Проклятье египетского жреца Виктория Лисовская
        Артефакт & Детектив
        В XIX веке в Санкт-Петербурге установили двух египетских сфинксов, ранее украшавших заупокойный храм фараона Аменхотепа III. После этого в городе начались пугающие события - на Васильевском острове появился маньяк, который убивает девушек, прикрываясь маской бога Анубиса. Сыщик Аристарх Венедиктович Свистунов и его верная помощница Глафира присутствуют при вскрытии саркофага жреца у княгини Муротовой. Но вместо пятитысячелетней мумии там оказывается убитый конюх княгини Архип. А на саркофаге написано жуткое проклятие египетского жреца - всех, кто потревожит его покой, ожидает смерть…
        Виктория Лисовская
        Проклятье египетского жреца
        
        Автор настаивает, что все совпадения случайны и вызваны ТОЛЬКО фантазией самого автора и впечатлениями от самого мистического города на земле…
        От автора
        Когда заговорит Сфинкс, жизнь на Земле сойдет с привычного круга…
        Древняя пословица
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Хмурым питерским утром, когда еще все приличные господа сладко почивают в своих постелях, худенькая
        русоволосая девушка спешила к лавочнику. Она проворно лавировала в хитросплетениях Васильевского острова, обходила глубокие лужи нечистот, встречающиеся ей на пути, перепрыгивала через канавы. Надо было успеть до восьми утра купить самые лучшие печатные пряники в Санкт-Петербурге, те, которые так любит ее хозяин, самый лучший сыщик города и окрестностей Аристарх Венедиктович Свистунов.
        Каждый раз, пробегая мимо Академии художеств, Глафира Кузьминична Сумарокова замирала на месте от удивления при виде чудо-зверей - языческих идолов из далекой южной страны, которых недавно установили на специально построенной для этой цели пристани.
        Вот и сегодня она остановилась, с изумлением и благоговением взирая на полульвов-полулюдей, выполненных из розового асуанского гранита и заброшенных на берега Невы.
        Но любоваться долго поразительными статуями горничной великого сыщика не дали.
        Очнулась Глафира от пронзительного взгляда, буквально раскалывающего ей затылок. Быстро обернувшись, девушка увидела высокого мужчину восточной внешности с темной загорелой кожей и в странном экзотичном наряде, с трубкой в белоснежных зубах.
        Он так бесцеремонно и нагло разглядывал Глафиру, что она вздрогнула, нахмурилась и, задрав подбородок, направилась в пекарню к Кондрату Попову, лучшему кондитеру Васильевского острова.
        Незнакомец закурил трубку из слоновой кости, затянулся, пустил абсолютно круглое облачко в серый питерский небосвод и еще раз гнусно улыбнулся, разглядывая Глафиру, и даже поцокал языком, что было совсем неуместно и неприлично в современном обществе.
        - Какой невежа, однако, - хмыкнула Глафира и, недовольно оглядываясь, припустила дальше по Английской набережной.
        Ее хозяин должен проснуться к девяти утра, и печатные прянички, теплые, румяные, должны лежать на тарелке перед голодным лучшим сыщиком Санкт-Петербурга и окрестностей.
        Напоследок ей показалось, что египетские сфинксы также нагло посматривают на нее, так что Глафира чуть не застыла от ужаса. Горничная фыркнула с досады, перекрестилась, но все же нашла в себе силы скинуть наваждение, прошептать «Какая чушь!» и почти бегом направиться к своей цели.
        15 апреля 1828 г. Страницы старого письма
        «Милая Кэти, не могу дождаться встречи с тобой. Больше трех месяцев, как ты уехала домой, не выдержав невыносимую жару нынешних мест. Только ты в меня верила, только ты поддерживала меня - знала, что я сделаю великое открытие, я внесу свой вклад в новую науку - египтологию.
        И я нашел… Я действительно нашел их… Ты не представляешь, Кэти, какие силы таятся в этих сооружениях…
        Эти два колосса были некогда частью огромного сооружения, остатки которого все еще выступают там и тут из нильского ила… Это место открыто исследованиями, отчасти подземными, которые велись беспорядочно, без плана; поблизости найдено более сорока львиноголовых статуй, выполненных из серого гранита, более или менее поврежденных, другие скульптурные фрагменты. Это самая настоящая каменоломня статуй, в которой по какому-то непредвиденному случаю они были собраны, словно в священном подвале, в ожидании нового появления на свет всего этого исчезнувшего великолепия.
        Среди этого дебриса еще и сегодня видны сфинксы из розового гранита, около двадцати ступней в длину, прекрасной сохранности и самой прекрасной работы; эти сфинксы - самое удивительное, что я видел в Египте. Но они, к сожалению, найдены для того, чтобы пойти на продажу: бесспорно, это самый нетронутый памятник из всех подобных ему, существующих сегодня».
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Утро началось как обычно, Глафира накрыла завтрак в большой гостиной. Кроме вкуснейших печатных пряников из лавки кондитера Попова Глаша успела состряпать две дюжины рассыпчатых блинов, обильно полить их брусничным вареньем и даже подготовила мясной пирог: а вдруг хозяину, милейшему Аристарху Венедиктовичу, не понравятся блинчики?!
        Хотя Глафира переживала совершенно зря. Господин Свистунов в один присест умял почти все блины, вытер варенье с рыжеватых усов, похлопал себя по объемному брюшку и, наконец, благосклонно взглянул на свою горничную.
        - Эх, Глашка, молодец, милочка! Хорошие блиночки! Вот если бы ты еще свой любопытный нос в мои расследования не совала - то вообще цены бы тебе не было! - сыто улыбаясь, как довольный кот, промолвил Свистунов.
        «Ну все, хозяин оседлал любимого конька. Теперь начнет рассказывать про свои незаурядные детективные способности!» - подумала Глафира.
        Слышать про уникальные таланты господина Свистунова уже в сотый раз горничная не захотела, потому довольно резко перебила хозяина:
        - Аристарх Венедиктович, кушайте на здоровье! Раз уж блинки мои по нраву! Но разрешите молвить: если бы я не совала - как вы выразились - свой любопытный нос в ваши расследования… - девушка хмыкнула, - то многие расследования вообще не были бы завершены[1 - Читайте об этом в книгах В. Лисовской «Русалки Обводного канала», «Перстень русского дракона», «Путь к золоту Рюрика».].
        - Ой, не задавайся, милочка! - ухмыльнулся сыщик. - Мисс детектив, смешно, ей-богу!
        Глафира поначалу насупилась, но потом заметила, что Аристарх Венедиктович огрызается на нее скорее по привычке, что подобная утренняя перебранка по поводу детективных талантов горничной стала в их меблированных комнатах на Мойке вполне обычным делом.
        Свистунов еще раз хмыкнул, не получив от Глаши никаких возражений, а только лукавую улыбку, немного сконфузился, доел остатки мясного пирога, запил все крепким чаем из самовара и попросил утренние газеты.
        Глафира принесла стопку газет, заботливо оставленных почтальоном у дверей, и вернулась на кухню к своим основным обязанностям.
        Через несколько минут Аристарх Венедиктович снова пригласил ее в гостиную.
        - Глашенька, ты слышала новости? Еще один труп девушки нашли. Уже четвертая бедняжка, - размахивая печатным изданием, заявил Свистунов. - Ты там… это… поосторожнее утром ходи. Расчленитель снова в районе Васильевского острова появился. У всех убитых девушек внутренности извлечены из дыры в левом боку. Страсти какие! Газетчики тут еще такие ужасы описывают! И все это на нашем острове! Что за безобразия творятся! Вот некий Илья Борзов пишет: «Убитая прачка Авдотья Сиганова двадцати двух лет от роду была найдена на пристани напротив Академии художеств. Жертве были нанесены чудовищные увечья», - сыщик побагровел, запивая все третьей чашкой крепкого чая.
        - Напротив Академии художеств - там же как раз рядом сфинксы стоят! - задумалась вслух Глаша. - Аристарх Венедиктович, а вы сами не хотите найти преступника? Сами не желаете поймать ужасного Расчленителя, который девушек убивает? - подливая чай хозяину, Глафира постаралась придать своему голосу ровные интонации.
        - Да, конечно, я бы мог за пару дней найти преступника. Я самый лучший сыщик Санкт-Петербурга и окрестностей! Мне любые дела по плечу! Но… - глазки у Аристарха Венедиктовича забегали, - но у меня сейчас очень много дел, я не хочу сразу на несколько расследований распыляться. Это тебе не блины стряпать, - фыркнул он.
        - А подскажите, какими вы еще расследованиями занимаетесь? - вежливо спросила горничная. - Ведь после дела Луки Матвеевича у нас сейчас затишье.
        - Ой, много ты понимаешь! - снова фыркнул Свистунов. - Совсем я распустил прислугу, ты мне еще будешь говорить, какие дела делать, а какие нет! - зашипел хозяин, теперь как рассерженный кот. - И вообще, если бы я хотел, то всех преступников города поймал и пересажал в кутузку. Но мои незаурядные способности не позволяют мне размениваться на всякую ерунду…
        - Четыре расчлененные девушки - это вы считаете ерундой? - удивленно подняла брови Глаша.
        - Четыре или пять девушек - это не так важно, я сейчас занят более нужными и важными делами и тебе того же советую. Кстати, о делах. Ты разве не слышишь, наш дверной колокольчик уже пару минут звенит! Ты не собираешься, милочка, дверь открыть?
        Глафира недовольно кивнула и испарилась в прихожей.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Колокольчик захлебывался от нетерпения. Не успев даже отдышаться, Глафира рывком распахнула двери и опешила от неожиданности.
        На пороге стоял и ехидно улыбался тот самый незнакомец с Английской набережной. Он держал в белоснежных зубах курительную трубку и нагло разглядывал девушку.
        Глаша покраснела под этим бесстыдным раздевающим взглядом. Первым порывом было захлопнуть дверь перед таким наглецом, но тот, не дожидаясь приглашения, вошел в прихожую, подвинув Глафиру плечом, и обратился к ней с восточным акцентом:
        - Гошпадын Свыстуноф тут проживает?
        - Что? А?.. Господин Свистунов? Да, тут проживает, - закивала Глаша.
        - Он сысчик? Детектыф?
        - Да, детектив, конечно, - подтвердила Глафира.
        - Вэды мина к нему.
        - А кто вы, собственно говоря, такой? Как вас представить?
        - Предстафлят мина не нада, - наглая ухмылка. - Скажи хазаину, што Асхаб Аф-Аффанди прибыль! - важно поклонился гость.
        - Хорошо. Ждите здесь, одну минуточку! - кивнула горничная и побежала докладывать Аристарху Венедиктовичу.
        И вот через пару минут господин Свистунов принял необычного гостя в своем кабинете.
        Аф-Аффанди вальяжно уселся в мягком кресле, важно закинув ногу на ногу.
        Из своего угла Глафира смогла внимательно разглядеть интересного клиента. На Асхабе Аф-Аффанди был длинный парчовый халат с изящным рисунком на вороте, на поясе красовался широкий ярко-красный кушак с множеством узелков на длинных тесемках. Голову украшала плоская шляпа без полей, ранее подобных Глаша никогда не видела. Особенно запоминающейся в облике незнакомца была странная обувь с загнутыми носками и расписанная спиральными узорами. Кроме обуви, конечно, еще выделялась курительная трубка из слоновой кости, которую иноземец при виде сыщика спрятал во внутренний карман халата.
        - Добрый день, я Аристарх Венедиктович Свистунов, лучший сыщик Санкт-Петербурга и окрестностей, - представился хозяин дома. - А что вас привело ко мне?
        Глафира застыла в уголке, не смея даже дышать, ей тоже было очень интересно, что же делает у них в меблированных комнатах на Мойке такой странный клиент.
        - Мина завут Асхаб Аф-Аффанди, я недель назад прибиль в ваш город из Каир, - поклонился гость. - У мина есть для вас очень важный задание, я весьма шедро вам оплачу, много денег дам, - он кинул на стол кошель, битком набитый золотыми монетами. - Сейчас я платить вот ето, а скоро мне должен заплатить за мой работа, много должен заплатить, и я вам есчо денег дам. Я жду крупный денег. А это все, что у меня сейчас ест!
        Аристарх Венедиктович поднял мешочек и аккуратненько пересчитал все до копеечки. Уверенно кивнув, он ответил:
        - Продолжайте, мой друг, я вас выслушаю и постараюсь помочь.
        - Харашо, я рад, что вы согласитса, - ухмыльнулся египтянин.
        - У вас очень хороший русский язык, - похвалил сыщик.
        - У мина биль много русский любовница, - рассмеялся клиент, кинув плотоядный взгляд в сторону Глафиры. - Хотя п?сат по руска я не особо уметь. Не биль у миня хороший учитель, не уметь я п?сат.
        Горничная покраснела до кончиков ушей.
        - Не п?сать, а пис?ть, - скривившись, поправил Асхаба Свистунов. - И какое у вас задание для детектива?
        - Более тридцат лет назад сюда в Питерхбурх прибиль корабл, он привез розовые сфинкс. Два сфинкс. Они сейчас стоять на пристань, тута недалеко, - начал рассказывать египтянин.
        - Да, я уже видел этих страшилищ, - замотал головой сыщик. - Пасть - во! Зубы - во! Зачем такие страхолюдины нам нужны? Не понимаю! Еще и деньги за них несметные заплатили! Кошмар!
        Асхаб Аф-Аффанди снова весело расхохотался.
        - Не зналь, что стражи великий Аменхотеп Третий кажутся вам страшилищ!
        - Аменхотеп Третий? Кто это такой? - удивился Свистунов.
        - О, это биль великий царь Древний Египт, неужели вы про него не слишаль? - в свою очередь, удивился гость.
        - Это сейчас мода на все египетское, в двух столицах все с ума посходили! Но у меня другие увлечения, а не древние… пардон… фараоны! - парировал Аристарх Венедиктович.
        - У нас в Египта ест поверье, что низя тревожит покой сфинкс, тем более не стоило их увозит из родной страна. Это очень плохо, целый проклятий, - Асхаб глубоко вздохнул. - Харашо, сейчас речь не об етом, ето не важна! На тот корабль, что привез сюда сфинкс, было еще кое-что, что я хотель ето получить! - ответил Аф-Аффанди. - И я заплатить вам вдвое больше, чем сегодня, если вы принесет мине это! Мне вас рекомендавать как самий лутший сисчик! - поклонился египтянин.
        - Конечно, я сделаю все, чтобы найти это! Что именно? - Свистунов достал чернильницу и лист бумаги, готовясь записать черты разыскиваемого предмета.
        - Да, на корабл остался, потерялся… борода! - ответил Асхаб Аф-Аффанди.
        - Что? Простите… Что вы имеете в виду под словом «борода»? - переспросил Аристарх и почесал собственную бороду.
        - Я сейчас объяснить. У одного сфинкс, западный, на пристани отсутствует борода… бородка такая… - показал на свой идеально выбритый подбородок клиент. - Такая… из гранита… она сломалься при погрузке на корабл. Мине нужно, чтобы вы мине это нашли! - глаза египтянина загорелись, он набил трубку табаком и медленно закурил, пуская колечки в потолок. - Принесите мине етот борода от сфинкс. Мине ето очен нада. Я остановилься в гостиница «Лондон», номерь тристо дува, все отчет по расследования привозить мине туда! Я буду вас ждат!
        9 сентября 1832 г. Страницы старого письма
        «Милая Кэти, наконец-то решился вопрос со сфинксами. Как я ранее писал тебе, этих двух хранителей египетского храма приобрело Российское государство. Не обошлось, конечно, без бюрократических препон, их пыталась перекупить Франция, но все-таки сделка состоялась, и русская казна победила. И сегодня в двенадцать часов пополудни с египетскими дарами - двумя великолепными сфинксами - мы погрузились на «Буэна сперанца», или «Добрую надежду», как перевели название нашего корабля на русский язык.
        Экспедиция закончена. Курс на Санкт-Петербург, в Северную Венецию. Никогда не был в этом чудесном городе, но наслышан о нем. Решу вопросы по передаче розовых сфинксов русским и сразу же вернусь домой. Жди меня, моя Кэти».
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        После ухода экзотичного иноземца Аристарх Венедиктович попросил Глафиру подготовить еще самовар крепкого чая и вкусные булочки к нему. Потом позвал горничную в кабинет и, причмокивая чай, пристально поглядел в глаза девушке и вызывающе спросил:
        - Итак, милочка! Откуда ты знаешь моего нового клиента, как там его бишь… Асхаб аф аль… ну и имечко… Аффунди, кажется!
        - Аф-Аффанди, - поправила Глафира. - И я его не знаю!
        - Ах, не знаешь?! Ты из меня дурачка не делай! Я же видел, как ты с этим смугляшом переглядывалась! Что, полюбовничка своего сюда привела? Ви с ным перегладываетса, - передразнил Свистунов.
        Глафира стала пунцовая от смущения, принялась оправдываться:
        - Аристарх Венедиктович, да как вы… да что вы такое… говорите… Да я этого Аффанди только сегодня утром впервые увидела, там… на набережной… Где эти розовые сфинксы стоят. Я к Попову в кондитерскую утром бежала, а тут этот египтянин стоит, на сфинксов глядит как ненормальный и на меня уставился. Да так еще нагло смотрел, прям неудобно стало. Такой нахал! Ну я сразу же убежала! - рассказала Глаша. - А потом он к нам в дом пришел, опять на меня так смотрит, мне прям страшно от таких взглядов. Я не знаю, чего ему надобно! - чуть не плакала девушка.
        - Точно? Ты всю правду говоришь? - прищурился сыщик. - Я тебя насквозь вижу!
        - Конечно, правду, всю правду. Вот те крест, - закивала горничная.
        - Хорошо, я тебя понял, - все еще с недоверием поглядывая на горничную, Аристарх Венедиктович побарабанил пальцами по столешнице. - Теперь у нас есть задание, но появился очень хороший вопрос: где найти эту самую бородку с расколотого сфинкса? «Буэна сперанца» - «Добрая надежда» - так назывался корабль, который привез гостей с Нила, прибыл более тридцати лет назад. Тогда же борода и откололась, где же теперь ее искать? - задумался Свистунов. - И зачем она ему вообще нужна? Отколотая гранитная борода! За ее поиски платить такие деньжищи! Непросто это все, ой непросто!
        Глафира стояла на месте, переступая ноги с ногу.
        - А тебе, милочка, задание: к обеду подготовь свиные отбивные и рассольник мой любимый, а также салатик какой-нибудь вкусненький, ну, с печенкой, ты знаешь, и рябчиков, томленных в красном вине, можно! Сходи на Сенной, купи еще чего-нибудь к чаю! Зашей мой сюртук бархатный. И это… Глашенька, я тебя знаю, все равно в расследование влезешь, вот и подумай, где эту бороду искать! Может, у тебя какие мысли интересные появятся!
        Глафира вздохнула:
        - Аристарх Венедиктович, я подумаю!
        - Ну вот и славненько! И еще подумай, дорогая моя, как нам до этого корабля и до его матросов добраться! Поброди в доках, поговори с местными, узнай, что да как! - посоветовал хозяин.
        - Аристарх Венедиктович, да вы что, да как можно? - гневно заявила горничная. - Я приличная девушка, что я буду в порту делать?! Что вы такое говорите? Будто не знаете, какой там сброд ошивается?! Приличным девушкам не следует в порту находиться.
        - Приличная девушка в криминальные расследования не лезет - это раз, а во-вторых, вспомни, Глашенька, в каких местах тебе приходилось бывать, когда ты в мои дела свой любопытный нос совала?![2 - Читайте об этом в книгах В. Лисовской «Русалки Обводного канала», «Перстень русского дракона», «Путь к золоту Рюрика».] - ухмыльнулся Свистунов.
        Глафира насупилась, но принялась соображать: как же ей попасть в доки, не привлекая внимания к своей скромной персоне.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Когда Глафира уже заканчивала приготовление ароматного соуса к рыбе на обед, во входную дверь меблированных комнат на Мойке громко позвонили.
        Вежливый посыльный кивнул Глафире и оставил господину Свистунову приглашение на званый ужин к княгине Эллен Муратовой.
        Эллен Генриховна была известной светской леди Петербурга конца девятнадцатого века. Унаследовав после смерти мужа, полковника Муратова, весьма значительное состояние, Эллен прожигала деньги на светских раутах и вечеринках города. Полковник Борис Степанович Муратов при жизни был весьма прижимист, проще говоря, скуп и жаден, и держал молодую женушку в ежовых рукавицах. После же его скоропостижной смерти от горячки пару лет назад Эллен, ни капельки не опечалившись, зажила в немыслимой роскоши, направо и налево тратя полковничий капитал, разъезжая по модным курортам Европы и меняя своих фаворитов как перчатки. Светский салон княгини был известен всему Петербургу и за его пределами. Вот и намедни, вернувшись из Лондона, Эллен решила организовать званый ужин, пригласив на него известных людей города, не обойдя и Аристарха Венедиктовича Свистунова.
        В конце визитки красовалась интригующая надпись, что не могла не заинтересовать сыщика.
        - Lordеss Muratoff обещает после ужина захватывающее представление: mummy из Фив раскатывают в половине седьмого, - громко произнес Аристарх Венедиктович и даже зачем-то понюхал надушенный конверт. - Ах, какая женщина! - мечтательно произнес он, обращаясь к Глафире. - Не чета тебе - лордесса! Вот! А что такое мами из Фив? Как это раскатывают? С мамочками какими-то связано? Глашка, ты не знаешь? - почесал сыщик в затылке.
        - Знаю! Вот и знаю! - гневно ответила Глафира, еле удержавшись, чтобы не показать язык. - Эта ваша лордесса мумию фиванскую привезла! А что с ней будут делать, это вы уже вечером узнаете!
        Аристарх Венедиктович задумчиво зашагал по кабинету.
        - Званый ужин у Муратовой - это хорошо. Повар у Эллен Генриховны отменный, готовит вкусно, а вот с этими мумиями что-то непонятное! И вообще, Глашка, ты откуда англицкую речь знаешь? Распустил я прислугу, ишь ты, образованная, - заворчал он, искоса поглядывая на Глафиру, которая не знала, куда глаза деть от смущения. - Мами из Фив! Ишь ты!
        - Это я так, предположила, Аристарх Венедиктович, - промолвила горничная.
        - Предположила она! - продолжал гневаться хозяин. - Совсем с этим Египтом и мумиями все с ума посходили! И в столицах, и в Парижах, и в Лондонах этих. А теперь и Эллен Генриховна туда же! Раскатывают мами! Куда раскатывать? Как раскатывают? Главное - зачем это самое? Нечистое это дело! Короче, решено, Глашка! Со мной к Генриховне отправишься! Англицкую речь послушаешь! - стукнул он рукой по столу.
        - Но… - опешила горничная. - А сюртук зашить?
        - Сейчас зашивай, мне он вечером понадобится! - кивнул Аристарх Венедиктович и снова отправился в столовую. Нужно успокоить нервы после получения приглашения - утренние блинки пришлись кстати, ведь до званого ужина было еще далеко.
        Повздыхав и задумавшись о древних обитателях долины Нила, Аристарх Венедиктович сам не заметил, как слопал все блюдо блинов. Снова вздохнул, уныло оглядев пустую тарелку, и отправился в кабинет - привести мысли в порядок, но, если честно, лучший сыщик Санкт-Петербурга и окрестностей намеревался немного вздремнуть после сытного обеда.
        13 сентября 1832 г. Страницы старого письма
        «Милая Кэти, за эти дни многое произошло. Не знаю, как у меня хватило сил написать тебе это письмо.
        На корабле творится что-то невероятное. Даже сейчас мысли у меня путаются, безумие уже проникает в мой затуманенный разум.
        Милая Кэти, попытайся меня понять и простить. Я действительно не хотел этого… Я до сих пор не могу поверить в случившееся. Вся команда охвачена ужасом. Словно загадочная эпидемия косит нас. И всему виной сфинксы…
        Да, Кэти, именно так. Все началось еще при погрузке на корабль: трос, удерживающий одну из статуй, лопнул. След от впившегося каната остался на лице сфинкса навсегда, при этом получеловек-полулев лишился подбородка. Но и кораблю досталось - борт, куда упал суровый египетский страж, был серьезно поврежден, а мачта превратилась в щепки.
        Но не это главное…
        Сразу после происшествия матросы заговорили, что веревка лопнула неслучайно. Якобы трое моряков, придерживающих трос левой статуи, засмотрелись на чудище, и в этот момент лицо сфинкса загадочным образом изменилось. Он блеснул глазами, грозно сдвинул брови, и моряки, не поверив собственным глазам, сами отпустили канат - и страж гробницы Аменхотепа Третьего рухнул на палубу.
        Я, конечно, не верил этим глупым россказням необразованных матросов, но в эту же ночь все началось.
        Галлюцинации, приступы безумия, самоубийства…
        Сначала эти три несчастных матроса бросились в пучину вод, при этом крича, что сфинксы приказали им это сделать.
        На следующую ночь старый кок, много лет прослуживший на корабле, взял кухонный нож и зарезал двух членов экипажа - якобы его заставил это сделать сфинкс.
        Ты можешь не верить, Кэти, но вот уже которую ночь мне снится жуткий сон: сфинкс из розового гранита говорит мне во сне ужасные вещи и принуждает принести ему жертву… человеческую жертву…»
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Дом Эллен Генриховны сиял, как рождественская елка, и был виден издалека. К подъездной дорожке чинно и благородно подъезжали роскошные экипажи, весь аристократический свет Петербурга прибыл на званый вечер.
        Глафира зябко куталась в новую шаль, которую заставил достать из шкафа хозяин, чтобы прислуга «своими лохмотьями не загубила репутацию лучшего сыщика Санкт-Петербурга».
        - И вообще, будь позади меня, ни с кем в разговоры не вступай, под ногами не путайся, с важными людьми не знакомься. Твоя задача - быть моей тенью и слушать, что говорят и о чем! Тебе понятно? - давал последние наставления Свистунов.
        - Йес, оф кос! - блеснула лингвистическими талантами Глаша и лукаво улыбнулась.
        - Вот именно, кокос! - чинно кивнул Аристарх Венедиктович и оправил зашитый сюртук.
        Они вышли из экипажа, отпустили кучера и подошли к широко раскрытым воротам, куда уже спешила нарядно одетая публика.
        Их встретил вежливый молчаливый мажордом, степенно поклонился, принял верхнюю одежду и проводил в просторную гостиную, где к сыщику уже спешила хозяйка дома - стройная особа с хитрым любознательным взглядом.
        Глафира про себя отметила модный покрой струящегося шифонового платья княгини с ярко-зеленым шлейфом: «Значит, в Европе сейчас так носят».
        - Ах, Аристарх Венедиктович, мон шер, как хорошо, что вы прибыли! - вежливо зачирикала Эллен Генриховна, подхватив оторопевшего сыщика под правую руку. - Сейчас прибудет князь Оболенский, и можно будет начинать ужин.
        Глаша обратила внимание на ярко подведенные глаза «лордессы» и первые появившиеся морщинки в уголках глаз, которые не смогла скрыть обильно посыпанная пудра, делавшая хозяйку еще старше.
        - Сейчас, мон диар, я вас со всеми познакомлю! Такие люди прибыли! - Эллен картинно закатила глаза. - А это ваша компаньонка? - мазнула она взглядом по Глафире, которая вежливо поклонилась. - Миленькая, - вынесла вердикт Муратова и продолжила нашептывать Свистунову на ухо: - Прибыла Агнесса Карловна, графиня Розанова, Степан Афанасьевич Владимирский, очень известный меценат, потом Сигизмунд Полсадкий из знатного польского рода, доктор Лосев Поликарп Андреевич, художник Менжинский, мой друг из Лондона Стефан Саймон и… - Эллен захихикала. - После ужина прибудет мое сокровище, мне удалось из Каира выписать настоящую мумию… Да-да, представьте себе! - княгиня снова захихикала.
        - Мумию? - глупо переспросил Аристарх Венедиктович. - Да, я видел в приглашении, но я не понял, что это значит!
        - Ах, мон шер! В Лондоне сейчас это самая новая забава! - Эллен захлопала в ладоши и чуть не запрыгала на месте. - Вы не представляете, сколько стоило ее сюда привезти. Но мне удалось найти сопровождающего, который купил для меня какого-то там древнего жреца какого-то там царства, не помню, как его звали. Так вот, - Муратова встряхнула головой. - На ужин еще приглашен ученый-египтолог Филипп Лурье и он поможет ее раскатать! - заливисто расхохоталась княгиня.
        - Как это раскатать? - спросил Аристарх Венедиктович.
        К ним неслышно подошел высокий молодой человек с красивым приятным лицом, но немного безвольным выражением бледно-серых глаз.
        - Раскатать - это значит распеленать мумию, избавить ее от оков! В Лондоне на вечеринках сейчас все так делают! - громко объяснил он.
        - Ах, Стефан, дорогой мой, как ты вовремя! Аристарх Венедиктович, это мой близкий друг Стефан Саймон, - молодой человек пожал руку сыщику. - И да. Сегодня покровы мумии спадут! - кивнула Эллен. - А вот и господин из Каира, кто смог привезти нам ценный экспонат для наших развлечений, - Муратова развернулась к дверям, где с нескрываемым любопытством пожирал их компанию глазами Асхаб Аф-Аффанди.
        Глафира даже ничуть не удивилась, когда египтянин подмигнул ей левым глазом.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        С развязной улыбкой, так раздражавшей Глафиру, Асхаб Аф-Аффанди подошел к хозяйке дома, галантно поклонился гостям и принялся мило переглядываться с горничной сыщика, от чего Глаша зарделась как маков цвет.
        - Это тот самый гость из Египта, мой хороший знакомый Асхаб Аф-Аффанди, именно благодаря ему нам удалось достать мумию в таком хорошем состоянии. Асхаб помог купить ее у местных торговцев древностями и доставить в Петербург, - объяснила всем присутствующим Эллен.
        Аф-Аффанди снова чинно поклонился.
        - Ради ваш глаза, о прекрасный Елена, я способен и не на такой подвиги, - тихим голосом промурлыкал Асхаб, не сводя при этом своих карих глаз с Глафиры, которая не могла уже видеть египтянина.
        Стефан Саймон весьма громко фыркнул и выразительно прижал локоток Эллен к себе, тем самым показывая свое право на женщину.
        «Очередной фаворит княгини», - сделала вывод Глаша. Про любвеобильность Муратовой давно ходили в свете нелицеприятные слухи, которые сама княгиня со смехом подтверждала.
        - Ах, Асхаб, у вас, восточных людей, такие приятные речи! - шутливо стукнула веером по пальцам каирца Эллен.
        Тот прижался долгим поцелуем к ее холеной перчатке, чем снова вызвал весьма красноречивый свирепый взгляд Стефана.
        - Красавиц Елен, я бы хотель с вами поговорит по поводу мой денег, вы мне обещаль! - держа княгиню за руку, обратился к ней Асхаб.
        - Ах, мой друг, все финансовые вопросы позже, после ужина, не надо сейчас портить аппетит.
        - Но ви мне говориль…
        - Да-да. Я все помню… после ужина! Кстати, Аристарх Венедиктович, если вы не против, я дала ваш адрес Асхабу, у него к вам как к самому лучшему сыщику было какое-то интересное задание, - снова зачирикала княгиня Свистунову на ухо.
        - Да-да, мы этим как раз и занимаемся, - поклонился Асхабу сыщик.
        - Ну и замечательно! - Эллен лукаво улыбнулась, пригласила гостей за стол, а сама упорхнула встречать князя Оболенского.
        Дмитрий Аркадьевич Оболенский прибыл последним и, как полагается богатым и очень богатым князьям, был необычайно важен, высокомерен и громко выражал свое мнение направо и налево.
        - Ах, Эллен, душа моя! Благодарствую за приглашение. Я весь в делах, заботах, хоть с тобой, дорогая, смогу отдохнуть, - он поцеловал Муратову в щеку.
        - Дмитрий Аркадьевич, вам спасибо, что нашли время посетить мой скромный прием, - поклонилась гостю Эллен.
        - Скажете тоже, скромный. У нас в Москве такие рауты мало кто может себе позволить, - ухмыльнулся в пышные усы князь.
        - Как там в Москве? Вы надолго в нашу столицу?
        - Да я здесь по делам, открываю новые магазины в Петербурге, а тут вся эта суета с переездом. Домочадцы не слушаются, прислуга вся распустилась, найти нормальных слуг совсем сложно. Я тут даже по случаю объявление приказал в газету дать, не хватает хороших служанок. Дети капризничают, учителей не слушаются. Жена болеет. Я весь в делах, в делах, - покачал головой князь.
        - Ах, Дмитрий Аркадьевич, пройдемте к столу, я уверена, сегодняшний вечер вы не забудете, - ослепительно улыбнулась Эллен Генриховна.
        - Я не сомневаюсь, дорогая! - кивнул в ответ князь и приник к перчатке Муратовой.
        За столом Аристарх Венедиктович и Глафира оказались в компании ученого Филиппа Лурье по одну сторону и купца Степана Владимирского по другую. Подавали на первое черепаховый суп, свиные отбивные и рябчиков с томленой осетриной на второе; к десерту принесли диковинные плоды ананасы - последний шик в Лондоне, как по секрету признался Стефан, и замороженные ягоды в сиропе по рецепту местного кондитера.
        Разговор за столом опять вернулся к древним мумиям.
        - А где сейчас находится… ну… тот пациент, которого полагается раскатать? - вежливо спросил доктор Лосев, полненький упитанный весельчак, всю трапезу сыпавший анекдотами и прибаутками. - Я признаюсь, сам немного увлекаюсь этими пирамидами, храмами, мумиями! Весьма занимательно!
        - Ах, страсти какие! - прогудела графиня Розанова, желчная старуха с нездоровым цветом лица, с брезгливым отвращением цедившая черепаховый суп. - Как можно так над мертвыми изгаляться! Мумию раскатывать! Тьфу ты!
        При этих словах Эллен громко расхохоталась.
        - Ах, тетушка Агнесса Карловна, эти мумии вымерли пять тысяч лет назад! Они уже точно ничего не почувствуют! А для будущей науки, для египтологии, это так важно - изучать мумии, так научно! И это так модно! - закатила она глаза при слове «модно». - Вот в Лондоне каждую пятницу раскатывают какого-либо беднягу, и никто уже не прикрывается этими глупыми предрассудками об осквернении умерших!
        - Конечно, Эллен, мы же люди прогрессивные! Конец девятнадцатого века! А мумиям уж точно не больно! Это все для науки! - тоненько захихикал Стефан Саймон.
        - Как египтолог я могу вам подтвердить, что это все только ради науки, ради изучения тех тайн, что хранят в себе египетские мистерии, - старик Лурье закивал в такт словам Саймона и опрокинул в себя очередной бокал шампанского. - Мой отец, пусть земля ему будет пухом, тоже много лет занимался египтологией и никогда не жаловался.
        - Вот видите, Агнесса Карловна, ученые не против! - Эллен чмокнула княгиню в напудренную щеку. - Ну же, это так забавно!
        - Забавно! Вам, молодежи, только забавы подавай! А о душе кто думать будет! - старуха еще сердилась.
        - О душе сами муми и думать! - подал голос Асхаб Аф-Аффанди. - Именно благодаря душе, благодаря Ка, которая и есть душа в Египет, и делали муми. Хотеть сохранить вечность, вечная жизнь.
        - Вечно пребывать в бинтах в пирамиде? Не о такой вечности ныне мечтают! - заметил купец Владимирский.
        - А я бы вечно ел ваш черепаховый суп, княгиня! Мои похвалы повару! - галантно заметил Аристарх Венедиктович. - Учись, Глашка, - прошептал он на ухо помощнице.
        Глафира скривилась и наклонилась над тарелкой; если честно, суп ее не вдохновил, и не ее одну. Художник Менжинский тоже вяло ковырялся в тарелке. А Асхаб Аф-Аффанди даже не притронулся к еде, он с безмятежным видом курил свою трубку из слоновой кости, не спуская темных глаз с княгини Муратовой, мило воркующей со Стефаном.
        Но сладкую парочку это ничуть не смущало.
        Хотя Саймон все-таки попытался сделать Асхабу замечание.
        - Не знаю, как у вас в Египте, но в Европе и в России так на женщин смотреть нельзя! - выдал он.
        - Как это так? - улыбнулся каирец.
        - Вот так, вы знаете! И это неприлично! - с вызовом сказал англичанин.
        - А чего есчо неприлично?! - повысил голос Асхаб. - В моей страна женщина неприлично с открытым лицом появляться на улица, но я же вам не указывать!
        - Ах, не стоит ссориться, мальчики! У всех свои понятия о приличиях! - попыталась разрядить атмосферу Эллен. - Асхаб, не обижайтесь на Стефана! Но пожалуйста, раз уж вы у нас в гостях, я прошу вас не курить трубку за столом! Это многим не нравится! - кивнула она на скривившуюся Агнессу Карловну. - Если позволите, дайте мне вашу трубку, я обещаю вам отдать ее после распаковки.
        - Ради ваш прекрасный глаза, о Елен, я готов на все! - поклонившись, Асхаб вручил хозяйке трубку из слоновой кости.
        - Спасибо! И почему вы ничего не едите? Не вкусно?
        - Нет, я не могу - по моя религия нельзя черепаха, нельзя свинья мясо, потому не волнуйтесь - я буду ест фрукт!
        - Хорошо, как хотите! - Саймон хмыкнул.
        - Кто-нибудь еще хочет фрукты? - Эллен кивнула служанкам, которые принесли охлажденные напитки и замороженные ягоды.
        - Чуть не забыл, прекрасный Елен, у меня есть для вас есчо один египетский презент, - Асхаб вытащил из-за пазухи бронзовую фигурку языческого божка, изображавшую девушку с львиной головой, оскалившейся в немом крике.
        - Э… спасибо, какая прелесть! - Муратова вертела в руках подарок, не зная, как на него реагировать. - Что это? Точнее, кто это?
        - Тут, Эллен Генриховна, я вам помогу! - подал голос египтолог Лурье. - Эта статуэтка, если не ошибаюсь, изображает египетскую богиню Сехмет.
        - Сехмет? Она что, львица? - княгиня внимательно разглядывала богиню.
        - Да, Сехмет - грозная богиня с головой львицы, олицетворяет собой яростную месть, палящее солнце. Пламенеющая ликом - так ее называли в Древнем Египте. Я прав, уважаемый Асхаб?
        - Да, ви совешенно прави, но также Сехмет является и той же самой богиней Хатхор, богиней лубви. То есть как у женщины много ликов, так и Сехмет, когда любит, может стать Хатхор, а если Хатхор рассердить, то появится Пламеняющая ликом. Извините, я пытался вам объяснит, - неловко улыбнулся Асхаб.
        - А еще, насколько я помню, Сехмет могла в ярости насаждать болезни, чуму, эпидемию, когда гневалась, - дополнил египтолог Лурье.
        - Да, это очень интересно. Тем более такая красивая статуэтка, и еще она львица, а я очень люблю всех кошачьих, такие изысканные, грациозные создания, - кивнула Муратова.
        - Есть египетская богиня Бастет с головой кошки, я могу вам и о ней рассказать… - Лурье довольно закивал.
        - Нет, не стоит, только не о кошках, - простонала Агнесса Карловна. - Вы не поверите, я терпеть не могу кошек. Мне в их присутствии плохо становится, прямо задыхаться начинаю.
        Глафира вспомнила, что у нее тоже аллергия на кошачью шерсть, правда, в не столь серьезной форме.
        - Тетушка, не волнуйтесь, здесь котов точно нет, только мумия! И даже не кошачья! - засмеялся Стефан.
        - Да, представьте себе, в Египте и кошек мумифицировали! - захихикал доктор Лосев, смешно задрав подбородок.
        Эллен улыбнулась и поставила бронзовую статуэтку Сехмет на каминную полку рядом с другими безделушками.
        - Я надеюсь, вы позволите, Эллен Генриховна, зарисовать мумию до пеленания - потому что, я боюсь, потом будет не очень эстетично, - немного смущаясь, попросил Яков Менжинский.
        Эллен со смехом закивала, а потом обратилась к французскому египтологу:
        - Филипп, мон шер, расскажите, а как вообще древние египтяне делали свои мумии?
        Старичок оторвался от холодного шампанского, пригладил волосы и не спеша ответил:
        - О, тут очень интересный процесс мумификации. По верованиям древних египтян, бальзамирование делалось с целью сохранить тело усопшего как последнее жилище души Ка, после того как душа совершила многоразовые переселения из одного живого тела в другое. Самый простой и распространенный способ: умершего вскрывали таким образом - острым крючком извлекали мозг из головы через ноздри, - при этих словах графиня Розанова выразительно скривилась, а Лурье острым ножом сделал надрез на куске осетрины в своей тарелке, - а внутренности чрева извлекали через отверстие в левом боку, сделанное кремниевым ножом. - Графиня Розанова закатила глаза. - Потом очищенную внутренность вымывали пальмовым вином, наполняли благовонными веществами, например, миррой или кассией, а затем укладывали все тело в селитру на семьдесят дней. По прошествии этого времени тело, ну уже практически мумию, заворачивали в самые тонкие льняные ткани или в виссонные повязки, покрытые обычно аравийской камедью. Наконец тело помещалось в деревянную форму и устанавливалось в вертикальном положении в погребальнице…
        - Фу, страсти какие! - не выдержала Агнесса Карловна. - Давайте не за столом про такие ужасы говорить! Это весьма опасно для пищеварения!
        Филипп Лурье снова отпил ледяного шампанского и, будучи немного навеселе, решил подтрунить над старой графиней:
        - Агнесса Карловна, это же все тоже в рамках науки. Я специально изучал труды Геродота, где в мельчайших подробностях описаны все этапы бальзамирования.
        - Ну давайте выпьем за Геродота! - поднял бокал купец Владимирский. - Говорят, умный был грек.
        - Еще какой! - громко рассмеялась Эллен Генриховна, получив обожающий взгляд египтянина Асхаба.
        - Эллен, я последний раз поддалась на твои провокации и пришла смотреть на трупы! - фыркнула графиня. - А будешь в таком же тоне себя вести, то вообще наследства лишу! - Агнесса Карловна поджала губы.
        - Да что вы, тетушка! Мы вас все так любим! Не обижайтесь, дорогая! - Эллен Генриховна обняла ворчливую старушку.
        Чтобы замять неудобную сцену, слово взял князь Оболенский:
        - Ну так давайте избавим этого древнего бедолагу от оков, может, как раз поможем его Ка попасть в рай, или куда они там отправляются, - князь закинул ногу на ногу и с зевком поинтересовался у каирца: - А известно, кому принадлежала эта мумия? Удалось расшифровать владельца?
        - Да, представьте себе, - поклонился Асхаб, - на саркофаге было написано имя.
        - И кто же это? - все гости мгновенно замолчали и даже подались вперед.
        - Его звали Хапу, жрец эпохи фараона Аменхотепа Третьего, - Асхаб лукаво смотрел на Глафиру, пожирая ее глазами.
        10 октября 1832 г. Страницы старого письма
        «Кэти, я уже не верю, что мы с тобой увидимся, и знаю, что это письмо ты вряд ли получишь. Хотя, бог даст, тебе его кто-нибудь переправит. Я оставлю его на столе в своей каюте с твоим адресом и просьбой передать письмо тебе, моей любимой жене. Прости меня, дорогая.
        Я все-таки решился выйти из каюты. По моим прикидкам, мы уже должны подходить к Санкт-Петербургу, где так ждут розовых сфинксов.
        Я не могу поверить своим глазам. Я последний человек на борту. Последний оставшийся в живых… Это ужасно!»
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        После ужина Эллен Генриховна пригласила гостей в лиловую гостиную, где на постаменте рядом с лиловым диваном уже стоял древний саркофаг с бедолагой-жрецом, которого сегодня полагалось «раскатывать». На крышке саркофага, испещренного загадочными иероглифами, были изображены львиные головы, оскалившиеся в немом крике.
        Ученый Лурье склонился к реликвии, водя пальцем по иероглифам, пытаясь их расшифровать.
        - Какая прелесть! - наконец вынес вердикт он, утвердительно кивая хозяйке дома. - По всем параметрам это действительно мумия эпохи Аменхотепа Третьего, то есть, если я не ошибаюсь, восемнадцатая династия по Манефрону, эпоха Нового царства. Не знаю, мон шер, как вам удалось ее приобрести - но это настоящее сокровище! - чуть ли не хлопал в ладоши старик.
        - Вы даже не представлять, какое это сокровище! - скромно поклонился Асхаб Аф-Аффанди.
        - А вот вам и ваше сокровище! - Стефан вручил ему трубку из слоновой кости.
        Асхаб хмуро кивнул и сразу же затянулся, выпуская колечки в лиловый потолок.
        - Если не секрет, Эллен Генриховна, за сколько вы приобрели сей раритет? - князь Оболенский тоже внимательно осматривал саркофаг. - Я бы для своей коллекции тоже прикупил нечто такое же древнее. Я люблю раритет. Почти так же, как и свои драгоценности.
        Муратова лукаво улыбнулась и закатила глаза к потолку.
        - Ах, милый князь, вы даже не представляете, насколько она, эта мумия, дорогая. Она мне обойдется в копеечку, но обо всем позаботился мой спаситель из Каира, месье Аффанди. Мы с ним все решим. Правда, мон шер? - она отправила египтянину ослепительную улыбку. - И давайте, князь, не будем о финансах, это так утомляет, - княгиня лениво обмахнулась веером. - Итак, доктор Лосев, вы готовы? Мы можем начинать?
        - Да-да, конечно, пару минут, - тучный доктор расставлял на небольшом столике медицинские инструменты. - Мне еще понадобится помощь господина Лурье, пусть он с точки зрения науки египтологии комментирует мои медицинские манипуляции. С точки зрения заупокойного культа. А то вдруг я что-то не так сделаю, не по-египетски. Хотя я читал все, связанное с мумиями, - доктор тоже обмахнулся большим платком. - Ну и жара сегодня, чем не Египет!
        - Однако не Египет! - захихикала хозяйка дома. - После процедуры с мумией я распоряжусь, чтобы принесли лимонад и фрукты со льдом.
        - Буду весьма признателен! - князь Оболенский поцеловал ей руку.
        - Как интересно! - художник Менжинский делал наброски иероглифов в блокноте. - А вы можете прочитать и перевести, что тут написано? А то птица, палочка, сова, кавычка, снова птица, теперь с большим клювом, извилистая палочка, глаз! Но так загадочно!
        - Да, я постараюсь перевести, я изучал труды Шампольона, моего соотечественника, француза, который сделал грандиозное открытие - расшифровал египетские иероглифы, и теперь это не только птица, палочка, кавычка, а целые слова и предложения. Сейчас, мой юный друг. - Лурье достал из чемоданчика потрепанную книгу и принялся перелистывать страницы. - Сейчас, тут написано, что…
        - Давайте, друзья, я вам помогать. Тут сказано, что в саркофаге покоится достопочтенный Хапу, верный раб сына бога Аменхотепа, жрец богини Хатхор, жрец богини Сехмет. И что тех, кто… - тут Асхаб замолчал, задумался, водя пальцем по строкам. Он побледнел, облокотился о кресло.
        - Ну что там!
        - Тем, кто потревожит его вечный сон, грозит… смерть! - сверяясь со своей книгой, ответил египтолог.
        Раздался хилый смешок графини Розановой, а остальные гости замерли как по команде, глядя на трехтысячелетнего жреца.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Бред какой-то, друзья, не обращайте внимания на глупые надписи! - захихикала Эллен Муратова.
        - По традиции на каждой гробнице пишут грозные проклятия, чтобы отпугивать грабителей, - поддакнул Филипп Лурье. - И этот жрец Хапу не исключение. Если бы было какое-то проклятие мумий, то половина Европы вымерла бы уже. И в Париже, и в Лондоне мумий раздевают, - сыронизировал ученый.
        - Однако как-то тревожно! - скривилась Агнесса Карловна. - Может, ну его, этого Хапу.
        - Ах, тетушка, что значит «ну его»? Он знаете сколько стоит? И теперь из-за какой-то надписи я не буду отказываться от нашей затеи, - топнула ножкой Муратова. - Асхаб, ты, как египтянин, что об этом думаешь?
        - Гашпадын Лурие прав, почти на всех гробницах пишут проклятия. Но этот жрец Хапу был очен-очен известный колдун и египетский маг. Да-да, есть про него легенда. Что именно Хапу знал тайну Книга Тот, - задумчиво ответил Аффанди, его голос стал хриплым и дрожал.
        - Книга Тота? А это что еще за напасть? - удивился купец Владимирский.
        - Это легендарное, можно сказать, сказочное сокровище - сакральные знания, которые охраняет сфинкс, - вместо египтянина ответил ученый Лурье.
        - Тот самый сфинкс, что у пирамид стоит? - ахнул Аристарх Венедиктович, он тоже был эрудированным человеком своего времени.
        - В Египет много есть сфынкс, - покачал головой Аффанди, - мог и другой сфынкс, и Хапу знал точно, где есть этот сокровищ.
        - Да, я читал в научной статье в британском альманахе, что нашли папирус с этой легендой о Книге Тота, но я не знал, что наш знакомец Хапу, - Лурье кивнул на саркофаг, - знает об этом сокровище не понаслышке.
        - Да, про Хапу все правда, в его гробнице на стене биль написан, что он проводник к тайне Тота, - ответил египтянин и закашлялся.
        - Вот за это я и люблю Древний Египет - сплошные загадки, тайны, сокровища! - мечтательно проговорила Эллен Муратова, сложив руки на груди.
        - Ага, а еще жара, пески, мертвецы и проклятия мертвецов, - вполголоса заметил князь Оболенский, но в наступившей тишине все услышали его слова.
        - Как вам все-таки удалось достать такую оригинальную и необычную мумию? - к саркофагу подошел сыщик Свистунов и принялся пальцем водить по иероглифам на крышке.
        - Ох, гасшпадын, - хитро улыбнулся каирец, - у нас говорят такой шутка - по возвращении из Египет неприлично представить себя в выший свет без мумия в один рука, а нильский крокодайл в другой рука.
        Все вокруг засмеялись, что немного снизило напряжение после прочтения проклятия жреца.
        Глафира же вспомнила свои недавние приключения в Тверской губернии с настоящим нильским «крокодайл»[3 - Читайте об этом в книге Виктории Лисовской «Перстень русского дракона».] и покачала головой, пытаясь прогнать худые мысли: ей тоже не нравилась эта «распаковка» покойников, даже при всей своей любви к английской моде.
        - Ну так все готовы? Доктор Лосев, приступайте к вскрытию, господин Лурье, а вы рассказывайте, что там с мумией! - командным голосом распорядилась Эллен, и все склонились над мумифицированным жрецом.
        Египет. XIV век до н. э
        - О великий Аменхотеп, о сын царя, любимый отцом своим! Да почтит тебя твой отец! Да выдвинет он тебя среди старших! Да одолеет твой Ка твоего супостата! Да обретет твоя душа тайный путь к вратам загробного мира! Позволь молвить, о царский сын! - сановник Сахебу распластался ниц у золотых сандалий молодого царевича.
        Аменхотеп кивком головы указал личным прислужникам помочь поднять старого советника.
        - Встань, Сахебу, и поведай мне, какая нужда привела тебя в мой дворец! - благосклонно промолвил царевич.
        - О мой господин, о сын царя, да будет Амон милостив к тебе! - Сахебу снова склонился, но, увидев заинтересованный взгляд Аменхотепа, продолжил: - Худые новости идут с юга, мой господин! Коварный Ингез, вождь подвластных тебе, о сын бога, городов Куша, отказался платить дань и собирается заключить военный союз с нашими древними недругами хеттами! - голос Сахебу задрожал от гнева: как может какой-то дикий царек отказываться от царской милости и за спиной у фараона общаться с его давними врагами.
        Аменхотеп задумался, не вставая с золотого трона. Действительно, новости неутешительные. Ингез давно показывал крутой нрав; после смерти в поединке его отца Шукуна, который исправно платил дань в египетскую казну, Ингез задумал предательство, и уже несколько городов Куша подняли мятеж против наместников фараона.
        Несмотря на свой юный возраст, всего двенадцать разливов Нила видел царевич, он неплохо разбирался во внешней политике государства, и гнев опалил его величественный взгляд.
        - Мой отец, да будет Амон милостив к нему, знает о мятеже? - порывисто вскочил с золотого ложа Аменхотеп.
        Сахебу утвердительно закивал.
        - Да, мой господин, сын бога Ра Тутмос Великолепный сам отправил меня к тебе, о солнцеликий, чтобы ты возглавил поход в Керме - самое сердце мятежа. Фараон не сомневается в твоем военном таланте, и уже до тысячи воинов готовы отправиться с тобой в Нубию.
        - Я сам лично покараю ослушников. Я сровняю с землей Керме, это будет уроком для других земель, что слово фараона - священно и никто не может осмелиться перечить ему! - гордо промолвил царевич.
        Покорно закивал Сахебу, и, пятясь, не отрывая взгляда от царевича, сановник скрылся в дверях.
        Аменхотеп шикнул на ласковых танцовщиц, явившихся умилостивить его царский взор, и приказал привести жреца храма Сехмет, могущественного Хапу.
        Он привык советоваться с богами перед каждым важным решением в своей жизни, а чернокожий Хапу являлся проводником воли богов, и именно совет грозной богини Сехмет нужен был царевичу перед военным походом в города Нубии.
        Хапу появился через короткое время в белоснежном одеянии и босиком; звеня золотыми браслетами, он преклонил колени перед сыном бога Ра.
        Гордо поклонившись, Хапу промолвил:
        - О мой господин, величайший из великих, богатейший из богатых, да будет Сехмет добра к тебе в этом и в ином мире! Я, презренный раб Хапу, явился перед твои очи, смиренно жду твоих указаний! - однако в темных глазах жреца горел высокомерный огонь, совсем не соизмеримый с его учтивыми речами.
        При дворе Хапу не любили, но многие боялись. Поговаривали, что он владеет колдовством и магией народов Нубии, среди которых ему не было равных. Тех, кто пытался подсидеть верховного жреца Сехмет или строить ему козни, ждала жуткая и неминуемая смерть.
        - Хапу, через пару ночей могущественная армия фараона отправляется в поход в страну Куш. Я, сын бога Ра, буду возглавлять этот военный поход. Мне нужно от тебя, Хапу, верное гадание и предсказание о судьбе похода. Ждет ли нас долгожданная победа? Чего опасаться в походе? И какова будет моя участь в сражении? Не отвернется ли Осирис от нас, поможет ли Сехмет победить супостатов? И какую жертву ожидают боги, чтобы покровительствовать нашей армии в битве? - задумчиво спросил Аменхотеп.
        Глаза Хапу на миг победно блеснули. Царевич в глубине души сам боялся грозного нубийца и если бы мог, то никогда бы не общался с верховным жрецом, но без покровительства богов не стоило выходить в поход, это было понятно всем.
        - О мой господин, все будет исполнено. Не сомневайся, да будет Амон милостив к тебе и твоему отцу, сегодня уже в период первой луны я проведу необходимый ритуал, задобрю могущественную Сехмет, и ни один твой враг не избежит возмездия египетского оружия! - Хапу низко поклонился и зазвенел золотыми браслетами.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        При помощи Асхаба Аф-Аффанди, который почему-то еле стоял на ногах, доктор Лосев и профессор Лурье сдвинули тяжеленную крышку древнего гроба, и на свет показалось обнаженное стройное тело, покрытое обрывками льняной ткани. В нос всем собравшимся ударил гнусный запах тлена и разложения. Графиня Розанова вскрикнула и прикрыла лицо кружевным платком, князь Оболенский отошел от саркофага на приличное расстояние. Глаше тоже не нравился смрадный запах, но любопытство к неизведанному не позволяло девушке выйти из комнаты, хотя Аристарх Венедиктович присел за самый дальний столик к приоткрытому окну и налил себе бокал холодного шампанского.
        Над раскрытым гробом склонились Поликарп Андреевич и египтолог Лурье, а художник Яков Менжинский принялся зарисовывать очертания умершего.
        - Это невероятно! Столько веков прошло, а труп как новенький лежит! - восторженно заявил купец Владимирский.
        - Это белиссимо! - захлопала руками Муратова, обмахиваясь веером. - А вы что скажете, Филипп?
        - Это действительно невероятно! Мумия в отличном состоянии! И меня действительно смущает… пардон… этот запах! За пять тысяч лет не могли остаться такие ароматы! - покачал головой египтолог.
        - Давайте дальше! - Стефан плотоядно улыбнулся. - Разматывайте бинты!
        - В руках у жреца… смотрите… это анекх! - заметил Лурье.
        - Анекх? Что это? - Полсудский привстал с места, чтобы рассмотреть предмет.
        - Это древнеегипетский символ жизни, его вкладывали в руки умершим, дабы ознаменовать переход покойника из этого мира в тот! - объяснил профессор.
        - А из того мира в этот ваша мумия не перейдет? Нам только воскресших мертвецов не хватало! - желчно заметила Агнесса Карловна.
        - Не волнуйтесь, милая тетушка! Эта мумия мертва точно и безвозвратно, причем уже более пяти тысячелетий! - засмеялась княгиня.
        - Я бы не был столь категоричен! - доктор Лосев размотал бинты с верхней части головы мумии, и все увидели бледное человеческое лицо со славянскими чертами и светло-русыми волосами, совсем не похожее на жителя Египта. Под бинтами оказалась окровавленная рана на голове. - Судя по состоянию раны, его убили максимум часов восемнадцать-двадцать назад, то есть примерно вчера днем, - вынес вердикт доктор, осматривая мужчину. - И это явно не Хапу.
        - Ой, это же Архип - наш конюх! Он как раз где-то запропастился со вчерашнего дня! - закричала Эллен Генриховна.
        Асхаб Аф-Аффанди смотрел на эту картину широко раскрытыми глазами, а потом голова у него закружилась, и он с громким шумом упал на ковер, из полуоткрытого рта полилась струйка крови.
        Египет. XIV век до н. э
        Многочисленное войско сына фараона двигалось через жаркую пустыню, отделяющую Египет от городков Куша.
        Звучали военные дудки, ржали тысячи коней, звенело оружие, лязгали железные мечи, ругались возничие, кричали копейщики, мычали сотни быков, замыкающих войско. Стройными рядами катились боевые колесницы. Все войско издавало оглушительный шум.
        В шелковом белоснежном шатре, который переносила дюжина рабов, Аменхотеп с нетерпением ожидал прибытия к стенам неприступного города Керме.
        Наконец долгожданная остановка, разбили лагерь у Маноры, последнего города, куда не дошли мятежники. Сразу за крутым хребтом находилась крепость Керме, где и отсиживался вероломный Ингез со своим войском.
        Тяжелое предчувствие с самого утра мучило Аменхотепа: неужели грозная богиня войны Сехмет завтра отвернется от фараона? Сомнения терзали молодого царевича, но он не мог показать свою слабость перед военачальниками.
        Военный совет открыл в царском шатре старый и мудрый Раджедет; шрамы украшали его лицо.
        - Керме - достаточно крупная и неприступная крепость. По донесениям лазутчиков, у Ингеза более пятисот человек плюс местные жители Керме. Пару дней назад к Ингезу добавился и отряд из сотни воинов под предводительством Ярага, вождя кушаитов, - начал военачальник.
        Царевич еле сдержался, чтобы не заскрежетать зубами: более шестисот сильных воинов под защитой крепких стен - было от чего гневаться.
        - Осадой взять Керме тоже непросто, запасов провианта и воды у жителей хватит на полгода, а Тутмос Великолепный, да будет Амон милостив к сыну Неба, требовал закончить поход до разлива Нила. То есть самое большое через пару лун мы должны привезти золотую дань фараону, - важно кивнул Сахебу.
        Аменхотеп насупился. Взять Керме за пару месяцев будет необычайно трудно, даже многотысячное войско не сможет сразу с наскока победить упрямых кушнаитов.
        - Надо не мешкая двигаться к Керме, подготовьте воинов, и через час идем в бой, - отважно сказал царевич.
        - К Керме ведут разные дороги: самая быстрая - через крутые горы. Но враг не станет ждать, пока все войско выйдет на открытую местность, завяжется неравный бой в расщелинах. У Ингеза будет преимущество, наша многотысячная армия только увязнет в теснинах, - покачал головой Раджедет. - Есть путь в обход, он намного длиннее, зато безопаснее, но чтобы обойти теснины, потребуется несколько недель.
        - За эти несколько недель к Ингезу примкнет еще отряд Саакса с двумя сотнями воинов, они сумеют укрепить стены Керме, - громко заявил чернокожий Хапу, тоже присутствующий на совете.
        Царевич задумался: рискнуть войском или благополучно потерять две недели, дав врагам время лучше подготовиться к осаде?
        «О великая Хатхор, о великая Сехмет, дайте мне силу!» - про себя взмолился Аменхотеп.
        Хапу бездонными глазами смотрел на военачальников, что-то твердя себе под нос.
        Царевич будто бы сбросил наваждение и громко заявил:
        - Я выбираю кратчайший путь! Мы идем через горы! Готовьте войско!
        Вельможи и сановники склонили головы перед мудростью молодого царевича и, часто кланяясь, покинули белоснежный царский шатер.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        После того как Асхаб Аф-Аффанди упал в глубокий обморок, а древняя мумия оказалась не такой уж и древней, в лиловой гостиной началось форменное безумие. Графиня Розанова сама чуть не упала в обморок - благо старушку подхватил под руку купец Владимирский и посадил на лиловый диванчик; хозяйка дома Эллен побледнела не хуже занедужившего каирца и, тихо всхлипывая, прислонилась к стенке. Доктор Лосев склонился над египтянином, пытаясь привести его в чувство, а Филипп Лурье с ужасом рассматривал мумию, бывшую некогда конюхом Архипом. Стефан вызвал служанку с успокоительными каплями для Эллен, а сам, зажав нос, распахнул все окна гостиной. Сыщик Свистунов с невозмутимым видом пил прохладное шампанское, как бы издалека наблюдая за мрачным перфомансом, но за годы своей работы ему пришлось видеть и не такие картины. Глафира молча и сосредоточенно склонилась над саркофагом, пытаясь разглядеть раны убитого. Все это происходило в зловещей тишине, слышны были только хлипкие стоны Эллен.
        - Это все оно… проклятие… проклятие мумии. Этот древний жрец убил и Архипку, и Асхаба! - наконец громко выкрикнула княгиня Муратова, дав волю слезам.
        Вслед за ней заголосила Агнесса Карловна, которая нашла в себе силы подняться с дивана и с громкими криками вылететь из комнаты.
        Заохал князь Оболенский, позвал слугу и приказал немедленно вызвать сыскных людей, а именно полковника Филина, его хорошего знакомца.
        Все как будто отмерли, комната наполнилась криками и суетой, только Аристарх Венедиктович продолжал пить шампанское, не обращая внимания на неразбериху вокруг.
        Глафира подошла к доктору Лосеву, который отсчитывал пульс Асхаба.
        - Ну, что с ним? Он жив? - негромко спросила девушка.
        Доктор неопределенно кивнул, пытаясь отмахнуться от Глаши:
        - Не мешайтесь, дорогуша. Я как раз пытаюсь это выяснить!
        - Я не дорогуша! Пульс у него есть?
        - Пульс вроде есть, но очень плохой. Я никак не могу понять, что с ним. Возможно, перенервничал с этими жрецами - вот сердечко и прихватило. А может, и жара так подействовала! - вытер лицо от пота доктор.
        - Жара? Да он из Каира! Что ему наша жара, он человек привычный! Я не думаю, что египтянин будет падать в обморок от петербургского солнца! - хмыкнула Глафира.
        - Думает она! Вы, милочка, что, доктор? Или, может быть, разбираетесь в медицине? - рявкнул на нее Лосев. - Не мешайте профессионалу работать! А ваш дружок еще жив! Пока что, - тихо добавил он.
        - Он не мой дружок… - начала оправдываться Глафира, но натолкнулась на хмурую ухмылку Лосева.
        - Ну да, а смотрел плотоядно он на вас, милочка.
        - Но я…
        - Мне это неинтересно, не мешайте работать! Позовите лучше кого-нибудь, нужно в больницу его доставить.
        Глафира кивнула и отправилась за помощью.
        Египет. XIV век до н. э
        На следующее утро египетское войско двинулось по кратчайшей дороге к крепости Керме. Горная тропка бежала через ущелье, но была настолько узка, что воинам пришлось спешиться и гуськом, один за другим, вести под узды лошадей. Боевые колесницы были разобраны, и рабы несли упряжь и детали повозок над головой.
        Царевич Аменхотеп шел первым во главе войска, по обе стороны от него дюжина рабов вели породистых коней царевича. Военачальники Раджедет и Сахебу двигались по правому и левому флангам, лазутчики были отправлены далеко вперед, разведать дорогу и узнать, нет ли засады на пути.
        Лошади шли нога в ногу, воины проверяли каждый свой шаг, ведь необычайно узкая тропа нависла над пропастью. В небе над войском парили хищные птицы и стервятники в предвкушении скорого пира из мертвецов.
        - О Осирис, смилостивься над нашими душами, - прошептал Сахебу, с тревогой наблюдая, как мелкие камешки летят в пропасть, сорвавшись из-под ног царского скакуна.
        Верховный жрец Хапу, не отрывая взгляда от птиц в небе, бормотал себе под нос слова магического заклинания.
        Аменхотепу тоже было неспокойно, неужели первый его поход станет и последним, ведь военачальники были правы: если здесь, в теснине, нападут на египетское войско, то бой явно будет неравным, их тут просто перебьют как бестолковых цыплят, а они не смогут оказать практически никакого сопротивления.
        Потому оставалось только одно - двигаться быстро и организованно, чтобы враги не успели ничего предпринять.
        Но этот путь точно оказался кратчайшим: если обходить горную гряду пришлось бы пару недель, то дорога через ущелье заняла всего пару часов.
        Наконец из ущелья вышел последний отряд. Аменхотеп вздохнул с облегчением, египтяне разбили лагерь в нескольких сотнях метров от Керме, чтобы отдохнуть перед завтрашним боем.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Домой в меблированные комнаты на Мойке Глафира с хозяином вернулись поздним вечером. Аристарх Венедиктович хмуро поужинал расстегаями с бужениной и отправился в свою комнату, а Глафире не спалось. Она снова и снова вспоминала события минувшего дня, и египетское дело с подмененной мумией не отпускало.
        Когда прибыл полковник Филин Степан Игнатьевич, тело бедного Архипа забрали в прозекторскую Боткинской больницы, а сам полковник долго беседовал со всеми свидетелями мрачного происшествия.
        Бледная хозяйка дома Эллен Муратова тихо плакала на плече у Стефана, все время повторяя про фиванское проклятие и что они теперь следующие, что они все обречены, так как потревожили покой египетского жреца.
        Стефан гладил ее по плечику и хмурился.
        Египтолог Фурье пытался объяснить сыскным людям смысл надписи на саркофаге жреца Хапу, но полковник Филин был излишне рациональным человеком и ни в какую мистику не верил.
        Но не только слова проклятия беспокоили Глашу: когда она разглядывала запеленутого в куски материи Архипа, то обнаружила кое-что, о чем промолчал доктор Лосев, - кроме зияющей раны на голове с запекшейся кровью у бывшего конюха были надрезы на левом боку. Глаша полагала, что именно через эту рану у Архипа кто-то извлек внутренние органы; так, по крайней мере, делали при мумификации в Древнем Египте, о чем во время беседы поведал Лурье, но именно такие же раны были и у убитых девушек на Васильевском острове.
        Глаша снова нахмурилась. Очень не хотелось бы лезть в это расследование, Аристарх Венедиктович, конечно же, будет против, но Глаша была уверена, что обязана рассказать полковнику Филину о сделанном ею открытии.
        Египет. XIV век до н. э
        Дым от сотен костров поднимался в темное нубийское небо.
        Воины, устав от тяжелого перехода, устроились на голой земле на ночлег. Многие не по своей воле попали в войско фараона. Здесь были и землевладельцы, и рыболовы, и охотники, и рабы. Всем им снились яркие сны, а ведь многих завтра ждал в свои объятия могущественный Анубис: жены и дети никогда больше не увидят своих кормильцев.
        Не спали, а бдели до утра караульные, которые в свете тонкого серпа луны всматривались в пугающую мглу.
        В кустах раздался тихий шорох.
        - Хамфи, не спи. Там кто-то есть, может, пора будить начальников? - молодой безусый воин, едва ли отметивший семнадцать разливов Нила, шарахался от каждой тени - не по своей воле попал он в войско фараона.
        - Да нет, птица пролетела или змея проползла. Будь мужественен, - толстый неопрятный Хамфи со смехом оттолкнул напарника.
        - Я слышал… там… вроде… Но сейчас тихо… - но договорить юный караульный не успел, деревянная стрела с ярким оперением быстрее ветра прочертила путь в ночном небе и попала незадачливому воину в правый глаз. Караульный бесшумно упал в темнеющие кусты.
        Хамфи достал из-за пазухи военный горн, и прозвучал сигнал тревоги.
        Через пару мгновений лагерь был уже на ногах. Заспанные воины на бегу доставали мечи из ножен, чему мешал град стрел.
        Из крепости Керме под покровом ночи вышел военный отряд лазутчиков, которые стрелами атаковали лагерь египтян, пытаясь разведать обстановку.
        Завязался короткий бой. Забирая раненых товарищей, кушнаиты укрылись за высокими стенами Керме.
        И снова стало тихо… Лагерь погрузился в благодатную темноту.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - То есть вы, уважаемая Глафира Кузьминична, уверяете, что убийца конюха Архипа Ставрюдина и Расчленитель с Васильевского острова - это одна и та же персона? И вы сделали такой вывод, только увидев рану на боку Архипа? Ну и ну! - Степан Игнатьевич Филин набил трубку табаком и внимательно посмотрел на сидящую перед ним девушку. На глупышку или чудаковатую сумасшедшую она отнюдь не походила, но эти дурацкие предположения прямо с утра в кабинете сыска навевали на странные мысли о ее умственных способностях.
        Глафира уверенно кивнула и почесала симпатичный носик, запах табака она с трудом переносила.
        - А вы, уважаемая, имеете отношение к медицине? Вы посещали курсы медсестер? Или, может быть, состоите в услужении у доктора общей практики? - пытливо посмотрел ей в глаза Филин.
        Глаша поерзала на месте, но глаз не опустила.
        - Нет, к медицине я отношения не имею, но…
        Договорить полковник ей не дал:
        - Я так и понял, что нет. Тогда ваши предположения о ранах умерших, почерпнутые только из утренних газет, чепуха полная, и вы только тратите мое драгоценное время! - закурил трубку Степан Игнатьевич. - И не нужны мне ваши россказни о египетских мумиях!
        Глафира закашлялась от неприятного запаха.
        - Но вы не понимаете…
        - Это вы, голубушка, не понимаете! У меня на Ваське убивец орудует, кучера в мумию забинтовали, в гроб положили - дел невпроворот, а вы мне тут сказки рассказываете! Вы кем служите? Горничной? Ну вот и занимайтесь своими прямыми обязанностями! Если ваш гениальный хозяин Свистунов хочет разобраться в этих преступлениях - то милости просим, а вы, сударыня, не серчайте, но и не забивайте голову этими кровавыми делами! - фыркнул Филин. - Не дело это для барышень, не дело! - уже смягчился он и пустил колечко дыма в побеленный потолок.
        Глафира покраснела от оскорблений, ее даже не стали слушать, просто выставили за дверь.
        «Нет, это не Филин, и не похож даже, - а самый настоящий волк! Да-да! Серый волк! Худой, поджарый и вредный!» - решила Глаша и, оправив юбку, поспешила в меблированные комнаты на Мойке.
        Египет. XIV век до н. э
        Ранним утром египтяне увидели сверкающие на солнце мощные стены Керме, нижняя часть которых была сложена из исполинских каменных глыб, а верхняя - из сырцовых кирпичей. Такие кирпичи только сушились под ярким южным солнцем, их никогда не обжигали в печах.
        Египтяне построились в идеально верном, правильном военном порядке, прозвучал сигнал трубачей, и воины отправились в атаку.
        Мятежники не стали скрываться за стенами, из дубовых ворот выдвинулся отряд из отборных воинов Ингеза, а с высоких стен крепости неслись проклятия на голову египтян, их детям, их внукам-правнукам.
        Поднимая клубы пыли, первыми в бой мчались египетские колесницы, в каждую была запряжена четверка резвых отборных жеребцов. Один из воинов правил конями, другой в этот момент стрелял из лука или метал копья.
        За колесницами тесными рядами шла пехота.
        Лучники фараона быстро построились на правом фланге. Вскинули луки, натянули тетиву, и острые стрелы смертоносным дождем полетели во врагов.
        После на кушнаитов обрушился строй колесниц. Мощные кони сносили все на своем пути.
        Во главе войска на золотой колеснице с четверкой белоснежных жеребцов был сам царевич Аменхотеп. Направо и налево он рубил головы кушнаитов, золотые сандалии сына бога Ра были обагрены кровью.
        Отряд мятежников яростно бился, но вскоре они бросились в бегство под защиту крепких стен. Кушнаиты оставили коней, золотые и серебряные колесницы, неслись в широко раскрытые ворота Керме.
        - Скорей за ними! Преследуем врагов! - широко улыбаясь, размазывал кровь по одеянию Аменхотеп, он кричал практически на ухо Раджедету.
        Но старый наставник только покачал головой.
        - О мой господин, воины просто меня не услышат! Посмотри, мой господин, что происходит!
        - Прикажи им, пусть заходят в крепость, пока ворота открыты! - гневался царевич, но военачальник был прав.
        Войско больше не повиновалось ни Раджедету, ни даже сыну фараона Тутмоса Великолепного.
        Колесничие, лучники, копейщики думали сейчас только о добыче. Они срывали с раненых и убитых воинов дорогие одежды, пояса с драгоценными застежками, забирали острые мечи и кинжалы, отрывали золотые пластинки с колесниц, раненых мятежников связывали, забирали их в плен.
        На поле боя творилось что-то невообразимое.
        Началась драка самих египтян за дорогие доспехи, грабеж проходил под стенами крепости, где уже закрылись ворота. Время было упущено, со стен снова донеслись проклятия, а затем защитники Керме начали кидать камни на головы египтян.
        Раджедет протрубил сигнал вернуться в лагерь, предварительно поставив умелых лазутчиков с военными отрядами с каждой стороны крепости.
        - Мы должны идти на приступ прямо сейчас! - громко заявил в своем шатре Аменхотеп во время совета.
        - Мы обязательно пойдем на приступ, но только с наступлением ночи! Сейчас нужна передышка, о мой господин! - низко склонился Сахебу.
        - Ты не понял, презренный раб моего шакала, сын бога Ра сказал тебе, чтобы воины штурмовали стены прямо сейчас, - зашипел с придыханием жрец Хапу, яростно сверкая глазами. - Или ты, сын раба, осмелился ослушаться нашего повелителя?
        Сахебу покраснел до кончиков ушей, гневно смотрел на Хапу, склонив голову перед царевичем.
        На помощь ему пришел Раджедет:
        - О мой господин, да будет Амон милостив к тебе! Сейчас воины устали и ослабли, через пару часов они восстановят силы, и под покровом ночи Сехмет будет милостива к нам, и мы сможем атаковать Керме, - кинулся он ниц, целуя ноги царевича.
        Аменхотеп поднял вверх ладонь.
        - Я услышал тебя, воин, я прислушиваюсь к твоему мнению! - важно сообщил царевич.
        - Только верховный жрец Сехмет и Хатхор знает о воле богинь, знает, как и когда они будут милостивы к нашему войску, - вступил в спор с Раджедетом Хапу.
        - Воля Хатхор и Сехмет определится на поле брани, - важно поклонился ему Раджедет, - и мой господин, сын бога Ра, примет верное решение!
        - Да, вы правы, через пару часов с наступлением темноты начинаем штурм! - царевич Аменхотеп радостно хлопнул в ладоши.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира хмуро резала овощи для салата, печально чистила свеклу и морковь, со вздохом мыла зелень. Ее мысли были далеки от приготовления обеда, горничная снова и снова перебирала в голове утренний разговор с полковником Филиным. Да как он мог?! Как он мог выгнать ее, даже не выслушав?! Ведь действительно (Глафира была готова в этом поклясться) - она видела рваную рану на боку у Архипа, но почему тогда доктор Лосев не указал на нее сыскным людям? Неужели профессиональный врач не заметил? Или не захотел замечать? Ведь за обедом у княгини египтолог Лурье рассказывал, что именно через разрез в левом боку доставали внутренние органы при подготовке умершего к процедуре мумификации.
        Мумификация - опять мумификация! Из конюха сделали мумию, попытались, по крайней мере, тогда что же получается: все убитые девушки с Васильевского тоже должны были стать мумиями, но Расчленитель не успел?
        Глафира застыла на месте, обдумывая такую неожиданную, но логическую догадку, она так глубоко задумалась над делом, что чуть не отрезала себе палец.
        Громко ойкнув, горничная принялась поливать порез ледяной водой из кувшина, хмуро наблюдая за ярким ручейком алой крови, скользившей по тазу.
        - Как же больно! - запричитала Глафира. - А бедняжки на Васильевском, им как больно было, когда их резали! - чуть не заплакала горничная. - Нет, так это оставлять нельзя! Этот же убивец сам не остановится, пока еще десяток мумий не наделает. Хотя зачем ему мумии? Больной, что ли, какой-то? Одержимый Египтом?
        Глафира снова задумалась, кровь с пораненного пальца стекала уже бурным потоком.
        За такими размышлениями застал свою служанку Аристарх Венедиктович. Мигом оценив обстановку, он перевязал палец Глаши своим шелковым кружевным платком и сразу же пошел в наступление:
        - Глашенька, душа моя! Что тут такое делается? Ты так кровушку свою всю выпустишь, а меня потом все соседи осуждать будут, по углам шептаться, что я невинную душу сгубил! Ай-ай-ай! Ты чего это?! Ты вся не своя нынче!
        - Извините, Аристарх Венедиктович, - поклонилась Глафира, - я немного задумалась.
        - Я даже знаю, о чем ты печешься! - сурово сдвинул брови Свистунов. - Небось, опять расследование обдумываешь, а у самой ни салат не готов, ни борщец не доварен. Я тебе миллион раз говорил…
        - Да знаю я, - фыркнула девушка. - Говорили не совать свой нос в ваши расследования, но я…
        - Да нет, я не об этом, - хихикнул Аристарх Венедиктович. - Я тебе миллион раз говорил, что думать о деле можно… только когда внесен аванс за расследование! - победоносно улыбнулся сыщик.
        - Внесен аванс? О чем вы? - Глафира так удивилась, что даже забыла о пораненном пальце.
        - А вот о чем, - Свистунов достал из кармана удивительной красоты деревянную шкатулку, открыл ее. На бархатной подушечке в шкатулке лежал огромный и чистый как слеза бриллиант, блестя всеми своими гранями на солнечном свете, падавшем из кухонного окна.
        Глафира даже ахнула от изумления.
        - Какой красивый! Что это?! - всплеснула она руками.
        - А это, душа моя, и есть аванс! Теперь можно и расследованием заняться! - лукаво улыбнулся в пышные усы сыщик.
        - От кого он? - Глаша осторожно притронулась к шкатулке, с трепетом рассматривая драгоценность.
        - От твоего любимого Асхаба, - кивнул Аристарх Венедиктович. - Утром из больницы нарочный привез.
        - Он жив? Он пришел в себя?! - против своей воли обрадовалась Глаша.
        - Пришел в себя, но очень слаб, доктора к нему никого не пускают. Но мне передали от Асхаба записку, где он просит найти того, кто покушался на его жизнь, а этот бриллиант он передает мне в качестве оплаты, - серьезно объяснил сыщик.
        - Значит, надо найти убийцу Архипа и того самого Расчленителя с Васильевского, - подтвердила Глафира, уже весело улыбаясь. - Я уверена, что эти преступления связаны между собой.
        - А вот теперь расскажи мне, милочка, с чего ты это решила? - Аристарх Венедиктович уселся на стул, взял из вазочки румяное яблоко и вонзил в него зубы.
        - А подскажите, Аристарх Венедиктович, в записке было указание, что делать с поисками бородки сфинкса? У нас ведь еще одно дело от каирца! - вспомнила Глафира.
        Господин Свистунов махнул рукой.
        - Погоди ты с этими сфинксами! Тут есть реальное дело, можно сказать, вчерашнее, а твоя бородка тридцать лет назад потерялась.
        - Так в записке он написал что-нибудь про сфинксов? - не унималась горничная.
        - Нет, ничего не сказано. Он только просил найти того, кто хотел его умертвить! - покачал головой сыщик.
        Теперь Глафира задумалась о деле по-настоящему, но сначала действительно стоило доварить борщ.
        Египет. XIV век до н. э
        На следующее утро, лишь когда Нефтида озарила небосклон, египтяне предприняли попытку штурма Керме. Всю ночь египетские воины вязали длинные деревянные лестницы и теперь с легкостью несли их на себе, приближаясь к негостеприимным стенам крепости.
        А мятежники кидали в доблестных воинов камни и копья, меткие лучники не опускали свое смертоносное оружие.
        Египтян это не останавливало, один за другим карабкались они на стены Керме; защитники отталкивали лестницы шестами, вот уже кровопролитные схватки начались в самой крепости, но египтяне были не в выигрышном положении, они несли серьезные потери. Зализывая раны, пришлось отступить от стен Керме.
        Вслед им неслась отборная брань и жуткие проклятия от мятежников.
        - Никакие боги вам не помогут, жалкие шакалы! - громко смеялся бородатый нубиец, показывая обидные жесты нападавшим.
        - И передайте вашему Тутмосу, золота от нас больше не дождется! - вторил ему второй нубиец.
        В своем золотом шатре рвал и метал молодой царевич Аменхотеп.
        - Да как они смеют, дикари! Они оскорбляют наших богов, нашего фараона! О, Осирис, покарай нечестивцев! Готовьте следующий штурм! Сегодня же! - царевич затопал ногами на военачальников.
        Те не стали спорить, покорно склонили головы и отправились отдавать приказы.
        Но и следующий штурм, и новый штурм на следующий день - все были отбиты мятежниками.
        Египтяне несли колоссальные потери, а кушнаиты лишь громко смеялись в ответ и гнусно плевали на пленных.
        Военачальники шептались, что скоро некого будет посылать на стены, ведь ряды воинов таяли с каждым штурмом.
        - Это безрассудно, мой господин! - Сахебу прополз в царский дворец на коленях. - Разреши молвить, сын бога Неба!
        - Ты хочешь сказать, презренный раб, что сын бога Ра совершает глупые, безрассудные поступки? - глаза верховного жреца Хапу закатились в притворном гневе.
        - Нет, мой господин, конечно, нет! - Сахебу задрожал, не смея поднять голову.
        Царевич Аменхотеп кусал губы от досады, лишь бы не заплакать. Что же будет, если новости о военных провалах дойдут до его отца, фараона Тутмоса Великолепного?
        - Ты думаешь, что ты говоришь, презренный раб! Можно, мой господин, я собственноручно отрублю ему голову и скормлю бегемоту? - веселая улыбка озарила лицо нубийца.
        - Потом, Хапу, сейчас слишком мало толковых сановников, чтобы каждого из них казнить за глупое слово! - устало произнес царевич. - Что ты хотел сообщить, Сахебу?
        - Мой господин, позволь слово молвить, - не поднимая головы, прошептал старик.
        - Позволяю!
        - Выслушай меня, сын бога Ра, наши воины измучены, устали, множество раненых и увечных, они не могут третий раз за день готовиться к штурму. Мы потеряли уже две трети нашей армии. Если мы не хотим потерять ее всю, то нужно дать передышку! - глухо произнес военачальник.
        Аменхотеп замолчал, с тревогой глядя на свиток папируса, на котором был начертан план крепости Керме.
        - Мой господин, можно я скормлю его крокодилам, если не хочешь порадовать бегемота? - лукаво переспросил верховный жрец.
        Аменхотеп отмахнулся от него и все-таки нарушил тишину:
        - Сахебу, я услышал тебя. Это только твое мнение или другие военачальники так же думают?
        Сахебу не поднимал головы от пола, трясся у ног сына фараона.
        - Тебя спросил твой господин, отвечай, презренный раб, сын ослицы! - злобно процедил Хапу.
        - Это мнение многих, мой господин, - тихо ответил старик.
        - Хорошо, до завтрашнего утра передышка для войска, завтра утром проведем военный совет! Я все сказал! - глаза царевича метали молнии.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Лето шестьдесят девятого года выдалось не по-петербургски жаркое, солнечное, даже обычные дожди уже больше недели не показывались в северных, привычным к ним, широтах. Жители города скинули теплые шерстяные сюртуки, летние плащи и кафтаны, а многие щеголяли только в одних рубахах-сорочках на голое тело.
        Аристарх Венедиктович хмурился, глядя на современную моду, он страшно обливался потом в новом сюртуке английского покроя, но снять или даже расстегнуть хотя бы одну пуговицу не решался - а вдруг кто-то заметит внушительную комплекцию гениального сыщика. Потому всю дорогу до дома Эллен Муратовой Свистунов вытирал лоб носовым платком и обмахивался шляпой в поисках малейшего дуновения ветерка.
        Глафира тихонечко сидела в пролетке, иногда деловито морщила носик, но, казалось, на жару никак не реагировала, хотя ей в корсете и трех юбках было весьма и весьма неуютно.
        Но наконец-то подъехали к дому княгини, который встретил гостей пугающей тишиной.
        - Ишь ты как! Тихо как в могиле! - выразительно поднял палец Свистунов, с трудом вылезая из пролетки.
        Глафира грациозно, как птичка, выпорхнула следом.
        - Скорее как в гробнице, - поежилась девушка. - А вы уверены, Аристарх Венедиктович, что сейчас самое время для визита?
        - Конечно, самое время. Ты не забыла про мой аванс? Я хочу еще раз осмотреть место преступления! - алчный огонек зажегся в глазах сыщика.
        - Как скажете, - оправила юбки Глаша.
        Но встретивший их дворецкий сообщил, что княгиня Муратова плохо себя чувствует и никого сегодня не принимает.
        - Меня она обязана принять! - гордо заявил Свистунов, выставив внушительную грудь и еще более внушительное пузико.
        - Эллен Генриховна сказала - никого к ней не пускать! - не унимался дворецкий. - Ни-ко-го! - по слогам повторил он.
        - Но я Аристарх Венедиктович Свистунов! Я расследую совершенное здесь убийство. Мне нужно еще раз осмотреть лиловую гостиную! - повысил голос сыщик.
        - Я прекрасно знаю, кто вы, но Эллен Генриховна меня в порошок сотрет, если я потревожу ее отдых, - не пускал их дальше парадной комнаты дотошный дворецкий.
        - Но я же… - покраснел от ярости Свистунов.
        Неизвестно, чем бы закончилась эта сцена, но незаметно подошел фаворит княгини Стефан Саймон, положил руку на плечо дворецкого и миролюбиво сказал:
        - Спасибо, Лука, я сам побеседую с гостями.
        Лука мирно кивнул и испарился в дверях.
        - Добрый день, Аристарх Венедиктович. Извините нашего дворецкого, он просто слишком хорошо выполняет свою работу, - поклонился Стефан.
        - Да уж, весьма хорошо, - проворчал сыщик. - Я расследую произошедшее в доме Эллен Генриховны преступление и хотел бы осмотреть лиловую гостиную.
        У Глафиры сильно зачесалось в носу, она скривилась, пытаясь не чихнуть. Свистунов удивленно посмотрел на кривящуюся горничную.
        - Я даже не представляю, что вы хотите там найти, - покачал головой англичанин, приглаживая свой сюртук. Глафира обратила внимание, что на одежде Стефана были видны длинные светлые волоски. - Сыскные люди все там осмотрели, перевернули комнату кверху дном, наши слуги давно все вымыли и вычистили, никаких следов вы не найдете.
        - А саркофаг? Он все еще там? - осмелилась подать голос Глафира и все-таки громко чихнула, в ужасе прикрыв рот.
        - Этот ужасный проклятый гроб?! - рассмеялся Стефан. - Нет, конечно, от него сразу избавились. Когда забрали тело Архипа в прозекторскую, то этот саркофаг тоже куда-то уволок Филин, на экспертизу какую-то. Так что в лиловой гостиной ничего нет, - развел он руками.
        Глафира снова чихнула под недоуменные взгляды сыщика.
        - Что с тобой? - тихо спросил девушку Аристарх Венедиктович, но Глаша только замотала головой.
        - А с Эллен Генриховной можно поговорить? - вмешался Свистунов.
        - Нет, что вы, Лука вам правильно сказал - княгиня сейчас отдыхает после перенесенного стресса, такие волнения весьма вредны для цвета лица, - поднял красивые брови парень. - Потому Эллен никого не принимает, приходит в себя. Тем более что ваша… ассистентка нездорова.
        В подтверждение этих слов Глаша снова чихнула.
        Аристарх Венедиктович нахмурился: что же они, зря три четверти часа по жаре сюда добирались?
        Стефан выразительно посмотрел на башенные часы в гостиной.
        - Извините, мон шер, но если у вас все… Не смею задерживать, Лука вас проводит, - и окинув Глафиру высокомерной улыбкой, Стефан вышел из комнаты.
        Египет. XIV век до н. э
        И второй, и третий, и десятый штурм крепости Керме не принес египтянам никаких результатов.
        Мятежники веселились наверху крепости, осыпая атакующих не только дождем стрел, но и отборной бранью.
        Аменхотеп нервничал, не хотел смиряться с поражением, новости до отца дойдут в ближайшие дни, и тогда царевичу точно несдобровать - он не оправдал надежд фараона, и первый его военный поход станет и последним.
        Хапу молча сидел у входа в палатку, с тоской смотря на неприступную Керме.
        - Зайди, верховный жрец! - приказал царевич. - Ты можешь что-нибудь сделать, у меня совсем нет времени, проклятые нубийцы хорошо подготовились к долгой осаде, они способны сидеть за стенами Керме до следующего разлива Нила. Но это невозможно! Это мне не подходит! - царевич гневно топнул ногой, чуть не расплакавшись. - Пусть Сехмет их покарает! Ты же верховный жрец, обратись к богам, они не могут нас оставить в такой момент! - Аменхотеп кусал губы. - От войска почти ничего не осталось, полчища раненых и увечных, горы трупов! Военачальники ворчат, переговариваются! - мальчик торопливо вытер слезы.
        Хапу молчал, внимательно глядя на сына бога Ра.
        - Должен быть другой выход! Мы должны взять Керме за два дня! Я так хочу! Это воля бога Амона! Так должно быть! - затопал ногами властелин. - Я готов на все ради этого! Я исполню любую волю богов!
        Верховный жрец лукаво улыбнулся:
        - Любую? Точно любую? Вы уверены, мой господин?
        - Да! Точно! Я уверен! Сейчас фараон оценивает мою силу, мой военный талант, и если я поверну назад с пустыми руками - он никогда не простит меня!
        - Хорошо, я знаю, что нужно сделать, сын бога Ра! Прикажи седлать коня, и вместе с твоими личными воинами сейчас же отправляемся в путь!
        - Куда это?
        - Здесь недалеко, Сехмет нам поможет! Обязательно поможет! Я вам обещаю!
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Как ни удивительно, но княгиня Муратова сама нанесла визит сыщику Свистунову уже на следующее утро. Выглядела Эллен Генриховна неважно, а если по-простому, то совсем кошмарно - красные глаза, бледные щеки, трясущиеся руки. Глафира, когда открыла дверь Муратовой, с трудом узнала обольстительную княгиню, та еле стояла в дверях и срочно просила аудиенции у Аристарха Венедиктовича.
        Свистунов сразу принял гостью в своем кабинете, попросив Глашу накапать княгине успокоительного, но узнав, что привело Эллен Генриховну к нему, приказал принести настой валерианы и ему тоже.
        - Аристарх Венедиктович, мон шер, на вас вся надежда, - в слезах сообщила Эллен Генриховна, комкая в руках шелковый платочек.
        - Что случилось, княгиня, на вас лица нет!
        - Случилось, конечно, случилось! Вы еще не знаете? Неужели газетчики еще не оповестили весь город? - простонала Муратова.
        - Нет, я ничего не знаю.
        - Сегодня ночью умерла моя тетушка Агнесса Карловна, графиня Розанова, - зарыдала Эллен.
        - Сочувствую вашему горю, - машинально отозвался Свистунов.
        - Вы не понимаете! Тетушка, говорю, моя умерла! - медленно повторила княгиня. Видя недоуменное лицо сыщика, добавила: - Агнесса Карловна была с нами там… при распаковке мумии… этого проклятого жреца… - Муратова глубоко вздохнула.
        - Там много кто был, но это не значит…
        - Все это значит! Это египетское проклятие действует! На саркофаге было написано не тревожить умершего, а мы открыли… - завыла княгиня, и Глафира принесла еще один бокал холодной воды, чтобы успокоить женщину.
        - Ну-ну, дорогая, не стоит так убиваться! - заохал вокруг нее Свистунов. - Все люди смертны, никакого египетского проклятия не бывает.
        - Ах, не бывает?! - глаза у Эллен загорелись безумным огнем. - Сначала умер мой конюх Архип, он помогал с транспортировкой саркофага. Потом попал в больницу, чуть не погиб Асхаб, который и привез эту чертову мумию, затем умирает Агнесса Карловна, которая присутствовала на проклятой распаковке. Вы, может быть, не знаете, что тетушка обладала отменным здоровьем, она ничем не болела, была здорова как бык, всячески себя холила, она не могла в одночасье сгореть! - закричала княгиня. - Утром служанки зашли к тетушке в комнату, а она вся синяя лежит, уже холодная. Посинела, голубушка. Какой кошмар! Никто не слышал, как она умерла! - Эллен глубоко вздохнула. - Но это еще не все! Я утром заезжала к египтологу Филиппу Лурье, и там… - женщина снова заплакала.
        - Что там еще? - Аристарх Венедиктович выпил стакан валерьянки, пригладил усы. - Неужели и Лурье умер?
        - Нет, пока не умер, - покачала головой Эллен. - Но его слуга сказал, что хозяин болен, лежит в кровати и никого не принимает, причем заболел он как раз после моего знаменательного ужина.
        В кабинете сыщика наступила поразительная тишина, прерываемая лишь рыданиями княгини.
        - Что вы на это скажете? - наконец вытерла глаза насухо Эллен.
        - Ну что я могу сказать? - замялся Свистунов. - Глашка, неси еще валерьяны!
        - Мы все обречены! Мы прокляты! - прорыдала княгиня.
        Египет. XIV век до н. э
        Яркое полуденное солнце немилосердно жгло спины и плечи четверки всадников на выносливых длинноногих жеребцах. Даже привычные к зною сыны египетской долины Нила плавились под беспощадными лучами.
        Через пару часов царевич Аменхотеп не выдержал и обратился к высокому чернокожему жрецу:
        - Хапу, долго нам еще ехать? Воины устали, да и вода может скоро закончиться, - Аменхотеп не хотел признаваться, что устал именно он.
        Хапу лукаво ухмыльнулся, поклонился в пояс и со смешком ответил:
        - Я вижу, мой господин, любимец богов, как сильно устали наши воины! - презрительный взгляд вдаль. - Но я обещаю вам, мой господин, что мы скоро прибудем на место. Не волнуйся, сын бога Ра, Сехмет на нашей стороне, помощь уже близка!
        И верховный жрец надолго замолчал, продолжая буравить глазами линию горизонта.
        Ехали молча еще около часа, когда Хапу разрешил сделать привал в тени высокого песчаного холма.
        Обессиленный царевич повалился в тень, охранники-телохранители медленно слезли с коней, продолжили внимательно осматривать окрестности.
        Аменхотеп выпил воды и с удивлением огляделся вокруг:
        - Где это мы, верховный жрец? Куда ты меня привез?
        - Мой господин, я хочу рассказать тебе одну старинную легенду, - нубиец низко поклонился царевичу. - Много веков назад на этом самом месте, где мы с вами стоим, мой господин, находилось глубокое море. Здесь плавали чудо-рыбы, жили морские животные, глубокий был океан на этом самом месте тысячи лет назад, - Хапу замер, задумавшись.
        Аменхотеп поерзал на месте от нетерпения, он очень любил древние сказки и таинственные истории.
        - И что случилось потом? - спросил молодой царевич.
        - А потом сюда приплыли люди из дальних мест!
        - Египтяне? - переспросил мальчик.
        - Нет, точно не из Египта, это были пришельцы с богатейшего острова, очень умелые и искусные, они обладали древними сакральными знаниями…
        - И зачем они приплыли сюда?
        - Они спрятали на этом самом месте древнее сокровище.
        - Сокровище? Золото? Драгоценности? - глаза Аменхотепа загорелись.
        - Нет, мой господин, сокровище было намного важнее и ценнее злата и серебра. Это были тайные знания различных миров, записанные на древнейший папирус. Жрецы, в чьи руки попадала эта книга, приобретали небывалую власть над окружающим миром. Книга содержала в себе тайну могущества над мирами, она давала власть над землей, океаном и небесными телами. С ее помощью можно было открыть тайные способы общения, воскрешать мертвых и воздействовать на других людей.
        - Это ты про что говоришь? Я не понимаю, - Аменхотеп вскочил на ноги.
        - Моя забота как верховного жреца - рассказать эту историю будущему фараону, - чинно поклонился нубиец.
        - Что это за книга? - голос царевича задрожал.
        - Ты прав, мой господин, ты уже догадался. Речь идет о той самой Книге Тота, которой больше двадцати тысяч лет. Ты знаешь, о сын бога Ра, кто такой Тот?
        - Конечно, знаю. Тот - бог мудрости, именно он изобрел письменность и подарил ее людям, он был летописцем богов. Является в наш мир как птица ибис или человек с головой ибиса, - тон царевича был немного обиженный, неужели жрец проверяет его знания?
        - Историю о таинствах Книги Тота и ее местонахождении сообщают жрецы каждому фараону, а также рассказывают о том, кто на самом деле был Тот.
        - И кто же он такой? - удивился мальчик.
        - Тот тоже был пришельцем с могущественного острова, он чудом спасся от вселенской катастрофы и скрыл свои знания здесь, на дне океана, - Хапу жестом показал на пустынные холмы вокруг.
        - Океана? - царевич с сомнением перебирал песок.
        - Да, сейчас здесь пустыня, но сокровище все еще здесь. И его охраняет надежный страж.
        Царевич нахмурился:
        - Какие-то сплошные загадки - тайные знания, надежные стражи, океаны на месте пустыни - детские страшилки какие-то!
        - Нет, это не сказки, мой господин. Для защиты сокровища Тот создал жуткое чудовище. Есть предположение, что чудище - сын львиноликой богини Сехмет и фараона, потому имеет облик и человека, и зверя - льва. Здесь, под этими песками таится жуткий страж Книги Тота. Он настоящий охранник святого места. Ему есть что защищать, потому он необычайно свиреп, он убьет любого недостойного человека, который попытается приблизиться к божественному сокровищу.
        - А как его можно победить? - полюбопытствовал царевич.
        - Особой чертой чудища с телом льва и головой человека является ум. Он обладает высокой мудростью, сам Тот одарил его этим талантом, его невозможно перехитрить. Иногда чудище пытается поделиться с человеком своей мудростью через слова пророчества, но эти пророчества обычно изложены таким абстрактным языком, что простым смертным понять их невозможно.
        - Так какая же у него слабая сторона?
        - Это нельзя считать слабой стороной, но чудовище любит загадки.
        - Загадки? - удивился Аменхотеп.
        - Да, именно загадки, - лицо Хапу озарила лучезарная улыбка. - Он использует всю свою хитрость, составляя сложные загадки, чтобы проверить достоинство царей. Каждый раз это новая загадка. Любой, кто не сможет ее разгадать, будет убит.
        - Царей? О чем ты говоришь? Каких царей? Убивать царей? - царевич вскочил на ноги и принялся ходить кругами вокруг верховного жреца.
        - Каждый фараон, и твой отец, и твой дед, и прадед, и прапрадед, и прапрапрапрадед - все приходили сюда и отвечали на загадки стража. Если они давали правильный ответ, то могли попросить у чудища что угодно - все исполнялось. Но если они проигрывали, то их ожидала мучительная смерть, - развел руками Хапу.
        - Но… Почему мне никто не сказал? - Аменхотеп побледнел. - Ты, презренный сын рабыни, привел меня сюда, на погибель чудовищу, чтобы отгадывать какие-то загадки? Да как ты смеешь?! Да я тебя! Я сейчас же прикажу казнить тебя! - мальчик топнул ногой.
        - Мой господин, я не хотел тебя вести сюда так рано, еще пара лет была у тебя в запасе, но ты сам сказал, мой господин, что для победы над мятежниками готов на все! Ни перед чем не остановишься, чтобы получить помощь от богов! Вот она - помощь богов! Нужно лишь проявить мудрость и силу - и тогда получишь все, что пожелаешь! - лукавая улыбка жреца. - А моя смерть ничего не изменит. Так что поберегите свое красноречие, мой господин, для встречи с охранником сокровища, хранителем Книги Тота.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Утро в меблированных комнатах на Мойке началось нестандартно. Аристарх Венедиктович белый как мел ранним утром, в пять часов, деликатно постучал в комнату к Глафире.
        - Глашка, помираю, бегом за доктором Лосевым. Срочно приведи его, - со стоном прошептал сыщик.
        Глафира, которая только что встала и делала утреннюю гимнастику, очень удивилась такому раннему подъему хозяина, но увидев его бледно-зеленый вид, всполошилась не на шутку.
        - Аристарх Венедиктович, что с вами? - принялась хлопотать она вокруг сыщика.
        - Глашка, бегом за доктором, за Поликарпом Андреевичем - его дом на Английской набережной, рядом еще лавка скобяная. Скажи лекарю, что и на меня это египетское проклятие действует, а сейчас… пардон… - Аристарх Венедиктович бегом промчался в гостевую уборную на этаже и уже из-за закрытой двери отдавал приказания служанке. - Приведи мне Лосева немедленно, скажи, что у меня несварение желудка, пусть капли принесет какие-нибудь. Пардон, как мне плохо!
        Из-за двери послышались неприятные звуки.
        - Глашка, бегом!
        - Да-да, сейчас, я быстро! Неужели пирог испортился, который вы за ужином ели? Но я свежий приготовила! - Глафира покачала головой.
        - Какой пирог?! Это проклятие! Не зря ты на днях палец порезала, а я вот… ой… - снова стоны.
        - Все, я убежала! Скоро вернусь с Поликарпом Андреевичем!
        Египет. XIV век до н. э
        Аменхотеп уже, казалось, сотый раз обходил песчаный холм высотой в шесть человеческих ростов.
        - Ну и что нужно делать, верховный жрец? Где это твое чудище? Показывай скорей, а то скоро стемнеет - не хотелось бы ночью встретиться с хранителем сокровищ! - царевич боязливо поежился, он не сразу, но поверил Хапу, ведь истории о могуществе Книги Тота рассказывали при дворце молодому наследнику.
        - О мой господин, утро вечера мудренее, сейчас встречаться с чудовищем не советую, ложитесь прямо здесь на ночлег - я постелил вам свой плащ, и я уверен - завтра вы примете верное решение! - снова лукавая улыбка жреца.
        Молодой наследник престола еще немного поворчал, но усталость взяла свое, и несмотря на жесткое ложе и довольно холодный песок, царевич Аменхотеп все-таки заснул.
        Личные прислужники и верховный жрец остались как статуи охранять его покой.
        Аменхотеп видел уже десятый сон, когда услышал непонятный гул вокруг, вся земля задрожала, и царевич мгновенно открыл глаза и вскочил на ноги.
        Ни верховного жреца, ни прислужников - никого не было рядом.
        - Я точно казню этих олухов за то, что заснули и оставили свой пост, - проворчал наследник египетского престола. - А что это?..
        Но договорить он не успел.
        Песчаный холм, возле которого царевич решил прикорнуть, начал медленно осыпаться. Земля дрожала, из-под толщи песка раздавался громкий гул, как будто тысячу быков пытаются запрячь в одну повозку, а они сопротивляются, или как будто грешные души мучаются в чертогах Маат, богини справедливости.
        И тут, царевич не поверил собственным глазам, песчаный холм поднялся на ноги, встряхнулся, и перед изумленным Аменхотепом предстала жуткая безобразная тварь, по размерам не уступающая царскому дворцу. Голова у чудища была человеческая, мало того, на ней красовался царский платок-клафт с уреем, огнедышащим Глазом Бога Солнца. Символ защиты от врагов в виде богини-кобры Уаджит и высокая корона «па-схемти»; тело же было львиное, его спина и грудь украшены попонами из золотой ткани. На груди - широкое царское ожерелье усех с прорезанными «бусинами». Массивный львиный хвост грозно ударял по песку, взгляд метал молнии.
        Из человеческого рта раздался звериный рык:
        - Царевич Аменхотеп, приветствую тебя! Тебе уже сообщили, кто я такой?
        Царевич побледнел, но взял себя в руки и отважно сделал шаг вперед:
        - Да, я знаю тебя, хранитель Книги Тота.
        - Тогда что ты хочешь, зачем ты пришел ко мне? - прорычал монстр.
        - Есть у меня одно желание, - громко ответил Аменхотеп.
        - Я исполню любое твое желание, только сейчас посмотрим, достоин ты помощи богов или нет, - казалось, что чудище ухмыляется. - Ты загадки любишь?
        - Загадки? Какие загадки?
        - Обычные загадки. Слушай внимательно. Если найдешь ответ, я тебе помогу, а нет - пеняй на себя. Загадка. Моя жизнь может длиться несколько часов, то, что я произвожу, пожирает меня. Худой я быстрый, большой я медленный, и ветер меня сильно пугает. Кто я?
        - То, что произвожу, - пожирает. Худой я быстрый… - медленно проговаривал царевич, пытаясь навести порядок в собственном разуме.
        - У тебя есть три попытки, если не угадаешь - то не обессудь, - чудовище хищно облизнулось. - Я съем тебя. Итак, твой ответ?
        - Я думаю. Повтори еще раз! - взмолился юноша.
        - Моя жизнь может длиться несколько часов, то, что я произвожу, пожирает меня. Худой я быстрый, большой я медленный, и ветер меня сильно пугает. Кто я?
        - Ветер сильно пугает. Кого может пугать ветер? - Аменхотеп застыл на месте, бог Тот сегодня явно отвернулся от наследника престола - мудрых идей не приходило.
        - Я жду твоего ответа! - грозный рык потряс окрестности.
        - Ветер пугает пушинки, пылинки. Ты песок?! Песчинка! - закричал Аменхотеп.
        - Нет, неправильно, - чудище сбросило песчинки со своих лап и приблизилось к царевичу. - У тебя остались две попытки, - зубы, каждый величиной с человека, клацнули прямо перед сыном бога Ра, противный запах из пасти чуть не снес с ног Аменхотепа. - Итак, следующий ответ.
        - Худой я быстрый, большой я медленный - что это может быть? Что же? - Аменхотеп снова принялся ходить кругами. - Кто худой быстрый, кто большой медленный? Кто же это? Кто?
        - Моя жизнь может длиться несколько часов, то, что я произвожу, пожирает меня. Худой я быстрый, большой я медленный, и ветер меня сильно пугает. Кто я? Итак, твой ответ!
        - Худой конь быстрый, толстый медленно бегает! Ты лошадь - конь! - дал ответ царевич.
        - Неправильно. Не отгадал! Вторая попытка использована! - рассмеялся монстр. - Тебе жрец рассказал, что я делаю с теми недостойными, кто простую загадку разгадать не в состоянии? Я их просто сжираю! Да-да, когда рассветет, край солнца зажжется на небосклоне, твои слуги только косточки своего царевича найдут! - потешалось чудовище.
        - Край солнца зажжется… мои косточки… - опешил царевич. - Зажжется… огонь… который боится ветра… то, что я произвожу, пожирает меня… жизнь длится несколько часов! Я знаю! Я понял! Ты свеча! Ответ - свеча! - подпрыгнул на месте Аменхотеп, озаренный внезапной догадкой.
        Чудовище застыло, с ненавистью глядя на царевича.
        - Итак, твой ответ?
        - Свеча! Мой ответ - свеча! - кричал Аменхотеп.
        - Да, ты прав. Это правильный ответ. Боги услышали тебя! Итак, что ты теперь хочешь, мой господин? - чудище преклонило колени и смиренно опустило голову перед мудрым сыном бога Ра.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Поликарпа Андреевича Глафире тоже пришлось разбудить. Врачеватель был этому факту совсем не рад, но долг есть долг, профессия зовет. Тем более что в роли пациента выступал известный сыщик Аристарх Свистунов, а узнав, что виной недомоганию пресловутое египетское проклятие, доктор собрался удивительно быстро, захватил свой чемоданчик и последовал за спешившей Глафирой.
        Путь обратно проходил мимо фиванских сфинксов, и Глаша опять не могла отделаться от ощущения, что египетские стражи гробниц внимательно наблюдают за ней, а доктору Лосеву левый сфинкс даже вроде бы подмигнул и нахально ухмыльнулся.
        Глафира застыла на месте от неожиданности, но наваждение прошло, а сфинксы были, как прежде, безмолвны и загадочны.
        - Померещилось, - прошептала Глаша и с сомнением посмотрела на левого монстра.
        - Вы идете, милочка? Или будете красотами города любоваться? - сыронизировал доктор.
        - Да, я иду! - кивнула девушка.
        - Что там с вашим хозяином? Что он вчера ел на ужин?
        - Ему утром плохо стало, просил за вами сходить, - по дороге объясняла горничная. - На ужин был пирог мясной с потрошками, буженина, рассольник, котлеты печорские, салат из капусты, на десерт - оладьи с брусничным вареньем, пряники тульские - штук восемь, запивалось все вином гишпанским, все вроде бы свежее, только что приготовленное.
        - И все это за ужин умял ваш хозяин? Один? Неудивительно, что у него несварение приключилось, - покачал головой Лосев. - Я тоже люблю хорошо покушать, но и для меня это слишком.
        Пришла очередь удивляться Глафире.
        - Аристарх Венедиктович всегда так плотно ужинает… да и обедает тоже плотно, если честно… - добавила она. - Но никогда не жаловался.
        - Послушай, милочка, я сейчас дам ему капли для желудка, а ты проследи, чтобы два-три дня ничего жирного или тяжелого Аристарх Венедиктович не ел. Свари ему кашку рисовую, никакого мяса, рыбы, молочного, сладкого, мучного, жирного. Пусть на кашке посидит пару деньков, желудок пожалеет свой.
        Глафира очень сомневалась, что удастся удержать Аристарха Венедиктовича на подобной диете, но сомневаться в указаниях доктора не стоило.
        - Эх, запустили вы свое здоровье, уважаемый! - осматривая пациента, сообщил Поликарп Андреевич.
        - Так все хорошо было, раньше, - слабым голосом прошептал Свистунов.
        - То было раньше! - отрезал доктор.
        - Права была Эллен Генриховна, причина всех бед - египетское проклятие, зря мы согласились мумию раскатывать, - со вздохом сказал Аристарх Венедиктович.
        - Глупости какие! Проклятий не существует! А вы знаете, уважаемый… вот, примите эту микстуру… Да, горько! Да, гадко! Да, я знаю! Ну, не ведите себя как ребенок! Нужно будет вам еще пиявок поставить, но это завтра…
        - Не хочу пиявок! - захныкал Свистунов.
        - Без пиявок нельзя! А вы знаете… Я не договорил, у тех же древних египтян была хорошо развита медицина. Их лекари лечили различные заболевания, проводили сложнейшие операции, у них были целые медицинские справочники! - мечтательно сообщил Поликарп Андреевич. - Я сам увлечен этой темой и собираю данные по древнейшей медицине, есть сведения, что египтяне владели тайной вечной жизни, могли даровать бессмертие своим фараонам.
        - Если бы они даровали бессмертие, то мумий совсем бы не было, - слабым голосом парировал Аристарх Венедиктович.
        - А может, эти мумии и обладали бессмертием? Вы об этом не думали? - доктор растирал еще один лекарственный порошок. - Вот было бы замечательно, если обладать медицинскими папирусами египтян и узнать их врачебные секреты. Можно было бы спасти сотни, тысячи современных людей.
        - Доктор, похоже, тема Египта и вас не оставила равнодушным!
        - Конечно, потому я так обрадовался, когда Эллен Генриховна пригласила меня на распаковку, ведь вы не представляете, какие эти мумии уникальные организмы - пролежать несколько тысяч лет в сохранности - это ли не вечная жизнь? - в глазах Лосева зажглись мечтательные огоньки.
        Свистунов снова застонал, доктор будто очнулся от наваждения и продублировал Глафире меню сыщика на следующие три дня.
        - И запомните, Аристарх Венедиктович, для вашего же блага и для вашего пищеварения эти дни постарайтесь есть только кашку, не более трех небольших тарелочек в день. Вы поняли меня?
        - Но, Поликарп Андреевич, я же тут с голоду помру! - запротестовал Свистунов.
        - От моего лечения еще никто не умирал! - припечатал доктор.
        Египет. XIV век до н. э
        Утром, проснувшись, царевич Аменхотеп увидел изумленные взгляды своих прислужников.
        За эту ночь царевич повзрослел буквально на десять лет, он выглядел не худеньким мальчиком, а отважным сильным воином. Морщины избороздили лицо, темный загар покрыл тело, взгляд стал мудрым и сильным.
        Метаморфозы Аменхотепа заметил и верховный жрец Сехмет. Хапу смиренно преклонил колени и поцеловал сандалии царевича.
        - Я очень рад, мой господин, что боги услышали тебя, что ты одержал победу над чудищем, что Хатхор дала тебе силу, Сехмет подарила могущество, а Тот послал вселенскую мудрость.
        Взгляд Аменхотепа оставался холоден, как льды далеких земель на севере.
        - Да, Хапу, боги дали нам благословение, наделили наших воинов своей милостью. А сейчас, жрец, скачем назад к Керме, я уверен - нас ждет победа!
        Хапу кивнул, воины оседлали резвых коней и направились обратно через огнедышащую пустыню.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира сбилась с ног, выполняя приказания занемогшего хозяина. Аристарх Венедиктович капризничал, отказывался от каши, требовал осетрины и расстегаев и даже запустил тарелкой с рисом в горничную, когда та настаивала на рационе здоровья.
        - Угробишь ты меня, Глашка! Запомни: египетские проклятия рисовой кашей не снимаются!
        - А осетриной они снимаются? - парировала горничная. - Давайте, Аристарх Венедиктович, открывайте ротик, залетит дирижабль, - и как маленького, Глафира принялась кормить самого известного сыщика Петербурга с ложечки.
        - Пока я тут валяюсь, ты сделала, что я тебя просил? Расследование запускать нельзя!
        - Да, конечно, Аристарх Венедиктович, я сходила к Филиппу Лурье, к нему никого не пускают, слуги говорят, что он еще болен. Затем я была у поверенного Захаренко, узнала, что все свое состояние Агнесса Карловна завещала единственной племяннице Эллен Муратовой. Небольшая часть, около пятидесяти рублей, отправилась в Дом призрения сироток, а дом на Большой Морской, имение в Тульской губернии, несколько деревень с жителями, плюс солидная сумма рублей - это все досталось княгине Эллен. Теперь она весьма и весьма богатая наследница.
        - Она и до смерти тетушки была богата, - облизывая кашу с подбородка, уточнил сыщик.
        - Как бы не так, я переговорила с ассистенткой Захаренко, некой мадам Лизеттой, так она мне по секрету сообщила, что Эллен Генриховна была практически на грани банкротства, за ней числились огромные долги, и все средства на ее поездки в Европу за последний год были взяты взаймы у Агнессы Карловны.
        - А вот это уже интересно! - привстал в кровати Свистунов. - Это проверенная информация?
        - Более чем, я Лизетту порадовала моим фирменным пирогом с брусникой, та за угощение все тайны раскрыла, - улыбнулась горничная.
        - Ммм… твой пирог… - блаженно протянул Аристарх Венедиктович. - А меня рисом пичкаешь!
        - Ну не обижайтесь! Не капризничайте! Доктор Лосев вам прописал рисовую кашку!
        - Людоед твой Лосев! - набычился сыщик. - Хоть компота принеси!
        - Компота с фруктами нельзя, так доктор сказал, я вам сейчас травки полезные заварю, - пообещала Глаша.
        Аристарх Венедиктович сначала скривился, но после все-таки согласился на полезные травки.
        - Но вот неясно, если Эллен вся в долгах, то зачем эту мумию дорогущую из Египта притащила? Она же бешеных денег стоит, она сама рассказывала князю Оболенскому.
        - Вот именно, денег! - глубоко задумалась Глафира. - Но вспомните тот вечер! Она так и не заплатила Асхабу, он весь обед просил у княгини деньги за саркофаг, Эллен Генриховна обещала решить все финансовые вопросы после обеда…
        - А после обеда Асхабу стало плохо, и он денег так и не получил, - подтвердил Свистунов.
        - А может, Муратова и не собиралась платить? - задумалась Глафира.
        - Да ну, Глашка, бросай такие мысли, я Эллен много лет знаю, не будет она убивать из-за денег, - покачал головой Аристарх Венедиктович.
        - Это вы про Агнессу Карловну или про Асхаба говорите? - спросила Глафира и сама ужаснулась догадке.
        - Да ты что! Нет, конечно. Хотя… - сыщик серьезно задумался.
        Египет. XIV век до н. э
        Как только царевич Аменхотеп прибыл в свой лагерь, его встретил встревоженный военачальник Сахебу.
        Только увидев принца, он кинулся ему в ноги, громко стеная.
        - О мой господин, любимец богов! Ты не представляешь, что произошло, - но тут он заметил изменившийся облик царевича. - Тот ли ты, Аменхотеп, сын бога Ра, или это пустыня шутит со мной, недостойным, свои шутки?
        - Да, Сахебу, это я, на самом деле я, - устало произнес царевич. Он и сам чувствовал себя на десять лет старше. - Что ты хотел мне сообщить? Что у вас тут произошло?
        - Ты не поверишь, мой господин. Через пару часов Ингез и вся верхушка Керме прибудет в наш лагерь. Мы как раз ждали тебя, о сын бога Ра, чтобы ты принял верное решение! - рыдая, сообщил сановник.
        - Зачем они сюда прибудут? Что им нужно? - нахмурился царевич.
        - О, мы сами в недоумении. Как сообщили нубийские послы, они решили сдаться. Вроде бы в крепости началась смертоносная болезнь, и боги сообщили Ингезу, что только мир с египтянами решит их участь, - рассказал радостный посланник.
        - Вот как?! - Аменхотеп даже не удивился, ведь чудище из пустыни обещало решить все его проблемы с неприступным Керме.
        - О, Хатхор услышала наши молитвы! Сехмет помогла нам! Слава Хатхор! Слава Сехмет! Слава Аменхотепу! - громко завопил Хапу и первым упал ниц перед царевичем.
        Через пару часов Ингез и царьки ближайших кушнаитских племен принесли гору золота и серебра, драгоценных камней. На коленях вползли они в шатер Аменхотепа, со слезами на глазах вымаливали прощение, целовали следы египетского господина.
        - О величайший полководец Аменхотеп, сдаемся на милость победителя. Отдаем тебе всю дань, что должны были представить фараону. Пощади нас, о милостивейший.
        Аменхотеп поднялся со своего золотого ложа:
        - Я могу вас пожалеть, но Сехмет не знает пощады - слишком много сильных и смелых моих воинов вы убили, слишком много египетских детей и египетских жен никогда не дождутся своих близких с этого похода. Вы насмехались над моим отцом Тутмосом Великолепным, вы бранились на наших богов - потому нет вам милости и пощады. Отрубите им головы и вывесите на столбах крепости Керме. Пусть это будет примером для каждого вождя, кто засомневается в могуществе египетского фараона, - грозно бросил царевич, и все увидели перед собой сильного и мудрого царя, а робкий и несмелый мальчик остался в прошлом. Там, в пустыне, он познал правду жизни и выучил многие ее уроки.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        На третий день рациона здоровья сыщику наконец-то полегчало, и он даже весьма бодро вскочил с кровати и побежал в столовую, моля Глафиру о легком перекусе - чтобы набраться сил, конечно же.
        Глаша скрепя сердце согласилась. Но легкий перекус вылился у сыщика Свистунова в обильную трапезу. Подкрепившись жареной перепелкой и пятью бутербродами с маслом и бужениной, заедая все солеными бочковыми огурчиками и запивая клюквенным морсом, Аристарх Венедиктович наконец-то оторвался от стола и, поглаживая наполненный живот, высокомерно заявил прислуге:
        - Все, Глашка, кажись, проклятие отступило! А только и требовалось - легкий, малюсенький бутербродик, - блаженно щурясь, сообщил гениальный сыщик.
        - Ага, малюсенький такой, фунтов на десять, - закатила глаза к потолку Глаша. - Все проклятия мумий отступили перед бастионом гастрономии.
        - Ну да, так и есть! - сыто улыбнулся хозяин. - Какие планы на сегодня, Глашенька? Ты так в порт и не сходила? Кто же будет бороду этих страшилищ искать? Я-то при смерти находился, а на тебя положиться ни в чем нельзя, - глубоко зевнул сыщик. - Ты сейчас в доки сходи, спроси там по поводу этой… «Надежды», может, кто чего и вспомнит. И еще. Ты не знаешь, Асхаба твоего уже выписали из больницы? Как его состояние? Надо бы проведать подопечного, расспросить его о том жреце из саркофага, может, сам Асхаб в курсе, кто его убить собирался! - еще один зевок.
        - Асхаб Аф-Аффанди говорил, что он в гостинице «Лондон» остановился, номер триста два, - вспомнила Глафира.
        - Обязательно сходим, но только после обеда, приготовь чего-нибудь такого же легонького, мне желудок напрягать нельзя. Доктор не велит! - снова зевок. - По такой жаре в «Лондон» тащиться точно не следует, после обеда сходим. А сейчас я пойду к себе, стоит подумать над нашим расследованием.
        Глафира с улыбкой кивнула.
        Уже через пять минут из хозяйской спальни раздались раскатистые звуки богатырского храпа.
        - Значит, точно выздоровел! - улыбнулась горничная.
        Египет. XIV век до н. э
        Когда Аменхотеп, сын бога Ра, вернулся в Фивы вместе с долгожданной победой и сотнями колесниц, наполненных золотом и серебром поверженных врагов, то царский дворец фараона встретил его пугающей тишиной.
        Навстречу выбежали ближайшие слуги царя и упали ниц, не смея поднять головы.
        - Что происходит? Почему меня не пускают к моему отцу?! - гневался Аменхотеп.
        После событий в пустыне и встречи с посланником Сехмет волнующие изменения произошли с царским сыном - он не только познал мудрость Тота и получил благословение богов, но также чудовищная молодецкая удаль разрослась во всех его членах и суставах. Аменхотеп чувствовал небывалый прилив сил и был готов сразиться в одиночку с сотней врагов. Ему не терпелось доложить фараону о выдающейся победе над кушнаитами, увидеть восхищение в глазах царя Тутмоса Великолепного, о силе и могуществе которого слагали легенды еще при жизни властителя. А тут какие-то ничтожные слуги не пускают его в личные покои владыки.
        - А ну, жалкие сыновья ослиц, я прикажу оскопить вас и кинуть ваши мужские достоинства крокодилам, если вы сию секунду не пропустите меня во дворец! - с гневом воскликнул принц и выхватил из-за пояса острый кинжал, но не успел взмахнуть оружием. Из женской половины дворца показалась Муте-Муя, мать Аменхотепа, любимая жена Тутмоса.
        Не прекращая плакать и стонать, она в слезах склонилась у ног воинственного сына, слезами принялась омывать золотые сандалии, обагренные кровью ненавистных врагов.
        Муте-Муя не была первой женой Тутмоса, но была одной из любимых, она прославилась не только изысканной красотой, но и поистине неженской мудростью, часто давала правильные советы мужу-повелителю и преподнесла ему божественный дар - наследника Аменхотепа.
        Сейчас же царица была бледна и взволнованна, она жестом приказала замолчать хору прислужниц, которые, стоя у изящно раскрашенной иероглифами колонны, продолжали выть и стенать.
        - Мать моя, да будет Маат благосклонна к тебе, скажи мне, любимая, что происходит в Фивах? Почему никто не встречает наше доблестное войско? Почему никто не прославляет победителей? Где праздник в честь Сехмет, которая помогла нам завоевать непокорных мятежников? Где почитание наших военачальников? Почему, о мать моя, жена царя, да будет Ра милостив к сыну бога, почему меня не пускают к отцу? Что, наконец, тут происходит? - кипятился наследник.
        Муте-Муя рыдала, обнимая колени сына, вместо нее ответил ближайший сановник отца достопочтенный Юя, который неслышной поступью вошел в тронный зал.
        - Приветствую тебя, Аменхотеп, сын бога Ра, страшные вести пришли в царский дворец, пока ты воевал на чужбине, - тихо промолвил сановник.
        Царевич насупился, горизонтальная складка прочертила гладкий лоб, он молчал, но тревога сжигала его душу.
        - Наш великий царь Тутмос Великолепный, да будет Амон милостив к нему, занемог, - еще тише добавил Юя.
        - Мне надо к нему, мне надо увидеть отца! - закричал Аменхотеп.
        Но Юя покачал гладкообритой головой.
        - Нет, нельзя. У Тутмоса началась необратимая лихорадка, все лекари, что за ним ухаживали, слегли с такой же болезнью. Все жрецы, что молились и приносили подношения царю, уже умерли в страшных муках. Тутмос под страхом смерти приказал никого к себе не пускать - особенно тебя и любимую жену.
        Муте-Муя забилась в истерике у ног царевича.
        - Но как же? Но почему? - Аменхотеп удивленно взглянул на жреца Хапу.
        Лицо темнокожего нубийца, казалось, еще больше потемнело, он бесшумно твердил себе под нос слова молитвы, а потом, подняв взгляд, бесстрашно ответил:
        - В стране должен быть только один фараон - кто отгадал загадки Тота, кто сразился с чудищем. Сехмет и Хатхор сделали свой выбор, и ты тоже сделал выбор - потому участь Тутмоса, да будет Осирис милосерден к нему, решена.
        Прислужницы Муте-Муи снова подняли жуткий вой, царица, услышав эти слова, принялась рвать на себе волосы от горя.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        После сытного обеда сыщик и его горничная вызвали кучера и отправились в гостиницу «Лондон», которая находилась в самом центре города в роскошном фешенебельном квартале, где останавливались иностранцы, не стесненные в средствах.
        Портье, узнав, что они желают видеть постояльца из триста второго номера, изменился в лице и промычал что-то нечленораздельное.
        Приняв эти слова за разрешение, Аристарх Венедиктович бодро отправился на третий этаж, таща за собой по ступенькам ошарашенную красотой отеля Глафиру.
        - Надо же, какая лепнина, какие колонны, а эти мраморные ступени! Я представляю, как сложно тут убирать и всю эту красоту поддерживать, сочувствую местным служанкам, - пробормотала она.
        Триста второй номер встретил гостей открытой настежь дверью и выходящим навстречу полковником Филиным.
        - Степан Игнатьевич, добрый день. А что это вы тут… - но закончить фразу Свистунов не успел, он заметил бледного каирца, которого в кандалах тащили двое бравых военных.
        - А вы тоже тут! Откуда узнали о задержании? - недоуменно поднял брови Филин. - Кто проболтался?
        - Я не винават! Я не делаль! - запротестовал Асхаб Аф-Аффанди, с мольбой обращаясь к Аристарху Венедиктовичу.
        - Чего он не делал? В чем вы его обвиняете? - подала робкий голос Глафира.
        - А… милочка моя, вы тоже здесь? - хмуро кивнул ей полковник. - Не вы ли неделю назад мне доказывали, что Расчленитель с Васильевского и убийца конюха Архипа - одно и то же лицо? И вот, это лицо я и поймал, теперь, голубчик, не отпирайся! У… злодей! Стольких девок наших порешил!
        - Я ничего не понимаю, почему вы арестовали Асхаба? Он иностранный гражданин, с чего ему быть Расчленителем? - замотал головой Свистунов.
        - А вот с чего. Смотрите сюда, - и жестом фокусника Степан Игнатьевич продемонстрировал матерчатый сверток, в котором что-то позвякивало. Хитро улыбаясь, полковник развернул сверток, и на свет показались какие-то железячки, крючки, непонятные ножички и еще несколько странных инструментов.
        - Что это? - удивилась Глаша, разглядывая находку.
        - А это в номере у вашего каирца нашли. Это те самые медицинские инструменты, которыми и вырезались внутренности у погибших девушек на Васильевском, на некоторых из них до сих пор остались капли крови. Что ты, изувер, помыть, что ли, орудия преступления не удосужился? - толкнул египтянина полковник.
        - Я не делаль этого, я никого не убиваль!
        - Еще скажи, что это не твои инструменты? Как в Древнем Египте, мумий хотел наделать? У… козья морда! - выругался Филин.
        - Инструменты действительно мои, но это не для мумия. Это не кров девушка, это другой кров, - замотал головой Асхаб.
        - А чья это кровь?
        - Это птичка кров, кошка кров, мне нужен биль один ритуаль, но это не человек кров! Я клянуся!
        - Молись лучше своим богам египетским, больше тебе никто не поможет! Уведите этого злодея!
        - Асхаб, как вас там, я получил ваше письмо и ваш… презент… - Аристарх Венедиктович подмигнул правым глазом. - Я все сделаю.
        - Найдит борода сфинкс… я вас молю… борода нужен… Какой презент? Вы о чем? - закричал каирец, когда его выводили из номера.
        - Так его только из больницы выписали, когда же он успел убить? - снова удивился Свистунов.
        - Из больницы его выписали еще вчера, и когда он был на лечении, убийств на Ваське не было - так что все сходится! - довольно потер руки полковник.
        - А как вы узнали, что у него в комнате эти инструменты, якобы орудия преступления? - задумчиво спросила Глафира.
        - Как узнал? Да так узнал! Работать надо, милочка! И все получится, это не ваши сказочки. Пришло к нам в отделение письмо от неизвестного, что в гостинице у египтянина Асхаба Аф-Аффанди есть интересные медицинские инструменты, которыми как раз и разрезали бедных девушек.
        - И вы не знаете, от кого письмо и кто его принес? - Глафира была в замешательстве.
        - А мне и не нужно знать, данные подтвердились. Написал письмо какой-нибудь активный гражданин, который захотел помочь следствию.
        - А почему имя свое не написал тогда? - не унималась Глафира.
        - Не все хотят славы и наград, некоторым важно, чтобы преступник попал за решетку. У-у, злодейский египтянин, надо о нем справки раздобыть - в своем Каире, наверное, тоже девушек порешил, а потом к нам приехал, - погрозил кулаком Степан Игнатьевич.
        - Да как он всех порешил, это надо уметь еще с этими медицинскими инструментами так обращаться, у него разве есть такие навыки? - Глафира задумалась, какая-то идея снова ускользнула от нее.
        - А то, что он на птичках и кошках тренировался в своем злодейском ритуале, вас, милочка, не останавливает? Птичек не жалко?
        Глафире нечего было на это ответить.
        - Вот то-то же!
        Степан Игнатьевич поклонился.
        - Аристарх Венедиктович, очень рад вас видеть, но вашу ассистентку прошу немного урезонить, чтоб свой нос не совала куда не надо… А то не ровён час оторвут! - и Филин грубо, по-военному засмеялся.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира мерила шагами маленькую кухоньку - по совместительству свой рабочий кабинет, комнату отдыха и даже иногда спальню. Сейчас ей важно было обдумать арест египтянина Асхаба Аф-Аффанди. Неужели каирец действительно убил всех тех девушек на Васильевском острове? Неужели он - тот самый Расчленитель, как прозвали его газетчики-борзописцы? Мог ли он совершить все злодейства? По времени вроде бы совпадало: египтянин приехал в Санкт-Петербург, по его словам, несколько недель назад - это стоило уточнить у Эллен Муратовой, - дала сама себе указание Глафира, - а нападения на девушек на Английской набережной тоже начались в конце мая месяца.
        Про возможности - тоже не подкопаешься. Асхаб - мужчина крепкий, сильный. Что ему стоило поймать несчастную и в первой же подворотне отправить ее душу к Анубису? Для этих целей вполне подходили и найденные в гостинице медицинские инструменты. Но Глафиру настораживало письмо от анонима.
        Кто его послал? Кто сдал Асхаба? А главное - зачем? Его подставили? Или, как считает полковник Филин, это было сообщение от активного гражданина, мечтающего засадить преступника за решетку? Еще очень подозрительны плотоядные взгляды египтянина на порядочных девушек. А вдруг он и к ней примеривался? Ведь тем утром она встретила Асхаба как раз на Английской набережной, где чаще всего находили растерзанных девушек.
        Глафира снова принялась шагать от стены до стены, вспоминая все события вечера распаковки мумии.
        Тогда что же случилось с Асхабом Аф-Аффанди в лиловой гостиной? Почему ему стало плохо? В больнице его лечили от сильного отравления. Но кто же и как его отравил? Или эти события не связаны между собой? Ведь он просил детектива Свистунова найти того, кто хотел его убить! И зачем ему, наконец, эта дурацкая борода сфинкса? Что он с ней делать собирался?
        Глаша вспомнила, что за обедом у Муратовой Асхаб почти ничего не ел, так как его религия запрещала некоторые блюда. Он угощался только холодными фруктами, и то совсем немного. Но фрукты попробовали и остальные гости, никто из них не почувствовал себя после трапезы неважно.
        Глафира задумалась и принялась разглядывать разводы на стекле.
        «Нужно окно протереть!» - новая непрошеная мысль, совсем далекая от расследования.
        Аристарх Венедиктович после ужина отправился на боковую, его здоровый богатырский храп раздавался на всю квартиру, а вот Глаша заснуть не могла. Она почему-то поверила каирцу, но не из-за его прекрасных карих глаз, которыми он практически пожирал горничную при каждой встрече.
        «Да, он нахал, невежа, но это не значит, что он убийца, - рассуждала она. - И что это за ритуал такой, при котором он птичек и кошек мучает? Еще и живодер», - фыркнула девушка.
        Вдруг она услышала тихий стук по стеклу в гостиной. Несмотря на поздний час, Глафира ждала этого условного знака. Бесшумно прокралась к задней двери, где уже ждали ее два чумазых и бедно одетых мальчугана.
        - Барышня, мы здесь, - приветливо цыкнул старший - Ленька по прозвищу Копыто.
        - Добрый вечер, - поприветствовала Глафира. - Вы все узнали?
        - А как же, барышня! - ухмыльнулся второй мальчишка, Ванька Колесо. - А с денежкой не обманешь?
        - Не обману, вот вам еще с ужина осталось, - Глафира вынесла торбу с пирожками с мясом.
        Пацаны набросились на угощенье, как будто неделю ничего не ели.
        - Э… уважаемые, а рассказывать мне кто будет? - прервала их поздний ужин девушка.
        - Барышня, хорошие пирожки! - оторвался от выпечки Копыто. - Ну, это… мы все сделали. С утра в доках ходили, народ спрашивали.
        - Нашли матросов с «Доброй надежды»?
        - Нет, барышня, никого не нашли. Там история какая-то плохая, все, кто ходил на «Надежде», все погибли. Вот те крест, погибли, - запихивая в себя последний пирожок, сообщил Колесо.
        - А сам корабль сейчас где?
        - Корабль давно потоп, моряки поговаривают - он проклятый какой-то! После того рейса на нем погиб весь экипаж и пассажиры, а потом «Надежда» постоянно попадала в неприятности, а семь лет назад, в шестьдесят втором, корабль потонул где-то в Маркизовой луже, так на дне и лежит, - объяснил чумазый Ленька.
        - А как погиб весь экипаж? Что с ними случилось? - удивилась Глаша. Про это она не слышала.
        - О, неладно там что-то. В порту поговаривают, что какое-то проклятие там случилось на борту и все моряки с ума посходили - друг друга порезали, никто не выжил, - объяснил Ванька.
        - Как никто? Один какой-то ученый был! Вроде живой остался, но что с ним потом случилось, никто не знает, - развел руками Ленька. - Говорят, что совсем дядька с ума сошел.
        - А как ученого того звали?
        - Так тридцать лет прошло, еле эту «Надежду» вспомнили, кто ж этих ученых разберет! - заявил Копыто.
        - Да, ясно, что ничего не ясно, - задумалась Глафира.
        - А денежку? - подал голос Копыто.
        Глаша вытащила из передника два целковых, вручила мальчишкам за работу. Потом снова скрылась на кухне, вернулась еще с торбой выпечки - пусть мальцы угощаются. Не жалко! Завтра новые напечет!
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        На следующее утро Аристарх Венедиктович не стал долго капризничать за завтраком, съел и расстегай с мясом, и кашу рисовую, заел все большим шматком сала и, подхватив Глафиру, отправился на Офицерскую улицу, где находилось Сыскное управление и трудился Семен Игнатьевич Филин.
        Тот принял господина Свистунова благосклонно, но предоставить свидание с Асхабом Аф-Аффанди отказался.
        - Нет, Аристарх Венедиктович, и не просите. Не имею права, мне начальство шею намылит за подобное самоуправство! - пробасил полковник. - И так кто-то газетчикам уже все данные слил. Вот, полюбуйтесь! - Семен Игнатьевич придвинул на край стола «Петербургский листок». - Вот Илья Борзописец как красиво все злодеяния египтянина живописует.
        Сыщик Свистунов углубился в чтение утренней газеты, Глафира из-за плеча хозяина заглянула в текст, выхватывая некоторые фразы из статьи:
        «Питерский Расчленитель пойман», «Египетский душегуб», «Нильский злодей», «Маньяк из Каира», «город может спать спокойно», «любитель мумий обезврежен», «Английская набережная очистилась от египетского проклятия» и все в таком же духе.
        - Глупости какие-то! - не выдержала Глафира. - Разве Асхаб Аф-Аффанди уже признался в содеянном? Откуда газетчики знают, что он настоящий Расчленитель?
        - А кто он, по-вашему? - хихикнул полковник. - Все сходится! Это он злодей, поверьте моему опыту!
        - А как ему удалось Архипа убить, в бинты завернуть и в саркофаг положить? - не унималась горничная.
        - По сведениям прислуги княгини Муратовой, именно Архипу Ставрюгину поручили помочь привезти этот гроб египетский в дом к Эллен Генриховне. Он отправился к египтянину в гостиницу «Лондон» за саркофагом, а обратно уже не вернулся. Его нашли в том самом проклятом гробу! - объяснил Филин.
        - Если он в том гробу оказался, то куда настоящего жреца дели? А главный вопрос - зачем? - задумалась вслух Глафира.
        - Вот больше делать нечего, как еще какого-то древнего жреца искать! - фыркнул Степан Игнатьевич.
        Аристарх Венедиктович дочитал статью, беззвучно пожевал губами и спросил полковника:
        - То есть вы абсолютно уверены, что поймали настоящего преступника?
        Филин утвердительно кивнул.
        - Не сомневайтесь. Но свидание с ним я вам не дам, извиняйте! - Степан Игнатьевич поправил усы. - У меня своих дел хватает, вот, например, намедни одного чокнутого тоже с Английской набережной доставили, тоже все про проклятие сфинксов этих бормочет.
        - Что именно говорит? - уцепилась за слова Филина Глафира.
        - Да вот, доставили к нам дворника Емельяна Кочкина, так он, безобразник, когда очищал набережную от мусора, внезапно набросился на мимо проходивших студентов из Академии художеств и даже на преподавателя академии, известного художника Рыдникова.
        - А зачем набросился? - ахнула Глаша.
        - Говорит, что ему сфынксы эти египетские приказали, чтобы он жертву принес. Чокнутый, не иначе. Вот сидит в кутузке, все про сфынксов бормочет. Эх, что за напасти в наш город прибыли? - горестно вздохнул Степан Игнатьевич.
        Египет. XIV век до н. э
        Минуло пятнадцать разливов Нила со смерти Тутмоса Великолепного, с того момента, как его Ка обрел бессмертие и вечную жизнь, пятнадцать славных лет правления Великого Аменхотепа, или Его Величества Неб-Маат-Ра - Владыки правды Солнце. Золотой век расцвета Египта, все в великой империи было ладно - и отношения с соседями, и строительство монументальных храмов, а нубийские племена исправно платили богатую дань фараону, даже не помышляли о мятеже. Еще свежи были в памяти отрубленные головы Ингеза и его сторонников на стенах Керме, но сердце самого сына бога Ра было не на месте. С самого утра точили его душу сомнения, смутные предчувствия надвигающейся беды не давали радоваться жизни. Ни изысканные яства, ни величественные танцы красавиц из Митании, ни ласки многочисленных жен - ничто не помогало смягчить дух Аменхотепа.
        Хлопнув в ладоши, он повелел позвать верховного жреца Амона-Ра - Немет-Птаха.
        Увидев властелина, Немет-Птах пал ниц, не смея поднять взор на сына бога.
        - О достойнейший, о великий, да будет Амон милостив к тебе и твоим наследникам, да обретет твой Ка вечность! - верховный жрец мелко затрясся у ног царя.
        Аменхотеп печально смотрел со своего золотого трона на смиренного жреца. Недавно появилась у царственного владыки интересная идея, но он пока не знал, как воспримет Немет-Птах такое новшество. Но он фараон и имеет право приказывать, и никакие жрецы не в силах помешать ему.
        - Встань, Немет-Птах, и выслушай меня! - громко заявил фараон.
        Жрец поднялся с колен, но боялся смотреть на господина.
        Аменхотеп тяжело вздохнул и начал издалека.
        - Скажи мне, верховный жрец, доволен ли ты новым храмом Амона? Хватает ли тебе подношений? Регулярно ли приносятся жертвы Амону?
        Немет-Птах наконец-то посмотрел в глаза властелину и несмело кивнул:
        - Да, Солнцеликий, да будет вечна твоя загробная жизнь. Новый храм в Карнаке - чудо как хорош! Мы и не надеялись на такое щедрое подношение!
        - Амону понравились статуи и монументы в его честь? - продолжил задавать вопросы фараон.
        Жрец снова кивнул и боязливо поморщился, он не понимал, что хочет узнать властелин. Величественный храм в Карнаке был построен несколько лет назад, все эти годы подношения регулярно приносились богам, неужели до царя дошли слухи о стяжательстве жрецов? И теперь Аменхотеп хочет сменить Немет-Птаха? При такой мысли холодный пот прошиб жреца, он снова поежился, но смело взглянул на фараона. Ему не в чем каяться! Он честно и праведно выполнял свои обязанности.
        Храбрый взгляд Немет-Птаха не укрылся от Аменхотепа, он усмехнулся, но быстро спрятал улыбку. Не время сейчас пугать жрецов.
        - Я рад, Немет-Птах, что ты честно служишь, что богиня справедливости Маат великодушна к тебе и к храмам Амона, того, что скрыт. Но скажи мне, верховный жрец, кто стоит перед тобой? - Аменхотеп поднялся с золотого ложа и, гордо подняв голову, выпрямился во весь рост.
        Немет-Птах опешил, замолчал, почесал идеально выбритый подбородок и с заминкой ответил:
        - Передо мной - мой властелин, мой господин, хозяин всей земли Египетской - от Митании на севере до южных границ Нубии, настоящий сын бога Ра.
        - А скажи мне, жрец, сын бога разве не является богом? - лукаво спросил Аменхотеп и сам поразился дерзкой мысли, сорвавшейся с его губ.
        Тишина поразила царский дворец. Немет-Птах молчал, кусая губы, любой его ответ грозил крупными неприятностями, но все же он не решился перечить царской воле.
        - Конечно, мой господин, сын бога тоже должен быть богом! - подтвердил он.
        - Тогда, как ты сам признал, я являюсь не просто сыном бога Ра, а равным ему, тождественным ему. Я - сам бог! - громко заявил Аменхотеп и величественно расправил плечи.
        - Как скажешь, мой господин! - жрец склонился ниц перед царем-богом.
        - Я не просто сын Солнца, я - сам бог, я - Солнце! Я - закон! Я - власть! Я - справедливость! Я - Воссиявший в правде! Я - Устанавливающий законы! Владыка правды Солнце!
        Верховный жрец принялся биться лбом о пол, не смея поднять взор на Воссиявшего Бога.
        - Повелеваю построить мне храм как божеству в Сульбе, в Мемфисе, а моей царственной супруге Туйе в Седенге устроить главный храм. Ты, Немет-Птах, с этого дня будешь верховным богом Аменхотепа, бога-фараона!
        - А как же Амон-Ра? - осмелился спросить жрец.
        - А Амон-Ра никуда не денется, есть великолепный храм в Карнаке, поминальный комплекс в Луксоре, но теперь главным богом Египта буду я - ваш господин!
        Верховный жрец не посмел ослушаться фараона-Солнце.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Нет, ты представь себе, Глаша, что такое делается?! Я вот только что узнал, что наш знакомец Полсудский уехал от греха подальше, на свою родину. Якобы он не хочет на себе почувствовать все прелести египетского проклятия! - всю дорогу до дома кипятился Аристарх Свистунов. - То есть этот Полсудский решил сбежать в Польшу, египтолог Лурье заболел, Эллен никого не принимает, графиня Розанова умерла, Асхаба твоего арестовали! Ну вот как… Ты, Глашка, палец порезала! Я, великий гениальный сыщик страны, и то одной ногой был практически в могиле! - при этих словах хозяина Глафира выразительно фыркнула. - А вот не смейся, дорогуша! Да-да, именно в могиле, и только отечественная медицина и чудо-пилюли доктора Лосева меня вернули с того света! - разгневался Аристарх Венедиктович и принялся размахивать руками. - Как, скажи мне, Глашенька, мне работать?! Кого опрашивать?! Тут и свидетелей не осталось! Доктора этого Лосева я видеть не хочу, опять примется мне пиявок своих совать куда ни попадя…
        - Аристарх Венедиктович, вы забыли про князя Оболенского, художника Менжинского, купца Владимирского и друга княгини Эллен Стефана Саймона, - Глафира сморщила носик, так как в этот момент пришлось переступать через зловонную лужу, которых в этих краях было великое множество.
        - Да помню я про них, Глашенька, все прекрасно помню. Но к князю Оболенскому Дмитрию Аркадьевичу нельзя так просто заехать, это человек большого ранга, его расспросами-допросами нельзя беспокоить. Тут протекция нужна, и не думаю, что князь как-то поможет в нашем расследовании, - покачал головой Свистунов. - Со Стефаном этим, болваном лондонским, тоже говорить не о чем. Ты разве не помнишь, дорогуша, как он дерзко и неучтиво с нами в прошлый раз себя вел?
        Глафира неопределенно кивнула и, приподняв юбки, снова смело обошла лужу.
        - Ох, и дернул меня нечистый пешочком по хорошей погоде прогуляться, - снова заныл гениальнейший сыщик.
        - А как же художник Менжинский? Насколько я знаю, он снимает комнату где-то здесь на набережной. Пойдемте, Аристарх Венедиктович, я покажу! - Глафира уверенно двигалась в злачных переулках Васильевского острова.
        - Да, к Менжинскому можно зайти, не велика птица. Только жара страшная, и не мешало бы подкрепиться, - желудок Свистунова издал звук раненого кита, но Глафира только отмахнулась.
        - Домой вернемся, я вам ушицу со стерлядью подам, а сейчас надо со свидетелями общаться! - сказала как отрезала горничная.
        - Со свидетелями! Ишь ты какая! А хозяин должен от голода умереть, - но уже гораздо тише огрызнулся сыщик. - Только давай быстрее двигайся, дорогуша, а то уха твоя только к вечеру на столе окажется. И все стерляди к тому времени испортятся… - но договорить Аристарх Венедиктович не успел. - Опля… - пробормотал он, увидев две знакомые фигуры у подножия сфинксов - стражей Аменхотепа Третьего.
        Субтильную фигуру Филиппа Лурье и его вечный зонтик под мышкой сложно было не узнать, сейчас же он на повышенных тонах яростно спорил с художником Яковом Менжинским.
        - Вы должны мне помочь, просто обязаны! Я вам заплачу! Ну же!
        - Нет, я не буду! - кричал художник.
        Увидев подходивших к ним сыщика с помощницей, Лурье фыркнул и отвернулся от художника.
        - Добрый день, а мы к вам и направлялись! - радостно заявил Свистунов и затряс руку египтолога. - Вы выздоровели? Вам стало лучше?
        - Как видите! - сквозь зубы процедил ученый, было заметно, что он совсем не рад встрече.
        - А нам сказали, что вы с постели не встаете, вам очень плохо, - заметил Свистунов.
        - Мне тоже сообщали, что у вас проблемы с желудком, - с вызовом ответил египтолог.
        - Ох уж этот Поликарп Андреевич! Болтает направо и налево, никакой медицинской тайны, - покачал головой сыщик. - Да, я болел, но сейчас все прошло.
        - Вот и у меня тоже все прошло, а сейчас извините, мне нужно бежать. Дела важные! - приподнял край шляпы Лурье.
        - Но я очень хотел бы побеседовать о расследовании… и это не займет… о египетском проклятии…
        - Извините-извините, я сейчас действительно не могу. Приходите ко мне в гости. К ужину. На этой неделе я вас жду. Обязательно, а сейчас мне некогда! Всего хорошего! - поклонился египтолог, но художник Яков Менжинский даже не повернулся в его сторону.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира и Аристарх Венедиктович недоуменно переглянулись.
        «И что это было?» - мысленно спросила у хозяина горничная, косясь в сторону застывшего как каменное изваяние художника.
        «А черт его знает!» - так же мысленно ответил сыщик.
        Глафира уже проработала у господина Свистунова более пяти лет и научилась без слов, только с помощью выражения лица и жестикуляции общаться с ним.
        А сейчас Глаша обратила внимание, как жадно и увлеченно Яков Менжинский разглядывает каменных идолов - сфинксов. Глаза живописца казались безумными: в его зрачках Глафира увидела и силуэты величественных пирамид, и грандиозные храмы на берегах Нила, и даже оскаленные морды самих человекольвов.
        Из наваждения ее вывел голос Аристарха Венедиктовича:
        - Яков Константинович, извините, что с вами? Вы хорошо себя чувствуете? - потряс он за плечо художника.
        Тот вздрогнул, встряхнул с себя египетское оцепенение и оторвался от лицезрения сфинксов.
        - А… это вы… Извините, я вас не заметил. Задумался немного, - промямлил Менжинский, ежась на ветру набережной.
        - Немного? Да вы, похоже, очень сильно задумались! - усмехнулся Свистунов. - И Лурье тоже себя странно ведет. Чего хотел от вас старик?
        - Филипп Лурье?! - глаза Якова округлились от изумления. - Я не знал, что вы заметили и его тоже… ну, тут…
        - Да, заметили, - кивнул Свистунов. - А еще заметили, как вы с ним спорили и о чем-то ругались. Что вам предлагал ученый?
        - Вы ошиблись, - затряс головой Менжинский, он сильно побледнел и, с трудом подбирая слова, повторил: - Вы ошиблись, мы с господином Лурье ни о чем не спорили, не ругались. Вам это показалось!
        - Да как это показалось?! Я своими глазами видел… - начал Аристарх Венедиктович, но художник перебил его:
        - Знаете, не всегда стоит доверять собственным глазам, - он с мистическим ужасом взглянул на левого сфинкса. - Иногда наши органы чувств нас обманывают.
        В этот самый момент Глафире показалось, что сфинкс подмигнул художнику и плотоядно облизнулся.
        - Чушь какая-то! - изумленно произнесла девушка, уставившись на страшилище.
        Яков заметил ее недоумение и подмигнул правым глазом.
        - Вот и я о том же! - добавил он.
        Египет. XIV век до н. э
        - Послушайте меня, царевичи, сыновья бога Ра, сейчас я расскажу вам древнюю легенду. Она немного облегчит ваши страдания, и да будет Амон милостив к вам, пусть Сехмет заберет свои стрелы «иадет», смягчит свое сердце, - неспешно начал жрец Хапу.
        Он увлажнил сухие губы десятилетнего царевича Тутмоса и шестилетнего царевича Аменхотепа, которые в забытьи лежали на золотых ложах. Рабы тут же принялись обмахивать царственных мальчиков опахалами из павлиньих перьев.
        - Слушайте. Много веков назад люди жили вместе с богами в ином, неразделенном мире. Это был золотой век, эра счастья и благоденствия. Не было смерти, не было времени, не было войн, болезней, эпидемий, - Хапу тяжело вздохнул, много людей забрала нынешняя болезнь. - Но однажды людям не понравилось, что бог Солнца Ра не отдает им власть над вселенной, они восстали против Ра.
        - Восстали против бога? Как такое возможно? - прохрипел старший царский сын Тутмос. Он, в отличие от младшего Аменхотепа, чувствовал себя получше. Аменхотеп уже более суток впадал в забытье, и жрецы потихоньку начали готовиться к приближающейся смерти и мумификации царевича.
        - Да, люди совершили немыслимое. Они ополчились против верховного бога, попрали все законы мироздания, восстали против своего господина, творца вселенной. Ра в ужасе и печали, не смея поверить в такое низкое предательство, уединился с ближайшими божествами в своем дворце. И тогда по совету богов, когда солнечный бог заплакал, зарыдал, из его чела вышло око, глаз. Глаз бога Ра - богиня.
        - Я знаю, - надрывно закашлял Тутмос. - Это богиня Хатхор.
        - Не совсем, - покачал головой Хапу. - Да, изначально она почиталась как Хатхор - богиня любви, но сейчас, видя печаль отца своего Ра и сострадая ему, богиня любви приняла другой образ - великой яростной богини Сехмет. Воспламенилась Сехмет гневом и пошла убивать людей, наказывать их за грехи, за предательство богов. Все поля и луга покрылись кровью, почти все люди были уничтожены гневной богиней, но Сехмет этого показалось мало. Она не хотела останавливаться, хотела уничтожить всех. Ужаснулся от деяний своей гневной дочери Ра, пожалел он оставшихся людей, захотел их спасти от гнева божественной львицы. Решил остановить свою дочь - пламенеющую ликом. Но не слушала Сехмет никаких уговоров, ярость клокотала в ее сердце. Хотела она лишь убивать - убить всех ничтожных людишек.
        - И как же ее остановили? - спросил мальчик. - Ее же остановили? Ведь люди остались живы!
        Хапу утвердительно кивнул.
        - По приказу бога Ра растирается красный камень диди, он добавляется в пиво, размешивается и выливается на поля-луга. Солнечная львица Сехмет думает, что это кровь, жаждет крови и испивает священного напитка. Сердце ее умиротворяется. Сердце ее ликует, Сехмет хохочет, и ярость на человечество уходит. Смеясь, богиня проходит мимо оставшихся в живых людей, даже не покалечив их. Так было спасено человечество, - Хапу поправил повязку со священными маслами на челе больного Аменхотепа.
        - А бог Ра простил человечеству предательство? - веки Аменхотепа дрогнули, мальчик попросил воды.
        Хапу покачал головой.
        - Нет, бог Ра не смог относиться к своим творениям как раньше. Он садится на спину небесной коровы, поднимается в лазуритовую высь. Так разделяются небо и земля, так появляются день и ночь, появляются левый и правый берега Нила, появляется жизнь и смерть.
        - А что там - в смерти? - в больных глазах Тутмоса плескался ужас.
        Хапу погладил царевича по щеке.
        - Смерти как таковой нет - есть вечность, Ка будет вечно находиться в чертогах Маат, всех ждет загробная жизнь.
        По щеке мальчика прокатилась скупая слеза.
        - А что потом случилось с Сехмет? - слабый голос Аменхотепа прозвенел в тишине.
        - Вслед за ночью опьянения наступил следующий день. Сехмет, протрезвев, поняла, что ее обманули. Она невероятно оскорбилась и обиделась на своего отца, удалилась в зеленую страну Бугем.
        - А где это? - спросил Тутмос.
        - Это африканская пустынная страна, там не живут люди. Но не это главное, - Хапу погладил бледного мальчика по слабой руке. - Когда богиня удалилась из Египта, то Нил перестал разливаться, алтари богов стали пустые, даже сама природа остановилась. Боги посовещались и поняли, что великую солнечную дочь надо вернуть. Ведь она, с одной стороны, несет в себе испепеляющую силу солнца, а с другой - таит в себе силу любви и плодородия. Тогда бог мудрости Тот и бог воздуха Шу приняли образы двух маленьких павианов. Они пошли в землю Бугем, чтобы найти раскаленную львицу. Они нашли ее и ужаснулись, насколько она гневна и яростна. Два маленьких павиана принялись уговаривать ее вернуться, они стали рассказывать, как хорошо на родине, как вкусна та пища, которую подают на родине, как хороша та музыка, которую играют на родине. Сердце богини начало умиротворяться, и она согласилась услышать маленьких павианов и вернуться в черную землю Та Кемет.
        Хапу замолчал, задумался.
        - А что было дальше? - подал слабый голос Аменхотеп.
        - А дальше вместе с богиней в Египет пришло плодородие, - вместо верховного жреца ответил сам фараон-бог Аменхотеп, появившийся в дверях храма Имхотепа.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Уважаемый Яков Константинович, потрудитесь объяснить, что здесь происходит! - загудел басом сыщик Свистунов. - Ваши переглядки с моей горничной оставьте на потом, я расследую важное преступление, произошло убийство и покушение на убийство, а вы тут этими страшилищами-сфинксами додумались нас пугать! Нас, почтенных благородных граждан! Что за фикция! - обиженно добавил сыщик. - Мы тут с утра голодные ходим, свидетелей опрашиваем, а вы тут с памятниками забавляетесь.
        - Уважаемый Аристарх Венедиктович, ваша горничная заметила то же самое, что и я. Я вот уже пару часов не могу разгадать загадку этого египетского творения! - покачал головой художник. - Я много лет занимаюсь живописью, глаз у меня наметан, и вот уже пару дней я замечаю, что у левого сфинкса меняется выражение мор… пардон, выражение лица.
        - Что за выдумки?! Это статуя! Она не может менять выражение мор… мордочки. Пардоньте! - покачал головой Аристарх Венедиктович.
        - Если мне не верите, то спросите свою горничную. Она тоже что-то видела, - кивнул в сторону девушки Менжинский.
        А Глафира сама застыла как изваяние, пристально вглядываясь в выражения мор… лиц египетских страшилищ.
        - Глашка, это правда? Ты что-то видела? - Аристарх Венедиктович наклонился к ее уху и громко зашептал: - Если он врет, то нужно непременно вызывать доктора Лосева и положить спятившего художника в больничку. Вон, галлюцинации преследуют бедолагу.
        - А вот и не галлюцинации! - услышал громкий шепот Менжинский. - И я вам это докажу. Оказывается, этот зверь не всем показывает свой истинный лик, не все его могут видеть - а только творческие натуры или те, кто восприимчив к спиритуалистическим вибрациям.
        Аристарх Венедиктович громко фыркнул и картинно закатил глаза.
        - А вы, значит, восприимчивы? И Глашка моя тоже? Ты так и не ответила! - две пары глаз внимательно уставились на горничную.
        Глафира потерла нос, скривилась, но все-таки произнесла:
        - Я сама не знаю, что я только что видела, но какая-то чертовщина тут явно присутствует, и она имеет отношение к сфинксам.
        - Вот видите, я же говорил! - приосанился Яков Константинович. - И Лурье, этот безумный старик, тоже много о сфинксах знает. Он заметил, как я на них смотрю, и хотел, чтобы я… - тут художник замолчал, заозирался, поплотнее закутался в плащ. К вечеру заметно похолодало, и дневная жара сменилась пронизывающим ветром с Невы.
        - И что же Лурье хотел? - Свистунов подался вперед, ожидая ответа. Но Менжинский молчал, внимательно разглядывая статуи.
        - Нет, ничего он не хотел такого. Он… он… заказал у меня свой портрет. Да-да, точно, портрет! - закивал художник слишком поспешно.
        Аристарх Венедиктович, разумеется, ему не поверил.
        - Ах, портрет, надо же! И отчего вы тогда с ним спорили?
        - О цене договаривались, - снова слишком быстро ответил Яков.
        - О цене? И какая цена?
        - Так не договорились же, - Менжинский картинно развел руками.
        При этих словах левый сфинкс неодобрительно поджал губы и нахмурил брови, но эти манипуляции заметила только зоркая Глафира.
        Египет. XIV век до н. э
        Фараон Аменхотеп Третий не мог найти места в своем царственном дворце. Чудовищная беда пришла в Египет с севера, с торговых доков: на кораблях при помощи мерзких крыс принесли заразу в сияющие Фивы. Сначала неизлечимую болезнь обнаружили у торговцев, затем - в картели камнетесов, рисовальщиков фресок, а вскоре шестая жена царская - подарок царя Митании Херремер - слегла с недугом. Храмовые служащие сбились с ног, вознося молитвы ко всем богам, окуривая благовониями больных; царь пожертвовал более сотни слитков золота лекарскому храму Дома Скорби Имхотепа, но все было напрасно. В Фивах закрывали целые кварталы бедняков, стража не выпускала людей с любым признаком болезни из домов, под страхом смерти было запрещено посещать дворец всем, кто не получил разрешение царского лекаря Митариба.
        Но все напрасно - Херремер после недели стонов и мольбы умерла, а теперь заболели и два царевича, включая наследника престола десятилетнего Тутмоса.
        Великая супруга царская Тийа целыми днями взаперти в своих покоях рыдала и молилась всем богам, чтобы те спасли детей, а Аменхотеп выделил храму Имхотепа целый сундук драгоценностей, но известия были неутешительными.
        Болезнь свирепствовала и в Митании, и в Вавилоне, царь которого прислал Аменхотепу целительную статую богини Иштар и посоветовал молиться именно ей, чтобы она отвела беду. Но эпидемия «Рука Нергала», по имени аккадского бога смерти, скосила уже половину населения Египта; весь царский двор, кто еще не заболел, перебрался в новый дворец ближе к пустыне, где воины убивали каждого новоприбывшего, чтобы не допустить заражения.
        Но Аменхотеп не мог уехать, оставив больных царевичей в Доме Скорби, он принял решение, и помочь ему мог только верховный жрец Сехмет Хапу.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Всю дорогу до дома Глафира была молчалива, она напряженно поджала губы и усиленно нахмурила лоб.
        Сидя в пролетке, Аристарх Свистунов с недоверием косился на свою помощницу: чего она еще надумала?!
        А надумать Глафирка могла многое, гениальный сыщик слишком хорошо знал свою излишне ретивую горничную и знал этот полубезумный взгляд из-под нахмуренных бровей - в этот момент ее не стоило отвлекать, авось придумает хитроумный план для разоблачения преступника.
        Аристарх Венедиктович решил не отставать от прислуги, тоже нахмурился, ведь негоже ему отдыхать в такой сложный момент. Но ничего путного придумать он не сумел, желудок снова издал звук раненого кита - ведь с момента второго завтрака прошло более двух часов. Аристарх Венедиктович тяжело вздохнул, а потом под мерное покачивание экипажа погрузился в сладостные думы об обещанной ухе на обед, да так и заснул, причмокивая и смешно облизывая усы во сне.
        Египет. XIV век до н. э
        - Мой господин, о божественное Солнце, - увидев фараона в дверях храма Дома Скорби, Хапу опустился на колени. - Что привело тебя сюда, божественный? Здесь тяжелые болезни, здесь очень опасно тебе находиться!
        - Встань, Хапу, мне нужно с тобой поговорить! Тебе и храмовым прислужникам тоже опасно находиться рядом с больными, но вы не уходите отсюда, - заметил Аменхотеп.
        - О великий, ты просто не знаешь, сколько жрецов и храмовых прислужников уже умерли от этой болезни, - Хапу встал на ноги, низко склонив голову перед фараоном.
        - А как же ты, Хапу? Насколько я знаю, ты уже пару месяцев проводишь в храме Имхотепа, врачуешь раны больных и до сих пор здоров? - нахмурился царь. - Ты заколдован?
        - Когда-то давно, в далеком детстве, я уже переболел этой напастью, чуть не умер, но Хатхор и Сехмет мне помогли, я оправился - и теперь козни заразы меня не берут, - покачал бритой головой темнокожий жрец.
        - Хорошо, это многое объясняет. Скажи тогда, жрец, что с моими сыновьями? Есть хоть какая-то надежда на исцеление? Что для этого нужно? Я все сделаю! - уверенно кивнул фараон. - Может, золото? Серебро? Благовония? Построить новый храм? Может, статую Осирису? Всю из золота!
        Хапу отрицательно покачал головой.
        - О Солнцеликий, я не могу омрачать твое чело, но и обманывать тебя я тоже не буду. Твои сыновья очень плохи, самое большее через семь дней они предстанут перед судом Осириса, - тихо сообщил жрец, косясь на приоткрытую дверь в комнату, где сильно закашлял Тутмос, прислужники сразу побежали к мальчику, чтобы вытереть кровь и мокроту.
        Аменхотеп сильно побледнел, он до последнего надеялся на чудесное исцеление.
        - Неужели ничего нельзя сделать? Может, все-таки поставить золотую статую? В двенадцать локтей, - прошептал онемевшими губами опечаленный отец.
        Хапу снова покачал головой.
        - Ты не понимаешь, ничтожный! - внезапно закричал царь. - У меня шесть дочерей! Дочерей! И только два сына - Тутмос-наследник и названный моим именем Аменхотеп-младший! Неужели они оба умрут в таком юном возрасте? Это невозможно!
        - О мой властелин! Не изволь гневаться - это воля богов, мы лишь песчинки перед ними. Жрецы делают все возможное для исцеления, но царевичи очень слабы, особенно Аменхотеп, ему жить осталось максимум двое суток. Я уже видел такие симптомы, как у него. В Фивах каждый день умирают от этой болезни тысячи человек. Больных сейчас просто сжигают в печах, нет возможности даже делать мумии, строить гробницы. Люди боятся заражения и просто сжигают всех занемогших, а ведь некоторые из них могли бы выздороветь, - ответил жрец.
        - Мне нет дела до тысячи сожженных! Мои сыновья стоят дороже, чем десятки тысяч бедняков! - яростно закричал Аменхотеп, а по его царственной щеке сползла слеза.
        Хапу замолчал, низко склонив голову, а потом тихо ответил:
        - Ты слышал древнюю легенду о гневе Сехмет, что я сегодня рассказывал царевичам?
        Фараон кивнул.
        - Ты, мой господин, знаешь и легенду про стрелы Сехмет - «иадит», которые и приносят болезни, чуму, мор, наказания человечеству?
        - Ты хочешь сказать, жрец, что сейчас Сехмет гневается на Фивы и наслала на нас чуму? Что это и есть стрелы «иадит»? - изумился царь.
        - А помнишь, мой господин, начало легенды - когда люди выступили против верховного бога Амона-Ра, и тогда его дочь Сехмет принялась уничтожать предателей?
        Аменхотеп замолчал, пораженный догадкой.
        Когда он ответил, его голос дрожал:
        - Ты хочешь сказать, что сейчас Сехмет наслала на Фивы болезнь, мстя за своего отца? Но почему?
        - Ты знаешь ответ, Солнцеликий! Амон-Ра был верховным божеством, пока его не опустили с пьедестала. Теперь ты, мой господин, - стал богом! Потому Сехмет и послала свои стрелы на нас, боги наказывают фараона, забирая самое дорогое - твоих детей! - смело заявил Хапу, высоко подняв голову.
        Аменхотеп затрясся от бешенства, желваки его ходили ходуном.
        - Ты не боишься, жрец, так разговаривать со своим царем, со своим богом? Я могу приказать казнить тебя за твои крамольные речи. Твоя голова завтра же будет вывешена на городских воротах! Тебя сожгут как нищего, как бродягу! Твой Ка никогда не получит вечности!
        - Ты можешь сделать все, как ты сказал, мой господин. Но это не вернет твоих сыновей. Но если ты послушаешь еще мои крамольные речи, я могу помочь тебе спасти сыновей, хотя бы одного из мальчиков, - заносчиво ответил Хапу.
        Глаза Аменхотепа метали молнии, но силой воли он заставил себя успокоиться: казнить дерзкого жреца он всегда успеет, а вот шанс спасти царевичей - один на миллион, и им можно воспользоваться.
        - Хорошо. Ты верховный жрец богини Сехмет, и тебе должны быть известны пути умиротворения богини, я тебя слушаю. Но если ты не спасешь хотя бы одного из моих сыновей, то тебе несдобровать, и я тебе придумаю самую страшную кару, которая только есть на свете.
        - Как пожелаешь, мой господин, - лукаво улыбнулся Хапу и низко поклонился фараону.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        А Глафира, конечно же, думала не об обеде и не о восхитительной ухе, она ни на дюйм не поверила художнику Менжинскому. Любому было ясно, что он врет, но зачем и почему, Глаша не знала. Но она точно знала, что подмигивания сфинксов ей не могли привидеться. Она еще раньше заметила плотоядный взгляд левого сфинкса, того, что без бородки. Заметила в то злополучное утро, когда к ним в меблированные комнаты прибыл египтянин Асхаб.
        Он точно так же вглядывался в очертания левого сфинкса, и именно за этим занятием и застала его Глафира. Она была совершенно уверена в невиновности Аффанди, но ее волновали метаморфозы в облике сфинксов.
        А еще была одна неточность, которая сбивала Глашу с толку: она вспомнила, что при первом визите к сыщику Свистунову Асхаб Аф-Аффанди заявил, что хотя он прекрасно умеет изъясняться на русском языке, но писать так и не научился.
        Тогда кто же написал записку из больницы, адресованную Аристарху Венедиктовичу, и откуда у египтянина такой дорогой бриллиант для аванса? Если бы у него были драгоценности, он сразу же в первый свой визит передал бы их Свистунову. И записка написана на чистейшем русском языке, даже без грамматических ошибок. И в ней ни слова не было о поиске бородки на «Буено сперанце».
        Глафира снова наморщила лоб.
        Конечно, Асхаб мог попросить кого-нибудь в больнице написать это послание. Вполне может быть. За хорошую плату и доктор, и любая сестра милосердия исполнили бы эту просьбу - но все же Глафиру не оставляли сомнения.
        Когда Асхаба выводили из отеля сыскные люди, он ни словом не обмолвился о записке и очень удивился, когда Аристарх Венедиктович заговорил о бриллиантах.
        Но кому же было нужно, чтобы преступника поймали? Кто так богат, что может отправить бриллиант для спасения жизни постороннего человека?
        Глафира заерзала, а потом принялась тормошить Аристарха Венедиктовича.
        - Хозяин, мы уже почти приехали, просыпайтесь.
        Свистунов, не открывая глаз и не переставая храпеть, что-то промямлил.
        - Аристарх Венедиктович, подъем! - гаркнула на ухо Глафира.
        - А? Что? - сонно прищурил глаза сыщик.
        - Мы приехали, говорю! - лукаво улыбнулась горничная.
        - Хорошо, - не открывая глаз, сообщил сыщик и продолжил сладкий сон.
        - Обед скоро! - применила коронный прием Глаша.
        Аристарх Венедиктович мгновенно разлепил глаза, потянулся и заявил:
        - Обед? Наконец-то, я готов. Неси уху!
        - Уха дома будет! А сейчас скажите, господин Свистунов, чем занимается Дмитрий Аркадьевич, князь Оболенский?
        - Дмитрий Аркадьевич? - Свистунов сладко зевнул, взглянул в окно, они действительно подъезжали к дому. - А зачем тебе?
        - Ну скажите, пожалуйста.
        - Князем он недавно стал, ему пожаловали это звание за заслуги перед отечеством. А если по-простому, то он просто купил себе дворянский чин. А так он промышленник больше и купец. Дмитрий Аркадьевич - меценат, богатый помещик - на Урале несколько тысяч душ крестьян. В столице у него парочка магазинов открыта.
        - А что за магазины? Чем именно торгует?
        - Ой, тебе не по карману, точно, Глашка! - ухмыльнулся Свистунов. - Там ювелирные изделия, кольца, колье. У него на Урале заводик есть по добыче драгоценных камней и их огранке. А потом тут мастера делают драгоценности, которыми в его магазинах торгуют. Это всем в столице известно.
        - Получается, не всем! - Глаша задумалась. - Значит, алмазы у него тоже имеются?
        - Алмазы имеются, куда уж без них!
        - Ну конечно, - Глафира снова задумалась.
        Египет. XIV век до н. э
        - О пламенеющая ликом, о та, что вышла из бойни, о та, что повергает врагов страны, о могучая, о всесильная владычица всего сущего! Мор на устах твоих, пена на губах твоих, ты выходишь, пламенея. Безгранична сила твоя, о пламенеющая! О могучая, всевластная, действующая пламенем! Владычица неба, госпожа всех земель… Око бога Хора, ему путь открывшая… Госпожа огня, извлекающая, поглощающая… Госпожа сотен тысяч духов… Да будет умиротворено твое пробуждение! О Сехмет! Смилостивься над нами, пожалей нас, недостойных! - на коленях молил богиню перед ее культовой статуей верховный жрец Хапу.
        Фараон Аменхотеп повторял непослушными губами все слова заклинания за жрецом. Если эти молитвы могут спасти его мальчиков, то он все сделает.
        В короткие сроки было начато строительство нового храма Сехмет, где будут установлены более тысячи культовых изображений львиноголовой богини. Строительство осложнялось еще тем, что многие искусные камнетесы, скульпторы и рисовальщики погибли от смертельной болезни, пришлось вызывать архитекторов даже из соседних областей и из далекой Митании.
        Хапу продолжал на коленях взывать к пламенеющей гневной богине. Наконец он поднялся и подошел к царю:
        - Сегодня последняя ночь года - Сехмет наиболее неистовствует, именно сегодня богиня вычеркивает из списка живых тех, кто должен умереть в следующем году. Только сегодня мы можем спасти твоих сыновей.
        - Что нужно сделать?
        - Во-первых, молиться перед культовыми статуями, это дело я уже поручил моим жрецам, также я подготовил особые амулеты с заклинаниями, их нужно надеть на шею Тутмосу и Аменхотепу. Амулеты недолговечны, но они помогут твоим сыновьям продержаться сутки и не умереть этой ночью.
        - А потом?
        - Если помнишь, много лет назад сбылось твое тайное желание, - задумчиво ответил Хапу.
        - Конечно, помню, - кивнул фараон. - Ты хочешь, чтобы я опять вернулся к чудовищу и ответил на загадки?
        - Нет, дважды одному человеку это сделать невозможно. Ты уже сразился с монстром и победил чудовище, - покачал головой жрец.
        - Тогда Тутмос, мой сын, может снова это сделать и загадать желание.
        - Твой сын лежит в беспамятстве и кашляет кровью, везти его в пустыню невозможно, он умрет по дороге. И даже если мы довезем его туда - он не в том состоянии, чтобы разгадывать загадки. И притом ему только десять разливов Нила исполнилось, - заметил верховный жрец.
        - Мне было ненамного больше, когда я вступил в поход против Керме! Но ты прав, ни Тутмос, ни Аменхотеп не могут сейчас сражаться, но что же тогда делать?
        - Мы можем отправиться к чудищу, но только для того, чтобы взглянуть в Книгу Тота, там есть рецепт исцеления от любой болезни.
        - Хорошо, если это поможет, я готов! Вели седлать коней! - взгляд Аменхотепа метал молнии, но голос его был совершенно спокоен.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Плотно отобедав ухой и расстегаем с рыбой, Аристарх Венедиктович снова завалился спать, объяснив это тем, что нормально отдохнуть ему Глафира не дала.
        Глафире это было на руку, она, услыхав богатырский храп из спальни хозяина, быстро собралась и отправилась в гости к князю Оболенскому.
        Это ему, Аристарху Венедиктовичу, нужна была протекция для визита к уважаемому и богатому меценату, а Глафира - баба простая - без всяких волнений постучала в дворницкую.
        Дверь открыла высокая статная женщина с недовольным выражением лица:
        - Че нать? Че к благородным людям в двери ломишься?
        - Здрасти, - прочирикала Глаша и улыбнулась самой глупой улыбкой, на какую была способна. - Я по объявлению, - помахала она перед носом женщины газетой. Расчет Глафиры был прост: еще у Муратовой Дмитрий Аркадьевич жаловался, что недавно приехал из Москвы и все не может найти нормальную прислугу в дом.
        Открывшая дверь снова скривилась, как будто проглотила целый кислющий лимон.
        - А… в служанки метишь? Ну ладно! Бумаги с собой? Рекомендации от бывших хозяев есть?
        - Конечно, есть, все есть, - Глаша затрясла свернутыми в трубочку бумагами. Разумеется, они были пустыми, Глафира позаимствовали их в ящике стола господина Свистунова.
        Женщина внимательно оглядела Глафиру, оценивая ее внешний вид. Видимо, девушка ей понравилась, она поцокала языком, попросила Глашу повернуться, попрыгать на месте, а потом все-таки кивнула.
        - Ну ладно, заходи. Хозяин Дмитрий Аркадьевич любит хорошеньких, но не боись, - поспешила она успокоить опешившую от удивления Глашу. - Не боись, хозяин не злой, он не обидит, а если ты ему понравишься - то и подарок может преподнести.
        Глафира отрицательно замотала головой.
        - Нет, вы не поняли. Я горничной хочу устроиться, - залепетала она.
        - Нет, это ты не понимаешь, в какой дом можешь попасть. Ступай за мной, - женщина буквально втащила Глафиру за собой в просторную гостиную.
        Глаша пригладила волосы и решила разобраться на месте.
        На шум в комнату вошла пожилая женщина с идеально прямой спиной и идеально причесанными седыми волосами и сразу же с упреками налетела на новую знакомую Глаши.
        - Аксинья, ты где там копаешься? Я тебе поручила на стол накрывать, - замахнулась она сучковатой палкой.
        - Ой, Авдотья Ермолаевна, тут это… к вам… пришла… девушка работу ищет… - потупила взгляд Аксинья.
        - Девушка? Это ты, что ли? - придирчиво оглядела Глашу старуха.
        Глафира уверенно кивнула.
        - Как звать тебя?
        - Глафира. У меня бумаги есть. Сейчас, - Глаша полезла за пазуху.
        - Не нужны мне твои бумаги. Не это главное, - махнула рукой Авдотья. - Слушай сюда, Глафира, ответь мне сразу - чем можно отстирать винные пятна с сюртука шерстяного?
        Глаша не успела ответить, как старуха снова налетела на Аксинью.
        - А ты чего стоишь столбом, окаянная? А ну марш в столовую, девкам помогай. Лишних рук не хватает.
        Ту словно ветром сдуло.
        - А ты что молчишь? Не знаешь, так и скажи.
        - Почему не знаю? Знаю, - уверенно ответила Глаша. - Винные пятна хорошо убирает сок лимона.
        - Хм… Хорошо, а если нет лимона под рукой? - хитрый прищур старческих глаз.
        - Тогда солью потереть следует, соль всегда на кухне имеется, - Глаша лукаво улыбнулась.
        - Хорошо, чертовка. А сколько яиц следует добавить в классический рецепт кулебяки?
        Тут Глафира еле сдержалась, чтобы не рассмеяться - только сегодня утром она готовила классическую кулебяку и знала рецепт наизусть.
        - Не более трех яиц, а то тесто не поднимется, - смело ответила она.
        - Ну ладно, сойдет, - старуха наморщилась, придумывая новый каверзный вопрос. - А подскажи мне, голубушка, когда нужно для господ вещи прачкам относить? Как часто это нужно делать?
        Глафира снова сразу же ответила:
        - Всем служанкам известно, что прачки, по крайней мере у нас в Петербурхе, принимают вещи в начале месяца - с первого числа по пятое. То есть вещи господ через неделю можно нести.
        Старуха изобразила нечто похожее на улыбку и только собралась что-то спросить, но тут импровизированный экзамен прервал громкий шум: с лестницы в прихожую свалились двое мальчишек лет шести в белых сорочках, выглядывающих из просторных штанов. За ними по лестнице слетела разлохмаченная гувернантка, которая сквозь зубы ругалась по-французски на сорванцов.
        Глафира немного понимала французскую речь и опять еле удержалась от улыбки, увидев гримасы гувернантки, пытающейся поймать барчуков.
        - Егор Дмитриевич, Федор Дмитриевич, mes chers[4 - Mes chers - мои дорогие (перевод с французского).], - хватала их за руки гувернантка, - пойдемте в класс, plus vite, plus vite[5 - Рlus vite, plus vite - быстрее, быстрее (перевод с французского).], наш урок еще не закончен! Ну, Федор Дмитриевич, вы что делаете? - чуть не ревела она.
        Один из мальчишек демонстративно показал учительнице язык, а второй заканючил:
        - Мадам Изольда, мы устали, я есть хочу. Я пить хочу. Авдотья, порежь мне яблочко, - завопил он, увидев управляющую.
        - Конечно, Егор Дмитриевич, не извольте волноваться. Поднимайтесь в класс с Изольдой Жановной, сейчас вам все принесут.
        - И лимонад захвати, - заявил второй мальчишка.
        - Конечно-конечно, - служанка низко поклонилась.
        Изольда Жановна подхватила своих учеников с двух сторон и медленно и спокойно поднялась на второй этаж.
        Авдотья проводила процессию внимательным взглядом, а потом кивнула Глафире.
        - Слушай меня, если хочешь работу - вот тебе задание. Сходи на кухню к девушкам, попроси у них яблок и лимонада для барчуков. Скажи, тебя Авдотья послала. Яблоко почистишь и порежешь на восемь частей и отнесешь на второй этаж к Изольде Жановне. Вторая дверь от лестницы, там увидишь. Ты все поняла? Если все в точности выполнишь, подумаем над твоей кандидатурой.
        Глафира кивнула и отправилась на кухню за перекусом для барчуков.
        Египет. XIV век до н. э
        И вот, как и пятнадцать лет назад, по огнедышащей пустыне, подставляя лицо пыльному ветру, вместе со своими телохранителями и жрецом Хапу передвигался на белом скакуне фараон-Солнце Аменхотеп Великий.
        Сидя в седле, он вспоминал события минувших лет и в глубине души готовился к встрече с чудовищем. А может, ничего этого и не было? Может, все приснилось юному наследнику там, в пустыне, возможно, солнце напекло голову - вот и невиданный сфинкс, любящий загадки, предстал ему во сне?
        Но нет, а как же Керме? Ведь Ингез и его сторонники безропотно отступили, сдали город, все произошло так, как предсказал страж Книги Тота.
        Да и не мог Аменхотеп сам придумать такое чудовище, какого даже в самых страшных снах он никогда не видал! Да сфинкс чуть не съел юного царевича, и если бы он не отгадал загадку, то его кости давно бы растащили хищные звери и стервятники, его душа Ка никогда бы не нашла успокоения, он не был бы похоронен по всем правилам Египта - а для сына фараона это самое страшное наказание.
        Украдкой Аменхотеп посматривал на жреца Хапу, но нубиец выглядел совершенно спокойно, а ведь фараон обещал казнить жреца, если оба царевича завтра умрут от стрел Сехмет.
        Царевичи! При мысли о сыновьях сердце у фараона затрепетало. Несмотря на огромное количество детей, Аменхотеп очень любил своих сыновей, все раннее детство занимался ими. Откладывая государственные дела, сам учил мальчиков охотиться, стрелять из лука - а теперь боги хотят забрать их молодые жизни. Неужели Амон действительно наказывает фараона за то, что тот решил возвыситься над верховным богом, предать все устои и правила государства?
        Аменхотеп глубоко вздохнул. Неужели из-за его глупой гордыни погибнут его дети? Неужели ничего нельзя изменить? Хоть бы один из мальчиков выжил! Ведь фараон уже не молод, ему нужен наследник, ведь жизнь царей так быстротечна, настоящая болезнь показала это.
        Аменхотеп про себя обратился с мольбой к Амону-Ра: пусть пощадит сыновей, тогда он построит Амону еще множество великолепнейших храмов.
        Решено - он создаст величественные храмы, самые высокие статуи, отдаст жрецам огромные богатства, но лишь для того, чтобы хоть один сын выжил в этой страшной эпидемии.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        На кухне, увидев Глафиру, Аксинья снова скривилась, как от зубной боли.
        «Неужели она всегда всем недовольна? - размышляла горничная сыщика. - Или она улыбаться не умеет?»
        - Что, взяла тебя на работу ведьма старая? - понизила голос Аксинья.
        - Это ты про кого?
        - Ты поняла, про кого, - хмыкнула Аксинья. - Здесь чаво надо?
        - Авдотья Ермолаевна послала меня отнести угощение для Егора и Федора Дмитриевичей - они просят яблок и лимонада, - спокойно ответила Глафира.
        - А, все еще проверяет? Ну-ну! - нечто похожее на ухмылку появилось на лице служанки. - Вот, пожалуйста! - кивнула она на стол, в вазе лежали сочные румяные яблоки. Рядом стоял кувшин с лимонадом.
        Глаша взяла три яблока, налила в стаканы напиток.
        - А поднос?
        Аксинья сделала вид, что не слышит ее.
        - Понятно, - Глаша обернулась по сторонам в поисках подноса. Не найдя искомое, она положила яблоки на большое блюдо.
        - А нож, чтобы порезать?
        Аксинья снова прикинулась глухонемой, другие девушки на кухне тоже помогать не собирались.
        Глаша пожала плечами и вытащила из голенища сапога перочинный ножик, которым в два счета порезала и почистила фрукты.
        У Аксиньи глаза на лоб полезли, когда она увидела нож.
        - А ну, заполошная, отдай его живо! Не пущу тебя к ребятам барским с оружием! - запричитала она. - Закричу, мужики наши живо тебя отделают, если не отдашь!
        - Отдам, не ори! - Глафира пожала плечами и спокойно воткнула нож в деревянную столешницу. - Потом заберу, он мне еще нужен.
        Аксинья только хмыкнула.
        - С ножом нельзя в барские покои, ты не знала разве? Вот, Дунькин жених, - кивнула она на молчаливую блондинку, готовившую тесто, - кучер Архипка, как-то так сильно ножом порезался, что даже бегал к дохтуру Поликарпу Андреичу, ему он руку зашивал. Вот как бывает!
        - Это тот кучер Архип, которого убили? В мумию превратили? - удивилась Глафира.
        - Тот, тот, только не ори про него сильно, Дунька до сих пор переживает. Хороший мужик был, но этот нехристь укокошил его, вот етот, из Ехипту который прикатил.
        - Асхаб?
        - Точно, я забыла, как нехристя того звать, - Аксинья перекрестилась. - Но потому ножа с тобой к детям не дам, потом заберешь.
        Глаша кивнула.
        - А хозяин ваш Дмитрий Аркадьевич сегодня дома? - поинтересовалась она, раскладывая на блюде кусочки яблок.
        - А тебе зачем, заполошная? - Аксинья подняла брови.
        - К нему в гости, что ли, пришла? К князю? - засмеялась толстая чернобровая кухарка, резавшая мясо на столе.
        Другие девушки поддержали смех.
        - Когда хозяин захочет, сам тебя позовет, ни одну из нас не пропускал, - понизив голос, призналась рыженькая востроносая девушка.
        - А тебе, Фекла, только бы сплетничать, - осадила товарку Аксинья.
        - А ты не злись, я новенькую подготавливаю, чтобы знала, куда попала, - тряхнула рыжей косой девушка.
        - И куда же? - Глаша сделала наивные глаза.
        - А тебе не нужно торопиться разве? Разве барчуки не ждут тебя? - снова скривилась Аксинья.
        - Да, конечно, я просто подумала, может, лимонад и барину отнести нужно? Может, он пить захотел? - принялась оправдываться Глафира.
        - Захотел, но не пить, - снова хмыкнула Фекла. - Хозяин с утра со своей кралей заперся в кабинете, не до лимонада им.
        - Ой, а дамочка сегодня так плохо выглядит, только кожа до кости, прискакала вся бледная, трясется. Не знаю, о чем речь, но явно не любовное свидание. В таком виде только в гроб кладут, - рассказала с придыханием курносая Дуня, раскатывающая тесто.
        - Чего стоишь, сплетни слушаешь? Место не нужно? Работать не хочешь? Барчуки ждать не будут, сейчас Авдотье пожалуются, и ты вылетишь отсюда, не успев устроиться, - погрозила Глаше пальцем Аксинья. - А вы работайте, тоже раскалякались, а то сейчас Авдотью позову.
        Авдотью в доме боялись, потому все замолчали и сосредоточились на работе, а Глафира, подхватив блюдо с яблоками, направилась к лестнице на второй этаж.
        Египет. XIV век до н. э
        Наконец показался высокий холм, у подножия которого было решено остановиться.
        Хапу, как и в прошлый раз, подстелил фараону свой плащ, посоветовал готовиться ко сну.
        - О мой господин, о божественный, о великий! Разреши мне самому встретиться со стражем Книги Тота, - поклонился нубиец. - Я не хочу подвергать твою жизнь опасности, я сделаю все, что в моих силах, чтобы добыть Книгу Тота, я обещаю тебе, о Солнцеликий, - склонился к ногам властелина жрец.
        Аменхотеп задумался. Можно ли отпустить Хапу одного в лапы чудовища? И стоит ли рискнуть своей жизнью и своей вечностью?
        - Ты сможешь, Хапу, спасти моих детей? - тихо и проникновенно спросил царь.
        - Я сделаю все, что в моих силах! - повторил жрец и поклонился.
        - Хапу, пожалуйста, спаси их! Я тебя озолочу, дам все, что захочешь! Золотом и серебром осыплю, - прошептал Аменхотеп.
        - Не беспокойся, о великий! Я знаю, что Сехмет мне поможет в этом деле. Я все сделаю.
        Хапу опустился ниц, целуя сандалии фараона.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира тихонечко поднялась по дубовой лестнице на второй этаж; на стук во вторую дверь справа выглянула гувернантка Изольда Жановна.
        Глаша поклонилась и протянула воспитательнице блюдо с фруктами.
        - Мерси буку, - улыбнулась Изольда и, схватив угощение, скрылась в кабинете, из которого послышались шум и детские крики. - Ах, сорванцы какие! - успела произнести гувернантка.
        Но Глафира ее не слушала, она на цыпочках отправилась дальше по коридору, прислушиваясь к каждому звуку, раздававшемуся из-за двери. Конечно, Глаша очень рисковала, она в любой момент могла нарваться на любую служанку или на ту же Авдотью, которая могла поинтересоваться куда-то запропастившейся новой горничной. Но в другой раз попасть в дом к князю Оболенскому Глаша не сможет, потому было бы грешно не воспользоваться шансом. Еще девушку взволновал визит к князю некой «крали», как выразились девушки на кухне, и Глаше хотелось узнать, кто это такая. Она прекрасно знала, сколько полезной информации можно получить от слуг на кухне.
        Утолить любопытство пришлось очень скоро. Глаша только успела прижаться к стене и прикинуться невидимкой, как дверь в конце коридора открылась и оттуда в слезах выскочила женщина. Но разглядеть ее лицо оказалось невозможно: на незнакомке был темный плащ, почти полностью скрывающий фигуру, к тому же женщина прикладывала к глазам шелковый платочек и шумно вытирала катившиеся по щекам слезы.
        Вслед за ней из комнаты выбежал и сам князь Дмитрий Аркадьевич, который тихонько поглаживал гостью по плечам и успокаивающе произносил:
        - Ну же, голубушка, не расстраивайтесь вы так! Ну что вы, в самом деле! Я сейчас никак не могу вам помочь в вашей просьбе! Но не убивайтесь вы так!
        Незнакомка снова затряслась от рыданий.
        - Вы же сами говорили, что скоро этот вопрос решится! Нужно только чуток подождать! - успокаивал князь, пока они спешили к лестнице.
        Пройти они непременно должны были мимо затихшей на месте Глафиры, потому служанка юркнула в темную комнату и сквозь приоткрытую щелку наблюдала за странной парочкой.
        Следующие слова князя заставили Глашу напрячься.
        - И еще - про это фиванское проклятие. Не надо никому про это рассказывать, дорогуша! Пусть это будет нашей общей тайной, - Дмитрий Аркадьевич поцеловал длинные холеные пальцы дамы, а Глаша увидела, как на безымянном пальце сверкнул перстень с большим красным камнем.
        Незнакомка что-то тихо промямлила в ответ и вместе с хозяином дома прошла к дубовой лестнице.
        Глафира еще раз навострила ушки, но больше ничего путного не разобрала, так как парочка уже ушла дальше. Только горничная хотела открыть дверь и выйти в коридор, как позади себя услышала выразительный кашель, и в тишине прозвучал важный вопрос:
        - Кто вы такая и что делаете в моей комнате?
        Глаша в ужасе оглянулась.
        Египет. XIV век до н. э
        Фараон-Солнце Аменхотеп Великий был уверен, что этой знаменательной ночью, последней ночью уходящего года, когда пламенеющая Сехмет отмечает в своем списке жертв, которые умрут в следующем году, он не уснет, не сможет даже прикрыть глаза. Ведь его близкий сановник верховный жрец Хапу сам вызвался на поединок с чудовищем. Нет, Аменхотеп не может это пропустить, но все случилось по-другому.
        Едва фараон присел на еще теплый песок у подножия холма, как непонятная усталость охватила все его члены, он не мог пошевелить и пальцем. Только на долю секунды Аменхотеп прикрыл глаза, как упал в глубокий беспробудный сон.
        Во сне ему явилась сама Сехмет.
        Гневная богиня громко смеялась и по-львиному рычала на царя, потом принялась грозить ему красивым женским пальцем с длинным когтем.
        Сехмет обернулась в настоящую львицу, которая медленно и необратимо приближалась к царю; вот уже так близок яростный взгляд богини, с львиной пасти стекает слюна. Еще секунда, и Сехмет растерзает фараона, спасения нет, Аменхотеп застонал, закрыл лицо руками, но тут явственно услышал тихий умоляющий стон у своих сандалий и сразу же проснулся…
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира оглянулась, с трудом заставив себя не закричать от ужаса. Она была уверена, что находится одна в темной комнате, а оказывается, вторглась в чьи-то апартаменты, и теперь ее разоблачили и точно с позором выгонят из особняка князя.
        Глаша увидела посреди комнаты огромную кровать, прикрытую атласными простынями, на которой восседала худая темноволосая женщина с темными кругами под глазами. Все окна, несмотря на белый день, были занавешены портьерами, и потому женщина долго моргала, вглядываясь в яркую створку двери, которую приоткрыла Глафира.
        - Сударыня, кто вы такая? И что вам нужно в моей комнате? - еще раз повторила женщина, зажигая свечу.
        Кричать и звать на помощь, она, вероятно, не собиралась. Несмотря на болезненную худобу и всклокоченные неприбранные волосы, она выглядела вполне адекватно, потому Глафира чинно поклонилась и нацепила на лицо самую любезную улыбку.
        - Барыня, добрый день, меня Авдотья Ермолаевна к вам послала - спросить, не желаете ли чего, - на ходу принялась придумывать горничная.
        - Авдотья - ведьма старая! От нее точно ничего не желаю. А ты новенькая, что ли? - женщина с удовольствием зевнула. - Тоже будешь за мной шпионить и муженьку моему все докладывать?
        Глафира отрицательно замотала головой.
        - Не верю я вам всем, - снова зевнула женщина. - Раз уж пришла, портьеры открой и помоги мне одеться и умыться, - приказала она.
        Глаша кивнула и принялась открывать окна.
        При свете дня барыня выглядела еще бледнее и болезненнее, ее кожа отдавала зеленым цветом, волосы висели спутанными прядями, а черты лица мертвенно обострились.
        Глаша прикусила губу, чтобы не ойкнуть от внешнего вида новой хозяйки, более всего похожей на покойницу, но затем старательно налила воды из кувшина, помогла барыне умыться, а та продолжала отдавать приказания:
        - Платье мне бордовое достань из шкафа, волосы заколи наверх. Да, вот так, вот здесь заколи.
        Барыня разглядывала себя в зеркале. Прическа женщине необычайно шла, но болезненный вид и бледная кожа никуда не делись. Барыня запустила в аксессуар домашнюю туфельку и с рыданьями упала на кровать.
        - Вам очень идет, - сделала комплимент Глафира, но барыня взглянула на себя с гримасой отчаяния.
        - Вы все врете. Я это знаю, я все знаю. Муж меня в лечебницу хочет упрятать! И кому я такая красивая там нужна! Я не дамся, я не дамся. Никому не дамся, - рыдала женщина, размазывая слезы по щекам.
        Глафира топталась рядом, не зная, что предпринять.
        - Барыня, может, вы чего-то хотите? Принести вам завтрак? - подала горничная голос. Она прекрасно знала на примере Аристарха Венедиктовича, что все проблемы решались стопкой вкуснейших блинов со сметаной. Но не в этом случае, барыня рыдала на кровати, закрывая вполне красивое лицо руками.
        - Может, за доктором послать? - наблюдая истерику новой хозяйки, осведомилась Глафира.
        - За доктором? - расхохоталась барыня, ставшая похожей на злую ведьму из сказки. - За этим олухом Лосевым? Он меня опять примется пиявками лечить или накажет ледяные ванны принимать, а они у меня вот где! - провела она рукой по горлу.
        - А что делать-то? - растерялась Глафира.
        - Тебя звать как? - уже уверенным тоном спросила женщина.
        - Глаша, - поклонилась девушка.
        - Слушай, Глаша, беги из этого дома, как можно быстрее беги, - прошептала ей на ухо барыня. - Тебя здесь тоже замучают, как и меня. А мне тошно тут, тошно! - закричала женщина. - Ты понимаешь?
        - У вас что-то болит?
        - Душа у меня болит, мне скучно, тошно! Муж на меня внимания не обращает, сыновей отдали нянькам, воспитателям, подруг у меня нет, родителям я не нужна. А я с утра и до поздней ночи страдаю! - вытерев слезы, объяснила новая подруга.
        Глафира неуверенно кивнула, она уже слышала про подобный модный недуг под названием «меланхолия».
        - Доктора мне помочь не могут, от их дурацких процедур мне только хуже становится, - покачала всклокоченной головой барыня. - Дмитрий Аркадьевич рвется меня в лечебницу упрятать, эта Авдотья, ведьма старая, за мной шпионит все время, хозяину докладывает, а мне что делать? С таким присмотром ни друга любовного не завести, ни заняться ничем не могу. Мне тошно!
        - Извините, барыня… - начала Глаша.
        - Называй меня Дарья Степановна, - представилась больная.
        - Извините, Дарья Степановна, я хочу вам помочь.
        - Мне ничем не поможешь, мне только, наверное, умереть осталось! - Дарья снова улеглась на кровать, по щекам потекли слезы.
        Глаша молча разглядывала странную барыню. Ей стало жаль эту молодую и красивую женщину, которая от безделья уже сходит с ума.
        - Барыня… Дарья Степановна, на улице такая погода хорошая, может быть, вы хотите выйти погулять? - предложила Глафира.
        - Нет! Я ничего не хочу! НИ-ЧЕ-ГО! - в глазах женщины зажегся яркий огонь гнева.
        Глаша почесала в затылке, но отступать, когда она не смогла помочь человеку в беде, горничная не привыкла. Она попыталась зайти с другой стороны.
        - Хорошо, а скажите мне, Дарья Степановна, чем вы целый день занимаетесь?
        - Чем? Да ничем особо, - печально вздохнула барыня. - К управлению домом меня не допускают, якобы беспокоятся о моем слабом здоровье. А здоровье потому и слабое, что мне тошно и скучно. Я сижу тут в комнате целыми днями, скучаю. Ко мне в последнее время, кроме доктора Поликарпа Андреевича, редко кто заходит. Да и он приходит и начинает меня мучить - пиявками своими противными, а тут вот начал мне какие-то ужасы про египтян рассказывать, про мумии всякие, начитался где-то такой жути. Но отказать нельзя, он наш семейный врач - мой папенька еще хорошо знал батюшку Лосева, правда, тогда фамилия у него была другая - английская, у него самого были психические болезни. И он сам был малость того, но не важно. Так вот, я сижу у окна, скучаю, думаю обо всем, фантазирую. Знаешь, Глаша, мне очень нравится фантазировать, придумывать разные интересные истории. Это отвлекает меня от моего недуга, - задумчиво произнесла Дарья Степановна.
        - А вы не хотели бы сходить в театр или в оперу? В столицу, чай, переехали, а не в глуши какой-то прозябаете, - посоветовала Глафира.
        - Ах, еще в первые годы брака Дмитрий Аркадьевич водил меня на оперу, мы выбирались на балы, но это так давно было, - женщина вздохнула. - А потом супруг ко мне охладел, нашел новую подругу, затем еще одну, а теперь мы можем месяцами не сталкиваться в этом огромном чужом доме.
        - Да, я сегодня тоже видела, как к вашему мужу приходила молодая женщина в темном плаще, - направила разговор в нужное русло Глафира.
        - Ах, эта, - кивнула Дарья Степановна. - Да, про нее мне Авдотья рассказывала, но я сама ее никогда не видела. Только знаю - слуги растрепали, в нашем доме ничего не укроется, что она часто у Дмитрия Аркадьевича денег просит, якобы в долг, но отдавать и не собирается. Но ей невдомек, что мой супруг очень прижимист и скуповат и деньги давать в долг не любит.
        - То есть вы не знаете, кто эта особа?
        - Не знаю, да мне это и неинтересно, я сама придумываю такие любовные приключения в своих фантазиях, что про подруг моего супруга я ничего не хочу узнавать, - Дарья снова уставилась в окно.
        Неожиданно к Глафире пришла идея:
        - Подскажите, барыня, а вы не пробовали записывать свои фантазии, свои придуманные истории на бумаге? Это бы вас развлекло.
        Дарья Оболенская взглянула на Глафиру с таким изумлением, как будто бы увидела на ней выросшие рога.
        - Что ты сказала? Записать мои истории? - такое простое решение даже не приходило ей в голову. - Но это же… Это же… - Дарья хлопала ртом от удивления. - Это же…
        Глафира прикрыла глаза, опасаясь гнева барыни: сейчас как запустит в нее второй туфлей или даже зеркалом.
        Но барыня замолчала, задумалась, а потом громко завопила:
        - Это же великолепно! Восхитительно! А ну, Глашка, тащи быстрее мне бумаги чистой, чернильницу, свечи, я писать буду!
        Она подпрыгнула с кровати и принялась ходить по комнате, размышляя на ходу:
        - Да, точно, сначала напишу, как Лизавета… а потом ее родители… а рыцарь Феликс пусть будет рыжим… Да-да, рыжим! Или не стоит? Рыжий любовник - это перебор, как ты считаешь? - обратилась она к Глафире.
        А Глаша засмотрелась на барыню: от меланхолии и сплина не осталось и следа. Спина выпрямилась, на щеках появился румянец, глаза горели любознательным огнем.
        - Неси, Глашка, быстро неси бумагу, пока у меня мысль не потерялась.
        - Да, конечно, - разулыбалась Глаша, ей удалось помочь несчастному человеку. - Я все принесу, только это…
        - Ну что еще? - капризно наморщилась Дарья Степановна.
        - Для начала вам стоит позавтракать, а то сил не будет для творчества. Вы же любовный роман будете писать, а для этого много сил нужно.
        - Да, ты права… точно, любовный роман, но пусть там будут и убийства… Да-да, Лизавета так любит Феликса, что не может простить ему измены, и тогда… пистолет… надо узнать, какие сейчас пистолеты… А что еще? Почему не принесла чернил?
        - Что там с завтраком?
        - Завтрак обязательно, я действительно что-то проголодалась, скажи Авдотье, чтобы завтрак подали мне в комнату, и побольше! - Дарья Степановна лукаво подмигнула горничной и снова принялась придумывать сюжет для своей книги.
        Египет. XIV век до н. э
        Аменхотеп прислушался: действительно кто-то стонет.
        Фараон вскочил на ноги и увидел дряхлого нищего старика, покрытого язвами и струпьями, который копошился у ног царя, с мольбой протягивая к нему руки.
        С отвращением Аменхотеп вздрогнул и только хотел крикнуть воинам, чтобы те немедленно покарали нечестивца, как вдруг взглянул в глаза бродяге и чуть не вскрикнул от удивления.
        С ужасом в этом вонючем и грязном старике Аменхотеп узнал темнокожего красавца жреца Хапу, это был он, несомненно, но, казалось, с последней их встречи прошла не одна ночь, а как минимум более десяти лет. И провел эти годы, как видно, Хапу в ужасных условиях, в рабстве, терпя голод, холод и неизлечимые болезни.
        - О мой господин, пощади, это действительно я! - застонал жрец.
        - Хапу?! Как такое может быть? - ужаснулся царь. - Что с тобой? Ты болен? - Аменхотеп боялся приблизиться к старику, боялся заразиться от него неведомой хворью.
        - Я обещал тебе, мой властелин, что сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти твоих сыновей… - Хапу закашлялся кровью. - Я все сделал, как обещал, - голос его звучал тихо. - А теперь, мой господин, и ты мне пообещай…
        - Что? - Аменхотеп вскочил на ноги. - Мои дети выживут? Мои сыновья выздоровеют? Ты уверен? Сфинкс обещал тебе? Ты победил его?
        - По крайней мере, один сын у тебя точно будет жить. Я пожертвовал своей жизнью, своим здоровьем ради будущего фараона, - жуткие судороги снова сотрясли старика.
        - Если так, то, Хапу, я все сделаю, как ты просишь, - коротко кивнул царь.
        - Сначала поклянись именем Сехмет, что меня похоронят по всем канонам Египта, что мне сделают хорошую гробницу, что моя душа Ка обретет спокойствие в чертогах Осириса, - холодной рукой Хапу вцепился в подол одеяния царя.
        - Я обещаю тебе выстроить самую лучшую гробницу, - согласился фараон.
        - И еще, я умираю, и я не успел передать знания о Книге Тота своему преемнику. Эта книга не должна достаться непосвященным, она обладает бесценными знаниями. Пусть в моей гробнице будет ключ к тайнику с Книгой Тота, но найти путь к сокровищу удастся только самому достойному, - старик собрался с силами и продолжил: - И еще, царь, научи своего выжившего сына чтить всех богов, а особенно бога Солнца. Поклянись, что бог Солнца будет главным в Египте. И храни тайну Книги Тота… - договорить Хапу не успел, его рука безвольно упала, а глаза закрылись навсегда.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        С чувством выполненного долга Глафира спустилась с лестницы и лицом к лицу столкнулась с управляющей Адвотьей. Та хмурилась, злилась и с гневом смотрела, как медленно Глаша приближается к ней.
        - А где ты, голуба моя, прохлаждалась все это время? Тебе чего сказали - дитяткам фруктов отнесть, а ты где болтаешься? От работы отлыниваешь? Тогда иди давай отседа! Не нужны мне такие лентяйки! - закричала старая ведьма на оторопевшую Глафиру.
        - Я не прохлаждалась, меня Дарья Степановна позвала помочь ей умыться, одеться. Она еще попросила ей завтрак принести, и побольше приказала, - спокойно ответила Глафира.
        При этих словах Авдотья громко расхохоталась:
        - Дарья Степановна завтрак попросила? Да неужели? Вот ты горазда врать, не только лентяйка, но и обманщица. Барыня наша серьезно болеет, не ест ничего уже больше недели, целый день в комнате лежит, а ты тут напраслину возводишь! Ух, я тебя! - замахнулась сучковатой палкой Авдотья.
        Глафира не успела даже прикрыться руками, как увидела, что на верхней площадке лестницы появилась барыня Дарья Оболенская. Она громко закричала, так, что ей удалось переорать саму Ермолаевну:
        - Авдотья, это что за фокусы! Я долго еще буду свой завтрак ждать?! И почему мою горничную ты палкой охаживаешь?! Она мои приказания выполняет!
        Дарья Степановна была хороша в гневе, глаза ее метали молнии.
        Авдотья от удивления открыла рот и принялась мелко креститься:
        - Дарья Степановна, да как же вы… Да мы думали, вы при смерти…
        - А раз при смерти, то и кормить меня не надо? - снова закричала на нее барыня. - А ну, завтрак неси, и быстрее! А еще бумаги мне чистой, много бумаги, чернил дай!
        Адвотья Ермолаевна, не переставая креститься, отправилась на кухню за завтраком.
        Барыня подмигнула оторопевшей Глаше.
        На шум выбежал из кабинета князь Оболенский.
        - Это что еще за шум такой… - но договорить он не успел, с удивлением уставился на свою женушку, которую считал находящейся одной ногой в могиле.
        Посвежевшая, стильно причесанная и выражавшая такой неприкрытый интерес к жизни и действительности, что Дмитрий Аркадьевич был поражен.
        - Даша? Это ты?.. Но как?.. - шептал он. - Я же… Так доктор Лосев…
        - Дурак твой Лосев и душегубец! - ворчливо ответила барыня.
        Открылась дверь учительского класса, и с криками «Мамочка!», «Мамочка выздоровела!» к Дарье подскочили ее сыновья.
        Барыня счастливо улыбнулась и тепло обняла детей.
        Под шумок Глафира решила покинуть столь гостеприимный дом.
        Египет. XIV век до н. э
        Путь обратно в Фивы через огнедышащую пустыню прошел в полной тишине. Воины несли тело Хапу, жрец перед смертью поклялся, что ему удалось спасти детей фараона, но Аменхотеп все равно был неспокоен, он с надеждой и нетерпением всматривался в линию горизонта. Когда же покажется храм Дома Скорби Имхотепа, где, может быть, в этот самый момент умирают его дети?
        Каждый пройденный шаг отдавался болью в душе фараона. Злые беспокойные мысли терзали его душу. А вдруг Хапу не удалось победить чудовище? А вдруг сфинкс обманул? А если его сыновья погибли, то кто же будет наследовать трон? Старшая дочь Ситамон, любимая супруга царская Тийя? Кто же будет править Египтом после смерти Аменхотепа? И можно ли доверить царство в зените своего великолепия и могущества кому-то недостойному? Не породит ли это волнения во дворце?
        Аменхотеп снова нахмурился.
        Даже если сейчас родить нового сына с новой женой, то когда еще он подрастет и возмужает, а доверить трон младенцу - еще хуже, чем дочерям. И будет ли новый младенец мужского пола, тоже только боги знают.
        Аменхотеп тяжело вздохнул.
        Фараон вспомнил слова мертвого жреца - Хапу просил, чтобы выживший наследник престола поклонялся богу Солнца и сделал того главным в пантеоне богов. Аменхотеп, щурив глаза, всмотрелся в гневное светило. Бог Ра в солнечной колеснице, как и тысячи лет назад, как и будет еще тысячи лет в дальнейшем, проплывал по ясному небу.
        Если так угодно богам, если этим удастся умилостивить Сехмет - то Аменхотеп готов на все. Пусть только сын выживет - тогда бог Солнца будет главным в Египте на веки вечные. А уж он позаботится об этом.
        Аменхотеп, глядя на небо, дал зарок богам.
        Но вот уже и стены храма Имхотепа показались на краю города.
        У богато украшенных иероглифами ворот лежали сотни больных и немощных. Кто-то приходил или приползал к храму сам, кого-то привозили родственники, пытающиеся за украшения и благовония поручить больного жрецам.
        Но в Фивах болели тысячи, на всех не хватало ни молитв, ни сил, ни здоровья у самих жрецов.
        Разогнав увечных палками, воины царя помогли вступить в храм своему господину.
        В страхе Аменхотеп вошел под стены обители, навстречу выскочил главный жрец Имхотепа Несер-Амин. Увидев царя, он мелко затрясся и упал на пол, не смея поднять головы.
        Но царю было не до придворного этикета. Он подскочил к жрецу, поднял его и затряс в воздухе:
        - Как мои дети? Как мои сыновья? Говори, потомок ослицы! Говори, я приказываю!
        - О мой господин! Прости меня, мой господин! Мы сделали все, что могли! - в слезах обратился к царю жрец. - Пусть Осирис будет милостив! Мы не смогли спасти…
        Сердце Аменхотепа чуть не окаменело от боли. Все было напрасно.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        В меблированных комнатах на Мойке Глафиру ждал неприятный сюрприз - настоящий хозяин Аристарх Венедиктович давно проснулся, а теперь сердито гневался на отсутствующую горничную.
        - А, голуба моя, вернулась наконец! - кинулся он к девушке, сердито вздернув насупившиеся брови.
        Глаша даже глаза прикрыла и головой замотала, пытаясь сбросить наваждение. Именно такими же словами буквально полчаса назад на нее гневалась Авдотья Ермолаевна, управляющая князя Оболенского. А теперь - снова-здорово - и тут хозяин чем-то недоволен.
        - Пока ты гуляешь где-то, я голодный должен сидеть?! - капризно надул губы Свистунов. - Это что ж такое делается? Ты прекрасно знаешь, что для плодотворной детективной работы мне требуется усиленное питание.
        - Так ведь на столе же кулебяку я оставила, теплую еще, - попыталась оправдаться девушка.
        - Оставила? Я не видел, ничего не видел, - замотал головой сыщик. - И почему я САМ должен еду искать, я вообще не знаю, где на кухне вилки, тарелки. Что ты еще, прикажешь мне САМОМУ на стол накрывать?!
        Глафира решила не вступать в полемику с голодным сыщиком, это бесполезно. Он действительно на кухне в своем доме был не в состоянии найти вилку и ложку.
        Глаша глубоко вздохнула и отправилась накрывать на стол.
        Вслед ей неслись философские сентенции Аристарха Венедиктовича:
        - И вообще, кухня - это женское место, место женской силы - как сейчас модно считать. Я на твое место, на кухню, не лезу, и ты в мои детективные расследования не лезь! Не бабское это дело!
        - Ну да, конечно, - сквозь зубы проворчала Глаша, разрезая кулебяку на равные куски. Тут она вспомнила, что оставила свой личный ножик, который не раз спасал ее в разных сложных ситуациях, на кухне у князя Оболенского.
        Надо обязательно за ним вернуться, но не сегодня и не сейчас.
        Наконец-то усевшись за стол и вонзившись зубами в теплую мягкую кулебяку, Аристарх Венедиктович немного подобрел и уже не так воинственно осведомился у служанки, где она столько времени пропадала.
        - Только не говори мне, что в доки бегала - про «Надежду» узнавать.
        - Нет, не в доки. Про «Надежду» я уже все, что смогла, узнала. Она затонула несколько лет назад, а в тот рейс, когда на корабле привезли в Санкт-Петербург фиванских сфинксов, с экипажем что-то случилось.
        - Ой, что с этими моряками могло случиться? Перепились, наверное, а потом баек в порту навыдумывали, - облизывая крошки с пальцев, предположил Аристарх Венедиктович.
        - Да нет, на моряцкие байки не похоже. Говорят, что вся команда «Надежды» с того рейса погибла, причем они все друг дружку перерезали, - спокойно ответила Глафира, наливая Свистунову травяной сбор.
        - Что? Неужели никто не выжил? - удивился сыщик. - Ведь команда человек тридцать-сорок должна быть.
        - Опять же, по слухам, выжил только один какой-то ученый, который как раз и отвечал за перевозку сфинксов. Но где он сейчас и как его зовут, узнать не получилось, - Глаша присела на краешек стула.
        - Не получилось, не смогла, нет информации. Эх, Глафира, ты меня расстраиваешь! Плохая работа! - снова нахмурился Свистунов.
        Глаша молчала, разглядывая узор на ковре в столовой.
        - Как же я найду эти бородки, если корабль утоп, а вся команда упилась и самоубилась? А? Как, я тебя спрашиваю? - Аристарх Венедиктович встал и принялся ходить по комнате. - Фамилию ученого ты не знаешь, где бородки, ты не представляешь, кто убил кучера Архипа и превратил его в мумию - тоже нет информации. А я, голуба моя, уже взял аванс за расследование - а Глафира моя ничего сделать не может! - Свистунов принялся топать ногами.
        - Но вы сами просили меня не лезть в расследование! - попыталась оправдаться горничная.
        - А ты не лезь, а помогай - это разные вещи. Ничего нельзя тебе поручить! Одним словом, бабы! - с этими словами, захватив с собой в комнату тарелку сладкого пирога, Аристарх Венедиктович скрылся.
        Глафира снова вздохнула и принялась мыть посуду. Сегодня был очень тяжелый день - на нее все время все кричали и гневались.
        За мытьем посуды, занятием весьма нудным и неприятным, Глафира в тишине и спокойствии могла подумать над расследованием.
        Но ей снова помешал хозяин, он предстал перед служанкой с журналом в руках.
        - Вот, Глашка, снова ты чепухой на кухне занимаешься, - Аристарх Венедиктович кивнул на таз, полный мыльной воды. - А я, между прочим, научные журналы читаю, просвещаюсь, - он потряс перед девушкой брошюрой.
        Глафира пожала плечами, продолжая намыливать тарелки.
        - Вот, я искал информацию про «Надежду» с этими сфынксами, и вот, оказывается, недавно, в тысяча восемьсот пятьдесят шестом году, приняли русский алфавит азбуки Морзе, а ты про нее, небось, не слыхала? - ухмыльнулся сыщик.
        - Какой азбуки? - Глаша смахнула прядь волос со лба.
        - Какой-какой? Такой! МОРЗЕ! Вот, полюбуйся! На кораблях, оказывается, можно особыми стуками информацию передавать. Это же достижение какое, научный прогресс, - Аристарх Венедиктович был весьма увлечен научными совершенствованиями. - Представь себе, Глашка, это особый алфавит, особая система кодирования. Это великолепно!
        Глаза сыщика зажглись ярким огнем.
        - А ты все в грязи копаешься, когда даже моряки морзянку знают. Все, вот тебе журнал - сиди, просвещайся. Почитай новости - потом мне перескажешь, а то у такого гениального выдающегося сыщика не может быть невежественной прислуги, - Свистунов швырнул журнал на обеденный стол. - Я приду проверю.
        Глафира снова пожала плечами: ей было не до новостей в области науки, она всерьез размышляла над египетскими проклятиями, которые принадлежали области, скорее, эзотерической, чем научной.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        На следующее утро Глафира, немного обидевшись на вчерашние слова хозяина о своем невежестве, с самого утра отправилась на Английскую набережную - еще раз внимательно рассмотреть фиванских сфинксов. Горничная чувствовала, что разгадка преступления кроется здесь - в темном прищуре глаз египетских чудовищ, но как это связано с действиями Расчленителя и кто же убивает и калечит невинных девушек, понять не могла.
        Пока она долго и внимательно разглядывала левого сфинкса, который сегодня вел себя вполне привычно и никаких странных знаков и выражений не показывал, за спиной Глафиры раздалось вежливое покашливание. Она обернулась и увидела Якова Менжинского; у художника за спиной находился мольберт, а сам он, немного смутившись, что его снова застали на набережной, чинно поклонился Глаше.
        - Добрый день, сударыня. Вы что здесь делаете? Прогуливаетесь? Так рано? - Глаша неопределенно кивнула и отвела взгляд от стража Аменхотепа Третьего.
        - Да, знаете, погода хорошая, вот решила перед завтраком моцион провести, - пожала она плечами. - Я в кондитерскую собираюсь.
        - Места здесь стали неспокойные, негоже молодым девушкам без сопровождения гулять, - покачал головой художник. - Неужели вы про Расчленителя не слыхали?
        - Слыхала, конечно. Только вот намедни в газете писали, что поймали душегубца - и это оказался наш с вами знакомец - Асхаб Аф-Аффанди, который был на приеме у княгини Эллен Муратовой, - спокойно ответила Глаша.
        Яков Константинович нахмурился, принялся устанавливать мольберт и доставать кисти и краски.
        - Ой, барышня, не верю я, что это Асхаб всех поубивал, не похож он на убийцу.
        - А полковник Филин считает, что очень даже похож, - Глаша прощупывала почву, пытаясь подвести живописца к интересующей ее теме. - И похоже, что после его ареста на девушек нападать перестали.
        - На девушек-то перестали, а вот за конюхов принялись, - уточнил Менжинский.
        Он уже достал художественные инструменты и принялся делать наброски статуи.
        - А можно полюбопытствовать, что вы рисуете? - Глаша подошла посмотреть.
        - Я не рисую, а пишу, - сквозь зубы недовольно заметил Яков. - И вы же сами прекрасно видите, что я делаю. Пытаюсь запечатлеть левого сфинкса.
        - Неужели того самого, у которого выражение морды меняется? - ахнула горничная. - Вы пытаетесь поймать этот момент?
        Менжинский скривился при этих словах, ничего не ответил, а продолжил вглядываться в египетскую скульптуру.
        - Но зачем вам? Или, лучше сказать, для кого вы это делаете? Только не говорите, что для вечности и будущих поколений - это просто банально и смешно! - фыркнула девушка. Она специально заглядывала через плечо художника на рисунок, прекрасно видя, как Менжинскому это не нравится, но в голову Глафире пришла интересная идея, и она хотела ее проверить.
        Яков Константинович не отвечал на ее вопросы, только кривился, не отрываясь от работы. Художником он был, безусловно, талантливым, и вот уже на бумаге все явственнее отображался египетский полулев-получеловек.
        - Можете мне не отвечать, но я, кажется, знаю, кто вам заказал сию картину. Вы ведь сначала отказывались, но видно, Филипп Лурье вам очень много денег пообещал за выражение изменившейся морды сфинкса. Он сам ее увидеть не может, но ему почему-то весьма важно узнать, как выглядит выражающий эмоции сфинкс. Ну как, я права? - Глафира была необычайно серьезна и даже не улыбнулась.
        Но эмоции Менжинского сами ответили на ее вопрос, подтвердив догадки.
        Яков Константинович оторопело уставился на девушку, брови его задрались вверх от удивления. Заикаясь, он произнес:
        - С чего вы это взяли, б-барышня? Я… это… п-п-росто так… Решил порисовать… Я люблю рисовать. Мне ник-к-кто нич-чего не заказывал, вы ош-шибаетесь…
        А у самого так быстро забегали глазки, что Глафира сразу поняла, что попала пальцем в небо. Конечно, они с Аристархом Венедиктовичем наблюдали нервную сцену между Менжинским и Лурье, видели смятение художника, но только Глаша заметила, как расстроенно смотрел на сфинкса египтолог Лурье, ему-то видения не чудились. Может, оно и к лучшему - что говорит о его здоровой нервной системе. А сейчас с раннего утра художник Менжинский поспешил зарисовывать того самого левого сфинкса, с которым и связана некая мистическая загадка.
        - Сколько вам пообещал египтолог Лурье за картину? - быстро спросила горничная, не давая Якову Константиновичу времени увильнуть.
        - Много пообещал, аж десять рублей, - промямлил Яков Менжинский, боясь смотреть в глаза девушки.
        - Зачем ему левый сфинкс нужен? Вы только зарисовать его морду должны или что Лурье просил?
        - Нет, не только морду - сейчас сфинкс ничего не выражает, мне нужно было зарисовать его с бородкой, как если бы она не откололась. И нужно сидеть здесь целый день, ждать изменения его морды, чтобы проследить за его взглядом. Так мне Лурье сказал, - замялся Менжинский.
        - А почему тогда вы отказывались? В чем еще дело? - удивилась Глафира.
        - Потому и отказывался, что всю эту мистику не люблю. Сфинксы кривятся, несуществующие бородки, но не это главное, - художник вздохнул.
        Глаша молчала, ожидая продолжения.
        - Видите эту красную краску, которой я пишу сфинкса?
        Девушка кивнула.
        - Так вот, это не краска, - Менжинский снова вздохнул. - Это кровь, но не бойтесь, барышня, это кровь курицы, я ее на Сенном рынке у птичников купил. Главное задание Лурье - рисовать сфинксов кровью.
        Глафира хмыкнула и внимательно посмотрела в глаза фиванскому чудовищу.
        Египет. XIV век до н. э
        В последний путь в Долину Царей принца провожала погребальная процессия из тысячи сановников, плакальщиц, жрецов. Самого Аменхотепа и любимую супругу царскую Тийю несли рабы на богато расшитых носилках. Лицо жены царя окаменело от горя, но ни слезинки не упало из глаз царицы. Аменхотеп еще раз поразился внутренней силе Тийи, ведь всем было известно, как любила она своего первенца Тутмоса, но мальчика не смогли спасти ни щедрые подношения, ни неустанные молитвы, ни окуривания ладаном и благовониями. Младший сын Аменхотеп был еще слаб, но жуткая болезнь отошла, мальчик уже начал есть самостоятельно и с каждым днем выглядел лучше.
        Хапу был прав - лишь одного царского сына он смог спасти, второго, наследника престола, забрали боги в отместку фараону Аменхотепу, чтобы тот не смел возвышаться над небожителями.
        Сам царь с покорностью принял этот урок. Еще в пустыне он поклялся небесам, что его сын возвысит бога Солнца, и он никогда не откажется от этой идеи.
        Самого верховного жреца Сехмет Хапу тоже погребли в Долине Царей, в соседней с сыном Аменхотепа Тутмосом пещере. Похоронили Хапу поистине с царскими почестями и размахом. Эту гробницу изначально готовили для членов семьи фараона, но из-за заслуг перед Аменхотепом и всем Египтом Хапу получил необычайные привилегии.
        Как и обещал, Аменхотеп повелел выбить на стенах гробницы Хапу историю о Книге Тота, а на самом саркофаге были начертаны сакральные знаки, которые позволяли посвященным узнать главную тайну Египта.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Чушь еще какая! При чем тут кровь? Да еще и куриная! Что затеял Лурье, зачем такие странные картинки? Глаша чувствовала, что завязла в этом расследовании и топчется на одном месте, не в состоянии найти главное - преступника.
        Может, Аристарх Венедиктович прав - она просто глупая горничная, место которой только на кухне, а еще в столовой - чтоб на стол накрывать и еду подавать.
        Глаша прикрыла глаза, приложила пальцы к вискам: безумно разболелась голова, а тут еще сфинкс принялся ехидно улыбаться.
        Привидится же такое!
        Яков Менжинский, не теряя время, принялся зарисовывать выражение морды зверя, а Глаша на ватных ногах, стараясь не смотреть на картину, залитую куриной кровью, отправилась в кондитерскую к Попову.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Аристарх Венедиктович, родненький, а помните, нас с вами египтолог Лурье на ужин приглашал, а у вас снова живот разболелся, и вы не сходили. Может, сегодня можно к Лурье на обед? - вкрадчивым голосом спросила Глафира, подливая хозяину чай на травах из пузатого сверкающего самовара.
        Сыщик Свистунов доел остатки брусничного пирога, сыто вытер перепачканные усы, а потом с ехидной улыбкой спросил:
        - Так и скажи, Глашенька, ты просто сегодня обед не хочешь готовить, потому к египтологу в гости меня спроваживаешь? Так ведь?
        - Не совсем, Аристарх Венедиктович. Точнее, совсем не то, - покачала головой горничная. - Мне кое-что проверить надо, узнать у этого египтолога.
        - Узнать? Как же, как же! Узнать ей надо?! - насупился Свистунов. - А что, тебя тоже видные ученые в гости зовут? Где это видано, чтобы на обеды со своей кухаркой ходить, - нагрубил сыщик.
        Глафира нахмурилась.
        - А совсем недавно вы представляли меня перед Лурье своей ассистенткой и личной помощницей, и, если мне не почудилось, я с вами лично сидела с видными учеными и еще более видными князьями за одним столом у княгини Эллен Муратовой.
        Глафира задрала подбородок и вышла из столовой. В последнее время хозяин стал поистине невыносим.
        Еще немного покапризничав для виду, Аристарх Венедиктович все-таки взял Глафиру с собой для визита к Филиппу Лурье.
        Повод был банален - проведать недавно выздоровевшего знакомого, а еще якобы для проводимого расследования узнать побольше о египетской культуре и заупокойном культе.
        Когда Глаша консультировала сыщика, какие вопросы стоит задавать и что нужно узнать, Свистунов ворчал, кривился, демонстративно закатывал глаза, а потом снова завел шарманку о месте женщины в современном обществе.
        Глафире еле хватило терпения и нервов не треснуть горе-сыщика по голове тяжелой сковородкой, но, слава богу, все обошлось, и все сытые и здоровые отправились в гости к Филиппу.
        Тот снимал квартирку в модном фешенебельном районе города на Большом проспекте Васильевского острова на третьем этаже доходного дома купца Леонтьева, что подтверждало его прекрасные финансовые возможности.
        Солидный швейцар открыл дверь, поклонился гостям и, приняв визитку, отправился докладывать хозяину.
        Филипп вполне благосклонно отнесся к визиту сыщика и его помощницы, сразу пригласил посетителей в уютную гостиную, предложил чаю.
        К горячему самовару были поданы сдобные французские кексы, которые завладели разумом Аристарха Венедиктовича: сначала он плотоядно поедал их глазами, но потом один за другим кексы принялись исчезать в его необъятном брюхе.
        Глафира сидела на кресле не шелохнувшись, с неудовольствием наблюдая за исчезающим угощением, потом все-таки не выдержала и незаметно пнула сыщика по коленке, кивнув на хозяина дома, который пил горячий чай без сладостей. Лурье был тих и задумчив, отвечал на любые реплики Свистунова невпопад, думая о чем-то своем.
        - Как вы себя чувствуете? - прожевав кекс, поинтересовался Аристарх Венедиктович.
        - Спасибо, уже хорошо. Немного нездоровилось, но все уже прошло, - спокойно ответил ученый.
        - Отлично, - кивнул сыщик.
        В комнате наступила тишина, прерываемая только шумом поглощения кексиков.
        Глафира снова покачала головой и наконец решила вмешаться:
        - Господин Лурье, а мы недавно видели вашего знакомого, художника Якова Менжинского.
        При упоминании о Менжинском египтолог вздрогнул, сбросил с себя оцепенение и с удивлением уставился на девушку.
        - Конечно, я знаю Якова Константиновича, но простите… Что это значит?.. Зачем вы о нем спрашиваете? - обратился он к сыщику Свистунову, но тот был предельно занят, запихивая в рот десятый по счету кекс. Невнятно что-то промычав, он кивнул на Глашу, типа пусть сама разбирается.
        Глафира продолжила:
        - Да, господин Лурье, мы встретились с Яковом Константиновичем Менжинским, и он сообщил нам о вашей с ним договоренности.
        - Какой еще договоренности? Барышня, вы явно что-то путаете. Я не понимаю! - надулся египтолог. - Что за инсинуации, я попрошу…
        - В моем доме не выражаться? - сыто икнул Аристарх Венедиктович.
        - И это тоже.
        - Неужели вы не просили его зарисовать сфинкса на набережной? - пытливо глядя в глаза ученому, спросила Глафира.
        Филипп Лурье скривился, как при несварении желудка, пошамкал губами, а потом все-таки ответил:
        - Ах, вы про эту договоренность? Ну да, я просил нарисовать сфинксов. Я люблю все египетское, но сам, к сожалению, рисовать не умею. Я заплатил несколько монет этому бумагомарателю, чтобы тот создал картину. А что тут такого? Почему вы спрашиваете?
        Глафира внимательно разглядывала египтолога, он уже взял себя в руки и не казался растерянным, но бегающий взгляд выдавал обеспокоенность.
        - А зачем вам нужен именно левый сфинкс? Они же вроде одинаковые? - спросила горничная.
        - Аристарх Венедиктович, а почему ваша ассистентка задает такие странные вопросы? - Лурье снова поджал губы.
        Тот наконец-то доел кексы, вытер рот салфеткой и, мило улыбнувшись, ответил:
        - Ах, Филипп, не обращайте внимания, все то бабья придурь! - Глафира бросила на него гневный взгляд. - Но знайте, мой друг, она выполняет мои указания. Причем выполняет она их иной раз слишком ретиво. Но можете отвечать на ее вопросы так же, как и на мои.
        Лурье обиженно взглянул на сыщика, он считал, что найдет в его лице защиту и покровительство.
        - Ну хорошо, да будет вам известно, что сфинксы эти отличаются между собой. У левого не хватает бородки.
        - Да-да, бородки, той самой, что отломилась при погрузке на корабль «Добрая надежда», - закивал Свистунов.
        Лурье посмотрел на него с удивлением и одобрением.
        - Надо же, Аристарх Венедиктович, а вы прекрасно осведомлены, - покачал он головой.
        - Да, это моя профессия и мои гениальные таланты, - задрал подбородок вверх сыщик.
        - Конечно, - Глафире показалось, что на губах Филиппа мелькнула лукавая улыбка. - Так, о чем это я? О том, для чего вы заказали рисунок сфинксов на набережной. Причем того сфинкса, у которого меняется выражение морды! И зачем вам нужна кровь? - вернулась Глафира к нужной теме.
        Лурье подскочил с диванчика.
        - Аристарх Венедиктович, я все прекрасно понимаю, что вы ведете расследование, но это уже чересчур! Ваша ассистентка-помощница, или кто там она такая… Она издевается над старым больным человеком. Что за бред вы несете, милочка?! Как у сфинкса может меняться выражение морды? Он же статуя! Вы знаете, дорогуша, что такое статуя? Или в вашей деревне, откуда вы родом, не бывает статуй и сфинксов? - глаза Лурье метали молнии.
        От такого напора горничная опешила, опустила голову, сжала губы, чтобы не высказать этому зазнайке все, что она думает.
        - Аристарх Венедиктович, вы все-таки у меня в гостях, а ваша спутница ведет себя недопустимо. Извините, но это нонсенс какой-то! - кипятился египтолог.
        - Приношу свои извинения, - Аристарх Венедиктович неуклюже пытался подняться. - Моя Глаша действительно иногда… с ней такое бывает… Прошу простить!
        Глаша подскочила, покраснев до кончиков ушей.
        - Такого больше не повторится, не дело баб этих лезть в разговор умных мужчин! - припечатал Свистунов. - Глафира, пойди к девушкам на кухню, пособи там чем-нибудь.
        Горничная пулей выскочила из гостиной.
        Египет. XIV век до н. э
        На пятый год своего правления Аменхотеп четвертый, сын Аменхотепа Великого, решился на грандиозную реформу.
        Сначала он изменил свое имя Аменхотеп - «Амон доволен» на Эхнатон - «Полезный для Атона».
        Так бог солнечного диска Атон стал главным и верховным божеством во всем Египте. Рядом с Фивами была построена новая столица Ахетотон - «Горизонт Атона», и все в новом городе и измененной стране поклонялись новому верховному божеству.
        Солнце стало не просто главным богом, другие культы со своими богами отошли на второй план, старые храмы, старые жрецы уже не имели никакой власти в стране.
        Египет вошел в эпоху Эхнатона, фараона-реформатора.
        А на стене гробницы жреца Хапу ждала своего часа тайна Книги Тота, ведь, по преданию, найти ее может только достойный…
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Конечно же, Глаша не пошла ни на какую кухню, чтобы помогать прислуге, у нее были совсем другие планы.
        Бесшумно ступая по толстому ковру, Глафира прошла по коридору, чудом не столкнувшись с лакеем. Квартира у Лурье была совсем небольшой - всего шесть комнат, и заглянув в каждую из них, Глафира наконец-то нашла то, что искала. А именно рабочий кабинет египтолога. Где же еще могли быть спрятаны тайны ученого, как не в кабинете? Почти всю комнату занимал тяжелый письменный стол из мореного дуба, заваленный бумагами.
        Глаша тихонько затворила за собой дверь и принялась рассматривать содержимое стола. На самом видном месте лежал труд Франсуа Шампольона, того самого, сумевшего расшифровать египетские иероглифы. Видно, Лурье совсем недавно работал с книгой над расшифровкой, но чего именно?
        Глаша принялась осторожно перебирать бумаги на столе и очень скоро, о, какое везение, увидела зарисовку саркофага со жрецом Хапу. Значит, Яков Менжинский успел перерисовать иероглифы со стенки саркофага. Длинная россыпь странных знаков украшала последнее местопребывание жреца. Под каждым знаком стояла буква французского алфавита. Филипп Лурье уже расшифровал надписи, наверное, потому он прикинулся больным и никого не принимал, хотел заняться работой.
        Но горничная решила не церемониться, она забрала лист с расшифровкой иероглифов гроба Хапу, аккуратно сложила листок и спрятала в недрах своей юбки. Дальше на глаза девушки попался открытый британский альманах - издание по истории и науке Древнего Египта. К сожалению, статья была написана на английском языке, и познаний горничной не хватило, чтобы прочитать научный текст. Но Глафира заметила в статье знакомые слова: «Book of Tot», «Amenhotep», «Hapu». Забирать альманах Глаша не рискнула, Лурье сразу же заметит пропажу: это же не листик, который мог затеряться на столе.
        Далее девушка принялась один за другим открывать ящики стола; в верхнем хранились письменные принадлежности - ножик для точения гусиных перьев, чернильница. Во втором ящике оказались пустые листы бумаги, а вот третий был заперт. Что совершенно не остановило горничную: она достала из волос шпильку и, немного поколдовав с замком, все-таки вскрыла его.
        В ящике она нашла стопку старых писем, перевязанных синей лентой.
        Не придумав ничего более, Глафира их тоже спрятала у себя в юбке. Дома она разберется со всеми тайнами этого чокнутого египтолога. Неужели все-таки он причастен к нападению на девушек? Иначе зачем ему кровь для рисунка сфинкса?
        Глафира бесшумно выскользнула из кабинета.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Нет, Глафиру совсем не мучила совесть, что она без разрешения взяла записи и личные письма египтолога Лурье. Дело касалось убийства и осквернения тел уже пяти человек, причем четверо из них - молодые девушки. И не ясно, когда убийца остановится в своем деле создания мумий из людей благочинного девятнадцатого века.
        Филипп Лурье ведет себя более чем странно, а еще эти ухмыляющиеся сфинксы, которых надо было нарисовать именно кровью. Хорошо хоть не человеческой - про себя радовалась Глафира, хотя хорошего в данной ситуации было, конечно же, мало.
        Спустившись по лестнице, в дверях гостиной она столкнулась с Аристархом Венедиктовичем, который радушно прощался с египтологом; сыщик совсем не знал, что учинила в кабинете ученого его верная помощница.
        Глафира опустила глазки в пол, сложила руки поверх передника и приняла самую раскаивающуюся позу, которую только могла придумать.
        - А… Глашка, ты здесь? Давай собирайся, домой поедем, и так столько времени у уважаемого господина Лурье отняли, - прошипел ей на ухо рассерженный Свистунов.
        Глафира скромно кивнула, пряча в уголках губ лукавую улыбку.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира у себя в комнате рассматривала расшифровку надписи, сделанной на гробнице жреца Хапу. Записи были сделаны на французском языке, которого Глаша в совершенстве не знала.
        Девушка задумалась: египетское проклятие началось с распаковки мумии жреца Аменхотепа, поэтому необходимо узнать, что же написано на его саркофаге, но как это сделать?
        На скорую руку приготовив фирменный брусничный пирог, перед которым не могла устоять ни одна представительница слабого пола, Глафира отправилась в особняк князя Оболенского.
        На стук в дверь черного хода из дома высунула нос любопытная Аксинья с вечно недовольной гримасой на лице.
        - Ах, это ты?! Явилась не запылилась?! Чего надобно? - высокомерно спросила служанка.
        - Чего надобно, сейчас узнаешь. Ножик мой верни, у вас на кухне оставила третьего дня как! - громко заявила Глаша.
        - А, ножик! Стой здеся, ща принесу! - хлопнув дверью перед Глафирой, Аксинья скрылась в недрах дома.
        Глаша принялась разглядывать окна первого этажа, услышала громкие крики и увидела странную процессию. Гувернантка Изольда Жановна тащила двух упирающихся барчуков в дом на занятия.
        - Ну, Федор Дмитриевич, ну, Егор Дмитриевич! Ну что же вы?! - Изольда Жановна прыгала вокруг детей, которые канючили и сопротивлялись.
        - Ну, Изольда Жановна, можно мы еще погуляем? Ну погода же хорошая, мы на речку хотим! Жарко! - кричал старший, Федор.
        - На речку Дмитрий Аркадьевич не велел. Сейчас время занятий, - не отставала от детей преподавательница.
        - Ну пожалуйста, - сложил ручки в молитвенном жесте Егорка.
        Изольда Жановна громко фыркнула и тут заметила стоящую в тенечке Глашу.
        - Добрый день, я вас, кажется, уже видела, - гувернантка близоруко прищурилась.
        - Да, видели, я недавно приходила сюда наниматься на работу, - ответила Глаша.
        - И как? Взяли?
        - Нет, но я нашла другое место, гораздо лучше, - улыбнулась Глафира.
        - Поздравляю, - ответила Изольда и потянула носом. - Как пахнет-то! Вкусно!
        - Да, чуть не забыла, - Глафира вытащила из торбы брусничный пирог. - А это вам, - протянула она угощение.
        - Мне? - опешила учительница. - Зачем это?
        - Не только вам, но и мальчишкам, - улыбнулась Глаша.
        А мальчишки были тут как тут, тоже унюхав угощение. Они отломили от пирога большие куски и, пользуясь заминкой гувернантки, побежали по своим делам.
        - Спасибо большое, - кивнула Изольда и тоже взяла кусок лакомства. - В такую погоду их в классе не удержишь, не хотят они французскую грамматику учить. Действительно, жарко, - гувернантка присела на скамейку, обмахиваясь ученическими тетрадями. - Никому не хочется грамматикой французской заниматься в такую погоду.
        - Кстати, о грамматике. У меня к вам просьба, - Глафира сделала умильное выражение лица. - Вы можете перевести мне, что тут написано? Пожаааалуйста, - заканючила она не хуже мальчишек-сорванцов.
        Она достала из сумки листок с расшифровкой египетских иероглифов и парочку писем египтолога Лурье.
        У Изольды Жановны брови поползли от удивления вверх, но, взглянув на чудный брусничный пирог, она вздохнула, вытащила из своей сумки графический карандаш и принялась корябать русский текст на протянутом листке.
        В этот момент из особняка выглянула Аксинья и протянула Глаше ее нож.
        - На, держи, заполошная, еле нашла его, - кивнула она девушке. - Здрасти, Изольда Жановна, - поклонилась она. - Мальчикам принести что-нибудь в классную комнату? Они хотят перекусить?
        - Да уже перекусили, попробуй, Аксинья, какой пирог замечательный! - предложила Изольда Жановна.
        Служанка мгновенно запихнула в рот большущий кусок, и глаза ее мечтательно затуманились.
        - Ой, какая вкуснятина! Это вы, Изольда Жановна, приготовили? Не знала я о таких ваших талантах, - облизывая с пальцев брусничный сок, заявила служанка.
        - Нет, не я, а Глаша, а вы ее на работу не приняли, - весело засмеялась Изольда.
        Глафира не удержалась и скривила забавную рожицу оторопевшей Аксинье, которая не могла расстаться с брусничным пирогом.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        «Через тысячи веков, когда взойдет Сотис, слезы Исиды приведут к собачьим дням, место тайника откроется посвященным реками крови. Там, где линия тени упадет между лапами сфинкса, когда солнце восходит над водами большой реки, - линия крови откроет тайну. Сфинкс - страж фараона не допустит в зал летописей непосвященных. Пока не исполнятся сроки и не наступят времена перемен в этом цикле Ка фараона. Тайник знаний расположен между сфинксом и большой чужеземной рекой», - прочитала Глафира перевод иероглифов, сделанный Изольдой Жановной.
        Горничная не была сильна в египтологии, она не знала, что такое Сотис, кто такая Исида, что значат собачьи дни, но одно она поняла точно: между лапами сфинкса находится какой-то тайник с сокровищем. Филипп Лурье это тоже понял, но он не опубликовал результаты своих трудов и не сообщил общественности об открытии. Это говорило только об одном: он и не собирался это делать. Скорее всего, он сам хотел найти сокровище, для этого и попросил художника Менжинского зарисовать сфинкса каплями крови - «линия крови»?
        Глафира снова задумалась, а потом принялась читать письма, которые согласилась перевести Изольда Жановна.
        Чем больше Глафира читала перевод, тем глубже обозначалась на ее лбу вертикальная морщинка.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        На следующий день Глафира снова применила запрещенный прием, который уже показал свою эффективность. Она приготовила новый пирог, на этот раз с черничной начинкой, и отправилась не куда-нибудь, а на Офицерскую улицу, где располагался Сыскной корпус, в казематах которого томился Асхаб Аф-Аффанди.
        Пирог в качестве подарка был презентован молодому безусому охраннику, который маялся от безделья на пороге каземата.
        - Ты это… барышня… будь с ним аккуратнее, Расчленитель все-таки! - предупредил страж. - И только на пять минуточек, а то мне от начальства попадет.
        Глафира кивнула. Охранник тяжело вздохнул и открыл ржавым железным ключом дверь камеры, где находился египетский заключенный.
        Асхаб Аф-Аффанди сидел на драной тряпке, заменяющей одеяло. Увидев посетительницу, он подскочил с грязного пола и принялся тереть глаза, не в силах поверить, что к нему в тюрьму пожаловала Глафира.
        - Баришна, Глафирь, что вы тута делает? - громко спросил он.
        - Добрый день, Асхаб. Мне нужно с вами переговорить, это очень важно, - зашептала Глаша.
        - Ви мина спасат? Это побех? - глаза египтянина округлились от неожиданной догадки.
        - Нет, не совсем. Это не побег, но я вас действительно спасу - я найду настоящего преступника, - ответила девушка. - Скажите честно, вы же не Расчленитель? Вы же не убивали тех девушек?
        Глафира понимала, какие глупые вопросы задавала. Даже если бы Асхаб был Расчленителем, он бы не признался в этом. Но не спросить она не могла и внимательно вглядывалась в глаза египтянина, пытаясь найти в них хоть каплю признания или сомнения.
        Но Асхаб задрожал как лист на ветру, грохнулся на колени и принялся биться лбом о грязный пол.
        - Баришна, Глафирь, скажи своему хозяину, скажи сысчик Свистунофф, это не я! Я не убиваль! Я не делаль такого! Пусть мне верит! Это Свистунофф тебя ко мне послаль?
        - Конечно, Свистунов, - не моргнув глазом соврала Глафира. - Значит, уверяете, что не делали такого зла, в котором вас обвиняют?
        - Нет, не делаль, ничего не делаль. Мине Филын сказаль, что меня каторга на весь жизнь ждот! Найдите преступник, Глафирь, я тебя просить! Я потом деньга дам, много деньга! - продолжал биться лбом об пол каирец.
        - Вы уже прислали аванс за расследование, большой бриллиант, разве нет? - Глафира прищурилась и внимательно посмотрела на заключенного.
        - Какой аванс? Я не знать никакой аванс! Что за брильянт? У меня нету, откуда я взять брильянт? Я не понимать! - замотал головой египтянин.
        - Я так и подумала, что это не ваших рук дело, - Глафира удовлетворенно кивнула. - Если хотите, чтобы вас отсюда вытащили, то расскажите мне все о сфинксах, что на набережной, о бородке, зачем она вам понадобилась? И что такое Сотис и слезы Исиды, что означает надпись на саркофаге жреца?
        Услышав эти слова, Аф-Аффанди подскочил с колен, изумленно уставился на девушку:
        - Откуда ты это узналь? Кто тебе сказаль? Это же тайна! Великий египетский тайна! Я не могу тебе это сказать!
        - Асхаб, вы хотите, чтобы вас вытащили отсюда, или собираетесь отправиться на каторгу? - серьезно спросила Глаша.
        Египтянин закрыл глаза руками и затрясся от подступивших слез. Глаша еще раз поразилась бедному больному облику каирца: пребывание в камере сильно сказалось на его внешнем виде. От красавца иностранца с гордым взглядом и вальяжной походкой мало что осталось. Перед Глашей сидел нищий в ободранных лохмотьях с безумным взглядом, который сейчас трясся от беззвучных рыданий.
        - Хорошо, вы сделали выбор, - Глаша пошла к выходу. - Охранник! - крикнула она.
        В этот момент Асхаб кинулся за ней следом, схватил за подол юбки и в слезах завопил:
        - Барышень, Глафиря, подожди, не уходить, я все тебя сказать! Я тебе все рассказать! Только спаси мена отсюда! Спасить меня!
        - Хорошо, я тебя слушаю. Только времени у меня мало. Сейчас охранник придет.
        - Я немного зналь египетский иероглиф, я смог переводить текст на саркофаг. Жрец Аменхотеп Третий, жрец Хапу, он зналь тайну Книга Тот, это биль великий книга, там много божественный знаний, важный знаний.
        - Сакральные знания древних египтянин, я помню, об этом говорили в тот вечер у Эллен Муратовой, - кивнула Глафира.
        - Да-да, сакральные знания, жрецы передавать их фараону, скрывали этот главный тайна. Хапу был последний жрец, кто зналь, где Книга Тот.
        - Ты хочешь сказать, что на его саркофаге было написано, где находится Книга Тота? - Глафира несказанно удивилась.
        - Да, там такая надпись. Я ее переводить и решить найти тайник, - покаянно кивнул Асхаб.
        - А что такое Сотис, слезы Исиды и собачьи дни?
        - Ты читаль эту надпись? Ты тоже смог переводить? - пришел черед удивляться египтянину.
        - Нет, не я, это ученый Филипп Лурье перевел иероглифы. Так что там с Сотисом?
        - Сотис - есть такой звезда, яркий звезда, один из самый главный в Древний Египет. У вас его зовут Сириус, он находится в созвездия Собака.
        - Сириус в созвездии Гончих Псов, - поправила Глаша.
        - Да, наверное, так, потому летом и начинаются собачьи дни. Сейчас время подходящее, восход Сотиса, летние собачьи дни, сейчас можно найти тайник, - принялся объяснять Асхаб.
        - А линия крови - что это?
        - Я это не совсем понять, я думаль, нужно кровь на сфинкс налить, я точно не знать, что это.
        - Какую кровь? Не человеческую, надеюсь? - Глафира отшатнулась от него.
        - Нет, не человек кров. Кошка кров, птичка кров. Я уже говориль Филын, что я готовил ритуаль. Для этого мне нужен быть инструмент.
        - Это те медицинские инструменты, которые нашли в вашем номере?
        - Да, эти самые, я пробоваль разний кров на сфинкс, кошка кров не подходить, птичка кров не подходить, я разний пробоваль. Потому борода нужен, - Асхаб снова закрыл лицо руками.
        - Подождите, я что-то не поняла, вы имеете в виду наших сфинксов? Петербургских? Что на пристани стоят? - глаза Глафиры округлились до необъятных размеров. - Но почему? Как Книга Тота может быть в Санкт-Петербурге? Почему?
        - А ты читаль надпись? Что должен пройти много веков и что сфинкс должен стоять на берегу чужеземной реки, не река Нил, нет! Разве не подходит? - ухмыльнулся Асхаб.
        - Но как? Почему? И зачем сфинкс подмигивает и ухмыляется?
        - Ти тоже это видеть? Это тоже знак, сфинкс подмигивает тот, который и сторожит Книга Тот, - это и есть главний знак, и он может подмигивать тогда, когда восход у Сотис. Потому я сюда и приехаль, чтобы найти сокровище. Но тут нет борода, а без борода сфинкс ничего нельзя найти! - застонал Асхаб.
        - Почему же?
        - Ты не понимать? Нужна тень от сфинкс, а тень не полная без борода, без борода тень другой! Потому я просиль сысчик найти тот борода!
        - Но ведь… Но… корабль утонул. Бороды уже нет!
        - О, не может быть! - египтянин бросился на тряпку на полу и зарыдал во весь голос. - О, это настоящий проклятий! Книга Тот навсегда потерян.
        Глафира еще о многом хотела спросить каирца, но в этот момент в замке раздался скрежет ключа, и молодой охранник вывел Глашу на волю.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Глашенька, дорогая моя, где ты весь день ходишь? Я тебя зову-зову и не могу дозваться! - капризно протянул Аристарх Венедиктович, когда горничная появилась дома.
        - Я думала, вы еще спите, извините, Аристарх Венедиктович, - покаялась Глафира. - Вы что-то хотели?
        - Хотел, конечно, хотел. Надо расследованием египетским заниматься, а ты целый день гуляешь! - укоризненно попенял Свистунов.
        - А вы не думаете, что я расследованием и занималась? - устало огрызнулась Глафира.
        - Глашенька, не смеши меня, пожалуйста, - захихикал Свистунов. - Скажешь тоже, расследованием она занималась. Это не просто кража яблок с рынка, это египетское проклятие, мистика и мумии. Тут не хватит твоих… женских мозгов. Тут же думать надо! - Свистунов развел руками.
        - А я думать не умею? - опешила от такого неприкрытого хамства Глаша.
        - Ну, наверное, умеешь - но точно не о египетском проклятии, а думаешь только о блинах, борще, кулебяке, - принялся загибать пальцы сыщик. - Кстати, а кулебяка с завтрака осталась еще?
        - Похоже, это вы только о кулебяках и думаете, - огрызнулась Глафира и в сердцах хлопнула дверью кухни.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Ранним утром Анечка Тихомирова, скромная труженица дома терпимости на Лиговском проспекте, возвращалась домой хитросплетениями переулков Васильевского острова.
        Еще только рассвело, потому длинные темные тени, выглядывающие из каждого угла, пугали Анечку до истерики, и место это гиблое, и предчувствие девушку мучило с прошлого дня. А еще ее напугали странные статуи, расположенные на пристани. Тихомирова недолго наблюдала за страшилищами, но так и не смогла понять - то ли лев, то ли мужик какой-то, чудо дивное. В ее деревне таких отродясь не видывали.
        Сейчас же обладательница желтого билета хотела как можно быстрее попасть в свою жалкую каморку, которую снимала уже полгода у вдовы Разгуловой.
        Анечке почудились шаги за спиной, она оглянулась, но никого не увидела. Только длинные тени подступали все ближе. Тихомировой показалось, что некоторые из них имели львиные головы.
        Девушка закричала и побежала, шаги за ее спиной звучали все громче.
        И тут она увидела его и закричала еще громче. За ней по пятам бежало чудовище - человек в длинном плаще, но на голове была жуткая маска - то ли волка, то ли собаки. В силу своей необразованности Анечка не могла опознать в нападающем Анубиса - древнеегипетского бога загробного мира.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Глашка, смотри, еще одно убийство на Васильевском произошло, и снова у бедняжки из дыры в левом боку были извлечены внутренние органы. Вот жуть какая! - Аристарх Венедиктович завтракал и с интересом читал утренние газеты. - Илья Борзописец так ярко описывает смерть бедняжки, шестнадцати лет девица, найдена сегодня утром недалече от Английской набережной. Это что же такое делается! Я тебе, Глашка, уже говорил - нечего там ходить! - покачал головой Свистунов.
        Но Глафира застыла на месте с чашкой чая в руках.
        - Вы понимаете, что это значит, Аристарх Венедиктович? - громко закричала она.
        - То, что надо менять кондитерскую и не бегать к Попову, там опасно!
        - Нет, не это! А то, что Асхаб Аф-Аффанди не виновен, он сейчас находится в кутузке, он не мог убить эту девушку! Он не виноват, надо немедленно Филину рассказать.
        - Степан Игнатьевич и без тебя разберется, виноват - не виноват, - Аристарх Венедиктович почесал начавшую лысеть голову. Ему самому не пришла в голову простая идея о невиновности египтянина. - А может, это новый убийца? Тех, первых, Асхаб убил, а теперича новый душегубец объявился. А что, хорошая идея. Поначитался газет, вот хотя бы этого Борзописца, и пошел кромсать милых дам. Вполне логично, - приосанился сыщик, он не хотел упасть в грязь лицом.
        - Вы сами в это верите, Аристарх Венедиктович? - с сомнением взглянула на него Глаша.
        - Верю - не верю, это к делу не пришьешь.
        - А вы так и не выяснили, кто Асхаба отравил на вечере у Эллен Генриховны, вы аванс взяли, причем солидный такой аванс, а преступника не нашли, - уколола хозяина горничная.
        Конечно, это было нарушение субординации и Глафире не следовало так разговаривать с хозяином, но она хотела подтолкнуть того к действиям.
        Свистунов надулся, капризно оттопырил нижнюю губу и принялся сердито цедить горячий чай с блюдечка.
        - Я сейчас как раз думаю над этим делом. А ты мне, Глашенька, помочь не желаешь?
        - Не желаю, но у меня есть идеи, кто и как это мог сделать.
        - Ну, расскажи мне! - весело улыбнулся Свистунов.
        - А вот и нет! Со своими догадками я сегодня пойду к Степану Игнатьевичу Филину и сообщу ему, что Асхаба Аф-Аффанди нужно отпустить, если убийства невинных девушек на набережной продолжаются.
        - Скажешь тоже, невинных девушек. Из пяти убитых три имели желтые билеты, не такие это и скромные девушки, - хихикнул Свистунов.
        - Так это?.. - глаза Глафиры чуть не вывалились из орбит. - Вы хотите сказать, что они…
        - Ну да, конечно. А ты разве не знала? А ну, конечно, ты же газет не читаешь, делом не занимаешься. Они из дома терпимости на Лиговском.
        - Я делом как раз таки и занимаюсь, но если большинство убитых девушек имели желтый билет, то… это же значит… - Глафира застыла на месте, вперив свой взгляд в невидимый мир.
        - Ау!! Чаю, говорю, долей мне! Глашка! - закричал хозяин и потянул горничную за рукав.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        В Сыскное управление приехали после обеда, у Глафиры всю дорогу блестели глазки: это означало, что горничная придумала какую-то грандиозную идею.
        - Аристарх Венедиктович, ключ к раскрытию преступления как раз в желтых билетах, - улыбнулась она.
        Степан Игнатьевич милостиво согласился их выслушать, как только ему доложили, что выдающийся сыщик Свистунов с помощницей хотят переговорить.
        - Аристарх Венедиктович, добрый день. Какими судьбами? Мне доложили, что вы здесь. Я даже вначале не поверил, польщен - весьма польщен! - полковник Филин подскочил с места, увидев посетителей.
        - И вам добрый день, Степан Игнатьевич. У меня есть важная информация по египетскому делу, вот хотел вас просветить.
        - Если вы о том, чтобы отпустить Асхаба Аф-Аффанди, то не стоит беспокоиться, его уже отпустили.
        - Когда? - поинтересовалась Глаша. - Как давно? Куда он отправился?
        - Что это вы, барышня, так разнервничались? Ничего с вашим дружком не случится, а отпустили его пару часов назад, как только я получил данные по новой жертве Расчленителя. Не наш убийца Асхаб оказался, но все равно какой-то мутный этот иностранец, надо бы за ним присматривать.
        - Куда он отправился, вы не знаете?
        - Бог с вами, барышня, что такое? Вашего дружка забрала другая поклонница, мадам Эллен Муратова, обещала за ним присмотреть, даже доктора Лосева вызвала в свой особняк. У них с Асхабом этим какие-то нерешенные вопросы остались. Я точно не знаю…
        Но договорить Глафира не дала, она схватила Аристарха Венедиктовича и потянула за собой.
        - Нам срочно нужно ехать, пойдемте быстрее.
        - Что с тобой? Куда это ехать? Зачем? Ты же хотела Степану Игнатьевичу что-то рассказать, - запротестовал сыщик и замахал на горничную руками.
        - Степану Игнатьевичу я все расскажу, но по дороге. Пожалуйста, полковник, поехали с нами, если вы хотите поймать Расчленителя.
        - Но что это значит?
        - Поехали быстрее, я все объясню.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Особняк княгини Муратовой встретил их напряженной тишиной.
        Вместе с сыщиком Свистуновым и полковником Филиным Глафира ворвалась в столовую, где спокойно обедали Эллен Генриховна, Стефан Саймон, доктор Лосев и Асхаб Аф-Аффанди.
        При виде сыскных людей у Эллен округлились глаза от удивления, Стефан подскочил с места, Поликарп Андреевич закашлялся, а Асхаб чуть не подавился обедом - он решил, что это пришли за ним.
        - Какими судьбами, полковник? Что все это значит? - ошарашенно спросила Эллен Генриховна.
        - Э… добрый день, княгиня, - неуверенно начал Степан Игнатьевич. Судя по воинственному виду Глафиры, он решил, что тут готовится как минимум убийство и расчленение, а как максимум - государственная измена, но никак не мирное и чинное чаепитие.
        Глаша в этот момент подскочила к Асхабу, не обращая внимания на хозяйку дома, принялась нюхать содержимое его чашки.
        - Чего ты делать? - тихо спросил египтянин. - Чего ты искать?
        - Я искать яд, - громко ответила Глафира.
        - Где? В моя чашка? Но зачем? - изумился каирец.
        - Нет, в чашке обычный чай, а можно мне осмотреть вашу трубку? Это та самая, что была у вас, когда вам стало плохо? - спросила Глаша.
        - Да, у меня есть один толка трубка, другая нету.
        - Вы ее сегодня уже курили? - пытливо заглядывая в глаза, спросила Глаша.
        - Глафира, что происходит? Что за вопросы? - к столу подошел Аристарх Венедиктович.
        - Да, госпожа Сумарокова, объяснитесь наконец, - попросил полковник Филин.
        - Я все объясню, пусть Асхаб ответит, вы курили ее сегодня?
        - Нет, я не успеть. Мине ее толка в полиция отдали, в больница не разрешаль курит, в тюрьме тоже не разрешаль. Я не успел, - покачал головой Асхаб.
        - Замечательно, давайте ее сюда, - Глафира протянула руку.
        - Барышня, что вы здесь устроили? Врываетесь в почтеннейший дом, баламутите публику, требуете вещи! Аристарх Венедиктович, голубчик, урезоньте свою прислугу, - подал голос Стефан.
        - Не беспокойтесь, прислугу поставят на место, но сначала ответьте мне, вспомните, пожалуйста, когда вам стало плохо у Эллен Муратовой - вы до этого что ели или пили? - спросила Глаша.
        - Я ель только фрукта, один яблок, пил вода, и все, - удивленно ответил Асхаб.
        - Когда вы упали в обморок, я обратила внимание, что до этого вы сделали затяжку, закурили трубку. Это правда? - Глафира крутила трубку из слоновой кости в руках.
        - Ну да, я закурил, а потом у меня голова закружилась, - кивнул Асхаб.
        - А вы не помните, кто вам передал трубку для курения, ее же у вас забрали во время обеда?
        - Помню, вот Стефан мне отдал, - египтянин кивнул на хмурого Саймона.
        Тот прищурил красивые голубые глаза и с невозмутимым видом протянул:
        - Барышня, вы чего добиваетесь? Что вы хотите сказать - это я отравил Асхаба? Вы меня в этом обвиняете? Смешно, ей-богу! Зачем мне это делать? Вы знаете, что такое мотив? Так вот, милочка, мотива у меня нет! Или я еще кого-то, на ваш взгляд, укокошил?
        - До следующего вашего убийства мы дойдем, а сейчас давайте закончим с трубкой из слоновой кости, - Глафира бесстрашно смотрела англичанину в глаза. - Насчет мотива: он как никогда банален - ревность и борьба за свою женщину, причем очень дорогую вам женщину, во всех смыслах этого слова.
        При этих словах Эллен поежилась и немного отшатнулась от Стефана.
        - Ревность? Барышня, вы серьезно? Если бы я убивал каждого, кто обращал внимание на Эллен, то в Петербурге и мужчин бы не осталось, - усмехнулся Саймон.
        - Нет, не каждого, а только тех, кто требовал огромные деньги за свою работу. Ведь Асхабу так и не заплатили за доставленную мумию, обещали после обеда. Но потом поднялась такая кутерьма, что было не до решения финансовых вопросов, - покачала головой Глафира.
        - Да что вы, я бы обязательно заплатила Асхабу, я же обещала, - Эллен приложила кружевной платочек к глазам, а Глафира обратила внимание на красивый перстень с красным камнем, который блеснул у нее на руке.
        - Нет, в тот момент вы никак не могли заплатить. По данным вашего поверенного Захаренко, вы еще неделю назад были практически банкротом, разве не так? - Глаша повернулась к княгине Муратовой. - Вы просили денег у многих знакомых, даже у князя Оболенского.
        - Это не важно, что было неделю назад, сейчас у Эллен есть деньги, - влез в разговор Стефан.
        - Асхаб Аф-Аффанди, назовите сумму, сколько вам задолжала Эллен Генриховна? - обратилась Глафира к египтянину.
        Тот приосанился, пожал плечами, а потом назвал сумму, после которой в комнате стало чудовищно тихо.
        Через пару секунд Степан Игнатьевич покачал головой, а потом вполголоса заметил:
        - Да, за такую сумму можно и не одного египтянина убить.
        - Так не одного Асхаба и пытались убить за такую сумму, - заявила Глафира.
        - Это вы о ком? - голос Эллен прозвучал громко и с нервными повизгиваниями.
        - Эллен Генриховна, скажите, как вам помогло наследство вашей тетушки графини Розановой, она же оставила вам весьма солидный капитал?
        - Да вы что? - Эллен снова взвизгнула. - Вы к чему клоните? Я тетушку не убивала, на чем хотите поклянусь, я ее не трогала!
        - А я вас не обвиняю. Есть еще один человек, которому была выгодна смерть вашей тетушки. И он услышал две интересные новости во время обеда неделю назад. А именно, что Агнесса Карловна собиралась лишить вас наследства, а тогда с вашими долгами вы останетесь на мели, и второе - что у графини Розановой жуткая аллергия на кошек.
        - Что? - следователь Филин нахмурил брови.
        - Да, вы прекрасно все услышали. За обедом Агнесса Карловна жаловалась, что терпеть не может кошек, потому что в их присутствии задыхается, ей становится очень плохо. Многие это слышали, когда обсуждали богиню Древнего Египта Бастет. У меня тоже есть аллергия на кошачью шерсть, но не такая сильная, я просто начинаю чихать. А старушке много не надо - от анафилактического шока, связанного с кошачьей шерстью, она и задохнулась. Свидетели рассказывали, что Агнесса Карловна посинела перед смертью, как от удушья. Помните, Аристарх Венедиктович, когда вы на следующее утро после того злополучного обеда приехали к Эллен Муратовой, то Стефан Саймон нас дальше прихожей не пустил? Я расчихалась в его присутствии, лучше мне стало только на улице. Это моя аллергия на кошачью шерсть так проявляется. А также на сюртуке англичанина прекрасно были видны длинные белые волоски. Где вы котенка длинношерстного нашли, Стефан? В питомник за ним ездили? Не жалко было бабулю графиню? - Глафира обернулась к Саймону и по слогам произнесла: - Я обвиняю вас в убийстве графини Розановой и покушении на убийство Асхаба
Аф-Аффанди!
        Стефан громко рассмеялся:
        - Барышня, вы большая шутница! Ваши рассуждения и гроша ломаного не стоят! Вы простая горничная, а я английский джентльмен, вам никто не поверит.
        - А мне не надо верить, я узнала у вашей прислуги, что стирка верхней одежды еще не производилась. Все горничные знают, что стирку собирают в прачечных раз в месяц - только через пару дней, и при лабораторной проверке на вашей одежде однозначно найдут следы кошачьей шерсти, а в трубке Асхаба - следы яда, скорее всего, цианида, так как до сих пор трубка пахнет миндалем. Трубку, кстати, вы отдали Асхабу, чему есть десять свидетелей, и…
        Договорить Стефан не дал, он с громким смехом схватил девушку, прижал к себе и приставил к ее горлу нож с длинным лезвием.
        - А теперь, милочка, помолчи и послушай, что я тебе скажу! - усмехнулся злодей.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Стефан плотоядно улыбался, не выпуская Глафиру из своих крепких объятий, нож в его руках не оставлял надежды на благоприятный исход событий.
        - Стефан! Вы чего это удумали? А ну, бросай оружие! - Степан Игнатьевич направился к смутьяну.
        - Стефан! Не надо! - громко закричала Эллен. - Это же все неправда? Ты же не мог тетушку убить?
        - А ну, стойте на месте, а то девку зарежу! Не приближайтесь! - Саймон сделал на шее Глаши надрез, струйка алой крови потекла вниз. - Стойте!
        - Не дури, парень! - Аристарх Венедиктович поднял руки над головой, пытаясь говорить спокойным тоном. - Отпусти ее! Не надо убийства!
        - Стефан, не надо! - Эллен тоже подняла руки над головой.
        - Я сам знаю, что мне надо! Я ее отпущу, дайте только уйти. Я сяду в коляску, уеду далеко, не преследуйте меня! - голос у злодея дрожал. - Эллен, я все это делал ради нас с тобой. Зачем этой старой дуре столько денег, а мы могли бы с тобой жить в Лондоне, как всегда хотели.
        - Но она же моя тетя, родственница, а ты ее удушил… - ахнула Эллен.
        - Не душил я ее, только котеночка ей на грудь положил, она старая. Уже пожила, а нам только жить да жить. С ее-то деньгами, а то ишь какая, пугать стала, что наследства лишит! Сама виновата! - Стефан гнусно расхохотался.
        - А как же египетское проклятие, ты же мне сам сказал - это из-за мумии, - у княгини Муратовой глаза расширились от удивления.
        - Да нет никакого проклятия, ты сама дура, если в это веришь.
        - Нет, дорогой, проклятие есть, и еще какое, - Асхаб, которому удалось прокрасться за спину Саймона, пока Эллен отвлекала его беседой, врезал англичанину по голове тяжелой бронзовой статуэткой богини Сехмет. Ее княгиня держала на каминной полке.
        Стефан вздрогнул, попытался обернуться, но тут же кулем упал на ковер в гостиной, успев еще раз царапнуть Глафиру ножом по шее.
        Глаша вскрикнула, прижала руку к ране и тоже свалилась к ногам поверженного врага.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Как только Стефан и Глафира упали, в лиловой гостиной началось форменное безумие, напоминавшее кутерьму, произошедшую пару недель назад.
        К раненым подскочил доктор Лосев, к шее Глафиры приложили мокрую тряпицу, Свистунов пытался привести девушку в чувства.
        - Глашка, вставай, ты чего это? Кто мне блины стряпать будет? А ну не умирай! Я такой приказ не отдавал!
        Эллен рыдала в лиловом кресле, Стефана унесли на носилках в полицейский участок, а Глафира пребывала в полубессознательном состоянии, не в силах даже открыть глаза.
        Наконец ей это удалось, она увидела склонившегося над ней доктора Лосева. На губах эскулапа блуждала змеиная улыбка.
        Глаша пыталась что-то произнести, она еще не все объяснила следователю Филину.
        Но с ее губ сорвался только тихий стон.
        - Лежи, милая, лежи, сейчас мы тебя подлечим, - ворковал Поликарп Андреевич.
        По щеке Глафиры потекла слеза, но израненное горло не давало ей произнести ни звука.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Следующий раз Глафира проснулась в полной темноте. Горло безумно болело, голова просто раскалывалась, а вокруг простиралась тишина.
        Глаша попыталась оглядеться, но не могла даже повернуть шею. Девушка выставила руки и с ужасом заметила, что они крепко связаны. Она уперлась в стену перед собой, вернее, в крышку, так как Глаша лежала в каком-то ящике, судя по всему деревянном.
        Она хотела закричать от ужаса, но из горла вырвался только сдавленный хрип.
        - Помогите! - хрипела Глаша, но даже сама не слышала своего голоса.
        Она принялась стучать по крышке деревянного ящика. Сбив костяшки пальцев и обломав все ногти, девушка смогла как-то сдвинуть крышку.
        В гроб ворвался затхлый воздух и смутный отблеск свечей.
        Глафира села в деревянном гробу, судорожно хватая ртом воздух. Она никак не могла надышаться и тут заметила вокруг десятки зажженных свечей, но не это вызвало неподдельный ужас - к Глафире подходил некто в темном плаще с маской Анубиса на лице. В руке у Расчленителя блеснул острый бронзовый нож.
        Глаша снова попыталась закричать, но ничего не вышло. Больное израненное горло не давало произнести ни звука.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Аристарх Венедиктович, спасибо вам огромное. Я приношу вам глобальную благодарность от лица всего нашего Сыскного управления, как вы ловко этого англичанина-злодея выявили. Признался уже, голубчик, во всем признался, злодей. Вы так хорошо своей помощнице все объяснили, чтобы она его на чистую воду вывела, при вашем ценном руководстве, конечно же. Но меня вам обмануть не удалось, - Степан Игнатьевич покачал головой, - но я-то знаю, кто самый лучший сыщик города! - Филин погрозил пальцем. - И действительно, как вы и подозревали, нашли сюртук Стефана, весь в кошачьей шерсти, а в трубке египтянина яд оказался, вот оно как бывает. Хорошо, что прачкам еще не успели одежду сдать.
        Свистунов сидел в кресле и мило улыбался полковнику.
        - Да, я ведь вам сообщал, что я гениальный сыщик, еще и не такие дела распутывал. Учитесь, мой друг.
        Степан Игнатьевич серьезно кивнул.
        - А как там помощница ваша? Сумарокова? Ее вроде Глафирой зовут. Как она сейчас? Выздоровела после ранения? Надо ей пряников, что ли, купить маковых.
        - Пряников - это замечательно, и мне тоже купите, но Глашу еще вчера доктор Лосев забрал, лечить будет. Но что-то мне неспокойно. Глашка, конечно, молодец, но иногда ведет себя как дурочка. Да еще и это… - Свистунов заерзал.
        - Что еще?
        - Расчленителя так и не нашли, это же не египтянин Асхаб и не этот дрянной англичанин, тут другой еще злодей имеется.
        - Ну вы же гениальный сыщик, вы и должны разгадать этого Расчленителя. Пять девок уже попортил, вот же ж.
        - Ну да, я гениален, как всегда, а вот Глашка так некстати заболела, - Аристарх Венедиктович взъерошил усы. - Как она выздоровеет, я покумекаю и поймаю изверга, а сейчас я устал, жарко. Вот!
        - Ну да, а я думал, что с вашей помощью мы его живо арестуем, я даже материалы дела вам принес. Меня начальство уже подгоняет, подай Расчленителя этого на тарелочке. Журналисты и днем и ночью под окнами сидят. А как узнали, что большинство убитых девок были из дома терпимости и имели желтые билеты, так такие гадости принялись писать. О-хо-хо, дела наши тяжкие.
        - Желтые билеты, говорите? Глашка что-то про это говорила, только что конкретно… Нужно вспомнить, - Аристарх Венедиктович нахмурился и начал покусывать губы. - А давайте посмотрим дела этих бедняжек. Может, с вашей помощью и подумаем, как желтые билеты связаны с Расчленителем этим, будь он неладен.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира с удивлением разглядывала фигуру в длинном темном плаще. Лицо незнакомца скрывала маска - то ли собаки с длинной мордой, то ли какого-то остроухого волка. Глаша вспомнила, что подобные изображения как-то связаны с египетской тематикой.
        Анубис медленно приближался к ней, шепча себе под нос какие-то магические слова, в руках его был зажат кинжал с длинным лезвием.
        «Снова нож! Как вы мне с ножами уже надоели! То один злодей, то другой!» - подумала девушка, но сказать вслух или закричать она никак не могла, больное горло не давало произнести ни звука.
        Она только сейчас поняла, что руки и ноги у нее болят не просто так - они крепко связаны веревкой. Чудо, что ей удалось открыть крышку гроба: руки были связаны спереди, а не за спиной.
        Глаша оглянулась по сторонам в поисках спасения. Она находилась в небольшой темной комнате, скудным освещением которой служила пара десятков восковых свечей, воткнутых в красивые бронзовые светильники. Гроб, где сидела Глаша, был поставлен на дубовый стол, но не это поразило бедняжку. У нее едва волосы не зашевелились от страха, когда на соседнем, точно таком же столе она увидела настоящую мумию: почерневшее от времени тело, жуткий оскал мертвого лица, прядь темных волос у основания черепа и пахнущие древесной смолой очертания лоскутков ткани. Тысячелетний мертвец лежал неподвижно и, казалось, усмехался, глядя на страдания девушки из девятнадцатого века.
        Анубис заметил взгляд Глафиры на посланника из прошлого и громко, как-то не по-человечески расхохотался. Он смеялся, высоко задрав голову, и Глаше показалось, что она уже где-то видела этого человека и слышала точно такой же жуткий смех.
        Но вскоре смех прекратился. Анубис застыл на месте, поднял свой кинжал, прицеливаясь к левому боку девушки.
        Глафира закрыла глаза и начала про себя читать молитвы - все, которые знала.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        Глафира про себя читала все молитвы, которые смогла вспомнить, древний жрец-мертвец Хапу ухмылялся с соседнего стола, но тут случилось чудо, на которое в глубине души Глаша все-таки рассчитывала. Сверху раздался стук, а потом послышались до боли знакомые голоса.
        - Эй, есть кто-нибудь дома? Ау! Открывайте дверь, а то мы уже проголодались!
        Своему хозяину, несравненному Аристарху Венедиктовичу, горничная была рада как никогда раньше.
        Она открыла рот, чтобы закричать, но Анубис отрицательно покачал головой, красноречиво пригрозил кинжалом, а затем скрылся в дальней части комнаты; послышался шум его шагов. Тяжелых шагов мужчины, который поднимался по лестнице.
        Глафира пыталась кричать, но из израненного горла раздавался лишь тихий хрип.
        Июнь 1869 г. Санкт-Петербург
        - Эй, откройте наконец дверь! Сколько можно ожидать? Так и проголодаться недолго! - Аристарх Венедиктович колотил кулаком в дубовую дверь.
        - А может, его дома нет? - спросил притулившийся к косяку полковник Филин.
        - Да как нет? Должен быть, куда ж ему деться в такую жару, - Свистунов вытер большим клетчатым платком струящийся по лбу пот. - Хозяин, ау!
        Наконец за дверью послышался шум, и хозяин дома выглянул из щелочки.
        - А, Аристарх Венедиктович, это вы? Извините, заработался, ничего не слышал. Вы какими судьбами?
        Дверь была приоткрыта всего на чуть-чуть, был виден лишь кончик носа хозяина дома.
        - Да проходили мимо, решили вот к вам зайти, проведать, чаю попить, пару вопросов задать, - ответил Свистунов и попытался открыть дверь пошире, но ему это сделать не дали.
        - Извините, давайте в следующий раз, у меня много работы. Да я и приболел, вот, смотрите, - мужчина громко чихнул. - Подхватил на работе заразу, сегодня никого не принимаю, дома работаю. Боюсь вас, таких важных людей, заразить. Извините…
        Степан Игнатьевич просунул свою ногу в грубом армейском сапоге в щель.
        - Вы выздоравливайте, но это очень важно. Мы хотели с вами поговорить об Анне Тихомировой, Людмиле Бельской и Варваре Сироткиной.
        - Кто это такие? Я, к сожалению, не припомню, меня сейчас от температуры знобит, прилечь надо, - мужчина попытался выпихнуть ногу полковника обратно.
        - А я думаю, вы прекрасно этих девушек знали. Они все обладательницы желтого билета, работали тут рядом на Лиговском проспекте. И лично вы, Поликарп Андреевич, их обследовали. Ведь по закону все обладательницы желтых билетов должны были каждую неделю у вас обследоваться, не так ли, доктор Лосев? - Степан Игнатьевич повысил голос.
        - Ах, вы про этих славных барышень? У меня много клиентов, всех не упомнишь, я тут один доктор во всем районе, - Лосев шмыгнул носом.
        - А мою горничную Глафиру вы тоже не помните? Разве не вы вызвались отвезли ее в больницу еще вчера? - сыщик Свистунов пытливо взглянул в лицо подозреваемого.
        - Ну да, я ее вспомнил, такая весьма въедливая девушка. А что с ней?
        - Вот вы мне и расскажите, что с нею, где она? В больнице ее нет, и расскажите, что вы сделали с Анной Тихомировой, Варварой Сироткиной, Людмилой Бельской и еще двумя порядочными девушками? Вы заигрались со своей тягой к Египту, очень заигрались! - Следователь Филин напирал на доктора Лосева, но тот так и не открыл дверь.
        - Я вообще не понимаю, о чем вы! В чем вы меня обвиняете? - жалобно заблеял Поликарп Андреевич. - Я сегодня болен, сильно болен. Я завтра сам к вам в управление зайду и на все вопросы отвечу, а сейчас у меня температура.
        - Нет, сразу ответьте и про кучера Архипа Ставрюгина ответьте. Он за два дня до своей смерти побывал у вас, вы ему руку после пореза обработали, даже зашивали рану. Наверное, тогда и обратили внимание на парня, он был силен и здоров. Вам такие и нужны были?
        - Для чего нужны? Я не понимаю, оставьте меня в покое…
        - Вы один живете? Откройте немедленно дверь.
        - Да, один. С кем же еще?
        - Слушайте, - Филин приложил палец ко рту.
        Снизу раздался тихий стук, а потом как будто что-то тяжелое упало на пол.
        - А это кто? - задал вопрос Свистунов.
        - Это?.. Так это крысы у меня в подвале бесчинствуют, житья от них нет. Одна завелась, такая здоровая, огромная крыса. В подвале сидит, но я с ней быстро разделаюсь, сейчас разберусь с ней. Не волнуйтесь, Аристарх Венедиктович.
        - А мы вам поможем с крысами разобраться. Это вы не волнуйтесь, Поликарп Андреевич. - Снизу снова послышался стук. - А ваша крыса еще и образованная, азбуку Морзе знает, вон как выстукивает.
        Степан Игнатьевич налег на дверь, в косяке что-то щелкнуло, и она легко отворилась, чуть не пришибив доктора Лосева.
        Сыщик Свистунов с быстротой, совсем не подобающей его фигуре, проскользнул к лестнице, ведущей в подвал. А следователь Филин со всей силой вцепился в темный плащ доктора Лосева.
        В углу безжизненно валялась маска Анубиса - бога заупокойного культа Древнего Египта.
        Эпилог
        Конец августа 1869 г. Санкт-Петербург
        Прошло уже более двух месяцев после трагических событий, связанных с проклятием египетского жре-
        ца. Журналисты радовались поимке настоящего Расчленителя, Эллен Генриховна перестала лить слезы по рано почившей тетушке и отправленному на каторгу Стефану Саймону. Княгиня Муратова, чтобы выразить свое почтение гениальному сыщику Свистунову, снова пригласила всех участников распаковки мумии в лиловую гостиную.
        Глафира после долгого лечения наконец-то смогла заговорить, хотя врачи настоятельно просили не перегружать связки, ведь на горле девушки была проведена сложная операция.
        Степан Игнатьевич, как и обещал, привез целую корзинку маковых пряников в подарок горничной и еще дюжину - сыщику Свистунову, но внимательно присматривал, чтобы Аристарх Венедиктович не стянул парочку и Глашиных презентов.
        А сам Свистунов ходил гордый, еще бы - он собственноручно поймал Расчленителя, державшего в ужасе всю округу, и спас свою неразумную, но бодрую служанку.
        Сама Глафира была тиха и задумчива, разговаривать ей было еще немного больно, но Аристарх Венедиктович настаивал, чтобы она ответила на все вопросы, оставшиеся после поимки Расчленителя.
        Когда гости присели на свои места в лиловой гостиной, а слуги, как и в прошлый раз, преподнесли всем холодного шампанского и лимонада, Глафира встала в центре комнаты, прокашлялась и начала.
        - Извините, уважаемые господа, - хрипло произнесла она, - если я буду говорить тихо и невнятно, я здесь по поручению моего хозяина, гениального сыщика Аристарха Венедиктовича Свистунова, и я еще не до конца оправилась после болезни.
        - Не волнуйтесь, госпожа Сумарокова, мы вас внимательно слушаем, - подбодрил ее полковник Филин.
        Глафира кивнула и продолжила:
        - Тогда начнем с самого начала. С событий тридцатилетней давности. Того, что было три тысячи лет назад, я, к сожалению, не знаю и даже не хочу придумывать.
        Все покорно кивнули.
        - Так вот, в тысяча восемьсот тридцать втором году в наш город Санкт-Петербург прибыл корабль «Буено сперанце», или «Добрая надежда» по-русски. На борту был странный груз - из далекого Египта привезли в Северную столицу две уникальные исторические статуи, сфинксов - египетских стражей фараона Аменхотепа Третьего. Но на корабле, когда везли статуи по морю, произошла некая мистическая история. Когда одного сфинкса погружали на корабль, была повреждена бородка чудовища, и после этого многие начали замечать нечто странное со сфинксом.
        При этих словах художник Яков Менжинский сильно покраснел.
        - До конца непонятно, что произошло дальше, но вся команда, состоящая из тридцати человек, погибла на корабле при странных обстоятельствах. Ходят слухи, что египетские сфинксы как-то научились влиять на психику людей - этого я не могу ни подтвердить, ни опровергнуть, - Глафира закашлялась и выпила глоток воды.
        - Вы рассказываете какие-то сказки, - высокомерно заявила княгиня Муратова, она уже оправилась после предательства возлюбленного и снова демонстрировала всем окружающим дворянскую спесь.
        Глафира улыбнулась.
        - Может быть, это и сказки, но они имеют отношение к истории, которая произошла в наше время.
        - Продолжайте, - кивнул Степан Игнатьевич. - Очень интересно.
        - Хорошо, так вот, на «Доброй надежде», на которой приплыли наши питерские сфинксы, в живых остался только один человек. Это был ученый-египтолог, который как раз и привез египетские статуи в город.
        - Это он был тот убийца, что всех на корабле прирезал? - поинтересовался купец Владимирский.
        - Нет, не он. После всех этих зловещих событий у него произошло помутнение разума, и он много лет лечился в Петербурге. У него дома во Франции остались жена и ребенок, его сын решил во что бы то ни стало найти своего отца и всю жизнь посвятил этому делу. Он также стал ученым-египтологом, чтобы побольше узнать про сфинксов, - Глафира кинула взгляд в сторону Филиппа Лурье, тот заерзал, покраснел, но ничего не сказал.
        - А как вы это узнали? - вмешался в разговор полковник Филин.
        - Мне… точнее, в руки сыщика Аристарха Венедиктовича Свистунова попали личные письма египтолога, где он прощается со своей женой и сыном и рассказывает про проклятие сфинксов…
        - Снова египетские сказочки! - Эллен Генриховна закатила глаза.
        - Возможно, и сказочки, но я… точнее, Аристарх Венедиктович сначала подозревал того самого сына египтолога, что он и есть Расчленитель, который, как и его отец, сошел с ума на теме Древнего Египта и сфинксов.
        Филипп Лурье снова заерзал на месте, с удивлением взирая на Глафиру.
        - Но эта версия оказалась ошибочной, хотя сфинксы на набережной действительно ведут себя странно. В определенный период времени, а именно в «собачьи дни», когда звезда Сотис появляется на небосклоне, левый сфинкс может изменяться в лице, точнее, в выражении морды.
        Эллен Генриховна громко расхохоталась и попросила себе еще шампанского.
        - И какое отношение вся эта мистика имеет к Расчленителю? - спросил Владимирский.
        - Вся эта мистика имеет отношение к загадочному кладу, к египетской Книге Тота, сакральным знаниям древних египтян. Эта тема и поиски клада очень мешали мне… точнее, мешали сыщику Свистунову, в расследовании. Потому что тайные знаки на саркофаге жреца Хапу, которого как раз и распаковывали в лиловой гостиной, совсем не влияли на убийства девушек на Васильевском острове. Это совсем другая история.
        - Но как же не влияли? А как же Анубис? А как же египетское проклятие? - встрял в разговор Лурье.
        - И Анубис, и египетское проклятие, может быть, и существуют, но это совсем другая история.
        - Ви хотет сказат, что и Книга Тот не существует? - подал голос Асхаб Аф-Аффанди.
        - Может быть, Книга Тота и существует, и может быть, ее когда-нибудь найдут, но абсолютно точно, что сфинксы на Английской набережной как-то влияют на обычных живых людей, воздействуют на жителей нашего города, и вот тут мы подходим к самому интересному. На Расчленителя, который снимал комнату на Васильевском и часто проходил мимо чудовищ, тоже действовали сфинксы.
        - Да, он сейчас в кутузке кается, клянется, что дурацкие сфинксы заставили его совершать все эти пакости, - подтвердил слова Глафиры Степан Игнатьевич.
        - Как же? Заставили? Это он сейчас специально что угодно наговорит, чтобы себя выгородить! - покачал головой Аристарх Венедиктович. - Придумал тоже!
        - Некоторые люди действительно видели, как менялось выражение морды левого сфинкса, того, что без бородки, - ответила Глаша.
        - А что без борода никак низя сокровища Тота найти? - печально спросил Асхаб, он это уже понял, но хотел еще раз удостовериться.
        - Я думаю, что нельзя, - покачала головой Глафира.
        - Ну а что там с Расчленителем? Он действительно сошел с ума на этой египетской теме? Кто бы мог подумать! - Эллен Генриховна прижала ладони к пылающим щекам.
        - Да, представьте себе, у Поликарпа Андреевича произошло помутнение рассудка, он считает, что это совершили сфинксы, но сейчас с его психикой будут разбираться настоящие врачи. Лосев преклонялся перед египетской медициной, мечтал добиться бессмертия. В понимании народов Нила бессмертие можно обрести при помощи мумификации умершего, на эту тему написана масса папирусов. Поликарп Андреевич решил на нашей земле получить бессмертие и занялся научными экспериментами… Если можно так выразиться. При этих экспериментах пострадало несколько девушек, тех, которых он считал нечистыми, так как они работали в домах терпимости. Так, расходный материал, - Глафира вздохнула. - По закону все девушки с желтым билетом должны были обследоваться каждую неделю у доктора, так вот тогда Поликарп Андреевич и выбирал себе жертв из самых здоровых девиц. А прачка Сиганова просто попала ему ночью под горячую руку.
        - А как же кучер Архипка? - спросил Дмитрий Аркадьевич Оболенский. - Он к категории нечистых девок не относится.
        - Да, не относится, - вместо Глафиры ответил Степан Игнатьевич. - Но Архипу, можно сказать, не повезло. Он за пару дней до своего исчезновения сильно порезался, и ему пришлось пойти к доктору Лосеву за перевязкой. Тогда-то он по своей дурости и заглянул в подвал к Поликарпу Андреевичу и увидел то, что ему никак нельзя было углядеть. А именно маску Анубиса, странные медицинские инструменты в крови, ритуальные знаки.
        - Так Архипка же дурачок был, он в этой египтологии ни бельмеса не понимал, - заступилась за кучера Эллен Генриховна.
        - Он не понимал в египтологии, но понял, что у доктора Лосева происходит что-то странное, и принялся задавать глупые вопросы, за что и поплатился жизнью, - сказал полковник сыска. - Лосев уже дал на этот счет признательные показания, он испугался, что Архип может его сдать, тогда он никогда не добьется своего бессмертия.
        - А как же жрец Хапу? Как Лосев смог подменить его в саркофаге? - спросил Дмитрий Оболенский.
        - Этот момент тоже Лосев объяснил. Для него стало огромной удачей, что, зная его интерес к египтологии, его пригласили на вечер к княгине Муратовой. А кучер Архипка при перевязке руки еще и похвастался доктору, что ему поручили привезти саркофаг княгине. Этим он и подписал свой смертный приговор. Посылами и увещеваниями Поликарп Андреевич заставил кучера привезти саркофаг сначала к нему, где он и произвел подмену - египетского жреца на кучера. Лосеву было очень интересно препарировать настоящую мумию, чтобы выяснить секрет вечной жизни. Потому он и начал процесс мумификации на Архипе Ставрюгине, - пояснила Глаша. - А потом, вспомните, Асхаб, вы совсем не удивились, когда увидели саркофаг уже в лиловой гостиной. Его привезли нанятые кучера доктора Лосева, но вы не знали об этом.
        - Ето Лосеф написал письмо в полиция на мина? - смущенно спросил Асхаб Аф-Аффанди.
        Глафира уверенно кивнула.
        - С самого начала стоило обратить внимание, что Поликарп Андреевич, профессиональный врач, ни слова не сказал о дыре в левом боку у мумии Архипа. С ним мумия не получилась, хотя он старался по всем канонам Древнего Египта: и запеленал, и анекх в руки вложил, и в настоящий саркофаг упрятал. Но не получилось. Тогда Лосев стал следить за настоящим египтянином, хотел у потомка фараонов узнать секреты вечной жизни. Пока Асхаб был в тюрьме, Лосев при помощи маленькой взятки спокойно зашел в номер в гостинице «Лондон», где и нашел странные инструменты. Как медик он понял, что на них кровь, и сразу же в его голове возникла мысль, как все свалить на каирца, а самому выйти сухим из воды, - Глафира тяжело вздохнула. - Для вечной жизни он готов был вечно убивать.
        - Да, как все просто. Но девушек этих жаль, и Архипку все равно жаль, хоть и дурак был, но славный малый, - заметила Эллен Генриховна. - Теперь доктор Лосев получит по заслугам? - обратилась она к полковнику Филину.
        - Несомненно, получит, по нему теперь каторга плачет, несмотря на все его сказки о подмигивании сфинксов. Те вроде от него жертвы требовали и подсказывали, кого и как убивать. Бред какой! - Степан Игнатьевич скривился. - Тут мы дали промашку, надо было сразу подумать, что делать такие надрезы в боку жертв и вынимать органы так профессионально мог только человек с медицинским образованием. И тут стоит сказать спасибо несравненному Аристарху Венедиктовичу Свистунову, гениальному сыщику, который распутал это странное египетское дело, да еще и убийство графини Розановой, и засадил за решетку двух преступников, - поклонился Степан Игнатьевич.
        - Да, я на самом деле так хорош, я гениален, - пригладил усы Аристарх Венедиктович.
        А Глафира только устало улыбнулась.
        Князь Дмитрий Оболенский встал с кресла и громко зааплодировал:
        - Я верил в вас, Аристарх Венедиктович, верил, что вы сможете распутать это дело, не зря я вам презентовал один маленький камешек, - князь лукаво подмигнул сыщику. - Я верил, что с такой мотивацией вы сможете усерднее искать преступника.
        - Да здравствует мотивация и благотворительность! - поднял бокал шампанского купец Владимирский.
        А Глафира снова устало улыбнулась, придерживая больное горло носовым платком.
        28 августа 1837 г. Страницы старого письма
        «Моя милая Кэти, мой любимый Филипп, я знаю, что вы не получите это письмо, что вы давно считаете меня умершим. Но это, наверное, так и есть. Я действительно умер в этой далекой холодной дикой стране с диким народом и еще более дикой медициной.
        Меня запрятали в лечебницу для умалишенных, не буду рассказывать, какие страшные процедуры мне пришлось здесь пройти. Не могу вам рассказать и обо всех ужасах, здесь творящихся.
        Мне действительно суждено умереть в этом холодном и мрачном городе на Неве.
        Только любовь к вам не позволила мне сойти с ума, но я знаю, что скоро это случится. Скоро и меня погубят в стенах этой лечебницы.
        Каким-то чудом мне удалось достать лист бумаги, который позволит мне выразить мои мысли, а главное - открыть великую тайну: я знаю, я действительно знаю, где находится бородка левого сфинкса.
        Я знаю это, потому что сам ее и спрятал, и она должна остаться в забвении в этом тайнике, чтобы чудовище никогда не возродилось, не ввергло наш мир в безумие.
        Я виноват, что нашел этого сфинкса, за этот грех я и несу покаяние, за это я и страдаю».
        11 сентября 2023 г. Санкт-Петербург. Эрмитаж
        - О, я не могу поверить, это грандиозно. Где вы ее раздобыли? - глава экспертного бюро музея профессор Сергей Новиков разглядывал в лупу фрагмент асуанского гранита.
        - Это действительно что-то стоящее? - у стола переступала с ноги на ногу толстая женщина в бесформенном пальто и в дурацкой беретке на голове. - Мы… это… ремонт делали в квартире… там на Восьмой линии, пол подняли, а там это… сверток… типа от статуи. Я выкинуть хотела, а мне это… Серега сказал, что там иероглифы написаны, ну да, такие, египетские вроде.
        - Точно египетские, - Новиков продолжал разглядывать находку.
        - А она это… дорого стоит? Хоть тыщу рублей дадите? - женщина облизала губы. - Серега умный, он у нас… это… колледж закончил. Он мне и сказал к вам идти. Дайте хоть тыщу рублей, если это египетская штука.
        - Да, это действительно египетская… штука, - Новиков вытащил из своего кошелька розовую пятитысячную купюру и сунул тетке в пальто. - Вот, подпишите здесь и здесь, что вы передаете в музей фрагмент египетской статуи. Да, вот здесь, - подсунул он документы. - А теперь можете идти.
        - Дай бог тебе здоровья, за твое здоровье выпью, - женщина, мелко кланяясь, выскочила из кабинета, боясь, что профессор заберет свои деньги. Но Новиков ее уже не слушал, он набирал номер на мобильном. Как только за посетительницей захлопнулась дверь, он закричал в трубку:
        - Юрий Александрович, вы не поверите, она у меня. Да! Это она! Бородка сфинкса на Университетской набережной. Да, я уверен. Я сделаю еще несколько экспертиз, но сомнений нет. Вы же знаете мою специализацию, я могу отличить эпоху Аменхотепа Третьего от подделки. Она в отличной сохранности! Да, представьте себе, теперь точно мы сможем восстановить сфинксов в первозданном виде!
        …Ты видишь в сумрачном тумане
        Двух древних сфинксов над Невой.
        Глаза в глаза вперив, безмолвны,
        Исполнены святой тоски,
        Они как будто слышат волны
        Иной, торжественной реки,
        Для них, детей тысячелетий,
        Лишь сон - виденья этих мест,
        И эта твердь, и стены эти,
        И твой, взнесенный к небу, крест.
        И, видя, что багряным диском
        На запад солнце склонено,
        Они мечтают, как, - давно, -
        В песках, над падшим обелиском,
        Горело золотом оно.
        В. Брюсов 1909 г.
        notes
        Примечания
        1
        Читайте об этом в книгах В. Лисовской «Русалки Обводного канала», «Перстень русского дракона», «Путь к золоту Рюрика».
        2
        Читайте об этом в книгах В. Лисовской «Русалки Обводного канала», «Перстень русского дракона», «Путь к золоту Рюрика».
        3
        Читайте об этом в книге Виктории Лисовской «Перстень русского дракона».
        4
        Mes chers - мои дорогие (перевод с французского).
        5
        Рlus vite, plus vite - быстрее, быстрее (перевод с французского).