Возмездие Сергей Майдуков
        Владелец спортклуба Корчак узнает от знакомого бизнесмена, что в городе идет жесткий захват собственности. Говорят, что это дело рук представителей правопорядка, которые запугивают, пытают и убивают бизнесменов, повсюду устанавливая свою «крышу». Дело доходит и до самого Корчака. Банда решает покарать мужчину за несговорчивость и упрямство, уничтожив не только его бизнес, но и семью. Когда над его женой и детьми нависла серьезная угроза, Корчак начал мстить. Надеясь на помощь своего друга детства генерала ОБОП Левченко, он объявил охоту на «оборотней в погонах». Но волки, как известно, не брезгуют накидывать овечьи шкуры…
        Сергей Майдуков
        Возмездие
        Глава 1. Пока часы двенадцать бьют
        Знаете, чем мы больше всего отличаемся от остального мира? Не внешним видом, не манерами и даже не характерной речью, выделяющей нас за границей. Нет. Все это, конечно, имеет место, однако корень нашей самобытности кроется в ином. Мы Новый год встречаем не так, как весь мир. Остальные либо выдыхаются во время празднования Рождества, либо еще только раскачиваются со своими восточными и еще бог знает какими календарями. А мы в ночь с 31-го декабря на 1-е января выкладываемся на полную катушку. Это и есть наш главный праздник. Самый волшебный и желанный. Без него мы зачахнем и потеряем интерес к жизни.
        О эти новогодние застолья! Пенящееся шампанское, оливье и торт «Наполеон», буженина и селедочка, коньяк вперемешку с водкой, икра красная, икра баклажанная, пышные тосты, бой курантов, отсчет мгновений и наивная вера в то, что завтра все будет по-другому - лучше, чище, правильнее. А потом опять целый год ожидания. Зароки-то мы даем именно под Новый год. И торопим, торопим праздник - душа требует перемен! Никому не приходит в голову, что в жизни у него всего несколько десятков «новых» годов и что всем им суждено стать старыми, а потом и вовсе кануть в лету.
        Молодежь, конечно, все дальше отходит от священных родительских традиций. «Иронию судьбы» не смотрят, на давно уже не голубые (или как раз чересчур голубые) «огоньки» плюются: и Киркоров им нехорош, и вместо Баскова им кого-нибудь другого подавай, и елки синтетические тыкают вместо живых лесных красавиц. Приходится старшему поколению отдуваться. Они стараются отмечать праздники так, чтобы все было как раньше, когда водка по три шестьдесят две, колбаса по два восемьдесят и «С Новым годом, с новым счастьем, успехов в труде и личной жизни, дорогие товарищи!».
        Люди среднего возраста находятся на распутье. Одной ногой они в прошлом, другой - в будущем. Это именно они шпарят салютами в новогоднюю ночь, чтобы как-то выразить смятение чувств. И, случается, перебирают со спиртным.
        Саша не любила отмечать праздники с родителями. До четырнадцати лет было еще как-то терпимо, в шестнадцать она сказала себе: «Хватит!», - а теперь, готовясь разменять уже третий десяток, была вынуждена вернуться на круги своя.
        Круги эти Сашу не привлекали и не радовали. Она возвратилась в отчий дом от безысходности. Жизнь сложилась так, что ей было больше некуда деться. Она осталась у разбитого корыта, хотя ничего у золотой рыбки не просила и завышенных требований к судьбе не предъявляла.
        А муж ее взял и бросил. На четвертом месяце беременности. Вернее, она вроде как сама собрала вещички и провозгласила, что уходит, а он даже не подумал Сашу удерживать. Попрощался холодно и сделал ручкой, ступай, мол, на все четыре стороны, дорогая жена.
        А началось все с пустяка. Или не с пустяка? В общем, еще летом Саша начала замечать, что Вадик покуривает. Тайком, не в открытую и, по всей видимости, не так уж часто, но ей это активно не понравилось. Дело в том, что он уже трижды давал ей твердое честное слово, что бросит вредную привычку. Это была не просто Сашина прихоть. Они уже несколько лет изо всех сил старались зачать ребенка, и ничего у них не получалось, несмотря на то что обследование не выявило никаких отклонений в организмах обоих. Просто никак не могла Саша забеременеть, и это ее ужасно удручало. Вадим, естественно, тоже не радовался. Курить он регулярно бросал как раз по этой причине. И бегать начинал. И ел исключительно здоровую пищу.
        А потом срывался и вновь принимался дымить украдкой, поглощать гамбургеры и отменять пробежки, ссылаясь на боль в коленях.
        Поймав Вадима на горячем, то есть в куртке, провонявшей сигаретным дымом, Саша высказала ему без обиняков все, что думала о нем и его безответственном поведении. «Мне уже двадцать девять лет, - сказала она, - и я не хочу рожать в тридцать с чем-то, когда это чревато осложнениями. Мы должны сделать все возможное ради будущего ребенка, как ты не понимаешь? Чтобы не быть старыми, когда он будет нуждаться в молодых и сильных родителях. Я не потерплю рядом с собой безвольного мужчину, не способного держать данное слово. Ты пообещал не курить и заниматься спортом, так будь добр выполняй свое обещание. Посмотри, в кого ты превратился! Вес уже под сто, потому и ноги болят. Им тяжело такой вес носить. Решай, Вадик. Ты берешься за ум? Или говори прямо: буду курить и толстеть. Это будет честно. Ты уже не мальчик за углами прятаться…»
        Вадик сказал, что все осознал и никогда больше не нарушит обет. И очень скоро, как будто бы в качестве приза, Саша показала ему сработавшую полоску теста. Они были счастливы. Вадик купил ей сережки с бриллиантами. Но на следующий день на пробежку не вышел, сославшись на плохую погоду. Погода переменилась, а занятия спортом так и не возобновились. Вадик начал набирать вес, оправдывая это неправильным обменом веществ, а не пожиранием шаурмы, кафешных пирожных и прочих гадостей. Саша терпела, предпочитая верить неуклюжим оправданиям. Но курение - это было уже чересчур. Она возмутилась и предупредила, что их сыночек не будет иметь в качестве примера курящего папу. Слово за слово, и бриллиантовые сережки были брошены к ногам Вадика, а Саша отправилась собирать чемодан. Это было ошибкой. Но не могла же она после этого разложить вещи по полкам и сделать вид, что ничего особенного не произошло.
        Вот так она оказалась под крышей родительского дома. Самый лучший праздник в году превратился в сущее наказание. Не утешало Сашу и то, что дом был большой и богатый, с красной черепицей, круглыми башенками и флюгерами. Стоил он целое состояние, да и строительство часто оказывалось под угрозой, потому что Игорю Петровичу Каренину то и дело не хватало денег. Однако он перехватывал, ловчил, тянул с оплатой, вытягивал недостающие суммы из бизнеса и в конечном счете довел начатое до конца. Саша часто ставила упорство отца в пример мужу, что тому, понятное дело, не нравилось. Но она в самом деле гордилась папой. Правда, предпочла бы делать это на расстоянии. В просторном доме, как ей казалось, все же было тесновато. Родители раздражали Сашу. Она злилась на Вадика, злилась на себя, а злость свою срывала на маме с папой.
        Раньше ей нравилось, что особняк их стоит в живописном уголке природы и здесь всегда можно отдохнуть от городской суеты. Однако после ссоры с мужем это обстоятельство выводило ее из себя. Она ворчала, что привыкла пить кофе в кафе, что в комнатах сыро, что от дыма в камине у нее тошнота и головные боли. Мать как могла утешала Сашу и была жалка в своей приторной навязчивости. Отец, напротив, никакого сочувствия дочери не выказывал, от ее претензий отмахивался и вел себя так, словно ничего особенного не произошло.
        Неудивительно, что в новогодний вечер Саша чувствовала себя просто отвратительно и выглядела соответственно. В довершение ко всем огорчениям с утра зарядил дождь, смывший робкий снежный покров - единственное, что радовало Сашино сердце. К столу она вышла мрачная и бледная. Во время беременности ее совершенно не беспокоил токсикоз, однако назло матери она заявила, что ее тошнит, и отказалась от всех заботливо приготовленных угощений.
        Каренины периодически приглашали работников для уборки, ремонта и прочих хозяйственных надобностей, но готовила Дарья Геннадьевна всегда сама и к пятидесяти годам достигла в этом деле совершенства. Ей очень хотелось, чтобы любимая доченька поела как следует и похвалила ее стряпню, оттого отказ Саши задел женщину. Чего Саша, собственно говоря, и добивалась. У нее было скверное настроение, так почему близкие люди должны радоваться?
        Она посмотрела на часы, отметив про себя, что до полуночи осталось еще целых два часа, и сказала, что скоро пойдет спать.
        - Как? - огорчилась Дарья Геннадьевна. - А Новый год?
        - Без меня встретите, - безжалостно добила ее Саша. - Вам так будет даже лучше. Не будете смотреть на мою кислую физиономию. Вон папа уже желваками играет. Я его раздражаю.
        - Александра, - произнес Игорь Петрович низким голосом с громовыми перекатами. - Это семейный праздник. Если тебе так уж тошно находиться с родителями за одним столом, то отправляйся наверх, сиди там сама, а к полуночи спускайся. Мы с мамой тебе подарок приготовили. Ты, конечно, об этом не позаботилась, как всегда, но тебя сюрприз под елочкой ожидает. - Он растянул губы в улыбке. - Давай не будем портить друг другу настроение.
        - Ты мне уже испортил, папа! - Саша со звоном бросила вилку, которой ковыряла салат. - Даже сегодня не можешь без упреков! Думаешь, мне не хочется сделать вам подарки? Только деньги где взять? Меня Вадик из дома без гроша выставил.
        - Ты сама ушла, - холодно констатировал Игорь Петрович. - Я разговаривал с Вадимом. Он объяснил мне причину конфликта.
        Саша задохнулась от возмущения:
        - Ты? Говорил с ним? Без моего ведома? Как ты мог!
        - Очень просто. Я взял телефон и набрал его номер.
        Она вскочила со стула.
        - Я здесь больше ни минуты не останусь! Ноги моей не будет в вашем доме! Я ухожу, ясно?
        - И очень хорошо, - кивнул Игорь Петрович, останавливая властным жестом жену, намеревавшуюся вмешаться в происходящее. - Поскольку деваться тебе некуда, то отправляйся домой, к мужу.
        - Но он меня ни во что не ставит! - воскликнула Саша. - Он игнорирует мои просьбы!
        - Не просьбы. Приказы. Ты высказываешь свои претензии в слишком категоричной форме. Ни один уважающий себя мужчина не станет выполнять женские приказы под палкой.
        - Я не хочу толстого и курящего мужа!
        Игорь Петрович поднял брови:
        - У тебя есть другой? Нет? Тогда придется довольствоваться тем, которого ты выбрала. Ребенку нужен отец, тебе - муж.
        - Но, если я вернусь, Вадим решит, что одержал победу! И что теперь все будет так, как он пожелает.
        - Не будет, - возразил Игорь Петрович. - Я пообещал, что уговорю тебя вернуться. При условии, что он больше не будет нервировать мою беременную дочь. Вадим проникся.
        Саша только теперь заметила, что все еще стоит. Опустившись на стул, она принялась накладывать на свою тарелку все, до чего могла дотянуться. Обрадованная мать помогала ей. Посуда звякала весело и празднично.
        - В другой раз, пожалуйста, не вмешивайся в мою семейную жизнь, - предупредила Саша, стараясь сохранять независимый вид.
        - Хорошо, не буду, - сказал Игорь Петрович, жуя. - При условии, что ты не наделаешь новых глупостей. Против упрямых людей нельзя идти в лоб. Маневры нужны. Обходные.
        - Кто бы говорил, папа! Сам-то ты всегда напролом действуешь.
        - Конечно, - подтвердил Каренин, ухмыльнувшись. - Потому что за мной сила. Оппоненты чувствуют это и предпочитают уступать.
        - Папа у нас молодец, - вставила Дарья Геннадьевна. - Своего никогда не упустит. Вадику бы у него поучиться. Не пьет, не курит…
        - Почему же не пью, - возразил Игорь Петрович, делая вид, что похвала оставила его равнодушным. - Сегодня грех не выпить. - Он потянулся за бутылкой. - Год закончился, будь он неладен. Дальше все пойдет по-другому.
        - Нельзя ругать минувший год! - испугалась Дарья Геннадьевна. - Он еще не закончился. Нельзя. Год хороший был. Прошел - и слава богу.
        - Хороший? - переспросил Игорь Петрович, губы которого искривились то ли в ироничной усмешке, то ли после выпитого коньяка. - На меня весь год наезжали, понятно? У меня чуть бизнес не отобрали. Еле отбился. Все связи задействовать пришлось. Знала бы ты, Дашенька, сколько я денег разным людям раздал…
        - Но ведь обошлось, правда? Значит, не стоит Бога гневить.
        - Отстань ты от меня со своим Богом. Я сам за себя в ответе. - Игорь Петрович тяжело поднялся. - Пора шампанское из холодильника доставать. Поздравляют уже. - Он кивнул в сторону подвесного телевизора, где беззвучно шевелил губами президент, которого было совсем не обязательно слушать, чтобы понимать, о чем он говорит. - Будем Новый год встречать.
        Когда он вышел из комнаты, в дверь коротко позвонили. Дом Карениных был обнесен оградой с видеокамерами, так что посторонние сообщали о своем прибытии через домофон на воротах. Сразу к двери могли подойти лишь добрые соседи Спиваковские, для которых имелась внутренняя калитка специально для таких случаев. Они часто заглядывали друг к другу на праздники. Сегодня, правда, Спиваковские выбрали не самый удачный момент для визита. Из-за них Каренины рисковали пропустить бой курантов и драгоценные секунды загадывания желаний с наполненными бокалами в руках.
        Дарья Геннадьевна почти бегом направилась к двери.
        - На экран посмотри, - предупредил Игорь Петрович из кухни.
        Там хлопнула пробка.
        - Это Лиза! - крикнула Дарья Геннадьевна. - Одна почему-то…
        На самом деле Лиза Спиваковская была не одна. Как только дверь открылась, ее оттолкнули и на крыльце появились три мужские фигуры в надвинутых на лица шапках с прорезями для глаз. Они ворвались внутрь, и в холле сразу стало тесно. Дарью Геннадьевну буквально на руках внесли в гостиную, где сидела, хлопая глазами, Саша. Вбежавшего Игоря Петровича огрели по голове чем-то тяжелым и швырнули в угол. Над ним стоял один из нападающих, держа его под прицелом своего пистолета. Лизу, что-то втолковав ей на прощание, отпустили. Дарью Геннадьевну, попытавшуюся протестовать, наградили такой оплеухой, что лицо женщины онемело и перекосилось, а голос пропал.
        - Ну, с Новым годом, буржуи! - весело сказал человек в маске.
        Губы его, торчащие наружу из прорези, казались очень выпуклыми и красными. Они будто бы жили своей особой жизнью. Саша ничего страшнее этой черной головы с губами не видела. Она попробовала зажмуриться, чтобы проснуться у себя дома или в комнате наверху. Ничего из этой затеи не получилось.
        - Это твой папаня? - спросил у нее налетчик. - Скажи ему, что зря он быковал. Теперь вдвойне платить придется.
        Саша пошевелила губами, но не издала ни единого звука. У нее, как и у матери, тоже пропал голос.
        - Ты немая? - насмешливо спросил налетчик.
        Саша произнесла «нет», но беззвучно, и, чтобы быть правильно понятой, покачала головой. Это произошло под бой курантов, как она машинально отметила про себя. Наступил Новый год. При мысли об этом хотелось свернуться калачиком и укрыться с головой, чтобы ничего не видеть и не слышать.
        Но такой возможности, увы, не было.
        - Глухая?
        Она опять покачала головой.
        - Тогда скажи ему, - настаивал мужчина в маске.
        - Папа, - выдавила из себя Саша. - Ты зря… Платить придется…
        Бандиты захохотали. Игорь Петрович неожиданно бросился на того, который стоял ближе, получил удар в лицо и отлетел обратно.
        - Ты, козел! - повысил голос нокаутировавший его налетчик. - Ты с дуба рухнул? Баб своих не жалеешь? Так мы их сейчас приголубим.
        - По головкам погладим, - поддакнул дружок. - И по всему остальному тоже.
        - Не надо, - с усилием выговорил Игорь Петрович.
        Губы его слиплись от крови, между ними растягивались и рвались красные нити.
        - Что не надо? - уточнил бандит, беря Сашу за волосы и наматывая их на кулак.
        Они у нее были длинные, до середины спины. Оставалось лишь пожалеть об этом.
        - Больно, - пискнула Саша. - Отпустите.
        - Ей больно, слыхал? - провозгласил налетчик, обращаясь к красноротому Игорю Петровичу. - Сейчас еще больнее будет. Хочешь?
        - Нет. Я согласен.
        - Слыхали, братва? Он одолжение нам делает, он согласен. А что, если мы теперь не согласны? Если передумали?
        С этими словами налетчик потянул Сашу за волосы, вынуждая ее встать. Чтобы ослабить болезненное натяжение, она привстала на цыпочки и быстро отвела взгляд от матери, которая, пользуясь тем, что на нее никто не смотрит, незаметно вытащила мобильник и принялась нажимать кнопки. Продлилось это недолго. Отобранный телефон полетел в одну сторону, его владелица - в другую.
        Игорь Петрович инстинктивно встал. Стоявший рядом бандит, покряхтывая от удовольствия, несколько раз ударил его в живот. Хозяин дома мешком рухнул на пол.
        - Не надо, прошу вас! - закричала Саша. - Папа согласился на все ваши условия. Не мучайте нас больше. Я беременная!
        Если она надеялась разжалобить бандитов, то просчиталась. Тот, который держал девушку за волосы, встряхнул ее и загоготал:
        - А я гинеколог. Пошли на медосмотр.
        - Не-е-ет!
        Мать, рыдая, поползла по полу к бандиту, протягивая руки, чтобы схватить его за ноги. Он пнул женщину и наступил ботинком ей на пальцы.
        - Нет! Нет! - выкрикивала она. - Оставьте девочку! Меня берите, меня! Делайте со мной что хотите!
        - Ишь, размечталась, мочалка старая. Кому ты нах сдалась?
        Сашу разложили на диване и порвали на ней нарядное платье, надетое по случаю праздника.
        - Сейчас ты у нас Снегуркой будешь. Не брыкайся, курва!
        Игорь Петрович нашел в себе силы выпрямиться во весь рост.
        - Или вы ее отпустите, или ничего не получите, - прошамкал он разбитым ртом.
        - Уверен, фраер? А если так?
        Налетчик быстрым движением приставил пистолет к голому животу рыдающей Саши.
        - Хоть всех убейте, твари, - сказал Игорь Петрович.
        Было в его голосе что-то такое, что заставило бандитов отступиться. Они оставили Сашу, которая торопливо сгребла свои вещички в охапку, чтобы прикрыться ими.
        - Завтра автостоянки на нашего комерса перепишешь, - сказал главный налетчик Игорю Петровичу. - Я данные сброшу. Три дня сроку на сбор башлей.
        - Неделя, - возразил он.
        - Три дня. И двойной тариф за борзость. - Чтобы придать вес своим словам, бандит ловко схватил Сашу за сережку в ухе. - Если ты против, то только заикнись. Я ей ухо порву.
        Игорь Петрович молчал. Вид его был страшен. Он мелко дрожал, как будто сквозь него пропускали высокое напряжение. Бандит слегка сбавил обороты.
        - За три дня управишься? - поинтересовался он.
        - Пять.
        - Ладно, живите.
        Бандит подошел к столу, плеснул себе коньяку. Понюхал. Поднял рюмку, произнеся:
        - Ну, с праздничком, хозяева. Можете продолжать.
        Он выпил и сделал знак сообщникам уходить. Топая тяжелыми ботинками, они вышли. Дверь захлопнулась. Это послужило сигналом для того, чтобы женщины завыли во весь голос, больше уже не сдерживаясь.
        - Хватит! - оборвал их Игорь Петрович, осторожно утирая лицо льняной салфеткой. - Голосите, как по покойнику. Я живой пока.
        - Лучше бы ты умер! - завизжала Саша. - Все из-за тебя, из-за тебя!
        - Дом этот тоже из-за меня, между прочим.
        - Да пошел ты со своим домом! Ни минуты здесь больше не останусь.
        Встряхивая обвисшими ягодицами, Саша устремилась по лестнице наверх, в свою комнату. Дарья Геннадьевна перестала плакать и, размазывая тушь по щекам, жалобно произнесла:
        - Уйдет ведь.
        - Пусть идет, - сказал Игорь Петрович. - Ее место - рядом с мужем. Нечего бегать туда-суда. Не девочка. - Он потрогал шатающиеся зубы и добавил в сердцах: - Только этого не хватало для полного счастья! Теперь к стоматологу идти еще. Где на все денег набраться? А? А?..
        Жена молчала. Она не знала ответа. Жизнь, еще недавно казавшаяся такой простой и ясной, вдруг обернулась сплошным туманом, в котором ничего нельзя было разобрать…
        Глава 2. Друзья-товарищи
        Определить, сколько посетителей находится в спортивном клубе, можно было по количеству машин, стоящих во внутреннем дворе. С утра, когда мужчины и женщины стремились подзарядиться перед трудовым днем, как правило, все залы и бассейн были заполнены под завязку. В обеденное время посетителей становилось раза в два меньше и половину их составляли пенсионеры, надеявшиеся таким образом обеспечить себе долголетие. Позже начинали подтягиваться студенты, и тогда залы снова наполнялись до отказа - и так до самого вечера.
        Люди настолько привыкли вести здоровый образ жизни, что даже в праздничные дни «Лайв Спорт» не пустовал. И первого, и второго января, вместо того чтобы доедать остатки новогодних блюд и допивать напитки различной степени крепости, они дружно собирались в клубе и, что называется, делали себя. Строили - в буквальном и переносном смысле. Если людям этим чего-то не хватало в жизни, то недостатка в силе воли они явно не испытывали.
        Уже за одно это их можно было уважать, и Корчак относился к ним с уважением. Он знал, что примерно две трети из них постепенно отсеются и перейдут в другие клубы либо найдут себе иные, более подходящие им нагрузки, но это не умаляло их силы воли и решимости самосовершенствоваться. Даже самые толстые и хилые, готовые отступиться от тренажеров уже завтра или послезавтра, заслуживали уважения. У них хватило сил оторвать зады от диванов и притащиться в спортзал. Это могло стать для них первой ступенькой лестницы, ведущей куда угодно, только не вниз.
        Корчак владел сетью «Лайв Спорт» уже без малого десять лет, так что непростая пора окупаемости была позади и пришло счастливое время чистых прибылей. Ему это нравилось, однако же он не собирался останавливаться на достигнутом. Не только прибыли манили его. Корчаку нравилось заниматься делом - делом, полезным не одному лишь себе, но и другим.
        Кстати говоря, свой клуб он тоже посещал, делая это инкогнито. Персоналу было строго-настрого запрещено говорить посетителям, кто он такой. Одна тренерша как-то проболталась и вот уже второй месяц выдавала ключи от шкафчиков в раздевалке. Корчак не был жестоким человеком, но во всем любил порядок и порядочность. Эти два однокоренных слова могли бы стать девизом на его гербе, будь он рыцарем.
        Но и без доспехов Игнат Корчак заслуживал внимания. Со стороны женского пола - самого пристального. Было ему сорок два года, хотя загар, мальчишеская стрижка и подтянутые мышцы делали его значительно моложе. При росте в сто восемьдесят пять Корчак весил всего восемьдесят килограммов, хотя худоба его была обманчивой, дополненной развитыми мускулами. Узкие бедра, широкие плечи - то самое сочетание, которое привлекает женщин. Многие из них с большим удовольствием подержались бы за его поджарые ягодицы, проверяя их упругость под своими требовательными ладонями.
        Но Корчак не занимался сексом на стороне. Женившись, он ни разу не изменил своей Эльзе, что представлялось невероятным по нашим временам, но тем не менее было чистой правдой. Нет, Эльзу нельзя было назвать какой-то уж совсем идеальной женщиной, однако это не являлось поводом развлекаться с другими. Это разрушило бы всякую чистоту отношений, а нечистоплотности Корчак на дух не переносил. Ни под каким видом.
        Он был вполне удовлетворен своей жизнью как в профессиональном, так и в личном плане. У него был бизнес, у него была жена, у него имелось множество интересов, на которые постоянно не хватало времени, - чего еще желать современному деятельному и умному мужчине? Ну, может, на Марс слетать или кругосветное путешествие совершить. Корчак такой вероятности не исключал в перспективе. Жизненный путь лежал перед ним, прямой и широкий. Кто знает, что ждет там, за горизонтом?
        Корчак разрабатывал дельтовидные мышцы, когда к тренажеру приблизилась клиентка в белом костюме, оттопыренном спереди и сзади в тех местах, которые принято считать наиболее привлекательными для мужских глаз. Губы у девушки тоже оттопыривались, до предела накачанные силиконом. Корчак никогда не мог смотреть на подобные губы без внутреннего содрогания. Ему казалось, что он видит перед собой больших скользких рыб, принявших человеческий облик и алчно шевелящих своими ртами в поисках корма.
        - Давайте по очереди, - предложила клиентка, улыбнувшись приветливо и зазывно.
        Имелся в виду тренажер, конечно.
        Корчак, не прерывая упражнений, коротко ответил:
        - Минутку. Сейчас ухожу.
        - Лучше останьтесь. Вы, как я погляжу, спец. А мне консультация не помешает.
        Корчак встал с сиденья, вытер лицо полотенцем и произнес вежливо, но сухо:
        - Консультации у тренеров, мадам. Первый час бесплатно.
        Девушка в белом посмотрела в сторону спортивных ребят у стойки. Ее выдающиеся губы сложились в гримасу, как будто готовясь к плевку. Корчак, отвернувшись от нее, направился в раздевалку. Со спины его можно было принять за юношу, но он был зрелым, ответственным мужчиной, давно понявшим, что совершать глупости - удел глупцов, не желающих учиться на своих и чужих ошибках. Корчак себя к их числу не относил. Глупым быть глупо. Непродуктивно. И обидно, в конце концов.
        В раздевалке, как всегда, пахло потом и дезодорантами. Корчак любил этот запах, свидетельствующий о наличии адреналина в крови. С тренировок он возвращался домой бодрым, веселым и голодным. Сынишка, дочурка и жена никогда не садились ужинать без него, хотя он сто раз говорил им, что совершенно незачем сидеть голодными. Семейные ужины были доброй традицией. Каждый делился за столом новостями и планами, у всех наготове были шутки и смешные истории. Губастенькая, которая клеилась к Корчаку, не понимала, что в мире есть вещи поважнее и поинтереснее ее сомнительных прелестей. Ее дело. Найдет себе другого подходящего самца для спаривания и прокорма.
        Корчак разделся, обмотал бедра полотенцем и отправился в душ. Прежде чем покинуть раздевалку, он остановился, прислушиваясь к громким, раздраженным голосам за рядом шкафов. Там явно ругались. Корчака подмывало вмешаться или вызвать охранника, однако он сдержался. Мало ли о чем могут спорить люди. Клиенты «Лайв Спорта» были, как правило, мужчинами ответственными и умели владеть собой. В противном случае свои денежки они тратили бы не на фитнес, а на сигареты и пиво.
        Принимал душ Корчак долго и с удовольствием, поворачивался во все стороны, жмурился, пускал ртом струйки, короче говоря, проделывал все то, что доставляет удовольствие мужчинам после хорошей физической нагрузки. Эту процедуру Корчак любил с детства, когда представлял, как сверху на него льются потоки теплого дождя. Правда, вкус у воды изменился. Теперь ее ни в коем случае нельзя было глотать. Может быть, она была таковой и в прежние неприхотливые времена, но тогда об этом не задумывались. Проблемы были совершенно другие. Родителей Корчака заботили совсем не те вещи, которые имели первостепенное значение для него самого.
        Не вода изменилась, а время.
        Философские размышления Корчака были прерваны криками в раздевалке. Покинув душевую, он увидел четверых сцепившихся мужчин. Двое клиентов, охранник и тренер, пришедший ему на помощь. Остальные посетители жались к шкафам и стенам, чтобы их не задели.
        Те, которых разнимали, были голыми, что придавало происходящему комичность. Кто-то из них или даже оба были нетрезвыми, судя по запаху перегара, который уловил Корчак. Для него это было из ряда вон выходящим событием. У него не укладывалось в голове, как можно совмещать пьянку с занятиями спортом. Понятное дело, многие до сих пор находились в праздничном настроении, однако это их никоим образом не оправдывало, во всяком случае, по мнению Корчака.
        Он был очень неприятно удивлен, узнав в одном из драчунов Игоря Каренина, своего хорошего знакомого. Его как раз оттащили от противника, но он все порывался продолжить схватку. Это от него пахло спиртным. Губы у него были распухшие, глаза заплыли.
        - Оставьте его, - резко произнес Корчак. - Игорь, прекрати немедленно. Узнаешь меня? Возьми себя в руки.
        - Игнат! - обрадовался Каренин. - Ты-то мне и нужен. Что твои парни себе позволяют? Я им что, ханыга с улицы?
        - Веди себя соответственно, тогда и отношение будет другое, - хлестко произнес Корчак. - Давай одевайся. Я жду. В другом месте поговорим.
        - Нет, я этого так не оставлю! - выкрикнул в запале мужчина, которому в пылу сражения успели расцарапать щеку от уха до подбородка.
        Одной рукой он прикрывал свое оскорбленное достоинство. Корчак вручил ему визитку со словами:
        - Я разберусь, обещаю. Виновные будут наказаны. - Его тон был сух и официален, как у полицейского, составляющего протокол. - Зайдите ко мне завтра или в любой другой удобный для вас день. Компенсируем.
        - Ваш приятель ни с того ни с сего драться полез! Я только лишь замечание сделал, что он мокрыми ногами по моему полотенцу топчется.
        - Разберемся, - произнес Корчак еще суше. - Повторяю: ущерб будет компенсирован. Как материальный, так и моральный.
        Мужчина с расцарапанной щекой удалился, ворча. Охранник и тренер вернулись к своим обязанностям. Корчак дождался Каренина и кивком пригласил его в машину.
        - Что ты творишь? - упрекнул он, когда никто не мог их слышать. - Зачем пьяный приперся? Разве так можно, Игорь? Просто не узнаю тебя. Был о тебе лучшего мнения.
        - Я и сам, - проворчал Каренин, глотнув из фляжки и поморщившись. - Сам собой недоволен.
        - Так в чем дело? Вылей свой коньяк и возьмись за ум. Что, праздников не хватило? Или ты себя не уважаешь?
        - Не уважаю, Игнат. Вот ни на столько не уважаю. - И он показал Корчаку кончик мизинца.
        Тот, желая как можно скорее спровадить товарища и вычеркнуть его из списка знакомых, присмотрелся к нему внимательнее.
        - Что у тебя приключилось, Игорь?
        - Бандиты крышу навесили, - процедил Каренин с ненавистью. - Мало того что обобрали, так еще и опустили ниже плинтуса. Избили при жене и дочке. Их тоже били. Сашку изнасиловать грозились. А я ничего не мог сделать, ничего! - Он сорвался на крик. - Потому что их трое, а я один и без оружия. Знаешь, почему я в зал пришел? Чтобы подкачаться. Чтобы эти подонки не могли так просто мне звездюлей навешивать, когда им вздумается.
        - У тебя же есть пистолет, насколько я помню, - пробормотал Корчак, огорошенный услышанным. - Я тебе еще разрешение помог оформить.
        - Есть, - подтвердил Каренин угрюмо. - Есть пистолет, Игнат. Только наверху, в сейфе. А у этих головорезов стволы при себе и на моих женщин нацелены. Ты бы тоже не рыпнулся.
        - Да, задачка. И что ты думаешь делать?
        - Платить. И готовиться к отъезду. Сваливать придется из родного города. И бизнес бросать.
        - Погоди, не пори горячку! - Корчак досадливо поморщился. - В полицию обращался?
        - Ты что, не знаешь, как у них все устроено? - спросил Каренин с горечью. - Наезжают бандюганы, тянут бабки. Ты к ментам, а они тебя тоже доить начинают, за другую сиську. Так вместе и сосут, упыри проклятые.
        - Ну уж скажешь. Сейчас не девяностые.
        - Я тоже так думал. Оказалось, что все еще хуже, Игнат. Гораздо хуже.
        - Не драматизируй, Игорь. Я помогу. У меня в органах большой начальник есть. Друг детства. Этот не подведет.
        - Уверен? - спросил Каренин недоверчиво.
        - На все сто, - сказал Корчак. - Куда тебя везти? Не помню твоего адреса, давненько не пересекались.
        - Вот и пересеклись… Может, накатим?
        - Сам пить не стану и тебе не советую. Поехали.
        - Я на своей, - буркнул Каренин, делая попытку открыть дверь.
        - Сиди, герой! Тебе сейчас не хватало только попасться за вождение в нетрезвом виде. Мало тебе приключений?
        Высадив приятеля на улице Марата, Корчак уехал не сразу, а спросил, пуская пар в открытое окно:
        - Ты же вроде где-то за городом обитал? Там еще съезд на Еленовку… или Аленовку был, вылетело из головы…
        Каренин, качнувшись, повернулся к нему и пояснил:
        - Не доезжая двух километров до Аленовки. Но теперь мои женщины тот дом видеть не могут. Слишком свежи воспоминания. Мы с Дашей квартиру снимаем. Рядом с Сашей и Вадиком. - Вернувшись и наклонившись к окну машины, он тихо добавил: - Если честно, то это была моя инициатива - переехать. Неспокойно мне за городом. Времена смутные настали. Сам знаешь, что может случиться.
        Корчак поежился от холода, ворвавшегося в автомобиль.
        - Что? - спросил он.
        - Буквально все, - ответил Каренин таинственным полушепотом, развернулся и, слегка пошатываясь, побрел прочь.
        Корчак посидел еще немного, барабаня пальцами по рулю.
        - Бред, - произнес он наконец. - Да, здорово напугали беднягу. А ведь нормальный мужик был.
        Дома он ни слова не сказал о произошедшем в клубе. Эльза за ужином несколько раз бросала на него испытующие взгляды, но промолчала, обошлась без лишних вопросов, за что он был благодарен ей. Ему не хотелось вносить в семью хотя бы тень тревоги. Это было что-то вроде суеверного или даже религиозного чувства. Дом для Корчака был не пресловутой крепостью, а скорее храмом, как бы высокопарно это ни звучало.
        Дети, не замечая несколько напряженного состояния родителей, оживленно болтали о всякой всячине. Старший Иван посмотрел анимационный фильм «Душа» и желал знать, что отец думает по поводу потустороннего мира, существует он или нет? Иванна постоянно перебивала брата, потому что ей не терпелось рассказать какой-то английский стишок, который она выучила сегодня. Ей было семь, она училась в первом классе очень привилегированной и очень дорогой частной школы. Иван был на два года старше. У обоих были каникулы, они провели целый день дома, соскучились по папе и наперебой стремились единолично завладеть его вниманием.
        Жили Корчаки не за городом, а в большой, прекрасно обставленной квартире на двадцать пятом этаже. У каждого имелась своя комната, а все вместе собирались в гостиной или кухне, с окнами от потолка до пола. Ощущение простора и свободы было сродни полету. Семья будто бы парила над житейской суетой.
        Когда покончили с рагу из тушеного кролика, стали пить чай с датским печеньем. Оно было твердым - много не погрызешь. Иван, у которого продолжалась смена молочных зубов, макал печенье в чай. Остальные самозабвенно хрустели, продолжая болтать до десяти часов вечера. Потом младшее поколение было выдворено укладываться спать, а Корчак лег почитать на сон грядущий.
        Через некоторое время к нему присоединилась Эльза в короткой рубашке, пахнущая зубной пастой и ночным кремом. Она была не просто блондинкой, а очень светлой блондинкой, что объяснялось ее скандинавским происхождением. Корчак до сих пор обожал любоваться ее волосами… ну, кто догадался, тот поймет. А Эльза по-прежнему краснела, как девочка, когда он просил не прятаться, а показать себя.
        Десятиминутка любви принесла обоим желанную разрядку. Как всегда, после этого они просто лежали рядом, тихо переговариваясь.
        - Ты сегодня чем-то расстроен, - заметила Эльза, водя пальцем по его мохнатой груди.
        - Есть немного, - признался Корчак.
        - Поделишься, Игнат?
        - Игоря встретил случайно. Совершенно разбитого. Сломленного. Помнишь Игоря?
        - С такой забавной фамилией? - спросила Эльза. - Достоевский? Толстой?
        - Каренин.
        - Точно! Каренин. И что с ним?
        Выслушав рассказ супруга, Эльза вздохнула:
        - Ужас. Даже не верится, что такое может быть в наше время.
        - Как видишь, может, - вздохнул в свою очередь Корчак. - Но, возможно, Игорь сам виноват. Думаю, он чего-то недоговаривает. Или в долги влез, или еще что-нибудь. Сейчас беспредела никто не допускает, даже сами бандиты. Все решается культурно.
        - По понятиям? - спросила Эльза, имевшая некоторое представление об особенностях бизнеса на постсоветском пространстве.
        - Или по понятиям, или по закону. Иногда и так и так. Короче говоря, чтобы на семью наезжать… Уже и не помню, когда в последний раз слышал про такое.
        - Ты ему поможешь?
        - Обязательно!
        Эльза приподнялась на локте и застыла, глядя на Корчака в темноте.
        - Это не опасно?
        - Это нужно сделать уже хотя бы в порядке самозащиты, - сказал он. - Нельзя допустить, чтобы в городе орудовали беспредельщики. Так нам всем спокойней будет.
        - К Льву обратишься?
        Эльза имела в виду друга их семьи Льва Левченко, который по совместительству был генерал-майором полиции и начальником местного Управления по борьбе с организованной преступностью. Левченко был на пару лет старше Корчака, что не мешало мужчинам испытывать взаимное доверие и быть на равных. Насколько знала Эльза, их связывало много детских и юношеских воспоминаний, но она не особенно вникала в подробности. Как женщина ни старалась, ей не удавалось избавиться от неприязни, которую она испытывала к Левченко. Должно быть, это объяснялось обычной женской ревностью к прошлому своего избранника, в котором ей не было места. Наличие друзей молодости у мужа всякий раз напоминало Эльзе, что он не всегда безраздельно принадлежал ей.
        Корчак не догадывался об этом. Он привык считать жену сдержанной, рассудительной и уверенной в себе женщиной, которой неведомы ревность и зависть. Эльза его не разубеждала. Ревнивые чувства казались ей недостатком, а свои недостатки она привыкла скрывать. Еще более ревностно, чем некие интимные подробности своего тела.
        Они поболтали еще немного о разных отвлеченных вещах, а утром Корчак, как и собирался, отправился на встречу с Левченко. Его старший друг предложил пообщаться не в здании УБОП, а на нейтральной территории. Это было небольшое уютное кафе, стены которого были украшены стилизованными городскими пейзажами. Левченко здесь знали и, несомненно, уважали, хотя он был в гражданской одежде и золотозвездными погонами не отсвечивал. У него было квадратное лицо и такая же квадратная фигура. Волосы абсолютно белые, но не жесткие, а, как это часто бывает с рано поседевшими людьми, сохранившие природную мягкость. Зачесанные назад, они лежали на голове красивыми волнами, поблескивая в электрическом свете. Было еще довольно рано. Город был пуст, потому что большинство предприятий все еще праздновали смену года.
        - У меня всего пятнадцать минут, извини, - сказал Левченко, когда им принесли кофе и свежие пончики. - Криминалитет не отдыхает. Нам тоже не положено.
        - Когда же вы его победите наконец, криминалитет этот? - поинтересовался Корчак полушутя и уже более серьезно добавил: - Боретесь, боретесь, а он процветает…
        - Даже террором бандитизм полностью не искоренить. А дров при этом знаешь сколько наломать можно? Только щепки полетят во все стороны. Кровавые, Игнат. В этом проблема.
        - Понятно.
        На самом деле Корчак не вполне понял объяснение, но не стал настаивать на расширенном толковании. Он предпочитал маленькие конкретные цели любым рассуждениям на высокие темы.
        - Слушай, Лев, - заговорил он, прихлебывая кофе с восхитительной густой пенкой. - Я к тебе с просьбой.
        - Ну конечно, - усмехнулся друг, откинувшись на спинку стула. - Еще бы ты ко мне без дела. Вспоминаешь о моем существовании, только когда припечет.
        - Не меня припекло. Знакомого одного.
        Левченко нахмурился:
        - Ты же знаешь, Игнат, я этого не люблю. Если есть проблемы, пусть подают заявление в установленном порядке. Рассмотрим. Разберемся. Управление не богадельня.
        - Это особый случай, - настаивал на своем Корчак. - Помочь надо. В срочном порядке.
        - Что за срочность такая?
        - Хорошего человека бандюки прессуют. Жену избили. Дочку чуть при родителях не изнасиловали. Отморозки. Ворвались в дом с оружием на Новый год. Девочка беременна, теперь выкидыш может случиться.
        - Выкидыш - это плохо. - Левченко крякнул. - У моей Оксанки, сам знаешь, сколько их было. Так и не родила нам наследника.
        Когда у Корчака была цель, он не отвлекался на посторонние темы.
        - Их найти надо, - сказал он. - Вор должен сидеть в тюрьме, а головорез так и подавно. Здесь данные пострадавшего. - Он протянул другу сложенный вдвое листок из блокнота. - Каренин фамилия. По официальным каналам нельзя, он за женщин своих боится.
        - Задачка. - Левченко поскреб квадратный подбородок. - Не можешь ты, Игнат, без задачек.
        - Тебе достаточно только позвонить, - настаивал Корчак. - Пусть опера осведомителей поспрашивают. Отморозки явно успели в городе наследить, даже если залетные. Сделаешь?
        - Сделать-то сделаю. А что потом? По какой статье их привлекать? Каренин твой, небось, показания давать не станет, сдрейфит.
        - Если возьмете сволочей, то все сделает как надо, чтобы за решетку их отправить. Я за него ручаюсь.
        - Все сделает, говоришь? - переспросил Левченко, хмыкнув. - Ну тогда ладно. Ты прав, тут на корню рубить надо. Не то начнется передел собственности, город кровищей захлебнется. Будем работать.
        Он твердо поставил чашку на блюдце и встал. Корчак последовал за ним. Он был доволен результатами разговора. Левченко принадлежал к числу людей, не привыкших бросаться словами. Сказал - сделает.
        Глава 3. Оперативные соображения
        Прежде чем начать рабочий день, Левченко по обыкновению просмотрел список намеченных дел. Отыскав промежуток между строчек, он вписал слово «Кар», что, конечно же, означало «Каренин». Генерал хорошо знал, что не записанное в план дело может быть с легкостью перенесено на завтра, послезавтра, а потом и вовсе забыто. Оперативной памяти у нашего мозга маловато. Удерживать там все сразу невозможно, поэтому мозг самостоятельно избавляется от всего, что считает лишним, а мешает ему все, что заставляет напрягаться. Чтобы этого не происходило, Левченко пользовался еженедельником. Записал дело - освободил оперативную память для решения других дел.
        Отложив ручку, он нажал кнопку на торце рабочего стола и коротко бросил в сторону встроенного микрофона:
        - Сводки.
        Дверь почти немедленно отворилась, и в кабинет вошла Ольга Волжанова, новая генеральская секретарша. У нее были длинные ноги и большая грудь, как он любил.
        Скользнув взглядом по ее фигуре, Левченко показал место, куда следовало положить папку.
        - Лев Николаевич… - начала Ольга.
        - Слушаю? - Он поднял на нее глаза.
        Ее волосы были стянуты на затылке так туго, что глаза выглядели раскосыми, а скулы выпирали в стороны. Да, она была девушкой что надо.
        - Вы обещали дать ответ после праздников, - произнесла Ольга, подрагивая от переполнявшей ее решимости.
        Левченко указал пальцем на дверь:
        - Ступай на место. Сейчас рабочий день. Вечером поговорим.
        Потоптавшись немного на своих каблуках, секретарша промаршировала к выходу. Узкая юбка не позволяла ей делать широкие шаги, зато идеально облегала ягодицы. Полюбовавшись ими, Левченко подумал, что вечером, конечно, ответит Ольге утвердительно. Нельзя упускать такую замечательную девочку. Но и ослаблять поводок тоже нельзя, не то сразу забудет о субординации, отчего их отношения лишатся главной прелести. Пусть сидит и ждет вечера. А потом ждет, когда Левченко исполнит данное ей обещание. Возможно, он действительно уйдет от жены. А может быть, и нет. Там видно будет. Совсем не обязательно заглядывать так далеко.
        Выбросив из оперативной памяти Ольгу с ее ягодицами и претензиями, Левченко занялся изучением оперативных сводок, собранных из всех отделений. Примерно семьдесят процентов информации было хламом, не имеющим никакого отношения к организованной преступности: всякая бытовуха, уголовщина и психопатия. Но остальное заслуживало внимания. Если попытаться определить суть всех этих сообщений, то сводились они к одному: в городе действует некая новая, никому не известная таинственная группировка, запугивающая, пытающая и убивающая бизнесменов с целью установления повсюду своей бандитской крыши.
        Остальные ОПГ оказались не готовы к такому обороту событий. Тем более что главари их - в количестве трех штук - были очень удачно убиты в один день, так что их криминальные империи остались без руководства, раздираемые междоусобицами, распрями, борьбой за власть и прочими непонятками.
        Это приключилось в конце декабря, когда одни отмечали чуждое народу Рождество, а другие готовились к встрече Нового года. Первым отбыл в миры иные авторитет Самсон, вошедший в ювелирный магазин за подарками для своих многочисленных пассий: сквозь окно набросали эр-гэшек из гранатометов, вот и все дела. Самсона потом из витрин выскребали, нашпигованного золотом и бриллиантами. Не прошло и часа, как скопытился Артур Канарский, тоже взорванный, но не гранатой, а противотанковой миной, примагниченной к днищу его бронированного «мерседеса». Ну а Жорика Грека достали прямо в аэропорту, куда он примчался, чтобы улететь отсюда подальше. Таможенники взяли его с пакетиком героина, упрятали на сутки в каталажку, а там Грека зарезал какой-то невменяемый ханыга.
        И не стало в городе прежних трех авторитетов, на которых, как на китах, держался криминальный мир. И вынырнула из ниоткуда новая группировка, лидера которой никто в этих краях в глаза не видывал и слыхом не слыхивал. Кто такой этот Вальтер? Откуда взялся? Каких мастей? С кем раньше ходил воровскими дорожками и топтал зоны? Ни следов, ни зацепок.
        Закрыв папку, Левченко дал Ольге знать, что готов провести совещание. Начальники отделов, уже дожидавшиеся в приемной, вошли в порядке очередности и заняли привычные места за длинным приставным столом. Выслушивая рапорты и предложения, Левченко с серьезным видом кивал и делал задумчивое лицо, хотя на самом деле мысли его были далеко.
        Неурочная встреча с Корчаком всколыхнула в нем целое море воспоминаний.
        Они знали друг друга с детства, когда сталкивались во дворе. Поскольку Левченко был старше, он с Игнатом почти не общался, если не считать случайных подзатыльников или пенделей, которые отгребал малыш, если путался под ногами. Остальные первоклашки и второклашки терпели такое отношение безропотно, сознавая всю свою убогую незначительность в сравнении с десятилетним Львом, который уже и покуривал, и умел на стенах всякие разности рисовать, и, случалось, с почти взрослыми пацанами в футбол гонял или в картишки поигрывал. Он был сильным и развитым не по годам. Схлопотать от такого щелбан или затрещину казалось делом обычным и в общем-то справедливым.
        Один Игнат так не считал.
        Заметно окрепнув и вытянувшись после летних каникул, однажды он сжал руку Льва, схватившего его за шиворот, вывернул и предупредил:
        - Не лезь. Получишь.
        Понятное дело, Лев не отступил, да и не мог отступить, даже если бы захотел. Дело происходило на большой перемене в школьном дворе, на глазах у многочисленной аудитории. Там же, окруженные сотней или двумя зрителей, Игнат и Лев схватились впервые. Потом они дрались еще не раз и на протяжении года старший легко побеждал младшего, либо отправляя его в нокдаун, либо укладывая на лопатки. Проблема состояла в том, что Игнат Корчак отказывался признавать себя побежденным. Сбитый с ног, опрокинутый на землю, он неизменно поднимался и продолжал поединок, не обращая внимания на расквашенный нос или подбитый глаз. Нужно было отдубасить его до полусмерти, чтобы он унялся. Делать это становилось все труднее и труднее. Игнат быстро учился. Приобретая бойцовский опыт, он делался сильнее.
        Кончилось тем, что Лев начал избегать встреч с Игнатом, чтобы не давать повода для очередной драки. Он никому не признавался в этом, но тем не менее старался обходить соперника десятой дорогой и не маячить у него на глазах. Что касается Игната, то он, наоборот, все активнее искал встреч с заклятым врагом и задирал его снова и снова, вызывая на бой.
        Кажется, Лев перешел уже в восьмой класс, когда у них состоялся решающий поединок, в котором он не сумел одержать победу, как ни подбадривали его друзья. Игнат тоже выдохся и был способен лишь цепляться за противника, чтобы не упасть. Полноценные удары не получались ни у одного, ни у другого. Руки не слушались, норовя повиснуть, как плети. Мальчишки, сойдясь в клинче, уже не могли оторваться друг от друга и бестолково кружили на пятачке вытоптанной травы за школой.
        - Ничья, - пропыхтел Лев в обращенное к нему ухо.
        - Сдавайся, - пропыхтел Игнат в ответ.
        - Сам сдавайся.
        Вместо ответа Игнат оттолкнул Льва, намереваясь ударить его, но лишь слабо смазал кулаком по подбородку. Ответный удар был не лучше. Они сошлись в клинче опять.
        - Мир, - предложил Лев. - Держи пять.
        Подчиняясь импульсу, он протянул руку. Поколебавшись, Игнат пожал ее. Часть зрителей разочарованно загудела, остальные облегченно засмеялись. Это противостояние порядком надоело всем. В том числе и непримиримым врагам.
        В тот день, приотстав от ватаги, Лев и Игнат впервые поговорили по-человечески. Оба неожиданно испытали взаимную симпатию и стали общаться чаще. Когда же Лев закончил школу и угодил в армию, Игнат очень скоро пошел по его стопам и - о удача! - попал в часть, где Лев остался на сверхсрочную службу.
        Впоследствии их пути часто расходились, но они никогда не теряли связи. Сохранению дружбы способствовало то обстоятельство, что оба делали карьеру в родном городе. Правда, Лев Левченко на несколько лет пропал из виду, но зато вернулся сразу майором МВД и занял довольно высокую руководящую должность. О причинах своего стремительного взлета Левченко говорил неохотно и вскользь, но Игнат, проанализировав биографию друга, сделал свои собственные выводы, которыми ни с кем не делился. Левченко как-то обмолвился, что после армии три года состоял в личной охране президента, и это многое объясняло. Стоило ли удивляться, что новоиспеченный майор так быстро дослужился до генерала?
        Однажды, будучи в подпитии, Игнат высказал свои предположения старому другу. Левченко помолчал, сдвинув брови, а потом сказал:
        - Тебе бы в сыщики пойти, цены бы тебе не было.
        - Значит, угадал? - обрадовался Игнат.
        Левченко поднял на него тяжелый бычий взгляд и посоветовал:
        - Забудь. Давай замнем для ясности. Есть вещи, которые даже лучшим друзьям не рассказывают. Для их же блага.
        Больше они к этой теме не возвращались. Это была еще одна причина, по которой генерал Левченко ценил их дружбу. Игната Корчака никогда не нужно было просить дважды, он все понимал с первого слова и не совал нос, куда его не просят. Точно такую же деликатность проявлял Левченко, ни разу не спросивший, где друг взял начальный капитал, чтобы основать весьма дорогостоящую сеть спортивных клубов. Их отношения основывались на взаимном уважении и соблюдении определенных границ. Обратившись сегодня к Левченко с просьбой личного характера, Корчак нарушил неписаное правило. Прежде это было табу. Как Левченко не позволил бы себе одолжить у Корчака денег, так тот не просил помочь ему по правоохранительной части. Это означало, что их отношения перешли на новый уровень, и генералу Левченко это не нравилось.
        Он любил Корчака и ценил его как равного. Больше никто и никогда из окружения Левченко не сумел противостоять ему столь решительно и долго. Все или ломались, или прогибались, или попросту исчезали из его жизни. А победителей не было. Никто не победил самого Левченко. Это был весьма важный момент. Если бы Корчак взял над ним верх, то вряд ли они стали бы друзьями.
        Лев Левченко вычеркнул из памяти то обстоятельство, что он первым предложил младшему противнику мировую. Но на самом деле он никогда по-настоящему не забывал об этом. Как не забывал и другую, еще более обескураживающую правду. Тогда, в детстве, он подружился с Игнатом только затем, чтобы не оставлять рядом с собой столь опасного врага. Ведь однажды Корчак все равно бы поквитался с Левченко и одержал победу. Так что в некотором роде их союз был вынужденным. Генерал продолжал дружить с Корчаком, чтобы поддерживать иллюзию, созданную для других и самого себя.
        Истина хранилась в самом дальнем уголке его подсознания, запертая на десять замков. Но сегодня она зашевелилась там, разбуженная просьбой Корчака. Левченко дал понять, что не хочет заниматься этим, однако Корчак настоял, вынудив его уступить. А что дальше? Так он на голову сядет. Во всяком случае, попытается.
        Нет, не станет Левченко заступаться за какого-то отдельно взятого бизнесмена. Хотя тот и является товарищем Корчака. Именно по этой причине. Пусть этот Каренин сам расхлебывает кашу, которую заварил. На что он рассчитывал, когда пошел против серьезных людей, предложивших ему крышу? Думал, сумеет выкрутиться? Ну-ну. Флаг ему в руки. Только вряд ли он далеко с этим флагом уйдет. Фактически Каренин настучал на обидчиков в полицию, хотя и не лично. Такие вещи не прощаются…
        Левченко услышал обращенный к нему вопрос и, опомнившись, медленно поднял глаза. На него были обращены взгляды всех присутствующих. Создавалось впечатление, что он пробыл в состоянии задумчивой прострации достаточно долго, чтобы на это обратили внимание.
        Левченко отыскал взглядом сотрудника, обратившегося к нему. Это был начальник отдела коммуникаций, подполковник Швыдкой. Он походил на какого-то актера, не вылезающего из сериалов про ментов и представителей прочих мужественных профессий. Он знал о своем сходстве, стригся очень коротко, говорил отрывисто и строил из себя крутого мужика, которому все нипочем. Увидев, что Левченко смотрит на него выжидательно, он повторил вопрос:
        - Что прессе про Вальтера говорить, Лев Николаевич? Достали уже. Слухи, сами знаете, как разносятся.
        - Тебя поставили, чтобы слухи гасить и не допускать их распространения, милый ты мой, - сказал Левченко. - Мне тебя учить? Работаем, ведем следствие, обеспечиваем законность и правопорядок. Этого Вальтера, как и других ему подобных, держим под наблюдением. Кстати… - Левченко перевел взгляд на начальника оперативного отдела: - Наблюдение ведется? Что удалось выяснить?
        - Не много, товарищ генерал, - повинился Кураев, уставившись в стол, чтобы не встречаться взглядом с начальником. - Эта банда как снег на голову нам свалилась. До сих пор непонятно, как и где была сформирована. И Вальтер - темная лошадка. В базе данных про него ничего нет.
        - Так копайте! - повысил голос Левченко. - Выясняйте! Чтобы через неделю у меня все материалы на Вальтера здесь лежали. - Он с силой ударил по столу квадратной ладонью. - Нужна исчерпывающая информация. Чтобы побеждать врага, необходимо его знать. А у нас с вами сплошная мистика. Он не призрак, Вальтер этот. Должны иметься деловые и родственные связи. Должны, я спрашиваю?
        - Должны, - подтвердил Кураев. И тут же, почти без паузы, развел руками. - Но нету. Ничего нет на Вальтера и «вальтеровцев».
        - Вы хотя бы сфотографировали его?
        - Никак нет, товарищ генерал. Они же все теперь маски повадились носить. И не придерешься. Пандемия, будь она неладна. Поди отличи одного от другого, когда рожи закрыты.
        - Но оперативные съемки имеются?
        - Очень плохие, - ответил Кураев со вздохом. - Издалека, и освещение никуда не годится. Всего два видео - на бензозаправке и на трассе. Там даже номеров машин не видно.
        - Номера пробили? - нетерпеливо поинтересовался Левченко.
        - Конечно, товарищ генерал. Все это отжатые тачки. На Донбассе или еще где. Бандиты по доверенностям ездят.
        - Но доверенности ведь на кого-то выписаны? Что ты мне здесь тень на плетень наводишь, полковник?
        Грозный генеральский голос заставил Кураева втянуть голову в плечи. Левченко в очередной раз обвел испытующим взглядом собравшихся.
        - Та-ак, - протянул он. - А остальные? Что вы отмалчиваетесь? Есть у кого-нибудь соображения по Вальтеру?
        - Есть, товарищ генерал!
        Голос принадлежал капитану Орешкину, по-ученически поднявшему руку. Он временно замещал своего начальника, руководившего отделом по борьбе с экономическими преступлениями, и вообще не должен был и не мог иметь какого-либо мнения по данному вопросу. Преодолев настоятельное желание осадить выскочку, Левченко сделал приглашающий жест:
        - Прошу.
        - Я так думаю, что это могут быть бывшие военные, - начал Орешкин, вставая, хотя никто его об этом не просил. - Знаете, типа спецназовцев, повоевавших в горячих точках, а теперь…
        - Какие основания для подобных предположений? - прервал его Левченко. - Только не надо ссылаться на интуицию и прочую мудистику. Факты, капитан. Есть у тебя факты, на которые ты опираешься? Или все это голословные утверждения, чтобы привлечь к себе внимание, выделиться? А?
        - Товарищ ге…
        - Мол, посмотрите, какой я умный, - продолжал Левченко, окидывая взглядом подчиненных и приглашая их полуулыбкой поиронизировать вместе с ним. - Вы тут месяц уже головы ломаете, а я сразу догадался. Такой, знаете, молодой да ранний.
        - Товарищ генерал, вы же сами…
        - Что я сам? Я предложил высказывать предположения, а не фантазии. Знаешь, в чем между ними разница, капитан? Фантазии - они в воздухе витают. - Левченко покрутил пальцем возле головы. - А предположения, они же версии, на фактах базируются. - Он уперся растопыренной пятерней в стол. - И где твои факты, капитан? Есть они у тебя?
        Лицо Орешкина передернулось от решимости, как будто рябью пошло.
        - Разрешите все же высказать свою мысль до конца, товарищ генерал. Группировка Вальтера проявляет необычайную для бандитов организованность, сплоченность и конспирацию. Все это свидетельствует о наличии боевого опыта либо…
        Левченко жестом велел Орешкину умолкнуть.
        - Достаточно, капитан, - сказал он. - Я тебя услышал. Теперь изложи все письменно. Отдашь мне, рассмотрим, изучим.
        Поднятая генеральская рука с размаху упала на стол. Присутствующие невольно вздрогнули.
        - Совещание закончено, - объявил Левченко. - Все, кроме Уварова, свободны. Задержись, Иван Кузьмич.
        Уваров кивнул и остался сидеть, настороженный и вместе с тем гордый, что его выделили из общего коллектива. Он возглавлял отдел кадров и помаленьку готовился к уходу на пенсию. В управлении шутили над страстью Уварова к рыбалке и утверждали, что он забрасывает удочку даже в унитаз, в надежде, что клюнет. Письменный стол начальника отдела кадров был подобран с таким расчетом, чтобы посетителям не были видны ноги хозяина кабинета. Как правило, сидя за столом, Уваров переобувался в домашние тапочки, что тоже было притчей во языцех. Тем не менее временами он приносил определенную пользу, и сегодня был как раз такой случай.
        - Как жизнь, Иван Кузьмич? - спросил Левченко.
        Тон его был отеческий, хотя сам он по возрасту годился Уварову в сыновья. Однако же калибр их офицерских звезд был разный, и именно это определяло выстраивание взаимоотношений. Оба не усматривали в этом ничего странного.
        - Не жалуюсь, Лев Николаевич, спасибо, - степенно ответил Уваров, прекрасно понимая, что начальству нет дела до его жизни, а главный разговор впереди.
        - О пенсии, наверное, подумываешь? - продолжал расспрашивать Левченко. - Небось, снасти уже заготовил? - Он подмигнул. - Предвкушаешь вольную жизнь?
        - Не то чтобы, Лев Николаевич. Я еще послужить могу.
        Уваров весь подобрался, решив упираться до последнего, если ему будет предложено подать рапорт об отставке по возрасту и состоянию здоровья. Рыбалку он любил, однако рыбой не проживешь, а какие теперь пенсии? Кот наплакал.
        Его мысли так явственно проступили на лице, что Левченко улыбнулся.
        - Служить с пользой нужно, Иван Кузьмич, - сказал он.
        - Так я ее приношу, пользу-то.
        «Как муравей», - подумал Левченко и улыбнулся шире.
        - Это правильно, - одобрил он. - Это по-нашему. Всегда в строю. Но возраст подпирает, а?
        - Какие наши годы! - бодро воскликнул Уваров.
        Как ни пытался он храбриться, а вид его был жалок. Созрел, значит. Сейчас можно было требовать от него что угодно, он бы на все согласился, лишь бы на нагретом задом стуле усидеть. Но Левченко не стал нажимать. Иногда выгоднее брать ласковым отношением, чем приказным тоном. Мало ли как потом дело обернется. Левченко не хотел давать прямых указаний. Он предпочитал сделать все так, чтобы это выглядело инициативой кадровика.
        - Пообедаешь со мной? - спросил Левченко неожиданно. - Тут неподалеку ресторанчик есть славный. Готовят по-домашнему, пальчики оближешь. И недорого.
        В глазах Уварова читалось: «Кому как». Пресекая колебания, Левченко сказал:
        - Угощаю. Соглашайся, Иван Кузьмич. Поедим, поговорим. Приятное с полезным, так сказать.
        Водитель отвез их за квартал от управления, и, сопровождаемые двумя неприметными операми, мужчины вошли в ресторан под названием «Место встречи». По обе стороны от двери их встретили скульптурные фигуры бессмертных героев одноименного сериала, Глеба Жеглова и Володи Шарапова. Уваров невольно расправил плечи. Подсознание подсказало ему, что он попал в правильное место и все будет хорошо.
        Заказ сделал Левченко. Им принесли картошечку, жаренную с лучком, и по сочному лаптю отбивной на сабельной косточке. Угощение дополнял салат из помидоров и огурцов под сметаной. Хлеб был свежий и душистый, пиво - холодное и пенистое. После такого угощения Уваров подумал, что теперь его точно уволят. Должно быть, генерал просто решил подсластить пилюлю. Сейчас опять заведет разговор про пенсию и рыбалку.
        Уваров ошибся. Насытившись, Левченко действительно заговорил, но на тему несколько неожиданную.
        - Сомнения у меня возникли, Иван Кузьмич, - начал он. - Насчет Орешкина. Каждой бочке затычка. Ты с его личным делом знаком?
        - Конечно знаком, - подтвердил Уваров. - Ночью спросите, я биографию каждого сотрудника перескажу.
        - Пересказывать не надо. Нужно к Орешкину присмотреться.
        - Что конкретно волнует вас, Лев Николаевич?
        Генерал посмотрел Уварову в глаза и ответил:
        - Связи, Иван Кузьмич. Порочащие. Говорю же тебе, сомнения у меня насчет Орешкина. С виду парень хороший, правильный. Но в последнее время что-то уж много совпадений разных. Сдается мне, что информатор у нас завелся. Крот-осведомитель. Стучит бандитам, что и как.
        - Проверить надо, - обеспокоенно произнес Уваров.
        - Проверять некогда, - отрезал Левченко. - Действовать надо быстро. Пока внутреннее расследование начнем, пока накопаем что-то, знаешь, сколько воды утечет? - Он понизил голос. - А у нас операция против Вальтера готовится. Все старания насмарку пойдут. Не могу я рисковать, понимаешь? Повод нужен.
        - Под какую статью подвести? - деловито поинтересовался Уваров, промокая губы салфеткой, как это делали артисты в кино.
        - Я не кровожадный, - сказал Левченко. - Не будем парню жизнь ломать. А вдруг ошибка у нас с тобой вышла, смекаешь? Достаточно будет Орешкина из органов уволить по несоответствию. Инициатива от тебя должна исходить. Как обычно.
        - Будет сделано.
        - Ты не тяни с этим, Иван Кузьмич.
        - Как можно! - воскликнул Уваров. - В любой биографии есть за что зацепиться. Кум сидел, или сифилитики в роду были, или от армии кто косил в дурке… Гм, извините, товарищ генерал. В психиатрической лечебнице.
        - Вот и займись, - кивнул Левченко, бросив на стол несколько купюр. - Я отсюда прямо в администрацию, так что сам доберешься. Не заблудишься, хе-хе?
        - Не заблужусь, хо-хо!
        Не успел Уваров досмеяться шутке, как Левченко уже встал и пошел к выходу, сильный, большой, квадратный.
        Вернувшись из городской администрации, он раскрыл еженедельник, чтобы занести туда новые пункты. Распитый с мэром коньячок настроил генерала на сентиментальный лад. Хотел было он заодно и пометку насчет Корчака сделать. Не в ту степь старого друга занесло. Пока он о других заботился, его самого вполне могли «вальтеровцы» прессануть. Чтобы этого не произошло, присмотреть за Корчаком следовало. Но ручка, уже занесенная над страницей, так ее и не коснулась, не оставив ни черточки.
        В кабинет вошла Ольга, которую Левченко не вызывал. При этом ее появление было как нельзя более кстати. Так сказал генералу выпитый алкоголь, растекающийся по жилам.
        Он поощрительно улыбнулся.
        Глава 4. Генеральская звезда
        На Ольге Волжановой узкой была не только юбка, но и жакет с блестящими пуговицами, делающими ее похожей на стюардессу. Волосы она, казалось, стянула еще сильнее, а губы накрасила темной помадой, отчего только они и оттененные глаза выделялись на ее лице.
        - Я не могу ждать до вечера, - заявила она, остановившись в метре от стола.
        - Я тоже, - сказал Левченко, лукаво подмигнув ей.
        Желание поднималось в нем, как на дрожжах. Это было то состояние, когда мужчины теряют голову из-за страсти, готовые совершать разные глупости, лишь бы добиться удовлетворения. Ольга, как все женщины, тонко чувствовала такие моменты, но была слишком молода, чтобы смотреть дальше. Ей представлялось, что, вырвав у Левченко обещание, она выиграет этот извечный поединок. Ольге не хватало житейского опыта. Она еще не знала, как легко мужчины - и простые работяги, и генералы - меняют свои решения и забирают слова обратно. Все, что задумала, необходимо брать до того, как они возьмут свое, и никак иначе. Иначе будет поздно.
        Ольга пока что не видела разницы между словами и поступками. В наивности своей она приравнивала одно к другому.
        - У меня серьезный разговор, - произнесла она сухо.
        - Слушаю.
        Левченко сделал заинтересованное и немного озабоченное лицо.
        Ольга шагнула вперед и, опершись обеими руками на стол, сказала:
        - Так больше не может продолжаться. Я жду, жду, а ты все не уходишь от своей.
        Под «своей» подразумевалась Оксана, жена Левченко. Он не собирался бросать ее, однако Ольге знать об этом было совсем не обязательно.
        - Уйду, - буркнул Левченко.
        Это было чистой правдой. Однажды все мы уходим. Насовсем. Именно это подразумевал генерал, хотя не растолковывал смысл Ольге.
        Продолжая опираться на стол, она наклонилась ниже, так что их лица сблизились, и спросила:
        - Когда наконец?
        - Скоро, - сказал Левченко.
        Время - понятие относительное. Для вечности тридцать-сорок лет ничего не значат. Крупинка песка в пустыне, капелька воды в океане.
        - Когда - скоро? - допытывалась Ольга.
        Это начало раздражать Левченко. Ему эти разговоры были совершенно ни к чему. Ему хотелось, чтобы Ольга поскорее стянула с себя юбку и доставила ему несколько минут удовольствия. Зачем делать из этого событие? Давать какие-то обещания, кривить душой, притворяться… Женщины - несносные создания. Нет чтобы раздвигать ноги и радоваться жизни. Вечно все усложняют.
        - Скоро - значит скоро, - сказал Левченко. - Пойдем-ка, я тебе кое-что покажу.
        Он качнул головой в сторону комнаты отдыха за неприметной дверью, замаскированной под стенную панель.
        - Сначала пообещай! - потребовала Ольга.
        Как будто он уже не обещал черт знает сколько раз. Левченко качнул массивной седой головой:
        - Обещаю, Оля. Запри дверь и приходи.
        С этими словами он скрылся в комнате отдыха. Через некоторое время появилась Ольга и остановилась на пороге.
        - Ну? Что?
        Быстро же она набралась гонора! Впервые Левченко подумал о том, что Ольгины достоинства не перевешивают ее главного недостатка - непомерной гордости. Кажется, он поступил опрометчиво, приняв ее на работу. Прежние секретарши не хамели с такой скоростью. А тут и двух месяцев не прошло, как глупая девочка берется претензии предъявлять. Как будто других сисек и прочего в мире не сыскать.
        - Сюда иди, - жестко произнес Левченко.
        Ольга посмотрела ему в глаза и поняла, что в данный момент лучше не кочевряжиться. Она сделала несколько шагов вперед и снова остановилась.
        - Что ты хотел показать мне?
        Ее любопытство было удовлетворено в самые кратчайшие сроки.
        - Раздевайся, - велел Левченко.
        Продолжая смотреть ему в глаза, Ольга медленно расстегнула на себе жакет и занялась пуговицами блузки. Последнее, что на ней осталось, - это чулки. Это было приятным сюрпризом для Левченко. В прошлый раз он заметил ей, что у нее от колготок остается розовая полоска на талии. Выходит, девочка умеет не только рогами упираться. Конструктивный разговор все же с ней возможен.
        Они занялись делом в его любимой позе, когда он сидел, откинувшись, в кресле, а Ольга вертелась, извивалась и гарцевала сверху. Одной рукой она держалась за плечо Левченко, а второй шарила внизу, усиливая удовольствие обоих. Как он ни сдерживался, а конец возни был бы скор и неудержим, если бы не телефонный звонок.
        «Оксана» - высветилось на дисплее. Левченко прижал палец к губам и принял вызов. Если не ответить сразу, жена могла припереться на работу, а это было бы крайне нежелательно. Прошлая секретарша была уволена по требованию супруги. Про нынешнюю Левченко врал, что она маленькая, полная и немолодая. К счастью, тембр голоса Ольги был таков, что на расстоянии ее можно было принять за женщину средних лет. Оксана позвонила в приемную, послушала и успокоилась. Левченко очень не хотелось бы, чтобы она узнала правду и снова начались семейные разборки.
        - Да? - произнес он отрывисто и деловито. - Говори скорее. Я занят.
        Ольга, сохранявшая некоторое время неподвижность, принялась потихонечку ерзать на его ляжках. Он не мог отвести взгляда от ее сосков, покачивающихся перед его глазами.
        - Не могу квитанцию найти, - сказала Оксана. - Ты не брал?
        - Брал, - ответил Левченко, стараясь говорить не слишком сдавленно. - Оплатил уже. Все?
        - Ты сегодня вовремя будешь?
        Торжествующе усмехаясь, Ольга продолжала двигаться все сильнее, все ритмичнее. Ее полные груди почти касались кончика его носа. Между ними заманчиво поблескивал золотой медальончик в виде миниатюрного рака.
        - Не знаю пока, - ответил Левченко.
        Последнее слово прозвучало как «пока-ах».
        - Почему ты запыхался? - насторожилась Оксана.
        - Только в кабинет вошел, - ответил он раздраженно. - С места преступления… - У него вырвалось еще одно непроизвольное междометие. - Преступления… вернулся. Совещание…
        Его речь становилась все более отрывистой.
        - Ладно, - сказала Оксана, - работай. Что бы ты хотел на ужин?
        - Не знаю. Что… что хочешь.
        - Тогда пока.
        - Пока…
        - Не задерживайся, хорошо?
        - Не задержусь.
        Едва Левченко успел выключить телефон, как его прорвало. Оргазм был таким внезапным и быстрым, что он даже не успел ощутить его в полной мере.
        - Опять ты, - сказала Ольга, прекратив свои провокационные движения.
        - Что опять? - спросил задыхающийся Левченко.
        - Туда кончил, - пояснила она. - Но уже не страшно. Теперь можно.
        - Что можно? - не понял он опять.
        - Все, - ответила Ольга. - Все можно.
        - Перестань говорить загадками!
        - Это уже никакая не загадка, а разгадка. Ребеночек у нас, Лев. Здесь. - Ольга приложила руку к животу. - Ошибки быть не может.
        Он взял ее за бока, чтобы снять с себя. Она удержалась, оплетя его ногами. Левченко дернул ее сильнее. Нагота Ольги сейчас раздражала. Преодолевая сопротивление, он заставил ее встать и встал сам.
        - Полотенце подай, - проворчал Левченко. - Вон, на столе лежит.
        - Это все, что ты можешь сказать?
        - Что, по-твоему, я должен сказать?
        - Ты не рад? - оскорбилась Ольга.
        «Прыгаю от счастья, - ответил Левченко мысленно. - Радости полные штаны».
        - Ты сама проверялась? - спросил он. - В больнице была?
        - Была, - подтвердила она. - Вчера.
        - И что тебе сказали?
        - Через неделю мы будем знать, мальчик у нас или девочка.
        Ольга взяла у него полотенце и торжествующе улыбнулась. Ему захотелось ударить ее по густо накрашенным губам.
        - Отлично, - сказал он, оправляясь. - Лучше бы мальчик. А? Как ты считаешь?
        Она просияла:
        - Так ты не сердишься?
        Левченко пожал квадратными плечами:
        - На что мне сердиться? Наоборот. Мы ведь с тобой не просто так. У нас планы.
        - Люблю тебя!
        Оля порывисто обняла его за массивную шею и поцеловала в гладкую, пахнущую одеколоном щеку.
        - Хватит, хватит! - проворчал он, отстраняясь. - Не время для нежностей. Работать надо. Дел невпроворот.
        - Кофе сделать?
        - Сделай, - разрешил Левченко. - И больше не отвлекай меня, хорошо? Мы ведь уже обо всем поговорили, верно?
        - Ага!
        Счастливая, Ольга выскочила за дверь. Левченко, прежде чем занять место за столом, придирчиво осмотрел себя в зеркале: не осталось ли каких-нибудь порочащих его следов? Пригладил волосы щеткой. Надел пиджак, застегнулся на все пуговицы и негромко сказал своему отражению:
        - Нужно избавляться от этой глупой суки.
        Отражение молчаливо согласилось. Ольга Волжанова со своей беременностью была абсолютно не нужна генералу Левченко. Держать при себе брюхатую секретаршу было все равно что сидеть на пороховой бочке. В любой момент эта сучка может испортить ему жизнь. Возьмет и звякнет Оксане, например. Левченко не намеревался разводиться с женой. Слишком много знала она о нем, чтобы вот так просто отпустить ее в свободное плавание. И вообще, он привязался к Оксане. Несмотря на ее ревность и другие заскоки, ему было комфортно с ней. Она была удобна, как разношенная домашняя одежда. Выбросишь - где другую такую взять? Все будет не то, не впору. Но главная препона состояла, конечно, в ее излишней осведомленности. Голову Оксане не открутишь, новую на место не поставишь. А там, в голове этой, куча всего накоплено.
        Поскольку Оксана была ревнива, она стремилась быть в курсе всех дел своего мужа, и у нее это получалось. Стоит ей открыть рот, как достоянием общественности станут вещи, от которых она, эта общественность, просто охренеет, не говоря уже о вышестоящем начальстве, которому совсем не обязательно знать, чем, когда и как занимается на вверенном ему посту генерал-майор Левченко.
        Он по-своему любил Оксану. То есть, несмотря на измены, хранил ей верность сердечную, если так можно выразиться. Она была моложе почти на девять лет, что делало ее желанной. В перерывах между служебными романами, да и в самый разгар их, Левченко не забывал об исполнении супружеского долга. Делал это не так часто, как хотелось бы Оксане, однако у него всегда имелась отмазка: возраст, нагрузки, сердце.
        Когда они познакомились, с сердцем у Левченко еще было все в порядке. Он привез ее из столицы, где она безуспешно пыталась пробиться в артистки. От прежних ее амбиций мало что осталось, но внешняя красота сохранилась. Мужчины, что называется, штабелями валились при виде Оксаны Пашко, как звали ее в девичестве. Только Корчак ни разу не позволил себе ни одного чересчур долгого взгляда, нескромного намека или стремления обратить на себя внимание. Повел себя, как настоящий друг, и всегда соблюдал должную дистанцию. Уже одно это дорогого стоило, не говоря о прочих достоинствах Корчака.
        «Не забыть записать, - напомнил себе Левченко по дороге домой. - Взять Игната на особый контроль. На него ведь тоже наехать могут, а он мужик горячий. Как бы чего не вышло».
        Мысль еще какое-то время продержалась в голове, а потом ушла в глубины сознания, словно рыбка, вильнувшая хвостом. Через минуту Левченко уже и думать забыл про Корчака. Друг был выброшен из его оперативной памяти, поскольку следовало сосредоточиться на других вещах. Пришлось сделать несколько очень важных звонков, а потом заглянуть в пару мест. Очутившись же дома, Левченко был озабочен лишь одной проблемой: как бы избежать супружеского секса, которым давно надлежало заняться по графику.
        За ужином он подчеркнуто морщился и иногда, будто бы невзначай, касался левой половины груди, намекая тем самым на неважное самочувствие. Оксана упорно не замечала его пантомимы. Расспрашивала о делах, подкладывала еду в тарелку, делилась новостями, вычитанными в Интернете. Воспользовавшись паузой, Левченко вставил:
        - А у нас в управлении новости, прямо скажем, неважнецкие. Бандиты головы поднимают. Беспредел устраивают. Меня сверху уже долбить начинают: вынь и положь им этих «вальтеровцев».
        - Так поймай их, - посоветовала Оксана не моргнув глазом.
        - Легко сказать!
        - Сделать тоже. Ты ведь их всех наперечет знаешь, бандитов своих. С тем же Вальтером по телефону говорил, я слышала.
        - Много ты слышала! - вскипел Левченко. - Стал бы я с криминальным авторитетом общаться.
        - Ха-ха, - произнесла Оксана отчетливо.
        Она была высокая, даже очень высокая, с волосами цвета потемневшей меди, с великоватым носом, который ее в общем-то не портил, потому что в первую очередь обращала на себя внимание Оксанина фигура, а не лицо. Это было что-то! В прежние времена, когда Левченко был помоложе и не расходовал силы на любовниц, он с жены не слазил по часу и больше. Но все приедается, даже самое хорошее. Так было и с фигурой Оксаны. После ужина Левченко несколько раз протяжно зевнул и заявил, что отправляется спать: устал, мол, и все остальное.
        - Может, мне тогда любовника завести? - осведомилась Оксана, относившая посуду в мойку. - Раз я тебе совсем безразлична.
        - Почему безразлична?! - занервничал Левченко. - Устал я. Может человек устать?
        - Может. Такая, знаешь ли, хроническая усталость. Тебе, наверное, на покой пора. Так что иди, иди. Спи спокойно, дорогой товарищ.
        - Прекрати, Оксана! Вечно ты скандал затеваешь. На ровном месте.
        Вместо того чтобы ответить, Оксана принялась звенеть и стучать посудой, что получилось не менее красноречиво.
        Придется ублажать, понял Левченко. Это у себя в управлении он был генералом, а дома его роль была не столь значительна. Поскольку детей у них не имелось, Оксана не испытывала особенной зависимости от мужа и не считала нужным подстраиваться под него. Властный с подчиненными и окружающими, с женой Левченко являл собой совершенно иного типа мужчину. Психологи хорошо знают суть подобных метаморфоз.
        - Не пойду спать, - сказал Левченко. - Чаю попью. Чаю вдруг захотелось. С лимоном, горяченького.
        - Не надо мне твоих одолжений, - сказала Оксана, не оборачиваясь.
        Ее спина выражала не столько холодное негодование, сколько ожидание. Это было видно по слегка опущенным плечам. Левченко приблизился и обнял ее сзади.
        - Уйди, - буркнула Оксана, но не пошевелилась, чтобы вырваться.
        - Ставь чай, - сказал он. - Попьем и спать пойдем. Вместе.
        Он хлопнул ее по мускулистому заду. Конфликт был исчерпан. Усевшись рядом с дымящимися чашками, они несколько минут молчали, а потом незаметно завели разговор, вертящийся вокруг обычных супружеских тем: что купить, что сделать, куда съездить, кого навестить, чем заняться в выходные.
        - Слушай, мать, - задумчиво произнес Левченко. - А почему бы нам с тобой не махнуть куда-нибудь на недельку?
        - Куда? - оживилась Оксана.
        - Да хотя бы в Майями эти хваленые. Мне визы сделают, без проблем. Весной и полетим.
        - Я раньше хочу, - капризно сказала она.
        - Ну, если зимой, то лучше Красного моря ничего не придумаешь.
        - Австралия еще есть, - возразила Оксана. - Там все наоборот. У нас зима - у них лето. Самое время туда лететь. Посмотреть путевки?
        - Посмотри, - кивнул Левченко, доставая телефон, напомнивший о своем существовании вкрадчивым, приглушенным мурлыканием. - Извини, это по работе.
        Он встал и вышел из кухни. Оксана тенью последовала за ним, чтобы слышать, о чем пойдет речь. Левченко не таился. Наоборот, он слегка отнял мобильник от уха, чтобы жена убедилась, что звонит мужчина.
        - Черт! - сказал он. - Вы уверены? Ничего не напутали? Надо же, какое несчастье. Завтра с утра зайдите, подробности доложите. И вот еще что. Нужно родственников ее найти, высказать соболезнование. Пару венков закажите. Людей выделите, если помощь потребуется. Все. Остальное завтра обсудим.
        - Что случилось? - спросила Оксана.
        Ее переполняло любопытство, а не ревность. Что и требовалось.
        - Секретарша погибла, - сказал Левченко со вздохом. - Толстенькая эта, я тебе рассказывал. Ольга Волжанова. Пришла домой и с лоджии вывалилась. Девятый этаж, не шутка. Скончалась на месте.
        - Самоубийство? Или выбросили?
        - Следствие разбираться будет. Меня другое волнует. Я ведь без секретарши как без рук. Теперь новую искать придется.
        - Меня возьми, - предложила Оксана игриво.
        - Тебя нельзя, - подыграл ей Левченко. - Ты слишком красивая. Мне жена запретила красивых брать.
        - А мы ей не скажем. - Она перешла на шепот. - Берешь?
        - Пойдем, - качнул он головой. - Проведем собеседование. Там посмотрим, годишься ты или нет.
        Его неожиданно распалила эта игра. Подшучивая на тему измен с секретаршами, он чувствовал себя дерзким преступником, который морочит головы сыщикам, идущим по его следу. Это будоражило и волновало. Секс с женой получился неожиданно качественным и страстным. Во всяком случае, удовольствия Левченко получил куда больше, чем с Ольгой.
        «С покойной Ольгой», - напомнил внутренний голос.
        Генерал слегка опечалился. Он вспомнил, какой задорной и соблазнительной была она, когда осталась в одних чулках. И фигура у нее была хорошая, почти ни в чем не уступающая Оксаниной. Угораздило же дурочку забеременеть. Не его вина. Предохраняться нужно было. У женщин есть множество способов. Но Ольга не побереглась. Может быть, даже нарочно с трахом подгадала, чтобы понести. Рассчитывала таким образом генерала себе отхватить. А вместо этого в морг отправилась. Наверное, успела пожалеть о своих происках, когда ее в окошко спровадили.
        При мысли о том, что думала Ольга, глядя на стремительно приближающуюся землю, Левченко немного взгрустнул. Не сильно. Негоже печалиться человеку, живущему под счастливой звездой. Под счастливой генеральской звездой.
        Глава 5. Минус четыре
        А снег все падал и падал. Давно не было такой снежной зимы в городе. Тротуары и дороги все сжимались и сжимались, делаясь ?же из-за сугробов, высившихся по краям. Утром на улицах образовывались автомобильные пробки, окутанные дымом из выхлопных труб. Среди голых ветвей пестрели цветными пятнышками синицы и снегири, прилетевшие из лесов, чтобы не умереть от голода и холода. Вороны походили на маленьких черных старух, рассевшихся тут и там, чтобы колдовать и накладывать страшные заклятия на людей, которым они завидовали. В глазах бродячих псов появилось выражение предсмертной тоски.
        Игорь Петрович, прогуливаясь по округе, чтобы убить время и не закиснуть, однажды наткнулся на окоченевший труп собаки, валявшийся на обочине. Его неподвижность и бесчувственность говорили о смерти куда больше, чем все философы, поэты и мистики, вместе взятые. В том, что собака сдохла и была обречена сначала лежать вот так, у всех на виду, а потом гнить среди ошметков тающего снега, ощущалась необратимая закономерность. Глядя на черную нору, проделанную грызунами под собачьим хвостом, невозможно было увязать это с существованием бессмертной души. В конце концов, чем человеческая жизнь важнее собачьей? Что в людях такого, чтобы Создателю захотелось возрождать нас снова и снова, всякий раз получая один и тот же результат?
        С такими невеселыми мыслями вернулся он с прогулки. Они, эти мысли, были у него постоянно такими. Поводов для радости не находилось. Бизнес шел вразнос после выплаты непомерного оброка, назначенного бандитами. Дела стали настолько плохо идти, что Игорь Петрович даже не наведывался в офис, где его осаждали обеспокоенные сотрудники, кредиторы и налоговики. Бизнес уже не приносил ему удовольствия. Каренин больше не мог гордиться ни своим делом, ни собой.
        Необходимость вернуться в загородный дом и вновь обосноваться здесь удручала его не меньше, чем жену и дочь, но делать было нечего: пошатнувшееся финансовое положение не позволяло снимать квартиру, а жилплощадь Вадика была слишком мала, чтобы жить там вчетвером без неудобств и трений. Саша не захотела отпускать родителей одних, заявила, что поживет с ними. Вадика взяла с собой тоже, утверждая, что так будет спокойнее. Но спокойствия не было и не могло быть. Тот новогодний налет испортил и испоганил все.
        По возвращении Игорь Петрович первым делом отправился к Спиваковским, чтобы выяснить отношения. Соседи не открыли, крикнули из-за двери, что вызовут полицию. Запуганные и озлобленные, как и Каренины, они гасили чувство вины агрессивностью.
        Когда Игорь Петрович шел от них, он столкнулся с Вадимом, который бесцельно топтался во дворе. Создавалось впечатление, что зять прячется за большой елью, посаженной во дворе. Глаза его бегали.
        - Ты что же, следишь за мной? - спросил Игорь Петрович.
        - Зачем мне следить? Вот еще!
        - А что ты здесь делаешь?
        - Гуляю. Воздухом дышу. Нельзя? - спросил Вадим с вызовом. - Чем еще заниматься в этой глуши?
        На язык так и просилась какая-нибудь резкая реплика, но Игорь Петрович сдержался. Все-таки перед ним стоял муж дочери, отец будущего внука. В себе Игорь Петрович не ощущал былой уверенности, так что надежды приходилось возлагать на Вадима. И все же вызывающий тон зятя заставил его ощетиниться. В эти январские дни вывести Карениных из равновесия было раз плюнуть.
        - Никто тебя сюда силком не тащил, Вадик, - процедил он. - Не нравится - скатертью дорога. Без тебя справимся.
        - Вы - может быть, - ответил Вадим. - Только я здесь не из-за вас, а из-за Саши. Она вас стережет.
        Игорю Петровичу стало стыдно за свою вспышку.
        - Извини, - буркнул он. - Сорвался. Нервы ни к черту.
        - У меня та же самая история, - признался Вадим. - За Сашеньку волнуюсь. Она так тяжело пережила все это. А до больницы, если что, далековато.
        - Так уезжайте, - сказал Игорь Петрович. - Нечего вам тут торчать.
        - Саша против.
        - Все уже позади. Больше такое не повторится.
        - Надеюсь. - Вадим вздохнул. - Посмотрим, как оно будет в ближайшие дни.
        - Нормально будет, - заверил его Игорь Петрович с энтузиазмом, которого вовсе не испытывал. - Безвыходных положений не бывает. Все образуется.
        Ободряюще подмигнув, он побрел по снегу к дому. Двор был большой, с беседкой, бетонным теннисным столом и мангалом под навесом. Все это казалось сейчас ненужным и заброшенным.
        Оставшись один, Вадим подумал, не выкурить ли ему еще одну сигарету? Именно этим он занимался за елью, когда неожиданно появился тесть. Еле окурок успел бросить и затоптать. Вспомнив, как он испугался, Вадим рассердился, запустил руку во внутренний карман куртки и снова закурил. В укрытии можно было не опасаться, что его увидят из окон, лишь бы Саше не вздумалось выйти погулять. Впрочем, когда Вадим уходил, она с матерью лепила пельмени, так что риск был минимальный.
        Вадиму не хотелось быть снова пойманным на горячем. Он в который уже раз пообещал жене не курить. Непонятно было, почему она придавала этому такое большое значение. Похоже, после нападения с ее психикой было не все в порядке. Все Каренины, казалось, были не в себе. Виноватым Вадим считал тестя. Что-то он намутил, где-то не сумел поладить с бандитами, а семью не счел нужным увезти от греха подальше. Вот и теперь не желал вести себя благоразумно. Какого черта ему в городе не сидится? Ну ладно, аренда жилья кусается, так сними квартиру поскромнее и живи. Нет, вместо этого упрямый и недальновидный тесть собрал всех под одной крышей, нимало не заботясь о том, что бандиты могут в любой момент снова нагрянуть. Переехали бы к Вадику, как он предлагал, так ведь и этот вариант не подошел: тесно им, видите ли! Переборчивые какие!
        «Так, хватит с меня их капризов, - решил Вадим, делая короткие жадные затяжки. - Сегодня ставлю Сашку перед выбором: или я, или родители. Им у меня не нравится, а мне здесь неуютно. Я должен о жене и будущем ребенке позаботиться, разве нет? Если не я, то кто?»
        - Вадик! Я так и знала!
        Он повернулся вокруг оси с дымящимся окурком между пальцами. Дым шел также из его изумленно открытого рта.
        После перекуров Вадим зажевывал курево мандарином или конфетой, а потом еще полоскал рот талой водой, заодно оттирая пальцы снегом от прилипчивого запаха. Теперь необходимость в подобных предосторожностях отпала сама собой.
        - Да, я курю, - сказал Вадим. - И больше не намерен прятаться.
        - Я тебя предупреждала, - начала Саша.
        Он не стал ее слушать.
        - Теперь предупреждаю я. Если я тебя не устраиваю, то так и скажи. Прямо сейчас сяду в машину и уеду. Но есть другой вариант. Мы уедем вместе. Какого черта мы тут делаем? Никто больше твоих родителей не тронет. Это нерационально. Зачем бандитам губить курочку, которая несет золотые яйца?
        - Как? - растерялась Саша. - Ты предлагаешь мне бросить их сейчас, когда им нужна поддержка?
        - А по-моему, ты должна в первую очередь думать о себе. И о нас с тобой. И о нашем маленьком. Поехали. Это ненормально, когда взрослые самостоятельные люди живут с родителями. Нужно жить своей жизнью. Так будет лучше для всех.
        Сделав паузу, Вадим решил, что самое время пустить в ход дополнительные аргументы, чтобы склонить колеблющуюся жену на свою сторону.
        - У нас давно не было секса, - сказал он. - Это ненормально для супружеских отношений.
        - Врач не рекомендовал, - неуверенно пробормотала Саша. - Сейчас лучше воздержаться.
        - Есть много способов, - напомнил Вадим. - Я соскучился, Саша. В доме все скрипит и трещит. По ночам я никак не могу отделаться от ощущения, что нас подслушивают.
        - Глупости!
        - Возможно. Но ощущение такое есть. И оно не идет на пользу. Думаешь, почему я опять закурил? Вот из-за этой ситуации.
        Саша задумчиво прищурилась:
        - Если мы уедем, ты бросишь?
        - Сразу.
        Обещание сорвалось с языка Вадима так быстро, что он не успел даже подумать. Но его это не смутило. Он был готов пообещать Саше что угодно, лишь бы поскорей убраться отсюда. Он был городским жителем и маялся от тоски среди живописных зимних пейзажей. Не хотелось ему ни в лес, ни на озеро. Вот где бы он сейчас с радостью очутился, так это в кафе или в торговом центре.
        - А спорт? - продолжила Саша.
        - Давай не все сразу, - нашелся Вадим. - Степ бай степ, как говорят американцы. Шаг за шагом. Сегодня сигареты. Завтра бег. Или послезавтра.
        - Тогда пойдем собирать вещи. Маме пока не говори. Я ей сама все объясню.
        Они взялись за руки и пошли к крыльцу, которое никто не удосужился очистить от снега.
        Если бы им пришло в голову обогнуть по тропинке дом и заглянуть в дровяной сарай, то они увидели бы там Игоря Петровича, держащего в руке не топор, а бутылку. Сделав несколько глотков, он спрятал ее за поленницу и меланхолично пожевал кусок бородинского хлеба, густо притрушенного солью. Водка была поганая, явно паленая, о чем свидетельствовала цена и скошенная этикетка, но Игорю Петровичу так даже больше нравилось. Обжигающий вкус прекрасно дополнял быстрое и сильное опьянение. Еще минуту назад Игорь Петрович собирался сделать всего один глоток и остановиться на этом, чтобы не сердить женщин, но искушение оказалось слишком велико.
        Напряжение, в котором он пребывал все дни нового года, спало, сменившись приятной расслабленностью. Все неприятности отступили на задний план. Корчак обещал посодействовать - значит, посодействует. Этот человек слов на ветер не бросает.
        Доев хлеб, Игорь Петрович пошарил в глубоком кармане дубленки и достал оттуда несколько колечек сухой колбасы, завернутых в промасленную салфетку. Сорвав зубами пленку, он сплюнул ее на цементный пол, отщипнул зубами крохотный кусочек, чтобы пригасить водочный привкус во рту, и полез за бутылкой. В голове прозвучал внутренний голос, предупреждающий, что подобная расхлябанность добром не кончится. Однако голос, успев порядочно захмелеть, был слабым и вялым. Так что предостережение прозвучало неубедительно.
        Услышав шорох, Игорь Петрович посмотрел вниз и увидел мышь-полевку. Дрожа то ли от ужаса, то ли от вожделения, она грызла колбасную шкурку. Ее жизнь сейчас полностью зависела от нависшего над ней человека. Одного движения ноги было достаточно, чтобы мыши не стало. Опустеет ее жилище, достанутся другим заботливо приготовленные запасы, осиротеют мышата.
        Игорь Петрович тихонько засмеялся. Черные глазенки мыши забегали по сторонам, выискивая источник звука, а значит, и опасности. Ей не хотелось умирать, но и добычу бросать тоже не хотелось. Несладко ей жилось в темном сыром сарае, заваленном пиленым кругляком и дровами. Она попыталась волочить шкурку, но все же оставила ее и скрылась в щели. Инстинкт самосохранения оказался сильнее. «Это потому что мыши не употребляют алкоголь», - подумал Игорь Петрович и засмеялся опять.
        Закусив водку, он бросил кусочек колбасы за дрова, не сомневаясь, что угощение будет отыскано по запаху. Почувствовав прилив сил и жажду деятельности, он включил небольшую электрическую пилу и посвятил некоторое время разделке брусьев, оставшихся после строительства дома и снесенных в дровяной сарай. Угрызения совести покинули его. Игорь Петрович перестал считать себя ни на что не годным неудачником, который в довершение ко всему еще и глушит водку в одиночку. Он почувствовал себя хозяйственным, спорым мужиком, которому любые испытания по плечу. «Ничто нас в жизни не может вышибить из седла…» Ну и так далее.
        Выключив пилу, Игорь Петрович прикончил бутылку и обнаружил, что в сарае стало совсем темно. Смеркалось. Это означало, что он провел в одиночестве два, а то и три часа. Что же он делал все это время? Распилил брус на четыре неровные части, покормил мышь. Все. Так и жизнь пролетит. Опомнишься, а вспомнить нечего. Работал, разговаривал, ел, спал… Ничего такого, за что можно было бы с гордостью уцепиться.
        - Завтра начинаю новую жизнь, - твердо произнес Игорь Петрович, совершенно не ощущавший себя пьяным. - Хорошего понемножку. Вернее, плохого. Скоро дедом стану, пора за ум браться. Неприятности приходят и уходят, а мы остаемся. В этом суть.
        Ему показалось, что он изрек нечто чрезвычайно мудрое. Захотелось поделиться с кем-нибудь. Не с женщинами, конечно, которые не поймут и не оценят, особенно сейчас. И не с рыхлым зятем.
        Игорь Петрович подышал на озябшие пальцы и позвонил Корчаку.
        - Добрый день, - степенно поздоровался он. - Как дела, Игнат? Получается?
        - УБОП занимается, - ответил Корчак. - Мрази, которые на тебя наехали, из группировки Вальтера. Думаю, недолго он будет на свободе гулять.
        - Рад слышать, - сказал Игорь Петрович. - А то бизнес уже на ладан дышит. Сам знаешь, как колесики крутятся, когда деньги из оборота вынимаешь.
        - Потерпи.
        - Терплю.
        - И с алкоголем поаккуратней, Игорь. Не налегай.
        - Никто не налегает. Трезвый образ жизни.
        - Слышу я, какой у тебя трезвый образ жизни, - упрекнул Корчак. - Еле языком ворочаешь. Остановись уже. Хватит.
        - Не учи ученого, - произнес внезапно разобидевшийся Игорь Петрович. - Тебя бы в мою шкуру.
        Говорил он в пустоту. Корчак уже отключился.
        - Ну и ладно, - сказал Игорь Петрович, упорно пытаясь сунуть телефон куда-то мимо кармана.
        Обдирая тулуп о сучки, он пошарил за поленницей, но ничего не нашел. Бутылка, как ни странно, обнаружилась на верстаке. Пустая. Не веря своим глазам, Игорь Петрович поднес горлышко ко рту. На язык пролилось несколько едких капель - и все.
        «Домой, - решил он. - Там есть. Водочка под пельмени хорошо пойдет. Пусть только попробуют запретить, я им…»
        Неуклюже ворочаясь в распахнутом тулупе, Игорь Петрович кое-как запер сарай, уронил замок в снег, решил поискать его завтра, при дневном свете, и побрел к главному входу. На крыльце его встретил парень в пятнистом бушлате и маленькой вязаной шапочке, чудом держащейся на макушке.
        - Здесь хозяин! - крикнул он. - Нашелся.
        - В чем дело? - задиристо спросил Игорь Петрович.
        Парень схватил его за шкирку, ударил головой об стену и втолкнул внутрь. Пол в холле был покрыт ошметками грязного снега и лужицами воды. Из-за лестницы выглядывали ноги Вадима, раскинутые носками так, что было видно: жизни в них нет. Игорь Петрович рванулся к двери. Его поймали, набросили ему на шею шарф и стали душить. Тридцать или сорок секунд он сопротивлялся, хрипел и бился в сильных мужских руках, потом обмяк и затих.
        - Готов, - определил один из нападавших.
        Это были те самые бандиты, которые побывали в доме под Новый год. Но теперь им не было необходимости прятать лица. Семья Карениных никак не могла дать против них показания, поскольку все четверо были к этому моменту мертвы. Их оглушили, а потом поочередно задушили тем самым шарфом, который был теперь затянут на багровой шее хозяина дома.
        Из кастрюли на плите плескал и шипел кипяток, весь стол был занят рядками пельменей, обвалянных в муке.
        - Может, сварим? - предложил один из бандитов.
        - Не, нельзя, - решили двое других. - Давай лучше тайники по-быстрому пошукаем, пока хату не подпалили.
        Дельное предложение было принято единогласно. Перекликаясь, бандиты разбрелись по дому в поисках денег и драгоценностей. Они спешили. На операцию был выделен час, и время истекало.
        ГЛАВА 6. ХОЛОДА, ТРЕВОГИ…
        Крещенские морозы ударили вовремя, как будто кто-то там, на небесах, специально дожидался этой даты, чтобы отжать рубильник на всю катушку. Ртутные столбики термометров разом упали, как по команде опустившись до отметки минус двадцать. В машинах замерзала солярка и барахлила электроника. Бомжи мерли каждую ночь, и по утрам их тела собирали прямо на улицах. Родители рассказывали детям, как в былые времена мороз расписывал узорами окна, и в подтверждение своих слов демонстрировали картинки в Интернете. Современные окна в пластиковом обрамлении не промерзали и ледяными цветами не покрывались. Любители старины вздыхали о славном прошлом, что не мешало им наслаждаться теплом и прозрачными стеклами.
        Корчаку нравилось стоять у огромного окна и любоваться заснеженным городом, лежащим у его ног. Дымы стояли в морозном воздухе вертикальными столбами. Когда светило солнце, все искрилось и слепило глаза, а тени становились ярко-синими, и тогда приходилось лишь пожалеть, что ты не стал художником и не в состоянии передать на холсте эту красоту.
        В начале одного из таких дней, полюбовавшись панорамой, Корчак достал телефон и позвонил Каренину, чтобы узнать, как у того дела. Однако товарищ, как и вчера, и позавчера тоже, не ответил. Корчак нашел номер Левченко и уже занес палец над значком зеленой трубки, но передумал. Ему не хотелось выглядеть навязчивым, снова и снова тревожа Льва по одному и тому же поводу. Друг пообещал разобраться и уладить. Торопить его или надоедать бесконечными напоминаниями означало бы проявить недоверие к профессионализму и ответственности Левченко. Корчак сам привык исполнять обещанное и полагал, что все мужчины устроены точно таким же образом.
        Поколебавшись, он решил, что пора наведаться к Каренину. Вместо того чтобы отправиться на работу, он настроил навигатор и покатил за город в сторону Аленовки. Каренинский особняк, точнее то, что от него осталось, найти удалось сразу. Остановив машину возле обгоревших руин, Корчак попытался убедить себя в том, что на самом деле пожар приключился не у товарища, а у его соседей. Однако интуиция подсказывала прямо противоположный вариант, и она не подвела. Наведавшись в соседний дом, Корчак вскоре убедился в этом.
        - Что здесь произошло? - спросил он у женщины средних лет, впустившей его во двор после долгих расспросов по телекому.
        Она представилась Лизой Спиваковской и, прежде чем ответить, потребовала у гостя какое-нибудь удостоверение личности, которое могло быть сфотографировано.
        - На всякий случай, - пояснила она, возвращая водительские права. - Время неспокойное. Люди всякие бывают.
        - Какие люди? - насторожился Корчак. - И что здесь все-таки случилось? Когда и как сгорел дом?
        - Недели полторы назад полыхнуло, - ответила Лиза. - Не знаю, что и как. Мы не любопытные.
        - Но Каренины ваши соседи…
        - Ну и что? Мы почти не общались. Даже здоровались не всегда. Абсолютно чужие нам люди.
        Взгляд Лизы Спиваковской повело в сторону. Корчаку это не понравилось. Женщина явно что-то утаивала.
        - Сюда приезжали пожарные, полиция, «скорые»… Сирены, переполох, пламя до неба. И вы даже не полюбопытствовали, что происходит?
        - Ну, вышли мы, - неохотно призналась Спиваковская. - Со следователем общались, опять же. Насколько я поняла, у Карениных проводка загорелась. Всех четверых и вынесли…
        - Так они живы? - обрадовался Корчак.
        - В мешках вынесли. В черных. Дело вечером было. Может, выпили и спать легли. Только не проснулись уже. Алкоголь до добра не доводит.
        - Это экспертиза установила насчет алкоголя?
        - Следователь сказал, что это основная версия, а там кто знает? Вот его и спрашивайте.
        - Фамилию подскажете?
        - Не помню я фамилии, - сердито отрезала Спиваковская. - Сунул корочку в лицо, вот и все знакомство. Сами справки наводите, если не лень. А нас не беспокойте больше. Каренины нас чуть не сожгли из-за своего пьянства. Ограда уже занялась и деревья на нашем участке. Бог миловал.
        Корчак покинул негостеприимный дом, сел в машину и позвонил Левченко.
        - Ты знал, что Карениных сожгли? - спросил он в лоб.
        - Не телефонный разговор, - был ответ. - Приезжай, потолкуем.
        У дежурного в здании управления уже имелся выписанный на Корчака пропуск. Он поднялся на второй этаж и, войдя в приемную, отметил про себя наличие новой секретарши - курносой девушки в очках, которые выглядели так, словно она нацепила их для блезира.
        Левченко встал, чтобы поздороваться, и усадил Корчака в кресло, а сам опустился в точно такое же, так что их разделял лишь небольшой журнальный столик с вымпелами и сувенирным гербом на подставке.
        - Паникуешь? - строго спросил он.
        - Почему ты меня не известил? - ответил вопросом на вопрос Корчак.
        - Потому что не положено, - отрезал Левченко.
        - Что это значит?
        - Это значит, что семья Карениных взята под особый контроль прокуратуры и спецслужб.
        Поскольку Левченко понизил голос, Корчак счел необходимым проделать то же самое.
        - Хочешь сказать…
        Генеральская голова склонилась в утвердительном кивке.
        - Именно, Игнат. Они включены в программу защиты свидетелей. Как в Америке, знаешь?
        - Разве у нас она тоже существует? - удивился Корчак.
        - А как же. И давно уже. Только засекречена выше крыши. - Левченко провел ладонью над седой макушкой. - Даже не пытайся выяснять, где сейчас твой дружок. Официально он погиб и похоронен. Воскреснет не раньше, чем начнется судебное заседание по группировке Вальтера.
        - И когда это произойдет?
        - Много вопросов, Игнат. Слишком много.
        Корчак потер виски, собираясь с мыслями.
        - Одного не понимаю, - произнес он, поторапливаемый вопросительным взглядом генерала. - Зачем было такой домину жечь? Каренин не протестовал?
        - Насколько мне известно, это была как раз его идея, - пояснил Левченко, незаметно, но при этом выразительно покосившись на часы. - Он сказал, что с домом связаны слишком неприятные воспоминания, чтобы жить там в дальнейшем. Как сам понимаешь, многими вещами пришлось пожертвовать тоже. Жизнь дороже.
        - Понимаю, - сказал Корчак, поднимаясь с кресла. - Спасибо, Лев. Не стану больше задерживать.
        - Надо бы как-нибудь встретиться, - сказал Левченко, протягивая руку.
        Он отметил про себя, что Корчак ответил на рукопожатие не сразу, будто бы преодолевая внутреннее сопротивление. Обратил внимание и на заминку перед ответом.
        - Обязательно. - Губы Корчака раздвинулись в улыбке. - Держи меня в курсе, ладно?
        Он не до конца поверил в рассказанную ему историю. Левченко ощущал это всеми порами кожи. Корчак не успокоится. Будет искать способ проверить услышанную только что информацию. Это плохо. Для него же самого плохо.
        - Такие программы рассчитаны надолго, - сделал еще одну попытку Левченко. - Забудь, Игнат. Не забивай голову. Ты исполнил свой долг. Остальное от тебя не зависит.
        - Конечно, - кивнул Корчак. - Я понимаю, Лев.
        Слишком быстро он согласился. Как будто дальнейший разговор уже не имел для него значения.
        Их руки, до сих пор соединенные долгим рукопожатием, разъединились. Они стояли очень близко друг к другу, прямо-таки нос к носу. Как в день решающего поединка, который для всех, кроме Левченко, завершился вничью. Только он знал истинную цену той ничьей. На самом деле она была победой. Не его, Левченко. Победой над ним. Тогда верх взял Корчак. Всегда брал, когда дело доходило даже до самого невинного и мирного противостояния. Так устроена любая дружба, любой союз, любой брак. Всегда кто-то верховодит, а другой уступает. Левченко это надоело. Он смотрел на Корчака и, улыбаясь, думал, что лучше бы им не встречаться никогда. И еще думал о том, что с годами необходимость иметь друзей пропадает одновременно с разными иллюзиями, от которых рано или поздно приходится избавляться. Потому что они становятся лишними. Тормозят, вместо того чтобы помогать продвижению вперед.
        - Игнат, - остановил он Корчака у порога. - Помнишь тот день?
        Корчак повернулся и усмехнулся:
        - Конечно.
        - Кто бы победил тогда, если бы мы продолжили, как ты думаешь?
        - Мы не могли продолжать. Выложились полностью. Сил не осталось.
        - И все же. Если бы мы отдохнули и начали снова?
        - Не знаю, - ответил Корчак.
        «Он знает, - понял Левченко. - И всегда знал, что я предложил перемирие от безысходности. Пожалел меня? И ни разу за всю жизнь не обмолвился об этом. Благородный, мол. А я кто тогда, получается?»
        - Зато я знаю, - сказал Левченко. - Победила дружба.
        - Точно!
        Они засмеялись, еще раз хлопнули ладонью о ладонь и расстались. Когда Корчак ушел, Левченко вызвал секретаршу и, сделав несколько мелких распоряжений, как бы что-то вспомнил.
        - Светлана, ты обратила внимание на этого человека, который только что был у меня? Какое у тебя о нем впечатление?
        - Не знаю. Я не приглядывалась. - Секретарша пожала плечами. - Но он показался мне сильным.
        - Я бы не сказал, - возразил Левченко с улыбкой, которую можно было бы охарактеризовать как ностальгическую. - Мы со школы знакомы. С начальных классов. Однажды он привязался ко мне при своих одноклассниках. Хотел силу показать. Или храбрость. Или и то и другое. А я был на два года старше, кажется. Короче, мог его одной левой сделать. Но пожалел. Повозился с ним немного для виду, а потом предложил мир…
        - Зачем? - не поняла Светлана.
        - Чтобы спасти этого дурачка от позора, - пояснил Левченко, меняя ностальгическую улыбку на снисходительную. - Он оценил. Мы до сих пор дружим. Ну, ты понимаешь.
        - Понимаю…
        Отпустив Светлану, генерал посидел над раскрытым еженедельником, куда была внесена фамилия Корчак с пометкой: «Предупредить». Ручка медленно опустилась, чтобы сначала просто зачеркнуть, а потом тщательно вымарать оба слова. Перехотел Левченко прикрывать бывшего друга. Резона не было. Одни неприятности сулило общение с Корчаком. Пошел он куда подальше…
        Между тем сам Игнат Корчак тоже думал о Левченко, и мысли эти были безрадостные. Как-то не так все складывалось, неправильно. И отношения с другом стали другими. Он изменился. Сильно изменился, причем не в лучшую сторону.
        Когда Корчак вошел в квартиру, его встретила Эльза. Обняв мужа, а потом откинувшись назад, она, не разнимая пальцев, переплетенных на его шее, спросила:
        - Что это?
        - Что? - не понял он.
        - Запах гари, - ответила она. - От тебя костром пахнет. Или пожаром.
        - Ну и нюх у тебя! - восхитился Корчак. - Я действительно был сегодня на пожарище. Думал, одежда давно проветрилась.
        - Волосы, - пояснила Эльза. - Я знаю запах твоих волос. Сегодня он другой. Обедать будешь?
        - Буду.
        Он поймал врезавшуюся в него с разбегу Иванну, подбросил под потолок и поставил на пол, потому что настал черед Ивана.
        - А мы уже из школы вернулись, папа, - сообщил сын радостно. - Не ходи и ты сегодня на работу. Оставайся.
        - Оставайся! - заверещала Иванка. - Будем город из «Лего» строить!
        Эльза предложила то же самое, только взглядом. Что-то в ее глазах заставило Корчака согласиться. Вообще-то, он заглянул домой только для того, чтобы пообедать, но внезапно переменил решение. Что может быть важнее любимых? Они так рады тебе, так хотят провести с тобой время, а ты вечно спешишь куда-то, ссылаясь на важные дела. А однажды настанет время пожалеть об этом. Мы всегда недодаем любви и недополучаем ее.
        Когда первые восторги детворы закончились, Эльза спровадила Корчака мыть голову и принимать душ.
        - Не нравится мне этот запах, - сказала она.
        - А я люблю, когда дымом пахнет, - признался он.
        - Это другой дым. Не костра. Он тревожный и даже страшный. Кстати, ты не расскажешь, как тебя на пожарище занесло, Игнат?
        - Расскажу, - пообещал Корчак, удаляясь в ванную комнату.
        Там у него было время придумать правдоподобную легенду. При всем своем отвращении ко лжи он не мог сказать правду, чтобы не усилить тревогу, читавшуюся в глазах жены. Он объяснил, что присматривал здание для нового клуба, а оно сильно пострадало от пожара. Эльза успокоилась, но за ужином ни с того ни с сего пожелала знать, как обстоят дела у Каренина. На сей раз ничего изобретать не пришлось. Корчак просто пересказал жене версию, услышанную от Левченко.
        - Разве у нас это возможно? - удивилась Эльза.
        - Представь себе, да, - подтвердил Корчак. - Куча правительственных постановлений и актов на эту тему.
        - Постановлений у нас хватает. Но многие ли действуют?
        - Какие-то действуют же. Иначе зачем бы принимали?
        Против столь резонного аргумента нечего было возразить. Эльза сменила тему, и настал черед Корчака тревожиться. Воспользовавшись тем, что дети отвлеклись, жена, деля творожный пудинг, негромко произнесла:
        - В последнее время подозрительные типы крутятся вокруг.
        Корчак нахмурился:
        - Где именно?
        - Возле дома, - ответила Эльза. - На стоянке.
        - И возле школы! - вставил Иван, который, как выяснилось, все же держал ушки на макушке.
        - Что ты имеешь в виду? - строго спросил Корчак. - Расскажи подробно, Иван. Не отвлекайся, пожалуйста.
        - Это мой кусок! - обрадовалась Иванна, решившая спор в свою пользу.
        Иван вздохнул и заставил себя отвести взгляд от пудинга, политого черничным сиропом.
        - Двоих мужчин я видел сперва возле нашей машины во дворе, - серьезно пояснил сын, не снизойдя до детского определения «дяди». - А потом они возле школы торчали, когда мама за нами приехала. Это сегодня было.
        - Сегодня, - повторил Корчак, ощутив холодок в груди. - Ты уверен?
        - Уверен, папа, - ответил Иван. - Они похожи друг на друга были, я сразу обратил внимание. Роста одинакового. Куртки похожие. Лица. Два терминатора. Помнишь, ты мне фильм показывал?
        - Помню.
        Корчак еще сильнее потемнел лицом, но вдруг просиял и облегченно фыркнул.
        - Нет повода для беспокойства, - сказал он. - Кажется, я понял, в чем дело.
        - Может, объяснишь? - попросила Эльза.
        - Объясни, объясни, папа! - эхом откликнулись Иван и Иванна.
        - Минутку.
        Корчак взял телефон и вышел в соседнюю комнату, чтобы навести справки у Левченко.
        - Лев, - сказал он. - Признавайся, твоих рук дело?
        - Какое дело, ты о чем? - раздраженно спросил товарищ.
        - Ты ко мне топтунов приставил? Оберегать меня решил на всякий пожарный?
        - А, ты об этом! - Левченко коротко хохотнул. - Нет, но думаю, «контора» или прокуратура вполне могли наружное наблюдение установить. Ты ведь как бы тоже в историю с Карениным замешан.
        Объяснение не вполне успокоило Корчака. Эльза увидела его состояние и не стала допытываться, а детям хватило того, что они услышали. Вечер продолжался, и им хотелось эксплуатировать любимого папу на всю катушку.
        Улегшись в постель, Корчак некоторое время держал раскрытую книгу перед глазами, но не сумел прочитать ни строчки и спросил у Эльзы:
        - Слушай, как ты отнесешься к тому, если детвора недельку-другую позанимается онлайн? В школе скажем, что приболели. Пусть посидят дома.
        Эльза повернула к нему обеспокоенное лицо:
        - Значит, все же есть основания опасаться?
        - Только в порядке перестраховки, - сказал Корчак.
        - Признайся, Игнат… Ты чего-то недоговариваешь?
        Он протяжно зевнул и сказал:
        - Давай спать, родная. Детки меня похлеще работы вымотали. Тебе надо за вредность доплачивать.
        - Так доплачивай, - прошептала Эльза. - Любовью.
        Что и было сделано без дальнейших уговоров.
        ГЛАВА 7. НАЕЗД С ОТКАТОМ
        «Лайв Спорт» жил своей жизнью. Закончились времена эпидемии, когда непонятно было, ждать ли новых карантинов и сколько они продлятся. Клубы работали безостановочно и приносили стабильный доход. Корчак тем временем обдумывал новые проекты и мало-помалу готовился к их осуществлению. Команда у него подобралась хорошая, сплоченная и надежная. В основном молодежь, которой было интересно штурмовать новые горизонты. С таким персоналом грех было не развиваться. Чем выше поднимался Корчак, тем лучше оплачивалась работа сотрудников и тем больше их становилось. Заботясь о себе, он одновременно помогал другим, что всегда было для него дополнительным стимулом.
        Когда Корчак не тренировался сам, он редко посещал свои клубы, осуществляя общее руководство из офиса. Но и там он не всегда появлялся рано утром. Обычно у него хватало разных неотложных дел, требующих переговоров и встреч с глазу на глаз. Тем не менее отлаженный им механизм функционировал безотказно. Так было и двадцать четвертого января, когда морозы, достигнув своего пика накануне, внезапно сменились потеплением.
        Температура поднималась столь стремительно, что можно было следить за процессом по градуснику, если кому было нечем больше заняться. Естественно, процесс сопровождался таким же кардинальным изменением давления. Хроники и люди, зависимые от погодных колебаний, хватались за головы. Болезни обострялись. Плохое самочувствие и хандра охватили бoльшую часть населения.
        Однако люди, дружившие со спортом, переносили катаклизм стойко. На посещаемости фитнес-центров это почти никак не сказалось. Во всяком случае, работники клуба «Лайв Спорт» на Набережной ничего необычного не замечали. Разве что в этот день было очень много посетителей, явившихся по разовым абонементам. Но девчата на рецепции, выдававшие ключи от шкафчиков, решили, что проводится какая-то акция, о которой они не знают, и тревогу не подняли.
        А напрасно. Потому что акция все же имела место. Только не рекламная и не маркетинговая. Акция другого свойства, преследующая совершенно иные цели.
        Молодые люди, явившиеся с разовыми абонементами, ничем не выдавали, что знакомы между собой. Они были вежливы и неприметны. Получив ключи, поднимались в раздевалку и там, не вступая в разговоры, избавлялись от верхней одежды и переобувались. Странность, никому не бросившаяся в глаза, заключалась в том, что свои вещи парни не оставляли в шкафах, а забирали с собой в сумках и рюкзаках, которые затем приносили в залы и укладывали в сторонке, чтобы они были на виду, но при этом никому не мешали и не привлекали внимания. Помимо этого, все без исключения новички имели при себе телефоны. Когда обмен посланиями выявил, что все в сборе, они начали действовать. Одновременно. Сразу по всему спортивному комплексу, где рассредоточились.
        Примерно минута или полторы ушли на то, чтобы бросить по сторонам задиристые или издевательские реплики, потребовавшиеся для того, чтобы рядовые посетители почувствовали себя неловко. А затем началось. Да такое началось, что очевидцы потом долго подбирали слова, чтобы описать увиденное.
        Вот, к примеру, что творилось в общем тренажерном зале, где можно было побегать, покрутить педали, подкачаться и поотжиматься. Зал этот соседствовал также с помещениями для кардио-дэнс и йоги, разделенными стеклянными перегородками. Так вот, эти прозрачные стены с грохотом рухнули, осыпавшись от ударов брошенных в них гантелей и скамеек. Если таково было начало, то можете себе представить, что творилось в зале потом.
        Поднялись визг и крик, это само собой. Девушки и женщины в трико и шортах забегали туда-сюда, хватаясь за голову и ища укрытия в дальних углах помещений. Главный выход на лестницу преграждали двое нападавших: они отбрасывали и отпугивали любого, кто пытался приблизиться. Остальные были заняты крушением бара с энергетическими напитками, переворачиванием тренажеров и избиением всех, кто попадался под руку. Лишь двое мужчин - тренер и посетитель средних лет - отважились оказать сопротивление и призвать дебоширов к порядку. Первому проломили голову стержнем штанги, второго бросили сквозь уцелевший фрагмент стеклянной стены, после чего он остался лежать неподвижно среди осколков, медленно окрашивающихся в красный цвет.
        Очень похожие сцены происходили по всему спортивному комплексу, снизу доверху. Девушек из администрации загнали под столы и стойки, где они не решались даже вызвать полицию. В бассейне и душевых гоняли раздетых и полураздетых посетителей, многие из которых носили следы побоев и ушибов, полученных при падении на скользких плитах. Даже тяжеловесы оказались бессильными перед жестоким напором, проявленным налетчиками. Их мускулы и солидный вес были совершенно непригодны в драке. Они не обладали той силой, которую можно противопоставить напору и приемам рукопашного боя. То же самое касалось двух боксеров, обратившихся в бегство при появлении противников. Этим, правда, повезло несколько больше, потому что шлемы на головах предохраняли от ударов, посыпавшихся им вдогонку.
        Экзекуция и разгром продолжались около пяти минут, показавшихся вечностью тем, против кого была направлена агрессия. Спортивный клуб превратился в настоящий бедлам. Куда ни кинь взгляд, всюду громоздились обломки или корчились тела избитых людей. Позже не удалось выяснить, кто первым обратился за помощью по телефону. Скорее всего, это сделали одновременно сразу несколько представительниц слабого пола, пользуясь тем, что основное внимание нападающих было сосредоточено все же на мужчинах. Но к моменту приезда Корчака все закончилось.
        Выскочив из машины, он бросился ко входу и наткнулся на лежащего в тамбуре охранника с заплывшим глазом и в разодранной рубахе. При виде шефа он застонал.
        - Где полиция? - рявкнул Корчак. - Вызвал?
        Охранник предпочел сделать вид, будто потерял сознание. Получилось так неубедительно, что осталось лишь обругать его последними словами.
        Ворвавшись в вестибюль, Корчак увидел гардеробщицу, сидящую прямо на полу с широко раскинутыми ногами. Из носа ее текла кровавая юшка.
        - Одного схватила, Игнат Иванович, - доложила она. - Так ведь вырвался, гад такой. Еще и локтем саданул.
        - Скорую вызвали? - спросил он громовым голосом.
        Откуда-то, будто тараканы из щелей, полезли сотрудницы, наперебой рассказывая о пережитом кошмаре.
        - Скорую! - рявкнул Корчак и побежал по лестнице наверх. - И полицию поторопите! Где их черти носят? Охренели совсем.
        Куда бы он ни заглядывал, всюду творилось одно и то же: много битого стекла, следы крови, сломанная мебель, сокрушенная электроника, перевернутые кофейные автоматы, испуганные физиономии со следами побоев. Он почувствовал, что если немедленно не даст выход обуревающим его эмоциям, то задохнется или лопнет от злости. Первым импульсом было врезать кулаком в стену, но Корчак сдержал себя неимоверным усилием воли.
        - Всем выйти из зала! - приказал он. - Охрана! Немедленно освободить помещение! Если вы хоть на что-то годитесь…
        Когда рядом никого не осталось, Корчак сбросил короткую куртку с меховым воротником и направился в дальний конец зала, где в закутке между велотренажерами и зеркалами висела боксерская груша в человеческий рост. Там он несколько минут кряду колотил воображаемого противника и прервал это занятие не раньше, чем совершенно выбился из сил. Кисти рук, отвыкшие от подобных нагрузок, распухли и побаливали. Корчак отдышался, произнес сквозь зубы несколько любимых ругательств и пошел к выходу. Когда он застегивал молнию куртки, в зал заглянул шеф службы безопасности и сообщил о прибытии полиции.
        - Почему шепотом? - спросил Корчак.
        - Не знаю, - ответил нервничающий охранник.
        - А почему на роже ни одной отметины? - осведомился Корчак. - Ты что, не участвовал в драке?
        - Меня сзади ударили, Игнат Иванович. Оглушили, когда я отбивался.
        - Отбивался, говоришь? А ну, покажи руки… Пальцы! Ни одной ссадины. Ни хрена ты не делал, Кузнецов. В сортире отсиживался.
        - Неправда! - обиделся охранник.
        - Ну, если не в сортире, так еще где-нибудь, - оборвал его Корчак. - Ты уволен, Кузнецов. Если не предоставишь мне трех свидетелей своего героического поведения, можешь на работе не появляться. Да, и справку о наличии повреждения головы представь.
        - Какой головы?
        - Твоей, Кузнецов, твоей. По которой тебя ударили.
        Прервав поток бессвязных оправданий, Корчак отправился беседовать с командиром полицейского патруля. Им оказался совсем юный оболтус с растительностью на верхней губе, какой самое место было бы под мышкой. Вспомнилась поговорка про «усы ободранной лисы». Решив не огорчать лейтенанта, Корчак промолчал на этот счет и спросил, почему наряд прибыл с таким опозданием.
        Лейтенант посмотрел влево, вправо и, продолжая избегать устремленного на него взгляда, сказал, что поступил другой срочный вызов.
        - Что может быть срочнее налета бандитов? - вскипел Корчак. - И почему вас только четверо? Здесь было около двух десятков бандитов.
        - Ну вот, - пробормотал лейтенант. - И что бы мы сделали вчетвером против банды?
        - Где же ваш хваленый ОМОН, или как он теперь у вас называется?
        - Это не в моей компетенции, гражданин. Ну что, протокол будем составлять?
        - Составляйте, - махнул рукой Корчак. - Все равно ни на что больше не годитесь.
        Он был вне себя от гнева и не сразу вспомнил про семью. Его словно ледяной водой окатили. Он позвонил Эльзе и, когда она ответила, спросил, как дела дома. Его притворно-безразличный тон не ввел ее в заблуждение.
        - Что случилось? - спросила она. - Прямо говори, Игнат. Помни, что это не только тебя касается. Всех нас. И не смей держать меня в неведении. Это нечестно.
        - Клуб разгромили, - неохотно признался Корчак. - Тот, что на набережной, новый совсем.
        - Как это разгромили? - не поняла Эльза. - Зачем?
        - Чтобы теперь подъехать ко мне на кривой козе и предложить защиту от хулиганов. Гангстерская классика. Предложение, от которого нельзя отказаться.
        - И что ты собираешься делать?
        - Позвоню Льву. Опять придется подключать его.
        - Ты уверен? Может, безопаснее платить им, чем…
        - Не смей! - вскричал Корчак таким страшным голосом, что все, кто находился в пределах слышимости, повернулись в его сторону. - Не смей мне предлагать сделки с бандитами! Эти мрази потому и терроризируют нас, что им не дают отпора. Не дождутся от меня!
        - Игнат!
        Эльза окликнула его тихо, но он услышал.
        - Что?
        - Подумай о детях, - сказала она. - Поступай, как сочтешь нужным. На меня можешь не оглядываться. Но не забывай о малышах. Это все, о чем я тебя прошу.
        - Конечно, - произнес Корчак. - Спасибо, Эльза.
        - За что?
        - За то, что ты есть. Этого достаточно. До встречи. Будь умницей. И поосторожней там.
        - Не волнуйся. Все хорошо.
        Не пряча телефон, Корчак перезвонил Левченко.
        - Пришел мой черед, - сухо произнес он. - Теперь за меня взялись.
        Последовала пауза.
        - Хочешь сказать… - начал Левченко.
        - Уже сказал. - Корчак вдруг почувствовал неимоверную усталость.
        Он понял, что все бесполезно. Уготованного ему не миновать, что ни делай, как ни старайся. Хоть сдавайся, хоть сражайся, конец все равно один. Мысль была холодная и острая, как клинок, пронзивший сердце. Неожиданно для себя Корчак понял, что готов опустить руки, но все же заставил себя выпрямиться и продолжил слушать голос в трубке.
        Левченко бушевал. Он потребовал передать трубку лейтенанту, пообещав заставить того сожрать собственные погоны.
        - При чем тут этот мальчишка? - вздохнул Корчак. - Звонки дежурному по городу поступали. А он, вместо того чтобы волкодавов прислать, патрульную машину сюда направил…
        - С дежурным разберусь особо, - пообещал Левченко. - Ты когда приедешь?
        - Зачем мне приезжать, Лев?
        - Как это зачем? А заявление кто писать будет? Не могу же я вот так, с бухты-барахты, дело завести.
        - Я лейтенанту передам заявление, - решил Корчак. - Тут дел невпроворот. Мамаево побоище.
        - Пиши ему, - согласился Левченко. - На мою фамилию. И поосторожнее. Охрану приставить к тебе?
        - Обойдусь пока.
        - Напрасно отказываешься, Игнат. По закону жанра бандиты теперь к тебе обратятся. Рэкет называется. Следуя всем правилам наезда, они появятся, чтобы крышу предложить. Лучше подстраховаться. Чтобы впредь эксцессов не было.
        - Не будет, Лев.
        Левченко понизил голос, чтобы спросить:
        - Значит, ты решил согласиться на их условия? Между нами говоря, это правильно. Пусть думают, что обломали тебя. Месяц-другой будешь платить им, а там возьмем на чем-нибудь с поличным. Недолго веревочке виться. Повяжем сволочей, помяни мое слово.
        - Надеюсь, - произнес Корчак отсутствующим тоном. - Одного в толк не возьму…
        - Что же тебе непонятно? - спросил Левченко.
        - Обычно рэкетиры сперва по-хорошему пытаются договориться. А эти как с цепи сорвались. Почему? Словно зуб на меня имеют. А я не помню, чтобы я «вальтеровцам» дорогу переходил.
        - Все просто, Игнат. Бандиты, прежде чем действовать, будущую жертву тщательно изучают. Характер, привычки, слабые места. Поняли, что миром с тобой не получится, вот и пошли войной.
        - Хотят войну - значит, получат, - пробормотал Корчак.
        - Погоди, ты же вроде не собирался?! - заволновался Левченко.
        - Зато ты собирался. Кто бандитов повязать собрался?
        - А! Вот ты о чем. - Левченко облегченно рассмеялся. - От сердца отлегло, Игнат. Я уж решил, что ты, как обычно, буром решил переть.
        - Жизнь меня переучила, - вздохнул Корчак. - Гибкость и предусмотрительность - вот что сегодня актуально.
        - Рад слышать. Молодец.
        Они поговорили еще немного насчет заявления и попрощались. Корчак отдал необходимые распоряжения, пообщался некоторое время с полицейским и отправился в офис. Там он до позднего вечера обзванивал лучших охранников и тренеров, работавших на него. На следующее утро они собрались в кабинете Корчака. Добровольцев набралось шестеро. Он решил, что этого должно хватить, и объяснил задачу. Никто не струсил и не стал искать повода для отказа. Корчак выплатил «гвардейцам» по тысяче долларов премиальных и пообещал добавить столько же по завершении операции. От денег тоже никто не отказался. Добровольцы понимали, что платят им не за красивые глаза и не за благородные порывы. Они шли на риск и осознавали это.
        Больше всех рисковал Корчак, что было совершенно справедливо, так как бизнес принадлежал ему и львиную долю прибыли получал тоже он. Тем не менее парней, вызвавшихся помочь, он запомнил и взял на заметку, чтобы продвигать по мере возможности.
        Бандиты объявились на следующий день. Это произошло на перекрестке улиц Островского и Кошевого, прямо напротив налоговой инспекции, куда Корчак заглянул по делам. Когда он возвращался к машине, там его ждал приветливый молодой человек в крохотной кепке с помпоном. Корчак не дослушал его юридически выверенной речи, которая сводилась к тому, что за все в этой жизни нужно платить, а послал подальше, пообещав в другой раз отвинтить переговорщику голову вместе с кепкой и приладить на то же место отвинченный у него же зад.
        - В принципе, разницы никто не заметит, - сказал он. - По виду и запаху будет одно и то же.
        Понятное дело, это было сильное преувеличение, даже где-то гротеск, но обладатель кепчонки здорово разобиделся и посыпал угрозами. Корчак бросил взгляд по сторонам. В таком оживленном месте, несомненно, должны были быть установлены камеры наблюдения, и совершать противоправные действия в подобных условиях было бы полным безрассудством.
        - Кажется, я погорячился, - сказал Корчак. - Дело в том, что…
        Он поманил переговорщика пальцем, призывая того приблизиться, как будто намереваясь сказать нечто столь важное, что вынужден перейти на шепот. Трюк сработал. Прикрытый фигурой собеседника, Корчак нанес ему короткий выверенный удар коленом в пах и придержал, не позволяя скрючиться. Со стороны это должно было походить на дружеское объятие.
        - Дело в том, - закончил Корчак недосказанную тираду, - что я не стану марать руки о твою поганую задницу. Так что на месте оторванной головы у тебя вообще ничего не останется. Совсем. Придется тебя хоронить с кепкой в руке. Нравится тебе такая идея? Нет? Тогда проваливай.
        Корчак похлопал молодого человека по плечу. Тот заставил себя полностью выпрямиться и, оскалившись, предупредил:
        - Ну, крендель… Теперь жди… Прилетит…
        - Добавки? - участливо осведомился Корчак.
        Обладатель кепки отвернулся и, слегка приволакивая ноги, пошел к своей машине. Цель, которой добивался Корчак, была достигнута. Он хотел разозлить бандитов, и это у него получилось. Теперь оставалось только ждать. И Корчак не думал, что ожидание это будет слишком долгим.
        ГЛАВА 8. ТАКТИКА БЛИЖНЕГО БОЯ
        На ужин Эльза приготовила стейки лосося с рисом и замечательный салат из капустных листьев с огурцами и оливковым маслом. Но вкус пищи воспринимался Корчаком смутно, как бывает при сильной простуде. Причиной тому были не просто испытующие, а прямо-таки сверлящие взгляды, какие время от времени бросала на него жена. От этого некуда было деться, как невозможно укрыться от глаз портрета, висящего на стене. Сколько бы Корчак ни притворялся, что ничего не замечает, он наконец не выдержал.
        - Что, Эльза? - спросил он. - Почему ты на меня так смотришь?
        - Жду, - коротко объяснила она. - Дети, вы закончили? Тогда отправляйтесь к себе. Я позову вас, когда разрежу пирог.
        - Разрежь сейчас, мама, - попыталась схитрить Иванна.
        - Он должен остыть сначала, - возразила Эльза.
        - Боюсь, он будет совсем холодный, когда мы вернемся, - заявил Иван. - У вас серьезный разговор будет, да?
        Дети очень не любили таких «серьезных» разговоров. Это означало, что папа и мама будут обращаться друг к другу подчеркнуто вежливым тоном и понижать голос, давая возможность поочередно высказаться, но ощущение от этой вежливости и предупредительности было не самое приятное. Хотелось одеться потеплее, как будто в доме отключили отопление и сквозняки начали ползти из всех щелей.
        - У нас будет недолгий разговор, - заверила Эльза младшее поколение, особо выделив слово «недолгий». - Чем раньше вы уйдете, тем скорее мы сядем есть пирог.
        - Чего ты ждешь? - спросил Корчак, когда они остались одни.
        - Когда ты мне все расскажешь, - пояснила Эльза.
        - Что, по-твоему, я должен рассказать?
        - То, что ты задумал, Игнат.
        - С чего ты взяла, Эльза, что я что-то задумал?
        Она пожала плечами:
        - Это очевидно. Во-первых, ты начал вилять, вместо того чтобы сразу ответить прямо. Во-вторых, у тебя выражение лица характерное. Как будто ты с высоты прыгать собрался. Знаю я это выражение, Игнат.
        Корчак подавил искушение быть с женой искренним, как и привык это делать. Он точно знал, что она не одобрит его план и будет выступать против, а он намеревался довести задуманное до конца. Хуже нет, чем останавливаться, дойдя до середины. Уж лучше продолжать двигаться вперед, чем поворачивать назад.
        - У меня неприятности, - коротко ответил Корчак. - Чисто деловые. Я справлюсь. Сам.
        Это означало: не лезь в мои дела. Эльза поняла.
        - Хорошо, - сказала она. - Без вопросов. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
        Он посмотрел на нее исподлобья:
        - Разве когда-нибудь бывало иначе?
        - Бывало, - ответила Эльза. - В таких случаях ты обращался ко мне за советом, и мы решали вместе.
        - Это совсем другая ситуация, - сказал Корчак.
        - Хорошо, - повторила она. - Тогда тема закрыта. Будем есть пирог. Эй, мелюзга! Налетай!
        Когда она выставила на стол румяный пирог, под хрустящей решеточкой которого заманчиво поблескивало варенье, дети были уже на своих местах.
        - Мы не мелюзга, мама, - заявила Иванна, внимательно наблюдая за движением ножа, которым разрезали пирог.
        - Неужели? - усмехнулась Эльза. - Тогда почему вы прибежали? Я звала именно мелюзгу.
        - Лично я не расслышал, - нашелся Иван, подставляя тарелку под внушительный треугольный ломоть. - Так что если кто-то здесь мелюзга, то не я.
        - Обманщик! - закричала Иванна. - Ты первый услышал и побежал.
        Негодование девчушки улетучилось, как только она принялась за пирог. В доме Корчаков не было недостатка в продуктах, однако сладкое тут ели далеко не каждый день. Мамины пироги шли на «ура» и могли сравниться по популярности лишь с ее же пирожками, «пальчиками», пончиками и прочими сдобными деликатесами.
        После ужина Корчак сел играть в шахматы с Иваном. Он чувствовал неодобрение, сквозящее в каждом жесте, в каждой фразе Эльзы, поэтому нервничал и первую партию продул самым позорным образом.
        - Папа, ты поддавался, - сказал сын. - Так неинтересно. Я люблю, чтобы все взаправду было. По-настоящему.
        - Ладно, сам напросился, - предупредил Корчак, потирая руки. - Защищайтесь, сударь! Я имею честь атаковать вас.
        Он начал наступление по всему фронту, освобождая фигурам проход сквозь строй пешек, совершая размены и создавая угрозы, одну коварнее другой. Он настолько увлекся своими планами, что контрнаступление Ивана стало для него полной неожиданностью. Уклоняясь от шаха, он лишился коня, а потом и ферзя. После этого полный разгром был вопросом времени, что и не заставило себя ждать.
        - Ты стал хорошо играть, - признал смущенный Корчак.
        - Это ты играл плохо, папа, - возразил сын. - У тебя голова другими мыслями занята.
        Корчак сослался на дела и отправился укладывать Иванну, которая уже дожидалась его в кровати, одетая в розовую пижаму. Компанию ей составил пушистый мышонок, которого она по неизвестной причине звала Бэтменом. Корчак на ходу выдумал ей сказку про девочку, умевшую становиться невидимкой, и Иванне она очень понравилась.
        - Я тоже стану невидимкой, - пообещала она.
        - Зачем? - поинтересовался Корчак.
        - Буду незаметно наблюдать за тобой.
        - Зачем? - повторил он.
        - Как ты не понимаешь, папа! Мужчины бывают такими глупыми! Если с тобой что-то случится, мы с Бэтменом тебе поможем.
        - Да, у твоего Бэтмена грозный вид, - сказал Корчак, ухмыляясь.
        - Зря смеешься, папа! - упрекнула его Иванна. - Он только кажется таким маленьким и добрым. Если его разозлить, он вырастает до потолка и может даже грузовик поднять.
        В спальне Корчак пересказал разговор Эльзе. Она сказала:
        - Не подлизывайся, Игнат. Я терпеть не могу, когда ты от меня что-то скрываешь. Это означает, что ты не доверяешь мне. И это обидно.
        - Но ты тоже не доверяешь мне, раз вмешиваешься, - резонно возразил Корчак.
        - Разве не я сказала, что тема закрыта? Ты волен поступать по своему усмотрению. Только не забывай о нас, пожалуйста. И о том, что берешь на себя всю ответственность.
        На этом разговор закончился. Утром отношения между ними не наладились. Не то чтобы это была ссора, однако каждый ушел в себя, и многие точки соприкосновения исчезли. Дети сразу почувствовали это и притихли. Поскольку в школу им было не надо, Эльза тоже не торопилась покидать дом. Уходя, Корчак обнял ее и прошептал на ухо:
        - Не переживай. Все будет хорошо.
        - Не наломай дров, Игнат, - тихо попросила она.
        Они поцеловались, едва соприкоснувшись губами. Иванна увидела это и, повеселев, закричала:
        - Сбылось, сбылось! Я Бэтмена попросила сделать так, чтобы вы помирились. И получилось!
        - Молодец, Бэтмен, - сказал Корчак. - Передай ему нашу благодарность. И пусть двери никому не открывает.
        Услышав последнюю фразу, Эльза поскучнела.
        - Мы помним, что находимся на осадном положении, - сказала она.
        - Скоро все кончится, - твердо пообещал Корчак.
        Идя к стоянке, он заметил, что за ним медленно и бесшумно ползет черный автомобиль с тонированными стеклами. Он был похож на большого крадущегося хищника. Подтаявший снег тихо шелестел под скатами.
        Корчак приметил автомобиль краем глаза, но голову не повернул. Бандитам не обязательно было знать, что они обнаружены. Пусть полагают, что перевес на их стороне - и в неожиданности, и в силе. Залог поражения - в недооценке врага. Изображая из себя полного лоха, Корчак шел чуть ли не вразвалочку и изумленно открыл глаза, когда ему преградили путь двое.
        Двое других заходили со спины, поправляя перчатки. Они все были в перчатках - тонких, обтягивающих, чтобы прокладка не смягчала ударов. Одеты так, будто собрались на пробежку или зарядку на свежем воздухе. У одного под носом блестело. Один был гладко выбрит. Двое других носили флуоресцентные кроссовки - ядовито зеленые и лимонные. Вот, пожалуй, и все, чем эти четверо отличались друг от друга; во всяком случае, для Корчака, который видел в них не людей, а противников, если не сказать больше. Врагов. Заклятых врагов.
        - Ты борзый? - спросил обладатель желтых кроссовок.
        - Ага, - подтвердил Корчак весело. - И сильно. А ты?
        От неожиданности парняга открыл рот. Хорошо бы двинуть туда кулаком, да нельзя. Учитывая возможную видеосъемку, Корчак был вынужден дожидаться, пока ударят его. Право первого хода оставалось за четверкой.
        - Тебе человеческим языком объяснили, - завел гнусавую шарманку сопливый, - твоим клубам охрана нужна. Платить будешь в двойном размере, чтобы знал, как на хороших людей пасть разевать.
        - Это кто хороший? - спросил Корчак. - Тот в кепке? Передавай ему привет, и пусть в зубоврачебный кабинет сходит. У него, похоже, зубы гнилые. Вонь - не продохнуть.
        - Ты сам, блин, к зубнику отправишься, если много базарить будешь, понял?
        - Подскажи тогда, как пройти в больницу. Ты должен знать. Насморк у тебя хронический? Гайморит?
        Тут сопливый не выдержал и сделал попытку съездить Корчака по физиономии. Удар был отточенный и профессиональный. Но бил он не просто случайного прохожего, а мужчину, который тоже знал толк в драке. Корчак легко отклонился назад и, пропустив руку, сам врезал слева, выбрав мишенью висок. Сопливого отбросило на товарища, который, в свою очередь, был вынужден попятиться, чтобы не потерять равновесия.
        Двое других бросились в бой. Их рвение было понятно и оправдано, однако им не следовало делать это одновременно, да еще стоя на узком тротуаре, где не было места как следует развернуться. Корчак тоже рванулся им навстречу, сокращая тем самым расстояние и не позволяя нанести намеченные удары. Одного боднул в переносицу, второго, не мудрствуя лукаво, просто повалил на кучу грязного снега.
        И пошло-поехало!
        Временный перевес был утрачен очень скоро. Все же против Корчака действовали не какие-то алкаши из подворотни, а натасканные бойцы. Самомнение, которое подвело их вначале, прошло, и они перестали совершать ошибки. Теперь эти четверо действовали умело и слаженно, атакуя Корчака со всех сторон и не давая ему возможности дать сдачи, потому что это означало открыться и подставиться под удар. Он уже не отбивался, а только защищался, наклонившись и прикрывая голову и бока руками. В его опущенное лицо пытались попасть коленями, но Корчак вовремя отворачивался, отдавая себе отчет, как встревожатся родные, если он вернется домой с расквашенной физиономией.
        Разумеется, это могло продлиться лишь считаные секунды, а потом на Корчаке места бы живого не оставили. Однако ситуация резко изменилась, когда в потасовку вмешались его добровольные телохранители, дожидавшиеся своего часа в стоящем рядом микроавтобусе. Шестерка моментально одержала как численный, так и физический перевес над бандитами.
        Драка была недолгой, тем более что к своим «гвардейцам» присоединился распрямившийся Корчак. Они дружно принялись избивать четверку рэкетиров, не испытывая по этому поводу ни малейших угрызений совести. Двоих оглушили. Одному сломали руку. Четвертый, воспользовавшись сутолокой, бросился наутек. Это был парень в ядовито-зеленых кроссовках, которые так и сверкали на бегу, добавляя ярких красок черно-белому зимнему пейзажу.
        Приказав помощникам вязать бандитов, Корчак ринулся в погоню. Благодаря своим длинным ногам, он начал настигать убегавшего. Парень в кроссовках прыгнул через полосу кустарника, надеясь оторваться. Корчак с легкостью повторил маневр. Он попытался подсечь ноги бандиту, но промахнулся. Парень снова перепрыгнул через кусты, вернувшись на тротуар. Корчак был уже рядом. Два метра разделяли их, когда произошло неожиданное.
        Уходя от погони, беглец предпринял рискованный маневр. Разогнавшись, он оттолкнулся от мокрого асфальта, намереваясь перепрыгнуть через детскую коляску, едущую наперерез. Возможно, он был хорошим прыгуном, но не рассчитал прыжок, а может, оттолкнулся не той ногой или вообще поскользнулся. Как бы там ни было, вместо того чтобы перенестись через коляску, он врезался в нее выставленной вперед ногой и опрокинул.
        Несчастная мать закричала и самоотверженно упала на колени, чтобы удержать малыша. Корчак, не ожидавший такого расклада, был вынужден не просто затормозить, а еще и сесть на зад, потому что в противном случае он бы врезался в перевернутую коляску.
        - Псих! - закричала на него молодая мать. - Глаза повылазили? Не видишь, куда бежишь?
        - Извините, - пробормотал Корчак, вскочил и поискал взглядом беглеца.
        Тщетно. Приметные кроссовки исчезли из виду, а сам беглец затерялся в гуще прохожих, валивших через переход. Корчак сделал пару шагов в том направлении, но на светофоре сменился свет, и поток машин тронулся с места.
        - Извините, - повторил Корчак, обнаруживший, что кричит уже не только перепуганная мамаша, но и ее сын, похожий на маленького космонавта, сменившего шлем на вязаную шапочку. - За преступником гнался. Все равно поймаю. Он за это ответит.
        Корчак поставил коляску на колеса, помог усадить отстегнувшегося бутуза и пошел обратно.
        Соратники поджидали его в автобусе с тремя пленниками в пластиковых наручниках и с полиэтиленовыми пакетами на головах. Чтобы их не было видно снаружи, они лежали в проходах и приглушенно матерились, но не угрожали, пытаясь понять, с кем имеют дело.
        - В клуб, - велел Корчак водителю.
        - В какой?
        - В тот, где они изгалялись. К черному ходу вези. В сауне гостей принимать будем.
        ГЛАВА 9. НАКАЛЕННАЯ ОБСТАНОВКА
        Перед тем как завести пленников в здание, Корчак отдал несколько распоряжений. Персонал и посетители сауны были эвакуированы под предлогом аварийных работ. Камеры наружного и внутреннего наблюдения предусмотрительно отключены. На лестнице, ведущей вниз, был поставлен часовой. Корчак прекрасно понимал, что с юридической точки зрения занимается противозаконной деятельностью, и не собирался оставлять улики. Совесть говорила ему, что он абсолютно прав, и этого ему было достаточно. Он имел дело с бандитами и не был намерен церемониться с ними. По его твердому убеждению, они этого не заслуживали.
        Пойманная троица постепенно начала приходить в себя. Бандиты становились все более агрессивными. Подталкиваемые под навес, они упирались, отказываясь входить в дверь и спускаться по ступенькам. Несмотря на пластиковые ленты наручников, сковывающие их движения, они оказали довольно серьезное сопротивление.
        - Не церемоньтесь с ними, - велел Корчак своим «гвардейцам».
        Он был единственным в команде, кто не нацепил медицинскую маску, нужную не для того, чтобы предохраняться от вирусов, а для сохранения хотя бы относительного инкогнито. Он понимал, на что идет. Понимал, что переиграть ситуацию уже невозможно. И ему казалось, что теперь терять нечего.
        Помощники без колебаний пустили в ход кулаки и ботинки, не смущаясь тем, что пленникам пришлось спускаться не пешком, а пересчитывать ступеньки собственными ягодицами и ребрами. С мешками на головах, они даже не видели, куда катятся, и не имели возможности сопротивляться.
        Очутившись в подвальном помещении, бандиты присмирели. До них наконец дошло, что выбраться отсюда будет не так-то просто или вообще невозможно. Какой смысл бизнесмену отпускать их на свободу, где они расскажут обо всем сообщникам? Проще похоронить их и отрицать сам факт встречи.
        Примерно об этом же сказал им Корчак, когда с пленников сняли мешки и усадили их на кафель в душевой.
        - Я с вами нянчиться не буду, - предупредил он. - У вас есть одна возможность сохранить себе жизнь. Правда. Вы ответите на заданные вопросы и сделаете это на камеру. Все. Других вариантов нет.
        - Ты с дуба рухнул, мужик? - спросил тот, кого Корчак привык называть про себя Сопливым. - За кого ты себя принимаешь? За кого нас держишь? Думаешь, мы серьезных людей подставим? Надеешься сам пропетлять? Не выйдет. Ты попал, фраер. Крупно попал.
        Вместо того чтобы вступать в дискуссию с Сопливым, Корчак сгреб его за шиворот, поднял и припечатал затылком к стене с такой силой, что одна плитка раскололась. Из носа бандита сильно потекло, но теперь это была кровь.
        - Пока что попал ты, тварь, - процедил Корчак. - Вы все попали. И это не шутки.
        Отпущенный бандит сполз на пол, где притих, пуская ноздрями красные пузыри. Все трое были раздеты догола. Их одежду освободили от всего, что там хранилось. На скамье выросла куча самых разнообразных предметов, начиная от пистолета и заканчивая использованной жвачкой, бережливо закатанной в фольгу. Троих бандитов сфотографировали, предварительно умыв того, у кого лопнули сосуды в носу. Документы тоже были сняты и сохранены для изучения. Затем начался собственно допрос.
        Корчак не показывал, как ему все это противно, насколько сильно его внутреннее сопротивление. Он заставлял себя действовать и выглядеть так, будто подобное поведение было для него естественным. Не отворачивался и даже не морщился, когда пленных избивали, требуя отвечать на вопросы. Они молчали. Было совершенно очевидно, что одними побоями никаких признаний от них не добиться. Корчак распорядился включить нагреватели в самой маленькой кабине сауны.
        - Сейчас будем вас парить, - объявил он бандитам бесстрастным голосом. - Еще не поздно образумиться. Вы все равно заговорите, только будет больно, очень больно.
        Они не поверили словам, и потому им пришлось убедиться в этом на собственной шкуре. В буквальном смысле. Не то чтобы кого-то из троих ошпарило, но, когда они, хрипя и кашляя, вывалились в предбанник, кожа их была такого цвета, как будто они обгорели на солнце. Один сдуру прыгнул в маленький бассейн с холодной водой и чуть не захлебнулся там, потому что руки у троицы были по-прежнему скреплены пластиковыми наручниками.
        В конце концов они поделились всем, что знали о Вальтере, перед включенными камерами. Корчак был не столь наивен, чтобы полагать, что бандиты рассказывают всю правду, но этого и не требовалось. Отснятые видео являлись компроматом против них же самих. Таким образом Корчак вывел из строя троих противников, хотя и оставил их в живых. Теперь, став предателями, они не могли вернуться в банду, поскольку компромат погубил бы их и в результате им бы вынесли смертный приговор. Но и по окончании допроса Корчак не смилостивился над бандитами настолько, чтобы просто взять и отпустить их на все четыре стороны. Их выставили на улицу нагишом и пригрозили вызвать полицию, если вздумают ломиться обратно. Впрочем, без полиции все равно не обошлось, потому что ее вызвали прохожие, столкнувшиеся с голыми мужчинами, перемещающимися перебежками по окрестным дворам.
        Ближе к вечеру, когда Корчак посетил Левченко, тот уже был в курсе последних событий, хотя задержать нарушителей общественного порядка не удалось - все трое ускользнули от патрулей и скрылись в неизвестном направлении. Тем не менее свидетельские показания недвусмысленно указывали на то, что мужики появились не откуда-нибудь, а из «Лайв Спорта». Кроме того, одна бдительная старушенция видела из окна противоположного дома, как в тот же клуб затаскивали людей с пакетами на головах.
        - Может, объяснишь, что там у тебя творится? - раздраженно спросил Левченко. - У меня ты и твой бизнес на особом контроле. Доложили сразу. Черт знает что! Не послушал меня? А знаешь, что инициатива наказуема?
        - Слыхал такую присказку, - подтвердил Корчак невозмутимо. - К нам она не имеет никакого отношения. Про инициативу обычно говорит начальник подчиненному. Я ведь не у тебя на службе, Лев.
        Левченко побарабанил большими пальцами по столу.
        - Ладно, - сказал он. - Не тяни быка за это самое. Докладывай, что там у тебя. То есть выкладывай, я хотел сказать.
        Корчак вкратце обрисовал ситуацию, поведал про захват рэкетиров, а потом указал пальцем на открытый ноутбук на столе:
        - Загляни в почту, Лев. Я тебе там любопытные материалы отправил.
        Левченко, нахмурившись, развернул компьютер к себе. Его лицо сохраняло каменное выражение, хотя в глазах читалась не только живейшая заинтересованность, но и озабоченность. Корчак, забросив ногу на ногу, слушал голоса бандитов, приглушенно звучащие из динамика. Пропущенные сквозь компьютер, они были плоскими и высокими, как у персонажей мультфильма. Но Левченко не находил ничего забавного в происходящем. Оборвав просмотр на середине, он захлопнул крышку с такой яростью, будто хотел раскрошить ее на мелкие куски.
        - Что ты себе позволяешь, Игнат? - прорычал он, упав грудью на столешницу, будто лев, приготовившийся к прыжку. - Ты отдаешь себе отчет, в какое положение ставишь нас обоих? И себя, и меня. Ты же закон преступил, неужели не понимаешь? То, что они бандиты, не дает тебе права действовать их методами. А я? Мне сигналы поступают! Я обязан реагировать.
        - По-моему, ты уже реагируешь, - обронил Корчак сухо.
        - Это я по-дружески реагирую, а официально от меня совсем другое требуется. Ты сегодня срок лет на пять строгача заработал, Игнат. Нанесение увечий, незаконное удержание, угроза здоровью и жизни пострадавших… И все ради чего? Ради этого? - Генерал брезгливо ткнул пальцем в закрытый ноутбук. - Что это нам дает? Какие-то люди, раздетые, связанные, со следами побоев, утверждают, что являются членами преступной группировки. Думаешь, какой-то судья примет подобные доказательства к сведению? Не смеши меня. Был бы ты известным блогером, то мог бы хотя бы попиариться на своих роликах. А так извини… - Левченко развел руками. - Никакой пользы от твоей выходки. Один вред.
        - Я не в суд пришел, Лев, - напомнил Корчак, ни разу не перебивший товарища. - Тут много фактов, которые могут помочь расследованию. Номера машин, адреса…
        Левченко раздраженно махнул рукой:
        - Номера и адреса сменят, если уже не сменили. Ты что, думаешь, мы без тебя не способны подобные вещи выяснить? За бандой ведется наблюдение…
        - Понятно. Как всегда. Наблюдаете, наблюдаете, а компромата никак собрать не можете. Выходит, я зря старался? Все зря было?
        Левченко откинулся на спинку кресла, жалобно пискнувшего под весом его массивного тела.
        - Думаешь, почему я так разнервничался? - буркнул он. - Из-за тебя, дурака. Ты же подставился, Игнат, по полной подставился. Когда полицейские ловят бандитов, это нормально, к ним претензий нет. Тут все понятно, каждый занимается своим делом: они - своим, мы - своим. Но чтобы бизнесмен, да еще терпила…
        - Я не терпила! - отрезал Корчак. - И никогда им не буду.
        - Ну хорошо, хорошо. Для них ты кто? Для них ты барыга. Воровские законы не позволяют рассматривать тебя как равного. По понятиям они теперь могут что угодно с тобой и твоей семьей сотворить. По беспределу. Потому что ты первый рамсы попутал, если их языком выражаться. А такие вещи не прощаются, Игнат.
        - Я думал, ты возьмешь Вальтера, - произнес Корчак угрюмо. - Неужели тебе фактов мало? Бери гада и раскручивай дальше.
        Левченко выругался.
        - Собирались брать. Сегодня ночью, если хочешь знать. Обложили волчару со всех сторон. В двадцать ноль-ноль я должен был лично группу захвата проинструктировать.
        - И что тебе мешает? - насторожился Корчак.
        - Спугнул ты эту братию, вот что. Сам говоришь, что упустил одного бандита. Вот он остальных и предупредил.
        - Так ведь я для них обычный барыга, сам говоришь.
        - Но троих людей Вальтера взял, верно? - пояснил Левченко. - Любому ясно, с какой целью. А откуда Вальтеру знать, что пленные запоют и кому? Он и поостерегся. Снялся час назад с места и съехал в неизвестном направлении. Вот главный итог твоей самодеятельности, Игнат.
        - Погоди, Лев. Ты же сам говоришь, что за ними слежка велась. Как он мог скрыться?
        - Очень просто. Бандиты всю жизнь учатся хвосты обрубать, это гарантия их выживания. И у них всегда запасные лазейки имеются. На заранее подготовленные позиции. У итальянской мафии это называется «залечь на матрасы». У нас - «уйти на дно».
        Корчак покачал головой:
        - Не обрадовал ты меня, дружище.
        - Ты меня тоже, - парировал Левченко. - Вместо помощи от тебя одна головная боль. - Он тяжело вздохнул. - Ладно, поезд ушел. Давай вперед смотреть. Что мы там видим?
        - Что? - полюбопытствовал Корчак.
        - Ничего хорошего, Игнат. Тоннель есть, а света в конце не наблюдается. Поэтому поступим так. - Генерал решительно припечатал пятерню к столу. - Определим тебя и твое семейство в надежное место.
        - Не пойдет, Лев. Хочешь запихнуть нас в какую-нибудь обшарпанную конспиративную квартиру? Моя Эльза там и дня не выдержит. Сбежит.
        - Зачем квартиру? Хоромы за городом устроят? Настоящий санаторий в лесу. А? Опять, кстати, снег и морозы обещают. Так что самое время на природу выбираться. Воздухом подышите, красотами полюбуетесь. - Левченко хохотнул, довольный эффектом, произведенным на товарища. - Что, не ожидал? Мы своих в беде не бросаем. У нас ведомственный объект пустует. Охотничье хозяйство в лесу. С одной стороны - как бы заповедник, с другой - не совсем. - Левченко подмигнул. - Пять коттеджей типа «люкс». Я сам временами заглядываю, когда гостей туда вожу. Но сейчас там никого, если не считать охранника и двух егерей, Палыча и Алешку. Поезжайте, Игнат. Не отказывайся. Там вас ни одна собака не сыщет. Лучше места не найти.
        Размышления Корчака были недолгими. Он протянул товарищу руку и сказал:
        - Спасибо, Лев. Извини, что напортачил. Но ведь я хотел как лучше.
        - Хотим как лучше, а получается как всегда.
        - Что-то в этом роде. Короче, не сердись. - Корчак подождал, пока друг запишет адрес на листке, и пообещал: - Больше не повторится. Буду ждать результатов официального расследования.
        Корчак не признавался в этом, но ему было стыдно за подозрения, которые он испытывал к другу. За свою горячность тоже было стыдно. Если бы не захват пленных, то Вальтер уже сегодня был бы взят под стражу. На месте Левченко Корчак бы рвал и метал, а друг только пожурил немного и снова помогает.
        Не в этом ли заключается вся суть мужской дружбы?
        Когда Корчак попрощался и взялся за дверную ручку, чтобы уйти, Левченко окликнул его:
        - Игнат!
        - Да?
        Корчак обернулся.
        - Тебе привет, - сказал Левченко.
        - От кого?
        - От Каренина. Не имею права говорить, но, думаю, ты меня не подведешь. Он на Кубе. Мирная дружественная страна. С ним и его семьей все в порядке.
        - Спасибо, - произнес Корчак с чувством. - Если честно, я сомневался.
        - Во мне? - улыбнулся Левченко.
        - В том, что пожар был инсценировкой.
        - Значит, во мне. Это я ведь тебе сказал.
        - Извини, Лев. И еще раз спасибо.
        По пути домой Корчак чувствовал себя не слишком уютно. Предстоящее объяснение с Эльзой выбивало его из колеи. Он понимал, что отмахнуться не получится, а за правду ему влетит. При том, что он считал себя полноценным и единовластным хозяином семьи, Корчак побаивался жену. Она, подобно богине Сати, избраннице Шивы, имела второе, гневное обличье, именуемое Кали, что означает «черная». В гневе богиня могла уничтожить даже целое мироздание. Вот Эльза была из той же породы. Это про нее было сказано: «Не буди лихо, пока оно тихо».
        Переступив порог квартиры, Корчак наклонился, занявшись шнурками ботинок. Трюк не удался. Небольшие повреждения на лице не удалось скрыть ни от Эльзы, ни от детей, которые примчались в прихожую, как только услышали, что входная дверь открылась.
        - Что у тебя с бровью, папа? - спросил Иван.
        - И щека поцарапана, - заметила Иванна.
        Эльза молчала. Никак не комментировала происходящее. Наблюдала за Корчаком и ждала, что он скажет.
        - В аварию попал, - соврал он.
        Ложь предназначалась исключительно для детских ушей. Взгляд, брошенный на Эльзу, предупредил об этом. Она продолжала молчать, сложив руки под грудью. Он переоделся и сел ужинать. Сын и дочь не отставали. Пришлось рассказать им, что машину занесло и она боднула троллейбус в зад. Царапины и ссадины таким образом объяснялись осколками разбитого лобового стекла.
        - Как же ты потом ехал, папа? - обеспокоенно спросил Иван. - Ведь холодно же, наверное?
        - Там рядом автомастерская была, - пояснил Корчак, уплетая пюре с бараньими котлетками. - Сразу новое стекло вставили.
        - Очень удобно, - прокомментировала Эльза. - На всех опасных участках дороги должны стоять мастерские. Остался без стекла - пожалуйста.
        Ее сарказм был настолько едким, что перебил горечь чили, которым Корчак сдобрил свою котлету. Все, что он сумел, это неопределенно улыбнуться с закрытым ртом. Получилось скорее жалобно, чем весело.
        Иванна приняла мамину реплику за чистую монету. Старший Иван позволил себе хихикнуть. Корчак уткнулся в тарелку. Кровь прилила к его лицу, отчего отметины чужих кулаков сделались заметнее. Он догадывался, что это только начало словесной экзекуции, поэтому постарался затянуть ужин как можно дольше, но вечер все равно закончился, и дети затихли в своих спальнях.
        Пришло время держать ответ. Без ссылок на мифические аварии и автомастерские.
        - Я слушаю, - сказала Эльза, отбирая у Корчака книгу, которой он безуспешно пытался отгородиться.
        Это были «Приключения Алисы», которые неожиданно заинтересовали его сильнее, чем детей. Правда, справедливости ради следует отметить, что сегодня ему не удалось прочитать ни единой строчки.
        - Отличная сказка, - пробормотал он, с грустью провожая взглядом конфискованную книжку. - Обрати внимание, я на английском читаю. Как думаешь, поможет язык освоить?
        - Если тебя не убьют и не покалечат, - сказала Эльза. - Ты дурак, Игнат. Но не это самое плохое. Гораздо хуже, что ты - самонадеянный эгоист. О нас ты подумал, когда ввязывался в авантюру?
        - С чего ты взяла, что я ввязался в авантюру?
        - В зеркало посмотри. Там все написано.
        Корчак заставил себя распрямить пальцы, стиснувшиеся в кулаки.
        - Иначе нельзя было, Эльза, - сказал он. - Пришлось проучить мерзавцев. Они другого обращения не понимают. Только силу.
        - Так, - произнесла Эльза с обманчивой мягкостью. - Ты их проучил. Допустим. Что дальше? Теперь им наверняка захочется проучить тебя, не так ли? Или нашу семью? Как думаешь, какой вариант они выберут?
        - Они нам ничего не сделают, - заверил ее Корчак. - Руки коротки. Не достанут.
        - Откуда у тебя такая уверенность?
        - Я был у Льва. Он предоставил в наше распоряжение коттедж в лесу. Отопление, вода, удобства. Это что-то вроде ведомственного санатория. Охотничье хозяйство.
        - И что мы будем делать в этом охотничьем хозяйстве? - осведомилась Эльза. - Белочек кормить? Лосей? Шишки собирать?
        - Зимой за городом хорошо, - сказал Корчак, попытавшись придать лицу мечтательное выражение. - Снег, ели вековые. Там на неведомых дорожках следы… каких-то там зверей…
        - Игнат. Ты мальчик? Или ответственный мужчина?
        - Мужчина, - пробормотал он.
        - Не похоже. Мужчины так себя не ведут. И отцы не ведут. Ты поступил безответственно. И теперь все мы должны платить за это.
        Корчак издал нечленораздельное междометие.
        - Ты с чем-то не согласен? - холодно осведомилась Эльза. - Возрази, если есть что. Лично я сомневаюсь. Но попробуй.
        - Это была ошибка, - выдавил он из себя.
        Жена не стала затягивать его мучения.
        - Хорошо, - сказала она. - Я рада, что ты это понимаешь. Значит, есть надежда, что ты не повторишь ошибку. А еще лучше будет, если ты найдешь способ ее исправить.
        - Да, - сказал Корчак. - Но уехать все равно придется.
        - Я понимаю, - сказала Эльза. - Когда едем?
        - Утром.
        - Интернет там есть? Если нет, нужно позаботиться заранее.
        - Сделаю, - кивнул Корчак.
        Эльза подсела к нему, чтобы обнять и чмокнуть в висок.
        - Ладно, герой, не вешай нос. Все нормально. Нам полезно сменить обстановку.
        Он благодарно посмотрел на нее:
        - Правда?
        - Правда, правда. Давай укладываться. Завтра сборы, нужно встать пораньше.
        Они улеглись, но угомонились не сразу. Обоим срочно потребовалось доказать друг другу, что неприятности не в состоянии испортить их отношения. У них получилось. Засыпали они умиротворенные и почти счастливые. Почти - потому что предстоящий переезд все же сулил хлопоты.
        Однако все прошло легко и быстро. Дети, услышав про коттедж в лесу, восприняли это как увлекательное приключение и собирались охотно и быстро. Каждый чувствовал себя путешественником. Рюкзаки обоих раздувались от обилия необходимых вещей. Казалось, брат и сестра соревнуются, кто возьмет больше.
        Перед тем как вывести во двор семью, Корчак вышел сам и осмотрелся. Не обнаружив признаков слежки, он успокоился. В конце концов, ему противостояла не сицилийская мафия с ее вендеттами и омертами[1 - Омерт? (итал.) - взаимное укрывательство, круговая порука, «кодекс чести» мафии, несотрудничество с государством. (Здесь и далее прим. ред.)]. Ну, пострадали трое рядовых быков, так они же, по воровским понятиям, скурвились и предали своего вожака. Станет ли Вальтер мстить за эту шушеру? Особенно сейчас, когда полиция ему на пятки наступает? Нет, скорее всего, он затаится, пережидая опасные времена, а там его прищучат, и все вернется на круги своя. Нужно только потерпеть немного.
        Погрузив семью и вещи во внедорожник, Корчак не сразу поехал за город. Он не пожалел времени на то, чтобы поколесить по городу, проверяя, не увязался ли за ними хвост. Лишь после этого автомобиль описал стремительную дугу по окружной трассе и вырвался за город.
        - Скоро лес? - без конца спрашивали дети. - А там санки есть? А лыжи? А можно мы сосиски будем жарить в камине? А картошку печь? А в лесу какие звери водятся? Волки есть?
        Отвечала в основном Эльза, потому что Корчак почти безостановочно вел переговоры по мобильнику. Утром у него всегда было много неотложных дел. Несмотря на тревогу и неудобства, на душе было легко. Меняя обстановку, мы как бы сбрасываем накопившийся груз, угнетавший нас. Это был именно такой случай.
        Чем дальше убегала дорога, тем выше поднимались заснеженные ели и голые деревья, похожие на метлы. Стало ясно, что городская жизнь кончилась. Начиналась новая.
        Дорога нырнула в лес и понесла «крайслер» через лес, выбеленный зимой. Через несколько километров машина остановилась перед зелено-красным шлагбаумом. Из сторожки вышел крепкий дядечка с желтыми прокуренными усами. Он проверил права Корчака, смахнул снег с номерной таблички и показал взмахом, что можно ехать.
        На свежей пороше не было ни единого следа от автомобильных шин, и это окончательно успокоило Корчака.
        - Мы здесь одни, - сказал он Эльзе.
        - Я вижу, - улыбнулась она.
        - Как Робинзоны! - воскликнул Иван с заднего сиденья.
        - Кто такие гарнизоны? - спросила Иванна.
        Корчак и Эльза засмеялись, посмотрев друг на друга. Их приятно возбуждала мысль о том, что они проведут ночь в новой обстановке. Перспектива казалась волнующей. Корчак подумал, что давно уже не видел, чтобы у жены так блестели глаза. Он даже не догадывался, что Эльза подумала то же самое о нем.
        Охотничье хозяйство было обнесено металлической сеткой. Ворота были предупредительно открыты, подъездную дорожку расчистили к прибытию гостей. Коттеджами и всем прочим заведовал молчаливый носатый мужик, представившийся Пал Палычем. Помогала ему по хозяйству то ли жена, то ли сожительница по имени Вера. Она показала, где брать дрова, как пользоваться водопроводной колонкой, спросила, нужно ли готовить для гостей или они предпочитают питаться сами.
        Расспрашивая ее о местном житье-бытье, Эльза по недоговоркам и обмолвкам выяснила, что до Нового года с Пал Палычем и Веркой жил еще один мужик, лесник Алеша, но что-то между ними произошло, и Алеша отделился, перебравшись в домик на озере, где теперь рыбачил и гнал самогон. Насколько поняла Эльза, причиной расставания стала ревность, причем Верка, скорее всего, сама дала повод. Учитывая уединенность места и малочисленность обитателей, в этом не было ничего удивительного.
        - Так даже лучше, что порознь, - рассудила Верка. - Алешка самогонный аппарат забрал, и мой, почитай, неделями тверезый ходит. Нет худа без добра…
        Пока взрослые утрясали бытовые вопросы и носили вещи в дом, Иван и Иванна успели изваляться в снегу и так замерзнуть, что губы у них еще долго оставались одеревенелыми и они с трудом выговаривали слова. Корчак растопил камин, Эльза накрыла на стол, они сели обедать. По случаю новоселья была распита бутылка кислого австралийского вина и разрезан маленький покупной торт.
        Никому он не понравился.
        - Крем невкусный, - вынесла вердикт Эльза. - И цветы дурацкие. Как на похоронном вен…
        Не договорив, она прижала пальцы к губам и быстро сменила тему. Очень скоро о сорвавшемся слове все забыли.
        ГЛАВА 10. СИЛОВОЙ ЗАХВАТ
        Супружеские игры пришлось отложить до лучших времен. Обогревался коттедж неважно, так что спали Корчаки в одной комнате, в той, где был камин. Детей разместили на диване под ворохом одеял, а Игнат и Эльза легли на большом матрасе, снятом с кровати в спальне. Корчак завел будильник и просыпался каждый час, чтобы подбросить в огонь дров и проверить тягу. Неудивительно, что утром он проснулся разбитый, с больной головой.
        - Останусь сегодня дома, - сказал он. - Не поеду в город.
        Все, кроме Ивана, обрадовались. Выяснилось, что сынишка забыл дома свой планшет, без которого он не мог связываться с учителями и одноклассниками. Ноутбук, который предложила Эльза, не годился. Все контакты были внесены в память планшета.
        - Что ж, - решил Корчак. - В таком случае возьму отгул на завтра, а сегодня наведаюсь на фирму и в пару клубов. К обеду вернусь. С планшетом. А с тебя, партнер, - он прицелился указательным пальцем в сына, - уборка и посильная помощь женщинам по дому. Справишься?
        - Тоже мне, дела! - фыркнул Иван. - Этим пусть женщины занимаются. У меня свои дела, мужские.
        - Вот как? - спросил Корчак, приподняв одну бровь. - И что же у тебя за дела такие?
        - Ну, папа!.. Всего не перечислишь. Нужно разведку провести, снежную крепость построить, следы изучить. Столько разного!..
        - Никто не спорит. Но в первую очередь мы, мужчины, заботимся о наших дамах, а потом уже все остальное. Договорились?
        - А мы за это будем о вас заботиться, - включилась Иванна. - Тоже в первую очередь.
        - Вот! - Корчак назидательно выставил палец. - Золотые слова. Запомни эти слова, сын. В них секрет нашей силы.
        - Мы и так сильный пол! - возразил Иван.
        - Только потому, что есть женщины. Без них нас бы вообще не было.
        - А их - без нас!
        - Верно, - усмехнулся Корчак. - Так что будем держаться вместе и помогать друг другу.
        По пути в город он время от времени улыбался своим мыслям, но потом вспоминал реальное положение дел, и тогда лицо его каменело в суровой маске. Корчак пока что был вынужден полагаться на обещание Левченко, а сам не имел возможности повлиять на события. Это угнетало. Он чувствовал себя человеком, безропотно ожидавшим приближение опасности. Это было непривычное для него состояние. Всю жизнь он принимал решения и претворял их в жизнь. И вдруг такое… Не бери дурного в голову, взрослый дядя обо всем позаботится.
        Подумав об этом в очередной раз, Корчак не удержался и мысленно выругался. Он давно отучил себя сквернословить вслух, однако мозг подчинить себе было труднее. Невероятно сложная, зато какая великая цель! Победивший самого себя владеет всем миром. Ведь кто способен одолеть человека, полностью контролирующего себя, свои мысли, поступки, решения?
        У Корчака так пока не получалось. В противном случае разве стал бы он бодаться с бандой рэкетиров? Но он бы перестал быть собой, если бы безропотно уступил. Получается, что когда ты обретаешь самоконтроль, то это уже не ты, а какой-то бездушный робот. Нужна золотая середина. Только где она, эта середина?
        Размышления на отвлеченную тему потеряли всякий смысл, когда Корчак увидел тех, кто дожидался его в городской квартире. Еще только переступив порог, он сразу почувствовал неладное. Чужой запах, какое-то неуловимое движение послали его мозгу сигнал тревоги, но, как это чаще всего бывает, Корчак воспринял его с запозданием и отреагировать не успел.
        Так и торчал столбом в гостиной под взглядами трех мужчин, развалившихся на диване и креслах в самых непринужденных позах. Оружия никто в руках не держал. Во взглядах читалось скорее снисходительное любопытство, чем агрессия и ненависть.
        - Присаживайся, - предложил тот, который расположился в центре комнаты на диване. - Арнольд, уступи место хозяину. Он со мной рядом вряд ли сидеть захочет.
        Бандит - а в том, что это были бандиты, не осталось даже тени сомнений - подчинился, продемонстрировав грацию большого опасного хищника. Его прическа в виде торчащей щетки волос и мощные челюсти наводили на мысль, что кличку он получил за сходство с самым знаменитым Арнольдом всех времен и народов, тем самым, который так значительно произнес короткую фразу «I’ll be back»[2 - «Я вернусь» (англ.) - ставшая крылатой фраза киборга Т-800 из фильма «Терминатор».]. Вряд ли это было обычное человеческое имя. Потому что обычные люди не заходят в ваши квартиры, как в свои собственные, и не смотрят на вас совершенно волчьими, хотя пока еще не голодными взглядами.
        - Присаживайся, - повторил главарь, сопровождая свои слова приглашающим жестом.
        Он производил впечатление человека очень сильного - и физически, и морально. Его можно было бы назвать полным, если бы полнота эта не была крепкой, налитой, мощной. Ему было около сорока. Он сидел очень прямо и смотрел тоже прямо, не мигая.
        Корчак остался стоять, не произнеся ни слова. Он пока что не решил, как вести себя дальше. Держась на расстоянии и оставаясь на ногах, он сохранял хотя бы небольшое преимущество перед непрошеными гостями. Правда, лишь до тех пор, пока кто-нибудь из них не достанет оружие.
        - Как хочешь, - сказал главарь. - Говорят, в ногах правды нет. Но ее нигде нет.
        Корчак разжал губы, чтобы спросить:
        - Что вы тут делаете?
        Это был глупый вопрос. Главарь так его и воспринял, слегка усмехнувшись.
        - Тебя ждали.
        - Откуда вы знали, что я приеду?
        - Ты же не бросишь такие хоромы, верно? И в бега не подашься с семьей. Некуда тебе деваться, Игнат.
        Услышав свое имя, Корчак слегка нахмурился:
        - А ты кто?
        - Думаю, ты уже догадался, - сказал главарь. - Я Вальтер. Тот самый. Непонятки у нас. Вот решил переговорить.
        - Нет у нас никаких непоняток. Все предельно ясно.
        - Тем лучше, - кивнул Вальтер. - Если тебе ясно, то плати. А то, что было, забудем. Проедем.
        - Какой ты добрый, - протянул Корчак. - Только почему я тебе должен платить?
        - Потому что без моего согласия ни один серьезный бизнес в этом городе крутиться не будет, - пояснил Вальтер как нечто само собой разумеющееся.
        - Когда это ты королем стал?
        - Когда меня короновали.
        Разумеется, Корчак слышал этот термин. Однако Вальтер не походил на воровского авторитета. Даже его кличка вызывала военные ассоциации, а не бандитские. Как и его окружение. Те парни, которых парили в сауне, и те, которые сидели сейчас в квартире Корчака, может, и были приблатненными, но не блатными. Они не использовали настоящий воровской жаргон, не ботали по фене.
        - Что, если я откажусь? - спросил Корчак. - Опять клуб громить станешь?
        - Посмотрим, - ответил Вальтер невозмутимо. - Тебя заранее извещать не стану.
        Появилось ощущение, что в комнате начало нагнетаться напряжение. Как будто неведомый генератор включили.
        - Я тоже посмотрю, - сказал Корчак. - Возьму и закрою клубы. Под охрану поставлю.
        - Бабло где брать станешь? - поинтересовался Вальтер, щурясь.
        - А ты? Тебе тоже не перепадет с моего стола.
        - Я не крохобор. Возьму с других.
        - Меня другие не колышут, - произнес Корчак медленно. - Я за себя отвечаю. Закроюсь на хрен и подожду, пока ты не исчезнешь с горизонта.
        - Такие, как я, не исчезают, - предупредил Вальтер. - Не придумывай себе того, чего нет и не будет. Давай посмотрим на вещи реально. Я один в городе хозяин. Никто тебя не прикроет, Игнат. Я бы и рад тебе простить, но не могу. Другие тоже упрутся. Непорядок. Я просто вынужден тебя дожать. По-любому.
        - Не дожмешь, - сказал Корчак. - Даже не пробуй.
        Вальтер подвигал челюстями, как бы готовя слюну для плевка, но не сплюнул, а сказал:
        - Насколько я понимаю, решение окончательное. Время на раздумья тебе не требуется?
        - Нет, - отрезал Корчак. - Не требуется.
        - Смотри, спохватишься, поздно будет.
        - Будет так будет.
        - Я не остановлюсь, - предупредил Вальтер, поднимаясь с дивана.
        Подручные тоже встали и выдвинулись вперед на тот случай, если строптивого бизнесмена придется усмирять. Вальтер прошел мимо Корчака, разминувшись с ним на какой-нибудь сантиметр или даже меньше. Остановившись у двери, он обернулся:
        - Больше меня не ищи. Разговоры закончились.
        - У меня к тебе встречное предложение, - произнес Корчак.
        Лоб Вальтера пошел морщинами.
        - Ну?
        - Оставь меня в покое. Совсем. Я ни под кого не прогибался и под тебя не прогнусь.
        - Посмотрим. Память у тебя хорошая?
        - А что?
        - Сейчас я тебе номер своей мобилы продиктую. Позвони, если вдруг передумаешь.
        - Не передумаю! - заявил Корчак.
        - Диктую, - предупредил Вальтер. - Запоминай. Не запомнишь - жалеть будешь. Это твой единственный шанс. Другим я его не даю.
        Телефонный номер прозвучал всего один раз. Дверь захлопнулась. Корчак сделал несколько шагов вслед ушедшим. Ему пришло в голову, что бандитов нельзя отпускать. Как бы он ни храбрился, но понимал, что люди вроде Вальтера угроз на ветер не бросают. Но как его остановишь, когда с ним двое и они наверняка вооружены? Погибнув, Корчак бросит на произвол близких. Оставалось только обуздать себя и надеяться, что люди Левченко сработают быстрее, чем бандиты осуществят угрозы.
        Чувствуя, как его покидают силы, Корчак подошел к дивану, но не смог заставить себя сесть. Намерение вызывало реальное физическое отвращение. Вальтер своей задницей осквернил почти священный, культовый предмет домашней обстановки, на котором было проведено столько уютных семейных вечеров. Корчак широким шагом направился в кухню, взял там нож и уже был готов вернуться, когда представил себе, как отреагируют домашние, когда увидят диван с содранной обивкой. Он отыскал моющее средство, наполнил ведро мыльной водой, вооружился щеткой и потратил добрых полчаса на отмывание не только подушек, но также спинки и даже подлокотников. Затем, оставив диван сохнуть, он взял Ванин планшет, сложил в сумку вещи, заказанные Эльзой, и покинул квартиру.
        В лесничестве за ужином Корчак, понятное дело, не обмолвился ни словечком о встрече с Вальтером и сыграл свою роль достаточно хорошо, чтобы не вызвать подозрений у жены. Сказал, что в офисе, в клубах и на других менее значительных объектах все в порядке. Эльза разулыбалась и, похоже, начала успокаиваться. Рано. Плохие новости не заставили себя ждать. Уже на следующее утро Корчаку позвонил растерянный администратор одного из клубов и закричал:
        - Игнат Иванович! Приезжайте скорее! У нас тут такое!..
        - Что ты блеешь! - прикрикнул Корчак. - Ясно излагай. Что приключилось?
        - Маски-шоу, - прошипел администратор.
        Расшифровывать нужды не было. Кто из наших бизнесменов не знает, что в подобных случаях речь идет о налете налоговой полиции или любого другого силового ведомства, которых у нас больше, чем у собаки блох. Крепкие парни в масках и бронежилетах врываются в ваш офис и, не предъявляя обвинений и документов, начинают хозяйничать там, круша мебель, наступая на сотрудников, уложенных на пол, и забирая все, что душе угодно. Никто не может объяснить, какое отношение это имеет к закону, да и не пытается. Все и так понимают, что происходит. Бандиты бывают двух типов: при погонах и без. И еще неизвестно, каких следует опасаться больше.
        - Задержи их! - распорядился Корчак. - Выясни, кто старший, и дай денег, сколько потребует. Главное, чтобы компьютеры и документацию не вынесли до моего приезда. Потом концов не найдешь. Я постараюсь как можно скорее. Не жалей денег!
        Корчак не успел. Командир подразделения деньги взял, но ждать не стал. Из клуба забрали все, что умещалось в руках и представляло собой какую-то ценность. Увидев синяки на физиономиях охранников, Корчак заподозрил неладное. Но окончательное прозрение пришло к нему, когда выяснилось, что под шумок была изнасилована в туалете совсем молоденькая еще девчушка, взятая на работу на испытательный срок. Корчак собирался ехать в полицию, когда раздался новый звонок и администратор другого клуба прокричала, что непрошеные гости ворвались и к ним тоже.
        К тому времени, когда Корчак пересек город с его пробками, налетчиков и след простыл. Документация, сейфы, компьютеры и мобильники пропали. Никого не изнасиловали, но начальнику охраны проломили череп, и теперь он находился в реанимации.
        Корчак позвонил Левченко. Тот находился в Сиднее, голос его звучал лениво и расслабленно. Портить ему отпуск язык не поворачивался. Да и какой прок был от вмешательства генерала в происходящее? Корчак и без него знал, что с ним расправляются бандиты и этому невозможно положить конец, пока они не будут взяты под стражу. Он сухо справился, как дела, пожелал другу хорошего отдыха и распрощался.
        А потом стало не до звонков. Вернее, они были, но звонили в основном Корчаку, извещая его о все новых и новых налетах. Мотаться по городу не имело смысла. Везде творилось одно и то же. Скорее всего, работала не одна банда, а несколько. Попытки предупреждать администраторов и запирать двери ничего не дали, потому что люди в масках с легкостью забирались внутрь сквозь выбитые стекла. Это был разгром. Корчак сидел в своем открытом автомобиле и не замечал холода в промерзшем салоне.
        Позвонила Эльза, спросила, когда он будет.
        - Не знаю, - ответил Корчак деревянным голосом. - Ужинайте без меня.
        - Что с тобой?
        - Со мной? Со мной ничего. Но мой бизнес уничтожен. Все клубы, все бассейны и магазины спорттоваров разгромлены. Документы и отчетность похищены. Конец. Завтра они натравят на меня любую инспекцию, и окажется, что я не смогу даже лицензию предъявить.
        - Кто они? - пожелала знать Эльза.
        - Бандиты, - ответил Корчак. - Вчера они сделали мне последнее предупреждение. Я отказался платить. Сказал, что лучше закроюсь. Вальтер воспользовался моей идеей. Он сам меня закрыл.
        Эльза довольно долго молчала, а потом осторожно произнесла:
        - Что ж, нет худа без добра…
        - Добра? - переспросил Корчак со скрежещущим смешком. - И в чем оно заключается, по-твоему?
        - С тебя больше не станут требовать денег, - пояснила Эльза. - Теперь вымогателям хочешь не хочешь придется оставить тебя в покое. Раз твой бизнес разрушен, что с тебя взять?
        - Предлагаешь сдаться? Есть другие варианты!
        - Какие? - спросила Эльза.
        - Драться! - крикнул Корчак. - Возвращать свое. Кто я, овца дрожащая или мужество имею?
        - Опять ты за свое. Я-то ладно. Но дети! Хочешь, чтобы Иван и Иванка пострадали? Достаточно напугать детей, чтобы травмировать их психику на всю оставшуюся жизнь. И это еще не самое страшное. Они бандиты, Игнат. Если ты не угомонишься, они пойдут дальше. Они ни перед чем не остановятся, как ты не понимаешь? Это у тебя есть ограничения и флажки, за которые нельзя выходить. У них - нет.
        - Вы в безопасности, - напомнил Корчак глухо.
        - Ты уверен? - спросила Эльза.
        - Да, - сказал он. - Сегодня ночуйте без меня.
        - Игнат!
        - До свиданья, - обронил Корчак.
        - Ты не поступишь так с нами!
        - Все будет хорошо. Но я должен поквитаться. Эта ночь моя. А потом мы уедем. Денег хватит. Переедем жить в нормальную страну и там обоснуемся. Кафе откроем, в конце концов. Или еще что-нибудь. Не знаю…
        Корчак бормотал еще что-то успокаивающее, пока не понял, что бросает обещания в пустоту. Эльза отключилась. Еще в тот момент, когда он заявил, что намерен мстить.
        - Ну и ладно, - сказал Корчак. - Так даже лучше.
        Не пряча телефон, он стал обзванивать тех добровольцев, которые помогли ему схватить и допросить бандитов. Однако никто из них не изъявил желания помочь шефу. Одни были откровенно запуганы, другие придумывали нелепые отговорки, а вместо охранника Сыча трубку взяла его жена и сказала, что он находится в травматологическом отделении с переломами ребер и челюсти. Картина была понятна. Кого-то подкупили, к кому-то применили меры физического воздействия. В результате Корчак остался один. Совсем один. Даже ближайшие соратники из руководства не отвечали на его звонки. Персоналу дали ясно понять, что ждет каждого, кто сохранит лояльность к низвергнутому хозяину. Он превратился в изгоя, отщепенца, неприкасаемого.
        Корчак погнал машину за город, раз за разом набирая номер жены, пока она наконец не ответила.
        - Можешь радоваться, - сказал он. - Я возвращаюсь. У меня ничего нет. Сегодня я потерял все.
        - У тебя есть мы, - напомнила Эльза.
        - Да, - согласился он. - У меня есть вы. А у вас есть я. Будущий хозяин кофейни где-нибудь в Праге, Юрмале или Львове. Или, может, замахнуться на целую мясную лавку, а?
        Корчак засмеялся, и смех его перешел в лающий кашель. Его морозило.
        - Кажется, я простыл, - сообщил он.
        Сглотнуть не удалось. Горло саднило, все кости ломило, как будто по нему проехали катком. Добравшись до лесничества, Корчак подумал, что хорошо бы поправить здоровье горячим глинтвейном, но сил возвращаться в город не было. На ватных ногах он вошел в дом и сказал, что хочет лечь спать пораньше. Должно быть, вид у него был неважный и даже страшный, потому что Иванка едва не расплакалась, но Корчак не стал ее успокаивать. Рухнул на расстеленный Эльзой матрас и забылся глубоким сном.
        ГЛАВА 11. БОЛЕН - ЛЕЧИСЬ, А ЗДОРОВ - БЕРЕГИСЬ
        Приехавшие родители в дом почему-то не шли, торчали во дворе, лишь изредка заглядывая в окна коттеджа. Лиц их Корчак не видел - только силуэты, прижимающиеся к стеклу. Это его раздражало. Он просил Эльзу сказать им, чтобы они уехали, но она ограничивалась тем, что нашептывала успокаивающие слова, давала пить и укутывала его, когда ему становилось невыносимо холодно. Тогда Игнату стало окончательно ясно: от него скрывают правду. Вокруг дома ходят вовсе не родители, а бандиты, добравшиеся до него и здесь.
        Корчак хотел встать, чтобы прогнать их, но Эльза не позволила, удержав его на матрасе.
        - Лежи, лежи, - приговаривала она. - Все хорошо. Я с тобой.
        - Я хочу, чтобы они убрались отсюда! - твердил он, пытаясь вырваться.
        Простыня и подушка под ним были мокрые, как будто их только что вытащили из стирки, лишь слегка покрутив в центрифуге.
        - Что он говорит? - спросила проснувшаяся Иванка.
        - Ничего, ничего, - ответила Эльза. - Спи, малышка. У папы жар. Это пройдет.
        Чтобы не беспокоить детей, Корчак затих и притворился спящим. Это сработало. Очень скоро Иванна уронила голову на подушку, а за ней погрузилась в сон и Эльза. Тогда он бесшумно поднялся, взял каминную кочергу и вышел наружу. Ночь была светлая, но бандитов нигде не было видно. Корчак пошел вокруг дома, проваливаясь в снег по колено. Идти было не холодно, но очень трудно. Чтобы выдергивать ноги из сугробов, приходилось поочередно приподнимать их руками, иначе не получалось.
        Когда Корчак оказался позади коттеджа, где складывали мороженые туши подстреленных зверей и птиц, его словно ледяной молнией пронзила догадка! Пока он бродит здесь по снегу, бандиты, воспользовавшись его отсутствием, проникли внутрь и успели добраться до его семьи. Ужас, охвативший Корчака, был столь велик, что он окончательно утратил способность переставлять ноги. Даже с помощью рук ему удавалось плестись еле-еле, тогда как следовало бы бежать, чтобы спасать детей и жену. Корчак заплакал, закричал, но все это, разумеется, не помогло. Так и стоял он столбом, понимая, что уже никогда не увидит своих любимых.
        - Игнат, Игнат! - прошептала Эльза. - Перевернись на бок, пожалуйста. Не нужно тебе… Ты опять кричишь. Вот, попей и спи. Все в порядке. Смотри, я с тобой.
        В следующий раз он проснулся, когда в комнате было уже не темно, а сумеречно. Несмотря на рассветный час, дети не спали, а тихонько возились в углу, переговариваясь шепотом.
        - Где мама? - спросил Корчак хрипло.
        - В супермаркет поехала, - подбежав к нему, ответила Иванна.
        - За продуктами и лекарствами, - уточнил Иван, очутившись рядом мгновением позже.
        - Почему так рано?
        - Рано? - не поняли дети.
        - Сейчас ведь утро? - спросил Корчак.
        - Нет, папа. Вечер.
        - Долго я спал…
        - Очень долго, - подтвердил Иван. - Мама уже беспокоиться начала. Она все время рядом с тобой сидела. А потом сказала, что если сейчас не съездит в магазин, то ночь настанет.
        - Я уже здесь! - крикнула Эльза, протискиваясь в комнату с ворохом шуршащих пакетов. - Как папа? Игнат, как ты себя чувствуешь?
        - Как будто меня пропустили сквозь мясорубку, а котлету слепить забыли, - простонал он.
        - Сейчас покормлю тебя - и придешь в норму. Жаль, бульон варить некогда. Придется растворимый готовить. Но зато зелень свежая. В зелени сила.
        - Я искупаться хочу, - капризно произнес Корчак. - Набери мне ванну.
        - Исключено, - отрезала Эльза, продолжая разбирать покупки с помощью Иванны. - Купание в твоем состоянии противопоказано. Категорически.
        - Я весь мокрый, - пожаловался он.
        - Я тебя оботру.
        - Ладно, - согласился Корчак. - В туалет-то сходить можно?
        - Можно, - разрешила Эльза. - Только осторожно.
        - У тебя стишок получился, мамочка! - обрадовалась Иванна.
        - Мама у нас поэтическая натура, - пробормотал Корчак и поплелся в ванную комнату, переставляя ноги таким образом, как будто передвигался на лыжах.
        Из-за высокой температуры бoльшая часть выпитой жидкости испарилась из его организма, но того, что сохранилось в мочевом пузыре, хватило на две минуты, а то и больше. Облегчившись, Корчак почувствовал себя значительно лучше. Он достал из пакета чистую одежду, выбрал полотенце и пустил воду, нагревавшуюся от бойлера, который был подвешен к стене. Пока Эльза сообразила, что происходит за закрытой дверью, он успел помыть голову и намылиться.
        - Немедленно прекрати! - закричала она. - Игнат! Не смей! Ты ведешь себя как маленький!
        - Я большой! - заверил он ее из-за двери. - Поэтому имею право на некоторые самостоятельные решения.
        Чистый и выбритый, он вышел к ужину и битый час развлекал детей шутками и прибаутками. Потом у него резко подскочила температура, и Эльза, ругая мужа за беспечность, уложила его на чистую простыню. Он засыпал и просыпался, что-то ел, разговаривал, пытался занять себя чтением и всякими другими вещами, но в общем и целом все это походило на затяжное забытье, продлившееся без малого неделю.
        В течение его болезни почти все приходилось делать Эльзе, вплоть до поддержания огня в камине. Когда наконец Корчак, заросший, худой и бледный, окончательно оправился от болезни, она выглядела немногим лучше мужа - настолько устала.
        - Думаю, нам можно возвращаться в город, - предложил Корчак, прекрасно понимая, как тяжело Эльза переносит вынужденное затворничество.
        - Сначала созвонись с Левченко своим, - сказала она. - Боюсь, он тебя ничем не порадует.
        - Почему ты так думаешь?
        - Вспомни, сколько раз тебе звонили твои сотрудники и по какому поводу? О тебе помнят лишь те, кто надеется выклянчить у тебя деньги. Ни один директор клуба даже не поинтересовался, что с тобой и где ты пропадаешь. Тебе объяснить, что это означает?
        - Хочешь сказать, они боятся?
        - Не только это, - ответила Эльза. - У них новый босс. Они перед ним выслуживаются, а ты, к сожалению, отыгранная карта.
        - Плохо же ты о людях думаешь, - проворчал Корчак. - Они знают, что я болею, и не хотят беспокоить. В этом все дело.
        Права оказалась она, а не он. Корчак не сумел дозвониться ни одному человеку из своего ближайшего окружения. Руководители, начальники служб и бухгалтеры, будто сговорившись, внесли его телефонный номер в черные списки, так что его вызовы никуда не доходили.
        Этот факт озадачил его. Корчак никогда не думал, что окажется в шкуре низвергнутого короля, изгнанного из своих владений. Не подозревал, что останется один, без сторонников и союзников. Это был обескураживающий, но и полезный опыт.
        - Больше никому никогда не буду доверять, - мрачно пообещал он.
        - И нам, папа? - спросила Иванна, которая вроде бы была поглощена рисованием в своем углу, но на самом деле все отлично слышала.
        - Только вам и буду, - ответил Корчак, перехватив укоризненный взгляд Эльзы.
        У них был уговор стараться не знакомить детей с темными сторонами жизни и по возможности воздерживаться от критических оценок. Это делалось не для того, чтобы создавать иллюзию, что в мире все так замечательно и справедливо устроено. Просто они хотели, чтобы дочь и сын вырабатывали свое отношение ко всему самостоятельно, опираясь не на родительский, а на собственный опыт.
        Корчак кивком вызвал Эльзу на кухню и там, понизив голос, покаялся:
        - Я, дурак, чтобы не показывать все доходы, отписал почти всю собственность на директоров. У нас был уговор, что они числятся владельцами только номинально. Теперь они воспользовались моментом и растащили все по кускам…
        - Полагаю, им подсказали эту идею, - заметила Эльза. - Может, некоторые и были рады сохранить лояльность по отношению к тебе, но им не предоставили выбора. Прими и смирись. Говорю же тебе, все даже к лучшему. Рэкетирам ты больше не интересен. Если ты не станешь путаться у них под ногами, они о тебе забудут.
        - Ах, как благородно! - воскликнул Корчак. - Как великодушно с их стороны! Может, мне еще им в ножки поклониться?
        - Опять ты за свое? Посмотри на себя в зеркало, в кого ты превратился! Неухоженный, кожа да кости. И я не лучше! Сажа уже в кожу въелась, скоро буду как Золушка. А дети? В их возрасте нужно со сверстниками общаться, а не в норах прятаться. Кончай, Игнат. Хватит. Мы этой ссылкой сыты по горло.
        Корчак многое собирался ответить на эту тираду, но зазвонил его мобильник. Это был Левченко, вспомнивший наконец о существовании друга.
        - Как поживаешь, схимник? - весело осведомился он. - Небось здоровье распирает от свежего воздуха? А я, признаться, по нашей зимушке соскучился. Что, брат, пригласишь в гости?
        - Когда? - спросил Корчак оторопело.
        - Да прямо сейчас. Мы с Оксанкой уже в пути. Проведем день на лыжах, переночуем в соседнем коттедже, ну а вечерком посидим, как водится. Вы не напрягайтесь, нет нужды. У нас все с собой. - Он довольно хохотнул. - Девичник и мальчишник в одном флаконе. Вернее, конечно, в разных флаконах. И крепость разная.
        - Лев…
        - Ты, я слышу, не рад как будто?
        - Рад, рад, - сказал Корчак, досадливо морщась. - Только я сегодня в город собирался.
        - Да-а? - удивился Левченко. - Почему не предупредил? Согласовали бы, пересеклись.
        - Болел я. Только сегодня оклемался.
        - Чем? Уж не китайской ли заразой?
        - По симптомам не похоже, - сказал Корчак. - Но черт его знает. Жар был сильный. В отключке лежал.
        - А, была не была! - воскликнул Левченко залихватски. - Нам ли, Игнат, хворей бояться? Тем более когда с антисептиком, ха-ха, перебоев не будет. Короче, до встречи.
        Корчак посмотрел на Эльзу и постучал пальцем по мобильнику.
        - Видишь, просто так Лев бы не приехал. Что-то хочет рассказать мне. Может быть, даже обрадовать.
        - Хорошо бы, - вздохнула она.
        Они, только что находившиеся на грани ссоры, обнялись. К полному восторгу детей, которые все это время подслушивали и подглядывали, выдумывая себе разные дела возле приоткрытой двери.
        - Почему у них всегда все так сложно, не понимаю, - сказал Иван, вновь берясь за создание пластилиновой армии. - Совсем не обязательно постоянно ссориться.
        - Но у нас ведь тоже с тобой бывает, - заметила Иванна, во всем любившая справедливость. - Что получилось, когда ты мне планшет не дал посмотреть?
        - Это не игрушка, ясно тебе?
        - Ну вот. Опять начинаешь. А сам папу и маму винишь!
        - Кто кого винит? - весело спросила Эльза, войдя в комнату.
        Настроение у нее было настолько приподнятое и она была так сильно занята мыслями о предстоящем визите, что, к облегчению детей, не стала добиваться ответа, а тотчас забыла о своем вопросе, принявшись изучать содержимое холодильника.
        - Как думаешь, Игнат, стоит чего-то докупить? - пробормотала она, разочарованная результатами инспекции. - Нам их и угостить нечем.
        - Лев сказал, у них все с собой, - заверил ее Корчак. - Не будем суетиться.
        - Неудобно как-то.
        - Удобно. Мы друзья.
        Эльза быстро взглянула на Корчака:
        - Оксане сколько сейчас лет?
        Он пожал плечами:
        - Понятия не имею. А что?
        - Она ведь намного младше Льва…
        - Ну?
        - Значит, выглядит моложе, - завершила мысль Эльза.
        Корчак удивленно посмотрел на нее:
        - Разумеется. Почему это тебя волнует?
        - Потому что я не молодею, - сердито произнесла жена.
        - Вот глупая! - Он обнял ее и прижал к груди. - Ты самая молодая и самая прекрасная на свете! Лучше тебя никого нет.
        У какой женщины не поднялось бы настроение после таких слов? На губах Эльзы заиграла улыбка, и она постаралась выбросить из головы все, что омрачало ее мысли. Последние дни дались ей нелегко. Женщина тревожилась не только за слегшего супруга, но и за себя, и за детей, за всю их семью. Как бы ни храбрилась Эльза, а было очень трудно смириться с таким резким и несправедливым изменением социального статуса. Пока у мужа имелся процветающий бизнес, ей не приходилось заботиться о деньгах и тех вещах, которые можно за них купить. Она нигде не работала на постоянной основе, имела массу свободного времени и с уверенностью смотрела в будущее. Теперь перед ней будто заслонку опустили. Дальше, чем на несколько часов вперед, ничего не было видно. Это угнетало. Приходилось крепиться и бодриться, чтобы не портить настроение остальным.
        Эльза улыбалась даже, пожалуй, шире обычного, когда они встречали чету Левченко. От нее не ускользнул взгляд Оксаны, брошенный на Корчака, а потом на раскрасневшихся Ивана и Иванну, тоже подбежавших, чтобы поприветствовать гостей. Этот взгляд бездетной женщины, живущей с мужчиной, слишком пожилым для того, чтобы надеяться на чудо, был с легкостью считан и расшифрован Эльзой.
        - Как они быстро выросли! - воскликнула Оксана с наигранным оживлением. - Помню их еще совсем малютками.
        Она жестом показала расстояние от земли.
        - Неправда, - солидно произнес Иван. - Люди такими маленькими не бывают. Даже дети.
        Взрослые рассмеялись. Дети всегда способны разрядить обстановку, когда она становится слишком напряженной.
        Пока женщины общались, мужчины носили вещи из джипа в коттедж, приготовленный для Левченко. От услуг егеря они отказались, чтобы никто не мешал их разговору.
        - Спешу обрадовать тебя, Игнат, - сказал Левченко в доме. - Песенка Вальтера почти спета. Еще несколько дней - и закроем.
        - Скорей бы, - вздохнул Корчак. - Буду пытаться хозяйство свое вернуть. Тебе про «Лайв Спорт», наверное, докладывали?
        - Ах да, было что-то такое. А ну, давай-ка поподробнее.
        Корчак поведал свою печальную историю, завершив ее такой фразой:
        - Никогда не думал, что вернутся времена, когда бандиты будут свободно по городу разъезжать. Грабили меня среди бела дня, а полиция хоть бы для приличия вовремя появилась. Я сперва звонил, а потом бросил - бесполезно…
        - На то были причины, Игнат, - произнес Левченко зло. - У меня, понимаешь, под боком крот сидел. Заместитель на Вальтера работал. Пока я в отпуске был, он совсем обнаглел. Ну ничего, ничего. Приструним. Всем воздастся по делам их. Вот это я тебе, дружище, твердо обещаю.
        Корчак кивнул. Он не стал жаловаться на трудные финансовые обстоятельства и потерю бизнеса. Это Левченко не касалось и от него в данный момент не зависело. Во всем нужно знать меру. Они еще немного поговорили на свои мужские темы, когда в коттедж явилась не по-зимнему загорелая, пахнущая отличной парфюмерией и морозом Оксана. За те месяцы или даже годы, что они не виделись, она похорошела и расцвела тем недолгим женским цветом, который предшествует постепенному увяданию. Сознавая свою привлекательность, женщина была весела и болтлива. Когда Корчак сделал ей скупой комплимент, она с вызовом посмотрела на мужа и сказала:
        - Слышал? Жена у тебя еще хоть куда. А ты все на секретарш своих заглядываешься.
        - Не на кого там смотреть, Ксюша, - заверил ее Левченко. - Новенькая эта, Светлана, в очках своих на сову похожа. И юбки как мешки.
        - Ага! Юбки тебя все-таки интересуют!
        - Не придирайся к словам, - сказал Левченко. - И это тебе не так, и то не этак. В следующий раз возьму секретаршу двадцати годков, поглядим тогда, что ты запоешь.
        - Ты секретаршу, а я любовника, - дерзко произнесла Оксана, стреляя глазами в Корчака. - Будем квиты.
        - Я к своим пойду, - буркнул Корчак, пряча взгляд. - Зовите, если что.
        - В двадцать ноль-ноль у нас! - предупредил Левченко. - А пока что мы с благоверной на лыжах прогуляемся. Зимний день короток, спешить надо…
        Семейство Корчака, продрогнув и надышавшись свежим воздухом, отправилось к себе пить чай. Позже, пока Эльза мыла посуду, Корчак почитал детям, усыпляя их, а затем уснул и сам. Поднялся вечером с тяжелой головой и легким сердцем.
        - У тебя настроение поднялось, я вижу, - заметила Эльза.
        - Существенно, - подтвердил он, глянув в окно. - Левченки вернулись?
        - Волнуешься за них? - спросила она, что-то выискивая в телефоне.
        - Чего мне волноваться? Просто спросил.
        - Она выглядит лучше, да?
        - Кто она?
        Задавать этот вопрос было ошибкой. Ведь Корчак сразу понял, что речь идет об Оксане. Зачем же он спрашивал? Это походило на неискренность. Именно так вопрос был воспринят Эльзой. Жена не оторвала взгляда от экрана мобильника, но выражение ее лица неуловимо изменилось.
        - Я говорю об Оксане Левченко, - сказала она. - О супруге твоего друга. А ты что подумал?
        Корчак рассмеялся и снова пожалел об этом. Смех получился натянутым, неискренним. Черт возьми, что с ним творится такое? Неужели он настолько одичал в лесу, что присутствие посторонней женщины способно вывести его из равновесия? Разве он безрассудный юнец, не способный управлять своими чувствами? Нет, конечно! Тогда в чем дело? Что это еще за дурацкие вопросы и смешки?
        - Я ни о ком не думал, - произнес Корчак новым, твердым тоном. - Мне дела нет до Оксаны. Это ты слишком часто о ней вспоминаешь.
        Эльза ничего не сказала. Закончила инспекцию своего телефона и села ближе к светильнику.
        - Пора собираться, - решила она, расчесывая свои волосы, и без того такие гладкие, что они походили на светлый шелк.
        Корчак занялся детьми, инструктируя их на тему самостоятельного времяпрепровождения и укладывания спать. Иван и Иванна, пользуясь моментом, выторговали себе лишних полчаса личного времени. Корчак уступил, настояв, что время это будет потрачено не на пустяки, а конкретно на чтение. Возражений не последовало. Однако Иванна лукаво заметила:
        - Папа, сказка может закончиться не тогда, когда нужно будет ложиться. Но мы ее все равно дочитаем, ладно?
        - В тридцать пять минут десятого свет должен быть погашен, - сказал Корчак. Никому не открывать. Если понадобится, сразу звоните мне или маме. И никаких страшных историй на ночь. Это я к тебе обращаюсь, Иван. Будь человеком. Сестренка маленькая, ей совсем не обязательно знать про вампиров, оборотней и динозавров.
        - Я про них и так все знаю, - отважно заявила Иванна. - И я не маленькая.
        - Мама тоже не маленькая, - напомнил Корчак. - Тем не менее ужастики на нее действуют.
        - С таким мужем мне нечего бояться, - вмешалась в разговор Эльза, закончившая приготовления.
        - Мама за мной, как за каменной стеной, - пояснил Игнат детям.
        - Не только поэтому, - сказала она. - Просто я привыкла к разным страхам.
        Дети не поняли смысл ее реплики и пропустили мимо ушей. Но не Корчак. Когда они с Эльзой набросили куртки и вышли из дома, он попросил:
        - Хватит вредничать. Из-за твоего настроения я все время чувствую себя так, как будто нахожусь рядом с миной замедленного действия.
        - Тогда ты должен понимать, каково мне приходится в последнее время.
        - Скоро черная полоса закончится, - сказал он. - Возьмут Вальтера, я найду способ вернуть свое. Сил и решимости хватит.
        - Вот это меня и пугает, - сказала Эльза. - Я не хочу, чтобы ты кому-то мстил и воевал.
        - Я постараюсь, - пообещал Корчак.
        - Постарайся, Игнат, - попросила она.
        Они вошли в коттедж Левченко. Судя по красным щекам хозяев, катание удалось на славу.
        - За стол, за стол! - загудел генерал, большой и словно бы утративший свою привычную «квадратность» при смене костюма на мягкий свитер и просторные голубые джинсы. - Нам с Игнатом по штрафной за опоздание.
        - Чье опоздание? - не поняли женщины.
        - Потом решим, - махнул большой рукой Левченко. - Сначала выпьем. Ну-ка, Игнат, иди сюда. Бери стакан.
        - Он только после болезни! - вмешалась Эльза. - Ему нельзя.
        - Здесь я командир. Давай, Игнат. Чтобы никогда не опаздывать туда, где нас любят и ждут.
        Подмигнув, Левченко залпом выпил добрых сто пятьдесят граммов водки. Корчак, не колеблясь, последовал его примеру. Испытания, выпавшие на его долю, потребовали большого напряжения воли, и теперь этой воли не хватало для поддержания жесткого каркаса самодисциплины. Закусив и еще не успев опьянеть, он подумал, что сильно изменился за эту зиму, причем изменился не в лучшую сторону.
        «Ничего, - сказал он себе, - вот закончу дела и возьмусь за себя по-настоящему. Быстро восстановлюсь и все наверстаю. Никаких послаблений не будет. А сегодня можно немного расслабиться».
        Как мы любим давать себе обещания, которые не нужно исполнять прямо сейчас, а с некоторой отсрочкой, какую всегда можно оттянуть немного еще… и еще… и еще… пока не придет время давать новые обещания с новыми сроками. Корчак отстраненно подумал об этом и хотел заявить, что после штрафной он больше пить не станет, но хмель уже растекался в мозгу, увлажняя глаза, и он, потирая ладони, занял место за столом, нахваливая угощения и успокаивая Эльзу, шипевшую, чтобы пропускал тосты и как следует закусывал. В один из таких моментов в их спор вмешалась Оксана, которая с милой улыбкой сказала, что иногда мужчинам необходимо снять стресс. После этого Эльза перестала сдерживать мужа, зато принялась демонстративно опрокидывать рюмку за рюмкой, игнорируя вина, предложенные дамам. Левченко подбадривал ее и подливал обоим. Оксана тоже много пила и безостановочно болтала.
        Пару раз Корчак наведывался в коттедж, чтобы проверить, все ли в порядке, и подбросить пару поленьев в огонь. В такие минуты ему хотелось остаться и лечь спать, вместо того чтобы пьянствовать, но чувство долга гнало его обратно, а там все продолжалось по-прежнему, и напитков и закусок становилось только больше и больше.
        Наконец Эльзе это надоело, и она предложила расходиться.
        - Как расходиться? - возмутился Левченко, успевший избавиться от свитера и сидевший за столом в футболке с эмблемой Rolling Stones в виде языка, высунутого из красного рта. - Мы только начали. Сейчас смена блюд будет… Палыч! Где ваши пироги хваленые?
        Егерь, все это время торчавший где-то в прихожей, вышел и вскоре вернулся с Верой. Вместе они принесли поднос с горячими пирогами, укутанными в одеяло. Вера объяснила, как отличать пироги, чтобы не ошибиться с начинкой, и все внимательно выслушали, но очень скоро перестали обращать внимание на подобные тонкости, беря, что под руку попало.
        Если бы Корчака спросили, с чем именно он ел пироги - с грибами, картошкой, рыбой или мясом, - он бы затруднился ответить. Он прилично набрался и пьянел все сильнее и быстрее. Эльза тоже была не в лучшей форме, но хозяев это, похоже, не смущало. Оксана, видя их состояние, напропалую кокетничала с Корчаком. Что касается Левченко, то он не одергивал жену, а продолжал наполнять рюмки и бокалы. Будь Корчак трезв, он заподозрил бы, что его и жену нарочно спаивают. Но он был пьян. К тому же он доверял другу, давно отбросив сомнения, которые однажды закрались в его душу.
        Пирушка завершилась за полночь. Распрощавшись наконец с Левченко, Корчак и Эльза выбрались на улицу. Ярко светил молодой месяц, повисший в радужной дымке на черном небе. Желтые прямоугольники света лежали под окнами на снегу.
        - Зачем мы так напились, не знаешь? - спросила Эльза, покачнувшись.
        - Я знаю, зачем я, - пробормотал Корчак, поддерживая ее. - А зачем ты, нет.
        - Из-за тебя, - сказала она. - Пусти.
        Он убрал руки. Она наклонилась, зачерпнула снега и потерла лицо.
        - Больше я с ними встречаться не стану, - заявила она. - Если хочешь, сам дружи с ними. Твой Лев - хвастун и тупица. А жена его вертихвостка. Знать их больше не желаю.
        - Не преувеличивай, - вяло заступился за друзей Корчак. - Просто у тебя настроение плохое.
        - Оно из-за них плохое. Один спаивает, другая глазки строит. Ну и пара.
        Поднимаясь на крыльцо, они успели поспорить и даже немного поссориться. Корчак вовремя велел себе заткнуться, решив, что лучше отмолчаться.
        Дети спали, в комнате было тепло и тихо. Огонь приглушенно пылал в зеве камина, переливаясь оранжевым и голубым. Корчак поставил рядом большую бутылку с водой и завалился спать. Ему ничего не снилось. Он не сразу понял, почему его тормошит Эльза и чего она добивается. Она была укрыта не одним с ним одеялом, а каким-то пледом, что свидетельствовало о том, что, ложась спать, жена все еще была сердита на него. Может, ей из-за Оксаны не спится?
        - В чем дело? - пробормотал Корчак. - Неужели нельзя завтра поговорить?
        Фигура жены виделась ему расплывчатой и какой-то неверной, как будто она была соткана из дыма, колыхаемого сквозняком.
        - Мы угораем, Игнат, - простонала Эльза. - Дети… Воздух…
        Ее вырвало прямо на постель. Корчак попытался вскочить, но пол ушел у него из-под ног, и его швырнуло на стену. Эльзу продолжало тошнить, она бессильно лежала поперек матраса. Корчак поднял на руки сонную Иванну и вынес в прихожую, где усадил на пол перед открытой дверью. Девочка не протестовала, просто легла, поджав колени. Корчаку стало страшно, от этого он пришел в себя и догадался распахнуть все окна. Холодный воздух прочистил легкие, но мозги все еще были окутаны туманом, вызванным то ли алкоголем, то ли угарным газом, а скорее всего, и тем и другим.
        На шум и свет, включенный во всех комнатах, прибежал Левченко, в трусах, сапогах и пуховике. Он первым бросился к камину и обнаружил, что заслонка была закрыта, что и вызвало скопление ядовитого чада. Тогда Левченко ринулся на поиски Пал Палыча, выволок его из дома и принялся избивать, приговаривая:
        - Предупреждать надо! Предупреждать надо! Предупреждать!..
        - Он не виноват, - вмешался Корчак. - Это я недоглядел…
        - Разве ты трогал заслонку? - спросила бледная Эльза.
        Он не смог вспомнить точно, прикасался ли хоть раз к железной задвижке, которой пользуются обычно, чтобы перекрыть дымоход от ветра, дождя или снега. Голова сильно болела, в ней, казалось, образовалась какая-то каша. Оттащив Левченко от егеря, он заставил его извиниться, заверил Веру, что больше подобного не повторится, и отправился прогревать выстуженный дом. Камин он больше не растапливал, ограничившись тем, что внес в комнату два обогревателя. Эльза привела продрогших детей, уложила спать и легла сама. Спокойной ночи она Корчаку не пожелала. Он ей тоже. Их отношения окончательно разладились.
        ГЛАВА 12. ГРОМ СРЕДИ ЯСНОГО НЕБА
        Когда долго и настойчиво ведешь здоровый образ жизни, любые излишества выбивают тебя из колеи. Пьющий или просто выпивающий человек настолько привыкает к своему состоянию, что уже не замечает недомоганий и симптомов похмелья по утрам. Дело привычки. Если ты вчера, позавчера и год назад употребил спиртное перед сном, то ты попросту забудешь, каково это - просыпаться здоровым и бодрым. И наоборот. Трезвенник переживает похмелье, как настоящий кошмар.
        Именно это произошло с Корчаком. Понятное дело, что виной его разбитого состояния были не только алкоголь, но и затяжная болезнь, а также отравление угаром. Но причины были не так важны, как последствия. Корчак не встал - он собрался по частям. Самые обычные действия требовали удвоенных усилий. Простейшие вопросы детей заставляли напрягаться, чтобы осмыслить их и дать адекватный ответ. Хорошо еще, что Эльза пока что дулась и не донимала упреками. Ведь, как ни крути, в случившемся ночью был виноват Корчак и никто другой. Это из-за него семья жила в лесном доме и была вынуждена обогреваться у горящего камина. И это он не побеспокоился о технике безопасности.
        Что же, черт подери, произошло с проклятой заслонкой? Дети утверждали, что не приближались к очагу. Эльза тоже явно не имела к этому никакого отношения. Чем дальше, тем больше Корчака одолевали подозрения, что виновником едва не произошедшей трагедии был он сам. Скорее всего, заглянув к спящим детям и проверив, горит ли пламя, он машинально повернул рукоять заслонки. И это знание, которым он не решался поделиться, добивало его. Чувство вины только усилилось, когда, выйдя наружу, он увидел распухшую физиономию егеря, которому досталось ни за что.
        - Зря ты его поколотил, - сказал Корчак Левченко, который сносил вещи в машину.
        - Он не в обиде, - ответил друг. - Я ему харчей и выпивки на целую неделю оставил. Деньжат подкинул, опять же. Он только рад. Ему не впервой. Привычный.
        Вышла Оксана, по которой совсем не было видно, что она до поздней ночи пьянствовала наравне с мужчинами. Более того, когда они прощались, Корчаку показалось, что от нее не перегаром попахивает, а чем-то выпитым с утра. Пожелав ему удачи, она коснулась его руки, и он поспешно отступил, опасаясь, что этот жест будет увиден Эльзой из окна и истолкован неправильно.
        - А ты изменился, Игнат, - усмехнулась Оксана. - Не припоминаю, чтобы раньше ты боялся жены.
        - С чего бы ему бояться ее? - удивился Левченко, с силой захлопнув багажник.
        Вид у него был недовольный, как будто он жалел о своем приезде.
        - Она у него ревнивая, - пояснила Оксана, усмехнувшись. - Поехали, Лев. А то Игнату влетит за то, что он с нами слишком долго болтает.
        - Ничего мне не влетит, - буркнул Корчак.
        Но она оказалась права. Эльза действительно была не в духе.
        - О чем вы говорили? - требовательно спросила она, когда он вернулся.
        - Просто перекинулись парой фраз, - сказал он. - А что, нельзя?
        - Можно, - ответила она. - Тебе все можно. Ты делаешь что хочешь, совершенно не считаясь с нами.
        Дети, завтракавшие за столом, притихли. Им было непривычно видеть родителей в таком настроении и в таком состоянии. Кроме того, ночная эвакуация подействовала на них угнетающе. Это было видно по их скованным позам и потухшим взглядам.
        - Хотите домой? - спросил их Корчак.
        - Да! - выпалили они хором.
        - Мне здесь не нравится, - сказал Иван.
        - Мне тоже, - поддакнула Иванна. - И мне страшно.
        - Хорошо, - сказал Корчак, обращаясь к ним, но глядя на Эльзу. - Мы возвращаемся.
        - Сегодня? - просиял Иван.
        - Завтра, - сказал Корчак, продолжая смотреть в глаза жене. - Сегодня нужно кое-что сделать. Чтобы наверняка.
        - Что? - спросила она.
        - Я собираюсь ликвидировать свои предприятия, - пояснил он ей. - Официально. И нужно выписаться из реестров предпринимателей. Иначе мне будут начисляться налоги и штрафы, которые я сейчас просто не потяну.
        - Завези нас домой и занимайся делами, - предложила Эльза.
        - Нет, - сказал он. - Пока я не сделаю этого, бандиты могут подумать, что я собираюсь судиться или предпринять еще что-нибудь. До этих пор мы не можем чувствовать себя в безопасности. Согласна?
        Он приподнял брови, ожидая ответа.
        - Наверное, - произнесла Эльза, вздохнув. - Но мне не нравится идея, что ты опять поедешь в город один.
        - Я постараюсь управиться как можно быстрее, - пообещал Корчак. - Суну кому надо взятки, чтобы не мурыжили.
        - Не задерживайся, ладно?
        Она больше не сердилась на него, это было слышно по ее тону. Вот и славно. Корчак улыбнулся:
        - Конечно, родная. Я и сам хочу уладить все поскорее.
        - Звони почаще, - сказала Эльза и то ли полупросительно, то ли полутребовательно посмотрела на него.
        - А вот этого не обещаю, - сказал он. - Терпеть не могу звонить из всяких учреждений, где на тебя и без того смотрят, как на врага народа. Когда получится, тогда получится.
        - Хорошо, - покорно согласилась Эльза. - Я буду ждать.
        Корчак поцеловал ее, поцеловал детей и отчалил.
        Вести машину с похмелья было задачей непростой, но мало-помалу он приходил в себя, особенно после того, как завернул в супермаркет, где накачался сильногазированной водой и крепким кофе. Жуя ментоловую резинку, он въехал в город и предусмотрительно сбросил скорость, чтобы не быть задержанным дорожным патрулем.
        Морозец стоял небольшой, асфальт был покрыт бежевой жижей, летящей из-под колес машины во все стороны. Снег утратил белизну и больше не украшал городской пейзаж, а выглядел неопрятно. Куда ни падал взгляд, всюду толклись черные галки и вороны, вытеснившие голубей с хлебных мест. Они не позволяли Корчаку забыть о существовании банды Вальтера и о том, что эти мерзавцы сотворили с ним.
        Столько лет, столько сил и денег коту под хвост? Нет, если бы дело просто прогорело, было бы еще не так обидно. Но у Корчака все отобрали. Как у малыша в песочнице, который не сумел защитить свои игрушки от наглых хулиганов. И как дальше жить с этим? Ощущая себя слизняком, которого давили, но не додавили и бросили корячиться на дороге.
        Корчак приготовился повернуть вправо, где находился офис проверенного и надежного юриста, которому он собирался поручить ликвидацию компании, но вместо этого проехал перекресток и понял, что направляется не куда-нибудь, а прямиком к клубу «Лайв Спорт» на набережной. К тому самому, который подвергся в свое время разгрому и надругательству.
        Когда он поднялся на крыльцо и сквозь стекло заглянул в холл, туда уже вбежали парни в одинаковых белых рубашках, выдававшие охранников.
        - Вы к кому? - насели они на Корчака. - По какому вопросу?
        Он видел их в первый раз, но они, несомненно, были знакомы с его портретом и имели жесткие инструкции не впускать бывшего владельца ни под каким предлогом.
        - Я не собираюсь перед вами отчитываться, - заявил Корчак, вклинившись плечом между охранниками.
        Он поймал на себе обращенные на него взгляды, узнал пару девчонок, и в голове его упала некая планка, позволявшая оценивать свои поступки и контролировать их. В этом здании все было задумано и воплощено при его непосредственном участии. Сотрудников набирал он лично. А теперь его держали в вестибюле, не позволяя подняться в кабинет, который он привык считать своим. Смириться с этим было невозможно.
        Охранника, удерживавшего его наиболее рьяно, Корчак отшвырнул через столик с рекламной продукцией. Второй парень обхватил его обеими руками поперек туловища и пригнул голову, не позволяя себя ударить. Пока Корчак возился с ним, прибежали еще двое белорубашечников и парочка тренеров, фамилии которых он знал, но не мог вспомнить.
        Вся эта орава, повиснув на отбивающемся Корчаке, как охотничьи собаки на медведе, стали теснить его к выходу. Сбежались посетители, гардеробщицы и служащие. На глазах у них Корчака заставили отступить в стеклянный тамбур, а уже оттуда вытащили на крыльцо и столкнули со ступенек.
        Падая, он кувыркнулся через голову, но не ощутил боли. Злость была сильнее. Он вскочил и бросился обратно. Двустворчатую дверь успели закрыть на засов, а стекло было слишком толстым, чтобы проломить его коленями или кулаками.
        Пока Корчак бесновался, в «предбанник» вышел молодой человек настолько приятной наружности, что ее не портила даже ранняя проплешина на макушке. Он крикнул в щель, что является новым владельцем клуба, и предложил Корчаку убираться подобру-поздорову.
        - Я знаю, кто вы такой, - сказал он. - Меня предупреждали, что вы появитесь. Стоит мне позвонить нашему общему знакомому, и этот дебош закончится для вас плохо, очень плохо.
        Корчак провел диким взглядом по зданию, за стеклами которого белело несколько десятков любопытных физиономий, и отчетливо понял, что должен сделать. Гнев сменился ледяным спокойствием. Он подобрал шарф, волочащийся по плитам, и предупредил:
        - Я никуда не уйду. Я останусь. Зови кого хочешь, это не поможет.
        С этими словами он вернулся в машину, включил двигатель и стал ждать. Мыслей в голове не было. Мозг был девственно чист, как будто из него стерли все лишнее. Несколько раз звонила Эльза, но он находился не в том состоянии, чтобы с ней разговаривать.
        Пытаясь чем-то занять себя, Корчак нажал клавишу, и салон наполнился звуками музыки. Мелодия казалась узнаваемой, но слова не доходили до сознания. Это было не отупение. Это было полное сосредоточение на одной-единственной цели. Все прочее потеряло смысл.
        Бандиты приехали через десять минут. Или через двадцать. Или через пять. Корчак не засекал время. Оно не имело сейчас значения, как и все остальное. Из черного внедорожника выбрались двое, а потом еще двое. Корчак мигнул им фарами. Четверка, коротко посовещавшись, двинулась к нему. Он выключил музыку. Стало слышно, как работает двигатель. Корчак снял машину с ручного тормоза и нажал на педаль. Его могучий «крайслер» крутнул колесами, ища сцепления с обледенелым асфальтом, оттолкнулся и ринулся вперед.
        Всех бандитов сбить не получилось. Бампер сшиб лишь одного, а второй упал на капот, проехал так несколько метров, вопя, и сполз под колеса. Машину подбросило. Корчак сбил легкие воротца на выезде со стоянки, резко повернул и запетлял по дворам. Он уже забыл, как густо заставлены автомобилями проезды в центральных городских кварталах со старыми пятиэтажками. Дороги были столь узкими, что иногда приходилось буквально протискиваться между мусорными баками и легковушками, приткнувшимися друг к другу. Преследования не было. Чтобы выяснить это, Корчак часто оборачивался, не доверяя боковому зеркалу заднего обзора. Второе осталось на месте наезда.
        «По нему меня и найдут, - сказал себе Корчак. - Нет. Вздор. Зачем меня искать по отбитому зеркалу, когда свидетелей полный клуб. Меня там многие знают. Они видели, что я сделал. Меня возьмут очень скоро. Допросят для проформы, вынесут приговор и посадят за умышленное убийство. Даже если те двое только покалечены, то все равно срок будет немалый. Потому что против бандитов у полиции, как всегда, ничего нет, а мою вину доказать раз плюнуть. Где справедливость? Нигде. Кто сказал, что в мире существует или хотя бы запланирована справедливость? Нет ее. Не предусмотрена Создателем».
        Он остановил машину на оживленной улице и вышел, чтобы осмотреть повреждения. Их оказалось немного, но они были достаточно красноречивы. Как быть? Твердить, что он сбил парней случайно? Очевидцы покажут другое. Кроме того, Корчак сам устроен не так, чтобы отпираться, отрицая очевидные факты. Бандиты разрушили его жизнь, и он был вынужден постоять за себя. Наверное, в уголовном кодексе имеются какие-то подпункты, учитывающие смягчающие обстоятельства. Но тюрьмы и зоны все равно не избежать. А там Корчака очень скоро задушат грязным полотенцем или заколют заточкой, чтобы было неповадно против воровской масти бунтовать. И что же получается? Получается, что он не только дурак, но и негодяй, бросивший семью в беде. Как справится Эльза с двумя детишками без кормильца и защитника? У них нет никаких особых сбережений. Он их обрек на нищенское существование.
        Корчак достал телефон, чтобы позвонить Эльзе и сознаться в содеянном. Но рука не поднялась набрать номер. Он ведь обещал. И в очередной раз нарушил данное слово. Жалкое ничтожество, вот кто он такой!
        Неужели нет выхода? Может, еще можно все исправить? Бандиты ведь, если верить легендам, не обращаются в полицию с жалобами, а разбираются с обидчиками самостоятельно. Может быть, они запретят сотрудникам клуба вызывать полицейских? Меняет ли это что-нибудь? Нет. Ровным счетом ничего. Какая разница, где именно убьют Корчака - в тюремной камере или в каком-нибудь другом месте? Оставалась одна надежда. Левченко! Он говорил, что Вальтера вот-вот арестуют. А что, если это произойдет прямо сегодня? Случаются же иногда чудеса!
        Чуда не произошло. Левченко взял трубку, явно недовольный звонком.
        - Что у тебя? - спросил он отрывисто. - Очень коротко, Игнат. Я занят.
        - В другой раз перезвоню, - сказал Корчак и выключил телефон.
        В душе зародилась надежда. Похоже, Левченко ничего не знал о ЧП на территории «Лайв Спорта». А ведь Корчак и группировка Вальтера были у него на особом контроле. Или ему еще не успели доложить?
        Сколько Корчак ни ломал голову, а ответить на свои вопросы, разумеется, не мог. Тогда он вышел из машины, сел в кафе и заказал кофе с заварными пирожными. Это его слегка успокоило, вернуло ощущение будничности происходящего, его нормальности. После перекуса Корчак вернулся в машину и позвонил Эльзе.
        Нужно было быть последним подлецом, чтобы не поставить ее в известность. Вполне вероятно, что это единственная возможность объясниться с женой. Корчак признается, повинится - и будь что будет.
        - Эльза, - произнес он, делая усилие, чтобы голос не звучал слишком уж замогильно. - Эльза, я хочу тебе сказать…
        Она не брала мобильник. Не отвечала на звонки, сколько ни вслушивался Корчак в длинные гудки. Он почувствовал нарастающую тревогу. Ему стало совсем не по себе, когда не получилось дозвониться также до Ивана, у которого уже имелся собственный телефон. Оставался егерь. Его номер был внесен в адресную книгу Корчака. Он нажал вызов. Безрезультатно. Пал Палыч не ответил.
        - Что-то случилось, - пробормотал Корчак, включая зажигание. - Что-то случилось. Ответьте же! Хоть кто-нибудь!
        Никто ему не перезвонил, пока он несся за город, держась в третьем ряду и совершая опасные обгоны тех, кто шел впереди и не желал уступать дорогу. Напрасно он спешил. По прибытии в лесное хозяйство выяснилось, что он все равно опоздал. Корчак понял это еще возле шлагбаума, когда никто не вышел на настойчивые автомобильные гудки. Он заглянул в сторожку и обнаружил там мертвого привратника с перерезанным горлом и кровавой манишкой на груди. Из-за тесноты ему было некуда падать, и он остался сидеть на стуле с карабином на коленях, который взял, когда почувствовал неладное. С запозданием почувствовал.
        Шлагбаум не пришлось сносить, потому что он просто лежал на опоре и сам пошел вверх, как только Корчак снял наброшенную цепь с болтающимся замком. Охваченный уже не просто тревогой, а настоящим ужасом, он подъехал к коттеджам. Там не было ни души. Взбежав на крыльцо, Корчак несколько раз дернул дверь на себя, забыв, что она открывается внутрь. Вспомнив, он ударил плечом, потерял равновесие и, упав, крикнул с пола:
        - Иванка! Эльза! Иван! Вы где?
        Тишина была страшнее самого страшного ответа. Понимая, что поиски бесполезны, Корчак принялся бегать по комнатам, заглядывая во все двери, под кровать и за шторы. Его семья бесследно исчезла. Вещи остались на местах и даже были не особо разбросаны. Здесь не было лихорадочных сборов. Создавалось впечатление, что всех троих попросту забрали и увезли в неведомом направлении.
        Корчак нагнулся, чтобы поднять с пола игрушечного мышонка Иванны. Его звали Бэтменом, но он не сумел спасти ни хозяйку, ни кого-либо еще. Сунув мышонка в карман, Корчак отправился искать егеря и его сожительницу. Они были у себя. Только не живые. Обоих зарезали, как и охранника на въезде. Судя по позам, оба стояли на коленях, когда к ним подошли сзади, чтобы убить. Должно быть, они были уверены, что до этого не дойдет, потому что их даже не пришлось связывать.
        - Вальтер, - сказал Корчак. - Это твоих рук дело.
        Он постоял в забрызганной кровью комнате, вспоминая телефонный номер. Потом вышел на свежий воздух и, трудно дыша, позвонил.
        - Что, фраер? - услышал он голос Вальтера. - Спохватился все-таки? Только поздно. А ведь я тебя предупреждал.
        - Верни их, - сказал Корчак. - На любых условиях.
        - Не могу. Оттуда не возвращаются.
        Корчак сглотнул. Ему показалось, что в голове что-то лопнуло от напряжения.
        - Где они? - спросил он, отстраненно дивясь своему ровному тону.
        - Свою семью ты больше не увидишь, - сказал Вальтер. - Долго думал. И много лишнего делал. Это тебе за пацанов моих. Живи теперь с этим. Я тебя даже убивать не стану.
        - А я тебя стану, - сказал Корчак. - Долго и больно.
        - Ручонки у тебя коротки. Ты теперь никто, и звать тебя никак. Иди, сопли на кулак наматывай.
        Мобильник умолк. Корчак сел на снег и обхватил голову руками.
        ГЛАВА 13. В ОГНЕ
        Шок был длительным и невыносимым. Если бы в этот момент у Корчака был при себе пистолет, он почти наверняка пустил бы себе пулю в висок. Переносить такое наяву было намного тяжелее, чем во сне. Жить не хотелось. Если Корчак не умирал, то лишь потому, что он один мог отыскать и спасти своих родных, а если нет, то отомстить за них.
        Месть! Он был одержим ею. Никогда прежде он не понимал истинного значения этого понятия. И никогда не представлял себе, как темно может быть на душе, когда там угаснет всякая надежда.
        Несколько раз он брал телефон и тыкал деревянным пальцем в кнопки, пытаясь вызвать жену или детей. Все впустую.
        - Ответьте же! - просил он. - Пожалуйста. Пусть случится чудо. С вами ничего такого не произошло. Вы просто прячетесь, правда? И не слышите звонков. Но вот я опять набираю и… Ну! Ответь, Эльза! Слышишь?! Ответь мне! Отвечай!!!
        Он понял, что орет во весь голос и эхо разносит его голос по лесу, пугая притихших птиц. В этом не было смысла. Те, до кого он хотел докричаться, его не слышали. Какого черта тогда надрываться?
        Корчак встал. Сел опять. Ноги его держали, но он не знал, куда идти и зачем. Нужно было убедить себя, что это необходимо.
        - Игнат, - сказал он себе. - Послушай. Если ты останешься замерзать на снегу, ты не найдешь их. Никогда. А это нужно сделать. Необходимо, понимаешь? Ты должен найти их! И ты найдешь. Живых или мертвых. Сперва мы узнаем, что с ними, а потом уж умрем сами, если иначе не получится. Но не раньше. Не раньше, чем те ублюдки, которые…
        Он не договорил. Словами невозможно было выразить то, что жгло и терзало его изнутри. Там все выгорело, но огонь не унялся, а продолжал пожирать Корчака.
        Он опять встал. Нельзя было здесь оставаться. Если кто-то приедет в лесное хозяйство и наткнется на Корчака, единственного живого среди мертвых, то полиция получит единственного же подозреваемого. Можно будет сколько угодно оправдываться, но отвертеться не получится. Отыщутся и отпечатки, и улики, и даже показания свидетелей, если понадобится. А Корчак не хотел за решетку. Ему во что бы то ни стало нужно было оставаться на свободе, чтобы осуществить задуманное.
        Первое: найти семью и узнать, что с ней случилось.
        Второе: отомстить всем, кто хотя бы косвенно виноват в произошедшем.
        Порядок этих двух пунктов может быть любым. Исполнение их - обязательно. Решение окончательное, отмене не подлежит.
        Итак, остаться на свободе. Первоочередная задача.
        Корчак поел снега, не замечая, что жует его вместе с сосновыми иголками. Сплюнул. Умылся все тем же снегом. Высморкался, откашлялся и позвонил Левченко. Он не спрашивал, занят ли друг. Не делал пауз, не выделял каких-либо слов или фраз интонациями, не просил помощи и не сетовал. Просто излагал факты.
        Левченко слушал, не перебивая. Когда Корчак остановился, он спросил:
        - Ты все еще там?
        - Да, - ответил Корчак.
        - Нужно сваливать оттуда.
        - Ты лучше скажи, как они узнали, где нас искать? Это ведь было известно только нам двоим.
        - Не только, - возразил Левченко. - Была еще, допустим, моя Оксана. И твоя Эльза. И Пал Палыч. Но не в них дело.
        - А в ком?
        - В тебе, Игнат. Не хрен было по городу шастать. Там тебя взяли и повели.
        Корчак помолчал, обдумывая услышанное. Потом спросил:
        - Почему же они тогда меня не ликвидировали?
        - Ты, насколько я понял, опять в городе был? - сказал Левченко. - Вот бандиты и воспользовались твоим отсутствием. Мало ли что. А вдруг у тебя оружие припасено? Решили не рисковать.
        Пока он строил версию, Корчак с обжигающей болью осознал, что, останься он сегодня дома, ничего бы не произошло. Ведь Вальтер послал головорезов в лесничество, когда узнал о расправе над своими бойцами. Не будь этого, семья Корчака не пострадала бы. Это он виноват!
        У него вырвалось глухое рыдание, и он воткнул в рот кулак, чтобы не выдать себя.
        - Кашляешь? - спросил Левченко. - Простудился?
        - Немного, - сказал Корчак. - Что мне делать, Лев?
        - Для начала сваливай. Машину брось. Через лес уходи. На дороге тебя перехватят. Рупь за сто, что группа захвата уже едет за тобой.
        - Кто их прислал? Я ведь здесь один.
        - Бандиты и послали, - пояснил Левченко нервно. - Давай, Игнат, не теряй времени. Беги. Потом отзвонишься. Что-нибудь придумаем.
        Корчак сделал несколько шагов в сторону леса и остановился. В бегстве не было смысла. Наоборот, подавшись в бега, он только подтверждал свою вину. Останется машина, по которой его запросто вычислят. А в коттедже полно вещей, по которым тоже ничего не стоит установить, кто там жил.
        Вместо того чтобы последовать совету друга, Корчак отправился в дом, собрал все вещи и погрузил в «крайслер». Стирать отпечатки он не стал. Ни сам он, ни Эльза никогда не находились под следствием, так что в полицейской базе данных на них ничего не было. Не забыть только в сторожке страницу из журнала дежурств вырвать.
        Закончив сборы, Корчак на всякий случай прихватил телефоны Пал Палыча и Веры, по которым можно было установить их недавние контакты, а потом, когда поехал по накатанной колее в сторону трассы, разобрал их, лишив чипов, и забросил в снег как можно дальше от дороги. Сжег изобличающую его страницу на пропускном посту. Без всяких помех выехал из леса и повернул к городу. Позвонил Левченко.
        - Успел? - взволнованно спросил тот. - За тобой уже едут. Дежурному сигнал поступил.
        - Поздно, - сказал Корчак. - Я далеко.
        - На машине все-таки поехал? Не послушал меня?
        - Нет, Лев. И правильно сделал. Я смотрю, туда вертолет полетел. - Корчак наклонился, чтобы лучше видеть в боковое окно. - Ушел бы пешком, меня бы сверху в два счета нашли.
        - Что ж, повезло, - произнес Левченко. - Везучий ты, Игнат.
        - Лев, у меня семью забрали. Кто везучий?
        - Извини. Вырвалось. Что дальше думаешь делать? Я бы на твоем месте сидел и не высовывался. Поверь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти твоих.
        - Я не знаю. Я ничего не знаю. Не могу говорить… Позвоню, когда…
        Корчак выключил телефон и впился зубами в тыльную сторону ладони. Слезы застилали глаза, и он едва видел дорогу перед собой. Возникла спасительная мысль: выскочить на ближайшем развороте на встречную полосу под многотонный грузовик и покончить со всем этим. Но, пряча телефон, он рукой нащупал дочкиного Бэтмена. Это помогло избавиться от трусливой мыслишки. Если семье было страшно и больно, то его долг - страдать и мучиться. А еще мстить. И не хрен юлить, выискивая легкий путь.
        Корчак выпрямился и взял руль обеими руками. Желваки набухали, играя на стиснутых челюстях. Глаза не мигали. Он перевел взгляд на зеркало над собой и посмотрел на свое отражение. Оно было незнакомым. Сегодня утром, несмотря на похмелье, Корчак был сорокалетним мужчиной. Теперь он видел в зеркале чуть ли не старика. Жизнь уходила из него. Он не возражал. Лишь бы сил хватило на главное.
        Поразмыслив, Корчак решил, что не поедет домой. Не только из-за опасения, что там его найдут. Он бы не пережил ночь среди стен, кричащих о его утрате. Поднявшись за вещами, которые могли понадобиться ему в самом ближайшем будущем, он не надеялся застать в квартире кого-нибудь и не застал. Потрогал все еще влажную обивку дивана и прошептал:
        - Я убью тебя, Вальтер.
        Взял сумку и покинул дом.
        Ему было где жить. Еще осенью в центре города им были выкуплены две смежные квартиры на первом этаже жилого дома. Там планировалось устроить магазин спортивной одежды и питания. Однако руки у Корчака все не доходили, да и денег не хватало, чтобы запустить проект. Так и стояли квартиры, незадействованные и заполненные хламом, который прежние хозяева не забрали с собой при переезде. Вода и канализация были вряд ли отключены, потому что для этого пришлось бы резать трубы, а Корчак не помнил, чтобы давал согласие на такое. Батареи отопления тоже не было смысла демонтировать. Впрочем, удобства мало заботили Корчака. Ему нужно было логово, чтобы скрываться там до неожиданного броска. Он превратился в хищника, в зверя-одиночку.
        Квартира встретила его чужим непривычным запахом и беспорядком, который в другое время Корчаку захотелось бы хотя бы частично устранить. Но не сегодня.
        Поскольку быстро темнело, он задернул окно и щелкнул выключателем. Свет не зажегся. Осмотр с фонариком показал, что хозяева обеих квартир забрали при отъезде все лампочки. К счастью, они забыли о старой настольной лампе, обнаруженной в кладовке. Она работала. Можно было перемещаться по комнатам, перенося лампу с собой. Так Корчак и сделал. Посетил ванную комнату, а затем совершил небольшую экскурсию по квартирам. Они были соединены между собой общим тамбуром, так что места было предостаточно. Глядя на ободранные обои и обломки мебели, Корчак очень остро ощутил, что вот когда-то здесь жили люди, а теперь их нет, и они никогда не вернутся. Точно так же с нашим миром. Мы кажемся себе полноправными хозяевами до тех пор, пока не настанет время уходить, только без вещей и в никуда.
        Устроившись на кухне, Корчак поделился своими мыслями с мышонком Бэтменом, после чего предупредил:
        - Только не подумай, что у меня крыша поехала. Я разговариваю с тобой не потому, что считаю, будто ты понимаешь. Просто не с кем больше. Твоей маленькой хозяйки больше нет. Я за нее. А потом и меня не станет. Очень может быть, что ты переживешь нас всех.
        И снова в который раз губы Корчака скривились, лицо сморщилось, а глаза заволокло слезами.
        «Прекрати! - сказал ему мышонок строго. - Ты здесь не для того, чтобы плакать, как маленькая девочка».
        - Ты прав, - согласился Корчак и вытер кулаками глаза. - Не буду сопли распускать. Я не заслужил права оплакивать ее… оплакивать их… Ведь от слез делается легче. Я не хочу, чтобы мне было легче. Мне нельзя.
        Он спрятал мышонка в карман и подошел к окну. В электрическом мареве хаотично носились снежинки, кажущиеся то белыми, то темными. Город погружался в ночь. Хищникам было пора выходить на охоту.
        Корчак оделся и вышел. Когда он покупал зажигалку, то зачем-то взял еще и пачку сигарет, попросив те, что покрепче. Он уже забыл, когда курил в последний раз. Очень, очень давно. Но пальцы, губы и легкие помнили, как это делается, и взялись за старое с удовольствием. Самое приятное в этом процессе было то, что не приходилось беспокоиться о здоровье. Оно больше не понадобится Корчаку. Того, что имелось, должно хватить. С лихвой. Счет шел на дни, самое большее на недели.
        - А тебя, Бэтмен, я куда-нибудь пристрою, - пообещал он, пуская дым в направлении мутного месяца над крышами. - Не бойся. Я тебя в обиду не дам.
        Если бы мышонок умел говорить, он ответил бы, что жене и детям Корчак обещал то же самое, но слова не сдержал. И где они теперь? Что с ними?
        Корчак выбросил догоревшую сигарету и закурил новую. Наполнив легкие дымом, а кровь - никотином, он с отвращением понюхал пальцы и решил, что курить больше не хочет. Пачка вместе с очередным окурком отправилась в урну. Корчак вернулся к машине и наполнил пластиковую канистру бензином из бака. Тщательно протерев ее и завинтив горлышко, он поехал к клубу «Лайв Спорт».
        До закрытия оставалось несколько минут, но следовало дождаться, когда разойдется обслуживающий персонал и уснет охрана. Будучи владельцем клуба, Корчак постановил, что для ночных дежурств достаточно одного охранника и техника - на тот случай, если прорвет трубы или возникнут проблемы с энергоснабжением и выйдет из строя оборудование. Конечно, помимо этого в здании вполне могли ночевать какие-нибудь умники, экономящие таким образом на жилье или оказавшиеся без крыши над головой. Исходя из этого, следовало действовать с двойной осторожностью. Корчак решил подождать до полуночи.
        Он прогулялся, поужинал, а потом, прихватив канистру, сунул ее в рюкзак, перемахнул через ограду и занял наблюдательный пункт на стоянке. Днем она была заполнена, но теперь опустела, и, чтобы не маячить на виду, Корчак спрятался в тени ржавого микроавтобуса, брошенного в незапамятные времена. Когда у него еще имелись колеса, завхоз не сподобился вытащить колымагу со двора, а потом стало поздно. Никому не хотелось заказывать подъемный кран и эвакуатор, а потом еще везти груду ржавого металла за город. Помнится, Корчак кому-то устроил разнос по этому поводу, но автобус в конечном счете все же пригодился. Никогда не знаешь, где найдешь, а где потеряешь.
        «И кого потеряешь», - продолжил мысль мышонок в кармане.
        - Помолчи, ладно? - попросил Корчак. - Не до тебя сейчас.
        Мышонок не обиделся. Просто замолчал. Ждал от нового хозяина действий, а не слов.
        Корчак приблизился к зданию там, где не было наружного освещения, чтобы не быть опознанным по видео, отснятому камерой наружного наблюдения. В принципе, он не думал, что аппаратура уцелеет в пожаре, но на всякий случай решил подстраховаться.
        В некоторых окнах были различимы отблески света, однако так было всегда, и это отнюдь не свидетельствовало о том, что внутри не спят. Большие учреждения никогда не погружаются в полную темноту. В них не принято экономить электроэнергию.
        На сигнализацию были поставлены только окна первого этажа, тогда как на другие, выше, не потратились. Решение принимал тогдашний администратор, а Корчак не настаивал. Оставалось только похвалить себя за это.
        Корчак достал из рюкзака черно-желтый ремень с петлей, предназначенный для занятий спортивной гимнастикой, и отрегулировал его на максимальную длину. Называлось это приспособление TRX и было в ходу у любителей спорта. Когда Корчак начинал, бытовало мнение, что ремни резко сократят число желающих платить за возможность заниматься на тренажерах. Он купил себе такой, попробовал и пришел к выводу, что это дело на любителя, поскольку заниматься спортом в одиночку, без наглядного примера, способен не каждый. Он оказался прав. А комплект TRX сохранился и, вот надо же, пригодился!
        Как взаимосвязано все в жизни. Все пути-дорожки готовятся заранее, задолго до того, когда могут быть использованы…
        Зацепить петлю за стойку кондиционера на втором этаже получилось чуть ли не с двадцатой попытки, но в конечном счете это удалось. Корчак подергал ремень, проверяя, не треснет ли пластиковая застежка, но она выдержала. Упираясь подошвами в стену, он добрался до кондиционера, сел на него верхом и достал из кармашка рюкзака стеклорез. Через десять минут в двойном стекле было проделано отверстие, достаточное для того, чтобы просунуть туда руку и повернуть рукоять оконной рамы.
        Выпиленные куски Корчак бросил в снег, чтобы не звякнули. Затем забрался в кабинет то ли маркетолога, то ли финансиста. Запасной ключ нашелся в выдвижном ящике стола среди канцелярских принадлежностей. Корчак осторожно открыл дверь изнутри и выскользнул в коридор. Там было пусто. Он отправился на поиски охранника, обойдя сначала второй этаж и пробуя все двери, а потом поднялся на третий. Не хотелось ему, чтобы кто-нибудь сгорел здесь заживо, когда пламя перекинется вверх. В мозгу промелькнула мысль, что еще совсем недавно, глядя на сгоревший дом Каренина, он удивлялся, как человек способен предать огню свое жилище, а теперь это казалось вполне естественным и даже необходимым. Нельзя оставлять свое, кровное всяким бандитам.
        Охранник находился на темной галерее, опоясывающей плавательный бассейн. От небольших светильников на дне исходило таинственное свечение, которого было вполне достаточно, чтобы гонять мультяшные танки по экрану компьютера. Корчак зашел с другой стороны, снял рюкзак и изо всей силы огрел охранника по голове. Пятилитровая канистра сработала лучше всякой дубинки. Охранник лег на клавиатуру, совершенно не заботясь о том, что танчики забегали как попало, подчиняясь хаотичному нажатию клавиш.
        Оставив его в обмороке, Корчак вернулся на площадку с офисами, где хватало пластика и прессованных опилок. Обильно полив здесь все, он бросил полупустую канистру во вскрытом кабинете и щелкнул зажигалкой. Полыхнуло так, что его обдало жаром. Не теряя времени, Корчак вернулся за охранником и потащил его за руку вниз, чтобы не сгорел на работе.
        Примерно на середине пути парень очнулся и, вместо того чтобы сказать спасибо, бросился драться. Лучше бы он этого не делал. Корчак находился не в том состоянии, когда возможно сдерживать силу ударов или хотя бы стараться не калечить противника. Охраннику досталось по полной программе.
        В вестибюле стоял холодильный шкаф с напитками. Взяв оттуда воду, Корчак привел парня в чувство и сказал ему следующее:
        - Сейчас ты лишился всего-то нескольких зубов, плюс получил пару переломов. Это пустяки. Как говорится, до свадьбы заживет. Но если ты вызовешь пожарных или полицию, то тебе уже не удастся отделаться так легко. Я тебя найду и убью. Посмотри мне в глаза. Веришь, что я говорю правду?
        Охранник посмотрел и кивнул.
        - Тогда тебе повезло, - сказал Корчак. - Рад, что ты оказался сообразительным. Но иногда люди производят ошибочное впечатление. Признайся, это не тот случай?
        Охранник истово помотал головой, рискуя усугубить сотрясение мозга, которое с большой степенью заработал, когда бился головой о ступени, а потом получил взбучку от Корчака.
        - Я никому не скажу, - пообещал охранник, с трудом шевеля языком и поврежденной челюстью. - Будьте спокойны.
        - Я спокоен, - заверил его Корчак. - Я поджег этот чертов клуб и могу разволноваться только в том случае, если пожар потушат. В здании еще кто-нибудь есть?
        - Нет, Игнат Иванович.
        - Забудь Игната Ивановича. Нет никакого Игната Ивановича и не было. Уяснил?
        Охранник наклонил голову в знак согласия. Наверху уже полыхало и гудело. Не попрощавшись, Корчак покинул клуб и добрых полчаса наблюдал снаружи за тем, как пламя бушует внутри, выламывая стекла и оставляя мазки копоти на бетоне.
        Когда заверещали пожарные машины, Корчак отвел взгляд, и отблески огня исчезли из его глаз. А в душе продолжало полыхать. И не существовало в мире средства, чтобы погасить это адское пламя.
        ГЛАВА 14. В ЧЕМ ПРАВДА, БРАТ?
        После возвращения из Австралии у генерала Льва Николаевича Левченко еще долго сохранялся загар, и ему это нравилось. Он даже отправил секретаршу Светлану в солярий, предупредив при этом, чтобы загорала не голой, а в купальнике. Его завораживал вид белых участков на загорелом женском теле. Они свидетельствовали о том, что он видит то, что принято скрывать от посторонних глаз. Это возбуждало Левченко до такой степени, что он предавался любовным утехам чуть ли не каждый день, отдавая должное как Светлане, так и жене, которая тоже манила его лоскутами незагорелой кожи. Это было хорошее время. Левченко сбросил несколько килограммов и находился в отличной физической форме.
        Завершая «летучку», он постучал ладонью по столу, привлекая к себе всеобщее внимание и давая понять, что сейчас прозвучит нечто крайне важное.
        Командир особого подразделения Управления по борьбе с организованной преступностью и оба его взводных обратились в слух.
        - Поскольку мы имеем дело с особо опасным и циничным противником, - заговорил Левченко, - я принял решение. Пленных брать не обязательно. Предупредительных выстрелов не давать. Бить на поражение. Когда сдаваться начнут, тогда смотрите по обстоятельствам.
        - Письменный приказ будет? - спросил командир ОПУБОП, майор Дмитрий Данилович Семиряжный, мужчина суровый, сдержанный, повидавший на своем веку столько всякого, что глаза у него утратили живой блеск и выражение и казались камешками, вставленными в глазницы.
        В ожидании ответа он сидел очень прямо и смотрел тоже прямо, не мигая.
        - Зачем тебе письменный приказ, Данилыч? - спросил Левченко с упреком. - С каких пор тебе моего слова мало?
        Семиряжный пожал плечами. Вопрос вырвался у него машинально, по многолетней привычке. Никакие письменные приказы ему были не нужны. Хоть сто приказов предъявляй потом, это ничего не изменит, ничего не даст. Не та ситуация. Если что, то вариантов отвертеться у Семиряжного не было. Ни одного. Он знал об этом и совершенно не переживал. Вся жизнь его была одним сплошным военным походом, полным опасностей и смертельного риска. Майор привык ничего не бояться, потому что смысла в этом не было. Стеречься - да. Но гадать, что будет с ним при неудачном раскладе, он давно отучился. Никогда не угадаешь. От судьбы не уйдешь, а она, судьба, любит рисковых.
        - Достаточно устного приказа, товарищ генерал, - сказал Семиряжный, слегка наклонив голову, прочно сидящую на толстой бычьей шее.
        Его помощники синхронно кивнули, слегка улыбнувшись. Левченко сдвинул брови на переносице и указал на дверь:
        - Тогда вперед! Жду доклада. Удачи.
        Силовики, топая тяжелыми берцами, покинули кабинет. Оставшись один, Левченко проверил, не отключен ли звук на мобильнике, и положил его на стол, чтобы сразу взять, если ему позвонят. Никто не определил бы этого по лицу генерала, но на душе у него было неспокойно. Не нравилось ему, что Корчак исчез из виду и не выходит на связь. Юношеская дружба осталась в прошлом, а в настоящее Игнат ну никак не вписывался. Конечно, если под настоящим подразумевать то, каким оно представлялось Левченко, но другого для него и не существовало. По его глубокому и искреннему убеждению, мир должен быть комфортным местом обитания прежде всего для него самого.
        Он нажал на кнопку:
        - Светлана, зайди.
        Она появилась считаные секунды спустя, готовая на все и с призывной улыбкой на губах. Левченко, прислушавшись к своим желаниям, решил, что ему сейчас не до утех, ни настольных, ни «подстольных», если так можно выразиться.
        - Опять без очков, - заметил он, недовольно хмурясь.
        - Глаза болят, если долго в них сижу, - пожаловалась Светлана.
        - Я же говорил тебе, чтобы стекла заменила на обычные.
        - Так времени же нет, Лев Николаевич. Сами никуда не отпускаете.
        - Дел непочатый край, - сказал он.
        - Вот видите, - улыбнулась Светлана. - Приходится как-то приспосабливаться. Вы не беспокойтесь, если супруга ваша появится, я не забуду очки надеть. Мало ли почему сняла.
        Левченко еще раз мысленно проверил, не подает ли организм недвусмысленных сигналов, и отпустил секретаршу. Не успел он разобраться с бумагами, оставленными на подпись, как позвонил Семиряжный и доложил, что Вальтеру и его группировке снова удалось скрыться.
        - Должно быть, предупредил кто-то, - заметил он.
        - Поймать бы этого сукиного сына, - процедил Левченко. - Ничего, рано или поздно выдаст себя, гаденыш. Соберите там все, сфотографируйте, запротоколируйте…
        - Так нечего протоколировать, товарищ генерал, - сказал Семиряжный. - Вы же знаете этих «вальтеровцев», они после себя ничего не оставляют, ни улик, ни хотя бы мусора. Чисто работают.
        Тирада завершилась смешком, который можно было принять за уважительный. Человек посторонний так и воспринял бы звук, изданный майором. Но Левченко не был человеком посторонним и тоже не удержался от усмешки, которую, впрочем, поспешил согнать с лица.
        - Ладно, отбой, - проговорил он устало. - Выдвигайтесь на базу. Позже решим, что и как. Я сам подъеду. До новых распоряжений базу не покидать.
        Закончив этот короткий инструктаж, Левченко с хрустом потянулся и почувствовал, что все же хочет Светлану. Словно поймав волны радаром, она вошла в кабинет, но не для того, чтобы утолить его страсть, а для сообщения.
        - Он опять здесь, Лев Николаевич.
        - Кто? - спросил Левченко, хотя моментально понял, о ком идет речь.
        - Да Орешкин этот, - произнесла секретарша с досадой. - Ходит и ходит. Никак отвадить не могу. Хоть кол на голове теши. Не понимает русского языка.
        - Поймет, - пообещал генерал мрачно. - Запускай.
        - Но…
        - Два раза повторять тебе? - рыкнул он. - Пусть войдет.
        В голове мелькнула мысль, что хорошо бы вернуть те времена, когда было совершенно немыслимо, чтобы какой-то безродный капитанишка, да еще отстраненный от дел и уволенный с должности, осмелился бы досаждать генералу. Однако на самом деле Левченко вполне устраивал нынешний порядок вещей. Да, раньше власти у него было бы значительно больше, но и ответственности - тоже. И тогда не существовало ни такого количества способов заработать шальные деньги, ни возможности тратить их открыто, без оглядки, причем тратить на все, что душа пожелает, в любой точке земного шара.
        Вот только орешкины всякие под ногами путаются. Упрямая порода. Твердолобая. По-хорошему не понимают.
        - Давай, Орешкин, присаживайся, - пригласил Левченко с радушием, несколько удивившим визитера. - Ты опять за свое?
        - Опять, - ответил Орешкин с вызовом. - И предупреждаю, товарищ генерал, если вы снова откажетесь рассмотреть мое заявление…
        - Я рассмотрел, Орешкин.
        - Но не дали ходу. Так вот, товарищ генерал…
        - Давай без официальщины этой, Орешкин, - сказал Левченко, поморщившись. - Я тебе не начальник больше. Не знаю, чего к тебе кадровик прицепился, но сам знаешь, чем дело обернулось.
        - Знаю, - подтвердил отставной капитан, и краешки его скул поголубели.
        - Так что формально не товарищи мы больше, - закончил мысль Левченко. - Зови меня Львом Николаевичем, так будет правильно. Во всем порядок должен быть.
        - Тогда дайте ход моему заявлению, - сказал Орешкин. - Проверьте факты и дайте ответ. Официальный.
        - О чем там речь у тебя? Ах да, ты утверждаешь, что ОПГ Вальтера является на самом деле военным подразделением, а не обычной бандой…
        - Совершенно верно. Может быть, они только в прошлом военные. Но их мобильность и дисциплина говорят сами за себя. Горячих точек и военных конфликтов полным-полно. Есть где боевого опыта набраться…
        - Так, не части, не части, Орешкин. Не гони лошадей и не беги впереди паровоза. Я понял твою мысль. Будем заниматься.
        - Я это дело так не оставлю, - предупредил Орешкин. - Если и в этот раз не назначите расследование, то я заявление свое выше отправлю. По инстанции.
        - По инстанции, - повторил Левченко задумчиво. - Что ж, я вижу, ты серьезно настроен.
        - Очень серьезно, товарищ генерал. Так и знайте. Если раньше у меня подозрения были, то теперь - полная уверенность. Взять последние вылазки Вальтера этого… Настоящие военные операции. Налетели, зачистили, отступили. По сводкам, на инкассаторов «Прима-Банка» им трех минут хватило…
        - По сводкам? - переспросил Левченко, и глаза его сверкнули. - А каким образом ты, голубь мой, к оперативной информации доступ имеешь? Выходит, ты до сих пор к нашей базе данных подключен? Непорядок.
        - Я же для дела! - попытался защититься Орешкин.
        - Для дела он! Деятель какой выискался. Ладно, ступай, деятель. Приходи… э-э… давай послезавтра. Устраивает? Можно в первой половине дня. Детально обсудим версию твою. До этого я должен лично факты некоторые проверить.
        Спровадив правдоискателя, Левченко некоторое время сидел неподвижно, наливаясь злобой и густым бордовым цветом. Потом вызвал к себе начальника отдела коммуникаций Швыдкого и устроил ему такую головомойку, что тот, устрашенный генеральским гневом, растерял всю свою показную маскулинность и едва не наложил в штаны. Левченко приказал ему немедленно заблокировать Орешкину доступ к компьютерной базе МВД и заодно занести его пропуск в черный список, чтобы не мог являться в управление, когда ему вздумается. После этого генерал все же воспользовался безотказной секретаршей для снятия напряжения.
        - Уф-ф, - сказал он, переводя дух. - Ты у меня молодец, Светуля. Тебя упрашивать ни о чем не приходится, все с первого раза понимаешь. Все бы так. А то развели в стране либерастию. То не хочу, этого не буду… Всякие орешкины себя вольготно чувствуют, права качают.
        Генерал Левченко и отставной капитан Орешкин жили вроде в одном государстве, но на разных его уровнях, в непересекающихся измерениях, так что представления их о порядке и справедливости были фактически полностью противоположными. Интересы, допустим, оленей и волков никогда не совпадают и совпадать не могут, такова уж их природа. Орешкин был другого вида и класса, он принадлежал к иной породе людей.
        Скорее всего, если бы его попросили пофилософствовать на эту тему, он отказался бы. Не слишком ценил Орешкин слова и не доверял им. Он был так устроен, что судил людей по поступкам. К примеру, поведение генерала Левченко нравилось ему все меньше и меньше. Он не поверил его обещаниям и заранее знал, что послезавтра, услышав знакомую песню, больше не будет оттягивать, а купит билет в столицу и отправится искать правду там.
        Он не мог иначе. Не получалось. Таким уж уродился. Или так его воспитали, теперь не разберешь. Но жена перед их разводом назвала его правдолюбцем и произнесла это как приговор. Для нее это был синоним «неудачника», «лоха», человека не от мира сего.
        «Ну что, - спросила она напоследок, - доволен, правдолюбец?»
        Он тогда все добивался от нее признания. Он точно знал, что Галина ему изменяет, и хотел одного: правды. Признайся она, он бы понял и простил. Но она упорно стояла на своем, отрицая очевидные факты. Орешкину пришлось разыграть комедию с отъездом в командировку и неожиданным возвращением домой ночью. Тогда-то Галина и спросила, доволен ли он? Нет, он, конечно, не был доволен тем, чему стал свидетелем, однако ни о чем не жалел, даже о ее уходе к другому. Потому что лучше знать правду, пусть самую горькую и отвратительную, чем пребывать в неведении.
        Одно огорчало Орешкина. Ребеночка ему Галина так и не родила, а он очень хотел детей. Он любил их. Если бы ему предложили описать идеальную женщину, то у него получился бы образ, очень близкий к классическому образу мадонны. В его мечтах никогда не было ничего порнографического. Близость всегда была неразрывно связана с большой дружной семьей. Вот чего Орешкину не хватало. И правдой невозможно было как-то заполнить ту пустоту, в которой он постоянно пребывал.
        Его спасением, его отдушиной стал дом старшей сестры Нади. Муж ее бросил за упрямый характер, что было фамильной чертой Орешкиных. Она сама растила и воспитывала двух детей, семилетнего Павлушу и пятилетнюю Полину. Орешкин души не чаял в племянниках. Оставшись без работы, он все дни пропадал у сестры, помогая ей по хозяйству и возясь с детворой. Племянники его тоже любили и порой, забывшись, могли назвать папой, отчего на сердце Орешкина становилось тепло и просторно.
        Вернувшись из управления, он, как всегда, отправился к Наде, уложил малышню, построил с ними город из кубиков, порисовал, полепил, а вечером повел кататься на санках. Обычно они с радостью шли гулять с дядей, но тут вдруг заартачились.
        - Нет, не завтра, - строго сказал им Орешкин. - До завтра снег сойдет. Сегодня последний саночный день. Айда на горку, пока не растаяла. Нужно подышать свежим воздухом перед сном. Целый день в четырех стенах просидели.
        Уже было совсем темно, когда они выбрались во двор. Но вечер был не черным, а каким-то молочным из-за тумана. Пронизанный местами электрическим светом, туман казался золотистым, но дальше висел сплошной белесой массой, сквозь которую не было видно окружающих домов.
        Дело происходило в новом спальном районе, так что вокруг велось много строек. На одну, заброшенную, Орешкин обычно водил племянников. Там был пустой и совершенно безопасный котлован с наезженными полозьями склонами.
        Время было довольно позднее, так что кроме них троих на горке никого не оказалось. Павлик и Полина умещались на санках вдвоем. Когда они скатывались вниз, Орешкину становилось как-то по-особенному зябко и неуютно.
        «Еще разок и все, - решил он про себя, когда дети затащили сани наверх. - Неприятный вечер. Сыро, холодно. Зря я настоял».
        С воплями и хохотом племянники понеслись на дно котлована. Орешкин, смотревший им вслед, вдруг почувствовал, что он стоит здесь не один. Он повернул голову и увидел чуть поодаль молодого мужчину в короткой куртке и широких спортивных штанах. Он подошел ближе, держа руки в карманах. Спросил:
        - Катаетесь?
        - Катаемся, - ответил напрягшийся Орешкин. - А что, нельзя?
        - Можно, - сказал незнакомец, стоя рядом.
        - Слушай, чего тебе?
        - Просто стою. А что, нельзя? - спросил он точно таким же тоном, какой получился у Орешкина.
        Ситуация была не просто странная. Дикая. Орешкин посмотрел на детвору, вскарабкавшуюся уже на середину склона. Они хохотали, скользя на ледяных кочках. Первым лез наверх Павлик. Полина цеплялась за санки, волочившиеся сзади, мешая брату. Из-за этого они то и дело съезжали ниже, что казалось им невероятно смешным!
        - Хватит! - крикнул Орешкин с неожиданным для себя раздражением. - Перестаньте баловаться! Поднимайтесь быстрее! Домой пора!
        Павлуша крикнул что-то неразборчивое. Полинка дернула за санки. Они в очередной раз соскользнули по склону.
        - Ответь мне на один вопрос, - неожиданно заговорил незнакомец, по-прежнему стоявший на расстоянии вытянутой руки, что нервировало Орешкина все сильнее.
        - Почему это я должен отвечать на твои вопросы?
        - Просто ответь, - предложил человек.
        Голос его был доброжелательным. Орешкин, который несколько секунд назад подумывал о том, чтобы сообщить, что он служит в полиции, слегка успокоился.
        - Полина, шарф завяжи, потеряешь! - крикнул он, после чего повернулся к навязчивому собеседнику: - Ну, в чем твой вопрос?
        - Ты вот все правду ищешь, - сказал тот. - В чем правда, брат?
        Вот когда Орешкин окончательно понял, что над ним нависла смертельная опасность. Но было поздно. Зашедший за спину человек несколько раз ударил его в поясницу и бок чем-то острым. Под одеждой моментально стало горячо и мокро.
        Орешкин по-медвежьи отмахнулся, но движение вышло вялым и неточным, так что он даже не задел напавшего.
        - Не знаешь, - констатировал убийца, протирая стальное жало снегом. - А я тебе скажу. Правда в силе, брат. У кого сила, тот и прав.
        Сделав прощальный жест, он пошел прочь, постепенно растворяясь в тумане. «Это сон, это сон», - говорил себе Орешкин, хотя прекрасно знал, что все происходит с ним наяву. Он не хотел пугать племянников, поэтому продолжал стоять, несмотря на усиливающееся головокружение. Кровь затекала в штанину, она липла к ноге.
        Подбежали хохочущие дети.
        - Павлик, - строго произнес Орешкин. - Полина. Слушайте меня внимательно. Не спорьте, не задавайте вопросов. Сейчас вы беретесь за руки и бежите домой. Быстро, не оглядываясь. Код на двери - четыре единицы. Ваш этаж пятый. Это я тебе говорю, Павлик. Не перепутай. Все. Бери Полинку и бегите.
        Было в его тоне что-то такое, что заставило племянников подчиниться. Уже убегая, они то и дело оглядывались на дядю, который повел себя так странно. Только один раз ему хватило сил, чтобы помахать им рукой. Он подумал, что правда не в силе. Правда - в правде. Сила - это жизнь.
        Силы заканчивались. Жизнь тоже.
        Когда детские фигурки скрылись в арке, Орешкин позволил себе сделать то, что ему давно не терпелось сделать: он сел на утоптанный снег. По пустынной дороге проехал автобус, похожий на освещенную подлодку, плывущую в молоке. Орешкин сунул руку в карман и нащупал там холодный корпус мобильника, но не сумел обхватить его пальцами. Сил больше не было.
        Орешкин лег на бок и сделал слабую попытку подтянуть ноги. Это было последнее, что он сделал в своей жизни.
        ГЛАВА 15. ЖЕНСКАЯ МЕСТЬ
        Светлана Болосова была физически развитой девушкой с туманными представлениями о мироустройстве и очень четким пониманием того, чего она хочет от жизни. Списка желаний она не составляла, зато в ее комнатушке висел полномасштабный лист ватмана, обклеенный пестрыми вырезками из иллюстрированных журналов и ксероксных распечаток гугл-картинок. Там были яхты, умопомрачительные наряды, шикарные авто, особняки, бассейны, вечеринки, богатые мачо с гелевыми прическами и ухоженной щетиной, подиумы, соболиные шубы, бриллиантовые колье и многое другое.
        Коллаж соединил в себе все, что для Светланы являлось воплощением красивой и, главное, успешной жизни. Пророки и гуру из «Ютьюба» заверяли, что вселенная непременно прочтет такое послание, воспримет его как заказ и одарит адептов всем тем, чего им так не хватает для счастья. Почему вдруг? Да потому что человек создан для счастья, как птица - для полета. Вселенной и ее Создателю хотелось видеть, как мы радуемся, причем постоянно радуемся, будто дети. Просто наверху не имеют представления о наших потребностях. Владельцам же чудо-коллажей отказа ни в чем не будет. Нужно лишь слегка помогать вселенскому разуму. Как? Элементарно. Следовало создавать как можно больше ситуаций, способствующих раскрытию рога изобилия.
        В этом Светлана преуспела. До генерала Левченко у нее был стареющий театральный актер, который отписал ей однокомнатную квартирку покойной мамаши. Сразу после этого Светлана сказала актеру, что собирается родить от него ребеночка, возможно, даже двойню, и он как-то резко охладел к ней и перестал отвечать на звонки. А квартира, провонявшая кошачьей мочой, осталась (двух проживавших там кошек Светлана снесла в клетке в парк и там бросила).
        Не тратя времени даром, она стала искать место секретарши при каком-нибудь состоятельном дядечке, который бы финансировал ее личный поход за счастьем. Наивная дурочка пристроилась бы в бизнес-структуру и ждала бы, пока владелец соизволит трахнуть ее в числе прочих, - а прочих там пруд пруди. Не такова была Светлана Болосова. Она выбрала должность секретаря начальника УБОП, справедливо рассудив, что денег у него никак не меньше, а возможностей и власти - несравненно больше. Она оказалась права. Левченко был не просто богат, а очень богат. Еще совсем не старый, женатый, но бездетный - какая завидная пара! И решила Светлана не просто обогатиться, а выскочить замуж.
        Почему нет? На листе ватмана появился портрет генерала Левченко, переснятый с доски почета в вестибюле управления. После этого заполучить его было вопросом времени и делом техники.
        Когда генерал распорядился, чтобы на работу Светлана являлась в уродливых массивных очках, она сразу смекнула, в каком направлении действовать. Крутой генерал боялся своей ревнивой жены. Должно быть, нрав у мадам Левченко был еще круче. Этим обстоятельством и решила воспользоваться Светлана. Она задумала столкнуть супругов и добиться их развода. Только устранив препятствие в виде уже существующего брака, можно было надеяться на заключение нового.
        Была Светлана Болосова, станет Светлана Левченко. Звучит? Не очень, по правде говоря. Зато все остальное более чем замечательно.
        Явившись утром на работу пораньше, чтобы не было свидетелей, Светлана открыла пустующий кабинет заместителя Левченко и позвонила с городского телефона его супруге. Изменив голос, она скороговоркой выпалила:
        - Не могу больше молчать, дорогая моя. Ваш муж изменяет вам со своей секретуткой. Очки и длинные юбки для видимости. Ее зовут Светой, эту стерву. Они совсем стыд потеряли. Приходите и сами убедитесь.
        Не ввязываясь в диалог, Светлана заперла кабинет, вернула ключ на место и полезла в компьютер, чтобы выставить в инстаграме пару новых селфи - в белых наушниках и желтом топике. Отметила про себя, что волосы пора осветлить, а помада выбрана слишком бледная для столь яркой внешности.
        Светлана принимала свою молодость за красоту и считала себя совершенно неотразимой. Она видела и чувствовала, что мужчины хотят ее. Это представлялось ей не следствием обыкновенной похоти, а чем-то большим и постоянным. Делая минет, раздвигая ноги или отдаваясь своему генералу каким-либо иным способом, Светлана мысленно называла это любовью и жаждала ответной любви, которая проявлялась бы в дорогих подарках и прочих материальных благах. Она искренне не считала себя проституткой, ведь те продают себя многим мужчинам и задешево. Светлана (в данный конкретный момент своей биографии) отдавалась одному и пока что вообще практически даром. Конечно же, это была любовь, а не проституция.
        Когда на работу явился Левченко и потребовал кофе, Светлана не забыла надеть очки и напустить на себя постный деловой вид. В приемной же она разлохматила волосы, выпятила грудь и оставила очки на столе, как бы по рассеянности. Именно в таком образе застала ее Оксана Левченко. Светлана моментально сообразила, кого видит перед собой.
        Они были примерно одного роста и сложения, но в разных весовых категориях. А еще волосы. Светлане было трудно представить себе, что кого-то может привлекать распатланная мочалка, которая заменяла Оксане прическу. Несложно было догадаться, какую жесткость имеют эти и другие волосы, которые растут на ней. Лобок, покрытый подобной растительностью, наверное, напоминает на ощупь ершик для мытья посуды.
        Мысль заставила Светлану усмехнуться. Никаких других слов и действий не понадобилось. Оксана прочитала правду с одного взгляда.
        - Что ты улыбаешься, сучка? - спросила она ласково. - Чему ты так радуешься?
        Светлана захлопала ресницами и напялила на лицо очки, послужившие ей чем-то вроде забрала.
        - Я не понимаю… - начала она.
        - Все ты понимаешь, - перебила Оксана. - Начинай собирать вещи. Ты здесь больше не работаешь.
        - Вы не имеете права! - пискнула Светлана.
        Она не могла принять ту обескураживающую правду, что ее столь тщательно продуманный коварный план не то что не сработал, но и обернулся против нее самой. А как же вселенная? Почему бы ей не вмешаться? Разве на карте желаний Светланы что-то не так?
        - Ты до сих пор еще не собралась? - холодно спросила Оксана. - Смотри, шлюшка, выставлю как есть, с пустыми руками.
        - Лев Николаевич…
        - Ты думаешь, если Лев Николаевич тебя имел, то это спасет тебя? Ха-ха!
        Оксана скрылась за дверью, ведущей в генеральский кабинет. Шли минуты, она не появлялась.
        «Господи боже, - произнесла Светлана мысленно и так проникновенно, что у нее зачесалось в носу. - Сделай так, чтобы он выбрал меня. Я хорошая. Ему со мной будет хорошо. Она плохая, злая. Почему ей все, а мне ничего?»
        Дверь распахнулась. В приемную вышел Левченко.
        - Я тебе говорил, чтобы очки не снимала? - зло прошипел он. - Пиши заявление по собственному желанию. - Он положил перед ней лист бумаги. - Давай, не испытывай мое терпение. Уйдешь сама - получишь и деньги, и место другое. Заартачишься - пеняй на себя.
        Так закончилась недолгая карьера Светланы Болосовой в качестве секретарши начальника УБОП, но сказать, что Оксана Левченко утолила ревнивую жажду мести, значит сильно преувеличить. Да, столь скорая расправа над соперницей потешила ее самолюбие и на некоторое время легла бальзамом на душу, но длилось это не так уж долго. Подъезжая к дому, Оксана поняла, что ей необходимо как следует выпить, иначе она лопнет от злости. Для нее это был самый эффективный и привычный способ разрядки, а разрядка ей была просто необходима.
        Свою первую большую любовь Оксана пережила в девятнадцатилетнем возрасте. Тогда ее фамилия была Пашко, она жила с родителями и училась в университете. От поклонников у статной, эффектной девушки отбоя не было, но никто из них не мог по-настоящему разжечь пламя в ее душе.
        Это сделал тридцатисемилетний преподаватель Андрей Сергеевич Гайдук, читавший лекции по маркетингу. Настоящим его призванием были поэзия и музыка, как узнала Оксана, когда они начали тайком встречаться. Гайдук изредка читал ей стихи и напевал песни, аккомпанируя себе на электрических клавишных. У себя дома он оборудовал небольшую музыкальную студию, стены которой были покрыты звукоизоляционными плитами. Когда выяснилось, что Оксана в детстве брала уроки игры на пианино, Гайдук уступил ей оргaн, а сам легонько выстукивал ритмы на ударных. У них неплохо получалось. Куда лучше, чем занятия сексом. В ту пору Оксана не отличалась пылким темпераментом, а ее любовник больше любил поболтать под винцо или водочку. Про таких говорят: «Рожденный пить любить не может» (слово «любить» использовано здесь вместо куда более грубого и точного глагола).
        Закончилось все это достаточно печально. Во-первых, восприимчивая Оксана Пашко и сама пристрастилась к алкоголю, да так, что увлечение это осталось с ней на всю дальнейшую жизнь. Во-вторых, родители ее, почувствовав неладное, проследили за дочерью и накатали жалобу в деканат, на кафедру и непосредственно ректору университета. Изгнанный с позором Гайдук не перенес утраты работы и любимой. В одну ненастную ночку вышел он на балкон, опустошил там большую бутылку «Абсолюта» да и сиганул через ограждение вниз. Упал он не на асфальт, а на раскисший от дождя газон, что вышло ему боком. Вместо того чтобы гордо уйти из жизни, Гайдук остался влачить ее жалким калекой, прикованным к постели. Ухаживала за ним мама. Как-то она отыскала в университете Оксану и попросила навестить своего сыночка, мол, а вдруг он воспрянет духом и исцелится? Оксана послала ее подальше. К этому времени она остыла к музыке и поэзии и увлекалась исключительно алкоголем.
        Левченко знал за женой эту слабость. Но он слишком привязался к Оксане, чтобы расстаться с ней из-за этого или любого другого недостатка. Даже ревность ее, порой принимавшая совершенно безобразные формы, не отвращала от нее, и она, прекрасно зная слабости мужа, пользовалась этим. Она принадлежала к тому типу женщин, на облике которых алкоголь не оставляет нездорового отпечатка. Она даже хорошела, расцветая от паров спирта, как некий экзотический цветок. Правда, характер ее от этого становился просто невыносимым. С другой стороны, она могла испортить жизнь любому, даже будучи абсолютно трезвой. В чем в очередной раз убедился Левченко.
        Оксана не стала выяснять с ним отношения, не стала устраивать допросов, как могла бы поступить другая обманутая супруга. Нет, Оксана поступила иначе. Категоричным и жестким тоном она предупредила мужа, что если он немедленно - немедленно, сию же секунду! - не избавится от лупоглазой козы в приемной, то ей придется закатить ему такой скандал, что все управление на уши станет.
        - Не доводи меня, - закончила она. - Я не шучу. Ты меня знаешь.
        - Оксаночка, - заговорил Левченко тоном, какой обычно используют опытные врачи при общении с психически нездоровыми пациентами, - не знаю, что ты себе придумала, но твои подозрения абсолютно беспочвенны.
        - Где вы обычно трахаетесь? - спросила Оксана. - Здесь? - Она уселась на письменный стол. - Теперь моя очередь. Сейчас я разденусь и буду сидеть здесь голой, пока меня все твои сотрудники не увидят. Или вообще в приемную выйду. Буду выполнять обязанности твоей новой секретарши.
        У Левченко хватило ума не перечить жене. Только так можно было погасить приступ ее праведного гнева. Но ненадолго. Это было все равно что пытаться бороться с бушующими волнами океана. Вроде бы утихомирившись, они начинают вскипать с новой силой. То же самое происходило с Оксаной. Она избавилась от наглой соперницы, и на какое-то время ее это успокоило, однако теперь до нее начало доходить, что настоящий виновник до сих пор не наказан. Ее муж. Он в очередной раз лишился секретарши, но это означало лишь то, что у него появится другая. Или он вообще заведет себе содержанку, о существовании которой Оксана даже не узнает. При его деньгах он может позволить себе целый эскорт из красоток. А Оксана? У нее даже любовника постоянного нет и никогда не было. Так и молодость пройдет. Мужчинам хорошо, им седина в бороду, бес в ребро. А для женщины седина - приговор.
        Оксана, не снимая сапог, промаршировала к домашнему бару и после короткого раздумья налила себе ликера, выпила, взяла виски, чистый стакан и плюхнулась на диван. Ноги в сапогах она положила на стол. Они у Оксаны были красивые, она знала, но сегодня сознание этого не грело. И куда она со своими ногами? От Льва все равно не уйдет, прикипела к нему, да и к богатой жизни привыкла. Значит, остается только проглотить и смириться.
        Но она не хотела смиряться. Чем меньше виски оставалось в бутылке, тем четче понимала Оксана, что на самом деле не она зависит от мужа, а он от нее. Кому, как не ей, были известны все его делишки. Например, она помнила, как он секретничал с егерем на базе, после чего Корчаки чуть не угорели. И видела утром, как Лев сунул избитому несколько купюр в виде компенсации. Она все примечала, все хранила в памяти. Знал бы только Игнат Корчак, кем является на самом деле Вальтер и под чьим началом он работает!
        А что, неплохая идея…
        Оксана стащила с ног сапоги и запустила ими в сторону прихожей. Если Корчак возьмется за Льва, тому мало не покажется. Выгонят его с треском, да еще посадят. Или Корчак ему башку отобьет за все хорошее. Тогда все достанется Оксане. Она знала как минимум о местонахождении двух тайников, где Лев хранил деньги. Там было много, больше, чем нужно для безбедного существования. Почему бы не воспользоваться такой возможностью?
        Оксане сделалось жарко. Она выпила и избавилась от шерстяного платья. Подумала - и сняла колготки. Почувствовала себя так, будто освободилась - освободилась от всего лишнего. Муж тоже стал лишним. И его тоже к черту!
        Включив музыкальный центр, Оксана принялась танцевать. Получалось не слишком грациозно, потому что давным-давно не практиковалась, но ей казалось, что она сейчас прямо-таки богиня. Последние одежки полетели на пол. Пританцовывая, Оксана сходила к бару и вернулась оттуда с большим бокалом хереса. Она обожала это вино. В привкусе дыма чудилось что-то романтическое, волшебное.
        Выпив херес, Оксана позвонила Корчаку.
        - Как дела, Игнат? - спросила она. - Чем занимаешься?
        - Ничем, - ответил он сухо.
        В его голосе не было ни удивления, ни радости. Оксану это задело.
        - Я хотела тебе кое-что рассказать, кое-что крайне важное, - сказала она. - Но я вижу, тебе неинтересно. Что ж, пока.
        - Мне интересно, - произнес он.
        Он говорил, как тяжелобольной. Или смертельно пьяный.
        «Конечно, пьяный, - решила Оксана. - Вот и хорошо. Это то, что мне сейчас нужно».
        - Тогда приезжай, - сказала она. - Только очень быстро. Пока я не передумала.
        - Я еду, - сказал он. - Через десять минут буду у тебя.
        Десять минут? Оксана собрала разбросанную одежду и побежала в ванную комнату. Едва она успела выйти оттуда в кимоно на голое тело, как в дверь позвонили. Оксана поправила волосы перед зеркалом, проверила, видна ли в разрезе ложбинка между грудями, и открыла. Корчак поразил ее своим видом. Он походил на зомби и вел себя соответственно.
        - Ты болен, Игнат? - спросила Оксана. - Ничего, сейчас я тебя вылечу. Что будешь, коньяк или виски?
        - Мне все равно, - ответил Корчак безучастно. - Ты что мне рассказать собиралась?
        «Наверное, с Эльзой своей поссорился, - решила она. - Вот и хорошо. Лучше не придумаешь. Посмотри на меня, болван! Не видишь, что женщина хочет?»
        - Ты без бизнеса остался, - сказала Оксана, наполняя стаканы виски. - Я знаю, кто это с тобой сделал.
        - Да?
        Корчак взял из ее руки стакан и выпил, не поморщившись.
        - Да, - подтвердила Оксана, когда осушила свой стакан тоже.
        - Хочешь сказать, ты знаешь, как добраться до Вальтера?
        - Ну… мне известно, кто он такой на самом деле. Но… может, я напрасно этот разговор затеяла?
        Корчак внимательно посмотрел на Оксану и сам наполнил стаканы. Она села на диван, постаравшись, чтобы одна нога высунулась из кимоно. Ей казалось, что она смотрится невероятно соблазнительно.
        - Я слушаю, - сказал Корчак.
        - Знаешь, а я по тебе иногда скучаю, - призналась Оксана.
        Он смотрел на нее, как мог бы смотреть филин, который ни черта не видит при дневном свете. Оксане стало не по себе от этого взгляда.
        - С тобой что-то случилось, Игнат?
        Он медленно покачал головой:
        - Нет, Оксана. Со мной ничего не случилось.
        Она обратила внимание, что он особо выделил начало фразы. «Понятное дело, - подумала она. - с ним действительно ничего не случилось. Пострадал его бизнес. Сказать ему прямо, кто в этом виновен? Нет, это будет слишком. Лучше осторожно намекнуть».
        - В последнее время вы со Львом часто про Вальтера разговариваете, - произнесла Оксана, жестом показав, что стаканы пора наполнить.
        Ее раздражало, что Корчак по-прежнему стоит, не проявляя желания расположиться рядом. Наверное, он опасается, что Лев может вернуться и застать их в сомнительном положении.
        - Он никогда не бывает раньше семи, - заметила она.
        - Кто? - спросил Корчак.
        - Лев, - ответила Оксана.
        - Я понял, - сказал он. - Ты заговорила о Вальтере…
        - Да, - подтвердила она. - Сядь рядом, услышишь кое-что интересное.
        Корчак подчинился. Впервые после появления в квартире его лицо утратило каменную бесстрастность и выражало какие-то чувства. Это было не любопытство. Не хотела бы Оксана оказаться объектом подобных чувств. Она выпила и выставила правое колено вместо левого.
        - Видишь, как я загорела? - сказала она.
        - Ты об этом собиралась поговорить? - спросил он и сделал движение, чтобы встать.
        - Нет, - поспешно ответила Оксана. - Не об этом.
        - Вальтер, - напомнил Корчак.
        Ей показалось, что глаза его сверкнули, как у кота, прячущегося в темноте и случайно освещенного фарами проехавшей машины.
        - На самом деле он полицейский, - сказала Оксана. - Командует каким-то особым подразделением. Типа полицейского спецназа. И подчиняется моему муженьку.
        После такого признания можно было ожидать, что глаза Корчака вспыхнут еще ярче, но этого не произошло. Наоборот, они словно бы погасли.
        - Как его фамилия? - спросил он.
        - Семиряжный, - пробормотала Оксана. - Он майор.
        Ей хотелось спать. Апатия охватила ее. Она жалела о том, что напилась, жалела о том, что позвала Корчака. Сама она его нисколько не интересовала и не волновала. Он пришел лишь для того, чтобы выведать у нее тайны мужа.
        - Вот как, - произнес Корчак. - Были у меня подозрения насчет Льва, но я решил, что друг не способен на такое. Хотя какой он друг после этого?
        - Я могу ошибаться, - пролепетала Оксана, сползая по спинке дивана, чтобы принять горизонтальное положение. - Глупости все это. Забудь.
        Корчак протянул ей полный стакан и спросил:
        - Говоришь, он майор, этот Семиряжный?
        - Я без трусов, - сообщила Оксана, беря стакан.
        - Я вижу, - сказал Корчак.
        Она села, чтобы дотянуться губами до краев стакана с виски. Резкий запах ударил ей в нос. Она вскочила с дивана и побежала в ванную. Когда она вернулась, бледная, с волосами, прилипшими к щекам, Корчака в комнате не было.
        - Козел, - сказала она, упала на диван и уснула.
        ГЛАВА 16. ТЕАТР ОДНОГО АКТЕРА
        Проснувшись в спальном мешке, Корчак почувствовал, что ему что-то давит под ребра. Он расстегнулся, пошарил под собой и обнаружил, что лежит на травматическом пистолете, прихваченном из дома за неимением другого, более серьезного оружия. Убить из такой игрушки можно только с очень близкого расстояния, лучше в упор, да и то при условии, что ствол будет приставлен к виску или глазнице, так чтобы пластиковая пуля достала до мозга. Знатоки писали, что бывали случаи, когда травматические пистолеты наносили смертельные ранения в сердце, однако верить их утверждениям было нельзя. В наше время, когда Интернет стал общей свалкой самых противоречивых фактов и мнений, вы на каждом шагу рискуете нарваться на фейк, особенно если ленитесь сделать несколько дополнительных кликов, чтобы хотя бы бегло проверить сообщение. Так что, вздумай Корчак стреляться, он бы все-таки выбрал в качестве цели собственный глаз.
        Но он не собирался делать этого. Тем более после того, что узнал от пьяной Оксаны. Если стрелять в глаз, то не в свой, нет, не в свой…
        - Значит, вот в какие игры ты играешь, Лев, - пробормотал Корчак, направляя пистолет то в окно, то в потолок, то в какое-нибудь пятно на стене. - Отлично. Теперь вместе поиграем.
        Идея заявиться к Левченко на работу и там прикончить его выстрелом в упор пока что окончательно отброшена не была, но Корчак намеревался придумать что-нибудь получше, дабы остаться на свободе и перебить как можно больше бандитов.
        В СМИ принято именовать таких, как его бывший друг, «оборотнями в погонах», но это было слишком романтично. Бандиты есть бандиты, и не нужно придумывать им других названий. В погонах, без погон… Какая разница?
        Корчак понимал, что, убив генерала УБОП, он не уйдет далеко и нигде не скроется. Это будет началом и концом его необъявленной войны. Главный злодей будет уничтожен, но останутся остальные, те, кто действовал по его указке. И майор Семиряжный, он же Вальтер, избегнет кары. А ведь это он и его банда виноваты в похищении и убийстве семьи Корчака.
        Стоп! Игнат резко сел, осененный внезапной догадкой. С чего он взял, что Эльза и дети мертвы? Только потому, что они пропали без вести? Но теперь, когда горе слегка рассосалось, к потрясенному сознанию мало-помалу начала возвращаться способность соображать и мыслить логически.
        - Что мы имеем? - медленно заговорил Корчак, сидя на полу. - Если уж бандиты убили нескольких людей прямо в лесничестве, то зачем им было забирать остальных? Пытать? Но они ничего не знали. Использовать в качестве заложников, чтобы шантажировать меня? Гм, мне даже никто не позвонил ни разу. Вальтер сказал, что я своих больше не увижу? И что? Почему я ему поверил? Правду должен знать Лев. Только он не признается, что замешан. Тварь! - Корчак ударил кулаком по полу. - А ведь это ты, сволочь, закрыл задвижку! Ты хотел отправить меня на тот свет, чтобы не совал нос в твои дела. Эльза и дети шли прицепом. Не было у тебя резона их похищать.
        Корчак наклонился, чтобы достать из вороха одежды мышонка Бэтмена.
        - Я прав? - спросил он. - Наша девочка жива?
        Мышонок не ответил, но это был хороший признак. Безумие, едва не поглотившее Корчака, отступило. Он больше не слышал игрушечных голосов. И он мог думать, как раньше, когда создавал в мозгу сложнейшие финансовые схемы, не упуская из виду мельчайших деталей.
        Итак, поначалу Левченко не собирался причинять вреда Корчаку. Сентиментальные воспоминания, ностальгическая привязанность и тому подобная чепуха. Но банда Вальтера-Семиряжного сама вышла на Корчака, сначала прессуя его, а потом грабя. И обратного хода уже не было, поскольку бандиты никогда не возвращают отнятое, такая уж у них психология. Корчак стал опасен. Он превратился в постоянную угрозу для Левченко. Тот боялся разоблачения, боялся выдать себя неосторожным словом или взглядом. И последовало приглашение в лесничество. Когда трюк с заслонкой не сработал, была задействована зондеркоманда Вальтера. Это была не акция устрашения и не удар вслепую. Резня понадобилась, чтобы упечь Корчака за решетку или в психиатрическую лечебницу. Не зря же Левченко настоятельно порекомендовал ему бежать через лес, бросив машину. И не зря в операции был задействован вертолет.
        Поразмыслив, Корчак решил, что нет, его не стали бы арестовывать, потому что во время допросов могли всплыть неприглядные факты, порочащие Левченко. Надежнее было расстрелять его с вертолета, как бешеного волка, а уж потом навесить на него групповое убийство. Но он выскользнул из ловушки, и Левченко пришлось пересмотреть свои планы. Он по-прежнему не мог быть заинтересован в аресте Корчака и предъявлении ему обвинений, потому что в этом случае к расследованию подключилась бы прокуратура. Его следовало убрать со сцены совсем. Руками бандитов. И это оставляло Корчаку пространство для маневров. Левченко будет пытаться заманить его в новую западню. И сам попадет туда, в полном соответствии с пословицей про то, что не стоит рыть яму другому.
        Усевшись завтракать кефиром с черствыми булочками, Корчак продолжал обдумывать ситуацию. Он отказался от мысли немедленно мчаться в лесничество и искать там следы своих любимых. Наверное, им действительно удалось спастись и они находятся в безопасности, если до сих пор не дают о себе знать. Корчак столько раз подводил их, подвергая опасностям, что Эльза просто потеряла к нему доверие. Скорее всего, сейчас она просто прячет детей и ждет, когда этот кошмар закончится.
        Возможно ли такое? Чтобы ответить на этот вопрос утвердительно, нужно было поверить в чудо, и Корчак решил, что он верит. Пусть это будет самообманом. Ничего. С самой малой искоркой надежды в душе он обретет достаточно сил, чтобы преодолеть все испытания и уничтожить чудовище, созданное Левченко. Самому Левченко тоже оставалось жить недолго.
        Какой удачей было, что Оксана по какой-то причине решила заложить своего мужа! Ревность, должно быть. Лев никогда не отказывал себе в удовольствии развлечься на стороне. По всей вероятности, Оксана узнала о его очередной измене и взорвалась. Теперь, скорее всего, уже жалеет об этом. Нужно будет успокоить ее…
        Будто почувствовав, что он думает о ней, она позвонила сама.
        - Как здоровье? - спросил Корчак, позаботившись о том, чтобы его голос прозвучал по возможности сочувственно.
        - Голова болит, - пожаловалась Оксана. - Набралась вчера, дура. Что я тебе наговорила? Знаешь, я когда выпью лишнего, то начинаю нести всякую пургу. Теории заговора изобретаю.
        - Не помню ничего такого, - сказал он.
        - Как? Разве я про Льва ничего не говорила?
        - Я сам пьяный был, - соврал Корчак. - Еле дорогу к тебе нашел, а как домой добрался, вообще не представляю. На автопилоте.
        - Правда?
        В ее тоне прозвучало не только облегчение, но и сомнение. Корчак понял, что придется покривить душой еще немного.
        - Правда, - сказал он со вздохом. - Слушай, я, наверное, вел себя не вполне хорошо…
        - Нет, все было нормально, - быстро ответила Оксана. - В рамках приличий.
        - И я не… не приставал к тебе?
        Женщина рассмеялась, и он понял, что теперь она поверила ему окончательно.
        - Ты вел себя порядочно, - сказала она. - Даже чересчур.
        - Нужно завязывать с алкоголем, - буркнул Корчак. - До хорошего не доведет.
        - Я не замечала прежде, чтобы у тебя были с этим проблемы.
        - Так у меня и других проблем не было, - сказал он. - Сложилось все вместе. Совокупный результат.
        - Ты выкарабкаешься, - подбодрила его Оксана. - Лев обязательно поймает этого Валета, и все станет на свои места.
        - Вальтер, - поправил ее Корчак. - Его кличка Вальтер.
        - Тебе удалось что-нибудь о нем выяснить?
        Последняя проверка. Для стопроцентной уверенности. Пользуясь тем, что Оксана его не видит, Корчак криво улыбнулся.
        - Нет, - ответил он. - Этот Вальтер какой-то призрак, а не человек. Неизвестно, откуда взялся, где обитает и как с ним бороться. Бой с тенью. Есть такой термин боксерский…
        - Ничего, Лев эту тень в узел завяжет, - пообещала Оксана. - Слушай, Игнат, у меня к тебе просьба.
        - Какая?
        - Не говори Льву, что был вчера у меня. Ему не понравится.
        - Я и сам собирался попросить тебя о том же, - сказал Корчак. - И какого черта я вдруг к тебе поперся, не понимаю.
        - Честно? Я тебе позвонила и позвала.
        - Правда? Зачем?
        - Терпеть не могу пить в одиночестве, - сказала Оксана.
        Они попрощались. Не теряя времени, Корчак полез в Интернет и стал набирать всевозможные запросы, касающиеся личности майора Семиряжного. Ничего найти не удалось. Что было объяснимо. Раз он возглавлял полицейское подразделение специального назначения, то вся информация о нем была засекречена. Узнать ее можно было только одним доступным Корчаку способом. Нужно заполучить в свое распоряжение ноутбук или мобильник Левченко. Там, несомненно, остались концы. Журнал звонков, контакты, сообщения. Как бы заглянуть туда хотя бы одним глазком?
        - Очень просто, - сказал Корчак и начал одеваться.
        Нужный телефон обнаружился в первом же магазине, куда он зашел. Правда, чтобы выбрать точно такой же «Самсунг», дабы совпадали цвет и модель, Корчаку пришлось поднапрячь зрительную память.
        - Ну, сделали выбор? - поторопил его продавец, отрастивший такую гладкую черную бородку, что она казалась нарисованной.
        - Мне не нужна консультация, спасибо, - холодно произнес Корчак.
        - Вот этот был выпущен…
        Взгляд, брошенный на продавца, заставил того заткнуться. Корчак показал пальцем:
        - Этот. И серебристый чехол. - А затем добавил: - И чип-карту переставить.
        Из магазина он вышел во всеоружии. Дело осталось за малым. Нужно было осуществить подмену. Где это удобнее сделать? В кабинете Левченко или у него дома? Ответ был очевиден. Едва дождавшись вечера, Корчак позвонил тому, кого так долго и совершенно напрасно считал своим другом.
        - Игнат! - искренне обрадовался Левченко. - Куда ты запропастился? Сто раз тебе звонил.
        На самом деле пропущенных вызовов было всего два, но Корчак не стал уточнять.
        - Болел, - уклончиво ответил он.
        - Понимаю, дружище. От такого я бы и сам, гм… Ты где сейчас обитаешь?
        Ах, как же ему хотелось разведать местонахождение Корчака! Он был настолько возбужден, что тональность его голоса все время менялась - от низких нот до высоких и обратно.
        - Давай не по телефону, - сказал Корчак.
        - Давай, - с готовностью согласился Левченко. - Где пересечемся?
        - Если не возражаешь, я бы вечером к тебе заглянул. На огонек.
        Это был беспроигрышный вариант. Не станет же генерал УБОП устраивать у себя бандитскую засаду.
        - На огонек, - повторил Левченко задумчиво. - Конечно.
        - Я, понимаешь ли, изголодался, как собака, - сказал Корчак. - Так горяченького хочется. Конечно, если некстати, то…
        - Не выдумывай, Игнат! Мои двери всегда для тебя открыты. Сейчас звякну Ксюшке, чтобы приготовила что-нибудь вкусненькое.
        - Не надо этого…
        - Не командуй! - прикрикнул Левченко по-хозяйски. - Без тебя разберемся.
        - Только хочу попросить тебя, Лев, - сказал Корчак. - Не говори Оксане, что я в гости напросился, а то как-то неудобно.
        - Скажу, что я сам тебя пригласил, будь спокоен.
        Они условились о времени и отключили мобильники, не прощаясь. До назначенного срока оставалось полтора часа, и Корчак потратил их на парикмахерскую. Глядя на себя в зеркало, он старался не играть желваками, чтобы не осложнять задачу девушке с опасной бритвой. Мысли были все о том же и о тех же. Не перехватят ли «вальтеровцы» Корчака по пути? Нет, надежней выяснить, где он скрывается, и накрыть его там. Если же Левченко рассудил по-другому, то все равно переигрывать поздно. Будь что будет.
        По пути Корчак не заметил за собой слежки и не встретил никого подозрительного. Поднялся на нужный этаж и был радушно встречен Левченко.
        - Чуешь, чем пахнет? - спросил тот, подмигивая. - Сейчас ты пальчики не только оближешь, но и откусишь.
        Корчак не принял шутливого тона.
        - Здравствуй, Лев, - произнес он. - Спасибо, что пригласил.
        Левченко понял, что его веселое и несколько натужное оживление, учитывая сложившуюся ситуацию, выглядит неуместно. Он смутился и умолк, не зная, как себя вести. Его большое квадратное лицо выражало растерянность.
        - Да, дела, - произнес он совсем другим тоном. - Вот так живешь и не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
        Корчаку захотелось со всей силы двинуть ему кулаком в гладко выбритый подбородок. Крюком снизу вверх. Чтобы голова Левченко запрокинулась и он, потеряв равновесие, растянулся бы на сверкающем паркете. А потом оседлать его и бить смертельным боем, пока негодяй не сдохнет.
        После пьяного признания Оксаны все фрагменты мрачной картины встали на свои места. Левченко следовало бы убить уже только за то, что он сотворил с Карениными. Программа защиты свидетелей, блин! Несчастных попросту убили и сожгли в их собственном доме, вот и вся программа. И сколько таких жертв по городу? И как только земля носит тех, кто проворачивает людей через свою кровавую мясорубку?
        Мысли, проносившиеся в голове Корчака, отражались тенями на его лице, будто невидимые птицы пролетали через холл, заслоняя светильник черными крыльями. Левченко расценил это как проявление горя и ничего больше.
        - Проходи, Игнат, - прогудел он, беря Корчака за плечо. - Здесь ты как у себя дома… Кстати, ты так и не сказал, где обитаешь…
        - Почему ты решил, что я не у себя живу?
        Неожиданный вопрос застал Левченко врасплох. Он остановился посреди длинного коридора, по которому они шли. Было слышно, как он дышит и как звякает посуда в кухне.
        - Почему? - переспросил Левченко. - Это же очевидно.
        «Потому что за моим жилищем установлена слежка, - мысленно продолжил Корчак. - Ты, скотина, точно знаешь, что я не ночую дома».
        - Тебе нельзя домой, - продолжил Левченко. - После того, что произошло на лесной базе. Ты ведь, наверное, в розыске. Тебя обязаны допросить. Хотя бы в качестве свидетеля.
        - Кто может знать, что я там был, Лев? - задумчиво спросил Корчак, как бы разговаривая сам с собой. - Я забрал все вещи и уничтожил страницу из тетради на пропускном посту. Машину не бросил, хоть ты и советовал. Моя семья пропала без вести. Кто может на меня выйти? Разве ты не в курсе, ведется ли следствие? Это же твое подведомственное хозяйство, насколько я понимаю.
        Левченко покосился в сторону кухни и состроил заговорщическую гримасу, после чего повел глазами на дальнюю дверь:
        - Пойдем-ка в мой кабинет. Нужно подкрепиться перед ужином, чтобы Ксюша не видела. С ней, знаешь, беда. - Он пропустил Корчака вперед. - Набралась вчера до поросячьего визга. Не хочу на стол крепкое выставлять. За ужином сухеньким перебьемся, а сейчас…
        Он извлек из шкафчика пузатую приземистую бутылку и выставил на стол.
        - Коньячок постарше нас будет, - сообщил Левченко, готовя два массивных стакана. - Не наполеоновских времен, но тоже, знаешь ли, не современная подделка.
        - Сколько ты за него отвалил? - полюбопытствовал Корчак.
        - А? Нет, я на такой коньяк не зарабатываю, хо-хо! Подарок.
        - От одного хорошего человека?
        Корчак подмигнул.
        - Без связей в нашем мире никак, - уклончиво ответил Левченко. - Ты мне, я тебе. Этого принципа пока никто не отменял.
        - Вальтер? - спросил Корчак.
        Это прозвучало столь неожиданно, что несколько драгоценных капель из коньячной бутылки пролились мимо стакана.
        - Что? - переспросил Левченко, облизнув палец.
        - Я спрашиваю, что с Вальтером? Брать будешь? Или по-прежнему бегает?
        - Извини, это секретная информация. - Крупное лицо Левченко окаменело. - Ни с кем не делюсь. - Чтобы свести отказ к шутке, он усмехнулся и добавил: - Даже со своим отражением в зеркале. Так что не обессудь, Игнат…
        - Надеюсь на тебя, Лев.
        - За мной не заржавеет!
        Они выпили, обойдясь без тостов и чоканий. Левченко смаковал напиток, мелко двигая собранными в колечко губами. Корчак влил в себя коньяк одним махом.
        - Повторим? - сказал он.
        - Многовато будет, - засомневался Левченко. - Ксюха заметит, тоже захочет.
        - Не заметит, - отмахнулся Корчак.
        - Ну смотри…
        Левченко вновь плеснул в стаканы: себе чуть-чуть, а гостю до половины. Они выпили, сжевали по шоколадной конфете и отправились в столовую. Оксана уже была там, расставляла керамические горшочки с крышечками из запеченного теста.
        - Тушеная говядина с картошкой и овощами, - объявила она, избегая смотреть на вошедших мужчин. - Объедение!
        - Ты б хотя бы поздоровалась! - произнес Левченко с упреком.
        - Ой, извини, Игнат! Совсем закрутилась!
        Смущенно смеясь, она чмокнула Корчака в щеку и убежала в кухню так поспешно, будто там что-то горело. Несколько раз она возвращалась и пропадала опять. Во время одной из отлучек Левченко и Корчак успели выпить по полному бокалу портвейна. Это было то, что требовалось. Глаза у Корчака заблестели, он стал часто облизывать губы. Левченко одобрительно поглядывал на него. Можно было подумать, что он радуется тому, что сумел отвлечь друга от безрадостных мыслей. Но Корчак знал истинную цену этой дружбе и заботе. Если до сих пор у него оставались слабые сомнения, то после реакции Левченко на имя Вальтера они сменились стопроцентной уверенностью. Двухсотпроцентной!
        Оксана, усевшись за стол, первым делом выставила перед собой бокал. Она была разрумянившаяся и оживленная. Корчак внутренне подивился дикости ситуации. Он сидел в кругу людей, которые считались его друзьями. Его жизнь была разрушена, его семья находилась неизвестно где, а они кормили его тушеным мясом в горшочках и угощали напитками. Как будто ничего не произошло. Без сочувственных взглядов и слов утешений.
        Потому что на самом деле они не сопереживали Корчаку. Оксане было плевать по большому счету, а Лев сам заварил эту кашу. После такого он не имел права жить. Корчак убил бы его прямо сейчас, если бы не цель, которую он перед собой поставил - разведать, где находится Вальтер и его кодла. Только от них можно будет добиться правды о своей семье.
        - Ты совсем не слушаешь, Игнат, - обиженно произнесла Оксана.
        Услышав ее голос, он вынырнул из задумчивого омута.
        - А?
        - Я про Австралию рассказываю, - объяснила Оксана. - Мы там такие блюда пробовали, что закачаешься просто. Я теперь практикуюсь. Ищу австралийские рецепты и готовлю.
        - И вино австралийское, между прочим, - заметил Левченко, звякая бутылочным горлышком о бокалы. - Нравится? Беру в одном фирменном магазине. Хочешь, я тебе завтра несколько бутылок подгоню? Ты дома будешь?
        Ему по-прежнему не терпелось узнать, где его головорезы смогут найти Корчака. Не следовало разочаровывать его. Но и правду говорить Корчак тоже не собирался.
        - У вас, Лев, - пошутил он. - Так хорошо у вас, ребята, что я остаюсь.
        Левченки засмеялись, но несколько напряженно, как если бы опасались, что это была не шутка, а серьезное утверждение. Они ели и пили, ели и пили. Правда, Левченко делал маленькие глотки и подливал себе вина реже, чем Оксане и Корчаку. Хочет сохранить трезвый ум? Корчака это не устраивало. Улучив момент, когда Оксана в очередной раз отправилась на кухню, он предложил:
        - Лев, давай чего-нибудь взрослого махнем. Надоел мне этот компот кислый. Не берет.
        Левченко испытующе посмотрел на него:
        - Не развезет?
        - Я как стеклышко, - сказал Корчак. - А хочется забыться. Вот вернусь в свою нору, а там еще одна ночь бессонная. Думаешь, легко?
        - Нет, не думаю. Ты, Игнат, выбирайся из своей норы. Тебя ведь и впрямь никто не ищет, ты это правильно рассудил. Дома тебе ничего не угрожает.
        Как быстро он поменял мнение! То домой нельзя, то там ничего не угрожает. «Вертится, как уж на сковородке, - подумал Корчак. - Я и в розыске у него, и ничто мне не угрожает. Ох и хочется выведать ему, где я обитаю!»
        Вслух были произнесены совсем другие слова:
        - Я подумаю об этом. Как насчет того, чтобы выпить?
        - Оксана! - крикнул Левченко. - Нам с Игнатом пару вопросов обсудить надо. Мы в кабинете. Не мешай, хорошо?
        - Ладно, ладно! Секретничайте.
        Мужчины закрылись в кабинете.
        - Только по-быстрому, - сказал Левченко. - А то Ксюша все вино выпьет. - Он открыл заветный шкафчик. - Коньяк больше не предлагаю, хорошего понемногу. Виски? Ром?
        Корчаку стало смешно. Для продажного генерала, сидящего на мешках кровавых денег, подобная скупость выглядела жалкой.
        - Не жмись, Лев, - сказал он. - Сколько той жизни! Давай за все хорошее.
        - Хотя бы за два раза, - поставил условие Левченко. - Ты вкус распробуй. Такие коньяки президенты пьют. Причем далеко не все, будь уверен. Не каждому по карману.
        - Но тебе же подарили, - напомнил Корчак.
        - Мне - да, - подтвердил Левченко и качнул головой. - Бери. За тебя. Перемелется - мука будет.
        Они подняли стаканы. Корчак выпил свой до дна. Левченко сделал паузу, как и намеревался.
        - Все мы под Богом ходим, - пробормотал он осевшим голосом. - Думаешь, у меня неприятностей не бывает?
        «Неприятностей», - повторил Корчак мысленно. Он опустил глаза, чтобы не видеть перед собой большого лица Левченко. Иначе бы не сдержался и всадил стакан прямо в мерзкий рот, чтобы заткнуть его осколками и выбитыми зубами.
        - Моего лучшего сотрудника убили, - печально прогудел Левченко. - Капитан Орешкин. Он в самое логово Вальтера пробрался. Под прикрытием работал. Легенда, фиктивная отсидка, все дела. Но бандиты его вычислили. На ножи поставили.
        Левченко резко влил в себя остатки коньяка. Глаза его увлажнились.
        - Геройский был парень. Я его на свое место готовил.
        - Ты разве на покой собрался? - спросил Корчак и поднял взгляд, когда понял, что глаза его больше не выражают той жгучей ненависти, которую он испытывает к тому, кого прежде считал своим другом.
        - Иногда подумываю, - признался Левченко со вздохом. - Порой все так достанет, что думаешь: а пропади оно все пропадом. Я что, нанялся жизнь и здоровье на службе гробить?
        - Вроде как да, - заметил Корчак. - Почет, уважение, привилегии.
        - Оно-то так, Игнат. Только это одна сторона медали. Есть еще другая. Лучше бы тебе ее не видеть. - Он помрачнел. - Пойдем-ка за стол. Закусывать пора, а то развезет.
        Когда вернулись на свои места, Оксана была румяной и загадочной. Накрашенные губы ее норовили расползтись в улыбке.
        - Наговорились? - спросила она. - И что у вас за секреты такие? Про девочек, небось, шептались?
        - Оксана! - воскликнул Левченко укоризненно. - Какие девочки? Игнат без семьи остался.
        Чтобы оградить себя от ревнивых нападок, он брякнул первое, что пришло на ум, и тотчас пожалел об этом.
        - Как без семьи? - тупо спросила Оксана. - Где же они? В лесу остались?
        - Да, - коротко произнес Корчак. - И не будем об этом.
        - Вы поссорились?
        - Ты не видишь, человек не хочет обсуждать эту тему, - вмешался в разговор Левченко. - Оставь его в покое. Лучше скажи, что у нас на десерт?
        Вопрос сопровождался как бы сдержанным зевком. Корчаку давали понять, что они засиделись. Настало время действовать.
        Корчак достал телефон.
        - Набери меня, - попросил он, преувеличенно щурясь. - Я телефон поменял. Номера заношу. Теперь их, правда, немного будет.
        - Ух ты! - воскликнула Оксана, успевшая забыть о несчастье гостя. - Один к одному, как у Левушки! И чехол такой же!
        - Да? - удивился Корчак. - Наверное, машинально получилось. Мы же с Левушкой твоим не разлей вода были. Куда один, туда другой. Помнишь, Лев?
        - Такое не забывается, - торжественно провозгласил Левченко, сочтя повод достаточным для того, чтобы открыть еще одну бутылку.
        - Погоди, - остановил его Корчак. - Я сам. Дай сюда штопор. А ты позвони мне.
        Он занялся бутылкой, неуклюже ворочая ее и переставляя с места на место.
        - Осторожно! - попросила Оксана. - Сервиз немецкий, девятнадцатого века еще.
        - Не волнуйся, - сказал Корчак и звякнул стеклом о стекло. - Пардон. - Убрав бутылку со стола, он установил ее на полу и зажал ступнями, чтобы потянуть за штопор. - Упс!
        Бутылка покатилась под стол. Корчак изобразил готовность лезть за ней и покачнулся.
        - Я сама! - поспешно предупредила Оксана.
        - Сиди, - остановил ее Левченко. - Я достану.
        Однако она не послушалась, так что они наклонились одновременно. Корчак молниеносно поменял мобильники местами. Теперь нужно было уходить как можно скорее, пока подлог не обнаружился.
        - Ребята, - слабо произнес Корчак, - мне на воздух нужно. Я пас. Мне на улицу нужно.
        Для убедительности он оперся на стул и едва не опрокинул его, а потом взялся за горло и сделал судорожное движение ртом.
        - Лев! - испугалась Оксана. - Что ты сидишь? Не видишь, человеку плохо!
        Отставив бутылку, Левченко поспешил на помощь.
        - Я сам, сам, - пробормотал Корчак, но позволил довести себя до прихожей, где неловко, но тем не менее достаточно быстро оделся и обулся.
        - Может, посидишь? - предложила Оксана с несчастным видом.
        - На воздух! - воскликнул Корчак. - Прошу прощения. Перебор.
        Не тратя лишних слов, он вызвал лифт, махнул рукой и поехал вниз. Сердце радостно билось. Хитрость удалась! Он получил в свое распоряжение мобильный телефон, набитый секретами и полезной информацией. Это была невероятно ценная добыча.
        На ходу Корчак глубоко дышал, чтобы выветрить алкогольные пары, но это не очень помогало. Все же выпито было немало. Возможно, даже больше, чем требовалось для того, чтобы убедительно изобразить опьянение.
        Когда Корчак сел в машину, телефон приглушенно зазвонил. Дисплей высветил номер самого Корчака. Все понятно. Левченко наконец заметил пропажу собственного телефона.
        - Ты звонишь, а я не слышу, - пробормотал Корчак, включая зажигание. - Я ведь пьяный, ты не забыл?
        Мобильник зазвонил снова. Корчак повел «крайслер» по улице, всматриваясь в переливающиеся и расплывающиеся огни большого города. Час был еще не очень поздний, движение оставалось довольно оживленным. Корчак поборол искушение обогнать ползущий впереди троллейбус.
        - Не нарывайся, - сказал он себе. - Веди себя прилично. Не испытывай судьбу.
        «Правильно!» - пискнул мышонок из кармана.
        Опять он получил право голоса. Это все потому, что хозяин нарезался.
        - Ты молчи, Бэтмен, - велел Корчак. - Нам нельзя разговаривать, понимаешь? Это будет означать, что я рехнулся. А мне необходимо сохранять ясность ума. Потому что я должен найти твою настоящую хозяйку и остальных.
        Мышонок проникся и умолк. Зато мобильник продолжал урчать и верещать, возмущаясь, что на него не обращают внимания.
        - Звони, Лев, звони, - усмехнулся Корчак. - И переживай посильнее. Может, тебя кондрашка хватит? Нет, ты нужен мне здоровый и в полном сознании. Чтобы все понимал и чувствовал, когда я тебя убивать буду.
        Оставив машину на улице, Корчак пошел к дому, ставшему его временным пристанищем. Он не опасался слежки и нападения. Лишившись телефона, Левченко не имел возможности связаться с бандитами. Даже если он помнил номер Вальтера на память, тот все равно не ответил бы на звонок с незнакомого телефона.
        Корчак испытывал терпение Левченко еще минут десять, пока делал покупки в соседнем магазинчике. Потом, напившись воды, принял вызов и сонно промямлил:
        - Кто это?
        - Игнат! - заорал Левченко. - Наконец-то! Почему не отвечаешь?
        - Ты кто?
        - Лев! Лев я! Ты телефон мой прихватил.
        - Не, у меня мой, - выговорил Корчак, старательно имитируя нетвердую речь пьяного человека. - Ты же на него звонишь, Левчик.
        - Я на свой звоню! - выкрикнул Левченко.
        - Как же ты можешь звонить на свой, если я тебе отвечаю? Что-то ты, братец, путаешь. Здорово же мы с тобой наквасились.
        - Так, мне не до шуток, Игнат. Мне мой телефон нужен. Срочно. Ты где? Скажи, я подъеду.
        - Не подъедешь. - Корчак делано зевнул. - Я адреса не знаю. Это не моя квартира. Короче, завтра свяжемся. Я баиньки.
        Он еще раз зевнул и выключил мобильник. На некоторое время Левченко успокоился. И время это требовалось потратить с пользой.
        ГЛАВА 17. ОТВЕТНЫЙ ХОД
        Пить спиртное - чаще всего приятно. Протрезвление - процесс прямо противоположный по ощущениям. Корчаку пришлось постараться как следует, ведь выпито и намешано было немало.
        Первым делом он применил испытанный народный способ, заключающийся в засовывании двух пальцев в горло. Потом настал черед водных процедур. Ванны в квартире не было, так что Корчаку пришлось довольствоваться краном, торчащим прямо над цементным полом с дыркой слива.
        Продрогнув, он хорошенько растерся грязной футболкой, оделся, почистил зубы и сел ужинать. Периодически вытирая пальцы салфеткой, Корчак изучал содержимое украденного телефона. К счастью, Левченко не удосужился установить код доступа, а может, не захотел тем самым вызвать подозрения жены.
        Без особого удивления Корчак очень скоро отыскал искомый номер телефона. В списке контактов фигурировал тот самый Семиряжный, о котором говорила Оксана. Никакой Вальтер там, естественно, не значился. Порывшись в фотографиях, Корчак нашел также отснятое удостоверение майора.
        - Ну, Дмитрий Данилович, - пробормотал Корчак, - готовься. Очень скоро мы с тобой свидимся.
        Он задумался, не связаться ли с бандитом прямо сейчас, но решил повременить. На то имелось две причины. Первая: для эффекта неожиданности следовало дождаться поздней ночи. Вторая: сражаться с бандой Корчак предпочитал не с травматическим пистолетом, а с настоящим оружием в руках. И он знал способ, как это уладить.
        Двадцать минут спустя Корчак высадился возле своего собственного дома и поднялся лифтом на один этаж ниже, то есть на двадцать четвертый. Затем он вышел на балкон, чтобы проникнуть на внутренний лестничный марш, предназначенный для эвакуации жильцов в случае пожара или при остановке лифта. Там было темно и тихо. Корчак поднялся по ступеням на свой этаж и убедился, что перед дверью квартиры его никто не ждет.
        Он вошел бесшумно и застыл, привыкая к темноте. Ноздри уловили непривычный запах. Лишь слабый оттенок его, но это был достаточный повод, чтобы действовать с удвоенной осторожностью.
        Вместо того чтобы сразу заглянуть в гостиную, Корчак разулся и сходил в кухню, чтобы выбрать подходящий нож из коллекции на специальной доске над разделочным столом. Использовать травматический пистолет было опасно. Если чутье Корчака не подвело и в квартире была устроена засада, то он мог разбудить выстрелом второго противника.
        Сколько же их?
        В спальне и детской, куда осторожно заглянул Корчак, поочередно поворачивая дверные ручки, было пусто. Сначала он решил, что и в гостиной тоже никого нет, но догадался заглянуть за диван. Как во всех просторных помещениях, диван был не притиснут к стене, а стоял на некотором расстоянии от оконной панели. Именно там расположился непрошеный гость. Мало того что он дрых, вместо того чтобы караулить, так еще позволил себе побаловаться пивком с чипсами. Именно этот запах насторожил Корчака.
        Человек спал на сложенном втрое пледе, служившем ему в качестве подстилки. Места было маловато, но он приспособился, потому что проводил здесь не первую ночь. Рядом с изголовьем были сложены вещи: телефон, зарядное устройство, бутылка с водой, пистолет с сильно скошенной рукояткой. Обладатель всего этого богатства спал на спине, подложив под голову маленькую подушечку, которую Эльза сделала и вышила для Иванки. Чем укрываться, он не нашел, так что лег одетым. Отопление не работало, и в квартире было прохладно.
        Корчак уже полностью свыкся с темнотой и видел, как мерно поднимается и опускается грудь спящего. Предстоящее убийство не вызывало в нем никакого внутреннего протеста, но его слегка подташнивало. Он ощутил, что его сердце забилось быстрее. Прямо перед ним лежал человек, которого нужно лишить жизни. Возможно, он лично никак не был причастен к нападению на спортклубы и лесничество. Хотя вряд ли. Чем тогда он занимался в банде? И для чего прятался за диваном?
        Корчак убрал пистолет подальше и опустился на колени рядом с лежащим. До его обострившегося слуха доносились звуки дыхания. Он поудобнее взял рукоятку двадцатисантиметрового ножа. Не думал он, что набор понадобится ему для подобных целей. Впрочем, он многого не предвидел и не ожидал. Пришло время прозрения. Корчак наклонился ниже.
        Звериный инстинкт заставил бандита пробудиться. Глаза его открылись. Корчак развернул нож рукоятью вниз и трижды ударил бандита в лоб, стараясь попадать как можно ближе к переносице. Одновременно с этим его левая рука накрыла рот парня, лишая того возможности крикнуть, предупреждая своих. Острие ножа коснулось выпученного и тотчас закрывшегося глаза. Второй глаз бандита следил за Корчаком с изумлением, переходящим в ужас. В обычной жизни он мог быть очень храбрым и отчаянным человеком, однако сейчас, находясь на волосок от смерти, не сделал попытки освободиться или оказать сопротивление. Чтобы пленник вдруг не собрался с духом и не передумал, Корчак сел на него верхом, блокируя голенями руки, и усилил нажим ножа. Из разреза в веке выступила кровь, казавшаяся в потемках черной. Лоб бандита тоже был покрыт кровавыми разводами.
        - Ты один? - спросил Корчак почти беззвучно.
        Открытый глаз утвердительно закрылся.
        - Где моя семья?
        Бандит попытался покачать головой, но ему помешала ладонь, лежащая на нижней половине лица. Корчак убрал руку, сжал в кулак и еще несколько раз ударил бандита, чтобы лишить его воли к сопротивлению.
        - Где моя семья? - повторил он вопрос. - Ты был в лесничестве во время нападения?
        - Нет, - выдавил из себя пленник.
        - Что-нибудь слышал об этом?
        - Женщину и детей не поймали, - прозвучал ответ. - Им удалось уйти. Я не вникал.
        Мгновенная радость, наполнившая душу Корчака, едва не сподвигла его на какой-нибудь великодушный поступок, что, конечно же, было совершенно недопустимо.
        - Жить хочешь? - спросил Корчак.
        Ответ был известен заранее, и он был однозначно утвердительным. Корчак приставил нож к беззащитной шее противника, направив острие под нижнюю челюсть.
        - Назови мне пятерых своих братанов, - велел он. - Под теми же именами или кличками, что они занесены в твой мобильник. Быстро!
        Бандит облизал губы и стал перечислять:
        - Кацо. Тесак. Балабан. Бодрый. Аист… Хватит? Могу еще назвать.
        - Не надо, - сказал Корчак. - Достаточно.
        - Не убивай, - попросил бандит. - Ты обещал.
        - Я ничего не обещал. Я спросил: «Жить хочешь?» Но я не сказал: «Жить будешь».
        В глазах бандита проступило понимание. Он дернулся. Это было его последнее движение. Корчак воткнул нож в беззащитное горло и налег на рукоять, проталкивая сталь вглубь головы.
        Дойдя до упора, он вытащил лезвие и вскочил, чтобы не обрызгало кровью. Он ожидал, что смерть наступит мгновенно, но в слабом уличном свете было видно, что обращенное к нему лицо все еще живое и глаза на этом лице смотрят совершенно осмысленно. Рот бандита беззвучно открылся и закрылся. Сквозь сомкнутые губы вытекли две струйки крови, превратившие лицо в подобие белой клоунской маски с широкой ухмылкой.
        Бандит сделал еще одну попытку заговорить, закончившуюся нечленораздельным сипением. Должно быть, лезвие рассекло трахею. Сонная артерия была перерезана тоже. Стоя рядом с умирающим, Корчак явственно видел, как вокруг головы натекает лужа, образуя нечто вроде темного нимба. Она получилась почти идеально круглой и продолжала увеличиваться.
        Между тем бандит все еще был жив и продолжал тоскливо смотреть на своего убийцу. Смерть забирала его медленно и незаметно. В какое-то мгновение из двух людей, находящихся в комнате, живым остался только один.
        Корчак подумал, что забыл спросить бандита, как его зовут, но теперь, разумеется, было поздно. Осталось лишь тщательно вытереть пол, закатать покойника в плотный полиэтилен вместе с пропитавшимися кровью тряпками и пледом, а потом обмотать все это скотчем.
        Ключ от двери, ведущей на крышу, у Корчака имелся. Прошлым летом он хотел устроить там площадку отдыха с беседкой и мангалом, но не сумел добиться разрешения от жилищной конторы. Заведующая вымогала пять тысяч долларов, а Корчак полагал, что подпись этой жирной крысы не может стоить так дорого. Когда она сократила свои притязания вдвое, он успел охладеть к идее, и заведующая осталась ни с чем. А ключ Корчак не вернул.
        «И снова все складывается так, как будто ситуация была известна и готовилась заранее, - размышлял Корчак, роясь в кладовой размером с комнату, в каких, случается, живут целые семьи. - Ключ, палатка, которой мы так и не воспользовались ни разу. Но ведь я ее зачем-то купил. И теперь она пригодится. Черт, как хитро все устроено! Хотел бы я когда-нибудь понять, как именно».
        Он вытащил палатку, положил ее рядом с тюком и отправился открывать дверь на крышу. Замок не сменили, выход не загородили. Корчак вернулся в квартиру, взвалил труп на плечо и совершил вторую ходку. Она его доконала. Выбравшись на крышу, Корчак свалился вместе со своей ношей и долго отдувался, ожидая, пока в ногах исчезнет дрожь. После этого он вернулся в квартиру за палаткой, пистолетом и телефоном убитого и продолжил приготовления.
        Для начала он сорвал с тела полиэтиленовую оболочку и предал огню на дальнем конце крыши. Затем выкинул свернутый в узел плед, постаравшись добросить его до пустыря с редкими деревьями и кучами мусора. Вероятность того, что кому-то вздумается рассматривать грязный сверток и бежать с ним в полицию, была ничтожно мала, особенно учитывая обилие тающего снега и грязных луж.
        Что касается трупа, то на крыше ему было самое место, ведь именно здесь предстояло разыграться новой кровавой драме. Корчак надеялся, что следователи, как обычно, спишут все на бандитские разборки, и намеревался утвердить их в этом мнении в самом ближайшем будущем. Он уже решил, что увезет семью и из этого дома, и вообще из города, так что его не беспокоило обилие пролитой здесь крови.
        Труп безымянного бандита до поры до времени был спрятан за лифтовой шахтой соседнего подъезда. После этого Корчак установил палатку, обойдясь без дополнительных растяжек. Одного каркаса оказалось вполне достаточно.
        Придирчиво осмотрев дело своих рук, Корчак взял трофейный телефон и почти сразу наткнулся на абонента, обозначенного большой буквой «В». Конечно, это мог быть не Вальтер, а какой-нибудь Вован или, наоборот, Вика, однако Корчак решил рискнуть. Вместо того чтобы связываться со всякими тесаками и аистами, он написал сообщение В. Оно гласило: «Клиент на крыше своего дома. Один не справлюсь».
        Не прошло и минуты, как абонент перезвонил. Корчак ответил новой эсэмэской: «Не могу говорить. Услышит».
        Этим он давал понять, что сидит в засаде, поставив телефон на беззвучный режим. А дальше пусть В решает. Если это тот самый В, крови которого так страстно желал Корчак.
        ГЛАВА 18. УБИТЫ И ПРОКЛЯТЫ
        Надстройка была высотой метра два с половиной, и вид с нее был замечательный, лучше некуда. Но, господи, как же здесь было холодно! У Корчака зуб на зуб не попадал. Он жалел, что не оделся потеплее, но теперь было поздно. Бандиты могли появиться в любой момент.
        Дверь на крышу Корчак оставил приоткрытой, и она слегка болталась на ветру, привлекая взгляд и держа в постоянном напряжении.
        Сильного ветра не было, но и того, что дуло, вполне хватало, чтобы выстуживать тело под легкой курткой. Выбираясь из дома вечером, Корчак не предполагал проводить много времени под открытым небом, а перед выходом на крышу не догадался переодеться. Теперь он поднял воротник и натянул на кулаки рукава свитера, чтобы сохранить в относительном тепле хотя бы пальцы. От их гибкости и подвижности сейчас многое зависело. Проверяя, хорошо ли они двигаются, Корчак обхватил ими пупырчатую рукоятку.
        На конце короткого и широкого ствола был вытиснут флажок с надписью «Walter». Чуть дальше стояли большие буквы PPS, ничего не говорившие Корчаку. Он не был специалистом по оружию. Единственное, что показалось ему символичным, так это совпадение названия пистолета и клички врага. Корчак не думал о Вальтере как о майоре Семиряжном, которым тот являлся в свободное от разбоя время. Он воспринимал его как бандита, подлежащего уничтожению.
        Явится ли Вальтер на крышу лично? Надежды на это было мало. Какой смысл срываться с постели среди ночи и мчаться черт знает куда, когда есть надежные и верные исполнители? Тесаки да балабаны…
        Корчак вспомнил о предохранителе и проверил рычажок, расположенный прямо над полукружьем спускового крючка. Неизвестно, сколько врагов появится здесь с минуты на минуту.
        А что, если бандиты заподозрят ловушку? Нет, не должны. Наверняка уже связались с главарем, и он отправил их на дело.
        Корчак подышал на пальцы и вновь натянул на них шерстяные рукава. Бетон под ним был холодным, как могильная плита. Он спросил себя, не спуститься ли вниз? Нет, стрелять с возвышения будет удобнее. Кроме того, для противника это станет неожиданностью. Даже одна секунда имеет значение в перестрелке. Когда-то, не так давно, Корчак увлекался пейнтболом. Они стреляли друг в друга шариками с краской, а не настоящими пулями, но принцип был одинаковый. Нельзя дрогнуть, нельзя зажмуриться, нельзя потерять самообладание. Нужно обладать панорамным, а не туннельным зрением, чтобы видеть, что происходит на периферии зрения, а не только прямо перед тобой. И нужно быть абсолютно бесстрашным, уверенным в своей неуязвимости, но при этом не лезть на рожон. Много чего нужно и чего нельзя.
        Поежившись, Корчак бросил взгляд по сторонам. Город с высоты птичьего полета смотрелся великолепно. Десятки тысяч огней мерцали в темноте, как золото и бриллианты. Не было видно людей и машин, они как бы исчезли с этой величественной картины. Когда ты наверху, город не подсовывает тебе под нос все те детали, из которых на самом деле состоит, от переполненных мусорных баков до растоптанных собачьих какашек на тротуарах. Ты не видишь весь тот мусор, все то неприглядное, что бросается в глаза, когда ты внизу. И тогда ты как бы отрываешься от привычной среды, выдергиваешь себя из болота, ставшее настолько привычным, что ты и не заметил, что оно уже почти засосало тебя.
        Корчак подумал, что увезет семью далеко-далеко, чтобы навсегда оборвались ниточки, связывавшие их с городом. Чтобы вокруг было много зелени и простора, чтобы ярко-синее небо над головой, и сверкающее море, и редкие прохожие вместо этих толп, безостановочно снующих по улицам. Но согласится ли Эльза на такую резкую смену обстановки? И захотят ли покинуть город дети? Нет, вопрос стоял даже не так. Они вообще захотят куда-то ехать с Корчаком после того, что случилось по его вине?
        Его горячность и безрассудность едва не погубили Ивана, Иванну и их маму. Такое не забывается. Прощается - да, может быть. Но никогда до конца не стирается из памяти. Что ж, это даже к лучшему. Потому что Корчак не хотел забывать сам и не хотел, чтобы забыли они. Он не заслуживал такого снисхождения. Страшно даже подумать, что пришлось пережить Эльзе и детям! Как им удалось выбраться из леса незамеченными? И где они сейчас? Все ли с ними хорошо? Здоровы ли? Не нуждаются ли в чем?
        Они ведь даже позвонить теперь не могут, поскольку телефон Корчака находится у Левченко. Мысль эта обожгла Корчака. Господи, строя свои планы, он снова не подумал о семье! А что, если Эльза наконец надумает позвонить и нарвется на Левченко? Тот выспросит, где они находятся, пообещает помочь и…
        Корчак запретил себе думать об этом. Подобные мысли делали его жалким и слабым. Он должен быть сильным и хладнокровным.
        Корчак повернулся с боку на бок и подвигал ногами, чтобы хоть немного разогнать кровь. Его взгляд скользнул по окнам соседних домов. Некоторые из них светились, несмотря на столь поздний час. Там жили люди. Они казались Корчаку счастливыми. Им не нужно было околевать на зимнем холоде в ожидании смертельной схватки. У них не отобрали все, что составляло смысл их существования. Они понятия не имели о том, что испытывал сейчас Корчак.
        Но ведь и он тоже ничего не знал о них. Кому-то не спалось из-за зубной боли, а кто-то потерял любимых или, наоборот, влюбился. Люди так зациклены на себе, что совершенно не интересуются чужой жизнью. Кто из нас ставит себя на место других? Кто способен воспринять чужую боль или радость как собственную? Никто. Разве что Бог. И если это действительно так, не пожалел ли Он о том, что создал человечество? Вряд ли мы оправдали его ожидания. Вряд ли на нас возлагаются надежды в будущем. Тогда для чего весь этот цирк? Какой смысл в безостановочной карусели рождений и смерти?
        «Думай о себе и отвечай за себя, - мысленно велел себе Корчак. - Философствовать на общие темы и рассуждать о космических материях легко, потому что эти темы слишком расплывчаты и зыбки, невозможно привести их к какому-то одному знаменателю. А ты со своей жизнью разберись. Кто ты? Зачем ты? Какой в тебе прок? Кто опечалится, когда тебя не станет? Много ли ты совершил в своей жизни хороших поступков - по-настоящему хороших, а не просто эффектных или полезных самому себе?»
        Отчитав себя подобным образом, Корчак поерзал, проверяя, не превратился ли он в обледенелый чурбан. Если бандиты не появятся в ближайшее время, то он окажется совершенно беспомощным перед ними. Что за воин, не способный спустить курок?
        - Врешь! - прошептал Корчак, обращаясь неизвестно к кому. - Я все могу. Я все преодолею ради них…
        Он не сказал, кого именно, но знал, кого имеет в виду, и этого было достаточно. Это был его девиз, его заклинание, его молитва. Ему становилось теплее, когда он произносил, а потом повторял эти слова. И ему показалось, что Эльза слышит его. Она не могла не услышать. Даже если детишки сейчас спали крепким сном, то она должна была проснуться. Он чувствовал. Он знал. Он даже увидел перед собой ее прекрасное лицо. Такое далекое и такое близкое. Стоит протянуть руки - и дотронешься до него пальцами.
        Какая холодная кожа…
        - Ты замерзла? - спрашивает Корчак, и горло его перехватывает от чувства вины.
        - Нет, все хорошо. - Она, храбрясь, улыбается, чтобы не показать, как плохо ей на самом деле. - Мы уже привыкли.
        Страшная догадка пронзает его.
        - К чему привыкли? - спрашивает он, чувствуя, как кровь леденеет в жилах.
        - Не бойся, - успокаивает она, и он замечает, что ее лицо постоянно меняется, точно оно не живое, а нарисовано поверх дыма. - Мы не умерли.
        «Они не умерли! - подает голос мышонок. - Но ты сам умрешь, если немедленно не проснешься!»
        Его пронзительный возглас заставил Корчака вздрогнуть. Он уронил голову, ударился подбородком о бетон и проснулся окончательно.
        Бэтмен разбудил его очень вовремя. Еще несколько секунд, и он прозевал бы появление бандитов. Они выбирались на площадку по одному, пригнувшись и держа пистолеты наготове. Их было трое. В каждом их движении сквозила угроза.
        Палатка была установлена таким образом, чтобы вошедшие увидели ее сразу и направились прямо к ней. Так и произошло, однако при этом троица разделилась. Двое бандитов разошлись в стороны и двигались каждый вдоль своего края крыши. Последний же сделал вперед всего несколько шагов и остановился.
        «Прикрывает, - сообразил Корчак. - Опытные, падлы. Непросто будет с ними справиться».
        Те двое, которые выдвинулись вперед, остановились, не доходя до палатки. Теперь Корчак на своем пьедестале оказался окруженным с трех сторон. Два бандита находились у него по бокам, а третий - впереди. Он подошел к надстройке так близко, что попал в мертвую зону и стал невидим.
        Корчак понял, что сейчас будет обнаружен. Забравшись на возвышение, он не учел того обстоятельства, что бандиты будут насторожены странным вызовом. Они видели палатку, но не спешили приближаться к ней, поскольку желали выяснить, где же находится их товарищ, отправивший СМС, что с ним приключилось и почему он до сих пор не объявился. Глаза троицы обыскивали темную крышу с остатками снега и отпечатками ботинок на белом покрове. Вот-вот они сообразят, что следы оставил один человек и что он находится прямо над ними.
        Больше Корчак не размышлял, не колебался и не примеривался. Он оттолкнулся руками и скорее свалился, чем спрыгнул с надстройки, очень удачно обрушившись на голову бандита, находившегося под ним.
        Они еще падали, когда Корчак всадил в него пулю. После этого он приземлился на четвереньки, опираясь на обе руки, в одной из которых был зажат дымящийся «вальтер». Подняв голову, он встретился взглядом с бандитом, который направлялся к палатке. Пока что только голова противника была повернута назад, но он уже начал разворачиваться всем корпусом, одновременно занося вооруженную руку.
        «Левша!» - отметил про себя Корчак и выстрелил.
        Он не понял, куда попал, но бандита шатнуло, и он не смог прицелиться. Корчак увидел оранжевую вспышку и услышал, как пуля клюнула бетон возле его колена. Он дважды выстрелил в сторону вспышки и бросился за шахту лифта, сделав это очень вовремя, потому что в бой вступил третий бандит, находившийся по другую сторону.
        Корчак оценил обстановку. Те двое, в которых он стрелял, лежали и не представляли собой непосредственной угрозы. Зато третий противник был невредим и наверняка был опытен в ближнем бою. Как быть? Попробовать поиграть с ним в «кошки-мышки», бегая вокруг возвышения? Но долго ли продлится такая игра?
        - Выходи! - прозвучал голос. - Не убью.
        Только полный идиот поверил бы ему. Корчак совсем недавно тоже вселил безосновательную надежду в пленника. Так будет и здесь. Враг пообещал не убивать? А кто сказал, что его обещание продлится дольше минуты или даже нескольких секунд?
        - Брось пистолет, - предложил Корчак.
        - Сам брось! - раздалось из-за шахты.
        На этот раз - с другой стороны. Корчак посмотрел на надстройку, оценивая ее высоту. Не запрыгнуть и не схватиться за кромку с пистолетом в одной руке. Жаль. Оказавшись на башенке, Корчак мог бы достать противника сверху, используя эффект внезапности.
        Он все же решил попробовать, когда за спиной прозвучал выстрел и куртку на плече Корчака разодрало, как будто туда воткнули железный крюк и дернули. Он стремительно крутнулся на месте и выстрелил в ответ. Его мишенью стал бандит, атакованный первым. В ту же секунду позади снова хлопнуло, и, чудом не получив пулю, Корчак метнулся за прикрытие лифтовой шахты.
        Около минуты они кружили, двигаясь то в одну сторону, то в другую. Все это время бандит продолжал уговаривать Корчака сдаться, потому что ему явно не хотелось бросаться в решительную атаку и разделить судьбу товарищей, тела которых медленно остывали на бетоне.
        - Хорош, чувак, - увещевал он. - Зачем тебе это надо? Ща подмога подоспеет, тогда тебе конец, по-любому. А я тебе жизнь гарантирую. Слышь?
        - Слышу, - отозвался Корчак. - Гарантируешь?
        Он оглянулся. До расставленной палатки было всего несколько метров. Только бы не поскользнуться на бегу. И не свалить палатку, которая на честном слове держится.
        - Сказал же! - нетерпеливо крикнул невидимый противник.
        - Не верю я тебе, - заявил Корчак. - Ты командиру своему позвони, пусть подтвердит. Включи мобильник на громкую.
        Было понятно, что никто не станет выполнять столь нелепое требование. Но бандит задумался, и это подарило Корчаку необходимые ему мгновения. Ступая на носках, чтобы не топать, он побежал к палатке, юркнул в нее и развернулся, придержав полог.
        Благодаря белым наносам снега, видно было достаточно хорошо, несмотря на то что луна и звезды скрывались за тучами. В этом полумраке некоторое время все оставалось неизменным и неподвижным, только голос бандита не умолкал. Затем он появился из-за угла, предусмотрительно передвигаясь на корточках, гусиным шагом, чтобы находиться ниже предполагаемой линии огня. Держа пистолет перед собой, он продолжал убеждать Корчака сдаться. В иной ситуации это могло бы показаться комичным.
        Корчак прицелился и три раза надавил на спусковой крючок «вальтера». Третий выстрел не прозвучал. Патроны закончились, о чем оповестил сухой щелчок магазина. Но тех двух пуль, которые получил враг, оказалось вполне достаточно. Он уже никуда не семенил вприсядку, а лежал на снегу и даже не делал попыток дотянуться до выроненного пистолета.
        Корчак подошел и отбросил оружие ногой подальше. Стояла мертвая тишина, не нарушаемая, а подчеркиваемая отдаленным городским шумом.
        - Тебе конец, - пробормотал упавший.
        - А по-моему, тебе, - возразил Корчак. - Но я дам тебе шанс. В больницу хочешь?
        Разговаривая, он прислушивался: не прорежут ли ночную тишину полицейские сирены? Но нет, сирен не было. Городские жители привыкли к пальбе, устраиваемой любителями петард и прочих шумовых эффектов. Если кто-то и проснулся от выстрелов на крыше, то не придал им значения.
        - На понт берешь, - сказал бандит.
        Он хотел принять сидячее положение, но не сумел. Шарф, обмотанный вокруг его шеи, запутался и мешал ему дышать. Он вертел головой и без конца дергал шарф, чтобы освободить шею. Казалось, больше его ничего не волнует, но на всякий случай Корчак держался подальше от его раздвинутых ног.
        - Я просто спросил, - сказал он. - Нет так нет.
        - Ты отвезешь, что ли? - заинтересовался раненый.
        - Нет. Но разрешу позвонить. Они могут успеть. Только если быстро. Вон как из тебя кровь хлещет. Думаешь, надолго хватит?
        - Ладно. Ты, наверное, хочешь знать, где Вальтера найти? Я скажу.
        Врет? Скорее всего. Однако может и сдать главаря. Жить-то хочется.
        - Говори, - предложил Корчак.
        - Помоги сесть. - Бандит побулькал и сплюнул красным. - Кровь в горло заливается. Мешает.
        Корчак наклонился и отпрянул, увернувшись от взмаха десантного ножа с зазубринами. Он ударил ботинком в приподнявшуюся голову. Бандит дернул его за штанину, свалил и снова занес нож. Корчак врезал ему каблуком в лицо и откатился. Нож упал. Бандит слепо шарил рукой рядом.
        Корчак схватил его за концы шарфа, затянул и потащил к краю крыши. Сопротивление было окончательно сломлено после того, как голова бандита с размаху врезалась в бетонный парапет. Оглушив его, Корчак приподнял обмякшее тело. Он не знал, сумеет ли удержать такой груз на весу за шарф, но у него получилось.
        Повисший над пропастью бандит захрипел и попробовал просунуть пальцы под удавку.
        - Где женщина и дети, которые были в лесу? - обратился к нему Корчак. - Я только один раз спрашиваю.
        - Сбе… сбежали, - проблеял бандит. - Не на… не на…
        Что он пытался сказать? «Не нашли»? Или «не надо»? Корчак не стал допытываться. Он устал держать эту тушу. Разжал пальцы и лег грудью на парапет, чтобы проследить за падением.
        Тело чудом не задело выступающие кондиционеры верхних этажей, но ударилось о стену, отклонилось от первоначальной траектории и беспрепятственно долетело до газона, о который расшиблось с такой силой, что снег разметало во все стороны.
        - Будь ты проклят, - сказал Корчак бандиту. - Будьте вы все прокляты.
        ГЛАВА 19. ПОБЕГ
        Очень часто, если не всегда, наша судьба зависит от всяких мелочей, которым мы даже не придаем значения. Разве могла предположить Эльза, что однажды ей пригодится умение управлять снегоходом? Они с Игнатом катались на таких санях во время своего первого совместного отпуска. Эльза тогда была на третьем месяце и не рискнула осваивать горные лыжи, так что, пока он покорял спуски, она под руководством инструктора моталась по окрестностям на механическом гибриде саней и гусеничного вездехода. Ей нравилось. И те навыки сохранились.
        Слава Богу! Если, конечно, допустить, что Он сперва подстраивает ловушки, а потом сам же помогает из них выбраться.
        Итак, было утро после попойки, усугубленной отравлением угарным газом. Сказать, что Эльза сердилась на мужа, значит ничего не сказать. Он запутался сам и впутал семью в свои темные дела. Не сумел принять поражение с достоинством и стал, что называется, махать кулаками после драки. Тем самым он лишь привлек к себе нежелательное внимание. Лучше бы уж помалкивал в тряпочку, раз не способен справиться с обидчиками. Так нет, полез в бутылку, наломал дров и в результате поставил под угрозу семью. Еще бы ладно только ее, Эльзу. Но теперь приходилось волноваться и за детей. Вот так защитник! Из-за него они торчали в лесу, боясь нос наружу высунуть.
        И после этого Игнат еще имел наглость флиртовать с Оксаной Левченко. Ну, может, не вполне заигрывать, однако он ни разу и не осадил ее, дав понять, что ему это неприятно.
        Увидев, что поутру рыжая лиса продолжает строить глазки ее мужу, Эльза пришла в ярость. Проследив в окно за разговором Игната и Оксаны, она дождалась его возвращения и требовательно спросила:
        - О чем вы говорили?
        - Просто перекинулись парой фраз, - ответил он. - А что, нельзя?
        Его равнодушие показалось Эльзе напускным.
        - Можно, - ответила она. - Тебе все можно. Ты делаешь что хочешь, совершенно не считаясь с нами.
        Дети, завтракавшие за столом, притихли. Похоже, их угнетенное состояние и опущенные глаза подействовали на Игната должным образом.
        - Хотите домой? - спросил их он.
        - Да! - выпалили они хором.
        - Хорошо, - сказал он, обращаясь к ним, но глядя на Эльзу. - Мы скоро возвращаемся.
        - Сегодня? - обрадовались дети.
        - Завтра, - ответил он, продолжая смотреть Эльзе в глаза. - Сегодня нужно кое-что сделать. Чтобы наверняка.
        - Что? - спросила она.
        - Я собираюсь ликвидировать все свои предприятия, - пояснил он. - Официально. К тому же нужно выписаться из реестров предпринимателей. Иначе мне будут начислять налоги и штрафы, которые я сейчас просто не потяну.
        - Завези нас домой и занимайся делами, - предложила Эльза.
        - Нет, - сказал он. - Пока я не сделаю этого, бандиты могут думать, что я собираюсь судиться или предпринять еще что-нибудь. До этих пор мы не можем чувствовать себя в безопасности. Согласна?
        Он приподнял брови, ожидая ответа.
        - Наверное, - сказала Эльза со вздохом. - Но мне не нравится идея, что ты опять поедешь в город один.
        - Я постараюсь управиться как можно быстрее, - пообещал он. - Суну кому надо взятки, чтобы не мариновали.
        - Не задерживайся, ладно?
        Она больше не сердилась на него, поверив в очередной раз. Довольный, он улыбнулся:
        - Конечно, родная. Я и сам хочу уладить все поскорее.
        - Звони почаще, - попросила Эльза.
        - А вот этого не обещаю, - сказал он. - Терпеть не могу звонить из всяких учреждений, где на тебя и без того смотрят, как на врага народа. Когда получится, тогда получится.
        - Хорошо, - покорно согласилась Эльза. - Я буду ждать.
        И она бы ждала. Но потом случилось то, что случилось, и стало ясно, что доверяться мужу больше нельзя. Он снова обманул ее. Опять выкинул какой-то фортель, из-за которого Иван и Иванна чуть не погибли. Себя Эльза даже не брала в расчет. В первую очередь она думала о детях, так велел ей материнский инстинкт. Сама Эльза и ее муж находились в системе ее ценностей значительно ниже. Вот почему она не отвечала на его звонки тогда и не собиралась делать это сейчас. Он был токсичен. Поддавшись жалости и зову любви к мужу, Эльза поставила бы под угрозу Иванку и Ванюшу. Да она скорее бы умерла, чем пошла на такое!
        Когда Игнат уехал в город, она заставила себя убраться в доме и сварить суп. Все валилось у нее из рук, все получалось не так. Вначале Эльза списывала свою нерасторопность на вчерашнее отравление, но потом поняла, что ее гложет тоскливая тревога… Да что там гложет? Грызет, поедом ест! А она привыкла доверять интуиции.
        Тревога переросла в ожидание беды, когда Иван, покрутившись рядом, спросил:
        - Мама, ты не рассердишься, если я тебе что-то скажу?
        - Ты же знаешь, Иван, что я больше сержусь, когда вы от меня что-то утаиваете, чем когда говорите правду.
        - Я всегда говорю правду! - крикнула Иванна с коврика перед камином, который больше не горел и не мог гореть, пока Эльза была жива.
        - Надо было еще утром сказать, - вилял Иван.
        Эльза отложила планшет в сторону.
        - Никогда не поздно исправить, - спокойно произнесла она.
        - В общем, мама… Только ты меня не выдавай. Не выдашь?
        Иванна, услышавшая, что разговор принимает интересный оборот, бросила игрушки и подошла поближе.
        - Не выдам, - пообещала Эльза, твердо зная, что именно так и поступит.
        - И папе не скажешь? - продолжал допытываться сын.
        - Почему папе нельзя? - пискнула дочь.
        - Потому что я про дядю Льва хочу сказать. А они с папой друзья. А я ведь могу ошибаться. Ночь была.
        У Эльзы сильнее забилось сердце.
        - Говори прямо, - потребовала она.
        - Ночью дядя Лев в комнату заходил, - сказал Иван. - Я проснулся, потому что он стул задел в темноте.
        - И что дальше? - спросила Эльза. Голос у нее охрип.
        - Дядя Лев подошел к камину и что-то сделал. Что-то заскрежетало, тихо так. Он сразу ушел.
        - Хочешь сказать…
        - Не знаю. - Вид у мальчика был несчастный. - Я просто слышал, как вы про заслонку говорили. Но я побоялся сразу сказать. А вдруг мне привиделось? Что получится? Что я наговорил на хорошего человека.
        - Так тебе привиделось? - стала допытываться Эльза. - Или ты видел?
        - Наверное, видел, - вздохнул Иван. - Но ведь дядя Лев не мог так поступить с нами? Он с папой дружит.
        - Он просто пошутил, - решила Иванна.
        Эльза молчала, кусая нижнюю губу. Теперь ей все стало ясно. Да, Левченко пытался их убить. Все его взгляды и фразы, все оговорки и недомолвки приобрели для нее иной смысл. Лев Левченко не был другом. Он был врагом. И он заманил их в эту глушь, чтобы разделаться с их семьей. Почему? За что? Все просто. Мафия. Коррупция. Это означает, что полиция и преступники повязаны. Рэкетиры, наехавшие на Игната, пользуются особым покровительством генерала Левченко.
        Эльза не сомневалась, что разгадала страшную тайну, но все же решила проверить. Успокоив детей и усадив их складывать панно из пазлов, она вышла на улицу, чтобы позвонить Левченко.
        - Привет, - сказала она.
        Последовала короткая пауза, выдавшая его замешательство.
        - П… привет, - ответил он.
        - Заслонка, - сказала Эльза. - Все думаю про нее.
        С его стороны последовал звук, одновременно похожий на кашель и сдавленный смешок.
        - Да? - спросил он.
        - Да, - подтвердила она. - Как-то все это подозрительно.
        - Пал Палыч учудил, - сказал Левченко. - Когда я его бил, он признался. Пьяный был. Перепутал.
        - Я так и подумала. Извини, что побеспокоила, Лев.
        - Почему ты вдруг вспомнила про эту проклятую заслонку, Эльза? У тебя какие-то подозрения?
        - Нет-нет. Все в порядке.
        - Но ты ведь почему-то позвонила мне, - вкрадчиво произнес Левченко. - Хотела поделиться своими соображениями? Кого-то подозреваешь?
        - Кого мне подозревать, Лев? Просто вспомнила и все. Пока.
        Выключив телефон, Эльза обмерла. Она вдруг поняла, что совершила самую страшную в своей жизни ошибку. Да, теперь она точно знала, что это Левченко перекрыл дымоход. Но и он тоже понял, что она знает. И сейчас для него было вопросом жизни и смерти, чтобы она не успела рассказать об этом мужу.
        Разумеется, Эльза бросилась звонить Игнату. А он упорно не отвечал. Как назло.
        Эльза выругалась. Теперь все зависело от того, кто раньше успеет в лесничество - Левченко или Игнат. Эльза в двадцатый раз, наверное, набрала номер мужа. Он опять не ответил.
        А у нее даже не было машины, чтобы увезти детей из лесничества. Сколько она ни звонила Игнату, он молчал. Оставалось только забрать детей и сваливать отсюда.
        Не паранойя ли у нее? Не делает ли она из мухи слона? У страха, говорят, глаза велики. И как она будет выглядеть, когда ни с того ни с сего сорвется с места и помчится неизвестно куда? Вдруг ее подозрения безосновательны? Можно было бы, конечно, прокатиться с детьми в супермаркет, сославшись на необходимость прикупить продукты, но у них не было машины, а идти пешком за двадцать километров было бы чистой воды безумием.
        Как быть? Успокоиться и списать страхи на похмельный синдром?
        Эльза все еще стояла на крыльце, когда из дома напротив вышел Пал Палыч с сочным фингалом под глазом. В своей клетчатой рубашке и меховой безрукавке он выглядел тщедушным и жалким. Но Эльза обратила внимание на телефон, который он прижимал к уху, и на быстрый, цепкий взгляд, брошенный в ее сторону. Сразу после этого егерь отвел глаза, отвернулся и зашел в дом. Было такое впечатление, что он хотел проверить, на месте ли Эльза, и сообщил об этом звонившему.
        Ломая пальцы, Эльза бросилась в коттедж и окликнула детей:
        - Иван! Иванна! Одевайтесь потеплее. Мы идем гулять.
        - Давай немного позже, мамочка, - попросила девочка. - Я визаж рисую.
        - Пейзаж, глупая! - поправил ее Иван.
        - Потом, все потом, - рассеянно произнесла Эльза, расхаживая по комнатам в поисках вещей первоочередной необходимости, которые следовало захватить с собой.
        Решение было принято, и оно состояло в том, чтобы дойти пешком до трассы, а там проголосовать и уехать в город. Игнат, когда найдется, смотается за остальными вещами. А лучше бросить их, чтобы не искушать судьбу.
        В дверь постучали. Кровь так резко отлила от головы Эльзы, что она чуть не упала. В глазах у нее потемнело. Двигаясь словно во сне, она приблизилась к двери и спросила:
        - Кто там?
        - Вера, - отозвался женский голос. - Откройте.
        Эльза посмотрела в окно. Никаких посторонних машин снаружи не было видно. Она открыла.
        Верка протянула ей стопку постельного белья и произнесла скороговоркой:
        - Берите. Это для виду. Пашка, черт, на нас смотрит.
        Эльза машинально подставила руки.
        - Уезжайте, - сказала Верка, поднимая нарочно упущенную наволочку. - Быстро. Сарай открыт, в нем сани моторные. Бак полный, ключ в замке. Увози деток. - Она отвернулась и добавила, уже спускаясь: - Храни вас Господь.
        - Что она сказала? - спросил Иван.
        - Неважно, - отрезала Эльза. - Оделись? Иванка, варежки! Иван, шапку надень! Выходим. Живо!
        - В чем дело, мамочка? - заволновалась Иванна. - Почему ты напугана?
        - Вот глупости! Выдумала тоже! - Эльза заставила себя улыбнуться. - Мы идем на прогулку. Будем кататься.
        - На лошадях? Как в «Снежной королеве?»
        Сказка произвела на дочь неизгладимое впечатление. Она была готова захлопать в ладоши.
        - Еще скажи на оленях, - фыркнул Иван, который с каждым годом становился все взрослее и саркастичнее.
        - У Герды был один олень, - поправила его Иванна. - Северный. Здесь такие не водятся.
        Эльза разрешила их спор, сказав, что кататься им предстоит на снегоходе. Они захотели знать, зачем тогда им сумка и рюкзак с вещами. Эльза, постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно беспечнее, ответила:
        - Возможно, мы на санях до самого города доедем. Не возвращаться же тогда.
        - А папа? - быстро спросил Иван.
        - А папа и так в городе. Мы ему позвоним.
        Ложь была шита белыми нитками, но дети, предвкушая новую для себя забаву, не стали вдаваться в детали. Втроем они обогнули дом лесничего и подошли к сараю, который и в самом деле оказался не заперт. Внутри стоял обещанный снегоход с двумя поворачивающимися лыжами впереди и одной гусеничной лентой позади. Он был выкрашен белой краской вручную, наверное, чтобы браконьерам было легче подбираться к жертве, а возможно, и для каких-то иных надобностей. Эльзу сейчас это мало интересовало. Она пристроила сумку на багажнике и прикрепила пристяжным ремнем. Дети помогли ей вытолкать сани на снег.
        - Иванка сядет впереди, - распорядилась она. - Потом я, а потом ты, Иван. Рюкзак придется надеть тебе. Если это сделаю я, он будет мешать и ты не сможешь держаться за меня. Все ясно?
        - Не все, - сказал сын. - От кого мы убегаем, мама?
        - Это игра такая, - успокоила его Иванна.
        - Нет, это не игра, - возразил он. - Теперь я точно вижу. Мама, что происходит?
        Эльза ответить не успела. К ним подбежал запыхавшийся Пал Палыч и потребовал оставить сани в покое. Глаза его бегали. Синяк под глазом выглядел очень ярким в свете зимнего дня.
        - Сколько стоят ваши сани? - спросила Эльза.
        - Нисколько, - отрезал он. - Не продаются.
        Она решила действовать хитростью.
        - Мы только прокатимся, Павел Павлович. Полчасика. Сто долларов за прокат. Пойдет?
        Глаза лесничего забегали еще быстрее. Видно было, что он решает сложную для него задачу, разрываясь между желанием по-быстрому срубить бабок и необходимостью удержать гостей на месте. Чтобы он не обратил внимания на сумку и рюкзак, Эльза приобняла его, отвела в сторону и отвернула от снегохода, как бы оправдывая свои действия украдкой сунутыми деньгами.
        - Вот, возьмите, - сказала она. - Здесь даже больше. Сто пятьдесят по курсу. Спасибо, Павел Павлович.
        Всучив лесничему купюры, она подтолкнула его к дому.
        - Вы ж недолго, - пробурчал он, рассматривая раздвинутые веером деньги. - И недалеко.
        - Мы тут поблизости, - успокоила его Эльза. - Не волнуйтесь.
        - Чтоб через полчаса сани на месте были! - спохватился Пал Палыч. - Мне ехать надо будет.
        - Не беспокойтесь, - повторила она.
        Дети ничего не спрашивали. Они поджидали ее молча, сообразив, что происходит нечто важное. Они забрались на сиденья и, сидя верхом, как на мотоцикле, тронулись с места. Пал Палыч, уже собравшийся войти в дом, обернулся. Что-то - скорее всего, взятые с собой вещи - его насторожило. Сбежав с крыльца, он бросился им наперерез, размахивая руками крест-накрест:
        - Стой! Стой! Я передумал!
        Если бы он не отскочил вовремя, Эльза попросту сбила бы его. На этом их поездка завершилась бы. Мотосани на своих трех опорах были слишком неустойчивы. Эльза прилагала все силы, чтобы сохранять равновесие и не давать машине крениться, когда одна или другая лыжа наезжали на снежные комья и гребни. Гусеница, толкающая их вперед, взметала снег на поворотах, которые приходилось совершать постоянно, как только они покинули дорогу. Было бы слишком трудно вести снегоход по колеям, которые не совпадали с размахом лыж. Кроме того, Эльза опасалась наткнуться на тех, кто наверняка уже спешил сюда по приказу Левченко. В том, что это так, у нее не было ни малейших сомнений.
        Щурясь от снежной крошки и ветра, она лавировала между деревьями, угадывая пни и сучья шестым чувством, а не зрением. Скорость двадцать пять километров в час, с которой они ехали по лесу, со стороны, возможно, не представлялась такой уж большой, но подпрыгивающей на седле Эльзе она казалась головокружительной. Чтобы держать руль обеими руками, ей приходилось сильно налегать на сидящую впереди дочь, и та, согнувшись, была вынуждена ехать в очень неудобной позе. Иван послушно обнимал мать сзади и при толчках ударялся подбородком в ее спину. Тем не менее Эльза с каждой секундой преисполнялась уверенности, что все обойдется и они доберутся до шоссе раньше, чем их перехватят в лесу.
        Вглядываясь вперед, она понимала, что не успеет увидеть встречную машину издали, так как повороты лесной дороги были заслонены заснеженными стволами и еловыми лапами. Тогда она взяла значительно правее, надеясь не промахнуться. Ориентиром ей должен был послужить красно-зеленый шлагбаум, который, как она помнила, преграждал путь в заповедник.
        Сетчатая металлическая ограда, выросшая на пути, стала для Эльзы полной неожиданностью. Чтобы не врезаться, она не только нажала на тормоз, но и круто повернула. Сани наклонились и едва не опрокинулись. Удерживая их всем своим весом, Эльза крикнула детям, чтобы спрыгивали с сидений. К счастью, никому не придавило ноги, никто не пострадал.
        Прилагая отчаянные усилия, чтобы вытащить снегоход из занесенной снегом впадины, Эльза бросила взгляд вдоль забора и увидела темные очертания машины, медленно двигающейся за деревьями. Это был микроавтобус. Он остановился перед тем самым красно-зеленым шлагбаумом возле сторожки.
        Стало тихо. Эльза, оцепеневшая от ужаса, решила, что их обнаружили, но вскоре поняла, что приехавшие просто задержались на пропускном пункте. Снегоход заглох очень вовремя. Если бы не вынужденная остановка, тарахтение мотора в зимнем лесу выдало бы их с головой. Им повезло.
        Но кто эти люди в черном фургоне? Зачем они приехали?
        - Оставайтесь здесь, - велела Эльза детям. - Молчите и не высовывайтесь. Я сейчас.
        Скрываясь за бело-зелеными пирамидами елей и проваливаясь в сугробы по колено, она подобралась ближе. Возле сторожки стоял мужчина в бронежилете, весь пятнистый и грузный. На нем был шлем с забралом, делающий его похожим на космонавта или воина из исторического фильма. Второй человек, в такой же амуниции, вышел из сторожки, провел большим пальцем по шее и что-то сказал. Они засмеялись, пуская клубы пара. Потом один отправился к шлагбауму, а другой стал тыкать ножом в снег. Из фургона их поторопили, и они, спохватившись, полезли внутрь. Черный микроавтобус поехал дальше и очень скоро пропал за деревьями.
        Сама не своя, с выбившимися из-под капюшона волосами, Эльза бросилась обратно. Втроем они выкатили снегоход на ровное пространство, развернули и поехали к сторожке. Шлагбаум остался поднятым. Возле двери сторожки Эльза увидела красные пятна и такой же красный след большого ботинка. Притормозив, она заглянула в окно и отшатнулась.
        - Что там? - спросили дети в один голос.
        - Ничего, - пробормотала она, все еще видя внутренним зрением труп охранника с перерезанным горлом. - Ничего.
        Снегоход полетел дальше. Свернув с дороги в лес, Эльза проехала метров десять, а потом спрыгнула и как могла замела след снятой курткой. Пар валил от нее, когда она прибежала обратно, одеваясь на ходу.
        - Дяди злые? - спросила Иванна, глаза которой были темными и большими от страха.
        - Да, - коротко ответила Эльза. - Но они нас не найдут.
        - А папа? - крикнул Иван, перекрывая шум мотора. - Папа найдет нас?
        - Обязательно. Держитесь крепче. Что бы ни случилось, вы держитесь, ладно?
        Это прозвучало как заклинание.
        ГЛАВА 20. ПРОТИВ ВОЛИ, НО ПО СОГЛАСИЮ
        Каждый, кто терял мобильник, знает, как сложно восстановить номера по памяти. Некоторые люди даже цифры своего собственного телефона не способны вспомнить, не говоря уже об остальных. И если бы мобильная связь внезапно вышла из строя по всей планете, то очень многие наши связи, кажущиеся нам такими привычными и прочными, были бы утрачены навсегда. Попробуй тогда отыщи того, кого ты всегда вызывал одним нажатием пальца!
        Эльза оказалась именно в такой ситуации. Ее телефон, набравший воды, так и не заработал. А если бы такое чудо и случилось, то все равно у нее не осталось заветного провода, чтобы реанимировать батарею, впавшую в глубокую кому. Да и не подпустили бы ее к розетке. Доступ к электричеству, которое вырабатывалось генератором, имел только владелец этого самого генератора.
        Алеша. Их спаситель. Ее личный мучитель. Тот самый затворник Алеша, о котором Эльза слышала краем уха от Верки, когда они только приехали в лесничество. Генератор принадлежал ему. Крыша над головой, предоставленная в распоряжение Корчаков, тоже была его. Как и безостановочно работавший самогонный аппарат, пропитавший весь дом запахами сивухи и спирта.
        В данный момент Алеша храпел, гоняя густой, застоявшийся воздух по конуре, которую называл своей спальней. Он бы не проснулся, если бы Эльза встала и ушла. Но она не уходила. На то имелось две причины. Во-первых, ее дети, спавшие в соседней комнате на единственном топчане, были больны и побег с ними через зимний лес был исключен. Во-вторых, Эльзе этой ночью следовало находиться рядом с Алешей, если она хотела воспользоваться его мобильником, - а она хотела.
        Ей все же удалось вспомнить номер Игната. Оказалось, что, несмотря ни на что, цифры намертво врезались в ее память, будто вытравленные или выжженные там. Она осторожно выбралась из-под засаленного ватного одеяла и перенесла ногу через Алешу. Сборная кровать при этом немилосердно заскрипела, но он продолжал храпеть. Эльза наклонилась и поводила рукой по полу с его стороны. Телефон нашелся сразу.
        Завладев им, Эльза слезла с кровати, обмоталась плюшевым малиновым знаменем с кистями и выскользнула в комнату. Знамя заменяло ей полотенце. Здесь все было не как у нормальных людей. Рыба вместо любой другой еды. Бочка с трубой вместо обогревателя или печки. Невнятное бормотание вместо человеческой речи. Грязь и запустение. Полная безнадега.
        Дети спали, шумно сопя заложенными носами. Эльза подумала, что для полной безопасности хорошо бы ей набросить куртку и выйти на улицу, но она представила себе, как мороз забирается ей под импровизированную юбку, и осталась. Заряда на Алешином телефоне было всего пять процентов. Это означало, что говорить нужно очень быстро, пока связь не оборвалась.
        Дождавшись сонного бурчания в трубку (это было что-то среднее между «Да!» и «А?»), Эльза быстро и отчетливо заговорила:
        - Не перебивай, Игнат. Это я, Эльза. Слушай и запоминай. Мы живы. Находимся в том самом лесничестве. У Алеши, он на озере живет. Приезжай скорей. Дети болеют. У нас нет ни связи, ни вещей, ничего.
        Прижатое к мобильнику ухо определило, что он больше не транслирует ее голос. Все-таки сел, зараза. Но главное Эльза успела сказать. Кажется, связь оборвалась уже после упоминания Алеши. Этого достаточно. Игнат найдет. Очень скоро он будет здесь.
        - Что ты там про меня болтала? - раздался голос Алеши из «спальни».
        - Детей успокаивала, - пояснила Эльза, возвращаясь на место.
        Чтобы он не увидел телефон, пришлось закутать его в сдернутую скатерть. Холод, поднимающийся от пола, просквозил Эльзу между голыми ногами.
        - Где мои леггинсы? - спросила она.
        - Не нужны они тебе, - сказал Алеша хрипло. - Иди сюда.
        Когда он облапил ее и уложил, она перебросила телефон на его половину. Оставалось только надеяться, что он не станет заряжать батарею прямо сейчас и не обнаружит звонка на незнакомый номер. А до утра Игнат успеет обернуться. Видел бы он, что приходится терпеть его жене!
        Алеша вошел в нее и, прежде чем приступить к делу, хлебнул из литровой банки, которая всегда стояла рядом с ним по ночам. Зажевал чищеной таранкой и задвигался.
        Сколько будет продолжаться это безобразие? Боже, и как только она терпит этого грязного мужлана! Но иначе было нельзя. И к телефону Алешиному никак подобраться не удавалось. Пьяный-пьяный, а спит чутко, скотина такая. Сегодня впервые забылся и утратил бдительность. Привык. Неудивительно. Эльза и сама начала привыкать. Не первая ночь такая. Сколько же их было?
        Эльза попыталась сосчитать дни, проведенные в лачуге Алеши, но не сумела. Знала только, что если бы не он, то и она, и ее дети были бы мертвы…
        После того как она увидела в сторожке мертвеца, Эльза отчетливо поняла, что черный фургон приехал по их души. Бежать! Бежать!
        Эльза сознательно увела снегоход как можно дальше от лесной дороги. Следовало выехать на трассу хотя бы в километре от указателя. Она держала план местности в голове и полагала, что легко найдет путь, однако через полчаса тряски по бездорожью пришлось признать, что курс был взят неправильный. Стремясь исправить ошибку, Эльза повернула влево, но это ничего не дало. Вокруг, куда ни повернись, расстилался черно-белый лес. На сколько еще хватит бензина? Не погубила ли Эльза детей, увезя их от одной беды прямиком в другую? Ведь они могут замерзнуть в лесу, если не доберутся до трассы или жилья!
        Паникуя, Эльза принялась рыскать из стороны в сторону, чем только усугубила их положение. Сани вынесло на голый пригорок, с которого можно было осмотреть окрестности. Ничего, кроме сплошной однообразной чащи, они вокруг не увидели. Зато прямо перед ними простиралось озеро, на белоснежном покрывале которого угадывались редкие цепочки следов. У противоположного берега, то есть примерно в полукилометре, можно было рассмотреть темные пятнышки лунок. Уже потом Эльза заметила рядом домик, настолько выбеленный снегом, что он сливался с пейзажем. Ей показалось, что откуда-то сбоку струится дымок.
        - Мы поедем через озеро, - предупредила она детей. - Лед должен быть крепким. На всякий случай предупреждаю: в случае чего вы беспрекословно выполняете все, что я скажу.
        - В случае чего-чего? - не поняла Иванна.
        - Если провалимся, - пояснил Иван.
        - Не болтай ерунды! - прикрикнула на него Эльза, которая, как и многие из нас, в решающий момент становилась крайне суеверной.
        Она еще раз посмотрела на белоснежную гладь озера. Не нравилась ей полоса потемневшего снега, протянувшегося через середину. Будь озеро поменьше, можно было бы обогнуть его слева или справа. Но с холма не было видно краев, а бензина в баке снегохода оставалось в обрез. За озером находилось какое-никакое человеческое жилье, а значит, и надежда на спасение. Там даже могла найтись машина.
        - Ну что, поехали? - азартно предложил Иван, которому не терпелось промчаться с ветерком по ледяному полю.
        - Сейчас, - сказала Эльза. - Попробую еще раз папе позвонить.
        - Не звони! - сердито сказала Иванна. - Он нас бросил совсем. Это из-за него мы убегаем. Лучше сами вернемся. Без его помощи. Пусть ему стыдно будет.
        Ее предложение пришлось Эльзе по душе.
        - Вперед! - воскликнула она, и они понеслись с горы.
        Иван издал пронзительный индейский клич. Иванна заверещала на свой манер. Холод и страх отступили под напором адреналина, впрыснутого в кровь. Однако восторг длился недолго.
        Эльза поняла, что дело неладно, когда достигла участка влажного снега. Оказавшись на середине озера, она обернулась, чтобы зрительно проложить путь обратно. То есть подсознание приняло решение повернуть еще до того, как мозг успел сформулировать это для Эльзы. Беда заключалась в том, что, отвернувшись, она на пару секунд выпустила из виду происходящее впереди.
        А происходило вот что. Под тяжестью снегохода ледяная поверхность прогнулась, выпуская наружу воду из невидимых прежде щелей и трещин.
        - Мама! - крикнула Иванна.
        Спохватившись, Эльза судорожно повернула руль, стремясь покинуть опасный участок. Было поздно. Сани, продолжая ехать вперед, уже расплескивали воду на манер катера.
        - Иван, сбрось рюкзак! - крикнула Эльза.
        По движениям за своей спиной она поняла, что сыну не нужно повторять дважды.
        Отовсюду раздавался хруст, перекрывавший шум мотора. Закончилось это оглушительным треском, сравнимым по громкости со взрывом. Снегоход на полном ходу начал погружаться в воду. Ощутив невероятный прилив сил, Эльза подняла сидящую впереди дочь и бросила ее в сторону, туда, где лед был целым. Иван прыгнул туда же сам, но оскользнулся и провалился ногами в коричневую воду.
        Эльза уже плыла к нему, совершая множество лишних движений в раздувшейся пузырем куртке. Поймав под водой ботинки Ивана, она толкнула его вперед. В этот момент лед подломился под лежащей Иванной.
        Эльза не сумела ободрить истошно вопящую девочку. Ее грудь перехватило от ужасного холода, и она едва могла дышать, не то что кричать. Добравшись до дочери, Эльза затолкнула на лед и ее.
        Дальше оставалось только тонуть самой, потому что жизненные ресурсы Эльзы были исчерпаны. Все ее силы ушли на подчинение материнскому инстинкту. На инстинкт самосохранения уже ничего не осталось.
        - Мама! - заорал Иван. - Держи!
        Он лежал на животе, сжимая в руках сорванный с шеи шарф. Конец его плавал прямо перед Эльзой. Она не хотела хвататься, но руки сделали это сами. Несколько раз она срывалась, но в конечном счете ей удалось выбраться.
        - Не вставай, - предупредил Иван. - Ползком.
        Губы у него были фиолетовые, зубы клацали. Они поползли к скрючившейся на снегу Иванне. Потом все трое встали и заковыляли к дому на берегу. Бежать никто не мог. Одежда на них заледенела, руки окоченели. Они лишились всех своих вещей, но не надежды.
        Оглянувшись, Эльза посмотрела на полынью, в которой только что едва не оборвались их жизни. Снегоход еще пускал последние пузыри, но вода уже успокоилась и больше не выплескивалась на лед. На ходу Эльза проверила мобильник, но он, разумеется, не работал, набравшись озерной воды.
        Последние десятки метров Иванну пришлось нести. Иван то и дело падал, но упрямо, снова и снова вставал. Они дошли. Ввалились в дом, и Эльза сказала поднявшемуся из-за стола мужчине:
        - Помогите… Замерзаем…
        - Я Алеша, - произнес он пьяно. - Не брошу. А ты ночью со мной ляжешь.
        - Да, - вымолвила Эльза одеревеневшими губами.
        Ей было все равно. Ее волновало только одно: нужно было согреть детей и убедиться, что с ними все в порядке. Алеша дал всем троим самогонки, помог стащить задубевшую одежду, дал одеяла и накормил. А ночью, когда дети пригрелись и уснули, кивком указал Эльзе на каморку с кроватью, отделенную от общей комнаты кокетливой бамбуковой занавеской.
        Там под неумолчное гудение генератора, выдающего электричество в обмен на солярку, Эльза отдалась спасителю на тряпье, которое язык не поворачивался назвать постелью. Алеша предложил ей выпить, и она согласилась, чтобы не так противно было. Прежде чем воткнуться в нее, он рассмотрел ее при свете парафинового огарка и причмокнул:
        - Белая какая! Покрасилась, что ли?
        - Какая есть, - процедила Эльза. - Давай уже, не тяни.
        Он не заставил себя упрашивать, и она, совершенно неожиданно для себя, испытала невероятный по силе оргазм и искусала себе ладонь, подавляя крики.
        - Давно мужика не было? - спросил Алеша. - Ничего, теперь наверстаешь. Детки-то твои, вона, кашлем заходятся. Не пойдете дальше, пока не выздоровеют. Вы как тут?
        - Гуляли, - уклончиво ответила Эльза и отправилась прикладывать губы к лобикам своих чад. Они были горячими. Оба.
        Она попросила у Алеши лекарств. Он пообещал, но не раньше, чем они повторят. Несмотря на алкоголизм, мужская сила в нем таилась неукротимая. Небольшой, жилистый, неутомимый, он опять довел Эльзу до страстных попискиваний.
        - Понравилось? - спросил он гордо и хлебнул из банки.
        Она сделала вид, что не расслышала, и перевела разговор на другую тему.
        - Зачем тебе электричество? - спросила она. - Все равно при свечах живешь.
        - Самогонный аппарат без электрики не функционирует, - солидно пояснил Алеша. - А я не функционирую без самогона. Такое вот круговращение в природе.
        - Ты лекарства обещал. Где аптечка?
        - Вот, - показал он на агрегат, опутанный змеевиком.
        К счастью, в доме нашелся не только первач, но и уксус. Ночами и днями Эльза просиживала рядом с детьми, делала им компрессы, подогревала воду, нашептывала успокаивающие слова. Когда жар спадал и они засыпали, приходилось давать Алеше и выслушивать его пьяные бредни. Так продолжалось долго, слишком долго и слишком однообразно, чтобы как-то определять время.
        Но сегодня все изменилось. Позвонив мужу, Эльза почувствовала себя свободной и уверенной в себе женщиной, а не бессловесной наложницей, готовой раздвигать ноги по первому слову хозяина. Как только Алеша отмычал свое, отскрипел зубами, Эльза спихнула его с себя и предупредила:
        - Это был последний раз. Больше даже не пробуй. Плохо будет.
        - Вот ты как заговорила, - протянул он. - Такая, значит, от тебя благодарность. Им стол, кров, ласку, а они в душу плюют. Ну ничего, ничего-о… Мы это поправим. У меня для таких случаев ремень припасен, морской, с якорем. Сейчас познакомлю вас.
        Он запрокинул свою банку. Позволив ему сделать пару глотков, Эльза ударила ладонью в днище. Потом вскочила и выставила перед собой шампур, на котором Алеша имел обыкновение поджаривать куски рыбы в своей самодельной печурке.
        - Ты что? - очумело спросил он, шамкая разбитым ртом.
        - А ты не понял? - поинтересовалась Эльза с вызовом. - Еще раз объяснить?
        - Мама? - позвал из комнаты Иван. - Что там у вас? Вы ссоритесь?
        - Просто разговариваем, - откликнулась она, не сводя глаз с Алеши. - Спи. Я сейчас приду.
        Алеша лег, повернувшись к Эльзе спиной. Это означало, что он понял. Существуют способы доносить свои требования просто и доходчиво.
        ГЛАВА 21. ПО БОЛЬШОМУ СЧЕТУ
        В ту ночь Корчаку не спалось. Как обычно. Он совсем потерял сон. Случалось, забывался на час-другой, а потом невеселые, тревожные мысли вновь одолевали, лишая его покоя. Трюк с подменой телефонов сработал, но на этом дело застопорилось. Бандиты больше не отвечали на звонки со знакомых номеров. Телефон Левченко тоже не стал волшебным ключиком, открывающим все двери. Так и сидел Корчак сиднем, не находя применения арсеналу, оказавшемуся в его распоряжении.
        Где искать своих любимых? Как добраться до Вальтера? Не означает ли затянувшееся молчание, что готовится что-то очень, очень плохое. Например, бандиты разыщут семью Корчака первыми и позвонят ему, чтобы выдвинуть ультиматум? Ладно, черт с ними, ультиматум он бы принял, любой. А если они не позвонят вообще? Или сделают это лишь для того, чтобы сообщить ему, что его близкие мертвы?
        Разве уснешь с такими мыслями? Они не давали покоя ни ночью, ни днем. Левченко на контакт не выходил. Видать, разгадал, с какой целью был похищен его мобильник, и затаился. Стоит ему узнать местонахождение Корчака, и пиши пропало. Поэтому звонить приходилось не из конспиративной квартиры, а из разных точек города. Только ничего это не давало. Левченко отмалчивался. Держал паузу. И затянувшаяся пауза эта беспокоила Корчака все сильнее.
        Бродя в потемках по пустой квартире, он подумывал о том, чтобы еще раз наведаться в какой-нибудь из своих клубов, устроить дебош и тем самым завлечь туда бандитов. Но как быть, если вместо них прибудет полицейский наряд? А такое вполне может произойти. Окажись Корчак за решеткой, он уже никогда и ничем не сможет помочь своим.
        Вот что его сдерживало. А еще ощущение своей беспомощности, которое было просто невыносимым.
        Корчак порылся в пакете с провизией, пристроенном на подоконнике. Достал оттуда банку пива и пакет чипсов. Больше ничего в рот не лезло, а силы хоть как-то подкреплять надо. Пиво было отвратительным на вкус, чипсы пахли старым жиром, но Корчак упрямо булькал и хрустел, уставившись в стену. Пустая стена была для него чем-то вроде экрана, на котором он мог крутить кино своих воспоминаний.
        Главное - не думать о плохом. Смотреть в счастливое прошлое с легким сердцем. Там все так солнечно и прекрасно. Задача состоит в том, чтобы вернуть те безоблачные дни.
        Отхлебнув пива, Корчак достал из кармана мышонка.
        - Что, Бэтмен, тебе тоже не спится? - спросил он. - Давай вместе посидим. План у меня возник. Поделиться?
        Мышонок молчал. Что, как известно, означало согласие.
        - Вот возьму и просто пристрелю Левченко, - принялся рассуждать Корчак. - Вальтер без его поддержки не устоит. Таким образом, вся их бандитская крыша обрушится. Ну? Как тебе такой план?
        Мышонок молчал. В данном случае это означало не согласие, а как раз совсем наоборот.
        - Ладно, придумаю что-нибудь другое, - пообещал Корчак засовывая игрушку обратно в карман.
        Трель мобильника заставила его вздрогнуть. Он посмотрел на дисплей. Оксана. Может быть, она звонит мужу, а не Корчаку? Нет, вряд ли. Лев уже наверняка сообщил ей о пропаже телефона. Или даже обвинил Корчака в краже, а сам купил себе новый мобильник и сменил номер. Тогда что означает этот звонок, да еще в столь неурочный час? Еще и пяти нет. Глухая ночь по зимнему времени. Проверка? Попытка засечь координаты Корчака?
        Игнат решил, что, если что-то покажется ему подозрительным, он немедленно оборвет разговор и покинет квартиру. Не ответить было нельзя. Оксана уже однажды сообщила Корчаку крайне важную информацию. Может быть, она опять злится на Льва и хочет ему насолить?
        - Слушаю, - сказал Корчак.
        - Игнат, это я, - быстро заговорила Оксана. - Узнал?
        - Говори, - предложил он.
        - Не могу молчать, Игнат. Потом не прощу себе никогда…
        - Говори, - повторил Корчак.
        - Моему позвонили недавно. Я подслушала. Думала, опять у него шашни…
        - Меня ваша личная жизнь не интересует, Оксана.
        - Речь идет о твоей жизни, - возразила она. - О жизни твоих близких.
        - Говори, - произнес Корчак уже в третий раз и совсем другим тоном.
        - Лев в лесничество подался, - сказала Оксана. - Кто-то позвонил ему оттуда. Он подхватился как ошпаренный и поехал.
        - Зачем?
        - Откуда же мне знать? Он и Семиряжного своего на ноги поднял. Сказал, мол, срочно. «Бери одного человека - и ко мне, поедем в лесничество». Повторил раздраженно: «Да, одного, одного. Там только женщина и дети…» А потом фамилию вашу назвал. Корчаки…
        - Когда это было?
        - Минут десять назад. Как только Лев выскочил, я сразу тебе позвонила. Не брать же такой грех на душу.
        - А вот я возьму, - заверил Оксану Корчак.
        Она поняла. И вскрикнула жалобно:
        - Не надо, Игнат! Прошу тебя, не надо.
        Он выключил телефон и размахнулся, чтобы бросить его на пол, но передумал. А вдруг пригодится? Это была единственная ниточка, связывавшая его с Левченко. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Корчак уже потерял все, что только можно было. Пришло время искать.
        Не теряя времени, он помчался в лесничество. Труп из сторожки убрали, следов крови не было. Шлагбаум держался на честном слове, то есть на цепи, пару раз обмотанной вокруг столбика. Корчак приладил его обратно и покатил дальше. Судя по колее, притрушенной снежком и освещенной фарами, здесь давно никто не ездил. Неужели Оксана соврала? Это может означать только одно: Корчака заманили в ловушку. Но в этом случае он все равно прибыл на место первым. Что ж, поворачивать поздно. Да и не хочется. Раз есть ловушка, то и загонщики появятся. И тогда можно будет дать им бой.
        Вместо того чтобы въехать прямо в коттеджный поселок, Корчак высмотрел просвет между деревьями и загнал «крайслер» туда, пристроив его за разлапистыми елями. Когда Игнат выбрался обратно на дорогу, до его слуха донесся шум мотора, а мгновение спустя он увидел проблеск фар за деревьями. Корчак во весь дух помчался вперед и, повинуясь наитию, заскочил на крыльцо домика лесника. Дверь оказалась открытой. Трупы убрали и отсюда. Корчак приоткрыл окно, чтобы слышать, что происходит снаружи. Затем достал два пистолета и приготовил их к бою.
        Уже светало, и он сразу узнал подкативший автомобиль. Это был хорошо знакомый ему внедорожник Левченко. Неужели пожаловал сюда собственной персоной? Почему позже, чем Корчак, если выехал раньше? Ждал своих друганов-бандюганов, а потом, возможно, они заезжали куда-то. Забрали Эльзу и детей? Сейчас это выяснится. Сейчас все окончательно выяснится. Наступил момент истины.
        Корчак немного расслабил пальцы, которыми сжимал пистолеты. Не следовало сжимать их столь сильно. Это отрицательно скажется на скорости и точности стрельбы.
        С водительского места выбрался Левченко. После небольшой заминки к нему присоединился Вальтер. В настоящий момент он не разыгрывал из себя офицера полиции, поэтому явился в штатском: расстегнутая куртка, спортивные штаны, кроссовки.
        Большой внедорожник стоял в проходе между домиками, и, когда Левченко подошел к Вальтеру, Корчаку были видны только их плечи и головы за капотом. Они явно не подозревали, что Корчак находится здесь. Может, попробовать прикончить их, пока они разговаривают? Нет, разумнее послушать и понаблюдать.
        Корчак не пожалел о принятом решении. На этот раз открылась задняя дверь автомобиля. Из-за корпуса он не видел происходящего, но сердце его забилось сильнее. Он чувствовал, он знал, что сейчас увидит семью. И это произошло, как только подручный Вальтера отвел их в сторону. Эльза была худой, как скелет. В порванной куртке и гамашах, с волосами, превратившимися в серые сосульки, она походила на бродяжку. Дети тоже выглядели не лучшим образом. Они испуганно жались друг к другу и озирались по сторонам, стараясь понять, что происходит и что их ждет.
        Стволы в руках Корчака поднялись и опустились. Он не имел права стрелять, зная, что семья может пострадать, когда бандиты откроют ответный огонь. Все трое были для Корчака именно бандитами и никем иным. Ему дела не было до их званий и мирных занятий. Эта троица не заслуживала права жить и ходить среди нормальных людей. Таких следовало уничтожать, как бешеных собак.
        Эльза взяла Иванну на руки и спросила:
        - Лев, зачем вы привезли нас сюда? Что происходит?
        Квадратный и грузный Левченко подошел к ней, держа руки в карманах полупальто. Обращаясь к Эльзе, он на нее не смотрел.
        - Так надо, - сказал он. - Сейчас я позвоню Игнату, а ты его позовешь. Скажешь, где вы находитесь, и попросишь немедленно приехать.
        - Нет! - выкрикнула Эльза.
        В разговор включился Вальтер:
        - Ты сделаешь все, что мы тебе скажем. Мне что Алешу-алкоголика зарезать, что ребенка. Тебе доказательства нужны? Да пожалуйста. - Он достал нож. - Кто тебе дороже? Дочь или сын? Выбирай.
        Нельзя сказать, что Корчак отчетливо слышал каждое произнесенное слово, но общий смысл понимал. Слишком хорошо понимал, чтобы сохранять хладнокровие. Но успеет ли он уложить всех трех противников до того, как они опомнятся и начнут стрелять? И не взбредет ли в голову одному из них направить оружие на Эльзу и детей?
        - Зачем вам Игнат? - спросила она вибрирующим от волнения голосом. - Вы хотите заманить его сюда, чтобы убить?
        - Мы просто потолкуем, - вкрадчиво произнес Левченко. - Ты меня знаешь, Эльза. Мы с Игнатом друзья. Возникли некоторые недоразумения, которые необходимо уладить. А потом все будет хорошо. Ни ему, ни вам троим никто не причинит вреда.
        - Но только в том случае, если ты сумеешь его убедить! - вмешался Вальтер, держа нож на виду у Эльзы и детворы. - Иначе пеняй на себя! Я не шучу!
        - Он не шутит, Эльза, - печально произнес Левченко. - Сама видишь, человек не в себе.
        Эти двое разыгрывали классическую постановку с участием доброго полицейского и злого полицейского. Суть была проста. Сейчас им было необходимо заставить или убедить Эльзу пойти у них на поводу. Потом, когда она выполнит требование бандитов и вызовет Корчака, они убьют всех. Место вполне подходящее, глухое и уединенное. И трупы есть куда деть. Из леса Левченко вернется в город спокойным и уверенным в себе человеком. Ничто больше не будет угрожать его благополучию. Для этого нужно всего лишь убить семью, одну семью из четырех человек…
        - Ты обещаешь, Лев? - спросила Эльза, стараясь держать дочь подальше от бандитского ножа.
        - Конечно, - подтвердил Левченко, качнув своей большой головой, увенчанной благородными сединами. - Но ты должна быть очень, очень убедительной, дорогая. Кричи, плачь, делай что хочешь, но чтобы через полчаса он был здесь.
        - Не надо, мама! - выкрикнул Иван, все это время хранивший молчание.
        - Дай телефон, - сказала Эльза, ставя плачущую Иванну на землю. - Мой не работает.
        Левченко добродушно рассмеялся:
        - Держи. Это телефон твоего мужа. А звонить будешь на мой. Игнат думает, что он очень хитрый.
        - На каждую хитрую задницу есть свой болт с резьбой, - изрек подручный Вальтера.
        - Варежку закрой, - сказал ему Вальтер.
        Корчак, наблюдавший за этой сценой из-за грязной шторки, спохватился, юркнул в дальнюю комнату, закрылся, да еще и забрался в стенной шкаф, чтобы его не услышали снаружи. На ходу он поставил телефон на беззвучный режим.
        - Да, - ответил он, сдерживая голос. - Чего ты хочешь, Лев?
        - Это Эльза.
        - Да, - повторил Корчак. - Слава богу, ты нашлась. Ты где сейчас? Где дети?
        Он понимал, что к их разговору сейчас прислушиваются бандиты, и прилагал все силы к тому, чтобы звучать естественно.
        - Приезжай в лесничество, - сказала Эльза. - Как можно быстрее. Мы тебя ждем. Ты понял?
        - Я понял, - пробормотал Корчак. - То самое лесничество?
        - Да.
        Этим коротким утверждением разговор завершился. Когда Корчак вернулся на свой наблюдательный пункт, Эльзу и детей увели в дом. Вальтер и Левченко о чем-то негромко совещались, сблизив головы. Ужас охватил Корчака. А что, если бандиту приказали убить пленников? И сейчас, в этот самый момент, он делает свое черное дело? Корчак был готов выскочить наружу, но, к счастью, сдержался. Это оказалось правильным решением. Ведь начни он стрелять в Левченко и Вальтера, их сообщник мог устроить расправу над беззащитными пленниками.
        Минуту спустя бандит появился на крыльце.
        - Я их в подпол опустил, - доложил он. - Пусть сидят.
        - Крышку закрыл? - спросил Вальтер.
        - Шкаф сверху придвинул. Не выберутся.
        Корчак перевел дух. Бандиты стали совещаться, где и как будет сподручней его убить. Вальтер предложил засесть в сторожке на въезде. Левченко возразил:
        - Нет. Не пойдет. Я хочу видеть его, когда он поймет.
        - Рожа до земли вытянется, - высказался рядовой бандит.
        - Заткнись, - осадил его Вальтер. - В последний раз предупреждаю, сержант. Потом сразу в зубы. Ты кто такой, чтобы в присутствии командиров пасть раскрывать без спросу?
        - Извини… - Бандит поколебался и добавил частицу «те».
        Левченко и Вальтер на него уже не смотрели. Жестикулируя и осматриваясь, они определяли диспозицию. Появление Корчака стало для них полной неожиданностью. Держа по пистолету в каждой руке, он остановился на крыльце.
        Левченко повернул голову, не успев толком удивиться.
        Вальтер присел за машину.
        Бандит в звании сержанта запустил руку за пазуху.
        Корчак выстрелил ему в лицо, в грудь, отступил на шаг и с разбегу сиганул с крыльца на крышу внедорожника. Спрятавшийся Вальтер поднял на шум голову, но не выхватил пистолет.
        Эта оплошность стоила ему жизни. Корчак всадил в него по две пули из каждого ствола. Потом повернулся к Левченко.
        Тот широко развел руки:
        - Я без оружия, Игнат.
        - Хочешь меня растрогать?
        - Хочу объяснить, что я не представляю для тебя опасности, - произнес Левченко проникновенно.
        - Я знаю, - кивнул Корчак. - Потому что ты труп.
        - Я тебе пригожусь!
        Кажется, это были слова из какой-то сказки. Корчак не стал уточнять. Не стал также язвить на тему, что мертвец может быть полезен только в качестве удобрения. Ему было не о чем разговаривать с человеком, которого он так долго считал своим другом. Слова ничего не значили. Значение имели лишь дела, а дела Левченко и их последствия были ужасны.
        Все еще стоя на прогнувшейся крыше автомобиля, Корчак принялся методично расстреливать стоящего внизу человека. Единственное снисхождение, допущенное им, состояло в том, что он не дырявил обращенное к нему лицо. Но это не было жестом уважения к Левченко или данью былым отношениям. Корчак не уродовал его, памятуя об Оксане, которой предстояли похороны. Она заслужила эту малость. Но не более того.
        Спрыгнув с машины, Корчак даже не посмотрел на врага, пиджак и пальто которого пропитывались кровью. Он вошел в дом, отодвинул шкаф и крикнул:
        - Не бойтесь! Это я. Все кончилось.
        Эльза передала ему Иванну, он ее поднял и хотел поцеловать, но она опустила голову. Иван, вскарабкавшийся по приставной лестнице сам, тоже отстранился. Корчаку казалось, что в сердце ему всадили нож и проворачивают там. Но все равно радость, которую он испытывал, была сильнее причиненной ему боли.
        Эльза не только позволила себя обнять, но и подставила щеку для поцелуя.
        - Не сердись на них, - шепнула она. - Нам здорово досталось. И они тяжело переболели.
        - Я не сержусь, - пробормотал Корчак.
        - Когда я тебе звонила, я думала, что зову тебя на смерть. - Эльза посмотрела ему в глаза. - Но я все равно позвала. Чтобы раз так, то всем вместе. Ну, ты понимаешь…
        - Что вместе? - спросила Иванна.
        - Лучше не спрашивай, - сказал ей Иван. - Тебе такое знать не обязательно.
        Эльза и Корчак посмотрели на детей. Игнат присел и протянул дочери мышонка.
        - Вот. Твой Бэтмен здорово мне помогал все это время.
        - Обманываешь ты, папа. Он игрушечный.
        - Это не обман, - солидно произнес Иван. - Это шутка.
        - Это правда, - сказал Корчак, счастливый оттого, что дети наконец позволили ему обнять их. - Сейчас я пригоню машину, и мы поедем. Только не выходите из дома. И в окно не смотрите.
        - И куда мы поедем, Игнат? - спросила Эльза.
        - Куда глаза глядят, - ответил он.
        - Чьи? - поинтересовался сообразительный Иван.
        - Твои, - сказал ему Корчак. - Мои. Мамины. Иванкины. Как решим, так и будет. Вместе. Это главное, что вместе.
        Он подмигнул и вышел.
        notes
        Примечания
        1
        Омерт? (итал.) - взаимное укрывательство, круговая порука, «кодекс чести» мафии, несотрудничество с государством. (Здесь и далее прим. ред.)
        2
        «Я вернусь» (англ.) - ставшая крылатой фраза киборга Т-800 из фильма «Терминатор».