Крым Владимир Владимирович Набоков
        #
        Набоков Владимир
        Крым
        Владимир Набоков
        Крым
        Назло неистовым тревогам
        ты, дикий и душистый край,
        как роза, данная мне Богом,
        во храме памяти сверкай.
        Тебя покинул я во мраке:
        качаясь, огненные знаки
        в туманном небе спор вели
        над гулом берегов коварных.
        Кругом на столбиках янтарных
        стояли в бухте корабли.
        В краю неласковом скучая,
        все помню: плавные поля,
        пучки густые молочая,
        вкус теплых ягод кизиля.
        Я любовался мотыльками
        степными -- с красными глазками
        на темных крылышках... Текла
        от тени к тени золотистой,
        подобна музыке волнистой,
        неизъяснимая Яйла!
        О тиховейные долины,
        полдневный трепет над травой
        и холм -- залет перепелиный...
        О странный отблеск меловой
        расщелин древних, где у края
        цветут пионы, обагряя
        чертополоха чешую,
        и лиловеет орхидея...
        О рощи буковые, где я
        подслушал, Пан, свирель твою!
        Воображаю грань крутую
        и прихотливую Яйлы
        и там -- таинственную тую,
        а у подножия скалы -
        сосновый лес... С вершины острой
        так ясно виден берег пестрый -
        хоть наклонись да подбери.
        Там я не раз, весною дальней,
        встречал, как счастье, луч начальный
        и ветер сладостный зари...
        Там, ночью звездной, я порою
        о крыльях грезил... Вдалеке,
        меж гулким морем и горою,
        огни в знакомом городке,
        как горсть алмазных ожерелий,
        небрежно брошенных, горели
        сквозь дымку зыбкую, и шум
        далеких волн и шорох бора
        мне посылали без разбора
        за роем рой нестройных дум!
        Любил я странствовать по Крыму...
        Бахчисарая тополя
        встают навстречу пилигриму,
        слегка верхами шевеля.
        В кофейне маленькой, туманной
        эстампы английские странно
        со стен засаленных глядят.
        Лет полтораста им и боле:
        бои былые -- тучи, поле
        и куртки красные солдат.
        И посетил я по дороге
        чертог увядший. Лунный луч
        белел на каменном пороге.
        В сенях воздушных капал ключ
        очарованья, ключ, печали,
        и сказки вечные журчали
        в ночной прозрачной тишине,
        и звезды сыпались над садом.
        Вдруг Пушкин встал со мною рядом
        и ясно улыбнулся мне...
        О греза, где мы не бродили!
        Дни чередились, как стихи...
        Баюкал ветер, а будили,
        в цветущих селах, петухи.
        Я видел мертвый город: ямы
        былых темниц, глухие храмы,
        безмолвный холм Чуфуткалэ...
        Небес я видел блеск блаженный,
        кремнистый путь, и скит смиренный,
        и кельи древние в скале.
        На перевале отдаленном,
        приют старик полуслепой
        мне предложил с поклоном сонным.
        Я утомлен был... Над тропой
        сгущались душные потемки.
        В плечо мне врезался котомки
        линючий, узкий ремешок.
        К тому ж, над лысиною горной,
        повисла туча, словно черный
        разбухший, бархатный мешок.
        И тучу, полную жемчужин,
        проткнула с хохотом гроза,
        и был уютен малый ужин
        в татарской хижине: буза,
        черешни, пресный сыр овечий.
        Темнело. Тающие свечи
        на круглом низеньком столе,
        покрытом пестрой скатереткой,
        мерцали ласково и кротко
        в пахучей, теплой полумгле.
        И синим утром я обратно
        спустился к морю по пятам
        своей же тени. Неопрятно
        цвели на кручах, тут и там,
        деревья тусклые Иуды.
        На камнях млели изумруды
        дремотных ящериц. Тропа
        вилась меж садиков веселых.
        Пел ручеек. На частоколах
        белели козьи черепа.
        О заколдованный, о дальний
        воспоминаний уголок!
        Внизу, над морем, цвет миндальный,
        как нежно-розовый дымок,
        и за поляною поляна,
        и кедры мощные Ливана -
        аллей пленительная мгла
        (любовь любви моей туманной!),
        и кипарис благоуханный,
        и восковая мушмула...
        Меня те рощи позабыли...
        В душе остался мне от них
        лишь тонкий слой цветочной пыли...
        К закату листья дум моих
        при первом ветре обратятся,
        но если Богом мне простятся
        мечты ночей, ошибки дня
        и буду я в раю небесном,
        он чем-то издавна известным
        повеет, верно, на меня!