Фотосессия в жанре ню Елена Логунова
        # Мама, папа и младший брат давно мечтали выдать Олю замуж. Но скромной учительнице не так-то легко найти своего принца! И вот одним прекрасным утром раздался звонок…
«Принц» сразу пригласил Олю к себе, но вовсе не ради нее самой! Оказывается, он обнаружил в снегу бесчувственную девушку в неглиже, за резинкой чулок которой была спрятала бумажка с телефоном… Неразборчивая в связях подруга Елка доигралась! Но кто и почему вдруг решил закончить любовные утехи в сугробе?.. Отправив беспутную подругу в больницу, Оля неожиданно задержалась в доме «принца» - вовсе не во дворце, а в покосившейся деревенской избушке. А компанию ей составил самый настоящий медведь… Оля еще не знала, что расследовать случившуюся с Елкой детективную историю они будут втроем - она, «принц» Андрей и мишка Ваня Пух!
        Елена Логунова
        Фотосессия в жанре ню
        - Славный праздник - Новый год! Весь народ, как один!
        Сержант Шишкин восхищенно причмокнул и заглянул во влажное горлышко фляжки.
        Было первое января. Заповедное время, когда вся Россия, от Камчатки до Калининграда, от Сочи до Мурманска, спит богатырским сном.
        Спят, пачкая подушки несмытым макияжем и лаком для волос, русские женщины, уставшие от предпраздничных хлопот и праздничного веселья.
        Спят русские мужики, со свистом втягивая ноздрями запахи елки, мандаринов,
«селедки под шубой» и на выдохе заменяя традиционную ароматическую смесь от поглощенных ими яств ядреным перегаром.
        Спят русские бабушки и дедушки, окончательно оглохшие и ослепшие от многочасового фейерверка.
        Спят измотанные ожиданием подарков дети и домашние животные с оттоптанными в суматохе хвостами и лапами…
        Сержант Шишкин завинтил крышку фляжки, вообразил себе это сонное царство на одной шестой части суши и едва не прослезился от величия представившейся ему картины и крепости выпитого им коньяка.
        - И только я один не как все! - проворчал младший сержант Лейкин, с завистью покосившись на сержантскую фляжку.
        - А ты сегодня за рулем! - развел руками его напарник.
        - И только я один сегодня за рулем! - мрачно кивнул Лейкин.
        Сержант Шишкин оценил суровую правоту сказанного приятелем и перестал улыбаться.
        Утром первого января все нормальные люди спали, и только псих мог по доброй воле сесть за руль. Это делало беспрецедентно безопасными российские дороги, но лишало надежды на дополнительный заработок бессонных гаишников. А сержант Шишкин не отказался бы от пары-тройки материальных благодарностей за великодушно невыписанные штрафные квитанции! Новогодний праздник с подарками многочисленной родне изрядно опустошил его карманы.
        - Ладно, не горюй! Еще не вечер! - сказал он в утешение самому себе и расстроенному напарнику, а затем закрыл глаза, чтобы поспать, как и весь народ.
        Удивленный возглас коллеги Лейкина разбудил его через несколько минут.
        - Глазам своим не верю! - радостно воскликнул младший сержант и потряс напарника за плечо. - Петя, не спи! Давай тормози его!
        Сержант Шишкин проморгался и увидел приближавшийся автомобиль - старую «шестерку», которая лет двадцать назад была молочно-белой. Теперь она имела цвет неизлечимо больного кариесного зуба.
        - А за что?
        Слова сорвались с его губ раньше, чем сержант окончательно проснулся. Иначе бы этот глупый вопрос у него вовсе не возник! Мыслимое ли дело, чтобы русский гаишник не нашел, за что оштрафовать соплеменного водителя?!
        - Придумаешь, за что! - озвучил эту здравую мысль младший сержант и подтолкнул напарника к дверце.
        Зажав под мышкой полосатый жезл и застегивая на ходу форменную куртку, Шишкин пошел навстречу «шестерке».
        Непривычно пустое шоссе напоминало серый, в белесом налете, язык гриппозного больного. Дорога была скользкой, как каток. Грязно-белые слежавшиеся сугробы тянулись по обочинам, как бортики хоккейной коробки. Будь машина черной, она была бы похожа на шайбу. А не на пятнистую - белую с черным - корову на льду.
        Сержант Шишкин повелительно взмахнул полосатым жезлом, и четырехколесное подобие буренки послушно остановилось.
        - Здра-жла, сржнт Шишкн, - небрежной скороговоркой представился патрульный, с трудом дождавшись, пока водитель колымаги опустит стекло путем натужного вращения ручки. - Документики показываем!
        - Показывайте, - охотно согласился водитель.
        - Пьяный! - восхитился сержант, мгновенно найдя наиболее вероятное объяснение невероятной наглости водителя.
        - Похоже, да. Что пили-то? Коньячок?
        Наглец выразительно принюхался.
        - Мужик, ты в своем уме?! - возмутился Шишкин.
        Он запросто мог бы развить воспитательную беседу о правилах хорошего тона в общении с дорожным патрулем до степени взимания вполне приличного штрафа. Но тут в полумраке автомобильного салона на заднем сиденье мелькнул красный помпон, и сержант обрадовался, обнаружив несомненное нарушение:
        - А что это вы - ребеночка без детского кресла перевозите? Непорядочек! Ну-ка, кто тут у нас?
        Сержант решительно дернул на себя заднюю дверцу.
        - Ыыыы! - страшным животным голосом проревел предполагаемый ребеночек.
        Он резко подался навстречу Шишкину, и тот сначала взвизгнул, а потом попятился. Остекленевший взгляд сержанта крепко приклеился к лохматой фигуре в проеме двери.
        На сиденье косолапо переминался косматый медвежонок в лыжной шапочке с помпоном.
        - Сидеть! - рявкнул водитель «шестерки» голосом командующего армией.
        Зверь опустился на пол, а сержант сел в сугроб.
        - Петя, что там? - выглянув в окошко патрульки, встревоженно прокричал младший сержант Лейкин.
        - Ме-ме-ме! - удивленно и недоверчиво ответил Шишкин.
        - «Ме-ме-ме» - это, товарищ сержант, коза! - насмешливо пробасил водитель
«шестерки». - А тут у нас урсус… Для необразованных - бурый медведь.
        - Так, в чем дело?! Документики! - заблажил, скользя по дороге, младший сержант Лейкин.
        - Такой подойдет? - вздохнул водитель, выбрасывая в окошко руку с красной книжечкой.
        - Товарищ майор? Виноват, - Лейкин неловко козырнул и перевел смущенный взгляд за спину водителя. - А это…
        - А это - товарищ медведь, - складывая свою красную книжечку, веско сказал товарищ майор. - Служебный. Дрессированный. Готовим к спецоперации.
        - Ыыы! - с чувством добавил спецмедведь от себя лично.
        - Товарищ ме… Товарищ ма… Ввиноваты! - повторил младший сержант Лейкин и козырнул более ловко, одновременно пятясь прочь от «шестерки».
        - Это что было, я не понял? - слабым голосом спросил сержант Шишкин, когда дребезжащая «шестерка» с ускорением покатила в сторону области.
        - Хренов фээсбэшный майор со своим специально обученным медведем! - сердито ответил Лейкин, провожая удалявшуюся машину недобрым взглядом.
        Он почесал в затылке жезлом, сдвинув на лоб ушанку, и вполголоса пробормотал:
        - Вот интересно, что же в нем такого специального? Ядовитые когти и граната в зад-нице?
        Очнувшийся Шишкин при слове «задница» с усилием выдернул свой заледеневший тыл из сугроба, вынул из кармана фляжку, потряс ее, развинтил и со словами: «Первого января на дороге только психи!» - вылил себе в рот остатки коньяка.
        - Ой, Ванька, Ванька! - поглядев в зеркальце заднего вида, Андрей сокрушенно покачал головой. - Али не велел я тебе, топтыгину, сидеть смирно?
        Старорусский стиль речи Андрею навеяли предметы быта на соседнем сиденье: балалайка, шапка-ушанка и цветастый полушалок с бахромой. Все это были Ванькины вещички - реквизит для представлений.
        На балалайке мишка тренькал, в платке выдвигался на «Цыганочку», а с шапкой в финале представления обходил благодарную публику, собирая денежки. Не ахти какой заработок, но поболе майорского жалованья, так что грех жаловаться.
        Андрей и не жаловался. Он был старшим по званию и имел полное право отчитать рядового медведя:
        - Али не наказывал я тебе, Ваня, не переть супротив поганых опричников?
        - Ыы, - пристыженно буркнул медвежонок и улегся на лохматое одеяло, почти слившись с ним по цвету и фактуре.
        Сам-то Андрей к поганым опричникам не принадлежал. Из «фейсов» подполковник Малинин ушел еще по осени, а майорское удостоворение, впечатлившее гаишников, числилось утерянным. Потерялось оно года два назад, а нашлось совсем недавно, на даче, во время генеральной уборки - великой и редкой, как битва столетия.
        - Вовремя, выходит, нашлось, еще не раз пригодится! - резюмировал Андрей и осторожно прибавил газу.
        Заледеневшая дорога походила на бобслейную трассу, но с двусторонним движением. Теоретически. Слава богу, на самом деле на встречной никого не было. Да вообще нигде никого не было, ни одной живой души!
        - Первое января!
        Андрей сказал это с тем мрачным удовлетворением, с каким гундосый переводчик, озвучивающий голливудские фильмы-катастрофы, произносит за кадром: «Две тысячи восьмидесятый год… Жизнь на Земле прекратилась…»
        В этот момент через грязно-серый бугристый бортик слежавшегося снега, отделявший бобслейную трассу областного значения от нетронутого наста, перекатился яркий оранжевый шар - зримое доказательство того, что жизнь на Земле не совсем остановилась и еще вполне может подбросить хорошему человеку какую-нибудь пакость.
        И эта пакость только на первый взгляд имела невинный вид пупырчато-рыжего марокканского апельсина.
        Падая, заморский фрукт прочертил в воздухе огненную дугу, утомленный однообразной белизной водитель моргнул и непроизвольно нажал на тормоз.
        Машину занесло и развернуло поперек трассы, задний бампер правым углом въехал в сугроб и вызвал сход небольшой снежной лавины. В сугробе образовалось клиновидное ущелье, а над ним полярной березкой нависло ветвистое, белое, голое - кисть человеческой руки.
        - Мммать вашу так, разтак и разэтак! - Из Андрея снова густо повалило русское народное.
        Дедова колымага не упустила случая показать характер: дверцу заклинило, пришлось ударить в нее плечом. Плечу, натруженному топором-колуном, это не понравилось, но и дверце мало не показалось. Протестующе крякнув, она распахнулась. Андрей не то выскочил, не то вывалился наружу; оскальзываясь, обежал «шестерку» и с ловкостью примата-прародителя вскарабкался на обледеневший бруствер.
        Она лежала на чистом снегу, как на белой простыне. Нет, как на искрящемся кварцевом песке великолепного островного пляжа! Ножки раздвинуты, ручки раскинуты, светлые волосы разбросаны, лицо запрокинуто к небу… Длинноногая, стройная, почти голая - в одном белье и чулочках.
        Красивая.
        Живая!
        Сначала Андрея бросило в жар, потом в холод.
        Он снова помянул общерусскую народную мать, потом персонально - без затей, ненормальной дурой, - обругал полуголую красавицу и суетливо завалил ее своей собственной верхней одеждой. Вернее, дедовым лохматым тулупом, древним, неприлично ветхим и вечно востребованным, как та самая фольклорная ругань.
        Он повторял нехорошие слова, яростно подтыкая серую овчину под голые и блестящие, точно из целлулоида отлитые, ножки-ручки.
        Красавица-блондинка безучастно смотрела в шерстяное, синее в белую нитку, январское небо и помалкивала, как будто происходящее никак ее не касалось.
        Медвежонок Ваня, устав скучать на диване, перебрался с заднего ряда в передний, вылез из машины и пришел узнать, в чем дело.
        - Вишь, топтыгин, какая незадача! - растерянно молвил ему хозяин.
        - Ы, ы! - согласился мишка и подобрался поближе.
        Светловолосая незадача, близко услышав его сосредоточенное сопение, неожиданно вышла из комы. Она моргнула, повернула голову, посмотрела на медвежонка и слабым голосом с легкой эротичной хрипотцой пробормотала:
        - О, Винни-Пух!
        - Ы! - с отвращением сказал русский народный мишка.
        - Вот и отлично, давайте знакомиться! - с воодушевлением вскричал его хозяин, искренне радуясь тому, что они с Ваней Пухом нашли не труп, а вполне живого человека. - Это Ваня, я Андрей, а вы у нас кто будете?
        - У вас?
        Девица с трудом ворочала языком. Она искоса посмотрела на Малинина, и тот почувствовал себя новобранцем, которого вот-вот начнут жестоко муштровать.
        Это привело его в чувство.
        - Ну, если с вами все в порядке, то мы с мишкой поедем, - неискренне сказал он и попятился. - Тулуп, если хотите, можете оставить себе.
        - А где же моя шубка?..
        Девица повернула кудрявую головушку, искательно огляделась, но никакой шубки, кроме медвежьей, поблизости не увидела и заметно обиделась.
        - А где же ваша шапка? И варежки? И сапоги? И транспортное средство, на котором вы сюда прибыли? - Малинин не удержался, подхватил и широко развернул список очевидных девичьих потерь.
        - Домой хочу, - сказала красавица вместо ответа, скривив голубые губы.
        - А где ваш дом? - не отставал Малинин.
        - А где ваш? - немного подумав, с надеждой спросила девица и уставилась на Андрея во все глаза.
        Они тоже были голубые и слепящие, как уже запрещенные ксеноновые подфарники.
        - Ы! - неодобрительно сказал мишка Ваня и, взбрыкнув мохнатым задом, канул под откос на дорогу.
        Дальнейшее развитие сюжета было ему уже абсолютно понятно и столь же неинтересно.
        Девушка тоже как будто потеряла интерес ко всему: она снова закрыла глаза и замолчала. Отчасти поэтому Малинин не стал отвечать на ее последний вопрос. Да и неохота ему было объяснять, что его собственный дом, вернее, городская квартира, временно пустует без хозяина, потому что живут они с мишкой в старом теткином доме в поселке Прапорном. Небось городские соседи не потерпели бы присутствия в многоквартирном доме медвежонка!
        Малинин обругал себя дураком и на руках, как ребенка, перенес блондинку в машину. Хотя внутренний голос подсказывал ему, что красавицу надо бы оставить где лежала, а еще лучше - закопать поглубже в сугроб, чтобы сама не вылезла и вдогонку не побежала.
        Внутренний голос Андрея Малинина был пропитан цинизмом, как сочный лист растения алоэ - полезной горечью. Внутренним голосом с Малининым разговаривал инстинкт самосохранения. Если бы Андрей всегда его слушался, то был бы здоровым, богатым, неизменно преуспевающим мерзавцем.
        В машине красавица затряслась:
        - Я ддддд…
        - Дрожите?
        Малинину уже нечего было терять, поэтому он сделался предельно галантным и предупредительно включил печку на максимум. Обогрев в дедовой колымаге был единственной функцией, к которой у него не было претензий.
        Печка шпарила, как аэрогриль, но девица, хоть и завернутая в тулуп, все дрожала:
        - Я дддддд…
        - Хотите, я еще и шаль вам дам? - предложил Андрей. - И ушанку. Она теплая.
        - К черту шаль! - на одном дыхании выпалила пассажирка. - Я Дддаша!
        - Ах, вы Да-аааша! Вот оно что! - с некоторым сомнением протянул Малинин, аккуратно поворачивая руль, чтобы вписаться в крутой поворот на проселок. - Даша, значит. Так-так. А что это вы, Даша, делали в чистом поле на снегу? В первый день нового года? В кружевном белье? Одна-одинешенька?
        Он бы еще понял, если бы на снегу в чистом поле и кружевном белье красавица Даша лежала в приятной компании. Андрею Малинину и самому не раз приходилось встречать первое января в весьма необыкновенных местах, видах и позах, но никогда при этом он не бывал одинок, как глаз циклопа.
        - Как вам не стыдно!
        Даша возмутилась и посмотрела на Андрея, как благонравная Мальвина на невоспитанного Буратино, сунувшего грязную руку в полную сахарницу.
        - Я устала, замерзла и плохо себя чувствую, а вы пристаете ко мне с такими глупыми вопросами!
        - Ну да, конечно!
        Андрей снова покосился на балалайку с ушанкой - девица бесцеремонно сбросила их с сиденья и попирала пятками - и вспомнил заветное, сказочное:
        - Ты меня сначала в баньке попарь, накорми, напои, спать уложи, а потом уже расспрашивай!
        - Вот именно!
        Нахалка кивнула и закрыла лазоревые глазки.
        Через минуту Андрей уже слушал ее похрапывание.
        Этот звук ему не понравился. Внутренний голос сварливо сказал, что он не удивится, если Даша сляжет в обещанную ей постель с пневмонией, и в очередной раз оказался прав.
        - С Новым годом, земляне! - с большим чувством проорал во дворе пьяный мужской голос.
        Затем грохнула петарда - недостаточно громко, чтобы взрыв услышало все население планеты, но для двора, выстроенного колодцем, в самый раз.
        Оля услышала, как слева за перегородкой со стонами заворочался отец, а за стеной справа, в кухне, не по-детски выругался Костик.
        - С новым счастьем! - донеслось в приоткрытую форточку.
        Оля села, спустила ноги на пол, нашарила тапочки и пошла к окну. Шторы были задернуты, но не плотно, и просвет между ними слепил тугой белизной, как молния.
        Часов девять, наверное, прикинула Оля. Все нормальные земляне еще спят.
        Она с треском раздернула занавески и зажмурилась.
        Было не девять часов утра, а много позже: солнце уже поднялось над крышей дома напротив и сидело на трубе вентиляции, как колобок на пеньке. Снегопад, неожиданно и чудесно украсивший собою новогодний праздник, давно закончился, и припозднившиеся гуляки успели запятнать белый двор разноцветным серпантином, мандариновыми шкурками, конфетными фантиками и обрывками фольги с бутылочных горлышек. На пустой бельевой площадке тихо дымилась трубка из-под недавно взлетевшей ракеты.
        Пиротехника, шумно поздравившего «с наступившим» сонный двор, уже не было видно, но Оля, как воспитанная девушка, вежливо ответила в форточку:
        - С Новым годом! С новым счастьем!
        Очень, очень хотелось надеяться, что уж в этом-то году счастье не обойдет ее стороной. Сколько же можно обходить-то? Уже тридцать четыре года!
        - Даже Илья Муромец на своей печи меньше просидел, - пробормотала Оля, стягивая через голову ночнушку.
        В ярком утреннем свете ее белая кожа отсвечивала голубизной.
        Может, действительно походить в солярий? Мать, вон, называет ее бледной немочью, а Елка все уговаривает взять отпуск и слетать в Таиланд. Там, мол, тепло, даже когда у нас зима и на пляже можно загорать топлес.
        Как будто она станет загорать топлес!
        Оля покачала головой, надела длиннополый байковый халат, тщательно застегнула его на все пуговки и подпоясалась.
        Это Елка может себе позволить щеголять в декольте и мини, а ей надо выглядеть прилично. Она же не клубная стриптизерша, она - школьная учительница!
        Телефон взвыл громко и возмущенно, как холеная кошка, которой неожиданно наступили на хвост.
        - Костик, зар-рраза! - Оля произнесла свое самое страшное ругательство и побежала в прихожую.
        Новый телефонный аппарат был новогодним подарком всей семье Романчиковых от ее младшего члена. Только теперь, услышав звонок, Оля поняла, почему Костик коварно ухмылялся и упорно именовал новый телефон витиеватым именем собственным - Желтый Дьявол. Такой звоночек сошел бы за сигнал тревоги даже в аду!
        - Что за шум?
        Из родительской спальни выглянула мама.
        Ее густо залакированная праздничная прическа из лиловоголубых волос оттенка - тоже Костина шутка - «Мальвина на пенсии» не растрепалась, а только примялась с боков, сделавшись похожей на деформированный рыцарский шлем. От подбородка и ниже мама закуталась в красный плюшевый плед и выглядела очень героически, как одинокий средневековый воин на поле великой битвы. А папин громкий, со всхлипами и присвистами, храп вполне мог сойти за стоны раненых бойцов и хрипы загнанных коней.

«Уланы с пестрыми значками, драгуны с конскими хвостами, все промелькнули перед нами, все побывали тут!» - процитировал Олин внутренний голос незабываемое, лермонтовское.
        - Это телефон, - коротко объяснила Оля маме и сняла трубку.
        - Ийа-уйау-йаааааа! - нечеловеческим голосом провыл Желтый Дьявол ей в ухо.
        - Отойдите подальше от телевизора! - строгим учительским голосом потребовала Оля. - У вас там сильно фонит, я не слышу ни одного человеческого слова!
        - …мать! - пробилось сквозь помехи весьма распространенное человеческое слово.
        - Не слышу! - упрямо повторила Оля, против воли покраснев.
        Когда какой-нибудь дерзкий мальчишка из старшего класса позволял себе отпустить в ее присутствии этакое словечко, Ольга Павловна не падала в обморок, но и не читала паршивцу нотаций. Она просто делала лицо, как у мраморной кариатиды - каменное, холодное и бесконечно усталое. И притворялась, будто не только не слышит, но даже и не видит грубияна - вот такое он ничтожество! На мальчишек это неплохо действовало.
        Но голос в трубке был басовитым и явно принадлежал грубияну с большим стажем.
        - Я сказал - твою мать! - повторил он с вызовом.
        - Вы хотите поговорить с моей матушкой, Галиной Викторовной? - голосом крепким и холодным, как виски со льдом, спросила Кариатида Павловна.
        Матушка Галина Викторовна, волоча за собой бархатную попону, с готовностью выдвинулась в прихожую.
        - Нет!
        Трубка рявкнула так, что общительную маму отнесло обратно.
        - Я ни с кем не хочу говорить! Я хочу есть и спать!
        - В таком случае приятного вам аппетита и спокойной ночи, - вежливо пожелала беломраморная Ольга Павловна и аккуратно опустила трубку на рычаг.
        - Кто это тебе звонил? - с жадным интересом спросила Галина Викторовна.
        - Никто. Псих какой-то.
        - Мужчина?
        У мамы заблестели глаза.
        - Да какой мужчина, мам! Говорю - псих!
        Оля рассердилась.
        Родители чем дальше, тем больше донимали ее расспросами и советами относительно ее никак не складывающейся личной жизни. Оля чувствовала, что скоро сама спятит от такого мучительного к себе внимания.
        Телефон снова взвыл. Сдвоенным эхом простонали папа в спальне и Костик в кухне.
        - Да! - мгновенно сдернув с аппарата трубку, гаркнула Оля.
        - Нет! - возразил хамоватый псих. - Не смейте бросать трубку! Я еще не закончил!
        - Что ему нужно? - Раздражающе любопытная мама придвинулась ближе.
        Оля приложила трубку к груди, тяжко вздохнула и с мольбой взглянула на потолок. Господи, за что ей такое начало нового года? И неужели он теперь весь будет таким?
        - Вы кто? - квакнула трубка.
        - Оля, Оля она! - повысила голос любящая мама-пенсионерка с не по возрасту чутким слухом. - Очень хорошая девушка, учительница! Еще не замужем!
        - Мама!!! - возмутилась хорошая, но незамужняя девушка.
        - Да ладно? - Трубка хамски хохотнула.
        - А вы-то кто?! - обиженно спросила Оля, погрозив маме пальцем.
        - А я… Слушайте, это не тот вопрос! Сначала надо бы выяснить, кто такая эта мадам в развратном белье, у которой под резинкой чулка была бумажка с вашим телефонным номером!
        - Что? - Оля опешила.
        - Что, что?! - подхватила мама.
        - Вы что, не знаете такую? - Голос в трубке помрачнел. - Эй, не надо со мной шутить! Давайте вспоминайте! Фигуристая блондинка с голубыми глазами и синим лицом…
        - Почему - с синим лицом? - машинально переспросила Оля.
        В голове у нее уже складывался образ, окончательному узнаванию которого изо всех сил противился инстинкт самосохранения. Ввязываться в неприятные истории Оля очень не любила, а тут явно был тот самый случай.
        - Потому что на фиг валяться на снегу в одних кружевах с бантами! Этак и вовсе посинеть можно, до гробовой доски.
        - Погодите… Они красные? - несколько не в тему спросила Оля с внезапным подозрением. - Бантики на белье - красные? А кружева - малиновые, да?
        - Ага, просто порнография.
        - Ой…
        - Что, что - ой, Олечка, что - ой? - заволновалась любящая мама.
        - У вас там что - сеанс мозгового штурма? - почти добродушно поинтересовался вредный голос в трубке. - Я так понимаю, коллективный разум узнал мою гостью? Ну, и кто она вам? Только не говорите, что тоже очень хорошая девушка, незамужняя учительница, я все равно в это никогда не поверю.
        - Она не учительница, она в ларьке торгует, - со вздохом ответила Оля. - Это Елка, моя подруга.
        - Тьфу, шалава беспутная!
        Галина Викторовна в сердцах плюнула под ноги и ушла к себе в спальню, потеряв интерес к происходящему.
        Беспутную шалаву Елку она не привечала, считая, что та никак не годится ее дочке в подружки. Вот только никаких других подруг у Оли уже не было: ее ровесницы давно жили насыщенной семейной жизнью, не оставлявшей им ни времени, ни сил на беззаботное общение в стиле «между нами, девочками». Елка же умудрилась из двух своих скоропалительных браков выйти и без потери боевого духа, и без приобретений в виде малолетних детей, так что в каком-то смысле они с Олей снова оказались в одной песочнице.
        - Елка? - с недоумением повторил этот, в трубке. - Вы дружите с деревьями?
        - По-вашему, я дура?! - Ольга Павловна снова вышла из образа невозмутимой кариатиды.
        Почему-то у нее не получалось сохранять спокойствие, разговаривая с этим типом.
        - А, по-вашему, это я дурак? - фыркнул он. - Между прочим, мне ваша подружка назвалась Дашей!
        - Ну, правильно, она и есть Даша, - Ольга Павловна собралась с мыслями и объяснила толком: - Она Даша, Дарья Петровна Елина по прозвищу Елка. Я ее так с детского садика зову.
        - Ага, с тех времен, когда вы с Елкой обе были молодыми и зелеными, - язвительно хмыкнул тип.
        Обидный намек на их нынешний с Елкой недетский возраст Оля высокомерно проигнорировала.
        - Послушайте, вы зачем мне звоните? - почти кротко спросила она.
        - А кому же мне звонить? - сердито удивился ее собеседник. - Ваша подруга - вот и забирайте ее! А то она разлеглась тут, как у себя дома!
        - Послушайте!
        Оля снова обиделась, но теперь уже не за себя, а за Елку.
        - Я не знаю, что за отношения у вас с моей подругой, вы оба взрослые, сами разбирайтесь… А только настоящий мужчина не повел бы себя так, как вы!
        - Да что вы?!
        - Конечно!
        - Ха!
        Гневный смешок влетел в ухо, как шмель. Оля непроизвольно потрясла головой.
        - А теперь вы послушайте! - сухо и очень деловито произнес мужской голос в трубке. - Поселок Прапорный, улица Березовая, восемь. Немедленно приезжайте по указанному адресу с паспортом и медицинским полисом вашей подруги.
        - Что… Что вы с ней сделали?!
        Оля покачнулась и оперлась рукой о стену.
        Страх за беспутную подружку накатил на нее, едва не опрокинув. Елка, конечно, идиотка, и неразборчивость в связях рано или поздно должна была привести ее к плохому финалу, но как ужасно, что это случилось так рано! Да еще в новогоднюю ночь!
        - Верх цинизма, - прошептала Оля.
        - Что вы там лопочете? - раздраженно спросила трубка. - Ничего я с вашей Елкой не сделал! Подобрал ее полуголую на снегу, привез к себе и уложил в свою постель. Одну! А у нее, похоже, пневмония! А у вас - больное воображение!
        - Простите, пожалуйста, - Оля покрас-нела.
        - Прощу, - неласково пообещала трубка. - Если вы избавите меня от этой заботы! Прапорный, Березовая, восемь - запомнили?
        - Запомнила.
        - Все. Жду.
        Трубка загудела.
        - Жди меня, и я вернусь, только очень жди! - тут же вспомнилось Ольге Павловне незабываемое, симоновское.
        Она посмотрела на часы, заторопилась и пошла в кухню. Заботливая мама с детства приучила их с братом никогда не выходить из дома без завтрака.
        Чтобы поставить чайник, к плите пришлось пробираться в обход раскладушки. Оля оценила, как Костик спит - почти уткнувшись головой в дверцу холодильника, и с сожалением отказалась от мысли слепить себе пару бутербродиков. На столе на огромном, с колесо телеги, фаянсовом блюде высились величественные руины маминого торта - пришлось свести весь завтрак к одному десерту.
        Хрустя кирпичиками безе, Оля сосредоточенно думала, как она будет добираться в поселок Прапорный.
        Это где-то за городом. По идее, там должен ходить какой-нибудь дачный автобус… Но не первого января. Значит, придется взять такси и заплатить за него теми самыми деньгами, которые мама с папой подарили ей на новые сапоги. Утром первого января такси за город как раз потянет на сапог - туда и сапог - обратно…
        Оля вздохнула.
        - Стыдись! - воскликнул ее внутренний голос. - Речь идет о спасении близкого тебе человека, единственной подруги, а ты думаешь о том, как соблюсти свои шкурные интересы?!
        Оля снова вздохнула. «Шкурные интересы» - это определение идеально подходило к мечте о сапогах из натуральной кожи…
        - Пре-кра-тиии! - вдруг простонал Костик.
        - Что? - Оля прекратила жевать.
        - Ты же как корова!
        - Такая толстая?
        Оля обеспокоенно оглядела себя сверху вниз и решила, что праздничные застолья еще не сказались на ее фигуре. Но Костик никогда не отличался особым тактом.
        - Звенишь, как корова колокольчиком!
        - Ой, извини!
        Смекнув, в чем дело, Оля поспешно вынула ложечку из чайной чашки, но брат уже проснулся.
        - Умммммм…
        Он потер виски и прижался лбом к холодильнику.
        - Голова болит? - умеренно посочувствовала Оля. - Небось пили все подряд, что нашли, дурачки мелкие!
        - Сначала шампанское, потом вино, потом пиво, - припомнил Костик и опасливо покосился на старшую сестру. - Оль, а винное пятно со свитера отстирается или нет?
        - Какое вино?
        Оля нахмурилась. Красивый бежевый свитер был ее новогодним подарком неразумному младшему брату.
        - Розовое, - Костик оценил ее гримасу и скорчил жалобную рожицу. - Ты же отстираешь, Оль? Свитер такой красивый! Я в нем всем девчонкам понравился.
        - Прямо уж всем? - Она фыркнула.
        - Всем до единой! - Костик повеселел. - Большое тебе спасибо за такой классный подарок! А я тебе тоже кое-что приготовил. Только это будет сюрприз.
        - Новый год уже прошел! - напомнила ему Оля и встала.
        Ни от брата, у которого нечасто водились деньги, ни вообще от судьбы никаких классных подарков она не ждала.
        Такси до Прапорного удалось вызвать без проблем. Очевидно, все нормальные люди еще спали, так что ажиотажного спроса на заказные экипажи пока не наблюдалось.
        - Просто чудно и непонятно, Евгения Евгеньевна, как это у такой бабушки, как вы, выросла такая внучка, как Елка! - уже не в первый раз удивилась Оля.
        Баба Женя, даже поднятая по тревоге, не металась по квартире с охами и вздохами. Она внимательно выслушала сумбурные Олины объяснения и отреагировала так, словно всю свою семидесятилетнюю жизнь готовилась проснуться утром первого января от бешеного стука в дверь и бежать спасать непутевую внученьку. Открыла сервант - взяла с полочки Дашкины документы, шагнула к вешалке - надела поверх халата длинное болоньевое пальто, сбросила тапки - сунула ноги в винтажных
«фильдеперсовых» чулках в теплые боты. Рассовала по карманам кошелек и мобильник, взмахнула перчатками, как полководец:
        - Едем, Леля!
        Оля с трудом подавила вздох облегчения.
        Гневливый тип - голос по телефону - внушал хорошей девушке, незамужней учительнице, смутные опасения, и ехать к нему в поселок Прапорный, на улицу Березовую, восемь, в одиночку она робела. Присутствие деловитой и боевой старушки меняло ситуацию в корне: пусть теперь ОН тревожится и боится! Баба Женя три шкуры спустит с человека, посмевшего обидеть ее единственную кровиночку Елочку, да и Олю-Лелю, как свою, почти родную, она в обиду тоже не даст!
        Даже таксист, мужик тертый, жадный и бессовестный (а какой еще стал бы работать утром первого января?), под напором бабы Жени сдулся, как проколотый воздушный шар, и уменьшил первоначально запрошенную сумму почти вдвое. Правда, настроение это ему испортило основательно, и всю дорогу до Прапорного он бубнил что-то нелестное про стервозных и скаредных баб. Железобетонную Евгению Евгеньевну этот монолог нисколько не тронул, а вот Оля краснела и страдала от совокупных мучений: было стыдно считаться стервой, совестно быть жадной и обидно называться бабой в свои неполные тридцать пять.
        Худенькая и стройная, Оля обычно слышала в свой адрес гораздо более приятное:
«Девушка, а девушка?» Даже школьники за глаза называли ее не Ольгой Павловной, а Олечкой. А некоторые особенно дерзкие старшеклассники, случалось, порывались после занятий проводить «Олечку Палночку» домой, мотивируя смелое предложение необходимостью помочь хрупкой русичке нести тяжелую сумку, туго набитую ученическими тетрадками.
        - Приехали! - сказал таксист, резко остановив машину у одинокого столбика с указателем «пос. Прапорный» и при торможении выбросив из-под колеса фонтанчик снега и мерзлой земли.
        Синяя табличка с надписью покрылась толстым слоем льда и блестела, как лакированная.
        Оля опасливо посмотрела на волнистое белое поле, в отдалении поросшее слабо волновавшимися сизыми дымками, похожими на зарождавшиеся смерчи, и робко напомнила:
        - Нам на улицу Березовую, дом восемь!
        - Тогда говорите, куда дальше ехать! - Вредный таксист пожал плечами.
        По идее, отправной точкой для поиска одноименной улицы могла бы стать какая-нибудь береза, но ни единого дерева в поле зрения не имелось. Сразу за столбиком с обледеневшим указателем дорога разветвлялась на три рукава.

«Направо пойдешь - коня потеряешь, налево пойдешь - голову сложишь, прямо пойдешь - и сам пропадешь, и коня потеряешь», - вспомнилось Ольге Павловне незабываемое, фольклорное.
        - А сам ты слепой, что ли?! - грубо, но действенно осадила зарвавшегося водилу баба Женя. - Видишь, две дороги в снегу - по самое дорогое, а по третьей след тянется!
        Оля присмотрелась: след тянулся налево. Туда, где «голову потеряешь»!
        - Видишь, кто-то тут проехал не так давно! Давай гони туда же, - распорядилась баба Женя.

«Гони» - это было слишком сильно сказано.
        Недовольно урча, машина поерзала, приблизительно вписалась в колею и тряско двинулась в направлении дымных смерчей.
        Минут через пять стало видно, что они вырастают из присыпанных снегом крыш, затем такси поравнялось с крайним домовладением, и из-за забора послышался бодрый собачий лай. К первому псу охотно присоединился второй, затем третий, и вскоре искрящийся морозный воздух задрожал, сотрясаемый мощным собачьим хором. Судя по голосам, до появления машины четвероногие друзья отчаянно скучали.
        - Мы разбудим весь поселок! - без тени вины констатировала баба Женя.
        - И нас побьют, - опасливо добавил таксист.
        Он еще больше сдулся и притих. Оля тоже помалкивала, высматривая названия улиц и номера домов.

«Березовая, 8» было размашисто начертано мелом на черном металлическом заборе. Без ошибок, машинально отметила русичка Ольга Павловна, но скверным почерком, который неприятно напоминал каракули обаятельного и харизматичного хулигана и двоечника Витьки Овчинникова из пятого «Б».
        Нехорошее предчувствие, появившееся у Оли еще в ходе разговора с телефонным грубияном, заметно усилилось. Педагогический опыт подсказывал ей, что человека с таким почерком невозможно обескуражить строгим взглядом и действенно нейтрализовать короткой командой: «Садись, два!»
        Вдобавок, приземистый дом номер восемь выглядел ничуть не более гостеприимно, чем военный блиндаж: ворота, калитка и дверь закрыты, а окна не только забраны ставнями, но еще и зарешечены длинными сталактитами могучих сосулек. Они свисали с карниза по всему фасаду, как чудовищные зубы.
        - Ждать не буду, через пять минут уезжаю! - оценив обстановочку, предупредил трусоватый таксист.
        - Только попробуй! Я еще из ума и памяти не выжила, номер твоей машины хорошо запомнила! Вот как пожалуюсь в администрацию таксопарка, и уволят тебя к чертовой бабушке, будешь тогда на церковной паперти на бензин себе просить! - пригрозила ему в ответ баба Женя, выбираясь из машины.
        Таксист пробурчал что-то нехорошее про разных чертовых бабушек и баб, и Оля, спасаясь от позора, поспешно вывалилась в снежную целину. Щеки у нее заалели, как два снегиря.
        - Хозя-яяин! Эй, хозя-ааааин! - уже распевалась, вытягивая шею, баба Женя, стоя у непроглядного забора. - Открывай! Вот пень глухой… Просыпайся, черт тугоухий!
        Оля нервно тискала варежки.
        По ее мнению, все окрестные пни, глухие и не очень, от баб-Жениных воплей должны были пробудиться к жизни, как старый дуб из романа Льва Николаевича Толстого
«Война и мир». Собаки в близлежащих дворах лаяли, как крыловская Моська на Слона. Таксист с прямым намеком не глушил мотор машины. Оле очень хотелось провалиться под снег.
        Наконец из-за забора донесся долгий зловещий скрип, а сразу за ним - грубый голос:
        - Кого там черти принесли?
        - Это я! - пискнула Оля, с некоторым облегчением узнав неласковый бас.
        - «Я» бывают разные, - авторитетно сообщил обладатель баса, дополнив эту ценную информацию издевательским смешком. - Ты ли это, хорошая девочка, незамужняя учительница?
        - Мы, мы! - нетерпеливо ответила баба Женя и грудью, в свое время вскормившей пятерых детей, мощно вломилась в едва приоткрывшуюся калитку. - Да посторонись ты, орясина!
        Оля неуверенно хихикнула.
        Крепкие старушечьи боты на «манке» с вафельным хрустом протопали по снегу и с тележным скрипом - по дощатому крыльцу. Снова горестно застонали несмазанные петли, а затем гулко хлопнула дверь.
        Оля замешкалась, выжидая, и дождалась: со двора на улицу выглянул хмурый мужик в перекошенной лохматой ушанке. Обтрепавшиеся шнурки развязанных ушей трепетали у вздувшихся желваками щек игривыми пейсиками. Кулаки у мужика были бугристые и крупные, как ананасы.
        Краем глаза Оля заметила, что такси тихо двинулось прочь, но ничего по этому поводу не сказала и даже не дернулась. Цепким взглядом из-под густых бровей хмурый дядька удержал ее на месте.
        - Здрасте, - шепотом сказала Оля.
        Снегири на ее щеках замерзли и обесцветились.
        - Ну, привет, незамужняя девочка, хорошая учительница, - без особой сердечности ответил мужик и оглянулся через плечо. - А это кто? Твоя злая дуэнья?
        - Это Евгения Евгеньевна, Елкина бабушка, - холодно ответила Ольга Павловна, не привыкшая к тому, чтобы ей нагло хамили и бесцеремонно «тыкали».
        - «Елкина бабка» - это хорошо сказано, - заметил грубиян и неожиданно славно улыбнулся: - А что такое «орясина», ты мне объяснишь?
        Снегири оттаяли.
        - В толковом словаре Ушакова просторечное слово «орясина» означает «большая палка, дубина, жердь», а также «человек высокого роста», - без запинки протараторила Ольга Павловна.
        - Дубина, значит? - Мужик пошеве-лил бровями и отступил во двор, освобождая калитку. - Ну, заходи, что ли, хорошая-незамужняя!
        В доме было сумрачно и густо пахло табаком, борщом и собачьей шерстью.
        Оля машинально огляделась в поисках теплых мужских носков подходящего для орясины сорок десятого размера, разложенных на печи для просушки, а также с целью традиционного вымогательства у Дедушки Мороза праздничных подарков. В качестве подходящего презента в данном тяжелом случае зримо виделись, например, бутылка дешевой водки и гирлянда сосисок.
        - Что не так? - чутко уловив гримаску на девичьем лице, насупился хозяин дома.
        - Как-то не празднично у вас, - промямлила Оля, не увидев ни искомых носков, ни каких-либо других элементов новогодне-рождественского убранства.
        - Да уж какой тут праздник! Выспаться, и то не дают! - язвительно ответил мужик.
        - Извините, - кротко сказала Оля и снова огляделась, вспомнив про спящую где-то тут подругу Елку.
        Баба Женя, очевидно, свою любимую внучку уже нашла: из смежной комнаты доносились ее жалобные причитания, перемежавшиеся сердитой руганью. Причитания адресовались бедной Дашеньке, ругательства - в адрес абстрактно злой судьбы и конкретно приютившего Елку мужика.
        - Спасибо, что помогли нашей Даше! - заглушая монолог неблагодарной бабы Жени, порадела за справедливость добросердечная Оля. - Вообще-то она хорошая, просто не-осторожная, доверяет всяким негодяям.
        Мужик мрачно смотрел на нее.
        - И невезучая она, вечно ей попадаются какие-то неправильные мужчины! - по инерции договорила Оля и, сообразив, что ляпнула грубость, сильно смутилась.
        - Значит, дубина, негодяй и неправильный мужик, - как бы задумчиво подытожил Олин собеседник. - Это все? Или еще найдутся для меня эпитеты?
        - А вы разве знаете, что такое «эпитет»? - удивилась русичка Ольга Павловна и, спохватившись, что снова нахамила незнакомцу, смутилась пуще прежнего.
        - Да где уж мне, темному! - откровенно издевательски пожал плечами мужик.
        Плечи у него были богатырские. Ольга Павловна сразу вспомнила, как словарь Даля определяет выражение «косая сажень».
        - Эй, вы!
        Из соседней комнаты выглянула баба Женя.
        Губы у нее были сжаты в линию, подбородок приподнят и выпячен, взгляд остр и крепок, как штык.
        Именно такое лицо, по мнению Ольги Павловны, должен был иметь император Наполеон Бонапарт непосредственно перед битвой под Аустерлицем.
        - «Скорую» мы не дождемся, у них сегодня все кареты нарасхват! - сообщила Евгения Евгеньевна Бонапарт, наставив взгляд-штык точно в переносицу хозяина дома. - А у вас ведь есть машина?
        - Нет, - быстро ответил тот, и Оля кивнула, подумав, что она на его месте сказала бы точно так же. - То есть есть, но я не могу сесть за руль! Я выпил!
        - Все выпили! - сказала, как отрезала, баба Женя. - Живо заводите машину, надо как можно скорее доставить Дашеньку в боль-ницу!
        - Господи, за что мне это? - комично-жалобно спросил мужик засиженную мухами голую лампочку под потолком, сдвинув на затылок мохнатую шапку.
        При этом открылся широкий крутой лоб и смешные мальчишеские вихры. Учительница Ольга Павловна по привычке подумала, что они длинноваты, не мешало бы подстричь, но вслух примирительно сказала совсем другое:
        - Быть добрым - благородно! - И пояснила: - Это Марк Твен.
        - Когда хочешь сделать добро, тщательно все обдумай! - без заминки отозвался мужик. - Это Хун Цзычен.
        - Хорош материться! - рявкнула из дверного проема баба Женя. - Сказано - живо заводи мотор, значит, заводи, пока я добрая!
        - А какая же она злая? - смешно тараща глаза, спросил мужик уже не у лампочки, а у Оли - вероятно, для разнообразия.
        - Пожалуйста, давайте отвезем Елку к врачу! - не ввязываясь в эту полемику, попросила она.
        Формулировка оказалась неправильной, надо было сказать не «отвезем», а «отвезите»: оказалось, что для самой Оли места в машине нет.
        - Я за рулем, Елкина бабка сядет впереди, саму Елку положим сзади, а вот тебе, хорошая девушка, я могу предложить место только в багажнике, - вкратце описал ситуацию хозяин дома и задумчиво посмотрел на Олю, точно прикидывая, поместится ли она в багажник.
        - Я не хочу в багажнике, - пролепетала она.
        - А я не хочу бросать без присмотра мишку… Значит, ты пока останешься тут! - Мужик самостоятельно нашел решение и очень этой своей находке обрадовался. - Ты же учительница? Педагог? Вот и побудешь гувернанткой при мишке!
        - А сколько вашему Мишке лет? - встревожилась новоиспеченная гувернантка.
        - Маленький еще!
        - Так, все, поехали, поехали! - захлопотала баба Женя. - Ты, парень, давай Дашеньку выноси, как есть, вместе с одеялом, а я вещички ее возьму.
        - Вы не надорветесь, их немного! - Мужик еще язвил, но уже подчинялся распоряжениям генерала в юбке.
        Спустя несколько минут Оля долгим тоскливым взглядом с крыльца проводила удалявшуюся «шестерку», вернулась в дом, закрыла входную дверь на задвижку и беспомощно огляделась.
        Гувернантка, вот так. Персональная нянька с университетским образованием.
        Оля поежилась.
        Опыт общения с очень маленькими детьми у нее был небольшой и целиком и полностью относился к давно и прочно забытым детсадовским временам братца Костика. Оставалось надеяться, что этот Мишка - не совсем младенец, а пацан хотя бы младшего школьного возраста.
        Вязаная детская шапочка с красным шерстяным помпоном, небрежно брошенная на ободранную табуретку, казалось, подтверждала это оптимистичное предположение. Оля оценила размер головного убора и пробормотала:
        - Башковитый парень! Весь в отца.
        Выпуклый сократовский лоб хозяина дома запомнился ей почти так же хорошо, как и его широкие плечи.
        - Ну, ладно! - Оля решительно хлопнула себя варежками по бокам и огляделась.
        Мучительная застенчивость всегда была одной из наиболее ярких черт Ольги Романчиковой. Полагая свой характер излишне мягким и, в силу выбранного ею рода профессиональной деятельности, подлежащим непременному ужесточению, с некоторых пор она старательно себя перевоспитывала.
        Оказавшись в чужом доме, Оля только первые пять минут скромно стояла столбом в пустом углу, затем она стала осваиваться. Отыскала тряпочку и смахнула со стола засохшие до каменной твердости крошки. Включила электрочайник и нашла в допотопном шкафчике из расслоившейся, как зачитанная книжка, фанеры коробку с чайными пакетиками, половинку хлебного батона и банку клубничного варенья. Застелила чьим-то клетчатым шарфом подозрительного вида табуретку и села за стол у окна - пить чай и смотреть на улицу в клиновидную щель между перекошенными ставнями.
        Клубничное варенье - густое, тягучее, с тугими ягодами и полупрозрачными листиками под слоем крупнозернистого розового сахара - было очень вкусное. Оля сделала себе зарубочку на память - непременно спросить у хозяина дома рецепт чудо-варенья - и с профессиональным интересом рассмотрела крупные разборчивые буквы на самодельной этикетке.
        На порыжевшей, в смутно различимую тетрадную клеточку бумажке было написано:
«землянишное варення по мыртыновне 2001». Ольга Павловна живо вообразила себе некую малограмотную старушку Мартыновну, добренькую деревенскую бабушку аля Арина Родионовна. То есть совсем другого типа, нежели воинственная Евгения Евгеньевна.
        А и в самом деле, у этого лобастого и плечистого грубияна, нерадивого хозяина запущенного дома, тоже наверняка была заботливая бабушка, которая с любовью готовила для него варенье в далеком две тысячи первом году…
        Оля растрогалась и сама не заметила, как ополовинила банку хорошо выдержанного фирменного мартыновского «землянишного». Спохватилась только, когда алюминиевая ложка зацепила стеклянное дно, и уж тогда устыдилась и отодвинула от себя банку и чашку.
        Золотистый свет в треугольной щели между ставнями постепенно поблек.
        Оля посмотрела на часы с кукушкой, околевшей в очень неудобной позе - свесив голову к циферблату, словно в попытке зафиксировать время собственной отключки. Несмотря на очевидную кому кукушечки, ходики продолжали исправно отсчитывать время и как раз развернули стрелки соответственно шестнадцати часам.
        Близился вечер первого дня нового года. Смеркалось.
        Розовое, как закат, клубничное варенье колыхнулось в желудке и твердо пообещало неразумной лакомке скорую изжогу.
        Оля с запоздалым раскаянием вспомнила, что за весь день не ела ничего, кроме сладкого, и автоматически поискала взглядом холодильник, где могла бы находиться какая-нибудь нормальная еда.
        Старенький пузатый «Орск», похожий на глубоководный батискаф времен капитана Немо, только без иллюминаторов, стоял в красном углу под закопченными образами. Сверху холодильник укрывала пожелтевшая от времени самовязанная салфеточка, а вокруг отсутствующей талии, продетая в скобу единственной ручки, тянулась якорная цепь, отяжеленная массивным амбарным замком.
        Оля вмиг пожалела, что без спросу съела полбанки хозяйского «землянишного». Замок на холодильнике ясно давал понять, что к съестным припасам в этом доме относятся трепетно, если не сказать больше.
        Образ хозяина дома, парня, в общем-то, симпатичного, но загадочного, в списке сколько-нибудь интересных Ольге Павловне героев мгновенно переместился на отдаленную позицию между Синей Бородой и Кощеем Бессмертным.
        - А как же Мишка?! - спохватилась вдруг нерадивая гувернантка.
        Страшно было подумать, каким может быть отношение Синебородого Кощея к беззащитному ребенку! Да уж не от него ли так надежно спрятаны продукты питания?!
        Отыскав под вешалкой в углу великанские тапки, Оля переобулась и мягким шагом двинулась в темные глубины дома, чтобы найти там предполагаемого мальчика.
        - Миша! Ми-шень-ка-а, ты где? - ласково позвала она в четверть голоса, чтобы ребенок спросонья не испугался незнакомой тетеньки.
        И сама напугалась до обморока, когда и без того густая тьма в коридоре еще больше уплотнилась, басовито рыкнула и продырявилась двумя острыми огоньками.
        - Мама! - вякнула Оля, хотя на ее добрую маму-пенсионерку это явление природы не походило вовсе.
        - Ыыы! - отзывчиво промычала темнота и оформилась в косматого зверя с горящими глазами и зубастой пастью.
        То, что дверь ему открыл Ваня Пух, Андрея не впечатлило - мишка давно уже научился этому нехитрому трюку, а вот зрелище раскинувшейся на полу девицы заставило его удивленно присвистнуть.
        - То пусто, то густо! - сказал он вслух.
        До сих пор жизненный путь экс-полковника Малинина не был усыпан спящими красавицами, и вот, на тебе, пошла масть!
        - Твоя работа, топтыгин? - строго спросил он Ваню, закрывая за собой дверь.
        Сразу стало совсем темно.
        Андрей ощупью нашел выключатель на стене, и лампочка под потолком затопила кухню жиденьким, как бульон на кубиках, желтым светом.
        - Ых!
        Медвежонок сокрушенно вздохнул и спрятался под стол, задев крутым боком его ножку, отчего по вздрогнувшей столешнице покатилось что-то стеклянное. Андрей подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить падающую банку. Сияющая первозданной чистотой, она блистала на зависть подслеповатой лампочке.
        - Что, и это твоя работа?! - Увидев наклейку на банке, Андрей повторно удивился.
        Старый теткин холодильник, пока новый хозяин не дополнил его нехитрую конструкцию цепью и замком, медвежонок Ваня Пух вскрывал с непринужденностью опытного грабителя сейфов, но до верхней полочки высоко подвешенного кухонного шкафчика он до сих пор не добирался.
        - Растешь, артист! - сдержанно похвалил Малинин своего талантливого зверя.
        Варенья ему было не жалко - в погребе банки с теткиными припасами стояли тесными рядами, как пехотинцы на параде. Огорчала необходимость придумывать новый тайник: лишний раз возиться, освобождая от прочных стальных пут холодильник, Андрей ленился. Дежурная банка варенья в шкафчике обычно спасала его в случае острого желания чем-нибудь наскоро перекусить.
        - А пузо у тебя не лопнет? Литровую банку варенья за один раз сожрать, это как тебе, не много? - укорил он косолапого обжору.
        - Я же не всю банку… Я только попробовала… - жалобно пролепетала девица, возлежавшая на полу.
        Андрей поднял брови.
        Частично реабилитированный Ваня Пух выбрался из-под стола и сел рядом с сообщницей.
        - Вот как?
        Андрей вопросительно посмотрел на мишку. Тот отвернулся, изображая полнейшую невинность и абсолютную непричастность к чрезвычайной ситуации.
        - Не верю! - очень кстати процитировал Станиславского бывший подполковник.
        - Ну, ладно, простите, я съела полбаночки… Вам жалко, что ли? - не открывая глаз, прохныкала очнувшаяся красавица.
        - Жалко у мушки, - высказался Андрей, с интересом рассматривая девицу.
        Ее дурацкая длиннополая юбка задралась, открыв прекрасный вид на стройные ноги. Просто неподобающе длинные и стройные для занудной училки!
        - У какой мушки? - Длинноногая училка заметно тупила.
        - У той, которая из бессмертного произведения народной поэзии, - любезно объяснил Андрей. - Помните? «Муха села на варенье, вот и все стихотворенье!»
        - Я ведь уже извинилась за это ваше дурацкое варенье!
        Девица рассердилась и широко распахнула глаза.
        - Ы? - заботливо заглянул ей в лицо Ваня Пух.
        - Ххххх… - длинно выдохнула пугливая дева и снова опала.
        - И с такими-то нервами работать в средней школе?!
        Малинин покрутил головой и пошел к шкафчику.
        Там, кроме уже съеденного обоими лакомками варенья, на верхней полочке хранилась теткина аптечка со средствами первой медицинской помощи - зеленкой, валерианкой, нитроглицирином, активированным углем, стрептоцидом, бинтами, ватой и пластырем, а также стояли три аптечные бутылочки с делениями. В одной был нашатырь, в другой - медицинский спирт, а в третьей - разовая доза на редкость ядреного огуречного рассола. Последнюю бутылочку в аптечку добавил лично Малинин.
        Ватка, пропитанная нашатырным спиртом, быстро оживила обморочную красавицу. Приподнявшись на локотках, она сделала попытку заглянуть за плечо Андрея.
        - Но-но, не так быстро! - сказал он, вполне обоснованно предполагая возможность рецидива, и обернулся к медвежонку. - Ваня, не пугай хорошую девушку! Покажи-ка себя в лучшем виде! Давай, давай поработай!
        Узнав команду, мишка потрусил в угол, куда Андрей впопыхах свалил его сценический реквизит.
        - Ваня? - слабым голосом, с большим замедлением, повторила хорошая, но слабонервная и туповатая девушка. - А где Миша?
        - Не волнуйся, сейчас все будут тутаньки! - Малинин посторонился, открывая ей вид на середину кухни: - Опаньки!
        Ваня Пух, уже готовый к шоу, горделиво распрямился. Он зубасто улыбался, ибо точно знал, что несказанно хорош собою. На одном ухе у медвежонка болталась наспех нахлобученная шапка, с плеча свисала цветастая шаль с бахромой, а в лапах искристо поблескивала облупившимся лаком расписная балалайка.
        Оля моргнула, как сова.
        - Ой, вы, сени, мои сени! - на редкость немузыкально затянул Малинин.
        Он широко развел руки, а затем соединил ладони со звуком, способным убить самую дюжую моль бесконтактно, одним акустическим ударом.
        - Сени новые мои!
        - Брынь! - с энтузиазмом сделал мишка.
        Балалаечные струны затряслись, как балконные веревки, на которые с крыши упал пьяный кровельщик.
        - Сени новые, кленовые! - с удовольствием, которое мог бы разделить с ним только глухонемой, распевался экс-подполковник Малинин. - Узор-ча-ты-ииииии!
        Засмотревшись на своего аккомпаниатора, он отвернулся от девушки и спохватился только тогда, когда услышал негромкий деревянный стук затылка о дощатый пол:
        - Ой!
        - Брынь! - вновь ударил по струнам мишка, логично ожидая продолжения в виде обычного «вы сени, мои сени».
        - Все, Ваня, все! Молодец, хватит!
        Андрей снова побежал к шкафчику за нашатырем, но с полпути изменил свое намерение и сначала отвел в спальню мишку.
        Вполне вознагражденный выданными ему за труды морковками и яблоками, Ваня Пух против временной изоляции нисколько не возражал. Это внушило его хозяину надежду на то, что теперь пугливая девица пробудет в сознании достаточно долго, чтобы успеть получить от него успокаивающие объяснения.
        - Тебя как зовут-то? Напомни, а то я забыл, - игриво пощекотав изящный девичий носик нашатырной ваткой, попросил Малинин и посмотрел на часы.
        В принципе делать такого рода шокируюшие признания пробуждающимся близ него девицам Андрею было не впервой, однако обычно ритуальная процедура освежения короткой мужской памяти бывала утренней, а не вечерней.
        - Меня зовут Ольга Павловна, - слабым, но строгим учительским голосом сообщила Оля и села. - А вас?
        - Нас-то?
        Малинин оглянулся на дверь, за которой аппетитно хрустел дарами природы компанейский мишка.
        - Его Ваней зовут, а меня Андреем… Петровичем.
        - Очень приятно было познакомиться, - цивилизованно закончила штатную церемонию вежливая Оля и поерзала по полу пятками, недвусмысленно выражая желание встать.
        - Уже уходите? - услужливо потянув ее за руку и установив вертикально, совершенно правильно расшифровал глагол прошедшего времени любезный хозяин. - Думаете, это правильно - на ночь глядя пускаться в дальний путь?
        Оля нахмурилась.
        Определенно, вопрос был с подвохом! И даже, кажется, не с одним…
        Вопервых, сам собой напрашивался аморальный вариант - а не правильнее ли будет на ночь глядя остаться в сем гостеприимном доме? А вовторых…
        - Почему это вы говорите, что путь дальний? - с подозрением уточнила она.
        - Так ведь до города почти шестнадцать километров! - охотно объяснил Андрей.
        - Но на машине всего пять минут…
        - Так то на машине! А я вас, извините, отвезти не смогу, боюсь, бензина не хватит - все сжег, пока возил вашу Елку и ее бабку!
        Не выражая ни малейшего огорчения из-за озвученного им факта, Малинин переместился к холодильнику, вытянул из-под кружевной салфеточки гигантских размеров ключ и принялся расковыривать им замок на дверце. Кроме бензина, он за этот хлопотный день сжег немало калорий и нервных клеток, и теперь здоровый мужской организм требовал пополнения внутренних резервов.
        - Ой! Елка! - Вспомнив про подружку, Оля на время забыла о своих собственных проблемах. - Как она?
        - Ну, как? «Теперь она нарядная на праздник к нам пришла!» - процитировал Малинин, вскрывая теткин холодильный батискаф и отважно погружаясь в его неуютные глубины. - То есть к ним! К коллективу работников и пациентов отделения экстренной терапии краевой клинической больницы… Взяли туда вашу Елку и сказали: приходите к нам лечиться и корова, и волчица, и жучок, и паучок…
        Он извлек на свет пол-литровую банку с остатками чего-то, густо затянутого не то паутиной, не то плесенью, и с нескрываемым сомнением в выражении лица ее понюхал.
        - Они ее вылечат? - с тревогой спросила Оля, машинально посмотрев в озарившееся туск-лым светом нутро холодильного агрегата.
        Пустое, оно искрилось инеем и блестело сосульками, как карстовая пещера. Хозяйскому холодильнику, как пролетариату, нечего было терять, кроме своих цепей.
        - И ее вылечат, и тебя вылечат, и меня вылечат, - рассеянно процитировал Андрей, которого в присутствии училки вдруг потянуло демонстировать общую эрудицию.
        Он вернул подозрительную банку на место:
        - Нет, это отрава смертельная… - И посмотрел на гостью: - Ты яблоки любишь?
        - Вы! - поправила его Ольга Павловна, продолжая бороться за подобающее ее особе уважение. - То есть мы…
        - Мы, вы, они! - с готовностью подхватил Андрей.
        - Местоимения первого лица множественного числа, - машинально сказала русичка Ольга Павловна и покраснела, услышав веселый смех.
        Выглядеть дурой, даже вполне уважаемой, ей не хотелось, да и Андрей Петрович показался мужчиной приятным и даже надежным, с каким вполне можно - без последствий - романтически поужинать непритязательными вегетарианскими кормами. Поэтому Оля перестала выпендриваться и просто сказала:
        - Да, я люблю яблоки. Если в этом доме ничего другого нет…
        - Как - нет? Есть еще морковка! - обиделся хозяин «этого дома».
        - Ыыы! - с отчетливой претензией донеслось из-за перегородки.
        Это круто изменило едва наметившуюся программу. К медведю в качестве сотрапезника Оля была не готова, и романтический ужин на троих ее отнюдь не прельщал.
        - Спасибо, лучше я дома поужинаю! - слегка побледнев при звуке медвежьего рыка, сказала она и огляделась в поисках своей сумки. - Я сейчас такси вызову, у меня есть мобильник, и деньги тоже есть… Почти полтора сапога.
        Таксист по вызову за ней приехал другой, не такой наглый и жадный, как первый, так что после расплаты за поездку в кошельке от «второго сапога» еще кое-что осталось - примерно каблучок, с грустью прикинула Оля.
        - Так что, как хотите, а придется вам дожить до весны! - поставила она перед фактом свои старые сапоги, одновременно ставя их самих под батарею - сушиться.
        Дома было тихо, сонно, пахло едой и свежезаваренным чаем. Из гостиной доносилось умиротворяющее бурчание, по волнистому стеклу межкомнатной двери расслабленными медузами плавали разноцветные пятна: родители смотрели телик.
        Оля быстро переоделась в любимый халат и пошла мыть руки, предвкушая главное и самое любимое развлечение первого дня нового года - спокойные посиделки у телевизора с тарелкой, полной оставшейся после праздника вкусной еды.
        В ванной в пластмассовом тазу кис, дожидаясь обещанной стирки, новый свитер Кос-тика.
        - Завтра, завтра, не сегодня! - процитировала Ольга Павловна знаменитое стихотворение, переведенное с немецкого, опустив его вторую половину - «так ленивцы говорят».
        Первого января немного побыть ленивцем не посчитал бы за грех даже запойный трудоголик, родом и происхождением из самых настоящих арийцев.
        На ходу вытирая мокрые руки полотенцем, Оля прошлепала в кухню, открыла холодильник, которому еще было что терять, и выложила на большой тарелке цветик-семицветик из разных маминых салатов. Его она окружила кружевной каемочкой из слегка заветрившихся колбасных кружочков и сырных тре-угольничков, а потом еще украсила салатную горку зеленью и маслинами. Уже откровенно эстетствуя, скрутила розочкой полупрозрачный ломтик семги…
        И в этот момент завопил Желтый Дьявол.
        Красная рыба плюхнулась на пол. Оля тихо чертыхнулась.
        Дьявол исторг из себя новый вопль.
        - Кто-нибудь, снимите трубку, у меня руки в рыбе! - нервно закричала Оля.
        - Иду, иду! - пропела мама. - Алле!
        Дьявол затих, и мама тоже.
        Оля выдохнула, подобрала семгу, выбросила ее в мусорку и протерла линолеум бумажным полотенцем. Мытьем пола, как и стиркой, заниматься не хотелось. Завтра, завтра, не сегодня!
        Но руки снова надо было вымыть, причем безотлагательно. Оля прошла в ванную, подвинув при этом загородившую проход родительницу, пополоскала в мыльной воде ладошки, вышла и насторожилась, встретив мамин торжествующий взгляд.
        - Оленька, милая, это тебя! - проворковала Галина Викторовна, сверкая глазами примерно так, как это делает проблесковый маячок, настойчивый сигнал которого совершенно невозможно проигнорировать. - Очень приятный мужской голос!
        Оля изобразила опасливое удивление, приняла трубку и посмотрела на размеренно моргавшую маму с немым укором и вполне понятным намеком.
        - Да-да, не буду вам мешать! - сказала Галина Викторовна и энергично потопталась на месте, в результате этого физкультурного упражнения не отдалившись от Оли с Желтым Дьяволом ни на дюйм.
        - Мама!
        - Да, да!
        Галина Викторовна с откровенной неохотой вернулась в гостиную.
        Оля посмотрела: нарядное, как соборный витраж, дверное стекло почти полностью потемнело, сохранив северное сияние цветных телевизионных сполохов только в верхней части - выше растрепанной головы Галины Викторовны, прильнувшей к двери всем телом и одним ухом. Под напором груди, вмещавшей любящее родительское сердце, дверь затре-щала.
        - Мама!!! - рявкнула Оля.
        - Ну, ушла уже, ушла! - недовольно откликнулась Галина Викторовна.
        Освобожденная дверь просияла. Оля тоже постаралась улыбнуться и вежливо сказала в трубку:
        - Здравствуйте, я вас слушаю.
        - Это Ольга?
        - Да.
        - Ольга Павловна Романчикова?
        - Да, это я.
        - Олюнчик…
        Официальный голос в трубке мигом изменился, пропитавшись жаркой страстью, как сухая поролоновая губка кипятком.
        - Милая…
        - Что?..
        Оля растерялась.
        Если бы «очень приятный мужской голос» не назвал ее полное ФИО, она решила бы, что он ошибся номером.
        - Как ты одета? Что на тебе сейчас?
        - Эээ…
        Ответить на такой безобразно бестактный вопрос Оля не могла как минимум по двум причинам. Вопервых, от возмущения она потеряла дар литературной речи. А вовторых, сказать правду («Что-что, да черт знает что!») было невозможно, а вранья Ольга Павловна избегала по принципиальным соображениям.

«Давно пора было выбросить этот халат!» - буркнул внутренний голос, и Оля зарделась так, что маринованная красная рыба повторно умерла бы от зависти.
        - Олюнчик, я хочу тебя раздеть! - не дождавшись ответа и нисколько этим не смутившись, с беспримерным нахальством сообщил «очень приятный мужской голос». - Хочу скользить своими мозолистыми руками по твоему гладкому нежному телу…
        - Вы кто?! - высоким голосом тургеневской барышни на грани нервного срыва выкрикнула Ольга Павловна.
        Северное сияние в стекле опять померкло, стертое, как ластиком, темной тучей плотной женской фигуры. Оля резко повернулась к двери спиной и отодвинулась подальше в коридор, до предела натянув телефонный шнур.
        - Я - твоя радость!
        - Что за шуточки?! Немедленно прекратите! И больше не смейте мне звонить!
        Оля шваркнула трубку на рычаг и гневно засопела, раздувая ноздри и притопывая носком тапки.
        - Олюшенька, кто звонил? - приоткрыв дверь, сладеньким голосом поинтересовалась заботливая мама.
        - Крокодил! - огрызнулась неблагодарная дочь. - И со слезами просил: «Мой милый, хороший! Пришли мне галоши!»
        Мама в ответ на цитату из Чуковского обиженно фыркнула и со стуком закрыла дверь.
        Оля прошла к себе, легла на диван и уставилась в потолок, прокручивая в голове только что состоявшийся телефонный разговор.
        Кому вообще могло прийти в голову говорить с ней, приличной девушкой, будто с какой-то сладострастной Клеопатрой?

«Хулиганам из восьмого «Б»? - предположил внутренний голос.
        Оля кивнула, но без уверенности. Наиглавнейшим злодеем в ее учительской жизни был Витька Овчинников из пятого класса, но у него до ТАКИХ выходов еще, так сказать, нос не дорос! А хулиганы из восьмого «Б» подкладывали Ольге Павловне кнопки на стул, засовывали спички в замочную скважину двери кабинета литературы и прятали в портфель с тетрадками голодного хомяка. При всей своей возмутительности, выходки эти были детскими, можно даже сказать, вполне традиционными. А монолог телефонного хулигана был готовым сценарием для эротического фильма из категории «Восемнадцать плюс»!
        - Ладно, я разберусь, - зловеще пообещала Ольга Павловна паутинке под потолком.
        И тут же затрезвонил мобильник.
        Оля неохотно взяла его и приложила к уху, не спеша откликаться из опасения вновь услышать гнусное предложение.
        - Алло, Олечка! - зарокотала трубка напористым голосом Елкиной бабушки. - Оля, надо с этим разобраться!
        - Я тоже так думаю!
        - Зайди ко мне, поговорим!
        Через пять минут, сменив будуарный халат на более приличные джинсы и свитер, Оля постучалась к соседке.
        - Открыто! - бодро отозвалась баба Женя из кухни. - Проходи сюда, будем строить коварные планы и пить глинтвейн!
        - Ух ты, - опасливо пробормотала праведница и трезвенница Ольга Павловна.
        Планы она умела строить только поурочные, а глинтвейн считала буржуйской роскошью.
        Евгения Евгеньевна колдовала у плиты, с невнятным бормотанием подсыпая в кастрюльку с ароматным варевом порошки из пакетиков без надписей. Выглядела она при этом как самая настоящая ведьма, и Оля заволновалась.
        Свой безудержный авантюризм и твердый характер подруга Елка явно унаследовала по прямой линии от бабушки, так что коварные планы Евгении Евгеньевны вполне могли оказаться слишком смелыми для робкой училки.
        - Пей!
        Баба Женя поставила перед гостей толстостенную фаянсовую кружку.
        - Только осторожно, горячее.
        - Я буду осторожна, - пообещала Оля, имея в виду не только употребление глинт-вейна.
        Напиток был не просто горячим - обжигающим. Оля отставила кружку и тут же услышала:
        - Ты же понимаешь, что это нельзя так оставить?!
        - Я только немного подожду, пока остынет!
        - Будем ждать - след остынет! - убежденно кивнула баба Женя. - Тогда уж точно - концы в воду!
        - Концы?
        Оля опасливо заглянула в кружку.
        Огнедышащее варево в ней пыхтело и пенилось самым пугающим образом. Запросто можно было поверить, что в рецептуру вошли не только загадочные концы, но также щепотка-другая адской серы, палец мертвеца и дохлая жаба.
        В кружке булькнуло.
        - А может, и живая! - прошептала Оля, имея в виду воображаемую жабу.
        - Так ведь чудом живая! - всплеснула руками баба Женя. - Если бы этот хмырь деревенский ее не подобрал, замерзла бы моя принцесса, как сосулька!
        Оля сразу же догадалась, что речь идет не о царевне-лягушке: принцессой Евгения Евгеньевна называла любимую внучку. Стало ясно, что построение коварных планов имеет прямое отношение к Елке.
        - Мы должны узнать, какой злобный гад бросил бедную Дашеньку замерзать на снегу! - кровожадно оскалилась баба Женя.
        - А полиция не узнает? - вякнула Оля, уже понимая, что спрашивает это зря.
        - Деточка! Да кому и когда в этой стране помогала полиция?!
        Евгения Евгеньевна потянулась через стол, стукнула своей кружкой по Олиной емкости и бодро сказала:
        - Ну, за дело!
        В этот момент Ольга Павловна впервые пожалела о том, что суровая миссия утром второго января конвоировать на новогоднюю елку и обратно группу пятиклассников по результатам жеребьевки в учительской выпала не ей, а биологичке Леночке.
        - Встречаемся у лифта, завтра, в восемь! - непререкаемым тоном сказала Евгения Евгеньевна.
        - Вечера? - с робкой надеждой спросила Оля.
        - Ты что? Утра, конечно! - не обрадовала ее баба Женя. - Кто рано встает, тому Бог подает!
        Она не уточнила, каких именно даров можно ожидать от Всевышнего за утреннюю гиперактивность в данном конкретном случае, и Оля ушла к себе в квартиру в невыразимой тоске.
        Участвовать в самостийном расследовании на пару с энергичной пенсионеркой ей не хотелось, но отказаться было невозможно.

«Долг дружбы платежом красен!» - слегка переврав пословицу, обреченно сказал внутренний голос.
        Все внешние звуки, включая шизоидное бормотание телевизора, разговоры родителей и даже писк нежданной эсэмэски, Оля пропустила мимо сознания. Помня о предстоящей ей побудке на заре, она пораньше залезла в постель, спряталась под одеяло с головой и тем самым уберегла себя от очередного стресса.
        Текст поступившего на ее мобильник анонимного эсэмэс-сообщения был настолько смелым, что лишил бы покоя и сна даже сладострастную Клеопатру.
        Точность - вежливость королей и педагогов.
        Без пяти восемь Ольга Павловна стояла на лестничной площадке у лифта, одной рукой прикрывая рот, раскрывшийся в затяжном зевке, а другой протирая слипавшиеся глаза.
        Из-за закрытой двери квартиры Елиных доносились энергичные шорохи, стуки и звоны, наводившие на мысли о скатке шинелей, паковке вещмешков и заточке клинков. Оля с легкостью вообразила себе героическую бабу Женю с зазубренной саблей и в красноармейской буденовке, но действительность оказалась еще колоритнее.
        Евгения Евгеньевна выступила на лестнич-ную площадку в самовязанной шерстяной юбке, китайской пуховой куртке с капюшоном и в больших очках. Юбка была зеленая, куртка желтая, очки сиреневые, как линзы мощной лупы. Из-под капюшона выглядывал красный мотоциклетный шлем, яркий, гладкий и глянцевый, точно пасхальное яичко.
        - Боже милостивый, - в тему прошептала Оля и окончательно проснулась. - Здрасте…
        - Здра-жла! - бодро ответила баба Женя. - В колонну по два, стройссссь!
        Она протолкнула соратницу в кабину лифта, снайперски тюкнула пальцем в нужную кнопку и позвенела ключами на кольце, туго надетом на палец в перчатке:
        - Во, видала? Я решила, что мы с тобой должны быть мобильным подразделением! Заодно и на общественном транспорте немножко сэкономим.
        - Мобильным подразделением? - повторила Оля, еще не вникнув.
        - Так ведь проезд-то с первого января, слыхала, опять подорожал! - тарахтела баба Женя, пробивая по снежной целине двора тропинку к старому гаражу.
        Легендарный мотоцикл «Ява», на котором Елкина бабка с Елкиным же дедом по молодости лет объехали чуть ли не всю страну, все еще был цел и даже, что удивительно, на ходу.
        Ох, елки-палки!
        - Ой, баб Жень, я вспомнила об одном важном деле!
        Смекнув, что к чему, Оля задергалась.
        - Давайте я вас чуть позже догоню, на такси подъеду…
        - Не выдумывай! - оборвала ее баба Женя.
        Не развеявшееся, чтоб его, воспоминание юности - мотоцикл с коляской - приветственно блеснул малиновым лаком.
        Обреченно напяливая на макушку скорлупку шлема, Оля предательски подумала, что хорошо было бы встретить где-то поблизости, лучше всего - сразу за ближайшим углом, дорожный патруль. Авось добрый дяденька инспектор ссадил бы их с бабой Женей с мотоцикла, уберег бы от опасности и позора…
        Но известные романтики большой дороги, сержант Шишкин и младший лейтенант Лейкин, вкушали в этот день заслуженный отдых, а их коллеги подстерегали нарушителей в каких-то других местах.

«Ява» пронеслась по улицам с шумом и грохотом, напомнившим Ольге Павловне незабываемое, сказочное: «Это моя лягушонка в коробчонке едет».
        Подобающе позеленевшая, по прибытии на место Оля выбралась из тряской коляски и первым делом дала себе страшную клятву: впредь - никогда! Ни за что! Не раскатывать на драндулетах прошлого века! За исключением разве что дорогих коллекционных автомобилей, да и то лишь в том случае, если за рулем будет кто-то помоложе и поотзывчивее, чем несгибаемая и непреклонная Елкина бабушка. И уж непременно - другого пола!
        - Ах она негодяйка! - сняв с головы красный шлем, похожий на половинку помидора, воскликнула Евгения Евгеньевна. - Вчера ведь еще пластом лежала, с кровати не вставала!
        Ольга подняла голову и успела увидеть длинные локоны, скользнувшие по жестяному подоконнику на втором этаже. Серебристые, блестящие и тугие, как металлическая стружка, локоны шустрыми змейками утекли в помещение, и окно со стуком закрылось.
        - Ты смотри, что творит! Она уже курить выползла! - всплеснула руками баба Женя.
        - Значит, ей стало лучше! - обрадовалась Оля, тоже узнавшая знакомую шевелюру.
        Подруга Елка всегда и во всем отличалась изумительно пошлым вкусом. Волосы у нее были длинные, платиновые, закрученные в кукольные кудри, ресницы - иссиня-черные и сумрачно густые, как вороньи крылья, губы пухлые и блестящие, как мокрый плавательный матрас, а глаза - то зеленые, то голубые, то фиолетовые, но непременно яркие и сверкающие, как стеклянные пуговицы. Елка одинаково азартно и безудержно транжирила мировые запасы декоративной косметики, накладных волос, силикона, цветных линз и пылких кавалеров, из чего Оля с сожалением сделала в свое время вывод, что мужчины в массе своей тоже отличаются на редкость пошлым вкусом.
        Самой-то Оле подруга нравилась в любом виде. И чем проще, тем лучше!
        Они с бабой Женей дружно протопали по скучному больничному коридору, поднялись по лестнице - на задымленном рубеже последней лестничной площадки никого уже не было - и за скромную сумму в сто рублей купили себе у хмурой дежурной право разового прохода в отделение.
        - На пять минуточек, не больше! - пряча купюру, строго сказала дежурная.
        - Расценочки, как в дорогом борделе! - шепнула бравая Елкина бабка на ушко Оле, но сама при этом даже не улыбнулась.
        Ольга тоже поспешила сделать грустное и озабоченное лицо, уместное при посещении больной.
        Хотя было понятно, что больная уже не только ходячая, но и курящая, и даже, весьма вероятно, флиртующая: в отличие от бабы Жени, поднимаясь по лестнице, Оля успела разглядеть, что кофейная банка на подоконнике курилась сразу двумя дымками от плохо затушенных сигарет. А рядом с импровизированной пепельницей стояла пустая бутылочка из-под минералки - ее Оля тоже заметила и усмехнулась: очевидно, беспутную подружку мучала невыносимая жажда послепраздничного происхождения, в просторечье именуемая выразительным словом «сушняк». В этом состоянии Елка имела обыкновение пить воду часто, помногу и залпом, так что она переливалась из бутылки в пищевод с задорным бульканьем.
        В палате, которую Елка делила с пятью другими пациентками, было шумно, как в баскетбольном зале. Громкий кашель на шесть голосов отражался от высоких сводов и голых стен скудно меблированного помещения гулким эхом, так что доверительно побеседовать было сложно. А Оля быстро смекнула, что многомудрая баба Женя притащила ее к ложу хворой Елки не просто так, в рамках светского визита с легкой воспитательной функцией («А вот посмотри-ка, Дашенька, вот ведь Оленька не пьет, не курит, в сомнительных компаниях не бывает, так и сама жива-здорова, и родных и близких своих не травмирует!»), а с конкретной целью «развести» подружку на разговор по душам. Было ясно, что своей дорогой и любимой бабушке Елка ни слова не сказала - и не скажет! - о том, с кем и как она провела бурную новогоднюю ночь. В роли разведчика должна была выступить Оля.
        - Ну, вы тут посидите, посекретничайте, а я в ординаторскую схожу, поговорю с врачом, - сказала хитрая старушка, сухими и крепкими, как барабанные палочки, пальцами придавливая Олины плечи.
        Оля вынужденно опустилась на край древней панцирной кровати, добавившей к хороводу кашля музыкальный стон. Баба Женя удалилась, успев еще воодушевляюще подмигнуть соратнице из-под прикрытия закрывающейся двери.
        Оля вздохнула и посмотрела на подружку кротким и печальным взглядом Коровки из русской народной сказки про хорошую, но невезучую девочку Крошечку-Хаврошечку.
        Плохая, но тоже невезучая девочка Дашечка-Потеряшечка вызываюше кашлянула, помотала головой и решительным голосом с мужественной бронхиальной хрипотцой сказала:
        - Даже не начинай! Не вздумай меня воспитывать и расспрашивать, я ничего тебе не скажу!
        - Почему? - Оля оглянулась на дверь. - Думаешь, я все бабе Жене передам? Я не передам, Даш, ты же меня знаешь!
        Елка кивнула. Оля и впрямь была проверенным товарищем и просто верным другом. Собственные высокие моральные принципы не мешали ей сочувственно и сердечно относиться к беспутной подружке. Не случайно на последнем рубеже - под резинкой чулка - Елка для страховки «на всякий пожарный случай» держала бумажку с телефоном Романчиковых. «Пожарные случаи» с ней происходили не так уж редко, и никогда еще не было такого, чтобы Оля не пришла подруге на помощь. Правда, не всегда эта помощь была по-настоящему скорой, но это лишь потому, что на заветной бумажке Елка писала не мобильный, а домашний номер Оли. На мобильном у малоимущей училки то и дело банально не было средств для разговора.
        - Ну, то есть я бабе Жене, конечно, что-то скажу, но не все, как есть, - уточнила свои намерения Оля. - Что ж я, изверг какой-то? Я помню, что у нее сердце слабое.
        - А у меня сейчас память еще слабее! - Елка закатила глаза в потолок. - Оль, вот веришь? Я ни-че-го не помню! Как за городом оказалась, почему в сугробе лежала? Ну, не помню, хоть убейте!
        - Совсем ничего не помнишь?
        Ольга Пална синхронно приподняла брови и уголки губ.
        С таким лицом она регулярно выслушивала измышления закоренелого двоечника Витьки Овчинникова, придумывающего все новые объяснения для своих опозданий на уроки.
        - Я помню чудное мгновенье! - хмыкнула Елка, процитировав даже ей памятное, пушкинское. - Но лишь одно-единственное: как я после получаса ожидания в «Мыльне» наконец до унитаза добралась!
        - Фу! - скривилась Ольга Пална при упоминании сей пикантной подробности и совершенно неприличного ночного клуба «Мыльня».
        Полностью заведение называлось «Мылен рож» и на вывеске было представлено изображением конкретно взмыленной морды разгоряченного жеребца.
        - Ничего и не «фу»! - возразила Елка, повозившись, чтобы удобнее устроиться в кровати. - Ты представь: у меня живот прихватило, а в женский туалет очередь была, как в мавзолей!
        - Фу! - снова скривилась Оля.
        - Тебя бы на мое место, - Елка сделала страдальческое лицо и потянулась за бутылочкой с минералкой.
        - Напьюсь - буду! - проворчала Ольга Пална, слегка переиначив крылатую фразу из
«Бриллиантовой руки».
        И приготовилась выдержать паузу в разговоре, потому что подружка явно собралась на затяжной водопой.
        Она с треском откупорила бутылочку, с маху «состыковалась» с ее горлышком, запрокинула голову и разом влила в себя добрую треть содержимого. Это заняло всего пару секунд.
        А уже на третьем далеко не чудном мгновенье Елка выронила бутылочку и упала на подушку, содрогаясь и хрипя. Глаза ее остекленели и уставились в потолок уже без всякого выражения. Пластиковая бутылочка, расплескивая жидкость, покатилась по полу - Оля машинально отдернула ногу, и по палате распространился характерный резкий запах.
        Кто-то закричал, в коридоре послышался топот, дверь палаты распахнулась настежь, стукнув о стену. На пороге возникла фигура бабы Жени, отчетливо маленькая и яркая на фоне чьего-то просторного тела в белом халате.
        - Нет, нет, ей сюда нельзя, - оторопело пробормотала Оля, но было уже поздно.
        Елкина бабушка охнула, схватилась за сердце и осела на пол, как марионетка, которой разом перерезали веревочки.

«Вот не помню, хоть убейте!» - завихрилось в Олиной голове незабываемое, Елкино.
        - Если принять внутрь несколько глотков уксусной эссенции или кислоты, то на первое место выходят поражения пищевода - его сильный, глубокий, большой площади ожог, - и человек может погибнуть от болевого шока!
        Папа старался читать шепотом, но даже в таком виде его басовитый голос тревожил, как близкое гудение шмеля.
        - Какой кошмар! - вполне искренне ужаснулся другой - не папин - басовитый голос.
        Оля вспомнила его с трудом.
        Ах да, это же Майкл. Мишка Суворин из параллельного класса.
        Что это он тут делает?
        Ах да, это же именно Мишка привел домой маловменяемую зареванную Олю. И мама, конечно же, постаралась его задержать - в надежде, что Майкл не просто бывший одноклассник, а нынешний или будущий кавалер.
        Оле стало стыдно. Вдвойне стыдно: за маму, которая даже в такую минуту думала о том, кому бы навязать свою дочурку, и за себя, отвратительно разрыдавшуюся на плече у первого попавшегося мужика. Хорошо еще, что этим первым попавшимся оказался не совсем чужой человек, а бывший однокашник!
        Впрочем, не будь Мишка ее - и Елки! - бывшим однокашником, Оля и не стала бы рыдать у него на плече. Хотя плечо для этой цели было вполне подходящее, весьма широкое и крепкое. Мишка вымахал под два метра и в школьные годы неплохо играл в баскетбол. Его и Майклом-то прозвали не случайно, а в честь знаменитого баскетболиста Джордана.
        Профессиональным спортсменом Мишка-Майкл, впрочем, не стал, но нежную привязанность к баскетболу сохранил до сих пор. Зря, что ли, он прилепил на лобовое стекло своего джипа миниатюрный баскетбольный мячик на присоске и по дому ходит не в спортивных штанах, как все мужики, а в длинных, ниже колена, шортах с лампасами и мешковатой безрукавке с каким-то номером.
        Оля знала, каков домашний наряд Мишки Суворина, не потому, что бывала у него в гостях - не бывала. Просто Майкл часто бегал во двор покурить именно в этом эффектном наряде, по сезону дополняя его то курткой внакидку, то пуховиком и шапкой.
        На долговязого Майкла, немного нервно смолившего цигарку под неприязненным взглядом бабки Семиной с первого этажа, Оля натолкнулась, возвращаясь из больницы. Состояние у нее было критическое, до разрушительного эмоционального взрыва не хватало самой малости, и тут Мишка имел неосторожность проявить общительность:
        - Привет, Романчикова, ты что такая бледная? Прям, как смерть!
        Упоминание о смерти в сочетании с фамильярным обращением оказало разрушительное действие.
        - Сувооорин! - взревела Оля, почувствовав себя глубоко несчастной школьницей. - Дашка Елина отрави-иилась!
        И шокированному Майклу пришлось принять на себя весь этот эмоционально-информационный взрыв.
        - Погоди!
        Заметив, что Оля шевельнулась, мама спешно шлепнула близорукого папу по указательному пальцу, которым тот водил по странице «Популярной медицинской энциклопедии», как малограмотный первоклассник - по строчкам букваря.
        Увлеченный чтением, папа маминого сигнала не заметил и продолжил тревожно гудеть:
        - Если от болевого шока человек оправился, выжил, то неминуемо поражение внутренних органов - крови, печени, почек. Если и тут медицина его спасет - операциями, многочисленными инъекциями, очищением крови на аппарате «искусственная почка», - то пожизненно останутся рубцы в пищеводе, которые постепенно будут суживать его просвет, и опять придется обращаться к медицине за очередными мучительными операциями!
        - Оленька, детка, ты как?
        Заботливая мама заглянула дочери в лицо.
        Оля со стоном сдвинула мокрую тряпочку со лба на глаза и шумно вздохнула.
        - В общем, инвалидность, страдания и общение с медициной на всю оставшуюся жизнь, если только она вообще останется, эта жизнь! - резюмировал толстокожий папа, захлопнув наконец энциклопедию.
        - Можно, я пойду? - робко спросил Майкл.
        - Иди, Миша, спасибо тебе, извини, пожалуйста, - скороговоркой пробурчала Оля.
        - Да я всегда… Я сколько угодно…
        Затрещал паркет, проскрипел линолеум, мягко хлопнула дверь - Майкл удалился.
        Оля открыла глаза и в упор посмотрела на маму:
        - Елка умерла?
        - Конечно, нет, что ты, Дашенька, возможно, выживет, она девочка молодая, здоровая, сильная! - невыносимо бодрым голосом заворковала мама, подтыкая под Олины бока плед.
        Нестерпимая фальшь ощущалась не только в ее тоне, но и в самих словах: никогда раньше Галина Викторовна не называла «беспутную шалаву» Елку Дашенькой и не желала ей ничего доброго.

«О покойниках или хорошее - или ничего», - вспомнилось Оле, и сердце ее сжалось.
        - В больницу звонили? - хмуро спросила она.
        Мама с папой переглянулись, сгорбились и дружно опустили глаза - точь-вточь как школьники, избегающие встречаться взглядом с учительницей, которая только начала произносить могущественное и страшное заклинание вызова к доске.
        - Звонили или нет? - Оля смахнула с лица холодный компресс и села.
        - Звонили, звонили, ты лежи, лежи! - подхватилась мама.
        - Звонили, и что?
        - И что…
        Мама вздохнула.
        Недипломатичный папа загудел сочувственно:
        - И ничего хорошего, конечно! Баба Женя, может, и выкарабкается, второй инфаркт - не третий, а подружка твоя… Эх…
        Оля стиснула зубы.
        - Ну, поплачь, деточка, поплачь! - потянулась к ней мама.
        - А что полиция? - резко отстранившись, спросила Оля.
        - А что полиция? - пожав плечами, повторил папа. - У них всего одна версия: несчастный случай. Перепутала, мол, дурная девчонка с перепою обычную питьевую воду с уксусной кислотой!
        - Несчастный случай, говоришь?
        Оля склонила голову к плечу, словно прислушиваясь к своему внутреннему голосу.
        Внутренний голос на удивление витиевато и прочувствованно ругался классическим матом.
        Оля отшвырнула в сторону плед и встала с дивана.
        - Ты куда, деточка? - встревожилась мама.
        - Мне нужно.
        - Оль, ты не волнуйся, мы их родственникам позвонили, они все, что нужно, сделают, - успокаивающе зарокотал папа. - Насчет похорон, и вообще…
        - Да при чем тут похороны?! - Оля рванула на себя витражную дверь гостиной и обернулась на пороге.
        Свет из прихожей, пробивавшийся сквозь цветные стекла, окрасил ее бледное лицо пугающими пятнами.
        - У меня совсем другое дело!
        - Может, ей еще валерианочки? - заговорщицким шепотком спросил папа маму.
        - Ничего, ничего… Образуется, - невнятно отговорилась Галина Викторовна, внимательно глядя на дочь.
        Зеленые и синие узоры на ее лице сложились в подобие маскировочной раскраски, а алые и бурые пятна напоминали подтеки крови. Выглядело это ужасно, но Галина Викторовна неожиданно загляделась.
        Решительным и бледным лицом в спонтанном макияже в стиле «милитари» ее кроткая Оленька - впервые в жизни - удивительно походила на Рэмбо!
        - «В этом городе закон - это я. И мне ты не нравишься», - неожиданно для самой себя процитировала победоносного киногероя Галина Викторовна.
        Ей самой рэмбовидная дочь неожиданно понравилась.
        - Сидеть! - рявкнула новая Оля на поднимавшегося с места папу.
        Тот послушно плюхнулся в кресло.
        Не шевелясь и напряженно прислушиваясь, родители провели в гостиной минут пять. Все это время Ольга в нехарактерной для нее бесцеремонной манере шумела в своей комнате, стуча ящиками стола и хлопая дверцами шкафа. На шестой минуте шумы переместились в прихожую и завершились финальным аккордом в виде оглушительно хлопнувшей двери.
        С топотом пробежав вниз по лестнице, Оля выскочила во двор и своим появлением произвела там примерно такое же впечатление, какое вызвал бы спикировавший в тихий курятник буревестник.
        Широкие завязки ее флисовой шапочки разметались, как уши буденновки, а распахнутое пальто развевалось за плечами, как бурка. Ремень сумки, наискось пересекавший укрепленную толстым свитером грудь, смахивал на патронташ. В кулаке левой руки Ольга Павловна Рэмбо на манер гранаты-лимонки зажала мобильник, а правой охлопывала себя по карманам, точно в поисках запропастившегося куда-то холодного оружия.
        Обсуждавшие новогоднюю телепрограмму бабушки на лавочке замолчали, молодая мамочка с коляской резко дала задний ход, дети в сугробе застыли, как слепленный ими снеговик. Ни с кем не поздоровавшись, обычно безукоризненно вежливая Оля с ускорением пересекла двор, вылетела на улицу и взяла на абордаж отчаливавший троллейбус.
        Выпрыгнув из него на остановке «Городская больница», Оля зашагала по утоптанной народной тропе к главному входу, но на полпути притормозила у ответвления дорожки.
        - Направо пойдешь - в магазин попадешь, - пробурчала она по аналогии со старым сказочным сюжетом.
        Вместо сигнального камня с разъяснительными надписями у развилки стоял стенд-раскладушка, эротично прикованный за одну ногу цепью к фонарному столбу. Тем, кто проследует по стрелке, указатель обещал «Продукты, фрукты, книги, игрушки и др. в ассортименте». Оля в данный момент нуждалась именно в «др.» - а конкретно, в информации.
        Она решительно свернула налево, с усилием пробилась через ревматически тугой и скрипучий турникет и, вновь оказавшись за территорией больницы, вышла к магазину с умилительным названием «Три медведя».
        Вывеску на фасаде украшало триединое изображение Винни-Пуха, страстно обнимаю-щего бочонок с медом, медвежонка Умки, облизывающего эскимо на палочке, и безымянного бурого мишки, волокущего на горбу берестяной короб с пирогами. На короб какой-то веселый активист прилепил листовку партии «Единая Россия», увеличив медвежью популяцию на вывеске сверх заявленного.
        - Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу, - мрачно напророчила Ольга Павловна, впрочем, вовсе не имея в виду перспективы конкретной партии.
        Она толкнула дверь, глухо звякнувшую колокольчиком-бубенчиком, и вошла в магазин.
        Сонная дева на единственной кассе скучно взглянула на нее мутноватыми очами с поволокой и нелюбезно предупредила:
        - Через десять минут закрываемся. Короткий день!
        - Короче, Склифосовский, - так же нелюбезно молвила Оля, ныряя в узкий лабиринт заставленных товарами стеллажей.
        На полке с бакалеей она нашла бутылочки с уксусной кислотой, точно такие же, как та, что не в добрый час попалась в руки Елке. На стеллаже с минералкой без труда разыскала поллитровку «Чистой ключевой», отличавшуюся от бутылки с кислотой только бумажной этикеткой. Немного подумав, она отклеила этикетку «Кислота уксусная пищевая 70 %» и с двумя бутылочками в руках встала в очередь к кассе.
        Судя по выглядывавшим из-под пальто и курток пижамам и халатам, очередь состояла главным образом из пациентов больницы. Недорогую «Чистую ключевую» брал каждый второй. Когда подошла очередь Ольги, сонная кассирша без раздумий пробила две одинаковые бутылочки, на одной из которых была этикетка с изображением голубого фонтанчика, как единую покупку: «Чистая ключевая» - две шт.
        Оля кивнула собственным мыслям - эксперимент удался, - рассовала живительную влагу и смертельную отраву по карманам пальто и пошла в больницу.
        В отделение ее не пустили.
        Постукивая ногой и прикусив губу, Оля огляделась.
        На подоконнике лестничной площадки по-прежнему стояли пустая бутылочка «Чистой ключевой» и полная жестянка окурков.
        Ольга Павловна перебросила на живот сумку, фасон которой язвительный братец Костик называл «Мечта почтальона». Красотой и изя-ществом эта ручная кладь действительно не блистала, зато была практичной и вместительной, как лыковый короб того же медведя.
        Раскопав в недрах своей сумы чистый полиэтиленовый кулечек, Оля аккуратно поместила в него взятую с подоконника бутылку. Затем она бестрепетно вырвала двойной лист из доселе священного талмуда - толстой тетради с поурочными планами - и в старательно свернутый бумажный фунтик пересыпала окурки из банки.
        - Эй, девушка, вы это куда? - возмутился одинокий курильщик, лишившись пепель-ницы.
        - Туда! - неопределенно ответила Оля.
        Она как крышкой накрыла богатую россыпь окурков жестянкой, завернула бумажные лепестки, спрятала фунтик в сумку и, покосившись на курильщика, сварливо добавила:
        - Минздрав уже устал предупреждать! Вот-вот начнем наказывать.
        На выходе с территории горбольницы под елкой прятался еще один курильщик. Машинально продолжая взятую на себя роль добровольного представителя Минздрава Предупреждающего, Оля пристально посмотрела на завивавшийся колечками в морозном воздухе дымок и укоризненно покачала головой. Поначалу это никакого действия не возымело, но едва лишь она отошла на несколько метров, как из-за дерева выдвинулась крепкая мужская фигура в черном.
        Если бы на пути к троллейбусу, которого она устала ждать, а потом к автобусу, в который она не сумела втиснуться, Ольге Павловне пришло в голову оглянуться, она бы увидела, что мужчина в черном следует за ней как привязанный.
        - Молодец, рядовой Топтыгин! Выражаю тебе, брат, благодарность с занесением в личное тело!
        С этими словами Андрей затолкал скрюченную грабельками пятерню в густой медвежий мех и хорошенько почесал зверя за ухом.
        Ваня Пух довольно фыркнул и сделал попытку завалиться на спину, чтобы подставить под хозяйскую руку более обширные территории своего личного тела.
        - Но-но, я не давал команду «Вольно!»
        Андрей с трудом удержал поводок, не позволяя мишке бухнуться на тротуар, покрытый серым месивом из специально насыпанного дворниками песка и самопроизвольно насыпавшегося снега. Заново вычесывать медвежью шкуру ему не улыбалось.
        На мишкину красоту и без того было потрачено целое утро, которое Андрей вполне мог бы провести и с бо?льшим удовольствием. Он предпочел бы подольше поваляться в постели, листая новый детективчик Сергея Пушкова - образцовое мужское чтиво с четко выдержанной пропорцией мордобоя и секса - один к четырем. Каждая пятая страница позволяла брутальному читателю расслабиться душой и телом, тогда как предыдущие четыре вынуждали его бессознательно стискивать кулаки, напрягать пресс и поигрывать бицепсами. Регулярное чтение романов Пушкова вполне могло заменить собой посещение тренажерного зала.
        Вместо этого Андрей с Ваней Пухом спозаранку играли в «причесалочки» - оригинальную подвижную игру с элементами догонялок, пряток и принудительных парикмахерских работ. Затем Андрей перешивал обтрепавшуюся мишуру на парчовом кокошнике и мягкой тряпочкой полировал небьющиеся елочные шары, призванные изобразить собою сверкающие серьги. В новогодние дни Ваня Пух имел наибольший коммерческий успех в роли Снегурочки.
        Свободной от поводка рукой Андрей с удовольствием погладил с трудом уместившийся в кармане дедова тулупа увесистый мешочек. Исторически это был его собственный носок, почти новый, но каким-то чудесным образом утративший пару. В носочном мешке-кошельке бренчали монеты, щедро пожертвованные благодарной публикой очаровательной мохнатой снегурке. Купюры, которых, к счастью, зрители тоже насыпали немало, Андрей заботливо сложил в свой бумажник. Он предвкушал вкусный ужин и тихий спокойный вечер на троих с медведем и телевизором.
        Оставив позади бульвар с гуляющим народом, Малинин и его четвероногий друг проходными дворами шагали к машине, оставленной далеко за пределами пешеходной зоны.
        В паре кварталов от центра было пусто и тихо, лишь изредка встречались более или менее шумные группы граждан с нетвердой походкой и осунувшимися лицами. Ваня Пух в парадном кокошнике неизменно вызывал оживление в массах, поэтому утомленный Андрей нарочно выбирал переулки потемнее и поглуше.
        Короткий беспомощный визг, донесшийся из подворотни прямо по курсу, он в первый момент отнес на счет очередной компании, решившей в паузе между переменами блюд порезвиться и освежиться игрой в снежки. За визгом озорницы, по идее, должен был последовать хохоток шалуна, но вместо этого прорезался голос, призывавший на помощь.
        Ваня Пух искательно пошевелил носом и ускорился. Малинин, напротив, сделал попытку остановиться и рявкнул:
        - Сидеть!
        Но, поскольку Ваня его не послушался, он поехал за ним на поводке, как на буксире.
        Внутренний голос Андрея озвучил несколько совершенно непарламентских выражений.
        Определенно, тихий спокойный вечер откладывался.
        Ольга слишком поздно поняла, что мужчина в черном идет именно за ней. Погруженная в свои мысли, она не обращала внимания на шуршание снега за спиной, пока шаги преследователя не усилило гулкое эхо в подворотне. Только тогда Оля оглянулась и, увидев на фоне более светлого двора угольно-черную фигуру самых угрожающих очертаний, испуганно взвизгнула и бросилась бежать.
        - Ку-да?!! - безмятежно удивился ее преследователь.
        У него был веселый людоедский бас.

«Куда, куда вы удалились, весны моей златые дни?» - крайне некстати вспомнилась Ольге Павловне незабываемое, пушкинское.
        Время года действительно было совсем не то, и серебряный зимний вечер отомстил за себя, подложив размечтавшейся о золотых весенних днях Ольге Павловне большую свинью.
        Поскольку природа частенько бывает обманчива, большая свинья имела вид маленькой заснеженной канавки. Оля споткнулась и полетела носом в сугроб, но в последний момент вспомнила о фунтике с окурками, раздавить который не хотелось бы, и приземлилась на прямые руки, оказавшись в классической стойке для отжимания от пола. Растопыренные розеткой пальцы утонули в сыром снегу и моментально закоченели. Увесистая торба закачалась под животом, как тяжелое вымя.
        - Ну, что? Познакомимся, красавица? - пугающе нависнув над Олей, любезно предложил жизнерадостный людоед.

«Красавица, спортсменка, комсомолка!» - промелькнуло в смятенном мозгу потенциальной жертвы.
        - На помощь! - поставленным учительским голосом вскричала она.
        - Тихо, тихо! - всплеснул руками людоед.
        - Стоять! - донеслось со двора.
        Людоед оглянулся. Спортсменка-красавица, не меняя позы, повернула голову и, часто моргая, посмотрела на оформленный четким полукругом свет в конце туннеля.
        Сквозь теплое золотое сиянье эффектно прорвался косматый черный зверь.
        - Что за черт? - удивился людоед.
        Оля молча помотала головой, возражая: у черта никак не могло быть сверкающего нимба над головой.
        Как это часто бывало, она оказалась права.
        Быстро приблизившись, неправильный черт оказался небольшим медведем в парчовом кокошнике, волокущим за собой Деда Мороза в потрепанном тулупе.
        Рождественской благодати в этой парочке не было никакой!
        Ездовой медведь скалил зубы, как макака, и рычал, как трактор. Дед Мороз ругательно гудел и воинственно размахивал на редкость миниатюрным мешком. Судя по размеру, в нем были подарки для лилипутов.
        А вот подарков для людоедов, судя по всему, у этого конкретного Дедушки не было.
        Изящной глиссадой обогнув закаменевшую, как садовая скамейка, Ольгу Павловну, неправильный Дед Мороз с размаху стукнул ее преследователя лилипутским мешком с подарками, и людоед беззвучно полег рядом с собственной несостоявшейся жертвой.
        Ольга, впрочем, этого уже не увидела, потому что ее атаковал медведь.
        Ваня Пух приветственно облизывал знакомое лицо, не обращая внимания на то, что целует уже обморочно спящую красавицу-спортсменку.
        - Здрасте, приехали! - воскликнул Мали-нин и отпустил поводок своего ездового медведя.
        В третий раз за три дня поперек его жизненного пути решительно, как шлагбаум, возлегла прекрасная дева!
        Андрей отогнал от нее медвежонка, присел на корточки и похлопал ладонью по бледной щеке. Щека дернулась, ресницы вспорхнули, открывая светлые и совершенно безумные глаза, идеально подходившие к классической реплике: «Где я? Кто я?»
        - Безумству храбрых поем мы песню, - сказал Андрей.
        Медвежонок Ваня, среагировав на слово «песня», деловито потянул притороченную к поясу хозяина балалайку.
        - Горький? - недоверчиво прошептала прекрасная дева.
        - Необязательно. Если хотите, называйте меня сладким! - в порыве необыкновенной любезности предложил Малинин.
        - Вы кто? - моргнув, спросила Оля.
        - Мы где? - подсказал ей следующий вопрос горько-сладкий Малинин.
        - Брынь! - изобразил медведь на балалайке, в меру сил освежая короткую девичью память.
        - Ой! - Ольга засучила ногами, пытаясь отодвинуться. - Опять вы?!
        - Те же и мишка! - провозгласил Малинин, свободной от девичьей щечки ладонью отпихивая за спину названный персонаж.
        Персонаж мотал башкой и бодался - рвался на сцену.
        - Вставайте!
        Андрей потянул деву за руку, поднимая ее на ноги и таким образом спасая от новой серии медвежьих поцелуев.
        - Все в порядке?
        - Я не уверена.
        Прислонившись спиной к стене, Оля с третьей попытки расстегнула забившуюся снегом
«молнию» сумки и первым делом проверила состояние бумажного фунтика.
        - Курим? - удивленно промолвил Андрей при виде кучи окурков.
        Не отвечая ему, Оля оставила сумку и полезла в карманы. Поочередно извлекла из них одинаковые пластмассовые бутылки и удовлетворенно кивнула.
        - И пьем! - резюмировал Андрей.
        - Послушайте, что вам от меня нужно? - обиделась Оля.
        - Мне? От вас? - искренне удивился Малинин. - Ох, вы…
        - Брынь! - снова сделал дрессированный мишка, всегда готовый к старой песне о главном - новых кленовых сенях.
        - По-моему, это вам от меня все время что-то нужно! - закончил Андрей.
        - Вы так думаете?
        Тихое безумие в светлых глазах уступило место напряженному размышлению. Внутренний голос Малинина сказал, что это не к добру. В выражении лица Ольги Павловны, рассматривавшей Андрея Петровича, было что-то от голодного аборигена племени маори, знаменитого своими смелыми кулинарными экспериментами с бледнолицыми путешественниками.
        Внутренний голос настоятельно посоветовал - делать ноги.
        Андрей машинально посмотрел на ноги Ольги Павловны, доступные заинтересованному взгляду на максимальной их протяженности благодаря распахнувшемуся пальто и задравшейся юбке, и пропал: это зрелище его слишком увлекло.
        - Это вы его? - тем временем спросила Оля, закончив изучать Малинина и приступив к осмотру распростертой на снегу фигуры в черном - правда, с безопасного расстояния и из-за широкого плеча своего спасителя.
        - Ваш знакомый? - хрипловато и холодно поинтересовался Андрей, с трудом оторвав взгляд от дырки на коленке, обтянутой плотным шерстяным чулком.
        На фоне темной, слегка замахрившейся ткани белая кожа в дырке казалась прозрачно-белой и гладкой, как сосулька. Андрею захотелось ее потрогать. Он спрятал руки за спину и слегка покраснел.
        - Боже упаси! - Оля тоже покраснела и одернула юбку. - Я его не знаю и знать не хочу! Это псих какой-то! Пойдемте-ка отсюда!
        Она подхватила Андрея под локоть.
        Андрей уперся.
        Оля внимательно посмотрела ему в лицо и наметанным глазом педагога, знакомого с практической психологией, отметила губы в ниточку, упрямо выпяченный подбородок, насупленные брови и желваки на щеках. Ясно было, что этого типа силой не взять. Разве что хитростью…
        Оля с мимолетным сожалением подумала: «Герой не моего романа!» - и с тихим жалобным стоном упала к его ногам.
        - А, ччерт!
        Малинин выругался и, подстрекаемый непримиримым внутренним голосом, посмотрел на девичье тело, как на гостеприимно распахнутый капкан.
        - Опять?! Ну, нет! Чингачгук два раза на одни и те же грабли не наступает! Ванька, пойдем!
        Он подхватил волочившийся по снегу поводок и потянул медвежонка прочь от девушки.
        - Ыы! - упрямо оглядываясь и зловредно тормоза лапами, затянул Ваня Пух.
        Андрей не выдержал и тоже оглянулся.
        В подворотне, как на сцене в финале трагедии, лежали два неподвижных тела. Не хватало пары дымящихся пистолетов, лужи крови, прощальных аккордов из оркестровой ямы и тихих всхлипов расстроенной публики.
        Малинин вздрогнул, вновь неприлично выругался и яростно почесал в затылке.
        Как ни крути, а оставлять бесчувственную деву в обществе напавшего на нее разбойника, пусть пока тоже бесчувственного, было не очень-то благородно.
        - Наказание какое-то! - сердито и беспомощно сказал Андрей, возвращаясь и наклоняясь, чтобы взять деву на руки.
        Наказание, в миру более известное как Ольга Романчикова, лишь крепче сжало веки и едва заметно усмехнулось.
        Андрей Малинин прекрасно знал, что из всех рискованных игр, возможно, самая опасная - игра в благородство. Стоит только один раз погарцевать в виду прекрасной дамы на белом коне, как не успеешь оглянуться - и вот ты уже с ног до головы закован в сверкающие доспехи и дурак-дураком торчишь на поле брани, а в прорези твоего забрала с конкретным гастрономическим интересом заглядывает большой и злой дракон.
        О нет, благородный рыцарь Чингачгук не наступил на те же грабли повторно! Он не увлек очередную спящую красавицу на своем белом коне марки «ВАЗ» в родовое поместье на хуторе Прапорный!
        На этот раз он поступил куда мудрее: устроил прекрасную даму на превосходной, хотя и слегка заснеженной лавочке в тихом дворе и с рыцарской почтительностью устроился у ее ног. То есть присел на корточки, закурил и выпустил в лицо дамы струю горячего дыма - не хуже, чем тот дракон.
        Это мигом привело милую деву в чувство. Конкретно - в бешенство.
        - Не дышите на меня, я не терплю табачного дыма! - гневно потребовала она.
        - Не иначе, жуете окурки? - беззлобно поинтересовался Андрей, послушно отправив дымный бублик в небеса. - Похоже, у вас в сумочке недельный рацион.
        Ольга Пална покраснела. Она привыкла к имиджу безупречно благопристойной и высоконравственной учительницы, и выглядеть припадочной особой со странностями ей было внове.
        - Окурки не для еды, - сухо объяснила она. - Они для дела.
        Малинин склонил голову к плечу, с умеренным интересом ожидая продолжения.
        - Подрабатываете дворником? Или делаете художественные панно из подручных материалов? Сотня окурков, размещенных встык, и все такое прочее?
        - Вы не понимаете, - Оля поджала губы.
        - Обычное дело, - охотно согласился Андрей. - Великих художников поначалу никто не понимает, но это только при жизни, а стоит вам умереть…
        Предполагаемая великая художница громко ахнула и прижала исцарапанные пальчики ко рту. Глаза у нее сделались большими, пустыми и пугающими. Каждый глаз, как воронка смерча!
        Андрей почувствовал, что его затягивает, и заволновался:
        - Так в чем же дело?
        - Дело?
        Ольга Пална обессиленно прикрыла глаза. Смерчи выключились, но Андрей отнюдь не почувствовал себя в безопасности. Чумазая ладошка, соскользнувшая с бледных губ, заметно дрожала.
        - Я думаю, что это дело - уголовное! - страдальчески произнесла условно прекрасная дама и посмотрела на Малинина так, что он затылком почувствовал дыхание неумолимо приближавшегося дракона. - Но у полиции свое мнение. И поэтому я хочу, чтобы вы мне помогли!
        - Но, но!
        Андрей поднялся.
        Ваня Пух попытался занять освободившееся место у ног прекрасной дамы, но хозяин отодвинул его ногой. А чтобы дама, с надеждой во взоре отследившая это балетное па, не подумала, будто рыцарь шаркнул ножкой в ответ на высказанное ею пожелание, решительно повторил:
        - Ну, уж нет! С какой стати? Кто я, по-вашему?
        Он не удивился бы, назови его вполне себе прекрасная, но явно тронутая дама доблестным Айвенго или благородным Ланселотом. Однако дама проявила неожиданную и даже пугающую приземленность, уверенно заявив:
        - Я знаю, кто вы. Майор ФСБ Антон Малинин!
        - Андрей, - машинально поправил он.
        - А я Романчикова, Ольга Павловна Романчикова.
        - Таак!
        Андрей напрягся.
        Подобного рода сюрпризов он не любил.
        Внутренний голос Андрея тоже напрягся и посоветовал хозяину выяснить, как, где и, главное, зачем гражданка Романчикова О. П. разжилась озвученной ею информацией? Внутренний голос рекомендовал сделать это немедленно, и если понадобится, с применением пыток. И еще, он с намеком напомнил о наличии у Андрея персонального медведя и освященных временем традициях отдавать милых, но вредоносных дев на растерзание диким зверям.
        Андрей с новым интересом посмотрел на Ваню Пуха.
        Однако медвежонок уже был занят растерзанием картонной коробочки с витаминизированными леденцами. По крайней мере, стала понятна его внезапная страсть к поцелуям с малознакомой девицей.
        - Я видела ваше служебное удостоверение, - не дождавшись пыток, чистосердечно призналась гражданка Романчикова. - Оно лежало на полу под вешалкой. У вас, наверное, карманы дырявые.
        - Только один - левый, - машинально возразил Андрей. - В правом ни одной дырки нет.
        Он совершенно автоматически вытянул из упомянутого правого кармана носок с мишкиным заработком.
        Монеты выразительно звякнули.
        Смышленая Ольга Павловна сочувственно сказала:
        - Вижу, вы не олигарх. Тем более соглашайтесь на мое предложение! Я вам заплачу!
        Малинин задумался, воображая себя в роли продажного мужчины, и снова покраснел.
        - Денег у меня, правда, сейчас нет, но мы что-нибудь придумаем, - бодро протарахтела Оля.
        - Запросто! - язвительно подтвердил Андрей, недовольный внезапным разгулом своей мужской фантазии.
        - Можем, например, по бартеру рассчитаться, взаимозачетом. Вы поможете мне, а я - вам! - Ольгу Павловну несло. - Например, я могу позаниматься с вами языком!
        Малинин издал слабый стон.
        - Или еще что-то полезное сделать, вы не подумайте, у меня руки откуда надо растут!
        - Ооо!
        - А что? - Ольга Павловна запнулась, моргнула и шепотом повторила: - А что такое?
        - Да ничего такого, конечно, все нормально, - подозрительно вздрагивающим голосом заверил ее собеседник. - Мы же современные люди, с фантазией и без комплексов…
        - Да вы смеетесь? - Ольга Павловна нахмурилась. - Или… Ой! Вы что подумали?!
        - Гхм…
        Малинин откашлялся, пряча нервный смех, и потянул незакомплексованную деву с холодной лавочки:
        - Я подумал, что нам следует обсудить все ваши интересные идеи в более подходящей обстановке.
        Так что старому доброму белому коню марки «ВАЗ» все-таки пришлось принять новую пассажирку.
        Правда, в фамильное гнездо в Прапорном Малинин девушку все-таки не увлек, поскольку уже в авто Ольга Павловна запоздало засмущалась и уверила Андрея, что ее ждут дома. Поэтому все интересные идеи и предложения они обсуждали, сидя в машине у крыльца принцессиной восьмиэтажной башни. Сзади заинтересованно сопел Ваня Пух - Оля начала понемногу привыкать к его присутствию.
        - Все просто, как синтаксический разбор предложения, - сказала она, проигнорировав недоверчивое хмыканье Малинина. - Вы знаете, что моя лучшая подруга, Даша Елина, наутро после новогодней ночи очнулась в снегу у дороги и вскоре оказалась в больнице с пневмонией. Это было вчера. А сегодня она насмерть отравилась уксусной кислотой, и я очень сильно сомневаюсь в том, что это был несчастный случай.
        - Да, она не производила впечатления человека, склонного к суициду, - осторожно согласился Андрей.
        - Елка была склонна к неумеренному потреблению радостей жизни! - признала Оля. - И я думаю, что несчастный случай с кислотой кто-то специально подстроил, чтобы ее убить. Не получилось заморозить до смерти - организовали отравление! Вот, смотрите…
        Покачавшись с боку на бок, Оля вытянула из карманов одинаковые бутылочки.
        - В одной - вода, в другой - кислота. Без этикетки не отличить!
        - Где вы это взяли?
        - В магазинчике рядом с больницей, куда все пациенты бегают.
        - А ваша Даша сегодня уже могла бегать? - усомнился Андрей.
        - Бегать - нет, но она выходила из палаты покурить. Когда мы с бабой Женей приехали ее навестить, Елка как раз дымила на лестничной площадке. - Оля прищурилась, вспоминая. - И, сдается мне, она это делала не в одиночестве, потому что пепельница курилась сразу двумя дымками.
        - Кажется, я догадываюсь о происхождении и назначении окурков, - пробормотал Малинин.
        - Они из той самой банки, - кивнула Оля. - И сама банка - тоже у меня. И бутылка, из которой Елка пила в курилке. Вот такая!
        Она снова показала Андрею емкость с «Чистой ключевой».
        - А бутылочку без этикетки - с кислотой - она принесла с собой в палату, полагая, что это тоже вода.
        - И вы думаете, что и водой, и отравой ее угостил тот человек, с кем она курила, - закончил Андрей.
        - Вы быстро схватываете! - похвалила его Ольга Павловна.
        - Я был отличником, - сказал он. - Я понял смысл. Вы думаете, что вашу подругу убили, и хотите найти убийцу, но не верите, что в этом вам поможет полиция. И, в общем-то, правильно не верите, поскольку история ваша звучит не очень-то убедительно.
        - Неубедительно для вас, - насупилась Оля. - А лично я под сильным впечатлением! Особенно теперь, после нападения на меня того бандита. Вы не подумали, что это может быть не случайно? Что, если меня тоже хотели убить?!
        - Кого - вас?!
        Это было сказано так, что Оля обиделась. Как будто она - такая неприметная и незначительная, что ее даже убить не за что!
        Очень сухо, чтобы не выдать свою обиду, она сказала:
        - Конечно, я ничего такого не сделала, но вы же знаете, какая у нас криминогенная ситуация. Убить могут кого угодно, когда угодно и за что угодно. И даже ни за что!
        - Так. Вот с этого места - поподробнее, - каменную физиономию бывшего подполковника наконец-то оживил неподдельный интерес. - За что? То есть чего ради мне вам помогать?
        - А что вам нужно? - посопев, опасливо спросила Оля.
        Малинин хищно улыбнулся и с бесстыдством прожженного негодяя заявил:
        - Мне нужна женщина!
        - Ээээ… Боюсь, что я не гожусь, - замялась Оля.
        - Годитесь, годитесь, - небрежно успокоил ее Андрей. - Сами говорите, руки у вас на месте, с кастрюлями, ведром и тряпкой обращаться умеете, не маленькая, вот и компенсируйте мне мои детективные подвиги своими трудовыми, идет?
        - Вам с Малышом нужна домомучительница? - с облегчением засмеялась Оля.
        - Ыыы! - утвердительно сказал Малыш.
        - Договорились!
        Откровенно радуясь, что так легко отделалась, Ольга подняла ладошку, предлагая ударить по рукам.
        - Но только на одну неделю, хорошо? Потом каникулы закончатся, и я должна буду вый-ти на работу.
        - Хорошо, я постараюсь за неделю все успеть.
        И Малинин подставил свою ладонь, торопясь заключить соглашение, прежде чем хорошенькая дурочка догадается уточнить, что именно «все» он собирается успеть за неделю.
        Оля вышла из лифта и услышала тонкий собачий скулеж. Тоскливый звук доносился из родительской квартиры. Первое, что пришло ей в голову: братик Костик сдержал обещание и с небольшим опозданием приволок сестричке новогодний подарок - очередного бездом-ного песика.
        - Только не это! - прошептала Оля, понимая, что выгнать четвероногого бомжа на мороз она не сможет, а делить с ним и его блохами свою комнату не захочет.
        Заранее страдальчески кривясь, она открыла дверь своим ключом, вошла в прихожую и поняла, что ошиблась. Скулила не собачка, а тетя Тома, жена дяди Вовы. Милая, в общем-то, женщина, с большой тягой к искусству вокала и полным отсутствием голоса.
        - Ии молода-ааа… Йа! Не узна-ааа… Йет! Какой у парня был конец, - подперев мягкой ладонью пухлый подбородок, выводила тетя Тома под городское караоке и деревенский самогон.
        По голосу ее чувствовалось, что отсутствие у молодой информации о конце молодого кого как, а тетю Тому совершенно искренне томит и печалит.
        Дверь в гостиную была распахнута, и из прихожей открывался вид на стол и диван. И на том, и на другом не было свободного места, потому что к Романчиковым нагрянули гости. Тоже Романчиковы!
        Оля подумала, что предпочла бы приютить маленькую одинокую собачку, но выбирать не приходилось. Надлежало включаться в коллективный подвиг затяжного гостеприимства. Деревенская родня заявлялась к ним с визитами нечасто, но не имела обыкновения поспешать восвояси.
        - О, Оленушка пришла! Племяшка! Внученька! - радостно загалдели гости.
        Оля широко улыбнулась и, приветственно кивая, оглядела знакомые лица. Дядя Вова, тетя Тома, баба Люда, дед Максим… Хорошо хоть, детей с собой не взяли!
        В туалете с пушечным грохотом стукнула оброненная крышка стульчака, дверь с керамическим изображением писающего мальчика распахнулась, и на простор прихожей вырвался другой голозадый карапуз. На ходу оправляя штаны, шестилетний Костик протопал мимо Оли с ревом:
        - Ма-ааамка! Я тоже петь хочу!
        Оле захотелось плакать.
        - Оленька, детка, иди к нам! - позвала из гостиной мама. - Тетя Тома привезла холодец!
        - Спасибо, я не голодна! Я к себе пойду! - повысив голос, ответила Ольга и скинула пальто, которое не мешало бы почистить.
        Ну, это - завтра, завтра, не сегодня…
        С трудом приткнув свои сапоги в угол, плотно занятый обувью гостей, Оля толкнула дверь своей комнаты и поняла, что все еще хуже, чем она думала. С дядей Вовой и тетей Томой приехала и их старшенькая - девятнадцатилетняя Любаня.
        Фамильного интереса к хоровому пению у нее не было, но мощная тяга к прекрасному имелась. Поэтому в настоящий момент Любаня сидела у трюмо в Олиной лучшей шелковой блузке с бантом и своих собственных подштанниках с начесом. Высунув кончик языка, она старательно красила ногти рубиновым французским лаком, которым Ольга Пална пользовалась исключительно по большим праздникам. Розовые Любины щеки блестели, как крутые бока колбасного батона в целлулоидной пленке.
        - Здравствуй, Люба! Что это у тебя с лицом? - строгим учительским голосом спросила Оля, опускаясь на край своего дивана, заваленного тряпками.
        Бесцеремонная кузина вывалила из шкафа все Олины одежки.
        - Это твоя маска от морщин.
        - Это моя маска от моих морщин! - с намеком уточнила Оля.
        - Да брось, ты еще не очень старая, - кузина помахала в воздухе пухлыми пальчиками.
        Благодаря свежему алому лаку на ногтях они сильно смахивали на сосиски в кетчупе.
        - А блузку мою ты зачем надела? - вздохнув, спросила Оля.
        - Так она же красивая! - простодушно ответила Любаня.
        - Оля! - В комнату дочери заглянула мама.
        Щеки у нее разрумянились, глаза и губы блестели, голос был томный. Оля подумала, что косметологи и визажисты недооценивают волшебные свойства самогона в сочетании с холодцом и караоке. Галина Викторовна смотрелась красавицей, Клеопатрой бальзаковского возраста.
        - Оля, а тебе мужчина звонил! Несколько раз! - игриво сообщила красавица мама.
        Любаня развернулась на табуретке, звучно скрипнув подштанниками о дермантин. И мама, и кузина - обе выжидательно уставились на Олю.
        - Не знаю я никаких мужчин! - угрюмо буркнула она, не зная, как от них отвязаться.
        - Ах, как это прискорбно! - сказала Галина Викторовна и уплыла к гостям.
        - Странная ты, Олена! - покачав головой, сказала Любаня. - В твоем возрасте - и без единого мужика?!
        - У меня в отличие от некоторых есть дела поважнее! - высокомерно огрызнулась Оля, подхватываясь и ретируясь на кухню.
        К счастью, Костик еще не вернулся, так что пищеблок пока не превратился в спальню.
        Не включая свет, Оля прижалась лбом к оконному стеклу и невидящим взглядом уставилась на дом напротив. Почти все окна сияли цветными огнями, на некоторых белели кружевные бумажные снежинки, вырезанные и наклеенные детьми.
        Эх! Что за беда, а? Все люди, как люди - знакомятся, влюбляются, женятся. Заводят и растят детей. Встречают вместе праздники, пьют под холодец и поют под караоке.
        Одна она, Ольга Романчикова, влачит жалкое существование старой девы, обреченной на беспросветное одиночество. Причем оно наверняка будет долгим, потому что в роду Романчиковых - сплошь долгожители. Прадедушка Вася, например, дожил до девяноста восьми!
        Она представила себя девяностовосьмилетней: высохшей, как богомол, старушенцией с трясущейся головой и указкой в костлявых пальцах. С доброй улыбкой, обнажающей вставные зубы, и ревматическими суставами, скрипящими громче, чем мел по доске. В плиссированной юбке «в пол» и классической блузке с бантом.
        Вообразив всю эту винтажную роскошь, Оля зажмурилась и с тихим мычанием повозила лицом по холодному стеклу.
        Трое во дворе, задрав головы, смотрели на нее с брезгливым интересом. Девичья фигура в толстом свитере в окне на третьем этаже виделась смутно и не поражала изяществом, зато бледная физиономия, безжалостно расплющенная о стекло, производила очень сильное впечатление.
        - Ну и морда! - поежился один из тех троих.
        - На себя посмотри! От морды слышу! - фыркнул другой.
        - Давай, Баклан, лети уже! - сплюнув на снег, сказал третий. - Назвался груздем, полезай на верхний этаж!
        - Тридцать четвертая квартира, - подсказал другой.
        - И зачем только я на это подвизался?
        Тот, кого приятели назвали Бакланом, тяжело вздохнул, покачал головой и затопал к подъезду, на ходу нашаривая что-то в глубоком кармане.
        К своим тридцати четырем годам хорошая незамужняя девушка Ольга Павловна Романчикова как следует освоила всего лишь один взрослый способ временно забыть о неприятностях: погрузиться в работу. И чем труднее она окажется, тем крепче забудутся иные проблемы!
        Ольга Павловна свято верила в целительную силу тяжелого труда, она даже пятиклассникам своим сочинение задавала на тему «Терпенье и труд все перетрут» («Например, здоровье!» - с подкупающей прямотой лаконично написал харизматичный хулиган и двоечник Витька Овчинников).
        В моменты пикового недовольства своей жизнью Оля хваталась за те самые дела, которые со словами «завтра, завтра, не сегодня» откладывала «на потом» в нормальном своем состоянии. Ныне палочкой-выручалочкой стал тазик с мыльной водой, в которой тихо кис новогодний свитер Костика. Оля засучила рукава, принялась за работу и не пожелала ее прерывать, хотя и услышала трель звонка.
        Трезвон шел от входной двери. В гостиной на четыре голоса с подголосками разливалось славное море, священный Байкал, и незатейливая фиоритура дверного звонка никого из любителей группового караоке не заинтересовала.
        Дверь открыла Любаня.
        Оля из ванной комнаты услышала ее нарочито грозное: «Кого несет?!», скрежет замка, скрип двери и притворно суровое: «Че надо?» Обе фразы и по построению, и по настроению вполне соответствовали грубоватому деревенскому этикету.
        - Ты, что ли, Романчикова? - в том же духе вопросил незнакомый мужской голос.
        - Ну, я, - не стала запираться Любаня. - А тебе-то че?
        - А вот че!
        Оля прислушалась. За дверью пискнуло, как будто придавили мышь, а потом воцарилась подозрительная тишина.
        Уронив в пенную жижу мокрый свитер, Оля стряхнула с пальцев мыльные пузыри, ополоснула руки под краном и, тиская полотенце, выглянула в прихожую.
        Там было пусто, только покачивалась на сквозняке оставленная открытой входная дверь.
        Хмурясь и вздрагивая от холода, Оля высунулась на лестничную площадку, и вот там-то нашлось, на что посмотреть!
        На ступеньке посередине лесничного марша, точно потерянная Золушкой хрустальная туфелька, одиноко сиротела розовая меховая тапка, а еще ниже, на площадке между этажами, пугающе ворочалась в сумраке трудно различимая тень. Разлапистая и крупная, она тряслась и колыхалась, как будто силясь обрести вменяемые очертания - ну, точь-вточь карета, превращающаяся в тыкву!
        Завалившись в угол, тень действительно сложилась вполне компактно и даже перестала дергаться, и в этот момент встревоженная Оля пискляво выкрикнула:
        - Эй, что там происходит?! - нарушив все волшебство.
        Тень снова разветвилась, завибрировала, закружилась по площадке наподобие смерча и загудела голосами, один из которых, определенно, принадлежал Любане.
        - А ну, отпусти ее! - потребовала Оля, скатываясь по ступенькам в обход розовой тапки.
        - Бу-у! - презрительно ответил подоспевший лифт.
        Сложносоставная тень неловко ввалилась в кабину.
        - Стоять! - крикнула Оля, запоздало и бессмысленно хлестнув по закрывающимся дверям полотенцем.
        - Пф-ффф! - фыркнул лифт и пошел вверх.

«Мы едем, едем, едем в далекие края! Хорошие соседи, веселые друзья!» - не сказать, чтобы очень кстати припомнилось Ольге Павловне незабываемое стихотворение Маршака.
        - Ну, сейчас я вас настигну, и тогда мы похохочем! - зловеще ответила она цитатой из мультика про Карлсона и с проворством персонажа в штанишках с моторчиком взлетела на четвертый этаж.
        К пятому этажу и проворство, и мужество закончились, и по лесенке, ведущей на чердак, Оля взбиралась с трясущимися руками и ногами. В голове ее мелькали пугающие образы и не менее пугающие мысли.
        Незваный гость спросил Романчикову, и Любаня отозвалась, но что, если на самом деле спрашивали вовсе не ее?! Что, если это новый акт агрессии против самой Ольги - продолжение и развитие недавнего ЧП в подворотне? И бедная дурочка Любаня ни за что ни про что попала как кур в ощип!
        Чувство ответственности в характере Ольги Павловны Романчиковой являлось доминирующим. Полная тревоги за судьбу младшей родственницы и решимости спасти ее от неведомой страшной участи, Оля выскочила из люка, как ракета из шахты, и заморгала, привыкая к темноте на чердаке.
        Из-за штабеля шифера, второй год дожидавшегося ремонта кровли, высунулась голова в спортивной шапке, примятой посередине и потому немного похожей на рога.
        - Отпусти ее, скотина! - тут же проассоциировала Оля.
        Прозвучавшие в ответ нехорошие слова она предпочла пропустить мимо ушей. Отметила только, что голос мужской, неровный и хриплый. Одышка у него, что ли? Небось курит.
        Рогатый спрятался, и на том же месте показалось лохматое подобие капустного кочана.
        - Уходи, Олена! - страдальчески взмолилась растрепанная Любаня.
        - Нет, я тебя не брошу!
        - Уйди, дура!!!
        Оля поморщилась, но проглотила оскорбление. «Синдром жертвы» - вот что это такое! Очевидно, простодушная наивная Любаня моментально попала под влияние крупного рогатого скота… То есть более сильной личности. Дойдет до того, что она еще будет защищать этого мерзавца и противодействовать получению им вполне заслуженного наказания!
        Впрочем, о наказании речь пока не шла, потому как в самом разгаре было преступление. Рогатый скот снова потащил бедняжку Любаню в темный угол. И, хотя вафельное полотенечко было крайне слабой заменой карающего меча Немезиды, Оля воинственно взмахнула им и ринулась в бой.
        К сожалению, на чердаке было темно, а она не надела очки, и тот факт, что крыша резко понижалась, оказался для близорукой училки не столь очевидным, как должен был.
        Высокое чело интеллигентной девушки и толстая косая балка встретились с бильярдным стуком.
        - Ооо…
        Оля со стоном полегла в вековую чердачную пыль.
        - Ни хрена се! - изумленно, почтительно и, кажется, даже сочувственно прохрипела взорвавшаяся бенгальскими огнями темнота.
        Последним, что увидела Оля, было склоняющееся над ней круглое, румяное и сияющее, как закатное солнышко, лицо Любани.
        То, что девица-красавица забыла у него в машине свой мобильник, Малинин обнаружил в чертовски неподходящий момент. Какой-то идиот на «Лексусе» неожиданно вознамерился развернуться на перекрестке, и Андрей едва не въехал в лаковый бок иномарки.
        Торможение получилось резким.
        Мишка, гикнув, кувыркнулся с заднего диванчика, а с переднего пассажирского сиденья слетела и со стуком упала на пол какая-то мелкая вещица. Будь дело в солнечный день, Андрей подумал бы, что это темные очки, потому что у него имелась дурная привычка бросать их на пустующее кресло. Однако было пасмурно и хмуро. Стало быть, не очки.
        У ближайшего светофора Малинин скривил шею и попытался разглядеть упавшую вещицу. Он сильно не любил такого рода сюрпризы с той грозненской командировки, когда ему в окошко зашвырнули боевую гранату. Тогда он все-таки успел выбросить подарочек наружу, но осадок, как говорится, остался.
        Эта вещица пока не взрывалась, но вела себя беспокойно - при торможении и ускорении автомобиля шуршала по коврику, да так шустро, что занятый процессом водитель не успевал ее заметить. Потом неопознанный ползающий объект запищал, и Андрей почти уверился, что в дедовом теремке на колесах завелась живая мышь.
        Привлеченный звуком медведь с готовностью включился в наметившийся сказочный сюжет. Он сполз на пол и с азартным сопением зашерудил лапой под креслом, как грибник палкой под деревом. Тогда Андрей не выдержал, остановил машину и тоже принял участие в относительно тихой охоте.
        Его добычей стал видавший виды мобиль-ник-раскладушка, такой несерьезно маленький и отвратительно розовый, что сразу было ясно: хозяйка аппарата - барышня.
        Вот только которая из двух, катавшихся в авто Малинина в последние дни?
        Поверхностный осмотр мобильника (модель позапрошлого года, потертости и царапины на корпусе старательно закрашены перламутровым лаком для ногтей, с угла свисает брелок - дешевая бирюлька из белых стекляшек) ответа на этот вопрос не дал.
        Малинин открыл раскладушку.
        На экране призывно желтел нераспечатанный конвертик текстового сообщения. Не колеблясь, Андрей прочел и его, и еще два преды-дущих, с каждым разом все выше вздергивая брови и все более выразительно хмыкая.
        До отвращения девчачий телефончик содержал брутальнейшие эсэмэски. Каждая из них сошла бы за краткий, но содержательный сценарий порнографического фильма, где главная (впрочем, неизменно пассивная) роль отводилась хозяйке мобильника.
        - Вот даже как! - против воли слегка покраснев, присвистнул Малинин. - Конкретный порносериал!
        Первое сообщение, по сути, представляло собою решительное объявление войны на постельном фронте.
        Второе скупыми, но выразительными штрихами намечало общую стратегию бескомпромиссной борьбы на простынях.
        В третьем подробно и со смаком живописались все возможные детали тактики.
        Автор текстов вполне уместно цитировал Камасутру и виртуозно, с большим знанием анатомии и пространственной геометрии, складывал воображаемые фигуры.
        Автор - или авторы?
        Все сообщения пришли с разных номеров!
        - Так-так! - сказал Андрей, закрыв мобильник со щелчком, похожим на голодный стук зубов. - Ты смекаешь, друг Вано, что это значит?
        Ваня Пух заинтересованным сопением дал понять, что сам пока еще не смекает, но не прочь смекнуть с помощью старшего товарища.
        - Номера-то не опознаны! - объяснил ему Малинин. - Их нет в памяти этого телефона, стало быть, авторы порнографических текстов - не старые добрые друзья-партнеры владелицы аппарата. Значит, барышня, которой принадлежит данный мобильник, так широко и свободно заводила все новые сексуальные знакомства, что даже не успевала заносить номера в телефонный список контактов. И кто же эта барышня, в таком случае?
        - Бээ! - сказал мишка.
        - Это само собой, но не будем ругаться.
        Андрей спрятал чужой мобильник в карман.
        - Тем более что о покойнице в таком ключе говорить не пристало. Я, собственно, всего лишь хотел сказать, что личность хозяйки телефона считаю установленной: это явно веселая девушка Елка. И теперь у нас с тобой появилась ниточка для расследования!
        - Ы? - Мишка склонил голову набок.
        - Мы же обещали хорошей девушке-учи-тельнице свою детективную помощь, - напомнил ему Андрей и на первом же пустом перекрестке развернул машину в обратном направлении.
        С помощью денег и личного обаяния можно было попробовать уговорить барышень в офисе оператора сотовой связи пробить по базе «засветившиеся» телефонные номера.
        Трудно вести счет времени, когда в ушах звенят колокольчики, а в глазах то сверкают искры, то расплываются чернильные кляксы, однако Оле показалось, что она не полностью отключилась.
        А если и полностью, то ненадолго.
        Во всяком случае, когда она прозрела на свои обычные «минус полторы единицы», пыль над люком еще не осела. Очевидно, кто-то канул в него совсем недавно.
        Оля села и огляделась, придерживая рукой активно растущую шишку на лбу и поворачиваясь вокруг своей оси, как проблесковый маячок: просто скосить глаза было больно.
        На полу, протертом байковой попой, образовался относительно чистый кружок, а в направлении «на пятнадцать часов» обнаружился допотопный мобильник. Папин, узнала его Оля.
        Ну, правильно, значит, стыдливая деревенская дева Любаня не полетела открывать незнакомцу дверь, как была, в прабабушкиных штанах с начесом и сестричкиной блузке с бантом, а сначала прикрылась еще какой-то близкородственной одежкой с вешалки в прихожей.
        Оля вспомнила, что на Любане действительно было что-то такое темное и потрепанное, контрастирующее с ее гладким розовым лицом. Видимо, ветхий папин плащ «для перекуров». Папа специально держал его в прихожей, чтобы не мерзнуть на лестнице, куда мама, вполне согласная с Минздравом, выгоняла никотинозависимого супруга дышать табачным дымом.
        Значит, Любаня напялила этот допотопный плащик с дырявыми карманами, в одном из которых папа оставил свой мобильник, и тот незаметно вывалился в прореху…
        Какие же они раззявы - и папа, и кузина! Очевидно, это фамильное свойство.
        В этот момент Оля с кинематографической четкостью мысленно увидела свой собственный мобильник, выпадающий из мелкого кармана разнесчастного пальто на засаленный чехол автомобильного кресла!
        Ох, она оставила свой телефон в машине Малинина!
        - Позвольте представиться: Ольга Павловна Романчикова, потомственная раззява! - сокрушенно отрекомендовалась она паучку в углу и дотянулась до родительского телефона.
        Собственный Олин номер в папином списке контактов был обозначен не литературно, но ласково: «Доча».
        Оля послала вызов.
        На розовой «раскладушке» «Дочи» входящий определился как «Папуля».
        Андрей Малинин фыркнул и принял звонок, презрительно оттопырив нижнюю губу.
        Папуля! Ха!
        Андрею было понятно, что звонит один из тех развратников, которых, очевидно, было очень много в короткой, но яркой жизни беспутной Даши Елиной. Какой-то сладострастный старикашка, конечно же. Кого еще девушка-красавица нарекла бы
«папулей»?
        - Это я, - против обыкновения, не поздоровавшись, сказала Оля шепотом - таким хриплым, что он запросто мог бы поцарапать ухо более нежное, чем у Малинина.
        - «Я» бывают разные! - не узнав колючий голос, но обоснованно ожидая от него каких-то грязных предложений, осторожно откликнулся Андрей.
        - «Винни-Пух и все-все-все»! - узнав цитату, пробормотала Оля и с одобрением подумала: «А он любит мультфильмы!»

«А они любят ролевые игры!» - без одобрения подумал Малинин, ничего такого не узнав и дополнительно насторожившись при упоминании всех-всех-всех и особенно Винни-Пуха.
        - Вы где? - спросила Оля.
        - Мы-то где?
        Андрей коротко оглянулся на Ваню Пуха и посуровел. Расследование расследованием, но привлекать к сомнительным сексуальным игрищам несовершеннолетнего медвежонка он не будет!
        - В Караганде!
        - А это где? - спросила Оля, подумав, что ей озвучили название ресторана или клуба - одного из тех заведений, где она отродясь не бывала.
        - В Караганде! - злобно повторил Малинин и подумал: «Вот тупой!»

«Вот тупой!» - подумала и Оля.
        В этом редком согласии они помолчали несколько секунд. Андрей ждал смелого предложения, Оля собиралась с духом, чтобы сделать таковое.
        - А вы не могли бы ко мне приехать? - спросила она наконец. - Прямо сейчас, если вам не очень трудно?
        - А вы где? - не сказав ни да ни нет, осторожно поинтересовался Малинин.

«В Караганде!» - захотелось выкрикнуть Оле, но она подавила этот недостойный порыв и ответила честно:
        - На чердаке.
        - Вот даже как?
        - Вам это странно, да? Я тоже в шоке! - честно призналась Оля. - Этот скот увел Любаню, и я не знаю, что делать!
        - Без Любани или без скота?
        - Без вас! - выкрикнула Оля и расстроенно засопела.
        - Вот даже как? - повторил Андрей.

«Как медленно он соображает!» - подумала она.

«Как быстро все развивается!» - подумал он.
        - Ладно, давайте адрес чердака, - решился Малинин.
        - Улица Ленина, дом двадцать восемь, третий подъезд! - обрадованно выпалила Оля.
        - Никуда не уходите, - как в фильме, добавил Андрей.
        - Без вас даже пальцем не двину! - пообещала Оля.
        Ее собеседник только крякнул и отклю-чился.
        - Ыыы? - угрюмо поинтересовался с зад-него сиденья Ваня Пух.
        - Не знаю, что тебе сказать, - признался ему Малинин. - «Виагры», что ли, прикупить? Боюсь, меня ждут серьезные испытания.
        Он прислушался к себе, пробормотал: «Или не боюсь?» - и громко произнес:
        - Иэх, где наша не пропадала! - и расправил плечи.
        Мишка что-то проворчал, не иначе, отмечая, что на чердаках «наша» пока еще точно не пропадала, и улегся на сиденье, повернувшись к неразумному хозяину спиной.
        И только прибыв по указанному адресу, Малинин понял, что это место ему знакомо.
        К третьему подъезду дома номер двадцать восемь по улице Ленина он всего лишь час назад подвез хорошую девушку-учительницу Ольгу Павловну Романчикову.
        - Сиди тихо, я скоро вернусь! - велел Андрей Ване, вылезая из машины.
        - Ыыы! - огорчился мишка.
        Карликовый пинчер, тонким поводком со-единенный с рукавом цигейковой шубы, похо-жей на небольшой стог, вздрогнул всем тельцем и засучил ножками. В водруженном на лавочку меховом стогу кто-то заворочался и грозно засопел. Андрей на всякий случай очень вежливо сказал:
        - Здрасте, с наступившим Новым годом! - и юркнул мимо лавочки со стогом в третий подъезд.
        Пинчер взвизгнул, как будто Новый год наступил непосредственно на него, и туго натянул поводок в направлении, противоположном машине с мишкой. Андрей ускорился и через три минуты уже был на чердаке.
        - Здравствуйте! - увидев вздымавшийся над люком знакомый треух, произнесла Ольга Павловна так звучно и сердечно, словно приветствовала класс перед началом открытого урока. - Извините, что побеспокоила вас, но случилось ЧП…
        - Это чей мобильный? - перебил ее грубый Малинин.
        - Мой, конечно, спасибо, - Оля потянулась за розовым телефончиком. - Я такая рассеянная!
        - Рассеянная, значит, - мрачно повторил Малинин и огляделся. - А где остальные?
        - Они пропали, в том-то и дело…
        - Пропащие, значит… Ну, рассказывайте.
        На Олю он не смотрел, зато загляделся на круг, который она протерла в пыли своей пятой точкой.
        - Рассказываю, - послушно откликнулась Оля. - Я была дома, в ванной, стирала свитер Костика…
        - Кто такой Костик? - вновь перебил ее Андрей.
        - Младший брат, - не запнулась Оля. - В дверь позвонили, Любаня пошла открывать…
        - Кто такая Любаня?
        - Двоюродная сестра! Она пошла открывать, потому что я была в ванной, а все остальные в гостиной…
        - Все остальные - это кто?
        - Мама, папа, бабушка, дедушка, дядя, тетя и кузен! Они пели караоке.
        Малинин содрогнулся. Караоке он почитал жуткой пыткой. То ли дело - старая добрая песня под живую балалайку!
        - Так вот, Любаня открыла, а ее спросили: «Ты Романчикова?» Она сказала: «Да», и этот скот ее тут же схватил и потащил!
        - Куда?
        - Сюда!
        - Сюда?
        Малинин с новым интересом воззрился на абсолютно правильный круг на полу. Такой след могла оставить, например, одинокая слоновья нога. В сочетании с неоднократно прозвучавшим словом «скот» это здорово сбивало с толку.
        Не дождавшись от Андрея очередного направляющего вопроса, Оля продолжила:
        - Я, разумеется, побежала за ними, но случайно ударилась головой и, кажется, ненадолго потеряла сознание. А когда пришла в себя - никого рядом с собой на чердаке не увидела и сразу же позвонила вам.
        - Зачем? - Малинин наконец посмотрел на собеседницу. Взор его был пронзителен и светел, как стальная вязальная спица: - Чтобы увидеть кого-нибудь рядом с собой на чер-даке?
        - Нет! Чтобы вы делали свое дело! - Оля тоже сузила глаза.
        Малинин изогнул губы игривым хвостиком:
        - И что же я должен сделать?
        - Вести детективное расследование!
        Взгляды-спицы скрестились и звякнули.
        - Боюсь… Нет, все-таки не боюсь! - Малинин усмехнулся. - Но мне кажется, что вы напрасно валите все в одну кучу.
        - Он ведь спросил Романчикову, а Романчикова - это я, - сухо напомнила Оля. - А родственников мы сегодня не ждали, они к нам внезапно нагрянули.
        Она с шипением потерла малиновую шишку на лбу и добавила, точно извиняясь:
        - Поймите, пожалуйста, я очень встревожена! Последним, что я запомнила, было испуганное и умоляющее лицо Любани. Она сказала мне: «Не ходи за мной, не ищи и никому ни слова, пожалуйста, а то он убьет меня!» - и тут я отключилась.
        Она покраснела, потому что немного приврала, добавив от себя «а то он убьет меня». Так же лучше звучало! Логичнее!
        - Понятно, - до обидного невозмутимо отозвался Малинин. - А это что тут у вас?
        Оля опустила глаза и посмотрела на свой живот. Из кармана ее клеенчатого фартука для стирки карикатурным подобием любопытного кенгуренка выглядывала розовая меховая тапка.
        - Это Любаня на лестнице потеряла.
        Она повертела тапку в руках и неожиданно принюхалась к ней, а затем еще и пытливо вгляделась в ее розовое меховое нутро.
        - Что?
        Андрей слегка приподнял брови, наблюдая за этой диковатой пантомимой.
        Оля согнулась и закружилась по чердаку.
        - Вы похожи на французского поросенка, который учуял трюфель! - холодно сказал Малинин.
        - Не трюфель, а лак для ногтей! Но тоже французский, ужасно дорогой… О! - Оля присела на корточки, потерла пальцем пол и возбужденно сообщила: - Эта зараза… То есть моя дорогая деревенская сестрица Любаня накрасила моим дорогим парижским лаком все свои ногти - и на руках, и на ногах. А он, скажу я вам, ужасно долго сохнет! И вот Любаня испачкала лаком и тапку, и тут еще - местечко, где споткнулась. Может быть, мы еще такие лаковые следы найдем, а по ним отыщем и саму Любаню, как Ганс и Гретель?
        - Кто такие Ганс и Гретель? - Малинин слабо тряхнул головой, отгоняя явно неуместную мысль о немецком группенпорно, с участниками, одетыми только в свежий лак для ногтей…
        - Сказочные герои, они в лесу крошки рассыпали, чтобы найти по ним дорогу домой, - объяснила Оля, на диво шустро следуя к люку в низком приседе. - Ага! Вот еще пятнышко! И еще!
        Малинин догнал великую следопытку уже на лестнице. Оля осматривала серые цементные ступеньки и синие стенные панели со скоростью и результативностью абсолютной чемпионки по спортивному поиску трюфелей. Она даже похрюкивала от радости, но глубокомысленно замолчала, обнаружив последнее в редкой цепочке пятнышко на пороге чужой квартиры.
        - А вы молодец! - запоздало воодушевившись, похвалил ее Малинин. - Смотрите-ка, размотали весь клубочек! Похоже, вот оно - логово скота-похитителя сельской девы Романчиковой! Ну-ка, ну-ка, кто в теремочке живет?
        - Никто, - севшим голосом сказала Оля, обессиленно присаживаясь на придверный коврик. - Это квартира Елиных, Даши и бабы Жени, они вдвоем тут живут… Жили.
        Она подняла глаза на Малинина и захлопала ресницами, как дорогая кукла.
        - Да, это интересно, - признал Андрей.
        Недолго думая, он бухнул в дверь кулаком.
        - Звонок же есть! - машинально напомнила Оля.
        И сама на себя махнула рукой: какой звонок, когда в квартире не должно быть ни одной живой души! Хотя… Кто-то же запачкал порожек свежим лаком?
        Андрей постучал, позвонил, снова постучал - сложным многозначительным стуком, напоминавшим морзянку. Оля не удержалась и тоже постучала - нервным стуком, напоминавшим морзянку в исполнении припадочного дятла. В жилище Елиных было тихо, как в глухом лесу, где живут глухонемые звери, сами по себе не шумные и к бодрящим ритмам дятлов не чувствительные.
        Зато на сдвоенный стук в чужую квартиру отреагировала соседка:
        - Вы чего тут хулиганите?!
        В щели приоткрывшейся двери негодующе задергался реденький пушистый скальп эффектного окраса. Белоснежные у корней волосики ближе к кончикам сменялись ослепительной рыжиной, из-за чего трясущаяся голова напоминала собой охваченный пламенем одуванчик.
        - Здравствуйте, Галина Юрьевна! - сказала вежливая Оля. - Мы не хулиганим, просто стучим, стучим - а нам не открывают.
        - Ххоссподи, Олюшка! - Пожар на ножках выдвинулся на лестничную клетку. - Неужто ты не знаешь?! Нет же их никого!
        - Я знаю, Галина Юрьевна…
        - Так вы проститься пришли? - соседка с любопытством посмотрела на незнакомого мужчину.
        Малинин показательно опечалился, смахнул незримую слезу и отвернулся. Оля мысленно поаплодировала ему: человека с таким скорбным лицом расспрашивать было бы просто невежливо.
        - Так вы послезавтра приходите, - Галина Юрьевна проявила такт и отступила. - Послезавтра будут похороны, ой, горюшко-то какое!
        Соседка тоже закручинилась. Малинин молча кивнул и потянул вздыхавшую и пошатывавшуюся Олю вниз по лестнице, но увел ее недалеко - на площадку между этажами.
        - Подождем, - сказал он, попрочнее установив ее в углу у мусоропровода. - Если в квартире кто-то прячется, он рано или поздно выйдет.
        - Не позднее послезавтрашнего дня, - согласилась Оля, прислушиваясь к нараставшему шуму.
        В открытую для вентиляции форточку залетали красивые снежинки и некрасивые слова: во дворе кто-то скверно ругался. Нецензурную брань дополняли высокий булькающий лай и низкий раскатистый рык.
        - Боюсь, у меня не так много времени, - пробормотал Малинин, сделав тщетную попытку выглянуть в слишком маленькую для его головы форточку. - Вот черт!
        И он с ускорением поскакал вниз, но где-то на середине второго пролета задрал голову, чтобы крикнуть:
        - Я позвоню!
        - По статистике, это самое лживое из всех мужских обещаний! - фыркнула Оля, которая иногда читала не только умные книжки, но и глянцевые журналы.
        Она выглянула в форточку, пропускная способность которой позволяла проявить умеренную любознательность изящно сложенной девушке, и увидела во дворе допотопный автомобиль Малинина, а рядом с ним - соседку с первого этажа, злобную бабку Семину, ненавидевшую все живое, за исключением собственной собачки. Ее старуха прятала в шубном рукаве, откуда и доносился захлебывающийся визгливый лай. Источник солидного басовитого рева находился в машине.
        - Мишка, мишка, где твоя улыбка? - пробормотала Оля, враз смекнув, кого именно облаивают пинчер и его хозяйка.
        Выскочивший из подъезда Малинин достиг своего авто в тройном прыжке, дернул на себя дверцу и со словами: «Всем спасибо, все свободны!» - бухнулся на сиденье.
        Медвежий рев моментально стих, а бабка с жучкой, напротив, заголосили еще громче и шумели до тех пор, пока разнообразно обруганная «шестерка» не выехала со двора.
        Оля вернулась домой.
        Чинное караоке вошло в неконтролируемую стадию стихийного разгула. Нестройный хор тянул песни с большим чувством и великолепным пренебрежением к аккомпанементу. В буфете звякал хрусталь: кто-то уже пустился в пляс.
        Оля знала, что такое русское народное веселье - бессмысленное и беспощадное, как русский же бунт. В последний раз, когда ее затянули на хуторской праздник в честь дедова юбилея, гулянье началось с торжественных речей, а закончилось полночным катанием на мотоцикле «Урал». Причем в седло и коляску могучего мотоконя волшебным образом поместилось не меньше десяти человек, и те из них, кто был в сознании, по ходу движения долго и безрезультатно препирались, пытаясь определить хозяина ноги, которая волочилась за тарахтящим «Уралом», как плуг за трактором.
        Тихоню Олю буйное половодье веселья «по-романчиковски» откровенно страшило. Она заглянула в гостиную только для того, чтобы узнать, не там ли Любаня.
        Любани там не было, а все остальные родичи присутствовали, и каждый шумел за троих. Оля ловко увернулась от тети Томы, попытавшейся увлечь племяшку в разудалую кадриль, и посторонилась с пути шествовавшего вприсядку дядя Вовы, в поступательном своем движении неудержимого и фиолетового от натуги, а потому очень похожего на гигантский мяч для боулинга.
        В других помещениях - а Оля не посмотрела лишь на антресолях - Любани тоже не было.
        Забившись в свою каморку, Оля грызла ноготь, не будучи в силах принять решение: поднимать ли шум по поводу исчезновения кузины или же молчать об этом, как просила ее сама Любаня?
        Рассудив, что добавить энное количество - в децибелах - шума к уже имеющемуся ей просто не под силу, она замотала голову плотным шарфом и легла спать.
        Родственники явно были не в том состоянии, чтобы адекватно отреагировать на тревожный сигнал - Оля предполагала, что они либо предпримут кавалерийскую атаку на ближайшее отделение полиции, либо отправятся в поисковую экспедицию по микрорайону, причем в полном составе и все на том же мотоцикле «Урал».
        - Утро вечера мудренее, - убеждая саму себя, припомнила Оля сказочную мудрость.
        Тюрбан из шерстяного шарфа приглушил рев праздничного половодья до фонового шума горной реки. Оля уснула, и эсэмэс-сообщение, поступившее на ее мобильный незадолго до полуночи, прошло незамеченным.
        Максиму Рыбакову было плохо. Только теперь, когда неожиданный праздник закончился, он осознал, что вынужден будет заплатить за него с лихвой, и очень расстроился.
        Максим не любил платить. Максим любил халяву, и халява, как правило, отвечала ему взаимностью.
        Вот и на этот раз - как хорошо все начиналось!
        Незадолго до Нового года, как обычно, делая покупки в супермаркете в богатый маленькими бонусами и скидками «счастливый час», Максим заодно взял купон бесплатной лотереи. В честь юбилея немецкой фирмы, производящей автомобильные моторы, российское представительство компании разыгрывало новый «BMW» и туристические путевки на воды в Баден-Баден и на пиво в Мюнхен, на Октоберфест. Уяснив, что лично ему это ничего не будет стоить, Максим заполнил купон и заторопился в торговый зал, где проходила бесплатная дегустация образцов колбасной продукции. Как раз подошло время второго завтрака.
        Минуло две недели, и за новогодними хлопотами и радостями о заманчивой немецкой лотерее Максим совсем забыл - а напрасно. Сразу после праздника ему позвонила какая-то ликующая дева. Поздравив «господина Рыбакова» с тем, что его билет оказался в числе счастливых и вышел в финал, она пригласила Максима в ресторан, где состоится розыгрыш наиболее ценных призов. Ресторан для этой цели был ангажирован весьма приличный, в программе организаторы заявили бесплатный фуршет и выступление артистов, и Макс охотно принял приглашение.
        Фуршет оказался довольно-таки скромным, но Макс не стеснялся мигрировать от столика к столику и вполне наелся. Вполне напиться удалось и вовсе без труда: на крепкие спиртные напитки организаторы не поскупились.
        Лишь несколько часов спустя Максим понял, что устроители мероприятия проявили не столько гостеприимство, сколько расчетливое коварство. Целью ресторанных посиделок был не розыгрыш призов, а «развод» гостей. Их, сытых, пьяных и разогретых ожиданием замечательных призов, удивительно умело и настойчиво склоняли к покупке
«фирменных» товаров, среди которых, кстати говоря, не было ни одного мотора. А некую отдаленную связь с автомобилем имела разве что теплая шерстяная подушечка, способная, как обещали производители, стопроцентно защитить сидящего на ней водителя от геморроя. При этом цену чудодейственная подушечка из шерсти мериносовых ягнят имела такую, что за те же деньги обладатель неизлечимого геморроя запросто мог сделать в самой лучшей клинике пластической хирургии операцию по полной трансплантации зада.
        Тем не менее публика покорно приобретала драгоценные мериносовые подушечки, шиншилловые набрюшники и прочие бюстгальтеры на меху. Покупка «мексиканского тушкана» якобы приближала раскошелившегося гостя к обретению главного приза.
        Макс сопротивлялся много дольше других, но под совокупным нажимом сразу трех бестрепетных и наглых мерчендайзеров тоже сдался и скрепя сердце подписался на приобретение весьма недешевого противорадикулитно-антицеллюлитного шарфа-пояса из тонированного под тигра дромадера.
        Макс полагал, что, получив расписку, мерчендайзеры (прямые наследники пыточных дел мастеров) отпустят его из застенков ресторана на вольную волю.
        Как бы не так! Двое неотвязных мерчендайзеров под белы рученьки препроводили Максима в такси, а третий поехал с ним, чтобы получить обещанные деньги.
        К счастью, Максу хватило ума соврать, будто живет он в дачном поселке. Путь туда был неблизким, пролегал через весь город и изобиловал светофорами и постами дорожно-патрульной службы. Пленный Макс надеялся, что ему подвернется счастливый случай сбежать с этапа.
        Как назло, не подозревавший о планах и желаниях Максима водитель поймал зеленую волну, и такси летело по городу без остановки. Дачный поселок, а с ним и момент истины, неумолимо приближался. Максим понял, что пора переходить к решительным действиям.
        Машина выскочила на окружную дорогу, сбоку потянулось заснеженное поле. Сторожевой мерчендайзер расслабился, полагая, что теперь-то клиент уже никуда не денется. Макс, напротив, напрягся.
        В пустынной безлюдной местности, свободной даже от таких пунктирных признаков цивилизации, как фонари и рекламные щиты, Максим внезапно издал неприятный и многозначительный горловой звук. Многоопытный водитель отреагировал на него именно так, как надо:
        - Эй, мужик, не смей блевать в машине, у меня чехлы новые!
        - Останови, - прохрипел Максим.
        Такси сбросило скорость и съехало на обочину. Не дожидаясь, пока машина остановится, Макс толкнул дверцу и вывалился в сугроб. Потом вполне правдоподобно изобразил отвратительные звуки неукротимой рвоты и чутко прислушался. Водитель в машине ворчливо рассуждал на тему: «Надо меньше пить», мерчендайзер сладким голосом ему поддакивал и хвалил здоровый образ жизни. Не иначе, подбирался к теме целебных антигеморройных подушечек!
        Макс злорадно ухмыльнулся и, осмотрительно не поднимаясь с колен, огляделся.
        Мир был черно-белым, как представления идеалиста. Черное небо, белое поле… Ну, ничего, авось мобильный телефон с навигатором не подведет и укажет путь беглецу.
        С низкого старта из разворошенного сугроба Максим вырвался на простор заснеженного поля и понесся по целине, с удовольствием прислушиваясь к затихавшим крикам за своей спиной. Конвоир за Максом не побежал.
        Очевидно, это был не очень опытный мерчендайзер. Он не был готов к марш-броску по снежной целине, потому что не купил себе термобелье из меха котика и непромокающие носки из шерсти снежного человека.
        Через четверть часа утомительного бега по прямой запыхавшийся взмокший Максим начал забирать вправо, к проселочной дороге. И уже почти вышел к ней, когда запнулся о невидимую под снегом корягу, упал и близко-близко увидел беломраморное женское лицо в окружении проволочных рыжих волос.
        После этого ему оставалось только достать мобильник и вызвать не такси, как он планировал, а полицию.
        Вывернув из города на трассу и проехав с полкилометра, Малинин увидел прямо по курсу россыпь цветных огней. Новое созвездие лежало низко, на горизонте, и не столько радовало глаз, сколько тревожило душу. Странно это было и подозрительно. До сих пор в чистом поле у дороги никакой иллюминации не наблюдалось.
        Андрей сбросил скорость, и пятнистый дедов «Жигуль» пополз вдоль стены слежавшегося снега, как примороженная черепашка. Зато это позволило водителю рассмотреть автомобили на обочине.
        Цветными огнями ночь раскрасили спецмашины: «Скорая», полицейская «Нива» и
«десятка» ГАИ.
        Андрей тоже свернул на обочину, остановил машину и вылез из нее, непререкаемым тоном скомандовав мишке:
        - Сиди тихо!
        Гаишники уже бросили окурки и потянулись к дверцам, явно собираясь уезжать.
        - Что случилось, командир, помощь нужна? - подходя ближе, безадресно спросил Андрей таким мужественным киношным голосом, который хорошо сочетается с игрой мощных бицепсов, а еще лучше - с гранатометом на плече.
        - Проезжаем, гражданин, проезжаем! Не останавливаемся! - неодобрительно покосившись на «гражданина», скучной скороговоркой ответил один из «командиров».
        Андрей сделал ловкое движение пальцами, открыв и закрыв красную книжицу удостоверения. Плотные корочки мягко стукнули. «Командир» кивнул и, бросив быстрый взгляд на полицейский транспорт, чуть более оживленно ответил:
        - Да какая уж тут помощь, все, замерзла дивчина в ледышку.
        - Как это?
        - Как, как… Как в сказке «Морозко»!
        Андрей посмотрел в сторону «Скорой» (зад-ние двери фургона были распахнуты, внутри пусто) и перевел взгляд дальше, в поле. Там, оступаясь мимо узкой тропинки, двое дядек в форменных костюмах тащили по снегу носилки, накрытые больничной клеенкой.
        Носилки качались, замерзшая до хруста клеенка ерзала, открывая то беломраморное колено, то сизый и острый, как излом водосточной трубы, локоток.
        - Кто это? - подправил свой вопрос Малинин.
        - Да кто ж ее знает? Дивчина какая-то, голая, как пупс. Ни вещей при ней, ни документов. - «Командир» сплюнул на снег и потянул на себя автомобильную дверцу. - Все, Вась, погнали, нечего нам тут делать!
        Андрей посторонился, пропуская мимо ожившую машину ГАИ, и вновь устремил острый взор в сторону «неотложки», запоми-ная ее номер. Впрочем, необходимости в этом не было: Малинин знал, что по правилам «Скорая» должна доставить тело в ближайший морг. То есть в больничку пригородного поселка Солнечный.
        Значит, именно там можно будет посмотреть на замерзшую дивчину поближе.
        Только, пожалуй, уже завтра.
        И, пожалуй, в компании старой девы-учительницы, а не малолетнего медведя.
        Оля проснулась привычно рано, еще не было семи утра. Размотав звукоизолирующий шарфик, она с удовольствием убедилась, что в доме тихо. Ну, почти тихо. В кухне гудел холодильник и поскрипывала открытая форточка, в ванной капал кран.
        Оля вышла в прихожую. Ближе к родительской спальне и гостиной, где заночевали станичные родственники, воздух уплотнялся и дрожал от храпа и свиста.
        Неслышно ступая босыми ногами, Оля вошла в гостиную и, близоруко щурясь, в полумраке пересчитала холмы и взгорья на полу и диване: раз, два, три, четыре, пять… Шесть! Значит, Любаня вернулась.
        Мужчины спали на полу, диван заняли дамы. Прикинув габариты родственниц, Оля определила, что Любаня лежит посередине, между тетей Томой и бабушкой. Переступая через спавших на ковре, она подобралась поближе, дотянулась до нижнего края одеяла, приподняла его, посмотрела и кивнула: да, так и есть. Среднюю пару мясистых белых ног несколько облагородил домашний педикюр. А на ногтях больших пальцев незабываемый французский лак уже смазался! Точно, это Любаня.
        Оля пощекотала твердую, как деревянный пестик-толкушка, пятку кузины, но размеренно похрапывавшая Любаня даже не сбилась с ритма. Ничего, проснется и все расскажет о своих вчерашних приключениях! Пусть только попробует не рассказать! У Ольги Павловны не отмолчишься! У нее даже Витька Овчинников отвечает уроки как миленький!
        Стараясь не шуметь, Оля приняла душ и навела немудреный утренний марафет. Скромный макияж в стиле ню и сиротский завтрак (кусочек сыра, груша и зеленый чай без сахара) привели в норму и внешность, и настроение.
        Предвкушая два-три спокойных часа до пробуждения семейства, Оля с книжкой в руках уютно устроилась в кресле, но прежде чем погрузиться в чтение, дисциплинированно проверила свой мобильник. И обнаружила там пять пропущенных звонков и одну новую эс-эмэску, которую так и не прочитала, потому что крайне заинтересовалась звонками.
        С одиннадцати часов вечера до трех утра ей пять раз звонил коллега по детективному расследованию, майор ФСБ и просто очаровательный мужчина Андрей Малинин! Настоящий русский мачо - с балалайкой и медведем!
        Количество и время звонков, определенно, свидетельствовали о том, что его желание связаться с Ольгой Павловной было острым и сильным, как аппендицитная боль. Боже мой, да мачо с медведем провел бессонную ночь, пытаясь ей дозвониться!
        Покраснев, Оля дрожащими руками спешно отправила вызов на номер страдальца и, только услышав сердитый медвежий рык, сообразила, что семь часов утра - немного слишком ранний час, чтобы будить после бессонной ночи даже самого очаровательного мужчину.
        - Ээээто я, Ольга! - пискнула она в трубку. - Кажется, вы хотели со мной свя-заться?
        Неласковый голос довольно-таки бессвязно, но с чувством выразил сожаление о том, что упомянутое желание неожиданно сбылось в столь ранний час. Потом неинформативно помычал, поохал и в конце концов недовольно сказал:
        - Ну, ладно. Тогда - через час, на конечной остановке тринадцатого автобуса.
        - Что? - насторожилась Оля. - Что будет через час на конечной остановке тринадцатого автобуса?
        - Я полагаю, тринадцатый автобус, - весьма ехидно ответил Малинин. - А в автобусе - вы! Если, конечно, вы не предпочтете такси. Если предпочтете - езжайте уж прямо в Солнечный, чтобы мне на развязке не крутиться. Там и встретимся.
        - Где - там?
        Разговор пошел в таком темпе, что у Оли закружилась голова.
        - Да прямо в морге!
        - Где?!
        - Ну, ладно, для начала - в больнице! У центрального входа.
        - Для начала в больнице, а потом - в морге? - слабым голосом повторила Оля, по учительской привычке раскладывая все по полочкам. - Простите, а вы не могли бы озвучить всю программу?
        Трубка хмыкнула и передразнила ее цитатой из старой кинокомедии:
        - «Пожалуйста, огласите весь список!» То есть вы хотите знать, что будет до морга, а что - после?

«Ну, если после морга еще что-то будет - значит, ты там не останешься!» - обнадежил Ольгу внутренний голос.
        Это бодрило, но - слабо.
        - А также - что будет, собственно, в морге? - дополнила свой вопрос дотошная Ольга Павловна.
        - В морге будет тело, на которое нам с вами надо бы взглянуть, - сказал Малинин. - Я понимаю, что такого рода зрелища вам, должно быть, непривычны, но придется потерпеть и посмотреть. Вдруг вы были с ней знакомы?
        - С кем?! - Тут Оля по-настоящему заволновалась.
        - С женщиной, которую вчера нашли мертвой в снежном поле у шоссе, приблизительно в восьми километрах от города, - объяснил Андрей.
        - Примерно там же, где вы нашли Елку? - моментально сообразила Ольга.
        - Точно, - Оля этого не видела, но догадалась, что Малинин кивнул. - И при ней тоже не было ни вещей, ни документов.
        - И она тоже была в одном белье?
        - Нет! Вовсе голой!
        - Ладно, я приеду, - помолчав немного, решила Оля. - Договорились, встречаемся через час на конечной остановке тринадцатого автобуса.
        - Через пятьдесят пять минут, - поправил ее компаньон - наверняка лишь затем, чтобы именно за ним осталось последнее слово.
        - Мужчины! - фыркнула Ольга Пав-ловна.
        Она положила телефонную трубку и нерешительно посмотрела на платяной шкаф.
        Ольга Павловна Романчикова не была ни модницей, ни светской дамой, а потому гардероб ее был невелик и абсолютно функционален: одежда для школы, одежда для дома, одежда для спорта и прогулок на свежем воздухе. Отдельным пунктом числилось маленькое черное платье, которое до сих пор представлялось хозяйке нарядом универсального назначения. Однако теперь, когда внезапно возникла необходимость экипироваться для делового визита в морг, у практичной Ольги Павловны впервые возникли сомнения в том, что она располагает одеждой на все случаи жизни.
        Однако раздумывать было некогда, до рандеву на конечной остановке автобуса номер тринадцать осталось всего пятьдесят минут. Решив, что синие джинсы и черный свитер - вполне подходящая комбинация, Оля быстро оделась.
        Осталось только выяснить, по какому мар-шруту ходит пресловутый тринадцатый автобус, чтобы двинуться из дома прямиком на ближайшую остановку.
        Географию родного города Ольга Павловна Романчикова, к стыду своему, знала плохо. Совершать стремительные марш-броски в отдаленные микрорайоны и неспешные экскурсии по старому центру ей доводилось нечасто. Как правило, Олины перемещения по городу ограничивались тремя-четырьмя привычными маршрутами, так что на улицах краевого центра она ориентировалась гораздо хуже, чем на политической карте, приклеенной для тепла, уюта и общего развития на стене над диваном. Это была красивая разноцветная карта мира, где Оля с закрытыми глазами могла показать, например, Свазиленд, Лесото и столицу Мадагаскара город Антананариву. Однако увидеть на ней маршрут тринадцатого автобуса надежды не было.
        Оля прошла в кухню и потрясла за костлявое цыплячье плечико младшего брата:
        - Костя! Костя, проснись, у меня к тебе очень важный вопрос!
        - Что?!
        Разбуженный Костик посмотрел на сестру исподлобья и настороженно спросил:
        - А что я сделал-то?
        Оля мысленно отметила формулировочку, определенно выдающую чувство вины, но не стала выяснять, какие новые сомнительные подвиги совершил юный оболтус. У нее имелся к нему более актуальный вопрос:
        - Ты случайно не знаешь, где ближайшая остановка тринадцатого автобуса?
        - Случайно знаю, - Костик перестал хмурить лоб и надул щеки, гордясь и важничая. - А тебе в какую сторону ехать?
        - В сторону поселка Солнечный, - ответила Оля, осмотрительно не упомянув во всех смыслах конечную цель - местный морг.
        - Тогда иди к Занзибару.
        Костик зевнул и сделал было попытку нырнуть под одеяло, но Оля удержала его на поверхности.
        Где находится Занзибар, спасибо политической карте мира, она прекрасно знала - в далекой Африке! Определенно, остановка тринадцатого автобуса могла найтись и поближе.
        - Не знаешь, где Занзибар? - понял Костик. - Вот же темная ты у меня, сестрица…
        - Задушу, - коротко пообещала обиженная Оля, и впрямь темнея лицом, как венецианский мавр Отелло.
        - Стриптиз-клуб «Занзибар»! - досадливо объяснил братец. - Клевое место, его все знают! На Космической, рядом с…
        Он почесался и покривился, подбирая ориентир, который был бы однозначно известен темной сестрице, и закончил:
        - Рядом с химчисткой «Снежок»!
        - Химчистку знаю, - удовлетворенно сказала Оля, выпуская из цепких пальцев костля-вое юношеское плечико. - Спасибо, спи дальше!
        - А ты куда? - поинтересовался Костик, запоздало оценив небанальное событие: его домоседка-сестра ни с того ни с сего собралась в одиночку совершить автобусное путешествие на край города!
        - По делам, - уклончиво ответила Оля.
        - У тебя там что - свиданка?! - чрезвычайно обрадовался непочтительный братец.
        - Тихо, ты! - Оля встревоженно покосилась в сторону гостиной. - Людей разбудишь!
        Под словом «люди» подразумевалась главным образом родительница. Любящая мама Галина Викторовна, услышав одно только слово «свиданка», способна была устроить взрослой дочери такой допрос с пристрастием - куда там группенфюреру Мюллеру!

«Под колпаком» у группенфюрера мамы Оля провела много лет, и теперь, когда у нее впервые за долгие годы завелась персональная жгучая тайна, она чувствовала отчаянное желание сохранить свой секрет для личного пользования.

«Звучит эротично!» - отметил внутренний голос.

«Я не в том смысле», - возразила ему Оля.
        И соврала.
        Мачо с медведем снился ей минувшей ночью в таком виде, который не сочли бы пристойным даже завсегдатаи развратного заведения «Занзибар».
        На улице было холодно, но солнце светило ярко и искрящийся снег слепил глаза, так что завалявшиеся в объемистой учительской торбе черные очки пришлись очень кстати.
        До знакомой химчистки Оля добежала рысью, пряча руки в карманах и сокрушаясь о том, что так и не пришила оторвавшуюся пуговицу. Полы черного пальто развевались, и это было не только некомфортно, но и слишком уж живописно. В темных очках и парусившем длиннополом пальто Оля чувствовала себя пародией на Тринити из
«Матрицы».
        К счастью, в той же благословенной сумке нашлась булавка, кое-как заменившая собою отсутствующую пуговицу.
        Скрепив полы пальто, Оля в безупречно чинной позе фонарного столба торчала на остановке, лишь время от времени неодобрительно поглядывая на знойную деву, нарисованную на вывеске неприличного клуба «Занзибар».
        Дева, одетая преимущественно в африкан-ский загар, была крутобедрая, золотисто-ко-ричневая и блестящая, как курица-гриль. Оля с горечью размышляла: есть ли возможность хоть кому-то показаться аппетитной, располагая длинными бледно-голубыми ногами замороженного бройлера и хилой цыплячьей грудкой?
        Ольга Павловна умела объективно оценивать знания школьников, но не собственную внешность.
        В детстве и юности она была классическим Гадким Утенком и привыкла к этой роли. В пед-институте, пока другие девушки расхватывали немногочисленных однокурсников и однокашников, Оля добросовестно училась, не обращая внимания на мелкие раздражители - а мелкими рядом с ней казались четыре парня из пяти, мужчин ростом выше себя Оля встречала редко. Небольшая популяция великанов из институтской баскетбольной команды интеллигентную девушку с хорошими манерами не заинтересовала. А в средней школе, куда она пошла работать сразу после института, мужчин было всего двое: лоснящийся пузатый физрук, похожий на самовар, и преподаватель ОБЖ - военный пенсионер с богатым прошлым, палочкой, слуховым аппаратом и тремя внуками.
        В отсутствие потенциальных кавалеров здоровая женская привычка засматриваться на свое отражение у Ольги Павловны не сформировалась, и важный девичий вопрос: «Свет мой, зеркальце! скажи да всю правду доложи: я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?» - она озвучивала только на уроках литературы, с выражением читая детям известную сказку Пушкина.
        И вот теперь при взгляде на занзибарскую смуглянку, которая, определенно, была всех ру-мяней и милее, Ольге Павловне вдруг тоже страстно захотелось быть красивой и привлекательной.
        Может, все-таки почтить память Елки запоздалым походом в солярий, на котором подружка, царство ей небесное, так настаивала?
        Не успев решить этот непростой этически-эстетический вопрос, Оля увидела приближавшийся к остановке автобус. Красные цифры на светящемся табло помаргивали - возможно, с недобрым намеком. Ехать на автобусе номер тринадцать в морг показалось ей не самой лучшей идеей, но Оля всегда гордилась тем, что она совершенно свободна от разных глупых суеверий. Отступить она не могла из принципа.
        Она вошла в полупустой автобус, села на одиночное место у окошка и на протяжении полутора десятков промежуточных остановок до конечной мужественно давила в себе недостойный порыв дезертировать домой к маме, папе и прочим добрым людям Романчиковым в праздничном расширенном ассортименте.
        А Андрей Петрович Малинин ее уже ждал!
        Увидев на кольце за остановкой знакомую грязно-белую «шестерку», Оля неожиданно для самой себя обрадовалась так, как будто ей подали сверкающий лимузин.
        В приоткрытом окошке дразнящим языком вздрагивало лохматое ухо облезлой бобровой шапки, и Оля хихикнула, вспомнив, как называли меха древнерусские летописи:
«мягкая рухлядь».
        Воистину метко народное слово! Бобер, из мягкой рухляди которого в незапамятные времена сшили шапку Андрея Малинина, при жизни запросто мог наблюдать откуда-нибудь из замерзших плавней главный воинский подвиг Александра Невского - Ледовое побоище.
        К уютно урчавшей «шестерке» Оля подошла с улыбкой, но Малинин живо испортил ей настроение, ответив на вежливое: «Доброе утро!» неформатной репликой:
        - Ну да! Видал я и подобрее!
        От этой грубости Ольга Павловна моментально сникла, замкнулась и через некоторое время поймала себя на том, что озлобленно думает, какое именно утро может считаться добрым по меркам господина Малинина? Наверное, такое, которое он встретит в компании пышной и щедрой, как африканская природа, обнаженной занзибарышни?!
        При этом в воображении Ольги Павловны замелькали картинки, количество и качество которых позволило бы богато проиллюстрировать «Декамерон» Бокаччо, да еще и на пару глав «Камасутры», пожалуй, хватило бы.
        От своего хорошо воспитанного учительского воображения Ольга Павловна такого не ожидала.
        - Так вот, я говорю, та девица была совер-шенно голая!
        Малинин непринужденно продолжил деловой разговор, начатый и оборванный примерно час назад, и при этом умудрился попасть точно в тему Олиных неприличных фантазий.
        Она покраснела.
        - И место, где ее нашли, неподалеку от того, где я подобрал вашу Елку.
        - Я понимаю, почему вы думаете, что оба эти случая - явления одного порядка, - рассудительно сказала Оля. - Возможно, в городе появился маньяк, который заманивает красивых девушек, раздевает их догола и оставляет замерзать на морозе?
        - Зачем? Какая ему от этого радость? Ведь ваша подруга не подверглась насилию, не так ли? Ее ведь осматривали в больнице, - напомнил Малинин.
        - А вы думаете, у маньяка не может быть никакой другой радости, кроме как насиловать девушек?
        Оля посмотрела на Андрея с таким пренебрежением, что он почувствовал себя примитивным существом с крайне бедным воображением и разозлился.
        - Я, признаться, очень мало знаю о тихих радостях маньяков! - ехидно сказал он. - А вы?
        Оля тоже разозлилась, но не сдалась.
        - Может, он садист? Может, ему нравилось наблюдать, как они замерзают?
        - Поверьте, - проникновенно сказал Малинин. - Это отнюдь не самая живописная смерть!
        По его тону чувствовалось, что он знает о чем говорит.
        Оля поежилась и не нашлась что ответить.
        - К тому же я не понимаю, как он мог за ними наблюдать? - после паузы продолжил Андрей. - С дороги тело не было бы видно, снежный отвал на обочине загораживает вид на поле.
        - А если из кабины большого грузовика? - предположила Оля.
        Малинин покосился на нее и неохотно кивнул:
        - Возможно.
        - А кстати! - Оля всем корпусом повернулась к собеседнику: - Вы-то каким образом нашли Елку, если ее не видно было с дороги?!
        Андрей прищурился, вспоминая:
        - Да случайно я ее нашел. Совершенно случайно! Было раннее утро, едва светало. Я ехал, клевал носом, чуть не задремал за рулем. Машина вильнула и зацепила снежную стену, а с нее вдруг - бац! - что-то ярко-оранжевое на дорогу бухнулось. Апельсин!
        - Редкое явление в пшеничных наших полях, - не без ехидства пробормотала Оля. - Особенно в это время года!
        - Ну да, - согласился Малинин. - Я сразу проснулся, глядь - а над снежной расщелиной что-то вроде ветки нависло. Я присмотрелся - а это рука!
        - Так-так-так! - возбужденно, как часики взрывного устройства, протикала Оля. - Получается, что апельсин она в руке держала?
        - Ну не во рту же!
        - Так-так-так! - повторила Оля.
        - Да говорите уж, не тарахтите впустую, - раздраженно попросил Андрей.
        - Видите ли, у моей подруги была такая глупая привычка - непременно брать с собой на дорожку что-нибудь съедобное, - объяснила Оля. - Это ее Евгения Евгеньевна так приучила. Елка-то в детстве была худющая, как палка.
        Малинин хмыкнул, явно оценив классическое «елка-палка».
        - И баба Женя все время старалась подкормить любимую внучку, - договорила Оля. - Знаете, когда мы прыгали во дворе в классики, у Елки из карманов вечно сыпались крошки, так что за ней по пятам всегда скакали воробьи…
        Она опечалилась, но толстокожий Малинин не позволил ей закручиниться как следует.
        - Хотите сказать, привычка закрепилась, и, даже став взрослой, ваша подруга не выходила из дома без сухого пайка?
        - Если было, что с собой прихватить, она всегда запасалась! - подтвердила Оля. - Я поэтому не любила с ней в кафе ходить, мне было стыдно, когда Елка прятала в карман недоеденный пирожок или горсть сухариков для супа. Хотя она делала это совершенно машинально. Что под руку попадалось, то и хватала! И потом даже не ела, просто выбрасывала, освобождая карманы для новых припасов.
        - То есть ваша подруга могла выйти из дома совсем без одежды, но при этом не забыла бы взять еду навынос?! - не поверил Андрей.
        Оля развела руками:
        - Именно так и было! Знаете, однажды я встречала ее в аэропорту после перелета из Таиланда. Летели они очень долго, Елка с кем-то там бурно прощалась, в процессе до полубеспамятства напилась и в итоге вышла из самолета без юбки, но зато с полным кулаком аэрофлотовских карамелек!
        - Это показательный пример, - оценил Малинин. - Значит, мы можем предположить, что, напившись до полного беспамятства, Елка отправилась на прогулку в неглиже, но на автопилоте взяла на дорожку что попалось. А попался ей апельсин.
        - Где он? - требовательно спросила Оля и огляделась.
        - Не знаю, - честно ответил Андрей. - Думаю, его съел Ванька.
        - Вы позволили своему медведю съесть нашу единственную улику?! - возмутилась Оля.
        - Не улику, а апельсин, - невозмутимо поправил ее Малинин. - Или вы думаете, на кожуре была наклейка с точным почтовым адресом хозяина фруктовой корзины?
        - Какая-то наклейка там вполне могла быть, - уперлась Оля. - С названием фирмы-импортера, скорее всего. И мы бы узнали, какой именно это был апельсин - марокканский, алжирский, турецкий или израильский, какого именно сорта, тонкокорый или толстокорый, с семечками или без, гибридный или нет…
        - Как много вы знаете об апельсинах! - восхитился Малинин. - Как настоящий ботаник!
        Оля нахмурилась. В лексиконе ее младшего братца и учеников слово «ботаник» было ругательным. Оно сокращалось до совсем уж пренебрежительного «ботан» и обозначало человека, предпочитающего абстрактные знания конкретным и до смешного неприспособленного к реальной жизни.
        - Я не ботаник, я русичка! - напомнила Оля.
        - Руси-ииичка! - расплылся в умиленной улыбке Малинин. - Какое прелестное забытое слово! Вот, помню, у нас была русичка…
        - Кгхм, кгхм!
        Ольга Павловна строго кашлянула, как это часто делала на уроках, возвращая на грешную землю замечтавшегося или заигравшегося оболтуса Овчинникова на «камчатке». Для полноты эффекта хорошо было бы еще постучать по доске указкой, но доска - хоть и приборная - поблизости была, а вот указки под рукой никакой не имелось.
        - Давайте вернемся к делу, - сказала Ольга Павловна строгим учительским голосом.
        - К телу! - внес существенную поправочку бестрепетный Малинин, закладывая крутой вираж, в результате которого «копейка» чуть не ткнулась носом в кирпичный забор. - При-ехали уже, вот она - поселковая больница. Во двор нас не пустят, так что вылезайте, дальше пойдем пешком. Нам надо в морг, а он на задворках.
        - Откуда вы знаете?
        При упоминании ужасного слова «морг» Оля снова струхнула.
        - Обычно так и бывает, - пожал плечами Андрей.
        И вновь ей не захотелось продолжать расспросы.
        Малинин оказался прав: морг нашелся в дальнем углу двора. От чахлого больничного парка его на манер ширмы отделяло подобие дощатого сарая с крышей на столбах. Сквозь щели виднелись сваленные в кучу панцирные сетки и железные кроватные спинки, неприятно похожие на кладбищенские оградки. В сарае кто-то возился, оттуда доносился унылый металлический скрежет, наводящий на мысль, будто это сама Смерть точит свою косу.
        Оля совсем приуныла.
        - Может, вы сами? Без меня? - Она кивнула на крыльцо.
        При этом, скользя взглядом по стене, она старательно обошла зарешеченное окно, чтобы, не дай бог, не увидеть за мутными стеклами чего-нибудь ужасного.
        - Хотите, я сам пойду? - угадав настроение спутницы, великодушно предложил Малинин.
        - О да! Да! - вскричала Оля с пылом счастливой новобрачной у алтаря.
        - Оставайтесь здесь, - предупредил Малинин и решительно взошел на крыльцо.
        Оля повернулась спиной к окну, а правым боком к сараю, из которого по-прежнему доносился размеренный и печальный скрежет загадочного происхождения. Она втянула голову в плечи и скосила глаза влево - на ржавые ворота запасного выезда. Из-под ворот во двор задувал искристый снежок.

«То адский ветер, отдыха не зная, мчит сонмы душ среди окрестной мглы!» - с подобающим зловещим завыванием припомнил внутренний голос незабываемые строки Данте.
        - Цыц, - хриплым шепотом сказала Оля. - И так страшно!
        - Девушка, сигареткой не угостите? - донесся вдруг ломкий голос из сарая.
        - Нет у меня сигаретки! - машинально откликнулась Оля.

«Только окурков полкило», - ехидно пробормотал обиженный внутренний голос.
        - Извините, я не курю, - построже сказала Оля, всматриваясь в хаотическое нагромождение металлических кроватных скелетов. - И вам не советую!
        - Нам никто не советует, - печально хохотнули в сарае. - А мы все равно тут курили, курим и будем курить, пока не вырастем!
        - А потом что? Бросите? - заинтересовалась Ольга Павловна.
        Она подошла к сараю, заглянула сквозь сетку и увидела сидевших на штабеле панцирей пацанов лет двенадцати-тринадцати. В полумраке настороженно сверкали три пары глаз.
        - Не-еет! Потом мы будем курить везде где захочется!
        В ломком голосе прорезался вызов, но мудрая Ольга Павловна его дипломатично не заметила.
        - А вы тут хорошо устроились! - похвалила она. - Как настоящие трапперы!
        Угол за штабелем был утеплен аккуратно разобранными картонными коробками, скрипучее ложе из металлических сеток накрыто больничным одеялом. У ног настоящих трапперов дымила старая алюминиевая кастрюля, наполненная щепками.
        - Как кто? - насторожился ломкий голос.
        - Как охотники и следопыты, - объяснила Ольга Павловна. - Вы Фенимора Купера читали?
        - Феню - как? Феню Морду? - заржали в сарае.
        - Купер Фенимор - знаменитый писатель, - терпеливо объяснила Ольга Павловна. - Это он сочинил истории про Чингачгука.
        - Чингачгук - это круто, - потолкавшись локтями и поскрипев панцирной сеткой, постановили в сарае. - Ну да, мы тоже следопыты-разведчики! Все видим, все знаем, ничего не пропустим!
        Ольга Павловна оглянулась на корпус с моргом и тоже почувствовала себя отчасти траппером: педагогический зуд уступил место охотничьему азарту.
        - Вчера вечером сюда девушку привезли. Вы и это видели?
        - Санька видел, - сообщил ломкий голос.
        - Видел! - подтвердил писклявый. - Часов в десять примерно приехала «Скорая», а сразу за ней менты на «Ниве». Носилки занесли, сами зашли, потом вышли, по телефону поговорили и обрадовались.
        - Чему обрадовались?! - Оля испытала легкий шок.
        Она и прежде была невысокого мнения о юморе сотрудников милиции, которую теперь следовало называть полицией, но никак не думала, что их может развеселить закоченевший труп.
        - Они обрадовались, что быстро выяснили, кто эта мертвячка! - объяснил писклявый, заставив чувствительную к словам и выражениям Олю передернуться. - Ее уже искали, оказывается, родные заявление принесли: пропала, мол, Репкина Вера Ивановна, восемьдесят какого-то года рождения…
        - Он имя запомнил, потому что нашу классручку так зовут! - басовито хохотнул третий траппер. - А фамилию - потому что был такой художник знаменитый.

«Классручку» Ольга Павловна проглотила бестрепетно - привыкла, что непочтительные детки именно так называют классного руководителя, но художника Репкина без внимания не оставила:
        - Репин, а не Репкин!
        - Ну, пусть Репин. А она все-таки Реп-кина!
        - Репки грызла, наверное! - предположил писклявый, и в сарае снова пугающе радостно заухало, заскрежетало. - Репки - они же твердые, вот эта Репкина и сломала себе зуб. У нее левый клык вставной, как называется, я забыл - инпло… Иплант…
        - Имплантант, - четко выговорила Ольга Павловна, думая о другом.
        Вот, значит, каким образом удалось так быстро установить личность погибшей - по особой примете.
        - Левый клык - это круто! Как в кино про вампиров! - постановил ломкий голос, спровоцировав новый взрыв кладбищенского веселья.
        Коротко и решительно проскрипела дверь морга.
        - Ольга Павловна, можно вас на минуточку? - с нажимом произнес знакомый мужественный голос.
        - Да, конечно, - откликнулась Оля, постаравшись не показать толстокожим юным трапперам своего волнения.
        - Репкиной привет! - насмешливо пискнули ей вслед.
        - Пороть вас некому, - сквозь зубы непедагогично пробормотала Оля, проходя мимо Малинина.
        Он придерживал металлическую дверь - то ли из галантности, то ли для того, чтобы надежно захлопнуть ее за спиной трусихи.
        Оказавшись в подобии крохотной прихожей, Оля напряженно спросила:
        - Что я должна делать?
        - Просто взглянуть, не знакомо ли вам это лицо.
        - Уже только лицо? - Оля вздрогнула.
        - В смысле?
        Малинин пару секунд смотрел на нее непонимающе, потом помотал головой:
        - Да нет же, она там вся! Перестаньте трястись, это не так уж страшно. Вы что, никогда не видели покойников?
        - Только по телевизору, - призналась Оля. - И только генсеков.
        Признаваться в том, что генсеков ей было не очень-то и жалко, она постыдилась.
        - Да, небогатый опыт.
        Разнообразно опытный Малинин нахально обнял девушку за плечи и провел по короткому узкому коридорчику в крайне неуютное холодное помещение.
        На неприятного вида металлическом столе лежало тело, прикрытое застиранной серой простыней с большим чернильным штампом больницы. Угрюмый дядечка в таком же сером халате со штампом на нагрудном кармане молча отогнул край простыни, и Оля увидела незнакомое женское лицо.
        - Нет, не думаю, что мы когда-либо встречались, - сказала она, обернувшись к Андрею.
        Из всего того, что можно было увидеть в этой комнате, он был самым приятным объектом.
        - Ну, хорошо, - отозвался Малинин с такой интонацией, что Оля услышала: «Ну, плохо».
        - Во всяком случае, я ее не помню.
        - Ну, хорошо, хорошо.
        Они вышли во двор. Малинин убрал свою руку с Олиного плеча и затормозил, словно предлагая ей постоять и отдышаться, но Оля поспешила отойти подальше. Она не забыла, что в сарае прячутся остроглазые трапперы, и не хотела стать объектом наблюдения.
        - Что вы узнали? - спросила она, когда они сели в машину.
        Малинин покосился на нее - Оля сделала внимательную и строгую мину, отработанную ею в ходе затяжных педсоветов.
        - Не так много. К сожалению, невозможно с точностью сказать, когда именно девушка оказалась на снегу: либо в новогоднюю ночь, либо в последний день декабря.
        - Она просто замерзла насмерть? Она что, была пьяна?
        - Да уж, трезвой она точно не была.
        - Что-то вы недоговариваете, - догадалась Оля.
        - Не знаю, как сказать!
        С огромным удивлением она увидела, что чисто выбритые щеки Малинина затянул нервный румянец. Это было так же невероятно, как розовая утренняя зорька на Луне.
        - Скажите, как сумеете, - мягко предложила чуткая и добрая учительница Ольга Павловна.
        - По всей видимости, эта девушка уже была мертва, когда ее бросили на морозе.
        - Ее убили?
        - Она задохнулась.
        - Опять недоговариваете!
        - Черт! - Малинин глубоко вздохнул и решительно повернулся к Оле: - Она задохнулась в процессе полового акта. Вы знаете, что такое оральный секс?
        - Конечно!
        Оле очень хотелось сохранить лицо - желательно, то самое, с педсовета, но получалось это у нее плохо.
        - Ага! - Малинин фыркнул. - Наверное, тоже видели по телевизору? Хотя…
        Он замолчал и нахмурился, что-то вспомнив.
        - Погибшую звали Вера Ивановна Репкина, - выпалила Оля, отчаянно желая вернуться в русло делового разговора.
        - Откуда вы знаете? Вы же сказали, что не были с ней знакомы?
        - Случайно выяснила.
        Она пересказала Малинину свою беседу с трапперами, и он кивнул:
        - Дворовые мальчишки! Отличные наблюдатели, лучше их только бабушки на лавочках.
        При упоминании бабушек Оля погрустнела. Как там баба Женя, выкарабкается или нет? Расспросить бы ее, не знала ли она среди внучкиных знакомых такой особы - Веры Репкиной?
        Но нет, нельзя беспокоить несчастную старушку в тот момент, когда она находится между жизнью и смертью.
        - Я обзвоню наших общих знакомых, поспрашиваю насчет Веры Репкиной, - решила Оля. - Может, кто-то вспомнит такую.
        - И наоборот: надо расспросить знакомых Веры Репкиной, не знал ли кто-нибудь Дашу Елину, - сказал Малинин, терзая стартер.
        Машина кудахтала, не желая заводиться. Оля подумала, что дряхлый «жигуль» надо было припарковать ближе к моргу, он органично вписался бы в эту обстановку уныния, разрухи и упадка.
        Словно подслушав ее мысли, машина фыркнула и завелась. Малинин молча вывел ее на улицу и погнал в сторону, противоположную той, где были Олин дом, мамин торт, папины родичи и непросохший свитер Костика.
        - Куда это вы меня везете? - насторожилась Оля.
        - На барщину! Отрабатывать вашу часть программы.
        - А конкретнее?
        - Приготовите нам с Ваней горячий обед, - объяснил Андрей. - А то я сегодня даже позавтракать толком не успел, да и мишка сидит дома некормленый и непоеный. А вы же обещали стать нам родной матерью!
        - Разве? - тихонько усомнилась Оля.
        Признаться, она бы предпочла иную связь - не настолько близкородственную.
        Поселок Прапорный по-прежнему тонул в снегу, как заброшенная база полярников. Собаки были все так же голосисты и приветливы, а сосульки на карнизах сделались даже толще и длиннее.
        - Запущенное хозяйство! - осмелилась прокомментировать Оля, оценивая фронт предстоявших ей работ.
        Малинин посмотрел на нее мрачно, но от ответа воздержался. Тем не менее Оля не рискнула спросить, где же положенная по штату хозяйка? Почему у славного Андрея Петровича нет доброй супруги?
        Почему-то ей казалось, что супруги у него действительно нет. Или просто хотелось, чтобы так и было.
        Очень быстро выяснилось, что воевать с беспорядком в запущенном хозяйстве Андрея Петровича Ольге Павловне предстоит в одиночестве.
        - Я и так из-за вас полдня потерял, а нам с Ванькой работать надо, золотые новогодние праздники скоро закончатся, а следующие будут еще не скоро! - ворчливо объяснил хозяин-барин, собирая медвежонка на барщину.
        - К сожаленью, день рожденья только раз в году, - нарочито кротко поддакнула Оля строчкой из незабываемой детской песенки.
        Малинин стрельнул в нее взглядом, но Оля не только устояла под огнем, но даже не потеряла трудоспособности. Едва Андрей и Ваня уехали, как она закатала рукава, бодро провозгласила:
        - Эх, дубинушка, ухнем! - и поудобнее прихватила отполированную до лаковой гладкости антикварную швабру.
        Лесик широко распахнул деревянную дверь и выступил из уличного сортира величаво, как какой-нибудь Людовик в приемный зал королевского двора. Сходство с августейшей особой усиливала антикварная накидка алого бархата с золотыми бомбошками - слегка траченая молью скатерть со стола в большой комнате, которую деревенские с торжественной нежностью называли уютным словом «зала».
        Игривый пес Полкан, сидевший у своей будки, при появлении августейшего Лесика немедленно вскочил, улыбнулся во всю пасть и завилял хвостом.
        - Сидеть! - Лесик вальяжно махнул верноподданному Полкану пухлой рукой.
        На немецких пивных дрожжах и богатых кормах Лесик, уезжавший на чужбину тощим юношей, поднялся и распух, как добрая квашня. Теперь он выглядел настоящим зажиточным бюргером, чем несказанно радовал глаз бабки Зои и деда Василия, наивно полагавших, будто их любимый внучек за границей как голландский сыр в датском масле катается.
        Прозябавшим в российской глубинке старикам процветающая неметчина виделась страной молочных рек и кисельных берегов. Лесик не стал говорить им, что плывет он по этой воображаемой реке, как то самое, что дурно пахнет и не тонет. Он наслаждался впечатлением, которое произвел на деревенских, потому что в Германии чувствовал себя очень маленьким - не в пример приобретенным габаритам - человечком без всякого веса в обществе.
        А веса Лесику ой как хотелось!
        Навестить бабку с дедом он приехал отчасти в режиме борьбы с психологическим дискомфортом, отчасти для того, чтобы проверить, в каком состоянии находятся родовое гнездо и продолжавшие гнездиться в нем старые родичи. В перспективе именно Лесику предстояло хоронить стариков и наследовать за ними имущество, так что имело смысл время от времени проводить ревизию.
        Дом обветшал, и старики тоже. Это не радовало.
        С кислой миной Лесик выслушал бабкины жалобы на здоровье и дедовы намеки на то, что родовому гнезду нужна хозяйская рука. Ясно было, что следует хоть немного раскошелиться, и Лесик развязал мошну. К счастью, старики были скромны и непритязательны, так что пары сотен иностранных денег хватило, чтобы их унылые речи сменились восторженными. Лесик расслабился, начал получать удовольствие от деревенского гостеприимства и неожиданно понял, что небольшие инвестиции в дедово хозяйство вполне могут вернуться к нему значительной прибылью.
        Гениальная бизнес-идея золотой рыбкой сверкнула в мозгу Лесика, когда баба Зоя выставила на стол наилучшую закуску под дедов самогон - домашнего засола огурцы и помидоры с собственного огорода.
        - Кушай, внучек, не отравишься! - пошутил дед, прозрачно намекая на прошлогодний скандал в Германии.
        Тогда по благополучной стране прокатились разрушительные для аграрного сектора волны паники, вызванной массовым отравлением овощами. Граждане разных стран, имевшие несчастье откушать вегетарианских блюд в немецком общепите, валились как подкошенные на больничные койки, а кто-то особенно невезучий улегся и вовсе под могильный холмик.
        Санитарные службы страны никак не могли определиться с загадочной заразой и клеймили позором то испанские огурцы, то греческие помидоры. Соответственно и то, и другое моментально исчезло из рациона напуганных бюргеров. Несмотря на то, что испанские и греческие фермеры истово клялись в чистоте своих продуктов и намерений, а министр сельского хозяйства одной из скомпрометированных стран с редкой самоотверженностью и показательным аппетитом съел в прямом эфире телевидения немытый огурец, импортные овощи бесславно гнили на складах, а немецкие граждане тосковали по подножному корму.
        Некоторую выгоду из сложившейся ситуации извлекли только беспринципные спекулянты. Они по дешевке скупали в берлинских супермаркетах невостребованные испанские огурцы, вывозили их на окружное шоссе и там продавали горожанам, жаждущим чистых и непорочных немецких овощей, под видом экологической продукции с ближайшего огорода. Огурцы с беспримерной легкостью меняли испанское гражданское на немецкое: достаточно было переложить их из пакета с логотипом супермаркета в любую емкость без опознавательных знаков и слегка присыпать сверху землицей. Доверчивые жители столицы с легкостью платили за испано-германские огурчики аж четыре цены!
        Лесик не сомневался, что автором этой простой и действенной аферы был какой-то хитрый русский, не страдавший в отличие от немцев избыточным законопослушанием. Лесик и сам немного погрел руки на том помидорно-огуречном скандале.
        Плавающие в бабкином рассоле отборные томаты и огурцы исконно русского происхождения навели его на смелый замысел. Лесик придумал выйти на туристический рынок Германии с оригинальным предложением - об организации экскурсий в российскую глубинку со всеми ее незамутненными цивилизацией прелестями! Возможность поесть вкусных овощей с грядки и фруктов с ветки, бесспорно, должна была понравиться многим немцам.
        В последующие дни идея разрослась и оформилась в черновой бизнес-план. Летний вегетарианский тур Лесик придумал дополнить осенним охотничьим и всесезонным рыболовным.
        Сам с детства приохотившийся к посиделкам с удочкой, Лесик не понаслышке знал, какие муки терпят страстные любители тихой охоты в Германии. Рыбачить там можно только в специально отведенных местах, в оговоренное время и по особому разрешению. Пойманную рыбу следует измерять специальной линеечкой и в случае, если у карася до нужной отметки нос не дорос, возвращать его в родную водную среду. Рыбу подходящего калибра следует пересчитать поштучно, результат записать, заполненный специальный бланк опустить в имеющийся вблизи разрешенного к употреблению специального водоема специальный ящичек, а потом еще уплатить государству специальный налог. Причем рыбу, добытую ценой стольких мучений, наверняка не станут есть даже кошки!
        Определенно, на ничем не ограниченном приволье русских рек, озер и прудов замордованный немецкий рыболов должен был испытать беспредельный восторг.
        А потом Лесик вспомнил свою главную боль - регулярную, неотступную, типично немецкую пытку сортировкой мусора - и окончательно уверовал, что дайвинг в русскую глубинку обречен на успех.
        Изюминкой тура должно было стать посещение захламленных чердаков и кладовок с возможностью собственноручной транспортировки их содержимого на ближайшую помойку. Без всякой предварительной сортировки мусора по двадцати пяти признакам, разумеется!
        Подходящий туристический объект имелся почти в каждом деревенском дворе, и Лесик даже не сомневался, что простодушные русские владельцы мусорных запасов предоставят ему доступ к своим сокровищницам бесплатно и еще и скажут большое спасибо.
        Он строго-настрого наказал бабке с дедом дорожить обветшалым домашним скарбом, нерушимо хранить забитый хламом сарай, не соваться на богатый мусорными залежами чердак и не препятствовать до поры до времени игривому псу Полкану скирдовать в собачьей будке во дворе тряпки, кости и обгрызенные башмаки. После чего с конкретным интересом начал присматриваться к соседним дворам, в обязательном порядке снабженным надворными постройками типа «сарай-хламовник».
        Соответствующее сооружение на участке покойной соседки Марфы Андреевны, царство ей небесное, выглядело особенно многообещающим - как настоящий Клондайк.
        Его одного с лихвой хватило бы на групповую автобусную экскурсию!
        Выходя во двор «до ветру» или покурить, Лесик с удовольствием разглядывал торчавшие из незастекленного окошка расколотые черенки садовых инструментов, помятую самоварную трубу и какие-то загадочные резные деревяшки, похожие на фрагменты разбитого бурей корабля.
        И вот сегодня он с негодованием и ужасом увидел, что дверь соседского мусорохранилища распахнута настежь, во дворе чадит костерок, а прямиком в него из сарая летят скомканные тряпки!
        По немецкой классификации - «Мусор категории «текстиль», подлежащий предварительному разделению на еще пригодную для благотворительности одежду и полное тряпье, которое следует сначала лишить всех металлических и пластмассовых деталей, а затем еще и рассортировать по типу ткани на хлопок, лен, полиэстер и тэ дэ!
        Текстиль в костер энергично метала дама, чей обтянутый вязаной тканью выпуклый зад вызывающе торчал из дверного проема. Разумеется, никакой сортировкой мусора обладательница выпуклого зада себя не утруждала, отчего скомканные тряпки в огонь летели с обеих ее рук целенаправленно и бодро, как гуси в теплые края - стройным клином.
        На разграбление мусорного Клондайка, которому в бизнес-планах Лесика отводилась ключевая роль магнита для измученных цивилизацией немецких туристов, автор перспективного проекта отреагировал болезненно.
        Он уже открыл было рот для протестующего вопля: «Эй, хозяюшка, что вы делаете, прекратите немедленно!» - но вовремя сообразил, что в таком случае ему придется объяснять хозяюшке причину своей заинтересованности в сохранности соседского хламовника. И тогда эта хозяюшка, если она не полная дура, конечно, захочет войти в долю. Лесик же не желал делиться прибылями ни с кем.
        - Мы пойдем другим путем! - процитировал он насторожившемуся Полкану незабвенного революционера В. И. Ульянова-Ленина и заторопился в дом.

«Другой путь» пролегал через кладовку, где дед Василий держал свой старый дробовик.
        Дом Андрея Петровича оказался небольшим, а трудовой энтузиазм Ольги Павловны - напротив, огромным.
        Относительный порядок в двух скромно меблированных комнатах и кухне она навела очень быстро, затруднившись только с мытьем окон: при отсутствии современных моющих средств этот процесс требовал большого количества воды и мягких тряпок, а еще лучше - бумаги. Смятыми в комок газетами мокрые стекла можно было бы натереть до блеска в два счета, но никаких запасов макулатуры Оля в доме не нашла.
        Поэтому она сделала паузу в борьбе за чистоту и порядок и переместилась в горячую точку - к кухонной плите.
        Хозяйский холодильник по-прежнему был обмотан цепью с амбарным замком, а Андрей Петрович впопыхах забыл оставить Оле ключ. Зато в углу кухни в процессе уборки нашлась одинокая картофелина, а в недрах рассохшегося буфета обнаружились старозаветные макароны.
        Толстые трубочки, выпущенные, если верить этикетке, Старобаканским заводом хлебо-булочных и макаронных изделий еще в режиме соцсоревнования, окаменели и склеились. В целом, освобожденная от упаковки конструкция выглядела такой же монументальной и несъедобной, как обломок древнегреческой мраморной колонны. Однако предприимчивая Ольга Павловна старательно и ловко раздробила ее на мелкие части молотком. Макаронный щебень выглядел не очень эстетично, зато поместился в кастрюлю.
        Ветвящуюся белыми, похожими на оленьи рога, побегами картофелину Оля экономно почистила, а потом и порезала - вместе с побегами, предположительно содержащими массу витаминов. Соль и перец в соответствующих емкостях она нашла на столе, головку чеснока оторвала от косицы, свисавшей с притолоки, плавленый сырок пожертвовала от себя лично - он очень удачно завалялся в ее сумке.
        Супчик обещал получиться вполне себе питательным!
        Загрузив в кипяток обломки макаронного мрамора и загодя покрошив на доске остальные ингредиенты, изобретательная и неутомимая Ольга Павловна отправилась бороться с беспорядком на просторах двора. А чтобы не замерзнуть и не испачкаться, натянула лохматый хозяйский свитер из грубой серо-бурой шерсти. Сам по себе вид он имел затрапезный, но с хрупкой девушкой внутри смотрелся небезынтересно - как карнавальный костюм Медведя, напяленный на Машеньку.
        Оля деловито закатала рукава, скрутила волосы в тугую учительскую «гульку», сунула ноги в чужие безразмерные галоши и в этом пасторальном виде вышла во двор.
        Кособокий деревянный сарайчик с выпиравшими из окошка костылями и горбылями моментально привлек ее внимание.

«А нет ли там бумаги?» - заинтересованно подумала труженица.
        Древнегреческие макароны обещали вариться эпически долго. За это время вполне можно было вымыть не только три простеньких, в одну раму, окошка, но и половину сложносоставных витражей собора Парижской Богоматери.
        Бога и мать (правда, не Божью) Ольга Павловна горячо помянула, едва открыв дощатый сарайчик. Он был битком набит разнообразным хламом, среди которого имелись и тряпки - в весьма широком, в смысле цвета и состава ткани, ассортименте.
        Доступ к мануфактурным изделиям, кучковавшимся в центральной части помещения, преграждал сборный частокол из лопат и тяпок. К Олиным ногам гостеприимно вывалились грабли, однако она нарушила традицию и не стала на них наступать. Она вытащила весь садовый инвентарь наружу, составила его подобием пирамидки и закопалась в тряпки, выбирая из них достаточно чистые и мягкие. Прочие годились только в костер.

«Заодно и погреюсь!» - подумала, чиркая спичкой, предприимчивая Ольга Павловна.
        В соседнем доме мастер гениальных планов Лесик приладил дедов дробовик на подоконник и поводил стволом из стороны в сторону, выбирая цель.
        Она нашлась моментально: хозяюшка-со-седушка широко распахнула обычно закрытые деревянные ставни, тем самым подставив под удар подслеповатое окошко с трещиной в стекле.
        Лесик кивнул своим мыслям, прицелился и нажал на курок.
        Совесть его не мучала. Вопервых, ущерб чужому карману он наносил ничтожный, мизерный. Вовторых, замена треснувшего стекла была всего лишь вопросом времени, чуть позже, чуть раньше - какая разница?
        Зато звон разбитого стекла отвлечет соседку от разрушительных работ в сарае и переключит ее на ремонтные работы в доме!
        Шум от выстрела удачно влился в озвучку фильма, который смотрели по телевизору в
«зале» изрядно глухие баба Зоя и дед Василий. Пес Полкан залился было лаем, но Лесик велел ему заткнуться.
        Он был очень доволен собой.
        Малинин вернулся в Прапорное в сумерках и почуял неладное, едва открыв калитку.
        Неладное густо пахло пепелищем.
        Встревоженно потянув носом, Андрей огляделся и нахмурился.
        Открывавшаяся от калитки живописная панорама включала в себя чадивший в углу двора костерок, разложенные по периметру зубьями вверх грабли и тяпки, затянутое непонятным полотнищем кухонное окно и подозрительную темную тушу у крыльца.
        - Стой-ка, Ваня!
        Отодвинув рвавшегося во двор медвежонка, Малинин сделал шаг вперед и с растущим удивлением опознал в полотнище, распяленном поверх окна, старую кухонную клеенку в веселых вишенках и неистребимых следах многолетних трапез. Поверх клеенки благородно темнели древним деревом узкие деревянные планки, явно выломанные из штакетника. Это оригинальное украшение крепилось к стене большими ржавыми гвоздями, вбитыми вкривь и вкось. Ни единый лучик света из-под клеенки не просачивался, и лампа над крыльцом не горела тоже.
        - Что, ожидается налет вражеской авиации? - пробормотал Малинин, оценив светомаскировку.
        Заграждение из садового инструмента тоже наводило на мысль о предстоящих военных действиях.
        - Обходя разложенные в траве грабли, ты лишаешь себя ценного жизненного опыта! - сообщил Андрей медвежонку.
        Тот лучше, чем его хозяин, видел в темноте и без потерь преодолел полосу препятствий. Мишка косолапо протрусил к крыльцу и завозился там, теребя непонятную темную кучу. Андрей поспешил посмотреть, что это такое, и после непродолжительной борьбы отнял у мишки свой собственный старый свитер, уже драный и грязный.
        - Да что тут происходит, черт побери?! - не выдержал он.
        Свитер был не самый красивый, но теплый и удобный, связанный еще бабушкой.
        Любимую бабушку Малинин потерял после ее продолжительной болезни. Потеря любимого свитера стала внезапной и огорчила Андрея до крайности.
        Он взбежал на крыльцо, рванул на себя дверь и, обнаружив, что она заперта, топнул и рявкнул:
        - Вашу мать! Какого черта?!
        Из-за двери донесся длинный таинственный шорох. Затем настороженный голос спросил:
        - Кто там?
        - Почтальон Печкин! - заорал Малинин. - И пулемет Стечкина!
        - Андрей Петрович, это вы?!
        Дверь открылась. Малинин продавил ее грудью и вломился в дом, с грохотом отодвинув в сторону какую-то громоздкую конструкцию и возмущенно выговаривая:
        - Нет, это банда батьки Махно! Какого черта вы забили окно?!
        - Хорошая рифма, - машинально признала Ольга Павловна, пятясь под натиском армии батьки Малинина в глубь кухни.
        Ее бледное, вытянувшееся от волнения лицо обрамлял платочек, а в руке раскачивалась лампадка красного стекла, прежде помещавшаяся под иконой в теткиной спальне. В платочке на голове и с лампадкой в руке перепуганная и немногословная Ольга Павловна походила на настоятельницу монастыря, переживающего вторжение норманнских рыцарей Вильгельма Завоевателя. Непорочный образ монастырской настоятельницы, впрочем, несколько компрометировала бутылка, которую она держала в другой руке.
        Андрей щелкнул выключателем - Оля дернулась, но не помешала ему зажечь свет.
        - Что это у вас? И что вы тут натворили? - немного понизив голос, спросил Малинин.
        - Это кислота, - Оля убрала за спину руку с бутылкой.
        - Зачем?
        - А мало ли что бывает…
        В жизни Малинина такого не бывало, чтобы его кто-то поджидал с кислотой! Чаще случалось, что дама ждала его с распростертыми объятиями, в очаровательном неглиже и облаке соблазнительных ароматов.
        Малинин принюхался.
        В кухне вкусно пахло и было необычайно чисто, только слишком уж прохладно, пожалуй. Андрей зашвырнул в дальний угол поруганный свитер и огляделся:
        - Та-а-а-ак…
        - Вы не подумайте, окно разбила не я! - проследив направление его взгляда, поспешно сказала Оля. - Я его вымыть хотела. Пошла в сарай за тряпками, и тут - трах, бабах!
        - Что - трах, бабах?
        - В меня стреляли!
        - Да бросьте! Кому это нужно - в вас стрелять?
        - Маньяку, конечно!
        Уверенность, звучавшая в девичьем голосе, производила впечатление. Тем не менее во взгляде, которым окинул Ольгу Павловну Андрей Петрович, сквозило недоверие:
        - К вам приходил маньяк?
        С церковной лампадкой и в монашеском головном уборе вид у хорошей девушки, учительницы и настоятельницы, был такой, словно маньяк явился к ней непосредственно с того света. Маньяк-вампир, например.
        Малинин поглядел на свисавшую с притолоки косицу из чесночных головок: она была растрепана.
        - И окошко-то вы крестом заколотили, - вспомнил он и посмотрел на Олю с новым - опасливым - интересом.
        - Повторяю: окно расколотила не я! - недослышав, возразила она звенящим от напряжения голосом.
        - А кто же? Дайте я догадаюсь. Маньяк? Это все он? И кислоту вы тоже для него приготовили?
        - Ооо!
        Оля закатила глаза в потолок, зарычала и вмиг утратила всяческую благостность.
        - Вопервых, уксусная кислота уже была у меня в сумке. Это та бутылочка, которую я совсем для других целей купила в ларьке у больницы. А вовторых, давайте я расскажу по порядку.
        - Если по порядку, то сначала вы меня должны накормить, напоить, в баньке попарить, а потом уже рассказывать.
        Малинин с намеком в глазах воззрился на кастрюлю, стоявшую на плите.
        - Это обыкновенные макароны, - предупредила его Оля, понятливо перемещаясь к посудному шкафу. - То есть не обыкновенные, а старинные, двадцатилетней выдержки, но всего лишь с солью, перцем и чесноком. Вообще-то я готовила прекрасный супчик, но из-за осколков пришлось его вылить.
        - Из-за осколков? - эхом повторил Малинин, заглянув в поставленную перед ним тарелку со скифским курганом отварных макаронных изделий чудовищного вида.
        Как будто они пали в кастрюлю жертвой взрыва на макаронной фабрике!
        - Пол, стол, плита - тут все было засыпано стеклом, - объяснила Оля, семеня со второй полной тарелкой в угол, где нервно приплясывал голодный медвежонок. - Вы не вертитесь, пожалуйста, сидите спокойно, вдруг я не все осколки убрала…
        - Му-му! - набив рот, сказал Малинин.
        - В каком это смысле?
        Ольге Павловне вспомнилось незабываемое, тургеневское.
        - В смысле, вкусно! - Андрей проглотил макаронную массу.
        - Ы! - подтвердил медвежонок.
        - Приятного аппетита, - сказала Оля.
        Ей и самой приятно было смотреть на едоков, с аппетитом поглощавших страшненькое с виду блюдо.
        - Му-му.
        - Что? Добавки?
        - Можно! - Малинин отодвинул от себя пустую тарелку. - В смысле, не добавки можно, а рассказывать можно. Я уже наелся. Баньку, так и быть, из программы сегодняшнего вечера вычеркнем. Ну, повествуйте.
        И Ольга Павловна продемонстрировала ему свой незаурядный талант рассказчика.
        Древнерусские сказители, вдохновенно повествовавшие нечто историческое под размеренное треньканье гусельных струн, нашли в лице Ольги Павловны достойную преемницу. Имевшиеся в ее распоряжении немногочисленные факты она протянула четким пунктиром, пробелы аккуратно законопатила собственными соображениями и отлакировала все это дедуктивно-фантазийное художество своими эмоциями.
        По мнению сказительницы Романчиковой, дело было так.
        Неизвестный сексуальный маньяк непристойнейшим образом убил Веру Репкину и хотел то же самое проделать с Дашей Елиной, но почему-то оплошал. Не вышло у него совершить над Елкой мерзкое насилие, и заморозить ее до смерти тоже не получилось! Тогда маньяк коварно подобрался к бедной Елке в больнице и там отравил ее уксусом, замаскированным под воду. И сразу же заприметил себе новую жертву - Олю!
        Он увязался за ней от больницы и гнусно пристал в подворотне, где, по счастливой случайности, очень вовремя появились доблестные рыцари-спасители: витязь в медвежьей шкуре Ваня Пух и его славный хозяин, ряженый Дедом Морозом. Благодаря их совокупным усилиям в этот раз Оля была спасена, однако маньяк с подобающим ему упорством продолжил ее преследовать.
        Вопервых, он забросал ее телефон эсэмэс-ками самого что ни на есть порнографического содержания (наконец-то Оля их прочитала), вовторых, по ошибке набросился на Любаню (как она спаслась, пока что было неясно) и, втретьих, проследил за Олей до дома Малинина в поселке Прапорном и уже тут попытался убить.
        - Стрелял в меня, а попал в окно, - скривилась несостоявшаяся жертва.
        - Видимо, это был слепой сексуальный маньяк, - прокомментировал циничный Малинин. - Или безрукий. Впрочем, зачем ему руки, ведь в качестве орудия преступления он использует совсем другой орган…
        Кариатида Павловна строго кашлянула.
        - Простите, но вы несете чушь, - светски сказал Малинин.
        - Посмотрите на занавеску, - холодно ответила Ольга. - В ней появились дырки от пуль.
        Малинин послушно исследовал желтовато-серую занавеску из синтетической ткани. Дырки в ней имелись и раньше, но это были косые разрезы, оставленные когтями игривого медвежонка. Новые прорехи имели куда более аккуратный вид, значительно меньший размер и оплавленные края.
        - Вот, видите? Это были пули, - не без гордости сказала Оля.
        - Всего лишь дробь, - возразил Малинин. - Наверное, это сосед по воронам палил, маразматик старый…
        Он забарабанил пальцами по столу.
        Сосед, конечно, маразматик… Но - как знать?
        Дробинки, при всей их легкости, придавали дедуктивной конструкции Ольги Павловны определенный вес. К тому же ранее Андрей уже успел убедиться, что Оле действительно кто-то присылал порнографические сообщения.
        - И все же, давайте не будем спешить с выводами, - предложил он, вставая из-за стола.
        Похвально самостоятельный Ваня Пух уже удрал в свою комнату и аппетитно хрустел там каким-то плодовоовощным десертом.
        - Да, утро вечера мудренее, - согласилась сказительница Романчикова.
        - Эээ… Насчет утра… - Малинин замялся. - Признаться, мне бы не хотелось в этот поздний час вновь совершать челночную поездку в город, а поездка на такси обойдется очень недешево… Да и неясно пока, не подвергаетесь ли вы реальной опасности в связи с воображаемым маньяком… Короче говоря, я…
        - Вы предлагаете мне ночевать у вас? - резюмировала Оля.
        Удивительно, но она даже не смутилась.
        В отличие от Малинина.
        - Я думаю, вам понравится в тетиной комнате, - пробормотал он и посмотрел на лампадку. - Тем тепло и… гм… темно…

«Он не маньяк, но сексуальный!» - одобрительно шепнул Оле внутренний голос.
        - Отлично! - сказала она благожелательным учительским голосом и проследовала в отведенное ей помещение легким шагом баядерки.
        - Разбитое окно - это разбитое окно, и ни запятнанная клеенка, ни святой непорочный крест не защитят дом от зимнего холода, - рассуждал Малинин, ежась под тулупом, наброшенным на голые плечи на манер казачьей бурки.
        Ваня Пух, которому в родной медвежьей шубе было вполне тепло, оставил разглагольствования хозяина без внимания. Зато он с удовольствием доел вчерашние макароны, к утру превратившиеся в плотную массу. Она походила на белую рифленую резину и шмякнулась из кастрюли в миску толстой круглой подушкой, перед которой неизбежно спасовали бы любые столовые приборы.
        - Будь мужчиной, соверши открытие! Открой холодильник! - продолжал вещать Малинин, сам себя агитируя на маленький подвиг.
        Он сознавал, что в обязанности гостеприимного хозяина, предложившего ночлег хорошей незамужней девушке, входит предоставление гостье завтрака. Но не в постель, конечно! Завтрак в постель она пока еще не заслужила.
        Ведомый в равной степени чувством долга и чувством голода, Малинин расковал холодильник и приготовил яичницу.
        Оля почувствовала манящий запах и вышла из тетушкиной кельи, укрывшись старым клетчатым пледом аля черепаха Тортилла.
        - Доброе утро! - сказала она, смущаясь своего внешнего вида.
        - Доброе утро, - весело согласился Малинин.
        А утро с ними обоими не согласилось и вскоре показало себя с самой худшей стороны.
        Неприятности возникали в режиме цепной реакции.
        За завтраком Оля поранилась о крошечный осколок. Он попался ей под руку за столом, да так неудачно, что располосовал сразу три пальца.
        - Ничего, до свадьбы заживет, - утешил раненую Малинин, обработав порезы зеленкой.
        С помощью ваты и бинта он соорудил на Олиной руке прелестную белую рукавичку, такую пухлую, что она с трудом протиснулась в рукав пальто.
        Из-за этого вскоре возникла новая неприятность.
        Вернувшись домой, Оля не смогла раздеться самостоятельно и некоторое время металась по прихожей, вся перекосившись и хлопая черными крыльями, точно подбитая ворона. Это встревожило заботливую маму Галину Викторовну.
        - Оля! Что случилось?! - испуганно ахнула она. - Где ты была?!
        Вообще-то Оля еще вечером отправила маме предупредительную эсэмэску: «Овчинников опять учудил, буду утром».
        Поскольку имя проблемного пятиклассника Вити Овчинникова - благодаря постоянным рассказам Ольги Павловны - в семье Романчиковых было на слуху, в расшифровке это короткое сообщение не нуждалось. Неугомонный Овчинников то и дело разнообразно чудил, и Оля, относившаяся к своим обязанностям классного руководителя очень ответственно, время от времени коротала вечера и даже ночи то в детской комнате полиции, то в травмпункте. Компанию там ей неизменно составляли многострадальные родители далеко не святого чудотворца Овчинникова, люди вполне приличные и даже приятные, так что папа и мама Романчиковы за свое собственное дитя не волновались. Но еще никогда Оля не возвращалась из походов по грешную душу Овчинникова с физическими травмами.
        - Кто это сделал? Овчинников? - шумно ужасалась мама, укачивая в ладонях дочкину руку в ватно-марлевой обмотке. - Он оказал сопротивление?!
        - Это не он, - стыдясь необходимости обманывать маму и дополнительно позорить легендарного Овчинникова, сказала Оля. - Это кошка.
        - А что Овчинников делал с кошкой? - Мама продолжала безудержно ужасаться.
        Очевидно, об Овчинникове у нее сложилось самое скверное мнение.
        - Он ее спасал, - придумала совестливая Оля, желая хоть немного обелить оклеветанного Овчинникова.
        Привлеченные шумом, явились папа и Костик.
        - От чего он ее спасал? - спросил папа.
        - Как он ее спасал? - спросил Костик.
        Пришлось сказительнице Романчиковой сочинять душещипательную историю про кошку, которая убежала из дома, заблудилась в ночном парке, залезла на дерево и громко и жалобно оттуда кричала. Овчинников, который тоже убежал из дома, заблудшую кошку в ночном парке нашел и попытался с дерева снять. А Ольга Павловна, которая искала убежавшего из дома Овчинникова, нашла его на дереве вместе с кошкой и, разумеется, включилась в спасательную операцию.
        - Ах, Олюшка! Если бы все педагоги относились к своей работе так же, как ты, в стране не было бы проблем с трудными детьми, - похвалила дочку мама.
        - Хотя все равно остались бы проблемы с трудными кошками, - съязвил Костик, пытаясь проскользнуть мимо мамы и сестры к наружной двери.
        - Стой! Куда? - окликнула его бдительная Оля.
        - В кино, на утренний сеанс! Можно?
        - Можно, - разрешила Оля. - Только номер школы мне набери, пожалуйста.
        Левой рукой она сняла телефонную трубку, а правой помахала в воздухе, бессловесно объясняя, что испытывает затруднение с попаданием толстыми забинтованными пальцами в мелкие дырочки телефонного диска. Аппарат был новый, но стилизованный под
«советскую старину».
        Телефон школьной учительской, где Ольга Павловна проводила огорчительно много времени, в семье Романчиковых все знали наизусть. Костик торопливо набрал нужный номер, сунул сестре в руку трубку и тут же удрал. Любящая мама Галина Викторовна, успокоенная штатным развитием ситуации, удалилась в гостиную, бормоча на ходу:
«Все школа да школа, работа да работа, никакой личной жизни у бедной девочки, просто беда!»
        Благополучно спровадив любопытную родительницу, бедная девочка уже хотела было положить трубку на рычаг, но тут на другом конце провода неожиданно аллекнули. Хотя вообще-то во время каникул в учительской никого не должно было быть!
        - Доброе утро, а кто это? - удивилась Оля.
        - А вы хто? - опасливо спросил немолодой женский голос.
        - Я Ольга Павловна Романчикова, учитель русского языка и ли…
        - Романчикова?! - Немолодой женский голос сорвался на задорный визг. - Романчикова, вы не учитель! Вы просто… просто… проститутка вы какая-то!
        - Что?!
        Оля на секунду опешила, а потом поняла, что торопыга Костик, очевидно, перепутал цифры.
        - Простите, кажется, я ошиблась номером, - извинилась она.
        - Да что ж вы все ошибаетесь-то? - сердито фыркнули в трубке. - И он ошибся, и она ошиблась!
        - Кто - он?
        - А то вы не знаете! Мужик ваш, полюбовник, охальник, ишь, гад, какие слова говорит, да куда звонит еще - в школу! Совести у вас нет, Романчикова, вы еще при детках начните шашни свои крутить, твари бесстыжие!
        Высоко подняв брови, Оля выслушала этот гневный монолог, моргнула, сглотнула и положила трубку.
        Щеки у нее горели. В голове загудело, как в самоваре. Не помешало бы уточнить у визг-ливой собеседницы детали, но в целом картина была ясна.

«Картина Репкина», - шизоидно буркнул внутренний голос.
        Не сумев устранить Ольгу Павловну физически, маньяк убивал ее морально.
        Подумать только, он позвонил со своими гадостями в школу!
        Это было ужасно, и Оля расплакалась.
        С минуту она сидела на тумбе трюмо, смахивая слезы ватно-марлевой варежкой и размеренно шмыгая носом. Потом дверь гостиной слабо завибрировала, и цветное стекло в ней померкло: на витраж особо крупной аппликацией налегла Галина Викторовна.
        - Сказать ей или не сказать? - услышала Оля мамин шепот.
        - Сказать, - прошептал в ответ папа. - Или не сказать. Я даже не знаю!
        - Я знаю! - повысила голос Оля. - Сказать! Что там у вас, говорите!
        Дверь открылась, и в проеме показались супруги Романчиковы, сросшиеся щеками, как сиамские близнецы.
        - Олюшка, это насчет Дашеньки, - жалостливо сказала Галина Викторовна. - Похороны сегодня, в два часа.
        - Ой, елки! - горестно воскликнула Оля.
        А может быть, она воскликнула «Ой, Елка!» - мама с папой не расслышали точно.
        Зато разревелась их дочка шумно, в голос.
        Такую Ольгу Павловну никогда не видели в пятом «Б». Такая Ольга Павловна разжалобила бы даже непробиваемого Витьку Овчинникова!
        Спустя секунду мама обняла вздрагивающие Олины плечи, спустя минуту папа щедро напоил дочь валерианкой, через четверть часа Оля уснула, укрытая бабушкиной шерстяной шалью, в своей комнате.
        К двум часам она не проснулась, а любящая мама не стала ее будить, и на похороны своей лучшей подруги Оля безобразно опоздала.
        Принято считать, что кладбище - место тихое. Конечно, и там бывает аншлаг в Родительский день, когда все приличные люди навещают и приводят в порядок могилки близких, но это случается раз в году. Иноземная мода использовать погосты как парки для пеших прогулок и велосипедной езды в России пока не прижилась, так что в промежутке между более или менее пышными церемониями прощания отечественные кладбища - места несуетные.
        Тем не менее в этот будний день по центральной аллее старого кладбища двигалась плотная группа людей, разительно отличавшаяся от типичной похоронной процессии отсутствием покойника.
        Отметив это необычное обстоятельство, кладбищенский сторож Василий сказал своему коллеге Леониду:
        - Глянь-ка, опять этот сумасшедший дедок явился. Прямо не терпится ему!
        - Привыкает! - хрипло хохотнул Леонид.
        Во главе колонны легким шагом с задорным подскоком двигался невысокий сухонький старичок в кашемировом пальто с каракулевым воротником. Точеное лицо потомственного интеллигента украшали очки в золотой оправе и клиновидная бородка.
        Спутники и спутницы пожилого господина были намного моложе его годами и по большей части выше ростом, однако взирали на своего предводителя почтительно и восхищенно.
        Профессор Канавкин с университетской кафедры этнографии и музееведения слыл большим ученым и таким же чудаком, а о его выездных занятиях на кладбище в университете ходили легенды. И хотя руководство вуза не одобряло эти, как называл их сам профессор, «пленэры», студенты записывались на них за полгода вперед.
        Причем в профессорский эскорт набивались не только отличники, но и лодыри. Все знали, что пройти спецкурс Канавкина - все равно что окончить Оксфорд: на рынке труда выпускники профессора ценились много выше своих однокашников и находили работу не только в школах, музеях, научных библиотеках и задыхавшихся от недостатка финансирования НИИ.
        Факты говорили за себя: самыми престижными кладбищами в обеих российских столицах и четырнадцати краевых центрах страны заведовали ученики Канавкина! И еще не менее двадцати человек успешно трудились в солидных и дорогих похоронных агентствах.
        Профессор Канавкин давал младым этнографам уникальную специализацию. Коньком профессора Канавкина были погребальные обряды разных народов.
        - Мы с вами находимся в той части городского кладбища, где погребения производились в семидесятых годах прошлого века, - рассказывал профессор.
        - Викентий Эдуардович, а там…
        - Да-да, Чижова, я вижу: там как раз сейчас проходит типичная для данного периода российской истории малобюджетная церемония прощания с усопшим, - кивнул профессор.
        - Подхоранивают, - авторитетно сказал отличник Пенкин. - Еще в те самые семидесятые побольше места оградкой обнесли, чтобы и себе, и потомкам хватило, а теперь подхоранивают.
        - Это очевидно, Пенкин, - вновь кивнул профессор. - Однако я хотел обратить ваше внимание на совершенно другой факт. Заметили ли вы, что среди надгробий разной степени пышности нередко встречаются довольно скромные белые плиты типа
«сундучок»?
        - Это еврейские могилы, - снова выскочил вперед всезнайка Пенкин.
        - Совершенно верно! - подтвердил профессор. - В то время в нашем городе не было ни еврейского, ни магометанского кладбища. Отсюда вся эта эклектика.
        - А что, еврейские похороны - какие-то особенные? - вопросил кто-то из задних рядов.
        Профессор усмехнулся.
        - О! Еврейские похороны в старину представляли собою совершенно необыкновенное зрелище! Какую картину мог видеть обыватель, если хоронили еврея невеликого состояния? Родные покойного шли, понурясь, пешим ходом, вслед за дрогами, все в черных лапсердаках и широкополых шляпах. И вдруг у самого входа на кладбище происходило нечто потрясающее: закутанного в простыни покойника вынимали из гроба и бегом - именно бегом! - на руках относили к могиле, где и предавали земле.
        - А зачем бегом? - спросил кто-то.
        - А это вы мне скажите, зачем бегом! - хитро прищурился профессор.
        Спасовавший Пенкин отступил в задний ряд.
        - По древнему закону еврея надо похоронить в день его смерти, если это не суббота или не национальный праздник, - объяснил Канавкин. - Теперь представьте, что человек скончался под вечер. Естественно, выполнив наскоро все полагающиеся обряды, близкие относили его на кладбище бегом, чтобы успеть засветло! Причем предать земле еврея полагалось без гроба, тогда как нести его по населенному пункту без домовины было запрещено российскими законами. Отсюда и весь дивертисмент.
        В этот момент в дальнем конце аллеи по-явились быстро приближавшиеся фигуры. Первой бежала - именно бежала! - растрепанная молодая дама в черном лапсердаке.
        - Неужто еврейские похороны? - оценив ее скорость, вслух задумался отличник Пенкин.
        Профессор Канавкин засмеялся и покачал головой:
        - О, это вряд ли! Посмотрите на руку этой особы. Белую повязку на похороны надевают русские. Хотя…
        Профессор задумался.
        - В данном случае повязка расположена необычно низко…
        - Может, сползла? - предположили лодыри и бездари из задних рядов.
        - Мне кажется, это перчатка, - робко сказала Чижова.
        - Одна перчатка? - Профессор поправил очки.
        - Одну перчатку положили в позолоченный гроб Майкла Джексона, - сообщил всезнайка Пенкин.
        - Ой, а кого хоронят-то?! - всполошились оболтусы в задних рядах.
        До профессора донеслись возбужденные возгласы: «А я говорил, что Джексон жив!» и:
«Да как же жив, когда вот хоронят!»
        Тем временем дама в непарной перчатке свернула с центральной аллеи и понеслась в сторону типичной для данного периода российской истории малобюджетной церемонии прощания с ускорением, вызывавшим серьезное опасение: а не бухнется ли безутешная бегунья в открытую могилу?!
        - А ведь такого рода традиция имелась у многих древних народов! - оживился профессор. - К примеру…
        - Медведь! Медведь! - зашумели в тылу.
        - Медве-ееедь?!
        Крайне заинтересованный, профессор поднял очки на лоб и изумленно заморгал.
        Вслед за безутешной бегуньей на аллее показался небольшой бурый мишка. Он косолапо, но резво трусил по дорожке, волоча за собой дребезжащий поводок.
        - В неандертальском захоронении в альпийской пещере Драхелох был обнаружен кубический каменный ящик, в котором лежали черепа семи медведей! - возбужденно сообщил профессор, в волнении слишком крепко стиснув руку кроткой Чижовой.
        Вообразив, что сейчас за первым зверем на новонеандертальские похороны заявятся еще шестеро медведей, девушка тихо ахнула и покачнулась. Пенкин подхватил ее и принял на себя следующий залп профессорской эрудиции:
        - А в Регурдю - это Франция - в прямоугольной могиле были найдены кости двадцати медведей! Причем морды их были повернуты в сторону выхода из пещеры!
        Услышав, что количество ожидаемых медведей увеличилось втрое, Чижова вырвалась из объятий Пенкина и сквозь разредившиеся зад-ние ряды устремилась, как те медвежьи морды, точно к выходу.
        - А помните «Евгения Онегина», Викентий Эдуардович, сон Татьяны? - сообразив, что пришел его звездный час, задушевно спросил всезнайка Пенкин. - Там ведь лес - царство душ. А медведь - хозяин леса и проводник Татьяны в царство мертвых! А? Это ведь уже не неандертальцы, это Пушкин, Россия, восемнадцатый век!
        - Пенкин, вы гений! Зачет!
        Тут за мишкой на аллею - как будто непосредственно из восемнадцатого века - выскочил угрюмый дядька в мужицком тулупе и лохматом треухе.
        - Повстречав похоронную процессию, русские мужики обнажали головы! - машинально укорил его профессор Канавкин.
        Русский мужик, всецело занятый тихой охотой на медведя, его не услышал. Улучив момент, он коршуном упал на волочившийся поводок и остановил поступательное движение зверя.
        Дама в черном пальто и белой перчатке закачалась на краю могилы, в которую участники церемонии уже начали бросать комья земли.
        - Вы видели? - Ликующий профессор обернулся к своей аудитории. - История продолжается! Старинные обряды живут и развиваются! Этнография - наука всех наук! Ура!
        - Ура! - с воодушевлением подхватили в задних рядах.
        - Я же говорю - сумасшедшие! - сплюнул кладбищенский сторож Василий.
        - Сумасшедшие и некультурные, - прохрипел Леонид. - Надо же, на погосте «ура» кричат! И откуда только такие берутся? Вот ведь тьма беспросветная, дикари, невежи, мать их так…
        Поминальный обед стал настоящей мукой.
        В затрапезном кафе, специализировавшемся на такого рода печальных мероприятиях, было холодно и мрачно, как в склепе. В интерьере преобладали темные тона, в вазочках вместо цветов стояли еловые ветки, и даже борщ, который подали «на первое», попахивал хвоей. Жесткую котлету, которую дали «на второе», невозможно было расковырять ложкой, а вилок, по обычаю, на столе не было. Манипуляции с ложкой Оле дополнительно осложняла повязка на руке. Ее пришлось снять, и при этом все, кто сидел поблизости, на Олю глазели.
        - Бандитская пуля! - пошутила она.
        Но хуже всего были тетки. Чужие, незнакомые тетки, которые отдавали распоряжения на кладбище, а теперь командовали официантками и руководили гостями.
        Елкины школьные товарищи - кроме Оли, таких было еще человек десять - кучно сбились на одном конце стола и вид имели самый пришибленный. Особенно жалко смотрелся двухметровый Майкл, ссутулившийся над миской с жидким борщиком. На Олину реплику про бандитскую пулю он отреагировал такой же вымученной шуткой: поднял тоскливые глаза и сказал:
        - Опасное это дело - школяров дрессировать!
        - Я в отпуске, - напомнила ему Оля. - И зачем-то добавила: - И педагогическая деятельность тут ни при чем, я сейчас занимаюсь детективным расследованием!
        Майкл поднял брови, но от расспросов воздержался. На том краю стола, где сидели однокашники покойной, царило тяжелое молчание.
        На молодых людей смерть ровесницы произвела особенно гнетущее впечатление, тогда как пожилые тетки, казалось, были даже рады тому, что потеря случилась не в их рядах. Впрочем, возможно, Оле это показалось. Она не могла быть объективна, потому что ушлые тетки ей страшно не нравились.
        У теток были генеральские ухватки, монашеские лица и противные комариные голоса - до тех пор, пока тетки не выпили водки. Уже через полчаса после начала обеда - примерно к пятой или шестой по счету торжественной речи - деловитые тетки перестали быть тихими, и Оля прекрасно слышала, как они обсуждают покойницу.
        - Ох, и шалава же была новопреставленная Дарья, земля ей пухом, - громко шептались тетки. - Два раза замуж сбегала, а сожителям и полюбовникам и вовсе счета не знала.
        - И не говори, Петровна, беспутная жизнь была у покойницы, ой, беспутная!
        - Одевалась, как распоследняя «простигосподи», а уж красилось-то, красилась как! Бывало, так намалюет рожу, что под ней живого лица не видно!
        - И в пупке дырка, а в дырке - серьга!
        - А наколки, наколки вы ейные видели? - заворочалась на скамье та тетка, которую назвали Петровной. - Я ж ее обмывала, одевала, все видела. У ей, у бесстыдницы, на заду бабочка наколота, на пузе клубничка, а на плече - змеюка! А на запястье большая буква «М», прям как на мужском туалете, прости боже! Не иначе, по имени очередного полюбовника! Нарочно пришлось на покойницу бабкину блузку с манжетами напялить, чтобы не видно было такого сраму!
        Оля насторожилась.
        Она знала лишь о трех Елкиных татуировках, видела их не раз - кобру, ягодку и бабочку. Наколка в виде буквы «М» стала для нее новостью. Когда это Елка успела? И почему не похвасталась, как обычно, перед Олей своим новым «украшением»? И неужели она действительно сделала тату в честь какого-то нового кавалера с именем на букву
«М»?
        Странно, но ни о Мистере Эм, ни о намерении увековечить память о нем несмываемой записью на собственном теле подружка Оле ничего не говорила!
        Оля подумала, что эта информация может быть важной.
        Она посмотрела в окно, на облезлую «шестерку», стоявшую на противоположной стороне улицы. Замызганный драндулет Андрея Петровича разительно контрастировал с припаркованным рядом с ним сверкающим джипом Майкла. Суворин в меру своего понимания уважил покойницу, надраив свое авто для участия в траурном кортеже, как на свадьбу. Малинин никакого чувства такта не демонстрировал. Со своего места за столом Оля видела, что Малинин дремлет на водительском месте, терпеливо ожидая, пока Оля успокоит свою совесть присутствием на поминках, раз уж она по большей части пропустила похороны.
        Малинин спал, но машина слегка тряслась: очевидно, Ване Пуху на заднем сиденье не спалось, и он изнывал от скуки.
        Дождавшись перемены блюд, Оля прихватила со стола пару пирожков, увязалась за официантками и незаметно удалилась из кафе.
        Угощая поминальными пирожками медвежонка, она подумала, что гадкие тетки при виде такого кощунства наверняка заголосили бы в полный генеральский голос, но нисколько не устыдилась своего поступка. По сути, Ваня Пух был гораздо в меньшей степени зверем, чем эти злобные тетки. И, если он помянет покойницу Елку добрым медвежьим рыком, хуже от этого никому не станет.
        - Домой? - спросил разбуженный Малинин. - И машинально уточнил, даже не заметив, что перешел на «ты»: - К тебе или ко мне?
        - Ко мне, - с сожалением ответила Оля. - Не хочу дополнительно компрометировать Овчинникова.
        - Это твой бойфренд?
        - Нет.
        О бойфренде поговорить, однако, надо было, только о чужом - о Елкином.
        Оля рассказала Андрею то, что узнала от злобных теток, и добавила от себя:
        - Я вот думаю: что, если этот Мистер Эм и есть наш маньяк?
        - Думаешь, он так и представился Елке: «Здрасте, я маньяк!»? - хмыкнул Малинин.
        - Я не к тому, что слово «маньяк» начинается с буквы «М», - рассердилась Оля. - Он мог назваться Михаилом, Максимом, Матвеем - да мало ли мужских имен на эту букву. Я к тому, что хорошо бы выяснить, как зовут нашего маньяка.
        - Нашего? Ну, нет!
        Малинин помотал головой, показывая, что лично он никаких прав на маньяка не предъявляет и считать его их с Олей общим никак не готов.
        - Нашего с Елкой и Репкиной, - объяснила Оля.
        - Ах да, я помню твою версию.
        Малинин кивнул, но убежденным отнюдь не выглядел.
        - Эсэмэски, - подумав, кивнул он еще раз. - Вот ниточка, которая приведет нас к твоему маньяку. Та-ааак… Извини, домой ты попадешь чуть позже, сначала мы заедем в одно место.
        - Куда?
        - На радиорынок.
        - Зачем?
        - За базой данных клиентов оператора сотовой связи.
        Малинин покосился на Олю, увидел вопросительно вздернутые брови и понял, что она нуждается в объяснении.
        - У нас есть номера, с которых ты получила неприличные сообщения, так? Нам надо узнать, кому эти номера принадлежат. Сделать это можно либо официально - сообщив в полицию о телефонном хулиганстве, написав соответствующее заявление и приложив к нему поступившие оскорбительные тексты…
        - Нет! - Оля замотала головой. - Господи, это же будет такое позорище! Я не могу!
        - Второй вариант - пасть в ножки оператору, попросить его по-человечески вникнуть и помочь…
        - Тоже позорище!
        - В таком случае, остается только один путь: раздобыть необходимую нам информацию абсолютно незаконно, - невозмутимо резюмировал Андрей.
        Видно было, что необходимость действовать незаконно его нисколько не тревожит.
        - Как именно раздобыть? - тоже успокаиваясь, спросила Оля.
        - На радиорынке можно купить нелегальные диски с базами данных всех крупных операторов сотовой связи, - объяснил Андрей. - Конечно, это будет не самая полная и свежая информация, но я думаю, что хотя бы один из шести номеров в списке найдется. Узнаем, кто владелец телефона, - найдем твоего маньяка.
        - Нашего, - буркнула Оля. - Нашего, а не моего!
        С покупкой диска проблем не возникло. У Оли, правда, не оказалось с собой полутора тысяч рублей, но Малинин вынул нужную сумму из своего кошелька.
        Из-за этого она расстроилась: было неприятно, что Андрей Петрович платит за нее. Не те у них отношения, при которых это было бы приятно! И вообще, одно дело - заплатить за даму в ресторане или купить ей букет цветов и совсем другое - приобрести для нее пиратский диск с незаконно добытой информацией.
        Оля чувствовала, что была бы не против букета.
        Потом Малинин спросил:
        - У тебя есть компьютер?
        - Розовый, - ляпнула Оля, продолжая мечтать о букете.
        - Да хоть фиолетовый в крапинку! У меня сейчас нет доступа к компу, так что придется тебе самой покопаться в базе. Справишься?
        - Легко, - высокомерно ответила Ольга Павловна и очень кстати ввернула словечки из лексикона ее собственных учеников: - Я не какой-нибудь чайник, я юзер со стажем!
        Малинин хмыкнул, но ничего не сказал.
        Вообще-то он ждал, что она предложит ему зайти в дом и разобраться с базой вместе.
        Оля посмотрела в окошко и прикинула: минут через десять они подъедут к ее дому и расстанутся. Расстанутся, расстанутся, потому что привести мужчину домой она не могла, ну, никак!
        Она никогда никого такого не приводила домой, даже в отсутствие любящих родственников. А привести кого-то такого в дом, когда там полна горница Романчиковых, было совершенно невозможно, немыслимо, смерти подобно! Да мамочка проест их обоих глазами насквозь, просто как сито продырявит, а потом настолько истерзает Андрея Петровича бестактными вопросами, что он попросит Олиной руки лишь для того, чтобы сбежать из сумасшедшего дома Романчиковых под предлогом покупки обручального кольца!
        Однажды Галина Викторовна таким образом едва не сосватала дочь за сантехника, которого Оля, пока родители были на даче, вызвала починить текущий кран. И папочка ничего не сделал, чтобы остановить мамочку в ее порыве, наоборот: схватив блокнот и ручку, он уселся за кухонный стол - набрасывать список имущества, которое готов был выделить дочурке в приданое!
        Блокнот этот папа, кстати, еще не выбросил. Так что, появись Оля на пороге рука об руку с Андреем Петровичем, спектакль «Женитьба» повторится!
        Она уже открыла рот, чтобы попытаться объяснить эти резоны Малинину, но тут он сам сказал:
        - А мне надо окно в кухне застеклить, а то дом так выстудило, что впору пингвинов в гости звать!
        - И белых медведей, Ваниных дальних родственников! - подхватила Оля, улыбнувшись.
        Мысль о том, что в качестве званого гостя Андрей Петрович желает видеть не пингвина, а кого-то гораздо более теплолюбивого, ее обрадовала.
        Возле дома опять ошивалась соседка в шубе, похожей на копну. Опасаясь нового столкновения соседской собачонки со своим медведем, Малинин высадил Олю на въезде во двор.
        - Ну, пока, - небрежно бросил он. - И тут же, наполнив девичье сердце радостью, добавил: - До завтра!

«Завтра, завтра, не сегодня, так ленивцы говорят!» - глупо хихикнул Олин внутренний голос.
        - Любимцы, - растроганным шепотом поправила Оля. - Не ленивцы, а любимцы!
        Улыбаясь, она проводила взглядом старую добрую «шестерку». Продолжая улыбаться, вошла во двор, приветливо поздоровалась с соседкой и ее собачкой, поднялась на крыльцо и шагнула в подъезд.
        Там было темно - на первом этаже опять то ли разбили, то ли выкрутили лампочку. Привычно подсвечивая под ноги мобильником, Оля заглянула в дырочки почтового ящика - нет ли там чего? - и направилась к ступенькам.

«Это он, это он - ленинградский почтальон!» - маршевым речитативом на почтовую тему затянул внутренний голос.
        Тот, кто прятался за дверью в подвал, дождался, пока Оля повернулась к нему спиной, и в три прыжка преодолел разделявшее их небольшое расстояние.
        Оля услышала шорох, обернулась, но разглядела только что-то большое, темное, квадратное, по очертаниям похожее на чемодан на двух ногах. Потом Олино лицо овеяло ветром, а затем сверху быстро опустилось что-то холодное и скользкое, закрывшее ее с головы до пояса.
        Словно в пасти чудовища, ей стало душно, тесно и до одури страшно.

«Это он, это он - наш маньяк, ядрен питон!» - стремительно впадая в истерику, срифмовал внутренний голос.
        Оля хотела завопить, но задохнулась - не столько от нехватки воздуха, сколько от избытка эмоций, - и потеряла сознание.
        - Костя, вызывай «Скорую»!
        Оля узнала мамин голос и прошептала:
        - Не надо никого вызывать.
        Представлялось вполне логичным, что родственники вызовут не только неотложку, но и полицию. Ведь на Олю напали!
        Однако мама только поцокала языком и сказала с укором:
        - Ах, не надо тебе «Скорую»? А в обмороки тебе падать надо? Опять голодная из дома умелась? И куда тебя понесло?
        - Я на похороны…
        - Все понятно, - это уже папа сказал. - Галя, не приставай к девочке, она и так переволновалась. Костик, помоги.
        Оля открыла глаза и сначала увидела плавающие в темноте бледно-розовые пузыри, а уже потом опознала в них лица родственников. Вокруг нее столпились Романчиковы в ассортименте, весь клан: и мама, и папа, и брат, и дядя с тетей, и бабушка с дедушкой, и даже юный кузен - и тот был тут. Только Любани не было.
        - Я сама, - вяло воспротивилась Оля папиной попытке взять ее на руки, как маленькую или больную. - Со мной все в порядке.
        Папа и брат подхватили ее под руки и повели вверх по лестнице. Следом, образовав почетный эскорт, потянулись остальные родственники. Мама, Галина Викторовна, продолжала разглагольствовать о вреде затяжных прогулок натощак, тетя с дядей настаивали на том, чтобы Олюшка для укрепления здоровья приехала пожить у них в деревне, бабушка хвалила свою новую корову и ее замечательное парное молоко, а дед смешливо хмыкал и повторял: «Обмороки! Ха! Какие ваши годы!»
        Дома Оля вырвалась из рук заботливых родственников, заперлась в ванной и сама себя осмотрела на предмет каких-либо увечий и утрат. Никаких телесных повреждений не обнаружилось. Колготки тоже были целы, белье и одежда в порядке - признаться, Оля боялась, что маньяк воспользовался ее беспомощностью, чтобы совершить над нею насилие.

«А был ли маньяк?» - справедливости ради задался естественным вопросом внутренний голос.
        Оля пошарила в карманах, проверила сумку - вроде ничего не пропало. И кошелек с минимумом денег, и дорогой - во всех отношениях - диск с базой данных, и паспорт - все было на месте. Пропала только еще одна пуговица с пальто, но какой негодяй стал бы устраивать засаду ради такой ничтожной добычи? Наверняка пуговка просто оторвалась.
        Выйдя из ванной, она сбросила многострадальное пальто на руки маме, скинула сапоги, пошла к себе и легла на диванчик. Родственники поочередно заглянули в ее комнату, чтобы выразить бедной Олюшке сочувствие и подоткнуть одеяльце. Оля вежливо выгнала всех, потому что хотела хорошенько обдумать случившееся.
        Так кто же на нее напал? Маньяк или грабитель?
        Кем бы он ни был, он не добился своей цели. Если только его целью не было как следует ее напугать!
        Оля решила, что об этом происшествии обязательно надо уведомить Андрея Петро-вича.
        И только тут обнаружила, что лишилась мобильника.
        - Костик! - закричала она.
        Разумеется, на ее призыв прискакали все Романчиковы.
        - Я потеряла мобильный телефон, - стараясь говорить спокойно, объяснила Оля. - Когда я вошла в подъезд, он был у меня в руке, я подсвечивала им ступеньки. Должно быть, я выронила его, когда… когда упала в обморок.
        Чтобы не будоражить родственников, она удержалась и не сказала: «Когда кто-то выскочил из-под лестницы и нахлобучил мне на голову хрустящий мешок, из-за которого я и задохнулась».
        Дружному клану Романчиковых нельзя было говорить такие вещи.
        Дружный клан Романчиковых после таких слов развил бы бурную деятельность, начиная с облавы по городу и заканчивая судом Линча.
        - Задачу понял, побегу, поищу, - правильно понял сказанное Костик.
        Дверь квартиры хлопнула, вниз по лестнице затопали как минимум шесть ног.
        - И пуговицу от моего пальто тоже… - добавила Оля.
        Дверь снова хлопнула, вниз протопала еще пара ног.
        Оля закрыла глаза и стала ждать, мысленно считая до ста, чтобы отвлечься от пугающих мыслей.
        Все восемь ног притопали на счет «девя-носто».
        - Вот, держи!
        Запыхавшийся Костик сунул Оле в руку костяную пуговицу.
        - А телефон твой мы не нашли, хотя все углы осмотрели. Нет его в подъезде. Видно, свистнул кто-то, пока ты валялась в отключке.
        Оля шумно вздохнула.
        - Не расстраивайся, деточка, все равно аппарат у тебя был старый, совсем уже неказистый, - попыталась успокоить ее мама.
        - Мы подарим тебе новый на Восьмое марта! - пообещал папа.
        - А сим-карту можно восстановить, - добавил Костик. - У тебя денег-то на телефонном счету много было?
        - Совсем чуть-чуть.
        - Значит, разорить тебя звонками в службу «Секс по телефону» воришка не сможет!
        Костик заржал, как пони, схлопотал от отца затрещину и удрал.
        Видя, что Оля не расположена беседовать, остальные Романчиковы тоже разошлись.
        Дождавшись, пока замыкавшая колонну Галина Викторовна прикроет за собой дверь, Оля резко села и немедленно вцепилась в собственные волосы. Из них тут же посыпался какой-то мелкий мусор вроде крупной соли. Напускное спокойствие тоже слетело с нее, как простыня с нового памятника в момент его открытия. Застыв, как аллегорическая фигура «Отчаяние» - с перекошенным лицом и кулачками, застрявшими во вздыбленных волосах, - Оля мучительно соображала.
        Телефон! Злоумышленнику нужен был ее телефон!
        Ее старому, облезлому телефону давно уже была прямая дорога на помойку, значит, ценность для напавшего на Олю негодяя представлял не сам аппарат.

«Кто владеет информацией - владеет миром!» - напомнил внутренний голос.
        Оля кивнула.
        Порнографические эсэмэски - вот что представляло собою особую ценность. По номерам, с которых они поступили, Оля с помощью приобретенной на радиорынке базы установила бы имя владельцев телефонов. И если кто-то этого очень не хотел, то он предпринял крайне удачную попытку ей помешать!
        - Мне нужно позвонить, - решила Оля и спустила ноги с дивана.
        Поскольку клан Романчиковых не оставил у ее ложа дежурного часового, отреагировать на сказанное было некому.
        Оля выглянула в коридор и с большим сомнением посмотрела на Желтого Дьявола.
        Если она позвонит Малинину с домашнего аппарата, никакой приватной беседы не получится. В их с Андреем Петровичем телефонном совещании примут посильное участие еще восемь человек… Нет, даже девять!
        Дверь распахнулась, пропуская в квартиру сияющую радостью Любаню.
        При виде Оли она притушила улыбку и проявила фамильную романчиковскую душевность:
        - Ну, как ты, сестричка? Оклемалась?
        - Что, уже и большая земля в курсе моих проблем? - мрачно поинтересовалась Оля.
        - Да это же я тебя нашла, - Любаня энергично разоблачалась, стаскивая с пышных телес тугую курточку. - Что, классная?
        - Классная - что?
        - Куртка! Новая, я сегодня купила. И блузку тоже, - Любаня повертелась у зеркала, любуясь собой. - Мы же с утра всем табором ходили шопать…
        - Занимались шопингом, - машинально поправила русичка Ольга Павловна.
        - Ага! Нашопали кучу классных вещей! - Любаня огладила себя по бокам. - Только с блузкой я малость промахнулась. В кабинке примерила - вроде все хорошо, а домой вернулись, надела - нет, маловата. В груди жмет!
        - Еще бы, - не сумев подавить недостойную зависть, буркнула Оля.
        - Ну, я и поехала назад, в торговый центр, - менять на размер побольше. Спустилась вниз, смотрю - а у стены под почтовыми ящиками кто-то валяется. Я думала - пьяный. Подошла, говорю: «Нажрался, скотина?» Смотрю, а это не скотина, это ты! Ну, я бегом домой, народ позвала, а сама в магазин поехала.
        Любаня наконец отвернулась от зеркала и испытующе уставилась на Олю:
        - Ты не обиделась, что я с тобой там не осталась? Я наших всех к тебе привела, а самой мне спешить нужно было, пока магазин не закрылся.
        - Конечно же, я не обижаюсь, - вздохнула Оля. - И спасибо тебе большое за помощь! А ты никого там не видела?
        - Кого? Где? - Любаня хлопнула ресницами.
        - Рядом со мной.
        - Да нет, ты одна лежала.
        Оля покраснела.
        - А во дворе никого не заметила подозрительного? Может, кто-то убегал или прятался?
        - Собачонка от меня бежала, - подумав, ответила Любаня. - И - точно! - пряталась за свою хозяйку, прямо под шубу к ней влезла.
        - Собачонка меня не интересует. Она вне подозрений.
        Любаня все хлопала глазами, и Оля объяснила:
        - У меня мобильник украли.
        - Ууу, гады! - Любаня искренне огорчилась. - А ты звонила на него? Может, это и не кража вовсе, может, кто-то случайно телефон подобрал? Если человек приличный, он тебе трубочку вернет.
        - Хорошая мысль!
        Оля вновь внимательно посмотрела на Желтого Дьявола, потом перевела цепкий взгляд на сестрицу:
        - Ты не одолжишь мне свой мобильник?
        Взяв телефон кузины, Оля опять уединилась в своей комнате и первым делом позвонила на свой собственный мобильник. После длинной серии долгих гудков в трубке возник хриплый голос.
        - Алле? Это кто? - настороженно спросил он.
        - Это законная владелица того телефонного аппарата, который вы сейчас держите у своего уха, - издевательски вежливо ответила Оля. - Скажите, пожалуйста, не имеете ли вы похвального намерения вернуть мне мою собственность?
        - Че?
        - Телефон верните, вот че! - рявкнула Оля.
        - А сколько дадите?
        - От года до трех, я думаю. Надо перелистать Уголовный кодекс.
        - Это что, угроза? - В трубке дерзко хохотнули. - Ой, бросьте, тетенька! Я про вознаграждение спрашивал. Сколько дадите?
        - Тетенька бедная, - угрюмо сказала Оля. - У тетеньки денег совсем нет.
        - Бедной тетеньке надо найти себе богатого дяденьку.
        - Тетенька вас не спросила, что ей делать! - Оля рассвирепела. - Двести рублей могу дать, хотите?
        - Пятьсот хочу.
        - Мало ли кто чего хочет!
        - Ага. Бедная тетенька хочет богатого дяденьку! - Олин собеседник откровенно веселился.
        - Цыц! Триста рублей - моя последняя цена.
        - Очень, очень бедная тетенька, - постановил весельчак. - Ладно, пусть будет триста. Встречаемся через полчаса, у фонтана в сквере.
        Оля посмотрела в окно: уже совсем стемнело. Бежать на свидание невесть с кем в глубоких потемках? Ну, нет! Она, конечно, дурочка, но уж не такая.
        - Нет, я сегодня не могу, давайте завтра утром, - возразила Оля. - В девять, идет?
        - Только приходите одна, бедная тетенька, а то не свидимся.
        Хрипатый отключился.
        Оля задумчиво потерла переносицу.
        Собеседник ей не понравился. Человек неуважительный, голос неприятный, хриплый. Черт его знает, кто таков! Мужик-курильщик, простуженный подросток, старик с одышкой?

«Или тетенька с астмой, - подсказал ей внутренний голос. - Бе-еедная…»
        - Спокойствие, только спокойствие! - процитировала Оля незабываемое, из мульт-фильма про Карлсона. - Надо сосредоточиться и вспомнить телефон Андрея.
        Это удалось ей с третьей попытки. Дважды, неправильно набрав последнюю цифру номера, Оля попадала не туда и вконец разволновалась. В результате, услышав ленивое малининское: «Алле-оу?», она грубо рявкнула:
        - Наконец-то!
        - Наконец-то - что? - заинтересовался Андрей.
        - Наконец-то вы!
        - Наконец-то я - что?
        - Вы издеваетесь?! Шутите, да?! А мне тут не до шуток! - Оля и сама не заметила, как расплакалась. - На меня напа-ааали! Мобильник мой укра-аали!
        - Как напали, где напали, кто напали? Да не реви ты, рассказывай толком! - Малинин подобрался.
        Быстренько пересказав ему драматическую историю с нападением на нее в подъезде, Оля по сложившейся традиции немедленно дополнила ее собственными скоропалительными выводами:
        - Я думаю, это был Мистер Эм! В смысле, наш маньяк. Очевидно, он продолжает за мной следить. Увидев, что мы купили диск с базой номеров, он понял, что над ним нависла угроза разоблачения, и лишил меня телефона.
        - Только телефона лишил?
        Оля смутилась:
        - Спасибо за беспокойство, все остальное цело.
        - Уже хорошо.
        Малинин замолчал. Оля услышала, что он насвистывает. Слуха у Андрея явно не было (очевидно, ему не раз уже медведь на ухо наступил), и звуки он издавал довольно-таки противные. Чтобы больше не слышать их, Оля сказала:
        - Мы назначили встречу на девять утра.
        - С кем? С маньяком?! - Малинину стало не до свиста. - Это что, синдром жертвы? Вы уже бегаете к нему на свидания?!
        - Я не бегаю, - с достоинством ответила Оля. - Он хотел встретиться через полчаса, а я отложила это на завтра. Мне еще триста рублей найти надо.
        - На маньяка? Он с вас еще и деньги берет?!
        - Не ехидничайте, - строго сказала Ольга Павловна. - Триста рублей - это вознаграждение за возвращение мне мобильного телефона. Мы так договорились: встречаемся в девять у фонтана в соседнем сквере, и он отдает мне телефон, а я ему за это - три сотни.
        - Значит, вы додумались позвонить на свой мобильник, молодец, - похвалил ее Малинин. - А почему вы решили, что договорились о встрече с сексуальным маньяком? Что, в разговоре он проявил себя как-то так… маниакально-сексуально?
        Оля честно подумала над этим вопросом.
        - Вообще-то нет. Таких пошлых гадостей, как в эсэмэсках, он мне не говорил. Хрипел только препротивно и еще сказал, что мне нужен богатый дяденька. Это сексуально?
        - Вам виднее, - Малинин ушел от ответа. - Говорите, свидание в парке, завтра в девять?
        - Да. Он сказал, чтобы я пришла одна.
        - Ясное дело - интим!
        - Опять издеваетесь!
        - Ни-ни. Ну, все, до завтра.
        Закончив разговор, Оля уже улыбалась. Солнечная улыбка на ее заплаканной физиономии смотрелась странно. Любаня, которая пришла забрать свой телефон, это заметила и с интересом спросила:
        - С кем это ты ворковала?
        - С одним хорошим человеком.
        - О! А сколько ему лет?
        - Какая разница? - Оля задумалась. - Лет сорок, наверное.
        - Так он же старый! - непонятно чему обрадовалась Любаня.
        - Сама ты старая! - обиделась Оля. - Он умный, сильный и красивый.
        - И старый, - засмеялась кузина, уворачиваясь от удара подушкой. - Хотя для тебя, конечно, в самый раз.
        Выходя из комнаты, она едва ли не приплясывала. Видно, радовалась за сестру.
        - Вообще-то Любаня хорошая девка, - с признательностью сказала Оля диванной подушке. - Дурная немного, но хорошая.
        На исходе бурного дня настроение у нее странным образом повысилось. Засыпая, Оля думала об Андрее Петровиче Малинине - красивом, умном, сильном и вовсе не таком уж старом.

«И вообще, тебе же его не варить!» - по-доброму пошутил внутренний голос.
        - А что мне с ним делать? - задумалась Оля.
        Вопрос был серьезный, и спешить с ответом на него не стоило.
        Завтра, завтра, не сегодня…
        И снова Оля проспала! Собиралась, как обычно, выбраться из постели в семь, а залежалась почти до восьми.
        Словечко это - «залежалась» - очень ее насмешило. Как невостребованная колбаса
«Любительская» с закончившимся сроком годности!
        - Залежалась, завалялась… Завалящая такая! - иронично бормотала Оля, вопреки сказанному чувствуя, что она вполне еще о-го-го, очень даже любительская - и, кажется, наконец-то нашелся любитель и на нее!
        Андрей Петрович его зовут, фамилия - Малинин.
        Резво соскочив с постели, Оля нехарактерным для нее широким жестом раздвинула плотные шторы на окне, и тут же выяснилось, что о любителях ее натуры вполне можно говорить во множественном числе. Потому что из окна дома напротив кукушечкой высунулся гражданин с фотокамерой, нацеленной не куда-нибудь, а именно на Олю!
        Остолбенев от неожиданности, она от начала до конца прослушала серию жизнерадостных звуков, произведенных фотоаппаратом в режиме репортажной съемки. Было очень похоже, будто это птичка клювом щелкает. Крупная такая птичка, вроде вороны: гражданин с камерой как раз был весь в черном.

«Смотри сюда, сейчас вылетит птичка», - вспомнилась Оле старая шутка фотографов.
        Потом до нее дошло, что этот шутник-фотограф снимает ее в непотребном виде - в помятой и перекрутившейся ночной сорочке на голое тело. Взвизгнув, Оля поспешно задернула шторы и отшатнулась от окна.
        Отдышалась. Выругалась. Закуталась в халат. На цыпочках подкралась к окну и выглянула в щелку.
        Фотоохотник терпеливо ждал, опасно перевесившись через подоконник и прилепив камеру к физиономии так, что лица его было не разглядеть. Отчетливо виден был только черный силуэт с тупым выступом на передней части головы. Ни дать ни взять - Дарт Вейдер!
        - Соблазнам темной стороны силы Скайуокер юный поддался! - процитировала Оля из незабываемых «Звездных войн».
        Однозначно темному соблазну запустить в папарацци горшком с геранью она не поддалась лишь потому, что сомневалась в своей меткости. Было бы просто здорово подбить негодяя так, чтобы он той самой птичкой вылетел из окна, но навыки гранатометчика у Оли были почти нулевыми. Соответствующий зачет по физкультуре в десятом классе средней школы она сдала с большим трудом и только с восьмой попытки. В данном конкретном случае подобная практика, скорее всего, дала бы в итоге семь разбитых окон.
        Бить стекла Ольге Павловне не хотелось. Хватит и того, что из-за нее такую неприятность получил Андрей Петрович!
        Из-за нехватки времени и недостаточной военной подготовки сражение с Дартом Вейдером пришлось отложить. Однако Оля постаралась запомнить, в каком окне он засел, чтобы адресно предъявить претензии позже, когда она разберется с более срочными делами.
        Первым вопросом на повестке дня стояла встреча с Хрипатым. Оля была полна решимости вернуть себе телефон.
        Несмотря на то, что встреча один на один с неизвестной подозрительной личностью ее пугала, Оля решила не нарушать договоренность и провести операцию по возвращению мобильника без подмоги, своими силами. Тем не менее немного подстраховаться не мешало.
        Идея, осенившая Олю, была предельно простой и на этом основании могла считаться гениальной.
        Девушка рассуждала так: хрипатая личность ждет, что на встречу у фонтана придет одинокая «тетенька»? Отлично! Значит, одинокий мужчина внимания не привлечет. Замаскировавшись «под дяденьку», Оля получит шанс рассмотреть Хрипатого. А рассмотрев - решит, не опасно ли предстать перед ним в натуральном виде.
        Все прочие Романчиковы еще спали, и Оля без помех собрала все, что требовалось, для небольшого маскарада. Любимая куртка брата - жесткая, кожаная, с заклепками и англоязычной надписью «Ночной охотник» на спине - сделала ее девичьи плечи чуть ли не вдвое шире (собственно, именно за эту мгновенную метаморфозу и любил свою
«охотничью» куртку дохловатый Костик). Папины перчатки скрыли маленькие руки, дедов вязаный шарф, намотанный в несколько витков, закрыл тонкую шейку, гладкая круглая шапочка обтянула голову, примяв и спрятав локоны. Джинсы Оля надела свои собственные, выбрав наиболее мешковатые, а ноги всунула в кроссовки.
        Существо, отразившееся в зеркале, было ярким образчиком модного стиля «унисекс»: не то мужеподобная дева, не то женственный парень. Чтобы в нужный момент нескупо добавить своему образу необходимой брутальности, Оля сунула в карман седую бороду на резинке. Этот новогодний аксессуар появился в доме вместе с дядей Петей, который не наигрался в Деда Мороза в новогоднюю ночь.
        Полноценным завтраком Оля вновь пренебрегла, ограничилась булочкой, которую сгрызла по дороге в сквер.
        Она очень спешила, но все-таки опоздала.
        Гениальные идеи имеют странное свойство приходить одновременно к разным людям. Вероятно, мироздание делает это для подстраховки, чтобы хоть один из тех, кого осенит гениальная мысль, не поленился претворить ее в жизнь.
        В данном конкретном случае мироздание откровенно перестаралось. Одновременно с Ольгой Павловной до трюка с переодеванием додумался Андрей Петрович.
        Он вовсе не собирался оставлять хорошую девушку-учительницу без помощи, поддержки и огневого прикрытия. Более того, он решил вызвать огонь на себя! А чтобы не спугнуть Хрипатого и подпустить его поближе, он переоделся женщиной.
        Старое бабкино пальто из синего кримплена рослому Малинину было коротковато, но он поддел под него самодельную юбку из занавески, и она закрыла его ноги почти до пят. Расписной павлопосадский платок на голове довершил превращение доброго молодца в дородную, гренадерского роста Бабу-Ягу.
        В отличие от припозднившейся Ольги Павловны Андрей Петрович явился к фонтану загодя и за пять минут до назначенного срока уже украшал своей яркой фигурой дотоле скучный черно-белый сквер.
        Однако мирозданию и этого показалось мало. Светлая мысль о подставной фигуре осенила и темную личность.
        Временный заместитель был выбран из трех кандидатов, расположившихся на ближайшей к скверу помойке. Все трое принадлежали к партии алкоголиков и тунеядцев, но лишь один из них не только стоял на ногах, но и сохранил способность к передвижению.
        Этого устойчивого и способного звали Сергуней. Физиономия у Сергуни была шишковатой и лиловой, как особо крупная молодая картофелина, а голос - еще более хриплым, чем у его нанимателя.
        - Понял, че ж тут не понять, - замедленно и веско молвил ангажированный Сергуня, трижды выслушав инструкции. - Подойти к бабе. Отдать ей телефон. Взять триста рублей. Оставить себе полтинник.
        - Шсят чтыре! - с трудом приподняв голову с овощного ящика, протестующе вскричал один из Сегуниных соратников по партии.
        Даже в состоянии нестояния он твердо помнил, сколько стоит самая дешевая бутылка водки.
        - Полтинником обойдетесь, - сплюнув под ноги, сказал Сергунин наниматель. - Баба будет одна. Не перепутай! А то щас мамаши с детьми набегут - вокруг фонтана выгуливаться.
        - Да что ж я, одинокую бабу не замечу? - медленно-медленно покачав пальцем, с большим достоинством произнес Сергуня. - Да если я перестану баб замечать…
        - Да! Есль прстаншь? - всерьез заинтересовался его неустойчивый товарищ по партии.
        - Пить брошу! - с надрывом пообещал Сергуня. - В анонимные алкоголики запишусь, вот что!
        - Мужик, - одобрил товарищ по партии и грозно всхрапнул.
        Сергуня с помощью нанимателя сориентировался в пространстве и взял курс на фонтан.
        Поначалу он шагал медленно, и цепочка его следов на снегу изобиловала петельками и вензелями, но постепенно путник разогнался и пошел почти по прямой - с легким заносом влево. Неуправляемый занос в конце концов привел к столкновению с елкой, из-за лохматой зеленой юбки которой Сергуня и высмотрел искомую одинокую бабу.
        Тому, что она одинока, удивляться не приходилось. Баба была страшна как смертный грех: здоровенная, сутулая, с пудовыми кулаками и кирпичным подбородком. Лицо ее до самых глаз закрывал цветастый платок, а под носом маковым бутоном алели густо напомаженные губы. Ужас! Не просто баба, а Баба-яга!
        Сергуня подумал, что он прекрасно понимает, почему его наниматель предпочел вступить в контакт с данной особой через посредника.
        Робея, он между елками двинулся в обход фонтана, чтобы подойти к страшной бабе с тыла, но неуправляемый занос вновь внес в его движение значительные коррективы. Сергуня сбился с курса, и его вынесло прямо на Бабу-ягу.
        - Пардон, мадам! - виновато пророкотал он, зацепив бабусю плечом.
        - Вали отсюда! - суровым басом ответствовала та, ощерив намазанные губы в презлобной ухмылке и выпятив челюсть так, что даже с расфокусированным зрением Сергуня заметил на кирпичном подбородке предательскую щетину.
        Одинокая баба при ближайшем рассмотрении оказалась одиноким мужиком.
        - Ошибочка вышла! - озадаченно молвил Сергуня, отваливая, как ему велели.
        Удаляясь от фонтана по эллиптической орбите, он пробурил насквозь заснеженный куст жасмина и с удовольствием узрел за ним другую одинокую даму.
        Эта выглядела поприятнее, хотя бы потому, что была не великаншей, а карлицей, да и одета повеселее: в нарядный сарафан и узорчатый кокошник, из-под которого ниспадала толстая пшеничная коса. Мини-баба стояла к Сергуне спиной и руками в меховых варежках зачем-то тянулась к сосновому стволу.
        - Зрасте, гражданочка! - набежав с тылу, приветствовал ее Сергуня.
        Гражданочка обернулась, и он оторопел.
        Если у Бабы-яги был щетинистый подбородок, то у мини-бабы вся морда заросла густым бурым мехом!
        - Ыыы?! - взревела суперстрашная баба.
        - Ошибочка! - закладывая крутой вираж, крикнул Сергуня. - Ошибочка вышла!
        Он просквозил между елками, вылетел на соседнюю аллею и там столкнулся с бородатым рокером в кожаной куртке. Подлежащий обмену на триста рублей мобильник, который Сергуня держал в кулаке, упал на землю.
        - Прости, старик! - извинился Сергуня.
        - Не стоит извинений! - звонко пискнул ветеран рока, проворно наклоняясь.
        Сергуня, тоже потянувшийся за упавшим аппаратом, медленно разогнулся и недоверчиво уставился на деда.
        У него была седая борода, гладкие розовые щеки и блестящие глаза, подрисованные коричневым карандашом.
        - Ты кто? - севшим голосом спросил совершенно замороченный Сергуня.
        - Дед Пихто! - залившись серебристым смехом, весело ответил неправильный старикан. - Вам денег дать? Я обещала триста рублей, но могу и добавить!
        - Тогда добавьте четырнадцать рэ, а то из этих трех сотен моих - только пятьдесят, - потирая виски, невразумительно попросил Сергуня.
        - Только сначала объясните, как к вам попал мой телефон? - реденьким веером развернув перед лицом Сергуни три сотни и две десятки, потребовал неправильный дед.
        - Малец принес, пацан знакомый, - не стал запираться Сергуня. - Сказал - пьяная баба в подъезде обронила, а он и подобрал.
        - И вовсе я… Она была не пьяная! - Неправильный дед почему-то обиделся, но деньги Сергуне все-таки отдал.
        Через десять минут он вернулся на помойку, без комментариев вручил своему нанимателю две сотни и один полтинник и, обращаясь к товарищам по партии, сказал:
        - Васек, Иваныч, подъем! К ларьку по-шли. Раздавим последнюю, а потом я пойду.
        - Кда ж ты пъдешь, Сргуня? - уловив в голосе товарища душевную боль, сочувственно спросил его неустойчивый приятель.
        - Куда-куда… В анонимные алкоголики пойду, - мрачно ответил Сергуня. - Все, баста! Допился уже, ни фига не отличаю мужиков от баб!
        Подозрительного мужичка, семенившего по направлению к фонтану по аллее, Малинин выхватил из разреженной толпы гулявших граждан цепким взглядом с недобрым прищуром. Очень, очень странно тот мужичонка выглядел!
        Отвратительно женственный, несмотря на окладистую боярскую бороду, мужичок-старичок был одет как юный придурок. Его рокерская кожаная куртка очень плохо сочеталась с походкой, потому что шажки подозрительный дед делал мелкие и скользящие, как в менуэте. А ногти его маленьких цепких пальчиков были слишком уж розовыми и блестели, как лакированные.
        - Может, и вправду - маньяк-извраще-нец! - вслух подумал Малинин.
        Он присмотрелся и отчетливо увидел в просветах между аккуратными пальчиками что-то еще более розовое. Старикашка сжимал в кулачке небольшую перламутровую вещицу, чрезвычайно похожую на запомнившийся Андрею девичий мобильник.
        - Та-аак! - зловеще протянул Малинин, напрягаясь.
        При этом бабкино пальто на нем заметно вздыбилось, уступая напору каменеющих мускулов.
        Какие-то мамочки с колясками испугались этого зрелища и резко изменили направление движения.
        Мужичок-старичок, однако, не обратил на Малинина в боевой стойке никакого внимания. Скользнув по его внушительной фигуре незаинтересованным взглядом, он уселся на бортик закрытого досками фонтана и открыл перламутровый телефон.
        - Та-ааак! - еще более зловеще повторил Андрей и отступил за елку.
        Пробежав через клумбу, где самозабвенно драл когтями сосновый ствол ряженый Снегурочкой Ваня Пух, Малинин незаметно зашел в тыл к противнику и засучил рукава пальто.
        Старикашка выглядел хиляком, и Малинин решил, что бить его он, пожалуй, не будет. Просто крепко возьмет за жабры, поднимет в воздух и в этаком неуютном для клиента положении проведет блицдопрос.
        План был хорош и, как большинство хороших планов, сорвался еще до начала реализации. Едва Малинин распростер над клиентом загребущие руки, как во внутреннем кармане бабкиного трижды клятого пальто оглушительно заблажил мобильник.
        Малинин замер с вытянутыми руками, как советский гимнаст в увертюре утренней зарядки. Старичок-мужичок обернулся на шум и тоже замер, держа в руке перламутровый мобильник, занятый важным делом - вызовом абонента. Зоркий Малинин разглядел на дисплее чужого мобильника вызываемый номер и с удивлением, но без колебаний опознал его как свой собственный.
        Седобородое розовощекое создание захлопало накрашенными ресничками.
        - Вот дура! - со злостью сказал Андрей и полез в бездонную глубину кармана, в который бабка, жутко боявшаяся воришек, прятала деньги и ключи.
        Сатиновый спецкарман был длинным и скользким, как кишка. Озверевая от непрекращавшегося звона канувшего на самое дно кармана мобильника, Малинин сделал страшное лицо, и только тут Ольга Павловна его узнала.
        - Это ты-ыы?!
        Сначала она расплылась в идиотской улыбке, а потом захохотала, как сумасшедшая.
        - На себя посмотри! - огрызнулся Малинин, но через несколько секунд тоже сначала хмыкнул, потом фыркнул, а потом и заржал.
        Черт его знает, как получилось, что они поцеловались! Сначала неловко и коротко, а потом основательно, с увлечением, да так и застыли, обнявшись: громоздкая баба, как сестра-близнец похожая на боксера Валуева, и хлипкий бородатый гном…
        - Ну и парочка! - захихикали прикатившие к фонтану мамочки с колясками.
        - Оба такие уроды, а погляди ж ты - нашли друг друга, и у них любовь! - покачивая головой, сказала одна.
        - У них еще и детки! - вздрогнув, добавила вторая.
        Из-за елок к целующейся парочке уродцев косолапо поспешало дивно страшненькое дитятко в умопомрачительном парчовом сарафане.
        - Некоторым людям надо законодательно запретить размножаться! - брюзгливо сказала первая мамочка и вновь развернула коляску.
        - И что теперь? - осторожно потрогав пальчиком припухшую губу, спросила Оля.
        Малинин не понял, о чем это она, и на всякий случай осторожно ответил:
        - Пока не знаю…
        - Это был не маньяк! - Оля подняла на него глаза. - Просто алкаш какой-то. Наверное, он подобрал мой телефон в подъезде. Как ты думаешь?
        Она смотрела на Андрея доверчиво и совсем не хищно. Он успокоился. Очевидно, внезапно возникшее опасение, будто сразу же после первого поцелуя хорошая незамужняя девушка потащит его в ЗАГС, было беспочвенным.
        - Так и думаю: это не маньяк, - с облегчением согласился Малинин. - Нет никакого маньяка!
        - Почему это нет маньяка? - Оля обиделась и отстранилась от него. - Между прочим, сегодня утром какой-то мужчина в черной одежде с фотоаппаратом подкараулил меня у окна и сделал целую серию моих снимков в неглиже.
        - Да брось!
        - Брошу! - насупив брови, пообещала Оля, и Малинин как-то сразу понял, что это она не про маньяка.
        - Ладно, ладно! Хочешь думать, что это был маньяк, - думай на здоровье.
        - Да уж какое здоровье! - Оля вздрогнула и вновь прижалась к кримпленовому пальто. - Я так испугалась, что у меня чуть сердце не остановилось!
        - Ужас, - легкомысленно согласился Малинин и посмотрел на часы.
        - Торопишься? - спросила Оля.
        - Нам с Ваней работать надо, - напомнил Андрей. - Новогодние праздники - они не резиновые.
        - Это точно, - Оля вздохнула. - Скоро в школу!
        - Мы сегодня быстро, - пообещал Малинин. - Часа два-три потусим, а потом за тобой заедем.
        На выходе из сквера они потоптались, смущенно улыбаясь друг другу, неловко раскланялись и разошлись в разные стороны.
        Компьютер только считался общим, на самом деле им пользовался преимущественно Костик. В прошлом году он впечатлил даже ко всему привычных тетенек из гороно, честно ответив на вопрос анкеты: «Каковы ваши главные семейные ценности?» -
«Телевизор и компьютер!» После этого противная заучиха Маргарита Семеновна долго шпыняла Ольгу Павловну за то, что она допустила педагогический брак в воспитании своего младшего родственника.
        На Олино счастье, на этот раз Костик наслаждался семейной ценностью номер один: смотрел молодежное реалити-шоу их тех, которые Ольга Павловна, будь ее воля, заменила бы куда менее затратным и более честным показом жизни пауков в стеклянной банке.
        Заняв временно вакантное место за компьютером, Оля приступила к изучению содержимого диска, недешево - то есть задорого - приобретенного на радиорынке.
        Сначала она проверила, есть ли в пиратской базе данных ее собственный номер. Он там был. Потом убедилась, что в списке имеются также номера ее родных и знакомых.
        Стопроцентный положительный результат произвел на нее двойственное впечатление. С одной стороны, было неприятно, что приватная информация доступна каждому, кто располагает нужной суммой и знает дорогу на радио-рынок. С другой стороны, полнота пиратской базы обнадеживала: появилась надежда, что и те номера, с которых к Оле поступили непристойные эсэмэски, охвачены вниманием составителей каталога.
        Но они оказались не охвачены!
        Оля несколько раз проверила каждый из пяти номеров, запуская поиск по базе данных. Ни-че-го!
        - Это что за расстрельный список?
        Оля, не заметившая появления братца, вздрогнула.
        Костик досмотрел очередную серию вымученных страданий обитателей «Дома2» и отклеился от телика, чтобы припасть к семейной ценности номер два.
        - Это пиратская база данных клиентов оператора сотовой связи, - уныло объяснила ему сестра.
        - Ух ты! Полная?
        - Не совсем, - Оля показала Костику бумажку с выписанными в столбик таинственными номерами. - Этих вот я не нашла.
        - Клуша! А ну, дай я!
        Непочтительный братец спихнул ее со стула, уселся сам и застучал по клавишам.
        - Хм… Действительно, их тут нет…
        Удрученная неудачей, Оля побрела в свою комнату и рухнула в кресло.
        Через минуту к ней сунулся неугомонный Костик.
        - Слушай, клуша! - в рифму позвал он. - Я тут подумал - это могут быть собственные номера оператора.
        - Как это? - Оля выпрямилась.
        - Очень просто. Ты отправляла когда-нибудь сообщения с их сайта? Это популярная бесплатная услуга. Заходишь на сайт ком-пании-оператора, вбиваешь номер адресата, пишешь сообщение, отправляешь - и он получает его как обычную эсэмэску, только с незнакомого номера.
        - Как интересно! - Оля проворно выкарабкалась из кресла. - А мы можем прямо сейчас поставить небольшой эксперимент?
        - Отправить тебе пяток сообщений с сайта оператора? - Догадливый Костик ухмыльнулся и исчез.
        В ту же секунду Олин мобильник тревожно запел, и девичье сердце забилось чаще: звонил Андрей Петрович Малинин.
        - Живо спускайся и жди нас во дворе! - не поздоровавшись, скомандовал он. - Не копайся, времени мало, мы можем опоздать!
        - Куда?
        - Туда! Давай, давай собирайся! - ничего не объяснил ей сердитый Малинин. - Да, и вот что: белое не носить, обтягивающее не надевать, понятно?
        Трубка загудела.
        - Непонятно! - с претензией ответила Оля.
        Она возмущенно посмотрела на трубку, потом опомнилась, бросила телефон на диван и принялась торопливо расстегивать халатные пуговки.
        В одном белье метнулась к окну - посмотреть, какая погода! - и зажмурилась, ослепленная фотовспышкой.
        В бешенстве, с треском дернула на себя оконную раму, она перегнулась через подоконник и, не обращая внимания на запрокинутые вверх лица любопытных старух на лавочке, злобно гаркнула папарацци в окне на другой стороне двора:
        - Ну, маньяк, я тебе покажу!
        Белое не носить! Обтягивающее не надевать!
        Под руку, как назло, попадалось все трикотажное и светлое.
        Кое-как экипировавшись, Оля выскочила в прихожую, вбила ноги в сапоги, сорвала с вешалки пальто… И уже с порога злобной фурией метнулась, чтобы повелеть Костику:
        - Эксперимент не отменяется, действуй! Только сообщения не мне посылай, а на другой номер, запиши!
        Она продиктовала братцу номер малининского мобильного и вихрем вылетела из дома.
        Знакомый «жигуль» затормозил у подъезда с визгом, посрамившим голосистого пинчера бабки в шубе, похожей на стог.
        - Цигель, цигель, ай-лю-лю! - проорал в приоткрытое окошко Малинин.
        Оля проворно обежала нетерпеливо вздрагивающую машину, бухнулась на пассажирское место и едва успела захлопнуть дверцу, как ай-люлюшный цигель стремительного старта вдавил ее в кресло нешуточной перегрузкой.
        - Что случилось?! - спешно пристегнувшись, крикнула она.
        - Похороны!
        Малинин вырулил на улицу, придавил педаль газа сильнее, и «жигуль» заревел, мешая разговору зверским рыком.
        - Что, еще кто-то умер?! - испугалась Оля.
        - Нет, знакомые все лица! - ответил Малинин, закладывая крутой вираж. - То есть тела. В смысле, трупы. Сегодня, в час дня, хоронят Репкину!
        - Ааа, - Олю немного отпустило. - Значит, мы спешим, чтобы не опоздать на ее похороны?
        - Ну да! Ты же должна посмотреть, вдруг там будут какие-то знакомые лица!
        - То есть не тела, в смысле, не трупы, - кивнула Оля, успокаиваясь.
        - Я попросил санитара в морге мне позвонить, когда Репкину заберут, - объяснил Малинин, тоже прекращая орать. - Он и позвонил. Мы с Ваней все бросили - и к тебе. Сначала, наверное, будет прощание по месту жительства Репкиной, а мы с тобой все равно не знаем ее адреса, так что прямиком на кладбище рванем, там и присоединимся.
        - Да-да, я думаю, можно немножко сбросить скорость, - мягко сказала Оля. - На ста двадцати будет сложновато встроиться в траурный кортеж, да и гаишники…
        Но гаишники им не встретились.
        К кладбищу они подъехали не с центрального входа, а откуда-то сбоку, так что Оля даже подумала, что Малинин заблудился. То есть верхушки крестов и обелисков впереди виднелись, но доступ к ним закрывал высокий вал из каменных обломков.
        - Тут есть служебный вход, - объяснил Малинин, за поводок вытягивая из машины медвежонка. - Надо Ваньку выпустить, пусть проветрится, пока мы наведаемся к Репкиной. Он все утро на бульваре плясал, а там даже для людей туалетов нет, не то что для медведей.
        За каменным валом занудно тюкало долото и время от времени истерично взвизгивала пила. Малинин явно знал куда идти. По утоптанной тропке он провел Олю и Ваню к калитке, за которой тянулся лесок - неухоженный, но без могилок. Могилки начинались дальше, где лесок стремительно редел и превращался в старое кладбище.
        - Секундочку.
        Андрей завел медвежонка за раскидистый орешник и вернулся один.
        - Все, погнали!
        И они погнали.
        В этот день городское кладбище работало в штатном режиме, плановые захоронения производились каждые двадцать минут. Однако несчастные, как и счастливые, часов не наблюдали, прощания то и дело затягивались и общее расписание неизбежно сбивалось. В результате в тринадцать ноль-ноль в последний приют практически одновременно въезжали на катафалках сразу три новосела.
        По закону подлости, исправно действующему не только в мире живых, но и на территории мертвых, эти три захоронения производились в разных углах обширного погоста. Так что Андрею Петровичу и Ольге Павловне для того, чтобы найти Репкину и иже с ней, пришлось побегать.
        Чтобы ускорить процесс, они разделились, условившись созвониться по телефону.
        - Поверю, когда увижу своими глазами! - сказал профессор Пигликов, помотав головой так энергично, что стильный каракулевый берет потерял форму и сполз ему на глаза, как жидкий коровий блин.
        - Да говорю вам, батенька, это был медведь! Самый настоящий живой медведь! - мелко подпрыгивая от возбуждения, радостно вскричал профессор Канавкин. - Нет, вы представляете?! В наше время! В этих широтах! Отголосок древнейшего обряда! Это же настоящее открытие!
        - Поверю, когда увижу, - повторил царственно важный профессор Пигликов, решительно поправив берет.
        - Конечно, я не могу гарантировать, что это замечательное явление повторится для нас с вами именно сегодня, - с сожалением признал профессор Канавкин, вертя головой, как птичка. - Обстоятельства, вызвавшие воспроизведение на провинциальном российском погосте начала двадцать первого века колоритнейшего обряда времен неолита, нам с вами еще предстоит прояснить и изучить. Однако я прекрасно помню, что в прошлый раз появлению медведя предшествовало некое подобие забега, в котором участвовала женщина в распахнутом черном одеянии.
        - Такая? - Профессор Пигликов указал направление тройным подбородком.
        Профессор Канавкин обернулся и радостно всплеснул ладошками:
        - Именно, именно такая!
        Женщина в черном одеянии, широко распахнутом по причине катастрофической нехватки пуговиц и сильного встречного ветра, вспугнутой вороной промчалась по поперечной аллее справа налево.
        - Сударыня! Сударыня, позвольте…
        Профессор Канавкин опустил руки и вздохнул:
        - Ах, нам за ней не угнаться!
        - Действительно, - желчно сказал недоверчивый профессор Пигликов. - Я уже не в том возрасте, чтобы гонятся за полураздетыми дамами. Ну? И где же ваш медведь?
        - Подождем, - предложил профессор Канавкин.
        Они подождали, но медведь не появился. Зато по поперечной аллее - теперь уже слева направо - вновь промчалась неугомонная сударыня в черном.
        - Кажется, она потеряла своего медведя, - ехидно заметил профессор Пигликов.
        - Предлагаю последовать за ней, - нахмурился его коллега.
        - Одну минуточку, извините, - толстые щеки Пигликова порозовели. - Мне нужно ненадолго отлучиться. Вы знаете, мой простатит… А тут ведь нет уборной?
        - Ближайшая уборная в здании дирекции, это воооон там, - подтвердил Канавкин, превосходно изучивший инфраструктуру погоста.
        - Слишком далеко, - решил Пигликов. - Но вот тут, где мы с вами сейчас находимся, тут ведь еще не кладбище как таковое?
        - Захоронений тут нет, если вы об этом.
        - Именно об этом, - пробурчал некстати застигнутый малой нуждой профессор Пигликов, отступая в заросли.
        Деликатный профессор Канавкин повернулся к нему спиной. Заглушая треск кустов и ожидаемое журчание, он мелодично засвистел реквием Моцарта, но не успел исполнить даже первую из пяти частей секвенции, как услышал исполненный ужаса крик.
        Орешник затрясся, как банный веник в руке великана. Проломив своим телом хрупкие ветки, на дорожку вывалился профессор Пигликов. В перекосившемся берете, в распахнутой - на манер мантии - и запятнанной снегом шубе, с трясущимися щеками и подбородками он походил на низложенного короля. Причем чувствовалось, что низложение произошло только что, и опальный король еще опасается чего похуже, а потому спасается бегством.
        - Что случилось, батенька?! - испугался профессор Канавкин.
        Дородный Пигликов, придерживая руками штаны, заторопился к выходу с такой скоростью, что вполне мог бы соревноваться с давешней сударыней в черном.
        - Что? Что случилось, Иван Афанасьевич? - с трудом догнав его, спросил участливый Канавкин.
        Пигликов ответил ему лишь после того, как выскочил за калитку, закрыл ее на задвижку и еше припер снизу немаленьким обломком гранита.
        - Вопервых, Викентий Эдуардович, я должен перед вами извиниться, - слегка отдышавшись, сказал опальный король. - Вы были совершенно правы: какие-то дикие ненормальные неандертальцы действительно приводят на это кладбище живого медведя!
        - Так это же прекрасно! - возликовал профессор Канавкин. - Давайте вернемся и установим все обстоятельства данного удивительного явления!
        - Позже! - нервно взвизгнул Пигликов. - Извините…
        Дрожащими пальцами он тщательно застегнул свою шубу на все пуговки.
        - Для меня лично это явление было уж слишком удивительным. Прошу прощения, но прямо сейчас я никак не могу приступить к научной работе. Сначала мне нужно сменить штаны!
        У Кости Романчикова был легкий характер, но трудный возраст. Сестру свою он любил, но считал неприспособленной к жизни дурочкой и, несмотря на то, что был намного моложе, покровительствовал ей как старший. Оказать сестричке скорую компьютерную помощь Костику было особенно приятно - это лишний раз доказывало превосходство нового поколения над всеми предыдущими.
        Короче, он действительно хотел ей помочь.
        К несчастью, очередная интересная для представителя нового поколения телепередача начиналась всего лишь через пять минут, так что компьютерная помощь должна была быть не просто скорой, а прямо-таки стремительной.
        Не теряя ни секунды на размышления, Костик забил в строку поиска запрос «Самые частые эсэмэски» и считаные мгновения спустя получил топ-лист из десяти позиций.
        Первые четыре места в списке наиболее распространенных эсэмэсок занимали вопросы:
«Ты где?», «Что делаешь?» «Ты там жив?» и «Кто это с тобой?» Затем следовали сообщения: «Позвони мне!» и «Уже еду!» На седьмой и восьмой позициях оказались тематически похожие новогоднее: «Вас тоже!» и пасхальное: «Воистину воскресе!»
        Грамотно экономя время на сочинении и наборе текстов, умница Костик поочередно скопировал эсэмэс-хиты и один за другим отправил их на указанный сестричкой номер с сайта оператора связи.
        Таким образом, на участие в эксперименте, затеянном Олей, представитель нового поколения потратил всего четыре минуты.
        Нужную им похоронную процессию обнаружил Малинин. Случилось это не вдруг и потребовало массу времени и усилий.
        Сначала он по ошибке прибился к группе зареванных лиц, провожавших в последний путь чью-то любимую бабушку, потом, также по ошибке, увязался за удивительно стройной колонной безутешных братков, хоронивших товарища.
        Примкнуть к скорбящим оказалось много проще, чем покинуть их ряды. На лицах братков читалось горячее желание зарыть соратника в большой компании, сформировав таковую буквально походя, из кого попало - кто под руку подвернется.
        Вздыхая и всхлипывая, Малинин под подозрительными взглядами суровых братков обессиленно обнял какого-то мраморного ангела, соскользнул на могильную плиту, уже с нее по-пластунски уполз подальше и технично затерялся среди надгробий.
        Только третья попытка отдать долг памяти гражданке Репкиной увенчалась успехом. Послушав тихие разговоры участников церемонии, Андрей убедился, что на этот раз не промахнулся, и вызвонил Олю.
        - Смотри внимательно, вспоминай, ищи знакомых, - проинструктировал он ее и спрятался за обелиском, чтобы дать отдых мускулам лица, непривычно надолго зафиксированным в трагической гримасе.
        Короткий писк поступившей эсэмэски за стонами, всхлипами и деморализующими звуками оркестровой музыки никто, кроме самого Малинина, не услышал.
        Пользуясь тем, что он скрыт от заплаканных глаз провожающих, Андрей достал из кармана мобильник и прочитал сообщение.

«Ты где?» - бесцеремонно интересовался кто-то.
        Номера Андрей не узнал, но, поскольку делать ему все равно было нечего, он развлекся тем, что честно ответил: «На кладбище».

«Что делаешь?» - спросил неизвестный вторым сообщением с неведомого номера.
        - Вот идиот! - радуясь неожиданному развлечению, пробормотал Малинин. - Что можно делать на кладбище?! Или хоронить кого-то, или лежать самому. Но я же отвечаю на сообщения, значит, я жив!

«Ты там жив?» - не дождавшись ответа, тут же уточнил неизвестный идиот.
        - Ты с кем болтаешь? - чутким ухом учительницы, привыкшей ловить в тиши контрольного урока любой подозрительный звук, спросила Ольга Павловна.
        Она заглянула за обелиск, и Малинин поспешно спрятал за спину руку с мобильником:
        - Ни с кем, сам с собой! Ты не отвлекайся давай! И подойди поближе к Репкиной.
        Оля послушно побрела к эпицентру общей скорби. Малинин разжал кулак и посмотрел на дисплей мобильника. «Кто это с тобой?» - продолжал приставать к нему назойливый идиот.

«А может, он не идиот? - подумал вдруг Андрей. - Может, он маньяк? Как он узнал, что со мной тут кто-то есть? Он нас видит? Он за нами следит?!»
        Мобильник снова пискнул. «Позвони мне!» - написал подозрительный и навязчивый Кто-то.
        - Перебьешься пока что! - сказал Малинин.
        Дзинь!

«Уже еду!» - написал Невесть Кто.
        - Я не понял, это что - угроза? - Андрей напрягся. - Да я тебя, гад, закопаю!
        Дзинь! «Я вас тоже!»
        - Ты что, слышишь меня?!
        Стиснув кулаки и челюсти, Малинин тяжелым взглядом просканировал местность.
        Прямо перед ним, на расстоянии, исключавшем возможность подслушать его негромкое бормотание, виднелись придавленные горем спины провожавших Репкину. Позади была широкая пустая аллея. Направо и налево, сколько видел глаз, тянулись ряды надгробий. Деревьев в этой части кладбища не было вовсе, кустики тоже еще не выросли. Среди могил, окруженных сквозными металлическими оградками, никто не прятался.
        - Ну не покойник же со мной болтает?! - разозлился Андрей.
        Дзинь!
        Малинин вздрогнул, посмотрел на дисплей и снова вздрогнул, прочитав короткое и абсолютно дикое: «Воистину воскресе!»
        Тем временем Оля медленно, чтобы не привлекать к себе внимания, переходила с места на место, из-под прикрытия солнцезащитных очков внимательно рассматривая участников печальной церемонии.
        Никаких знакомых лиц она не видела. Более того, присматриваясь и прислушиваясь, она не могла понять: что общего было между Дашей Елиной и Верой Репкиной? Разве что фамилии на тему флористики?
        Оля по опыту знала, что в зимнее время имитировать благосостояние гораздо труднее, чем летом, ведь стоимость какой-нибудь простенькой маечки неочевидна, тогда как меховые шапки и шубы говорят сами за себя. Судя по одежде, родные и знакомые Веры нужды не знали. Елка же, как любила повторять ее не-унывающая бабушка, происходила из семьи потомственных голодранцев.
        У Елки из близкой родни была одна бабка, а Репкины явились на кладбище целым кланом.
        Елка торговала в ларьке, а Вера училась в престижном вузе.
        Наконец, Елка была старше Веры лет на пятнадцать!
        Обе женщины были недурны собой, вот и все сходство.

«Должно быть, маньяку этого оказалось достаточно», - заметил внутренний голос.
        Если честно, тогда, в морге, Оля Веру рассматривала недолго и постаралась все увиденное поскорее забыть. Теперь, когда вокруг толпились люди и было не страшно, ей захотелось еще раз взглянуть на усопшую.
        Она подошла поближе к гробу и наконец-то увидела кое-что знакомое!
        Платье.
        Шикарное дизайнерское платье, из легкой ткани кремового цвета, с благородными воланами на груди и лакированным коричневым пояском. Гламурная дурочка Елка совсем недавно пускала слюни на глянцевый журнал с фотографией этого дивного платья! Обычно Оле совсем не нравилось то, чем восторгалась ее подружка, но тут они были единодушны: Ольга Павловна признала, что платье - роскошное и элегантное, а Елка назвала его отпадным и шикарным.
        Вера Репкина совершенно точно при жизни не стеснялась в средствах, если отправилась в последний путь в наряде за три тысячи евро!
        Глянцевый журнал не обманул: платье на самом деле притягивало взгляды. Даже Олю - с ее иммунитетом к гламуру - притянуло так близко, что она застыла у гроба бок о бок с пожилой особой, которая сначала поправила на лбу усопшей бумажный венчик с молитвой, а потом и вовсе запустила руки в благородные воланы, распутывая связанные запястья покойницы. Оле эта суетливая возня показалась некрасивой, но она не успела отвести глаза, потому что увидела нечто потрясающее!
        На левой руке Веры Репкиной, чуть выше запястья, синела полустертая, но все еще достаточно отчетливая буква «М»!
        Забыв все свои страхи, Оля качнулась к гробу, чтобы рассмотреть тату получше, но волны благородных воланов уже закрыли руки усопшей. И тут же деловитая пожилая особа со словами: «Подвинься, девонька!» - оттеснила Олю от домовины.
        Гроб закрыли крышкой, застучали молотки, заголосили женщины…
        Оля потихоньку отступила в задние ряды, выбралась из толпы и, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не припустить бегом, заторопилась к обелиску, к которому со свойским видом завсегдатая погостов привалился Малинин. Лицо у него, впрочем, было каким-то странно задумчивым.
        - У тебя есть ручка? - спросила его Оля.
        - Даже две, - встрепенувшись, сообщил Малинин и в подтверждение сказанного покрутил в воздухе руками, в одной из которых был зажат мобильник.
        - Мне шариковая нужна.
        - Шариковая должна быть в машине. - Андрей выразительно покосился на Олину сумку и недоверчиво спросил: - Неужели в твоем вещмешке нет шариковой ручки? Как так, ты же училка? Я думал, у тебя даже деревянная указка и с полкило мела всегда при себе!
        Оля покраснела. Малинин ударил ее в больное место.
        - Я постоянно теряю приборы для письма. Не знаю, почему. Я даже пробовала носить ручки на цепочке на шее, но все равно они каким-то образом теряются.
        - Это клиника, - хихикнул Малинин. - А зачем тебе срочно понадобилась шариковая ручка? Ты вдохновилась написать эпитафию?
        - Нет. Хочу зарисовать, пока не забыла, татуировку, которую увидела на руке покойницы, - объяснила Оля. - Ты удивишься, но это была буква «М»!
        - Я удивился, но не понял, почему тебе срочно нужно зарисовать букву «М», - сказал Андрей. - У тебя провалы в памяти? Ты уже забываешь алфавит?
        - Это ты забываешь!
        Пока они шли к машине, Оля напомнила Малинину о новой татуировке Елки. Затем, получив в свое распоряжение ручку и бумажку, она старательно воспроизвела изображение одинокой буквы, которую увидела на запястье Веры. Малинин тем временем привел своего мохнатого друга и подельника, отвязав его от дерева.
        - Что ж, это действительно интересно, - признал Андрей, покрутив в руках листочек с символом, в русской народной практике означающим мужскую уборную. - У Елки была тату в виде буквы «М», и у Веры была тату в виде буквы «М»… Пожалуй, это связь! Не знаешь, твоя подружка не вступила в какую-нибудь секту? Что-нибудь вроде «Мученицы святой веры» или «Монашеский орден идиоток»?
        - Это было бы совершенно не в духе Елки, - возразила Оля и замолчала.
        Малинин тоже замолчал. В тишине, нарушавшейся только уже привычными звуками - возней и сопением мишки на заднем сиденье, они провели с полминуты. Потом Андрей многозначительно произнес:
        - «Морозко»!
        - Что - «Морозко»? - Оля очнулась.
        - Это было бы подходящее название для секты, которая совершает человеческие жертвоприношения, насмерть замораживая девушек! - объяснил Малинин. - Как в сказке, помнишь?
        Сказку Ольга Павловна помнила, но с предложенной версией не согласилась:
        - Морозко был добрый!
        - Тогда «Маньяк»! - предложил Малинин. - Может, это его персональная метка?
        Тут Оля вспомнила:
        - Кстати, о маньяке! Ты эсэмэски получил?
        Андрей подпрыгнул на сиденье:
        - Откуда ты знаешь?!
        - Значит, получил? Это мой брат их тебе отправил.
        - Твой брат? - Он посмотрел на нее как-то странно.
        - Ну да, мой брат. Можно посмотреть?
        - Конечно, - Малинин вытянул из кармана мобильник. - От тебя у нас с твоим братом секретов нет!
        Оля приняла телефон Андрея, достала из сумки свой собственный и, взяв в каждую руку по мобильнику, сверила источники. Шесть номеров совпали.
        - Что и требовалось доказать, - Оля вернула Малинину его аппарат и освободившейся рукой устало потерла лоб. - Все свои порнографические эсэмэски маньяк отправлял с сайта оператора сотовой связи.
        - Оборвалась еще одна ниточка! - с чувством произнес Малинин.
        Почему-то ему было весело. Почему - Оля не поняла.
        А потом Андрей попытался завести машину, а она не завелась. Ни с первой попытки не завелась, ни с пятой, ни с десятой.
        - Понимает, где ей место! - тихонько пробормотала Оля, оглянувшись на кладбищенскую ограду.
        - Типун тебе на язык! - с чувством сказал Малинин и предпринял еще примерно десять попыток реанимировать дедов драндулет.
        Оля осмотрительно помалкивала. Ваня Пух сочувственно кряхтел.
        - Все, кирдык! - злобно признал разрумянившийся и вспотевший Андрей и зашевелил губами с такой выразительной артикуляцией, что Оля безошибочно угадала все его ругательства и тоже покраснела. - Бли-иин! И что же теперь делать?!
        Он обернулся и уставился на мишку.
        - Ы? - насторожился тот.
        - Как домой пойдем, дружок? Пешим ходом, с узелком на палочке? - спросил его хозяин. - Что-то мне подсказывает, что в общественный транспорт тебя не пустят!
        - А если на поводке и в наморднике? - робко предложила Оля.
        - Нет у него никакого намордника.
        - А если сделать?
        - Из чего? - Малинин прищурился. - Может, у тебя есть кожаное белье?
        - С ума сошел? Я похожа на такую?!
        - Внешность бывает обманчива, - Малинин выразительно пожал плечами.
        Девушка, во множестве получающая черт знает от кого порнографические сообщения, вполне могла носить под бесформенным свитером бюстгальтер из лакированной кожи, с цепями и шипами!
        Андрей не озвучил это здравое соображение исключительно из соображений же благородства и гуманности. Чувствовалось, что вопросы чести волнуют хорошую девушку-учительницу настолько, что за оскорбление она запросто может вызвать обидчика на дуэль. Буквально бросит ему в лицо свою перчатку! Предварительно положив в нее что-нибудь тяжелое, благо поблизости полным-полно обломков гранита и мрамора…
        Малинин усмехнулся. Оля, не подозревавшая, о чем он думает, свела брови галочкой и наморщила лоб.
        - О чем ты думаешь? - неожиданно спросил ее Андрей.
        - Я думаю - интересно, майоры ФСБ умеют заводить машины без ключа?
        - Предположим, да, и что? Предлагаешь угнать один из автомобилей траурного кор-тежа?
        - Не совсем так, - Оля испытующе посмотрела на собеседника. - Я вот подумала… Мы с бабой Женей приехали в краевую больницу на ее мотоцикле…
        - На мотоцикле?!
        Малинин вообразил, как чудненько они с Ваней Пухом будут смотреться в роли парочки байкеров, и нервно засмеялся.
        - Мотоцикл с коляской! - уточнила Оля. - Полагаю, он так и стоит на площадке у клиники, всеми забытый и никому, кроме нас, сейчас не нужный. Красная «Ява», номер я не помню, но на бензобаке есть наклейка - голова Волка из мультфильма «Ну, погоди!» в мотоциклетном шлеме. А настоящие шлемы лежат в коляске, она брезентом накрыта…
        - Бедный, несчастный осиротевший мотоцикл! - продолжая неудержимо хихикать, выдавил из себя Малинин. - Ты права, мы просто обязаны его спасти! И, будем надеяться, он спасет нас. А ключа, я так понимаю, нет?
        - Ключа нет, - развела руками Оля. - Но ты же из спецслужбы, значит, у тебя должны быть спецнавыки!
        - Ну да, ну да, - Андрей похлопал себя по карманам, зачем-то открыл бардачок, поглазел в него, опять закрыл и полез из машины. - Сидите здесь, ждите и молитесь за успех моего предприятия!
        - Что-то я не почувствовала в нем особой уверенности, а ты? - провожая Малинина взглядом, через плечо спросила Оля Ваню.
        Медвежонок вздохнул.
        - Принимай, Юрий Саныч, гостей! - потребовала бабка Семина, на манер Василисы Премудрой выпуская из рукава живую тварь, правда, не гуся-лебедя, а своего ненаглядного песика Мульку.
        Участковый Юрий Александрович с усилием сделал приветливое лицо и убрал с живота полотенце, защищавшее его форменную рубашку от борща. Не то чтобы борщ напал на участкового, скорее наоборот. Юрий Александрович мирно обедал, пока ему не помешала премудрая бабка Семина.
        - С чем на этот раз пожаловали, Анфиса Яковлевна? - старательно улыбаясь, спросил участковый.
        Бабка Семина запросто могла победить во всероссийском конкурсе «Самая вредная старуха года». За прошедшие двенадцать месяцев она приходила к участковому с разнообразными жалобами ровно двадцать пять раз, и вот, нате вам - едва лишь наступил новый год, как замшелая Мисс Вредина России уж тут как тут!
        Дипломатичный Юрий Александрович проглотил нехорошее слово вместе с борщевой гущей и пытливо посмотрел на Мульку, который лег на пузо и, судорожно дергая паучьими лапками, пытался залезть под шкафчик. Цели и намерения Мульки были участковому неясны, но подозрительны. На всероссийском конкурсе особо вредных созданий Мулька тоже мог рассчитывать на призовое место.
        - Сигнализировать буду, - сообщила бабка Семина очевидное, присаживаясь к столу. - Романчиковых с верхнего этажа знаешь?
        - Знаю Романчиковых, - кивнул участковый. - Хорошие люди, приличное семейство.
        - Было приличное! - возразила бабка Семина и возбужденно поерзала на стуле. - Девка-то ихняя совсем плохая стала!
        - Она же учительница, - напомнил ей участковый.
        - Вот именно! Чему ж она детей наших научит?!
        Вообще-то детей у бабки Семиной никогда никаких не имелось. У нее даже мужа не было - ни одного, и умудренный жизненным опытом Юрий Александрович подозревал, что гиперактивная жизненная позиция Анфисы Яковлевны сформировалась именно на половой почве. Не получив возможности исполнить супружеский долг, бабка Семина ревностно исполняла гражданский.
        - Ну, рассказывайте, - участковый вздохнул и покорился.
        - Значится, так.
        Анфиса Яковлевна выпростала из шубного рукава узловатую твердую пятерню и приготовилась загибать сучки пальцев.
        - Вопервых, к этой Ольке мужик ездит, да не просто мужик, а иностранец! Давеча вот как рявкнул из окошка на своем басурманском языке, так я аж присела со страху.
        - Присела, - эхом повторил Юрий Александрович, втайне мечтая: а посадить бы эту бабку суток на пятнадцать!
        - То есть она, Олька эта, с иностранцем спуталась. И ладно бы просто с иностранцем, так еще и с медведем! Вот те истинный крест, Юрий Саныч: у них живой медведь! И что они там втроем с этим медведем делают - один Бог знает!
        - Бог знает, - эхом повторил участковый, с сожалением думая: нет, на пятнадцать суток - это мало, ее бы вовсе из мира живых удалить, но когда же это случится? Вот именно, один Бог знает!
        - Дальше! - Бабка Семина с хрустом заломила второй палец. - Гуляем, значится, мы с Мулечкой вчера во дворике и видим: валяется эта Олька в подъезде, как куль с мукой. Прям на проходе разлеглась, тварь бесстыжая! Мы с Мулечкой только заглянули, а оттуда как порскнет какая-то бандитская рожа! Не иначе, тоже Олькин дружок, с кем она там валялась.
        - Ну, почему же сразу валялась? - Участковый сделал попытку вступиться за девушку. - Может, она…
        - Может она, не может она! Уж чего она только не может! - перебила его Анфиса Яковлевна. - Нынче вот белым днем чего учудила? Высунулась ажно по пояс из окошка - почитай, голая, - да как заорет на весь двор: «Эй, маньяк! Вот я тебе покажу!» И давай, значит, себя показывать. Тьфу, срамота! А у нас, между прочим, во дворе не маньяки, а дети гуляют и старики! Им, между прочим, на такое смотреть совсем не нужно!
        - Не нужно, - повторил участковый, с сожалением подводя итог своим тайным размышлениям на тему: а не пристрелить ли ему вредную бабку из табельного пистолета?
        - Так что ты, Юрий Саныч, имей в виду: девка Романчиковых с пути сбилась и в разнос пошла! - тоже подытожила бабка Семина. - Ты, конечно, можешь от сигнала общественности отмахнуться…
        - Ах, если бы! - пробормотал участковый.
        - Но я тебе отмахиваться от моих сигналов не советую, - с угрозой в голосе закончила Анфиса Яковлевна и грузно поднялась со стула. - Муля, Мулечка! Иди к мамочке, детка, нам пора домой.
        Бабка с собачкой ушли, оставив после себя отчетливый скверный запах. Мало того что рассказанная бабкой история дурно пахла сама по себе, так еще и дрянная псина Муля пакостливо нагадила под шкафом!
        Несмотря на то что Малинин отнюдь не проявил энтузиазма, отправляясь «на дело», справился он с ним успешно и быстро. Угон мотоцикла с коляской майора ФСБ не затруднил!
        - Может, я автобуса подожду? - привычно замялась Оля при виде тарахтящего мотомонстра. - А вы с Ваней на «Яве» поедете, все равно шлемов только два!
        - Все равно на Ванькину башку шлем не налезет! - парировал Малинин.
        Он прямо-таки лучился самодовольством и выпячивал грудь, как будто ожидал, что на нее прикрепят орден «За угон первой степени».
        Неформатную Ванину голову обмотали Олиным шейным платком, и получилась прекрасная бандана. В коляске «Явы», помимо пары шлемов, обнаружились мотоциклетные очки на резинке, их тоже отдали мишке. В очках, бандане и хозяйском мохеровом шарфе медвежонок в коляске смотрелся как слегка принаряженный ребенок снежного человека.
        - Будем надеяться, что к нему никто не станет присматриваться! - махнул рукой Малинин. - Все, едем!
        И они поехали, но по пути вынужденно - детективного дела ради - сделали остановку у салона тату.
        Его вывеска попалась на глаза Ольге Павловне как прямой ответ на вопрос: «Что делать дальше?» То есть она вовсе не собиралась делать себе татуировку. Она придумала обратиться к специалистам данного заведения за информацией.
        Салон тату «Узорочье» разместился в бывшей жилой квартире на первом этаже
«хрущовки». Нижний ярус здания уже полностью выкупили предприниматели: слева от салона тату располагались парикмахерская и ногтевая студия, справа - ветеринарная аптека и булочная. Соседство обнадеживало: по идее, во все указанные заведения должна была регулярно наведываться санинспекция.
        Под окнами салона очень удачно сгруппировались большой джип и пара сверкавших металлом мотоциклов. Малинин поставил «Яву» так, чтобы джип закрывал ее от пешеходов, и ветеран мототехники вполне органично влился в компанию.
        - Прошу тебя, посиди спокойно пять минут! - попросил Малинин Ваню Пуха. - Ольга, идем!
        От притона, каким представляла себе татуировальный салон Ольга Павловна,
«Узорочье» выгодно отличалось отсутствием паутины на стенах, окурков на полу и пьяного, с грязными руками и угрожающего вида инструментом, детины, накалывающего на бугристой спине клиента сакраментальную надпись с орфографическими ошибками:
«Низабуду мать радную!»
        В салоне играла приятная музыка, было чисто, светло и свежо. В маленькой приемной скучала за стойкой красивая девушка в белоснежной спецодежде. На стенах красовались фотографии, запечатлевшие лучшие работы мастера и его самого. Взглянув на фото, Малинин заслонил спутницу своим телом и бросил через плечо:
        - Разговаривать буду я.
        Мастер татуировальных дел оказался здоровенным парнем и выглядел как расписной индийский слон.
        - Мы из журнала «Мир тату», - небрежно облокотившись о стойку, доверительно сообщил Андрей белоснежной девушке. - Готовим обзор лучших татуировальных салонов. Можно поговорить с вашим мастером?
        - С Антошей? Конечно! - Девушка обрадовалась и сразу же огорчилась. - Только он плотно занят, часа на полтора. Вы же, наверное, не будете столько ждать?
        - Ждать не будем, - подтвердил Малинин. - Но мы можем расспросить маэстро без отрыва от производства. Нам так даже интереснее.
        - Ну, если клиентка не будет против…
        Белоснежная девушка ускользнула в соседнее помещение.
        - А откуда ты знаешь про журнал «Мир тату»? - шепотом спросила Малинина любознательная Оля. - Ты что, читаешь такое?
        - Я разное читаю, - тоже шепотом ответил ей Андрей. - А журнал «Мир тату» я просто придумал и, видишь, - попал. И это неудивительно: сейчас каких только миров не увидишь - и «Мир мебели», и «Мир посуды», и даже «Мир сантехники».
        Белоснежная голубица вернулась с благой вестью: мастер был согласен дать интервью, клиентка тоже не возражала. Впрочем, Оля заподозрила, что мнения этой дамы не спросили - она все равно ничего не видела и не слышала. Глаза у нее были закрыты, из ушей тянулись провода плеера.
        Уважаемая клиентка лежала на животе, подставив мастеру накожной живописи тугую ягодицу. Несмотря на то, что рассматривать чьи-либо интимные места Ольга Павловна считала неприличным, она все-таки поглядела - что там рисует мастер Антоша? Разумеется, только для того, чтобы в случае, если он с ошибками пишет про незабываемую мать, напомнить: «не» с глаголом пишется раздельно!
        Антоша не писал про мать. Антоша рисовал чертовски красивого змея с райским яблочком во рту. Змей у него получался как живой, и яблоко - тоже как настоящее.
        Оля отпрянула.
        Малинин сглотнул слюну.
        Оля нахмурилась.
        - Очень аппетитное яблоко, - объяснил свою реакцию Малинин.
        Оля надулась.
        Малинин ухмыльнулся.
        - Присаживайтесь, уважаемые, - гулким басом пригласил мастер. - Задавайте свои вопросы. Что вас интересует?
        - Буквы! - забыв, что говорить должен Малинин, выскочила вперед Ольга Павловна.
        - Какие буквы?
        - Отдельно взятые! Например, буква «М». Что означает такая татуировка?
        - Эммммм… - Мастер задумался. - Интересный вопрос! Я что-то не помню… Так, давайте по порядку! Итак, одиночные буквы… При Михаиле Федоровиче Романове бунтовщиков клемили буквой «Б». При Петре Великом ссыльным, освобожденным от смертной казни, натирали порохом на коже букву «В». Екатерина Вторая тоже, бывало, клеймила воров буквой «В», а убийц - буквой «У». А одному чиновнику, уличенному во лжи, написали букву «Л», и произошло это в конце восемнадцатого века. Да, еще бродяг в Сибири клеймили буквой «Б». Во Франции клеймо «V» означало «вор», а «F» - фальсификатор.
        - То есть тату злодеям ставили по первой букве слова, обозначающего род их преступных занятий? - смекнула Ольга Павловна, сделав страшные глаза Андрею Петровичу. - Тогда «М» - это точно «маньяк»!
        - Или мошенник, или многоженец, или медвежатник, - не согласившись, пробормотал Малинин.
        - Сам ты медвежатник! - прошипела Оля.
        - Сегодня татуировки в виде букв несут совсем иной смысл, - успокаивающе пророкотал мастер Антоша. - Их накалывают на память о любимых людях или местах. Например, Анджелина Джоли на левом запястье сделала себе татуировку буквы «Н» - в честь брата Джеймса Хейвена.
        - Так что «М» - это могло бы быть «Малинин»! - нашептал Андрей в ушко Оле.
        - Понятно, - разочарованно протянула Оля, соображая, показывать ли мастеру свой набросок.
        И тут застопорившееся было расследование подтолкнула сама Фортуна.
        Рука судьбы имела вид гладкой, покрытой ровным загаром конечности, которая непринужденно потянулась почесать не затронутую манипуляциями мастера ягодицу.
        Оля сдавленно пискнула и блеснула глазами. Чуть выше запястья загорелую девичью руку пятнало полустертое клеймо в виде одинокой буквы «М»!
        - Вот! - тыча пальцем в рисунок, вскричала Оля.
        - Это? - Мастер Антоша пренебрежительно хмыкнул. - Так это вовсе не тату! Это печатка.
        - Печатка? - повторил Малинин, внимательно отследив движение загорелой руки, которая вновь взлетела вверх и спряталась под грудью клиентки.
        - Печатка, печатка. Обычный штампик, - объяснил знаток. - Такие ставят в ночных клубах, дискотеках и аквапарках. Чтобы, значит, клиенты могли выходить и возвращаться, не предъявляя билетов.
        - Извините, я на минуточку! - поднявшись, произнесла Оля таким напряженным голосом, что Малинин счел нужным проявить заботу и доверительно шепнул ей:
        - Туалет по коридору направо.
        - Да, да, туалет! - не вникая в сказанное, согласилась Оля и выскочила за дверь.
        Ей действительно срочно нужно было уеди-ниться для совершения неотложного интимного действия - секретного звонка младшему брату.
        - Костя, быстро скажи, только честно: ты бывал в заведении, которое называется
«Мыльня»? - требовательно спросила она, едва брат подошел к телефону.
        - Ночной клуб? Да ну, что ты! Там же дорого! И вообще пускают только с восемнадцати лет, - заюлил Костик.
        - Там мама с тобой рядом стоит? - догадалась Оля. - Все равно, отвечай честно, это сейчас важнее всего.
        - Ну, ладно, - сдался братец. - Что ты хочешь знать про «Мыльню»?
        - Ставят ли там посетителям чернильные штампики? И если да, то какие?
        - В виде буквы «мэ», а что?
        - «Эм», а не «мэ», двоечник! - не сдержалась Ольга Павловна. - Так-так-так! Аккуратная такая буковка с хвостиком, как у обезьянки?
        - Ну да, с крючком. А что?
        - А где эта «Мыльня» находится и когда открывается?
        - Олька! У тебя что, появилась ночная жизнь? - радостно удивился Костик.
        - Скорее ночная смерть.
        - Чего?!
        - Того! Не задавай мне вопросов, сам отвечай: где этот клуб и в котором часу он открывается?
        - На площади Революции. Начало в десять, но так рано нормальные люди не приходят.
        - Мы ненормальные, - отмахнулась Оля.
        - Кто бы спорил, - согласился братец и тут же спросил: - А с кем ты?
        - С кем надо.
        Она уже хотела выключить трубку, но вспомнила еще один немаловажный вопрос:
        - А очень дорого там? Сколько нужно заплатить за вход?
        - На твое счастье, сестрица, симпатичные девушки у них проходят бесплатно!
        - Спасибо тебе!
        Сестрица отключилась, и Костик даже не понял, сказала ли она ему «спасибо» за комплимент или же за информацию.
        Повесив трубку, он таинственно улыбнулся и подмигнул своему отражению в зеркале. Галина Викторовна и Любаня, с комфортом отследившие мизансцену у телефона из боковой ложи в дверном проеме, заинтересованно переглянулись, и Любаня спросила:
        - Кто это идет в ночной клуб?
        - Моя сестра! - ответил гордый брат.
        - Наша Олюшка? В клуб?! - Любящая мама Галина Викторовна растроганно всхлипнула и едва не пустила слезу.
        - С кем это она идет в ночной клуб? - недоверчиво прищурилась Любаня.
        - А вот это - тайна, покрытая мраком неизвестности! - с удовольствием ответил Костик и, насвистывая, пошел к компьютеру.
        - Не, Сергуня, ты рано! Рано сдаешься! - с пьяной уверенностью постановил Иваныч, размеренно покачав перед багровым носом приятеля нечистым пальцем. - Подумаешь, один-единственный раз перепутал бабу с мужиком, а мужика с бабой, так что? Из-за этого сразу пить бросать?! Нормально все с тобой, Сергуня! Апс… Абсолютно нормально!
        - Нърмалек, - поддакнул Васек, качнувшись и тюкнув лбом пустую пивную бутыль, которая опрокинулась, как кегля, и с треском поскакала по асфальтированной дорожке между гаражами.
        - Сгоняй за второй! - повелел разговорившийся Иваныч.
        Сергуня вытянул из кармана деньги, старательно разложил на фанерном ящике купюры и монеты и трижды пересчитал их, шевеля губами и пальцами. Всякий раз итоговая сумма у него получалась разной - не то двадцать шесть, не то двадцать восемь, не то даже тридцать рублей. Но на «литрушку» скверного разливного пива в любом случае хватало.
        - Сгоняю! - сгребая деньги, объявил Сергуня.
        Пивной ларек располагался на другой стороне улицы. Сергуня дисциплинированно двинулся к пешеходному переходу, промахнулся мимо «зебры» на пару метров и с полминуты потратил на корректировку своего местоположения в пространстве.
        Пока он в челночном режиме сновал вдоль дороги, красный сигнал светофора сменился зеленым. Сергуня все медлил. Поторапливая его, остановившийся у перехода мотоциклист посигналил.
        - Иду, мужики, иду! - сказал Сергуня и располагающе улыбнулся.
        Мужики на мотоцикле на это ничего ему не ответили, а вот пассажир в коляске приветливо оскалился, и на Сергуню мгновенно напал приступ нервной икоты.
        Часто вздрагивая и покачиваясь, он изумленно воззрился на зубастого мохнорылого карлика в бабьей косынке на голове, мужском шарфе на шее и очках авиатора на тотально небритой физиономии.
        Светофор поменял цвет, мотоцикл протарахтел мимо. Сергуня проводил мутным взглядом удалявшийся транспорт, попятился, с трудом сохраняя равновесие, развернулся и с сильным креном влево устремился к гаражам.
        - А пиво где? - увидев гонца, возвращавшегося с пустыми руками, огорчился Иваныч.
        - Все! Пива не будет! - выворачивая карманы, отчаянным голосом объявил Сергуня. - Мужики, бабы, дети! Хос-сссподи! Мне всюду черти мерещатся! Нет, братцы, амба! Вы как хотите, а я завязываю!
        Ваня Пух стойко перенес одиночное заключение в мотоциклетной коляске, но при появлении хозяина проявил беспокойство. Он ругательно ворчал и настойчиво тыкался носом в Олину сумку, пока та не скормила косматому попрошайке все свои витаминные конфеты и еще полпачки мятной жевательной резинки.
        - Домой надо ехать, Ваньку кормить, - сделал вывод Малинин и посмотрел на часы. - На вечер в наших планах ночной клуб, так?
        - Так, - охотно согласилась Оля.
        Ей было приятно, что у них с Андреем Петровичем общие вечерние планы, да еще такие шикарные, как посещение ночного клуба.
        Несмотря на то, что Ольга Павловна считала увеселительные заведения «для взрослых» злачными местами, несоответствующими ее вкусу, стилю и тонкой душевной организации, морги и кладбища нравились ей еще меньше. Определенно, пора было начинать встречаться как-то более традиционно: в парках, ресторанах и на танцплощадках.

«В сквере уже встречались», - напомнил ей внутренний голос.
        Интонация у него при этом была самодовольная. Действительно, хотя в сквер Ольга Павловна ходила на встречу с предполагаемым маньяком, завершилась эта авантюра неожиданно романтично - их первым поцелуем с Андреем Петровичем. То есть сквер, как близкий родственник парка, показал себя очень даже правильным местом для встреч и свиданий.

«А ночной клуб можно попробовать считать вариантом ресторана, - наглея, предположил внутренний голос. - Глядишь, после клуба кавалер осмелится на что-то большее, чем поцелуй!»
        Оля покраснела и украдкой посмотрела на Малинина, который, увы, отнюдь не казался приятно взволнованным. Наоборот, он выглядел огорчительно невозмутимым. Впрочем, подпрыгивая на сиденье мотоцикла за спиной водителя, Оля видела в основном его спину, а это, как ни крути, далеко не самая эмоционально выразительная часть мужского организма.
        - Примерно сорок минут туда, сорок обратно, это, если без пробок, полчаса на мишкин ужин и то-се… Короче, встречаемся через два часа! - деловито сообщил Малинин, акку-ратно причалив «Яву» к тротуару ввиду родного Олиного дома. - Ты будешь готова через два часа? Успеешь собраться?
        Оля вздернула подбородок и неприязненно сообщила, что ей неведомо, с какими такими тщеславными копушами имел несчастье общаться Андрей Петрович, но лично ей, Ольге Павловне Романчиковой, даже для срочных сборов по тревоге хватает получаса. И при этом она никогда еще не опаздывала на работу!
        - Оно и видно, - сказал на это Малинин, добавив затем, что он и в самом деле никогда раньше не имел дела с девушками, абсолютно безразличными к своему внешнему виду.
        Возможно, это был комплимент, но Ольга Павловна почувствовала себя сильно задетой.
        Вот, значит, какой он ее видит? Девушкой, абсолютно безразличной к своей внешности?! Другими словами, дурнушкой и неряхой, махнувшей на себя рукой?!
        Оля тут же решила, что проведет все два часа у зеркала.

«Минус пять минут на пришивание пуговиц!» - напомнил внутренний голос.
        Это было дельное замечание. Едва Оля слезла с мотоцикла, как пальто ее некрасиво разошлось на животе, будто лопнувший стручок.
        Стягивая руками расходившиеся полы, она вошла во двор и двинулась к своему подъезду в обход, вдоль стен домов по периметру двора - чтобы не шокировать лишний раз честной народ своим неряшливым видом.
        Как человек и мужчина, Юрий Александрович считал бабку Семину существом до крайности противным и вредным, но, как участковый, признавал, что Анфиса Яковлевна весьма небесполезна. По части бдительности старуха дала бы сто очков вперед самой лучшей пограничной собаке, и ее сигналы имело смысл проверять. Пограничные собаки - они просто так не гавкают!
        А заглазно облаянная бабкой Семиной и ее Мулей барышня Романчикова и в самом деле вела себя очень странно!
        Она появилась в поле зрения Юрия Александровича, который мирно попивал чаек у окна в своей кухне, живой кляксой. Сквозь редкий частокол голых розовых кустов в палисаднике крадущаяся вдоль стены фигура в черном была отчетливо видна и вызывала конкретные подозрения. Участковый немедленно вспомнил, что в соседнем «кубике» в новогоднюю ночь под шум петард были ограблены три квартиры, жильцы которых уехали на кани-кулы.
        - А тут у меня Петровы, Кондачковские и Котовы! - припомнил Юрий Александрович
«своих» отсутствующих.
        Он с сожалением отодвинул блюдо с недоеденными пирожками, встал из-за стола и заспешил в прихожую одеваться. Уже обутый, в куртке и шапке, он снова заскочил в кухню, чтобы еще раз посмотреть в окно, и увидел, как подозрительная клякса влилась в чужой подъезд.
        Переменчивость - неотъемлемое качество женской натуры.
        Даже самая рассудительная и здравомыслящая дама может совершенно внезапно переменить свое же твердое решение, и при этом окружающие даже не поймут, чем был вызван такой резкий переворот с ног на голову. Конечно, если эти окружающие - мужчины, то бишь существа упрямые, негибкие и в массе своей отнюдь не отличающиеся повышенной чуткостью к вибрациям высших сфер.
        Женщин не напрасно называют эфирными созданиями! Женщины привыкли иметь дело с тончайшими материями (вспомним хотя бы капроновые колготки) и любые изменения в вероятностных структурах улавливают и учитывают мгновенно.
        Поэтому не надо, не надо язвительно восклицать: «О Господи, Боже! И эта женщина говорит, что она знает, чего хочет?!», если дама отправляется в магазин за шоколадным ламинатом, а покупает голубой ковролин! «Так будет лучше», и это со всей определенностью знают как минимум двое: дама и Господь Бог!
        Таясь от людских глаз, трепещущее эфирное создание Ольга Павловна Романчикова окольным путем по периметру двора пробиралась к родному дому примерно пять минут. На шестой минуте ее планы кардинально изменились.
        Бросив оценивающий взгляд на собственное крыльцо, Оля с сожалением подумала, что находится от него на расстоянии одного короткого броска… и вдруг осознала, что стоит у подъезда той самой квартиры, где утром прятался папарацци!
        Мгновенный переворот в сознании погрузил в небытие первоначальное намерение стать невидимой миру, и Оля почувствовала, что она, как никогда ранее, жаждет нанести визит врагу в его логове.
        Она заскочила в подъезд, уже на бегу сориентировалась, определила квартиру, окна которой находятся точно напротив ее собственных, и затопала вверх по лестнице уже не как эфирное создание, а как Каменный гость, встреча с которым не обещает ничего хорошего всем, кто не железный.
        Нужная дверь вражеского логова выглядела солидно: бронированная, с укрепленным косяком и выпуклым радужным глазком, окруженным игривыми золотыми финтифлюшками.

«Видимо, хорошо зарабатывают папарацци!» - сделал вывод Олин внутренний голос.
        А Олино воображение мгновенно набросало перспективный бизнес-план оптовой продажи компрометирующих фотографий русички Романчиковой ученикам старших классов средней школы номер десять. Не было сомнений, что они раскупят такие снимки, как горячие пирожки!
        Оля поборола порыв пнуть солидную дверь ногой и придавила пальчиком кнопку звонка.
        В ответ послышалась мелодичная трель полонеза Огинского.
        Оля подождала с полминуты и выбила по двери нервную дробь костяшками пальцев.
        Тишина.
        Тогда она последовательно опробовала сочетания стука и звона, стука и топота, стука, звона и звучных пинков. Огинский исправно наяривал свой полонез. Дверь вибрировала. Эхо транслировало Олин концерт на весь подъезд.
        Папарацци не проявлял себя никак, зато шаляпинским басом скрипнула соседняя дверь, и дребезжащий голосок под аккомпанемент позвякивающей цепочки тревожно пропел:
        - Хто-оо там?
        - Я к соседям вашим, не беспокойтесь, пожалуйста.
        - И чего ходют, чего звонют, ворюги, хозяев дома нет и не будет!
        Оля развернулась и увидела в щели приоткрытой двери трясущийся султанчик седого конского хвостика, сооруженного не там, где он бывает у лошадок, а на розовой макушке.
        - Здравствуйте, бабушка! - вежливо сказала Оля.
        - Сама бабушка!

«Старая хамка!» - вздохнул Олин внутренний голос.
        Вслух же она спросила:
        - Почему вы говорите, что хозяев нет и уже не будет? Они что, умерли?
        В Олином голосе предательски просквозили нотки сожаления. Признаться, она бы с удовольствием убила наглого папарацци своими собственными руками.
        - Чего сразу - умерли?! Просто уехали. Всей семьей уехали, с детьми и собакой! А дом от жулья на охрану поставили, так что нечего тут ходить и звонить!
        - Уехали? - недоверчиво переспросила Оля.
        Эта информация не вязалась с тем, что она видела своими собственными глазами.
        - Скажите, пожалуйста, а кто тут живет?
        - Точно, ворюга! - восторженно пискнула Олина собеседница, клюнув в щель острым носом и показав при этом один блестящий глаз. - Чего рвешься к незнакомым людям, а? Вот я сейчас полицию позову!
        И она замолчала, со свистом набирая в грудь воздух.
        - Не надо полицию! - вздохнула Оля. - Я не ворюга, я соседка, живу в доме напротив и утром видела в окне этой квартиры какого-то подозрительного человека. Возможно, как раз ворюгу!
        - Врешь?!
        Предполагаемая бабка ахнула, погремела цепочкой и выступила из-за двери, оказавшись при ближайшем рассмотрении маленьким старичком в шортах и майке, открывавших сухие мощи воображаемых мускулов. На голове у деда была оранжевая трикотажная повязка, окружавшая собранный на макушке хвостик, как кирпичный бордюр клумбы - одинокую пальму.
        - Вот ей-богу - не вру! - сбитая с толку, Ольга Павловна неловко, но старательно перекрестилась.
        - Неужто грабанули наконец-то буржуинов проклятых?!
        Мелко семеня, резко поменявший гражданскую позицию дедок с ускорением прошаркал мимо Оли и вдумчиво повозил острым носом по соседской двери:
        - Да вроде все цело! А ты, девка, не врешь ли?
        Поколебавшись секундочку, дед торопливо ретировался, внедрился в свою квартиру, накинул цепочку и уже из-за восстановленного заграждения сообщил:
        - Убирайся откуда пришла, а то я полицию позову! Ворюга!
        - Да я сама в полицию пойду! - вздернув подбородок, объявила оскорбленная Ольга Павловна.
        - Кто ворюга? Где ворюга? - послышалось снизу.
        По ступенькам кто-то деловито топал.
        - И чего ходют? - встрепенулся дед, моментально раздумавший захлопывать свою дверь. - Хто-оо там?!
        - Полиция, - устало ответили ему.
        Участкового Оля знала в лицо и по имени, и как источник информации он внушал ей куда больше доверия, чем странный дед с волосяным украшением на голове.
        - Здравствуйте, Юрий Александрович! - воспряла Оля. - Скажите, вы знаете, что за человек живет в этой квартире? Я хочу пожаловаться: он без спросу фотографировал меня в неприличном виде, вы представляете?!
        - Не представляю, - честно признался участковый и обмахнулся фуражкой. - Уф-фф… Что-то ты путаешь, девочка. В этой квартире Петровы живут, семья с двумя детьми, только все они уехали в долгосрочную командировку в Монголию.
        - В какую Монголию?
        - Да уж в какую есть, - участковый нахлобучил фуражку, пристально посмотрел на старичка - тот молча закрыл дверь - и перевел взгляд на Олю. - Страна такая - Монголия, ты разве не знаешь? Должна знать, учительница ведь. Мда, учительница, а ведешь себя… Кгхм… Пойдем-ка, поговорим!
        Экс-баскетболист Михаил Суворин без малейшего труда дотянулся стопой до земли, выступив из своего высокого джипа с непринужденной грацией, недоступной малоросликам. Майкл вскинул на плечо спортивную сумку, захлопнул дверцу и в два шага переместился на крыльцо, пропустив под ногами, как под аркой, шуструю дворовую кошку, которая шмыгнула под машину - греться.
        - Мммурзики! - покосившись на кису, неодобрительно проворчал Майкл.
        Он с детства любил усатых-полосатых, но в значительной степени утратил к ним симпатию после того, как два излишне любознательных котика всего лишь с двухнедельным интервалом совершили суицид под капотом еще нового тогда джипа. Глупые зверюги умудрились запутаться в приводном ремне! После этого Майкл по совету привычного к такого рода катастрофам автомеханика дополнил конструкцию машины мелкой решеткой снизу.
        - Мя-а! Вя-а!
        Будто в ответ на упоминание о мурзиках, в сумрачном подъезде послышалась серия жалобных животных звуков - не то скулеж, не то мяуканье.
        Не иначе, теплый подвал многоэтажки опять стал местом появления на свет беспородных мурзиков или бобиков!
        Майкл нахмурился, предвидя дальнейшее развитие событий.
        Маленькие котики или песики будут пронзительно пищать, пробуждая в душах жильцов сначала жалость, а потом, когда неуемный скулеж или мяуканье перебьют всему дому сладкий ночной сон, раздражение и злобу. Сердобольные бабушки поплетутся в подвал с молоком и блюдцами с кормежкой. Деятельные дети примутся сновать вверх и вниз по лестнице с кукольными одеяльцами и с радостным визгом станут собирать расползающихся в разные стороны животных-младенцев, принуждая их к ночевке в картонной коробке. Какой-нибудь припозднившийся Ромео об эту коробку непременно споткнется, и едва установившаяся ночная тишь огласится протестующим писком и прочувствованной руганью. А ближе к рассвету, если Ромео забудет запереть за собой входную дверь, к четвероногим друзьям в коробке присоединится пьяный бомж. И первая же из тех добрых бабушек, которые поутру потянутся в подвал с нехитрыми блюдами молочной кухни, облает вторженца, как собака Баскервилей!
        Майкл поморщился, вгляделся в темный угол под почтовыми ящиками и испытал ощущение, которое французы называют «дежавю», а русские - «опять двадцать пять».
        В углу, некрасиво скукожившись на высокой стопке рекламных газет, подвывала и хныкала его бывшая соученица Оля Романчикова.
        - Сувори-иин! - жалобно проныла она, когда дюжий однокашник аккуратно, как котенка за шкирку, выволок ее на свет за воротник. - Опять ты-ыы!
        - Нормально! - с легким укором проворчал Майкл, рассматривая плаксу. - Чего ты опять ревешь, Романчикова? Еще кто-то умер?
        - Вообще-то да, - нелогичным образом успокаиваясь, сказала Оля и деловито вытерла мокрые глаза кулаками. - Умерла еще одна девушка, Вера Репкина ее звали… Но реву я, честного говоря, не поэтому.
        - Ага, - озадаченно крякнул Майкл.
        - Стыдно признаться, но оплакивала я не невинно убиенных девушек, Елку и Веру, а свою собственную погубленную репутацию, - уже почти бойко объяснила ему Оля.
        - Ага, - повторил Майкл. - Вид у тебя и вправду того… Совсем погубленный!
        - Хочешь сказать, я выгляжу, как во всех смыслах падшая женщина? - невесело хохотнула Оля, осмотрев свое пальто сверху вниз. - Эх, Суворин, Суворин! Ничего-то ты не знаешь о моих бедах!
        - Ну… Это… Я готов узнать! - сочувственно пробормотал Майкл. - Пойдем, что ли, расскажешь. А ты коньяк пьешь? Мне кажется, тебе сейчас нужно выпить. И как это… Ну, типа, исповедаться.
        - Что мне действительно нужно, так это нитка с иголкой, - заметила Оля. - А впрочем, и коньяк не повредит, и исповедаться - тоже…
        Она неожиданно прониклась этой мыслью - рассказать о своих бедах и приключениях доброму человеку, который и не настолько чужой, чтобы с ним нельзя было пооткровенничать, и не такой близкий, чтобы читать ей нотации. Пожалуй, это будет полезная психотерапия!
        Вряд ли добродушный увалень Суворин оскорбит Олино самолюбие резюме вроде того, которое выдал в итоге унизительной воспитательной беседы участковый Юрий Саныч:
«Замуж тебе надо, Ольга, чтобы сексуальные маньяки не мерещились. Или хотя бы отдохнуть да подлечиться, а то на нервной педагогической работе ты скоро совсем с ума сойдешь!»
        Оля неуверенно улыбнулась, и повеселевший однокашник ей задорно подмигнул.
        Его тоже такое развитие событий заинтересовало больше, чем перспектива возиться со слепыми котятками.
        О том, что выпивать тет-атет с одиноким молодым мужчиной в его холостяцком логове по меньшей мере неприлично, Ольга Павловна почему-то не подумала, а зря! Шествуя практически в обнимку с Майклом, растрепанная, в помятом и лишившемся пуговиц пальто, она являла собою такой яркий образ малоимущей грешницы, что трижды клятая бабка Семина, некстати высунувшаяся из окна своей квартиры, с людоедской радостью очевидицы скандала вскричала:
        - Опять в подъезде тискаешься, девка?!
        Оля отшатнулась от поддерживавшего ее Майкла так резко, что задетый ее боком конгломерат почтовых ящиков загудел, как церковный орган. Вторя ему, во дворе призывно квакнул клаксон.
        С облегчением, признанием и огромной нежностью узнав допотопный мотоцикл Евгении Евгеньевны, отданный во временное пользование Андрею Петровичу, Ольга Павловна резко развернулась и заспешила во двор.
        - Эй! Ты куда это, Романчикова?! - обиженно позвал покинутый Суворин.
        - В ночной клуб «Мыльня»! - автоматически, а потому честно ответила Оля, даже не подумав, что этим признанием она дополнительно вредит своей неоднократно и уже весьма разнообразно поруганной репутации хорошей девушки-учительницы.
        Получив новую пищу для сплетен, бабка Семина булькнула, как сытый вурдалак.
        - С кем это ты в клуб намылилась? - с необоснованной претензией вопросил Суворин.

«Может, мама права, видя в Мишке моего потенциального кавалера?» - некстати задумался Олин внутренний голос.
        - С майором ФСБ! - с откровенным удовольствием ответила Оля и на ходу оглянулась, чтобы увидеть, какое лицо сделается при этих словах у бабки Семиной.
        Хорошая девушка-учительница еще не вполне избавилась от иллюзий и наивно думала, что прославленная офицерская честь подкрепит подпорченную девичью.
        Воистину, это был день прозрений и открытий!
        Сначала в ясных глазах высоконравственной Ольги Павловны реабилитировал себя тату-салон, оказавшийся совсем не похожим на притон. Затем ее вполне положительную оценку получил и ночной клуб, при свете дня мало чем отличавшийся от школьного актового зала, из которого перед началом танцевального вечера вынесли цветы, знамена, ряды кресел и мраморные бюсты.
        Был всего лишь шестой час, но и в это детское время в «Мылен роже» кто-то был: у двери стоял фургончик, от него в помещение и обратно сновали деловитые дядьки. Из фургончика они вытаскивали поддоны с пирожными, ящики со спиртным, лотки с фруктами и коробки с соком, а обратно загружали пустую тару.
        - Готовятся к вечеру - набивают бар, - проявил проницательность Малинин.
        Входная дверь была распахнута настежь, и они вошли без стука и без спроса. Взмыленные грузчики не обращали на них никакого внимания, только придвигались ближе к стене, чтобы не столкнуться с праздношатающимися. Из предбанника, наполовину занятого гардеробом, грузчики сворачивали налево и с дробным топотом убегали в сумрачную даль коридора. Малинин и Оля пошли по другому маршруту - направо, в зал.
        - Ну… Ничего такого, - осмотревшись, со смесью облегчения и разочарования сказала Ольга Павловна. - Я ожидала от знаменитого ночного клуба чего-то большего.
        Малинин хмыкнул.
        Из-за неприметной двери в углу просторного зала выглянул маленький лопоухий человечек. У него были грустные глаза, морщинистый лоб и зеленоватая кожа подземного жителя. Оле он показался похожим на Магистра Йоду из «Звездных войн». И как-то сразу чувствовалось, что он не ожидает от жизни ничего хорошего.
        - Вам чего? - хмурясь, спросил магистр.
        - Мы из журнала «Мир дискотек!» - сказала Оля громко и отчетливо. - Составляем рейтинг лучших ночных заведений.
        - Мы - лучшее, - безрадостно заверил ее магистр.
        - А это мы еще должны проверить! - сказала Оля. - Вы раньше времени не хвастайтесь, мы уже три ночных клуба забаллотировали. У нас инновационный подход в оценке! Один из критериев - чистота и удобство в уборных! Что, не ожидали?
        - Ребята, - проникновенно сказал магистр и потер ладошкой глаза. - Если вам просто хочется бесплатно сходить в сортир, то это не к нам. Мы тут аферистов и халявщиков очень не любим. Мы не лохи и не благотворители. У нас тут бизнес.
        - Соблазнам темной стороны силы магистр Йода поддался! - с сожалением пробормотала Оля.
        - «Мир дискотек»! - с пренебрежнием шепнул ей Малинин. - Еще идеи есть? Нету? Тогда я сам. - Мы тоже не Мать Тереза с Махатмой Ганди! - сказал он и звучно, как большая птица клювом, щелкнул красными корочками. - Майор Малинин, Федеральная служба безопасности!
        - Опля! - Магистр широко открыл глаза, и они оказались желто-зелеными с красными прожилками, как крыжовник. - А что случилось-то, майор?
        - Позже узнаете.
        Малинин заложил руки за спину и гоголем прошелся вдоль барной стойки, окинув цепким взглядом батарею бутылок. Следуя обратным курсом, он мимоходом тихо спросил Олю:
        - Что нам тут надо-то? - и многозначительно кашлянул. - Так вот, значит…
        - Так вот, значит, не задавайте своих вопросов и отвечайте на наши, - голосом неподкупного экзаменатора сказала Ольга Павловна. - Расскажите, каким образом вы контролируете перемещения посетителей за пределы клуба и обратно?
        - В смысле? - прищурился магистр и снова потер лоб.
        Ольга Павловна поняла, что плохо объяснила задачу.
        - В смысле, если человек ненадолго вышел из клуба, а потом захотел вернуться, он должен сохранять билет?
        - Э нет! - срифмовал магистр. - Этот ваш человек на улице запросто может передать свой билет кому-то другому, а тот потом - третьему, и так за ночь по одному билету пройдет целая толпа. Потребительский экстремизм, знаете ли! Чтобы застраховаться от такой неприятности, мы нашим гостям ставим штампики на руках. Штампик в отличие от билета передать кому-то другому не получится.
        - Покажите, как вы это делаете, - потребовал Малинин.
        И, пока магистр ходил за печатью и штемпельной подушечкой, он спросил у Оли:
        - Объясни мне, пожалуйста, наш повышенный интерес к здешним уборным!
        - Елка сказала, что это единственное, что она помнит: как после долгого ожидания наконец попала в «Мыльне» в туалет.
        - Слабовато для зацепки.
        - Уж как есть!
        - Вот, - вернулся магистр Йодо с принадлежностями для клеймения посетителей.
        - Штампуйте! - Малинин задрал рукав, открыв мускулистую руку до локтя.
        - Предупреждаю на всякий случай: войти с этим штампом в клуб нынче ночью вам не удастся, - прицелившись, недоверчивый магистр шлепнул на малининское запястье резиновую печать. - Мы регулярно меняем краску, так что сегодня оттиск будет красный, завтра синий, послезавтра зеленый, потом сиреневый, а потом - черный.
        - А на шестой день, когда снова будет красный, печать совсем сотрется, - догадался Малинин.
        - Хотя находятся умники, которые старательно заклеивают наш штампик скотчем и потом неделю не моют руку, - неодобрительно фыркнул магистр.
        - И мне! - Оля тоже подставила запястье.
        - Да пожалуйста! - Магистр украсил ее руку печатью. - Что теперь?
        - А теперь - покажите, где у вас туалеты, - ухмыльнулся Малинин. - Нам с коллегой нужно руки помыть!
        - С первого раза не отмоется, - предупредил магистр. - Даже если с мылом.
        - Мы все же попробуем.
        Туалеты в «Мылен рож» оказались поинтереснее, чем танцевальный зал, так что Оля впечатлилась. Дверь зеркального стекла со стороны уборной была прозрачной! Сидя на унитазе, можно было видеть происходящее в зале.
        - Однако, - пробормотала Ольга Павловна, представив себе, каково это - осуществлять естественные процессы, видя прямо перед собой напряженные лица следующих за тобой в очереди на горшок. - Аттракцион не для слабонервных!
        Никаких других умозаключений посещение местной уборной ей не подарило. Зацепка, как справедливо заметил Малинин, оказалась слабенькой.
        Тем не менее Оля с надеждой спросила Андрея:
        - Ну, как? У тебя есть что-нибудь?
        - Стул в норме, - нахамил он и пожал плечами. - Не знаю, чего ты ждала!
        - Я сама не знаю, - закручинилась Оля.
        Малинин внимательно посмотрел на нее и сжалился:
        - Может, тут есть и другие туалеты?
        Они прошли по коридору, осматривая глухие деревянные двери, не снабженные никакими опознавательными знаками.
        - Ходют тут всякие, - с интонациями давешнего деда проворчала бабка со шваброй.
        Швабра у нее была модная, с самовыжимающейся поролоновой поверхностью, а сама бабка, как сестра-близнец, походила на школьную уборщицу тетю Клаву.
        - А какие, ты думала, должны быть поломойки в ночном клубе? Двухметровые блондинки в ботфортах и перчатках до локтя? - ехидно уел Ольгу Павловну внутренний голос.
        Малинин в отличие от спутницы из-за неказистого вида служительницы вовсе не смутился и с чувством воззвал к ней:
        - Мамаша! Скажите, сколько тут у вас сор-тиров? Уверен, вы все знаете!
        - А и знаю! - Мамаша с мягким стуком опустила к ноге супершвабру и с вызовом посмотрела на «сынка»: - Вы кто такие? Ежели какие блатные, то я вам не помощница. Совсем совести у людей нет! Простой человек с ведром и тряпкой работай, как лошадь, за троих, а они наживаться будут!
        Претензия в монологе простого человека со шваброй угадывалась вполне отчетливая.
        - Не будут они на вас, мамаша, наживаться! - заверил бабку Андрей. - Потому как мы - не их блатные, а наоборот - независимая комиссия с проверкой!
        И он помахал перед остреньким носом сердитой старушки разнообразно полезными корочками, оставившими в воздухе размытый красный след.
        - Комиссия! - обрадовалась бабка. - Родненькие вы мои! Вот я сейчас вам все расскажу, и уж пусть они не обижаются!
        - Рассказывайте, - кивнула Оля.
        - Вот, слушайте. Туалетов в клубе три: один женский, один мужской и один служебный.
        Оля и Андрей переглянулись.
        - По ночам очередина в туалеты длиннющая! Как когда-то в Мавзолей, - бабка сокрушенно покачала головой. - И пьяные же все! Пачкают, гадят - не успеешь подтереть, как они опять насвинячили! Я с ног сбиваюсь, за двоих работаю, а у меня всего-то одна ставка! И хоть бы кто спасибо сказал да премию выдал, так нет же: сами наживаются, а я молчи и работай, молчи и работай!
        Распалившись, бабка взмахнула шваброй, как боевым знаменем.
        - Мы разберемся, - пообещала Оля, успокаивающе погладив революционно настроенную старушку по плечу. - Вы нам про третий туалет расскажите, пожалуйста.
        - Так я и рассказываю! Третий туалет - служебный, туда посетителям ходить не положено. А они ходят!
        - А как же они туда ходят? - Малинин повертел головой. - Где он, этот третий туалет?
        - Да вот же!
        Бабка потыкала пальцем в одну из одинаковых дверей.
        - Конечно, тут не написано, что это туалет, но наши-то знают. И посетители, кто часто бывает, тоже знают. Они, гады, что делают? Они, чтобы в очереди не стоять, платят деньги нашим гаврикам - ну, барменам, официантам, охранникам, - а те их и проводят в служебный сортир. А потом я и там убираю, как в конюшне!
        - Какие бессовестные люди! - возмутилась Оля.
        - А вы скажите начальству, пусть специальный замок на дверь служебной уборной поставят, - посоветовал Малинин. - Чтобы он открывался только на отпечатки пальцев штатных сотрудников.
        - Почти так и есть.
        Бабка прислонила к стене швабру, достала из кармана халата белый прямоугольник и подошла к приват-сортиру.
        - У всех сотрудников - карточки, а в двери - специальный замок. Вот, видите?
        Она сунула карточку в щель замка, раздался щелчок, и крошечная лампочка под дверной ручкой заморгала зеленым.
        - Сработало! - прокомментировала бабка и нажала на ручку.
        Малинин и Оля дружно просунули головы в открытую дверь.
        Прозрачных дверей там не было. Клозет как клозет, разве что необычно просторный.
        - А изнутри, чтобы открыться, карточка не нужна, там только запор повернуть, - объяснила уборщица. - Наши-то гаврики блатным клиентам дверь собственной карточкой откроют да и идут по своим делам. А те уж тут сами. Свинячат…
        Бабка вновь насупилась.
        - Что ж, пожалуй, мне все ясно! - резюмировал Андрей из глубины помещения.
        - Ясно, ясно, ясно! - повторило эхо, отскакивая от кафельных стен мячиком для пинг-понга.
        Малинин вышел из уборной и с чувством потряс обе трудовые руки старушки:
        - Спасибо, мамаша! Родина вас не забудет!
        - Вы ж их накажете, да? - обнадежилась бабка.
        - Еще как! - пообещал Малинин. - Ольга, идем!
        Она догнала его уже на выходе, потому что на секундочку задержалась в зале, чтобы переброситься парой слов с клубным барменом.
        - Ты сказал, что тебе все ясно, а что тебе ясно?
        - Все!
        Небрежно отмахнувшись от магистра Йоды, Малинин ускорил шаг и не остановился, пока не дотопал до мотоцикла.
        - Андрей, я жду объяснений, - сухо и холодно сообщила Оля.
        Такой тон обычно заставлял повиноваться даже несгибаемого бунтаря Овчинникова.
        - Слушай, чего ты не поняла? - Малинин спокойно уселся на мотоконя. - В новогоднюю ночь в клубе было особенно многолюдно. Твоя подруга устала ждать своей очереди к удобствам и заплатила кому-то из служащих за то, чтобы он отвел ее в служебный туалет. Он открыл ей дверь, впустил внутрь и ушел. А она пошла на горшок.
        - Это я поняла.
        - А ты видела, как устроен этот их служебный туалет? - Малинин похлопал ладонью по сиденью, приглашая Олю присесть. - Там одна изолированная кабинка и довольно просторное помещение с умывальником и зеркалом, с одной стороны, и диванчиком и фикусом - с другой.
        - А под фикусом полуведерная пепельница, - кивнула Оля. - Видимо, они туалет и как курилку используют.
        - Вот! - Малинин, не отрывая руки от руля, поднял один палец. - Это многофункциональное помещение! Для разных острых нужд. Кому пописать, кому покурить, а кому и еще чего…
        - То есть?!
        Андрей шумно вздохнул - компанейский мишка повторил этот звук с усилением - и закатил глаза:
        - Ну, ты же взрослая девушка, Ольга Павловна! Знаешь ведь, наверное, как используются диванчики в укромных местах?
        - Ты хочешь сказать… - Оля ахнула. - Конечно!
        - Дошло? - Малинин осклабился.
        Не обращая внимания на его противную ухмылку, Оля дернула себя за волосы (почему-то это помогало ей думать) и зачастила:
        - Значит, Елка дала кому-то денег, ее провели в туалет, и она засела в кабинке. А тем временем еще кто-то из служащих по своей карточке впустил в ту же уборную парочку, которая двинулась прямиком к диванчику. И пока, значит, Елка в кабинке удовлетворяла естественные надобности, эти двое на диване…
        - Тоже удовлетворялись! - подхватил Малинин. - Кувыркались под фикусом, пока кавалер в порыве страсти не залюбил свою даму буквально до смерти.
        - А дамой той была Вера Репкина! - азарт-но продолжила Оля. - Точно, точно, и у нее, и у Елки штампики были синие, они обе были в клубе в одну и ту же новогоднюю ночь!
        - А потом твоя подруга некстати вышла из кабинки и оказалась свидетельницей убийства!
        - Плохой она оказалась свидетельницей, - с сожалением вспомнила Оля. - Никакого убийства не заметила и не запомнила вовсе!
        - Но убийца-то не знал, что она его не запомнила! - Малинин от избытка чувств беспричинно стукнул кулаком по клаксону, заставив шарахнуться в сторону какого-то дисциплинированного велосипедиста. - Ты представь: тот мужик - сексуальный партнер Репкиной - стоит над остывающим телом, и тут вдруг неожиданно появляется Елка! Пьяная и счастливая после долгожданного свидания с унитазом, она не соображает, что происходит, одобрительно хихикает, умывает ручки и собирается уйти. А он-то понимает, что девушка проспится и вспомнит, что она видела!
        - И поэтому он не может позволить ей уйти, - кивнула Оля. - И что же он делает?
        - Единственно разумную вещь, - уверенно сказал Малинин и даже покрутил головой, явно восхищаясь сообразительностью преступника. - Он заигрывает с пьяной веселой Елкой и уговаривает ее продолжить развлекаться в его компании.
        - Уверена, это было нетрудно, - сухо сказала Оля.
        - Затем одной рукой он обнимает пьяную Елку, а другой подхватывает мертвую Веру и с двумя невменяемыми девками в охапку уходит из ночного клуба!
        - Весьма возможно, - Оля немного подумала. - Полагаешь, охрана их запомнила?
        - Это в новогоднюю-то ночь?! Когда все, включая ту же охрану, безудержно пьют и веселятся? Уверен, что нет, никто их не запомнил. Разве что таксист, если они сели в наемную машину. Хотя я думаю, что у этого мужика был свой собственный транспорт.
        - Почему ты так думаешь?
        - Потому что таксист, конечно, мог бы повезти эту троицу за город, но он точно не стал бы ждать, пока наш герой раскидает полуголых девок по сугробам! Таксисты, конечно, ребята ко всему привычные, но это уж слишком!
        - Резонно, - согласилась Оля и нахмурилась. - Андрюш, так что получается: убийца - вовсе не маньяк?
        Этот, тоже вполне резонный, вывод ей не нравился. Если никакого сексуального маньяка не существует, значит, она - ненормальная?!
        - Во всяком случае, девиц он раздел не для того, чтобы сексуально маньячить, - согласился с ней Малинин. - Ему просто надо было максимально затруднить опознание тел. Не знаю, куда он дел их одежду… Думаю, выбросил на какой-то отдаленной помойке или даже на разных помойках.
        - Логично, - коротко обронила Оля и надолго замолчала.
        Вопервых, ей надо было подумать, а во-вторых, вести содержательный и связный разговор во время езды на мотоцикле было весьма затруднительно.
        Малинин тем временем сосредоточенно рулил и минут через десять подвез ее к дому. Во двор он, однако, заезжать не стал - там опять крутились бабка с собачкой.
        - Ты не заметил, какие они фрукты носили? - неожиданно спросила Андрея Оля, уже спустив ногу на землю. - Грузчики в «Мыльне», я имею в виду?
        - Я видел яблоки и бананы, - вспомнил Малинин. - А что?
        - Я тоже видела бананы и яблоки. - Оля слезла с мотоцикла и задумчиво посмотрела на Луну, видом и цветом напоминавшую апельсиновую дольку. - А в новогоднюю ночь, как сказал мне бармен, в клубе были мандарины. Интересно, где же Елка взяла апельсин?
        - Мало ли где, - пожал плечами Малинин. - Может, они еще куда-то заезжали?
        - С мертвой девой на борту? - усомнилась Оля. - Это было бы странно!
        - Ты же думаешь, что этот парень - маньяк, - напомнил ей Андрей. - А у маньяков такие странности - ууу! Тебе и не снилось!
        - И слава богу, - зябко поежившись, пробормотала она и зашагала к дому.
        Странных маниакальных снов Ольге Павловне не хотелось видеть - нисколечко. И так уже добрые люди, включая даже участкового, готовы посчитать ее сумасшедшей нимфоманкой! Чего доброго, скоро они будут разбегаться с ее пути!
        Вот и бабка Семина, завидев Олю, спряталась за дубевшим на морозе на бельевой площадке пододеяльником и даже затащила туда же упирающуюся псинку.
        Ниже этого белого, в красных маках, импровизированного занавеса Оля увидела бабкины ноги в ботах и собачьи лапки в вязаных пинетках, но из принципа не стала здороваться с противной соседкой. Она даже нарочно отвернулась и прошла мимо бельевой площадки, как гвардеец на параде, чеканя шаг и держа равнение направо.
        При этом взгляд ее закономерно уперся в припаркованный у дома здоровенный джип. Следуя мимо него, как вдоль трибуны, Оля внезапно ощутила под своим головным убором некое шевеление. То ли волосы у нее встали дыбом, то ли в черепной коробке заворочалась особо крупная мысль?
        По-прежнему глядя вправо, Оля свернула к подъезду и по ходу движения вынужденно осмотрела лобовое стекло джипа.
        Нахмурилась.
        Замедлявшимся шагом пробуждающегося лунатика она поднялась на крыльцо. Все так же глядя в сторону, машинально шагнула в подъезд - и натолкнулась на крупную плотную фигуру.
        Ойкнула, узнала:
        - Майкл, это ты? - И замирающим голосом повторила, осененная внезапной догадкой: - Это же ты, Майкл! Да?! Это был ты!
        - Где я был?
        - В «Мыльне»! И это ты убил Веру и Елку.
        - И зачем ты такая умная, Романчикова, - плотно, словно гипсовым воротником, охватывая ее шею большой ладонью, с сожалением сказал Суворин. - Вот же дурочка…
        Сельская дева Любаня второй час вертелась у зеркала в прихожей, создавая серьезные помехи для перемещения прочих Романчиковых из гостиной в санузел и кухню.
        Фигура Любани отнюдь не отличалась миниатюрностью, и обойти ее в узком коридоре было непросто. К тому же кокетливая дева притащила в прихожую охапку старых тряпок и кучу пакетов с обновками, свалив все это мануфактурно-галантерейное богатство под дверью гостиной на манер баррикады. Попытки родичей прорваться за заграждение полураздетая Любаня встречала возмущенными воплями и в результате победила: блокированные барахлом Романчиковы прекратили освободительную борьбу и смиренно погрузились в просмотр вечернего сериала.
        Победоносная Любаня меж тем засматривалась не столько в зеркало, сколько в дверной глазок. Конспиративно шурша бумагой и тканью, звонко чиркая «молниями», прихлопывая и притопывая, она выглядывала за дверью знакомую фигуру в черном пальто. К сожалению, какие-то сволочи выкрутили в подъезде лампочки, и на лестничной площадке становилось все темнее. Наблюдательнице приходилось полагаться больше на слух, чем на зрение.
        Просигналить о приближении сестрицы Ольги должен был комбинированный звук - перемежающиеся стук и клацанье. Внимательная к деталям Любаня заметила, что на левом сапоге двоюродной сестры набойка стерлась больше, чем на правом, из-за чего один каблук на цементных ступеньках выбивал особенно звонкую дробь. Впрочем, сестрица могла прибыть и на лифте, поэтому к гудению подъемника Любаня тоже прислушивалась.
        После одной особенно долгой паузы, во время которой Любаня успела вдумчиво примерить пару блузок и одну юбку, кабина лифта двинулась вниз. В этот момент Любаня энергично вертела попой, стряхивая с этой части тела и со всех прочих балахонистый летний сарафан. Услышав характерный лязг, она передумала разоблачаться, натянула балахон до шеи и ланью прыгнула к двери.
        Лифт вновь зашумел, но проехал мимо. Зато на лестнице послышались шаги, образующие довольно сложный ритмический узор. Поднимались как минимум двое. Один человек шагал размеренно, увесисто и мягко, другой частил и запинался. Беспомощное шарканье периодически перебивал звонкий стук.
        Любаня прильнула к окуляру и как раз успела увидеть мазнувший по двери одинокий растрепанный локон. Вся шевелюра в целом аппликацией влипла в широкое плечо, обтянутое темным флисом. Лиц граждан, торопливо поднимавшихся по лестнице в плотной склейке, Любаня не разглядела, но отчетливая несимметричность фигуры, слепленной из двух тел, явно выдавала крепко обнявшихся мужчину и женщину.
        - Ну-ну-уу! - зловеще протянула Любаня, упирая в бока кулаки и возводя очи к потолку.
        В этой выразительной позе она простояла секунд сорок. Затем из горних высей подъезда до нее донесся глухой деревянный стук. Любаня ожесточенно кивнула своим собственным недобрым мыслям, подхватила с пола первое, что попалось ей на глаза - крепкую деревянную вешалку, и выскочила из квартиры.
        Участковый майор Ковальчук глубоко вдохнул аромат крепкого грузинского чая, зажмурился и открыл рот, приготовившись отработанным годами движением метнуть в него карамельку.
        Захлебнувшийся в истерике дверной звонок лишил руку майора обычной твердости, и карамелька пролетела мимо, насмешливо чирк-нув по щеке.
        - Твою мать! - страдальчески выругался участковый, отнюдь не имея в виду кондитерскую родню блудной конфеты.
        Сердито сопя, он вышел в прихожую, открыл дверь и был бесцеремонно схвачен за рукав бабусей Семиной, которая мелко подпрыгивала на шипастом коврике в возбуждении, выдающем обострение хронического цистита.
        - Идем, Юрий Саныч! - голосом Родины-матери, созывающей своих сынов на войну с захватчиками, вскричала бабка Семина и дернула рукой, как рыбак, подсекающий здоровенную рыбину. - Сам увидишь, что эта шалава творит!
        Выдернутый из собственной прихожей участковый не успел даже переобуться и взять куртку.
        - Скорее, бежим! - азартно скомандовала бабка Семина.
        А ее верный пес и вправду бегал по лестнице вверх и вниз, то ли призывая людей следовать за ним, то ли не решаясь надолго задерживаться у ног опасно подпрыгивавшей хозяйки.
        В приступе неконтролируемого энтузиазма та могла растоптать собачку в блинчик.
        Бабка Семина в младые годы идеально подходила под описанный еще Некрасовым тип русской бабы, способной развернуть коня и развалить избу. Сил у нее с годами стало поменьше, но харизмы и живого веса только прибыло.
        - Иду, иду! - обреченно бормотал участковый, влекомый могучей русской бабкой за рукав, как тот самый конь за повод.
        - Может, поговорим? - с надеждой прохрипела Оля.
        Вопреки охватившим ее чувствам страха и злости, бедняжка старательно улыбалась, потому что в книжках, которые она читала, утверждалось, что с человеком, проявляющим агрессию, нужно разговаривать подчеркнуто доброжелательно, спокойно и тихо.
        Правда, это были книжки по детской психологии, и под агрессорами в них подразумевались скандалящие детсадовцы и истерящие младшие школьники. Оля не была уверена, что та же тактика применима к взрослым маньякам-убийцам, однако выбора у нее не было.
        - Может, ты сама с крыши прыгнешь? - с необоснованной надеждой спросил в ответ Суворин.
        - С чего это вдруг?!
        - Так у тебя же проблемы в личной жизни! Репутация погублена, подруга померла, денег совсем нет, выглядишь, как чучело! Вот и в ночной клуб, видно, тебя не пустили - что-то рано ты вернулась, я тебя позже ждал, - объяснил Майкл, глядя в сторону.
        Одной рукой он придерживал Олю за горло, а другой тянул шпингалет чердачного окна.
        - Почему это не пустили? Очень даже пустили! - задергалась она. - Были мы в
«Мыльне», и туалет тот самый видели, где ты Веру Репкину убил, а Елка тебя над мертвым телом застукала!
        - Не убивал я эту Репкину! - Суворин рывком распахнул окно и обернулся. - Это случайно вышло! Я не хотел!
        - Ну, предположим, - фыркнула Оля, совсем забыв, что она собиралась быть спокойной и доброжелательной. - А Елку ты тоже случайно отравил? Ни за что не поверю!
        - Елку, конечно, не случайно, - сердито согласился Майкл. - А что мне было делать? Она ж меня узнала!
        - Я понимаю: ты хотел убрать свидетеля и скрыть убийство Репкиной, - кивнула Оля. - Я вот сейчас поняла, что и машину к похоронам ты вычистил и вымыл до блеска лишь для того, чтобы удалить все следы пребывания в ней Елки и Веры. Но и ты пойми: ничего у тебя не получилось! Правда вышла наружу! О твоих преступлениях узнала не только я, так что это только вопрос времени, когда тебя повяжут!
        - Врешь ты, Романчикова! - почти добродушно усмехнулся Майкл. - Знаешь, у тебя сейчас морда точь-вточь такая, как на контрольной, когда ты врала, что еще не решила задачку по второму варианту, чтобы не давать другим списать!
        Он потянул ее к окну.
        - Я не врала, - беспомощно пробормотала Оля, пытаясь тормозить ногами и с ужасом ощущая задувавший под пальто холодный ветер. - Я и сейчас не вру!
        Надо же, она и не знала, что чердачное окно такое большое! Думала, в него только кошка пройдет!

«Может, закричать, позвать на помощь?!» - всколыхнулся внутренний голос.
        - Заорешь - выброшу сразу! - предупредил ее догадливый Майкл. - Давай лучше сама, а? На счет «три»! - И тут же сказал: - Ра-ааз!..

«Вот сейчас правда не просто выйдет, а прямо-таки вылетит наружу!» - горько пошутил Олин внутренний голос.
        Андрей Петрович Малинин, пребывая в задумчивости, сидел на чужом мотоконе, ощущая смутное недовольство своими собственными действиями. Вернее, своим собственным бездействием!
        Самому себе Андрей уже мог признаться, что невезучая, нелепая, смешная, но хорошая девушка-учительница Ольга Павловна Романчикова ему очень нравится. Так почему же он ничего не сделал для того, чтобы провести вместе с ней приятный вечер - возможно, первый в долгой серии еще более приятных вечеров?
        Может, позвонить ей? Или лучше зайти?
        Андрей Петрович коварно усмехнулся.
        Да-да, лучше именно зайти, смутив своим внезапным появлением саму Ольгу Павловну и переполошив ее уважаемых родственников! То-то все забегают, внезапно увидев на пороге представительного мужчину с букетом!
        Точно: надо купить букет. Ольга Павловна такая старомодная, нельзя к ней идти без букета!
        Андрей Петрович довольно хмыкнул, слез с мотоцикла, окинул взглядом улицу и двинулся в направлении, показавшемся ему наиболее перспективным для обретения букета - в сторону ближайшего подземного перехода.
        Дивно раскормленный белый кот, дремавший на прилавке цветочной лавки в одном ряду с роскошными розовыми вениками, при появлении покупателя открыл и снова закрыл один глаз. Андрей Петрович заподозрил, что он не выглядит платежеспособным. Дедов тулуп, идеально подходящий для парных выступлений с русским медведем, сам по себе смотрелся не очень-то. Да и красный мотоциклетный шлем, который Малинин забыл снять, вовсе не добавлял ему респектабельности.
        - Почем цветочки? - кивнув на ближайший вазон, с независимым видом спросил он юношу-продавца.
        - Две сотни штучка.
        - Четыреста за пару? - пересчитал Малинин.
        На пару роз у него хватало, но он точно знал, что живой девушке две розочки дарить нельзя. А одной вроде маловато будет…
        Кроме роз, в продаже были дорогущие орхидеи и очень странные, здоровенные, нездорового сиреневого цвета ромашки.
        Побродив в зеленях под присмотром недоверчивого кота, Андрей Петрович принял мужественное решение купить Ольге Павловне не срезанные цветы, а живое горшечное растение. Название его он запамятовал, едва услышал, а вот вид оценил как незабываемый. Могучий побег жизнеутверждающе торчал из горшка на полметра вверх и яркостью окраски мог посрамить любую тропическую птицу. Наверное, поэтому белый кот расстался с ним без сожаления.
        - На морозе долго не держите! Он нежный! - предупредил продавец, заботливо упаковывая горшок с растением в бумажный термопакет.
        Конусообразный сверток выглядел точь-вточь, как колпак сказочного гнома. Малинин почувствовал себя кем-то вроде Деда Мороза с подарками. Роль эта для него была не новая, долго вживаться в образ не требовалось.
        - Спасибо тебе, отрок! - с вологодским оканьем поблагодарил он юношу-продавца.
        - Сам окорок! - благоразумно дождавшись, когда здоровенный сумасшедший выйдет из лавки, огрызнулся глуховатый юноша.
        На улице на Малинина, шествовавшего в обнимку с колпаком, никто не глазел. Уже стемнело, и прохожие встречались редко, а в тихом дворе у дома Ольги Павловны и вовсе никого не было.
        Андрей остановился, чтобы поправить под мышкой конус, и в этот момент прямо под ноги ему гранатой упал небольшой предмет. Чуть левее - и защитный шлем на голове вполне оправдал бы свое присутствие!
        Перелетный предмет имел перламутрово-розовый цвет дешевого лака для ногтей. Этот тошнотворный колер Малинину был знаком, и, хотя от удара об обледеневший асфальт предмет разлетелся на части, Андрей уверенно опознал в нем девчачий мобильник.
        Разумеется, он поднял голову, скользнул настороженным взглядом по фасаду многоэтажки и, дотянувшись до чердачного окна, увидел вывешенный из него пиратский флаг.
        Неприятно удивленному Малинину потре-бовалось несколько секунд, чтобы понять, что это трепещущее черное полотнище - пола распахнутого габардинового пальто.
        Пальто он тоже узнал - и испугался до звона в ушах.
        Формы у Любани Романчиковой были крепкие, но не спортивные. К финишу одиночного забега на чердак она пришла с одышкой, малиновым лицом, дрожащими коленками… И еще - с вешалкой в руке, которая в отличие от ног нисколько не тряслась. Поэтому банальная вешалка, с разбегу брошенная ее бестрепетной рукой, полетела, как боевой бумеранг, точно в цель!
        Правда, с целью этой Любаня не успела определиться заранее, так что мишень для себя боевая вешалка выбрала сама. Умеют же это делать американские стингеры? А русская вешалка чем хуже?!
        С пугающим звуком просвистев под низкими чердачными сводами, самонаводящаяся вешалка ударила в цинковую ванночку модели одна тысяча девятьсот тринадцатого года, сосланную на чердак еще в незапамятные послевоенные годы.
        Одновременно с ванночкой, когда-то принимавшей в себя розовое гладкое тельце маленькой Анфисы Семиной, на чердак были отправлены: жестяная садовая лейка с разбрызгивателем, похожим на лишенный семечек подсолнух, противогаз с прогнившим хоботом и без одного стекла, скелет велосипеда «МВЗ» одна тысяча девятьсот сорок первого года выпуска и металлические, с никелированными шишечками, спинки старинной кровати. Все это добро было ярусами развешано на стене в лучших традициях дизайна советских коммунальных квартир.
        Боевая вешалка врезалась в пятнистое чешуйчатое дно ванны с грохотом, потрясшим стену и воображение присутствующих. Оля вообще ничего не поняла, а Суворин понял, что его дело плохо, но не понял, почему и насколько.
        Понимание ему крайне затруднила дореволюционная ванна, которая рухнула, как царский режим, в один миг! И при этом смела на своем пути к полу иные предметы, каковые и ухнули в едином порыве на спину и плечи Майкла.
        - Мама! - пискнула освобожденная Оля, отскакивая от окна.
        - Нет, это я, сестра твоя! - без особой теплоты в голосе ответила ей Любаня. - Что ж ты, Олька, творишь-то с чужим мужиком?!
        В полумраке чердака слабо подкрашенное закатом окно было единственным источником света. Когда Ольга перестала загораживать его своим телом, стало видно, что с мужиком и впрямь сотворилось недоброе.
        Придавленный ванной, остовом велика и кроватными спинками, Суворин походил на недоделанное и нежизнеспособное чудовище Франкенштейна. Даже велосипедные колеса, в спицах которых запутались ноги и руки Майкла, не добавляли ему мобильности.
        - Ой, Вася! - вскричала Любаня, подбегая к тяжко ворочавшейся и слабо дребезжавшей куче металлолома. - Ой, нет, не Вася!
        Противогаз, поймавший закатный свет, пугающе сверкнул красным глазом, его гофрированный хобот затрясся.
        - Ой! Кто это?! - попятилась Любаня.
        - Это не Вася, - подтвердила Оля. - Это Миша!
        - Ах, вот вы где! - загремел усиленный эхом трубный глас бабки Семиной. - Смотри, Юрий Саныч, как они тут резвятся! Ажно кровать мою поломали, ироды!
        - Добрый вечер! - промокнув вспотевший лоб манжетом свитера, миролюбиво и даже почти просительно произнес участковый, которому ужасно не хотелось скандала.
        - А это кто? - обернулась к ним Любаня.
        Вопрос «Кто это?» определенно становился самой популярной репликой вечера.
        - А ты-то, девка, кто? - прищурилась на нее бабка Семина.
        - Это сестра моя, Люба, - сказала Оля.
        - Вона как, а?! - Бабка хлопнула себя руками по бокам, как пингвин крыльями. - Так ты, шалава, с родной сестрой тут, значит?!
        - С двоюродной, - поправила Оля.
        - И двое баб на одного мужика! - продолжала возмущаться бабка Семина.
        - Ольга!
        Оттолкнув кроткого участкового, на чердак ворвался Малинин.
        - А мужиков, я вижу, двое! - с удовольствием отметил Юрий Саныч.
        - Подержите, - Малинин не глядя сунул свой сверток бабке Семиной.
        Та уставилась на неопознанный предмет подозрительной формы и внушительного размера со смесью ужаса и восторга.
        - С тобой все в порядке? Ты цела?!
        Малинин сквозь пальто ощупывал Ольгу.
        - Совсем обнаглели! Вы тут прилюдно тискаться будете, ироды?! - опомнившись, взвизгнула неугомонная ревнительница нравственности бабка Семина.
        - Это кто? - не прекращая осмотра, покосился на нее Андрей.
        - Да никто, - ответила улыбающаяся Оля, и оскорбленная старуха задохнулась от возмущения. - Ты вот сюда посмотри. Знаешь, кто это?
        - Кто это? - послушно повторил Андрей.
        Внутренний голос Ольги захлебнулся весельем.
        - Это он! Наш маньяк-убийца!
        - В каком смысле - наш? - заволновалась Любаня.
        - В каком смысле - убийца? - насторожился участковый.
        - В каком смысле - маньяк? - ожила бабка Семина.
        И все трое дружно спросили:
        - Кто это?!
        - Ооо… - Оля всхлипнула, утерла слезы нервного веселья и попросила присутствующих: - Давайте домой пойдем, а? Я вам дома все-все расскажу! Только надо бы сначала преступника как следует обездвижить, а то, мне кажется, сейчас у него ненадежные оковы. Кто-нибудь видит тут веревку?
        - Мулька, ко мне! - генеральским голосом скомандовала воспрявшая духом бабка Семина.
        Собачка послушалась, и хозяйка проворно отстегнула с ее ошейника поводок:
        - Вот! Кожаный, длинный, он-то получше будет, чем веревка! Вяжите его, вяжите! А то ишь, чего удумал, ирод, маньячить в приличном доме!
        С учетом наплыва нежданных гостей этим вечером чай в фамильной резиденции Романчиковых пили в гостиной. К чаю были поданы остатки мамулиной выпечки, сырные и колбасные нарезки из свежезакупленной партии провианта, деревенское сало и антидепрессанты - самогон или валериановые капли, на выбор. Презрев условности, Ольга Павловна впервые в жизни выбрала самогон.
        Майкл Суворин к чаю зван не был. Его уже привечали в отделении. Оля искренне надеялась, что после того, как настоящие сыщики досконально разберутся в криминальной истории с двумя убитыми девушками и одной едва не убитой, в баскетбол Майкл Суворин будет играть только на тюремном дворе.
        За столом собрались все без исключения Романчиковы, Малинин, участковый и бабка Семина, избавиться от которой можно было бы лишь путем ее убийства, на что в данный момент никто пойти не смог.
        Посреди стола экзотическим подобием новогоднего дерева высилось принесенное Малининым растение. Галина Викторовна смотрела на него с нескрываемой нежностью, периодически вытирая глаза, неудержимо слезившиеся не то от созерцания ослепительного цветка, не то от умиления. Интересный мужчина Андрей Петрович Малинин сидел на диване бок о бок с хорошей девушкой Ольгой Павловной, и ее любящая родительница сердцем чувствовала, что у ее дочки появился реальный шанс перейти из категории старых дев в гораздо более престижный разряд замужних дам!
        Саму Ольгу Павловну матримониальные планы в этот момент волновали ничуть не больше, чем поурочные. Охвативший ее душевный подъем был сродни тому возбуждению, которое охватывает запойного читателя на последних страницах увлекательного романа. Оле не терпелось раскрутить эту детективную историю до самого конца!
        О смерти Веры Репкиной она рассказала коротко, не вдаваясь в подробности, чтобы не шокировать своих престарелых слушателей - бабушку и деда - и не развращать несовершеннолетних - родного и двоюродного братцев.
        Зато тему убийства Даши Елиной сказительница Романчикова раскрыла полностью.
        - О том, что Елка попала в больницу, Суворин наверняка узнал от кого-то из соседей. Баба Женя многословно жаловалась на беду, приключившуюся с ее любимой внучкой, каждому, кто готов был ее выслушать, а желающие посплетничать в нашем доме имеются, - уверенно сказала Оля, и бабка Семина независимо вздернула нос. - Узнав, где находится Елка, Майкл явился навестить ее - с сигаретами для перекура и фальшивой минералкой для убийства. Он знал, что с похмелья Елка хлещет воду литрами, и не ошибся в расчетах. Дашка действительно хлебнула смертельную дозу уксусной кислоты.
        - Какой ужас! - совершенно искренне сказала бабушка, хлопнув деда по запястью. - А ты, Петрович, рассол из-под маринованных огурцов пьешь, как лошадь! Смотри: тоже загнешься, как эта девочка!
        - Юрий Саныч, а эксперты докажут, что в больничной пепельнице имеется окурок Суворина? - обеспокоенно спросила Оля участкового.
        - Докажут, девочка, докажут, - заверил ее майор.
        - Вы бы видели ту пепельницу! - пробормотал Малинин. - Экспертам придется потрудиться…
        - Это их работа! - окоротила его Ольга Павловна.
        - А у Дашеньки, видать, совсем память отшибло? - укоризненно поцокала языком Галина Викторовна. - Неужели она не помнила, что это Миша оставил ее в сугробе замерзать?
        - Не помнила, - подтвердила Оля. - Ни Мишу не помнила, ни сугроб! Бог ее знает, что она в этом клубе пила!
        - Смотри, Петрович… - снова начала бабушка.
        - Не буду! - поспешно согласился дед. - Не буду я, мать, ничего такого пить! Только нашу проверенную самогонку.
        - Ну, царствие небесное бедным девочкам! - примирительно сказал папуля, и все молча выпили - кто самогон, кто чай, кто валериановые капли.
        - А как же ты, Оленька, догадалась, что это Миша во всем виноват? - спросила Галина Викторовна.
        - Да, как ты догадалась? - встрепенулся Малинин.
        - По апельсину, - охотно объяснила Оля. - У Елки, если кто не знает, была привычка непременно брать с собой на дорожку хоть какую-то еду. Лежа на снегу, она держала в руке апельсин. Но в клубе той ночью из цитрусовых были только мандарины!
        - То есть апельсином она разжилась в другом месте! - сообразил братец Костик.
        - Совершенно верно, - кивнула Оля. - В джипе Суворина! Только это был не апельсин.
        - Как это - не апельсин?! Я его своими глазами видел! - возразил Малинин.
        - Что ты видел? Плотный шар размером примерно с кулак, оранжевый и пупырчатый, верно?
        - Верно, апельсин!
        - Это был не апельсин, - повторила Оля. - Это был сувенирный баскетбольный мячик! Он висел у Майкла в машине. Елка спьяну приняла игрушку за апельсин, сдернула ее со стекла и унесла с собой, а Суворин этого не заметил.
        - Но он же ее раздевал! - встрепенулся Андрей. - Как мужик мог раздеть девицу, не увидев, что у нее в руке? Он же не слепой!
        - Не думаю, что Елку ему пришлось раздевать, - неохотно сказала Оля.
        - Небось сама из одежек выпрыгнула, шалава! - подтвердила Галина Викторовна и тут же сделала постное лицо и перекрестилась: - Прости, Господи, что сказала такое про покойницу…
        - А ты, значит, заметила, что у Мишки в джипе оранжевого мячика уже нет, и сразу же обо всем догадалась, молодец! - похвалил сестру Костик.
        - Не обо всем и не сразу. - Оля покачала головой и посмотрела на кузину: - Любаня! Объясни, ради бога, зачем ты напала на меня в подъезде?!
        - Люба на тебя напала?! - дружно удивились Романчиковы.
        - Напала, - подтвердила Оля. - Подкараулила меня в подъезде, когда я возвращалась домой, и нахлобучила мне на голову большой мешок из магазина обуви. Любаня себе там сапоги купила, помните? - Она перевела укоризненный взгляд на сестру и объяснила: - В мешке остался маленький пакетик с селикогелем, какие кладут в коробки с новой обувью. Я сначала не поняла, откуда у меня соль в волосах. Только сейчас дошло.
        - Люба! - отложив вилку, строго сказала тетя Тома. - Вы же с Олюшкой сестры! Зачем ты это сделала?!
        - Зачем, зачем… - Любаня ковырнула палас большим пальцем ноги с остатками алого лака на ногте и хмуро посмотрела на Олю: - Я не хотела, чтобы ты встретилась с Васей! Он ждал меня на пятом этаже. Если бы ты пошла вверх по лестнице, вы бы обязательно встретились. И тогда он узнал бы тебя в лицо. И вспомнил бы, что Оля Романчикова - это ты!
        - А Вася думал, что это ты? - сообразила Оля.
        - Вася? Кто это? - спросил Малинин.

«Я вижу, вопрос дня не потерял актуальности!» - пошутил Олин внутренний голос.
        Она пожала плечами:
        - Не знаю никакого Васи!
        Костик нервно заерзал на табуретке.
        - Вася - этой мой жених! - торжественно сообщила Любаня. - И не спорить, все, я так решила!
        - Какой еще жених?! Откуда он взялся?! Чего это ты решила?! - зашумели деревенские Романчиковы.
        - Если я правильно понимаю, Вася позвонил в дверь и спросил Романчикову, имея в виду меня, а вместо этого познакомился с Любаней! - объяснила Оля. - Ага! Так вот что это было! Никто тебя не похищал! Ты сама, по доброй воле, ушла с этим очаровательным Васей сначала на чердак, а потом в квартиру Елиных! Кстати! А как вы в нее попали, в чужую-то квартиру?
        - У Васи был ключ, - под суровыми взорами деревенской родни Любаня потупилась.
        - Баба Женя на всякий случай оставляла запасные ключи соседям! - вспомнила Оля. - Стоп, так Вася - это сын соседки Елиных? Здоровенный такой лоботряс, Костиков приятель? Костик, сидеть!
        - А что я? Чуть что, сразу я! - забурчал Костик. - Я, между прочим, как лучше хотел! Самооценку твою повысить, раскрепостить тебя, Олька, чтобы ты почувствовала себя интересной женщиной! А то сидишь дома, кислая, как лимон! Даже мама говорит - тебе жизненно необходимо мужское внимание!
        - Но-но! Мы уж как-нибудь и без Васи обойдемся! - сообщил ему Малинин и демонстративно обнял Олю за талию.
        - Да уж, обойдитесь, пожалуйста, без Васи! - попросила Любаня.
        - Уже обошлись, - усмехнулась Оля. - Хотя, если я правильно понимаю, именно за Васей ты прибежала на чердак сегодня вечером? И своим появлением и вмешательством спасла мне жизнь!
        Все Романчиковы одобрительно загудели.
        Оля растроганно хлопнула ресницами и с благодарностью сказала:
        - Спасибо тебе, дорогая Люба! Где бы я была сейчас, если бы не ты!
        - Лежала бы на асфальте, разбитая в лепешку! - Любаня повеселела и потянулась за коржиком. - А я почему на чердак-то потащилась? Ты ведь сказала Костику, что собираешься в ночной клуб. Я подумала: без кавалера в клуб не ходят. А откуда у тебя взялся кавалер? Вдруг это Вася?! Очень уж он хотел закрутить с Ольгой Романчиковой! Может, разобрался, что это ты, а не я, и исправил свою ошибку? Вот я и поджидала тебя, в глазок смотрела, чтобы увидеть, с кем ты придешь - уж не с Васей ли?
        - Да кто такой этот Вася?! - не выдержал Малинин.
        - Хороший парень, приятель мой, в монтажном техникуме учится! - объяснил Костик. - Бакланов Васька, прозвище - Баклан.
        - Бакланова Любовь Петровна, - мечтательно прошептала Любаня.
        - Братик, заботливый ты мой! - Оля потянулась через стол и крепко взяла Костика за ухо: - Ну-ка, признавайся, сколько твоих приятелей участвовали в тайной операции по повышению моей самооценки?! И что они, собственно, делали, чтобы добиться этой благородной цели?!
        - Игривые эсэмэски тебе посылали! - смекнул Малинин. - По пятам за тобой ходили, познакомиться предлагали! Вася вот, самый смелый, даже домой заявился!
        - Он не самый смелый, он самый невезучий: он мне это желание в карты проиграл! - нахально фыркнул Костик и тут же схлопотал отеческую оплеуху.
        - А Саша Петров из дома напротив - не твой ли дружок, Константин? - полюбопытствовал вдруг дотоле молчавший участковый. - Сын тех Петровых, что на год уехали в командировку в Монголию?
        Костик отвел глаза.
        - Та-ааак! - грозно протянула Оля, поднимаясь и закатывая рукава свитера. - Я, значит, думаю, что меня преследует сексуальный маньяк-убийца! Люди, значит, думают, что я сама - сумасшедшая маньячка! А ты, значит, так развлекаешься?!
        - А что такое? Что такое, я не понимаю? - заволновалась любящая мама Галина Викторовна.
        - Зато я теперь абсолютно все понимаю! - мрачно заявила Оля. - Кон-стан-тин!!!
        - А что - Константин?! Опять Константин! - Костик отодвинулся от стола вместе со стулом. - Ну, да! Да! Признаю?сь! Витька Петров по-дружески оставил мне ключи, на тот случай, если мне очень-очень срочно свободная квартира понадобится. У нас же хата перенаселенная, как Республика Китай, никакой личной жизни себе не организуешь! А квартира Петровых так удобно расположена - как раз напротив нашей. Я подумал и придумал: нанял фотографа, чтобы он сделал твои, Олька, снимки ню! Дал ему ключи, показал твое окно, аванс за работу заплатил… А что?! Нормальные девчонки сами такие фотосессии заказывают, потом картинки в Интернет выкладывают, чтобы парни облизывались! Между прочим, это недешевое удовольствие! И это был мой тебе подарок на Новый год!
        - Костя, круто! А можно и мне?! - восторженно ахнула Любаня.
        Оля растерянно моргнула, раскатала рукава и неуверенно сказала:
        - Ну, спасибо…
        - Большое спасибо! - с чувством повторил Малинин. - А что, эти снимки уже готовы? Можно мне посмотреть?
        - С какой это стати?! - Оля опять вскипела. - Развернувшись к Малинину, она вновь быстро закатала рукава. - Чем это вы, Андрей Петрович, заслужили такую честь?! Между прочим, хочу напомнить, что по нашему с вами договору это вы должны были раскрыть преступление! Вы, а не я!
        - А вы, Ольга Павловна, по тому же договору должны были стать хозяйкой в моем доме! - Малинин тоже встал и потянулся к манжетам свитера.
        - Да ято старалась! Я и суп варила, и полы мела, и окна мыла! А ты! Ты… - Оля шумно вздохнула и слезливо закончила: - Какой же ты после этого майор ФСБ?!
        Романчиковы загудели.
        - Да никакой я не майор, - с досадой сказал Андрей. - Ты видела удостоверение моего брата Антона, это он был майором ФСБ, а теперь на таможне служит. Вот, медвежонка контрабандного недавно конфисковал, мне отдал на передержку, пока его в цирк пристроят.
        - Так это вовсе не твое удостоверение?! - повторила Оля. - И вовсе не твой медведь?!
        - Ну, извини, если разочаровал тебя! Я не секретный агент, я - обыкновенный инженер-проектировщик! - Малинин развел руками, и подтянутые рукава его свитера сами собой сползли к запястьям. - Пока праздники - отдыхаю, Ваньку нянчу, а потом снова буду проектировать коттеджи, а не геройские подвиги совершать!
        - Коттеджи?! - обрадованно завертела головой тетя Тома. - Вова, папа, а нам же как раз…
        - Ти-хо! - остановил супругу дядя Вова.
        - Может, нам всем выйти? - предложила Галина Викторовна, обежав заговорщическим взглядом улыбавшиеся лица присутствующих.
        - Мы сами выйдем! - объявил Малинин и потянул Олю к двери.
        - Да! Мы выйдем! - не дрогнула та.
        - Милые бранятся - только тешатся! - умиленно сообщила Галина Викторовна сидевшей с ней рядом бабке Семиной, и та закивала, как дрессированная цирковая лошадь.
        - Я ушла! Скоро не ждите! - донеслось из прихожей.
        Затем громко, с вызовом хлопнула дверь.
        - Кажется, все хорошо, - с удовольствием заметил добродушный участковый.
        - Хорошо будет, если Витька Овчинников возьмется за ум и прекратит свои ночные походы. Кажется, нашей Олюшке теперь будет не до него, - с надеждой пробормотал папа Романчиков, и только мама и Костик поняли смысл его слов.