В Коктебеле никто не торопится Людмила Мартова
        Желание женщины
        Полина впервые за много лет приехала на море. В ее планы не входили курортные романы, однако в первый же день стало понятно, что она не останется без внимания сразу двоих молодых людей. Костик водил Полину по местным барам, а Никита ездил с ней на экскурсии и захватывающе рассказывал местные легенды. Однако вскоре отдых был омрачен - на пляже прямо на глазах у отдыхающих умер незнакомец, и Полина невольно стала участницей расследования. Тем более что Никита - автор детективов, ему сам бог велел не остаться в стороне, а вдвоем они и горы свернут! Интерес Полины не остановило даже нападение неизвестного. А вскоре пропала ее сестренка Оля! Пришлось погрузиться в это дело с головой и сделать весьма неприятное открытие относительно одного из новых знакомых…
        Людмила Мартова
        В Коктебеле никто не торопится
        Преградой волнам и ветрам
        Стена размытого вулкана,
        Как воздымающийся храм,
        Встает из сизого тумана.
    М. Волошин
                

* * *
        Глава?1
        Первое впечатление
        Одиночество как состояние не поддается лечению.
    Фаина Раневская
        Сидеть на парапете дальше уже становилось неприличным. Впрочем, на Полину никто не обращал ни малейшего внимания. Людская толпа неспешно, как и положено отдыхающим, текла по набережной, неяркая, раздетая, щеголяющая обнаженными плечами, коленками, загорелыми животами.
        Мимо Полины шли ноги в шлепках, сабо, сандалиях, босоножках и снова шлепках. Как правило, недорогих, с вещевого рынка. Толпа на набережной Коктебеля вообще не выглядела вызывающе дорого, как в Каннах, Ницце или итальянской Католике. Правда, нигде из вышеуказанных мест Полина никогда не бывала, так что сравнивать ей было особо не с чем. Она и не сравнивала. Она вообще не смотрела на идущих мимо нее людей.
        Вот уже битых полтора часа она смотрела на море. Оно билось внизу, дышало, как живое, играло в салочки с прибрежной галькой, ласково обнимало припозднившихся купающихся и хитро подмигивало Полине, сидящей на парапете, отделяющем набережную от пляжа.
        Несмотря на то что их первая после девятилетнего перерыва встреча состоялась еще вчера, Полина не могла насмотреться на море, такое прекрасное это было зрелище. Да, собираясь в Крым, она подсчитала, что не была в отпуске девять лет, и сейчас, щурясь от режущих глаза солнечных бликов, от которых вода казалась не синей, а кипенно белой, Полина была абсолютно уверена в том, что провела эти девять лет впустую. Бездарно. Разве же это жизнь, когда не видишь море?!
        Вчера, сразу после приезда, только-только расположившись в отведенном им номере гостевого отеля «Троянда», она поспешила на пляж, благо и надо-то было всего лишь перебежать набережную. Вода оказалась немного прохладной, сентябрь все-таки, но это не имело никакого значения, и Полина с разбега, не обращая внимания на острую гальку, добежала до глубины и поплыла, как полетела, вновь обретая свободу.
        Сегодня с утра они уже пришли на пляж все вместе, загорали и купались. Бдительно следя за тем, чтобы Оля не сгорела, и после каждого купания намазывая ее кремом от загара, Полина немного досадовала на то, что не может остаться с морем наедине. Поэтому в пять часов, отведя маму и Олю обратно в номер, она наскоро приняла душ, натянула шорты с любимой майкой и заняла наблюдательный пост на балюстраде набережной, ведя свой неслышный никому диалог с морем.
        Хотелось сидеть так весь вечер, просто смотреть на море и ничего не делать. Однако Полина понимала, что со стороны выглядит странно, поэтому нехотя слезла с балюстрады и побрела по набережной, вертя головой по сторонам.
        На ужин она не пошла. Мама с Олей вполне могли справиться сами, а ей есть совершенно не хотелось. В течение дня она три раза покупала на пляже вареную кукурузу. Дорвалась до детских воспоминаний, где сладкая горячая кукуруза, которую нужно было натирать солью и кусать от початка, жмурясь от того, что так вкусно, неразрывно связывалась с поездкой на море.
        Правда, в детстве ее начинали покупать еще на полустанках, по перрону которых сновали бабульки, торгующие нехитрой снедью - рассыпчатой картошкой с укропом, малосольными огурцами и обязательной молочной кукурузой. Сейчас они приехали в Крым на машине, поэтому кукурузу Полина увидела лишь на пляже. В течение дня вдоль него ходили как минимум шесть продавцов, предлагающих домашнюю снедь, но Полине почему-то приглянулась одна женщина средних лет в шортах по колено, пропотевшей майке, косынке с козырьком, закрывающим уставшее лицо от солнца, и с дочерна загоревшими за лето руками и ногами.
        - Горячая кукуруза. Креветки вареные. Мидии, рапан. Ежевика, малина, клубника. Трубочки с орехами, сладкая пахлава,  - скороговоркой сообщала женщина. Смотрела выжидающе, окидывая взором устроившихся на пластмассовых лежаках и прямо на горячей гальке отдыхающих, и шла дальше, снова заводя свое:  - Горячая кукуруза…
        Почему-то при первой же встрече Полине ее стало нестерпимо жалко. И она тут же купила кукурузу, заслужив благодарный взгляд, и съела ее, обжигая пальцы. И когда женщина пошла мимо снова, купила второй початок, а затем и третий.
        - Транжира,  - ворчала мама.  - Надо у тебя было деньги отобрать. Ты их так за один присест потратишь. Далась тебе эта кукуруза.  - И Полина не могла объяснить ей, что и кукуруза ей действительно «далась», да так, что прямо слюна выделялась при виде солнечных початков, и помочь несчастной торговке ужасно хотелось. В том, что торговка обязательно несчастна, она даже не сомневалась.
        По набережной Полина шла не спеша. Торопиться ей было совершенно некуда. Справа открылся вид на памятник Максимилиану Волошину, смотрящему на вход в кассу своего дома-музея, как будто пересчитывая купивших билеты. Полине стало смешно. У стен дома расположились уличные торговцы, вернее, художники, фотографы и народные умельцы, продающие результаты своего творчества. Полина подошла, посмотрела и тихонько отошла. Работы были скучные, ничем не выдающиеся. Папа такие называл емким словом «мазня».
        На секунду, не более, глазам стало щекотно и горячо от подступивших слез, но Полина тут же справилась с собой, загнав слезы обратно, туда, где им положено находиться. Думать про папу было нельзя категорически.
        С момента его смерти прошел год, но Полине по-прежнему казалось, что он вот-вот вывернет откуда-нибудь из-за угла, прямо ей навстречу. Даже в коктебельской толпе она неосознанно искала его глазами, отчетливо понимая умом, что его не может здесь быть.
        Толпа вокруг менялась. В ней встречалось все больше странно одетых и причесанных молодых людей с горящими глазами, в которых метался огонь творческого поиска. Полина вспомнила, что сегодня заключительный день джазового фестиваля, поежилась внутренне, потому что не любила ни джаз, ни творческих личностей, и не стала сворачивать в аллею к пансионату «Голубой залив», на поле возле которого и должно было развернуться основное действо концерта.
        В толпе было слишком много наркоманов. Их она всегда узнавала по лихорадочному блеску глаз и не хотела иметь с ними ничего общего. Брезговала, поэтому поспешила пройти мимо, к детским аттракционам, возле которых толпились родители с малышами. На площадке висел густой детский смех, радостный и заразительный, и глаза Полины вновь защипало. О ребенке, которого она могла бы катать на каруселях и покупать которому воздушные шарики и липкое, тающее на вечерней жаре мороженое, думать было тоже нельзя, так же, как и о папе.
        Она так мечтала о мальчике, которого собиралась назвать папиным именем, Георгий, Егор, и которого потеряла еще не рожденным… Горечь утрат, на которые был так богат минувший коварный год, еще не осела, не приелась. В глубине души Полина надеялась, что ее смоет соленая, тоже чуть горьковатая морская вода и можно будет начать жить заново, не ощущая постоянной, разъедающей душу боли.
        Люди вокруг снова стали немножко другими. В этой части набережной прогуливались нарядно одетые семейные пары, молодые и не очень, рядом с которыми Полина вновь остро почувствовала свое одиночество. Оглядевшись по сторонам, она обнаружила, что стоит у симпатичного кафе под названием «Бочка». Деревянный настил и деревянный навес сопровождались деревянными же столиками, а в углу в полном соответствии с названием стояла большая бочка, выполняющая, по всей видимости, роль импровизированной сцены.
        Полина нырнула внутрь и заняла дальний столик под деревом, откуда можно было наблюдать за окружающими, самой оставаясь практически невидимой. Есть по-прежнему не хотелось, тем более что, заглянув в меню, Полина негромко присвистнула. Цены здесь были просто атомные.
        Собираясь в отпуск и разрабатывая маршрут, она особое внимание уделила вопросам питания. В Коктебеле было полно кафешек, ресторанчиков, столовых и вареничных на любой вкус и кошелек, и основная задача сводилась к тому, чтобы выбрать максимально недорогой, но при этом качественный вариант.
        Судя по отзывам в интернете, излюбленным местом для большинства отдыхающих стали столовая при пансионате «Творческая волна» и бистро «Ложка». Еще вчера Полина удостоверилась в том, что отзывы не врут. Об этом можно было судить по толпам людей, которые осаждали обе вышеназванные точки. Остальные столовые были пусты и невинны, а в этих постоянно стояли очереди. По слухам, здесь никто никогда не травился, а это было основное Полинино требование к общепиту.
        До «Ложки» им было идти далековато, особенно с учетом плохо ходящей на большие расстояния Оли, а вот столовая при «Творческой волне» оказалась в самый раз. Ложки-вилки и прочая посуда были чистыми, еда достаточно вкусной, а меню разнообразным. В первый вечер, заплатив за ужин на троих пятьсот рублей, Полина решила, что больше и искать ничего не будет. Лучшее, как известно, враг хорошего.
        В «Бочке» шестьсот рублей стоило одно горячее. Даже если бы Полина была голодна, то есть бы ей сразу расхотелось. За такие-то деньги… Но к ее столику уже направлялась официантка, спасаться бегством было поздно, отказываться от заказа неудобно, и, кляня себя на все лады, Полина заказала чайничек имбирного чаю за двести рублей.
        Раскусив ее хитрость, официантка бросила на нее презрительный взгляд, но Полина выдержала его с ответной холодностью во взоре. Уж чего-чего, а твердости характера ей было не занимать, и такие мелочи, как презрение официантки, вообще не стоило принимать в расчет.
        В кафе она находилась одна. Осознав этот факт, Полина снова выругала себя за неосмотрительность. Понятно же, что вечером пустыми стоят только те кафе, в которых слишком дорого. Впрочем, что сделано, то сделано, поэтому, дождавшись своего чая, Полина устроилась поудобнее.
        Сидеть вот так, в кафе, пусть даже всего лишь с чаем, ей удавалось нечасто. Работая на двух работах, она редко освобождалась раньше девяти вечера, и хотя подруги частенько звали ее скоротать вечер в ресторане, она всегда отказывалась. После работы ныли не только руки, но и все тело, и, как правило, Полина мечтала лишь об одном - добраться до дома, принять горячий душ, съесть заботливо приготовленный мамой ужин и забраться в постель с книжкой или пультом от телевизора.
        Днем она убирала квартиры, успевая на два, а то и на три адреса. В рюкзаке Полина всегда носила десять связок чужих ключей, потому что в качестве домработницы была нарасхват и имела ровно десять постоянных клиентов, не гнушаясь и разовых заказов. По вечерам, когда уборки заканчивались, а довольные хозяева возвращались с работы в свои чистые, прибранные ее руками квартиры, она еще подрабатывала вечерней няней. Забирала своих подопечных постарше из кружков и секций, укладывала спать малышню, родители которой решили сходить в театр или гости, помогала делать уроки, читала перед сном. Иногда, в случае необходимости, даже оставалась ночевать.
        Она понимала, что ее работа совершенно непрестижна, тем более для такой умницы и красавицы, которой она с детства привыкла себя считать. Но так уж сложилась жизнь. Закончив унылый филфак, Полина ни минуты не собиралась работать в школе. Рассказывать современным деткам про Сонечку Мармеладову и искать тихую прелесть в «Медном всаднике»? Нет уж, увольте. Работа в пыльных офисах от звонка до звонка ее тоже не прельщала, а получить финансовую самостоятельность и слезть с папиной шеи, на которой и без нее умещалось слишком много народу, хотелось.
        Полина была уверена, что зарабатывать деньги не стыдно любым способом, за исключением криминального. Сначала она устроилась няней к младшему брату своей подруги. Затем ее «передали по наследству» дальше. Потом Полина увидела объявление в газете о том, что требуется домоправительница в загородный особняк, и так пошло-поехало. Не всем же полком командовать!
        Ее жизнь ей самой напоминала бег по кругу, в котором не осталось ничего, кроме работы, чужих квартир и чужих детей. Вначале ей нравилось, что она такая востребованная, такая самостоятельная и финансово независимая. Она помнила, с какой гордостью покупала себе машину - не самую дорогую, но все-таки новую иномарку. Потом стало надоедать, потом стало невмоготу, а потом умер папа, и о том, чтобы бросить одну из работ, отказаться хотя бы от одной квартиры или хотя бы от одного, самого капризного ребенка, уже не могло быть и речи.
        Она и малыша своего потеряла только потому, что надорвалась. И знала, что никто не виноват в ее беде больше, чем она сама. И понимала, что, повторись подобная ситуация, она снова поступила бы так же. Не на маму же было вешать задачу прокормить семью!
        После смерти отца мама вообще напоминала ей маленького, потерявшегося ребенка, который бредет, не разбирая дороги, неведомо куда, смотрит затравленным взглядом, размазывая слезы по щекам, но не останавливается. В их семье все и всегда решал папа, а когда его внезапно не стало, как-то незаметно старшей в семье стала Полина. Она не сразу осознала, что вдруг превратилась из балованного, пусть и тридцатилетнего, но ребенка во взрослую, умудренную жизненным опытом женщину. А когда осознала, менять что-либо было уже поздно. Да и не хотела она ничего менять.
        На деревянный помост кафе вступила незнакомка. Была она, как и Полина, совсем одна. Прошла за столик, расположенный тоже в уголке, но ближе к улице, уселась, аккуратно разместив на соседнем стуле большую сумку, представляющую собой обычный холщовый мешок на веревке. Женщина и одета была очень просто - в длинный, бесформенный льняной сарафан. Ее единственным украшением оказались распущенные волосы - длинные, густые, блестящие, закрывающие плечи и спину почти до поясницы.
        Наблюдательная Полина успела обратить внимание на ее руки - тонкие, изящные с длинными нервными пальцами и тщательно наманикюренными блестящими ноготками. Каким-то особым, элегантным и в то же время хищным движением женщина запустила пальцы в свою гриву, повела сверху вниз, как расческой, откинула волосы назад, запрокинув гибкую белую шею.
        Непонятно отчего, Полина решила, что она художница. Было в кошачьих движениях женщины что-то, наводящее на такую мысль. Никакого альбома или папки с рисунками при женщине не было, но Полина прямо видела, как она устраивается на набережной, у Волошинского дома, ставит переносной мольберт и начинает быстро набрасывать морской пейзаж, причем обязательно сангиной.
        «Ей не по карману есть в таком кафе,  - запоздало подумала вдруг Полина.  - Надо бы ее предупредить, а то постесняется уйти, как я».
        Однако бежать к столику незнакомки, к которому уже подошла официантка, было поздно. Женщина с ленивой грацией пантеры открыла принесенные ей большие листы меню, быстро пробежала его глазами и сделала заказ: греческий салат, двести граммов жареной барабульки, белую фасоль, тушенную с баклажанами и помидорами, и бокал красного вина. Ужин тянул больше чем на тысячу, но, судя по всему, художницу это нисколько не смущало. Полине стало смешно от своих мыслей.
        Пялиться на незнакомку дальше уже граничило с неприличием. Залпом допив свой, уже изрядно остывший чай, Полина рукой сделала знак официантке принести счет. Его подали в маленьком деревянном бочонке. Это было стильно и довольно необычно, так что Полина поняла, отчего здесь такие цены - за выпендреж нужно платить.
        Выйдя из кафе и мельком заметив, что художнице уже принесли салат, который она с аппетитом и ленивой грацией принялась есть, Полина повернула обратно. Летние вечерние сумерки уже спускались на набережную. Вдоль балюстрады зажгли желтые фонари, отбрасывающие на брусчатку причудливые тени, толпа на площадке джазового фестиваля становилась все плотнее, это Полина видела сквозь сетку забора, поэтому она ускорила шаг, прижимая к боку маленькую сумочку с телефоном и кошельком.
        - Привет, ты на концерт или с концерта?  - На остановившего ее долговязого, крепкого, довольно симпатичного молодого мужчину Полина уставилась с легким недоумением.  - Да не смотри ты на меня так,  - засмеялся он.  - Мы сегодня на пляже вместе были. Я на соседнем с тобой лежаке расположился. Не помнишь, что ли?
        Полина не помнила. Мало ли кто лежит на соседних лежаках! Как правило, до посторонних людей ей не было никакого дела, и, обладая природной наблюдательностью, она обращала внимание на то, что по какой-то причине вызывало ее интерес, выбиваясь из общего серого ряда. Художница в кафе выбивалась, а держащий ее за руку повыше локтя парень - нет. Руку она аккуратно высвободила.
        - Да не пугайся ты так, я ж тебя не съем.  - Парень снова засмеялся, обнажив великолепные белые зубы, такие ровные, что Полина невольно подумала, что искусственные.  - Ты что дикая какая?
        - И вовсе я не дикая.  - Она независимо пожала плечами.  - Я тебя на пляже не заметила даже.  - Пренебрегая правилами приличия, она тоже обратилась к парню на «ты». По виду он был если и старше ее, то точно ненамного.
        - Меня Константин зовут. Костик,  - представился он.  - Я тут уже целую неделю. Так что я так уже точно дикий. На пляже все сплошь бабки и дедки, не с кем словом перекинуться. А тут смотрю, ты появилась, молодая, симпатичная. Есть с кем скоротать вечерок в приятной компании.
        - Ну, для этого я тоже должна убедиться, что компания приятная,  - отрезала Полина. Язычок у нее был острый, и за словом в карман она никогда не лезла, так что Костик даже слегка оторопел от ее прямоты.  - Но, в общем, против пляжных знакомств,  - она сделала упор на слове «пляжных»,  - я ничего не имею. Но ты сразу имей в виду, что курортные романы в мои планы не входят. Я отдыхать приехала, а не приключения искать себе на пятую точку.
        - Да ладно, я тоже не Дон Жуан,  - рассмеялся ее новый знакомый.  - Мне просто бы с кем-нибудь на концерт сходить, по набережной погулять. Ничего такого, что грозит приключениями.
        - Вот это хорошо. Тогда сговоримся. Меня, кстати, Полина зовут,  - представляясь, она чинно сложила правую руку лодочкой.
        - Красивое имя,  - кивнул Костик.  - Ну что, по пиву?
        Еще три минуты назад никакое пиво в ее планы не входило, но сейчас Полина представила запотевшую кружку с белой шапкой пены и судорожно сглотнула.
        - С рыбкой?  - уточнила она.
        - А как же.  - Он засмеялся, снова блеснув своими шикарными зубами.  - Не бойся, я угощаю. За знакомство.
        - Ладно.  - Полина хотела было заявить о своем попранном равноправии, но вспомнила, как мама называла ее транжирой, и решила смолчать.  - Куда пойдем?
        - А в «Зодиак». Была там?
        - Нет, мы ведь только вчера приехали,  - ответила Полина, тактично умалчивая, что в ее планы по питанию входят исключительно столовые.
        - Ну вот, заодно и посмотришь. Есть будешь?
        - Не буду.  - Полина благоразумно решила не объедать своего нового знакомого в первый же вечер. Выглядел он открытым и располагающим к себе, но его истинные намерения в отношении ее еще следовало прояснить. Недотрогой она не была и постоять за себя умела, вот только тратить ценное отпускное время на ненужное и тягостное выяснение отношений и постылое ухаживание ей было жалко.
        Кроме того, дома оставался ее верный рыцарь Серега, в гражданском браке с которым Полина прожила два последних года. Серегу она не любила ни капельки, то прогоняла его прочь, то снова подпускала к себе, потому что других вариантов не было, а быть совсем одной, когда тебе за тридцать, вроде как и неудобно. Серега очень ей помог, когда не стало папы, поэтому последний год она терпела его присутствие рядом просто из благодарности.
        В какой-то момент, когда Полина узнала, что беременна, она вдруг понадеялась, что все у них еще, может, и наладится, живут ведь люди без любви. Кроме того, Серега-то ее как раз любил, в этом она даже не сомневалась, а что ответное чувство никак не вспыхивало, так и бог с ним. Надежный, непьющий, любящий. Пусть целует, а она будет подставлять щеку.
        Однако ребенок не родился, а Серега, когда она выписалась из больницы, не проявил должной печали по данному поводу. Ему нужна была Полина, а с детьми или без, не имело значения. Это равнодушие наполнило Полину отвращением, и она велела Сереге убираться из ее квартиры. Он съехал к своей маме, но продолжал с упорством идиота таскаться к ней вечерами. Выгнать его совсем у нее так и не хватило духу.
        Иногда он даже оставался ночевать, но в такие дни Полина ныряла под одеяло и тут же делала вид, что крепко заснула. Спать с Серегой она не могла. Физически не могла. И понимала, что против этого уже не попрешь. Нельзя жить с человеком, к которому испытываешь телесное отвращение.
        Перед отпуском она так и не собралась с духом, чтобы расстаться с ним навсегда, малодушно отложив выяснение отношений до своего возвращения. Но и свободной себя от всех обязательств пока не считала, так что новый роман, даже скоротечный, как все курортные знакомства, ей был сейчас ни к чему.
        Впрочем, Константин в кафе вел себя прилично, руки не тянул, сальные взгляды не бросал, двусмысленностей или пошлостей не говорил. Рассказывал о своей работе, да так интересно, что у Полины просто рот открывался от восторга. Работал он рекламщиком на радио и телевидении, был коренным москвичом, так что запросто кидался такими именами и фамилиями, которые Полина только в глянцевых журналах встречала, беря их в минуты короткой передышки у своих хозяев, в квартирах которых прибиралась.
        Два часа пролетели незаметно, и, спохватившись, Полина виновато сообщила, что ей нужно домой. Часы показывали уже начало одиннадцатого, и она понимала, что мама уже уложила Олю, но сама не ляжет в постель до тех пор, пока старшая дочь не вернется домой.
        В последнее время у мамы часто скакало давление, перед самой поездкой ее выписали из больницы после серьезного гипертонического криза, так что расстраивать ее долгим отсутствием совсем не стоило.
        - Ну ладно, надо, так надо,  - покладисто согласился Костик.  - Тогда давай, до завтра. На пляже увидимся. А я тогда пройдусь до «Голубого залива», джаз послушаю.
        Он не предложил ее проводить, и Полине это очень понравилось, поскольку полностью исключало возможный интим. Он действительно ничуть за ней не ухаживал, а просто проводил время, и такая форма общения ее более чем устраивала.
        Мама не спала, но и не волновалась. Читала на террасе при свете настольного торшера, вокруг которого вились мотыльки.
        - Погуляла?  - спросила она, ласково глядя на дочь.
        - Ага, прошлась по набережной, в кафе посидела, пива попила. Оля спит?
        - Да, умаялась за день. Столько впечатлений, море, плавание, люди вокруг незнакомые. Ты спать пойдешь или со мной посидишь?
        Полина хотела ответить, что с удовольствием посидит, но вдруг почувствовала, как на нее стремительно наваливается сон. Глаза вдруг наотрез отказались открываться, ноги и руки налились свинцовой тяжестью, в голове зашумело.
        - Спать,  - вяло пробормотала она, махнув рукой и отчаянно зевая. Добрела до комнаты, кое-как стащила шорты и майку и, как была в нижнем белье, упала на свою кровать, успев лишь перед тем, как провалиться в забытье, отметить, что Оля ровно и спокойно дышит во сне.
        Глава 2
        В эпицентре скандала
        «Ты молод всегда или никогда.
        Настоящая молодость - состояние
        непреходящее. Поэтому
        молодость - это судьба».
    Татьяна Друбич
        Утром на пляже Полина поймала себя на мысли, что с раннего утра вертит головой, пытаясь высмотреть Константина. Однако его все не было.
        Попутно она невольно обращала внимание на других обитателей пляжа, расположившихся поблизости от нее. Три лежака их семьи располагались у самой стены, отделяющей пляж от набережной, в тени под тентом. Ни маме, ни Оле находиться под палящим солнцем было совсем необязательно, сама Полина тоже опасалась сгореть, в этом году у нее не было возможности позагорать даже на даче, поэтому кожа ее была не просто белой, а даже с синеватым отливом, встречающимся у людей, особенно замученных работой.
        Следующая линия лежаков тоже располагалась в тени. Перед Полининым носом то и дело мелькала аккуратно подстриженная голова весьма интеллигентного мужчины в очках с тонкой оправой. Пробираясь мимо него к воде и обратно, Полина все силилась понять, кого он ей напоминает, а потом вспомнила - писателя Чехова! Мужчина был очень похож на знакомый каждому со школьных лет портрет Антона Павловича. Правда, бородки у него не было.
        «Чехов» спокойно лежал, читая какую-то книжку, периодически ходил купаться, смешно балансируя на острой гальке и, как цапля, вскидывая ноги при ходьбе. Никакого интереса к окружающим, включая Полину, он не проявлял. Лишь несколько раз бросил задумчивый взгляд на неуклюже пробирающуюся мимо него Олю, но тут же отворачивался, не выказывая ни любопытства, ни столь привычной для их семьи брезгливости, в отличие от шумной компании, состоящей из двух подруг с маленькими детьми, расположившихся слева от него.
        Подруги - одна фигуристая, с зазывной татуировкой вдоль выступающего позвоночника, а другая, несмотря на совсем молодой возраст, расплывшаяся бесформенной тушей,  - демонстративно шикали на своих малышей, не позволяя им приближаться к Оле. Всем своим видом они давали понять, что их коробит такое соседство.
        Любящая детей Оля тихо и светло улыбалась детишкам - мальчику и девочке лет трех, но в разговор не вступала и на молодых мамаш смотрела с легким испугом. Этот постоянный испуг, не исчезающий из Олиных глаз никогда, если она бывала на публике, наполнял душу Полины бессильным и холодным бешенством. Но изжить его было трудно, практически невозможно, живя в стране, в которой так называемая «доступная среда» существовала лишь на бумаге.
        Неподалеку расположилась еще одна семейная пара - муж и жена лет под пятьдесят. Интеллигентного и, как отметила Полина, довольно обеспеченного вида. Худощавый мужчина в таких же стильных и тонких, как у «Чехова», очках читал какую-то книжку на английском языке, его жена - статная, светловолосая дама с короткой стрижкой и в смешной, практически детской панамке, лежала на гамаке, прикрыв глаза и не обращая на окружающих никакого внимания.
        Новый появившийся на пляже персонаж привлек внимание Полины. Накачанный парень лет тридцати в темных офисных брюках и яркой «гавайской» рубахе, пошатываясь, брел по гальке, не очень уверенно лавируя среди лежаков, но все-таки целенаправленно пробираясь к кромке моря.
        Дойдя до цели, он неловко опустился прямо на камни. В какой-то момент Полина вдруг испугалась, что он сейчас завалится лицом в воду и захлебнется. Но парень удержал равновесие, сел, согнув ноги в коленях, позволив морской воде лизать его лакированные черные ботинки, уронил голову на сложенные на коленях руки и застыл неподвижно, как заснул.
        С парнем что-то было явно не так. Полина вспомнила, как после смерти отца плакала мама, рассказывая, что, когда отцу, находящемуся на берегу озера Селигер, стало плохо, ни один человек не поспешил к нему на помощь. Решительно встав с лежака, она подошла к парню и положила руку ему на плечо:
        - Вам плохо?
        Парень поднял голову и устремил на Полину мутный, ничего не выражающий взгляд.
        - Лариса?  - спросил он, и надежда, промелькнувшая в его голосе, тут же угасла.  - Нет, не Лариса. Ты… То есть вы кто?
        - Я никто,  - терпеливо ответила Полина,  - точнее, я кто, но это не имеет значения. Вам плохо? Помощь нужна?
        - Нет.  - Лицо парня вдруг приобрело осмысленное выражение, но тут же снова стало сонным.  - Мне не плохо. То есть мне плохо. Но в другом смысле. Не надо помогать.
        До Полины донесся крепкий запах алкоголя. Водочный дух она не любила с детства, поэтому с отвращением отвернулась и даже головой потрясла, чтобы отогнать противный аромат.
        - Так вы пьяны просто,  - резко сказала она, отпустив его плечо.  - То есть вам плохо, и вы напились, чтобы вам стало хорошо? Вынуждена вас разочаровать: не станет.
        - Не станет,  - покладисто согласился парень, бросил полный тоски взгляд на море и снова уронил голову на сложенные руки.
        - Ну что ты лезешь, что тебе до всего дело есть?  - спросила вернувшуюся на место Полину мама.
        - Помочь хотела,  - ответила та. Мама лишь досадливо махнула рукой.
        Пьяный парень еще примерно с час просидел на самом солнцепеке. Полина вольно или невольно поглядывала в его сторону, опасаясь, что он получит солнечный удар, упадет в обморок и все-таки захлебнется. Наконец парень кое-как встал, пошатнулся, ступил в воду, которая тут же залила его щегольские ботинки и намочила край тяжелых, не по-летнему плотных брюк, чертыхнулся, снова накренился, уперся руками в берег, принял вертикальное положение, с легким недоумением посмотрел на свои мокрые, грязные ладони, вытер их о рубашку и, качаясь, побрел к лестнице, ведущей с пляжа на набережную.
        Вахту сдала! Полина даже облегчение испытала от того, что ей больше не надо присматривать за бедолагой. Убедившись, что мама увлеченно отгадывает кроссворды, а Оля уткнулась в свою любимую, зачитанную уже до дыр книжку, она побежала купаться.
        Заплыв довольно далеко от берега, гораздо дальше того расстояния, на котором заканчивались буйки, она перевернулась на спину и блаженно зажмурилась от солнца. Сколько себя помнила, она все время мерзла. Даже летом в их средней полосе ей регулярно бывало холодно, а уж каждая зима и просто воспринималась как вызов ее теплолюбивому организму. Зиму нужно было пережить, переболеть, перетерпеть, в качестве средства утешения думая о теплом, ласковом южном море. Мыслями и мечтами о нем она согревалась долгие девять лет, точнее, зим и сейчас, внутренне улыбаясь, думала о том, как предстоящей зимой будет перебирать не затертые до дыр старые воспоминания, а свежие, еще сохранившие запах соленой воды и крымских кипарисов, образы.
        Лениво бултыхая ногами и руками, она как будто впитывала в себя всю мощь согревающего ее сейчас солнца, всю лечебную силу поддерживающей ее, как пушинку, морской воды и то невероятное ощущение пьянящей свободы, которое дарует только удачно проводимый отпуск.
        Возвращаться к берегу не хотелось. Более того, с берегом, точнее, с пляжем было связано тонкое, едва ощутимое, взявшееся ниоткуда чувство тревоги. Полина пыталась проанализировать (она все и всегда подвергала самому строгому анализу, чтобы докопаться до первопричины), чем оно вызвано, но так и не смогла.
        Солнце светило все так же безмятежно, морские глубины совсем не выглядели опасными, ей было хорошо видно и Олю, аккуратно заходящую в воду в надетом на талию большом ярко-зеленом надувном круге, и маму, которая неотрывно шла следом. Все было совершенно обычно, как всегда, но тем не менее от предчувствия какой-то неведомой опасности у Полины даже ноги и руки покрылись мурашками.
        Перевернувшись на живот, она поплыла к берегу, пытаясь заставить замолчать звучащий в мозгу сигнал тревоги. Из космоса он, что ли, шел, в самом-то деле…
        Выйдя на берег, она яростно растерлась большим махровым полотенцем, чтобы унять неведомо откуда взявшуюся дрожь.
        - Я просто в воде замерзла,  - твердо сказала она сама себе.  - Вода все-таки уже не то чтобы летняя, если по полчаса в ней находиться, то, естественно, замерзнешь.
        Третий ряд лежаков находился не в тени, а на солнце. Бросив полотенце, Полина прошла к ним, чтобы хоть немного согреться. Впрочем, лежаки все были заняты, поэтому она просто встала спиной к солнцу, невольно вновь разглядывая «соседей», только теперь уже спереди, а не сзади. Перед «Чеховым» расположилась семья - мужчина и женщина средних лет с девочкой лет пятнадцати. Мама и дочка изредка ходили купаться, а вот усатый отец семейства с маской и ластами, как уже успела заметить Полина, исчезал в море минимум на сорок минут, каждый раз принося небольшой «улов»  - ракушки и блестящие камушки, которые азартно показывал окружающим.
        Наплескавшаяся в воде Оля, которой надоело плавать вдоль берега туда-сюда, вышла на сушу и, как и была, в своем ядовито-зеленом надувном круге, таком ярком, что от него рябило в глазах, теперь пробиралась к лежаку и вдруг увидела кучку раковин, тут же забыв, куда шла, и застыв в восторге.
        - А-ку-и,  - громко закричала она и приложила ручки к своим круглым красным щечкам.  - По-я, иди у-да, тут а-ку-и. Хо-у пас-ма-еть.
        «Ракушки, Поля, иди сюда, тут ракушки, хочу посмотреть»,  - автоматически перевела Полина и подошла поближе.
        - Оля, не приставай к людям,  - укоризненно сказала она, беря сестру за руку и пытаясь сдвинуть ее в сторону их лежаков. Но Олю было трудно сбить с панталыку, если она что-то вбила себе в голову.
        - А-ку-и,  - отчаянно заголосила она.
        - Да пусть посмотрит,  - благодушно сказал усатый мужчина и улыбнулся, блеснув золотыми зубами.  - Мне же не жалко.
        Он поднял самую крупную раковину и на ладони протянул ее Оле, которая даже взвизгнула от радости. Молодые мамаши - фигуристая и толстая - раздраженно засопели.
        - Я тоже хочу акушку,  - заявил сын одной из них.  - Мама, можно я тоже схожу к дяде посмотреть?
        - Нельзя,  - безапелляционно ответила толстая.
        - Почему-у-у?  - заныл мальчишка. Полина уже успела заметить, что он избалован и капризен сверх всякой меры.
        - Потому что ты - не идиот, как некоторые,  - отрезала мамаша и победно посмотрела в сторону Оли и стоящей рядом Полины.
        - Он - не идиот,  - согласно кивнула головой последняя.  - Идиот тут вы, точнее, идиотка.  - Полина никогда-никогда не позволяла никому обижать Олю, глаза которой уже налились слезами.  - И ваш возраст уже не оставляет даже призрачной надежды, что вы когда-нибудь поумнеете.  - Она критическим взором окинула бесформенную тушу и безжалостно добавила:  - Впрочем, как и похудеете. Так и останетесь глупой, никому не нужной матерью-одиночкой.
        Мамаша захватала ртом воздух, отчаянно пытаясь найти какой-нибудь срочный, не менее оскорбительный аргумент, но удар, нанесенный в больное место, уже достиг цели, отбивая способность думать, поэтому она лишь опустилась на свой лежак и залилась слезами под любопытными взглядами окружающих. В глазах ее стройной подруги Полина увидела отблеск плохо скрытого торжества. Видимо, отношения между двумя дамами описывались словосочетанием «заклятые друзья».
        - Возьми себе ракушку,  - негромко сказал усатый дядька, обращаясь к Оле.  - Я тебе ее дарю.
        - Па-и-ба.  - Сестренка улыбнулась так счастливо и лучезарно, тут же забыв недавние слезы, что Полина тоже благодарно улыбнулась усатому. По всему было видно, что человек он хороший.
        - Иди в тенек.  - Она подтолкнула Олю, и та аккуратно пошла к последнему ряду лежаков, по дуге обходя мамаш с детьми и испуганно косясь в их сторону. В кулачке она сжимала драгоценную раковину.
        - Спасибо вам,  - сказала Полина, проводив сестру глазами и убедившись, что она благополучно добралась до места.  - Ей правда в радость.
        - Да ерунда какая, я ж еще выловлю.  - Мужик пожал плечами.  - Это у берега их нет, а подальше заплыть, там, на глубине,  - сколько хочешь. Так что не берите в голову. Меня, кстати, Андрей зовут, мы из Томска.
        - Полина.  - Она коротко кивнула, понимая, что более церемонное представление неуместно между полуголыми людьми на пляже.  - А вы здорово плаваете.
        - Да, у нас-то для этого особо время не выбрать.  - Он засмеялся.  - Есть неподалеку озеро, большое, глубокое, Песчаное называется. Вот мы летом, когда выдаются выходные, туда всей семьей ездим. Так там теплее восемнадцати градусов вода почти никогда и не прогревается. Двадцать - за счастье.
        - Б-р-р.  - Полина передернула плечами.  - Я бы в такую воду даже и не залезла бы.
        - Да мы привычные.  - Андрей засмеялся.  - Но на море действительно лучше, вот я и ныряю без устали.
        - Вы каждый год на море ездите?  - Полина и сама не знала, зачем ведет этот разговор. Но просто повернуться и уйти ей было неудобно.
        - Нет, что вы. У меня по роду службы отпуск всегда зимой. За пятнадцать лет летом всего второй раз дали.
        - А кем вы работаете? Если не секрет, конечно.
        - Да никакой не секрет. Я - парашютист-пожарный, мы лесные пожары тушим. Авиалесоохрана. Слышали?
        - Про авиалесоохрану да,  - кивнула Полина,  - а вот про то, что в ее составе парашютисты есть, признаться, нет.
        - Ну а как же.  - Андрей даже удивился немного.  - Если мы по воздуху к месту очага возгорания добираемся, то вниз-то как попасть? Десантники по веревкам, есть у нас и такое подразделение, а мы с парашютом прыгаем.
        - А воду где берете?
        - Какую воду?  - не понял он.
        - Ну, для тушения огня.
        - Полина,  - Андрей засмеялся, вновь блеснув золотом зубов,  - кто же лесные пожары водой тушит, вы что? Это же глупость безумная. Когда дом горит, да, в центр очага возгорания воду льют. А в лесу или в тайге надо отбивать кромку зеленых насаждений, чтобы пожар дальше не перекинулся.
        - Как? Отбивать?  - глупо спросила Полина.
        - Преимущественно лопатой. Мы спускаемся к месту пожара и начинаем окапывать. Иногда несколько дней в лесу проводим. С собой у нас вода, продукты. Хотя бывает, что все это кончается. Помню, как-то на болоте воду брали и через кепку процеживали. Думал все, понос обеспечен, ан нет, не заболел никто.
        Жена Андрея посмотрела на Полину, как показалось той, с некоторым недовольством.
        - Ой,  - спохватилась та.  - Извините, заболталась я тут с вами, а за ракушку еще раз спасибо.
        Отвернувшись от Андрея и его семьи, она наткнулась на полный неожиданного интереса взгляд «Чехова».
        - Пойдемте купаться,  - вдруг предложил он.
        - Пойдемте,  - несколько ошарашенно согласилась Полина, которая уже полностью согрелась.
        Он легко поднялся с лежака, отбросив в сторону книжку. «Дина Рубина. Русская канарейка»,  - успела прочитать Полина и внезапно огорчилась, что не читала.
        В полном молчании они зашли в воду и поплыли вдоль натянутого каната, отделявшего плавательную зону от дорожки для катеров, водных мотоциклов и бананов.
        - Оля - это ваша сестра?  - спросил «Чехов», нарушая молчание.
        - Да.  - Полина тут же внутренне ощетинилась, готовая дать отпор собеседнику, скажи он дальше что-нибудь нелицеприятное.
        - У нее диагноз-то какай? На синдром Дауна не похоже.  - В его словах почему-то не крылось нездоровое любопытство. Он спрашивал так же естественно, как дышал, как плыл.
        - У нее нет синдрома Дауна,  - спокойно ответила Полина.  - Она нормальна в плане умственного развития. Отстает, конечно, немного. Но это из-за отсутствия социализации. Иногда ведет себя как ребенок. Но вообще-то все понимает. От этого, впрочем, еще хуже. Представляете, как ее расстраивают словесные уколы, подобные сегодняшнему.
        - Да уж, представляю. К сожалению, большинство людей совершенно лишены такта.
        - У Оли ДЦП, родовая травма. И еще волчья пасть, знаете о таком заболевании?
        - Знаю. Расщепление нёба.
        - Вы врач?  - Полина посмотрела на него с интересом.
        - Нет, отнюдь. Просто довольно много читаю.
        - В общем, в детстве она перенесла несколько операций, так что может нормально есть, вот только с дикцией остались проблемы. И ДЦП у нее не в самой сильной форме. Нарушена координация движений. Она может упасть на ровном месте. Ходить на большие расстояния ей тяжело. Вот, пожалуй, и все. Она очень наблюдательная, читать обожает. А такие вот моральные уродки говорят, что она идиотка.
        Полина вдруг почувствовала, как в глазах у нее набухли слезы. Не успев удивиться этому обстоятельству (не в ее привычках было рассупониваться перед посторонними), она вдруг и впрямь заплакала, роняя крупные капли прямо в море.
        - У-у-у, как мокро,  - необидно засмеялся «Чехов».  - Дождь над морской пучиной. Я понимаю, Полина. Это, наверное, очень тяжело, постоянно держать внутреннюю оборону, чтобы не дать сестру в обиду. Но вы сильная, вы справитесь.
        - Откуда вы знаете?
        - Что вы сильная? Так по вам это сразу видно.
        - Нет, что меня Полиной зовут.
        - Вы рядом со мной знакомились с этим пожарным из Томска,  - напомнил «Чехов».  - Сказали, что вас зовут Полиной. Я запомнил. Впрочем, так же, как и то, что его зовут Андреем.
        - А вас как зовут? А то в нашем положении есть некоторое неравноправие.
        - О, вы - феминистка?  - Он снова засмеялся и, перевернувшись, лег на спину.  - Позвольте представиться, меня зовут Никита.
        - Ой, а я почему-то думала, что Антон,  - ляпнула она и тут же схватила себя за язык.
        - Потому что я на Чехова похож?  - Он снова перевернулся и поплыл рядом с ней.  - Да ладно вам, не смущайтесь. Мне все про это говорят.
        - Ну, слава богу,  - облегченно вздохнула Полина.  - А то я вначале подумала, что у меня что-то с головой. Увидеть на пляже незнакомого безбородого и безусого мужика и втемяшить себе в голову подобное сравнение.
        - Да еще и практически голого,  - захохотал он.  - Чехов в плавках и пляжных шлепанцах. Действительно, на шизофрению смахивает. Ладно, поплыли к берегу, а то вы опять замерзнете, как в прошлый раз. А сестру вашу, пока мы вместе на этом пляже, я не дам в обиду, так что можете расслабиться. Ей лет-то сколько?
        - Двадцать пять.
        - А вам?
        - Тридцать один.  - Полина поняла, что попалась в коварно расставленные силки и засмеялась:  - Вообще-то вы не очень-то вежливы.
        - Что есть, то есть,  - покладисто согласился он.  - Но я обещаю исправиться. Мне, кстати, тридцать шесть, раз уж мы за равноправие.
        Он не попытался помочь ей выйти из воды, и это порадовало Полину так же сильно, как вчерашнее решение Костика не провожать ее до дома. С этими двумя мужиками можно было просто общаться, коротая время в отпуске, который в компании мамы и Оли не обещал быть особо веселым. А так хоть какое-то, а разнообразие. И не пристают при этом. О большем и мечтать не приходится.
        Она вставляла ноги в шлепки, как вдруг на весь пляж раздался истошный визг Оли. На раскрытой ладони сестра держала подаренную ей раковину и громко визжала. В несколько прыжков Полина преодолела расстояние от берега до лежака, краем глаза отметив, что «Чехов», то есть Никита, бежит рядом с ней.
        По лестнице, ведущей с набережной, быстро спускалась перепуганная мама, несущая два вафельных рожка с мороженым.
        - Оля, что?  - Полина успела первая и успокаивающе взяла сестренку за руку.
        - Там, там.  - Глаза у Оли были выпучены, и она судорожно тыкала пальцем в ракушку, из которой высунул голову небольшой моллюск с острыми рожками-антеннами.  - Она ы-вая.
        - Ну, конечно, живая,  - согласилась Полина, переводя дух. Подбежавшая мама тоже выдохнула и без сил упала на свой лежак, испытывая острое облегчение от того, что ничего страшного не случилось.  - Это же моллюск, Оля. Ты же читала про них в книжке. Они живут в таких раковинах. Это их дом, как у улитки, понимаешь?
        - А-ни-маю. Я о-юсь.
        - Не бойся, моллюски же не кусаются,  - терпеливо говорила Полина, обняв сестру за плечи.  - Смотри, какая у него мордочка прикольная. Ты его, поди, тоже напугала. Он сидел себе в домике и знать не знал, что ты на свете есть. А тут вылез, тебя увидел, а ты как заорешь. Что он подумал?
        - Он не о-зет у-мать,  - серьезно сказала Оля.  - Не ы-ловек.
        - Не человек,  - снова согласилась Полина. И, покосившись на сидящую неподалеку полную мамашу в красных пятнах на зареванном лице, не удержалась и добавила:  - Хотя и человеки не все могут думать.
        - Вы, Оля, этого моллюска не бойтесь,  - вдруг вступил в разговор Никита, и Оля перевела на него взгляд, потрясенная тем, что к ней обращаются на «вы».  - Давайте положим его на лежак, чтобы он действительно отдохнул от пережитых волнений, а я вам расскажу про действительно страшное морское чудище, которое, по легенде, обитает в этих местах. Хотите?
        - А-чу.
        - Тогда давайте присядем. Это довольно длинная история.
        Оля с блестящими глазами уселась на свой лежак. На его краешке примостилась и неожиданно заинтригованная Полина. Никита же сел рядом с их мамой, убедился, что аудитория готова беспрекословно ему внимать, и начал свой рассказ.
        Легенда о морском змее
        Вот уже много веков моряки, выходящие в море под флагами разных стран, рассказывают страшные истории о своей встрече с Карадагским чудовищем.
        Первый рассказ об огромном змее, обитавшем в Черном море, принадлежал Геродоту. За несколько сотен лет до нашей эры он описал монстра темно-серого цвета, имеющего змееподобное туловище, мощные лапы с острыми когтями и несколько рядов акульих зубов. Горе было тому кораблю, который встречал его на морских просторах. Чудище передвигалось по морю на огромной скорости, легко догоняя парусные суда, гребцы на которых старались изо всех сил, чтобы уйти от смертельной погони.
        Древние византийцы называли морского змея Парфирием. Более пятидесяти лет держал он в страхе всю Византию, нападая на торговые суда. Император Юстиниан даже объявил щедрое вознаграждение тому, кто поймает Парфирия, но все усилия были тщетны, змей всегда уходил от погони или вступал в неравную для ловцов битву.
        В перерывах между нападениями на суда змей питался дельфинами, которых истреблял с особой жестокостью. И вот однажды в море выследил Парфирий стаю дельфинов, заглотил сразу несколько штук в свою огромную пасть, а остальных начал преследовать.
        Дельфины бросились к берегу, чтобы найти защиты у людей. Парфирий за ними. Не рассчитав своих размеров, подплыл он слишком близко к мелководью и застрял в придонном иле. Увидели люди, что плещется в море огромный змей, пытаясь освободиться, бросились к нему, обвязали веревками, закололи кинжалами, зарубили топорами и вытащили на берег тушу, которая достигала пятнадцати метров в длину и пяти метров в ширину.
        После убийства чудища спокойно стало в море, однако в шестнадцатом - восемнадцатом веках турецкие мореплаватели, вернувшиеся из походов, начали сообщать своему султану, что вновь видели морского змея в водах Черного моря.
        Довелось повстречаться с ним и морским офицерам, служившим под командованием адмирала Ушакова. Поспешили они направить доклад о том, что хозяйничает в Черном море огромная морская змея. Император тут же велел снарядить экспедицию, чтобы изловить неведомое чудовище.
        Несколько кораблей с учеными на борту вышли в Черное море. Чудовища за время плавания экспедиция, впрочем, так и не встретила, зато нашла в скалах Кара-Дага огромное яйцо. Внутри него находился зародыш, похожий на маленького дракона, а весило яйцо аж двенадцать килограммов. Научные исследования и споры вокруг него были прерваны Крымской войной, и долгие сто лет о Карадагском чудовище было ничего не слышно. Только легенда о чудище передавалась из уст в уста, пока в 1990 году бригада рыбаков не установила в районе Лягушачьей бухты у подножия Кара-Дага сеть для ловли электрических скатов. Проверяя сеть спустя пару дней, обнаружили они останки дельфина, хвостом запутавшегося в порванной сети.
        Живот дельфина был откушен вместе с ребрами. Пасть напавшего на него чудовища достигала не менее метра в ширину, а следы от зубов в длину составляли пять сантиметров. Зрелище повергло рыбаков в такой ужас, что они отрезали сеть, бросили ее в лодку и поспешили покинуть Лягушачью бухту.
        Спустя год еще один обезображенный дельфин попался в сети. Новая бригада оказалась не столь впечатлительна, поэтому захватила тело дельфина и привезла его в научный институт, расположенный прямо в заповеднике Кара-Даг.
        Но вот незадача - холодильник, в котором дельфина решили сохранить до приезда ученых, внезапно отключился, и туша испортилась. Остались только рисунки мертвого дельфина со следами острых зубов неведомого существа. Однако до сих пор науке неизвестен ни один обитатель Черного моря, который мог бы оставить такие отпечатки. Вновь заговорили о Карадагском чудище, которое обитает в Черном море неподалеку от Коктебеля. И вновь сотни искателей приключений, выходя в море, надеются на встречу с ним, чтобы войти в историю.
        Глава 3
        Морская прогулка
        «Дорогие женщины! Прежде всего вас не должно покидать чувство юмора по отношению к мужчине. И все будет хорошо».
    Алла Пугачева
        Сегодня Полина собралась на морскую прогулку. Два предыдущих дня она наблюдала с пляжа, как мимо проплывали две маленькие, но гордые деревянные яхты - «Алые паруса» и «Ассоль», держа курс на Кара-Даг.
        На набережной громогласная женщина средних лет, которую, судя по бейджу, звали Татьяной, активно зазывала на морскую прогулку на сказочной яхте каждый раз, как Полина шла мимо. Краем глаза она замечала, что люди останавливаются, что-то уточняют, но с покупкой билета не спешат, обещая подумать.
        - Только билет у меня купите,  - просила им вслед Татьяна,  - у нас же сейчас времена такие, каждый ищет, как копейку заработать. Вы подумайте и возвращайтесь ко мне, я вам билетики выпишу и на яхту сразу позвоню, чтобы места вам забронировать. Хорошо?
        - Хорошо-хорошо,  - торопливо и не глядя в глаза, отвечали люди. Полина понимала, что они вряд ли вернутся за билетами, которые действительно продавались на каждом шагу. Каждые пятьдесят метров стоял или сидел на разложенном стульчике продавец или продавщица билетов, которые настойчиво пытались всучить поездку на яхте, или прогулку верхом, или рыбалку, или пеший поход на Кара-Даг.
        Так уж получилось, что мимо Татьяны она ходила чаще всего, поскольку сидела та в аккурат на повороте с улицы Ленина, где и располагалась столовая «Творческой волны». Поэтому минимум четыре раза в день, а то и чаще, поскольку по набережной туда-сюда ходить приходилось постоянно, Полина слышала это торопливое: «только ко мне возвращайтесь», и каждый раз ей становилось отчего-то очень жалко Татьяну, у которой никто ничего не покупал.
        Сегодня утром, по дороге с завтрака, она решительно купила билет на «Алые паруса», которые отправлялись с причала «Алма» в четырнадцать часов.
        «Удобно,  - подумала Полина.  - Утро проведу на пляже, потом сходим пообедать, верну маму с Олей на лежаки, сама покатаюсь на яхте, а часам к четырем приду за ними на пляж».
        Поход на завтрак ознаменовался еще одним событием. Прямо напротив входа в столовую находились ворота элегантного и стильного Дома писателей. Белый дом, напоминавший корабль, выглядел на узкой и заросшей давно не стриженными тисами улочке как инородное тело. На его территории, как гласила реклама, располагалось манерное и жутко дорогое кафе, мощенная плиткой дорожка вела к арт-галерее, носившей странное название «Подзаборники», территория по вечерам освещалась фонарями с мягким желтым светом.
        Дом писателей выглядел дорого и респектабельно. В день приезда, выбирая, где бы им остановиться, Полина даже сунулась туда на ресепшен, однако номер стоил четыре тысячи в сутки, поэтому она предпочла «Троянду», где комната обошлась им всего в тысячу с копейками. Шиковать им было не по карману.
        Тем не менее каждый раз, проходя мимо зеленых ворот, рядом с которыми на бывшей клумбе чья-то невидимая рука выкладывала из камушков сегодняшнее число, она с легкой грустью смотрела на дом-корабль, мечтая о том, как бы славно ей здесь отдыхалось.
        И вот сегодня, вставая в столовой в очередь, хвост которой по обыкновению кончался на улице, она вдруг заметила, как из ворот Дома писателей вышел вчерашний «Чехов», то есть Никита. Шел он расслабленно и уверенно. По всему было видно, что он-то как раз живет здесь, в одном из самых престижных отелей Коктебеля, если, конечно, верить интернету.
        «Он, наверное, писатель,  - вдруг подумала Полина.  - Вон он как вчера интересно рассказывал легенду про морского змея. Мало того, что Оля, так даже я заслушалась. Сразу видно, что речь у него связная, истории он излагать умеет и живет здесь, и на Чехова похож. Точно, писатель. Ой, как интересно. Никогда в жизни с живым писателем знакома не была!»
        Оля сегодня почему-то копалась дольше обычного, поэтому, когда Полина в раздражении доставила свое семейство на пляж, Никита уже был там, впрочем, как и Костик. Сияя своей бесподобной улыбкой, он по-хозяйски похлопал по лежаку рядом со своим.
        - Полька, привет,  - радостно закричал он.  - Располагайся. Потеряла меня, поди, вчера? А я на Ай-Петри ездил. Ух и красота там.
        Полине почему-то показалось, что Никита как-то поскучнел, завидев бурную радость Костика, но она тут же решила, что этого не может быть. В конце концов, они были едва знакомы, и вряд ли писателю было какое-то дело до нее и ее взаимоотношений с весельчаком Костиком.
        - С чего бы мне было тебя терять,  - все-таки довольно прохладно сказала она.  - А что на экскурсию съездил, так молодец. Красиво там, наверное.
        - Умопомрачительно,  - согласился он.  - Я уже восьмой раз в Крыму и обязательно каждый раз туда езжу. Ощущения непередаваемые. Идешь по веревочной дороге, справа пропасть, слева пропасть. Супер!
        - Не уверена,  - пробормотала Полина, которая боялась высоты.
        - Я вообще считаю, что в отпуске нечего сиднем сидеть, обязательно надо путешествовать, на экскурсии ездить,  - громогласно продолжал Костик, мало заботясь тем, что его мнение может быть не всем интересно.  - Пузо греть на пляже много ума не надо. Нужны новые впечатления, тем более что в Крыму для этого все есть. Вот вы,  - обратился он к Никите,  - на Ай-Петри были?
        - Не был,  - с усмешкой ответил тот.
        - Вот я и говорю. Лень всем. А надо себя перебарывать, работать над собой.  - Он снова оглушительно захохотал.
        - А я сегодня на морскую прогулку еду,  - вступила в разговор Полина, у которой возникло острое желание защитить писателя от нетактичного Костика.  - На «Алых парусах», уже и билет купила.
        - Да ну, это же неинтересно,  - с готовностью переключился на нее Костик.  - Довезут до мыса, пару бухт покажут, две легенды расскажут, с палубы в море бултыхнут на две минуты и вернут обратно. Тоже мне - приключение.
        - А ты был, чтобы рассуждать?  - закусив губу, спросила Полина.
        - Да был, конечно. Знаю, о чем говорю.
        - Ну вот, видишь, а я не была. Так что предпочитаю делать выводы на основании собственных впечатлений.
        - А на сколько вы билет купили?  - спросил вдруг Никита.  - Я бы, признаться, тоже сплавал, а вдвоем веселее.
        - На два часа.  - Полина весело рассмеялась, увидев теперь уныние на лице Костика. Тот попал в расставленный собой же капкан. После пренебрежительного отзыва о морской прогулке он уже никак не мог заявить, что поедет вместе с ними.
        Утро тянулось своим чередом. Появились подруги-мамашки, одна из которых бросила на Полину полный ненависти взгляд. Пришел пожарный Андрей со своим семейством, подождал, пока жена с дочкой искупаются, и, прихватив ласты и маску, исчез в море.
        - По-я, он мею иэт?  - шепотом спросила Оля, дернув старшую сестру за руку.
        - Что?  - не поняла она.
        - А-эй и-эт мею?
        - Какую змею? А-а-а, ты имеешь в виду змея,  - догадалась Полина.  - Ты думаешь, что Андрей ныряет, чтобы поймать морское чудище, про которое вчера Никита рассказывал?
        - Ага.  - Глаза сестренки светились лукаво.
        - Нет, он просто ищет ракушки, такие, как тебе вчера подарил. Нет тут никакого змея, это все легенда. Ты же знаешь, что это такое. Читала.
        - Мея нету, а эль-фины эсть?
        - Дельфины есть,  - согласилась Полина, и вдруг, будто в подтверждение ее слов, метрах в двадцати от берега дугой выгнулся над поверхностью моря красавец-дельфин. Как горячий нож в масло вошел в воду и снова взлетел над ним, и снова нырнул, заставив пляж вздохнуть в едином восхищении.
        - Боже мой, дельфины,  - закричала Полина, забыв, что она уже не маленькая восторженная девочка, а тридцатилетняя, замученная жизнью серьезная особа, везущая на своей хребтине воз ответственности за всю семью.  - Оля, мама, Никита, Андрей, Костик, смотрите, дельфины! Настоящие! Боже мой, какие же они красивые!
        - Тут дельфинарий есть,  - прямо над ее ухом сказал неизвестно как оказавшийся рядом Никита.  - Слышите, Полина? Раз вы так любите дельфинов, то сходите обязательно. Вам понравится представление. И Оле тоже.
        - Схожу,  - пообещала Полина, поворачиваясь к нему. Дельфина уже было не видно. Он скрылся, напуганный быстро проехавшим поблизости водным мотоциклом, и она вдруг испытала острое чувство потери.  - Но вообще-то не думаю, что мне понравится в дельфинарии. Там они в неволе. И их нестерпимо жалко. Это же просто чудо какое-то, а не существа.
        - Если нам повезет, то сегодня на морской прогулке мы их обязательно встретим,  - улыбнулся Никита.  - А вообще я с вами согласен. На воле им гораздо лучше.
        Яхта уверенно рассекала морскую гладь. Волн не было, поэтому деревянную посудину почти не качало. Полина сидела на носу с правого борта и без устали фотографировала открывающийся вид на знаменитые бухты Кара-Дага - Лягушачью, Северную и Южную Сердоликовые, знаменитую Разбойничью, где, по словам экскурсовода, когда-то лихие разбойники прятали награбленное в глубокой пещере, возникающей в скале прямо из моря.
        - Интересно, а сейчас туда залезть можно?  - спросила она у Никиты, который тоже смотрел по сторонам, впрочем, вполне равнодушно, не разделяя ее азарта.
        - Можно, наверное,  - ответил он.  - Такая яхта к берегу не подойдет, большая слишком, а на маленьком катере подплыть поближе и попробовать исследовать пещеру вплавь вполне себе вариант.
        - Интересно же,  - конфузливо сказала Полина, немного стесняясь своего детского интереса.  - Тут же и опалы встречаются, и аметисты, и пестроцветные яшмы. Вон, в лавочках на набережной сколько украшений, они же все отсюда.
        - Хотите поохотиться за сокровищами?  - Никита хитро прищурился, и в его глазах, отражающих солнечные блики на воде, вдруг запрыгали чертенята.  - Что ж, давайте попробуем нанять быстроходный катер. Только, чур, не бояться. Приключения так приключения. Хорошо?
        - Договорились,  - засмеялась Полина. Ей очень нравилась морская экскурсия. Теплый ветер обдувал ее уже тронутые загаром плечи. Капитан, он же экскурсовод, одну за другой показывал каменные фигуры, прячущиеся в скалах - Лев, Воин, Сфинкс, Слон, целый сонм Лягушек, Сокол, Чертов камин, Иван-разбойник, и Золотые ворота, когда-то называвшиеся Чертовыми - Шайтан капу - которые и были конечной целью их недолгого путешествия.
        Впрочем, вблизи ворота оказались совсем неинтересными, на картинке они выглядели гораздо заманчивее. Посредине моря торчала скала со сквозной дыркой посередине. И все. На жарком летнем солнце она вовсе не выглядела золотой, скорее какой-то пегой.
        - Золотится она только при определенном освещении,  - будто услышав ее внутренние сомнения, сказал ей в ухо Никита.  - Например, на рассвете, когда солнце только встает. Или на закате. Правда, чтобы это увидеть, смотреть нужно с определенной точки - с дикого пляжа, расположенного у подножия скалы-Льва. Только оттуда свет, преломляясь, дает иллюзию золота. Знаете, за счет чего это происходит?
        - Нет.  - Полина покачала головой, как завороженная слушая его тихий, словно бархатный голос.
        - Все просто и обыденно. Скала эта покрыта желтым лишайником. Он-то и светится на солнце. Правда, я думаю, что сейчас нужный цвет и на рассвете-то не увидишь.
        - Почему?
        - Потому что скала изрядно загажена птичьим пометом. Тут, на Кара-Даге, самая большая природная популяция краснокнижного хохлатого баклана. Он тут гнездится и оставляет богатые следы своей жизнедеятельности, от этого и эти белые потеки.
        - Не очень-то романтично.  - Полина брезгливо повела плечами.
        - Уж как есть. Еще два года назад все экскурсионные катера проплывали в арке золотых ворот, чтобы туристы могли загадать желание и бросить монетку. Тогда то, что арка белая, а не золотая, было видно особенно отчетливо. Но сейчас это строжайше запрещено, чтобы не разрушать скалу. Сами знаете наших людей, они, проплывая мимо, обязательно отколупнут что-нибудь себе на память.
        - А почему до этого скала называлась Чертовыми воротами?
        - Потому что здесь находился вход в преисподнюю.
        - Вы что, шутите?  - Полина испытующе заглянула ему в лицо.
        - Нет, так гласит легенда, а они никогда не врут. Вы знаете, сколько глубина в самой арке ворот? Пятнадцать метров. Так что вход в преисподнюю надежно спрятан под толщей воды.
        Полина опасливо посмотрела за борт. Яхта встала на якорь, и всем желающим искупаться напротив Золотых ворот выделили ровно десять минут. Изначально она собиралась искупаться в чистейшей прозрачной воде, сквозь толщу которой было видно сердитое каменистое дно, однако пользоваться металлической лесенкой, спущенной с правого борта яхты, разрешили лишь для того, чтобы вылезать из воды. Спуститься по ней было нельзя, только нырять, а это уже, по мнению Полины, было удовольствием сомнительным, как и возвращение обратно с мокрой головой на ветру. Сознаваться самой себе в том, что она не хочет купаться рядом с преисподней, ей не хотелось. Возможная простуда, как объяснение, выглядела гораздо убедительнее.
        - Не будете купаться?  - спросил у нее Никита.
        - Не буду,  - немного раздосадованно помотала головой она.
        - А я, пожалуй, искупнусь.
        Он сорвал белую майку и прямо в шортах выпрыгнул за борт, Полина только и успела, что слабо ойкнуть.
        Вслед на Никитой в воду посыпались, быстро и весело раздевшись, и другие пассажиры - высокий, начинающий седеть мужчина в фирменных лакостовских шортах и рубашке-поло, умопомрачительных дорогих очках и водонепроницаемых часах, тоже просто кричащих о богатстве. А за ним его спутница, молодая девчонка лет двадцати, не больше, с прекрасной тоненькой фигурой, явно любовница, вывезенная на море богатым папиком.
        На фоне большинства пассажиров яхты - семейных пар разного возраста и разной же степени облезлости - в резиновых литых тапках с вещевого рынка, дешевых шортах и майках, халатах и сарафанах - они смотрелись совершенно инородно. Видно было, что мужику некомфортно в столь непривычных для себя условиях. Судя по средиземноморскому загару, ему доводилось бывать на пляжах Испании, Италии, Франции, и лишь финансовый кризис заставил его выгулять очередную любовницу на российском юге.
        Ныряли и плавали мужик с девицей хорошо. Красиво. Полина, краем глаза следившая за пируэтами, выделываемыми в воде Никитой (вдруг начнет тонуть), разглядывала эту пару с удовольствием. Послышался громкий плеск, второй, третий, и в воду ушли еще купающиеся - троица крепких мужиков, до этого сидевших на корме.
        «Может, и зря я не купаюсь,  - с запоздалым раскаянием подумала она.  - Жалеть же потом буду! Хотя Никита пообещал, что мы арендуем катер и приедем сюда снова. Тогда и накупаюсь, если не обманет, конечно».
        По свистку капитана пассажиры начали подниматься на яхту. Ладный мужчина протянул руку своей девице, которая распустила длинные черные волосы и теперь промокала их пушистым полотенцем. Рядом с Полиной прыгал на одной ноге Никита, вытряхивая воду из уха. Крепкая троица прошла на самый нос и расположилась на деревянном настиле, подставив мокрые тела солнцу.
        Они выглядели так необычно, что Полина, засмотревшись на них, даже рот раскрыла. Все трое были в одинаковых черных плавках. Два крепких, мускулистых, явно накачанных мужика по бокам были похожи, как близнецы - гладкая кожа, короткие, зачесанные назад мокрые волосы, перекатывающиеся бугры мышц.
        Между ними сидел хлипкий, невысокий мужичонка лет пятидесяти, весь расписанный «под хохлому». Пока он шел к носу яхты, Полина рассмотрела на его спине семь вытатуированных церковных куполов с семью крестами, на груди красовалась икона с Божьей Матерью, богатые татуировки сплошь покрывали руки и ноги. Мужик был явно сидевшим, причем долго и прочно, и что его связывает с расположившимися по краям крепкими парнями даже без намека на татуировки, для Полины было загадкой.
        Троица выглядела так живописно, что ей даже захотелось сфотографировать их, но мужики смотрели прямо на нее, сделать снимок тайком она вряд ли бы смогла, а фотографировать посторонних людей открыто ей показалось неприличным. Не разрешения же спрашивать, в самом деле. Решат еще, что она не в себе.
        В общем, фотографировать расписного мужика и его сопровождающих она не стала, тем более что, обсохнув на солнце, они ушли обратно на корму. Яхта уже подплывала к пирсу, с которого началось их путешествие.
        Сходя на берег, Полина чуть не столкнулась с семейной парой - усталой, даже измученной женщиной, которая бережно вела под руку мужчину на протезе. Снятую майку он держал в руках, и Полина, извинившись и обойдя их стороной, успела заметить, что у него на груди тоже есть татуировка - солнце, встающее из-за гор, и непонятная надпись.
        - Что-то нам сегодня на зэков везет,  - в сердцах сказала она, нагоняя ушедшего чуть вперед Никиту.
        - Каких зэков?  - не понял он.
        - Да полный корабль мужиков с татуировками. Смотреть неприятно.
        - Если вы про мужчину на протезе, то он - не сиделец. Он из Афгана.
        - Откуда вы знаете?  - Полина даже опешила от столь неожиданного предположения.
        - Такие татуировки делали те, кто в Кандагаре воевал,  - пожав плечами, ответил Никита.  - А цифры - это номер части и год. 1987-й.
        - А тот, второй, на котором живого места нет?
        - Вор в законе.
        - Кто-о-о?
        - Мужик с охраной, который вместе со мной купался, а потом на носу яхты обсыхал.
        - С чего вы взяли, что он - вор в законе? И что эти двое - его охрана?
        - Полина-а, так это ведь видно.  - Он насмешливо посмотрел на нее.  - На нем же все написано. Семь ходок. Явный авторитет. Ну, может, не вор в законе, но смотрящий, так точно. И эти двое с него глаз не сводили.
        - Но они же чистые, без татуировок.
        - Ну и что? Им по статусу не положено. Это охранники. Он купаться с яхты, и они за ним. И ходят по бокам, и глазами все время по толпе шныряют, как бы чего не вышло.
        - Ой, а я их сфотографировать хотела.  - Полина остановилась посредине струящегося по набережной людского потока и взялась руками за щеки, тем же жестом, что и Оля. Никита усмехнулся.
        - В лучшем случае, у вас бы не было вашего телефона, которым вы фотографируете,  - серьезно сказал он.  - В худшем, они бы вас в порядке воспитательной работы в море сбросили. Вы так никогда не делайте, ясно? Это не шутки.
        - Ладно, не буду,  - пообещала она, и они пошли дальше.
        По мере приближения к пляжу Полину все больше охватывало странное чувство жалости, что морская прогулка оказалась такой короткой и осталась позади. Она вдруг снова ощутила теплый соленый ветер на своей щеке, услышала негромкий голос Никиты, рассказывающего о Золотых воротах, увидела солнечные блики на зеленой, кристально чистой морской воде, подмигивающие ей, как дьявол из преисподней.
        Все, что происходило с ней, было так не похоже на повседневную рутину, в которой, как в сетях, билась и задыхалась ее жизнь, что она каждой жилкой тела чувствовала скоротечный бег времени. В Коктебеле она жила уже четвертый день, а значит, впереди оставалось еще только десять, наполненных солнцем, морем, новыми знакомствами и возможными приключениями. А потом придется вернуться домой, в холод надвигающейся осени, повседневное разгребание грязи, в прямом смысле этих слов, к чужим капризным детям, а главное к утраченной надежде на возможное счастье. Здесь же, в Крыму, казалось, все дышало им. И расставаться с призрачностью мечты ужасно не хотелось.
        «Зря местные считают, что вход в преисподнюю находится под Золотыми воротами,  - вдруг с невесть откуда взявшимся отчаянием подумала она.  - Преисподняя - это когда тебе утром не за чем вставать из постели, кроме как ради ненавистной работы. Преисподняя - это когда возвращаешься домой, где тебя никто не ждет. Мама и Оля - не в счет. Преисподняя - это когда ты вынуждена ложиться в постель с мужчиной, которого не любишь и не хочешь. А здесь - просто рай. Как же они этого не понимают?»
        Ее новый знакомый, писатель Никита, даже не подозревавший о буре чувств, раздирающих Полину, шагал чуть впереди, смешно выкидывая вперед длинные, голенастые ноги. Плавательные шорты на нем давно высохли, майка плотно облегала не очень спортивный, с намечающимся жирком, но довольно крепкий торс. Сейчас он ничем не напоминал ей Чехова, и она даже удивилась мимолетно своей вчерашней пляжной фантазии. Это был совсем обычный мужчина, пусть даже и с довольно необычной профессией, и отчего-то от этой мысли Полине вдруг разом стало скучно.
        Ее нахмуренная физиономия на пляже пришлась явно по душе балагуру Костику.
        - А я предупреждал,  - заметил он, когда Полина шлепнулась на край лежака и начала стаскивать шорты и майку.  - Я говорил, что это скучная экскурсия. Незачем было тратить ни время, ни деньги.
        - Ты был прав. Я это признаю. Доволен?  - зло бросила Полина, и Никита оглянулся на нее в немом изумлении.
        - Да с чего мне быть довольным-то?  - растерянно пробормотал Костик.  - Мне, как говорится, без разницы.
        - Ну и не зубоскаль.  - Она отшвырнула майку, которая никак не хотела сниматься, и, не оглядываясь, побежала в море. Никита и Костик смотрели ей вслед.
        Глава 4
        Случай на пляже
        «Я не хочу идти по чьим-то следам. Мы же не на минном поле, правда?»
    Фамке Янссен
        К вечеру от внезапно нахлынувшего дурного настроения не осталось и следа. Полина и сама не знала, какая муха ее укусила. В памяти всплывали только самые приятные впечатления от прогулки на яхте. Чтобы помириться с Костиком (хотя она была не уверена, что они ссорились), Полина согласилась вечером сходить с ним на очередной концерт.
        На этот раз на открытой веранде ночного клуба местные исполнители перепевали репертуар русского рока. Обычно Полина была категорически против таких вольностей. С ее точки зрения никто, кроме Шевчука, не мог петь песни Шевчука, и никто, кроме Никольского, не мог попасть в нужное настроение, заводя «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант».
        Но неожиданно концерт оказался очень даже неплох. По крайней мере, песни «Воскресения» и «Машины времени» вполне можно было узнать, а Шевчук и Арбенина в необычной аранжировке и вовсе пришлись ей по вкусу. Садиться за столик они не стали, Полине вовсе не улыбалось, чтобы Костик снова за нее платил, но прогуливаться по набережной и подпевать словам, которые она знала наизусть, тоже было очень даже неплохо.
        Толпа на вечерней набережной была довольно плотной, но крепкий и плечистый Костик надежно ограждал ее от встречного потока гуляющих, иногда решительно отодвигая кого-то из особо настырных.
        У балюстрады набережной закипала ссора. Молодой, крепкий мужчина в черных джинсах и майке тянул за руку хрупкую женщину с распущенными длинными волосами. Женщина стояла к Полине спиной, но почему-то казалась смутно знакомой, впрочем, как и ее спутник.
        «Где же я их видела?»  - лениво думала Полина. Вопрос, по большому счету не стоящий ни малейшего внимания, зудел в ее виске, как назойливый комар. Почему-то ей было очень важно вспомнить, где и при каких обстоятельствах она впервые встретила ссорящуюся пару. В том, что они ссорились, не было ни малейшего сомнения. Женщина своенравно вырывала руку, а мужчина аккуратно, но твердо пытался взять ее повыше локтя, чтобы заставить двинуться в нужную сторону.
        В какой-то момент женщина, вырываясь, повернулась к Полине в профиль, и ту словно молния озарила. Это был профиль той самой художницы, которая в первый ее вечер в Коктебеле так лихо заказала ужин в кафе «Бочка». Сейчас сарафан на ней был другой, но тоже стильный и явно дорогой. Водопад роскошных волос, все так же не сдерживаемый никакими заколками, струился по узкой, ровной спине. Лицо незнакомки сейчас было искажено гневом, она отрывисто что-то говорила, а не была так расслабленна и безмятежна, как во время их первой встречи, но все же это была именно она.
        Напоследок бросив что-то злое (слов было не разобрать, но Полина даже не сомневалась, что фраза была именно злой, настолько резкий жест ее сопровождал), она решительно освободилась из рук своего спутника, повернулась, сделала пару шагов и словно растворилась в толпе. Мужчина дернулся было вдогонку, но затем досадливо махнул рукой и двинулся ко входу в ночной клуб.
        Проходя мимо Полины, он бросил на нее короткий взгляд, и тут она узнала и его. Это был один их давешних охранников, нырнувших в море у Золотых ворот вслед за тем мужиком, сплошь покрытым татуировками, которого Никита назвал вором в законе.
        «Какие интересные у этой дамы знакомые,  - мимолетно подумала Полина.  - Выглядит такой интеллигентной и утонченной, а якшается с бандитами».
        Впрочем, мысль эта тут же ушла на задний план, а потом и вовсе затерялась под натиском новых эмоций. Из ночного клуба понеслись звуки «Настоящего индейца», и Полина начала громко подпевать, потому что песню эту просто обожала. Она и сама не могла объяснить, почему эта незамысловатая мелодия и особенно текст наполняют ее такой сумасшедшей энергетикой. Раскачиваясь в такт песни, она напрочь забыла и незнакомку, и ее ссору с крепким молодым человеком.
        Разгоряченная музыкой, она все-таки позволила Костику уговорить ее выпить по кружечке пива, потом по второй, затем по третьей. Дальнейший вечер канул, нет, не в темноту, а в яркий, брызжущий ворох искр, которые вертелись вокруг, сливались воедино и снова разбегались веселым фонтаном. Как известно, настоящему индейцу все всегда везде ништяк.
        Солнце брызнуло в глаза из-за отдернутой мамой шторы, Полина проснулась и тут же зажмурилась от его невыносимого света. Ну просто искры из глаз! Голова болела невыносимо. Во рту с трудом ворочался тяжелый, твердый, как камень, и сухой, как наждачка, язык. Полина попыталась сглотнуть слюну, но у нее не получилось.
        - Ма-ам, дай попить,  - жалобно простонала она, понимая, что прямо сейчас умрет и что вода, холодная газированная вода с пузырьками, бьющими о край стакана и весело выпрыгивающими за его пределы, станет ее последним предсмертным желанием.
        - Попить я тебе, конечно, дам,  - почему-то раньше Полина никогда не задумывалась, что у мамы такой громкий и пронзительный голос,  - вот только напиваться, как сапожник, до состояния утреннего похмелья, я бы тебе не советовала.
        - Ма-ам,  - еще жалобнее простонала Полина, припадая измученными губами к спасительному стакану и сделав первый глоток.  - Я только пиво пила, ты что?
        - Да?  - Мама проницательно и чуть иронично посмотрела на нее.  - И позволь узнать, сколько именно?
        - Два бокала. Нет, три. Я не помню. Какая разница?
        - Да большая разница.  - Мама философски пожала плечами.  - Ты уверена, что после пива не было чего-то покрепче? А то, судя по твоему поведению и твоему, извини, внешнему виду, одним пивом дело явно не ограничилось.
        - Конечно, не было,  - возмутилась Полина, но возмущение в ее голосе сразу увяло,  - хотя этого я тоже точно не помню. Мам, я домой-то как попала?
        - Костик привел,  - сообщила Виктория Андреевна, весело глядя на дочь.  - Под белы руки привел и сдал мне. По описи, все чин-чинарем. Руки две, ноги две, туловище одно, голова… Головы не было. Потеряла ты голову, доча.
        - Будем искать,  - вздохнула Полина, которой даже в такой ситуации не изменяло чувство юмора.  - Сейчас, в себя приду только. Давай считать, что пока я - всадник без головы. Вернее, всадница. Только эта отсутствующая голова у меня почему-то так болит, что спасу нет. Может, мне таблетку какую выпить?
        - На, держи, алкоголичка ты моя начинающая.  - Мама достала из сумки упаковку с растворимым аспирином, бросила шипучую таблетку во вновь наполненный водой стакан и протянула его дочери.  - Выпей маленькими глотками и иди в контрастный душ. После завтрака в море искупаешься, и все пройдет.
        При мысли о завтраке черти в желудке начали исполнять веселую ирландскую джигу, и Полина снова застонала.
        - Что? Плохо тебе? А нечего пить,  - назидательно сказала мама.  - Давай, вставай, никому тебя тут не жалко. Собирайся и пошли ставить тебе голову на место.
        То ли от воздействия спасительной таблетки, то ли от маминых нравоучений, но голова действительно довольно быстро прошла. Осталась лишь чугунная тяжесть, которая особых хлопот не доставляла. В столовой Полина даже смогла с внезапно проснувшимся аппетитом съесть пышный омлет с помидорами и сыром, после чего черти в желудке вступили в пионеры и дали торжественную клятву вести себя хорошо.
        На пустынном по-утреннему пляже народу было немного, поэтому, воровато оглянувшись, Полина разделась догола и, войдя в гладкое, тихое спросонья море, поплыла, чувствуя, как теплая вода равномерно обнимает ее тело. Купаться голышом она очень любила.
        От плавания голова прошла совсем, даже тяжесть растворилась без остатка. Завернувшись на берегу в поданное скептически настроенной мамой полотенце, она добежала до лежака, быстро натянула купальник и теперь была готова во всеоружии встречать новый день.
        - Привет, как здоровье?  - послышался от ведущих на пляж ступенек веселый голос Костика.
        - Нормально. Но ты, между прочим, свинья. Напоил девушку, воспользовался ее состоянием, так сказать.
        - Каким таким состоянием?  - спросил Костик, в его глазах мелькнуло настороженное выражение.
        - Расслабленное под воздействием хорошей музыки. Мы хоть после пива ничего не пили?
        - Нет.  - Он понял, что она имеет в виду, и облегченно рассмеялся.  - Только пиво. Лично ты выпила пять бокалов.
        - А ты?
        - А я четыре,  - с готовностью отозвался он,  - но у нас с тобой, это, кондиция разная.
        - Клиент уже дошел до кондиции,  - весело отозвалась она, цитируя обожаемую «Бриллиантовую руку».  - Все, больше я с тобой по злачным местам не хожу. Себе дороже.
        - Да ладно тебе, нужно же когда-то расслабляться.  - Он пожал плечами.  - Вон ты какая зажатая. А когда пьянеешь, такая раскрепощенная делаешься, как нормальная веселая девчонка. А почему? Потому что голову выключаешь. В бабе голова - не главное. Уж ты мне поверь.
        Полине почему-то стало неприятно. Даже холодные мурашки побежали по рукам от его самодовольного голоса, но она помотала головой и решила не обращать внимания. В конце концов, он мог просто неудачно пошутить, не имея в виду ничего плохого. Да и не детей ей с ним крестить, на самом-то деле.
        Утро потянулось своим чередом. Пришли мамаши с детьми, окинувшие Полину привычным злобным взглядом, рядом натягивал ласты пожарный Андрей. Сегодня он был один, без семьи.
        - Жена с дочей в Новый Свет уехали, на экскурсию,  - охотно пояснил он, сверкнув золотым зубом.
        - А вы что же не поехали?  - огорчился Костик.  - Там очень места красивые и экскурсия по тропе Голицына интересная. Удовольствие бы получили.
        - Да ну, не люблю я все это.  - Андрей покрутил головой на мощной крепкой шее.  - У меня следующий отпуск летом, может, через десять лет будет, так что я лучше в море.
        Стянув с головы бандану, он кивнул Полине и Костику и, молодцевато втянув живот, зашлепал к берегу.
        На лесенке, ведущей с набережной, появился писатель Никита. Полина почувствовала одновременную нечаянную радость от его прихода и следом - острое чувство счастья, что он вчера не видел ее пьяной.
        «Какое ему до тебя дело,  - тут же одернула она себя.  - Пьяная ты или трезвая, ему это одинаково до лампочки».
        - Что-то вы сегодня припозднились,  - сказала она, чтобы начать разговор, а не просто стоять и глупо улыбаться, наблюдая, как он идет ей навстречу.
        - Да с отельным водителем разговорился,  - медленно, как будто нехотя, пояснил Никита.  - Он меня из аэропорта вез, я остановился поздороваться, вот языками и зацепились.
        - И о чем вы разговаривали?  - Она и сама не знала, зачем выпытывает такие подробности.
        - Да о том, о чем сегодня с утра шушукается весь Коктебель.
        - В смысле?  - Полина всмотрелась ему в лицо, не имеет ли он в виду ее ночное пьянство, но он был абсолютно серьезен.  - А что обсуждает весь Коктебель?
        - Убийство своего мэра,  - ответил он, и она от неожиданности с размаху села на свой лежак.
        - Как убийство?  - почему-то шепотом спросила она и тревожно оглянулась, не слышит ли Оля. Сестра была в море вместе с мамой, поэтому она снова перевела взгляд на Никиту и повторила:  - Какое убийство?
        - Сегодня ночью мэра поселка нашли повесившимся в своем доме.
        - Кто нашел?
        - Жена. Она вызвала «Скорую», но спасти его так и не удалось.
        - А с чего тогда ваш водитель взял, что это убийство?  - вмешался в разговор Костик, который, как оказалось, внимательно слушал их беседу.
        - Да с того, что не было у него причин, чтобы вешаться. Так жена говорит. И, кстати, когда она его нашла, он еще жив был и все бормотал чего-то.
        - А что он бормотал?  - спросила Полина с неожиданным интересом. Она очень любила детективы и сейчас слушала рассказ Никиты как будто он вслух читал новую, очень интересную книжку. У него вообще был удивительный дар рассказчика, это она уже заметила. Самые обыденные фразы в его устах складывались в связный, невероятно интригующий рассказ.
        - И откуда этот ваш водитель знает, что именно он бормотал,  - рассмеялся Костик.  - Ох, уж мне эти провинциальные сплетни! Как я однажды прочитал в одной газете областного разлива, «преступник подошел к гробу своей жертвы и подумал о том, что его месть свершилась. Непроизвольно он сжал в кармане пальцы в кулак». Я тогда смеялся в голос, откуда журналистка, написавшая этот опус, знала, о чем думал преступник, и как она могла видеть, что он сжал пальцы в кулак, если рука была в кармане. Так что эти подробности про бессвязное бормотание наверняка из этой серии.
        - Жена Петра, это тот самый водитель, с которым я разговаривал, работает на «Скорой помощи»,  - серьезно ответил Никита.  - Она была в составе той бригады, которая выезжала на место происшествия, так что бормотание она слышала собственными ушами. По ее словам, он все твердил одно и то же слово.
        - И какое же?  - В голосе Костика по-прежнему слышалась неприкрытая ирония.
        - Прыгун. А перед тем, как испустить дух, вдруг отчетливо произнес: «Найдите его. Он в городе. Он приходил».
        - Боже ты мой, какой сюжет,  - фыркнул Костик.  - Вам детективы надо писать, любезный, а то я вас прямо заслушался. Ладно, меня провинциальные страсти не интересуют. Пойду искупнусь.
        - Надо же,  - тихо сказала Полина, которая была под впечатлением от услышанного.  - Такой маленький, тихий, мирный город. Все люди вокруг расслабленные, счастливые. Купаются, песни поют, джаз слушают. Но и здесь творится зло. А вся эта благодать не более чем ширма, занавес, за которым разыгрываются драмы жизни. Грустно это.
        - Какая вы впечатлительная.  - Никита вдруг взял ее за руку.  - Не переживайте так, Полина. В жизни добро и зло существуют в этаком динамическом равновесии, как сказали бы химики или физики. Иногда побеждает одно, иногда другое. И вероятность совершения злых поступков здесь точно такая же, как и в любой другой точке земного шара.
        - Да вовсе я не впечатлительная.  - Она тихонько вытащила из его ладони свою.  - Просто я постоянно нахожусь в боевой готовности, чтобы лицом к лицу встретить возможные неприятности. А здесь как-то расслабилась. Видимо, напрасно.
        - Полина, невозможно все время находиться в боевой готовности,  - серьезно сказал он.  - Отдыхать тоже нужно, иначе натянутая в вас пружина когда-нибудь лопнет. Случившееся убийство или самоубийство, это уж следствие покажет, вас лично и вашу семью никоим образом не касается, а потому повлиять на ваш отпуск никак не может. Я уже жалею, что вообще при вас затронул эту тему. Так что давайте договоримся: пока мы оба здесь, вы будете расслабляться и отдыхать на полную катушку, а я буду в боевой готовности, чтобы в любой момент оградить вас от возможных неприятностей, если вдруг они появятся. Договорились?
        - Нет, не договорились,  - покачала головой Полина.  - С какой стати вы должны обо мне заботиться?
        - Как говорил герой фильма «Москва слезам не верит»: на том простом основании, что я - мужчина.
        - Не-а, не работает.  - Она слабо улыбнулась.  - Там Гоша говорил это своей женщине, а я вам - женщина совершенно посторонняя. Кроме того, я не привыкла к тому, чтобы меня опекали. Вы не переживайте, Никита. Я сама справлюсь.
        - Как будет угодно,  - немного церемонно сказал он и отошел к своему лежаку. До обеда он больше не пытался с ней заговорить, что Полину слегка нервировало.
        - Костик, пойдем сегодня джаз слушать?  - обратилась она к своему соседу справа, чтобы заставить соседа спереди немного поревновать. Это было глупо, но она ничего не смогла с собой поделать.
        - Прости, Полин, но я завтра на экскурсию в Ливадию собрался, мне в семь утра уже выезжать, так что сегодня я пас, хочу выспаться.
        - М-м-м,  - притворно огорчилась она, хотя на самом деле повторять вчерашние приключения ей совсем не хотелось. Сегодняшний вечер она мечтала провести на балконе своего гостиничного номера, вдвоем с книжкой. Писатель на своем лежаке даже не пошевелился.
        «Пень дубовый»,  - огрызнулась она про себя, прекрасно осознавая, что в ее действиях напрочь отсутствует логика, впрочем, как и в мыслях. И с ужасом услышала свой собственный голос:
        - А может, мне с тобой в Ливадию завтра махнуть, а, Костик?
        - Полька, я бы с удовольствием,  - засмеялся тот,  - это было бы здорово, потому что я там уже сто раз был и смог бы тебе все показать, но я же не сам еду, а с экскурсией, на нее билеты еще три дня назад распродали. Так что на завтра мест в автобусе нет.
        - А вы откуда знаете?  - Писатель все-таки проявил свой интерес к их беседе.  - Мне бы в голову не пришло любопытствовать, все места проданы или нет.
        - Да сосед у меня тоже собрался,  - с готовностью ответил Костик.  - Я обмолвился вечером, что билет купил, он и загорелся. Ну, мы с ним у одной хозяйки комнаты снимаем. А потом пришел, говорит: извини, Константин, не судьба. Билетов нет. Кончились.
        - Ладно, тогда в другой раз,  - беспечно заявила Полина и, не удержавшись, добавила:  - Вместе с твоим соседом.
        - У вас так сильно развит дух коллективизма,  - отметил Никита, отворачиваясь от Костика, к которому уже потерял всяческий интерес. Голос его звучал язвительно. Или Полине это только показалось.
        От досады у нее даже красные пятна на щеках выступили. Надувшись, она отгородилась от людей книжкой, которую читала на пляже Оля. Сейчас сестренка самозабвенно плавала, поэтому книжку вполне можно было использовать для выстраивания барьеров, в том числе и внутренних.
        Это были «Приключения Шерлока Холмса», которые сестра обожала и могла перечитывать до бесконечности. Полина уныло погрузилась в мир Генри Баскервиля, но едва продиралась сквозь строчки, даже не понимая прочитанного. Более современные события волновали ее гораздо больше, чем старый добрый английский детектив.
        Сдавшись, она отшвырнула книжку и обвела глазами пляж в поисках торговки кукурузой. Приглянувшейся ей женщины не было видно, а у бредущего вдали старичка покупать ничего не хотелось, он выглядел таким немытым, что принимать из его рук еду было просто страшно.
        Внезапно взгляд Полины упал на вчерашнего пьяного парня, который, опять шатаясь, появился на нижней ступеньке лестницы и как будто раздумывал, идти ли ему дальше.
        «Снова пьяный в такую рань,  - подумала Полина.  - Вот до чего же в некоторых людях сильна тяга к саморазрушению. Сейчас опять усядется на самом солнцепеке и будет в воду лицом падать. А ты волнуйся».
        Парень, словно услышав ее сердитые мысли, именно так и сделал. Нетвердой походкой подошел к берегу, неуверенно уселся, согнув ноги в коленях, положил на них сцепленные в замок руки, а на них склонил голову.
        Наблюдать за ним Полине было неинтересно, поэтому она отвлеклась на более привлекательный для себя объект - писатель Никита встал со своего лежака и, не оглядываясь на нее, пошел купаться. Фигура у него все-таки была красивая, хоть и не без изъянов, и это обстоятельство Полину обрадовало, а вот то, что он на нее не смотрит, огорчило.
        «Веду себя как третьеклассница,  - рассердилась вдруг она сама на себя.  - Можно подумать, мне есть какое-то дело, смотрит он на меня или нет. Я уже давно выросла из этих романтических бредней. У меня Серега, мне не нужны курортные романы, и этот писатель меня ни капельки не интересует».
        Не успела она додумать свою победную мысль до конца, как вдруг послышался громкий возглас, почти вскрик, к которому тут же присоединился целый хор встревоженных голосов.
        Переведя взгляд, она увидела, что пьяный парень упал-таки лицом в воду и лежит, не шевелясь, в набегающей морской волне. Две женщины, загорающие неподалеку, с ужасом смотрели на него, но не предпринимали никаких попыток помочь. Из воды к упавшему спешил на помощь человек, сквозь бьющее в глаза солнце Полина увидела, что это Никита, и порадовалась тому, что он такой неравнодушный. Вскочив с лежака, она тоже бросилась к парню, оказавшись возле него одновременно с писателем. Он, казалось, даже не удивился этому обстоятельству.
        - Что делать?  - отрывисто спросила она, признавая его главенство.
        - Давай его перевернем,  - скомандовал он, внезапно перейдя на «ты».
        Поднатужившись (парень был достаточно тяжелый), они просунули руки ему под грудь и аккуратно перевернули на спину.
        - Голову придержи.  - Полина кивнула и подсунула сложенные ладошки под гриву черных спутанных волос, чтобы парень не ударился головой об острую пляжную гальку. Голова легла ровно на подставленные руки, и на Полину уставились тоже темные, уже неживые глаза. Парень был мертв. Она перевела испуганный взгляд на Никиту, и тот нехотя кивнул, подтверждая ее страшную догадку.
        Глава?5
        Ситуация запутывается
        «Никто не вправе указывать людям, кого любить».
    Барбара Стрейзанд
        Все, что происходило дальше, Полина воспринимала как в тумане. Завизжали молодые мамаши, стали судорожно одевать своих малышей, чтобы увести их подальше от страшного зрелища. Стали пустеть и другие близлежащие лежаки, мало кому хотелось вступать в обязательные объяснения с полицией.
        Полицию уже вызвали. По просьбе Никиты Андрей, пожарный из Томска, сбегал в выходящее прямо на пляж кафе «Седьмое небо», откуда и позвонили в опорный пункт, расположенный в Коктебеле. Ну, и в «Скорую», разумеется.
        - Отпусти голову,  - тихо сказал Никита и, видя непонимание в ее глазах, повторил.  - Ты ему уже не поможешь, не надо его держать.
        Только тут до Полины дошло, что голова только что умершего на ее глазах человека все еще покоится на ее сложенных ладошках. Аккуратно высвободив руки, она еле сдержалась, чтобы сразу не броситься к воде, чтобы их вымыть. Что-то было не так, но она никак не могла понять, что именно.
        - Не мог же он так быстро захлебнуться,  - это сказала женщина интеллигентного вида в смешной панамке, которая подошла поближе, чтобы посмотреть, что случилось.  - Он же прямо на наших глазах в воду упал, и вы его практически сразу вытащили, минуты не прошло. Не мог он за такое короткое время утонуть.
        - Ну и что?  - Ее муж тоже подошел и встал рядом, стекла его очков блестели на солнце.  - Может, сердечный приступ.
        - Да не похоже.  - Женщина с сомнением покачала головой.  - Он не задыхался, не стонал, не хватался за грудь. Сидел-сидел, а потом упал и умер. Так же не бывает.
        - С пьяными все бывает.
        - Подождите,  - воскликнула Полина.  - Подождите же, вот что не так! От него не пахнет алкоголем.
        - В смысле?  - не поняла женщина.
        - Он приходил сюда, на этот пляж, я его уже видела,  - начала объяснять Полина.  - Я еще тогда испугалась, что он может утонуть. Я к нему подошла, и от него так спиртным разило, что я даже отшатнулась, амбре было на весь пляж. А сегодня от него не пахнет. Совсем.
        - Может, вы не учуяли просто?
        - Но я же голову его держала. В прошлый раз за метр было запах слышно, а сейчас нет. А выглядел он точно так же и шатался…
        - Ну, раз не пьяный, значит, просто так умер.  - Муж светловолосой женщины пожал плечами.  - Мог тромб оторваться. Мгновенная смерть.
        Глаза Полины моментально наполнились слезами. В горле набухло горе, которое, казалось, перекрыло поступление кислорода, и теперь ей грозило немедленное удушье, такое же стремительное, как смерть лежащего сейчас на каменной гальке человека. Полина схватила себя за забитое горло двумя руками, пытаясь пропустить в легкие хоть немного воздуха, и пошла вдоль берега. По лицу ее уже потоком текли слезы, которые она не могла сдержать.
        - Что?  - Никита догнал ее, схватил за плечи и развернул лицом к себе.  - Что случилось?
        - Папа.  - Ком в горле мешал говорить, размокая от горячих слез и как хлебный мякиш забивая связки.  - Так папа умер.
        - Твой отец умер от тромбоза?
        - Да, в прошлом году. Он никогда не болел, никогда ни на что не жаловался. Они с мамой поехали на Селигер, в отпуск. Он рыбу ловил на берегу. Клевало хорошо, мама рассказывала потом, как он радовался. Он вытащил очередную рыбину, потом кашлянул, взмахнул руками, упал и умер. Она даже не сразу поняла, все пыталась найти валидол у кого-нибудь, воду, а он уже был неживой. Прямо как этот парень сейчас.
        - Бедная ты.  - Никита нежно привлек ее к себе и обнял за плечи.  - Ты очень папу любила, да?
        - Да. Я была его любимая дочка, хотя он и к Оле с огромной нежностью относился, ты не думай. Он меня знаешь как звал? Пони. Это была моя домашняя кличка.
        - Почему пони?  - не понял он.
        - Потому что я Полина Никанорова. По-Ни.
        - Понятно,  - засмеялся он.
        - Когда я вторую работу взяла, папа все меня подкалывал. Говорил: «пони - маленькие кони». Ему не нравилось, что я много работаю, хотя сам он вкалывал постоянно. У мамы же не работа, а так, видимость одна. Она же за Олей была вынуждена присматривать. А папа деньги на семью зарабатывал. Мне всегда хотелось ему помочь, но он сердился и запрещал маме у меня деньги брать. Говорил, что я себе на развлечения и одежду зарабатываю, машину, вон, купила, а прокормить он своих дочерей в состоянии.
        - Тебе его очень не хватает?
        - Ужасно,  - призналась Полина.  - Ты знаешь, когда его не стало, у меня появилось чувство, что я разом выросла. Вот до тридцати лет все оставалась ребенком, а потом за одну минуту р-раз - и выросла.
        - Взрослеть все-таки приходится,  - заметил Никита.  - А на пони ты и впрямь похожа.  - Он вдруг легко и необидно засмеялся.  - Прав был твой папа. У тебя глаза такие же большие и влажные, и челочка, которая на них падает, шелковистая и непослушная.
        - Ты еще скажи, что у меня лицо лошадиное,  - притворно нахмурилась Полина.
        - Лицо у тебя нормальное, вполне себе симпатичное, но на пони ты похожа, так что, имей в виду, так я тебя теперь и буду звать.
        - Зови.  - Она улыбнулась и вытерла ладошкой слезы.  - Я с детства привыкла к своему прозвищу, мне без него даже некомфортно.
        По лесенке, ведущей на пляж, спускались двое полицейских - один постарше, с явным пивным животиком над поясом брюк, а второй помоложе, точнее, совсем еще мальчишка, довольно высокий, тонкий и гибкий, как виноградная лоза.
        - Пойдем.  - Никита снова приобнял Полину и повел ее обратно к лежащему телу.  - Нас сейчас опрашивать будут.
        - А ты откуда знаешь?
        - Ну, так всегда бывает,  - пояснил он.  - Ты что, детективы не читаешь?
        - Ой, а ты их, наверное, пишешь, да?  - Она даже обрадовалась, что смогла задать вопрос, мучивший ее уже несколько дней.
        - Я действительно на них специализируюсь,  - кивнул он головой.  - Можно сказать, что детективы - это моя жизнь.
        Полина была очень горда, что так ловко догадалась о профессии своего нового знакомого, который, что греха таить, ей очень и очень нравился. Однако думать об этом было некогда, потому что они уже подошли к месту происшествия.
        Их опрос не занял много времени, потому что знали они действительно немного.
        - Вы ничего не трогали?  - спросил полицейский постарше.  - Ну, по карманам не лазали? Ничего не доставали?
        - Нет, конечно,  - возмущенно сказала Полина.  - Мы же не шакалы и не мародеры какие.
        Молодой оперативник начал быстро и профессионально обыскивать тело. Карманы штанов оказались пусты, и это выглядывающей из-за плеча Никиты Полине показалось странным. Сейчас никто не выходил из дома без мобильного телефона, и уж он-то точно должен был быть на месте. Но ни телефона, ни паспорта, ни водительских прав при пострадавшем не было.
        - Непонятно,  - пробормотал молодой полицейский.
        - Что ж тут непонятного,  - откликнулся второй, до этого тихо переговаривавшийся с врачом «Скорой помощи».  - Ты на зрачки его посмотри. Обычный наркоман, от передоза копыта откинул.
        «Потому и запаха алкоголя нет»,  - догадалась Полина.
        - И часто у вас такое случается?  - полюбопытствовал Никита, она с интересом посмотрела на него. Прямо на ее глазах писатель преобразился. Сейчас он не отдыхал, а работал, каждый напряженный мускул его тела, казалось, ждал ответа.
        - Да обычно не очень, а сейчас как Касьян посмотрел,  - с досадой ответил молодой оперативник.  - Что ни день, то откачивать кого-то приходится. Появился в городе мерзавец какой-то, наркотой местных торгашей снабжает, да еще некачественной, не очень чистой. И откуда он взялся на нашу голову?
        - Меньше трепись,  - посоветовал ему старший напарник.  - Все, мы закончили, можете увозить,  - скомандовал он «Скорой».  - Пошли, Колька, мы свое дело сделали.
        - Николай, подождите,  - писатель тронул парня за рукав,  - мне бы с вами поговорить, если можно. Могу я к вам в опорный пункт прийти?
        - А о чем?  - Глаза полицейского немного сузились.  - Вы еще что-то знаете о покойном?
        - Нет, я его во второй раз в жизни вижу,  - признался Никита,  - и кто он и где остановился, я не знаю. Но разговор к вам у меня все-таки есть.
        - Он детективы пишет,  - вмешалась в разговор Полина, и Никита как-то раздосадованно посмотрел на нее, словно недовольный ее вмешательством.
        - Детективы?  - Теперь на лице оперативника мелькнуло любопытство.  - Ну, ладно, приходите. Мы на улице Грина располагаемся, найдете?
        - Найду,  - пообещал Никита и, пожав на прощание руку полицейскому, повернулся к Полине:  - Ну что, Пони, пойдем заедать стресс мороженым?
        - Пойдем,  - выдохнула она, радуясь, что он не сердится на нее за длинный язык.
        - Тогда беги вот сюда, в «Седьмое небо»,  - он показал в сторону кафе,  - со второго этажа открывается прекрасный вид на море. Заказывай мороженое и еще что-нибудь, я сейчас сбегаю в гостиницу за деньгами и приду. Идет?
        - Идет,  - засмеялась Полина.  - Только маму предупрежу да спрошу, как дела. Вдруг они с Олей из-за трупа переволновались.
        Однако Оля суеты на берегу не заметила, потому что сладко спала, накрыв лицо панамкой. Мама же решила, что раз происшествие не имеет к ее семье никакого отношения, то и переживать впустую не стоит. Полинино сообщение о походе в кафе она восприняла благосклонно.
        - Он, вообще, хороший человек,  - заметила она, посмотрев вслед уходящему с пляжа Никите.  - Серьезный, не то что этот шалопай Костик, который тебя спаивает. Так что иди, конечно.
        Мама была в своем репертуаре, и, засмеявшись, Полина натянула шорты с майкой и, пригладив волосы, поспешила к ступенькам, ведущим к кафе.
        К счастью, места на втором этаже были. Полина уселась за столик, с которого действительно открывался совершенно замечательный вид на море. Оно синело внизу, успокаивая встревоженные нервы. Официант не спешил нести меню, но Полину это вполне устраивало. Делать заказ без Никиты ей не хотелось.
        На столике стояла плетеная пузатая ваза с веточками, покрытыми красными цветочками. Полина даже потрогала пальцем, проверяя, пластик или нет. Цветы оказались живыми. Как они стояли в вазе, в которую невозможно налить воду, было загадкой. Достав веточки, Полина перевернула вазу, и на колени ей выпал мобильный телефон.
        - Ой!  - от неожиданности воскликнула она. На мгновение ей показалось, что из вазы выскочила лягушка.
        Но это был телефон. Не очень новый, достаточно сильно поцарапанный. Совершенно не модный. Кто и зачем положил его в вазу с цветами? Спрятал? Забыл? Баловался? На эти вопросы у нее не было ответа.
        По лестнице поднимался официант, наконец-то решивший предложить посетительнице меню. Она уже была готова сообщить о своей странной находке, но экран мобильника вдруг засветился под ее пальцами, и на нем оказалась фотография красивой, уверенной в себе женщины, которая счастливо смеялась Полине в лицо. Это была та самая художница, которую она уже дважды встречала на набережной, и, повинуясь, неясному пока инстинкту, Полина спрятала телефон, прижав его бедром к стулу, и, как ни в чем не бывало, мило улыбнулась подошедшему официанту.
        - Оставьте, я посмотрю позже, когда придет мой спутник,  - довольно холодно сказала она, мечтая, чтобы официант сгинул с глаз.
        Положив папку с меню на край стола, он кивнул и неспешно удалился вниз. Полина снова схватилась за найденный телефон. Красавица-художница никуда не исчезла, все так же улыбаясь во весь экран. Немного поколебавшись, Полина начала нажимать кнопочки, чтобы добраться до телефонной книги. Она отдавала себе отчет, что поступает некрасиво, однако утешала саму себя тем, что хочет всего лишь найти владельца и вернуть ему аппарат.
        Номеров в телефонной книге было довольно много, поэтому вычислить, кому именно звонить, чтобы сообщить о найденной трубке, было довольно сложно. Еще немного поколебавшись, она начала тыкать в клавиши короткого набора. На цифре 2 высветилось слово «Мама». На цифре 3 значился некий Толян, набрать которого Полина не рискнула. Цифра 4 была подписана странно - «шлагбаум», и понадобилось некоторое время, чтобы понять, что с этой кнопки скорее всего открывался въезд в некий двор, шлагбаум в котором автоматически поднимался при звонке с нужного телефона. У одной из Полининых клиенток он был устроен точно так же. При нажатии на кнопку 5 высветилось имя Лариса.
        Это имя Полина слышала совсем недавно. От кого же… Точно! Его произносил умерший сегодня на пляже парень, когда они увиделись в первый раз. Полина тогда тронула его за плечо, а он повернулся и отчаянно произнес именно это имя. Лариса.
        Так. У парня, тело которого уже увезли, не было при себе мобильного телефона, а сейчас никто не выходит на улицу, не прихватив с собой мобильник. Получается, что это его телефон?
        Чтобы проверить свою догадку, Полина решительно вошла в меню «Сообщения». Ей было стыдно оттого, что она собирается читать чужую переписку, но внезапно взявшийся неизвестно откуда охотничий инстинкт твердил, что сделать это необходимо.
        Диалог с неведомой Ларисой в телефоне, разумеется, был. Его владелец пылко признавался в любви, умолял о встрече, осыпал даму сердца комплиментами. Он выглядел трогательным, беззащитным и совершенно потерявшим голову от страсти. Его собеседница была довольно холодна и неприступна, но тем не менее благосклонно принимала его обожание и иногда назначала свидания.
        С инициативой конкретных встреч всегда выступала она. Именно Лариса писала, где и когда они встретятся, оговаривала точную продолжительность этих встреч, предупреждала, чтобы он несколько дней не звонил и не писал, и он всегда тщательно и трепетно выполнял ее распоряжения.
        Почему-то Полине казалось страшно важным узнать, погибшему ли молодому человеку принадлежит телефон, который она держит в руках. Не очень отдавая себе отчет в том, что она делает, Полина нажала кнопку вызова. Телефон, поднесенный к уху, ввинчивал в голову острые, колкие гудки.
        - Ты с ума сошел.  - Звон неожиданно сменился на змеиное шипение.  - Я говорила тебе, чтобы ты исчез? Говорила или нет? Что ты молчишь? Если у тебя напрочь отшибло инстинкт самосохранения, то у меня еще есть голова на плечах, и я ее берегу. Так что не звони мне больше. Я скажу, когда можно будет. И уезжай ты отсюда, дурак безбашенный!
        - Простите.  - Полина прервала словесный поток, льющийся из трубки, и голос на том конце как будто захлебнулся в изумлении.  - Извините, пожалуйста. Просто я нашла этот телефон и в нем ваш номер, и…
        - Вы кто? Что вам нужно?  - Женский голос уже обрел утраченную было уверенность. В нем снова проступили и присущая ему властность, и даже некоторая надменность.
        - Мне ничего не нужно,  - пролепетала Полина, чувствуя себя дурочкой.  - Я нашла этот телефон и решила вернуть его владельцу, а в нем ваш номер, и я…
        - В нем что, один номер? Почему вы звоните именно мне?
        - Нет, не один,  - пробормотала Полина, не зная, как объяснить постигший ее дар провидения.  - Видите ли, он был у человека, который называл ваше имя, поэтому, когда телефон оказался у меня, то я стала искать именно ваше имя. Лариса в телефонной книге оказалась только одна.  - Это было не совсем близко к истине, но не говорить же незнакомке о том, что она читала ее переписку.
        - Откуда у вас телефон? И при каких обстоятельствах вы обсуждали меня с его хозяином?
        - Владельцем,  - пробормотала отчаявшаяся Полина, которая уже сто раз пожалела, что вообще ввязалась в эту авантюру.  - Это же не собака, чтобы у нее хозяин был. Это долго объяснять, поверьте. Я совершенно незнакома с этим человеком, наша встреча была случайной, и вас он упомянул случайно, потому что на минуту подумал, что я - это вы, и телефон его у меня оказался совершенно случайно. Я просто хочу его отдать. Понимаете?
        - Ну, так ему его и верните, в чем проблема?
        - Проблема как раз в том, что я не могу ему его вернуть. Если я все правильно понимаю, то он умер два часа назад.
        - Что-о-о-о?
        - Да, ему стало плохо на пляже. Он упал в воду и умер. Я случайно оказалась рядом, поэтому я вам и звоню.
        - Так.  - Женщина на том конце провода как-то разом обессилела.  - Вы из полиции?
        - Нет, что вы. Я просто отдыхающая. Мы на пляже встретились. А полиция, конечно, приезжала, но уже уехала.
        - Тогда почему телефон оказался у вас, а не у полиции?  - В голосе Ларисы слышалось подозрение.
        - Это долго объяснять,  - честно призналась Полина.  - Или давайте встретимся, я вам все расскажу и верну телефон. Или я действительно схожу в полицию и отдам его туда. Хотя я думаю, что вам бы этого не хотелось.
        - Мне кажется или вы сейчас меня шантажируете?
        - Да боже ты мой, нет, конечно,  - с отчаянием в голосе почти закричала Полина.  - Я просто хочу отдать вам телефон, который я нашла. Не присваивать же мне его, в самом-то деле. Если я ошибаюсь, и это телефон не погибшего человека, а кого-то другого, то вы просто вернете его своему знакомому, и все.
        - Ладно.  - Женщина, видимо, на что-то решилась.  - Не знаю, врете вы или нет, но хуже быть уже все равно не может. Давайте встретимся. Вы можете через тридцать минут подойти к бару отеля «Белый грифон»?
        - А где это?
        - Что же вы ничего не знаете-то! Вы сейчас где?
        - В «Седьмом небе», это такое кафе на набережной.
        - Да знаю я.  - В голосе Ларисы проскользнула нотка нетерпения.  - Выходите из кафе, поворачивайте налево и идите до самого конца бухты. Увидите бетонный пляж и большой красивый отель прямо на берегу. Там будут столики под зонтиками, я там буду вас ждать. Только как я вас узнаю?
        - Я вас узнаю,  - засмеялась Полина.  - По вашей фотографии в телефоне. Да и вообще, мы с вами уже виделись.
        - Когда же это?
        - В кафе «Бочка» пару дней назад. Вы там ужинали. Нас в кафе было только двое.
        - И вы меня запомнили?  - В голосе женщины опять послышалось недоверие.  - Вот я так вас там не помню.
        - Просто у вас более запоминающаяся внешность, чем у меня,  - честно призналась Полина.  - Так что в этом нет ничего удивительного.
        - Странно все это,  - задумчиво сказал голос в трубке.  - Но ладно, на месте разберемся. А если что-то пойдет не так…
        - То вы скормите меня крокодилам, которых специально для этого завезли в Черное море,  - пробормотала Полина. И тут же поймала себя за язык. Говорить Ларисе, что она видела ее еще раз, да еще в компании с бандитом, явно не следовало, чтобы не вызывать еще больших подозрений.
        - Поверьте, я решу, что с вами сделать,  - пообещала незнакомка голосом, который не предвещал ничего хорошего.  - Через полчаса я вас жду. И не опаздывайте.
        Есть мороженое было уже некогда, да и Никита все не появлялся.
        «Я потом объясню ему, почему не дождалась,  - решила Полина.  - Тем более что на его месте нехорошо заставлять даму ждать так долго».
        Встав из-за столика и спрятав чужой телефон в карман шорт, она спустилась вниз, сообщила кисло посмотревшему на нее официанту, что уходит, и поспешила в сторону отеля «Белый грифон».
        Набережная кончилась, потянулась полоса дикого, довольно грязного пляжа с неухоженными кафешками по бокам. Возле одной из них, снабженной надписью «Вкусняшка. Лучшая столовая Коктебеля», Полина обратила внимание на огромный «Бентли» с московскими номерами, смотревшийся в этом месте довольно нелепо.
        «Кто тут только не отдыхает»,  - невольно подумала она и, глянув на часы, ускорила шаг. Отель, в котором ее ждали, виднелся впереди, но до него нужно было еще идти, а отведенные ей полчаса были уже на исходе.
        Ларису она увидела сразу. За столиками в открытом кафе в дневное время сидело не так много народу, и роскошная черная грива разметавшихся по ветру волос притягивала к себе, как магнит.
        Подойдя ближе, Полина уже в третий раз поразилась удивительной красоте и необычности этой женщины. Она опять была одета очень просто, проще некуда, но при этом смотрелась стильно и дорого. Легкие холщовые брючки, простенькая льняная маечка, крошечные гвоздики в ушах, тонкая, беззащитная шея, изгиб которой не портили никакие украшения, запомнившиеся с первой встречи длинные пальцы без колец, хрупкие запястья, унизанные массивными необычными браслетами, отсутствие косметики, делающее лицо обнаженным… Образ в целом выглядел так гармонично, что дух захватывало. Хотелось схватиться за карандаш и срочно начать писать портрет этой женщины, поймать ее неизбывную, плещущую через край утонченную прелесть.
        Рядом с ней Полина чувствовала себя замарашкой в дешевых спортивных шортах и вытянувшейся трикотажной маечке, Золушкой, перепутавшей кухню с бальной залой и ворвавшейся в грязных стоптанных башмаках в блестящий, явно не предназначенный ей мир. Несмотря на то что Лариса была старше ее лет на шесть-семь, не меньше, Полина остро почувствовала свою женскую непривлекательность, ненужность даже. У этой женщины не было недостатка в поклонниках. Она купалась в любви и преклонении, что было ясно даже из подсмотренных Полиной сообщений. К столику она подходила залитая багровым румянцем.
        - Это вы мне звонили?  - слегка приподняв совершенную бровь, спросила Лариса.
        - Да. Вот телефон.  - Она протянула аппарат и, не встретив ответного движения, просто положила его на столик.
        - Сядьте.  - В голосе Ларисы слышалась привычка командовать. Ей даже в голову не приходило, что кто-то может ослушаться ее приказаний. Полина и не ослушалась. Она медленно опустилась на край белого стула с мягкой подушкой.
        - Коктейль будете?
        - Безалкогольный, пожалуйста,  - пробормотала Полина, которая чувствовала себя не в своей тарелке. Окружающая обстановка так не соответствовала «Троянде» с ее запущенным заросшим садом и маленькими комнатками, что синдром Золушки усиливался с каждой минутой.
        Лариса жестом подозвала официанта, что-то сказала, негромко, но твердо, и спустя мгновение перед Полиной появился запотевший стакан с кубиками льда и листиками зеленой мяты.
        - Мохито,  - пробормотала она.
        - Вижу, что вы это знаете,  - чуть насмешливо сказала Лариса, от которой не ускользнули нравственные метания сидящей напротив нее простушки.
        - Представьте, да.  - В голосе Полины послышался вызов. Работая домработницей, она выработала у себя реакцию, не позволяющую никому ее унижать. Чувство собственного достоинства у нее было, поэтому большинству клиенток даже в голову не приходило показывать ей, что она находится на более низкой ступени социальной лестницы. Те же, что пробовали, встречали решительный отпор. Если же ситуация повторялась, то Полина решительно и бескомпромиссно отказывалась от такой работы. Однако сидящая перед ней Лариса не была работодателем, и привычная схема общения почему-то давала сбой.
        - Расскажите мне про Диму,  - вдруг без всякого перехода и как будто не замечая ее ершистости, попросила вдруг Лариса.
        - Про какого Диму?  - не поняла Полина.
        - Про человека, телефон которого лежит перед нами. Вы сказали, что он умер, и вы видели, как это случилось? Расскажите же мне.
        Ее голос звучал по-прежнему властно, но чувствовалась в нем и скрытая печаль, и все тот же магнетизм, противостоять которому Полина не могла. Сцепив пальцы в замок вокруг ледяного стакана, она быстро и внятно рассказала сначала о сцене на берегу, свидетельницей которой стала пару дней назад, когда парень в гавайской рубахе печально произнес имя Лариса, а затем о событиях сегодняшнего утра.
        - Да, это Дима,  - печально сказала ее собеседница, когда Полина описала внешность погибшего.  - Я все надеялась, что вы что-то перепутали, но это он. Сомнений быть не может. Это правильно, это очень правильно, что вы не отдали телефон в полицию.  - Встав из-за столика, Лариса неторопливо дошла до конца бетонного пирса и на глазах изумленной Полины бросила телефон в море.
        - Зачем вы это сделали?  - спросила та.
        - Вы же читали нашу переписку?  - насмешливо спросила Лариса, грациозно садясь обратно на свой стул.  - Да ладно, не смущайтесь, конечно же, читали. Димка был моим любовником, это вы уже поняли, и я вовсе не стремлюсь, чтобы факт нашего знакомства стал известен полиции.
        - Но они же не знают, кто он,  - горячо возразила Полина.  - У него же при себе не было никаких документов. У него номер мамы в телефоне. И она даже не знает, что ее сын умер, да еще так страшно, от передозировки наркотиков.
        - Девушка, как вас зовут?
        - Полина.
        - Так вот, милая Полина, забудьте вы об этом инциденте,  - попросила Лариса.  - Я вас уверяю, что Диму идентифицируют, и его мама сможет оплакать сына. Я вам обещаю, что будет именно так. Об этом позаботятся.
        - Кто?  - глупо спросила Полина.
        - Не важно кто. И я вас очень попрошу никому не рассказывать о нашей встрече, а уж тем более о ее обстоятельствах. Хорошо? Поверьте, так будет гораздо спокойнее, в первую очередь вам. Видите ли, я не самый подходящий объект для знакомства.
        Из здания отеля вышел тот самый парень, который сопровождал татуированного мужика на яхте и который тянул Ларису за руку на ночной набережной. Полина увидела его и вздрогнула. Удивленная ее внезапным испугом, Лариса посмотрела в направлении ее взгляда и прищурилась. Схватив Полинин телефон, лежащий на столике, она зачем-то потыкала пальцем в его кнопки, а затем ловко перебросила аппаратик ей на колени.
        - Вставай и уходи,  - сказала она. Ее тон не допускал ни малейшего возражения.  - Я скажу, что ты зашла сюда выпить коктейль, и мы просто разговорились. Иди же. Быстро.
        Полина не заставила просить себя дважды. Вскочив со стула, она быстрым шагом двинулась к выходу с территории «Белого грифона», старательно сдерживая себя, чтобы не пуститься наутек. Она ощущала жесткий мужской взгляд, прожигающий ей спину, и ей было отчаянно стыдно, что, похоже, она оставляла красавицу Ларису в неведомой ей, но неминуемой беде. Как будто бросала один на один с чудовищем.
        Легенда о Кара-Даге
        Каждый знойный вечер на протяжении всего лета разливался над Черным морем стройный хор нежных девичьих голосов. Молодые красивые девушки возвращались из Отузской долины, где собирали спелый сладкий виноград.
        Путь их лежал через ущелье в Черной горе, и каждый раз, приближаясь к нему, опасливо замолкали девушки, пытаясь пройти мимо Черной горы - Кара-Дага побыстрее, пока не спустились на землю летние сумерки.
        Знали они, что в самых недрах Черной горы жил одноглазый великан. Мало того, что слыл он людоедом, так еще и предпочитал выбирать себе жертв именно среди молодых красавиц. Спасало девушек лишь то, что весь день до захода солнца спал великан в своей огромной норе. Храпел он так, что раскаты грома разносились по голубому небу. А уж если ворочался во сне, то Черная гора начинала дрожать до основания, а из находящегося на ее вершине кратера валил черный дым.
        Лишь после наступления темноты вылезал великан из своего укрытия. Подкарауливая жертву, ревел он страшным голосом, пугая ее и сбивая с дороги. Оглушительные раскаты слышны были во всех близлежащих деревнях, и тогда все окрестные жители в страхе прятались по своим домам, зная, что великан вышел на ночную охоту. В ужасе дрожали женщины, отцы скрывали своих дочерей, братья - сестер.
        Все лето, чтобы задобрить великана, привязывали жители у подножия горы барашков и поросят, овец и быков. Но осенью, когда заканчивался сбор винограда, и стихали девичьи песни над Отузской долиной, переставали устраивать великана эти скромные дары. Каждую ночь ревел он так, что камни начинали скатываться с Черной горы, и жидкий огонь, зажженный его единственным глазом, начинал вырываться из горловины горы. Огненная лава и каменный поток сметали все на своем пути, разрушая хижины и дома. И не было никакого спасения от этой напасти, пока не решали крестьяне на деревенском совете, какую именно красавицу принести в жертву чудовищу. Связанную девушку оставляли на скале, и только после этого успокаивался великан.
        Много лет держал он в страхе жителей Отузской долины. Ни одна семья не могла спать спокойно, понимая, что может потерять любимую дочь. Приехал однажды в деревню неизвестный юноша, сильный и смелый, и полюбил он самую красивую девушку по имени Эльбис.
        Ответила красавица Эльбис юноше взаимностью, но когда он пришел просить ее руки, то ответил ее отец, что не может принять решение до осеннего совета. Ведь именно его дочери может выпасть жребий стать невестой ненасытного великана.
        Подивился юноша деревенским порядкам.
        - Что же вы терпите этого негодяя,  - спросил он.  - Надо убить одноглазого великана, да и дело с концом.
        Подняли старейшины деревни юношу на смех. Мол, куда тебе справиться с самим великаном, от одного храпа которого в наших домах падают крыши. Ведь чудовище - размером с гору, и даже тысяча самых острых стрел не сможет причинить ему вреда.
        - Раз вы боитесь, то я один убью великана. А после этого возьму Эльбис в жены,  - гордо пообещал юноша.
        Дождался он конца сбора урожая и начала месяца свадеб, пришел на Кара-Даг и стал ждать ночи. С наступлением темноты проснулся великан, заворочался, закашлял. В деревне, которая осталась далеко внизу, сразу погасли огоньки, затаились и люди, и собаки, и овцы, чтобы не привлекать к себе внимания чудовища.
        А юноша уселся на камне и вполголоса запел веселую песенку о птичке любви, которую не каждому суждено увидеть, а уж тем более поймать в свои сети.
        - Ты хорошо поешь,  - услышал он вдруг раскаты громового голоса и, задрав голову к вершине, увидел одинокий, горящий во тьме глаз великана.
        - Привет, сосед,  - независимо ответил юноша.
        - Я тоже хочу увидеть птичку любви,  - ответил великан.  - Ты знаешь, как сделать так, чтобы она прилетела?
        - Конечно, знаю,  - ответил юноша.  - И с удовольствием тебе ее покажу. Давай договоримся, что завтра в это же время я сделаю так, чтобы ты ее увидел.
        На следующую ночь снова пришел юноша на Кара-Даг и привел с собой свою красавицу Эльбис. Испугалась девушка огромного великана, заслонившего собой небо, но отважно шагнула ему навстречу.
        - Привет, сосед,  - поздоровалась она.  - Говорят, ты хотел увидеть птичку любви, так я ее тебе принесла.
        Так хороша была Эльбис, стоящая под светом ночных звезд, что от восторга открыл великан свой единственный глаз как можно шире. А Эльбис достала из-за спины принесенный лук, натянула тетиву и выпустила стрелу прямо великану в глаз.
        Взвыл великан от боли, схватился за глаз, зашатался и сослепу провалился в свою глубокую нору, да при падении и сломал себе шею. От страшного удара зашаталась гора, полетели с нее огромные камни, потекла огненная лава. Целую ночь изрыгал огонь Кара-Даг, от землетрясения дрожала земля и выходило из берегов море, а затем треснула гора до самого основания, развалилась на хребты и утесы, напоминающие фигуры зверей, окончательно похоронив под собой великана.
        Ласкалось море к берегам отныне совсем не страшной Черной горы, заливало маленькие бухточки, блестевшие сердоликами. А радующиеся люди ходили вдоль берега и собирали разноцветные камушки, чтобы сделать бусы в подарок к свадьбе Эльбис и ее возлюбленного.
        Глава?6
        Жизнь как знак вопроса
        «Свобода - это когда ты сам устанавливаешь себе рамки дозволенного».
    Земфира Рамазанова
        Море сегодня было словно полито маслом. Писатель сдержал обещание и арендовал на полдня маленький юркий катер с красивым названием «Гевала». Его капитан - крупный, веселый человек с добрыми глазами помог Полине подняться на борт и деловито уточнил у Никиты детали маршрута:
        - Вы только посмотреть или купаться будете?
        - Будем,  - утвердительно кивнул головой Никита.  - Давайте медленно проплывем вдоль Кара-Дага, остановимся у Сердоликовой бухты, а затем у какой-нибудь пещеры. Нам очень хочется их осмотреть. Сколько это времени займет?
        - Часа два.  - Капитан пожал плечами.  - Вы ж на это время катер и арендовали. Мне через два с половиной часа нужно туристов из Курортного забрать, так что если вы захотите подольше отдохнуть в одной из бухт, то я вас там оставлю, а на обратном пути заберу.
        - В море оставите?  - с тревогой спросила Полина.
        - Да где захотите. Высадка на берег разрешена не везде, но кое-где все-таки можно. В бухтах дно есть. Только у Золотых ворот сразу глубина отвесная, а так везде на сушу выбраться можно. Мне, правда, к самому берегу не подойти, там же пирса нет, но вплавь недалеко, доберетесь. Если, конечно, плавать умеете.
        - Умеем.  - В голосе Полины, впрочем, сквозила некоторая неуверенность.
        - Не бойся,  - шепнул ей Никита,  - я взял с собой плавательный матрас, сейчас я его надую и на нем транспортирую тебя к любому берегу.
        - А что еще взял мой запасливый спутник?  - спросила она с изрядной долей уважения в голосе.
        - Ласты и маску с трубкой.
        - Для себя?
        - Для нас обоих. В конце концов, мы же выбрались в это путешествие, чтобы получше познакомиться с бухтами и пещерами Кара-Дага, так что буду учить тебя нырять и плавать под водой.
        - Да я в общем-то умею,  - сказала Полина, которая совершенно успокоилась.  - Только не пробовала давно. С детства. Меня папа учил, когда нас, маленьких, на море возил. Не могла же я разучиться?
        - Мышечные навыки не исчезают,  - сообщил Никита.  - Невозможно же разучиться ездить на велосипеде. И плавать в ластах тоже.
        Они прошли на нос катера и сели, свесив ноги за борт. Поднимающиеся небольшие волны освежали их легкими, будто невесомыми брызгами. Катер шел вперед мощно и уверенно. Совсем не качало, и Полина даже испытывала легкое разочарование оттого, что ей не приходится бороться со стихией и переживать ужас и восторг одновременно, качаясь вверх-вниз на бушующих волнах.
        - Жаль, что не шторм,  - сказала она.
        - Боюсь, что в шторм наш славный капитан вряд ли взял бы нас на борт,  - засмеялся Никита. И неожиданно добавил:  - Все-таки женщины удивительно нелогичные существа.
        - Это почему же?
        - Да потому что ты только что беспокоилась, что не доплывешь от катера до берега, и это в полный штиль. И тут же мечтаешь о том, чтобы оказаться в море в шторм. Где логика?
        - Нет логики,  - согласилась Полина и замолчала. Скалы с одной стороны катера и открытое бескрайнее море с другой завораживали ее настолько, что говорить не хотелось. Никита, то ли чувствуя, то ли разделяя ее настроение, тоже молчал.
        У Южной Сердоликовой бухты они сделали остановку.
        - Ну что? Вперед за приключениями?  - спросил Никита. Полина согласно кивнула. Не заставляя себя уговаривать, она быстро разделась до купальника и натянула ласты, выданные Никитой.
        Море ласково приняло их в свои объятия, а ждущая их «Гевала» тихонько покачивалась на волнах, будто махала на прощание.
        До берега бухты оказалось недалеко. Полина аккуратно выбралась на пляж, усыпанный разноцветными камушками.
        - Красиво здесь,  - сказала она, оглянувшись по сторонам.
        - Я бы сказал, сказочно,  - мягко поправил ее Никита.  - Знаешь, я часто думал, почему древние легенды придают самой обычной местности флер красоты. Суди сама, бухта как бухта, камни сплошные под ногами, как и на городском пляже, а ты ждешь чего-то необычного и восхищаешься красотой простых желтых скал.
        - Неправда,  - запротестовала Полина.  - Здесь действительно очень красиво. И я это говорю вовсе не оттого, что ты рассказал мне легенду о Карадагском чудовище. Природа здесь сама по себе удивительная.
        Никита улыбнулся. Девушка ему нравилась. Маленькая, хрупкая, но сильная и независимая. Сама себе хозяйка. Вот уже несколько дней ему отчего-то хотелось защитить ее от неведомых напастей, да и вообще от житейских невзгод.
        Это было странно. Никита Чарушин вообще-то всегда считал себя разумным эгоистом, которому не было никакого дела до чужих проблем. Свои он разрешал в оптимальный срок, а чужие взваливал на себя только тогда, когда избежать их уже не было никакой возможности.
        Его жена, только совсем недавно перешедшая в категорию «бывшая», всегда утверждала, что он - сухарь и черствый человек, который не принимает чужие беды и тревоги близко к сердцу.
        А он искренне не понимал, почему должен в десять вечера везти теще, живущей на другом конце города, медный таз для варки варенья, зачем ехать на оптовый рынок за сигаретами для тестя, если в ларьке рядом с домом они стоят дороже всего на рубль за пачку, и почему должен как пришитый сидеть рядом с женой только оттого, что она простудилась и у нее температура 37,2.
        Большинство ее проблем и забот казались ему надуманными и ненастоящими. Он и не скрывал этого, потому что был человеком прямым и честным. У него была работа, было маленькое литературное хобби, которому он отдавал свободное время, не желая взамен этого обсуждать очередную подругу жены, которая рассталась с очередным поклонником.
        Рядом с женой ему было скучно. И от этого стыдно, потому что не чужая же она ему была, в самом-то деле. Но изо дня в день выслушивать про учеников, каждый из которых был форменный балбес и идиот, а также про коллег по работе, сплошь старых дев, закомплексованных дур, истеричек и сквалыг, ему было тошно до зеленых чертиков в глазах.
        В этих постоянных пересудах кто что сказал, как при этом посмотрел, кто кого подсиживает и кто под кого копает, его супруга тоже выглядела не лучшим образом. Девичья легкость ее фигуры давно сошла на нет, оплывший подбородок выдавал не только возраст, но и отсутствие силы воли, капризный рот то и дело складывался в неприятную гримасу. Его жена все время ходила с поджатыми губами и все время была недовольна - временем года, поведением школьников, скандальностью коллег, отсутствием денег, хотя он неплохо зарабатывал в последнее время, отсутствием его интереса к ее родителям и к ней самой.
        Он решился на развод как-то неожиданно для самого себя. Он никогда не задумывался о том, что больше не хочет, да и не может жить с этой женщиной, пока в один прекрасный день во время очередного скандала вдруг в одночасье осознал, что готов ее убить.
        Сейчас он уже и не помнил, что послужило поводом для того последнего скандала. Но это вдруг взбухшее в нем желание заставить замолчать ее кривой рот с размазавшейся алой помадой, которая удивительно не шла к ее тонким, злым губам, напугало его.
        Он вдруг словно почувствовал, что в нем просыпается какой-то другой, неведомый ему до этого Никита Чарушин. Представил, как сложенный кулак летит в беззащитное лицо с алеющим кругом рта и под ним вспухает бесформенное месиво с крошащимися зубами. И испугался этого нового себя, способного ударить женщину.
        В тот вечер он смог сдержать поселившегося в нем зверя, ушел, хлопнув дверью, и долго бродил по вечерним, зябким осенним улицам, обдумывая, как жить дальше. «Мальчиком, обдумывающим житье»,  - назвала его мама, когда он после многочасовых скитаний пришел к ней, чтобы отогреться и переночевать.
        Обратно домой он так и не вернулся. Зашел один раз, чтобы забрать вещи, а все остальное - рыдание жены на скамейке в старом парке с облетающей листвой, в котором он согласился с ней встретиться, после того как по телефону сказал, что они разводятся, ее заплаканное лицо в зале суда, ее полный ненависти взгляд, брошенный на него при подписании договора о продаже квартиры,  - происходило уже на нейтральной территории.
        Впервые в жизни он радовался, что у них нет детей. Благодаря этому обстоятельству развели их быстро и безо всякого интереса. Новый год он встретил уже один. В новой, пусть однокомнатной, но только ему принадлежащей квартире, где по вечерам не слышны были бесконечные разговоры о неинтересных ему вещах.
        Даже в первые месяцы их знакомства, когда он еще был влюблен в свою будущую жену той робкой любовью, которая позволяет наделять человека несуществующими достоинствами и умиляться реальным недостаткам, ему бы не пришло в голову нырять с ней в ластах с катера или бродить по дикому пляжу в азартном поиске сердоликов и яшмы.
        Жена понимала только отдых в Турции, по обязательной системе «все включено», предусматривающей лежание у бассейна в первой половине дня, походы к морю - после обеда, аккуратное окунание в воду, обязательно на мелководье, чтобы не намочить голову, трехкратные походы в ресторан, вне зависимости от того, сыт ты или голоден. Кислое дрянное вино, которое обязательно следовало пить в шезлонге, и походы по местным лавочкам, наполненным всяческим никому не нужным, но в то же время азартно скупаемым барахлом, были обязательными атрибутами этого тоскливого отдыха.
        Азарт покупки барахла был так же не похож на азарт собирания камешков в сердоликовой бухте, как раскормленная, переваливающаяся с одного бока на другой кряква не похожа на дивного длинношеего лебедя.
        - А я нашла куриного бога,  - услышал он радостный вопль Полины и словно очнулся от внезапно взявших его в полон дурацких мыслей.
        - Настоящего, с дыркой посередине?  - радостно подхватил он, словно вынырнув из тухлой, застоявшейся воды.
        - Да. И это, наверное, сердолик. Настоящий.  - Голос Полины звенел от радости. Она протягивала ему ладошку, на которой лежал довольно крупный камешек нежно-розового цвета с белыми прожилками, и в аккурат в середине у него природа, как неведомый, но искусный мастер, проделала ровную, без острых зазубрин дырочку, в которую вполне можно было продеть шнурок.
        - Похоже, что действительно сердолик,  - согласился Никита.  - Вернемся домой - покажем мастерам в сувенирных лавках. Они точно скажут.
        - А как мы его до катера дотащим?  - огорчилась вдруг Полина.  - Отовсюду же выпадет.
        - А я его во рту спрячу,  - предложил Никита, подумав.  - Ты только меня не смеши, чтобы я не подавился ненароком.
        Им действительно пора уже было возвращаться на катер. Камушек был доставлен на него без приключений, и, забрав его у Никиты, Полина спрятала свою драгоценную находку во внутренний кармашек рюкзака, который взяла с собой.
        - Вот уже не зря съездили,  - сказала она.  - Найти куриного бога к удаче, так что нам и дальше обязательно повезет.
        Затем доплыли до Золотых ворот, чья арка на этот раз была гораздо ближе к ним, чем при первом путешествии.
        - А можно в воротах проехать?  - с замиранием сердца спросила Полина.  - Я в интернете вчера прочла, что там можно желание загадать, а мне очень надо.
        - Всем надо,  - философски ответил капитан.  - Вот только запрещено это, а я закон нарушать не хочу. Вы уедете, а мне тут еще оставаться.
        - Понятно,  - упавшим голосом согласилась Полина.
        - Так давай проплывем сами,  - подмигнул ей Никита.  - Давай, натягивай ласты. Капитан, максимально близко к скале можешь подойти?
        - Это могу.
        Полина невольно вспомнила, как несколько дней назад завидовала купающимся здесь попутчикам с «Алых парусов». Глубина под ними не пугала, а завораживала. Рядом с Никитой она почему-то ничего не боялась, поэтому лихо спустилась в воду и аккуратными гребками поплыла в сторону Золотых ворот. Никита плыл рядом.
        Вода здесь была чуть прохладнее, чем на мелководье, зато освежала гораздо лучше. Проплыв между «створками» ворот, они повернули обратно, и Никита выплюнул себе на ладонь рублевую монетку.
        - Это что?  - не поняла Полина.
        - Здесь в воротах нужно монетку кинуть, только тогда загаданное желание сбудется. Я для тебя захватил.
        - Спасибо,  - поблагодарила она,  - а себе?
        - А у меня нет несбывшихся желаний,  - спокойно ответил он.
        И снова «Гевала» разрезала носом морскую волну. И снова Полина сидела, свесив ноги за борт, подставляя счастливое лицо ветру. Сегодняшние приключения ей решительно нравились.
        - Куда мы теперь?  - спросила она у Никиты.
        - Сейчас нас ждет самое главное - пещера Кара-Дага, та самая, из которой Ихтиандр выплывал, спеша на встречу с Гуттиэре. Читала «Человека-амфибию»?
        - Смотрела,  - чуть смущенно призналась Полина.  - Да и то в детстве.
        - Эх, темная ты бутылка.  - Он легонько и необидно щелкнул ее по носу.  - Классику советскую не читала.
        - Признаться, я в детстве вообще читать не очень любила. Как меня вообще на филфак взяли, загадка. Потом к экзаменам готовилась, конечно. А сейчас для меня полежать с книжкой - лучший отдых. Но я в основном детективы читаю. Может, и твои попадались.
        - Может.  - Он чуть насмешливо посмотрел на нее.
        Катер встал напротив входа в пещеру, которая черной расщелиной виднелась в нижней части высокой скалы.
        - Ну что, готова? Тогда вперед,  - скомандовал Никита, успевший надуть яркий водный матрас с разноцветными «стаканчиками».  - Ласты и маску не бери, я тебя на матрасе оттарабаню до входа, а там уже мелко.
        От предвкушения неведомой, но отчего-то сладкой опасности у Полины даже в носу защекотало. Она привычным уже путем спустилась в воду, легко залезла на подставленный Никитой матрас и поглядела сквозь него в морскую глубину. Море под матрасом было чуть зеленоватым, совершенно прозрачным, настолько прозрачным, что на дне были видны камушки, раковины и юркие рыбки, деловито спешившие по своим неведомым делам.
        - За временем следите,  - услышала она голос капитана «Гевалы».  - Я за вами вернусь ровно через час. Никита, флягу лови.
        Сверху полетела небольшая фляжка с питьевой водой, которую Никита вручил Полине. Подсунув флягу под живот, она устроилась поудобнее и почувствовала, что плывет вперед, направляемая ровными движениями своего спутника. Оглянувшись на катер, она увидела, что «Гевала» уходит прочь.
        «А если он за нами не вернется»,  - вдруг испуганно подумала она и тут же отогнала от себя глупую мысль. За прогулку было заплачено, капитан выглядел человеком надежным и порядочным, а кроме того, с ней был Никита, который мог выкрутиться из любой ситуации, в этом она была уверена.
        - Не бойся, если он за нами не вернется, то мы с тобой по горной тропе поднимемся в ущелье и затем вернемся в Коктебель пешком. Тут пешеходная туристская тропа рядом, так что далековато и тяжеловато, но не смертельно,  - услышала она и подивилась, что новый знакомый как будто читает ее мысли.
        Так у нее бывало с папой. Как только она задумывалась о том, что ей жарко, он протягивал ей вафельный стаканчик с мороженым. Как только начинала замерзать, любящие руки накидывали на нее плед или выносили во двор теплую кофту. Как только у нее повышалась температура, папа подходил к ней, чтобы с озабоченным видом пощупать ее лоб. И бывало это почти всегда раньше, чем она сама успевала заметить первые признаки недомогания.
        - Эй, Пони, о чем задумалась?  - услышала она веселый голос Никиты.  - Притихла там на матрасе, спишь, что ли?
        - Нет, не сплю,  - отозвалась она и легонько вздохнула.
        В пещере действительно было дно. Вода еле-еле доходила ей до пояса, но заходить внутрь Полина отчего-то страшилась. Из отверстия в скале тянуло сыростью, вода внутри плескалась о камни, от чего скала издавала легкий и равномерный гул. Казалось, что там, внутри, кто-то живет. Полина вспомнила легенду о Карадагском чудовище и слегка поежилась.
        - Сейчас я матрас привяжу, чтобы не уплыл, пока мы обследуем пещеру,  - бодро сказал Никита,  - и пойдем.
        - Там же, наверное, темно,  - сказала она чуть более дрожащим голосом, чем следовало бы.
        - Обижаешь,  - протянул он весело.  - У меня с собой есть фонарик.
        Только сейчас Полина заметила, что за плечами у Никиты висит непромокаемый рюкзак. Достав оттуда веревку, он действительно ловко и споро привязал матрас к какому-то выступу, спрятал отобранную у Полины фляжку с водой, достал фонарь и прикрепил его себе на лоб. Фонарь оказался шахтерским.
        - Где ты его раздобыл?  - фыркнула Полина, поскольку вид у писателя стал довольно потешный.
        - Места нужно знать,  - таинственно ответил он.  - Ну все, не дрейфь, поплыли внутрь.
        Полине было страшно, но она гордо решила не показывать виду. Держась чуть позади Никиты, она легла на воду и проплыла внутрь расщелины. Дневной свет остался позади, и теперь на воде была видна лишь молочная полоска от светившего с Никитиного лба фонаря.
        - Осторожно, тут уже совсем мелко,  - сказал он, и голос его тут же отразился от каменных сводов пещеры.  - Коленки не поцарапай. Вставай. Приплыли.
        Полина встала и огляделась. Пещера была довольно высокой. По крайней мере, ее свод не давил на голову, так что приступа клаустрофобии можно было не бояться. Яркий свет фонарика рассеивал темноту. Никита вертел головой и вслед за его движениями глаз выхватывал то освещенный выступ, на который можно было подняться, то изгиб выступающего из воды камня, который нужно было обойти.
        - Поднимемся наверх или боишься?  - спросил Никита.
        - Чего это я боюсь?  - независимо пробормотала Полина и полезла вслед за ним по стене, в которой, впрочем, природа заботливо проложила удобные ступеньки.
        - Очень высоко не полезем,  - предупредил Никита.  - Чтобы у тебя голова не закружилась и ты вниз не упала.
        - За собой следи,  - процедила Полина сквозь зубы. Особо спортивной она не была, поэтому лезть куда-то ей в общем-то не хотелось. Но не отступать же теперь.  - Умный в гору не пойдет,  - пробормотала она и вдруг уткнулась в спину остановившегося внезапно Никиты.
        - Ты чего?  - прошипела она.
        - Тише, сюда кто-то идет,  - одними губами сказал он ей на ухо и быстрым движением погасил фонарь. Пещера тут же погрузилась во тьму, лишь светлый неровный прямоугольник входа белел внизу.
        - Ты меня разыгрываешь, что ли?  - сердито сказала Полина, впрочем, тоже снизив голос до шепота. Ее глаза уже привыкли к темноте, поэтому то, что происходило внизу, она видела довольно отчетливо.  - Хочешь, чтобы я до конца вкусила всю прелесть приключений?
        - Нет,  - шепнул он.  - Смотри сама.
        Внизу в пещере действительно зашевелилась вода. Кто-то вплывал под ее своды. Полина похолодела от страха.
        «Что за глупость?  - сердито подумала она.  - Тут же не может быть пиратов и разбойников. Это какой-то турист, такой же, как мы, который тоже решил исследовать грот. Если нам это захотелось, то почему бы и другим не попробовать». Она уже хотела громко окликнуть человека, который встал на ноги и оглядывался по сторонам, но тут что-то щелкнуло, загорелся неровный огонек зажигалки, и в его пляшущем, отбрасывающем причудливые тени свете Полина вдруг узнала пожарного Андрея, который подарил ракушку ее сестре Оле.
        Подойдя к выступу в стене, который находился как раз под тем местом, где застыли Полина и Никита, он вытащил из-за пазухи какой-то предмет и положил его на одну из ступенек, то есть небольших углублений в стене, держась за которые Полина и Никита поднимались наверх. Их он не видел, потому что, видимо, будучи уверенным, что в пещере нет никого, кроме него, вверх не смотрел. Избавившись от своей ноши, он вернулся ко входу и поплыл, выбираясь наружу. В пещере он провел минуты три, не больше.
        - Как ты думаешь, что это было?  - чуть дрожащим голосом спросила Полина, которая только сейчас поняла, что все это время стояла, затаив дыхание.
        - Не знаю, сейчас проверим,  - отозвался Никита и ловко запрыгал вниз, спускаясь туда, где только что стоял Андрей.  - Давай руку, я тебе помогу.
        - Что ты хочешь сделать?
        - Посмотреть, что именно он туда положил,  - спокойно ответил писатель и снова включил свой налобный фонарик. Мощный луч света разрезал темноту, прогоняя морок неведомой жути.
        - Как ты думаешь, может, он - контрабандист и что-то прячет в этой пещере?
        - По-моему, кто-то слишком любит детективы.  - В голосе Никиты сквозила насмешка.  - Хм, интересно.
        - Ну, что там?  - нетерпеливо спросила Полина, пытаясь выглянуть из-за его широкой спины.
        - Шкатулка,  - ответил он.
        - Что? Какая шкатулка?
        - Обычная, из ракушек. Такие на набережной продаются в огромных количествах.
        - А в ней что?  - Полина даже дыхание затаила.
        - Не знаю, тут замочек висит.
        - А открыть можешь?
        - Могу, но не буду.  - Голос Никиты был задумчив.  - Ведь если он здесь это оставил, значит, за этим кто-то должен прийти.
        - И что? Мы же не можем сидеть тут в засаде до тех пор, пока за этой шкатулкой кто-то придет.
        - Конечно, не можем,  - легко согласился Никита.  - Поэтому мы расскажем об этом оперуполномоченному по имени Николай, с которым вчера познакомились на пляже. Пусть он разбирается. Сдается мне, что это может быть интересным.
        - Никита, а ты ведь из-за этого в кафе вчера не пришел?  - вдруг спросила Полина, которую со вчерашнего дня мучило, что она не дождалась Никиту, убежав на встречу с Ларисой. Однако он, когда она вернулась на пляж, никаких претензий не предъявил, сообщив лишь, что сегодня они уезжают в плавание на «Гевале». Вид у него при этом был виноватый, но Полина только сейчас поняла, что таким образом он извинялся за то, что они не поели мороженого. Он пришел в «Седьмое небо» так поздно, что даже не удивился тому обстоятельству, что Полина его не дождалась.
        - Из-за чего - из-за этого?  - уточнил он.  - Ты обиделась вчера, да?
        - Нет, я не обиделась, я поняла, что тебя что-то задержало,  - легко соврала она, не собираясь рассказывать про найденный телефон и Ларису.  - Мне просто интересно. Ты ведь в полиции был? У Николая?
        - Да,  - нехотя ответил Никита.  - Мне нужно было с ним поговорить.
        - Но ты ведь не знал того парня, который умер? Диму?
        - Откуда ты знаешь, что он Дима?  - удивился Никита.
        - Так он мне в первый раз сказал,  - выкрутилась она, кляня себя за длинный язык.  - Когда я к нему несколько дней назад подходила.
        - Так чего ж ты Кольке этого не сказала? Для него же любая информация важна. Труп-то без документов оказался.
        - Ну, не знаю. Не вспомнила как-то,  - промямлила Полина, отчаянно радуясь полумраку пещеры, из-за которого было не видно, как сильно она покраснела.
        - Ой, финтишь ты что-то, Пони.  - Он покачал головой, и свет фонарика заплясал как в припадке на темных стенах.  - Вообще тут много странного происходит. Парень этот от передозировки умер. На набережной наркоманы на каждом шагу. Николай говорит, что кто-то крупную партию завез. Да еще и мэра убили. Мне кажется, что все это звенья одной цепи. Понять бы еще, как они связаны между собой!
        - Никита,  - голос у Полины внезапно сел от пронзившей ее догадки,  - помнишь, ты говорил, что мэр перед смертью все твердил про какого-то прыгуна?
        - Помню, конечно.
        - Андрей, который сейчас сюда приходил, то есть приплывал, то есть не важно. Он же парашютист-пожарный. Он же с парашютом прыгает. Понимаешь?
        - Да-а. Это ты молодец, что заметила,  - протянул он.  - Молодчина ты, Пони. Наблюдательная. Тогда тем более шкатулку эту мы трогать не будем, а сообщим куда следует. И когда вернемся, на пляже веди себя с Андреем естественно, хорошо?
        - Постараюсь,  - с сомнением в голосе ответила она и, отвернувшись, не заметила, как он снова взял ракушечную шкатулку из ниши в стене и быстро засунул ее в свой рюкзак.
        Аккуратно ступая по мокрым камням, они спустились вниз, выплыли из пещеры в открытое море, и Полина даже вздохнула от радости, что над ее головой не смыкаются больше тяжелые каменные своды. Тайна, которая была связана с этим местом, по-прежнему давила на грудь, но на солнечном свету даже дышалось легче. Вдалеке была видна спешащая за ними «Гевала». Полина вдруг отдала себе отчет, что была готова к тому, что кто-то неведомый и злой завалит вход пещеры огромными камнями и они навеки останутся замурованными в ней. Теперь подобная опасность им не угрожала. Уже хорошо.
        - Черт,  - пробормотал Никита, и она подошла к нему поближе. В руках он держал обрывок мокрой веревки. Цветастого надувного матраса у входа в пещеру не было.
        Глава?7
        Новая встреча
        «Больше всего мы делаем обычно тогда, когда думаем, что делаем слишком мало».
    Мария Эбнер-Эшенбах
        От морского путешествия и связанных с ним впечатлений Полина устала так, что у нее не шевелились руки и ноги. Без матраса до борта катера она, конечно, доплыла достаточно спокойно, потому что плавала неплохо и глубины не боялась. Но сердце в груди перешло на ровный галоп, и сменить его хотя бы на рысь ей не удавалось до самого причала.
        Никита был молчалив и задумчив. Лоб его пересекла горизонтальная борозда, и сейчас он выглядел гораздо старше своих тридцати шести лет. Сейчас он снова был очень похож на знаменитый портрет Чехова.
        - А может, все-таки надо было шкатулку с собой забрать?  - слабо пискнула она ему в ухо. Эта мысль терзала ее неотступно.  - Когда ты сможешь с Николаем переговорить, да когда он туда людей отправит, не наряд же им там выставлять. А вдруг преступник окажется там раньше и даже следов никаких не останется?
        - Что-то здесь не так,  - медленно сказал Никита.  - Глупость какая-то с этой шкатулкой. Не могут серьезные люди в таком месте ничего оставлять для передачи другим серьезным людям, это же бред.
        - Но Андрей же оставил.
        - Андрей оставил,  - согласно кивнул Никита.  - Ладно, не бери в голову. Разъяснится как-нибудь.
        На пляж Полина решила не идти. От вида морской воды ее укачивало, да и на солнце она сегодня провела гораздо больше времени, чем это было разумно. Кожа горела и кололась.
        «И чего я кремом от загара не намазалась,  - запоздало подумала она.  - Ночью ж спать не смогу. И Никита тоже хорош, мог бы предупредить, что я сейчас сгорю».
        Впрочем, она понимала, что к писателю сейчас несправедлива. Догадаться взять для нее крем от загара он точно не мог, а расстраивать ее сообщением про красные плечи и ноги, когда они находились в открытом море, и у нее не было с собой ничего, кроме купальника, было бессмысленно.
        Распрощавшись с Никитой на повороте к Дому писателей, она пошла в свой отель, написала маме сообщение, что у нее все в порядке и что она вернулась с прогулки, после чего добралась до кровати, задернула шторы в комнате и провалилась в глубокий сон.
        Ей снилась вода, плещущаяся у самого лица, норовившая залить глаза и рот, забить ноздри, пробраться в беззащитное горло, а оттуда в бронхи. Она погружалась в эту воду, и ее тащило на глубину, неумолимо, безвозвратно, без надежды на спасение. Она пыталась всплыть на поверхность, оттолкнувшись от дна, толща воды над ней светлела, показывая, что до глотка воздуха осталось совсем недолго, но когда она вынырнула, то оказалась в темной пещере, из которой не было выхода. Темные своды низко нависали над самой водой. Это была ловушка, западня, выбраться из которой можно было, только нырнув обратно, на огромную глубину.
        Где-то вдалеке кто-то пел. Женский голос, тоненький, звонкий, будто рассеивал темноту вокруг. Полина пыталась поплыть на этот голос, но натыкалась на твердые стены грота, в котором оказалась. А голос все звал и звал ее, видимо, пытаясь спасти.
        Тяжело дыша, она села на постели. Не очень плотные шторы не создавали сумрака, и когда она засыпала, то ее это раздражало. Сейчас же тот факт, что вокруг светло, вызвал у нее прилив нечаянной радости. Звонил мобильник. Его нежная трель была той самой девичьей песней, которая вывела ее из одуряющего забытья. Вскочив с кровати и поморщившись оттого, что кожа на коленях горела огнем, она схватила телефон и нажала кнопку ответа.
        - Алло, слушаю вас.
        - Полина, добрый день. Это Лариса,  - услышала она и даже головой помотала. Среди ее знакомых не было людей с таким именем.
        - Лариса? Какая Ла… Ой, здравствуйте Лариса,  - спохватилась она, вспомнив загадочную художницу, с которой встречалась вчера.  - Как вы меня нашли? Я имею в виду, что не давала вам своего номера телефона.
        - Так я его сама взяла.  - Голос этой странной женщины звучал насмешливо.  - Набрала свой номер, а звонок сбросила. Вот у меня номер и остался.
        Полина оторвала трубку от уха, вышла в главное меню и посмотрела журнал исходящих вызовов. Никакого незнакомого номера там не было.
        - С моего телефона вам не звонили,  - сказала она.
        - Ой, господи, ну, нельзя же быть такой недогадливой.  - В голосе Ларисы сквозило нетерпение.  - Я стерла последний вызов. Мне нужно было получить ваш номер, но в мои планы не входило, чтобы вы получили мой.
        - Тогда зачем вы мне сейчас звоните?  - спросила Полина, которая чувствовала себя достаточно глупо.
        - Тот номер, с которого я звоню, совершенно случаен. По нему меня не найти,  - засмеялась ее собеседница.  - Так что я ничем не рискую.
        - Но я же знаю, где вы живете,  - подколола ее Полина.  - Вы не боитесь, что я наведу на ваш след?
        - Не боюсь, потому что в «Белом грифоне» я не живу.  - Женщина снова засмеялась. Ее голос волшебным колокольчиком прозвенел в трубке.  - Я приехала туда, чтобы встретиться с вами.  - Полина вспомнила роскошный «Бентли», который видела по дороге в «Белый грифон».  - Впрочем, это не важно. Мне необходимо вас увидеть.
        - Зачем?
        - Мне нужна ваша помощь.
        - Лариса, но почему я? Я же вас совсем не знаю…
        - Я вас тоже не знаю,  - теперь голос художницы звучал довольно холодно,  - но успела заметить, что вы - человек порядочный и если дадите слово, то его сдержите.
        - Обычно стараюсь,  - пробормотала Полина.
        - В общем, встречаемся на набережной у памятника Волошину. В девять вечера. Уже будет достаточно темно, чтобы можно было не волноваться. В просьбе моей нет ничего криминального. Это небольшое дело, которое я не могу сделать сама в силу некоторых обстоятельств. Не беспокойтесь, надолго я вас не задержу.
        - Хорошо,  - покорно согласилась Полина,  - я приду.
        Она и сама не могла сказать, почему эта женщина, имевшая самую непосредственную связь с криминальным миром, вызывает у нее такой жгучий интерес. Полину тянуло к ней, как бабочку на огонь. Жизнь Ларисы была настолько далека от тех повседневных будней, в которых существовала сама Полина, что художница казалась ей инопланетянкой, неведомо как заброшенной на ее орбиту. Инопланетянка просила о помощи. Ну разве можно было ей не помочь?
        До назначенного часа встречи было еще долго. Полина с удовольствием приняла душ и вымыла голову, нанесла на ноющую кожу ровный слой «Пантенола», который всегда брала с собой в отпуск, вытащила из шкафа цветастый веселенький сарафанчик, который еще ни разу не надевала, обходясь шортами и майками, вспомнила ровную, чуть мерцающую кожу Ларисы и, вздохнув, слегка подкрасила ресницы. Она не стала собирать волосы в хвост, а оставила их легкой волной струиться по плечам. Ее отражение в зеркале не шло ни в какое сравнение с утонченной Ларисой, но и не пугало.
        - У тебя что, свидание сегодня?  - Мама и Оля вернулись с пляжа и теперь сестра сосредоточенно пристраивала на маленьком балконе свой большой ярко-зеленый круг, а мама, прищурившись, наблюдала за суетливыми метаниями старшей дочери.
        - Ага,  - вдруг легко согласилась Полина. Рассказывать про Ларису ей не хотелось, а объяснить вечернее отсутствие как-то было нужно.  - Я с вами на ужин схожу, а потом уйду. Вы ведь справитесь тут без меня?
        - Да уж с божьей помощью,  - насмешливо сказала мама.  - Ты уж не напивайся, как в прошлый раз, будь добра.
        - Вот что ты за человек,  - укорила маму Полина,  - ты мне теперь тот случай до самой смерти вспоминать будешь?
        - Да типун тебе на язык.  - Мама суеверно поплевала через левое плечо и невзначай поинтересовалась:  - Ты на свидание-то с кем идешь? С Никитой или с Костиком?
        - Ма-а-ам, такие вопросы задавать неприлично,  - выкрутилась Полина, которая очень не любила врать без особой нужды.  - Я ненадолго, ты не беспокойся.
        - Да я и не беспокоюсь.  - Мама пожала плечами.  - Ты уже большая девочка, так что от того, что ты встречаешься с мужчинами, я в обморок не падаю. Твое дело.
        На вечерней набережной было, как всегда, много народу. У памятника Волошину сегодня продавали смешные украшения из металла под медь. На цепочку или шнурок можно было навесить сколько хочешь небольших кулончиков, собрав целую тематическую коллекцию. Здесь были ножницы, утюг, круглая пуговица, швейная машинка и даже вешалка-плечики, которые складывались в швейную серию. Штурвал, морская звезда, якорь, морской конек и капитанская кепка пришлись бы по душе любительницам морского стиля. Здесь были птички, кошки, собаки, лягушки и жирафы с совами для тех, кто предпочитал анималистику. Рыться в куче кулонов было весело. Подобранный Полиной набор в морском стиле, как напоминание о сегодняшнем путешествии, молодой лохматый парень продавец быстро снабдил колечками и прикрепил к длинной, грубой, но отчего-то необыкновенно стильной цепочке, которую Полина тут же надела через голову. Тихо звякнув, кулончики упали на ее спрятанную под сарафаном грудь.
        Вообще-то она никогда не носила украшений. На работе они ей только мешали. Цепочки свешивались под нос, браслеты сползали в мыльную воду, кольца рвали резиновые перчатки, которые она надевала всегда, потому что берегла руки. Да и не было у нее особо никаких украшений. Бижутерию она не любила, считая дешевкой, а драгоценности ей никогда особо никто не дарил. Была лишь золотая цепочка, подаренная родителями на восемнадцатилетие, с маленьким кулоном-ангелочком. Золотые сережки-гвоздики, купленные с первой зарплаты, потому что она несколько лет мечтала проколоть уши, и колечко с фианитом, доставшееся от бабушки.
        Сережки она никогда не снимала, а цепочка и колечко лежали дома в шкатулке, дожидаясь удобного случая. Купленное сейчас за триста рублей ожерелье - не ожерелье, бусы - не бусы, колье - не колье было ей совсем не свойственно, но очень нравилось. Так нравилось, что она, подойдя к балюстраде набережной, постоянно трогала его пальцами, перебирая кулончики.
        - Не опоздала? Молодец,  - услышала она знакомый голос рядом с собой и обернулась.
        Лариса, как всегда, выглядела эффектно. Серый длинный сарафан из чуть мерцающей, очень мягкой ткани, скорее всего натурального шелка, струился, повторяя контуры ее совершенного тела, не худого, а хрупкого, очень гармоничного и женственного. Распущенные волосы каскадом ниспадали на плечи. Полина представила свою куцую прическу и печально вздохнула. В ушах и на шее красавицы опять отсутствовали украшения, зато ее руки вновь были унизаны крупными браслетами, явно дизайнерскими и очень дорогими. На ногах у Ларисы оказались открытые легкие босоножки на пробковой подошве. Совершенный педикюр, будто не встречавшийся с пляжной галькой, завершал образ. Полина снова вздохнула. Лак на ее ногтях облупился еще позавчера. Жалкие его остатки она, конечно, стерла, но нанести новый так и не удосужилась. Рядом с этой женщиной она ощущала себя замарашкой, а ее чувство собственного достоинства, взращиваемое годами и тщательно оберегаемое от чужих снобистских поползновений, корчилось и шипело, растворяясь без остатка в чужом совершенстве.
        - И вам здравствуйте,  - произнесла она чуть агрессивнее, чем хотела.  - Какое у вас ко мне дело?
        - Я хочу попросить тебя об одолжении.  - Лариса почему-то перешла на «ты», но Полина решила не обращать на подобное панибратство внимания.  - Ты, помнится, очень беспокоилась о том, что Дима может пополнить перечень неопознанных трупов, а его мать не узнает, что случилось с ее сыном. Спешу тебя успокоить: паспорт Димы уже в полиции, так что они уже знают, кто он и откуда.
        - А как паспорт там оказался?  - полюбопытствовала Полина против воли.
        - Подбросили, но это не важно.  - В голосе Ларисы мелькнула нотка нетерпения.  - Послушай меня, у нас не очень много времени. За мной, знаешь ли, приглядывают. Мне удалось улизнуть, но это ненадолго. Я хочу передать Диминой матери деньги. Но сделать это сама не могу. Не могла бы ты сделать перевод, я дам тебе необходимую сумму и бумажку с адресом?
        Полина во все глаза смотрела на свою собеседницу.
        - Что ты так на меня смотришь? Да, я хочу помочь. В какой-то степени он пострадал из-за меня. У матери, кроме него, еще дочь есть. Но она родила без мужа, живут они тяжело. Димка из кожи вон лез, чтобы их обеспечить. И вот теперь они совсем одни остались. И похороны еще… Поможешь?
        - Не знаю,  - честно сказала Полина.  - Если от меня сумма придет, полиция же наверняка заинтересуется, кто деньги прислал, зачем. Мне не хотелось бы быть в это втянутой.
        - Господи, ну, сделай анонимный перевод, такое возможно,  - нетерпеливо сказала Лариса.  - В конце концов, я не буду против, если ты сделаешь это потом лично. Вернешься из отпуска и съездишь к старушке, оставишь пакет с деньгами в почтовом ящике. Тебя и не увидит никто. А твои услуги я оплачу.
        - Да не в деньгах дело,  - воскликнула Полина.  - Как же вы не понимаете?
        - Это ты не понимаешь,  - оборвала ее Лариса.  - Пойми ты, мне больше не на кого положиться. Либо деньги присвоят, либо меня с потрохами сдадут, либо и то, и другое. Пожалуйста, очень тебя прошу! Его мама старенькая совсем. Болеет. А теперь еще и по сыну убиваться будет. Совсем сляжет. Ей просто необходимо помочь!
        - Ладно,  - решилась Полина, которая вдруг вспомнила потерянные глаза Димы, сидящего на морском берегу, и его протяжное и полное надежды и муки «Лариса?»  - Я передам деньги. Только в тот срок, который сочту приемлемым и безопасным для себя, хорошо?
        - Конечно, как скажешь.  - Лариса торопливо сняла с плеча большую холщовую сумку-мешок, которую всегда носила с собой, и протянула Полине завернутый сверток, довольно плотный и пухлый.  - На, возьми. Если хочешь, можешь открыть и убедиться, что это действительно деньги, а не взрывчатка или наркотики. Только не здесь. Там десять тысяч долларов.
        - Сколько?  - глупо спросила Полина.
        - На первое время им хватит, а потом, когда шумиха уляжется, я еще что-нибудь придумаю,  - не ответила на ее вопрос Лариса.  - На, спрячь скорее. Не привлекай внимание. Вот тебе адрес, по которому мать Димы живет. Не потеряй, пожалуйста. А вот это тебе, за помощь.  - Она снова нырнула в свою необъятную сумку и сунула Полине в руку что-то круглое и острое. Разжав ладошку, Полина увидела кольцо с крупным зеленым камнем.
        - Что это?  - изумленно спросила она.
        - Изумруд, очень дорогой, потому что чистый, без примесей.  - Голос Ларисы уже утратил былую растерянность, почти мольбу, и стал деловитым и сухим.  - Бери, не отказывайся. Любой труд должен оплачиваться, а ты действительно оказываешь мне большую услугу.
        - Я не возьму,  - запротестовала Полина, но Лариса оглянулась, и лицо ее на секунду застыло.
        - А вот и мои провожатые,  - невесело усмехнулась она.  - Все, иди. Разговор окончен. Если увидишь меня на улице, не подходи. И да, спасибо тебе.
        Мелькнув подолом своего прохладного платья, Лариса сделала шаг в сторону и словно растворилась в людской толпе, наводнившей набережную. Полина даже головой завертела, пытаясь понять, куда она делась так быстро. Кольцо с изумрудом жгло ей ладонь, она быстро открыла висевшую через шею сумочку, спрятала туда сверток с деньгами и положила кольцо в карманчик на молнии. Все только что случившееся казалось ей сном - и разговор про деньги, и врученное кольцо, и трагический шепот Ларисы, в котором слышались близкие слезы, и сама художница, легкие шаги которой растаяли в вечернем сумраке.
        Ее крепкого провожатого, впрочем, тоже было не видно, и Полина даже подумала, не был ли он выдумкой Ларисы, использовавшей его как предлог, чтобы улизнуть, не вступая в спор по поводу перстня. Пожав плечами, она развернула бумажку с адресом. Мать Димы жила в Долгопрудном, неподалеку от Москвы. От города, где жила сама Полина, ехать туда было недалеко. Туда-обратно меньше дня потратишь.
        «Переводить деньги не буду,  - решила она.  - Лучше действительно как-нибудь в выходной доеду и положу пачку в почтовый ящик. Записку на компьютере наберу, что это от Диминых друзей, чтобы не выкинули чего доброго».
        Запрятав бумажку в кармашек к кольцу и решив, что у нее еще будет время подумать, что с ним делать, она оторвалась от парапета, у которого стояла, и решила немного пройтись. Вернуться с выдуманного свидания так рано означало навлечь на себя мамино любопытство, а врать еще больше ей не хотелось. Придерживая ценную сумочку рукой, она неспешно побрела в сторону «Голубого залива».
        Джазовый фестиваль кончился, на смену ему пришел литературный, Волошинский. В Коктебель съехались начинающие писатели, и сегодня, как гласила афиша, состоялось его открытие. Литература, впрочем, увлекала Полину так же мало, как и музыка, поэтому она просто брела среди людей, вдыхая свежий аромат туй и слушая плеск вечернего моря. Сумерки наступали неспешно, очень вежливо, словно прося прощения за свою настойчивость. Свернув на аллею мимо пансионата, Полина вышла на улицу Ленина и теперь шла по ней, разглядывая жилые дома на противоположной стороне, здание рынка, через открытые двери которого виднелась деловитая и почему-то веселая толчея, остановилась было, чтобы перейти дорогу и купить домашнего творога и сметаны, которых захотелось просто нестерпимо, но тут же передумала. С десятью тысячами долларов и дорогущим кольцом в сумочке идти на рынок было неразумно.
        «И где я до конца отпуска это все хранить буду?  - с запоздалым ужасом вдруг подумала Полина.  - В номере же не оставишь! И с собой носить тоже не будешь. Черт, как же я об этом раньше не подумала?!»
        Ругая себя за слабохарактерность, с которой она влезла в безрассудное мероприятие с передачей денег Диминой маме, грозившее ей если не неприятностями, то точно головной болью, она уныло побрела дальше. Перед большим винным магазином, в котором она перед отъездом домой собиралась купить коньяк «Коктебель» в подарок Сереге, улица Ленина поворачивала налево. По неширокой дорожке можно было дойти до столовой, где они питались, выйти обратно на набережную и пройти к себе в «Троянду».
        Повернув, Полина аккуратно ступила на узкий тротуар. Идти по нему было трудно. Разросшиеся туи хлестали ароматными, но колкими веточками по лицу, царапали обожженные на солнце руки. То и дело приходилось сходить на проезжую часть, чтобы пропустить встречных пешеходов, катящих детские коляски.
        Дойдя до перекрестка, на котором находился вход в Дом писателей и в «Творческую волну», Полина остановилась. Здесь стоял маленький магазинчик, торгующий водой, фруктами и нехитрой снедью. Народу в вечерний час в нем было немного, и Полина, которой вдруг смертельно захотелось черного крымского винограда, решила, что здесь ее неожиданным капиталам, пожалуй, ничего не грозит.
        Нырнув внутрь магазинчика, она выбрала самую аппетитную гроздь, взвесила ее у веселого, разбитного продавца, аккуратно вытащила из своей сумочки кошелек, расплатилась, со всеми предосторожностями убрала кошелек обратно в сумку и с пакетиком винограда вышла наружу. Одинокий фонарь над входом рассеивал уже почти полностью сгустившуюся ночную тьму, и в трех шагах от себя Полина увидела одного из двух крепких братков, сопровождавших на «Алых парусах» вора в законе. Это был не тот парень, которого она уже дважды видела рядом с Ларисой, а его напарник, но она сразу поняла, что следит он именно за ней.
        «Боже мой, какая же я дура,  - холодея, подумала Полина и быстро отвернулась, чтобы ее соглядатай не понял, что его заметили.  - Ну, конечно же, он ведет меня от самой набережной. Они искали Ларису, которая улизнула от них, и когда нашли, то один остался с ней, а второй пошел за мной. Уже несколько дней я попадаюсь им на глаза с пугающей периодичностью. Они наверняка видели, как Лариса передала мне деньги, и теперь хотят узнать, где я живу. Боже мой, я же чуть было не привела их к маме и Оле!»
        Идти в «Троянду» было нельзя. Полина скорее дала бы себя убить, чем подвергла опасности маму и сестренку. Однако и оставаться на ночной улице тоже было небезопасно. Рано или поздно толпа отдыхающих, в которой ей ничего не грозит, разойдется по дамам, и тогда Полину можно будет брать, что называется, за жабры голыми руками.
        Решение пришло внезапно. Нырнув в калитку Дома писателей, Полина быстро пошла по вымощенной плиткой дорожке ко входу в ресепшен.
        - Чем вам помочь?  - Из-под свода подвального помещения выступил немолодой охранник.  - Ресепшен закрыт уже.
        - Мне нужно срочно найти одного из ваших гостей,  - быстро сказала Полина. Краем глаза она видела, как ее преследователь зашел на территорию отеля и теперь прохаживался по тропинке, ведущей к арт-галерее «Подзаборники».  - К сожалению, я не знаю его фамилии. Только имя. Его зовут Никита, он писатель и…
        - Простите, мы не даем сведения об отдыхающих,  - пресек ее охранник.  - Так что, даже если бы вы знали его фамилию, это бы ничего не меняло.
        - Но мне очень нужно, поверьте.  - В голосе Полины зазвучало отчаяние.  - Это практически вопрос жизни и смерти.
        - Ну, покричите под окнами.  - Охранник слегка пожал плечами.  - Половина номеров сюда выходит, так что, может, услышит вас ваш знакомый.
        - Уже услышал.  - С балкона, который располагался на первом этаже практически рядышком с лестницей на ресепшен, сквозь ночную тьму ей улыбался Никита, и у Полины даже ноги ослабли от острого облегчения.  - Ты чего шухер поднимаешь, Пони? Случилось что?
        - Никита, мне нужна твоя помощь,  - быстро ответила Полина, подходя к самому балкону.  - Я не могу идти домой, понимаешь?
        - С мамой, что ли, поссорилась?
        - Нет.  - Она опасливо посмотрела в сторону «Подзаборников», где в свете фонаря была видна голова сопровождавшего ее соглядатая.
        - Так, щас разберемся, поднимайся вон там. Моя дверь первая справа,  - сказал Никита, и она послушно потрусила в сторону лестницы.
        - Никита, мне нужно у тебя переночевать,  - зайдя в комнату, быстро сказала она и зажмурилась, чтобы не видеть смешинок в его глазах.  - Ты, пожалуйста, не подумай ничего такого.
        - Уже подумал,  - перебил он ее.
        - Никита, мне не до смеха.  - Она судорожно сглотнула и сжала руки в кулаки.  - Похоже, я вляпалась в какую-то нехорошую историю. И теперь… В общем, за мной следят.
        Смешинки в глазах сменились недоверием, потом выражение лица писателя стало серьезным. Он два раза повернул ключ в замке своей двери, быстрыми шагами пересек комнату и запер балконную дверь, задернул плотную штору, щелкнул кнопкой чайника и, усадив Полину на широкую кровать, при виде которой она невольно покраснела, деловито сказал:
        - Рассказывай.
        Глава?8
        Необычное свидание
        «Если бы жизнь была предсказуемой, она перестала бы быть жизнью и потеряла вкус».
    Элеонора Рузвельт
        К концу короткого рассказа Полине стало вдруг так страшно, что она не выдержала и горько расплакалась. Задумчивый Никита, до этого не прерывающий горячечного потока ее слов, сходил в ванную и по-прежнему молча протянул упаковку бумажных носовых платков. Полина трубно высморкалась и с благодарностью посмотрела на него.
        - Вот смотрю я на тебя и думаю: вроде на идиотку ты не похожа,  - задумчиво начал он,  - а поступки совершаешь один глупее другого. Ну, как ты могла, найдя телефон, потащиться к этой неведомой художнице, вместо того чтобы отнести его в полицию, уж коли ты поняла, что это телефон погибшего на пляже? Кстати, я так и не понял, с чего ты это взяла.
        - Я же тебе говорю: он назвал меня ее именем, а потом в телефоне я нашла это имя, а на экране - ее фотографию. Как-то у меня в голове все одно к одному и сложилось.
        - Сложилось у нее,  - буркнул Никита.  - Уму непостижимо. Утаить от следствия улику! А если бы он неопознанным остался?
        - Но не остался же! Его паспорт в полицию подкинули. Ты же можешь это проверить. И если выяснится, что художница в этом мне не наврала, значит, и во всем остальном она тоже сказала правду.
        - Какую правду? Она же вообще ничего тебе не сказала. Ты не знаешь, кто она такая, что здесь делает, почему за ней по пятам ходят бандиты… А ты, как доверчивая дурочка, уж прости, взяла у нее огромную сумму денег, чтобы передать на деревню дедушке.
        - Бабушке,  - сквозь слезы улыбнулась Полина.
        - Какая разница?! Откуда ты знаешь, что на той бумажке, что она тебе дала, действительно адрес матери этого Димы? А вдруг ты просто курьер, который втемную используется для передачи денег? Или там не деньги?
        - Она велела проверить, чтобы я убедилась, что это не наркотики.  - Полина и сама не знала, почему защищает совершенно незнакомую ей женщину, к которой, вопреки всяческой логике, почему-то прониклась невольной симпатией.
        Сняв с шеи свою сумочку, она вытащила перевязанный пакет и развернула его. В нем действительно лежали доллары, десять тысяч, как и было обещано. Никита бдительно осмотрел каждую банкноту, чуть не понюхал и не попробовал на зуб, затем, тщательно водя пальцем по строчкам, изучил адрес, написанный от руки на маленькой бумажке, потом изучил извлеченный Полиной из недр сумочки перстень и, наконец, злобно уставился на нее:
        - Нет, я все равно не понимаю, как ты могла во все это вляпаться?!
        - А я не понимаю, зачем теперь за мной следить,  - жалобно ответила Полина.  - Я же эти деньги не украла.
        - Следить изначально могли за этой художницей,  - задумчиво ответил Никита.  - Вернее, ее могут охранять. Судя по тому, что ты видела, она ходит с охраной, от которой регулярно убегает. И эта ее охрана уже несколько раз видела тебя в непосредственной близости от своего объекта, и им это вполне могло не понравиться. Так что все просто.
        - То есть они меня не убьют?  - Полина сама слышала, как дрожит ее голос, и от этой дрожи ей было так противно, будто она снова наелась дождевых червей. Был в ее детстве такой подвиг.
        - Не думаю. Это нелогично. Тебя совершенно не за что убивать. Правда, не мешало бы хорошенечко выпороть, чтобы не совала свой длинный нос в дела, которые тебя совершенно не касаются.
        - Ну, Никита…
        - Не бойся.  - Он сел рядом и ласково обнял ее за плечи.  - Я тебе обещаю, что не дам тебя в обиду, но абсолютно убежден, что тебе ничего не угрожает. Ты мне веришь?
        - Верю,  - тихо прошептала она и доверчиво положила голову ему на плечо.  - Ты извини, что я к тебе ворвалась. Просто я так испугалась, что дома мама и Оля и они абсолютно беззащитны. Ой, мама… Она же, наверное, с ума сходит, что меня так долго нет. Я соврала ей, что у меня свидание, не хотела говорить про деловую встречу.
        - Ну, так позвони ей и скажи, что останешься у меня ночевать,  - деловито предложил он,  - в этом нет ничего особенного, раз у тебя свидание. Или она будет осуждать тебя за моральное падение?
        - Нет, не будет.  - Полина неожиданно улыбнулась.  - У меня, знаешь, очень прогрессивные родители. Особенно папа. Однажды, классе в восьмом, я задержалась на танцах. Вернее, мы с моим ухажером Мишкой Потаповым в подъезде целовались, если честно. В общем, я пришла, и мама начала меня ругать, а папа ее оборвал и сказал, что я уже взрослая, и вмешиваться в мою личную жизнь они больше не имеют права. И что они должны мне доверять.
        Она судорожно вздохнула, вспомнив, что именно говорил тогда папа.
        - Я тебе верю, девочка моя,  - говорил он.  - Я знаю, что такой чудесный человечек, как ты, никогда не поступит плохо. У тебя же сердечко золотое, и головка умненькая. Ты все всегда будешь делать правильно, а значит, у меня никогда не будет поводов для тревоги и беспокойства, и у мамы тоже. Ведь правда же?
        Полина тогда всхлипнула и сказала, что правда. И потом много лет никогда не уходила куда-то, не предупредив родителей, никогда не возвращалась домой позже обещанного срока и действительно никогда или почти никогда не давала поводов для беспокойства. Берегла отцовское доверие.
        На секунду Полина представила, что сказал бы папа, услышав сегодняшнюю историю. То, что дочка дала маху, было очевидно, но в таких случаях папа всегда говорил, что идеальных людей не бывает, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает, и что любая фигня, получившаяся в итоге, не считается, если делали ее с добрыми намерениями. В том, что намерения ее были добрыми, Полина могла поклясться.
        От мыслей об отце и собственном несовершенстве ее отвлекли мягкие, легкие, но довольно настойчивые поцелуи. Писатель Никита был парень явно не промах. Нежно обнимая Полину, он уже проложил губами дорожку от ее плеча до шеи, поднялся за ухо, выискивая точку почувствительнее, вернулся к маленькой ложбинке у основания горла, снова поднялся вверх по шее и теперь приник уже к полуоткрытым от удивления губам. До этой минуты Полине даже в голову не приходило, что она ему нравится.
        - Что ты делаешь?  - выдохнула она в его неплотно сомкнутые губы.
        - Составляю тебе стопроцентное алиби,  - прошептал он.  - Как истинный джентльмен, я не могу допустить, чтобы ты соврала своей матери. Ты сказала, что у тебя свидание, и у тебя свидание. Ты сейчас позвонишь, что остаешься на ночь, и я намереваюсь сделать так, чтобы эта ночь не прошла впустую.
        «А почему бы и нет?  - подумала вдруг Полина.  - Он приятный. У него хорошая фигура, от него хорошо пахнет, у его губ мятный привкус, как будто он совсем недавно чистил зубы. Хотя, наверное, чистил. Он же выходил в ванную. Мы с ним прекрасно провели сегодняшний день, и он уже дважды высказывал готовность обо мне заботиться. Последний пункт нужно особо принять во внимание, потому что до этого никто и никогда такого желания не изъявлял. Не считая папы, разумеется. И нужно сказать самой себе правду: мне приятны его прикосновения, мне приятны его поцелуи, и я совершенно не против лечь с ним в постель. Падшая я женщина!»
        Дойдя до этой мысли, она тихонько засмеялась и ответила на поцелуй Никиты с горячностью, которой от себя не ожидала. Уже довольно долго она воспринимала занятия любовью как необходимость, не очень нужную, хотя и довольно приятную. Прикосновения верного Сереги в последнее время вообще оставляли ее холодной. Она всегда чувствовала себя слишком усталой для того, чтобы получать от секса настоящее удовольствие. Ей было жалко тратить время, отведенное на короткий отдых, на такое глупое и бесполезное занятие, поэтому она всегда старалась, чтобы начавшиеся акробатические этюды в постели были как можно короче и заканчивались быстрее. В нужных местах она стонала, в нужных чуть выгибалась, в нужных, наоборот, обмякала. В общем, в тех случаях, когда ей удавалось себя заставить ответить Сереге взаимностью, точнее, в тех случаях, когда ей не удавалось от него отделаться, он оставался доволен ее реакцией на свои ласки. То есть имитацией ее реакции.
        Сейчас ей не приходилось ничего имитировать. Жаркая волна, похожая на морскую, зарождалась под его губами, шла по ее прохладной, несмотря на проведенный на солнце день, коже, нарастала, поднимаясь бурлящими водными бурунчиками, закручивалась в воронку, разместившуюся где-то в середине живота. В эту воронку с ревом и гулом уходили страхи, волнения, тоска по папе, усталость от бесконечной работы, а главное - от непосильного бремени ответственности за маму, за Олю, за всю семью, в которой она осталась старшей.
        Морские волны теперь заливали голову. Они бурлили и пенились, смывая все плохое и оставляя после себя ощущение ничем не замутненного счастья. Губы Никиты, его руки, казалось, были везде. Они, как морская вода, проникали во все, даже самые укромные уголки ее тела. Лизали, ласкали, теребили, набегали и вдруг оставляли в покое, чтобы снова настичь, поймать в свои сети, утопить, растворить в себе без остатка.
        Полина и плакала, и стонала, и рычала. Если бы у нее вдруг нашлось время подумать, то она, наверное, застеснялась бы своего бесстыдства, испугалась бы его. Но думать было некогда. Все ее мысли, чувства, разум и сознание были заняты мужчиной, который на широкой кровати Дома писателей вытворял с ней все, что хотел. Она чувствовала себя рабыней, невольницей, царицей, королевой. Она знала, что желанна, и не было ничего приятнее и великолепнее этого взявшегося невесть откуда знания.
        Она не понимала, сколько времени продолжается безумство, в которое она оказалась вовлечена, но, когда оно внезапно закончилось, прервалось ее острым криком, разорвавшим уже по-настоящему ночную тишину за окном, ей показалось, что с того момента, как она зашла в гостиничный номер Никиты, прошла целая жизнь. И возврата к жизни прошлой ей совсем не хотелось. Не было в ней ничего хорошего.
        - Ух, какая ты,  - сказал писатель, легко куснув ее за плечо и без сил упав рядом на белоснежную подушку.  - Ух, ты какая, оказывается. Хотя я сразу это понял. Тихоня тихоней. А в глазах огонь.
        - Не смущай меня.  - Полина натянула на голову простыню, чтобы укрыться от его горящего, ласкового и насмешливого одновременно взгляда.  - Если бы меня видела моя мама, у нее случился бы разрыв сердца. Она все тешит себя надеждой, что я у нее скромная девочка.
        - Она тебе льстит,  - сообщил он и стянул простыню с ее раскрасневшегося личика.  - Ты та еще оторва, которая охотно общается с преступным элементом, легко распоряжается тысячами долларов, принимает в дар изумруд стоимостью в небольшой автомобиль и умеет пробудить интерес в мужчинах.
        - Ты о себе говоришь во множественном числе?  - лукаво спросила она.
        - Нет, наш пляжный товарищ Костик тоже смотрит на тебя с большим интересом.
        - Не ври,  - возмутилась Полина.  - Мы с ним просто подружились.
        - Пони, ну я же не слепой.  - Никита вдруг широко зевнул и поудобнее улегся на широкой кровати.  - Но ты не думай, я не ревную. Я завоевал тебя в честной борьбе, и теперь ты мой трофей. Как говаривали древние, «оmnes vincit accipit». Победитель получает все.
        - Это латынь?  - уточнила Полина, уважительно глядя на него.
        - Ага.  - Он снова зевнул.  - Слушай, Пони, давай спать, а? Ты меня заездила сегодня. Я устал.
        - Спи, пожалуйста.  - Она почему-то тут же почувствовала себя виноватой, хотя и понимала, что Никита шутит.
        Уснул он мгновенно. Только что еще разговаривал, глядя на нее через сомкнутые веки, и вот уже безмятежно спал, ровно дыша во сне и даже улыбаясь чему-то, как ребенок. Полина подперла голову локтем, чтобы получше рассмотреть черты лица мужчины, с которым так неожиданно оказалась в одной постели. Неловкости она не испытывала. В конце концов, в жизни любой взрослой, самостоятельной и одинокой женщины случаются внезапные романы. Тем более курортные. Она не знала, женат Никита или свободен, но это не имело никакого значения. Ее отпуск через неделю должен был закончиться. Он скорее всего уедет даже раньше. Они разъедутся по своим городам, расстанутся навсегда, может быть, подружатся ВКонтакте, и ничего не будет напоминать им о сегодняшней ночи.
        От этой мысли ей почему-то стало грустно. Только что пережитое безумство не отпускало, услужливо вытаскивая из памяти самые острые и сладкие моменты накрывшей ее страсти. Так папа в детстве подсовывал ей в тарелку лучшие куски арбуза, вырезанные из самой сердцевины, лопающейся от сахарной сладости. Забывать об этом не хотелось, да и вряд ли получилось бы. Откуда-то из сердца в ней вырастало понимание, что сегодняшнюю ночь, проведенную под белым парусом Дома писателей она не сможет забыть никогда.
        В комнате было совсем темно из-за плотно закрытых штор. Лицо Никиты терялось во тьме комнаты, его очертания размывались на белой подушке, и Полина вдруг испугалась, что не успеет запомнить его черты. Это казалось сейчас отчего-то крайне важным.
        Вскочив с кровати, она на цыпочках обежала кровать, отдернула тяжелую штору, впуская в комнату свет фонаря, и приоткрыла балконную дверь, жадно вдыхая свежий ночной воздух. С улицы доносилось пение цикад, и это было такой же неотъемлемой приметой российского юга, как и стойкий кипарисный аромат, не встречаемый нигде, кроме Крыма. Это был запах детства, основательно забытый за годы знакомства с Турцией и Египтом, а также за время, проведенное вообще без отпуска.
        На улице было совсем тихо. Полина отчего-то была уверена, что никто не следит за ней из кустов. Преследовавший ее бандит, решивший, что она здесь живет, или убедившийся в том, что она останется здесь ночевать, давно уже ушел. Отель спал, и белые шифоновые занавески колыхались в балконных дверях в такт его мерному дыханию. Или это был ветер…
        Оглянувшись на Никиту, сон которого не встревожили ее легкие шаги, она вышла на балкон. Плиточное покрытие приятно холодило подошвы. Ветер обдувал ее разгоряченное чувствами лицо, будто покрывал его невесомыми поцелуями. Она невольно вспомнила недавно пережитые, совсем иные поцелуи - земные, горячие, страстные, почти грубые, провела кончиком языка по чуть вспухшим губам и снова почувствовала огонек желания, разгорающийся в животе. Так бывает, когда не до конца потухший костер с еще тлеющими угольками вдруг наполняется новой отвагой, разбуженный силой ветра.
        - Да ты нимфоманка, матушка,  - пробормотала она. Босые ноги начали замерзать, поэтому она вернулась в комнату, не закрывая балконной двери и не задергивая плотной шторы, залезла в постель, немного замешкалась, перед тем как натянуть на себя край большого тяжелого двуспального одеяла, половиной которого был накрыт Никита, решительно юркнула к нему под бок и замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям.
        Никита был большой и теплый. Даже во сне от него исходила так подкупившая ее надежность. Посмотрев на его расслабленное лицо, Полина вдруг поняла, что сможет заниматься с ним любовью всегда, когда ей этого захочется. К примеру, завтра утром, точнее, уже сегодня. Они проснутся и не будут спешить ни на завтрак, ни на пляж. Им вообще не нужно будет никуда спешить, потому что они в отпуске и могут сколько душе угодно наслаждаться друг другом. Широко улыбнувшись этой мысли, Полина закрыла глаза и мгновенно заснула.
        Утреннее солнце заливало комнату. Оно было таким веселым и радостным, что, даже не открывая глаз, Полина поняла, что день сегодня непременно заладится. От ее вчерашних страхов не осталось и следа. Она и сама не знала, почему вчера так испугалась следившего за ней человека. В конце концов, Никита был совершенно прав, вряд ли ее хотели убить. Поступок она, конечно, совершила глупый, но ведь за глупость не убивают.
        Никита… Вспомнив про него, она открыла глаза и обнаружила, что лежит в постели одна. Из маленькой кухоньки, расположенной в углу гостиничного номера, раздавался свист чайника, вкусно пахло свежезаваренным кофе, брякала ложка о край стакана. Она повернула голову. Никита, видимо, только что после душа, с мокрой головой, в полотенце, обернутом вокруг бедер, готовил завтрак, намазывая какие-то малюсенькие бутерброды. На небольшом столике за его спиной уже стояла большая миска с домашним творогом, о котором вчера мечтала Полина, миска поменьше, доверху полная густой деревенской сметаны, и плошка с крупной садовой голубикой. Рот Полины мигом наполнился слюной. Она судорожно глотнула и даже застонала слегка от этого гастрономического великолепия.
        - Проснулась?  - Никита обернулся, полотенце развернулось и упало к его ногам, и Полина снова застонала, тут же забыв про творог и сметану. Вожделение совсем иного рода теперь занимало все ее мысли.
        - Иди ко мне,  - хрипло попросила она, и он, пристально посмотрев на нее, не стал больше ничего спрашивать, а переступил через свое полотенце, сделал несколько шагов и упал на кровать, подмяв ее под себя.
        Только спустя полчаса Полина все-таки дорвалась до приготовленного для нее завтрака.
        - М-м-м, вкусно-то как,  - пробормотала она, слизывая предательски стекающую по подбородку сметану.
        - На тебя невозможно смотреть, когда ты сидишь голая на развороченной постели и облизываешься, как кошка на завалинке,  - пробормотал Никита.
        - А ты не смотри,  - посоветовала она и зачерпнула еще одну ложку, кинув в рот несколько ягодок.  - Мне ночью тоже было непросто на тебя смотреть.
        - То есть я спал, а ты меня разглядывала?  - Он нахмурился, но Полина понимала, что это такая игра, поэтому ни капельки не испугалась.
        - Ага. Хотела запечатлеть твой образ в своем сердце. Ты мне лучше скажи, какие у нас сегодня планы на день?
        - Отпуск хорош тем, что можно не строить никаких планов,  - засмеялся Никита.  - Когда ты перестанешь облизываться на сметану, то мы с тобой пойдем на пляж. После обеда я, пожалуй, отлучусь, чтобы сбегать к Николаю в опорный пункт.
        - Ты расскажешь про то, что я взяла деньги?  - испуганно спросила Полина.  - Но я же обещала, что не расскажу про связь Димы с этой женщиной! И если ей начнут задавать вопросы, то она сразу поймет, что я ее сдала. И тогда бандиты точно придут за мной.
        - Не бойся, я не такой тупой, чтобы тебя подставить,  - утешил ее Никита.  - И вообще, я по другому вопросу.
        - По шкатулке, которую мы оставили в пещере?  - вдруг догадалась она, чувствуя, как у нее камень падает с плеч.  - Точно, как же я про нее забыла.
        - Угу,  - непонятно буркнул Никита и начал убирать остатки их завтрака в холодильник.  - Ты домой зайдешь или сразу на пляж отправимся?
        - Купальник-то надо взять, так что забегу домой,  - беспечно махнула рукой Полина и вдруг вспомнила про деньги.  - Никита, а у тебя в номере есть сейф?
        - Есть.  - Он удивленно посмотрел на нее.
        - А можно я тогда в нем спрячу деньги и кольцо, которые мне дала Лариса? С собой носить страшно, а в нашей комнате же не оставишь.
        - Какая Лариса?  - спросил он и нахмурился.
        - Ну, женщина, которая была любовницей Димы,  - нетерпеливо пояснила Полина.  - Та самая художница, про которую я тебе рассказывала. Ее зовут Лариса.
        Никита изменился прямо на ее глазах. Вместо жизнерадостного, хорошо выспавшегося и довольного проведенным утром мужчины перед ней стоял человек без лица. Все его черты, которые она так старательно запоминала ночью, стерлись, оставив белое пятно, лишенное выражения.
        - Вчера ты не называла ее имени,  - пробормотал он.
        - Может быть, не помню,  - удивленно сказала Полина,  - а что это меняет?
        Он молчал. И это молчание вкупе с неподвижностью его фигуры вдруг наполнило Полину ужасом. Она не понимала, что произошло, но чувствовала, что что-то очень серьезное. Настолько серьезное, что разом стерло все его воспоминания о прошедшей ночи.
        - Так я могу оставить у тебя деньги?  - с отчаянием в голосе спросила она.
        - Что? Ах, да, конечно, можешь.  - Он одевался, не глядя ей в глаза.  - Собирайся быстрее. Я вспомнил, что мне еще с утра нужно сходить в одно место. Так что я сейчас отведу тебя домой и на пляж и ненадолго отлучусь.
        - Я и сама могу везде дойти,  - закусив губу, сказала Полина.
        - Нет, я должен быть уверен, что по дороге с тобой ничего не случится. Будем надеяться, что ловелас Костик уже на месте, и я смогу его попросить приглядеть за тобой и твоей семьей до своего возвращения.
        - Я уже как-то тебе сказала,  - своенравно дернула плечом Полина,  - что вполне способна за себя постоять самостоятельно. Так что без помех собирайся туда, куда тебе надо, а я пошла.
        - Хорошо.  - Он внезапно принял какое-то важное решение.  - И впрямь до пляжа рукой подать. Увидимся позже, ладно?
        - Ладно.  - Она закончила одеваться, прошлепала к сейфу, убрала в него пакет с деньгами и перстень с запиской, набрала шифр, известный только ей одной, захлопнула дверцу, перекинула через голову сумочку, сразу ставшую невесомой, и пошла к двери, независимо кинув напоследок гордое «Пока».
        - Пока,  - ответил он и беспомощно посмотрел ей вслед.
        Он не видел, что спустившаяся со ступенек Полина обернулась по сторонам, убедилась, что во дворе отеля никого нет, резво перемахнула через низкий заборчик, отделяющий дорожку от газона, пригнувшись, прокралась под балкон, на котором ей так сладко мечталось минувшей ночью, и присела на корточки, делая вид, что ищет что-то в траве. Через приоткрытый балкон до нее доносился голос Никиты. Слава богу, ему не пришло в голову захлопнуть дверь. Как она и думала, после ее ухода он тут же позвонил кому-то по телефону.
        - Лариса,  - услышала она его взволнованный голос и застыла, не веря собственным ушам.  - Скажи мне, во что ты еще вляпалась? Ты что, завела любовника? И не он ли имеет отношение к убийству твоего Круглова?
        «Значит, Димина фамилия Круглов,  - механически отметила Полина.  - Выходит, он это знал, но притворялся, что умерший на пляже парень ему неизвестен. Ну надо же, а еще меня ругал, что я скрыла от полиции такую важную улику, как телефон. Выходит, ему тоже было что скрывать».
        - Вот что, я ничего не понимаю, поэтому сейчас приеду,  - услышала она вновь голос Никиты.  - Нам нужно разобраться, почему ты отдаешь деньги первым встречным, и вообще, что за чертовщина происходит вокруг твоей семьи.
        «То есть я для него - первая встречная.  - У Полины даже дыхание перехватило. Обида была столь острой, что слезы подступили близко-близко, и она запрокинула голову, чтобы не дать им вылиться.  - Ну что ж… Как говорится, была без радостей любовь, разлука будет без печали. Прав был товарищ Пушкин. Или Лермонтов. Или Есенин. Да без разницы!»
        Выпрямившись во весь рост и уже не заботясь о том, что ее могут заметить, она перелезла обратно на дорожку и, держа спину неестественно прямо, пошла прочь от белого дома-корабля, который печально улыбался ей вслед своими окнами. Перед глазами ее стояла красивая женщина с прямыми черными волосами, умело покоряющая мужские сердца. Никита тоже пал пленником ее чар, раз заботился о ней так сильно, что при первой же опасности поспешил к ней на помощь, позабыв о Полине.
        Ночная интрижка была тут же забыта, как только он узнал, что Лариса попала в неприятности. Что ж, рядом с этой женщиной-царицей она не зря выглядела безродной служанкой, которой, по сути, и являлась. Это было больно, но вполне предсказуемо.
        - Знай свое место. Всегда знай свое место,  - шептала Полина, все ускоряя шаг. К дому она уже почти бежала.
        Легенда о царице Феодоре
        Много веков назад жила в славной Сугдее, на территории которой ныне располагается крымский город Судак, царица Феодора, добрая и справедливая, мужественная и бесстрашная.
        Народ любил свою правительницу, потому что ясным умом и мудростью превосходила она всех жителей земли Сугдейской, включая убеленных сединами старцев.
        Дворец ее стоял на вершине высокой горы на самом берегу Черного моря, и слава о красоте царицы, а также о богатстве управляемого ею города доходила до далеких противоположных его берегов.
        Феодора была необычайно хороша собой. Тонкие черты лица, матовая, смуглая от солнца кожа, темные глаза с длинными ресницами и длинные, струящиеся ниже лопаток по спине черные густые шелковистые волосы брали в полон каждого мужчину, которому доводилось видеть ее вблизи.
        Один за другим сватались к Феодоре самые знатные, самые красивые, самые богатые женихи, готовые сложить к ее ногам свои богатства или военные победы. Однако всех отвергала Феодора, давшая богу обет безбрачия.
        Не хотела она тратить свои силы и время на семейные ценности, мечтала всю себя, без остатка, отдать в услужение родной земле, которой правила. Каждое утро из окна своей светелки смотрела она на расстилающееся внизу синее море, на долины, полные винограда, на дороги, по которым без устали шли караваны с товарами, на корабли с заморскими яствами, входящие в гавань. Радовалась Феодора процветанию своей Сугдеи. Все мечтали поставлять в нее свои товары - венецианские зеркала, тонкое сукно, оливковое масло, драгоценные камни, бархат и шелк, хлеб и икру, ковры и оружие, благовония и опиум.
        Процветание маленького, но гордого государства не давало покоя злым и завистливым соседям. Все чаще войной шли на Сугдею орды татар, войска генуэзцев. Не было границам покоя ни на севере, ни на юге. И все более молчаливой и неприступной становилась Феодора, думая, как защитить от напасти маленькую Сугдею.
        С детства были у Феодоры два близких друга. С братьями-близнецами Ираклием и Константином она вместе выросла, вместе бегала по полям, вместе купалась в море, соревновалась на равных в скачках или стрельбе из лука. Братьями звала она обоих своих друзей, не видя, что они влюблены в нее страстно и беспощадно и оба мечтают видеть ее своей женой.
        Однажды пришел к Феодоре Ираклий, который взмолился, чтобы она отказалась от данного ею обета. Но отказалась Феодора променять на стабильный брак судьбу своего народа. Затаил злобу на царицу злой и коварный Ираклий. Задумал он отомстить женщине, которая нанесла ему смертельное оскорбление, отказавшись стать его женой.
        Наконец план мести созрел. Оседлал Ираклий коня и отправился в Кафу, чтобы убедить генуэзского консула напасть на маленькое государство царицы Феодоры. По его словам, он знал, как в короткий срок преодолеть сопротивление города, но взамен попросил после окончания осады отдать ему несчастную Феодору.
        Началась долгая осада. И днем и ночью атаковали враги городские стены, но храбро сражались жители Сугдеи, подстегиваемые личным примером своей царицы и ее верного оруженосца - Константина. Глубоко любя Феодору, он ничего не требовал от нее взамен, лишь служил ей преданно и верно.
        Ираклий, воспользовавшись своим сходством с братом, обманул стражу, заставив ночью открыть ворота. Ворвалось в город генуэзское войско. Всю ночь шла ожесточенная битва, но к утру Сугдея пала, а Феодора и несколько верных ей людей, среди которых был и Константин, укрылись в башне на горе Алустон, на месте нынешнего города Алушта.
        Взбешенный Ираклий начал осаду Алустона. Чтобы не допустить полного разрушения приютившего их города, Феодора бежала из него, спрятавшись на Кастель-горе. Неприступной была она для врагов, и понимая бесперспективность штурма, враги взяли гору в осаду, чтобы голодом вынудить Феодору выйти из своего укрытия.
        Но ждать ослепленный страстью Ираклий не хотел. Только ему одному было известно о тайном подземном ходе, который вел в самое сердце Кастель-горы. Опять обманув стражников своим сходством с братом, ночью проник он внутрь крепости, заколол Константина кинжалом и открыл путь генуэзцам.
        Бросился Ираклий к Феодоре, разбуженной шумом, умоляя ее бежать вместе с ним, чтобы он мог ее спасти. Однако в очередной раз отвергла она предателя и изменника, вытащила свой острый меч и отрубила Ираклию голову.
        До самого утра продолжался неравный бой, который вели защитники крепости. Как гласит древняя легенда, до сих пор на склонах горы Кастель видны темные полосы ручьев из запекшейся крови ее защитников. До последнего бились они вместе со своей царицей, славной красавицей Феодорой, сложившей свою непокорную голову во имя родной земли.
        Глава?9
        Женская логика в действии
        «Настоящую нежность не спутаешь ни с чем, и она тиха».
    Анна Ахматова
        Когда Полина пришла на пляж, мама с Олей были уже там. Искоса посмотрев на расстроенное лицо старшей дочери, мама лишь поинтересовалась коротко: «Ты хоть завтракала?» и, получив кивок в качестве утвердительного ответа, отстала. В их семье никогда не лезли в душу друг другу. Захочет - расскажет, а не захочет, значит, и не надо нам этого знать. Такого принципа всегда придерживались и мама, и папа, за что Полина была им очень благодарна.
        Зато ее появлению бурно обрадовался Костик.
        - Привет, пропажа,  - громко закричал он. Так громко, что на них обернулись и мамашки с детьми, и холеная пара средних лет, и семья пожарного Андрея, и сам Андрей, на которого Полина старалась не смотреть, чтобы не выдать, что знает его страшную тайну.  - Ну что, как вчера поплавали? Все гроты обследовали? Или есть еще что-то, что ускользнуло от вашего нескромного взгляда?
        Полина даже вспотела от волнения. Громко и уверенно Костик говорил как раз о том, о чем говорить было ни в коем случае нельзя. Андрею никак не надо было знать о том, что они обследовали пещеры Кара-Дага, иначе он мог догадаться, чей именно матрас отвязал у входа в одну из них.
        - Нормально поплавали,  - уклончиво сказала она.  - В Сердоликовой бухте камешки красивые нашли, между Золотыми воротами проплыли. В общем, нормально все. А ты где успел побывать за эти дни? Наверное, по Кара-Дагу лазил?
        - По Кара-Дагу?  - Костик недоуменно посмотрел на нее.  - А что я там забыл-то? Я его в детстве вдоль и поперек исползал вместе с пацанами. Я же практически местный. У меня в Коктебеле бабушка жила, и меня на все каникулы к ней отправляли, так что я по Кара-Дагу с закрытыми глазами пройду. Я там такие тропинки знаю, какие ни один экскурсовод не покажет. Хочешь - слазаем?
        - Ой, нет. В такую жару лазать по горам удовольствие не для меня,  - покачала головой Полина. Ей нравился этот веселый парень с крупной лобастой головой, зычным голосом и полным отсутствием комплексов. Не как мужчина нравился, понятное дело. Просто было с ним как-то весело, как будто пузырьки от шампанского начинали бежать по венам.
        - Ну, надо же,  - вступила в разговор светловолосая дама в смешной панамке, которая, встав со своего лежака, подошла к ним поближе. Полина даже удивилась немного. Все предыдущие дни дама демонстративно не замечала никого, кроме своего супруга. В разговоры не вступала и знакомств не заводила. А тут на тебе.  - Я же тоже здесь все годы проводила летние каникулы.  - Она приветливо смотрела на Костика.  - Я, конечно, гораздо старше вас, молодой человек, но у меня здесь тоже жила бабушка, лет этак на двадцать раньше.  - Она улыбнулась весело и задорно, лучики морщинок побежали к вискам, отчего ее неподвижное обычно, как высеченное из мертвого мрамора, лицо вдруг стало живым и каким-то молодым.  - И мы тоже целыми днями пропадали на Кара-Даге. Тогда вход на него был разрешен. И мы прятали и искали клады, рвали розы в ущелье, карабкались на Чертов дымоход. У нынешних детей, как мне кажется, не может быть такого беззаботного детства. У них каждый шаг регламентирован, а мы всегда бегали, где хотели.
        Тема кладов, поднятая дамой, Полину тоже не устраивала. Ей казалось, что Андрей прислушивается к их разговору с каким-то особым интересом, хотя встревать в беседу он никакого намерения не выказывал.
        - Так где же ты тогда был, Костик?  - преувеличенно громко спросила она, чтобы перевести опасный разговор в другое русло, подальше от Кара-Дага.
        - В Новый Свет ездил,  - охотно ответил тот.  - Еще раз по тропе Голицына прошел. Люблю я это дело. Такой драйв накатывает! Ну, погулял там еще, с парочкой знакомых встретился. Ну тех самых, из детства. Поужинали в ресторанчике, потом на такси сюда вернулся. А что? Ты меня искала?
        - Нет, просто интересуюсь.  - Полина пожала плечами, мимоходом отметив, что вроде бы он собирался в Ливадию, а вовсе не в Новый Свет.  - Ты же у нас ходячая карта Крыма. Все видел, все знаешь. Вдруг я тоже захочу куда-нибудь на экскурсию.
        - Всегда обращайся,  - закивал он.  - Все расскажу и объясню. Отпуск нужно проводить активно. Если на экскурсию не едешь, так вон на надувной чудо-рыбке прокатись или с парашютом полетай над морем. Это же здорово, увидеть море и горы с высоты птичьего полета. Я, кстати, собираюсь. Не хочешь со мной?
        - Нет, я высоты боюсь,  - покачала головой Полина.  - Позови вон Андрея.  - Она заставила себя посмотреть на пожарного, потому что делать вид, что она его не замечает дальше, уже граничило с неприличием.
        - Ну, уж нет,  - засмеялся тот.  - В отпуске я к парашюту не подхожу. Это для меня суровые трудовые будни.
        - Ага, как в анекдоте про проститутку,  - подхватил Костик и захохотал.  - Ну, в том, помните, приходишь ты на пляж, а вокруг станки, станки…
        - Во-во,  - согласился Андрей и встал, доставая из рюкзака маску и ласты.  - Я лучше пойду, купнусь. Уже уезжать скоро. И когда я в следующий раз море увижу, непонятно.
        - И мне окунуться, что ли?  - Костик потянулся и тоже встал со своего лежака.  - Не скучай, Полинка, скоро вернусь. Чего Никиты-то сегодня нет? Сбежал он от тебя, что ли?
        Сверкнув своими безупречными зубами, он молодцевато втянул живот и потрусил к берегу. Полине вдруг стало противно. Она не думала, что ее новый знакомый хочет ее поддеть или осознанно сказать гадость, просто иногда в разговоре он как-то особенно чувствительно задевал ее больные места. Болевой импульс моментально устремлялся по телу, заставляя судорожно биться сердце. Вот и сейчас Полина дернулась и задохнулась от одной только мысли о фактически выгнавшем ее утром Никите.
        Непрошеные слезы навернулись ей на глаза. Почему-то в этом отпуске она вообще плакала в десять раз чаще, чем в обычной жизни. Плаксой она никогда не была и разнюниваться себе обычно не позволяла.
        Чтобы окружающие, особенно мама, не заметили ее состояния, она быстро улеглась на живот, закрыла лицо козырьком от солнца и притворилась то ли загорающей, то ли спящей. В конце концов, она была после свидания, так что вполне могла себе позволить быть невыспавшейся. На нее действительно никто не обращал никакого внимания. Закрыв глаза и отдавшись на волю грустным мыслям о Никите, Полина вдруг и впрямь задремала.
        Разбудил ее громкий резкий окрик и сразу за ним горький плач. Плакала Оля. Полина вскочила с лежака, неловко встав на острый камень, подвернула ногу, охнула от боли и, хромая, побежала в сторону громко плачущей Оли. Рядом с сестренкой стоял разъяренный Костик. Он крепко держал Олю за руку, и под его пальцами на ее белой, едва подернутой загаром коже уже выступали безобразные красные пятна.
        - Ты что делаешь, скотина? Отпусти ее немедленно.  - Полина коршуном налетела на Костика, ударила его кулаком по голове и вцепилась в судорожно стиснутые на Олиной руке пальцы.  - Ты офигел, что ли? Что она тебе сделала?
        - Акушка, акушка,  - рыдала Оля.
        Скосив глаза, Полина увидела, что у лежака, на котором загорал Костик, стоит раззявленный рюкзак, в котором виднеется куча морских раковин. Одну из таких раковин Оля держала в руке. Той самой, в которую мертвой хваткой вцепился Костик, оставляя синяки.
        - Ты что, вытащила у него из рюкзака раковину?  - строго спросила Полина у сестры и со всего маху ударила Костика по руке. Удар пришелся в косточку на запястье, он охнул и от неожиданности отпустил Олю.  - Зачем? Да еще без разрешения.
        - Она ы-пала. Я не о-тела брать у-ое.  - Оля отчаянно всхлипывала.  - Я о-тела пос-ма-эть, аюска.
        «Она выпала. Я не хотела брать чужое, я хотела посмотреть моллюска»,  - перевела Полина и скосила глаза на раковину на ладошке сестры. Та была крупная, лакированная, с красивым, очень симметричным завитком. Из ее розового зева действительно виднелось что-то белое.
        - На, забирай свое дерьмо.  - Полина схватила раковину и сунула ее Костику в руку.  - Подумаешь, за добро он свое испугался! Ты бы ее ударил еще. Герой.
        - Полька, я не хотел.  - В голосе Костика сквозила растерянность.  - Я просто подошел к лежаку и увидел, что она раковину держит. Решил, что она в рюкзаке моем рылась. А я с детства не терплю, когда мои вещи без разрешения трогают. Вот меня и накрыло. Сам не знаю, что я с цепи сорвался. Я эти раковины вчера в Новом Свете купил. Как сувениры для друзей в Москве. Испугался, что она разобьет. Девчонки, простите меня, я не должен был так ее пугать.
        - Пошли отсюда.  - Полина обняла Олю и повела ее к своему лежаку.  - Даже не подходи больше к этому уроду, поняла?
        Оля закивала головой. Ее била крупная дрожь, сестра икала и тяжело дышала.
        - Я бы не а-била. Я не а-тела.
        «Я бы не разбила, я не хотела». Полине стало ужасно жалко несчастную Олю, которая действительно не хотела сделать ничего плохого. Сестру было так легко испугать, а главное, что после любого стресса она так тяжело возвращалась в спокойное состояние, что Полине захотелось прибить Костика на месте. Обернувшись, чтобы метнуть в него полный презрения взгляд, она увидела, что он судорожно одевается, чтобы уйти с пляжа.
        «Нагадил - и в кусты,  - презрительно подумала она.  - Ну что ж сегодня за день такой. С самого утра сплошные разочарования в людях. Точнее, в мужиках. Хотя в этом нет ничего нового, я никогда не была высокого мнения о той части человечества, которая носит штаны».
        - Там хоть моллюск-то был? Успела ты разглядеть?  - спросила она у Оли с мягкой улыбкой, показывая сестре, что ничего страшного не произошло.
        - Не успела,  - сообщила ей сестра на своем, едва понятном языке.  - Но там кто-то точно был. Я мизинец засунула, чтобы его достать, а тут Костя меня за руку схватил. Больно.  - Лицо ее снова сморщилось перед скорыми слезами.
        - Ну и черт с ним,  - сообщила Полина, не давая ей заплакать.  - А знаете что, пойдемте лучше мороженое есть.
        - Перед обедом?  - усомнилась мама.
        - До обеда еще два часа. Как раз успеем снова проголодаться,  - авторитетно заявила Полина.  - Оль, ты какое хочешь, фисташковое или шоколадное?  - Ответ она знала, сестра любила шоколад во всех его проявлениях, и спрашивала лишь затем, чтобы переключить мысли сестренки на что-то более приятное.
        - Акала-ное,  - охотно повелась Оля.  - Ва арика.
        - Ладно, куплю тебе два шарика.  - Полина натянула сарафан, жалея, что утром не надела привычные шорты и майку, и потуже затянула хвост на голове.  - Мам, ты с нами?
        - С вами, куда я без вас,  - проворчала та, с нежностью глядя на дочерей.
        После мороженого неожиданно сходили на представление в дельфинарий. Билеты, конечно, стоили дороговато, поэтому мама с ними не пошла, заявив, что отдохнет в номере. Полина была уверена, что ей ни за что не понравятся трюки, выполненные в неволе, но глядя на гладкие лоснящиеся бока двух дельфинов, прыгающих под самый купол в большое кольцо, делающих двойное сальто и ловко перекидывающих мяч, вдруг испытала давно забытый детский восторг.
        Оля, затаив дыхание, сидела рядом, обхватив ее руку влажными от волнения пальцами. В дельфинах было что-то таинственное. Просто магия какая-то. Они выглядели гораздо более человечными, чем некоторые люди. И Полина многое бы отдала, чтобы оказаться сейчас в воде, вместе с ними.
        Впрочем, такая услуга в ценнике дельфинария была. В вечернее время можно было провести с дельфином в воде полчаса и заплатить за это удовольствие около пятнадцати тысяч рублей. В оплату входил гидрокостюм, лакомство для подкормки, а также возможность второму человеку присутствовать в зале дельфинария и снимать первого на фотоаппарат либо камеру.
        Желание прижаться к дельфиньему боку, заглянуть в маленькие умные глазки, пошептать что-то, обнять дельфина за шею и почувствовать себя с ним единым целым у Полины было, а вот лишних пятнадцати тысяч не было. Поэтому, отбив ладони, неистово хлопая артистам по окончании представления, она с некоторым сожалением вышла на улицу и вывела постоянно оглядывающуюся Олю.
        - Здорово, правда?  - спросила она.
        - Оо-во,  - подтвердила сестра.
        - Ну и хорошо. Теперь пошли за мамой и на обед.
        После обеда мама с Олей решили вернуться на пляж. Инцидент с Костиком и раковиной давно был забыт, и Оля горела желанием поплавать в море на своем надувном круге. Сестричка вообще была довольно отходчивой и незлопамятной. Волнения она переживала остро, успокаивалась не сразу, но потом забывала о случившемся навсегда.
        Этому качеству Полина завидовала. Груз проблем, обид и переживаний она сама волокла за собой долго и уныло. Вот и сейчас снова смотреть в самодовольное лицо Костика ей совершенно не хотелось. Полина уже забыла, что еще утром считала его веселым и жизнелюбивым парнем, с которым можно без забот провести время. Его поступок перечеркнул все ее хорошее отношение, и она знала, что вряд ли сможет снова общаться с ним так же свободно и легко, как до инцидента на пляже.
        Немного подумав, она решила вместо пляжа сходить на рынок. Съеденная утром сметана была выше всяческих похвал, а потому стоила того, чтобы накормить ею маму и Олю. Пересчитав деньги в кошельке, она повернула от столовой не направо, а налево и побрела к рынку, составляя в уме список покупок, которые нужно было сделать.
        Рынок поражал воображение. Мясные ряды ломились от качественного мяса, среди которого можно было выбрать и грудинку на суп, и баранину на плов, и свинину на шашлык. Мясо было свежим и, по сравнению с ее родным городом, относительно недорогим.
        Впрочем, готовить что-либо серьезное она вовсе не собиралась, поэтому с некоторой жалостью покинула мясной ряд и поспешила в молочный. Рассыпчатый творог, жирная сметана, домашние сыры на любой вкус, сливки в банке, молоко, как коровье, так и козье, ошеломляли многообразием и способствовали такому активному выделению желудочного сока, что даже в животе урчало.
        Торговки наперебой предлагали ей попробовать свою продукцию, и она остро пожалела, что только что сходила на обед и, как следствие, была не голодна. Стараясь удержаться в рамках разумного, она купила двести граммов рассыпчатого, будто сладкого творога, пятисотграммовый пластиковый стаканчик сметаны, головку домашней брынзы и поспешила к фруктам. Пополнив свои запасы крупной, чуть влажной голубикой и малиной, которые должны к ужину украсить молочное пиршество, она, еще раз посчитав в уме деньги, прикупила несколько крупных и очень сладких груш, над которыми кружились полосатые осы, крымский виноград и свежий инжир, которого никогда раньше не ела.
        Пакет в ее руке становился все тяжелее, и Полина призвала себя остановиться, понимая, что иначе ей будет просто не дотащить свои покупки до гостиницы. Впрочем, в следующем торговом ряду благоразумие снова оставило ее. Здесь торговали домашними тортами. «Наполеоны» с тончайшими хрустящими слоями, промазанными нежным масляным кремом, медовики, вокруг которых пчелы не просто летали, а как безумные совершали какие-то, только им одним понятные, ритуальные танцы, сметанники с черносливом, эклеры, грушевые торты, яблочные шарлотки… Все это великолепие испускало тонкий, смешивающийся в воздухе аромат, от которого слюнки начинали течь так обильно, что в какой-то момент Полина испугалась, что сейчас захлебнется.
        «Мамочки мои,  - подумала она.  - А что бы я делала, если бы пришла сюда голодная. У меня бы обморок приключился, наверное, от всех этих видов и запахов. Нет, я просто должна купить кусок «Наполеона». Мама его так любит… А нам с Олей один кусок медовика на двоих. И пусть завтра у меня будет разгрузочный день, но сегодня я устрою праздник живота».
        Полная, веселая продавщица взвесила и упаковала ей здоровенный кусман «Наполеона», которого маме, по самым скромным подсчетам, должно было хватить дня на три, не меньше, и теперь аккуратно отрезала медовик, от одного взгляда на который у Полины мутилось в глазах от вожделения.
        - Лариса,  - вдруг услышала она и чуть не выронила из рук пакет с покупками.  - Ларочка, постой.
        Полина обернулась, стараясь, чтобы резкость движений не выдала ее острого интереса к тому, что происходило у нее за спиной. Там махала руками ее соседка по пляжу, та самая, в панамке на коротких светлых волосах. Правда, сейчас панамки на ней не было. Таща под руку своего худощавого мужа в золотых очках, она через толпу прокладывала себе дорогу к совершенно незнакомой Полине женщине. Это вовсе не была художница, втянувшая ее в авантюру с деньгами. Довольно молодая, очень грустная дама с заплаканным лицом, темными кругами под глазами и в черной косынке, в виде повязки обхватывающей голову, ничем не напоминала ту Ларису. В ее облике сквозили какие-то знакомые Полине черты, но в то же время она полностью отдавала себе отчет, что никогда раньше не видела эту женщину, от которой волнами исходило неизбывное горе.
        - Лариса,  - снова воскликнула светловолосая женщина.  - Ой, как хорошо, что мы тебя встретили! Я уж хотела домой к тебе идти, но Борис сказал, что вроде как неудобно. А что же может быть неудобного, если хочешь высказать близкому человеку свои соболезнования. Как ты, милая?
        Заплаканная женщина что-то ответила, так тихо, что Полина не расслышала. Быстро рассчитавшись за куски торта, она двинулась за разговаривающими, которые уже выходили из здания рынка, держась на достаточном расстоянии, чтобы не быть замеченной, но в то же время слыша их разговор.
        Она и сама не знала, зачем это делает. В ее любопытстве было что-то неприличное, но остановиться Полина не могла. Почему-то казалось, что эта встреча очень важна, в том числе и лично для нее. Троица немного отошла от рынка, остановилась у небольшого «Фольксвагена», явно принадлежащего одетой в темное незнакомке, и продолжила свою беседу. Полина нырнула за ближайший куст и начала с преувеличенным вниманием рыться в своем пакете, норовя помять ягоды и перевернуть только что купленную сметану.
        Разговор, который она подслушивала, по большому счету не содержал ничего интересного. Полина лишь поняла, что заплаканная незнакомка - жена убитого мэра города, что «панамка»  - ее давняя приятельница, что у ее мужа с покойным чиновником были какие-то дела, которые так и не удалось довести до победного конца, и что теперь супружеская чета крайне раздосадована из-за того, что их планы сорвались. Нет, они выражали искреннее соболезнование своей приятельнице, которой не посчастливилось потерять мужа, но всем своим видом давали понять, что главной пострадавшей стороной считают именно себя.
        Полине стало противно и неинтересно одновременно. Случившееся ее никак не касалось. Решив больше не торчать в кустах понапрасну, она побрела своей дорогой и вдруг застыла как вкопанная.
        Почему она решила, что утром Никита разговаривал по телефону с художницей? Только потому, что он называл имя Лариса? Но жену мэра тоже так звали, а значит, собеседницей Никиты вполне могла быть она. Полина вспомнила его волнение, с которым он на пляже говорил о случившемся в доме мэра убийстве. Он говорил об этом так, как будто его это касалось.
        Сегодня утром он вполне мог решить, что история с деньгами и бандитами имеет отношение к этой, только что встреченной Ларисе, а вовсе не к той, которую имела в виду Полина. Он знал, что мужа этой женщины убили, а потому испугался, что это случилось по причине какого-то неведомого криминала, в который она оказалась втянута.
        Конечно, почему его так волнует судьба этой темноволосой грустной женщины, Полине было неизвестно, но мысль, что он беспокоился вовсе не о прекрасной художнице, наполнила ее душу глубоким облегчением. К этой Ларисе она не ревновала.
        Да. Нужно было признаться самой себе, что утром она просто обезумела от ревности. Художница была так изысканна и прекрасна, что рядом с ней у Полины не было ни малейшего шанса. Худенькая, похожая на птичку незнакомка в черном не была ей конкуренткой.
        «Скотина ты все-таки,  - выругала она сама себя.  - У человека несчастье, мужа убили, а ты радуешься, что твой драгоценный Никита между вами двумя выберет тебя, а не ее. Кстати, утром он поступил ровным счетом наоборот. Выставил тебя из своего номера, да что там, фактически из своей постели, только потому, что забеспокоился, что у нее неприятности. А ты стоишь и радуешься неведомо чему. Дура!»
        И все-таки настроение, с утра остававшееся подавленным, несмотря на дельфинарий, улучшилось, как по мановению волшебной палочки. Подходя к гостинице, Полина уже улыбалась чуть ли не до ушей. Странное поведение Никиты утром наверняка имело вполне логичное и разумное объяснение, которое она намеревалась получить сразу, как только его увидит. А пока у нее впереди было чаепитие с вкусным тортом, вечернее пиршество на балконе - с творогом, сметаной и ягодами. И никакой Костик, никакие чужие тайны, даже самые неприятные, не могли испортить такого чудесного крымского отпуска.
        Глава?10
        Идиллия не удалась
        «Если ты хочешь совершить какой-нибудь поступок, то сначала подумай - ты хочешь подниматься вверх или падать вниз».
    Галина Вишневская
        Вечер, спустившийся на Коктебель, был именно таким, о котором в течение всего богатого на эмоции дня мечтала Полина,  - тихим, безветренным, очень теплым.
        Сидя на балкончике своего гостиничного номера, они втроем поужинали творогом со сметаной и ягодами, причем было им так вкусно, что они даже мурлыкали от удовольствия.
        - Ну, почему в нашем городе не бывает такой сметаны?  - горестно спросила мама, облизывая ложку.  - Что, здесь коровы жирнее, что ли?
        - Мамочка, ты дома сметану в магазине покупаешь,  - засмеялась Полина,  - а в магазине такой сметаны не бывает.
        - У нас и на рынке такой сметаны нет почему-то,  - не хотела сдаваться мама.
        - Мамуля, а если бы и была? Этот стаканчик, который мы за десять минут умяли, стоит двести рублей,  - грустно сказала Полина.  - Часто ты бы дома себе такую сметану позволяла?
        - Нечасто,  - согласилась мама и вздохнула.  - Ну что ж, тем и хорош отпуск, что во время него обычно позволяешь себе некоторые излишества, недоступные в повседневности. Так что, девчонки, грустить не будем, а скажем спасибо за то, что сегодня нам было так вкусно. И не в последний раз.
        - Угу,  - кивнула Полина.
        После ужина она уселась в шезлонге, включила торшер, стоящий на балконе, и уткнулась в книжку, взятую с собой в отпуск, но пока так и не открытую. Маленький мотылек бился о край тканевого торшера, пытаясь пробиться к лампочке, но плотный абажур надежно защищал его от возможных неприятностей.
        - Пиши по три письма на дню, в разлуке краткой плачь, Лети к открытому огню, сама в ночи маячь. Грей в кулаке зажатый ключ от не своих дверей. Измучь себя, других измучь влюбленностью своей,  - пробормотала Полина.  - Вот я же сижу и, вглядываясь в темноту, жду, что Никита, подобно трубадуру, сейчас придет под мой балкон. А он не придет, потому что трубадуры в реальной жизни не встречаются. И я, как этот глупый мотылек, сама лечу на пламя и обязательно обожгу крылышки, если не встречу на своем пути преграду в виде плотного абажура. Господи, зачем мне все это?
        Прошелестели за спиной неуверенные шаги Оли. Сестра вышла на балкон, села во второе кресло и грустно уставилась Полине в лицо.
        - Ты чего, Олька?  - спросила та, подсознательно радуясь, что может отвлечься от своих невеселых мыслей.
        Она терпеть не могла состояние влюбленности. С ранней юности оно ассоциировалось у нее с безумием, какой-то непреходящей горячкой, лишающей способности логично мыслить и трезво рассуждать. Почему-то в ее случае любовь всегда была несчастной. Со страданиями, переживаниями, обязательным выяснением отношений и без взаимности.
        Если любила она, то предмет ее страсти всегда с разной долей благосклонности лишь принимал ее любовь, ничего не давая взамен. Если любили ее, а такое тоже бывало, чего стесняться, то она сухо принимала ухаживания и подарки, но сердце ее оставалось холодно, а мысли безмятежны. Такая штука, как взаимная страсть, была ей неведома.
        Она не хотела больше влюбляться, потому что не хотела больше страдать. Это аксиома. Чувства, которые вызывал у нее писатель Никита, были лишними, ненужными, вносящими сумятицу в размеренную и привычную жизнь. Они не могли принести ничего, кроме лишней боли, а боли ей не хотелось. Ее и так было слишком много за последний год.
        Она тяжело вздохнула и вдруг, как будто заново увидев тревожные глаза сидящей перед ней сестры, снова спросила:
        - Так чего тебе?
        Оля от волнения глотала слова больше обычного, но Полина, привыкшая к такого рода диалогу, все-таки поняла.
        - Я поступила плохо?  - спросила ее сестра.
        - Когда?  - удивилась Полина и ласково улыбнулась.  - Ты не можешь поступить плохо, Олька. Ты практически святая. Я не знаю человека добрее и безобиднее тебя.
        - Нет, я поступила плохо,  - упрямо повторила Оля.  - Я взяла чужую вещь, причем без разрешения.
        - Ты про ракушку на пляже? Конечно, брать чужое не очень правильно, с этим не поспоришь. Но ты же не хотела ничего плохого. Ты хотела только посмотреть. Конечно, нужно было дождаться, когда Костик вернется к своему лежаку, и попросить разрешения, но то, что ты так поступила, вовсе не повод на тебя кричать. Так что, Оля, плохо поступил он, а не ты.
        - Нет, я виновата,  - упрямо сказала Оля, и ее нижняя губа вдруг отчетливо задрожала от переизбытка чувств.  - Как ты думаешь, Костик сможет меня простить за то, что я сделала?
        Изумленная Полина вдруг поняла, что ее сестричке, которую она, несмотря на двадцатипятилетний возраст, привыкла считать маленькой несмышленой девочкой, очень нравится Костя. Как мужчина нравится. Мысль была тревожной, потому что слишком легко Олю можно было обидеть. Однако, немного поразмыслив, Полина решила, что от этой первой в жизни сестры влюбленности вреда быть не может. Несмотря на утреннюю выходку, дурным и подлым человеком Костик не выглядел, так что серьезная беда Оле вряд ли грозила.
        Присмотреть за ней, конечно, следовало, но это было привычно. С самого детства, с того момента, как Оля появилась на свет и стало понятно, что она отличается от остальных детей, Полина всегда присматривала за ней. Где бы они ни находились вместе, Оля всегда была в поле зрения старшей сестры.
        - Ну, конечно, он не будет на тебя сердиться,  - успокаивающе сказала она и погладила сестру по полной щечке.  - Он же понимает, что ты не хотела, и это он теперь чувствует себя виноватым, что накричал на тебя. Так что завтра мы придем на пляж, и вы обязательно помиритесь. Ты попросишь прощения, он попросит прощения, и все. Инцидент будет исчерпан.
        - А ты мне поможешь? С ним поговорить?  - уточнила Оля.
        - Ну, конечно, помогу. Ты же знаешь, я сама не люблю быть с кем-то в ссоре. Так что я очень тебя понимаю.
        - А ты поссорилась с Никитой?  - Полине показалось, что она ослышалась, но нет, ее младшая сестра сидела напротив нее, и в ее круглых черных глазах светилось не любопытство, а женское понимание и даже сострадание. Никогда раньше Полина не видела у нее таких глаз.
        - Нет, с чего ты взяла?  - спросила она.  - Мы не ссорились вовсе. Просто Никита сегодня занят и не смог прийти на пляж.
        - А ты из-за этого расстроилась? Ты плакала, я видела.
        - Оля, ты же тоже иногда плачешь из-за всякой ерунды,  - сказала Полина.  - У меня было плохое настроение с утра, потому что я планировала провести этот день с Никитой, а у него оказались другие планы. Но это не страшно. Люди никогда не должны подстраиваться под чужие ожидания. Он делал сегодня то, что считал нужным. Но завтра мы обязательно увидимся. И нам, в отличие от вас с Костиком, даже мириться не придется.
        Оля просияла. Мысль, что Полина сравнила себя с Никитой, с ней и Костиком, явно пришлась ей по душе. Круглая мордаха порозовела от счастья.
        - Тогда я сейчас спать пойду,  - радостно воскликнула она.  - Если заснуть, то ночь пройдет быстро-быстро. А утром можно будет идти мириться. Только дай мне слово, что ты больше не будешь плакать.
        - Кто не будет плакать?  - На балконе появилась мама, устроившая небольшую постирушку и теперь вынесшая целый таз белья к натянутым на балконе веревкам.
        - Никто не будет,  - быстро ответила Полина.  - Мы не собираемся плакать, да, Оля? Мы совсем наоборот, будем петь и смеяться, как дети.
        - Вот болтушка.  - Впрочем, в мамином голосе не было сердитости, скорее привычная нежность по отношению к старшей дочери.  - Олька, марш в комнату, дай Поле от нас отдохнуть. Видишь, она решила книжку почитать. А ты у нее под ногами путаешься. Вот не поедет она с нами больше в отпуск, будешь знать.
        - Куда ж я денусь,  - пробормотала Полина, а Оля вскочила со своего плетеного кресла, от переизбытка чувств сделала неуклюжий пируэт и побежала в комнату, стукнувшись о балконную дверь.
        - Я пать,  - прокричала она.  - Я ольше По-е ешать е уду.
        - Вот колода,  - беззлобно пробормотала Полина себе под нос. Как бы то ни было, свою младшую сестру она очень любила.
        Легкий свист, раздавшийся из кустов снизу, заставил ее насторожиться. Вчерашний страх перед преследующими ее бандитами, с утра растворившийся в солнечном свете, в темноте вдруг вернулся, заставив покрыться холодным потом. Она вдруг осознала, что в свете торшера является прекрасной мишенью, хорошо заметной снизу. Ей захотелось плюхнуться на пол и поползти в сторону комнаты, чтобы спрятаться от надвигающейся неведомой опасности. И только нежелание пугать маму и Олю удержало ее на месте. Она словно вросла в плетеное сиденье кресла.
        Свист повторился, и к ее ногам упала кипарисовая шишечка, закинутая на балкон второго этажа чьей-то ловкой рукой.
        - Пони, ну ты чего,  - услышала она и шумно выдохнула от облегчения. Голос принадлежал Никите.  - Я тебе свищу-свищу, а ты не реагируешь.
        - Не свисти, богатство просвищешь,  - лукаво сказала она, вскакивая с кресла и перегибаясь через балконные перила.  - Ты где был целый день, лишенец?
        - Чижик-пыжик, где ты был,  - просвистел Никита. И добавил:  - Пойдем, погуляем. Или у тебя другие планы на вечер?
        - Нет у меня никаких планов. Сейчас спущусь,  - пообещала она.
        - Будешь отпрашиваться у мамы, скажи, что вернешься утром,  - негромко напутствовал он ее.  - Потому что раньше утра мы никак не управимся. У меня на тебя большие виды.  - Полина почувствовала, как в южной черноте ночи заалели ее щеки.
        Чмокнув маму и пробормотав что-то маловразумительное, она, как была, в шортах и майке, слетела по лестнице вниз и, не ожидая от себя подобной прыти, повисла у Никиты на шее. Он ловко подхватил ее и прижал к себе.
        - Я соскучился,  - абсолютно серьезно сказал он.
        - Ник, а куда ты утром ушел?  - спросила она, понимая, что не выдержит ни минуты, если не расставит все точки над i. Чужая тайна угнетала недосказанностью, которая возникла между ними, и Полине хотелось, чтобы она сгинула, растворилась, исчезла и все стало ясно и понятно.  - Ты по телефону звонил кому-то, я слышала. Извини.
        Никита немного отстранился и внимательно посмотрел на нее.
        - Подслушивала?!  - полувопросительно-полуутвердительно сказал он.  - Пони, ты все-таки очень женщина, честное слово.
        - Понимаешь, вокруг что-то происходит,  - немного виновато сказала Полина.  - Я всей кожей чувствую, что это что-то плохое. Злое, понимаешь? И мне надо обязательно разобраться, что именно.
        - Надо, значит, разберешься,  - сообщил он.  - А звонил я своей сестре.
        - Кому?  - Полине показалось, что она ослышалась.
        - Сестре. Ты думаешь, что только у тебя одной есть сестра?
        - Нет, не думаю. И твою сестру зовут Лариса?
        - А говоришь, не подслушивала.  - Он легонько и необидно щелкнул ее по носу.  - Извини, что я утром практически тебя выставил. Некрасиво поступил, каюсь. Просто ты сказала, что твою художницу зовут Ларисой, а я оказался к этому не готов. Видишь ли, моя сестра - жена мэра этого городка. Его звали Артем Круглов. Он был хороший и веселый парень, который только полгода как переехал сюда и вступил в должность. У него было столько планов, как тут все обустроить, он просто фонтанировал идеями. А потом что-то изменилось. На него наехали какие-то люди. Он не говорил, кто именно, не хотел Ларку расстраивать, но она подслушала какой-то его телефонный разговор, поняла, что речь идет о какой-то войне за землю, и позвонила мне.
        - Зачем?
        - Испугалась. Я, видишь ли, старший в семье и с детства привык о ней заботиться. Она всегда со всеми своими школьными бедами ко мне бежала, за защитой, поддержкой и опорой. Потом мы выросли, а это осталось неизменным.
        - Как мне это знакомо,  - пробормотала Полина и тут же оборвала себя, чтобы не прерывать его рассказ.
        - В общем, я приехал сюда, чтобы поговорить с Темкой по душам и выяснить, что происходит. Но не успел. Его убили через три дня после моего приезда.
        - И ты почувствовал себя виноватым?  - Полина с жалостью смотрела на его лицо, белевшее в темноте.
        - Не то чтобы виноватым. Но мне важно понять, кто это сделал и почему. Во что Темка оказался втянутым? Чего от него хотели? Имеет ли к этому отношению тот татуированный бандит, которого мы с тобой видели на яхте? Не может же быть, что он просто так приехал в Коктебель именно в это время. Кто такой Прыгун? А тут ты рассказываешь мне историю, от которой за версту пахнет криминалом, и называешь имя моей сестры. У меня башню снесло оттого, что она могла завести любовника и что из-за этого сначала убили ее мужа, а потом и этого самого, как его, Диму.
        - Но моя Лариса и твоя Лариса - совершенно разные люди,  - нежно сказала Полина.  - Балда, почему ты сразу об этом не подумал?
        - Не знаю. Испугался, наверное. Потом-то я съездил к Ларке, поговорил с ней и понял, что не знает она никакого Димы, с тобой никогда не встречалась, денег никаких не давала, да и не могло у нее быть десяти тысяч долларов. Они с Темкой очень скромно жили.
        - Мэр - и скромно жил?  - позволила себе усомниться Полина.
        - Да он мэром-то стал совсем недавно. И в общем-то случайно. В детстве он частенько здесь бывал, у него здесь бабушка жила, друзья остались, и когда тут все поменялось, про него вспомнили и позвали. Крым стал российским. Старая власть утратила свои связи и влияние, и нашлись люди, добросовестные бизнесмены, которые решили этим воспользоваться. У них оказались свои связи, как раз нужные, и они смогли протащить Темку на эту должность. Он очень башковитый был, Темка. Отличный менеджер. Честный, порядочный. А Лариса болела часто. Хронический бронхит. В общем, ей посоветовали к морю переехать, вот он за это предложение о работе и уцепился. Не уцепился, так жив бы был.
        - Разве можно назначить мэра со стороны? Обычно своих подбирают. Да и выборы же!
        - Темка был сити-менеджером. Это назначенная должность. Да и не важно это. А насчет того, что местный - не местный, так он тут у бабушки все детство провел. По крайней мере, достаточное время, чтобы считаться у нужных людей своим. Им было важно, чтобы он был тут ни с кем не связан. Ну, кроме них, естественно.
        - Такое чувство, что у всех в Коктебеле жили бабушки,  - язвительно сказала Полина,  - ну, кроме меня, разумеется.
        - Почему?  - Он внимательно посмотрел на нее.
        - Не бери в голову,  - махнула рукой Полина.  - А ты знаешь, я сегодня, кажется, видела Ларису. В смысле, твою Ларису. Она на рынке разговаривала с нашими соседями по пляжу. Знаешь, такими респектабельными. Жена в смешной панамке, а муж в золотых очках и по-английски книжку читает.
        - А во сколько это было?  - Никита вдруг насторожился. Как гончая, почуявшая зайца.
        - После обеда. Они говорили о том, что смерть Артема сильно нарушила какие-то их планы. Понимаешь, это так выглядело, как будто они не Ларису жалели, а себя. Я рассердилась даже.
        - Так, туман накапливается,  - горестно сказал Никита.  - Получается, что еще и у этих людей с Темкой были какие-то планы, которые могли оказаться причиной его гибели.
        - Но дама в панамке разговаривала с твоей Ларисой как с хорошей знакомой. Как будто они сто лет друг друга знают.
        - Знаешь что,  - Никита вдруг схватил Полину за руку.  - Как ты смотришь на то, чтобы мы сейчас съездили к Ларке в гости и поговорили с ней?
        - Как съездили?  - ошарашенно спросила Полина.  - Куда?
        - Они на загородной базе отдыха живут. Тут недалеко. Когда Темку назначили, им там выделили коттедж, пока они себе жилье не присмотрят. Сейчас такси поймаем и поедем. Это недалеко.
        - Зачем такси,  - удивилась Полина.  - Я же с машиной. Сейчас попросим администраторшу ворота открыть и съездим. Только дорогу мне показывай.
        Коттеджный городок, который представляла собой новая, недавно построенная элитная база отдыха, открылся внезапно. Примерно минут двадцать Полина прилежно виляла по вьющемуся подъему в гору, и вдруг за новым поворотом открылись витые красивые ворота без вывески.
        - Это что?  - спросила она, въехав в них и покатив по мощеной дорожке к видневшимся невдалеке коттеджам.
        - Это новая база, недавно открывшаяся,  - ответил Никита.  - Здесь жить довольно дорого и от моря далековато, поэтому селятся здесь только те, кто может себе позволить. Тут тихо, зелено, воздух чистый.
        - И как твоя сестра и ее муж тут оказались, если это дорого? Ты же говорил, что они не олигархи.
        - Да просто это место принадлежит одному из Теминых друзей детства. Он был одним из тех, кто уговаривал Темку сюда переехать, поэтому и выделил один коттедж, пока они с Ларисой что-нибудь себе не присмотрят.
        - И что же, они за полгода так ничего и не нашли?  - скептически спросила Полина.  - Или особо и не искали? Тут так-то хорошо жить, особенно на халяву. Я бы пожила.
        - Они искали, но недвижимость здесь довольно дорогая, а продавать свою квартиру в нашем городе им не хотелось. Кто знал, как тут все сложится, вдруг бы вернуться пришлось? Как в воду глядели. Сейчас Ларка тут все вопросы дорешает и обратно домой уедет. Что ей тут одной делать?  - В голосе его прозвучала неприкрытая горечь.
        - Извини.  - Полина тронула его за руку.  - Я не хотела хамить про халяву. Просто мне трудно представить, что мэр города, пусть даже такого маленького, может быть честным человеком.
        - Странные у тебя представления о власти,  - усмехнулся Никита.  - Люди вообще все разные. В том числе и чиновники. Нет никакого смысла всех стричь под одну гребенку.
        Домик, в котором жила Лариса, стоял в самом дальнем углу коттеджного городка. Несмотря на позднее время, окна его были ярко освещены, как будто сестра Никиты ждала гостей. Хотя, может быть, она просто боялась оставаться одна. Покрутив головой, Полина увидела несколько камер, натыканных по периметру территории. Однако камеры эти не помешали неведомому преступнику убить Артема Круглова, поэтому и полную безопасность точно не гарантировали.
        - А записи с видеокамер смотрели?  - на всякий случай спросила Полина у Никиты. Он с некоторым уважением посмотрел на нее:
        - А ты соображаешь. Конечно, смотрели. Нет на них ничего. Убийца знал, как пройти, чтобы не попасть в объектив.
        - Так, может, к преступлению имеет отношение владелец этого местечка? Ну, тот самый, который друг детства,  - предположила Полина.  - Он же зачем-то уговаривал твоего родственника сюда переехать. Может, виды на него какие-то имел, а тот взял и отказался участвовать в темных делишках. Вот его и убрали. Не попав под камеры.
        - Исключать никакие версии нельзя,  - пожал плечами Никита.  - Однако это одна из самых маловероятных. Владелец этого коттеджного поселка человек вполне достойный. У него легальный бизнес, ни в чем предосудительном он никогда замечен не был. Так что вряд ли.
        То, что Лариса обрадовалась их визиту, было видно невооруженным глазом. Она даже выдохнула с облегчением, когда увидела на пороге своего домика брата и сопровождающую его девушку. Выглядела она так же потерянно, как и утром. Черную косынку она дома не носила, однако глаза ее были все так же заплаканы, а черные тени вокруг глаз и под носом придавали лицу не только усталый, но и болезненный вид.
        - Кит,  - воскликнула она.  - Как здорово, что ты приехал! А то я все хожу из угла в угол, как заведенная. И спать не могу, и делать ничего не в состоянии. Все думаю, думаю. Здравствуйте,  - спохватившись, кивнула она Полине.
        - Знакомься, Ларка. Это моя знакомая, о которой я тебе утром рассказывал,  - сказал Никита, скидывая с ног кроссовки.
        - Поклонница твоего писательского таланта?  - В голосе Ларисы проскользнула ироническая нотка. Полина ее не поняла, но решила не обращать внимания.
        - Наверное, поклонницей меня трудно назвать,  - сказала она,  - потому что, если честно, я ни одной Никитиной книги не читала. Но его работа, несомненно, вызывает у меня уважение.
        - Вот и отлично.  - Лариса провела их в комнату и споро накрыла маленький журнальный столик к чаю.  - Вы по делу ко мне или просто так? Познакомиться?
        - Лара, сегодня Полина видела тебя на рынке,  - довольно жестко сказал Никита.  - И стала невольным свидетелем твоего разговора с какими-то людьми. Я хочу, чтобы ты мне рассказала, кто они и откуда ты их знаешь.
        - А как вы меня узнали?  - удивилась Лариса, бросив недоверчивый взгляд на Полину.  - Признаться, я вас не заметила.
        - Не важно.  - Никита досадливо махнул рукой.  - Мы обсуждали ту историю, из-за которой я приехал к тебе утром. Разбирались, какая Лариса имеет отношение к Полине, а какая ко мне.
        - По-моему, к тебе имеет отношение сама Полина, причем самое непосредственное,  - вскользь заметила сестра.  - Впрочем, это не мое дело. А разговаривала я со своей давней приятельницей и ее мужем. Они приехали в Коктебель по делам. Хотели с Артемом обсудить один бизнес-вопрос. Даже встретились один раз, сразу по приезде. Он должен был для них кое-что выяснить, но не успел, потому что, потому что…  - Губы у нее повело, и она вдруг отчаянно расплакалась, размазывая по щекам брызнувшие слезы.
        - Лариса, успокойся и расскажи все подробно.  - Голос Никиты звучал ласково, но твердо.  - Пойми, каждая мелочь, имеющая отношение к Артему, может пролить свет на причины его убийства.
        - Да-да, хорошо, простите меня,  - скороговоркой проговорила Лариса, вытерла лицо скомканным и мятым бумажным носовым платочком и приступила к обстоятельному рассказу.
        Несмотря на то что Артем Круглов жил далеко от солнечного и теплого Крыма, в средней полосе России, в трех часах езды от Москвы, в Коктебеле он в детстве бывал каждый год. На лето мальчика отправляли к бабушке, папиной маме, у которой был свой маленький домик на улице Десантников, круто сбегавшей к самому морю. Привозили сюда Артема в июне. А забирали в конце августа, чтобы за лето мальчик мог не только вдоволь пропитаться солнечным светом и соленой водой, но и от души наесться спелых крымских фруктов, получив такую дозу витаминов, чтобы хватило на долгую холодную зиму.
        Соседка, тетя Дина, чей маленький домик стоял по соседству, с бабушкой были не разлей вода. Ее внучка Анечка жила в Москве, но ее тоже отправляли летом к бабушке. Артем с ней не то что не дружил, а просто не общался. Была Аня его старше лет на пятнадцать - восемнадцать, что делало их общение практически невозможным. Когда он ходил во второй класс, она уже заканчивала институт и вовсю бегала на свидания с коктебельскими ухажерами, которые вились вокруг нее, как мухи вокруг меда.
        Спустя пару лет Аня приехала к бабушке уже с мужем, серьезным худощавым мужиком, который был ее старше. Бабушка с тетей Диной обсуждали что-то о том, что он - человек состоятельный, а потому будет Анечка за ним, как за каменной стеной, но Артему слушать все эти разговоры было неинтересно.
        Кто умер раньше, бабушка или тетя Дина, он и не помнил. Так случилось, что после окончания им школы ездить в Коктебель стало уже не к кому. Маленький домик продали, потому что без хозяйского пригляда он разрушался прямо на глазах. Крым перестал быть местом, привлекательным для отдыха. Родители предпочитали теперь отдыхать в Турции, Египте или Греции, а Артем, погрузившись в круговорот сначала студенческой, а потом предпринимательской жизни, как-то и думать забыл про Коктебель и все, что с ним связано.
        Именно поэтому предложение вернуться в Крым и возглавить мэрию Коктебеля, сделанное его друзьями детства, до сих пор жившими здесь и ворочавшими большими делами, прозвучало для него совершенно неожиданно. Однако, рассмотрев его, Артем неожиданно для себя нашел в нем немало плюсов. Бизнес его в последние годы пошатнулся, начавшийся экономический спад не сулил в ближайшее время не то чтобы сумасшедших прибылей, но даже и мало-мальски приличных доходов. Кроме того, его жена Лариса за последние два года пять раз перенесла пневмонию, и врачи в один голос твердили, что ей нужно сменить климат на более теплый.
        На семейном совете было решено рискнуть. Так осуществился переезд. На новом месте Артему неожиданно понравилось. Управленцем он был хорошим, намечать пути решения проблем ему нравилось, поэтому в новое для себя дело он погрузился со всей ответственностью и небывалым энтузиазмом.
        Где-то через месяц после назначения он дал первое свое интервью в новой должности, которое вышло на страницах феодосийской газеты, а спустя еще месяц его нашла бывшая соседка Анечка.
        - Она написала ему ВКонтакте, попросила телефон,  - рассказывала Лариса.  - Потом позвонила.
        Муж Анны, Борис, после присоединения Крыма к России решил открыть на полуострове свой бизнес. Хорошо знающая Коктебель Анна предложила ему рассмотреть варианты именно здесь. Узнав из вездесущего интернета, что мэром поселка стал конопатый мальчишка, в детстве постоянно крутившийся поблизости, она решила помочь мужу выйти с ним на связь.
        Борис Туманов хотел открыть в Коктебеле еще один отель - роскошный и статусный. Для этого ему нужна была земля, причем в хорошем престижном месте, а также всевозможные согласования. Артем Круглов был не против помочь Туманову, однако в ответ на услугу просил вложиться в реконструкцию очистных сооружений, которых так не хватало поселку.
        - Тут же беда с канализацией,  - рассказывала Лариса.  - Нечистоты прямо в море текут. От того и запах ужасный, и отдыхающие часто болеют. А главное, что очистные сооружения-то есть. Их еще в советские годы начали строить, но завершить не успели. Понятно, что в муниципальном бюджете нет таких денег, чтобы их достроить и запустить, поэтому Артем все время искал частного инвестора. Для него стало идеей фикс сделать море вокруг Коктебеля чистым. Он и Туманову говорил о том, что после запуска очистных земля тут подорожает в разы, потому что место станет экологически безопасным.
        - И что Туманов?
        - Борис это прекрасно понял, поэтому обещал подумать. Идея вложиться в очистные сооружения показалась ему интересной. Он сказал, что, пока они с женой тут отдыхают, он все посчитает, посоветуется со своими партнерами и даст ответ. Но не сложилось.  - В голосе Ларисы вновь послышались близкие слезы.
        - По всему выходит, что ему незачем было убивать Темку,  - задумчиво сказал Никита.
        - Нет. Они очень хорошо поговорили.  - Лариса глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки.  - Теперь же непонятно, что тут дальше будет, кто Темкино место займет. Придется заново договариваться. В общем, сегодня на рынке я встретила Анну и Бориса, и они действительно были расстроены тем, что все договоренности сорвались. Хотите еще чаю?
        - Нет, спасибо, мы, пожалуй, поедем,  - отказался Никита и искоса посмотрел на Полину.  - У нас еще есть планы на сегодня. Да, Пони?
        Под понимающим взглядом Ларисы Полина отчаянно покраснела. Ей вдруг стало ужасно жалко оставлять эту маленькую, хрупкую, отчаявшуюся женщину наедине со своим горем.
        - Как же вы тут одна?  - вырвалось у нее.
        - Я не одна. Ко мне подруга приехала,  - успокаивающе отозвалась Лариса.  - Просто она спит уже. Вы езжайте, Полина. Не переживайте ни о чем. Никита думает об этом деле, я знаю. Поэтому не важно, где именно он находится и с кем. Я просто уверена, что он все распутает. Так что помогайте моему брату, хорошо?
        - Хорошо,  - кивнула Полина.  - Вот только помощник из меня неважнецкий, если честно. Сама то и дело в какие-то истории влипаю.
        - Он разберется,  - повторила Лариса.  - Обязательно. Вы ему верьте.
        Глава?11
        Секрет коробочки с ракушками
        «Любовь - это внутреннее состояние, позволяющее видеть жизнь в более привлекательном свете».
    Лора Дэ
        По дороге к парковке, где они оставили машину, Никита вдруг остановился и хлопнул себя ладонью по лбу.
        - Черт,  - с досадой сказал он.  - Я же деньги с карты снял, чтобы Лариске отдать. И забыл. Подожди меня немножко, ладно? Я бегом туда и обратно.
        - Хорошо, я у машины буду,  - пожала плечами Полина.  - Вряд ли меня тут кто-то украдет.
        Не спеша она пошла дальше по мощенной камнем дорожке вдоль мягкого зеленого газона, пушистого и сочного, явно засеянного дорогим сортом травы. Полина преодолела искушение присесть и погладить его рукой. Посредине газона благоухали розовые кусты, тоже пышные, с крупными цветами - розовыми, белыми, красными и даже пурпурными.
        Полина вдруг поняла, чего ей так не хватало в Коктебеле - именно цветов. Там, где она жила, уже несколько лет подряд городские власти проводили акцию «Цветущий город», поэтому с мая по сентябрь улицы и дворы утопали в цветах, высаженных коммунальными службами, а также неравнодушными и неленивыми горожанами. Конечно, вначале нововведение было воспринято с подозрением, власти обвинялись в коррупции и махинациях, недовольные на всех углах кричали о том, что вместо никому не нужных цветов лучше бы строили детские сады или асфальтировали дороги, но потом привыкли и успокоились.
        Полина сама слышала, как ее соседка снизу, довольно вредная бабка из разряда вечно недовольных, хвасталась каким-то иногородним родственникам, что теперь, куда ни кинь глаз, везде цветы - и тюльпаны, и нарциссы, и бархатцы, и петунии, и прочее великолепие. Соседи азартно привозили с дач растущие там цветы, высаживали их около подъездов, устраивали композиции, соревнуясь друг с другом. В общем, было не только красиво, но и весело, и в отпуске Полине не хватало именно этого буйства цветочных красок. А здесь, в коттеджном городке, бушевало цветочное море. Ночная тьма была наполнена ароматом роз, и Полина невольно остановилась, вдыхая полной грудью и с удовольствием разглядывая безупречную элегантность розовых кустов. Она очень любила розы.
        Кто-то больно схватил ее за руку повыше локтя. Не ожидая подвоха, она с милой улыбкой повернулась и ласково упрекнула:
        - Медведь какой, Никита, больно же.
        Но это был не писатель. Угрожающе возвышаясь над ней, с недобрым оскалом на нее смотрел один из надзирателей Ларисы. Не сестры Никиты, а художницы, втянувшей ее в неприятности. Полина слабо вскрикнула и попятилась, однако хватка у державшего была железной.
        - Что вам нужно?  - пискнула она.
        - Нет, это ты мне скажи, что тебе нужно.  - Голос звучал не грубо, а бархатно, и отчего-то Полине стало совсем страшно.  - Почему я тебя все время вижу, а?
        - Дорога не купленная,  - слегка дрожащим голосом сказала Полина.  - Хожу, где хочу.
        - Ответ неверный,  - еще ласковее сказал собеседник.  - Мне не нравится, что ты хочешь ходить там, где тебе ходить не следует. Что ты вынюхиваешь, а ну, отвечай?  - И он еще сильнее сжал ее руку. Полина механически подумала, что завтра на ней выступят грубые черные синяки, из-за которых будет неудобно на пляже перед окружающими.
        - Ничего я не вынюхиваю,  - с вызовом сказала она.  - То, что мы все время пересекаемся, это совпадение, понимаете?
        - А я не люблю совпадений,  - сообщил ей охранник почти весело.  - Особенно таких странных. Мы на яхту, и ты там. Мы на набережной, и ты тут же отираешься. Мы в «Белом грифоне» коктейль пьем, и ты тут как тут. Мы снова на набережной, и ты снова почему-то с нашей хозяйкой разговариваешь. И сюда тебя нелегкая уже второй раз принесла. И все это случайность?
        - Да, случайность.  - Полина повысила голос в надежде, что возвращающийся Никита услышит ее и придет на помощь.  - Во-первых, вы ошибаетесь, и здесь я, к примеру, впервые. А во-вторых, Коктебель - поселок маленький, и набережная тут не такая, как между немецким Херингсдорфом и польским Свиноуйсьце. Хочешь не хочешь, а поневоле встретишься.
        - Ты что, издеваешься?  - Парень прищурился, и от этого выражение его круглого лица стало еще более бандитским.  - Какай такой Хер-что-то там, какое Свиноустье?
        - Ну не хотите Херингсдорф или Свиноуйсьце, возьмите Геленджик, там вообще самая длинная набережная в мире,  - мрачно сказала Полина, уже уставшая бояться.  - Я к тому, что здесь не так много места, поэтому все отдыхающие волей-неволей встречаются.
        - Ага, в том числе и здесь,  - издевательски протянул он.  - И ты хочешь, чтобы я сожрал эту лажу?
        - Вы можете мне не верить, но я понятия не имела, что вы и ваша хозяйка тут живете. И я тут впервые. Я приехала по своему делу, к своей знакомой. Она - жена мэра этого поселка. Того самого, что убили на днях. Так что извините, но ваше присутствие именно здесь мне тоже кажется весьма сомнительным.
        - Э-э-э, погоди.  - От растерянности парень даже выпустил ее руку, Полина, поморщившись потерла ноющее место.  - Ты нам убийство не шей. Мы тут не при делах. Мы этого кента вообще даже не видели никогда. Зачем нам мэр какого-то зачуханного городишка?
        - А я откуда знаю?  - Поняв, что нападение в данном случае действительно лучший способ защиты, Полина перешла в наступление.  - Все может быть.
        - Да не было у нас с ним терок.  - Охранник нахмурился.  - Вот те крест - не было. Мы это, отдыхать приехали.
        - С паханом вашим?
        - Сама ты пахан.  - Парень чуть ли не обиделся.  - Это Виктор Андреич, начальник наш, человек очень уважаемый. Авторитетный. А мы за ним приглядываем, чтобы непоняток не было.
        - Он начальник, а хозяйка кто? Та женщина, художница? С которой вы видели, как я разговариваю?
        - Художница?  - переспросил парень.  - Какая художница? Это Лариска-то художница? Ну да, эта нарисует. От нее только одни проблемы и головная боль. Я б на месте Андреича ее удавил давно, а он с ней все валандается, все мужики от баб дуреют, даже самые умные.
        - Полина.  - В конце дорожки показался Никита, который, увидев рядом с ней незнакомца, ускорил шаг.  - Все в порядке?
        - Ты тут не одна, что ли?  - Бандит, а в этом теперь Полина даже не сомневалась, слегка напрягся.
        - Так я же говорю! Я приехала сюда к жене мэра. Она сестра моего друга. Мы в гости приехали, понимаешь ты? И о том, что вы с вашей Лариской тут находитесь, я и знать не знала.
        - Ладно, я пошел.  - Парень поднял руки и миролюбиво показал подоспевшему Никите, что у него нет дурных намерений.  - Только ты это, постарайся мне больше на глаза не показываться. И к Лариске не подходи лучше. А то устрою я тебе такое свиное устье, что на всю жизнь запомнишь.
        Сделав шаг назад, он словно растворился в ночной тьме, и Никита, уже сжавший руку в кулак, лишь рассек звенящий от напряжения воздух.
        - Что он от тебя хотел?  - спросил он у Полины, обнимая ее за плечи.  - И как он вообще тут оказался? Он все-таки за тобой следил, что ли?
        - Ты не поверишь.  - Она вдруг засмеялась, и ее сухой, словно замороженный смех прозвучал в тишине спящей базы как-то особенно неуместно.  - Оказывается, они здесь живут. Ну, моя Лариса, про которую он сказал, что она никакая не художница, и охранники эти. И босс их. Он его назвал Виктор Андреевич.
        - Представляю, как он изумился, увидев тебя тут:  - Никита тоже рассмеялся.  - Господи, Пони, какая у тебя все-таки удивительная способность оказываться там, где не нужно!
        - Вообще-то я здесь оказалась, потому что ты меня сюда привез,  - язвительно заметила Полина.  - Сама я вряд ли смогла бы тут очутиться. И представляешь, он зачем-то придумал, будто здесь меня уже видел. Зачем?
        - Это не я тебя привез, а ты меня,  - примирительно сказал Никита, не обратив внимания на ее последние слова.  - И сейчас повезешь обратно. Подумать только, уже два часа ночи, а мы до сих пор не в постели. Не знаю, как ты, а я считаю, что это надо исправить, причем незамедлительно.
        Обхватив Полину за плечи, он подтолкнул ее в сторону стоянки. Она же, представив, что через какие-то полчаса снова будет лежать в его ласковых и таких надежных объятиях, на секунду зажмурилась и чуть ли не вприпрыжку побежала к своей машине. Рядом с ее верной железной лошадкой стояла красавица «Бентли», та самая, которую Полина заметила у облезлой столовой неподалеку от «Белого грифона». Видимо, это действительно была машина Ларисы, ее криминальной знакомой, которая именно на ней тогда приехала в «Грифон» на встречу с Полиной. Несмотря на то что эта информация ничуть не проливала свет на то, что происходит, Полина почувствовала удовлетворение от того, что так легко в прошлый раз догадалась про «Бентли». Ее сыщицкие способности развивались прямо на глазах, вот только зачем они ей, сказать она не могла.
        То, что происходило в остаток ночи, компенсировало Полине все расстройства минувшего дня. Никита был ласков, нежен и неутомим. Полина то растворялась в томной неге его объятий, то загоралась ровным, но мощным страстным огнем, то взрывалась в бешеном фейерверке чувств и эмоций.
        Заснули они уже совсем под утро. Полина успела испытать легкое чувство вины по поводу того, что мама с Олей опять останутся на пляже одни, но даже не додумала эту мысль до конца - провалилась в сон.
        Когда она проснулась, солнце уже вовсю заливало комнату, несмотря на плотно зашторенные окна. Снова вкусно пахло свежесваренным кофе, правда, вместо сметаны и творога к нему прилагался здоровый кусман медовика, такой же, как она купила на рынке для себя и Оли, но так и не успела съесть вечером накануне.
        «Интересно, мама-то хоть вспомнила, что у нас тортики есть?  - подумала она.  - Наверняка да. Она же хозяйственная, не даст добру пропасть».
        Она могла голову отдать на отсечение, что, проснувшись, даже не пошевелилась, но возившийся у плиты Никита все равно обернулся, приветствуя ее своей ясной улыбкой.
        - Проснулась?  - спросил он.  - Сейчас завтракать будем. Хотя… можно уже идти обедать. На часах почти полдень.
        - Да ты что?  - Полина рассмеялась.  - Наконец-то мой отпуск начинает походить на таковой. Целый год мечтала выспаться, и наконец-то мои мечты сбываются.
        - Так отпуск ведь для этого и нужен,  - серьезно сказал Никита.  - Давай пить кофе с тортом, потом сбегаем искупаться и сообщить твоим, что я тебя не зацеловал до смерти, потом пообедаем в кафе, а затем махнем к Николаю в опорный пункт. Надо сверить собранные показания.
        Кофе был крепким и горячим, Полина и не помнила, когда в последний раз ей подавали его в постель. Медовик тоже полностью оправдал все ожидания. Ей было так вкусно, что она даже похрюкивала от удовольствия.
        - Я, наверное, неприлично выгляжу?  - спросила она у Никиты, который давно уже прикончил свой кофе и теперь, сидя на краешке кровати, наблюдал за тем, как она ест и пьет.  - Приличная женщина не может так открыто проявлять интерес к еде.
        - Наоборот,  - Никита пожал плечами,  - нет ничего тошнотворнее вечно жеманящейся дамочки, которая каждый свой съеденный кусок сопровождает обязательным рассказом про то, сколько в нем калорий и как она бдит за своей фигурой. Когда их не видят, они мечут в рот все, что не приколочено, а на людях лениво ковыряют листочек зеленого салата, томно закатывая глаза. Уф, как я это ненавижу!
        - Ты с такой горячностью об этом говоришь,  - заметила Полина и, примерившись, откусила еще кусочек торта.  - На своей шкуре испытал?
        - Скажем так, насмотрелся,  - уклончиво ответил он.  - Хотя наша с Ларкой мама очень любит и готовить, и вкусно поесть. Она у нас такая уютная, домашняя, располневшая, конечно, но не до безобразия. Она, если ты понимаешь, о чем я, выглядит доброй из-за своей полноты.
        - Ну да,  - подхватила Полина,  - я тоже замечала. Худой человек почему-то всегда выглядит недобро, даже если на самом деле он вполне хороший. А толстяки такие добродушные-добродушные с виду. Это, наверное, оттого, что им не приходится бороться с собой. Они едят все, что хотят и когда хотят, да?
        - Слава богу, сестрица моя тоже всегда ела все, что хотела. Ее всякие новомодные диеты никогда не волновали. И Темку она кормила от пуза. Она знаешь как готовит? Пальчики оближешь. Передались мамины таланты.
        - Извини, если я лезу не в свое дело,  - медленно сказала Полина и отставила на тумбочку пустую тарелку,  - а почему у твоей сестры и ее мужа не было детей? Они давно женаты?
        - Не так давно. Всего два года,  - горько сказал Никита.  - Она сначала была замужем за не очень хорошим человеком, скажем так. Он ее обижал. Не бил, нет. Знал, что я ему за это голову оторву на раз. Но словесно издевался, унижал, гулял от нее. Она все терпела, потому что любила его очень. Все ему прощала, все его требования выполняла, в том числе и аборты… Он детей категорически отказывался заводить. Говорил, что нужно жить для себя, а не спиногрызов растить. В общем, Ларка терпела и только на аборты бегала. У нее их штук шесть было, не меньше. Она последние от меня скрывала, потому что я в бешенство просто впадал оттого, что она так себя калечит.
        В общем, мучилась она с этим моральным уродом восемь лет, а потом появился Темыч и ее отбил. По-настоящему, как в кино показывают. Она его гнала поначалу, плакала, говорила, что им вместе не суждено быть, а он упорный парень… Был… В общем, развелась она со своим первым мерзавцем, и они с Кругловым поженились. Она очень от него детей хотела, и он мечтал, чтобы сын родился или дочка, но сначала не получалось, а потом она болеть начала, одно воспаление легких за другим, потом они сюда переехали. В общем, не срослось с детьми. А сейчас получается, что и к лучшему.
        - Не знаю,  - покачала головой Полина.  - Мне кажется, что ей бы легче было, если бы от Артема память осталась. Мама после смерти папы, мне кажется, на земле-то осталась только потому, что Олю не смогла на меня оставить. А так, я же знаю, что она совсем жить не хотела.
        - Твоя мама с отцом всю жизнь прожила, вас вырастила. А Ларка еще молодая. Ей же тридцать два года всего. Она еще раз сможет замуж выйти, а с ребенком это сложно.
        - Глупости какие,  - возмутилась Полина.  - Дети еще никогда ничьему счастью не мешали. Если написано на роду еще раз замуж выйти, то и с пятью детьми тебя возьмут. А уж коли суждено одной куковать, так и без детей никому не нужна будешь.
        - Сложно это все.  - Никита вздохнул, отобрал у нее чашку, на дне которой темнело болотце кофейной гущи, и пошел мыть посуду.  - Знаешь, мы же с Ларкой от разных отцов. Мой папа был милиционером, в уголовном розыске работал и погиб, когда мне четыре года было. Мама через год снова замуж вышла, а еще через год Лариску родила. Илья, это мой отчим, он всегда ко мне хорошо относился. Авиамодели мы с ним клеили, он ко мне в школу на родительские собрания ходил. И к Лариске я никогда не ревновал, даже в мыслях не было. Я с самого детства считал, что должен быть ее защитником, потому что старший брат и все такое. Но вот у Ильи недавно шестидесятипятилетний юбилей был, и разговорились мы с ним по душам. Отчего-то никогда раньше не доводилось. Я возьми да и скажи, что, мол, всю жизнь чувствовал, что он мне не родной. Илья опешил так, что чуть не заплакал. «Да ты что,  - говорит,  - сынок, такое говоришь? Я же всегда к тебе, как к сыну?» А я ему ответил, что это из-за того, что он меня никогда не порол.
        - Что за бред?  - воскликнула Полина.
        - А вот так.  - Он как-то жалостливо усмехнулся.  - Я, как все пацаны, в подростковом возрасте чудил немало. Приду домой, а он так спокойно на меня посмотрит и говорит, иди в свою комнату. А у самого аж желваки ходят на щеках. Так сдерживается. Вот я и думал: был бы я ему родной, он бы мне как врезал, чтобы дурь выбить, а так не мог. Не смел.
        - И что он тебе ответил?  - полюбопытствовала Полина.
        - Да сказал, что действительно боялся даже пальцем трогать, чтобы мама не заругала, что это он оттого, что я ему не родной. Но если бы знал, что я его когда-нибудь в этом упрекну, так лупил бы как сидорову козу. Тем более что поводы для этого я давал регулярно.
        - Меня всегда удивляло, как много люди теряют в отношениях из-за одного только недопонимания,  - медленно сказала Полина.  - Вот твой Илья тебя вырастил, кормил-поил, любил, не порол, опять же. А ты всю жизнь считал себя ущербным оттого, что он тебе не родной. Хотя роднее-то, наверное, и не бывает.
        - Я знаешь как радовался, что мы с ним это обсудили, пока еще не стало слишком поздно,  - серьезно кивнул Никита.  - И теперь я знаю, что он никогда нас с Лариской не делил и действительно относился ко мне как отец. И любит он меня по-настоящему. Так же, как мама. Выпили мы с ним за это. За понимание, как ты правильно сказала. И я лишний раз понял, что все нужно прояснять, сразу, пока все еще живы и все можно исправить. Вот у Темки уже ничего не спросишь. Ладно, не будем о грустном. Я сейчас быстренько в душ, побреюсь и на пляж пойдем. Хорошо?
        Полина согласно кивнула, подождала, пока за Никитой закроется дверь в ванную комнату, откинула одеяло, вылезла из кровати, босыми ногами встала на прохладные плитки пола и даже зажмурилась от удовольствия. В дверь постучали. Полина раненым зайцем заметалась по комнате, судорожно ища, во что одеться.
        Стук в дверь повторился. Полина ласточкой кинулась к шкафу, распахнула дверь и замерла перед стопкой Никитиных футболок, не зная, какую схватить. Из ванной комнаты раздавался ровный мощный гул падающей воды, поэтому надежды, что Никита выйдет и отворит дверь, не было никакой. Немного помедлив, Полина вытащила одну из футболок, натянула ее на голое тело и побежала отпирать дверь, в которую постучали уже в третий раз.
        На пороге стояла незнакомая девушка, которая при виде полуголой Полины вдруг отчаянно покраснела. Полина почувствовала, как краска следом заливает и ее щеки. В руках девушка держала огромный букет роз. Розы были крупные, бордовые, с каплями влаги на плотных нежных лепестках. Полина загляделась на них так, что даже рот открыла.
        - Здравствуйте,  - сказала девушка.  - Никита Максимович цветы заказал. Так вот, их привезли. Это вам, наверное?  - В ее взгляде на Полину сквозило неприкрытое любопытство. И та снова почувствовала себя неудобно.
        - Наверное, мне, хотя я не уверена,  - призналась она.  - Но вы оставьте, я передам. Только у меня денег нет, чтобы рассчитаться. А он сейчас в душе.
        Это прозвучало так интимно, что щеки Полины тут же стали под цвет багряным розам. Девушка понимающе усмехнулась.
        - Ничего страшного,  - сказала она и сунула колкий, остро пахнущий букет прямо в руки Полине.  - Мы на счет его номера запишем. Скажите ему, чтобы он зашел на ресепшен, когда время будет.
        - Да-да, я передам. Обязательно,  - пообещала Полина, закрыла дверь, повернула ключ в замке и задумалась, куда поставить цветы. Немного пошуровав в кухонном шкафу, она нашла непритязательную, но довольно большую стеклянную вазу, налила в нее воды из-под крана, расставила розы и пристроила вазу на длинный стол, стоящий вдоль стены напротив кровати.
        Розы выглядели красиво, что и говорить. Немного полюбовавшись ими, Полина услышала, как в ванной перестала литься вода. Вспомнила, что без спроса достала из шкафа Никитину футболку, устыдилась, что может быть поймана на сем неблаговидном поступке, рывком сорвала футболку через голову, быстро сложила ее и сунула обратно в открытый шкаф. В спешке движения ее были неловкими, поэтому она нечаянно задела стопку футболок, которые съехали в сторону, обнажая какой-то предмет. Полина охнула, протянула руку, чтобы навести первозданный порядок, и застыла, не веря собственным глазам. На полке шкафа в номере писателя Никиты лежала шкатулка из ракушек, закрытая на маленький висячий замочек. Это была та самая шкатулка, которую пожарный Андрей доставил в Карадагскую пещеру и которую они оставили там, чтобы полиция могла поймать того, кому шкатулка предназначалась.
        Получается, Никита соврал ей, когда сказал, что предупредил Николая. Получается, он с самого начала захватил шкатулку с собой и уже наверняка знал, что в ней лежит. Получается, что он и не думал отдавать шкатулку в полицию, а ввязался в какую-то только одному ему понятную и наверняка опасную игру.
        От совершенного ею открытия у Полины даже дух захватило. Не очень соображая, что она делает, она взяла шкатулку в руки и провела пальцами по шершавой поверхности ракушек. Щелкнула дверь, Никита вышел из ванной и уставился на нее - красную, взволнованную, стоящую со шкатулкой в руках.
        - Шерлок Холмс,  - с ласковой насмешкой сказал он и, подойдя к Полине, одной рукой вытащил шкатулку из ее крепко сжатых пальцев, а другой обнял ее за плечи.  - Когда ты голая ведешь расследование, ты становишься такой чертовски соблазнительной, что я понимаю, что на пляж мы сегодня попадем только к вечеру.
        - Погоди.  - Полина вывернулась из его рук и требовательно уставилась в лицо. Глаза ее пылали.  - Я хочу знать, что все это значит? Получается, ты тогда забрал шкатулку из пещеры?
        - Забрал.  - Никита покаянно покрутил головой.  - Ты посуди сама: ну как ее можно было там оставлять? Неужели ты думаешь, что полиция поехала бы за ней, чтобы узнать, что в ней лежит?
        - Но тогда почему ты мне не сказал об этом?
        - Потому что сначала хотел убедиться, что знание о том, что находится внутри, не преумножает печали знающего. Пойми, это могло быть опасно, и я не хотел втягивать тебя в это.
        - Спасибо за заботу.  - В голосе Полины сквозил металл.  - И что, ты выяснил, что там лежит? Или уже лежало?
        - Я посмотрел, удовлетворил свое любопытство и положил это обратно,  - успокаивающе сказал Никита.  - Поверь, что это совершенно не опасно, и я бы даже сказал, совсем неинтересно. Именно поэтому я тебе про это и не рассказывал. Более того, я собирался в какой-нибудь день добраться до пещеры, чтобы положить это обратно.
        - Это - это что?  - воскликнула Полина в ярости.
        - Я обязательно тебе скажу, но попозже.
        - Когда?
        - Когда Андрей с семьей уедет домой.  - Никита был внешне серьезен, но глаза его смеялись.  - Мы не должны были влезать в его маленькую тайну, так что пусть я один пока буду ее носителем. Хорошо?
        - Я тебя убью,  - прошипела Полина и стукнула Никиту кулачком во влажную после душа грудь. От этого жеста полотенце, которым были обернуты его бедра, упало, и она с присвистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы. Этот мужчина действовал на нее совершенно непостижимым образом.  - Ты обманщик. Ты предатель. Ты поступил по отношению ко мне нечестно.
        - Каюсь,  - согласно кивнул он, отставил шкатулку в сторону и подхватил Полину на руки.  - Каюсь, я действительно мерзавец. И сейчас буду просить у тебя прощения до тех пор, пока ты меня не простишь.
        Он сделал несколько шагов и вместе с Полиной на руках упал на кровать, которую они так и не успели застелить. По комнате струился аромат роз, смешиваясь с легким запахом настоянного на крымских травах геля для душа, химическим духом пены для бритья, мятным привкусом зубной пасты и тем особенным, острым, мужским ароматом, который был неотъемлемой частью самого Никиты, вызывая у Полины каждый раз, как она его вдыхала, острый приступ желания.
        - Ты обманщик,  - прошептала она, не желая сдаваться так быстро, и тут же замолкла, нырнув в пучину чувств и эмоций, которые не оставляли времени ни на что другое.
        Глава?12
        Охота начинается
        «Петух, может быть, хорошо кукарекает, но яйца все-таки сносит курица».
    Маргарет Тэтчер
        Когда Полина и Никита, взявшись за руки, вышли из номера Дома писателей, часы показывали уже два часа пополудни. Идти на пляж смысла не было. Мама с Олей наверняка уже ушли оттуда на обед, Полине даже показалось, что в окне столовой «Творческой волны» мелькнула темная курчавая голова сестренки, но проверять она не стала.
        К тому же, хотя ей было стыдно в этом признаться, она ужасно хотела есть. Калории, полученные вместе с куском торта, уже давно были благополучно истрачены, поэтому организм требовал, чтобы его срочно накормили, проявляя при этом настойчивость и полное отсутствие терпения.
        - Купаться или в кафе?  - спросил Никита, и Полина так обрадовалась, как будто он сделал ей какой-то особенный, просто царский подарок.
        - В кафе,  - призналась она, чувствуя, как у нее бурчит в животе, и надеясь, что это бурчанье не слышно ее кавалеру.  - А в какое?
        - Я приглашаю вас, девушка, отобедать со мной в кафе «Сердолик». Очень приличное место с разумным сочетанием цены и качества. Нутрию будешь есть?
        - Что-о-о?
        - У них в меню есть нутрия. Очень рекомендую. Мясо, как у курицы, только нежнее. Они ее готовят либо в сметане, либо тушенную с черносливом.
        - А чего-нибудь менее экзотическое есть?  - Полина передернулась. По натуре она была человеком достаточно брезгливым, поэтому никогда не ела незнакомых блюд и не терпела субпродуктов. Почки, печень, рубец или, к примеру, бычьи яйца она бы не взяла в рот ни при каком раскладе.
        - Есть бычьи яйца,  - с готовностью откликнулся Никита, и она остановилась, в смятении глядя на него.
        - Может, в другое место?  - робко спросила Полина.
        Выглядела она при этом такой несчастной, что Никита не выдержал и расхохотался.
        - Пойдем, горе мое.  - Он обнял ее за плечи и увлек дальше по дорожке.  - Нормальное там меню. Свинина, баранина, говядина, курица. Все, что хочет твоя не склонная к авантюрам душа. Хотя по тебе так сразу и не скажешь. Судя по твоим поступкам, ты как раз весьма авантюрна.
        - Не преминешь поддеть,  - отметила она.  - Моя авантюрность заканчивается на том, что я вляпываюсь в истории с криминальным душком. На еду это, к счастью, не распространяется.
        Легко пикируясь, они дошли до расположенного неподалеку от входа на пляж кафе «Сердолик». Цены здесь действительно были гораздо умереннее, чем в «Седьмом небе», «Зодиаке» и «Бочке», в которых Полина уже успела побывать, хотя со столовой, в которой она питалась со дня приезда, их было все-таки не сравнить.
        Еда оказалась вкусной, и Полина даже пожалела, что порции тут небольшие. Однако, покосившись на нее, Никита еще заказал десерт, который она умяла, немного стесняясь. Собственное несовершенство и проснувшаяся вдруг тяга к обжорству, впрочем, не успели расстроить Полину, поскольку она вовремя вспомнила, что Никите нравятся женщины с хорошим аппетитом. Сам он тоже ел с удовольствием, и она вдруг подумала о том, что они очень подходят друг другу.
        «Э-э-э, подруга,  - одернула она сама себя.  - Ты бы не делала таких далеко идущих выводов. Скоро ваши отпуска закончатся, не придумывай себе на сто бочек арестантов, потом больно будет».
        - Куда сейчас?  - спросила она, когда обед уже был позади, и Никита рассчитался с официантом. Сумма оказалась вполне посильная, поэтому Полина даже неудобства никакого не почувствовала, что вгоняет его в расход. Хорошее было кафе. Правильное.
        - Предлагаю дойти до Николая, как и собирались,  - предложил Никита.  - Только, чур, уговор: ты вперед батьки в пекло не лезешь, рот лишний раз не раскрываешь и никаких возможных секретов не выбалтываешь. Наша задача: узнать как можно больше и самим сказать как можно меньше. Поняла?
        - Поняла,  - сказала Полина и с уважением посмотрела на него. Все-таки он был очень умный, этот писатель Никита. Даже жалко, что она никогда не читала его книжек.
        - А как твоя фамилия?  - спросила она.
        - Чарушин,  - чуть удивленно ответил он.  - С чего тебя вдруг заинтересовали мои паспортные данные?
        Они уже дошли до конца набережной и повернули на улицу Десантников. Навстречу им текла довольно плотная толпа. Идти в горку было тяжеловато, тем более что послеобеденное солнце жарило немилосердно.
        - Чарушин,  - задумчиво повторила Полина.  - Странно, я даже никогда и не слышала про писателя с такой фамилией.  - Он искоса посмотрел на нее.
        - Ты только не обижайся,  - торопливо добавила Полина.  - Я вообще не очень много читаю, на мне филфак мой не сказался. Некогда. Да и сил к вечеру уже почти не остается. Так, перелистну пару страниц и засыпаю. Хотя детективы люблю.
        - Оно и видно,  - пробурчал Никита, который, видимо, все-таки был недоволен ее опрометчивым признанием.
        Николай был на месте. Полина даже обрадовалась, что опорный пункт не заперт, потому что тащиться обратно по такой жаре было выше ее сил. Впрочем, потом она вспомнила, что Никита куда-то звонил, а значит, договорился о встрече с Николаем заранее.
        Оперуполномоченный искоса посмотрел на Полину, а потом бросил вопросительный взгляд на Никиту.
        - Она не будет мешать,  - правильно понял тот.  - Пусть посидит. И еще, Коль, давай договоримся: я тебе рассказываю все, что знаю, но ты не задаешь вопросов, откуда мне это известно, хорошо? Будем считать, что это инсайд.
        - Инсайд инсайду рознь,  - разумно заметил Николай, которого, несмотря на молодость, не смутило модное слово. Полине это неожиданно понравилось.  - Важно понимать, заслуживает ваш источник доверия или нет.
        - Мы же договорились на «ты»,  - укоризненно заметил Никита.  - Естественно, я буду оценивать достоверность всей излагаемой мной информации. Чтобы ты мог сам решать, нужна она тебе или нет.
        Связно, четко, логично и довольно быстро он пересказал Николаю все, что уже знала Полина. Она еще раз подивилась тому, как грамотно и плавно построена его речь. Николай внимательно слушал про вора в законе, вместе со своей подругой и охраной живущего в том же коттеджном городке, что и убитый Артем Круглов, о странной связи этой подруги с молодым парнем, умершим на морском берегу. О супругах Тумановых, Анне и Борисе, приехавших в Коктебель по делам бизнеса и обратившихся к Артему за помощью, получивших в ответ любопытное предложение о сотрудничестве, но так и не успевших на него ответить. О неведомых детских друзьях Артема, пригласивших его в Коктебель на работу и вполне могущих знать того самого неизвестного Прыгуна, который наверняка имел самое непосредственное отношение к убийству.
        Мог ли быть Прыгуном Дима, скончавшийся на глазах Никиты и Полины от передозировки наркотиков? Внешне он был одного возраста с Артемом, а значит, мог совершить его убийство, а затем его убили, чтобы замести следы, ведущие к заказчику. Вопросов было гораздо больше, чем ответов. Николай слушал сосредоточенно, иногда задавая уточняющие вопросы, чертил на листе бумаги одному ему понятные стрелочки и кружочки, иногда вскидывая на Никиту удивленный взгляд.
        - А это ты откуда взял?  - спрашивал он и тут же спохватывался:  - Извини, мы договорились, я не должен спрашивать. Кстати, детского друга Круглова, который его сюда жить пригласил, мы уже опросили. Он - весьма уважаемый человек. Крупный бизнесмен, в Феодосии живет. Он из-за убийства сильно расстраивается. Считает, что это он Круглова во что-то втравил, из-за чего его убили, а значит, он перед ним виноват. Но сам он, по всему видать, чист.
        - Я с ним переговорю,  - кивнул Никита.  - Завтра же похороны. Лариса, сестра моя, сказала, что он приедет, обещала нас познакомить.
        - Переговори,  - кивнул Николай.  - Все-таки разговор со следственными органами - это одно, а с частным лицом,  - он вдруг непонятно для Полины усмехнулся,  - другое. Может, и получится узнать что-то новенькое. А про бандита этого, который на базе живет, это хорошо, что ты сказал. Пробью я его. Не нравится мне такое совпадение.
        - А личность умершего на пляже установили?  - все-таки влезла в разговор Полина.
        - Что? А, да. Нам паспорт его подбросили. Прямо в форточку,  - зло сказал Николай.  - Дмитрий Ширшин, из города Долгопрудный. Мы с их управлением связались, говорят, прибандиченный он такой был. Сидеть не сидел, но пара фактов в его биографии была, из которых ясно, что он с блатными якшался. Боксом занимался в юности. Даже разряд имел. В армии служил, не в ВДВ, правда, но и не в стройбате. Нормальная была такая часть. А как вернулся, работать не захотел, к бандитам подался. Подай-принеси. Нежирно, коллеги сказали, но на жизнь хватало. Он еще мать содержал и сестру с ребенком. В общем, обычная такая история. Сестра его на днях за телом приехать должна, так что увезет гроб на родину, чтобы похоронить.
        - А он сам умер или все-таки убили?  - уточнил Никита.  - Сам понимаешь, если крутить его на причастность к убийству Артема, то это важно.
        - Да хрен знает,  - с досадой сказал Николай.  - И так, и так могло быть. В крови концентрация наркотиков такая, что не выжить. Ты ж сам знаешь, какая это отрава страшная. А сам он ее себе ввел или помог кто, как же это сейчас установишь? Дело мы закрыли естественно, сам понимаешь. Зачем нам висяк лишний? Так что если выяснится, что он к Круглову отношение имеет, то начальству моему это дюже не понравится. Получится, что облажалось мое начальство по полной программе. Видишь, какие дела.
        - Вижу,  - задумчиво согласился Никита,  - только ты ж тоже понимаешь, что спустить убийство Темы на тормозах я не дам и до правды докопаюсь. И если она твоему начальству поперек горла встанет, то я из-за этого даже на пять минут не расстроюсь.
        - Я-то понимаю.  - Николай вдруг усмехнулся.  - И честно тебе скажу, что за свое начальство расстраиваться тоже не стану. Ленивое оно у меня. Не грех и расшевелить.
        - Ладно.  - Никита хлопнул ладонью по столу и встал.  - Пошли мы. Если что новое узнать получится, то я позвоню. А если начальство начнет вопросы задавать, то мы по детективной части приходили. Ну, помнишь, что Полина говорила?
        - Помню.  - Николай уже открыто засмеялся, и Полине даже показалось, что они с Никитой перемигнулись о чем-то, понятном только им двоим.
        Объединившиеся в своем мужском превосходстве, они бесили ужасно, но Полина решила не «зависать» и уж тем более не обижаться. Рядом с Никитой ее отпуск наполнился смыслом, и дело было даже не в завязавшемся между ними романе. Ей давно уже не было так интересно жить, как сейчас. И даже легкое чувство опасности не пугало, а лишь щекотало нервы, как в интересной и захватывающей игре. Вот только это была не игра, и завтрашние похороны Артема Круглова подтверждали это жестоко и доходчиво.
        На панихиде было многолюдно. Практически весь город пришел проводить своего мэра, который хоть отработал и недолго, но уже успел полюбиться жителям за открытый нрав и по-хорошему молодецкий задор, с которым он взялся за наведение порядка в поселке. Мелко крестились старушки, угрюмо курили в сторонке мелкие предприниматели - недорого одетые мужики с задубевшими на солнце мрачными лицами, плакали молодые женщины, жалостливо рассматривая одетую в черное Ларису.
        Полине показалось, что со вчерашнего дня она еще больше осунулась и похудела. Никита, стоя рядом с гробом, обнимал сестру за худенькие плечи. С другой стороны пристроилась молодая женщина, видимо, та самая подруга, которая приехала ее поддержать. Чуть поодаль стояла полная дама, удивительно похожая на Никиту, и мужчина, полной копией которого была Лариса. «Родители,  - догадалась Полина.  - А Никита и не сказал, что они должны приехать».
        С каким-то жадным любопытством она вглядывалась в черты его матери и отчима, того самого, который в детстве не порол своего пасынка. С занятой ею точки обзора ей было их хорошо видно, и, несмотря на то что на нее была возложена особая миссия - внимательно следить за всем, что происходит вокруг, особенно за людьми, пришедшими проститься с Артемом, она то и дело отвлекалась именно на пожилую пару, имеющую отношение к Никите.
        Именно он и выбрал место, откуда она должна была наблюдать за происходящим. Ей действительно было хорошо видно и дорожку, по которой люди подходили к гробу, и площадку, на которой они потом вставали, разбиваясь по группам и ведя неспешные беседы. Единственное, что Никита не предусмотрел, это то, что народу будет так много. Спустя пятнадцать минут после начала прощания у Полины уже рябило в глазах от мелькающих лиц. Одетые в черное люди напоминали воронье на свежевспаханном поле.
        Было чувство, что еще чуть-чуть и кто-нибудь из присутствующих захлопает крыльями и улетит. Но время шло, народ все прибывал, и наблюдать за тем, кто что делает и с кем разговаривает, было довольно затруднительно.
        Краем глаза Полина заметила, как к Ларисе подошел высокий, спортивного вида человек. Склонился в почтительном поклоне, поцеловал ладонь, погладил по плечу. Вдова что-то коротко сказала Никите, тот пожал подошедшему мужчине руку, и они перекинулись парой слов. Каким-то седьмым чувством Полина поняла, что это и есть тот самый бизнесмен, который пригласил Артема в Коктебель. Видимо, мужчины договорились о встрече, потому что незнакомец кивнул и спустя мгновение уже смешался с толпой.
        Подошли попрощаться Анна и Борис Тумановы. В этой паре было столько элегантности и одновременно высокомерия, что Полина даже залюбовалась ими на мгновение. Деньги, очень большие деньги не кричали о себе аляповатостью наряда или размерами знаменитых лейблов, но все равно выдавали себя качеством ткани, матовым блеском темных очков, сиянием зубных коронок, сделанных у отличного мастера. Это не была вызывающая роскошь, нет. Это была стильная добротность, непререкаемая уверенность в себе и то манящее ощущение вседозволенности, которое всегда сопровождало большие деньги.
        Сама того не осознавая, Полина все ждала, что в толпе мелькнет знакомый прекрасный облик Ларисы номер два, той самой, которую она опрометчиво назвала художницей. Но ни ее, ни качков-охранников, ни тем более татуированного «шефа» здесь не было.
        Церковь, в которой проходило прощание, была новая, с яркими золотыми куполами. В один из вечеров Полина, изучая окрестности, наткнулась на нее и была немало удивлена масштабу ведущихся там работ.
        - Строят-строят, все не построят,  - досадливо махнула рукой продавщица в магазинчике напротив, куда Полина забрела, чтобы купить свежих бубликов, в ответ на ее восторженное замечание.
        Началась поминальная служба. Полина еще раз оглядела собравшихся и тихонько вышла из храма. Вдохнув свежий воздух полной грудью, чтобы изгнать из легких запах ладана, она отошла к дальним кустам, под которыми пряталась в тени скамеечка. От долгого стояния у нее устали ноги, а от сочетания церковных запахов и нервного напряжения слегка кружилась голова.
        С другой стороны кустов, уже за церковным забором, послышался какой-то приглушенный звук. Полина распознала шорох шагов. Идущий был явно не один. Затем чиркнуло колесико зажигалки и запахло дымом дорогих сигарет. Полина никогда не курила, но запахи дешевого и дорогого табака отличала мгновенно. Ее юность прошла в дворовых компаниях, поэтому о сигаретах она знала почти все, хоть сама и не баловалась. Сначала не хотела расстраивать папу, а потом уж было как-то поздно начинать.
        - Все тихо?  - осведомился невидимый голос, который показался Полине смутно знакомым, но как она ни напрягалась, так и не смогла понять, кто именно это был.
        - Да. Висяк полноценный. Сколько бы они ни шуршали, ничего не нароют.
        - Точно?
        - Да они и шуршать не будут. Им зачем?
        - Дело громкое… Мэр все-таки…
        - Я тебя умоляю.  - Второй голос матюгнулся, а потом длинно сплюнул сквозь зубы.  - Этот правдоруб за полгода успел настроение не одному десятку человек испортить. Ты Туманова видел? Ну такой старый хлыщ в золотых очочках. Приехал к Темику землицы прикупить по дешевке, а что получил? Предложение вложиться в очистные. Вот ему в Москве дерьма не хватало, чтобы еще тут его черпать. Понятно, что он на подозрении. И таких с полкладбища будет. Так что не бойся. На тебя точно никто не подумает.
        - Наверное…
        - Тебя тут никто и не помнит. Приехал же ты не к нему. Ты его на набережной случайно встретил. Что предложение ему в первый же вечер делать полез, почву не прощупав, это плохо. С другой стороны, кто же мог знать, что он такой принципиальный окажется? Опять же, успокоил ты его сразу, пока он глупостей наделать не успел. Так что рассказать он про тебя никому не мог. За это хвалю. Вообще, быстрая реакция у тебя, Прыгун.
        Прыгун… У Полины даже ладони взмокли от волнения. Совсем рядом с ней находился человек, о котором Артем говорил перед смертью. И, судя по подслушанному ею разговору, именно он и был убийцей. Сквозь забор говорящих было не видно. Полина вскочила со скамейки, встала на лавочку и попыталась перегнуться через верх забора, но не дотянулась.
        Услышав ее шебуршание, говорящие сразу замолчали как по команде, а затем из-за стены раздались быстрые шаги. Спрыгнув с лавочки, Полина бегом бросилась к выходу из церковного двора. Если разговаривающие вернулись на улицу, то у нее был шанс встретиться с ними лицом к лицу, и почему-то она была готова увидеть среди них хотя бы одного знакомого. Если же они пошли вверх по прилегающей к территории церкви улочке, то тогда она могла хотя бы попробовать рассмотреть их издали.
        Протолкавшись сквозь толпу во дворе, она выскочила на тротуар, добежала до угла, повернула на узенькую дорожку, ведущую вверх к новому строящемуся красивому зданию, чьему-то особняку, успела подумать о том, что, судя по недавно начатому строительству, земля под него была выделена уже при Артеме, перевела взгляд на дорожку, практически тропинку, стоя на которой разговаривали невидимые собеседники, и получила мощный удар в лицо.
        Жалобно вскрикнув, она упала на дорожку, успев удивиться, какая она жесткая и колючая. Перед глазами у нее взметнулись черные, жирно каркающие вороны, закрывшие небо так, что стало трудно дышать, и, увлекаемая их крыльями, как похоронными плащами, куда-то в высь, от которой кружилась голова, она потеряла сознание.
        Полина пришла в себя оттого, что кто-то прыскал ей в лицо холодной водой. Вода была не просто холодная, а ледяная. Ее колкие брызги иголочками впивались в горячие щеки, отчего Полине казалось, что ее кусают десятки злых ос. Мысль об осах была неприятной. Полина слабо вскрикнула и провела ладошкой по лицу, отгоняя непрошеных насекомых.
        - Очнулась,  - услышала она мужской голос, совершенно незнакомый, и, открыв глаза, обнаружила, что лежит в большом, обитом белой кожей джипе. С переднего сиденья на нее смотрели веселые мужские глаза, что, учитывая обстоятельства, было совсем некстати. Глаза, как и голос, принадлежали тому самому представительному мужчине, который у церкви подходил к Никите. Сам Никита в машине был тоже. Именно у него на коленях сейчас удобно устроилась Полинина голова.
        - Фу-у-у, напугала,  - выдохнул Никита, и она задрала голову, чтобы посмотреть на него. Голова тут же наполнилась тупой пульсирующей болью, и Полина на мгновение испугалась, что ее сейчас вытошнит. Пачкать черные джинсы Никиты не хотелось, белую кожу сиденья - тем более. Впрочем, головокружение и приступ острой дурноты через секунду прошли. Правда, попытку сесть Полина предпринять побоялась.
        - Как ты меня нашел?  - слабым голосом спросила она и, покосившись на владельца джипа, уточнила:  - Как вы меня нашли?
        - Да мы тебя и не искали,  - ответил Никита с досадой.  - Служба еще не кончилась, как прибежала одна из местных теток, заголосила на весь храм, что за забором девушка лежит. Ее сын с мальчишками заскучали в церкви, надоело им ждать, пока служба кончится, ну и отправились окрестности обследовать. За угол повернули и на тебя наткнулись. Побежали взрослым говорить. Я головой повертел, тебя нет, вот и понял, что, кроме тебя, влипнуть на похоронах в неприятности больше никто не может. Так и оказалось.
        - Это был Прыгун,  - сообщила Полина. Голос ее задрожал под наплывом воспоминаний о подслушанном разговоре и последовавшем за ним страшном ударе.  - Он разговаривал за стеной церкви с каким-то человеком. Тот к нему так и обращался: «Прыгун», и они обсуждали, это именно он убил Артема.
        - Это уже как раз никаких сомнений не вызывает,  - задумчиво произнес мужчина на переднем сиденье.  - Кстати, давайте знакомиться, меня Павел зовут. Павел Громов. Я друг Артема.
        - Тот самый, который перетащил его в Коктебель?  - уточнила Полина.
        - Да, он самый. Теперь вот простить себя не могу, что на погибель его привез. Но я тогда даже и представить себе не мог такого развития событий. У нас же тут тихо. Одна хозяйственная деятельность, никакого криминала. Ну махинации с землей могли быть, так я знал, что именно их Артем не допустит. Он был удивительно честным человеком. Такие сейчас нечасто встречаются, тем более в бизнес-среде.
        - Из разговора я поняла, что Прыгун - не местный.  - Лежать на коленях Никиты было приятно, и Полина немного поерзала, устраиваясь поудобнее. Приступа головокружения за этим не последовало, так что она обрадовалась.  - Они обсуждали, что о его приезде никто не знал. А Артема он случайно встретил на набережной и, узнав, что тот теперь мэр, решил использовать его в своих темных делишках. Для этого приехал к Кругловым домой, но Артем на поводу у него не пошел и пообещал сдать Прыгуна в полицию. И тот сразу его убил.
        - Удивительный ты человек.  - В голосе Никиты звучала неприкрытая нежность.  - На тебя преступники и околокриминальные элементы слетаются как мухи на мед. Ну как так получается, что на похороны пришла чуть ли не тысяча человек, а разговор Прыгуна со своим сообщником подслушала именно ты? Я тебя больше ни на секунду от себя не отпущу, потому что мне уже просто страшно, во что ты еще можешь влипнуть.
        - Мне самой страшно,  - пробормотала Полина.  - Почему-то в этом отпуске со мной произошло приключений больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я себя чувствую героиней детектива, честное слово. Кстати, а ты будешь писать про то, что здесь произошло? Такая фактура не должна пропасть.
        - Посмотрю на твое поведение,  - пробормотал Никита.  - Паша, давай ее в больницу отвезем, что ли? Вдруг у нее сотрясение мозга?
        - Нет у меня никакого сотрясения,  - заспорила Полина.
        - И в Коктебеле нет никакой больницы,  - сообщил Павел.  - Амбулатория только, но это так, одно название. Со всем мало-мальски серьезным в Феодосию возят. Можно и туда, вот только похороны же. Могу водителя отправить, он Полину отвезет, а мы пока здесь останемся.
        - Нет,  - в один голос воскликнули Полина и Никита.
        - Отвези ее ко мне в отель,  - попросил Никита.  - Она там отлежится под кондиционером, и нормуль. Только проследи, чтобы она дверь заперла как следует и балкон не открывала. Пони, слышишь? Ты поспи, пока я с похоронами и поминками закруглюсь. Не могу же я Лариску бросить. Но как только освобожусь, так сразу к тебе. А ты из номера ни шагу, поняла?
        - Поняла,  - кивнула Полина.
        - Вы таблетку от головной боли выпейте и положите на лоб полотенце холодное,  - вмешался Павел.  - Действительно, после поминок я привезу Никиту в гостиницу, и тогда мы решим, что с вами делать и нужна ли вам медицинская помощь. А пока отдыхайте в номере. Гранаты ешьте. Я вам гранаты оставлю. У меня в багажнике целый ящик. Вкусные. Любите гранаты?
        - Люблю,  - кивнула Полина.
        Павел и Никита вылезли из машины. Молчаливый водитель привез ее в Дом писателя, доставил к самому порогу, действительно занес в номер огромный ящик с красными гранатами, проследил, чтобы она заперла за ним дверь, и Полина осталась одна.
        Голова у нее уже почти не болела. Тем не менее она все-таки выпила найденную в аптечке Никиты таблетку баралгина, задернула шторы, включила кондиционер, почистила огромный гранат, истекающий в ее руках кровавым соком, залезла в постель и открыла тоненькую книжицу, оказавшуюся в ящике с гранатами. «Легенды Крыма» было написано на ней.
        Легенда о тополе, гранате и кипарисе
        Жил неподалеку от Алушты бедный, но честный и гордый рыбак. Его жена на всю округу славилась своей добродетелью. А их дом был всегда открыт для любого путника. По всему Крыму знали о том, какие хорошие люди муж с женой, да вот только, как это часто бывает, были они настолько бедны, что еле-еле сводили концы с концами.
        Всегда у них можно было найти приют, пищу и кров. Для любого оставшегося без родителей ребенка находили они доброе слово и маленький гостинец, а оставшаяся одна вдова всегда могла прийти к ним за утешением и подмогой.
        Насколько ценили и уважали люди рыбака и его жену, настолько же плохого мнения были о трех их дочерях. Старшую дочь звали Тополиной. Родилась она некрасивая, слишком маленькая и неуклюжая, уродец уродцем. Ожесточилось сердце девочки из-за этого, испортился ее характер. Не было покоя от злой Тополины ее соседям. Пользуясь своим маленьким ростом, взбиралась она на крыши домов, подслушивала под окнами и вызнавала все соседские тайны, которые разносила затем по всей округе. Не любили люди Тополину, а еще презирали ее за то, что поносит она своих родителей на весь белый свет, проклинает их за то, что родили ее на свет калекой.
        Среднюю дочь звали Гранатой. Мечтала она быть такой красивой, чтобы все прохожие останавливались на улице и смотрели ей вслед. Целыми днями сидела она у своего дома и щипала себя за щечки, чтобы они были розовыми и нежными. Но белокожа была Граната и тоже все чаще проклинала своих родителей за то, что не родили ее розовощекой.
        Третья дочь рыбака и его жены родилась красавицей. Была она высока, тонка в талии, с прекрасными чертами лица, подвижная, резвая, веселая, со смешливым характером. Но и она вслед за старшими сестрами насмехалась над родителями и выдвигала им претензии - мол, родили ее ночью, а не днем, оттого и характер у нее такой смешливый.
        Болело родительское сердце от постоянных нападок родных дочерей. Но не могли они по доброте своей ни слова сказать в ответ. Молча сносили нападки и насмешки, и лишь когда становилось совсем невмоготу, уходили в горы на несколько дней. Там в пещере среди голых скал ночевали они. Звездное небо служило им одеялом. Твердая земля - периной.
        Однажды холодный дождь заставил их вернуться домой раньше срока. Рассердились дочери на то, что родители так быстро вернулись, и накинулись на них с кулаками. Заплакали рыбак и его жена, и вдруг раздался с неба грозный, не слыханный доселе голос.
        - Тополина,  - воскликнул он.  - Ты считаешь своих родителей виновными в том, что родилась ты карлицей. Так стань же ты самым высоким в округе деревом и смотри на всех свысока. Только знай, что никогда ты не будешь цвести и плодоносить, и ни одна птица, кроме ворон, не будет вить на тебе свои гнезда из-за твоего дурного нрава.
        И твое желание, Граната, тоже сбудется. Быть тебе деревом с розовыми цветами. Все будут останавливаться при виде тебя, чтобы полюбоваться твоей красотой, но ни один путник не склонит к тебе головы, потому как никогда не будешь ты иметь запаха, а плоды твои никогда не смогут ни накормить голодного, ни утолить жажду страждущего.
        А ты, Кипариса, считаешь, что слишком счастлива из-за неправильного времени рождения? Так раздели же ты участь своих сестер и стань самым печальным деревом на свете.
        Выбежали из дома во двор перепуганные девушки, чтобы избежать страшного предсказания. Вслед за ними поспешили и их родители, чтобы утешить своих непутевых дочерей. Да вот только дочерей во дворе уже не было, а стояли у забора лишь три дерева. Одно взметнуло в небо свои длинные ветви, словно пытаясь стать еще выше. Второе расцвело дивными розовыми цветами, лишенными аромата, а третье застыло в вечном грустном молчании. И назвали жители этой деревни деревья именами трех сестер - Тополь, Гранат и Кипарис.
        Глава?13
        Перемена слагаемых
        «Покажите мне женщину, которая не чувствует себя виноватой,  - это будет мужчина».
    Эрика Джонг
        Мечта Полины сбылась. Теперь она жила в Доме писателей. С благословения мамы перевезла свои вещи, не без угрызений совести оставив ее с Олей вдвоем. Вернувшийся вечером с похорон Никита просто не отпустил ее домой, сказав, что после удара в лицо она должны быть под наблюдением, и если вдруг появятся симптомы сотрясения мозга, то пугать маму вовсе не стоит. С этим постулатом Полина была согласна.
        Затем он предложил сбегать в «Троянду» за ее вещами, потому что в церковь она ходила в черной длинной юбке и футболке, зачем-то брошенных в чемодан при отъезде и по чьему-то злому умыслу пригодившихся. И с этим она согласилась, потому что от одной мысли, что придется снова натягивать черные тряпки, ее передергивало.
        Она предупредила маму о его визите по телефону, наврав, что у нее от долгого нахождения на солнце заболела голова. И практически не удивилась, увидев, что Никита явился обратно со всем ее скарбом, сложенным в дорожную сумку.
        - Мы с твоей мамой решили, что будет лучше, если до конца отпуска ты поживешь здесь,  - бодро отрапортовал он, и Полина тут же ощетинилась:
        - Кому будет лучше?
        - Тебе, мне, маме твоей. Она, кстати, очень рада нашим с тобой отношениям.
        - И с чего бы это ей было радоваться?  - язвительно спросила Полина.  - Думаешь, она не знает, чем кончаются курортные романы?
        - И чем же они кончаются?
        - Разочарованием,  - бухнула она.
        - Ну, про будущее сказать ничего не могу, я не провидец,  - довольно сухо ответил Никита.  - А в настоящем твоя мама не видит ничего плохого в нашем с тобой, как ты выразилась, курортном романе. И в том, что ты поживешь в отличном отеле вместе с мужчиной, который о тебе позаботится, а заодно отдохнешь от своих постоянных обязанностей быть в ответе за всех и за вся, она тоже ничего плохого не видит.
        - Но как она справится одна?
        - Полина, твоя сестра - взрослый разумный человек. Она не требует постоянной опеки. И поверь мне, что если ей дать чуть больше свободы, то будет только лучше. Кроме того, ты каждый день будешь видеть их на пляже. На пляж-то мы ходить не перестанем.
        - А обедать будем в «Сердолике»?  - затаив дыхание, спросила Полина.  - Мне там понравилось, да и по деньгам я в оставшееся время могу себе это позволить.
        - Обижаешь,  - укоризненно сказал Никита.  - Если перефразировать известное выражение, то кто девушку танцует, тот ее и кормит. Так что не задевай мою мужскую честь, пожалуйста.
        - Ладно,  - засмеялась Полина,  - не буду задевать. Тем более что ем я немного.
        - Ага,  - подхватил он.  - Конечно, немного. Аппетит у тебя очень даже здоровенький. Не прибедняйся. А пока давай спать, а? Я после сегодняшних похорон устал так, как будто пару вагонов разгрузил. А еще из-за тебя волновался. А еще за твоим шмотьем бегал и с твоей мамой отношения выяснял. Она же практически допрос с пристрастием мне устроила до того, как вверить тебя в мои надежные руки.
        Против того, чтобы, наконец, лечь спать, Полина ничего не имела. Сегодняшний день казался ей бесконечным. Он так давно начался, был настолько богат на события, а главное - на тягостные эмоции, что день вчерашний терялся в какой-то туманной дымке.
        Проснувшись поутру, она, не открывая глаз, прислушалась сначала к себе, а потом к окружающему пространству. Голова не болела и не кружилась, снова вкусно пахло кофе, а шуршащий чем-то у плиты Никита чуть слышно мурлыкал себе под нос какую-то песенку.
        Быстро позавтракав, они отправились на пляж, где застали все ту же компанию, ставшую уже привычной. Анна и Борис Тумановы, как всегда невозмутимо, возлежали на своих шезлонгах. Молодые мамочки повели купаться своих малышей. Пожарный Андрей, дружелюбно кивнув Полине и Никите, достал из рюкзака ласты и направился на регулярный заплыв. Прошла женщина, предлагающая кукурузу. Та самая, которой Полина симпатизировала. Посмотрела вопросительно в ее сторону, но та лишь отрицательно покачала головой. Смотреть на еду после вкусного завтрака она не могла.
        - В другой раз,  - крикнула Полина, которой почему-то было неудобно отказываться от покупки. Женщина кивнула и пошла дальше, чуть загребая ногами в разбитых шлепках крупную гальку и бормоча свою привычную скороговорку: «Горячая кукуруза. Креветки вареные. Мидии, рапан. Ежевика, малина, клубника. Трубочки с орехами, сладкая пахлава…»
        Купаться хотелось уже почти до одури. При взгляде на море Полине вдруг стало до слез жалко бездарно пропавшего вчерашнего дня. Когда она в следующий раз поедет на море? Втихаря, чтобы никто не видел, она начала загибать пальцы, считая, сколько дней от отпуска у нее еще осталось. Получалось, что ровно половина. Не так уж и мало, если задуматься. С другой стороны, вторая половина всегда пролетала почему-то быстрее первой. Это странное правило Полина знала с детства.
        На ступеньках, ведущих на пляж, появился Костик. Полина краем глаза заметила, как вздрогнула и приосанилась Оля. В руках у него был небольшой резиновый мяч.
        - Привет,  - прокричал он так громко, что на него обернулась добрая половина пляжа.  - Кто со мной в мяч играть? Не надоело еще лежать, лежебоки? Все бока отлежите.
        - А ты где вчера был?  - поинтересовалась фигуристая мамаша. Полина вообще заметила, что она крайне интересуется видным Костиком и пытается привлечь его внимание. Тот факт, что Костик почему-то выделял Полину, ее раздражал неимоверно. Саму Полину же это очень смешило. Она прекрасно осознавала, что «соперница» была гораздо красивее и эффектнее ее самой. Да и моложе. По левой лопатке у нее грациозно сбегал вытатуированный тигр, нижняя лапа которого терялась внутри нижней части купальника. Выглядело это весьма фривольно, если не сказать вызывающе.
        - А в Севастополь махнул,  - с готовностью ответил Костик.  - В шесть утра выезжать пришлось, но клянусь, оно того стоило. В Балаклаву заехали, на подводные лодки посмотрели. Вот где мощь. Так что, в мяч-то кто-нибудь пойдет играть?
        - А мне можно?  - робко спросила Оля, и Полина с изумлением посмотрела на младшую сестру, никогда раньше не выказывающую интереса к спортивным играм.
        - Можно,  - добродушно отозвался Костик.
        - Но я, наверное, не умею,  - сконфузилась Оля, уже испугавшаяся своей просьбы и привлеченного к себе интереса.
        - А я тебя научу.  - Костик был само благородство. Видимо, надеялся, что позавчерашний инцидент исчерпан и забыт.  - Не бойся, у тебя все получится.
        У Оли раскраснелись щеки, она радостно вскочила со своего лежака, судорожно начала натягивать резиновые тапочки, чуть не упала, не подхвати ее Полина, покраснела еще больше, бросила в сторону Костика смущенный, полный обожания взгляд и пошла к нему, протягивая руки к мячу.
        - Где вы играть-то собрались?  - с насмешкой спросил Никита.  - Места же нет свободного.
        - А мы в воду зайдем, там, где песок. И будем перебрасываться. Да, Оля?
        - Да.  - Сестра уже сияла, как медный грош, что вызвало у молодых мамаш приступ праведного гнева.
        Глядя на счастливое лицо Оли, Полина снова прониклась к Костику дружеским расположением. Он поступал сейчас так, как мог поступить только по-настоящему хороший человек, а то, что он накричал позавчера на Олю, могло иметь простое объяснение - многие люди терпеть не могут, когда кто-то копается в их вещах.
        - Ну что, Костик,  - крикнула она, чтобы показать, что больше на него не сердится,  - в целости и сохранности твои раковины? Всем друзьям хватит?
        Лицо у Костика мимолетно застыло, но он тут же расслабился и засмеялся.
        - Хватит, не беспокойся,  - уже вполне благодушно ответил он.  - А ты, говорят, место дислокации сменила?
        - Кто говорит?  - тут же полюбопытствовал Никита.  - Ты же вчера весь день в Севастополе был, так что не мог знать, что Полина ко мне переехала. Да и случилось это только поздно вечером. А утром ты пришел, мы уже здесь были.
        - Слухами земля полнится,  - весело прокричал Костик, уже входя в воду и галантно подавая руку Оле.  - А что, разве это тайна? Как говорится, падение должно быть публичным.
        Полине казалось, что на нее смотрит весь пляж. Почему-то в этом диалоге она выглядела падшей женщиной, потаскухой, которая переезжает к любовнику в гостиницу. Любопытством сверкали золотые очки Бориса Туманова, в немом изумлении смотрела на нее Анна, громко фыркнула толстая мамаша, а ее фигуристая подружка насупилась и надула губки. К ней в этом отпуске почему-то никто интереса не проявлял, а вокруг блеклой и совсем, с ее точки зрения, неинтересной Полины - просто рой ухажеров кружился.
        Никита встал со своего лежака и подошел к Полине, прикрыв ее собой от любопытных глаз.
        - Не смей стесняться - негромко сказал он.  - Ты не делаешь ничего предосудительного и постыдного. Слышишь?
        - Слышу,  - кивнула Полина, у которой предательски горели уши.
        Эти маленькие, полыхающие уши вдруг наполнили сердце Чарушина неизведанной ранее нежностью. Эта стойкая и смелая женщина, этот маленький оловянный солдатик, смело идущий навстречу любой опасности, боялась пересудов. Это было так удивительно, что он даже засмеялся вдруг.
        Со стороны моря послышался какой-то глухой звук, вскрик Костика и сразу после него визг Оли. Полина, тут же позабывшая о своем смущении, бросилась к берегу. Никита помчался за ней. Оказалось, что не рассчитавшая траекторию удара Оля попала Костику прямо в лицо.
        Потирая ушибленный нос, он уже поймал отскочивший в сторону мяч и успокаивающе улыбался перепуганной девушке, которая от острого чувства вины с головой присела в воду.
        - Оля, ну прекрати, утонешь,  - сердито сказала Полина, потянув сестру за руку. Но та лишь замотала головой под водой и пустила первый пузырь.
        - Перестань немедленно,  - уже по-настоящему рассердилась Полина.  - Никита, помоги мне достать эту колоду из воды. Ты что, с ума сошла? Костик же не сердится. Он понимает, что ты не специально.
        - Не ыально,  - то ли провыла, то ли прорыдала Оля, которую Никита тащил к берегу.
        - Костик, ты, правда, не сердись. У нее силы-то немерено, а движения не точные. Это вообще была не очень хорошая затея - позвать ее играть в мяч.
        - Ничего.  - Костик успокаивающе помахал Оле, а затем украдкой снова растер многострадальный нос.  - Не зря говорят, кто к нам с мячом придет, от мяча и погибнет.
        Полина, несмотря на то что ситуация не располагала к веселью, невольно улыбнулась. Хоть и не очень быстро, но пришла в себя расстроенная Оля. Улеглась поднятая суматоха, над пляжем вновь воцарилась чуть сонная полуденная безмятежность, нарушаемая лишь криками играющих детей.
        Вернулся из своего длительного заплыва пожарный Андрей. Принес очередную порцию ракушек. Сделал приглашающий жест, подзывая Олю, но та, измученная своими переживаниями, лишь покачала головой.
        - Как ты их находишь?  - восхищенно спросил Никита у Андрея.  - Я вот вроде тоже плаваю неплохо, но ни одной раковины не нашел, сколько бы ни нырял.
        Полина навострила уши. Андрей по-прежнему казался ей подозрительным, как и история с его шкатулкой. Поэтому, решив, что Никита вступает в разговор, чтобы что-то узнать, она приготовилась внимательно слушать, чтобы не упустить какой-нибудь важной детали.
        - Да я вообще всегда все нахожу,  - засмеялся Андрей.  - Нюх у меня, что ли. Я за грибами, знаешь, как езжу? Загоняю «уазик» отцовский в лес, откидываю заднюю дверь, расстилаю там брезент и засыпаю грибами до самого верха. Если за белыми, значит, белых целая машина, если за груздями, значит, груздей. У меня дома ларь холодильный стоит, на сорок литров. Вот мы с женой,  - он кивнул в сторону своей молчаливой супруги, которая за весь отпуск, казалось, не сказала ни слова,  - их по двое суток чистим, по пакетам раскладываем и замораживаем. Прошлой зимой знакомые спросили, нет ли грибов, так я наторговал на восемь тысяч сразу. В этом году тоже насобирали, сейчас бы еще походить, так мы вот тут. На море. Но ничего, через пару дней домой улетать, глядишь, застанем еще и грузди, и рыжики.
        - Хозяйственный ты мужик, как я погляжу,  - улыбнулся Никита.
        - А то,  - отозвался Андрей.  - Настюшка у нас,  - он снова кивнул головой, теперь уже в сторону дочки,  - очень пюре уважает. Мы ей каждый день кастрюлю варим. Так что картошкой мы поле засаживаем. Ну, капуста там у нас еще, морковь, свекла, тыква. Огурцы, помидоры, перцы. Вот сейчас приедем, лечо начнем катать, банок сто, не меньше.
        - Неужели вы все это за зиму съедаете?  - не выдержала Полина.
        - Конечно, а как иначе?  - Андрей, казалось, удивился ее вопросу.  - Мы практически натуральным хозяйством живем. Нам санкции по барабану, у нас вся еда практически своя. Я и на охоту хожу, и рыбалю. Так что мы, пожалуй, кроме молочных продуктов, и не покупаем ничего. А что в этом плохого? Ничего, я считаю. Так, почитай, пол-России живет.
        - Вы уже домой, значит, скоро?  - зачем-то уточнила Полина.
        - Ага, завтра-послезавтра еще тут, а затем ночью домой. Хочется уже на наши просторы, если честно. У меня ведь любимый вид отдыха какой? Сесть на машину, уехать в домик в лесу и там с ружьишком походить, лесным воздухом подышать. Нет его слаще.
        Полина смотрела в его воодушевленное, открытое лицо и понимала, что этот человек не может быть преступником. Вот не может, и все тут! Ясный взгляд, речи, которые он вел, даже золотые коронки на верхних зубах - все выдавало в нем чистую цельную искреннюю натуру, не способную на подлость. Перед ней стоял простой мужик, без затей, бесхитростный, который никак не мог оказаться Прыгуном.
        - Или он тут ни при чем, или он гениальный актер, или я вообще ничего не понимаю в людях,  - пробормотала она.
        - Везет тебе, Андрюха,  - лениво потянулся на своем лежаке Костик.  - Всегда завидовал людям, которые живут в глубинке. У вас там до природы один шаг. А у нас в Москве одни пробки и сплошная круговерть.
        - Ты ж на телевидении работаешь, вот уж тебе я точно не завидую,  - заметил Андрей.
        - Да я не то чтобы на телевидении. Я в рекламе. Хотя телевизионную мы, конечно, тоже делаем,  - поправил его Костик, и между мужчинами завязался диалог на тему «их нравов». Полине он быстро наскучил. Мир телевидения и рекламы был от нее так далек и настолько не вписывался в ее ежедневные будни, что даже слушать про это ей не хотелось. А вот Оля, уже окончательно успокоившаяся, как заметила Полина, слушала с огромным интересом, хотя в разговоре и не участвовала. Стеснялась.
        В дальнем углу пляжа вновь появилась женщина, торгующая кукурузой. Полина решила, что в этот раз обязательно купит початок, и приглашающе замахала той рукой. Поправив свой просоленный потом козырек, женщина подошла, поставила свою тяжелую корзину на край лежака и вздохнула, переводя дух.
        - Кукурузу вам?  - спросила она.
        - Да, одну, пожалуйста,  - вежливо ответила Полина.  - И соль. Есть же у вас?
        - Конечно.  - Женщина взяла деньги, достала горячий початок, ловко обернула его полиэтиленовым пакетом и достала бумажку с солью.  - Приятного аппетита. Костик, тебе-то не надо?
        - Нет,  - довольно резко ответил тот.
        - Деньги не взял, что ли?  - Женщина вдруг рассмеялась. Смех у нее был чудный, молодой-молодой. От него сразу куда-то исчезали и глубокие морщинки на загорелом дочерна лице, и нездоровая полнота, и отеки на натруженных долгим хождением ногах.  - Так вечером отдашь. Не беда.
        - Я не хочу кукурузу,  - вежливо и ровно сказал Костик, но Полина увидела, что он почему-то напряжен из-за этого ничего не значащего разговора. Взбешен даже. Сорвавшись с лежака, он побежал к морю и с разбегу нырнул, подняв кучу брызг.
        - Вот бешеный.  - Торговка покачала головой, быстро свернула свою корзину и пошла дальше вдоль рядов, привычно выкрикивая свое предложение. Полина проводила ее глазами.
        - Пойдем драники есть?  - спросил у Полины Никита.  - С семгой. В «Сердолике» они знаешь какие вкусные?
        - Кукуруза остынет,  - жалобно сказала Полина, которой вовсе не хотелось кукурузы, а хотелось сходить с ним в кафе. И драников захотелось просто смертельно.
        - Ты ж ее купила не потому, что тебе хочется,  - засмеялся Никита.  - Думаешь, я не вижу? Это ж акт милосердия, а не потребления.
        - Не выбрасывать же ее,  - рассудительно сказала Полина.  - Еду вообще нельзя выбрасывать.
        - Так не выбрасывай. Оля, хочешь горячей кукурузы?
        Девушка ответила не сразу. Глаза ее были устремлены на море, где далекой точкой на волнах покачивалась голова Костика. Оля о чем-то напряженно думала.
        - Что? У-ку-у-зу? Да, съем,  - сказала она, когда Никита повторил свой вопрос.
        Полина аккуратно вручила ей початок, тщательно обмазала его солью, натянула шорты с майкой, кивнула маме, и они с Никитой отправились в кафе. Почему-то ей было очень хорошо оттого, что они остались с ним вдвоем, без любопытных глаз, которые на пляже она постоянно ощущала на себе.
        Вообще-то комплексом неполноценности она никогда не страдала и людской молвы не боялась. Более того, при ее гордом и независимом характере ей всегда вообще было наплевать на то, что думают окружающие. Еще в детстве, когда она шла по улице рядом с маленькой Олей, Полина привыкла не обращать внимания на косые взгляды. В их ситуации это было неминуемо. Но сейчас она чувствовала разлитый вокруг негатив всей кожей, которая вдруг стала очень чувствительной. С чем был связан этот негатив - ее романом с Никитой, злобными характерами окружающих или собственной тревогой, возникшей из-за совершенных под летним солнцем преступлений, она не знала.
        После обеда Никита отпросился у Полины съездить к сестре.
        - Родители просили приехать,  - виновато сказал он.  - Я быстро, туда и обратно.
        - Хорошо,  - сказала Полина, немного уязвленная тем, что он не позвал ее с собой. «Не доросла ты еще, матушка, до того, чтобы быть представленной родителям»,  - язвительно сказала она самой себе.
        Возвращаться на пляж не хотелось, и Полина бесцельно побрела по набережной, которая за время пребывания в Коктебеле уже была исхожена вдоль и поперек. Но больше тут было ходить некуда. Пестрили разноцветьем торговые ряды. Полина зашла было в одну из палаток, привлеченная белоснежным вязаным топиком, который бы красиво смотрелся на ее загорелой коже и подчеркивал высокую грудь, но пожалела четыреста рублей.
        В другой палатке она долго вертела в руках крымские специи, размышляя, не привезти ли их подругам в качестве сувениров, но тоже так и не решилась на покупку. Магниты на холодильник оставляли ее совершенно равнодушной, косметика из карадагской глины тоже. Дарить раковины, как собирался сделать Костик, она считала глупостью. Это был подарок из разряда «ни уму, ни сердцу».
        Надо признать, что как раз морских раковин вокруг было очень много. Их предлагали практически на каждом шагу. И Полина мимолетно подумала, что Костик совершено зря тащил их из Нового Света. В Коктебеле их было точно не меньше.
        «Странно,  - подумала Полина,  - а в первые дни я и не замечала, что тут продается так много раковин. Уставшая, наверное, была. Вокруг себя вообще ничего не замечала. Только Никиту. Его-то мой глаз в первый же день выцепил. Хотя нет, точнее, во второй. Интересно, что нас все же ждет впереди? И почему сегодня он не взял меня с собой?»
        Она поняла, что расстроилась из-за его поступка гораздо сильнее, чем сама ожидала. Полина не понимала, как так получилось, что всего за неделю Никита Чарушин настолько плотно вошел в ее жизнь, как будто стал частью ее самой. Это было неправильно. Опасно. Но что с этим делать, она не знала.
        Телефонный звонок вывел ее из прострации, в которой она находилась. Почему-то Полина решила, что звонит Никита, хотя она и не давала ему своего номера телефона. Случая не было.
        - Алло,  - торопливо сказала она в трубку.
        - Привет, Полинка-малинка.  - Жизнерадостный голос в трубке заставил ее вздрогнуть. Этот голос был из другой, прошлой жизни. И сейчас она была меньше всего готова услышать его глубокие, чуть бархатные модуляции.
        Ее друг Сергей Пахомов, или Серега, как его звали все без исключения, был обладателем действительно богатого голоса. Он и работал диджеем на местном радио, а еще вел многочисленные свадьбы и корпоративы. Это был в полном смысле слова человек-праздник, но сейчас Полине, услышавшей его, почему-то захотелось завыть.
        - Привет,  - обреченно сказала она.
        - Чего невеселая такая? Соскучилась по мне? А у меня для тебя сюрприз. Отгадай какой…
        - Серега, а можно без загадок?  - холодно спросила Полина.  - Ты звонишь-то зачем?
        - Что значит зачем?  - все так же жизнерадостно удивился голос в трубке.  - Приехал и звоню.
        - Куда приехал?  - не поняла Полина.
        - Так к тебе.  - Он даже не засмеялся, а загоготал от переизбытка чувств.  - В Коктебеле я. Прилетел на крыльях любви к своей милой, так сказать. Я ж тебе говорил, что постараюсь вырваться.
        - Говорил,  - вспомнила Полина.  - Только я твоим словам значения не придала. Ты все время что-то говоришь.
        - Ну, в общем, я решил, что мне нужно дать отдохнуть усталым чреслам, сел в машину и приехал. Сутки из-за руля не вылезал. Сначала хотел в мотеле переночевать, а потом решил, нет, доеду до Полинки, там и отосплюсь. Я в «Троянде» твоей. Уже и поселился. Номера были. А ты-то где? На пляже?
        - Нет, не на пляже. Серега… Ты, конечно, молодец, что поселился в «Троянде», вот только я там больше не живу.
        - Как это?  - удивился ее друг сердца, который, как она сейчас абсолютно точно понимала, безвозвратно перекочевал в разряд бывших.  - Я машину твою во дворе только что видел. И Марию Сергеевну с Олей. Правда, издали. Они на пляж шли, с обеда, видимо. А ты-то где?
        - Я на набережной. Серега, нам надо встретиться и поговорить,  - быстро сказала Полина.  - Ты зря приехал, Серега. Я тебя не ждала.
        - Понятно дело, не ждала,  - он снова радостно загоготал,  - я ж тебя не предупредил, что еду. Полинка-малинка, да ты чего убитая такая? Случилось что?
        - Серега, найди на набережной кафе «Зодиак», оно в самом центре. Я тебе там все объясню,  - сказала Полина. Не по телефону же ей было ему говорить, что здесь, в Коктебеле, она встретила другого мужчину и теперь, независимо от того, как сложатся ее отношения с этим другим мужчиной, она никогда не вернется к нему, Сереге.
        Жить с человеком, которого не любишь,  - преступление. Ни из жалости, ни от безысходности делать этого нельзя. Потому что не стерпится и не слюбится, не права русская народная мудрость. Теперь Полина была в этом абсолютно уверена. С человеком, которого полюбила, она провела вместе всего несколько ночей, но и этого времени ей хватило для сравнения.
        «Да, надо смотреть правде в лицо,  - отчаянно подумала Полина.  - Я влюбилась в Никиту. И те чувства, которые я к нему испытываю, не идут ни в какое сравнение с тем, что я чувствовала всегда по отношению к Сереге. А раз так, значит, пора прекращать жить во лжи. Пусть даже я никогда ему ничего и не обещала».
        Повесив голову в предвкушении тяжелого разговора, она побрела в сторону «Зодиака», чувствуя себя как приговоренный, взбирающийся на Голгофу.
        Глава?14
        Неприятности продолжаются
        «Если любишь кого-то, то лучше не тянуть с этим и признаться, потому что потом может быть уже поздно».
    Джулия Робертс
        Феодосия была чудо как хороша. Город напоминал Полине белый цветок, филигранно вырезанный из камня. То ли орхидею, то ли, скорее, лотос. Белые домики, белый песок на главном городском пляже, белые облака на небе, благодаря которым день выдался нежарким и вполне приятным для прогулок. Полина, одетая в белые брюки и белую майку, чувствовала себя частью окружающего пейзажа, с которым гармонично сливалась в одно целое.
        Присев на белый фонтан, построенный в качестве подарка художнику Айвазовскому и до сих пор сохранившийся в неплохом состоянии, правда, неработающий, она погладила рукой чуть шершавую поверхность ротонды.
        Настроение у нее вначале было не очень хорошее, сказывалась вчерашняя встреча с Серегой. Предчувствие не обмануло Полину, разговор оказался длинным, тяжелым и беспросветным каким-то. Она и раньше не раз говорила своему настойчивому кавалеру, что им нужно расстаться, поэтому поначалу он принял ее сообщение, как очередную блажь.
        - Ну, какая тебе опять вожжа под хвост попала?  - с досадой в голосе спросил он.  - Думал, отдохнешь тут на морском воздухе, всю дурь у тебя из головы ветерком и выдует. Так нет, не получается. Полинка-малинка, ты чего? Не отошла до сих пор?
        - Отошла, Сереж,  - тихо сказала Полина, задумчиво ковыряя в вазочке растаявший шарик мороженого. Серега заказал фисташковое, как она любила.  - В том-то и дело, что отошла. Ты прости меня, если сможешь.
        - Да за что тебя прощать-то?  - весело возопил он, еще не веря в серьезность происходящего.  - Ты меня два раза в месяц прогоняешь, а потом обратно зовешь. Я уж и привык.
        - В этот раз не позову.  - Ее голова склонилась к вазочке, в которую капнула большая прозрачная капля. Слезища.
        - Ты чего там бормочешь? Слов не разобрать. И ревешь-то чего? Полинка, да что случилось-то, скажи толком.
        - Я полюбила другого.  - Полина собралась с духом и посмотрела Сереге прямо в глаза.
        - Где? Когда?
        - Здесь. Несколько дней назад.
        - Ты мне что, изменила, что ли?  - догадался Серега. Голос его стал твердым, грозным, растерял привычную ее слуху нежность. Он всегда разговаривал с ней нежно, как с дитем неразумным.  - Дура ты, Полька. Могла бы и не рассказывать. Я б откуда об этом узнал?
        - О чем?  - В голосе Полины слышны были слезы, но он, кажется, впервые в жизни не обратил на это внимания.
        - Да о твоем походе налево. Подумаешь, курортный роман. Раз в жизни, наверное, с любой бабой случается. Ты бы не сказала. Я б не узнал. Жили бы как раньше. Хотя, ты знаешь, я скорее всего смогу это перебороть. Мужская гордость, то-се, но ты мне дороже, честно.
        - Серега, ты вообще меня слышишь?  - с легким ужасом спросила Полина.  - Ты ж вроде не тупой. Ты чего благородство проявляешь? Я! Полюбила! Другого! Я никогда к тебе не вернусь, понимаешь ты это?
        - Что значит - не вернешься?  - закричал он так, что на них обернулась добрая половина «Зодиака».  - Из-за какого-то мужика, которого ты знаешь десять дней, ты уходишь от меня, которого любила два года? Ты что, сумасшедшая?
        - Да с чего ты взял, что я тебя вообще любила?  - тоже заорала Полина, нимало не заботясь об общественном мнении.  - Да я тебя жалела, все эти два года жалела, потому что ты вбил в свою дурацкую ослиную голову, что я тебе нужна. Да, я - гадина, которая принимала твою любовь и ничего не давала взамен, но теперь я полюбила. По-настоящему, понимаешь? Когда без человека жить не можешь, когда дышать нечем, потому что без него кислород сразу заканчивается.
        - А он тебя полюбил?  - тихо спросил Серега, из которого вдруг как-то разом будто выпустили весь воздух. Был человек, молодой, спортивный, подтянутый, а осталась одна пустая оболочка.  - У него-то тоже без тебя кислород заканчивается?
        - За него я сказать не могу.  - Полина тоже успокоилась и теперь говорила негромко, немного устало.  - Но вот что я тебе скажу, Серега, даже если ничего у меня с ним не выйдет, даже если он меня прочь прогонит, а к тебе я все равно не вернусь, потому что нельзя с нелюбимым человеком жить. Бог накажет.
        - Дура.  - Это прозвучало неожиданно обидно. Серега сказал это слово звонко и отчетливо, так что его расслышали во всех, даже самых дальних уголках кафе.  - Пожалеешь же потом, да поздно будет. А я тебя не прощу. Вот землю буду есть, подушку по ночам грызть, а не прощу. В конце концов, на тебе свет клином не сошелся. Девки есть и помоложе, и покрасивее, а то, что ты даже на унитазе сидишь, как будто королева, так это, как показывает практика, лишнее. Подумаешь, королевские замашки у служанки и посудомойки. Возомнила о себе…
        - Все, Серега, пока.  - Полина слезла со стула, взяла свою сумочку и сделала «дяде ручкой».  - Не говори ты слов, за которые тебе потом будет стыдно. Я-то не обижусь, прекрасно знаю, что сама виновата, а ты потом мучиться будешь. Знаю я тебя как облупленного.
        Фонтан в Феодосии был тоже немного того, облупленный. Именно поэтому, гладя его и смотря в объектив Никитиного фотоаппарата, Полина вдруг так явно вспомнила вчерашний разговор, как будто в ее голове он длился до сих пор. Длился и не затихал этот извечный спор, который во все века вели мужчина и женщина при расставании.
        Никита, будто чувствуя ее настроение, особо к ней не приставал, вопросов не задавал, в беседу не втягивал, лишь изредка смотрел искоса и вел за руку к какой-нибудь новой достопримечательности, на которую они натыкались, бесцельно бредя по белому городу.
        Остался позади музей сестер Цветаевых, к творчеству которых, впрочем, Полина была совершенно равнодушна. Никита предложил было зайти, но, видя ее нежелание, быстро отказался от этой затеи. Оставив позади музей, утопающий в пышной зелени деревьев, Полина вдруг почувствовала, что у нее еще больше портится настроение.
        Она была Никите не ровня. Это ощущалось даже в таких мелочах, как совместная прогулка. Он - писатель, человек творческий. Для него посещение музея - вещь вполне естественная. А дня нее - мука и тоска, потому что ничего она не понимает в поэзии.
        - Чего-то ты совсем нос повесила,  - заметил Никита.  - Пони, ты чего? Не грусти. Нет никаких поводов для грусти. А те, что есть, скоро развеются, как дым.
        - Да, наверное,  - односложно ответила она.
        Впрочем, маленькие, утопающие в цветах улочки старого города, по которым они вышли к музею Александра Грина, огромный золотой корабль с алыми парусами, выбитый на стене белого домика с темной крышей, рында у входа и натянутые канаты немного развеселили Полину.
        - А давай в этот музей зайдем,  - чуть просительно сказала она.
        - Давай,  - пряча улыбку, ответил он. В конце концов, любая девушка хотя бы раз в жизни мечтает о судьбе Ассоль. А каждый мужчина хотя бы на мгновение должен поверить в то, что он в силах совершить чудо, как капитан Грэй. Покупая билеты в окошке кассы, он даже чувствовал себя немного капитаном Грэем.
        Потом была прогулка по набережной, где Никита купил Полине чудесный кожаный браслетик с вделанными в него вставками из перегородчатой эмали. Стоил браслет недорого, так что она не испугалась подарка, а обрадовалась ему и потом то и дело посматривала на свою руку, тонкое запястье которой украшал стильный браслет.
        Ей было просто и радостно делать подарки, поскольку она была совершенно не избалована ни вниманием, ни щедрыми дарами. Это он уже успел заметить. Она радовалась так открыто и искренне, а грустила так глубоко и горестно, что ее все время хотелось радовать и не хотелось огорчать.
        Такие глубокие раздумья о сути женской натуры были для Чарушина внове. Даже под пыткой он вряд ли смог бы вспомнить, когда в последний раз задумывался над тем, как радуется или печалится его бывшая жена. Зачем он вообще когда-то женился, если ему было неинтересно, что она чувствует, о чем думает?
        Идущая рядом с ним Полина была ему интересна. Вся целиком. Каждый поворот ее головы открывал ему что-то новое. Он будто шел по широкой, чуть извилистой, засаженной густыми кустами дорожке в старом парке. Могучие кроны деревьев переплетались у него над головой. Где-то вдалеке пели птицы. Дорожка петляла, и каждый ее изгиб дарил маленькую тайну, открывал маленький секрет.
        В том, как эта женщина спала, ела, дышала, слушала, чуть наклоняя острый подбородок и распахивая большие серые глаза, было так много неизведанной прелести, что с каждым ее движением он ненадолго переставал дышать.
        Она и в постели была все время разная. То скромная, как монашка, то неумелая, как школьница, то яростная, как тигрица, то откровенно бесстыдная, как жрица любви. Они провели вместе уже несколько ночей, и каждый раз она открывалась ему чуть по-новому, и от этого сводящего с ума разнообразия, от волшебной ее многоликости ему хотелось плакать и рычать одновременно. Когда она была рядом, он терял голову и подозревал, что эта данность больше никогда не изменится.
        Она печалилась, что не любит Цветаеву. Она, затаив дыхание, читала на стене музея Грина историю его многочисленных женитьб, она, немного стесняясь, гладила блестящий на солнце, захватанный тысячью рук ботинок Айвазовского у входа в картинную галерею, явно загадывала желание.
        До конца ее отпуска оставалось четыре дня, и он не представлял, как именно будет устраивать свою жизнь дальше, чтобы не терять это случайно найденное у подножия Кара-Дага сокровище, драгоценный розовый опал, который станет его амулетом и оберегом до конца жизни.
        То, что она не сможет переехать к нему, это понятно. Этот стойкий оловянный солдатик, искренне считающий себя в ответе за всю семью, никогда не бросит маму с сестрой на произвол судьбы. Ну что ж, значит, он переедет к ней. В конце концов, его в родном городе ничего не держит. Мама с отчимом будут пестовать возвращающуюся домой Лариску, которой нужна будет вся их любовь и забота, чтобы отойти от случившейся трагедии, а он легко устроится на новом месте. Слава богу, с его профессией работать можно где угодно.
        - Пони, ты из какого города?  - спросил он, чтобы сразу прикинуть возможные последствия переезда, финансовые в том числе.
        Она ответила, и он даже остановился от изумления, которое было настолько сильно, что поглотило все остальные мысли и чувства. Это был его город. Тот самый старинный русский город с узкими улочками, сбегающими к Волге, Кремлем из красного кирпича, знаменитым на всю страну еще дореволюционным драмтеатром, в котором он родился и вырос.
        - Ты чего?  - с тревогой спросила она, когда он замер столбом посредине феодосийской набережной.  - Случилось что-нибудь?
        - Эге-гей,  - вдруг заорал он, не в силах сдержать рвущиеся наружу эмоции. Крик его поплыл над набережной, расположенным под ней пляжем, улетая куда-то вдаль, туда, где кончалось синее море. Люди заоборачивались на них, пряча тревогу на лицах. Сейчас вообще все легко впадали в тревогу, почти панику. Время такое.
        Испуг был написан на личике Полины так явно, что он устыдился на минуту своего мальчишеского порыва, но, все еще не в силах угомониться, подхватил ее на руки и закружил, закружил в безумном радостном танце. Она даже отбиваться забыла от удивления.
        - Мы с тобой из одного города, Пони,  - сказал он, поставив ее на землю и немного отдышавшись.  - Ты слышишь, я тоже там живу!
        - Не может быть.  - Ее глаза расширились настолько, что зрачки стали казаться ненастоящими.  - Этого не может быть, Никита.
        - А вот может, а вот может.  - Он дурашливо кривлялся, чувствуя, что кровь у него превратилась в шампанское с веселящими пузырьками.  - Должно же было мне повезти впервые в жизни! Я никогда даже в лотерею не выигрывал. А тут взял и выиграл. Тебя выиграл, Пони.
        - Я не верю.  - Глаза ее вдруг наполнились слезами.  - Я не верю, Никита. Этого не может быть. Со мной не может случиться такого, чтобы было так хорошо. Если мы из одного города, значит, после конца отпуска мы не расстанемся навсегда? Мы сможем видеться. Не ВКонтакте, а по-настоящему видеться. И для этого не нужно будет экономить деньги на билеты, думать, как выкроить лишний выходной, чтобы все успеть. Нет, я не верю. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
        - Мы с тобой будем не просто встречаться,  - пообещал он ей.  - Мы будем с тобой вместе жить. Даже не думай, что ты сможешь от меня избавиться.
        - Я не хочу от тебя избавляться,  - тихо призналась она.  - Я уже несколько дней мечтаю о том, чтобы остаться рядом с тобой навсегда. Ты не думай, я не навязываюсь тебе, но…
        - Зато я тебе навязываюсь.  - Он привлек ее к себе и нежно поцеловал в беззащитный уголок губ.  - Пони, я тебя люблю. Я хочу, чтобы ты ждала меня с работы. Чтобы я ехал домой и знал, что там ты меня ждешь. Всегда.
        - Вас ожидает гражданка Никанорова,  - уже весело подхватила она, смутно ощущая в его последних словах какую-то неправильность, но не желая сейчас заморачиваться над тем, что именно резануло ей слух.  - Когда я была совсем маленькая, был такой фильм.
        - Помню,  - кивнул Никита.  - Там играли Гундарева и Брондуков.
        - В общем, папа всегда потешался над мамой после этого фильма. Он ее звал «гражданка Никанорова». Много лет звал. Это было такое ласковое семейное прозвище.  - Слезы полились у нее из глаз и закапали на белую майку.  - Никита, он бы тебе понравился. Мне так жалко, что он не дожил до нашего с тобой знакомства, не узнал, какой ты. Он бы был за меня спокоен, я знаю.
        - Он и сейчас за тебя спокоен,  - серьезно ответил Никита.
        Внезапно оба почувствовали, что зверски проголодались, и уселись в первом попавшемся уличном кафе. Полина отметила, что цены здесь тоже вполне доступные. Ее дурацкая щепетильность вгоняла ее в краску каждый раз, как Никита за нее платил, поэтому есть она старалась мало, как птичка.
        - Если у тебя что-то с аппетитом, или ты решила сесть на диету, то это одно,  - между делом заметил Никита, когда она сделала до смешного скромный заказ: салат и котлету «по-киевски» без гарнира.  - Но если ты судорожно считаешь, не объешь ли ты меня, то это глупо. Можешь быть уверена, что свою жену я прокормить обедом вполне в состоянии.
        Полина залилась краской, сама не зная, от смущения или от восторга, вызванного этим коротким, но таким емким словом «жена».
        Никогда и никому она не признавалась в том, что мечтает о штампе в паспорте. Точнее, даже не о штампе, как таковом, а именно о физическом состоянии замужней женщины. Когда есть к кому спешить домой. Есть кому варить супы и печь пироги. Есть от кого рожать детей. Мальчика и девочку. Умненьких и непоседливых.
        В глазах всех своих знакомых она была достаточно эмансипированной для того, чтобы поднимать свою независимость на щит. Но в глубине души мечтала только об одном - чтобы у нее была такая семья, как у папы с мамой. Родители всегда любили друг друга. Полина выросла с этим убеждением, и ее вера в родительскую любовь не пошатнулась ни разу. Они всегда все делали вместе - копали грядки на даче, готовили скромный ужин, ходили на утренник к Полине, несли свой крест, заботясь об Оле.
        Полина вспомнила, как однажды, уже после смерти отца, спросила маму, не боялась ли та, что отец после рождения больной дочери оставит ее с двумя детьми на руках. Мама даже не сразу поняла, о чем она спрашивает.
        - Ну как же, такое же часто бывает, когда мужики сбегают от жен с больными детьми,  - пояснила свою мысль Полина.  - Мужики же боятся ответственности.
        - За всех мужиков не скажу, поскольку в них не разбираюсь,  - с достоинством ответила мама.  - А в папе я всегда была уверена. Никогда бы он меня в беде одну не оставил. Да и Олю он любил по-настоящему. И не важно ему было, здоровая она или больная. Он к вам обеим одинаково всегда относился. С нежностью.
        - Я помню,  - тихо сказала тогда Полина. Сейчас, сидя в маленьком кафе, мимо которого текла разношерстная людская толпа, по отпускному ленивая, безмятежная, никуда не торопящаяся, она вспомнила этот разговор и внезапно поняла, что может быть так же уверена в Никите, как мама всю жизнь была уверена в папе. Он ее тоже не бросит и не предаст. Никогда.
        Счастье, охватившее ее, было таким сильным, что она даже есть перестала, не в силах глотать. Ей казалось, что она сейчас задохнется от этого счастья, ставшего комом в горле. И вправду, почему, когда ты счастлив, хочется плакать?
        Незаметно для самой себя она задала этот вопрос вслух. Никита улыбнулся.
        - Любая сильная эмоция одинаково разрушающе действует на нервную систему,  - сказал он менторским тоном.  - Не зря же говорят, что стресс и дистресс - это две стороны одного и того же явления. Сильные страсти убивают, Пони, неужели ты этого не знала? Поэтому нужно держать себя в руках. Понятно тебе?
        - Все-таки ты очень умный,  - задумчиво сказала Полина.  - Я даже боюсь, что не смогу тебе соответствовать и ты меня разлюбишь, когда поймешь, какая я дурочка.
        - Темная ты бутылка,  - сказал он так нежно, что у Полины снова защипало в носу. До этой минуты так нежно с ней разговаривал только папа.  - Я никогда-никогда тебя не разлюблю. Даже и не надейся.
        - Никита,  - сказала она, и голос ее снова дрогнул,  - ты знаешь, наверное, это глупо, но я боюсь.
        - Чего ты боишься?
        - Что-то должно случиться. Понимаешь, в жизни всегда есть некий баланс. Между добром и злом, между черным и белым, между счастьем и несчастьем, войной и миром. Весы истории всегда уравновешивают чаши. И если мне сейчас так хорошо, что я задыхаюсь от счастья, значит, обязательно случится что-то плохое. Причем равное по силе. И когда я оцениваю силу своего счастья, то мне становится страшно от разрушительных последствий предстоящего несчастья.
        - Вот как в твою хорошенькую головку влезает столько глупостей?  - Он, кажется, начал сердиться.  - Пони, все твои неприятности и несчастья позади. Ты же сама мне говорила, что в последний год у тебя их было немало. Вот сейчас, прямо в эту минуту черная полоса заканчивается, и начинается белая, в которой все будет хорошо. Мы с тобой через четыре дня вместе уедем домой, ты переберешься ко мне, мы подадим заявление в ЗАГС, и я тебе обещаю, что ты будешь есть счастье огромными ложками. Хочешь - с икрой, хочешь - с вареньем.
        - Не сердись, Никит, но у меня, правда, предчувствие какое-то нехорошее,  - виновато сказала Полина.  - Я, наверное, действительно излишне впечатлительна. Я буду работать над собой, обещаю. Только бы ничего не случилось сейчас, когда все и впрямь начинает налаживаться!
        После обеда Никита предложил сходить в картинную галерею и музей Айвазовского. Все-таки быть в Феодосии и не посмотреть коллекцию его работ и картин его учеников было как-то неправильно. Однако Полина неожиданно заторопилась обратно в Коктебель. С вечера она забыла поставить на зарядку телефон, и он сел, мигнув напоследок печальным красным глазом. Оставаться без связи она не любила. Все-таки находящиеся без присмотра мама с Олей вызывали у нее беспокойство.
        Случившийся недавно у мамы гипертонический криз заставил ее немало поволноваться, и хотя в этом отпуске мама чувствовала себя вполне сносно, давление у нее могло подскочить в любую минуту, а легко впадающая в панику Оля мало чем могла помочь в такой ситуации.
        - Давай домой поедем,  - попросила Полина.  - Не ругайся, но у меня сердце не на месте, да еще и телефон не работает.
        - На, позвони с моего и убедись, что все в порядке,  - предложил Никита, но она отрицательно покачала головой:
        - Не буду маму пугать звонком с неизвестного номера. Давай лучше вернемся, и все. Сбегаем на пляж, повидаемся с моими, искупнемся, а потом пойдем, куда захочешь.
        - Надо бы к Лариске съездить,  - заметил Никита.  - Родители завтра уезжают, надо узнать, как там и что. Лариска-то сказала, что до сорокового дня побудет, а потом домой вернется. Что ей здесь одной делать? Дома и стены помогают. У нее все подруги там, мама с отцом, опять же. Вот что, давай действительно поступим так, как ты предлагаешь, а затем съездим вместе. Я тебя с ними познакомлю, а то в день похорон не до того было.
        Жаркая волна залила щеки Полины. Еще на днях она искренне переживала, что Никита не знакомит ее с мамой, а сейчас испугалась предстоящей встречи так сильно, как будто от нее зависела ее жизнь.
        - У меня отличная мама,  - шепотом сказал ей в самое ухо Никита.  - И отчим тоже. Я тебя уверяю, они тебя не съедят. Более того, ты им обязательно понравишься.
        Чем ближе был Коктебель, тем больше нервничала Полина. На трассе вели ремонт дороги, поэтому такси, на котором они ехали, то и дело вставало в пробке, пропуская встречный поток. Полина и сама не знала, чего хочет - то ли ехать быстрее, чтобы скорее увидеть маму и Олю, то ли тащиться еще медленнее, откладывая в долгий ящик представление родителям Никиты. Он, посмеиваясь, смотрел на нее. Все ее нравственные терзания читались на ее личике как в открытой книге.
        Наконец, таксист высадил их в том месте, где улица Десантников выходила на набережную. Краем глаза Полина заметила торговку кукурузой, которая устало брела в гору, таща пустую корзину. Видимо, шла домой за новой порцией пляжных лакомств. Проводив ее глазами, Полина увидела, как она свернула в первый поворот налево. Гуляя по Коктебелю в день приезда, Полина забредала туда и теперь знала, что там расположен небольшой тупичок, в котором стоят всего три-четыре дома, увитые диким виноградом. Почти на каждом из них висела табличка «Сдается». Скорее всего, торговка зарабатывала не только тем, что продавала креветки и кукурузу, но и тем, что сдавала комнаты внаем.
        Мысль мелькнула и пропала, как ненужная. Полина ускорила шаг и чуть ли не за руку потащила Никиту по набережной ко входу на пляж. Однако на тех лежаках, на которых всегда располагалась ее семья, ни мамы, ни Оли не было. Ужас поднялся откуда-то из желудка, кислым залил горло.
        - Маме плохо стало, наверное,  - произнесла она враз онемевшими губами.  - Никита, побежали в «Троянду». Срочно.
        - Да подожди ты, не кипишуй. Что ж ты сразу пугаешься,  - мягко спросил он, беря ее за руку и бережно ведя к лестнице.  - Может, они отдохнуть после обеда решили. Сейчас придем к вам в номер, они там сидят себе, а тут ты, вся перекошенная. Что ж они подумают?
        Полина была согласна, чтобы про нее думали все, что угодно. Лишь бы у мамы все было в порядке. Чуть ли не бегом она пересекла набережную, нырнула в ворота гостевого дома, пролетела по территории и поднялась на второй этаж. Заслышав ее шаги, навстречу ей выбежала мама, целая и невредимая. У Полины от испытанного острого чувства облегчения даже ноги подкосились.
        «Никита был прав,  - подумала она.  - А я - дурында редкостная. Вечно у меня включается режим «паника». Хлебом не корми, дай всласть попаниковать. Вон, маму напугала своей стремительностью».
        Лицо у мамы действительно было встревоженное и какое-то потерянное. Полина вдруг подумала, что такое лицо она видела у мамы только однажды. Когда приехала на Селигер после маминого звонка о смерти папы. Тогда мама встретила ее в холле маленькой гостиницы, в которой они поселились, и у нее как раз было такое лицо, как сейчас. Как будто старая жизнь кончилась, а новая не сулит ничего хорошего.
        - Мам, ты чего?  - спросила Полина, сердце которой снова сжалось от предчувствия беды.
        - Оля пропала,  - ответила мама. Ее лицо сморщилось, перекосилось, и она горько заплакала, упав на грудь старшей дочери.
        Легенда о девушке-чайке
        Есть в Черном море небольшой остров. Красные скалы утопают в буйной зелени. Но не видно на этом острове ни хаты, ни дома, ни хижины. Не живут тут люди. Суров остров, много кораблей побилось о его прибрежные скалы, и ни один корабль не может пристать к его неприветливым берегам, чтобы высадить путников на сушу.
        Однако с моря можно заметить, что по вечерам на самом верху неприступной скалы, к которой ведет тоненькая, неприметная глазу тропинка, прячущаяся между ущельями, горит одинокий огонек огромного костра.
        Кто живет там, вдалеке от людских глаз? Как попал он на этот забытый богом остров? Чем заполняет свои одинокие дни? Немногие знали, что живущего там одинокого старика прозвали «Морским Аистом». Много лет назад очутился он на острове, неведомо как. Мотало и носило его по морским волнам на утлом челне. А когда не мог он уже плыть дальше, каким-то чудом выбрался на суровые угрюмые скалы, выгрузил свои нехитрые пожитки да достал заботливо укутанное дитя.
        Ничего не знали люди, живущие неподалеку, об этом человеке, зато быстро пошла молва о добром его сердце. Каждый вечер разжигал он на вершине скалы огромный костер, чтобы служил он кораблям, что плыли в море, в качестве маяка, и могли они безопасно пройти мимо сурового острова с его коварными отмелями. А если разбивался какой корабль о скалы, то тут же приходил отшельник на помощь несчастным, помогая им выбраться на скалистый берег, предлагая им свой скромный кров.
        Когда приходила за потерпевшими помощь, то были они готовы отдать доброму старику любые богатства, но не брал он ничего, кроме хлеба, дров и рыбы. Шла добрая молва об Аисте Морском по всему побережью Черного моря. Но кроме его доброго нрава передавали люди из уст в уста песнь о дочери его, редкой красавице и умнице, выросшей без материнской ласки.
        Морские волны качали ее, словно в люльке, морские бури жалели и утешали в непреходящем ее одиночестве. Была она прекрасна настолько, что глазам смотрящих на нее становилось больно. Бела лицом, словно морская пена, с длинными, густыми, как морские водоросли, волосами, голубыми глазами цвета моря на рассвете, губами, напоминающими кораллы, и ровными аккуратными жемчужинами зубов.
        Однажды уснула красавица на морском берегу и сквозь сладкий девичий сон услышала разговор, который вели неподалеку золотая рыбка, сладкоголосая птичка и морская свинка.
        - Жизнью своей обязана я ей,  - говорила рыбка.  - Выбросило меня волной на берег, и быть бы мне добычей зоркого беркута, да подобрала меня наша красавица и отпустила обратно в море. За это буду я ей доставать со дна морского кораллы, жемчуг и дорогие самоцветы, чтобы никогда не знала она нужды.
        - А я научу ее плавать, нырять, танцевать веселые танцы, чтобы нравиться всем без разбору. Добрая она девушка, никогда не съест куска хлеба, чтобы не поделиться со мною. Хотя живут они с отцом совсем небогато,  - сказала морская свинка.
        - А я открою ей страшную тайну,  - молвила сладкоголосая птичка.  - Однажды, когда летала я к людям, перебили они мне крыло стрелою. Чудом вернулась я на остров, а здесь выходила меня девица-красавица, вылечила, к жизни вернула. Так вот, расскажу я ей тайну, которую за морем услыхала. Придут сюда скоро военные корабли, приплывут на них лихие казаки, разобьет море их суда у самого нашего острова, отберет их несметные сокровища, про которые только мы знать будем. Пригодятся эти сокровища красавице и отцу ее доброму.
        Заштормило синее море, забились в гневе пенные волны.
        - Замолчи немедленно,  - зашумело оно.  - Негоже раскрывать тайну, которую знает только великое море. Никто не смеет противиться его грозной воле!
        Испугалась птичка, вспорхнула со скалы и улетела. Вскочила девушка, бросилась ей вслед:
        - Постой, птичка,  - закричала она.  - Расскажи мне о своей тайне поподробнее. Не нужно мне ни кораллов, ни жемчугов, нужно знать, как спасти от беды корабли с добрыми казаками.
        - Не спраш-ш-шивай,  - забушевало море.  - Не перечь мне! Страш-шен мой гнев!
        Но не испугалась храбрая девушка. Решила, что не отдаст она на съедение морю ни в чем не повинных отважных мореплавателей, будет ждать ненастья, которое принесет беду. Легла девушка спать в прибрежной пещере, дождалась, пока отец поднимется наверх, чтобы разжечь свой спасительный костер, прыгнула в старенький челн и вышла в море.
        Налетела страшная буря, поднялся ветер, попытался загасить костер, но кинул Аист Морской в костер побольше смолы, и еще ярче загорелся огонь, указывая дорогу путникам. Загрохотала черная туча, накрыла море, как толстым одеялом, бросились волны приступом на прибрежные скалы.
        Несколько кораблей с отважными гребцами пригнала буря к берегу острова. Огромной волной несло их по морю, направляя на подводные камни. Треснули корабли, не выдержали схватки с грозным морем, развалились на части. А девушка тут как тут, направляет свой челн к тонущим, показывает им дорогу к берегу, а слабнущих берет на борт и переправляет на берег.
        - Не спорь со мной,  - заревело ей море.  - Решило я наказать непокорных. По-моему будет, а не по-твоему!
        Но не слушает красавица, а снова и снова выходит в море за новой партией терпящих бедствие.
        Налетели страшные волны и разбили в щепки утлый челн. Не на чем стало спасать несчастных. С горя бросилась девушка в воду, но не утонула, а обернулась серой чайкой и вспорхнула над морской гладью, громко моля о спасении несчастных.
        Почти все казаки выбрались на берег, поднялись на вершину скалы, да и рассказали Аисту Морскому о том, что случилось с его единственной дочерью. С горя бросился он в костер, да и превратился в огненное пламя.
        До наших дней каждую ночь мерцает над неприступной скалой огонек, отводя от путешественников беду, да кричит над морем серая чайка, предвещая бурю. И живет в веках легенда о добром старом Морском Аисте и его дочери, Красавице Чайке.
        Глава?15
        Из огня да в полымя
        «Если вам пришла в голову мысль негативного характера, то просто скажите ей: «Спасибо за участие».
    Луиза Хей
        Голова была совершенно ясной и работала четко. Полина даже удивилась, что не впадает в панику, не рыдает и не мечется по комнате. От самой себя она не ожидала подобной четкости мыслей и холодного взвешенного спокойствия, в принципе ей несвойственного.
        Только один раз в жизни она действовала так же четко, как будто все ее внутренние механизмы были приведены в боевую готовность. Это случилось, когда умер папа, и она за несколько часов купила билет на Селигер, решила вопрос с вывозом тела, а также организовала похороны и поминки.
        С того момента при малейшей трудности она опять превращалась в жидкий кисель, лишенный способности соображать, а сейчас вдруг снова собралась.
        «Как странно мой организм реагирует на стресс,  - мимолетно подумала она.  - Когда случается что-то по-настоящему страшное, я могу взять себя в руки. Наверное, это хорошо».
        Мысль эта, впрочем, мелькнула и пропала как неважная и несущественная. Гораздо важнее сейчас было думать не о себе и своих особенностях, а о том, что делать дальше.
        - Вы не ссорились?  - спросил у ее мамы Никита, который при известии о том, что Оля пропала, взял Полину за руку и больше не отпускал.
        - Да что вы.  - Мама даже руками всплеснула.  - Оля же у нас совершенно незлобивая девочка. Как мы с ней могли поссориться?!
        - Мария Сергеевна, вспомните, в какой момент вы обнаружили, что Оли нет рядом?
        - Мы сходили в столовую на обед,  - послушно стала рассказывать мама,  - потом вернулись домой. Я хотела, чтобы Оля поспала, но она отказалась. Сказала, что на балконе с книжкой посидит, пока я на рынок схожу.
        - То есть вы ходили на рынок?  - уточнил Никита.  - А почему не вместе?
        - Так Оля плохо ходит на большие расстояния. У нас бы этот поход полтора часа занял, а так я за полчаса туда-обратно обернулась.
        - Что тебя вообще на этот чертов рынок понесло?  - спросила Полина.  - Ты же там за все время не была ни разу.
        - Оля творога попросила. С утра ныла, что ей очень творога хочется. Я ей говорю: «Полинка вернется из своей Феодосии и купит». А она ни в какую. Вот иди на рынок, и все тут.
        - Фактически, если я правильно понимаю, это была идея Оли - отправить вас за творогом, а самой остаться дома?  - Взгляд у Никиты был острым, как бритва.
        - Можно и так сказать.  - Мария Сергеевна растерянно посмотрела на него.  - Она просила, я пошла.
        - А могла Оля специально выпроводить вас, чтобы остаться одной?
        - Да зачем ей это надо?
        - Не знаю. Пони, у тебя есть версии?
        - Честно говоря, нет,  - призналась Полина.  - Оля никогда никуда маму не отправляла, это правда. Если бы она согласилась подождать до моего возвращения, я бы это больше поняла. Настойчивость в своих желаниях для нее внове.
        - Мария Сергеевна, а на пляже утром вы были? Там не происходило что-то необычное?
        - Нет, все как всегда.  - Мама пожала плечами, и Полине на миг перехватило сердце, такой потерянной и жалкой она выглядела.  - Оля загорала, книжку читала в тенечке, купалась несколько раз. Точнее, три раза купалась. Два со мной, и один - с Костиком.
        - С Костиком?
        - Ну да. Он ее позвал купаться, она согласилась.
        - И что было, когда они купались?
        - Ничего. Оля плавала на своем круге, как всегда, вдоль берега. Костик немного поплюхался рядом с ней, видимо, из вежливости, а потом ему надоело, и он сплавал к буйкам. А потом вернулся, и они из воды вылезли.
        - Они разговаривали?
        - Полька, что ты глупости говоришь,  - рассердилась вдруг мама.  - Как с ней можно разговаривать? Ее же, кроме нас с тобой, практически никто не понимает.
        - Тоже верно,  - задумчиво произнесла Полина.  - Но что-то мне подсказывает, что ее исчезновение связано именно с Костиком. Я думаю, что она тебя услала за творогом, чтобы сбежать к нему.
        - Что значит - сбежать?  - Мама даже руками всплеснула, а Никита внимательно посмотрел на Полину.
        - Она в Костика влюбилась,  - устало сказала та.  - Нравится он ей, понимаете? В конце концов, она же девушка, пусть и особенная, но все-таки молодая девушка, которой впервые в жизни понравился мужчина.
        - Да с чего ты это взяла?  - На лице мамы было написано недоверие.
        - Мы с ней про это разговаривали. На балконе. Еще до того, как я к Никите переехала. Господи, если б я не переехала, то она была бы у меня на глазах и я обязательно бы заметила, что у нее на уме.
        - Пони,  - начал Никита, но Мария Сергеевна его решительно перебила.
        - Полька, ты ей не сторож,  - решительно заявила она.  - Ты свою жизнь устраивать должна. Я - мать и не заметила, что девочка моя влюбилась. Конечно, мне все кажется, что она - дите неразумное, а ведь ты права, она уже взрослая женщина. Рано или поздно это должно было произойти.
        - То есть скорее всего Оля убежала из гостиницы, чтобы увидеть Костика,  - еще раз уточнил Никита.  - В таком случае ей особо ничего не угрожает. Надо найти Костика. Либо Оля до него добралась, либо она потерялась, но тогда кто-нибудь обязательно отведет ее в полицию. Я сейчас добегу до опорного пункта и предупрежу Николая, а вы вдвоем отправляйтесь на поиски Костика. Кто-нибудь знает, где он остановился?
        - Нет, он никогда про это не говорил,  - растерянно сказала Полина.  - Ни разу. То есть когда мы познакомились, я сказала, что мы живем в «Троянде», а он ответил, что гостевой дом нормальный, но про себя ничего не сказал.
        - Тогда иди на пляж. Опроси всех наших соседей. Он много с кем разговаривал, кто-нибудь мог что-то слышать. В конце концов, Оля же знала, куда идти. Значит, в месте его жительства не может быть особого секрета.
        - Я вспомнила,  - воскликнула вдруг Полина, и мама с Никитой посмотрели на нее.  - Я вспомнила, кто может знать про Костика. Женщина, которая торгует кукурузой. Она как-то предложила ему початок, а он ответил, что нет, мол, денег нет. И она тогда сказала: «Вечером отдашь». Она это как хорошему знакомому сказала, понимаете?
        - Тогда тем более иди на пляж и лови эту женщину.
        - Нет, она домой пошла, мы же с тобой ее встретили, когда на набережную заворачивали. Она живет в том тупичке, который от Десантников отходит. Я ее найду. Точно найду. Иначе и быть не может!
        - Тогда оставим Марию Сергеевну дома, вдруг Оля вернется,  - решительно сказал Никита.  - А мы с тобой сначала найдем эту торговку кукурузой, затем поищем Костика и Олю, а уже в случае неудачи дойдем до Николая. Думаю, так будет правильнее.
        Узенькая, утопающая в зелени улочка была именно такой, как запомнилось Полине во время давней прогулки. Вот только домики, стоящие на ней, выглядели сейчас не гостеприимными и веселенькими, а отчего-то мрачными, чересчур облезлыми, словно нависающими над маленькими, заставленными дворами, в которых сохло на веревках не очень хорошо выстиранное белье, стояла колченогая разномастная мебель, бегали тощие грязные кошки. Запустением и унынием пахло здесь.
        В первом доме на их стук никто не открыл, и Полина приуныла. Торговка вполне могла взять новую порцию товара и снова уйти на пляж, а значит, они зря теряли здесь драгоценное время. Будто почувствовав ее сомнение, Никита снова взял ее за руку.
        - Не вешай нос, Пони,  - ободряюще сказал он.  - Она не могла так скоро уйти. С того момента, как ты ее встретила, прошло минут пятнадцать, не больше. А ей же нужно было еще сварить свежую порцию кукурузы. И креветки с рапанами. Это ж все-таки не очень быстро делается. Так что дома она, вот увидишь.
        Торговка, которую звали Ирина Михайловна, действительно оказалась дома. Жила она во втором по счету домике, во дворе которого на уличной плите исходила паром большая кастрюля, в которой варились яркие желтые початки. Никита опять оказался прав.
        - Костик?  - удивленно переспросила она.  - Как же мне его не знать?! Он на моих глазах вырос. Бабушка его, Лидия Васильевна, царствие ей небесное, во-он в том доме жила.  - Она кивнула головой за заросший диким виноградом забор, отделяющий ее участок от соседского.  - Костика на все лето сюда каждый год привозили. Бабушка его молоком отпаивала да фруктами откармливала, все приговаривала, что в Москве он за год тощает всегда.
        - Точно, он же говорил, что в детстве каждый год в Коктебель ездил,  - вспомнила Полина.  - Помнишь, разговор тогда был про Кара-Даг? Анна, ну, та статная дама, Бориса Туманова жена, говорила, что в детстве там все ущелья излазила. И Костик сказал, что тоже мальчишкой так делал. Что его теперь на Кара-Даг ни за какие коврижки не затянешь.
        - Ирина Михайловна, то есть он у вас остановился,  - уточнил Никита.
        - Конечно, у меня! Где ж еще? Не в гостиницах же деньги оставлять, когда я ему, почитай, родня. Лидия Васильевна-то моей матери двоюродной теткой приходилась, так что родственники мы с Костиком.
        - И он частенько к вам ездит?
        - Не каждый год, конечно.  - Ирина Михайловна призадумалась на мгновение.  - В юности частенько бывал, да. Потом Турции с Египтами пооткрывали, заморский-то берег слаще казался, так что не было его тут, лет десять не было. А в этом году позвонил, что хочет приехать. Спросил, не против ли я. А я что ж против буду? Нет, конечно!
        - А сейчас-то он дома?
        - Так уехал он.  - Ирина Михайловна с изумлением посмотрела на своих незваных гостей, а потом начала ловко и споро вынимать шумовкой сварившиеся початки и складывать их в стоящую перед ней корзину, ту самую, с которой она ходила по пляжу.
        - Как уехал?  - тупо спросила Полина.  - Он же утром на пляже был. Нам мама сказала.
        - Так утром был.  - Ирина Михайловна поднатужилась и вылила кипяток из кастрюли под ближайший куст. Полина пожалела несчастное растение, но тут торговка вернулась к разговору:  - Собрал вещички поутру. Покормила завтраком я его, а затем он сказал, что искупаться сбегает, а потом поедет. Мы и попрощались сразу, чтобы ему меня не ждать.
        - А вы уверены? В том, что он уехал?
        - Так, конечно, уверена! Я пришла, покликала его. Дома никого. Вещи он еще с утра в машину сложил, а машины тоже нет, она перед воротами у него стояла. Уехал. Точно вам говорю!
        - А телефон его у вас есть? Можно ему позвонить?  - огорченно спросила Полина, понимая, что их версия рассыпается прямо на глазах. Раз Костик уехал, значит, Оля никак не могла быть сейчас с ним. Не мог же он захватить ее с собой в Москву, в самом-то деле?! Это же она была в него влюблена, а он в нее - ни капельки.
        - Да зачем же мне его телефон,  - рассмеялась Ирина Михайловна. Ее смех треснувшим колокольчиком проскрипел над маленьким двором и замер под желтеющими уже кронами деревьев.  - Он мне позвонит, я отвечу. А мне от него ничего ж не надо. В Москву я не езжу, а без дела чего звонить?
        Расстроенная Полина и задумчивый Никита попрощались с торговкой, которая вместе с ними вышла за ворота, подхватила свою корзину и тяжелыми шагами побрела в сторону пляжа. Незваные гости ее больше не интересовали.
        - Не мог же он взять ее с собой,  - неуверенно сказала Полина.  - Это же чушь!
        - Чушь,  - согласился Никита.  - Однако он во время купания мог сказать ей, что сейчас уезжает, а она, расстроившись, придумала что-то и услала маму на рынок.
        - Что она могла придумать?  - выкрикнула Полина.
        - Не знаю. Ты же сама говоришь, что соображает она хорошо. Что вы, девочки, можете придумать, когда любимый человек собрался уезжать? Думай, Пони! Постарайся поставить себя на ее место.
        Полина наморщила лоб. Мысли судорожно метались в черепной коробке, однако были они одна глупее другой. Что бы сделала она, если бы Никита сказал ей, что уезжает? Не сейчас, когда она знает, что они обязательно увидятся в родном городе, а несколько дней назад, когда она подумала бы, что они расстаются навсегда? Пожелала бы ему счастливого пути, всласть наревелась бы в подушку, а потом до самого вечера валялась бы в кровати и опухшими глазами пялилась бы в его фотографии на странице ВКонтакте.
        Стоп! Точно так же поступили бы девяносто пять процентов знакомых ей современных девушек. Не ловили бы попутку, чтобы догнать любимого и броситься ему на шею. Не умоляли бы взять их с собой. Не начали бы старательно забывать в самый момент расставания. А полезли в социальные сети, чтобы всласть растравить свежую рану, без устали листать фотографии, всматриваясь в любимое лицо, ревниво выискивать возможную соперницу в списке друзей.
        Оля, жизнь которой не блистала разнообразием, могла сидеть в социальных сетях часами. У нее было довольно много друзей и среди пациентов с ДЦП, так же как она, вынужденных прятать живой ум в оковах большого, плохо подвижного, неприятного большинству окружающих тела, и среди обычных людей, не знавших о ее особенностях. С ними она знакомилась в обществах любителей кино и могла часами обсуждать тот или иной фильм, чувствуя себя равной среди здоровых людей.
        Оля совершенно точно могла найти Костика ВКонтакте. Конечно, никто из них не знал его фамилии. Но, во-первых, она вполне могла спросить фамилию, когда они купались, на это ее речевых способностей хватило бы. А во-вторых, не так трудно найти человека в интернете и без фамилии. Костик был из Москвы и занимался рекламой на телевидении. Вполне достаточно информации для того, чтобы, обладая терпением и усидчивостью, найти его аккаунт. Оля бы точно справилась. Любовь отлично развивает мотивацию.
        - Она могла найти Костика в интернете,  - призналась Полина.  - Чтобы все про него узнать или написать ему сообщение, или что-то еще в этом роде.
        - Верно.  - Никита даже подпрыгнул.  - Твоя мама сказала, что с ней трудно разговаривать, и у меня все вертелось в голове что-то, что я не мог сформулировать. С ней трудно разговаривать, но легко переписываться. Она не может четко выражать свои мысли вслух, но может вести письменный диалог. Ты можешь войти в ее аккаунт?
        - Попробую.  - Полина пожала плечами.  - Дома она ходит в интернет со стационарного компьютера. Ей папа купил хороший мощный компьютер со всякими обучающими и развивающими программами. Для мелкой моторики и все такое. Она целый день за ним проводила. А здесь, в Коктебеле, она выходила в интернет с моего планшета. Я его даже забирать не стала, когда к тебе переехала. Пусть, думаю, у нее радость будет, я и с телефона могу, если приспичит.
        - Значит, сейчас идем к Николаю, рассказываем ему, что Оля пропала. А потом возвращаемся в гостиницу, и если она не вернулась еще, то смотрим твой планшет.
        - Я надеюсь, что вернулась,  - дрожащим голосом сказала Полина.  - Она вполне могла отправиться сюда, чтобы с ним попрощаться, а потом в расстройстве пошла куда глаза глядят. Но долго ходить она не может, так что либо уже дома, либо сидит в каком-то кафе, вернее, на лавочке, потому что в кафе она одна заходить стесняется. Но тогда Николай ее рано или поздно найдет.
        В опорном пункте было безлюдно. Николай, поднявший голову от бумаг, встретил Полину и Никиту довольно хмуро.
        - Считаете, поди, что ничего с мертвой точки не двигается?  - спросил он.  - Мы работаем, ей-богу работаем. Никто не знает этого Прыгуна, никто не видел. Правда, пацана одного с наркотой взяли - героин, кокаин, все дела. Так он сказал, что ее Прыгун в город привез. Партию скинул. Большую. Правда, сначала говорил, что со сбытом проблем не будет, потому что он с мэром договорится. Потом не пошло что-то, да еще и мэра убили. Пришлось им маленькими партиями сбывать отраву эту гнусную, от которой мозги в кисель превращаются. Если жив, конечно, останешься. Вот как людям объяснить, что даже пробовать эту дрянь опасно, а? Но я отвлекся. В общем, этот мелкий пушер сам Прыгуна никогда не видел. Только подручных его. Намекнул, что этим местный авторитет промышляет. Не авторитет даже, так, шелупонь. Васька-Жмых кличут. Мол, он того Прыгуна с детства знает. Мы работаем, вы не думайте. Вот, установили, как они наркотики продают - прячут их в раковины морские. Идет продажа повсеместно, а не придерешься.
        Смертельно опасные наркотики прячут в раковинах. Смутная мысль шевельнулась в голове у Полины, но думать о наркотиках и Прыгуне было сейчас совсем некогда.
        - Вообще-то мы по другому вопросу пришли,  - призналась она Николаю.  - У меня сестра пропала. Оля.
        - Как пропала?  - не понял тот.
        Никита быстро и внятно рассказал историю пропажи Оли, и Полина, хоть и не к месту это было, в очередной раз убедилась, как связно и точно он излагает свои мысли.
        - Понял, буду иметь в виду,  - кивнул Николай.  - Да вы не расстраивайтесь. Никуда ваша сестра не денется. У нас так-то место тихое. И на переправу в Керчь я позвоню. Вдруг она правда с этим вашим Костиком уехала.
        - Спасибо,  - искренне поблагодарила Полина.
        Выйдя из опорного пункта, она вопросительно посмотрела на Никиту:
        - В «Троянду» вернемся? Планшет смотреть?
        - Ага, только давай вкругаля обойдем,  - предложил он.  - Вдруг она где-то на набережной сидит, у дома Волошина, на море смотрит да мечтает о своем прекрасном рекламном принце Костике.
        Довольно быстрым шагом они прошли по улице Ленина, в пустой надежде заглянули на рынок, где никто из торговок, конечно, в глаза не видел Оли, повернули по направлению к «Голубой лагуне», внимательно осмотрели все лавочки неподалеку, а также открытые уличные кафе, повернули на набережную и зашагали в сторону «Троянды».
        Полина вновь заметила, что практически на каждом шагу стоят лоточники с морскими раковинами.
        «Там наркотики прячут,  - вспомнила она.  - Если я подойду и начну восхищаться красотой раковины, то мне продадут пустую, как сувенир. А если подойдет знающий человек, то купит порцию отравы, спрятанной внутри нежного розово-перламутрового завитка. Там вполне может уместиться небольшой пакетик с порошком. Когда Оля на пляже засунула палец в раковину, вытащенную из рюкзака Костика, она потом говорила, что там было что-то белое».
        Стоп. От неожиданности накрывшей ее мысли Полина даже остановилась. Никита в недоумении оглянулся на нее: чего, мол, застыла.
        - Ник,  - дрогнувшим голосом сказала она.  - Помнишь, какой Костик устроил скандал, когда Олька подняла его раковину? И все говорила, что там внутри что-то белое. Она хотела посмотреть, что именно. Думала, опять моллюск вылезет. А это не моллюск был, а героин. Понимаешь?
        Никита остолбенело смотрел на нее.
        - Похоже на то,  - медленно сказал он.  - По крайней мере, это объясняет, почему Костик так распсиховался. Подумаешь, раковину взяла посмотреть! Похоже. Черт, очень похоже!
        - Она говорила, что там что-то было, говорила,  - с отчаянием сказала Полина.  - Только ее по обыкновению никто не слушал. Ты понимаешь, что если Костик боялся, что она видела пакетик с наркотиками, то мог сознательно ее украсть, чтобы заставить замолчать? Это не она за ним побежала, а он специально ее позвал. Понимаешь?
        - Погоди.  - Никита утешающе прикоснулся рукой к ее плечу.  - Это всего только наши предположения. И про то, что раковины его с начинкой были, мы не знаем наверняка, и все остальное - одни догадки, никаких фактов. Надо все-таки побыстрее добраться до ее страницы ВКонтакте. Если ты права, то там мы найдем ключ к загадке.
        Невольно ускорив шаг, они добрались до «Троянды». Открывая дверь, Полина на секунду зажмурилась, надеясь, что Оля уже вернулась домой и все их страхи напрасны. Однако в номере была только мама, не находящая себе места от беспокойства.
        По вспыхнувшей на ее лице и тут же угасшей надежде было понятно, что от сестры за время их отсутствия не было ни слуху, ни духу.
        - Может, попробовать ей позвонить?  - глупо предложил вдруг Никита.  - Почему мы ей до сих пор не позвонили?
        - Ник, у нее нет телефона,  - с досадой сказала Полина.  - Зачем он ей, если она одна никогда из дома не выходила? Если мама ее ненадолго оставляла, то в случае необходимости она с домашнего набирала. Ты что?
        Поглядев по сторонам, она наткнулась взглядом на свой планшет, лежавший на тумбочке перед телевизором. Схватила его и судорожно начала тыкать пальцем в экран.
        - Так, из своего аккаунта она вышла,  - с досадой сказала Полина.  - Впрочем, это-то как раз нормально. Она всегда так делает. Страстно блюдет свои маленькие секреты от наших с мамой глаз. Охраняет свое личное пространство. Остальная-то ее жизнь вся у нас на виду.
        - Пароль. Ты сможешь подобрать пароль?  - с нетерпением спросил Никита.
        - Попробую,  - с сомнением ответила она.  - Признаться, мне никогда не приходило в голову поинтересоваться, какой у нее пароль.
        - Читать чужую страницу подло,  - подала голос мама.
        - Ага. Подло, но интересно - читаем чужие письма,  - съязвил Никита.  - Мария Сергеевна, сейчас самое важное - найти вашу дочь, а не сохранить ее глупые девичьи тайны. Потом, когда все вернется на круги своя, она изменит пароль, и ее страница снова станет недоступна для чужого взгляда.
        - Я еще ее не открыла,  - мрачно сообщила Полина, сосредоточенно набирая какие-то буквы и тексты.  - Так что в ничьи тайны мы пока нос не суем.
        Закусив губу, она подняла глаза к потолку, как будто на его ровной белой поверхности мог прятаться ключ к аккаунту. Но потолок был девственно чист. Ничем он не мог облегчить Полинину задачу. Она перевела взгляд за окно, из которого в отдалении было видно море. От умственного напряжения она даже губами шевелила. И вдруг лицо ее просветлело, а пальцы снова запорхали над нанесенной на экран клавиатурой.
        Щелк, щелк, щелк, экран осветился вдруг, меняя картинку, и перед их глазами оказалась весело улыбающаяся Ольга Никанорова.
        - Подобрала?  - обрадовался Никита.
        - Догадалась?  - ахнула мама.
        - Когда папа звал меня Пони, Олька очень расстраивалась, что от ее имени нельзя придумать никакого производного,  - сказала Полина, глотая невольные слезы.  - У нее получалось слово «они»  - ни то ни се. И тогда папа придумал звать ее Оникс - Оля Никанорова, красивое солнышко. Я ввела слово оникс как логин, а паролем взяла сначала дату Олькиного рождения, потом папиного, потом маминого, а потом своего. Ничего не подходило. А потом догадалась. Она ввела в качестве пароля слово Пони. Оникс и Пони - всегда вместе, всегда рядом.  - И, не выдержав, Полина горько расплакалась. Вслед за ней слезы потекли и по лицу Марии Сергеевны.
        - Погодите реветь,  - с досадой сказал Никита.  - Давайте информацию искать. Разнюниться всегда успеете.
        Понимая его правоту, Полина вытерла лицо подолом футболки и снова погрузилась в планшет. В сообщениях социальной сети никакой вызывающей подозрения переписки не было. В ленте новостей ее внимание тоже ничего не привлекло. Она уже хотела с огорчением признать, что ее теория потерпела крах, но решила проверить еще и запросы в друзья.
        Через секунду-другую она вскрикнула и в ужасе приложила ладошку ко рту. Ее сестренка, ее Оля, ее чудесный Оникс, направила запрос в друзья мужчине своей мечты, которого все-таки нашла на просторах интернета по имени, фотографии и месту работы. Костик, особенно красивый на поставленной на аватарку фотографии, насмешливо улыбался им с экрана.
        - Константин Прыгунов, Москва,  - мрачно прочитал Никита, а затем длинно и смачно выматерился.
        Они нашли Прыгуна. И судя по всему, именно в его руках сейчас находилась беззащитная и неспособная дать хотя бы малейший отпор Оля, проникшая в его страшную тайну. И было совершенно неясно, где ее искать.
        Глава?16
        Спасательная операция
        «Неужели нам необходимо расстояние, чтобы стать ближе?»
    Сара Джессика Паркер
        Штаб по спасению Оли собрался на пляже. Полина подумала, что сосредоточенные спасатели в плавках и купальниках выглядели бы смешно, если бы ситуация располагала к веселью. Однако смешно не было.
        В форменной одежде на сентябрьском солнце жарился только Николай, то и дело снимающий фуражку и вытирающий пот со лба. Никита, Полина и Мария Сергеевна, конечно, тоже раздеваться не стали, а вот пожарный Андрей, а также Анна и Борис Тумановы выглядели именно так, как и положено расслабленным отдыхающим на пляже. Вот только расслабленности ни в ком не было. На краешке одного из гамаков расположилась напуганная Ирина Михайловна. Отодвинутая за ненадобностью корзина с кукурузой плавилась на жаре, но торговка не обращала на это ни малейшего внимания.
        - Куда он мог ее увезти?  - спросил Никита, оглядев глазами собравшихся.  - Это самый главный вопрос. Если поймем, где он ее прячет, то сможем организовать операцию по спасению. Ирина Михайловна, кроме Николая, вы тут одна местная. Подумайте, где может быть это место.
        - Да не знаю я,  - плачущим голосом ответила та.  - Он здесь в Коктебеле и не общался ни с кем, кроме меня и Васьки.
        - Какого Васьки?  - уточнила Полина.
        - Да сосед наш, в первом доме живет. С детства они вместе шкодили. Васька-то хулиганистый рос, а Костик ничего, тихий. Но Васька его вечно на разные каверзы подбивал. Так что он, когда приехал, естественно, сразу к Ваське побежал, пиво пить с рыбкой.
        - А не тот ли это Васька, который Жмых?  - спросил Никита у Николая.
        - Тот,  - кивнул полицейский.  - Дважды судимый. Именно по указанному гражданкой,  - он кивнул на торговку,  - адресу он и проживает.
        - Значит, приехав в Коктебель, чтобы наладить сбыт наркотиков, Прыгун объединился с Васькой-Жмыхом,  - удовлетворенно отметил Никита.  - Именно он организовывал ему тут всю цепочку по сбыту опасной для жизни и здоровья дури. Скорее всего, Пони, именно их разговор ты услышала тогда через ограду церкви. И кто-то из них двоих и ударил тебя по голове, чтобы ты Костика не опознала.
        - Господи, я с ним на концерт ходила, пиво пила,  - простонала Полина.  - А он преступник, наркотиками торгует, по голове меня ударил и Ольку увез.
        - Он еще и убийца,  - заметил Никита.  - Мы же знаем, что именно он убил Артема Круглова. Они встретились на набережной, как старые знакомые, а потом Прыгун приехал к Темке домой, чтобы втянуть в свои дела. Темка, естественно, отказался и пообещал его в полицию сдать, вот он его и убил. Опасный он человек, очень опасный.
        Мария Сергеевна побледнела еще больше, хотя, казалось, это было уже невозможно. Полина искоса посмотрела на мать. Та держалась на удивление бодро. В обморок не падала, гипертонического криза не устраивала, рук не заламывала и не причитала. И только бледность выдавала ее крайнее волнение.
        - Это все понятно,  - с досадой сказал Николай.  - Вот только ни на шаг не приближает нас к решению загадки, где Оля. Далеко он ее увезти не мог, все-таки она девушка особенная, неизбежно вопросы у окружающих возникать начнут. На пароме он с ней переправляться не будет, себе дороже.
        - А если он ее где-нибудь по дороге убьет,  - дрожащим голосом спросила Мария Сергеевна,  - или уже убил?
        Ирина Михайловна несколько раз мелко-мелко перекрестилась.
        - Нет, днем он этого сделать не сможет,  - задумчиво сказал Николай.  - Машин на трассе много, укромных мест, наоборот, не очень. А вдруг она закричит? А вдруг их кто-нибудь заметит вместе? Понятно же, что после ее исчезновения родственники шум поднимут, так что так рисковать он не станет, нет.
        - Так где ж она?  - почти закричала Полина.
        - Я думаю, что он ее оставил в безлюдном и безопасном месте. Там, где ее никто не увидит. По крайней мере, до ночи. Кроме того, сам он скорее всего действительно уехал, чтобы алиби себе создать. А ночью кардинально решать вопрос будет уже Васька,  - Николай снова снял фуражку и вытер вспотевший лоб.  - Я уже в Феодосию позвонил, сейчас бригада приедет, прочешем тут все. Либо Ваську найдем и за ним проследим, либо место отыщем.
        - Глупости это все,  - вдруг громко и отчетливо заявила Анна Туманова. Все с изумлением повернули голову в ее сторону. Панамка на ее светлых волосах сбилась, очки на носу загадочно блестели.  - Вы правы только в одном, эта шайка не будет глупо рисковать, оставив Олю в том месте, где ее могут легко найти, тем более увидеть вместе с ними. И возвращаться за ней они не собираются. Это и не нужно. Они оставили ее в месте, из которого она никогда не сможет выбраться сама, тем более с учетом ее особенностей. Они же тоже знают, что у нее плохая координация движений. Мы же в Коктебеле. Поэтому они оставили ее там, где ее никто не найдет, потому что там никого нет, и откуда она сама не сможет вернуться.
        - Так где же они ее оставили?  - снова закричала Полина.
        - На Кара-Даге,  - просто ответила Анна. Никита и Николай, открыв рот, уставились на нее.
        - Что вы на меня смотрите?  - чуть надменно спросила Анна.  - Я же практически местная. Лучше вас всех знаю, где здесь человека оставить можно. Мы же как-то разговаривали на пляже о том, что и я, и Костик каждый год все лето проводили в Коктебеле, у бабушек. И лазили по Кара-Дагу, потому что тогда вход на него не был закрыт. Костик хорошо знает расположение всех ущелий. Он легко может завезти туда Олю, которая слепо ему доверяет, а потом оставить там одну и уехать. Сейчас тропы закрыты. Там никого не бывает. Поэтому они ничем не рискуют.
        - Она начнет искать дорогу, заблудится, у нее закружится голова, и она упадет в пропасть,  - дрожащим голосом сказала Полина.  - Тем более ночью. При этом сам Костик уже счастливо проедет Керченскую переправу и будет тут совсем ни при чем. Да, Анечка, вы совершенно правы.
        - Так.  - В голосе Никиты прозвучало неожиданное в данных обстоятельствах удовлетворение. Полина даже ушам своим не поверила.  - Понимать, где она - половина дела,  - объяснил он, видя ее лицо.  - Это очень важно - не распыляться на поиски. Теперь давайте думать, как нам туда попасть. Николай?
        - Вариантов два,  - медленно сказал участковый.  - По суше. Сначала на машинах, потом пешком, той самой дорогой, которой он ее туда завез. Но это долго. Мы же не знаем конкретно место, которое он выбрал. Кара-Даг большой. И в этом вопросе у него фора. Второй вариант - с моря. Но мест, где можно пришвартоваться, не много, и выбираться с пляжа по ущелью, конечно, ближе, но тоже при условии, что знаешь, куда идти. Так что пеший вариант все же предпочтительнее.
        - Есть третий вариант,  - медленно сказал Андрей. Золотой зуб блеснул на солнце, отбросив веселого, огненного солнечного зайчика.  - С воздуха. Обозреть сверху весь горный массив, провести дислокацию на местности, по шевелению увидеть, где люди, а уже потом прямиком туда и спускаться.
        - Как это, с воздуха?  - растерянно спросил Николай.  - Я пока вертолет найду и согласую, неделя пройдет.
        - Да не надо вертолета.  - Андрей подмигнул Полине и повернулся к Никите:  - Ты-то просекаешь, о чем я?
        - Просекаю,  - ответил тот и даже рассмеялся от облегчения.  - Молодец ты, Андрюха. Берем парашют, на котором отдыхающих над морем катают, на катере подходим к Кара-Дагу, поднимаемся вверх и смотрим.
        - Ага,  - Андрей безмятежно улыбнулся,  - а потом я отцепляюсь от веревки, которая меня к катеру крепит, и прыгаю вниз. Не больно удобно, конечно, но нормально, справлюсь. Надо только рацию еще найти, чтобы я сверху объяснил, где мы будем, а вы туда уже по суше пробивались. До темноты только надо успеть.
        - Я проведу,  - вступила разговор Анна и тоже засмеялась:  - Люди, я действительно очень хорошо знаю Кара-Даг. Я его с закрытыми глазами пройду. Надо только объяснить, куда идти.
        - Вот и прекрасно.  - Никита хлопнул ладонями по коленям и поднялся с лежака.  - Я пошел договариваться с капитаном «Гевалы», чтобы он нас в море вывел. Андрюха, иди проси у парней парашют. Вернее, два. Анна, вы с Николаем садитесь в машину и возглавляете сухопутную поисковую операцию. Только рации сначала достаньте, Коль, ок?
        - Ок,  - кивнул тот.  - Сделаю.
        - Я тоже с вами поеду,  - вмешалась Полина.  - А для кого второй парашют?
        - Для меня.  - Никита ласково потрепал ее по плечу.
        - Э-э, парень, это ж не шутки. Так и шею свернуть можно,  - запротестовал Андрей.  - Я и один справлюсь.
        - Вдвоем сподручнее. И ты за меня не бойся, я обузой не буду. Прыгали, знаем.
        - Где прыгали?  - не поняла Полина.  - Ты что, занимался парашютным спортом?
        - Нет, парашютным спортом я не занимался,  - терпеливо сказал Никита,  - но я в ВДВ служил. Войска дяди Васи, слышала? Андрюха прав, с этим прогулочным парашютом прыгать неудобно, но не смертельно. Так что вспомним молодость.
        - Сколько прыжков?  - уважительно спросил Андрей.
        - Полторы тысячи,  - небрежно ответил Никита.  - Все, вечер вопросов и ответов оставим на потом, а пока по коням. Нам до темноты обернуться надо. Борис, вы останьтесь, пожалуйста, с Марией Сергеевной. Не надо ей сейчас одной быть.  - Туманов согласно кивнул.
        «Какие они с Анной хорошие люди,  - растроганно подумала Полина.  - Бывает же так, что богатство не портит. Мы же знаем, что этот Борис если и не олигарх, то очень состоятельный человек, а в общении простой, и на помощь легко приходит, и он, и Анна. Не говорят, что их чужая беда не касается, хотя могли бы».
        И снова «Гевала» легко и уверенно рассекала морскую волну. Ее невозмутимый капитан направлял катер прямиком к Кара-Дагу, а Никита и Андрей споро и ловко крепили парашюты к специальному устройству на носу. Парашюты им, кстати, одолжили беспрекословно, хотя они честно предупредили, зачем они нужны.
        - Да ладно, жизнь человеческая дороже,  - махнул рукой парень, организующий полеты над морем.  - Вы уж постарайтесь поаккуратнее, а там уж как бог даст. Давайте, я, кстати, с вами поеду. Веревки потравлю, чтобы вы подняться смогли как можно выше. Вы ж с таким, поди, впервые сталкиваетесь, а у меня опыт.  - Он усмехнулся.
        - От помощи не откажемся,  - сказал Андрей, а Никита просто протянул парню руку.
        - Далеко еще?  - спросил он сейчас у капитана, когда все веревки были натянуты.  - А то у нас каждая минута на счету.  - Девчонка там одна уже почти два часа. Ходит она плохо, да еще и испугалась наверняка. До беды недолго.
        - Еще минут десять,  - уверенно сказал капитан.  - Тут же точку подъема нужно правильно выбрать, чтобы вас в море не унесло, чтобы видно все было отлично и чтоб спрыгнули вы не прямиком на скалы.
        - Не пугай ты ежа голым задом,  - сквозь зубы сказал Андрей, застегивая на себе постромки парашюта.  - Но насчет правильной точки спорить не буду. В нашем деле поторопиться - все испортить.
        Действительно, минут через десять они оказались примерно посередине горного массива, который возвышался перед ними. До берега было не далеко и не близко.
        - Ну все, трави помалу,  - сказал Андрей помогающему им парню.  - Ветер нам в помощь. Никита, готов?
        - Готов,  - ответил тот.
        - Вы когда в воздух подниметесь, я к берегу максимально подойду, как смогу,  - сказал капитан.  - Уж совсем к скалам прижаться не смогу, вы уж, парни, не обессудьте, но думаю, что скорости и длины веревки хватит, чтобы вам наилучший обзор открылся.
        - Так, увидишь кого, ори что есть мочи,  - скомандовал Андрей.  - Я по рации с катером свяжусь, чтобы максимально нам прыжок облегчить, а с группой Николая уже снизу свяжемся.
        - Принял,  - коротко ответил Никита.
        Натянулась, разматываясь, веревка, устремились вверх один за другим два парашюта, расправив яркие, веселенькие, отпускные крылья.
        - Веревки не запутай,  - успел крикнуть Андрей.
        - Не боись, я свое дело знаю,  - ответил их помощник, и это было последнее, что услышал Никита.
        Тугая струя воздуха ударила ему в лицо, он даже засмеялся, здороваясь с этим изрядно забытым уже ощущением. Когда-то именно оно, опьяняющее, хмельное ощущение бескрайности неба наполняло его душу таким восторгом, что он был готов совершать один прыжок за другим, лишь бы только снова ощутить его. Парашют был не такой, не совсем правильный, не «настоящий», не для дела, а так, для баловства, но сейчас и он был во спасение. Подергав за постромки, Никита убедился, что контролирует полет, и расслабился. Чуть вдали от него плыл в воздухе Андрей, увлекаемый быстроходной «Гевалой» вдаль от берега. Сейчас, когда они поднимутся достаточно высоко, катер развернется и понесется в обратную сторону, чтобы воздушный поток мог закинуть их на горный массив, точнее, поднять над ним.
        Все должно было получиться. Никита даже не сомневался в том, что иначе и быть не может. Где-то там, среди скал, покрытых уже пожелтевшей, совсем осенней растительностью, была Оля. Беззащитная, кроткая, ласковая Оля, впервые в жизни полюбившая человека, который оказался подонком, и, сама того не зная, проникшая в его страшную тайну.
        Море расстилалось под ним. Прекрасное синее море, которым бы он так охотно любовался в других обстоятельствах. Сейчас же Никита лишь контролировал каждое движение - катера, воздуха, парашюта, чтобы не ошибиться. От его возможной ошибки зависела Олина жизнь.
        Веревка натянулась, и Никита понял, что находится на максимально возможной высоте. Как будто в ответ на его мысли, катер пошел на разворот, небесная синь завертелась вокруг его лица, вдалеке махал ему рукой Андрей. Катер теперь несся к берегу, ветер, подхваченный парашютом, развернул их с Андреем, и скалистая стена понеслась им навстречу, все ближе, ближе. Мелькнула галечная кромка берега, Опаловая ли это была бухта, Разбойничья ли, ничего было не разобрать.
        Теперь внизу расстилался горный массив. Никита напряг глаза, пытаясь высмотреть что-то внизу, однако с высоты все сливалось в единое желто-бурое пятно. «Размещается горный массив на выступе береговой линии между устьями Отузской долины на юго-западе и Коктебельской долины на северо-востоке. Эта мощная группа гор представляет собой небольшой обломок гигантского вулканического массива, образовавшегося 150 -160 млн лет назад в прибрежных водах»,  - всплыло откуда-то в памяти. Никита даже усмехнулся, до того это было не вовремя.
        Внизу вилась тонкая змейка горной дороги. По ней двигалась темная точка - машина. Никита всей кожей почувствовал, что это Анна, Николай и Полина. Чуть в отдалении он заметил вторую машину и понял, что подоспела вызванная Николаем опергруппа.
        Ветер немного ослаб, и Никита начал снижаться. Издали Андрей замахал ему руками, указывая куда-то вниз. Никита посмотрел в том направлении и увидел совсем крошечную ярко-красную точку, вжавшуюся в одну из скал. Мария Сергеевна говорила, что на Оле сегодня был красный сарафан. Он яростно заартикулировал в ответ, увидел, как Андрей достает рацию, приготовился, отстегнул карабин, удерживающий парашют на веревке, и на миг зажмурился, тут же почувствовав, что натяжение ослабло, и он начал плавно опускаться вниз.
        - Пять секунд, полет нормальный,  - процедил он сквозь зубы. Невдалеке аккуратно планировал вниз Андрей.
        Парашют был так себе, дрянной парашют. Пожалуй, прыгать с самолета на нем было бы равносильно самоубийству, но сейчас земля была недалеко, она все стремительнее неслась навстречу, впрочем, совсем нестрашная. Мелькнули какие-то кусты, короткие и колючие, и Никита больно укололся об их сухие ветки да еще отшибноги.
        - Квалификацию теряю,  - пробормотал он.  - Ну да ладно, что ж теперь!  - Отстегнув дурацкий жилет, который крепил его к парашюту, он освободился от него и, оставив лежать большой цветастой кучей прямо на земле, бросился туда, где, как ему показалось сверху, была Оля.
        - Давай,  - крикнул ему тоже вполне удачно приземлившийся Андрей.  - Я парашюты соберу, мы ж за них отвечаем, и за тобой. Вон туда иди, чуть левее той скалы.
        - Знаю,  - коротко ответил Никита и устремился по узкой тропинке, идущей чуть вверх по ущелью.
        Наверное, тут было восхитительно, особенно весной. Кара-Даг же недаром считается одним из самых красивых природных мест на земле, однако сейчас Никите было не до красот природы. Чуть прихрамывая, он быстро шел, почти бежал, не оглядываясь вокруг.
        Повернув за один выступ, затем за другой, он наткнулся на красный свернувшийся клубочек, который им с Андреем посчастливилось заметить сверху. Это была Оля, при его приближении даже не пошевелившаяся. У Никиты похолодело сердце, однако подбежав ближе, он увидел, что девушка просто спит.
        Красный сарафанчик был помят и измазан в грязи. Слегка задравшись, он открывал тоже испачканные и содранные в кровь коленки. Пробираясь по горному склону, Оля падала. Не могла не падать. Но никаких других заметных глазу повреждений Никита не заметил. На тропинке за его спиной раздались быстрые шаги, подбежал Андрей, бросил короткий взгляд на Олю и вопросительный - на Никиту.
        - Спит она,  - вполголоса сказал тот.  - Выходи на связь с Николаем. Можешь, хотя бы примерно, определить координаты того места, где мы находимся?
        - Могу совершенно точно определить,  - спокойно ответил Андрей.  - Знаешь такую штуку - GPRS?
        - Силен,  - засмеялся Никита.  - Захватить не забыл. Вот только в Кара-Даге аномальная зона, тут и связь пропадает, и спутник может не работать. Над ним даже самолеты стараются не летать. Черная гора, не хухры-мухры.
        - Да ладно.  - Андрей потыкал кнопками в аппаратик, который достал из кармана.  - Все работает. Сейчас Николаю позвоню, буди девчонку.
        Никита присел на колени возле по-прежнему безмятежно спящей Оли, подивившись крепости ее нервной системы, и тихонько тронул ее за плечо. Девушка встрепенулась, открыла глаза и испуганно отпрянула к скале.
        - Тихо-тихо, это я, Никита. С тобой все в порядке?
        - Ты и-шел. Я а-ла, что ты и-дешь,  - сказала Оля, тут же успокоившись.
        «Ты пришел, я знала, что ты придешь»,  - перевел Никита и, улыбнувшись, погладил ее по голове.
        - Конечно, я пришел. Я же не мог бросить тебя в беде! И Андрей со мной. И наша с тобой Пони сейчас приедет.
        - Как ты меня нашел?  - Никита отчего-то понимал все, что говорила Оля, может быть, оттого, что, не стесняясь его, она выговаривала слова гораздо четче, чем обычно.
        - Это целая история,  - снова ласково улыбнулся он.  - Анна, это такая женщина на пляже, в панамке,  - Оля кивнула, что понимает, о ком идет речь,  - Анна сказала, что ты можешь быть только на Кара-Даге. А Пони отгадала твой пароль в социальной сети и узнала, что ты переписывалась с Костиком. Все остальное мы вычислили. Приплыли на корабле к Кара-Дагу, прыгнули с парашютом. Эх, жаль ты не видела, как красиво мы прыгали.
        - Я бы испугалась,  - призналась Оля, глаза которой наполнились слезами при упоминании Костика.  - А Костик - плохой. Я не знала, что он плохой, я только потом узнала.
        - Мы тоже не знали, так что тебе уж точно простительно,  - утешил ее Никита.  - Он ничего плохого с тобой не сделал?
        Оля отрицательно покачала головой, понимая, о чем он спрашивает.
        - Я бы тут пропала,  - горько сказала она и все-таки заплакала.  - Он меня привез на машине, потом пешком затащил сюда. Сказал, тут цветочки красивые. Я пошла. Я устала, пока шла. А потом мы пришли во-он туда.  - Она показала на плато, чуть левее и выше, чем они сейчас находились.  - И ушел. Сказал, что раз я такая умная и ловкая, что нашла его в интернете, то и дорогу найду сама. Я сначала сидела и плакала, а потом пошла. Я боялась, что останусь тут до ночи. И что буду голодная. И что меня волк съест. Тут есть волк?
        - Не знаю,  - честно признался Никита.  - Нет, наверное.
        - Я шла-шла и кричала, чтобы меня кто-нибудь нашел. Но здесь никого не было. И я упала. Не один раз, несколько, а потом пришла сюда и не знала, куда идти дальше. У меня голова закружилась, я боялась, что упаду в пропасть, и решила тут ждать. Я знала, что ты и Полина будете меня искать. И решила, что нужно сидеть и дожидаться вас. Только я уснула.
        - Ну, и хорошо, так время быстрее прошло,  - сказал Никита.  - Сейчас ребята приедут, и мы с тобой поедем домой.
        - Дорога вон там, чуть дальше,  - сказал Андрей, который успел сходить на разведку, пока они разговаривали.  - Тут будем ждать подмогу или дойдем потихоньку?
        - Ты как?  - Никита вопросительно посмотрел на Олю.
        - С вами я дойду,  - решительно ответила она.  - С вами я ничего не боюсь.
        Не торопясь, они пошли по узкой горной тропинке, причудливо петляющей среди скал. Впереди шел Андрей, тащивший два сложенных парашюта. Указывал дорогу, проверял безопасность тропы, с которой нет-нет да и скатывались из-под ног мелкие камушки, убегая вниз, в пропасть. Сзади Никита вел Олю, обнимая ее за талию и следя за тем, чтобы девушка не смотрела вниз. Впрочем, вскоре они пошли в глубь горного массива, ведь именно там пролегала пешая тропа, по которой можно было проехать на автомобиле.
        Минут через двадцать они вышли к расчищенной площадке, на которой редкие путешественники, забирающиеся на Кара-Даг, оставляли свой транспорт. Ждать пришлось совсем недолго. Вскоре послышался гул моторов, и к путникам подлетели две машины. Из первой выскочила растрепанная взволнованная Полина, со всех ног кинувшаяся ощупывать и обнимать Олю, а также степенный, насколько это было возможно в его возрасте, широко улыбающийся Николай и невозмутимая, не утратившая своего столичного лоска Анна. Из второй высыпалась опергруппа, приехавшая из Феодосии.
        - Мерзавец-то не тут?  - лениво поинтересовался возглавляющий ее капитан.
        - Нет, по крайней мере, мы его не видели,  - покачал головой Никита.  - Думаю, он уже давно тю-тю.
        - На переправе достанем.  - Капитан длинно и витиевато выругался.  - Колька, ты доставляй граждан к себе в отдел, снимай показания, мы поехали пока. Надо все-таки с героем этим лично познакомиться. А то что-то много к нему вопросов накопилось.
        - Хорошо,  - согласно кивнул Николай.
        Полина все обнимала и обнимала Олю, как будто сто лет ее не видела. И ощупывала, целы ли руки и ноги, и плакала, и целовала сестренку, и снова обнимала, и снова плакала. Андрей с Никитой переглянулись, пожарный достал из своего безразмерного рюкзака мятую пачку сигарет и закурил.
        - Дай, что ли, тоже,  - глухо попросил Никита.
        - Ты разве куришь?  - удивилась Полина, ненадолго оставившая Олю в покое.  - Ни разу не видела.
        - Бросил,  - мрачно сказал Никита.  - Уже десять лет, как бросил.
        - А сейчас что же?
        - А сейчас я не курю. Балуюсь,  - коротко ответил он.  - Пар выпускаю, вместе с дымом. Это ж счастье, что так все обернулось. Могло и хуже быть, да, Андрюха?
        - Могло,  - легко ответил тот.  - К счастью, обошлось. Эх, завтра домой уже. Утречком искупаемся напоследок, попрощаемся с Черным морем. И после обеда в аэропорт. Ударно отдохнули, ничего не скажешь.
        - Я шкатулку твою на место верну,  - тихо сказал Никита, и Полина вздрогнула от неожиданности. Она совсем забыла о странном предмете, который зачем-то оставил Андрей в гроте, в котором плескалась морская волна.
        - Так я и знал, что вы ее нашли,  - почему-то засмущался пожарный.  - Ладно, можешь не возвращать. Выбрось, глупости все это.
        - И вовсе не глупости.  - Никита ободряюще хлопнул пожарного по плечу.  - Я не должен был вообще эту шкатулку трогать, но, во-первых, любопытство - не порок, а во-вторых, сам видишь, какие тут странные дела творились. Я думал, может, ты тут каким боком замешан.
        - Я никаким.
        - Теперь знаю. И шкатулку верну. Завтра же с капитаном «Гевалы» договорюсь и сплаваю до того грота. Пусть ждет своего часа, как ты и задумал.
        - Да что там такого-то, в этой шкатулке,  - не выдержала Полина.  - В конце концов, я тоже имею право знать! Ты ж у нас тогда матрас спер, так что я была вынуждена до баркаса плыть. А вы теперь секретничаете.
        - Я ж тогда не знал, что вы в пещере,  - начал извиняться Андрей.  - Я думал, пошутил кто или привязал и забыл. А вещь хорошая, в хозяйстве пригодилась бы. Вот и отвязал. А уже потом, когда узнал, что вы к пещерам плавали, понял, что вы скорее всего внутри были и шкатулку мою прихватили. А в ней,  - он замялся,  - Никита скажи ей.
        - Андрей оставил послание следующим поколениям,  - серьезно сказал Никита.  - Ну, помнишь, мы так в пионерском лагере поступали? Писали записку, засовывали в бутылку и закапывали, чтобы ее следующие пионеры нашли и прочитали наш привет.
        - Я не была в пионерском лагере,  - чуть обиженно сказала Полина.  - Когда пионерия кончилась, я еще малявка была.
        - Ну тогда поверь на слово. Андрюха написал послание следующим отдыхающим в Коктебеле, которые когда-нибудь заплывут в эту пещеру. Это ж мало кто делает. В массе своей люди ленивы и не любопытны. Так что нашли бы это не в этом году точно, а может, и не в следующем. Интересно же…
        - Романтик ты, Андрей,  - улыбнулась Полина. Пожарный стеснительно засопел.  - Да не стесняйся ты, мужчин, которые способны сохранить детское восприятие жизни, будучи стопроцентным мужиком, так немного, что гордиться надо, а не стесняться.
        - Ладно, проехали,  - облегченно выдохнул Андрей. И, переглянувшись, они втроем весело расхохотались.
        Домой Полина с Олей возвращались в одной машине с Анной и Николаем. Парашюты загрузили в багажник, и Никита с Андреем тихонько пошли пешком, чтобы скоротать время, пока Николай довезет женщин и вернется за ними. Полине было жалко расставаться с мужчиной, которого она любила, даже на полчаса, но выхода не было. Олю она не согласилась бы отпустить от себя ни на шаг, тем более что мама в ожидании дочерей наверняка уже совсем извелась.
        Вилась вокруг горная дорога. Снова уснула и тихонько посапывала на коленях у Полины Оля, сосредоточенно вел машину Николай, молчала Анна. Покой и безмятежность разливались вокруг, и, глядя в окно, Полина вдруг осознала, что все будет хорошо. Отныне и до скончания веков.
        Глава?17
        Правда всегда торжествует
        «Никогда не знаешь, где тебе повезет».
    Макс Фрай
        У Кости Прыгунова с самого детства была одна, но пламенная страсть. Называлась она зависть, и испытывал он ее по любому поводу, даже самому мелкому. Там, где другие дети чувствовали радость или восторг, страх или тревогу, Костик чувствовал только всепоглощающую зависть и ничего больше.
        В детском саду у других детей оказывались моложе мамы и больше мандарины в новогоднем подарке. В школьном хоре кто-то другой стоял в первом ряду, в то время как Костику приходилось довольствоваться скамеечкой. Другие дети уже вовсю ездили отдыхать в только что открытую для российских туристов Турцию, а он все еще довольствовался запущенным бабкиным садиком в осточертевшем до рези в глазах Коктебеле.
        Впрочем, даже здесь, в глухой провинции у моря, тоже находились поводы для зависти. Друг Васька по прозвищу Жмых лучше лазал по горам и бесстрашнее прыгал с крыши. Девочки влюблялись в других мальчишек, тех, кто постарше, а на него, малька, не обращали ни малейшего внимания. И даже бабушка гораздо больше любила не Костика, а другого своего внука, приходящегося Костику двоюродным братом. Брата он ненавидел еще и за то, что жил тот в интеллигентном, музейном, красивом до обморока Питере, а не сутолочной, купеческой Москве, несущей тонкий, слабо ощутимый, но непреходящий аромат пошлости.
        Прыгунов завидовал окружающим истово и горячо. Что бы он ни делал, зависть не покидала его, разъедая, как ржавчина. Эту ржу, от которой что-то расползалось внутри, хлюпая и противно чмокая, он ощущал в себе постоянно. Особенно она не давала ему спать по ночам, когда прямо посередине сладкого безмятежного сна в голову вдруг вползала подлая незваная мысль о жвачке, привезенной однокласснику отцом-летчиком прямо из заграницы, новых кроссовках, которыми давеча хвастался во дворе приятель, а когда Костик подрос, о японской машине, купленной коллегой по работе.
        Он старался изо всех сил, чтобы противостоять этой напасти. Учился лучше всех в классе, стискивая зубы от невыносимости зубрежки. Но у сидящей с ним за одной партой задаваки Ирки Козловой оценки были ничуть не хуже, а усилий на это она тратила гораздо меньше. Ей достаточно было только взглянуть в учебник, чтобы найти решение задачки, над которой Костик мог промучиться целый вечер, или наизусть выучить стихотворение, на запоминание которого у Костика уходило несколько вечеров.
        Он поступил в институт с первой попытки, но не набрал баллов для МГУ и был вынужден довольствоваться гораздо более скромным вузом. У него был красный диплом, но некоторые экзамены для этого приходилось пересдавать по два, а то и три раза, в то время как другие получали свои пятерки «автоматом».
        Всегда кто-то другой оказывался успешнее, счастливее, а жизнь его - легче и радостнее. И к двадцати шести годам Костик понял, что больше так продолжаться не может. Если он не избавится от разъедающего душу чужого превосходства, то будет сожран дотла своей ненасытной завистью. Для того чтобы победить, нужно было совсем немного - стать богатым и независимым.
        Конечно, Костик понимал, что путь в олигархи ему не светит. Олигархам он, конечно, тоже завидовал, что тем повезло оказаться в нужный момент в нужном месте, но состязаться с «проклятой вандербильдихой» все-таки не собирался. Ему было важно стать лучшим среди его знакомых, таких же простых московских пареньков, как он сам.
        Законных способов для обогащения не было. Вернее, они, конечно, были, но дорога эта была длинна, терниста и все так же сопряжена с завистью к тем, кто шел по ней более легко, насвистывая незамысловатый мотивчик, а не катя в гору тяжелые камни. Поэтому, немного подумав и прикинув последствия, Костик выбрал путь незаконный.
        Работа в телевизионной рекламе давала ему шанс на знакомство со многими королями теневого мира. Он легко вышел на серьезных людей и, используя всю свою харизму и действительно прекрасные способности, поднялся в торговле наркотиками с уровня мелкого пушера на довольно высокое место в криминальной табели о рангах. Он был умен, внимателен, добросовестен, не тырил по-мелкому, и на него вполне могли положиться серьезные уважаемые люди. Они были им довольны, а он наконец-то был доволен жизнью. То, что ради этой жизни он фактически отбирал жизни тех, кого подсаживал на иглу, его не волновало. Нравственные терзания были ему чужды.
        Среди его родственников и знакомых у него была лучшая квартира и лучшая машина, он ездил по миру, бравируя потом перед девицами фотографиями типа «я на фоне Лувра» и «я и Фигейрос». От девиц, кстати, отбоя не было. И теперь не его выбирали, а он выбирал, что тоже со всей определенностью устраивало его как нельзя лучше.
        Он охотно ездил в командировки по российским регионам, налаживая новые каналы сбыта опасной отравы. Его не пугало, что, проснувшись в Екатеринбурге, он мог в следующий раз улечься в постель на Сахалине. То ли от его готовности по первому зову прыгать через всю страну, то ли все-таки из-за фамилии его прозвали Прыгун. Детское прозвище, когда-то доставлявшее немало мучений из-за своей несолидности, теперь прилипло намертво, не оторвать, но больше не раздражало. Никто не посмел бы теперь назвать его несолидным.
        Когда к России присоединился Крым, Костик азартно включился в освоение новой для себя территории, с которой был хорошо знаком с детства. Выросший в Коктебеле, он возлагал особые надежды на старых друзей, и когда прибыл на место, то убедился, что они его не подведут.
        Васька-Жмых с его двумя ходками был заметной фигурой в криминальном мире и охотно поддержал начинание Прыгуна. Он же поведал другу и о том, что еще один их детский дружок Темка Круглов вообще стал большой шишкой и теперь командовал всем Коктебелем.
        Последнее известие кольнуло душу Прыгуна позабытой уже завистью, но он быстро отогнал ее от себя. Состояние самого Прыгунова не могло встать ни в какое сравнение с кругловским, а Коктебель был таким захолустьем, что завидовать мэрству здесь было вообще глупо. Кабы вырос Круглов в мэры Москвы, то да, можно было бы завидовать, а так…
        Костик объехал все побережье и быстро нашел общий язык со всеми, с кем хотел. У Васьки-Жмыха везде были дружки. Людской поток постоянно меняющихся туристов сулил отличный барыш и минимизировал риск быть пойманным. Костик страшно гордился тем, что придумал фасовать пакетики с героином и кокаином в морские раковины. Они были повсюду и не привлекали внимания. Торговля белой смертью шла повсеместно, но крымскую штаб-квартиру было решено основать все-таки в Коктебеле, привычном, знакомом с детства. И главную роль в принятии такого решения сыграл именно Круглов, который должен был обеспечить прикрытие. Вот тут-то продуманная до мелочей система и дала сбой.
        Артема Круглова он встретил случайно, на набережной. Там по вечерам толокся весь Коктебель, потому что больше пойти было особо некуда. Темка Костику обрадовался и с ходу пригласил в гости, рассказав, где он живет и как туда добраться. Выглядел он как толстопузый жизнерадостный щенок, был совершенно лишен малейшего мэрского пафоса, и эта жизнерадостность вкупе с полным отсутствием амбиций показалась Прыгуну подозрительной.
        Жизнь научила его хорошо разбираться в людях, поэтому с первой же встречи он заподозрил, что Круглов вряд ли окажется любителем легкой наживы. Уж слишком чистеньким и правильным он выглядел.
        Впрочем, та же жизнь не раз практически доказывала, что тех, кого нельзя купить деньгами, можно купить очень большими деньгами. Поэтому, не попробовав, отказываться от задуманного Прыгун не стал. Просто принял дополнительные меры предосторожности - попросил Ваську-Жмыха проверить, где в поселке мэра установлены видеокамеры, да обеспечил себе алиби на время встречи. Алиби было вполне пристойное, симпатичное, по крайней мере.
        Приехав в гости к Артему на своей машине, он оставил ее снаружи, чтобы не привлекать внимание, незаметно пробрался на территорию, обходя видеонаблюдение, и предстал пред светлые очи детского друга. Дело было ночью, так что жена друга уже спала, на что и был расчет. Никто не видел, как Прыгун зашел в коттедж, никто не видел, как он из него вышел. Когда возмущенный сделанным ему предложением Артем пообещал Костику вышвырнуть его с порога своего дома и сообщить в полицию, тот улыбнулся, мол, просто пошутил.
        - Да ладно-ладно, не сверли ты меня своими глазами.  - Он даже примирительно поднял руки вверх, показывая, что сдается.  - Я же пошутил просто. Хотел узнать, можно тебя развести на что-нибудь подобное или нет. А ты молоток, Темка, просто кремень.
        - Ну и шутки у тебя,  - тяжело дыша, сказал Круглов и нехорошо прищурился.  - Или все-таки не шутки?
        - Ты хочешь меня обидеть?  - Костик притворился обиженным.
        - Нет.  - В голосе Артема скользнула неуверенность.
        - Тогда я пошел за еще одной бутылкой, я ее в прихожей оставил, и забудем об этом инциденте.
        - Да есть у меня бутылка…
        - Нет, и не спорь. А то все-таки обижусь.
        Пройдя в прихожую, Прыгун открыл дверь и впустил в дом Жмыха. Инсценировать самоубийство оказалось нетрудно. Жмых просто применил какой-то приемчик, которому его обучили на зоне, и Артем ненадолго потерял сознание. Вдвоем с Прыгуном они повесили друга детства на люстре, инсценировав самоубийство.
        Им просто не повезло, что Лариса, проснувшаяся то ли от приглушенных звуков, то ли просто от предчувствия беды, спустилась вниз и нашла Артема в петле. Он был еще жив, когда приехала «Скорая», и успел произнести имя Прыгуна до того, как умер.
        Рассказывающий историю Никита сделал паузу и отпил воды из бутылки. В горле у него внезапно пересохло, и не от длинного рассказа, а от того, что он вдруг представил, как страшно было Артему умирать, как он до последнего сопротивлялся, не желая оставлять Ларису одну, и как чудовищно несправедливо то, что из их схватки Прыгун вышел победителем. Полина зачарованно смотрела, как он пьет, как двигается кадык на крепкой мужской шее. Она вообще теперь практически все время на него смотрела.
        - А откуда ты все это узнал?  - спросила она.
        - Задал нужные вопросы нужным людям,  - коротко ответил он.  - Пони, лучший способ что-то узнать - это спросить.
        В затененной гостиной Ларисиного дома, той самой гостиной, где убили Артема, было многолюдно. Рассказ Никиты, кроме Полины, затаив дыхание, слушали и Оля, и Мария Сергеевна, и Андрей, то и дело поглядывающий на часы, чтобы не опоздать в аэропорт, и Анна и Борис Тумановы, и сама Лариса, и ее подруга, не отходящая от нее ни на шаг, и Николай.
        Убийство было раскрыто, и Полине было как-то неуютно от мысли, что она вольно или невольно помогла в его расследовании. О том же, что от рук преступника чудом не пострадала Оля, она вообще старалась не думать. Сестренка выглядела подавленной, а глаза у нее постоянно были заплаканными. Костик, которого она так неосмотрительно полюбила, оказался злым, плохим человеком, лишившим жизни Артема Круглова. От этой мысли сердечко Оли сжималось.
        - Постой.  - Полина вдруг обеими руками взяла себя за чересчур румяные от волнения щеки.  - Убийство Артема произошло той ночью, когда мы с Костиком пили пиво в кафе на набережной. Я хорошо помню, что ты на следующий день на пляже рассказывал о том, что в Коктебеле убили мэра. Но тогда это не мог быть Костик, потому что он притащил меня домой только под утро.
        - Я же сказал, что он обеспечил себе алиби,  - с нежностью сказал Никита.  - И этим алиби как раз была ты.
        - Как?  - Полина ошарашенно смотрела на него.
        - Да очень просто. Ты отчетливо помнишь все, что вы делали?
        - Нет.  - Полина засмущалась оттого, что в присутствии чужих людей должна признаваться в том, что выпила лишнего.  - Я пьяная была. Утром чуть не умерла от похмелья. Мама мне таблетку давала. Но я точно помню, что мы ходили из бара в бар и что-то пили. По-моему, даже ездили куда-то.
        - Твоя головная боль утром отлично вписывается в картину,  - кивнул Никита.  - Он что-то подсыпал тебе в пиво. Думаю, бокал во второй, после чего ты отключилась. Затем он перетащил тебя в свою машину и привез сюда, в поселок.
        - Как?  - повторила Полина.
        - Помнишь, охранник твоей Ларисы сказал, что уже второй раз видит тебя в поселке? Ему это показалось подозрительным, потому что он встречал тебя и прежде, и был уверен, что ты следишь за его шефом. Он действительно видел тебя здесь. Костик оставил машину за территорией, а ты тихо и мирно спала на заднем сиденье под воздействием наркотика. Эти парни, беспокоясь о безопасности своего шефа, ничего не пускают на самотек, поэтому он заглянул в салон на всякий случай и увидел там тебя.
        После совершения убийства Костик привез тебя обратно на набережную. Зашел с тобой еще в один бар, чтобы закрепить алиби, а потом отвел домой, ничего не соображающую, и сдал на руки Марии Сергеевне. Утром ты, с одной стороны, ничего не помнила, а с другой - была готова подтвердить кому угодно, что всю ночь пропьянствовала с Костиком, чего, собственно говоря, он и добивался. Если бы не Оля, которая сначала нашла порошок в раковинах, а потом вычислила Костика ВКонтакте и узнала его настоящую фамилию, то никто и никогда не связал бы его с Прыгуном. Он бы закончил свои дела, уехал и дело бы закрыли. Типичный висяк.
        Полина во все глаза смотрела на Никиту. Получалось, что она не напивалась вусмерть в ночном баре, а стала жертвой хитроумной интриги, которую сплел Костик, чтобы совершить убийство. От этой мысли у нее мороз пошел по коже. Полина зябко передернула плечами.
        - А мне так стыдно было оттого, что я напилась,  - буркнула она.  - Со мной вообще-то такого не случалось со студенческих лет. И вот, на тебе, приехала в отпуск, расслабилась. А ты зачем вообще про убийство на пляже рассказывать стал? Ты уже тогда Костика подозревал?
        - Нет, не подозревал,  - честно признался Никита.  - Я просто в состоянии аффекта был. Я же полночи тут провел. Лариска позвонила, и я сразу примчался. Это я вам сказал, что все со слов таксиста знаю, а на самом деле от нее. У меня такое чувство на пляже возникло, странное. Что надо рассказать и посмотреть на реакцию. Мне не объяснить, это как знамение свыше было.
        - Так-то правильно,  - подал голос Николай.  - Прыгунов узнал, что ищут именно Прыгуна. Занервничал.
        - Не знал, так и Олю бы не похитил,  - горячо заметила Мария Сергеевна.
        - Ну так и не выдал бы себя тем самым с головой. А с Олей все же хорошо закончилось.  - Николай смутился и покраснел. Полина вдруг подумала, что он еще совсем юный, почти ребенок.
        - А, кстати, я так и не поняла,  - сказала она, чтобы отвлечь внимание от покрасневшего участкового,  - а Лариса,  - она мельком посмотрела на худенькую женщину в черном, сестру Никиты, и быстро добавила:  - Я имею в виду, моя Лариса, та самая, которую я считала художницей, имеет отношение к Прыгуну или нет? Они из одной банды? И почему погиб тот парень на пляже, Дима? Он же тоже от наркотиков умер.
        - Нет,  - Никита покачал головой.  - Это совсем другая история, не имеющая к Прыгуну никакого отношения.
        Виктор Андреевич Шмаков по кличке Кулер авторитетом был немалым. Имея за спиной семь судимостей, он был поставлен смотрящим в одном из регионов в средней полосе России, не имеющем по причине малого размера своего коронованного вора в законе.
        По статусу Виктор Андреевич ходил везде с двумя бравыми охранниками, бывшими спортсменами, ни разу не судимыми и не состоящими на учете у бдительных правоохранительных органов. Дел у него было довольно много, дань с сошек помельче он собирал исправно, разрешал небольшие конфликты, о более крупных докладывал «наверх», считался человеком справедливым, незлопамятным и отходчивым.
        В Коктебель он приехал… отдыхать. Как оказалось, криминальным авторитетам тоже не чуждо ничто человеческое. Жить Кулер решил не в эпицентре туристического города, где было слишком много людей, а вместе с ними глаз и ушей, а на окраине, в новом, недавно построенном комфортабельном поселке, скрытом от излишне назойливых и любопытных за большим забором.
        Вместе с собой на отдых он взял свою многолетнюю любовницу Ларису Комарову, женщину утонченную, изысканную и столь же красивую, как и взбалмошную. Подруга Кулера на весь родной город славилась дурным нравом. Закатывать истерики Шмакову она, конечно, не решалась, тот мог и в лоб дать, и выгнать, а это в планы девы-дивы вовсе не входило, но на охране и прислуге отрывалась она усердно.
        Если к самому Шмакову на отдыхе было приставлено два телохранителя, то для присмотра за Ларисой вполне хватало одного. В этом качестве в Коктебель был отправлен Дмитрий Ширшин по кличке Шуршик. Естественно, что кандидатуру Шуршика утверждала сама Лариса, и идущему во всем у нее на поводу Кулеру даже в голову не могло прийти, что его дражайшая подруга уже несколько месяцев изменяет ему с каким-то там Шуршиком.
        Первые дни отдыха все было нормально, но влюбленный Дима, сходивший с ума от ревности, когда его возлюбленная уединялась в спальне с щуплым, старым, некрасивым Кулером, зверел, терял бдительность и осторожность, хватал Ларису за руки, забрасывал сумасбродными сообщениями и умолял уехать вместе с ним, навсегда бросив престарелого Шмакова.
        - Ты с ума сошел,  - лениво тянула Лариса, которой почему-то нравилась горячность молодого парня. Так сильно ее еще никто никогда не любил.  - И на что ты будешь меня содержать? Ты же понимаешь, что я - девушка дорогая.
        - Работать пойду,  - горячился Дима.  - Брошу этих упырей, на завод устроюсь.
        - Не смеши ты меня.  - Она смеялась, вытягивала вперед свою тонкую, словно вылепленную прекрасным скульптором руку, на которой играли, отражая свет, дорогие красивые браслеты.
        Лариса быстро поняла, что привезти с собой на курорт Шуршика было непростительной ошибкой. В городе, где Кулер бывал занят и наведывался к ней далеко не каждый день, молодой охранник был как нельзя кстати, и они отлично развлекались за спиной своего хозяина. Но здесь каждый день грозил бедой. И она произошла.
        Кулер застал их целующимися. Он спал днем, а они сидели на летней веранде, пили холодное белое вино и целовались. Ларисе было так хорошо, что она совсем потеряла осторожность. Мстить ей Шмаков не стал. Даже из дома не выгнал, лениво сообщив, что она ему нравится и роль свою выполняет хорошо и исправно. А в качестве наказания он лишил ее новых драгоценностей, и все. А вот Диму следовало наказать со всей строгостью, чтобы остальным было неповадно зариться на хозяйское добро.
        Его участь была предрешена. Опытным глазом Кулер сразу приметил, что в Коктебеле легко купить наркотики, поэтому отправил одного из своих телохранителей раздобыть огромную дозу, которую и ввели даже не сопротивляющемуся Диме. В тех кругах, где он вращался, за ошибки всегда платили жизнью. И он считал, что это вполне справедливое наказание за то, что он покусился на женщину Хозяина. Несколько дней, пока решалась его судьба, парень беспробудно пил. В этом состоянии он приходил смотреть на море, которое, казалось, дышало надеждой. Уже после смертельного укола он на автопилоте тоже пришел на берег, чтобы в последний раз взглянуть на море. Все остальное происходило на глазах всего пляжа.
        - Так что с Прыгуном Шмаков знаком не был. Это уже точно установлено следствием,  - закончил свой рассказ Никита.
        - А за смерть Шуршика, то есть Димы, он что, не ответит?  - воскликнула Полина.
        - Так доказательств-то нет. Добропорядочный гражданин Шмаков находился тут на отдыхе вместе со своей подругой и своими друзьями. Один из них по собственной воле ввел себе слишком большую дозу героина и скончался от передоза. Наркотики - зло. Это все знают. Их пробовать - все равно что играть со смертью. Вон Шуршик и допробовался. Что тут криминального?  - пожал плечами Никита.  - На данный момент они уже наверняка подъезжают к родному городу, поскольку у правоохранительных органов нет к ним никаких вопросов.
        - А с деньгами что делать?
        - Передай маме Ширшина, как и пообещала сгоряча своей Ларисе,  - Никита пожал плечами.  - Кстати, никакая она не художница. Закончила когда-то кооперативный техникум да победила на городском конкурсе красоты. Там Шмаков ее и нашел. Она уже давно с ним отирается, лет восемь.
        - Не завидую я ее жизни,  - горько сказала Полина.  - При такой внешности и настолько не самореализоваться в жизни. Сидеть наложницей у плюгавого бандита. Тьфу!
        - Вспоминается «Место встречи изменить нельзя»,  - засмеялся вдруг Андрей.  - Помните, там Шарапов говорит про гнилую сущность Ручечника, который себе в напарницы только красивых женщин выбирает. Мол, красивая могла бы составить счастье какому-нибудь приличному человеку, ученому, академику, а тут…
        - Так и есть,  - запальчиво воскликнула Полина, и Андрей согласно поднял руки вверх, сдаюсь, мол, не спорю.
        - Все, други, вы как хотите, а я побежал. Нам на самолет скоро,  - сказал он.  - Будете у нас в Сибири, заезжайте в гости. Я вам такую охоту устрою, такую рыбалку, такими грибами-ягодами накормлю, что пальчики оближете.
        - Бывай, Андрюха,  - ответил Никита и крепко пожал протянутую ему руку.  - И да, спасибо тебе, что подсобил.
        - Да не за что,  - широко улыбнулся он.  - Полина, счастья тебе. Оля, больше не теряйся, хорошо?
        - О-о-шо,  - сказала Оля, и Полина скорее почувствовала, чем увидела, что у сестренки, как и у нее самой, ком в горле.
        - Счастливо, Андрей,  - сказала она чуть хриплым из-за этого кома голосом.  - Ты хороший. Береги себя в своей трудной работе.
        - Ну что. Нам тоже, пожалуй, пора,  - сказал Никита, когда за Андреем с мягким стуком захлопнулась дверь коттеджа.  - Лара, справишься одна до отъезда?
        - Со мной Люда,  - тихо ответила его сестра и кивнула на подругу,  - обещала пожить пока. А потом приеду. Ты не волнуйся за меня, Кит. Со мной все хорошо будет. Я теперь это точно знаю.
        - Что ж хорошего одной,  - вполголоса сказала Мария Сергеевна.  - Я, девочка, это на себе испытала. Ни через сорок дней легче не становится, ни через год. Долго твой Тема еще будет в дверях стоять. Зайдешь в дом и кажется, что он сейчас из соседней комнаты выйдет.
        Полина посмотрела на маму, понимая, что та говорит об отце, и снова судорожно сглотнула. Мама не забыла и не привыкла.
        - Я знаю,  - согласилась Лариса.  - Конечно, Мария Сергеевна, я никогда Тему не забуду и вряд ли когда-нибудь смирюсь, что его больше нет. В одном вы только не правы. Вы не одна, у вас вон какие дочери замечательные. И я не буду одна. Я ребенка жду.
        - Что-о-о?  - взревел Никита и одним прыжком преодолел разделяющее их пространство комнаты.  - Ларка, ты что? Ты почему мне ничего не говорила?
        - Да я и сама не была уверена. Я даже Теме не успела сказать. Я только заподозрила, что это может быть возможным, и тут,  - она тяжело задышала, но справилась со слезами,  - тут это все и случилось.
        - А к врачу? Тебе же надо к врачу.  - Никита заметно волновался, и Полине нравилось, что он такой любящий и заботливый брат.
        - Я схожу к врачу. Попрошу друзей Артема, они меня не бросят, я уверена. Паша Громов мне любую помощь обещал и с переездом домой потом - тоже. Ты не переживай за меня, Кит. Не надо.
        Вечером Полина и Никита пошли прогуляться по набережной. Уже были собраны и упакованы в багажник ее машины дорожные сумки. Был торжественно порван билет на самолет, поскольку Никита сообщил, что поедет вместе с ними. Уже в последний раз все сходили искупаться и бросить монетку в тихое, мягкое, как будто спящее море. Мама с Олей легли спать, а они вдвоем медленно брели по сияющей огнями, залитой музыкой набережной, держась за руки. Им было так спокойно и хорошо вдвоем, что даже разговаривать не хотелось.
        - Ты, наверное, про все, что здесь случилось, книжку теперь напишешь?  - все-таки нарушила молчание Полина.  - Такой сюжет не должен пропасть. Столько в нем всего понамешано, что нарочно и не придумаешь!
        Никита вдруг остановился, развернул Полину лицом к себе и внимательно посмотрел в ее серые живые глаза.
        - Пони,  - насмешливо сказал он,  - а с чего ты вообще взяла, что я писатель?
        - То есть?  - растерялась Полина.  - Ты же в Доме писателей живешь и легенды все время рассказываешь, и речь у тебя отлично поставлена, и вообще…
        - Я на Чехова похож,  - подхватил он.  - Пони, у тебя слишком богатое воображение. Я такой же писатель, как твоя Лариса - художница.
        - А кто же ты тогда?  - спросила совсем сбитая с толку Полина.
        - Мент простой, обыкновенный. Есть такой вид людей. Отец мой был мент, и я по его стопам пошел. Меня сестра почему попросила сюда приехать, когда у Артема начались проблемы с недвижимостью и земельными участками? Чтобы я помог ему разобраться. Я какое-то время как раз на экономических преступлениях специализировался. Правда, недолго. Сейчас обратно в уголовный розыск перешел. Ты разочарована?
        - Что ты не писатель? Нет.  - Полина немного подумала и вдруг облегченно рассмеялась:  - Я боялась, что не смогу тебе соответствовать. Я кто? Домработница и нянька. Не пара писателю. Но погоди, ты меня точно не разыгрываешь?
        - Точно.  - Он обнял ее за плечи, и они медленно побрели дальше.  - А легенды я просто с детства люблю. И, можно сказать, их коллекционирую. Хобби у меня такое, литературное. Всегда, когда еду куда-то отдыхать, ищу легенды этих мест. А что язык подвешен, так я с детства читал много. Все просто. Ничего необычного.
        - Ты весь необычный,  - горячо сказала Полина.  - И имей в виду, что я тебя никому теперь не отдам. Никогда. Ты будешь весь-весь мой. Навсегда. И я буду ждать тебя с работы, как ты хотел. Понимаешь?
        - Понимаю.  - Он снова засмеялся, очень нежно.  - А ты мой живой родник. Я только здесь, в Коктебеле понял, что после долгого перерыва снова начал жить. Как будто ты меня живой водой напоила. Я тебя тоже никому никогда не отдам, дорогая гражданка Никанорова.
        Легенда о роднике Святославы
        У самого синего моря на белом песке стоит древняя прекрасная Феодосия. С юга омывают ее морские волны, синие-синие, соленые-соленые. С севера ограждает ее от злого ветра гряда холмов. А на западе стоит одинокая гора, у подножия которой журчит, поет целебный источник.
        Ни зверя, ни птицы не видел никто на этой горе. Не растет на ней ни дерево, ни куст, ни веточка вереска. Даже солнце, закончив дневные труды, уходя на покой, обходит эту гору стороной. Даже луна, выходя в ночной дозор, старается не задевать эту гору своим краем. Нет на ней ничего живого. Даже репейник не прорастает в ее камни своими корнями.
        Называют в народе ту гору Лысой. И передают из поколения в поколение легенду, связанную с этим недобрым местом.
        В древней Феодосии, которая носила в то время имя Кафа и, как и вся солнечная Таврия, стонала под турецким игом, жил в этом славном городе богатый, знатный хан по имени Ахмед Назы. В праздности и лени проходила его жизнь. От его пьяных безумств страдал весь город, о его разгуле судачили люди, качая головами. Взрослел Ахмед Назы, тяжелел, старел, не мог больше вскочить в седло, чтобы уйти в военный поход, все больше ел и толстел, все больше пил и тяжелел от вина.
        Кроме обжорства и пьянства было у Ахмеда еще одно любимое занятие. С утра до вечера проводил он время в своем гареме, куда собирал самых прекрасных наложниц со всего света. Ублажали они своего господина, умащивали его толстое тело благовониями, танцевали для него танец живота, пели прекрасные песни.
        Много юных прелестниц было у него в гареме, но самой прекрасной была юная Святослава, взятая в полон на Руси. Так играла она на гуслях, что сердце останавливалось под эти прекрасные звуки. Каждое утро приводили красавицу Святославу к Ахмеду. Смотрел он тяжелым взглядом на ее нежный румянец, на тяжелые золотые косы, на гибкий девичий стан, на алые вишни губ, слушал ее нежный голосок, смотрел, как перебирает она струны гуслей своими тонкими пальчиками, а тронуть не смел.
        Так смотрела на него Святослава своим гордым взором, что робел старый сластолюбец, боялся даже пальцем прикоснуться к красавице. Только глаза опускал под ее синими очами, которые заставляли ныть и бешено стучать его равнодушное сердце.
        Однажды запела Святослава перед своим господином, заиграла на гуслях, а он возьми да и усни. Только этого и ждала смелая невольница, вытащила из кармана парчового халата ключ от гарема, побежала к остальным невольницам и уговорила их совершить вместе дерзкий побег.
        Послушались ее другие девушки, которые полюбили русскую красавицу за скромный нрав да доброе сердце. Выпустила она под покровом темноты всех наложниц из гарема, а сама осталась, чтобы запереть дверь. Хватились стражники, бросились в опустевший гарем, да схватили единственную оставшуюся там птичку.
        Притащили Святославу к хану, поставили перед ним на ковер. Старый сластолюбец позеленел от гнева. Глаза еще больше заплыли, превратились в узкие щелочки, мечущие в непокорную красавицу молнии. Но не испугалась Святослава. Гордо и независимо, как всегда, стояла перед разъяренным ханом.
        - За твое вероломство,  - молвил он,  - я могу отрубить тебе голову. Могу сжечь живьем. Могу повесить. Могу четвертовать. Не сносить тебе головы. И лишь одним ты можешь вымолить мое прощение - возлечь вместе со мной на ханском ложе.
        - Никогда,  - воскликнула гордая Святослава и так взглянула на хана, что синие сапфиры посыпались из ее глаз, а он отпрянул в страхе на своих подушках.
        - Не покоришься,  - закричал Ахмед страшнее прежнего.  - Тогда заточу я тебя в подземелье, и выйдешь ты оттуда только тогда, когда согласишься стать моею.
        Долгие месяцы провела Святослава в гнилом подземелье. Сырой воздух подточил ее здоровье. От темноты стали хуже видеть, потускнели синие очи. Одрябли и ввалились щеки, сеточка морщин покрыла когда-то прекрасное лицо.
        Единственная радость была у Святославы. Смотрела она вверх своей темницы, где сквозь маленькое зарешеченное окошко был виден кусочек голубого неба, в котором изредка пролетала птица, да слышала журчание маленького родника, что пробивался из земли у самого входа в склеп, где ее практически похоронили заживо.
        Разговаривала Святослава с родничком, пела ему песни своей родины, а он журчал, утешая ее, да потихоньку размывал известняк темницы, чтобы когда-нибудь выпустить ее на свободу.
        Периодически хан посылал к ней стражников, чтобы узнать, не изменила ли она своего решения. Но гордая Святослава всегда решительно отвечала отказом. Прошло десять лет и дряхлеющий хан сам спустился в темницу, чтобы задать очередной вопрос. Так и не смог забыть он волнующую красоту не покорившейся ему девушки.
        Открылась тяжелая дверь, хлынул в подземелье солнечный свет, и окаменел хан у входа. Не былая красавица стояла перед ним, а лишь бледная ее тень, с седыми волосами и потухшими глазами. Отшатнулся хан в ужасе.
        - Вот что бывает с непокорными!  - взревел он.  - Теперь я уже и сам не хочу возлежать рядом с тобой на ложе. Такая страшная ты вообще никому не нужна. Отпустите ее на свободу, чтобы только смерть взяла ее к себе.
        Вышла шатающаяся Святослава из темницы, впервые за много лет вдоволь насмотрелась на синеву неба. А потом упала на колени перед родничком и заглянула в его хрустальные воды. То, что там отразилось, повергло ее в ужас. Горько заплакала Святослава, потерявшая красоту и молодость. Но утешающе зажурчала рядом с ней вода, зазвенел знакомый, родной голос родничка, предлагающий умыться его живой водой.
        Умылась Святослава волшебной холодной водицей, попила ее вдоволь, сложив руки ковшиком, и вернулась к ней вся ее молодость и красота. Ярче прежнего засияли синие глаза, наполнились соком губы, исчезли морщины, стали тугими щеки. И стала она еще более сказочно красива, чем была до этого.
        Поселилась Святослава в маленькой хижине рядом с родником. Старалась она днем не выходить на свет, чтобы не узнал хан о ее волшебном превращении. Но все-таки не убереглась. Увидели ее ханские слуги, рассказали о том, что вернулась к Святославе ее дивная красота, да выведали, что причиной тому животворный родник, что тек рядом.
        Со всех ног прибежал к роднику старый, толстый, растерявший всю свою мужскую силу хан. Упал на колени и стал жадно пить воду, надеясь вернуть себе молодость и здоровье.
        - Пей-пей, деспот, я окажу тебе услугу,  - журчал родничок.
        Пил Ахмед воду, пил, пока не превратился в большую гору. Толстую, страшную и лысую. Так и стоит с тех пор Лысая гора, огромная, некрасивая, не дающая радости ничему живому. А о журчащем до сих пор роднике идет добрая слава. Со всех концов земли едут к нему люди, чтобы испить живой воды, возвращающей красоту и здоровье, дарующей молодость и долголетие. И нет ничего вкуснее этой воды.
        Эпилог
        И целой жизни мало
        «Цельтесь в луну: даже если промахнетесь, то окажетесь среди звезд».
    Мэри Кэй Эш
        Сидеть на парапете дальше уже становилось неприличным. Полина даже засмеялась, ощутив легкое дежавю. Когда-то она уже сидела точно так же, и точно так же на нее никто не обращал ни малейшего внимания. Людская толпа неспешно, как и положено отдыхающим, текла по набережной, неяркая, раздетая, щеголяющая обнаженными плечами, коленками, загорелыми животами.
        Мимо Полины шли ноги в шлепках, сабо, сандалиях, босоножках и снова шлепках, все так же непохожих на обувь, в которой щеголяют по набережной в Каннах, Ницце или итальянской Католике. Правда, побывать ни в одном из вышеуказанных мест Полина так и не сподобилась, но это ее ни капельки не расстраивало. С ее точки зрения, Коктебель был лучшим местом на земле. Родиной счастья, если хотите.
        Вот уже полчаса она смотрела на море. Оно билось внизу, дышало, как живое, играло в салочки с прибрежной галькой, ласково обнимало припозднившихся купающихся и хитро подмигивало Полине, сидящей на парапете, отделяющем набережную от пляжа. Сидеть было не скучно и не утомительно. Тем более что она довольно давно не видела моря.
        - Мама, мы уже идем. Там знаешь какой дельфин, его зовут Яшка! Он знаешь как прыгал? И еще Машка тоже. Она его жена, как ты папина.
        - Егорча, все-то ты знаешь.  - Полина аккуратно слезла с парапета на нагретые плитки набережной и поцеловала сначала сына, а потом мужа, а потом снова сына. Целовать их по очереди она могла бесконечно.
        - Не жалеешь, что не пошла с нами? Ты же любишь дельфинов?  - спросил Никита, привычно обнимая ее за плечи.
        - Ни капельки,  - ответила Полина.  - Все-таки, когда они в неволе, это совсем не то.
        - Ну что, по мороженому?  - Никита озорно посмотрел на Егора, и парнишка принял серьезный и независимый вид, как будто мороженого ему просто ни капельки не хотелось.  - Давно я твою маму не кормил мороженым. Правда, Пони?
        - По-моему, ты можешь смело переименовывать меня. Я теперь не Пони, а Пончик,  - ответила она, тяжело переваливаясь на отекших от жары ногах. Полина Никанорова-Чарушина,  - да и вид у меня соответствующий.
        - Ты прекраснее всех, кого я знаю,  - серьезно ответил Никита, поглаживая ее живот, уже довольно заметный под цветастым летним сарафаном.  - Тем более сейчас, когда носишь нашу с Егором маленькую девочку. Егорча, Егор Чарушин, ты ведь ждешь свою сестренку?
        - Жду,  - важно сказал мальчик.  - Сейчас у меня только братик есть, тети Ларисин Павлик, а так еще и сестренка будет. Только можно она не сейчас родится, мы же мороженое собирались есть?
        - Можно,  - захохотал Никита.  - Вот съесть мороженое мы еще точно успеем. И покататься на яхте, и накупаться в море, и проведать наших с мамой друзей, и вернуться домой к бабушке, Оле, Ларисе и Павлушке. Тут, в Коктебеле, никто никуда не торопится.
        Особая благодарность автора составителям сборника «Легенды Крыма» (http://librebook.ru/legendy_kryma/vol1/59http://librebook.ru/legendy_kryma/vol1/59(http://librebook.ru/legendy_kryma/vol1/59) )