В костюме голой королевы Елена Логунова
        Скромная учительница Оля, недавно ставшая женой бизнесмена Громова, и ее подруга Люсинда приехали в Сочи на слет молодых педагогов. Вот только некто вознамерился помешать им и работать, и отдыхать: Оле все время мерещилось, что ее зовет приемный сын. После звонка из бассейна при фитнес-клубе отеля, когда она опять услышала в трубке голос Димки, Оля решительно направилась туда и обнаружила… доблестных сотрудников правоохранительных органов! Кто-то напал на дежурного администратора — бандиты явно поджидали в закрытом бассейне Ольгу, но в темноте перепутали. Теперь уж храбрая учительница не отступится, пока не выяснит, кто и зачем решил таким изощренным способом заманить ее в ловушку!
        Елена Логунова
        В костюме голой королевы
        — Что, Максим?
        Референт бесшумно скользнул к столу и положил перед Громовым распечатку:
        — Вам это может быть интересно, Андрей Петрович.
        Интересы первого и единственного на юге России олигарха в этот предвечерний час были немногочисленны и не блистали разнообразием. Громову хотелось домой, к семье, ужинать и спать. Но интонации образцового референта обещали нечто необычное, и Громов послушно заглянул в бумажку.
        — «Управление внутренних дел на воздушном транспорте подтвердило факт «кражи века» в международном аэропорту города Москвы». А я тут при чем?
        Он посмотрел на помощника, и тот едва заметно дрогнул подбородком, предлагая продолжить чтение.
        — «Авиатехник дежурной смены наземного обслуживания, фамилию которого следствие не называет, занимался подготовкой самолета к рейсу на Монреаль. Улучив момент, он присвоил партию алмазов, которые предназначались для отправки в Канаду».
        Громов хмыкнул и вопросительно вздернул брови:
        — Алмазы, говоришь?
        Референт кивнул.
        Андрей Петрович уже без понуждения уткнулся в бумажку.
        — «Отправителя груза представитель управления назвать отказался, однако по непроверенным данным, алмазы принадлежат объединению «Алмазювелирторг». Ага! «Вся партия алмазов оценивается экспертами в полтора миллиона долларов,  — с откровенным удовольствием прочитал Андрей Петрович.  — Сенсационное преступление не планировалось заранее и целиком лежит на совести персонала аэропорта. Перед отправкой в Канаду груз некоторое время находился под надежной охраной на складе драгметаллов аэропорта, откуда был сдан вместе с тремя другими ценными посылками бортпроводнику. Стюард, однако, оставил груз без присмотра и ушел по своим делам, чем не замедлил воспользоваться авиатехник — «молодой человек из очень хорошей семьи», как его характеризуют на работе. Удачной краже способствовала и компактность груза, представляющего собой мешочек весом 250 граммов». Да, это забавно, спасибо!
        Махнув бумажкой, он отпустил референта, и тот мгновенно испарился.
        Громов потянулся к телефону, набрал знакомый номер и, дожидаясь, пока гудки в трубке сменит голос вызываемого абонента, радостной скороговоркой дочитал вслух:
        — «Кражу обнаружили лишь по прибытии самолета в Монреаль, откуда дали телеграмму в Москву. Поиски похищенного груза осложнились тем, что авиатехник, уйдя со смены, не вернулся домой». Здоров, Василий!
        — Ну, неужто? Сам Андрей Петрович Громов мне звонить изволят?  — насмешливо загудел в мобильнике басовитый голос.  — Что, отыграться надумал, салага?
        — В прошлый раз мы с тобой вничью сыграли, Вася, ты забыл? Ах, возраст, возраст!  — не задержался с ответной колкостью Андрей Петрович.  — Хорошо, считай, что я двинул свою пешку на Е4, хотя я тебе не ради шахмат звоню. Я посочувствовать тебе намерен, Вась! Ты, говорят, в каком-то аэропорту на полтора лимона баксов камешков потерял, раззява этакий?
        Он засмеялся, и собеседник смущенно хмыкнул.
        — Ох, язва ты, Петрович! Ну, есть такое дело, свистнули у меня горсть алмазов, ты же знаешь таможенников — это натуральные разбойники и бандиты.
        — Кто бы спорил,  — согласился южнороссийский олигарх.
        — Но я не сильно печалюсь, Андрюш,  — поведал его собеседник, и по голосу было слышно — так и есть, он ничуть не грустит.  — Мне-то какая беда? Груз был застрахован, так что пусть авиаперевозчик убивается, это его проблемы — и финансовые, и кадровые. Тут ведь, знаешь, особая пикантность ситуации в том, что кражу совершил сотрудник цеха, известного решительной борьбой за свои права. Совсем недавно они бастовали, протестуя против того, что полиция обыскивает сотрудников, подозревая их в регулярных хищениях бортового питания!
        — Наловчились куриные ножки и булки ховать по карманам!  — хмыкнул Громов.  — А твою-то покражу нашли или нет?
        — Вора нашли,  — голос в трубке построжал.  — Да только поздно: при нем уже ни камешков, ни денежек не было. Он успел снять со своего банковского счета все свои сбережения, да на этом все его везение и кончилось.
        — Это как?
        — А вот так: встретили дурачка лихие люди, все добро у него забрали, а самого придушили.
        — И что?
        — А то: ищи, как говорится, ветра в поле! Менты гопоту местную перетряхивают, концы ищут, но пока все глухо. Думаю, ни убивцев, ни камешки не найдут.
        — Пессимист ты, Василий,  — упрекнул собеседника Громов.  — А я вот верю в нашу полицию! Давай спорить, найдут твои алмазы или нет?
        — Так вот зачем ты мне звонишь, фраер азартный!  — обрадовался голос в трубке.  — Хочешь очередное пари заключить? Ну давай! Я говорю, простите-прощайте, мои алмазики. А ты, значит, ставишь на то, что их вернут? Какое простодушие!
        — Вась, это не простодушие, это хитрость!  — засмеялся и Громов.  — Если я выиграю, ты вернешь мне те шахматы из черного дерева и слоновой кости, которые бессовестно отхватил в прошлый раз.
        — А если ты не выиграешь, то подаришь мне к тем шахматам подходящую доску!
        — Лады, договорились. Бывай!
        Южнороссийский олигарх весело хохотнул в такт гудкам, скомкал распечатку с новостью о краже века и запустил бумажный шар в корзину для мусора.
        День первый
        Шашлычную Люсинда требовала непременно «самую настоящую грузинскую».
        — Такую, знаешь, где повар, поварята, официанты и даже посудомойки в огромных кепках и во-о-от с такими усами!  — тарахтела она, демонстрируя размах желательных ей усов тем жестом, каким хвастливый рыбак показывает пойманную им чудо-рыбу.
        — Кепки — это негигиенично, СЭС не позволит,  — вяло возражала Ольга, не имея сил воспротивиться азартной подружке как следует.
        Она совершила типичную ошибку курортника — уснула на пляже, недооценив октябрьское солнышко, и теперь с лица походила на Снегурочку, а со спины — на Чингачгука.
        За исключением попы, которая была укрыта трусами купальника, весь Олин тыл алел, как революционный кумач. Она страстно мечтала обмотаться бинтами в кефире и тихой мумией лежать в прохладе кондиционированного номера, но Люсинда решительно заклеймила позором магазинный кефир, сказав, что в нем живительных бактерий ноль процентов.
        — Мацони, вот что тебя спасет!  — авторитетно заявила подружка.  — Самое настоящее грузинское мацони, натуральный кисломолочный продукт.
        Ольге Палне из всего возможного натурально-грузинского в настоящий момент близка и понятна была разве что цитата из фильма «Мимино»:
        « — Ты и она — не две пары в сапоге.
        — Почему?
        — Слушай, ты — видный мужчина, а она — возьми кошку, опусти в воду, вынь — и такая же худая!»
        Это было про нее и Громова. Он — красавец-мужчина, спортсмен и олигарх, а она — чучело Масленицы после ритуального аутодафе! Хорошо, что Громов ее сейчас не видит.
        — В настоящем грузинском мацони полно полезных бактерий, и все они такие же шустрые, как Сосо Павлиашвили!  — не умолкала Люсинда.
        Ольга Пална тут же представила, как по ее обожженной спине, размахивая руками, подергиваясь от избытка энергии и — не дай бог!  — распевая, бегают маленькие гиперактивные Сосо, и усомнилась в великой пользе такого лечения.
        — Глупости,  — отмахнулась от ее сомнений Люсинда.  — Ты ничего не понимаешь ни в продуктах, ни в мужиках!
        Очевидно, подружка забыла, кто в начале года чудесным образом отхватил себе лучшего в южных широтах жениха — без пяти минут олигарха Андрея Громова, но спорить с ней у Ольги не было сил. Проще подчиниться и идти искать легенды Грузии — мацони, шашлыки и мужиков, причем в их улучшенном экспортном варианте, поскольку отдыхали подруги в Сочи.
        То есть официально-то Люсинда и Оля пребывали в командировке. Родная школа делегировала их на краевой слет молодых педагогов, однако этот профессиональный шабаш был приурочен к Дню учителя и имел насквозь праздничный, необременительный характер.
        Предполагая, что так и будет, Ольга Павловна пыталась отказаться от увеселительной поездки в пользу кого-нибудь из менее обеспеченных коллег. Она все еще стеснялась своего положения жены богача и не считала себя вправе претендовать на бесплатный отдых в Сочи, раз уж супруг в состоянии вывозить ее на лучшие курорты планеты и ближнего космоса. Но Люсинда категорически не желала ехать на слет «с этими мымрами», как она называла более благоразумных и степенных школьных девушек, то есть всех, кроме самой себя и Ольги Павловны.
        Энергичности, предприимчивости и результативности Люсинды, поставившей перед собой определенную цель, мог бы позавидовать любой спецназ. Директриса Майя Андреевна вызвала Ольгу Павловну Романчикову на ковер и поставила вопрос ребром. Или Ольга едет с Люсиндой в командировку на слет молодых учителей — или увольняется и переквалифицируется в управдомы, благо, хоромы у ее супруга обширные, есть чем управлять!
        — Полагаю, общественность вашей школы просто мечтает хоть немного отдохнуть от Люсинды, так что тебя не столько наградили, сколько принесли в жертву,  — успокаивая встревоженную Ольгу Павловну, проницательно предположил сам упомянутый супруг.
        Для пущего спокойствия Оли он предложил заплатить за ее пребывание на курорте из своего кармана.
        Так Оля с подружкой оказались в пентхаусе с двумя отдельными спальнями, тремя совмещенными балконами и джакузи такого размера, что в ней запросто могла бы разместиться и комфортно проживать семья дельфинов.
        — Всегда буду ездить только с тобой!  — ликовала Люсинда, все более ужасая Ольгу Павловну.
        Ее активность была убийственна в принципе и уже фактически покалечила Ольгу. Если бы неутомимая и неугомонная Люсинда не продержала подружку до утра в ночном клубе, та не уснула бы на пляже и не нуждалась бы теперь в кисломолочных обертываниях!
        Где искать это самое мацони, Оля не знала, а Люсинда и не хотела узнавать, потому что получала большое и искреннее удовольствие от блуждания по закоулкам, компрометирующим Сочи как курортную столицу страны.
        Глинобитные хаты и кособокие деревянные домики, пыльные улочки с потрескавшимся асфальтом или вообще без него, смешанный запах вялящихся на солнце фруктов, дикой мяты, разноцветных астр, вьющихся роз, виноградного сока, сочащихся битумом толевых крыш и уличных уборных — Люсинде все это ужасно нравилось.
        — Ах, какой колорит!  — восхищалась она, собственноручно добывая переспелый инжир с дерева, пыльные ветки которого опрометчиво не остались в очерченных забором пределах двора.
        — Ах, какой темперамент!  — восторгалась она, слушая иноязычную ругань бабки, законно пребывающей на одной территории с инжиром.
        — Ах, какое гостеприимство!  — растрогалась она, когда выяснилось, что вызванный крикливой бабкой волосатый дядька в семейных трусах притащил их не в зиндан, а к водоразборной колонке — мыть руки, инжир, сливы и яблоки из бабкиного сада.
        — Аф, какой фкуф!  — мычала она, набивая рот дарами щедрой сочинской природы и доброй армянской бабки.
        — Если ты еще раз ахнешь, я тебя укушу!  — не выдержала Оля.
        Бедняжку знобило, мутило и неудержимо тянуло к земле. От падения на придорожную траву-мураву страдалицу удерживало лишь понимание того, что лежать на спине она никак не сможет. А валяться в лопухах на брюхе Оле было стыдно и странно.
        Она же не пластун-разведчик на задании! Она респектабельная молодая дама, благородная училка, верная супруга и добродетельная мать.
        Так она Люсинде и сказала.
        — Вот, кстати, Романчикова, все хочу спросить тебя, почему ты и после замужества работаешь в школе?  — по привычке назвав подружку девичьей фамилией, спросила Люсинда.
        Могла бы и не спрашивать!
        Олин новый и пока единственный сын Димка Громов по прозвищу Фантомас первого сентября пришел к Люсинде во второй «А», хотя никогда нигде не учился в первом.
        Раньше Димке было не до школы, он серьезно болел, и когда он только начал адаптироваться в нормальном детском коллективе, Оля сочла своим долгом находиться поблизости.
        — Потому что приглядываю за Димкой,  — коротко объяснила она любопытной Люсинде.
        — Не доверяешь мне?  — подружка сделала попытку обидеться, но тут же передумала, учуяв новый запах.
        В симфонию ароматов мощным крещендо ворвался слаженный дуэт жаренного на открытом огне мяса и маринованного лука. Подсознание подсказало Ольге Павловне, что для пущей гармонии песни жизни не хватает мажорного журчания красного вина, и к черту кислое молоко любого происхождения!
        Не сговариваясь, Оля с Люсиндой повернулись и с ускорением пошли на запах, взволнованно потягивая носами.
        — Не вижу кепок,  — предупредила Оля подружку на ближних подступах к неказистого вида харчевне под вывеской «У Самвела».  — И вообще, Самвел — это армянское имя, а не грузинское.
        — Я абсолютно чужда национализма!  — непоследовательно заявила Люсинда и первой ворвалась в виноградную беседку с простыми деревянными столами.
        Они устроились так, чтобы видеть мангал, но не коптиться в дыму, в ожидании появления кого-то вроде официанта раскрыли иллюстрированное меню, и на первом же блюде Ольга Павловна зависла, испытав филологический оргазм.
        «Люляки баб» — было старательно выведено под фотографией фирменного блюда.
        — Хотела бы я увидеть тех баб, чьи это люляки!  — в очередной раз восторженно ахнула Люсинда и беззастенчиво огляделась.
        Люляки на фото были крупные, темно-коричневые и бугристые, наводящие на мысли об упитанной целлюлитной мулатке.
        Впрочем, расизм и тут был неуместен. Ровный бронзовый колер в здешних краях легко приобрести на пляже, если не спать, как дура, кверху попой, а регулярно переворачиваться, поджаривая свои бледные славянские люляки до готовности.
        Оля тоже огляделась и убедилась, что гражданок — потенциальных доноров поджаристых люляков (или люляк?) вокруг предостаточно.
        Несмотря на то что харчевня находилась вдали от туристических троп, меню грешило орфографическими ошибками и никто из персонала не щеголял в кепке фасона «Аэродром», дивный запах — лучшая реклама!  — приманил из цивилизованной части Сочи немало курортников.
        Правда, обратный путь их заранее страшил. Оля услышала, что посетители, подошедшие после подружек, едва устроившись за столом, вызывают по телефону машину.
        Простаки! Они не знали, как долго будет кружить их по здешним трущобам коварный таксист и в какую сумму им выйдет эта познавательная автомобильная экскурсия.
        Добрая Ольга Пална с жалостью посмотрела на наивных курортников и благосклонно — на принесенную им с Люсиндой еду.
        — А руки помыть?  — ворчливо, с интонациями мамы, напомнил ей внутренний голос.
        Люсинда, самозабвенно жмурясь, уже вгрызалась в люляки и даже не заметила, что Оля отошла.
        Облупленный жестяной умывальник на впечатляющем основании из речных валунов смотрелся компактным рыцарским замком на стратегической высотке. Рядом высился деревянный сортир, талантливо стилизованный под швейцарское шале. Шедевр ландшафтного дизайна с трех сторон укрывали занавески из лиловых плетей глицинии.
        Оля вдохнула густой цветочный запах, задорно чихнула и услышала вежливое:
        — Будьте здоровы!
        Она оглянулась: за ней — не иначе, в очереди к удобствам — стоял хрупкий блондинчик с незабудковыми глазами, приезжий простак из той компании, которой по окончании обеда предстояло пасть жертвой алчного сочинского таксиста.
        Оля этого белокурого юношу запомнила, а он ее, видимо, нет, иначе знал бы, что она сидит в кафе с подружкой, а не с ребенком, и не стал бы спрашивать:
        — Это не ваш ли сынок потерялся?
        Олин сынок в этот момент находился в трехстах километрах к северо-западу, если мерить по прямой, и в будний день начала октября имел минимальные шансы потеряться, потому что из школы и в школу ездил на машине с охраной.
        — Не мой,  — ответила она ненаблюдательному блондинчику, но против воли прислушалась.
        — Мама, мама!  — кричал ребенок во дворе.  — Мама, где ты? Мамочка! Мамоля!
        — Димка?
        Оля не поверила своим ушам.
        Конечно, голоса у малышей похожи, а на детские крики «Мама, мама!» по неистребимой привычке реагируют даже те родительницы, чьи потомки давно уже разговаривают басом и бреют бороды. Оля и не подумала бы бежать на зов, если бы не самолепное слово «мамоля». Мамоля, а не мамуля — так иногда называл ее младший Громов, изящно сливая слово «мама» с Олиным именем.
        — Мамоля, где же ты?!
        Невозможно, но это действительно был Димка!
        Ольга уронила в пыль скользкое мыло и побежала на голос.
        Кота звали Робертино, и кто угодно согласился бы, что это неподходящее имя для раскормленного мурзика без намека на итальянскую живость и грацию.
        Однако Варвара знала своего кота лучше всех.
        Названный в честь кумира хозяйки — некогда знаменитого певца Робертино Лоретти, кот тоже обладал незаурядным голосом, просто не подавал его до тех пор, пока был доволен течением жизни.
        Почитающая счастье хвостатого друга своей кармической задачей, Варвара заботливо следила за тем, чтобы гармония мироздания в понимании Робертино не нарушалась, и поэтому окружающие крайне редко имели сомнительное удовольствие насладиться кошачьим вокалом. Зато, уж если это случалось, равнодушных не оставалось. Даже многолетние наслоения грязи и серных пробок в ушах не приглушали сокрушительный звук, и даже запущенные случаи рассеянного склероза не спасали от воспоминаний о диком вопле, способном обратить в позорное бегство орду голосистых индейцев-команчей.
        Если бы Робертино хоть раз услышал умный армейский генерал, его тут же приняли бы на службу отдельным антитеррористическим подразделением. Варварин кот, включенный на максимальную громкость в центре вражеского города, в случае необходимости обратил бы в паническое бегство и мирное население, и вооруженного противника!
        Может быть, именно поэтому Варвара избегала военных.
        Впрочем, она чуралась любых мужчин.
        Варвара давно уже без стеснения и с достоинством звалась старой девой и отдавала всю свою любовь исключительно дорогому Робертино. Даже на отдых к морю вывозила питомца каждый год — если не купаться и загорать (купаний Бертик не любил, а в загаре не нуждался, потому как от рождения был черным, как смоль), то хотя бы подышать свежим воздухом.
        Кот, в старые девы никогда не записывавшийся, периодически бунтовал и рвался из объятий хозяйки на волю. В отличие от Варвары, Робертино был очень общителен и никогда не упускал возможности оказаться в гуще событий, каковы бы они ни были.
        Летние выезды для Робертино были лучшим временем уже потому, что за городом Варвара никогда не водила его на поводке. Кот не возражал против ошейника, но ненавидел гулять на привязи. Отпущенный на вольный выпас, Бертик сладострастно валялся в зарослях мяты, увлеченно созерцал большой мир с трубы дымохода и спал, растянувшись меховым ковриком, в тени под лавочками. Варвара вздыхала, вычесывала из кошачьей шубы репьи и мусор, но опрощение не пресекала, уважая освященный традицией аристократический стиль «граф на природе».
        Большую черную машину Робертино высмотрел с забора, по которому неторопливо прогуливался в ожидании чего-нибудь особенного. Роскошные машины тут, на окраине, где дорогой курорт окончательно сдавал позиции, превращаясь в трущобы, появлялись нечасто.
        Робертино заинтересованно сверкнул глазами.
        Поваляться в густой тени под теплым автомобильным брюхом — это могло стать новым удовольствием для кота, чьим транспортным средством обычно бывала пластмассовая корзина-перевозка.
        Дождавшись, пока машина остановится и заглушит двигатель, Робертино мягко спрыгнул с забора, вдумчиво обнюхал колесо и улегся вблизи него, совершенно неразличимый в тени.
        — Ма-мо-ля! Ма-мо-ля!  — скандировал знакомый голос.
        Звучал он, вроде, бодро, с легким нетерпением.
        Таким же голосом Димка обычно призывал Ольгу, стоя у подножия лестницы в холле или в саду под окном. За призывом, как правило, следовала просьба спустить ему с третьего этажа какую-нибудь забытую мелочь вроде ручки или линейки. Для спуска применялись парашют, планер или радиоуправляемый вертолет собственноручной Димкиной сборки. Младший Громов был фанатом авиамоделизма и не упускал ни единой возможности опробовать свои аппараты в действии.
        В общем, в домашней обстановке эти детские крики встревожить «мамолю» не могли, максимум — раздосадовать. Но ведь блондинчик предположил, что ее ребенок потерялся! И, хотя Оле трудно было представить, каким образом мальчик, от порога до порога сопровождаемый профессиональным охранником, мог потеряться, она все-таки разволновалась.
        Призывные крики «Мамоля, мамоля!» доносились из большой черной машины, с великолепным пренебрежением к нуждам пешеходов припаркованной поперек тротуара, да еще и с приоткрытыми дверцами.
        «Должно быть, автомобиль без кондиционера»,  — машинально подумала рассудительная Ольга Пална.
        Обязательную борьбу с южным солнцем владелец транспортного средства повел неграмотно и лениво, ограничившись тем, что густо затонировал стекла.
        На бегу присматриваясь к потемкам автомобильного салона, Ольга прищурилась и… споткнулась.
        — Ку-да!  — вовремя подхватил ее, заваливающуюся на бок, одинокий курильщик у забора.
        — Простите,  — автоматически извинилась Оля, нетерпеливо выдергивая локоть из мягкого захвата.
        Галантный кавалер падучую даму не удерживал, наоборот, подтолкнул ее в нужном направлении — к автомобилю.
        Заранее пригибаясь, Оля потянула на себя дверцу, но взглядом внутрь не ограничилась, с разбегу сунулась в салон до пояса. Нижняя ее половина при этом осталась за бортом, но ненадолго.
        Неожиданно сильный толчок в поясницу забросил ее в машину целиком — и опять ненадолго!
        Обожженная кожа болезненно реагировала даже на прикосновение невесомой марлевой кофточки, а уж от плотного контакта с крепкими мозолистыми руками Ольгу Павловну тряхнуло, как от удара током.
        Это действительно было больно!
        Оля взвыла и, спешно уводя свои чувствительные тылы от соприкосновения с грубой реальностью в виде чужих рук, непроизвольно рванулась вперед. Сквозь слезы она увидела за окошком метнувшуюся навстречу тень, ударилась головой и плечом в незапертую дверь и вывалилась из машины с другой стороны — под ноги подбегающему человеку и прямо на лежащего кота!
        Баловня судьбы и Варвары — хвостатого тезку Робертино Лоретти — никогда еще так не обижали.
        Жуткий животный вопль вздыбил ветви деревьев и забросил в будки сторожевых собак.
        С поздних яблонь посыпались плоды.
        У людей, не страдающих тотальной глухотой, упало сердце.
        Олю, из-под которой ударила эта звуковая волна, слегка подбросило.
        Кот взметнулся с земли прямо из положения лежа и, не переставая орать, унесся прочь.
        Выглядел он при этом не только неповрежденным, но как бы даже усовершенствованным, ибо скорость передвижения в считаные секунды развил такую, при которой его лапы зрительно расплылись в колеса с темными спицами.
        Но Ольга этого зрелища не увидела.
        Варварин кот был хоть и крупным, но все же недостаточно большим для того, чтобы полноценно уберечь от ушибов девушку не самого субтильного сложения.
        При падении Оля неудачно стукнулась головой о бетонный бордюр и отключилась.
        — Что, правда?!  — воскликнула Люсинда с радостным изумлением провинциальной модницы, угодившей на тотальную распродажу в большом торговом центре.  — Нет, серьезно, вы не шутите?!
        — Деточка, я всегда серьезна и никогда не шучу,  — авторитетно произнес низкий хриплый голос, по которому невозможно было определить, представителю какой половины человечества он принадлежит — прекрасной или сильной.
        «Очень сильно прекрасной»,  — опасливо пробормотал Олин внутренний голос, оценив зрелище, открывшееся ей сквозь щелки робко приоткрытых глаз.
        Старушенция напротив была похожа на Бабу-ягу, какой ее нарисовал бы добросовестный иллюстратор детских сказок в позапрошлом веке — в простодушные времена, не облагороженные обязательной толерантностью.
        Бабуся, восседающая в инвалидной коляске, была одноглазой горбатой карлицей с шишковатой бородавкой на кривом носу.
        Деликатно назвать ее маленькой дамой ограниченных возможностей с дефектами зрения и кожи Оля, несмотря на присущий ей обычно такт, не смогла даже мысленно. Не позволяли яростный стальной блеск в одинокой глазнице и резкие, точные движения хищных пальцев, которые разбрасывали по столу игральные карты, а могли бы — это как-то сразу чувствовалось — без промаха метать в цель дюже вострые ножи.
        «Дюже вострые» — это само собой всплыло в памяти дипломированного филолога.
        Бабка четко ассоциировалась с темными веками и замшелым фольклором.
        Вкруг чела ее затейливой рамочкой сами собой просились низки и связки сушеных лягушачьих лапок и жутковатых корешков. На заднем плане были бы в высшей степени уместны растрепанная метла с отполированной рукояткой, закопченный очаг с тошнотворно булькающим варевом в помятом котелке и прохаживающийся туда-сюда желтоглазый черный кот.
        — А где же кот?
        Оля вспомнила последнее, что она видела до того, как очнулась в компании бабки-ежки.
        — Очухалась, болезная?  — обрадовалась Люсинда.
        Оказывается, она помещалась справа от бабки («Одесную»,  — перевел на актуальный древнерусский Олин внутренний голос) и, судя по формулировочке, тоже прониклась колоритом ведьминого логова.
        — А Димка где?  — Оля вспомнила важное.  — Где Димка?!
        — У-у-у, совсем плохо дело, головой повредилась наша девка, не туда мы ей компресс налепили,  — нахмурилась Люсинда.  — Клара Абрамовна, у вас есть лед?
        — У тети Клары все есть,  — кивнула старуха, едва не клюнув носом столешницу.  — Лед есть, спирт есть, мята в огороде есть… Деточка, умеешь ли ты смешивать коктейли?
        — Нет. Научите?  — азартно обнадежилась Люсинда.
        — Люда, где Дима?!  — Оля закричала, прерывая это бредовое представление.  — Я ясно слышала его голос!
        — Не тревожься, деточка, я тоже часто слышу голоса,  — успокоила ее ужасающая Клара Абрамовна.  — И у меня тоже это началось уже в зрелом возрасте.
        — Да мне всего тридцать четыре!  — машинально обиделась Оля.
        — Еще не все потеряно,  — сказала бабка, ловким пируэтом уводя инвалидное кресло прочь от стола.  — Люся, детка, иди за мной, ты принесешь поднос с напитками!
        «Яду мне, яду!» — строго в тему крепких напитков простонал Олин внутренний голос.
        — Не скучай, мы быстро!  — подмигнула подружке Люсинда, срываясь со стула.
        — Заскучаешь тут.
        Оля хмыкнула и обвела опасливым взором сумрачную комнату, единственное окно которой было плотно закрыто пыльными бархатными портьерами.
        Невысокие потолки и неровные, в разводах зернистой голубоватой побелки стены саманной хаты интригующе контрастировали с дорогой старинной мебелью в благородных завитушках. Вероятно, бабушка-яга знавала лучшие времена.
        — Не иначе, Бидермейер?  — недоверчиво пробормотала Оля, рассмотрев стул, освобожденный Люсиндой.
        Потом она пощупала кружевную скатерть, присмотрелась к подсвечникам на комоде и опознала шкаф:
        — Никак Чиппендейл?
        — Да, Чип и Дэйл спешат на помощь!  — бодро откликнулась Люсинда, возникая на пороге с подносом, на котором гордо высились высокие запотевшие стаканы.  — Выпьем, добрая подружка, бедной юности моей!
        — Выпьем с горя. Где же кружка? Сердцу будет веселей,  — автоматически подхватила избитую цитату русичка Ольга Пална.  — А какое у нас горе?
        И она снова заволновалась:
        — Люда, так где же Димка? Я его слышала, но не видела! Что тут происходит?
        — Ну, что? Обыкновенное дело: тепловой удар, слуховые галлюцинации, обморок, спутанное сознание.
        Люсинда поставила поднос на стол и без промедления оделила подружку стаканом:
        — Пей! Клара Абрамовна сказала, тебе это будет полезно.
        — А кто такая эта Клара Абрамовна? И почему мы тут сидим и пьянствуем?
        Оля осторожно пригубила зеленоватое пойло.
        — Хм, вкусно… Что это?
        — Мохито по-деревенски: вместо рома коньячный спирт с винзавода на соседней улице, вместо лайма белая слива и долька зеленого помидора с собственного огорода Клары Абрамовны,  — доложила Люсинда, со вкусом прихлебывая.  — Эта бабушка просто волшебница, у нее есть рецепты на все случаи жизни. Кстати, как твоя спина, уже лучше? Тетя Клара намазала ее своей болтушкой.
        — Какой еще болтушкой?
        Оля прислушалась к своим ощущениям.
        Спина и впрямь болела намного меньше.
        — Болтушка — это такая масляная смесь на кислом молоке, рецепта не знаю,  — объяснила Люсинда.  — А на первый из твоих вопросов отвечаю: Клара Абрамовна — хозяйка домовладения, у калитки которого ты рухнула в пошлый обморок.
        — Какой еще пошлый обморок? Не было у меня никакого обморока!  — возразила Оля.  — Я просто пошла вымыть руки, услышала Димку, полезла за ним в машину, вывалилась из нее с другой стороны, ударилась об асфальт головой и потеряла сознание!
        — Действительно, просто!  — съязвила Люсинда.  — Прямо-таки элементарно! Слушай, подруга! Если, по-твоему, это нормально — слышать голоса и гоняться за невидимками, то лучшей компании, чем Клара Абрамовна, тебе не сыскать. Она, между прочим, ясновидящая в шестом поколении!
        — Жаль только, что фамильный дар почти иссяк еще у моей бабушки,  — сообщила, въезжая в комнату, хозяйка.  — Мамочка моя дорогая уже только на картах гадала, а мне и вовсе крохи таланта родового достались, но это все же лучше, чем совсем ничего. Есть, чем на кусочек хлеба заработать бедной бабушке.
        С этими словами бедная бабушка переставила со своих коленок на стол изящную серебряную корзинку с дорогим французским печеньем.
        — Я в предсказания не верю,  — вяло сообщила Оля, отпивая мохито.
        — Только в голоса и в невидимок!  — хохотнула Люсинда, с удовольствием прихлебывая из своего стакана.  — Клара Абрамовна, а какой он — мой принц? Блондин или брюнет?
        — Не знаю точно, не вижу. Вроде темненький.
        — А молодой или старый?
        — Вроде средних лет.
        — Красивый?
        — Ну, уж это кому как!
        — Мне понравится,  — уверенно кивнула Люсинда.  — Раз он принц — он мне какой угодно понравится, даже фиолетовый в крапинку!
        — Вы это, вообще, о чем?  — спросила Оля, переводя озадаченный взгляд с подружки на хозяйку.
        Клара Абрамовна остро щурила единственный глаз, как бы всматриваясь в неведомые дали.
        Люсинда мечтательно жмурилась и улыбалась, как кошка.
        Обеих хотелось немедленно направить к хорошему окулисту.
        — Клара Абрамовна сказала, что меня ждет скорая встреча с принцем!  — похвасталась Люсинда.  — И я найду его под южным небом, представь, как романтично!
        — Та-а-ак,  — протянула здравомыслящая Ольга Пална.
        Мысленно она уточнила направление: не к окулисту им, а к психиатру!
        — Я думаю, нам пора. Давай-ка, Люся, поблагодарим уважаемую Клару Абрамовну за гостеприимство и пойдем потихонечку восвояси.
        Поскольку уважаемая Клара Абрамовна гостей не удерживала, они распрощались и тихим ходом — у Оли еще кружилась голова — двинулись в цивилизованную часть города, к своему отелю.
        Люсинда, воодушевленная перспективой скорой встречи с принцем, была оживлена даже сверх обыкновенного. Она вертела головой и перед каждой калиткой замирала, как сторожевой суслик, вставая на цыпочки. Как будто ожидала увидеть своего августейшего суженого в одном из палисадников — с поливальным шлангом в одной руке и дымящей сигарой в другой, в ситцевых трусах по колено и летней солнцезащитной короне с козырьком. Или с выбивалкой для ковров, выколачивающим пыль из распяленной на веревках горностаевой мантии.
        Дворовые собаки матримониальные планы Люсинды откровенно не одобряли, нелицеприятно облаивая ее низкими голосами. Проезжающие мимо машины с чернявыми потомками князей из окрестных аулов призывно сигналили.
        Оля хмурилась, очень недовольная всем происходящим, но более всего тем, что она стала слышать голоса.
        Вообще-то она и раньше слышала некий внутренний голос. Обычно он наставлял, поучал, подсказывал, порой язвил, но всегда помогал Ольге Палне взглянуть на ту или иную ситуацию со стороны и этим был полезен. Был ли то пресловутый голос совести или, как говорят психологи, ее внутренний ребенок, особого значения не имело.
        На сей раз ребенок совершенно точно был внешний!
        Тепловой удар, конечно, объяснял и галлюцинации, и потерю сознания, и все же Оле было тревожно.
        Не очень-то приятно думать, что сходишь с ума!
        С трудом дождавшись восемнадцати часов — завершения официального трудового дня, она позвонила вечно занятому Громову, чтобы спросить его, все ли в порядке с Димкой.
        Все было в норме, не считая несправедливой, как единодушно решили родители, двойки по рисованию.
        Творческое задание проиллюстрировать загадку «Зимой и летом одним цветом» младший Громов выполнил очень по-своему, нарисовав негритенка, тогда как учительница хотела видеть только елку. А Димка к тому же имел неосторожность с косной училкой заспорить, обозначив дополнительные варианты: индеец и китаец.
        — Двойка за широту мышления — это безобразие!  — возмутилась Оля.  — Вот я вернусь, поговорю с этой учительницей рисования!
        — Кстати, о тебе. Ты как там?  — спросил любимую половинку старший Громов, чутко уловив избыточную взвинченность родного голоса.
        — Уснула на пляже, обгорела на солнце, получила тепловой удар, спина болит, сознание спутанное,  — честно призналась удрученная половинка.
        — А ночью ты что делала, если на пляже уснула?  — без пяти минут олигарх мгновенно выхватил суть и построжал.
        — Плясала в ночном клубе,  — покаялась Оля.
        — Догадываюсь, чья это была затея,  — сердито засопел супруг.  — Возможно, пора оградить тебя от дурного влияния? Мы можем приехать хоть завтра. Я свалю дела на зама, а Димка с удовольствием прогуляет школу, где не ценят его креативность.
        Несколько секунд Оля обдумывала это заманчивое предложение.
        Провести несколько дней с мужем и сыном на курорте было бы очень приятно. Вот только Люсинда непременно обидится и рассердится, потому что останется в одиночестве, чего она никак не планировала. А рушить тщательно построенные планы Люсинды — это социально опасно, потому что радиус поражения обломками может оказаться уж очень широким.
        Да и не по-товарищески это.
        — Ладно, тогда мы будем ждать тебя дома,  — выслушав эти доводы, согласился Громов.  — Только ты уж постарайся вернуться целой и невредимой, хорошо? Не надо больше спать на пляже.
        — Не буду.
        — И в клубах ночевать не надо!
        — Тоже не буду.
        — Тогда целую тебя, пока!
        — Пока.
        Оля выключила трубку, вздохнула и поискала глазами Люсинду, от которой за приватным разговором незаметно отстала.
        Люсинда грудью лежала на фанерной стойке хлипкой постройки, гордо названной Информационным пунктом.
        Грудь у Люсинды была не так, чтобы очень — второй размер, но напирала она ею на прилавок столь мощно, что непрочное сооружение мучительно скрипело. Украшенные невыразительными фотографиями жидких водопадов и малогабаритных пещер рекламные листовки экскурсбюро трепетали, как флажки на ветру. Невзрачная тетенька в окошке растопырилась, упираясь в стены будки, как кукушечка в ходиках.
        — А можете отметить на карте, где этот дворец? И как туда добраться?  — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, допытывалась Люсинда.
        — Откуда вдруг такая жажда знаний?  — пробормотала Оля с недоумением, которое было вполне обоснованно.
        До сих пор Люсинда не проявляла ни малейшего интереса к местным достопримечательностям, за исключением пляжей, заведений общепита и индустрии развлечений.
        Все Олины предложения посетить руины старой крепости, совершить конную прогулку в горы, пройтись по укромным уголкам сочинского дендрария Люсинда отвергала, повторяя, как мама дяди Федора из мультфильма про Простоквашино:
        — Ты что?! У меня четыре платья есть вечерних шелковых, а надеть их некуда!
        Судя по объему чемоданов, Оля подозревала, что запас парадного обмундирования у подружки гораздо больше, чем четыре единицы. Она приготовилась к тому, что выгул вечерних платьев затянется до конца командировки. И вдруг — нате вам, Люсинду потянуло на экскурсию! На волю, в пампасы!
        — Нас одолело беспокойство — охота к перемене мест?  — слегка переиначив Грибоедова, поинтересовалась Ольга Пална у подружки.  — С чего бы это вдруг?
        — А вот с чего. Видала?
        Обернувшись, Люсинда потыкала безупречным ногтем в одну из бумажек экскурсбюро.
        — «Гагра — курорт принца Ольденбургского»! Принца, соображаешь? И, между прочим, это совсем рядом, каких-то полсотни километров.
        Она томно вздохнула, сложила руки в замок и глубоким грудным голосом произнесла:
        — Мы встретимся под южным небом!
        — С кем?  — Оля захихикала.  — С принцем Ольденбургским?
        Люсинда отмахнулась от нее.
        — Вот с этим самым Александром Петровичем?
        — С Сашей,  — мечтательно повторила Люсинда.
        — Тысяча восемьсот сорок четвертого года рождения?  — продолжала веселиться эрудированная Оля.
        Люсинда нахмурилась. Она пошевелила губами, производя арифметические вычисления, и расстроилась:
        — Ему сто шестьдесят девять лет?!
        — Было бы, будь он чемпионом среди кавказских долгожителей,  — трясясь от смеха, согласилась Оля.  — Как ты понимаешь, того принца давно уже нет в живых, так что он совершенно точно не твой суженый!
        — Ладно,  — Люсинда коротко выдохнула и отклеилась от изрядно расшатанной будки.  — Тогда будем еще искать!
        — Такого же, но с перламутровыми пуговицами!  — радостно всхрюкнула Оля.
        Люсинда посмотрела на нее с подозрением.
        — Не нравится мне твое веселье,  — сказала она.  — Нездоровое оно. Очень похоже на истерику! Ты хорошо себя чувствуешь?
        — Да больная она, на всю голову больная! Совсем психическая!  — высказал свое мнение по заданному вопросу гражданин, которого вообще-то никто не спрашивал.
        Впрочем, он и не был услышан, поскольку находился в большой черной машине, медленно ползущей вслед за подружками на расстоянии полутора кварталов.
        Гражданин, несправедливо посчитавший умную и разумную Ольгу Павловну Романчикову «совсем психической», злобно сплюнул в открытое окошко.
        — А что ты хочешь от жены миллионера, Борис?  — невозмутимо полируя ногти бархатной тряпочкой, отозвался его товарищ — хрупкий голубоглазый блондин.
        У него было лицо шкодливого херувима.
        — Они ведь только на дурах и женятся! Сам подумай, зачем миллионеру нормальная жена?  — риторически вопросил блондин.  — Еду ему готовят повара, стирает и убирает прислуга, детей воспитывают няньки и гувернантки. Жена ему нужна для украшения, ну и как постельная принадлежность, а мозги в этом деле иметь совсем необязательно.
        — Украшение из нее тоже так себе,  — проворчал суровый Борис, потихоньку нажимая на газ, потому что преследуемые ими душеньки-подруженьки заметно ускорились.
        — А вот тут ты, Боря, к нашей девушке несправедлив,  — не согласился его приятель.  — Девушка у нас ничего, симпатичная, а ноги у нее совершенно замечательные.
        — Когда это ты, Лелик, успел рассмотреть ее ноги?  — удивился Борис, с отвращением посмотрев на длинное, в пол, холщовое платье, которое больше подошло бы скромной поселянке, чем жене богача.
        — А когда она сквозь машину летела в вихре юбок!  — с удовольствием вспомнил блондин.
        Выглядел он как типичный представитель сексуального меньшинства, но женщин любил, о чем они, как правило, не догадывались.
        По паспорту блондин звался мужественно — Андреем Андреевичем, а в кругу друзей откликался на прозвище Лелик, что было производным от красивого женского имени Лолита. Так его окрестили за ангельскую внешность и умилительную привычку в минуты отдыха лежать на животе, болтая в воздухе стройными ножками со ступнями тридцать шестого размера — точь-в-точь, шаловливая крошка на полянке с ромашками.
        — Кстати, о машине,  — хмурый амбал Борис нервно побарабанил по рулю пальцами в полупрозрачной обертке тонких латексных перчаток.  — Не пора ли ее вернуть?
        — Верни,  — с легкостью согласился Лелик, пряча бархотку в карман.  — А я наших девушек провожу. По всему видно, они до дому, до хаты нацелились. Если куда и выйдут потом, то не скоро: пока душик примут, пока нарядятся, пока мордашки нарисуют… Думаю, часа два у нас есть.
        — Встретимся там же?  — притормаживая, чтобы высадить товарища, спросил Борис.
        — На том же месте, в тот же час!
        Лелик глубоко нахлобучил на голову панамку в простодушных цветочках и превратился в типичного пацаненка.
        — Отлично выглядишь, я б тебе больше десяти лет не дал!  — басовито хохотнул Борис.
        — Типун тебе на язык, какие десять лет? Что мы такого сделали?  — простодушно похлопал ресничками блондин, с удовольствием наблюдая, как с румяной физиономии его дюжего приятеля сползает ехидная улыбка.  — Пока только на дядиной машинке покатались, а это больше, чем на два года, не тянет.
        — Типун тебе на язык!  — повторил Борис и перегнулся через опустевшее кресло, чтобы захлопнуть дверцу.
        Даже будучи в сердцах, он сделал это мягко: чужая машина была новой, красивой, дорогой, и портить ее Борису не хотелось.
        Авось неведомый «дядя» и не заметит, что на его тачке покаталась парочка предприимчивых пацанов.
        Но на это надеяться не стоило, пацаны не заметили длинную царапину, которую оставил на заднем сиденье чужой машины неприлично большой бриллиант кольца сумасшедшей жены олигарха.
        Кот Робертино не вернулся.
        Варвара и не ждала, что он найдется сам.
        Она искренне считала своего Бертика самым необыкновенным из выдающихся котов современности, но понимала, что многолетнее заключение в городской квартире притупило его здоровые животные инстинкты. Вряд ли избалованный домашний кот сможет сориентироваться на незнакомой сельской местности.
        На поиски любимца Варвара выдвинулась сразу же после того, как помогла занести в дом припадочную дуру, так напугавшую несчастного Бертика. Со стороны Варвары это было проявлением редкого гуманизма. Кошачью обидчицу ей хотелось прибить на месте, чтобы так и лежала в пыли под забором, пока черные вороны не расклюют ее белые косточки!
        Вообще-то Варвара была женщиной доброй, спокойной, не склонной к жестокости и опасным авантюрам. Исчезновение дражайшего Бертика превратило ее в злобную фурию.
        Не обретя возлюбленного кота своего в ходе затянувшейся пробежки по окрестным улицам, Варвара решительно подступила к тете Кларе с категорическим требованием:
        — Скажи мне, где мой кот?!
        Клара Абрамовна была стальной старой леди, способной дать сто очков вперед легендарным цельнометаллическим мужикам вроде Железного Дровосека и Терминатора.
        Люди, приходившие к гадалке за помощью, вели себя по-разному. К мольбам о помощи закаленная Клара Абрамовна относилась либо безразлично, либо снисходительно — в зависимости от настроения, угрозы высокомерно игнорировала, попытки давления принимала в штыки, выбрасывая грубиянов и невеж из своего домика одним выразительным взглядом.
        Любую другую нахалку, дерзнувшую сцапать ее за отворот халата, старуха наладила бы прямо в ад одним непоправимым проклятием, но Варвара приходилась ей внучатой племянницей, а родную кровь Клара Абрамовна уважала.
        — Во-первых, убери руки с моего воротника!  — холодно сказала она, надеясь остудить вскипевшую племяшку.  — Вот так, теперь сядь. Сядь, я сказала! Я ничего не вижу, когда ты мечешься передо мной, точно ошпаренная кошка.
        — О-о-о,  — простонала Варвара.
        Одно упоминание о кошке моментально вывело ее из равновесия.
        — Мой бедный котик, где ты, где?! Ты голодаешь и скитаешься!
        Мысленным взором сквозь слезы она видела своего Бертика. Отощавший, немытый, нечесаный, весь в репьях, кот понуро брел по пыльному шляху, на обочинах которого толпились злые дети с камнями, а в овраге затаились разбойники-живодеры.
        — Сядь,  — повторила старуха чуть мягче.
        Она двинула кресло вперед, подталкивая Варвару к дивану, потом съездила в кухню и привезла стакан воды.
        — Я тут на мягком сижу, а ты, мой бедный Бертик!  — снова взвыла Варвара, воображая себе путаные кровавые следы, оставляемые на твердом асфальте стертыми и заплетающимися кошачьими лапами.
        — Все в порядке с твоим Бертиком!  — гаркнула Клара Абрамовна.
        — Ты это видишь?  — обнадеженная Варвара вскинула глаза и попыталась молитвенно сложить ладони, расплескав воду из стакана.
        — Это вижу,  — буркнула старуха, возвращаясь на свое обычное место у стола.  — Но без подробностей! Сейчас с твоим котом все нормально, и ничего страшного с ним не случится.
        — Но где же он?
        — А вот этого я не вижу.
        — Так как же мне его найти?
        — Как, как…
        Беззвучно шевеля губами и тряся головой, Клара Абрамовна быстро раскинула карты, присмотрелась, затейливо выругалась по-французски и снова собрала колоду.
        — Ну?  — Варвара вытянула шею.
        — Что — ну? Я совершенно не представляю, как гадать на котов!
        Старуха раздосадованно передернула плечами.
        — Ладно, твой Бертик черной масти. Предположим, он трефовый валет. Но ты видишь, что выпадает тому валету? Две дамы, бубновая и червовая, а ты у нас кто?
        — Всегда была трефовой,  — огорчилась Варвара.
        И тут же просияла:
        — А я перекрашусь! Я ради Бертика что угодно сделаю. Я обесцвечусь, поставлю светлые линзы и буду типичная бубновая дама!
        — Варвара, детка, что ты говоришь!  — воскликнула старуха.  — Карты не обманешь, они же суть знают, а ее не изменишь, хоть ты в негритянку перекрасься!
        — Так что же мне делать?
        — Что делать, что делать…
        Старуха снова проворно раскинула карты, потерла здоровый глаз, почесала бородавку на носу.
        Склонила голову к плечу, поцокала языком, сделала над столешницей пару пасов.
        На секунду ее руки замерли, потом стремительно нырнули вниз.
        Раздался торжествующий орлиный клекот, и победно улыбающаяся Клара Абрамовна оттолкнула кресло, разворачиваясь к Варваре.
        — Вот!
        — Что — вот?
        Клара Абрамовна потрясла в воздухе картонкой с острыми углами.
        — Рыжая девочка оставила ее в надежде, что я еще что-нибудь вспомню о ее принце,  — усмехнулась старуха.  — Она номер свой тут написала и имя, видишь? «Людмила». Иди к ней, Варя, к этой Людмиле и ее подруге. Вижу я, они тебе помогут.
        — Людмила и Ольга,  — вспомнила Варвара, и губы ее сжались в суровую ниточку.
        Именно из-за припадочной подруги Людмилы — Ольги бедный и несчастный Бертик скитался сейчас неведомо где, подвергая свою холеную бархатную шкурку бесчисленным опасностям бродячей жизни.
        Будет только справедливо, если припадочная Ольга поможет найти пропавшего по ее вине котика!
        Может быть, тогда мстительная фурия Варвара не отдаст ее белые косточки черным воронам.
        — Так, и куда мне идти?
        Варвара решительно потянула из артритных пальцев тети картонную визитку отеля.
        Их номер в пентхаусе романтично назывался «Седьмое небо».
        Для обитающих на небесах в отеле был отдельный лифт, и воспользоваться им без специального ключа не представлялось возможным.
        Люсинду это обстоятельство очень радовало, потому что позволяло регулярно красоваться перед простыми смертными, следуя через просторный беломраморный холл с ключом на изготовку — так, чтобы все видели: вот идет небожительница!
        Олю, чуждую показухи, подружкина демонстрация смущала, и она охотно отстала бы от спутницы, но уже знала, что получится только хуже. Достигнув лифта в одиночестве, Люсинда не уедет одна, а застопорит зеркальную кабину и уже из нее будет призывать подругу криками, способными привлечь внимание всех, кто не глух, как пень.
        Всем, кто не слеп, она к тому времени успеет посверкать своим золотым ключиком.
        Благословив их вознесение громким гагаринским «Поехали!», Люсинда запрокинула голову и закачалась, как кобра на хвосте.
        — Прекрати, пожалуйста,  — досадливо попросила Оля.  — Никак не наиграешься? Хватит уже.
        — Почему — хватит? Это же бесплатная комната смеха,  — Люсинда с детским интересом смотрелась в зеркало на потолке.
        Кривое, оно отражало действительность избирательно. Посмотришь с одной точки — увидишь двух пассажирок, посмотришь с другой — узришь одну. Или, еще веселее, одну целую, с нормальной головой, и одну сильно урезанную, с вытянутой тыковкой на плечах, похожих на палочки.
        С тыковкой на палочке Оля себе очень не нравилась.
        В просторном номере было светло и прохладно.
        — Так! Мне нужна подсказка!  — объявила Люсинда, падая в кресло с планшетом.
        — А мне подушка,  — пробурчала ее подружка, удаляясь к себе.
        Спальни у них, слава доброму богу и щедрому Громову, были отдельные, так что меланхоличная Оля хотя бы ночью могла отдохнуть от энергичной Люсинды.
        Хотя для полноценной изоляции от последней больше подошел бы уединенный бетонный блиндаж со свинцовой крышей.
        — Так, смотри, что у меня есть!  — бесцеремонная подружка ворвалась в Олину спальню с планшетом.  — «Холостые принцы в поиске» — это я в Интернете нашла. Вот, послушай: «Рыжеволосый британский принц Гарри известен своими эксцентричными выходками — на одну из костюмированных вечеринок он нарядился в форму нациста, а однажды был сфотографирован возвращающимся из ночного клуба с ногтями ярко-розового цвета».
        — Странный парень,  — сухо прокомментировала Ольга Пална, взбивая подушку.
        — Пожалуй,  — согласилась Люсинда.  — Тогда этот: «Шведский принц Карл Филипп, обладающий эффектной внешностью кинозвезды, недавно расстался с подругой, с которой встречался более десяти лет». А? Перспективно же, правда?
        — Ну, не знаю,  — усомнилась Ольга Пална, зевая в кулак.  — Внешность кинозвезды — это, по-моему, слишком.
        — Ладно, пойдем дальше. «Старший сын принцессы Монако Каролин Андреа Казираги известен как международный плейбой». Любит, значит, девушек!
        — А надо, чтобы любил одну тебя!  — наставительно сказала Ольга Пална, забираясь под покрывало.
        — Тогда следующий: «Младший сын неправящего греческого короля Константина и королевы датской Анны-Марии принц Филипп не держится за мамину юбку. Он закончил Джорджтаунский университет и своим домом называет Нью-Йорк».
        — Принц без двора,  — скривилась Ольга Пална, укладывая щеку на ладошки, сложенные корабликом.  — Считай, бездомный!
        — Ты придираешься,  — укорила ее Люсинда.
        — Мы в энтих принцах, как в сору роемся,  — пробормотала Ольга Пална, закрывая глаза.
        — В Интернете только один свободный принц остался, вот: «Бельгийский принц Амедео выбрал военную службу и закончил Королевскую военную академию»,  — дочитала Люсинда.  — Что скажешь?
        — Будешь скитаться с ним по гарнизонам,  — напророчила Ольга Пална и тихо всхрапнула.
        — Все, холостые принцы кончились,  — вздохнула Люсинда, закрывая планшет.
        Она ушла, и Оля задремала, но даже во сне не могла избавиться от ощущения, что за стеной вихрится, постепенно разрастаясь, небольшое торнадо.
        Люсинда пугающе пылко загорелась идеей обрести обещанного ей принца в кратчайшие сроки и наверняка уже набрасывала план широкомасштабных поисков.
        Шорохи со стороны протяженной террасы наводили на мысль, что кое-кто выгуливается по ней не просто так, а с конкретной целью и даже с настоящей подзорной трубой, обшаривая морские и сухопутные дали на предмет обнаружения яхты под королевским штандартом или лимузина с кортежем мотоциклистов.
        На самом деле, так оно и было. Только вместо подзорной трубы у Люсинды был морской бинокль, привезенный ею на курорт, чтобы без помех любоваться закатами поверх голов отдыхающих, ежевечерне толпящихся на набережной.
        К сожалению, из четырех сторон света впередсмотрящей с биноклем была доступна для обозрения всего одна — южная. Остальные направления могли с комфортом созерцать постояльцы других VIP-апартаментов. Всего их было четыре, их персональные террасы опоясывали верхний этаж сплошной галереей, разделенной по углам перегородками.
        Люсинда со скрежетом отодвинула в сторону тяжелый керамический горшок с небольшим деревцем и внимательно рассмотрела преграду.
        Перегородка была выполнена из благородного мореного дуба. Широкие толстые доски тянулись от плиточного пола до каменного потолка, производя впечатление конструкции крепкой и цельной. Однако пытливый взор Люсинды, не поленившейся отвести в сторону украшающие перегородку искусственные вьюнки, обнаружил на одной из досок круглую медную бляшку, оказавшуюся замочной скважиной с крышечкой.
        Перегородками со слегка замаскированными дверями вместо прежних, глухих, администрация отеля оснастила апартаменты после визита арабского шейха, обремененного большим семейством со множеством жен и детей.
        Тот арабский многоженец снял весь пентхаус целиком, его многочисленные подруги и потомки заняли все четыре VIP-номера, и им было очень неудобно перемещаться из апартаментов в апартаменты через первый этаж. К тому же то и дело выскакивающие из приватных лифтов на простор общего холла резвые голоногие детки, преследуемые пирамидальными фигурами в черном с головы до ног, изрядно беспокоили других постояльцев.
        Сразу после отбытия шейха с чадами и домочадцами кирпичные перегородки разобрали и заменили на деревянные с дверками. В конце концов, это было полезно и с точки зрения пожарной безопасности.
        Новые выходы исправно отразили на висящем у лифтов поэтажном плане, но, поскольку важные постояльцы до этого сомнительного произведения искусства не снисходили, для большинства из них наличие сообщения между номерами оставалось тайной.
        А вот Люсинда в нее проникла и не собиралась останавливаться на достигнутом. Теперь она хотела проникнуть на соседнюю террасу.
        Моральная сторона вопроса ее не беспокоила, а техническое решение проблемы нашлось в дамской сумочке.
        Как у всякой уважающей себя современной девушки, ключей у Люсинды было много: два от квартиры, два от машины, по одному от гаража, почтового ящика, кладовки в подвале, двери на чердак, школьного кабинета, учительской…
        К перегородке прекрасно подошел ключик от шкафчика в бассейне. Он-то, строго говоря, Люсинде не принадлежал, она унесла его из спортивного центра по забывчивости и не успела вернуть, потому что уехала в командировку.
        — Что ни делается — все к лучшему!  — радостно объявила Люсинда и бестрепетной рукой открыла дверь на чужую территорию.
        В зарубежье царили тишина и покой.
        Стеклянная дверь во внутренние помещения была закрыта и плотно задернута изнутри полотняными шторами. Компактно сложенная растопырочка для сушки купальных принадлежностей стояла в углу. Никаких предметов быта, выдающих присутствие в номере постояльцев, Люсинда не увидела и на этом основании решила, что апартаменты пустуют.
        Значит, никто не помешает любознательной девушке обозреть в бинокль восточные пределы так же внимательно, как южные.
        Она шагнула на чужую террасу, и тяжелая деревянная дверь подтолкнула ее в спину.
        — Захлопнется!  — сообразила Люсинда.
        Если дверь захлопнется, нелегалка окажется в ловушке.
        Тяжелую связку ключей она оставила на своей стороне, а возвращаться за ней поленилась, поэтому гениально решила возникшую проблему не сходя с места.
        В углу террасы высилась на диво аккуратная куча стеклотары — не иначе, осталась после постояльцев. Мельком подивившись тому, что персонал не разобрал эту конструкцию при заключительной уборке номера, Люсинда осторожно, чтобы не обрушить всю горку, сняла с ее края квадратную бутыль из-под виски. Благодаря своей форме она была очень устойчива и весила заявленные 0,7 литра плюс стекло, поскольку оказалась под самую пробку наполнена водой.
        То, что надо, чтобы подпереть закрывающуюся дверь! Лучше был бы только простой силикатный кирпич.
        При желании неугомонная Люсинда добыла бы и кирпич, но она не страдала перфекционизмом. Бутылка так бутылка, вопрос решен, надо двигаться дальше.
        С помощью бутылочного стопора обеспечив себе путь к отступлению, Люсинда приложила к глазницам окуляры бинокля и изучила ближние и дальние подступы к отелю с восточной стороны.
        Много времени это не заняло — с востока принцы на белых конях город Сочи не осаждали.
        Осталось изучить обстановку с севера и с запада.
        Ей снова нужен был ключ, чтобы пройти на следующую террасу.
        Пришлось вернуться на базу.
        В полудреме Оля подумала было напомнить подружке, что некоторые особо коварные принцы прекрасно умеют маскироваться на местности, прикидываясь нищими, но решила подождать с этим, потому что не хотела вылезать из постели.
        Кровать у нее была роскошная — в меру мягкая, в меру упругая и просторная, как футбольное поле…
        Нежной пастушеской свирелью запел телефон.
        Оля посмотрела на него с неудовольствием.
        В огромном номере телефонные аппараты были повсюду, даже в туалете. В гостиной их имелось сразу два, по обе стороны протяженного дивана, а вот террасу, где как раз крутилась бессонная Люсинда, почему-то не телефонизировали вовсе.
        Придется Ольге самой отвечать на звонок.
        Очень неохотно она протянула руку, сняла трубку и голосом, в котором с легкостью угадывался кроткий укор, произнесла:
        — Слушаю…
        С такой тоскливой покорностью святой отец, утомленный чередой многословных исповедей, мог приветствовать покаяние сотого юбилейного грешника.
        — Мамоля! Мамоля!  — вслед за непонятными шорохами послышалось в трубке.
        — Дима?!
        Оля села в постели, свободной рукой энергично потерла лоб и засучила ногами, сползая к краю футбольного поля.
        — Ма-мо-ля! Ну, мамоля же!!!
        — Дима, я тебя слушаю, говори!  — закричала Оля, нашаривая ногами тапки.
        Люсинда за стеной перестала шуршать — не иначе, услышала крики подружки.
        — Туууу… Туууу…  — издевательски загудел телефон.
        Оля зачем-то заглянула в динамик, а потом еще и выбила трубку, как будто та была курительной.
        Предполагаемый засор на линии от этого не исчез, пропавший голос не вернулся.
        — Ты чего орешь?  — в щель приоткрывшейся двери заглянула Люсинда.  — Что с ребенком, мамаша, опять двойка?
        — Я не знаю,  — Оля забегала по комнате, собирая свои одежки.
        Трубку она при этом на место не вернула.
        — Димка зовет меня: «Мамоля, мамоля!», а что хочет мне сказать — непонятно!
        — Теперь по телефону зовет, а не просто так, из космоса?  — скептически уточнила Люсинда и отняла у подруги гудящую трубку.  — М-да… Говоришь, это был Димка?
        Она энергично почесала в затылке, потом подняла палец, очень веско сказала:
        — О!  — и убежала в гостиную.
        — Что — о?
        Оля порысила следом.
        — О — это «определитель номера»!  — объяснила Люсинда, изучая аппарат у дивана.  — Видишь циферки? С этого телефона и поступил последний звонок. Сейчас узнаем, откуда именно.
        Не долго думая, она отправила вызов на последний входящий номер и надолго замерла с телефонной трубкой, плотно прижатой к медленно краснеющему уху.
        — Ну, что там? Что?  — заволновалась Ольга.
        — Что, где, когда,  — пробормотала Люсинда.  — Зачем, почему, кто виноват и что делать… Гудки там, вот что! Не снимают трубочку. А посмотри-ка, не знаком ли тебе этот номер?
        Оля послушно посмотрела.
        — Всего пять цифр — это местный. Неужели Громов все-таки приехал в Сочи?
        — Неужели Романчикова все-таки съехала с ума?  — передразнила ее подружка.  — Ты два часа назад звонила мужу, и он сказал тебе, что с вашим парнем все в порядке. Он сидит в своей комнате, рисует, как велено, елку! Не могли они за это время сюда добраться, даже на самолете не могли, потому что вечерний рейс в Сочи еще даже не вылетел!
        — Пусти меня!
        Оля отпихнула подружку от телефона, забрала у нее трубку и короткой тревожной дробью настучала номер рецепции.
        — Алло! Добрый вечер. Скажите, пожалуйста, у вас есть телефонный справочник?
        Ласковый девичий голос заверил ее в том, что для дорогих клиентов у них есть все.
        Сумма, заплаченная Громовым за номер в пентхаусе, позволяла причислить проживающих в нем к числу весьма дорогих клиентов.
        — Отлично. В таком случае, запишите, пожалуйста, номер. Я хотела бы узнать, чей он.
        Ласковый голос пообещал, что все выяснит и очень скоро.
        — Соображаешь,  — похвалила подружку Люсинда.  — Значит, не совсем еще дурочка, есть надежда.
        — Не-а, нет надежды,  — переменила она собственное мнение минуту спустя.
        Любезная девушка с рецепции сообщила, что номер, интересующий дорогую гостью, принадлежит спортивному клубу «Катран», расположенному в цокольном этаже отеля.
        — Это местный фитнес-центр,  — вспомнила Люсинда.  — Я видела вывеску с рыбой на входе в закрытый бассейн. Катран — это же рыба?
        — Короткоперая колючая акула,  — машинально подтвердила умница Ольга Пална и с подозрением посмотрела на телефон.  — Люся! Как же это может быть, не понимаю? Каким образом Димка, который сидит в нашем доме за триста с лишним километров отсюда, звонит мне с телефона, который установлен в подвале вот этого самого здания?
        — А никаким, дорогая, ни-ка-ким! Телепортацию, насколько я знаю, еще не изобрели.
        — Ты хочешь сказать, мне снова померещилось?  — расстроилась Оля.
        Признавать себя хоть чуточку ненормальной ей упорно не хотелось.
        — Я хочу сказать, что тебе нужно отдохнуть,  — уклончиво ответила Люсинда.
        — Отдохнуть — это хорошо, отдохнуть — это правильно,  — забубнила Оля, оглядываясь в поисках своей сумки.  — Но сначала — в бассейн! Хочу взглянуть на этот самый телефон.
        — Думаешь, плиточный пол на подходах к нему будет утоптан мокрыми следами детских ног?
        — Не язви.
        Оля сунула ноги в спортивные тапочки и ловко собрала волосы, завязывая их в хвост.
        Это однозначно выдавало подсознательную готовность к активному времяпрепровождению. К сожалению, обожженные тылы не позволяли Ольге Палне облачиться в наиболее подходящие для жизни, полной приключений, тесные джинсы и тугую майку. Хорошо еще, что она взяла в собой пару балахонистых платьев.
        — Ты со мной или как?
        — С тобой, конечно!
        Люсинда вбила ноги в кроссовки, надела бейсболку, потрясла в воздухе руками, сцепленными в замок, и тут же испортила впечатление от этой демонстрации солидарности очередной ехидной репликой:
        — Кто-то же должен присмотреть за больной!
        — Танечка, спустись-ка на минус первый, гости из пентхауса жалуются, что их побеспокоил звонок из фитнес-клуба,  — распорядился старший администратор.
        — Быть того не может, там давно пусто, «Катран» работает до двадцати часов,  — возразила дежурная, но все-таки встала со стула.  — Пить надо меньше гостям из пентхауса…
        — Это какие гости из пентхауса? Те, которые фикусы шампанским поливают?  — спросила вторая дежурная, Верочка.  — Или те, которые из бутылок «Джек Дэниэлс» сложили на балконе стеклянную пирамиду по фэньшую и категорически не велели ее разбирать?
        — Так никто и не разбирает,  — заволновался Валера.  — Я же всех предупреждал: желание гостя для нас закон! Особенно, если гость из пентхауса!
        — Их священную пирамиду никто и пальцем не трогает, не тревожьтесь,  — успокоила начальника дежурная Таня.  — Горничные даже пыль с нее не вытирают, чтобы волшебную ауру не смахнуть!
        — А кто, в таком случае, жалуется?
        — Новенькие,  — удаляясь, ответила дежурная Таня.  — Две лесбиянки из «Седьмого неба», они с бутылками не играются, вроде даже не пьют.
        — Запьют,  — уверенно предсказала дежурная Вера.  — Кто в пентхаусе живет, добром не кончит.
        — Думаешь, она второй раз купится на это?  — сомневался Борис.
        — Бог троицу любит,  — отшутился Лелик, пряча в сумочку диктофон с записью детского голоса.
        — Дай-то бог,  — проворчал Борис.
        — Борь, ну посуди сам. Представь, что ты любящая мать восьмилетнего сына. Представил?
        — С трудом,  — признался Борис.
        — И вот твой сын тебя зовет. Как, куда, зачем — непонятно, но ты же мать, верно? Ты, как любая нормальная мать, отложишь все вопросы на потом и поспешишь на зов.
        — Так то я и нормальные матери,  — проворчал Борис.
        У него сложилось крайне нелестное представление о госпоже Громовой.
        — Ох, ох, ох!  — загудело эхо.
        — Тише говори!  — шикнул на товарища Лелик.
        Акустика в полуподвальном помещении была замечательная — так и тянуло в полный голос заорать «О-го-го!» и надолго свести с ума отзывчивое эхо.
        «Заодно и от страха избавился бы»,  — подумал Борис.
        Днем, когда окна под потолком были открыты, в бассейне было свежо и светло, но ночью темное помещение с гладким зеркалом черной воды выглядело неуютно и даже пугающе.
        Вкрадчивый шепот доносился из вентиляционного люка, зловеще капала вода в душевой.
        Борис поймал себя на том, что ему хочется передвигаться пригнувшись и на цыпочках. Конечно, выглядело бы это странно, но он и так чувствовал себя дурак дураком, крадясь вдоль бассейна с телефонным аппаратом на длинном шнуре. Героическая картина «Военный связист у водной преграды на линии фронта»!
        — Дура она будет, если сюда полезет,  — шептал он товарищу.  — Я бы не полез.
        — Трусишка Боря серенький!  — в четверть голоса насмешливо напел Лелик.
        — Че сразу серенький?
        — Потому что побледнел от страха.
        — Ни фига не побледнел! Тут просто темно, ты плохо видишь!
        — Ишь, ишь, ишь!  — всполошилось эхо.
        — Тише! Поставь телефон на тумбочку.
        Лелик посторонился и подсветил упомянутую тумбочку фонариком.
        — Это тумбочка для прыжков в воду. Кто на нее ставит телефон?!
        — Он, он, он!  — загомонило предательское эхо.
        — Тише ты!  — зашипел блондин.  — Ты ставишь, кто же еще! Лучшего места не найти, прикинь: когда откроется дверь, телефон с порога будет видно, а нас в тени вышки — нет. Девушка подбежит к телефону, и тут мы ее — р-раз! И схватим. Кляп у тебя?
        — В кармане.
        — Дай его мне, ты будешь девушку держать.
        Оставив телефон на возвышении стартовой тумбы, они отступили под вышку для прыжков в воду.
        Ждать пришлось недолго, каких-то десять минут, не больше.
        Дверь, ведущая из бассейна в холл перед лифтами, широко распахнулась, и на ярком золоте прямоугольного проема отчетливо нарисовалась темная фигура. Она имела форму треугольника, что определенно выдавало одежду по женскому типу. Шотландцы в юбках в Сочи не ходили.
        Фигура в юбке не мешкала, да ей и не нужно было определяться с направлением: протянувшаяся от порога дорожка света с прямым намеком уперлась в тумбу, увенчанную телефонным аппаратом.
        — Цыпа-цыпа-цыпа,  — зашептал Лелик, тиская в руках приготовленный кляп из махровой салфетки.
        Глупая курица протопала к тумбе и наклонилась над телефоном.
        Острый локоток блондина вонзился в бедро товарища, как шпора в лошадиный бок.
        Повинуясь сигналу, Борис прянул вперед и одним скачком достиг порубежной зоны между кафельной сушей и водой.
        Любимая курица олигарха, конечно, ничего подобного не ожидала.
        — Ко… ко…  — заквохтала она, запоздало пугаясь, но Борис уже обхватил ее ручищами, не давая ни размахнуться, ни разогнуться.
        Невысокому Лелику оказалось очень удобно сунуть кляп в открытый рот наклонившейся жертвы.
        Дюжему Борису так же удобно было погрузить ее, согнутую, себе на плечо.
        — Уходим!  — скомандовал блондин.
        — Дим, дим, дим!  — жалобно заплакало эхо.
        — С дороги!  — шикнул на товарища ускоряющийся Борис.
        Лелик послушно посторонился.
        Дверь на спортивную площадку они отомкнули с полчаса назад — через нее и вошли. Это было несложно, замок в двери стоял такой, какой можно проволочкой открыть, что, вероятно, делалось уже не раз, если судить по царапинам на краске.
        Лелик хотел было предупредительно распахнуть дверь перед нагруженным товарищем, но разогнавшийся Борис сам с ходу ударил в нее плечом, свободным от полонянки.
        В этот самый момент кто-то не менее услужливый и более расторопный, чем Лелик, дернул на себя дверь снаружи.
        — Й-е-о-о!  — отчаянно выругался Борис.
        Окончание вполне предсказуемой матерной реплики заглушил шум падения.
        Лелик, не смекнув затормозить, споткнулся об упавшего товарища и тоже полетел, не успев даже выматериться.
        Варвара, высоко подняв брови, с изумлением посмотрела на образовавшуюся кучу-малу.
        В интерьере спортивной площадки куча выглядела странно, но не страшно — как ночной сеанс очень вольной борьбы в оригинальной категории «на троих».
        — Ко…ко…го… черта?!  — проквохтал женский голос.
        Варвара выпустила ручку двери, через которую она намеревалась попасть в отель в обход парадного подъезда со швейцаром, и наклонилась над кучей.
        — Что смотрите? Помогите!  — сердито прикрикнула на нее растрепанная девица с размазанной помадой на лице и в униформе отеля на теле.  — Или вы заодно с этими бандюками?
        — Я не с ними, я сама по себе,  — с достоинством возразила Варвара и протянула руку, помогая сердитой девушке подняться.
        На груди счастливо освобожденной полонянки блеснула металлическая табличка с надписью «Дежурный администратор».
        — Я вам помогу, вы — мне,  — улыбнулась Варвара.
        Администратор наверняка более важная персона, чем швейцар. Уж теперь-то в отель ее пустят!
        — Черт, телефон не взяла, надо же охрану вызвать!  — отбежав под ближайший фонарь, забормотала дежурная.
        — Возьмите мой,  — предложила любезная Варвара и оглянулась.
        Непохоже было, что охрана успеет задержать «бандюков»: те уже отступали.
        Белокурый Лелик, скрипя зубами, из которых один ощутимо шатался, с натугой тянул по тартановому покрытию слабо постанывающего Бориса.
        — Брось, сестра, не донесешь,  — обморочно бормотал тяжелораненый «военный связист».
        Сергей Акопович Мамиконян владел небольшой торговой компанией, а мечтал о винодельне. Вина являлись его слабостью, которую нельзя уже было считать маленькой, потому как погреб в своей усадьбе Сергей Акопович соорудил такой, что по протяженности и совокупной площади помещений домашнее винохранилище могло конкурировать со знаменитыми подземными лабиринтами форта Святого Петра в голландской крепости Маастрихт.
        Сергей Акопович как-то был там, в этом Маастрихте. Ничего особенного, если честно. Ну, могла у них в подземелье разместиться армия в пять тысяч человек, и что? У Сергея Акоповича в погребе когда-нибудь будет пять тысяч винных бочонков, а это куда позитивнее.
        Несмотря на то что сердцем и душой Мамиконян всецело принадлежал виноделию, торговое предприятие его было вполне успешным и на местном рынке звучало достойно. А почему бы ему не звучать? Хорошее название, понятное и простое, проще некуда: «Коммерческая Компания». Для краткости — «КК» на письме, «Ка-Ка» в устной речи — только с ударением на втором слоге, а не на первом, уж пожалуйста.
        На нехороших людей, некрасиво называвших его предприятие словом «кА’ка», Сергей Акопович очень сильно обижался. А обиды свои он считал необходимым и правильным на ком-нибудь вымещать, и тут уж годился всякий, попавший под горячую руку.
        В жилах Сергея Акоповича текла кровь армянских князей, что, бесспорно, обязывало и награждать, и карать по-царски.
        Он и карал.
        — Саша-джан, дорогой, объясни мне одну нехорошую вещь,  — сердясь и оттого особенно отчетливо «акая» и растягивая гласные, поздним телефонным звонком воззвал отдаленный потомок князей к своему заму, ответственному за все.  — Почему заднее сиденье моего автомобиля порвано? Кто порвал, как порвал, почему порвал?! Я зачем машину с кожаным салоном купил, чтобы его кто-то порвал, да?!
        — Кто порвал, как порвал, почему порвал?  — испуганным эхом забормотал в трубку замороченный делами зам по тылу, фронту и всем флангам.  — Я не в курсе, а вы уверены?
        — Саша-джан, как я могу быть неуверены?
        Сергей Акопович обиделся.
        — Разорвано сиденье, да! Утром целое было, а вечером сажусь, смотрю — вай ме!  — распорота кожа, как будто по ней кинжалом полоснули!
        — А днем машина где была? Опять под ивушкой?  — В голосе зама прорезался легкий намек на укоризну.  — Я же вам, Сергей Акопович, уже сто раз говорил: не оставляйте вы машину за воротами, есть ведь у нас своя стоянка, и на ней для вас самое лучшее место оставлено.
        — Вай, какое лучшее, а?  — потомок армянских князей рассердился пуще прежнего.  — На солнцепеке!
        — Зато просматривается прекрасно, к машине муха не подлетит! А под вашей любимой ивушкой, конечно, тенечек, зато ничего не видно. Есть там машина, нет там машины — пока сквозь ветки не сунешься, не узнаешь! Ну, вот и попортили вам «бэху» какие-то уроды!
        Саша-зам вздохнул, опомнился и добавил в голос сочувствия:
        — Магнитолу-то не сперли?
        — Ничего не сперли, только сиденье порвали,  — Сергей Акопович тоже горестно вздохнул.  — Вай, Саша-джан, нельзя это так оставлять.
        — Нельзя, конечно, нельзя,  — согласился верный зам.  — Я позвоню, кому надо, есть у нас нужные люди. Они посмотрят, разберутся, и будем меры принимать.
        — Да, ты прими меры, Саша,  — согласился потомок армянских князей и сам тоже кое-что принял — бокальчик итальянского вина.
        Персональный лифт доставил их прямо к порогу фитнес-клуба.
        Мельком взглянув на вывеску с надписью «Катран» и изображением неведомой ихтиологам голубоглазой рыбы с грузинским носом, чахоточным румянцем и голливудской улыбкой, Ольга Пална направилась к двери в бассейн.
        Угадать, где он находится, труда не составило. Дверь была приоткрыта, и за ней на фоне синей воды маячила чья-то широкая спина, облаченная — нехарактерно для бассейна!  — в темный пиджак.
        — Позвольте,  — склочным голосом сказала Ольга Пална, настойчиво протискиваясь в узкую щель между дверным косяком и бетонной крепости плечом.
        — А вот и не позволим,  — меланхолично возразил крепкий тип в пиджаке и нажал на дверь.
        — Это почему же не позволите? Я, между прочим, тут живу!  — уперлась Ольга Пална.
        В этот момент Люсинда должна была сказать: «Между прочим, в пентхаусе!» — и тогда, возможно, приземленный тип отступил бы перед небожительницами.
        Но Люсинда почему-то промолчала, и тип сказал:
        — Бассейн закрыт, приходите завтра.
        Одновременно он, даже не оборачиваясь, отвел назад крепкий локоть, и закрывающаяся дверь начала выдавливать Ольгу Палну в холл.
        — Мне… Не надо… Завтра… Мне… Надо… Сейчас… Срочно!  — запыхтела она, упираясь.  — Мне отсюда звонили!
        Дверь перестала давить, пиджак повернулся к бассейну шлицей, к Оле пуговицами.
        — Вам звонили из бассейна?
        — Фух, я знаю, это звучит идиотски…
        Оля тщетно попыталась сдуть со взмокшего лба прилипший локон.
        — Но минут пятнадцать назад мне действительно звонили с телефона, который установлен в бассейне! Во всяком случае, так сказала девушка с рецепции.
        — Вань! Никак, у нас тут еще одна жертва!  — крикнул тип в пиджаке в глубь бассейна.
        — Два, два, два!  — подхватило эхо.
        — Кто? Где?
        К первому типу в пиджаке подошел второй такой же.
        — Вы, что ли, жертва?
        — Типун вам на язык!  — возмутилась Ольга Пална и быстренько поплевала через левое плечо.  — Какая я жертва? Я жива и здорова.
        — И это замечательно,  — безразлично согласился пиджак, именуемый Ваней.  — Но вам звонили из бассейна и — что? Назначили встречу? Кто, ваш знакомый?
        — Э-э-э… Вообще-то, нет, никто мне ничего не назначал,  — заюлила Ольга Пална, не желая втягивать в какие-то разборки Димку.
        «А жаль, хороший доктор назначил бы тебе лечение»,  — отчетливо произнес ее внутренний голос.
        Оля мотнула головой, выбрасывая эту неприятную мысль из головы вон.
        — То есть, вы стали жертвой телефонного хулиганства,  — подытожил невозмутимый Ваня.  — Считайте, повезло! На другую неосторожную девушку реально напали.
        — Кто?
        Ваня пожал плечами:
        — Хулиганы! Вскрыли дверь, проникли в помещение и давай тут пакостить. Вы, девушка, будете писать заявление?
        — Ние, ние, ние!  — подсказало Оле мудрое эхо.
        — Не, не!  — повторила она, отступая.  — Никаких заявлений, никаких претензий, мы уже уходим.
        Дверь закрылась.
        — Говорю, уходим мы!  — громко повторила Оля специально для Люсинды, которая застыла у стены бронзовой фигурой «Шагом марш, равнение направо».
        Такая динамичная скульптура была бы уместна на парковой аллее, в одном ряду с «Юным барабанщиком» и «Горнистом». Пламенную Люсинду как будто приморозило на полном ходу в светлое будущее.
        Ольга Пална проследила за застывшим взглядом подружки и тоже остановилась.
        «Сочи встречает Международный форум «Мир и спорт» под председательством принца Монако Альбера Второго!» — радостно информировал плакат на стене.
        — Принц Монако,  — прошептала Люсинда, неотрывно глядя на портрет бравого мужчины в мундире с ватной грудью и множеством сверкающих орденов.
        — О нет,  — беспомощно сказала Ольга Пална, ощущая, как электризуется атмосфера.
        В голосе Люсинды отчетливо звучали отдаленные еще громовые раскаты:
        — Альбер-р-р Втор-р-рой!
        — Это не тот принц! Он женат!  — напомнила Оля, уже понимая, что все бесполезно.
        — Подумаешь!  — Люсинда наконец отмерла и махнула рукой.  — Генрих Восьмой женился шесть раз, а Альбер мой чем хуже?
        Она послала принцу на плакате сочный воздушный поцелуй и мечтательно сказала:
        — Люсинда, принцесса Монако! Звучит, а? Все, Романчикова, шагом марш, вперед, труба зовет, военная кампания проясняется!
        В лифте по пути на свои небеса Ольга Пална размышляла, как бы уговорить Люсинду отложить составление стратегических и тактических планов кампании по завоеванию принца хотя бы до завтра, если уж не до следующей жизни.
        Внутренний голос подсказывал ей, что единственный действенный способ заключается в том, чтобы привести главного стратега и тактика в бессознательное состояние и продержать в таковом всю ночь до самого утра.
        Оля всерьез прикидывала, как это сделать.
        Внутренний голос настойчиво рекомендовал снотворное в спиртовом растворе.
        Снотворное у Оли было, но моральные принципы тоже имелись. Она колебалась.
        Гудение лифта и болтовня Люсинды размышлениям робкой злоумышленницы не мешали, а вот трели телефона в номере заставили ее напрячься.
        — А ну, перестань трястись!  — прикрикнула на подружку Люсинда, заметив, что у той задрожали руки.  — Пусти, я сама открою.
        Трубку тоже сняла Люсинда.
        Оля выжидательно уставилась на нее большими глазами.
        — Не Димка!  — немного послушав, громким шепотом сообщила ей подружка и закивала, соглашаясь с кем-то в трубке.  — Да, хорошо, проводите ее, мы ждем.
        — Кого это мы ждем?  — еще не успокоившись, сварливо спросила Оля.
        Единственным, кого очень ждала она сама, в настоящее время был бог сновидений Морфей. Ольга Пална надеялась, что после качественного ночного отдыха она проснется в добром душевном здравии.
        — Родственница Клары Абрамовны!  — Люсинда прошла в гостиную и открыла минибар.  — Сообразим-ка мы на троих…
        «А вот и спиртовый раствор для снотворного!» — встрепенулся внутренний голос коварной злоумышленницы.
        — На троих у меня снотворного не хватит,  — буркнула она.
        Жутковатая Клара Абрамовна Ольге Палне откровенно не понравилась, и знакомиться с какой-то родней очень странной старухи ей ничуть не хотелось.
        — Ну, «Мохито» я, конечно, не состряпаю, но могу соорудить нам любимый коктейль Джеймса Бонда!  — оживленно покричала из гостиной Люсинда.  — Как думаешь, она будет…
        — Не будет,  — после секундной паузы уверенно ответила Оля, обернувшись на звук подъехавшего лифта.
        Родственница Клары Абрамовны вовсе не походила на человека, который разделяет вкусы Джеймса Бонда.
        Бонд нипочем не напялил бы на себя байковый халат в жутких розочках и махровые гольфы, элегантно подвернутые на щиколотках аккуратными бубликами!
        Но родственница Клары Абрамовны не походила также на саму Клару Абрамовну, и как раз это можно было поставить ей в большой плюс. Зрячих глаз у родственницы было два, горбов и бородавок — ноль, и передвигалась она на своих двоих, обутых в прелестные резиновые шлепанцы с пластмассовыми ромашками.
        — И снова здравствуйте!  — без особой душевности сказала родственница, выступая из лифта в холл, с великолепием которого она решительно не гармонировала.  — Как себя чувствуете?
        — Я-то?
        Ольга Пална чувствовала себя как персонаж романа писателя-абсурдиста Франца Кафки, но сообщать об этом особе в халате с розочками и шлепанцах с ромашками не было смысла.
        — Конечно, вы меня не помните,  — по-своему истолковала замешательство Ольги Палны нежданая гостья.  — А вот я вас век не забуду!
        Сказано это было довольно зловеще, и Оля забеспокоилась. Кровь не водица, и что-то от ведьмы Абрамовны в этой ее родственнице, определенно, было.
        — Романчикова!  — выглянула в холл Люсинда с бутылкой.  — Ты чего стоишь столбом? Приглашай Варвару в дом. Это же Варвара, племянница Клары Абрамовны.
        — Внучатая племянница Клары Абрамовны,  — уточнила Варвара, переступая порог.
        — Вас, наверное, тетя прислала?  — нетерпеливо поинтересовалась Люсинда, жестами приглашая Варвару устроиться на диване в гостиной.  — Она что-то вспомнила о моем принце, да? Что-нибудь, что может помочь в его поисках?
        — Про принца вашего я ничего не знаю,  — разочаровала ее Варвара, с детской пытливостью попрыгав на упругом диване.  — Да-а-а, красиво живете… А что до поисков, то тетя Клара сказала, что это вы мне поможете.
        Тут она тяжелым взглядом посмотрела на Ольгу Палну, в итоге выжав из нее нервный хмык и логичный вопрос:
        — Что же вы ищете?
        «Смысл жизни и хорошего стилиста!» — ехидно подсказал Олин внутренний голос.
        — Кота,  — по-своему ответила Варвара.
        — Я не умею искать котов,  — призналась Оля.
        «А принцев?» — тут же прицепился ее внутренний голос.
        «Я никого не умею искать».
        — Ну, да! А мужа ты себе нашла первостатейного!  — возразила Люсинда, словно услышав несказанное.
        — Муж сам нашелся,  — призналась Оля.
        — Это потому, что вы везучая,  — сообщила Варвара.  — Мне тетя Клара так и сказала: «У этой девушки везения в сто раз больше, чем дурости».
        — Необычный комплимент,  — кисло улыбнулась везучая девушка, скудная умом.
        — Романчикова, это же сущая правда! Тебя даже «Красная метка» не убила!  — подхватила азартная Люсинда.  — Ты ужасно везучая, Романчикова, и ты будешь полной свиньей, если зажмешь этот свой талант исключительно для личного пользования!
        — Потерялся-то Бертик из-за вас!  — нажала и Варвара.
        — Кто такой Бертик?
        Оля потерла лоб.
        — Да кот же! Вы на него упали, чуть не раздавили беднягу, он испугался и убежал! А он приезжий, домашний, Сочи не знает!
        — Я тоже не знаю Сочи!  — чуть не плача, напомнила Оля, чувствуя себя уж вовсе нехорошо оттого, что в словах неправильной родственницы Клары Абрамовны определенно была сермяжная правда.
        Она действительно упала на кота.
        — Будем разбираться вместе!  — постановила Люсинда и солнечно улыбнулась.  — Теперь нас трое, и это настоящий штаб.
        «Гроб это, а не штаб»,  — плюнул ядом Олин внутренний голос, но его никто, кроме хозяйки, не услышал.
        Примерно через час штабистку Варвару, немного успокоенную обещанием посильной помощи, удалось спровадить в места постоянной дислокации.
        К этому моменту литровая бутылка «Мартини» почти закончилась, потому как его, следуя заветам Джеймса Бонда, и не взбалтывали, и ни с чем не смешивали, пили просто так, как компот.
        — Й-а зна-й-у, чтъ тъбе этъ всь не нрацца,  — мужественно борясь с внезапно возникшими у нее дефектами речи, проникновенно сказала Люсинда, как показалось Оле, по-болгарски.  — Но й-а хъчу замж запринсссс…
        — Все тъда хътят,  — согласилась Оля, экономя слова и силы.
        — Ты ужжже т-там!  — напомнила Люсинда, обиженно надувая губы.
        Оля немного подумала и кивнула.
        Она поняла, что подруга не упрекает ее за то, что она окольцевала единственного на весь Южный федеральный округ олигарха, но призывает проявить гражданскую сознательность, человеческое благородство и женскую солидарность.
        Отхватила одного принца себе — помоги отхватить другого подруге!
        — Что мне с-сделть?
        — Йа фффсе нъписала!  — обрадованная Люсинда протянула Оле исчерканную салфетку.
        Ольга Пална с уважением посмотрела на этот рукописный труд. Люсинда не теряла времени и набросала-таки какой-то план!
        К сожалению, кривые строчки и пляшущие буквы перед залитыми «Мартини» глазами Ольги Палны расплывались в нечитабельное пятно.
        Не желая в этом признаваться, она важно сказала:
        — Пр-риступим поутр-р-ру!  — и наконец получила долгожданную увольнительную в объятия Морфея.
        Чудодейственная болтушка Клары Абрамовны больную спину подлечила, но не спасла. Спать Оле пришлось на животе, к чему она не привыкла, и сны ей снились странные и неприятные.
        Привиделось ей, будто стоит она за прилавком на южном рынке. Вокруг шум, гам и куда ни глянь — всюду милое сердцу и желудку продовольственное изобилие.
        По правую руку громоздятся пирамиды полосатых арбузов и желто-серых, в потрескавшейся кожице дынь. По левую — тянутся ковром мясистые розовые помидоры, обрамленные рельефным бордюром из пупырчатых огурцов.
        А посреди этого великолепия высится сама Ольга Пална, и в каждой руке у нее отборный принц на продажу: в левой желтенький, узкоглазенький, в нарядном кимоно, из-под которого торчат тонкие ножки в гэта, а в правой черненький, волоокий, в тростниковой юбочке и с крупным золотым кольцом в носу.
        — А вот кому принца? Хорошего принца?  — нараспев голосит Ольга Пална, встряхивая продажных аристократов так, что юбка черненького задорно шуршит, а гэта желтенького со стуком падают на прилавок.  — В хорошие руки отдам по дешевке! Налетаем, принцев покупаем! Прекрасные принцы недорого!
        — А покрупнее нету?  — морщит нос покупательница — одноглазая ведьма с бородавкой на носу.  — Такого же, но другого?
        Она щупает люляки черненького принца, кривится и ворчит:
        — Тощеват, какой с него навар?
        — Так это же диетический принц, безхолестериновый!  — уговаривает Ольга Пална.  — Берите, все равно лучше не найдете. Не пожалеете, потом еще ко мне придете. Вам любой на этом рынке скажет, что самые лучшие принцы — у меня!
        — Ох, ну заверните вот этого, порумянее,  — вздыхает покупательница, и Ольга Пална сноровисто заворачивает арапа в целлофан.
        Черный принц не сопротивляется. Он покорно вытягивается на прилавке, складывает руки на груди и тихо лежит, позволяя себя упаковать, только пугающе моргает под оберткой и кротко улыбается.
        Оля застонала, перекатилась на спину, вскрикнула и проснулась.
        Часы в мобильном телефоне показывали третий час ночи.
        В номере было тихо, снаружи доносилась приглушенная расстоянием и стеклопакетом музыка: курортный Сочи еще не спал.
        Оля вышла в гостиную, достала из мини-бара минералку, заглянула к Люсинде и увидела, что подружка даже не ложилась. Постель ее была не смята, вообще не разобрана, зато завалена ворохом ярких одежек, из которого дразнящим языком на ковер стекало красное шелковое платье «номер два».
        Очевидно, неутомимая Люсинда жила в одном ритме с бессонным курортом.
        На столике в гостиной красовался лаконичный натюрморт из пустой бутылки, трех стаканов и одинокого яблочного огрызка с кривым поросячьим хвостиком.
        Поморщившись, Ольга Пална вытянула из-под бутылки исписанный листок и прищурилась, разбирая пьяные каракули Люсинды.
        «НАШ ПЛАН» — было крупно написано сверху.
        Далее следовал типичный модернистский поток сознания, к счастью для читательницы, забракованный автором еще на стадии написания. Ниже этого монолитного текстового блока, решительно перечеркнутого крес-накрест, волнообразно тянулись четыре короткие пронумерованные строчки:
        Там будут Ж?
        Тогда и мы?
        И Громов может!
        А семинар в Ж!
        Цифры Люсинда прорисовала аккуратно, а к буквам отнеслась без уважения, так что слова Ольга Пална разобрала с трудом, а смысла их вообще не уловила.
        Прописная буква «Ж» в первой и последней строках этого произведения приближали его к классическому рондо, но даже будучи знатоком изящной словесности, Ольга Пална затруднялась с пониманием написанного. Подозрительное «Ж» ее сильно смущало, упоминание фамилии супруга настораживало.
        «Громов может», кто бы спорил, он многое может, в том числе и послать кого угодно на любой иероглиф, но зачем же доводить доброго человека до такого состояния? Оля пообещала супругу, что будет вести себя хорошо, и не собиралась обманывать.
        А семинар…
        — О боже, семинар!  — спохватилась Ольга Пална.
        Утро нового дня они с Люсиндой должны были начать с присутствия на практическом занятии с участием высоких шишек из министерства образования региона.
        Семинар назывался «Казачьи традиции в этнокультурном воспитании детей в Краснодарском крае» и, разумеется, подразумевал знакомство участников с означенными традициями, но не настолько близкое, чтобы с утра пораньше дышать на уважаемых коллег перегаром, трясти косматым чубом и ругаться нехорошими словами на разные буквы. А Люсинда после вечерней пьянки и разгульной ночи как раз и будет выглядеть как типичный персонаж с картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», с единственной поправкой на женский пол, что сделает образ еще более колоритным.
        — Где ее носит?  — вслух возмутилась Ольга Пална и тут же с облегчением услышала усталое «Пф-ф-ф» причалившего лифта.
        — Людмилексанна!
        Она произнесла это, совсем как их школьная завуч.
        — Я Людмиль… Ик! Санна!  — попыталась выпрямиться и козырнуть Люсинда в полосатом вечернем платье «номер три».
        Она тигровой шкурой висела на плече незнакомого витязя, который был загорел, белозуб и достаточно крепок, чтобы удерживать сползающую по нему Люсинду одной рукой.
        Энергичная попытка Люсинды отдать честь Ольге Палне успехом не увенчалась, потому что лифт был слишком тесен для аэробики. По всей видимости, Люсинда с гораздо большим успехом могла бы вскоре отдать свою честь вот этому самому дюжему молодцу, но Ольга выскочила в холл и решительно разъединила пару, стащив подружку с витязя за свободную от козыряния руку.
        При этом любительница лифтовой аэробики не удержалась на ногах сама и свалила подружку, так что обе они оказались на полу и не скоро попали бы в номер, если бы не помощь витязя.
        Он помог подняться Ольге и перегрузил из общего холла в прихожую номера неустойчивую Люсинду, которая тут же свернулась уютно на коврике калачиком.
        — Спасибо, до свиданья,  — не слишком дружелюбно сказала Ольга Пална, захлопнув дверь перед носом помощника.
        Ей казалось, что он будет стучаться, желая продолжать общение с вялой тигровой креветкой Люсиндой, но витязь молча согласился с новым сценарием. Немного потоптавшись в холле — Оля слушала, прижавшись ухом к двери,  — он уехал.
        — Йа не пь-йана-йа,  — многократно икнула Люсинда, встретив укоризненный взгляд Ольги Палны.  — Йа ногу пъдвернула!
        Каблук у нее и впрямь был сломан и согнулся к подошве, как складной нож.
        — Не пьяная она,  — забормотала Оля, порывисто разувая подружку.  — Каблук у нее сломался! Мозги у кого-то сломались, а не каблук! Марш в кровать и чтобы сразу уснула, нам с утра на семинар!
        — А пошел он!  — валясь в постель, повелела Люсинда в отношении семинара, и в голове у Оли тихо щелкнуло: «Куда?»
        Семинар, посланный по известному адресу на букву «ж», вполне вписался бы в концепцию, лаконично набросанную Люсиндой на листке из блокнота!
        — Ну, хоть что-то проясняется,  — пробурчала Ольга Пална, направляясь в собственную спальню.
        Стало понятно, что этнокультурный семинар они с Люсиндой некультурно прогуляют.
        Что ж, одной загадкой меньше, уже хорошо.
        День второй
        Саша-зам прекрасно знал, как незавидна участь второго лица.
        «Два-в-одном» лица сносно уживались только в организме древнеримского Януса — двуликого божества всякого начала, а также дверей, входа и выхода, то есть различных проходов, среди которых Саша-зам особо отметил бы задний. Именно в этом месте проходила большая часть его жизни и уж точно — весь трудовой день.
        «Специально обученные люди» быстро выяснили, что машину Сашиного шефа открывали и эксплуатировали без его ведома и разрешения. Удивительно еще, что вернули!
        — Запросто могли угнать в Абхазию, пока вы спохватились!  — передал хозяину Саша-зам.
        Гордый потомок армянских князей Сергей Акопович не желал признавать, что и сам виноват в инциденте с машиной. Для начала он сделал козлом отпущения, естественно, Сашу («Пачэму под ивушку камеру наблюдения не повесили, савсэм глупые, да?!»), а в дальнейшем желал лицезреть и карать непосредственных виновников, то бишь самовольных катальщиков.
        «Специальные люди» утверждали, что таковых было не менее двух и не более трех, причем сзади определенно помещалась дама: ее длинный русый волос сняли с внутренней стороны задней правой двери.
        Поскольку сам Сергей Акопович никого такого блондинистого давно не возил — его штатной подругой уже с полгода была рыжая Софочка — и, кроме того, на мойке салон авто регулярно пылесосили, стало ясно, что белокурая бестия покаталась на машине господина Мамиконяна в отсутствие и без разрешения автовладельца.
        — Небось, она же и сиденье порвала,  — предположил Саша-зам.
        — Как порвала, зачем порвала?
        — Ногтями, наверное. А может, и зубами,  — демонстрируя некоторое знакомство с традициями эксплуатации задних сидений неодинокими дамами легкого поведения, предположил Саша-зам и, к чести его, покраснел.
        Сергей Акопович с усилием отогнал порнографическое виденье бурной сцены втроем, за неимением нормальной постели разыгрываемой в его респектабельном авто, и вдобавок к обиде почувствовал зависть.
        — Тогда понятно, зачем машину угоняли всего на час-другой,  — добавил Саша-зам.  — Как говорится, поматросили и бросили! Не иначе, сопляки какие-нибудь бесквартирные, сексуально озабоченные.
        — Саша-джан, найди мне этих сопляков, а то сам бесквартирный будешь,  — пообещал Сергей Акопович.
        Саша-зам еще не расплатился за квартиру, взятую в ипотеку, потому и держался за свою работу на Мамиконяна. Хотя порой ему отчаянно хотелось послать Сергея Акоповича с его многочисленными и разнообразными поручениями туда, где жизнь босса стала бы одной сплошной постельной сценой.
        Писать заявление об угоне машины в милицию Мамиконян отказался наотрез — не захотел стать посмешищем.
        — А я ему кто — Шерлок Холмс?  — возмущался Саша-зам, предусмотрительно удалившись от шефа подальше, за пределы слышимости.  — Как я найду этих гадов?
        Специально обученные люди снисходительно объяснили ему, что дело, практически, тухлое. Если бы «эти гады» действительно угнали машину, то разыскивать надо было бы именно ее, а уж заодно с транспортом, возможно, нашли бы и угонщиков. Или не нашли бы ни того, ни другого.
        Саша-зам и сам понимал, что бесполезно разыскивать угонщиков, которые практически не оставили следов, не зная толком их количества, пола, возраста и внешнего вида — да ничего о них не зная!
        Саше-заму осталось уповать на чудо.
        И чудо случилось.
        Правда, Саша не сразу понял, что это именно чудо, и поначалу не обрадовался.
        Сначала он подумал: «Вот угораздило!» и скривился, не в силах убедительно изобразить приветливую улыбку.
        Чудо, принявшее вид загорелой фигуристой брюнетки, буквально налетело на него в переулке у гаража.
        — Ой, Сашенька, приветик, как дела?  — разулыбалась красавица, всплеснув руками с безупречным маникюром.
        В Карине все и всегда было безупречным или около того. Бывшая подруга Сергея Акоповича не жалела своего времени и чужих денег, чтобы выглядеть лучше всех. По крайней мере, лучше всех других подруг Сергея Акоповича! Их Карина знала и помнила даже лучше, чем сам Мамиконян, никогда не стремившийся к систематизации и подробному летописанию своих романов.
        В бытность свою штатной подругой Сергея Акоповича Карина наводила страх и ужас на его приближенных, при каждом удобном случае дотошно выпытывая у них подробности времяпрепровождения начальника. Она была безобразно ревнива и любую, самую маленькую брешь в деловом расписании Мамиконяна расценивала как сознательно оставленную им себе возможность по-быстрому сбегать налево. Хотя тех промежутков времени, на протяжении которых Сергей Акопович находился вне поля зрения бдительной Карины, для результативного похода налево не хватило бы и шустрому плейбойскому кролику.
        Саше-заму гораздо чаще, чем другим сотрудникам, приходилось выдерживать инквизиторские допросы ревнивой бабы, и разрыв Мамиконяна с Кариной он готов был приветствовать бурными аплодисментами. Новая подруга Сергея Акоповича оказалась не такой собственницей, и уже с полгода Саша был избавлен от риска внезапно оказаться припечатанным к стенке фигуристой дамочкой, с пристрастием вопрошающей: «Ну, и где же он был с двух до трех, только честно?!»
        И вот теперь ревнивица Карина изображала бег на месте в двух шагах от Саши.
        — Здра-а-авствуйте, Карочка, какими судьбами?  — выжал он из себя, поднатужившись.
        — Бегаю по утрам, держу себя в форме!  — кокетливо ответила Карина, проведя ладошками по своим действительно крепко оформленным выпуклостям.
        — От самого Привольного бегаете?  — удивился Саша, поглядев туда, где в голубой дымке на зеленых холмах располагался элитный поселок.  — Двадцать километров по прямой, как птица летит?!
        Он перевел взгляд на новехонькие, ничуть не запыленные кроссовки бегуньи и понял: Кара врет. Наверняка она сидела в припаркованной за углом машине, пока не увидела, что Саша вышел из дома.
        Точно, она специально приехала, чтобы встретиться с ним не в офисе, куда ее уже не пустят, а на нейтральной территории, как бы случайно.
        — Надо держать себя в форме,  — не придумав другого ответа, повторила Карина и недобро сверкнула глазами.
        Наверное, поняла, что Саша-зам ее раскусил.
        — Ну, приятной вам пробежки, рад был повидаться,  — светски сказал коварный Саша и деловито загремел ключами от гаража.
        — Ты куда-то спешишь?
        Карина надула губки.
        Саша насторожился.
        Кокетливая Карочка — это была серьезная угроза. Не дай бог связаться с этакой дамочкой — ни денег не хватит, ни душевных сил!
        — На работу, Карочка, на работу, куда же еще?  — жалостливо зачастил он, со скрипом открывая ворота гаража.  — Мы люди маленькие, бедные, чтобы регулярно кушать, должны ходить на работу.
        — А разве Серго не уволил тебя?
        Карочка перестала приплясывать и замерла в ожидании ответа.
        «Подходим к теме»,  — подумал Саша, а вслух совершенно искренне удивился:
        — С чего бы? Я как работал, так и работаю.
        — Правда? Все так же? А в машине с ним кто теперь ездит?
        — В смысле? Шеф по-прежнему сам за рулем.
        С этого момента Саша тоже заинтересовался беседой.
        — Как же сам, если я видела в его машине каких-то новых людей,  — возразила чудо-Кара.
        — Каких? Каких именно новых людей?!
        Саша затаил дыхание.
        — Один такой крупный парень, стрижка ежиком и щеки, как у хомяка, несимпатичный, а второй — хорошенький, как девочка, кудрявый и с глазками,  — Карина похлопала ресницами, показывая глазки.  — А третья мымра в холщовом платье, вся серая, не на что посмотреть.
        Тут Карина покривила душой, если честно.
        Платье на мымре было не холщовое, а из экологичного неотбеленного льна, да еще с ручными кружевами. Опытным глазом модницы Карина мгновенно опознала фирменное изделие солидной итальянской марки, любимой дамами с большим вкусом и такими же деньгами. Определенно, мымра не бедствовала.
        — А что, Серго уже расстался с дурой Софой?  — ревниво поинтересовалась Карочка.
        Саша понял, что это и был ее главный вопрос: расстался ли Мамиконян с очередной подругой, свободен ли доступ к телу Сергея Акоповича?
        Саша мог бы честно ответить: «Нет, они все еще вместе», но по своим соображениям не хотел так сразу расставаться с Кариной, оказавшейся бесценным свидетелем.
        — Как вам сказать… Это трудный вопрос,  — вздохнул он, изображая сомнения и колебания верного, но бедного оруженосца, которому предложили очень выгодно сдать в металлолом доспехи благородного рыцаря.
        — Может, поговорим об этом за завтраком?  — тут же прыгнула в расставленную ловушку напористая Карина.  — Мне, чтоб кушать, работать не надо, так что я угощаю!
        Она с нескрываемым отвращением посмотрела на скромную «Ладу Калину» в гараже и предложила:
        — И поедем на моей, хорошо?
        Ее «Тойота» действительно стояла за углом. Саша похвалил себя за догадливость и тихо усмехнулся одной половиной лица — разумеется, не той, что была обращена к Карине.
        За завтраком он наплел ей небылиц о непростых отношениях шефа с его новой подругой и притворился, будто тоже не исключает возможности скорых перемен в личной жизни Сергея Акоповича. В этом контексте было уместно дополнительно расспросить свидетельницу о мымре в холщовом платье, а заодно и об ее спутниках.
        Выяснилось, что Карочка видела эту троицу у пекарни дяди Самвела — в частном секторе на пролетарской окраине.
        Кафе-шашлычная «У Самвела» считалась заведением непрестижным, и столоваться там представители сочинского бомонда себе не позволяли, однако за лепешками к дяде Самвелу ехали со всего города. Очень уж хорошие лепешки делал знатный хлебопек и убежденный интернационалист дядя Самвел — хочешь, вот тебе тонкий армянский лаваш, хочешь, толстый грузинский лаваш, хочешь, осетинский пирог, хочешь, узбекская лепешка с сыром!
        Карочка в тот день хотела арабскую питу, а где в Сочи самая лучшая пита? Конечно, у дяди Самвела!
        Разумеется, Карочка подъехала к Самвелу не с той стороны, где простецкое кафе, а прямо к арочному входу без всякой вывески, специально сделанному для того, чтобы не смешивать масло и воду, то есть дорогих гостей с обычными посетителями.
        За аркой, если открыть дверь во двор, открывался интригующий вид на полусферы двух тандыров, похожих на пышущие жаром могучие женские груди.
        Карочка вышла из машины и немного потопталась под увитой прелестными розочками аркой, дожидаясь, пока ее заметят. Вскоре в щель дощатого забора ответно помаячило белое, и через несколько секунд дверь открылась, пропуская полную румяную тетю Марету в белом докторском халате и косынке.
        — Чего тебе, девочка?  — отряхивая запорошенные мукой мозолистые руки, приветливо спросила тетя Марета.
        — Пита есть?
        — Подождешь минут десять — будет.
        — Подожду,  — согласилась Карина.
        Тетя Марета вернулась во двор, гостеприимно оставив дверь под аркой открытой настежь, и вот тут-то Карочка и увидела хорошо знакомую ей машину Мамиконяна.
        Личный автомобиль Сергея Акоповича остановился на параллельной улице, у боковой калиточки, тоже распахнутой.
        Карочка мигом отпрыгнула в сторону, чтобы ее не увидели из той машины раньше времени, и лихорадочно прихорошилась: взбила волосы, похлопала себя по щекам, одернула платьице и развернула плечи.
        Весь процесс занял считаные секунды.
        Когда разрумянившаяся пышноволосая Карочка с прямой спиной и грудью, торчащей почти так же вызывающе, как огнедышащие тандыры во дворе, снова шагнула под арку, автомобиль Мамиконяна все еще стоял задраенный, как танк.
        Карочка мелодично засвистела задорный мотив и демонстративно повернула голову в сторону, продолжая внимательно наблюдать за машиной сквозь темные очки.
        Со стороны водителя из автомобиля Мамиконяна вылез… вовсе не Мамиконян!
        — Что за фигня?  — пробормотала разочарованная Карочка, не совсем удачно выбрав слово.
        На «фигню» здоровяк с брылястой мордой не походил. На «фигню» и даже «фиговинку» больше смахивал его спутник — вертлявый щуплый юноша с такими крупными светлыми кудрями, как будто ему сделали пересадку скальпа от ухоженной болонки.
        Карина задумалась.
        В те времена, когда она была штатной возлюбленной Сергея Акоповича, тот не имел привычки пускать за руль своей машины подчиненных, но ведь все меняется… Возможно, Мамиконян завел себе парочку шестерок для особых поручений? И при необходимости даже выдает им в пользование свой автомобиль…
        В таком случае, поручение должно быть действительно личным.
        Машина стояла пустая, с открытыми дверцами, но Карочка была девушкой неглупой и знала непреложный театральный закон: если в первом акте на сцене висит ружье, значит, в последнем акте оно выстрелит.
        Логично было ожидать, что и сюжет с машиной получит продолжение. Карочка только надеялась, что закономерное развитие сценического действия от первого акта до последнего произойдет еще до появления тети Мареты с лепешками.
        Так и случилось.
        Внезапно в поле зрения Карины буквально ворвалась незнакомая женщина.
        «Ага!» — хищно сказала себе Карина.
        Она так и знала, что без бабы тут не обойдется!
        Незнакомка двигалась стремительно и целеустремленно, как фанатичная диетичка, напившаяся китайского чаю «Летящая ласточка». Если бы она бежала к уборной, сходство было бы полным, но и так было ясно, что потребность как можно скорее оказаться в машине Мамиконяна у нее неотложная и сильная.
        Карина меж тем тоже не тратила времени даром и за считаные мгновения оценила внешность стремительной дамочки с точностью до второго знака после запятой.
        По пятибальной шкале незнакомка тянула на 3,50. Ладно, на 3,99! Но только в том случае, если ее приодеть, причесать и притормозить в неприличных порывах.
        Уважающая себя русская красавица не влетает в машину холостого армянина, как граната в амбразуру!
        Карина покачала головой и поцокала языком, но успела внятно произнести только первое сокрушенное «Ц» из намеченной серии — остальные напрочь заглушил дикий вой, от которого захлопнулась калитка.
        — Совсем сдурели эмчеэсники с их тревожными сиренами,  — заметно вздрогнув при одном воспоминании о том вое, пожаловалась Карина внимательно слушающему ее Саше-заму.
        Тот кивнул.
        В связи с приближающимися зимними играми на олимпийских объектах Сочи и вблизи них МЧС то и дело проводило учения спасателей. Душераздирающие вопли ревунов местных жителей уже не удивляли, но по-прежнему нервировали.
        Саша мысленно запомнил: надо будет выяснить, в какое время вчера включали сирену. Зная, в котором часу блудная машина Сергея Акоповича стояла у дяди Самвела, проще будет найти в окрестностях кафе других свидетелей.
        А если таковые обнаружатся, можно будет проследить дальнейший путь угонщиков-катальщиков, а там, глядишь, и отыскать их самих.
        Завтрак заказали в номер, потому что Люсинда категорически отказалась вылезать из постели, да и время для первого приема пищи в компании нормальных граждан было уже не самое подходящее: двенадцатый час.
        — Семинар мы пропустили,  — без особого сожаления проинформировала подругу Оля, помахав у той перед глазами часами.
        Те показывали время, для утренней побудки порядочных учительниц совсем неприличное.
        — Считай, один пункт из четырех можно вычеркнуть. А по остальным трем я все-таки хотела бы получить твои, Людмилексанна, пояснения. Итак, что все это значит?
        — Что — все?  — повторила Люсинда, разделив слова долгим сладким зевком.
        — Вот это. «Первое. Там будут Ж? Второе. Тогда и мы? Третье. И Громов может!»
        — Дай сюда,  — Люсинда вытянула из Олиных пальцев бумажку и крепко задумалась.  — Я, честно говоря, не очень помню…
        — Понятно,  — сердито сказала Ольга Пална.  — Абстинентная амнезия!
        — Второе слово мне известно,  — уныло призналась Люсинда.
        — Первое тоже запомни, еще пригодится: абстиненция — это синоним похмелья.
        — Да не очень-то я и пила, просто сильно устала,  — вяло оправдывалась жертва предосудительной амнезии.
        — На ногах не стояла, так устала! Какой-то мужик тебя принес, как сноп сена, на плече!
        — Какой мужик?  — заинтересовалась жертва.
        — А я почем знаю, какой он? Обыкновенный мужик: две руки, две ноги,  — Оля оборвала перечисление и слегка покраснела.  — Вернемся к нашему плану!
        — А у нас есть план?
        Люсинда заметно обрадовалась.
        — Издеваешься? Это же был твой план! Давай вспоминай, что значит «там будут Ж»? Где — там? И кто — «жэ»?
        — Где-то там, кто-то «жэ», на девятом этаже…  — горестно затянула Люсинда спонтанный акынский напев.  — Слушай, Оль, а это у нас был план чего?
        Ольга посмотрела на подругу с подозрением.
        Придуривается она или правда забыла, что планировала кампанию по захвату монарха Монако?
        «Хм, а ведь это шанс похоронить всю эту глупую затею!  — торопливо нашептал ей внутренний голос.  — Скажи, что ты сама не знаешь, что это был за план, и пусть Люсинда окончательно забудет о принце!»
        — Да я сама не знаю, что это за план, забудь о принце!  — повторила Люсинда и проболталась.  — Ох…
        — Ах да, мой принц!  — Люсинда просияла: вспомнила.  — Та-а-а-ак, дай-ка, я еще разок посмотрю…
        Она с новым интересом изучила свои собственные каракули на помятой бумажке.
        — Теперь припоминаю… «Там» — это на мероприятии с участием принца Монако! На форуме «Мир спорта».
        — «Мир и спорт»,  — поправила дотошная Ольга Пална.
        — Да какая, блин, разница! Хоть «Мир сантехники»! Я для моего любимого принца…
        Люсинда зажмурилась и потрясла головой.
        — А, ладно, это малость преждевременно. Вернемся к букве Ж. Эта «жэ» — это…
        — «Жена»,  — хмуро предположила Оля.  — Вполне резонно ожидать, что супруга принца будет там же, где и он сам. Хотя у тебя тут написано «будут», и это множественное число, а у принца Монако вроде нет официального гарема…
        — «Жэ» — это журналисты!  — объявила Люсинда, пропустив ехидный пассаж про незаконных принцевых супружниц мимо уха.  — Там, то есть на этом форуме, обязательно будут журналисты. Это первое. А второе — тогда и мы!
        — Будем там же?  — догадалась Оля, невольно втягиваясь в игру.
        — Да! Тогда и мы будем там, причем мы тоже будем журналистами!  — Люсинда хлопнула в ладоши, как бы аплодируя собственному смелому замыслу.
        — Но мы же учителя!  — напомнила ей Ольга Пална.  — Мы не сможем попасть на этот форум как журналисты!
        — Да! Но Громов-то может!
        — Ты предлагаешь ему переквалифицироваться? Мне кажется, он вполне успешен как олигарх.
        — И именно поэтому он может очень многое,  — энергично кивнула Люсинда.  — Например, устроить нам с тобой аккредитацию на форуме в качестве журналистов. Ведь может?
        Люсинда сделала глаза, как у собачки из сказки «Огниво»,  — горящими плошками.
        Оля задумалась.
        Как любящая супруга, она свято верила в то, что ее Громов может все, что угодно. Сказать Люсинде, что организовать для них двоих журналистскую аккредитацию на форуме Громов не может, значило предать свою же собственную святую веру.
        С другой стороны, если сказать Люсинде, что Громов может и это, придется доказывать слово делом. А как это понравится самому Громову?
        — Теоретически — это возможно,  — неохотно признала она наконец.  — Но практически может оказаться неосуществимо. Ты, Люсинда, когда-нибудь писала для газет или журналов?
        — Да я в школьные годы выпускала нашу классную стенгазету! У меня десять лет опыта работы редактором! Ты звони, звони мужу, пусть включается!
        Остаток времени до обеда ушел на составление идеологически правильной и дипломатически выдержанной просьбы о помощи, последующее телефонное общение с удивленным Громовым и нетерпеливое ожидание результатов состоявшихся переговоров.
        К середине дня все решилось.
        Штатные пиарщики Громова помели по сусекам и нашли в богатых закромах олигарха колбасный заводик с собственной многотиражкой.
        Издание с залихватским названием «Батон и палка» слабо ассоциировалось со спортом — разве что с большим сексом, зато его редактор с трогательной готовностью принял в штат пару новых корреспондентов. Ушлые пиарщики олигарха мигом смастерили собкорам Громовой и Пинчиковой красивые удостоверения и прислали их новоиспеченным журналисткам по электронной почте.
        — Распечатаем, заламинируем, и будут как настоящие!  — с удовольствием любуясь работой дизайнеров, ликовала Люсинда.
        Олю же от души порадовала проявленная оперативными пиарщиками деликатность. Сомнительное название «Батон и палка» они сократили до неопределенного «БиП», что в мире спорта могло означать что угодно: хоть «Баскетбол и Поло», хоть «Бокс и Плавание».
        Тем же письмом толковые ребята-пиарщики уведомили собкоров Громову и Пинчикову о том, что заявки на получение их пресс-аккредитации в Оргкомитет международного форума не просто отправлены, но еще и подкреплены регистрационным взносом в такой-то сумме, так что отказа не предвидится.
        Увидев сумму, собкор Громова уныло присвистнула. Ей стало стыдно, что они разоряют ни в чем не повинную газету колбасников ради женской прихоти. Но Люсинда не дала совестливой Ольге Палне печалиться и увлекла ее из номера в большой мир: распечатывать, ламинировать и обмывать журналистские «корочки».
        — Смена профессии — это событие!  — вещала она в лифте.  — Мы просто обязаны его отметить!
        Трясущейся рукой жертва абстиненции Люсинда промахнулась мимо нужной кнопки и даже не заметила этого. В результате приехали подружки не на первый этаж, а в подвал — все к тому же бассейну.
        Там было шумно: за дверью с ухмыляющейся акулой гулко ухало и звонко плюхало, а в «предбаннике» распевался еще молодой и голосистый певец Николаев.
        — Дельфин и русалка — они, если честно, не пара, не пара, не пара!  — уверял он из динамика.
        Люсинда по инерции проскочила площадку в направлении, которое на первом этаже вывело бы их с Олей в беломраморный холл, и с разгону ударилась в неприметную дверь без опознавательных знаков.
        — Графин и графиня — они, если честно, не пара, не пара, не пара!  — насмешливо напела Оля, прозрачно намекая разом и на похмельное состояние, и на матримониальные планы охотницы за коронованным женихом.
        — Надо меньше пить,  — согласилась Люсинда и за неимением возможности понять, что там, за дверью, по табличке, которой просто не было, прижалась к затемненному стеклу ухом.
        — Ну, вот зачем ей это?  — за неимением других вменяемых собеседников со стоном спросила Оля акулу на вывеске фитнес-клуба.
        Улыбчивая рыба с чахоточным румянцем на синих щеках тоже не выглядела здоровой и все же представлялась гораздо более нормальной, чем Люсинда с ее утомительным любопытством.
        — По-моему, там какое-то служебное помещение,  — сообщила она, поерзав по двери сначала одним ухом, а потом и другим.
        — То есть, нам туда не надо,  — подсказала правильный вывод Ольга Пална, которую даже стремительная переквалификация в журналисты не лишила похвального учительского долготерпения.
        — Тем более что там уже кто-то есть,  — согласилась Люсинда, отлипая от двери.  — Там дамочка интересно причитает: «Пегестаньте, пгошу вас, я не бгала, я никогда не бегу!»
        — Куда она не бежит?  — не поняла Оля.
        — Я бы спросила — куда она не берет?  — хмыкнув, поправила Люсинда.  — Девица картавит, как вождь мирового пролетариата. Пойдем-ка, не будем людям мешать сливаться в экстазе. Брать, как завещал великий Ленин, банки, арсеналы, почту, телеграф и друг друга.
        — Черт-те что,  — покраснев, ругнулась Оля и торопливо забежала в лифт.  — Они другого места не нашли?
        — Товагищи!  — с напором закартавила Люсинда.  — Великая сексуальная геволюция свегшилась!
        — Вижу, тебе стало лучше,  — сердито отметила Оля.
        — Тема секса меня всегда бодрит,  — согласилась Люсинда, расправляя плечи.
        Лифт тренькнул, двери разъехались, и подруги вышли в холл.
        С помощью услужливой дежурной на рецепции они распечатали и заламинировали свои новые журналистские удостоверения, после чего пошли их обмывать, благо, прозрачный пластик защищал документы от воздействия жидкостей.
        У самих подружек такой защиты не было, так что за обедом обе закономерно захмелели и где-то в районе десерта немного поспорили, так как разошлись во мнениях об экипировке для своего дебюта в роли специальных корреспондентов.
        Люсинда считала, что ей необходимо появиться на мероприятии в лучшем виде, и с этим Оля согласилась. Она прекрасно понимала, что принц Альбер насмотрелся на прекрасных дам во всех видах и вряд ли впечатлится чинной Людмилексанной в черепаховых очках, твидовой юбке до середины голени и крахмальной блузке под горло.
        — Хотя, если ты при этом будешь воинственно размахивать указкой, а в левую руку возьмешь, к примеру, глобус, то наверняка не затеряешься в толпе,  — хихикнула Оля.
        — Моя задача не просто выделиться, моя задача — покорить и властвовать,  — возразила Люсинда, у которой проснулись поистине имперские амбиции.  — А это значит — я должна быть необыкновенно эффектна. А в каком виде я необыкновенно эффектна?
        — В пьяном!  — не подумав, честно брякнула Оля, вспомнив вчерашнее и наблюдая сегодняшнее.
        — Хм…
        — Нет, не вздумай! Принц Монако известен как ярый приверженец здорового образа жизни, так что про алкоголь и прочие допинги даже думать забудь!
        — Ладно, тогда скажи, в каком виде я наиболее эффектна трезвая?
        — В платье номер четыре — лиловом, с открытой спиной!  — Оля вздохнула.  — Только оно никак не подходит корреспонденту спортивной газеты. Не тот формат!
        — А если в бикини?  — хищно прищурилась Люсинда.  — Купальник — это вполне спортивно.
        — С ума сошла? Кто же ходит на пресс-конференцию в купальнике?!
        — А в чем же?
        — В джинсах, конечно. А вот сверху можно какую-нибудь интересную блузочку надеть. Полупрозрачную или с декольте, а лучше даже с вырезом лодочкой, чтобы открыть плечи. Они у тебя загорелые, будут поочередно выныривать, получится очень заманчиво.
        На джинсы с лодочкой Люсинда согласилась, но нужную блузку пришлось еще поискать, потому что ничего подходящего в учительском гардеробе подружек просто не было.
        Обстоятельная и утомительная прогулка по сочинским магазинам съела остаток дня до вечера, и в отель подруги возвращались уже затемно.
        По пути Люсинда, не теряя времени, совершенствовала журналистское мастерство: смотрела на все, кроме пакета с обновками, критическим взглядом и сразу же обличала недостатки.
        — Ценовая политика сочинского общепита возмутительно недемократична!  — припечатала она, когда выяснилось, что сдачи с покупки блузки не хватит, чтобы расплатиться за ужин, а на слово ресторатор клиентам верить не хочет.
        Пришлось подружкам уйти из заведения несолоно хлебавши и удовольствоваться пирожками из ларька.
        На такси до отеля денег тоже не хватило.
        — Общественный транспорт в Сочи работает с перебоями!  — отметила Люсинда, напрасно просидев на лавочки в ожидании автобуса двадцать минут.
        Пришлось идти пешком.
        — Ведущиеся в олимпийском Сочи строительные работы причиняют большие неудобства горожанам и курортникам!  — громко объявила Люсинда, споткнувшись о выбоину в асфальте.
        — Вчера ты на это не жаловалась,  — не выдержала Оля.  — Наоборот, тебя очень радовала возможность разжиться аутентичным сувениром.
        Накануне Люсинда нахально стибрила на центральном проспекте оранжево-белый столбик временного дорожного заграждения. Полосатый пласмассовый конус был похож на колпак Буратино, сделанный не из старого носка, а из современного полимерного материала, и выглядел, бесспорно, симпатично. Хотя благонравной Ольге Палне это не казалось достаточной причиной, чтобы нагло тырить имущество автодорожников.
        — Да это же бесценная вещь! Настоящий сувенир с олимпийской стройки!  — ликовала Люсинда, транспортируя свой трофей на седьмое небо отеля.
        Ей хватило сообразительности обернуть пустотелый конус газеткой, перевернуть его дыркой вверх и сунуть в полость букетик, чтобы эта необычная ручная кладь не привлекла внимания персонала.
        Оля в качестве сувенира из Сочи собиралась привезти домой магнит на холодильник. До размаха и темперамента подруги она серьезно недотягивала.
        Едва войдя в номер, Люсинда продолжила обличать недостатки:
        — Наша горничная плохо выполняет свою работу! Она сегодня к нам вообще не приходила!
        Оля прошлась по комнатам.
        На столике в гостиной все так же красовался декадентский натюрморт с огрызком яблока, на кроватях в спальнях громоздились скомканные одеяла, запылившиеся поверхности не очистились, и шторы на окнах не собрались в симметричные складки.
        — Это безобразие!  — Люсинда поставила пакет и потянулась к телефону.  — Алло, это рецепция? Добрый вечер, скажите, а у нас в пентхаусе раз в два дня убирают, что ли? Для ежедневной уборки наши апартаменты недостаточно дороги, да?
        — Люда,  — с укором сказала Оля.  — Мы же не какие-нибудь зажравшиеся буржуины, зачем ты так?
        — Да, кстати, можно нам ужин в номер или повара у вас тоже работают, как горничные, с перебоями?  — ничуть не стушевалась Люсинда.
        Она продиктовала заказ, повесила трубку и отправилась в ванную — примерять перед большим зеркалом новую блузку.
        Оля убрала со столика пустую бутылку, грязные стаканы и побуревший огрызок, включила телевизор и села ждать посыльного с ужином.
        По телевизору рассказывали о современном методе исследования под названием «Тайный покупатель».
        Самого обыкновенного вида тетечка ходила по супермаркету, неторопливо наполняя тележку разнообразными покупками и в процессе приобретая типичный покупательский опыт. Пилотируя вертлявую тачанку, протискиваясь между штабелями а-ля верблюд в игольное ушко, чтобы обнаружить на подходе к нужным ей рядам заградительные ленты, за которыми неспешно копошатся люди в униформе, уворачиваясь от подкрадывающихся сзади электропогрузчиков и рассматривая штемпели на продуктах с просроченной годностью, тетечка сохраняла на симпатичной физиономии самое добродушное выражение. Никому и в голову не приходило, что эта милая дама — настоящий секретный агент!
        — Какая хорошая работа!  — восхитилась Ольга Пална.
        — Сюда смотри!  — потребовала пришлепавшая из ванной Люсинда — в новой блузке сверху, в стрингах снизу и босиком.
        — Какая хорошая блузка!  — покорно восхитилась Ольга Пална.
        — То-то,  — горделиво молвила Люсинда и ушлепала обратно.
        — Какая противная баба!  — с отвращением глядя на тетечку с вертлявой тележкой, сказал старший администратор Валера.
        В беломраморном холле отеля работал большой телевизор. Не особенно обремененный работой персонал на рецепции между делом поглядывал на экран.
        — Это называется «тайный покупатель», по-другому — «контрольный клиент»,  — под прикрытием стойки освежая лак на ногтях, со знанием дела сообщила администратор Верочка, заочно обучающаяся на пятом курсе института предпринимательства и менеджмента.  — Метод применяется не только в торговле, но и вообще в сфере обслуживания. В гостиничном бизнесе тоже.
        Она сделала страшные глаза и добавила:
        — Представьте: любой из наших гостей может оказаться таким вот засланным казачком!
        Старший администратор Валера забеспокоился.
        — А как узнать, настоящий клиент или подставной?
        — Да в том-то и дело, что никак!  — Верочка развела руками и мазнула красной кисточкой по локтю соседки.  — Ой, Маш, прости! Никак ты этого засланца, Валера, не узнаешь, пока начальство не начнет разбираться с жалобами, которые он на тебя накатал!
        — А помните, в прошлом году из ГУВД края подполковник приезжал проверять работу городской полиции?  — встрепенулась, оттирая локоть, администратор Маша.  — Кассиршу нашего валютного обменника тогда заставили позвонить местным ментам с сигналом об ограблении, а приезжий подполковник сидел в засаде с секундомером — проверял быстроту реагирования. Кого-то после этого уволили взашей.
        — Какое свинство,  — опасливо пробормотал Валерий и огляделся.
        Холл был пуст, но это ничего не значило. Шпионский элемент запросто мог затаиться на одном из шестнадцати этажей отеля и прямо сейчас писать донос, по результатом которого кого-то уволят взашей.
        — Я думаю, если очень внимательно следить за клиентом, можно выявить подозрительные несоответствия,  — предположила Верочка, довольная тем, что ей предоставилась возможность блеснуть профессиональными знаниями.  — К примеру, вот эта дама в телевизоре спрашивала у служащих, где стоит четырехлетний односолодовый виски, но ничего подобного не купила. Очевидно, ей просто надо было выяснить, правильно ли в магазине делают выкладку элитного алкоголя.
        — Ну, если говорить о подозрительном и странном поведении, то я бы отметил тех двух лесбиянок из пентхауса,  — сказал Валерий и крепко задумался.
        — А что не так с лесбиянками из пентхауса?  — заинтересовалась Маша, только сегодня заступившая на дежурство.
        — Они не устраивают у себя шумных оргий, не заказывают в номер массажистов и стриптизеров, не выбрасывают в окна пустые бутылки, не писают с балкона в бассейн, не смывают в унитаз бриллиантовые украшения,  — начала перечисление Верочка, по опыту работы знакомая с поведением типичных обитателей пентхауса.
        — И еще они подозрительно интересуются графиком работы горничных и поваров!  — мрачно напомнил Валерий.  — А вчера спрашивали, есть ли у нас телефонный справочник, и зачем-то рвались после закрытия в «Катран»! А сегодня полюбопытствовали, что находится за дверью без таблички напротив входа в бассейн!
        — Кладовка с грязным бельем для прачечной,  — автоматически ответила Маша.
        — О боже!  — Верочка схватилась за голову.
        Тот факт, что девушка забыла о свеженакрашенных ногтях, выдавал ее запредельное волнение.
        — Они же печатали у нас какие-то свои документы!
        — Какие?  — старший администратор побледнел.
        Верочка зажмурилась и помотала головой.
        — Ну?! Вера, что за документы?!
        — Журналистские удостоверения,  — шепотом ответила девушка, пугающе распахнув глаза.
        Валерий посмотрел на экран, где как раз замерли титры: «Программа подготовлена независимой редакцией ОТС».
        — Общественное телевидение страны,  — машинально перевела услужливая Маша.
        — У этих в «корочках» тоже какое-то трехбуквенное название было,  — печально вспомнила Верочка.
        Они помолчали.
        — Что ж, кто предупрежден, тот вооружен,  — наконец сказал Валерий.  — С этого момента наши гостьи из пентхауса обслуживаются по высшему разряду, как члены королевской фамилии. Ублажать их по полной программе и глаз не спускать! Охрану предупредить, швейцару велеть, чтобы улыбался, как Олег Попов! Кухне наизнанку вывернуться, но кормить так, чтобы за ушами трещало! Когда они съезжают?
        — Через три дня,  — доложила Маша, проверив записи.
        — Продержимся,  — мужественно постановил Валерий и с вызовом посмотрел на светящийся телеэкран.
        — Ты что заказала?  — с подозрением спросила Оля, первой заглянувшая под крышку на блюде.
        — Да что попроще: омлет, сырную нарезку и простой черный хлеб,  — ответила Люсинда, задрав голову к потолку и похлопывая себя по шее, умащенной кремом.  — Я же знаю, что кухня в отелях после девяти вечера работает кое-как.
        — Шутишь? Похоже, после девяти повара тут в самый раж входят,  — возразила Оля, продолжая заинтригованно созерцать горячее.  — Так, вот это, наверное, и были яйца, раз оно желтенькое и пышное. А эти вот козявочки внутри, они кто?
        — Козявочки?  — Люсинда забеспокоилась и подошла посмотреть.  — Козявочек я не заказывала!
        — Это креветки,  — объявила она, любознательно поковыряв желтенькую пышность пальцем.  — Мелкие, должно быть, черноморские. И тут же кусочки какие-то, тоже явно органика, хотя похоже на мелко нарезанный ластик. Я вроде не заказывала ластик в омлет!
        — Может, это сыр?  — близорукая Ольга Пална беспомощно прищурилась на желтенькое с креветками и ластиком.
        — А, это кальмары!  — сообщила Люсинда, пожевав и подумав.  — Их, впрочем, я тоже не заказывала… А сыр, наверное, тут.
        Она сняла крышку с другого блюда и озадачилась:
        — Не тут! Оль, а это что за катышки?
        — Стой спокойно, не надо ничего трогать, похоже, это не наш заказ!  — велела Оля, убегая за очками.
        — Ффе-таки фыв!  — покричала ей вдогонку подружка, моментально набив рот чем не надо.  — Не фкуфный, бееее!
        — Именно что «бе»,  — подтвердила Оля, вернувшись с очками.  — Это овечий сыр, французский, очень дорогой. Его подают в оливковом масле с травами. Положено отрезать себе от головки сколько нужно, а остальное вернуть.
        — Мне нисколько не нужно, давай сразу вернем!  — сплюнув в ладошку, сказала Люсинда.  — Фигня этот французский сыр! Нельзя было голландский заказать?
        Она метнулась в ванную, выбросила редкой гадости сыр в унитаз, порывисто вымыла руки и схватила телефонную трубку.
        — Алло, это ресторан? Слушайте, девушка, мы у вас заказали ужин, а нам принесли не наш заказ. Так вот, я вас предупреждаю, мы за эту дрянь платить не будем!
        Оля приподняла край крахмальной салфетки и заглянула в хлебницу. В соломенной плетенке парочками лежали золотистые булочки, румяные круассаны и одинокий крендель — глянцевый, коричневый, похожий на фрагмент бронзовой ограды и с виду совершенно несъедобный. Простого черного хлеба в плетенке не было.
        Оля наклонилась и заглянула в нижний ярус сервировочного столика на колесах.
        В нижнем ярусе горделиво высилось сверкающее металлическое ведерко, набитое колотым льдом. Из ледника вершиной айсберга торчало бутылочное горлышко в серебряной фольге.
        — Это совершенно точно не наш заказ!  — убедилась Ольга Пална.
        — Представь себе, наш!  — вернулась Люсинда.  — На кухне сказали — у них для клиентов всегда все самое лучшее, а шампанское — это нам подарок от заведения! Я открою?
        — Ну, открой,  — неуверенно согласилась Оля.
        Шампанское было дорогое, французское. С какой стати им такой подарок?
        Нежно запиликал телефон.
        — Передумали,  — предположила Оля.  — Сейчас отнимут шампанское!
        — Не, это Варвара,  — прикрыв трубку ладонью, проинформировала Люсинда.  — Звонит узнать, как продвигаются поиски кота?
        Она энергично пошевелила бровями, давая понять, что ждет ответа на этот вопрос от подружки.
        Оля растерялась. Поиски кота, в отличие от бровей Люсинды, не продвигались никуда и никак.
        — Скажи, нам нужна фотография Бертика!  — придумала она отговорку.  — Скажи, что мы уже подготовили объявление и договорились, что его напечатают и расклеют по городу.
        Люсинда кивнула и бодро отрапортовала в трубку:
        — Мы почти завершили подготовительный этап и готовы к активному поиску! Предоставьте нам портрет кота, и мы сразу же запустим станки.
        — Какие станки?  — удивилась Оля.
        Варвара на том конце провода, очевидно, спросила то же самое.
        — Типографские!  — важно объяснила Люсинда.  — Мы тут внедрились в масс-медиа и готовы напечатать и распространить объявления о пропаже кота. Дадите фото?
        Оля ждала, ковыряя омлет.
        — Не даст,  — сообщила Люсинда, завершив телефонный разговор и вернувшись к столу.  — Нет у нее тут никаких фотографий кота: новых еще не сделали, а старые все дома остались, в другом городе. Придется обойтись словесным портретом: кот Робертино, он же Бертик, две тысячи десятого года рождения, помесь перса и британца, черной масти, шерсть густая, не кастрированный. Морда круглая, глаза желтые. Особая примета: под левой задней лапой небольшой шрам.
        — Представляю, как весело будет проверять подходящих котов на наличие этой приметы!  — заметила Оля и вправду живо представила, каково это — хватать незнакомых кошек за задние ноги и пытливо разглядывать их.
        — Без фотографии как-то неправильно,  — раскручивая проволочку на бутылке, рассудила Люсинда.  — Может, давай из Интернета кота помордастее подберем? И, мне кажется, не надо писать, что Робертино какой-то метис непонятный. Я думаю, лучше будет, если мы объявим, что кот очень редкий и ценный, тогда его будут искать.
        — И вознаграждение назначим,  — предложила Оля, мысленно извинившись перед супругом за то, что так легко транжирит деньги, заработанные кровью и потом родного олигарха.
        Они быстро поужинали, выпили шампанское и занялись объявлением.
        — Валер, а, Валер?
        Дежурный администратор Верочка поскребла алым ногтем филенку двери начальничьего кабинета.
        Старший администратор со вздохом отложил журнал «Плейбой» и разрешил:
        — Входи. Чего там? Что случилось?
        — Ничего не случилось, просто эти, из пентхауса, опять в бизнес-центре сидят.
        — В одиннадцатом часу вечера?
        Валера вышел за барьер и посмотрел сквозь стеклянную перегородку, отделяющую большой холл от маленькой комнаты с громким названием «Бизнес-центр».
        Оснащая помещение подключенным к Интернету компьютером с факсом и ксероксом, администрация отеля, конечно, предполагала, что у серьезных гостей даже на отдыхе иногда случается острая надобность в этой технике. Однако было удивительно, что таковая надобность возникла у кого-то поздним вечером.
        — Что они делают?  — нахмурился старший администратор.  — Пойди предложи помощь и узнай.
        — Уже,  — коротко сказала умница Верочка и протянула начальнику смятый бумажный лист.  — Они печатают это.
        Валерий расправил листовку и крякнул, увидев суровую звериную морду. «Внимание! Разыскивается за вознаграждение!» — большими красными буквами написано было сверху. Ниже, под тройным мохнатым подбородком необъятной кошачьей рожи, помещался текст: «Пропал редкий кот д’ивуарской породы. Окрас — антрацитовый черный. Морда круглая, глаза желтые, не кастрирован. Особая примета: под левой задней лапой небольшой шрам. Откликается на имена Робертино и Бертик. Три года».
        — Три года такой разбойной морде даже мало,  — пробормотал Валера.  — Какая, какая это порода? Дивуарская? Никогда про такую не слышал.
        — Кот дивуарский — должно быть, из Кот-д’Ивуар,  — опять блеснула эрудицией умница Верочка.  — Это в Африке.
        — Не удивительно, что он черный,  — заметил старший администратор и свободной от листовки рукой энергично почесал в затылке.  — Я не пойму, зачем им это нужно? Разве они с котом приехали? Не может быть, у нас запрещено проживание животных.
        — Может, они не только нас проверяют?  — конспиративно понизив голос, предположила Верочка.  — Не только отель, но и весь город? Тестируют Сочи на отзывчивость, гостеприимность и гуманизм, отсутствие расизма и ксенофобии? На Олимпиаду-то к нам кто только не приедет!
        — Масштабно,  — согласился Валерий и озадаченно моргнул.
        Хлопнула дверь. Из бизнес-центра с деловым видом выдвинулись дамочки с листовками. Обогнув застывших посреди холла Верочку и Валеру, они притормозили у рецепции и озадачили чем-то дежурную Машу.
        — Чего они хотели?  — дождавшись, пока дамочки удалятся, спросил ее старший администратор.
        — Клей попросили.
        — Дала?
        — Конечно! И еще коробку кнопок в придачу.
        — Вот занозы в заднице!  — выругался Валерий, вовсе не имея в виду канцелярские кнопки.  — Скажи охране, пусть присматривают за ними, мало ли что!
        Лелик с Борисом понимали, что после вчерашнего им не стоит соваться в отель. Более чем вероятно, что администраторша, которую они схватили по ошибке, дала описание внешности злоумышленников. И хотя вряд ли кто-то догадается, что именно они злоумышляли, у каждого входа и выхода наверняка поставлен человек из охраны. В отель Борису с Леликом уже не попасть, значит, надо подстерегать жертву на подступах. Она-то и входит, и выходит!
        — Как раз вышла,  — сделал вывод Лелик после того, как трижды безрезультатно позвонил в номер.
        — Вышли,  — поправил Борис.  — И опять надо голову ломать, как разделить их!
        — Не надо ломать голову, хватит с тебя уже,  — съехидничал Лелик.
        — Молчи, девочка!  — в свою очередь съязвил Борис.
        Оба надулись, обиженные.
        То, что планировалось ими как небольшое приключение с большим призом в итоге, превращалось в комедию ситуаций. Теплым октябрьским вечером на лавочке у фонтана сидели не мускулистый мачо Борис и модный юноша Лелик, а черт-те что и с боку бантик.
        Лелик, чтобы швейцар у недалекой двери не разглядел в нем кудрявого блондина из ориентировки, натянул на голову бежевую резиновую шапочку для плаванья и в сумерках казался лысым. Вернее, лысой, потому что, кроме шапочки и тапочек, на Лелике было девичье платье с оборками — маскировка что надо.
        Борис, разбитая голова которого была обмотана бинтом, прятал предательскую белизну повязки под темной бейсболкой, натянутой по самые уши. Низко надвинутый головной убор с выпуклым и длинным козырьком неприятно походил на маску чумного доктора.
        Вместе откровенно нездоровая лысая девочка и врачеватель чумы смотрелись пугающе. Лавочки справа и слева от них пустовали: отдыхающие держались подальше от странной парочки.
        — Ой, кто это?!  — испуганно пискнула девушка Лиза, хватаясь за крепкую руку своего кавалера Антона.
        — Люди, просто люди,  — кавалер успокаивающе похлопал трусишку по попе.
        Эта часть у девушки Лизы была приятно выпуклой и обширной. Вероятно, замечательную увесистую попу природа подарила девушке Лизе для того, чтобы компенсировать вакуум в ее голове.
        Антон не считал себя гигантом мысли, но пустоголовая Лиза изрядно его утомляла. За последние три года Лиза прочла три книги, и все они принадлежали перу заграничной писательницы Стефани Майер, написавшей вампирскую сагу. Лиза безоговорочно верила печатному слову мадам С. Майер и в существовании вампиров и оборотней ничуть не сомневалась. Более того, они мерещились ей на каждом шагу!
        — Какие же это люди, это зомби какие-то,  — походя обидела категоричная Лиза костюмированных Бориса и Лелика.
        Приятели возмущенно посмотрели ей вслед и едва не прозевали Олю с Люсиндой, которые выдвинулись из отеля бодрым маршевым шагом, разительно контрастирующим с расслабленной походкой немногочисленных любителей поздних прогулок.
        — Вот они!  — Лелик подобрался, пропуская деловитых подружек мимо лавочки.  — Идем за ними!
        — Разделимся,  — предложила подружке Люсинда.  — Порознь мы охватим более обширную территорию. Пятьдесят объявлений и клей — мне, пятьдесят объявлений и кнопки — тебе, и расходимся: ты налево, я направо. Встретимся у фонтана через час.
        — Я обещала Громову не ходить налево,  — сказала Оля.  — Я лучше направо пойду, хорошо?
        — Налево пойдешь — коня потеряешь, направо пойдешь — жизнь потеряешь, прямо пойдешь — жив будешь, да себя позабудешь,  — бойко процитировала Люсинда народный фольклор.
        — Типун тебе на язык,  — поежилась Оля и пошла направо.
        — Она осталась одна!  — обрадовался Лелик и тут же сделал каменное лицо, пропуская мимо себя Люсинду, шагающую налево.
        — Подождем, пока вокруг не будет людей,  — не открывая рта, зловеще прошептал чумной доктор Борис.
        Оля быстро поняла, что с кнопками она прогадала. Люсинда с клеем справится со своими листовками гораздо быстрее, потому что сможет лепить их не только на деревья, но также на бетонные столбы и заборы.
        — Р-раз, два, тр-ри, четыр-ре, руки выше, ноги шире,  — бормотала Ольга Пална, с усилием вкручивая в углы трепещущего листка стальные кнопки.
        Кошачья морда на фото производила сильное впечатление. Это была классическая «морда протокольная», и к ней идеально подошел бы заголовок «Их разыскивает полиция». «Их», а не «его» потому, что обширной меховой физиономии с лихвой хватило бы на двух мурзиков.
        — Вы имеете право хранить мурчание!  — строго сказала Оля фотографическому коту, наставив на него палец пистолетиком.  — Все, что вы мяукнете, может быть использовано против вас!
        Она быстро выяснила, что на пальмах бумажки не держатся — кнопки из стволов вываливаются, а вот в кору дуба металлические зубцы впиваются крепко. Уяснив это, Оля пошла по аллее, украшая листовками каждое пятое дерево.
        С присущей ей методичностью Ольга Пална разделила процесс на технологические этапы. На первом из них она опускала на траву под деревом пачку объявлений и ставила сверху коробочку с кнопками. Затем готовила крепеж — четыре кнопки, которые держала в зубах, как гвоздики, пока прилаживала к дереву листовку. Потом — тык, тык, тык и тык!  — закрепляла объявление по углам, любовалась своей работой, подбирала инвентарь и шла дальше. Просто и без затей. Процесс ускорился, когда глаза Ольги Палны попривыкли к темноте и она перестала стукаться головой о ветки.
        Тем временем девушка Лиза и ее кавалер, прогуливающиеся по той же аллее, беседовали на тему, интересную даме.
        — Ну, и какие же они — твои вампиры?  — старательно скрывая скуку, спросил Антон, машинально щупая далеко не бесплотный Лизин тыл.
        — И ничего они не мои!  — возразила девушка.  — Не дай бог с ними встретиться, что ты! Вампиры — они бледные, с красными глазами и длинными острыми клыками. Ведут ночной образ жизни, передвигаются бесшумно и очень быстро, даже в человеческом облике.
        — А могут и не в человеческом?  — хмыкнул Антон.
        — Конечно! Вампир запросто может превратиться в летучую мышь, например, или в черного кота!
        — Лиииизонька,  — не выдержал юноша.  — Ты же неглупая девушка! Ты же в школе училась. Ну как вампир превратится в кота, если кот в четыре раза мельче человека? А как же масса тела, закон всемирного тяготения, энергия?
        — Чего?
        — Того! Положим, при трансформации восьмидесятикилограммового вампира в двадцатикилограммового кота избыток энергии канет в пространство,  — завелся Антон.  — А что с обратным превращением? Где мелкий кот возьмет недостающую массу?
        — А он сожрет кого-нибудь, Тошенька, кило на шестьдесят,  — зловеще сказала Лиза.  — Тебя, например!
        — Как сожрет?
        Кавалер отпрыгнул во тьму и через несколько мгновений снова выскочил на дорожку, обнажив зубы в хищном оскале и растопырив загнутые пальцы:
        — Так? Р-р-р-р-р-р!
        — Дурак!  — плаксиво выкрикнула девушка.  — Напугал меня, дубина!
        — Что, правда, страшно? Похож я на вампира?  — довольно хохотнул шутник.  — А ну, сфоткай меня на телефон, я хочу посмотреть!
        — Дурак,  — повторила Лиза, вытягивая из кармана мобильник.  — Не получится уже ничего, темно… Ой! Мама!!!
        — Лиз, ты чего?  — «вампир» опешил.
        Девушка стремглав убегала прочь.
        — Лиза, постой!
        Антон догнал свою подругу уже на набережной.
        Бледная Лиза сидела на парапете, туго обхватив себя руками и крупно трясясь. Рядом лежал мобильник, на который она нервно косилась, одновременно невнятно бормоча про вампиров.
        — Да что там такое?!  — запыхавшийся и раздосадованный Антон схватил телефон.  — Ой, мама!
        На экране застыло вполне удачное фото не одного вампира, а сразу двух!
        Первый — в исполнении самого Антона — был карнавальный, неубедительный и нестрашный. Зато второй, прячущийся во тьме за деревом, запросто мог напугать самого Ван Хельсинга.
        Не особенно крупный, он был лохмат и красноглаз. В спутанных волосах торчали сухие листья, сосновые иглы и прочий растительный мусор, определенно выдающий привычку вампира спать в сырой земле и выбираться наружу напрямик сквозь дерн. Очи вампира на фото горели алыми звездами, а зубы и вовсе сверкали, как молнии! Если бы Лиза не знала, что нежить не страдает никакими человеческими хворями, она бы поклялась, что клыки у этого вампира металлические!
        Некстати промелькнула мысль, что уж вампир-то вполне мог потратиться на керамику.
        — Тоша, я хочу домой!  — стуча собственными — не стальными — зубами, проныла девушка.
        — Я тоже,  — признался ее кавалер.
        Озираясь и вздрагивая от малейшего шума, они вернулись с аллеи на ярко освещенный проспект, и только там Антон устыдился проявленного малодушия и обрел почти прежний покровительственный тон:
        — Все, детка, теперь ты в безопасности!
        — Не уверена,  — пробормотала Лиза, пристально глядя на украшающее афишную тумбу объявление: «Пропал редкий кот, разыскиваем за вознаграждение…»
        Кот на фото был черным, как сапог, и пугающе мордатым.
        — Ты спрашивал, в каких котов превращаются вампиры? Вот в таких!  — сказала Лиза, потыкав дрожащим пальчиком в звериный оскал.
        — Мау!  — глубоким басом с прозрачным намеком произнес кто-то крупный в кустах, и Лиза с Антоном унеслись вдаль со скоростью, которую развил бы не каждый вампир.
        — Итак, мы остались одни,  — вылезая из зарослей, с удовольствием констатировал Лелик.  — Ты, я и наша девушка.
        — Мау!  — согласился Борис.  — В смысле, ага!
        — Итак, приступим!
        Аллея закончилась раньше, чем листовки.
        «Частить», лепя афишки слишком густо, Оля не захотела, потому что некачественная работа ей претила. С последней листовкой в руках она нерешительно покрутилась на месте, озираясь по сторонам и не замечая, как на заросшем сорняками пустыре поплавками всплывают и тонут макушки Бориса и Лелика.
        Куда же прицепить оставшееся объявление?
        Ближайшая стена была кирпичной, ограда чугунной, парапет и вовсе гранитным. Впереди тянулся пустырь с разбросанными по нему бетонными блоками. Потемневшие кубы и сваи забытой стройки выглядели как разрушенный Стоунхендж.
        «А на лавочку?» — новаторски предложил Олин внутренний голос.
        Скамейку с горделивой надписью «Дар депутата городского собрания четвертого созыва Максима Прокопенко жителям любимого города, 2009 г.» некий мастер-мебельщик соорудил из волнообразно изогнутого фанерного щита. За истекшее с момента исторического события время жители и гости любимого депутатом города отполировали и сиденье, и спинку скамейки до лакового блеска. Усидеть на ней можно было только при наличии грушевидной фигуры или клея «Момент» на пятой точке.
        «Да, клей бы тут не помешал»,  — согласился Олин внутренний голос.
        Чтобы пронзить обыкновенными канцелярскими кнопками эту глянцевую твердь, придется попотеть, поняла она — и не стала экономить силы.
        Все равно ведь у нее это было последнее объявление.
        Первую кнопку она воткнула только с третьей попытки. Со второй справилась быстрее, потому что значительно увеличила нажим. А третью вознамерилась вонзить с разгону и даже с подкруткой, из-за чего не успела остановиться, когда между стремительно приближающейся кнопкой и фанерной спинкой скамейки внезапно возникла помеха.
        Стальной зуб вонзился в живую плоть.
        — Ай-е-ооо!  — заорал Борис.
        Он мгновенно отказался и от мысли сохранять режим молчания, и от намерения обхватить Ольгу Палну руками, одна из которых кровоточила.
        — Ты, дура!
        «Сам дурак!» — возмутился Олин внутренний голос.
        Сама-то она хотела извиниться, но сразу не смогла, потому что держала во рту последнюю кнопку.
        — Тьфу!  — энергично плюнула Ольга Пална, освобождая себе речевой аппарат.
        Некстати подоспевший Лелик ойкнул и схватился за глаз.
        — Прости, девочка!  — виновато охнула Оля, бочком отступая от лавочки, на которую, баюкая раненую руку, тяжело опустился Борис.  — И вы, мужчина, извините, я не нарочно, я вас просто не заметила!
        — Девушка! Вам помочь? Мы вам поможем!  — донесся из темноты бодрый бас.
        Из аллеи вынырнул гражданин, при виде которого начитанной Ольге Палне припомнились бессмертные строки Корнея Чуковского: «Вдруг из маминой из спальни, кривоногий и хромой, выбегает умывальник и качает головой».
        На громоздкого Мойдодыра ночной бегун походил много больше, чем на спортсмена. Трусил он тяжело и неспешно, переваливаясь с одной плохо гнущейся ноги на другую, да и одет был не для пробежки: в строгий черный костюм.
        — А это еще кто?  — сердито удивилась одноглазая лысая девочка Лелик.
        — Служба… охраны… отеля!  — не особенно быстро приближаясь, в три приема выдохнул бегун.
        — Скажите, у вас есть аптечка?  — обрадовавшись явлению официального лица, спросила Оля.  — Тут мужчина поранился, и девочка тоже.
        — Так точно, девушка, не сомневайтесь! У нас аптечки для гостей на каждом этаже! В полном соответствии с приказом Минздрава, еще советского,  — ленивый бегун перешел на утиный шаг и задышал ровнее.
        Стало слышно, что из прилепленной у румяного уха коробочки доносится деловитый бубнеж. Прислушавшись к нему, охранник максимально дополнил свой ответ:
        — Состав аптечки для гостей отеля утвержден в Приложении один к Инструкции по санитарному содержанию помещений гостиниц от ноль шестого двенадцатого восемьдесят второго года, номер ноль семь, ноль шесть, тридцать пять.
        — А с собой?
        — Бу-бу-бу,  — азартно затрещала всезнающая коробочка.
        — К сожалению, снаряжение дежурного охранника не включает аптечные средства, однако все сертифицированные сотрудники охраны нашего отеля обучены оказывать первую медицинскую помощь при получении различного рода повреждений,  — скосив глаза к носу, после паузы доложил сертифицированный сотрудник.
        Он еще немного помолчал и добавил:
        — А также могут провести комплекс неотложных реанимационных мероприятий, как то: искусственная вентиляция легких и непрямой массаж сердца!
        — Прекрасно! Вот тут людям…
        Оля обернулась к пустой лавочке, растерянно моргнула и перевела озадаченный взгляд на кильватерный след в волнующихся травах.
        Борис и Лелик, пригнувшись, добежали до руин Стоунхенджа и опустились наземь под прикрытием бетонного блока.
        — Видал?  — Лелик потряс перед лицом Бориса мятой бумажкой с фотографией брюнетистого кота.  — Теперь она у нас в руках!
        В теплое время года климат города Сочи весьма благоприятен для проживания под открытым небом. Отчасти поэтому, дефицита бездомных котов на курорте не наблюдалось.
        Первый звоночек с сообщением о бесхозном черном мурзике поступил Ольге Палне через пять минут после того, как она избавилась от последней листовки.
        — Де-э-э-э-ушка!  — душевно напела телефонная трубка незнакомым мужским голосом.  — Это не ваш ли котик в китайском ресторане «Мао»?
        «Мао» на слух хорошо сочеталось с котиками. Вдобавок, Оля тут же вспомнила, что в кантонских ресторанах предлагают блюда из кошачьего мяса.
        Это ее встревожило.
        — Может, и наш! А какой он?  — тут же спросила она.
        Было бы просто ужасно, если бы незнакомец ответил: «Вареный» или «Жареный».
        — Как заказывали!  — игриво сказал незнакомец, щекоча Оле нервы.  — Че-о-о-орный, как смертный грех! И голодный, как волк. Не поверите — он жрет китайскую кухню!
        — Слава богу, что не наоборот!  — брякнула Оля.  — Задержите его, я сейчас!
        — Нужна помощь?  — расправил могучие плечи приставучий охранник в костюме.
        Пять минут назад он настоял на том, чтобы проводить дорогую гостью отеля до хорошо освещенного холла.
        — Да. Скажите, где «Мао»?  — требовательно спросила его Оля.
        — Э-э-э… Где Мао?  — озадаченно повторил телохранитель.
        — Мао Цзэдун?  — после небольшой паузы уточнил невозмутимый голос из наушника.
        Чувствовалось, что его обладатель почти энциклопедически образован.
        — «Мао» — ресторан!  — пояснила Оля.  — Ресторан китайской кухни где-то здесь, в Сочи!
        — Ах, это«Мао»!  — обрадовался охранник.  — Оно на набережной, между «Стамбулом» и «Парижем»!
        — Занятная география,  — коротко прокомментировала Оля, стартуя в указанном направлении.
        Одышливый охранник дернулся было следом, но быстро отстал.
        Чем выгодно отличается сочинская набережная от марсианского ландшафта? Разумеется, не отсутствием канав и кратеров — их и в Сочи немало. Зато вопрос, есть ли там жизнь, не возникает в принципе!
        Курортная набережная — это такое место, где живые и полуживые организмы присутствуют постоянно. Те из них, которые более или менее твердо стоят на ногах, бесцельно, но с важным видом фланируют вдоль моря. А те, которые уже утратили способность к прямохождению, размещаются за столиками многочисленных уличных кафе.
        Китайскую ресторацию «Мао» Ольга Пална отыскала без труда. Филиал Поднебесной легко было опознать по веренице бумажных фонариков на фронтоне и красным водосточным трубам в виде глистообразных, но башковитых драконов. По причине засушливой погоды пасти их были раззявлены нефункционально, из-за чего казалось, что легендарных рептилий мучат пошлые рвотные спазмы. Это воспринималось как плохая реклама местной кухне.
        В списке входящих звонков на мобильном, который на бегу она зажимала в кулаке, как гранату, Ольга Пална нашла последний вызов и позвонила своему информатору.
        — Да-а-а?  — игриво пропел тот.
        Оля просканировала взглядом открытую террасу и выхватила из пестрой массы трапезничающих фигуру с ярко выраженным мужским достоинством — дорогим коммуникатором последней модели, слитым с левым профилем.
        В частях, не закрытых купальными трусами и майкой с надписью «Гений секса», фигура была ярко-розовой. По мнению Ольги Палны, имеющей ныне спину аналогичного цвета, это однозначно выдавало в самозваном гении неосторожного обитателя северных территорий Российской Федерации.
        «Здорово, паря!  — подсказал ей первую реплику внутренний голос, знакомый с северорусскими диалектами исключительно по анекдотам.  — Где моя кот, однако?»
        — Здрасьте, где мой кот?  — отредактировала фразу Ольга Пална.
        — Где, где… В Вологде-где!  — радостно напел ей в ответ опаленный южным солнцем северянин.  — Только что был тут. Жрал мое мясо.
        — Спасибо,  — поблагодарила Оля и тоже покусилась на рацион северянина, сцапав с блюда остывший кусок шашлыка.  — Кис-кис-кис?
        — Да вы присаживайтесь, деушка, присаживайтесь!  — гостеприимно пригласил ее добрый розовый человек.
        — Спасибо,  — повторила Оля и присела, но не на стул, а на корточки.  — Кис-кис, Бертик! Кис-кис-кис!
        Бывшая подруга Сергея Акоповича Кариночка знать не знала человека по фамилии Юнг, по имени Карл Густав. Трудов швейцарского психиатра она не читала, о феномене синхронности даже не слышала.
        Между тем происходящее с Кариночкой как раз подтверждало теорию Юнга, утверждавшего, что якобы случайные совпадения в жизни индивида — та самая синхронность — происходят именно тогда, когда индивид в них особенно нуждается.
        По Юнгу, если бы индивид в полуденный час шагал по раскаленной улице без единого банкомата и без гроша в кармане, отчаянно мечтая о бутылочке водички за пятьдесят рублей, с ним, этим нищим жаждущим индивидом, вполне могло случиться маленькое чудо: он нашел бы деньги, причем как раз полтинник — аккурат на воду!
        Но Карина умирала не от жажды и безденежья, а от желания выяснить, с кем хороводится Сергей Акопович. И найти она мечтала не цветную бумажку, а серую мымру, катавшуюся в машине Мамиконяна.
        Так что кто-кто, а Карл Густав Юнг ничуть не удивился бы тому, что индивид Карина внезапно узрела индивида Ольгу Палну на террасе китайского ресторана.
        В первый момент Кариночка даже не поняла, что перед ней та самая серая мымра. Ей просто и в голову не могло прийти, что действующая и исправно финансируемая подруга такого состоятельного и уважаемого человека, как Серго Мамиконян, отирается в дешевом общепите!
        Но застарелый шопоголизм в положительных результатах числил феноменальную память на необычные наряды, и Карина не могла не узнать итальянский балахон из неотбеленного льна с ручным кружевом.
        Предполагать, что в одном и том же месте, не являющемся столицей моды и заповедником миллионеров, могут одновременно находиться два таких платья, не стоило. Определенно, балахон был тот же самый.
        Присмотревшись, Карина опознала и владелицу наряда, но даже после этого с трудом верила в реальность происходящего.
        Мымра в заграничном платье стоимостью в отечественный автомобиль ползала на корточках по заляпанному вином и соусами полу второразрядной забегаловки. В перепачканной кетчупом руке у нее был кусок холодного мяса, стибренный с чужой тарелки, а на одном из пальцев сверкал немаленький бриллиант.
        Кольцо и платье не позволяли считать их владелицу побирушкой. Значит, она сумасшедшая!
        Кариночка инстинктивно поджала ноги и подобрала руки, сгребая в кучу столовые приборы, пепельницу и оставленный на столе мобильник.
        Привычно приняв в себя айфон, правая рука его владелицы сама собой совершила обычное действие, щелкнув встроенной камерой.
        — Кис-кис!  — заползая под скатерть, призывно молвила богатая сумасшедшая.  — Хочешь кушать?
        — Нет, спасибо,  — шепотом отказалась Карина, от страха потеряв голос.
        — Смотри, какой сладкий кусочек! Ну же, давай съешь его!  — уговаривала сумасшедшая.  — Не хочешь? Иди сюда. Иди ко мне, не бойся.
        — Куда? Под стол?!  — беззвучно ужаснулась Карина.
        — Как хорошо, что я тебя нашла,  — сказала чокнутая, волнуя расшитую скатерть.  — Теперь все будет хорошо, скоро ты вернешься домой…
        — Как это?
        Неужели славная дурочка готова вернуть ей теплое местечко под боком Мамиконяна?!
        Забыв о страхах, Карина наклонилась и нырнула под стол, но увидела только мелькнувший край льняного подола.
        Бертик, если это был он, Олю не признал. А может, наоборот, узнал в ней свою обидчицу и именно поэтому не радовался встрече.
        — Гляди веселей, Робертино!  — призвала Ольга Пална, с трудом удерживая кота одной рукой.
        Вторая ей понадобилась для того, чтобы ответить на телефонный звонок.
        — Добрый вечер, здрасьте, это вы потеряли черного котика?  — вежливо спросил детский голос.
        Оля посмотрела на кота. Кот ответил ей хмурым взглядом, в котором читалось что-то непечатное, и отвернулся.
        — А вы нашли черного кота?  — спросила она детку.
        — Мы не нашли, он у нас уже был, но мы согласны отдать его вам за вознаграждение,  — охотно объяснило вежливое дитя.  — Вы сколько дадите?
        — Пару подзатыльников!  — Оля рассердилась.  — Вам разве мама не говорила, что друзей не продают? Даже четвероногих.
        — Не хотите — не берите,  — дитя обиделось.  — Жадина!
        — Почему это я жадина?  — возмутилась Оля, но трубка ответила ей расстроенными гудками.
        — Нет, ты видел? Какое поколение растет! Предприниматели!  — сказала она коту.
        — Мы,  — басом ответил тот, как бы примазываясь к подрастающему поколению.
        — Нет, мы не такие,  — возразила Оля.  — Мы котами не торгуем! Если бы мы торговали котами, не ушел бы ты из китайского ресторана дальше кухни.
        «Мех, мясо! Шкварок нажарить!» — вкрадчиво процитировал старый мультик внутренний голос.
        — Цыц,  — сказала ему Оля.
        — Ма,  — пробасил кот.
        — Да, да, я стану тебе родной матерью,  — пообещала Оля.  — Вот только как же тебя в номер пронести?
        На двери отеля красовались наклейки, запрещающие вход с едой и животными.
        — М-да, проблема!
        Оля немного подумала и воспользовалась услугой «звонок другу», призвав на помощь Люсинду.
        — Возвращаются!  — швейцар в мундире с галунами посигналил охраннику в костюме.
        — Возвращаются!  — передал охранник дежурной на рецепции.
        — Возвращаются!  — доложила дежурная старшему администратору Валере.
        — Возвращение Будулая,  — проворчал Валера, выйдя за стойку.
        В открывшейся ему картине и вправду было что-то цыганское.
        Та девушка, что повыше ростом, вышагивала, как лубочный коробейник: с широкой улыбкой на устах и с большой картонкой в руках. Выражение преувеличенной радости на верхнюю половину ее лица не распространялось, настороженным взором как-бы-коробейница пытливо ощупывала физиономии как-бы-покупателей, и до полноты сходства с жуликоватой уличной торговкой ей не хватало только зазывного крика: «А вот кому пирожки? Горячие пирожки!»
        — Пирожки с котятами,  — снова проворчал Валера.
        Коробейница споткнулась. Кудрявая рыжеволосая спутница поддержала ее под локоть, выдвинулась вперед, закрывая собой подругу с коробкой, и поплыла, поводя плечами и сверкая зубами в улыбке, как настоящая плясунья из табора.
        — Ай, что мы купили, такую вещь, такую вещь!
        — Ай нэнэ, ай нэнэ,  — не удержавшись, прищелкнул пальцами Валера.
        — Какую?  — естественно, поинтересовалась дежурная Верочка.
        — Сапоги!  — похвасталась рыжеволосая плясунья, танцуя в сторону лифта.
        Коробейница, похоже, снова споткнулась, потому что коробка в ее руках затряслась, крышка сдвинулась, и в образовавщейся щели показался темный мех.
        — Зимние сапоги!  — уточнила плясунья и ловкими пальчиками затолкала меховое поглубже в коробку.  — Спокойной всем ночи!
        Зеркальная кибитка приватного лифта послушно приняла в себя колоритную пару и уехала вверх.
        — Табор уходит в небо,  — пробормотал Валерий.
        У него было неприятное ощущение надвигающейся беды.
        Оказавшись в лифте, Люсинда сдвинула крышку с коробки в Олиных руках и поинтересовалась:
        — Ты как тут, сапожок? Кстати, отличное имя для черного котика.
        — Он чуть не выскочил,  — пожаловалась Оля.
        — Держи крепче. Сейчас в дом войдем — на террасу выпустим, там ему будет хорошо.
        Люсинда первой вышла из лифта, открыла дверь номера и пропустила внутрь Олю с коробкой:
        — Только после вас!
        — Спасибо… Ну вот, пожалуйста! Где эта горничная? Она так и не пришла!  — Оля всплеснула руками.
        Чтобы сделать это как следует, с размахом, ей пришлось выпустить из рук коробку, которая тут же открылась.
        — Оля, кот!  — всполошилась Люсинда.
        — Люся, дверь!  — обернувшись, крикнула Оля.
        Но кот уже выскочил за дверь, на площадку у лифта. Тот был закрыт, а нажать на кнопку вызова коту ума не хватило, и Оля еще успела подумать, что никуда он не денется, как резвый зверь рванул к лестнице.
        «Черной молнии подобный!» — неуместно восторженно прокомментировал внутренний голос учительницы литературы.
        — Никуда он…  — начала Люсинда и осеклась.
        С человеческой точки зрения, боковая лестница в два пролета — один вверх, другой вниз — нормальным выходом не была. Нижний край длинного ряда ступенек, по которым никто не ходил, упирался в площадку перед общими лифтами на предыдущем этаже, верхний уводил на чердак. Обитатели апартаментов в пентхаусе этой лестницей не пользовались — зачем? Вниз они съезжали на VIP-лифте, а чердаком не интересовались вовсе.
        Честно говоря, темный проем, за которым помещалась лестница, Оля до сих пор считала недоделанной причудой дизайнера — чем-то вроде ниши, которую забыли укомплектовать мраморной статуей или гигантской вазой.
        Кот, оказывается, лучше ее разбирался в архитектуре и дизайне.
        — Ку-да?  — гаркнула Люсинда.
        Это был уместный вопрос.
        Когда-то Оля читала, что вспугнутая крыса, если у нее есть выбор, бежит по лестнице вниз, а кошка — вверх.
        Бертик без раздумий выбрал чердак.
        — Блин!  — с чувством воскликнула Люсинда.  — Ты почему не закрыла коробку?!
        — А почему ты не закрыла дверь?  — парировала Оля.  — Поздно искать крайнего! Надо ловить кота!
        Лестница была крутой и темной. Подсвечивая себе мобильниками, подружки поднялись на чердак, превращенный в склад строительных материалов. Сразу у входа лежали листы фанеры и доски, чуть дальше высились башни из кафельных плиток, чистые и грязные ведра, разнокалиберные тугие мешки.
        — Сядь тут и внимательно смотри, не появится ли кот,  — велела Оле командирша Люсинда, свалив ближайший мешок поперек прохода.  — Я пойду его искать. Если найду, буду гнать зверюгу на тебя, так что ты не зевай.
        — Не буду зевать,  — пообещала Оля и чихнула, потому что обрушенный Люсиндой мешок с гипсом оказался дырявым и изрядно напылил.
        — Кис-кис-кис!  — Люсинда крадучись двинулась вглубь чердака.
        Синий луч ее мобильника обшаривал темноту, как пограничный прожектор. В призрачном свете плясали пылинки, блистали паутинки и напрочь отсутствовал искомый кот.
        Оставшись одна, Оля с большим сомнением посмотрела на обрушенный ей под ноги мешок.
        Может, он и годился как заградительное сооружение, но совершенно не подходил приличной девушке в качестве сидячего места. Вымазаться в белой пыли Оле не хотелось. По опыту личного участия в малобюджетном ремонте школы она прекрасно знала, какая это коварная штука — гипсовый порошок. Его же не отстираешь!
        — А у вас вся спина белая!  — сказала она отвергнутому мешку и пошла вдоль ряда его собратьев, высматривая мешочек почище.
        «Ищи с песком, его легко отряхнуть,  — посоветовал внутренний голос.  — Или с опилками, он будет мягкий!»
        Мягкий куль нашелся в самом темном углу. Он отличался от других мешков еще и тем, что был матерчатым, а не полиэтиленовым или бумажным, а сверху его не зашили, а завязали.
        Ухватившись за торчащий из узла матерчатый хвост, Оля без труда перетащила избранный мешок на пару метров и аккуратно уронила его на бок, чтобы перегородить проем в целях задержания кота. При этом мешок произвел неожиданный шум, по которому смышленная Ольга Пална поняла, что содержимое узла неоднородно. Там не только тряпки, но и еще что-то более плотное.
        Она помяла комковатый куль, намереваясь устроиться на нем как можно удобнее, и замерла, нащупав сквозь ткань предмет, никак не относящийся к строительным материалам.
        Это была туфля на устойчивом квадратном каблуке.
        Внутренний голос трусливо попытался внушить хозяйке, что это молоточек на кривой рукоятке, но неподкупное воображение одним росчерком пера нарисовало предмет женской обуви и, не останавливаясь на достигнутом, изобразило затем подходящую ножку приблизительно тридцать седьмого размера.
        Руки похолодевшей Ольги Палны тоже проявили своеволие, пытливо потискали мешок и сразу же нашли такое, отчего плотный сумрак на чердаке треснул, как грозовое небо, разодранный воплем:
        — Люся! Люся, быстро сюда!!!
        В отдалении что-то бухнуло, стукнуло, послышалось ругательство, и из темных глубин чердака, потирая коленку, появилась недовольная Люсинда.
        — Ну, чего ты орешь?  — спросила она совсем как Карлсон.
        «Ты же мне всю рыбу распугал»,  — машинально продолжил цитату Олин внутренний голос.
        — Люся, иди сюда,  — ломким стеклянным голосом позвала Ольга Пална.
        Руки-ноги у нее сделались деревянными, а глаза оловянными.
        — Ну, что еще?
        Люсинда подошла и наклонилась над узлом, в который издали тыкала затвердевшим пальцем стеклянно-оловянно-деревянная Оля.
        — Потрогай, что там.
        — Делать мне больше нечего — мешки лапать?  — огрызнулась Люсинда, но все же потрогала.  — А что это?
        — По-моему, это нога,  — шепотом сказала Оля.
        — Какая еще нога?  — Люсинда ускорила энергичную пальпацию.  — О господи… Да тут и рука! С па-па-па…
        — С пальчиками,  — выдохнула Оля.  — Люся, я бы очень хотела ошибиться, но мне кажется, что в этом мешке человеческое тело!
        — Как ми-минимум, н-нога и рука.
        Они посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, отпрыгнули подальше от ужасного мешка.
        — Не шевелится,  — немного погипнотизировав узел, прошипела Люсинда.
        — Тем хуже,  — шепнула Оля.
        — И что будем делать?
        — А какие варианты?
        Обеим было ясно, что вариантов только два: самим звонить в полицию или предоставить эту сомнительную честь администрации отеля.
        — В любом случае, нам придется объяснять, зачем мы полезли на чердак,  — первой сообразила Ольга Пална.  — Про контрабандного кота лучше вообще не говорить, чтобы нас с тобой не обвинили в нарушении правил проживания.
        — Ладно, я что-нибудь придумаю,  — пообещала Люсинда.  — Звони в администрацию отеля.
        — Почему я?!
        — Право первооткрывателя! Хотя…
        Она присела у мешка и завозилась, энергично шевеля локтями.
        — Ты что делаешь?  — испугалась Оля.
        — Открываю мешок, что же еще! Должны же мы знать, кого нашли!
        — Зачем?!
        — Так интересно же!
        — Ничуть не интересно!  — Оля заволновалась.  — Люся, я тебя очень прошу: не надо лезть в эту историю глубже, чем мы уже вляпались! Или ты хочешь, чтобы нас с тобой затаскали по допросам? А у тебя есть на это время? Ты разве не собираешься завтра утром на свидание к принцу?
        — Ах да,  — Люсинда с сожалением отодвинулась от мешка, распрямилась и потянулась.  — У меня же встреча с суженым!
        Видно было, что мысли ее моментально переключились на более приятную тему. Оле даже показалось, что она услышала звонкий щелчок тумблера в голове подружки.
        Пока Ольга Пална объяснялась по телефону с дежурной, Люсинда энергично стряхивала с себя пыль и паутину.
        Ей явно не терпелось закончить неприятный эпизод с обнаружением кого-то в мешке и перейти к подготовке своего собственного тела к свиданию с принцем.
        — Где, где вы?  — удивленно перебила дежурная Верочка сумбурную речь Ольги Палны.
        — Я же сказала — на чердаке! Мы тут случайно обнаружили…
        — Они на чердаке,  — прикрыв бубнящую трубку ладонью, передала Верочка Валере.
        — А у нас там стройматериалы в нарушение пожарной безопасности!  — охнул старший администратор, хватаясь за голову.
        Верочка приложила трубку к уху и услышала:
        — В мешке! Это просто ужасно.
        — Но это временное хранилище!  — сунувшись к трубке, повысил голос Валера.  — Мы завтра же все уберем!
        — Завтра?!  — неприятно удивилась Ольга Пална.
        — Что — завтра? Что — завтра?  — возбужденно запрыгала рядом с ней любопытная Люсинда.
        — Вынос тела будет только завтра!  — отвернувшись от трубки, объяснила ей Оля.
        — Как это — завтра? А спать мы будем с трупом над головой?!  — громко возмутилась Люсинда.
        — Они не хотят спать с грузом над головой,  — не дослышав, передала начальнику Верочка.
        — Скажи, что потолки очень прочные, а мешки не такие тяжелые, так что повода для беспокойства нет,  — скороговоркой просуфлировал Валера.
        — Нет повода для беспокойства!  — бодро повторила Верочка.  — Потолок выдержит.
        — Но мы не выдержим!  — заявила Оля.  — Да мы глаз не сомкнем, зная, что только потолочное перекрытие отделяет нас от трупа!
        — От чего?  — с беспокойством переспросила Верочка.
        — От мертвого тела! Или что там у вас в мешке? Только не говорите, что это обломки мраморной «Девушки с веслом», я точно нащупала туфлю!
        — Я ничего не понимаю!  — честно призналась Верочка и передала телефонную трубку Валере.  — Весла, туфли — какой-то бред. Поговори с ней сам, пожалуйста.
        — Алле, добрый вечер!  — располагающим бархатным голосом поздоровался старший администратор.
        — Ничего себе, добрый вечер!  — искренне возмутилась Ольга Пална.  — На чердаке лежит мешок с трупом, и никого это не колышет?!
        При слове «труп» Валера отчетливо колыхнулся.
        — Какой труп?  — спросил он, холодея.
        — По-моему, женский! Во всяком случае, обувь у нее на каблуках.
        — У кого?
        — У трупа женского пола!
        — Это шутка?
        — Ах, если бы! Нет!  — Ольга Пална удрученно вздохнула.  — Это суровая правда жизни!
        — Скорее, смерти,  — поправила ее Люсинда.
        — То есть вы хотите сказать, что на чердаке нашего отеля находится мертвое тело?
        — Я не хотела этого говорить, но уже сказала и повторю еще раз: да!  — зверея, рявкнула Ольга Пална.  — На чертовом чердаке вашего чертова отеля лежит чертов мешок с чертовым трупом!
        — О мертвых плохо не говорят,  — укоризненно заметила Люсинда.
        Оля стрельнула в нее бешеным взглядом, прислушиваясь к кудахтанью в трубке, и энергично кивнула:
        — Разумеется, мы никуда не уйдем! Особенно труп, он точно останется на месте. Да, ждем. Конечно.
        — Что — конечно?  — спросила Люсинда.  — Заметь, я не спрашиваю, кого мы ждем — понятно, что представителей администрации и опергруппу.
        — Нас попросили сохранять спокойствие,  — объяснила Ольга Пална, обессиленно присаживаясь на твердый мешок с гипсом.  — Мое «конечно» было ответом на эту просьбу.
        Люсинда тоже присела, придирчиво выбрав себе чистенький мешок с песком.
        — Может, Громову позвонишь?  — неуверенно предложила она.  — Пусть примет меры, чтобы нас с тобой не сильно трамбовали. Хотя нет, не надо. Громов тут же заберет тебя домой, а мне нужна компаньонка для встречи с принцем.
        — Не о том ты, Люся, думаешь,  — покачала головой Ольга Пална.  — Ты думай о том, зачем нас на чердак понесло?
        — А я уже придумала: мы полезли сюда за котом!
        — Мы же не хотели говорить, что принесли в отель кота?
        — Мы и не будем говорить, что принесли его! Мы скажем, что вышли из лифта, увидели убегающего вверх по лестнице кота и, заинтересовавшись этим неожиданным явлением, пошли за ним! Это почти правда.
        — Пуффф!  — тяжко выдохнул лифт.
        По лестнице загремели торопливые шаги.
        — Добрый ве… То есть здраствуйте,  — сказал Валера, с порога обшаривая чердак испуганным взглядом.  — Где он?
        — Она,  — поправила Ольга Пална и указала на узел.  — Там. Можете пощупать.
        — Предлагаю ничего не трогать до прибытия полиции!  — посоветовал из-за плеча старшего администратора уже знакомый Оле охранник в черном костюме.  — Мы можем уничтожить следы преступника.
        — Это вряд ли,  — пробормотала Люсинда, оглядевшись.  — Похоже, мы уже…
        Оля мысленно с ней согласилась. Возясь с мешками, они изрядно запорошили пол гипсовой пылью и натоптали вокруг узла, как хороводящиеся поселянки у майского дерева. Следопытам опергруппы можно было только посочувствовать.
        Четверть часа компания на чердаке провела в напряженном молчании. Ситуация не располагала к светской беседе, и даже гиперобщительная Люсинда не пыталась завести разговор на какую-нибудь абстрактную тему, например, о погоде. Она только тихо бормотала:
        — Вот интересно, кто это? За что ее? И как?  — не обращая внимания на грозные взгляды, которые бросала на нее не менее любопытная, но более воспитанная подруга.
        Прибывшие по вызову опера первым делом выдворили с чердака лишний люд, в число которого попали все живые. Олю с Люсиндой загнали в номер, пообещав очень скоро «подойти для беседы».
        Оля послушно ушла в комнаты, а Люсинда, разумеется, отиралась у приоткрытой двери в прихожей до тех пор, пока не получила хоть какие-то ответы на свои вопросы. Она прибежала в гостиную, чтобы доложить сонной и мрачной Оле:
        — Это точно женщина, она точно мертвая, и администраторы ее точно знали! Девушка-дежурная так, знаешь, громко вскрикнула: «Ах! Бедняжка Гита!» — и исчезла прежде, чем Оля успела высказаться по поводу порочной практики привлечения гастарбайтеров из Индии.
        Потом Люсинда прилетела с сообщением, что старший администратор вслух задается вопросом: «Да кому понадобилось душить простую горничную?!» — и снова умчалась, не услышав резонного предположения Ольги Палны о том, что не все постояльцы так снисходительны к нерадивой обслуге, как они с Люсиндой.
        Нетрудно было догадаться, что несчастная Гита была той самой горничной, которая два дня подряд манкировала своими прямыми обязанностями, не убирая в пентхаусе.
        Мобильники у обеих подружек к этому моменту разрядились насмерть, и это избавило девушек от необходимости отвечать на звонки по объявлению о розыске кота.
        Впрочем, тема поисков пропавшего Бертика все-таки получила продолжение, потому что настойчивая Варвара позвонила на стационарный телефон гостиничного номера.
        — Что ей сказать? Нашли мы Робертино или не нашли?  — шепотом проконсультировалась Люсинда у Ольги Палны.
        — Скажи, пусть приходит к нам завтра утром, сейчас мы не можем говорить о коте, у нас тут полиция, потому что мы и вправду чертовски находчивые,  — безрадостно ответила Оля.  — Нашли какой-то труп в мешке! Нет, про труп не говори, не пугай человека.
        Варвара пообещала прибыть в семь ноль-ноль.
        — Это слишком рано!  — стонала Оля, добравшаяся до постели много позже полуночи, уже после беседы с оперативниками.
        — Позже никак,  — на удивление твердо сказала Люсинда, обычно знатная засоня.  — Не то опоздаем к принцу.
        Автобус для представителей СМИ, аккредитованных для участия в международном форуме «Мир и спорт», организаторы этого мероприятия заказали на восемь часов утра.
        Очевидно, предполагалось, что все участники спортивного форума — люди дисциплинированные, ведущие здоровый образ жизни.
        Не гоняющиеся впотьмах за котами, не болтающие за полночь с ментами…
        — Самозванки мы, одно слово,  — устало подытожила Оля и провалилась в сон.
        День третий, переходящий в четвертый
        — Рота, подъем!  — горланила Люсинда, нетерпеливо приплясывая в прихожей.
        Оля, которую она торопила, давно уже не лежала в постели. Она сидела на краю дивана, торопливо инструктируя Варвару:
        — Вот вам наши телефоны, но, пожалуйста, отвечайте только на звонки с незнакомых номеров.
        — Почему?
        — Потому что по поводу кота нам будут звонить лишь незнакомые люди, разве не ясно?
        — Кристально ясно, побежали, опоздаем на автобус!  — снова вмешалась неотвязная Люсинда.  — Рота, подъем!
        В кремовой шелковой блузке с открытыми плечами и с распущенными рыжими кудрями она выглядела, как тропический цветок.
        — Тебе совершенно не идет орать, как фельдфебель!  — мягко покритиковала прелестную горлопанку Ольга Пална.  — Ты же хочешь приглянуться принцу, а он понимает толк в хороших манерах.
        — Но мы ведь журналисты, а они народ простой!  — напомнила Люсинда, на бегу взмахнув новехоньким удостоверением, как алым флажком.
        С типичной журналистской простотой она поприветствовала удрученных дежурных на рецепции бесцеремонным «Здоров, девчата!» и вылетела из отеля, как огненная комета на ножках, едва не опалив швейцара, который опасливо отшатнулся в сторону.
        Оля свернула к стойке и, дождавшись, пока дежурная закончит регистрировать новопоселенцев, тихо спросила:
        — Есть новости о нашем трупе?
        Держурная побледнела, промямлила:
        — Секундочку!  — и сбегала за старшим по званию.
        За время ее отсутствия внутренний голос успел справедливо упрекнуть Ольгу Палну за небрежную формулировку вопроса, поэтому старшего администратора она спросила уже по-другому:
        — Скажите, удалось уже что-то выяснить о мертвой девушке в мешке?
        — К сожалению, полиция не информирует нас о ходе следствия,  — притворно опечалился Валера.  — Но мы обязательно сообщим вам все, что узнаем!
        И, едва Оля отошла от рецепции, строго сказал дежурной:
        — Не вздумай! Ни словечка этим подозрительным кралям. Не хватало еще, чтобы информация об убийстве в нашем отеле просочилась в СМИ или в управляющую компанию!
        — Все понимаем и молчим!  — кивнула дежурная.
        Результатом этого заговора молчания стала полнейшая неосведомленность «подозрительных краль» об обстоятельствах вышеупомянутого уголовного дела.
        Тем временем Оля с трудом поспевала за подружкой. Та резвым галопом промчалась по проспекту до места сбора журналистов — участников форума и затормозила только перед столом, на манер баррикады поставленным поперек тротуара.
        За столом чинно сидели два симпатичных молодых человека в одинаковых рубашечках-поло с логотипом форума. Они были похожи на образцовых школьников с винтажного советского плаката «Пионер — всем ребятам пример», только без красных галстуков. Чуть дальше стоял автобус с гостеприимно открытой дверью и табличкой «Мир и спорт» под лобовым стеклом.
        — Здоров, девчата!  — по инерции приветствовала примерных ребят Люсинда, с новообретенной журналистской бесцеремонностью проигнорировав тот очевидный факт, что перед ней два юноши.  — Тут посадка на форум? Мы представители СМИ.
        — А вы от какого издания?  — светловолосый юноша подровнял стопку распечаток.  — Давайте-ка найдем вас в списках…
        — Э-э-э…  — Люсинда украдкой заглянула в собственное удостоверение.  — Я специальный корреспондент газеты «БиП» Людмила Александровна Пинчикова!
        — Об автоспорте пишете, наверное?  — заинтересовался младой брюнет.
        Он вытянул руки из коробки с пластиковыми бейджами, покрутил воображаемый руль и постучал по невидимому клаксону:
        — Бип! Бип!
        — Нет,  — Люсинда категорически отказалась иметь дело с рулями и клаксонами.
        Пешеход с тридцатилетним стажем, от темы автомобильного спорта она была чрезвычайно далека.
        — А как же расшифровывается это название?  — поинтересовался любознательный блондин.
        Люсинда посмотрела на него с ненавистью. Честно признаться, что название «БиП» расшифровывается как «Батон и палка», она не могла. Глядишь, погонят журналиста такого специфического издания с уважаемого спортивного форума одним из названных предметов (не батоном)!
        — Название «БиП», чтоб вы знали, расшифровывается очень просто,  — язвительно сказала она, лихорадочно придумывая достойный вариант.
        Любознательный блондин от избытка эмоций подпрыгнул на стуле.
        — «Батут и прыжки!» — поглядев на него, гениально сочинила Люсинда и некультурно выдернула свой бейдж из рук брюнета.
        Недобро поглядев на чинных юношей, она проследовала в автобус и села там у окошка, высматривая на дистанции отставшую подружку.
        Ольга Пална пришла к промежуточному финишу у межевого стола с румянцем на щеках, назревающей мозолью на пятке и трехминутным опозданием. Люсинда уже всерьез волновалась, видя, что пионеры начали собирать со стола свои манатки.
        — Здравствуйте, скажите, пожалуйста, журналистов на форум повезут на этом автобусе?  — спросила подоспевшая к шапочному разбору Оля, встревоженно косясь на транспорт, за окном которого яростно жестикулировала Люсинда.  — Меня зовут Ольга Павловна Громова, я из газеты «БиП».
        Люсинда в окошке энергичными жестами изображала батут и прыжки на нем. Для тех, кто не в теме, это походило на конвульсии агонизирующего дирижера.
        — А, это газета «Батут и прыжки?» — листая списки, переспросил белокурый юноша.
        — Скорее, «Бодибилдинг и пауэрлифтинг»,  — пробормотала Оля, встревоженно созерцая сложные акробатические упражнения Люсинды.
        Юноши озадаченно переглянулись, но бейдж ей дали, и собкор «Бодибилдинга-на-батуте-и-пауэрлифтинга-в-прыжке» Ольга Павловна Громова поспешила укрыться от вопросительных взглядов в автобусе.
        Водитель включил двигатель.
        — Как, ты сказала, называется наше издание?  — шепотом спросила подружку Люсинда.
        — Не помню,  — также шепотом ответила Оля.  — «Бадминтон и планеризм», что-то в этом роде.
        — Тоже хорошее название,  — одобрила Люсинда и поудобнее устроилась на сиденье.  — Только трудное. Давай договоримся, что наше издание называется просто и со вкусом, например, «Батут и прыжки». Это логично и легко запоминается.
        — Тогда уж лучше «Блок и парус»,  — предложила Оля.  — По ассоциации с принцем Монако это и вовсе врезается в память!
        — Да? Как это?
        — Очень просто! И блок, и парус — это части яхты, а яхта — это обязательный атрибут состоятельного принца из приморского государства,  — скороговоркой пояснила Оля и уставилась в окно.
        Ей было интересно, как выглядит территория, на которой пройдут Олимпийские игры.
        Оставшись в одиночестве, Варвара совершила пешеходную экскурсию по роскошным апартаментам и утомилась вертеть головой и цокать языком.
        Пошлой зависти она была чужда, но автоматически отмечала предметы интерьера и фрагменты декора, которые очень понравились бы ее любимому Бертику. Например, в нарочито простой джутовый ковер в гостиной он влюбился бы с первого взгляда, ведь о такой шикарной когтеточке мечтает каждый кот!
        Как человек хорошо воспитанный и глубоко порядочный, в чужом жилище Варвара ничего не трогала и, устав бродить по комнатам, опустилась на тот же диван, куда ее пригласили присесть хозяева.
        Она сложила руки на коленях, посмотрела на часы, подумала, что время еще раннее, курорт едва проснулся, и тоже прикрыла глаза, намереваясь подремать. Варвара успела выяснить, что оставленные ей мобильники сигналят громко, и не боялась проспать звонок.
        На верхнем этаже высотного здания, да еще с закрытыми окнами, было очень тихо. Еле слышно жужжал кондиционер, лицо Варвары овевал прохладный ароматизированный ветерок, мягкий диван коварно затягивал ее в крепкий сон.
        Ни щелчка, с которым открылась входная дверь, ни тихих шагов разомлевшая женщина не услышала.
        Двое в масках, воровато скользнувшие в номер, тоже не сразу заметили неподвижную фигуру на диване.
        И то сказать, Варвару в цветастом сарафане запросто можно было принять за большую диванную подушку.
        Вообще говоря, незваные гости и сами были нехитро декорированы мануфактурными изделиями. На головах у них были белые колпаки, в которых кастелянша отеля, доведись ей увидеть этот маскарад, с легкостью признала бы казенные наволочки, непоправимо испорченные прорезями.
        В дырках взволнованно блестели глаза. Наволочки закрывали таинственные фигуры до плеч, ниже виднелись банальные футболки, шорты и волосатые ноги в шлепанцах.
        В целом пришельцы походили на пару малобюджетных куклуксклановцев из белой швали, как называли босяков-европеоидов на американском юге.
        Как ни странно, первым, что заинтересовало незваных гостей в чужом номере, стал мини-бар, и именно мелодичный звон бутылочного стекла разбудил Варвару.
        Просыпаться, шумно зевая и с хрустом потягиваясь, ей было не свойственно. Варвара просто открыла глаза, поморгала, повернула голову на звук и увидела в углу комнаты у замаскированного под тумбочку холодильника две коленопреклоненные фигуры в белоснежных головных уборах. В другом интерьере они сошли бы за двух монахинь на молитве, но батарея выгруженных из мини-бара бутылок со спиртным разбивала эту версию в мелкие стеклянные дребезги.
        Тем не менее Варвара не испугалась и не встревожилась. Люсинда и Оля предупредили ее о том, что в течение дня в апартаменты должна явиться горничная с уборкой, и логично было предположить, что ревизия содержимого холодильника входит в функции обслуживающего персонала.
        Поэтому Варвара просто вежливо сказала:
        — Добрый день!
        Шумно разбилась упавшая на пол бутылка, и у мини-бара случилась немая сцена.
        В наступившей гробовой тишине вежливая Варвара успела еще спросить:
        — Я вам не помешаю?
        А затем предполагаемые горничные ожили и повернулись к дивану.
        От него до мини-бара было примерно три метра. С этого расстояния Варвара прекрасно рассмотрела наволочки с прорезями для изумленно выпученных глаз и сама удивилась столь необычным головным уборам.
        Двое в наволочках, в свою очередь, успели рассмотреть Варвару. Переглянувшись, они ринулись к ней.
        Вопрос, на который никто не ответил, отпал сам собой: стало ясно, что Варвара тут мешает, и даже очень. Однако убегать ей было некогда и некуда.
        Женщина вжалась в диванную спинку, отклонила голову, и удар бутылкой пришелся по касательной.
        Варваре этого хватило.
        Амбициозная красавица и ревнивица Карина проснулась с готовым планом действий.
        Отвратить Серго Мамиконяна от очередной подруги будет несложно — достаточно внушить ему, мужчине самолюбивому и требовательному, что новая избранница его недостойна!
        Кариночка достала из сумочки мобильник, открыла снимок, по случаю сделанный в китайском ресторане минувшим вечером, и с удовольствием рассмотрела фото конкурентки.
        Сказать, что она недостойна Мамиконяна, означало ничего не сказать.
        Абсолютно безумного вида мадам, ползающая между столиками на корточках, как безногая побирушка…
        Несложно было предугадать, какие комментарии появятся под этой фотографией в социальных сетях, если сопроводить ее заголовком «Новая подруга Серго Мамиконяна». Нетрудно было представить и реакцию Сергея Акоповича. Гордый потомок армянских князей такого позора не снесет, и его роман с серой мымрой зачахнет на корню.
        Кариночка вполне отдавала себе отчет в том, что поступает некрасиво и даже подло, но совесть ее не мучала. В конце концов, не она придумала этот способ. Еще Андерсен в известной сказке подробно описал манипуляторскую технологию отвращения влюбленного майского жука от Дюймовочки, огорчительно непохожей на козявку.
        — Сказка ложь, да в ней намек — добрым девицам урок!  — коварно улыбаясь, изрекла Карина и позвонила верному адъютанту Мамиконяна.
        Ей не терпелось, и она без долгих заходов бухнула, даже не поздоровавшись:
        — Новая пассия Серго психическая, да?
        — Кто?
        Саша-зам не понял ничего: ни кто звонит, ни кто психическая.
        — Та серая мымра, которую я видела у пекарни. Она ненормальная, да?
        — Ах, таненормальная!
        Саша-зам подобрался.
        — С чего ты взяла?
        — С того, что видела ее под столом в китайском ресторане «Мао»!
        — А подробнее?
        Вообще-то Саша искренне считал ненормальными всех, кто изменяет здоровой русской кухне с сомнительной китайской. С другой стороны, он помнил, что эмоциональной Карочке и самой случалось находиться под столом, потому что в алкоголе, как и во всем остальном, она порой не знала меры. Таким образом, ненормальность «серой мымры» еще нужно было доказать, и Саша-зам готов был занятся этим лично. Дайте лишь добраться до этой дамочки!
        — Словами не расскажешь!  — фыркнула Карочка.  — Лови ММС, отправляю тебе фотографию.
        По техническим причинам разговор ненадолго прервался и возобновился уже после того, как Саша-зам рассмотрел присланный ему портрет в интерьере.
        — Да, выглядит не очень,  — признался он, впечатленный, но не удивленный.
        Диковатая мымра на снимке выглядела как припадочная, способная разодрать в лоскуты особо прочный кевлар. Что ей натуральная кожа! Пожалуй, автомобилю Сергея Акоповича еще повезло, что он отделался одним разрезом на сиденье.
        — Покажи это Мамиконяну,  — посоветовала коварная Карочка.  — Пусть посмотрит, с кем он связался!
        — Обязательно покажу,  — пообещал ей Саша, ничуточки не покривив душой.
        И мысленно добавил, откровенно ликуя: «И шефу покажу, и аборигенам в районе пекарни! По фотографии мы эту бешеную мымрочку в два счета отыщем!»
        Вскоре после бодрого старта случилась затяжная пауза — автобус с журналистами застрял в пробке между Сочи и Адлером. Оля, не понаслышке знакомая со спецификой главного курорта России, ничего другого и не ожидала и поэтому сохраняла спокойствие. Люсинду, которая настроилась лицезреть и покорять монарха Монако, вынужденная задержка бесила.
        — Тащимся, как черепаха!  — возмутилась она, сопоставив темпы продвижения автобуса со скоростью пешеходов на тротуаре.
        Те двигались заметно быстрее.
        — Ой, я тащусь!  — словно передразнивая Люсинду, воскликнула какая-то барышня за бортом.
        Люсинда задышала, как грозовое море.
        Оля чутко уловила штормовое предупреждение и молча достала из сумки плитку шведского шоколада.
        — Что это?  — Люсинда косо посмотрела на жертвоприношение.  — «Чоклид морк»! Звучит зловеще.
        — Просто темный шоколад по-шведски.  — Оля разломила плитку.  — Вкусный, попробуй.
        — Вкусный,  — сгласилась Люсинда, пожевав.  — Но как звучит, как звучит! МОРК!
        Она сделала большие глаза и зазывным голосом диктора, озвучивающего телевизионные анонсы, провозгласила:
        — От создателей Мордора — любимое лакомство Властелина колец: «Чоклид морк»!
        — Ты ешь, ешь!
        Оля видела, что шоколадка действует.
        Люсинда доела шведско-мордорское лакомство и сообщила:
        — Я вот только что поняла про морковку. Она ведь растет в земле, в кромешном мраке, и извлекают ее, когда выдергивают, из темноты — поэтому она «морк офф»!
        — На каком это языке?
        — На мордорском!  — Люсинда развеселилась.
        Оля слишком поздно поняла, что это тоже чревато неприятностями.
        — Послушайте, нельзя ли побыстрее?  — задорно покричала Люсинда водителю.
        — В конструкции нашего транспорта крылья не предусмотрены,  — отшутился тот.  — Зато есть телевизор. Могу кино включить, хотите?
        Люсинда только фыркнула, зато другие пассажиры идею организовать киносеанс громогласно одобрили.
        Закрепленный над лобовым стеклом телевизор просветлел, поморгал и окрасился в клубничный цвет, сделавшись похожим на гигантский леденец. По кисельно-розовому фону поплыли сахарные буковки.
        — «Любовь Кармелиты»,  — Ольга Пална прочитала название фильма и сразу же потеряла к нему интерес.
        Воспитанная на русской классике, латиноамериканское «мыло» она не переносила на дух. Любое «слюнтяйство», как пренебрежительно называли душещипательные сериалы в доме Громовых, ее раздражало, а эту самую Кармелиту Оля на месте авторов сериала давно бы уже усыпила, чтобы та не мучалась.
        Несчастная Кармелита была на редкость прелестной и столь же невезучей особой. В раннем возрасте ее похитили из дома состоятельных родителей и подбросили в приют, где кроха страдала на протяжении пятидесяти серий. Чувствительные телезрители почти истощили семейные запасы носовых платков, дожидаясь, пока Кармелита воссоединится со своими кровными родственниками. В том сезоне фильм так и назывался: «Кровь Кармелиты».
        На следующий год жестокие сценаристы решили, что героиня уже доросла до того, чтобы страдать не по-детски, и безжалостно влюбили бедняжку в великолепного негодяя Педро, тем самым обеспечив злосчастной барышне еще пятьдесят серий адских мук в фильме «Любовь Кармелиты». Правда, на исходе сезона героиня святой самоотверженной любовью перевоспитала гнусного Педро так основательно, что Песталоцци и Макаренко, если бы они были живы, посмотрели сериал и после этого снова не умерли, аплодировали бы педагогическому гению стоя. Телезрители досуха выжали слезные железы и в финале растроганно всплакнули на свадьбе героини. Казалось, продюсеры отпустили Кармелиту с миром… Но как бы не так!
        Очередной сезон принес продолжение изуверского сериала. Оно называлось «Свекровь Кармелиты» и было мучительнее всего, показанного ранее. Впрочем, логика подсказывала, что закаленная испытаниями Кармелита как-нибудь справится и со свекровью, однако случится это не раньше, чем в пятидесятой серии и, возможно, к полувековому юбилею героини. После чего создатели сериала совсем немного передохнут и вдохновенно продолжат сагу рассказом о страданиях любимицы публики на пенсии, по созвучию с предыдущими сезонами назвав новый цикл, к примеру, «Морковь Кармелиты». Определенно, это имело бы успех у огромной аудитории дачников и садоводов-любителей.
        — Ах, котик, я тебя люблю!  — проворковала молодая еще Кармелита на экране, и Оля скривилась.
        У героини сериала была отвратительная привычка называть любимого не по имени, а словечками «котик», «зайчик», «птенчик, «малыш» и даже «пупсик». Очевидно, мерзавец Педро был не таким уж записным негодяем, если терпел это целый сезон.
        — Боже, за что нам это!  — вздохнула Люсинда, не уточнив, на что она жалуется — на пробку или на кино.
        — Спокойнее! Посмотри, как ведут себя настоящие журналисты,  — одернула подружку Ольга Пална, окинув взглядом салон.  — Никто не ропщет, все профессионально терпеливы!
        С началом киносеанса в автобусе образовалось двустороннее течение: любители посмотреть телик пересаживались поближе к экрану, не-любители мигрировали в задние ряды.
        — Привет!  — шлепнувшись в кресло по другую сторону прохода, широко улыбнулся симпатичный молодой человек.
        — Привет,  — вежливо согласилась Оля.
        Странное дело, мужчина показался ей знакомым.
        А…
        О!
        Она вспомнила и смутилась.
        — Ты его знаешь?  — заинтересовалась Люсинда, от которой невозможно было что-нибудь утаить.
        — Я — нет, а вот ты, кажется, знаешь и, возможно, близко,  — тихо ответила Оля.
        Люсинда наклонилась вперед, рассмотрела предмет беседы и снова откинулась в кресле:
        — Абсолютно незнакомое лицо! Никогда его не видела.
        — Лицо — возможно. Зато ты видела… Гм… Поясничную часть.
        — Это как?
        — Ты очень непринужденно висела у него на плече,  — объяснила Оля.  — Это он доставил тебя в номер позапрошлой ночью.
        — В самом деле, висела на плече?
        Ничуть не смущенная, Люсинда снова нырнула вперед, рассмотрела упомянутое плечо и согласилась:
        — Похоже, могла.
        Молодой человек, в настоящий момент всецело увлеченный просмотром кино про любовь Кармелиты, был достаточно крепок, чтобы без подъемной техники транспортировать даже двух Люсинд — по одной на каждом крутом плече.
        — А как его зовут?
        — Ты меня спрашиваешь?  — удивилась Оля.  — Я не знаю, ты нас не представила. Попробуй «зайчик», «котик» или «пупсик».
        Молодой человек, не отрывая взгляда от экрана, отчетливо хихикнул. Это было особенно неуместно потому, что бедняжка Кармелита в этот момент обливалась горючими слезами.
        — Черствый тип,  — резюмировала Оля, и жестокосердный мужчина подозрительно затрясся.
        — Что это с ним?  — снова вынырнула Люсинда.  — Эй, что это с вами?
        — Все прекрасно,  — сдавленным голосом ответил ей условный знакомый и пальцем снял с ресниц слезинку.
        — Не, не черствый!  — удовлетворенно сказала Люсинда и пихнула подружку локтем.  — Гляди, как переживает за идиотку Кармелиту! Извините, а вы откуда?
        Оля вжалась в кресло, чтобы не мешать разговаривающим через нее.
        — В каком смысле — откуда?
        — Из какого издания?  — уточнила Люсинда.  — Вот мы, например, из газеты «БиП», что означает…
        Она запнулась, посмотрела на Олю и требовательным шепотом спросила:
        — Что это означает, я забыла…
        Ольга Пална — профессиональный педагог — пунктирно наметила образный ряд:
        — Вспоминай: принц, яхта…
        — Ага, ну, типа… «Борт и палуба», да?
        Оля вздохнула.
        — Ну, а я из «МК»,  — сообщил нечерствый тип, предварительно бросив быстрый взгляд на собственный бейджик.
        — Правда? Я читаю «Московский комсомолец»! А как ваша фамилия?  — не отставала Люсинда.
        «А фамилия моя слишком известная в определенных кругах, чтобы я ее называл!» — произнес Олин внутренний голос.
        — Меня зовут Максим Бобров.
        — Боброва не знаю,  — призналась Люсинда.  — То есть не знаю Максима Боброва из «Московского комсомольца». Хотя у меня есть один Бобров во втором «В», Саша… Ой!
        Болтушка потерла бок, в который вонзился локоть Ольги Палны, и закончила:
        — Ну, значит, будем знакомы, я Людмила, а это Ольга.
        — Педро, это я, Кармелита!  — в тему прозвучало с экрана.
        — Изыди, Кармелита!  — попросила Оля и устало прикрыла глаза.
        Она начала понимать, что денек будет трудным.
        Им повезло: пробка рассосалась раньше, чем закончилась первая серия страданий Кармелиты. В одиннадцатом часу утра автобус по новенькому мосту пересек порубежную речку и оказался в Имеретинской долине — царстве предстоящей зимней Олимпиады.
        Следовало признать, что место для проведения игр выбрано необыкновенное и прекрасное. Одной Имеретинки запросто хватило бы на целое княжество, богатое и природными красотами, и грандиозными архитектурными сооружениями. Последние высились там и сям на просторах долины, как величественные замки. Между ними были щедро рассыпаны бело-розовые кубики отелей и коттеджей, уже почти готовых к приему гостей. И всюду во множестве сновали те, кого пока что можно было считать аборигенами,  — темнокожие белозубые люди в спецовках и касках.
        — А в Таджикистане хоть кто-нибудь остался?  — пробормотала Люсинда, когда автобус медленно проехал контрольно-пропускной пункт, у которого толпилась длинная очередь строительных рабочих.
        В голове Оли завертелись подходящие названия, типа «Блеск и нищета Олимпиады» или «Имеретинка — долина контрастов». Тут же перед ее глазами как живая иллюстрация возник временный лес из деревьев, до начала работ по благоустройству территории собранных на одном поле: в нем высокие пальмы хаотично перемежались рослыми елками. Всю эту таежно-тропическую флору окружала широкая пыльная дорога, разбитая тяжелой строительной техникой, похожая разом и на бурую степную реку, и на перекопанную пограничную полосу. Оля вспомнила животных, выбранных олимпийскими символами, и жалостливо представила, как они сидят там, в резервации: медвежонок, заяц и леопард — дети разных звериных народов, четвероногий интернационал в заключении.
        — Однако, понятно, почему принц Монако выбрал для проведения своего форума это место,  — сказала тем временем Люсинда, мыслящая более позитивно и целенаправленно, чем Оля.  — Здесь на одном клочке земли и горы, и море — он тут должен чувствовать себя почти как дома.
        — Ты так думаешь? Ты просто не видела Монте-Карло,  — ответила Оля, которую супруг-олигарх уже успел свозить по святым местам российских богачей, в том числе в Монако.
        — Скоро увижу!  — беззаботно отмахнулась самоуверенная Люсинда и вынула из сумки косметичку с зеркальцем, чтобы проверить и подправить макияж.
        Автобус по дуге объезжал огромное округлое сооружение, прототипом которого неромантический критик назвал бы пластмассовый тазик.
        — Итак, коллеги, мы прибыли на место!  — как чертик из коробочки, выскочил вперед один из примерных юношей, раздававших бейджи.  — Перед вами один из основных олимпийских объектов — большой Ледовый дворец «Большой»!
        — Огромный стиральный тазик «Огромный»,  — непочтительно фыркнула Оля.
        Как филолог, она не терпела тавтологий.
        — Очень хорош для отмывания денег,  — хмыкнул представитель «МК» Максим Бобров.
        — Давайте не будем о коррупции! Так надоели эти пораженческие разговоры, застрелиться можно!  — раздраженно попросила Люсинда и так громко щелкнула пудреницей, будто и впрямь застрелилась.  — Прекрасный день, чудесная компания, и у некоторых из нас большие надежды и грандиозные планы!
        — Компания, и вправду, чудесная,  — согласился Бобров и очаровательно улыбнулся.
        Оля могла бы объяснить ему, что под чудесной компанией Люсинда подразумевала не кого-то из представителей СМИ, а конкретно его высочество принца Альбера Второго, а под грандиозными планами — свои собственные брачные амбиции. На Олин взгляд, «вторая жена Альбера Второго» звучало не очень — опять-таки, тавтология, но она ничего не сказала.
        Возможно, напрасно. Обнадеженный словами Люсинды Бобров приклеился к подружкам так же крепко, как лишнее слово к названию большого Ледового дворца.
        Нездоровая суета в холле, обычно похожем на белокаменный храм, началась незадолго до полудня.
        Первым встрепенулся дежурный охранник Руслан на посту номер один — между обменником и киоском с возмутительно дорогими сувенирами. Выведенный из летаргии бормотанием наушника, «шкаф в костюме» пугающе вытаращился на гостью, которая случайно оказалась на линии его взгляда, и сделал лицо, как у Бэтмена, идущего на таран космического транспорта Чужих. Спустя секунду он стремительно пролетел через холл к лестнице, оставив шокированную гостью взволнованно кудахтать и нервно оправлять на пышном теле символическое бикини.
        Швейцар Григорий Митрофанович, не переставая привычно улыбаться, вопросительно поднял брови и приобрел большое сходство с легендарным клоуном Бомом — известным мастером комического диалога. Невысказанный им вопрос охраннику Руслану угадывался с легкостью: «Диарея, дружок?»
        Дежурная Верочка за стойкой регистрации смешливо прыснула в ладошку.
        По коридору звонко процокали каблучки, и в беломраморный холл выскочила гармонирующая с ним по цвету докторша Лора Львовна — хозяйка местного медпункта. Выражение лица у докторши было точь-в-точь такое же, как у охранника, из-за чего версию о диарее пришлось отбросить. Со своей собственной диареей Лора Львовна справилась бы, не выходя из кабинета.
        Швейцар Григорий Митрофанович опустил левую бровь и заломил правую.
        — Сама не знаю!  — ответила на невысказанный вопрос «Какого черта происходит?» встревоженная Верочка.
        Из подземного перехода в подвальный этаж, мокро шлепая тапками, явился инструктор Степан — мускулистый гигант, бывший профессиональный пловец, чувствующий себя в воде как рыба и такой же, как жаберное, неразговорчивый.
        — Закройте лестницу вниз!  — повелительно взмахнув рукой и запятнав мраморный пол обильной капелью, возбужденно скомандовал он и снова скрылся в портале.
        — О боже!  — воскликнула дама в бикини, проводив роскошную фигуру дяди Степы жадным взглядом.
        — Минуточку!
        Верочка выбежала из-за стойки и пресекла попытку знойной дамы увязаться за дядей Степой.
        — Извините, пожалуйста, в настоящее время доступ в спортивный центр закрыт.
        Она с намеком поморгала Григорию Митрофановичу, и тот проворно приволок из своего угла двустороннюю, на длинной ноге, табличку с надписями «Open» и «Close».
        Привлеченный суматохой, вышел из своего кабинета дежурный администратор Валера.
        — ЧТО?!  — из-за негодующе вздрагивающей спины дамы в бикини спросил он Верочку одними губами.
        Она кивнула на портал, бесследно проглотивший охранника, докторшу и инструктора.
        Валера тоже кивнул и непринужденной походкой «просто так иду, ничего не случилось» направился к лифту.
        Верочка проводила начальника взглядом и поспешила вернуться на место. Она рассудила правильно — через минуту телефонный аппарат на стойке затрезвонил.
        Девушка мгновенно схватила трубку.
        Старший администратор на другом конце провода смачно выругался.
        Несмотря на то что нецензурное выражение содержало некий популярный посыл, умная Верочка никуда не пошла, а дождалась конкретного распоряжения:
        — Аниматоров на Морскую террасу, живо! Пусть берут мегафоны и собирают постояльцев на сюрпризный розыгрыш призов от отеля: бесплатный уик-энд в формате «Все включено» для двух пар и одной семьи из четырех человек!
        — Валер, там же будет дикая давка, сейчас все наши гости туда побегут,  — охнула Верочка.
        — На то и расчет! И предупреди охрану на проходной, что подъедет «Скорая помощь», пусть направят ее с тыльной стороны здания к служебному входу в спортивный центр.
        — А что случилось-то?
        — Опять ЧП в бассейне! Потом расскажу. Действуй, как я сказал!
        Хитрый ход с розыгрышем призов оправдал себя. Охочие до халявы постояльцы облепили сцену Морской террасы, как металлические стружки — мощный магнит. «Скорая» приехала и уехала, не вызвав интереса ни к самому факту своего прибытия, ни к телу, которое вместе с носилками загрузили в фургон два дюжих инструктора.
        Хотя это было зрелище по-своему волнующее: мускулистые носильщики в одних лишь мокрых плавках транспортировали даму в костюме голой королевы.
        Дама была не мелкая, и казенное полотенце, которым ее прикрыли, как павшего героя флагом, оставляло открытыми мясистые бока.
        — Да живая она, живая,  — досадливо отмахивался от напирающего на него дежурного администратора усталый врач «Скорой помощи».  — Живая, только тяжелая.
        Носильщики согласно пыхтели. Их ноша весила примерно пять пудов, из которых ни грамма не приходилось на одежду и документы. Об отсутствии последних старший администратор Валера серьезно печалился. Ему необходимо было выяснить имя пострадавшей, чтобы сообщить его медикам и, если понадобится, полиции.
        — Может, не надо полиции?  — тоскливо вздохнул охранник Руслан.  — Что ж такое, каждый день у нас полиция…
        — Думаешь, мне это нравится?  — огрызнулся Валера.  — А если на бабу напали?
        — Да никто на нее не нападал!  — горячо заговорил охранник.  — Ситуация яснее ясного: вылезла тетка из бассейна, пошла в душ, в кабинке уронила мыло и наклонилась, чтобы его поднять. Сток в душевой работает плохо, воды по щиколотку, тетка нащупала мыло не рукой, а ногой. Поскользнулась, потеряла равновесие и ударилась башкой об стенку! Хорошо хоть, не захлебнулась, спасибо теть Кате.
        — Спасибом не отделаетесь!  — тут же встряла в разговор уборщица тетя Катя.  — С тебя, Валерий Саныч, премия мне за бдительность!
        — Дам,  — пообещал Валера.
        — Ага, дашь, держу карман шире! Так же дашь, как за экономию воды и электричества даешь,  — одну устную благодарность?  — завелась уборщица.  — Между прочим, если бы я тебе воду не экономила, я бы в эту кабинку и не сунулась! Я же что думала? Что какая-та тетеха забыла кран закрыть, вот он и шпарит.
        — Дам я тебе премию, только отвяжись, не до тебя сейчас!  — гаркнул Валера.
        — А я чего, я ничего,  — забурчала тетя Катя, неохотно удаляясь.
        Отойдя не дальше, чем на пару метров, она взялась за швабру и яростно завозила ею по полу, с плохо скрытым коварством делая длинные выпады в сторону старшего администратора.
        — Так ты, значит, думаешь, это просто несчастный случай и полицию вызывать не надо?  — ловко перепрыгнув подбежавший к нему ручей, с откровенной надеждой на положительный ответ спросил Валера охранника.
        — Несчастный случай — это не преступление,  — авторитетно ответил Руслан.  — Другое дело, что купальника пострадавшей нигде не видно, возможно, сперли его, бывает, но это не такой уж криминал. Да и не скоро тетка тряпок своих хватится, сказал же доктор: она тяжелая.
        Старший администратор с большим сомнением посмотрел на упомянутые тряпки — сиротского вида сарафан, простецкое «хэбэшное» бельишко и махровые гольфы. Они какое-то время висели в наполненной паром душевой, отчего отсырели и стали выглядеть особенно жалко.
        Трудно было представить, что у особы, одетой подобным образом, имелся настолько замечательный купальный костюм, что кто-то в дорогом отеле не удержался и украл его.
        Тут Валера отвлекся, вспомнив забавную историю о том, как один француз постоянно заказывал на фабрике «Красная белошвейка» партии идеологически выдержанных советских бюстгальтеров четвертого номера. Никто не понимал, на что галантному французу эти дамские бронежилеты, а он использовал их как систему поддержки растущих томатов — гигантские помидоры в лифчики укладывал!
        Тетка, которую увезла «Скорая помощь», была оформлена как хорошо откормленная натурщица Рубенса. Ее бюстгальтер свободно мог заинтересовать какого-нибудь бахчевода.
        — А может, она вообще без купальника плавала?  — фыркнула тетя Катя.  — Голышмя!
        — Да она вообще не плавала в бассейне, Саныч, мы ее там не видели!  — вмешались в разговор вернувшиеся инструкторы.  — Может, наоборот, только собиралась поплавать.
        — А может, она вообще не наша?  — Старший администратор посмотрел на охранника.  — Может, она с улицы пришла — чисто помыться в душевой бассейна, а?
        — Да не может такого быть, Саныч, мы же следим, опять же, Митрофаныч на входе бдит, мимо него даже муха не пролетит без спросу,  — не вполне уверенно возразил Руслан.
        — А ты знаешь, Русланчик, я ведь ничуть не расстроюсь, если в данном конкретном случае вы слегла недобдели,  — признался Валера.  — Хуже, если это наша гостья, тогда мы в ответе за травму, которую она получила. А так — нет, не в ответе.
        Он истово перекрестился на мохеровый гольфик и попросил бюстгальтер:
        — Пожалуйста, пусть родня пострадавшей не придет к нам с претензией!
        Очевидно, кто-то где-то его услышал: для администрации отеля история с травмированной в душевой незнакомкой в этот день продолжения не получила.
        Клара Абрамовна забеспокоилась, когда племянница не вернулась к полднику.
        Старуха ждала ее еще к обеду.
        Варвара не имела привычки питаться вне дома, да у нее и денег не было на сочинский общепит, столь разорительный, что малообеспеченные отдыхающие на главном курорте страны должны были ограничиваться трехразовой кормежкой по типу «понедельник-среда-пятница». Иной режим питания практически гарантировал возвращение в родные края без штанов, что, впрочем, позволяло широко продемонстрировать окружающим новоприобретенный загар. Однако Варвара никогда не загорала, так что у нее вовсе не было резонов поддерживать своим рублем жадных сочинских рестораторов.
        К тому же племянница Клары Абрамовны была очень пунктуальна.
        Как многие люди, не ведущие по-настоящему насыщенной и полнокровной жизни, она заполняла свой день делами, значимость которым придавал сам факт наличия расписания. Подъем в семь утра, водные процедуры и дыхательная гимнастика до семи тридцати, завтрак в восемь, составление плана на день до восьми двадцати, затем экспедиция в магазин или на рынок, приготовление обеда и собственно обед в тринадцать ноль-ноль…
        Варвара редко нарушала свой режим.
        Даже исчезновение Робертино, который был смыслом и стержнем ее существования, не обрушило тщательно выстроенную жизнь Варвары бесформенной кучей. Теперь в промежутках между основными режимными мероприятиями ее занимали поиски кота.
        Но никогда еще она не пропускала подряд два приема пищи!
        Беспокоило Клару Абрамовну не то, что племянница останется голодной. Она справедливо полагала, что Варваре не мешало бы похудеть, так что день без пищи пошел бы ей только на пользу.
        Клару Абрамовну тревожило неясное, как большинство ее предчувствий, видение, в котором присутствовали бездыханная Варвара и большое количество воды.
        — Надеюсь, эта дурочка не отправилась к морю топиться! Подумаешь, кот у нее потерялся! Тут таких котов — в каждом дворе по полдюжины,  — сердито сказала Клара Абрамовна портрету на стене.
        Фото в рамочке запечатлело маму Клары Абрамовны — легендарную гадалку Тамару — в разгар трудового процесса.
        В правом нижнем углу фотографической картины виднелись развернутые веером карты, которые гадалка (очевидно, дальнозоркая) держала в вытянутой руке. В ушах Тамары золотились крупные серьги, на шее краснело монисто, в вырезе алой блузки взволнованно поднялась упругая грудь, а в черных глазах угадывалась загадочная тень. Скорее всего, это было отражение фигуры фотографа, но Клара Абрамовна предпочитала думать, что маме явилось видение. Это помогало ей самой в минуты сомнений в собственном таланте предсказательницы — тогда она совещалась с мамулей на фото, как с коллегой.
        — Я вижу воду,  — призналась молодой Тамаре на фото ее старая дочь.  — Но не могу понять, чем это грозит Варваре. Я даже не уверена, что угроза исходит от воды.
        Тамара как бы спросила, уверена ли она, что вообще есть угроза?
        — Теперь уже не уверена,  — призналась Клара Абрамовна.
        Как всегда в спорных случаях, она повторно раскинула карты, но они опять не сказали ничего определенного.
        К сожалению, экономная Варвара не имела мобильника, поскольку у нее не было широкого круга знакомых, которые стали бы ей звонить. В доме Клары Абрамовны был стационарный телефон, по которому с ней связывались, чтобы записаться на прием, постоянные клиенты. Сама же она звонила куда-то очень редко, держа аппарат под рукой, главным образом, на случай необходимости вызвать «Скорую», полицию или пожарников.
        — Если девочка не вернется к ужину, я позвоню в полицию,  — сообщила Клара Абрамовна фотографической маме.  — А потом обзвоню все больницы, мне только нужно узнать номера.
        Ясновидящая Тамара как бы напомнила, что у соседки Дормидонтовны есть телефонный справочник.
        — Прокачусь к Дормидонтовне,  — решила Клара Абрамовна и выкатила свое кресло-коляску за порог.
        У соседского забора, перегораживая подъезд к калитке, стоял незнакомый автомобиль — вероятно, к Дормидонтовне приехали гости. Это было некстати, потому что Клара Абрамовна не любила без необходимости показываться на люди, но беспокойство за племянницу пересилило привычную нелюдимость.
        — Хозяйка!  — громко позвала она, заодно постучав по забору.  — Дормидонна, ты дома?
        Обрадованно залаяла соскучившаяся соседская собака.
        — Кому там неймется?  — притворно сердито отозвалась со двора Дормидонтовна.  — Цыц, Барбоска!
        Со скрипом распахнулась калитка. Сухощавая загорелая Дормидонтовна, оставаясь во дворе нижней половиной, верхней высунулась на улицу и искательно огляделась. За разделяющей их машиной Клара Абрамовна видела только бронзовый бюст соседки, но, судя по энергичным движениям предплечий, поняла, что Дормидонтовна вытирает руки — можно не сомневаться, льняным полотенчиком.
        Все происходящее вполне соответствовало нехитрому деревенскому этикету.
        — Я тут,  — Клара Абрамовна еще раз постучала по забору.
        — Абрамовна! Чего тебе?
        Дормидонтовна обошла автомобиль и приблизилась. В одной руке у нее действительно было полотенце, в другой — какая-то картинка.
        — Вот, кстати, Абрамовна! Ты эту девку у нас здесь не видала?  — спросила соседка и протянула старухе в инвалидном кресле цветную фотографию.
        Она оглянулась и понизила голос:
        — Тут один интересный мужчина сестрицу свою разыскивает. Девка на всю голову больная, сбежала из санатория, бродит по городу, дурочка. Найти бы, пока никто не обидел убогую.
        — Как интересно,  — пробормотала Клара Абрамовна, глядя на фото.
        Запечатленная на нем гражданочка при личной встрече не произвела на нее впечатления сумасшедшей. Напротив, показалась гораздо более рассудительной и здравомыслящей, чем ее подружка, мечтающая о принце.
        — Молодой человек!  — снова обернувшись, позвала Дормидонтовна.  — Сюда идите, поговорите с Абрамовной!
        Соседка пошла к себе, разминувшись на входе с мужчиной, в меру щегольской городской вид которого соответствовал автомобилю у забора, и, не попрощавшись, закрыла за собой калитку.
        Это тоже было вполне в деревенской традиции, так что Клара Абрамовна и не подумала обидеться. Про телефонный справочник она уже забыла.
        Интуиция ее не подвела: прокатиться к Дормидонтовне и в самом деле стоило, но не за справочником, оказывается, а для того, чтобы встретить человека, называющего девушку на фото беглой сумасшедшей, а себя — ее любящим братом.
        — Кто вы и зачем ее ищете?  — прямо спросила самозванца проницательная Клара Абрамовна.  — Только не врите, меня вы не обманете, я вам не Дормидонтовна какая-нибудь.
        — Вижу,  — обронил мужчина, заметно впечатленный наружностью Бабы-яги.  — Ладно, не буду врать. Меня зовут Саша, я заместитель директора торговой компании, а эту девушку ищет мой шеф, у него к ней вопрос относительно ремонта автомобиля.
        — Вроде не врешь,  — заключила старуха, погипнотизировав Сашу-зама долгим взглядом.  — Если я помогу тебе, ты окажешь услугу мне, согласен?
        — Где подписаться кровью?
        — Шутник.  — Клара Абрамовна не улыбнулась.  — У меня пропала племянница, зовут ее Варвара. Ушла вот к этой самой девушке рано утром и до сих пор не вернулась. Если что-то о ней узнаешь, немедленно мне сообщишь.
        — В тот же миг. Куда она ушла?
        — Да я не знаю точно,  — старуха вздохнула.  — Варвара забрала у меня визитку с телефоном и адресом гостиницы, а название ее я не запомнила. Кажется…
        Она прикрыла глаза и помассировала узловатыми пальцами виски.
        — Кажется, что-то связанное с едой.
        — Отель «Марлин»? Пансионат «Синий краб»? Гостевой дом «Абрикос»?  — Саша-зам скороговоркой перечислил знакомые ему «съедобные» названия сочинских мест размещения.
        — Нет, как-то иначе, не помню. Зато я помню, племянница говорила, что девчонки живут в роскошном номере на самом верхнем этаже, значит, гостиница многоэтажная и дорогая.
        Саша кивнул. Высотное здание — это была неплохая подсказка. До сих пор главный курорт России больше рос в длину, чем в высоту, благодаря чему приобрел славу самого длинного города Европы с протяженностью территории около ста пятидесяти километров.
        — Помню, зовут эту девушку Ольга,  — сказала еще склеротичная ясновидящая.  — А подругу ее — Людмила. Стой! Варварино фото возьми.
        Теперь у Саши-зама было сразу два фото разыскиваемых женщин — портреты безумной Ольги под столом и чинной Варвары на стуле.
        Вернувшись в офис, Саша-зам позвонил знакомому в муниципальном департаменте архитектуры и строительства, попросил список городских высоток, получил его и занимательно провел время, выбирая из перечня гостиницы с условно съедобными названиями.
        О вкусах не спорят, но, по мнению Саши-зама, съестным в этом списке и не пахло. Он пожалел, что поспешил убраться из ведьминого логова, не расспросив хозяйку о ее гастрономических пристрастиях. Из русских народных сказок, знакомых с детства, Саша знал, что любимым блюдом Бабы-яги, например, был хорошо прожаренный Иванушка. Старуха с наружностью типичной людоедки вполне могла посчитать съедобными названия «Казачок», «Морячка», «Рыбачка Соня» и даже «Старый боцман».
        — Вы не любите старых боцманов? Вы просто не умеете их готовить!  — натужно усмехнулся Саша-зам, продолжая крыжить список.
        В результате в нем остались: «Белая чайка» (с большой голодухи съедобна, хотя воняет рыбой), «Газель» (не машина, а копытное), «Орех», «Кабачок», «Таймень» и «Халва».
        Руководствуясь картой расположения объектов, Саша-зам решил начать с «Тайменя», потом проверить «Чайку», «Газель» и «Кабачок», а «Халву» и «Орех», как положено, оставить на сладкое.
        Основным результатом состоявшейся двухчасовой пешеходной прогулки по городу стали стертые ноги. Из шести осмотренных Сашей отелей три оказались под завязку набиты детишками из нефтегазодобывающих краев, один пребывал на капитальном ремонте, еще один — «Белая чайка» — был радикально переименован в «Черную жемчужину». Что до «Халвы», остававшейся последней надеждой Саши, то к числу высотных зданий этот отель примкнул откровенно жульнически, потому что в нем было только три этажа плюс нежилая башня, имитирующая минарет.
        Поиски зашли в тупик.
        Обессилевший и огорченный Саша устало присел на бортик фонтана, жалея о наличии вблизи него таблички «В воду не лезть, штраф 1000 руб!». Всерьез раздумывая, слишком ли это дорого — тысяча рублей за удовольствие омочить гудящие ноги в прохладной водице с эффектом джакузи, он испытующе посмотрел на представительного швейцара у дверей соседнего отеля. Ему, что ли, штраф платить?
        Рассеянный взгляд утомленного солнцем безразлично скользнул по золотой табличке слева от входа и неожиданно зацепился за такую же табличку справа.
        Слева название гостиницы было написано по-русски — Отель «Поэма», а справа по-английски — Hotel «Poem».
        — Поем!  — с отвратительным акцентом прочитал Саша-зам и встрепенулся.  — Да это же название про еду!
        Он поднял глаза, убедился, что золотой ножичек флюгера на крыше здания царапает пухлые животы облаков, и торжествующе улыбнулся.
        — Целый день коту под хвост!  — выругалась Люсинда, первой заняв свое место в автобусе.
        — Кстати, о коте: интересно, как прошел день у Варвары?  — Оля дипломатично попыталась переключить мысли рассерженной подружки на другую тему.
        Сама она нисколько не жалела о времени, потраченном на знакомство со спортивной новостройкой. Ей было интересно и лестно оказаться в числе тех, кто побывал на олимпийской территории раньше самих олимпийцев.
        Люсинда же кипела возмущенным разумом и шпарила горячими речами:
        — Какое свинство — обещали, что будет принц, и где же он? За целый день ни одного явления народу! Зазнался наш Альбертик, загордился?! Не снизошел до простых смертных смишников!
        — Кстати, о СМИ,  — Оля предприняла еще одну попытку.  — Мне удивительно, что нас не попросили вон, как самозванок. Что с тобой, Людка? Ты всякий раз называла нашу газету по-разному!
        — Что со мной, что со мной… КТО со мной!  — психанула Люсинда, погрозив кулаком забортной очереди на посадку в автобус.
        В хвосте этой очереди стоял, никуда не спеша, их новый знакомый Максим Бобров.
        — Этот малый прилип ко мне, как банный лист к ягодице! Ты же видела? Ходит, как привязанный, в рот смотрит, дышать и мыслить не дает! В таких условиях не то что название газеты — свое собственное имя забудешь!
        — Мне понравился твой вариант «Болид и пуля»,  — тихо засмеялась Оля.  — Твой Бобров его так смешно переврал: «Болит и пучит»!
        — Говорю же, он дурак,  — немного спокойнее заявила Люсинда и, покосившись в окно, поправила прическу.  — И вообще, никакой он не мой.
        — Не гонялась бы ты, милая, за принцем,  — вполголоса заботливо посоветовала Оля.  — Присмотрись к Боброву, неплохой ведь парень, не урод и не дурак, что бы ты ни говорила. И такой внимательный — сегодня постоянно был рядом с тобой.
        — И не только сегодня, мне кажется,  — проворчала Люсинда, уже улыбаясь.  — Знаешь, я вспомнила: тем вечером, когда мы с тобой расклеивали объявления, он уже ходил за мной следом.
        — Вполне романтичное начало,  — одобрила Оля, самую малость покривив душой, потому что началом все-таки было знакомство Люсинды и Боброва в ночном клубе, а непосредственным продолжением — ее поездка на его плече.  — И заметь, это было на улице, то есть, под открытым небом, совсем как в предсказании Клары Абрамовны.
        — Вот только Макс Бобров не принц,  — вздохнула Люсинда и снова помрачнела.
        — Клара Абрамовна могла ошибиться,  — осторожно сказала Оля.  — Она ведь старенькая, наверное, все путает. К тому же дар у нее совсем-совсем слабенький, она сама это признает.
        — Не надо убивать мою мечту, а?  — попросила Люсинда и демонстративно отвернулась к окну, потому что в автобус вошел пресловутый Бобров.
        Водитель проявил милосердие и не отравил им обратную дорогу просмотром следующей серии страданий Кармелиты, поэтому Оля мирно дремала до тех пор, пока сопровождающий журналистов примерный блондин не взял в руки микрофон.
        — Дорогие коллеги, программу сегодняшнего дня мы с вами успешно отработали, за что вам всем спасибо, все свободны, ждем вас завтра на том же месте, в тот же час,  — протарахтел он, разбудив народ.  — Напоминаю, что главный ужин форума пройдет завтра вечером в саду отеля «Монарх», форма одежды — вечерние платья и костюмы, это обязательно, участники в стиле casual не будут допущены в зал! В программе визит особых гостей.
        — Ты слышала? Визит особых гостей!  — Люсинда тряхнула Олю, как куклу.  — Вот где будет мой принц! В саду какого-то отеля, а это точно под открытым небом!
        Она завозилась, выбираясь из кресла, бесцеремонно вытолкала соседку в проход и даже не оглянулась на Боброва, который проводил подружек долгим внимательным взглядом.
        В их гостиничном номере наконец-то сделали уборку.
        — Вижу, у нас снова есть живая и действующая горничная!  — удовлетворенно произнесла Люсинда, оглядев гостиную с порога.
        — Даже слишком живая и действующая,  — заметила Оля, вошедшая в комнату первой.  — Ты видишь, она все вещи переставила, кроме мебели? Я точно помню, эта ваза утром стояла на полу, а лампа на тумбе, а теперь наоборот.
        — Ну-ка, ну-ка,  — заинтересовалась Люсинда.  — Похоже на детскую игру «Найди сколько-то там отличий». Ваза с лампой поменялись — это раз. Что еще мы видим?
        — Мы видим, что журналы, которые были сложены стопочкой на столике, разложены веером на тумбочке,  — ответила Оля, медленно поворачиваясь вокруг своей оси.  — Подушки на диване поменялись местами… И фикус в горшке переехал на метр левее!
        — Надо бы посмотреть, что изменилось в спальнях.
        Люсинда сбросила туфли и зашуршала по ковру, но, не дойдя до двери в свою комнату, ойкнула и остановилась:
        — Тут мокрое пятно!
        — Издержки чересчур добросовестной уборки,  — вздохнула Оля.
        Люсинда опустилась на корточки, похлопала по влажному ворсу ладошкой, потом понюхала ее и возмутилась:
        — Да это не вода, это что-то спиртное!
        Не поднимаясь, она порывисто распахнула мини-бар и оглядела ряд бутылок и бутылочек:
        — Так, чего не хватает?
        Оля молча нашла на столе распечатку с перечнем содержимого мини-бара и подала ее подружке. Сверяясь с описью, Люсинда осмотрела бутылочные ряды и расстроилась:
        — Пропал коньяк французский «Лхерауд ХО Еугение», не знаю, как это правильно прочитать.
        — «Лера Юджин», наверное,  — заглянув в распечатку, поправила простушку-подружку искушенная жена олигарха.  — А маркировка «Икс О» означает, что выдержка этого коньяка превышает шесть лет.
        — Ага, и знаешь, сколько это ХО стоит? Хо-хо-хо! Десять тысяч рублей!
        — Ни хо-хо себе,  — впечатлилась Оля.  — И нам за него платить?
        — Еще чего!
        Люсинда решительно поднялась и пинком захлопнула дверцу холодильника.
        — Мы, что ли, его распили или разлили? Мы эти бутылки пальцем не трогали, не надо делать из нас идиоток. Они думают, если мы в пентхаусе живем, значит, денег не считаем?
        — Кто — они? Ты куда?  — забеспокоилась Оля.
        Люсинда уже вбила ноги в туфли. Уходя, пообещала:
        — Я сейчас разберусь!  — и вышла, хлопнув дверью.
        Помедлив секундочку, Оля поспешила за ней.
        Люсинда, если ее темперамент никто не сдержит, в борьбе за справедливость сама начнет бить бутылки и крушить мебель! А платить за все потом будет Громов.
        Оля уже представила себе дымящиеся руины стойки ресепшн, опасливо поднимающиеся над ними головы в помятых касках с логотипом отеля и развевающееся в пороховом дыму белое знамя, наскоро сооруженное из гостиничного полотенца.
        Однако в действительности картина предпринятых Люсиндой «разборок» оказалась значительно более мирной. Подружка Ольги Палны убежала недалеко и вступила в словесный поединок с удачно обнаруженной горничной. Та предусмотрительно воздвигла между собой и разгневанной Люсиндой тележку с грязным бельем и моющими средствами, так что телесные повреждения получить не рисковала. Зато Люсинда успела больно ранить ее профессиональную гордость, решительно заявив:
        — Знаете, девушка, лучше вообще никакой уборки, чем такая!
        — А что вам не нравится?  — девушка нахмурилась.
        — Извините, как вас зовут?  — поспешила вмешаться подоспевшая Оля.
        — Катерина.
        — Катюша, вы извините, конечно, но…
        — А еще гастарбайтеров ругают!  — перебив подружку, громко фыркнула Люсинда.  — К индийской горничной у нас претензий не было! Гита убиралась идеально!
        — Гита — индийская горничная?  — теперь уже Катерина зафыркала.  — С чего это вы взяли? Армянка она была, армянка по имени Рита Аракелян, просто букву «р» не выговаривала, вот и называла себя Гитой. Ну, и все вокруг ее так же звали.
        — Маггагита Агакелян?  — Оля попробовала «на слух» армянское имя, которое картавость превращала в нечто крайне экзотичное.  — Ох, бедная девушка!
        — Да и мы не особо богатые!  — продолжала бушевать неотступная Люсинда.  — То, что вы, уважаемая, в нашем номере все вещи переставили, ерунда, мы привыкнем. Но десять тысяч за коньяк мы не заплатим, не надейтесь!
        Горничная Катерина выкатила голубые славянские глаза:
        — Нормальное заявление! Бутылку разбили, весь номер разгромили, а виноват в этом кто-то другой?! Сказали бы спасибо, что я начальству не пожаловалась. У нас приличный отель, тут дебоширов не терпят, даже богатеньких.
        — Это кто дебоширы? Это мы дебоширы?!  — Люсинда затрясла кулаками.  — Да мы, чтоб вы знали, мирные учительницы!
        — Ага, заливайте!  — ухмыльнулась Катерина.  — Учительницы в пентхаусе, конечно! В блузочках и с указочками, да? Так эротично!
        — Вы, извините, на что это намекаете?  — покраснела Ольга Пална.
        — На несоответствие стоимости номера учительской зарплате!
        — Нахалка!  — возмутилась Люсинда.
        — От нахалки слышу!
        — Нет, это просто возмутительно,  — безадресно пожаловалась Ольга Пална.
        — Такая грубиянка!  — подхватила Люсинда.
        — Ну, извините!  — Катерина пожала плечами.  — Мы люди простые, реверансам не обучены и правду-матку в глаза режем, знай, успевай зажмуриваться. Я вообще-то не ваша горничная, меня на замену взяли, временно, из детского санатория.
        — А с детьми, значит, можно обращаться по-хамски?
        — Слушайте, а кто тут хамит? Я вот честно работаю, бардак за вами полдня разгребала, до соседнего номера только под вечер руки дошли, слава богу, мужики гуляют где-то. Что вам надо-то от меня, гражданочки?
        Видно было, что горничная неподдельно обиделась.
        — Не хотите дело миром решить — будем разбираться с вашим руководством,  — пригрозила Люсинда.
        — Так и сделаем,  — кивнула Оля и решительно потянула подружку за собой.  — Не будем унижаться до скандала с обслуживающим персоналом, завтра цивилизованно пообщаемся с администратором. Кроме того, я тут подумала…
        Она затащила Люсинду в номер, плотно закрыла дверь и шепотом договорила:
        — Может, это вовсе не горничная сделала? Может, это Варвара разбила бутылку?
        — И сбежала, устыдясь содеянного?  — Люсинда, на глазах остывая, почесала в затылке.  — М-да, это не исключено. В конце концов, что мы знаем о племяннице Клары Абрамовны? Что она безумно любит своего кота Робертино Лоретти. Но разве это мешает ей так же безумно любить коньяк «Юджин Лера»?
        — Если мы не найдем ее драгоценного Бертика, я буду считать, что откупилась этим самым коньяком,  — постановила Оля.
        — Десять тысяч за отличного кота трехлетней выдержки? А и не дорого, пожалуй,  — захихикала переменчивая Люсинда.
        — Но почему горничная сказала, что у нас был беспорядок?  — вслух подумала Оля.
        — Варвара напилась и буянила,  — предположила Люсинда.
        Олино воображение размашисто и ярко — в стиле соплеменных пропавшему коньяку французских импрессионистов — нарисовало Варвару, выплясывающую канкан в пейзанском ситцевом сарафане и кокетливых мохеровых гольфах. Это было зрелище, способное до основания потрясти «Мулен Руж».
        — Мы же решили, что она просто разбила бутылку.
        — Она могла разбить неполную бутылку. Уже после того, как напилась. И с того момента начала буянить,  — рассудила Люсинда.  — Вот так и доверяй малознакомым людям самое дорогое — свой сотовый телефон! Надеюсь, она не посылала неприличные эсэмэски моим знакомым.
        Оля нашла два мобильника — свой и подружкин — рядом с телефоном в прихожей и сразу же проверила журнал звонков.
        Варвара повела себя порядочно — если, конечно, не считать того, что она напилась и буянила. Никому из Олиных контактов разудалая и хмельная Варвара не звонила и не писала. Более того, она и не ответила ни на один звонок, хотя в журнале числилось четыре пропущенных вызова.
        — И у меня четыре, первый в десять двадцать,  — доложила Люсинда, проверив свой аппарат.  — Должно быть, Варвара удалилась раньше, чем стали поступать звонки. Однако, крепкий этот французский коньяк! Смотри, она успела и напиться, и забыться еще до полудня.
        По мнению добропорядочной Ольги Палны, поведение Варвары было дважды безответственным, ведь ее оставили поработать телефонисткой как раз для того, чтобы моментально реагировать на звонки об обнаружении котиков.
        — О! Так, может, она не просто так убежала, а как раз отреагировала?
        Олино воображение живенько нарисовало новую картину — на сей раз это была жанровая живопись с натуры передвижников: Варвара, вся такая русская в своем посконном и домотканном, металась по комнате, охваченная неуемным волнением. Мелкие предметы российского быта при столкновении с Варварой разлетались и падали, а откровенно инородный французский коньяк и вовсе погиб.
        — Только на что же она отреагировала, если не отвечала на звонки?  — продолжала рассуждать Люсинда, успев принять классическую позу для раздумий — лежа на диване.  — Может, кто-то приходил сюда с сообщением о котике? Или… Слушай, а не могла она вдруг увидеть нашего вчерашнего кота?
        — Боже мой, вчерашний кот!  — Оля всплеснула руками.  — Мы совсем забыли об этом бедном животном! Что, если он до сих пор сидит на чердаке, испуганный и голодный? Ты заглядывала в холодильник, там случайно нет молока?
        — Вот!  — Люсинда щелкнула пальцами.  — Вот точно так же могла рассуждать и Варвара: а нет ли в мини-баре молочка? Тогда понятно, зачем она вообще туда полезла.
        Она поворочалась, устраиваясь поудобнее, и успокоенно закончила:
        — Надеюсь, это был правильный кот, и теперь они с Варварой оба счастливы. Признаться, у меня были сомнения, ведь я не видела священного Бертика в лицо.
        — Про переднюю часть головы кота говорят «морда»,  — автоматически поправила Ольга Пална.
        В этот момент дуэтом запели оба мобильных телефона.
        Оля поднесла трубку к уху, видя, что Люсинда делает то же самое.
        — Я по вашему объявлению,  — произнес мужской голос в трубке.
        — Это по объявлению,  — одинаково артикулируя, прошептали друг другу подружки.
        — Вас еще интересует пропавший черный кот?
        Оля пожала плечами. Ее лично бездомные коты любого окраса перестали интересовать еще в пятом классе средней школы, когда она два месяца провела в инфекционке со стригущим лишаем.
        С другой стороны, они ведь не знали наверняка, обрела ли Варвара своего Бертика, и до подтверждения этого факта не могли разбрасываться черными котами.
        — В общем, да, интересует,  — без энтузиазма ответила Оля.
        Люсинда показала ей большой палец и шепотом прокомментировала:
        — Правильно, пусть не думают, что кот нам страшно нужен и вознаграждение за него будет очень большим! Десять тысяч из призового фонда уйдут за коньяк.
        — Тогда приходите сегодня ночью на пирс сгоревшего ночного клуба «Качалка»,  — сказали в трубке.
        Оля поежилась. Ночь, пирс, сгоревший клуб, черный кот — все это звучало зловеще.
        — А можно не ночью, можно прямо сейчас?  — она посмотрела на часы.
        Было около двадцати одного часа. Вполне приятное время для прогулки перед сном.
        — Конечно, можно!  — обрадовался голос в трубке.  — Идите по пирсу до конца, мы будем там, не разминемся.
        — Тебя куда позвали?  — спросила Люсинда, закончившая свой разговор чуть раньше.  — Меня — к церквушке на Курортном проспекте.
        — Далековато, конечно, но зато место приличное,  — заметила Оля.  — А мне назначили встречу на пирсе сгоревшего ночного клуба.
        — Вполне разумно,  — не разделила ее опасений Люсинда.  — Совсем рядом, при этом место уединенное. А то на набережной сейчас народу столько, что не протолкнуться, как же вы с этим человеком друг друга узнаете? Или он будет держать за шкирку большого черного кота? Давай-ка решать: мы пойдем вместе за двумя котами по очереди — или порознь, каждая за своим зверьком?
        — Я думаю, порознь будет быстрее,  — рассудила Оля.  — Хотелось бы пораньше лечь спать. Ладно, ты идешь к церкви, а я на пирс, и потом встречаемся в номере… Все же посмотри, пожалуйста, нет ли в мини-баре молока. Если мы принесем сюда кота, его надо будет покормить.
        — Добрый вечер!  — сверкнул улыбкой Саша-зам, небрежно облокотившись на стойку рецепции.  — Я ищу девушку. Не поможете?
        — У нас приличный отель,  — сухо ответила дежурная Верочка, непроизвольно покосившись на диван, где уже устроились длинноногие девочки в мини.
        Нужно быть идиотом, чтобы не заметить их и не завершить свои поиски сговорчивой девушки в самый короткий срок.
        — Вот эту девушку,  — даже не посмотрев на профессионалок, сказал Саша-зам и положил на стойку фотографию.
        «Понятно: извращенец»,  — подумала Верочка, взглянув на снимок.
        А вслух спросила:
        — Вы, извините, кто?
        Старший администратор Валера здорово запугал персонал разговорами о коварных проверяющих.
        — Не извращенец, не думайте!  — успокоил дежурную Саша.
        «Телепат?» — подумала Верочка, нисколько не успокоенная.
        — Эту девушку зовут Ольга, у нее длинные русые волосы, и она живет в вашем отеле, в апартаментах на последнем этаже,  — добавил информации Саша-зам.
        К девушкам, проживающим в апартаментах на последнем этаже, администрация отеля проявляла настороженное внимание уже два дня.
        «Проверка»,  — подумала Верочка и незаметно нажала на кнопку вызова начальника.
        — Здравствуйте, чем могу помочь?  — выйдя из своего закутка, спросил сам старший администратор.
        — Молодой человек интересуется девушкой Ольгой из апартаментов на последнем этаже,  — многозначительно сообщила Верочка.
        — И что же вас интересует?
        — Она у себя?
        — Извините, но мы не даем справок о наших постояльцах,  — твердо сказал Валера.
        — А как насчет платных справок?  — Саша-зам достал бумажник.
        «Точно проверка!» — одинаково подумали Валера и Верочка, переглянувшись.
        — Это абсолютно исключено, уберите свои деньги, персонал отеля неподкупен!  — заявил Валера.
        — Здрасьте, девочки, кто у вас тут главный по горничным, учтите, у нас есть вопросы, вернемся — зададим!  — потеснив у стойки Сашу-зама, протарахтела и тут же убежала какая-то торопливая гражданочка.
        Саша-зам оглянулся и увидел ее в паре с другой торопыгой: обе двинулись к выходу энергичной спортивной трусцой.
        — Ну вот, дождались: красавицы из пентхауса созрели для предъявления претензий!  — огорчилась Верочка.
        — Из пентхауса?  — Саша-зам секунду подумал и стартовал в том же направлении.
        — Умные налево, красивые направо!  — шутливо скомандовала Люсинда, едва они вышли из гостиницы.
        — А мне, что, разорваться?  — в точности, как в анекдоте, заволновался Макс Бобров, не замеченный подружками.
        — Ты мне льстишь,  — невесело усмехнулась Оля, без колебаний сворачивая налево.
        Не потому, что она считала себя умной, а потому что именно в том направлении находился нужный ей причал.
        Люсинда пошла направо. Ее маршрут был труднее: к церкви надо подниматься в гору, и поглазеть по пути не на что. В вечерний час народ стекался на набережную, так что странствовать по святым местам Люсинде предстояло в одиночку. Оля порадовалась бы, если бы увидела, что за паломницей Люсиндой увязался верный паладин Бобров.
        Сама Оля тоже не осталась без внимания кавалера.
        — Ольга!  — окликнул ее мужественный голос.
        Она обернулась и, не увидев никого знакомого, пожала плечами и продолжила путь.
        — Ольга, постойте!
        «Какая настойчивая галлюцинация»,  — неодобрительно заметил Олин внутренний голос.
        Твердо решив не поддаваться иллюзиям и фантазиям, Оля ускорилась, но ее затормозили, бесцеремонно схватив за руку.
        Испуганно ахнув, она вырвалась, отскочила в сторону и повернулась лицом к напавшему на нее.
        Это был молодой мужчина, с виду трезвый и не похожий на бандита, хотя последних Оля уже почти перестала бояться, потому что привыкла встречать их на каждом шагу. В летне-осеннем Сочи пузатые и мордатые мужики в сатиновых трусах и наколках являли собой преобладающий мужской тип. Складывалось впечатление, что в комплекте с пивом и грудастыми девахами они олицетворяют собой южнороссийский курортный сезон.
        — Что вам нужно?  — пятясь, спросила Оля незнакомца.
        На бандита он не походил, а на маньяка очень даже смахивал.
        — Прикоснетесь ко мне еще раз, и я закричу!  — предупредила она.
        — Не прикоснусь,  — пообещал незнакомец и потянул в рот пораненный палец.  — Алмаз?
        Оля поняла, что порывистый маньяк (или кто он такой) порезался о камень в ее кольце. Удивляться этому не стоило, у бриллианта была какая-то особая огранка. Громов не зря шутил, что при случае его подарок может спасти Олю от голодной смерти, имея в виду, что с помощью бриллианта запросто можно вскрыть консервную банку. Резать таким образом жесть она до сих пор не пробовала и как оружие для самообороны тоже употребила колечко в первый раз, да и то не нарочно.
        Но рассказывать об этом подозрительному незнакомцу не стоило. Оля не винила себя за то, что его поранила,  — сам нарвался.
        — Не ваше дело,  — грубо ответила она.  — Отвяжитесь!
        Приставала одумался и не стал преследовать девушку, когда она убежала. Он стоял, посасывая палец, как маленький ребенок, и задумчиво смотрел ей вслед.
        Саша-зам не сомневался: это именно та русоволосая гражданка, которая каталась в машине с угонщиками. При ближайшем рассмотрении она не выглядела сумасшедшей, так что представить ее раздирающей зубами и ногтями кожаную обивку было трудновато. Впрочем, Саша уже понял, каким образом автомобильному сиденью было сделано харакири: девушке помогли ее лучшие друзья — бриллианты.
        Саша напомнил себе, что Сергей Акопович желает видеть и карать не столько девушку, сколько ее спутников. Как потомок князей, Мамиконян не утратил некоторого врожденного благородства по отношению к дамам. Девушка была важным, но промежуточным звеном в цепочке, и всего лишь должна была вывести Сашу-зама на своих криминальных друзей.
        Не исключалось, кстати, что именно к ним она устремилась в этот поздний час.
        Саша-зам позволил Ольге удалиться метров на двадцать и пошел за ней, не замечая, что у него тоже появился эскорт.
        Ревнивица Карина не находила себе места.
        Вчерашняя идея скомпрометировать соперницу при помощи случайной фотографии уже не казалась ей такой удачной.
        Темпераментной Карочке претила долгая позиционная война, ей хотелось победоносного блицкрига с незамедлительной ссылкой опальной подруги Сергея Акоповича в далекий монастырь и публичным покаянием самого Мамиконяна.
        Чтобы умилостивить Карочку, он должен был возложить к ее ногам миллион-миллион-миллион алых роз, рухнуть в дорожную пыль коленками и долго, с неподдельным остервенением рвать на себе волосы, показательно раскаиваясь в содеянном. И лишь когда в результате самоистязания эпиляцией тело Сергея Акоповича станет полностью лысым, ибо волосы у него к сорока годам сохранились только ниже шеи, добрая Карочка сжалится и произнесет заветные слова: «Не убивайся, пупсик, я тебя прощаю!» И они будут жить долго и счастливо.
        К сожалению, характер Сергея Акоповича не позволял всерьез надеяться на то, что события повернутся именно таким образом. Характер у Сергея Акоповича был мерзкий, авторитарный и деспотичный, не предполагающий безоговорочной капитуляции в принципе. Таким образом, навсегда разлучить его с женщиной, с которой он сам не желал разлучаться, можно было лишь одним-единственным способом: отправив эту мерзавку туда, где Мамиконян не сможет с ней встретиться.
        Нет, не в монастырь.
        Прямо в рай!
        Потому что именно туда Сергея Акоповича вряд ли когда-либо пустят.
        Карина и сама не рассчитывала на царство небесное, поэтому мыслишка взять лишний грех на душу и наладить соперницу в горние выси ее не пугала.
        Другое дело — как это обстряпать, чтобы не попасть под подозрение и не понести наказание.
        Бессонной ночью Карочка обдумала разнообразные варианты и решила, что проще и надежнее всего будет утопить серую мымрочку в Черном море.
        Нельзя сказать, что она серьезно вознамерилась совершить убийство женщины, о которой толком ничего не знала.
        Не вознамерилась, нет. Просто тешила себя кровожадными фантазиями в отсутствие реального повода порадоваться — алых роз и сокрушенного Мамиконяна у своих ног.
        Тем не менее Карочку уже непреодолимо тянуло на место воображаемого преступления.
        Именно поэтому, одиноко отужинав все в том же китайском ресторанчике «Мао», она не вернулась домой, а пришла к отелю, до которого незаметно сопроводила соперницу накануне.
        Немногочисленные лавочки с видом на фонтан у гостиницы «Poem» в это время суток пользовались повышенным спросом. Не найдя свободной скамейки, Карочка вынуждена была терпеть соседство двух приятелей странного вида. Оба были в спортивных штанах, льняных рубашках и тапках из черной автомобильной резины, кокетливо обутых на белые носки. Это сочетание довело бы до группового инсульта ведущих модной программы «Снимите это немедленно!».
        Безобразно наряженные парни смотрелись бы натуральным нищим быдлом, если бы не буржуйские атрибуты в виде бутылки дорогого коньяка и банки черной икры.
        Французский «Лера Юджин» шестилетней выдержки быдловатые джентльмены распивали из пластиковых стаканчиков, а осетровую икру поглощали одноразовыми ложками. Даже Карочка с ее наметанным глазом затруднилась с классификацией этих мужчин: то ли они классические нувориши, разбогатевшие буквально только что, то ли классические же гопники, ограбившие официанта с дорогим заказом.
        В любом случае, этакие персонажи не заслуживали внимания девушки, знающей себе цену, и Карина высокомерно игнорировала соседей до тех пор, пока не обнаружилось, что у нее с ними есть общие интересы.
        Это выяснилось, когда на сцене у фонтана появилась серая мымра, которая сегодня была в голубом.
        Карочка скрипнула зубами, оценив фасон и качество якобы скромного платьица из австралийской конопли, и тут один из быдловатых джентльменов довольным голосом произнес:
        — А вот и девочки!
        Карочка предположила, что молодые люди увидели своих подруг.
        Карочке было интересно, как выглядят подруги таких молодых людей.
        Она осмотрелась, ожидая узреть вульгарных девиц с декольте до диафрагмы, в велосипедных шортах и вязанных крючком сапогах, но, кроме ненавистной ей мымры в безупречном голубом, увидела только рыжую малявку в стильных джинсах и кремовой блузке с обнаженными плечами.
        «Девочки», если речь шла о них, разбегались расходящимся курсом от двери отеля: мымра налево, рыжая направо.
        — С рыжей фертик,  — недовольно заметил Каринин сосед по лавочке.
        — С русой тоже,  — сплюнул второй.
        Карочка спешно перевела взгляд на мымру и стиснула кулачки. Если с ней Мамиконян…
        Но это был не Сергей Акопович, а его официальный представитель, он же штатный заместитель Александр.
        — Алмаз?  — услышала Карочка обрывок его беседы с мымрой.
        Сосед по лавочке так энергично пырнул приятеля локтем в бок, что выплеснувшийся из стаканчика коньяк запятнал белую юбку Карины.
        — Вы с ума сошли!  — возмущенно взвизгнула она.
        Юбка была из летней коллекции Кавалли и стоила больше, чем вся экипировка быдловатых джентльменов, включая даже остатки икры.
        Карочка пришла в бешенство, но неуклюжие хамы не сочли нужным перед ней извиниться. Некультурно побросав стаканчики в кусты, они снялись с лавочки и двинулись вслед за Сашей.
        А Саша пошел вслед за мымрой.
        А мымра куда пошла?
        — Интересно,  — отодвинув мысли об испорченной юбке, отметила Карочка и пошла вслед за хамами.
        На закате море было сине-золотым, как венецианское стекло, и алое солнце падало на его лаковую поверхность, точно пламенное сердце. К нему, пытаясь подхватить и не дать разбиться, тянулась тонкая рука причала.
        «Как романтично!» — растроганно ахнул Олин внутренний голос.
        Она потрясла головой. На самом-то деле, ничего романтичного в этом пирсе не было, наоборот — его можно смело считать памятником дикому капитализму.
        Ночной клуб «Качалка» имитировал собой нефтяную платформу и был поставлен в сотне метров от берега на сваях. Там на самом деле имелась нефтяная качалка, она даже двигалась вверх и вниз, изображая процесс добычи черного золота. Настоящим топливом в «Качалке» был алкоголь, и разогретые им посетители резвились так бурно, что никто не удивился, когда однажды ночью клуб полыхнул, точно газовый факел. Поговаривали, что пожар — дело рук конкурентов, но до уголовного дела не дошло. Вокруг была вода, и никто не погиб, даже серьезных ожогов почти не случилось, сама же «Качалка» сгорела дотла, и восстановить ее уже не пытались. Уцелел только обрубок моста, соединявшего платформу с набережной.
        Получившийся восьмидесятиметровый пирс ныне имел сугубо воспитательные и отчасти декоративные функции. Конструктивно он был недостаточно крепок и при этом слишком высок, чтобы использовать его в качестве лодочной станции, а для массового купания оказался непригоден из-за отсутствия лестниц. Любители экстрима ныряли с верхнего яруса и плыли к берегу, что было утомительно и скучновато, отчего неудельный пирс, как правило, пустовал даже днем.
        Ночью там иногда посиживали влюбленные парочки, но и им на неформатно узком пирсе было неудобно, потому что отсутствие ограждения не позволяло энергично полеживать.
        В результате, захаживали на причал в основном фотографы-любители, и надолго они не задерживались.
        Оля оптимистично подумала, что это прекрасное место для встречи с незнакомцем. С одной стороны, совсем рядом освещенная шумная набережная, так что на интимное свидание эта встреча не тянет, и у нее будет приятное ощущение безопасности. С другой стороны, нет никакого риска заблудиться и перепутать место и персону.
        Солнце уже село, для съемок непрофессиональной аппаратурой стало слишком темно, и любители сфотографировать редкое природное явление «закат» отсюда убрались. На дальнем конце пирса спокойно, невысоким столбиком, высилась одинокая фигура — не настолько крупная, чтобы Оля почувствовала какую-то угрозу.
        Она гулко протопала по мосту и подошла к одиночке со словами:
        — Добрый вечер, я насчет кота!
        Хрупкий, как девочка, кудрявый блондин любовался ночным морем. Появление Ольги Палны его ничуть не смутило, из чего следовало, что блондинчик ее ожидал. Не поворачивая головы, он ответил:
        — Добрый вечер, он там,  — и указал вниз.
        — Где?
        Оля подошла к краю пирса и наклонилась, чтобы заглянуть на нижний ярус.
        Это была ошибка.
        Хрупкий кудрявый блондин только выглядел невинным ангелом. Планы у него были дьявольские!
        Неожиданный сочный шлепок по пятой точке смел доверчивую дурочку Олю с края пирса, и она рухнула в море с пятиметровой высоты, не успев даже ахнуть.
        Рот, открытый для крика, мгновенно наполнился горькой водой, в глазах потемнело, черная жижа вокруг забурлила, запузырилась и размыла всякое представление о том, где верх, а где низ. Ничего не соображая, перепуганная Оля забилась, задергалась и через миллион лет кромешного ужаса вынырнула в небо, в головокружительную невесомость.
        Звезды были сверху, снизу, со всех сторон, они качались, сливались в слепящие солнца, опять дробились и размножались делением. Оля завертелась, пытаясь высмотреть в этой феерической круговерти надежное, твердое — берег! И ужаснулась, оценив расстояние до особо ярких электрических огней как непреодолимое.
        — Держитесь!  — крикнул мужественный голос.
        А может быть, он крикнул «Держите!» — Оля толком не поняла, но через секунду совсем рядом с ней, плеснув в лицо невысокой волной, звучно плюхнулся в неопознанное созвездие спасательный круг.
        Ничего прекраснее, чем этот оранжевый, в лохмах слезающей краски, перевязанный потрескавшейся веревкой бублик из пенопласта Оля в жизни не видела!
        Она ухватила его двумя руками и тут же почувствовала, что небо и море встали на свои места, звезды прекратили кувыркаться, берег заметно приблизился, а в голове появились связные мысли.
        Вернее, пока только одна, не самая своевременная, мысль: «Где-то я его видела».
        Думать о коварном блондине, бултыхаясь в воде, не хотелось, и Оля сосредоточилась на спасении утопающей, которое, вопреки цитате из «Двенадцати стульев», на сей раз не было делом рук одной лишь самой утопающей. Ей благородно и грамотно, со знанием дела спасения на водах, помогал кто-то еще.
        Веревка натянулась, круг пришел в движение и вскоре стукнулся о борт спасательной шлюпки.
        — Давайте руку!
        «Хоть вместе с сердцем!» — признательно всхлипнул Олин внутренний голос.
        Ее втащили в лодку и похлопали по щекам.
        — Живая? Все в порядке?  — с беспокойством спросил спасатель — крепкий квадратный малый, способный в одиночку вытащить из воды рыбку и покрупнее.
        — Спасибо вам,  — признательно булькнула Оля, послушно замирая, чтобы не мешать большой и теплой руке щупать пульс у нее на горле.
        — Вот и хорошо,  — заключил спасатель и без помех погрузил спасенную в бессознательное состояние, придавив ее сонную артерию.
        Треска рвущейся ткани Оля уже не услышала и не почувствовала, как в рот ей запихнули кляп из оборванного подола.
        С ярко освещенной набережной пирс прекрасно просматривался примерно до середины. Происходящее на краю напоминало представление в театре теней — общий сюжет понятен, но детали не ясны.
        С берега Саша-зам увидел, как девушка Ольга подошла к краю пирса и прямо в одежде и обуви прыгнула в море.
        — Карина права, она сумасшедшая!  — охнул наблюдатель, тут же вспомнив, что наиболее опасные сумасшедшие, по слухам, отличаются поразительной предусмотрительностью и выдающимися способностями по части коварных планов.
        В самом деле, прежде чем прыгнуть, сумасшедшая Ольга наклонилась и пытливо осмотрела воду внизу, вероятно, оценивая ее спокойствие. Правильно: в случае даже небольшого волнения моря прыгунью могло очень крепко приложить о недалекие сваи.
        Саша и сам был внимателен к деталям, а потому от него не ускользнуло, что до прыжка и предполетного осмотра моря Ольга что-то сказала человеку на пирсе. Об этом можно было догадаться по тому, что она повернула к нему голову.
        Можно смело предположить, что встреча в уединенном месте не случайна, эти двое знакомы — не исключено, что по совместному пребыванию в дурдоме, потому что парень тоже нырнул в воду «солдатиком», как был, в одежде! И сделал он это не сразу после прыжка душевнобольной подружки, а минут через пять, когда спасать утопающую было поздно, потому как ее уже вытащил из воды настоящий спасатель на лодке.
        — Инфекционный идиотизм,  — пробормотал Саша-зам, откровенно не понимая, какой в этом кайф — десантироваться с пирса в море в парадном обмундировании.
        Он осторожно, чтобы самому не подхватить такую странную заразу, дошел до середины пирса и уже оттуда, вытянув шею, досмотрел тихое шоу придурков.
        Добросовестный трудяга-спасатель, вынужденный работать сверхурочно, вытащил из воды и прыгунью, и прыгуна. Прыгунья, неразумно игнорируя реальный риск простудиться, мокрым кулем завалилась на дно лодки, а прыгун вскинул руки над головой в победном жесте и крикнул:
        — Йесссс! Мы это сделали!
        Спасатель налег на весла, шлюпка развернулась и пошла почему-то не к станции, а в противоположном направлении — в сторону закрытого для посещения пляжа строящегося санатория «Норильские зори».
        Саша присмотрелся: голубое платье развалившейся в лодке девицы стало заметно короче, чем было, и неприлично высоко открыло ноги, а на лице ее появилась кружевная маска, похожая на синюю бороду. Можно было подумать, что буйные психи начали новый сеанс сексуальных игр — на сей раз в водном транспорте.
        Шлюпка разрезала лоснящуюся черную воду, как алмазная грань — гладкое кожаное сиденье.
        Это укрепило предположение Саши-зама о том, что трое в лодке — те самые склонные к бурным развлечениям придурки, которые задолжали Серго Мамиконяну за попорченный салон.
        Надо же, верны себе: в прошлый раз угнали автомобиль, а сейчас — шлюпку!
        Саша вернулся на набережную и пошел к «Норильским зорям» по берегу.
        — Да уж, это вам не ночной клуб,  — обозрев пустой двор, посетовала Люсинда и устало опустилась на ступеньки церкви.
        За день каменная лестница нагрелась и теперь была приятно теплой. Вкусно пахли пышные розы на клумбе, страстно пели цикады, легкий бриз овевал разгоряченное лицо, игриво подмигивали звезды — в подходящей компании посиделки у церковки были бы сплошным удовольствием. Однако прекрасная дама уже с полчаса куковала в одиночестве.
        Местная церковь, как сама же Люсинда справедливо заметила, в темное время суток заметно уступала по посещаемости сочинским ночным клубам.
        Человек, назначивший ей встречу по телефону, не появлялся. Обещанного кота тоже нигде не было видно.
        — Кис-кис-кис,  — без особой надежды позвала заждавшаяся девушка.
        — Мяу, мяу!  — дурашливо отозвался за елками человеческий голос.
        Люсинда привстала и вперила взгляд в гущу хвойных:
        — Это кто там?
        — Это я.
        — Опять вы?! О-о-о…
        Люсинда демонстративно застонала, пряча предательскую улыбку.
        За пышной юбкой елки прятался Макс Бобров.
        — Чего сидим, кого ждем?  — он приблизился.
        — Кота,  — с удовольствием ответила Люсинда и объяснила: — Одна наша знакомая по нашей вине потеряла кота.
        — О! Вы его убили?!
        Бобров огорчился и удивился.
        Его не удивило бы, если бы кто-то потерял по вине Люсинды лютого тигра или огнедышащего дракона, но кота?
        — За кого вы меня принимаете?  — обиделась Люсинда.  — Я очень люблю котов.
        — В таком случае, значит, вы его украли?  — Бобров честно пытался разобраться.
        — Да вовсе нет! Мы его случайно напугали, он убежал и не вернулся, и вот теперь мы его ищем,  — тут Люсинда вспомнила кое-что.  — Да ведь вы должны были видеть эти объявления, вы следили за мной, когда я их расклеивала! И не говорите, что это не так, я вас видела и узнала!
        — Ах да. «Пропал кот нигерийской породы»?
        — Кот д’ивуарский,  — поправила Люсинда.  — Попросту говоря, черный. Мне позвонили с сообщением, что нашли подходящего, и назначили встречу вот здесь и сейчас.
        Она посмотрела на наручные часы и покачала головой:
        — Нет, время вышло полчаса назад.
        — Какая огорчительная непунктуальность,  — заметил Бобров и без приглашения присел на ступеньку рядом с Люсиндой.
        Она вздернула нос, но не возразила.
        — Подождем,  — светски предложил Бобров.  — В конце концов, если доставка кота не состоится, вам должны позвонить.
        — Подождем,  — согласилась Люсинда.
        — Дзииинь!  — запел телефон.
        — Да, алле!  — отозвалась Люсинда и разочаровано выдохнула:
        — Это не мой…
        — Это мой.
        Бобров вскочил, вытаскивая мобильник из кармана, да так и остался стоять, вытянувшись во фрунт, на все время разговора:
        — Да, Андрей Петрович, здравствуйте! Я с девушкой. Да. Нет. Не знаю, я же за ней не следил. Что? Что?! Где? Когда? Понимаю. Конечно, я постараюсь. Да, до связи.
        — Что-то случилось?  — спросила Люсинда.
        — Да.
        Бобров попытался вытереть вспотевший лоб мобильником, чертыхнулся и неожиданно грозно уставился на Люсинду сверху вниз:
        — Где ваша подружка? Куда она пошла?
        — Оля? А какое вам дело?
        Люсинде стало неприятно, что Бобров интересуется другой девушкой.
        — Вставайте!  — Макс потянул ее за руку, вынуждая подняться.  — Мужу вашей подруги и моему начальнику только что позвонили с требованием заплатить миллион долларов в качестве выкупа за похищенную жену.
        — А мы тут при чем?  — по инерции спросила Люсинда.
        И тут вдруг до нее дошло: миллион долларов проассоциировался с олигархом.
        — Романчикову похитили?!
        — Громову,  — нетерпеливо поправил Бобров и аккуратно встряхнул собеседницу.  — Говорите, куда она отправилась, расставшись с вами у дверей отеля?
        — На пирс сгоревшего клуба «Качалка», тоже за котом…
        Бобров чертыхнулся и прыжками через две ступеньки побежал вниз по лестнице.
        — Стойте!  — спохватилась Люсинда.  — Я с вами!
        Она отчаянно ускорилась, догнала Макса на спуске и сразу же повела допрос:
        — Что… Сказали… Похитители…
        — Как всегда: готовьте выкуп, а то живой не увидите,  — у Боброва дыхалка была получше, он выговаривал целые фразы.
        — Когда… Отдавать… Деньги…
        — Завтра утром, раньше Громову сюда не добраться.
        — Значит… Мы должны… До утра…
        — Соображаешь!
        Бобров одобрительно хлопнул бегущую рядом Люсинду по спине, заодно придав ей ускорение.
        И, кажется, даже не заметил, что перешел на «ты».
        Обходить закрытые «Норильские зори» стороной было бы долго и трудно.
        Огороженный забором треугольник широким клином тянулся от центрального проспекта до моря, мешая перемещению в центр города и обратно гостей и сотрудников пансионата «Солнечный Магадан», расположенного за «Норильскими зорями».
        Строительные работы на объекте велись лишь время от времени, по мере появления у владельца свободных денег, и ухоженный парк некогда популярной здравницы превратился в дикие джунгли с роскошными, как в допотопные времена, папоротниками и колючками.
        Граждане, знающие, что кратчайшее расстояние из пункта А в пункт Б — это прямая, за два года долгостроя протоптали через «Зори» удобную тропинку. Она брала начало у одной просторной дырки в заборе и заканчивалась у другой.
        Охрана санатория не раз пыталась заделать эти функциональные отверстия, но все попытки были тщетны. Если дыры забивали деревянными щитами, то доски исчезали вместе с гвоздями. Частую шнуровку из колючей проволоки аккуратно истребляли кусачками. Заплатки из проволочной сетки раздирали в клочья. Дольше всего продержалось заграждение из обмазанных гадким солидолом железных труб, но и его как-то ночью вырезали вместе с солидолом и частью забора, отчего проход не просто открылся, но еще и расширился.
        В настоящее время проходная дыра в заборе была заклеена большой афишей гей-парада, еще свеженькой, прилепленной совсем недавно. Саша-зам, как местный житель, этой скромной хитростью не обманулся и решительно полез сквозь нарисованного гея, разорвав его на две половинки. Это красиво символизировало трудности определения сексуальной ориентации.
        Флажки бумажных клочьев весело зашелестели, и Саша не услышал приближающихся шагов.
        В ночное время партизанская тропа, как правило, пустовала, потому что никакого освещения на территории не было, а риск сломать себе ногу на кочках и ямах, напротив, присутствовал. Но Саша был вооружен встроенным фонариком мобильного телефона, и ему даже в голову не приходило, что он может стать жертвой грабителей или уличных хулиганов, пока на крутом повороте перед ним не возникла пугающая фигура.
        Персонаж в тренировочных брюках смутно белел в темноте незагорелым телом и отчетливо — молочного цвета носками, того же колера лампасами на штанах и подобием белоснежного капюшона на голове.
        Этот наряд сочли бы странным даже на гей-карнавале.
        В нем не было чистоты жанра, хотя угадывалась некая идея: в принципе, костюм мог символизировать трудное движение по пути цивилизации закрепощенных народов Востока.
        — Добрый вечер,  — вкрадчиво сказал слабовато цивилизованный товарищ с Востока, и у Саши возникло неприятное ощущение, что ничего хорошего этим вечером с ним уже не случится.
        — Здрасьте,  — неохотно ответил Саша, испытывая отчаянное желание немедленно попрощаться.
        Персонаж в капюшоне ему решительно не понравился.
        Саша попятился, неожиданно уперся спиной в препятствие, обернулся и увидел второго типа в трениках, носках и белой тряпке на морде.
        Сквозь мануфактуру глухо прозвучал вопрос:
        — Закурить не найдется?
        Это была классическая реплика, анонсирующая небольшое развлекательное мероприятие «Гоп-стоп».
        — Эй, вы кто? Чего вам надо?
        Саша отодвинулся от второго типа. К сожалению, это приблизило его к первому.
        — Ребята, я местный, меня лучше не трогать, вам же будет хуже!
        — А мы чего? А мы ничего!  — подступая к трепещущей жертве походкой вразвалочку, пожал плечами «курильщик».  — Мы только поговорить. Разберемся по-хорошему — уйдешь на своих двоих.
        — С чем разберемся? Кто вы? Я вас не знаю!
        — И хорошо, что не знаешь, так и надо, ты, крыса,  — голова в капюшоне качнулась, под ноги Саше полетел сочный плевок.  — Где алмазы? Говори, если жить хочешь.
        Жить Саша очень хотел и отдавать свою жизнь без боя не собирался.
        — Какие алмазы? Откуда?
        Он протянул ладони, показывая, что в них ничего нет, качнулся вперед и двумя руками столкнул молчаливого товарища «курильщика» с утоптанной тропы в допотопные заросли.
        Поддельные «адидасы» и вискозные носки никак не могли защитить от колючек, которым в свое время с трудом противостояли шкуры мамонтов. Обрушенный в ботанический антиквариат молчальник вмиг обрел громкий голос и продемонстрировал обширный запас нецензурной лексики. Колючки, слышавшие еще рев мамонтов, невозмутимо держали его в объятиях.
        Саша без промедления стартовал с места, удачно вписался в крутой поворот тропинки, еще ускорился и уже мнил себя спасенным, когда его настигла метко брошенная бутылка из-под французского коньяка «Лера Юджин» шестилетней выдержки.
        — Она точно очнется?  — с беспокойством спросил Лелик, сдернув с натянутой между деревьями веревки задубевшее одеяло.
        Оно висело там не меньше месяца — с тех пор, как тайно проживавших на законсервированной стройке нелегальных мигрантов из Средней Азии отправили на родину. На память о них в укромном уголке под деревьями остался малобюджетный шедевр современного деревянного зодчества — картонно-дощатая хибара, сооруженная из коробок и ящиков.
        Окон в ней не было, а дверной проем закрывал лоскут мутного полиэтилена. Вся конструкция выглядела крайне ненадежной и не привлекла даже местных бомжей, благодаря чему внутри сохранилось подобие мебели — стол и табуретки из тех же ящиков и дюжина продавленных панцирных сеток от кроватей, списанных с баланса реконструируемого санатория еще в прошлом веке. Металлические спинки кроватей пошли на заборчик, отделявший захиревший огородик при доме от глубокого оврага со строительным мусором. В высокой сорной траве коварно змеились засохшие плети бахчевых.
        Местечко идеально подошло бы для съемок фильма про Робинзона.
        — Очнется, не волнуйся,  — ответил Лелику Борис, поднимаясь и отряхивая колени.
        С высоты своего роста он полюбовался проделанной работой и остался доволен. Руки и ноги девушки были надежно прикручены к железной раме кроватной сетки обрезками электропровода.
        — А ей не давит?  — продолжал волноваться блондин.  — Мы должны вернуть ее в целости и сохранности. Это же девушка на миллион!
        — Ничего ей не давит, провод в мягкой обмотке, и закрутил я его совсем не туго.
        В отдалении послышался громкий голос. Кто-то виртуозно ругался, с большим чувством поминая чью-то мать.
        — Город высокой культуры!  — закатил глаза Лелик.  — Каждый второй отдыхающий — с судимостью, и все без исключения — с дурными манерами!
        — Не надо судимостей,  — хмуро попросил Борис.
        Лелик заботливо накрыл «девушку на миллион» сиротским одеялом:
        — Чтобы не простудилась.
        — Да иди ты!  — повысил голос Борис.  — Твое дело — деньги получить, а за девушку я отвечаю, гарантирую: ничего с ней не случится!
        — Ладно, я пошел.
        Лелик заботливо подоткнул спящей девушке одеяло, перебросил через плечо собственную сырую майку и зашагал в темноту.
        Летние туфли его при каждом шаге мокро чавкали. Это был противный звук, и Борис порадовался, когда он затих, но тут же подумал, что это очень странно. Ночь была тихой, даже шорохи разносились далеко.
        Может быть, Лелик не ушел, а только спрятался в отдалении, не доверяя напарнику и собираясь лично наблюдать за драгоценной пленницей?
        Борис рассердился.
        — Я кому сказал — иди за баксами!
        Он оглянулся на пленницу — она лежала тихо, как дохлая мышка,  — и направился в лес.
        Зрение у нее ощутимо ухудшилось. Правильно мама говорила, нельзя так много читать.
        Оля поморгала, разгоняя серую муть перед глазами, но желанной зоркости не обрела.
        «При чем тут зрение? Здесь просто темно»,  — на диво рассудительно подсказал ей внутренний голос.
        Оля повернула голову. Это простое движение отчего-то далось ей с трудом и с жутким скрипом. С этаким звуком мог повернуться проржавевший робот с планеты Шелезяка.
        «Жизни нет, полезных ископаемых нет»,  — машинально процитировал Олин внутренний голос.
        Он уже понял, куда она попала.
        Не на планету Шелезяка, нет, но совершенно точно в беду.
        Оля попыталась поднять руку, чтобы протереть глаза, но не смогла. Запястье ее было крепко зафиксировано — и не одно, как вскоре выяснилось, а оба.
        Оля брыкнула ногами и обнаружила, что они тоже привязаны.
        Она задергалась, отчаянно стремясь освободиться, и едва не оглохла от металлических скрипов и визгов, которые сама же произвела.
        «Панцирная сетка кровати»,  — проинформировал ее внутренний голос относительно того, на чем ее закрепили.
        В ответ она хотела выругаться, но это было невозможно сделать из-за кляпа во рту.
        «Вот и хорошо, не надо шуметь,  — одобрил ее вынужденную немоту рассудительный внутренний голос.  — Подожди, пока глаза привыкнут к сумраку, и осмотрись».
        Оля перестала дергаться и, пока лежала тихо, вспомнила: она пришла на пирс, и ее столкнули в воду, а потом затащили в лодку и — все, дальше темнота.
        Закономерно возник вопрос: кто это сделал?
        Вместо ответа запоздало накатило воспоминание о другом хлопке по спине, полете сквозь чужой автомобиль и не очень мягком приземлении на кота, тоже, кстати, чужого.
        Примечательно, что перед этим ей также явился маломерный кудрявый блондин.
        Вспомнились Димкины крики «Мамоля, мамоля!» — их она слышала дважды: в первый раз детский голос доносился из пустой машины, во второй — из телефонной трубки, на другом конце которой никого не оказалось.
        Вернее, по словам охранника, там оказались хулиганы, напавшие на девушку-администратора…
        О! Так, значит, администраторша пострадала совершенно случайно — вместо нее!
        Теперь стало ясно, что за ней, Ольгой Палной Романчиковой-Громовой, уже несколько дней охотились (и наконец преуспели) какие-то темные личности. Фигурально выражась, темные, потому что один из злодеев был светленьким и кудрявым, как ангелок. Второго Оля рассмотрела плохо, запомнив только внушающие уважение габариты и соответствующую им физическую мощь.
        «Думай дальше,  — посоветовал похвально хладнокровный внутренний голос.  — Чего они хотят?»
        «Денег»,  — виновато подумала Оля.
        До сих пор она считала, что Громов сильно перебарщивает с мерами безопасности, и уверяла мужа, что возить ребенка в школу на танке с эскортом мотоциклистов — это натуральная паранойя.
        А Громов утверждал, что всегда найдутся жадные придурки, желающие поправить свое финансовое положение знатным выкупом за родную кровиночку олигарха, и оказался огорчительно прав.
        «В таком случае, ничего страшного с тобой не случится,  — рассудил внутренний голос.  — Громов заплатит какой угодно выкуп, можно не сомневаться, он тебя любит».
        В любви и щедрости супруга Ольга Пална нисколько не сомневалась. Однако у нее также не было сомнений по поводу того, что при таком раскладе далее по жизни она не пойдет, а поедет — в танке, с эскортом мотоциклистов. Напуганный Громов наверняка изымет любимую супругу из обращения, завернет ее в вату и запрет от греха подальше в роскошном бронированном сейфе.
        «Да лучше уж сразу в гроб лечь!» — оценил такую перспективу внутренний голос и замолчал, явно придумывая новый план.
        Воцарившаяся тишина подтвердила предположение Ольги Палны о том, что сейчас рядом с ней похитителей нет.
        Пленница, как могла, огляделась и никого не увидела.
        Не будь она конкретно отягощена кроватной сеткой весом в три пуда, Ольга Пална непременно попыталась бы удрать. Но как это сделаешь в связке с металлоломом?
        Олино воображение живо состряпало боевой фантастический мультик, в котором распятая на железной раме супергероиня могучим рывком переворачивалась на живот и уползала «к своим», бодро дребезжа пружинами на спине, как металлизированная черепашка-ниндзя — разновидность портативной бронетехники.
        Здравый смысл подсказал, что при попытке поменять местами верх и низ супергероиня Романчикова будет больше похожа на придавленного грузом цыпленка табака.
        Оля подергала руками и ногами, оценила крепость своих пут по пятибалльной шкале на «четыре с плюсом», стиснула зубы и потянула руку, поворачивая кисть вправо-влево в попытке немного растянуть проволоку.
        И вот тут ей пригодился мирный навык, приобретенный благодаря родной маме — большой охотнице делать домашние заготовки.
        Любящая мама Галина Викторовна была бесконечно заботлива и даже в годы тотального дефицита надежно обеспечивала продовольственную безопасность семьи Романчиковых. Припасы на зиму она готовила в таких количествах, словно ожидала, что очередная зима будет ядерной и продлится не менее четверти века.
        К чести мамы, долгие годы она справлялась с массированным консервированием в одиночку и лишь в последнее время стала привлекать к процессу Олю. Обычно дочь помогала родительнице аккуратно укладывать в банки огурчики и помидорчики и на поточном домашнем производстве наловчилась запихивать руку даже в сосуды с неформатно узкими горлышками.
        Хитрость заключалась в том, чтобы сложить кисть руки таким образом, чтобы в самой широкой части она не намного превышала по объему запястье.
        На Олино счастье, проволочные браслеты на ее руках не были тесными и легко меняли форму.
        Попыхтев и ободрав костяшки, она вытянула из захвата правую руку, избавилась наконец от кляпа и затем размотала, ломая ногти, путы на левой. С ногами пришлось повозиться — там была не проволока, а полосы плотного полиэтилена. Оля проявила смекалку и использовала для разрезания обмоток мужний подарок — разнообразно полезное кольцо с бриллиантом.
        Вся операция по освобождению заложницы руками самой заложницы заняла не более пятнадцати минут.
        — Вы не видели на пирсе девушку в голубом?
        Люсинда с надеждой уставилась на бармена кафе «Лагуна». У него был самый лучший вид на нужный пирс, потому как тот упирался прямо в барную стойку.
        — У нас полно голубых,  — не дослышав, неприветливо ответил бармен и энергично потряс шейкер.
        — Мы ищем девушку в голубом платье! Девушка высокая, стройная, с длинными русыми волосами! Платье голубое, с такими, знаете, дурацкими финтифлюшками,  — подключившийся к опросу Бобров изобразил дурацкие финтифлюшки мелким шевелением пальцев на уровне колена.
        — С воланами!  — рявкнула Люсинда.  — А ткань платья из натуральной конопли!
        — Наркотой не торгуем,  — заявил глуховатый бармен и разлил по бокалам пенящуюся жидкость цвета неразведенной синьки.  — Коктейль «Море зовет», следующий!
        Следующей в очереди за напитками была Карина, отказавшаяся от первоначального намерения преследовать серую мымру, Сашу-зама и пару быдловатых джентльменов по причине несоответствия собственной обуви насыщенной программе вечера. Семидюймовые шпильки от Лабутена не подходили ни для забега по пересеченной местности, ни для заплыва в ночном море.
        — Мне «Секс на пляже»,  — сообщила она бармену и повернулась к Люсинде: — Я видела мы…
        Она чуть не ляпнула «мымру», но вовремя прикусила язык и поправилась:
        — Мы-илую девушку в голубом. Рукав три четверти, длина до середины икры, защипы у выреза и сборки под грудью?
        — И мережка по подолу!  — обрадовалась Люсинда.  — Точно, это Оля! Где вы ее видели?
        — И с кем?  — добавил Бобров.
        Кариночка прищурилась:
        — Скажу, если вы объясните, какой у вас интерес к этой мы… милой девушке.
        Люсинда открыла и закрыла рот. Бобров, осторожно подбирая слова, ответил:
        — Эта девушка связалась с очень неподходящими людьми, а мы должны найти ее и вернуть в семью.
        — А где ее семья?
        — За триста километров отсюда.
        — Было бы лучше, если бы за три тысячи,  — пробормотала Карина.  — Но и так неплохо.
        Оказывается, серая мымра была приезжей и принадлежала к семье, считающей Серго Мамиконяна неподходящей компанией!
        Кариночка почувствовала, что готова всеми силами содействовать возвращению милой мымрочки к родному очагу.
        — Отлично, я расскажу вам. Когда я сюда пришла, она уже была там!  — Карина широким взмахом руки указала на морские просторы.  — Плыла на лодке.
        — Одна?
        — Нет,  — с удовольствием ответила Карочка, которой было приятно подпортить репутацию соперницы.  — Не одна, а сразу с двумя мужиками! Они уплыли во-о-о-он туда!
        Карина указала направление.
        — Бежим!  — немедленно стартовала порывистая Люсинда.
        — Плывем!  — поправил ее Бобров и хищно оглядел пустой пляж.
        Метрах в пяти от воды стояли два педальных катамарана, соединенные между собой простейшим противоугонным средством — велосипедным замком.
        — А?  — подняв брови, спросил Люсинду Бобров.
        — Ага!  — кивнула она.
        Они уже понимали друг друга с полуслова.
        Бултыхаясь в воде, Оля потеряла босоножки, и это была большая утрата. Без обуви не стоило и пытаться бежать из плена по бездорожью, хоронясь в чернильной темени под деревьями, потому как значительно раньше там успели спрятаться любимые экологами древние колючки.
        Сообразив, что ей придется держаться утоптанной тропы и, стало быть, она рискует встретиться на узкой дорожке со своими похитителями, Оля решила вооружиться.
        На этот раз ее без боя не возьмут!
        Спотыкаясь о неразличимые в потемках кроватные сетки, отзывающиеся на удары страдальческими стонами, она обошла хибару и обнаружила на имитирующем стол фанерном ящике настоящий клад. Он состоял из поцарапанной разделочной доски, обломанной скалки, дырявой эмалированной кастрюли и мятой крышки к ней.
        Путем конверсии кухонные принадлежности можно было быстро и без дополнительных затрат превратить в воинское снаряжение — настоящую мечту бедного средневекового рыцаря.
        Оля прикинула: кастрюлю на голову — будет шлем, половинку скалки в правую руку — получится булава, крышку в левую — сойдет за щит. И даже для разделочной доски, если проявить фантазию, тоже можно сочинить новую жизнь! Например, можно раненых с поля боя на ней выносить.
        Оля определенно чувствовала, что раненые будут, потому что очень разозлилась.
        Список ее претензий к похитителям не заканчивался потерянными босоножками. Мерзавцы еще и испортили ее прекрасное летнее платье, оторвав от подола широкую полосу на кляп. За такое можно было не только ранить, но и насмерть убить!
        Еще раз осмотрев ниспосланный ей судьбой малый набор «Дон Кихот Ламанчский», Ольга решила ограничиться скалкой и крышкой. Кастрюля, на стенках которой внутри обнаружились какие-то окаменелости, показалась ей слишком грязной, чтобы надевать ее на голову. На обломанной скалке тоже присутствовали подозрительные аппликации, но эти неровности потенциально увеличивали убойную силу оружия, так что против них возражений у рыцарши не было.
        С дубиной народной войны в одной руке и помятой кастрюльной крышкой — в другой она тронулась в путь.
        Ночь была тихой, но в буйных зарослях время от времени слышались таинственные шорохи. Заслышав их, Оля всякий раз останавливалась и замирала в героической позе гладиатора, ожидающего выхода на арену голодного дикого льва. Сама она никаких шумов не производила, за что отчасти следовало благодарить похитителей, укоротивших путавшийся в ногах шуршащий подол.
        Внезапно из запущенной банановой рощицы справа по курсу ее движения донесся в высшей степени неожиданный шум — тоскливо дребезжащий голос Лемешева:
        — Ах, Ольга, я тебя любил, тебе единой посвятил рассвет печальный жизни бурной!
        Бумс!  — подыграла певцу ах-Ольга, случайно стукнув себя по коленке кастрюльной крышкой.
        Фрагмент арии Ленского в исполнении народного артиста СССР Сергея Лемешева стоял в мобильном телефоне Ольги Романчиковой как позывной для звонков Андрея Громова.
        Оля уже успела выяснить, что мобильника при ней нет, и ей хватило ума сообразить, куда он делся: наверняка был конфискован похитителями.
        Таким образом, знакомый напев сигнализировал о присутствии поблизости вражьей силы.
        Оля заколебалась.
        Разумнее было бы тихо обойти банановую рощицу стороной и с ускорением припустить куда подальше, но ей хотелось досконально разобраться в ситуации, увидеть врага в лицо и при благоприятном стечении обстоятельств настучать по этому лицу верной скалкой.
        В конце концов, разве она уже не вырвалась на свободу без всякой помощи и огневой поддержки? Вырвалась. Значит, и в дальнейшем сможет за себя постоять.
        Осторожно ступая по шуршащим вьюнкам, воительница подкралась поближе.
        Банан, как известно, всего лишь трава, и среди могучих пятиметровых стеблей она чувствовала себя Дюймовочкой.
        С поправкой на военное снаряжение и боевой задор — гибридом Дюймовочки и Бибигона.
        — Ах, Ольга, я тебя любил!  — снова запел Лемешев, заметно прибавив громкости.
        — Это у него в кармане,  — произнес незнакомый мужской голос.  — Заткни вопилку.
        — Алле,  — настороженно произнес другой незнакомый голос.
        — Придурок!  — зашептал первый.  — Я сказал — заткни, а не ответь!
        — А хер его знает, где тут…
        Второй выругался, и внезапно послышался голос, который Ольга Пална не только знала, но и любила.
        — Это Громов. Ваше требование выполнено,  — холодно сообщил без-пяти-минут-олигарх.
        — Придурок, ты не выключил его, это громкая связь!  — зашипел первый неизвестный.
        Оля осторожно выглянула в просвет между могучими листьями и беззвучно ахнула.
        На травке рядком, как пойманные рыбины, вытянулись три неподвижных тела, судя по нижним конечностям — все мужские: Оле видны были только кривоватые волосатые ноги в шортах и летней обуви.
        Рядом с поверженными в позах усталых портовых грузчиков сидели еще двое граждан крайне странного вида.
        Относительно них было сложно с уверенностью заключить, мужчины они или кто, потому что на головах подозрительных типов белели просторные полотняные головные уборы, похожие разом и на небрежную чалму, и на косынку сестры милосердия, и на фату невесты или мантилью испанской сеньоры. Хотя редкая Дульсинея стала бы щеголять в помятых «трениках» с китайского рынка.
        Один из белоголовых с видимым отвращением держал двумя пальцами Олин мобильник, говорящий человеческим голосом Громова:
        — Деньги доставлены.
        — Какие деньги?
        — Какие заказывали — миллион долларов.
        Белоголовые переглянулись и сдвинулись ближе.
        — Вот стерва,  — восхищенно прошептал в сторону тот, кто держал телефон.  — Она успела все продать!
        — Отлично!  — громко, чтобы слышно было Громову в трубке, сказал второй белоголовый.  — Мы возьмем деньгами!
        — Еще бы вы не взяли,  — сухо хмыкнул Громов.  — Назовите место встречи.
        — А вы где сейчас?  — спросил держатель телефона.
        — Уже в Сочи. А вы где?
        — И мы в Сочи!  — бандит простодушно обрадовался.  — Встретимся на площади у морвокзала через час!
        — А теперь дайте трубку моей жене,  — потребовал Громов.  — Я должен услышать Ольгу.
        Это был напряженный момент. Белоголовые бандиты заволновались, а самоосвобожденная пленница напряглась.
        Ради собственной безопасности ей следовало бы помалкивать, но Ольга Пална Романчикова никогда не была эгоисткой. Хотя Громов сдерживался, она по голосу чувствовала, что он натянут, как канат катапульты. Не успокоить любимого мужа в такой ситуации было бы антигуманно.
        Кроме того, раз уж она вырвалась на волю совершенно бесплатно, имело смысл попытаться сохранить семейному бюджету миллион долларов! Чай, не лишний!
        — Андрюша, ничего им не плати, я убежала!  — закричала отважная и экономная жена олигарха разве что чуточку тише, чем это сделал бы легендарный д’ивуарский кот.
        Выпав из бандитской руки, завалился в траву ультратонкий мобильник.
        Не дожидаясь аплодисментов, голосистая девушка повернулась и со всей возможной скоростью понеслась в темноте в противоположном направлении — не в гору, а к морю.
        Оглушенный внезапным акустическим ударом враг замешкался, но ненадолго. Вскоре беглянка услышала за спиной топот ног, обутых, судя по характерным шлепкам по пяткам, в резиновые тапочки.
        Разумеется, даже такая дегенеративная обувь давала преследователям преимущество перед босоногой беглянкой. Зато у Оли была небольшая фора, которой она очень грамотно распорядилась, потратив лишние полминуты на то, чтобы выволочь из хибары на тропу войны ближайшую к выходу кроватную сетку.
        Миновать ее без потерь во мраке ночи смог бы разве что крылатый сокол!
        Первый же набежавший на сетку бандит потерял равновесие и под хоровой стон пружин с подскоком полетел в колючки.
        Второму повезло еще меньше: он с разгону споткнулся о железную раму и сначала разбил ногу, а потом нос.
        — Так вам и надо!  — злорадно выкрикнула Оля, поскольку хранить режим молчания уже не имело смысла.
        Ближе к морю лесок поредел, спрятаться было негде, и в свете некстати вынырнувшей из облака луны фигура беглянки виднелась отчетливо.
        «Лезь в воду!  — возбужденно посоветовал внутренний голос.  — Кому суждено быть повешенным, тот не утонет!»
        — Я и вешаться не хочу,  — возразила Оля, со щитом и мечом на изготовку пятясь к морю.
        В конце концов, ее платье и волосы до сих пор не просохли, босоножки она уже утопила во время предыдущего заплыва, так что дополнительного вреда ночное купанье причинить не могло.
        Если, конечно, не принимать во внимание реальный риск утонуть.
        Медлила она напрасно — один из преследователей успел добраться до пляжа.
        — Стой!  — людоедским голосом гаркнул он и еще некультурно назвал Ольгу Палну гадким словом.
        — Сам такой!  — огрызнулась она, отступая в море.
        Мелководье у берега не позволяло нырнуть, и быстро бежать в воде никак не получалось. Бандит, без раздумий ворвавшийся в воду с разгону, беглянку настигал.
        «Скалки к бою!» — оценив ситуацию, скомандовал Олин внутренний голос.
        Она решительно вскинула руку с дубинкой и увидела, как блеснуло стекло бутылки, которую аналогичным жестом вздернул приближающийся враг.
        Тем временем на пляж, отчаянно хромая, выскочил второй преследователь.
        «С двумя сразу ты не справишься, бей сейчас!» — потребовал внутренний голос.
        И добрая, милая, кроткая Ольга Пална, в жизни не поднимавшая руку ни на кого крупнее таракана, зажмурилась и со свистом разрубила скалкой богатый йодом и целебный для легких морской воздух.
        Дзинь!  — жалобно зазвенело стекло, не выдержавшее столкновения с деревом.
        Завершая дугу, победоносная скалка с силой опустилась на плечо обезоруженного бандита и вбила его в воду с головой.
        Оля выронила дубинку и сумасшедшим кролем поплыла по лунной дорожке, но почти сразу свернула с нее в сторону, потому что забытая в руке кастрюльная крышка работала как одинокое весло.
        «Брось жестянку и ныряй!» — скомандовал внутренний голос так уверенно, что не послушаться было просто невозможно.
        Оля выронила крышку, сделала глубокий вдох и надолго ушла под воду, лишив погоню видимой цели.
        А когда вынырнула — увидела подоспевшую кавалерию.
        Отчаянно грохоча и взбивая морскую воду в пышную пену, прямо к ней мчалась небольшая флотилия из двух прогулочных катамаранов.
        — Скованные одной цепью! Связанные одной целью!  — бешено крутя педали, дурными голосами орали знаменитую песню группы «Наутилус Помпилиус» Люсинда Пинчикова и Макс Бобров.
        — Надо же — спелись!  — хрюкнул Олин внутренний голос.
        И неудержимый приступ истерического смеха едва ее не утопил.
        — Господи святый!  — ахнул важный швейцар Григорий Митрофанович, с трудом остановив на полпути руку, рефлекторно взметнувшуюся для крестного знамения.
        Особа, решительно ворвавшаяся в приличный отель, походила на героиню сказки «Принцесса на горошине», какой Ганс Христиан Андерсен живописал ее в первых строках своего бессмертного произведения — это если ей польстить. А если сказать прямо и честно, то отсыревшая босоногая оборванка выглядела как натуральная мокрая курица.
        — Добрый вечер,  — влажно прошлепав мимо потрясенного швейцара, невозмутимо поздоровалась мокрая, но вежливая курица.
        — А…
        — Это мы,  — предупредила вопрос вторая гражданочка — мокрая только по пояс снизу.
        Вслед за ней вошел мужчина — тоже до половины подмоченный.
        — Это с нами,  — обернувшись, сказала полумокрая курица.
        — Кто бы сомневался,  — пробормотал Григорий Митрофанович.
        За сорок лет работы в гостиничном бизнесе он повидал много разных богатых чудиков, но даже самые некультурные из них не делали луж в подъезде, холле и лифтах.
        — Все в порядке, девушки из пентхауса, а молодой человек из одноместного стандарта на шестом этаже,  — взяв себя в руки, нарочито спокойно объяснил величественный швейцар подскочившей на месте дежурной администраторше.
        — Офигеть,  — коротко выдохнула она.
        — Выбирайте выражения, Верочка, не годится так говорить о наших дорогих гостях,  — лицемерно посетовал Григорий Митрофанович.
        Мокрые дорогие гости разделились по половому признаку у лифтов: курицы вызвали себе приватный, петух поехал на общем, предупредив своих спутниц:
        — Я подойду через минуту, только брюки сменю.
        — Ты вообще как?  — в десятый раз спросила подружку Люсинда, оставшись с ней вдвоем в кабине лифта.
        — Как никогда,  — неясно, но честно ответила Оля.
        — Тебе нужно принять ванну,  — посоветовала Люсинда.
        Оля посмотрела на нее с иронией. Обе захохотали.
        Если бы в этот момент их услышал и увидел Григорий Митрофанович, даже его профессиональной выдержки не хватило бы, чтобы удержаться от вызова спецбригады «Скорой помощи» из городской психушки.
        — Я имею в виду, просто погреться, расслабиться и все такое,  — отсмеявшись, объяснила Люсинда.
        — Не время расслабляться, Громов уже привез выкуп,  — возразила Оля таким тоном, каким могла бы сказать «Не время медлить, Родина в опасности».  — Хотя я решительно не понимаю, каким образом он добрался так быстро. На машине до Сочи минимум семь часов, на поезде шесть, а самолет будет только утром…
        — Прилетел к нам волшебник в голубом вертолете!  — многозначительно напела Люсинда, открывая дверь.  — Ты недооцениваешь возможности родного олигарха.
        Они разбежались, чтобы скоренько привести себя в порядок, и через несколько минут встретились в гостиной. Обе были в нехитром наряде, который лучше всего подходил в качестве сменки для костюма мокрой курицы — в толстых махровых халатах, а Оля еще и с тюрбаном из полотенца на голове.
        — Принцесса Гита!  — пошутила Люсинда.
        — Вот, кстати!  — Оля щелкнула пальцами.  — По поводу Риты-Гиты, горничной, которая картавила: ты не думаешь, что в бельевой каморке при бассейне рызговаривала именно она?
        — Женщина, которая повторяла: «Я не бегу, я никогда не бегала»?  — Люсинда прищурилась и тоже щелкнула пальцами.
        — Выглядит так, будто вы готовитесь сплясать хабанеру!  — хихикнул вошедший без стука Бобров.
        Люсинда подчеркнуто внимательно осмотрела его ниже пояса.
        С учетом высокой скорости переодевания можно было ожидать, что Макс тоже появится в облегченном домашнем одеянии, но вместо саронга из полотенца на нем были вполне приличные джинсы.
        — Людмила, вы меня смущаете,  — насмешник принял позу футбольного полузащитника.
        — Он совершенно невыносим,  — пожаловалась покрасневшая Люсинда подружке.
        — Надеюсь, вперед ногами меня вынесут не скоро,  — согласился Бобров, без приглашения занимая место на диване.
        — В отличие от горничной Гиты,  — напомнила Оля, возвращаясь к теме прерванного разговора.  — Люд, я вот думаю — не убили ли ее те же самые бандиты, которые похитили меня? Ведь однажды они уже ошиблись, напав на девушку-администратора в бассейне, куда пытались выманить меня голосом Димки.
        — То есть, вы уже имели дело с похитителями раньше?  — посерьезнел Бобров.
        — Видимо, да.
        Оля вкратце рассказала о двух провалившихся попытках «поймать» ее на детский голос.
        — Ох, шеф меня убьет!  — сокрушенно пробормотал Бобров.
        — Оказывается, Макс работает на Громова,  — объяснила Люсинда.  — Я только не поняла, в каком качестве — охранником, да?
        — Э-э-э…  — подозрительно замялся Бобров.
        — Громов!  — спохватилась Оля, помешав продолжению расспросов.  — Он ведь наверняка пойдет на встречу с вымогателями, даже если услышал мое предупреждение. Андрюша не станет рисковать и не успокоится, пока не получит меня живой и невредимой.
        — Да, шеф такой,  — охотно подтвердил Бобров.
        — Но будет очень обидно, если вымогатели получат миллион долларов вообще ни за что!  — закончила Оля свою мысль.  — Вы не думаете, что мне нужно успеть встретиться с Андрюшей до того, как он расплатится с похитителями?
        — Мы не только так думаем, мы еще и так делаем!  — солнечно улыбнулся Бобров и приставил ладонь к уху.  — Чу! Что за шум? Это ваша лягушонка в коробчонке едет!
        Устало выдохнул подъехавший лифт, стукнула о стену широко распахнутая дверь.
        — Ольга!  — в номер ворвался Громов, похожий не на лягушонку, а на грозный смерч.
        За ним нервно вился хвост наэлектризованных сопровождающих: пара штатных телохранителей в темных футболках и джинсах, гостиничный охранник в душном костюме и заспанный старший администратор в криво застегнутой рубашке.
        — Я Ольга!  — браво козырнула боевая подруга олигарха.
        — Цела? Невредима?  — любящий муж сгреб ее в охапку и яростно чмокнул в макушку.  — Ну, слава богу! Вечно во что-нибудь вляпаешься, пороть тебя некому!
        — Меня-то за что пороть?  — возмутилась Оля.  — Это не я краду мирных граждан и требую выкуп!
        — Вот именно!  — Громов обернулся к своему эскорту.  — Найдите тех людей, и пусть они за все ответят!
        — Минуточку!  — крикнула Оля.
        — Да, милая?
        — Я хочу это видеть!  — зубасто оскалясь, сказала кровожадная милая.
        Саша-зам очнулся раньше, чем его товарищи по несчастью.
        Незнакомые парни — хилый блондин и здоровенный брюнет — ровно, бревнышками, лежали правее Саши, неподвижные, но живые: слышно было, как они сопят и постанывают.
        Что его ограбили, Саша-зам понял сразу же: карманы джинсов были вывернуты и свисали понурыми ушками.
        Что его вырубили ударом по голове, тоже было понятно: место приложения «вырубателя» пульсировало болью, а в черепной коробке жалко звякали разбитые вдребезги мысли. Собирать их пришлось по кусочкам, как пазлы, и Саша не был уверен, что в результате не сложил кошмарного Франкенштейна.
        Во всяком случае, Сергей Акопович, выслушав сбивчивый доклад своего заместителя, непритворно ужаснулся.
        — Ты говоришь, Громов?  — приобретя нетипичную для потомка армянских князей синеватую бледность, переспросил он и схватился за сердце.
        — Я так услышал: «Это Громов»,  — подтвердил Саша, прижимая к темечку холодный компресс.  — И что-то про миллион долларов. А потом еще: «Дайте мне жену мою, Ольгу». Понимаете, я тогда еще не совсем очухался и очень плохо соображал. Но я совершенно уверен, что женщина, которая заорала, как безумная: «Андрюша, я тут!» — та самая Ольга, которая испортила сиденье вашего автомобиля. Кстати, знаете, как она это сделала? Не ногтями, нет. Кольцом с огромным бриллиантом.
        — Очень, очень плохо,  — повторил Мамиконян и щедро накапал себе в бокал бургундского «Пино Нуар», которое настоятельно рекондуют своим пациентам французские кардиологи.  — Миллион долларов, кольцо с огромным бриллиантом, Андрей Громов и жена его Ольга. Ты хоть понимаешь, что все это значит?
        — Хотел бы понять,  — честно признался Саша.
        — Это значит, что никто ничего не портил! Все хорошо, да, и у меня нет никаких претензий к уважаемому Андрею Петровичу Громову и его уважаемой супруге Ольге, к сожалению, не знаю, как звали ее уважаемого папу!  — заявил Мамиконян и стукнул бокалом по столу, как будто поставил печать на документ.
        — Так это что, тот самый Громов?  — Саша нервно сглотнул.  — Владелец торговой сети, в которой мы… Ой, мама!
        — Бедная женщина твоя мама, да,  — кивнул Сергей Акопович.  — Такой у нее глупый сын! Иди, вай ме, и думать забудь об этой достойной девушке Ольге, пусть ее жизнь будет долгой и счастливой!
        — Я уже все забыл,  — заверил шефа Саша-зам и, выйдя за дверь, энергично протер холодным компрессом раскрасневшееся лицо.
        — Черные глаза! Вспоминаю — умираю! Че-о-о-рные глаза!  — страстно запел в кабинете мобильный телефон Сергея Акоповича.
        Узнав позывные, которые шеф когда-то присвоил входящим звонкам тогдашней его любовницы Карины, Саша развернул ухо и плотно прижал его к двери.
        Разумеется, он слышал только голос Мамиконяна, но и по его репликам можно было понять, о чем идет речь.
        Пылкая Карочка, по всей видимости, упрекала Сергея Акоповича за аморальную связь с замужней дамой. Мамиконян испуганно отпирался:
        — Из какой семьи увел, какую Ольгу?! Кара, солнце, ты в своем уме? Это все твои фантазии, Карочка, и чистое недоразумение, да, ты же знаешь, я…
        Голос шефа сделался густым и сладким, как тосканское «Вин Санто», которое сами итальянцы называют «вином для медитации».
        — Нет, ну что ты, я только тебя! Да! Мамой клянусь, это правда! Ну, конечно, давай встретимся, красавица, я просто счастлив буду…
        — А я — нет,  — вздохнул, отклеиваясь от филенки, Саша.
        Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться: в личной жизни Серго Мамиконяна грядет второе пришествие Карочки.
        — Ты живой?
        Держась за голову правой рукой, левой Лелик потряс Бориса.
        — Уммммм,  — промычал тот, не открывая глаз.
        — Ум, честь и совесть нашей эпохи!  — злобно сказал блондин.  — Толку от тебя, Боря, как от бронепоезда на запасном пути! Ладно, меня завалили, я-то мелкий, но ты же лось здоровый, почему лежишь в отрубе?
        — Меня бутылкой по башке…
        — Меня тоже бутылкой!
        — А у меня башка уже и раньше была разбитая!
        — Вот я и говорю: толку-то с тебя!  — Лелик выругался.
        — А кто это нас?  — Борис с трудом приподнялся.
        — А фиг его знает! Карманы проверь, ничего не пропало?
        Приятели дружно охлопали карманы.
        Выяснилось, что пропало все: деньги, мобильные телефоны, ключи от съемной квартиры, сигареты, жевательная резинка и даже помятая листовка с портретом толстого кота и контактами супруги олигарха.
        Еще через четверть часа, затраченных на возвращение к хижине, выяснилось, что и сама жена олигарха пропала тоже.
        — Ну и что теперь делать?  — гневно потопав ножкой, вопросил Лелик.
        — В больничку бы,  — промямлил опасно бледный Борис, осторожно коснувшись огромной шишки на голове слева.
        — Да и мне тоже,  — остывая, проворчал Лелик, пощупав такое же украшение на собственном черепе.
        — Никогда не любила дворцово-парковые ансамбли,  — сообщила подружке Оля, наблюдая за мужем в зеркало пудреницы, которую Люсинда держала над головой.  — Все эти подстриженные газоны, лужайки, клумбы, статуи…
        — Да-да, совершенно негде уединиться,  — поддакнул Макс Бобров, под предлогом необходимости не упускать из виду перископическую пудреницу неприлично прижимающийся к Люсинде с другой стороны.
        — Просто спрятаться негде,  — Люсинда ткнула Макса локтем в бок.  — Отодвиньтесь, я задыхаюсь…
        — Без мужского внимания?  — с надеждой предположил Бобров.
        — Спасибо, хоть фонтан тут есть,  — не обращая внимания на возню рядом, договорила Оля.
        Они сидели на асфальте, прижимаясь спинами к каменному борту чаши, в центре которой на плоском блюдечке помещалась желтого цвета мадам с одной голой грудью — не то китайская активистка движения «Фемен», не то жертва гепатита и тропической лихорадки одновременно.
        Блюдечко стояло на вырастающих из бетонного основания чешуйчатых хвостах, принадлежащих, судя по пышным гладким попам, морским русалкам. Верхние половины хвостатых дев безвозвратно канули в бетон.
        — Это памятник погибшим синхронисткам?  — предположила любознательная Люсинда.
        — Нет, это скульптура богини мореплавания,  — ответила эрудированная Ольга Пална.  — Видишь, в левой подмышке у нее корабль, а правой рукой она указывает ему дорогу.
        — Сидя к морю спиной?  — простодушно удивилась Люсинда.  — Куда же ему плыть?
        — Куда, куда… На кудыкину гору,  — рассеянно ответила Оля, не отводя взгляда от зеркальца.
        Прямо сейчас богиня мореплавания указывала на Громова, который стоял по другую сторону фонтана с чемоданчиком в руке.
        — Да, горы вижу,  — согласилась Люсинда и наконец умолкла.
        Оля волновалась за супруга, хотя и знала, что, кроме них троих, неподалеку прячутся еще четверо бойцов невидимого фронта.
        Боевая двойка штатных охранников Громова залегла в ромашках, а пара «охранник и старший администратор отеля» закопалась в настурции. Если не приглядываться, в цветочках их не было видно — отдельное спасибо Боброву, который придумал разбить лампочки в фонарях над клумбами и сам же свою идею реализовал.
        При этом Олина подружка подавала ему снаряды, и действовали они на редкость слаженно, хотя сама Люсинда об этом и слышать не хотела.
        Пластуны лежали в засаде уже с полчаса, а алчные бандиты все не появлялись.
        — Может, они раздумали приходить?  — шепотом предположила Оля.
        — Ты с ума сошла?  — Люсинда точно скопировала мимику и интонации мультяшного Карлсона.  — Кто же откажется от миллиона долларов?
        — Я бы не отказался,  — сообщил Бобров.  — К сожалению, мой шеф платит мне намного меньше и вовсе не в валюте.
        — Макс, я все слышу,  — не оглядываясь, произнес Громов.
        — Тихо!  — шикнула Оля.
        Кто-то шел по пустынной улице, негромко топая в четыре ноги. Или, скорее, в три с половиной, потому что одна пара ног делала размеренное «топ-топ, топ-топ», а вторая — синкопированное «тоооп-тъп, тоооп-тъп».
        — Один из них сильно хромает,  — шепнула Люсинда, и Оля кивнула.
        Точно, один бандит ее стараниями охромел после встречи с кроватной сеткой.
        Шаги затихли.
        Люсинда завертела пудреницу, пытаясь поймать картинку, но вместо изображения вновь прибывших появился звук:
        — Эй, ты! Громов! Ты тут один?
        — Они дураки?  — тихо фыркнул Бобров.
        — А что, не видно?  — ответил Громов, принципиально избегающий откровенного вранья.
        — Ну, давай деньги!  — «топ-топ» и «тоооп-тъп» ускорились.  — Подними руки, поставь чемоданчик и отойди назад.
        — Да, они дураки,  — сам себе ответил Бобров.
        Громов отступил на два шага и непринужденно присел на бортик фонтана. Богиня Навигации полностью скрыла его своими каменными телесами от взволнованных зрителей.
        Зато Люсинда наконец поймала в свой косметический перископ бандитов. К сожалению, руки у нее тряслись, отчего картинка в зеркальце прыгала, и толком разглядеть вражьи морды Оле не удавалось.
        — Эй, он закрыт!
        — Конечно, чемоданчик закрыт,  — невозмутимо подтвердил Громов.  — Хотите ключ?
        — Нет, они не дураки, а полнейшие идиоты!  — совершенно некстати яростным шепотом заспорила с Бобровым Люсинда.  — Даже дураки знают, что выкуп отдают за заложника, а ведь Громов даже не спросил у них, где Ольга! И их это нисколько не насторожило!
        — И потом, Громов совершенно не похож на встревоженного мужа,  — неодобрительно заметила Оля.  — Сидит и болтает ногами!
        — И языком,  — поддакнула Люсинда.
        Определенно, Громов в роли переговорщика, добивающегося освобождения заложницы, был совершенно неубедителен.
        — Ловите!  — продолжая неуместно резвиться, крикнул он и высоко подбросил серебряный ключик.
        Металлическая штучка летучей рыбкой полетела по параболе. Вымогатели дружно запрокинули головы, отслеживая ключик в полете, и прозевали час «икс».
        Беззвучно взорвались ромашки.
        Два живых снаряда вылетели из клумбы и секунду спустя нашли себе каждый по цели.
        Упавший на асфальт чемоданчик заботливо подобрал охранник отеля, вошедший в призовую тройку спринтеров с небольшим отрывом от лидеров.
        — Ну, вот и все!  — Громов спрыгнул с бортика фонтана, обернулся и выразительными жестами выманил из укрытия непригодившийся резервный полк.  — Идите сюда. Оль, ты же хотела на них посмотреть!
        — Хм, да не на что тут смотреть!  — пренебрежительно сказала Люсинда, прискакавшая первой.  — Ну и рожи! Натуральные гопники из подворотни, а туда же — миллион долларов им подавай! Кроссовки бы себе сначала приличные купили, раз уж вырядились в спортивные штаны, и рубашки поутюжили, а то выглядят так, будто их корова жевала!
        — Заткнись, корова!  — буркнул в землю один из задержанных.
        — Что это ты сказал про даму?!  — возмутился Бобров.
        — Кто это про меня сказал?!  — возмутилась Люсинда.
        — А и в самом деле… Андрюша, можно их того?  — Оля покрутила пальчиком.
        — Добить?  — с подкупающей готовностью уточнил гостиничный охранник.
        — О боже, нет! Перевернуть!
        Громовские орлы перекатили бандитов на спину.
        — Ой,  — сказала Оля.
        — Что?  — с подозрением спросил Громов.
        — А кто это?
        Стало совсем-совсем тихо. Взгляды сошлись на смущенном лице Ольги Палны, и она определенно почувствовала себя дурочкой.
        — Кгхм,  — Люсинда кашлянула, благородно отвлекая всеобщее внимание с подружки на себя, и осторожно спросила: — Романчикова, миленькая, разве это не те же самые гады, которые преследовали тебя чуть ли не до морской границы с Турцией?
        — По-моему, те же,  — выступил вперед Бобров.
        — По-моему, тоже,  — вздохнула Оля.  — Но, понимаете ли, это вовсе не те гады, которые меня похитили!
        — Я, конечно, очень извиняюсь,  — отчаянно зашептал на ухо Громову старший администратор отеля, покинувший засадную клумбу позже всех.  — Но мне, кажется, известно, кто это такие!
        — Кто?  — также шепотом спросила Оля.
        Громов выжидательно заломил одну бровь.
        — Это наши дорогие гости из апартаментов «Райский сад», тоже в пентхаусе,  — возбужденно нашептал администратор.  — Они живут рядом с вами!
        — Ой,  — сказал охранник отеля и проворно убрал свой ботинок с груди дорогого арестанта.
        — Та-а-а-ак,  — Громов потер переносицу.  — В таком случае, предлагаю перенести вечер неожиданных встреч и судьбоносных знакомств по месту проживания основных героинь и героев. Никто не возражает?
        — Добро пожаловать, у нас вам будет очень удобно,  — радушно заверил администратор, и на этот раз все посмотрели уже на него, причем как на полного идиота.
        День четвертый
        Оля проснулась поздно.
        Солнце за окнами расплавило янтарь плотных штор в жидкую сосновую смолу, и в ней терпеливым паучком чернел силуэт охранника, с ночи пребывающего на посту на террасе.
        Не было сомнений, что аналогичные фигуры присутствуют и за дверью. С патронташем через грудь, скорострельным револьвером у бедра и строгим приказом генералиссимуса Громова пулять на поражение в каждого, кто не скажет правильный отзыв на дежурный пароль.
        Олигарх установил-таки милый его сердцу режим повышенной безопасности.
        Это была плохая новость дня.
        Хорошей можно было считать многообещающий аромат яичницы с беконом, без всяких паролей и отзывов просочившийся в Олину спальню из гостиной.
        — Что тут у нас?  — без предисловий спросила она, выйдя в люди босой растрепой в махровом халате.
        Из-за вчерашних приключений она осталась без ужина и теперь чувствовала, что могла бы побороться за рацион с обжорой Гаргантюа из романа Франсуа Рабле.
        — Омлет с ветчиной и грибами,  — правильно истолковав вопрос, ответил Громов и приподнял металлическую крышку над пищей богов.
        — Уммм! И без козявок!  — непонятно, но одобрительно изрекла оголодавшая жена олигарха и затем некоторое время не говорила ничего другого, только сосредоточенно чавкала.
        — А если тебя интересуют предварительные итоги нашего небольшого расследования,  — дождавшись, пока она покончит с омлетом, продолжил читающий мысли Громов,  — то Макс как раз рапортовал мне об успехах мастеров заплечных дел.
        Оля поперхнулась и закашлялась.
        — Ну зачем вы так, Андрей Петрович!  — укоризненно сказал Бобров, подавая Оле стакан сока.  — Пейте, Ольга Пална, а хотите, я вам по спине постучу.
        — А вот это я сам,  — возразил олигарх и похлопал супругу по тыльной части организма, заметно промахнувшись мимо собственно спины.
        Оля перестала кашлять, но покраснела еще больше.
        — Мы никого не пытали, шеф так шутит,  — успокоил ее Бобров.  — Мы просто серьезно и основательно поговорили с вашими соседями по этажу в их собственном комфортабельном номере.
        — Это чтобы крики собеседников не помешали тебе спать,  — уточнил Громов.
        — То есть они все-таки кричали?
        Оля вообразила себе допрос с пристрастием и огорчилась.
        — Мы все кричали,  — объяснил Бобров.  — Орали друг на друга, пока не истощили запас ругательств, а потом более или менее прояснили ситуацию. Итак, если верить соседям, в историю с вашим похищением они впутались случайно, по глупой жадности. Вчера вечером эти двое мирно гуляли по заброшенному парку, и вдруг на них напали другие двое, выскочившие из темноты.
        — Морк офф,  — припомнила Оля.
        — Ты не наелась?  — удивился Громов.  — Что, заказать еще салатик из овощей?
        — Наелась, не обращай внимания, я просто говорю по-мордорски,  — отмахнулась Оля.  — Максим, продолжайте!
        — Нападающие намеревались соседей ваших ограбить, о чем уведомили их пугающими криками типа «Кошелек или жизнь!»,  — продолжил Бобров.  — Однако потенциальные жертвы проявили несговорчивость, вступили в бой и одержали в нем победу, нокаутировав грабителей с помощью бутылки из-под французского коньяка.
        — Случайно, не «Лера Юджин» шестилетней выдержки?  — перебила Оля.
        — Не знаю таких подробностей.
        — С каких это пор ты разбираешься в коньяках?  — нахмурился Громов.  — Чем вы тут занимались?
        — Максик, вы продолжайте, продолжайте,  — попросила Оля, делая вид, что чрезвычайно увлечена рассказом.
        — Да, собственно, это уже почти все,  — пожал плечами Бобров.  — В итоге пары поменялись ролями, ваши соседи сами опустошили карманы горе-грабителей и разжились небольшими трофеями, одним из которых стал ваш, Ольга Пална, мобильник.
        — У меня его забрали похитители,  — напомнила она.  — Значит, они и были теми неудачливыми ночными грабителями? Мужчины лет тридцати, один маленький и светленький, а другой темный и большой?
        — Так точно,  — Бобров кивнул.  — Только соседи ваши говорят «бацилльный белобрысник» и «чернявый амбал».
        — Это не по-мордорски,  — сухо объяснил Громов.  — Это феня, воровской жаргон.
        — Я знаю, что такое феня!  — фыркнула Оля.  — Выходит, наши соседи воры?
        — Судя по виду, манерам и тупости — всего лишь жалкие воришки,  — тоже фыркнул Громов.  — Правда, с амбициями больших ворюг. Ишь, на миллион баксов позарились!
        — Минуточку! А зачем же они гнались за мной до самого моря и дальше?  — прищурилась Оля.
        — Говорят, что хотели вернуть вас мужу в обмен на обещанные деньги, чтобы все было по-честному,  — усмехнулся Макс.  — Они, мол, порядочные люди и поначалу не собирались загрести миллион просто так.
        — В самом деле? Тогда я вот чего еще не понимаю. Если они тупые мелкие воришки, откуда у них деньги на пентхаус?
        Бобров развел руками:
        — Ну, это мы не выясняли, у нас такой задачи не было.
        — У вас была и есть задача найти тех двоих, которые затеяли историю с похищением и выкупом,  — напомнил Громов.  — Вы их нашли?
        — Ищем, но зацепок у нас маловато, сами понимаете,  — Бобров вздохнул.  — Я отправил людей по больницам поспрашивать, не обращался ли кто с характерными травмами головы.
        — А эти двое, соседи наши, о них что известно?  — Олю беспокоила смутная мысль, которую она пока что не могла сформулировать.
        — Да все известно, они же паспорта предъявляли при регистрации, у администрации отеля и копии сохранились.
        Бобров полез в карман, достал и развернул бумажки:
        — Вот: Антипов Василий Михайлович, тысяча девятьсот девяностого года рождения, и Смирнов Олег Сергеевич, двумя годами моложе. Оба москвичи, зарегистрированы в Химках, участковым по месту жительства лаконично характеризуются как «блатота, гопота, пьянь и рвань». С младых ногтей на учете в милиции, но серьезных статей и долгих ходок не имеют, в настоящее время радуют родню и соседей необъяснимым отсутствием.
        — Да все с ними понятно: обворовали кого-то и убежали на курорт пошло тратить экспроприированное,  — заключил Громов и поднялся с дивана.  — Ольга! Закончишь завтрак — начинай паковать свои вещи, ты возвращаешься домой.
        — Как это — домой? А расследование? А Люсинда?
        Она спохватилась:
        — Кстати, а где Люсинда?
        — Людмила Александровна спозаранку отправились в спа-салон,  — ровным шоколадным голосом с отчетливой горчинкой сообщил Бобров.  — Их высочество Люсинда Первая и Единственная намерены нынче вечером блистать неземной красотой на банкете.
        — А, так вы знаете про принца!  — Оля посмотрела на Макса с сочувствием.  — Мне очень жаль, я заметила, что Люда вам нравится.
        — Мне тоже очень жаль,  — Бобров вздохнул.  — К сожалению, обстоятельства нашего с ней знакомства не располагают…
        — Потому что вы не принц, а всего лишь помощник олигарха? Да бросьте! Это все…
        — Нет, потому что Макс познакомился с твоей подругой не просто так, а по моему приказу.
        Оля посмотрела на мужа.
        Громов сделал крайне независимый вид.
        — Андрей Петрович предположил, что общество Людмилы Александровны для вас чрезмерно утомительно, и отправил меня поработать громоотводом,  — аккуратно подбирая слова, объяснил Бобров.
        — Как жиголо?
        — Как группа поддержки.
        Оля злорадно заметила, что Макс покраснел.
        — А как же газета «МК»?  — вспомнила она.  — Это была липа?
        — Почему липа? Многотиражка «Михайловский кондитер», газета шоколадной фабрики, входящей в наш холдинг…
        — Все ясно,  — Оля решительно оборвала разговор.  — В таком случае, так вам и надо!
        Она со звоном скрестила приборы на пустой тарелке и с вызовом посмотрела на мужа.
        — Должна сказать, что нахожу твою опеку гораздо более утомительной, чем общество подруги, и не собираюсь оставлять ее одну в такой важный вечер!
        — Ну и куда ты?  — окликнул разгневанную супругу Громов, когда она зашагала, печатая шаг, к входной двери.
        — Как это куда? В спа-салон!
        Грохнула дверь.
        — Женщины!  — дружным дуэтом пожаловались олигарх и его помощник потолочному светильнику.
        Выпускники медакадемии Борисов и Бонга очень любили популярный телевизионный сериал «Интерны», хотя и отмечали, что он не показывает правду жизни в полном объеме.
        К примеру, среди телевизионных интернов до сих пор не было ни одного уроженца черного континента, тогда как одна лишь кубанская медакадемия выпустила уже сотни аутентичных айболитов для работы на Занзибаре, в Калахари и Сахаре. Хотя практику и они проходили в медицинских учреждениях Краснодарского края.
        Александра Борисова и Микеле Бонгу направили на стажировку в сочинскую горбольницу. И, хотя чернокожим был только один из друзей, на практике они оба пахали, как негры-стахановцы: и в травмпункте, и в хирургии.
        Главным эксплуататором юношеского труда был завотделением Герман Анисимович Скориков — превосходный хирург с пагубной тягой к высокоградусному алкоголю. Зная свою предрасположенность к спиртному, коим благодарные пациенты неразумно одаривали доктора в количестве, достаточном для открытия собственного алкогольного бутика, Герман Анисимович назначал интернов дублировать его на каждом ночном дежурстве. Причем рассматривал он эту повинность как великое благо, добродушно приговаривая:
        — Отшлифуем мы тебя, Мишенька, как черный бриллиант! А Сашеньку — как белый!
        Будущие бриллианты, штатно приписанные к одной лишь травматологии, сердито сверкали глазами и в приватных беседах жаловались друг другу на то, что из-за Скорикова вынуждены делать двойную работу. При Германе Анисимовиче оба осмотрительно помалкивали, согласно кивали и записывали перлы завотделения в специальную тетрадочку. Плохо интегрированный в российскую действительность Бонга делал это сугубо для душевной разрядки, а продуманный Борисов лелеял пакостную мысль в один прекрасный день продать накопленный материал сценаристам «Интернов».
        После трудной рабочей ночи Герман Анисимович сладко спал на кушетке в приемном отделении, а Борисов в травмпункте отпаивал Бонгу черным, как сам Бонга, чаем и терпеливо слушал эмоциональный рассказ об удалении желчного пузыря набожной семидесятилетней бабушке с панической боязнью чертей.
        Саму пугливую старушку в настоящий момент отправили от греха подальше в кардиологию, а Бонга, который оперировал ее под наблюдением Скорикова, не рискнувшего взяться за скальпель, теперь живописал случившееся. У Германа Анисимовича тряслись руки, а бабушка при виде Бонги затряслась целиком и очень обидно шептала «Изыди, сатана!» до тех пор, пока не ушла в глубокий наркоз. Бонгу это сильно задело.
        — Я плохой доктор? Я хороший доктор!  — горячился он, поддерживая высокий градус негодования обжигающим чаем.  — Я буду лучше доктор, чем Герман! Я уже сейчас лучше доктор, чем ты!
        — А вот тут, мой бриллиант, ты не прав,  — добродушно возразил Борисов.  — Пока вы там потрошили одну старушку с пузырем, я тут принял пять новоприбывших с разными травмами. И сделал, между прочим, интересный вывод: кажется, в городе появился маньяк! Запишу это в тетрадочку, «Интерны» смогут добавить в сюжет детективную линию.
        — Какой маньяк? Какие травмы?  — профессионально заинтересовался Бонга.
        — Черепно-мозговые, закрытые, однотипные: удар был нанесен округлым твердым предметом, обширная гематома справа.
        — Справа?  — повторил Бонга — в самом деле, многообещающий айболит.  — То есть бил левша?
        — Соображаешь!  — похвалил Борисов и потянулся за тетрадкой.  — Какая тема, а? «Интерны вычислили маньяка, терроризировавшего курортный город»!
        — И много он тер… ударил?
        — Как минимум, троих,  — Борисов открыл тетрадь.  — Сегодня за помощью обратились два парня, а вчера женщину госпитализировали. Интересно, когда спохватятся наши правоохранительные органы?
        — Тук-тук,  — вежливо сказали от двери, которая была гостеприимно приоткрыта на случай прибытия новых травмированных.  — Это приемный покой?
        — Я бы сказал, что это сплошное приемное беспокойство, поэтому не стесняйтесь, заходите, если можете, или заносите, если нужно, и показывайте, что там у вас,  — пригласил Борисов, типичным докторским почерком строча в тетрадке со скоростью спятившего энцефалографа.
        — У нас вот что,  — сказал самоходный гражданин без видимых повреждений организма, опуская на стол перед Борисовым развернутое удостоверение.  — И еще один простой вопрос: не обращались ли к вам за помощью в последнее время молодые люди с травмами головы?
        — Как хорошо в России работает полиция!  — восхитился Бонга.  — Даже лучше, чем медицина!
        — Но-но!  — возразил Борисов, защищая честь халата.  — Мы, интерны, первыми зафиксировали грозные симптомы!
        Он потряс в воздухе своей тетрадкой, открыл ее и прочитал с листа:
        — В ноль часов тридцать пять минут и в ноль часов пятьдесят минут интерном Борисовым приняты пациенты мужского пола с черепно-мозговыми травмами, идентичными той, с которой накануне была госпитализирована неизвестная женщина.
        — Он хорошо пишет!  — восхитился Бонга.
        — Может, он и рисовать умеет?  — спросил товарищ с корочками.  — Мне нужны портреты и паспортные данные тех двоих.
        Рисовать Александр Борисов, к сожалению, не умел, но на словах описал получивших первую врачебную помощь пациентов как «маленького худого блондина» и «высокого мускулистого брюнета».
        Незатейливое описание полицейского товарища устроило, а обретение паспортных данных пациентов сделало его и вовсе счастливым.
        — Полагаю, именно на такой случай травмпунктам в приказном порядке запрещено принимать пациентов без паспорта,  — объяснил Борисов Бонге, продолжая адаптировать коллегу к российской действительности.
        — Андрей Петрович, мы знаем, кто они!
        Максим Бобров догнал шефа, хорошим брассом плывущего по дорожке открытого бассейна, и порысил по бортику параллельным курсом.
        — Сегодня ночью оба обратились в травмпункт и предъявили там свои паспорта.
        — Ну?  — выдохнул Громов и с головой погрузился в воду.
        Бобров дождался, пока он вынырнет, и бойко выдал еще порцию информации:
        — На овощебазе у нас работали, уволены за прогулы, некие Трудин и Хоменко.
        Громов снова погрузился в воду. Бобров успел перевести дух.
        — И?
        — Их возьмут уже сегодня, местная полиция сориентирована. Но…
        Громов нырнул и вынырнул:
        — Что?
        — Есть еще какая-то женщина с такой же точно травмой, и привезли ее отсюда…
        Громов нырнул, произвел касание, заканчивая дистанцию, вынырнул, фыркнул и спросил:
        — Откуда?
        — Отсюда, из этого самого отеля!  — зачастил Бобров, обрадовавшись возможности излагать пространно.  — Кто она такая, в больнице не знают, ее «Скорая» привезла, они могут и без документов принимать, а у пациентки провалы в памяти, она что-то помнит, а что-то нет.
        — Короче,  — попросил Громов.
        — Короче, надо ли выяснять личность этой дамы? У нее такая же шишка, как у Трудина с Хоменко, и на том же самом месте, а доктор в травме сказал — нетипичное это место, бил левша. А ведь один из наших подозрительных соседей как раз леворукий, вот я и думаю…
        — Правильно думаешь,  — одобрил Громов и поправил на глазах очки для плавания.  — Забота о дамах — это очень похвально! Действуй.
        — Надо понимать, я снова командирован в помощь даме?  — проводив глазами уплывающего шефа, вздохнул Бобров.
        Оля и Люсинда обедали в номере, потому что макияж и прически им в салоне сделали вечерние, слишком праздничные для повседневного ношения.
        Меню трапезы тоже пришлось составлять с учетом необходимости беречь парадную красоту, что исключало крупные куски, жирную пищу и все, что потребовало бы последующей энергичной чистки зубов. Люсинде визажист нарисовал удивительной красоты губы, и порча их идеального контура была бы более серьезным преступлением, чем нарушение государственной границы.
        — И все же, у меня такое ощущение, что мы упустили что-то важное,  — призналась Люсинда, разрезая на микроскопические кусочки осетинский пирог с сыром.
        — Разве?  — Оля огляделась.
        Она и Громов достигли компромисса: Андрей дал добро на их участие в торжественном банкете от имени принца, а Оля согласилась вернуться домой завтра утром и уже уложила свои чемоданы.
        — Я не про вещи говорю, а про историю с твоим похищением,  — сказала Люсинда.  — Вещички ты вроде уже все собрала.
        — А ты не все,  — Оля указала на бело-рыжий дорожный конус.  — Ты заберешь этот свой сувенир? Или оставишь его в подарок отелю?
        — Еще чего! Конечно, заберу! Я только еще не придумала, как его упаковать.
        — А он тяжелый?
        Оля вышла из-за стола, ухватила полосатый конус за верхушку и подняла над полом.
        — Не о… О!  — Люсинда поспешно проглотила кусок.  — Что это там внутри?
        — Что?  — Оля подняла конус выше и увидела под ним квадратную бутылку с узнаваемой этикеткой дорогого виски.
        В этот момент дверь открылась, и в номер вошел довольный румяный Громов со спортивной сумкой на плече. Увидев супругу, которая жестом ассистентки фокусника явила миру алкогольную заначку, он перестал улыбаться и с подозрением спросил:
        — Что это у нас тут? Собрание анонимных алкоголиков?
        — Нет!  — Оля уронила конус, и он накрыл бутылку.  — Как ты мог такое подумать?
        — Едва проснувшись, кое-кто живо интересовался французским коньяком, а теперь я вижу хитро припрятанную бутылку,  — напомнил Громов, непринужденно забирая с блюда последний кусок пирога.  — Я, конечно, одобряю ваш выбор напитков, они дорогие и качественные, но должен признаться, что немного встревожен, ведь до сих пор моя супруга почти не пила.
        — И, конечно, кто-то видит в этом мое дурное влияние!  — пробурчала Люсинда, проводив огорченным взглядом исчезающий пирог.  — Расслабьтесь, олигарх! Эту бутылку я принесла с балкона, чтобы подпереть ею закрывающуюся дверь. И по цвету жидкости в ней вы могли бы заметить, что это вовсе не виски.
        — В самом деле,  — согласилась Оля и снова сделала «оп», подняв конус, чтобы все увидели неправильный цвет содержимого бутылки.
        — И не волнуйтесь, здесь вы будете в полной безопасности!  — успокаивающе проворковал голос Боброва, и через секунду появился он сам — в роли рикши, толкающего кресло на колесиках.
        В коляске, крепко вцепившись в подлокотники, с обеспокоенным видом сидела женщина в линялом халате с чернильным штампом «ГБ» на нагрудном кармане.
        — Варвара!  — вскричала Оля, узнавшая ее первой.
        Загадочная аббревиатура на халате сразу же перестала ассоциироваться с Государственной Безопасностью.
        — Бутылка! Бутылка!  — заволновалась Варвара и попыталась поджать ноги, как будто означенный сосуд грозил лопнуть и затопить помещение даже не виски, а коктейлем Молотова.
        Люсинде это кое-что напомнило:
        — Варвара, это вы разбили наш коньяк?
        — Разбили! Разбили!
        — Не спрашивайте ее, у бедняжки частичная амнезия,  — вмешался Бобров.  — Вчера днем ее увезли из бассейна отеля на «Скорой», причем администрация гостиницы не знает, кто она и как оказалась в бассейне.
        — Должно быть, и у них амнезия,  — предположил Громов.
        — Я тоже не знаю, как она оказалась в бассейне, ведь мы оставили ее в нашем номере,  — сказала Люсинда, похлопав Варвару по руке.
        — А я вас знаю!  — неожиданно заявила та.  — Вы Людмила, а она Ольга. Это из-за вас я потеряла кота.
        — Кота?  — переспросил Громов.
        Видно было, что он теряет терпение.
        — Ах, боже мой!  — Оля в сердцах шумно шваркнула об пол дорожный конус и всплеснула руками.  — Я же не нарочно! Когда меня в первый раз попытались похитить, я случайно напугала Варвариного кота. И она почему-то решила, что найдет его с моей помощью.
        — Потому что Варварина тетя Клара Абрамовна, а она ясновидящая, сказала, что у Романчиковой везения даже больше, чем глупости,  — любезно подсказала Люсинда.
        Оля с укором посмотрела на предательницу.
        — Я обязательно должен познакомиться с этой мудрой женщиной,  — пробормотал Громов.
        — Послушайте, вы все говорите не о том!  — поднял руки Бобров.  — Давайте отметим действительно важные факты! Во-первых, Ольга Пална и Людмила Алексанна вчера утром оставили здесь Варвару в полном здравии, а после обеда ее обнаружили без сознания в душевой бассейна.
        — А в промежутке она разбила наш коньяк,  — повторила Люсинда.  — И это тоже немаловажный факт, потому что за этот коньяк еще придется выложить десять тысяч рублей!
        — Мы не знаем, кто разбил коньяк,  — справедливости ради напомнила Оля.  — Мы только предполагаем, что это сделала Варвара, потому что в номере не было никого, кроме нее и еще горничной, а горничная утверждает, что она только убрала осколки и затерла мокрое пятно на ковре.
        — Но если принять во внимание медицински доказанный факт получения Варварой черепно-мозговой травмы, идентичной тем травмам, которые нанесли вашим, Ольга Пална, похитителям ваши же, Ольга Пална, соседи…
        — Макс, они не знают про левшу!  — перебил помощника Громов.
        — Что значит — не знают про Левшу?  — высокомерно вздернула нос обиженная Оля.  — «Левша» — повесть Николая Лескова, написанная в 1881 году…
        — Опять вы не о том!  — Бобров помотал головой.  — Левша — это один из ваших соседей, Василий Антипов.
        — И почему, собственно, вы считаете эту информацию важной?
        — Да потому, что и похитителей ваших, и Варвару ударил по голове левша!
        — А… Ага. Ага-га,  — забормотала Люсинда.  — Ого-го! Так это что получается?
        — Получается, вполне возможно, что Варвару ударил по голове Антипов,  — подсказал невозмутимый Громов.
        — Но зачем?!
        — Я полагаю, чтобы устранить свидетеля. Ваши соседи — воришки. Есть основания полагать, что в пентхаусе они обосновались на деньги, которыми разжились незаконно. Вероятно, по привычке присваивать чужое добро они полезли к богатым соседям, намереваясь чем-то поживиться. После вашего ухода они проникли в номер, не предполагая, что здесь есть кто-то еще, и неожиданно наткнулись на Варвару.
        — А она их тоже увидела! И, чтобы случайная свидетельница не подняла шум, они ее оглушили!  — подхватила эстафету Люсинда.  — А потом отвезли на приватном лифте прямиком в бассейн и засунули в душевую, имитируя несчастный случай!
        — Что-то мне это напоминает,  — сказала Оля и потерла лоб.
        — Стой!  — рявкнула Люсинда.  — Мне это напоминает, что у тебя на лице парадный макияж, не смей его размазывать!
        — Нет, мне это напоминает что-то другое…
        Она задумалась.
        Ей никто не мешал: Варвара отстраненно помалкивала, Громов нарочито спокойно допивал сок, Бобров терпеливо ждал продолжения, а Люсинда метнулась к зеркалу, чтобы проверить свой собственный макияж.
        — Интересно, а как они проникли в наш номер?  — вслух задумалась она, проинспектировав боевую раскраску и успокоившись.
        — Наверное, использовали отмычки,  — подсказал Бобров.  — Квартирные воры виртуозно владеют отмычками, которые способны заменить любой ключ.
        — У нас вместо ключа электронная карта,  — машинально возразила Оля.  — Так что обыкновенные отмычки — не вариант.
        — Ну, вообще-то отмычки — вариант, потому что у нас с соседним номером смежные террасы, а между ними такая дверца, к которой нет проблем подобрать подходящий ключик,  — Люсинда отвернулась от зеркала.  — Впрочем, ключ-карта тоже вариант. Воры могли свистнуть ее у горничной.
        — Вот!  — Оля щелкнула пальцами.  — Вот что мне напомнил вывоз бессознательной Варвары в бассейн — убийство горничной!
        Громов поперхнулся соком.
        — Да, вы же не в курсе, у нас тут был такой печальный эпизод, мы с Люсиндой случайно нашли на чердаке мешок с трупом,  — видя, как багровеет лицо супруга, заторопилась с объяснениями Оля.  — И, хотя следствие не делилось с нами своими тайнами, мы с Людой логическим путем вычислили, что жертвой преступления стала наша горничная, Рита, она же Гита.
        — Она картавила,  — влезла с непрошеной помощью Люсинда.  — И говорила вот так: «Я не бгала! Я никогда не бегу!»
        — Не сбивай меня с мысли,  — досадливо попросила Оля.  — Дай договорить: не исключено, что убили эту Риту в кладовке возле бассейна, потому что именно там она перед кем-то оправдывалась: «Я не брала, я не брала!»
        — Что она не брала?  — влез с вопросом Бобров.
        — Что-то, не перебивайте меня,  — снова попросила Оля.  — Так вот: возможно, убили Риту в кладовке, а на чердак, где мы нашли труп, привезли уже мертвой. На приватном лифте, он идеален для переездов вверх-вниз без остановок и нежелательных попутчиков! Похоже, как в случае с Варварой, правда? Вот об этом я и подумала.
        — Я бы на твоем месте думал о другом,  — откашлявшись, с повышением тона начал Громов.  — Я бы на твоем месте думал о том, чтобы не ввязываться в истории с похищениями, ограблениями, убийствами и поисками пропавших животных!
        — А где мой кот?  — точно в тему, но крайне не вовремя громко спросила Варвара.
        — Не исключено, что уже вернулся домой,  — дипломатично ответил Бобров.
        — А где мой дом?
        — Я знаю где! Я покажу!  — хитрюга Люсинда потянула Боброва за рукав, глазами показывая Максу на чету Громовых, дозревших до супружеской ссоры.  — Давайте-давайте, пошли-поехали!
        Бобров проявил понимание, Варвара не сопротивлялась, и кресло, направляемое сразу двумя усердными рикшами, быстро выкатилось из номера.
        Дразняще звонко щелкнул язычок замка.
        — Надеюсь, до нашего возвращения никто из них не овдовеет,  — неуверенно сказала Люсинда, косясь на дверь и вслепую нащупывая кнопку вызова лифта.
        «Сейчас прольется чья-то кровь!» — бодро, на адреналине, напророчил Олин внутренний голос.
        — Я же о тебе беспокоюсь, идиотка!  — потрясая кулаками, крикнул Громов.
        Идиотка враждебно молчала, понимая, что вступать в дискуссию не в ее интересах.
        Все женщины клана Романчиковых в совершенстве владели высоким искусством семейного скандала. Олина мама Галина Викторовна, передавая дочке эстафету от бабушек-прабабушек, еще в нежном девичестве наставляла ее:
        — Если мужик твой орет — не перечь ему. Пусть прокричится, осипнет, захрипит, а тогда поднеси ему рюмочку или водицы, горло промочить, посмотри жалостливо, погладь по плечику и скажи: «Бедный ты мой, бедный…» И сразу же уходи в кухню кастрюльками греметь. Он, конечно, за тобой пойдет, еще бурчать будет, а ты опять молчи, молчи и вздыхай печально. И молча ему тарелку борща горячего — раз! И еще стопочку — два! А потом сядь напротив, щеку ладонью подопри и смотри на него, как собачка Муму на мерзавца Герасима — с любовью и прощением. И всякий раз, когда он что-то вякнуть соберется, заботливо спрашивай: «Может, сметанки? Поперчить? Посолить? А компотика хочешь?»
        Оля с детства усвоила, что горячий борщ со сметанкой и компот — это как противоракетная оборона: лучшее средство защиты мира в семье.
        К сожалению, в настоящий момент у нее не было под рукой кастрюли с наваристым умиротворителем, а предлагать Громову спиртное после его выпада про анонимных алкоголиков представлялось провокацией.
        Таким образом, фамильный рецепт усмирения буйного супруга Ольга Пална могла использовать лишь частично — упорно отмалчиваясь.
        А монолог разгневанного мужа затянулся и все еще сопровождался энергичными телодвижениями.
        Последний выплеск разрушительной энергии принял на себя ни в чем не повинный столбик дорожного ограждения.
        Рявкнув:
        — И ты должна меня слушаться!  — Громов бешено пнул пластмассовый конус, и тот кувырком полетел в дальний угол, чудом не зацепив элегантный торшер.
        С глухим стуком упала набок прятавшаяся под конусом бутылка.
        — Вот что это такое?  — требовательно спросил Громов, вновь найдя, к чему придраться.
        — Сказали же тебе — это вода, Люсинда принесла ее с балкона,  — решив, что пора нарушить режим молчания, мягко ответила Оля, подарив супругу кроткий взгляд терпеливой любящей Му-му.
        И тут же ее добрые ясные глаза подернулись влажной дымкой.
        — Только не реви,  — напрягся Громов.
        — Я не реву.
        — А почему глаза мокрые?
        — Они не мокрые, они задумчивые…
        — И о чем же они задумчивые?
        Оля моргнула:
        — С какого это балкона она принесла бутылку? У нас на балконе никаких бутылок нет и не было!
        На лице ее отразилось невысказанное подозрение.
        Отнюдь не кротко (мама была бы недовольна) отпихнув в сторону Громова, она вышла на террасу, перегнулась через перила и заглянула на соседний балкон.
        — В чем дело?  — озадачился Громов.
        — Тут целая куча таких бутылок,  — опасно наклоняясь над пропастью, сообщила ему Оля.  — Вот кто настоящие алкоголики — наши соседи!
        — Кто, эти мелкие воришки?
        Оля замерла.
        Не разгибаясь, повернулась и странно посмотрела на мужа.
        — Это еще что за китайская дипломатия?  — смутился он.  — Не надо мне кланяться, распрямись, я и так тебя прощаю!
        — Громов,  — булькнула Оля, как та Муму.  — А ведь Люсинда залезала к соседям!
        — Это безобразие,  — согласился Громов.  — У тебя радикулит? Что со спиной?
        — Со спиной у меня все хорошо,  — ответила Оля и в подтверждение сказанного разогнулась.  — У меня с головой плохо… Громов! А ведь наши соседи тоже думали, что к ним вхожа только горничная!
        — И что?
        — А то! Если бы у них из номера что-то пропало, к кому бы они были в претензии?
        — Ну, к горничной, и что?
        — А если бы горничная им на это сказала: «Я не бгала, я никогда ничего не бегу»?
        — Ох, вашу мать!
        — Вот именно! Сначала под подозрение в краже попала бы горничная, а потом — соседки из номера за перегородкой, которую не так уж трудно открыть! Кстати!
        Она наставила палец пистолетом в спину отступающего Громова.
        — У Риты был свой ключ от нашего номера, так что тот, кто убил горничную, мог забрать служебную ключ-карточку и с ее помощью проникнуть к нам! А тут в этот момент сидела Варвара, и дальше мне уже почти все понятно…
        — Ты не поверишь — мне тоже!  — отозвался Громов из гостиной.
        Голос его прозвучал глухо.
        Оля заглянула в комнату и увидела любимого мужа в сложной позе хатха-йоги на ковре у холодильника. Встав на четвереньки (очень редкая гимнастическая фигура для олигарха) и опасно скривив шею, Громов в максимальном приближении пытливо рассматривал упавшую бутылку.
        — Что тебе понятно?
        Оля подошла поближе и присела на корточки.
        — Смотри!  — Громов потряс стеклянный сосуд, и его содержимое заискрилось, как бутилированная радуга.
        — А?
        — Бэ!
        Олигарх проворно свинтил крышку, перевернул бутыль, вытряхнул ее содержимое на ковер, и на фоне образовавшегося темного пятна красиво заблестели прозрачные камешки.
        Не узнать их было невозможно. Во всяком случае, уважающая себя жена олигарха не могла не понять:
        — Это что? Это что — бриллианты?!
        Оля покачнулась, не удержала равновесие и мягко села на пятую точку.
        Громов непринужденно лег на спину, забросил руки за голову и, крайне несолидно хихикая, сообщил:
        — Это не бриллианты, а алмазы. Я даже думаю, что знаю, сколько их тут: пожалуй, ровно четверть кило!
        — Вот, значит, какую пропажу искали наши соседи!  — Оля нервно заерзала на коврике.  — Однако, хитрецы! Спрятали камни в бутылке…
        — Ну, это не большая хитрость,  — добродушно возразил Громов.  — Спасибо кинофильмам, только дурак не знает, что прозрачные камни можно спрятать в воде. На самом деле, они вовсе не исчезают бесследно, но в глаза не бросаются, так что, если не присматриваться…
        — А кто бы стал присматриваться к бутылкам из-под виски, наполненным простой водой и сложенным горкой на балконе? Классический способ спрятать нечто ценное — оставить его на виду!  — Оля продолжала восхищаться преступниками.  — Горничная, если ей специально запретили прикасаться к пирамиде, и близко не подходила к этому сооружению, тут персонал ого-го как вышколен, гостей из пентхауса разве что на руках не носят… А кроме горничной, кто еще мог проникнуть в апартаменты на последнем этаже? Разве что голуби, но для них стеклянная бутыль такого веса — груз неподъемный.
        — А Люсинду ребятки в расчет не приняли,  — хмыкнул Громов.
        — Люсинду очень трудно принять в расчет,  — подтвердила Оля.  — Кто же мог подумать, что она полезет на чужой балкон да еще украдет с него такую видимо бесполезную штуку, как стеклотара с несвежей водой?!
        — Я люблю вас, девочки!  — нелогично, но очень искренне заявил олигарх.
        Он похлопал себя по карманам и деловито спросил:
        — Ты не знаешь, где мой телефон?
        — Какой, к черту, телефон? Тут алмазы!
        — Вот именно.
        Кряхтя и похрюкивая, олигарх встал с ковра, разыскал свой мобильник, энергично нажал пару кнопок и бодрым голосом с придурковатым подхихикиванием произнес:
        — Вась, а Вась? Вот ты мне и проспорил!
        — В общем, преступники задержаны и уже во всем сознались,  — объявил, заканчивая свой обстоятельный доклад, Макс Бобров.
        — Стой, я подсчитаю!  — подскочила неугомонная Люсинда.  — Они убили похитителя алмазов — раз, потом горничную — два, а затем еще покушались на Варвару!
        — И за мной гонялись,  — напомнила Оля и по кислой гримасе Громова поняла, что об этом ему лучше не напоминать.
        — Цепь их преступлений протянулась из той подворотни, в которой они ограбили авиатехника, укравшего алмазы,  — подвел черту Бобров.  — Кроме камней у него при себе были деньги, их-то наши недобрые знакомые и потратили на поездку в Сочи и проживание в дорогом отеле. Неплохой вариант для того, чтобы отсидеться и переждать! Если бы не вмешался случай, преступников нашли бы не скоро.
        — Скорее всего, тогда, когда они попытались бы сбыть краденые камни,  — подсказал Громов.
        — Вам, Ольга Пална, и вам, Людмила Лексанна, следствие выражает благодарность за содействие в розыске опасных преступников,  — закончил Бобров.
        — А Людмила Лексанна, благодаря которой украденное утекло из рук злодеев, еще и получит персональную награду от «Ювелирторга»,  — торжественно сообщил Громов и поднял свой бокал.  — Предлагаю выпить за прекрасных дам!
        — Ура! Мне отсыплют алмазов!  — обрадовалась Люсинда.  — Я получу камушки!
        — А что получу я?  — спросила Оля.
        — Может, персонального телохранителя?  — предложил Громов.  — Теперь-то ты видишь, что я был прав: родня олигарха — заманчивая дичь для алчных негодяев. Твое счастье, что на этот раз похитители были неопытные, со специализацией на погрузке плодоовощной продукции.
        — Они работали на одном из наших складов, были уволены, разобиделись на руководство и придумали одним махом отомстить и поправить свое материальное положение, похитив Ольгу Палну,  — объяснил Бобров персонально Люсинде.  — Но теперь им придется поправлять здоровье, потому что в результате небольшой путаницы их интересы пересеклись с интересами похитителей алмазов, а точкой пересечения оказалась Ольга Пална…
        — Пожалуй, ты получишь сразу двух телохранителей,  — пересмотрел свое решение Громов.
        — А давайте выпьем?  — предложила Люсинда, заметив, как потускнела Оля.
        Под звон бокалов у столика материализовался управляющий отеля «Монарх».
        Этот приятный господин был улыбчив, говорлив и обладал удивительной способностью незаметно исчезать в одном месте и тут же возникать в другом. Пунктирно телепортируясь от столика к столику, он успевал охватить вниманием всех высоких гостей одновременно.
        — Аж в глазах рябит!  — пожаловалась Люсинда, пытавшаяся отслеживать перемещения управляющего.
        Она надеялась таким образом выследить принца, даже если он появится на банкете инкогнито.
        — Бросьте, Людочка, не будет здесь Альбера Альберовича,  — в конце концов сказал ей Громов, которого попросила об этом Оля.  — Выдам вам секрет: он сегодня ужинает в узком кругу в летней резиденции Президента, я это точно знаю.
        — Но как же так!  — Оттопыренная нижняя губа переменчивой Люсинды задрожала, глаза наполнились слезами, ровные бровки встали домиком.
        — Не вздумай реветь, ресницы потекут!  — торопливым шепотом предупредила подружку Оля.  — Ты с ума сошла — реветь из-за какого-то там принца? О нет!
        — Не хотите ли поплакаться мне в жилетку?  — любезно предложил Бобров.  — Она совсем новая, практически стерильная, хорошей бельгийской фирмы, из очень качественного кашемира, а он гигроскопичнее, чем самый лучший носовой платок.
        Люсинда криво улыбнулась.
        — О, милая дама чем-то недовольна?  — у столика снова материализовался управляющий.
        — Нет, все прекрасно,  — плаксиво ответила Люсинда и жалко шмыгнула носом.
        — Может быть, мы немного прогуляемся?  — предупредительный Бобров с намеком оттопырил локоть.
        — О, если господа и дамы желают прогуляться, я настоятельно рекомендую совершить небольшую экскурсию по нашему парку чудес!  — предложил управляющий.  — Там представлены миниатюрные копии самых знаменитых достопримечательностей мира, особенно хороша наша Эйфелева башня с галогеновой подсветкой.
        Люсинда молча отодвинула стул и решительно зашагала по дорожке в указанном направлении. Бобров извинился и пошел за ней.
        — А вы, Андрей Петрович, не желаете? Я лично вас сопровожу,  — предложил управляющий.
        — Пойдем?  — Громов посмотрел на Олю.
        — Пойдем, но не очень быстро,  — решила она, прислушиваясь к удаляющимся всхлипываниям.
        Они затихли в районе Эйфелевой башни.
        — Начнем, пожалуй, с Ниагарского водопада,  — тактично решил управляющий, увлекая чету Громовых в другую сторону.
        — Плачьте, плачьте, милая, не стесняйтесь!  — сказал рыдающей Люсинде Макс Бобров.  — Своими слезами вы привносите в этот мир удивительную гармонию.
        — В каком смысле?  — всхлипнула плакса.
        — На том краю парка — водопад, на этом — вы, такая симметрия!
        Люсинда хихикнула. Потом строго потребовала:
        — Немедленно дайте мне носовой платок!  — и, отвернувшись от спутника, громко высморкалась.
        Встревоженные трубным звуком, в кустах на секунду затихли цикады, и кто-то небольшой, но шустрый прошуршал по клумбе.
        — Надеюсь, это не мышь,  — сказал Бобров.  — Все женщины почему-то ужасно боятся мышей, а если вы завизжите, это непоправимо нарушит гармонию мироздания. Конечно, если на том конце парка никто не включит бензопилу.
        — Прекратите меня смешить,  — фыркнула Люсинда.  — Я не боюсь мышей. И это была не мышь, а кошка.
        — А кошек даже я не боюсь,  — сообщил Бобров и отважно полез в клумбу.  — Кис-кис!
        — Перестаньте мять настурции! Вылезайте оттуда!  — потребовала Люсинда, голос которой заметно окреп.  — Кошка уже убежала и сидит у пирамиды, я ее вижу.
        — Красиво сидит,  — заметил Бобров.  — Должно быть, это специально обученная кошка. Вы видите, она в сценическом костюме.
        Глянцево-черный зверь в классической позе египетского сфинкса лежал у основания миниатюрной пирамиды Хеопса и выглядел очень эффектно. В свете мощных фонарей на кошачьей шее блистал украшенный цветными стеклами золотой воротник.
        — Точная копия фараонского ожерелья из национального музея Каира,  — объяснил возникший из воздуха управляющий.  — Только не из золота, а из легкого сплава, чтобы не тяжело было носить.
        — А зовут котейку, разумеется, Клеопатрой?  — добродушно предположил, выйдя из темноты рука об руку с супругой, Громов.
        — Сначала назвали Клеопатрой,  — кивнул управляющий.  — Но вскоре переименовали, потому что выяснили, что у нас не кошка, а кот. Он вообще-то приблудный, его оставили, потому что он удивительно спокойно терпит фараонский воротник. Другие кошки не терпели.
        — Минуточку,  — Люсинда подошла поближе к мини-сфинксу и присела на корточки, разглядывая толстую морду над золотым полукружьем.  — О, неужели?
        Она оглянулась на Олю.
        Та отпустила руку мужа и тоже приблизилась:
        — Похож!
        — Надо проверить,  — сказала Люсинда и искательно огляделась.  — Максим, идите сюда, нам нужна ваша помощь для одного небольшого, но важного эксперимента. Возьмите это животное на руки. Держите крепче.
        — Что ты хочешь…  — начала было Оля.
        — А вот что!  — Люсинда дернула кота за хвост, и окрестности огласил ужасающий вопль.
        Звонко разбился ближайший софит, с треском прорвалась сквозь листву перепуганная птичья стайка, замолчали оглушенные цикады.
        — Что это было?  — удивленно спросил управляющий, поглядев на полегшие, как от взрыва, настурции.
        — Это именно он! Тот, кого мы искали!  — ликующе ответила Люсинда.  — Знакомьтесь: редкий кот д’ивуарской породы — Робертино Лоретти, он же Бертик!
        — А мы его звали Принц, он же Черный Принц,  — сообщил управляющий, и Люсинда оторопела.
        — Как, как? Принц?  — повторила Оля, начиная неудержимо хихикать.  — Люд, оказывается, ты зря рыдала, вы с ним все-таки встретились!
        — Под южным небом,  — пробормотала Люсинда и перевела растерянный взгляд на крупные летние звезды, сверкающие ярче, чем алмазы ювелирторгов и олигархов.