могу дать тебе совет: дай ему то, о чем он не один, может быть, мечтает. Он лучше тебя найдет применение этим деньгам. Каждый получит свое. Ты лично - сатисфакцию, о чем так долго мечтал.
        - Да, но у барьера мне не стоять.
        - Каждому свое.
        Снова томительная пауза.
        - Если бы я знал, что Паттерсон... - Макгрегор сжал кулаки. - Я бы размозжил ему голову.
        Рахманов покачал головой:
        - Ты не смог бы убить его. Ты не убийца. Но это не означает, что ты трус. У каждого свой порог, который он не может перешагнуть. Знаешь, в спецшколе ГРУ искусству убивать нас учил человек, который в жизни и мухи не обидел. Забегая вперед скажу, что он был хорошим преподавателем.
        - Похоже, ты знаешь ответ на любой вопрос.
        - Если бы так, Стивен, если бы...
        Андрею предстояло узнать о результатах своего хода: не слишком ли тонко он сыграл, открывая Стивену Макгрегору название операции «Льотей», - даже такой мастер разведки, как Паттерсон, мог пропустить название операции мимо ушей и, как следствие, не заметить связи с одним из фигурантов этой операции. Так опытный радист, во время сеанса пропускающий точку в конце фразы, сообщает своему руководству о своем провале, и только такой же мастер способен обнаружить эту незаметную деталь. Но Рахманов делал ставку на отчаянную любовь Паттерсона к затяжным спецоперациям, деталями которых он любовался, как ценитель искусства - мазками художника. Он обязан был клюнуть на приманку русского разведчика. И об этом могла сказать только его реакция - ни слова, ни полслова, только его переход к иному состоянию, «которое противоположно прежнему».
        Но дело в том, что Рахманов, столкнувший лоб в лоб Макгрегора и Паттерсона, так же тонко сыграл не только со вторым, но и с первым. Однако в Стивена он заложил бомбу с замедлителем: рассказав ему об операции «Льотей», он с легким нажимом добавил:
«Если судьба вас снова сведет, спроси у Паттерсона о ней. Эту операцию он считает венцом в делах, результат которых ожидается через тридцать-пятьдесят лет».
        Судьба свела их так скоро, что даже интонации Рахманова не успели выветриться из головы Макгрегора. Плюс Рахманов заметил, с каким интересом слушал его Стивен, сам попавший в полымя такой же затяжной операции.
        Нет, это не тонкий ход, а трезвый расчет по ходу pursuit, этой гонки с преследованием, с одновременным анализом методов и психологии Натана Паттерсона. Сыграй он не так тонко, и насторожил бы Паттерсона. Покачал бы головой, как игрок на бильярде, перерезавший шар.
        Другая сторона вопроса заключалась в том, что сценарный план операции рождался по ходу развивающихся событий (импровизация как она есть) и не был основан на сколько-нибудь похожем комплексе действий.
        Андрей спросил у Стивена прямо:
        - Мне важно знать, какова была реакция Паттерсона на упоминание тобой операции
«Льотей».
        - Откуда ты...

«Он сказал ему об этом». Андрей не смог сдержать улыбки. И несвойственно для себя в открытой, в общем-то, беседе скрыл улыбку за легкой бравадой:
        - От меня трудно что-либо утаить.
        Стивен пожал плечами:
        - Действительно, я сказал об этом Паттерсону. Он здорово удивился.
        - Он спросил, откуда ты узнал об этой операции?
        Рахманов мог ответить за Паттерсона: Феликс Сахаров в этой операции - пешка, везение, принесшее успех британской разведке. Он офицер ГРУ, имя которого проявилось в связи с чрезвычайным делом еще одного условного изменника Родине. И здесь Рахманов не увидел перебора. Может, даже немножечко недобрал. Имела ли место беседа Рахманова и Макгрегора на тему Сахарова - по большому счету, неважно, тут дело в подходах. Лично Рахманов, принимая игру и будучи на месте Паттерсона, прямо об этом спрашивать не стал. Во-первых, потому, что время для этого было упущено; эти минуты он посвятил анализу. Одно неосторожное слово - имя французского генерала, изнывающего от жары в африканской стране, связало двух разведчиков ГРУ. Связало. Значит, выявилась связь Сахарова и Рахманова. Или попытка наладить такую связь. Что бы это значило? Что могут сделать два отступника, если принять двух этих людей, отказавшихся от прежних идеалов? Пусть пока нет ответа на этот вопрос. Куда важнее другой: на что способны два действующих разведчика (это если идти от обратного)? Вот к какому простому выводу должен был прийти Паттерсон,
потому что к этому вел разумный ход рассуждений. А все остальное из области озарения: много лет тому назад коллеги Паттерсона совершили роковую ошибку.
        Макгрегор покачал головой, отвечая на вопрос гостя:
        - Он не спросил о моей осведомленности. Только...
        - Что?
        - Он был удивлен и не пытался этого скрыть. То длилось недолго, и он ушел в себя. Потом... Да, он отошел к флигелю и сделал, как мне показалось, два или три звонка.
        Макгрегор не дал Андрею времени на размышления.
        - Они увезли с собой Руби. Она пыталась спасти тебя: выставила на подоконник цветок - знак опасности. Тебе небезразлична ее судьба?
        Рахманов в упор посмотрел на Стивена.
        - В моей работе нужно быть бессердечным.
        Он валился с ног от переездов, но ему снова отправляться в путь.
        - Хочешь, я принесу кофе? - предложил наблюдательный хозяин. - Или ты предпочитаешь шампанское в конце пути?
        - Не откажусь от кофе, - улыбнулся Андрей, слабо представляя себя на подиуме - в лучах славы и брызгах шампанского, - и откинулся на спинку стула.
        Еще немного, думал разведчик, и он упрется в ситуацию, на которую не сможет воздействовать. Точнее, у него останется только один способ воздействия - через Джемаля. А пока нужно уточнить у Стивена некоторые детали. Он поблагодарил его за кофе и задал первый вопрос...
        Из всей группы Паттерсона только у Джемаля были личные интересы к Андрею, и он жаждал встречи с ним больше, чем его шеф. На улице Бидон-роуд он плохо владел собой, и, как результат, Паттерсон убрал его с места происшествия. Джемаль молча проглотил обиду. Отыгрался ли он на проститутке в своем гараже? Может быть, и так. Но все вышеперечисленное говорило о неуравновешенности Ахмеда Джемаля. Один только факт сигнализировал о том, что Паттерсон дистанцировался от него. Но пока что Джемаль годился для актов устрашения, силовых операций. Был ли он специалистом, о которых говорят «широкого профиля»? Если да, то профиль его сужается на глазах.
        - Джемаль? - переспросил Стивен, подавая жене и дочери знак «все в порядке». - Как вел себя этот ублюдок? Паттерсон, надо отдать ему должное, держал в своих руках ситуацию. И если бы он на минуту отлучился из дома, этот ублюдок расстрелял бы всю мою семью. Что еще? Паттерсон часто одергивал его, играл желваками. Мне показалось, он пожалел о том, что взял Джемаля на это задание.
        - Паттерсон устал от него?
        - Пожалуй, да. Это точное определение.
        - Поставь себя на место Паттерсона. Ты покидаешь этот дом, впереди многочасовая поездка в Лондон, на тебя давит груз неудачи. Впереди тебя ждет еще одна кратковременная командировка. Ты остановишь свой выбор на человеке, которого терпел два дня?
        - Если ты говоришь о том, стану ли я терпеть его хотя бы два часа? Ни за что!
        - Я такого же мнения.
        Рахманов посмотрел на часы. Группа Паттерсона находилась в пути чуть больше двух часов. И ему тоже пора отправляться в путь.
        - Ты здорово устал, Стивен?
        Макгрегор, казалось, не услышал вопроса. Он погрузился не только в свои мысли, обхватив пальцами кружку с горячим напитком, - вся его сущность перешла в новое состояние, к которому он стремился все эти долгие годы. Он почувствовал себя свободным даже в плане общения с зятем; он вдруг увидел его с другой стороны, с его чаяниями и надеждами, которые в конце концов подтолкнули его к отступничеству. Это уже не говоря о том, что он узнал всю правду и в деле Локерби можно было поставить точку.
        И Рахманов прав - Стивен не убийца. Он обязан был помочь человеку, работа которого подразумевала бессердечность.
        - Нет, я не устал, - в очередной раз с опозданием ответил Макгрегор. - Наоборот, у меня подъем сил.
        - Отвезешь меня в Лондон?
        - Охотно. Хотя путь неблизкий. Налью в термос кофе и прихвачу пару сэндвичей. Я вожу машину небыстро, так что ехать придется всю ночь...
        Глава 20
        Ошибка резидента
        - ...Феликс Сахаров является величиной безусловной. Он сыграл одну из ведущих ролей в развале коммунистического блока. Благодаря ему свободный от коммунистической заразы мир узнал о коварных планах большевиков: затопить лондонское метро и вывести из строя системы водоснабжения и канализации. Это при том условии, что Сахаров никогда не был пешкой. Он стоял во главе диверсионной группы.
        - И ты считаешь, что вот сейчас его значимость подскочила до небес?
        - Да, - подтвердил Паттерсон, не сводя с Троя Смита глаз, как будто демонстрировал вечную зрелость: подтянут, свеж (это несмотря на то, что в Лондон группа Паттерсона прибыла в шесть утра, а сейчас часы показывали начало второго) и, как сказал бы Стивен Макгрегор, неутомим. - Феликс Сахаров оказался двойным агентом.
        - Точнее, может оказаться, - снова поправил подчиненного директор.
        Сколько же секретной информации прошло через Сахарова, который в лучшем случае контактировал с заместителем директора контрразведки, а так его контакт - лично директор. Такова практика: громкие дела ведут (во всяком случае, начинают) шефы разведуправлений. Если говорить о России и об отдельно взятом человеке, совершившем покушение на Леонида Брежнева, то его лично допрашивал шеф КГБ Юрий Андропов.
        - Нельзя с твердой уверенностью сказать, что Феликс Сахаров - контакт Андрея Рахманова, - продолжал докладывать Паттерсон. - Гораздо более технически правильно сказать: Рахманов, агент ГРУ, ищет выход на Сахарова. И это означает одно: он знает о том, что Сахаров - агент глубокого оседания, что существует какая-то деталь, которая не позволит Сахарову отказаться от содействия бывшему коллеге.
        - Но что, если Рахманов получил одобрение на контакт с Сахаровым в «Аквариуме»?
        - Такое согласие мог дать только один человек - начальник военного разведуправления, и только при одном непременном условии - зная в деталях намерения Рахманова. Лично я такой вариант не исключаю, поскольку ликвидация руководителя иностранной спецслужбы, - Паттерсон опустил глаза, - это ее проигрыш. ГРУ не отказалось бы от содействия Рахманову - либо как бывшему своему сотруднику, либо, что более всего вероятно, - действующему.
        - Нельзя исключать и такой вариант: Андрей Рахманов никогда не прерывал связей с военной разведкой Генштаба, а по ее заданию поменял качество. Он сам является двойным агентом. Знал ли об этом Каддафи?
        - Он мог догадываться, - покивал Паттерсон. - Но у него от России не было стратегически важных секретов, если можно так выразиться; даже от всего мира он не скрывал своих планов. Например, подразделения террористического направления фактически афишировались. И такая своеобразная тактика открытости, а по сути - запугивания, позволяла полковнику держать в напряжении часть мира.
        Ливия и Северная Корея в этом плане были похожи, про себя сравнил Паттерсон. А еще раньше фашистская Германия открыто бряцала оружием. А если взять отдельные террористические группировки? Ведь мороз пробирает, когда видишь марширующих по плацу одетых в черное арабских амазонок.
        Другая сторона вопроса заключалась в том, что Каддафи был выгоден двойной агент у себя под боком, такой агент, с его прямыми связями с ГРУ, был на голову сильнее любого другого. В определенных обстоятельствах - когда интерес становился обоюдовыгодным - Каддафи рассчитывал на помощь целого разведывательного управления, которое всего несколько лет назад считалось наилучшим среди равных.
        - Если Рахманов получил одобрение на контакт с резидентом, то почему спланировал выйти на него через третье лицо - Фаруха Башира? - спросил Трой Смит.
        Ответ напрашивался сам собой:
        - Чтобы не засветить резидента. Поскольку возможный арест объявленного в розыск международного террориста вблизи местожительства Феликса Сахарова навел бы на определенные мысли. Так что выход на Сахарова через Фаруха Башира был оправдан.
        Трой Смит с заметным напряжением на лице выслушал Натана Паттерсона и пришел к неожиданному выводу: логики в его словах хоть отбавляй.
        Его пока интересовал главный вопрос: оригинальный ход Рахманова раскрыт.
        Трой Смит всегда считался прагматиком. Его не интересовала затяжная игра, применимая к его персоне. Он не мог сию минуту арестовать Рахманова, но мог взять под арест Сахарова, резидента, выбив из рук террориста его секретное оружие. И Рахманов останется беспомощным в этой стране, в которой он, мягко говоря, был скомпрометирован. От него уже отвернулись несколько группировок, частично зависимых от него в финансовом плане, и дальше от него побегут, как от чумы. Прагматик в Смите говорил: «Пусть он уходит - если сможет». Когда у кобры вырваны зубы - это просто уж в капюшоне. И сам он разве не понимает, что ему нужно уходить? Затяжная операция не в его интересах. Он диверсант, работа которого сравнима с броском той же змеи: выпад, укус, отход.
        Мстителя как такового в Смите не было. Пожалуй, наоборот - avenger мог поселиться в Рахманове после того, как его жестоко подставили под теракт. Но его личные интересы - ничто по сравнению с интересами корпоративными. Рахманов - воин. Куда он вернется - в Россию или Ливию, неважно. Его миссия провалена. Равно как пошли прахом планы воинствующего полковника. Со дня на день Смит ждал сообщения о его гибели.
        Конечно, Трой Смит не отказался бы от варианта взять Рахманова живым, но как это сделать? Посредством еще одной засады, на сей раз в «резиденции» Феликса Сахарова? Но Смит не знал его возможностей, поскольку этот человек предстал в новом качестве и новом свете.
        - Надо брать Сахарова.
        - Да, шеф, - послушно наклонил голову Паттерсон. И запоздало поинтересовался: - Поручите это задание моему отделу?
        - Да. Привезете Сахарова в музей. До «нижней цитадели» его будут отделять всего два лестничных марша. Одну минуту, Натан, и один нюанс: ни слова во время ареста и этапирования Сахарова. Вы немы, - раздельно, как агент Смит из «Матрицы», произнес шеф «Сикрет сервис».
        - Конечно, шеф. Я могу идти?
        Смит отпустил подчиненного жестом руки и уже с этого момента начал готовиться с допросу Феликса Сахарова. На глаза ему попался протокол допроса Фаруха Башира; араб «мучительно» вспоминает имя человека, на которое он бросил взгляд: «Фелинг... Фелис...» Наконец, не без прямой помощи Гордона Рея, он выдает истину: «Феликс Сахаров».
        Директор убрал бумаги в ящик стола. Согласовав неотложный вопрос с министром внутренних дел по линии секретной связи, он вызвал секретаря и продиктовал ему очередное распоряжение. В связи с оперативной необходимостью отдел Паттерсона передает материалы Томасу Муди. Подобная перестановка была не редкостью, и найти в данной ротации подоплеку было нереально. Трой М. Смит ошибался: Билл Арчер, назначенный министром старшим объединенной оперативной группы, задолго до этого решения дал оценку честности Паттерсона: тот вел очевидную двойную игру.

* * *
        Натан Паттерсон столкнулся в коридоре управления с капитаном Нэшем-Вильямсом и приветливо улыбнулся ему: «Следишь за мной, кретин-недоучка?» А может быть, капитан рассчитывал увидеть Паттерсона без головы: за такой провал, присыпанный издевкой противника, по голове, может быть, и погладят, но вначале снимут ее с плеч.
        Но нет - ехидной улыбки или схожего блеска в глазах капитана спецназа Паттерсон не обнаружил.
        - Извините, дружище, я тороплюсь.
        - Срочно дело?
        - Я приверженец затяжных дел, но все они сложены из срочных. Как и наша жизнь состоит из мгновений, - философски заметил Паттерсон, коснувшись кончиками пальцев воображаемого головного убора. - Еще раз извините.

* * *
        Сассекс
        Об этом графстве в Южной Англии слышал, наверное, каждый. Наиболее часто оно упоминается в контексте одного из семи королевств, существовавших в период древней истории Англии; имя «Сассекс» носил фрегат флота Великобритании; и плод воображения Артура Конан Дойля, Шерлок Холмс, оставив сыск, занялся пчеловодством именно в этом графстве.
        Феликс Сахаров жил в деревне Хоув, затерявшейся в Западном Сассексе, в нескольких километрах от городка Арандел. Он жил один; прислуга в задней части дома - не в счет. Феликс был на положении известного персонажа: мавр сделал свое дело, мавр может отдыхать. Отдельного слова заслуживало его жилище. Кладка его дома вызывала восхищение у каждого, кто разбирался в архитектуре и строительстве и вообще любил это дело, - вековые стены, подернутые мхом с севера и северо-востока, хотелось потрогать руками.
        Занимавшийся пчеловодством Сахаров не отставал от вымышленного героя. Возле одного из ульев с дымарем в руках его и застал Натан Паттерсон.
        - Мистер Сахаров, здравствуйте! - загодя поздоровался он. - Надеюсь, ваши пчелы не искусают меня.
        - Если вы только не рискнете присесть. Тогда они примут вас за медведя и набросятся.
        - Не шутите?
        - Мне семьдесят. Из них последние десять - я абсолютно серьезен.
        - А предыдущие шестьдесят...
        - Это уже история, страницы которой спрессовались. Здравствуйте. С кем имею часть?
        - Натан Паттерсон, МИ-6. Мы можем поговорить?
        - Я освобожусь через десять минут.
        - Я подожду вас здесь.
        Паттерсон немного пожалел о том, что не мог проследить за реакцией собеседника, лицо которого было скрыто за полупрозрачной сеткой головного убора.
        - Сложное дело - пчеловодство? - спросил он, чтобы не молчать и чтобы помешать крепкому еще, сухопарому мужчине анализировать ситуацию. Впрочем, опытный разведчик не станет впустую напрягать мозги: мало материала.
        - Несложное, - ответил Сахаров, укладывая поверх пчелиных рамок холстик.
        Он не торопится - укладывает поверх холстика утеплительную подушку, поправляет ее, - как будто ему безразлично, в какой связи им заинтересовалась военная разведка. Самый простой и легкий ответ: консультации. Но когда в последний раз его выдергивали на консультации, лет семь-десять назад? Он теперь заслуженный пенсионер, местонахождение которого строго засекречено.
        Паттерсон к именитому изменнику, сдавшему агентурную группу, не питал каких-то особых чувств; если и существовала теневая история (а почему бы и нет?), то его место там, в тени, в полумраке. И это не худший вариант.

* * *
        Лондон
        Рахманов перелез через забор и, затаившись у правого крыла дома, дал отмашку Фаруху: «Начинай». Ливиец подошел к двери в заборе, нажал кнопку звонка.
        Джемаль, глянув на часы, а потом в окно и увидев нечеткую фигуру за забором, отчего-то подумал: «Сосед?» Он нечасто общался с соседями, а они знали о нем немного: тридцать пять лет, холост, работает военным представителем на автозаводе, офис которого расположен в центральном Лондоне. Месяц тому назад к нему позвонил подвыпивший сосед. Он принес бутылку вина, и Джемаль не стал отказываться. В тот вечер они по большей части молчали, наблюдая по телевизору скучноватый футбольный матч.
        В холле Джемаль щелкнул выключателем, и во дворе зажегся фонарь. Поправив на ходу задник тапочки, он более внимательно вгляделся в незваного гостя. Вертевшееся на его языке имя прозвучало из уст гостя:
        - Это Фарух Башир. Мне нужно срочно поговорить с вами. Гордону Рейну я не доверяю.

«Что за бред он несет?»
        Однако больше всего Джемаля обеспокоил другой вопрос: откуда «человек нового поколения» узнал его адрес?
        Башир, отвлекая хозяина на себя, дал возможность Андрею Рахманову подойти к Джемалю сзади и перехватить его руку, потянувшуюся к пистолету.
        - Расслабься, Ахмед. Пистолет я у тебя заберу. Вот так.
        Андрей положил оружие Джемаля в карман куртки. Фарух тем временем перепрыгнул через забор и направил ствол своего пистолета на Джемаля.
        - В дом, быстро! - поторопил хозяина Рахманов, бросая взгляд на дорогу, на проехавший мимо автомобиль, на пару, показавшуюся в начале квартала. Его пистолет упирался Джемалю в ребра, и Ахмед беспрекословно повиновался.
        ...Джемаль снова в своем кресле, в котором ему думается... как пенсионеру. Может, оттого, что он стремился не к преклонному возрасту, но к состоянию покоя, когда тебе не нужно вставать на работу, а лишь заботиться о близком тебе человеке, содержать в порядке свой сад, любоваться посаженным тобой деревом, изредка перебрасываться с соседями рецептами и советами: как вкуснее и как лучше... Душа Джемаля стремилась в рай.
        Он смотрел на Андрея Рахманова и ничего не понимал. На его взгляд, этот ливиец обладал какой-то уникальной особенностью составлять не поддающиеся объяснению пары. Он и Руби Уоллес - террорист и свидетель, террорист и заложница, террорист и сообщница, - и пары получались целыми. Он и Фарух Башир - террорист и отступник, сдавший Рахманова агентам «Сикрет сервис». А что случится с экипажем, укомплектованным двумя пилотами - Рахмановым и Джемалем?
        И вдруг он представил еще одну пару - два списка, в одном надежные источники Рахманова, в другом ненадежные. Рахманов несколько раз обращался за помощью к людям, склонным к измене, и этот факт не бросился в глаза сотрудникам особого отдела. Они вместе с руководителем были ослеплены сдачей одного лидера террористической группировки, потом другого. И еще одного, на сей раз рядового члена - Фаруха Башира. В общем, всеми теми, кто еще недавно отрабатывал деньги ливийских спецслужб. Рахманов играл с британской разведкой, намеренно дал прочесть Фаруху имя Феликса Сахарова, открыл Стивену Макгрегору детали операции «Льотей», будучи уверенным в том, что Стивен хоть словом обмолвится о ней, а Паттерсон вникнет в скрытую суть этой дозированной информации - но с одним обязательным условием: он обязан был получить подтверждение своей смелой мысли. И Башир получил его, причем в таком виде, что усомниться в нем не мог. Итог - он попался на крючок Рахманова. Надо отдать должное Фаруху, он показал себя настоящим разведчиком - стойким и преданным то ли Рахману, то ли интересам свой родины.
        Преданным. Но куда приткнуть его отступничество? И Джемаль, обращаясь к Фаруху, наконец-то открыл рот:
        - Ты намеренно ушел из организации, но остался в подчинении Рахмана, и об этом знали...
        - Только два человека, - кивком подтвердил Фарух.
        Джемаль перевел взгляд на Рахманова:
        - И много у тебя таких людей?
        - У меня хватает приемов, - сжато ответил тот и перешел к делу: - Ты подтвердишь мне место встречи Смита и Сахарова и назовешь время. В качестве разогрева ответь на вопрос: почему ты не поехал с Паттерсоном за Сахаровым?
        - На такие задания получают приглашение.
        - Тебя он не пригласил, почему?
        - Угадай с двух раз.

«Он облажался минимум два раза», - прикинул Андрей. Он вспомнил ослепшего от обиды Ахмеда, разрезавшего толпу на Бидон-роуд на две части. Интересно было узнать, что сказал ему тогда Паттерсон. Наверняка попенял ему в слабой подготовке по рукопашному бою. Ему, обладателю пятого дана по карате, стоило бы дать Ахмеду несколько уроков. За второй провинностью Ахмеда стоял сам Андрей, и если бы Джемаль рискнул разминировать адскую машинку, остался бы без головы.
        - Сахаров - пустышка в твоей игре? - в свою очередь, спросил Джемаль. - Приманка?
        - Неважно.
        Джемаль, вникнув в суть сценарного плана Рахманова, мысленно обозвал того сукиным сыном. Место встречи - вот неразменная монета в его сценарии, и он твердо стоял на этой основе. Встречу Смита и Сахарова в Музее военной разведки Рахманов принял как аксиому, иначе сомнения не дали бы ему сосредоточиться и идти к намеченной цели. Смит мог перенести встречу - что же, значит, придется искать другой трассер к его сердцу. Но этот план, в котором место встречи - музей, ему нужно было доводить до конца.
        Рахманов провернул это дело в одиночку, используя связи, надежные и ненадежные источники, применяя свои знания в области логики и психологии. Кто-то сказал, что одиночки - трудные люди и им трудно, потому что они одиночки. Джемаль и себя причислял к таким же трудным людям.
        - А ты не подумал о том, что я не отвечу на твои вопросы?
        - Я думал об этом, - подтвердил Андрей. - Есть два способа развязать тебе язык. Первый - привязать к твоим ступням утюги. Второй - не такой болезненный, но не менее действенный. Когда ты ублажал проститутку в своем гараже, а потом грузил ее тело в багажник машины, пока ты избавлялся от трупа, я решал одну проблему. И решил ее: немного черного пороха на резьбу металлического контейнера, и все ваши планы - обойтись бескровным терактом - пошли прахом. Я бы сказал, что ты плохо знаешь меня, если бы я не знал, что ты меня не знаешь вообще. Я же тебя изучил под микроскопом. Хочешь просмотреть несколько короткометражных фильмов?
        - Ты снимал меня на камеру? Ты блефуешь.
        - Зачем мне это? - Андрей пожал плечами. - Твои маниакальные выкрутасы, твоя самоделка с семтексом, голос Паттерсона на кассете, по сути, отдающего тебе приказ убить главного свидетеля теракта, плюс показания самого главного свидетеля, от которого вы не смогли избавиться раньше, а сейчас откровенно побаиваетесь, - этого за глаза хватит для того, чтобы дискредитировать отдел собственной безопасности МИ-6 и службу в целом, и прежде всего - в глазах самих британцев. Вы сами свалили своего директора, я же наблюдал за его свержением со стороны. Но я не уверен в одном - что Смит, избегая позора, пустит себе пулю в голову.

«Он наблюдал со стороны. Удачное определение, - заключил Джемаль. - Мы сделали за него всю работу, а он палец о палец не ударил. В этом ключе он вправе попросить нас убрать директора».
        - Ты хочешь заключить со мной сделку?
        - Твоя жизнь меня не интересует, - ответил Андрей. - Можешь и дальше душить своих соотечественниц, можешь пускать свои поезда под откос. Это твое дело. Ты поможешь мне, а я передам тебе собранный мною компромат.
        Джемаль долго молчал. Он отчего-то представлял себе не «бескровную» расправу с проституткой, а свою половую активность, причем так, как будто на его глаза упала растровая решетка, как если бы он просматривал эротический ролик на встроенном экране видеокамеры.
        У него не осталось сомнений: Рахманов активировал бомбу, насыпав черного пороха на резьбу контейнера. Оригинальный и очень профессиональный ход.
        - Где гарантии, что ты не убьешь меня после? - Джемаль указал головой в никуда.
        - Тебя убьет Фарух, - заверил его Андрей. - Или еще кто-то из моих надежных контактов. Но тебе проще жить с мыслью, что однажды к тебе подойдет человек и передаст привет от меня. Если это случится, то не скоро, уверяю тебя. Сейчас ты мне поможешь закрыть начатое мной дело.
        Спокойный, на одной ноте, даже на одном дыхании голос Рахманова не оставил Ахмеду Джемалю ни одного шанса выкрутиться. Он покивал, давая молчаливое согласие на сотрудничество. И не стал дожидаться повторного или наводящего вопроса - знаком попросил свой сотовый телефон и выбрал из списка номер Натана Паттерсона...

* * *
        Небольшая группа из трех человек приехала в Сассекс на машине, потратив на дорогу (около ста километров) два часа. Значительная часть времени ушла на то, чтобы выбраться из Лондона через его «южные ворота». И вот, не привлекая всеобщего внимания, не включая проблесковых маячков, черный «Форд» с непроницаемыми стеклами мчится обратно, на север страны. В левом переднем кресле сидит Паттерсон, за рулем - Шон Свитинг. На заднем сиденье расположились двое: Феликс Сахаров и Гордон Рейн, по сути, заменивший неуравновешенного Ахмеда Джемаля. Не сразу, но Паттерсон сообразил, что эти двое представляли собой контраст: один старый - другой молодой, один был предан своей родине, другой стал на путь измены. Один был русским - другой мог быть любой национальности, хоть эфиопом, - и это был главный контраст.
        Голова Паттерсона была занята одной мыслью, которую он обыгрывал и так и эдак, - это контакт между Сахаровым и Рахмановым, состоялся он или нет. Если да, то Сахаров знает, зачем его везут в Лондон. Был и третий вариант, равносильный первому: Сахарова предупредили о визите Рахманова. Но тогда выходит, что оценка, которую Паттерсон выставил Рахманову за использование в качестве связника Фаруха Башира, несколько завышена.
        Сахаров молчал. И даже если бы он задал вопрос, Паттерсон оставил бы его без ответа - как дополнительное давление на старого русского разведчика. Он не уполномочен давать какие-либо объяснения по натуральному задержанию гражданина Великобритании.
        Собственно, это была оценка самого Паттерсона, который добрался до очага заговора и фактически залил его, обезвредив одного из его участников. Он мог получить и дополнительную оценку, и тоже внутри службы, как сотрудник, разоблачивший шпиона и вскрывший огрехи в работе коллег из контрразведки МИ-5. И это благодаря оригинальному ходу, предложенному Паттерсоном.
        Отвлекшись от дороги, за которой он следил даже на месте пассажира, Паттерсон уточнил у Свитинга:
        - Долго еще ехать?
        - Полчаса, - проговорил тот.
        Паттерсон, прежде чем ответить на вызов, посмотрел имя. Ему звонил Джемаль.
«Какого черта ему надо?» - слегка удивился он.
        - Да, Ахмед, слушаю тебя...
        Фактически Джемаль не сказал ничего, но это «ничего» вылилось в усмешку Паттерсона, подумавшего, что он сломал Джемаля, не желая этого. Натан не ждал от него звонка, и короткое содержание просьбы для него стало сюрпризом.
        - Нет, Ахмед, сегодня отдыхай. И вообще, - он все-таки отдал ему должное, - в процентном отношении твоя ответственность в этом деле находится на одном уровне с моей.
        Паттерсон подумал о том, что не решился бы сказать эти слова, глядя в глаза Джемалю. А так, находясь в десятках километров от него, беседуя с ним по телефону, он сделал еще одно сравнение: да, он решился бы на откровения, если бы решился выпить с Ахмедом - после работы, например, и подчиняясь хмельному настроению.
        - Отдыхай, Ахмед, - повторился Паттерсон. И еще раз повторил - за Гордоном Рейном: - Через полчаса мы будем на месте.

* * *

«Они приедут через полчаса».
        Рахманов смерил Джемаля взглядом. Не он, но сам агент «Сикрет сервис» доказал, что они похожи: одного роста, одной комплекции, плюс другие схожие особенности. Чтобы не замылить взгляд и не относиться к сравнению критически, Андрей сличил свое отражение в зеркале с образом Ахмеда Джемаля, сидевшего напротив. Он не нашел большого сходства, хотя максимальной похожести добился: насупил брови, чуть сощурил глаза, подал нижнюю челюсть вперед. Но существовала такая вещь, которая позволяла одному и тому же ведомству заподозрить одного человека и не сделать этого с другим. Паспорт гражданина и служебное удостоверение. Если в паспорт вглядываются и сличают фото с оригиналом, то в служебное удостоверение чаще всего бросают взгляд, тем более если документ удостоверяет личность специального агента военной разведки. Бывают исключения, но главенствуют все же правила. Собственно, Рахманов рассуждал о риске. Все это время его принуждали рисковать, теперь же настал черед риска по собственному желанию.
        Андрей надолго приковал взгляд к Джемалю, как будто забирал часть его души. Вряд ли он сам смог объяснить, зачем ему это. Он нашел объект, на котором закрепился его взгляд и сосредоточились его мысли. Но дело в том, что взгляд его был отрешенным...
        Молчал и Джемаль, глядя на противника сквозь неплотно сомкнутые ресницы. Этаким размытым взглядом он посмотрел и на свой телефон, который во время звонка Паттерсону связал их намертво.
        Рахманов встал, взял со стола оперативную кобуру Джемаля, застегнул ее у себя на поясе, вложил в нее свой «кольт» с коротким глушителем, бросил последний взгляд в зеркало.
        - Я не уверен, - предостерег его Джемаль, - что директор примчится в столь поздний час для встречи с Сахаровым.
        - Примчится, - разуверил его Рахманов, снимая с полки тонометр. - Следишь за своим здоровьем, Ахмед?
        - Больше пекусь о гостях.
        - Я бы поверил тебе, если бы ты проверил давление своей недавней гостьи: как там у нее давление, пора ли отпускать руки с ее горла?..
        Андрей открыл крышку тонометра, работающего от батареек, вынул пару, положил их в карман пиджака, и возобновил разговор:
        - Твой директор примчится, потому что на кону стоит его жизнь. Трою Смиту не терпится поскорее покончить с этим грязным делом: чем дольше и сильнее он будет дергаться, тем туже сожмется петля, которую ему на шею набросил Паттерсон. Ответь мне на несколько вопросов, касающихся контроля доступа и охраны объекта.
        В частности, Рахманова интересовала так называемая система «дверь», установленная в музее и представляющая собой детектор арочного типа... Когда опрос был закончен, Рахманов обратился к Фаруху:
        - Не спускай с Ахмеда глаз, брат. Если что, убей его.
        Они обнялись, коснувшись друг друга щеками.
        Но прежде чем покинуть этот дом навсегда, Рахманов решил еще один вопрос. На него Джемаль ответил с явной охотой:
        - Да, тебя сдал полковник абд-Аллах Хасан. Его взяли в аэропорту парни из контрразведки. Операция по его задержанию была спланирована за несколько часов до его прилета. На него повесили обвинения в поставках оружия для Ирландской республиканской армии.
        - И только поэтому он сломался и сдал меня?
        - Не только. За день до прилета полковника повстанцы под руководством наших агентов захватили жену абд-Аллаха и на вертолете доставили в Бенгази. Дальнейшая ее судьба мне неизвестна. Возможно, она все еще находится в лагере повстанцев в Бенгази. Если бы абд-Аллах оказался несговорчивым... ты знаешь, что случилось бы с его женой.

«Да, это и есть тот самый гвоздь палача», - покивал Рахманов, искренне пожалев полковника абд-Аллаха.
        Глава 21
        Взрыв платежом красен
        Андрей не мог объяснить себе, почему у него такое сильное желание оказаться в музее раньше Паттерсона и директора. Нет, не страх перед агентами МИ-6 - количество личных охранников Смита ограничивало само мероприятие, относящееся к разряду секретных, а конфиденциальность по определению не терпит внимания и суеты. Он полагал, что охрана Смита на сегодня - два или три агента, и они, скорее всего, блокируют двери музея изнутри. Бесполезно гадать, нужно терпеливо дождаться результата.
        Рахманов расположился так, что ему из машины Джемаля был виден единственный подъездной путь к музею. Вооруженный компактным биноклем «Никон», он хорошо рассмотрел двух полицейских, патрулирующих это место, находясь вне зоны их внимания. Усиленной охраны в этой части города не бывает даже во время молодежных беспорядков. Наконец, когда часы показали 21.45, к охраняемой зоне подъехал иссиня-черный «Лексус» с затемненными стеклами. Один полицейский преградил автомобилю путь, другой подошел к дверце водителя. Секунда, и он выпрямился, отдал честь, а заодно и разрешение следовать дальше. Его напарник отошел в сторону, освобождая «Лексусу» дорогу.
        Рахманов сверился с номерами машин, продиктованными Джемалем: этот служебный
«Лексус» принадлежал самому молодому члену команды - Гордону Рейну. Неважно, кто показал полицейскому удостоверение или пропуск на проезд к Музею военной разведки - самый старый или самый молодой агент МИ-6; важен пассажир на заднем сиденье машины, пассажир номер два. Так Рахманов определил для себя приоритеты.
        В этом месте не было так безлюдно, как это могло показаться с первого взгляда. Неподалеку, в старинных ярмарочных павильонах, еще не закончили развлекать публику акробаты и музыканты, а рядом с Лондонским музеем транспорта, закрытого для посещения три часа тому назад, толпилась публика, как будто в кругу ее пронеслась новость: конный омнибус 1829 года сегодня вечером непременно отправится в путь.
        Интересно, продолжал размышлять Рахманов, заставит ли ждать себя директор МИ-6? А может, точнее сказать, заставит ли он томиться ожиданием Феликса Сахарова? И если да, то сколько времени он отпустил на это тягостное мероприятие?
        Даже в более острой ситуации Рахманов оставался спокойным, а сейчас нервы дали знать о себе. Может быть, давила на него последняя фаза операции и главное - особая важность персоны, которую ему предстояло устранить. В одиночку. Не он сам выбирал этот путь, на гребень волны его вынесли методы противника.
        Тягостная, неприятная тема. Впрочем, обращался к ней Рахманов недолго: он увидел автомобиль директора - черный представительский «Мерседес» с пакетом бронирования Пульмана - защита «VR6».

* * *

37-летний Нил Стоун обменялся с напарником взглядом и вслух заметил:
        - Сегодня прямо столпотворение какое-то. - Заговорщически подмигнув Джекобу, полицейский добавил: - Военные разведчики слетелись на ежегодный шабаш?
        - Если да, то мы с тобой - на Лысой горе.
        Оба рассмеялись - коротко. На продолжительный смех времени не хватало.
        Джекоб занял место, олицетворяя собой живой шлагбаум и знак «стоячий полицейский» одновременно. Нил Стоун подошел к «Ягуару XF», затормозившему у сплошной желтой черты, за которой и обосновался Джекоб.
        - Добрый вечер, сэр! - поздоровался Нил, склонившись к дверце автомобиля и еще не видя человека за рулем.
        Он мог по пунктам перечислить, что случится в течение ближайших пяти-шести секунд. Этот человек в машине вынет из кармана своего черного пиджака зеленоватое служебное удостоверение агента МИ-6, вытянет руку в окно и, когда она выпрямится, повернет в сторону окна голову и досадливо наморщит лоб. За последние четверть часа такую картину Нил Стоун наблюдал дважды. Внутреннее чутье ему подсказало, что во второй по счету машине находилась шишка от разведки, хотя он мог ошибаться. Но дело в том, что, проводя немало времени на этом посту, он научился распознавать в людях, сидящих за рулем таких вот представительских машин, обыкновенных, пусть и на службе МИ-6, водителей. Так вот, в «Мерседесе», асфальт под которым едва не проломился, Нил Стоун наблюдал именно водителя, а на переднем кресле пассажира - здоровенного малого с броской, белого цвета, гарнитурой скрытого ношения, что само по себе выглядело странновато. Причем витой провод гарнитуры, идущий от наушника куда-то за воротник, был не тоньше, а может, и толще провода от старого телефонного аппарата, который обычно накручивают на руку - если разговор
серьезный или волнительный. Так вот, водитель и телохранитель в этой серьезной тачке буквально указывали на утопающего на заднем сиденье лимузина высокопоставленного заморыша, которого они были призваны возить и защищать, что натурально выливалось в девиз «Возить и защищать». Просто охренительно, порадовался за свой неувядающий юмор Нил Стоун.
        Так и есть. Он угадал. Человек за рулем «Ягуара» вынул из пиджака удостоверение - собственно, пластиковую карту, служащую пропуском в штаб-квартиру «Сикрет сервис»; кроме фото и имени в ней значился статус агента, остальная информация хранилась на магнитном носителе, исполненном в виде полосы для сканирования карты. Высунув руку в окно, он дал сличить свою нахмуренную физиономию с фото на пропуске. Особо сличать нечего: лысый, олицетворяющий состояние глубокой задумчивости, не хватает разве что лаврового венца или ауры вокруг головы.
        - Вы можете проехать, сэр, - разрешил Нил Стоун, выпрямившись и подавая знак Джекобу: пусть едет.
        Рахманов поднял стекло и тронул машину с места.

* * *
        Личный водитель директора Майкл Пакстон проследил за «Ягуаром» в панорамное зеркало. По номерам он узнал машину Ахмеда Джемаля и получил нечто вроде подтверждения: буквально образ араба, подсвеченный изнутри салона светом приборной панели. Встречались они нечасто, обменялись рукопожатиями считаные разы. И количество таких знаков приветствия, скорее всего, вот-вот увеличится: Джемаль, покинув свою машину, подошел к дверце «Мерседеса». Все это время Пакстон видел только нижнюю часть туловища агента, а сейчас, когда он фактически блокировал выход из машины, увидел его «подреберье», скрытое рубашкой и стиснутое оперативной кобурой. И она была пуста. Пакстон не успел потянуться к своему оружию - Рахманов опередил его, дважды выстрелив из пистолета с глушителем. И, открыв дверцу
«Мерседеса», еще раз - в голову. Нажав на клавишу и подняв стекло, он захлопнул дверцу. И бросил еще один взгляд на грузный внедорожник «Лексус», который для Сахарова превратился в автозак. Внутри никого. Рахманов, подъезжая к крохотной парковке, намеренно включил дальний свет и буквально просканировал внутреннее пространство японской машины. Краем пучок света высветил одинокую фигуру на водительском кресле «Мерседеса»...

* * *
        Трой Смит выразил нетерпение. Он ждал встречи с Феликсом Сахаровым, однако даже не пытался отрепетировать вступительные слова - будет день, будет пища. Он оперировал данными Натана Паттерсона; и вот что странно: данные этого агента были убедительными и доказательными, а его путь сплошь состоял из ошибок. Значит, он умел двигаться от неудачи к неудаче, не теряя оптимизма. Интересно, Уинстон Черчилль хмыкнул, когда под его пером рождалась эта фраза?
        Паттерсон к этому времени отвел Сахарова к дальнему стенду под названием
«Секретные агенты на войне». По правую руку от старого разведчика - что-то наподобие плаката с постулатом, на который с ходу, не здороваясь, обратил внимание Трой Смит:
        - «Главная задача военной разведки - сбор и анализ информации, которая может оказаться полезной при планировании боевых операций». Поздравляю, господин Сахаров!
        - Добрый вечер, мистер Смит! - Старик попытался повлиять на директора в направлении вежливости и действительно походил на старого строгого учителя.
        - Если он добрый, - отозвался Смит, наклонив в знак приветствия голову.
        Следующий кивок он адресовал Паттерсону и сопроводил его многозначительным взглядом на Гордона Рейна и Шона Свитинга. Дождавшись, когда они отойдут к соседнему стеллажу, Трой Смит возобновил разговор с Сахаровым, и снова наглядным пособием ему послужил музейный документ.
        - «В день «Д» союзные войска собрались высаживаться в Нормандии»...
        - Бросьте валять дурака! - вскипел Сахаров. - Говорите прямо - зачем вы меня выдернули в Лондон?
        - Вам о чем-нибудь говорит фамилия Рахманов?
        Этот вопрос не привел его в замешательство, однако разведчик, прежде чем ответить, пожевал губами, сделав паузу.
        - В прессу просочилось сообщение о том, что офицер ливийских спецслужб Салех ар-Рахман и бывший сотрудник ГРУ Андрей Рахманов - одно и то же лицо. Я читал официальную реакцию Москвы на эти заявления чиновников МИДа, которые предпочли остаться неизвестными. Это темная и грязная игра... вокруг Ливии.
        - Вы считаете операцию сил коалиции, вставших на защиту мирного населения Ливии, грязной?
        - Силы коалиции не спасают мирное население, они, напротив, убивают его, - высказал свою точку зрения Сахаров. - Силы коалиции не поддерживают «повстанцев», потому что никаких «повстанцев» нет. Есть кучка кукол, играющая роль ширмы. И есть народ, который сплотился вокруг лидера - полковника Каддафи. И это бесит Европу - вашу страну, господин Смит, в частности. Вы не можете позволить себе проиграть и потому идете на полный беспредел. Вот насчет гибели детей уже «выразили сожаление». Да и дети всего лишь ливийские.
        - Вы что-то говорили о реакции Москвы. Считаете, Москва умыла руки?
        - Конечно, Москва от Рахманова открестилась. И это вполне ожидаемая реакция.
        В прессе была опубликована реакция Москвы. Феликс Сахаров мог процитировать заявление МИД России:

«Российская Федерация не может нести ответственность за какие-либо действия лица, не являющегося гражданином РФ, в случае с Салехом ар-Рахманом - гражданином Ливийской Джамахирии».
        На это сам Смит мог процитировать другой российский ответ, на сей раз из Совбеза и на адрес самой «Сикрет сервис»:

«Министерства - иностранных дел и обороны Российской Федерации - более не располагают сведениями, запрошенными сотрудниками МИ-6. И напоминают: Андрей Рахманов с марта 2001 года является гражданином Ливии, офицером (звание - капитан) ливийских вооруженных сил. И не располагают данными о причастности этого человека к каким бы то ни было террористическим организациям».
        - Если вы рассчитывали на консультации по этому вопросу, то здесь я вам помочь не смогу, - вернулся к разговору Сахаров. - По той простой причине, что Андрей Рахманов появился на свет спустя три года после того, как я попросил у правительства Великобритании политическое убежище.
        Трой Смит кивнул, принимая эту мягкую формулировку измены Родине.
        - Значит, вы знаете дату рождения Рахманова?
        - Ему 37 - об этом трубят все издания. Несложно от 2011 отнять 37.
        - У меня лично всегда были проблемы с математикой.
        - Слушайте, о чем мы говорим?!

* * *
        Вход в музей. Камеры слежения однажды запечатлели Рахманова, когда он был загримирован под блондина-канадца с холодным блеском синих глаз. Сейчас он пересек границу сектора охвата видеокамеры в своем настоящем обличье. Мысли музейного дежурного схожи с мыслями старшего полицейского наряда, рассуждал Андрей. Последний пропустил его на служебную парковку в режиме самотека. Но мысли дежурного - на более низкой ступени безопасности, поскольку человек, открывший двери музея, прошел первый уровень защиты - полицейский кордон.
        Охранников в дневное время Рахманов насчитал не больше четырех. В ночное или нерабочее время музея их количество, возможно, остается неизменным. Пусть будет так. Но не охранники сейчас представляли серьезную угрозу, а личный телохранитель директора.

* * *
        Телохранитель Троя Смита занял оптимальную позицию: усилил контроль на пульте слежения.
        Уже не в первый раз он выразил свое неудовольствие к относительно узкому обзору парковочной площадки, предназначенной исключительно для автомобилей сотрудников МИ-6 и лично директора музея, который также состоял в штате военной разведки (кадровое коллегиальное объединение). Телохранителю были видны передние капоты автомашин, припаркованных вплотную к широким музейным ступеням. Он имел возможность наблюдать, как к объекту подъехал «Ягуар», по номерам которого он идентифицировал хозяина - Ахмеда Джемаля, одного из агентов управления по обеспечению собственной безопасности МИ-6. А вот и он сам, снятый сверху вниз, так что центральной и самой узнаваемой частью его стала голова, точнее, лысина. Он преодолел несколько ступеней легкой пружинистой походкой - и выпал из сектора обзора видеокамеры. Следующая камера встречала его за порогом роскошного портика.

* * *
        Андрей оказался в глубокой, не меньше полутора метров, рамке-сканере компании
«СканТех» - тяжелое устройство со встроенными защитными экранами, особенно ценное здесь, где на работу детектора могли влиять паразитные магнитные и электромагнитные поля. В случае попытки изменить его настроенные и запрограммированные органы управления или отключить питание звучал сигнал тревоги. Справа - сканирующее устройство. Все так, как и описал Джемаль и как видел это собственными глазами сам Рахманов. В дни посещений детекторная рамка была также включена, но не было видно выдвижного сканера.
        Рахманов вставил пропуск в считывающее устройство, набрал последние четыре цифры идентификационного номера (ID) карты, отображенного на пропуске в виде штрих-кода. Автоматика сработала моментально: на сканере загорелся зеленый индикатор, дающий право пройти дальше, а в конце рамки открылась сетчатая металлическая дверца.
        Рахманов ступал по этому хайтековскому коридору, точно зная, что в это самое время охрана видит металлические предметы на нем, пистолет в частности.

* * *
        Да, это Ахмед Джемаль. Данные с его пропуска отобразились на экране монитора: фото, идентификационный номер, статус агента, герб службы. В соседнем окне появилась мгновенная фотография человека, находящегося в арке детектора. Телохранитель и охранники получили возможность сравнить два снимка...
        Телохранитель не обнажил ствол лишь по той причине, что его вогнал в ступор не сам человек, образ которого тщательно исказили спецслужбы страны, а факт отождествления как процесс. Сам Рахманов мог бы просветить его на этот счет, используя психологический термин: психический процесс отождествления объекта с тем, что уже было воспринято когда-то. Любой процесс требует времени. Телохранитель потерял его, Рахманов взял на вооружение.
        Он воспользовался фактором внезапности, зная о нем куда больше, чем все, вместе взятые, за пультом охраны. Андрей использовал и другой фактор - детальное изучение объекта. Он вскинул руку с оружием, чуть склонив к нему голову.
        Время, отведенное на процесс идентификации, вышло. Первый импульс телохранителя, рванувшего ремешок на спецкобуре, совпал с импульсом Рахманова, нажавшего на спусковой крючок «кольта». Он повторил выстрел, положив пулю рядом с первой - под верхнюю правую скулу. Телохранитель не успел уронить голову на грудь, а Рахманов уже выстрелил в первого охранника. Второй, мысли которого были свободны от образа ливийского террориста, выхватил пистолет и попытался выстрелить не целясь, от бедра. И оба спустили курки одновременного. Охранник промахнулся и получил пулю в плечо. Здоровой рукой он в падении попытался включить тревогу, но перепутал переключатели и выключил в музее свет.

* * *
        И Феликс Сахаров, и Трой Смит резко повернули головы в сторону выстрелов. Они даже не успели переглянуться, как свет в музее погас. Сахаров был уверен, что это сработала первая система безопасности в музее и сигнал ушел непосредственно на пульт «Воксхолла». Но он ошибался...
        Паттерсон метнулся к директору и, нащупав в темноте его руку, потащил за собой, к служебной лестнице. Им вслед неслось проклятие брошенного на произвол судьбы Феликса Сахарова:
        - Во что вы меня впутали, идиоты?!
        Прежде чем ступить на площадку служебной лестницы, Натан Паттерсон дал оценку действиям старого разведчика: «Он демаскирует нас». И выстрелил, ориентируясь на голос. И - едва не повторил его, но уже в директора, словно перенявшего эстафету:
        - Натан, вы болван!
        - Вниз, вниз! - торопил его Паттерсон. Чувствуя, что Трой может споткнуться и сломать на бетонном марше шею, пошел впереди. И уже в качестве фаворита подстегнул начальника: - Не отставайте, Трой! Иначе он достанет вас.

* * *
        Нил Стоун переглянулся с напарником: «Что это было?» Звуки, донесшиеся из музея, походили на звуки выстрелов.
        - Чего они там не поделили?
        Джекоб не поддержал шутку товарища:
        - Надо бы посмотреть, что там случилось.
        Стоун покачал головой. Он был старшим и взял ответственность на себя. Да, полисмен слышал какие-то хлопки в музее, но не мог точно сказать, похожи они на пистолетные выстрелы или нет. Он не хотел вклиниваться в дела военной разведки. Может, они там хоровод водят...

* * *
        Руби с тоской смотрела на камеру, что располагалась напротив ее места содержания. Она была бы рада любой соседке или соседу, даже Натану Паттерсону. Ведь есть же за что упрятать его за решетку, рассуждала Руби, представляя себя возле плексигласовой стены с отдушинами, этакой докторшей Лектер - со всеми вытекающими из этого деталями.
        Совсем недавно (три или четыре недели тому назад) она попробовала компьютерную игру The Suffering («Страдание»), правда, поиграла в это старье недолго: вроде бы несложно, но действительно мучительно. Чего стоил один только интродакшн к игре:
«Тюрьма - это ад! Испытай настоящий ужас, выбираясь из исправительного заведения максимально строгого режима!.. Ваша отчаянная попытка сбежать из тюрьмы будет лишь началом долгого пути к пониманию того, кто вы такой, почему попали в это жуткое место и справедлив ли приговор». Руби беспрестанно думала об этом.
        Отчаявшись на вынесение справедливого приговора, она надеялась, что бог, в которого она то верила, то нет, заключит с ней сделку. Одно дело - размышлять над такими вещами на свободе, пусть даже в статусе беглянки и пусть даже без поддержки Андрея, другое - будучи схваченной и посаженной за решетку. Это все равно что стоять на дне своей могилы и переодеваться к последнему в своей жизни ритуалу.
        Тюрьма - это ад!
        Тюрьма без единого тюремщика. Только холодное око видеокамеры, смотрящей точно в середину прозрачной стены, точно в глаза узницы, как если бы было нарисовано.
        Unreal. Ничего реального. Это определение влезло ей в голову ровно в тот момент, когда она услышала шипение открываемой двери и была готова переключиться на тему секретных правительственных тюрем.

* * *
        Он. Только теперь спина Троя Смита похолодела. Его противник подобрался так близко, что чувствовалось его дыхание. Рахманов оставил за своей спиной все преграды, его не остановят жалкие остатки - Паттерсон и два его агента; они были смешны перед тигром, выпущенным из клетки.
        Два пролета, и Паттерсон подошел к двери, оснащенной сканерным замком. Она представляла собой точную копию пропускного комплекса в прежнем здании МИ-6 -
«Сенчури-хаус». Он вставил пропуск в щель сканера, нажал поочередно четыре сенсорные кнопки и получил доступ в «нижнюю цитадель». Эта короткая операция родила в его душе кучу сомнений. Ему казалось, сканер отзовется красным светом и Паттерсону придется требовать пропуск директора, в который «вшито» множество допусков, и бросит, когда сканер отвергнет и его карту. «Идиотское положение! Застрять на нижнем этаже. Как в лифте». Но все его сомнения оказались ложными. Дверь открылась, приглашая этих двух человек в помещение, внутри которого можно было переждать артиллерийский налет.

* * *
        Андрей Рахманов множество раз репетировал это действие, представляя в качестве противников двух телохранителей Троя Смита, и каждый раз приходил к выводу: он успевает положить их, ему помогает фактор внезапности.
        Дверь в музей блокирована, ее можно открыть только с пульта управления. Через окна, расположенные выше человеческого роста и забранные решетками, тоже не выбраться. Рахманов добился ситуации, хозяином которой он оказался.
        Он неплохо ориентировался в музее. Десять шагов вперед, отсчитал Андрей, справа стеллаж, который интересовал его внутренней стороной. Он обошел его и на ощупь за несколько секунд справился с замком. На покатой полке с упором экспонировался прибор ночного видения. Его кожаный наголовник потрескался от времени, а резиновые ремни вытянулись. Но главное, в целости и сохранности находились объективы, шарнирные соединения, регулировочная рейка. Открутив крышку с блока питания, Рахманов вставил одну, потом другую батарейку стандарта «АА», завинтил крышку, и она прижала батарейки так, что они не смогли сдвинуться с места даже при ударе прибора о землю.
        Андрей надел прибор, отрегулировал ремни двух пряжек, одна из которых составляла единое целое со страховочной пластиной наголовника, привинченной к оправе маски. Нащупав переключатель, расположенный на блоке питания, он включил прибор. Несколько секунд ушло на «разогрев», наконец мрак перед глазами Рахманова рассеялся. Он отрегулировал расстояние между окулярами и почувствовал себя комфортно. «Как на Луне...»
        Шон Свитинг затаился за стендом, на котором экспонировались шпионские принадлежности - обувные стельки с тайниками; в одной стельке золотая монета, в другой - нож с плоской рукояткой. Рахманов подошел к агенту так близко, что услышал его дыхание. Он узнал этого человека, снимавшего на камеру толпу на Бидон-роуд... Выстрел. Свитинг, падая, мог наделать шума. Андрей придержал его за руки, и смертельно раненный агент бесшумно сполз по стене на пол.
        Гордон Рейн шел навстречу Рахманову, касаясь, как слепой, стены. Рахманов дал ему прикоснуться к себе и выстрелил в него в упор.

* * *
        Он загнал их в тупик. Сердце Руби радостно забилось. Пусть Андрей пришел не за ней, переступила она через самолюбие, но Паттерсон доигрался... Он загнал их не только в этот каменный острог, он пропихнул их в самый его конец, на самое дно. И Руби, не сдержавшись, громко рассмеялась. Она была так рада, как будто к ее ногам прикатилась голова Паттерсона.
        - Заткнись! - рявкнул он на нее. И - ни слова не говоря директору (пусть думает, что хочет: что Паттерсон выдвигается на передний план для защиты или бежит, как крыса с тонущего корабля) - Паттерсон оставил Троя Смита в «цитадели», а сам поднялся наверх. На него снизошло озарение, и он понял, на что рассчитывал Рахманов здесь, на этом объекте. Он не мог вникнуть в его план, пока сам не привел его сюда, в настоящий арсенал военной разведки... который вполне устроил бы Джеймса Бонда образца 50-х годов. Но даже в безопасном музее истории безоружный посетитель мог воспользоваться арбалетом, мечом, копьем - оружие оно и есть оружие. В этом музее оно более мощное; это всего лишь вчерашняя страница военной истории.
        Паттерсон отчетливо представил себе самое мощное оружие в этом хранилище, нервно порадовавшись, что на вооружении диверсантов прошлого не было водородной бомбы. Но и большой диверсионной мины за глаза хватало для того, чтобы сдетонировали средние и малые и похоронили под обломками музея всех, кто находился в нем.

«Уходить лучше одному, - думал Паттерсон, выбираясь из служебного помещения. - Трой Смит, эта неповоротливая черепаха, может нашуметь и привлечь внимание ливийского террориста, и тогда конец обоим».

* * *
        Рахманов склонился над человеком, лежавшим на полу в позе зародыша. Он был ранен в живот. Андрей мог избавить Феликса Сахарова от мучительной смерти, но его палец на спусковом крючке ослаб.
        Одна из неразрешенных задач ГРУ за границей решена...

* * *

«Лампет». Голова Натана Паттерсона работала на износ, и он вспомнил название английской мины времен Второй мировой и одну интересную особенность этого мощного взрывного устройства: благодаря своей несложной конструкции, дешевизне изготовления и надежности мины подобного типа сохраняются на вооружении до сих пор[По материалам А. Тараса и В. Бешанова «Люди-лягушки. История подводных диверсантов».] . Однажды кто-то из его сопровождающих показал ему на резьбовые гнезда, в которые вставляются капсюльные взрыватели замедленного действия. Однотипные ли они? Ведь на другом стенде демонстрировались именно капсюльные, содержащие ампулу с кислотой взрыватели.
        Расшатать. Ему на ум пришло это зубное определение. Промежуточным детонатором основного заряда могла (вместо родной тетриловой шашки) послужить взорванная рядом мина; так взлетают на воздух арсеналы и склады с артиллерийским вооружением. Паттерсон ощутил себя в лесу, объятом пожаром. И он действительно не мог точно сказать, чего он хочет: спасти шефа или же спастись самому. Он хотел предотвратить трагедию.
        Где этот чертов оперуполномоченный? Темнота - хоть глаз выколи. И она вдруг рассеялась, как будто Паттерсон воскликнул с высоты: «Да будет свет!» Он послал взгляд, переполненный желанием жить, и благодарность окнам. На соседнем историческом здании в этот миг вспыхнули разноцветные и яркие огни, пучки света по меньшей мере восьми прожекторов осветили здание и небо над ним. И этот свет, проникший сквозь стекло, рассеялся в каждом уголке музея.

«Слава тебе...»
        Паттерсон взглянул под ноги. Там лежало тело старого изменника. Он был мертвее мертвого, подумал Паттерсон и понадеялся, что это его слепой выстрел оборвал жизнь тезки первого российского чекиста.
        Натан увидел чьи-то ноги в стильных ботинках; именно они, стоимостью пятьсот фунтов за каждый, прояснили ситуацию: это лежит модник Шон Свитинг. Убит. Выстрелом в голову. На полу лужа крови. Это в отличие от Феликса Сахарова, кровь которого осталась у него внутри. Поразительная скупость.
        Держа пистолет на изготовку, Паттерсон продвигался к выходу, прислушиваясь и отфильтровывая звуки, проникающие сюда с улицы. И сам он, как и его противник, не издавал шума. Он был уверен в том, что первым тишину нарушит Рахманов, и знал, в каком месте, - возле самого опасного стенда с диверсионными подрывными зарядами. Паттерсон усмехнулся: «Взрыв платежом красен?» Он не подразумевал массовые бомбардировки ливийских городов - только инициированные МИ-6 взрывы в поезде и на вокзале Паддингтон.
        Паттерсон каждую секунду ожидал увидеть труп Гордона Рейна. А он мертв - в этом Натан не сомневался, иначе он услышал бы его.
        Услышал. Вот сейчас Натан усомнился - задействован ли блокиратор сотовой связи. Он не собирался звонить, но любой входящий выдаст его с головой. И он отключил телефон.
        Паттерсон отвлекся и не заметил Рахманова. Его спасла только отменная реакция. В нем сработал код, заложенный учителями госоку рю, и он дернулся в сторону, а не назад - прямолинейно. И в ответ придавил спусковой крючок своего автоматического пистолета.
        Андрей стрелял на опережение, но Паттерсон в быстроте и своеобразности превзошел его ровно настолько, чтобы нахватать пуль пиджаком; и только одна оставила след на его предплечье.
        Паттерсон опустошил магазин своего пистолета одним нажатием, а характерный лязг затвора со стороны Рахманова подсказал ему, что в пистолете его противника также не осталось патронов. И в этой ситуации выиграет не тот, кто первым сменит магазин, а кто не даст сделать этого другому.
        По-прежнему гибкий и сильный, уверенный в себе, обладатель пятого дана по карате, агент «Сикрет сервис» атаковал противника «из-за угла», огибая стенд, за которым оказался Рахманов. Его сильный и резкий удар рукой достиг цели: Андрей, не ожидавший атаки, в одной руке державший пистолет, а в другой магазин к нему, пропустил этот мощнейший удар в грудь и отлетел на пару шагов, выпуская из рук оружие. Натан сблизился с ним ровно на такое расстояние, чтобы не получить ответный удар по голени, и, ухватившись за край стенда, опрокинул его на Рахманова.
        Этот выпад оказался «нечитаемым», и тяжеленный шкаф с экспонатами обрушился на Андрея.
        Натан прыгнул сверху на шкаф, не давая противнику прийти в себя. Однако Андрей, высвободив из-под стенда руку, нащупал осколок стекла и метнул его в агента. Размером с тарелку, он разрезал Паттерсону щеку и, ударившись о соседний щит, разлетелся на мелкие осколки.
        Натан тронул щеку; по его руке потекла струйка крови. Он ногой ударил по руке Андрея, схватившего очередной кусок стекла, его единственное оружие, которым он в этой аховой ситуации мог воспользоваться. Выкрутив Рахманову руку, Натан с такой силой рванул его на себя, что высвободил Андрея из-под груза, давящего на него сверху. Отпустив его руку, он пустил в ход свое главное оружие - ноги. Удар по голени, и, вынося ту же ногу вверх, он попал противнику в голову. Андрей еле-еле устоял на ногах. А Натан, подпрыгнув, правой ногой провел мая-гери в грудь. В этот раз путь Рахманова по гладкому полу измерялся метрами. И в этом крылся его шанс уйти от натиска противника. Он успел подняться на ноги раньше, чем Паттерсон приблизился к нему.
        Агент провел стремительную тройку: руками в грудь и ногой в голову. Рахманов показал ему, что умеет блокировать даже такие быстрые удары, и перешел в контратаку. В его голове уже сидел план, который можно было применить против Паттерсона: стиль госоку рю не приемлет прямолинейных движений, его громадный плюс - уход в сторону, движение по кругу. И Андрей, ответив такой же быстрой двойкой, для решающего удара ногой подшагнул в сторону. Он угадал: Паттерсон сместился в противоположную сторону и напоролся на хлесткий маваши на противоходе. В его голове помутилось, и он пропустил еще один удар, и тоже в голову. Упав на колени, он уже не в силах был сопротивляться и позволил Рахманову зашагнуть себе за спину. Захватив Натана за подбородок и затылок, Андрей встречным движением рук сломал агенту шею.
        Вот и все. С Паттерсоном покончено. Рахманов направился к выходу.
        В комнате слежения он быстро нашел стационарный блокиратор сотовой связи. Отключив его, выбрал из списка номер телефона Фаруха и отдал ему короткое распоряжение. Снова включил блокиратор. Дальше ему предстояло найти систему открывания дверей в следственном изоляторе. Ряд пакетников находился за металлической дверцей, на которой было написано «Gaol-bird» - птичья клетка. Андрей поднял их все, надеясь, что электрические замки камер в изоляторе открылись.

* * *
        Фарух Башир принял звонок от Рахманова и коротко ответил: «Сделаю».
        Убрав трубку в чехол на поясном ремне, он передал Джемалю содержание короткого разговора:
        - Рахман сказал, что ты ему больше не нужен, а мне можно уходить.
        - Так в чем же дело? - Ахмед наглядно продемонстрировал свои связанные пластиковым хомутом руки. - Или у тебя собственные виды на меня?
        - Нет. - Фарух покачал головой. Взведя курок пистолета, он выстрелил Ахмеду Джемалю в сердце.

* * *
        Рахман не без труда поднял мину весом сорок килограммов. По пути к «нижней цитадели» он забрал со стеллажа пару взрывателей. Карточка агента «Сикрет сервис» стала ему пропуском в следственный изолятор. И первым, кого он увидел, был ее директор.
        Андрей пресек его попытку заговорить:
        - Вам нужно было раньше налаживать диалог. Не со мной. Я лишь исполнительный механизм. От меняя более ничего не зависит. Молитесь, мистер Смит... И - вот еще что. Полковник Каддафи велел вам передать, что его невозможно уничтожить...
        Второй он увидел Руби. Но прежде услышал свое имя:
        - Андрей!
        Рахманову Трой Смит отчего-то напомнил Саддама Хусейна: обросшего, покорного своей судьбе жалкого человека. Трой не противился, когда Рахманов за руку тянул его за собой, а потом втолкнул в одну из камер.
        - По крайней мере вы и мой хозяин сейчас в равных условиях. Полковника тоже окружают каменные стены, сотрясаемые взрывами бомб. Как любите говорить вы, англичане и американцы, - ничего личного, это только работа.
        Рахманов отдал должное Трою Смиту - тот не проронил ни слова. И не перешагнул порога своей камеры с распахнутой настежь дверью. Он молча наблюдал за тем, как в двадцати шагах от него агент военной разведки укрепляет на металлической двери мину, и на миг ему показалось, что это сотрудник «Сикрет сервис» Ахмед Джемаль...
        С обеих сторон мины находились несколько стандартных (подковообразных) магнитов, и каждый магнит закреплен к корпусу с помощью резинового сочленения, что позволяло ей более надежно притягиваться к металлической поверхности. Рахманов укрепил мину на двери и ввернул в резьбовое гнездо взрыватель замедленного действия. Встретившись внутри гнезда с острым штоком, ампула с кислотой «накололась» на него и лопнула, начав разрушать деталь, удерживающую ударник во взведенном положении. Теперь уже никто не мог повернуть этот процесс вспять.
        - У нас десять минут, - сказал Рахманов, выводя Руби из «цитадели» и закрывая дверь, открыть которую изнутри было невозможно.
        Руби хотела было спросить, не жалко ли Андрею директора, - но предвидела ответ:
«Твою подругу он не пожалел».
        Они вышли из музея и сели в машину. На выезде Нил Стоун, умолчав о подозрительных звуках в музее, поинтересовался у Рахманова, все же надеясь получить ответ и на замаскированный вопрос:
        - Что за чертовщина у вас творится со светом?
        - Перебои с электричеством.
        Нила этот ответ не удовлетворил. Он смотрел вслед «Ягуару», на заднем сиденье которого расположилась женщина. Этот арабского вида парень мог придумать что-нибудь оригинальное.
        Арабского вида...
        Когда он въезжал на территорию музея - недовольно морщил лоб и в буквальном смысле слова прикрывался изумрудного цвета удостоверением. Минуту назад его лицо было открыто. И тут Нил Стоун вспомнил, где видел этого араба.
        - Господи, Джекоб. - Он уставился на напарника, застывшего у желтой черты. - Да это же был сам ар-Рахман, ливийский террорист.
        - Да брось ты...
        - Не веришь?
        И тут земля под ногами полицейских заходила ходуном, стекла в музее осыпались.
        - Да, похоже, ты прав, - разлепил губы Джекоб.

* * *
        Они отъехали всего на несколько кварталов на север столицы, в район Блумсбери, считающийся центром искусств, науки и литературы. Андрей остановил машину и, посмотрев на Руби, устремил взгляд вперед. Женщина поняла: настала пора прощаться. Она взяла его руку и по-мужски крепко пожала, выражая таким образом благодарность.
        - Мы больше не увидимся?
        - Если только случайно и если только ты узнаешь меня в толпе.
        Руби не рискнула спросить: «А ты не можешь взять меня с собой?» За этим вопросом следовали другие: «Куда?»

«И что делать там, в любой другой стране?»
        Уехать навсегда для нее означало предать свою родину, уехать надолго - обречь себя на тоску. Потому что ее внутреннее состояние походило на депрессию. Она была истощена физически и опустошена духовно. Ей требовался долгий отдых, одиночество - только оно, на ее взгляд, могло излечить ее раны. Не она сама настраивалась на такой слезливый, заслуживающий обязательного сочувствия лад - события последних дней вынесли ее на этот чувственный, слегка торжественный гребень. Пройдет время, и она будет вспоминать о своей слабости с долей сожаления. Но это же как лимонная кислинка к хорошему чаю: никогда не помешает.
        Она улыбнулась. И только сейчас обратила внимание на то, в каком месте Блумсбери остановил автомобиль Андрей: неподалеку от полицейского участка. Пожалуй, дать полиции то, на что она рассчитывает, - это единственный вариант остаться в живых и уйти от преследования военной разведки. Ей придется сказать, что Салех ар-Рахман пичкал ее психотропными препаратами и она полностью подчинилась ему. Этот ход - необъяснимый статус Руби, единственной, кто могла свидетельствовать против террориста, - ар-Рахман использовал, чтобы сбить преследователей с толку. Но он не стал злоупотреблять им: «избавился» от свидетеля в надежном, казалось бы, месте, в Локерби. Там он надеялся найти союзника, но Макгрегоры повели себя как настоящие патриоты своей родины. Надо будет отметить, подчеркнул Андрей, что многие, к кому за помощью он обращался, отвернулись от него. Среди них - лидеры преступных группировок; благодаря им Лондон не превратился в горящий факел, как пообещал Муаммар Каддафи. И не беда, если Руби ошибется, проговорится - ее обязательно поправят. И она действительно станет очевидцем трагических событий,
которого необходимо оберегать.
        Ничего сложного. Она все сделает. Главное, что ей безоговорочно поверит общественность. Она повторила, что должна будет сказать в полиции, и Андрей подтвердил кивком: «Правильно».
        И еще одну вещь поняла Руби: для Рахманова сам факт авторства убийства директора был очень важен, но неважно то, что за него цеплялись преступления, которых он не совершал. Сложно, очень сложно понять этого человека.
        - У тебя нет другого варианта. - Андрей вернул ее к теме безопасности самой Руби Уоллес. - Этот вариант неидеален, но он работает. А теперь...
        Он прижал ее к себе и поцеловал - как в той квартире номер 16, где Руби совершила ошибку и едва не погубила Андрея. Тогда она была одинока, и ей было страшно. А сейчас... она снова готовилась стать одинокой.
        Уоллес оставила машину и пошла в сторону полицейского участка. Через несколько минут она фактически предаст его, во второй раз подтвердив, что последние теракты в Лондоне - это его рук дело.
        Она обернулась. «Ягуар» стоял на прежнем месте, но Рахманова в нем не было.
        Вместо эпилога
        Билл Арчер лично прибыл в аэропорт «Хитроу», выбрав этот объект как самый непригодный для отступления ливийского террориста. Начальство в женском обличье дало ясно понять: он обязан быть на острие событий. Арчер выбрал чистый, модерновый аэропорт - это вместо воображаемого тоннеля, в угарной духоте которого Арчер, синея от удушья, вглядывается налитыми кровью глазами в лица проносящихся мимо пассажиров. А если честно, то его выбор не поддавался объяснению. Он полагал, что Салех ар-Рахман сумеет довести суперсложную операцию до ее логического завершения - Арчер имел в виду выход ливийца буквально с занимаемой им территории.
        Англичанин рассуждал о том, что в некоторых случаях ар-Рахману сопутствовала удача. Но в том-то и дело, что нужно обладать мастерством разведчика, чтобы брать на вооружение и обращать себе во благо самые невероятные ситуации. Главное, он видел цель и был уверен в своих силах. И еще одна вещь: без азарта, без характера настоящего игрока подобные дела даже не начинают.
        Ар-Рахман прибыл в столицу Великобритании из Парижа, прошел паспортный и таможенный контроль под именем Рушана Измайлова. Настоящий разведчик-диверсант не возвращается тем же путем. Об этом знают и те, кто охотится на саботеров, и вот он использует коридор, охрана которого ослаблена согласно этому постулату.
        Наконец-то Билл Арчер понял причину, по которой он оказался здесь, в этом терминале: здесь он избегал встречи с ар-Рахманом. Тот виделся ему тигром, повадившимся таскать поселковых собак: его нужно либо убить, либо навсегда посадить в клетку.
        К этому времени он выбросил из головы все «художественные дополнения» Натана Паттерсона, которые стали между ними камнем раздора, - он держал в голове только рост, комплекцию, возраст разыскиваемого человека; он в прямом смысле слова раздел его, лишив фашистской атрибутики, делового костюма, гольфистского наряда. Конечно, это тоже не радикальный метод, но...
        Как раз в этот момент Билл Арчер, одетый в полицейскую форму, увидел абрис человека, который он набросал у себя в голове, и подошел к нему - сзади. Тронул за плечо.
        - Простите, сэр. Можно посмотреть ваши документы?
        Тот обернулся и смерил Арчера коротким пронзительным взглядом. То есть показал себя абсолютно спокойным. Билл Арчер мог провести эксперимент - выбрать любого из этой очереди к стойке на рейс до Парижа, подойти сзади, тронуть за плечо, потребовать для проверки документы. И получить ответную реакцию - удивление и недовольство. А в случае с этим бритым наголо, с черной бородкой, с неприятными водянистыми глазами человеком (кто он - француз, русский, поляк, венгр?) - полное равнодушие. Вот он поставил мягкую сумку, которую держал в левой руке, к ногам, ответил на безукоризненном английском «of course», передал полицейскому паспорт (его он держал в правой) на имя Сергея Касаева. Зачем он положил ручную кладь на пол? Чтобы освободить вторую руку? Для чего? Чтобы полнее защищаться? «Господи, - взмолился Арчер, - что за бред я несу...» И подумал о том, что, если бы он встретил здесь ар-Рахмана, отпустил бы его на все четыре стороны. Он даже помог бы ему - за то, что тот отправил на тот свет этого предателя, этого волка по имени Натан Паттерсон.
        Арчер вернул пассажиру документы и даже не пожелал ему счастливого пути. Ладно, с кем не бывает. А с другой стороны, с какой стати? Он что, служащий аэропорта? Он здесь - залетная птица высокого полета, сравнимая с ястребами, истребляющими в
«Хитроу» пернатых.
        Рахманов снова взял сумку в руку. Он был спокоен. Даже пульс его не участился. Может быть, сердце его заработает чуть быстрее, когда лайнер сорвется со взлетной полосы и взмоет в небо. Или когда он сбежит по трапу, оказавшись... в храме.
«Интересно, - подумал Андрей, - почему полковник ни разу не поинтересовался хотя бы в следующем ключе: «Если Москва для тебя - храм, то что для тебя Триполи?» И если адресовать схожий вопрос полковнику, то можно было не сомневаться в его ответе: «Триполи для меня храм, остальное - ничто».

«Возможно, мы больше не увидимся», - сказал ему полковник на прощанье.
        Возможно, возможно...
        notes
        Примечания

1
        МИ-5 - государственное ведомство британской контрразведки; официальное название - Служба безопасности.

2
        Томас Мерфи - теневой лидер Ирландской республиканской армии (ИРА).

3
        Ким Филби - английский разведчик, агент советской разведки. В МИ-6 занимался подготовкой специалистов по пропаганде, саботажу и диверсиям, позже стал шефом европейского отдела МИ-6, являлся представителем английской секретной службы при ЦРУ в Вашингтоне. Ким Филби умер 11 мая 1988 года, похоронен на Кунцевском кладбище в Москве.

4
        Приведенный выше коммуникационный код для зданий используется в работе многих спецподразделений, в частности, британских.

5
        Hidden tech (сокр. от hidden technology) - скрытая технология.

6
        Solway Firth - морской залив, близ которого расположен шотландский город Карлайл.

7
        По материалам А. Тараса и В. Бешанова «Люди-лягушки. История подводных диверсантов».