Лекарство от колдовства Мария Мусина
        Может ли кардинально поменяться сознание человека под влияние «места силы»? А из-за желания заглянуть в будущее? Старинный рубин - может ли быть здесь триггером?
        Странные видения посещают юную девушку Агнию, она видит красный камень то в диадеме придворной дамы 17 века, то в руках человека древней Индии. А то ей грезятся сожженный скит старообрядцев - но и там, в глухой тайге, незримо присутствует красный камень.
        Молодой врач Филипп Воздвиженский впервые в своей небогатой практике сталкивается с такой необычной больной. Доктор советуется со своим преподавателем - у того много лет назад была похожая пациентка. Профессор в свою очередь вспоминает: его учитель рассказывал ему о подобном феномене…
        Все три пациентки - разделённые многими десятилетиями - видели одни и те же галлюцинации, у всех троих и в реальной жизни был красный рубин, все трое посещали «места силы», задавались вопросами о своем будущем - в одном случае это был спиритический сеанс, в другом - шаман, в третьем - гадание на рунах.
        Агнию мучает страшное предчувствие - и случается убийство. Следователь Марат Кузьмин ведет это уголовное дело.
        «Никакой мистики, - решают доктор Воздвиженский и следователь Кузьмин, - только научный подход, только логика и факты!»
        Удастся ли героям найти лекарство от колдовства среди материального мира?
        Мария Мусина
        Лекарство от колдовства
        Глава 1
        - А я вам говорю, что вы нагло врете. И еще раз повторяю вопрос: как вы оказались на улице Совхозной в двадцать два - двадцать пять на месте преступления?
        Марата уже не на шутку бесил этот хмырь в хипстерских круглых очочках. Или не хипстерских - в хипповых, какая разница? Главное, что в выпендрежных. И врать-то он не умеет, а все туда же - заладил свое: «случайно, случайно»… А какой такой случай оказаться этому доктору психов за десять километров от его больницы, в промзоне? Прогуливался, вишь, он. Просто воздухом дышал. А тут - откуда ни возьмись - труп. Причем насильственный труп, убиенный.
        - Я вам в сотый раз повторяю, - психиатра не так-то легко вывести из себя, но Филипп Воздвиженский был уже на грани, нервно ежился, запинался на каждом слове, беспрестанно перебирал пальцами по краю стола, за которым сидел, - в сотый! Я оказался в этом месте совершенно случайно. Я прогуливался! У нас свободная страна! Почему я не могу прогуляться по улице Совхозной? Я в любое время могу прогуливаться! Это законом не запрещено!
        - Либерал, значит, к тому же! - следователь Марат Кузьмин смерил Воздвиженского взглядом, ничего хорошего не предвещавшим.
        - Почему сразу и либерал? - заерзал Воздвиженский. - И вообще, при чем здесь мои политические взгляды?
        - А при том! Я с вами здесь уже час беседую. Я, между прочим, на государственной службе человек! У меня помимо этого убийство еще десяток дел нераскрытых! А вы мне тут про свободу лапшу на уши вешаете!
        Марат схватил настольную лампу, направил ее свет прямиком в глаза психиатру.
        - Что вас связывало с убитым Стасом Завьяловым?
        - Слушайте, - Филипп как мог рукой отстранялся от слепящего света, - это переходит уже все границы! Можете считать меня хоть либералом, хоть кем, но я буду жаловаться! Если у вас есть конкретные факты - предъявляйте. А если у вас просто догадки, так, знаете, идите с ними к черту. Ни один российский гражданин не подлежит уголовной ответственности за то, что он вдруг оказался на месте преступления. Пусть даже убийства!
        - Ах, вот как ты заговорил! - Марат с силой хлопнул лампой по столу.
        Воцарилась тьма.
        Филипп вжался в стул: сейчас бить будет. Но удара не последовало. Марат ругнулся, зажег большой свет в кабинете.
        Долго молча смотрел на Воздвиженского. «Что его занесло в наши края? Такая типично столичная цыпа, интеллигентик ученый. Дисер пишет? Так дисер можно и в Москве писать - психов везде навалом. Квартиру ему обещали? Так не дадут же, там же в психушке и живет. Деньги? Какие тут деньги? Веление сердца?» Марат не первый день жил на этом циничном свете, а уже тридцать лет и три года. Какого веления? Какого сердца? Как говорится, никогда такого не было и вдруг опять?
        - Отрицаете, значит, все?
        - Что «все»? Я вам честно все рассказал, как все было.
        «Дать ему сейчас по рогам - по-другому запоет. Ну да, а потом в суде откажется, блеять будет: меня били, ножовкой пытали, бутылкой насиловали… И мне выговор за то, что суд дело на доследование вернул. И уже не первый выговор-то».
        Марат пододвинул Воздвиженскому лист бумаги:
        - Подпишите. Подписка о невыезде.
        Филипп быстро расписался:
        - Я свободен?
        Кузьмин не ответил, окатил доктора презрительным игнором. Долго смотрел вслед из окна. «Идет, идет. Нормально так себе идет, и не похож он на убийцу, не по этому делу. Стас Завьялов был убит ножом и ограблен - карманы все вывернуты. При Воздвиженском ничего такого не обнаружено - ни денег, ни телефона Завьялова. Скинуть успел? Так все вокруг обшмонали - не нашли. Но как его занесло на эту Совхозную? Какая-то причина должна быть. Ее просто не может не быть. Где Совхозная, а где психбольница. Не, не договаривает явно этот, в очочках модных. И что за мода пошла из себя придурка строить? Вот, правду говорят: психиатры - сами все психи. Потому как это заразно - пси. Английские ученые пока еще этого не доказали, но они - на пути».
        Филипп добрался до своей комнаты и рухнул на кровать. Идиотское положение. Как он мог сказать правду? Так и сказать: «Моя пациентка, знаете ли, тяжелая шизофреничка с тревожным бредом, рассказала мне, что недалеко от железнодорожного моста убьют ее жениха. И даже описала, как это будет происходить. Время, правда, неточно назвала. Сказала: на рассвете. А какой рассвет в десять вечера? Поэтому я и опоздал». Нет, скажи Филипп этому тупарю следователю - психушка будет его, Филиппа, дом. А он не хочет в психушку. Он тут и так живет. Но все же как доктор, а не как пациент.
        Филипп Алексеевич Воздвиженский, выпускник Московского государственного медицинского университета по специальности «Психиатрия», приехал работать в психиатрическое отделение районной больницы три месяца назад. Не то чтобы сам просился, но и не отказался, когда предложили. В Москве быть на побегушках еще лет пять, а здесь самостоятельность, оклад приличный, квартиру обещали. Обманули, разумеется. Не дали пока. Но это и не так важно. Комнатку выделили в больнице чистенькую, нянечка тетя Рая убирает, еду готовит. Филипп кладет зарплату в тумбочку, тетя Рая деньги оттуда берет, обратно чеки из продуктового магазина аккуратно складывает. И от денежной благодарности за стирку-готовку-доставку - отказывается. «Ты, говорит, мне как внук». Еще и слезу смахивает.
        Без личной драмы тоже не обошлось. «Посттравматический синдром» называется. Но это тоже уже неважно, это Филипп уже пережил. Во многом благодаря своему отъезду из Москвы. Вовремя уехал. Все надо вовремя делать.
        Даже странно сейчас вспоминать, как лежал долгими московскими вечерами, перебирая в памяти приметы предательства любимой. А они были, эти приметы! Хорошо, что сейчас нет таких переживаний. Это Филипп сам себе диагноз поставил: «Нарушения когнитивных процессов и эмоционального состояния - не произошло». И слава богу!
        - Филипп Алексеевич!
        - Иду!
        Ночь-полночь, но никому в больнице не приходит в голову беречь чуткий сон доктора Воздвиженского. А как тут убережешь, когда он под боком, а у больного обострение?
        - Опять Прохорова?
        Санитар молча кивнул. Он вообще был молчуном, этот Авдей. Двухметровый, кулачище с арбуз, добродушный, но Филипп не слышал от него за три месяца ни одной внятной фразы. «Филипп Алексеевич», - позовет - и все. Да и что говорить, когда все и так ясно.
        Девушка забилась в угол и в ужасе смотрела перед собой.
        - Агния, - позвал Филипп, - Агния…
        Подошел ближе.
        - Не успел, - прошептала девушка, - опоздал…
        - Ничего не произошло, Агния, - твердым голосом соврал доктор.
        - Произошло, - прошелестела Агния, - произошло…
        Филипп вздохнул, обернулся к Авдею:
        - Хлорпромазин.
        Сделал укол. Агния не сопротивлялась. Привычно легла на кровать, свернулась калачиком.
        - Сейчас будет легче, - сказал Филипп.
        Агния кивнула.
        «Я с ней с ума сойду», - пронеслась мысль и была отогнана как непрофессионально зловредная.
        Воздвиженский вышел на крыльцо. Было еще темно, но где-то далеко уже сияла лазоревая полоска неба. «Вот он, рассвет-то, - подумал Филипп, - сейчас только должно было случиться».
        Все больничное хозяйство доктора Воздвиженского - два алкоголика после белой горячки, одна пожилая неврастеничка с фобией чипирования, два старичка-потеряшки, забывших дорогу домой. И вот эта Агния Прохорова, которая ему сразу странной показалась (если только так можно сказать об обитательнице психбольницы). Никаких там наполеонов, пап римских, президентов США и инопланетян. А между тем доктор Воздвиженский хотел продолжить работу над темой своего диплома «Роль аффективных нарушений и других факторов в развитии мегаломании»[1 - Мегаломания - бред величия.]. Однако, видно, не судьба. Другую тему надо искать для продолжения научных исследований.
        Так вот Прохорова. На первый взгляд, ничего в этой двадцати лет от роду странного не было. Типичная клиническая картина шизофрении с тревожным бредом и галлюцинациями.
        Но взгляд был ясный, сознание довольно критичное. Что не типично для шизофреников, совсем не типично. Как правило, они полностью уверены в своей правоте и психическом здоровье.
        В психиатрии ведь нет понятия нормы. Человек нуждается в медицинской психиатрической помощи, когда представляет угрозу для окружающих или для самого себя. Когда человек мучается, страдает от душевного разлада с самим собой, с людьми, с реальностью.
        Агния Прохорова мучилась. Она все время рвалась кого-то спасать - ей казалось, что через час, через день, через неделю произойдет непоправимая беда. Ее посещали странные видения, о которых девушка могла рассказывать часами, описывая в деталях привидевшиеся картины.
        И еще ей было страшно. Очень страшно. Очень-очень страшно. До холодного пота на лбу, до дрожания рук.
        Агния Прохорова - студентка третьего курса филологического отделения пединститута - явно нуждалась в медицинской психиатрической помощи.
        Предыдущий врач выписал Агнии убойную дозу успокоительных. Написал в карте: turbidus[2 - Turbidus (лат.) - приведенный в волнение.].
        Когда Филипп приступил к своим обязанностям, он сразу снизил дозу для Прохоровой. Не в его характере было перечить старшим, опытным коллегам (уволившийся доктор был в два раза старше двадцатипятилетнего Филиппа и соответственно имел обширную долгую практику), но все же Воздвиженский это сделал. Ему показалось слишком жестоким такое обращение с больной. Буйная, да. Но на это есть санитар Авдей, тетя Рая и он, Филипп. А превращать молодую девушку в лежащий овощ - это слишком. Это не лечение, а тюрьма. Заточение во сне, в беспамятстве и бессилии.
        Агния стала постепенно приходить в себя. Даже поднимала руки на зарядке, которую по утрам организовывала хлопотливая тетя Рая, выгоняя постояльцев психлечебницы в коридор.
        - Движение - жизнь, - говорила она низким, прокуренным голосом, - ну-ка, птенчики, повторяйте за мной!
        Из старых списанных простыней и наволочек тетя Рая нашила своим «птенчикам» коврики для йоги. Минутное дело - настрочить матрасиков.
        - А теперь - поза змеи. Тянем шею, тянем, вверх смотрим, - полноватая, небольшого росточка тетя Рая в тренировочном костюме показывала пример, - а теперь уттихита триконосана…
        Птенцы юдоли скорби и печали любили тетю Раю и не хотели ее расстраивать. А потому послушно выполняли физические упражнения - тянулись изо всех сил.
        Зойка - медсестричка - смотрела на это все с угрюмым недоумением. Но не высказывалась. А зачем? Ей-то какое дело до этого спорта? Никакого ей дела. Пусть себе дрыгаются.
        Зойка только зорко следила за реакцией нового доктора. Как он относится к этим потугам на здоровый образ жизни? Тоже ведь без большого энтузиазма. Однако и не запрещает тетки Райки инициативу. Он вообще приторможенный какой-то, этот Филипп Алексеевич. Зойка как-то пришла поздно вечером в его комнатушку, так он ее чаем напоил. И все. А ведь молодой мужик, уже три месяца без бабы живет, а вот тебе и пожалуйста: чай - и все.
        Зойка, конечно, набиваться не стала. Небось, не на помойке себя нашла. Но выработала другую тактику - рисовала образ приличной девушки. Это легче легкого - молчи, слушайся и почаще поддакивай, гляди умильно. И никуда не денется доктор Воздвиженский. Других-то баб тут нет в отделении. Не тетю Раю же ему трахать. А с больными доктор не станет - порядочный очень.
        Он вообще Зойке нравился, этот Филипп Алексеевич. Во-первых, симпатичный, блондинистый такой, высокий, плечи широкие. Когда доктор чаем ее напоил, подумала: мэ-бэ, гомик? Но нет, не похож, все же он как-то на баб по-мужски реагирует, не совсем уж равнодушно. Просто оглядеться хочет, решила Зойка, все же амуры на рабочем месте всегда чреваты. Ну и пусть оглядывается. Она тоже никуда не спешит.
        Филипп еще снизил дозу успокоительных для пациентки Прохоровой, потом еще и еще. Теперь с Агнией можно было хотя бы поговорить, составить собственное мнение о ее болезни.
        Это была странная болезнь. У Агнии не было расстройства мышления, характерного при шизофрении. Судя по всему, не изменилась и структура личности. Прохорова была достаточно критична к своим видениям. Мысли ее были вполне связные и последовательные.
        - Я вижу, - говорила Агния, - я это постоянно вижу. Как в кино. Люди в желтых одеждах. Один из этих людей держит в руках красный камень. Вот он положил камень на ладонь, рассматривает его… Обезьяна, обезьяна выхватывает с ладони камень, обезьяна убегает. Рядом огромный дворец. Из него ушли люди. Там поселилась стая обезьян. Обезьяна прячет красный камень в нишу между кладкой в свой тайник. Ползет змея. Обезьяна ее боится.
        - В какой стране это происходит?
        - Мне кажется, в Индии.
        - Почему в Индии? Потому что там водятся обезьяны?
        - Нет. Не поэтому. Просто я знаю: это Индия.
        - Может быть, Африка? Где-то в Африке?
        - Нет, Индия. И рядом храм индуистский.
        - Почему из дворца ушли люди?
        - Не знаю. Дворец - как крепость. Внешние стены образуют каре - за ними большой внутренний двор. И лестницы, много крутых лестниц. Башенки ажурные. Обезьяны сидят на стене и смотрят вдаль. Там очень красивый вид на реку.
        Несколько дней после освобождения от успокоительных Агния была спокойна. А потом вдруг забилась в истерике:
        - Пожар, надо спасать, там дети…
        Стучала в дверь палаты, требовала, чтобы ее выпустили. Потом, когда ее привязали к кровати, тихо скулила и плакала.
        - Вы мне не верите, - сказала Филиппу.
        С такой горечью сказала, что у Филиппа дыхание перехватило.
        Но что он, шизофреничек не видел? Видел! И на практике в клинике много наблюдал, и в жизни. Не похожа Агния была на шизофреничку, не похожа и все.
        На следующий день Филипп нашел в интернете сообщение о пожаре в соседнем городке. Загорелся деревянный дом на окраине. Родители были на работе. В доме заживо сгорели трое детей.
        «Каждый день случаются десятки, сотни пожаров, - увещевал себя Филипп, - и в этих пожарах гибнут люди. Почему Агния “видит” одно и не “видит” другое? Почему она говорила об этом пожаре? А может быть, не об этом? Просто случайное совпадение с бредом сумасшедшей? Нарушилась химия мозга - до сих пор достоверно неизвестно, почему она нарушается - почему в мышлении пропадают причинно-следственные связи».
        Следующим утром притихшая Агния сидела в саду. Она уже не вспоминала о пожаре.
        «За что это ей? - пронеслось в голове у Филиппа. Но он решительно отогнал эту мысль: - Сам-то с ума не сходи. Больше, больше критичности, Филипп Алексеевич, вы же все же психиатр».
        - Как вы себя чувствуете? - спросил.
        Агния подняла на него глаза полные слез.
        Весна, уходит.
        Плачут птицы.
        Глаза у рыб полны слезами, -
        вспомнил Филипп хокку. - Как ее лечить-то? Хотя бы до стойкой ремиссии вытянуть. Она уже год здесь. Нельзя же допустить, чтобы она всю жизнь провела в психбольнице. Пусть хотя бы институт закончит».
        - Вы любите японскую поэзию? - спросила Агния. -
        В небе такая луна,
        Словно дерево спилено под корень:
        Белеет свежий срез.
        «Совпало просто», - подумал Филипп.
        - Да, люблю, - сказал вслух.
        - Спасибо, что не закалываете меня, как раньше. Мне гораздо лучше стало. Я обещаю: буду вести себя хорошо.
        «К сожалению, - подумал Филипп, - не от тебя зависит. Химия мозга! Ею невозможно управлять силой воли».
        - Вы думаете, что я не смогла бы притвориться? Сделать вид, что со мной все в порядке? Что я не вижу ничего и не слышу? - Агния внимательно следила за реакцией доктора. - Я могла бы! Но я действительно хочу освободиться от этих видений. Я хочу вылечиться, Филипп Алексеевич. Я уже поняла, что мне никто не верит. Я поняла это. Я поняла, что ничем не смогу помочь. Это никому не нужно - видеть будущие несчастья. Люди хотят жить сейчас. И так, наверное, правильно. Иначе мир погрузится в сумятицу. Знать будущее - это лишнее. И я - не хочу. Так помогите мне, доктор. Освободите меня от этого моего знания. Совесть моя не чиста, понимаете? Когда вы знаете, что будет, и не в вашей власти это изменить, - ваша совесть страдает. Помогите, доктор.
        Было слышно, как шелестит листва на ветру.
        - Жизнь свою обвил
        Вокруг висящего моста
        Этот дикий плющ, -
        сказала Агния. - И еще мне нравится:
        Майские дожди
        Водопад похоронили -
        Залили водой.
        Это гипербола, конечно, так не бывает. Водопад нельзя залить дождем. Я не хочу оставаться в больнице всю жизнь. Но я не могу и выйти отсюда. Как я буду жить со всем этим своим знанием? Я от бессилия действительно сойду с ума. Помогите, доктор.
        Хрупкая девушка с янтарными глазами просит его о помощи. А он, Филипп Алексеевич Воздвиженский, лучший ученик на курсе и в интернатуре, ничем не может ей помочь. Нет, он постарается, конечно. То есть это его долг - помогать больным. Но Прохорова на лечении в стационаре уже год. Обычно все же, если случай не безнадежен, пациентов приводят в порядок за полгода. Теперь в больницах подолгу не держат - чуть полегчало - вперед и с песней домой. Но Прохорову держали. Значит, тут не так просто все. То, что шизофреники большие хитрецы - Филипп знал не понаслышке.
        Агния притворяется? Обманывает? Все может быть, все может быть. Сумасшедшие бывают очень изобретательными и лживыми.
        - Филипп Алексеевич, - позвала Агния, - вы меня слышите?
        - Внимательно, - с почтением склонил голову Филипп.
        Агния вздохнула и улыбнулась лукаво:
        - Тогда не думайте о посторонних. Аналогии здесь ни к чему.
        «Она меня еще профессии учить будет, - рассердился Филипп, - но откуда она знает, о чем я думаю?»
        - Не знаю, - сказала Агния, - и не всегда так бывает.
        Доктору Воздвиженскому пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выглядеть растерянным. Еще чего не хватало! Кто здесь доктор, а кто пациент?
        - Доктор, - Агния умоляюще смотрела на него, - от вас зависит моя судьба. Обещайте, что сделаете то, о чем попрошу.
        Филипп неуверенно кивнул.
        - Сегодня в город должен приехать мой жених. Мы не знакомы. Но я знаю, что это мой жених. Не спрашивайте, откуда знаю. Знаю - и все. Его сегодня убьют.
        - Может быть, ему позвонить? - спросил Филипп и понял, что сказал глупость.
        - Я даже не знаю его имени. Его убьют и ограбят. Два наркомана. На рассвете. Под мостом. Вы сможете этому помешать?
        - Я попробую, - Филипп словно издалека услышать свой голос, - попробую.
        - Спасибо, - Агния поднялась и пошла вдоль аллеи, изредка оборачивалась и махала доктору рукой.
        «Сумасшедшая! - подумал Филипп и неожиданно для себя решил: - Но я попробую. Раз обещал - попробую».
        Вообще-то это было нарушением врачебной этики, строго-настрого запрещенные действия - идти на поводу у больных шизофренией, принимать участие в их бредовых действиях, а тем более исполнять их бредовые желания.
        Но Филипп пошел на место, указанное Агнией. И опоздал. Агния перепутала время. Молодой парень уже был мертв. Ему уже ничем нельзя было помочь. То, что убийство случилось - Филиппа почти не удивило.
        Вызвал полицию. А полиция повезла Воздвиженского в участок. И стала допытываться с пристрастием - в лице старшего следователя Марата Денисовича Кузьмина - какого лешего гражданина Воздвиженского занесло в этот неурочный час на улицу Сельскохозяйственную. И действительно, какого лешего?
        В день после убийства доктор Воздвиженский не зашел к Агнии. Не смог. Узнал через тетю Раю, что больная Прохорова целый день лежала, отвернувшись к стене. Однако была спокойна. Внешне спокойна. Филипп знал, что Агния ждет его. Но смалодушничал. «Завтра, завтра». Но доктор Воздвиженский понимал: так долго продолжаться не может. Надо что-то делать. Но что? Агния получала все необходимое лечение. Все необходимое в типичных случаях лечение.
        Психиатрическое отделение больницы располагалось в отдаленном флигеле рядом с моргом. Так и «психам» было спокойнее, и не психам. Нормальных людей пугают обезображенные безумием лица. Нормальные люди идентифицируются с ними подсознательно, примеряют на себя непонятные эти состояния, приходят в ужас. А зачем? У них и так что-то болит, раз они в больницу попали, зачем еще эти душевные травмы при созерцании психически нездоровых?
        Был у «психов» и свой отдельный садик, обнесенный высоким забором с колючей проволокой. Тетя Рая насадила вдоль дорожек цветов и регулярно выгоняла сохранных на «трудотерапию» - за растениями ухаживать. Постояльцы психиатрического отделения занимались этим с определенным рвением и тщательностью.
        Филипп утром обошел палаты, все, кроме палаты Агнии. И вышел в сад.
        Все тянул время.
        По дорожке порхающей походкой шла медсестра Зоя. В руках - упаковка одноразовых шприцов. В главном корпусе получила. Несла, как драгоценную добычу.
        - Добрый день, Филипп Алексеевич! Я пропустила утренний обход?
        - Не страшно. Все в порядке. Все в норме.
        - Только Прохорова всю ночь рыдала. А вы где были ночью-то?
        Зоя смотрела на Филиппа пристально, чуть прищурив глаза.
        - Да так…
        Филипп сделал неопределенный жест. Не объяснять же, что в полиции показания давал. Выяснится, конечно, тут ничего не утаишь. Но не хотелось объясняться. И не должен он отчитываться.
        - А. Понятненько, - медсестра хихикнула, но как-то зло.
        - У друзей ночевал…
        - А. Понятненько.
        И Зоя пошла дальше.
        «Зачем соврал? Глупость какая-то», - подумал Филипп.
        Цвели поздние флоксы, теплый ветер разносил их запах.
        «Каково это, знать будущее? - Филипп поднял с дорожки зеленый кленовый лист. - Я знаю, что этот лист скоро должен был бы стать желтым. Но раньше упал. А лист знает? Ему это знание ни к чему».
        - Это глухой лес. Сожженные бревна. Да, это сгоревшая изба. Много солдат. Они в зеленых кафтанах. Это давно было, давно. Форма старинная, - Агния говорила ровным голосом, даже монотонно немного.
        Она рассказывала об этой своей галлюцинации и прежнему доктору, и не раз. Тот, прежний, все пытался поймать ее на неточностях. Но напрасно. Агния видела эту картину четко, ее невозможно было сбить вопросами.
        - Форма на солдатах петровских времен, я в интернете потом посмотрела, да. Обгорелые тела. Солдаты разбирают завалы. Солдаты не смогли никого спасти. Один молодой солдатик наклоняется, поднимает оплавленный кусок металла. Оглядывается, кладет себе это в карман. Кто-то кричит очень громко. Грузят тела на подводы. На три подводы. Складывают вповалку. Везут. Густой темный лес…
        Агния замолчала отрешенно.
        - Как часто вы видите эту картину? - спросил Филипп.
        - Часто. Как и другие.
        - В какое время суток? Ночью?
        - Нет, это не сны. Да, ночью тоже бывает. Но это не сны.
        - Вы связываете эти… - доктор запнулся, ему не хотелось произносить слово «галлюцинации», - эти видения с какими-то событиями из вашей повседневной жизни? Вы помните, когда вы впервые это увидели?
        - Конечно. Но у меня и тогда было ощущение, что я всегда это знала. Но первый раз я не это увидела. Это потом. Первый раз я увидела Индию. Обезьяну с красным камнем, помните, я вам рассказывала? И тоже было - как знание. Как будто это всегда было со мной. Я не испугалась поэтому. Хотя это страшно ведь, да, доктор?
        - Если вас не пугают эти картины - то что в них страшного? - доктор Воздвиженский старался говорить отстраненно. - Что вас пугает?
        Агния посмотрела на него с недоумением:
        - Да хотя бы то, что я это вижу. Зачем? Зачем мне эти знания? Почему я это вижу? И так четко. Я даже чувствую этот запах - он сладкий, запах смерти. Сладкий!
        «Попытки суицида у нее не было вроде», - отметил про себя Филипп.
        - Нет, не волнуйтесь, - сказала, горько усмехнувшись, Агния, - я ничего с собой не сделаю. Вы ведь поможете мне, доктор? Я не хочу этого видеть. Я не понимаю, зачем? За что?
        - Вашей вины здесь нет никакой, - поспешил заверить пациентку Филипп.
        - Тогда почему?
        - Меняется скорость нейронов, - дежурно произнес Филипп.
        - Это я прочла уже. В интернете. Почему это со мной произошло?
        - Один процент населения земного шара страдает так же как вы.
        - Я об этом тоже читала, - сказала Агния устало.
        «И посоветоваться не с кем. Обещали второго доктора в отделение, но все не шлют и не шлют».
        Агния кинула лукавый взгляд на Филиппа.
        - Филипп Алексеевич, мне мама с детства всегда говорит: «Глаза боятся, а руки делают». Вы не руками, конечно, работаете, а головой, но все равно. Поговорка - универсальная. Вам же все равно придется со мной что-то делать. Вы же не оставите меня?
        Филипп с укором посмотрел на пациентку:
        - Конечно, Агния. Сейчас есть очень продвинутые лекарства, практически без побочных эффектов. Вам, кстати, новые предписания помогают?
        - Спасибо, мне стало легче. Я раньше вообще себя не чувствовала. Как если бы это была не я. Спала все время. Сейчас я читать хотя бы могу.
        - Но видения вернулись?
        Агния кивнула:
        - Вернулись. Когда я спала сутки напролет - они мне не снились. Мне вообще ничего не снилось. Я была - не я.
        - Сейчас что вам снится?
        - Я редко помню сны.
        - И все-таки.
        - Недавно, например, снилось, что я подхожу к какому-то дому, перед домом заросший сад. Много цветов. Этот сон мне часто снится. Незнакомое место. Я никогда не была ни в этом доме, ни в этом саду.
        - Вы подробно можете описать этот сон?
        - Нет. Он, знаете, сон. Там все нечетко, как во сне, - рассмеялась Агния.
        - А ваши видения?
        Агния погрустнела.
        - Вот их я вижу четко. Как наяву.
        После обеда в психиатрическое отделение заглянул хирург Леня Шумейко - квадратный крепыш с миниатюрными ручками.
        - Как дела?
        - Хорошо, - настороженно ответил Филипп.
        - А что так невесело? Психи буянят?
        - Душевнобольные, - поправил Филипп, - и не буянят, слава богу. Как у вас?
        - Что у нас? Режем с утра до ночи русский народ, - хохотнул хирург, - а он все не кончается и не кончается. Я к тебе, Филя, с добрыми намерениями. Предупредить и остеречь. Готов? Не обидишься? Точно? Я - мужик резкий, потому и хирург. А может, наоборот, хирург, потому что резкий. Тут по больничке слушок пошел, что ты гомик.
        - Я?! - возмутился Филипп.
        - А это нехорошо! У нас это не принято, знаешь ли. Провинция. Мы традиционных взглядов придерживаемся.
        - Да я не… я совсем… - лепетал растерянный психиатр.
        - Точно?
        - Однозначно!
        - Тогда слушай. Надо, чтобы тебя кто-то реабилитировал в глазах общественного мнения. Вернее, скомпрометировал. Лучше пусть будет харассмент, чем девиация. Молодой мужик месяцами живет без женщины - непорядок.
        - Что ж мне теперь, по проституткам? - Филипп с ужасом представил себя в объятиях жрицы любви.
        - Зачем проститутки? Какие проститутки? Полна больница молоденьких медсестер. Вон хоть Зойка ваша. Трахни Зойку. Говорят, у нее четвертый размер.
        - Кто говорит? - насторожился Филипп.
        - Глаза разуй. Они тебе и скажут. Но я к тебе не по этому делу. Хотя и обязан предупредить как старший товарищ - надо как-то твой целибат ликвидировать. И второй вопрос. У тебя палаты не найдется для моей одной выздоравливающей? С главврачом вопрос утрясу.
        - Есть одна свободная, - сказал Филипп.
        - Готовь! Завтра с утра приведу ее, свою. И не расстраивайся ты так.
        - Неожиданно как-то, - признался Филипп.
        - Предупрежден - вооружен. До завтра, в общем.
        Вечером медсестра Зоя заглянула в комнату доктора Воздвиженского. Чаю он ей предлагать не стал.
        Глава 2
        - Знаете ли, мой юный друг, - голос профессора Аркадьева звучал в телефонной трубке так по-родному, что Филипп невольно расплылся в счастливой улыбке, - знаете ли, мой юный друг, если представить, что мы однажды проснемся и большинство людей вокруг нас будут видеть галлюцинации, а меньшинство - нет, то мы, психиатры станем лечить тех, у кого нет галлюцинаций. Ибо в психиатрии нет устоявшегося регламента. Что это я рассказываю вам о прописных истинах? Ах, да. Вы утверждаете, что ваша пациентка Прохорова - не типичная шизофреничка. Так шизофрения вообще не может быть типичной.
        - Но, Илья Борисович, здесь речь идет о сомнении в диагнозе априори. Прохорова признает свое состояние, осознает его как болезненное. Хочет от него избавиться. Я вам писал, что она уже год в стационаре, но нет нарушения мышления. Генерализованной тревоги[3 - Генерализованное тревожное расстройство - психическое расстройство, характеризующееся общей устойчивой тревогой, не связанной с определенными объектами или ситуациями.] тоже нет.
        - Как нет? Если Прохорова ваша галлюцинирует?
        - Да, но они повторяющиеся, стабильные, определенные. Прохорова просто хочет от них освободиться.
        - Вот и прекрасно! И лечите ее! Шизофрения крайне полиморфична. Но бред, галлюцинации - налицо. Пациентка просит о помощи. Что вам еще нужно?
        - Так не помогают нейролептики! Нет никакой положительной динамики. И схизиса[4 - В данном случае «схизис» - расщепление личности.] нет. Что это значит?
        - Так ее лечили - вот и нет схизиса. Мой юный друг, мой вам совет: не увлекайтесь молоденькими, хорошенькими шизофреничками. Во-первых, надо опасаться индуцирования. Во-вторых, только по причине малого клинического опыта вам кажется, что у данной пациентки шизофрения протекает как-то по-особенному. Опять скажу банальную вещь: каждый сходит с ума по-своему. Основной признак психического расстройства - отсутствие в той или иной степени связи с реальностью.
        - Так она есть! - Филипп почти кричал. - Есть связь! Прохорова видит будущее! Ее предсказания сбываются!
        Профессор молчал.
        - Илья Борисович, вы меня слышите?
        - Да. Когда я начинал свою врачебную практику - у меня тоже была такая больная. Мне тоже все казалось, что она какая-то особенная. Тоже, кстати, видела «картины» и будущие события.
        - Илья Борисович, у вас сохранилась, может быть, ее история болезни?
        - Возможно. Я этот случай включил, помнится, в свою кандидатскую. Дочку попрошу на даче на чердаке поискать в архиве.
        - Спасибо! - Филипп так обрадовался, как будто обнаружилась панацея от всех болезней на свете. - Огромное спасибо! Жду!
        Утренний обход прошел без эксцессов. Даже алкоголики не сильно сегодня рвались домой, пришибленные знаниями о вреде сорокаградусной жидкости, регулярно внедряемые в их сознание доктором Воздвиженским. Только пациентка Кузнецова настойчиво демонстрировала видео на ютюбе: какой-то эпидемиолог рассказывал о том, что эпидемии ковида на самом деле нет, а только искусственно поддерживаемая паника, с целью чипирования человечества.
        - Варвара Игоревна, да и бог с ней, с эпидемией. Я посмотрю, я обязательно это посмотрю. Позже. Мне сейчас больными надо заниматься. Вас же здесь никто не заставляет вакцинироваться? Вы в полной безопасности.
        - Я против прививок! Они обездвижат наши мозги!
        - Очень хорошо вас понимаю. Так вас кто-то заставляет вакцинироваться?
        - Вы не понимаете, - в отчаянии шептала Кузнецова, - на Земле останется только один золотой миллиард. А мы все умрем!
        - Конечно, умрем. А как же? Обязательно когда-нибудь все умрут. Но что вы предлагаете? Какие наши конкретные действия?
        - Я еще не выработала стратегию спасения человечества, - помолчав, призналась пациентка.
        - Все в ваших руках!
        - Да!
        - Действуйте!
        «Тревога зашкаливает, двигательная активность повышена - надо успокоительных прибавить. Может, ее случай и подходит к мегаломании. Все же заботиться о судьбах человечества - это мания величия. Или нет? Но здесь присутствует навязчивая идея и явные логические провалы в мышлении. Но может быть, Кузнецова тоже видит будущее? Как Агния? Так, Филипп, ближе к здравому смыслу, ближе…»
        Шумейко привел свою пациентку. Лет сорок, в платочке, взгляд уверенно-жесткий, особо контрастирующий с выражением лиц обитателей психиатрического отделения. Определили ее в дальнюю свободную палату.
        - Без трепа только, ладно? - предупредил хирург.
        - В смысле? - насторожился Филипп.
        - Скажи своим, чтобы особенно не распространялись. С главным я, конечно, все утряс, но, знаешь, начнут тебе со всех отделений своих доходяг совать. Тебе это надо? Тебе это не надо.
        Филипп пожал плечами.
        - Ей лечение какое-то назначено?
        - У нее все с собой. Таблетки и постельный режим.
        Тетя Рая приняла «кукушонка» без эмоций. Видимо, это принято было в больнице - подкидывать своих пациентов в чужие отделения. Раз палата пустует - почему бы не воспользоваться случаем?
        Хмурый Авдей тоже никак не отреагировал на постоялицу. А Зоя - тем более. Она светилась радостной улыбкой целый день. Филипп тоже невольно улыбался, глядя на нее: «Все же не надо так дрожать над своим личным пространством. Тем более, я и не интроверт по сути, а уж тем более не социопат».
        - Вы сегодня веселый, - сказала Агния, когда Филипп зашел в ее палату.
        Филипп почему-то застеснялся и нахмурился.
        - Ну, вот - сбила вам хорошее настроение, не обращайте внимания.
        - Как вы себя чувствуете?
        - Хорошо. Сегодня мама приедет. Карантин ведь закончился? Филипп Алексеевич, у меня к вам просьба. Успокойте маму. Скажите, что диагноз еще не поставлен окончательно.
        - Так и есть. Не поставлен, - Филипп посмотрел Агнии в глаза.
        Хотел выглядеть уверенно, но не получилось. Вышел какой-то заискивающий взгляд, скользящий.
        - Вы, главное, маме так скажите, остальное - неважно.
        Филипп опять смешался.
        - О чем сегодня поговорим? - подбодрила его Агния.
        - О ваших видениях.
        - Их много. Хорошо. Вот это, например. Москва. После войны. Сорок пятый год, осень. Мужчины почти все еще в военной форме. Кое-где даже окна крест-накрест заклеены. Наверное, в эти квартиры еще не вернулись люди. По улице идет старушка. Она в ватнике, шаль такая клетчатая, в крупную клетку сверху - сползла с головы. Она идет на барахолку. В кармане у нее узелок - в нем золотая цепочка и кулон с красным камнем. Она идет менять это на еду. Проходит через дворы. Сейчас ее убьют, - Агния закрыла глаза, - сейчас убьют. Парнишка лет шестнадцати. Ножом. Рыскает по карманам. Находит узелок. Опять рыскает. Больше ничего нет. Убегает.
        - Вам страшно, Агния?
        - Да. Мне страшно. Зачем я это вижу? Изо дня в день, изо дня в день… Только, пожалуйста, не надо опять этих отупляющих успокоительных. А то я буду врать вам, - Агния лукаво улыбнулась, - буду рассказывать, что я уже ничего не вижу.
        - Но вам же страшно.
        - Я потерплю. А помните, у Кобо Абэ есть пьеса «Друзья»? Там к человеку приходит целое семейство - на первый взгляд, милые, добрые люди, желающие человеку только добра. Но постепенно «друзья» внедрятся в жизнь хозяина жилища, раздирают всю его жизнь на части. Помните?
        - Не читал, - честно признался Филипп.
        - Обязательно прочтите! Вам это очень поможет в работе. И вообще в жизни, - смущенно добавила Агния.
        «Почему она сегодня не слышит мои мысли?» - подумал Филипп. И вдруг услышал - нет, понял ответ: «Не хочу». Филипп просто знал, что Агния так подумала. Да, она подумала: «Не хочу» - в ответ на его мысленный вопрос. Филипп стряхнул наваждение.
        - Тревожные ожидания несчастий вас оставили?
        - Да. Пока да.
        - Агния, как вы думаете, почему вы предчувствуете одни события и не знаете о других?
        - Не знаю, - Агния была озадачена этим вопросом, - а должна?
        - Что?
        - Должна все будущее видеть?
        - Конечно, нет. Но почему вы видите именно определенные события? У вас есть ответ?
        - Я подумаю. Это все - и картины, и тревога о будущем - все не из области ума. Вы задаете слишком правильные вопросы для неправильного мира, в котором я живу. С некоторых пор живу.
        «Расщепление сознания. Типичная шизофрения», - подумал доктор Воздвиженский.
        «Потеряшки-альцгеймеры», как про себя окрестил их Филипп, жили в одной палате и вообще держались друг друга, словно боясь и здесь, в больнице, потеряться и пропасть поодиночке.
        - Нас никто не ищет?
        - Пока нет.
        - Конечно, мы никому не нужны. Но сколько нас смогут здесь держать?
        Хорошо бы, старички хотя бы имена свои вспомнили - те, на которые они сейчас откликались, им тетя Рая дала. Вернее, предложила выбрать из нескольких перечисленных ею. Одному понравилось быть Николаем Николаевичем, другому - Александром Сергеевичем.
        Николай Николаевич поступил в отделение несколько дней назад, его сняли с поезда, без билета пытался уехать сам не знал, куда и почему и зачем. Александр Сергеевич попал сюда еще при старом докторе.
        «Кто-то не помнит прошлого, а кто-то знает будущее. Нормальное отклонение от нормы. Идеалист Платон рассматривал всякое познание всего лишь как припоминание души, воспоминание души своего прошлого опыта».
        - Идем в сад гулять? - предложил Филипп. - Сегодня солнечно. Последние теплые денечки…
        И осекся. Старички посмотрели на доктора ласково, почти по-отечески.
        - Не бойтесь. Нас уже не страшит слово «последние», - грустно улыбнулся Николай Николаевич, - старость и немощь для того и даны, чтобы легче было расставаться с последними денечками. Артподготовка такая перед смертью. Молодым умирать тяжелее.
        «Не такие уж они сумасшедшие, - подумал Филипп, - сознание ясное».
        В саду вовсю щебетали птицы. Лето уже повернулось на осень, но все же держало тепло - из последних сил.
        - Красотища же! - Филипп вдохнул пряный, настоянный на травах и листве воздух.
        Старички смотрели на доктора с завистью. У них уже не получалось так беззаботно радоваться.
        «Попросить Агнию “поискать” родных потеряшек?» - вдруг подумал Филипп и тут же устыдился этой своей мысли. Психиатр, а верит в галлюцинации! Уму непостижимо! В голове пациентки Прохоровой и без того царит хаос, она только-только стала приходить в себя после убойных доз успокоительных. Волновать ее чужими проблемами? Лечи, доктор, разговаривай с потеряшками, профессиональные навыки забываются в последнюю очередь. Ищи!
        - Филипп Алексеевич, - махала обеими руками с крыльца тетя Рая, - вас в ординаторской Прохорова ждет. Мать.
        Филипп еще раз посмотрел на ясное синее небо. «Воздух такой ясный и прозрачный, потому что уже почти все отцвело, пыльцы почти нет».
        В дверях ординаторской столкнулся с Зоей. Медсестра скользнула пылким взглядом по лицу Филиппа и темпераментно вздохнула. Пошла, не оборачиваясь, по коридору. «А что? Можно и влюбиться. Почему нет?» - мечтал доктор.
        Прохорова-старшая была точной копией дочери. Разве что постарше - и то не намного - вполне сестры. Те же русые волосы до плеч, те же янтарные теплые глаза.
        - Доктор, ну, как?
        - Все хорошо.
        - Как? Как хорошо? Агния говорит, что все по-прежнему.
        - Есть положительная динамика. Ангелина Михайловна, вы же понимаете, такие сбои в психике быстро не проходят.
        - Она уже год учебы пропустила. Может быть, Агнию в Москве показать? Как вы считаете? Или везде все врачи одинаковые?
        - Я консультируюсь с коллегами, - уклончиво ответил Филипп.
        - Спасибо, что сняли ее с этих ужасных, одуряющих уколов.
        Филипп вдруг вспомнил свою маму. Если бы с ним случилось такое - а ведь со всяким может случиться - была бы ли она так же ровна с докторами? Наверное, ведь уже год прошел. Привыкла.
        - Сильнодействующие инъекции были необходимы на определенном этапе.
        - Ну да, ну да. Так вы считаете, что Агния идет на поправку?
        - Так еще сказать нельзя, но Агнии уже явно лучше. Вы мне скажите, как все это произошло? В один ли день?
        Ангелина Михайловна растерянно посмотрела на врача:
        - Вы разве не знаете?
        - Важно еще раз от вас услышать.
        В больнице долго был карантин - посетителей не пускали. С одной стороны, так спокойнее было. С другой - связи с родными никакой - ни у пациентов, ни у врачей.
        - Агния не рассказывала? Ну да, она же сумасшедшая. Вы так считаете?
        - Я так не считаю, - честно признался Филипп. - Но у Агнии определенные трудности в восприятии действительности на данный момент.
        - Да, доктор, - обреченно кивнула Ангелина Михайловна.
        Около года назад Агния с подругой Надей Лемеховой шли через парк. Собирались в кино, потом в кафе зайти - беззаботно провести вечер. И вдруг Агния накинулась на проходившего мимо мужчину. Кричала: «Убийца!» Вцепилась в мужика так, что подруга оторвать не могла. Подоспевшие прохожие пришли на помощь. Агния билась в истерике, ее скрутили, приехала полиция, Агнию доставили в отделение. А там уже вызвали психиатра.
        - А тот мужчина, пострадавший?
        - Он заявление писать не стал. Пожалел, наверное. Ясно было, что Агния - не в себе. Она вообще никогда до этого агрессии не проявляла. Очень ровная была - и в отношениях с людьми, и вообще. Добрая. А тут такое. Агния была такая окрыленная, только-только вернулась. На экскурсию ездили они всей группой - на Соловки. Такая умиротворенная вернулась. И вдруг на человека набросилась - ни с того ни с сего…
        - Вы знаете фамилию пострадавшего?
        - Нет. А зачем?
        У Филиппа были мысли по этому поводу, но он не стал их озвучивать, только спросил:
        - В карте написано «наследственность не отягощена». Вы всех своих родственников знаете?
        Ангелина Михайловна кивнула.
        - А по линии отца Агнии?
        Явное замешательство.
        - Вы в разводе?
        - Нет, он пропал, когда Агния была еще совсем маленькая. Просто однажды ушел из дома и не вернулся.
        - Искали, конечно.
        - Безрезультатно.
        «В стране пропадает ежегодно какое-то безумное количество людей - несколько десятков тысяч. Все может быть. Или все-таки склонность к бродяжничеству?»
        - Кем он работал?
        - Он только из армии пришел. Не успел ничего.
        - И вы с его родственниками связь не поддерживаете?
        - Сергей детдомовский.
        «То есть наследственность очень даже может быть отягощена», - Филипп поставил в карте большой вопросительный знак.
        «А что? Он ничего себе, годный, этот Филя, - размышляя Зойка, раскладывая по ячейкам дневные таблетки для пациентов. - Потом, может, и замуж за него пойду. Он по всему - порядочный. Скажу: забеременела. Можно и родить. В Москву заберет. Не останется же он надолго в этой нашей богадельне. Просто надо себя по-умному вести. Перестать глазки строить Константину Ивановичу из главного корпуса. А то он, как дежурства совпадают - сразу к себе зовет, намекает на секс. Дать, конечно, несложно, Иваныч с главврачом дружбан и вообще не противный. Но тут надо все прекратить. Но опять же - по-умному. Отлуп, но под каким-то благородным предлогом. Жене стукануть? Чтобы застала? Теперь уже нельзя - у меня Филя, скандал не нужен. Навязываться не буду. Пусть Филя в следующий раз сам позовет. А с Иванычем придумаю что-нибудь. Обязательно!»
        «Дорогая мамочка, - набивал Филипп на клавиатуре, - у меня все хорошо. По-прежнему живу в отделении, но это и удобно. Главврач меня даже и не зовет на летучки - видно, стыдно в глаза смотреть: обещал же квартиру. Так что у меня здесь полный сепаратизм.
        Больных немного, и все они с понятными диагнозами. Только одна Прохорова вызывает сомнения по-прежнему, я тебе о ней писал. Советуюсь с Аркадьевым. Учусь!
        Папе привет! Целую всех, обнимаю».
        Больше Филипп ничего не стал писать - ни про убийство Стаса Завьялова, ни про допрос у следователя. Родителей надо жалеть.
        Папа и с мамой жили в Подмосковье, работали там же врачами в поликлинике. Мама педиатром, отец кардиологом. И куда Филиппу было деваться после школы? Конечно, в мед. Поступил в московский вуз легко, даже общежитие дали - мальчишек на курсе было раз, два и обчелся.
        Учиться было интересно. Только от вида разрезанных лягушек Филиппа тошнило. А также от разрезанных мышей и собак, не говоря уже о людях. На первом же занятии в анатомичке - еще до хирургического вмешательства в организмы животных - Филипп понял, что будет специализироваться на психиатрии. Там хотя бы не режут.
        Среди циничных медиков, а цинизм медикам свойственен, бытует мнение: психиатрию выбирают те, кто чувствует за собой какие-то психические отклонения, чувствуют, с ними что-то не то - вот и специализируются на душевных болезнях - прежде всего с собой разбираются.
        Филипп остро почувствовал, что с ним что-то не то, на первой же разрезанной лягушке. Однокурсники спокойно и пытливо рассматривали внутренности земноводной, а Воздвиженского с души воротило. Знал бы он, каково это копаться в психике душевнобольных, - возможно, выбрал бы просмотр внутренностей лягушек.
        А к хирургам Филипп всегда относился, как к небожителям. Это же какие нервы надо иметь и силу духа! Прийти на работу в 7.30. В 8.00 уже быть в операционной и резать, резать, резать. И не мышей-лягушек каких-нибудь, а живых людей. Какой же мощи должно быть желание помогать и врачевать!
        Кстати о хирургах. Как там подкидыш?
        Дверь палаты была закрыта. Филипп постучал, потом еще раз:
        - Можно?
        Новенькая сидела на кровати, испуганно смотрела на доктора.
        - Как самочувствие? Идите в сад - сегодня все гуляют - хорошая погода.
        - Спасибо, - опустила глаза новенькая.
        - Светлана Максимовна, - припомнил имя «кукушонка», - это входит в оздоровительный процесс. Надо двигаться на свежем воздухе.
        - Я позже пойду, - неловко улыбнулась пациентка.
        - Обязательно!
        «Депрессия», - подумал Филипп. Но вспомнил, что Светлана не его пациентка, ее не надо лечить. Или надо?
        - Странная, - заметила, проходя мимо, тетя Рая, - целый день сидит в палате.
        - Возможно, после хирургии еще в себя не пришла, после наркоза. Но гулять все же надо.
        - Вы прочли «Друзья»?
        - Когда? Не успел, - вздохнул Филипп.
        «Все же она оторвана от реальности. Не чувствует время? У нее свои отношения со временем».
        - Как вам моя мама? - Агния настороженно смотрела на доктора.
        - Хорошая мама, - улыбнулся Филипп, - вы очень похожи.
        - Только внешне, к сожалению. Мама всегда плыла по воле волн. Я бы тоже так хотела, но не получается. Или вам кажется, что я покорная?
        - Покорная? Нет.
        Агния рассмеялась:
        - Ну, да. Буйная же.
        - Теперь уже нет. Вам же легче.
        - Сейчас - да. Но вы же знаете - это до поры до времени.
        - Вы опасаетесь повторения приступов, - сказал Воздвиженский и осекся.
        - Это не приступы, доктор. К сожалению.
        - Опишите, что вы чувствуете во время… в то время, когда вас волнуют предчувствия.
        Агния помолчала немного, взгляд ее остановился на одной точке. Прохорова словно рассматривала что-то вдали, пытаясь распознать детали.
        - Прежде всего - это бессилие. Отчаяние. Мне хочется быть там, но я не могу быть там.
        - Где?
        - Ну что вы, доктор, - с укором посмотрела Агния на Филиппа, - там, где это все происходит. Я это вижу, чувствую даже запахи - а прорваться сквозь время не могу.
        - Сквозь время никто не может прорваться. Это невозможно.
        - Тогда почему я это вижу?
        Проще всего было бы сказать: это ваши фантазии. Но Филипп уже знал, что это не так. Не совсем так. Ведь были же и пожар, и гибель детей, и убийство Стаса Завьялова - все это было.
        - Мы измеряем время по часовой стрелке, - сказала Агния, - и по движению солнца. Но время вообще - изменяемо. Оно в принципе изменяется. Это его свойство. Время - условная категория. Мыслительная. Если мы можем представить прошлое - почему нельзя представить будущее?
        «Чистый бред», - подумал Филипп.
        - Ну, вот, вы опять, доктор, - с обидой укорила Агния. - Если прошлое существует в нашем воображении, почему будущее не может существовать таким же образом?
        - Потому что будущее мы не пережили, - просто ответил Филипп.
        - А если пережили?
        - Как? Если оно еще не случилось?
        - А если случилось? В голове? - Агния потрепала себя по волосам. - Это как-то связано - прошлое и будущее в моей голосе. Я это чувствую. Считаете, что я брежу?
        - Нет, нет, говорите, - спохватился Воздвиженский.
        - Порой часы обманывают нас,
        Чтоб нам жилось на свете безмятежней.
        Они опять покажут тот же час,
        И верится, что час вернулся прежний.
        Обманчив дней и лет круговорот:
        Опять приходит тот же день недели,
        И тот же месяц снова настает -
        Как будто он вернулся в самом деле.
        Известно нам, что час невозвратим,
        Что нет ни дням, ни месяцам возврата.
        Но круг календаря и циферблата
        Мешает нам понять, что мы летим[5 - С. Маршак.], -
        прочла Агния.
        Помолчала, внимательно глядя на Филиппа.
        - Прочтите что-нибудь еще, - попросил доктор.
        - Все вещи разрушает время,
        И мрачной скукой нас томит;
        Оно как тягостное бремя
        У смертных на плечах лежит.
        Нам, право, согласиться должно
        Ему таким же злом платить
        И делать все, чем только можно
        Его скорее погубить[6 - Н. Карамзин.].
        - Спасибо. Вы замечательно читаете стихи.
        - Спасибо. Время ведь непознанная категория, правда, доктор? Или вы считаете, что мир познаваем? - улыбнулась Агния.
        - Мы стараемся, - кивнул Филипп.
        - Только у нас пока плохо получается. Есть белые пятна. Даже в естественных науках. Вы же Наталью Бехтереву читали? А между тем над загадками мозга бился целый научный институт. И не один. А стихи меня мама научила любить. Она всю жизнь хотела преподавать литературу в старших классах. Но образования не хватало - педагогический техникум только. Потом я родилась, и не было уже ни времени, ни сил учиться дальше. Так и осталась учительницей младших классов. Малышня в две смены училась. Я - с ключом на шее ходила. Иногда мама вечером читала мне стихи. Спрашивала: как я их понимаю. «Ребенок развивается нормально», - говорила. На меня времени мало оставалось - чужих детей учила. Доктор, я очень хочу выздороветь! Очень! Вы мне поможете? - Агния с тревогой смотрела на доктора.
        - Конечно, - Филипп попытался придать голосу твердость, и это, похоже, получилось.
        В палату заглянула Зоя. Скользнула по Агнии равнодушно.
        - Филипп Алексеевич, вам какой-то следователь Кузьмин дозвониться не может. Вы к телефону не подходите?
        Филипп похлопал себя по карманам, нашел телефон. Отключил еще утром перед обходом. Да, пять звонков с неизвестного номера. Перезвонил.
        - Я вас в кэпэзэ посажу, - рявкнул Кузьмин вместо здрасти, - вы срываете следственные действия.
        - Я на работе, - строго ответствовал доктор. - Слушаю вас.
        - Это я хотел бы вас слушать и лицезреть. Сегодня!
        Филипп растерянно посмотрел на Агнию.
        - Мне надо идти. Завтра договорим.
        - Подождите, - вдруг заволновалась Прохорова.
        Встала, заходила по палате, натыкаясь то на тумбочку, то на кровать, словно не видела ничего перед собой.
        «Так разволновалась из-за звонка следователя?»
        - Агния, что случилось?
        Агния отмахнулась, все ходила в тревоге по палате, подошла к окну.
        - Вам сейчас звонил человек, у которого будет большое несчастье. Беда!
        Только сейчас Филипп заметил, что Зоя все еще стоит в проеме палаты, с интересом наблюдая все происходящее.
        Филипп молча встал и закрыл дверь. Получилось невежливо. Но Филиппу хотелось оградить приступ Агнии от чужих глаз. Хотя какая Зоя чужая? Медсестра психиатрического отделения - еще и не такое видела. И все же Филипп закрыл дверь, почти машинально, почти не осознавая что делает.
        Агния по-прежнему металась по палате.
        - Скажите ему, скажите…Маленькая девочка, она в опасности… Она погибнет, если ее не остановить…
        Сгоревших заживо детей, убитого парня под дождем - все разом увидел Филипп.
        - Я скажу, обязательно скажу. Как остановить? Вы видите?
        - Не успеют. Зеленый дом за кинотеатром знаете?
        Филипп не знал.
        - Идем, - решительно приказала Агния и рванула на себя дверь палаты, наткнулась на Зою.
        - Я знаю, где зеленый дом, - медсестра спокойно отстранила пациентку, - а вам нельзя, на капэпэ не пропустят. А через забор лезть - время терять. Идемте, Филипп Алексеевич. Это недалеко.
        Зоя и Филипп бежали, стараясь не натыкаться в сумерках на прохожих. Без курток, в белых медицинских халатах, со всех ног - куда, зачем они бегут? «Каждый сходит с ума по-своему», - ясно услышал Филипп слова профессора. Филиппу казалось, что эта безумная горячечная гонка бесконечна. Но зеленый дом и правда был недалеко.
        Зоя увидела ее первой - маленькую девочку, зацепившуюся крохотными пальчиками за подоконник третьего этажа. Филипп и Зоя одновременно вытянули руки вверх, малышка рухнула им на руки почти в тот же миг. Девочка была легкая, как пушинка, но Филипп и Зоя не устояли на ногах. Ребенок громко заплакал. Цела ли? Филипп попытался встать. Из подъезда выбежала женщина, подхватила девочку, прижала к себе.
        - Бабушка, я больше не буду, - испуганно лепетал ребенок, заливаясь слезами.
        Зоя молча поднялась и пошла куда-то, Филипп догнал ее и обнял. «Шоковое состояние, у меня у самого такое».
        Хлынул ливень, холодный не по-летнему. Филипп и Зоя шли, не понимая, куда и зачем.
        Глава 3
        - Ну что же, поздравляю. Перелома нет, вывих. - Леня Шумейко вглядывался в снимок.
        - А у Зои? - спросил Филипп.
        - Просто растяжение, ерунда.
        Рука у Филиппа разболелась и опухла только под утро. А Зоя вчера еле доковыляла до отделения, ночевать осталась в ординаторской. Утром тетя Рая погнала «инвалидную команду» в главный корпус к хирургам.
        - Что у вас вчера за шухер-то был? Где вы так славно покалечились? - допытывался Шумейко.
        Зоя и Филипп переглянулись и рассмеялись. Лучше промолчать. А то так недолго и в родное отделение на лечение загреметь. Легче рассказать историю про инопланетян. Де прилетели, руки-ноги повывихивали и улетели. Все правдоподобнее будет звучать.
        - Бюллетень тебе выписывать? - спросил Шумейко. - В принципе могу.
        - А смысл? Я по месту работы живу.
        И только сейчас Филипп вспомнил, что не явился вчера на допрос к следователю Кузьмину.
        - А со вчерашнего дня можешь бюллетень выписать?
        - Легко!
        Филипп решительно набрал номер следователя:
        - Марат Денисович? Это Воздвиженский. Вчера руку вывихнул. Не смог прийти.
        Кузьмин молчал.
        - Алло? Марат Денисович!
        - Вчера двое людей в медицинских халатах мою дочь на руки подхватили, когда она из окна выпала. Кто-то из ваших, из больничных. Больше некому.
        - Возможно, - сказал Филипп.
        - Я сам вечером к вам приду. Вы же в больнице живете?
        - Да, после семнадцати у нас часы посещений. Я вам пропуск закажу.
        - Какой пропуск? У меня вездеход! - рявкнул Кузьмин и отключился.
        Когда жесткую повязку накладывали - Филипп чуть сознания не лишился. Даже попросил обезболивающий укол сделать. А вчера - на нервах был и на взводе - не чувствовал ничего. «Вот оно, свойство психики - анестезирующее. Полное прекращение восприятия информации об окружающей среде и состоянии собственного организма».
        Вчера Филипп только об одном думал: он успел, на этот раз - успел. Они с Зоей успели. И мыслью-то это назвать нельзя, и сказать, что он вчера о чем-то думал - нельзя. Филипп просто знал, что так надо - бежать. Да, Агния так и говорит о своих видениях: «Я знаю это». Что в человеке есть помимо разума? Инстинкт? Рефлексы? Подсознание? Болезненное индуцирование сумасшедшими идеями шизофренички? Но девочка ведь была. И она, несомненно, разбилась бы, если бы не Филипп с Зоей, оказавшиеся вовремя у того зеленого дома. В последний момент успели.
        «И время, время какое было тягучее, - вспоминал Филипп, - как в замедленной съемке - длинное время. Секунды часами казались, вечностью. Время умеет растягиваться и сжиматься. Может быть, время - это энергия, еще не распознанная наукой?»
        Вчера Филипп, конечно, заглянул в палату Агнии.
        - Все хорошо.
        - Я знаю. Вы на этот раз успели, - спокойно и равнодушно сказала.
        Без всяких там «молодцы» и «ура». Как если бы так все и должно было случиться - им с Зоей бежать сломя голову, а девочке остаться в живых.
        «Эмоциональная ригидность - один из признаков шизофрении», - машинально отметил доктор Воздвиженский.
        - Я просто устала, - еле слышно прошептала Агния, - если бы вы знали, как я устала…
        А сам-то боли не чувствовал вчера, а ведь вывихнутая рука должна была болеть. Обязана была болеть!
        Шли к своему флигелю. Зоя семенила рядом.
        - Зоя, ты настоящий друг! - вдруг сказал Филипп.
        Зоя подняла на него глаза. Стояли близко-близко. «Я ее не люблю», - печально подумал Филипп. Зоя вдруг отшатнулась, засмущалась, пошла вперед, потом вернулась.
        - Вам бы поспать, Филипп Алексеевич.
        - Я еще утренний обход не провел.
        - Ничего с ними не случится. Я пройдусь по палатам, все все поймут.
        - Да не поправляй ты каждую минуту…
        Но Зоя все равно поправила все время сползавшую куртку с плеч доктора.
        - Холодно ведь. Идите спать, Филипп Алексеевич.
        Филиппу очень хотелось спать, очень. Но он подумал, что если сейчас даст слабину и завалится дрыхнуть - это будет уже через край совсем. Где это видано, чтобы доктор с утра пораньше спать залег? Что он, в конце концов, слабосильный? Подумаешь, вывих. Не землю же ему копать.
        - Обезболивающие - всегда с седативным эффектом, - настаивала Зоя, - поспите часок и будете как огурец!
        - Я и так как огурец, - проворчал Филипп, но встретил скептический взгляд медсестры и рассмеялся. - Что? Так заметно?
        - Еще как!
        - Зой, давай никому не рассказывать? - прошептал Филипп.
        - О чем? - насторожилась Зоя.
        Филипп поморщился:
        - Ну, как мы вчера побежали. Чего мы побежали-то?
        - Она так убедительно говорила, - пожала плечами медсестра, - как было не побежать? И дом этот я знаю зеленый…
        Филипп остановился и пристально посмотрел на Зою.
        - Что? Я не подслушивала, не специально, просто мимо шла.
        - Я не об этом. Ты веришь, что можно увидеть будущее? Веришь, что Агния действительно увидела то, что может случиться в зеленом доме с девочкой?
        - А почему нет? - Зоя удивленно вскинула брови. - Не всем дано, но кто-то это может. Почему не наша Агния?
        - Ты меня поражаешь, Зоя! У тебя же медицинское образование! Пусть начальное.
        - Среднее!
        - Пусть среднее.
        - И что? Филипп Алексеевич, вы так говорите, как будто руку не повредили, когда девочку ловили. Это вы меня поражаете! Было же. Все это случилось!
        - Ну, да, - потупился Филипп.
        - Вот именно.
        - Но мы же врачи! - с пафосом выговорил доктор.
        - И что?
        - Мы - представители естественной науки!
        - А мне мои преподаватели рассказывали, что каждый организм уникален, - съязвила Зоя.
        - И что? - не понял Филипп.
        - А то. У кого-то есть интуиция, у кого-то нет. Что здесь удивительного?
        - Ты так считаешь? - Филипп ошарашенно смотрел на Зою.
        «Какой же он все-таки наивный», - подумала медсестра.
        Филиппу снился морской берег, чайки над легкой рябью бирюзовой воды. Горячий песок обжигал ступни. И все же Филипп преодолел эту желтую, жаркую полоску, отделяющую душную тень от спасительной, нежной влаги. До прекрасной прохладной воды оставался один шаг, когда шелест крыльев раздался за спиной. Филипп обернулся. И ничего. Пустота. Как же так? Ведь он только что шел по песку, а значит, он был, песок. И берег, и тень дерева. Куда все подевалось?
        В коридоре - приглушенные голоса и возня. «Вот она, явь». За окном - темно. «Неужели проспал целый день?» Неловко повернулся, оперся на перевязанную руку.
        Дверь распахнулась.
        - Филипп Алексеевич, я ему говорю: вы спите, - в комнату влетела тетя Рая, - а он…
        - Дело, не терпящее отлагательства, - пробасил Кузьмин, - мы же договаривались.
        Филипп с трудом поднялся.
        - Человек болеет, человек на бюллетени! - зачастила тетя Рая. - Не имеете никакого права…
        - Кто? Я не имею? - Кузьмин развернул стул, оседлал его, сложил руки на спинке и замер, рассматривая Филиппа.
        - Филипп Алексеевич, - развела руками тетя Рая, - ну и наглость!
        - Все в порядке. Мы действительно договаривались.
        - Если что - я здесь! - грозно возвестила санитарка.
        - Охрана - зверь! - усмехнулся Кузьмин, когда они с Филиппом остались одни в комнате. - А теперь - рассказывай! Отпираться - бесполезняк.
        - Какой бесполезняк? - не понял Филипп.
        - Бесповоротный. Я записи наружного наблюдения видел.
        - Какого наблюдения?
        - Ты не проснулся еще, брателла? Вашего больничного наружного наблюдения. И по дороге еще что-нибудь найду, не волновайся. Колись давай, как вы у моего дома оказались?
        Краткое содержание чеховской «Палаты № 6» развернулось перед Филиппом во всей своей неприглядной неотвратимости. Нельзя этому человеку, этому следователю Кузьмину правду рассказывать. На принудительное лечение упечет. А коллеги мудро констатируют: острый психоз индуцированного генеза.
        Филипп понуро молчал.
        - Повторяю вопрос, - жестко выговорил Кузьмин, - как вы оказались возле дома номер пять по Весенней улице?
        Филипп молчал. Кузьмин упорно его рассматривал - и так голову поворачивая, и эдак.
        Крики, топот в коридоре.
        Зоя распахнула дверь:
        - Филипп Алексеевич, у нас пожар!
        Во дворе Авдей пытался загасить высоко взметнувшееся пламя в бочке.
        - Сумасшедший дом, - пробормотал следователь и потянул Воздвиженского к себе, - договорить надо, без нас справятся.
        Зоя вопросительно посмотрела на Филиппа. Тот пожал плечами: фокус не удался.
        - Филипп Алексеевич, - выкрикнула Зоя решительно, - вам на перевязку надо. Срочно!
        - Извините, - Филипп попытался освободиться от крепкой хватки Кузьмина.
        - Кстати, к вам тоже вопросы имеются, - следователь бесцеремонно ткнул пальцем в Зою.
        Та кивнула, не оборачиваясь, увлекая Филиппа дальше от флигеля отделения. Когда флигель скрылся за деревьями, Зоя остановилась:
        - Почему вы не хотите рассказать все как было, Филипп Алексеевич? Не отстанет ведь все равно.
        - Что рассказать? - вспылил в отчаянии Филипп. - Как мы по велению сумасшедшей побежали неизвестно куда? Зоя, ты в своем уме?
        - Знаете что, - обиделась Зоя, - тогда валите все на меня. Это я вас попросила срочно со мной пойти. С меня спросу никакого.
        - А это мысль! - обрадовался доктор, - скажем, что просто пошли гулять.
        - Да, пошли проветриться. День тяжелый был. Что, не имеем права?
        Филипп и Зоя все же дошли до главного корпуса и даже к хирургу Шумейко заглянули - для конспирации.
        - О! - Шумейко радостно распростер объятия. - Герои! Вас уже наградили? Вас для этой цели какой-то хамоватый следователь разыскивал. А что вы там делали-то, возле зеленого дома?
        - Мы все под колпаком, - понуро заметил Филипп, - следят денно и нощно. Шагу нельзя ступить без присмотра.
        В ординаторской психиатрического отделения тетя Рая поила следователя Кузьмина чаем.
        - Успокоительный, - приговаривала, - для наших птенчиков собираю. Пейте! Работа у вас тяжелая, нервная…
        - О! Явились! - Кузьмин увидел доктора с медсестрой, насупился и отодвинул чашку с чаем. - Что успели придумать?
        - В смысле? - спросил Филипп.
        - Птенчики мои, - Кузьмин покосился на тетю Раю, - вы слишком суетитесь: пожар, перевязка срочная… А давайте я вас не буду пытать каленым железом?
        - Давайте! - со вздохом облегчения кивнул Филипп.
        - Тогда рассказывайте, - Кузьмин сложил на груди руки и уставился на доктора и медсестру, прожигая их взглядом.
        - Видите ли, - проворковала Зоя, - простите, как вас по имени-отчеству? Марат Денисович? Марат Денисович, был очень тяжелый день. Мы с Филиппом Алексеевичем решили немного погулять…
        - Ага, - кивнул Кузьмин, - выскочили в белых халатах и припустили, не разбирая дороги, ну-ну. Следователю, как доктору, врать нельзя, бесполезно врать следователю.
        - Послушайте, Марат Денисович, - начал было Филипп, - какая, в сущности, разница, как мы оказались возле дома, как вы говорите, пять по Весенней улице?
        Кузьмин хмыкнул:
        - Ну, предположим, никакой.
        - Так и не мешайте работать! - отрезала Зоя. - Вы тормозите лечебный процесс!
        - Не будете, стало быть, говорить, - цокнул языком Кузьмин.
        - Мы вам все уже сказали, - Филипп посмотрел прямо в глаза следователю.
        - Доктор, - подала из-за двери голос тетя Рая, - там больному плохо.
        И распахнула дверь ординаторской, монументально воцарившись в проеме.
        Кузьмин усмехнулся:
        - Мушкетеры прямо. Из сумасшедшего дома. Один за всех и все за одного. Круговая порука!
        - Раиса Петровна, иду, - Филипп пропустил мимо ушей сарказм следователя.
        Тот примирительно протянул руку:
        - Я, собственно, спасибо зашел сказать.
        Филипп осторожно пожал протянутую руку.
        - А почему вы не спрашиваете, за что спасибо? - вдруг вышел из себя Кузьмин.
        - За что?
        - Слушай, парень, я к тебе по-человечески, а ты, - Кузьмин махнул рукой и, громко топая, вышел.
        Филипп устало выдохнул.
        Поздно ночью на почту «капнуло» письмо от профессора Аркадьева. Это было даже не письмо - целый фолиант с десятками отсканированных страниц истории болезни Овчинниковой Е.П.
        Филипп рассыпался в благодарностях профессору, попытался было читать текст, но буквы плыли перед глазами, никак не желая складываться в осмысленные предложения. «Работоспособность на нуле, - горько констатировал Филипп, - и это еще только начало самостоятельной практики. Не справлюсь я здесь в одиночку».
        А утром было уже не до истории болезни неведомой Овчинниковой. Из отделения токсикологии перевели молодую девушку. Таблеток наглоталась. Ее откачали после неудавшегося самоубийства и теперь поместили в психиатрическое отделение. В принципе рутинное исполнение инструкции Минздрава - всем самоубийцам требуется освидетельствование психиатра, раз у человека нарушен базовый инстинкт - инстинкт самосохранения. Однако девушка была в тяжелом, угнетенном состоянии, которое ясно просматривалось даже после транквилизаторов. На контакт не шла, лежала, отвернувшись к стене. Доктор Воздвиженский целый час пытался ее разговорить - все безуспешно. С тяжелым сердцем назначил медикаментозное лечение.
        - Ничего, освоится, - шепнула Зоя, - я с ней еще поговорю. Несчастная любовь наверняка.
        Потом позвонила Ника. Полгода не звонила - и вот - пожалуйста.
        - Как твои дела? - спросила, как ни в чем не бывало.
        - Хорошо, - бодро ответил Филипп, боясь, что голос сорвется - выдаст волнение.
        - В Москву не собираешься? А я скучаю. Да, представь себе. Скучаю.
        Филипп сто раз давал себе обещания - не поддаваться сладостным иллюзиям. Все кончено! Возврата прежнего - не будет. Но от голоса Ники бабочки опять предательски завозились в животе. Голова закружилась. И если бы Филипп был сейчас в Москве - ринулся бы, не раздумывая, к ней, к Нике. Все-таки это было очень правильно - уехать. Очень правильно!
        - Меня больные ждут, - Филипп постарался сказать это как можно суше.
        - Ну, тогда пока?
        Доктор Воздвиженский еще долго сидел, глядя в одну точку. Неужели он ее еще любит? И даже после того, что было? «Филипп, у тебя самолюбие вообще есть?» День был бесповоротно испорчен - в голове крутились прошлые обиды, казалось, давно пережитые и забытые. И этот взгляд Ники, этот взгляд Филипп не забудет.
        - Ника, я знаю, что ты встречаешься с Павлом, - выпалил тогда Филипп давно заготовленную фразу.
        - Да, и что? - насторожилась Ника.
        - Ты не хочешь все же выбрать?
        Ника не ответила. Они еще долго гуляли по улицам. А потом Ника повернулась к Филиппу:
        - Страшно. А вдруг там не сложится?
        И такая пустота была в ее глазах - мертвая пустота. Там не было ни Филиппа, ни Павла - а только копошащееся тупое беспокойство: сложится или нет. И все равно - с кем. Филиппу тогда тоже стало страшно.
        А после обеда напились алкоголики. В хлам. Напились и стали куролесить, да так, что пришлось смирительные рубахи на них надевать, к кроватям привязывать.
        - Кто пронес спиртное? - допытывался Филипп.
        По всему выходило, что некому было снабдить алкоголиков отравой. Посетителей не было, своих Воздвиженский и не подозревал - ни тетю Раю, ни Авдея, ни Зою - невозможно их было заподозрить в таком гнусном деле. Тогда откуда взяли?
        - Сглазили нас, - констатировала тетя Рая.
        - Раиса Петровна, - с укором выговорил Филипп.
        - Точно вам говорю. Этот следователь и сглазил. До него все хорошо было. А как он пришел - вот и пожалуйста.
        - «После» - не значит «вследствие».
        - Может, и не значит, - упрямилась тетя Рая, - а факт есть факт!
        - Тетя Рая, сглаз - это предрассудки!
        - Народная мудрость!
        «Глупость, народная глупость», - подумал Филипп.
        - И не вздумайте в народной мудрости сомневаться! - взгляд санитарки был строг.
        «Здесь что, уже все мои мысли читают? Или я уже вслух разговариваю? Сам с собой?»
        - И вашу Агнию сглазили, нашу Агнию, - поправилась санитарка.
        - Все сложнее, тетя Рая, все сложнее.
        - Может, и сложнее. Вам виднее - вы человек ученый. Филипп Алексеевич, а может, это кукушонка, она порчу навела? - санитарка поразилась этой своей догадке, прикрыла рот рукой. - Не пойму, откуда злоба идет. Но только она есть!
        - Раиса Петровна, вы же в Бога верите.
        - И что? Если Бог есть, то и нечистая сила есть, - пробормотала санитарка, махнула рукой и пошла по длинному больничному коридору.
        Обиделась. «И что я так держусь за этот материальный мир? Уперся. В науке полно белых пятен. И вообще, одна только квантовая физика чего стоит - все вверх ногами перевернула. Конечно, в материальном мире жить легче и понятнее. Но не все, совсем и вовсе не все можно объяснить материальным. Нет уж, Филипп, не сбивайся. Ориентируйся на то, чему тебя учили».
        Лучший способ пролить свет на таинственное и необъяснимое - искать материальную основу; с этой мыслью Филипп решительно направился в палату Агнии.
        - Я придумал вам задание! - радостно сообщил доктор. - Вы описывали дворец где-то в Индии. Вы по-прежнему видите эту картину?
        Агния кивнула.
        - Хорошо видите? Можете поискать этот дворец на картинках в интернете?
        - Да, найду.
        - Вы сегодня что-нибудь видели?
        Агния кивнула.
        - Можно я буду записывать на диктофон?
        - Хотите подловить меня на неточностях, - в словах Агнии слышалась горечь разочарования, - прошлый доктор тоже все про детали расспрашивал. Думал, что я вру, придумываю. А ведь известно: вранье плохо запоминается.
        Филипп молча приподнял перевязанную руку.
        - Тогда, конечно. Да. - Агния помолчала немного, всматриваясь в какую-то неведомую даль. - Пустой город. Совершенно пустой город. В городе чума. По улицам идет человек. Это врач. Он идет к больному. На нем маска с длинным клювом. Маска с длинным носом. Высокие сапоги и черный плащ. В кармане у врача красный камень. Врач верит, что камень оградит от болезней и спасет при заражении. Но врач все же заболел. Он знает, что умрет через две недели. И он снова идет по городу, идет по пустым улицам. Темно. На окне - горшки с цветами. Красные цветы, цветы красные, но не розы, не знаю, как называются. Врач вынимает из кармана камень, кладет в один из горшков сверху. Так кладет, чтобы камень был виден. Проходит три года. Хозяйка пересаживает цветок. Улица уже шумная - чума отступила. Женщина находит камень. Вот - она его разглядывает, смотрит через него на свет. Кидает в коробку с домашними мелочами, с иголками и нитками. Да, там еще пуговицы. Да. А тот доктор выжил. Он вскрывает себе нарывы. Сам. Льет на воспаление какую-то жидкость. Доктор почти в беспамятстве, но он это делает.
        Агния замолчала.
        - Врач вернул себе камень? - неожиданно для самого себя спросил Филипп.
        - Да. Вернул. Он пришел к тому дому. Долго разговаривает о чем-то с хозяйкой. И та отдала ему камень. Но она через неделю умерла.
        - От чумы?
        - Нет. Просто умерла. Не знаю от чего.
        - Агния, обычно ваши видения статичны. Ограничены во времени. А здесь оно течет - две недели, три года, неделя. Как вы думаете, с чем это связано?
        - Не знаю.
        «Трансцендентальненько, - подумал с горечью Филипп, - но в принципе объяснимо»[7 - Трансцендентность - философский термин, характеризующий то, что принципиально недоступно опытному познанию или не основано на опыте.].
        - И еще. В ваших видениях везде есть красный камень. Почти везде. Только когда вы рассказывали о сожженном ските, там ведь не было красного камня?
        - Он там был, - твердо сказала Агния.
        - Он там был, но вы его не видели?
        - Но он там был, - Агния вскинула удивленный взгляд на доктора.
        - А вот этот камень, он в вашей реальной жизни когда-нибудь появлялся?
        - Мне мама когда-то подарила перстень с рубином. Но он искусственный, ширпотреб.
        - Он жив, - обрадовался Филипп, - этот камень? А можно попросить маму его принести?
        - Конечно.
        «Так-то лучше. Материальное - это наше все! От этого и будем плясать».
        Агния печально посмотрела на доктора и прочла:
        - Милый друг, иль ты не видишь,
        Что все видимое нами -
        Только отблеск, только тени
        От незримого очами?
        Милый друг, иль ты не слышишь,
        Что житейский шум трескучий -
        Только отклик искаженный
        Торжествующих созвучий?..[8 - Владимир Соловьев (1853 - 1900) - русский религиозный мыслитель, мистик, поэт и публицист.]
        «Сговорились, - подумал Филипп, - меня мистикой с ума сводить сегодня. Не поддамся!»
        - В общем, - сказал вслух, - вы поищите тот заброшенный дворец в Индии. Это важно. Очень важно!
        Когда позвонил Кузьмин и в приказном порядке велел явиться в отделение полиции, Филипп даже обрадовался - хоть с одним убежденным материалистом поговорить. А то тут сплошной тонкий мир со всех сторон обступает - не продохнуть.
        Всю дорогу Филипп вспоминал о великом Сеченове. Как его выдающееся научное открытие, предопределившее пути развития физиологии нервной системы и создания научной психологии, гнобили различные мракобесы. Сеченов доказал еще в девятнадцатом веке, что в основе всяких психических явлений лежат физиологические процессы, которые могут быть изучены объективными методами. Рефлексы. И никакой мистики и загадок! К следователю Кузьмину Филипп явился вполне воодушевленным и успокоенным.
        - Итак, - пророкотал следователь Кузьмин, - на чем мы остановились?
        «А ведь мозг реагирует на галлюцинации точно так же, как на реально увиденное человеком, в мозгу те же процессы идут - и при галлюцинациях, и при действительных событиях. Я это видел своими глазами на энцефалограмме, - пронеслось в голове у Филиппа. - Чистый оксюморон».
        - Что-что? - полюбопытствовал Кузьмин.
        «Что? Опять? Я вслух разговариваю сам с собой?»
        Кузьмин снова спрашивал, как Филипп оказался на Сельскохозяйственной улице в десять вечера. Филипп в который раз отвечал, что просто гулял.
        - Так и запишем, - с угрозой проговорил Кузьмин, - «гулял». Так и запишем. И возле дома пять по Весенней улице гулял, и на месте убийства - гулял.
        - Послушайте, - Филипп все же потерял самообладание, - вы бы лучше местных наркоманов потрясли.
        - Вам что-то известно? - насторожился Кузьмин.
        - Нет, - твердо сказал Филипп.
        Следователь прищурился и с минуту внимательно рассматривал доктора.
        - Вы мне врете, - наконец произнес задумчиво, - только я не могу понять, зачем? Мы ведь поймали тех наркоманов, со всеми уликами на кармане взяли. Филипп Алексеевич, зачем вы мне врете?
        - Поймали - и хорошо. И чудненько. Я могу идти? Какие ко мне претензии?
        - За дачу ложных показаний предусмотрена уголовная ответственность согласно статье триста седьмой уголовного кодекса Российской Федерации.
        - Какой смысл мне вам врать? - поежился Филипп.
        - Ну, не знаю. Например, вы знали о готовившемся преступлении…
        - Откуда?
        - Например, вы его организатор.
        - Чего?! - возмутился Филипп. - Вы с ума сошли? Я организовал двух наркоманов на убийство и грабеж?
        - А откуда вы знаете, что их было двое, наркоманов? В глаза смотреть! - во всю глотку заорал Кузьмин.
        Филипп даже рукой заслонился. Той, что не перевязана была. «Когда-нибудь кончится этот тяжелый день?»
        - Что, день был тяжелый? - сочувственно спросил следователь.
        «Избец котенку, - обреченно подумал доктор, - у меня - паранойя. Или еще хуже - шизофрения: я думаю вслух и не замечаю этого. Раздвоение сознания!»
        - От следователя ничего нельзя скрыть. Я все равно докопаюсь, я упертый, упоротый даже, - Кузьмин внимательно вглядывался в Филиппа, а тот вдруг нервно задрожал и попросил воды.
        - Благодарю, - зубы Филиппа стучали о край стакана.
        - Ты пойми, мил человек, - ласково заговорил Кузьмин, - я ж к тебе со всей душой. Ты дочку мою спас. Представляешь, теща говорит - на секунду отвлеклась, а малая уже внизу плачет. Это все ты, ты ее спас. Вот пострадал, здоровьем рисковал. Что ж, думаешь, я тебя обижу? Да не в жисть не обижу. Но у меня рефлекс. Профессиональный! Я должен до правды докопаться. И поверь, я докопаюсь! Сопротивляться - бесполезно! А то вон, нервишки совсем расшатались у тебя. А тебе ведь еще лечить надо. Людей! Как будешь врачевать, когда самому медпомощь нужна?
        Филипп чуть не плакал - так ему себя стало жалко. Он вдруг почувствовал себя одиноким-одиноким, беспомощным и слабым, никчемным и скуксившимся.
        И решился: рассказал все. И о сгоревших детях, которых увидела Агния Прохорова, и об убийстве, которое она предсказала, и, конечно, о той беде, которая должна была случиться, но не случилась на Весенней улице в зеленом доме. Выложил все. И даже не следил за реакцией Кузьмина. Просто говорил, говорил, опустив глаза. А когда посмотрел, наконец, на следователя - понял: тот без усмешки его слушает - внимательно и сочувственно.
        - Почему сразу все не рассказал?
        - Ты бы посчитал меня сумасшедшим, - легко перешел на «ты» Филипп.
        - С какой стати? - пожал плечами Марат.
        - С такой стати, что так не бывает, - горячо заговорил Филипп, - это все противоречит здравому смыслу и абсолютно антинаучно - вот с какой стати.
        - Не знаю, чему вас там в медицинском учат, а жизнь меня научила: бывает абсолютно все. Все, понимаешь. И я уже ничему не удивляюсь.
        - И ты не считаешь меня сумасшедшим? - недоверчиво спросил Филипп.
        - Ну, с придурью, конечно, интеллигентской, - Марат изобразил роденовского мыслителя, - это такие, знаешь, особенности, имеющие, наверное, отношение к психике, но…
        - Дай мне слово: если ты вдруг увидишь, что я схожу с ума - ты мне скажешь об этом. Сначала - мне!
        - Ну, хорошо, скажу.
        - Обещаешь? И врачам меня не сдашь?
        - Не сдам. А ты сам себя вылечишь? Ну, если что?
        Филипп судорожно стал припоминать, кто из психиатров сам себя лечил. Но на ум пришел только эксперимент Розенхана[9 - Кратко суть эксперимента Розенхана состояла в том, чтобы отправить в психиатрические больницы совершенно здоровых людей и понять, распознают ли их симуляцию врачи. Эксперимент проходил в два этапа. На первом этапе 8 здоровых людей отправились на прием к психиатрам. Они жаловались на слуховые галлюцинации. Все врачи диагностировали психическое расстройство: у одного - маниакально-депрессивный психоз, у остальных - шизофрению. Когда актеры оказались в стенах больницы, они перестали прикидываться и вели себя как обычные, здоровые люди, говоря медперсоналу об отсутствии проблем. Но к ним никто не прислушивался, а главным условием выписки являлось полноценное прохождение предписанного лечения, которое заключалось в приеме психотропных препаратов. Один из актеров даже начал вести дневник, записывая все, что происходит в больнице, но его записи были неинтересны медсестрам. Зато в его истории появился новый диагноз - графомания.] и хирург, который на зимовке в Антарктиде самостоятельно
удалил себе воспаленный аппендикс. И еще вспомнил, что при захоронении старателя материалистических рефлексов Ивана Михайловича Сеченова его мощи оказались не тронуты тленом. И это, несомненно, не соответствовало никакому материализму. Но тогда люди еще и до квантовой физики не додумались. И даже Павлов еще не ввел термин «Высшая нервная деятельность». Так что открытия Сеченова - арифметика примитивная. С тех пор мир стал гораздо сложнее. Гораздо! Да, Бехтерев еще в психиатрической клинике лечился, дозанимался в студенчестве до галлюцинаций - вот и лечился.
        - Я просто не знаю, что со всем этим делать, понимаешь? - в отчаянии выкрикнул Филипп.
        - Да!
        - Точно? Понимаешь?
        - Да! - Марат широко перекрестился. - Вот тебе крест святой.
        Филипп добрался до своей коморки уже за полночь. Отделение тихо спало, погруженное в тусклый дежурный свет.
        Филипп сел к компьютеру, открыл письмо Аркадьева.
        «Больная Овчинникова рассказывает о своих галлюцинациях спокойно. Галлюцинации стабильны, повторяющиеся, правдоподобные. Пациентка видит и последовательно, внятно излагает одни и те же картины. Чаще всего Овчинникова рассказывает о пустом городе, видимо, пораженном чумой. Видит врача, который прячет красный камень в цветочной горшке…»
        Филипп не верил своим глазам. Профессор Аркадьев беспристрастно описывал в истории болезни своей давней пациентки и сожженный скит в дремучем лесу, и старинный индийский заброшенный храм, и послевоенную Москву… И красный камень.
        Глава 4
        - Люда, ты бы пошла, вон, йогой занялась, - из коридора доносились властные покрикивания тети Раи, призывающие тянуть шею выше, выше, ногу дальше, дальше, а Зоя уговаривала суицидную пациентку не смотреть на стену. - Вставай давай. Не нарушай больничный порядок.
        Пациентка упорно не хотела разговаривать. И вообще ничего не хотела - ни йоги, ни еды, ни прогулок. Ни белого света.
        - Люд, что, такая уж любовь? А ты в курсе, что это только гормоны? Важная, конечно, в организме вещь, но, извини, травиться из-за них… У тебя родители есть? Мозг находится в мире, а мир находится в мозгу. Кант сказал - а не какой-нибудь хрен с горы! Я лекции Черниговской слушала на ютюбе о мозге. Ты знаешь такую? Это в смысле, что напридумаем себе в голове иллюзий, а потом не знаем, как с ними жить. Трезво надо на жизнь смотреть, трезво. Мозги-то мы тут тебе поправим, это точно, ты не волнуйся. У нас, знаешь, какой доктор хороший! У-у! Замечательный доктор.
        Люда повернулась:
        - Да, хороший. Смешной.
        - Чего это смешной? - насторожилась Зоя. - Хороший! Тебе повезло. Он, знаешь, как с пациентами возится? Он вообще в больнице живет натурально. С утра до ночи лечит. Родители у тебя есть?
        - В другом городе. Мама. Она не знает. - Людмила села, наконец, на кровать, пригубила чай из кружки.
        - И каша сегодня вкусная, - Зоя пододвинула тарелку, - ешь, пока не остыла. Тебе циничной надо стать - всем им назло. Броню отрастить. Тогда уже влюбляйся на здоровье - тебя уже ничего не проймет.
        - Я не смогу, - вяло отмахнулась Люда.
        - Еще как сможешь! Это первое дело - броня. И тогда посмотришь: все вокруг тебя скакать будут.
        Зоя скрючила руки перед собой, как у зайчика, и заскакала по палате, высоко поднимая колени.
        Люда рассмеялась.
        - Ну. - Улыбалась Зоя. - А ты говоришь. А то они твою слабину чуют - и давят, и давить будут. А ты не поддавайся! Ты где учишься-работаешь?
        - На почте.
        - Не, на почте - не престижно. Надо что-нибудь другое придумать. Ну, ничего. Мы твою жизнь здесь обмозгуем. Тетю Раю привлечем. Она у нас, знаешь, какая мудрая? Мудрейшая! И вот что я тебе скажу: самые циничные люди - самые ранимые. Они потому и выбрали такой холодный путь - для защиты. И раз ты такая - чуть что - травишься, у тебя другого выхода нет. Плевать на все и всех!
        - Я не смогу, - прошептала Люда.
        - А выхода нет, - нахмурила брови Зоя. - Надо жить! Но жить - по-умному.
        Люда вдруг резко оттолкнула тарелку с кашей, которую, было, придвинула ближе.
        - А ты ведь не притворяешься. Ты ведь и правда циничная, - и Люда опять легла на кровать и отвернулась к стене.
        Зоя посмотрела на больную, вернее, на ее затылок, посмотрела, постояла, качаясь с пятки на носок. Да и вышла молча из палаты.
        Зойка пошла в первый класс и за новой, интересной учебной кутерьмой не сразу заметила, что в доме происходит что-то страшное. Отец теперь подолгу не возвращался с вахты - и раньше-то дома бывал раз в полгода на неделю, а теперь вообще перестал появляться. Мать целыми днями лежала в гостиной на диване, отвернувшись к стене. Продукты из холодильника пропали. Что совсем плохи дела, Зойка поняла, когда соседка тетя Рая зазвала ее к себе, накормила вкусным борщом и велела приходить каждый день.
        - После восьми всегда дома бываю. Хоть покормлю тебя.
        С работы мать уволили за прогулы. Медсестрой работала в поликлинике. Тетя Рая иногда брала Зойку с собой - полы в больнице помыть, отстегивала за это копеечку. Потом мать забрали в больницу - в психиатрическое отделение. «Реактивная депрессия» диагноз. Подлечили вроде. Но на прежнюю работу мать не вернулась. Устроилась полы мыть в пяти домах многоподъездных. Так они с Зойкой их и мыли, подъезды эти. Мать и сейчас их драит. Зойка помогает в выходные. По-настоящему мать к жизни так и не вернулась. Отец ни копейки за все эти годы не прислал. Может, тоже умер?
        Филипп утром мысленно готовился к разговору с профессором Аркадьевым. Пытался сформулировать вопросы лаконично. Но все же, пораженный своим открытием сходства галлюцинаций, да нет - видений, которые присутствовали в описаниях обеих пациенток, не находил точных слов. «Да что я? - решил, наконец. - Илья Борисович - свой человек. Все правильно поймет. Нет паранойи! Нельзя везде каверзы видеть!»
        И началась обычная больничная кутерьма утреннего обхода, а к обеду приехала родственница за потеряшкой Александром Сергеевичем. И вовсе он оказался не Сергеевич, а Владимирович, и не Александр, а Олег. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Дочь, усталую женщину с куцым хвостиком волос, Олег Владимирович узнал, но как-то без энтузиазма обнял.
        - У меня, Филипп Алексеевич, - говорила женщина, - дома Паркинсон и вот Альцгеймер. Мама еще жива - и тоже не в себе.
        Филипп поднес палец к губам, кивнул на Олега Владимировича.
        - А, - отмахнулась дочь, - он все равно ничего не понимает, а если и поймет - забудет через минуту.
        - Вы бейджик сделайте. Олегу Владимировичу и маме своей. Пришпильте на какое-нибудь видное место на одежде. Имя, фамилия, адрес, телефон. На случай, если потеряется опять.
        Дочь равнодушно кивнула.
        - За что мне все это? Знаю, скажете: не за что, а для чего?
        - Не скажу, - помотал головой Филипп.
        Торжественно проводили нашедшегося потеряшку. Тетя Рая - со слезами радости. В семье все лучше, чем в казенном заведении. Вот только Николай Николаевич остался теперь один. Одиноко ему будет. Не к алкоголикам же его переселять.
        - А кукушонка опять целый день из палаты не выходила, - доложила тетя Рая.
        - И что мы можем сделать? - спросил Воздвиженский. - Она хирургическая. Шумейко приходил, осматривал ее?
        Тетя Рая кивнула. Но как-то недовольно.
        - Раиса Петровна, - примирительно попросил Филипп, - вы лучше вон Николая Николаевича под крыло возьмите. А то он, гладишь, и разговаривать разучится в изоляции-то.
        Присмиревшие похмельные алкоголики, не поднимая глаз, гуськом протопали в сад.
        - Кто их все же спиртным снабдил? - спросил Филипп.
        Вопрос остался без ответа.
        - Я нашла то место. Это Орчха, - с энтузиазмом встретила доктора Агния. - Переводится как «потерянное место». Не знаю, с какого времени так называется, не нашла сведений. Однако, скорее всего, не с самого начала своего существования - роскошные дворцы, крепости и храмы. Какое потерянное место? Но дворец Джахангир Махал и в самом деле почти сразу стал заброшенным. Его построили в начале семнадцатого века. Построили для могольского императора, с которым местный раджа был дружен. Строили дворец двадцать один год. А император провел здесь всего одну ночь.
        Филипп внимательно изучил картинки в интернете, прочел и описание места.
        - Если дворец был уже заброшенный - то это было после тысяча семьсот шестьдесят второго года. Здесь так написано.
        - Дворец был заброшен сразу, - Агния занервничала, вскочила, подошла к окну, издалека посмотрела на доктора. - После того, как там переночевал Великий могол. Нельзя пользоваться тем, что подарили. Дворцом и не пользовались.
        - И все же…
        - Я была там, - упрямо сказала Агния, - я видела.
        - Хорошо. Но вы же не знаете, какой это был год. В смысле, когда вы там были. В смысле, когда вы видели, что там происходило. А здесь написано…
        - Это не достоверные сведения, - Агния заглянула в планшет Филиппа, - какой-то путешественник пишет. Субъективное мнение.
        - Не мог такой роскошный дворец быть сразу заброшен!
        - Мог. На Востоке все может быть, и все не так, как кажется.
        - Откуда вы знаете?!
        Агния печально покачала головой:
        - Знаю…
        - Давайте рассуждать логически, - доктор Воздвиженский заложил руки за спину и ходил по плате, стараясь и в самом деле быть логичным. - Вы видите, что в сгоревшем скиту был красный камень. Скорее всего, это было самосожжение старообрядцев - гари, как их называли. Правильно? Но вы же не видите сам красный камень, а говорите, что он там был.
        - Я точно знаю, камень там был, - упрямо уверяла Агния.
        - Почему вы так думаете?
        Агния пожала плечами.
        - Это разные камни? Тот, который был в Индии, и тот, из леса?
        - Они очень похожи. Возможно, это один и тот же камень.
        - Точно? - Филипп остановился и внимательно посмотрел на пациентку.
        - Я не уверена…
        - Вот видите! - почему-то обрадовался Филипп. - Скорее всего, это разные камни. Просто все красные, а так разные! И как камень мог попасть в Россию? Расстояния между Индией и Россией - неблизкие. А во время чумы - тот же камень был?
        - Мне кажется, тот же.
        - Агния, - назидательно проговорил Филипп, - подключите свое логическое мышление. Чума в Италии была в середине четырнадцатого века. Дворец в Индии, о котором вы говорите, датируется началом семнадцатого века. Ну, предположим, из Италии за два с лишним века камень перекочевал в Индию. Хотя, конечно, логично было бы предположить, что где-то в Индии этот красный камень и добыт, верно? Вы называете камень рубином. В Италии рубины не добывают. А добывают их как раз в Индии. Предположим, дворец в Индии был заброшен сразу после постройки, и вы видите начало - середину семнадцатого века. Но как он мог попасть в Россию, в глухую тайгу? До какого года старообрядцы себя сжигали?
        - До какого? - спросила Агния. - Вы меня совсем запутали.
        - Так, - ободряюще сказал доктор, - задание вам на сегодняшний день: изучить вопрос - как долго продолжались самосожжения старообрядцев?
        Агния смотрела на доктора растерянно:
        - Но я знаю, что это один и тот же камень, - упрямо повторила она.
        Филипп вздохнул: «Все же нарушение логики и оторванность от реальности налицо. Чистый бред».
        Агния совсем сникла, сидела, уставившись в одну точку.
        «Нам еще депрессии не хватало. Доктор! Ты вредишь пациентке своими расследованиями. Логика здесь неуместна. Логические объяснения галлюцинаций вызывают у больной обострение болезни».
        - Мама сегодня обещала привезти кольцо, то, с красным камнем, - Агния подняла глаза на врача, смотрела умоляюще.
        - Агния, может быть, это так разыгралось ваше ассоциативное мышление? У вас появилось кольцо с красным камнем, и вы придумали про него истории?
        - Нет, - упорствовала Агния, - это не так.
        - А как?
        - Не знаю, не могу понять…
        «Что я могу? Только психотропных прибавить. Химию в мозгу немного поправить. Другого лечения - нет».
        - Почитаете сегодня стихи? - спросил Филипп.
        - Какие?
        - Какие вспомните.
        Агния задумалась и прочла:
        - Я бы сменяла тебя, там-там, на тут-тут,
        Ибо и тут цветы у дорог растут.
        Но не самой ли судьбой мне дан там-там?
        Ибо глаза мои тут, а взгляд мой - там.
        «Там» - это пальма, тайна, буддийский храм.
        Остро-нездешних синих морей благодать…
        Но еще дальше, но еще больше - «Там»,
        То, до чего, казалось, рукой подать.
        …Пронизан солнцем высокий пустой сарай…
        «О, как я счастлив!» - кричит во дворе петух.
        Свежие срезы бревен подобны сырам,
        Пляшет, как дух, сухой тополиный пух.
        Помню: кистями помахивала трава,
        В щели заборов подглядывая, росла,
        И ветерок, не помнящий родства,
        Тихо шептал незапамятные слова.
        Там одуванчиков желтых канавы полны,
        Словно каналы - сухой золотой водой…
        Жаль: никогда не увидеть мне той стороны,
        Желтой воды никогда не набрать в ладонь.
        Я и сейчас как будто блуждаю там,
        И одуванчики служат мне канвой
        Но по пятам, по пятам, по моим следам
        Тяжко ступает память - мой конвой…[10 - Стихотворение Новеллы Матвеевой.]
        Агния замолчала. Молчал и Филипп.
        - Вы не устали, Филипп Алексеевич? Я на вас печаль нагнала.
        - Вы очень хорошо читаете, Агния, и стихи - хорошие. Спасибо.
        Агния кивнула:
        - Вы это уже говорили…
        - И еще буду говорить! - с воодушевлением заверил доктор. - Вы прекрасно читаете, и вкус у вас - отменный! Спасибо!
        «Надо звонить Аркадьеву, надо звонить… Может быть, написать сначала? Нет, надо позвонить и услышать живую реакцию.
        - Вас тоже это поразило? - спросил профессор, выслушав сбивчивую речь своего лучшего студента о несомненном сходстве в галлюцинациях пациенток Прохоровой и Овчинниковой. - Я, когда слушал свою Овчинникову, много думал о пространстве и времени в сознании. Помните, у Канта? «Критика чистого разума»? У моей Овчинниковой каким-то образом перемешалось в голове пространство и время. Это, несомненно, когнитивный диссонанс. Вообще - нонсенс. Сознание обычных людей так не устроено. Это все же расщепление сознания. Типичная dementiapraecox[11 - Dementiapraecox (лат.) - раннее слабоумие.]. Я так и не смог помочь этой пациентке. Даже стойкой ремиссии добиться не удалось. Я тоже тогда советовался со своим профессором - с мудрейшим Федором Владимировичем Германом. Федор Владимирович был потрясающим специалистом! Еще с Бехтеревым работал, они вместе проводили телепатические опыты - тогда это модно было. И, представьте, профессор Герман припомнил, что и у него была такая больная. В том смысле, что у нее тоже были сдвинуты и время, и пространство. И он тоже, когда лечил ее, вспоминал Канта.
        - Илья Борисович, - взмолился Филипп, - а у профессора Германа сохранилась история болезни той пациентки?
        - Мой юный друг! У вас тоже смешалось пространство и время. Профессору Герману тогда, в шестидесятые годы прошлого столетия, было за восемьдесят. И он рассказывал мне о своей пациентке, которая лечилась у него в начале прошлого столетия.
        - Но, может быть, он упоминал этот случай в каких-то своих работах? Может быть, в архиве больницы сохранилась история болезни?
        - Не фантазируйте, дорогой Филипп.
        - Может быть, у родственников остались какие-то следы архива профессора, - Филипп все же цеплялся за призрачную надежду, - у вас есть с ними связь?
        - Связь есть, представьте. Я часто бывал у Федора Владимировича дома. Был дружен с его сыном Владимиром. Мы и сейчас обмениваемся поздравлениями по праздникам.
        - Илья Борисович!
        - Понял вас, неугомонный. Вы все же не можете поверить, что это обычная шизофрения.
        - Не могу! - честно признался Филипп.
        - Хорошо. Я расспрошу Володю. Обещаю, что с пристрастием. Он, правда, не пошел по стопам отца, но с медициной связан.
        - Спасибо!
        - Да, Овчинниковой я так и не смог помочь, - печально повторил профессор Аркадьев, - она умерла в клинике. Остановилось сердце. Во сне. Но тогда, знаете, была очень примитивная фармацевтика. Сейчас препараты гораздо мощнее, гораздо.
        - Родственников у нее не осталось?
        - Не в курсе. Замужем она точно побывать не успела - ни мужа, ни детей.
        - Илья Борисович, - Филипп запнулся, но все же спросил: - Овчинникова вам стихи читала?
        - Не помню, по-моему, нет. Она геологом была. Такая, знаете, романтичная профессия по тем временам…
        Филипп ринулся в ординаторскую, нашел в интернете работы Канта. Пытался вникнуть в суть. Не получалось. «Вещь в себе» этот Кант.
        Тогда доктор Воздвиженский переключился на монографии о философе - так путь к знаниям выглядел короче и доходчивее. Проверенный студенческий способ быстро освоить материал - прочесть пересказ специалистов в теме. Устыдился: «Вот поэтому ты, Филипп, никогда не станешь профессором. Старшее-то поколение - оригиналы предпочитали». Однако не стал сворачивать с намеченного пути к знаниям.
        «…Согласно Канту, мы познаем только явления - мир вещей самих по себе нам недоступен. При попытке постигнуть сущность вещей наш разум впадает в противоречия…
        Скрупулезно разрабатывая свою концепцию о «вещах в себе», Кант имел в виду, что в жизни индивида, в нашем отношении к миру и человеку есть такие глубины тайны, такие сферы, где наука бессильна. По Канту, человек живет в двух мирах. С одной стороны, он часть мира явлений, где все детерминировано, где характер человека определяет его склонности, страсти и условия, в которых он действует. Но с другой, помимо этой эмпирической реальности у человека есть иной, сверхчувственный мир «вещей в себе», где бессильны привходящие, случайные, непостижимые и непредвидимые ни импульсы у самого человека, ни стечение обстоятельств, ни диктующий свою волю нравственный долг…»
        - К вам можно? - в ординаторскую заглянула Прохорова-старшая.
        Филипп разлил в чашки чай - «успокаивающий», тети-Раин чай. Очень к месту он был.
        - Агния просила принести, - Ангелина Михайловна положила на стол довольно массивный перстень с красным камнем. - Но зачем?
        Филипп и сам толком до конца не понимал - зачем ему этот перстень. Вернее, так: надеялся с помощью материальных предметов вывести пациентку Прохорову из небытия видений. Получится ли? Большой вопрос.
        - Агния все время говорит о каком-то красном камне, - решил все же объяснить, - в ее галлюцинациях… в ее видениях всегда присутствует красный камень. Как это кольцо оказалось у вас?
        - Моей подруге понравились мои серьги. Простенькие - бижутерия. Но подруге под какой-то ее наряд подходили. Я отдала. А она говорит: нет, давай меняться. Я тебе кольцо за это подарю. А у Агнии выпускной как раз был. И она шила красное платье почему-то. Такая фантазия ей в голову пришла - платье красное. Почему? Но я спорить не стала. Красное - так красное. Красивый цвет, яркий. Вот и взяла у подруги этот перстень в обмен. Под платье дочкино. Но перстень - не драгоценный. По-моему, металл - не серебро даже.
        Филипп взял перстень, повертел в руках, подошел к окну, рассмотрел камень на свет.
        - Как Агния себя чувствует? - Ангелина Михайловна внимательно наблюдала за каждым движением доктора. - Говорит, что лучше.
        - Да, вы знаете, положительная динамика налицо, - с воодушевлением заверил Филипп.
        Это было не совсем так. То есть совсем не так. Агния стабилизировалась в своем сумеречном состоянии, видимых улучшений не наблюдалось. Однако и хуже ей не становилось. А, как известно, болезнь отличается от характера и от акцентуированных состояний тем, что развивается. Так что можно смело утверждать, что стабильное состояние - это уже прогресс. Во всяком случае, матери так можно сказать с чистой совестью.
        - Сколько Агния еще здесь будет? - печально посмотрела на Филиппа Ангелина Михайловна.
        Доктор Воздвиженский молча развел руками.
        Ощущение беспомощности и какой-то непреодолимой обреченности не покидало Филиппа последнее время. Это хуже всего - когда знаешь, что надо что-то делать, а что именно - не знаешь. И еще - одиночество доводило до отчаяния. Филипп никогда не боялся одиночества - да и не было его в жизни. Воздвиженский легко сходился с людьми, его любили, к нему тянулись, друзей всегда была веселая ватага вокруг - и в школе, и в институте, в общежитии. А здесь… Нет, вот Зоя, тетя Рая, да хоть бы даже и Авдей - помогали доктору изо всех сил, можно даже сказать опекали. И все же, и все же…
        Филипп поколебался немного и позвонил Кузьмину. Тот обрадовался, как если бы они сто лет не виделись.
        Но Филипп почему-то сказал сухо:
        - Надо повидаться. По делу.
        - Надо - так надо, - несколько разочарованно пробасил Марат. - Слушай, а давай я тебя хоть в ресторан вытащу. У нас очень приличное одно есть заведение. А то ты все в сумасшедшем доме, да в сумасшедшем. Хоть на людей здоровых посмотришь.
        Только войдя в уютный, праздничный зал ресторана, Филипп понял, что и в самом деле живет не как все нормальные люди. Нормальные-то - хотя бы с работы уходят. Хотя бы идут туда-сюда: на работу - домой, из дома - на работу. А он, Филипп, как в темнице - с утра до вечера одно и то же.
        - О! - а что ты один? - удивился Марат.
        - А с кем мне быть? - удивился в ответ Филипп.
        - Ну, не знаю, Зою бы позвал…
        - Зою?! При чем здесь Зоя?!
        - Ладно, друг, не кипишуй! Считай, завидую.
        - Нет, подожди, при чем здесь Зоя?
        Марат засмеялся и хлопнул Филиппа по плечу.
        - То есть ты хочешь сказать, - изумлялся Филипп, - что все это видят? Что это так заметно?
        - А ты как думал?
        Филипп взвыл, схватился руками за голову.
        - Ну, ты чего? - расстроился Марат. - Радуйся!
        - Но ведь она моя подчиненная!
        - Это, да, - согласился Марат, - она ж с тебя теперь не слезет. Жениться придется, учти. Ты же порядочный? Порядочный! Значит, один у тебя, друг, выход - загс и Мендельсон.
        - Наливай! - в отчаянии выпалил Филипп. - И вообще, я другую женщину люблю. Я недавно это отчетливо понял.
        - Загсу это не помеха, - отрезал Марат, - окейек, беру над тобой шефство. Считай, что я теперь тимуровец, а ты - маратовец, - хохотнул следователь. - Все! Закрыли тему! А то правду говорят: мужики как соберутся - то все о бабах да о бабах.
        - А ты-то почему один? - спросил Филипп и тут же устыдился своей неделикатности.
        - А с кем я должен быть?
        - Ну, с женой, например.
        - Она меня не понимает. А что, нас все понимать должны? Давай выпьем за дружбу.
        Мягкий свет, совсем по-столичному тихая, приятная музыка, еда в меру жаренная - вкусная. Тетя Рая, конечно, хорошо готовит, но не по-ресторанному, нет. Все эти месяцы - пока Филипп работает и живет в отделении больницы - показались каким-то мороком, тем, что с Филиппом не должно было случиться, но, однако, случилось. Не то чтобы Воздвиженский был завсегдатаем увеселительных заведений с хорошей кухней, но все же в Москве Филипп жил какой-то совсем другой жизнью - радостной и беззаботной. Доктор Воздвиженский только сейчас понял, как он устал и вымотался. Да, «вымотался» - то самое слово.
        - Слушай, - неожиданно сказал Марат, - а как бы нам приспособить твою провидицу к раскрытию преступлений? Показатели в гору бы пошли. И нам хорошо, и твоя Агния при деле. А?
        - Ты с ума сошел? - Филипп не верил своим ушам.
        - А что такого? - удивился Марат.
        - Она - больной человек. А ты хочешь ее психику еще нагружать.
        - Но ты же говорил, что сомневаешься…
        - Я в диагнозе сомневаюсь. А то, что у нее психика нездоровая - не сомневаюсь. Ты много видел нормальных людей, которые картинки всякие видят непонятные, в будущее могут заглянуть? То-то и оно! Нет, моя задача - разобраться, что с этой Агнией Прохоровой происходит. И нагружать ее психику я не позволю!
        - Хорошо-хорошо, - легко пошел на попятную Марат, - как скажешь. Нельзя - так нельзя. Хотя, согласись, здорово бы было, - он в блаженстве закинул руки за голову, откинулся на спинку стула, зажмурился сладко. - Прихожу я на работу и уже знаю: там у меня сегодня грабеж, там квартирная кража. И только распоряжения раздаю: наряд туда, группу захвата - сюда…
        Филипп с улыбкой наблюдал за размечтавшимся следователем. Мечты уносят нас в прекрасное будущее, которому никогда не быть. И все же думать о хорошем лучше, чем… Чем что? Чем жить с неприглядным грузом реальности? Это очень хорошо - мечтать. Главное - вовремя остановиться.
        - Просьба у меня к тебе, - Филипп достал листок бумаги. - Вот по этому адресу, он в истории болезни значится, когда-то жила Елизавета Петровна Овчинникова, тысяча девятьсот сорокового года рождения. Она умерла в шестидесятых годах. Но может быть, кто-то из родственников остался? Конечно, они, скорее всего, не живут по этому адресу. И все же, может быть, их можно как-то найти?
        - Попробую, - солидно пообещал Марат.
        Не задал вопрос, зачем это Филиппу. Филипп сам рассказал про странные совпадения видений двух шизофреничек.
        - Одни и те же картины, представь себе. И везде - красный камень.
        Марат слушал внимательно, а потом отрезал:
        - Я не верю в совпадения.
        - В них никто не верит, - кивнул Филипп, - тем более - в такие.
        - …И? Твоя версия?
        - Понятия не имею. Нет у меня никакой версии. Мало материала для версии. Поэтому и хочу с родственниками поговорить, может быть, они что-то знают, какие-то факты, те, что остались за рамками истории болезни.
        - Как часто ты говоришь «может быть». Версия обязательно должна быть. А лучше несколько версий. Пусть они потом окажутся ложными. Но они должны быть!
        - Я подумаю, - согласился Филипп. - И еще, вроде, была похожая пациентка. Но это не точно, не буду тебе сейчас голову этим морочить. Профессор Аркадьев обещал мне кое-что выяснить. Тогда, может быть, - Филипп рассмеялся, - а что? «может быть» - не версия? Тогда, может быть, появится какая-то ясность. У тебя есть доверенный ювелир? Которому можно доверять? В семье моей пациентки говорят, что этот камень - ширпотреб, - Филипп протянул Кузьмину перстень. - Но мне кажется, что нет. Может, конечно, это вообще пластмасса. Но это точно надо знать, без подвоха. Достоверно! К тому же, учти, вещь чужая. Я должен перстень вернуть.
        - Сделаем, - коротко отозвался Марат.
        Филипп подумал и попросил:
        - Может же твой ювелир камень вытащить из перстня? Аккуратно? Так, чтобы потом обратно можно было бы вставить?
        Филипп и Марат долго в ночи провожали друг друга. То Марат Филиппа до больницы, то Филипп Марата - до знакомого зеленого дома. Потом они снова вместе шли к больнице. Хохотали беззаботно, как мальчишки. Горланили песни, переходили на шепот, спохватившись. «А память, мой злой властелин, все будит минувшее вновь! Ямщик, не гони лошадей!..»
        Легко было на душе.
        Вот только на крыльце отделения Филиппа ждала встревоженная тетя Рая.
        - Ее ищут, кукушонку нашу, - выдохнула она, - люди нехорошие, подозрительные.
        Глава 5
        Зарядили августовские дожди. Осень напоминала, что она придет, придет обязательно. Просто медлит пока. Флоксы в больничном саду еще вовсю цвели, наполняли воздух своим ароматом, но уже было видно - из последних сил радуются жизни. Тетя Рая собралась было домой, в легких сумерках шла по больничному саду, придирчиво отмечая недоделки - там не успели ветки срезать, сям плохо цветник пропололи, сорняки высятся. Завтра же «птенчиков» - на прополку! Трудотерапия - великое дело! Полезный труд отвлекает от страхов. Но интересный полезный труд, а не просто стены в отделении драить. Вот сад - самое оно. В саду всегда работенка найдется. Зимой - хуже. В прошлом году хорошо пошел мокрый батик. Лежала в отделении жена одного бизнесмена - расстарался, всех снабдил нужными красками и кусочками материи. Тетя Рая и сама умиротворенно улетала от всех забот, прикасаясь кистью к ткани, краски причудливо расплывались, своевольно выстраивались в затейливые узоры…
        - И что она, даже из палаты не выходит? - вдруг услышала тетя Рая.
        Остановилась, прислушалась.
        - Сидит как пришитая, - пищал в ответ Витька-алкоголик.
        Уж его-то голос тетя Рая сразу распознала, небось, по нескольку раз в день разговаривали. А вот кто спрашивал - не могла понять. Чужой какой-то?
        - А вы можете ее под каким-нибудь предлогом в сад вывести? В долгу не останусь.
        - Да под каким? Мы бы с дорогой душой. Но она вообще ни с кем в отделении не общается. Только доктор наш к ней заходит. И еще хирург из главного корпуса.
        Стараясь не обнаружить своего присутствия, тетя Рая подошла ближе.
        - О! Раиса Петровна! - заголосил второй алкоголик Вениамин.
        Мужик в черной бейсболке, беседующий с пациентами, злобно зыркнул в сторону санитарки, круто развернулся и быстро пошагал прочь вдоль аллеи.
        - Кто это? - кивнула тетя Рая вслед уходящей черной спине.
        - Да, - отмахнулся пискля Витька, - знакомый.
        - Он что ли вам вчера спиртное приволок?
        - Не, не, какое спиртное? - горячо запротестовали алкоголики. - Мы же ж и не пьем уже. Нам же ж на выписку скоро.
        - Вот так вот, - подытожила этот свой рассказ тетя Рая и напряженно застыла, ожидая реакции Филиппа.
        - Но почему люди? Почему подозрительные? Почему нехорошие? - спросил Филипп.
        - А что это он так быстро ушел? Как ветром сдуло, когда меня увидел. Добрые люди так не поступают. Поздороваются хотя бы. И лицо прятал. Под козырьком. Низко так кепку-то натянул.
        - А наши-то, Вениамин с Виктором, что говорят?
        - Что говорят? Врут, как дышат. Приятель, говорят. Какой такой приятель? И зачем нам тут их приятель? - все сильнее распалялась тетя Рая. - Водяру наверняка он принес. И зачем ему выманивать кукушонку в сад? Нет, не нравится мне это. Я потом к подруге в главный корпус зашла. Так наша-то кукушонка, эта Светлана Бабанова, огнестрел оперировала. Ее с огнестрелом привезли. О как!
        - И что? - не понял Филипп.
        - А то! Спрятали ее у нас, Шумейка этот спрятал. Думал, не найдут в психишке-то. А ее нашли!
        - Да нет, - растерянно выговорил Филипп.
        - Да да! - категорично заявила тетя Рая.
        Разволновавшаяся тетя Рая не пошла домой, на диванчике в ординаторской устроилась. Филипп все же не верил до конца в предрекаемую санитаркой опасность, однако спал урывками и чуть свет, еще до общей побудки отделения, побежал в главный корпус к хирургу Шумейко.
        Шумейко, как ни в чем не бывало, пил утренний кофе и болтал с медсестричкой. Филиппу обрадовался.
        - Поговорить надо, - сурово сказал Филипп.
        Деликатная медсестра выпорхнула из комнаты, и Филипп тут же накинулся на Шумейко:
        - Ты ее спрятал у нас, спрятал?
        - Кого? - удивился хирург.
        - Как ты мог?
        - Да что? - пораженный Шумейко испуганно таращил глаза.
        «С недосыпу, наверное, - подумал Филипп, - или нервы уже вконец расшатались? Что это я, действительно? Поддался тети-Раиной панике».
        - Бабанову свою ты попросил к нам в отделение пристроить, - стараясь сохранять спокойствие, объяснял Филипп, - а ее ищут. Какой-то человек, понимаешь? Ты ее у нас спрятал?
        - Да! Спрятал! - с вызовом выговорил Шумейко.
        - Но ее нашли!
        - Мне на операцию надо. Ночью целый автобус травмированных привезли после ДТП, - хирург стал суетливо собираться, подошел к раковине, помыл свою чашку, - кофе еще будешь?
        - Как ты мог? - Филипп внимательно следил за каждым жестом Шумейко, все больше и больше впадая в панику. - Ты моих больных подвергаешь опасности!
        - Филя, все в порядке!
        - В каком порядке? - взревел Воздвиженский.
        - У вас же отделение закрывается? На ключ? Чтобы психи не разбежались.
        - У нас сейчас нет буйных и социально опасных. Все открыто. Люди гуляют где хотят.
        - Так закрой отделение. Бабанова же из палаты не выходит? Не выходит. А в отделение они не сунутся.
        - Кто они? - Филипп пытался говорить ровно, выговаривать четко. - Кто они?
        - Я ее вечером обратно переведу, - не ответил на вопрос Шумейко. - Нет, даже раньше, закончу сейчас операции и переведу.
        По дороге к себе в отделение Филипп лихорадочно соображал, что делать. Панику поднимать не хотелось, внимание главного врача, вообще начальства, привлекать тем более было излишним. Леня Шумейко, конечно, гад. Пойти на вахту, попросить записи камер наблюдений вчерашнего дня? Какой-то предлог нужен, охрана наверняка доложится вышестоящим начальникам, что доктор Воздвиженским записи просил… И что это даст, видеонаблюдение? Заходил кто-то на территорию больницы - это еще не криминал… Марату рассказать? И как тот отреагирует?
        Зашел к Бабановой в палату.
        - Светлана Максимовна, у вас телефон есть? Вы кому-нибудь звонили, говорили, где вы?
        Бабанова испугалась, пролепетала:
        - Нет, никому…
        Филипп попросил Авдея закрыть отделение на ключ и решетку. Но ведь это черт знает что! Люди на осадном положении!
        - Когда Бабанову заберут? - спросила встревоженная Зоя.
        Только что на работу пришла, а уже в курсе, что в отделении ЧП. Небось тетя Рая накрутила.
        Новенький прибыл. Парня из военкомата прислали - на освидетельствование - явно «косил» от армии. Но доктор Воздвиженский все же принял его на стационарное обследование. Во-первых, сразу диагноз ставить или отвергать - непрофессионально. А во-вторых, если человек не хочет в армию - так такому человеку там и не место. Филипп вовсе не был пацифистом, с удовольствием посещал военную кафедру в институте, надо было бы - и служить пошел. Но как потенциальному дезертиру оружие доверить? Вот только понимает ли парень, что лучше год отслужить, чем иметь «белый билет» на всю оставшуюся жизнь? Вопрос. Большой вопрос.
        Зоя порхала - от палаты к палате, таблетки разносила. Филиппу стыдно было смотреть ей в глаза. Попался на провокацию Шумейко - и вот, пожалуйста. Если бы шумейковская афера с огнестрельной пациенткой произошла до того - Филипп бы уже знал, на какие провокации способен Шумейко. Ни за что не поддался бы. Но Филипп был открыт людям, ему мерещилось, что все они почему-то непременно хотят ему добра… А это не так. Не всегда так…
        «Чипированная» Варвара Кузнецова была сегодня на удивление спокойна. Говорила только о доме, о том, что за «этим лежанием» огурцы не засолила на зиму. Но капусту еще успеет заквасить, да, доктор? На выписку пора?
        Алкоголиков-то точно надо выписывать. Белая горячка прошла. Что им здесь, в отделении, делать?
        Филипп в ординаторской готовил справки о выписке, когда с круглыми глазами прибежала Зоя:
        - Там Прохорова опять обострилась…
        Агния была явно не в себе. Волосы всклокоченные, взгляд застывший, линия губ искривлена мучительной судорогой.
        - Убьют, сегодня убьют…
        - Кого, Агния? - Филипп постарался говорить как можно спокойнее, но сердце заходилось нехорошим предчувствием. - Агния, кого?
        - Он заходил к нам недавно…
        - Кто? Скажите, Агния!
        Агния заметалась по комнате, и Филипп кивнул Зое: придется колоть психотропное.
        - Вы опять мне не верите, - в отчаянии выкрикнула Агния.
        - Верю. Скажите, что я могу сделать? Чем я могу помочь?
        - В саду, в нашем саду, здесь рядом…
        Доктор Воздвиженский лихорадочно соображал, что он может предпринять. Отмахнуться от видений Прохоровой уже невозможно - ее предсказания сбываются, как показала практика.
        - Агния, расскажите подробно… Что вы видите?
        Агния подошла к окну и попыталась выломать решетку. Лепетала что-то несвязное, невозможно было разобрать ни одного слова. Больную нельзя было оставлять в таком состоянии - приступ психоза чреват самыми непредсказуемыми последствиями. Придется колоть. Филипп еще раз кивнул Зое. Медсестра приблизилась к пациентке со шприцом в руке. Агния обмякла и покорно подставила руку.
        - Чем я могу помочь? - еще раз спросил Филипп.
        - Это все ближе и ближе…
        - Что «это», Агния?
        Агния молчала, содрогаясь от дрожи, безумие светилось в ее глазах. И вдруг проговорила совершенно чужим, низким голосом:
        - У меня были итальянские картины. Они висели в гостиной. Полная гостиная итальянских картин…
        Доктора Леонида Вадимовича Шумейко нашли к вечеру. Он сидел на скамейке в саду больницы - словно присел передохнуть после операций и вот сейчас встанет, начнет снова балагурить и острить. Но ножевое ранение в сердце не оставляло ни одного шанса на жизнь.
        Марат Кузьмин расхаживал по ординаторской психиатрического отделения районной больницы. Он уже успел допросить «кукушонку» Светлану Бабанову, персонал больницы, дать задание операм отсмотреть записи камер наблюдения за несколько дней. И теперь, вроде, уже собирался уходить - сегодня следователь Кузьмин сделал все, что было в его силах. Но что-то держало его в этих стенах. И вовсе даже не дружеское расположение к доктору Воздвиженскому.
        - Я должен с ней поговорить! Ты должен дать мне возможность с ней поговорить! - упрямо повторял Марат.
        А Филипп в сотый раз объяснял, почему это невозможно:
        - Она больной человек. В любом случае ее показания не могут иметь никакой юридической силы. К тому же мы ей ввели сильнодействующий препарат несколько часов назад. Она спит. И вообще, ее нельзя волновать…
        - Хорошо. Завтра?
        - Нет! Это невозможно! Она - сумасшедшая, пойми ты это!
        - Ничего себе сумасшедшая! Про Лизку мою просекла, про приезжего этого Стаса, сам говорил, пожар увидела. А теперь этого вашего Шумейку.
        - Я тебе рассказывал. У нее помутнение сознания. Она иногда прорывается куда-то. Видит что-то. Но эти видения - плод больного мозга. Ее нельзя допрашивать. Она погружена в другой мир. Здоровым людям туда нет хода.
        - Хорошо, - сдался, наконец, Марат. - Я приду завтра. Прохорова эта твоя завтра проснется? Я просто с ней поговорю. Представь меня, ну, не знаю, коллегой своим…
        Марат, наконец, ушел. В отделении царили уныние и тревога. Следователь Кузьмин выяснил, что Светлану Бабанову доктор Шумейко, действительно, неделю назад оперировал по поводу огнестрельного ранения в плечо. Однако в полицию не сообщил, как это положено в таких случаях. Бабанову доставил в больницу муж, он же и ранил по пьянке. Махал-махал Макаровым - домахался. И пострадавшая, и муж умоляли не сообщать о ранении в правоохранительные органы. Доктор Шумейко и не сообщил, проявил, так сказать, преступный гуманизм. И что, за это убивают?
        Главный врач больницы рвал и метал. Еще бы! Такие ЧП. И об огнестреле больница не поставила в известность соответствующие органы, а сейчас вообще - убийство на территории. Но не главврач же убил подчиненного за нарушения правил? Конечно, нет. А кто?
        Филипп без сил добрался до своей комнаты. В темноте мигал экран компьютера - пять писем. Два от мамы, одно от Ники, от приятеля и письмо от профессора Аркадьева. Филипп прочел мамины новости, приятельские подбадривания и пожелания «держаться на чужбине», Никино письмо стер, не читая, и с трепетом открыл сообщение от Аркадьева. Профессор писал, что переговорил с сыном Германа, что тот что-то помнит об интересующем Филиппа деле, но смутно. «Будешь в Москве - сам расспросишь». - «Куда я поеду, когда тут такое?» - подумал Филипп и забылся тяжелым, беспокойным сном.
        Следователь Марат Кузьмин был не из тех людей, от которых легко было отделаться. Уже в 8.00. он звонил в дверь психиатрического отделения и даже слегка попинал ее ногой, поскольку, как ему показалось, слишком долго не открывали.
        - Все еще спят, - вытаращился на раннего посетителя Филипп.
        - Ничего. Я подожду!
        - У меня выписка сегодня…
        - Ничего! Я тут пока чай попью. Кстати, если ты думаешь, что я приперся с ранья допрашивать твою дражайшую пациентку - ты глубоко и всестороннее ошибаешься. Ты меня просил - я сделал! - Кузьмин торжественно выложил из кармана коробочку. - О, глянь! Ювелир как все оформил. Говорит, камень не простой. И вовсе даже не пластмасса. Натуральный рубин. И старинной огранки. Допотопной какой-то. Очень старый.
        Филипп чуть не кинулся следователю на шею от радости, но все же сдержался, а только кивнул и сухо выговорил «спасибо». Марат хмыкнул.
        - Но и это еще не все! - возвестил торжественно.
        - Не томи! - выдохнул Филипп.
        - Я, разумеется, чужд этой жлобской формуле: ты - мне, я - тебе…
        Марат замолчал, мрачно разглядывая доктора.
        В ординаторскую забежала Зоя, окинула раннего гостя недоуменным взглядом, хмыкнула, сгребла лоток с таблетками, степенно удалилась. Тетя Рая зычно собирала пациентов на зарядку. Персонал постепенно подтягивался на трудовую вахту. Рабочий день начинался. Авдей вышел из своего закутка и тяжелой своей походкой прошел по коридору. А Марат и Филипп все молчали.
        Кузьмин не выдержал первым:
        - По тому адресу, который ты мне дал, проживает, по всей видимости, племянница твоей Овчинниковой. И даже телефончик имеется, зарегистрированный на некую Овчинникову Елизавету Михайловну.
        Марат протянул лист бумаги, Филипп взял его бережно, положил на стол.
        - Что взамен? - настороженно спросил.
        Кузьмин развалился на диване, распростер на его спинке руки, как крылья.
        - А ничего. Представь себе, ничего. Просто я привык исполнять просьбы друзей. И все. Только и всего, представь себе.
        - Если ты немножко здесь еще посидишь, - подумав, сказал Филипп, - я зайду к Агнии, посмотрю, как она себя сегодня чувствует.
        Пообещать-то пообещал, но всячески старался оттянуть момент визита настырного следователя к пациентке. Нет, не надеялся, что «само рассосется», но сначала выписал алкоголиков, сухо попрощался с ними. Вернутся, и очень скоро - опять со своими чертиками по стенам. Попрощался с «чипированной» Варварой Кузнецовой, всучил ей свою визитку - «Если что, какие сомнения - звоните, не стесняйтесь…» С тяжелым сердцем, наконец, зашел к Прохоровой.
        - Агния, с вами тут поговорить хотят…
        - Следователь? - неожиданно радостно спросила Агния.
        - Если вам неприятно…
        - Нет, - быстро сказала Прохорова. - Почему мне должно быть неприятно?
        - Как скажете, - почему-то разозлился доктор Воздвиженский.
        И подумал: «Не только на Востоке все не так, как кажется…»
        - Я Прохорову предупредил, что с ней следователь хочет поговорить. Только прошу тебя, без этих вот твоих «в глаза смотреть», «правду говорить»… Пойми, у нее действительно не все в порядке с головой.
        Кузьмин кивал покорно, решительно бравым шагом промаршировал в палату, но, увидев Агнию, стушевался.
        - Зашел сказать вам спасибо. Надо бы было раньше, но вон доктор не велит беспокоить… - Марат запнулся, не хотел произносить слово «больную», но другого не нашел. - Спасибо вам, Агния, вы практически спасли мою Полинку. Теща, знаете, на секунду отвернулась…
        Агния робко улыбнулась:
        - Если бы я могла… Я бы всех спасла… Но почему-то не все вижу. Вернее, непонятно, почему одно вижу, а другое - нет. Меня и Филипп Алексеевич спрашивал: почему? А я не знаю. Сама не знаю… Но я рада, что смогла помочь… Хоть кому-нибудь…
        Кузьмин и Агния молчали и улыбались друг другу. Да так, что Филиппу стало неловко, захотелось уйти, оставить их одних, таких улыбающихся и лучезарных. «А вдруг Марат сейчас начнет ее пытать? Морально, в смысле. Нет, надо быть настороже!»
        - Ххе-кхе, - кашлянул Филипп, чтобы напомнить этим двоим о своем существовании, возможно, и лишним в данный момент, но профессионально оправданном.
        Агния посмотрела на доктора своими дивными янтарными глазами и удивленно произнесла, не стирая с губ улыбку:
        - Вы что-то хотели сказать, Филипп Алексеевич?
        Доктор небрежно махнул рукой: нет, нет, беседуйте.
        Однако молчание затягивалось. Марат только пялился на Агнию, как на чудо чудное, клоня голову то налево, то направо.
        Филипп, наконец, не выдержал, подошел и легонько похлопал Кузьмина по плечу: мол, алле, что спросить-то хотел? Спрашивай!
        Марат очнулся.
        - Агния, - начал он, - как вы и предсказывали - было совершено убийство. Убили доктора Шумейко. Вы не могли бы… вы не попробовали бы… вы не могли бы попробовать снова войти в это состояние, в котором видели это убийство. Нет, я понимаю, - Марат молитвенно сложил руки на груди - ладошка к ладошке, - что это, вероятно, тяжело для вас и, может быть, даже болезненно. - Марат кинул настороженный взгляд на Филиппа, но поскольку тот оставался спокойным, продолжил: - Это важно, сами понимаете, очень важно.
        Агния встала, подошла к углу палаты, поманила Марата за собой.
        - Вот, смотрите, - показала на аккуратную паутину, - у паука все идеально с мыслительным процессом. Посмотрите, какая симметрия! Какой порядок в мыслях! А мои мысли - разбегаются. И почему они такие разные? А еще говорят, что мысли материализуются. Но которые из них? Все же не могут все мысли подряд материализовываться? Вот, да. Задаюсь этим вопросом. Думаю об этом.
        - Какая эта Агния красивая! - задыхаясь от восторга, говорил потом Марат. - Дива! Дива!
        Филипп подумал, что ничего особенного в Агнии нет, но промолчал. В принципе симпатичная, конечно.
        - Вы вообще на бюллетени, - Зоя кивнула на перевязанную руку. - Вечером в четверг поедете, в понедельник утром вернетесь. Никто и не заметит. Пациентов у нас сейчас мало, в пятницу никого не привезут.
        - А если буйного какого-нибудь?
        - А если буйного - тогда перед главврачом встанет вопрос: почему в отделении один доктор, которому и заболеть нельзя? Это что еще такое? Филипп Алексеевич, даже не думайте. Надо ехать - поезжайте. Мы с тетей Раей на хозяйстве останемся - все будет хорошо!
        …Как хорошо было дома. Тепло маминых рук, отцовские сдержанные объятья. Знакомые запахи, вещи, до боли родной вид из окна, старая липа заслоняла свет, врывалась в дом всеми своими листьями и фитонцидами, стучала ветками в стекло. Репродукция Модильяни на стене, кто-то из благодарных пациентов подарил отцу, и картина так и прижилась - очень девушка на ней была на маму похожа: то же вытянутое лицо, длинная шея, то же редкое сочетание детскости и взрослой мудрости.
        И чего Филиппа занесло в даль дальнюю? В городе, где он родился, тоже есть больница, а в ней психиатрическое отделение. И врачей всегда и везде не хватает.
        Да, но тут мама, папа и куча их знакомых докторов. Опять опека. Но ведь и сейчас без опеки не обходится - теперь, вон, Кузьмин шефство над Филиппом взял. Такая, видно, карма у Филиппа - не оставаться без попечения.
        - А теперь рассказывай! - родители вполне параллельно и симметрично подперли кулачками подбородки, приготовились внимать сыну, переглянулись и рассмеялись.
        Убийством Шумейко не стал родителей грузить, разволнуются, ни к чему это. Про будни отделения, про Агнию Прохорову, конечно, поведал. Про странные совпадения ее галлюцинаций с галлюцинациями пациентки профессора Аркадьевна, о прозрениях, которые Агнию иногда посещают, про то, что никак не может поставить точный диагноз и вообще не понимает, что с пациенткой Прохоровой происходит. Как и почему она иногда видит будущее?
        - Существует некий парадокс в попытке объяснить рационально, что такое интуиция, - покачал головой отец. - Есть масса примеров, когда решения принимаются врачами чисто интуитивно. А что такое интуиция? Это мышление вне анализа причинно-следственных связей. Другой способ мышления, не тот, к которому мы привыкли, к которому склонны большинство людей.
        - Да, - горячо поддержал Филипп, - это «другой способ мышления», она, Агния, в смысле пациентка моя, она мыслит совершенно по-другому… Но это с ней случилось вдруг. Она до двадцати лет была совершенно обычной девушкой, училась… Правда, стихов много знает. Но ведь это совершенно нормально, естественно для будущего филолога. И вдруг - наваждение. Видения, прозрения эти…
        - К ее сознанию что-то добавилось, - сказала мама.
        - Но почему? И как? Каким образом? - Филипп сто раз задавал себе эти вопросы, но ответов не находил.
        - Ты уверен, что это все же не шизофрения?
        - Предположим, шизофрения, - рассуждал Филипп, - но сознание Прохоровой явно прорывается в какую-то иную реальность, в другое время. Ее видения связаны с прошлым, Агния уверяет, что она была в этом прошлом, сама была. Вернее так: она знает, что это было. А то вдруг - не всегда, но вдруг она начинает видеть трагические события в будущем, причем эти события действительно происходят! Ее предсказания сбываются. И вот еще вопрос: почему она видит одно и не видит других катастроф, которых миллион, разумеется, на свете?
        - Вот здесь ты точно клубок не распутаешь, - сказал отец, - и даже не тяни за эту ниточку - бесполезно. Почему видит одно и не видит другое? Мы тоже не все видим. И это обычное наше состояние. Два человека опишут эту комнату, но опишут по-разному. Здесь как раз все в норме. Если вообще можно искать норму в состоянии твоей пациентки. Рациональное мышление отличается тем, что оно действует по правилам. Но эта правильная схема, однако, требует довольно длительных рассуждений. Нам часто недостает информации, чтобы из нее получить достоверные логические выводы. И вот тут на помощь приходит интуиция. Ее простенькие схемы при недостатке информации и при малом времени позволяют быстро получить результат. Это потому, что процесс мышления протекает не под контролем сознания.
        - Какие схемы могут быть у интуиции? - мама подлила всем чай. - Интуиция - это стихия неуправляемая. Как высший разум рассматривалась еще в античные времена. Платон с его теорией «вспоминания» врожденных идей. Спиноза выводит первую черту интуитивного знания - независимость от умозаключения и доказательств.
        Мама была дивно хороша, совсем не старела, глаза блестели по-молодому. Филипп смотрел на нее с восхищением и нежностью. Отец, кстати, тоже. Мир да любовь царили в этом доме. «Будет ли у меня когда-нибудь свой такой же теплый дом? Построю ли я когда-нибудь такой же теплый дом?» - подумал Филипп.
        - Конфликт между интуицией и рациональным всегда есть, - говорила мама, - и здесь он налицо. Возможно, твоя Прохорова прекрасно осознает этот конфликт. Потому ее так и «колбасит».
        - Интуиция, если понимать ее научно, носит собирательный характер, - напомнил отец.
        - Можно ли вообще научно объяснить интуицию? - пожала плечами мама. - Научно можно объяснить только то, что повторимо. А интуиция? Она у каждого человека своя. И в каждый отдельный момент проявляет себя по-разному. Пестрая субстанция, неуловимая.
        С интуиции плавно перешли на необъяснимые, с точки зрения науки, случаи исцеления безнадежных больных, которых у двух врачей с многолетним опытом было предостаточно на памяти.
        Отец разволновался, широкими шагами ходил по комнате, припоминая совершенно антинаучные, не поддающиеся никакому логическому объяснению неожиданные повороты в болезнях своих пациентов.
        - Леша, угомонись, - ласково проворковала мама, - каждый врач знает, что, помимо вульгарных печенок и селезенок, есть еще дух. Дух человеческий. Его, конечно, in vitro[12 - In vitro (лат.) - В стекле. Технология экспериментов, когда опыты проводят «в пробирке» - вне живого организма.] не получишь и не повторишь. И все же нет другого выхода - приходится опираться на науку. На научно доказанные системы. Иначе настанет хаос и всеобщая растерянность. Всякое лечение с чего-то надо начинать. И, разумеется, не с интуитивного, а с вполне научно доказанного знания.
        Отец рассмеялся:
        - Суха, мой друг, теория везде, а древо жизни пышно зеленеет[13 - «Фауст» И. Гете.].
        Филипп смотрел на родителей, слушал их речи, и уверенность в своих силах наполняла его. Как все же важна поддержка дома.
        Филипп еще из своего Сопрыкина заранее созвонился и с Германом, и с племянницей Овчинниковой Елизаветой Михайловной, даже передал список вопросов по «мылу». Но он был неполный, этот список.
        У племянницы Овчинниковой сохранились дневники тетки! Настоящая удача!
        - Вы читали эти дневники? - Филипп бережно взял три тетрадки.
        - Честно говоря, нет. Мама мне о них рассказывала, очень ими дорожила. Мама очень сестру любила. Даже меня назвала в ее честь Лизой. Говорят, ведь плохо называть в честь покойников?
        - Называют в честь святых, - сказал Филипп и внимательно посмотрел на Елизавету.
        Красивая женщина. Еще совсем не старая. Стильная, короткая стрижка, яркие губы, глаза тоже выразительно подкрашены. Но нервные движения, голос сдавленный какой-то.
        - Но вы ведь вернете дневники? - не глядя Филиппу в глаза, спросила Елизавета. - И зачем они вам?
        - Я объяснял…
        - Да, я помню, что-то связано с болезнью… Это у нас наследственное…
        - Вы плохо себя чувствуете? - насторожился Филипп.
        - Почему вы спрашиваете?
        - Вы заговорили о болезни…
        Елизавета смотрела в сторону, но вдруг молниеносный взгляд в глаза:
        - Это вы заговорили.
        И Елизавета, не попрощавшись, резко повернулась и пошла, помахивая сумкой.
        Мелькнула мысль: «Может, и вправду наследственное? Наследственное психическое недомогание? А я нафантазировал себе бог весть что?»
        Владимир Федорович Герман жил в старой профессорской квартире, насквозь пронизанной старорежимностью бытия - антикварный резной буфет, тяжелые кресла, огромный обеденный стол с объемными ножками, книги за граненым стеклом… «Неужели и мой дом, дом моих родителей когда-нибудь покроется такой старомодной, архаичной патиной?» - пронеслось в голове у Филиппа. Это была не пыль - патина на некогда блестящем серебре. Благородная, но все же свидетельствующая о давно ушедшей жизни. О проходящей жизни.
        Редкие седые волосы, старческая «гречка» на лице и руках, монументальный высокий старик с острым взглядом ярких, совсем не выцветших синих глаз.
        - Помню прекрасно эту пациентку отца Евдокию Носову, по рассказам отца, разумеется. Я ведь поздний ребенок. Процессу лечения свидетелем не был. Носова отцу моему жизнь спасла однажды. Отец ее часто вспоминал, называл юродивой. Знаете, такое старославянское слово - «юродъ» - дурак, безумный. Юродивая-то юродивая, но только она потом стала известным математиком. Доктором наук, по-моему, даже.
        - Так она вылечилась? - удивился Филипп.
        - Не знаю, насколько она вылечилась, - улыбнулся Владимир Федорович, - по мне - так все математики немножко того, а уж если женщина-математик - это однозначно что-то из области необыкновенной мозговой деятельности. Да, юродивой отец ее называл. Считается, что у юродивых есть дар пророчества, что они обладают особым духовным прозрением, великой мудростью, которую получили в награду за попрание простого человеческого разума. Юродивых на Руси испокон века чтили. С точки зрения современной психиатрии - кто они были - шизофрениками?
        В памяти Филиппа всплыл только один юродивый - из «Бориса Годунова»: «Нельзя молиться за царя Ирода - Богородица не велит». Да еще Ксенья Петербургская. И, конечно, храм Василия Блаженного.
        - Да нет, пожалуй, не шизофреники, - сказал Филипп, - но с точки зрения современного рационального человека, слабоумные, конечно.
        - Вот именно: с точки зрения современного человека! - воодушевился отчего-то Герман-младший. - Помните, предсказание юродивого Александру Второму? «И умрет в красных сапогах». Откуда он мог знать? Не мог ведь. А знал! Блаженный! «Провидцы сердец и мыслей человеческих», как о юродивых говорил еще Иван Грозный. И что за Александром смерть будет шесть раз приходить - тот юродивый тоже знал. Откуда? Там с Александром Вторым вообще много всякого мистического случалось. Одного послушника даже в сумасшедший дом отправили - тоже про ноги кричал, с раскаленной кочергой к портрету Александра кинулся: «У царя кровь течет, надо прижечь, а то царь кровью изойдет…» Вот откуда все это?[14 - Александр II был смертельно ранен (ему оторвало ноги) во время седьмого покушения на жизнь царя.] Три раза ведь императору одно и то же предсказывали. Об этом и наставник его, знаменитый Василий Андреевич Жуковский в мемуарах писал. И все ведь сбылось. Так-то вот.
        - Вы говорите, Носова вашему отцу жизнь спасла, - напомнил Филипп.
        - Да, представьте, вцепилась однажды в него: «Не надо ехать, не надо…» И откуда только узнала, что отец в Петроград должен был тем вечером ехать? Тот поезд потерпел крушение…Отец никогда не был суеверен. Но тут вдруг поверил. И не поехал.
        - Может быть, поверил, потому что Носова уже и раньше предсказывала что-то? И все сбывалось?
        - Вы знаете, может быть, вполне может быть. Потому что на отца это совсем было не похоже - свои планы отменять.
        - Как все же Федор Владимирович лечил эту пациентку? - с тоской в голосе спросил Филипп. - Совсем ничего не помните?
        - Что-то всплывает в памяти… «Обратный отсчет, обратный отсчет…» Но что это значит? Я ведь не пошел по стопам отца, никогда не увлекался и не занимался психиатрией…
        Филипп горестно кивнул:
        - Носова эта, так и потерялась потом из вида?
        - Евдокия Носова с отцом одно время даже общалась. Но потом как-то пропала. Видимо, и отец был весь в делах, и Дуся. А может, неприятно ей было вспоминать - психушка все же нерадостное место. Дом скорби, как-никак. Умалишенные - это люди, которые не выдержали душевную боль, эту боль хочется забыть.
        - А про красный камень вы что-нибудь слышали?
        - Конечно! Красный камень, красный камень. Этот камень часто присутствовал в галлюцинациях Носовой. И отец рассказывал какую-то длинную историю про то, что этот камень, действительно, был в реальности, как этот камень попал в семью Носовых. Каким-то очень странным образом. Это отца поразило в свое время. Отец тогда много разговаривал с родителями Дуси, они были еще живы.
        - Что за история? - вспыхнул Филипп.
        - Очень смутно помню, - сокрушенно проговорил Владимир Федорович. - Помню, она была какая-то заковыристая, полуреальная. Какой-то предок Носовой был солдатом. Откуда-то привез оплавленный кусок серебра, так и хранилось это серебро в сундуке. Кто-то решил переплавить, что-то сделать из этого куска, нагрели, только стали нагревать, а внутри камень оказался. Представляете?
        - Владимир Федорович, - взмолился Филипп, - может быть, в записях вашего отца остался адрес этой Носовой? Телефон?
        Герман пожал плечами:
        - Попробую поискать. Но столько лет прошло. Жива ли она?
        - Может быть, родственники остались? Мне важны любые подробности ее жизни, любые.
        - У математиков надо спросить. Они ее наверняка знают. Или знали, во всяком случае. Она даже, вроде, какую-то теорему заковыристую разгадала… Да, отец говорил «обратный отсчет». И еще: «Лечи подобное подобным». Но это же общей принцип, да? Общий принцип гомеопатии.
        Окрыленным вышел Филипп из дома Германа-младшего. Есть материал для анализа! Есть ниточки, за которые можно потянуть! Бродил по Москве, соскучился по этому городу. Очень хотелось позвонить Нике, может быть, даже повидаться с ней. Но Филипп удержался. «Если ты хочешь, чтобы у тебя был такой же дом, как у твоих родителей, - твердил сам себе, - ты должен искать другое, другое…»
        Филипп пытался вспомнить строчки: «Как жаль, что я не стал… как жаль, что ты не стала…» Нет, не складывалось. Надо у Агнии спросить, она вспомнит наверняка[15 - Имеется в виду стихотворение И. Бродского: «Как жаль, что тем, чем стало для меня Твое существование, не стало мое существованье для тебя…».].
        Глава 6
        В поезде Филипп всю ночь ворочался: рука болела, и не давали покоя дневники Лизы Овчинниковой - три тетрадки в линейку. Читать их немедленно Филипп не мог - соседям, сладко похрапывающим, свет мог бы помешать. Филипп только мельком, пока ждал поезд, заглянул в заветные тетрадки. Круглый, почти ученический почерк. Елизавета Овчинникова умерла в двадцать семь лет, три года до этого промаявшись в психиатрической лечебнице. Судя по ее истории болезни, страшно мучилась своими галлюцинациями, сознанием, что больна.
        Дождливое утро. Дорога в лужах. Холодно, как поздней осенью.
        «А ведь будет еще и зима, - грустно думалось Филиппу, - лужи подернутся льдом. Снег пойдет. Снежинки - это кристаллы. Будет и лед - «кристалус» по-гречески «лед». Это уже потом такой же принцип сложения атомов заметили и в драгоценных камнях, потом, существенно позже. Но принцип образования кристаллов льда и драгоценных камней - одинаковый. Атомы определенным образом притягиваются. Но почему именно так, а не по-другому? По законам природы так притягиваются. Но почему они такие, именно такие, эти законы? Целая ведь наука есть - кристаллография - изучает кристаллы, их структуру, условия их возникновения. В кристаллах камней атомы расположены периодично. У снежинок все по-другому. Нет двух одинаковых. Овчинникова увлекалась геохимией, законами распределения на Земле химических элементов, способами сочетаний и миграции атомов в ходе природных процессов.
        Все же в этом есть тайна - в том, как все устроено в природе. Наука иногда не может объяснить - почему именно так, а никак иначе. Например, кристаллы снежинок и льда - чудо настоящее. Просто мы к этому чуду привыкли, видим часто. Но ведь встречаются и редкие чудеса. Уникальные!
        Кристаллы - идеальны. Почему-то говорят: линия судьбы. Но судьба не линейная, тем более не плоская. Судьба больше похожа на кристалл. На соединение в определенном порядке притягивающихся друг к другу элементов - иногда красиво выстраивающихся, иногда безобразно, бывает, что и хаотично. Как выстроятся атомы моей жизни? Все мои мысли, поступки, люди меня окружающие? Как будет выглядеть кристалл моей судьбы?»
        Филипп бодро шагал под моросящим дождем, перекинув лямку сумки через здоровое плечо. Лямка все время съезжала, и поправлять ее больной рукой было страшно неудобно. «Тяну лямку, - усмехнулся про себя Филипп, - как могу, подбадриваю свой кристалл…»
        В отделении царили тишина и покой. Тетя Рая заглянула в ординаторскую, кивнула обыденно. Авдей как всегда был равнодушно-молчалив. И только Зоя обрадовалась Филиппу. Не кинулась, конечно, на шею, но подошла близко-близко.
        - С возвращением, Филипп Алексеевич, - сказала ласково и со значением.
        И побежала куда-то по своим медсестренским делам.
        Как и не соскучились, как будто Филипп и не отсутствовал три дня, не уезжал никуда. Даже обидно стало. Получается, что он, Филипп - что есть здесь, а что его и нет.
        Первым делом зашел к Агнии. И первое, что увидел - букет цветов на тумбочке у кровати.
        Агния улыбнулась, перехватив настороженный взгляд доктора:
        - Ваш друг принес. Он - хороший.
        - Вы ему стихи читали? - быстро спросил Филипп.
        - Нет… а почему вы спрашиваете?
        - Как самочувствие? - вместо ответа спросил Филипп.
        - Бодрое! - рассмеялась Агния. - А вы что такой напряженный сегодня, Филипп Алексеевич? Тревожный?
        Филипп довольно зло выговорил Зое: зачем пустила к пациентке постороннего?
        - Какой посторонний? - удивлялась медсестра. - Это ж Марат, следователь.
        - Вы тут все полгорода знаете, и что теперь? Всех пускать?
        - Почему полгорода? Всех знаем…
        Филипп вспомнил свой подмосковный городок. Там почему-то не все друг друга знали, совсем даже. Разобщающее влияние близкой столицы? Многие ездили в Москву на работу - два с половиной часа туда, два с половиной - обратно. Здесь же, в городке Сопрыкино, все жили герметично, все друг с дружкой были знакомы так или иначе. «Не разовьется ли у меня здесь клаустрофобия?» - мелькнула мысль, но Филипп отогнал ее, впрочем, отметив, что становится мнительным. А гармоничный человек не должен… «Ах, Филипп, тебе до гармоничного человека еще расти и расти…»
        Алкоголика Вениамина привезли обратно с острым алкогольным психозом. Недели не прошло. Вениамин ловил чертей по углам, смотрел непонимающим взглядом. Жена говорила, что еще и с ножом на нее бросался.
        - А Витька держится пока, - сказала тетя Рая, - видела его вчера в магазине. Квас покупал.
        - В квасе, кстати, тоже градус есть, - обронила Зоя и сделала Вениамину угол.
        Бедолага затих, сложился пополам на кровати.
        «Сизифов труд», - брезгливо подумал Филипп. И тут же ему стало стыдно от этой своей пренебрежительной брезгливости: человек ведь все же, и больной человек.
        «Суицидная» Людмила Заворотова рассеянно смотрела в окно, обернулась, когда вошел доктор. Глаза грустные, но все же исчезло тревожное выражение лица. Но грусть-то осталась. Филипп и раньше пытался расспросить пациентку о причинах суицида. Видимо, какая-то была личная драма. Что еще может случиться с молоденькой девушкой? Но Людмила упорно молчала, а Филипп не хотела на нее давить. Но разобрать ситуацию не мешало бы. Хотя бы в целях профилактики.
        - Людмила, как самочувствие? - бодро спросил Филипп.
        Людмила посмотрела на доктора с ужасом.
        «Мажор-то свой убери фальшивый. Человек пережил сразу два потрясения: первое - то, что привело к попытке самоубийства, второе - решиться умереть и не умереть - еще какое потрясение. А тут ты со своей веселостью неуместной».
        - Извините, - пролепетал смущенно доктор Воздвиженский, - я сейчас только с поезда… Просто рад, что вернулся… Рад всех видеть, то есть…
        «Филипп, ты совсем идиот! Рад он всех видеть! В сумасшедшем доме!»
        - Извините, - повторил Филипп, - я еще зайду сегодня…
        Елизавета Овчинникова описывала каждый свой день. Хоть пару строк, но оставляла на память о прожитых сутках. Что было в этом желании запечатлеть свою жизнь? Сохранить на память все детали бытия? Сила воли, как минимум. Филипп всю жизнь мечтал писать дневник, несколько раз даже порывался - заводил красивую тетрадь, писал дня два-три. А потом благополучно забывал, бросал затею. Поэтому испытывал особое благоговение перед людьми, которые каждый день - что бы ни случалось - фиксировали моменты своей жизни.
        Первая любовь, какой-то парень по имени Коля, любимая младшая сестренка, родители, выпускной вечер в школе, институт… Филипп добросовестно вникал в подробности, важные только для неведомой юной девушки.
        И вот важное, наконец! «Сегодня первый день моей первой экспедиции, - писала Елизавета, - и сразу «место силы», как его называют отдельные несознательные граждане! Местные жители рассказывают всякие чудеса про эту гору и окрестности ее подножья. Якобы здесь и оборотней видели, и сияния таинственные в небе. От нашего Захара, который здесь уже побывал, тоже слышала всякие сказки. Как тут людей буквально вихрем закручивает какая-то неведомая энергия, как они потом подолгу не могут в себя прийти и толком ничего рассказать не могут, что с ними было. Я готовилась почувствовать что-то сногсшибательное. Но ничего такого не было. Да, красивое место. Изгиб реки, разнотравье берегов, величественная гора. Наверное, от этой красоты что-то и происходит в голове».
        Через несколько страниц опять про это место силы. «Сегодня после работы пошли к горе. Захар уверяет, что здесь его наполняет энергия. А я за день так устала, что не мешало бы наполниться силой. Но я опять ничего такого не почувствовала. Видимо, действительно, людей волнуют не столько события, которые с ними происходят, а их собственные мысли по этому поводу».
        Долгие описания работы в геологической партии, изнурительная промывка грунта… И вот опять про место силы. «Нам уже уезжать завтра. Пришли вечером попрощаться с рекой и горой. Ходили по берегу. И вдруг я почувствовала, что пространство вокруг меня неоднородно. Это сложно описать словами, но делаешь шаг - и попадаешь словно в другой воздух, становится трудно дышать. Делаешь шаг обратно - все как обычно. Сказала об этом Захару. Он обрадовался, говорит, что я, наконец, чувствую правильно.
        В экспедицию я взяла свой талисман - кулон с красным намнем. Он мне всегда помогал на экзаменах. Ношу его в кармане ветровки - я все-таки комсомолка, нехорошо верить в талисманы. Мне кажется, камень даже цвет поменял. Правда, я давно его не рассматривала. И еще почему-то порвалась цепочка. Хотя я и не носила этот кулон».
        Филипп схватился за телефон, набрал младшую Овчинникову.
        - Елизавета Михайловна, у вас не сохранился красный камень? У вашей тетушки, у Елизаветы Овчинниковой был красный камень. В дневниках Лизавета здесь пишет про какой-то красный камень, - проговорил Филипп нервной скороговоркой, - что за камень? Знаете?
        - Мама рассказывала, по-моему, - после некоторой паузы сказала Елизавета, - про какой-то кулон с камнем. Вроде, по наследству от кого-то остался…
        - Камень сейчас у вас?
        - Нет, я его вообще не видела, по-моему. Помню по рассказам мамы, что был такой Лизин талисман, она его везде с собой таскала. Но где он сейчас?..
        - Елизавета Михайловна! Пожалуйста! Постарайтесь вспомнить! Это очень важно! Поищите, может быть, где-то лежит…
        - Ну, хорошо, - неуверенно согласилась Овчинникова, - я постараюсь… Перезвоню тогда… Если что-то вспомню, если найду…
        Филипп вскочил и нервно заходил по комнате. Он искал что-то объединяющее пациентку Прохорову и пациентку Овчинникову. Помимо, конечно, поразительной схожести их галлюцинаций. Помимо того, что они «видели» грядущие события. И Носова тоже ведь предсказывала своему лечащему врачу, предупредила о крушении поезда… И спасла его этим. Аркадьев тоже говорил о смешении пространства и времени в сознании пациентки Овчинниковой. И вот всплыл красный камень. Опять красный камень! И у Носовой камень был. Красный камень. Красный камень в видениях, посещающих всех трех больных, красный камень в реальной жизни. Он существует!
        Чтобы успокоиться, Филипп вышел в сад. Ветки деревьев шелестели листьями, облака нехотя пропускали лучи солнца, но - дозированно, строго дозированно, без щедрот.
        Сзади хлопнула дверь - Авдей вышел на крыльцо покурить. Кивнул Филиппу:
        - На смерть похоже, правда?
        - Что? - не понял Филипп.
        - Все это, - Авдей обвел рукой пространство вокруг себя, выдохнул клуб сигаретного дыма. - Холод этот в августе. Но это еще не мороз. А скоро ведь будет и мороз.
        Затушил сигарету, аккуратно прикрыл за собой дверь отделения.
        На смерь похоже? Нет, на смерть не похоже. На жизнь похоже. На нелепую, запутанную жизнь, неправильную, сбившуюся жизнь с надеждой, что все еще будет - тепло и солнце.
        По дорожке шла Зоя, помахивая пакетом, увидела Филиппа, насупилась, попыталось было пройти мимо.
        - Что-нибудь слышно про Шумейко? - спросил Филипп.
        - Вам лучше знать, - надулась Зоя, как мышь на крупу, - ваш же дружок это дело ведет.
        - Ты обиделась? - растерялся Филипп.
        - А за что эта выволочка утренняя была? - ответила вопросом Зоя.
        - Ну, прости тогда… - И неожиданно для самого себя проговорил: - ты вечером зайдешь?
        Зоя улыбнулась и кивнула. Не оборачиваясь, прошла в отделение.
        «Что я делаю? Зачем?» - с тоской подумал Филипп.
        Ветки деревьев помахали ему - то ли одобрительно, то ли осуждающе. Что хотели сказать?
        Филипп постоял еще на крыльце, снедаемый досадой: «Неверной дорогой, идешь, товарищ».
        Вернулся к себе в комнату. «Надо немедленно найти свидетелей жизни математика Носовой! Проанализировать все сведения об этих трех пациентках - о Прохоровой, Овчинниковой, Носовой! Может быть, еще найдутся какие-то объединяющие их факты - от них и отталкиваться в анализе заболевания, в стратегии лечения».
        Статья о Евдокии Андреевне Носовой в Википедии содержала нужные Филиппу сведения. Знакомых знаменитого советского математика Носовой Е.А. следовало искать на механико-математическом факультете МГУ, где она преподавала долгие годы. Филипп нашел телефон кафедры, на которой работала последние годы Носова. Но кем представиться, спрашивая о ее коллегах? Не психиатром же?
        - Добрый день! - Филипп изо всех сил старался придать своему голосу уверенность. - Вас беспокоят из редакции научно-популярного журнала «Математика и жизнь». Редакцию интересует Евдокия Андреевна Носова. Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из ее коллег, из тех, кто ее хорошо знал…
        Через несколько минут Филиппу на вотсап «капнул» список из трех номеров.
        Филипп в азарте удачи схватился было за телефон, но все же решил обдумать как следует свою презентацию незнакомым математикам. Какой журнал? Какая «Математика и жизнь»? Есть ли вообще такой в природе? И как морочить солидным людям голову? Какой из Филиппа журналист? Его быстро раскусят, сочтут за проходимца подозрительного, и важный канал информации будет перекрыт. Правду говорить - тоже нельзя. Не факт, что коллеги Носовой вообще были в курсе, что она когда-то лечилась у психиатра, и сообщить им об этом значило раскрыть врачебную тайну. А врачебная тайна - это святое. От психиатров и так все шарахаются, а если они к тому же будут направо и налево рассказывать, кто у них лечился - вообще караул. С племянницей Овчинниковой было все гораздо проще - в семье все знали о болезни, знали, что Елизавета умерла в клинике. А тут - коллеги, не родственники никакие, чужие, по сути дела, люди. Может, среди них и недоброжелатели встретятся, да мало ли… Нет, только не психиатр должен интересоваться известным математиком Евдокией Носовой. А кто? На коллегу-математика Филипп не потянет. Оставался все же        Филипп набрал Марата. Может, он что-то подскажет?
        - Я занят, - рявкнул следователь, - перезвоню через полчаса.
        «…Мне кажется, камень даже поменял цвет. Стал почти багровым. Как геолог знаю, что с минералами это случается. Бирюза, например, может менять цвет, это зависит от влажности и состава воздуха, если долго держать бирюзу на солнце, она бледнеет. Так и рождаются легенды, мифы и суеверия. Но что-то, несомненно, в этом «месте силы» есть. Очень красиво! Величественная, спокойна природа»…
        Филипп листал дневник Лизы Овчинниковой. Надежды, труд, молодой задор… «По дороге решено было заехать в стойбище к шаману. Как нам объяснил всезнающий Захар, местные тюрко-монгольские народы поклоняются Тенгри - это обожествленное небо. Ученые откопали даже их древние рунические письмена. Мне, правда, совершенно непонятно, как они могли их расшифровать. Как вообще возможно прочесть эти закорючки и палочки? Где взяли ключ к расшифровке? Надо бы в Москве поинтересоваться… у кого? У лингвистов? Или у этнографов? Поспрашиваю, в общем… Завтра пойдем к настоящему шаману. Немного жутко. Я, конечно, не верю во все это, но - трясусь, как и вся наша группа материалистов. Все-таки когда люди веками во что-то верят - у них появляются душевные силы это защищать, а вера, в свою очередь, придает сил. Вообще, уверенность в своих силах дает человеку очень многое. Для этого даже необязательно быть шаманом или колдуном. Все это знают на бытовом уровне, а не на каком-то там необыкновенном сверхъестественном…»
        Филипп улыбнулся этим наивным мыслям. Хотя почему наивным? Так ведь и есть на самом деле. И никак иначе.
        «Захар рассказывал, - прочел Филипп дальше, - что монголы в эпоху Чингисхана исповедовали монотеистическую религию, в основе которой лежало почитание Вечного Неба. Откуда он все это знает? А может, придумывает на ходу? Да нет, не похоже. Это уже пятая его геологическая партия в эти места. Наверное, местные жители его «просветили» своими вековыми суевериями»…
        Тетя Рая позвала в ординаторскую. Пришел отец «косящего» от армии новобранца Трофимова. Филипп тяжело вздохнул и пошел, ссутулившись. Сейчас придется рассказывать взрослому человеку элементарные вещи, возможно, даже морали придется читать.
        - Нам бы справочку, доктор, - заблеял Трофимов-старший лилейным голоском, едва Филипп показался на пороге, - только справочку. Мы в долгу не останемся, мы люди благодарные…
        Филипп сел напротив, посмотрел посетителю в глаза.
        - Константин Константинович, ваш сын абсолютно здоров. Год службы в армии пойдет ему только на пользу.
        - Да как же здоров, как же здоров? - зачастил отец симулянта. - Когда у него видения всякие, нервные срывы, голоса, да, он и голоса слышит…
        Почему-то широко распространено мнение, что насморк, аппендицит или цирроз печени симулировать нельзя, а психические заболевания - пожалуйста: почитай только в Википедии про симптомы и повтори. Но это не так. Есть масса отработанных методик выведения психиатрических симулянтов на чистую воду. Об этом Филипп и поведал отцу новобранца.
        - И зачем вы парню жизнь портите? - спросил. - Для него же это клеймо на всю жизнь - постановка на психиатрический учет.
        - А мы потом снимем, снимем с учета, - заискивающе заглянул Филиппу в глаза посетитель. - Сейчас же можно и с учета снять. Сейчас же все можно…
        И положил на стол конверт. Подтолкнул ближе к доктору.
        - Уберите, - Филипп резко встал, - уберите, и никогда больше не предлагайте мне денег.
        - Как скажете, Филипп Алексеевич, как скажете…
        Воздвиженский зашел в палату к уклонисту. Пытался быть ровным и доброжелательным. Но невольно покривился, когда Костя Трофимов при появлении доктора вскочил и, подобострастно заглядывая в глаза, стал бубнить:
        - Я зашел в аптеку. Голос мне сказал: покупай воздушные шарики, покупай воздушные шарики…
        - Костя, прекратите валять дурака. То есть… прекратите симулировать. Не получится у вас изображать шизофрению. Уже не получилось. Я еще раз вам предлагаю: идите в армию. Это для вас лучший выход.
        - Доктор, ну, доктор же, - засюсюкал Костя, - меня же не возьмут все равно с такими галлюцинациями? Я же галлюцинации вижу. Как же они мне оружие дадут? А если я всех перестреляю? Кто будет отвечать? Так вы, доктор, и будете отвечать за то, что больного человека в армию послали, да еще и орудие убийства дали в руки!
        С этим нельзя было не согласиться. Как такому оружие доверять?
        - Подумайте еще раз, Константин, - устало сказал Филипп, - подумайте, взвесьте все. Всего год! Срочников сейчас в горячие точки не посылают. Отслужите честно - плюс будет в вашей биографии. Уверяю вас, не принесут вам счастье эти ваши уловки.
        - Какие такие уловки? О чем вы, доктор? Я реально галлюцинации вижу. И голоса слышу!
        Трофимов замолчал, как бы прислушиваясь, стал ловить в жменю воздух. Изредка кидал обеспокоенный взгляд на врача.
        - Вы повторяете стереотипные представления о психических расстройствах, - кивнул Филипп, - причем сразу многих. И понятия не имеете, как выглядит настоящее заболевание. Вы - наивный очень человек, Константин, и инфантильный. Но это не психическое отклонение.
        - Почему не имею понятия? - вылупил свои белесые глаза Константин. - Я вот с Агнией пообщался. Она мне все рассказала.
        - И что же она вам рассказала? - удивился Филипп.
        - Посочувствовала. Говорит, галлюцинации - это очень тревожный симптом. С ними нельзя в армии служить. А вы меня совсем не лечите, не лечите, а мне плохо, плохо.
        Трофимов подошел к стене и стал биться об нее головой. Не сильно. Так чтобы больно не было. Доктор тяжело вздохнул, выглянул в коридор, позвал медсестру:
        - Зоя, сделай ему укол, тот, который мы в таких случаях делаем.
        Зоя глянула на новобранца, кивнула. В таких случаях они делали инъекцию физраствора. Нейтральное вещество. Но пациенту сразу становилось лучше. Вот и хорошо.
        «Напишу ему - патологическая лживость - и не покривлю душой, - подумал Филипп. - Берут с этим в армию? Как сложится кристалл его жизни? Из атомов трусости, лжи, лести и подлости. Что из этого может получиться?»
        Раздраженный и расстроенный, Филипп вернулся к чтению дневника Лизы Овчинниковой. Еще и Марат не звонит, а посоветоваться с ним надо! Филипп сделал несколько глубоких вздохов, посидел немного в позе лотоса на кровати. Не помогло. Пытался думать о хорошем - но все какие-то глупые, тревожные мысли лезли в голову.
        «Среди алтайцев есть особые люди. Они называются камами. Местные жители считают, что они обладают особым даром, передающимся по наследству - могут якобы лечить людей и видят будущее. Кам - это проводник между миром живых и миром ушедших в иной мир и между миром людей и миром природы. Камы и становятся шаманами. Но не все шаманы - наследственные. Есть такая «шаманская болезнь». Это когда у ребенка при звуках бубна или даже просто так начинаются конвульсии, дрожь, он мечется, вскакивает, беспокоится без причины. Вот из таких детей потом и получаются шаманы. Но, что примечательно, у шаманов очень устойчивая психика, это очень спокойные люди. Без крепкой психики переносить путешествия между мирами не получилось бы. Говорят, что «шаманская болезнь» может проявиться и в зрелом возрасте»…
        «Про крепкую психику - это, конечно, враки, - убежденно рассудил Филипп, - клиническая картина не типична для крепкой психики. Конвульсии, дрожь, «беспричинное беспокойство» - все это, извините, яркие признаки психоза. А то, что шаманы внешне выглядят спокойно - так это чисто этнически-культурный феномен. Так принято у шаманов - спокойными быть, вот они так и выглядят. Маска!»
        Филипп повспоминал всех виденных на практике психопатов. Попытался представить, что они берут себя в руки без помощи медикаментов, конечно, и выглядят спокойными. Нет, что-то тут не срасталось. Не монтировалось одно с другим - психопатия и спокойствие. Впрочем…
        Лиза Овчинникова подробно описывала все конспиративные предосторожности, с которыми добирались до места обитания шамана. И самого шамана - морщинистого старика с горящими глазами, его бубен, испещренный непонятными знаками, его руки, его голос…
        «К вечеру мне стало плохо. Меня трясло, как в лихорадке, мне дали какую-то таблетку» - это последняя запись в дневнике. Видимо, с этого момента и началась болезнь Овчинниковой. Хотя шизофрения так быстро не развивается, какие-то странности должны происходить с человеком и до манифестации недуга. Филипп начал перечитывать дневники с самого начала. Ничего подозрительного для психиатра не нашел. Обычная девушка - немного восторженная и романтичная. И все. Никаких признаков не то что патологического - но даже акцентуированного поведения. Мысль ясная, четкая, логичная. Девушка не замкнутая, вполне общительная. Откуда вдруг болезнь? Сейчас принято менее травматичное для пациентов название шизофрении - расстройство интеграции. Но даже этого нет! Никакой трудности в обработке информации, поступающей от пяти классических органов чувств - зрения, слуха, обоняния, вкуса и осязания. Нет и проблем с вестибулярным аппаратом, и с ощущением положения тела в пространстве. Вот Овчинникова задорно описывает, как крутится на центрифуге в клубе ДОСААФ. И никаких отрицательных эмоций! Светлая, хорошая девчушка.
        Филипп бережно отложил тетрадку с блеклыми от времени буквами.
        Зашел к Людмиле Заворотовой. Книжку читает. Уже хорошо!
        - Что пишут? - поинтересовался осторожно.
        Вместо ответа Людмила показала обложку: Кафка. «Замок».
        Филипп так же молча вырвал книжку из рук пациентки.
        - Почему? - удивленно спросила она.
        - Я вам сейчас другую принесу. Пожизнерадостнее. Кто вам это дал?
        - В вашей библиотечке нашла. В коридоре полки с книгами.
        Филипп выругался про себя. Почему он раньше не обращал внимания на книжки, оставленные, по всей видимости, предыдущими пациентами? Немедленно подвергнуть их цензуре! Строжайшей! Выбросить весь мрак и негатив!
        Пошел к книжным полкам в коридоре, принес Агату Кристи.
        - Вы бы еще мне про Буратино принесли, - рассмеялась Людмила.
        Филипп довольно улыбнулся: смеется - значит идет на поправку.
        Агния в своей палате тоже читала. Чехов. «Повести и рассказы».
        - Тоже с наших книжных полок?
        - Нет. Мама принесла.
        «Чехов еще как может в депрессию ввести», - подумал доктор, но книгу отбирать не стал. Достал из кармана коробочку с красным камнем, который ювелир освободил от оправы. Открыл, протянул Агнии.
        - Вы этот камень видели в Индии? Это тот камень?
        Вдруг что-то упало на пол. Лопнула ваза, в которой стояли цветы. Откололась половина ободка.
        Агния растерянно посмотрела на кусок стекла на полу. Филипп испуганно подумал: «Не хватало еще телекинеза…» Поднял стекло и потрогал вазу. Скол был абсолютно ровным. «Стекло не образует кристаллы, - мелькнула мысль, - хотя кремний - один из составляющих стекла. И кремний - один из непременных составляющих драгоценных камней. Но сам по себе кристалл не образует. Ему нужны дополнительные составляющие для образования кристалла. Состав, важен состав. Мысли создают сознание. От состава мыслей зависит сознание. Или нет? От чего зависит?»
        - О чем вы думаете? - спросила Агния.
        - О камне. Это тот камень? Вы его узнаете?
        Агния осторожно взяла коробочку из рук доктора.
        - Нет, не тот.
        - Посмотрите внимательно.
        - Нет. Не тот, который вижу в этих, как вы называете, галлюцинациях… Нет, не этот.
        - Чем они отличаются? Размером? Цветом?
        - Всем!
        - И все-таки…
        - А пойдемте немного в саду побудем? - неожиданно предложила Агния. - Нас почему-то перестали в сад выпускать. А с вами можно, наверное.
        Дождь побил цветы, они клонились к земле, роняя лепестки.
        - Это похоже на смерть, - сказала Агния. - Но ведь это не смерть. И даже еще не осень. Неужели я не выйду отсюда хотя бы весной? Ведь я вижу этот пейзаж уже год. А, доктор? А даже если и смерть. В ней есть великий смысл - воскрешение.
        Листья, братья мои, укрепите меня в этой жизни,
        Листья, братья мои, на ветвях удержитесь до снега…[16 - А. Тарковский.]
        Филипп профессионально насторожился: нет ли в этом цитировании суицидальных мыслей.
        - Нет, Филипп Алексеевич, не думайте. Я хочу жить! И хочу жить нормальной жизнью. А не в сумасшедшем доме прозябать.
        - Агния, вы с Людмилой не познакомились? Она новенькая, недавно у нас.
        - Нет, она же на зарядку не выходит. А еду нам тетя Рая в палаты приносит. Не трапезничаем вместе. Где познакомиться?
        - А с этим, Костей-симулянтом?
        - А он симулянт? - удивилась Агния. - Зачем?
        - Жизнь себе хочет испортить. Думает - это хиханьки - психическое расстройство.
        - Ужас! Накликать ведь может…
        Филипп сказал, подумав:
        - Будьте с ним осторожнее. Нехороший он, мне кажется. И у меня к вам просьба. Я, наверное, уеду опять на выходные. Вы зайдите к Людмиле. Поговорите… - Филипп запнулся, но все же спросил: - Вы знаете, что с ней?
        - Да, она пыталась отравиться.
        - Откуда вы знаете?
        Агния сделала неопределенный жест в воздухе.
        «Тут все все про всех знают», - подумал Филипп.
        Дверь ординаторской открылась пинком ноги. Марат появился без всякого предупреждения и шумно.
        - Кому я тут понадобился? В этом сумасшедшем доме?
        Филипп рассмеялся. Невозможно было удержаться.
        - Ну, - Марат с разбега плюхнулся на диванчик и растянулся блаженно во весь свой двухметровый рост, - чего у тебя?
        - Что с Шумейко, выяснилось что-нибудь?
        - Работаем! - сладко потянулся следователь. - А у вас не больница, а проходной двор. Посетители туда-сюда снуют. Миллион! Да еще скорая помощь ездит. С ней тоже злодей мог проникнуть на территорию. Надо опросить всех - морока. Пока - по нулям. Ничего подозрительного. Личная жизнь у Шумейки тоже обычная. Жена, ребенок. Ни любовниц не выявлено, ни любовников.
        - Любовников? - глаза Филиппа округлились.
        - А ты как думал? Чем мы хуже Москвы? У нас это тоже имеется. Меньше, конечно, чем в столице, но встречается. По наркотикам тоже нет никакой информации. Всех своих стукачей зарядил - пока молчок. Не замечен, вроде как, Шумейко в торговле наркотой больничной. Но - ищем, ищем, работаем, работаем… А Агния твоя - потрясающая. Такая… такая… Я благоговею…
        - Она тебе что, стихи читала? - настороженно спросил Филипп.
        - Нет. Она и стихи знает?! Хорошие!? Конечно, хорошие! Такие девушки вообще ничего плохого в жизни не видят - только хорошее, - Марат прикрыл глаза и светло, мечтательно улыбался.
        Филиппу не понравились такие мечтания. «Еще приставать начнет, - мелькнула мысль, - а Прохорова все же больна, не отдает себе отчет в своих действиях…»
        - Хотел сейчас к ней зайти - так Зойка не пустила. Сказала, ты ей выволочку сделал, что посторонних пускает к больным. Это правда?
        - Зачем тебе нужна Агния? Твои посещения ее волнуют. Могут волновать, - поправился Филипп.
        - Зачем-зачем? - передразнил Кузьмин. - Почтение хотел засвидетельствовать. А может, она и поможет чем? Увидит, кто Шумейку вашего пришил. Ладно, - Марат сел, внимательно посмотрел на Филиппа, - у тебя-то что?
        Филипп стал путано рассказывать о пациентках с одинаковыми галлюцинациями, о красном камне, который присутствовал не только в этих галлюцинациях, но, как выясняется, и в реальной жизни и Прохоровой, и Овчинниковой, и Носовой.
        Марат, судя по всему, не очень врубался в рассказ Филиппа, но послушно кивал головой.
        - То есть, - подытожил Филипп, - есть аналоги болезни Прохоровой. Возможно, есть и аналоги в причинах заболевания. Не знаю еще, какие. Надо все подробно и тщательно изучить, все обстоятельства жизни этих трех пациенток. Понимаешь?
        - Пока не очень, - честно признался Марат, - но от меня-то что требуется?
        Филипп вкратце изложил свои сомнения по поводу опроса коллег математика Носовой. Как к ним подступиться-то?
        - Фигня вопрос, - Марат боднул головой воздух. - Я, во-первых, сейчас выясню адрес, по которому твоя Носова жила в последнее время. А там видно будет. Даты рождения и смерти ведь есть? Имя, отчество, фамилия?
        Марат набрал номер, отошел в дальний угол ординаторской.
        - Бу-бу-бу. Жду отзвон! Ща все будет. Ладно, давай пока коллегам твоей Носовой позвоню. А ты учись, как с людьми надо разговаривать!
        Филипп протестующе замахал руками.
        - Не беспокойся, я это сделаю тонко! - прорычал Марат, набрал один из номеров, добытых Филиппом, включил громкую связь. - Аллоу, Петр Петрович Савинов? Вас беспокоят из Следственного комитета Российской Федерации, старший следователь, старший советник юстиции Кузьмин Марат Денисович. Не удивляйтесь, но государственная необходимость заставила меня вас побеспокоить, - Марат победно взглянул на затаившего дыхание Филиппа. - Дело в том, что мы разыскиваем родственников или близких знакомых Носовой в связи со снова открывшимися обстоятельствами уголовного дела по статье бу-бу, срока давности которая не имеет.
        Любой другой гражданин впал бы в ступор при таком напоре, но только не математик.
        - Простите, какой статьи?
        - Двести семьдесят седьмой, - браво ответил Марат.
        - Это о чем?
        - Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля, - не моргнув глазом, отрапортовал Кузьмин.
        - Это Дуся что ли посягала?
        - Да нет, что вы, это совершенно другие лица. Но родственники Носовой могли быть свидетелями, - фантазировал на ходу следователь, - в общем, они нам нужны! Для прояснения личности Носовой Е.А.
        - А, простите, если вы Следственный комитет, то почему вы звоните коллеге Евдокии Андреевны, а не непосредственно ее родственникам?
        Марат растерялся. Недооценил он силу математической логики. Но нашелся быстро:
        - Дополняем имеющиеся у нас сведения, - в голосе Марата звучал металл, - прошу оказать деятельное содействие Следственному комитету в поисках интересующих нас лиц!
        - Ну, хорошо, - после некоторого раздумья неуверенно проговорил Савинов. - Евдокию Андреевну я хорошо знал, мы были дружны. Она помогала мне с диссертацией. Но, скажите, это ей никак не повредит? То есть памяти о ней? Сведения дополнительные? Она точно не пострадает?
        - Совершенно точно. К вам приедет наш сотрудник Филипп Алексеевич Воздвиженский, он вас подробно расспросит. Передаю ему трубку!
        Филипп договорился о встрече с Савиновым в субботу.
        - Хочешь, я тебе удостоверение выпишу? - щедро предложил Марат. - Внештатного помощника? Для убедительности? Только ты им особо не размахивай. Все-таки это служебное преступление, потому что никакой ты не помощник. Или, хочешь, я с тобой поеду?
        - Зачем?
        - Ну-у, ты не владеешь техникой допроса, например…
        Филипп вспомнил направленный свет лампы в глаза при первом знакомстве с Маратом, поежился.
        - Справлюсь. Тем более что допрос и не планируется. Просто беседа.
        - Слушай, - замялся Марат, - тут такое дело… Отпусти Агнию в сад. Со мной. Погуляем, я ее отвлеку от грустных мыслей…
        - Ты ее хочешь подвести к той скамейке, на которой был убит Шумейко? - быстро спросил Филипп.
        - Нет, то есть да! - Марат с вызовом посмотрел на Филиппа.
        Тот отрицательно, с укором помотал головой:
        - Не обсуждается.
        - Да пойми, - взорвался Марат, - ей все равно! Она и так больная. А мне - раскрытие. Убийца на свободе! Ты только подумай, сколько он еще народа может поубивать!
        - Нет! - твердо повторил Филипп.
        Вечером Филипп ждал прихода Зои со странными, путаными чувствами… С некоторой даже тревогой. Но Зоя вошла в его комнату с сияющим от радости лицом, нежно прижалась к нему, обняла, прошептала: «Соскучилась…» И Филипп прогнал все свои тоскливые мысли. И вообще - все мысли.
        Уже одеваясь, Зоя спросила:
        - Как съездили-то, Филипп Алексеевич, как родители?
        - Съездил хорошо. И родители живы-здоровы, но в следующие выходные опять поеду.
        - Филипп Алексеевич, - сказала Зоя, опустив глаза, - только огромная к вам просьба. Вы не звоните каждые пять минут. Если что тут у нас случится или вопросы возникнут - мы сами позвоним. Не нервируйте коллектив и себя.
        Филипп хотел было вспылить: дескать, может, вы вообще тут без меня обойдетесь? Вообще, зачем я тут нужен? Но сдержался. Ему самому не понравилось бы, если бы кто-то проверял и перепроверять его работу каждые пять минут. Просто улыбнулся, согласно кивнул головой.
        Глава 7
        Филипп решил не заезжать на этот раз к родителям. Вообразят еще, что сынуля уже тяготится своим пребыванием в заштатном Сопрыкине. Зачастил под родительское крылышко, подумают. Нафантазируют себе, что Филиппу плохо. А ему не плохо. Волноваться будут, с пристрастием расспрашивать о житье-бытье. Ни к чему это. Лишнее. В следующий раз. Отправился прямиком в Москву, заказал номер в хостеле. То есть как номер? Спальное место. И того будет довольно. Всего одна ночь.
        С поезда - сразу к математику в университет. В помещении кафедры математического анализа царил стерильный порядок: стройными рядами стояли на стеллажах книги и папки, на подоконнике - политые ухоженные цветы, бурной своей зеленью украшающие пространство.
        Не то что на кафедре психиатрии и психосоматики, где вечно черт ногу сломит, но не найдет ничего.
        - Где рефераты моих студентов? - орал профессор Аркадьев. - Я их сюда, вот сюда на стол положил. Где они?
        Все, кто был рядом, тут же начинали рыскать по полкам, кляня местный бардак и давая друг другу клятву провести, наконец, субботник и все разложить правильно, по темам, а ненужное - выбросить.
        Рефераты находились, разумеется, но совершенно в другом месте. На поиски иногда уходили дни.
        Здесь же, у математиков, все было логично, просто и предельно упорядоченно.
        А математик Петр Петрович Савинов, благообразный старичок с острой бородкой, сразу и говорит, едва взглянув на Филиппа:
        - Скажите мне честно, молодой человек, я вижу, вы человек честный, вы же не следователь?
        Филипп поправил свои круглые очки и согласно кивнул обреченно.
        Петр Петрович Савинов возраста почтенного. Но ум - ясный, аналитический, взгляд бодрый. Насквозь видит.
        - Вы на доктора больше похоже. Только вот в связи с чем интересуетесь, понять не могу. Говорите быстро и четко.
        - Да, я врач, - нерешительно начал Филипп.
        - А, так, может быть, это как-то связано с тем, что Дуся когда-то лечилась? У гомеопата? Ну, сначала у какого-то психиатра. Очень знаменитого, забыл фамилию. Да, с этим связано?
        - Да! - обрадовался Филипп. - Я врач-психиатр. Клинический случай Евдокии Носовой уникальный! К сожалению, не сохранилась ее история болезни. Вот, восстанавливаю теперь фактуру по свидетельствам очевидцев. Уже встречался с сыном профессора Германа, того самого знаменитого психиатра. Теперь - к вам. Мне любые подробности важны, любые!
        - А назвались следователем, чтобы врачебную тайну не раскрывать? - лукаво спросил математик.
        Филипп кивнул.
        - Да, забавно. В наше сегодняшнее время лучше следователем назваться, чем психиатром, забавно. Только я же Дусю знал уже после болезни. Я у нее учился, студент ее я. Дуся - это я ее со студенческой поры так называю. Ее все так здесь звали. Ласково. Она хорошая была, немного не от мира сего… но голова у нее работала - будь здоров. Наши мужики прожженные падали от ее выкладок. Да.
        - Но про болезнь-то знаете? - заметил Филипп.
        - Да, у нас тут один коллега в психиатричку попал. С математиками это, знаете, нередко случается. Дуся тогда советы его жене давала по лечению. Говорила, что в молодости сама лежала в психиатричке. Но я за ней ничего такого не замечал, никаких особых странностей. Мы, математики, вообще странноватые, сосредоточенные очень. И Дуся такая была - концентрированная. Но ни депрессий, ни социопатии какой-то, ничего такого не было. Разве что в последние годы… Ей уже за девяносто, по-моему, было или около того, все время рвалась почему-то на Соловки. Что ей эти Соловки? У нее там никто не сидел, набожной она тоже не была. Дочь просила: отвези меня на Соловки.
        - На Соловки?! - выкрикнул Филипп.
        - А что вас так удивляет? Место силы…
        - Силы… - завороженно повторил Филипп.
        - Да, место силы. Соловки. Дочь, конечно, ни в какую. Старушку тащить в такую даль. Туда и добраться-то сложно, не знаю, как сейчас. Да, рвалась все, мечтала. В последние годы слабая уже была. Родилась-то в девятнадцатом веке. Так что не случилось ее мечте осуществиться, нет.
        - Петр Петрович, у Евдокии Андреевны был дар предвидения? Необычное прозрение с Евдокией Андреевной не случалось? Может быть, она что-то видела такое… необычное… вдруг?.. Предсказывала какие-то события? Интуитивно?
        - Не замечал. Аналитический ум у нее был, несомненно. И будущие события она, конечно, могла прогнозировать. Но без всякой мистики. Вы ведь на это намекаете? - Савинов с улыбкой смотрел на Филиппа.
        - Откуда вы знаете, что на мистику намекаю? - Филипп тоже улыбнулся.
        - Вы так формулируете туманно, молодой человек, так расплывчато… Так только о чем-то сверхъестественном говорят. Нет, такого за Дусей не водилось.
        - Евдокия Андреевна чем-нибудь болела в последние годы? Не помните?
        - Грипп, простуда, а так, чтобы недужила сильно - нет. У нее в приятелях был гомеопат хороший. Вот тоже - не помню фамилию. Не верю в гомеопатию. Химики в обморок падают, когда состав их лекарств изучают. Там нет ничего, кроме сахара.
        - Только память о веществе, - улыбнулся Филипп, - а она химическому анализу не подлежит.
        - Вот-вот, а вы верите в гомеопатию?
        - Я бы своим пациентам не прописывал, но я и не специалист по гомеопатии. Только знаю, что мой приятель собаку свою от аллергии вылечил гомеопатическими препаратами. А собака, как вы понимаете, в гомеопатию не верит точно. Так что эффект плацебо здесь отметается.
        - Совпадение, - махнул рукой Савинов, - пустое множество.
        - Что, простите? - Филипп поправил очки.
        - Пустое множество. Это одно из основополагающих понятий математики. Множество - это большое количество, которое позволяет воспринимать себя как одно. Пустое множество - это множество, в котором ничего нет. Пустое множество - уникально, других множеств может быть бессчетное количество, пустое множество всегда только одно. Вот такой парадокс. - Петр Петрович улыбнулся, глядя на Филиппа, тот усиленно пытался вникнуть в слова математика. - И не пытайтесь, доктор. Это доступно только математикам. Считайте, что пустое множество - это просто ноль.
        - Тогда зачем математикам лишняя сущность? - недоумевал Филипп. - Ноль - он и есть ноль.
        - Математика - это высшая абстракция, - ответил Петр Петрович, - абсолютная. Абстрагирование помогает отвлечься от несущественных сторон, свойств, связей объекта и выделить существенные, закономерные признаки. - И добавил, увидев растерянность Филиппа: - Не впадайте в уныние, молодой человек. Или вы до сих пор думаете, что мир познаваем? Всеми и всегда?
        - Нет, не думаю. - Филипп постарался взять себя в руки. - Но, честно говоря, странно слышать такое от математика. Скажите, Носова, эта ваша Дуся, вспоминала о пустом множестве?
        - Более того, у нее были научные работы о пустом множестве. Вы их не читайте. Просто уясните: существует пустое множество. Сущность, в которой ничего нет, и ничего этого много.
        - Только в математике существует?
        - Математика - часть Вселенной. Часть ощущения человечества.
        Филипп выдохнул:
        - Я постараюсь уяснить. Но если…
        - Обращайтесь.
        - Петр Петрович, вы не помните у Евдокии Андреевны какого-нибудь украшения с красным камнем?
        - Да, была брошь с красным камнем. Я помню, потому что Дуся ее все время носила.
        - Ничего про этот камень не рассказывала? - заволновался Филипп. Савинов пожал плечами. - Может быть, родственники что-то знают об этом камне? Вы с родственниками Носовой знакомы?
        - Дочка умерла. А правнучка - полная оторва. От кого Дуся дочку родила - не знаю. Замужем она никогда не была. Одинокая. Дочка - так себе; знаете, мы таких называем инженерА. Да, возможно, это наш ученый снобизм, но это особая прослойка общества - ниоткуда и никуда. Без основ всяких. Даже странно, что такой яркий талант, как был у Дуси, по наследству не передался. А правнучка периодически появляется на кафедре, требует, чтобы мы организовали благотворительный вечер памяти Евдокии Носовой. Дескать, фонд хочет организовать. А какой фонд? Кому фонд? Правнучка эта вообще не из математической среды, тоже не поймешь кто. При чем здесь она и фонд? Но телефон у меня есть этого отпрыска. Могу дать. А что у вас с рукой, молодой человек?
        Филипп выбрал хостел именно в этом районе, потому что, пока он жил и учился в Москве, его судьба никогда именно сюда не заносила. Надо же продолжать знакомство с мегаполисом. Говорят, есть москвичи, которые за всю жизнь так и не побывают в некоторых частях родного города. А Филипп побывает!
        Шел от метро Таганская. Рассматривал невысокие старинные особнячки. Этот - Саввы Морозова. А в этом родился Станиславский, то есть тогда он родился еще Алексеевым. Особые дома, набитые тайнами веков. Никаких многоэтажек - соразмерные с человеческим ростом здания - потому на этой улице так уютно. Не утилитарное строительство, не человейники; представления о пространстве и времени, месте человека в пространстве не оскорбляются здесь суетным уплотнением, все гармонично.
        Сверился с интернетом - да, это старообрядческий район. Рогожка. Когда-то далекий московский пригород. Здесь и кладбище старообрядческое чуть дальше. Подумал о видении Агнии: сожженный скит, кусок оплавленного металла, темный густой лес… Случайно ли все то, что мы узнаем? Связаны ли эти наши разрозненные знания? Куда ведет нас дорога? Есть ли на ней ориентиры, невидимые нам?
        В комнате хостела вместо двух двухэтажных нар, значившихся на сайте, стояли три. Ну, в конце концов, где наша не подпадала? - как говорит в таких случаях мама - и там пропадала, и сям. Филипп кинул рюкзак на верхотуру и пошел в столовую на первом этаже, разложил свою курицу жареную. Взял пиво. «Beer and bed» назывался хостел. Пиво - так пиво.
        Филипп хотел было друзьям позвонить, может быть, даже встретиться. Но ведь начнут Нику вспоминать, а Филипп хвастаться начнет, мол, все у него отлично и хорошо. А это не совсем так.
        Смотрел в окно на улицу, на проходящих людей, на машины… Не было мыслей. Просто смотрел. «Медитация называется, наверное, - усмехнулся, спохватившись, - а надо бы думать».
        - У-у-у, а-а-а! - за соседним столиком девочка-подросток - бессвязные звуки, сначала тихие, потом почти крик.
        Девочка попыталась было резко встать, но женщина, которая была с ней, удерживала, тянула за руку, смущенно смотрела на Филиппа. По подбородку девочки потекли слюни. Женщина постаралась их вытереть платком, но девочка капризно мотала головой, слюни размазывались по ее лицу.
        Какой-то азиатский юноша бросил в досаде свой бутерброд на стол:
        - Апэтит только портят, - покинул буфет с недовольным видом.
        Женщина проводила его тревожным взглядом, снова беспомощно и с тоской посмотрела на Филиппа.
        - Простите, - прошептала тихо.
        - Не беспокойтесь, я - врач. Я все понимаю, - сочувственно кивнул Филипп.
        Аутизм. Что же здесь непонятного.
        Женщина горько улыбнулась:
        - Врач нам уже не поможет.
        Филипп кивнул.
        Девочка неожиданно притихла, сидела, уставившись в одну точку, перебирала тонкими пальчиками край своей куртки.
        - Не поможет, - повторила женщина, - уже не поможет. Мы к шаману приехали.
        - К шаману?!
        - Да, под Москвой есть один, очень известный.
        - И что же, вы надеетесь…
        - Уже нет.
        - Тогда зачем?
        - Меня Ольга зовут, - сказала женщина, - а это - Ксенья.
        - Филипп.
        - Очень приятно, - Ольга натянуто улыбнулась.
        - Так все же, почему шаман?
        - Говорят, он родовое проклятие может снять. Мне сказали… А у меня еще есть дочь старшая. За нее боюсь, за ее детей.
        Филипп открыл было рот, чтобы дать отпор предрассудкам и суевериям с точки зрения научных достижений современной психиатрии, но только кивнул головой. А что, собственно, современная наука может предложить этой несчастной матери?
        - Возьмите меня с собой к шаману, - неожиданно для самого себя попросил Филипп.
        - Что вы? Мы заранее записывались, - замахала руками Ольга, - за три месяца.
        - Нет, мне ничего не нужно, - поспешил заверить Филипп, - лично мне. Я только послушаю, что скажет шаман. Только поприсутствую. Я не помешаю.
        В глазах Ольги застыло сомнение.
        - Мне очень нужно, честное слово, - взмолился Филипп и почему-то перекрестился.
        Смутился этого своего жеста, совсем он не был набожным, в церковь заходил редко, и вообще был вне церковных практик. Откуда вдруг взялся этот жест?
        Но крестное знамение помогло. Ольга согласилась взять незнакомого доктора к шаману.
        Утром следующего дня они долго ехали на электричке, потом еще и на автобусе. Наконец подошли к искомому невзрачному домику, неловко примостившемуся на отшибе. Трехметровый сплошной забор, калитка со звонком, отворившаяся после того, как Ольга назвала свое имя динамику. Огромный лесной участок, с крыльца им махала рукой женщина - очки были самой яркой ее приметой. Больше ничего примечательного в ней не присутствовало. Серая мышка - одета блекло, тусклые волосы, жухлое лицо.
        - Вы кто? - настороженно спросила она Филиппа.
        - Я - друг.
        - Нет, он ждет Ольгу и Ксенью. Он вас не примет. Нет.
        - Но…
        Женщина молча повернулась, ушла в глубь дома.
        - Не спорьте, - испуганно прошептала Ольга.
        - Хорошо. Идите. Я здесь подожду.
        Ольга подтолкнула Ксенью вперед, несмело шагнула за ней через порог.
        Смущенный Филипп потоптался у крыльца, прошелся по сосновым иголкам, закинул голову: голые стволы сосен уходили далеко в небо, где-то в совсем недоступной вышине зеленела их крона.
        Вдруг кто-то громко закричал в доме, отчаянно закричал, страшно.
        Филипп взлетел на крыльцо, вбежал в широкие сени. Строгая женщина в очках молча преградила Филиппу путь.
        - Я - психиатр! - грозно заорал Филипп. - Там, там… помощь нужна.
        Женщина неожиданно вздохнула с облегчением, протянула руку.
        - А я - этнограф. Жанна. Я его жена.
        - Кого? - не понял Филипп.
        Жанна отшатнулась, убрала руку за спину.
        - Да нет, я рад…
        И снова мучительный крик разодрал воздух.
        - Это - он! - прошептала Жанна. - Камлает. Не будем мешать. Он уже там…
        Жанна взяла потрясенного Филиппа за руку, вывела из дома. Вслед им неслись глухие звуки бубна.
        …Четыре года назад этнографы Всеволод и Жанна Илларионовы были в экспедиции в Бурятии. Не первая экспедиция, обычная обстановка вокруг жилища местного шамана. Вернее, шаманки - на этот раз.
        - Абра - так ее знали, - говорила тихо и монотонно Жанна, - она только что вернулась оттуда. Оттуда. Вы понимаете? Абру дух умершего попросил сопроводить в мир мертвых. Иногда шаманов просят об этом, а шаманы не могут отказать. Не имеют права отказать. Хорошо, что Севу редко об этом просят. Это очень опасно - ходить туда, в то царство. Очень опасно.
        В голове Филиппа метнулась мысль: в его психиатрическом отделении пациенты выглядят более адекватными. Жанна пристально на него посмотрела.
        - Вы подумали, что я сумасшедшая? Нет. И Сева - не сумасшедший. Так ему психиатр сказал. Вы слушать будете? С этого все и началось - мы присутствовали при возвращении шаманки из мира мертвых. Шаманка вернулась и сказала, что умрет. Когда умирает старый шаман - его духи идут к новому. Шаманка умерла через день. А ее духи на Севу накинулись.
        - То есть как? - отважился все же уточнить Филипп.
        - Сева заболел шаманской болезнью.
        Филипп кивнул. Лиза Овчинникова описала в дневниках симптомы шаманской болезни. И тогда Филипп подумал, что есть в этом описании некий парадокс, отсутствие логии психического состояния здорового человека. Но вот же, психиатр, со слов Жанны, сказал, что шаман Сева здоров… Нуждается в проверке это утверждение, да, нуждается.
        - Я-то сразу поняла, что это. Мы же изучали культуру шаманов и в Сибири, и на Алтае. Сева тоже понял, но все же надеялся. Это похоже на приступы эпилепсии, еще лихорадка Севу трепала, он все время рвался куда-то идти… Мы вернулись в Москву, Сева сразу обратился к психиатру, к профессору Сергееву. Даже в клинику лег. Но ничего не помогло. Севу выбрали. И Сева смирился. Если человек не соглашается стать шаманом - он умирает. Духи вынуждают. А я теперь даже рожать боюсь - вдруг духи выберут наших детей? Они так и поступают обычно - родственников выбирают. А шаман себе не принадлежит. Просят камлать - надо камлать. Единственное, что Сева не всякий день может работать. Есть сильные шаманы, есть слабые. Сева - слабый шаман. Но люди к нему все равно идут, он не может отказать. Сначала было мало людей - не знаю, откуда узнавали. Может быть, как раз из психиатрической лечебницы произошла утечка - врачи, пациенты… Потом пошло как снежный ком.
        - А почему вы не в Москве принимаете? - помолчав, спросил Филипп.
        - Вы крики слышали? Это Сева в измененное состояние входит, в такое специальное состояние сознания шамана, чтобы с духами общаться, контактировать с бестелесными сущностями.
        - Сам входит? В измененное состояние? - поразился Филипп.
        - Нет-нет, это не то, что вы подумали…
        - А что я должен подумать?
        - У многих этнографов можно встретить: камлание долго не начиналось, потому что было мало водки. Пойдите в магазин, купите ведро водки - но камлание у вас не начнется. Некоторые шаманы используют алкоголь или грибы специфические как катализаторы, как бензин в машине. Шаман знает состояние, в которое он стремится. Если ему нужен этот катализатор - он будет использовать.
        - А Сева?
        - Нет, он входит в состояние измененного сознания сам, без катализаторов. Так вот в Москве люди полицию вызывали, когда крики слышали. Мы продали квартиру, купили этот дом. Сюда тоже участковый приходил. Но мы ему все объяснили.
        - Объяснили? - ахнул Филипп. - И участковый поверил?
        - Поверил не поверил, - горько усмехнулась Жанна, - а с духами связываться никто не хочет. На всякий случай. И потом, мы здесь никому не мешаем. Соседи на нас не жалуются.
        - И что же, Сева лечит? Какие болезни?
        - Не лечит, упаси боже! - испуганно сказала Жанна. - Но когда у людей есть вопросы к духам, Сева не может отказать. Например, когда про родовое проклятие спрашивают. Только духи могут на этот вопрос ответить, только они.
        - Духи могут только ответить на вопрос, - Филипп понизил голос, почти шептал, - или они могут что-то сделать? Конкретно?
        - Иногда делают, - так же тихо ответила Жанна, - если захотят.
        - Духи ставят условия?
        - Да. Но не все в их власти. На звук бубна приходят духи. Но не все в их власти, не все…
        - У вас есть красный камень? - вдруг спросил Филипп.
        - Красный камень?
        - Кольцо или кулон с красным камнем? Что-нибудь?
        - Мы много украшений из экспедиций привозили, - растерялась Жанна, - но я ничего не ношу, не до этого. Почему вы спрашиваете?
        - У меня пациентка с похожими симптомами, - сказал Филипп и испугался, что придется долго объяснять что к чему.
        Но Жанна только кивнула понимающе.
        - Можете показать свои украшения? - спросил Филипп.
        Жанна прислушалась - в доме раздавались мерные удары бубна. Провела Филиппа по лестнице на второй этаж. Скрипнула рассохшаяся ступенька. Жанна и Филипп замерли, но ритм ударов не сбился, звучал глухо, размеренно.
        - Я вам даже чаю не предложила, - прошептала Жанна.
        Филипп замахал руками: какой чай? Не до того.
        На стенах потемневшая вагонка. Кровать, застеленная старым пледом в катушках, видавшее виды кресло с потертыми подлокотниками, торшер с перекошенным абажуром, рассыхающиеся полки, плотно набитые книгами и папками с рукописями, старомодная «стенка» из дээспэ. Опрятная, интеллигентная бедность.
        «Небогато живут нынче общающиеся с духами и с бестелесными сущностями», - подумал Филипп.
        - К нам приходят небогатые люди, - Жанна перехватила недоуменный взгляд Филиппа. - Оставляют кто сколько может. Духи не разрешают ничего просить у людей.
        - Но к вам же очередь. За три месяца записываются! - изумился Филипп.
        - Сева принимает раз в три дня, нет сил чаще. Он два дня потом лежит пластом. Почти в бреду.
        - Так, может…
        - Нельзя отказывать духам, - испуганно замотала головой Жанна. - Мир камней, мир рек, мир живых, мир мертвых - миров много, и все миры должны жить в мире друг с другом. Вот, смотрите…
        Жанна достала из секретера шкатулку, открыла, протянула Филиппу.
        Россыпь бижутерии - и только. Этнические украшения - бирюза, кожаные браслеты, ожерелья с перьями птиц…
        - Вы что-нибудь слышали про красный камень? - спросил Филипп.
        Жанна пожала плечами:
        - Вообще-то у разных народов много рассказов о красных камнях. Что конкретно вас интересует? Энергетика, которая приписывается красным камням? Конечно, приписывается. Жизненная сила, смелость, любовь, страсть, радость…
        - Приписывается, - повторил Филипп, - а на самом деле?
        Жанна рассмеялась, спохватилась, прикрыла рот ладошкой:
        - Знаете, вопрос не ко мне. После того как с Севой это случилось… после того как с нами это случилось. А ведь мы изучали шаманов сугубо в научных целях… Несомненно, во всех этих народных верованиях что-то есть. Однако научно доказанным может считаться только то, что много раз можно повторить. Отдельные прецеденты - всегда антинаучны. Я, например, писала диссертацию на тему: «Философско-религиозный анализ шаманизма». Теперь даже смешно об этом вспоминать.
        - Почему?
        - Потому что я слишком много знаю о шаманизме, - Жанна попыталась улыбнуться, - теория не вписывается в практику.
        - А практика в теорию, - согласился Филипп.
        Филипп тоже оставил немного денег семье шамана Севы. Стесняясь, тайком положил на книжную полку.
        - Можно я буду звонить, консультироваться? - спросил у Жанны. - Я не навязчивый. Но иногда очень надо поговорить с понимающими людьми.
        Жанна печально кивнула. Шаман Сева не вышел проводить гостей.
        - Что вам сказал шаман? - допытывался Филипп у Ольги.
        - Я вам не скажу, не обижайтесь, Филипп.
        - Почему не скажете? Шаман запретил?
        - Нет. Но не скажу и все, не обижайтесь. Я привыкла и к косым взглядам, и к сочувствию - это моя жизнь. Со стороны она кажется чудовищной. Но когда попадаешь внутрь такой ситуации - все не так страшно. Но мне надо дочку старшую спасать, ее будущих детей.
        - Вам так шаман сказал?
        Ольга кивнула и отвернулась к окну электрички.
        - Я вас провожу до хостела. Мало ли что по пути случится.
        Но Ксенья всю дорогу была спокойна.
        Илье Борисовичу Аркадьеву было уже за восемьдесят, а он только лет пять назад нашел, наконец, достойную подругу жизни. Так считал Филипп. И это было феноменально! Воздвиженский, разумеется, не осуждал своего профессора - ни в коем случае! Просто не понимал, как высокий профессионал не только в психиатрии, но и в психотерапии, дающий дельные советы людям, досконально разбирающийся в тонкостях характеров, многих и многих спасающий, может так несуразно выстраивать свою собственную жизнь. Этот мудрейший человек Аркадьев регулярно женился на своих студентках, «растил» их до аспирантуры, писал за них кандидатские, потом оперившиеся девицы бросали Аркадьева - и летели самостоятельно в свою молодую и прекрасную жизнь.
        Аркадьев горевал. Но не очень долго. Появлялась новая юная нимфа, и профессор снова бросался головой в омут. На недоуменные взгляды коллег (студенты, конечно, не смели так смотреть) и даже отдельные вербальные сетования на неразумность такого очередного мезальянса, профессор Аркадьев пожимал плечами: «Я все понимаю. Я ко всему готов. Но свежесть чувств…» И на это возразить было нечего.
        Илья Борисович был мужественным и сильным человеком. Умеющим принимать и отражать удары судьбы. Родился он в маленьком городке. В шестнадцать лет у него обнаружилось опасное заболевание костей, ходил на костылях (потому и плечи у профессора такие широкие, мышцы плечевые разработанные). Болезнь периодически возвращалась и обострялась (почему-то именно в моменты обострения юные девы и бросали Аркадьева). Но, тем не менее, профессор был полон сил, всегда приветлив и жизнерадостен.
        С новой женой Яной Илья Борисович недавно переехал в новую квартиру с видом на лес. Филипп здесь еще не успел побывать, а потому озаботился подарком к новоселью - притащил огромный горшок с фикусом.
        Профессор радовался подарку, как ребенок, Яна тоже охала и ахала. По случаю прибытия дорогого гостя была приготовлена запеченная рыба. Вообще-то профессор лет уже как сорок питался травой, в смысле овощами, кореньями, грибами, фруктами и орехами. Но иногда позволял себе и другие радости жизни. Не строгий был веган, нет, не строгий.
        - Ну, рассказывайте, мой юный друг, - улыбался Илья Борисович, - вижу: ерзаете, кусок в горло не лезет.
        Филипп начал с шамана:
        - Представляете…
        Аркадьев внимательно слушал Филиппа, изредка задавал уточняющие вопросы.
        - Христиане верят, что поедают тело божье, чтобы стать одним целым с Богом. У шаманов все вывернуто наизнанку - духи поедают человека, - прокомментировал рассказ Филиппа профессор. - С точки зрения библейского текста, то, что происходит с шаманом - это, мягко говоря, бесовщина. Но если такой уважаемый психиатр, как Марк Александрович Сергеев, не поставил диагноза, не назначил лечения - значит, нечего лечить. Пациент - абсолютно здоров. То есть он и не пациент вовсе.
        - Но как такое может быть?! - поразился Филипп.
        Илья Борисович медлил с ответом, внимательно рассматривая своего лучшего студента. А Яна сказала:
        - Я уже давно перестала чему бы то ни было удивляться в человеческой психике.
        - Совершенно правильно, - подтвердил профессор, - удивляться не надо. Исследовать надо. Феномен шаманов, к сожалению, изучают только этнографы и антропологи. А зря. Но вы об этом лучше поговорите с самим Марком Александровичем. Это ведь его пациент.
        - А можно?
        Илья Борисович потянулся к телефону.
        - Сергеев может завтра, - сказал Аркадьев, зажимая трубку, - вы сможете подъехать в клинику завтра утром, часам к десяти?
        У Филиппа был уже билет на ночной поезд, и завтра - рабочий день. Но Филипп радостно замахал руками: да, да, смогу. В конце концов, он официально на бюллетене. И на связи. Нельзя уехать, не прояснив вопросы с шаманом.
        - Может быть, у Овчинниковой была шаманская болезнь? - предположил Филипп. - Ее выбрали, а она сопротивлялась? Потому и умерла?
        - Я специально не изучал, конечно, эту вашу шаманскую болезнь, - сказал Аркадьев, - но мне кажется, что у Овчинниковой все же было что-то другое, хотя, возможно проводить аналогии, да, возможно. Какая-то неведомая сила здесь явно просматривается. В мире много неведомых сил. Филипп, вы слышали что-нибудь о «гаванском синдроме»? Нет? О! На сайте Би-би-си напечатано, а не на каком-нибудь там хрене собачьем. Яна это прокомментировала как «новости из сумасшедшего дома». Но я не разрешаю ей так говорить. Это - цинично. Да и сумасшедший дом компрометирует. Ян, возьми планшет, почитай, пожалуйста, первоисточник. В пересказе теряет, что называется.
        - «Природу “гаванского синдрома”, загадочной болезни, поражавшей американских дипломатов и агентов, пытаются понять очень многие - врачи, ученые, разведчики и правительственные чиновники, - читала Яна мелодично и с выражением, - одни считают его секретным оружием, другие - способом подслушивания, третьи даже не исключают, что все это плод воображения. Так кто же - или что - за ним стоит?
        Недомогание часто начиналось с того, что жертва слышала звук, трудно поддающийся описанию. “Жужжание”, “скрежет металла”, “режущий слух визг” - вот и все, что могли сказать люди. Затыкать уши было бесполезно - шум шел изнутри. Одна женщина рассказывала о низком гудении или бормотании, сопровождавшемся чувством давления внутри черепа, другая говорила о пульсирующей головной боли. Те, кто ничего не слышал, жаловались на внутричерепное давление и жар.
        Многие из подвергшихся воздействию “гаванского синдрома” потом многие месяцы испытывали головокружение и постоянную усталость.
        Гаванский синдром назван так, потому что впервые был отмечен в 2016 году на Кубе. Первыми от него пострадали несколько сотрудников ЦРУ, работавших в американском посольстве, но поскольку они были связаны с секретной работой, инциденты вначале держали в тайне. Постепенно слухи о них начали распространяться - и остальные встревожились.
        Всего о разнообразных симптомах заявили 26 сотрудников посольства и членов их семей. По некоторым сведениям, некоторые коллеги шептались, что эти люди посходили с ума и слышат голоса в голове.
        Спустя пять лет шутки закончились. Как рассказали Би-би-си осведомленные источники, число случаев гаванского синдрома достигло нескольких сотен на всех континентах, и это реально влияет на работу американских загранучреждений.
        Прояснение феномена стало для США вопросом национальной безопасности. Один чиновник назвал это самой сложной задачей, с которой когда-либо сталкивалась американская разведка».
        Яна дочитала, отложила гаджет, с интересом посмотрела на Филиппа. Тот развел руками. Яна и Аркадьев рассмеялись.
        - Вот-вот, - профессор был доволен произведенным эффектом. - А вы говорите, шаманы.
        - Первое, что приходит в голову, - это чипы, - сознался Филипп, - вживили чипы в мозг, а они глючат, возможно, и от микроволновки.
        - Э, доктор, - погрозила пальчиком Яна.
        - Скажите честно, Илья Борисович, мир сошел с ума?
        - Филипп, я вам уже говорил: если большинство будет видеть галлюцинации - мы, психиатры, будем лечить тех, кто не видит галлюцинаций. Пока нас, которых галлюцинаций не видит, - больше. Значит - лечим мы!
        - Илья Борисович, я показал Агнии камень, красный камень, о котором она все время говорит. Вынул из оправы и показал. Агния камень не узнала.
        Аркадьев задумался.
        - Ваша пациентка не узнает камень, - сказал чуть приглушенным голосом, - потому что видит его в другом пространстве. Те пространства, которые Агния видит, обладают иными свойствами. В реальной жизни он ей незнаком. Либо это не тот камень.
        - Как это проверить?
        Аркадьев пожал плечами:
        - Исключительно эмпирическим путем.
        - Илья Борисович, а в медицине есть понятие «пустое множество»?
        - А как же! Множество, в котором ничего нет? На каждом шагу. Попробуйте лечить своего, своего конкретного пациента исключительно с помощью установленных Минздравом методик и протоколов. А их масса, методик этих. Вот вам и пустое множество. «Medice, cura aegrotum, sed non morbum»[17 - Врач, лечи больного, а не болезнь (лат.)].
        Следующим утром без двадцати десять Филипп уже перетаптывался у ворот клиники, в которой врачевал Марк Александрович Сергеев. Утро обещало солнечный денек, август обещал тепло, разговор с психиатром Сергеевым обещал ответы на вопросы, накопившиеся у доктора Воздвиженского.
        - К Марку Александровичу, - объявил Филипп охраннику.
        - Паспорт!
        Здесь психиатрических больных охраняли по-настоящему. Их здесь было много, психбольных, не то что в малюсеньком районном отделении доктора Воздвиженского. Большой город сам по себе сводит с ума. Но Филипп знал и статистику: больше всего душевнобольных зарегистрировано на Чукотке и в Алтайском крае - считается, что алкоголь тому причина.
        У запертой двери отделения Филиппа встретила медсестра, повела по длинному коридору. Неприкаянные пациенты с интересом рассматривали посетителя. Лица, искаженные болезнью. Страшные, мерзкие. Да, «какие-то уроды с того света» - другой мир, другое сознание. Профессиональным взглядом Филипп отметил: в основном слабоумные. В их районную больничку таких не брали. Такие дома перемогались. А что их в больничку брать? Когда это не лечится. Отвратительные подобия человека. «Неужели я живу в таком же аду? Нет! Я знаю своих пациентов, я разговариваю с ними, я понимаю, что они люди, а не безмозглые существа. Или это ты себя так утешаешь, Филипп? Просто когда находишься внутри ада - все кажется не таким страшным».
        - А-а-а, посмотрите, бабочка у меня, бабочка, - пристал к Филиппу больной, протянул пустую ладонь.
        Медсестра оттолкнула пациента. Филипп все же сказал:
        - Покажите.
        - Да-да, видите, бабочка, видите?
        Филипп молча пожал руку психу, прошел дальше.
        - У нас так не делают, - зло заметила медсестра.
        - Я тоже у себя так не делаю, - согласился Филипп, - но здесь я не доктор.
        «Мне повезло с Зоей, - подумал, - она человечная». Вспомнил слова жены шамана Севы: «Мир камней, мир рек, мир живых, мир мертвых, миров много - и все миры должны жить в мире друг с другом».
        В кабинете тяжелые синие шторы плотно задернуты, полумрак, только лампа на столе источник света. Письменный стол огромный, дубовый с вырезанными завиточками на толстых ножищах. Есть ли на нем инвентарный номер или это собственность профессора Сергеева, восседающего за столом в кресле с высокой резной спинкой?
        Марк Александрович величественно кивнул Филиппу, а с медсестрой профессор обменялся нежными взглядами. Неформально нежными. «Не, у меня лучше, - уверился Филипп. - И вообще у меня все неплохо. Даже отлично! У Сергеева глаза настороженные. Почему? Я ему не понравился? Может быть, какие-то личные сугубо причины - вон, медсестра, например. Да, вполне проблема».
        - Почему вас вдруг заинтересовал этот мой пациент Илларионов?
        Марк Александрович не встал из-за стола, не протянул руку молодому коллеге. Крупная седая голова профессора склонилась к бумагам на столе.
        - Видите ли, у меня похожий случай, - растерянно бормотал Филипп, - то есть не совсем. И не у меня, у профессора Аркадьева… странная шизофрения… после встречи с шаманом на Алтае…
        - Понятно, - перебил Сергеев, - шаманская болезнь, коллега, - не психическое заболевание. Таковым его считали только первые этнографы, столкнувшиеся с этим феноменом. Потом разобрались. И могу вас со всей ответственностью заверить: Всеволод Илларионов, во всяком случае, в то время, когда я его наблюдал, был абсолютно психически адекватен. Поадекватнее, возможно, нас с вами. Впрочем, когда он только поступил к нам в отделение… Да, там можно было говорить об остром психозе. Непосредственно во время шаманской болезни. Симптоматика схожая. Но Илларионов сам понимал, что с ним что-то не так, добровольно лег в психиатрическую клинику. Сами знаете, не для всех больных это характерно.
        Филипп согласно кивнул и спросил:
        - Как быстро Илларионов вошел в адекватное состояние?
        - Почти сразу. Говорю же: он отдавал себе отчет в том, что с ним происходит. Он же этнограф, изучал литературу по шаманам, да и самих шаманов повидал немало. В конце девятнадцатого века появилась идея, что корень шаманизма - не традиция, как у других религий, а именно психическое расстройство. Некая особенность психики, так скажем. Дескать, шаманизм - это творчество людей душевно больных, нервно неустойчивых. Но потом многие и многие этнографы такую ересь опровергли - шаман выделяется и культурой и интеллектом из общей массы. Особенность любой болезни заключается в том, что она не управляема и не контролируема. В случае с шаманом - есть только один период жизни, когда шаман не может полностью совладать с психикой и с собой - период собственно шаманской болезни. Отсюда и слово «болезнь» - он еще не стал шаманом, то есть не может управлять своим состоянием. А сама «работа» шамана, когда он входит в состояние измененного сознания, - процесс управляемый. Вы же понимаете, коллега, в тот момент, когда шизофреник научится управлять своим расстройством, - он перестанет быть шизофреником. Так что с точки
зрения психиатра - шаман абсолютно здоров.
        - Марк Александрович, вы в это верите, что духи шамана призывают, - верите?
        Насупленный Сергеев вдруг улыбнулся, с сочувствием посмотрел на Филиппа:
        - Молитесь, молодой человек, чтобы нас с вами не призвали в таком вот виде, оставив на этой земле. А все остальное - переживем.
        - То есть вы верите? - переспросил потрясенный Филипп.
        - Молодой человек, люди в это верят веками, тысячелетиями. У меня нет такого опыта жизни на этой земле, чтобы сомневаться в их вере.
        - А с научной точки зрения? - не сдавался Филипп.
        - Наша наука, психиатрия, существует с какого года? Вот именно, ей меньше столетия, ну, хорошо, сто лет. А люди ставили эксперименты веками. И находили подтверждения этим экспериментам.
        - И все-таки, - настаивал Филипп, - вы как-то лечили эту… шаманскую болезнь? Какими препаратами?
        - Я не сумасшедший, чтобы бороться с духами, - отрезал Сергеев.
        - Вы серьезно? - оторопел Филипп.
        - Расскажите мне о вашей больной, - вместо ответа предложил профессор.
        - Больная Агния Прохорова, - начал Филипп излагать историю болезни, - заболела год назад. Манифестация болезни выразилась в немотивированном деструктивном поведении. Больная в тот же день осознала свою неадекватность и обратилась в психиатрическое отделение. В анамнезе присутствует расстройство сознания, стойкие сюжеты галлюцинаций, в которых имеется некий красный камень. Прохорову иногда посещают предчувствия беды. Предчувствия подтверждаются реальными событиями. В настоящее время пациентка сохраняет ясность ума, понимает необходимость лечения. Похоже на шаманскую болезнь?
        - Как вам сказать?.. Шамана ведь нет в анамнезе? Но тонкий мир ведь не только в контакте с шаманами… Мы же, по сути, ничего толком не знаем о тонком мире…
        - Нельзя общаться со случайными сущностями. Понимаешь? Нельзя! - Филиппу хотелось сегодня напиться, что он целенаправленно и делал.
        Марат в этом полностью поддерживал товарища, тем более что после рассказов Филиппа о московских изысканиях у следователя «поехала крыша» - так он сформулировал свое состояние.
        - И у меня, - признался Филипп. - А это - недопустимо! Я все же психиатр!
        - Да! - поддакнул Марат. - Тебе - нельзя! Ты - держись!
        Друзья уже час сидели в местном трактире и все пытались собрать факты и мысли в кучку. Мысли и факты разбегались и путались.
        - То есть ты считаешь, - говорил Марат, - что у Агнии что-то вроде шаманской болезни?
        - Я не знаю, нет. Но у Овчинниковой точно была шаманская болезнь. По всем описаниям подходит! Она потому и умерла, что сопротивлялась. Не хотела становиться шаманкой. Ее выбрали, а она отказалась. А у Носовой и Прохоровой - что-то другое. Но очень похожее. Смотри, обе были в месте силы - на Соловках. У обеих был красный камень - возможно, эта какой-то катализатор, триггер. Какие-то процессы в голове начинают идти, в психике. Изменяется сознание. Понимаешь?
        Марат кивнул согласно, но сказал:
        - Нет, не понимаю.
        - Вот и я, я тоже не понимаю. Но понять надо!
        - Надо, - снова кивнул Марат, - но невозможно.
        - А тем более невозможно понять, потому что камней было три! Три, понимаешь? Один был у Носовой, практически до конца жизни она носила брошь с красным камнем, второй был у Овчинниковой, а третий у Агнии. Не знаю, может быть, к Агнии какой-то из этих двух камней попал. Вполне возможно. Но у Носовой и Овчинниковой точно были разные камни.
        - И где они сейчас?
        - Это установить не удалось, - сокрушенно поник головой Филипп.
        - Как это не удалось? То есть может так случиться, что где-то бродят еще два особо опасных камня?!
        - Давай все же не из этого исходить. Давай выведем их за скобки, эти камни, эти конкретные камни. Это - лишняя сущность - пустое множество. - И Филипп вдруг без всякой логики уверенно проговорил: - А ты с ней виделся.
        - Виделся, - согласился Марат, даже не поинтересовавшись - с кем.
        - Я же просил…
        - О чем ты просил, - Марат приложил руку к сердцу, - все исполнил. Ни о чем ее не расспрашивал. Просто смотрел на нее.
        - Правда?
        - Чистая! - Марат истово перекрестился. - Просто по саду погуляли.
        - Что с Шумейко?
        - Работаем.
        - Магия - это влияние сознания на материю. Ты в курсе?
        Марат согласно кивнул.
        - А шаманские практики связаны с взаимодействием с духами, - сказал Филипп и опасливо заозирался. - С ними со всеми: и с Носовой, и с Овчинниковой, и с Агнией, и с шаманом Севой - случилось то, что невозможно проверить!
        - Так давай проверим!
        - Как?
        - Следственный эксперимент! - Марат грозно поднял кулак. - Я возьму этот самый камень и поеду на Соловки.
        - Почему на Соловки? Может быть, лучше на Алтай?
        - Теория вероятности! - втолковывал Марат. - Два случая против одного. Носова и Агния были на Соловках. И только Овчинникова - на Алтае. Это - во-первых.
        - Шаман Сева еще, - вставил Филипп, - в Башкирии, правда. Но там тоже место силы. И шаман. Шаманка была.
        - Не отвлекайся. Шамана Севу мы не лечим. Так вот, два случая против одного. А во-вторых, Носова, которая была на Соловках и не была на Алтае, - выжила. Надеюсь, выживет и Агния. Будем спасать тех, у кого больше шансов.
        - Логично, - согласился Филипп, - мы же Агнию спасаем. Да. Логично.
        - Как только вырвусь, разгребусь с тяжелой текучкой - так и рвану на Соловки. Мне отпуск положен - неделя целая! Для бешеного кобеля - семь верст - не крюк.
        - Ты - не бешеный, - испуганно замахал руками Филипп.
        - Это я фигурально.
        - Хорошо, что ты не бешеный. Я так устал от этих психов, которые на самом деле не психи. А психи - это все мы. Мы общаемся с лишними, случайными сущностями, мы…
        - Э, ты давай, не сдавайся, - насторожился Марат.
        - Я и не сдаюсь, - снова покорно кивнул Филипп, - просто устал. И никуда ты не поедешь и ни с каким красным камнем. А вдруг ты заболеешь? Нет, нет, нет. Мы не можем так рисковать. Множить пустое множество? В смысле множество странностей и непонятностей? Не доступных пониманию? Нет, нет, и еще раз - нет!
        - Фил, ты же сам сказал - обратный отсчет…
        Друзья изумленно посмотрели друг на друга. Но Филипп твердо сказал:
        - Нет, Марат, я этого не допущу.
        Филипп только за полночь добрался до отделения. На пороге стояла Зоя.
        - Ты - сущность, - ткнул в нее пальцем Филипп, взял за руку и повел за собой.
        Глава 8
        После холодных проливных дождей наступила удушающая жара. Нет чтобы комфортное тепло ласковое.
        «Работать!» - приказал себе Филипп.
        Николай Николаевич смотрел телевизор. Обернулся, когда Филипп вошел в палату, помахал рукой, снова углубился в созерцание - на экране как раз рассказывали про здоровье. Ник Ник обжился и привык. Уже не спрашивал, когда за ним приедут, почему его не ищут. Может быть, ему здесь лучше, чем дома? А может быть, и так же. А может быть, уже и все равно - где он. Смирился и нет сил сопротивляться - ни старости, ни обстоятельствам.
        Людмила Заворотова постепенно приходила в себя - еще бы, антидепрессанты, которые ей давали, не оставляли ни одного шанса возвращению суицидальных мыслей.
        - А вы знаете, Людмила, - признался Филипп, - я ведь когда-то стоял на краю платформы. Девушка, которую я ждал, не пришла - прислала подругу сказать: «Ника не придет. К ней приехал ее парень». Мы в метро договаривались встретиться. И вот я подхожу к краю платформы, идет поезд… рельсы тянут к себе, тянут…
        - Что вас остановило? - вопрос прозвучал глухо.
        - Не знаю, честно. Но состояние было такое… Наверное, я все же понял, что надо подождать с решением. Так что я вас понимаю.
        - Правда?
        - Правда, - сказал Филипп и отвернулся к окну.
        Ни дуновения ветерка, ни единого движения - воздух замер, молча, покорно плавился на солнце. А Филиппу увиделось: ветер гнет деревья, они поскрипывают, шелестят листвой, уже прожившей все лето, уже накопившей жизненных соков, уже готовой сорваться, закружиться в последнем танце, превратиться в тлен. Но перед этим будет еще яркий фейерверк осени - золото и медь взорвут монотонную зелень.
        - Ладно, - Филипп освободился от воспоминаний, - еще зайду сегодня. А вы читайте что-нибудь повеселее. Детективчик какой-нибудь смешной.
        - Уже, - улыбнулась Людмила и показала пеструю обложку.
        Алкоголик Вениамин балдел под капельницей, раскинул руки, прикрыл глаза и изредка постанывал.
        «Вот где бессмысленное существование - шаманы водку пьют, грибы едят - так хоть с пользой. Наверное, с пользой изменяют свое сознание, входят в транс, людям помогают, с духами общаются. Да, беда и несчастье - алкоголь, бессмысленный, беспощадный. Но выпить все же иногда хочется. Невозможно все время быть трезвым».
        Агния, как и все в отделении, была удручена и встревожена смертью доктора Шумейко.
        - Я хочу хоть как-то быть полезной. Но не могу настроиться. Все думаю о хирурге. Почему я не могу видеть, кто его убил? Почему я не вижу, где родственники Ник Ника? Почему? Почему я вижу одно - то, что, может быть, и несущественно для меня, и не вижу другое, что важно и нужно?
        - Вас Марат о Шумейко спрашивал? - насторожился Филипп.
        - Я сама думаю: почему? - уклонилась от ответа Агния. - Почему я вижу одно и не вижу другое?
        «В этом отличие профессионала от любителя, - подумал Филипп, - в нестабильности результата». Вспомнил шамана Севу и то, какой ценой он стал полезен людям, - замахал руками: не надо, не надо…
        Филипп все же решился рассказать пациентке Прохоровой о существовании Евдокии Носовой и Елизаветы Овчинниковой. Нелегко ему это далось, после долгих колебаний и сомнений. Но, может быть, Агния все же прояснит вопрос с тремя камнями? Да и непонятно, сколько их было-то, камней этих? Агния слушала затаив дыхание.
        - Как видите, везде фигурируют красный камень и место силы. Это общее в этих историях болезни. В этих непонятных историях болезни. Я бы даже сказал, в этих непонятных состояниях сознания. Не думаю, что это случайность, - подытожил доктор Воздвиженский.
        Агния потрясенно молчала. Филипп уже сто раз пожалел, что решился на этот разговор: «Травмирующая информация, крайне травмирующая…» Но Агния вдруг встрепенулась радостно:
        - Если ясны причины - значит, есть и выход! Правда, доктор?
        Филипп облегченно вздохнул:
        - Конечно! Я поэтому вам все это и рассказываю. Мне кажется, вы должны знать. Все пациентки выздоровели. То есть избавились от этого наваждения, я бы так сказал.
        Филипп, разумеется, не упомянул о том, что Лиза Овчинникова умерла, не дождавшись избавления от недуга. Зачем об этом говорить?
        - Вы считаете, что в этом повинны красный камень и некое место силы? - робко спросила Агния. - Но, может быть, мы читали одни и те же книжки, например? Наше воображение настроилось на одни и те же сюжеты…
        - Исключено. Представляете, сколько людей читали одни и те же книжки?
        - Но мест силы тоже очень много…
        - Красный камень - один. Тот камень, который вы считали пластмассой, - не пластмасса. Это настоящий рубин старинной огранки.
        - Удивительно! - Агния не двинулась с места, и слова прозвучали ровно - без всяких эмоций.
        - Агния, помните, вы мне рассказывали о диадеме?
        - Конечно, помню. В ней было три камня.
        - Расскажите о ней еще раз.
        Агния сосредоточилась, глядя в одну точку, как всегда, когда говорила о своих видениях.
        - Я видела большой зал. На стенах гобелены. Сцены охоты и боев. Много людей в зале. Это - придворные. Да. В зал входит женщина. Очень широкая юбка - кринолин, высокий кружевной воротник. На голове у женщины диадема. Красные камни. Три красных камня.
        - Три красных камня?
        - Да.
        - Вы узнаете какой-нибудь из них?
        - Да, один. Тот, что слева. Это тот самый камень.
        - Как он может быть один и тот же? И камень из Индии, и камень из глухого леса России, и из Италии?..
        - Не знаю, но это тот камень.
        «Чистый бред», - подумал Филипп.
        Весь день Филипп думал о красных камнях. По всему выходило - камень Носовой никак не мог попасть к Лизе Овчинниковой. Ну, никак! В 60-х годах, когда Лиза пребывала в геологической партии со своим «талисманом», Евдокия Носова еще появлялась на кафедре с брошью, в которой красовался рубин. Итак, можно с уверенностью говорить о том, что камней, которые повлияли, могли повлиять на странные болезни пациенток, было как минимум два. Правда, пока неизвестно, куда они делись. И нет никакой уверенности на самом деле, что камень в брошке Носовой был тот самый, которым она владела с юности. Мало ли красных камней на свете? Но предположим, у Носовой и у Овчинниковой было два магических камня. Один из этих камней оказался у Агнии или это третий камень - тоже неизвестно. Сплошные неизвестные! Нет уверенности ни в чем. Сплошное пустое множество - без определенности, без ясности, без всякого понимания характера происходящего с пациентками.
        Филипп поколебался немного, но все же набрал номер Марата:
        - Не отвлекаю?
        - Отвлекаешь, конечно, говори уже, - пробурчал следователь.
        - Посоветоваться хочу.
        - Советуйся уже.
        - Нет, я лучше позже позвоню…
        - Филя, ты - тормоз! Советуйся!
        - Помнишь, я тебе рассказывал о красных камнях? Если, конечно, мои предположения верны, если я правильно выстроил цепочку: камень, место силы… То… В общем, хорошо бы узнать, проследить, как красный камень, этот конкретный красный камень попал к Агнии. Раньше надо бы… Но сам знаешь, что здесь у нас происходило. Из головы вылетело. А сейчас…
        - Дозрел до того, чтобы узнать, съехал ли кто-нибудь из его прошлых обладателей с катушек?
        - Не говори так грубо!
        - Ой-ой-ой! Какие мы нежные! Я понял тебя. Ты говорил, что красный камень подозреваемый, в колдовстве подозреваемый, попал к Агнии случайно.
        - Да! Его знакомая поменяла на серьги, которые ей понравились. Прохорова-старшая мне рассказывала.
        - Ну. Так она жива, эта знакомая? Надо у нее и спросить, как к ней камень попал.
        - Как, как спросить? Под каким предлогом?
        - Ешкин кот! Да под любым! Договаривайся с этой тетей на вечер, я подскочу.
        - Под каким предлогом договариваться?
        - Камень ворованным оказался, по краже проходит.
        - Ой! - испугался Филипп.
        - Так. Понятно. Скинь мне координаты тетеньки.
        - Но я сам хотел…
        - Я все тебе расскажу в подробностях. Даже запишу разговор. А то будешь…
        - Что? - возмутился Филипп.
        - Ничего!
        Соблазн был большой - спихнуть на Марата встречу с прошлой владелицей красного камня. Но Филипп все же взял себя в руки:
        - Нет, мне самому надо. Ты же диагноз не поставишь, если что? Просто позвони, пожалуйста, как ты умеешь…
        И вот уже Филипп ждет на скамейке в парке Елену Кирову. Узнал ее сразу, издалека, хотя и не видел никогда. Женщина шла и нервно озиралась по сторонам. Еще бы! Марат умеет страху нагнать.
        - Елена Ивановна?
        - Что вообще происходит? - вместо «здравствуйте» выкрикнула Кирова. - Криминал какой-то шьют. Следователь по особо важным делам названивает. Какие такие особо важные? Перстень какой-то… Он что, особо важный, перстень этот копеечный?
        Филипп вглядывался в лицо женщины, пытаясь определить: есть ли симптомы психического расстройства? Невроз, может быть, и есть. Ну так - он у всех практически…
        - Елена, как к вам попал этот перстень?
        - Как-как? Валялся у насыпи. Я шла от электрички вдоль путей…. Кто-то выбросил? Не знаю, почему подобрала. В глаза бросился - вот и подобрала.
        - Как вы себя после этого чувствовали?
        - А как я должна была себя чувствовать? Совесть меня должна была мучить? Объявления я должна была давать: кто потерял копеечное кольцо?
        - Почему вы думаете, что оно копеечное?
        - Камень мутный, пластмасса. Только цвет и есть. Дурь какая-то. Меня теперь что, по допросам будут таскать из-за этого перстня?
        - Как долго камень пробыл у вас дома? Перстень в смысле?
        - Несколько дней. Я его потом сменяла у подруги на серьги. Объясните вы мне, в конце концов, что происходит?
        - У вас правда в семье все хорошо? - Филипп заискивающе посмотрел Елене в глаза.
        - Все отлично! - Кирова с вызовом посмотрела в глаза Филиппу.
        Камень не успел проявить свою силу? Слишком мало был в доме?
        - Елена, а вы никуда в последнее время не ездили?
        - Никуда!
        - Спасибо вам огромное! Извините за беспокойство!
        - Это все? - Елена с ужасом отшатнулась от Филиппа. - Все, что нужно было узнать следствию? Сумасшедших развелось, как собак нерезаных…
        Зойка напрасно боялась, что Иваныч из главного корпуса будет ее домогаться. Она один раз сказала «нет», Иваныч тут же и отвял. Даже было немножко досадно. Да ладно. Филипп гораздо перспективнее. Рохля, конечно, немножко интеллигентская, но это даже и к лучшему - бить не будет. Очень даже ничего, в мужья годится.
        Зойка не верила в любовь. А что в нее верить? Верить надо во что-то стабильное и нерушимое. А любовь? Сегодня она есть - завтра она проходит и неизвестно куда девается. Да. Жизнь надо строить по-умному, по-умному.
        Зойка услышала случайно, как тетя Рая доктору Воздвиженскому внушала: «Девочка просто счастья хочет, а не знает, что это такое, счастье…» Что это она вдруг? Тетя Рая - добрая, конечно, женщина, и спасибо ей большое за все. Но с чего вдруг про Зойкино счастье заговорила? Счастье - это так же, как любовь: сегодня есть, а завтра нет. Надо просто жизнь свою устраивать. По-умному.
        А еще тетя Рая Филиппу велела: «Не обижай ее». А Зойку никто и не обижает. И не обидит! Не допустит такого Зойка. Никогда!
        Филипп, наконец, дозвонился до правнучки Евдокии Носовой.
        Та сразу взяла быка за рога - в ответ на просьбу поискать в доме архив прабабушки:
        - А что я с этого буду иметь?
        - Э-э, а что бы вы хотели? - без обиняков поинтересовался Воздвиженский.
        - Материального вознаграждения, разумеется, - прозвучало без паузы.
        - Будет зависеть от результата, - Филипп решил играть по предложенным правилам. А что оставалось?
        - Вы состоятельный, богатый?
        - Не очень, - честно признался Филипп.
        - А для чего вам вообще это нужно?
        - Видите ли, случай вашей прабабушки очень похож на два других случая… Евдокия Андреевна Носова когда-то болела, потом выздоровела…
        - Так вы диссертацию пишете? - не дослушала правнучка.
        - Не совсем…
        - А что?
        - Подробности мне нужны для выработки правильной стратегии лечения моей пациентки.
        - Пациентка богатая?
        - Нет. Студентка. И находится на лечении в государственной больнице.
        - Хм. Не коммерческая значит.
        - Нет, не коммерческая.
        - Хм. То есть выгоды для вас никакой.
        - Никакой.
        - Странно все это…
        - Поверьте, это так.
        - Хм. Но деньги за информацию вы заплатить готовы.
        - В разумных пределах.
        - Хм. Я подумаю. Перезвоните мне завтра. - Ту-ту-ту.
        Вечером в отделении появился Марат с букетом цветов. Соблюдая субординацию, сначала зашел к Филиппу в ординаторскую.
        - У меня сногсшибательная новость! - кивнул коротко. - Сейчас расскажу.
        И скрылся в палате Агнии.
        «Зачастил, - ревниво подумал доктор Воздвиженский, - что ему от этой бедной Агнии надо? Заморочит девушке голову…»
        Прошелся по коридору, прислушался. Тихий смех Агнии и голос Марата.
        «Распинается. Перья распушил. Но, в конце концов, если она смеется - значит ей хорошо».
        - Кхе-кхе, - кашлянул демонстративно доктор и вернулся в ординаторскую.
        Марат появился не скоро. Сиял как медный грош, сообщил:
        - В Москву еду. По делам. С кем там надо повидаться?
        - Ты там всех перепугаешь… - мялся Филипп.
        - Я буду предельно деликатен, - заверил Марат.
        - Хорошо. С правнучкой Носовой повидайся в Москве. Она как раз по твоей части.
        - В смысле?
        - Асоциальная.
        - А что в ней асоциального?
        - Она денег хочет.
        Марат рассмеялся и похлопал Филиппа по плечу:
        - Так она в тренде, соответствует современному моменту! Справимся! Ты мне списочек вопросов набросай, по мылу пошли.
        - Я, конечно, набросаю, но, Марат, тут на месте надо сориентироваться. Всю подноготную вызнать. Я сам не знаю, о чем конкретно спрашивать, но любые детали важны. Выжми из нее все, что она о прабабушке знает. Может быть, письма остались, дневники - это еще лучше…
        - Задание понял, с заданием справлюсь! Э-э, Филипп Алексеевич, не делайте такое серьезное лицо, вы же психиатр! Постараюсь справиться! Все силы приложу и богатый накопленный следственный опыт! Эх, я бы транслировать мог разговор, а ты бы мне в ухо вопросы подсказывал. Тетка - не профи, не догадалась бы, в чем фишка. Но для этого ты должен если не под домом сидеть, то хотя бы невдалеке. А так чтобы за тысячу километров добить звук - не владею я такой техникой. Ладно, я задание понял, круг тем примерно обозначен. Можно я с Агнией по саду пройдусь?
        Филипп молчал.
        - Так можно? - повторил Марат.
        - Я надеюсь на твою порядочность, - вздохнул доктор.
        - И очень правильно делаешь! И вот еще что. Дай мне красный камень - я правнучке покажу: тот - не тот? Давай, давай, в сохранности верну, а предъявить стоит. А вдруг у нее такой же есть?
        Правнучка Евдокии Носовой Яна Станиславовна Куляка проживала в прабабушкиной квартире. «Уже - удача», - отметил Марат, когда московские коллеги сообщили это. Значит, вещички кое-какие от старушки остались, а возможно, и письменные свидетельства жизнедеятельности знаменитого математика. Запросив у коллег местоположение Куляки по биллингу, Марат двинулся к Тверской. Удачный день! Мадам была дома.
        Держа, как винтовку, букет роз, Марат позвонил в домофон.
        - Доставка цветов! - сообщил потрескивающему динамику.
        - Оставьте у консьержа.
        - Никак нет. У консьержа - невозможно. Велено передать лично в руки.
        Яна Станиславовна распахнула дверь квартиры.
        «Подшофе, - отметил Марат, - уже с утра. И это тоже - удача».
        - Надо где-то расписаться?
        Марат решительно шагнул через порог, оттесняя растерявшуюся хозяйку.
        - Возможно. Но не сейчас, - аккуратно закрыл дверь.
        - Вы кто? - взвизгнула Яна Станиславовна.
        - Кто надо! Предположим, ваш добрый ангел, - ласково проговорил Марат, - по совместительству старший следователь Следственного комитета. Цветы в вазу поставьте.
        - Удостоверение покажите. Так вы не из Москвы следователь? - вглядываясь в документ, протянула Куляка.
        - Не имеет значения. К тому же я не только по служебному делу. Но и по личному, - сказал Марат и одарил хозяйку пламенным взглядом.
        - Вот еще, - фыркнула Куляка.
        - А вот еще, - Марат достал из рюкзака бутылку коньяка.
        И она была не одна в запасе. Но пока одну достал. Асоциально - так асоциально. Не привыкать сотруднику правоохранительных органов.
        - Хм. Ну, проходите, старший следователь.
        - Зовите меня просто Марат.
        - Хм. Тогда я - Яна.
        Марат расшаркался и поцеловал ручку. Яна рассмеялась:
        - Что надо, Марат?
        - Это очень сложный вопрос. Накатим?
        - Хм.
        Марат уселся за большой стол в гостиной. Пока Яна несла рюмки, осматривал помещение. По-интеллигентски все. Книги, картины, никакого золота и ампира. Потолки высокие, кубатура мощная.
        - За нас! - провозгласил, поднимая рюмку.
        - Хм. Так что надо?
        Марат вздохнул печально:
        - Вот не хотите вы, Яна Станиславовна Куляка, сорока двух лет от роду, не судимая, не привлекалась, не замужем, безработная, владеющая также еще квартирой по адресу Нижегородская улица, не помню какой дом - не хотите вы оказать посильную помощь следствию. Кстати, почему вы в той квартире на Нижегородской не живете? Вы ее сдаете, налогов, разумеется, не платите, договор с жильцами не зарегистрирован в соответствующих органах. Это же могут быть чреватые последствия! Давайте, Яна, нежно относиться друг к другу. Со взаимным пониманием.
        - Хм, - Яна с интересом рассматривала пришельца, - так излагайте, излагайте.
        - Меня интересует личность вашей прабабушки Евдокии Андреевны Носовой.
        - А-а-а, - разочарованно протянула Яна, - а я-то думаю, что такое, что такое? Мне тут звонил уже один чудик. Так решил денег сэкономить. А ведь обещал материальное вознаграждение.
        - Считайте, что вы его получили в виде отсутствия штрафа за уклонение от уплаты налогов.
        - Хм. Руки, значит, сразу выкручивать?
        - Почему сразу руки? Почему выкручивать? - искренно удивился Марат. - Выпьем! За взаимность!
        В ход уже пошла вторая бутылка коньяка, когда Яна, наконец, прониклась идеей помощи следственным органам.
        - Дуся - ее мама и бабушка всегда звали Дуся. Вот - наследство от нее досталось, - всхлипнула Куляка и повела рукой. - Но лучше бы мозги мне от нее достались. Еле тройку на математике в школе натянули. И вообще…
        Марат нажал в кармане кнопку диктофона, вот для такого специально случая - сверхчувствительного.
        - А что мама с бабушкой рассказывали о молодости Дуси? Ведь рассказывали что-то? Вы в курсе, что Евдокия Андреевна в молодости лечилась у психиатра?
        - В курсе, конечно, бабушка часто об этом вспоминала. Она, конечно, уже после лечения родилась. Но в семье эти рассказы частые были. Как же! Видения странные, прозрения, Дуся даже своего врача спасла от неминуемой гибели.
        - А про красный камень вы что-нибудь слышали?
        - А то! Он каким-то странным образом попал в семью Дуси. То ли прадед откуда-то притащил, то ли дед. Дуся почему-то считала этот камень своим талисманом. Она с этой брошкой, ну, камень в брошку был вставлен, к жениху своему ездила на Соловецкую биологическую станцию, до революции еще. И там у них, вроде, все сложилось тогда.
        - Как звали жениха?
        - Не помню, честно. Как-то звали, конечно. Но Дуся за него потом замуж не вышла. Он то ли в Первую мировую погиб, то ли в Гражданскую. А, нет, он в японскую погиб, да. Но камень был с женихом этим связан, с воспоминаниями о нем.
        - Так, может, жених этот камень подарил?
        - Точно - нет. Просто когда у них все сложилось на Соловках и было хорошо - камень был при Дусе. Она его поэтому берегла. А вот, посмотрите, на этой фотографии Дуся как раз с брошкой этой.
        Яна встала, сняла с полки фотографию в массивной рамке.
        Евдокия Носова в молодости была очень хороша. Смотрела прямо в камеру нежно, улыбалась таинственно. На блузке брошь с камнем. Фото черно-белое, какого цвета камень - не разобрать, но можно, можно ребят-криминалистов попросить по спектру определить.
        Марат сфотографировал фото в рамке - и так и эдак.
        - Мама после Дусиной смерти обыскалась - найти его не могла, камень этот. Так и пропал. Все горевала: где камень, где камень?
        - Пропал, значит, - Марат тяжелым взглядом посмотрел на Яну, - ага.
        - Я его, во всяком случае, уже не помню. Только разговоры о нем были, а самого камня не было.
        - Этот камень? - Марат вытащил из кармана бархатную коробочку, открыл.
        Яна пожала плечами:
        - Говорю же - в глаза его не видела.
        - Так. Какие еще фото, записки, документы от Носовой остались?
        - Хм. Надо посмотреть. Что-то я разбирала, когда готовилась к вечеру памяти. В Дусином кабинете много бумаг. Я их не выбрасываю, заметьте. Память берегу! А они там, на кафедре, не хотят никак прабабушку увековечить! А она, между прочим, математик с мировым именем! Да!
        В кабинете математика с мировым именем было сумрачно и пыльно.
        - Что вас конкретно интересует? - спросила Яна.
        - Меня, конечно, все интересует. Но в большей степени молодые годы Носовой. Это дореволюционные годы. Когда Носова заболела, как это случилось, как вылечилась потом.
        - Вот не знаю про дореволюционные. В бумагах тоже, скорее всего, нет ничего об этом времени. Дуся в этой квартире жила последние десять лет. А до этого - переезды, переезды… Многое, знаете, теряется при переездах.
        - Показывайте все, что есть!
        Три большие коробки. Тетради, разрозненные листки, фотографии, открытки… Как в этом разобраться на ходу?
        - Изымаю все это!
        - Не отдам!
        - Я верну!
        - Нет!
        - Верну же. Для дела нужно! И считайте, что вы отныне под защитой Следственного комитета. А Следственный комитет никогда в долгу не остается! Чемоданы у вас большие есть?
        Изъять архив нужно было немедленно. Оставлять нельзя. Что еще этой взбалмошной бабенке а голову придет? Документы оставить в камере хранения? А вдруг попрут? А они ценные! Подлинники! Других таких не достать. С собой тащить - нереально.
        Марат уселся на скамейку в сквере, попробовал на всякий случай все сфотографировать. Но там сотни листов! В московский Следственный комитет кому-нибудь из коллег закинуть? Морока, расспросы, а поезд ждать не будет.
        Зашел к дежурному по вокзалу, предъявил удостоверение.
        - Кражи у вас бывают в камере хранения? Правду говорить!
        Дежурный отнекивался.
        - Ну, смотри! Оставляю ценные документы. Пиши расписку!
        Дежурный накарябал расписку, лепетал что-то про то, что никогда, ни при каких обстоятельствах ничего у них на вокзале не случается…
        - Лично отвечать будешь! Пойдем! Покажу объект. Глаз не спускать!
        Филиппу Марат не сказал, что поедет на Соловки с красным камнем. А то будет свой гуманизм разводить: опыт - не опыт, эксперимент - не эксперимент. «Скажу, что захотелось на Соловки прошвырнуться, а камень забыл в камеру хранения положить - и все дела».
        Надо, надо закрыть вопрос. Или открыть. Жидкая какая-то версия: место силы, красный камень… Но ее надо проработать. Как учили - все версии должны быть отработаны.
        Глава 9
        Гул вокзала, люди, спешащие и сосредоточенные, встречающие и провожающие. И неизбывный острый запах - особенный запах железной дороги. Сумбур броуновского движения толпы сменяется на ровный, монотонный ритм колес. Марат закинул рюкзак на свою верхнюю полку и бодро пошагал в вагон-ресторан.
        За окном мелькали полустанки, деревушки, леса, поля, переезды. В жизни Марата было мало дорог, жизнь устраивалась вполне оседлая, линейная и строго деловая. Школа, армия, учеба заочная, трудовая деятельность. А так вот чтобы просто в путешествие отправиться - такого не случалось. Женился, Полинка родилась. Работа - дом, дом - работа. Нечастые и недалекие командировки. А мир-то огромный. За каждодневной суетой - невидимый. Однако суета ведь тоже нужна. Куда без суеты? Без суеты - одна могила.
        Стемнело. И Марат стал видеть только свое отражение в стекле. Благодушное настроение, навеянное дорогой, горячим борщом и стопкой холодной водки, таяло, таяло и вконец исчезло. Из темного окна на Марата смотрел усталый, побитый сединой мужчина с напряженным взглядом. «А все туда же, все туда же», - оценил Кузьмин осуждающе отражение в стекле этого чужого человека.
        Компания молодых ребят с вещичками и гитарой шумно ввалились в вагон-ресторан. Видать, в поезд-то их пустили пару остановок проехать, а купе для них не нашлось. Лица светлые, радостные, открытые, безмятежные.
        «Из них никто еще никого не предал, - вдруг подумал Марат, - зачем я вспомнил о предательстве? В зеркало посмотри - у тебя жена и дочь.
        Я еду Филиппу помочь. Да! Он Полинку спас. И Агнии помогаю. Она мою Полинку спасла. И хватит об этом».
        После московской тридцатиградусной жары петрозаводские плюс десять показались счастьем. Всего-то ночь пути на быстром поезде, а уже Север! Здесь даже Ленин на площади стоял не с кепкой в руке, а с ушанкой. А что, логично! Вождю здесь было бы холодно в кепке. Местные - заботливые.
        До Соловков путь неблизкий - несколько часов на автобусе. Марат запасся на всякий случай бутылкой коньяка и закусоном. То есть намеревался провести время с пользой и удовольствием. Автобус заполнялся быстро. Рядом сел благообразный старичок с бледной, как у всякого северянина, кожей. Чопорно поздоровался. Тронулись в путь. Марат ерзал: достать бутылку, предложить выпить за компанию соседу? А вдруг отвергнет с негодованием? Еще и лекцию прочтет про вред пьянства? Как тогда Марат будет на глазах у морализующего давиться вкусным коньяком? Без всякой приятности тогда часы потянутся.
        - Меня Марат зовут.
        - Василий Парфенович.
        - Очень приятно. Я - старший следователь Следственного комитета, - «пусть знает, что не забулдыга какой, а серьезный чел, и если и пригубил каплю алкоголя - так потому, что стессующая работа вымотала вконец».
        - А я профессор Петрозаводского педагогического института. Историк.
        - Вот это - да! Это мне подфартило-то как! - воодушевился Марат, но сразу осекся: - Или я вас буду отвлекать расспросами? Я в первый раз в этих краях.
        Василий Парфенович пожал плечами:
        - Да, нет. Спрашивайте, конечно.
        Тогда Марат задал главный, экзистенциальный, мучающий его вопрос:
        - Василий Парфенович, как вы относитесь к коньяку?
        - В связи с чем интересуетесь? - понизил голос профессор.
        - Прихватил с собой, - доверительно сообщил Марат так же тихо.
        - А нас не оштрафуют? За распитие в неположенном месте? - осторожничал Василий Парфенович.
        - Мы не будем афишировать, - Марат, наклонившись, ловко откупорил бутылку, разлил жидкость в бумажные стаканчики, протянул один профессору, разложил столик перед креслом, выложил бутерброды. - Вы же выпивши не буйный? Во-от! И я не буйный! Рад знакомству, очень рад! Я на Соловки направляюсь. Говорят, это место силы.
        - Еще какое! Прекрасное и страшное место. Предательство, благородство, добро и зло - все там сущностно перемешено.
        Василий Парфенович замолчал, смотрел задумчиво в окно. Марат снова разлил коньяк по стаканчикам, выпили не чокаясь.
        - Да, - подал, наконец, голос профессор, - место силы, место силы. Я не специалист по ноосфере - но Соловки, несомненно, ее насытили как высоким духом, там и низкими мерзостями. Вы знаете, что такое ноосфера? - профессор недоверчиво покосился на Марата.
        - Приблизительно.
        - Ноосфера - это мыслящая оболочка, формирующаяся человеческим сознанием.
        Марат кивнул. По части человеческого сознания вообще все возможно, потому что непонятный объект - сознание человека. Может и оболочку сформировать - почему нет? Но все же спросил:
        - И что, она отдельно от нас уже мыслит?
        - В какой-то мере да.
        - Это очень сложно, - сказал Марат.
        - Сложно, - согласился Василий Парфенович. - Так вот Соловки. Подвижничество монахов, во-первых; такое место, знаете, выбрать для молитв - это тоже силу духа надо иметь. «Соловецкое сидение» - тоже энергетики этому месту прибавило. Ведь восемь лет монахи сопротивлялись, восемь! Никонианской бесовской реформе сопротивлялись. Отстаивали бы монастырь и дальше. Но их предали. Ох, раскол, раскол. Ведь некоторые историки выводят события девятьсот семнадцатого года из церковного раскола конца семнадцатого века. Когда кресты с церквей сбивал народ православный. Именно после раскола пошатнулась вера русских людей в праведность официальной церкви. И то - мыслимое ли дело - православные православным языки вырывали. Когда никониане захватили Соловецкий монастырь - подвешивали монахов за ребра на крюках, четвертовали, заживо морозили во льду. Из пятисот защитников монастыря в живых осталось только четырнадцать человек. Потом, в двадцатом веке, в двадцатых годах опять раскол до нас докатился, и снова людей мучили. Вот так-то. Можно вас, Марат, спросить? Вы - верующий?
        - Крещеный, - уверенно сказал Марат. - Меня родители уже Маратом записала, потом креститься понесли. А в Святках-то такого имени и нет. Мартином окрестили. Да, наверное, верующий. Библию я не читал, но знаю, что что-то такое есть.
        Василий Парфенович улыбнулся:
        - Главное - не атеист. С атеистами сложно на эти темы разговаривать. Никон-то из наших, из соловецких монахов, постриг здесь принял. А такой, прости господи, чертяка. Бабушка моя рассказывала: его, кроме как чертом, здесь никто и не называл. У нас если никонианин в дом заходил, за стол садился (а как гостя не угостить?) - после кружку-ложку выбрасывали. Погаными считали никониан-то, нечистыми. А то! Тут, знаете, все по-серьезному. Мы - поморы. У нас здесь не шутят. Белое море увидите - поймете почему.
        Марат поежился:
        - Я уже понял, холодно тут у вас, даже на памятнике ушанка.
        Так они ехали, трапезничали, Василий Парфенович рассказывал о Карелии, о здешнем эпосе «Калевала», о местных чудесах, о Кижах, конечно, о церквях знаменитых - без единого гвоздя построенных.
        - Это же уму непостижимо! Простые, деревенские мужики, у них ведь и проекта не было, они чисто интуитивно понимали конструкцию. И даже лучше, чем современные обученные инженеры понимали! Какие деревянные кружева плели; вы, Марат, обязательно побывайте в Кижах. Это же такая архитектура - живопись по небу. Хватило ведь фантазии. Не срисовано ниоткуда. Сами придумали. Не итальянских мастеров выписывали, свои, местные, простые люди собрались да и построили. Как уж раскумекали - а получилось чудо.
        - В этот раз не выберусь в Кижи, а в следующий раз - обязательно. А шаманы у вас есть? - вдруг озаботился Марат.
        - Шаманы у всех народов есть. По-разному только называются. По сути, шаман - посредник и избранник духов, он способен видеть иную реальность и путешествовать в ней. У нас таких людей называют тиедайя. От слова «тиетаа» - «знать» по-карельски. И по-фински. Это ближе к знахарю, к ведьме-ведунье по значению. Тиедайя - это тот, кто знает какую-то тайну, ведает тайные смыслы.
        - Вы здесь финны? - удивился Марат.
        - Я - русский. Но здесь есть и финны и карелы. Всегда жили дружно, но всегда помнили: это - финская деревня, а это карельская.
        - Расскажите про тиедайев?
        - То, что знаю.
        - Профессор, а можно я вас запишу? - осенило вдруг Марата. - У меня друг очень интересуется этой темой. А я пересказать не смогу. А другу очень важны подробности. У меня и диктофон есть… А ваши эти тиедайи, они ищут себе замену? Ну, когда чувствуют, что в иной мир уходят?
        - Конечно, непременно ищут, - почему-то шепотом и озираясь, сообщил Василий Парфенович. - Потому что это грех, если свои знания ты унесешь в могилу и ни с кем не поделишься.
        - А как ищут?
        - В смысле?
        - Выбирают в ультимативном порядке или уговаривают?
        - Не слышал, чтобы в ультимативном.
        - Значит, они неопасные у вас.
        - Как сказать. Народ их у нас побаивается. Они у нас разные, тиедайи, есть черные, есть светлые. А как поймешь, какие они есть? Люди поговаривают, что от нечистой силы-то знания-то колдовские, и если знахарь кому-нибудь не сдаст своих чертей - то и помереть не сможет. Поэтому, мол, среди знахарей так много долгожителей. Но есть и белые знахари. Им необязательно свои знания передавать, они так и говорят: де, необязательно то, что знаю, кому-то ведать - это ведь не черти, которых непременно кому-нибудь надо всучить. А если кому заговор рассказал, то для колдуна уже этот заговор теряет силу. Поэтому и этнографам практически невозможно записывать такой материал в деревнях, редко кто таким поделится, а те, кто все-таки делились знаниями, ругали себя за то, что «отдают» их.
        Василий Парфенович снова опасливо оглянулся.
        - Профессор, вы правда в это верите? - удивленно поднял брови Кузьмин.
        - Что ж не верить? - в ответ удивился профессор. - Я золотушный родился, врач сказал: до года не доживу. Мама меня - к бабушке в деревню. А та уж к знахарю. И вот - как видите. Жив пока.
        - Эта та бабушка, которая после никониан посуду выбрасывала? - уточнил Марат.
        - Молодой человек! - с укором сказал Василий Парфенович. - Вы про старообрядцев ничего не знаете, а позволяете себе осуждать их.
        - Ни боже мой, Василий Парфенович, - Марат искренно расстроился от такой профессорской реакции, приложил обе руки к сердцу, перекрестился потом. - Упаси боже! Я просто спросил…
        Василий Парфенович молчал, отвернувшись.
        - Василий Парфенович, - тихо позвал Марат, - я, честное слово, не хотел никого обидеть.
        Профессор долго не оборачивался, потом все же посмотрел на Марата - гневно, наткнулся на невинный недоуменный взгляд, засопел возмущенно, но все же смягчился:
        - Вот вы сейчас перекрестились, молодой человек, тремя перстами перекрестились. Как вас в детстве учили, как вы всегда это делаете. А теперь попробуйте двумя перстами перекреститься. Попробуйте, попробуйте.
        Марат перекрестился по-старообрядчески.
        - Чувствуете? - профессор внимательно вглядывался в лицо попутчика. - Чувствуете? Замыкаются совсем другие энергетические точки.
        Марат снова перекрестился тремя перстами, потом еще раз двумя.
        - Да, непривычно.
        - Непривычно - не то слово. Даже неграмотные крестьяне чувствовали разницу - может быть, и не разбирались в тонкостях реформы, но вот эту разницу чувствовали. Не могли по-другому Богу молиться. А вы говорите…
        - Василий Парфенович, я ничего не говорю, честное слово!
        Профессору надо было выходить раньше Беломорска. Попрощались все же тепло, обменялись визитками.
        Марат вышел из автобуса проводить, смотрел вслед Василию Парфеновичу, крикнул: «Спасибо!» Профессор, не оборачиваясь, махнул рукой. Отстань? Не стоит благодарности? Надоел? Марат так и не понял.
        Над теплоходом вились чайки. Белое море за бортом отражало синее, высокое небо. На палубе в буфете продавали пончики, здесь же их и жарили в больших алюминиевых общепитовских кастрюлях. Выдавали страждущим, выстроившимся в очередь. Марат купил кулек, крошил горячие пампушки, кидал чайкам. Птицы парили, замирали в воздухе, ловили еду на лету.
        Набегали облака, море в момент становилось свинцовым…
        Чайки - божьи создания - прекрасные и непостижимые, легко привыкли к человеческим подачкам. Почему подачкам? От всей души ведь кидал Марат им сладкое тесто… А знахари общаются с духами… А чайки? Но ведь у них и души-то нет. Нет? А как же они тогда живут - без души? Как летают? Чем чувствуют боль и радость? А ведь чувствуют наверняка.
        Ветер холодный и резкий. Но не хотелось уходить с открытой палубы, невозможно было уйти.
        Марат стоял на палубе под крики чаек, увидел издалека монастырь, подумал: «Игрушечный».
        Марат трогал монастырские камни, пытался понять, в чем их сила, бродил вокруг.
        Какая-то женщина в платке, длинная юбка до земли, тоже подошла к стене, поцеловала камень, зашептала что-то жарко и тревожно. Марат отвернулся, пошел прочь. «Грехи отмаливает, отмолить все никак не может, - почему-то злорадно подумал Марат, - может быть, просит о чем-то? Нет, отмолить хочет, точно. Нагрешила, теперь вот головой о стену бьется. А сам-то, сам? Без греха?»
        В храме Марат опять столкнулся с этой женщиной, потом уже на дороге к Секирной горе. Женщина обогнала Марата, прошла несколько шагов вперед, обернулась, спросила раздраженно:
        - Что вы на меня так смотрите?
        - Это вы на меня смотрите! - возмутился Марат.
        - Да, смотрю. И что? - неожиданно согласилась женщина.
        - Могу вам чем-то помочь? - невольно вырвалось.
        - Вы кто?
        - В смысле?
        - Вы - психолог, - уверенно сообщила женщина.
        Марат кивнул на всякий случай. Не спорить же с сумасшедшей? Дамочка явно не в себе.
        - Идемте тогда. Я вам все расскажу. Я на исповеди рассказывала. Но он, батюшка, просто отпустил мне этот грех. И все. А я хочу очистить мою жизнь. Полностью! Идемте…
        Женщина шла рядом, Марат все хотел ее рассмотреть, но платок был низко повязан на лбу, голова опущена. Сколько ей лет? Женщин говорила, говорила, отставала чуть. Марат оборачивался. Тогда женщина останавливалась, смотрела в глаза Марату и говорила, как будто гвозди забивала в его голову:
        - Когда муж ушел, наш кот заболел. Он вообще-то был котом мужа, даже похожи они были. Но Вова даже не вспомнил о коте. Представляете? Ладно, обо мне не вспомнил, он о коте не вспомнил! У вас есть кот?
        - У меня семья, - ответил Марат, - жена и дочка.
        - Но вы же их не бросите? Вот. А кота, значит, можно. Так вот кот Персик заболел. Он долго болел, года два. А потом умер.
        Марат, наконец, сумел рассмотреть женщину: тонкие губы, востренький нос, тревожные глаза.
        - Сколько лет было коту? - вопрос прозвучал жестоко.
        - Какая разница? Шестнадцать лет. Вы знаете, еще почему я на вас все время смотрю - у вас такая же куртка, как у моего мужа.
        - Хотите, я вам ее отдам?
        - Нет. Но он даже о коте не вспомнил, муж. А кот за мной стал по пятам ходить, когда Вова ушел. Наверное, думал, что я его тоже могу бросить. Предательство же тяжкий грех. Да?
        - Да.
        - Кот Персик умер.
        - Да, вы говорили.
        - Он умер, когда я сюда уехала. Два года никуда не ездила. А потом оставила кота сестре и поехала сюда. А Персик умер. Решил, что я его тоже бросила.
        - Нет, он так не решил.
        - Да! Решил!
        - Но подождите, вы же говорите, что коту было шестнадцать лет…
        - Вы не понимаете, все сущее умирает, когда понимает, что уже не нужно никому.
        - Но вы же кота любили, он не мог такого о вас подумать.
        - Да, любила. Но Персик уже пережил одно предательство. Наверное, решил, что второго не переживет. То есть он и не пережил. Умер.
        - Как вас зовут?
        - Валентина.
        - Валентина, я понимаю, вам очень трудно сейчас.
        - Да? Понимаете? - женщина остановилась, вцепилась в руку Марата, заглянула ему в глаза, - Правда? Понимаете?
        Марат кивнул.
        - Я смотрела на себя в зеркало, я в бухгалтерии работала. Там бабы одни. Я уходила с работы - смотрела на себя в зеркало: какая же я красивая. А у меня тогда никого не было. Никого! Потом Вова встретился. Но я его не любила. Но хоть кто-то.
        - Так вы первая предали. Себя, - сказал Марат.
        - Да, наверное, - согласилась Валентина.
        - Так и пошло.
        - И до кота дошло… Но он ведь совсем ни при чем.
        - Конечно.
        - Вы правда так считаете? - вскинула голову Валентина.
        - Кот ни при чем. Однозначно. Ему шестнадцать лет было.
        - У вас просто никогда не было котов. Собак тоже. Да?
        Марат кивнул.
        - Вы не понимаете, они все за нас берут на себя, все плохое. Вокруг нас дурная энергетика скапливается, а они ее впитывают. Это я должна была умереть.
        Валентина смотрела в глаза Марату - внимательно следила за реакцией. Марат тоже смотрел ей в глаза - внимательно и серьезно.
        - Мне надо побыть одной, - ни с того ни с сего решила Валентина. - Дайте мне свой телефон.
        Марат протянул гаджет.
        - Нет, номер. Давайте я вам позвоню. А вы мой запишите - Валентина Соловки. А вы знаете, что здесь тропики были? Я не сама придумала - ученые говорят. А потом Земля поменяла земную свою ось, то есть наклонилась. Если вы думаете, что я уже схожу с ума, - ошибаетесь! Книжки почитайте!
        - Здесь, наверное, связи нет, - сказал Марат.
        - Да, нет связи. Тогда просто запишите мой телефон. А я запишу ваш… И еще, дайте мне все-таки вашу куртку.
        Марат снял куртку, протянул Валентине:
        - Держите.
        - Вы замерзнете.
        - Нет, берите, может быть, вам легче будет. У меня еще один свитер есть. И ветровка. Не беспокойтесь. Берите.
        - И вы меня тут так оставите? С этой курткой? Одну?
        - У меня сейчас уже кораблик через пять минут.
        - Я вас провожу.
        - Вы остаетесь?
        - Да. Поживу еще здесь. Здесь хорошо. Меня уже никто не ждет дома. Даже кот. А вам спасибо. Вы мне уже помогли. - Валентина помахала курткой. - Вы, правда, не замерзнете?
        - Нет, - твердо сказал Марат.
        - Это правильно, что вы мне куртку отдали, - сказала Валентина, - вы сделали доброе дело.
        И снова Белое море меняло свой цвет, и снова над корабликом кружили чайки, и снова долгий автобусный путь. Только теперь в попутчиках была молчаливая бабка, за всю дорогу не сказавшая ни слова. Марат всю обратную дорогу думал, как ему повезло на пути к месту силы и как не везет сейчас. От чего зависит? Может быть, он уже заболел? Красный камень лежал в нагрудном кармане рубашки.
        Кузьмин, конечно, хотел сначала зайти домой, но два тяжеленных чемодана нуждались в скорейшем обретении правильной дислокации - отправился прямиком в больницу.
        Кряхтя, водрузил их на стол в ординаторской.
        - Изучай, - кинул Филиппу.
        - А рассказать? - крикнул ему в спину Филипп.
        Марат развернулся, вытащил из кармана диктофон.
        - И это изучай пока. Знаешь, там одна девушка забеременела от брусники. Когда бруснику собирала.
        - Ты мне это прекрати! - возмутился Филипп. - Перестань!
        - Думать раньше было уже поздно.
        - В смысле? - Филипп поправил очки.
        Марат молчал, с серьезным видом смотрел в потолок.
        - Издеваешься? - с надеждой спросил Филипп.
        - Нет, это карело-финский эпос, про бруснику. «Калевала». Мудрость веков. И еще про карельских шаманов записал на всякий случай, послушаешь потом. А я к Агнии.
        - Марат, посмотри мне в глаза, - строго приказал Филипп, - ты ведь не только в Москву ездил?
        Кузьмин тяжело вздохнул:
        - Да, да, на Соловки свернул, да, забыл камень выложить из кармана, да.
        - Как ты себя чувствуешь? - доктор Воздвиженский с тревогой вглядывался в лицо Марата.
        - Пока нормалек, - и Марат прямиком потопал в палату к Агнии.
        Филипп смирился. В конце концов, состояние пациентки не ухудшается после таких визитов. И не надо тут самодурствовать: не пущу, не положено…
        Ситуация под контролем. Над другой ситуацией контроль потерян. Полностью! Марат все же побывал с камнем в месте силы. И сейчас Филиппу казалось, что так, и только так должно было случиться. С чего доктор Воздвиженский решил, что Марат с камнем в кармане не покатит на Соловки? Это вообще на Марата похоже? Осмотрительные такие поступки, осторожные, в стиле Кузьмина? Поганенько стало на душе - получилось, что Филипп сам себя обманывал, давая Марату камень, при этом веря, что опасного эксперимента не будет. Доктор Воздвиженский просто закрыл глаза и отправил друга в ад. В возможный ад. Ничего себе доктор!
        Филипп сидел в ординаторской, обхватил голову руками - в полном отчаянии. Ругал себя на чем свет стоит. Самыми последними словами.
        - Я так и знал, - сказал Марат, застав эту картину. - Фил, ты теперь будешь страдать страдальчески.
        Филипп поднял голову, посмотрел затравленно.
        - Фил, что ты прямо в самом деле? Ща Зойку позову, пусть вколет тебе в задницу. Что вы там психам колете? Чтобы в себя пришли? Если бы я знал, что ты так расстроишься… Все, проехали. Что сделано - то сделано. И ты тут совершенно ни при чем! Это было мое решение, и только мое!
        - Я должен был предусмотреть, - лепетал Филипп, - нельзя было тебе камень отдавать… И вообще - посвящать во все это…
        - Не все в нашей власти! - с сожалением заметил Кузьмин. - Мне тоже судьба Агнии небезразлична. Я тоже хочу ей помочь - по мере сил. А потом, ничего не случилось. Я не заболел. Это даже плохо отчасти - наши с тобой расчеты не были верными. Чего-то мы не учли. Думаем дальше. И, Фил, ты давай прекращай это. А то я с тобой в разведку не пойду. Паникеров с пораженческими настроениями, знаешь, на месте обычно пристреливают. И правильно делают! Давай-ка, соберись. Хорэ порожняки гонять. Изучай лучше, вон, добычу.
        Бумаги в чемоданах были свалены кое-как: письма, театральные программки, фотографии, листки из отрывного календаря с надписями, темы лекций, бесконечные ряды формул, открытки, бирка из роддома - «2 кг 800 г» - дочкина, видимо… Хотела бы Евдокия Носова, чтобы кто-то чужой копался в этом ее хранилище? Вряд ли. Никогда Филипп не поймет, почему эта женщина сорвала листок календаря 22 августа 1930 года и хранила его до самой смерти.
        - Филипп Алексеевич, - позвала Зоя, - буйного привезли - Тихона Задорожного.
        Филипп отложил пожелтевшие листки, вздохнул с облегчением. Муха билась в стекло. Филипп сгреб ее в кулак, открыл форточку - выбросил жужжащую.
        В ординаторскую влетела растрепанная дородная дама в ярко-оранжевом сарафане и с порога завопила низким голосом, почти басом:
        - Доктор! Ему вечером на сцену. Он к шести часам должен быть в порядке.
        Филипп вопросительно посмотрел на медсестру.
        Зоины губы сложились в еле слышное слово:
        - Жена.
        Буйным оказался актер местного театра Тихон Задорожный, мужчина средних лет. Выглядел он совершенно спокойным, смирно сидел на кровати в палате, аккуратно сложив руки на коленках, смотрел в одну точку.
        - Почему буйный-то? - тихо спросил Филипп у Зои.
        - Не первый раз он у нас, увидите.
        - Тихон Тихонович, - позвал Филипп, - как вы себя чувствуете?
        Вместо ответа Тихон Тихонович встал и с пафосом, умело акцентируя детали монолога, продекларировал:
        - Не страшно ль, что актер проезжий этот
        В фантазии для сочиненных чувств,
        Так подчинил мечте свое сознанье,
        Что сходит кровь со щек его, глаза
        Туманят слезы, замирает голос,
        И облик каждой складкой говорит,
        Что он живет! А для чего в итоге?
        Из-за Гекубы!
        Что он Гекубе? Что ему Гекуба?
        Тихон Тихонович подошел вплотную к Филиппу, похлопал доктора по плечу.
        - Тихон Тихонович, вы не волнуйтесь так, - мягко сказал Филипп, - мы с вами сейчас во всем разберемся. Что вас беспокоит?
        Задорожный смерил доктора надменным взглядом, тряхнул головой, отошел как можно дальше и продолжил с выражением, сопровождая каждое слово выразительными жестами, настойчиво педалируя значимые слова текста.
        - А он рыдает. -
        Задорожный заслонился руками, плечи его содрогались. Когда Тихон Тихонович, наконец, открыл лицо, в глазах актера стояли слезы. -
        Что б он натворил,
        Будь у него такой же повод к мести,
        Как у меня? Он сцену б утопил
        В потоке слез, и оглушил бы речью,
        И свел бы виноватого с ума,
        Потряс бы правого, смутил невежду
        И изумил бы зрение и слух.
        А я,
        Тупой и жалкий выродок, -
        Задорожный нанес себе несколько интенсивных ударов в грудь, -
        слоняюсь
        В сонливой лени и ни о себе
        Не заикнусь, ни пальцем не ударю
        Для короля, чью жизнь и власть смели
        Так подло. Что ж, я трус?..[18 - В. Шекспир. «Гамлет» (перевод Б. Пастернака).]
        Тихон Тихонович замолчал, обвел присутствующих испепеляющим взглядом, сел на кровать, снова смиренно положил руки на колени и замер.
        Жена Задорожного плакала, громко сморкаясь в платок.
        - Пойдемте, - Филипп взял ее за локоть и вывел из палаты. - Лина Игоревна? Я его не смогу к вечеру отпустить. Если ему сейчас вколоть успокаивающие - он точно к вечеру в себя не придет.
        - Вы - новенький! - в отчаянии воскликнула женщина. - Старый доктор знал, что делать. - Лина Игоревна вцепилась обеими руками в белый врачебный халат и стала трясти Филиппа так, что с того чуть не свалились очки.
        - Вы тоже успокойтесь, - нервно крикнул Воздвиженский, пытаясь высвободиться, - можете объяснить, что происходит? Где медицинская карта пациента? Зоя!
        Зоя подошла и молча загородила доктора Воздвиженского собой.
        - Я его забираю! - решительно выкрикнула Лина Задорожная. - Вы же его не оформили еще? Все, забираю. Если вы тут ничего сделать не можете.
        - Куда же вы его заберете? - растерялся Филипп. - Он в помощи нуждается, в медицинской.
        - Знаем мы вас! Лечить не умеете! Вам бы только прививки вредные колоть! Тихон, идем.
        Задорожный остался сидеть и только умоляюще смотрел на доктора.
        - Тиша, идем! - настаивала жена.
        - Мне и здесь хорошо, - актер свернулся калачиком на кровати. - Можно я здесь останусь, доктор?
        И, глядя в одну точку, прочел без всякого выражения, монотонно:
        - Так - в каждом деле. Завтра, завтра, завтра, -
        А дни ползут, и вот уж в книге жизни
        Читаем мы последний слог и видим,
        Что все вчера лишь озаряли путь
        К могиле пыльной. Дотлевай, огарок!
        Жизнь - это только тень, комедиант,
        Паясничавший полчаса на сцене
        И тут же позабытый; это повесть,
        Которую пересказал дурак:
        В ней много слов и страсти, нет лишь смысла[19 - В. Шекспир. «Макбет» (перевод Ю. Корнеева).].
        Жена актера смачно плюнула на пол, схватилась за телефон:
        - Эдгар? Вводи замену! Он текста не вспомнит.
        - Благодарю, плюшечка моя, - прошептал актер. - Я сегодня не в форме, зрители будут разочарованы.
        - Оформляем? - спросила Зоя.
        - Обоих? - спросил Филипп, наткнулся на яростный взгляд жены актера и уточнил: - То есть как мы обычно делаем?
        Только к вечеру Марат добрался до дома. От больницы шел - всю дорогу улыбался. Так, с улыбкой, занес было руку на кнопку звонка нажать, но вздохнул, достал ключи, отпер дверь.
        Жена Зинаида выглянула в коридор.
        - Наконец-то! - проворчала недовольно.
        Марат еще раз вздохнул. Полинка выбежала встречать, схватила за руку, потащила на кухню:
        - Смотри, кто у нас теперь.
        На стуле сидел рыжий котенок.
        - Откуда? - ахнул Марат.
        - Из подъезда. Пищал под дверью. Персиком назвали.
        - Почему Персиком? - рассеянно спросил Марат.
        - Цвет такой.
        - Он же рыжий!
        - Мягко-рыжий. Персик! Видишь, уже откликается.
        - Почему именно Персик? - гневно закричал Марат. - Он рыжий, рыжий!
        - Он нежно-рыжий, - спокойно сказала Зинаида, - а ты какое имя предлагаешь?
        - Папа? - внимательно смотрела Полина.
        - Мурзик, Васька, Тузик, - начал Марат, - мало ли вариантов?
        Полинка залезла на колени к отцу, чмокнула в шею, выше не дотянулась.
        - Персик, потому что сладкий и хороший. Мягкий.
        - Ты уже ко всему продираешься, - зло заметила Зинаида, - то тебе не так и это не эдак.
        - Нет, ну я тоже же ж здесь живу! - возмутился Марат. - Теперь с этим вот котом! Можно меня спросить хотя бы, как этого кота назвать?
        - Папа, ты против котика? - Полинка чуть не плакала.
        - Не против я котика…
        - Он уже на Персика откликается, - отрезала Зинаида, - тебе-то какая разница, как кота зовут? Ты все равно дома не бываешь.
        Марат потряс головой, потом еще и еще. Но все осталось по-прежнему: напротив злилась жена, Полинка задумчиво рассматривала узоры на скатерти. Котенок Персик сидел и внимательно смотрел на Марата. Без подхалимажа, без заискивания. Спокойно и вдумчиво созерцал окружающую действительность и Марата в ней.
        - Устроил скандал, как всегда на ровном месте, - себе под нос пробурчала Зинаида, - только настроение всем испортил.
        Ожил телефон, на дисплее: «Валентина Соловки».
        - Слушаю, - опасливо откликнулся Марат.
        - Я уже дома, - радостно сообщила Валентина, - а вашу куртку я сожгла. Ритуально. Как помять о муже.
        - Спасибо огромное! Но вообще-то это моя куртка!
        - Но она была такая же…
        Марат вышел на балкон, зажал динамик трубки и долго ругался.
        - Алло, алло, - волновалась Валентина.
        - Да! - рявкнул Марат.
        - Вам жалко куртки?
        Марат опять зажал динамик, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, потом заверил:
        - Нет, не жалко.
        - Спасибо!
        - Скинула на меня своих чертей, а теперь - спаси Бог, - пробормотал Марат.
        - Что?
        - Ничего! Рад, что оказался вам полезен.
        Зинаида выглянула на балкон и спросила подозрительно:
        - Это кто?
        - Начальство, - сказал Марат и показал глазами наверх.
        Глава 10
        Филипп всю ночь разбирал архив Носовой. Отложил в сторону одну открытку, листок с нарисованной змеей. Пытался вникнуть в многочисленные математические формулы. Не находил ответа на свои вопросы. А вопросы простые были: после чего Дуся Носова заболела и когда выздоровела.
        Так и заснул за столом над бумагами…
        А с утра пораньше в ординаторскую ворвался Марат и без всякого «здрасти» стал вопрошать:
        - Филипп, почему ты ее не отпускаешь? Она совершенно нормальная. Она хорошо себя чувствует, - Марат, заложив руки за спину, мерил шагами ординаторскую. - Я навидался настоящих-то психбольных…
        - То-то ты так активизировался.
        - Да! Активизировался! Во-первых, я побывал в месте силы. Силушка в меня вселилась богатырская. И интуиция проснулась на грани ясновидения! И не надо тут ухмылки строить! Да! Вот два этих компонента и позволяют мне сделать логический вывод: Агнию надо отпускать.
        В коридоре тетя Рая громко командовала:
        - Тянем, тянем носочки, дышим глубоко, свободно! Птенчики, не халтурить! И еще раз! Вот так! А теперь - поза льва! И громкий рык! Громкий!
        - Дурдом! - пробормотал Марат и плотнее закрыл дверь. - Карательная психиатрия!
        - Скажи лучше, как ты себя чувствуешь? - Филипп пристально посмотрел на разбушевавшегося товарища.
        - Я здоров, если ты об этом. Ничего не произошло. Кроме кота Персика.
        - Что? - не понял Филипп.
        - Кот Персик у меня теперь есть. Но это долго объяснять, и к делу отношения не имеет. Когда Агнию отпустишь?
        - Агния сама понимает, что еще больна, - сказал Филипп, - она хочет выздороветь! Но пока - больна. Эти видения ее… Они ее мучают. И предчувствия… Ты хочешь, чтобы она на людей бросалась?
        Филипп и Марат встретились глазами.
        - А кстати, - сказал Марат.
        - А кстати, - сказал Филипп.
        - Так с этого и надо было начинать! - Марат тяжело вздохнул, постучал пальцем по своему лбу, потянулся было к Филиппу, но махнул рукой. - Где, говоришь, это было? Когда? В каком парке? Я просмотрю сводки, пожалуй, того времени.
        - Зачем?
        - А вдруг действительно убийство было? Агния видела преступника. Вдруг убийство еще не раскрыто…
        - Больше года назад. Больше года! И потом, я не дам пациентку травмировать.
        - Ты чего-то не понимаешь, Филипп.
        - Это ты чего-то не понимаешь, Марат. Вы год не можете преступление раскрыть, а мою пациентку надо стрессу подвергать?
        - Пустой разговор, - сказал Марат, - может, и убийства никакого не было.
        - Вот именно.
        - Может быть, все уже и раскрыто.
        - И замечательно!
        - Как ты можешь?! Никакой гражданской сознательности!
        - Если я узнаю, что ты пристаешь к Агнии со своими раскрытиями - раз и навсегда запрещу тебе здесь появляться. Ты обещал.
        - Давай телефон подруги, с которой Агния была в парке, - подумав, сказал Марат.
        Телефон у Филиппа был - попросил у матери Прохоровой, да так и не позвонил, замотался, а надо тоже было бы подробности того происшествия разузнать - все же это была манифестация болезни, самое начало. Начало ли?
        - Вот тебе телефон. Надя Лемехова. И иди. Нечего здесь груши околачивать.
        - Это ты меня сейчас оскорбляешь что ли? - Марат замер. - Дезавуируешь и обезличиваешь? Ты в записках математички что-нибудь нашел?
        - Открытка есть. Приглашение на спиритический сеанс.
        - И что это значит?
        - Еще не знаю. Тогда, в начале прошлого века, это модно было. Может, и ничего не значит. Но если искать аналогии с шаманской болезнью, - Филипп запнулся.
        - Ну! Говори, говори, - приободрил Марат.
        - Крутится в голове какая-то мысль - уловить не могу…
        - А! Ну, тогда это - к психиатру.
        - Иди уже, - рассмеялся Филипп.
        Мысль, действительно, была неуловима. Красный камень, место силы, шаманская болезнь, общение с духами… Но вот ведь Марат с красным камнем побывал в местах силы. И - ничего. Уверился только, что у него проснулась интуиция на грани ясновидения. Но это он преувеличивает, конечно. Во всяком случае, ничего похожего на то, что произошло с Носовой, Овчинниковой, Агнией, с ним не случилось… Чего-то не хватает в этой цепочке - камень, место силы… Возможно, это необходимые условия - побывать в месте силы с красным камнем, - но недостаточные. От чего тогда отталкиваться?
        «Задача ясна, задача ясна», - повторял Марат, шагая через парк к отделению полиции. Задача и вправду была ясна: расспросить коллег о происшествии годичной давности. Ну и что, что год прошел? Наверняка то происшествие запомнилось - не каждый день девушки набрасываются на мужиков с криками «Убийца!», наверняка и протокол сохранился, так что задача ясна - на все сто.
        То, что эксперимент провалился - Марат понял еще на палубе кораблика, отплывающего от Соловецкого острова. Да, в кармане лежал красный камень, да, место силы было. Но того смещения сознания, которое случилось с Агнией, - не произошло. Кот Персик? Кот Персик не в счет. А каменный цветок, как говорится, не вышел.
        Однако после поездки Марат прислушивался к себе, вернее к своей интуиции, которая, как он считал, приобрела отчетливо усиленный характер. И неясные ощущения стали томить старшего следователя по особым делам. Раньше-то как было: работал себе и работал, изучал причинно-следственные связи, применял дедукцию и индукцию, использовал наработанные схемы раскрытия преступлений. И все было хорошо, и душа была спокойна. А вот эта интуиция на грани ясновидения, которую лелеял в своем сознании Марат, - все перемешала. Марат все время ждал, что его посетит озарение. А оно все не приходило и не приходило. Привычные, наработанные годами методы при этом словно ленились. А работать-то как?
        - Она совершенно безумная была. За ухо меня укусила. Вопила: «Держите его, он убийца! Вы слышите? Вы что, не слышите?» И цап меня за ухо! - старлей потер ухо, как если бы оно болело до сих пор.
        - Протокол есть? - сурово спросил Кузьмин.
        - Марат, за кого ты меня принимаешь? С сумасшедшими девками связываться?
        - А нападение на сотрудника полиции?
        - Да нет. Я сразу понял, что девушка не в себе. Глаза безумные, растрепанная вся. Сумасшедшая - одним словом. Она немножко посидела в обезьяннике и так и сказала: «Я сошла с ума. Мне нужно в психиатрическую больницу».
        - А этот, на которого она накинулась?
        - Он вообще к нам идти не хотел. Заявление, конечно, не написал, тоже говорил: что с нее, с безумной, брать? Пусть лечится.
        - Паспортные данные пострадавшего вы хотя бы записали?
        - Паспорта с собой у него не было. И зачем нам? Заявления же нет.
        - Понятно. С камер уже все потерто, конечно. Сводки за тот день есть?
        - В компе.
        «…Трое мужчин убили 30-летнего россиянина во время ссоры, затем расчленили его электролобзиком, после чего спрятали голову жертвы в морозилке, а остальные части тела сожгли…
        …Пьяный мужчина избил двух полицейских и протаранил их служебную машину…
        …Убийство мужчины. Смертельное ножевое ранение…
        …Квартирная кража…»
        Марат откинулся на спинку стула, посмотрел в окно на тихо шелестящую листву. «А он вполне мог убить и не в нашем городе. И даже не в стране. И не в этот день. Черт, черт, надо с Агнией все же поговорить. Без этого не обойдешься. Без этого нельзя обойтись. Где же ты, моя интуиция? Что молчишь?»
        На самом деле Марат пытался, конечно, спросить Агнию об убийстве Шумейко. Она же его увидела, убийство это. Может, и убийцу разглядела? Аккуратно так зашел Марат, издалека. Но Агния же затряслась, губы ее задрожали, слезы на глазах появились, и Марат отступился. Нет, нельзя Агнию спрашивать. Филипп прав. Придется как-то самому.
        Стоп! Так задача не стоит! При чем здесь правда - не правда, убил - не убил! И Шумейко здесь вообще ни при чем. Задача стоит докопаться до первопричины - после чего с Агнией случилось помешательство это. А остальное - неважно. Пока - неважно. Не первый висяк и не последний. «Но почему, - спросил себя Марат, - ты сейчас подумал о Шумейко?»
        - Было очень страшно, - Надя Лемехова нервничала, ломала пальцы, пытаясь унять дрожь, - мы просто шли, болтали…
        У Нади лицо все в веснушках, в глазах и сейчас плескался ужас.
        - О чем разговаривали? - настороженно спросил Марат.
        - Я уже не помню, о чем-то неважном.
        - Вспомните!
        Надя наморщила лоб, видимо, эта мимическая гримаска ассоциировалась у нее с напряженной работой мозга.
        - Ну, про зачет, который надо было сдать. Я зачет не сдала по синтаксису. Так вот, мы шли…
        - Куда вы шли?
        - В кино.
        - На какой фильм?
        - Я уже не помню. Разве это важно?
        - Я не знаю пока, что именно важно. Вспоминайте все детали.
        - Так вот, мы шли, - частила Надя, - Агния была в хорошем настроении, ничего, как говорится, не предвещало. И вдруг, представляете, она ровно на полуслове вдруг бросается на того мужика и кричит: «Убийца!»…
        - На каком полуслове? - гнул свою линию Марат. - Вы все вспоминайте, каждое полуслово.
        - Вы меня сбиваете! - Надя нервно поправила выбившуюся прядь, с вызовом посмотрела на Кузьмина.
        - Я уточняю! Вспоминайте!
        Надя замолчала. Честно пыталась вспомнить. Снова морщила лоб.
        - Может быть, о кино говорили? - подсказал Марат.
        - Нет, не о кино точно. Кино - это так. Мы вообще хотели пять минут посмотреть, если плохое - уйти.
        - Куда уйти?
        - Просто погулять. Погода была хорошая. Или в кафе…
        - Так что за слово?
        - Не помню я.
        - Хорошо. Продолжайте.
        - Вы меня все время сбиваете! - раздраженно проговорила Надя. - У меня все путается теперь в голове!
        - Продолжайте! - «Учить она меня еще будет технике допроса!»
        - Так вот, Агния накинулась на того мужика, кричит «Убийца!», глаза безумные, в волосы ему вцепилась…
        - Шевелюра богатая была? Много волос?
        - Да нет, - растерянно сказала Надя, - нормальная шевелюра. Коротко стриженный даже…
        - Как мужик отреагировал?
        - Как бы вы на такое отреагировали? Он обалдел абсолютно. Стоит, а Агния его за волосы треплет. Народ стал подтягиваться…
        - Агния громко кричала?
        - Во все горло!
        - Кричала «убийца» и все?
        - Этого тоже, знаете, немало, чтобы народ собрался.
        - Агния просто кричала «убийца» и трепала мужика за волосы?
        - Ну да, - подумав, подтвердила Надя, - он потом все же руки Агнии убрал… со своей головы…
        - Как убрал?
        - Оттолкнул, да, оттолкнул Агнию.
        - А она?
        - Опять на него набросилась.
        - Мужчина невысокого роста был? Раз Агния до его головы дотянулась?
        - Я бы не сказала, что невысокого. Среднего роста. В общем, уже люди стали Агнию держать, успокаивать. Видно было, что она не в себе.
        - То есть люди не поверили, что Агния убийцу задержала?
        - Конечно, нет. Мужик стал кричать, что он первый раз эту девушку видит, что она сумасшедшая. Что он с работы идет…
        - С какой работы? - насторожился Марат.
        - Просто с работы, - пожала плечами Надя.
        - А вы что делали в это время?
        Надя вздохнула:
        - Ничего. Стояла, как соляной столб. Это было все очень неожиданно, очень. Представьте, вы идете с подругой, у подруги хорошее настроение…
        - Почему у нее было хорошее настроение?
        - Ну, не знаю, просто хорошее.
        - У Агнии всегда хорошее настроение?
        - По-разному бывает.
        - Но в тот день было хорошее. Почему?
        - Они с девчонками в общежитии гадали, и Агнии что-то хорошее выпало.
        - Что конкретно?
        - Она не говорила. Но что-то радостное.
        - Вы на гадании присутствовали? С кем Агния гадала?
        - Нет, меня там не было. Вроде они со Светкой Маклаковой и Полиной Веденеевой. Агния с ними дружит. Дружила…
        - А сейчас не дружит?
        - Ну, как вам сказать? - замялась Надя. - Агния же с ума сошла. Она со своей головой не дружит. Как она может с кем-то дружить?
        - Телефон и адрес девиц! И поехали сейчас со мной. Будем фоторобот мужика составлять.
        «На хер мне? Чужие висяки раскрывать? У меня совершенно другая задача. Но чует моя интуиция - надо, надо… Филипп как-то говорил, что интуиция - это вывод, к которому приходишь, минуя причинно-следственные связи. Вроде не сдалось это ни с какого пня, а делаешь - и все. И не поймешь, следацкая это охотничья стойка или интуиция. А как их различить? Как отделить одно от другого?»
        У криминалистов дежурила Валюша Прокопенко. Считай, повезло. Марат с легким сердцем передал Надю Лемехову на попечение Валентины. Валя славилась на весь Следственный комитет своей длиннющей старорежимной косой и умением составлять точные фотороботы всего по трем каким-нибудь вроде и незначительным признакам, которые скрупулезно выковыривала из памяти свидетелей.
        - Валь, только серьезно ответь, подумай, чем отличается интуиция от удачи?
        - Ну…
        - Так чем?
        - Ничем. И та и другая не заслужена упорным трудом. Интуиция - это когда просто догадался удачно. Подфартило случайно.
        - Ты думаешь?
        - Спроси еще, чем отличается ведро от коромысла.
        - Чем? - живо заинтересовался Марат.
        - Иди уже…
        - Меня все сегодня гонят…
        И Света Маклакова и Полина Веденеева по-прежнему проживали в общежитии пединститута. Обе девушки были дома - удача сегодня явно благоволила старшему следователю по особым делам. И это обнадеживало!
        - Девчата, поговорим? - Марат помахал перед глазами изумленных девиц удостоверением. - Хотите угадаю? Вы, - Марат ткнул пальцем в полную, круглолицую, - Светлана, а вы…
        - А я, стало быть, если применить метод исключения, Полина, - не дала проявиться интуиции вторая.
        «Резкая, - подумал Марат, - такая нескоро замуж выйдет, хоть и ничего, симпатичная, стройненькая. Но обрыва».
        - Приятно познакомиться! Девчонки, а что у вас на стенах ничего не висит? Одно зеркало одинокое. Конечно, без зеркала-то как? Почему не актеры какие-нибудь, плакаты рок-групп?
        - Это пошло, - скривилась Полина.
        - Да? Но с голыми стенами неуютно как-то. Гербарий какой-нибудь в рамочке пришпандырили, что ли…
        - Давайте о деле?
        - Давайте! Вижу, проснулся интерес к даче показаний. Так вот, по моим сведениям, двадцать пятого августа прошлого года к вам в общежитие заходила Агния Прохорова. Прямо перед тем, как попала в больницу. Так?
        Девушки испуганно кивнули, но Полина уточнила:
        - Если ваши сведения верны…
        - Не сомневайтесь! Информация достоверная! Говорят, вы даже гадали…
        Девушки переглянулись, и Полина с вызовом сказала:
        - Предположим. Это запрещено законом?
        - А что вы так напугались? - ответил вопросом на вопрос Марат.
        - Хотелось бы знать, - поддержала подругу Света, - почему вдруг этим заинтересовались следственные органы.
        - Да, - поддакнула Полина, - год спустя к тому же. Вы все помните, что год назад с вами происходило? И по каким числам конкретно?
        - Вопросы здесь буду задавать я! - мрачно отчеканил Марат.
        - А, ну тогда, конечно, - хмыкнула Полина, - тогда вызывайте нас по повестке в следственный комитет.
        И Полина посмотрела на себя в зеркало, надменно приподняла подбородок.
        - Не советовал бы я вам ссориться с правоохранительными органами, - ласково проговорил Кузьмин, однако злобно сверкнул глазами.
        - А то что? - скрестила руки на груди Полина. - Наркотики подбросите?
        - У-у-у, как все запущено, - опечалился Марат.
        - А вы как думали? - вконец осмелела Полина. - Интернет читаем, про оборотней в погонах знаем.
        «Вот молодежь, на кривой козе к ним не подъедешь. Хорошо. Давайте тогда на прямой козе», - подумал Марат, а вслух сказал:
        - Я бы на вашем месте так легкомысленно к наркотикам не относился. Да. Статья двести двадцать восемь ука, при значительном размере наркотиков до трех лет, при крупном - десять, особо крупном - пятнадцать. Серьезная статья. И интернет вам здесь не поможет, будьте уверены.
        Девчонки молчали.
        - Что притихли? - сурово поинтересовался Марат и насупился. - Употребляем?
        - Нет! - хором уверили девушки.
        - Побожитесь!
        Девушки тут же перекрестились.
        - Стало быть, в Бога верите, - констатировал следователь.
        Девушки по-прежнему молчали, только смотрели на Марата неприязненно и настороженно.
        - В Бога верите, - повторил Кузьмин, - но не доверяете. А ведь сказано: «Не лжесвидетельствуй». Заповедь Божья! Нарушение вечными муками карается!
        В коридоре кто-то крикнул:
        - Какого черта мою кастрюлю взяли?!
        Девчонки вздрогнули.
        - У вас, что ли, кастрюля? - напористо спросил Марат.
        Девочки замотали головами.
        - А что дрожите тогда? А?
        Света и Полина обменялись испуганными взглядами.
        - Так что, - сказал Кузьмин дружелюбно, - будем оказывать посильную помощь органам правопорядка или в отказ пойдем?
        - Вы нам просто объясните, зачем вам это? - пролепетала Светлана.
        - Да, почему интересуетесь? - поддержала Полина.
        - Девушки, я - человек служивый, - доверительно сообщил Марат. - Я выполняю приказ. Не имею право разглашать. Понимаете?
        Снова молчание повисло в воздухе, только будильники тикали на тумбочках. Тикали вразнобой, отсчитывая секунды в разных ритмах.
        Марат достал из нагрудного кармана визитку, положил на стол:
        - Если будут какие-то правовые вопросы - общайтесь. Всегда помогу. Как вы к нам - так и мы к вам.
        - Надеюсь, не понадобится, - с вызовом сказала Полина.
        - Я тоже надеюсь, - согласно кивнул Марат, - но, знаете, от сумы да от тюрьмы… Это не я сказал! - Марат поспешно приложил руку к сердцу. - Народная мудрость это. Так я слушаю. Вспомнить легко - это было перед болезнью Прохоровой, после этого она к вам уже не приходила.
        Полина снова кинула взгляд на зеркало.
        - Красивая, красивая, - одобрил Кузьмин. - Только характер плохой. А так-то все в норме.
        - Вы нас что, подозреваете в том, что Агния с ума сошла? - удивилась Светлана.
        - Конечно, нет. Я вообще вас ни в чем не подозреваю. Нет у меня оснований вас подозревать. Пока. Я просто напоминаю день.
        - Почему вы думаете, что мы помним тот день? - ехидно вопрошала Полина.
        - Потому, что в этот день, - Марат посмотрел девушке в глаза, - или на следующий день вы узнали, что Агния заболела, что ее положили в психбольницу. В глаза смотреть! Наверняка обсуждали это, перебирали подробности поведения Прохоровой, последнюю встречу тоже вспоминали. Верно ведь? Вот день и запомнился. Обязательно запомнился!
        Девушки потупились.
        - Вижу, что память у вас хорошая, - одобрил Марат. - Прохорова пришла. Вы стали гадать… Подробно рассказывайте.
        - Год прошел, - несмело начала Света, - уже, конечно, подробности стерлись…
        - Ничего, мы сейчас все восстановим. Кто предложил гадать?
        - Это было совместное решение.
        - На чем гадали?
        - На рунах.
        - Это что?
        - А вы погуглите, господин следователь, - усмехнулась Полина.
        - Я-то погуглю, - ни один мускул не дрогнул на лице Марата, глаза, однако, смотрели угрюмо, - обязательно.
        - Ну, это такая система, в которой отражены все аспекты мироздания, - все же сочла нужным пояснить Светлана.
        - Символическая система, - подтвердила Полина, - сильнодействующая.
        Марат не удивился такому глобальному заявлению. Даже не стал переспрашивать и уточнять детали всех аспектов мироздания, а тем более символов. А только спросил:
        - Откуда вы узнали об этом гадании?
        - Вообще-то это старинная система, уходит в глубь веков…
        - Вы, конкретно лично вы, откуда узнали об этой системе?
        - Покрыто мраком, - пожала плечами Полина, - кто-то притащил в общагу набор…
        - Набор?
        - Ну, да. Такие даже продаются. Деревянные такие шашечки с рунами и описание.
        - Где они сейчас?
        Полчаса искали по всему общежитию и все-таки нашли невзрачную коробочку, изрядно помятую.
        - Проверьте, - строго приказал Марат, - здесь все содержимое? То, которое было тогда, двадцать пятого августа?
        Полина пересчитала шашечки с рунами:
        - Да, все двадцать пять. Одна пустая.
        - Почему пустая?
        - Фактор неопределенности.
        - Изымаю! - рявкнул Марат. - Не бойтесь, с возвратом. Верну вам все аспекты мироздания - все до одного. И последний вопрос: что выпало Агнии Прохоровой? Что конкретно?
        Полина покопалась в рунах, вытащила одну:
        - Вот эта.
        - А вам что выпало?
        Девчонки молча перебрали руны, вытащили по одной, молча отложили в сторонку.
        - Спасибо! - сказал Марат сквозь зубы, достал телефон, сфотографировал три руны на столе. - А теперь снова, с самого начала и по порядку. Рассказывайте, как все было в тот день. Во всех подробностях!
        - Докладываю: старший следователь Кузьмин эм дэ опросил важных свидетелей по делу. Что ж ты мне не сказал, что Агния в тот день, ну, когда у нее в первый раз приступ случился, гадала с девчонками?
        - Гадала? - спросил пораженный Филипп и уставился на телефон, из которого вещал голос Марата, словно именно гаджет владел важной дополнительной информацией. - Гадала? Она мне ничего про это не говорила.
        - Эссесьно, - хмыкнул Марат, - это потому, что ты не владеешь техникой допроса… Или, например, не хотела, чтобы ты ее принял за сумасшедшую. Кто же нынче верит в гадания? Исключительно умалишенные.
        - Как они гадали? На чем?
        - Я сейчас приеду, я изъял вещественные доказательства. А ты пока погугли: гадание на рунах. Подготовься.
        Филипп сидел в ординаторской за компьютером, поднял на Марата безумные глаза:
        - Здесь написано, что руны - очень сильная и могучая система, в которой отражены все аспекты мироздания. И с их помощью можно менять судьбу.
        Марат подошел к окну, рванул на себя створку окна, в ординаторскую полился августовский, прогретый солнцем травяной воздух.
        - С ума-то не сходи. Это в магазине девки купили, - Марат потряс мятой коробкой, - на каждом углу продается мироздание.
        - Здесь написано, что это тем более опасно, - упорствовал Воздвиженский. - Руны должны быть сделаны для конкретного человека. Иначе… Не написано, что конкретно, но будет плохо.
        - О, девки! Ничего не боятся!
        - Может быть, они не знали, как это опасно!
        - Знали. Прекрасно знали. Сами мне сказали: погуглить. Интернетом-то пользоваться научились - и про оборотней в погонах, и про руны - все прочесть могут. А мозгов-то и нет. Знаниями-то распорядиться и не могут. Да не смотри ты так испуганно, Филипп. Сейчас мы логическим путем все разрулим. Ну, и интуицию, конечно, подключим. У тебя выпить ничего нет?
        - Коньяк, - сказал доктор.
        - Взятки берешь?
        - При чем здесь взятки? - обиделся Филипп. - Сам купил.
        - Тогда неси. Камлать будем!
        - Тебе бы все шутки…
        - Так вот, - говорил Марат, отщипывая крошки от булочки, которой в качестве закуски располагал Филипп, - в том гадании Агнии выпала вот эта руна. Посмотри там, что она значит?
        - Руна Гебо, - нашел Филипп, - дар времени. «Эта руна действует особенно мощно, особенно вырезанная на серебряной пластине, особенно в определенные дни». Но она же не на серебряной пластине.
        - Так потому Агния и не все видит, - подумав, сказал Марат, - не все время. Руны-то туфтовые. Но действуют все же. Кое-как, но оказывают воздействие.
        - «Руны, - читал Филипп на мониторе, - погружают сознание человека в какую-то определенную область, каждый рунический знак ассоциируется с каким-то срезом тонкого мира, с какой-то стоянкой точки сборки».
        - А почему у Агнии тогда настроение поднялось? Ну, дар времени, что тут такого?
        - Эта руна еще и обозначает встречу с любимым человеком.
        - Тогда понятнее все становится, - сказал Марат и уставился в одну точку.
        - Магия, - вспомнил Филипп, - это влияние мысли на материю.
        Марат кивнул и разлил коньяк по стаканам:
        - За влияние мысли! Ой, как хорошо-то пошло! Как благотворно мысль на материю влияет!
        - Смотри, что я нашел в архиве Носовой, - Филипп протянул Марату открытку.
        - «Приходи завтра в 9 вечера к Богдановым. Будет спирт», - прочел Марат.
        - Не «спирт», а «спирит», - поправил Филипп.
        - И что?
        - А то! Спиритический сеанс, понимаешь? Носова бывала на спиритических сеансах. Овчинникова присутствовала на камлании шамана, Агния гадала на рунах.
        - Какая связь?
        - А такая! Спиритический сеанс - это что? Это они духов вызывают. Шаман общается с духами. Руны эти… Тоже общение с тонким миром…
        - Ну да, - согласился Марат, - в тонком мире этом духов как собак нерезаных.
        - Не говори так о духах, - понизил голос Филипп.
        - Не буду, - в тон ему прошептал Марат, - то есть ты хочешь сказать, что выстраивается такая цепочка: камень, место силы, общение с духами.
        Филипп кивнул.
        - Ну, так в чем дело! - воскликнул Марат, потирая руки. - У нас все есть! Приступим!
        - Нет, - твердо сказал Филипп, - все надо обдумать. И потом, а вдруг я прав, вдруг ты заболеешь…
        - Если я заболею, к врачам обращаться не стану, обращусь я к друзьям, - пропел Марат.
        - Это не шутки!
        - А я и не шучу! Не дрейфь, прорвемся. Давай гадать!
        - Нет, Марат, я не могу так рисковать. Мы не можем так рисковать. А если ты заболеешь? Как Агния, заболеешь?
        - У нас же был план на такой случай. - Марат пристально посмотрел в глаза Филиппу. - Ты проделаешь со мной обратный путь: еще раз погадаешь со мной, потом свозишь на место силы с камнем. И все. И если все сработает - ты пройдешь этот путь с Агнией.
        - Марат, - потупился Филипп, - если честно, когда выяснилось, что ты поехал на эти Соловки, я уже сто раз пожалел, что втянул тебя в эту историю. Сто раз себя ругал, что ставлю такие эксперименты на людях. На тебе, в частности. А если не сработает план по спасению?
        - Ну, как это не сработает? Почему? Я понимаю, ты не хочешь подвергать эксперименту свою пациентку. Очень хорошо тебя понимаю. Так - фигня вопрос. Я за нее.
        - Надо подумать, - решительно сказал Филипп.
        - И долго ты собираешься думать? - во взгляде Марата читалось презрение.
        - Не смотри на меня так, - Филипп даже рукой заслонился от этого лютого взгляда.
        - А как на тебя еще смотреть?! Мы же с тобой это обсуждали. Мы же с тобой решили выяснить, что случилось с Агнией. Почему она впала в такое свое состояние. И вот мы выяснили. И что? Ты - на попятную? Ты доктор или кто?
        - Дай мне подумать, - упрямо повторил Филипп, - потому что я именно, что доктор. Я клятву давал: не навреди. И представь такую ситуацию: ты впадаешь в это состояние, а я тебя вылечить не могу. Как я буду себя чувствовать?
        - О себе, значит, заботишься, - стиснул зубы Марат, - на Агнию тебе, значит, наплевать.
        - Послушай…
        - До завтра тебе время даю. Я и сам могу на этих рунах погадать. Да! Без тебя!
        Марат разлил остатки коньяка, опрокинул в себя стакан, сгреб в коробку разложенные руны, сунул в рюкзак.
        - До завтра! - хлопнул дверью.
        В коридоре гулко звучали его чеканные шаги.
        Марат прошел по тускло освещенному саду больницы. Специально выбрал дорожку, которая вела мимо той скамейки, где нашли убитого хирурга. Постоял. Потом присел на холодные доски, встал, опять постоял. «Где же ты, хваленая интуиция?» Отправился на работу.
        На столе лежал свежеотпечатанный на ротапринте портрет мужчины. Марат послал в пустоту воздушный поцелуй - «Валюша, солнце, спасибо!» Пришпилил портрет к доске на стене, прошелся по комнате, вгляделся в портрет: мужик как мужик, без особых примет, возраст - от 30 до 40. Вообще - ни о чем. Такого искать - потеря времени и сил. И память девочку могла подвести, и к делу никакого отношения мужик, скорее всего, не имеет. К какому делу? Да ни к какому. Просто мимо проходил. Попал как кур в ощип.
        «А что, Агния когда-нибудь ошибалась? Когда “видела”? Ошибалась. Филиппу сказала, что убийство Стаса Завьялова случится на рассвете, а оно раньше случилось. А еще когда? И что я вперился в этого мужика годичной давности? Делать мне больше нечего?»
        Кинул взгляд на портрет, зажмурился, еще раз вгляделся в лицо без особых примет. «Сумасшедшая, - подумал с горечью, - просто сумасшедшая». Марат вспомнил, как пытался заговорить с Агнией об убийстве Шумейко, как она задрожала, как тяжело ей было об этом вспоминать. «О чем вспоминать было тяжело? Об убийстве? Девочек вообще страшат убийства. А кого не страшат? Или Агнии тяжело было вспоминать о том состоянии, в которое она пребывала, когда увидела: будет убийство? Впрочем, какая разница? А разница в том, что Агнии было так плохо, что она не захотела или не смогла увидеть дальше - кто и кого убил. И зачем ей это знать? Она - не следователь».
        Марат смотрел на составленный со слов Нади Лемеховой портрет, просто смотрел; мысль застыла в одной точке, неясная, глухая, неотчетливая мысль. Но она была, билась где-то, пытаясь вырваться на свет.
        Комп светился экраном, Марат уже хотел было его выключить, перешел на «рабочий стол», бессмысленно вглядывался в папки, ткнул в одну, в другую…
        За окном уже стали бледнеть фонари, когда на Марата глянуло лицо с портрета, пришпиленного на доске, с экрана глянуло, с его родного экрана родного компа. «Глюк», - подумал Марат, посмотрел на портрет, вернулся взглядом к экрану. «Нет, не глюк, - подумал устало, без эмоций, - вот она, интуиция - без цвета, без запаха, ниоткуда появилась, в никуда уйдет»…
        Глава 11
        Филипп опять не спал всю ночь, несколько раз ложился, пытался уснуть, вставал, перебирал листки из архива Евдокии Носовой, в который раз перечитывал дневник Лизы Овчинниковой. Опять пытался уснуть, к утру понял, что уже не удастся, сварил кофе, вышел с чашкой на крыльцо, на воздух, пряный от запаха намокшей от дождя листвы. Небо светлело. «За сумерками всегда наступает рассвет. Всегда!»
        - Агния, почему вы не сказали мне, что гадали в тот день, в тот день, когда случился первый приступ?
        - Да? - удивилась Агния. - Я гадала? Не помню.
        Филипп изумленно уставился на пациентку. Притворяется? Лжет? Но Агния раньше не замечена была ни в том ни в другом. Она всегда искренна. Была. Так казалось Филиппу. Только казалось?
        - Не помню, - повторила Агния. - А что, должна помнить?
        - Вы вообще тот день помните? Вы же мне рассказывали…
        - Да? - Агния пожала плечами. - Когда?
        «Механизм вытеснения? Психологическая защита? Активное, мотивированное устранение воспоминаний из сознания, направлено на минимизацию отрицательных переживаний за счет удаления из сознания того, что эти переживания вызывает. Однако травмирующие события из памяти полностью не пропадают, просто загоняются в подсознание. Плохо, очень плохо. Новый симптом».
        - Как вы себя чувствуете, Агния?
        - Хорошо, - Агния настороженно смотрела на доктора. - Филипп Алексеевич, что-то случилось?
        - Нет, все хорошо.
        - Вы расстроены.
        - Ерунда, не выспался.
        «Признайся, Филипп, ты надеешься на чудо. Агния вдруг поправится, тебе ничего не нужно будет делать, не нужно решать ничего с Маратом, ставить на нем опасный, может быть, смертельный эксперимент…. Ты типичный избегатель, Филипп, ты вытесняешь реальность из своего сознания. Да, можно отказаться участвовать в эксперименте с Маратом, но он же правильно сказал: могу это сделать и без тебя. Так что не удастся отвернуться, Филипп, не удастся…»
        Людмила Заворотова сегодня выписывалась. Не было причин держать ее больше в отделении - суицидных мыслей нет, депрессии тоже. Но Филипп почему-то не с легким сердцем отпускал эту пациентку. Пытался разобраться: почему? Но нашел причину только в своем собственном состоянии - тяжело на душе не у доктора Воздвиженского, а у Филиппа - человека. «Вот, - подумал со злостью, - уже и раздвоение личности началось. Уже доктора от человека отделяешь, Филипп?»
        - Филипп Алексеевич, можно вопрос? - спросила Людмила, не поднимая глаз. - Почему вы Агнию до сих пор в больнице держите?
        - В смысле? - не понял Филипп.
        - Она ведь нормальная, - Людмила робко посмотрела на доктора.
        Филипп задохнулся от негодования, но взял себя в руки:
        - Здесь все нормальные, - сказал надтреснутым голосом, - только с проблемами.
        - Извините, - потупилась Людмила.
        Филипп думал об Агнии. Что с ней делать? Когда молчать уже было нельзя, проговорил глухо:
        - Людмила, вы звоните. В любое время суток. Без всякого стеснения, звоните.
        - Спасибо, доктор. Надеюсь, это больше не повторится.
        - Просто так звоните, - улыбнулся Филипп, - рассказывайте, как все хорошо, как живете…
        - Думаете, будет хорошо? - вопрос прозвучал иронично и безнадежно.
        - Самая темная ночь - перед рассветом, - уверенно проговорил Филипп, - перед рассветом.
        Ник Ник, как всегда, зависал у телевизора. На этот раз мелодрамой какой-то заинтересовался душещипательной - отметил доктор Воздвиженский.
        - Николай Николаевич, вам не скучно одному? Может быть, вас к кому-нибудь переселить?
        - К кому? - возмутился старик. - К этому симулянту что ли? Да я его побью! Вот когда я в армии служил…
        Николай Николаевич осекся, посмотрел на доктора испуганными, виноватыми глазами.
        Филипп смущенно молчал, опустив голову.
        - Филипп Алексеевич, какие-то, знаете, проблески появились…
        - Это хорошо, - сказал Филипп, - это очень хорошо. Я к вам еще сегодня зайду.
        «Все меня сегодня обманывают, - думал Филипп, разыскивая тетю Раю, - а может быть, не сегодня только? Просто сегодня я это заметил. Все врут мне! Горько и обидно! За что? Разве я не стараюсь им всем помочь? За что они так со мной?»
        - Тетя Рая, вы не замечали? Николай Николаевич вспоминать стал…
        - Да помнит он все, - санитарка участливо погладила Филиппа по плечу.
        - То есть?
        - Домой просто не хочет. Здесь все лучше, чем в пустой-то квартире. А у нас - коллектив! Если душа болит - значит, есть у человека душа. Вот поэтому и хорошо здесь, среди душевнобольных, Ник Нику.
        - Вы все знаете? Давно? - спросил потрясенный Филипп.
        Тетя Рая вздохнула, скрестила на груди руки, смотрела на доктора, как на бедолагу какого несчастненького, умом обиженного.
        - Ладно, пусть поживет еще здесь, - выговорила, наконец, - не обеднеет государство тарелку супа налить. Задолжало оно нам, старикам.
        Филипп кивнул:
        - Только не говорите тогда уж никому.
        Тетя Рая кивнула в ответ.
        Филипп уже пошел было, но обернулся:
        - А Вениамина выписывать?
        - Да пусть еще печенку прочистит… хоть несколько дней.
        Филипп безнадежно махнул рукой. В ординаторской Зоя раскладывала таблетки по подписанным сотам. Листва за окном покачивалась от ветра, и солнечные зайчики играли на стене, повторяя ее движения.
        - Зой, налей мне чайку. Раиного успокоительного. Что-то тошно мне сегодня.
        - Из-за Агнии? - не поворачиваясь, спросила медсестра.
        - Из-за всех.
        - Чем вас порадовать, Филипп Алексеевич?
        - Ничем.
        - Ухожу, - покорно сказала Зоя и двинулась к двери.
        - Подожди, посиди со мной. Просто посиди.
        Зоя покорно села, вскочила тут же.
        - Самое главное-то!
        Налила чай в кружку, протянула Филиппу.
        - Зой, скажи мне честно. Я плохой доктор?
        - Да нет. Нет! С чего это вы, Филипп Алексеевич?
        - Ты меня не обманываешь?
        - Конечно, нет, не обманываю. Что случилось-то?
        «Какую я себе жену представлял? Милую, добрую помощницу, - думал Филипп. - Почему тогда не Зоя? Да, еще любимую. Вот здесь вопрос. Почему тогда Зоя? Зачем тогда ты с ней спишь? И с удовольствием при этом. Вот так ненужные сущности и множатся».
        И еще Филипп подумал, что пришел он в совершенно чужую и не нужную ему жизнь, потому что так сложилось, и от него теперь ничего не зависит. «Меня выбрали, как шамана Севу». Но все же попытался отогнать грустные мысли. В конце концов, тетя Рая права - каждый человек хочет счастья, и у каждого человека свои представления об этом счастье. И нечего демонстрировать при этом свою кислую, недовольную морду.
        Натянул радостную улыбку. «Автоматический человек, - подумал про себя, - шаманы в состоянии измененного сознания творят свою магию, а я вообще без сознания действую».
        Филипп глотнул чаю, посмотрел рассеянно на медсестру и ничего не ответил.
        Симулянт Костя Трофимов при виде доктора замахал руками, ловя несуществующих мух. Приговаривал при этом:
        - Насекомые, насекомые, все насекомые, все-все. И вы, вы - насекомое. И я!
        - Бросьте, Константин, - устало пресек комедию Филипп, - на вас пахать надо, а вы тут букашек-козявок ловите. Мужик вы или кто?
        Трофимов замер на секунду, потом вскочил на кровать, запрыгал на пружинящем матрасе.
        - А если, а если, если вы мне справку не дадите - я с собой покончу! Да! Да! Да! Перестреляю всех! Мне оружие ведь дадут? Если вы меня в армию отправите? Так вот - всех перестреляю, кого смогу, а потом себя застрелю! Все насекомые! Все-все!
        Филипп полюбовался брезгливо на скачущего, вышел из палаты. Вот что с ним делать? А вдруг с ним и вправду что-нибудь в армии случится? Нельзя его с такими мыслями в армию отправлять. Там ведь, действительно, оружие, и это не шутка. Советоваться надо! Филипп набрал телефон Аркадьева.
        - Да, - сказал профессор, выслушав про насекомых, - «страх» - значит «сторож». Однокоренные слова.
        - И что мне делать, Илья Борисович? Липовую справку ему выдать?
        - Слышали, что советскую психиатрию называли карательной? Так вот, тогда разные люди в психушки попадали. Одного диссидента я лично видел во Владимирском централе - в полном шизофреническом распаде, в слюнях и соплях. Он потом в эмиграции уже громче всех бочку на психиатров катил. Кстати, плохо кончил - на педофилии был пойман. Но и другие случаи, конечно, были. Мне коллеги рассказывали, что отправляли в психиатрические лечебницы здоровых. Выбор такой стоял перед врачами: интеллигента к уголовникам отправить на зону или в больничку, где все же режим помягче, публика поприличнее. Непростой выбор. Может быть, его обследовать, новобранца вашего? По полной? Найдется какое-нибудь плоскостопие?
        - Идея! - вздохнул с облегчением Филипп. - Нет здоровых - есть недообследованные! Но он парень молодой…
        - Знаете, с тех пор как увеличили реанимацию младенцев при родах с четырех минут практически до бесконечности - молодое поколение хлипкое пошло. Грех мне, как врачу, так говорить, но от фактов не уйдешь.
        - Но у него, вроде, роды были без отягощения, то есть у его матери. Я спрашивал.
        - Покопайтесь, в общем. Найдите болячку - наверняка есть. Как наша Прохорова?
        - Спасибо, что вспомнили, Илья Борисович! - обрадовался Филипп. - Представляете, она забыла подробности того дня, когда с ней первый приступ случился.
        - Очень выздороветь хочет.
        - Вы думаете? Тут такое дело, помните, мы с вами обсуждали, что все три пациентки, странные пациентки - Носова, Овчинникова ваша и моя Агния - были в местах силы? И камень у них был с собой, тоже странный камень. Я не уверен, что это один и тот же камень, но сейчас это не так важно, он был во всех трех случаях. Все три пациентки потом видели в видениях своих, в галлюцинациях, какой-то красный камень. Так вот, мы поставили эксперимент. То есть так получилось… Без моего согласия… Мой приятель, он следователь, он с камнем, который Агнии Прохоровой принадлежит, съездил на Соловки, но ничего не произошло…
        - Вы в опасные игры играете, Филипп, - строго проговорил Аркадьев.
        - Я понимаю. Мне все же кажется, что у Агнии что-то похожее на шаманскую болезнь, то есть - измененное сознание, причина которого общение с духами, если шире - с тонким миром. Так вот, теперь выяснилось, что Агния перед первым приступом гадала на рунах, Носова - посещала спиритические сеансы, а ваша Овчинникова была у шамана и он ей предсказывал… Что если… Продолжить эксперимент? На рунах погадать?
        - А что вы будете делать потом?
        - А потом, - с готовностью ответил Филипп, - в обратном порядке все проделаем. Сын профессора Германа вспомнил слова отца об обратном отсчете. И если поможет - мы Агнию пропустим опять через это - то есть гадание, место силы. С камнем, конечно. Вдруг поможет? Надо же ее как-то избавить от наваждения.
        - Вы все же настаиваете на том, что это не шизофрения, а наваждение, как вы это называете? Ну что ж, вы - лечащий врач, вам виднее. Но я поискал бы другой путь.
        - Но мой приятель настаивает, - потерянно признался Филипп, - он уже увлекся этой идеей, я не могу его остановить. Он пригрозил, что будет продолжать эксперимент без меня.
        - А зачем вы ему все рассказали? Это, между прочим, тайна врачебная.
        - Я советовался, - лепетал Филипп, - я сам хотел, на себе эксперимент поставить…
        - Вот поэтому врачи людям все не рассказывают, что знают.
        - Да, я уже понял, что не надо. Но поздно.
        - Тяните время. Ищите другой выход. Он должен быть. Хотя в вашей схеме что-то есть, что-то есть - лечить подобное подобным. Хм. Интересный ход, не новый, конечно, но интересный. «Similia similibus curantur»[20 - Исцеляй подобное подобным (лат.)]. Гиппократ. Потом гомеопатия себе присвоила этот принцип. Интересно, интересно… Клин клином вышибать. Хм. Я, правда, не знаком с научными работами по психиатрии, описывающими этот метод. Хотя - используем же мы электрошок…
        - Илья Борисович, пациентку я не могу этому эксперименту подвергать. - Филипп помолчал. - И друга - не могу. Мне надо было с самого начала самому…
        - А кто будет лечить? Жалеть не о чем, даже не переживайте по этому поводу.
        - Вы, вы меня вылечили бы, Илья Борисович!
        Филипп не видел выражения лица профессора. Но почему-то был уверен, что в данный момент Аркадьев улыбается. Надо бы скайп наладить. А то слова, только слова - без дополнительных сведений об окружающем мире и протекающих в нем процессах.
        - Илья Борисович, вы меня слышите?
        - Конечно, дорогой Филипп, - ласково проговорил Аркадьев, - я вас слышу. Когда-то доктор Чехов Антон Павлович был уверен, что он спас бы Пушкина от последствий ранения на дуэли. Другой доктор, позже - Михаил Афанасьевич Булгаков - считал, что смог бы продлить жизнь пациенту Чехову, во времена Булгакова это уже было возможно. Медицина не стоит на месте. То, что немыслимо сегодня - будет реально завтра. Доктор Фауст, как вы помните, тоже себя корил, что они с папенькой людей отравой потчевали в поисках панацеи от всех недугов. Экспериментировали, так сказать, искали. Но народ-то запомнил, что вылечился в результате. Да. Так бывает.
        Надя Лемехова опознала на записи видеокамеры больницы мужчину, на которого год назад накинулась Агния в парке.
        - Он? - допытывался Марат. - Точно он?
        - Похож.
        - Ответственнее, Надюша, ответственнее.
        - Он, точно.
        - Солнце мое драгоценное! Сто миллионов тебе к карме!
        - Вы верите в карму? - улыбнулась польщенная Надя.
        - Убежден, что будет тебе счастье! У меня, знаешь, какая интуиция разыгралась?! О! Камлаю тебе счастливое замужество!
        Марат вернулся в свой кабинет, уставился на стол, долго рассматривал царапину. Журнал с посетителями больницы того дня, когда убили Леонида Шумейко, конечно, изъяли сразу. Шумейко заказывал пропуск в тот день троим. Этих людей, разумеется, опросили. Марат лично опрашивал всех троих и Потапенко Ю.Ю. в том числе. Но больше для проформы опрашивал. Если на убийство человек шел, зачем светиться, пропуск заказывать - в дыру пролез бы, имеется таковая в заборе. А если не убивать шел? Мало ли, просто поговорить? А сейчас Потапенко Ю.Ю. опознала Надя Лемехова как того самого мужчину, на которого год назад накинулась в парке Агния. Надя перед этим еще и портрет составила - довольно похожий. Сомнений нет - это тот самый мужик. И это что же, Агния за год увидела, что он будет убивать? Или он до этого уже убивал?
        Какие есть доказательства, что Потапенко убил Шумейко? Никаких! И у Марата в свое время даже подозрений не возникло - да, приходил к доктору Шумейко, договаривался о госпитализации пожилой матери. Что здесь такого? Сейчас Потапенко доставят на допрос к следователю Кузьмину. И что Кузьмин предъявит Потапенко? Прошлогодний инцидент с невменяемой барышней в парке? Барышня, кстати, до сих пор в сумасшедшем доме психику лечит.
        - Располагайтесь! - радушно встретил подозреваемого Потапенко следователь Кузьмин. - Чай? Кофе?
        - Кофе, если можно, - согласился Потапенко - кряжистый мужичок, коротко стриженный по-армейски, взгляд спокойный, жесткий.
        - Растворимый пьете?
        - Все равно.
        - С сахаром? - хлопотал Марат.
        - Да, спасибо. А вы? - вежливо спросил подозреваемый.
        - А, дома попью. - Беззаботно отмахнулся Кузьмин. - А вот вам надо подкрепиться, Юрий Юрьевич. В камере кофе уже не нальют. Кормят у нас плохо.
        - Не понял, - напрягся Потапенко.
        - А я вам сейчас все расскажу, не волнуйтесь, - ласково ворковал Марат, - все-все расскажу, опишу в подробностях.
        Потапенко пожал плечами, пригубил кофе, поставил чашку на стол.
        - С чего начнем? Ну, наверное, с самого начала. Или с конца? Как предпочитаете? - участливо осведомился Кузьмин.
        Потапенко опять пожал плечами:
        - Вообще не понимаю, о чем речь. Я думал, меня вызвали уточнить что-то…
        - Не вызвали, а доставили. Под конвоем, - приветливо уточнил Марат. - Вы не заметили?
        Потапенко удобнее устроился на стуле, закинул ногу за ногу и с живым любопытством уставился на следователя. Спокойно проговорил:
        - Мне нужен адвокат.
        - Да! - подтвердил Марат. - У вас есть адвокат, который примчится по первому требованию? Нет? Напрасно. Нужен. Очень нужен адвокат. Все равно пригодится. Как же вы не озадачились адвокатом? Убили, а адвокатом не запаслись. Думали, не найдем вас? Напрасно! Но пока адвоката при вас нет, я вам просто расскажу, как все было. Да? Мы же тут не звери. Понимаем: каждый человек нуждается в защите. Я вам расскажу, а вы все обдумаете потом со своим адвокатом. Возможно даже, он вам посоветует пойти на сделку со следствием. Глядишь, и срок скостят. Чистосердечное признание всегда судом учитывается. А вот когда обвиняемый упирается, в отказ идет - это всегда плохо, всегда минус. То есть плюс к сроку. Типа - нет деятельного раскаяния и все такое. Итак. Вы сначала доктора Шумейко убивать-то не хотели. Потому и в дырку в заборе не полезли - заказали пропуск, пришли по-человечески с доктором поговорить. И что на вас нашло? Убивать-то зачем было? Нервишки сдали, я понимаю, бывает…
        - Спасибо вам, конечно, за кофе. Но у вас нет никаких доказательств. - Прозвучало даже с некоторым сожалением.
        - В общем, дело было так, - Марат пропустил мимо ушей замечание про отсутствие доказательств. - С капитаном Андреем Бабановым у вас сложились неприязненные отношения. Не суть - почему. Скорее всего, вы там что-то подворовывали в вашей воинской части, а Бабанову это не нравилось. Может, в долю его не брали, жадничали, может, еще что. Но так уж получилось. Вам очень было нужно, чтобы Бабанов исчез из вашей жизни, у вас были серьезные причины этого хотеть. А тут такой прекрасный случай подвернулся - напился капитан, с женой поссорился, стал пистолетом размахивать, да и пальнул случайно. Какая удача! Теперь капитана посадят! А если не посадят - так крупные неприятности по службе гарантированы. Это вы так думали. Но доктор Шумейко не стал заявлять об огнестреле. Договорился с Бабановым. И пострадавшая Светлана Бабанова умоляла, чтобы не заявлял, - мужа жалко. А вам это не понравилось. Как же - такой шанс утекал. Вы даже в дырку-то пролезали больничного забора, искали Светлану Бабанову. Да? Да! А потом решили с доктором Шумейко поговорить. Призвать, так сказать, к его гражданской совести. Стрелять вы не
хотели. Оружие все отстреленное, вычислили бы. Но нож с собой взяли. А вы его всегда с собой носите. Так, на всякий случай. А, я понял. Понял, зачем убили. Чтобы эта история с огнестрелом наружу выплыла, да? А ведь так и случилось. Бабанов даже на гауптвахте отсидел за то, что оружие не сдал, домой притащил, да еще и в ход пустил. Сейчас пытаются, конечно, все замять…
        - Вы бредите, - сказал Потапенко, - у вас нет никаких доказательств.
        - Может, и нет, - не стал отрицать Кузьмин, - но это дело времени.
        Потапенко молчал и только внимательно смотрел на следователя, следил за каждым его движением.
        - Пока так у нас посидите, Юрий Юрьевич, в гостях. Адвоката вызовем. Все будет честь по чести. Ну, и чистосердечное, конечно.
        Потапенко рассмеялся.
        - Нет?
        - Нет! - твердо сказал Потапенко.
        - Нет - так нет, - Марат подписал пропуск, отдал, не прибавив ни слова.
        Через час Потапенко остановили патрульные на улице, нашли пакет с наркотой, препроводили в дежурную часть…
        Марат, выслушав доклад дежурного, удовлетворенно кивнул.
        - И ты не испугаешься? Ведь может все что угодно случиться. Неизвестно, верна ли эта наша схема - все повернуть назад. А вдруг не получится? Вдруг я не смогу тебе помочь? И ты останешься здесь, среди вот этих вот людей? - Филипп очертил рукой большой круг и скорбно посмотрел на Марата.
        - А что, у вас тут неплохо. Зарядка по утрам… Кашка вкусная…
        - Я серьезно, Марат.
        - Если серьезно, я - человек в погонах. Если тебе это что-то говорит. Я всегда готов. И тебе верю - ты сможешь. Ты все сделаешь правильно, если что. Фил, я хочу ее вытащить. Давай пройдем весь этот путь, который прошла она. А ты уже думай, как из этого потом выпутаться. Сам же говорил про обратный отсчет…
        - Это не я говорил - сын профессора Германа.
        - Тем более!
        Марат замолчал. Молчал и Филипп.
        - Я не могу проделывать лабораторные работы на людях, - сказал, наконец, Филипп. - Это не мыши подопытные. На себе бы попробовал…
        - Да? А кто тебя потом лечить будет? Я не возьмусь.
        - Агнию тем более нельзя подвергать этому эксперименту.
        - Никто и не предлагает Агнию подвергать. Если твоя версия верна: проделаем этот путь потом обратно. И все!!! А потом с Агнией то же проделаем. Все! Преступление раскрыто!
        - А если мои расчеты неверны? Надо подумать, - упорствовал доктор Воздвиженский, - непонятна здесь роль красного камня…
        - Ты зациклился на этот своем красном камне, - вспылил Марат. - Агния ведь его не узнала? Не узнала. Может быть, это вообще не тот камень, и место силы - не то. Вообще вся эта цепочка выстроена тобой неправильно. Красный камень, место силы, общение с потусторонними силами… Может быть, это ересь полная, ложная версия. Но для того чтобы понять, ложная она или нет, надо ее проработать до конца. Согласен?
        - Хорошо, а если версия, действительно, ложная?
        - Тогда забываем о ней и ищем дальше. А какие еще варианты? Фил, сознайся, ты просто время тянешь?
        - Древний постулат: лечи подобное подобным…
        - Вот видишь! - обрадовался Марат. - Что ж может быть рискованного здесь? Проверено же. Веками!
        - А если моя гипотеза неверна?
        - О, господи! - Марат возвел глаза к небу, но уперся взглядом в потолок. - Прекрати, господи, его колебания! Вот этого вот человека! Я больше не могу видеть его сомнения! Фил, ты мужик или кто?
        Филиппа передернуло от этих слов. Перед глазами встало лицо новобранца с тухлым взглядом, в ушах зазвучало: «Насекомые, все насекомые…»
        - Хорошо, - решительно сказал Филипп, - завтра будем гадать.
        - Сегодня! - жестко пресек Марат. - Сегодня и сейчас! И мы не девчонки какие-нибудь!
        - Дай хоть инструкцию прочту, - все еще тормозил Филипп.
        - А то ты ее не читал! Даже я читал! Давай!
        - Хорошо. Успокойся для начала. И я успокоюсь. Мы же хотим, чтобы все было по-настоящему. Хотим узнать свое будущее.
        Марат кивнул.
        Посидели молча.
        - Где будем гадать? - срывающимся голосом спросил Филипп.
        - Здесь и будем, - недоуменно ответил Марат, - имеет значение?
        - Мы должны повторить, максимально повторить условия, - упорствовал Филипп, - девушки гадали в общежитии…
        - Ну. У вас тут и есть общежитие. Давай, не куксись, Филя, приступай. Приступаем.
        - Марат, - пытаясь быть разумным, призвал Филипп, - мы должны в точности соблюсти все обстоятельства тех обстоятельств…
        - Не мороси, - Марат с сочувствием посмотрел на доктора, - давай!
        Филипп взял мешочек с рунами, замер в нерешительности.
        - Ты говоришь, они просто тянули руны из мешочка? Они неправильно гадали.
        - А можно правильно гадать?
        - У рун есть прямое и обратное значение. Зависит - как они лягут - прямо или в перевернутом виде. Причем прямо противоположное значение. То есть их надо вытащить и положить на стол.
        - Ну, они так и делали, наверное.
        - Наверное или точно?
        Марат наморщил лоб, припоминая разговор в общежитии, и убежденно сказал:
        - Точно! Клали! Они ж мне показали, когда руны отыскались. Одна девица вытащила руну и положила на стол.
        - Не глядя положила? - допытывался Филипп.
        - Зависит? Да, вытащила и положила фишку на стол. А потом посмотрела на нее.
        - В том-то и дело, что здесь кроется подвох. Обратное значение руна имеет, когда ее вытаскивают обратной пустой стороной. Понимаешь? Мы никогда не узнаем, как именно они вытащили эти руны.
        - Филипп, не мудри! И не отлынивай! Приступаем!
        - Ты спросил у девчонок, в какой последовательности они тянули фишки?
        - Поучи меня следственной работе. Первая тянула Агния. Сейчас я за нее, - Марат отобрал у Филиппа руны, встряхнул мешочек и вытянул руну. - Пустая. С обеих сторон пустая. Двадцать пятая. Теперь - ты.
        - Подожди! - Филипп впился взглядом в светящийся экран компьютера, на нем значения рун. - Это вообще позднее изобретение - двадцать пятая пустая руна. Ее в принципе не должно быть. Не может же быть никакой буквы. А руны - это буквы алфавита древних германцев и скандинавов. А здесь - пустота. Но значение у этой пустой руны есть. Вот смотри, что пишут: «Действие рун происходит в той вселенной, которая для человеческого и материального присутствия остается закрытой. Это другой пласт жизни, который, между тем, является подосновой нашего мира и, соответственно, может немало поведать о нем - самого необходимого и интересного». С этим все понятно, а вот дальше: «Если вам выпала руна Одина, значение этого символа неразрывно связано с остальными рунами в раскладе: выпадение руны в одиночестве означает, что ваш вопрос должен быть разрешен самостоятельно - только вы в ответе за свои действия, поэтому полагайтесь на собственные силы, собственный разум, и тогда все получится».
        - Ну, нормально, - удовлетворенно произнес Марат.
        - Подожди, мы еще не знаем всего расклада.
        И Филипп вытянул свою руну, впился глазами в непонятный знак.
        - Потом посмотришь, что значит, - деловито сказал Марат, - их три было девчонки, - за третью я тоже вытяну.
        - Спрашивал ты, что кому выпало?
        - Спокуха, Фил, я тоже знаю, что такое эксперимент. Следственный! А не какой-то там! Под следственным экспериментом - вся мощь Закона! - Марат запустил руку как можно глубже в маленький мешочек с деревянными рунами. - Оп ля!
        На столе лежали три руны. Одна пустая. Руна, которую вытащил Филипп, - руна Альгиз. Оба, и Марат и Филипп, знали, как эта руна трактовалась. Прочли: «Альгиз - охраняющая руна, ее магическое применение создает условия, препятствующие вторжению внешних вредоносных сил. Кроме того с этой руной связывают покровительство светлых сил. Усиливает способность предчувствовать опасность или нападение. Прямой аспект: защищенность, благополучие, выздоровление. Обратный аспект: ненужный риск, опасность болезни, одиночество…»
        И третья руна, получается, что ничья, - руна Дагаз. О ней имелись следующие сведения: «Светлая и мощная руна, общее значение - благоприятная трансформация. Магическое применение - руна осуществляет прорыв в благоприятном направлении. Прямой аспект: мистическое знание, осуществление надежд. Обратный аспект: утрата жизненных ориентиров, смятение в душе».
        - А как ты ее вытянул, эту третью руну? - напрягся Филипп. - Она была обратной стороной или прямой?
        Марат замер настороженно, потом спросил:
        - А ты когда тянул, заметил сторону?
        - В том-то и дело, что нет.
        - Блин! Я чувствую, мы с тобой сейчас наколдуем!
        - Абракадабра какая-то, - констатировал Филипп. - Что Агнии тогда выпало?
        Марат показал на дисплее телефона фото, сделанное в общежитии у девчонок: три руны - одна пустая, руна Дагаз, руна Гебо.
        - Агнии выпала Гебо, - припомнил Марат. - Правда, неизвестно, как она ее вытянула - прямую или обратную. И что теперь?
        - Будем ждать, - зябко поежился доктор Воздвиженский.
        Марат пришел домой. Долго и молча смотрел на жену, которая суетилась у плиты. Котенок ластился. Полинка возилась с куклой. Зинаида не ругалась. Все было хорошо и благостно.
        «Приперся, - вдруг ясно услышал Марат голос Зинаиды, - век бы его рожу недовольную не видеть».
        «Папочка опять мороженого не принес, мама права: бестолковый он».
        Кот Персик задумчиво изучал пространство, потом внятно произнес: «А хорошо я устроился. Может, и лучше нашел бы, но эти тоже ничего, сойдут на первое время».
        Марат схватил телефон. Выскочил во двор.
        - Филя, мне плохо, началось…
        - Что, что?
        - Я сейчас приду. Сдаваться, - обреченно проговорил Марат.
        Жене наврал про срочный вызов на работу. Притопал в психиатрическое отделение, не глядя на встревоженного Филиппа, сказал:
        - Началось, я чувствую - началось. Я - не я.
        - Все. Ложись. Хочешь у меня, хочешь в ординаторской.
        - К тебе. Не хочу быть посмешищем.
        Филипп отвел Марата в свою комнату, разложил раскладное кресло.
        - Марат, успокоительного чего-нибудь?
        - Нет, хочу все в натурале прожить. Но боюсь, на людей бросаться буду… Агнии не говори. Скажи, что на профилактику залег.
        - В психиатрическое отделение?
        - Она в этом все равно не разбирается. Что, жалко тебе? Скажи.
        - Если спросит - скажу.
        - Какие мы честные…
        - К чему твоя ирония? - насторожился Филипп. - Марат, может быть, у тебя это как с интуицией? Показалось?
        - Ничего мне не показалось. И с интуицией не показалось. Раскрыл же я убийство Шумейко - вообще, считай, случайно. Ничего не предвещало, а я раскрыл. Потому что прислушивался. К интуиции своей… Правда, доказательств пока не добыл - но это дело времени. И сейчас не кажется. Началось!
        К утру Марат впал в психоз - кидался на стены, рвался куда-то. Пришлось колоть успокоительные. Сильные. Марат спал целый день, а доктор Воздвиженский пребывал в жутком ступоре. «Антидепрессант надо попить. Иначе я эту историю не разрулю».
        На следующий день Кузьмин пришел в себя. Был весел и бодр, как ни в чем не бывало, но к вечеру его состояние опять ухудшилось. Опять укол, опять сутки сна.
        А потом начались галлюцинации. Сначала Марат увидел диадему с тремя красными камнями, потом сгоревший скит в лесу, послевоенную Москву…
        Филипп точно помнил, что не рассказывал Марату подробно о видениях Агнии. Но Марат пересказывал их с подробностями и обстоятельно.
        - Ты же понимаешь, что болен? - Филипп вглядывался в лицо Марата, пытаясь понять, критично ли относится пациент к видениям.
        - А то! Конечно, я в другом мире. Вот и на работу не хожу…
        «Ход мысли был правильным, - Филипп пытался размышлять спокойно, но мысли прыгали как блохи - камень, место силы, общение с духами… Теперь осталось подтвердить метод - подобное лечат подобным. Обратный отсчет, обратный отсчет…»
        Филипп усадил Марата в ординаторской, потряс мешочек с рунами:
        - Тяни.
        Марат спрятал обе руки за спину:
        - Может, мне и так хорошо.
        - А мне - нет! Тяни!
        Марату снова выпала пустая руна. «Пустое множество, пустое множество, обратный отсчет, подобное подобным. Только бы получилось, только бы получилось», - паническое состояние не покидало Филиппа, даже руки тряслись.
        Кузьмин забился вдруг головой об стенку.
        - Придушат, придушат старушку, придушат…
        Схватился за телефон:
        - Витя, значит так, сегодня в городе будут душить старушку… где-где? Дома!.. Сейчас, сейчас, магазин рядом, серый такой… Тополь обрубленный сверху… Точно тебе говорю!
        Беспомощно посмотрел на Филиппа.
        - Это ведь будет. Сам знаешь. Будет! А я сделать ничего не могу. Меня все в отделе считают сумасшедшим.
        - Дай телефон, - решительно сказал Филипп. - Марат, ты рассмотри там получше, приметы, еще какие-нибудь места. Как у вас главного полицейского по городу зовут? Значит так, Виктор, с вами говорит полковник Нечаев. Немедленно наряд, нет, три наряда! Туда, к серому магазину. Где тополь обрубленный…
        - Семен Иванович, а вы тоже там, - поперхнулся дежурный, - в смысле, вместе с Маратом…
        Филипп откашлялся:
        - Навестить пришел лучшего следователя. На работе сгорел. Да, перегрелся немножко. Вы меня услышали? Повторите мой приказ и свою фамилию заодно!
        Глава 12
        Филипп и Марат стояли на крыльце отделения, ждали машину. Авто выделили коллеги Кузьмина - до вокзала подвезти, и даже не спросили ни о чем. Филиппа вообще никто ни о чем не спрашивал - куда он едет с пациентом, зачем? Догадывались? Слышали, как доктор Воздвиженский советовался с Аркадьевым? Тетя Рая и Авдей, Зоя вышли проводить.
        Марат запрокинул голову, с восторженной улыбкой наблюдал движение облаков по небу. Филипп вдруг повернулся к Зое:
        - Можешь быстро из главного корпуса инвалидную коляску привести? Складную?
        Зоя молча кивнула, пошла, ускорила шаг, потом побежала.
        Тетя Рая прошептала:
        - Молодец, Филипп Алексеевич!
        - Теть Рай, знаешь, что еще мне принеси…
        - И это тоже правильно, - санитарка быстро вернулась со свертком.
        А Марат ничего не замечал. Просто радовался жизни, приглушенному осеннему солнцу, теплому дню. Когда понял, что Филипп берет с собой инвалидную коляску, - удивился:
        - Это что?
        - Надо по дороге передать, - подсказала тетя Рая.
        - Ага, - поддакнула Зоя, - пригодится.
        Пришла машина, Авдей помог погрузить коляску и вещи в багажник.
        - Ну, - Марат распахнул объятия, - не поминайте лихом. Либо на коне, либо под конем…
        Обнял всех поочередно.
        - Агния-то… Агнию-то позвать? - спохватилась тетя Рая.
        - Попрощались уже, - Марат боднул воздух, - долгие проводы - лишние слезы…
        - Ой уж слезы, - тетя Рая перекрестила Марата, Филиппа и машину заодно, - все хорошо будет.
        - Так зачем коляска? - еще раз спросил Марат в машине и посмотрел на Филиппа тревожно.
        - Надо.
        Марат нахохлился и всю дорогу молчал. Только уже в поезде, ткнув ногой коляску, сказал сквозь зубы:
        - Страхуешься? Не надеешься на меня?
        - Марат… - начал Филипп и осекся.
        «Шизофреник не может управлять своей болезнью, - вспомнил Филипп слова профессора Сергеева, - что я наделал? А какой был выход? Выхода не было. Не было?»
        - Что сказать-то хотел? - Марат тяжелым взглядом смотрел, недобро кривя губы.
        - Марат…
        - Да! Я псих теперь! - рассмеялся Марат. - И мне теперь все можно! И тебе все можно. Колоть меня уколами, таблетками успокаивать. Кстати, думаешь, я не понимаю, зачем все это? Понимаю прекрасно.
        Марат отвернулся к окну.
        «Нестабильный», - подумал Филипп.
        - А слушай, давай пойдем в вагон-ресторан! Все должно быть правильно! Я когда в это место силы ехал - выпивал, чтоб ты знал.
        - Нам нельзя, - жестко сказал Филипп, - я на работе, а ты таблетки принимаешь.
        - Плевать! - Марат резко поднялся. - Идем! Иначе я один пойду!
        - Марат! - в отчаянии крикнул Филипп. - Ты же сам хотел, я отговаривал тебя…
        - Ответственность с себя снимаешь?
        - Ничего я не снимаю.
        «Мне и Аркадьев ничего не сказал, не запретил этот эксперимент, этот метод лечения», - пронеслось в голове у Филиппа, и он вдруг услышал… голос, четко различил чей-то голос: «Кто ж тебе запретит, Филипп, ты уже взрослый, самому надо думать…»
        «Доктор Воздвиженский, - с тоской подумал Филипп, - ты уже и голоса слышишь…»
        Филипп молча достал из рюкзака шприц и ампулу.
        - Не дамся! - заорал Марат и забился в угол.
        - Это мне укол, - спокойно пояснил Филипп, наполняя шприц.
        Марат настороженно следил за движениями доктора. Филипп закатал себе рукав.
        - Помоги, - кивнул Марату.
        Тот чуть придвинулся опасливо, ближе, еще ближе. Филипп со всего размаху всадил иглу чуть выше колена пациента прямо через штанину. Марат взвыл от боли. Филипп равнодушно отвернулся.
        - Бить я тебя не буду, не волнуйся, - скрючившись, пробормотал Кузьмин, - но ты - сволочь, однако, Филя.
        Филипп согласно кивнул.
        Больше они в тот вечер не сказали друг другу ни слова.
        Утром Филипп с трудом поместил безвольное тело Марата в инвалидную коляску. Два мужика из вагона помогли выгрузиться на перрон.
        Филипп думал о профессоре Сергееве, о компенсирующем малый рост хозяина троне, о словах профессора «я не сумасшедший связываться с духами…». А он, Филипп, связался. Одно дело наблюдать пациентку Агнию Прохорову, которая, как кур в ощип, угодила в лапы неведомых сил, другое - специально стремиться этим силам навстречу. Но - что поделаешь? Ничего теперь уже не поделаешь…
        Филипп с ног сбился, ища автобус до Беломорска, в который можно было бы погрузить инвалида. В результате помогли, как водится, сердобольные попутчики - перенесли Марата, усадили, коляску сложили, отправили в багаж. Марат отрешенно смотрел по сторонам, не реагировал ни на что. Во взгляде - пустота. Лекарство действовало.
        «Ага, Один! - зло подумал Филипп, - царь зверей. Символ непознаваемого. Пустоту и бесконечность еще символизирует. То, что предрешено и не подлежит изменению. Научиться бы еще правильно интерпретировать предсказания этого «мощного магического аппарата». Пустое множество, пустое множество. Все когда-нибудь кончается, и это пройдет».
        Путь был долгим. Филипп не позволил себе вздремнуть.
        К вечеру добрались до поселочка на берегу Белого моря. Поселились в уютной комнате в небольшом домике. Вернее, Филипп поселился, Марат полностью отсутствовал своим сознанием в жизнедеятельности. Так казалось. Однако когда Филипп достал шприц, чтобы сделать еще один успокаивающий укол, Марат слабым голосом прошептал:
        - Не надо…
        Филипп поколебался немного, но все же вколол лекарство.
        - Прости, я не могу рисковать…
        «Какая же ты сволочь, Филипп, - подумал о себе. - Рисковать он не может. А эксперименты над людьми ставить можешь?»
        Над палубой вились чайки, хватая на лету куски хлеба, которые им бросали. Марат задрал голову, оживился, попытался встать… «Колоть его больше нельзя сегодня, - обреченно подумал Филипп, - вниз спустить, чтобы моря и птиц не видел? Но мы скоро уже подойдем к пристани, скоро начнется выздоровление. Скоро, скоро».
        Остров надвигался, как сказочный град Китеж. Конечно, место силы - что еще?
        Филипп катил коляску с Маратом вдоль крепких крепостных стен. Марат очумело оглядывался, махал руками, счастливая улыбка не сходила с его лица. Какой-то монах остановился, поклонился человеку в коляске, перекрестил, сам перекрестился, пошел дальше. Марат же долго оглядывался вслед уходящей черной фигуре.
        Филиппа ничего не радовало. Он тупо катил коляску с благодушно размахивающим руками Маратом. В куртке Кузьмина лежал красный камень. Филипп даже попросил Зою аккуратно зашить его под подкладку. Мало ли что сумасшедшему в голову придет? Выкинет еще камушек-то. И тогда… А что тогда? Может быть, выкинуть к черту этот камень в Белое море? Нет, нельзя. Нельзя допускать необратимого - вдруг камень еще понадобится. Для чего? Для чего он может понадобиться? Доктор Воздвиженский не знал, но избавиться от камня все же не решился. Можно, конечно, камень на острове закопать - в случае чего вернуться, достать. Или монаху какому-нибудь оставить на хранение. Нет, монаху точно нельзя камень передавать. В месте силы всучить человеку бесовский камень, человеку, который каждый день с духовным миром общается, - нет, последствия непредсказуемые, нельзя, нельзя…
        Филипп вкатил коляску по пандусу в храм. Марат растерянно заозирался, стащил с себя шапку. Перекрестился на образа.
        В поезд Марат вошел своими ногами. Филипп перестал делать ему уколы - ждал улучшения. И Марат вел себя спокойно, в купе сразу лег спать, отвернулся к стене и заснул. Ничего не сказал о впечатлениях о поездке, не балагурил, как всегда, был вялый и покорный. «Пройдет, - приободрял себя Филипп, - это все последствия успокоительных. Сейчас начнется выздоровление, и все будет по-другому. Все!»
        Мерно стучали колеса. Филипп представлял себе, как повезет на Соловки Агнию. Нет, сначала он усадит пациентку Прохорову в ординаторской, положит на стол мешочек с рунами. При этом вид у доктора Воздвиженского будет торжественный и таинственный. Агния вытянет какую-нибудь хорошую руну. Обязательно хорошую! И тогда Филипп раскроет Агнии тайну ее болезни, и они поедут на Соловки. На Белом море, правда, навигация вот-вот закончится, но летают же самолеты из Архангельска на остров. Вот они и полетят…
        Ровно, ритмично стучали колеса, под этот ритм так хорошо мечталось…
        - Филя, а как понять, что я выздоровел? - вопрос Марата застал врасплох.
        - Ты сам почувствуешь.
        - Обещаешь?
        Филипп сжался от нехорошего предчувствия, но все же уверенно произнес:
        - Обещаю.
        Марат и Агния бродили по осеннему саду, взявшись за руки. «Два счастливых идиота! - зло подумал Филипп, наблюдая эту идиллию. - От чего я их хочу вылечить? Они, наконец, обрели свое счастье. В отличие от меня».
        Чуда не произошло. Марат не выздоровел после посещения места силы. Кузьмину по-прежнему грезился в видениях красный камень. Домой и на службу не рвался, все же понимал: с ним «что-то не так».
        Приходила жена, приносила «домашненькое», гладила Марата по голове и плакала. Марат резко отталкивал жену, она шла к Филиппу. Филипп не мог смотреть ей в глаза.
        - Филипп Алексеевич, когда он поправится?
        - Мы пока наблюдаем…
        - Учти, Филя, тебе теперь нельзя с духами общаться, - сказал однажды Марат и захохотал так, что слезы на глазах выступили, отсмеявшись, посмотрел серьезно на Филиппа, - ты с красным камнем в месте силы был. Теперь - один твой неверный шаг…
        А действительно, Филипп и гадал, и с красным камнем на месте силы побывал. Но не заболел. Порядок действий был не тот? Значит, порядок манипуляций имеет значение! Камень - место силы - гадание. Гадание - место силы - красный камень. Порядок действий очень важен, очень. И обратный отсчет.
        Филипп был уверен: теперь не хватает только одной детали, какого-то одного ингредиента. И тогда обратный отсчет должен подействовать!
        «А вдруг Марат, как Овчинникова, умрет во сне? - пронеслось в голове у доктора Воздвиженского. - Не доживет? Да я повешусь тогда! У меня просто не будет другого выхода. Нет! Надо что-то делать сегодня и сейчас!»
        Ночью Филипп несколько раз вскакивал, крался на цыпочках к палате Марата, прислушивался к его дыханию. Агния заболела под влиянием непреодолимых обстоятельств, случайно. А болезнь Марата - рукотворная, доктор Воздвиженский принял в ней деятельное участие, весь этот эксперимент - от начала до конца идея доктора.
        Всю ночь так и прошлепал - от палаты Марата до палаты Агнии. Появился утром в ординаторской бледный, с синяками под глазами, руки тряслись.
        Зоя посмотрела на доктора и без всякого сочувствия прикрикнула:
        - А ну-ка! Щас по щекам надаю. Возьмите себя в руки, Филипп Алексеевич, как вам не стыдно? На вас больные смотрят!
        Тетя Рая тоже смотрела укоризненно. Авдей позвал на крыльцо покурить.
        - Не помогают таблетки-то?
        Филипп отрицательно помотал головой. Не стал отрицать - принимает антидепрессанты.
        - Зайдите в церковь, поставьте свечку.
        - Да я не… - отмахнулся Филипп.
        - Ладно. Сам пойду, поставлю за вас.
        - Спасибо, - обреченно кивнул доктор.
        - По садику-то походите, в небо посмотрите, на деревья, на цветочки… - сказал Авдей, - выход всегда найдется.
        «Выход найдется, выход найдется», - повторял Филипп как заведенный. Снова и снова перебирал архив Носовой. Бросился в глаза лист бумаги, на нем только перечеркнутый ноль - изображение пустого множества, того самого пустого множества, о котором говорил математик Савинов. Филипп замер: что-то подобное он уже видел в бумагах Евдокии Носовой. Какое-то похожее изображение на полях, просто рисунок, не имеющий отношения к тексту, - так случайно, в задумчивости малюют что-то. Нашел. Свернувшаяся в кольцо змея, кусающая себя за хвост. Уроборос. Нет, совсем не то, совершенно разные вещи и совершенно разные изображения. Перебрал в который раз коробки Носовой. Нашел несколько изображений змей. Змеи присутствовали и в видениях всех пациентов, связанных с красным камнем. Но мало ли на свете змей?
        Уроборос - символ вечности и алхимического процесса. Алхимией люди занимались с незапамятных времен. Есть китайская алхимия, арабская, европейская. Но всем алхимическим теориям присуща идея единства всего сущего. На основе ее алхимик начинал работу с поиска первовещества. Найдя его, он путем специальных операций получал философский камень.
        Филипп позвонил племяннице Лизы Овчинниковой, напомнил о красном камне - нашла ли? Нет, пропал, не нашла…
        «И что тебе даст этот камень? - ругал себя Филипп. - Уже не знаешь, за что хвататься».
        Филипп нашел текст «Изумрудной скрижали» - на него часто ссылаются те, кто так или иначе говорят об алхимии. «То, что наверху, подобно находящемуся внизу, как то, что находится внизу, подобно тому, что наверху, дабы осуществить чудеса одного и того же. И подобно тому, как все вещи произошли от Единого, так все вещи родились от этой единой сущности через приспособление и принятие. Солнце ее отец, Луна ее мать. Ветер носил ее в своем чреве. Земля ее кормилица. Вещь эта - отец всяческого совершенства во всей вселенной. Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю. Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого осторожно и с большим искусством. Эта вещь восходит от земли к небу и снова нисходит на землю, воспринимая силу как высших, так и низших областей мира… Поэтому от тебя отойдет всякая скверна. Эта вещь есть сила всяческой силы, ибо она победит всякую самую утонченную вещь и проникнет собою всякую твердую вещь»…
        Как все это истолковать? Филипп потянулся было к мешочку с рунами - но спешно одернул руку: нельзя. Марат может оказаться прав. К шаману Севе записаться? Но это только через три месяца, но, может быть, по блату раньше примет. По какому блату? Перед глазами встало искривленное лицо дебильной Ксеньи в слюнях. Нет, к Севе нельзя, ни к кому, кто имеет связь с духами, нельзя, Марат прав.
        Филипп вздрогнул, когда раздался звонок.
        - Как ваши дела, мой юный друг? - радостно пробасил Аркадьев.
        - Илья Борисович, очень плохо, - упавшим голосом сказал Филипп, - ничего не получилось. То есть получилось. Мой друг Марат Кузьмин, пройдя весь этот путь с красным камнем, с местом силы, с общением с силами тонкого мира, - заболел. А обратно - не выздоровел.
        - Я вас поздравляю, Филипп! - неожиданно воодушевился профессор. - Вы нашли способ перемещать человека в иную реальность! Изменять сознание! Это - уникально!
        - Не издевайтесь, пожалуйста, - Филипп чуть не плакал.
        - Ничуть! Ничуть я не издеваюсь! Это - научное открытие, если хотите! - восторгался профессор. - Уж кандидатская-то у вас в кармане! Как назовете новую открытую вами болезнь? Рубиновая?
        - Как их лечить теперь?! - в отчаянии прошептал Филипп. - Илья Борисович, как?! Лечить подобное подобным - не вышло.
        - Ничего страшного, - помолчав, сказал Аркадьев, - зато теперь вы точно знаете генезис болезни. Ищите там. Или я вас не учил работать с фактами? Или вы не знаете, какое пагубное влияние оказывает паника на человеческую психику и вообще - на весь организм? Вы успокойтесь, вы на правильном пути. И перечитайте работу Юнга[21 - К. Юнг - психиатр, один из основоположников психоанализа.] «Психология и алхимия». Подобное подобному рознь. Ищите!
        - А вдруг Марат умрет во сне? Вдруг Агния умрет? Как ваша Овчинникова…
        - Вы фобию-то эту отбросьте, мой дорогой. Вы же психиатр и должны быть в курсе: навязчивые страхи никогда не реализуются.
        - Но был же прецедент…
        - Вот именно, прецедент. У вас, мой юный друг, какой-то ненаучный подход… Мы теперь будем при каждом припомнившемся нам прецеденте вздрагивать?
        Аркадьев еще долго увещевал своего любимого ученика. Филипп кивал и поддакивал. Однако целый день ходил по отделению, как сомнамбула. К концу дня принял твердое решение: в конце концов, и биология, и алхимия, и химия, и математика, и психология, и гадания все эти эзотерические - описывают действительность, каждая дисциплина по-своему, но по-своему все правы в этих описаниях. Возможно, в каждой дисциплине нет полноты картины мира. Уроборос толкует о начале всех веществ. От него и надо танцевать.
        Филипп хорошо помнил работу Юнга «Психология и алхимия». Мы все так или иначе подключены к коллективному бессознательному. И все символы мира - наши. Мы всегда владеем их значением… Но это все теория. К практике, к практике, доктор Воздвиженский.
        Как люди раньше без интернета жили? Филипп скачал несколько гомеопатических фолиантов. Изучал ночами. Ходил бледный как тень. Тетя Рая плакала украдкой. Авдей в храм зачастил, свечки ставил. Зойка с тревогой заглядывала доктору в глаза.
        «Если я выберусь из всего этого, - подумал однажды Филипп, перехватив этот взгляд, - если я вылечу хотя бы Марата, я… я… Женюсь! На Зойке. Ей-богу! Только помоги, Господи! Да хоть бы кто-нибудь помог! Дьяволу душу продам!» Легкий сквозняк шевельнул занавеску. Нет, нет, никаких духов! Только сам.
        «Аркадьев прав. Надо сопоставлять факты. Сопоставлять. Так, с самого начала. Какой-то камень. С историей. Наверное, к камню прилипло много негативного, тяжелого, больного, ужасного. Он несет эту негативную энергию. Камень - кристалл. Энергия, которую он вобрал, стала частью кристаллической решетки.
        Потом - место силы. Предположим, это усиливает негативную энергию»…
        Филипп вышел в сад. И вдруг за серыми тучами проглянуло солнце. Да так рьяно, что уже невозможно было себе представить мир без этого света.
        «Ты сам придумал себе проблему. А ее нет!»
        Не надо ничего придумывать. Все есть! Пустое множество, другие энергетические точки, надо просто замкнуть другие энергетические точки. Гипноз? Почему нет? Гипноз? Нет, Агния и Марат слишком тревожные и критичные для внушения. А шизофреники, как известно, вообще гипнозу не поддаются.
        Перестань, Филипп, ты прекрасно знаешь, уж ты-то прекрасно знаешь: Марат точно не шиз. И Агния не шиз. С ними случилось. Случилось! От этого-то их и надо избавить.
        Обратный отсчет уже был. Только он не помог. Но это не значит, что он не нужен в данной цепочке. Просто еще что-то нужно добавить, еще что-то, еще… Пустое множество? Почему нет? Носова лечилась у гомеопата. Гомеопатия - это и есть пустое множество - только память о веществе, только память. Вспомнить что-то, надо вспомнить. Память о веществе. В «Изумрудных скрижалях» ясно сказано: «Вещь эта - отец всяческого совершенства во всей вселенной. Сила ее остается цельной, когда она превращается в землю. Ты отделишь землю от огня, тонкое от грубого осторожно и с большим искусством. Эта вещь восходит от земли к небу и снова нисходит на землю, воспринимая силу как высших, так и низших областей мира… Поэтому от тебя отойдет всякая скверна. Эта вещь есть сила всяческой силы, ибо она победит всякую самую утонченную вещь и проникнет собою всякую твердую вещь»…
        Выкинуть красный камень? А вдруг он еще понадобится? Положить до времени подальше? А куда?
        Мысли прыгали как блохи, сосредоточиться было невозможно.
        «Turbidus» - приведенные в волнение, Марат и Агния - приведенные в волнение. Так надо их успокоить. Но как? Повернуть назад время? Как? И возможно ли это? Но если принять во внимание, что время - это энергия, еще не распознанная наукой, тогда, тогда…
        По Канту, человек живет в двух мирах. С одной стороны, он часть мира явлений, где все детерминировано, где характер человека определяет его склонности, страсти и условия, в которых он действует. Но с другой, помимо этой эмпирической реальности у человека есть иной, сверхчувственный мир «вещей в себе», где бессильны привходящие, случайные, непостижимые и непредвидимые ни импульсы у самого человека, ни стечение обстоятельств, ни диктующий свою волю нравственный долг…
        «Я с ума сойду от этой философии. Нет, что-то простое, совсем простое надо. Алхимия, Уроборос…
        Алхимия толкует о женском и мужском началах. Ртуть - начало женское, сера - мужское. Агнии - ртуть - киноварь, берем киноварь. По принципу подобного - киноварь - металл, но похож на камень - кристаллический. Марату - серу. Хуже не будет… А если будет? Однажды доктор Воздвиженский уже ошибся в расчетах. И вот результат: вместо одной пациентки - два пациента…
        Итак, киноварь… Яд против отравления. Самая большая доза разведения.
        Решено!»
        Взрыв хохота донесся из коридора, Филипп выглянул: зарядка, ничего особенного, все как обычно, только Тихон Задорожный изображал змею. То сворачивался колечком, то полз куда-то, интенсивно загребая локтями.
        - Тянем голову, тянем, - пыталась руководить тетя Рая, но сама заливалась смехом, глядя на ужимки Задорожного.
        «А с чего я решил, что это именно Уроборос? Просто змея. Ну и что, что кусает себя за хвост? Отравление колдовскими чарами, отравление магией - слишком много ее оказалось. Просто змея. Если выглядит как змея - почему это должно быть символом каким-то? Просто змея и все. Простая вещь. Да, восходит к небу, как символ. Но живет на земле. Символ смерти, но и исцеления. Чаша со змеей появилась в медицине примерно в седьмом веке до нашей эры. Уроборос с алхимией - это уже позже, сильно позже. Парацельс[22 - Парацельс (1493 - 1541) - алхимик, врач, философ, эзотерик, основатель ятрохимии (направление в естествознании, отводящее основную роль в возникновении болезней нарушениям химических процессов в организме и ставившее задачу отыскания химических средств их лечения).] - алхимик и врач - и вернул этот символ. Змея еще и - символ искушения. Символ мудрости и знаний. Символ Судьбы и Времени. Да! Просто змея, которая ужалила. И отравила. Значит - змеиный яд».
        Кто-то окликнул доктора Воздвиженского, но он не отозвался, резко повернулся, водрузился у компа.
        «Да, просто змея. Змея была и в видениях Носовой, и в видениях Овчинниковой и Агнии, Марат тоже говорит о змее»… Филипп не успел додумать мысль до конца. Звонок.
        Людмила Заворотова радостно протянула:
        - До-к-т-ор, у меня все хо-ро-шо. Очень хо-ро-шо!
        - Я рад, - искренне сказал Филипп, однако голос прозвучал мрачно, - очень рад!
        - У вас что-то случилось? - насторожилась Людмила.
        - Нет, ничего, - быстро ответил Филипп. «Не хватало еще пациентов своим психозом грузить».
        - Я стала совершенно другим человеком после того, как приняла яд. Это был шок. И я выздоровела! Алло, Филипп Алексеевич, вы слышите меня?
        - Слышу, - глухо сказал Филипп.
        «Ну, конечно, еще и электросудорожная терапия, электрошок, замкнуть другие точки. Я приму и киноварь, серу гомеопатическую и растворенный змеиный яд. Если я выживу - попробую на пациентах. А ты как думал? А хирурги как лечат - без всяких соплей и рефлексий - режут и все! Резать - так резать!»
        Утром Филипп проснулся и с удивлением отметил: жив - пока. Вздохнул легко. Теперь он точно знал, что нужно делать.
        Эпилог
        …Лето, лето… Что лето? «Карикатура южных зим» оно у нас, как известно. Зато зима у нас - это да. Это настоящее время года. Не демисезон какой с невыраженной ориентацией. Все - конкретно. Сущностное время.
        Снегу навалило - всласть. И морозец щеки пощипывал, обходил дозором свои владения.
        Доктору Воздвиженскому город, наконец, выделил квартиру. Доктор позвал на новоселье всех, кого успел полюбить в этом городе.
        Тетя Рая с Авдеем расставляли тарелки на столе. Марат напряженно изучал пейзаж за окном.
        - Ну чего ты? - Зойка легонько ткнула своим огромным животом Агнию, - чего уклоняешься?
        - Когда? - кивнула Агния на Зойкин живот.
        - Ты мне зубы-то не заговаривай. Чего ты от Марата шарахаешься?
        - Он - женатый человек.
        - Ой, в больничке за ручку ходили, а теперь - побоку?
        - Сумасшедшие были, психбольные - вот и ходили.
        - Страдает же мужик.
        - А твой - светится, - с завистью сказала Агния.
        - А твой - страдает, - настаивала Зойка. - Хорошо ли это?
        А Марат пытался отвлечься, думал о Потапенко Ю.Ю. Когда Потапенко арестовали - валом понабежали его подчиненные. Показания давать. Где раньше были? Старший следователь Кузьмин грех на душу не брал бы. Но с другой стороны - хорошо, что взял грех на душу - побежали же свидетели. Есть материал и доказательства. А Потапенко - парень ушлый, захочет скостить срок - будет и чистосердечное. «А грехи-то свои - скину. Нет, кота Персика я, конечно, никому не отдам. Он к дому пришелся. Кот в дом - к счастью всегда. Бабушка еще так говорила. Скину на кого-нибудь. На заморыша какого уголовного. Знаю теперь, как это делается. А нет - так и сам отвечу. Если потребуется. Да вот, пока я прав оказался - все правильно сделал».
        - Ну, за здоровье! - подняла тетя Рая рюмку. - За вас, Филипп Алексеевич. Замечательный вы доктор!
        Агния поддержала:
        - Спасибо!
        - А секрет так и не раскрыл, - укорил Марат, - как вылечил?
        Филипп только улыбался, чокаясь с гостями. Он и сам не знал, что конкретно помогло - ртуть, сера, змеиный яд, электрошок? Или то, что он обещал жениться на Зойке? И женился же. Забота и слезы тети Раи? Молитвы Авдея?
        Филипп не знал. И этого никто никогда не узнает.
        notes
        Примечания
        1
        Мегаломания - бред величия.
        2
        Turbidus (лат.) - приведенный в волнение.
        3
        Генерализованное тревожное расстройство - психическое расстройство, характеризующееся общей устойчивой тревогой, не связанной с определенными объектами или ситуациями.
        4
        В данном случае «схизис» - расщепление личности.
        5
        С. Маршак.
        6
        Н. Карамзин.
        7
        Трансцендентность - философский термин, характеризующий то, что принципиально недоступно опытному познанию или не основано на опыте.
        8
        Владимир Соловьев (1853 - 1900) - русский религиозный мыслитель, мистик, поэт и публицист.
        9
        Кратко суть эксперимента Розенхана состояла в том, чтобы отправить в психиатрические больницы совершенно здоровых людей и понять, распознают ли их симуляцию врачи. Эксперимент проходил в два этапа. На первом этапе 8 здоровых людей отправились на прием к психиатрам. Они жаловались на слуховые галлюцинации. Все врачи диагностировали психическое расстройство: у одного - маниакально-депрессивный психоз, у остальных - шизофрению. Когда актеры оказались в стенах больницы, они перестали прикидываться и вели себя как обычные, здоровые люди, говоря медперсоналу об отсутствии проблем. Но к ним никто не прислушивался, а главным условием выписки являлось полноценное прохождение предписанного лечения, которое заключалось в приеме психотропных препаратов. Один из актеров даже начал вести дневник, записывая все, что происходит в больнице, но его записи были неинтересны медсестрам. Зато в его истории появился новый диагноз - графомания.
        10
        Стихотворение Новеллы Матвеевой.
        11
        Dementiapraecox (лат.) - раннее слабоумие.
        12
        In vitro (лат.) - В стекле. Технология экспериментов, когда опыты проводят «в пробирке» - вне живого организма.
        13
        «Фауст» И. Гете.
        14
        Александр II был смертельно ранен (ему оторвало ноги) во время седьмого покушения на жизнь царя.
        15
        Имеется в виду стихотворение И. Бродского: «Как жаль, что тем, чем стало для меня Твое существование, не стало мое существованье для тебя…».
        16
        А. Тарковский.
        17
        Врач, лечи больного, а не болезнь (лат.)
        18
        В. Шекспир. «Гамлет» (перевод Б. Пастернака).
        19
        В. Шекспир. «Макбет» (перевод Ю. Корнеева).
        20
        Исцеляй подобное подобным (лат.)
        21
        К. Юнг - психиатр, один из основоположников психоанализа.
        22
        Парацельс (1493 - 1541) - алхимик, врач, философ, эзотерик, основатель ятрохимии (направление в естествознании, отводящее основную роль в возникновении болезней нарушениям химических процессов в организме и ставившее задачу отыскания химических средств их лечения).