Последний бог Антон Леонтьев
        # Вера Вайнгартен, наследница состояния отца-банкира, в десять лет осталась одна, потеряв все, даже собственное имя. Став взрослой, она решила выяснить правду о том, что случилось с ее родителями. И поняла - Трюффо, управляющий отца, обманом завладел состоянием Вайнгартенов и сейчас живет в свое удовольствие. Девушка попыталась отомстить за погибшую семью, она все продумала и почти добралась до тех, кто был причастен к мошенничеству. Но на ее пути встала некая организация, и Вера оказалась перед выбором: стать шпионкой или погибнуть... Она выполнила много опасных поручений и даже встретила свою любовь - Алекса. Вера сознавала, насколько опасна их работа, и все равно смерть любимого стала для нее настоящим шоком. Поэтому девушка сама вызвалась выполнить следующее задание - выйти на след киллера по прозвищу Тор, от руки которого погиб Алекс. Однако как это сделать, если никто и никогда не видел Тора в лицо?
        Антон Леонтьев
        Последний бог

«Если поставить перед собой цель, убить можно любого».

    Фраза, оброненная Джоном Ф. Кеннеди, 35-м президентом США, за считаные часы до смерти, накануне визита в Даллас 22 ноября 1963 года
        Тор. 22 ноября 1963 года

«Добро пожаловать в Даллас, мистер Кеннеди», - гласил заголовок на всю страницу свежего выпуска «Даллас морнинг ньюс». Тор пробежал строчки глазами - несмотря на доброжелательное начало, люди, оплатившие появление в газете данного текста, обвиняли президента и его администрацию во всех смертных грехах, в первую очередь в том, что католик, занявший Белый дом, обрек миллионы кубинцев на рабское существование на Острове свободы под ярмом Фиделя Кастро. Ничего удивительного - в Техасе молодого президента не любили. На выборах 1960 года голоса штата отошли сопернику Кеннеди, и это невзирая на тот факт, что в команде будущего президента был сенатор Джонсон, коренной техасец.
        Тор свернул газету, отложил ее в сторону и взглянул на часы. Они показывали начало десятого. Президент наверняка еще находится в городке Форт-Ворт, неподалеку от Далласа. Но совсем скоро он прибудет с визитом сюда.
        Насвистывая, Тор принялся собираться. Маршрут кортежа президента был напечатан в одной из местных газет - по пути его следования наверняка соберутся люди, чтобы приветствовать президента, его супругу и губернатора штата. Еще бы, Техас во что бы то ни стало желает показать - здесь тоже любят президента Кеннеди.
        Тор извлек из платяного шкафа продолговатый кожаный чехол, похожий на тот, в котором транспортируют клюшки для гольфа, осторожно положил его на застеленную кровать, затем бросил взгляд на окно, полузакрытое жалюзи. Тор находился в одном из мотелей на окраине Далласа. Чтобы попасть в центр, туда, где пролегает трасса президентского кортежа, ему потребуется около двадцати минут.
        Тор ненавидел спешку. В его профессии она может быть смертельна. Расстегнув чехол, он извлек из него несколько клюшек для гольфа, которые (кто бы мог подумать!) и в самом деле находились там. Однако его занимали не клюшки (в гольф Тор играл весьма посредственно), а две металлические части, соединив которые он получил винтовку особой конструкции, сделанную по спецзаказу одним оружейным мастером, ныне покойным. Тот по праву гордился своим детищем, считая его гениальным изобретением. Тор был полностью с ним согласен - и чтобы мастер не проболтался или случайно не навел на него полицию или Интерпол, он ликвидировал его.
        Только в самых крайних случаях Тор прибегал к подобному решению проблем. Ему требовались надежные люди, к которым он мог время от времени обращаться, желая получить превосходные поддельные документы или конфиденциальную информацию. Таких людей - по пальцам пересчитать, и ликвидировать их всех он не мог себе позволить. К сожалению, оружейный мастер был болтлив и пил горькую (и Тор это отлично знал), что, впрочем, не мешало ему быть одним из лучших, а возможно, даже самым лучшим в своей области. Но при склонности старика к выпивке и выбалтыванию известных ему секретов положиться на него было нельзя. Поэтому и пришлось отправить оружейника на тот свет.
        Тор сделал все профессионально. Удар по голове в закоулке - и несчастный, ничуть не мучаясь, покинул наш бренный мир. Тор обставил все как разбойное нападение - вытащил у старика кошелек и ключи от мастерской, служившей мастеру заодно и квартирой. Затем тщательно обыскал мастерскую и на всякий случай поджег ее. Как он позднее узнал, полиция не заинтересовалась смертью спившегося инженера, дело практически сразу отправили в архив. А Тору того и требовалось - единственная ниточка, которая могла бы привести полицию к нему, оборвалась.
        Он вскинул винтовку и посмотрел в оптический прицел. Оружие не раз отлично послужило ему. Не подведет и сегодня, Тор не сомневался. Он разобрал винтовку и спрятал ее обратно в чехол с клюшками для гольфа. Затем отправился в душ.
        Сорок пять минут спустя Тор вышел из комнаты мотеля - на спине у него висел тот самый чехол, лицо скрывала, бросая тень, фетровая шляпа, в руках - небольшой чемодан, на шее - фотоаппарат. Мужчина разительно изменился - волосы стали седыми, над верхней губой возникли усы, на правой щеке - большая волосатая родинка. Тор исходил из того, что после случившегося возникнет стихийная паника. Однако она не помешает полиции опросить случайных свидетелей, которые если и смогут что-то сообщить полицейским, так только описание седого мужчины средних лет с усами и родинкой на щеке. Но и седина, и усы, и родинка исчезнут, едва он окажется в автомобиле и отправится прочь из города.
        На стоянке Тор подошел к коричневому «Паккарду», открыл багажник, погрузил в него чемодан. Чехол с клюшками и винтовкой он положил на заднее сиденье и прикрыл клетчатым пледом. Усевшись за руль, Тор вывернул со стоянки мотеля - его путь лежал в центр Далласа.
        По радио сообщали о предстоящем визите президента. Тор не имел ничего против Кеннеди, а жена президента ему даже нравилась. Но это никоим образом не помешает ему выполнить то, ради чего он прибыл днем ранее в Техас. Он сделает свою работу и незаметно исчезнет в неизвестном направлении. От него требовалось не так уж много - убить президента.
        Тору уже доводилось работать в Америке. Он по праву считал себя космополитом, и все же старушка Европа казалась ему милее. Убийство президента в Далласе наверняка станет событием номер один на многие годы, а то и десятилетия. Последний американский президент, ставший жертвой покушения, был Уильям Мак-Кинли - в 1901 году в него стрелял анархист. Ранение было серьезным, но не опасным для жизни, однако президент все же умер - от сепсиса. Что ж, наступило время продолжить кровавый список.
        Главным для Тора были не политические или личностные мотивы, а деньги. Хотя наемным убийцей он стал не только по меркантильным соображениям. Ему нравилось чувствовать неограниченную власть над своими жертвами. Он, как бог, может покарать любого, пускай и самого могущественного человека на свете - американского президента. Именно поэтому много лет назад, в самом начале своей карьеры, он и выбрал этот псевдоним - Тор, в честь гневливого скандинавского бога-молниеметателя.
        Ему льстило, что деяние его рук в Далласе даст пищу домыслам, предположениям, теориям заговора, статьям, книгам и кинофильмам. Ведь далеко не всегда выполненная им работа имеет подобный резонанс. В подавляющем большинстве случаев его клиентам требуется минимум паблисити. Очень часто заказчики хотят, чтобы смерть того или иного человека была обставлена как несчастный случай или самоубийство, чтобы не привлекать лишнее внимание.
        Тор вспомнил события прошлого августа. Тогда он тоже работал в Америке, только не в Техасе, а в Калифорнии. У него было немного времени, чтобы разработать план, пришлось импровизировать на ходу. Вот уж чего Тор не любил! Однако гонорар, выплаченный ему за убийство известной актрисы, побил все рекорды. Кто бы мог подумать, что смерть позволит несчастной истеричной наркоманке, чья карьера находилась на спаде, превратиться в легенду? Тор видел несколько фильмов с участием крашеной блондинки Мэрилин и был от них не в восторге. И с какой стати ее считают секс-символом целой эпохи?
        От Тора хотели, чтобы он инсценировал самоубийство, он так и поступил. Ему было только на руку, что, когда он проник в дом актрисы в Голливуде, та находилась под воздействием наркотиков, которыми увлекалась. Плевым делом было сделать инъекцию в бедро - и Мэрилин заснула навсегда. Прихватив ее интимные дневники, где содержалось слишком много опасной информации, которую актриса собиралась обнародовать на пресс-конференции, Тор покинул Лос-Анджелес.
        Ирония судьбы заключалась в том, что одним из любовников Мэрилин был человек, которого ему предстояло лишить жизни сегодня, - президент Соединенных Штатов. Тор, останавливаясь на светофоре, подумал: уж не с ведома ли клана Кеннеди он убил блондинку? Тор никогда не проявлял повышенного интереса к заказчикам, понимая, что это может навредить его работе. И какая ему разница, кто оплатил смерть второразрядной актрисы?
        После работы в Голливуде у него было несколько заказов в Европе. И вот снова Америка. Он ничуть не удивился, когда увидел фотографию человека, которого ему предстояло ликвидировать. Кеннеди так Кеннеди - убить можно любого. И все же Тор прекрасно понимал, что отправить на тот свет президента США будет сложно, однако для него не было ничего невозможного. Да, убить можно любого и каждого, но иногда для претворения плана в жизнь (вернее, в смерть) требовалась значительная подготовка, на что уходила уйма времени.
        В случае с президентом Кеннеди времени у него не было. Заказчик настаивал на том, чтобы смерть президента имела место при большом стечении народа и была как можно более зрелищной. Ну что ж, желание клиента - закон. Такое требование лишь на руку Тору. Возжелай заказчик инсценировку несчастного случая, потребовалось бы повозиться - еще бы, ведь президента тщательно охраняют, и в Белый дом, к примеру, или в поместье Кеннеди в Новой Англии просто так не проникнешь. Но у каждого имеются свои слабости, и Тор, воспользовавшись ими, сумел бы убить президента и в его резиденции.
        А раз сейчас от него хотят получить спектакль, то он его устроит. Вначале Тор думал о грандиозном взрыве, однако потом отмел эту идею. Во-первых, он не любил возиться со взрывчаткой. Всегда существовала вероятность, что откажет часовой механизм, или жертва задержится, или маршрут следования вдруг изменят - и тогда пиши пропало. Во-вторых, никогда не знаешь, погибнет ли жертва или все же останется в живых: в этом отношении взрывчатка ненадежна. И в-третьих, было бы не избежать побочных жертв. Вот уж чего Тор особенно не любил. Он по праву считался профессионалом экстра-класса, а устроить бойню с десятком убитых и сотней раненых может любой сумасшедший террорист.
        Поэтому после недолгих раздумий Тор остановил свой выбор на винтовке с оптическим прицелом. Заказчик наверняка останется доволен. А сам Тор получит вторую часть своего гонорара, который превзойдет в два раза сумму, выплаченную ему за устранение актрисы по имени Мэрилин.
        Миллион долларов - во столько была оценена жизнь президента.
        Единица с шестью нулями приятно волновала воображение Тора. Он время от времени задумывался над тем, чтобы уйти на заслуженный отдых. С миллионом долларов можно себе это позволить. Но Тор прекрасно знал, что дело не только в деньгах - разве в его характере валяться в шезлонге где-нибудь на райском острове, бесцельно убивая время?
        Нет, конечно же, он не уйдет на пенсию. По крайней мере, не после смерти президента. Тор считал себя воином, а для воина лучшая смерть - в бою. Впрочем, он не намеревается стать жертвой какого-нибудь полицейского или агента ФБР. Тор знал, что его имя с благоговением и трепетом произносится в определенных кругах. Тор никогда не допускает ошибок. Тор всегда выполняет заказ. От Тора не уйдешь.
        Что греха таить, подобные слухи льстили самолюбию Тора. А слухи в его профессии - главное. Он ведь не может дать рекламу в газете, по радио или телевидению, призывая прибегать к его услугам. Но реклама ему, собственно, и не требовалась - уже в течение многих лет Тор мог позволить себе выбирать заказы. После Далласа он, пожалуй, возьмет краткосрочный отпуск, хотя мог бы заработать еще весьма ощутимую сумму: промышленник из Италии и крупный финансист из Швейцарии настойчиво желают воспользоваться именно его услугами. Но им придется подождать.
        Тор заглушил мотор «Паккарда» и осторожно осмотрелся по сторонам. Затем вышел из салона и, прихватив кожаный чехол с клюшками, отправился в путь. Через десять минут он был на месте. Тор оказался около расположенного на искусственном возвышении деревянного забора, вокруг которого росли вязы. Оттуда прекрасно просматривалась Элм-стрит - та самая улица, на которую с центральной трассы свернет кортеж президента.
        Ему было обещано, что президент поедет в машине с откидным верхом. В худшем случае - если пойдет дождь или будет слишком ветрено - верх будет поднят, однако стекло там обычное, которое не составит труда пробить выстрелом.
        До Тора доносились голоса людей, собравшихся на улице, - все они хотели лицезреть президента и его супругу. Люди не имели понятия, что станут свидетелями исторического события. Тор, чьи руки были затянуты перчатками, осторожно потрогал забор. Он побывал тут два раза, чтобы произвести рекогносцировку, и остался доволен. На противоположной стороне улицы находился парк, и там тоже можно было бы устроить засаду, однако тогда он не смог бы так близко подобраться к дороге.
        В нескольких десятках метров с правой стороны улица уходила под железнодорожный мост. Тор знал - ему нужно ликвидировать президента еще до того, как «Линкольн» с четой Кеннеди окажется под мостом.
        Слева, на перекрестке Хьюстон-стрит и Элм-стрит, возвышалось семиэтажное здание из красного кирпича - склад учебников. Заказчик сообщил Тору, что он не должен волноваться - «козел отпущения» давно найден, и именно на него повесят убийство президента. Тора мало волновали такие детали - к тому времени, когда схватят этого молодчика, который, как ему сказали, кроме всего прочего, жил несколько лет в СССР и был женат на русской, сам-то он будет далеко от Далласа.
        Тор вынул из чехла клюшку и, будто держа винтовку, положил ее на углубление между двух планок забора. Так и начнется кошмар на улице Вязов[Улица, на которой президент Кеннеди был смертельно ранен, называется по-английски «Elm Street», дословно: «Улица Вязов».] . Прикрыв левый глаз, Тор представил, что смотрит в оптический прицел. Вот появляется кортеж президента - сначала мотоциклисты, затем лимузин, в котором находится жертва. Палец плавно ложится на курок и...
        - Мистер, а вы репортер?
        Вопрос застал Тора врасплох. Он дернулся и обернулся - перед ним, засунув палец в рот, стоял мальчуган лет девяти-десяти, рыжеволосый, с конопатым лицом и умными голубыми глазами.
        Тор улыбнулся, чувствуя, однако, что ему на мгновение сделалось страшно. Было же обещано, что никто не станет мешать! Откуда только взялся здесь мальчишка?
        - Вы собираетесь сделать фотографии мистера президента? - продолжил мальчуган, с восхищением уставившись на фотоаппарат, висевший на груди Тора.
        Засунув клюшку обратно в чехол и присев на корточки, Тор снял с шеи фотоаппарат и вручил его мальчишке. Никогда не паниковать и не показывать свое волнение - вот основное правило его профессии. Наверняка многие из его так называемых «коллег» принялись бы совершать одну ошибку за другой. Кое-кто вообще прикончил бы мальчишку, опасаясь его как ненужного и опасного свидетеля! Но Тор никогда не совершал убийств больше, чем те, за которые было заплачено.
        - Ух ты, мистер, какой классный фотоаппарат! И наверняка дорогой! - восхищался ребенок.
        Тор потрепал мальчика по рыжим вихрам и спросил:
        - Ты здесь один?
        - Нет, сэр, с мамой, - ответил мальчишка, вертя фотоаппарат. - Когда я в школе расскажу, что видел президента и настоящий репортерский фотоаппарат, то мне все будут завидовать!
        - А почему же ты не в школе? - спросил Тор.
        - Сегодня все равно пятница, сэр, - с готовностью пояснил мальчик. - И я был у дантиста. Мама пообещала, что, если я буду вести себя хорошо, мы придем посмотреть на мистера президента. Я вел себя хорошо, хотя мне и сверлили зуб. Хотите посмотреть, сэр?
        Не дожидаясь ответа, мальчуган оттянул нижнюю губу и попытался продемонстрировать Тору свою новую пломбу.
        - Джек, вот ты где! - услышал Тор женский голос и увидел спешащую к ним даму лет тридцати, в темно-синем платье и шляпке. - Негодник, я обыскалась тебя!
        - Мама, мистер - настоящий репортер из газеты! - затараторил Джек. - Ты только посмотри, какой у него фотоаппарат!
        Мамаша схватила мальчика за руку и принялась извиняться. Тор с улыбкой посмотрел на юного Джека - иногда (только иногда!) он думал о том, что пора обзавестись семьей, жениться, завести пару детишек. Возможно, когда-нибудь он так и сделает. Главное - найти подходящую женщину, но таковой Тор на своем пути еще не встретил.
        - Мэм, прошу вас покинуть территорию!
        Рядом с Тором возник коренастый мужчина в пропахшем табаком сером костюме. Он продемонстрировал мамаше Джека удостоверение, на которое та уставилась с легким испугом.
        - Секретная служба, - пояснил мужчина. - В наши обязанности входит охрана президента и его окружения, мэм. Вы можете принять участие во всеобщем ликовании, однако по другую сторону забора. Это место оцеплено, мэм. Разрешите, я провожу вас.
        Он мягко, но настойчиво потеснил мамашу Джека. Тор потрепал малыша по голове и, вытащив из кармана портмоне, извлек оттуда банкноту в один доллар.
        - Держи, - вручил он ее онемевшему от счастья ребенку.
        Мамаша Джека запротестовала, уверяя, что ее сын не может принять такой дар, но мальчуган проворно спрятал доллар в карман штанишек.
        - Будь молодцом и слушайся маму, - сказал Тор.
        Джек с готовностью ответил:
        - Большое спасибо, сэр! Я никогда не забуду этот день!
        - О, я в том и не сомневаюсь, - усмехнулся Тор.
        Джек подошел к матери, которая взяла его за руку, затем обернулся и спросил:
        - Сэр, а ваша работа будет опубликована в газете?
        - Уверяю тебя, малыш, о ней сообщат во всех газетах, - ответил Тор и помахал на прощание Джеку рукой.
        Сотрудник секретной службы проводил женщину и сына. Затем мужчина в сером костюме вернулся к Тору и почтительно сказал:
        - Все улажено, сэр. Можете не волноваться, больше вас никто не побеспокоит.
        - Отлично, - кивнул Тор. То, что мальчика зовут так же, как и президента, которого предстояло убить[Джек - производное от имени Джон.] , он счел хорошим предзнаменованием, хотя вообще-то не был суеверным.
        Мужчина исчез.
        Часы показывали семь минут первого. Самолет президента наверняка уже сел в далласском аэропорту «Лав-Филд». В половине первого президент должен произнести речь в холле «Трейд-Март», расположенном по ту сторону железнодорожного моста, значит, кортеж Кеннеди наверняка уже в пути и окажется около забора примерно в двадцать пять минут первого.
        Люди на Элм-стрит громко разговаривали, смеялись, предвкушая визит президента.
«Напрасно говорят, - решил Тор, - что Даллас не любит Кеннеди». Наверняка позднее будут утверждать, что не последнюю роль в смерти тридцать пятого президента Соединенных Штатов сыграла мрачная и реакционная атмосфера Далласа, изначально враждебно настроенного по отношению к главе государства. Тор же знал, что мог убить президента и в Вашингтоне, и в Нью-Йорке, и в Хьюстоне. Но так уж получилось, что в этот ноябрьский день он оказался в Далласе.
        Появился все тот же тип в мятом сером костюме («Он такой же представитель секретной службы, как я - тибетский монах», - подумал презрительно Тор), доложил:
        - Кортеж только что появился на Мейн-стрит и вот-вот свернет на Хьюстон-стрит, а оттуда - к нам. Они немного опаздывают.
        Тор только повел головой, и соглядатай исчез. Настало время действовать. Уверенным движением Тор извлек из чехла две металлические части, соединил их - в руках у него возникла винтовка. Оружие было автоматическим: Тор рассчитывал, что ему вполне хватит двух выстрелов, чтобы расправиться с президентом. А скорее всего, будет достаточно и одного выстрела.
        По нарастающему гулу Тор понял, что президентский кортеж оказался в поле зрения толпы. Он вскинул винтовку и взглянул в окуляр оптического прицела. Около трассы он заметил человека с любительской кинокамерой. Хм, занятно, момент убийства президента США будет запечатлен на пленку - для истории и потомков, так сказать! Тор был польщен.
        Показались мотоциклисты, а за ними и президентский «Линкольн». На повороте автомобиль сбросил скорость - теперь она наверняка не превышала десяти-пятнадцати миль в час. Идеальные условия для стрельбы по движущейся мишени.
        У Тора было несколько секунд, чтобы рассмотреть президентский лимузин, который, как ему и обещали, был с откидным верхом. Впереди шофер, а рядом с ним сотрудник секретной службы (конечно, настоящий, в отличие от шута, который крутился у Тора под боком). За ними, на откидных сиденьях, губернатор Техаса Джон Конелли и супруга. И наконец, на заднем сиденье - справа президент Джон Ф. Кеннеди, а слева его супруга Жаклин, в розовом одеянии, с небольшой прелестной шляпкой на головке. Тор видел через оптический прицел большой букет красных роз, лежавший на белом кожаном сиденье между президентом и его женой. Наверняка миссис Кеннеди получила их в аэропорту, когда сошла с трапа.
        Палец Тора лег на спусковой крючок. Губернатор повернулся к президенту с каким-то замечанием, от которого улыбка президента сделалась шире. Тор (он много раз проигрывал эту сцену в уме) выстрелил.
        Кеннеди схватился обеими руками за горло... на мгновение выпрямился... откинулся на спинку сиденья. Тор остался собой доволен - ранение наверняка смертельное. Однако он должен быть уверен, что президент убит.
        Внезапно губернатор Конелли, сидевший перед президентом, вздрогнул и стал заваливаться направо. Тор окаменел - кто-то другой стрелял по президентскому кортежу! Ярость заполнила легкие Тора. Он и так пошел на поводу у заказчика, когда согласился, чтобы некие криминальные личности, выдавая себя за полицейских и представителей секретной службы, толклись около забора, якобы для того, чтобы отгородить Тора от случайных свидетелей. Он, конечно, знал, что имеется некий тип, на которого свалят вину за убийство президента, но заказчик не сказал ему, что этот тип будет стрелять! Или выстрел был произведен не из здания склада учебников, а откуда-то еще? И кроме него, Тора, имеется второй снайпер? Что за черт! Похоже, заказчик решился играть по собственным правилам, но такого Тор терпеть не мог. Второй стрелок может все испортить!
        Тор поймал в перекрестие прицела голову президента и выстрелил второй раз. Ему было прекрасно видно, как череп Кеннеди буквально взорвался с правой стороны - осколки кости, кровь и мозговая масса полетели в разные стороны. Этот выстрел наверняка лишил президента жизни, но Тор никак не мог унять ярость. Он выстрелил еще раз - и промахнулся. Пуля застряла в бордюре!
        Тем временем президент повалился на колени Жаклин, которая, казалось, остолбенела. Затем супруга президента (вернее, уже вдова, в чем Тор не сомневался) вскочила на ноги, и если бы не полицейский на мотоцикле, следовавший за кортежем, который весьма бесцеремонно пихнул первую леди обратно, то миссис Кеннеди просто выпрыгнула бы на ходу из лимузина, где находился ее убитый муж-президент.

«Линкольн», набирая скорость, понесся прочь. Многие из находившихся на улице так и не поняли, что произошло, зато на лицах других, все же осознавших, что же именно случилось, застыли гримасы растерянности, страха и отчаяния. Дело было сделано.
        Тор за несколько мгновений разобрал винтовку, сунул ее в мешок и повесил его на спину. Затем убийца президента торопливо покинул место преступления - у него имелись вопросы к типу в сером костюме. Но тот, скатившись вниз по насыпи, уже перебирался через железнодорожные пути. Тор подавил в себе желание застрелить мерзавца. Тот наверняка знал, что имеется еще один снайпер, но ничего не сказал! А ведь это было его, и только его убийство, Тора, но получается, что вмешался какой-то дилетант, из-за которого все едва не пошло насмарку.
        Тор оказался на Элм-стрит: там царили паника и хаос. Убийца увидел метрах в тридцати Джека, того самого мальчишку, которому подарил доллар, парень громко ревел, прижавшись к испуганной, онемевшей матери. Что ж, мальчуган до конца своих дней запомнит произошедшее, будет еще своим внукам рассказывать о том, как стал свидетелем убийства президента Кеннеди. А вот о том, что беседовал с убийцей и даже получил от него подарок, рыжеволосый тезка покойного президента так никогда и не узнает.
        Ускорив шаг, Тор оправился к Мейн-стрит, где находился его «Паккард». Он стремился как можно быстрее покинуть место преступления, не сомневаясь, что полиция, придя в себя от шока, вызванного покушением на президента, перекроет центр.
        Выехав за город (там по-прежнему царила осенняя идиллия, как будто все было в порядке, как будто в президента Кеннеди не стреляли, как будто он прибыл на место, где его ждали, и уже начал свое долгожданное выступление), Тор дал волю чувствам. Он несколько раз с силой ударил по рулю и вслух крикнул несколько ругательств. Если бы не второй горе-снайпер, то все бы прошло без сучка без задоринки! Вот почему Тор всегда действовал в одиночку: с партнером никогда не знаешь, сумеет ли он выполнить то, что от него требуется.
        Тор знал, что не оставит просто так столь грубое вмешательство в свою работу. Он получил задаток в полмиллиона долларов, и сегодня ему должны передать вторую половину гонорара. Он был уверен, что сумеет выбить из заказчика имя того, кто едва не помешал осуществлению всего плана. И еще он потребует компенсацию: пусть заказчик, если хочет остаться в живых, выложит еще пятьсот тысяч. Только тогда они будут квиты.
        Когда гнев улетучился, Тор содрал с себя парик, фальшивые усы и родинку и включил радио - комментаторы наперебой кричали о покушении на президента. Джона Кеннеди доставили в расположенный неподалеку Парклэнд-госпиталь, где команда врачей приступила к борьбе за спасение жизни главы государства. Тор поклялся себе: если произойдет чудо и президент выживет (что станет первым провалом Тора за всю его карьеру наемного убийцы), то он лично пристрелит того, кто помешал ему довести до завершения начатое.
        Тор услышал позади себя вой полицейской сирены. Взглянув в зеркало заднего вида, он увидел преследовавшую его машину. На мгновение убийце сделалось страшно - неужели его так банально поймают? Нет, за ним не было «хвоста». Но как же полиция напала на его след?
        Выехав на обочину, Тор заглушил мотор и вскоре увидел пожилого грузного полицейского, следовавшего к его «Паккарду». Что же делать? Убить копа и пуститься в бега?
        - Сэр, вы превысили допустимую скорость по крайней мере на двадцать миль, - раздался сухой голос полицейского.
        Тор едва сдержал вздох облегчения и, мгновенно обретя прежнее самообладание, вытащил из бардачка удостоверение сотрудника секретной службы (разумеется, поддельное, но с фотографией, соответствовавшей подлинному облику Тора).
        - Офицер, вы наверняка знаете, что в президента Кеннеди только что стреляли, - заявил Тор с апломбом, наблюдая за тем, как полицейский не без трепета изучает его удостоверение. - Я направляюсь по спецзаданию в Лос-Анджелес, чтобы задержать возможных подозреваемых.
        Полицейский, вздрогнув, вернул Тору удостоверение и сказал:
        - Сэр, не смею вас больше задерживать. Скажу честно, я на прошлых выборах голосовал за Никсона, потому что не люблю демократов. Но никто не смеет поднимать руку на нашего президента!
        Тор поблагодарил полицейского и велел ему держать язык за зубами:
        - Это - суперсекретная совместная операция ФБР и ЦРУ. Никому не говорите о том, что видели меня, ведь у заговорщиков везде имеются свои люди!
        Он едва не потерял голову, едва не совершил роковую ошибку! Полицейский произвел на него впечатление недалекого человека, наверняка он поднимать шум пока не будет. А когда до него дойдет, что тот, кого он остановил за превышение скорости, может, и не был сотрудником секретной службы, будет уже поздно - к тому времени Тор окажется вне пределов Соединенных Штатов.

* * *
        Встреча на одном из пирсов в порту Нового Орлеана была назначена на одиннадцать вечера. Тор успел принять ванну и немного вздремнуть (после всякого преступления его неудержимо тянуло в сон), а также сполна насладиться плодами своего труда. Он зря волновался - в половине второго официально объявили о кончине президента Кеннеди в далласском госпитале. Двадцать минут спустя в кинотеатре был арестован подозреваемый в убийстве президента, некий Ли Харви Освальд, а в четверть третьего на борту лайнера № 1 к присяге был приведен новый, тридцать шестой президент США, Линдон Б. Джонсон.

* * *
        Тор оказался на пирсе за две минуты до одиннадцати. Его никто не ждал - было пустынно и жутковато. Однако убийца не собирался покидать Новый Орлеан, не получив причитающуюся ему часть гонорара и не выяснив, кто же едва не сорвал порученную ему миссию.
        Заслышав шаги, Тор обернулся - и увидел темную фигуру. Мужчина в плаще, с чемоданом в руке подошел к нему.
        - Добрый вечер, мистер Тор, - прозвучал тихий голос.
        Убийца насторожился - ведь имелась же договоренность не называть никаких имен и кличек!
        - Кто был еще в Далласе? - начал без предисловий Тор. - Вы обещали, что мне будет предоставлена полная свобода действий. А вместо этого все чуть не пошло крахом!
        - Сожалею, мистер Тор, - ответил мужчина, лица которого убийца не видел. - Мне ничего не было известно. Я принес вторую половину вашего гонорара. Как и договаривались - пятьсот тысяч долларов.
        Он протянул Тору чемоданчик. Тот заявил:
        - Ситуация изменилась! Вы должны мне не пятьсот тысяч, а миллион - в придачу к тому, что уже выплачено. У вас есть ровно сутки, чтобы собрать требуемую сумму.
        - Мистер Тор, это противоречит существующей договоренности, - заметил мужчина.
        Он на мгновение вышел из тени, и луна осветила его лицо.
        - То, что в президента стрелял еще кто-то, тоже не было оговорено, - ехидно откликнулся Тор. - За моей спиной ведется странная игра, что мне не нравится.
        - Я должен переговорить со своим поручителем, - ответил мужчина. - Принять решение без него я не имею права. А пока что возьмите полмиллиона, мистер Тор.
        И он снова протянул чемоданчик. Тор взял его, ощутив приятную тяжесть - тяжесть полумиллиона долларов.
        - Завтра здесь же, в это же время, - сказал Тор. - Советую вам явиться с деньгами, иначе я все равно найду и вас, и вашего хозяина.
        - Всего хорошего, мистер Тор, - ровным голосом произнес мужчина и исчез во тьме.
        Тор услышал торопливые шаги, затихшие вдали. Почему собеседник столь поспешно удалился? Он воспринял требование об увеличении гонорара так, будто ждал его. Все-таки пятьсот тысяч долларов - сумма немалая.
        Тор двинулся в противоположном направлении. Ну что ж, похоже, ему удалось убедить клиента (вернее, пока его представителя) в том, что нужно раскошелиться. Завтра он получит еще один чемоданчик с деньгами и тогда сможет покинуть Новый Орлеан. У Тора была заказана каюта люкс на роскошном лайнере, направлявшемся в Европу.
        Внезапно Тор остановился - его пронзила мысль о том, что встреча на пирсе уж очень похожа на инсценировку. А что, если его обманули? Такое уже было несколько раз - после исполнения задания клиент отказывался платить. Но каждый раз Тор получал сполна по договоренности, а кроме того, наказывал обманщика.
        Он положил чемоданчик на пирс и склонился над ним. Внутри должно лежать полмиллиона долларов бумажками по сто долларов. Если клиент его надул...
        Убийца нажал на кнопку замка, раздался странный щелчок. Тор всегда гордился тем, что умеет принимать верное решение за мгновение. Так было и на сей раз - вместо того чтобы открыть второй замок, Тор со всего размаху швырнул чемоданчик в воду.
        Раздался мощный взрыв - над поверхностью Мексиканского залива вспыхнул и погас большой оранжевый шар. В лицо отшатнувшемуся Тору полыхнуло жаром от взрывной волны, он потерял равновесие и упал. Шестое чувство не подвело - в чемоданчике вместо денег находилось взрывное устройство. Не швырни он его вовремя в воду, его тело уже разнесло бы в клочья, так что полиция на следующий день нашла бы, возможно, обугленные штиблеты и пару пуговиц, и более ничего.
        Тор вскочил на ноги и отряхнулся. Вот, оказывается, как отблагодарил его заказчик за убийство президента! Он не только не пожелал платить оставшиеся пятьсот тысяч, но решил при помощи нехитрого трюка избавиться от киллера.
        Вдалеке раздался вой полицейских сирен. Встреча с представителями закона не входила в планы Тора, он ускорил шаг и покинул пирс еще до того, как туда подлетели полицейские автомобили.
        Теперь становится понятно, отчего мужчина, передавший ему чемоданчик, так спешил. Опасался, как бы бомба не сработала прежде, чем он сумеет скрыться. Клиент все отлично продумал - сначала суперпрофессионал Тор выполняет задание, а затем суперпрофессионала взрывают, и свидетелей не остается. Пока полиция разберется, что к чему, настанет утро. У него имеется несколько часов, в течение которых и клиент, и тот, кто вручил смертоносный чемоданчик, будут уверены: Тора разорвало в клочья, когда он, подстегиваемый жадностью, открыл чемоданчик, желая полюбоваться на свой куш. Потом они, конечно, поймут, что Тор остался в живых, но пока у него имеется несравненное преимущество. Как можно скорее он должен найти того, кто передал ему чемоданчик со взрывчаткой.
        Тор подошел к пирсу с другой стороны - оттуда пришел неизвестный, с которым он разговаривал. Разумеется, того уже и след простыл, однако откуда ему знать, что Тор никогда не отправляется на встречу с клиентом, не приняв должных мер безопасности.

* * *
        - Вот это был взрыв, сэр! - услышал он дребезжащий старческий голос. - Сразу видно, работа мафии!
        Тор разглядел в темноте пожилого мужчину с длинной седой бородой - одного из представителей бесчисленного племени бродяг.
        - Ты видел автомобиль? - спросил Тор.
        Старик, причмокнув губами, ответил:
        - Ну а как же, сэр! Вы оказались правы - машина остановилась здесь неподалеку. Из нее вышел мужчина в плаще с чемоданчиком, а затем он вернулся минут через десять - уже без груза. А как только раздался взрыв, рванул с места. Но меня он не заметил, клянусь всем святым! Я был очень осторожен!
        Тор почувствовал удовлетворение. Не так-то умны типы, решившие отправить его на тот свет. Что ж, теперь они поплатятся. Тор никогда не прощает покушения на собственную жизнь.
        - Номер, - произнес он, глядя на седобородого в упор.
        Старик покопался в кармане и вытащил замусоленную рваную бумажку.
        - Пока тот субъект отлучался, я записал цифры на номерном знаке, - доложил он. - Наверняка фальшивый, сэр!
        - Ты отлично справился с заданием, - кивнул Тор, - и у меня имеется для тебя награда. Купишь себе бутылку-другую хорошего виски.
        Бородач, бормоча слова благодарности, потянулся к Тору, а тот неожиданно вонзил ему в грудь нож, да еще повернул его в ране - старик грузно осел на тротуар.
«Смерть для него - наилучший выход», - подумал Тор, вытаскивая нож. И бездомный прав - номер наверняка поддельный, что, однако, не помешает ему найти своего несостоявшегося убийцу.
        Под утро Тор направился в аэропорт Нового Орлеана. Он все еще не имел понятия, кто подсунул ему чемоданчик со взрывчаткой, но знал, где искать этого человека. Деньги и связи в преступных кругах помогли выйти на след таинственного незнакомца. Он, кстати, не особенно таился, будучи уверенным, что Тор взлетел на воздух.
        Мужчина в плаще попросил отвезти себя в аэропорт, и Тор, переговорив с водителем такси, который доставлял его туда, узнал: клиент собирался первым же рейсом в Нью-Йорк. Регистрация уже началась, и скоро должны были объявить посадку.
        Тор заметил свое отражение в стеклянной двери и остался доволен - его нельзя узнать. Сейчас он превратился в солидного пожилого господина с седой бородкой клинышком, большим орлиным носом и бородавкой над левым глазом. Так выглядит почтенный профессор колледжа или маститый врач.
        Отыскать типа, с которым он встречался на причале, было несложно. Его внешность врезалась Тору в память (он гордился тем, что никогда не забывает лиц, даже если видит всего в течение пары секунд). Субъект был все в том же темном плаще и походил на молодого преуспевающего адвоката - с зачесанными назад темными волосами, серыми глазами и смазливой физиономией. Тор заметил в его руках небольшой плоский «дипломат».
        Убийца прошел вслед за мужчиной в зал ожидания и уселся напротив него. Тот развернул газету (на первой полосе, конечно же, весть об убийстве президента) и принялся изучать ее, не обращая никакого внимания на пожилого господина в пальто с каракулевым воротником.
        Тор тоже приобрел билет на рейс до Нью-Йорка. Что ж, похоже, поездку в Европу придется отложить. Мало того, что его пытались убить, ему не заплатили полмиллиона долларов! Не то чтобы он пойдет по миру с сумой, если не получит вторую часть своего гонорара, однако договор дороже денег.
        Он уже составил план - в Нью-Йорке типа в плаще наверняка будут встречать, значит, придется действовать в самолете. Такого в многолетней практике Тора не было. Он работал в поезде, на круизном лайнере и однажды на фуникулере в Швейцарии, но в воздухе - пока нет.
        Пассажиров пригласили пройти на посадку. Не выпуская мужчину из вида, Тор проследовал к самолету. В салоне он поменялся с дамой средних лет местами, заявив, что ему совершенно необходимо сидеть в проходе из-за больного сердца (как одно связано с другим, Тор объяснять не стал, но дама тотчас принялась рассказывать о своей сестре, страдающей грудной жабой). Со своего места он хорошо видел мужчину, тоже сидевшего с краю.
        Самолет взлетел. Неожиданно для себя Тор подумал: если их лайнер потерпит крушение, то никто и никогда не узнает, что на его борту находился человек, убивший президента Кеннеди, и тот, кто связан с заказчиком этого преступления.
        Соседка Тора, казалось, обладала неистощимым запасом тем для разговора, в особенности когда дело касалось жутких заболеваний. Кажется, в ее семье страдали от чего-либо все. Дама безостановочно лепетала, и Тор, не зная, как заставить ее замолчать, на мгновение даже представил себе, как сует ей под ребро пистолет и спускает курок. Однако огнестрельное оружие пришлось, конечно же, оставить в отеле.
        - И только тогда нашего семейного доктора осенило - ведь речь может идти об энцефалите! - воскликнула дама, повествовавшая об очередной ужасающей трагедии с ее троюродной кузиной.
        Тор поддакнул, зевнул, а когда посмотрел на кресло интересующего его мужчины, то увидел, что оно пустует. Субъект скрылся за занавеской, которая отделяла кабину пилотов и туалет от салона. Тор понял, что настал его час. Извинившись перед соседкой, он поднялся и направился вслед за мужчиной.
        В проходе столкнулся с миловидной стюардессой.
        - Сэр, вам придется подождать, - сказала она с улыбкой, - туалет пока занят.
        Она скрылась, и Тор нащупал в кармане пальто, под подкладкой, тонкое лезвие. Проносить металлическое оружие на борт было категорически запрещено, однако в его арсенале имелся небольшой кинжал, выполненный из слоновой кости, которым можно было действовать так же хорошо, как и стальным.
        Дверь туалета открылась, показался тот самый тип, что передал ему чемоданчик с бомбой. Где-то невдалеке шебуршала чем-то стюардесса, но Тор не обращал на это внимания. Понимая, что мужчина не ожидает нападения, тем более от пожилого субъекта, он толкнул его обратно в кабинку и втиснулся туда сам, закрывая за спиной раздвижную дверь.
        - В чем... - начал мужчина, но замолчал, когда кинжал уперся ему в шею.
        Тор прошептал:
        - Всего одно неверное движение или попытка закричать, и я перережу тебе горло, как свинье. Ну что, ты меня узнал? Я тот, кого тебе поручили убить. Но вам не повезло, я все еще жив и здоров.
        Мужчина судорожно сглотнул, лицо его побледнело.
        - Я хочу знать, кто за тобой стоит, - произнес Тор. - Если хочешь остаться в живых, рекомендую развязать язык. Ну, я слушаю!
        Вместо ответа мужчина нанес сокрушительный удар Тору в солнечное сплетение. Убийца захрипел, рука противника едва не перехватила кинжал. Извернувшись, Тор всадил его в шею мужчине. Тот, издав булькающий звук, сполз по стенке на пол.
        В планы Тора не входило убивать этого типа, по крайней мере так быстро. Он ведь не узнал, чьи интересы тот представляет! Кровь толчками выходила из горла темноволосого. Тор попытался нащупать пульс - безрезультатно. Субъект был мертв.
        Убийца тщательно вымыл руки и кинжал, стараясь не запачкаться кровью. До посадки оставалось около сорока минут лета. Если повезет, он покинет самолет еще до того, как будет обнаружен труп.
        Тор вышел из кабинки и, захлопнув дверь, повернул при помощи кинжала замок. Входя в салон, он увидел поднимающегося ему навстречу господина и предупредил:
        - К сожалению, здесь туалет занят. Воспользуйтесь другим.
        Затем он приблизился к креслу, которое занимал только что убитый им субъект. Пассажир, сидевший у окна, мирно спал. Тор открыл полку для ручной клади и увидел
«дипломат», который, как он прекрасно помнил, держал в руках незнакомец, лежавший теперь в луже крови в туалете.
        Тор взял его и направился к своему месту. Говорливая дама, к его большому сожалению, не спала. Завидев Тора, соседка заявила:
        - Я так и не завершила историю про свою кузину...
        Она не обратила ни малейшего внимания на то, что Тор уходил без «дипломата», а вернулся с ручной кладью. Он положил его на полку над своим сиденьем и опустился в кресло. Болтунья продолжала вещать, вываливая ворох ненужной информации. Тор не спускал глаз с занавески. Произошедшее напоминало ему один из романов Агаты Кристи - убийство происходит на борту самолета, и преступник - один из пассажиров. Полиция тоже будет так рассуждать, и если тело обнаружат до посадки, то их всех передадут в руки представителей закона.
        Наконец объявили о необходимости пристегнуть ремни - самолет шел на посадку. Стюардессу не взволновало то, что сиденье, на котором сидел пассажир, сейчас было пусто - в салоне имелось еще несколько незанятых мест. Тор был вынужден слушать болтовню своей соседки, которая некстати стала разглагольствовать о крушениях самолетов. Наконец шасси коснулись бетона. Тор одним из первых вскочил и выхватил с полки «дипломат», принадлежавший убитому. Затем, не прощаясь с говорливой соседкой, устремился к выходу и тут увидел стюардессу, стучавшую в дверь уборной..
        Из здания аэропорта Ла Гуардиа Тор вышел в новом обличье - запершись в кабинке туалета, он снял парик и стер грим. Наверняка труп на борту самолета уже обнаружили, но это его теперь не касается. Он, как всегда, был в перчатках, в полиции окажутся данные фальшивого паспорта и описание человека, на которого подлинный Тор ничуть не походил.
        Он расположился в такси и велел отвезти себя в отель «Уолдорф Астория». Там он снял номер и попросил услужливого портье узнать расписание лайнера «Микеланджело». Узнав, что судно придет в Нью-Йорк через день, велел забронировать себе каюту первого класса на имя Джона Н. Паркера. Конечно, Соединенные Штаты он покинет не на теплоходе, а другим образом (хотя тоже водным путем), однако осторожность никогда не помешает.
        Оказавшись в номере, Тор вскрыл «дипломат». Как и ожидалось, там обнаружилось много интересного. Он провел несколько часов, пролистывая найденное досье, и теперь знал имя того, кто его нанял. А к тому же понял, для чего потребовалось ликвидировать президента Кеннеди. И эта информация стоила совсем не пятьсот тысяч и даже не миллион, который ему был должен заказчик. Тору стало ясно: это досье может сделать его очень богатым - или стоить ему жизни.
        Решив, что начнет действовать, когда окажется в Европе, Тор выехал из отеля под вечер и направился в морской порт, чтобы отплыть в Европу.
        Вера
        - Добро пожаловать в столицу Социалистической Республики Герцословакия, товарищ Яшке! - Хмурый молодой пограничник, шлепнув в паспорт Веры отметку о въезде, протянул документ женщине. - Желаю вам хорошего времяпрепровождения!
        Вера, поблагодарив пограничника по-герцословацки, забрала паспорт и прошла в зал выдачи багажа. Ей приходилось, и не единожды, бывать в странах так называемого социалистического лагеря, и каждый раз сразу же по прибытии ей бросалось в глаза одно и то же - недружелюбные, злые лица пограничников. Однако ей грех жаловаться - ее пропустили! Знай пограничник, зачем она прибыла в столицу Герцословакии Экарест, то наверняка позвал бы на подмогу своих товарищей, которые тотчас заломили бы ей руки и препроводили в одну из знаменитых местных тюрем, в которые, говорят, можно только войти, но никак не выйти оттуда. Во всяком случае, живым.
        Багажа (Вера отлично знала это) придется ждать долго. Женщина украдкой раскрыла свой паспорт и посмотрела на последнюю страницу, где красовалась черная печать с гербом Герцословакии и сегодняшней датой - 22 ноября 1963 года.
        Затем она посмотрела на первую страницу и увидела собственную фотографию - гримеры постарались вовсю, состарив ее лет на пятнадцать, нацепив лохматый седой парик и очень правдоподобно сымитировав увядающую кожу. Еще бы, ведь по паспорту ей сорок шесть лет, она - уроженка города Дрездена и гражданка Германской Демократической Республики Эмма Яшке, профессор Дрезденского университета. Будь у нее другая легенда, со въездом в Герцословакию возникли бы большие проблемы - друзья из социалистического лагеря были здесь желанными гостями, а вот туристы с Запада сразу становились объектом пристального внимания спецслужб. Поэтому и было решено, что Вера, чьим родным языком является немецкий, должна изображать гражданку ГДР, прибывшую с научными целями в столицу балканского «младшего брата».
        Наконец заскрипел транспортер, показались первые чемоданы. Вера подхватила свой и направилась к выходу. Ее никто не встречал, но она и так знала, куда следует ехать. Аэропорт Экареста был колоссальным зданием, выстроенным по приказу руководства страны для демонстрации могущества Герцословакии и ее превосходства над странами загнивающего Запада. Стекло, бетон, просторные помещения - и все те же неулыбчивые лица пограничников и служащих. Собственно, зачем столь закрытой стране, как Герцословакия, такой огромный международный аэропорт? Все равно туристов из-за рубежа сюда прибывает не так уж много, в основном из Советского Союза, Польши, ГДР, и только небольшая часть - из Западной Европы или Северной Америки.
        Вера вышла из здания аэропорта и отыскала стоянку автобуса, который курсировал между аэропортом и Экарестом. Он оказался забитым под завязку, а следующий должен был прийти только через два часа (и то никто не мог гарантировать, что он не опоздает). Поэтому Вера отправилась к стоянке такси. У нее был забронирован номер в гостинице «Ленинград», самой роскошной и престижной в Экаресте.
        Шофер попался неразговорчивый, что Веру вполне устраивало. Она уже два раза бывала в Герцословакии, причем, как и сейчас, оба раза для выполнения задания. Но под видом восточной немки она прилетала сюда впервые - прежде изображала швейцарку и венгерку.
        За прошедшие после ее последнего визита два с половиной года (Вера прекрасно помнила, как едва не оказалась в одной из местных тюрем, откуда наверняка не вышла бы живой) в столице Герцословакии многое переменилось. А все потому, что мудрый вождь и бессменный Генеральный секретарь Компартии Герцословакии, маршал Хомучек пытался догнать и перегнать образец для подражания - Советский Союз.
        Там, где недавно стояли сельские домишки и паслись коровы, возвышались бетонные монстры, как один похожие друг на друга, - жилища для экарестцев. На память Вере пришли идиллические пейзажи с фотографии дореволюционной Герцословакии, которые ей как-то довелось увидеть в старом издании, и она грустно вздохнула: от страны-курорта мало что осталось, виллы эпохи югендстиля уступили место блочным многоэтажкам, уютные отели у моря исчезли под натиском громадин санаториев и профилакториев для народных масс, на некогда поросших девственным лесом склонах гор возникли дымящие трубы фабрик и заводов. Прежняя Герцословакия практически исчезла, уступив место Герцословакии новой, на всех парах устремившейся в светлое коммунистическое будущее.
        Прежняя, буржуазная Герцословакия, во главе которой стоял не всемогущий тиран маршал Хомучек, а король из династии Любомировичей, и простой люд которой не преклонялся перед руководящей ролью коммунистической партии, а почитал многочисленных святых и чудотворцев, была излюбленным местом отдыха родителей Веры. Но как же давно это было...
        Женщина оторвалась от грустных воспоминаний и уставилась в окно - такси въехало в Экарест.
        Чтобы заманивать иностранных туристов (и вытрясать из них конвертируемую валюту, столь необходимую для плановой экономики Герцословакии), руководство государства приняло решение не сносить исторический центр столицы, что, однако, не уберегло его от многочисленных перепланировок и возникновения на берегу Экарест-реки полдюжины высоченных домов-башен, напоминающих высотки в столице Советской России.
        Главный город республики сейчас украшали кумачовые стяги, социалистические гербы и помпезные лозунги - всего через шесть дней маршал Хомучек праздновал свой пятьдесят пятый день рождения, и к этому торжественному событию готовилась вся страна. Поэтому, собственно, Веру послали в Экарест именно накануне юбилея - органы госбезопасности были заняты подготовкой чествования «гениального вождя и великого кормчего», и поимка шпионов, как мнимых, так и настоящих, временно пошла на спад.
        Шофер остановил свою желтую «Волгу» (как и многое другое, автомобили в Герцословакию ввозили из СССР) около входа в гостиницу «Ленинград». Это было величественное, устремленное ввысь здание из серого кирпича, увенчанное огромным золоченым шпилем, под которым виднелись профили Маркса, Энгельса, Ленина и маршала Хомучека. Вообще-то профилей было пять, но лик Иосифа Сталина стесали в течение одной ночи вскоре после XX съезда Компартии в советской столице.
        Щедро расплатившись с шофером - благо герцословацких форинтов у Веры было предостаточно, ведь руководство не жалело для своих сотрудников этих цветных бумажек, - женщина подхватила чемодан и направилась по красной ковровой дорожке к дверям гостиницы. Холл оказался огромным, больше похожим по размерам на железнодорожный вокзал - всюду мрамор, позолота, хрусталь и бронза. Несмотря на помпезность, гостиница больше походила на бордель экстра-класса: слишком аляповато и перегружено деталями. Подавив улыбку, Вера подошла к стойке администратора. И снова пришлось достаточно долго ждать - в Герцословакии явно придерживались принципа: работа не волк, в лес не убежит. Наконец Вера предстала перед дамой лет сорока с небольшим, с рыжими завитыми волосами, двойным подбородком и несколькими золотыми зубами.
        - Да, товарищ Яшке, на ваше имя забронирована комната, - сказала администратор, внимательно изучая паспорт Веры, которая не сомневалась, что женщина, как и практически все работники гостиницы, является сотрудницей герцословацкой спецслужбы. Затем дама протянула ключ с латунной биркой, на которой значился номер
2411.
        - Прошу! Кстати, предупреждаю: на вашем этаже сегодня горячей воды в связи с технической профилактикой не будет, дадут только послезавтра.
        Вера села в лифт, который вознес ее на двадцать четвертый этаж. В номере имелись кровать, небольшой письменный стол, радиоприемник и неизменный портрет товарища Хомучека на стене. Вера, мечтавшая принять горячий душ, открутив кран и услышав сипение, похожее на хрипы астматика, поняла, что администраторша не шутила - теплой воды не было. Пришлось довольствоваться бодрящим холодным обливанием. Хуже всего, что грим холодной водой практически не смывался, пришлось тереть кожу чуть не докрасна.
        Закончив водные процедуры, Вера принялась распаковывать вещи. У нее всего два дня, чтобы осуществить операцию, которая ей поручена. Вспомнился разговор с шефом, который имел место несколько дней назад.
        Они встретились в Париже, в небольшом ресторанчике на Елисейских Полях. Их рандеву не привлекало внимания - статный седой господин с военной выправкой и молодая красивая темноволосая дама: что тут удивительного?
        Шеф, дождавшись, когда принесут заказ, его любимую форель, вынул из внутреннего кармана пиджака конверт и положил его на стол. Вера открыла конверт и вынула несколько фотографий: на них был изображен сутулый мужчина неопределенного возраста, с клочковатой бородой и в старомодных очках, делавших его похожим на филина.
        - Итак, твое новое задание, Вера, - произнес шеф, закуривая терпкую сигарету. - На снимках профессор Людослав Цапек, гений в области органической химии, в прошлом году его кандидатура выдвигалась на Нобелевскую премию. Не так давно, по сведениям из надежных источников, ему удалось открыть способ производства необычайно жаростойкого полимера, что, по всей видимости, произведет настоящую революцию в некоторых областях, в том числе в военной промышленности. Кроме того, профессор Цапек занимается разработкой нового вида оружия - по заказу Москвы.
        Вера уже догадалась, что от нее потребуется. И не удивилась, когда услышала слова шефа.
        - Вся проблема заключается в том, что профессор работает не на нас и наших союзников, а на коммунистов. От тебя требуется узнать способ производства нового полимера. Узнать, раздобыть документацию и доставить мне.
        Поймав на себе вопросительный взгляд Веры, шеф продолжил:
        - Профессор живет и работает в Экаресте, столице Герцословакии, которая, как ты отлично знаешь, находится под пятой Советов. Опять же из достоверных источников известно, что ученый сейчас трудится над усовершенствованием технологического процесса производства полимера. Этот Цапек отличается некоторыми странностями. По всей видимости, он социопат и страдает массой комплексов, поэтому чрезвычайно редко появляется в лаборатории, руководителем которой номинально считается. Основную работу он ведет у себя на вилле, расположенной под Экарестом, в тщательно охраняемом поселке для представителей тамошней элиты. Проникнуть в лабораторию не сможешь даже ты, она отлично охраняется, а вот загородный дом профессора... Твоя задача заключается в том, чтобы побывать там и переснять на пленку все документы, в первую очередь - имеющие отношение к производству нового полимера. Сразу предупрежу: задание опасное, практически невыполнимое, но именно для таких у нас и имеешься ты, Вера.
        Тогда она только сухо улыбнулась, воспринимая слова шефа как комплимент. В их организации для невыполнимых заданий существовало два человека - она и Алекс. Словно читая мысли Веры, шеф добавил:
        - Я знаю, что ты в паре с Алексом творишь чудеса, но на сей раз тебе придется действовать одной. Во-первых, женщина вызывает меньше подозрений, а во-вторых, Алекс сейчас на очень важном задании.
        Алекс был не только напарником Веры, но и ее любимым. Они познакомились именно здесь, в организации, и практически сразу поняли, что не могут жить друг без друга. Вообще-то организация не одобряла интимных контактов между своими работниками, однако Вера и Алекс доказали на практике, что имеют право быть вместе - об их совместных операциях ходили легенды.
        - Ты отправишься в Экарест, столицу Герцословакии, и приложишь все усилия для того, чтобы завладеть нужной для организации информацией, - продолжил шеф. - Уверен, ты справишься, Вера!
        И вот она уже на месте. Впереди два напряженных дня...
        Женщина извлекла из чемодана красное вечернее платье, усыпанное блестками, с откровенным декольте. Оно никак не походило на облачение унылой работницы университета, прибывшей на торжественную конференцию по филологии, приуроченную к юбилею товарища Теодора Хомучека. Вера взглянула на часы - половина пятого, а прием назначен на восемь. Ничего страшного, если она опоздает, это только привлечет к ней всеобщее внимание. Что ей и требуется.
        Без двадцати восемь в холл гостиницы «Ленинград» спустилась молодая прелестная женщина в облегающем переливающемся красном вечернем платье с глубоким декольте. Темные волосы каскадом ниспадали на тонкую спину, а красивое лицо притягивало к себе взгляды. Таинственная незнакомка была в норковом полушубке, в руках держала небольшую сумочку в тон платью. Женщина выглядела явно не по-социалистически и даже, вообще-то, откровенно буржуазно, однако никто в гостинице не удивился ее внешнему виду: тамошний бомонд любил повыделываться, следуя моде растленного Запада.
        Вера (а женщиной была именно она) подозвала такси, которое как по мановению волшебной палочки тотчас остановилось перед входом в гостиницу. Усевшись на заднее сиденье, она назвала адрес - дама желала, чтобы ее доставили на проспект маршала Хомучека, центральную и престижную улицу Экареста.
        В половине девятого такси остановилось перед одним из социалистических небоскребов из розового камня. Вера направилась к тяжелым стеклянным дверям, которые швейцар распахнул перед ней, - обиталище советских бонз, академиков и деятелей искусства мало чем отличалось от шикарного жилого небоскреба где-нибудь в Америке. Швейцар проводил Веру восхищенным взглядом - он сразу оценил и ее вечернее платье от Баленсиага, и тонкий аромат дорогих духов, и непередаваемую грацию и шарм таинственной гостьи.
        На лифте Вера поднялась на последний этаж, где находились апартаменты наиболее выдающихся и влиятельных людей Герцословакии. Едва узорчатые двери бесшумно распахнулись и она шагнула на зеленую дорожку, устилавшую мраморный пол общего коридора, как до женщины долетели ритмы разнузданной запретной музыки - надрывался не то Элвис Пресли, не то Фрэнк Синатра. Простые смертные подобные вещи не слушали, ведь только за обладание пластинкой иностранных исполнителей они могли бы схлопотать «строгача» и получить несколько месяцев исправительных работ за
«низкопоклонство перед Западом». Но то, что не дозволено быку, как известно, разрешено Юпитеру - запрет не касался тех, кто его, собственно, и налагал. Вера давно убедилась в том, что во всех социалистических странах, в которых ей довелось побывать (и в СССР, и в ГДР, и в Польше, и в Румынии, и в Венгрии), руководители государства и партии и в первую очередь их отпрыски плевать хотели на коммунистический образ жизни. Они открыто издевались над строгими законами и обитали в особом, недоступном обычным гражданам мире, полном небывалых и по большей части запретных удовольствий, импортированных с Запада. Герцословакия не являлась исключением - в то время как народу внушалось, что лучшие музыканты - местные коллективы, исполняющие народные мелодии или бравурно-патриотические композиции, элита слушала американские и европейские шлягеры.
        Вера неспешно прошествовала по коридору с высоким сводчатым потолком, украшенным фресками (только вместо ангелов и херувимов на нее взирали рабочие и колхозницы), и оказалась перед дверью одной из двух квартир, что располагались на последнем этаже социалистического небоскреба: слуги народа не любили кучности, предпочитая иметь по соседству максимум одну семью. Разумеется, тоже из «высшего столичного общества».
        Вера нажала на золоченую кнопку (она располагалась под бронзовой табличкой, на которой значилось «Министр внешней торговли товарищ Д. Сенкевич»), и дверь тотчас распахнулась. На пороге стояла пожилая дама, облаченная в униформу горничной - белый кружевной фартучек, накрахмаленная наколка в волосах, подобострастный взгляд.
        - Добрый вечер, госпожа, - произнесла горничная и поклонилась, пропуская Веру в холл квартиры. Кстати, поясним: у представителей экарестского бомонда в последнее время стало входить в моду титуловать друг друга не «товарищем», а «господином» и
«госпожой», как во времена короля, а от прислуги требовали, чтобы та отвешивала поклоны и приседала в реверансах.
        Квартира не отличалась ни своими размерами, ни богатой обстановкой от пентхауза в Нью-Йорке с видом на Центральный парк: экарестские сливки общества желали, чтобы их жилища ничем не уступали апартаментам капиталистов. В квартире стоял дым коромыслом - ревела заграничная музыка, перекрываемая женским хохотом и мужскими голосами, а также звоном бокалов и тарелок. Несколько мужчин как по команде повернули голову в сторону Веры и одарили ее плотоядными взорами, а вот женщины, заметив неожиданную грациозную соперницу, недовольно сузили глаза. Господа были облачены кто во что - некоторые в смокинги с галстуками-бабочками, другие - в джинсы и ковбойки, кто-то (видимо, из представителей андеграунда) в странные балахоны. Дамы же все до единой красовались в вечерних туалетах. В воздухе витал аромат парфюма, смешанный с запахом пота. Еще экарестские леди отличались неуемным аппетитом в отношении драгоценностей - их груди, шеи и запястья украшали сверкающие камни, более уместные в Алмазном фонде, а не на вечеринке, устроенной сыном министра-коммуниста.
        - О, мадам, как же я рад, что вы почтили нас своим присутствием! - раздался сдобный голос, и к Вере устремился шарообразный молодой (впрочем, уже и не очень) человек на коротких ножках в пестром кожаном пиджаке и с цветастым шейным платком, прикрывавшим его тройной подбородок. Субъект сразу же внушил Вере отвращение, однако она с жеманной улыбкой протянула ему правую руку - тип склонился над ней, целуя. Прикосновение его пухлых красных губ было неприятно, однако она не подала виду.
        - Меня зовут Илларион Сенкевич. Для вас, мадам, просто Лорик, - заметил он весьма развязно.
        Вера окинула Лорика с ног до головы оценивающим взглядом - на вид лет тридцать пять, представитель так называемой «золотой молодежи» Экареста, его отец - министр внешней торговли, собутыльник товарища Хомучека. В то время как родители находятся у Адриатического моря, где предаются отдыху, единственный отпрыск устраивает в их столичной квартире шумные сборища. Об этом Вера узнала еще до прибытия в Экарест, благо что ее организация обладала разветвленной сетью поставщиков информации по всему миру.
        Лорик продолжал болтать, осыпая Веру комплиментами. Он представил ее многочисленным гостям, и по мере того, как они переходили из гостиной в зимний сад, а оттуда - в малую столовую, чтобы потом оказаться на одном из трех огромных балконов, рука сына министра внешней торговли, сначала словно случайно оказавшаяся на талии Веры, сползала все ниже и ниже. Прикосновения Лорика были Вере чрезвычайно неприятны, тем более что короткопалая, покрытая черными волосами и увенчанная несколькими золотыми печатками рука была потной, однако женщина с улыбкой выносила неизбежную пытку. В том и заключалась ее работа - выполнять задания организации любым способом. Если потребуется, ей придется даже отправиться в постель с малоприятным наглым типом, однако Вера надеялась, что до этого дело не дойдет.
        Молодой Сенкевич же так не думал - хватая один коктейль за другим и опрокидывая их в себя, он становился все более развязным и неуемным. Вера изображала на вечеринке французскую жену одного из столичных дипломатов, которого, к счастью, не могли знать лично ни Лорик и никто из присутствующих, потому что он был выдумкой. Однако, выяснив, что к нему в гости пожаловала настоящая западная иностранка, тем более парижанка, к тому же жена влиятельного чиновника МИДа, Лорик не мог отказаться от попытки затащить дамочку в постель.
        Вера, вынужденная сносить приставания Лорика, упорно и незаметно выливала один коктейль за другим то под кресло, то в кадку с пальмой, то под диван. Не могла же она, как все остальные гости, вдрызг напиться! А попутно женщина прокручивала в уме информацию, имевшуюся у нее, относительно сына министра внешней торговли.
        Помимо того, что он был начальником одного из департаментов в ведомстве своего всемогущего папочки (должность являлась синекурой - Лорик показывался на работе от силы два раза в неделю и всего на несколько часов, получая тем не менее царскую зарплату), отпрыск Сенкевича увлекался горячительными напитками и женским полом. Но самое главное - у семейства министра имелась загородная дача, которая располагалась забор к забору с домом профессора Людослава Цапека. Вера знала, что проникнуть на тщательно охраняемую территорию дачного поселка для элиты очень сложно. «Слуги народа», опасаясь чего-то, скорее всего, именно того самого народа, верой и правдой служить которому было их конституционной обязанностью, отгородились от обычных герцословаков высоченными заборами с колючей проволокой, военными с собаками и пропускными пунктами, охранявшимися солдатами с автоматами. Вера не могла позволить себе рисковать - если бы она попыталась тайно попасть в дачный комплекс, то ее могли бы арестовать, и тогда вся операция оказалась бы под угрозой срыва. Да и герцословаки не стали бы церемониться с иностранной
шпионкой. А ведь она была именно таковой!
        Поэтому, поразмыслив, Вера решила проникнуть на дачный массив не тайно, а открыто, для чего ей и требовался Лорик. Из досье, которое было собрано на него в организации, следовало, что Сенкевич-младший частенько в отсутствие родителей навещает со своими пассиями, каждый раз новыми, загородный дом, где предается сексуальным утехам. Вере требовалось одно - сделать так, чтобы после вечеринки Лорик отправился с ней на дачу. А уж там она найдет способ проникнуть в дом профессора Цапека.
        Пока же ей приходилось развлекать Лорика, следя за тем, чтобы его внимание не заняли другие дамы. Пришлось приложить некоторые усилия - наговорить сыну министра массу комплиментов и даже несколько раз поцеловать его в ушко. Лорик буквально сгорал от нетерпения, и Вере едва удалось отбиться от него, когда он попытался затащить ее в одну из спален, чтобы прямо там «заняться чики-мики».
        Первые гости начали отправляться восвояси в начале первого - большая часть нетвердо держалась на ногах и шаталась. Лорик возобновил попытки овладеть Верой прямо на софе под портретом своих родителей в компании с четой Хомучек, и женщине пришлось остудить пыл Лорика, вылив ему за шиворот бокал холодной минеральной воды.
        После этого Лорик захрапел на той же софе. Его пиджак распахнулся, шелковая рубашка выбилась из штанов, обнажая большой воронкообразный пуп, притаившийся в черной кустистости. Вера, взяв на себя обязанности хозяйки, выпроваживала гостей одного за другим, и когда старинные часы эпохи барокко, позаимствованные, не иначе, из какого-нибудь музея, пробили половину второго, шикарную квартиру, ставшую больше похожей на хлев, покинул последний гость.
        Лорик продолжал громогласно храпеть, распространяя удушливый запах перегара. Вера растолкала его и, пощекотав под тройным подбородком, пропела по-французски:
        - Мой доблестный принц, пора вставать! Все гости давно ушли, мы наконец-то остались наедине!
        Лорик протер глаза, зевнул, икнул и попытался взгромоздиться на женщину. Та оттолкнула его, шаловливо грозя пальчиком, и указала на одну из комнат, откуда слышался вой пылесоса (прислуга принялась за уборку):
        - Не здесь и не сейчас, милый!
        - Я отошлю дуру-горничную домой! - заплетающимся языком произнес Лорик. - Детка, я так хочу тебя, что весь аж дымлюсь. Ну давай, прямо здесь!
        Вера, толкая Лорика обратно на софу, гнула свою линию:
        - Дорогой, я столько слышала о твоем любовном гнездышке за городом...
        - Не хочу туда тащиться, - капризно проскулил Лорик, расстегивая ширинку. - Ну детка, покажи, на что способны истинные парижанки! Давай, наклоняйся!
        Вера резко застегнула ширинку Лорика (тот аж взвизгнул) и обиженным тоном воскликнула:
        - Нет, я ожидала от тебя совсем другого, Илларион! Ты разочаровал меня! Мне столько рассказывали о твоей сексуальной изобретательности, так красочно описывали уютный загородный дом, в котором у тебя имеется настоящий будуар, а ты принимаешь меня за шлюху, желая сделать все по-быстрому. Прощай!
        Она поднялась с дивана и горделиво направилась в холл. Лорик сполз с дивана, хлопнулся об пол и на карачках пополз за Верой.
        - Едем, сейчас же едем на дачу! - заявил он. - Господи, что за женщина, у меня никогда такой богини не было... Сейчас же отдам распоряжение!
        Вера уселась в золоченое кресло стиля ампир и закурила тонкую ментоловую сигарету в нефритовом мундштуке, презрительно наблюдая за тем, как Лорик суетится, отдает приказания прислуге, матерится и, наконец, хватает трубку стилизованного под старинный телефона, набирает номер и тоном, не терпящим возражений, лает:
        - Это Сенкевич. Мне требуется машина через десять минут. Еду на дачу. И не смей опаздывать, иначе будешь возить мешки с куриным навозом!
        Шофер появился ровно через десять минут. С красными воспаленными глазами, в съехавшем набекрень галстуке, он появился на пороге квартиры и почтительно доложил, что «машина подана». К тому времени Лорик снова храпел, теперь на унитазе в одном из туалетов. Вера разбудила сына министра и сообщила:
        - Птенчик мой, наше авто прибыло. Я вся в нетерпении!
        Через двадцать минут они покинули пентхауз и спустились на лифте вниз. Около социалистического небоскреба их ждал черный лимузин отечественной сборки - некая помесь «Ягуара» и «Волги». Шофер распахнул заднюю дверцу, Вера заняла место на кожаном сиденье. Рядом с ней плюхнулась грузная туша Лорика. Его правая рука потянулась к бару, а левая обхватила талию Веры. Автомобиль тронулся в путь по ночному Экаресту.
        По пути Лорик снова возжелал заняться сексом, и Вере стоило больших усилий отсрочить момент соития. Наконец в окна автомобиля ударил свет - они подъехали к пропускному пункту. Шофер доложил, что везет «товарища Сенкевича с сопровождением», и офицер, заглянувший в салон, только ухмыльнулся и отдал честь. Видимо, и правда далеко не в первый раз Лорик посещал дачу родителей с дамой.
        Вера по пути не теряла времени, подливая в бокал Лорику виски, смешивая его с текилой и ромом. Сын министра набрался под завязку еще на квартире, однако женщина не переставала удивляться тому, насколько он резистентен по отношению к большому количеству алкоголя. Скорее всего, сказывалась большая практика и гены - папа Лорика гордился тем, что никогда не пьянеет и перепьет любого, в том числе и товарища Хомучека.
        Лимузин, проехав еще минут шесть или семь, остановился. Вера услышала, как шофер вышел, чтобы раскрыть ворота. Схватив Лорика за шиворот, женщина скомандовала:
        - А теперь, милый мой, на свежий воздух. Тебе надо немного прийти в себя!
        - Я в полном порядке, птичка, - заплетающимся языком ответил Лорик, послушно следуя за Верой.
        В лицо женщине ударил свежий морозный воздух. Они находились около витых чугунных ворот, вокруг них в черное небо упирались высоченные сосны. Вера приобняла Лорика, и вместе с сыном министра они направились по дорожке к импозантному четырехэтажному каменному коттеджу, что стоял в глубине огромного участка. Вера бросила взгляд направо и увидела большой деревянный дом, а затем налево - там стояло некое подобие швейцарского шале.
        - У вас здесь много известных соседей? - спросила она у Лорика.
        - А, все придурки! - заявил тот - Только и знают, что задирать нос. Но все равно мой папаня - самый могущественный, он с самим Хомучеком хлещет сливовую водку!
        - А профессор, тот самый, что едва Нобелевскую премию не получил, живет здесь? - Вера указала на шале слева.
        Лорик икнул и ответил:
        - Этот нелюдимый сыч? Нет, справа.
        На пороге дачного дома Лорик долго не мог попасть ключом в замочную скважину, ругался и пыхтел. Подоспел шофер, который и открыл дверь. Лорик повернулся к нему:
        - Эй, ты! Можешь катиться обратно в Экарест. К двенадцати приедешь и нас заберешь. Нам ведь хватит этого времени, крошка, чтобы славно перепихнуться?
        Вера промолчала, оглядываясь по сторонам.
        Загородный дом по обстановке не уступал столичной квартире. Лорик первым делом отправился к одному из больших холодильников, из которого извлек запотевшую бутылку водки, которую опустошил на треть прямо из горлышка.
        - А теперь я покажу тебе свой уголок пионера! - заявил он громогласно. - И там мы займемся делом! Ух, не терпится наконец попробовать это с парижанкой! А то когда был у вас там и снял себе проститутку, то она оказалась откуда-то из Бретани.
        Лорик громогласно расхохотался и потопал по огромной лестнице наверх. Вера, сказав, что хочет приготовить для него сюрприз, задержалась внизу, на кухне.
        - О, я люблю сюрпризы, крошка, - игриво захихикал Лорик. - Ну давай, не задерживайся!
        Убедившись, что сын министра скрылся, женщина отыскала бутылку мартини, наполнила два бокала, в один из которых бросила две крошечные таблетки из сумочки - те, зашипев, мгновенно растворились. Затем, держа в каждой руке по бокалу, Вера поднялась на последний этаж. Он был оборудован, как заправский публичный дом - обитые малиновым плюшем стены, порнографические картины и фотографии повсюду, тяжелые хрустальные люстры и бра. Женщина ногой отворила дверь - и обнаружила абсолютно голого Лорика, возлежавшего на огромной круглой кровати, застеленной оранжевым шелковым бельем. Сын министра походил на обезьяну, и Вера едва сдержала гримасу отвращения.
        - А, притащила выпивку! Отлично! Ну, давай, французская шлюха, приступай к делу. Я ведь вас, баб, знаю, вам всем одно нужно! - пьяно захохотал Лорик.
        Вера подошла к кровати и подала отпрыску министра бокал с растворенными таблетками. Произнесла жеманно:
        - Мой идальго, сначала подкрепи свои силы, а затем я сделаю все, что ты хочешь!
        Уговаривать Лорика не пришлось - он залпом выпил мартини, вырвал из рук Веры второй, отшвырнул на ковер и прорычал:
        - О, теперь я чувствую себя настоящим тигром, причем саблезубым. Ты ведь видела мою острозаточенную саблю? Ну, приступим, французочка...
        Лорик подмял под себя Веру, заелозил волосатым пузом по ее платью, пытаясь содрать его. В лицо женщине ударили винные пары, вырывавшиеся изо рта сына министра. Вера считала секунды - пятнадцать, шестнадцать, семнадцать... Средство, которое выпил Лорик, должно было подействовать в течение минуты...
        Вера попыталась оттолкнуть Лорика, но тот был намного массивнее, хотя и на голову ниже ее.
        - Ого, ты что, любишь садомазо и все эти выкрутасы с избиениями и мнимой борьбой? Ну раз так, то щас получишь сполна, распутная тварь!
        Лорик со всего размаху ударил Веру по лицу. Но вдруг, уже снова занеся вверх руку, пробормотал:
        - Черт, что-то в голове ужасно гудит. Я не... - и мешком повалился на Веру.
        Женщина с трудом спихнула с себя Лорика и перевернула его на спину. Тот мирно спал. Это состояние продлится по крайней мере четыре часа, причем разбудить человека, принявшего таблетки, невозможно. Вера ударила подушкой Лорика по его скукожившейся «сабле» и сказала:
        - Мой милый джентльмен, ты оказался настоящей сволочью. Так что проспись, а я пока и правда займусь делом.

* * *
        Женщина в два счета сняла вечернее платье (Лорик наверняка бы отдал все на свете, дабы лицезреть обнаженную Веру), вытащила из сумочки крошечный пакет, из которого извлекла свернутый тонкий черный костюм и маску с прорезями для глаз. Сын министра тем временем зычно захрапел.
        Захватив крошечную фотокамеру и отмычки, Вера спустилась вниз и вышла из дома. Небо было беззвездным, с севера дул холодный ветер. Она пересекла дачный участок и подошла к забору, за которым находился деревянный дом, принадлежавший профессору Цапеку. Перелезть через забор было плевым делом, и через две секунды Вера приземлилась около зарослей облепихи.
        Ни одно окно дома профессора не светилось - Цапек, Вера точно знала это, находился сейчас в Экаресте. В первой половине дня он делал сообщение на торжественном заседании Академии наук и сейчас, скорее всего, еще спал. А если уже и поднялся, то наверняка начал в очередной раз просматривать свой доклад.
        Вера подошла к дому, убедилась, что на табличке значится «член-корреспондент АН Герцословакии, доктор химических наук, профессор Людослав Цапек», и вставила в замочную скважину отмычку. В элитном дачном поселке никто не опасался грабителей или воров, поэтому запоры были простыми, вскрыть их можно было за несколько секунд.
        Приоткрыв деревянную дверь, Вера проскользнула в дом и оказалась в холле. Где-то вдалеке тикали часы, и ей отчего-то сделалось не по себе - обитель профессора производила на женщину гнетущее впечатление.
        Кабинет Цапека располагался на втором этаже. В ящиках письменного стола она не обнаружила ничего интересного и, продолжив осмотр комнаты, вскоре наткнулась на стенной сейф за портретом товарища Хомучека. Он был старинной конструкции, и с ним пришлось повозиться. Через сорок минут замок наконец легонько щелкнул, и дверца приоткрылась.
        Вера в очередной раз прислушалась - ей показалось, что откуда-то донесся не то стон, не то всхлип. Но тут же успокоила себя: наверняка разыгравшееся воображение играет с ней свои шутки. Или здесь живет привидение? Ерунда, ничто не помешает ей завладеть секретами профессора Цапека!
        В сейфе среди массы бумаг нашлась большая бордовая папка с надписью «Зимарин» - так назывался новый полимер, открытый профессором. Возликовав, Вера положила папку на стол, открыла ее и, вынимая листок за листком, принялась фотографировать описание технологических процессов и чертежи.
        В папке было около двухсот листов. Пока фотографировала их, Вера не могла отделаться от ощущения, что в доме она не одна. Какой-то странный, еле слышный звук... Дощелкав последние пять страниц, женщина прислушалась. Так и есть, стон! Нет, это не завывание ветра снаружи, и призраки не издают подобных звуков. Да и какие привидения могут быть в доме, выстроенном двадцать с небольшим лет назад? Хотя если учесть, что во время «чисток» сороковых и пятидесятых годов здесь сменилось несколько владельцев, которые один за другим были расстреляны... Но что же такое? Откуда-то снизу долетел глухой удар.
        Положив папку в сейф, Вера закрыла дверцу и вышла из кабинета. Задание выполнено, теперь можно возвращаться обратно к Лорику, дожидаться его пробуждения, ехать вместе с ним в Экарест, а оттуда - в Восточный Берлин, из которого она переберется в Берлин Западный.
        Но странный шум не давал женщине покоя. Она спустилась на первый этаж и прислушалась. Может быть, его издают животные? Например, крысы. Или, скажем, кошка профессора. Вот, снова!
        Ориентируясь по звуку, Вера подошла к большой латунной вешалке, стоявшей около стены, с висевшей на ней картиной, на которой был изображен парусник. Такое впечатление, будто стук идет откуда-то изнутри. Ну конечно же, фальшивая стена!
        Вера стала искать кнопку, приводящую в движение панель. Она дотронулась до картинной рамы, провела по ней рукой, нащупала сверху выпуклость и нажала ее. Часть стены плавно отошла в сторону, обнажив металлическую решетку. Вход в подвал. Послышался стук, а затем и стон - никаких сомнений, звуки шли оттуда.
        Вера знала: по инструкции организации, она должна покинуть дом и отправиться восвояси. Она сделала нужные фотографии, и то, что происходит в доме профессора, ее не касается. Но, может быть, кому-то внизу требуется помощь?
        На решетке, составленной из толстенных металлических штырей, красовался огромный навесной замок. Вскрыв его, Вера толкнула решетку - та противно взвизгнула, и стон, шедший снизу, мгновенно прервался.
        Женщина попыталась нащупать на стене выключатель, но ничего не обнаружила и пошла по каменным ступеньками вниз, освещая себе путь крошечным фонариком. Кто знает, что здесь располагается? Быть может, тайная лаборатория, о которой не имеют понятия даже работодатели профессора Цапека. Не исключено, что он трудится еще над каким-то изобретением, и если она прихватит с собой фотографии его чертежей, то шеф, безусловно, будет очень доволен.
        Лестница закончилась - Вера оказалась перед большой металлической дверью. Тут нашелся и выключатель. Женщина щелкнула им, и на потолке зажглась большая желтая лампа. Дверь была странная, очень похожая на тюремную - с небольшим зарешеченным окошком посередине. Вера раскрыла его и заглянула внутрь. В помещении было темно, хоть глаз выколи. Тогда женщина, заметив еще один выключатель, нажала на него - свет зажегся и за дверью.
        Глазам Веры предстала удивительная картина - квадратная камера с огромной чугунной трубой у самого потолка. Под ней - кровать, застеленная куцым одеялом с бесформенной подушкой. Слева - платяной шкаф и стол с несколькими книгами, стаканчиком, набитым цветными карандашами, и альбомом для рисования посередине. Справа - прикрытый крышкой ночной горшок. Вера заметила движение - под кроватью кто-то был! И этот кто-то прятался от нее!
        Дверь была закрыта на три мощных засова и два замка. Справившись с ними, Вера вошла в камеру. Она приблизилась к кровати, присела и тихонько промолвила:
        - Не бойтесь меня, я не причиню вам вреда. Вам требуется помощь?
        Ответа не последовало. Тогда Вера приподняла простыню, свисавшую с кровати почти до самого пола, и увидела сжавшегося в комок ребенка. Пораженная невиданным зрелищем, женщина воскликнула:
        - Что ты здесь делаешь?
        Ребенок оторвал от личика ладони.
        - С вами его нет? - раздался жалобный голосок.
        - Нет, здесь никого, кроме нас, нет! Я тебя не трону, я только хочу тебе помочь! - заверила Вера, протягивая к ребенку руки.
        Тот, осмелев, вылез из-под кровати. Это был мальчик лет семи - очень худой, с длинными светлыми волосами и большими голубыми глазами. Он был в грязных белых трусиках, рваной розовой майке и стоптанных шерстяных носочках. Вера схватила с кровати одеяло и завернула ребенка в него, воскликнув:
        - Тут же так холодно!
        Мальчик, указав на большую трубу над кроватью, сказал:
        - Когда он включает отопление, то становится невмоготу. Уж лучше пускай будет холодно, чем нестерпимо жарко!
        - Кто - он? - задала вопрос Вера, растирая мальчику спину. - И что ты здесь делаешь? Профессор Цапек - твой отец или дедушка?
        Ребенок вздрогнул, но ничего не ответил. Ужасная мысль пришла в голову Вере. Она прижала к себе мальчика и, гладя его по волосам, произнесла:
        - Как ты оказался в подвале? И как долго ты здесь находишься?
        Вместо ответа ребенок начал плакать - именно этот жалобный вой и привлек внимание Веры. Женщина заметила под кроватью алюминиевую ложку и сообразила: мальчик забрался на кровать и стучал ею по трубе.
        - Все будет хорошо, - твердила она, прижимая к себе дрожащего ребенка. Наконец мальчик немного успокоился и тихо спросил:
        - Вы точно не от него?
        - Нет! - воскликнула Вера. Подхватила ребенка на руки и сказала: - А сейчас мы поедем к твоим родителям.
        - У меня нет родителей, я воспитывался в детском доме, - сообщил малыш. - А потом появился он. Он сказал, что мне будет у него хорошо, предложил сладости и...
        Вера поцеловала ребенка. Неужели «он» - это профессор Цапек? Но что же получается? Один из самых гениальных химиков в мире - ужасный преступник, растлитель малолетних, держащий в подвале загородного дома ребенка? Злость охватила Веру.
        - Мы немедленно покидаем это логово! - заявила она.
        - Он тогда очень рассердится! - возразил мальчик. - Один из пленников, который был здесь до меня, пытался бежать. И он его убил и закопал в саду. Он показывал мне яму...
        - У него были и другие пленники? - ужаснулась Вера.
        Еще до того, как ребенок успел что-то ответить, за ее спиной раздался неприятный мужской голос:
        - Ну а как же, моя дорогая! Или ты думаешь, что этот сопляк - первый? Нет, он не первый и уж точно не последний!
        Вера резко обернулась и увидела в дверях высокого сутулого мужчину с клочковатой бородой - профессора Людослава Цапека. В руках у него был револьвер, нацеленный на Веру и ребенка. Мальчик издал жалобный звук, и женщина заметила, как под ним образовалась лужица.
        - Вы... вы - монстр! - вырвалось у женщины.
        - Не тебе читать мне нотации! - криво усмехнулся профессор. - Отвечай: как ты оказалась в моем доме? Надо же, какой сюрприз - я приехал навестить маленького дурачка и обнаружил, что входная дверь открыта и кто-то проник в подвал. Кто ты?
        Вера ничего не ответила. Из оружия у нее имелся при себе лишь небольшой нож, который был спрятан за резинкой носка.
        - Лучше скажите, что делает здесь ребенок! - возмущенно произнесла она, пытаясь отвлечь внимание профессора. - Вы насильно удерживаете его здесь...
        - Никто его насильно не удерживает. Как и тех, кто был здесь до него, - заявил Цапек. - Ну скажи, малыш, тебе ведь у меня нравится? Тебе ведь здесь хорошо?
        Ребенок судорожно глотнул и через силу кивнул.
        - Ну вот видишь! - заметил удовлетворенно профессор. - Я забочусь о нем, как о собственном сыне. И ему здесь несоизмеримо лучше, чем в детском доме.
        Профессор чувствовал себя всемогущим, и Вера знала: она должна действовать быстро, но пока ей не представлялось возможности что-либо сделать.
        - Отойди от ребенка и встань к стенке! - приказал Цапек. - Судя по твоему акценту, ты - иностранка. А что могут делать иностранцы на даче такого гениального человека, как я? Только одно - пытаться что-то разнюхать, к примеру секрет зимарина. Меня, кстати, предупреждали, что зарубежные спецслужбы проявляют огромный интерес к моему открытию и к моей персоне. Какая, однако, честь!
        Вера, повинуясь приказанию профессора, подошла к стене. Цапек продолжал разглагольствовать:
        - Ну и что, твое задание выполнено? Смогла отыскать то, что требуется? Жаль только, что наткнулась на мальчишку в подвале. Так бы отправилась восвояси... Но теперь, западная шпионка, когда ты знаешь мой главный секрет, мне придется убить тебя. В органы я не могу обратиться, сдать тебя им - тогда узнают о ребенке! У меня имеются отличные связи в детском доме, директриса за импортные шмотки и
«бабки» поставляет мне симпатичных сироток, а по документам оформляет их как умерших от болезни. Так что буду действовать по привычке и твой труп ночью закопаю в саду...
        Ребенок с криком метнулся к Вере, бросаясь ей на шею.
        - Не делай ей больно! Она хорошая!
        - А ну отойди от нее, маленький мерзавец! - рявкнул Цапек - Живо, не мешай мне целиться!
        Воспользовавшись замешательством, Вера извлекла нож и зажала его в руке. Она шепнула ребенку:
        - Обещаю, сейчас все закончится. Подойди к кровати и спрячься там.
        Малыш подбежал к кровати. Цапек удовлетворенно хмыкнул:
        - Так-то лучше, щенок. С тобой я разберусь позже, после того, как расправлюсь с этой...
        Он не успел договорить, так как Вера метнула нож - лезвие попало профессору в правое плечо. Цапек взвыл и выронил револьвер. Вера в два счета оказалась около крутящегося юлой профессора и схватила оружие. Химик осел на пол. Заметив в руках Веры огнестрельное оружие, он прошипел:
        - Ты не посмеешь причинить мне вред! Иначе тебя схватят, ведь я - народное достояние...
        - Вы, профессор, гад и мерзавец, - перебила Вера.
        В ушах у нее звенело, до такой степени она ненавидела жалкого бородатого человечка, лежавшего перед ней на полу подвала. За время работы в организации ей приходилось убивать, но исключительно в рамках самообороны. Она никогда бы не выстрелила в безоружного раненого, который умоляет о пощаде, но... Профессор Цапек - исчадие ада! Он заслуживает смерти!
        Видимо, эти мысли отразились на ее лице, потому что Цапек, жалобно скуливший на полу, заверещал, став вдруг вежливым:
        - Нет, умоляю, не убивайте меня! Я - старый больной человек! Пожалейте!
        - Профессор, вы ведь только что спокойно рассуждали о том, как застрелите меня, а потом избавитесь от малыша, - жестко произнесла Вера. - И теперь хотите, чтобы я вас пощадила?
        - Я гениален, и вам это известно! - выкрикнул Цапек. - Вам требуется технология изготовления зимарина? И вы ее от меня получите!
        - Она у меня есть, - ответила Вера. Чем дольше она оттягивает момент убийства, тем хуже. Всего один выстрел - и монстра не станет.
        - В документах указано не все, что требуется! - возразил профессор. - Кроме того, я могу сообщить гораздо больше - о новом химическом и биологическом оружии, я сейчас работаю над ним. И еще веду исследования в области генетики. У меня феноменальная память. Я пригожусь вашим работодателям! Но если вы убьете меня, то потеряете все одним махом!
        Заметив, что Вера колеблется, профессор усилил психологическое давление:
        - Я готов все рассказать! Переправьте меня на Запад! Я уже давно мечтаю о том, чтобы покинуть Герцословакию, здесь мой талант не ценят!
        Вера опустила револьвер, чувствуя, что не сможет застрелить безоружного. А кроме того, профессор Цапек был в самом деле слишком ценным объектом, чтобы избавляться от него.
        - Да, я хочу удрать отсюда! Мне надоела уравниловка и торжественные заседания с трескучими речами! - продолжал выкрикивать профессор. - И я знаю, вы мне поможете! Давайте, информируйте свое начальство, оно наверняка даст добро, когда узнает, что такой гениальный человек, как я, решил удрать на Запад. Черт, и помогите же мне встать! Как же болит плечо, и все вы виноваты...
        Вера, пропуская его вопли мимо ушей, подошла к малышу и взяла его за руку.
        - Ты пойдешь со мной. Дядя больше не сделает тебе больно.
        Цапек, с трудом поднявшийся на ноги, обрел прежний апломб:
        - Никуда мальчишка с вами не пойдет! Вы что, сдадите его в милицию и скажете, где нашли его? Тогда меня запихнут в тюрьму, и ваше начальство будет очень недовольно. Очень! Мне известны десятки, нет - сотни стратегических секретов! Я много раз был в Советском Союзе, знаю, над чем там работают ученые, и это наверняка чрезвычайно интересно для Запада.
        Профессор, понимая, что одержал победу, криво ухмылялся.
        - Ну что, уважаемая шпионка, мне вам объяснить, что делать? Давайте топайте, откуда пришли, договаривайтесь с кем надо. Жду ответа в течение сегодняшнего дня. А мальчишка пока останется у меня. Даю торжественное обещание: сопляк обретет свободу, как только я окажусь за границей.
        Вера чувствовала себя мерзко - она видела наглую усмешку профессора, заплаканные глаза мальчика и думала о том, как будет ликовать шеф, когда узнает, что Цапек сам просится на Запад. Это будет несомненным успехом организации, ведь профессору действительно известно множество секретов. А что, если поступить так, как ей подсказывает сейчас не разум, а сердце? Ведь Цапек, оказавшись за границей, и там будет удовлетворять свои низменные желания. Застрелить бешеного пса - и дело с концом...
        - Но-но, без глупостей! - предупредил профессор, следя за ее лицом. - Если я не появлюсь сегодня на заседании Академии наук, это вызовет переполох. И вам не удастся скрыться из страны, моя дорогая. Так что делайте так, как говорю я. Запишите телефон и позвоните мне в шесть вечера. Собственно, я заранее знаю ответ вашего начальства. Он будет звучать так: «Да, профессор, мы с радостью поможем вам». Иного и быть не может. А теперь катитесь прочь! Черт, как плечо-то болит... Придется выдумывать историю о несчастном случае на даче.
        Профессор, морщась, вытащил из плеча нож.
        - Ну и тяжелая у вас рука, моя милая! Что стоите столбом? Идите, выполняйте возложенное на вас поручение. С мальчишкой ничего не случится - мне сейчас уж точно не до него. Я же дал слово чести! Итак, диктую номер...
        Покидая подвал, Вера обернулась на мгновение - и увидела крошечную сгорбленную фигурку, завернутую в одеяло, - мальчик вперил взгляд в пол и, казалось, застыл, как статуя. Она ведь предала его! Обещала помочь - и предала! И все потому, что в организации на первом месте всегда идет целесообразность. На втором и третьем, впрочем, тоже. Шеф учил ее, что в их работе нет места чувствам, сотрудник должен выполнить задание, а затем забыть обо всем, как о страшном сне.
        Мальчик поднял на Веру взгляд, и женщина поспешно отвернулась. Сможет ли она когда-нибудь забыть его немой укор, мольбу о помощи, страх, что отчетливо читались во взгляде голубых глаз?
        - Ну, идите! - прикрикнул на нее профессор Цапек. - И не забудьте - сегодня ровно в шесть!
        Вера вернулась в особняк родителей Лорика - сын министра продолжал храпеть на кровати. Когда он продрал глаза, то увидел Веру, сидевшую в кресле. Она о чем-то думала.
        - О, дорогая, уже утро? - спросил ее Лорик. - А как прошла ночь?
        - Ты был неподражаем! - с деланым восторгом воскликнула Вера. - А теперь я хочу обратно в Экарест.
        Прибыв в столицу, Вера использовала для экстренной связи с организацией одного из агентов, находившихся в Герцословакии. Она проинформировала его о том, что профессор Людослав Цапек изъявил желание перебраться на Запад. Ответ, как она и думала, не заставил себя ждать - шеф велел дать профессору гарантии того, что он в течение ближайших дней покинет Герцословакию.
        - Что с мальчиком? - спросила Вера профессора, позвонив ему вечером.
        Цапек, кашлянув, ответил:
        - Боюсь, малыш подцепил какую-то инфекцию. Чувствует себя не очень хорошо.
        - Что вы сделали с ним? Вы же обещали! - возмутилась Вера.
        - Не все в жизни происходит так, как тебе хочется, - глумливо процедил профессор.
        Вера поняла, что Цапек обманул ее. Он наверняка поступит с ребенком так же, как и с предыдущими своими жертвами, - убьет его... Или уже убил. Собственно, почему она чувствует за собой какую-либо вину? Ведь не она, а психопат-профессор виноват в смерти детей. Но самоуговоры не помогали. У нее был шанс устранить Цапека и избавить ребенка от заточения. Но она этим шансом пренебрегла - еще бы, ведь важнее всего выполнить задание и не подставить под удар организацию. Убей она Цапека, наверняка оказалась бы в руках местных спецслужб. А так шеф останется очень доволен - она привезет из Экареста не только нужную информацию, но и поспособствует переправке на Запад гениального ученого, готового к сотрудничеству.
        И все же каждый раз, когда Вера закрывала глаза, она видела перед собой сгорбленную фигурку ребенка, завернутого в одеяло. Мальчик поверил ей, а она его предала. Именно это и не давало ей покоя. Но что она могла поделать - убийство Цапека стало бы для нее смертным приговором.

* * *
        Через день Вера покинула Экарест и прибыла в Восточный Берлин. Берлин был для нее родным городом, на Унтер-ден-Линден находился особняк, принадлежавший когда-то ее отцу. Затем она перебралась в Западный Берлин, а оттуда на самолете в Швейцарию. Именно там Вера узнала об убийстве в Далласе президента Кеннеди. Новость оставила женщину равнодушной: ее гораздо больше занимала судьба безымянного мальчика, встреченного на даче профессора Цапека.
        В Люцерне у организации имелся филиал - он располагался в небольшом красивом особняке, на воротах которого красовалась вывеска: «Экспортно-импортная компания
«Salvex». В особняке в самом деле кипела работа - секретарши стучали по клавишам пишущих машинок, приходили и уходили телефаксы, заключались сделки, подписывались контракты, принимались клиенты. Но это был только фасад, за которым скрывалась совсем иная работа. Чтобы сбить с толку любопытных и не возбуждать подозрений, организация и правда занималась экспортно-импортной деятельностью, причем весьма и весьма успешно. Но в подземном бункере, расположенном под зданием, находились секретные архивы и конференц-помещения, куда попасть мог далеко не каждый из тех, кто трудился наверху.
        Затормозив перед воротами, Вера набрала шестизначный код - три последние шифры служили сигналом для большого компьютера, новейшего американского изобретения, что прибыл один из «своих». Вера прошла в особняк, где находилась экспортно-импортная компания. Никто - ни секретарши, ни клерки, ни клиенты - не обратили внимания на молодую женщину.
        Вера спустилась по лестнице вниз, туда, где располагались подсобные помещения. И там опять остановилась перед дверью с кодовым замком и умело замаскированной в углу камерой. Она ввела код и приложила безымянный палец правой руки к сенсору, после чего дверь бесшумно распахнулась. Ей был открыт доступ на подземный уровень. В кабине лифта Вера снова ввела код и нажала кнопку «-5». Лифт на огромной скорости устремился вниз, и через три секунды она была на месте. Перед тем как выйти из лифта, ей пришлось позволить хитроумному прибору произвести сканирование радужной оболочки левого глаза - только после этого многоступенчатая идентификация была окончательно завершена. Бронированные двери раздвинулись, и женщина шагнула в узкий коридор.
        Организация... Вера любит ее и одновременно ненавидит. Последние шесть лет именно организация является ее пристанищем и ее семьей. Насколько она знала, почти все сотрудники, как и сама Вера, не имели близких родственников, а многие (опять же как и она) официально числились мертвыми. Только у шефа была семья, на столе у него всегда стояла фотография блондинки с двумя детьми, мальчиком и девочкой, и с добродушным ньюфаундлендом у ног. Но шеф никогда не говорил о своих родных: наверняка они не знали, чем в действительности занимается муж и отец, считали его работником какого-нибудь министерства или преуспевающим бизнесменом.
        Пока Вера шла по коридору, ей встретились несколько сотрудников, с которыми, как это было принято в организации, она обменялась кивками: произносить приветствие считалось дурным тоном. Подойдя к двери кабинета, Вера толкнула ее - она знала, что ее ждут. Она оказалась в большом помещении, где царили полумрак и прохлада. Едва слышно работали кондиционеры, нагнетавшие с поверхности свежий воздух.
        Шеф сидел за большим письменным столом, просматривая бумаги. Не отрывая от них взгляда, он произнес:
        - С приездом, Вера. Ты отлично справилась с заданием. Впрочем, от тебя я другого и не ожидал.
        На столе горела яркая лампа. Шеф отложил в сторону бумаги и поднял голову - блеснули стекла очков, Вера уловила на себе внимательный взгляд. Похоже, шеф был чем-то встревожен. Неужели она допустила в Герцословакии какую-то ошибку?
        Шеф указал на глубокое кожаное кресло, стоявшее перед столом, и Вера последовала его приглашению. Шеф сцепил руки на животе и сообщил:
        - Час назад профессор Цапек прибыл в Грецию. Оттуда он будет переправлен в Америку. Руководство чрезвычайно довольно твоей работой. Цапек - бесценное приобретение. Ведь он гений.
        - И убийца детей, - не удержалась от замечания Вера.
        Шеф скупо улыбнулся и указал на папку, которую только что просматривал:
        - Ты имеешь в виду его нездоровую страсть к мальчикам? Да, ты права, Цапек, вне всяких сомнений, нуждается в лечении. Однако кого это интересует? Он не только согласился выдать все секреты, обладателем которых является, но и готов работать на нас. Вероятнее всего, его гениальность каким-то странным образом связана с его низменными страстями. Так сказать, одно без другого невозможно.
        - Значит, Цапеку в Америке обеспечат удовлетворение его извращенных желаний? - спросила с омерзением Вера.
        - Если от последнего зависят его душевное спокойствие и способность продуктивно работать против Советов, то, безусловно, да, - пояснил шеф.
        - Но это же... аморально! И преступно! - воскликнула Вера.
        - Такие категории, как мораль и совесть, в нашей профессии неприменимы, - укоризненно глядя на женщину, покачал головой шеф. - Ты же знаешь, Вера, для нас важен только положительный результат. Цель оправдывает средства. Все-таки ты не первый год работаешь в организации и должна была давно уяснить ее основополагающие принципы.
        - Но что произошло с мальчиком? - упрямо продолжила тему Вера.
        У нее не было ни малейшего желания дискутировать с шефом по поводу основополагающих принципов организации. Ведь она обязана ему жизнью и своим спасением. Шесть с лишним лет назад дав обещание работать на организацию и в случае необходимости рисковать жизнью, она не намеревалась отступать. И все же...
        - Какой мальчик, Вера?
        - Тот, что находился на даче у Цапека. Я хочу знать, что с ним.
        Шеф взял папку, раскрыл ее, пролистал документы и пожал плечами:
        - Гм, о мальчике здесь ничего не сказано. Но это совершенно неважно.
        Да, то, что человеческая жизнь для организации неважна, Вера поняла с самого начала своей работы на нее. Однако сейчас она закрыла глаза, увидела перед мысленным взором фигурку ребенка, завернутого в одеяло, и мысленно же произнесла:
«Я предала его, предала...»
        Голос шефа вывел женщину из оцепенения.
        - О Цапеке можешь забыть. Гонорар за твою работу плюс солидный бонус за извлечение профессора из-за «железного занавеса» переведен в швейцарский банк, Вера. А теперь о другом...
        Шеф, похоже, не понимал или не хотел понимать, что финансовый вопрос ее не волнует. Сколько стоит человеческая жизнь?
        Поднявшись из кресла, шеф прошелся по кабинету. Он остановился около абстрактной картины, висевшей на стене, и неожиданно проникновенным тоном спросил:
        - Хочешь что-нибудь выпить? Чай, кофе, сок? Или, быть может, что-то покрепче?
        Обычно шеф не отличался подобной заботливостью. Вера вежливо отказалась, но шеф заметил:
        - Думаю, и тебе, и мне не повредит порция коньяка.
        Он нажал кнопку селекторной связи и отдал соответствующее распоряжение. Через минуту в дверь постучали, и, когда шеф подал голос, появился невзрачный молодой человек в черном костюме - он принес на подносе бутылку коньяка и два пузатых бокала. Дождавшись, когда субъект исчезнет, шеф налил в один из бокалов янтарной жидкости и поставил его перед Верой.
        - Чтобы отметить успешное окончание операции, больше подошло бы шампанское, - заметила женщина.
        Хотя можно ли вести речь об успехе? Она не спасла мальчика, который доверился ей, и обрекла его на, скорее всего, мученическую смерть. Зато помогла попасть в Америку опасному преступнику, который и там продолжит убивать детей. Неужели цель действительно оправдывает средства? Похоже, организация - этакий клуб бездушных людей, для которых самое важное - максимальная прибыль? И она является членом данного клуба...
        Шеф положил перед Верой выпуск местной газеты со словами:
        - Тебе уже наверняка известно, что 22 ноября в Далласе был убит президент Кеннеди.
        - Да, я читала об этом, - ответила Вера.
        Она бросила быстрый взгляд на первую полосу - огромные черные буквы, портрет улыбающегося - и еще живого - президента.
        - А вчера там же, в Далласе, застрелен некий Ли Харви Освальд, которого считают убийцей Кеннеди. - Шеф положил перед Верой еще одну газету.
        - Американцы плохо охраняли главу своего государства, - откликнулась Вера. - И его убийцу тоже.
        - Возможно, - усмехнулся шеф. - Однако такова правда жизни: убить можно любого, кем бы он ни был и как бы хорошо ни охранялся. Всегда найдется способ для ликвидации врага. Разрешу себе поведать о том, что произойдет в ближайшие дни и месяцы: новый президент США Линдон Джонсон подпишет указ о создании особой комиссии по расследованию смерти своего предшественника Кеннеди. И комиссия, членами которой станут уважаемые сенаторы и конгрессмены, после детального изучения фактов придет к единодушному выводу, что убийцей является именно Освальд, задумавший и осуществивший свое злодеяние в одиночку.
        Налив себе немного коньяка, шеф отхлебнул из бокала и продолжил:
        - Однако это не соответствует действительности. Кеннеди убит в результате заговора, в котором замешаны спецслужбы США, мафия, большой бизнес и представители радикальных организаций. В наших кругах не секрет, что некоторое время назад был создан особый комитет по ликвидации президента Кеннеди - некое подобие супермощной преступной организации из романов столь почитаемого мной Йена Флеминга. Самоуверенный католик Кеннеди наверняка снова победил бы на следующих президентских выборах и таким образом определял бы политику США до начала 1969 года, мешал бы многим, в том числе и некоторым людям в своем ближайшем окружении. Не буду утомлять тебя подробностями, но на Кеннеди имелся, как говорится, большой зуб и из-за его борьбы с организованной преступностью, и из-за его желания вывести как можно быстрее американские войска из Вьетнама, что, разумеется, невыгодно военным концернам. Да и его политические шашни с коммунистами в Москве и Гаване внушали трепет американским патриотам, которые уже начали опасаться, что главный враг находится вовсе не в Кремле или на Острове свободы, а сидит в Белом доме. А
кое-кто в демократической партии считает, что клан Кеннеди и так получил слишком большую власть, ведь может статься, что младший брат президента, нынешний министр юстиции Роберт, захотел бы пойти по стопам Джона и занять кресло президента через пять лет. Это стало бы крушением надежд многих честолюбцев.
        Шеф выдержал паузу, а затем добавил:
        - Но со смертью президента все изменится. И если сейчас перемен пока еще не видно, то они станут заметны в ближайшее время. Правду об убийстве Кеннеди, конечно же, никогда официально не объявят. Зачем попусту тревожить народ?
        - Так кто же его убил на самом деле? - спросила Вера, заинтригованная рассказом шефа. - Неужели наша организация?
        - Нет, наша организация не имеет к смерти президента ни малейшего отношения, - хмыкнул шеф. - Его застрелил наемный убийца по кличке Тор.
        - Тор! - выдохнула Вера. - Но ведь ходили слухи, что он пропал без вести или даже умер...
        - Ну да, слухи ходили. А распустил их он сам, что позволило ему на время затаиться и скрыться от врагов, которых у него немало, - пояснил шеф. - Тор, как ты знаешь, считается самым изворотливым и опасным убийцей на свете: он занимается кровавым промыслом, по крайней мере, лет двадцать пять и за это время не потерпел ни одной неудачи. Его репутация поистине легендарна, поэтому немудрено, что люди, которые желали убрать с мировой политической сцены президента Кеннеди, обратились именно к Тору. Однако одновременно они прибегли и к услугам организации...
        Вера вопросительно посмотрела на шефа. Тот поставил пустой бокал на стол и сказал:
        - Те, кто ангажировал Тора, хотели действовать наверняка. Поэтому в президента стрелял не он один, но и еще какой-то снайпер - именно он ранил губернатора Конелли, ехавшего в одной машине с Кеннеди. А Ли Харви Освальд стал козлом отпущения - он ни в кого не стрелял и вообще в момент покушения находился хоть и в здании библиотечного склада, но не на шестом этаже у окна с винтовкой, а внизу. Освальда презентовали всему миру как убийцу-одиночку, а затем ликвидировали, чтобы он не мог разболтать лишнего и доказать свою невиновность. Тот, кто убил Освальда, тоже в ближайшее время уйдет в мир теней - скорее всего, от какой-нибудь внезапной болезни. Но вернемся к Тору... Он был в бешенстве, когда понял, что действовал не один. Он же любит делать все без помощников, а тут его плану чуть было не помешали. Киллер потребовал непомерную сумму в качестве компенсации! Тор получил до начала операции задаток в пятьсот тысяч, другие пятьсот тысяч он должен был получить после убийства. Но заказчики приняли решение убрать Тора.
        - Рискну предположить, что ничего у них не вышло, - подала голос Вера - Тор слишком хитер и изворотлив. С ним никому не справиться.
        - Ты права, - кивнул шеф. - Но дело в том, что убрать Тора было поручено нашей организации, а именно ее самому блестящему агенту. Таковых в организации два - ты и Алекс. В тот момент ты находилась в Герцословакии, поэтому...
        Вера почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Значит, вот на каком спецзадании был Алекс!
        - Поэтому я принял решение отправить Алекса в Новый Орлеан, где в его обязанности входило уничтожить Тора.
        Шеф снял очки и отвернулся. Воцарилась тягостная пауза. Вера боялась нарушить ее, потому что догадывалась... потому что не хотела и думать... потому что все еще надеялась...
        - Алекс знал, на что идет и кто будет его противником, - изрек наконец шеф. - Он сам рвался в бой.

«Господи, Алекс! Он ведь упрям, как мальчишка, - подумала Вера. - И так же самоуверен».
        - Тор в очередной раз подтвердил свою репутацию лучшего наемного убийцы в мире, - продолжал шеф, водружая очки на нос. - Сначала все, и я в том числе, думали, что план сработал и с Тором покончено. Но потом... В туалете самолета, следовавшего рейсом из Нового Орлеана в Нью-Йорк, был найден труп мужчины. И им, увы, оказался вовсе не Тор, а...
        Шеф снова сделал паузу. Вера, окаменев, смотрела прямо перед собой. Руки впились в подлокотники кресла. Алекс... Не может быть! Нет, только не Алекс! Он не мог умереть! Никак не мог!
        - Им оказался Алекс, - произнес тихо шеф. - Нет никаких сомнений в том, что его убил Тор. Он не погиб в Новом Орлеане, а каким-то непостижимым образом вышел на след Алекса, выследил его и настиг в самолете.
        Шеф говорил внешне спокойно, и Вере на какое-то мгновение показалось, что все происходящее - ночной кошмар. Сейчас она проснется, вся в поту, дрожа, и выяснится: никакого разговора не было, и Алекс, конечно же, жив.
        - Мне очень тяжело говорить об этом, - добавил шеф. - Алекс наряду с тобой, Вера, был лучшим агентом организации. Мы понесли невосполнимую утрату. Но, помимо прочего, я знаю, что Алекс значил для тебя очень много. Мои соболезнования...
        Фразы звучали сухо, однако шеф никогда не был склонен к эмоциональным всплескам. И все же, заметив, как шеф прячет глаза, уловив дрожь в его голосе, Вера поняла - смерть Алекса на него чрезвычайно подействовала.
        Но как быть ей? Ведь она любила... нет, все еще, несмотря на недавнюю размолвку, любит Алекса. Три дня назад тот был жив и невредим, она виделась с ним... Всего на пару дней улетела за границу на задание, а вернулась, чтобы узнать: Алекс убит!
        - Понимаю, что столь печальная весть стала для тебя подлинным шоком, - сказал после долгой паузы шеф. - Я и сам никак не могу прийти в себя. И виню в произошедшем исключительно себя - если бы организация не приняла заказ на устранение Тора...
        Когда Вера заговорила, собственный голос показался ей чужим:
        - Организация берется за выполнение любого задания, шеф, это наш девиз. Вы не могли отказаться, и вашей вины в произошедшем, конечно же, нет. На месте Алекса мог бы оказаться каждый. К примеру, я сама...
        - Да, это так. - Шеф усталым жестом снял очки, и Вере на мгновение показалось, что в его глазах блеснули слезы. Шеф выказывает эмоции? Быть того не может!
        А шеф быстро поднялся с кресла и повернулся к Вере спиной. Он наверняка не хочет, чтобы она видела его секундную слабость. Женщина сжала кулаки - она тоже не расплачется! Но привыкнет ли она когда-нибудь к мысли о том, что Алекса больше нет?
        Высморкавшись в большой клетчатый платок, шеф надел очки и повернулся к Вере.
        - Ты знаешь, что каждый, кто убьет агента организации, подлежит уничтожению. Таков наш неписаный закон. Время от времени мы теряем одного из наших людей, но убийца всегда получает по заслугам. Не вижу, почему на сей раз должно быть по-другому, Вера.
        - Что известно о наемном убийце, о Торе? - перебила его она. - Как его найти? Где его логово?
        Шеф вздохнул:
        - В том-то и заключается самое сложное. Тор неуловим. Никто не знает его подлинного имени, у него имеется масса паспортов различных государств. Он мастерски меняет внешность, и как Тор выглядит на самом деле, неизвестно. Судя по всему, он обитает где-то в Западной Европе, однако задания он выполняет по всему миру. Тор - самый высокооплачиваемый киллер, самый безжалостный и самый хитрый. О нем известно только то, что он, без сомнения, мужчина. Возраст - между сорока пятью и пятьюдесятью. Убийствами он занимается больше двадцати лет, с сороковых годов. Ходят слухи, что он был связан с нацистами, но толком ничего не известно. Все заказы он выполнил, не допустив ни единой осечки. А ты наверняка знаешь, как это сложно! Даже в нашей организации квота осуществленных заданий составляет семьдесят восемь процентов. У Тора же - ровно сто! Он одинаково хорошо владеет огнестрельным и холодным оружием, а также восточными боевыми искусствами. Отлично разбирается во взрывчатке и в ядах, является знатоком изобразительного искусства. Говорят, что он владеет многими шедеврами, которые находятся где-то в его логове.
Не исключено, впрочем, что у Тора несколько резиденций по всему миру. Вот, собственно, и все. Ни у кого нет ни фотографии, ни отпечатков пальцев Тора.
        - Человек-фантом... - пробормотала Вера, стараясь не думать о смерти Алекса. Она даст волю чувствам, когда окажется в одиночестве, но только не сейчас, не в кабинете шефа!
        - Отыскать Тора будет невероятно сложно, - продолжал шеф. - Тем более сейчас, когда он знает: на него открыт сезон охоты. Это значит - Тор начеку. И скорее всего, попытается нанести новый удар. Так что с учетом сложившейся ситуации я даже не знаю, имею ли я право говорить, Вера, но...
        Он смолк. Женщина взглянула на шефа.
        - Вы хотите, чтобы я отыскала его, ведь так? И не просто отыскала, но и убила?
        - Ты - единственная, кто в состоянии справиться с таким заданием, - кивнул шеф. - Тем более я знаю, как дорог был для тебя Алекс. Но если ты откажешься, я не стану настаивать. Ты заслужила длительный отпуск. Я поручу одному из наших агентов...
        - Искать Тора буду я, - перебив, медленно, с расстановкой произнесла Вера. - И даю вам слово, шеф, что обязательно отыщу его. Живого или мертвого. И он поплатится за смерть Алекса. Обязательно поплатится.
        Слова давались Вере нелегко. Шеф подошел к ней и впервые за все годы, которые она знала его, положил ей на плечо руку. Его ладонь была мягкой и теплой.
        - Я знал: ты не захочешь, чтобы задание отдали кому-то другому, Вера. Однако боюсь... Видишь ли, организация не может себе позволить после Алекса лишиться и тебя, Вера. Я говорю совершенно серьезно...
        - Вам не стоит беспокоиться, шеф, - снова перебила Вера. - Я вступаю в игру, чтобы победить. Кто будет знать о том, что я разыскиваю Тора?
        - Только два человека - ты и я, - ответил шеф.
        - Он, как вы верно сказали, начеку, потому что понимает - за убийство агента организации его попытаются вычислить и убить. Но Тор не в курсе, что по его следу идет женщина. Он будет исходить из того, что на него охотится мужчина, ведь агентов-женщин практически нет. Сработает фактор неожиданности, шеф.
        - Ты совершенно права. Но у нас в организации имеются еще две женщины-агента. Как ты отнесешься к тому, чтобы одна из них занялась поисками Тора?
        - Нет! - возвысила голос Вера. - Я хочу все сделать сама, шеф! Я знаю, организация не одобряет, если к делу примешиваются личные мотивы и в особенности чувства, но Алекс...
        - Ты не должна мне ничего объяснять, - остановил ее шеф. - Алекс был для меня как сын. А ты, Вера, для меня как дочь. Имею ли я право подвергать тебя смертельной опасности, посылая по следу Тора?
        - Шеф, любое задание, которое я выполняю, точно так же может закончиться смертью, - заявила Вера. - Чувства и эмоции в данном случае не будут помехой, они только помогут мне удачно справиться с делом. Насколько я понимаю, этот Тор - очень опасный противник, но я сделаю все возможное и невозможное, чтобы победить. Можете мне поверить, шеф, я разыщу Тора. И он поплатится за смерть Алекса!
        - Узнаю прежнюю Веру. - Рука шефа исчезла с ее плеча. - В твоем распоряжении весь бюджет организации и все ее возможности. Понимаю, что тебе потребуется первая зацепка. Но в отношении Тора мы особой информацией не обладаем. Два-три человека, которые видели его настоящее лицо или знали, где располагается одна из его берлог, мертвы. И все же имеется кое-кто, поддерживающий с Тором контакт. Киллер ведь никогда не общается с заказчиком напрямую, только через посредников. Так было и в случае с убийством президента Кеннеди.
        - А кто нанял Тора для уничтожения президента? - спросила Вера.
        - Думаю, над этой загадкой историки и приверженцы теории заговора будут биться и через пятьдесят, и через сто лет, - усмехнулся шеф. - Увы, я тоже не располагаю информацией. Решение, насколько мне известно, было принято не одной-единственной персоной, а, так сказать, коллегиально упомянутым мною комитетом по устранению президента Кеннеди. Так что этот след для нас не представляет интереса - ни один из организаторов убийства президента с Тором лично не общался. Вот, смотри...
        Шеф нажал на скрытую кнопку под крышкой стола, и одна из стен отодвинулась, обнажая нишу с кинопроектором. На противоположной стене с тихим шелестом развернулся рулон с экраном. Шеф потушил свет, и кинопроектор застрекотал. Вера увидела невысокого полного мужчину лет под шестьдесят, с большими черными усами и неестественно темными волосами - он сидел в кафе, выходил из автомобиля, с кем-то разговаривал.
        - Гастон Беранже, аферист и фальшивомонетчик, - комментировал шеф. - Обитает здесь, в Швейцарии, в Лугано. По надежным сведениям, именно он являлся связующим звеном между Тором и заказчиками убийства президента. Беранже пока жив, значит, может дать информацию, которая, не исключено, выведет тебя на след Тора. Но действовать надо чрезвычайно осторожно.
        Вера всмотрелась в лицо афериста Беранже - бегающие глазки, хитрая улыбка. Тип производил отталкивающее впечатление.
        - На данный момент он единственная ниточка, ведущая к Тору, - добавил шеф. - Я постараюсь узнать о Торе больше, однако боюсь, это просто невозможно. Он прилагает все усилия, чтобы остаться в тени.
        - Но ведь он находится где-то там, на поверхности, под солнцем, - усмехнулась Вера, указывая на потолок кабинета. - Как бы Тор ни старался скрыться, у него не получится уйти от меня. Он ведь живет среди людей и вынужден общаться с ними, хотя бы для того, чтобы получать новые документы, новое оружие или информацию об очередной жертве. Устранить всех, с кем связан, Тор не может, иначе выдал бы себя с головой. А значит, все же имеется шанс отыскать его. И я намерена воспользоваться этим шансом, шеф.
        - Ни одно из заданий не вызывало у меня таких противоречивых чувств, - вздохнул шеф. - С одной стороны, я прекрасно понимаю, что организация должна найти и обезвредить Тора, но с другой стороны...
        - Не волнуйтесь, шеф, - улыбнулась Вера. И сразу лицо ее посуровело. - На его совести Алекс. Вот что придаст мне сил. Я не остановлюсь, пока не найду Тора.
        - Я знал, что ты согласишься, - снова вздохнул шеф. - Остается только надеяться, что мне не придется упрекать себя в том, что вовлек тебя в эту историю.
        - Если бы вы и не попросили меня заняться поисками Тора, я начала бы их сама, узнав о гибели Алекса, - ответила Вера. И вдруг спросила: - Как он умер? Алекс не мучился?
        - Ты не должна... - начал было шеф и замолчал. Затем, включив свет, все же ответил на вопрос: - Тор славится тем, что убивает быстро. Он, надо отдать ему должное, профессионал экстра-класса в науке смерти. Могу тебя уверить - Алекс умер мгновенно. У него не было ни малейшего шанса спастись.
        Вера закрыла глаза, представляя себе улыбку Алекса, его серые глаза, его мускулистое тело. Все осталось в прошлом - навсегда! И виноват только один человек - Тор.
        - Пообещай мне, что не станешь попусту рисковать своей жизнью, - вновь заговорил шеф. - Я оставлю в стороне собственные чувства и скажу исключительно прагматично: ты нужна организации. Смерть Алекса - и так уже чрезвычайно серьезная потеря. Но если что-то случится с тобой, Вера... - Голос шефа на мгновение (всего на мгновение!) дрогнул.

«Он переживает за меня», - подумала Вера и не дала шефу закончить фразу.
        - Вы же знаете, что любое задание, в том числе и то, которое я выполнила на днях, могло закончиться моей смертью, - повторила женщина уже произносившийся ею довод. - Я буду очень осторожна. На моей стороне фактор неожиданности. Ведь я знаю о Торе, а он обо мне - нет.
        - Когда ты намерена приступить к выполнению этого экстраординарного задания? - спросил шеф. - Предлагаю тебе несколько дней отпуска, чтобы прийти в себя, расслабиться, тем более что след Тора все равно остыл...
        Отдыхать и расслабляться, зная, что Алекс мертв, а его убийца наслаждается жизнью? Нет, такому не бывать!
        - Шеф, я уже начала выполнять задание, - сказала Вера. - Прошу подготовить мне всю информацию на Тора и Гастона Беранже. И еще... Я хочу видеть его. Алекса...
        - Невозможно, - произнес сурово шеф. - Нам пришлось действовать быстро...
        - Я знаю, что он здесь! - настаивала Вера. - Я хочу его видеть!
        - Ну что ж... - сдался шеф. - Но ты уверена, что хочешь этого?
        Ответа не последовало. Шеф вздохнул и сказал:
        - Тело из Америки было переправлено в Швейцарию без волокиты. Оно находится в морге... Похороны должны состояться сегодня вечером.
        Шеф поднял трубку одного из телефонов, стоявших на столе, и произнес несколько слов. Затем вызвался проводить Веру, но та отказалась.
        Морг располагался на уровень ниже. Спустившись туда на лифте, Вера встретилась с мужчиной средних лет в белом халате. Один из врачей организации, не говоря ни слова, проводил Веру по коридору в небольшое помещение - морг. Организация время от времени несла потери: агенты умирали, погибали во время выполнения заданий, и их тела переправлялись в Европу, по большей части в Швейцарию, где и находили последний покой на одном из кладбищ под скромной могильной плитой. По большей части с вымышленным именем.
        Врач тактично удалился, оставив Веру наедине с Алексом. Женщина увидела тело, лежавшее на металлическом столе и накрытое простыней. Несколько невероятно долгих минут она стояла неподвижно, не решаясь отдернуть простыню. Наконец приспустила ее - и увидела бледное лицо Алекса. Надо же, смерть ничуть не изменила его. Он был в черном костюме и белой рубашке с темно-синим галстуком. Глаза были закрыты, и могло показаться, что Алекс спит.
        Но он был мертв. И находился в морге организации, под землей на глубине почти тридцати метров. Женщина положила руку на лоб мертвеца - тот был ледяным. Отдернув ладонь, Вера поднесла ее к своему лицу и увидела - она испачкалась. Слой косметики, которая придавала мертвецу вид спящего человека, смазался, на лбу проступила сизовато-синяя кожа.
        Вера накрыла покойника простыней и отвернулась. Нет, тот, кто лежал на столе, не был ее Алексом... это был кто-то чужой.. Затем, уже не в состоянии сдерживать рыдания, она снова оказалась около стола и полностью сдернула простыню. Плача, Вера провела рукой по волосам Алекса. И поцеловала его в плотно сжатые ледяные губы.
        - Я найду его. И убью, - проронила женщина. Затем, уже более не оглядываясь, вышла из морга.
        Похороны, как и обещал шеф, состоялись вечером. Всех погибших агентов в обязательном порядке кремировали. Таково правило - от них не должно остаться ничего, кроме горстки пепла. Когда вся процедура была завершена, урна с прахом Алекса нашла упокоение на кладбище. В последний путь его провожали два человека - Вера и шеф.
        Было уже темно, когда два представителя похоронного бюро уложили плиту из красноватого гранита с надписью «Алекс Форш. 1930-1963». Холодный ветер хлестнул в лицо Вере, сорвав с ресниц одну-единственную слезу. Шеф что-то говорил, но женщина не слушала его.
        Она поклялась найти Тора и покарать его за убийство Алекса. И сделает это, даже если придется пожертвовать собственной жизнью. Но вообще-то ей не стоит думать о смерти, ведь она выполняет приказ шефа. А его слово - закон!
        Вера приложила руку в черной кожаной перчатке к холодной плите. «Алекс, как же мне будет тебя не хватать! Да, мы расстались в ссоре, но ведь у нас был шанс снова сойтись, ведь так? Шанс, который навсегда остался в прошлом. Но это я пойму наверняка не сейчас, а чуть позже, когда с ужасом вдруг осознаю, что нахожусь на краю бездонной пропасти под названием отчаяние. Да, я любила тебя... любила... И возможно, все еще люблю!»
        Вера медленно поднялась.
        - Мне требуется вся информация о Гастоне Беранже, - повторила она стоявшему в сторонке шефу. - Вы обещали мне достать ее к вечеру!
        Вера посмотрела на шефа, и тот вдруг понял, что она не остановится ни перед чем, пока не выполнит миссию своей жизни: пока не найдет Тора. И не убьет его.
        Вера
        Свадьба Альфреда Вайнгартена и Софии фон Минхов была назначена на 17 сентября 1926 года. Берлинское общество, узнав о предстоящем бракосочетании, не особенно удивилось: мало кто сомневался, что все к этому и шло. Кое-кто, увидев в газетах огромное объявление - на целую страницу! - извещавшее о радостном событии, конечно, покачал головой и наморщил нос, однако никто, разумеется, не высказал своих мыслей вслух.
        Родители жениха и невесты были едины во мнении, что их дети созданы друг для друга. Правда, Соломон Вайнгартен, отец Альфреда, в узком семейном кругу отпускал едкие замечания относительно «госпожи баронессы, которая вдруг станет миллионершей», а фрау Аделаида фон Минхов, мать невесты, даже слегла с двухдневным приступом сильнейшей мигрени, когда узнала, что ее дочка сделается женой «этого парвеню». Но в общем и целом оба клана - и Вайнгартены, и фон Минхов - были довольны выбором детей. Самое удивительное, что главам обеих династий (банкирской Вайнгартенов и дворянской фон Минхов) не пришлось заключать сделку, выторговывая лучшие условия для своих чад и их родственников: Альфред и София, следуя новомодной традиции, сами решили вступить в брак и поставили об этом в известность родителей, когда собственное решение было принято.
        У молодежи свои, коренным образом отличные от взрослых взгляды на жизнь, и мировая война, завершившаяся всего каких-то неполных восемь лет назад, сыграла важную роль в изменении мировоззрения. Ведь раньше, баронесса Аделаида фон Минхов была в этом уверена (раньше - то есть во времена всемилостивого кайзера, когда Германской империей правил Вильгельм Гогенцоллерн, а не выбранный всенародно президент, к тому же до недавнего времени, о ужас, социал-демократ!), подобный брак был бы невозможен. Не сомневался в том и Соломон Вайнгартен, считавший, что дворянский титул их семейству ни к чему, и вообще раньше (раньше - то есть во времена, когда имя Вайнгартенов наряду с Ротшильдами и Морганами заставляло трепетать сердца многих из расфуфыренных аристократов, задолжавших банку очередной миллион) каждый женился на представителях собственного класса.
        Но ситуация была такова, что после проигранной войны, отречения кайзера и провозглашения Германии республикой ничто не было как раньше. Знали это и баронесса Аделаида фон Минхов, которая никак не могла прийти в себя после потери титула статс-дамы (нет кайзера - нет и двора!), и Соломон Вайнгартен, которому некогда могущественные отпрыски старинных фамилий задолжали астрономические суммы (а получить оные после революции стало практически невозможно).
        Времена менялись, и за восемь лет весь мир разительно преобразился. А вместе с ним изменялся Берлин. Словно стремясь заглушить боль от поражения и кабальных условий унизительного (в глазах почти всех немцев) мирного договора, столица новоявленной республики бросилась в омут развлечений и на поиски всевозможных удовольствий. Некогда чопорную прусскую столицу было не узнать - как грибы после дождя появлялись новые кабаре, театры, казино, рестораны, мюзиклы. Это не нравилось ни баронессе Аделаиде фон Минхов, ни банкиру Соломону Вайнгартену, но поделать они, представители старого поколения, ничего не могли, понимая, что мир принадлежит поколению новому, то есть их детям - Софии и Альфреду.
        В конце апреля 1926 года в обоих уважаемых семействах Берлина разыгрались почти идентичные сцены.
        Это произошло после того, как Альфред по-деловому, как и следовало отпрыску банкирского семейства, обрисовал Софии все прелести богатого образа жизни, признался, что безумно ее любит и попросил стать его женой. Возможно, в благословенные времена империи, столь часто поминаемые Соломоном Вайнгартеном и Аделаидой фон Минхов, молодой человек (впрочем, Альфред был не так уж и молод - ему шел четвертый десяток) испрашивал бы руки любимой прелестной дамы (впрочем, София была не так уж красива - пошла в теток по отцовской линии), стоя на коленях. Но времена совершенно изменились - предложение руки и сердца, более похожее на заключение сделки, было сделано в кинематографе. Причем в наиболее неподходящий момент - когда главная героиня, которую изображает великая актриса, узнает, что является внебрачной дочерью герцога, которого только что хотела пристрелить из очаровательного маленького револьвера, потому что тот домогался ее чести, не позволяя соединиться с мужественным моряком.
        Так вот, Соломон Вайнгартен, узнав, что его старший (и единственный) сын желает сочетаться узами Гименея с Софией фон Минхов, вышел из себя. Вышагивая по кабинету шикарного особняка на Унтер-ден-Линден, он долго отчитывал сына, который, не обращая внимания на филиппики отца, спокойно попивал коньяк и наслаждался кубинской сигарой.
        - Зачем тебе эта длинноносая дылда? - вещал банкир. - Мы с твоей матерью надеялись, что ты сделаешь предложение крошке Рахель, дочке моего делового партнера...
        - Папа, крошка Рахель весит не меньше трех центнеров, - спокойным голосом перебил сын. - И если речь идет о внешних данных, то София даст ей фору!
        - Тогда подумай о деньгах! - заявил отец. - Ее аристократическое семейство бедно как церковные мыши. Я уже навел справки - у них за душой нет ни пфеннига! Семейные драгоценности давно заложены, причем в одном из наших ломбардов, поместье в Восточной Пруссии тоже давно заложено, и опять же в нашем банке. Они в долгах как в шелках и...
        - Дайте-ка поразмыслить, папа, - снова перебил Альфред. - Так их кредиторами являемся мы?
        - Вот именно! - запальчиво воскликнул Соломон Вайнгартен. - И что тебя только прельстило в Софии фон Минхоф? Она не смогла найти достойную партию еще во времена кайзера, и уже тогда была не первой молодости!
        - Папа, я люблю ее, - ответствовал сын, который знал, что переубедить отца невозможно.
        Все Вайнгартены отличались легендарным упрямством, и Соломон не был исключением. Однако он не учел, что и его отпрыск унаследовал данную (скажем прямо, не самую хорошую) фамильную черту.
        - И что с того, сын? - заявил Соломон. - Разве, когда я женился на твоей матери, кто-то говорил о любви? Брак, основанный на чувствах, всегда заканчивается катастрофой - посмотри на свою тетку Минну или дядю Гектора! Только тем, кто принимает решения при помощи мозга, суждено долгое семейное счастье и, самое важное, материальное благополучие. Она ведь дала тебе согласие только потому, что знает: ты - наследник миллионов. И после моей смерти станешь одним из самых богатых людей Европы. Сын! Я категорически против! Если ты не одумаешься и не забудешь о Софии, я лишу тебя наследства! Я ни за что не соглашусь на ваш брак!
        - Интересно, кто будет тогда вести дела вашей финансовой империи, папа? - усмехнулся Альфред. - Один из трех ваших ненавистных зятьев? Тогда мы с Софией просто сбежим в Канаду и поженимся без вашего согласия!
        Матушка Альфреда, поджав губы, предпочитала не вмешиваться в семейный скандал, а только кивала в такт словам мужа и всем своим видом выражала полное неприятие планов сына...
        В то же время в обветшалом особняке, также на Унтер-ден-Линден, всего в каких-то шестистах метрах от обиталища Вайнгартенов, разыгрывалась иная, не менее бурная сцена. Только на сей раз молчал барон фон Минхов - он, несмотря на крики жены, мирно дремал в кресле, укутанный несколькими пледами (на хорошее отопление огромного дома не было денег). Баронесса Аделаида фон Минхов всегда брала бремя принятия решений на себя, потому что именно она являлась главой семьи - еще бы, ведь ее муж был всего лишь бароном, а она - урожденной княгиней! Она много лет назад решилась на такой мезальянс, и целью ее жизни стало уберечь единственную дочку от рокового шага.
        - Они - нувориши! - кричала баронесса, воздевая руки к потолку с облезшей позолотой и облупившимися фресками. - А твой род уходит корнями к римским патрициям. Мы состоим в отдаленном родстве с несколькими венценосными фамилиями!
        - Нувориши хороши тем, что у них много денег, мама, - вклинилась в «беседу» София. - Вернее, не просто много, а очень много. А Соломон Вайнгартен является владельцем одного из самых крупных европейских банков.
        - Им нужен твой титул! Еще бы, желают украсить родословную своей семьи пышными дворянскими гербами! - не успокаивалась баронесса.
        - Мама, если бы в этом заключался их замысел, то Альфред давно мог бы жениться и на герцогине, и на принцессе крови - благо, что Берлин сейчас забит эмигрантами голубых кровей из России, - парировала дочь.
        Наконец матушка произнесла свой коронный аргумент:
        - София, дочь моя, не забывай: мы - прусские дворяне, а они... Они - евреи! Хотя бы и лютеранской веры! Подумай сама, из баронессы фон Минхов ты станешь фрау Вайнгартен!
        - Мама, когда ваш троюродный брат женился на американке польского происхождения, вы так не возмущались. Причем дядя подписал брачный договор, согласно которому его отпрыски в обязательном порядке становятся баронами, а в случае развода он не получает ни цента. Или дело в том, что он мужчина, и ему все позволено, а мне, женщине, нет? Кроме того, я люблю его.
        - Я запрещаю брак, дочь моя! Ты опозоришь семейную честь! Я ни за что не дам своего благословения! - заявила баронесса. На что София ответила:
        - Тогда мы с Альфредом сбежим в Австралию и начнем новую жизнь. А вашего согласия на брак не требуется, матушка.
        Раньше бы и баронесса Аделаида фон Минхов, и банкир Соломон Вайнгартен проявили-таки твердость характера и элементарно запретили бы своим детям сочетаться браком. Но 1926 год был все же не год 1906-й, и все, в том числе и родители, прекрасно это понимали, хотя и не желали расписываться в собственном бессилии.
        Поэтому скрепя сердце главы обоих семейств (то есть баронесса Аделаида фон Минхов и банкир Соломон Вайнгартен) встретились на нейтральной территории - в отдельном кабинете ресторана отеля «Адлон». Рандеву проходило без участия жениха и невесты, и никто не знает, что именно обсуждали баронесса и банкир, однако спустя почти три часа они разошлись, и через день во всех крупных газетах города появились объявления о предстоящем в сентябре бракосочетании.
        По слухам, баронесса добилась более чем щедрой финансовой поддержки для своего семейства и списания всех долгов, а на банкира произвели приятное впечатление генеалогическое древо и возможность породниться с родственниками, хотя и весьма отдаленными, отрекшегося кайзера.
        По настоянию Соломона Вайнгартена были подписаны секретные документы, согласно которым молодая баронесса обещала родить не менее четырех детей, из которых как минимум двум надлежало быть мужеского полу. В свою очередь, семейство фон Минхов потребовало выделения двухсот тысяч рейхсмарок на реставрацию их семейного гнезда на Балтике и на приведение в порядок старого особняка на Унтер-ден-Линден. Таким образом, каждый получил, что хотел: баронесса Аделаида фон Минхов - долгожданный источник почти неограниченных финансовых средств, банкир Соломон Вайнгартен - невестку с блестящим титулом и древней родословной, а София и Альфред - друг друга.
        По взаимной договоренности родителей свадьбу назначили на сентябрь. Не исключено, и баронесса, и банкир думали, что их дети одумаются, несмотря на принятое решение, и свадьба не состоится.
        Однако прошла весна, закончилось лето, и ничто не предвещало, что Альфред и София решили отказаться от задуманного. В обоих домах на Унтер-ден-Линден шла подготовка к грандиозному торжеству - благодаря деньгам Вайнгартенов и связям фон Минхов бракосочетание их отпрысков обещало стать событием сезона. И даже родители, казалось, примирились с выбором детей: каждый из них думал, что, собственно, могло быть и намного хуже.
        Прием планировалось провести в особняке Вайнгартенов - дом фон Минхов как раз ремонтировался и был еще в недостаточно хорошем состоянии для столь важного события. Баронесса Аделаида руководила декорационными работами, разработкой меню, организацией приема - благо что в ее распоряжении был толстый кошелек финансиста. Она уже смирилась с мыслью, что ее дочка превратится во фрау Вайнгартен.
        Банкир Соломон также утешал себя мыслью о том, что сын его хоть и выбрал невесту без приданого, зато внуки окажутся в родстве с августейшей фамилией. А сие все же что-то да значит! Разве мог бы подумать его предок, Исаак Вайнгартен, в середине восемнадцатого века обосновавшийся в Берлине и открывший первый закладной дом, из которого потом выросла финансовая империя, что кто-то из его отпрысков станет родственником кайзера?
        Менее всего озабочены предстоящим событием были, казалось, будущие молодожены. Их не занимала ни предсвадебная суета, ни советы родителей, ни визиты многочисленных родственников и друзей. Как-то на досуге Альфред задался простым вопросом - а любит ли он Софию? Он сделал ей предложение руки и сердца, потому что... потому что в первую очередь хотел освободиться от диктата отца! Конечно, София была мила и добра, но... Но любит ли он ее? Вначале ему казалось, что его сердце пылает страстью к баронессе, но чем более приближалась свадьба, тем менее он был в том уверен. Альфред и помыслить не мог, что София мучилась точно такими же вопросами: она вообще-то дала согласие на брак, потому что хотела положить конец беспросветному существованию в гордой нищете. Разумеется, ей нравился Альфред Вайнгартен - статный, мужественный и привлекательный, однако вначале она не была уверена, что любит его, и настояла на свадьбе по простой причине - чтобы досадить матушке. Но потом, по прошествии всего нескольких недель, девушка вдруг заметила, что жить не может без Альфреда, и при мысли, что совсем скоро станет его
законной супругой, ее сердце начинало петь, а глаза светиться.
        Так каждый из молодых имел свои причины, чтобы вступить в брак - Альфред знал, что ему давно пора обзавестись женой и потомством, и София была далеко не самим плохим выбором (уж точно намного лучше «крошки» Рахель!). Да и мог ли он нарушить данное невесте слово? А София не сомневалась в том, что жених любит ее так же крепко, как и она его, а значит, им предстоит провести вместе долгие годы и умереть в один день и час, держась за руки.

* * *
        Накануне торжественного события Альфред в компании своих друзей совершил рейд по злачным заведениям Берлина. Это был так называемый «мальчишник», прощание с холостяцкой жизнью - меньше чем через двадцать четыре часа ему предстояло оказаться у алтаря с Софией.
        Группа мужчин побывала в ресторане, а оттуда поехала в театр-ревю. Альфред вначале отнекивался, ссылаясь на то, что он вот-вот станет женатым человеком и тогда о подобного рода развлечениях придется забыть, на что друзья со смехом возразили:
«Тогда тебе обязательно надо воспользоваться последней возможностью!»
        В театре-ревю давала выступление какая-то заокеанская танцовщица, известная тем, что выступает практически голышом. Альфред с удивлением констатировал, что с трепетом думает о Софии и предстоящей свадьбе. Ему было не так уж тяжко прощаться с холостяцкой жизнью.
        Когда зазвучала зажигательная музыка и огни в зале погасли, сын банкира бросил взгляд на сцену, будучи уверенным, что не увидит там ничего заслуживающего внимания, - и онемел. Конечно, он слышал о танцовщице-мулатке откуда-то с Ямайки по имени то ли Джеральдина, то ли Джозефина. Но кто бы мог подумать, что она столь хороша!
        Прелестная, похожая на языческую богиню женщина вышла на сцену. Ее наготу едва прикрывал купальник из переливающейся серебристой чешуи. Несколько страусиных перьев украшали ее вздыбленную прическу, а глаза... В двух темных океанах страсти, казалось, можно утонуть!
        Берлин по праву считался в то время столицей развлечений: сравняться с ним не могли ни Париж, ни Нью-Йорк. Именно здесь выступали самые известные артисты, именно здесь начинали карьеру и те, чье имя никому пока ничего не говорило. Джеральдина Сойер произвела в прошлом году подлинный фурор, и теперь ее имя было у всех на устах.
        Ритмы таинственной музыки родного острова Джеральдины заворожили всех зрителей, и в первую очередь Альфреда. А когда танцовщица начала двигаться, то сын банкира, казалось, провалился в дыру во времени. Для него в тот момент существовало только одно - женщина, больше похожая на колдунью, перемещающаяся по сцене, совершая никак не возможные па и телодвижения. Танец Джеральдины Сойер был новаторским, ничуть не похожим на классическую школу балета. Он впитал в себя энергию и жар острова, на котором выросла танцовщица.
        Альфред очнулся, когда музыка внезапно стихла и раздались громовые овации. Он не был знатоком современного танца, однако не сомневался в том, что Джеральдина Сойер - лучшая из лучших. И еще в одном Альфред был уверен - он влюбился в Джеральдину, и произошло это в течение тех пятнадцати минут, пока длился ее танец.
        - В прошлом сезоне, говорят, она под конец сорвала лифчик, - заметил со смехом один из друзей Альфреда.
        - Наверняка там было на что посмотреть! - добавил еще кто-то, и вся компания разразилась гоготом.
        Обычно Альфред не обращал внимания на подобные бестактные замечания, но в тот момент кровь бросилась ему в лицо, и он, схватив одного из своих приятелей за плечо, сдавленным голосом произнес:
        - Немедленно принеси свои извинения!
        - Альфред, ты что, перебрал лишку? - спросил тот, морщась от боли. - Эй, что с тобой, дружище? Ведь эта Джеральдина - бывшая шлюшка. Доподлинно известно, что она зарабатывала себе на пропитание собственным телом, причем не танцуя, а продавая его всем желающим.
        Альфред оттолкнул друга, да так сильно, что тот едва не полетел на пол. Сын банкира поднялся - на сцене сновали другие танцовщицы, но взирать на их пируэты у Альфреда не было ни малейшего желания.
        - Да что с тобой? - закричали друзья, ничего не понимая.
        Альфред, не говоря ни слова, подошел к отряхавшемуся другу и схватил его за шею.
        - Извинения, и немедленно! - приказал он, сжимая его горло.
        Друг, выпучив глаза и хватая губами воздух, просипел:
        - Альфред, ты перепил... Господи, ты ведь можешь меня убить... Я... приношу свои извинения! Мне не стоило так говорить об этой черномазой!
        Альфред швырнул приятеля на стул и вышел прочь из театра-ревю, не реагируя на возгласы друзей. Оказавшись на улице - холодный воздух сентябрьской ночи немного отрезвил его, - он посмотрел на небо, усыпанное звездами, и с тоской подумал о том, что всего через несколько часов должен жениться на Софии. А ведь он ее совсем не любит! Ценит, уважает, восхищается ею - но не любит. И вообще он никогда не верил в любовь, считая ее сказкой для взрослых. Но эта женщина на сцене, которую он видел каких-то пятнадцать минут... Почему он не может прекратить думать о ней?
        Из театра-ревю высыпали его друзья, кто-то попытался заговорить с Альфредом, но тот, приняв решение, шагнул обратно в фойе.
        - Дружище, уже поздно, тебе пора баиньки! - крикнул ему вслед кто-то. - Не забывай, надо беречь силы для завтрашнего дня! И в особенности для завтрашней ночи!
        Но для Альфреда больше не существовало завтрашнего дня, в котором была свадьба с Софией. Бросив друзей, он вернулся в театр-ревю. От швейцара узнав, что мадам Джеральдина больше сегодня выступать не будет, Альфред отправился в гримерную танцовщицы.
        Вошел туда без стука - и застал Джеральдину перед большим зеркалом. Без грима она была еще красивей, чем на сцене. Женщина вздрогнула и, взглянув на Альфреда, сказала по-английски:
        - Сэр, что вам надо? Я никого не принимаю!
        Альфред только затворил дверь, и его взгляд встретился со взглядом Джеральдины...

* * *
        Когда Соломону Вайнгартену за завтраком доложили, что его сына нет в комнате и, судя по всему, Альфред не ночевал дома, банкир поставил чашку с кофе на блюдечко и в сердцах произнес:
        - И где же пропадает этот негодный мальчишка?
        Один из слуг сообщил хозяину, что молодой господин еще вчера вечером вместе с друзьями отправился по злачным заведениям. Финансист вздохнул:
        - Понятно, перед тем как превратиться в верного мужа, он хочет в последний раз глотнуть воздуха свободы. Однако пора и честь знать! Уже почти девять, а венчание назначено на полдень!
        Альфред не появился в особняке родителей ни в десять, ни в одиннадцать. Банкир не находил себе места от беспокойства, и когда наконец около подъезда остановился автомобиль, из которого вышел задумчивый и странно улыбающийся Альфред, отец бросился к нему.
        - Сын мой, что вы себе позволяете? Я столь много вложил в эту свадьбу, а вы все ставите под удар! Живо переодевайтесь. Через десять минут мы отправляемся в церковь!
        Альфред, тяжело вздохнув, посмотрел на отца. Он порывался что-то сказать банкиру, но потом, видимо, передумал. Жених скрылся у себя в комнате, откуда вышел в парадном фраке, лацкан которого был украшен белой хризантемой. Слуга подал перчатки и цилиндр. Соломон Вайнгартен, захлопнув крышку часов, поднялся из кресла и, оглядев сына с ног до головы, сказал:
        - А теперь в путь! Мы опаздываем, негоже заставлять невесту ждать!
        Они уселись в длинный «Мерседес-Бенц» и отправились к Николайкирхе, старейшей церкви Берлина. Отец о чем-то вещал, давая сыну последние наставления, матушка украдкой вытирала слезы, а Альфред рассеянно смотрел в окно и думал о Джеральдине. Вчера, входя к ней, он считал, что танцовщица его прогонит, но все завершилось иначе. Они провели вместе ночь, и эти несколько часов изменили все.
        Автомобиль затормозил около кирхи. Альфред так и остался сидеть в салоне. Отец прикрикнул на него:
        - Сын мой, что с вами? Вы заснули?
        Альфред оторвал взгляд от окна, перевел его на седую бороду отца - и внезапно все встало на свои места. Да, именно так он и сделает. Он не может иначе!
        Сын банкира медленно поднялся по лестнице, ведущей в церковь. У порога их встречал барон фон Минхов.
        - Они едут! - заявил он, имея в виду свадебный кортеж своей дочери. - Самое позднее через три минуты будут здесь!
        Альфред прошел в церковь, заполненную гостями. Все взгляды - гостей со стороны невесты явно было больше - мгновенно обратились на него. Сын банкира, ни на кого ни глядя, подошел к алтарю. Пастор вежливо приветствовал его, но Альфред, казалось, даже не заметил его.
        Наконец раздались громкие голоса, распахнулись врата церкви - и на пороге возникла невеста, которую под руку вел отец, барон фон Минхов. Альфред, как и все, обернулся - София была прелестна как никогда. «Еще бы, - подумал он, - ведь платье заказано у лучшего берлинского портного, а шею, уши и запястье невесты украшают бриллианты стоимостью с целый крейсер - щедрый подарок старого банкира своей будущей невестке».
        Альфред знал - через несколько минут София станет его законной женой. И какая разница, что он ее не любит. Зато у него есть Джеральдина!
        Трепещущая от радости София, на чьей впалой груди переливались всеми цветами радуги бриллианты, подошла к алтарю. Пастор начал церемонию. Альфред бросил взгляд на невесту - и с этой женщиной ему суждено провести остаток жизни? Странно, что всего день назад он был готов к браку и даже желал его, но - до того, как познакомился с Джеральдиной, до того, как оказался в ее объятиях, до того, как провел с ней ночь, во время которой они так и не сомкнули глаз...
        Он попытался прогнать неуместные в церкви мысли, но не мог. Вспомнилось стройное гибкое тело, похожее на ствол эбенового дерева, маленькие упругие груди с коричневыми сосками, жаркий рот с пухлыми губами... И о чем он только размышляет, находясь в шаге от невесты и своей будущей жены! Альфред критически окинул взором Софию - ей двадцать девять, и она из тех барышень высшего света, которых за глаза называют «лежалый товар». Не дурнушка, но далеко и не красавица. И как он раньше не замечал ее лошадиных зубов, длинного носа и тщательно припудренных угрей? Альфред вспомнил идеальное лицо Джеральдины и ее роскошное тело. А какое тело, интересно, у Софии? Ведь она твердо заявила, что в постели они окажутся только после заключения брака. Альфред посмотрел на баронессу фон Минхов, с непроницаемым лицом сидевшую в первом ряду. Скорее всего, уже через каких-то пять, самое позднее - через десять лет София станет такой же, как ее матушка. И как он мог вообразить себе, что любит эту женщину?
        - Готов ли ты, Альфред Вайнгартен, взять в жены присутствующую здесь Софию-Александру-Альбертину- Фредерику-Луизу-Вильгельмину-Минерву фон Минхов и жить с ней в мире и согласии, пока смерть не разлучит вас? - запнувшись два раза при перечислении всех имен невесты, спросил у Альфреда пастор.
        Готов ли он?
        София вопросительно посмотрела на молчащего суженого, ее глаза расширились от удивления, подбородок задрожал. Да, он ее не любит, подумала невеста, но он не имеет права бросить ее!
        Пауза слишком затянулась, поэтому Альфред поспешно провозгласил:
        - Да, готов.
        Лицо невесты озарила торжествующая улыбка. Тогда пастор задал сакраментальный вопрос Софии (на сей раз он произнес все ее имена без запинки). Альфред понимал - сейчас София скажет: «Да», и они будут объявлены мужем и женой. Когда прозвучали последние слова формулы «пока смерть не разлучит вас» и еще до того, как София успела что-то сказать, Альфред развернулся на сто восемьдесят градусов.
        Пастор смолк, добрые две сотни гостей уставились на жениха, баронесса фон Минхов, кусая губы, навела на Альфреда лорнет, а Соломон Вайнгартен строго смотрел на сына, поглаживая седую бороду.
        - Господин пастор, продолжайте! - раздался повелительный голос баронессы.
        - Перед людьми и богом я объявляю вас... - начал тот.
        Но Альфред, снова сделав разворот к алтарю, громко произнес:
        - Я передумал!
        - Что? - челюсть у пастора отпала. Он слышал подобное первый раз за свою долгую церковную карьеру.
        - Продолжайте, черт вас побери! - крикнула баронесса, чем вызвала ропот среди гостей: еще бы, богохульство в стенах церкви!
        - Объявляю вас Отцом и Сыном и Святым Духом... - выпалил пастор и в ужасе смолк, заметив свою нелепую ошибку. В задних рядах раздались смешки, которые переросли в хохот.
        Альфред снова развернулся. По лицу Софии бежали слезы, прокладывая тропинки по толстому слою белил. Сын банкира, обратившись к ней, сказал:
        - Мне очень жаль, София. Мне очень жаль, но я передумал. Я не хочу, чтобы вы стали моей женой. Я люблю другую!
        Последние слова прозвучали в полной тишине - смех к тому времени смолк. Последовал мерный удар - Библия вылетела из рук пастора на пол. Альфред направился к выходу. Тишина тотчас сменилась истошными криками.
        - Альфред, немедленно вернись! - кричал Соломон Вайнгартен.
        - Этот чертов еврей опозорил наш род! - визжала баронесса Аделаида фон Минхов.
        На пороге церкви Альфред обернулся - его несостоявшаяся жена лежала в глубоком обмороке, а около нее суетились родители и родственники. К Альфреду подошел худосочной молодой человек, которому от силы было лет шестнадцать, - младший брат Софии, Генрих.
        - Ты... ты... мерзкая гадина! - выпалил подросток, чей лоб покрылся испариной. - Ты... ты... з... з... з... - Генрих, обожавший сестру до беспамятства, ужасно заикался и сейчас никак не мог преодолеть волнение и высказать то, что хотел.
        Альфред толкнул двери церкви и вышел вон.
        - Ты... заплатишь за это! - раздался крик Генриха.
        Альфред, не оборачиваясь, спустился по лестнице. Он вынул из петлицы хризантему и бросил ее на тротуар. Тут к нему обратились две запыхавшиеся пожилые дамы:
        - Мы спешим на бракосочетание нашей троюродной племянницы. Церемония уже началась?
        - Никакой свадьбы не будет, - сообщил Альфред. И учтиво добавил: - Желаю вам хорошего дня, милостивые государыни!
        Прямиком из кирхи Альфред направился к Джеральдине. Танцовщица принимала ванну. Протянув Альфреду темнокожую руку, покрытую радужной пеной, она лукаво спросила:
        - А как же ваша молодая супруга? Вы бросили ее совершенно одну?
        - О, вокруг Софии более чем достаточно суетливых родственников, - ответил Альфред. - Кстати, она не моя жена. И никогда не станет таковой. К счастью.
        С этими словами он, не раздеваясь, шагнул в ванну, где ждала его Джеральдина.

* * *
        Дома Альфред появился поздно вечером. Завидев молодого хозяина, один из слуг побелел, будто перед ним явилось привидение.
        - Ваш батюшка желает видеть вас! - пролепетал он, пятясь задом. - Он в очень скверном расположении духа. В очень скверном...
        Альфред, пребывавший в отличном настроении после совместных водных процедур с Джеральдиной, после сеанса массажа и долгих любовных утех, прошел в кабинет старого банкира.
        Соломон Вайнгартен сидел за огромным письменным столом и выводил что-то в гроссбухе. Финансист не поднял головы и не отвлекся от своего занятия, несмотря на то что сын стоял перед ним.
        - Отец, вы хотели видеть меня? - спросил Альфред.
        Соломон наконец удостоил его вниманием. Произнес:
        - Я с самого начала был против этого брака.
        - Понимаю, отец, - ответил Альфред, радуясь, что все так легко разъяснилось.
        Он знал, что отец, обладавший холерическим темпераментом, может неадекватно отреагировать на случившееся. Но, по всей видимости, буря прошла и кризис миновал - старик успокаивался так же быстро, как и терял присутствие духа.
        Банкир поднялся из кресла, подошел к портрету своего предка Исаака, висевшему на стене, снял его - стала видна крышка сейфа. Старик всунул в замочную скважину ключ, который всегда носил с собой, открыл несгораемый шкаф и извлек оттуда тонкую пачку банкнот.
        - Вы хотите откупиться от Софии и ее родителей? - спросил Альфред. Странно, но ему было ничуть не жаль бывшую невесту.
        - Я был против этой свадьбы, однако потом позволил убедить себя, что это лучшее для вас, - сказал старик, запирая сейф. - Вы твердили, что любите молодую баронессу фон Минхов, и я решил, что с моей стороны неблагоразумно мешать вашему счастью.
        - Бедняжка быстро утешится, - ответил Альфред. - В конце концов, ее семейство получило почти все, что хотело: вы привели в порядок их особняк, да и драгоценности, которые блистали сегодня на Софии, само собой, она получит в качестве утешения. Самое позднее через год она выйдет замуж за какого-нибудь бездельника-офицера с графским или княжеским титулом.
        - Да, я был против этого брака, - в третий раз повторил старик-банкир. - Но дал на него свое согласие. И свое слово! А из-за вас вышло так, что я, Соломон Вайнгартен, в первый раз за свои шестьдесят шесть лет нарушил данное мной слово.
        - Папа, прошу вас, мы же современные люди... - начал Альфред, но старик ударил мощными волосатыми кулаками по столу и заявил:
        - Не смейте более называть меня так! Я вам отныне не отец! Вы сделали меня посмешищем и заставили нарушить свое обещание!
        Затем Соломон швырнул в лицо сыну пачку денег со словами:
        - У вас имеется ровно час, чтобы собрать свои вещи и покинуть мой дом. Я не желаю больше ни видеть, ни слышать вас. В Берлине вам не место. И в Германии тоже.
        - Отец, я хочу объяснить вам, что люблю...
        Старик схватил со стола тяжеленное бронзовое пресс-папье, швырнул его в Альфреда (тот едва увернулся, иначе бы ему наверняка размозжило голову) и крикнул:
        - Вон! Из-за вас я нарушил слово! Вон!
        Альфред вышел из кабинета старика и отправился к себе в комнату. Он прилег на кровать и мгновенно заснул. В себя пришел только потому, что его кто-то тряс за плечо. Это был один из слуг. Четверо других стояли около кровати.
        - В чем дело, Михель? - спросил, зевая, Альфред.
        - Господин Вайнгартен, который был вашим отцом, соизволяет передать, что час истек, - ответил Михель.
        Альфред потряс головой и удивился:
        - Разве приступ у старика еще не прошел? Пора бы уже успокоиться. А теперь ступайте прочь и дайте мне поспать!
        Но слуги подхватили Альфреда за руки и за ноги. Он пытался сопротивляться, но ничего не мог поделать с четырьмя дюжими мужчинами. Михель указывал им путь. Они протащили извивающегося Альфреда по всему дому и вышвырнули за дверь особняка. Михель бросил вслед пачку денег.
        - Господин Вайнгартен велел передать, что это ваша доля наследства, - сказал он. - Он больше не желает иметь с вами ничего общего.
        Альфред отправился к Джеральдине, у которой провел три восхитительных дня и две еще более восхитительные ночи. Поведав ей о ссоре с отцом, он был уверен, что старик одумается и вот-вот сам пошлет за ним.
        Но никто не приходил. Настало время Джеральдине отправляться в Париж, и Альфред решил сопровождать ее. Он превратился в ее любовника, однако танцовщица не отвечала ни да ни нет на его предложения руки и сердца.
        - Я еще не готова к семейной жизни, - обычно говорила она.
        За Парижем последовал Амстердам, за Амстердамом - Лондон, откуда они на корабле направились в Нью-Йорк. И везде Джеральдину встречали с восторгом. Одна из сестер Альфреда тайно корреспондировала с ним, сообщая о том, что происходит в Берлине. Отец после скандала с несостоявшейся свадьбой сильно сдал, матушка постоянно плачет. А у Софии произошел нервный срыв, бедняжка сошла с ума и оказалась в психиатрической клинике.
        Альфреду не было особого дела до событий в Германии: он был поглощен романом с Джеральдиной. Ему пришлось узнать, что танцовщица любит роскошный образ жизни и что теперь, лишившись поддержки отца, он стал ей неинтересен. Но и расстаться с ним она отчего-то не спешила. Видимо, все-таки тоже была в него влюблена.
        Так прошло почти полтора года, и ранней весной 1928 года назрело время для принятия решения. Альфред узнал, что у Джеральдины появился новый поклонник - разведенный американский миллионер. И что тот предложил ей стать его женой. Между Альфредом и Джеральдиной произошла серьезная ссора, когда танцовщица сообщила, что намерена выйти замуж за миллионера.
        - Посуди сам, Фредди, - сказала она своим мягким певучим контральто, - мне в этом году исполнится двадцать девять. Я нахожусь на пике своей славы, однако у меня появилось много подражательниц. И все они намного моложе, а танцуют ничуть не хуже. Еще несколько лет, и моя звезда начнет закатываться. А еще через три-четыре года обо мне окончательно забудут. Я скопила кое-какой капитал, однако муж-миллионер мне придется весьма кстати.
        - Но ты же его не любишь! - воскликнул в отчаянии Альфред.
        Джеральдина поцеловала любовника в губы и пояснила:
        - Зато у него три нефтяные вышки и контрольный пакет акций железнодорожного консорциума. Однако он ревнив, и нам, Фредди, придется расстаться. Но ты должен знать: я любила и люблю только одного человека - тебя. А теперь тебе лучше уйти - мой будущий муж сейчас пожалует в гости.
        Альфред и помыслить не мог своей жизни без Джеральдины, поэтому, оказавшись в номере третьеразрядного отеля, где обитал последние месяцы, решил... покончить с собой. Семьи у него не было, любимой тоже - так зачем же влачить жалкое существование?
        На последние деньги он приобрел шестизарядный револьвер и бутылку дорогого шампанского. Осушив ее до дна, он улегся на скрипучую постель и поднес револьвер к виску. И как раз в тот момент в дверь номера кто-то постучал. Альфред закрыл глаза и спустил курок.
        Вместо выстрела раздался безвредный щелчок. Альфред с остервенением снова попытался выстрелить себе в голову, но безрезультатно. Он проверил барабан, убедился, что во всех шести гнездах сидят пули, запихнул дуло в рот и в третий раз спустил курок. И снова ничего!
        Альфред принялся неудержимо смеяться - вороватый торговец оружием продал ему негодный револьвер! И что ему теперь делать? Каким иным способом покончить с собой? Проще, наверное, взобраться на небоскреб и спрыгнуть с восьмидесятого этажа. Да, так он и сделает, причем немедленно...
        Стук в дверь возобновился. Альфред рывком открыл ее:
        - Чего вам?
        На пороге стоял почтальон. Завидев мужчину с горящим взором и с револьвером в руке, он выронил телеграмму и побежал прочь.
        - Идите вы все к черту! - крикнул Альфред и швырнул вслед почтальону пистолет.
        Грянул выстрел, коридор заволокло сизым дымом. Ошарашенный произошедшим, Альфред нагнулся, дабы поднять оружие и попытаться снести себе череп, но его рука наткнулась на желтый лист бумаги.
        Он развернул бланк и прочитал телеграмму от одной из своих сестер: «Сегодня папа умер. Инфаркт. Ты - единственный наследник. Ждем тебя в Берлине».

* * *
        Альфред четыре или пять раз прочитал текст телеграммы, прежде чем понял, что имела в виду сестра. Отец скончался и оставил ему все свое состояние, исчисляемое многими десятками, если не сотнями миллионов! Но ведь старик грозился вычеркнуть его из завещания, и Альфред не сомневался, что он давно так и поступил...
        Поэтому, тотчас забыв о желании покончить с собой, он отправился звонить в Берлин. Поговорив с сестрой, удостоверился в том, что старик в самом деле не изменил завещания - то ли не успел, то ли не захотел.
        - Мы ждем тебя, Альфред, - сказала сестра, - ты нам очень нужен.
        И Альфред улыбнулся самому себе. Вот так поворот судьбы! В тот день, когда он едва не покончил с собой (и наверняка сделал бы это, если бы не неисправный револьвер, проданный ему жуликом), из бедного сорокалетнего мужчины с начинающейся лысиной и образовавшимся небольшим животиком он превратился в одного из самых богатых людей Европы.
        Альфред явился в шикарный отель, где квартировала Джеральдина, ногой открыл дверь номера - и застал ее на диване с трясущимся старцем.
        - Кто это, дорогая? - прошепелявил тот.
        Схватив миллионера за шкирку, Альфред выбросил его из номера.
        - Фредди, твоя сцена ревности не к месту! - вспылила Джеральдина. - Джимми сделал мне предложение, и я ответила согласием. Мы завтра же летим в Лас-Вегас, чтобы заключить брак.
        - Как велико состояние у Джимми? - лениво поинтересовался Альфред.
        Тонкие бровки Джеральдины взлетели вверх, и она притворно воскликнула:
        - Мне это совершенно безразлично!
        - Дорогая, я знаю, что ты хорошая актриса, - заявил Альфред. - И уверен: ты наверняка выяснила всю его подноготную, прежде чем пустила к себе на порог.
        - Тридцать миллионов, - нехотя ответила танцовщица.
        - Гм, не так уж и много, - усмехнулся Альфред. - Не знаю точной суммы, но мой отец, скончавшийся в Берлине сегодня утром, оставил состояние по крайней мере раз в пять больше. И я - единственный наследник.
        Лицо Джеральдины просияло. Она бросилась на шею Альфреду и прощебетала:
        - О Фредди, как же я люблю тебя! Ой, извини, прими мои соболезнования в связи со смертью твоего батюшки.
        - Ты выйдешь за меня замуж? - спросил Альфред, и ответ танцовщицы, конечно же, положительный, не заставил себя ждать: дряхлый Джимми с его жалкими тридцатью миллионами был тотчас предан забвению.
        Прежде чем отправиться в Германию, Альфред и Джеральдина побывали-таки в Лас-Вегасе, где заключили брак. В Берлин они прибыли из Нью-Йорка на цеппелине уже законными мужем и женой. Впервые за многие месяцы Альфред ступил на порог родительского дома - отныне полновластным хозяином.
        Соломон готовил сына в наследники, однако после разрыва Альфред полностью забросил занятия банковским делом. Теперь же приходилось многое освежить в памяти. Новый глава финансовой империи решил не отказываться от прежнего образа жизни и предоставил наемным менеджерам возможность заниматься делами. Джеральдина была в упоении - осуществились ее самые дерзкие мечты. Мало того, что ее супруг был мультимиллионером, так она еще и любила его. Во всяком случае, так она думала.

* * *
        Последовала череда феерических праздников, шикарных приемов и небывалых путешествий. Новоявленная фрау Вайнгартен без всякого сожаления ушла с подмостков, решив, что теперь она может сконцентрироваться на куда более важном и приятном занятии - трате состояния мужа.
        Альфред ничуть не сожалел о кончине отца. Он всего один-единственный раз побывал на его могиле (похороны прошли в отсутствие новобрачных, находившихся на пути в Европу), но не испытал никаких чувств - отец превратился для него в совершенно чужого человека.
        Крах на бирже осенью 1929 года не затронул финансовую империю Альфреда Вайнгартена. Более того, кризис только увеличил его состояние, когда в течение нескольких недель он оказался владельцем большого количества недвижимости, которую разорившиеся клиенты были вынуждены предоставить ему в качестве уплаты долгов.
        Джеральдина, появившаяся на свет в хижине на Ямайке, стремилась к одному - превратиться в настоящую светскую даму, более того, в законодательницу мод. И она достигла желаемого, ведь муж удовлетворял любой ее каприз.
        Весной 1930 года она ощутила первые признаки беременности и девятью месяцами позже произвела на свет здорового темнокожего мальчика, которого нарекли в честь ее отца Джошуа. Германия к тому времени разительно переменилась - мировой финансовый кризис сильно ударил по немецкой экономике, миллионы людей потеряли работу. Все больше и больше бюргеров пленялись речами новоявленного мессии по имени Адольф Гитлер, который обещал решение всех насущных проблем в течение короткого времени и открыто заявлял, что корень зла - инородцы, в первую очередь евреи.
        После рождения Джошуа Джеральдина с утроенной силой окунулась в омут удовольствий. Когда в результате банковского кризиса, начавшегося сначала в Австрии и накрывшего позднее и Германию, финансовая империя ее мужа понесла значительные убытки, Джеральдина не сочла необходимым экономить. Она желала, чтобы ее праздники и приемы были самыми экстравагантными в немецкой столице. Что ей вполне удавалось.
        Во второй половине 1932 года Джеральдина, к своему большому огорчению, поняла, что беременна во второй раз. Вообще-то она заявила мужу, что не намерена портить фигуру, вынашивая нового отпрыска, но пришлось смириться с неизбежным. Хуже всего, что ребенок должен был появиться только в феврале или марте 1933 года, что означало: свой тридцать пятый день рождения в январе, который должен был стать грандиозным праздником, Джеральдине придется встретить в интересном положении. Женщина сразу возненавидела неродившегося ребенка, который украл у нее возможность блистать на собственном празднике. Зато Альфред был на седьмом небе от счастья и заранее души не чаял во втором сыне, не сомневаясь, что опять родится мальчик.
        Политическая и экономическая ситуация в Германии тем временем только ухудшалась - безработных, а вместе с тем и недовольных становилось все больше. Джеральдине однажды на собственном опыте пришлось убедиться в том, что радикальные настроения усиливаются. Она была в лавке модистки, желая сделать новые приобретения, когда туда же ворвались оголтелые молодчики в коричневых рубашках, на рукавах которых имелись красные повязки с изображением странного креста с загнутыми краями. Заметив Джеральдину, они обозвали ее «обезьяной» и «дочерью выродков», и женщина впервые ощутила небывалый страх.
        - Убирайся из нашей благословенной Германии! - заорали типы в лицо Джеральдине, боровшейся со слезами. - Такие, как ты, заставляют страдать простой немецкий народ! Вы наживаетесь на его бедах!
        Благо подоспела полиция - молодчики исчезли. Дрожа и рыдая, Джеральдина отправилась домой, где поведала мужу об ужасном инциденте.
        - А, это так называемые национал-социалисты, - ответил Альфред. - На выборах в рейхстаг нынешним летом они набрали больше тридцати семи процентов голосов, а на повторных выборах в ноябре скатились до тридцати с небольшим... Краснобаи и демагоги! Не обращай на них внимания, их время проходит.
        Когда через некоторое время Джеральдина поехала в другую модную лавку, чтобы обсудить покрой платья для своего юбилея, к ней вышел хозяин - почтенный седой господин. Джеральдина часто прибегала к его услугам, и хозяин всегда радушно встречал ее. Однако в тот раз все изменилось - он не улыбался, лицо мужчины выражало крайнюю степень недовольства.
        - Фрау Вайнгартен, - произнес он, делая ударение на фамилии Джеральдины, - должен разочаровать вас: я не смогу вам помочь.
        - Вы хотите сказать, что не можете справиться с моим заказом? - в удивлении протянула женщина.
        Хозяин потеребил серебряную цепочку от часов и ответил:
        - Не «не могу», а не хочу! Ваш муж - еврей, а мы не обслуживаем в своей лавке евреев с тех пор, как я вступил в национал-социалистическую немецкую рабочую партию.
        Джеральдина заметила на стене портрет странного бледного человека с черной челкой и смешными усиками. Кажется, то и был австриец Гитлер, который недавно получил немецкое гражданство и являлся фюрером этих самых национал-социалистов.
        - Но ведь еврей - мой муж, а не я сама! - беспомощно возразила Джеральдина.
        - Вы сами - представительница цветной недорасы, - передернулся хозяин, - что еще хуже!
        Джеральдина, наговорив хозяину дерзостей, ушла с гордо поднятой головой. В другой лавке ее встретили с распростертыми объятиями: еще бы, ведь она была очень выгодной клиенткой. Однако женщина никак не могла забыть о происшествии. Странно, но несколько приятельниц, которые раньше сочли бы за честь быть приглашенными на прием в дом Вайнгартенов, в ответ на приглашения прислали письма, извещавшие, что они не желают больше поддерживать контакты с семьей, в которой муж является евреем, а жена мулаткой.
        Джеральдина решила не забивать себе голову подобной ерундой и занялась подготовкой незабываемого праздника.
        Через какое-то время к ней пришла бонна ее сына, вся в слезах: она вместе с маленьким Джошуа прогуливалась в Тиргартене, и там их окружили наглые молодчики, внимание которых привлекла смуглая кожа мальчика. Узнав, что он сын банкира Вайнгартена, гитлеровцы заявили бонне, что ребенок является выкрестом и дегенератом, потому что его отец - еврей, а мать - негритоска, а таких, как он, необходимо убивать.
        Джеральдина запретила бонне ходить в Тиргартен и предпочла тотчас забыть об инциденте. Наконец наступила долгожданная дата - 30 января 1933 года. В тот морозный понедельник все началось так, как и представляла себе Джеральдина: муж еще в постели поздравил ее - выйдя из спальни, она обнаружила будуар, заполненный желтыми розами, своими любимыми цветами: их было никак не меньше нескольких сотен. Супруг преподнес ей сафьяновый футляр, в котором находилось самое роскошное изумрудное ожерелье, какое только доводилось видеть Джеральдине (изумруд был ее любимым камнем).
        Весь день походил на сказку - Джеральдина готовилась к приему, назначенному на вечер. Незадолго до прибытия первых гостей облаченная в голубое платье Джеральдина прошла в кабинет мужа, чтобы тот, конечно же, сделал ей комплимент. Джеральдина была довольна тем, что беременность не слишком портит ее внешность, хотя она многое бы отдала, чтобы ребенок не мешал ей царить на празднике.
        Альфред сидел за столом и смотрел в потолок, скрестив руки на груди. Джеральдина капризно спросила супруга:
        - Фредди, почему ты ничего не скажешь о моем платье?
        Муж, рассеянно взглянув на Джеральдину, как-то апатично промолвил:
        - Ты, как всегда, великолепна.
        Почувствовав - что-то произошло, Джеральдина приблизилась к Альфреду и с трепетом спросила, опасаясь худшего (разорения банка и предстоящей нищеты):
        - Какие-то неприятности, Фредди?
        - Как только что стало известно, рейхспрезидент фон Гинденбург назначил нового рейхсканцлера, - ответил муж.
        Джеральдина, совершенно не интересовавшаяся политикой (ее занимали только политики, и то для того, чтобы иметь возможность пригласить к себе наиболее влиятельных и знаменитых), беспечно воскликнула:
        - И что из того, Фредди? Забудь!
        - Главой правительства стал Адольф Гитлер, - произнес муж. - Почти все уверены, что он не продержится и пары месяцев и сам себя демонтирует, после чего Франц фон Папен с триумфом займет потерянный им пост рейхсканцлера. Но мне Гитлер и его политика очень не по душе. И он не похож на человека, от которого так легко избавиться.
        - Ах, да ну ее, политику! - заявила капризно Джеральдина и поцеловала мужа в щеку. - Гости начнут съезжаться через полчаса. И пожалуйста, не будь сегодня букой - никаких разговоров о новом канцлере, Фредди! Ведь у меня день рождения!
        Прием удался на славу, несмотря на то что мужчины обсуждали новость дня - назначение Гитлера рейхсканцлером. Джеральдина купалась во всеобщем внимании и, без сомнения, блистала, являясь самой обворожительной дамой среди собравшихся. Маленького Джошуа, чтобы он не мешался под ногами, вместе с бонной отослали в детскую. После чествования именинницы и торжественного ужина имели место танцы. Джеральдина, как заметил Альфред, много смеялась и наслаждалась праздником, где была в центре внимания.
        Альфред пригласил ее на медленный танец, и они закружились в полумраке огромного бального зала. Взгляды гостей были устремлены на них - самую красивую пару на приеме. Альфред прошептал на ухо жене:
        - Я тебя так люблю...

* * *
        В тот момент в зале вдруг вспыхнул верхний свет, послышались крики, музыка заглохла. Альфред и Джеральдина в недоумении остановились посреди зала. Большие двери были распахнуты, слуги в страхе пятились, уступая дорогу какой-то женщине. Особа была нелепо одета - давно вышедшее из моды пальто, старая шляпка набекрень, растрепанные волосы.
        - Я хочу видеть его! - раздался истошный крик.
        Альфред похолодел. Он узнал голос, который не слышал уже много лет и который не чаял услышать еще когда-нибудь в жизни.
        Гости расступились, пропуская странную особу к чете Вайнгартен. Женщина с горящими глазами и бледным лицом, с искривленными злобой губами топнула ногой и воскликнула:
        - Вот, оказывается, чем вы занимаетесь! Что, Альфред, не рассчитывал увидеть меня снова?
        - Кто она такая, Фредди? - спросила Джеральдина, обеспокоенная тем, что незнакомка может сорвать ей прием.
        - Моя бывшая невеста, - ответил тот вполголоса, - София фон Минхов. Разреши, я сам все улажу...
        Альфред сделал несколько шагов по направлению к Софии. О своей несостоявшейся жене он знал, что та перенесла нервный срыв, долго лечилась в Берлине, потом за границей, наконец вернулась в Германию, где была помещена в санаторий для душевнобольных. София так и не смогла оправиться после того, как жених оставил ее прямо перед алтарем.
        - Стоять! - завизжала София и вынула руку, которую до сих пор держала в кармане пальто. Гости охнули - женщина сжимала пистолет.
        - Он заряжен! - захохотала София. - Шесть патронов!
        Гости и слуги начали осторожно отступать, оставляя Альфреда и Софию наедине.
        - Рад видеть тебя... - произнес довольно растерянно Альфред, не без опаски взирая на оружие.
        - Я прочла о празднике в газете, - сообщила София. - Вообще-то нам в лечебнице запрещено читать свежую прессу, но я нашла забытую одной из медсестер газету. И там черным по белому было написано, что твоя жена отмечает свой день рождения. Хм, твоя жена... Я должна была стать твоей женой, но ты меня бросил!
        Голос Софии дрожал, по лицу текли слезы. Альфред надеялся, что кто-то из слуг догадался вызвать полицию. Как так получилось, что умалишенная сбежала из лечебницы и оказалась на приеме, да еще с огнестрельным оружием?
        - София, мне очень жаль, - продолжал Альфред, - безусловно, я поступил с тобой мерзко и недостойно. Ты заслуживаешь гораздо более порядочного и честного человека, чем я...
        - Замолчи! - взвизгнула София. - Мне нужен только ты! Я так люблю тебя, Альфред! И скажи, ты ведь меня тоже?
        Альфред обернулся на застывшую, как статуя, Джеральдину, на испуганных гостей и растерявшихся слуг.
        - Прошу тебя, София, успокойся. Давай пройдем со мной в кабинет и там все обсудим. Хочешь целебного чая?
        - Даю тебе пять секунд, - отчеканила София. Она держала пистолет обеими руками, и дуло было направлено прямо в грудь Альфреда. - Ты любишь меня или нет? Если дашь неправильный ответ, я выстрелю. Один, два, три...
        - Да, я люблю тебя, - выдохнул Альфред.
        София издала протяжный стон:
        - О, я знала, что ты все еще любишь меня!
        Вдруг одна из дверей открылась, и в зал вбежал Джошуа - мальчик не имел представления о разыгравшейся сцене. С криком «Папа, папа!» он бросился к Альфреду. София мгновенно направила пистолет на ребенка и спросила:
        - Кто это?
        - Мой сын, София, - ответил Альфред, почувствовав, что страх захлестнул его. - Ты обязательно полюбишь его...
        София уставилась на мальчика и, криво улыбнувшись, произнесла:
        - Он похож на ангелочка. Ты прав, Альфред, я обязательно его полюблю. После того, как стану твоей женой.
        Альфред шагнул навстречу к Софии и мягко произнес (еще пара метров, и он сможет забрать у нее оружие):
        - Увы, дорогая, невозможно, я ведь женат. Но для тебя всегда будет особое место в моем сердце.
        - Я прекрасно знаю, что ты женат, Альфред, - протянула София. - Именно поэтому и пришла сюда. И я стану твоей женой, обязательно. Но вначале тебе придется превратиться во вдовца!
        С этими словами она навела пистолет на Джеральдину, стоявшую в центре зала, и трижды выстрелила в нее. Альфред бросился на Софию, повалил ее на пол. К визжащей сумасшедшей устремились слуги и несколько мужчин из гостей. Альфред вырвал из рук Софии дымящийся пистолет и швырнул его на паркет. Будучи абсолютно уверенным, что Джеральдина не пострадала (она находилась на большом расстоянии от Софии, а та вряд ли была хорошим стрелком), Альфред обернулся - жена лежала на полу, около нее на коленях стоял маленький Джошуа и, держа Джеральдину за руку, горько плакал.
        Альфред метнулся к ним и увидел, что на голубом платье растекается бордовое пятно. Джеральдина с шумом дышала, на ее губах пузырилась кровь. Альфред подхватил жену на руки, чувствуя, как кровь пропитывает и его одежду, ринулся с Джеральдиной, находившейся без сознания, на улицу, где один из слуг уже подготовил автомобиль. Они отправились в берлинскую клинику Шарите.
        Альфред передал раненую жену на руки врачам и остался в коридоре - Джеральдину требовалось прооперировать, причем как можно быстрее. От успешного исхода операции зависела жизнь не только матери, но и еще не родившегося ребенка.
        Последующие два часа были самыми страшными в жизни Альфреда. Он, вообще-то не веривший в бога, начал вдруг горячо молиться, прося всевышнего сохранить жизнь Джеральдины. Странно, но о ребенке он почти не вспоминал, почему-то не сомневаясь, что тот скончался. А по Берлину с зажженными факелами шествовали вереницы нацистов, ликовавших по поводу назначения их вождя рейхсканцлером, - зрелище было одновременно завораживающим и пугающим.
        Наконец двери операционного отделения распахнулись, на пороге возникла массивная фигура старшего хирурга. Альфред кинулся к нему, желая знать, как состояние его жены.
        - Нам удалось стабилизировать положение, - сообщил медик, - однако ее жизнь по-прежнему находится в опасности. Ближайшие два дня все решат. И поздравляю вас, герр Вайнгартен. Понимаю, сейчас не время для радости, но все же... Вы стали отцом прелестной девочки.
        - А? Что? - произнес потрясенный Альфред. Весть о том, что он во второй раз стал отцом, оставила его безразличным, он даже не обратил на слова врача внимания, настолько мысли были заняты состоянием здоровья Джеральдины. - Так как она?
        - Ваша дочь появилась на свет на седьмом месяце, однако она - очень здоровый ребенок, выстрелы не нанесли ей вреда, - пояснил врач. - Уверен, что девочка выкарабкается.
        - Да я не о ребенке спрашиваю, а о Джеральдине! - в отчаянии воскликнул Альфред. - Как она?
        Его допустили к кровати, на которой лежала его жена - она была так не похожа на саму себя! Лицо пепельного цвета, губы сиреневые... Альфред попытался прикоснуться к ней, но врач не разрешил.
        - Мы делаем все, что можем, герр Вайнгартен, - ответил он. - Ваша жена была ранена дважды - одна пуля попала в легкое, другая угодила в голову. Второе ранение крайне серьезное, но мы не теряем надежды. Не желаете ли видеть свою дочку?
        Альфред не желал. Ему не разрешили остаться около Джеральдины, поэтому он занял место за стеклянной перегородкой, прямо напротив кровати, на которой лежала жена. Приехавшая в спешке одна из сестер сообщила Альфреду, что София накануне сбежала из сумасшедшего дома, но теперь ее поймали и снова водворили под замок.
        Врачи оказались правы - два последующих дня оказались решающими. Ранним утром первого февраля Альфреда сморил короткий сон. Придя в себя от голосов, он увидел врачей, суетившихся над Джеральдиной. А пятью минутами позже она умерла.

* * *
        Альфред был оглушен этой вестью. Он провел несколько часов в палате с женой, держа ее за руку, и только когда медики настояли на том, чтобы он позволил им забрать тело, Альфред повиновался.
        Он вернулся в опустевшей без жены особняк. Слуги уже привели в порядок зал для приемов, однако одно из зеркал было разбито пулей - третий выстрел Софии не достиг цели.
        Альфред заперся в кабинете и никого не хотел видеть. Только после долгих уговоров впустил к себе старшую сестру. Та сказала ему:
        - Ты должен смириться, Альфред.
        - Я не хочу смириться со смертью Джеральдины! - выкрикнул Вайнгартен.
        - На все воля божья! - заметила сестра, бывшая набожной особой.
        - Я ненавижу бога! - заявил Альфред. - Если он существует и именно его волей была определена смерть Джеральдины, то его необходимо судить за преднамеренное убийство!
        - Ты не в себе, Альфред, - посуровела сестра. - Уверена, очень скоро ты раскаешься в своих еретических словах. Ты должен с честью выдержать испытания, ниспосланные на тебя господом. И не забывай - у тебя двое детей!
        - Двое детей? - тупо переспросил Альфред. Наконец, после нескольких мгновений мучительных раздумий, вспомнил, что, помимо Джошуа, имеется еще только что родившаяся девочка.
        - И отчего она не умерла вместо Джеральдины? - спросил он у сестры.
        Та была шокирована:
        - Как ты можешь подобное говорить, Альфред! Она твоя дочь, и ты должен заботиться о крошке!
        Но Альфред ничего не хотел слышать о дочери. После похорон Джеральдины (он запретил кому бы то ни было еще сопровождать катафалк на кладбище) Альфред тотчас отправился в банк, где принялся за работу. Возвращаясь поздно ночью домой, он заходил в спальню к сыну, где любовался на него спящего - Джошуа так походил на мать. О дочери он предпочитал не говорить и даже не думать. Видел ее всего один раз, мельком, в больнице, и она показалась ему самым уродливым и мерзким существом на свете. Альфред вбил себе в голову, что, если бы не ребенок, Джеральдина непременно выжила бы. И напрасно врачи и родственники пытались переубедить Вайнгартена, доказывая, что с такими серьезными ранениями, которые были нанесены Джеральдине, у нее почти не имелось шансов выкарабкаться.
        Старшая сестра Альфреда, Эмма, взяла малышку к себе в дом и заботилась о племяннице как о собственной дочери. Альфред как-то заявил, что судьба дочери ему безразлична, и захотел даже отдать ее приемным родителям, но сестра воспротивилась этому.
        Поглощенный своим горем, Альфред не обращал внимания на тревожные политические события: поджог рейхстага, принятие закона о неограниченных полномочиях нового правительства, главой которого был Гитлер, первоапрельский бойкот еврейских сограждан, первые погромы, запрещение профсоюзов и начало преследования
«инородцев».
        В начале 1934 года, когда минул год со дня смерти Джеральдины, Альфред второй раз в жизни увидел свою дочку, которую сестра, взявшая на себя функции воспитательницы, нарекла Верой. Девочка в отличие от старшего брата Джошуа была светлокожей, но с темными глазами и черными вьющимися волосами. Альфред под давлением сестры взял малышку на руки и, к своему удивлению, убедился в том, что ребенок вовсе не монстр и не чудовище, каким он представлял его себе.
        - Вера - дочка Джеральдины, и если ты в самом деле любил покойную жену, то не имеешь права отрекаться от малышки, - сказала брату Эмма. - Она ведь ни в чем не виновата!
        Слова сестры и встреча с дочкой несколько смягчили сердце Альфреда, и он предложил незамужней Эмме переехать к нему в особняк вместе с Верой, где бы она смогла заботиться как о племяннице, так и о племяннике.
        Гитлер входил в силу - расчеты его некогда многочисленных врагов не оправдались, и все поняли, что недооценили привлекательную темную силу национал-социализма. После кончины в августе 1934 года дряхлого рейхспрезидента Пауля фон Гинденбурга Гитлер объявил о том, что будет совмещать посты главы правительства и главы государства. И ему никто не возразил: после «ночи длинных ножей», в ходе которой были ликвидированы несогласные как в собственных рядах, так и из числа политических оппонентов, он превратился в полновластного диктатора.
        Лицам еврейского происхождения с каждым днем все сложнее и сложнее становилось жить в Германии. Адвокаты потеряли возможность заниматься практикой, врачи не могли лечить пациентов, журналисты - публиковать статьи. Альфред понимал, что в первую очередь жертвами одиозного режима станут не только среднестатистические немцы с еврейскими корнями, но и те, кто принадлежит к так называемому истеблишменту. Благодаря обыкновенному подкупу и хорошим связям в правительственных кругах (многие из наци были должниками банка Вайнгартена и в обмен на списание долгов делились секретными планами руководства страны) Альфред узнал: его персоналия уже обсуждалась на самом высоком уровне, и Гитлер лично приказал разобраться с «этим богатым евреем». Но фюрер пожелал, чтобы все было сделано «в полном соответствии с нашим немецким законом, без применения силы, а не то заграница снова поднимет хай». Альфреду было известно, что магазинчики и лавки простых евреев попросту вытесняются, а то и захватывются конкурентами-арийцами, но его банк был одним из самых крупных в Европе, а имя Вайнгартена знали по всему миру, поэтому
руки у нацистов были связаны, они не могли открыто репрессировать знаменитого банкира. Но огромные активы банка и гигантское личное состояние Альфреда Вайнгартена привлекали пристальное внимание нацистской верхушки.
        Альфред не собирался дожидаться отчуждения своей собственности в пользу государства и конфискации личного имущества, поэтому решил покинуть Германию. Ему было очень тяжело расставаться с родиной и уезжать из Берлина, города, где была похоронена его любимая жена, но другого выхода не оставалось.
        Вместе с сестрой Эммой и детьми (мать и две другие сестры остались в Берлине, собираясь присоединиться к Альфреду позже) Вайнгартен выехал якобы на отдых во французский Биарриц с твердым намерением обратно не возвращаться. Несколько чиновников рейхсбанка, министерства финансов и министерства экономики, подкупленные более чем щедрыми подношениями, помогли ему тайно перевести основные активы банка за рубеж - и когда Альфред оказался в Биаррице, то практически все его состояние находилось на счетах французских, английских и американских банков. В Германии осталась недвижимость - дома в Берлине, Гамбурге, Мюнхене, земельные участки, заводы и фабрики, а также предметы искусства и антикварная мебель.
        Ударом для Альфреда стала весть об аресте матери и двух сестер, не успевших вовремя выехать из Германии, - их интернировали, а позднее отправили в концлагерь. И Вайнгартен знал: не покинь он Германию, его ждала бы точно такая же участь. Но с потерей родственников пришлось смириться, как с платой за обретение свободы для себя и детей.
        Альфред обосновался в Париже, где ему удалось возобновить работу банка, ставшего из немецкого французским. Узнавая новости из Германии, он радовался тому, что хотя бы часть семьи вовремя покинула страну, в которой у власти оказались фанатичные юдофобы, а по сути - обыкновенные бандиты.
        Альфред уделял большое внимание воспитанию сына Джошуа, а вот дочь Вера практически не получала ласки отца. Альфред относился к ней с прохладцей, по-прежнему в глубине сердца уверенный, что именно из-за беременности Джеральдина не смогла выжить. Он много раз задавался вопросом - отчего пули, выпущенные Софией, нанесли вред жене, но не тронули дочку? Или, как твердила ему сестра Эмма, тут действительно «знак божий»?
        - Раз Вера осталась в живых, значит, у господа особые планы на ее счет, - внушала Эмма брату. - Ты ведь не знаешь, какую роль ей предстоит еще сыграть!
        - Если бог столь всемогущ и мудр, то почему он допустил приход к власти Гитлера? - отвечал ей Альфред. - Ты ведь слышала, евреев в Германии теперь интернируют и посылают в так называемые концентрационные лагеря! Если за всем этим кроется некий гениальный план всевышнего, то я его, увы, никак не распознаю...
        Жизнь в Париже текла своим чередом, а дети росли, дела банка шли не блестяще по причине надвигающихся грозовых событий. Гитлер, как того и опасался Альфред, не остановился на достигнутом, и после ремилитаризации Рейнской области, захвата Эльзаса и Лотарингии последовали и захват Чехословакии, аншлюс Австрии. Когда же и Польша пала под натиском немецких войск, Альфред понял: начинается новая война, которая превзойдет по своему масштабу, жестокости и количеству жертв Первую мировую.
        Вайнгартен давно рассматривал возможность переселения в Англию или в Америку и после аннексии Польши решился на эмиграцию в США. Но сначала ему требовалось перевести все счета в тамошние банки и подготовить переезд семьи, на что требовалось время...

* * *
        Весной 1940 года Альфред решил отправить дочку вместе с сестрой Эммой в Новый Свет. Сам же вместе с любимым сыном остался пока в Париже - без Джошуа он не мог прожить ни минуты. В конце апреля Вера вместе с теткой поднялись на борт одного из пароходов, направлявшихся в Америку. Альфред собирался в течение ближайших двух-трех недель последовать за ними, но прежде хотел уладить оставшиеся дела.
        Банкир уже свыкся с мыслью, что придется покинуть Европу, и не сомневался, что за океаном его семью ждет счастливая жизнь. Правда, проблем оказалось больше, чем он думал, и дата отъезда все отодвигалась и отодвигалась. От сестры уже пришла телеграмма - она и племянница добрались до Америки и ждут Альфреда и Джошуа.
        Наконец почти все проблемы были улажены, и Вайнгартен собрался покинуть французскую столицу, чтобы поездом добраться до побережья, но надо же было такому случиться - Джошуа вдруг заболел. Альфред вначале считал, что у сына банальная простуда, однако в ночь перед отъездом мальчик впал в беспамятство, на него навалился жар. Срочно вызванные врачи вынесли неутешительный диагноз - менингит. Альфред был в отчаянии - более всего его терзал страх потерять единственного сына.
        Доктора дружно советовали ему отменить поездку или хотя бы отложить до выздоровления Джошуа, иначе мальчик может умереть. Альфред тотчас подчинился советам медиков и остался в Париже - сына поместили в один из лучших частных госпиталей.
        Болезнь протекала тяжело и все не хотела отступать, но Альфред дал себе слово, что не подвергнет Джошуа риску. Наконец малыш пошел на поправку. Вроде бы уже ничто не мешало им отправиться вслед за Эммой и Верой в Америку, однако за время болезни мальчика в стране и мире многое изменилось.
        В апреле силы немецкого вермахта напали на Норвегию и Данию, в мае поработили Нидерланды и Бельгию, а затем двинулись и на Францию. Армия капитулировала, и войска фюрера быстро приближались к Парижу. Все произошло так стремительно, в течение столь короткого времени, что Альфред даже не смог осознать весь ужас сложившейся ситуации. Вначале, узнав о нападении немцев на Францию, он был уверен, что блицкриг, как с Польшей, больше не повторится - французы непременно окажут сильное сопротивление, и военные действия затянутся на длительное время, что позволит ему и сыну уехать в Америку.
        Как раз в тот день, когда они намеревались покинуть Париж, во французскую столицу вступили немецкие войска - и возможность отъезда окончательно стала призрачной. Вайнгартен успел сообщить сестре, что все-таки попробует выбраться из оккупированной Франции. Альфред надеялся на то, что нацистов можно элементарно подкупить, и обратился к немецкому коменданту Парижа. Но получил грубый ответ, что ему и сыну запрещено до особого распоряжения покидать столицу.
        Одно радовало: здоровье Джошуа с каждым днем улучшалось. Отец забрал его из клиники, и они затворились в парижском особняке, уповая на то, что счастливый случай позволит им покинуть Париж, а затем и Францию. Однако очень быстро Альфред понял - они оказались в мышеловке, бежать за океан практически невозможно.
        Пока нацисты не проявляли к нему особого интереса, однако Вайнгартен не сомневался: это - дело времени. Ведь он был евреем, к тому же очень богатым и, что важнее всего, бежавшим несколько лет назад из Германии. До него доходили слухи о том, что в рейхе несладко живется представителям «недорас», официально объявленных людьми второго сорта.

* * *
        В конце лета 1940 года в особняке Альфреда Вайнгартена появился нежданный гость - месье Жан-Жак Трюффо, работавший во французском отделении банка Альфреда в должности вице-директора международных трансакций. Именно при его помощи и содействии Альфреду удалось перевести большую сумму личного состояния за рубеж и перекачать почти половину активов банка в Америку.
        Месье Трюффо был невысоким, плотным человечком лет сорока с небольшим, с ухоженными темными усиками и наманикюренными ручками. Альфред был рад визиту одного из своих доверенных лиц. Месье Трюффо потрепал по голове Джошуа, возившегося с игрушечными автомобильчиками, и сказал:
        - Какой милый у вас мальчик, месье Вайнгартен!
        По его тону Альфред понял - гость хочет поведать ему нечто крайне важное. Они заперлись в кабинете, где месье Трюффо, расположившись в большом кресле и закурив тонкую папиросу, наконец заговорил:
        - Мне очень жаль, месье Вайнгартен, что вы не смогли вовремя покинуть Францию.
        - Мне тоже, - кивнул Альфред. - Сложившаяся ситуация меня угнетает. И более всего беспокоит не собственная судьба, а будущее сына.
        - Именно поэтому я и пришел к вам, - продолжил месье Трюффо. - Мне стало известно, что относительно вашей персоны совсем недавно было принято окончательное решение. Вы ведь до сих пор являетесь гражданином рейха, а значит, подпадаете под его юрисдикцию. Но даже если бы это было и не так... Ведь безумные нацисты захватили мою любимую Францию, и они могут творить здесь все, что ни пожелают!
        В словах месье Трюффо было столько горечи, что Альфред тотчас понял: этот человек искренне переживает за судьбу родины.
        - Они добрались до меня, - тяжело вздохнул Альфред. - Я так и думал. Подозреваю, ничего хорошего меня не ожидает. Заключение под стражу и интернирование?
        - Хуже, - удрученно покачал головой месье Трюффо. - За те годы, что я работал вместе с вами, месье Вайнгартен, я убедился в том, что вы чрезвычайно порядочный и высокоморальный человек. Поэтому пришел предупредить: нацисты хотят вас уничтожить и завладеть всеми деньгами - как банка, так и вашим состоянием.
        - Да, ради такого огромного куша они пойдут на все, - мрачно заметил Альфред.
        Ему сделалось страшно - не за себя, за сына. И только затем он подумал о дочери и сестре, находящихся в Америке. Ну, им-то ничего не грозит! О, если бы все было наоборот: он с Джошуа оказался за океаном, а Эмма и Вера остались в Париже. С последними ничего бы не произошло, потому что нацистам они неинтересны. Им нужен хозяин банка и владелец одного из самых крупных европейских состояний Альфред Вайнгартен!
        - Кто-то в Берлине имеет на вас зуб, причем это связано не только с вашей... с вашим происхождением, - сказал месье Трюффо. - Вы понимаете, чем грозит для вас и в особенности для Джошуа немилость со стороны нацистов? Одним словом, у вас имеется одна возможность спастись - бежать!
        - Но как? - спросил Альфред. - За моим домом установлено наблюдение, и стоит мне выйти из особняка, как тотчас возникают несколько шпиков.
        - О, вам не стоит беспокоиться! Я уже все организовал - вы с сыном сможете покинуть Париж и добраться до побережья, где ожидает яхта, на которой вас переправят в Англию. А оттуда, если пожелаете, вы сможете добраться и в Америку.
        Альфред тепло обнял месье Трюффо и воскликнул:
        - Вы - настоящий друг! Я знаю, вы рискуете очень многим, в том числе своей свободой и жизнью, однако все же помогаете мне и сыну. Как мне только отблагодарить вас...
        Месье Трюффо рассмеялся:
        - Но не могу же я оставить вас в беде! Что же касается вашей благодарности, то я делаю это совершенно безвозмездно. Любой порядочный человек поступил бы на моем месте точно так же. Одна мысль не дает мне покоя, месье Вайнгартен. Часть активов банка все еще находится во Франции, и немцы вот-вот наложат на нее лапу.
        - Я тоже размышлял об этом, - кивнул Альфред. - Я все искал человека, которому мог бы довериться, и... и нашел его в вашем лице. Я сделаю вас номинальным директором банка, вы получите генеральную доверенность и станете для нацистов владельцем всех активов. Против вас они не плетут интригу, вы чистокровный француз, поэтому после того, как немцы проиграют войну, вы сможете вернуть мне деньги, а до того сможете ими управлять.
        Месье Трюффо покраснел:
        - Чрезвычайно польщен вашим доверием, однако не могу согласиться на это. Банк - детище вашей семьи, и я не посмею стать его владельцем, хотя бы и для отвода глаз.
        И все же после получаса бурных споров месье Трюффо с явной неохотой согласился на подобный трюк. Вечером в особняк пожаловал нотариус, который завизировал необходимые бумаги.
        - А теперь нужно подумать о вашем побеге, месье, - заметил Трюффо. - Далее откладывать нельзя. Вы и Джошуа покинете Париж под покровом темноты, за городом вас будет ждать автомобиль. Я раздобыл бумаги для вас и вашего сына - разумеется, поддельные, а также пропуск через немецкие заставы.
        В начале третьего ночи Альфред разбудил мирно спящего Джошуа. Поцеловав сына и взяв его на руки, сказал:
        - Мы направляемся в Англию, и там нас ждет совсем другая жизнь.
        Отец и сын незамеченными покинули французскую столицу. На окраине их ждал черный автомобиль, который рванул с места тотчас же, как только Вайнгартены оказались на заднем сиденье.
        Им дважды пришлось останавливаться: немецкие патрули проверяли документы. Каждый раз Альфред боялся, что их развернут назад, однако этого не произошло: выправленные месье Трюффо документы позволили беспрепятственно передвигаться по оккупированной Франции. На всякий случай Вайнгартен накрыл спящего сына пледом - немцы не должны были заметить, что у мальчика темная кожа.
        И вот показалось море - Альфред и Джошуа были почти у цели, находились в небольшом приморском городке. Отец и сын остановились в крошечной гостинице, хозяйка которой передала им письмо. В нем находилась записка, гласившая: «23 часа, сегодня». И прилагалась карта, указывавшая, где будет ждать шхуна. Альфред еле сдерживал нетерпение - он с сыном вот-вот покинет Францию и окажется в Англии! Оттуда при первой же возможности они отправятся в Америку.
        Вечером отец и сын покинули гостиницу через черный ход и направились к берегу. Днем Альфред побывал там и отыскал небольшую, укрытую с трех сторон высокими скалами бухту, где их и должна была ожидать яхта.
        Они оказались на месте без четверти одиннадцать, однако яхты пока не было видно. Альфред и Джошуа спустились к воде. Ночь выдалась тихая, безлунная. Внезапно послышались грубые крики. Альфред в испуге прижал к себе сына - на скалах мелькнули огни, оттуда доносилась немецкая речь и ругательства.
        Вайнгартен скрылся с сыном в одной из небольших пещер, надеясь, что немецкий патруль их не заметит. Вдруг, к своему ужасу, он услышал собачье тявканье. Кто-то крикнул:
        - В пещере кто-то прячется!
        Значит, их план провалился, они потерпели неудачу у самого финиша. Немцы светили фонарями в пещеру. Раздалась команда:
        - Выходить с поднятыми руками, иначе мы откроем огонь!
        Альфреду стало ясно, что сопротивление бесполезно, и осторожно вышел из пещеры. В лицо ему ударил слепящий свет фонарей.
        - О, вы только посмотрите, кто здесь! Что ты тут делаешь? Наверняка ждешь транспорта до Англии!
        Джошуа захныкал. Один из немцев схватил ребенка за ухо и произнес:
        - А это что за дьяволенок? У него смуглая кожа, сразу видно - бастард!
        Он ударил Джошуа по лицу, и Альфред бросился на немецкого солдата. Силы были неравны - Альфреда оглушили ударом приклада по голове. А затем нацисты принялись избивать беззащитного Вайнгартена.
        Когда он пришел в себя, то увидел, что находится в тесной маленькой камере. Где Джошуа? Такой была первая его мысль. Но сына рядом с ним не оказалось. Все тело Альфреда неимоверно болело, каждый вздох отзывался болью в ребрах, левая рука висела как плеть. С трудом проковыляв до двери, Альфред ударил по ней и прошептал:
        - Верните мне Джошуа!
        Но ответа, конечно, не последовало.
        В заточении он провел два дня. Альфред потерял счет времени и, когда дверь раскрылась, находился на грани безумия. Его выволокли из камеры и потащили по коридорам. Лязгнула дверь, Альфреда швырнули на бетонный пол. Первое, что он увидел, были сияющие кожаные сапоги. Банкир медленно поднял взгляд и увидел молодого офицера в черной форме, стоявшего перед ним. Альфред плохо разбирался в знаках отличия нацистов, однако понял, что перед ним находится представитель тайной полиции - гестапо. Причем офицер был явно не мелкой сошкой.
        Альфред попытался подняться, но офицер пнул его сапогом в грудь.
        - Лежать, Вайнгартен, - раздался злой голос.

«Откуда он знает мое настоящее имя? - подумал Альфред. - Ну да, конечно, они нашли документы, которые были при мне, и все поняли». Да и в Париже, наверное, хватились исчезнувшего банкира.
        - Где мой сын? - еле слышно спросил Альфред. Ему ужасно хотелось пить, каждая клеточка тела горела адским огнем, но судьба Джошуа была для него важнее всего.
        - Там, где и надлежит быть таким, как он, ублюдкам, - ответил офицер. - Посмотри на меня, Вайнгартен!
        Альфред поднял голову и взглянул на офицера - молодой, лощеный, вряд ли больше тридцати. Темные, но уже редеющие волосы, зачесанные назад, большой лоб, узкие тонкие губы, голубые глаза навыкате.
        - Ты меня не узнаешь, ведь так, Вайнгартен? Еще бы, ты обо мне давно забыл, м... м... м... - офицер силился произнести последнее слово, но оно никак не получалось. Гестаповец отвернулся, прикрыл лицо рукой и наконец выдавил из себя без запинки: - Мерзавец! Мерзавец! Мерзавец!
        Странное воспоминание вспыхнуло в мозгу у Альфреда - худосочный подросток, стоящий у дверей церкви. Он заикается, пытается что-то сказать, угрожает...
        - Генрих фон Минхов! - воскликнул Альфред.
        Офицер повернулся к нему и злобно заметил:
        - Наконец-то до тебя дошло!
        - Твое заикание, - пояснил Альфред, и гестаповец ударил его ногой в лицо.
        - У меня больше нет заикания, я навсегда из... из... из... - лицо Генриха налилось краской, - избавился от него. И только ты, собака, заставляешь меня неправильно выговаривать слова.
        Генрих фон Минхов, младший брат Софии, его спятившей невесты и убийцы его жены! Кто бы мог подумать, что за прошедшие четырнадцать лет он сделает карьеру в гестапо и станет одним из нацистских палачей?
        - Я же сказал тебе, что ты за все з... за... зап...
        - Заплатишь? - предположил Альфред, и Генрих снова ударил его ногой.
        - Не смей исправлять меня! Я знаю, что ты ненавидишь меня, но это ты в незавидном положении, а не я!
        Альфред понял, что находится в компании с сумасшедшим. Вероятно, болезнь семейная - сначала свихнулась София, затем сошел с ума ее братец. Однако Генрих занимает, судя по всему, важный пост и обладает реальной властью. И именно от него зависит судьба - его, Альфреда, собственная и Джошуа. Эти мысли промелькнули в голове за долю секунды.
        - Как же я давно мечтал о таком моменте, Вайнгартен! - проорал Генрих. - Я был так огорчен, узнав, что ты сбежал во Францию. Но теперь Франция стала нашей! И ты снова попытался улепетнуть, но у тебя ничего не получилось.
        - Что ты хочешь? - проронил Альфред.
        Генрих буквально завизжал:
        - Возмездия! Ты опозорил мою любимую сестру, и она из-за тебя потеряла рассудок. Жаль, что она тогда пристрелила только твою черномазую женушку! София потом оказалась в больнице, где и скончалась. Ты не знал?
        - Мне очень жаль... - только и промолвил Альфред. А Генрих фон Минхов закричал:
        - Тебе очень жаль, Вайнгартен? И это все, что ты можешь мне сказать? Ты разрушил счастье нашей семьи и теперь всего-навсего просишь прощения? Я мечтал о том, что когда-нибудь ты окажешься у меня в руках, и момент настал. Ты поплатишься за все! Хочешь посмотреть, как мучается твой сын, Вайнгартен?
        Последние слова Генриха придали Альфреду небывалые силы. Он бросился на гестаповца и повалил его на пол. Но молодой нацист был намного сильнее, отпихнул Альфреда. В камеру вбежали солдаты. Генрих заявил, что сам справится, и велел тем уйти. Достав пистолет, он наставил его на Альфреда.
        - Что, сын-бастард - самое любимое в твоей никчемной жизни? И как ты почувствуешь себя, если узнаешь, что он сдох?
        - Нет! - прошептал Альфред. - Нет!
        - Ты прав, пока нет, но скоро сдохнет, - ответил Генрих. - Уж я позабочусь об этом. Так же, как в свое время позаботился о том, чтобы в концлагерь попала твоя мамаша и сестры. Нашим доблестным врачам в концлагере требуются дети различных недорас, они проводят на них любопытные медицинские эксперименты...
        Альфред уже ничего не говорил - по его щекам бежали слезы. Заметив их, Генрих продолжил:
        - Ну что же ты не умоляешь меня о пощаде? Попытайся спасти своего сына, Вайнгартен! Я ведь могу передумать, и тогда он просто попадет в детский дом.
        Банкир что-то произнес. Фон Минхов склонился над Альфредом:
        - Что? Я не расслышал! Ты говоришь, что являешься последним мерзавцем и прохвостом?
        Пленник приподнял голову и сказал:
        - Ты полное ничтожество! - И плюнул в лицо нацисту.
        Тот отшатнулся, будто его ударили, а затем выстрелил в Альфреда. Он выпустил в банкира всю обойму и, только когда пистолет начал безвредно щелкать, остановился. Генрих подошел к бездыханному, залитому кровью телу Альфреда Вайнгартена. В камеру вошли двое солдат.
        - Уберите эту грязь, - указывая на мертвеца, приказал Генрих.
        Он швырнул пистолет на пол и пошел прочь. Наконец-то сбылось то, о чем он мечтал: Альфред Вайнгартен мертв. Но месть не принесла ему желанного удовлетворения и избавления. Оставался еще мальчишка. И он тоже получит сполна!

* * *
        Путешествие через океан показалось семилетней Вере небывалым приключением - она вместе с тетей Эммой занимали каюту первого класса, откуда открывался потрясающий вид на безбрежный океан. Девочка знала, что вскоре к ним присоединятся отец и Джошуа. Отца Вера боялась, потому что он часто был суров, а Джошуа нежно любила.
        В Нью-Йорке они получили телеграмму отца, извещавшую, что тот вскоре тоже последует за океан. Однако время его приезда все отодвигалось и отодвигалось. Затем пришло известие, что братец Джошуа серьезно болен, а вскоре заплаканная тетя Эмма, потрясая газетой, сообщила, что немцы напали на Францию, заняли Париж.
        Контакт с Францией прервался - от отца не поступало больше никаких вестей. Иссякли и деньги, которые он дал сестре и дочери в дорогу. Взять кредит в банке Эмма не могла, так как все американские счета брата оказались заморожены. Женщина была вынуждена начать поиски работы, однако ей было за пятьдесят, и ее с большим трудом взяли гардеробщицей в небольшой театр на Бродвее.
        Тете Эмме и Вере пришлось покинуть апартаменты в отеле «Уолдорф Астория» и перебраться в скромные меблированные комнаты. Тетка часто брала с собой девочку, и так Вера впервые приобщилась к чудесному и необычному миру театра. Она проникала в зал, где, притаившись, следила за репетициями, генеральными прогонами, а по вечерам - и за представлениями, которые давала труппа.
        Япония напала на Перл-Харбор, и Америка объявила войну странам оси. Тетя Эмма получила место на одном из военных заводов - ей стали платить больше, и беглянки смогли снять отдельную квартирку. Однако Вера по вечерам отправлялась в театр - там ее хорошо знали и контролеры, и артисты, и девочка с упоением следила за чудесами, происходившими на сцене. Она как-то призналась тете Эмме, что хочет стать актрисой, когда вырастет, на что та ответила:
        - Когда война закончится, мы вернемся в Европу, к твоему отцу и брату. Они наверняка очень скучают по нам!
        Вера же не хотела возвращаться в Европу - воспоминания об отце и брате потускнели. Она росла подвижной, бойкой девочкой, общалась с детьми эмигрантов из различных стран мира, которые жили в том же квартале, где обитали они с тетей Эммой. Тетка очень удивилась, услышав однажды, что племянница легко болтает по-испански и даже лопочет по-португальски. К десяти годам Вера могла свободно изъясняться по-английски, причем очень похоже копировала разные акценты, по-немецки (дома тетка общалась с племянницей на родном языке), по-французски и по-испански, а также немного по-португальски, по-итальянски, по-герцословацки и по-русски.
        - Ты пошла в свою мать, - не раз замечала тетка, но что она подразумевает, упорно не хотела объяснять.
        Тетя Эмма радовалась тому, что нацисты проигрывают войну, и ждала момента, когда же можно будет вернуться на родину.
        Осенью 1945 года тетка заявила, что они отправляются в Европу - искать отца и брата Джошуа. Вера не хотела покидать Нью-Йорк, но слово тети Эммы было законом. Они пересекли океан, ютясь в каюте третьего класса: на большее у них денег не хватило. Веру поразили развалины, разбомбленные дома, испуганные и исхудалые люди - все то, что она увидела во Франции. Но Париж ей понравился - в этом городе пульсировала жизнь.
        Тетка принялась наводить справки и очень быстро узнала: банкир Альфред Вайнгартен был убит при попытке бегства в Англию еще в 1940 году. Выходит, целых пять лет Эмма питала ложную надежду на встречу с братом, но свидеться им было не суждено. Установить, что произошло с Джошуа, было гораздо сложнее. Наконец удалось выяснить, что мальчика, задержанного вместе с отцом, отправили в один из концентрационных лагерей. Тетя Эмма была в курсе, что большая часть заключенных погибла, найдя смерть в газовых камерах, скончавшись от голода, болезней или став жертвами бесчеловечных медицинских экспериментов нацистов. Но ведь какая-то часть выжила, и почему бы среди счастливцев не оказаться и Джошуа...
        В Париже их разыскал приятный невысокий господин с холеными усиками - месье Жан-Жак Трюффо. Тетя Эмма помнила, что он являлся одним из сотрудников банка Вайнгартена. Она жаждала узнать, что произошло с деньгами банка, а также с состоянием брата.
        - Как ты выросла, малышка! - сказал месье Трюффо, любуясь на Веру. Он преподнес ей большую плитку молочного шоколада.
        Тетя Эмма выпроводила племянницу из комнаты, однако Вера затаилась около дверей и через щелочку внимала беседе тети и доброго месье.
        - Мадам, меня потрясла жестокая судьба вашего брата, моего хорошего друга и замечательного патрона, - заговорил, качая головой, Трюффо. - Нацисты задержали его уже на побережье. Ему ведь оставалось каких-то тридцать с небольшим километров по воде, и он оказался бы в Англии! Но судьбе было суждено распорядиться иначе. Вы хотели узнать о судьбе вашего племянника Джошуа? Немцы не проявили пощады и к мальчику - он попал в концентрационный лагерь и погиб. Меня так волновала судьба Джошуа, что я организовал поиски мальчика после того, как Германия капитулировала, но узнал лишь о его смерти.
        - Вы очень добры, месье Трюффо, - сказала тетя Эмма. - Значит, надежды нет?
        - Увы, увы... - развел тот руками.
        На глаза Веры навернулись слезы. Она не очень хорошо помнила Джошуа, но брат никогда не обижал ее и умел рассказывать смешные истории.
        Месье Трюффо положил на шаткий стол документы.
        - Вот копия списка заключенных лагеря. И запись о том, что Джошуа скончался 13 апреля 1941 года. Бедный, бедный малыш!
        Тетя Эмма зарыдала, прижимая к груди бумаги.
        - Немцы конфисковали часть личного состояния вашего брата после того, как он бежал, - продолжил месье Трюффо. - Перед отъездом из Парижа месье Вайнгартен подписал на мое имя генеральную доверенность, и это стало для меня роковым - я провел в тюрьме четыре месяца. А все деньги были конфискованы оккупантами!
        - Но у нашей семьи имелась недвижимость в Германии, - заметила тетя Эмма.
        Месье Трюффо горестно вздохнул:
        - Да, да. Но она большей частью располагается в советской оккупационной зоне, а вы сами понимаете, мадам, коммунисты не намерены возвращать дома бывшим владельцам. Никто не знает, что произойдет теперь с Германией!
        - Но у нас имелась вилла в Гамбурге и поместье в Баварии, - настаивала тетя Эмма. - А это оккупационные зоны союзников!
        - У вас прекрасная память, мадам, - похвалил месье Трюффо. - Я уже навел справки - вилла в Гамбурге была полностью разрушена во время авианалета, поместье в Баварии сгорело дотла. Но вы не должны расстраиваться! Мне удалось собрать кое-какую сумму, и она принадлежит только вам!
        Он положил перед тетей Эммой продолговатую фиолетовую бумажку, оказавшуюся банковским чеком.
        - Пятьдесят тысяч долларов? - сказала та недоверчиво.
        Месье Трюффо вздохнул:
        - К сожалению, это все, что осталось от состояния вашей семьи, одного из самых крупных в Европе. Какая трагедия, буквально как в бессмертном романе Томаса Манна
«Будденброки»! Но что поделать, мадам, очень многие, и я в том числе, пострадали от ужасной войны и зверств оккупантов.
        - Ну что ж, пятьдесят тысяч лучше, чем ничего, - ответила тетя Эмма и взяла чек.
        Месье Трюффо быстро положил перед ней кипу бумаг.
        - Что такое? - удивилась тетя Эмма.
        - О, исключительно юридическая формальность! - ответил месье Трюффо. - Вы же знаете, как работают банкиры, нотариусы и адвокаты. Вы должны поставить свою подпись - за себя и свою несовершеннолетнюю племянницу.
        Тетя Эмма пролистала первые страницы огромного юридического талмуда и испуганно посмотрела на собеседника:
        - Но я ничего не понимаю, месье Трюффо! Финансовыми делами в нашей семье всегда занимались мужчины - сначала мой отец, затем брат. Буду вам признательна, если вы оставите мне документы. Через пару дней, получив консультацию юристов, я дам вам ответ.
        Месье Трюффо тяжело вздохнул:
        - Ах, мадам, но тогда вы потеряете пятьдесят тысяч долларов. Подумайте, сумма весьма крупная. На нее вы сможете купить себе новый дом и жить припеваючи! Не забывайте, вы не одна, а несете ответственность за Веру, дочь вашего покойного брата и моего хорошего друга!
        Но тетя Эмма была непреклонна.
        - Я ведь тоже одна из Вайнгартенов, месье, и знаю, что подписывать документы, содержания которых не знаешь, ни в коем случае нельзя. Поэтому я предпочту проконсультироваться с юристами.
        - Как знаете, мадам, - с явным сожалением произнес месье Трюффо. - Но вы рискуете упустить шанс получить пятьдесят тысяч долларов. Кстати, могу посоветовать вам отличного юриста...
        - Благодарю, месье, я сама справлюсь с поисками адвоката, - ответила тетя и поднялась, давая понять, что встреча завершилась.
        Раздался звонок телефона, и тетя, извинившись, вышла. Месье Трюффо проследовал в прихожую (Вера притаилась за дверью) и, уверенный, что за ним никто не наблюдает, никто его не слышит, бурчал себе под нос:
        - Старая карга, она мне все портит! Ну что ж, придется прибегнуть к крайним мерам. .
        Когда появилась тетя, месье Трюффо снова стал воплощением любезности. Он поцеловал тете обе руки, рассыпался в комплиментах, восхваляя ее прозорливость и ум, и откланялся. Вера не придала большого значения словам гостя - тетушка, как она сама знала, бывает очень упрямой, и в таких случаях грех на нее не сердиться. Сумма в пятьдесят тысяч долларов показалась девочке очень большой - еще бы, ведь они смогут даже вернуться обратно в Нью-Йорк и жить, как выразился месье Трюффо, припеваючи. А тетя Эмма отчего-то не хочет принимать предложение!
        Тетка, переговорив с кем-то по телефону, во второй половине дня собрала документы, оставленные гостем, положила их в большую хозяйственную сумку, надела свою лучшую шляпку и сказала Вере:
        - Ты останешься дома, дорогая, а я навещу адвоката. Он заслуживает доверия, не то что этот скользкий Трюффо. По всей видимости, мне придется провести у юриста несколько часов, но ты никуда не уходи!
        Она вышла из квартиры, заперев девочку. Вера взяла в руки «Алису в Стране чудес» на французском и принялась читать. Время бежало, а тетя не возвращалась. Вера все ждала: вот-вот в замочной скважине повернется ключ и на пороге возникнет тетя Эмма, принесшая свежий багет и американские консервы.
        Внезапно пробудился к жизни телефон. Вера сняла трубку и услышала мужской голос:
        - Говорит мэтр Ваден. Могу ли я побеседовать с мадам Вайнгартен?
        - Ее нет, она ушла к адвокату, - сообщила Вера.
        Мужчина удивленно заметил:
        - Странно, мадам до сих пор не появилась. Однако, возможно, ее задержал патруль.
        Звонивший отключился. Тетя Эмма не возвращалась. Вере пришлось провести ночь одной в пустой квартире. Впрочем, ей было не привыкать, в Америке тетка часто работала на заводе в ночную смену.
        Сквозь сон Вера услышала скрежет ключа и бросилась в прихожую. Стрелки часов показывали пять минут седьмого утра. Наконец-то тетя вернулась!
        Но вместо тети Эммы в квартиру вошли несколько человек в военной форме, а вместе с ними пожилой господин с бородкой клинышком.
        - Ты и есть племянница мадам Вайнгартен Вера? - обратился он к девочке. - Не бойся, я - мэтр Ваден, мы говорили с тобой по телефону.
        - Я не боюсь, - откликнулась Вера. - А где тетя Эмма?
        Мужчины переглянулись. Мэтр нервно закашлялся, посмотрел на нее сочувственно:
        - Должен сказать тебе нечто чрезвычайно неприятное. С твоей тетей произошел несчастный случай - ее сбил автомобиль, когда она находилась на полпути ко мне в контору.
        Вера, стараясь сдержать внезапно навернувшиеся на глаза слезы, только спросила:
        - Тетя Эмма в больнице? Ее будут лечить?
        Гости снова обменялись взглядами, и адвокат, присев перед девочкой на колени, пустился в путаные объяснения:
        - Ты должна знать, что твоя тетя... Ей не повезло, понимаешь ли... Она находится в очень плохом состоянии... А если честно, то она скончалась на месте... Да, твоя тетя умерла...
        Вера заплакала. Тетя Эмма бывала строгой, но девочка любила ее. И как же так получилось: они приехали в Европу за лучшей долей, а все обернулось трагедией?
        Вера захотела видеть тетю, но ей не разрешили. Она попыталась настоять на своем желании, и тогда ее заперли в комнате. Когда слезы просохли и нервы немного успокоились, наступило самое страшное - Вера поняла, что осталась совершенно одна. Теперь тетка, являвшаяся ее единственной родственницей, погибла. Она долго размышляла об этом и заснула только под самое утро.
        Проснулась девочка оттого, что кто-то тормошил ее за плечо. Она открыла глаза и увидела мэтра Вадена. На мгновение Вера подумала, что сейчас все прояснится: в комнату войдет тетя Эмма, а визит мужчин, сообщивших, что она умерла, обернется дурным сном. Но вместо этого мэтр сказал:
        - Ты больше не можешь оставаться одна. Тебе потребуется новая семья.
        - Я хочу видеть тетю! - упрямо произнесла Вера.
        Адвокат вздохнул:
        - Зачем? Она сильно пострадала в результате несчастного случая. Я позабочусь о похоронах.
        Тетю Эмму погребли на одном из парижских кладбищ, чрезвычайно скромно, в простом гробу. В числе провожающих были Вера, мэтр Ваден, а также несколько пьяниц и клошаров, которые обитали около кладбища. Когда девочка отошла от свежезасыпанной могилы, она увидела месье Трюффо, того самого господина, который посещал тетю.
        Она подбежала к нему, уверенная, что месье Трюффо поможет ей, ведь он был так добр. Но тот, сделав вид, что не знает Веру, оттолкнул ее с грубыми словами:
        - Поди прочь!
        А затем, не оборачиваясь, зашагал к выходу.
        Мэтр Ваден сдержал свое слово - Вера обрела новую семью. Сначала он взял девочку к себе. У адвоката имелись некрасивая крикливая жена, несколько уже взрослых детей и двое отпрысков-подростков. Жена мэтра Вадена была чрезвычайно недовольна появлением лишнего рта, и уже на вторые сутки своего пребывания в доме Вера стала свидетельницей безобразной сцены: мадам отчитывала своего супруга, а под конец заявила, что он должен выбирать - или она и собственные дети, или «эта замарашка».
        - Но ведь у несчастной никого не осталось на белом свете! - лепетал адвокат.
        - Не втирай мне очки, Анри! - громыхала жена. - Как будто я не понимаю, отчего ты привел маленькую кикимору к нам! Она - твоя незаконнорожденная дочка от этой Симоны!
        Адвокат, услышав последние слова, покраснел, затем побелел и наконец выдавил из себя:
        - Дорогая, откуда ты знаешь о Симоне?
        - Я ведь не такая дура, какой ты меня считаешь, - отозвалась сварливо мадам. - В общем, нам в доме не нужна приблудная девчонка! Избавься от нее, Анри!
        - Но она вовсе не... не дочка Симоны, - пытался оправдаться месье Ваден. - Вера - бедный ребенок, у которого не осталось ни единого родственника. Ее тетка погибла..
        - И ты наверняка был любовником ее тетки, - отрезала мадам, не желая ничего слышать. - Чтобы завтра же она исчезла из нашего дома, или я уеду к мамочке!

* * *
        Угроза возымела эффект, и утром следующего дня мэтр навестил Веру - девочка сидела на кровати в крошечной комнате под самой крышей.
        - Я должен сказать тебе... - начал он, отводя взгляд. - К сожалению, ты не можешь оставаться у нас дольше...
        Вера поднялась с кровати, подхватила небольшой фетровый чемоданчик, в котором находились все ее пожитки, и сказала:
        - Месье Ваден, вы очень добрый человек, но мне пора...
        - Я не могу отпустить тебя на улицу! - заявил адвокат. - Нет, нет, исключено! О, я знаю, где ты сможешь пожить...
        Он доставил девочку в большое неказистое здание из серого кирпича где-то на окраине. Первым делом Вера увидела огромное распятие на стене. Их встретила высокая мужеподобная женщина в траурном облачении монахини. Вере велели подождать в коридоре, а месье Ваден скрылся с монахиней в кабинете.
        Девочку разбирало любопытство. Она уже сообразила, что оказалась в католическом интернате, где всем заправляют монахини. Вера подошла к узкому стрельчатому окну, забралась с ногами на подоконник и посмотрела во двор - ее взгляду предстали несколько десятков девочек в одинаковых черных платьях, занимавшихся физкультурой.
        - Немедленно слезь! - раздался грубый окрик.
        Оглянувшись, Вера увидела монахиню и месье Вадена - они только что вышли из кабинета. Девочка повиновалась. Монахиня подошла к ней, двумя пальцами схватила за подбородок, заглянула в глаза и спросила:
        - Ты, я слышала, католичка?
        Вера собралась было объяснить, что вообще-то тетя Эмма была протестанткой, но вопросы религии не играли в их семье большой роли, однако месье Ваден положил Вере руку на плечо и поспешно ответил за нее:
        - Да, сестра, конечно же, она происходит из доброй католической семьи, можете не сомневаться.
        Монахиня, поджав губы, осмотрела Веру с ног до головы и сквозь зубы процедила:
        - В нашем интернате нет свободных мест, месье, однако с учетом вашего щедрого пожертвования, так и быть, я пойду на нарушение правил. Она может остаться у нас!
        Месье Ваден просиял и, обняв на прощание девочку, сказал:
        - Здесь ты непременно обретешь свою новую семью! Желаю тебе всего хорошего, крошка!
        Он удалился. Вера робко взглянула на монахиню и сказала:
        - Мадам, я ужасно голодна...
        - Ты должна обращаться ко мне «сестра», - ответила та. - А есть будешь со всеми, тут ни для кого нет исключений. Учти, у нас приличное заведение с многовековой историей, и ты должна беспрекословно подчиняться всем правилам.
        Монахиня отвела Веру в большое помещение, где стояли десятки кроватей, указала на одну и пояснила:
        - Вот твое место. Сейчас с занятий придут прочие воспитанницы, и ты с ними познакомишься.
        Минут через пять появились девочки. Монахиня сказала им, что в интернате появилась новая ученица. Вера заметила на себе любопытные взгляды.
        - Теперь пауза десять минут! - заявила монахиня и удалилась.
        Девочки гурьбой окружили новенькую.
        - И как тебя угораздило попасть сюда? - спросила одна, в больших очках, с кривыми зубами.
        Вера, не понимая, поинтересовалась:
        - Это ведь католический интернат, не так ли?
        - Это - католическая тюрьма! - ответила другая воспитанница, с рыжими волосами и веснушками. - А монахини, в особенности сестра Мария, настоящие надзирательницы.
        Не успели девочки разговориться, как появилась плотная низенькая монахиня, звавшаяся сестрой Бригиттой. Она была преподавательницей французского и латыни, а сейчас приказала воспитанницам проследовать в класс.
        Потянулись унылые и скучные дни в католическом интернате. Режим действительно больше походил на тюремный - подъем в пять утра, затем час молитвы на коленях в капелле, физические занятия на свежем воздухе при любой погоде и скудный завтрак. Потом - занятия с небольшими перерывами для очередной молитвы, во второй половине дня - работа в мастерских, на огороде или в прачечной. Затем отводилось время для выполнения домашнего задания. И снова молитва. Отбой следовал в девять вечера. Из выходных было только воскресенье, и то его надо было проводить в библиотеке, за книгами. И только раз в месяц девочкам под надзором одной из монахинь разрешали покидать пределы интерната, чтобы прогуляться по городу и посетить, к примеру, церковь или «добропорядочный» музей.
        Вера, вначале бунтовавшая против строгого распорядка, быстро поняла, что ее выступления не имеют смысла - несогласных отправляли в подвал или заставляли проводить на коленях в капелле по шесть, а то и двенадцать часов, усердно молясь. Подруги по несчастью дали ей наставления - не следует перечить и грубить монахиням, особенно сестре Марии, иначе это может закончиться плохо.
        Девочки воспитывались в интернате до восемнадцати лет, затем их обучение заканчивалось. Некоторые воспитанницы так и оставались в интернате, принимая со временем постриг. Вера возненавидела свой новый дом с первого дня, однако понимала: за воротами ее никто не ждет. Поэтому усердно училась, три раза в день, стоя на коленях, молилась, думая, как и почти все девочки, об одном - чтобы мучения как можно быстрее закончились.
        Так пролетело три года.
        Жизнь за пределами интерната разительно отличалась от однообразной монастырской муштры. В Париже было так много интересного! Но девочкам запрещалось поддерживать контакты с внешним миром, и только два раза в месяц их могли навещать родственники. К Вере же никто и никогда не приходил...
        Как-то раз под руководством сестры Клаудии воспитанницы отправились на экскурсию
«дома». Сестра Клаудия была немногословной, но имела тяжелую руку. Девочки знали, что ей лучше не перечить. После осмотра очередной церкви и кладбища они зашли в небольшой ресторанчик. Девочки обменялись хитрыми взглядами - страсть сестры Клаудии к алкоголю была хорошо известна.
        Сестра заказала себе кофе, а одна из воспитанниц, улучив момент, сдобрила его доброй порцией коньяка. Монахиня, быстро выпив чашку, заказала еще одну, в которой тоже незаметно оказался коньяк. А затем она потребовала себе бутылку красного вина.
        Меньше чем через полчаса сестра была уже не в состоянии следить за воспитанницами. А они того только и ждали - сразу же отправились на поиски приключений. В первую очередь их интересовали молодые люди, ведь каждая мечтала о выгодной партии.
        Часа через три девочки, полные новых впечатлений, вернулись в ресторан - и застали сестру Клаудию храпевшей на стуле. К их ужасу, там же находилась и сестра Мария. Завидев воспитанниц, она протянула:
        - Вы за это ответите!
        По возвращении в интернат им велели выстроиться в шеренгу. Сестра Мария заявила:
        - Кто-то из вас опоил кроткую сестру Клаудию, и, воспользовавшись ее слабостью, вы улизнули на свободу. Чья была идея?
        Девочки упорно молчали. Они знали, что нарушение серьезное и может повлечь за собой жестокое наказание.
        - Ну что ж... Если вы не желаете говорить и думаете, что на том все и завершится, то ошибаетесь, - с угрозой произнесла сестра Мария. - Вы все немедленно отправитесь в капеллу, где будете молиться на коленях до тех пор, пока я не узнаю правду!
        Тогда раздался противный голосок:
        - Сестра, сестра!
        Кристина, избалованная девица из богатой семьи, тянула руку. Новая воспитанница пришла в интернат недавно, сразу начала задирать нос и кичиться тем, что ее отец - фабрикант. Несколько раз между ней и Верой вспыхивали ссоры.
        - Вот она, - произнесла Кристина, указывая на Веру с ехидной улыбкой. - Идея была ее, и она же подливала сестре в кофе коньяк.
        Кристина нагло врала - именно она спаивала монахиню, но сейчас старалась свалить вину на свою противницу. Девочки зашумели, кто-то крикнул, что во всем виновата Кристина, но сестра Мария заявила, сурово глядя на Веру:
        - Не желаю ничего слушать! Я так и думала, что это ты учинила беспорядок!
        И Веру отправили в капеллу, где сестра Мария рассыпала на каменном полу горох и булавки. Девушке было велено опуститься на колени.
        - Ты проведешь так всю ночь и весь день! - объявила сестра Мария. - У тебя будет предостаточно времени, чтобы подумать о своем поведении!
        К Вере приставили двух монахинь, которые не спускали с нее глаз. Она потеряла сознание через девять часов. Два последующих дня девушка провела в интернатском госпитале, а когда вернулась ко всем, то ее подружки тотчас предложили наказать Кристину.
        - Она подставила тебя, поэтому должна понести наказание! Сегодня ночью устроим ей темную!

* * *
        Кристина вместе с несколькими другими девушками спала в отдельном, хорошо отапливаемом и непродуваемом помещении. В самый глухой час, около трех ночи, когда в интернате стояла полная тишина, несколько воспитанниц отправились в путешествие по темным коридорам. Вера подошла к двери привилегированной спальни, открыла ее и увидела мирно спавших Кристину и ее подруг. На цыпочках мстительницы приблизились к Кристине, в руках у них была банка с жуткой вонючей смесью из краски, керосина и масла. Этим составом они хотели вымазать предательницу с ног до головы.
        Но как только одна из девушек сдернула с Кристины одеяло, та подскочила. Она, оказывается, вовсе и не спала.
        - Ну что, дуры, попались в ловушку? - захохотала она.
        Открыли глаза и ее подруги, притворявшиеся спящими. В руках у Кристины мелькнул нож, а одна из ее товарок закрыла дверь на ключ.
        - Думали, возьмете нас голыми руками? - спросила Кристина, приближаясь к Вере. - Думаешь, ты здесь самая главная? Нет, главной здесь буду я!
        Тогда одна из девиц плеснула Кристине в лицо приготовленную адскую смесь. Девица завизжала и кинулась в бой. Завязалась настоящая драка. Кристина, повалив Веру на пол, тянулась к ее горлу. Девушка видела горевшие безумные глаза Кристины и понимала - та не остановится и перед убийством. Лезвие ножа впилось в кожу.
        - Сейчас тебе придется плохо! - взвизгнула Кристина. Но Вере удалось оттолкнуть ее. Кристина отлетела в сторону, наткнулась на большой подсвечник, стоявший в нише, поднялась и крикнула, размахивая воинственно ножом:
        - Они от нас не уйдут!
        Вдруг кто-то истошно завопил - над головой Кристины взметнулось пламя. Ее волосы и ночная рубашка, пропитанные краской, смешанной с керосином, вспыхнули. Кристина завертелась на месте волчком.
        Девушки, цепенея, замерли на месте - никто из них не знал, что делать. Пламя охватило голову Кристины, рубашка пылала. Вера, схватив одеяло, подбежала к Кристине и набросила его на противницу.
        В коридоре послышались шаги и голоса - возня и крики в спальне привлекли внимание монахинь. В спальню влетела сестра Мария с лампой в руке.
        - Что здесь происходит? - спросила она и остолбенела.
        Монахиня медленно подошла к накрытой одеялом Кристине, опустилась перед ней на колени. Сестра Мария с диким визгом отшатнулась - перед ней лежал не человек, а головешка, с черной обожженной кожей и оплавившимися волосами.
        - Кто... кто... кто... - твердила сестра Мария. Она в ужасе осмотрелась и увидела тяжело дышавшую Веру.
        - Ты! Ты убила ее! Ты убила Кристину! - заявила сестра Мария, указывая на Веру.
        Девушка попятилась, пытаясь объяснить, что не желала смерти Кристины - произошел несчастный случай. Но монахиня не желала ее слушать.
        - Полицию, вызывайте немедленно полицию! И карету неотложной помощи! В нашем интернате произошло убийство! Боже, за что ты так наказываешь нас?
        Вера, воспользовавшись сумятицей, выскользнула из спальни. Она непричастна к трагедии с Кристиной, но поверит ли ей полиция? И богатый отец Кристины?
        К Вере подбежала одна из девушек. Она протянула ей связку ключей и прошептала:
        - Вот, я вытащила у сестры Марии. Быстрее, быстрее! Тебя нельзя терять ни секунды!
        Девушка устремилась по коридору к кабинету сестры Марии (навстречу ей бежали встревоженные воспитанницы и монахини). Вера отомкнула дверь и подошла к большому допотопному сейфу.
        - Кристина жива! - разнесся крик по коридору. - Она твердит одно и то же: «Вера хотела убить меня!»
        Вера поняла: тюрьмы ей не миновать. Кристина, если выживет, непременно будет настаивать на попытке убийства. И сможет ли Вера, девушка без родных, без денег, противостоять дочери богатого парижанина и директрисе католического интерната, которые будут свидетельствовать против нее?
        Вера открыла сейф и вытащила большую шкатулку, в которой находилась пачка банкнот и много монет. На той же полке обнаружила свой паспорт и прихватила его. Зажав шкатулку под мышкой, она устремилась к выходу. Затем, что-то вспомнив, вернулась к столу сестры Марии и сняла с деревянного щитка ключи, висевшие на гвоздике, над которым было выведено: «Автомобиль».
        Вера выбежала в коридор. Несколько подруг, завидев ее, потащили девушку во двор.
        - Сестра Мария вне себя от ярости! - тараторили они. - А Кристина, вот мерзавка, уверяет всех, что ты желала ее смерти!
        Пути назад не было. Ее ждет много лет тюрьмы, которых она, не исключено, не переживет. Вера отперла гараж и увидела старенький седан. Как-то помощник садовника, ухлестывавший за Верой, катал ее на автомобиле и объяснял, как им управлять. И она даже сидела за рулем! Но сможет ли сейчас и вправду вести машину? Времени для сомнений не было. Вера открыла дверцу, скользнула на кожаное сиденье и всунула ключ в замок зажигания.
        Автомобиль, кашлянув, завелся. Он даже тронулся с места, но поехал почему-то не вперед, а назад. Вера вцепилась в баранку. Нет, нет, у нее должно получиться! Она поняла, что сделала не так...
        На выезде из интерната чуть не столкнулась с вереницей машин - прибыли полиция и медики. Выждав, пока они пронесутся мимо, Вера поехала дальше, чувствуя, что страх охватывает ее все больше.
        Километра через два, окончательно отчаявшись, Вера остановила автомобиль. Вдалеке сверкали огни и завывали сирены. Может быть, ей надо сдаться? Но что тогда ждет ее? Ничего хорошего...
        Она открыла дверцу и, схватив шкатулку с деньгами, вышла на воздух. Стоял прохладный май. Вера была облачена в ночную рубашку, поверх которой накинут халат, а на ногах - старенькие тряпичные туфли. Девушка побежала мимо лавок и домов куда глаза глядят - только бы подальше от интерната.
        Она совсем не ориентировалась в хитросплетении улиц, закоулков и тупиков. Внезапно девушка услышала грубый окрик:
        - Стоять!
        Вера ускорила темп, но поскользнулась и упала на тротуар. Кто-то рывком поднял ее, прижал к стенке. Девушка увидела трех мужчин.
        - Цыпа, ты что здесь делаешь? - спросил один из них, с рябым лицом. - Тебе разве не говорили, что гулять по ночам одной очень опасно?
        - Похоже, детка хочет немного повеселиться! - заявил второй, с большим красным шрамом через все лицо. Третьим был подросток едва ли старше самой Веры.
        Она попыталась вырваться, но ничего не вышло. Мужчина с рябым лицом, втянув с шумом воздух носом, сказал со смешком:
        - Ого, узнаю этот запах - от красотки за версту несет невинностью! Сейчас мы тебя и распробуем, детка!
        Он впился поцелуем в губы Веры. От мужчины несло потом, табаком и кислым вином. Девушка старалась отпихнуть его, но тщетно - мужчина был намного сильнее. Тогда она ударила его в пах шкатулкой. Мужчина со стоном согнулся и повалился на тротуар. Подросток и тип с красным шрамом, ревя, бросились на Веру.
        Девушка швырнула шкатулку оземь, оттуда со звоном полетели монеты и, шелестя, вылетели ассигнации. Это тотчас отвлекло внимание ночных бродяг - они ринулись собирать деньги.
        Вера, пользуясь представившейся возможностью, улизнула. Но ей все казалось, что за ней несутся бандиты. Обернувшись на бегу, она увидела позади странные тени. Выскочив наконец на большой, ярко освещенный бульвар, она тотчас наткнулась на полицейский патруль. Завидев Веру, полицейские включили сирену. Девушка поняла - ее разыскивают. Она нырнула в подворотню. Похоже, ей ничего не оставалось, как сдаться.
        И снова рядом появились странные тени. В нескончаемо длинной стене, вдоль которой неслась Вера, вдруг возникло прямоугольное отверстие, из которого падал свет. Девушка услышала голоса, кто-то отчетливо произнес:
        - Черт, полицейская облава!
        Вера устремилась на свет и нырнула в прямоугольник, который оказался дверным проемом. Будь что будет! Щурясь от яркого света, Вера поняла, что находится в каком-то тайном притоне - перед ней стояли размалеванная девица с длинными черными волосами и смуглый мужчина с чрезвычайно волосатой голой грудью, на голове которого была повязана на пиратский манер алая косынка.
        - Эй, ты кто? - спросила девица, тыча в Веру пальцем с длинным алым ногтем. - Убирайся отсюда, здесь тебе не место!
        Но еще до того, как мужчина успел выбросить Веру обратно на улицу, девушка кубарем скатилась вниз по каменной лестнице. Вера оказалась в большом помещении с колоннами - и откуда такое только взялось? Она побежала по коридору, по обе стороны которого тянулись шелковые занавески. Откинув одну из них, Вера увидела занимательную сцену: на пузатом господине скачет рыжеволосая полногрудая дама. Сунулась в соседнюю комнату и увидела двух целующихся обнаженных дам перед большим кальяном. Господи, неужели она умерла и, как стращали монахини в интернате, попала в преисподнюю? Вера откинула полог в третий раз - и ударилась головой в живот массивной даме гренадерского роста.
        - Вот она, мадам! - К Вере, запыхавшись, подбежал мужчина в алой косынке. - Она проскользнула к нам, когда выходил один из клиентов. Я сейчас же улажу проблему, мадам!

«Пират» уже достал из-за пояса большой нож, когда женщина глубоким прокуренным контральто остановила его:
        - Успокойся, Жорж, я сама с ней разберусь. Возможно, девочка нам еще пригодится.

* * *
        Отослав «пирата» восвояси, дама схватила Веру за плечо и втянула в комнату. Девушка, дрожа, уставилась на свою спасительницу. На вид ей было лет пятьдесят, хотя точно сказать сложно из-за огромного количества румян и белил. У дамы длинные зеленые волосы и кровавый рот. А одета она в кокетливое алое платье, из корсажа которого выпирал огромный бюст.
        Комната, в которой оказалась Вера, была обставлена безвкусно и аляповато: большая фиолетовая софа с разноцветными подушками, два мягких кресла, большая лампа в виде совокупляющихся мужчины и женщины, на каменных стенах - картины и фотографии с более чем фривольными мотивами.
        - Вижу, мое жилище произвело на тебя впечатление? - спросила дама. Она предложила Вере сигарету, а когда та отказалась, сама с большим удовольствием затянулась.
        - Есть хочешь? - задала дама следующий вопрос и, не дожидаясь ответа, сказала: - Ну конечно, хочешь! О, ты совсем продрогла! Сейчас я тебя угощу...
        Она вышла в коридор и зычно крикнула:
        - Эй, Жорж, притащи пожрать! И выпить! Да поживее, лапать девиц потом будешь!
        Вернувшись, дама упала в большое кресло и, выпустив в лицо Вере облако сигаретного дыма, обратилась к ней с новым вопросом:
        - Как тебя зовут?
        Девушка, поколебавшись, ответила:
        - Вера.
        - Ага, - кивнула дама, - а меня - мадам Фиалка. Кликуха такая. Вера - твое настоящее имя или рабочий псевдоним?
        - Псевдоним? - переспросила, не понимая, Вера.
        Мадам Фиалка хохотнула:
        - Да ты ведь не из наших! Господи, девочка, и как тебя только угораздило очутиться здесь, в самом мерзком и гадком из всех вертепов Парижа? И самом дорогом!
        Вера вздрогнула и поднялась с софы. Мадам Фиалка приказала:
        - Сидеть, крошка! Здесь все подчиняются мне, так что, пока я тебе не позволила, никуда не пойдешь.
        Появился Жорж, принесший поднос, на котором возвышалось блюдо с ароматно дымящейся курицей, две бутылки вина и большой кус черного хлеба. Затем «пират» что-то зашептал на ухо мадам Фиалке, а та внимательно его слушала. Когда Жорж скрылся, она забормотала:
        - Так, так... девчонка шестнадцати лет, в ночной рубашке и халате... Значит, ты и есть та самая монашка-убийца, которую теперь разыскивает вся парижская полиция?
        - Мадам, я никого не убивала! - воскликнула Вера.
        - Я тебе верю, - кивнула мадам Фиалка, к большому удивлению девушки.
        - Я сама, когда мотала срок за отравление своего любовника, тоже не была виновна. И когда отсиживала за подпольные аборты, сидела зазря. И за сутенерство мне срок впаяли ни за что!
        Она оглушительно расхохоталась. Вера приуныла, а мадам Фиалка оторвала куриную ножку и сунула ее девушке.
        - Давай лопай, ты наверняка жутко проголодалась после ночной прогулки.
        - Вы не сдадите меня полиции? - подняла на нее глаза Вера. Мадам Фиалка хмыкнула:
        - С ажанами я не дружу, хотя приходится им платить за то, что они позволяют мне работать. Не дрейфь, милочка, им на съеденье я тебя не отдам. Кто знает, может, тебе найдется применение в моем борделе!
        Вера впилась зубами в курицу. Со всех сторон до девушки доносились странные звуки - сладострастные стоны, болезненные крики, удары плетьми, хрипы. Мадам Фиалка, заметив, что девушке не по себе, взмахнула сигаретой и сказала:
        - Это симфония ночного Парижа, милочка. Ты ведь еще настоящей жизни не нюхала, ничего обо всем таком не знаешь? У каждого имеются потаенные желания, и люди готовы заплатить любую сумму за их выполнение. Поэтому они и приходят ко мне - я могу дать каждому все, что он ищет. Ну-ка, скажи, что тебе нужно?
        Вера честно ответила:
        - Я бы все отдала ради того, чтобы вернулась тетя Эмма. Но это невозможно - она умерла четыре года назад.
        - М-да, в подобной ситуации даже я не могу тебе помочь, - протянула мадам Фиалка. - Хотя с покойниками приходилось иметь дело, был тут один господин, которому требовалось...
        Увидев недоумевающий взгляд Веры, мадам Фиалка несколько стушевалась:
        - Ах, такое не для твоих ушей, милочка! Если бы ты знала, сколько в мире психов и извращенцев. И все они рано или поздно приходят ко мне. Ты напоминаешь мне одну особу, которую я знала много-много лет назад. Она была такая же наивная и глупая. Но потом ей пришлось столкнуться с настоящей жизнью, и все изменилось.
        Вера поняла, что мадам Фиалка имеет в виду себя. Доев курицу, девушка поблагодарила мадам и вздохнула:
        - А теперь мне пора. Я не смею злоупотреблять вашим гостеприимством...
        Мадам Фиалка поперхнулась сигаретным дымом:
        - Ишь чего выдумала! Я же сказала: здесь все подчиняются мне. Никуда ты не пойдешь, иначе тебя тотчас сцапают - или полиция, или кто-нибудь из ночных братьев. И найдут тебя утром изнасилованную, с перерезанным горлом где-нибудь в канаве.. Клиенты скоро отправятся по домам, и мы сможем отдохнуть.
        Жорж постелил Вере на софе, и девушка улеглась. Зря она думала, что стоны и крики, доносившиеся со всех сторон, не дадут ей заснуть - не прошло и минуты, как Вера уже спала. Отчего-то она чувствовала себя в подпольном публичном доме, где всем заправляла мадам Фиалка, вполне спокойно.
        Хозяйка, зашедшая к ней через два часа после того, как последние клиенты разошлись, постояла над девушкой, прикрыла ее одеялом и, смахнув с ресниц слезу, произнесла:
        - Наконец-то! А то я уж думала, что никогда не найду тебя!

* * *
        Проснувшись, девушка в течение нескольких секунд не могла понять, где находится: комната так не походила на спальню в католическом интернате. И только затем вспомнила, что произошло ночью. Вера поднялась с дивана и вышла в коридор - никаких стонов слышно уже не было. Она с опаской откинула одну из занавесок и увидела пустой лежак. Похоже, в публичном доме царил тихий час.
        - Ты уже поднялась! - услышала она знакомый голос и обернулась.
        Однако позади стояла не мадам Фиалка, а женщина приятной наружности с короткими седыми волосами, являвшаяся полным контрастом размалеванной особе с зелеными волосами. Дама была облачена в цветастый шелковый халат.
        - А, это... - улыбнулась дама, заметив Верин удивленный взгляд, и похлопала себя по макушке. - Не понимаешь, отчего я так изменилась? Ты видела меня в рабочей одежде, детка!
        Поняв, что перед ней находится именно владелица борделя, Вера еще раз поблагодарила мадам Фиалку. Та отмахнулась:
        - Забудь! Кстати, тебя разыскивает вся парижская полиция, очень удивленная, что ты еще не задержана.
        Веру охватил страх - получается, что она вот-вот окажется в руках полиции!
        - Не дрейфь, - мадам Фиалка панибратски хлопнула ее по плечу, - тебя здесь не найдут. Ажаны, конечно, захотят получить информацию о тебе через своих осведомителей в преступном мире, однако мои люди умеют держать язык за зубами.
        - Но что же будет дальше? - спросила Вера. - Или вы думаете, полиция со временем забудет обо мне? И как долго придется ждать - неделю, две или месяц?
        Мадам Фиалка проводила ее на большую кухню, где у плиты сновал Жорж. Он поставил на деревянный стол большую кружку кофе с молоком, блюдо с круассанами, масло и мармелад. Хозяйка борделя отщипнула кусочек круассана.
        - Не будь идиоткой, детка, полиция станет искать тебя до тех пор, пока не найдет. А если не обнаружит, то задастся вопросом: что же с тобой случилось? Твое бесследное исчезновение в Париже может означать одно из двух: или у тебя имеются сообщники...
        Вера, присевшая на табуретку, поднялась и понуро проговорила:
        - Я чрезвычайно признательна вам за все, однако мне пора. Я не хочу ставить вас под удар, мадам.
        Мадам Фиалка довольно-таки грубо толкнула девушку в грудь и рявкнула:
        - И что ты все время порываешься уйти? Разве тебе здесь плохо? Конечно, у нас не католический интернат для невинных девиц, но тоже ничего! Я же сказала, полиция будет исходить из двух возможностей: или тебя прячут друзья-сообщники, или ты... умерла.
        Вера сжалась в ужасе. Отчего она решила, что мадам Фиалка и ее подручные - хорошие люди? Только потому, что они предоставили ей кров над головой? Но с какими намерениями? Что требуется владелице публичного дома от молодой девушки? Ответ очевиден - она хочет сделать ее своей новой работницей!
        Вся гамма чувств Веры отразилась на ее лице так явственно, что мадам Фиалка усмехнулась:
        - Я же сказала тебе, не дрейфь! У меня тебя никто не тронет, можешь чувствовать себя как дома. Но тебе наконец понятно, что полиция успокоится только в одном случае - когда получит тебя живую или мертвую?
        Вера удрученно кивнула:
        - И что же мне делать? Сдаться с поличным?
        - Еще чего! - фыркнула мадам Фиалка. - Конечно же, нет! Но чтобы ты не попала в лапы полиции живой, следует кое-что предпринять. Так вот - они получат тебя мертвой. Жорж!
        Мужчина, сновавший у плиты, обернулся и со странной ухмылкой приблизился к хозяйке. В руках у него был огромный нож. Вера в ужасе подумала - сейчас бандиты убьют ее! И кто знает, для чего она им понадобилась мертвой... Возможно, они людоеды!
        - Жорж, - продолжила мадам Фиалка, - нам требуется свежий труп. Однако сразу учти - никакого рукоприкладства!
        Жорж осмотрел Веру, чья душа ушла в пятки, с ног до головы, поцокал языком и со всего размаху всадил нож в деревянный стол.
        - Есть у меня закадычный приятель, работает в морге, и за ним числится должок, - ответил Жорж. - Так что найти подходящий труп не составит проблем.
        - Вот и хорошо, - ответила мадам Фиалка, отправляя в рот очередную порцию круассана. - Как же ты божественно готовишь, Жорж!
        У Веры отлегло от сердца, когда она поняла, что никто не собирается нападать на нее и резать на кусочки. После завтрака они прогулялись по борделю - мадам Фиалка с гордостью показала девушке две дюжины комнат, которые обычно наполнялись после захода солнца.
        - Когда-то мне самой приходилось трудиться на панели, - призналась она, - однако те времена в далеком прошлом. А теперь бордель позволяет мне заработать на кусок хлеба с маслом.
        - Вы здесь живете? - полюбопытствовала Вера.
        - Нет. У меня под Парижем имеется небольшой очаровательный домишко, я купила его на средства, заработанные в борделе.
        Женщина внезапно замолчала. Затем подошла к столу и вынула из ящика большую фотографию в рамке - на ней была изображена девушка лет семнадцати-восемнадцати с длинными черными волосами и улыбчивым лицом.
        - Ее звали Бернадетта, - тихо произнесла мадам Фиалка.
        Вера уловила несомненное сходство между девушкой и владелицей притона.
        - Это ваша дочка?
        - Да, моя дочка, - кивнула мадам Фиалка. - Она умерла шесть лет назад. На нее ночью напал сумасшедший. - Женщина помолчала. Затем, отчего-то зажмурившись, продолжила: - Напал, изнасиловал и жестоко убил. Бернадетта хотела поступить в школу изящных искусств, она прекрасно рисовала. А ее лишили всего!
        Вера вспомнила то, что произошло с ней накануне ночью. Поддавшись внезапному импульсу, она поведала мадам Фиалке всю свою историю - начиная от смерти тети Эммы и завершая бегством из интерната. Женщина, прижав к себе девушку, сочувственно покачала головой:
        - Бедная ты моя, сколько тебе пришлось пережить!
        Во второй половине дня появился Жорж и таинственно зашептал:
        - Все получилось наилучшим образом... У нас имеется труп...
        - Ты что, привез его сюда? - переполошилась мадам Фиалка и поспешно вышла из комнаты.
        Вера последовала за ней и в одном из помещений увидела тело, лежавшее на кровати.
        - Мадам, не извольте беспокоиться, комар носа не подточит, - вещал Жорж, нахваливая «товар». - Девушка - самоубийца, документов при ней не обнаружено, друзей или родственников, скорее всего, нет.
        Вера старалась не смотреть на девушку, которая была, возможно, только на год или два старше ее. Такая молодая - и уже умерла, причем по собственному желанию!
        - Некоторые из наших клиентов, мадам, отвалили бы за нее целое состояние... - заговорил Жорж, указывая на покойницу.
        Мадам Фиалка цыкнула на него, и Жорж исчез. Женщина внимательно рассмотрела мертвую девушку и, повернувшись к Вере, сказала:
        - У тебя имеется выбор. Ты можешь покинуть наш мир и вернуться на поверхность, но там тебя очень быстро схватит полиция. Суд, конечно же, поверит словам богатой дочурки, Кристины, и ты на многие годы попадешь в тюрьму. А там ой как несладко, детка! Знаю по собственному опыту. Но ты можешь остаться, и тогда...
        Вера попыталась что-то сказать, однако мадам остановила ее жестом:
        - Разреши мне сначала сделать тебе предложение! Ты наверняка думаешь, что я ищу новую работницу для борделя. Уверяю тебя - нет! Мне не нужна еще одна проститутка, мне нужна... - Она запнулась и вдруг перешла на шепот: - Мне нужна дочь. Бернадетта была для меня буквально всем, и после ее смерти мне стало очень плохо. Мне и сейчас паршиво, но бог, или дьявол, или оба вместе послали мне тебя. Я сразу поняла, что ты другая, не как все эти ночные мотыльки, что залетают в наш квартал. Если ты останешься, то сможешь начать новую жизнь. Ведь там, на поверхности, тебя никто не ждет, кроме полиции и тюрьмы. Я не требую от тебя считать меня своей матерью, однако со временем, может быть...
        На глазах мадам Фиалки блеснули слезы. Вера не знала, что ей делать - подойти и утешить женщину? Или повернуться и уйти?
        - Взгляни на нее... - мадам Фиалка указала на мертвую девушку. - Еще двадцать четыре часа назад она была жива. Но в мире все очень быстро меняется. Такое может произойти и с тобой, детка. Но если ты останешься, я уж не позволю судьбе забрать мою... - Женщина глубоко вздохнула и докончила фразу: - Мою дочку!
        - Мадам, вы хотите, чтобы я заняла место Бернадетты? - проговорила потрясенная Вера.
        - Именно. А покойница займет твое место. Жорж и я сделаем все, чтобы полиция поверила - ты умерла. У тебя ведь остались документы? Девица на тебя ни капельки не похожа, однако не беда. Так что ты скажешь?
        Вера знала, что должна дать ответ немедленно. Незнакомая женщина предлагает стать ее дочерью... Но что за человек эта мадам Фиалка, сможет ли она быть с ней счастлива?
        - Да, мадам, - кивнула Вера.
        Хозяйка борделя прижала ее к широкой груди и, всхлипнув, воскликнула:
        - Рада приветствовать тебя дома, доченька! И кстати, отдай свои документы, они пригодятся для идентификации «твоего» тела, - сразу перешла мадам Фиалка на деловой тон.
        На зов явился Жорж. Он принес одежду для Веры - та сняла ночную рубашку и халат, в которых сбежала из интерната.
        - С покойницей у вас один и тот же размер, - удовлетворенно отметила мадам Фиалка. - Ну что ж, а теперь оставим Жоржа колдовать. Он у нас не только прекрасный повар, но и специалист по трупам.
        Весь вечер и ночь Вера провела в комнате мадам Фиалки - бордель снова заполнился посетителями, и со всех сторон слышались разнообразные стоны и крики. Девушка же размышляла о том, правильно ли она сделала, приняв неожиданное предложение совершенно чужой женщины.
        На следующее утро мадам принесла ей газету, в которой имелась заметка о судьбе
«монашки-убийцы», как именовали Веру в прессе. Тело преступницы, изуродованное до неузнаваемости, было выловлено из Сены. Однако не составило труда идентифицировать труп - на нем была интернатская одежда, а в кармане халата имелись документы на имя Веры Вайнгартен.
        - Вот и все, детка, - заявила мадам Фиалка, - полиция закрыла дело в связи со смертью главной подозреваемой.
        - Но выходит, все будут считать, что я преступница? - спросила девушка.
        - Жизнь несправедлива, - философски ответила мадам. - Зато ты жива и свободна, так что же еще требуется? Сегодня же мы поедем в мой домишко за городом. Жорж и без меня справится с борделем!
        Поздно вечером они поднялись на поверхность - там их ждал шикарный автомобиль - и отправились в одно из парижских предместий. «Домишко» мадам Фиалки оказался огромным особняком в классическом стиле. Вера была поражена, а мадам только благодушно заметила:
        - Профессия владелицы борделя приносит неплохие дивиденды, детка!
        В особняке их встречали несколько слуг и настоящий дворецкий, причем хозяйке оказывали такие почести, будто она была не содержательницей дома терпимости, пускай и самого известного в Париже, а, скажем, английской герцогиней.
        Мадам Фиалка показала девушке большую просторную комнату.
        - Здесь когда-то жила Бернадетта, - заметила она печально, - однако теперь комната принадлежит тебе...
        Вере понадобилось несколько недель, чтобы привыкнуть к своему новому дому, и почти год, чтобы назвать мадам Фиалку «мамой». Это вышло совершенно случайно, за завтраком, и та едва не зарыдала, когда услышала обращение.
        - Детка, теперь мы - настоящая семья! - воскликнула она. - И ничто не отберет тебя у меня!

* * *
        Мадам Фиалка вела своеобразный образ жизни: днем она отсыпалась, а к вечеру исчезала, отправляясь в Париж, где царила в борделе. Вере она запретила появляться там, заявив, что «приличной девушке нечего делать в столь гиблом месте». Вместе с новообретенной дочерью она приняла решение - Вера должна продолжить образование в одной из лучших частных школ Франции. Учебное заведение разительно отличалось от католического интерната - в нем поощряли развитие индивидуальных способностей подростков, уделяли большое внимание гуманитарным наукам и искусству и не применяли телесных наказаний.
        Школа понравилась Вере с первого взгляда, и она нашла там много друзей в лице соучеников и преподавателей. Мадам Фиалку все считали богатой вдовой, а Веру - ее единственной дочерью. Мадам выхлопотала через знакомых в министерстве иностранных дел новые бумаги для девушки, и та превратилась в ее родную дочку по имени Вера.
        Прошло чуть больше двух лет. В школе Вера увлеклась театральными постановками и иностранными языками - тем, что уже давно занимало ее. Театром в школе руководила мадемуазель Валуа, некогда известная актриса, согласившаяся обучать воспитанников мастерству лицедейства. Преподавательница была чрезвычайно строга и требовательна. Вначале она не обращала внимания на Веру, затем подвергала беспощадной критике любую ее фразу, жесты. И только через много месяцев сквозь зубы заметила:
        - Вы уже больше не навеваете на меня скуку...
        Такие слова - высшая похвала из уст сдержанной мадемуазель Валуа, и Вера была счастлива.
        После премьеры одной из современных пьес, в которой Вера исполняла главную роль, преподавательница вызвала девушку к себе в кабинет. Вера дрожала, предвкушая разнос, но бывшая актриса, как обычно, одетая безупречно, в костюм от Шанель, с мундштуком в руке, произнесла всего одну фразу:
        - Подобное я где-то уже видела!
        Вере сделалось плохо. Еще бы, сейчас мадемуазель Валуа устроит ей разгром по полной программе и, чего доброго, скажет, что девушке не стоит посещать ее курс.
        Но та только лишь задумчиво повторила, теребя бриллиантовую брошь на лацкане пиджака:
        - Да, я где-то это уже видела!
        Больше она ничего не сказала, а что означали ее слова, Вера узнала пять недель спустя.
        Однажды во время репетиции мадемуазель Валуа вдруг пошатнулась, а затем осела на пол. Молодые актеры бросились к ней - преподавательница была в глубоком обмороке. Ее с большим трудом удалось привести в чувство, но, когда кто-то захотел вызвать медиков, женщина слабым голосом категорически запретила.
        Вера и еще две ученицы проводили мадемуазель Валуа в ее квартиру - большая часть учителей жила на территории школы, расположенной на Луаре, в одном из замков эпохи барокко. Девушки уложили больную на кушетку, принесли ей бокал воды и осторожно направились к двери. Подруги уже вышли из квартиры, а Вера задержалась - ее внимание привлекла фотография в серебряной рамке, стоявшая на журнальном столике.
        На пожелтевшем снимке были изображены три дамы в давно вышедших из моды одеяниях. Удивительно, но Вера уже видела эту фотографию: она имелась в альбоме тети Эммы! Вера практически ничего не помнила о своей жизни в Европе до отъезда в Америку - в памяти только сохранилось, что у нее были отец и брат (они, как потом узнала тетка, погибли во время оккупации). А в ответ на вопрос девочки о том, кто ее мать, тетя Эмма как-то достала именно эту фотографию и, указав пальцем на одну из женщин, темнокожую, в сценическом наряде с перьями, сказала:
        - Вот она. Но Джеральдина давно умерла.
        И вот перед ней такая же фотография. Вера была уверена, что не ошибается. Она взяла рамку в руки и всмотрелась в лицо той, на кого когда-то указала тетя. Молодая смеющаяся женщина-мулатка... И ведь в самом деле, брат Джошуа тоже был темнокожим. А вот Вера пошла в отца.
        Услышав стон, девушка быстро поставила фотографию на место и подошла к мадемуазель Валуа.
        - Быть может, вызвать врача? - спросила она, опускаясь на колени перед учительницей.
        Та откликнулась слабым голосом:
        - Он не поможет. Я была уже у десятка врачей, и все они едины во мнении - я скоро умру. Впрочем, понятие «скоро» может растянуться на несколько лет, а может наступить прямо сейчас. У меня диабетическая кардиомиопатия...
        Вера не знала, что сказать. Как утешить человека, который знает, что обречен?
        - Фотография... ты рассматривала ее, - снова заговорила больная, несколько оправившись.
        - Прошу прощения, - смутилась девушка, - я не хотела быть бесцеремонной...
        Мадмуазель Валуа велела ей подать фото и указала на крайнюю слева молодую даму.
        - Это я в 1921-м... или нет, в 1922 году, - сказала она с улыбкой. - Прошло больше тридцати лет! Я ведь начинала когда-то с ревю. И фамилия у меня была тогда не королевская, не Валуа, а всего лишь Трише.
        - А кто еще изображен здесь? - спросила Вера.
        - Вот Луиза, - учительница указала на даму в центре. - Она была многообещающей танцовщицей и актрисой от бога, но в конце двадцатых отравилась синильной кислотой из-за несчастной любви. А вот... - Палец остановился на темнокожей женщине справа. - Когда-то ее имя заставляло трепетать тысячи мужских сердец. Еще бы, ведь это великая Джеральдина Сойер!
        Джеральдина! Ведь именно такое имя произнесла тогда тетя Эмма! Верина мать!
        - Вижу, имя ничего тебе не говорит, - продолжила с легкой улыбкой мадемуазель Валуа. - Джеральдина Сойер была с Ямайки. В течение всего пары лет она стала самой известной танцовщицей в Старом и Новом Свете, однако всегда говорила, что искусство для нее - всего лишь путь к богатству. Она никогда не понимала, как можно пожертвовать всем ради собственной карьеры. Потом Джеральдина вышла замуж за чрезвычайно богатого немца. Вернее, он был отпрыском могущественного еврейского клана. Как же его звали...
        - Вайнгартен, - подсказала Вера, сердце которой билось с утроенной силой.
        - Ах, ты знаешь эту трагическую историю? - молвила мадемуазель Валуа. - Джеральдина оставила сцену, переехала в Берлин, сделалась светской дамой, а потом случилось ужасное - бывшая невеста мужа застрелила ее во время праздника. Бедняжка Джеральдина была тогда беременна, ребенок выжил, а вот она нет...
        Перед глазами Веры все поплыло. Получается... получается, что... Получается, что ребенок, который тогда выжил, - она сама!
        - Семейству вообще не повезло, - продолжала мадемуазель Валуа. - Отца-банкира убили нацисты, старший его сын, он был еще совсем мальчиком, сгинул в концлагере, а дочка... С ней тоже произошла какая-то неприятная история. Ах да, она оказалась в интернате и, кажется, подожгла его или что-то другое в таком роде сделала, а потом утопилась. Видимо, сказались гены эксцентричной и неуравновешенной Джеральдины!
        Стараясь сдержать слезы, Вера вышла от мадемуазель Валуа. И только оказавшись одна, девушка дала волю чувствам. Обычно только во сне к ней приходили персонажи из прошлой жизни - тетя Эмма, иногда смуглый мальчик, ее брат Джошуа, и совсем редко высокий мужчина, видимо отец.
        Может, мадам Фиалка поможет ей найти родственников? Вера пыталась дозвониться до особняка, но, странное дело, никто не брал трубку. Обычно девушку из школы забирал автомобиль, но сейчас ей пришлось воспользоваться поездом, а потом такси.
        Она прибыла к особняку под вечер. Девушка поднялась по ступенькам к двери и увидела, что та опечатана. Тогда она отправилась в бордель, хотя дала маме слово не появляться там без особой надобности. Но именно такой момент и наступил!
        Вместо здания, в подвале которого находился публичный дом, она обнаружила пепелище. Что здесь произошло? И где мама? Остерегаясь обращаться в полицию, девушка навела справки у обитателей квартала красных фонарей и узнала следующее. Четыре дня назад полиция штурмом взяла публичный дом: имело место особая операция. Многие были арестованы, в том числе и мадам Фиалка.
        Вера бросилась в тюрьму, желая получить свидание с мадам, но ей было отказано. Она также узнала, что не имеет права возвращаться в особняк, который, вероятнее всего, будет конфискован, ибо был нажит преступным способом. Видимо, мадам Фиалка прогневила кого-то из своих покровителей, и тот покарал ее, решив разрушить все, что она создала.
        Лишь через два дня девушка добилась встречи с мадам Фиалкой. Та была настроена по-боевому и рвалась в бой.
        - Они за это поплатятся! - кричала женщина. - У меня в борделе перебывала половина Национального собрания и почти все правительство, а также сливки парижского общества! Стоит мне раскрыть рот, и карьеры очень многих рухнут! А я не собираюсь молчать, детка, пускай знают, что мадам Фиалка умеет постоять за себя!
        День спустя Веру настигла весть о том, что мадам Фиалка скончалась в камере от инфаркта. Конечно же, девушка не поверила официальной причине смерти. Да и в кругах, где вращалась мадам, шептались о том, что ее устранили как опасную свидетельницу - она знала слишком много порочащего и компрометирующего из жизни сильных мира сего.
        Потрясенная Вера не знала, что делать. Раньше у них с мамой было много друзей и знакомых, но после ареста и смерти мадам Фиалки все забыли о ней. Вера попыталась обратиться к нескольким влиятельным приятелям мадам. Один из них, все-таки пустивший девушку к себе в кабинет (другие велели слугам выпроводить ее вон), цинично заявил:
        - Ваша матушка пыталась шантажировать известных лиц, а подобное всегда чревато неприятными последствиями. Она сама виновата в своей участи, и если вы, милая моя, не хотите разделить ее судьбу, лучше забудьте обо всем. Смиритесь с потерей дома и денег: у вас ведь осталось самое ценное, что есть у человека, - жизнь!
        Вера вернулась в школу. Однако и там она не могла оставаться дольше, чем до конца семестра: требовалось вносить плату, а денег у нее не было. Собрав немногочисленные вещи, девушка вернулась в Париж, поселилась в крошечной квартирке и попыталась найти работу. Ей повезло - она смогла устроиться в ночной клуб уборщицей.

* * *
        Как-то, просматривая очередную газету в поисках более приличного места работы, Вера наткнулась на первой полосе на статью о банкире Жан-Жаке Трюффо. О нем говорилось, что он - гордость Франции и стоит во главе одного из самых крупных в Европе финансово-кредитных институтов. Его личное состояние исчисляется несколькими миллиардами франков...
        С фотографии на девушку смотрел господин, который когда-то подарил ей плитку шоколада: он был у них в гостях накануне смерти тети Эммы. В голове Веры мелькнула мысль - а ведь ее отец, Альфред Вайнгартен, был чрезвычайно богатым человеком. Часть его состояния была конфискована нацистами, но даже после бегства во Францию он оставался мультимиллионером. А Жан-Жак Трюффо являлся правой рукой отца и теперь руководит банком, до сих пор носящим имя Вайнгартена.
        Она же - единственная дочка Альфреда и Джеральдины! Ее старший брат погиб в концлагере, соответственно, выходит, что она... Что она имеет право на состояние отца! Незадача только в том, что, по официальной версии, Вера Вайнгартен утонула в Сене, сама же она по документам является дочерью мадам Фиалки. Та могла бы подтвердить, что дочерью ее Вера стала при помощи взятки, данной чиновнику министерства внутренних дел, однако мадам уже мертва. Остался Жорж, находящийся в тюрьме. Он тогда нашел труп и выдал его за «мертвую Веру». Но поверят ли ему полиция и прокуратура?
        Девушка решила отправиться к месье Трюффо, он наверняка сможет ей помочь.
        Банкир обитал в гигантском особняке в стиле раннего классицизма, окруженном прелестным садом. У ворот ей пришлось долго объяснять по домофону дворецкому, что она желает видеть месье по личному делу, но тот никак не желал пускать ее.
        - Для вас у месье Трюффо нет времени, - заявил дворецкий.
        И тогда Вера, отчаявшись, крикнула:
        - Скажите ему, что речь идет об Эмме Вайнгартен и ее племяннице!
        Домофон отключился. Вера подождала пять минут и, поняв, что слуга не доложил хозяину, поплелась прочь. Внезапно до нее донесся окрик: по тропинке от дома спешил мужчина, по всей видимости, дворецкий.
        - Мадемуазель, месье Трюффо немедленно примет вас, - сообщил он, отпирая ворота. - Прошу вас!
        Окрыленная успехом, девушка прошла в особняк, обставленный с не меньшими изяществом и помпой, чем Версаль. Ее проводили на третий этаж, где находился кабинет банкира. Золоченые двери распахнулись.
        Месье Трюффо встретил ее со сладкой улыбкой на устах. Девушка ожидала, что он узнает ее, однако этого не произошло. Конечно же, ведь он видел ее, когда ей было двенадцать, с тех пор прошло много лет!
        - Чем могу помочь, мадемуазель? - Трюффо указал ей на кресло около огромного письменного стола, над которым висел его собственный портрет. - Мне доложили, вы желаете побеседовать со мной об Эмме Вайнгартен и ее племяннице.
        Что ему сказать? Так и заявить: она и есть та племянница?
        - Месье, я помню, как вы были добры ко мне когда-то... - начала Вера. - Моя тетя, она умерла... Вы предлагали нам пятьдесят тысяч долларов...
        Она старалась сформулировать мысль, но у нее ничего не выходило. Улыбка сползла с лица месье Трюффо, он подошел к девушке и ехидно спросил:
        - Думаешь, у тебя это пройдет?
        - Что пройдет, месье? - не понимала смысла вопроса Вера.
        - Твоя дешевая попытка жульничества! - воскликнул банкир. - Как я понимаю, ты пытаешься убедить меня в том, что являешься дочерью покойного моего компаньона Альфреда Вайнгартена. Какая, однако, незадача - Вера-то Вайнгартен умерла! Или ты не знала, мошенница?
        - Вера не умерла, все было инсценировкой... - возразила девушка, но банкир перебил ее, ударив по лицу:
        - Знаю я таких, как ты! Думаешь, со мной пройдет тот же номер, который отколола Анна Андерсен? Она и сейчас всех уверяет, что является дочерью последнего русского царя, чудом спасшейся от рук большевиков. А ты хочешь внушить мне, что ты - дочка Альфреда Вайнгартена!
        - Месье, я говорю правду. Я не умерла, тогда пришлось пойти на обман...
        - Обман - то, что ты пытаешься проделать сейчас! - взвизгнул Трюффо. - Думаешь, у тебя получится выжать из меня денег? Запомни - все Вайнгартены умерли, в том числе и Вера, это непреложный факт. А до своей гибели Эмма Вайнгартен подписала бумаги, согласно которым она приняла от меня пятьдесят тысяч долларов в качестве компенсации и отказа от каких бы то ни было претензий на состояние своего брата и его банк. Банк перенял я и возродил его к жизни. Я, Жан-Жак Трюффо!
        Банкир был в ярости, размахивал кулаками и брызгал слюной. Но Вера уловила в его голосе и жестах страх. Чего месье Трюффо боится?
        - Моя тетя ничего не подписывала, - заявила девушка. - Я помню, как вы посетили нас, предложили деньги...
        - Ты что, была при разговоре? - усмехнулся Трюффо. - Я беседовал со старухой наедине! Ну что ж, мошенница, перед тем как вышвырнуть тебя из своего дома, я покажу тебе кое-что. Тогда ты поймешь, что нет смысла выдавать себя за Веру Вайнгартен и претендовать на состояние ее отца.
        Он подошел к своему портрету, нажал кнопку на панели, и портрет отъехал в сторону - в нише располагался вмонтированный в стену сейф. Месье Трюффо, загородив сейф спиной, нажал комбинацию из кнопок, распахнул дверцу и извлек пачку бумаг.
        - Вот, смотри, самозванка! Под документами об отказе от всяческих претензий стоит подпись Эммы Вайнгартен! - заявил банкир торжествующе. - И даже если предположить, что ты на самом деле чудом воскресшая Вера, то у тебя все равно нет никаких прав ни на сантим из состояния Альфреда. Все по закону принадлежит мне, и только мне!
        - Но моя тетя ничего не подписывала! Она хотела обратиться к адвокату и посоветоваться с ним! - воскликнула Вера, рассматривая чернильную закорючку под документами. Внезапно ей пришла в голову ужасная мысль, и она выпалила: - Вы... вы подделали подпись тети!
        Месье Трюффо швырнул документы в сейф и хлопнул дверцей. Затем подбежал к девушке, схватил за волосы и прошипел ей в лицо:
        - Слушай меня внимательно, самозванка! Сегодня я очень добрый, к тому же у меня нет времени - меня ждут на приеме в Елисейском дворце. Поэтому так и быть, я оставлю тебя в живых. Но ты немедленно покинешь мой дом и навсегда выбьешь из своей очаровательной головки мысль о том, что ты являешься Верой Вайнгартен. Стоит мне услышать еще о твоих претензиях, то, клянусь, тебе не поздоровится. А теперь пошла вон!
        И Трюффо со всей силы швырнул девушку на ковер. Вера поднялась и направилась к двери. Там ее подхватил дворецкий, который чуть ли не пинками погнал ее по коридору.
        Оказавшись в саду, Вера решила, что все завершилось, но тут она услышала собачий лай - из-за деревьев на нее неслась свора черных мастифов. Девушка побежала к воротам, однако собаки в два счета нагнали ее. Вера замерла - злобные твари окружили ее, рыча, пуская слюни и скаля клыки. Несколько минут, которые она находилась с собаками в саду, показались ей самыми страшными в жизни.
        Из особняка неспешно вышел дворецкий, подошел к собакам, щелкнул пальцами, и те смолкли, улегшись на траву.
        - Стоит мне дать им приказ, и они разорвут тебя в клочья, на что им понадобится не больше двадцати секунд, - заметил с ухмылкой слуга банкира. - Катись прочь и не смей больше досаждать месье своими баснями! Ворота пока открыты, но автоматически захлопнутся через десять секунд. Если успеешь выскочить, считай, что повезло. Если нет, то собачки примутся за тебя, и на сей раз я не стану останавливать их. Ну, беги! Десять, девять, восемь...
        Никогда еще Вера не бегала в своей жизни так быстро - она успела выскользнуть из ворот за мгновение до того, как они захлопнулись. А секундой позже за ее спиной раздался злобный лай. Девушка остановилась только через две улицы. Тяжело дыша, она прислонилась к фонарному столбу и почувствовала, как ее охватила дрожь.
        Похоже, она ошибалась, считая месье Трюффо порядочным человеком. Он оказался обыкновенным мошенником, который, как она подозревала, подделал подпись покойной тети Эммы под документами. Вдруг Вера похолодела - а что, если банкир, завладевший состоянием ее отца, причастен и к гибели тетки? Она ведь упорно не хотела принимать смехотворную компенсацию и отказываться от любых претензий в отношении денег Вайнгартенов за себя и малолетнюю племянницу. Наоборот, тетя, как помнила Вера, собиралась бороться. Она договорилась о консультации с адвокатом и отправилась к нему. Но по дороге ее сбил автомобиль.
        С головой, гудящей от черных мыслей, Вера вернулась домой.
        Постепенно ее подозрения в адрес месье Трюффо превратились в уверенность. Итак, ради миллионов своего бывшего шефа, Альфреда Вайнгартена, он пошел на подлог и убийство. Самое время обратиться в полицию!
        Ночами Вера ворочалась с боку на бок, размышляя о произошедшем. Полиция ей не поможет. Напротив, ее тотчас арестуют, если она заявит, что является Верой Вайнгартен - ведь ту подозревают в попытке поджога интерната и покушении на убийство! И кто поверит молодой наследнице, взявшейся ниоткуда? Она же никак не может доказать свою правоту. Месье Трюффо является столпом парижского общества, он - хороший друг президента республики и премьер-министра. А кто такая она?
        Вера поняла, что ничего не сможет поделать. Даже если она анонимно проинформирует полицию или прокуратуру о преступлениях, совершенных месье Трюффо, расследования не будет. Ведь нет ни единой улики!
        Стоп, а подпись тети Эммы? Если она поддельная (а Вера в этом не сомневалась), то эксперты-графологи смогут установить это. Хотя... С чем они будут ее сравнивать? У Веры нет ни единого документа, подписанного тетей Эммой, а все ее письма и бумаги месье Трюффо, завладевший имуществом отца, наверняка давно уничтожил.
        На протяжении пяти последующих недель Вера обдумывала возможности разоблачения месье Трюффо, но заработала в итоге глубокий обморок от переутомления, за что была уволена с работы. Девушка была вынуждена признать, что вывести предателя, мошенника и убийцу на чистую воду не в ее силах. Единственное, что может ей помочь, - это чистосердечное признание самого мошенника, но тот наверняка скорее умрет, чем скажет хоть слово себе в ущерб.
        Вере удалось найти место гувернантки в богатом доме. Правда, чтобы получить его, она подделала рекомендации. Работа была тяжелая - двое детей, за которыми ей поручили следить, оказались избалованными маленькими монстрами, однако на жизнь требовались деньги, вот и приходилось терпеть.
        А ведь все могло быть иначе! У нее имелся бы собственный особняк, и даже не один, и она являлась бы одной из самых желанных в мире невест - еще бы, ей, Вере Вайнгартен, принадлежало одно из самых больших состояний в Европе!
        Только никогда этого не произойдет: Вера Вайнгартен официально давно мертва, а деньгами ее семьи завладел месье Трюффо, виновный, в чем девушка уже не сомневалась, в смерти тети Эммы.

* * *
        По прошествии нескольких месяцев как-то ночью она проснулась с гулко бьющимся сердцем и пересохшим горлом. Вере пришла в голову простая и одновременно ужасная мысль: а кто сказал, что месье Трюффо не причастен и к смерти ее отца и старшего брата Джошуа?
        Девушка в свободное время (которого у нее было катастрофически мало!) пыталась собрать информацию о судьбе Альфреда Вайнгартена. Она обнаружила в библиотеке хозяев подшивки старых газет и внимательно изучила их. Затем, встретившись с Жоржем, наконец-то вышедшим из тюрьмы, попросила его помочь ей в изысканиях.
        Прошло больше года с начала расследования, когда Вера наткнулась на имя штандартенфюрера СС Генриха фон Минхова. К тому времени она уже была в курсе того, что Генрих являлся младшим братом несостоявшейся жены отца, Софии. Именно София стреляла в ее маму во время одного из приемов, что привело к смерти Джеральдины и преждевременному появлению на свет самой Веры.
        София фон Минхов скончалась в 1942 году, а что произошло с Генрихом, Вера так и не смогла установить. Он нес ответственность за многие кровавые преступления на оккупированных территориях, в том числе за уничтожение военнопленных и евреев. Несмотря на молодые годы, он считался одним из активных помощников Гиммлера и был фанатичным нацистом, до последних дней Третьего рейха старательно исполнял все приказания своего шефа.
        Генрих фон Минхов (ставший к концу войны обергруппенфюрером) считался без вести пропавшим - скорее всего, погиб во время бомбежки Берлина советскими войсками в начале мая 1945 года. Вере удалось узнать, что именно Генрих арестовал отца на побережье, когда тот вместе с Джошуа хотел переправиться в Англию.
        В одном из интервью месье Трюффо девушка прочитала заинтересовавшую ее фразу. Банкир сообщал, что пытался помочь своему хорошему другу, Альфреду Вайнгартену, и организовал его бегство из Парижа, но тому не посчастливилось, и он попал в лапы нацистов. И Вера поняла: именно месье Трюффо выдал ее отца и Джошуа нацистам, желая заполучить все состояние «своего лучшего друга».
        Девушке удалось выстроить стройную цепочку, состоявшую из предположений, гипотез и косвенных улик. Самое печальное заключалось в том, что никто и никогда не поверит ей. Одной ее личной уверенности мало, требуются доказательства! А доказательств, конечно же, не было.
        Поиски истины захватили Веру, она желала во что бы то ни стало покарать месье Трюффо. Негодяй наслаждается жизнью, присвоив деньги, по праву принадлежащие ей, на его совести гибель тети Эммы, отца и Джошуа! Только что она может сделать?
        Жорж, которому она поведала всю историю, предложил похитить месье Трюффо и выбить из него признательные показания. Но девушка знала, что это неосуществимо: банкир, опасавшийся за свою жизнь (вероятно, на его совести были и другие преступления), передвигался по Парижу в бронированном лимузине в сопровождении охраны, а в особняк к нему было невозможно проникнуть. Да и ни один суд не стал бы рассматривать признательные показания, добытые таким способом.
        И все же девушка не сдавалась. Вера хотела справедливости, и даже не ради обретения украденного у ее семьи многомиллионного состояния. Конечно, она не откажется от денег, принадлежащих ей по праву, но главным мотивом всех ее действий было желание покарать убийцу самых дорогих ей людей. А чтобы добиться осуществления мечты, необходимо найти доказательства вины месье Трюффо.
        Если кто и обладает разоблачительными документами и компрометирующими бумагами, так это сам месье Трюффо. Значит, она должна нанести ему визит и добыть доказательства. И пускай это не поможет ей завладеть деньгами, не в том дело. Убийца тети, отца и брата должен понести суровое наказание. Но как проникнуть в его особняк? Для этого необходимы особые навыки.
        Поэтому Вера настояла на том, чтобы Жорж преподал ей уроки... воровского мастерства. Она хотела знать, как, к примеру, обезвредить сигнализацию и вскрыть сейф. Жорж долго не соглашался, но девушка убедила его. И два раза в неделю по вечерам, когда у нее были свободные от работы часы, она навещала Жоржа, а тот посвящал ее в премудрости воровского искусства.
        Пролетел без малого год
        Наконец Вера ощутила себя готовой совершить налет на виллу месье Трюффо. Изменив внешность (помогли навыки, полученные во время увлечения театром в школе), девушка под видом официантки проникла на один из приемов, устроенных месье Трюффо. Он видел ее больше двух лет назад и наверняка думать забыл о посещении особы, выдававшей себя за Веру Вайнгартен. На приеме присутствовали сливки парижского общества, а в центре внимания, конечно же, находился сам месье Трюффо. Вера, лавировавшая между гостей с подносом, прислушивалась и приглядывалась. Особняк месье Трюффо хорошо охранялся, но Жорж научил ее преодолевать многочисленные препятствия. Она, естественно, не рискнет залезть в дом, если в нем находится хозяин. Значит, придется дождаться момента, когда тот покинет Париж.
        На счастье, девушка уловила разговор супруги банкира с одной из подруг. Мадам, сверкавшая редкими драгоценностями (купленными на деньги семьи Вайнгартенов!), в красках живописала, какой милый домик ее муж приобрел недавно на Корсике.
        - Мы собираемся туда на следующий уик-энд, - рассказывала мадам, и Вера поняла, что должна воспользоваться представляющейся возможностью.
        Поздно вечером в следующую субботу, после того, как хозяйские дети наконец-то угомонились и улеглись спать, Вера выскользнула из дома, где жила, и направилась к дворцу месье Трюффо. Тот был, как обычно, ярко освещен, однако она уже знала: банкир вместе с семьей отбыл на Корсику во второй половине дня.
        Прежде чем перелезть через забор, Вера кинула на траву куски мяса, нашпигованные снотворным. Собаки, охранявшие особняк, с рычанием накинулись на мясо, а через пятнадцать минут повалились на землю в оцепенении.
        Убедившись, что клыкастые бестии не накинутся на нее, девушка закинула веревку и легко перебралась через забор. Слуг в доме не было - как узнал Жорж, скуповатый месье Трюффо всегда отпускал их, уезжая из города.
        Вера подошла к застекленной террасе и отыскала на стене неприметный металлический ящик. Вскрыв его, увидела хитросплетение разноцветных проводов. Но благодаря урокам Жоржа она знала, что надо делать, и пять минут спустя сигнализация была отключена.
        Оклеив стекло липкой лентой, Вера разбила его и, нащупав ручку, открыла дверь террасы. Затем она двинулась наверх. Девушка знала, где месье Трюффо хранит важные документы - в сейфе кабинета. Знала и подробности, касающиеся модели сейфа. У Жоржа везде имелись друзья и приятели, в том числе в архитектурном бюро, которое занималось несколько лет назад перепланировкой виллы месье Трюффо. И вскоре Вере стало известно, какой несгораемый шкаф там установлен, каким механизмом снабжен и как его вскрыть.
        Она осторожно поднялась по огромной освещенной лестнице на второй этаж. Ей все мерещилось - вдруг в особняке кто-то есть? Он ведь может поднять тревогу и сдать ее полиции! Тогда ей придется туго.
        Однако вилла была пуста. Оказавшись в кабинете месье Трюффо, девушка нащупала кнопку на панели - и портрет хозяина дома отъехал в сторону. Вера положила на стол заплечный мешок с инструментами, раскрыла его и принялась за первое в своей жизни ограбление. Странно, но ей было даже совестно, хотя она уверяла себя, что не совершает ничего дурного. Прочь сомнения, она должна наказать месье Трюффо!
        Сейф был швейцарский, особой конструкции, и, чтобы вскрыть его, Вере потребовалось почти три часа. Пот градом тек по лицу, руки дрожали, но девушка не сдавалась. Жорж хотел пойти с ней, но она отговорила его: если сама попадется, то окажется в тюрьме максимум на пять лет, а вот если полиция сцапает Жоржа, то он, как рецидивист, может загреметь до конца жизни.
        Девушка уже почти отчаялась, когда наконец услышала тихий щелчок - дверца сейфа раскрылась. Внутри на полках лежали пачки денег, а также футляры с драгоценностями мадам Трюффо. Все это по праву принадлежало одному человеку - ей, но Веру не интересовали ценности. Она вынула бумаги и, усевшись в кресло, принялась их изучать.
        Вера принесла с собой фотоаппарат и делала снимки документов, обнаруженных в сейфе месье Трюффо. Сейчас было трудно определить, что пригодится, поэтому она запечатлевала на пленку абсолютно все.
        Когда большая часть работы была проделана, где-то рядом вдруг послышались голоса. Померещилось? Нет, и правда, женский смех ни с чем не спутаешь. Быстро положив бумаги в сейф, Вера потушила свет и притаилась под столом.
        В кабинет никто не вошел, но смех и голоса не смолкали. Набравшись храбрости, Вера покинула убежище и вышла в коридор, готовая в любой момент нырнуть обратно в спасительную темноту кабинета.
        Голоса доносились из соседней комнаты. Девушка подошла к ней и увидела через щелку неплотно прикрытой двери занимательную картинку: месье Трюффо и обнаженная дама на огромной кровати предавались сексуальным утехам - месье громко пыхтел, а его спутница хохотала.
        - Ах, Жан-Жак, мне щекотно! Давай сделаем паузу! Прошу тебя, подай мне шампанского!
        Месье Трюффо поднялся с кровати и прошествовал к серебряному ведерку, стоявшему около кресла, на котором валялась скомканная одежда. Дама в соблазнительной позе вытянулась на кровати. Вера затаила дыхание. Она знала эту особу! Кто бы мог подумать, что месье Трюффо заведет роман с... дочкой президента республики! Надо же, ведь и сам женат, и дочка президента не так давно «по большой любви» вышла замуж за очень богатого промышленника, который был старше ее лет на тридцать с лишком.
        - Иди ко мне, малыш! - услышала Вера голос молодой женщины.
        - Сейчас, дорогая, - ответил банкир, подходя к проигрывателю и ставя пластинку Фрэнка Синатры. - Как же я хорошо все придумал! Сказал, что мне надо вернуться в Париж, потому что твой отец хочет обсудить со мной очень важный финансовый проект, и моя старуха безоговорочно поверила!
        - А моему благоверному в одиночестве пришлось отправиться в Штаты - я наврала ему, что неважно себя чувствую, и даже намекнула, что вроде беременна. Он радовался, как мальчишка. Может, мне в самом деле завести ребенка - от тебя, милый Жан-Жак?
        Банкир рассмеялся и подошел к любовнице, протягивая ей бокал шампанского. Любовная сцена двух обманщиков была отвратительна, и Вера, не колеблясь, вынула из рюкзака фотоаппарат. Она делала снимок за снимком, но месье Трюффо и дочь президента, увлеченные друг другом, не услышали щелчков фотоаппарата - Фрэнк Синатра так сладко и, самое главное, громко пел. Засняв любовные утехи месье Трюффо в различных ракурсах, девушка осторожно спустилась на первый этаж и вышла в сад. Собаки, все еще лежавшие на траве, заворчали, увидев ее, и зашевелили лапами, однако снотворное продолжало действовать. Минутой позже Вера перебралась через забор и вернулась в дом, где работала. Ее отсутствия никто не заметил.
        У Веры было целых два дня, чтобы проявить пленку и распечатать фотографии. Среди документов оказались и весьма сомнительные контракты, и даже список подкупленных высокопоставленных чиновников. Жорж предложил шантажировать месье Трюффо, но Вера приняла иное решение.
        Вместе с большими глянцевыми фотографиями банкира на ложе любви с замужней дочерью президента она разослала копии сомнительных договоров и списка коррумпированных слуг народа в редакции крупных парижских газет. Расчет у нее был такой: кое-кто побоится печатать такой компромат, однако некоторые издания в погоне за тиражом не упустят выгоду.
        И расчет оказался правильным: через день три газеты вышли с сенсационными фотографиями. Последовал грандиозный скандал. Президент республики был разгневан, позволил прокуратуре провести расследование в отношении месье Трюффо, две недели спустя банкира взяли под стражу. Однако вскоре выпустили под крупный залог - и ему грозило сразу несколько судебных процессов.
        Что важнее всего - была уничтожена его репутация, из всемогущего финансиста месье Трюффо в течение всего нескольких часов превратился в отверженного. Президент смог бы закрыть глаза на махинации и подкуп, однако на кону стояла честь его родной дочери!
        Вера осталась довольна: месье Трюффо получил по заслугам. И пускай он по-прежнему обладает состоянием ее семьи, деньги ему уже не помогут - высший свет Парижа отвернулся от него, а жена подала на развод.
        Спустя полтора месяца месье Трюффо обнаружили в особняке с пулей в черепе - он покончил с собой, не сумев пережить крушения своей карьеры. Хотя некоторые люди вполголоса утверждали, что произошло убийство, причем по заказу с самого верха - вроде бы месье Трюффо слишком много знал и, оказавшись на скамье подсудимых, мог бы ради спасения собственной шкуры выболтать неприглядные детали о сильных мира сего. Однако официальная версия гласила: суицид в состоянии аффекта.
        Смерти месье Трюффо Вера не желала, но и не особо расстроилась. Ведь подобная кончина стала прямым следствием его преступлений. Внимание девушки гораздо больше занимали сделанные ею копии нескольких документов из сейфа покойного банкира. Среди них она обнаружила денежные переводы конца сороковых - начала пятидесятых годов, следовавшие с интервалом примерно в шесть-семь месяцев. В бумагах фигурировало имя некоего Улафа Карлсона. Оно ни о чем не говорило Вере, однако на каждом из переводов стояла собственноручная приписка месье Трюффо: «Генрих ф. М.».

* * *
        Сначала, просматривая бумаги, Вера даже не обратила внимания на эти переводы - подумала, что деньги получал деловой партнер банкира или, не исключено, какой-нибудь продажный чиновник. И только потом, разглядев приписку, поняла, кем является получатель Генрих фон Минхов!
        Улафу Карлсону отсылались большие суммы (сотни тысяч долларов!) в различные банки мира, однако в течение последних трех лет адрес был один и тот же: Буэнос-Айрес, Аргентина.
        Открытие заставило Веру затрепетать - Генрих фон Минхов, убийца ее отца и брата, жив! И связь между месье Трюффо и бывшим гестаповцем указывала на то, что они, скорее всего, и разработали план по уничтожению известного банкира и присвоению его денег. Девушка более не сомневалась: отец был арестован на французском побережье вовсе не случайно. О том, что Альфред Вайнгартен вместе с сыном попытается переправиться в Англию, знал месье Трюффо, сообщивший об этом Генриху фон Минхову. Двое мерзавцев тщательно все спланировали! Трюффо играл роль заботливого, верного друга и, выманив у Альфреда генеральную доверенность, отправил того с ребенком на верную смерть. А Генрих фон Минхов, ослепленный желанием покарать того, кто, по его мнению, был виноват в трагической судьбе старшей сестры, напрямую ответственен за гибель отца и старшего брата Веры.
        Это были предположения, но девушка не сомневалась, что они соответствуют истине.
        Итак, месье Трюффо мертв - он свое получил. Но оставался Генрих фон Минхов, который, как указывали документы из банка, вовсе не пропал без вести и не погиб в мае 1945 года во время штурма Берлина советскими войсками.
        Вера знала: многие из высокопоставленных нацистов, чьи руки были по локоть в крови, перед капитуляцией Третьего рейха или вскоре сразу после нее бежали из Германии, справедливо опасаясь за собственную шкуру - им ой как не хотелось болтаться на виселице за свои многочисленные отвратительные преступления. Поэтому они предпочли скрыться из Европы, найдя убежище в Южной Америке, где многие из военных диктаторов тайно или даже открыто симпатизировали нацистам.
        Ходили слухи, что даже Гитлер вовсе не покончил с собой в бункере, а вместе с ближайшим окружением сумел вырваться из взятого в кольцо Берлина и затем на подводной лодке добраться до заокеанских берегов. Удалось ли бесноватому фюреру избежать ответственности за преступления против человечества, Вера не ведала, однако теперь у нее в руках имелись доказательства того, что Генрих фон Минхов, прямым образом причастный к геноциду мирного населения в Белоруссии, Польше и на других оккупированных территориях, сумел уйти от ответственности.
        Вера долго думала, как ей поступить. Передать документы полиции? Но тогда возникнет вопрос, как она их получила. Отослать в редакции анонимно? Но возымеет ли публикация нужный эффект, неизвестно. А что, если передать бумаги организациям в Израиле, охотящимся на избежавших наказания нацистов? Это была хорошая мысль, но Вера решила, что вначале сама должна узнать, правда ли фон Минхов скрывается в Южной Америке.
        Да, он находился до последнего времени в Буэнос-Айресе, но весть о скандале с Трюффо, а потом и его смерти наверняка докатилась и до Аргентины. Выходит, сама того не ведая, она дала Генриху повод сорваться с насиженного места и скрыться в неизвестном направлении. Фон Минхов ведь должен понимать, что после смерти Трюффо могут всплыть документы, подтверждающие, что он все еще жив.
        Вера решилась отправиться в Буэнос-Айрес. Она с легким сердцем взяла расчет у семейства, где проработала больше двух лет, купила билет до столицы Аргентины и отправилась в долгое путешествие на пароходе - авиаперелет был для нее слишком дорог.
        Оказавшись в Буэнос-Айресе, Вера первым делом навела справки и узнала, что сеньор Улаф Карлсон, подданный Норвегии, действительно проживал в аргентинской столице до недавнего времени, но потом исчез в неизвестном направлении. Небольшая фирма, занимавшаяся импортом и экспортом колониальных товаров, владельцем которой бизнесмен являлся, прекратила существование около трех месяцев назад.
        Хронологически исчезновение сеньора Карлсона совпало со скандалом в Париже. Генрих фон Минхов, как поняла Вера, был начеку. И как только узнал, что его сообщник Трюффо попал в передрягу, немедленно скрылся.
        Вера посетила человека, купившего у «сеньора Карлсона» виллу на берегу океана.
        - Бывший хозяин сказал, что по семейным обстоятельствам вынужден покинуть Аргентину навсегда, - сообщил новый владелец.
        - А он не говорил, куда собирается переехать? - поинтересовалась Вера, почти не надеясь на успех. У нее было описание внешности псевдо-Карлсона - высокого роста, сутулый, с большой черной бородой и длинными волосами. Наверняка волосы и борода уже сбриты, и Генрих фон Минхов под новым именем и с новой внешностью живет где-то в другой стране или вообще на другом континенте.
        - Гм, сеньор заметил, что будет тосковать по этой милой вилле у океана, однако упомянул, что недавно купил ферму в Колумбии, и она тоже расположена на побережье, - ответил мужчина.
        Это было уже что-то. Вера, поблагодарив, вернулась в дешевый отель, где остановилась. У нее имеется призрачный след, который ведет в Колумбию. И что ей делать? Объездить страну в поисках фермы на побережье? Если бы она только знала, какое новое имя взял себе Генрих!
        Девушка посетила и ресторанчик, в котором, как она узнала, сеньор Карлсон любил попивать херес. Хозяин ресторанчика, пожилой аргентинец, сетовал на потерю постоянного клиента и хорошего друга.
        - Дон Улаф - подлинный идальго! - вещал он, протирая стаканы за барной стойкой. - Он в совершенстве владеет испанским, с ним всегда можно было поговорить и о политике, и о ловле тунца, и о превратностях жизни. Особенно добр он был к моим внукам и всегда одаривал их сладостями!
        Вера заметила двух темнокожих мальчиков, возившихся в пыли у входа в ресторан. Надо же, как изменился бывший штандартенфюрер, некогда руководивший уничтожением
«представителей недорас»! Вера подумала, что ее брат Джошуа тоже был таким живым красивым ребенком, но Генрих фон Минхов не пощадил его и отправил в концлагерь. Что бы сказал этот пожилой аргентинец, узнай он, что идальго дон Улаф является убийцей, государственным преступником?
        Но девушка промолчала - ей все равно никто не поверит.
        - Он сказал, что переезжает в Колумбию, - продолжал старик, - и даже сказал, что когда-нибудь приедет навестить меня. Обещал прислать письмо или открытку, едва устроится...
        Вера немного воспряла духом. Выходит, остается подождать, когда Генрих напишет старику, и тогда она узнает, где тот живет в Колумбии. Но... Может быть, фон Минхов давно забыл о старике и его внуках и не собирается им писать?
        Вопросов было гораздо больше, чем ответов на них. Вера решила, что вернется в Буэнос-Айрес через полгода и навестит старика - возможно, к тому времени Генрих объявится. Сбережения девушки подходили к концу, и она купила билет во втором классе на пароход, отправлявшийся в ближайшую среду в Европу.
        Накануне отъезда Вера решила посетить еще одно место, куда дон Улаф часто наведывался, как она узнала от владельца ресторана, - публичный дом.
        Заведение оказалось на порядок примитивнее, чем бордель мадам Фиалки, и располагалось в обветшалой вилле. Дверь Вере открыла прелестная мулатка. Завидев женщину, она свистнула, и появилась вальяжная мадам, содержательница борделя.
        - Чем могу помочь? - спросила она. - Если вам нужны мужчины, то советую обратиться к Колченогому Пако, его притон - напротив. Или вам нужна девица? Учтите, утехи с девочками обойдутся вам в кругленькую сумму, сеньора!
        Вера вложила в руку мадам крупную купюру и пояснила:
        - Я хочу только поговорить.
        Мадам засунула ее за корсаж и хмыкнула:
        - У нас, дорогая, даже разговоры стоят денег. Так что вам требуется?
        - Я разыскиваю сеньора Улафа Карлсона, - сказала девушка. - Я его родная дочь.
        - Улаф никогда не говорил, что у него есть дочь, - глянула подозрительно мадам.
        - О, он не знает о моем существовании! - произнесла Вера, чувствуя, что напала на верный след. - Так уж получилось, что он расстался с моей матерью еще до моего рождения...
        - Узнаю Улафа, - усмехнулась золотыми коронками мадам, - совершенно в его духе. Но ничем вам помочь не могу - он уехал из Буэнос-Айреса. Так что, милая моя, здесь вам папашу не найти!
        Огорченная, Вера прощалась. Она уже шла по грязной улице в направлении отеля, когда услышала окрик:
        - Сеньора, подождите!
        Обернувшись, увидела мулатку, открывшую ей в борделе дверь.
        - Вы разыскиваете дона Улафа? - спросила она.
        Вера, понимая, что еще одна особа желает вытянуть у нее деньги за сведения, которые у нее и так имелись, сказала:
        - Спасибо, но вы ничем не можете мне помочь.
        - Думаю, что могу, - возразила темнокожая красавица. - Вы его дочь? И он ничего не знает о вашем существовании? Как романтично!
        Девушка постаралась не выдать своего волнения, а мулатка продолжила:
        - Дон Улаф - славный человек, к тому же очень щедрый. Не так давно он сказал, что вынужден покинуть Буэнос-Айрес...
        - И вы знаете, куда направился... мой отец? - перебила Вера.
        - Он сказал, что в Колумбию, - ответила мулатка. - Вернее, мы должны говорить всем, кто им поинтересуется, именно так. Однако на самом деле дон Улаф вовсе никуда не уехал. Он остался в городе, только изменил внешность. В первый раз, когда я увидела его без бороды и длинных волос, то даже не узнала - он выглядел совсем по-другому!
        Вера чуть не рассмеялась: какой, однако, коварный план замыслил Генрих фон Минхов! Узнав, что, возможно, его местонахождение стало известно, он изобразил собственное поспешное бегство и якобы отправился в Колумбию. Его преследователи и не подумали бы, что в действительности он по-прежнему в Буэнос-Айресе, никому бы в голову не пришло искать его именно здесь.
        - И как же его найти? - задала вопрос Вера, сдерживая эмоции.
        - Он сейчас в борделе. Ой, да вот же он, дон Улаф Карлсон! - Мулатка, обернувшись, указала на высокого гладковыбритого мужчину с тоненькими усиками и ежиком седых волос - тот как раз выходил из публичного дома.
        Вера посмотрела на мужчину и тотчас отвела взгляд. Она не должна привлекать к себе внимания. Боже, как все оказалось просто! И Генрих фон Минхов едва не обвел ее вокруг пальца!
        - Ну что же вы! Разве не хотите сказать ему правду? - воскликнула мулатка.
        Мужчина тем временем подошел к старому красному автомобилю, стоявшему на противоположной стороне улицы.
        - Обязательно, - уверила ее Вера, - но только не сейчас. Как-то странно будет, если наша первая встреча произойдет около дома терпимости. Прошу вас, никому не говорите о том, что видели меня. Я хочу сделать дорогому папочке большой-пребольшой сюрприз!
        Мулатка принялась что-то лепетать, а Вера подняла руку и остановила такси. Указав на автомобиль, за рулем которого находился Генрих фон Минхов, и сунув водителю последнюю крупную купюру, имевшуюся у нее в портмоне, Вера попросила:
        - Следуйте за тем «Фордом», только крайне осторожно. Это мой муж, и он, подозреваю, отправился к любовнице. Я хочу вывести его на чистую воду!
        Генрих долго мотался по городу, пока наконец не остановил автомобиль около небольшой виллы с красной черепичной крышей. Вера, наблюдавшая издалека, приказала таксисту заглушить мотор. Она заметила, как фон Минхов въехал через ворота на территорию виллы. Ну что ж, кажется, она обнаружила его новое пристанище.
        Расплатившись с шофером (тот был чрезвычайно доволен, что оказал прелестной сеньоре услугу, посоветовал забыть о неверном муже и даже намекнул, что не прочь встретиться с ней), Вера прошла мимо виллы. Генрих обитал в том районе Буэнос-Айреса, где проживали обеспеченные, но далеко не самые богатые люди. Он явно не хотел выделяться из толпы. И ему почти удалось обмануть всех, имитировав собственный отъезд в Колумбию. Но у каждого имеется своя ахиллесова пята, и в случае с Генрихом фон Минховом уязвимой точкой оказалась его страсть к сексуальным развлечениям.
        Чего более всего опасается Генрих фон Минхов? Некогда всемогущий гестаповец теперь, как заяц, петляет по миру, стараясь уйти от заслуженного наказания. Его разыскивают многие государства, в том числе Израиль, желая судить за преступления против человечества, ведь руки фон Минхова обагрены не только кровью Альфреда и Джошуа Вайнгартенов, но и десятков, а то и сотен тысяч других безвинных жертв.
        Пожалуй, она сдаст Генриха на руки израильтянам, пусть сами решают, как с ним поступить. Она слышала о том, что те разыскивают по всему миру бывших нацистов, причастных к холокосту, похищают их, вывозят на территорию своего государства и судят. Генриху фон Минхову придется несладко, если он предстанет перед израильским трибуналом.
        Но ей требуются доказательства, которые бы подтверждали ее слова. Прежде всего следует сделать фотографии фон Минхова. Затем... и тут Вере пришла в голову идея получше: а что, если, пользуясь приобретенными навыками, она проникнет к нему на виллу и отыщет какие-либо компрометирующие документы?
        Девушка вернулась в отель, взяла необходимый инструментарий, прихваченный из Европы, и обосновалась в кафе, находившемся напротив виллы «дона Улафа». Уже было темно, когда из ворот виллы выехал красный автомобиль. Ну что ж, путь свободен...
        Вера обогнула особняк и перелезла через забор. Подошла к входной двери - та оказалась оснащена несколькими современными замками. Тогда девушка сконцентрировалась на окнах, закрытых жалюзи, - через такие тоже не проникнуть. Наконец подошла к двери черного входа и довольно легко справилась с ее замком..
        Оказавшись в пустом темном доме, она поднялась на второй этаж, дошла до библиотеки, явно служившей Генриху фон Минхову одновременно и кабинетом. Интересно, где он прячет бумаги и деньги?
        Вера выдвинула ящик письменного стола и увидела несколько кожаных папок. Вытащила их, раскрыла, обнаружила стопку документов и принялась изучать их.
        - Поднять руки и не двигаться с места! - послышался вдруг тихий голос за ее спиной.
        Девушка вздрогнула и подчинилась приказанию.
        - Повернуться! - произнес тот же голос, и Вера, отойдя от стола, увидела Генриха фон Минхова, направившего на нее пистолет.
        - Ага, попалась в мою ловушку! - довольно ухмыльнулся бывший гестаповец. - Думала, что я уехал из дома? За рулем автомобиля был подросток, которому я заплатил несколько монет. Я ведь заметил, как ты следишь за мной.
        Он подошел к столу, закрыл папку и сунул ее обратно в ящик. Вера поняла, что находится во власти нациста. И для нее не было секретом, что он сделает с ней: убьет. Ведь ему не требуются лишние свидетели!
        - Если хочешь умереть быстро и без мучений, рассказывай мне все, что тебе известно, - приказал фон Минхов. - Кто послал тебя? Евреи? Америкашки? Советы?
        - Меня зовут Вера Вайнгартен, - просто сказала девушка.
        Теперь вздрогнул фон Минхов, а затем, усмехнувшись, спросил:
        - Ага, значит, ты родственница мерзавца Альфреда?
        - Я его дочь, - коротко ответила Вера. Кажется, ей оставалось жить всего несколько минут, но ей требовалась правда, и потому она задала свой вопрос: - Что произошло с моим отцом и братом?
        - Оба сдохли, - совершенно спокойно, осознавая свое полное превосходство, произнес фон Минхов. - Если бы ты знала, как я ненавидел твоего отца! Я и сейчас, даже мертвого, его ненавижу. Он опозорил нашу семью, вверг в несчастья мою любимую сестру Софию. Я застрелил Альфреда самолично! Признаюсь тебе - было очень приятно убивать его. А его отпрыска я отправил в концлагерь, где на нем ставили разнообразные эксперименты. Жаль, что я не мог тогда же разделаться и с тобой, девчонка! Но судьба милостива - сейчас я наверстаю упущенное. А ну раздевайся!
        Нацист приблизился к Вере. Стало ясно: нацист хочет изнасиловать ее, а затем убить.
        - И не думай, что тебе удастся спастись, - заявил он тоном превосходства, - со мной тебе не справиться. Снимай шмотки, кому сказал!
        Вера послушно потянула с себя платье. А Генрих вытащил из ящика письменного стола стальные наручники.
        - Теперь-то ты уж точно не сможешь ничего учудить, - заявил он, надевая на запястья Веры наручники. - Ну что ж, дочка Вайнгартена, примемся за самое интересное!
        Он повалил девушку на кушетку. Вера попыталась сопротивляться, но не смогла противостоять силе взрослого мужчины. Руки фон Минхова впились ей в горло, перед глазами девушки поплыли красные круги...
        Но внезапно все прекратилось. Вера осторожно открыла глаза и увидела, что комната заполнена людьми. У нее предсмертные галлюцинации?
        Но нет, вот же он, Генрих фон Минхов, - стоит без штанов на коленях, а около него находится мужчина, приставивший к голове его пистолет.
        - Мы нашли его, - произнес другой мужчина в микрофон рации. - Да, он обезврежен. Но с ним та самая девица. Понимаю...
        Генрих фон Минхов попытался завопить, но его ударили по затылку, и когда он потерял сознание, ему залепили рот и потащили прочь из комнаты. Мужчина, говоривший по рации, приблизился к Вере, все еще лежавшей на кушетке, и грозно произнес:
        - Убить девчонку!
        Вера. 1963 год
        Гастон Беранже считал себя счастливым человеком. К сорока шести годам он был отцом шестерых детей от пяти разных женщин, однако ни с одной из них так и не связал себя брачными узами. Он четыре раза сидел в тюрьме и каждый раз получал небольшие сроки: Гастон предпочитал не оставлять улик.
        Он терпеть не мог непунктуальность и сейчас, посмотрев на часы, подумал: что-то клиент опаздывает. В тот самый момент туман рассек свет автомобильных фар, и Гастон Беранже понял: тот, кто желал приобрести миллион фальшивых долларов, наконец прибыл.
        Гастон был талантливым художником и мечтал о сногсшибательной карьере, однако ничего не вышло: второго Пикассо или Шагала из него не получилось. Поэтому он нашел своему дару иное применение, решив, что, если его живопись не приносит денег, остается самому рисовать деньги. Так он занялся изготовлением фальшивых купюр.
        Гастон никогда не сбывал деньги лично: всегда находились темные личности, желающие приобрести доллары, франки, фунты стерлингов, немецкие марки или итальянские лиры, мало чем отличающиеся от подлинных. Беранже всегда продавал свои изделия оптом и брал двадцать пять процентов от номинальной стоимости (конкуренты требовали обычно меньше, но и качество у них было несоизмеримо хуже).
        Так и в этот раз. Клиент, связавшийся с ним через надежного старого знакомого, пожелал приобрести целый миллион долларов. Гастон мгновенно почуял азарт - с миллиона он получит целых двести пятьдесят тысяч, но не поддельными банкнотами, а самыми что ни на есть настоящими! В последние несколько лет Гастон задумывался о том, чтобы уйти на покой и наслаждаться жизнью в обществе своих шести отпрысков, однако жадный внутренний голос все время твердил ему: «Гастон, еще разок, и потом прекратишь!» И не мог устоять от искушения.
        Гастон открыл дверцу и шагнул в темноту. Местом для встречи была выбрана обочина безлюдной дороги, которая вела к заброшенному отелю. Беранже мечтал о том, чтобы приобрести эту развалину по дешевке и своими стараниями превратить в одно из самых шикарных заведений Швейцарии. Возможно, так он и сделает, - четверть миллиона, что окажется в его руках через несколько минут, позволит осуществить заветное желание - открыть собственную картинную галерею.
        Фары автомобиля клиента слепили, и Гастон приказал:
        - Погасите свет!
        Когда клиент исполнил требование, Беранже увидел черную фигуру, стоявшую на дороге.
        - Я беру только наличными, - заявил Гастон, - причем исключительно настоящими банкнотами.
        Клиент молча протянул чемоданчик. Гастон раскрыл его и увидел пачки долларов. Вынул наобум несколько. Ему хватило секунды, чтобы по прикосновению определить, подлинные банкноты или нет. Деньги были настоящие.
        - Ну что ж, теперь забирайте ваш товар. Но у меня груз потяжелее, - усмехнулся Беранже и подошел к багажнику. Достал и поставил на скрипучий гравий два вместительных кейса. - Если желаете, тоже можете проверить.
        Клиент подошел, и внезапно фальшивомонетчик почувствовал дуло пистолета, упершееся ему в живот.
        - Эй, без глупостей! Забирайте деньги и катитесь прочь! - вскрикнул Беранже, мгновенно потея. Вот ведь сукин сын, захотел сжульничать, получить товар бесплатно. Но ничего, он обязательно найдет нечестного клиента, и тому придется несладко. Правда, предстоят лишние хлопоты. Да и стоять под прицелом не слишком приятно. Чем Гастону не нравилась собственная работа, так это тем, что была слишком опасной.
        - Мне не нужны деньги, - раздался голос, говоривший по-французски, - только информация.
        Голос был женский. Ну вот, до чего докатились! Раньше бандитами были исключительно представители сильного пола, а теперь оружие в руки взяли и бабы. Мир катится в тартарары!
        - К-какая... информация? - едва выдавил из себя, облизывая сухие губы, Гастон.
        - О Торе, - пояснила женщина.
        Боже, только не это! Он с самого начала понимал, что ему не стоило ввязываться в ту историю, но разве у него был выход?
        - Мне ничего не известно, - ответил Гастон.
        - В таком случае через десять минут здесь окажется полиция, и вас арестуют, - заявила незнакомка. - Только на сей раз в распоряжении прокуратуры окажется масса доказательств, общим числом в миллион. Вам предстоит долгое тюремное заключение.
        - Если я расскажу вам о Торе, то умру! - испуганно пискнул Гастон.
        - То же самое может произойти, если вы продолжите играть в молчанку, - ответила незнакомка, и Беранже понял, что она не шутит.
        - Что вы хотите знать? - выпалил Гастон. - Я ни разу не видел его в лицо, даже не говорил с ним! Я - мелкая сошка, один из посредников, не более того!
        - Как вы связываетесь с ним? - продолжила допрос женщина.

«Интересно, она красивая?» - подумал Гастон. Внезапно фальшивомонетчик ощутил возбуждение. Надо же, незнакомка с пистолетом завела его!
        - Я не поддерживаю с ним контакт, - пояснил Гастон, - связь всегда односторонняя. Я должен забирать письма, приходящие до востребования, в одном из почтовых отделений в Лугано.
        - Что в письмах? - спросила женщина, и дуло пистолета сильнее вжалось в тело Гастона.
        Господи, да он бы отдал целый миллион, лишь бы развлечься с этой бандиткой! А ведь она может прихлопнуть его, как муху!
        - Не знаю, они запечатаны... - начал Гастон, но потом быстро добавил: - Ну хорошо, расскажу. Один раз я очень осторожно вскрыл конверт. А там какая-то чепуха, послание как послание, - о тетке, что заболела, о том, что племянница родила двойняшек, а кто-то нашел новую работу. Ничего подозрительного. Адресовано
«дорогому Джимми» и подписано - «твоя Лаура». Одно из двух: или письмо в самом деле безобидное, или содержит какой-то шифр.
        - Что ты делаешь с письмами? - голос женщины звучал безэмоционально.
        - Вкладываю их в большой конверт и отсылаю в Лондон, - ответил Беранже, дрожа, но не от страха, а от желания. - Вот и все, клянусь здоровьем своих детишек!
        - Кому отсылаешь?
        Гастон вдруг испугался. А что, если чокнутая особа нажмет на спуск, когда он произнесет имя? Так не хочется умирать!
        - Вы точно не убьете меня? - осторожно спросил он. Кстати, интересно, что ему делать после того, как особа исчезнет? Отправить предупреждение по хорошо известному лондонскому адресу?
        Молчание было ответом. И Гастон выпалил:
        - Лично в руки мистеру Джеймсу С. Колвертону, Бельгравия-сквер, 278, Лондон. Вот и все! Нет, не совсем! Иногда приходят письма и из Лондона. Тогда я тоже вкладываю их в конверт и отправляю до востребования по тому адресу, который указан на обратной стороне конверта. Адреса там всегда разные - то Венеция, то Филадельфия, то Париж, то Мельбурн. Последнее письмо в Лондон направил около двух недель назад, а из Лондона я не получал почты уже больше месяца.
        Женщина убрала пистолет. Гастон Беранже шумно вздохнул. Незнакомка предупредила:
        - Учти, за тобой будут следить. Если посмеешь дать сигнал в Лондон - умрешь. Причем не ты один, но и все шестеро твоих детей.
        Возбуждение тотчас спало - Гастон понял: она не шутит. Нет, достаточно с него всех этих приключений! Он покупает заброшенную гостиницу и переквалифицируется в почтенного бюргера.
        - Чемодан! - потребовала женщина, и Гастон, тяжело вздохнув, протянул чемоданчик с четвертью миллиона настоящих денег. Жаль, он ведь так рассчитывал на эти деньги!
        Раздался звук заводящегося мотора, затем шелест шин. Гастон осторожно обернулся и увидел автомобиль, уносящийся в сторону Лугано. На ватных ногах фальшивомонетчик подошел к машине, опустился на кожаное сиденье и глубоко вздохнул. Нет, все-таки что за женщина! Такую второй раз в жизни ему встретить не доведется! Внезапно он снова почувствовал острое возбуждение и, откинувшись на сиденье, расстегнул ширинку...

* * *
        Вера была довольна полученной информацией. Возможно, не стоило прибегать к подобным драматическим эффектам, чтобы получить информацию от Гастона Беранже, но она нагнала на него страху и могла быть уверенной, что тот никому ничего не расскажет.
        Письма, которые поступали для «дорогого Джимми», - это послания от Тора. А информация для «Лауры» предназначена наемному убийце. Почему Тор не действует напрямую? Скорее всего, потому, что не желает, чтобы кто-то знал его подлинное лицо. Не исключено, однако, что Джеймс С. Колвертон из Лондона располагает гораздо более ценной информацией, чем Гастон Беранже. В переписке используется шифр, но на его расшифровку потребуется много времени и помощь специалистов. Проще спросить обо всем у Джеймса С. Колвертона. Надо обставить встречу с ним так, чтобы он дал ответ.
        На следующий день Вера приземлилась в Лондоне.
        Она регулярно бывала в английской столице, исполняя задания организации. В последний раз она посетила ее с Алексом. Они остановились в отеле «Дорчестер», выдавая себя за чету эксцентричных и ужасно богатых американцев. А потом, после удачного осуществления плана, заперлись в номере и любили друг друга...
        Вера запретила себе думать об этом. Алекс мертв, его убил Тор, тот самый наемный убийца, что лишил жизни президента Кеннеди. Ее задача - отыскать Тора и ликвидировать его.
        Дом номер 278 на Бельгравия-сквер оказался импозантным зданием из красного кирпича в георгианском стиле. Имя Джеймса С. Колвертона значилось черными буквами на золоченой табличке - ему принадлежала адвокатская контора, занимавшая первый, второй и третий этажи.
        К вечеру того же дня Вера много знала о Джеймсе С. Колвертоне. Пятьдесят девять лет, вдовец, трое взрослых детей. Считается одним из самых блестящих юристов в области английского и международного банковского права. Его клиенты - чрезвычайно состоятельные дамы и господа, а также фирмы и концерны, ворочающие огромными суммами. Имелась и фотография: невысокий господин со старомодными бакенбардами и сухим малоприятным лицом. Особые увлечения - девочки-азиатки в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Мистер Колвертон ведет двойную жизнь: с одной стороны, он многоуважаемый адвокат, член Королевской ассоциации юристов, с другой - растлитель малолетних и помощник наемного убийцы.
        Каким образом адвокат Колвертон связан с Тором? Вера не исключала, что он дает наемному убийце рекомендации относительно финансовых вложений или управляет частью его капитала. Это всего лишь предположение, но всю правду мистер Колвертон обязательно еще поведает...
        Вера, следившая за Колвертоном, отправилась за ним в китайский квартал. Адвокат, правивший черным «Роллс-Ройсом», остановился около китайского ресторана, проследовал внутрь. Вера знала, с какой именно целью он здесь оказался. Выждав десять минут, она вошла в ресторан, на двери которого висела табличка «Закрыто». Навстречу ей выкатился пожилой толстый улыбчивый китаец с длинной седой бородкой и косичкой. Он спросил, кланяясь:
        - Леди желает отведать деликатесов? Но мы еще закрыты!
        Когда китаец принял исходное положение, он увидел пистолет около своего лба. Лицо старика пожелтело, глаза едва не вылезли из орбит.
        - Где Колвертон? - спросила Вера.
        Китаец попятился, бормоча что-то на родном языке, и она повторила:
        - Спрашиваю в последний раз - где Колвертон?
        Старик, сдавшись, поманил ее за собой. Они прошли по залу, уставленному резной мебелью, мимо большого аквариума с разноцветными рыбками, по скрипучей лестнице поднялись наверх. Китаец указал на дверь:
        - Там!
        Вера вышибла дверь ногой и стала свидетельницей мерзкой сцены - мистер Джеймс С. Колвертон возлежал на большой кровати, а на его чреслах сидела худосочная черноволосая девочка лет тринадцати. В руках Веры появился миниатюрный фотоаппарат, она сделала несколько снимков. Девочка с криком выбежала из комнаты, а голый Колвертон, уставившись на неожиданную гостью, злобно рявкнул:
        - Что вы себе позволяете? Старик, как эта женщина попала сюда?
        Вера, помахав фотоаппаратом, сказала:
        - Здесь запечатлены ваши утехи с дочкой одного из работников китайского ресторана. Ей тринадцать? Или даже двенадцать?
        - Что вам нужно? - прошипел Колвертон, закутываясь в халат. - Как вы нашли меня?
        - Ваши грехи меня не занимают, - проигнорировала его вопросы Вера, - хотя, по моему мнению, вы заслуживаете долгого тюремного заключения, сопряженного с принудительным лечением. Фотографии будут разосланы в редакции наиболее известных лондонских газет, а также направлены в Ассоциацию королевских юристов, Министерство внутренних дел, Генеральную прокуратуру и Скотленд-Ярд. Таким образом, ваша карьера менее чем через двенадцать часов будет разрушена, а вам придется выбирать между судебным преследованием, с последующим всеобщим остракизмом, и поспешным бегством из Англии.
        Мистер Колвертон, слушая Веру, менялся в лице - сначала оно покраснело, затем побелело и наконец приняло пепельный оттенок.
        - Что ты хочешь? - просипел адвокат. - Денег? Ты их получишь! Но учти, мне нужны негативы. Десять тысяч фунтов... Двадцать... Пятьдесят...
        - Вот, оказывается, в какую сумму... вы оцениваете свою карьеру и жизнь, - усмехнулась Вера с презрением.
        Адвокат, судорожно глотнув воздух, выдавил:
        - Сто тысяч?
        - И откуда у вас такие деньги? - вежливо поинтересовалась Вера. - Ну как же, я забыла, что вы один из самых маститых юристов Лондона. Как жаль, что ваша карьера завершена!
        Колвертон прошипел:
        - Так что тебе надо?
        - Мне нужна информация, - спокойно ответила женщина. - И вы в состоянии дать ее мне. Я хочу знать все, что вам известно о Торе.
        Блеклые глаза мистера Колвертона на мгновение вспыхнули.
        - Не понимаю, о чем вы говорите, леди!
        - Очень даже хорошо понимаете, «дорогой Джимми», - заявила Вера. - Тор один из ваших клиентов, ведь так? Я хочу выйти на его след, однако чтобы он не узнал об этом. И вы поможете мне!
        Адвокат несколько секунд размышлял, затем подал голос:
        - Если гипотетически предположить, что мне известны кое-какие детали о некоем человеке, которого вы зовете Тором, то их разглашение неизбежно приведет к смерти - вашей и моей. Что произойдет с вами, мне плевать, однако лично я не хочу умереть.
        - Тогда вам придется смириться с тем, что завтра в это же время вы будете находиться в тюрьме, - откликнулась Вера. - И помимо всего прочего, в определенных кругах пройдет упорный слух о том, что вы предали Тора. Вот уж точно вам несдобровать!
        Мистер Колвертон потер тонкие ладони и заметил:
        - А вы - самая беспощадная особа, с которой мне приходилось сталкиваться, леди.
        - Благодарю за комплимент, - язвительно произнесла Вера, - но я подобное уже слышала. Ну что, вы готовы умереть ради Тора или все же решите сотрудничать со мной? Если выберете последнее, то обещаю: вы получите охрану из трех профессионалов, которые будут охранять вас день и ночь. Это продлится недолго, потому что Тору предстоит вскоре погибнуть. И, конечно же, я забуду о ваших порочных склонностях.
        Адвокат нахмурился.
        - Разве у меня имеется иной выход, кроме как принять ваше предложение? Так что вы хотите знать о Торе?
        - Все, что известно вам, - ответила Вера, швырнув Колвертону брюки. - Одевайтесь.
        - Если вы считаете, что я дам вам прямую наводку, то ошибаетесь, - заговорил адвокат, натягивая одежду. - Тор чрезвычайно опасен, в чем мне пришлось убедиться на собственном опыте. Так уж получилось, что несколько лет назад я - не по своей воле! - оказался замешаным в одну крупную финансовую операцию...
        - Точнее, аферу, - поправила его Вера. - Или я не права?
        - Отчего же, - усмехнулся адвокат, - если хотите называть вещи своими именами, то можно сказать и так. Я с некоторым опозданием понял, что меня намеренно заманили в ловушку, а человеком, который проводил эту операцию, был Тор. Я очутился у него на крючке. Точно так же, как сейчас у вас, леди. И он в обмен на молчание потребовал, чтобы я работал на него. Тор хорошо платит, однако я знаю, что от него зависит моя жизнь. Так что вы там говорили об охране?
        - Получите ее, как только я узнаю побольше о Торе, - ответила Вера. - Вы его видели?
        Колвертон криво улыбнулся:
        - Только один раз. И то я не видел его лица. Могу лишь сказать, что это мужчина среднего возраста. По-английски говорит как потомственный джентльмен. Думаю, он родом с островов.
        - Что еще? - спросила Вера.
        Адвокат, уже воспрянувший духом, воскликнул:
        - Любая информация имеет свою цену! Я хочу получить фотографии.
        - Вы их получите, если сможете доказать, что выведете меня на Тора, - отбила мяч Вера.
        Мистер Колвертон тем временем преобразился - перед ней стоял уже не распутный старик, а несколько старомодно одетый эсквайр.
        - Леди, я никогда не даю пустых обещаний, - с апломбом произнес адвокат. - Тор, вы правы, является моим клиентом, я управляю банковскими счетами, открытыми на имя Джона Н. Паркера. Но не радуйтесь поспешно - имя наверняка не является подлинным.
        - Документы у вас в конторе? - поинтересовалась Вера.
        - Да. Но уверен, что через эти счета на Тора вам не выйти. Однако у меня имеется так называемый «красный канал» - номер телефона, по которому надо позвонить. Только позвонить, ничего не говорить! Таким образом Тор получит сигнал, что мне надо как можно быстрее встретиться с ним. За те пять лет, что я работаю с Тором, вернее - на Тора, я еще ни разу не использовал «красный канал».
        - Значит ли это, что Тор обитает в Великобритании? - спросила Вера.
        - Вот уж не знаю. Однако мистер Джон Н. Паркер является подданным ее величества королевы, - пояснил адвокат. - Ну так как, леди, вы хотите, чтобы я активизировал
«красный канал»?
        - Да, - кивнула Вера. - Немедленно! И учтите, мистер Колвертон, любое неповиновение с вашей стороны приведет к тому, что сделанные мною фотографии окажутся разосланными прессе и в прочие инстанции.
        - Ну, это мне уже совершенно ясно, - протянул адвокат, направляясь к двери. - Я должен вам перезвонить?
        - Не стоит беспокоиться, я сама свяжусь с вами.
        Они покинули китайский ресторанчик. Вера, вернувшись в отель, подумала: вообще-то такой человек, как адвокат Колвертон, заслуживает долгих лет тюрьмы, а вместо этого она отпустит его на все четыре стороны, как только тот исполнит то, что ему приказано. Точно так же было и с профессором в Герцословакии, оказавшимся теперь на Западе: никого не интересовало то, что он преступник, главное - он может принести пользу в борьбе за лидерство между двумя политическими блоками. Похоже, что шеф прав: у нее просто нет возможности задумываться о философских категориях, о добре и зле. Ее дело - выполнить задание: найти Тора и уничтожить его.
        Она позвонила мистеру Колвертону домой ровно через час. Тот, услышав голос Веры, произнес:
        - Леди, все сделано, как вы и хотели. Я активизировал «красный канал». И всего пять минут назад я получил телеграмму. Вам зачитать? - Не дожидаясь ответа, Колвертон продолжил: - «Завтра 21.00. Контора». Подпись, конечно же, отсутствует. Телеграмма отправлена из Лиссабона. Так что там с фотографиями?
        - Не торопитесь, мистер Колвертон, - усмехнулась Вера. - Пока еще рассылка занимательных фотоснимков газетам не отменяется. Завтра вы должны быть у себя в конторе и встретить Тора.
        - Но что я ему скажу? - забеспокоился адвокат. - Он ведь чрезвычайно жестокий человек! Тор может без сантиментов лишить меня жизни...
        - Я прибуду в контору в начале девятого, и у нас будет почти час, чтобы подготовиться к встрече с ним, - ответила Вера. - Сразу после удачного завершения операции вы получите негативы. Всего хорошего, мистер Колвертон!
        Вера положила трубку и почувствовала: напряжение последних дней дает о себе знать. Это только в фильмах и книгах спецагенты обладают небывалой выносливостью и уничтожают врагов отчизны целыми пачками. Женщина прекрасно понимала: если произойдет что-то непредвиденное, Тор одержит победу. Однако она была уверена, что ее план сработает - и через сутки она покарает того человека, который виноват в смерти президента Кеннеди. Того, кто убил Алекса...
        За ночь Вера несколько раз просыпалась - ее мучили кошмары, чего с ней давно не было. В семь утра она была на ногах и спустилась в ресторан отеля. А позавтракав, приступила к осуществлению операции.

* * *
        Она отправилась к конторе мистера Колвертона. Тот прибыл в половине десятого в своем черном «Роллс-Ройсе». Адвокат не видел ее, ведь женщина находилась на противоположной стороне улицы, в телефонной будке. Наблюдение показало, что день Колвертона выглядел вполне обыденно: его посещали клиенты, сам адвокат в начале третьего посетил близлежащий ресторан, чтобы перекусить. В начале шестого он покинул контору и отправился домой.
        Вера последовала его примеру и вернулась в отель. У нее имелось около двух часов, чтобы подготовиться к встрече с Тором. Она переоделась в черный деловой костюм и направилась к конторе адвоката.
        Часы показывали без двадцати восемь, когда Вера подошла к красному кирпичному дому. На третьем этаже в двух окнах горел свет: это означало, что Колвертон уже вернулся. Вера воспользовалась не главным, а черным входом. Оказавшись в длинном коридоре, она прислушалась. В доме царила тишина. На ногах у Веры были изготовленные на заказ туфли из мягкой кожи. Неслышно ступая, она направилась к лестнице и поднялась наверх.
        Похоже, в конторе сейчас находилось всего два человека - она сама и Колвертон. Вынув из кармана пистолет, женщина окинула взором третий этаж. Нет, напрасно она волнуется. Похоже, просто ее нервы на пределе из-за предстоящей встречи с Тором.
        Она подошла к приоткрытой двери, из-за которой лился желтый свет, и толкнула ее. Вера оказалась в большой комнате, обставленной весьма старомодно - тяжелая антикварная мебель, в углу - торшер, а около окна массивный стол с креслом, в котором восседал адвокат. Мистер Колвертон сидел к Вере в профиль и, сцепив руки на животе, смотрел в окно.
        - Вижу, вы уже на месте, - сказала Вера, подходя к столу. - Добрый вечер, мистер Колвертон!
        Но адвокат не ответил на ее слова и вообще никак не отреагировал на появление Веры. И только мгновением позже она увидела лужу крови на ковре. Адвокат был мертв!
        Вера, держа пистолет обеими руками, обернулась. Инстинкт ее не подвел - в конторе кто-то был. Наверняка Тор! Ее план провалился - Тор каким-то образом понял, что очутился в западне, и уничтожил мистера Колвертона.
        Женщина выскользнула из кабинета в коридор. Где же находится наемный убийца? Она знала, что попала в смертельно опасную ситуацию.
        Внезапно в особняке погас свет - видимо, кто-то вывернул пробки или устроил короткое замыкание. Вера притаилась, прислушиваясь. Показалось или нет, что со стороны лестницы доносится легкий скрип? Ей понадобилась пара секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Женщина выстрелила в темное пятно, возникшее на лестнице.
        Раздался громкий стон, и послышался звук падающего тела. Вера двинулась к лестнице, сообразив, что попала в Тора. Интересно, он убит или только ранен?
        В тот момент, когда ее нога опустилась на первую ступеньку, раздалось два выстрела, последовавших с интервалом в какую-то долю секунды. Щеку женщины обожгло - пули прошли рядом!
        Она метнулась обратно. Значит, Тор инсценировал свое ранение, чтобы выманить ее. Потянулись долгие секунды. Тишина, полная странных, сводящих с ума звуков, окутывала дом. Вера знала - игра идет не на жизнь, а на смерть, и погибнет тот, у кого первого сдадут нервы и он допустит ошибку. Если попытаться спуститься вниз, она станет отличной мишенью для Тора. Но то же самое касается и наемного убийцы: как только он попытается подняться наверх, Вера его уничтожит.
        Женщина прислушалась - снизу доносились странные звуки. Интересно, что задумал Тор? Или он решил убраться прочь?
        Вдруг раздался оглушительный грохот, и Веру отбросило в сторону. Она увидела столб пламени. Значит, Тор привел в действие взрывное устройство. Путь вниз был отрезан - на лестнице метались языки огня. Похоже, Тор желает спалить здесь ее живьем!
        Вера бросилась в кабинет убитого адвоката, закрыла дверь и повернула в замочной скважине ключ. В сей раз победу одержал Тор - наверняка он уже скрылся, ей за ним не угнаться. У нее оставалось крайне мало времени для того, чтобы найти необходимые документы. Внезапно под потолком вспыхнул свет.
        Так, так... Джон Н. Паркер, таково имя клиента, интересы которого представлял Колвертон. И Паркером был не кто иной, как Тор... Вера распахнула шкаф, в котором находились бумаги, рассортированные в алфавитном порядке. Имелась и папка с надписью «Джон Н. Паркер». Вера выхватила ее и, открыв, убедилась в том, что она пуста. Тор опередил ее!
        Из-под двери в кабинет проникал густой сизый дым. Вера услышала завывание сирен и, выглянув в окно, увидела полицейские автомобили и машину пожарной охраны, остановившиеся около конторы. Кто их предупредил? Ответ один: Тор. Он хочет, чтобы... Чтобы ее арестовали по обвинению в убийстве адвоката и поджоге его конторы!
        Вера отшатнулась от окна, потому что один из полицейских, устремив взгляд наверх, указывал на нее. Теперь имеются свидетели, которые под присягой смогут подтвердить, что видели женщину с оружием!
        Глубоко вздохнув и распахнув дверь, Вера оказалась в коридоре, заполненном дымом. Женщина на ощупь двинулась в противоположную от лестницы сторону. Она оказалась около двери, которая, как назло, была заперта. Вера вышибла ее и проникла в подсобное помещение, где наконец-то смогла вздохнуть.
        Там, как она и предполагала, находилась деревянная лестница, ведшая на чердак. Вера взбежала по ней и оказалась в большом помещении под крышей, заставленном старой мебелью и ящиками с бумагами. Женщина увидела небольшое круглое оконце и попыталась его раскрыть, но оно было закрыто намертво. Тогда Вера разбила его подвернувшимся под руку стулом - в лицо дунул свежий холодный воздух.
        Согнувшись, Вера пролезла через оконце и попала на крышу. С улицы доносились завывания сирен, крики и шум. Внезапно кто-то завопил:
        - Там, на крыше, человек!
        Вера заметила нескольких зевак, указывавших на нее пальцами. Полицейские метнулись в разные стороны, послышался приказ:
        - Немедленно остановитесь и сбросьте вниз оружие! Подчиняйтесь приказу полиции!
        Но Вера и не думала делать этого. Она ловко перешла на противоположную сторону крыши и побежала прочь. Внезапно крыша закончилась - от следующего дома ее отделяло пустое пространство шириной не меньше чем пять метров. Вера посмотрела вниз - до земли было около десяти метров.
        - Стоять! - кричали полицейские. - Иначе мы будем вынуждены применить оружие!
        Вера разбежалась и прыгнула. Она приземлилась на крыше другого здания и едва не соскользнула вниз, удержавшись в последний момент за водопроводную трубу. Женщина подтянулась наверх, и в этот момент раздалось несколько выстрелов. Полицейские сдержали свое слово и открыли по ней огонь.
        - Она на крыше соседнего дома! - гудели внизу голоса. - Констебль, отправить туда пятерых!
        Вера, не дожидаясь встречи с английскими «бобби», пересекла крышу, перешла с нее на соседнее здание, оттуда - еще на примыкавший к нему дом. Затем ее ждал неприятный сюрприз - от крыши следующего строения ее отделяло не меньше десяти метров. Поэтому Вера осмотрелась и заметила пожарную лестницу. Ну что же, пора возвращаться на землю.
        Она начала карабкаться вниз и, когда была посередине, увидела двух полицейских в смешных касках, вывернувших из-за угла.
        - Ее здесь нет, - сказал один из них, осматриваясь по сторонам. Вера замерла прямо над головами служителей порядка. Другой заметил:
        - Ну да, ты прав, она осталась на крыше!
        И поднял голову. Вера спрыгнула вниз, благо что до земли оставалось не больше четырех с небольшим метров. Полицейские, не ожидавшие нападения из воздуха, растерялись. Вера сбила одного из них с ног, другой пытался расстегнуть кобуру, желая вытащить оружие. Вера навела на него пистолет и сказала:
        - На вашем месте я не стала бы оказывать сопротивление.
        Она ударила полицейского ногой в грудь, и тот с протяжным охом повалился на землю. Из-за угла вывернула целая команда констеблей, и Вере не оставалось ничего другого, как ретироваться по проулку в противоположную сторону. Позади она слышала топот и выстрелы.
        Вера вывернула за угол и оказалась в тупике. Надо же такому приключиться! Она оторвалась от преследователей, однако секунд через десять они настигнут ее - шесть или семь вооруженных мужчин, справиться с которыми она не сможет. Да и стрелять в английских полицейских в ее планы не входило. Но не может же она объяснять им, что разыскивает убийцу президента Кеннеди! Скорее всего, они не будут ее слушать и откроют огонь на поражение.
        С трех сторон ее окружали гладкие кирпичные стены. Не было ни одного окна, куда бы можно было залезть, а пожарная лестница висела слишком высоко - до нее не добраться. Только автомобиль и несколько мусорных баков. Автомобиль! Но даже если она и проникнет в салон, ей понадобится время, чтобы без ключей завести машину. А к этому времени «бобби» уже возьмут ее в кольцо...
        Внезапно дверца автомобиля раскрылась, Вера увидела руку и услышала голос:
        - Ну, быстрее! Ну что же вы медлите!

* * *
        Женщина бросилась к автомобилю и нырнула на сиденье. Машина тронулась, и Вера на ходу закрыла дверцу. Она увидела мужчину лет тридцати пяти, с длинными темными волосами, зачесанными назад, в смокинге. И что он здесь делает? Но времени на размышления не было.
        Автомобиль покатился по проулку, и навстречу ему попались констебли. Несколько
«бобби» замахали руками, приказывая автомобилю остановиться, но мужчина за рулем и не думал этого сделать. Он включил фары, ослепившие полицейских, те бросились врассыпную, и автомобиль проскочил мимо них. Вера не сумела сдержать удивленного восклицания; обернувшись, она увидела растерянных констеблей. Послышались выстрелы, но автомобиль к тому времени уже вывернул на другую улицу. Водитель дал газу, и через несколько мгновений они влились в поток вечернего движения.
        - Благодарю вас, - сказала Вера и вдруг поняла, что держит в руке пистолет.
        Мужчина, бросивший на оружие краткий взор, казалось, совсем не удивился. Внезапно Веру охватил страх, и она навела на водителя оружие. Этот человек оказался в нужном месте и в нужное время. Кто сказал, что она не находится в одном автомобиле с Тором?
        - Леди, так и быть, я принимаю вашу благодарность, - ответил мужчина, не поведя и бровью, - однако уверяю вас, у меня нет ни малейшего желания получить пулю в голову. Так что прошу вас, осторожнее с этой штуковиной!
        Нет, Тор наверняка бы не стал спасать ее, а убил еще до того, как она оказалась бы в салоне. Но кто тогда этот молодчик, выглядевший, как не могла не признать Вера, чертовски привлекательно.
        - Разрешите представиться, - словно читая ее мысли, произнес мужчина, лихо правивший автомобилем. Он пренебрегал правилами дорожного движения, совершал запрещенные обгоны и проскочил на красный свет. - Эндрю Фальмингтон, будущий тринадцатый маркиз Солсбери, к вашим услугам, мадам! Мне, как всегда, везет - даже номер в семейной иерархии несчастливый!
        Они выехали на встречную полосу - на них, отчаянно сигналя, несся автобус. Вера поняла, что столкновение неизбежно, но в последнюю секунду будущий тринадцатый маркиз Солсбери плавно повернул руль, и они выехали на свою полосу.
        - Черт возьми, вы хотите, чтобы мы погибли? - заявила Вера.
        Ее спаситель, нисколько не выведенный из себя произошедшим, только заметил:
        - Мадам, вас едва не пристрелили «бобби», так что, думаю, для вас не играло большой роли, погибли бы мы, врезавшись в автобус, набитый лондонцами, или нет. Однако со мной вам бояться нечего - вождение автомобиля мое хобби. Я принимал участие в гонках в Монте-Карло, Франции и Америке. И, быть может, вы уберете пистолет?
        Вера положила оружие на колени. Этот слащавый тип из разряда эгоцентричных сердцеедов с внешностью героя-любовника не был Тором, в этом она уже не сомневалась.
        - Что вы делали в проулке? - спросила Вера.
        - А вы, однако, пренебрегаете правилами хорошего тона, - сказал будущий маркиз. - Вместо того чтобы благодарить меня за свое чудесное спасение, вы задаете вопросы?
        Взглянув на пистолет, мужчина заметил:
        - Впрочем, так и быть, удовлетворю ваше любопытство. Однако как мне вас называть? Мата Хари? Или «подруга Джеймса Бонда»?
        - Линда, - ответила Вера. Она не намеревалась вступать с мужчиной в дискуссию. - Остановите на следующем перекрестке.
        - Ах, Линда! - мечтательно заметил водитель. - С этим именем у меня связаны исключительно приятные воспоминания. Одна моя знакомая, звавшаяся Линдой, умела... Впрочем, при дамах такое не рассказывают.
        - Вы слышали, - повторила Вера, - я хочу, чтобы вы остановили автомобиль. Причем немедленно!
        Но Эндрю Фальмингтон, будущий тринадцатый маркиз Солсбери, и не думал повиноваться. Он, наоборот, увеличил скорость.
        - А что вы сделаете, если я не повинуюсь? Пристрелите меня? - ответил он с иронией. - Но в таком случае и вы, и я попадем в ужасную автомобильную катастрофу, шансы выжить в которой минимальны. Сейчас скорость автомобиля, в котором мы находимся, составляет девяносто миль, и я постепенно увеличиваю ее до ста...
        Вера убедилась в том, что ее спаситель не собирается выпускать ее на волю. И что ей делать - угрозы оружием, похоже, не сработают, и не пытаться же, в самом деле, вырвать у него из рук руль!
        - Линда, - сказал будущий маркиз, - прошу прощения, что называю вас по имени, однако вы не поведали своей фамилии, поэтому я вынужден нарушать правила хорошего тона, которые мне пыталась привить с самого детства покойная матушка, что, увы, у нее так и не получилось. Впрочем, я, отпрыск старинного аристократического рода, могу позволить себе пренебрегать хорошим тоном, ведь его соблюдают в первую очередь нувориши и парвеню, желая тем самым возвысить себя в собственных глазах...
        Линда с немым изумлением воззрилась на мужчину. Похоже, его ничто не могло вывести из равновесия!
        - Так вот, Линда, если это, конечно, ваше подлинное имя, в чем я, увы, сильно сомневаюсь. Я находился в Лондоне по делам, узнай о которых полиция стала бы преследовать меня точно так, как и вас. Знаете ли, жизнь - очень скучная и пресная штука, поэтому я люблю приключения. Именно за этим я и отправился в столицу, хотя терпеть ее не могу. Я так и знал, что сегодня со мной произойдет что-то необычное! И я встретил вас!
        - Значит, вы не намерены остановиться? - спросила Вера. Они давно покинули центр Лондона и мчались по окраинам - мелькали ухоженные кирпичные дома и палисадники.
        - Сами посудите, что вам это даст? - ответил будущий маркиз. - Вы совершили что-то ужасное, судя по большому скоплению полицейских и пожарных, наверное, что-то подожгли и, вероятно, кого-то пристрелили. Или пытались это сделать.
        Он покосился на пистолет.
        - Опасные женщины - моя большая слабость, Линда, - заметил он проникновенно. - А вы, как я рискну предположить, не просто опасная женщина, а очень опасная женщина. Ага, послушаем, что сообщают о вас по радио...
        Эндрю Фальмингтон покрутил ручку приемника, и оттуда полился возбужденный голос комментатора: «...только что стало известно, что в Сити горит здание, в котором расположена контора Джеймса С. Колвертона, известного адвоката. Он сам был извлечен пожарными из собственного кабинета мертвым, причем мистер Колвертон не задохнулся во время пожара, а был убит выстрелом в висок. Кто лишил его жизни, пока что неизвестно, однако многочисленные свидетели утверждают, что видели на месте происшествия молодую женщину с оружием, которой удалось скрыться от полиции в неизвестном направлении на автомобиле. Приметы этой женщины...»
        Водитель выключил радио и, посмотрев на Веру в зеркало заднего вида, произнес:
        - Двадцать пять - двадцать шесть лет, темные, забранные в пучок волосы, необыкновенные карие глаза, чрезвычайно чувственный рот, идеальная, сводящая с ума фигура...
        Вера прервала его, заявив:
        - Учтите, если вы намерены обратиться в полицию, то я буду вынуждена применить оружие.
        - О, я это прекрасно понимаю, - заверил ее будущий маркиз, - но в мыслях моих не было информировать Скотленд-Ярд. Хотя там в должности заместителя директора работает дядя Тони, родной брат моей покойной матушки. Но он, увы, так помешан на соблюдении закона, что не поможет любимому племяннику и прелестной даме, попавшей в передрягу, а арестует их. Кстати, если предположить, что вы окажетесь сейчас на свободе, куда вы направитесь? Я исхожу из того, что в Лондон вы прибыли... по специальному заданию, так это называется? О, не стоит реагировать так бурно, Линда, это всего лишь предположение, ведь я не только чертовски красив и очень богат, но и потрясающе умен. Вы улыбнулись? Вот и хорошо! А теперь давайте говорить совершенно серьезно: вас разыскивает лондонская полиция, и скрыться из столицы, по крайней мере в ближайшие дни, у вас не получится. Вам надо залечь на дно и переждать бурю.
        Автомобиль мчался по трассе прочь из Лондона. Накрапывал дождь, перешедший в ливень.
        - Не только бурю, что разыгралась сейчас над Англией, но и в переносном значении, - заметил Эндрю. - Или вы жаждете встретиться с полицией? Тогда я могу проинформировать дядю Тони. О, не стоит реагировать таким образом, Линда, это была всего лишь неудачная шутка! Дядя Тони считает меня лоботрясом, прожигателем жизни и бездельником, и он, к большому моему стыду, трижды прав, чем я горжусь неимоверно. Хотите выслушать мое предложение?
        Вера, первоначальный скепсис которой, уступив место интересу, улетучился, кивнула.
        - Я имею несчастье принадлежать к старинному аристократическому семейству, - вздохнул Эндрю, - и ладно бы я был вторым или третьим сыном, но ведь я - наследник и, как уже сказал, будущий маркиз Солсбери. Можете ли вы себе представить меня в качестве члена палаты лордов? Так вот, у моего отца, двенадцатого маркиза Солсбери, имеется прелестный загородный домик, в котором мы сможем переждать бурю. И я предлагаю вам стать моей гостьей. О, понимаю ваше беспокойство, разумеется, у вас будет отдельная комната, более того, целые апартаменты. Мой отец сейчас за границей, охотится на слонов в Западной Родезии, вернется только через три недели. Два моих брата работают за границей, а единственная и горячо любимая сестра находится в шотландском интернате, более похожем по своему режиму на нацистскую тюрьму. Бедная Мэгги, я так ее люблю, однако отец принял верное решение: если не выбить из нее подростковую дурь, то она вырастет такой же, как и я! Так вы принимаете мое предложение, Линда?
        На небе сверкали белые зигзаги молний, вода хлестала по лобовому стеклу, а автомобиль, не сбавляя скорость, несся куда-то вдаль. Похоже, этот молодой аристократ считает ее легкой добычей и желает затащить в постель. Он прав, сейчас она не сможет покинуть Лондон, да и Тор наверняка хочет убить ее: так всего за пару часов она превратилась из охотницы в жертву. Она всегда может обратиться за помощью к шефу, но это будет означать признание собственной беспомощности. И тогда, чего доброго, шеф поручит отыскать Тора кому-либо другому. А найти и уничтожить убийцу Алекса должна именно она!
        - Я согласна, - ответила Вера. Если молодому бездельнику немного подыграть, то можно использовать его в собственных целях.
        - Если бы вы даже и не согласились, я бы все равно похитил вас, - заявил Эндрю. - Мы почти приехали. Вот он, загородный домик нашего славного семейства!
        Молнии озарили небольшую гору, на которой возвышался старинный замок. Вера не сдержала возгласа удивления.
        - Ах, вас поражают размеры этого жилища? Если бы вы знали, Линда, как сложно в наше время вести хозяйство в замке! Раньше, во времена абсолютной монархии, все было гораздо проще: батраки приносили хворост и еду, платили оброк, а знать, в том числе и мои предки, предавалось бесконечному веселью души и плоти. Подумать только, ведь когда-то существовало и право первой брачной ночи! Оно имеется и сейчас, но исключительно на бумаге, а ведь в близлежащих деревнях так много красивых барышень! Сейчас же такой аристократ, как я, является заложником водопроводчика, электрика и садовника. А замок съедает огромные суммы, так что неудивительно, почему представители древних родов разоряются и продают семейные гнезда выскочкам, сделавшим деньги на бирже или продаже замороженных продуктов в супермаркетах...
        Автомобиль сбавил скорость - они оказались около высоченных витых ворот, по обе стороны от которых возвышались каменные колонны, увенчанные медвежьими головами с длинными высунутыми языками.
        - Герб нашего семейства, пожалованный маркизу Солсбери, моему достопочтенному предку, Майкрофту Фальмингтону королевой Елизаветой, разумеется, не нынешней, а под номером один, в 1569 году за ратные подвиги, - провозгласил Эндрю.
        Ворота медленно открылись, автомобиль проехал на территорию замка, и экскурс в историю продолжился.
        - Только прапрадедушка Майкрофт был порядочной сволочью и настоящим психопатом, говорят, что он задушил двух своих первых жен, третью самолично подвесил на крюке над очагом и вживую закоптил, четвертую затравил собаками, а вот пятой повезло: старик умер еще до того, как успел придумать ей изощренную казнь. Говорят, прапрабабушка Генриетта отравила его, но туда Майкрофту и дорога. Как вы видите, Линда, мы - милое британское семейство со своими скелетами в шкафу!
        Автомобиль остановился около величественной каменной лестницы, устремлявшейся ввысь. Там уже стояли, дожидаясь хозяина, двое слуг - пожилой мужчина и седая дама с огромным черным зонтиком.
        Едва Эндрю вышел из автомобиля, как старик бросился к нему, закрывая зонтом от дождя:
        - Сэр, добрый вечер, какая ужасная погода, а вы снова ездите с такой большой скоростью...
        - Уилли, Дженни, приготовьте Лавандовую комнату, у нас гостья, - распорядился молодой аристократ. Он забрал у дворецкого зонт, распахнул дверцу и галантно подал Вере руку.
        - Прошу вас, Линда, - сказал он, - добро пожаловать в Солсбери-холл!
        Вера поднялась по мокрым гранитным ступеням и вступила в огромный коридор, больше похожий на зал в музее, - рыцарские доспехи, потемневшие картины, охотничьи трофеи создавали непередаваемую атмосферу. Женщине показалось, что она перенеслась во времени на пару столетий назад.
        - Дженни, Уилли, позаботьтесь об ужине, мы страшно проголодались, - заявил Эндрю. - Подавайте через четверть часа. Багажа у леди Линды нет.
        Он обернулся к Вере и сказал:
        - Пока они разогревают ужин и накрывают на стол, разрешите изобразить из себя гостеприимного хозяина и показать вам замок. Не весь, конечно: западное крыло разваливается, в северной башне прохудилась крыша, но, как я уже говорил, для поддержания порядка в замке требуется быть мультимиллионером. Наше же семейство, увы, в долгах как в шелках. Прошу!
        Из холла они проследовали в широкую галерею, стены которой были украшены портретами. Будущий тринадцатый маркиз Солсбери указал на изображение мужчины лет сорока в красном камзоле - лицом он удивительно походил на Эндрю.
        - Вот и Синяя Борода нашего семейства, - сказал он, - необузданный сэр Майкрофт, я о нем вам уже рассказывал. Рядом - отравительница-мужеубийца Генриетта. Не находите, что она чем-то похожа на вас? Думаю, волоокими карими глазами и волевой линией подбородка.
        Вера задержала взгляд на изображении дамы в черном платье с чопорным выражением лица. И с чего он взял, что она похожа на эту треску!
        Эндрю продемонстрировал ей портреты еще нескольких высокородных предков, которые верой и правдой служили английской короне. Под конец он ткнул в портрет седого господина с холеными усами:
        - А вот этот тип, одиннадцатый маркиз Солсбери, мой родной дядя Кассиус, был оголтелым нацистом, он даже покончил с собой, узнав о самоубийстве фюрера, - так титул и замок перешел к моему отцу. А теперь, думаю, пора перекусить, - сказал он. - Наверняка ужин уже подан. Прошу вас проследовать в трапезную!
        Трапезная оказалась огромным помещением с высоким сводчатым потолком, украшенным изображениями разнообразных гербов. На истертом каменном полу возвышался длинный стол, застеленный белоснежной скатертью, на которой стояли два серебряных прибора.
        Вера опустилась на большой стул с резной спинкой; возникла жена дворецкого с подносом. Женщина, почувствовав дразнящий аромат, поняла, что проголодалась.
        Разговор за столом протекал вяло. Когда трапеза была завершена, будущий тринадцатый маркиз Солсбери сказал:
        - Лавандовая комната готова, я провожу вас!
        И они отправились по нескончаемым мрачным коридорам замка.
        - Здесь сто двадцать восемь комнат, - сказал молодой человек, - но наша семья живет только в шести или семи. Отцу несколько раз предлагали продать замок, однако он не представляет для себя возможным расстаться с фамильным гнездом.
        В другом конце коридора мелькнуло что-то белое, и в лицо Вере ударил порыв ледяного воздуха.
        - Вот вы и удостоились большой чести - в первый же вечер смогли лицезреть леди Минерву, - сказал невозмутимо Эндрю.
        - Кто это, ваша родственница? - полюбопытствовала Вера.
        - Да, - ответил тот, - одна из нашего рода, скончалась в самом начале краткого царствования Вильгельма Четвертого. Говорят, была убита собственным старшим сыном, страдавшим тяжелым психическим заболеванием. И вот уже больше ста тридцати лет леди Минерва бродит по замку в обличье призрака. Ее появление не к добру...
        Вера так и не поняла, шутит ли Эндрю или нет. В привидения она не верила - белое пятно в конце коридора могло оказаться платьем одной из служанок (хотя, насколько она помнила, верная Дженни была облачена в черную униформу) или вообще игрой воображения. А порыв холодного воздуха… Замок давно нуждается в капитальном ремонте, так что неудивительно, что из всех щелей дует.
        Они оказались около потемневшей деревянной двери, обитой железом. Эндрю толкнул ее за кольцо, выполненное в виде солнца, и дверь со скрипом распахнулась. Вера оказалась в большой комнате с огромной кроватью.
        - Ваше прибежище, - сказал аристократ, - надеюсь, оно вам понравится. Леди Минерва любит блуждать по замку и часто заглядывает в комнаты, однако сюда она практически не заходит. Ванная располагается рядом...
        Он распахнул дверь в смежное помещение.
        - Вы можете оставаться в замке столь долго, как того захотите, - произнес молодой маркиз. - Мне остается пожелать вам доброй ночи!

* * *
        Вера осталась одна. Женщина подошла к большому стрельчатому окну, за которым завывал ветер. Ну что же, она может насладиться временной передышкой, однако в самое ближайшее время ей нужно придумать, как покинуть Великобританию.
        Она напустила в большую чугунную ванну горячей воды и улеглась в нее. Когда женщина оказалась в спальне, то обнаружила на столе бутылку воды и корзину с фруктами - наверное, это принес дворецкий.
        Ночью женщина то и дело просыпалась - ей все чудилось, что кто-то ходит по коридору. Однажды ей показалось, что скрипнула дверь, но, щелкнув выключателем, Вера убедилась, что в спальне никого нет. Хорошо, что оружие было под подушкой, однако женщина не знала, подействуют ли пули в случае необходимости на семейное привидение.
        Утро настало неожиданно: раскрыв глаза, Вера увидела, что тусклый солнечный свет заливает комнату. Она поднялась, оделась и, проблуждав по коридору не меньше двадцати минут, наконец вышла в трапезную.
        Стол был накрыт, однако ни слуг, ни хозяина не было видно. Женщина отправилась в путешествие по замку. При свете дня он не был таким мрачным и пугающим, как накануне ночью. Эндрю прав - на реставрационные работы срочно требуются деньги: она видела разбитые окна, колонию плесени на стенах, обвалившуюся штукатурку, дырявые гобелены.
        Вера услышала голос и узнала тембр молодого наследника. Она заглянула через приоткрытую дверь в комнату, оказавшуюся кабинетом - в большом камине весело потрескивал огонь, тянуло теплом. Эндрю, одетый в клетчатый твидовый костюм, стоял к двери спиной и разговаривал с кем-то по телефону.
        - Она еще спит, - донеслось до Веры. - Думаю, скоро наша птичка проснется. Да, это было очень легко... И не потребовалось применять силу. Она останется здесь на несколько дней, так что вы можете в любой момент захлопнуть ловушку. Отлично...
        Эндрю повернулся, и Вера быстро отступила в сторону. Она прислонилась к холодной каменной стене. Сердце у нее бешено стучало, а в ушах звучали последние слова: «Вы можете в любой момент захлопнуть ловушку». И как она могла только попасться на такой дешевый трюк! Галантный красавец, словно случайно оказывающийся около места преступления! Он подбирает ее и везет в свой замок, и она, как последняя идиотка, ослепленная блеском титула, забывает об опасности и доверяется первому встречному!
        - Да... Понимаю... Нет, она ничего не подозревает... Еще бы, как и все женщины, она в восторге от замка, хотя старается этого не показать. Так когда вас ожидать?
        Она должна немедленно покинуть замок! Причем не привлекая к своей персоне внимания! Только как ей вернуться в Лавандовую комнату, где под подушкой остался пистолет?
        Через десять минут она оказалась в спальне и извлекла из-под подушки оружие. Так-то лучше!
        Вера, стараясь как можно тише ступать по каменным плитам, спустилась в трапезную. Там уже сновали пожилые слуги. Завидев женщину, они поклонились и произнесли:
        - Доброе утро, миледи!
        Ну прямо-таки декорации к историческому фильму. Этим Эндрю и берет противоположный пол - еще бы, какая женщина не мечтает о настоящем принце в настоящем замке!
        - Его светлость сейчас будет, - заметил дворецкий. - Разрешите вам уже подавать?
        - Я... сейчас вернусь, - ответила как можно более непринужденно Вера. - Как же я могла забыть - я не закрыла кран в ванной!
        Улыбаясь, она удалилась из трапезной и, оказавшись в коридоре, ускорила шаг. Так в какую же сторону ей надо идти? В организации учили ориентироваться в незнакомых помещениях, однако никто не предполагал, что ей придется оказаться в старинном замке, насчитывающем сто двадцать восемь комнат, коридоры которого больше похожи на лабиринты!
        Женщина попала в огромный коридор, где была накануне вечером, и отворила огромную входную дверь. Ну что же, она на свободе! Вера была во внутреннем дворе замка. Она увидела вдалеке зеленые холмы и живописные каменные домишки. Как же ей покинуть замок? Уж точно не пешком, ведь тогда ее не составит труда отыскать!
        Вера пересекла двор и увидела открытые ворота большого сарая, в котором стояло несколько автомобилей. Страсть Эндрю к гоночным автомобилям сыграет ей только на руку. Женщина вошла в сарай и огляделась. Ее выбор пал на желтый итальянский автомобиль. Такой стоит целое состояние, откуда оно у Эндрю, чье семейство так нуждается в деньгах? Похоже, будущий тринадцатый маркиз Солсбери не был с ней откровенен, причем не только относительно финансового положения своего семейства.
        Вера распахнула дверцу и уселась на кожаное сиденье. Ключа в замке зажигания, конечно же, не было, однако это не было проблемой. Вера принялась колдовать над стартером, и через полминуты заработал мотор. Женщина выпрямилась - и увидела Эндрю, стоявшего перед автомобилем и с интересом наблюдавшего за ее действиями.
        - Линда, вы уже покидаете нас? - поинтересовался он. - И уходите, не прощаясь! Как же так, стол накрыт, нас ждет отличный английский завтрак!
        Вера навела на мужчину пистолет и сказала:
        - Отойдите в сторону!
        - Я не могу отпустить вас, Линда! - ответил Эндрю. - Так что вам придется задержаться в замке еще на какое-то время!
        - Тогда мне придется сбить вас, - ответила женщина.
        Молодой аристократ склонил голову набок:
        - О, я вижу, что вы не шутите! Только вынужден вас разочаровать - на этом автомобиле, как и на любом другом, вы далеко не уедете. В них установлена особая система - тронуться с места можно, если вы используете оригинальные ключи зажигания. Ну, попробуйте!
        Вера надавила на педаль газа, но автомобиль не тронулся с места.
        - Ну что я вам говорил, Линда, - заметил несколько укоризненно молодой человек, - а вы мне не верили!
        Вера распахнула дверцу и, держа Эндрю на мушке, вышла из салона.
        - На кого вы работаете? - спросила она. - На Тора? Я слышала, как вы говорили с кем-то по телефону и хвастались тем, что все получилось.
        - Я так и знал, что кто-то меня подслушивал, - ответил Эндрю. - Умею чувствовать чужое присутствие даже спиной. И это точно была не леди Минерва.
        - Вы отдадите мне ключи зажигания, иначе... - сказала Вера.
        - Иначе что? - произнес с легкой улыбкой Эндрю. - Вы выстрелите в меня? Давайте попробуем!
        Он сделал шаг по направлению к Вере. Та предупредила:
        - Еще одно движение, и я стреляю.
        - Так-то вы обращаетесь с человеком, который спас вам жизнь, - вздохнул Эндрю. - Никогда не понимал поступков женщин и, пожалуй, никогда не пойму!
        Он неспешно приближался к Вере. Та, наведя пистолет ему на ногу, спустила курок. Но выстрела не последовало: пистолет только безвредно щелкнул.
        - Вы забыли о том, что в замке ни у кого нет секретов, - сказал Эндрю и бросился на Веру.
        Он вырвал у нее пистолет, но женщина применила несколько приемов карате, и молодой аристократ со стоном повалился на пол. Вера склонилась над ним и произнесла:
        - Я убиваю только в случае необходимости, однако сделаю это, если вы будете сопротивляться. Где ключи?
        Поверженный Эндрю произнес:
        - Я недооценил вас, Линда! Мой отец был бы в восторге от подобной невестки! А то он уже и не чает дождаться внуков. Вы спрашиваете, где ключи? Думаю, вам в этом вопросе может помочь Дженни. Дженни, так где же ключи?
        Вера резко обернулась и увидела пожилую супругу дворецкого - та с пистолетом стояла в нескольких метрах от нее.
        - Мадам, пистолет в отличие от вашего заряжен, - сказала она. - Из вашего я извлекла обойму еще вчера вечером, когда вы принимали ванну. А теперь отпустите сэра Эндрю!
        В сарай шагнул и дворецкий с большим ружьем наперевес. Вера поняла, что с двумя вооруженными людьми ей не справиться. Эндрю с легкостью поднялся с пола, отряхнул брюки и пиджак, подошел к верным слугам. Дворецкий протянул ему наручники. Аристократ приблизился к Вере и сказал:
        - Руки за спину, миледи. Я не могу рисковать, поэтому наручники - вынужденная мера безопасности. И без самодеятельности, Дженни отлично стреляет, на ее счету одиннадцать немецких снайперов.
        Вера нехотя подчинилась. Эндрю застегнул ей на запястьях наручники и сказал:
        - А теперь мы можем отправиться обратно в замок! Завтрак, увы, отменяется, но нас, вернее вас, Линда, вскоре ждет интересная встреча!
        Они пересекли двор и оказались в замке. По коридорам Веру отконвоировали куда-то вниз, в подвал, где заперли в небольшой темной комнатке без окон. Когда глаза привыкли к темноте, женщина разглядела тюфяк в углу. Вера попыталась освободить руки из наручников, но ничего не получилось - стальные оковы были явно сработаны на заказ. Даже если бы ей и удалось освободить руки, то она все равно бы не выбралась из темницы. Хотя можно попробовать напасть на того, кто откроет дверь...
        По подсчетам Веры, прошло не менее четырех, а то и пяти часов, когда в замке лязгнул ключ. В голове у женщины сложился план - она бросится на своего тюремщика и ударит его или ее головой в грудь.
        - Без глупостей, Линда! - услышала Вера голос Эндрю. - Нас здесь четверо, и трое вооружены. И у меня для вас сюрприз! Если будете вести себя, как пай-девочка, то с вас снимут наручники.
        Трое - это он сам и двое слуг. Кто же четвертый? Ну что же, долго размышлять не приходится: конечно же, Тор!
        В лицо Вере ударил яркий свет, она на мгновение зажмурилась и внезапно услышала знакомый голос:
        - То, как вы обращаетесь с моим лучшим агентом, переходит все разумные границы!
        Это был голос шефа! Вера распахнула глаза и увидела шефа собственной персоной - в сером костюме, с фиолетовым галстуком, он возвышался в дверном проеме.
        - Шеф... - пробормотала Вера, ничего не понимая.
        Шеф гневно сказал, обращаясь к ухмыляющемуся Эндрю, застывшему у него за спиной:
        - Мы будем говорить после того, как вы снимете наручники с моего лучшего агента!
        - Ну, если она - ваш лучший агент... - протянул Эндрю, однако кивнул, и служанка Дженни подошла к Вере и сняла с нее наручники.
        - Шеф, что вы здесь делаете? - спросила женщина, растирая зудевшие запястья.
        - Ваш шеф примчался сюда из Швейцарии, как только узнал, что его птичка угодила в западню, - усмехнулся Эндрю. Он поцокал языком и издевательски сказал: - И это - ваш лучший агент! А другому лучшему недавно, как свинье, перерезали горло в туалете самолета! Сэр, вам стоит подумать о новых кадрах!
        Кровь бросилась Вере в лицо, и если бы не шеф, который предостерегающе поднял руку, она бы кинулась на этого наглеца-англичанина.
        - Вы превысили свои полномочия, когда посмели задержать моего агента, - заявил шеф.
        Молодой маркиз ответил:
        - Ну, о превышении полномочий мы еще поговорим. Ваш агент прибыл в Великобританию, а это - наша территория. Однако продолжим дискуссию в библиотеке.
        Эндрю вперил взгляд в Веру, и женщина заметила на его лице наглую ухмылку. Как бы дорого она дала, чтобы стереть ее со смазливого лица этого ренегата. И как он смеет топтать память Алекса!
        - Только после вас, - заметил с легким поклоном Эндрю, пропуская Веру и шефа вперед. Женщина заметила, что слуги держат оружие наготове. Это значит, что если они попытаются сбежать или оказать сопротивление, те их просто застрелят.
        - Шеф, в чем дело, кто это? - спросила Вера, подымаясь по лестнице наверх, но еще до того, как шеф успел что-то ответить, раздался насмешливый голос будущего тринадцатого маркиза Солсбери: - Отставить разговоры!
        Они вышли в коридор, из которого по другой лестнице попали наверх. Прошествовав по галерее, увешанной картинами с изображениями детей в старинных нарядах, Вера и шеф оказались в огромном круглом помещении со стеклянной крышей. Везде были видны устремлявшиеся почти под самую крышу шкафы с книгами в разноцветных обложках. Виднелись мраморные бюсты известных писателей (Шекспир, Данте, Гете, Толстой), композиторов (Гендель, Моцарт, Бетховен, Верди) и художников (да Винчи, Микеланджело, Рафаэль, Тициан). Над крупным изображением медвежьей головы с высунутым языком находился большой камин, в котором полыхало жаркое пламя. В кресле подле камина, спиной к входящим, кто-то сидел.
        - Дженни, Уилли, вы можете быть свободны, - распорядился Эндрю.
        - Сэр, вы уверены... - начала служанка, и молодой аристократ заметил: - О да, наши гости будут вести себя разумно, я в этом не сомневаюсь. И можешь принести нам чая с бисквитами - ни наши гости, ни я еще не имели возможности позавтракать!
        Слуги бесшумно удалились, а тот, кто сидел в кресле (Вера видела только совершенно лысую голову), поднялся - перед ними находился невысокий полный мужчина, чье лицо походило на морду бульдога. Он был одет в черный костюм-тройку, а массивную шею украшал переливающийся всеми цветами радуги галстук-бабочка. В короткопалой руке он держал толстую сигару.
        Вера заметила, как окаменело лицо шефа. Получается, что он знает этого типа?
        - Гарольд, как давно мы не виделись, - ответил «бульдог», засовывая сигару между зубов.
        Гарольд - это он имеет в виду шефа, поняла Вера и поразилась тому, что за шесть лет работы так и не узнала ни имя, ни фамилию шефа. Он так и был для нее - «шеф».
        - Ричард, - ответил шеф наконец. - Ну конечно же, я сразу должен был догадаться, что это ты! Никак не можешь признать свое поражение и хочешь взять реванш?
        - Ах, ты об этих стародавних делах! - рассмеялся «бульдог» по имени Ричард. Даже смех у него был неприятным, лающим. Он обратился к Эндрю и пояснил: - Мы с Гарольдом знаем друг друга очень давно, мы впервые столкнулись еще на Первой мировой. И у нас имеется несколько открытых счетов.

«Бульдог» наконец удостоил взглядом Веру и, вытащив изо рта сигару и выпустив в потолок струю дыма, сказал:
        - Это и есть твоя суперагентша, о которой все только и говорят? Что же, Гарольд, тебе пришлось убедиться в том, что она потерпела позорное фиаско - мой суперагент обвел ее вокруг пальца!
        Он указал на Эндрю, не скрывавшего своей триумфальной улыбки. Вера на секунду закрыла глаза и велела себе успокоиться.
        - Ты и твои люди никогда не были разборчивыми в средствах, - ответил шеф. - Чем ты гордишься - тем, что на моего агента напала орда вооруженных мерзавцев? Я тебя знаю, Ричард, ты берешь количеством, а не качеством!
        - О, а как же быть с моим козырным тузом? - усмехнулся «бульдог», кивая в сторону Эндрю. - Именно он вскружил голову твоей дамочке, и она запала на него, как наивная школьница на Марлона Брандо!
        Вера сцепила руки за спиной; щеки у нее горели. С чего он взял, что она запала на этого лощеного аристократа?
        - К делу, Ричард, - заявил шеф. - Я прибыл сюда из Швейцарии не для того, чтобы вести с тобой светскую беседу.
        - И то верно, - согласился «бульдог», - ведь цель твоей миссии - вызволить из заточения свою спец-агентшу. Кстати, ты ведь знаешь, что ее разыскивает полиция в связи с подозрением в причастности к убийству почтенного адвоката Джеймса С. Колвертона? Какая незадача, Гарольд, но ведь старика прихлопнули в Лондоне! А у нас имеется разделение сфер влияния, и Лондон - наша территория!
        Раздался стук в дверь, появилась Дженни с подносом, на котором находился фарфоровый чайник, чашки и корзиночка с бисквитами. Служанка в этот момент менее всего походила на особу, на чьей совести было одиннадцать немецких снайперов.
        - Этого требовали особые обстоятельства, - сказал угрюмо шеф.
        - Ах, неужели? - хохотнул «бульдог». - И поэтому ты не счел нужным предупредить меня? Испросить моего разрешения? Узнаю тебя, Гарольд: ты как был, так и остался неисправимым снобом. Да и ошибки свои так и не научился признавать. Но в этот раз очевидно, что ты и твоя организация потерпели фиаско, а победили мы, вернее, я и моя организация!
        Вера начала прозревать: она знала, что организация, на которую она работает, не является единственной подпольной структурой в мире. И получается, что «бульдог» по имени Ричард и будущий тринадцатый маркиз Солсбери являются их конкурентами.
        - Позволь спросить, Гарольд, - надкусывая бисквит, спросил «бульдог», - какое такое суперсрочное задание выполняет эта особа? Ах, не хочешь говорить? Думаю, что твоего чистосердечного признания даже не понадобится: вы ищете Тора!
        Шеф несколько мгновений молчал, затем произнес:
        - Чего ты хочешь, Ричард?
        - Того же, что и ты, - найти Тора! - ответил тот. - Слухами земля полнится, и в определенных кругах, вращаться в которых имеем счастье и ты и я, ни для кого не секрет, что именно Тор убил президента Кеннеди. Я представляю интересы этого славного семейства, которое никак не может смириться, что их представитель более не резидирует в Белом доме. Кеннеди желают узнать правду. Более того, они хотят, чтобы убийца был найден и покаран, но желают, дабы был отыскан и заказчик. Этим я и занимаюсь. А вот на кого работаешь ты, Гарольд? Ага, понимаю, тебе нужно восстановить поруганную честь и ликвидировать Тора, убившего твоего лучшего агента. Боже, если один твой лучший агент нашел смерть в сортире самолета, а другая с высунутым языком устремилась вслед за моим Эндрю и позволила запихать себя в подвал, то можно сделать вывод о твоей организации. Уничижительный, нелицеприятный, печальный вывод, Гарольд...

«Бульдог» налил в чашечку чая, с шумом отхлебнул его и произнес:
        - Вот за что я люблю Англию, так это за умение готовить божественный чай!
        - Ты прав, Ричард, - произнес шеф, - моя организация охотится на Тора.
        - Надо же, какое милое совпадение! - заявил тот, поглощая очередной бисквит. - Какая вкуснотища, Эндрю! Твоя верная Дженни даст моей жене рецепт?
        - Увы, босс, этот секрет передается из поколения в поколение в нашей семье, - ответил тот с улыбкой, - и он охраняется не хуже, чем тайна водородной бомбы в Москве.
        - Моя организация и впредь будет охотиться на Тора, - продолжил шеф. - И ты этому никак не сможешь помешать, Ричард!
        В голосе шефа было столько злости и желчи, что Вера поняла: никто и ничто не посмеет встать у него на пути.
        - Бог с тобой, Гарольд, - ответил, наливая себе вторую чашку чая, «бульдог», - я вовсе не желаю ставить тебе палки в колеса. Хотя, конечно, спрашивается, сумеет ли твоя суперагентша, которую мой суперагент так легко надул, справиться с этим, несомненно, сложнейшим заданием. Все же Тор - это не мелкий мошенник, найти его в один присест не получится. И самое ужасное, Тор теперь в курсе того, что ты за ним охотишься! Благодари за это свою девицу! Адвокат Колвертон, который мог бы вывести на Тора, мертв, и все ваши ниточки оборвались, Гарольд. А вот у меня имеется еще один след...
        Он смолк, наслаждаясь чаем. Шеф первым прервал затянувшуюся паузу и сказал:
        - Для тебя, Ричард, в первую очередь важны деньги. Кеннеди наверняка обещали тебе гомерическую сумму за то, что ты найдешь убийцу президента. Я же работаю не за деньги, а ради идеала!
        - О, люди, работающие не за деньги, а ради идеала, самые опасные, - заметил
«бульдог», прожевывая бисквит (в корзиночке почти ничего не осталось). - Посмотри только на этих психов в Москве, они ради распространения своей «красной чумы» готовы на все. Хотя после смерти старого дьявола Джо там многое изменилось, и теперь там правит бал, славу богу, не только и не столько идеология, сколько жажда власти и наживы. И это нас роднит. А вот какие интересы преследуешь ты в действительности, Гарольд?
        Шеф, подойдя к столику и налив себе чаю, ответил:
        - К чему ты клонишь, Ричард?
        - О, ты хочешь знать, что мне нужно? - ответил «бульдог», протягивая толстые пальцы к последнему бисквиту. Подумав, он отдернул руку и с большим сожалением произнес: - Врачи сказали, что мне надо радикально сократить потребление сладкого. Ах, эти доктора! К твоему вопросу, Гарольд: ты должен уступить Тора мне и моим людям.
        - Никогда! - ответил резко шеф и поставил чашку на столик. - Ты слышишь, Ричард, никогда!
        - О, с сахаром в крови у меня, может быть, проблемы, а вот с ушами нет, - ответил
«бульдог». Он все же схватил последний бисквит. - Я так и знал, что ты не согласишься, Гарольд. Но в таком случае мне придется сдать твою девчонку британским властям. И тогда о твоем провале станет известно всему миру. Ее будут судить за убийство Колвертона. Да, старика прикончил Тор, но кто поверит в басню о мифическом неуловимом киллере, если имеется не менее двух дюжин свидетелей, готовых под присягой подтвердить, что твоя красотка была в горящем доме с оружием и убегала от полиции.
        - Шеф, я думаю... - начала Вера, но «бульдог», впервые посмотревший на нее, сказал: - А вам, милая, лучше приткнуться. Одного моего звонка достаточно, чтобы вы до конца жизни оказались в тюрьме.
        Шеф сказал:
        - Тора ты не получишь. Он нанес удар моей организации, и я должен найти его, Ричард.
        - И я позволю тебе сделать это, Гарольд, - ответил «бульдог». - Потому что, как в старые добрые времена, мы будем работать вместе. И не только мы, но и наши люди. Мой мальчик Эндрю и твоя девочка... как ее в действительности зовут, ведь не Линда?
        Вера с изумлением посмотрела на «бульдога». Он хочет, чтобы она работала рука об руку с этим нахалом-маркизом? Да никогда в жизни!
        - Молчишь, Гарольд? Это признак того, что ты понимаешь: иного выхода, нежели как принять мое предложение, у тебя нет.
        Шеф заметил:
        - Если мои агенты так плохи, отчего ты желаешь, чтобы они работали вместе с твоими гениями?
        - Очень просто, Гарольд, - ответил, засовывая в рот потухшую сигару, «бульдог». - Так я смогу держать тебя под контролем, так ты не будешь мне мешать. Если я, наивный, позволю тебе сейчас уйти, то ты, поклявшись на Библии, что не будешь искать Тора, сразу же пошлешь по его следу десяток своих новых агентов. И все испортишь. Я же хочу получить вознаграждение семейства Кеннеди, поэтому мне нужен скорый положительный результат. Чтобы его не упустить, я должен нейтрализовать тебя, Гарольд. Так и быть, если ты хочешь восстановить поруганную честь своей организации, то получишь труп Тора от меня в качестве прощального подарка. Итак...
        Вера посмотрела на шефа, и по лицу начальника поняла, каким будет его ответ.
        - Да, - кратко произнес он. - Мой агент будет работать с твоим агентом.
        - Прелестно! - картинно обрадовался «бульдог», встал и направился к двери. - А теперь давай-ка уединимся, надо обсудить кое-какие детали...
        Они вышли. Эндрю приблизился к Вере и, заметив, как она вздрогнула, сказал:
        - О, не стоит так меня бояться! Отныне мы работаем вместе. Я так рад этому. А вы?
        Вера ничего не ответила. Молодой аристократ налил в чашку чая и протянул его Вере:
        - Шампанского нет, так что придется довольствоваться тем, что имеется под рукой. Я уверен: мы сработаемся!
        Тор. 1963 год
        Тор закрыл дверь особняка и поставил небольшой чемодан на выложенный красными и зелеными мраморными плитами пол. Он находился в Париже, где в Восьмом округе у него имелась небольшая, но прелестная квартирка под самой крышей. Здесь Тор бывал нечасто, хотя и любил Париж.
        Он пересек холл, тонувший в полумраке: жалюзи на окнах были спущены. Прошелся по комнатам, в которых стояла укрытая чехлами мебель. Вообще-то он бы мог сдавать виллу в период своего многомесячного отсутствия, однако ему претила даже мысль о том, что кто-то чужой будет жить в его доме. Да и в деньгах он не нуждался. Хотя если учесть, что из положенного за убийство президента Кеннеди гонорара получена только половина...
        Час спустя, наскоро приняв ванну и переодевшись, Тор готовил на кухне скромный ужин. Яичница с помидорами, консервированный лосось, бутылка «Шардоне». Тор знал, что не имеет права расслабляться, однако сложившаяся ситуация доставляла ему удовольствие. На столе лежала большая фотография молодой темноволосой женщины. Он даже не знает, как ее зовут, однако в курсе, что она работает на организацию. Эта особа пыталась найти его. Найти, чтобы убить.
        Тор, вдохнув аромат вина, сделал крошечный глоток. Вино было кисловатым и терпким (нет, он больше никогда не будет полагаться на совет сомелье!).
        Девица думала, что вышла на него, когда сумела убедить глупого и жадного Джимми Колвертона активизировать «красный канал». Адвокат был свято уверен в том, что Тор примчится к нему по первому зову, стоит лишь позвонить по секретному номеру. Он и понятия не имел, что звонок означает одно: опасность!
        Тор организовал посылку телеграммы из Лиссабона (хотя сам был в то время в Ирландии) с сообщением, что приедет на следующий день. А сам, загримировавшись, уже через четыре часа был в Лондоне и установил за Колвертоном слежку.
        Так он и вышел на девицу. Убивать ее Тор вначале не собирался - к чему расходовать энергию на особу, которая никак не сумеет причинить ему вреда? Однако потом изменил решение и хотел отправить ее на тот свет в конторе Джимми. Но все вышло иначе.
        Девица, надо отдать ей должное, оказалась прыткой. Ей удалось уйти и от Тора, и от британских «бобби». За два дня ситуация переменилась кардинальным образом, и Тор подумал, что пока не стоит убивать красотку.
        Попивая вино, он просматривал документы, обнаруженные им в «дипломате» того несчастного, которого убил в самолете. Копии уже были разосланы соответствующим лицам - тем самым, кто является членами комитета по уничтожению президента Кеннеди. И они наверняка в курсе, что Тору известно: именно они запланировали и его руками осуществили убийство прези- дента Кеннеди. Шесть человек - три политика, причем два из них очень известные, один представитель спецслужб, предпочитающий всегда находиться в тени, один крупный мафиозо и еще оголтелый мультимиллионер с юга США, который никогда не скрывал своей антипатии в отношении ныне покойного президента. Ради уничтожения Кеннеди эта разношерстная компания объединилась, дабы разработать прелестный заговор. Что ж, у них получилось. А Тор привел их план в исполнение.
        Но, себе на беду, эти люди пожелали устранить и его самого. В том и заключалась их главная ошибка - ошибка, которая будет стоить им жизни. Или денег. Очень больших денег! Даже миллионом долларов они не отделаются. Как же все-таки хорошо шантажировать негодяев!
        Тор снова взглянул на фотографию молодой женщины. Да, он изменит свой первоначальный план - познакомится поближе с той, что охотится за ним. А уж потом убьет эту красотку...
        Тор
        Свадьба князя Платона Дмитриевича Годунова-Чердынцева и мадемуазель Луизы Пинэ была назначена на 17 сентября 1913 года. Петербургское общество, узнав о предстоящем бракосочетании, было потрясено: никто не подозревал, что князь падет так низко. Почти все, увидев в одной из газет огромное объявление на целую страницу, извещавшее о радостном событии, покачали головой, наморщили нос и высказали свои мысли вслух - теперь не было никаких сомнений в том, что князь окончательно сошел с ума.
        Сам же князь Годунов-Чердынцев плевать хотел на мнение света: ведь он наконец нашел свое счастье. Мадемуазель Луиза Пинэ была уроженкой швейцарского кантона Ури (это-то ничего!), младше князя на двадцать семь лет (ну, это полбеды!) и являлась гувернанткой двух его младших дочерей - Танечки и Машеньки (а вот это уже скандал! . Когда его светлость впервые увидел мадемуазель Пинэ, он не обратил на девушку особого внимания. Однако потом все же положил на нее глаз. Не то чтобы мадемуазель была особенно привлекательна, но она буквально излучала живительную энергию. А именно энергии князю и не хватало в последние два года, что минули со дня безвременной кончины его первой супруги, княгини Александры.
        Супруга скончалась в одночасье, от воспаления легких, которое развилось из банальной простуды, подхваченной во время веселья на Масленицу. Княгиня всегда отличалась железным здоровьем, почти не болела, никто даже помыслить не мог, что с ней может приключиться подобное. Когда ей стало вдруг плохо, слуги, вопреки ее приказанию, все же отправились за доктором, который, осмотрев несчастную, находившуюся уже без сознания, сказал, что медицина, увы, бессильна и остается одно - молиться.
        Трагедия разыгралась в калужском имении Годуновых-Чердынцевых, где они обычно проводили зиму. Но, как назло, князь незадолго до того отбыл в Петербург по неотложным финансовым делам. Именно там его и застала сбивчивая телеграмма, извещавшая о болезни жены. Платон Дмитриевич тотчас отправился в обратный путь, будучи тем не менее уверен, что паника преувеличена: когда он четырьмя днями ранее уезжал из имения, Сашенька (как он ласково называл княгиню) находилась в добром здравии, только немного кашляла.
        Князь прибыл в усадьбу в тот момент, когда княгиню уже соборовали. Надежды, как сообщил ему доктор, не было, оставалось уповать только на чудо. Платон Дмитриевич, влетевший в будуар жены, увидел ее: бледную, исхудавшую, с заостренным носом и закрытыми глазами. Под утро княгиня скончалась в возрасте неполных сорока четырех лет.
        Так в свои сорок девять лет князь стал вдовцом. Его брак с Сашенькой длился двадцать шесть лет, и он и не помышлял, что судьба будет столь жестока к нему и к его шести дочерям. Так уж получилось, что княгиня Александра подарила ему одну за другой шесть девочек - Александру, Елизавету, Ирину, Наталью, Татьяну и Марию. Безутешный князь остался с пятью дочерьми на руках (Елизавета, слава богу, уже нашла себе мужа).
        Князь никак не мог прийти в себя после столь тяжелого удара: ему все казалось, что дверь в кабинет растворится и появится улыбающаяся красавица-жена. Он справедливо полагал, что жизнь его закончена, что оставшиеся годы он проведет в добровольном заточении, воспитывая дочерей, наслаждаясь русской природой и вспоминая свои счастливые дни с Сашенькой...
        Но время брало свое, да и масса неотложных бытовых дел требовала принятия срочных решений. Двум младшим, девочкам-близняшкам Машеньке и Танечке, в год смерти матери минуло три. У них уже была французская бонна, мадемуазель Годо, однако князь как-то застал ее в будуаре покойной жены - француженка обчищала шкатулку с драгоценностями. Гувернантку пришлось немедленно выгнать, и перед князем встал вопрос: где найти новую воспитательницу для близняшек?
        В течение последующих трех недель имение посетили не меньше двадцати кандидаток, но все они были поочередно отвергнуты князем и двумя его старшими дочерьми. Одна оказалась чересчур самоуверенной, другая, наоборот, робкой, третья говорила с кошмарным марсельским акцентом, четвертая была стара и глуха, в то время как пятая и шестая - молоды и дерзки, и... et cetera et cetera.
        У князя голова шла кругом. В конце концов он поклялся, что та, которая появится на дворе первой, и получит место бонны. Возникли сани, из которых вышла закутанная в мех женщина. Это и была мадемуазель Луиза Пинэ.
        Князь, увидев ее впервые, подумал, что бедняжке не повезло: несмотря на свою молодость (мадемуазель было двадцать четыре) и явный профессионализм (у нее имелись рекомендации двух почтенных петербургских семейств), мадемуазель походила на мышку - мелкие черты лица, крошечные глазки, острые зубки.
        Елизавета и Александра, ассистировавшие отцу при выборе бонны, остались довольны: они уже отослали обратно в столицу трех особ, которые, по их мнению, были чересчур привлекательны. Да, мадемуазель Пинэ была молода, однако княжны не воспринимали это в качестве угрозы: особа не производила впечатления охотницы за богатым мужем, была почтительна и тиха и, главное, согласна с жалованьем, которое ей предложили, не требуя прибавки.
        Все эти факторы, а в особенности малопривлекательная внешность Луизы, и решили дело в ее пользу. Первые месяцы он даже и не замечал мадемуазель Пинэ, регистрируя ее присутствие только за столом. Она прекрасно справлялась со своими обязанностями, Машенька и Танечка были без ума от новой воспитательницы и проводили с ней почти весь день.
        Князь безутешно горевал о скончавшейся Сашеньке и думал о том, что жизнь его окончена. Плотские мысли, посещавшие его особенно часто во снах, он старался гнать от себя, считая это оскорблением памяти покойной жены.
        Летом он впервые обратил внимание на мадемуазель Пинэ - как-то, проходя мимо ее комнаты, он сквозь неплотно прикрытую дверь увидел гувернантку абсолютно нагой. Сердце князя быстро забилось, он отвернулся, чтобы, однако, через мгновение снова направить свой взгляд на мадемуазель Пинэ. Надо же, он и подумать не мог, что она так хорошо сложена!
        Раньше, предаваясь греховным размышлениям, князь всегда грезил о покойной жене, однако после этого он никак не мог избавиться от картинки, засевшей у него в голове: молочная кожа мадемуазель Пинэ, плавные изгибы ее девичьего тела, небольшие, но красивые груди с коричневыми сосками, округлый живот...
        Князь по вечерам стал намеренно проходить мимо комнаты мадемуазель, втайне надеясь, что он снова может увидеть ее обнаженной. Как-то ему повезло, она снова оставила дверь неплотно прикрытой, и Платон Дмитриевич во все глаза уставился на голую швейцарку. Но в тот раз все закончилось конфузом: мадемуазель заметила, что за ней наблюдают, вскрикнула, прикрылась простыней и захлопнула дверь.
        На следующий день, за завтраком, князь вел себя как ни в чем не бывало; мадемуазель тоже не подала виду. Однако время от времени они бросали друг на друга странные взгляды, смысл которых был понятен только им двоим!
        Князь не решался признаться себе, что мадемуазель его заинтересовала. Он ведь поклялся хранить верность покойной жене! Хотя сделать это так сложно, ведь ему всего пятьдесят...
        Во снах ему теперь являлась не Сашенька, а мадемуазель Пинэ, и Платон Дмитриевич, утомленный этими кошмарами, принял решение - дать мадемуазель расчет, да причем как можно быстрее!
        Он убедил себя в том, что это единственно верное решение. Она исчезнет из его жизни и не будет более смущать его дух и плоть. И все будет как раньше. Поэтому его светлость приказали просить к себе в кабинет мадемуазель Пинэ для серьезного разговора.
        Меряя комнату шагами, князь думал о том, что ей скажет. Нет, ничего говорить он не будет, просто сухо сообщит, что они более не нуждаются в ее услугах. Младшие дочки, конечно, поднимут крик, они так привыкли к мадемуазель, но ведь он в доме хозяин!
        - Ваша светлость, - услышал он тихий голос и обернулся, - вы желали меня видеть?
        Мадемуазель Пинэ стояла в дверях. Князь растерялся, все слова, которые он заготовил, вылетели из головы. И почему он ведет себя как мальчишка в присутствии этой особы? Уж не влюбился ли он? Нет, совершенно невозможно!
        - Мадемуазель, - произнес он, обретая дар речи, - прошу вас.
        Он указал на кресло. Бонна, словно подозревая о том, что он хочет сообщить ей, присела в кресло, опустив голову. Князю внезапно сделалось совестно - и в чем он винит эту несчастную? Ведь это исключительно его вина!
        - Мадемуазель, я должен вам сказать... - начал Платон Дмитриевич и сбился. Луиза подняла на него взгляд, и сердце у него защемило. Чем она так пленила его? Она ведь и не красавица (хотя тело у нее совершенное!), и умом особым не обладает...
        Он замолчал. Бонна внимательно следила за князем. Наконец он выдавил из себя:
        - Я принял решение повысить вам жалованье на двенадцать... нет, пятнадцать... нет, двадцать пять рублей! Я... чрезвычайно доволен вашей методикой воспитания, мадемуазель Пинэ.
        - Благодарю, ваша светлость, - прошелестела мадемуазель, опуская взгляд.
        Князь испытал небывалое желание - подойти к ней и поцеловать! Нет, он должен, просто обязан держать себя в руках!
        - Вы можете быть свободны, - глухо произнес он.
        Мадемуазель поднялась и направилась к двери. Затем произошло то, что князь позднее счел перстом судьбы. Он опередил швейцарку, закрыл дверь на ключ и положил его в карман.
        Мадемуазель взглянула на князя, и, что самое поразительное, она улыбалась. Это придало Платону Дмитриевичу храбрости, и он, не говоря ни слова, подошел к Луизе и сделал то, о чем так давно мечтал, - поцеловал ее.
        Он думал (и, возможно, даже желал) - швейцарка закатит ему пощечину, ударит его в грудь или даже пронзительно завизжит. Но Луиза позволила поцеловать себя и даже закрыла глаза. Князь не знал, как долго это длилось: в дверь забарабанили, и раздались голоса Машеньки и Танечки:
        - Papa, papa, конюшня горит!
        Князь и бонна отпрянули друг от друга. Его светлость открыл дверь, и в кабинет ворвались две девочки. Они, конечно же, ничего не заметили, и мадемуазель тотчас занялась близняшками.
        Платон Дмитриевич проворочался с боку на бок всю ночь, так и не сомкнув глаз. Странное дело, но он почти не думал о покойной жене: его мысли были заняты мадемуазель Пинэ.
        После поцелуя последовала большая пауза, никто из них не решался сделать новую попытку сближения. Прошло почти полгода, в течение которого князь и бонна обменивались многозначительными взглядами.
        Следующей весной, на Пасху, и произошло грехопадение. Вечером, когда все спали, князь, в последнее время страдавший бессонницей, отправился в библиотеку, чтобы выбрать себе какой-нибудь занудный философский трактат - он знал, что после двух страниц Монтескье или Гоббса тотчас начнет клевать носом, а глаза станут предательски слипаться. В библиотеке он наткнулся на мадемуазель Пинэ - она тоже выбирала себе что-то на сон грядущий!
        И князь, и Луиза смутились, однако не подали и виду.
        - Мадемуазель, разрешите посоветовать вам что-то из новейшей беллетристики, - начал Платон Дмитриевич. - Где-то имелись великолепные криминальные романы на французском...
        Он отыскал книгу и протянул ее Луизе. Их пальцы соприкоснулись, и страсть, так тщательно ими скрываемая, прорвалась наружу. Криминальный роман с тихим шелестом полетел на ковер, князь привлек к себе Луизу и поцеловал ее.

* * *
        Они любили друг друга прямо там, в библиотеке, забыв закрыть дверь - так велико было желание. Произошло это на большом кожаном диване - стоило кому-нибудь войти в помещение, и их немедленно бы увидели.
        Акт животной страсти длился немногим более пяти минут, а затем и князь, и мадемуазель разошлись по своим комнатам. В первый раз за долгие месяцы Платон Дмитриевич сумел очень быстро заснуть (не понадобился и Монтескье с Гоббсом), и кошмары его не мучили!
        Так и началась их любовная связь: они предавались греху везде, где это было только возможно. Князь окончательно потерял голову, да и Луиза была без ума от статного седого аристократа.
        Как-то в конце знойного, полного безумной страсти лета Луиза пришла в кабинет к своему любовнику и, притворив дверь, сказала:
        - Платон, я беременна!
        Князь поставил перо в чернильницу и взглянул на бонну. Луиза прошептала:
        - Да, я понимаю! Завтра же я покину твой дом! И ты больше никогда обо мне не услышишь! Но ты должен знать, Платон... Я... я... люблю тебя!
        И, выпалив это, женщина выбежала из кабинета. Князь настиг ее в коридоре, развернул к себе и покрыл поцелуями заплаканное лицо.
        - И я тебя тоже, Луиза, - сказал он, - и я тебя тоже!
        Их беседу прервало падение медного таза, доверху заполненного ежевичным вареньем - одна из служанок застала их целующимися и выпустила из рук посудину. Князь, понимая, что пересудов и сплетен теперь не избежать, собрал у себя в кабинете на следующий день четырех старших дочерей. Присутствовал и супруг Елизаветы, молодой дипломат Евгений Крамской. Мадемуазель Пинэ скромно восседала в углу.
        Оглядев всех присутствующих, Платон Дмитриевич сказал:
        - Я должен сообщить вам что-то крайне важное. В моей жизни произошли чрезвычайно важные метаморфозы...
        Дочери переглянулись, зять нахмурился.
        - Я бесконечно любил и до сих пор люблю свою покойную жену, вашу матушку, однако господу было угодно призвать ее к себе, - заявил Годунов-Чердынцев. - И это не значит, что я должен превращаться в монаха...
        - Papa, как вы можете! - воскликнула двадцатишестилетняя Александра. К ней присоединилась двадцатипятилетняя Елизавета:
        - Это просто чудовищно, papa!
        Две другие дочери (двадцатилетняя Ирина и восемнадцатилетняя Наталья) в страхе уставились на батюшку. Никому из них и не приходило на ум взглянуть на мадемуазель Пинэ, сидевшую в углу.
        - Я женюсь, - заявил князь, - и это решение окончательное и бесповоротное.
        Дочери ахнули, а зять Крамской произнес:
        - Платон Дмитриевич, как вы можете причинять своим собственным отпрыскам такую душевную боль - с момента смерти их матери прошло всего лишь полтора года!
        - Кто эта дрянь?! - воскликнула Елизавета. - Мы ее знаем? О, наверняка какая-нибудь молодая вертихвостка, вскружившая вам, papa, голову!
        - Вот почему вы в последнее время так часто ездили в столицу, - добавила Александра. - Только не говорите, что это мезальянс! Какая-нибудь чиновница или купчиха в качестве нашей мачехи...
        Князь, рассерженный едкими замечаниями дочерей, заявил:
        - Моя избранница и ваша будущая мачеха, почитать которую станет вашей обязанностью, находится здесь!
        Княжны осмотрелись по сторонам. Татьяна пожала плечами и сказала:
        - Papa, у вас видения! Здесь никого нет, кроме нас!
        Зато Александра, вытаращив глаза на мадемуазель Пинэ, ткнула в ее сторону пальцем и проронила:
        - Ради всего святого, papa, только не говорите...
        Платон Дмитриевич ободряюще улыбнулся Луизе и, поманив ее к себе, сказал:
        - Да, ты права! Это и есть моя избранница!
        Последовала немая сцена, по своему эффекту ничем не уступающая финалу «Ревизора». Когда присутствующие переварили слова князя, грянула буря, да еще посильнее, чем в одноименной трагедии Шекспира. Дочери кричали, перебивая друг друга, плакали, заклинали отца именем покойной матери, слали проклятия в адрес мадемуазель Пинэ, но ничего не помогло. Князь, побагровев, грохнул кулаком по столу:
        - Или вы примете мое решение с почтением, или я не желаю вас больше видеть!
        - Я не собираюсь называть эту мерзкую особу «матушкой»! - заявила, подымаясь, Александра.
        Елизавета добавила:
        - Если вы нас гоните, papa, то мы уйдем!
        Дочери сдержали свое слово - они в тот же час покинули имение князя и отправились в Петербург, где проживала чета Крамских. Только две младшие близняшки остались при отце.
        Князь был вне себя, но Луиза попыталась его успокоить, уверяя, что со временем дочери смирятся с его выбором. Чтобы позлить дочерей, Платон Дмитриевич и дал огромные объявления во всех ведущих петербургских и московских газетах о своем предстоящем бракосочетании.
        Ни одна из старших дочерей не почтила это торжественное событие своим присутствием. Более того, они сумели настроить против отца его родственников, друзей и знакомых - все семьдесят пять приглашенных ответили отказом.
        Это, однако, не помешало князю Годунову-Чердынцеву и мадемуазель Пинэ сочетаться законным браком, как они то и планировали, 17 сентября 1913 года. Бонна превратилась в княгиню, а Танечка и Машенька были в восторге: она стали свидетелями настоящего бракосочетания!
        Князь с нетерпением ожидал появления на свет отпрыска. В течение двадцати шести лет брака с покойной княгиней он все надеялся, что она подарит ему сына, но этого так и не произошло.
        Дочери не оставили попыток разлучить отца и «его пассию», как они называли новоиспеченную мачеху. Молодая княгиня получила красивую коробку с атласным бантом, якобы подарок к свадьбе. Вскрыв ее, она обнаружила дохлую крысу с приколотой запиской: «Луиза». Вслед за этим посыпались письма с угрозами, оскорблениями и гадкими инсинуациями: Луизу обвиняли в том, что она приехала в Россию в поисках богатого мужа, намекали на то, что она работала в доме терпимости, и так далее и тому подобное. Хотя послания не были подписаны, Платон Дмитриевич понимал, что за этим стоят его старшие дочери. Луиза, как могла, успокаивала его, уверяя, что она не обращает внимания на подобные шалости.
        Князь пожаловал с женой в Петербург, однако двери всех салонов были для них закрыты: дочери провели прекрасную пропагандистскую работу. Платон Дмитриевич понял, что превратился в парию - никто не желал принимать ни его, ни молодую княгиню. И пара вернулась в деревню.
        Как-то поздней осенью, когда мужа не было в имении, Луиза получила телеграмму, извещавшую, что с князем в Петербурге произошел несчастный случай и он находится в критическом состоянии. Она тотчас велела запрягать лошадей и отправилась на железнодорожную станцию, чтобы оттуда ближайшим поездом добраться до столицы.
        Время было позднее, а места глухие; когда экипаж пересекал лес, кто-то, затаившийся за деревом, выстрелил в лошадей, и те понесли. Карета перевернулась, молодая княгиня была тяжело ранена и потеряла ребенка. Платон Дмитриевич, прибыв из столицы, застал жену при смерти. Телеграмма, извещавшая о несчастном с ним случае, была ложной: кто-то отправил ее из Петербурга, и князь был уверен, что все это - интрига дочерей, желавших не только разлучить его с Луизой, но и убить ее и ребенка.
        Последнее им удалось - плод погиб. Князь все порывался поехать в Петербург, чтобы проучить дочерей хлыстом, но Луиза еле уговорила его изменить решение. Тогда Платон Дмитриевич во всеуслышанье объявил, что не желает иметь с дочерьми ничего общего.
        Луиза забеременела во второй раз в декабре: врачи сочли это чудом, а князь был уверен, что сие - знак небес. В этот раз он не позволял жене покидать пределов поместья и сам никуда не отлучался вплоть до появления на свет ребенка, произошедшего 1 августа 1914 года.
        В тот день Германская империя объявила России войну, но думы князя Годунова-Чердынцева были заняты совершенно иным: в два часа пополудни он стал отцом крепенького мальчика весом в три с половиной килограмма и ростом в пятьдесят один сантиметр. И роженица, и малыш были в полном порядке, а князь был вне себя от счастья: он получил наследника!
        Спустя три дня князь изменил завещание и сделал Луизу и сына, нареченного в честь деда Николаем, основными наследниками состояния, надо сказать, весьма немаленького. Он известил дочерей, живших в Петербурге (переименованном поспешно в Петроград), витиеватыми торжественными посланиями о том, что, во-первых, у них появился единокровный брат, что, во-вторых, княгиня по случаю рождения сына получила в качестве подарка бриллиантовое колье стоимостью в сто пятьдесят тысяч золотом и что, в-третьих, Николай и Луиза становятся законными наследниками, а старшие дочери не получают ничего.

* * *
        Предаваясь безмерной радости по случаю рождения сына, князь и ведать не ведал, что в середине сентября (как раз минул год с момента его женитьбы на Луизе) четыре старшие дочери устроили в петербургском особняке Евгения Крамского на Караванной тайный семейный совет. Самого молодого дипломата не было в столице - он находился в Англии, выполняя какое-то секретное задание.
        Хозяйка дома, Елизавета, ходила с большим животом: она была на седьмом месяце беременности. Три ее сестры, Александра, Ирина и Наталья, обитали в особняке вот уже больше года, чем вызывали недовольный ропот Евгения.
        - Papa окончательно потерял рассудок, - заявила Елизавета, швыряя на стол послание князя.
        - Он над нами издевается! - вставила Ирина. - Мы для него - пыль!
        - Старик и не думает о том, что у него совсем скоро появится первый внук или первая внучка, - добавила Наталья. - Надо же, переписал состояние на иностранку и ее бастарда!
        Сестры еще какое-то время поливали грязью мачеху. Наконец Елизавета изрекла:
        - Итак, настала пора действовать. Papa, увы, уже не спасти, Луиза прибрала его к рукам.
        - Ладно бы только papa прибрала, но ведь она желает заполучить наши деньги! - вставила свое слово Ирина.
        - И вообще, кто ведает ее истинные намерения? - добавила Наталья. - Не удивлюсь, если она вышла за papa с единственной целью: склонить его к подписанию завещания и...
        - И убить несчастного! - с притворным ужасом воскликнула Елизавета.
        Сестры переглянулись. Александра осторожно спросила:
        - Но что мы можем предпринять?
        - Надо избавиться от Луизы и ее щенка! - заявила беременная Елизавета. - И чем быстрее, тем лучше! Жаль, что в прошлый раз наш план не сработал и она не сдохла в лесу!
        - Но если она сейчас скончается, да еще вместе с ребенком, то всем будет ясно, кто стоит за этим, - промолвила с испугом Ирина.
        - Вот именно - если скончается Луиза и маленький ублюдок... - коварно произнесла Елизавета и обвела сестер многозначительным взглядом.
        Тогда Наталья озвучила сомнения, мучившие всех:
        - Но если не Луиза с ребенком, то кто? И как нам сделать так, чтобы состояние ей не досталось? Ведь даже после ее смерти папенька может распорядиться деньгами, как ему заблагорассудится. Что, если, свихнувшись от горя, он возжелает построить некое подобие Тадж-Махала для Луизы и спустит на мавзолей все состояние?
        - Papa явно не в себе, - заметила Александра, - и его болезнь прогрессирует. Смерть Луизы окончательно превратит его в буйнопомешанного. Тогда мы сможем опротестовать его распоряжения, а он отправится в особое заведение...
        - Это слишком долго и сложно! - поморщилась Елизавета. - И успех акции вовсе не гарантирован. Папенька наймет лучших адвокатов, и те в два счета докажут смехотворность обвинений.
        - Но что ты предлагаешь, Лиза? - спросила, дрожа, Ирина.
        И беременная госпожа Крамская заявила:
        - Я не могу допустить, чтобы мой ребенок был лишен фамильного состояния только потому, что его деду взбрело в голову отписать наследство молодой потаскушке и ее выродку. Вот если предположить, что папенька скоропостижно скончается...
        - Что ты говоришь! - крикнула Наталья. - Papa пребывает в добром здравии!
        - Но кто говорит о естественной смерти? - голосок Елизаветы стал вкрадчивым. - Я веду речь об убийстве! О подлом убийстве, совершенном его женой. Смотрите, что тогда выходит: полиция хватает и изобличает Луизу, она отправляется на каторгу, а завещание отца, конечно же, теряет силу. Ведь убийца не может наследовать имущество им же убитого! И тогда все получаем мы, законные наследницы папеньки.
        Сестры задрожали - уж слишком кошмарен был измысленный Елизаветой план. А та продолжала:
        - Помните, дорогие мои, был у нас песик Кувшинка? Мы все его очень любили, но в паху у него возникла жуткая опухоль, и доктор сказал, что это рак. Кувшинка был таким милым и добрым, но спасти его не имелось возможности. Тогда papa облегчил несчастному страдания, попросив доктора сделать Кувшинке инъекцию морфия. И песик спокойно заснул навечно - в противном случае ему бы пришлось умереть в муках. Так и с papa - мы все его любим, однако он тяжело болен. И единственный способ предотвратить еще большее зло - это...
        - Но с чего вдруг Луизе убивать папеньку? - спросила Ирина, самая недалекая из сестер. - Мерзавка, кажется, его любит...
        - А кто сказал, что она убьет рара? - проговорила Александра. - Это сделаем мы! Только улики будут указывать на Луизу.
        Сестрам понадобилось еще около месяца, чтобы составить план и отбросить последние сомнения. Во второй половине октября они решили действовать.

* * *
        Примерно в то же время в калужском имении Годуновых-Чердынцевых у княгини Луизы появилась новая горничная - прежняя вдруг заявила, что выходит замуж и переезжает жить в город. Настенька, как звали круглолицую полную девушку, пришлась Луизе по душе.
        Тридцать первого октября князь Платон Дмитриевич отмечал свой пятьдесят второй день рождения. Празднование сего события было решено провести в узком семейном кругу - Луиза, Николаша и две младшие дочери, Машенька и Танечка. Княгиня самолично испекла мужу брусничный пирог по старинному фамильному рецепту, оказавшийся таким вкусным, что Платон Дмитриевич попросил добавки.
        Праздник был очень веселым, а вот ночью приключилась беда - князю стало вдруг плохо. Сначала он пожаловался на резь в желудке, затем на пламя в гортани. Тотчас послали за доктором Настеньку, но эскулапа все не было и не было. Когда же он появился (под утро!), князь уже не дышал: он скончался в присутствии безутешной Луизы.
        Врач, осмотрев спальню покойного Годунова-Чердынцева, выразил сомнение относительно того, что причиной смерти стал сердечный приступ или инсульт. Особенное его внимание привлекла рвотная масса князя, окрашенная кровью. Заинтересовали медика и рассказы слуг о том, что князя били ужасные судороги, а под конец он буквально выгибался дугой, так что аж кости трещали.
        - Я настаиваю на том, чтобы относительно кончины его светлости была извещена полиция, - заявил доктор.
        Вскоре в имение прибыли представители власти.
        Безутешная вдова рвалась в спальню, чтобы побыть рядом с покойным супругом, однако ей не позволили. Врач и полицейские заперлись в кабинете и о чем-то шушукались. Через полчаса оттуда вышел пристав. Стоя на пороге, вытирая со лба пот и отдуваясь, он напоследок бросил одному из собеседников:
        - Будь по-вашему, господин доктор!
        - Когда я смогу увидеть своего мужа? - спросила Луиза, бросаясь к приставу. Но тот ответил:
        - Ваша светлость, я не могу вам разрешить это. Дело в том, что медик уверен - смерть вашего супруга вызвана отнюдь не естественными причинами!
        Заявление произвело эффект разорвавшейся бомбы. Доктор, подняв к потолку длинный палец, пояснил:
        - Дальнейшее покажет вскрытие, однако то, как скончался князь, позволяет подозревать отравление стрихнином.
        - Вы сошли с ума! - крикнула Луиза и лишилась чувств.
        Когда она пришла в себя, то обнаружила, что лежит на кушетке в будуаре. Рядом с ней находились два полицейских. Княгиня попыталась выйти из помещения, полицейские преградили ей путь.
        - Ваша светлость, вам запрещено покидать комнату! - заявил один из них.
        Извещенные срочной телеграммой, в усадьбу прибыли четыре старшие дочери князя. Всем верховодила Елизавета - в черном шелковом одеянии, с большим животом, она быстро сумела настроить полицейских, и так полных подозрений, против Луизы и настояла на обыске.
        - Если наш несчастный отец отравлен, то убийца должен быть наказан! - воскликнула она, промокая глаза крошечным кружевным платочком.
        Обыск был произведен, и в апартаментах княгини Луизы полицейские обнаружили следующие предметы темный пузырек с притертой пробкой и с этикеткой: «Strychninum purum»[Чистый стрихнин (лат.).] , заполненный белым кристаллическим порошком, книгу о ядах, а также копию завещания князя Годунова-Чердынцева, в котором Луиза и ее сын объявлялись единственными наследниками. Последние слова были подчеркнуты красными чернилами.
        Сих улик с лихвой хватило, чтобы арестовать ее светлость. Слуги шокированно наблюдали за тем, как Луизу усадили в полицейский экипаж. Княгиня твердила, что все это «ужасная ошибка», и рвалась повидать сына, однако Елизавета не позволила ей увидеть Николая, мирно спавшего в люльке.
        Когда Луизу увезли, четыре сестры заперлись в кабинете покойного папеньки, радуясь победе.
        - Теперь швейцарская тварь не отвертится! - заявила Александра. - Улик так много, что ее обязательно отдадут под суд!
        Она оказалась права. Вскрытие показало, что князь Платон Дмитриевич был отравлен огромной дозой стрихнина. Припомнили, что именно Луиза готовила для мужа праздничный ужин, а горничная Настенька доложила: она, мол, видела собственными глазами, как княгиня посыпала кусок пирога, который затем подала мужу, каким-то порошком, похожим на сахарную пудру, а находилась сия субстанция в небольшом темном пузырьке. Известие о подлом убийстве князя шокировало всех, однако с учетом того, что шла война, не привлекло чересчур большого внимания. Состоялся судебный процесс, на котором Луиза уверяла всех в своей невиновности, но присяжные ей не поверили. Они вынесли обвинительный вердикт, и молодая вдова была приговорена к пожизненному заключению, отбыть которое ей предстояло на сибирской каторге.
        После вынесения приговора четыре сестры, став полновластными хозяйками в калужском особняке, устроили настоящий праздник. Наконец-то они достигли своего: ненавистная мачеха изгнана из имения и лишена прав на наследство. Оставалась одна маленькая проблема - Николай.
        Елизавета призвала к себе Настеньку (понятное дело - именно она, нанятая сестрами-злодейками, отравила князя и спрятала улики в комнате Луизы). Вручив ей шкатулку с деньгами, сказала:
        - Ты должна исчезнуть. Причем не одна, а вместе с ребенком.
        Она указала на отпрыска князя и княгини, лежавшего в люльке. Настенька, перекрестившись, спросила:
        - Но что мне с ним делать?
        - Ты знаешь, что, - ответила жестко Елизавета. - Причем проверни все так, чтобы тела не нашли. Ну, живее!
        Она вручила женщине малыша и подтолкнула ее к двери.
        - Официально малыш скончается от воспаления легких, - завила напоследок Елизавета, - и тогда никто больше не будет мешать нам распоряжаться состоянием папеньки.
        Настенька покинула имение под вечер с небольшим чемоданом и корзиной, в которой находился малыш. Она напряженно думала о том, как же ей избавиться от ребеночка. Все-таки одно дело - подсыпать старому князю стрихнина, и совсем другое - лишить жизни невинное маленькое создание. И тут служанка, направлявшаяся к железнодорожной станции, увидела старинное кладбище. В голову ей пришла отличная идея.
        Девушка открыла ржавые ворота и ступила на территорию царства мертвых. Ей попался на глаза импозантный склеп-мавзолей из черного мрамора. Настенька распахнула дверцу и увидела лестницу, уводящую под землю. Вообще-то она ничего в жизни не боялась, но в тот момент ее охватил суеверный страх.
        Переборов его, Настя быстро спустилась вниз. Там ее взгляду предстало несколько рядов больших саркофагов. Ребенок в корзине проснулся и закричал. Перекрестив его, девушка с большим трудом сдвинула крышку одного из саркофагов и опустила в образовавшееся отверстие корзину с малышом. А затем задвинула крышку. До нее донесся приглушенный жалобный плач.
        Настенька снова перекрестилась и быстро поднялась на поверхность. Она покинула кладбище и заспешила на станцию - дело сделано, и она не должна опоздать на поезд.

* * *
        - Подай нам знак! О, великий дух тьмы, подай нам знак! - разносились странные слова-заклинания по кладбищу. Несколько фигур, облаченных в красные и черные балахоны, пали ниц. Но знака не было.
        Известная петербургская поэтесса Семирамида Пегас зябко повела плечами. Мужчина с козлиной бородкой и длинными волосами, один из сопровождавших ее, заметил:
        - Похоже, опять ничего не получится. Нам пора обратно, чтобы успеть на последний поезд до Петрограда.
        Семирамида Пегас топнула ножкой:
        - Покуда не будет знака, мы не покинем кладбище! Если понадобится, то мы останемся здесь на ночь. И на две! И на три!
        Мужчина (Мстислав Всеволжский, который был ее супругом и столичным философом, не менее известным, чем жена-поэтесса) только глубоко вздохнул. Семирамида Пегас отличалась не только экстравагантной внешностью (длинные рыжие волосы, алебастровое лицо и кроваво-карминные губы), но и небывалым упрямством.
        Они оказались в провинции, на каком-то старинном кладбище, потому что Семирамиде взбрела в голову сумасбродная идея. В последние месяцы она жаловалась на то, что вдохновение оставило ее, поэтому поэтесса посещала сначала докторов, а потом переключилась на гадалок, целителей и шаманов. Один из этих подозрительных субъектов заявил, что Великий Дух Неба обиделся на нее и она должна умилостивить его, дабы тот вернул ей вдохновение.
        И компания из представителей столичного бомонда поехала в провинцию, туда, где можно было беспрепятственно пообщаться с Великим Духом Неба. Выбор Семирамиды пал на кладбище, затерянное в русской глубинке, и она устроила там церемонию общения с Великим Духом Неба, дожидаясь от него ответа.
        - Да, кажется, ничего не выйдет, - поддержал Мстислава Всеволжского модный поэт-акмеист.
        Но Семирамида была непреклонна. Она в течение многих лет считалась одной из самых ярких звезд на литературном небосклоне и никак не могла смириться с тем, что вдохновение покинуло ее. Муж уверял, что поэтическая муза молчит в связи с изменением политической ситуации и войной, несколько докторов намекало, что имеет место klimax, но Семирамида была уверена, что Великий Дух Неба смилостивится над ней и вернет ей способность писать стихи.
        Но знака все не было. После двух часов заклинаний, завываний, плясок и ползания на карачках вокруг крестов Семирамида Пегас с унынием поняла: она превратилась в обыкновенную женщину средних лет. Неужели на том все закончится и вдохновение более никогда не посетит ее?
        Муж-философ, всегда мысливший логически, в очередной раз заявил, что им пора. Его радовало одно - они покинули столицу, дабы никто не видел дурацкого сеанса общения с потусторонними силами, иначе бы не избежать скандала и пересудов. Впрочем, Семирамида Пегас была личностью весьма эксцентричной, и любой скандал шел только на пользу ее реноме.
        Поэтесса пожелала остаться одна, и мужчины пошли к выходу с кладбища. Опустившись на колени, дама-литераторша принялась снова страстно взывать к Великому Духу Неба, прося его все же дать ей знак. Если писать стихи у нее не получается, что она может делать? У нее отобрали вдохновение, но не дали ничего взамен!
        С неба упали первые капли дождя, и Семирамида Пегас сочла их отличным знаком. Когда же хлынул ливень, она, подняв руки к небу, стала прыгать через могилы и выкрикивать заклинания, которые сообщил ей сибирский шаман. Мужу и двум сопровождавшим поэтам насилу удалось привести Семирамиду в чувство. Они затащили поэтессу в первый подвернувшийся на пути склеп - им требовалось где-то переждать грозу.
        - На поезд мы уже, скорее всего, не успеем, - в унынии вздохнул один из мужчин.
        Вдруг Семирамида Пегас насторожилась и устремилась вниз по лестнице. Мстислав Всеволжский бросился за ней. Все-таки как тяжело быть супругом экзальтированной особы!
        Он настиг жену в подземной камере, где стояли гробы и саркофаги.
        - Симочка, - начал философ, прижимая к себе жену, успокаивать чересчур взволнованную женщину, - я понимаю, этот ритуал очень для тебя важен, но придется признать, что маг-кудесник, получив сто пятьдесят рублей, просто надул тебя.
        - Знак, знак, знак! - твердила Семирамида. - Он сказал, что мне будет знак! Я спросила его, как мне узнать, что это знак, а он ответил - я сразу пойму!
        - Симочка, если мы поторопимся, то можем добраться до станции вовремя, - продолжал философ, сжимая локоть супруги.
        Он женился на Семирамиде (чье настоящее имя было Галина) по большой любви. Но бракосочетание состоялось почти двадцать лет назад, а с тех пор много воды утекло. В последнее время Мстислав Всеволжский все чаще ловил себя на мысли, что жена его ужасно раздражает.
        Но поэтесса цыкнула на мужа и прошептала:
        - Знак! Разве ты не слышишь его?
        - Ничего не слышу, - ответил, качая головой, философ. И вдруг до его слуха явственно донесся странный писк. Неужели у него начались галлюцинации на почве голода?
        А Семирамида Пегас, держа в руке керосиновую лампу, метнулась к одному из саркофагов. Писк затих.
        - Тебе показалось, - сказал философ, - Сима, мы едем на станцию!
        Тоненький крик-плач возобновился. Всеволжскому сделалось не по себе - что это может быть? Неожиданно ему припомнились рассказы няньки о том, что на кладбище водятся гномы и чудища, и некоторые из них притворяются детьми. Нет, он все же взрослый, рационально мыслящий человек, он не может верить в такую чушь!
        Поэтесса вцепилась в крышку саркофага и буквально простонала:
        - Слава, помоги мне! Вот он, знак! Я так долго ждала его! Знак, знак, знак!
        Жена была до такой степени возбуждена, что философу Всеволжскому ничего не оставалось, как повиноваться ее приказу. Странное дело, но крышка прикрывала гранитный саркофаг не полностью, как будто кто-то намеренно оставил небольшую щель. Они сдвинули крышку и...
        - Боже, здесь же ребенок! - воскликнула потрясенная поэтесса, извлекая изнутри плетеную корзинку, в которой лежал посиневший малыш. - Знак, знак, знак!
        Философ сдвинул брови и с недоверием уставился на младенца. Что он здесь делает? Или... или чертов предсказатель прав, и Великий Дух Неба услышал молитвы Симы и послал ей то, чего она так страстно желала с первого дня их свадьбы, - ребенка? Потомства у них не было, врачи так и не могли понять, в чем заключается проблема. И сейчас факт остается фактом: в саркофаге они нашли ребенка!
        Это необыкновенное событие совершенно не удивило Семирамиду. Она умиленно и одновременно восторженно проговорила:
        - Теперь я понимаю! Вместо вдохновения Великий Дух Неба послал мне малыша! Его воспитание и станет моей новой задачей!
        - Сима, мы должны обратиться в полицию... - начал Всеволжский, но жена, прижав к себе корзину, оборвала его:
        - Слава, я же не круглая дура! Да, ребенок не с неба упал, его сюда кто-то положил. Но тот, кто так поступил, хотел одного: чтобы малыш умер. И как можно быть таким жестокосердным? Никакой полиции! Я стану ребенку матерью, а ты - отцом!
        - Но... - попытался возразить Всеволжский, однако понял, что спорить с женой, наконец-то нашедшей новую цель в жизни, невозможно.
        Философ взглянул на сморщенное посиневшее дитя и решил, что проблема разрешится сама собой. Да, похоже, какая-то нерадивая мамаша из местных оставила ребенка в саркофаге на погибель, а они, на свою беду, нашли его. Но малыш провел, наверное, несколько часов, а то и дней в каменном гробу, наверняка подцепил пневмонию, ослаб. Он непременно умрет, и Сима, порыдав, упокоится, а затем займется чем-нибудь иным - камнетерапией или складыванием пазлов.

* * *
        Надежды философа не оправдались - ребенок, обнаруженный на провинциальном кладбище, оказался на редкость живучим.
        Он в самом деле был очень ослаблен и простужен, и когда компания прибыла в Петроград и крошку осмотрели доктора, то последние вынесли неутешительный вердикт: малыш - не жилец на белом свете. Но прошла пара дней, и организм младенца каким-то чудом справился со всеми инфекциями - мальчик выжил.
        Мстислав Всеволжский был разочарован, он привык к размеренной, сытой жизни, в которой не было места детям. И вот на тебе - подарок небес, «звездный мальчик», как окрестила найденыша Семирамида, оклемался.
        Философу пришлось смириться с тем, что в его доме появился юный горлопан, не дававший ему спать по ночам. Всем знакомым Семирамида объявила, что ребенок - сын ее троюродной сестры, умершей от родовой горячки. Впрочем, никто и не задавал чете лишних вопросов. Семирамида Пегас без труда выхлопотала необходимые бумаги и получила заверение, что может воспитывать малыша. Правду же о его обнаружении на кладбище она утаила.
        Когда настал черед дать имя ребенку, поэтесса предложила на выбор следующие: Аполлон, Геркулес и Смертобор. Последнее имя особенно развеселило Всеволжского.
        - Тогда уж лучше назвать его Маугли... Сима, подумай о том, что мальчику придется жить в обществе! - засмеялся философ. - По-моему, надо остановиться на каком-либо обыденном имени. Например, Михаил или Александр. Или Николай, в конце концов.
        Семирамида, люто ненавидевшая императора с таким же именем, заявила:
        - Ни за что! Только Смертобор! Мальчик обязательно станет знаменитым, потому что судьбе было угодно оставить его в живых! Он как «звездный мальчик» у Оскара Уайльда! Он подарен нам Судьбой!
        В итоге сошлись на том, чтобы официально, для документов, малыш был наречен Николаем. Но Семирамида звала найденыша исключительно Смертобором.
        Николай-Смертобор быстро рос и вскоре превратился в крепенького и смышленого ребенка. Семирамида не могла нарадоваться на свое чадо, возилась с ним все время и, к большой радости супруга, самого его оставила в покое, что позволило философу продолжить работу над пятым томом своего монументального труда «Экзистенциальные проблемы русского духа».
        В возрасте полутора лет мальчик походил на ангелочка - синие глазки, прелестная улыбка, чудесные, правда, черные локоны. Семирамида каждый день благодарила Великого Духа Неба за то, что он указал ей путь и позволил прозреть. Стихи, эксцентричные выходки и вечеринки с абсентом и кокаином остались в далеком прошлом: Поэтесса уступила место Матери.
        Весть об отречении царя оставила Семирамиду Пегас, интересовавшуюся политикой поверхностно, совершенно равнодушной. Когда же через полгода к власти пришли какие-то большевики, она не обратила на то никакого внимания, поскольку была занята гораздо более важным делом - подготовкой второй годовщины с того дня, как
«был знак».
        Прагматик же Мстислав Всеволжский понимал: в новой России не найдется места ни ему, буржуазному философу, ни его жене, бывшей полусумасшедшей поэтессе. Поэтому в первые дни нового, восемнадцатого, года они покинули Петроград, направившись в Финляндию, а оттуда в Швецию. Потом некоторое время супруги блуждали по Европе, пока наконец не осели в Берлине. А через два года перебрались в Париж.
        Философа Всеволжского чтили во Франции, его жена была иконой для литераторов. Им удалось вывезти драгоценности Семирамиды Пегас, а одно крупное парижское издательство тотчас пожелало выпустить в свет сочинения Мстислава. Одним словом, денежных затруднений чета не знала и купила особняк в Шестнадцатом округе.
        Николай (Всеволжскому удалось-таки убедить жену забыть о смешном и совершенно чуждом французскому уху имени Смертобор) рос тихим, послушным и способным ребенком, схватывавшим все на лету. Когда семья жила в Берлине и Гамбурге, мальчик начал лопотать по-немецки, а в Париже быстро заговорил по-французски. Семирамида Пегас нарадоваться не могла на своего сына, который был для нее всем в жизни.
        Историю своего появления на свет Николай знал с самого детства - Семирамида (именовать поэтессу «мамой» было строжайше запрещено, это противоречило новейшим методикам воспитания) каждый день рассказывала ему о том, как Великий Дух Неба подарил ей ребеночка на кладбище. И поэтому мальчика с ранних лет мучил один и тот же кошмар, приходивший с завидной регулярностью, от которого ребенок просыпался в холодном поту и с криком на устах. Николаю все казалось, что ни с того ни с сего он оказывается в каменном саркофаге, не может пошевелить ни ногами, ни руками, массивная крышка вдруг начинает с кошмарным скрежетом закрываться, он оказывается в кромешной темноте, грудь начинает разрываться от недостатка воздуха и... Затем всегда следовало пробуждение.
        К тринадцати годам Николай превратился в тонкого мальчика, который обладал несомненным талантом подражания и склонностью как к естественным, так и гуманитарным наукам. Более всего ребенку нравилось ставить эксперименты - так, он ловил на улице бездомных котят, засовывал их в ящик, герметически закрывал его и засекал время, желая узнать, как скоро животные задохнутся. Смерть восхищала Николая - ведь он сам едва не умер в саркофаге, и, если бы не Семирамида, он, как те котята, просто бы сдох где-то на провинциальном кладбище.
        Со временем мальчик разнообразил знакомство со смертью - он начал собирать жуков, бабочек, стрекоз и лишать их жизни разнообразными способами. Обнаружив в подвале особняка крысиное гнездо, он вытащил оттуда два десятка слепых розовых беспомощных крысят и долго играл в «патологоанатома», исследуя внутренности грызунов. Ему нравилось пробираться на рынок и ходить по рядам, где лежали головы свиней и коров. В музеях его привлекали заспиртованные уродцы, и к своему тринадцатому дню рождения (который отмечали 17 августа, вместе с днем рождения Семирамиды) он попросил отпустить его в анатомический театр - ему страстно хотелось присутствовать при вскрытии человеческого тела.
        Семирамида, видя в своем сыне только хорошее, поощряла его страсть к анатомии. Всеволжский, однажды застав мальчика за тем, как он отрезал лапу мертвому щенку, считал ребенка маленьким садистом и относился к нему с неприязнью.
        Осенью того же 1927 года Семирамида стала жаловаться на боли в груди и быструю утомляемость, но к медикам все не желала обращаться. И только под давлением супруга наконец-то посетила доктора. Как-то ненастным вечером поэтесса призвала к себе Николая. Она сидела в большом вольтеровском кресле около камина, закутанная в шотландский плед.
        - Сын мой, я должна тебе кое-то сказать, - начала Семирамида Пегас заготовленную речь. - Ты уже большой и смышленый, поэтому не буду потчевать тебя глупыми сказками. Врачи обнаружили у меня опухоль молочной железы на запущенной стадии. Единственный выход - немедленная операция...
        Николай впервые в жизни испытал душевную боль. Он никогда в том не признавался, но в действительности чрезвычайно любил Семирамиду. Это была не только любовь сына к матери, но и благодарность к той, что спасла его от смерти.
        Мстислав Всеволжский, узнав о болезни жены, отнесся к известию с поразительным равнодушием. Николай знал, чем это объясняется: подросток однажды стал свидетелем того, как философ флиртует с молодой француженкой, своей секретаршей, что ежедневно приходила в особняк, дабы перепечатывать рукописи Всеволжского. Мальчик никогда не любил приемного отца, но после того, как узнал о его предательстве, откровенно возненавидел. Он подслушал разговор между философом и секретаршей - те собирались вступить в брак, требовалось лишь подождать смерти «старухи», как именовал Семирамиду Всеволжский. Развестись с ней он не мог, так как в таком случае утратил бы право на очень крупное состояние жены, доставшееся ей от отца, саратовского купца, и вовремя переведенное в европейский банк.
        Поэтесса предчувствовала свою смерть и постоянно говорила о ней, поэтому, когда в особняк позвонили из больницы и сообщили, что Семирамида скончалась во время операции в результате остановки сердца, Николай подумал: тот же Великий Дух Неба, что дал ему жизнь, забрал к себе поэтессу.

* * *
        Кончина Семирамиды была воспринята философом и его новой пассией с радостью. Всеволжский даже не изображал скорбь, а секретарша въехала в апартаменты поэтессы в день ее смерти. Николай во время погребения Семирамиды на кладбище Пер-Лашез (недалеко от могилы Бальзака) бросил Всеволжскому в лицо обвинение в том, что тот - лицемер и фарисей. Философ схватил мальчика за ухо, выкрутил его так, что Николай жалобно закричал, и сказал:
        - Запомни, ты - подкидыш, и мне ты больше не нужен. В ближайшее время ты отправишься в интернат, подальше от Парижа!
        Семирамиду Пегас провожали в последний путь многие эмигранты - среди тех представителей петербургского общества, кто бежал из Советской России на Запад, ее очень хорошо помнили. Мстислав Всеволжский был вынужден устроить в особняке поминки, хотя сам тотчас заперся на последнем этаже вместе с секретаршей.
        Николай бродил по столовой, кишевшей людьми, в основном нуждавшимися в деньгах. Были там и бывшие генералы, превратившиеся в швейцаров, и аристократы, клянчившие подаяние на парижских улицах, и поэты, подрабатывавшие натурщиками, и прочая, и прочая, и прочая. Закусывая и выпивая, они предавались слезливым воспоминаниям, говорили о покойной, костерили большевиков и мечтали о скором возвращении на родину, прекрасно понимая, что мечты их - утопия.
        Николай спустился на кухню, где находились гости попроще, тоже русские эмигранты, но из разряда мещан, чиновников и мелкого духовенства. Краем уха подросток услышал чей-то хриплый пропитой голос:
        - Батюшка, грех ли это? Я ношу его в себе уже который год и так страдаю! Ой, и зачем я только тогда на деньги польстилась! Жальче всего мне мальчишечку, которого я в саркофаг положила. Такой ведь крохотулечка был...
        Николай словно окаменел. Медленно повернувшись, он увидел рыхлую женщину неопределенного возраста с испитым багровым лицом и узкими заплывшими глазками. Она цеплялась за руку православного священника, который старался отпихнуть несчастную - она еле держалась на ногах от слишком большого количества спиртного, принятого внутрь.
        - Дочь моя, тебе необходимо сначала проспаться! - отмахивался от нее священнослужитель. - И перестань донимать меня своими галлюцинациями! Ишь чего выдумала, отравительницей себя вообразила и детоубийцей! Впрочем, и не такое вообразишь, если целую бутылищу водки выпить!
        Николай подошел ближе и почтительно спросил:
        - Батюшка, кто эта женщина?
        - Кажется, Настькой ее кличут. Или, может, Надькой, - поморщился священник. - Горькая пьяница она, а к тому же большая выдумщица. У нее, сын мой, белая горячка. Лечиться ей надо. Хотя уже поздно, не сегодня, так завтра богу душу отдаст.
        Настька (или Надька) приставала со своими жалобами к другим гостям. Наконец к пьянчужке подошли слуги, желая выставить прочь. И всем она пыталась рассказать одно и то же - что ей было поручено убить ребенка, и она положила его в саркофаг.
        Николай поразился совпадению - а что, если...
        Юноша вышел из особняка вслед за женщиной. Ту шатало из стороны в сторону. Громко рыгнув, она зацепилась ногой о бордюр и наверняка упала бы, если бы ее не подхватил под руку Николай.
        - Миль пардон, мусье, - заплетающимся языком на скверном французском забормотала тетка, - вы очень добры ко мне, несчастной. Вы дадите мне пять франков, мусье? Или хотя бы четыре!
        Николай сунул ей в руки ассигнацию и сказал по-русски:
        - Я слышал, как вы рассказывали что-то о ребенке в саркофаге...
        Женщина оглянулась по сторонам, спрятала бумажку под подол юбки и зачастила:
        - Ничего я не говорила! Это все водка чертова! Не дай бог они услышат, мне худо придется!
        Подросток, понимая, что Настька (или Надька) начинает трезветь, отправился с ней в кафешантан, где накачал ее дешевым красным вином, а затем проводил бывшую служанку домой, по дороге выспрашивая о ребенке.
        - Хороший ты парнишка, - постоянно икая, вещала женщина. - Из того ребеночка, наверное, тоже получился бы славный малый. У, это все Елизавета виновата, мерзавка! Она меня надоумила да денег пообещала, а я тогда дура дурой была! Вот и отравила князя, а яд, пузырек со стрихнином, подсунула его жене, иностранке. Она в Сибири окочурилась, и двух месяцев не прошло, как прибыла на каторгу. Но жальче всего мне ребеночка...
        Пьянчужка залилась горькими слезами и повалилась на тротуар. Николай рывком поставил ее на ноги и приказал:
        - Расскажите подробнее, вам сразу легче станет! Обещаю, что от меня никто ничего не узнает!
        И Настя поведала ему все без утайки. Подросток, сравнив даты и место, понял, что является тем самым ребенком, который был положен служанкой в саркофаг. Итак, его отец - князь Платон Дмитриевич Годунов-Чердынцев, а мать - швейцарская гражданка Луиза Пинэ. Князь был отравлен горничной по приказу старших дочерей, желавших получить наследство, а улики она подбросила его жене. От мальчика же ей было приказано избавиться.
        - Когда революция грянула, все они драпанули во Францию, - продолжила Настенька. - Капиталы князя Елизавета с муженьком успели перевести за границу, теперь дочурки купаются в богатстве. А я... Пошла я как-то к Елизавете - живет в настоящем дворце. Еще бы, миллионы батюшки кстати пришлись! В общем, она меня с лестницы спустила и сказала, что если я рот открою, то она прикажет меня убить. Ой, дура я, дура, когда я пьяная, язык у меня без костей... Забудь, забудь обо всем, мальчишечка!
        Они подошли к набережной Сены. Николай понимал: протрезвев, Настенька откажется дать показания. А даже если и расскажет, то в полиции никто и не поверит какой-то пьянчужке.
        В черном небе сияла полная луна. Всего в нескольких метрах текла Сена. Юноша держал под локоть убийцу своего отца и матери.
        - Вот, кажись, и моя халупа, - сообщила его спутница. - Что, соколик, зайдешь к тете Насте? Ты ведь, наверное, женской плоти еще не пробовал, а я сегодня добрая. Дашь двадцатник, небо в алмазах покажу! Хи-хи-хи...
        Они стояли у парапета. Всего одно движение - и женщина полетела в реку. Приглушенный крик, затем всплеск, бульканье, и все стихло. Николай всмотрелся в воды Сены. Теперь он знает правду. И та, что отравила его отца, отправила на каторгу его мать за преступление, ею не совершенное, мертва. Но остались еще его тетки - четыре старшие дочери князя Годунова-Чердынцева. Они должны поплатиться за то, что организовали почти пятнадцать лет назад. И плата может быть одной-единственной: смерть.
        Он вернулся домой поздно ночью. Его никто не хватился: Мстислав Всеволжский был в обществе своей любовницы, ему было не до Николая. Подросток знал: в ближайшие дни он отправится в Англию, где приемный отец подыскал для него один из самых суровых интернатов. Значит, у него осталось не так много времени, чтобы привести в исполнение план, буквально только что сложившийся.
        Ему не составило особого труда узнать, где в Париже обитают дочери князя Годунова-Чердынцева: огромный особняк, принадлежащий семейству Крамских, находился всего в нескольких сотнях метров от дома покойной Семирамиды Пегас. На следующий день Николай совершил небольшую прогулку и стал свидетелем того, как из особняка вышла элегантная дама с двумя девочками - одна была примерно такого же возраста, как и он сам, другая - года на два младше. Дама была одета по последней парижской моде, и Николай понял: он видит свою единокровную старшую сестру, Елизавету Крамскую, урожденную княжну Годунову-Чердынцеву, с дочерьми. Елизавета со спутницами села в большой автомобиль, и тот проехал мимо Николая, обдав его облаком едких выхлопных газов.
        Помимо Елизаветы, ее мужа, дочерей и малютки-сына, в особняке обитали еще две самые младшие ее сестры, близняшки Мария и Татьяна. Николай знал, что близняшки непричастны к ужасной судьбе его родителей: в 1914 году они были слишком маленькие и не принимали участия в заговоре. Служанка, сброшенная им в Сену, говорила, что план был разработан Елизаветой, склонившей на свою сторону трех других сестер - Александру, Ирину и Наталью.
        Те тоже жили в Париже, однако не с Елизаветой, а в отдельном особняке, расположенном на соседней улице. Они тоже ни в чем не нуждались и наслаждались жизнью. Ни одна из них до сих пор не вышла замуж - как макбетовские ведьмы, они держались друг друга и были все время вместе.
        Николай прогулялся пешком до особняка трех сестер. В его голове роились ужасные мысли. Убить бывшую горничную было так легко! И первый акт возмездия доставил ему определенное удовольствие. Нет, он не принадлежит к разряду безумцев, которые выходят на охоту ночью и поджидают в подворотне жертвы. Он не маньяк, а всего лишь подросток, жаждущий справедливости. И все же Николай не мог забыть странного чувства, наполнившего его душу после того, как он швырнул в Сену Настю, свою несостоявшуюся убийцу и погубительницу родителей.
        Через три дня Николай досконально знал распорядок дня старших сестер. Он решил, что Александра, Ирина и Наталья должны перед смертью помучиться, но хуже всего придется Елизавете, которая ради денег придумала коварный план.

* * *
        Для приведения в исполнение дьявольской затеи Николаю понадобилась смесь белого и желтого фосфора (ее он изготовил в подвале дома покойной Семирамиды), а также фунт глицерина и полфунта марганца. Той ночью, когда он отправился на дело, бушевала гроза, что ему было только на руку. Улицы опустели, и подросток добрался до особняка трех теток никем не замеченный. Он перелез через забор, пересек сад и подошел к двери черного входа. Вскрыть ее не составляло труда - накануне Николай изучил замок и убедился в том, что его можно вскрыть изготовленной им отмычкой.
        Он проник в темный коридор и прислушался. Часы пробили половину третьего - три сестры наверняка давно спят. Днем ранее, воспользовавшись их отсутствием, он под видом посыльного, принесшего корзину цветов, заявился в дом, а затем умудрился подняться наверх, чтобы изучить расположение комнат и узнать, где обитают Александра, Ирина и Наталья.
        У каждой из них было по будуару, кабинету и гардеробной, и их апартаменты занимали второй и третий этажи. Николай узнал, что в доме имеется прислуга - две горничные, два лакея, повариха, садовник и шофер. Они жили в подвале, а значит, у них имелась возможность спастись: подросток не хотел, чтобы погибли невиновные.
        Сейчас юный мститель поднялся на третий этаж и прежде всего заглянул в будуар Александры - старшая сестра мирно почивала на огромной кровати. Достав из заплечного мешка ингредиенты смерти, подросток принялся смешивать смертельный коктейль. Он рассыпал по коридорам и лестнице, соединявшей второй и третий этажи, а также в комнатах сестры белый и желтый фосфор. Спустившись на второй этаж, проделал ту же процедуру с комнатами, в которых находились Ирина и Наталья. Затем подросток запер двери спален снаружи, убедившись в том, что их просто так не вышибешь. И наконец разлил из банки глицерин и сдобрил его марганцем. От соприкосновения двух последних веществ вспыхнул огонь, который, гудя, побежал по этажам.
        Внезапно тишину прорезал дикий крик - огонь перекинулся на кровати! Начинающий убийца представил себе женщин, проснувшихся от неимоверной боли и понявших, что их постельное белье горит, а брызги огня летят на тело. Ведь потушить фосфор было практически невозможно, он прожигает ткани до кости. Николай покинул дом и, выбравшись на улицу, наблюдал за тем, как дымится крыша особняка, как в сад с криками выбегают люди в ночных рубашках и пижамах. К тому времени огонь охватил все три этажа, однако наверху он бушевал с особой силой. Сестер среди спасшихся не было. Даже дождь, стеной ливший с черного неба, не мог потушить адское пламя - ни то, что пожирало особняк, ни то, что полыхало в груди Николая.
        Юноша вернулся домой чрезвычайно довольным, ощущая небывалую радость. Утром из газет он узнал о страшной трагедии - во время грандиозного пожара погибли три княжны: их обугленные тела обнаружили на втором и третьем этаже сгоревшего особняка. Полиция рассматривала несколько версий, наиболее вероятной из которых был удар молнии в крышу дома во время грозы, что и повлекло за собой возгорание.
        Оставалось расплатиться с Елизаветой.
        Николай посетил кладбище Сен-Женевьев-дю-Буа, где нашли последнее успокоение три его старших сестры. Отпевали их в православной церквушке в закрытых гробах - трупы, как шептались в толпе провожающих, были обезображены огнем до неузнаваемости. Елизавета, облаченная в черные шелка, сверкавшая бриллиантами и рубинами, рыдала, поддерживаемая под руку своим супругом, Евгением Крамским, который благодаря своим хорошим связям в дипломатических кругах и блестящему знанию множества иностранных языков в эпиграции нашел работу во французском МИДе.
        Потратив целую неделю на наблюдение за Елизаветой и ее семьей (до отъезда в Англию оставалось совсем недолго!), Николай выведал, что Евгений, оказывается, завел любовницу - молодую французскую актрису, с которой регулярно встречался после работы. Елизавета, конечно же, ничего о том не знала.
        Готовя отмщение, Николай рассуждал так: она приказала убить отца и взвалила на его мать вину за преступление, которого та не совершала. Почему же и с Елизаветой не может произойти точно такая же трагедия?
        Подросток выследил Крамского и его любовницу и, наняв фотографа, приказал ему сделать серию фотографий, на которых было запечатлено, как влюбленные воркуют, держась за руки, в одном из ресторанов.
        За день до отъезда в Великобританию подросток ночью пробрался в особняк Крамских. Сутками ранее он, повторив трюк с цветами, уже побывал там и знал, как расположены комнаты. И теперь сначала он сходил на кухню, где отыскал большой разделочный нож. Причем подросток, читавший массу детективной литературы, был в перчатках, лицо скрывалось за маской, делавшей его похожим на полночного монстра, чтобы скрыть одежду и туфли, он облачился в некое подобие балахона.
        В рюкзаке у юноши было две склянки - одна с эфиром, другая с кровью убитого щенка с добавлением (чтобы не свернулась) лимонной кислоты: для осуществления плана ему больше не требовалось. Крамской и его жена спали в разных комнатах, между которыми находилась гардеробная. Бесшумно войдя в спальню дипломата, Николай смочил эфиром тонкую тряпицу и осторожно прикрыл ею лицо спящего. То же самое проделал в будуаре Елизаветы.
        Выждав несколько минут, он снова отправился к Евгению Крамскому. Как и ожидалось, дипломат спал беспробудным сном. Подросток приблизился к кровати, потом взял свою тряпицу, откинул одеяло и с силой всадил нож в грудь спящего. Проделал то же самое еще несколько раз, следя за тем, чтобы порезы были то глубокие, то поверхностные: это должно создать впечатление, что их наносила женщина. Затем Николай перебрался в будуар Елизаветы и измазал кровью щенка спящую сестрицу, забрызгав ее руки, лицо, ночную сорочку и пол. Также обильно пропитал кровью тапочки (не забыв оросить и ступни Елизаветы) и, нагнувшись и вставив в тапочки руки, в такой позе проволок их из одной спальни через другую. Еще побрызгал кровью на дверные ручки и наконец вложил нож, которым он убил Крамского, в руку спящей. На орудии остались ее отпечатки: а что еще потребуется полиции? Нож он положил в комод на стопку чистого белья и там же оставил фотографии дипломата в компании с любовницей.
        На следующий день юноша узнал из газет, что на следы трагедии, произошедшей в доме дипломата, первой наткнулась служанка, она же вызвала полицию. Картина убийства недвусмысленно говорила: супруга зарезала своего спящего мужа в отместку за то, что он обманывал ее. Улик было так много, что, несмотря на заверения Елизаветы в собственной невиновности, никто ей не поверил.
        Николай с большим удовольствием посетил бы намечавшийся грандиозный судебный процесс, дабы стать свидетелем того, как Елизавету приговорят к пожизненному заключению или даже к гильотине, но ему пришлось отправиться в Англию. Овдовевший философ Всеволжский хотел сполна насладиться жизнью, а мальчишка, живое напоминание о покойной Семирамиде, ему только мешал.

* * *
        В сопровождении секретаря приемного отца юноша прибыл в Лондон, а оттуда они вдвоем отправились в одно из северных графств, где и располагался интернат Голдсворт. Заметив издали старинную крепость, Николай испытал нехорошее чувство. Интуиция его не подвела - интернат оказался подлинной тюрьмой для подростков из богатых семей.
        Николай делил комнату с еще одним мальчиком, худым и хилым Майкрофтом. Распорядок дня в Голдсворте был строгим: подъем в шесть утра, при любой погоде физические упражнения на плацу, затем скудный английский завтрак и учеба. После - спорт и время для выполнения домашних заданий и посещение церкви. Отбой следовал в двадцать два часа.
        Привыкнуть к распорядку было несложно, однако более всего Николая угнетало то, что в интернате было несколько группировок, самую влиятельную и жестокую из которых возглавлял сын герцога Уимблширского Майкл. Этот парень был подлинным сумасшедшим: ему доставляло большое удовольствие издеваться над новичками и над всеми, кто был слабее его самого, его дружков и прихлебателей. В первую же ночь Николая разбудили и потребовали «целовать стопы императору» - таков был обычай в Голдсворте, а
«императором» здесь являлся не кто иной, как сын герцога. Николай отказался, за что был жестоко избит. Когда он уже не мог оказать сопротивления, его швырнули на пол, и к нему приблизился Майкл. Ударив Николая ногой в живот, он сказал:
        - Ну что, парижанин, понял, кто здесь главный? Учти, завтра скажешь учителям, что встал ночью по нужде и расшибся. Потому что если посмеешь заложить нас...
        Затем Майкл сунул новичку в лицо свою ногу в вонючем носке, и процедура «целования стоп императора» завершилась. Николаю пришлось сделать то, что от него требовали: он понимал, что руководство интерната все равно не примет никаких мер.
        Однажды Николай не выдержал приставаний и издевательств и наградил нескольких дружков Майкла отличными зуботычинами и пинками под зад. Сын герцога, встретив его в библиотеке на следующий день, зловеще прошептал:
        - Тебе это даром не пройдет, парижанин.
        Николай знал: к его угрозам стоит относиться серьезно, потому что уже несколько подростков, в основном врагов Майкла или тех, над кем он обычно издевался, обнаружили мертвыми - один из них якобы повесился, другой выпрыгнул с последнего этажа башни, третий отравился снотворным, а четвертого выловили из пруда. Смерть мальчиков классифицировали как несчастный случай - не в интересах руководства было поднимать шумиху.
        Сосед Майкла по комнате, Майкрофт, признался ему:
        - Это все Майкл и его дружки! Джека они довели до самоубийства, и он наглотался таблеток, чтобы не сносить их издевательств. От Генри потребовали доказать свою смелость, и он спрыгнул с башни. Уильям не умел плавать, а они загнали его в пруд, где он и утонул. Чарльз грозился рассказать об их выходках директору, поэтому они его и повесили. Они - настоящие убийцы!
        Николай стал очень осторожным, отовсюду ожидая опасности. Но, наоборот, прихлебатели Майкла притихли и перестали задираться.
        Вскоре в одной из французских газет, подшивка которых имелась в библиотеке интерната, Николай прочел статью о вердикте присяжных по делу Елизаветы Крамской. Женщина была признана виновной в убийстве своего мужа и приговорена к смертной казни. Ну что ж, он сполна расплатился по старым долгам...
        Николай ненавидел Голдсворт, однако поделать ничего не мог: Всеволжский платил за обучение, желая, чтобы приемный сын находился как можно дальше от Парижа. Николай углубился в учебу и, стиснув зубы, терпел муштру.

* * *
        Прошло почти три года, и молодой человек уже с наслаждением думал о том, что недалек день выпускного экзамена. Скоро, совсем скоро он окажется на свободе! Вдруг по интернату разнеслась страшная весть: в старом колодце обнаружили тело Майкрофта, того самого подростка, с которым Николай в первые месяцы пребывания в Голдсворте жил в одной комнате. Среди учеников прошел слух, что это очередная проделка Майкла и его дружков. Поскольку вскоре после стычки с Майклом Николай примкнул к другой сильной группировке, имевшейся в интернате, сын герцога оставил его в покое. А вот неуклюжему смешному Майкрофту не повезло. Николай сам стал свидетелем того, как Майкл открыто издевался над уже покойным мальчиком. Даже нахально заявил:
        - Маменькин сынок умолял нас о пощаде! Такие, как он, не должны коптить землю!
        Его подхалимы залились гадким смехом, а Николай, сжав кулаки, решил наконец положить конец этой вакханалии. Конечно, отец Майкла был человеком могущественным, ведь он приходился троюродным кузеном королю Георгу. Но, собственно, и что? Разве поэтому его отпрыск имеет право творить все, что хочет? Такие, как Майкл, сильны, когда опираются на прислужников и исполнителей их воли, честной схватки один на один подобные типы всегда избегают.
        Вечером Николай подстерег Майкла, шедшего из библиотеки в общежитие. Когда тот миновал старую беседку, молодой человек бросился на сына герцога, сбил его с ног и потащил за собой. Майкл попытался завопить, но Николай расквасил ему губу и предупредил:
        - Если хочешь жить - молчи!
        Они приблизились к старому колодцу, на дне которого двумя днями ранее было обнаружено тело Майкрофта.
        - Что тебе надо, парижанин? - залепетал в страхе Майкл. Его спесь как рукой сняло, он выглядел жалко.
        - Хочу испытать твою смелость, - ответил Николай. - Без своих вассалов ты трусишь, не так ли? Если прыгнешь в колодец, то можешь быть свободен.
        Майкл с опаской посмотрел вниз - колодец был глубиной не менее десяти метров, а на дне лежали булыжники.
        - Но ведь я расшибусь... - простонал сын герцога, пятясь.
        - Неужели? - усмехнулся Николай. - Но почему это заботит тебя? Ведь Майкрофта ты столкнул туда, не думая о последствиях. Так чего же ты сейчас опасаешься?
        Под Майклом образовалась лужица, он дрожал от страха, как осиновый лист.
        - Но есть и другой вариант, - сказал Николай, протягивая ему блокнот и самописку. - Ты признаешься во всех гадких поступках. Давай, пиши! И не забудь добавить в конце: «Мне очень жаль, что я совершил столько злодеяний, я больше так не могу...»
        Сын герцога, захныкав, схватил блокнот и принялся строчить. Через несколько минут он протянул Николаю перечисление своих «подвигов».
        - Сколько же человек на твоей совести? - спросил Николай, просматривая признание. - Восемь или даже десять?
        Майкл несколько осмелел:
        - Ты что думаешь, парижанин, тебе сойдет это с рук? Как только я окажусь на свободе, обо всем расскажу директору, а он - старинный друг моего отца. И вскоре ты отправишься вслед за хлюпиком Майкрофтом!
        - Но вначале ты, - обронил Николай и ударил сына герцога в спину.
        Тот с криком полетел в колодец. Впрочем, секундой позже крик оборвался.
        На следующий день по всему интернату только и шептались о том, что Майкл покончил с собой. Отец Майкла, герцог, прибыл в Голдсворт и потребовал проведения расследования: он не верил в самоубийство сына. Опросили всех и в конце концов выяснили, что один из мальчиков видел Николая и Майкла в той стороне двора.
        Николая тотчас заперли в карцере, а затем к нему заявился разъяренный герцог в сопровождении представителей Скотленд-Ярда с требованием признаться в убийстве.
        - Ваша светлость, вы правы, я был на месте преступления, - спокойно заговорил молодой человек, - однако к гибели вашего сына непричастен. Я застал Майкла в ужасном состоянии, он стоял на краю колодца. Я попытался его удержать, но не смог - ваш сын рухнул вниз. Наверное, мне надо было сразу рассказать о том, что произошло, но я опасался как раз того, что подозрения упадут на меня, потому просто ушел и промолчал.
        - Нет, ты убил его! - закричал герцог и повернулся к спутникам: - Что вы стоите, как остолопы? Арестуйте его, он ведь фактически признался в убийстве моего сына!
        Полицейские двинулись к Николаю, но тот жестом остановил их.
        - Я могу доказать правоту своих слов, - сказал он, вынимая признание Майкла. - Вот это я обнаружил на траве рядом с колодцем. Прочитайте последний абзац. «Мне очень жаль, что я совершил столько злодеяний, я больше так не могу...»
        - Ваша светлость, очень похоже на предсмертную записку, - заявил один из полицейских, просмотрев листок. - Кажется, парень говорит правду.
        - Ваш сын признается в совершении убийств и доведении до самоубийства, ваша светлость, - добавил другой, тоже пробежав глазами записку, - а это очень серьезно...
        Герцог поспешно покинул Голдсворт, а Николая выпустили из карцера. Он превратился в героя: все воспитанники интерната, даже бывшие дружки Майкла, выказывали ему уважение и восхищение.
        Николай знал, что теперь последует: его под благовидным предлогом заставят покинуть интернат. Что ж, ему исполнилось семнадцать, и он был готов начать самостоятельную жизнь. Поэтому остался совершенно спокоен, когда его вызвал к себе директор.

* * *
        В кабинете, помимо директора, находился высокий господин с седыми усами, державший в руке трость с серебряным набалдашником.
        - Сэр Кассиус желает переговорить с тобой тет-а-тет, - сообщил директор, выходя из кабинета.
        Николай посмотрел на мужчину и удивленно подумал: кого-то тот ему напоминает. А гость протянул молодому человеку руку и представился:
        - Меня зовут Кассиус Солсбери. Майкрофт был моим единственным сыном. - Помолчав, сэр Кассиус добавил: - Когда я посылал Майкрофта в Голдсворт, то надеялся, что в интернате закалятся его дух и тело. Моя покойная жена баловала сына в детстве, что и привело к формированию у Майкрофта истеричного, слабого характера. Вот мальчик и не смог противостоять клике распоясавшихся бездельников. Но вы смогли...
        Мужчина снова замолчал, в упор глядя на Николая выпуклыми серыми глазами.
        - Я благодарен вам за то, что вы сумели изобличить убийцу Майкрофта, - продолжил сэр Кассиус. - Иначе бы руководство школы замяло очередную смерть, а сын герцога Уимблширского продолжил творить бесчинства. Англия, и я давно в том убедился, подобна огромному броненосцу, который дал течь, - она медленно, но верно идет ко дну! Скажите, вы ведь убили мерзавца?
        Николай никогда бы не признался в том, что толкнул Майкла в колодец, но к сэру Кассиусу молодой человек ощутил вдруг небывалое доверие.
        - Да, - лаконично ответил он.
        - Зачастую насилие остается единственной возможностью контролировать ситуацию, - заметил аристократ. - Однако насилие не ради удовлетворения своих низменных инстинктов, а позитивное, поставленное на службу обществу и отчизне. Кем бы лет через двадцать-тридцать сделался этот дегенерат, сын герцога? Такой, как он, в силу своего происхождения и семейных связей получил бы ответственный пост и встал бы у руля идущего ко дну броненосца под названием «Британская империя». Вы оказали нашей стране большую услугу, избавив нас от сибарита с замашками Джека Потрошителя!
        Сэр Кассиус похлопал Николая по плечу.
        - Именно таким я вас себе и представлял. Кажется, ваши родители из России? Гм, славянская кровь... Собственно, нельзя переоценивать происхождение, ведь главное - воспитание!
        Николай не понимал, к чему клонит сэр Кассиус.
        - От вас хотят избавиться, - перешел наконец к главному гость, - в Голдсворте вы персона нон грата. Уж слишком популярны вы сделались после гибели молодого изувера, сына герцога. А в интернате всем заправляют глупость и уныние. Герои здесь не нужны, хотя именно на героях держится мир. Когда-то и Британия чтила своих героев, но времена Нельсона и Веллингтона миновали. Нашей катящейся в Тартар империей заправляют посредственности, чинуши и трусы. Нам надо, как Германии, попытаться отринуть прошлое и вступить в новую эру. Вы слышали об Адольфе Гитлере? Он - живой гений, и я уверен, что в ближайшее время придет в Германии к власти. И вы, как и он, представитель нового, способного на многое поколения! К сожалению, мой сын оказался слабаком, что лишний раз свидетельствует: кровь играет лишь второстепенную роль. Хотите стать моим секретарем?
        Предложение сэра Кассиуса прозвучало неожиданно, но Николаю хватило и пары секунд, чтобы оценить все его преимущества.
        - Сочту за честь, - кивнул он, и сэр Кассиус засиял улыбкой.
        Они покинули Голдсворт в тот же день и отправились в поместье сэра Кассиуса, находившееся около Лондона. А вскоре из Парижа пришла телеграмма - Мстислав Всеволжский не имел ничего против того, чтобы его приемный сын стал работать на маркиза Солсбери. Кроме того, Всеволжский добавил, что после того, как Николаю исполнится восемнадцать, он не желает иметь с ним более ничего общего, и молодой человек волен делать все, что угодно, главное - раз и навсегда оставить философа в покое.

* * *
        Сэр Кассиус обитал в огромном замке, ворота которого украшали изображения медвежьей головы с высунутым языком - семейным гербом. Одиннадцатый маркиз Солсбери был чрезвычайно занятым человеком - он постоянно путешествовал по миру, корреспондировал с сотнями людей, принимал участие в конференциях, заседаниях и ассамблеях.
        Николай, сориентировавшись, понял: сэр Кассиус является отчаянным германофилом и, более того, преклоняется перед партией того самого Адольфа Гитлера, о котором он так восторженно вещал в первую встречу, в интернате. Портрет австрийца, только недавно получившего немецкое гражданство, висел на почетном месте в кабинете сэра Кассиуса, и Николаю первым делом было поручено ознакомиться с опусом Гитлера на немецком, который назывался «Mein Kampf». Книга была написана дубовым языком, содержала исключительно банальности и взывала к низменным человеческим инстинктам. Однако Николай, превратившийся отныне в Николаса, счел за благо выразить свое не знающее границ восхищение идеологией национал-социализма, что очень понравилось его ментору, маркизу Солсбери.
        Как и предсказывал сэр Кассиус, всего через каких-то два года к власти в Германии пришел Гитлер - его партия и так составляла самую мощную фракцию в рейхстаге, но вскоре Адольф был назначен рейхсканцлером. В течение считаных месяцев он прибрал к рукам всю Германию, объявил о значительном увеличении военных расходов и численности армии, что вызвало панику в странах, победивших в Первой мировой войне.
        Сэр Кассиус же, регулярно читавший «Vulkischer Beobachter» и «Angriff»[Газеты национал-социалистов.] , открыто заявлял о своей поддержке планов Германии, восхищался Гитлером и призывал Великобританию упразднить исчерпавшую себя демократию и как можно быстрее заключить пакт о сотрудничестве с Берлином. Именно эта идея - организация немецко-английского альянса - была идеей фикс лорда Солсбери, который являлся желанным гостем во влиятельных салонах Третьего рейха.
        Николас сопровождал его в Германию и как-то даже посетил нацистский съезд в Нюрнберге. Развевающиеся алые знамена с огромными черными свастиками, марширующие, как роботы, солдаты, ликующий народ, улыбающиеся партийные бонзы, Гитлер, которого приветствуют, как живого бога, - все это произвело на него ошеломляющее впечатление. Нацисты умели манипулировать сознанием народных масс. Однако вскоре туман из головы выветрился, и Николас пришел к выводу, что национал-социализм вызывает у него аллергию из-за вечных клятв верности вождю и идее. Он поостерегся излагать свои мысли сэру Кассиусу, который был без ума от Третьего рейха, и справедливо решил: пускай его покровитель пребывает в уверенности, что воспитанник тоже безоговорочно поддерживает Гитлера.
        Олимпийские игры 1936 года, прошедшие в Берлине, стали поворотным событием в судьбе Николаса. Он снова сопровождал своего патрона в Германию, где тот даже встретился на трибуне стадиона с Гитлером. Николас, стоявший на некотором отдалении, видел диктатора, облаченного в коричневый френч, и Гитлер не произвел на него такой магической силы, о которой столько говорилось. Он был скорее похож на провинциального учителя или нотариуса, чем на главу Тысячелетнего рейха. И все же Николасу нравилось находиться среди самых влиятельных людей Германии и, возможно, всего мира.
        Гитлер в тот день был в прекрасном расположении духа (немецкие спортсмены заработали сразу несколько золотых медалей), смеялся, шутил и очень хвалил инициативу сэра Кассиуса, направленную на скорейшее заключение пакта между Лондоном и Берлином.
        Затем последовал ужин в Карин-холле, роскошной резиденции рейхсмаршала Геринга. Сэр Кассиус был в центре внимания, в его честь хозяин дома провозгласил тост, назвав маркиза Солсбери «будущим премьер-министром новой Британии». Вечером, после возвращения в отель «Адлон», сэр Кассиус сказал своему верному секретарю:
        - Сегодня я имел чрезвычайно важный разговор с фюрером. Он полностью одобряет мое стремление к сближению наших стран. Для особых поручений, связанных с воплощением в жизнь этой исторической идеи, понадобится человек, которому можно стопроцентно доверять. Таким человеком являешься ты, Николас. Ты мой сын. Сын не по крови, но по сути. И скоро, совсем скоро наша благословенная Британия начнет строить фашизм! Новый король, Эдуард Восьмой, поддерживает эту гениальную идею. И его величество намекнул, что приложит все усилия, дабы назначить меня премьер-министром. Времена парламентской монархии прошли, король будет теперь править, а не властвовать!
        День спустя патрон представил Николаса штандартенфюреру Генриху фон Минхову - молодому, но уже лысеющему человеку с бледным невыразительным лицом. Фон Минхов, несмотря на свой возраст, играл важную роль в нацистской системе и был правой рукой Генриха Гиммлера.
        (Забегая немного вперед, сообщим: надеждам сэра Кассиуса не суждено было сбыться. В декабре того же года молодой король Эдуард отрекся от престола после неполного года царствования - причиной стало якобы его желание заключить брак с разведенной американкой, чему воспротивились истеблишмент и церковь. В действительности же Николас знал: стоявшие у власти опасались того, что король начнет проводить политику сближения с Гитлером и ликвидирует многовековую систему парламентской монархии. Мысль о том, что в резиденцию на Даунинг-стрит, 10 въедет лорд Солсбери, пугала многих, поэтому на короля было оказано неимоверное давление, и он подписал акт об отречении от престола, передав бразды правления своему младшему брату.)

* * *
        Николасу было поручено перевозить документы из Великобритании в Германию и обратно, и он успешно справился с заданием. Постепенно его задания становились сложнее, из чего явствовало, что молодой человек пользуется все большим доверием. После аншлюса Австрии ему поручили доставить из Вены в Лондон чемоданчик, содержавший большое количество драгоценностей, скорее всего, конфискованных у евреев. Еще в поезде, который мчал его в Париж, Николас приметил сутулого человека в черном пальто и котелке, который делал вид, будто читает газету, а сам не спускал с него глаз. Во французской столице Николас пересел на другой поезд и... обнаружил в вагоне все того же типа, только теперь он был в клетчатом плаще, а верхнюю его губу украшали слишком черные и явно фальшивые усы.
        Николас сделал вид, что ничего не заметил, однако появление странного сопровождающего насторожило его. Или это человек, приставленный к нему фон Минховом, опасающимся за сохранность груза?
        В Кале шпик поднялся на борт парома. Вечерело. Дул резкий холодный ветер. Николас, прихватив чемоданчик, вышел из салона на воздух. Надо же, провожатый (к тому времени он напялил седой парик и безразмерный плащ) последовал за ним, причем так стремительно, что расплескал кофе и столкнулся с официан-том.
        Николас притаился около лестницы и, когда показался мужчина, быстрым шагом шедший по палубе, внезапно выскочил из засады и напал на соглядатая. Тот не ожидал атаки и не оказал сопротивления. Николас прижал его к поручням и извлек из кармана плаща мужчины пистолет.
        - Что вы делаете? - произнес тот по-английски. - Немедленно отпустите меня!
        Приставив к голове шпиона пистолет, Николас спросил:
        - На кого ты работаешь?
        Мужчина облизал языком пересохшие губы.
        - Британская контрразведка! Вы - секретарь маркиза Солсбери, побывали в Вене, везете оттуда что-то для сэра Кассиуса. Он давно находится у нас на подозрении. Вполне вероятно, что маркиз - немецкий шпион!
        Николас вытащил из внутреннего кармана плаща документы шпика. Так и есть, служебное удостоверение, а также паспорт подданного Великобритании и гражданина Франции.
        - А теперь вам придется отпустить меня, - прохрипел мужчина. - Своим нападением вы только подтвердили наши опасения. Так что учтите: как только сойдете на берег, вы будете немедленно арестованы.
        Николас, держа шпиона на мушке, приказал:
        - Снимайте плащ. И парик.
        Тот посмотрел непонимающе, но повиновался. Молниеносным движением руки Николас ударил мужчину по голове рукояткой пистолета. Разведчик, охнув, осел на поручни. Пара секунд - и тело перевалилось за борт. Утопленника вряд ли найдут, но даже если это и произойдет, все будут исходить из того, что имел место несчастный случай.
        В уборной Николас переоделся, ведь шпики в порту наверняка знают, как он выглядит. А он приготовит для них сюрприз. В плаще, с седым париком на голове молодой человек выглядел совсем по-другому. Заприметив девушку-сиделку, которая ухаживала за пожилой дамой в кресле-каталке, Николас разговорился с ней и предложил свою помощь. Они сошли на берег вместе, и Николас толкал кресло с дамой, беседуя с сиделкой. Та любезно предложила помочь ему с чемоданчиком, и он вручил ей груз. А что, неплохо придумано: на берегу будут ждать молодого одинокого мужчину с саквояжем, а он превратился в пожилого типа, сопровождающего леди, сломавшую ногу, и ее сиделку.
        В порту его никто не задержал - Николас, распрощавшись с дамами, отправился на вокзал, где снова переоделся. Кто знает, возможно, тот шпик просто пугал его, однако секретарь и помощник маркиза Солсбери не сожалел, что совершил очередное убийство: так он защитил своего хозяина и самого себя.
        Маркиз Солсбери, получив чемоданчик с драгоценностями, которые предназначались для поддержки нацистского движения в Великобритании, был до слез тронут, узнав о
«подвиге» Николаса на пароме.
        - Мальчик мой, я вижу, что ради торжества великой идеи ты способен на все! - воскликнул он дрожащим голосом. - Фон Минхов будет в восторге, когда узнает, что ты рисковал собственной жизнью ради выполнения задания! Враги отчизны пока одержали промежуточную победу, но наш законный монарх, король Эдуард, вернется на трон, и произойдет это в ближайшие годы!
        Николас не разделял убеждений сэра Кассиуса, национал-социализм был для него таким же безумием, как и коммунизм, однако он видел в служении фашистам отличную возможность сделать головокружительную карьеру. С приемным отцом он прервал отношения - тот был рад, что бывший найденыш стал совершеннолетним и его не требуется финансово поддерживать.
        Очередное убийство, как ни странно, принесло избавление от давнего кошмарного сна: видение саркофага на долгое время оставило Николаса. В следующий свой приезд в Берлин, доставляя шифрованные послания от маркиза, Николас имел долгий разговор с Генрихом фон Минховом. Тот похвалил молодого человека за акцию на пароме и сказал:
        - Однако теперь английские спецслужбы начеку, и кое-кто пожелает выслать вас из Британии, ведь у вас французский паспорт. Прямых улик у них нет, однако вас подозревают в том, что вы представляете угрозу национальным интересам.
        Николас, не мигая, смотрел на штандартенфюрера.
        - В Париже вам тоже придется несладко. Французы наверняка получат от англичан предупреждение, и за вами будут следить. Единственная страна, где вы можете себя чувствовать в полной безопасности, - рейх.
        Закурив, фон Минхов после недолгой паузы добавил:
        - Открою вам секрет, Николас. Пройдет совсем немного времени, и территория рейха значительно увеличится. Все бывшие враги станут нашими рабами. В первую очередь континентальные страны, но мы доберемся и до Англии. Рано или поздно Альбион капитулирует и станет провинцией нашей новой Римской империи, как было уже две тысячи лет назад. Сэр Кассиус займет пост премьер-министра и лорда-протектора, наделенного практически неограниченными полномочиями, а герцог Виндзорский вернется в Лондон и займет по праву принадлежащий ему трон под именем короля Эдуарда. И тогда настанут совсем другие времена.
        Николас молчал: он понимал, что фон Минхов посвящает его в секретные планы совсем не случайно и уж точно не под воздействием эмоций.
        - Но чтобы достичь этого, нам придется потрудиться, - продолжил штандартенфюрер. - К тому же и после предстоит большая работа по перекрою Европы, а затем и всего мира. Не сомневаюсь, фюрер пожелает двинуть войска и туда, где вы родились, - в Россию. Что вы скажете о такой возможности?
        - Россия находится под большевистской пятой, - ответил Николас, - и национал-социализм принесет ей избавление. Русские слабы духом и ленивы, не умеют работать и надеются на авось. Им нужна сильная рука с плетью.
        Фон Минхов рассмеялся.
        - Ну, я не склонен переводить все в идеологическую, а более того - в антропологическую плоскость. Лично я не имею ничего против евреев, славян или цыган. Однако мы, арийцы, - господа, а следовательно, все остальные могут быть только рабами. Или наоборот. Но мне предпочтительнее первый вариант. Кстати, вы же славянин...
        - Семирамида Пегас и Мстислав Всеволжский являются моими приемными родителями, - ответил Николас. - Не так давно мне удалось узнать, что я - законный сын князя Годунова-Чердынцева и его второй супруги, гражданки швейцарского кантона Ури.
        - О, это же все меняет! - неожиданно обрадовался фон Минхов. - Нет, не для меня, а для других. Всякие там поиски арийских предков лично мне представляются фарсом. Но так хочет фюрер! Говорят, он столь усерден в генеалогии по одной простой причине: в его роду тоже имеется несколько «черных овечек». Так, так, значит, род Годуновых-Чердынцевых... Он, насколько я знаю, ведет свое происхождение от Рюрика, который, как известно, был викингом, то есть чистокровным арийцем. Что ж, такой поворот Гиммлеру понравится...
        Потерев руки, штандартенфюрер продолжал:
        - Повторяю: для того чтобы стать господами мира, нужно потрудиться. Именно для этой цели и была основана секретная организация «Тайная Германия». Название выдумал сам Гиммлер - он помешан на мистике и мифологии. Те, кто входит в организацию, выполняют любые задания, направленные на одно - на укрепление и расширение власти рейха. И нам нужны молодые энергичные люди, готовые служить фюреру. Вы, Николас, обладаете безупречной родословной, кроме того, в совершенстве владеете, помимо английского языка, французским, русским и немецким. Умны, инициативны, обладаете недюжинной смекалкой и умеете ориентироваться в нестандартных ситуациях, в течение очень короткого времени принимая единственно верное решение. И... - Тут фон Минхов улыбнулся. - И умеете убивать. Например, случай с английским шпиком на пароме. Или события в интернате Голдсворт, о котором мне рассказал сэр Кассиус. О, не стоит волноваться, он в восхищении от вашего поступка! Да и я, честно говоря, тоже. Время аристократии и финансовых мешков завершается, наступает новая эра, в которой будут править те, кто сильнее. И вы, Николас, принадлежите
именно к данному типу. Я на днях сумею обсудить вашу персону с Гиммлером, надо только подготовить ваше генеалогическое древо - побольше сургучных печатей, пышных имен и старинных гербов. Уверен, что склоню его к принятию нужного решения, и вскоре вы станете членом «Тайной Германии». Что вы думаете об этом?
        Николас уже понял, что фон Минхов предлагает ему шанс, которого он давно ждал. И какая разница, что он не является убежденным нацистом? Будет делать вид, что чтит все заповеди и законы рейха.
        - Да! - ответил Николас с воодушевлением и посмотрел в глаза фон Минхову.
        Тот поднялся с кресла, похлопал его по плечу:
        - Я не сомневался, что вы примете верное решение. На днях состоится собрание
«Тайной Германии», где будут приняты новые члены. Вы - один из них!
        И Николас остался в Германии. Через некоторое время по секретным каналам ему пришло письмо от сэра Кассиуса, который, захлебываясь от счастья, сообщал, что очень рад взлету своего протеже.

* * *
        Неделю спустя Николас сопровождал фон Минхова в Переднюю Померанию, где находился старинный замок, избранный резиденцией «Тайной Германии». Черные гранитные стены уходили ввысь, замок располагался на искусственном острове, расположенном посередине озера, - попасть в него можно было или по воздуху, или по разводному мосту.
        На церемонии присутствовал сам Генрих Гиммлер, а также члены-учредители «Тайной Германии». Праздничное действо происходило в большой башне на рассвете. Не менее пятидесяти человек, облаченных в красно-черные плащи и кольчуги, с мечами в руках, расположились вокруг некоего подобия алтаря, на котором возвышалась огромная золотая чаша, изукрашенная мифологическими мотивами. Несколько молодых людей, в том числе и Николас, стояли в первом ряду - они, в отличие от членов организации, были без плащей, в белых одеждах.
        То, что происходило далее, было похоже на магический обряд и навевало на Николаса скуку. Но Гиммлер, как известно, увлекался подобными «шаманскими» штучками и даже спонсировал поиски чаши Святого Грааля. Молодой человек делал вид, что чрезвычайно серьезно относится к костюмированному спектаклю, и следовал всем повелениям: приносил клятву, опускался на колени, разрезал ладонь и держал ее над чашей.
        Наконец первые лучи солнца зажглись над темным лесом и, отраженные в особой системе зеркал, ударили с куполообразной крыши зала слепящим лучом в чашу с кровью, стоявшую на алтаре. Члены организации издали рык и подняли мечи. Генрих фон Минхов, облаченный в плащ и кольчугу, подал Николасу чашу с кровью.
        - Пей! - воскликнул он.
        Пересилив отвращение и стараясь, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул, молодой человек поднес золотую чашу (сделанную из золота, конфискованного у репрессированных евреев, как он узнал позднее) к губам. В лицо ударил специфический запах крови, и молодой человек сделал вид, что глотает ее. После чего передал чашу другому неофиту. Когда все испили из нее, солнце стояло уже высоко над горизонтом, и через цветные витражи лучи лились в зал, создавая небывалую, сказочную атмосферу. Николас подумал, что все рассчитано верно: дабы люди служили верой и правдой, нужно сделать их сопричастными к чуду.
        Николас опустился на одно колено и склонил голову. Тяжелый меч лег ему на правое плечо.
        - Отныне и во веки веков ты становишься нашим братом! - произнес Генрих фон Минхов. - Теперь ты брат Дома Тора!
        Николас, как то и предписывал устав, поднялся и, вскинув руку в нацистском приветствии, принес короткую клятву. На шею ему повесили платиновую цепочку со знаком ю. Эта руна в скандинавском алфавите носила название «тор» и символизировала «шип смерти» (что импонировало Николасу), но в то же время и «шип жизни», посредством которого вечное перерождение побеждает смерть. Кроме того, Николасу нанесли татуировку на правое плечо - значок все той же руны. Молодой человек, ставший полноправным членом «Тайной Германии», покинул замок вместе с фон Минховом. В автомобиле тот передал ему пергаментный сверток с большой красной сургучной печатью.
        - Ну что ж, брат Дома Тора, бога-громовержца, поздравляю тебя с вступлением в братство. Знак Тора, полученный тобой сегодня, нужно носить всегда: это твой амулет и одновременно удостоверение члена «Тайной Германии». Тор притупляет орудие противника, желающего твоей гибели, и помогает владельцу амулета одержать верх над силами смерти, вечно возвращаться к жизни, в то время как сам он может сеять смерть. Все, кто является членами «Тайной Германии», делают отличную карьеру. Теперь ты будешь находиться под моим началом. И у меня уже имеется для тебя первое задание...
        Оно оказалось не таким захватывающим, как мечтал Николас: всего-навсего требовалось провести ревизию в нескольких банках, принадлежащих австрийским евреям, и составить полный список их имущества. Но он справился с поручением блестяще, за что получил благодарность от Гиммлера и свой первый чин - штурмбаннфюрера.

* * *

«Тайная Германия» была легендарным сообществом, попасть в которое стремились многие. Фон Минхов как-то рассказал Николасу, что сам рейхсмаршал Геринг настойчиво предлагал внести на рассмотрение собственную кандидатуру, но Гиммлер, который терпеть не мог жовиального толстяка-морфиниста, всегда под благовидными предлогами отказывал ему. Организация обладала большими финансовыми средствами, ее члены поддерживали друг друга и помогали делать карьеру, и Николас не сомневался - вскоре, после победы рейха над врагами, он сумеет осуществить все свои честолюбивые мечты.
        Однако Николасу не хотелось ждать, да и были у него сомнения по поводу захватнической политики фюрера. Как-то, вскоре после капитуляции Варшавы, он осторожно поделился своими сомнениями с Генрихом фон Минховом.
        - Только не говори об этом ни с кем больше, - предупредил его штандартенфюрер, - иначе тебе не поможет даже членство в «Тайной Германии». Знаешь, для чего Гиммлер в действительности создал организацию, более похожую на итальянскую каморру? Он ждет удобного момента, чтобы устранить Гитлера и самому прийти к власти. А чтобы достигнуть цели и, главное, после путча удержаться у руля, ему нужны лояльные сторонники и верные сотрудники. Я уже говорил тебе, что не имею ничего против несчастных евреев, однако их полезно уничтожать, потому что именно в их руках аккумулированы большие богатства, и забрать их - наша наипервейшая задача. Фюрер ослеплен внезапными успехами, на которые и сам не рассчитывал, и теперь мнит себя всемогущим. Уже утвержден новый план - после Польши он желает присоединить к рейху мелкие соседние страны, и, самое главное, Францию. Похоже, нас ожидает та же участь, что и римлян, - слишком большая территория рождает слишком большие проблемы...
        Николас думал о том, что после прихода к власти Гиммлера его покровитель фон Минхов займет одно из ключевых мест в новой иерархии, а значит, он сам сможет заправлять делами в Берлине.
        Несмотря на сомнения многих генералов, французский поход вермахта завершился скорой капитуляцией давнего немецкого врага. Фон Минхов вместе с Николасом посетили Париж, где молодой человек первым делом узнал, что произошло с Мстиславом Всеволжским. Как оказалось, философ все еще жив - ему было под семьдесят, и он обитал все в том же особняке, где когда-то давным-давно жил и юный Николай.
        Николас посетил кладбище, на котором покоилась Семирамида Пегас, постоял около ее могилы, и на его глаза навернулись слезы. Прежняя злость в отношении приемного отца превратилась в жгучую ненависть, ведь Всеволжский наслаждался жизнью в обществе своей новой жены и тратил деньги Семирамиды.
        Фон Минхов получил из Берлина список тех парижан, которых подлежало сослать в концентрационные лагеря. Просмотрев бумаги, Николас не обнаружил в нем Всеволжского и добавил его имя и имя его новой жены. А затем не отказал себе в удовольствии лично явиться к философу. А тот даже не узнал своего приемного сына - наверняка забыл о нем в тот же момент, как отправил много лет назад в английский интернат, ни разу не поинтересовался судьбой мальчика.
        Всеволжский постарел и погрузнел. Заикаясь от страха, он пытался что-то объяснить блестящему молодому эсэсовцу, то есть Николасу, руководившему обыском в его особняке.
        - Месье, это какая-то ужасная ошибка, - бормотал он, тряся козлиной бородой. - Поверьте мне, я являюсь поклонником немецкого духа! Кант, Гегель и в особенности Ницше - мои любимые философы! Я такой же противник разнузданной юдократии, как и великий немецкий фюрер! Евреи виноваты во всех бедах, начиная от смерти Христа и заканчивая большевистским переворотом в России! Вот, посмотрите, в своих трудах я всегда критически относился к евреям... - И философ пытался продемонстрировать свои опусы.
        Николас оттолкнул старика, и тот упал на пол.
        - Ваша вторая жена - еврейка, - бросил он грубо, - а значит, по законам рейха вы тоже являетесь евреем.
        Всеволжский, которому его супруга помогла подняться с пола, отскочил от женщины с криком:
        - Месье, я тотчас развожусь! Я ничего не знал, ничего не ведал. Адольф Гитлер - мой кумир!
        Николас, выйдя в холл, распорядился, натягивая перчатки:
        - Старика и женщину арестовать и отправить в концлагерь.
        Имущество Всеволжского, унаследованное им от Семирамиды, перешло в собственность
«Тайной Германии».
        Через несколько дней фон Минхов вызвал к себе Николаса и сказал:
        - В наши сети попала крупная рыба! В Париже живет не только твой, но и мой заклятый враг - Альфред Вайнгартен. Эта тварь разрушила судьбу моей любимой сестры. Альфред удрал из Германии, наивно полагая, что это сохранит ему жизнь. Сейчас он подготавливает бегство в Англию, чтобы оттуда перебраться к своей сестре и дочери, уже находящимся за океаном. Мамашу и сестер Вайнгартена я уже отправил в концлагерь, да и сам он у меня на крючке, его ведет человек, сотрудничающий со мной. В случае удачи «Тайная Германия» получит большой куш: Вайнгартен - мультимиллионер!
        Генрих фон Минхов и Николас выехали из Парижа и на быстроходном автомобиле направились в Кале. Но накануне отъезда встретились с неким Трюффо. Лебезящий француз с крашеными волосами Николасу не понравился, а точнее сказать, произвел отталкивающее впечатление. Однако Генрих уверил его:
        - Он наш человек, хоть и гнида, к тому же знает, где сейчас Вайнгартен. Мы возьмем Альфреда при попытке к бегству!
        В Кале фон Минхов потребовал себе в сопровождение две дюжины солдат и вместе с ними отправился на берег, где, по имеющимся данным, Вайнгартен должен был дожидаться спасительного парусника. Николас сопровождал шефа. Они обнаружили Альфреда Вайнгартена в одной из пещер на берегу - забившись в узкую, пахнущую водорослями и разлагающимися ракушками нору, он загораживал спиной своего сына, подростка с кожей цвета кофе.
        Фон Минхов поручил Николасу арестовать банкира и его сына и доставить в местную тюрьму. Сына Вайнгартена, Джошуа, поместили в отдельную камеру и тотчас о нем забыли, а вот за Альфреда принялся сам Генрих.
        Он долго допрашивал его, а затем вдруг раздались выстрелы. Услышав их, Николас ворвался в камеру и увидел фон Минхова, левой рукой вытирающего с лица слюну, а правой сжимающего еще дымящийся пистолет. Банкир, с развороченным несколькими выстрелами лицом, лежал на цементном полу. Николас поразился - никогда он не видел Генриха в такой ярости. Нацист подошел к бездыханному телу банкира, пнул его ногой в живот и прошипел:
        - Вот ты и поплатился за все, м... м... мерзавец...
        После, отобедав, фон Минхов объявил:
        - Мне пора в Берлин - неотложные дела. А ты останешься здесь и доведешь все до логического завершения. Перед тем как застрелить Вайнгартена, я пообещал ему, что его сын попадет в концлагерь и умрет там в страшных мучениях. Позаботься об этом..
        Джошуа, так, кажется, зовут мальчишку.
        Генрих отбыл, а Николас отправился на выполнение задания. В камере он увидел красивого испуганного подростка со смуглой кожей и большими черными глазами. Мальчик, увидев мужчину в форме, забился в угол. Николас вдруг подумал, что ребенок, по сути ни в чем не виноватый, похож на него: становится невольной жертвой интриги. Он мог понять Генриха, пожелавшего уничтожить банкира, но зачем убивать его сына?
        - Не бойся меня, - произнес Николас. А подросток, подняв на него взгляд, спросил:
        - Он ведь мертв?
        - Кто? - спросил было Николас, но тут же понял, что Джошуа ведет речь о своем отце. - Да, твой отец мертв, - сказал он и увидел, что мальчик в ужасе смотрит на его сапоги. Николас заметил, что на носках сапог видны пятна засохшей крови - видимо, он испачкался, когда вбежал в камеру, где находилось окровавленное тело Вайнгартена.
        - И теперь вы хотите убить меня, - произнес подросток безучастно.
        Внезапно Николасу вспомнились слова служанки Настеньки - как та потом сожалела, что не спасла ребенка, то есть его, а положила в саркофаг! И кто знает, может быть, спустя много лет именно этот грех будет терзать его - если он отправит ребенка на верную смерть.
        Николас не отвечал. Подросток поднялся из угла и шагнул к мужчине.
        - Мой отец учил меня быть смелым, особенно если ситуация безнадежная, - сказал он.
        И Николас принял решение.
        - Следуй за мной.
        Они покинули тюрьму и вышли на улицу. Там Николас распахнул дверцу автомобиля - шофера он отпустил, так как ему не требовались лишние свидетели.
        - Вы вывезете меня за город и там убьете? - задал вопрос мальчик таким обыденным тоном, будто вел речь о чем-то естественном. - Ведь так?
        - Нет, - ответил Николас. - Я помогу тебе покинуть Францию. На днях в Англию отправляется яхта, и ты на ней покинешь континент.
        Джошуа недоверчиво посмотрел на мужчину.
        - Но почему? Месье, почему вы делаете это? Или вы... А, я понимаю, вы притворяетесь, что служите нацистам, а на самом деле боретесь с ними!
        Николас не собирался посвящать подростка в свои переживания и рассказывать о перипетиях собственной судьбы. Мальчик оказался в безвыходном положении. И у него самого в детстве практически не было шанса спастись, но так уж получилось, что его нашла Семирамида. Он не простит себе, если выполнит приказ Генриха и отправит подростка в концлагерь. Вся вина Джошуа заключается только в том, что он - сын Альфреда Вайнгартена, и точно так же его собственная вина состояла в том, что он был сыном князя Годунова-Чердынцева.
        - Твой отец поручил мне спасти тебя, - сказал Николас. - И я выполню его поручение.
        Он привез мальчика к себе на квартиру, накормил его и уложил спать. Потом курил возле открытого окна и думал о том, что судьбу всегда можно изменить. Странно, но ему ни капельки не жаль тех людей, которых он убил. Он готов уничтожать еще и еще, но вот отправить Джошуа в концлагерь у него не поднимется рука. Да, выполни он приказ фон Минхова - винил бы себя до конца жизни, мучился бы в кошмарах... Будут ли у него самого когда-либо дети? Скорее всего, нет. Он - волк-одиночка и для семейной жизни не создан. Хотя кто знает... Сколько бы он отдал, чтобы у него был такой сын, как Джошуа!
        Из спальни донесся сдавленный стон и всхлипы. Николас затушил сигарету и заглянул в комнату - Джошуа во сне метался по кровати. Наверняка переживает сцену ареста. Что ж, он подарит мальчику то, что когда-то подарила ему Семирамида: жизнь.
        Через три дня (на море бушевала буря) в Англию ушло суденышко, на борту которого находился и Джошуа. Николас вручил подростку тысячу фунтов и несколько чрезвычайно ценных драгоценных камней из имущества «Тайной Германии».
        - Постарайся разыскать своих тетку и сестру, - сказал ему напоследок Николас.
        Джошуа, обхватив его ручонками, прошептал:
        - Месье, я никогда не забуду того, что вы для меня сделали! И когда-нибудь отблагодарю вас!
        Той же ночью Николас составил поддельные бумаги, согласно которым Джошуа Вайнгартен был отправлен в Освенцим. Один из новых членов «Тайной Германии» был там заместителем коменданта и надеялся на перевод в столицу рейха, поэтому тотчас согласился внести имя Джошуа в списки новоприбывших, а через какое-то время констатировать смерть подростка - Николас знал, что Генрих наверняка проверит, что произошло с Джошуа.
        Он так и не узнал, достиг ли Джошуа Англии - ведь суденышко могло пойти ко дну во время бури. Но Николас был уверен - он поступил правильно.
        Генрих фон Минхов остался доволен работой Николаса, когда узнал, что мальчишка отправлен в Освенцим.
        - Туда ему и дорога, - заявил он. - Ну что ж, а для тебя, Тор, имеется новое задание!

* * *
        На протяжении последующих четырех с лишним лет Николас выполнял разнообразные поручения. Побывал он и на своей первой родине, на оккупированной территории Советского Союза, где отвечал за вывоз ценностей. В июле 1944 года на Гитлера было свершено покушение. Как знал Николас, Гиммлер, осведомленный о планах заговорщиков, намеревался задействовать их в своих интересах: устранив тирана чужими руками, он собирался потом уничтожить бунтарей и провозгласить себя новым главой рейха. Гитлер чудом остался в живых, даже не пострадав, заговорщиков в самом деле быстро ликвидировали, и ползучий переворот не удался. Генрих фон Минхов, который скептически относился к деятельности фюрера, рвал и метал.
        - Такой шанс упустили! Фюрер безумен, он не понимает, что война давно проиграна, уже после Сталинграда! Теперь на нас с Востока давят Советы, а с Запада - союзники, высадившиеся в Нормандии. И единственная возможность спасти рейх - сменить руководство и заключить сепаратный мир с Америкой и Англией. И Черчилль, и Рузвельт прекрасно понимают, что если разгромить рейх окончательно, то это приведет к неимоверному усилению позиций Сталина и распространению красной чумы по всей Европе, а то и по всему миру. С Гитлером, столь одиозной фигурой, заключить пакт они не смогут, а вот если фюрера не станет и его место займет кто-то другой, то они непременно пойдут на заключение мирного договора, чтобы тотчас повернуть оружие против русских. Ибо коммунизм теперь намного опаснее нацизма!
        Николас знал, что Гиммлер тайно ведет переговоры с Западом о возможностях прекращения военных действий и совместной борьбы с Советами. Ему оставалось одно - взять власть в свои руки. Но Гитлер после неудачного покушения сделался крайне подозрительным, никому не доверял и в каждом видел потенциального предателя, так что «Тайной Германии» не удалось привести в исполнение свой заветный план и устранить фюрера со сцены.
        Николаса более занимала собственная судьба: что произойдет с ним после того, как рейх падет? Он понимал, что бывшие соотечественники (что русские, что французы, что англичане) не проявят к нему милосердия: как приближенный Генриха фон Минхова и к тому же активный член «Тайной Германии», он понесет очень суровое наказание.
        Его патрон тоже осознавал серьезность ситуации и успокоил Николаса:
        - В Европе оставаться опасно, поэтому мы найдем убежище в Южной Америке, где многие из диктаторов поддерживают фашистскую идеологию. И там можно сытно и спокойно жить. Большая часть средств уже переправлена за рубеж, и, когда пробьет час, мы покинем Германию и отправимся туда начинать новую жизнь.
        Час пробил в конце апреля 1945 года. Николас находился в осажденном Берлине, на который со всех сторон наступали советские войска. Генрих фон Минхов находился в бункере фюрера, расположенном под новой рейхсканцелярией. Фон Минхов вызвал к себе Николаса, и у них состоялся короткий разговор.
        - Гиммлер лишен фюрером всех должностей, - сказал он, - у нас имеется возможность завладеть властью, однако теперь слишком поздно. С союзниками можно было договориться, но с русскими - нет!
        Николас давно лелеял мечту оказаться в центре власти, и мечта была близка к воплощению. Но... Вот никак он не предполагал, что все повернется подобным образом. С поверхности доносились глухие удары - советская артиллерия обстреливала немецкую столицу. Наконец-то он увидел вблизи всех тех людей, которые держали в руках бразды правления уже не существующего рейха: нервный Геббельс, его надменная жена Магда, знаменитые генералы. И, конечно же, сам Гитлер. Увидев вождя немецкого народа, Николас поразился тому, каким старым и больным он выглядит - ни малейшего сравнения с тем Гитлером, какого он видел на трибуне олимпийского стадиона девять лет назад. Гитлеру было немногим за пятьдесят, но выглядел он глубоким стариком. В последние месяцы он сделался совершенно нетерпимым, постоянно кричал и не желал слушать дурных новостей. Но других, собственно, и не было.
        Когда в одном из помещений бункера появился фюрер, все вскочили с мест, а сгорбленный пожилой человек в униформе, шаркая ногами и не поднимая взгляда, прошел мимо. Левая рука, которую он держал за спиной, страшно тряслась: болезнь Паркинсона, диагностированная у фюрера некоторое время назад, прогрессировала не по дням, а буквально по часам. У Гитлера все чаще и чаще случались припадки необузданного бешенства, которые резко сменялись долгими периодами апатии и меланхолии, во время которых вождь немецкого народа заказывал себе огромное количество тортов, пирожных и горячего шоколада, а затем поглощал сладости в гордом одиночестве, совершенно не интересуясь ситуацией в осажденном Берлине.
        - Пора позаботиться о себе, - сказал Генрих фон Минхов, оставшись со своим верным помощником наедине, - и пока еще возможно, мы должны покинуть Берлин. У меня имеются номера счетов в заграничных банках, на которых находятся деньги «Тайной Германии». Тебе же поручено спецзадание, и я знаю, что только ты в состоянии справиться с ним.
        Генрих протянул Николасу крошечную металлическую капсулу.
        - Здесь в зашифрованном виде находится копия финансовой отчетности нашей организации, - сказал он, - и ты будешь вторым человеком, обладающим ею. Сейчас есть уникальная возможность попытаться вырваться из осажденного Берлина на самолете, которой я и воспользуюсь. Однако на тот случай, если самолет будет сбит и я погибну, информацией должно располагать и второе доверенное лицо. Ты, Николас. Тебе придется выбираться из Берлина не по воздуху, а своим ходом. И это наверняка еще опаснее, чем мой перелет. Место встречи - Рио-де-Жанейро, отель «Золотой клюв» на Копакабане. Тот, кто первый доберется туда, зарегистрируется под именем сеньора Эрнесто Гольдштейна.
        Николас взял капсулу, положил в карман френча, довольный: Генрих доверяет ему. Что ж, он не разочарует своего патрона.
        Гитлеру настойчиво предлагали покинуть Берлин и перебраться в Баварию, в резиденцию на горе Оберзальцберг. Однако фюрер остался непреклонным: осознавая, что его Тысячелетняя империя рушится под ударами советских войск, он принял решение сгинуть вместе с ней.
        Через несколько часов, когда канонада советских «катюш» усилилась и со стен посыпалась штукатурка, в бункере имело место фантасмагорическое событие, свидетелем которого стал и Николас. Приглашенный чиновник заключил брак между Гитлером и его многолетней любовницей Евой Браун. Николас со смешанными чувствами следил за тем, как старик трясущейся рукой ставит подпись в акте о заключении брака, как счастливая молодая женщина берет фюрера под локоток - и они удаляются в апартаменты Гитлера.
        Когда фюрер скрылся, среди гостей пронесся слух о том, что все кончено. Диктатор уступил требованиям Евы Браун и сделал ее своей супругой, однако ей недолго предстояло наслаждаться статусом фрау Гитлер: той же ночью фюрер собирался покончить с собой.
        Настроение в бункере было подавленное, но не столько из-за намерения Гитлера убить себя, сколько из-за того, что каждый думал о собственной судьбе. Несколько офицеров открыто обсуждали лучший и наиболее элегантный способ уйти из жизни, кое-кто, воспользовавшись суетой, попросту исчез из бункера, понимая, что через считаные часы здесь окажутся советские солдаты. Другие же, наоборот, собравшись в столовой, устроили дикие танцы - им было плевать и на фюрера, и на надвигающиеся советские войска. «Если уж настало время умирать, так лучше пусть это произойдет со смехом и под музыку», - считали они. То, что наблюдал сейчас Николас, походило на финальную часть германского эпоса - рагнарёк, сумерки богов. Только те, кто находился в бункере, никак не походили на властителей Вселенной - отчаявшиеся, жалкие и напуганные люди.
        Раздался приглушенный выстрел. Вот все и закончилось...
        В помещение, где находился Николас и несколько военных, вошел Генрих фон Минхов, облаченный в длинный черный плащ. Он поманил за собой Николаса. Они приблизились к двери кабинета фюрера, на пороге которого толпились приближенные Гитлера.
        Зайдя в кабинет, Николас увидел Еву Браун - бездыханную, с развороченным виском, полусидевшую-полулежавшую на полосатом диване. Фюрер притулился в кресле - и Гитлер был жив! Руки у него ходили ходуном, и пистолет, из которого он, по всей видимости, только что застрелил свою жену, шмякнулся на пол.
        К Гитлеру приблизился доктор Геббельс, попытался что-то ему сказать, но тот поднял на него совершенно остекленевший взгляд, и все поняли: фюрер находится в полнейшей прострации.
        - Фюрера необходимо вывезти из Берлина! - горячо заявил кто-то.
        - Но его желанием было покончить жизнь самоубийством, как это и подобает истинному солдату рейха, - возразил другой голос.
        Генрих фон Минхов распорядился:
        - Всем вон. Николас, тебе остаться.
        - Что вы себе позволяете... - начал Геббельс, однако фон Минхов смерил его презрительным взглядом, и новоиспеченный преемник Гитлера, без пяти минут рейхсканцлер, отступил назад. Споткнувшись о порог, он едва не полетел на пол.
        Когда в кабинете осталось всего три человека (фон Минхов, Николас и Гитлер), Генрих поднял пистолет, валявшийся на полу, и положил его перед диктатором.
        - Мой фюрер, вы должны довершить то, что начали, - сказал он твердо. - Германия проиграла войну, но ваша смерть должна стать началом мифа.
        Гитлер, опершись локтями на колени, вдруг издал какой-то странный, хрюкающий звук, и Николас с удивлением, сменившимся мистическим ужасом, который под конец перешел в еле сдерживаемый смех, понял, что тот, кто поработил почти всю Европу и мечтал сделаться повелителем мира, тот, кому поклонялись, как живому богу, тот, кто считался величайшим из полководцев за всю историю человечества, - истерично рыдает.
        - Мой фюрер, - проговорил озабоченно фон Минхов, - время не ждет. Если вы окажетесь в руках у русских...
        - Ева, моя Ева... - раздался приглушенный, шамкающий голос Гитлера. - Зачем я сделал это? О, моя девочка! Я убил тебя!
        Фон Минхов вложил в руку диктатора пистолет и протянул ему на фарфоровом блюдечке капсулу.
        - Цианистый калий, мой фюрер, - заметил он. - Быть может, вы предпочтете яд, как величайший полководец древности Ганнибал, когда понял, что одержать победу невозможно и он вот-вот попадет в руки к не ведающему пощады неприятелю.
        Гитлер взял желатиновую капсулу, несколько секунд рассматривал ее, как сверкающую драгоценность, затем швырнул в угол и поднес к виску пистолет. Его дрожащий палец лег на курок, фюрер зажмурился и...
        И пистолет снова брякнулся на пол.
        - О Ева, моя девочка, что же я наделал! Мы могли бы быть так счастливы! Эти бездари - Паулюс, Роммель, Гудериан, Кребс, Риббентроп... Эти ренегаты - Гесс, Гиммлер, Геринг, фон Клюге, Модель! И даже Шпеер... Они оставили меня! Все предали меня! Немецкая нация показала свою несостоятельность и должна погибнуть, начинается эпоха славян...
        Гитлер сбился, начал повторяться, и Николас понял, что перед ним сидит сошедший с ума человек. Фон Минхов подобрал пистолет и вручил его Николасу.
        - Фюрер, увы, по причине болезни или малодушия... или и того и другого... не в состоянии сделать то, что на его месте сделал бы любой порядочный офицер, - заявил он. - Нельзя терять время. Ты должен положить конец этому фарсу.
        Генрих вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь. Николас с пистолетом в руках приблизился к Гитлеру. Тот, заметив Николаса, внезапно дико завизжал, попытался подняться. Николас впечатал фюрера в кресло, поднес пистолет к его правому виску и, отвернувшись, без колебаний спустил курок.
        В кабинет ворвались приближенные фюрера. Генрих фон Минхов окинул взором труп Гитлера, кивнул:
        - Тор, ты отлично справился с заданием. А теперь пойдем!
        Они вышли из кабинета. Николас ощущал на лице капли крови. Фон Минхов подал ему носовой платок. И затем сказал:
        - Ну что ж, наступает время расставания. Жду тебя в Рио-де-Жанейро, Николас. Знаю, ты не подведешь меня. Вот документы и деньги...
        Фон Минхов удалился в сопровождении летчицы и еще нескольких человек. Николас посторонился - тела фюрера и Евы Браун поднимали на поверхность, чтобы облить бензином и сжечь. Николас переоделся - снял эсэсовскую форму, надел штатское: серый костюм (в карман положил металлическую капсулу), короткий плащ и шляпу. При себе у него имелся паспорт на имя Иоганна Кампе, а также увесистая пачка ассигнаций.
        Поздно ночью он покинул бункер. Во дворе, замерев, словно изваяние, находился Геббельс: стоял над ямой, в которой бушевал огонь, пожирая тела Гитлера и его жены. Николасу это зрелище не было интересно. Рейх падет со дня на день, и он не хотел нести ответственность за преступления нацистов.
        По полуразрушенным улицам Николас выбрался из центра, прячась от советских солдат. Весть о капитуляции он встретил в большом бомбоубежище, вместе с сотнями берлинцев. Там их обнаружили освободители - к Николасу отнеслись с особым пристрастием, так как он был молодым мужчиной, однако он заговорил с советским майором на чистейшем русском.
        - Товарищ, - заявил Николас, - я - член коммунистической партии, восемь лет жил в Москве, встречался с Иосифом Виссарионовичем. Гнусный нацистский режим преследовал меня, как врага, и я так рад, что Гитлера больше нет в живых! Я активный член подпольного сопротивления, меня едва не арестовало гестапо...
        Используя все свое красноречие, он сумел усыпить бдительность майора, а затем, воспользовавшись эффектом неожиданности, убил его и переоделся в красноармейскую форму. Николас нашел пристанище в одной из брошенных квартир и там, к своему счастью, обнаружил краску для волос. Ею он выкрасил свои волосы и отросшую бородку и с удовлетворением увидел в зеркале не тридцатилетнего мужчину, а пожилого. В соседней квартире Николас обнаружил костыль, опираясь на который он смог изображать инвалида. Теперь, тряся головой и покачиваясь из стороны в сторону, Николас походил на престарелого больного человека.
        Он задержался в Берлине до середины мая - к тому времени столицу капитулировавшего рейха заполнили советские войска. Николас понимал, что ему надо уносить ноги из города, поэтому ночью подстерег и убил еще одного советского офицера, снял с него форму, забрал оружие и документы. Переодевшись и побрившись, Николас превратился в Ивана Сергеевича Баландина, старшего лейтенанта. Труп настоящего Баландина он закопал в подвале одного из домов, рассчитывая, что к тому времени, когда его обнаружат, никто не сможет сказать, кем является убитый. Советская форма открывала перед ним неограниченные возможности.
        Наконец Николас покинул Берлин и, оказавшись за городом, снова перевоплотился в старого инвалида. На перекладных он к началу июня добрался до Гамбурга, а затем перебрался в Данию. Там он совершил еще одно убийство и, завладев документами британского предпринимателя, из Копенгагена на пассажирском судне отправился в Великобританию.
        В Лондоне он узнал трагическую весть - узнав о самоубийстве Гитлера (и не подозревая, что жизни фюрера лишил его протеже), сэр Кассиус, одиннадцатый маркиз Солсбери, застрелился. Его титул, поместье и капиталы перешли к младшему брату.
        В Великобритании Николас задержался до конца лета, и когда из Саутгемптона отправился пароход в Северную Америку, он оказался на борту в числе прочих пассажиров. Крошечную капсулу Николас хранил как зеницу ока, понимая, что она - ключ к его будущему.
        Пароход пришвартовался в Нью-Йорке, и оттуда, купив подержанный «Паккард» с откидным верхом, Николас поехал сначала на запад, а затем на юг Соединенных Штатов. Мексиканскую границу он пересек нелегально, а вскоре снова возобновил путешествие на автомобиле. В конце сентября он достиг цели своего долгого вояжа - столицы Бразилии Рио-де-Жанейро.

* * *
        Его поразила жизнь в Рио: ничто не напоминало о войне в далекой Европе, люди вели беспечное существование, а лазоревый океан так и манил к себе. Николас решил, что останется в Южной Америке и начнет здесь новую жизнь - получит свою долю, купит небольшую ферму (возможно, даже поместье) и уйдет на покой.
        Он отыскал отель «Золотой клюв», оказавшийся небольшим, но весьма приличным заведением. Первым делом Николас осведомился, имеется ли в отеле постоялец по имени Эрнесто Гольдштейн.
        - Да, сеньор, - ответил негр за стойкой администратора, - сеньор Гольдштейн уже несколько месяцев является нашим гостем. Очень щедрый и добрый человек! Вы хотите его видеть? Он сейчас в ресторане.
        Николас прошествовал в ресторанчик, примыкавший к отелю, осмотрелся. И где же Генрих фон Минхов? Невдалеке из плетеного кресла поднялся высокий господин в белом костюме и соломенной шляпе.Николаса скользнул взглядом по его загорелому лицу, тонким усикам героя-любовника и отвернулся, но вдруг услышал знакомый голос:
        - Я так и знал, что рано или поздно ты доберешься до Рио!
        Николас вздрогнул и посмотрел на типа в белом костюме. Удивительно, но факт: это и был Генрих фон Минхов! Тот взял Николаса под руку и увел к себе в комнату. Заперев дверь, он снял шляпу, шлепнул рукой по своему абсолютно лысому черепу и, улыбнувшись, воскликнул:
        - Добро пожаловать из ада в рай!
        - Но... как вам удалось? - разглядывая фон Минхова, протянул Николас. - У вас совсем другой разрез глаз. Да и скулы иные.
        - А еще я стал лысым, изменил цвет глаз и частично отпечатки пальцев, - ответил фон Минхов, наливая в бокал коньяку и протягивая его Николасу. - Рио я выбрал не только из-за того, что город расположен на расстоянии в двенадцать тысяч километров от Берлина, не только из-за вечного лета и прелестных мулаток. Здесь имеются превосходные пластические хирурги, которые за деньги готовы творить чудеса, хранят молчание и могут превратить тебя в совершенно другого человека. Как дела в старушке Европе?
        Николас рассказал о своих скитаниях и положил на туалетный столик капсулу.
        - Я знал, что могу доверять тебе, - заметил фон Минхов. - Кто-либо иной на твоем месте сбежал бы вместе с секретной информацией и использовал ее в своих целях, но ты заслуживаешь доверия.
        - Что вы делаете в Рио? - спросил Николас. - Ведете жизнь состоятельного рантье?
        - Что-то в таком роде, - кивнул фон Минхов. - Мы сумели вырваться из Берлина, хотя русские подбили-таки один из двигателей самолета. На побережье Северного моря нас ждала подводная лодка, на ней мы и переправились в Южную Америку. И когда я говорю
«мы», то имею в виду многих из адептов «Тайной Германии». Другие, как и ты, добрались сюда своим ходом.
        Затем, закурив, фон Минхов продолжил:
        - Несмотря на крах рейха, наша организация не прекратила существования. Конечно, теперь смешно вести речь о распространении идеи национал-социализма по всему миру. Хотя, ты же знаешь, я никогда особенно и не верил во всякую антиеврейскую галиматью и прочее. Но у нас осталась инфраструктура. И деньги. Причем инфраструктура организации позволит зарабатывать еще большие деньги. Именно этим мы и намерены заниматься. И у тебя имеются две возможности...
        Генрих со странной улыбкой взглянул на Николаса. Тот молча ждал, что еще скажет его бывший шеф.
        - Ты оказал всей Германии чрезвычайную услугу, когда отправил на тот свет трусливого, полоумного старика Адольфа, - заговорил наконец снова фон Минхов. - Я сообщил о твоем геройском поступке товарищам, и они согласны со мной в том, что ты должен быть по-царски вознагражден. И сейчас в банке на открытом на твое имя счете лежат полмиллиона американских долларов. С ними ты можешь начать новую жизнь в любой точке земного шара. Таков новый путь для тебя. Но существует иная возможность, Николас. Организация, как я тебя уже проинформировал, будет работать и дальше, только профиль немного изменится. Однако суть останется той же - зарабатывание как можно большего количества денег. Для этого хороши различные средства - как легальные, например игра на бирже, спекуляция недвижимостью, экспортно-импортный бизнес, - так и нелегальные. И в случае нелегальных действий нам понадобятся люди, умеющие быстро реагировать, люди, отлично обращающиеся с разными видами оружия и способные убивать. То есть такие, как ты, Николас. Поэтому я предлагаю работать на «Тайную Германию». Думаю, размер вознаграждения тебя устроит. Я
не могу требовать от тебя принять решение сейчас же...
        - Ну почему же, - перебил шефа Николас, расстегивая ворот рубашки и извлекая платиновую цепочку, на которой покачивалась руна «тор». - Когда я давал клятву, то обещал вечно служить «Тайной Германии». Поэтому готов дать ответ прямо сейчас: да, я буду работать на вас!
        Генрих фон Минхов рассмеялся, энергичным жестом затушил сигарету в пепельнице и подал молодому человеку руку.
        - Я не сомневался, что ты сделаешь правильный выбор, - заявил он. - И могу пообещать тебе - ты не разочаруешься в том, что согласился работать на «Тайную Германию». Прочие члены будут очень рады этой новости. Но тебе надо сменить имя. Ага, ведь ты - брат Дома Тора? Ну что же, рад приветствовать тебя в наших рядах, Тор!
        Вера. 1963 год
        - Вы желаете получить от меня информацию касательно наемного убийцы по кличке Тор? - Месье Франсуа Малэ, заместитель директора Интерпола, прошелся по кабинету и, резко повернувшись, уставился на Веру и Эндрю, сидевших перед ним.
        Вера заметила усмешку на губах будущего тринадцатого маркиза Солсбери. И как она могла вообразить, что он ей нравится? Нет, мерзкий, двуличный, подлый тип! Заманил ее в ловушку по приказу своего босса, что дало тому возможность оказать давление на шефа, и тот скрепя сердце согласился на то, чтобы Вера работала вместе с Эндрю.
        - Месье, не делайте вид, будто не знаете, о ком идет речь, - заявил Эндрю. - Вы ведь разговаривали с Ричардом и с Гарольдом...
        - Давайте обойдемся без имен! - запротестовал заместитель Интерпола. - Я пообещал, что помогу, и сдержу слово.
        - Еще бы... - усмехнулся Эндрю. - Ведь в противном случае будет предана огласке ваша постыдная тайна, месье Малэ!
        Заместитель директора нажал кнопку селекторной связи и сказал:
        - Пригласите ко мне агента Клейтона.
        Несколько минут, прошедших в ожидании вызванного агента, заместитель директора Интерпола и двое посетителей провели в тишине. Легкий перестук - хозяин кабинета барабанил пальцами по полированной поверхности стола. Вера, глядя на своего спутника, думала о том, что методы работы ее организации мало чем отличаются от методов работы организации, в которой служит Эндрю: если понадобится, прибегают к шантажу, ограблению или даже убийству.
        Дверь отворилась, появился высокого роста мужчина лет сорока, со смуглым лицом, короткими темными волосами и ухоженной эспаньолкой.
        - Клейтон, проходите! - приветствовал его заместитель директора. Затем он обратился к Вере и Эндрю: - Агент Рене Клейтон, один из лучших сотрудников Интерпола. И, что немаловажно, специализируется на поимке Тора.
        Темные глаза вошедшего мужчины на мгновение вспыхнули. Агент был в черном костюме и черном же галстуке. Он больше походил на клерка или работника похоронного бюро, чем на сыщика.
        - Клейтон, - продолжил заместитель директора, - разрешите вам представить. Э...
        - Вера, - сказала женщина и протянула агенту руку.
        Эндрю обошелся без рукопожатия. Даже не встав с кресла, он лениво произнес:
        - Маркиз Солсбери.
        - Так вот, Клейтон, - заговорил заместитель директора, - теперь вы будете работать вместе с этими господами. Прошу вас изложить все, что вам известно о таинственном наемном убийце Торе. Можете начинать...
        Эндрю кашлянул. Заместитель директора, встрепенувшись, понял намек и покинул кабинет. И только тогда Рене Клейтон, внимательно посмотрев на Веру и смерив взглядом Эндрю, произнес по-английски:
        - Мне ничего не известно.
        - Как же так? - удивился Эндрю. - Или ваш шеф обманул, утверждая, что вы - наиболее компетентный специалист по Тору? Мне хорошо известно, что вы желаете во что бы то ни стало найти Тора и уничтожить его. Значит, наши задачи совпадают. Кстати, мы знаем, что вы знакомы с человеком, видевшим Тора в лицо.
        - Даже если и так, я не намерен работать с вами, - заявил агент Клейтон. - Я поклялся, что найду Тора и уничтожу его. Так оно и будет.
        - Ну вот, я же говорю: наши цели совпадают, - заметил Эндрю. - А что до вашего нежелания делиться информацией и работать вместе с нами... Леди, которую вы здесь видите, тоже вначале воспротивилась своей судьбе, однако нам удалось... хм, убедить ее. Вы же хотите работать в Интерполе? Более того - как я понимаю, в том и заключается смысл вашей жизни, Клейтон. Но если вы откажетесь, заместитель директора сделает так, что вы покинете организацию.
        Тон Эндрю действовал на нервы Веры, и она обрадовалась, увидев, как агент Клейтон шагнул к Эндрю. Будущий маркиз Солсбери нервно сглотнул, и женщина поняла: он испугался!
        - Вы угрожаете мне? - спросил тихо Клейтон. Он придвинулся к креслу, в котором сидел наглый отпрыск аристократической фамилии. Рука Эндрю скользнула под пиджак, к кобуре.
        - И вы меня боитесь, - констатировал Клейтон удовлетворенно. Затем чуть сменил тон: - Ну что ж, вы получите от меня информацию.
        - В первую очередь мы хотим встретиться с тем, кто видел Тора, - заявил Эндрю, все еще держа руку под пиджаком. - Это какая-нибудь служанка или любовница одной из жертв? Мы должны встретиться с ней сегодня!
        - Сделаю, что смогу, - ответил Рене Клейтон и направился к выходу.

* * *
        Через шесть часов, когда ночь накрыла Европу, вертолет, в котором находились агент Клейтон, Вера и Эндрю, приземлился в Монте-Карло.
        - А ваш свидетель живет в неплохом месте, - присвистнул будущий тринадцатый маркиз. - Так и чувствую, что сейчас вы отвезете нас на шикарную виллу. Надеюсь только, что там нас накормят - у меня уже в животе бурчит.
        На вертолетной площадке их ждал темный лимузин, который после недолгого путешествия по княжеству остановился в порту. Троица перебралась на небольшой катер, пришвартованный к причалу.
        - Ага, теперь понимаю, встреча произойдет в море, - хмыкнул Эндрю. - Вы так оберегаете свидетеля, что сняли для него яхту? А ваше начальство в курсе подобных расходов?
        Агент Клейтон снова промолчал. Вере нравилось в нем то, что он не поддавался на словесные провокации Эндрю и не отвечал на его колкости. Катер заскользил по темной воде Средиземного моря, оставляя позади сияющие постройки карликовой монархии.
        На воде было холодно, ведь стоял конец ноября. В лицо Вере ударил свежий морской ветер, и она поежилась. Эндрю жестом галантного джентльмена скинул со своего плеча пиджак и захотел укрыть им Веру, но женщина смерила будущего маркиза презрительным взглядом.
        - Ну, как хотите, - усмехнулся Эндрю, снова надевая пиджак. - Если желаете мерзнуть, то на здоровье!
        Вдали вырисовывались контуры большой яхты. Катер пришвартовался к ней, и Эндрю воскликнул:
        - Вот это да! Кому принадлежит сей «Титаник»? Неужели самому Онассису или его вечному сопернику Костандиллису? Мы что, устроим классную вечеринку - агент Клейтон исполнит соло на саксофоне, а Вера покажет стриптиз?
        - Прикройте пасть, - буркнул Рене Клейтон, и Вера мысленно поблагодарила его: ее тоже раздражали издевки Эндрю.
        Троица поднялась на борт, их приветствовал облаченный в белую униформу слуга.
        - Клейтон, куда мы попали? А шампанское будет? - продолжал веселиться Эндрю. - Или вы заманили нас сюда, чтобы убить?
        Слуга распахнул перед гостями двери ярко освещенного салона, и Вера шагнула в большое помещение, напоминавшее комнату дворца: светло-зеленые шелковые обои с золотым рисунком, напольные фарфоровые вазы, на стенах несколько полотен импрессионистов (причем наверняка не копии, а подлинники!). Эндрю тотчас бухнулся на большую софу и схватил с подноса, стоявшего на малахитовом столике, пузатую бутылку.
        - Ого, арманьяк урожая 1928 года! Такое даже мой папочка, двенадцатый маркиз Солсбери, позволяет себе только по большим праздникам.
        Он плеснул на дно бокала янтарной жидкости и принялся ее дегустировать. Боковая дверь раскрылась, появился молодой человек в светлых брюках и темной куртке. Завидев его, Эндрю развязно бросил:
        - Милейший, доложите своему хозяину, что у него превосходный винный погреб! Надеюсь, что на яхте имеются и отличные повара, а то я зверски проголодался!
        Молодой человек (на вид ему было лет двадцать восемь - светлые волосы, синие глаза, ямка на подбородке) улыбнулся:
        - Дамы и господа, мне льстит, что вы чувствуете себя на моей яхте как дома. Рад приветствовать вас на «Мальтийском кресте»!
        Эндрю поперхнулся коньяком и, поставив бокал на поднос, в восхищении пробормотал:
        - Так корыто принадлежит вам? Черт, хотел бы я оказаться на вашем месте!
        Молодой человек помрачнел. Пригласив Веру и агента Клейтона жестом сесть, он сухо произнес:
        - Да, это, как вы изволили выразиться, корыто принадлежит мне. Однако я никому бы не пожелал оказаться на моем месте. Все это принадлежит мне. По очень простой причине - я стал хозяином яхты и прочего в возрасте шестнадцати лет, лишившись родителей. Они были убиты, как позднее выяснилось, Тором.
        - Значит, вы и есть свидетель! - выпалил Эндрю.
        Молодой человек тяжело вздохнул.
        - Не только свидетель, но и пострадавший. Тор отнял у меня родителей, и хотя с тех пор прошло почти тринадцать лет, я каждый день думаю об этом. Именно потому я поставил перед собой цель - отыскать Тора и покарать его! Тут наша задача, как я понимаю, совпадает. Меня зовут Стивен Карлайл. Агент Клейтон предупредил, что вы - те, кто страстно жаждет найти Тора. Могу ли я спросить, с чем связан ваш интерес к наемному убийце?
        - Карлайл, Карлайл... - пробормотал Эндрю. - Вы говорите, с тех пор прошло почти тринадцать лет? Получается, что вы - отпрыск тех самых Карлайлов? Ну да, все сходится! Тогда становится понятно, откуда у вас такая шикарная яхта. Ведь вы после гибели своих родителей стали самым богатым подростком в мире!
        Вера почувствовала стыд и негодование - нахал спокойно-светским тоном рассуждал о трагедии, приключившейся с родителями... с родителями Стивена (она решила, что может называть хозяина яхты по имени). Сразу понятно: будущий маркиз вырос в роскоши и вседозволенности, не знал ни в чем отказа, ему не приходилось страдать. Поэтому и задает подобные вопросы.
        Стивен Карлайл на мгновение нахмурился, и Вера поняла, что даже по прошествии многих лет ему все еще тяжело рассказывать о судьбе родителей.
        - Вы... - начал он.
        - Будущий тринадцатый маркиз Солсбери к вашим услугам, - провозгласил Эндрю.
        Стивен хмыкнул и продолжил:
        - Вы, будущий тринадцатый маркиз Солсбери, можете мне поверить: я бы отказался от всех денег, от огромного наследства, от роскоши ради одного - только чтобы мои родители были живы. Став наследником миллионов, я убедился в том, что на свете есть много вещей, купить которые за деньги, даже за очень большие, нельзя. Мои родители...
        Он на мгновение отвернулся, и Вера ощутила необыкновенно теплое чувство по отношению к молодому миллионеру. И как же их судьбы похожи! Ведь и он, и она потеряли родителей, причем самым трагическим образом...
        - Так расскажите, как вы встретились с Тором, - по-прежнему развязно потребовал Эндрю, не обращая внимания на эмоции, охватившие хозяина яхты. - Агент Клейтон не обманывает, вы действительно видели его?
        - Это произошло в день рождения моего отца, - промолвил Стивен. - Вы хотите знать подробности? Ну что же!
        Он подошел к стене, нажал скрытый рычаг, с потолка спустился большой белый экран. Стивен поднял трубку телефона, отдал короткое распоряжение, и в салон вошли двое слуг, несшие кинопроектор. Они установили его напротив экрана, зарядив бобину с пленкой.
        - Благодарю вас, - Стивен кивком отпустил слуг. Затем погасил свет и включил проектор.
        По экрану побежали кадры, запечатлевшие жизнь счастливой семьи. Вера увидела парк, в отдалении - большой красивый особняк. На траве молодая улыбающаяся женщина, рядом темноволосый мужчина лет сорока, похожий на Стивена, и еще мальчик лет шести-семи - Стивен в детстве.
        - Мы оказались на вашей яхте не для того, чтобы вы потчевали нас рассказами о своем счастливом детстве, - заявил грубо Эндрю. - Или вы решили устроить нам бесплатный киносеанс?
        Послышался голос Стивена Карлайла:
        - Мой отец был одним из самых успешных и богатых банкиров Восточного побережья. Он возглавлял семейный банк и являлся обладателем многомиллионного состояния. Я вырос в полной уверенности, что у меня наилучшие на свете родители. Собственно, так и было...
        Побежали кадры, на которых Стивен был в возрасте двенадцати-тринадцати лет: ужасно худой, с ободранными коленками, на зубах скобки, лицо портили большие роговые очки.
        - Надо же, с тех пор вы изменились к лучшему, - ядовито заметил Эндрю. - Вот они, преимущества быть богатым! Впрочем, не мне жаловаться.
        - Я с малых лет знал, что у отца имеется много врагов, - продолжал Стивен, - однако они назывались «конкуренты» и «партнеры по бизнесу». Лето того года, когда родители погибли... когда они были убиты, показалось мне самым счастливым в моей жизни. И только потом, перебирая в памяти факты, я понял, что отец был чем-то взволнован, даже более того, - он находился на грани нервного срыва. Мама, объясняя, почему он так редко бывает дома и уделяет семье мало внимания, говорила, что у него неприятности в банке...
        Мелькнуло изображение пятнадцатилетнего Стивена - он вытянулся, возмужал, скобки с зубов исчезли, очки изменили форму.
        - Гадкий утенок начинает превращаться в лебедя, - саркастически усмехнулся Эндрю. - Впрочем, в том же возрасте и я выглядел заморышем. Милая моя Мата Хари, а какой были вы в пятнадцать, интересно?
        Вопрос был обращен к Вере, но женщина ничего не ответила. И как Эндрю смеет так издеваться над чувствами других? В пятнадцать лет она находилась в католическом интернате, с побега из которого все и началось...
        - И только много лет спустя, - продолжал хозяин яхты, - подробно изучая дело о гибели родителей, я узнал, что банк, возглавляемый отцом, пытались перекупить. Мой отец оказывал сопротивление, и весьма успешно. Во всяком случае, до тех пор, пока кто-то из конкурентов не понял: именно мой отец мешает заключению очень выгодной сделки, поэтому единственный выход осуществить желаемое - его смерть, причем как можно более скорая.
        На сей раз даже остряк Эндрю ничего не произнес.
        - День рождения моего отца приходился на восьмое декабря. В нашем поместье на полуострове Кейп-Код состоялся прием. Помню, мама настаивала на том, чтобы отменить его, но отец желал продемонстрировать своим друзьям и в первую очередь врагам, что он не потерял спокойствия духа и его не победить. Думаю, убийца, а им был Тор, просочился на территорию нашего поместья под видом одного из гостей или, вероятнее всего, приняв облик шофера, слуги или официанта. В тот день было не меньше двухсот человек приглашенных, так что затеряться в толпе ему оказалось очень легко. Да никто и не подозревал, что отец намечен в жертвы. Никто, кроме Тора...
        - Припоминаю, я читал о происшедшем в газетах, - перебил его Эндрю. - Смерть американского банкира стала на пару дней новостью номер один...
        - Да, это так, - заметил Стивен, и Вера, не видевшая его лица, услышала, как дрогнул голос молодого человека. - Мой отец был страстным яхтсменом, поэтому неудивительно, что на следующий день он решил расслабиться, выйдя в океан. Вообще-то планировалось, что вся наша семья отправится на яхте, которой правил отец, но я простудился и остался дома, что и спасло мне жизнь. Тор великолепно все рассчитал: он знал, что отец, несмотря на свою занятость, обязательно находит возможность как минимум два раза в неделю выходить под парусом. Для него это был лучший способ избавиться от стресса.
        На пленке возникло изображение небольшой яхты под сине-белым парусом.
        - Знаете, отец как-то обмолвился в шутку, что предпочтет найти смерть в океане. Так и произошло, - тихо, со вздохом произнес Стивен. - Отец с мамой вышли под парусом, а я из окна особняка мог видеть яхту, находившуюся всего в каком-то полукилометре от берега. И... и я увидел, как она взлетела на воздух!
        Карлайл смолк, и в салоне повисла напряженная тишина. Агент Клейтон промолвил:
        - Если вам тяжело говорить...
        - Для ребенка самое ужасное - стать свидетелем смерти собственных родителей, - продолжил Стивен странным, безжизненным тоном. - Хуже всего, что зрелище заворожило меня. Я ведь сначала подумал, что наблюдаю запоздалый подарок ко дню рождения отца - фейерверк. И только потом сообразил: столб огня расколол яхту. От нее практически ничего не осталось. Да, Тор знал, что делал...
        - Постойте... Но если вы находились в особняке и случайно видели, как яхта взлетела на воздух, то как же вы сумели увидеть наемного убийцу? - спросил Эндрю. - Или он что, прятался где-то за кустами рододендронов, желая насладиться творением рук своих?
        На экране затрепетало изображение сгоревшего остова яхты.
        - Родители погибли мгновенно, у них не было ни малейшего шанса выжить, - почти прошептал Стивен. - Полиция практически сразу заподозрила убийство, однако были сделаны неверные выводы. Ведь чтобы обезопасить себя и своих нанимателей, Тор отправил шерифу анонимное послание, полное проклятий в адрес капиталистов и поработителей рабочего класса. Помните, в те годы царила массовая истерия, все ждали, что вот-вот начнется третья мировая война...
        - В прошлом году все тоже так думали, - сказал Эндрю, явно намекая на Карибский кризис. - Значит, Тор убедил всех в том, что ваших родителей убили коммунисты?
        - Быстро нашли бывшего слугу, который был за несколько недель до того уволен отцом, - продолжил Стивен. - Выяснилось, что он поддерживал контакты с коммунистической партией, а в его квартире нашли листы такой же бумаги, как та, на которой было написано анонимное письмо. Скорее всего, имело место совпадение - бумага была распространенного дешевого сорта, купить которую можно в любой писчебумажной лавке. Но прокуратура все же предъявила обвинение. Состоялся процесс, на котором обвиняемого опознал один из продавцов амуниции, заявивший, что Генри Флинн, так звали слугу, купил у него ящик динамита. Флинн все отрицал, однако во время перекрестного допроса запутался в собственных показаниях, что в итоге и привело к вынесению сурового приговора. Несчастного приговорили к смертной казни, но он якобы покончил с собой в тюрьме, повесившись в камере.
        - Так все-таки он убил ваших родителей или нет? - спросил Эндрю. - Вряд ли торговец оружием стал бы врать!
        - Подобная мысль пришла в голову и присяжным, и судье, - ответил Стивен, включая свет, отчего Вера на мгновение зажмурилась. - Торговец был уважаемым человеком, но убежденным антикоммунистом. Поэтому он, уверенный изначально в вине Флинна, решил немного помочь правосудию и дал ложные показания под присягой, желая, чтобы
«чертов коммуняка» получил по заслугам за смерть известного банкира и его жены. Позднее, когда я проводил собственное расследование, продавец оружия признался в разговоре со мной, что обманул суд, однако наотрез отказался заявить о том публично. Более того, он почему-то ожидал, что я буду даже благодарен ему за его чудовищную ложь, и был уверен, что получит от меня щедрое вознаграждение.
        - Вам следовало оповестить прокуратуру, - заметил агент Клейтон.
        - И что бы это дало? - горько усмехнулся Стивен Карлайл. - Для прокурора процесс Флинна был грандиозным успехом и началом его карьеры в Вашингтоне. Не мог же он расписаться в собственной беспомощности! Кроме того, я узнал, что прокурор давал владельцу оружейного магазина наставления, то есть фактически помог ему изложить лживую версию более складно и обмануть суд. Я уверен, прокурор понимал, что свидетель лжет, но ему он требовался для того, чтобы выиграть дело, тем более что в жертвах числились уважаемые и богатые люди, а на скамье подсудимых сидел приверженец коммунизма. Нет, прокуратура была менее всего заинтересована в раскрытии правды. И здесь мы подходим к самому важному - к тому, как я столкнулся с Тором...
        Стивен прошелся по салону, замер, запрокинув голову назад, вздохнул и продолжил:
        - Когда умерли родители, я в свои шестнадцать лет был еще беспомощным ребенком. И вдруг меня против моей воли вырвали из сказки, на которую походила предыдущая жизнь. Я вначале не сомневался в том, что убийцей родителей является Флинн, и только по прошествии нескольких лет, когда стал внимательно изучать все, что связано со смертью родителей, мне пришла в голову мысль: а вдруг все было по-другому? Последовал и разговор с главным свидетелем обвинения - с владельцем оружейного магазина, и тот признался, что дал ложные показания. Та встреча и стала отправной точкой моего расследования. Я впервые засомневался в том, что Флинн является убийцей моих родителей, и понял: если это не соответствует истине, тогда убийцей должен являться кто-то другой - третьего не дано!
        - И вы решили сыграть в Шерлока Холмса? - спросил Эндрю. - Гм, приключись со мной такое, я бы тоже захотел узнать правду. Тем более что у вас было изрядное количество миллионов, и вы, фигурально выражаясь, могли бы использовать банкноты в качестве факелов, освещая извилистую дорогу к истине.
        - Да, мое богатство, полученное по наследству от родителей, мне очень помогло, - кивнул Стивен, будто и не замечая ернического тона собеседника. - Однако банк, который возглавлял отец, оказался безвозвратно потерянным, как и ряд акционерных обществ и страховых компаний. Империя Карлайлов в одночасье рухнула, ее растащили по кускам наиболее прыткие из конкурентов. У меня были деньги, даже много денег, очень много, но кто-то постарался, чтобы наша семья навсегда уступила свои позиции в бизнесе. Я изучал юриспруденцию в Гарварде - собственно, выбрал эту стезю, чтобы попытаться разобраться в смерти родителей, - и понял: их смерть была связана с большими деньгами.
        - Так практически всегда и бывает, - заметил Эндрю. И подмигнул Вере: - Говорят, вашему папаше по той же причине пришлось расстаться с жизнью?
        Женщина нахмурилась молча, Стивен посмотрел в окно. Из салона открывалась удивительная панорама Монте-Карло в ночи.
        - И я поклялся себе, - снова заговорил хозяин яхты через минуту, - что найду истинного убийцу родителей. Я принялся собирать всю информацию, какую только можно было найти, поручил частным детективам провести независимое расследование, переговорил со всеми, кто был приглашен на день рождения отца накануне его смерти. И только потом вспомнил... - Молодой человек опустился в кресло, стоявшее напротив Веры. - Знаете, такое бывает: ты становишься свидетелем какого-либо события, но неверно интерпретируешь его и не помышляешь, что оно - поворотное в твоей судьбе. Я раз за разом вызывал у себя в памяти все детали приема в честь отца... Бомба на яхте могла быть установлена только тогда. Ведь накануне отец выходил в море, и ничего не произошло. А эксперты сказали следующее: взрывное устройство смоделировано так, что бомба должна была сработать примерно через двадцать минут после запуска двигателя - убийца хотел, чтобы катастрофа произошла далеко от берега. День за днем я старался воскресить в памяти каждую мелочь... Пока наконец не понял: я сам столкнулся с убийцей родителей! - Стивен Карлайл прикрыл глаза
и снова минуту помолчал.
        - И как я мог упустить тот эпизод из виду! Видимо, потому что изначально не придал ему значения и подсознательно внушил себе - ничего подозрительного тут нет. Но именно подобную, не вызывающую подозрения деталь мне и стоило искать! Я всегда тяготился официальными приемами, тем более что был единственным подростком: гости, конечно же, приезжали без своих отпрысков. Во время праздника я покинул дом и спустился к пирсу, около которого покачивалась яхта. Я любил бывать в одиночестве, любоваться звездами, наслаждаться тишиной...
        - Да вы, мистер Карлайл, неисправимый романтик! - нагло перебил рассказчика Эндрю и тут же обратился к Вере: - Вам ведь именно такие и нравятся?
        Стивен, сцепив руки в замок, продолжил, снова проигнорировав его слова:
        - Тот мужчина... Я увидел его выходящим с яхты, причем к тому времени я находился на пирсе не меньше десяти-пятнадцати минут, полагая, что пребываю в совершенном одиночестве. Он шагнул с яхты и напугал меня. И только впоследствии я понял, что, увидев меня, он оказался в неловкой ситуации. Хорошо помню, как сверкнули его глаза. Изображая пьяного, мужчина приветствовал меня, помахав рукой, а затем, пошатываясь, направился к дому.
        - И вы уверены, что это и был убийца ваших родителей? - спросила Вера.
        - Теперь да, - просто ответил Стивен. - Я хорошо запомнил его лицо. Странно, но такое бывает: в памяти остается неважная, пустяковая деталь. Вначале я почему-то обходил ту встречу на пирсе вниманием, но однажды, проснувшись посреди ночи, вдруг понял: тот человек был обманщиком! Он очень достоверно изобразил пьяного, пока находился поблизости от меня, но, когда перешел с пирса на дорожку, которая вела к особняку, зашагал быстро и пружинисто, как будто протрезвел в одну секунду. Ведь такого не бывает?
        - Нет, не бывает, - согласился агент Клейтон.
        - И в ту ночь меня охватила уверенность: человек, которого я видел, побывал на яхте, чтобы установить там бомбу, унесшую днем позже жизнь моих родителей. И я был единственным тому свидетелем!
        - А вы не преувеличиваете? - заявил Эндрю. - Тот тип мог быть набравшимся под завязку гостем или кем-то из прислуги.
        - Чтобы развеять собственные сомнения, я отыскал фотографии всех, кто был в тот вечер в нашем особняке: гостей, прислуги, нанятых официантов. На это потребовался почти год, но я справился с задачей, благо что в мамином письменном столе обнаружился список приглашенных. Оставалось выяснить, не было ли среди гостей кого-то из тех, кто в списке не значился. В итоге я получил двести пятьдесят шесть фотографий, на ста тридцати девяти были изображены мужчины. Двадцать четыре из них по возрасту и комплекции походили на того, с которым я столкнулся на пирсе. Они находились в Соединенных Штатах, и я посетил их всех и установил - ни один из них не является тем человеком, который побывал на яхте моих родителей в день приема. Тот незнакомец лет тридцати трех - тридцати пяти, высокий, темноволосый, с привлекательным, но незапоминающимся лицом. Особые приметы - усы и бородка. Я даже изготовил его портрет...
        Стивен поднялся из кресла, подошел к письменному столу, взял с него папку, вынул несколько листов и подал их Вере и Эндрю.
        - Рене портрет уже видел, - пояснил Стивен.
        Вера взглянула на изображение мужчины - столкнись с таким в толпе, она бы не обратила на него внимания. Что ж, для наемного убийцы (если он в самом деле был таковым) это идеальная внешность.
        - Весь вопрос заключался в том, был ли убийца загримирован или нет, - продолжил Стивен. - Ведь в действительности он может выглядеть по-другому. Поэтому художник, делавший портрет, изобразил мужчину с различными прическами, с усами, с бородой и без них. И вот что удивительно: каждый раз он выглядел как совершенно иной человек!
        - Тогда поймать его невозможно, - заметил, откладывая листки, будущий маркиз Солсбери. - Если это и есть Тор, то он мастерски меняет внешность. Да и с тех пор прошло без малого тринадцать лет. Сейчас Тору должно быть далеко за сорок, скорее даже под пятьдесят.
        - Когда я понял, что моих родителей убил не Флинн, а неизвестный, побывавший у нас на приеме, я попытался найти его, но потерпел фиаско. Установить, прибывал ли в США в те дни и покидал ли страну после гибели моих родителей человек, похожий на того, что я видел на пирсе, оказалось нереально. Кроме того, вы правы - никто не мог гарантировать, что он не изменил внешность. Тогда я решил действовать иначе: если я не мог выйти на убийцу, то следовало отыскать заказчика. После внимательного изучения финансовых отчетов того времени, разговоров с сотрудниками отца и банковскими экспертами я пришел к выводу, что исчезновение со сцены Джеральда Карлайла больше всего было выгодно мистеру Патрику С. О’Нилу.
        - Знакомое имя, - заметил Эндрю. - Но ведь он, кажется, отдал концы? Признавайтесь, Карлайл, это ваша месть за родителей?
        Стивен смерил Эндрю ледяным взглядом.
        - Признаюсь, когда я понял, что мои родители стали жертвой заговора, первым моим порывом было отыскать виновника их гибели и собственными руками убить его. Но мне требовалось возмездие, а не месть. Патрик С. О’Нил был темной лошадкой, биржевым спекулянтом, специализировавшимся на приобретении предприятий, которые он затем выжимал подобно лимону, извлекая любыми способами максимальную прибыль, а дальнейшая судьба разоренных им фирм О’Нила не интересовала. Так произошло и с нашим банком: О’Нил положил на него глаз и вначале пытался вытеснить отца из бизнеса, а когда не получилось добиться желаемого честными способами, он прибег к последнему аргументу - нанял убийцу. Когда я понял это, то решил во что бы то ни стало привлечь О’Нила к ответственности и через него выйти на убийцу. Но я ошибся, ничего не получилось.
        - Всегда говорил, что непрофессионалам нечего браться за дело, - заметил Эндрю. - Патрик О’Нил покончил с собой? Что, вы прижали его к ногтю, и он предпочел уйти в мир иной по собственному желанию?
        - Если бы так! - ответил Стивен. - Нет, все было иначе. Я посетил О’Нила - он обитал в Калифорнии в подлинном замке, доставленном ему из Франции и восстановленном по камешку. О’Нил был из числа шумливых, самоуверенных наглецов, выбившихся из грязи в князи и считавших себя королями вселенной. Я в лицо заявил ему, что считаю его виновным в гибели родителей. И О’Нил... - Стивен потер подбородок и вздохнул. - Я не ожидал того, что он мне ответит. Мы находились в одной из гостиных его замка - кругом все в позолоте, на потолке мотивчики рококо, гобелены, мраморные бюсты... О’Нил, полный, краснолицый, рыжеволосый, после того как я обвинил его в смерти родителей, опрокинул в себя полный бокал виски, а затем заявил: «Щенок, ты хочешь знать правду? А правда такова: да, твои предки были убиты по моему заказу. Ты это хотел услышать? А теперь катись прочь!»
        - Он признался в организации убийства... - прошептала удивленно Вера.
        - А разве он мог опасаться последствий? - заметил Стивен. - Свидетелей не было, и О’Нил прекрасно понимал, что ни один судья не выпишет ордер на его арест только на основании моего заявления. В тот момент, будь у меня оружие в руке, я бы застрелил мерзавца, но он очень опасался за свою жизнь, поэтому везде имелись телохранители и шпики. В общем, меня вышвырнули из замка.
        - На вашем месте, Карлайл, я бы подстерег толстого борова где-нибудь в темном проулке и угостил бы шестью зарядами свинца в брюхо, - сказал Эндрю.
        - Это сделал Тор, - неожиданно ответил Стивен. - Понимаете, после визита в замок я обратился в прокуратуру, но получил там от ворот поворот. Тогда попробовал поднять шум в прессе, и О’Нил подал на меня в суд и даже выиграл процесс - мне пришлось заплатить ему большую сумму за клевету и попытку уничтожить деловую репутацию. О’Нил был уверен в своей непогрешимости, но в том-то и заключалась его роковая ошибка. Наверное, он слишком много болтал: одна из бывших подружек О’Нила, получив от меня щедрый гонорар, призналась - он, напившись, часто похвалялся тем, что всегда побеждает, и в качестве примера приводил смерть моих родителей. И еще как-то сказал, что им был нанят лучший киллер в мире, он и выполнил заказ. А затем появилось сообщение о том, что О’Нил найден мертвым в собственном замке: полиция пришла к выводу, что произошло самоубийство. Дела О’Нила к тому времени шли уже неблестяще, и другие, подобные ему типы старались пожрать империю, теперь его собственную. Так что самоубийство вроде бы было логично. Но я уверен - это дел рук Тора, устранившего не в меру болтливого клиента.
        - А как вы вышли на Тора? - спросила Вера.
        - Опять же деньги и связи сыграли не последнюю роль, - пояснил Стивен. - Я путешествовал по всему миру, говорил со многими людьми - судьями, прокурорами, следователями, но также с убийцами, ворами и мошенниками, а помимо того, с журналистами, полицейскими, частными сыщиками и даже с дамами легкого поведения. Я искал того, кто работал на О’Нила и убил моих родителей. Этот человек, как я понимал, был профессиональным киллером, и наверняка заказ на убийство моих отца и мамы был для него не первым и не последним. Мне удалось выйти в Северной Европе на одного ушедшего на покой наемного убийцу, карьера которого закончилась также и потому, что он оказался не у дел, - Тор был намного лучше. В Южной Америке я напал на след тайной организации, членами которой являлись бывшие нацисты, удравшие из Германии в самом конце войны. Один из нацистов, умиравший от рака поджелудочный железы, согласился снабдить меня кое-какой информацией. В итоге подозрения превратились в уверенность: моих родителей убил наемный киллер по кличке Тор. И Тор до сих по активно занимается своим смертельным промыслом. По слухам, последнее
его громкое дело - смерть президента Кеннеди в Далласе.
        Эндрю заерзал на месте и бросил:
        - Ну, это я оставлю без комментария. Однако опасный вы человек, Карлайл... На месте Тора я бы ликвидировал вас.
        - Он пытался это сделать, но у него не получилось, - ответил Стивен. - Ведь я уже не тот пугливый подросток, с которым он столкнулся на пирсе. У меня имеется яхта, при помощи которой я могу оказаться в любой точке земного шара. Как и Тор, я сделался человеком-невидимкой.
        - И вы до сих пор не вышли на него? - спросила Вера.
        - Два раза я чуть не схватил его, - ответил Стивен и вздохнул: - Но Тор действительно лучший из лучших: ему в последний момент удавалось уйти из расставленных сетей. Однако недолго ему осталось наслаждаться свободой и жизнью: агент Клейтон и я объединили усилия. К тому же имеются и другие охотники, желающие заполучить скальп Тора, да еще такие прелестные...
        Стивен выразительно посмотрел на Веру. Но тут Эндрю фальшиво-спокойным голосом заметил:
        - О, Карлайл, премного благодарен вам за комплимент! Обычно все восхищаются моим умом, а вы первый, кто обратил внимание на мою красоту!
        Вера с удивлением отметила, что в тоне будущего маркиза Солсбери сквозит неприкрытая издевка. Интересно, как следует понимать его поведение?
        - Что вам известно о Торе? - спросил Эндрю. - Ну давайте, колитесь, Карлайл! Речь идет не о ваших приватных, а о государственных интересах!
        - Послушайте, будущий тринадцатый маркиз... - сквозь зубы заговорил Стивен. - Если вы надеетесь получить от меня прямую наводку, то ошибаетесь. Я и так поведал вам слишком многое, и только по просьбе моего друга агента Клейтона. Да, не скрываю, я хочу первым найти Тора и не понимаю, почему должен предоставить вам пальму первенства. - Затем, еще раз взглянув на Веру, Стивен Карлайл смягчил тон: - Впрочем, Тор оправдывает свою репутацию: отыскать его практически невозможно. Тем более он знает, что я охочусь за ним. И скорее всего, в курсе и вашей авантюры, будущий маркиз. Он никогда не позволяет врагу первым нанести удар. Вы ищете Тора? Тогда вам стоит просто немного подождать, ничего не предпринимая: он непременно сам выйдет на вас!
        - Благодарю за совет, - откровенно враждебно откликнулся Эндрю. - Ну и что такого мы услышали от вас, Карлайл, кроме слезливой истории о вашем счастливом детстве и ужасной участи наследника пары сотен миллионов? Всего-то стародавнее изображение Тора, если это вообще он. Разве оно нам поможет? Вы не сообщили нам ничего важного!
        Вера была уверена, что Стивен вспылит или, по крайней мере, даст наглецу словесный отпор, однако молодой человек оставался вежлив и сдержан:
        - Жаль, что не могу помочь вам. О Торе мне известно не больше вашего: это мужчина в возрасте сорока пяти - пятидесяти лет, кто по происхождению - неизвестно, великолепно владеет несколькими иностранными языками. По слухам, в тридцатые и сороковые годы Тор состоял на службе у нацистов, так что не исключено, что он - немец или австриец. Какая у него внешность, большая загадка - в любом случае он мастерски меняет ее. Единственная зацепка - его имя...
        - Что вы хотите сказать? - заинтересовалась Вера.
        Стивен Карлайл подошел к столу и вынул из папки еще один лист бумаги. Он протянул его женщине, и она увидела изображение странного символа: ю.
        - Что там такое? - задал вопрос Эндрю, вырвав у Веры листок. - Какая-то астрологическая ерунда? Не забивайте нам голову чепухой, Карлайл!
        - «Тор» - одна из рун древнескандинавского алфавита, - пояснил Стивен. - В германо-скандинавской мифологии Тор - повелитель грома и молнии, старший сын верховного бога Одина. Если верить преданиям и мифам, Тор - могучий рыжебородый исполин, которому во всем мире нет равного по силе. И данная руна посвящена богу, символизирует так называемый «шип смерти», - по своей форме она похожа на молот, а Тор вроде бы обладал волшебным молотом, бросок которого вызывал гром и молнию. Тот, точно бумеранг, возвращался к владельцу.
        - Ну при чем тут всякие сказки? - Эндрю кинул на пол листок с изображением руны. - Это как-то поможет найти Тора?
        - Не исключено, - кивнул Стивен. - Как я уже упоминал, мне удалось получить сведения от одного нациста. Он лично Тора не знал, однако поведал мне о существовании тайной организации «Тайная Германия», главой которой был Генрих Гиммлер. После краха нацизма в Европе многие из членов организации перебрались в Южную Америку, в том числе, по всей видимости, и Тор. Вроде бы Тор особенно отличился в бункере фюрера, оказал Третьему рейху некую незабываемую услугу. Но что именно он сделал, так и остается неясным. Я попытался разузнать о «Тайной Германии», и мне удалось выяснить, что ее члены получали при вступлении в ее ряды псевдоним, который зачастую соответствовал имени германского или скандинавского божества, покровительствовавшего тому или иному Дому, то есть подразделению
«Тайной Германии». А кроме того они получали платиновый амулет с соответствующим знаком или руной. В случае с Тором - по всей видимости, с данным символом. Снимать цепочку со знаком строжайше запрещалось. А еще знак Дома в виде татуировки наносился на правое плечо.
        - Значит, Тора можно опознать по татуировке на правом плече и наличию нацистского амулета из платины? - задумчиво спросила Вера.
        - Негусто, негусто, Карлайл, - произнес будущий маркиз Солсбери. - С вашими миллионами я бы добился бо€льших результатов. Теперь понятно, как найти Тора: попросить всех мужчин в возрасте от сорока до пятидесяти лет показать свое правое плечо. И о чудо, мы обнаружим среди них Тора! А вы не думали, что он удалил знак посредством простой косметической операции?
        - Тогда на том месте должен остаться шрам, - заявил Стивен. - Хотя сомневаюсь, что он пошел на операцию. Собственно, для чего?
        - Действительно, нет смысла, - согласился Эндрю. - Как нет смысла и в вашем рассказе, Карлайл. Мы только потеряли уйму драгоценного времени, посетив вашу яхту. Скажите откровенно - вы знаете, где искать Тора?
        Стивен Карлайл, скрестив руки на груди, ответил:
        - Нет. Вы правы, пока я не сумел отыскать Тора и покарать его. Но рано или поздно сделаю это. И кроме того... Я знаю, что вы тоже намереваетесь отыскать Тора и желаете опередить меня. Что ж, ваше право. Я и так сказал больше, чем следует. Кстати, теперь у вас имеется изображение наемного убийцы.
        - Отличное изображение! - фыркнул Эндрю. - Почти пятнадцатилетней давности, причем никто не знает, действительно ли вам встретился Тор, а не какой-нибудь пьяный гость с вечеринки родителей. Но даже если то был Тор и вы, Карлайл, нас не обманываете, то сейчас он наверняка выглядит иначе. И может, давно не носит амулета, а татуировку ему удалил пластический хирург.
        Стивен по-прежнему оставался спокоен.
        - У меня имеется уникальное предложение - мы можем работать вместе. Только вы должны пообещать, что позволите мне расправиться с Тором, когда мы выйдем на него.
        - Хм, вы здорово придумали, - похвалил Эндрю. - Мы играем роль ищеек, а вся слава достается вам. Нет, покорнейше благодарю, Карлайл, но такое нам не требуется!
        - А каково ваше мнение? - Стивен посмотрел на Веру.
        Женщина отвела взгляд и еще до того, как успела ответить на вопрос, услышала голос Эндрю:
        - Понятно, куда ветер дует, наследник миллионов, - вы хотите заполучить нашу спецагентшу. Но ничего у вас не выйдет!
        - Считаете, что это ваша прерогатива, будущий маркиз? - поджал губы Стивен. - Ну что ж, дамы и господа, был рад встрече с вами, однако если вы не хотите сотрудничать со мной, то прошу вас покинуть мою яхту. Забыл сказать: сейчас у меня появился свежий след, но... Подробнее я, естественно, ничего вам поведать не могу.
        - Карлайл, вы врете! - вскочил с места Эндрю, и Вера поняла, что он чрезвычайно раздосадован. - И если кто-то и будет диктовать условия при выполнении задания, так только я! Нам здесь больше нечего делать!
        Хозяин яхты, собрав раскиданные листы, натянуто улыбнулся:
        - В таком случае не смею больше задерживать вас. Мои люди доставят вас на берег.
«Мальтийскому кресту» пора сниматься с якоря. Уверен, мы еще увидимся!
        - Куда там! - пробормотал Эндрю и вышел из салона.
        Вера задержалась. Она подала Стивену Карлайлу руку, а тот, пожав ее, произнес:
        - Если кто-то и отыщет Тора, так именно вы, а вовсе не ваш спутник, самоуверенный болван-аристократ. Обещаю вам, что мы вскоре встретимся!
        На катере, по пути обратно в Монте-Карло, Эндрю презрительно заметил:
        - Он пускал нам пыль в глаза и заговаривал зубы, этот щеголь-миллионер. Парень определенно знает что-то важное, но не хочет делиться с нами информацией. И вообще, моя прекрасная леди, он положил на вас глаз!
        Губы Веры тронула улыбка. Женщина была рада, что их окутывала непроницаемая средиземноморская ночь, и Эндрю не мог видеть выражения ее лица. Вот, оказывается, в чем дело! Вовсе не в том, что будущий маркиз Солсбери желает заполучить славу единоличного победителя Тора, а в том, что он ревнует. В Стивене Карлайле Эндрю увидел соперника!
        Вере в голову пришла шальная мысль: а кто нравится ей больше - английский аристократ или американский миллионер? Но тут она вспомнила улыбку Алекса, и наваждение прошло. Да и как она смеет! Со дня смерти того, кто был ей дорог, миновала всего неделя, а она думает о новых поклонниках. Но ведь с Алексом они расстались... Нет, нет, нет, она должна выкинуть из головы и Эндрю, и Стивена.
        Эндрю продолжал бросать уничижительные замечания в адрес молодого Карлайла, и это вывело из равновесия даже невозмутимого агента Клейтона.
        - Послушайте, - одернул Рене разошедшегося аристократа, - чем он вам так досадил? Или вы ожидали, что Карлайл тотчас выложит все карты на стол и снабдит вас секретной информацией, за которую, возможно, ему пришлось заплатить большую сумму? Я свел вас с ним в надежде, что вы примете его предложение и станете работать вместе с ним...
        - Ни за что! - яростно выкрикнул Эндрю. - Мы - сами по себе, он - сам по себе! И если Карлайл снова возникнет у меня на пути и попытается помешать, то ему несдобровать. Тор принадлежит мне, и только мне!
        - Странно, но Стивен Карлайл думает точно так же, - обронил агент Клейтон, и на том дискуссия завершилась.

* * *
        Вера провела ночь в одном из лучших отелей Монте-Карло, однако заснуть так и не смогла. То и дело в голову лезли воспоминания об Алексе, то и дело она подходила к окну, отодвигала портьеру и всматривалась в безбрежную черную даль моря. Яхта Стивена наверняка давно снялась с якоря. Она должна забыть о нем... Хотя бы потому, что ее задача - отыскать Тора. Но делать это придется под руководством Эндрю, нахального, эгоцентричного типа...
        Под утро Вера все же задремала. Ей показалось, что она прикрыла глаза всего на мгновение, и тотчас раздался призывный стук в дверь. Женщина оторвала голову от подушки и, чувствуя слабость во всем теле, накинула халат, босиком подбежала к двери.
        - Моя прекрасная леди, с вами все в порядке? - услышала она голос Эндрю. - Открывайте!
        Вера взглянула на часы (они показывали пять минут девятого) и повернула ключ. Эндрю, в темном костюме, распространяя аромат дорогого мужского одеколона, шагнул в номер. От Веры не скрылось, что его плотоядный взор скользнул по ее фигуре. И что он только себе позволяет, наглец!
        - О, вы еще изволите почивать, милая Мата Хари? - спросил он, без приглашения опускаясь в кресло. - Зря! Агент Клейтон три часа назад уже покинул Монте-Карло и, по моим сведениям, направился в Амстердам.
        - И что? - поинтересовалась Вера.
        - А то, что его поспешный отъезд отсюда наверняка напрямую связан с Тором, - ответил Эндрю. - Ведь, как известно, агент Клейтон ничем более и не занимается, кроме как поимкой Тора. У нас одна и та же цель, и все мы хотим первыми прийти к финишу, но победитель может быть только один. Так что у вас пятнадцать минут, дабы привести себя в порядок и собраться. Время пошло!
        Эндрю с усмешкой уставился на женщину.
        - Ну, вы не будете принимать душ или переодеваться? Хотите отправиться в Амстердам в халате? Хм, голландцы известны своими либеральными нравами, но все же не до такой степени, моя милая Мата Хари!
        Задыхаясь от возмущения, Вера отправилась в ванную комнату. Там, дважды проверив, что дверь закрыта, она скинула халат и встала под душ. Неужели нахал ожидал, что она начнет переодеваться в его присутствии? Конечно, Эндрю уверен: всем заправляет именно он. Ладно, пускай пребывает в этой уверенности, все равно победа будет за ней. Будущему маркизу придется смириться с тем, что Тора найдет и уничтожит она.
        - У вас осталось семь минут! - услышала Вера голос Эндрю. - Учтите, Мата Хари, самолет не будет нас ждать. Вы ведь не голландская королева Юлиана!
        Ровно семь минут спустя дверь ванной комнаты открылась, и появилась Вера - она была в блекло-синем костюме, мокрые волосы забраны в пучок. Эндрю сидел в кресле, наблюдая за часами. Услышав шум, он поднял голову, широко улыбнулся и заявил:
        - Секунда в секунду! Итак, отправляемся в Ниццу, а оттуда на самолете в Амстердам.
        У отеля их ждал красный гоночный автомобиль. Усевшись за руль, Эндрю оказался в родной стихии: всего через пару минут они уже неслись по горному серпантину в направлении Ниццы.
        - В бардачке необходимые документы, - болтал Эндрю, то и дело поворачиваясь к Вере, сидевшей рядом с ним, и толком не следя за дорогой. - Я с самого начала знал, что Клейтон себе на уме, желает сделать карьеру в Интерполе, поэтому поставил перед собой задачу - поймать Тора. Так же, как и тот слащавый мальчишка-миллионер, делавший вам авансы...
        - Он не делал мне никаких авансов, - возразила Вера. Автомобиль обогнул гору по встречной полосе - впереди показался громоздкий «Роллс-Ройс», и только в последний момент Эндрю плавно повернул руль, что позволило избежать столкновения. На лице будущего маркиза не дрогнул ни один мускул.
        - Раз вы так говорите, моя прекрасная леди, значит, понимаете, о чем я говорю, - заявил он. - Только не обольщайтесь на его счет: Карлайл преследует свою цель и ради ее достижения готов пойти на все.
        - Как и вы, - заметила Вера, и автомобиль вильнул.
        Ее замечание возымело нужный эффект, и Эндрю замолчал: последующие двадцать с небольшим минут, которые понадобились, чтобы добраться до аэродрома Ниццы, в салоне царило напряженное молчание.

* * *
        Через три часа самолет совершил посадку в аэропорту Амстердама. Их встречал мужчина средних лет с постным выражением лица, в черном костюме. Как только Вера и Эндрю оказались в лимузине, английский аристократ раскрыл папку, лежавшую на сиденье. Пролистав ее, он воскликнул:
        - Ага, теперь понятно, почему агент Клейтон так торопился и покинул Монако, даже не попрощавшись с нами! Вот, полюбуйтесь, моя прекрасная леди!
        Вера едва сдержалась, чтобы не заявить Эндрю - подобное обращение выводит ее из себя. Но если сказать ему о своих ощущениях, то он, конечно же, не перестанет, а, наоборот, станет называть ее так в десять раз чаще.
        Женщина изучила досье, состоявшее из четырех листов. Имелось и несколько фотографий, на которых был изображен плотный седовласый мужчина, лежавший на полу. Разумеется, мертвый - кто-то выстрелил ему между глаз.
        - Мартин Ван Док, - пояснил Эндрю, - мастер по подделке всевозможных документов. Те, кто желает получить паспорт, ничем не отличающийся от настоящего, скопировать подпись под чеком, подделать завещание, рано или поздно прибегали к услугам Ван Дока. Он был лучшим в своей области, хотя и брал намного больше, чем его конкуренты. Думаю, его прихлопнул один из заклятых врагов.
        - Какое отношение имеет Ван Док к Тору? - спросила Вера, пролистывая досье на мертвого преступника.
        - На этот вопрос нам и даст ответ агент Клейтон, - сказал Эндрю. - Сейчас узнаем, где же он был...
        Темное стекло, ограждавшее шофера от пассажиров, пошло вниз, и мужчина, сидевший за рулем, произнес в ответ на вопрос:
        - Когда объект прибыл в Амстердам, сказать не могу, потому что наблюдение за ним начали только после вашего звонка. К тому времени тело Ван Дока было обнаружено в его собственной квартире приходящей прислугой. Объект побывал на месте преступления, но долго там не задержался. Разговаривал с представителями местной полиции, затем поехал в отель «Эксцельсиор», где снял одноместный номер.
        - Ну что же, направимся туда и мы, - решил Эндрю. - Агент Клейтон должен нам кое-что объяснить!
        В отеле они сняли два номера и сразу же отправились с визитом к Рене Клейтону. На стук никто не отвечал. Тогда Эндрю вынул из кармана странной формы ключ и, пробормотав: «Хозяина нет дома, это нам только на руку», принялся ковыряться в замке.
        Вскоре тот тихонько щелкнул, и дверь открылась.
        - Что вы делаете? - удивилась Вера. - Это же незаконное проникновение!
        - Вы наблюдательны, Мата Хари, - хмыкнул Эндрю. - Только не говорите, что вас будет терзать совесть. А теперь осмотримся в номере нашего бравого агента! Вернее, я осмотрюсь, а вы оставайтесь в коридоре и следите за тем, чтобы нас не поймали с поличным...
        И Эндрю проскользнул в номер. Вера, выждав не более минуты, последовала за ним. Если англичанин думает, что она будет выполнять роль девочки на побегушках, то жестоко ошибается. Ей нет дела, что между Ричардом и Гарольдом, шефами двух конкурирующих организаций, пробежала черная кошка, ее задача - выполнить задание.
        Она застала будущего тринадцатого маркиза Солсбери за пролистыванием большой записной книжки.
        - Ну и что? - спросила Вера.
        - Я же велел вам оставаться в коридоре! - вздрогнул Эндрю. - А что будет, если Клейтон вернется?
        - Уже вернулся, - послышался знакомый голос, и Вера, обернувшись, увидела смуглую физиономию Рене Клейтона.
        Эндрю сладко улыбнулся.
        - Какая приятная неожиданность, агент Клейтон!
        - Что вы делаете в моем номере? - сурово произнес Клейтон, подходя к Эндрю и вырывая у него из рук записную книжку.
        - Лучше скажите, что вы делаете в Амстердаме? - вопросом на вопрос откликнулся тот. - Ведь вам было поручено делиться с нами любой, даже пустяковой информацией. А как я понимаю, вам стало известно кое-что весьма важное о Торе. Но вы решили утаить это от нас!
        - Я пытался дозвониться до вас в Монте-Карло, но мне сказали, что вы покинули отель, - холодно ответил Клейтон. - Да, был убит Мартин Ван Док. Скорее всего, имело место банальное ограбление - даже закоренелые преступники порой становятся жертвами обыкновенных бандитов. При обыске в квартире были обнаружены недвусмысленные улики, указывающие на то, что ее хозяин работал с Тором. Вернее, делал документы, предназначавшиеся наемному убийце.
        - На какое имя? Вам это известно? - заинтересовался Эндрю.
        - Да, - ответил Клейтон и пролистал свою книжку. - До моих заметок, как я понимаю, вы еще не дошли. Вот, слушайте. В тайнике были найдены записи, согласно которым около двух лет назад Ван Док получил заказ на изготовление нескольких паспортов. Ван Док был чрезвычайно осторожным человеком и боялся, что клиенты, получив желаемое, могут избавиться от него как от ненужного свидетеля, поэтому он вел записи, в которых указывал все подробности заказа, а также имя клиента, если оно было ему известно, или его прозвище. Тот, кто заказал Ван Доку четыре паспорта - английский, американский, французский и испанский, - был, согласно описаниям убитого, мужчиной лет сорока пяти, высоким, с пронзительным взглядом. Клиент расплатился наличными, по пятнадцать тысяч немецких марок за каждый паспорт плюс десять тысяч за быстрое выполнение заказа. Представился мужчина Ван Доку как мистер Николас Тор.
        - Он! - воскликнул Эндрю. - На какие имена изготовлены паспорта? Надо попытаться найти Тора через документы, он наверняка их использовал.
        Агент Клейтон явно колебался. Эндрю грубо одернул его:
        - Вы что, забыли, в чем заключается ваша задача? Всемерно помогать нам! А не то ваша карьера в Интерполе завершится!
        - Держите, - вздохнул Клейтон, вытаскивая из кармана сложенный вдвое листок. - Но если думаете, что я остановлюсь...
        Эндрю схватил листок и развернул его, бормоча себе под нос:
        - Да ради бога! Если вам так хочется завершить свой земной путь с пулей в сердце, то продолжайте искать Тора. Но мой вам совет - прекратите это и займитесь чем-то другим, более спокойным. Ага, вот и имена! Роджер Пичтон, Гарри Ф. Мальтраверс, Франсуа Бижон и Альберто Санчес Санчес. Всего хорошего, агент Клейтон!
        Эндрю вылетел из номера. Вера последовала за ним. В коридоре Эндрю повернулся к ней:
        - Моя прекрасная леди, теперь остаются сущие пустяки. Организация установит, когда и где использовались паспорта с теперь известными нам именами, и тогда я навещу Тора в его логове, чтобы вышибить мерзавцу мозги. Собственно, ваша помощь, Мата Хари, мне больше не понадобится! Но, может быть, вы согласитесь отужинать со мной сегодня вечером?
        Хохотнув, Эндрю поспешно скрылся. Агент Клейтон прошел мимо Веры.
        - Что, ваш напарник бросил вас? - спросил он иронично. - Такое бывает, когда человек чувствует, что вот-вот сорвет большой куш. Желаю успеха! Я же отправляюсь обратно в Швейцарию, здесь мне больше делать нечего.

* * *
        Эндрю заперся у себя в номере и вел бесконечные телефонные разговоры. Вера же решила опросить соседей убитого Ван Дока - возможно, в их показаниях отыщутся какие-нибудь зацепки. Ей не верилось, что смерть специалиста по поддельным документам относится к разряду совпадений: кто-то очень хотел, чтобы Мартин Ван Док умер именно сейчас. И человеком, жаждущим его смерти, мог быть только Тор. Кто знает, может, Ван Док пытался шантажировать его, вот Тор и решил от него избавиться. Если так, то Тор совсем недавно находился в Амстердаме. Возможно даже, он все еще в городе.
        От такой мысли Вере на мгновение сделалось страшно. Нет, она не позволит эмоциям возобладать над собой! Если Тор в Амстердаме, значит, у нее имеется уникальный шанс найти его и ликвидировать, причем без Эндрю.
        Ван Док обитал в большой вилле из красного кирпича, стоявшей на берегу одного из многочисленных каналов. Около раскрытых ворот прохаживались несколько полицейских. В данный момент один из них пытался совладать с рыжеволосой женщиной, которая, крича, желала прорваться на виллу. Полицейский, скрутив даме руки, заявил, что если она не успокоится, то он ее арестует, и велел ей убраться прочь.
        Женщина (ей было лет сорок), прислонившись к воротам, беззвучно зарыдала. Вера подошла к ней и спросила по-голландски:
        - Могу ли я вам чем-то помочь?
        Особа встрепенулась, взглянула на Веру и ответила:
        - Мне никто не может помочь! Никто и никогда! Мартин мертв! Разве вы понимаете, что это значит - потерять любимого человека?
        - Да, я как раз очень вас понимаю, - вздохнула Вера, вспомнив об Алексе.
        Странно, но именно сейчас впервые с момента его гибели ей пришла в голову крамольная и вместе с тем очень простая мысль: а любила ли она Алекса? Или больше всего их связывала работа в организации?
        Женщина, вытерев слезы платочком, заинтересованно посмотрела на Веру.
        - Моего любимого мужа тоже убили, - пояснила Вера, поддавшись внезапному импульсу. - И даже скажу больше, хоть вам мои слова покажутся очень странными... Я думаю, что его лишил жизни тот же человек, что застрелил и Мартина Ван Дока.
        Рыжеволосая дама, вытаращив глаза, схватила Веру за рукав плаща и поволокла прочь от виллы. Осмотревшись по сторонам, она прошептала:
        - Я так и знала, что Мартин станет жертвой одного из своих клиентов! Я твердила ему, что надо завязывать, но он не хотел или попросту не мог. Скажите мне имя убийцы! Я доберусь до него и собственными руками задушу!
        - Его зовут Тор, - сообщила Вера.
        Рыжеволосая покачнулась, и Вера поняла: она что-то знает! Поэтому предупредила:
        - Тор чрезвычайно опасен, вы с ним не справитесь. Лучше поведайте мне все, что вам известно.
        Дама открыла рот, затем закрыла его. И наконец изрекла:
        - Тор... Ну да, конечно. Такое имя было в списке. Да, Мартин делал по его заказу паспорт.
        - Даже четыре, - сказала Вера.
        - Нет, один, - ответила упрямо женщина. - Так записано в его тетради.
        - У вас имеется копия? - живо спросила Вера.
        - Почему же копия? - возразила собеседница. - У меня оригинал. Мартин опасался держать дома записи, понимая, что их могут найти. Поэтому список клиентов передал мне на хранение.
        Мысли в голове Веры буквально защелкали. Но как же так... Получается, что список, обнаруженный в доме Ван Дока, поддельный? Ну, конечно же, Тор хитер - подсунул фальшивый список, желая направить преследователей по ложному следу!
        - Мне очень нужен список, - сказала Вера и сжала локоть рыжеволосой дамы. - Поймите, это в ваших же интересах: избавившись от него, вы станете для Тора неинтересны.
        - Он убил Мартина! - женщина всхлипнула. - Негодяй убил моего любимого!
        - И у вас имеется возможность поквитаться с ним, - продолжала Вера, чувствуя, что собеседница вот-вот уступит ее натиску. - Обещаю вам, что лично покараю Тора. Мне требуется тетрадь!
        - Она не дома, - пролепетала женщина, - а хранится в тайнике. И только я знаю где. Приходите ко мне сегодня вечером.
        - Я поеду с вами и заберу ее, - настаивала Вера, но рыжеволосая неожиданно заупрямилась:
        - Нет! И не смейте следить за мной, иначе я уничтожу записи! И мне нужно тридцать. . нет, пятьдесят тысяч долларов. Наличными.

«Ну хороша! - подумала Вера. - Только что билась в истерике, а теперь готова продать записи своего дружка!»
        - Вот мой адрес... - Женщина, вытащив из сумочки записную книжку, набросала несколько слов, вырвала страничку и протянула Вере. - Сегодня в восемь вечера! И учтите: если вы опоздаете, то пеняйте на себя - я навсегда уезжаю из Амстердама, а записи уничтожу.
        Женщина подняла руку, и перед ней остановилось такси. Вере не оставалось ничего иного, как вернуться в отель. Эндрю в номере не было. Агент Клейтон, как ей сказали, съехал. Вера набрала комбинацию цифр, которую знала наизусть, и переговорила с заместителем шефа. Затем нанесла визит в банк, где получила пятьдесят тысяч долларов наличными.

* * *
        В начале восьмого Вера взяла такси и отправилась по адресу, который оставила ей рыжеволосая женщина. Ну что же, если ей посчастливится узнать имя, используемое сейчас Тором, то это станет подлинным триумфом. Ее личным триумфом и триумфом шефа. Не стоит, впрочем, преждевременно обольщаться: Тор мог не использовать заказанный паспорт, держать его про запас. Или даже справить новые документы. И все же шестое чувство подсказывало Вере: она на правильном пути. Все люди, в том числе и Тор, совершают ошибки.
        Таксист высадил Веру перед трехэтажным серым зданием с остроконечной крышей. Она взглянула на листок, где корявым полудетским почерком был начертан адрес и имя - Милли. Надо же, любовница Ван Дока не указала своего полного имени!
        Вера изучила таблички рядом с кнопками звонков и обнаружила некую Мелису Рейс. Похоже, она и есть искомая Милли. Вера нажала кнопку, но ответа не последовало. Напрасно она звонила в течение последующих пяти минут - ей никто не открывал.
        Задрав голову, Вера попыталась вычислить, где находятся окна квартиры Милли. Наверняка под самой крышей... В тех окнах горел свет, и Вера заметила тень за занавесками. Одно из двух - либо Милли не хочет ей открывать и тем самым отказывается от пятидесяти тысяч, либо...
        Либо в квартире кто-то есть! Тор, конечно же, Тор! Вера подбежала к двери, и та, на ее счастье, распахнулась - из подъезда вышла почтенная супружеская чета. Вера взлетела по лестнице наверх и остановилась перед запертой дверью квартиры Милли. Недолго думая, выбила ее и оказалась в освещенном коридоре, сожалея, что у нее нет при себе оружия. Она сильно рискует, если в квартире действительно находится Тор.
        В лицо хлестнул порыв холодного ветра, раздался звук открывающегося окна. На кухне Вера обнаружила распахнутую створку и трепыхающуюся занавеску - по всей видимости, тот, кто только что находился в квартире, сумел выскользнуть на крышу. Преследовать его не имело смысла - он уже далеко. Надо хоть осмотреть помещение, узнать, что с хозяйкой...
        В аляповато обставленной гостиной из-за стола выглядывали чьи-то ноги. Милли лежала лицом вниз, на паркет натекла большая лужа крови. Кто-то наступил в нее, оставив отпечаток ботинка, и Вера не сомневалась: это след убийцы. Тор опередил ее!
        Она перевернула Милли и убедилась, что женщина мертва - у нее было перерезано горло. Кухонный нож валялся рядом. Под телом Вера обнаружила раскрытую Библию. Наверное, в последние секунды жизни Милли пыталась воззвать к всевышнему... Тут взгляд остановился на карандаше, зажатом в руке Милли, и Вера интуитивно подняла Библию. Стараясь не запачкаться в крови, глянула на поля страницы - там было выведено карандашом имя: «Эжен Дюбуа». Вера поняла: Милли сумела-таки оставить ей сообщение. Именно за это имя она требовала пятьдесят тысяч долларов. И именно поэтому Милли пришлось расстаться с жизнью - Тор убил ее, чтобы забрать записи покойного Мартина Ван Дока.
        Вера вышла из квартиры - помочь рыжеволосой женщине она ничем не могла. Одно ей было известно точно: Тор находится в городе, а значит, у нее имеется великолепный шанс напасть на его след. Минуту или две она колебалась, однако затем приняла решение: надо все же проинформировать о случившемся Эндрю, вместе они скорее отыщут наемного убийцу.
        Вера вернулась в отель и подошла к двери номера своего напарника. Постучала, но никто не ответил. Она толкнула дверь, и та открылась. До Веры донесся приглушенный шум льющейся воды - Эндрю принимал душ. Решив, что подождет его, дабы сообщить весть о Торе, женщина прошла в гостиную, где обнаружила одежду, небрежно брошенную на пол. Будущий маркиз Солсбери не отличался пристрастием к порядку.
        Внезапно в глаза Вере бросилась странная деталь, и она присела, рассматривая брюки. Обшлага были покрыты грязью. Хотя нет, то была не грязь, а пятна крови! Вера перевела взгляд на туфли: они тоже были запачканы кровью. Осторожно подняв их, женщина убедилась, что на подошве остались кровавые следы. Такое случается, если кто-то наступает в лужу крови.
        Шум воды прекратился, Вера услышала веселое посвистывание. Затаив дыхание, она кинулась к двери и выскользнула в коридор. Запачканные кровью брюки и обувь объясняются легко: Эндрю побывал в квартире Милли! И убил ее! Именно он удрал через окно, выбравшись на крышу, когда Вера попыталась зайти в квартиру, именно его тень она видела через занавески!
        Вернувшись к себе в номер и включив телевизор, она задумалась. Шла прямая трансляция из Вашингтона - хоронили президента Кеннеди. Показывали торжественную процессию, движущуюся к Арлингтонскому кладбищу, гроб, покрытый знаменем, вдову президента, всю в черном, вместе с двумя маленькими детьми - дочерью и сыном. Джек-младший, как заправский солдат, отдавал честь убитому отцу, приложив к голове руку. Но Вере было сейчас не до церемонии погребения. Она перебирала в уме все имевшиеся у нее факты.
        Зачем Эндрю убивать Милли? И почему он утаил от нее, что собирается посетить подружку Мартина Ван Дока? Ответ очевиден: он хотел получить ту же информацию, на которую рассчитывала и сама Вера. И когда женщина заартачилась или потребовала слишком большую сумму, он прибег к последнему аргументу - грубой силе. Или...
        От мысли, пронзившей ее, у Веры потемнело в глазах. Кто сказал, что Эндрю - не Тор? Нет, ерунда, наемный убийца должен быть намного его старше, по крайней мере лет на десять. Да и Эндрю, тут нет никаких сомнений, действительно отпрыск маркиза Солсбери. Быть Тором он не может, однако это не исключает, что он может работать на Тора. Какое отличное прикрытие: делать вид, что ищешь наемного убийцу, а на самом деле поставлять ему информацию и устранять опасных свидетелей...
        Размышления Веры прервал телефонный звонок. Она вздрогнула и уставилась на черный аппарат. Подходить или нет? А если ее ищет Эндрю, что тогда? Она все же сняла трубку и не удивилась, услышав голос будущего маркиза.
        - Вера, ты мне требуешься, - заявил он, - причем немедленно. Тор в городе. Имеется шанс заманить его в ловушку. Записывай адрес...
        Вера послушно записала продиктованный адрес - Эндрю желал, чтобы она поехала туда как можно скорее. Может быть, ее подозрения беспочвенны, и кровь на брюках и туфлях Эндрю объясняется каким-то иным, вполне безобидным образом? Интересно только, каким именно: он шел по улице и случайно наступил в лужу крови?
        Покинув отель, Вера взяла такси и назвала адрес - оказалось, что рандеву назначено в районе амстердамского порта. Таксист высадил ее в мрачном проулке, где не было ни единого фонаря. С моря дул холодный пронизывающий ветер, Вера разглядела высокие складские помещения и кирпичные здания, тянувшиеся вдоль воды. И где же Эндрю?
        В тот же миг, когда Вера подумала об Эндрю, она услышала шум подъезжающей машины. Ну наконец-то! Ее ослепил свет фар, и женщина поняла: автомобиль несется вниз по улице прямо на нее, и водитель не собирается нажимать на тормоза!
        Вера бросилась бежать - автомобиль был всего в каких-то двадцати метрах от нее. И как она могла попасться на подобный дешевый трюк? Ее элементарно выманили в пустынное место, чтобы убить! И выманил не кто иной, как Эндрю!
        Женщина завернула за угол и увидела высоченную гладкую стену из темного кирпича. Такое уже было в Лондоне... тогда Эндрю помог ей спастись от «бобби»... а на сей раз он сам выступал в роли преследователя и убийцы...
        Машина замерла, свет фар потух. Или все это - дурная шутка? Внезапно свет фар снова ударил в лицо Вере, взвизгнули шины - и автомобиль, набирая скорость, понесся на Веру. Женщина знала: у нее имеется всего несколько секунд, дабы найти выход из сложившейся ситуации. Шеф учил, что терять голову никогда нельзя и надо мыслить логически...
        Дверь! В свете фар Вера заметила ее и бросилась к створке, на которую пока не обращала внимания. Женщина запрыгнула на крошечное крыльцо, и автомобиль пронесся мимо - в лицо ударил порыв теплого воздуха. Машина резко затормозила, водитель заметил, что Вере удалось спастись. Путь был свободен, и Вера бросилась бежать в обратном направлении. Но убийца продолжил преследование. Внезапно прогремел выстрел, и над головой Веры просвистела пуля. Рано же она обрадовалась тому, что ей удалось удрать...
        Она вывернула из-за угла - улица тянулась не меньше чем на две сотни метров, и с обеих сторон возвышались постройки. Здесь она превратится в идеальную мишень для стрелка. Ее взгляд привлекло окно. Вера ударила его локтем, стекло треснуло, обнажился черный проем. Секундой позже женщина находилась в большом, пахнущем сыростью и разложением помещении. Она разглядела вдалеке металлическую лестницу, которая вела наверх. Добежала до нее и в то же время услышала хруст стекла и шаги - убийца следовал за ней по пятам.
        Вера, цепляясь за перила и перепрыгивая через ступеньки, взлетела наверх. Преследователь не отставал. Эндрю, будущий тринадцатый маркиз Солсбери, хочет убить ее, как несколько часов назад Милли... Потом Эндрю вернется в отель, снова примет душ и доложит своему подлинному шефу о выполнении задания... Только докладывать он будет не Ричарду, а Тору!
        Лестница внезапно закончилась, и до слуха Веры донеслись громыхающие шаги убийцы. Она увидела люк в низком потолке, ударила по нему, подпрыгнув, и тот, заскрипев, открылся. Вера попала на крышу здания. Она уйдет от Эндрю!
        Оглядевшись, Вера поняла, что попасть на соседнее здание можно только по узкому металлическому мостику, скрипевшему на ветру. Она обернулась и, к своему удивлению, не увидела преследователя. Ну что же, Эндрю придется смириться с тем, что этот раунд выиграла она. Если молодого аристократа взять в оборот и устроить ему допрос с пристрастием, он выложит, на кого работает. И свершится ее мечта - она найдет Тора!
        Вера приблизилась к мостику, сделала несколько шагов и, убедившись, что конструкция вполне надежная, двинулась вперед. От крыши соседнего здания ее отделяло не более семи-восьми метров, когда до ушей донесся шум шагов. А затем щелчок. Медленно обернувшись, женщина заметила темную фигуру, возвышавшуюся на крыше.
        - Эндрю, я знаю, что это ты! - крикнула Вера, стараясь деморализовать противника и выиграть время. - И это так же легко установят и другие, например мой шеф! Я предлагаю тебе сделку - ты скрываешься, а я выжидаю двадцать четыре часа и только потом сообщаю обо всем в организацию.
        Эндрю ничего не ответил, он только опустился на корточки. Вера удивилась: ему сделалось плохо? Но затем поняла, что намеревается сделать Эндрю, и бросилась вперед. Но добежать не успела. Металлический мостик заскрипел, накренился, и Вера едва успела схватиться за него руками - конструкция повисла в воздухе вертикально. Время тянулось, как резиновое. До земли не меньше двадцати метров, и если она вместе с железным мостиком полетит вниз, то непременно расшибется до смерти. Вера попыталась проползти наверх - от крыши ее отделяла пара метров, - но шаткая опора раскачивалась.
        Вдруг мостик угрожающе заскрипел и повис на одной петле. Женщина увидела фигуру убийцы - рука в перчатке старалась снять вторую петлю. Внезапно Эндрю исчез из поля зрения, затем возник снова и торопливо толкнул мостик. Металлическую конструкцию уже ничто не удерживало, и она полетела вниз, через мгновение с оглушительным грохотом обрушилась на тротуар.
        Только Вера не спикировала вниз - в самый последний момент она успела зацепиться и теперь держалась за выступ в стене. Она с мукой взглянула наверх - дотянуться до крыши она не сможет. Выступ был крошечным, ее пальцы сводило судорогой, еще одно мгновение, и она упадет вслед за мостиком. Да и Эндрю так легко выстрелить в нее или скинуть кирпич ей на голову - тогда сразу все закончится. Надо же, ее жизнь подошла к концу, и она ничего не может поделать...
        Левая ладонь соскользнула с выступа, Вера вскрикнула, чувствуя, как под пальцами правой руки крошится кирпич. «Вот и все, - подумала она, когда пальцы соскользнули с выступа и она тщетно попыталась схватить воздух. - Вот и все...»
        Вера. Конец 1950-х - начало 1960-х гг.
        - Убить девчонку, - повторил распоряжение человек с рацией, и у Веры в жилах застыла кровь. Что здесь происходит, кто эти люди, оказавшиеся в доме Генриха фон Минхова, и чего они хотят от нее?
        Плененный нацист пытался сопротивляться, что-то мыча, и один из нападавших сорвал с его рта клейкую ленту.
        - Ну что тебе, мерзавец? Учти, будешь вопить - немедленно пристрелим, еще до того, как ты попадешь в Израиль, где тебя будут судить.
        Генрих, откашлявшись, спросил:
        - Документы... если я предоставлю вам документы, то меня пощадят? Пускай будет пожизненное заключение, но только не смертная казнь!
        В дверях появился высокий седой мужчина, одетый в черный костюм. Судя по тому, что он отдавал распоряжения, этот господин руководил операцией захвата.
        - Документы? - спросил он, смерив фон Минхова презрительным взглядом. - А вы оказались жидковатым, обергруппенфюрер. Значит, готовы предать идеалы своей организации «Тайная Германия», чтобы выторговать себе взамен смертной казни пожизненное заключение?
        Генрих закивал головой и произнес жалобно:
        - Да, я хочу жить! Документы находятся в сейфе особой конструкции - если вы попытаетесь вскрыть его, то весь архив будет немедленно уничтожен. Только я могу достать нужные бумаги!
        Господин в черном подошел к Вере, лежавшей на диване, приказал ей встать, изучив ее с ног до головы. Затем посыпал вопросами:
        - Ты кто такая? На кого работаешь? Русские, американцы, англичане? Или на моего бывшего друга, а теперь заклятого врага Ричарда?
        Вера, путаясь, попыталась объяснить ситуацию, но мужчина в черном быстро потерял к ней интерес. Он ткнул в девушку пальцем и бросил подчиненным:
        - После того, как получим документы, устраните проблему. Тело выбросите в океан, следов не должно остаться.
        Вера поняла: речь идет о ней! Кто же они такие? Наверняка бандиты или, еще хуже, представители одной из секретных служб. Они не ведают пощады, для них она не более чем досадная помеха, от которой можно избавиться одним путем: убийством.
        Генрих фон Минхов тем временем подошел к большой картине, изображавшей водопад в джунглях, и заговорил более уверенным тоном, даже почти торжественным:
        - Вы обнаружили меня и хотите разгромить «Тайную Германию»...
        - Обергруппенфюрер, без лишних разговоров! Давайте документы, - перебил мужчина в черном, стоявший около окна. - Тогда, может быть, вам будет сохранена жизнь.
        Фон Минхов странно улыбнулся, его рука потянулась куда-то вниз, и он крикнул по-немецки:
        - Да здравствует рейх! Да здравствует «Тайная Германия»!
        Еще до того, как он успел на что-то нажать, Вера, заслышав первые слова, поняла, что затеял фон Минхов, отреагировала и мгновенно ринулась к окну. На пути ей попался мужчина в черном, девушка толкнула его, выбивая стекло телом, вывалилась вместе с ним на улицу - и в тот же момент мощный взрыв потряс дом.
        Над Верой пронеслась взрывная волна, спину опалило, уши заложило. Изгибаясь и кашляя, девушка лежала на цветочной клумбе - руки и лицо у нее были в крови. Рядом силился подняться на ноги мужчина, которого она увлекла наружу, - тот самый, что распорядился убить ее.
        С большим трудом Вера отползла прочь от дома, в котором бушевал пожар. Затем без сил упала на землю, усыпанную осколками стекла, кусками кирпича и черепицы. Она увидела еще нескольких типов в черном, которые мчались к дому. Затем они под руки поволокли седого мужчину, чье лицо было все в крови, к микроавтобусу. Один из них, заметив Веру, приблизился к ней, навел на нее пистолет...
        Седой мужчина в черном раскрыл рот, что-то говоря, но Вера ничего не услышала. А тип, вместо того чтобы спустись курок, грубо схватил девушку и потащил прочь от горящего дома. На улице находились микроавтобус и два старых автомобиля. Веру швырнули на пол микроавтобуса, и он тотчас сорвался с места.
        Девушка радовалась одному: она осталась жива. Но надолго ли? Наверняка от нее сейчас избавятся. Седой тип, выполнявший функции руководителя, скорее всего, не желал оставлять на месте операции свидетеля, даже мертвого, поэтому ее взяли с собой. Они ведь говорили что-то про океан...

* * *
        Тело болело, лицо зудело, в ушах звенело, и очень хотелось пить. Несколько раз Вера теряла сознание и, открывая глаза, надеялась, что кошмар исчезнет, но каждый раз понимала, что находится на грязном полу микроавтобуса, несущегося в неизвестном направлении.
        Наконец гонка прекратилась, дверца раскрылась. Вера к тому времени снова обрела возможность различать звуки, и до нее донеслись грубые мужские голоса, приказания, отдаваемые по-английски и по-испански. Приподняв голову, она увидела океан - так и есть, это будет последнее, что она увидит в своей короткой жизни. Внезапно Вере сделалось очень смешно, и она захохотала, чувствуя боль в грудной клетке.
        К ней приблизился тип, державший в руке шприц. Вера попыталась сопротивляться, но силы были неравные. Подоспел другой субъект, удержавший Веру, и игла вонзилась ей в предплечье. Несколько секунд спустя перед глазами все поплыло, Вера только успела подумать, что со стороны убийц весьма мило выкидывать ее в воду, напичкав наркотиками, так она захлебнется мгновенно и не будет осознавать, что умирает. Перед глазами мелькнуло аргентинское небо с большой желтой луной и мириадами звезд, и сознание отключилось.
        Когда девушка открыла глаза, то удивилась - оказывается, монашки в католическом интернате были правы: в раю все ослепительно белое! Но почему же она так и не избавилась от ноющей боли, терзающей ее тело? А, понятно, значит, она попала совсем даже не в рай, а в ад! И здесь ей придется мучиться до скончания века. От такой нерадостной перспективы Вера даже заплакала.
        Оторвав взгляд от белого-пребелого неба, девушка увидела перед собой физиономию с рыжей бородой и вздрогнула - точно, вот перед нею демон подземного мира! Какой же он некрасивый... Но чего, собственно, она ожидала от ада?
        Затем возникло знакомое лицо - тот самый седой мужчина, который приказал убить ее. Вера лениво подумала: ну вот, все оказываются после смерти в аду. Рая не существует, он - выдумка глупых монашек. А что седой делает здесь? Наверное, скончался от ран...
        - Она пришла в себя, шеф, - услышала Вера чей-то голос, и в ответ раздалось:
        - Спасибо, доктор, вы можете быть свободны. Я сам с ней поговорю.
        Только тогда Вера сообразила, что находится вовсе не в аду и уж точно не в раю. Она все еще жива и стала пленницей странных типов, напавших на Генриха фон Минхова!
        Девушка увидела, что лежит в палате без окон и с раздвижной дверью. Седой мужчина приблизился, и девушка инстинктивно попыталась отодвинуться от него.
        - Ты не должна бояться, - заговорил мужчина по-английски. - Ты получила множество ранений при взрыве, однако доктора у нас хорошие, быстро поставят тебя на ноги.
        Вера приподнялась на кровати и попыталась облокотиться на подушку, однако болезненно вскрикнула - спина тотчас отозвалась сильной болью.
        - Тебя сильно обожгло во время взрыва, - сразу пояснил седой тип. - Ничего, пройдет, наши врачи применяют новейшие медикаменты, так что у тебя не останется ни единого шрама.
        - Вы хотите убить меня? - Голос Веры дрожал, но она начала постепенно успокаиваться: если бы странные люди хотели, то давно отправили бы ее на тот свет. Но тут в голову пришла ужасная мысль - ее будут пытать, поэтому она пока еще жива!
        Мужчина улыбнулся:
        - Буду откровенен: по инструкции тебя полагается ликвидировать. Однако я не могу позволить убить человека, который спас мне жизнь. Почему ты выпрыгнула в окно?
        - Я услышала, как фон Минхов произнес по-немецки: «Да здравствует рейх», и поняла: он желает совершить что-то ужасное, вот и решила спастись, - призналась Вера. Она решила не упоминать, что в ее планы не входило спасать заодно и седого, так уж получилось, ведь он стоял возле окна. - Думаю, я должна вам кое-что рассказать...
        Улыбка исчезла с лица мужчины.
        - Не стоит. Как только ты попала к нам в руки, доктор ввел тебе «сыворотку правды», и ты подробно поведала нам обо всем, Вера Вайнгартен!
        Девушка вздрогнула и выдавила из себя:
        - Вы все знаете? И обратитесь в полицию?
        - Нет, полицию я информировать не буду, - ответил седой. - Ведь если я тебя сдам, тебя отправят на долгие годы в тюрьму. И кому это принесет пользу? Я уже давно говорил: наступают новые времена, и в организации должны работать женщины.
        - В какой организации? - заинтересовалась Вера, на что мужчина ответил:
        - В нашей. Но не буду при первом же разговоре забивать тебе голову, побеседуем позже.
        Седой мужчина вновь посетил Веру на следующий день. Удивительно, но девушка чувствовала себя намного лучше. Похоже, врачи были кудесниками, а их лекарства - колдовскими снадобьями: боль отступала, самочувствие улучшалось.
        - Ты можешь называть меня просто - шеф, - сказал гость, - этого будет вполне достаточно. Что ж, Вера Вайнгартен, в свои двадцать три года ты совершила массу подвигов. Кто бы мог подумать, что именно ты стоишь за крушением империи всемогущего парижского банкира Жан-Жака Трюффо. И ты даже опередила нас, выйдя на след нациста Генриха фон Минхова...
        - Он выжил? - перебила Вера.
        Мужчина вздохнул:
        - Фон Минхов привел в действие мощный заряд, находившийся под выложенным плиткой полом. Таким образом он уничтожил самого себя, весь нацистский архив, а также четырех моих агентов. Я бы тоже отправился к праотцам, если бы не ты, Вера...
        Впервые девушка уловила в голосе шефа человеческие нотки.
        - Вы - представитель спецслужбы? - судорожно сглотнув, спросила она. - ЦРУ? МИ-6? Моссад? Или КГБ?
        - Ты неплохо осведомлена, Вера, - усмехнулся шеф. - Впрочем, ты, как я убедился, умеешь удивлять. Вроде бы такая хрупкая, молодая и беззащитная, а провела несколько превосходных операций. Причем в одиночку! Вот это я и называю природным талантом.
        Девушка не поняла, к чему клонит шеф, но ее охватило беспокойство. То, что ее не отпустят просто так, ей было ясно. Хорошо, что шеф не сдаст ее полиции, уже на том спасибо. Но что дальше? Почему они выхаживают ее?
        - Ты наверняка хочешь спросить, что мне нужно от тебя, Вера, - вновь заговорил шеф, как будто прочитав мысли девушки. - И я не намерен держать тебя в неведении. Итак, предположим, я отпущу тебя, и ты поклянешься никому никогда не рассказывать о том, чему стала свидетельницей. Было бы наивно, даже более того - крайне опасно довериться тебе, но мысленно проиграем такую ситуацию. Что тебя ожидает? Ты, с точки зрения закона, беглая преступница, которая к тому же официально числится мертвой. Чем ты займешься на свободе? Опять устроишься в гувернантки? Рано или поздно, Вера, ты свернешь на кривую дорожку и окажешься в тюрьме. Или, что не исключено, будешь убита.
        Вера сама не думала о том, что будет с ней после того, как она покарает Генриха фон Минхова. Нацист мертв, и ее миссия завершена. И правда, что ждет ее дальше?
        Шеф внимательно посмотрел на девушку и продолжил:
        - Теперь позволь предложить тебе иной вариант развития событий. Ты - человек-невидимка, фантом, призрак, что для нас просто отлично. Ты владеешь несколькими иностранными языками - тоже несомненный плюс. Ты обладаешь талантом перевоплощения, подражания и имитации - опять же крайне важно. Ты умеешь обращаться с оружием и имеешь определенные навыки проникновения в чужие жилища - неплохо. Ты умеешь принимать верное решение в безвыходной, казалось бы, ситуации и способна разрабатывать собственные операции - вот тут я снимаю шляпу. Наконец, ты полна решимости и энтузиазма - я бы назвал данное качество самым главным. Итак, подвожу итог: ты именно тот человек, который требуется моей организации!
        - А чем занимается ваша организация? - спросила Вера.
        - Ты далеко не дурочка, так что вполне можешь сама ответить на свой вопрос. Ну-ка, выдвини предположения?
        Понимая, что терять ей нечего, девушка начала перечислять:
        - По всей видимости, некими незаконными акциями... возможно, ограблениями... шпионажем... убийствами...
        Последнее слово она произнесла очень тихо. Седой мужчина вновь усмехнулся.
        - Ты изобразила нас прямо-таки заправскими мафиози! Впрочем, ты не ошиблась, перечислив только некоторые из областей нашей сферы деятельности.
        - Так вы и есть мафия? - спросила Вера. Она как-то читала, что директор ФБР Гувер отрицал наличие преступных синдикатов и возможность того, что преступники объединяются в сообщества.
        - Разве я похож на выходца с Сицилии? - удивленно поднял брови шеф. - Нет, я появился на свет в Эдинбурге, и мой отец был известным хирургом. Но это не имеет отношения к тому, о чем мы с тобой говорим. Организация, которую я создал и которой руковожу вот уже двадцать три года, исполняет любые заказы, кроме откровенно преступных. Вернее, так: мы работаем на солидных клиентов, в том числе на очень и очень богатых, и на государственные структуры, но не сотрудничаем с криминальной средой. Мы - некое подобие частной спецслужбы, проводящей операции по всему свету.
        Странно, но заявление шефа о том, что он не мафиозо, ничуть не успокоило Веру.
        - Вижу, ты все еще не можешь понять, с кем имеешь дело, - сказал шеф. - Ладно, организация берется за решение любых, даже самых сложных дел, требующих деликатного подхода и креативных решений. Сейчас, в разгар так называемой
«холодной войны», наши услуги пользуются особенно большим спросом. И я предлагаю тебе стать членом нашей организации, Вера.
        Девушка, борясь с комом в горле, задала новый вопрос:
        - Правильно ли я понимаю, что вы не примете отказа, шеф?
        - Ты умна, - кивнул тот. - Что мне тоже нравится. Да, отказ негативно отразится на твоей судьбе. О, не стоит волноваться, убивать мы тебя не будем, но последующие годы тебе придется провести в тюрьме, причем не в Европе, а в Аргентине, где условия несравненно хуже. Как я понимаю, ты сделала выбор, Вера? Только учти - пути назад не существует, если ты однажды сказала «да», то уже не сможешь произнести «нет».
        Тон шефа был шутливый, но девушка поняла: это прямая угроза.
        - Да, - ответила она. - И чем мне предстоит заняться?
        - Ты узнаешь обо всем в свое время, - ушел от ответа седой мужчина и вышел из палаты.

* * *
        Вера прошла курс реабилитационной терапии в швейцарской клинике, куда ее доставили неделей позже. Клиника была закрытой и больше походила на тюрьму, чем на лечебное заведение. Когда девушка окончательно выздоровела, ее снова навестил шеф.
        - Я уверен, что из тебя получится отличный агент организации. В нашей работе главное - вовсе не гора мускулов или умение владеть всеми видами оружия и восточными единоборствами. Главное находится здесь. - Мужчина постучал по своей голове. - Сегодня ты начнешь обучение в подготовительном центре организации. Курс займет полтора года. Впрочем, ты обладаешь несомненным талантом и определенным опытом, поэтому уверен - справишься с наукой и за год.
        Из Швейцарии на небольшом частном самолете они перелетели куда-то в Северную Европу. Центр располагался в старинном замке, стоявшем на вершине неприступного утеса, с трех сторон окруженного бушующим морем. Добраться до крошечного плато, на котором возвышался замок, можно было или по лестнице, вырубленной в скальной породе и насчитывавшей две тысячи пятьсот семьдесят семь ступенек (от Веры и прочих агентов требовалось подняться и спуститься по лестнице пять раз, причем уложиться в заданное время), или на особом лифте, пользоваться которым агенты, проходившие обучение, не имели права. Ближайшая деревушка располагалась на отдалении почти десяти километров от замка, и Вера могла видеть местных жителей только издалека, а в основном утлые суденышки, на которых рыбаки выходили в море.
        Обучение охватывало разнообразные области: физическая подготовка (Вера, единственная женщина, старалась доказать агентам-мужчинам, что она ни в чем им не уступает), теоретические и практические занятия по оружейному делу, установке и обезвреживанию взрывных устройств, отключению сигнализации и быстрому вскрытию несгораемых шкафов. Помимо того - постоянная языковая практика (каждый агент должен был владеть в совершенстве как минимум тремя иностранными языками), тренировка памяти и внимания, театральное искусство и методы быстрого перевоплощения, а также для особо одаренных (в их число Вера не попала, но по этому поводу девушка не переживала) занятия гипнозом и прочими паранормальными штучками.
        Как шеф и предвидел, Вера завершила обучение раньше своих коллег-однокурсников - молодых мужчин. Она не раз слышала едкие комментарии и сальные шуточки в свой адрес, но, когда отправила в нокаут одного из мускулистых типов, высказавшего недвусмысленное предложение «отлично повеселиться», к ней стали относиться если не с почтением, так хотя бы со страхом.
        После годового интервала Вера впервые увидела шефа - обычно он удостаивал центр подготовки своим визитом только во время так называемых выпускных экзаменов. Веру пригласили в библиотеку, где ее ожидал шеф, держа в руке потрепанную книжку. Приглядевшись, Вера увидела название - сборник рассказов о Шерлоке Холмсе.
        - Я знал, Вера, что сделал правильный выбор, когда предложил тебе вступить в организацию. - Шеф словно забыл о том, что у девушки не было возможности ответить отказом. - Как ты понимаешь, время твоего обучения подошло к концу и теперь организации требуется отдача по полной программе. Прежде чем ты получишь свое первое задание, ты должна сдать финальный экзамен. Видишь эту книгу? Она будет помещена в сейф, расположенный в подвале замка. У тебя имеется ровно час, чтобы доставить ее мне. Итак, я удаляюсь!
        Он вышел из библиотеки, оставив Веру в одиночестве. На столе девушка обнаружила карту нижнего уровня замка, а также рюкзак, в котором находились лассо, охотничий нож, баллончик с лаком для волос и газовая горелка.
        В течение трех минут Вера, отрешившись от всего, изучала карту. Она может проникнуть в подвал из библиотеки, однако там на каждом этаже - пост, о чем свидетельствовали жирные красные точки на карте, и справиться с двумя десятками вооруженных молодых людей ей явно не удастся. Значит, требуется отыскать иную возможность завладеть книгой.
        Вера вышла из замка и оказалась на лестнице, вырубленной в скале. Оттуда она могла попасть в нижний ярус замка с помощью лассо. Десять минут спустя она оказалась в подвале. Ориентируясь по карте, девушка отыскала нужные коридор и дверь. Теперь ей пригодилась газовая горелка: с ее помощью Вера вскрыла замок. На карте было начертано предупреждение - комната, в которой находится сейф, защищена сигнализацией, основанной на действии инфракрасных лучей. Чтобы обнаружить их и узнать, как они расположены, понадобился баллончик с лаком для волос: распыленный в воздухе, он на несколько мгновений делал лучи видимыми. Теперь Вера знала, как ей надо двигаться, чтобы не попасть в зону действия лучей. Затем она подошла к электронному щиту и, используя охотничий нож, перерезала провода, отключив сигнализацию.
        Сейф, в котором располагалась книга, был старинной конструкции, и с ним пришлось повозиться, тем более что из инструментов имелись только горелка и нож. Веру даже охватила было паника - что случится, если она не уложится в необходимые шестьдесят минут? Но девушка сконцентрировалась и отогнала дурные мысли - их учили, что, выполняя задание, никогда нельзя думать о неудаче, а стоит настроиться на победу.
        Наконец дверца сейфа распахнулась, и девушка увидела искомую книгу. У нее оставалось около четырех минут, чтобы покинуть подвал, выбраться по лассо наружу, быстро подняться и влететь в библиотеку. Там она застала шефа - тот держал в руках хронометр.
        - Минута в минуту, - сообщил он, и Вера услышала в его голосе одобрение. - Обычно даже самым проворным из агентов требуется намного больше, чем час, на доставку книги, так что ты отлично справилась с работой. Поздравляю! Твое обучение завершено, и ты можешь приступать к настоящим делам!
        Вера покинула замок вместе с шефом - впервые в течение последнего года она спустилась с плато. Если раньше она испытывала страх перед организацией и даже ненавидела ее, то теперь вдруг поняла: организация - единственное, что есть у нее в жизни.
        Шеф объяснил девушке:
        - По мере того как ты будешь успешно справляться с заданиями, тебе будут предоставляться привилегии. Те из агентов, которые особенно успешны в работе, получают все больше и больше свободы и могут распоряжаться своей жизнью, как хотят, зная, однако, что в любой момент я могу позвонить и дать им очередное задание.

* * *
        Они находились в самолете, который уносил их из Скандинавии. Шеф протянул девушке папку, и в ней Вера обнаружила фотографию пожилого человека с крючковатым носом и глазами навыкате.
        - Рольф-Петер Гервег, один из самых богатых людей Европы, гражданин Германии и владелец концерна «Гервег», специализирующегося на выпуске фармацевтической и химической продукции, - пояснил шеф. - Сейчас ученые его концерна работают над новым психотропным веществом, способным воздействовать на волеизъявление человека: тот, кому будет сделана инъекция этого вещества, исполнит любой приказ, вплоть до убийства или самоубийства. Твоя задача - завладеть копиями всех документов, относящихся к делу. Разработка этого вещества идет в лаборатории концерна, и туда ты проникнуть не сможешь, однако Гервег время от времени берет документы домой, где работает с ними. Он проживает на юге Германии, в Штутгарте. В скором времени его единственный сын, Вернер, вступает в брак, поэтому сейчас в особняке Гервегов царит суматоха. Ты проникнешь туда под видом дальней родственницы, троюродной кузины Вернера, которая постоянно проживает в Канаде и собиралась прилететь на свадьбу. Но девушка лежит сейчас в больнице с перитонитом. Она послала телеграмму дядюшке Рольфу-Петеру, извещая его, что приехать не в состоянии. Однако
эту телеграмму Гервег не получил, о чем позаботилась наша организация. Родственница не виделась с дядюшкой больше двенадцати лет, так что тебя никто не сумеет уличить в обмане. Желаю тебе хорошего пребывания на родине, Вера!
        Девушка впервые за многие годы попала в Германию: у нее были смутные воспоминания о жизни в Берлине, всего несколько обрывков, которые зачастую виделись ей во сне. В Германии конца пятидесятых царил экономический бум, немцы старались получить удовольствие от жизни и любыми способами забыть о темных годах нацистской диктатуры.

«Кузина Эрика» прилетела на франкфуртский аэропорт, где ее встречал большой
«Мерседес-Бенц» с шофером, присланный заботливым дядюшкой. Три с лишним часа спустя она прибыла в огромный особняк, расположенный в предместье швабской столицы. Вера немного изменила внешность - у нее был парик из светлых волос, она носила очки, а на правой щеке у нее была родинка: так она достигла большого сходства с подлинной Эрикой, находившейся в клинике в Калгари.
        Немецкие родственники чрезвычайно радушно встретили канадскую кузину после долгих лет разлуки. Вера внимательно изучила биографию Эрики и была готова к вопросам. Если же речь заходила о каких-то семейных делах, о которых она не имела понятия, то девушка или ловко меняла тему, или признавалась, что, увы, ничего не помнит: она покинула Германию еще девочкой.
        С дядюшкой Рольфом-Петером она познакомилась тем же вечером - он оказался мрачным мужчиной, который мало говорил и практически все время проводил в своем кабинете. Вера заметила, как он шествует с большим кожаным портфелем, который никогда не выпускает из рук и не позволяет носить даже верному шоферу.
        Вернер оказался полной противоположностью папочке: веселый, остроумный, разговорчивый. Вера познакомилась с его невестой - бледной рыжеволосой девицей из богатой семьи. «Кузина Эрика» обратила внимание на то, что жених уделяет мало внимания невесте, предпочитая общаться с другими дамами.
        До бракосочетания оставалось меньше недели, и Вера пыталась завладеть нужными бумагами. Как-то, улучив момент (старик разговаривал по телефону в соседней библиотеке), она прокралась в кабинет и увидела открытый портфель. Девушка запустила в него руку и извлекла толстую стопку бумаг. Вот они, искомые документы!
        Но в тот же момент она услышала тяжелые шаги и едва успела положить бумаги обратно в портфель, как в кабинет вошел старый Гервег. Окинув «троюродную племянницу» подозрительным взглядом, спросил:
        - Эрика, что ты здесь делаешь?
        - Дядюшка, я хотела узнать, соблаговолите ли вы с нами ужинать? - спросила она, изображая глуповатую особу.
        Старик, подойдя к портфелю, застегнул его и грубовато буркнул:
        - Нет, я занят!

«Эрике» не оставалось ничего иного, как ретироваться. Он вышла и прикрыла за собой дверь, оставив, однако, небольшую щелку. Через нее Вера смогла увидеть, как старик поместил портфель в комнату-сейф с бронированной дверью, попасть в которую можно было только из кабинета. Теперь она знала, где искать требуемые документы.
        Той же ночью, дождавшись, когда часы пробьют половину третьего, Вера выскользнула из своей спальни и отправилась вниз. Дом был погружен в темноту - старик экономил на электричестве. Осторожно ступая босыми ногами, девушка оказалась около двери кабинета и тут заметила, что в соседней библиотеке горит свет. Вера хотела скрыться, но не успела - дверь ее распахнулась, на пороге появился Вернер.
        Молодой Гервег, узрев «кузину», остолбенел. Вера поторопилась объяснить:
        - Мне не спится, я хотела выбрать подходящую книжку, дабы скоротать время за чтением...
        Но Вернера, казалось, поразило не то, что девушка бродит ночью по замку, да еще вблизи кабинета его отца, но сам факт их неожиданного столкновения.
        - Это знак свыше! - воскликнул он и схватил Веру за руку. - Милая Эрика, последний раз мы виделись много лет назад, когда ты и я были подростками. Я женюсь через несколько дней, и до твоего прибытия считал, что Майя - единственная женщина, которая сумеет сделать меня счастливым. Но... знаешь, я не люблю ее, наш союз - альянс двух богатых и могущественных семейств. Я был готов пожертвовать личной жизнью ради процветания семейного концерна, и вот я встретил тебя, милая Эрика...
        Вера словно к полу приросла: Вернер признавался ей в любви! А затем даже попытался поцеловать! Девушка отстранила наследника миллионов.
        - Нет, милый кузен, ты должен знать горькую правду - я тебя не люблю.
        - Ничего, ты обязательно полюбишь меня! - продолжал настаивать Вернер. - Моя жизнь такая тяжелая...
        И он принялся жаловаться на своего властного отца и вздорную мать. Остаток ночи Вера провела в обществе Вернера, утешала его, как могла, и пыталась объяснить, что Майя станет ему великолепной супругой.
        На следующую ночь девушка проникла в комнату-сейф, но... портфеля там не оказалось: старик Гервег на сей раз не захватил с собой документы. Последующие дни прошли в тревожном ожидании. Наконец в день свадьбы Вера увидела Рольфа-Петера с черным портфелем в руке - старик вернулся из концерна несколько раньше обычного, желая-таки присутствовать при заключении брака сына.
        В доме царила суета, что было Вере только на руку. Но жених постоянно бросал на девушку пламенные взгляды, и тогда она, затащив его в кладовую, надавала ему пощечин, заявив:
        - Запомни, кузен! Ты женишься на Майе!
        - О, что за женщина! - простонал Вернер в экстазе.
        Топнув ножкой, Вера вылетела из кладовой.
        В особняк прибыл чиновник, в обязанности которого входило заключение брачного союза. Когда все собрались в большом бальном зале, Вера незаметно покинула торжественную церемонию и пробралась в кабинет. Она уже знала, как открыть бронированную дверь комнаты-сейфа, поэтому управилась быстро. Портфель лежал на полке, среди пачек наличности, футляров с драгоценностями и акций. Девушка открыла его и достала бумаги. У нее имелась миниатюрная камера, и последующие пятнадцать минут она фотографировала содержимое портфеля.
        Затем, закрыв бронированную дверь, «кузина Эрика» поспешила ко всем собравшимся. Вера собиралась отбыть из замка нынче же вечером, вместе с прочими гостями. Когда старик поймет, что у них гостила не подлинная Эрика, а самозванка, будет поздно.
        Вера прошла в зал и уселась на стул в последнем ряду. Жених во фраке и невеста в белом платье стояли перед чиновником, который завершал свою нудную речь о семейном счастье. Вернер то и дело оборачивался, не слушая чиновника. Внезапно молодой человек успокоился, и Вера поняла почему: он увидел ее.
        Прервав чиновника на полуслове, Вернер произнес:
        - Я хочу сделать важное заявление!
        Гости зашушукались. А жених обратился к невесте:
        - Дорогая, я очень тебя уважаю, но не люблю! Поэтому мы не можем стать мужем и женой!
        По залу прокатился вздох изумления. Вернер же упрямо продолжил:
        - Я бы вступил с тобой в брак, если бы все было, как раньше. Но дело в том, что я влюбился! Я знаю, ты поймешь и простишь меня, Майя! Здесь и сейчас я хочу просить руки у той, что завладела моим сердцем!
        Вернер подошел к Вере, опустился на колени и сказал:
        - Эрика, выходи за меня замуж!
        Публика повскакивала с мест, Майя лишилась чувств, ее родители завопили, у матушки Вернера случился сердечный приступ. Вера выбежала из зала, за ней последовал Вернер.
        - Умоляю тебя, милая Эрика, мы созданы друг для друга! Я так люблю тебя...
        Из дверей появился раскрасневшийся старый Гервег. Схватив сына за ухо, как нашкодившего мальчишку, он потащил его обратно, приговаривая:
        - Паршивец, ты сейчас же прилюдно принесешь извинения и женишься на Майе!
        Затем, повернувшись к Вере, старик проорал:
        - А ты, мерзавка, немедленно покинешь мой дом!
        - Но, папа, я не люблю Майю... - стенал Вернер.
        Вера, воспользовавшись суматохой, сбежала из особняка. В тот же день она уже была в соседней Швейцарии, где находилась штаб-квартира организации. Всю дорогу она думала об одном: вот так история - прямо как с ее собственными родителями!
        Шеф был более чем доволен успешным завершением операции. А на следующий день Вера прочла в желтой прессе о скандале в благородном семействе Гервегов. Чуть позже выяснилось, что кузина Эрика вообще не была в Германии, а находилась в больнице. Через полтора месяца Вернер все же сочетался законным браком с нелюбимой Майей.

* * *
        За первым делом последовали другие, и вскоре шеф заявил Вере, что считает ее одной из лучших в организации.
        - Ты открыла новую эру, теперь агентами становятся и женщины, - сказал он ей. - И все благодаря тебе! Однако агент не всегда может работать в одиночку, зачастую ему требуется помощь. Так будет на сей раз.
        Он представил Вере молодого мужчину спортивного телосложения с темными волосами и зелеными глазами - это был Алекс. Вера слышала о нем: Алекс слыл донжуаном, и Вера поклялась себе, что он не сумеет вскружить ей голову. Более того - Алекс произвел на нее неприятное впечатление.
        - Вам предстоит отправиться в Лондон, - сообщил шеф, демонстрируя газету «Таймс». - Ваша цель - министр обороны Джордж Элдридж.
        Элдридж, импозантный мужчина с крошечными глазками, был изображен на первой полосе
«Таймс». В интервью министр нагнетал страх, утверждая, что Советы планируют вот-вот начать военные действия против НАТО, и настаивал на превентивных мерах.
        - Министр обороны - популист, он умело играет на настроениях граждан, - пояснил шеф. - Его тайная цель вовсе не война с Кремлем, а пост премьер-министра: на грядущем съезде правящей партии он собирается выставить свою кандидатуру, и, по мнению наблюдателей, делегаты проголосуют именно за него, а не за непопулярного премьера. И сие приведет к падению нынешнего главы правительства, номинации на пост Элдриджа. Это требуется предотвратить. Министр знает, что его попытаются дискредитировать, и ведет себя очень осторожно. Но у него имеется ахиллесова пята: Элдридж - жуткий юбочник.
        Вера, взглянув на Алекса, подумала, что данная черта объединяет честолюбивого британского политика с ее напарником.
        Они прибыли в Лондон разными рейсами. Вера перевоплотилась во французскую журналистку - длинные черные вьющиеся волосы, чувственный рот, наивное выражение лица. Элдридж обожал давать интервью, поэтому получить у него аудиенцию не стоило больших проблем.
        Девушка заметила, как загорелись глаза министра, когда он вошел в комнату для пресс-конференций и увидел прелестную молодую француженку. Вера вдохновенно играла свою роль, коверкая английские слова и лопоча с ужасным французским прононсом. Вопросы были стандартными, ответы - такими же, однако ей требовалось воспламенить Элдриджа.
        Министр пригласил «французскую журналистку» на ужин к себе в кабинет - якобы для того, чтобы осветить все аспекты своей политики.
        - Месье военный министр, - ответила Вера интимным шепотом, - я с радостью приму ваше предложение отужинать вместе, но с одним условием - пусть он состоится у меня!
        Министр Элдридж был на взводе: он принял предложение Веры и пообещал, что день спустя нанесет визит.
        - Я всегда готов общаться с прессой, особенно с такими прелестными ее представителями, - заявил министр, и его рука легла на коленку Веры.
        Сбросив длань похотливого политика, «французская журналистка» просюсюкала:
        - О, месье военный министр, я знаю, что я получу от вас уникальное интервью!
        Алекс тем временем подготовил квартиру «французской журналистки» для визита министра. В спальне имелось большое зеркало, которое в действительности было дверью в небольшую комнатку - там и притаился Алекс с фотоаппаратом. От Веры требовалось соблазнить министра.
        Элдридж прибыл даже на полчаса раньше оговоренного времени.
        - Моя жена с детьми уехала к теще и тестю в Портсмут, а значит, у нас имеется целая ночь для интервью, моя крошка! - заявил он с порога.
        Вера встретила его в откровенном наряде, который больше открывал, чем закрывал. Последовал легкий ужин с шампанским и устрицами, о политике не было сказано ни слова. Министр обороны перешел в наступление, и Вера увлекла его за собой в спальню. Там, упав на огромную, застеленную красным шелком кровать, министр дал волю чувствам. Когда прелюдия завершилась и министр, уже без штанов, покрывал тело Веры слюнявыми поцелуями, раздался пронзительный звонок. Министр встрепенулся. Вера знала - это сигнал того, что Алекс сделал нужные фотографии.
        - Боже, это он! - заверещала «французская журналистка», вскакивая с кровати.
        - Кто он? - спросил министр тревожно.
        - Джордж, мой муж! - ответила Вера, накидывая халат. - Месье военный министр, вам необходимо немедленно уйти. По пожарной лестнице!
        - Но ты не говорила, что у тебя имеется муж! - завопил министр, прыгая на одной ноге и стараясь другой угодить в штанину.
        Звонок повторился, послышался грубый голос:
        - Эй, Жанна, немедленно открывай! Я знаю, что у тебя хахаль, и сейчас расквашу ему репу!
        Министр побледнел и через двадцать секунд уже спускался по пожарной лестнице в проулок. Вера захлопнула за ним дверь и постучала по зеркалу:
        - Алекс, можешь выключать запись с криками, пташка улетела.
        Фотографии были доставлены шефу, и вскоре Вера узнала из газет о том, что министр Элдридж на съезде партии безоговорочно поддержал кандидатуру действующего премьер-министра, а слухи о его самовыдвижении оказались беспочвенными. Девушка поняла - Элдриджу пригрозили опубликовать интимные фотографии, что привело бы к краху его карьеры, и, дабы избежать этого, министр отказался от претензий на власть.

* * *
        Вере приходилось еще несколько раз работать рука об руку с Алексом, и она не могла не признать, что он заслуживает звания одного из лучших агентов организации. И все же девушка старалась отыскать в Алексе неприятные черты, убеждая себя, что ее напарник, может быть, и суперпрофессионал, однако никудышный человек. Впрочем, таким образом она старалась заглушить зародившееся чувство к Алексу, опасаясь более всего, что он поймет: Вера к нему неравнодушна. Все изменилось в тот момент, когда Алекс спас ей жизнь.
        Шеф, вызвав как-то их обоих, заявил:
        - Как вам известно, наша организация далеко не единственная в своей области. У нас имеется конкуренция как в лице государственных спецслужб, так и частных фирм, подобно нашей, обладающих сетью агентов. И не всегда именно мы одерживаем победу, что прискорбно. Так, представитель конкурирующей фирмы, возглавляемой моим некогда лучшим другом, а ныне заклятым врагом, завладел секретными бумагами, за которые наш клиент готов заплатить очень большую сумму. Тот агент - большой любитель азартных игр, поэтому постоянно в долгах. И поэтому он принял решение не передавать документы своему шефу, а оставить их себе и попытаться продать тому, кто предложит больше. Мини-аукцион состоится в ближайшую пятницу, но до этого времени вы должны завладеть бумагами. Агент находится сейчас на Лазурном побережье, в великом княжестве Бертранском, в казино которого просаживает свои последние деньги.
        Вера и Алекс, изображая американцев-молодоженов, совершающих свадебное турне по Европе, прибыли в средиземноморское княжество Бертран, славившееся игорными домами. Агента Роджера Сеймура они отыскали в самом большом казино «Palais Grand-Ducel»: с остекленевшим взором, придвинув к себе горку разноцветных фишек, он напряженно следил за шариком в рулетке.
        Большей частью мужчина проигрывал, и его фишки перекочевывали с игорного поля к крупье.
        Алекс занял место за соседним столом, наблюдая за Сеймуром, Вера же приблизилась к соседнему столу и дотронулась до бриллиантового колье, украшавшего ее грудь. Крупье ответил ей едва заметным кивком (у шефа имелась договоренность с директором казино, и тот, время от времени оказывавший услуги организации, согласился на небольшой спектакль в стенах своего заведения).
        Полчаса спустя около Веры толпилось не меньше трех десятков человек - все они напряженно следили за тем, как обворожительная посетительница делает ставки - и почти всегда выигрывает. Везение девушки привлекло наконец внимание Сеймура. Сначала он некоторое время стоял у Веры за спиной, а потом, растолкав зевак, уселся рядом с ней.
        Вера поставила пять стофранковых фишек на восемнадцать, красное. Агент Роджер Сеймур хмыкнул:
        - Леди, вы что, слепая? Эта цифра выпала только что!
        - А я все же попытаю счастья, - улыбнулась Вера. - Говорят, что у меня легкая рука!
        Шарик закружился в колесе рулетки, и надо же такому случиться - выпало именно восемнадцать красное. Сеймур крякнул и зло прошипел сквозь зубы:
        - Дуракам и дурам всегда везет!
        Вера сделала еще одну ставку - и снова угадала! В течение последующего часа она выиграла почти шестьдесят тысяч франков. Роджер Сеймур, позеленев от зависти, следил за каждым движением Веры и вскоре начал делать ставки на те же числа, что и она. Агент не ведал, что по приказу директора на одном из столов (на том самом, за которым играла Вера) был установлен особый механизм, при помощи которого шарик можно было загнать в любое нужное гнездо.
        Сеймур воодушевился - он сумел заработать целых две с половиной тысячи, и в тот момент, когда он был готов поставить все деньги на очередное число, произнесенное Верой, женщина вдруг отошла от стола.
        - Эй, леди! - завопил Сеймур, бросаясь за ней следом. - Куда же вы? Игра только начинается!
        - Для меня она уже закончилась, - ответила Вера. - Я очень часто выигрываю в рулетку, что меня утомляет. Никакого удовольствия! Да и деньги мне не нужны, мой папочка и так чертовски богат.
        Сеймур схватил Веру за локоть влажной ладонью и прохрипел:
        - Леди, объясните, как вы это делаете? Я считал - из пятидесяти двух вы угадали сорок пять чисел. Такое невозможно!
        Вера осмотрелась по сторонам и понизила свой голос:
        - О, это, видимо, семейное - и моя матушка, и бабка, и прабабка обладали неким даром, его называли колдовским. Числа просто вспыхивают у меня в голове, и в подавляющем большинстве случаев они оказываются верными. Только, прошу, не говорите о моем даре никому! Всего хорошего!
        Вера направилась к выходу, но Сеймур снова нагнал ее.
        - Леди, вы мне очень нравитесь, - произнес он. - Не согласитесь ли вы провести со мной вечер? В казино!
        - Нет, мне пора, - повела плечом Вера. - Я утомилась.
        Сеймур взмолился:
        - Прошу вас, помогите мне! У меня долги почти в четверть миллиона, а с вашим даром я всего за одну ночь могу с ними разделаться. Или... - Ему пришла в голову какая-то идея, и он спросил: - А играть в лотерею вы не пробовали?
        - Ну отчего же, - ответила Вера, - как-то даже сорвала джекпот в двадцать миллионов. Однако я же сказала, мой папочка богат как Крез, и все деньги я пожертвовала бездомным детишкам.
        - Бездомным детишкам! - взвизгнул Роджер Сеймур. - Двадцать миллионов! Леди, да вы же ходячая Фортуна! Позвольте пригласить вас на коктейль...

«Кажется, рыбка клюнула», - усмехнулась про себя Вера. В зеркало она увидела Алекса, вставшего из-за стола и последовавшего за ними. Роджер Сеймур безостановочно болтал, превознося красоту, ум и талант своей спутницы. Они прогулялись по ночному Бертрану и оказались перед небольшой виллой, выстроенной в стиле арт-нуво.
        - Вот мое скромное жилище, леди, - указал на нее Сеймур. - Вы ведь заглянете ко мне? И, может быть, дадите пару наводок относительно завтрашнего розыгрыша - я еще успею заполнить лотерейный билет!
        Сеймур стал возиться с многочисленными ключами, отпирал множество замков, наконец открыл дверь, отключил сигнализацию. И в тот момент, когда они ступили в темную прихожую, Вера воткнула в шею агенту шприц, который заранее достала из сумочки. Сеймур без звука повалился на пол.
        Подоспел Алекс, они затащили Сеймура в дом.
        - Отличная работа, - похвалил Алекс. - Чтобы проникнуть на виллу, нам бы понадобился грузовик взрывчатки, а так все прошло тихо и мирно.
        Они привязали Сеймура к стулу и сделали ему еще одну инъекцию. Под воздействием
«сыворотки правды» агент сообщил им, где находятся документы и какой код у сейфа. Оказалось, что в сейфе установлен часовой замок, и открыть его можно было только в период с шести утра до шести ноль пяти. Пришлось ждать почти пять часов.
        Наконец пробило шесть, и Вера устремилась в кабинет (Алекс спал на диване, и она решила, что не стоит его будить). Она ввела нужную комбинацию, дверца сейфа раскрылась. Просмотрев документы, Вера убедилась, что именно они требовались шефу. Ну что ж, задание выполнено, можно покинуть Бертран.
        - А ну-ка положи документы назад! - вдруг услышала девушка злобный голос и, обернувшись, увидела Сеймура. Пошатываясь, тот стоял в дверях и наводил на нее пистолет.
        - Пока ты ворковала со своим сообщником, я сумел освободиться от пут, - с неприятной ухмылкой сообщил Сеймур. - Теперь-то я понимаю, что никакая ты не ясновидящая, просто хотела завладеть моим вниманием и проникнуть ко мне в дом. У тебя это получилось. Сказать, что у тебя не получится? Покинуть дом живой!
        Вера поняла - Сеймур застрелит ее. И возможности спастись нет. Лицо Сеймура исказила торжествующая усмешка, он уже готов был спустить курок, как неожиданно позади агента возник Алекс. На голову Сеймура плашмя опустился старинный меч, до того украшавший стену, и хозяин дома мешком повалился на пол.
        Впервые Вера испытала чувство панического ужаса - ведь она была на волосок от смерти! Алекс, подойдя к ней, обнял девушку и успокоил:
        - Все хорошо, он обезврежен. А теперь нам надо как можно быстрее уйти отсюда!
        Этот случай стал первым шагом к сближению Веры и Алекса, а полгода спустя они стали любовниками. Более всего Вера боялась показать Алексу, что неравнодушна к нему, поскольку была убеждена, что он тотчас ее бросит. Вот и пускай думает, что их связывает только секс, так ей удастся избежать разрыва...

* * *
        Изменить точку зрения на отношения с Алексом Вере помогло одно из дел, которое ей поручил шеф весной 1961 года. Ей предстояло отправиться в Россию. Вере уже приходилось бывать в странах за «железным занавесом», однако еще ни разу она не ездила в столицу Советского Союза.
        Шеф положил перед ней фотографию сутулого мужчины лет шестидесяти с небольшим, с козлиной бородкой и седыми лохматыми бровями.
        - Академик Михаил Евстигнеевич Погожин, один из самых гениальных физиков в мире, - пояснил он. - Сфера его деятельности - создание новейшего термоядерного оружия, получив которое Москва станет обладательницей боезаряда, противопоставить которому Запад ничего пока не может. Твоя задача - раздобыть документы проекта под кодовым названием «Месть титанов».
        - Каким образом, шеф? - спросила Вера. - Наверняка академика очень строго охраняют, и к его бумагам не подберешься. Да и попасть в Советский Союз не так-то легко. Русским я владею плохо, и там сразу заметят, что я иностранка.
        - Тебе поможет супруга Погожина, - выкладывая на стол несколько больших глянцевых фотографий, сказал шеф. На снимках была изображена элегантная стройная женщина, возраст которой на первый, на второй и даже на третий взгляд было сложно определить. - Ирина Соколова, советская Грета Гарбо и Марлен Дитрих, звезда экрана тридцатых и сороковых годов. Она была любимой актрисой Иосифа Сталина, по слухам, даже состояла с ним в интимной связи. Точный возраст Соколовой неизвестен, это секрет не меньший, чем планы оружия, над которым работает ее муж-академик, однако она уже далеко не первой молодости, что ее очень угнетает. Пик актерской славы Соколовой прошел, но женщина не желает смириться с этим. Два последних фильма, в которых она играла молодых женщин, так и не вышли на широкий экран. Тем не менее Соколова - гордость Советов, ей одной из немногих дозволяется ездить на Запад для участия в кинофестивалях, а также просто для того, чтобы обновить гардероб в Париже, Риме или Нью-Йорке. А недавно она ездила в Швейцарию, где, по слухам, ей сделали пластическую операцию. Соколова частенько бывает и в ГДР,
посещает дома моды. Сейчас там по ее заказу изготавливаются несколько нарядов, и вскоре актрису должны навестить представители дома моделей, чтобы показать ей эскизы, снять мерки. Именно этим ты и займешься, Вера, ведь немецкий - твой родной язык. Изображая представительницу гэдээровского дома моды, ты проникнешь в дом Соколовой и Погожина и сделаешь копии секретных документов.
        Два дня спустя Вера из Восточного Берлина вылетела в Москву. Она сильно волновалась. Если операция провалится и ее схватят, то остаток жизни ей придется провести в советском лагере. Не исключено даже, что ее расстреляют.
        Документы у Веры были безукоризненные, а имя Ирины Соколовой производило эффект волшебного заклинания - пройдя таможенный и пограничный контроль вне очереди, Вера ступила на советскую землю. Актриса и ее супруг-академик обитали под Ленинградом, в особом поселке, где находились виллы так называемых слуг народа, то есть руководящей верхушки государства. Девушка прибыла к актрисе, та уделила ей всего десять минут - ткнула в несколько моделей в альбомах, привезенных Верой, и аудиенция была завершена. Вера видела, что актриса чем-то встревожена и, кажется, слегка пьяна.
        Покинув особняк и заняв стратегическую позицию в соседнем пустующем особняке, Вера стала вести наблюдение, выжидая подходящего момента. Он представился вечером того же дня - академика и актрису, явно отправившихся на какой-то прием, забрал длинный черный лимузин. Дом опустел, и Вере стало ясно: действовать надо теперь или никогда.
        Она пробралась в особняк, отыскала в библиотеке сейф, спрятанный за книжными полками, и, разложив инструменты на полу, принялась за работу. Сейф оказался сработанным на совесть, к тому же представлял собой нестандартный экземпляр, поэтому с замком пришлось повозиться.
        Вера была погружена в работу. Внезапно девушке показалось, что хлопнула дверь. Выключив дрель, она прислушалась. Решила: скорее всего, в доме просто гуляет сквозняк - и снова принялась сверлить высоколегированную сталь, из которой была сделана крышка сейфа.
        И опять какой-то странный звук. Вера отключила дрель и услышала... аплодисменты. В ужасе обернувшись, она увидела Ирину Соколову - женщина, в золотистом платье, со сверкающими драгоценностями вокруг шеи и запястий, со сложной прической, украшенной живыми цветами, стояла в дверях библиотеки и хлопала в ладоши.
        Актриса намного раньше, чем положено, вернулась домой! И что теперь делать? Избавиться от свидетельницы? Но ведь насильственная смерть Ирины Соколовой обязательно привлечет внимание КГБ...
        - Браво, браво, браво! Вот, оказывается, какая вы работница немецкого дома моделей! - заговорила по-немецки Соколова. - Хм, у вас отлично получилось - я вам поверила. А на самом деле вы прибыли, чтобы украсть документы Миши. Да, он говорил, что за ним охотятся западные спецслужбы, но я не принимала слова мужа всерьез.
        Вера оглянулась в поисках оружия. Не нападать же на актрису с дрелью в руке!
        - Скажите мне... наверное, чрезвычайно занимательно быть шпионкой? - спросила вдруг с большим любопытством Соколова. Затем, не дождавшись ответа, уселась в кресло с высокой спинкой и бурно разрыдалась.

«Вот и мой шанс», - мелькнула мысль в голове Веры. Документы заполучить не удалось, однако она сможет покинуть особняк, и, не исключено, ей удастся пересечь государственную границу. Она быстро собрала инструменты и направилась к выходу из библиотеки. Ее остановил голос актрисы:
        - Боже, и вы тоже уходите! Никто в мире, даже шпионы, не хотят иметь со мной дела!
        Какая-то неведомая сила - то ли сострадание, то ли любопытство - задержала Веру на пороге комнаты. Она подошла к Ирине Соколовой и положила ей на плечо руку. Женщина вздрогнула и подняла заплаканные глаза. Вера поняла - звезда сталинского кинематографа пьяна! Вот чем объясняется ее внезапная истерика!
        - Да, я немного выпила, - заявила с вызовом Соколова, правильно интерпретировав удивленный взгляд Веры. - И что из того? В конце концов, мы были на приеме! На одном из ужасных скучных приемов, где все желают видеть во мне богиню, не понимая, что я - обыкновенный человек! Знаете, зачем я пила? Чтобы досадить Мише!
        Вера впервые попала в подобную ситуацию - ее застукали с поличным, однако хозяйка не собирается вызывать охрану, а предпочитает вывернуть перед ней свою душу. Девушка ощутила боль и надрыв в словах и жестах актрисы, и внезапно ей открылось - та глубоко несчастна.
        - Ах, Миша, Миша... - покачала головой Соколова и, поднявшись из кресла, подошла к бару. Щедро налила из штофа коньяк в бокал и двумя быстрыми глотками осушила его. - Вы не поверите, но когда-то я страстно любила его! О, когда-то... Как летит время! Я тогда была, что называется, придворной актрисой и как минимум раз в неделю посещала Кремль или одну из правительственных дач, где мы с Иосифом Виссарионовичем смотрели фильмы с моим участием. Или на одной из дач... Он одобрил мой брак с Мишей, тогда еще молодым физиком, сказал, что мы станем показательной парой Советского Союза. А что получилось?
        Рассудком Вера понимала: сейчас самый подходящий момент для того, чтобы скрыться, и она даже сделала пару шагов к двери. Однако интуиция ей подсказывала - надо остаться. Девушке было очень жаль актрису, некогда блиставшую на киноэкране, а теперь постепенно превратившуюся в никому не нужную даму неопределенного возраста.
        - Ой, как мы любили друг друга! Нам бы позавидовали Ромео и Джульетта, Тристан и Изольда, Адам и Ева... Но как мудро сказано кем-то из древних - «все проходит, и это пройдет»... Представляете, любовь ушла, испарилась, рассыпалась в прах! Миша ревновал меня к Иосифу Виссарионовичу, однако открыто проявить свои чувства или тем более запретить поездки к нему, конечно же, не мог. Да еще все усугублялось тем, что у нас не было детей. И врачи сказали, что дело во мне - я не могу стать матерью. А Мишу такое положение угнетало!
        Актриса налила себе еще коньяка и снова выпила, затем нетвердой походкой подошла к Вере.
        - Раньше меня это не заботило, я была величайшей актрисой СССР, но после смерти Иосифа Виссарионовича все изменилось. О, я чувствовала, что так и будет! Знаете, о чем они шепчутся за моей спиной? Соколова, мол, выдохлась... И как они радовались и радуются! Все мои враги, которые раньше были верными друзьями! Мои фильмы показывают до сих пор, но только те, что были сняты в тридцатые и сороковые годы. Новые же народ никогда не увидит, так заявил один чинуша от Госкино! Посмел бы он разговаривать со мной подобным образом лет десять назад... - Актриса всхлипнула. - Я знала, что у Миши имеются любовницы, однако на сей раз все очень серьезно. Она младше меня на двадцать... - хмыкнув, Соколова исправилась: - Да чего уж таить, на сорок лет! Ей двадцать два, а мне... Она - восторженная аспирантка, занимается теми же, как их там, протонами или ионами, что и Миша. Получается, он не только может спать с ней, но и нашел родственную душу, преданную собачонку, которая смотрит на него снизу вверх глазами, полными обожания. Мужикам такие и нужны... А я... Мне остается играть роль великой актрисы, жить успехами
давних лет, существовать в золотой клетке, зная, что... что...
        Ирина Соколова с силой швырнула бокал, зажатый в руке, в стену.
        - У меня рак печени. Болезнь обнаружили недавно, в закрытой швейцарской клинике, и даже там развели руками - мол, фрау Соколофф, ничего поделать мы не можем, однако, если хотите, попытаемся. И предложили долгий, опасный курс лечения. Я ответила
«нет». Богини так не умирают - в клинике, под капельницей. Медики дали мне полгода. Два месяца уже прошли. Больше всего меня удивила реакция Миши - он, конечно, утешал меня, однако в его глазах я видела радость. Еще бы, ведь он, академик, великий ученый, член партии, никогда бы не смог развестись со мной, не рискуя карьерой. А так все уладится естественным образом: старуха сдохнет от рака, он же, выждав некоторое время для приличия, женится на аспиранточке, и они вместе будут исследовать свои нейроны и протоны, протоплазмы и магнитные поля...
        Актриса вдруг захохотала, но внезапно ее смех перешел в рыдания.
        - Кому я это рассказываю? Западной шпионке! Но ведь меня никто не хочет слушать, я для всех чужая... - Повисло тяжелое молчание. И актриса вдруг спросила: - Вы наверняка желаете получить документы нового суперсекретного проекта, над которым работает Миша и которого так боятся на Западе?
        - Да, - ответила Вера, не понимая, к чему клонит Соколова. Та неожиданно хмыкнула:
        - Он хранит их вовсе не в сейфе. Там находятся отличные подделки как раз на тот случай, если в особняк проберутся враги Родины. В тех чертежах и описании технологических процессов содержатся ошибки, так что любая попытка воспроизвести супероружие окончится крахом. На самом же деле муж хранит документы в кладовке, в потайном ящике, под соленьями. Правда, оригинально? И вы их получите!
        Актриса вышла и вернулась через несколько минут с большой стопкой бумаг.
        - Ну, что же вы ждете? Приступайте! - выкрикнула она зло. - Делайте фотографии! Пускай на Западе узнают, над чем работает советский академик. Миша как-то обмолвился, что его оружие поможет нам поставить Америку на колени. Ничего у Миши не выйдет! И на своей аспиранточке он не женится! Да, теперь я знаю, как отомстить ему! Сейчас я покажу вам, куда надо положить документы после того, как вы их сфотографируете...
        Продемонстрировав потайной ящик в кладовке, актриса зевнула:
        - Ну, мне пора! В объятия Морфея. Целебный сон очень важен для моего организма, снедаемого раком, и для моей души, которая больше не может любить. Да, это будет грандиозно! Последний поклон публике от Ирины Соколовой!
        Она медленно поднялась по лестнице на второй этаж. Вера осталась в библиотеке и принялась фотографировать документы, думая про себя: что может быть страшнее, чем месть обманутой жены и уставшей от жизни некогда великой актрисы?
        Полчаса спустя Вера сделала копию последнего документа, аккуратно сложила бумаги и спрятала обратно в тайник. Ей пора уходить.
        Внезапно сверху послышался приглушенный выстрел.
        Девушка быстро поднялась на второй этаж и попала в сказочные апартаменты - все в розовых, золотых и перламутровых тонах: настоящее царство богини экрана. Вера толкнула дверь и увидела кровать в форме раковины. На ней мирно лежала Ирина Соколова. В правой ее руке был зажат небольшой черный пистолет, из виска текла кровь. Актриса была мертва - покончила жизнь самоубийством. На туалетном столике Вера обнаружила плотный конверт с надписью: «Для Миши» и еще один с надписью «Для ЦК КПСС». А еще был листок... для нее.

«Дорогая шпионка, желаю вам успешно выполнить задание, а также никогда не испытывать душевной боли. Я предпочитаю умереть, не дожидаясь скорой кончины от рака, - достойный уход со сцены великой Ирины Соколовой. За то, что я помогла вам, прошу помочь и мне: ничего не трогайте, устраните следы своего проникновения, а когда окажетесь в Ленинграде, позвоните по номеру, указанному в самом конце письма, и скажите только: «Ира умерла». Тот, кому предназначается фраза, знает, что делать. Миша все равно ночует сегодня у своей девочки, так что меня обнаружит милиция или КГБ. В любом случае он не сможет уничтожить письмо для ЦК: мои обвинения его карьеру не разрушат, однако, уверена, помешают браку с аспиранточкой. А вот это письмо обязательно уничтожьте. Ваша И.С.».
        Вера вгляделась в лицо мертвой актрисы - гримаса боли и отчаяния исчезла, морщины сгладились, и создавалось впечатление, что женщина наконец-то нашла то, что так долго искала: покой.
        Девушка поступила полностью по предписаниям Соколовой. Она могла бы не звонить по указанному номеру, но сочла, что у нее долг перед мертвой дивой. На следующее утро Вера покинула Советский Союз, увозя в багаже катушку с пленкой, на которой имелись фотографии проекта супероружия.
        А затем, встретившись с Алексом, Вера честно призналась, что любит его. Во всяком случае, она так считала тогда... Последовали месяцы, полные счастья. Затем произошла ссора... А затем наступил ноябрь 1963 года...
        Вера. Начало 1960-х гг.

«Смерть - это отсутствие боли. А вот процесс гибели наверняка очень болезнен». Вот какая мысль успела промелькнуть в ее голове в тот момент, когда пальцы схватили воздух. Все кончено, больше ничего поделать нельзя...
        И вдруг кто-то схватил ее за руку в самый последний момент. Вера увидела черную тень на крыше и поняла: ее спасли! Кто-то цепко держал ее руку и приговаривал:
        - Не волнуйтесь, все будет хорошо! Сейчас я помогу вам выбраться...
        Спаситель не обманул - Вера оказалась на крыше. Тяжело дыша, она устремила взгляд на его лицо... Перед ней стоял Стивен Карлайл.
        - Вы? - потрясенно выдохнула женщина. - Что вы здесь делаете?
        И в тот же миг в проулке раздался визг шин срывающегося с места автомобиля, Вера увидела, как машина, в которой находился Эндрю, едва не убивший ее, помчалась прочь. Наверняка он торопится доложить о проваленной операции своему патрону - Тору...
        Стивен заботливо поинтересовался:
        - С вами все в порядке?
        - Да, со мной все в порядке, - кивнула Вера, постепенно приходя в себя.
        Наверное, ей стоит поблагодарить Стивена за чудесное спасение, но она решительно не верила, что молодой человек оказался в нужном месте в нужное время случайно.
        Стивен помог Вере подняться на ноги и потянул в сторону чердачной двери.
        - У нас нет времени задерживаться на крыше. Ваш несостоявшийся убийца...
        - Вы его видели? - перебила Вера.
        Стивен отрицательно качнул головой.
        - Нет, было слишком темно. Могу сказать только, что это мужчина, по всей видимости, молодой и достаточно спортивный.

«И я даже знаю, как его зовут, - подумала Вера. - Эндрю Фальмингтон, будущий тринадцатый маркиз Солсбери». Он выманил ее сюда, пытался сначала переехать на автомобиле, затем застрелить и, наконец, сбросить с крыши. И у него почти получилось, черт побери! Если бы не Стивен...
        - Мистер Карлайл, я очень вам признательна, однако посудите сами, ваше появление здесь более чем загадочно, - сказала Вера.
        - Зовите меня Стивеном, - живо откликнулся миллионер. - Я все вам расскажу, только давайте сначала спустимся вниз...
        Они прошли несколько улиц и оказались около желтого спортивного автомобиля.
        - Прошу, - распахивая дверь, пригласил Стивен.
        Вера колебалась. Он, конечно же, спас ее, но может ли она ему доверять?
        - Неужели вы предпочитаете остаться в Амстердаме? - удивился Карлайл. - Лично я намереваюсь сейчас же покинуть Нидерланды на моем личном самолете и предлагаю вам составить мне компанию. Да, буду откровенен: я позволил себе следить за вами...
        - Следить за мной? - ахнула Вера. - Зачем?
        - Так мы едем или нет? - ответил вопросом на вопрос Стивен.
        Женщина заняла место рядом с водителем. Автомобиль тронулся с места. Вера сразу отметила: стиль вождения Стивена сильно отличается от повадок Эндрю. Будущий тринадцатый маркиз Солсбери словно искал приключений и намеренно нарушал правила, Стивен же аккуратно выполнял их, даже не превышал положенную скорость.
        - Да, я следил за вами, - повторил Стивен. - Во-первых, потому что вы, как и я, желаете найти Тора. Следовательно, могли вывести меня на него. Во-вторых, я был уверен, что Тор пожелает сам отыскать вас, собственно, как я подозреваю, это и имело место. А я таким образом смогу напасть на его след. И...
        - В-третьих... - подсказала Вера, гнев которой улетучился: откровенность Стивена ее обезоружила.
        - И в-третьих, я решил продолжить свое знакомство с вами, - честно признался Карлайл. - Вы, как я сразу понял, единственная, кто в состоянии найти Тора. Ни агент Клейтон, ни тем более ваш шумливый и чересчур самоуверенный спутник, сын герцога...
        - Маркиза, - поправила Вера с легкой улыбкой.
        - Ну да, сын маркиза. В общем, оба они вам и в подметки не годятся, - закончил перечисления Стивен. - Я позволил себе навести справки: у меня имеются кое-какие связи, да и деньги развязывают языки даже самых молчаливых. Вы работаете на организацию, ведь так?
        Вера промолчала, и Стивен верно истолковал паузу.
        - Добиваться от вас признания я не буду, да и мне, собственно, все равно, на кого вы работаете. Нас объединяет одно: мы хотим отыскать Тора. Как и с сыном герцога..
        прошу прощения, маркиза. Только вот незадача: он работает на конкурирующую организацию! И меня занимает вопрос: как вам удалось объединить усилия?
        Снова не получив ответа, Стивен вздохнул.
        - Ну да, конечно, секрет фирмы. Итак, подведем итог: ваше появление в Амстердаме взбудоражило Тора, он почуял опасность и решил устранить свидетелей, в частности, подружку Мартина Ван Дока. А затем и вас. Только вот я спрашиваю себя все время - сам Тор или один из его помощников? Вообще-то, по слухам, он редко прибегает к помощи других. И еще одно соображение. Разрешите мне сказать горькую правду: если бы вас преследовал сейчас Тор, то вам, полагаю, не удалось бы остаться в живых. Он бы отправил вас на тот свет, а вместе с вами и меня. Этот же тип трусливо сбежал, а Тор, насколько я могу судить по осуществленным им акциям, далеко не трус. У вас имеются соображения по поводу того, кто может ассистировать Тору?
        - Нет, - солгала Вера.
        Но Стивен, кажется, поверил ей. Еще раз вздохнув, он продолжил:
        - Одно ясно: если в игру вступит сам Тор, то вам несдобровать. И попрошу без возражений - я знаю, о чем говорю! Не забывайте, Тор убил моих родителей и едва не лишил жизни меня.
        - Зная, что Тор находится в Амстердаме, можно отыскать его и ликвидировать, - заявила Вера.
        - Если бы все было так легко! - рассмеялся Стивен. - Думаете, киллер будет сидеть сложа руки и ждать вас к себе в гости? Да и с чего вы взяли, что он еще в городе? Скорее всего, узнав о том, что его ассистент не сумел избавиться от вас, он выйдет на охоту лично.
        - Прекрасно, - буркнула Вера, - так я и встречусь с Тором!
        Но Стивен горячо возразил:
        - Не только глупо, но и смертельно опасно! Не кажется ли вам, Вера, что вы переоцениваете собственные силы? До сих пор никак не можете уяснить - не вы, а Тор диктует правила игры! Он наверняка исходит из того, что вы снова ринетесь в бой - и тогда он легко сумеет убить вас.

«А ведь он прав, - подумала Вера, - сейчас я не могу справиться с Тором. Но не надо забывать: у меня есть имя - Эжен Дюбуа». Она осторожно взглянула на Стивена. Если сейчас рассказать ему о находке, парень примется за поиски Тора и, не исключено, в сложившейся ситуации выйдет на него быстрее, чем она сама. Вот уж чего никак допустить нельзя. Поэтому - молчок!
        - Так как вы отнесетесь к предложению покинуть старушку Европу на моей яхте? - спросил Карлайл. - По блеску ваших глаз вижу, что вы, Вера, не намерены посвящать меня в свои секреты, но я и не буду настаивать.
        - Еще бы, вы просто снова проследите за мной и так выйдете на Тора, - чуть раздраженно вскинула голову женщина.
        - Торжественно клянусь более не следить за вами! - Стивен поднял вверх правую руку. - Но вы до сих пор не поняли, что шутить с Тором чревато. Он не ведает пощады. Он - дикое, но очень хитрое существо, сочетающее в себе черты как человека, так и зверя. Вы слышали что-либо о вулкодлаке? Согласно поверьям некоторых народов Южной Европы, это оборотень, помесь человека, волка и медведя. Так вот, Тор похож на вулкодлака - он никогда не сбивается со следа и всегда выполняет намеченное...
        - Даже на оборотня найдется управа, - упрямо возразила Вера. - Серебряная пуля в сердце - и монстр умрет. Так же будет и с Тором.

«И уничтожу его я, а не вы», - про себя продолжила фразу Вера. Она попросила Стивена остановить автомобиль перед телефоном-автоматом, сделала один-единственный звонок, а затем вернулась к Карлайлу со словами:
        - Теперь мы можем отправляться.

* * *
        Долетев до Ниццы, они перебрались на яхту Стивена Карлайла. На «Мальтийском кресте» Вере были отведены отдельные апартаменты, состоявшие из четырех комнат. Яхта тотчас снялась с якоря. За поздним ужином Стивен пояснил:
        - Мы направляемся к Багамским островам. Не знаю, устроит ли вас цель путешествия, зато вы можете не беспокоиться: здесь Тор до нас не доберется!
        Стивен, в отличие от Эндрю, не пытался с ней флиртовать, что понравилось Вере. Однако она чувствовала: наследник миллионов проявляет к ней интерес. Вера чувствовала, что кольцо вокруг наемного убийцы сужается. Значит, нужно сконцентрироваться на завершении операции. Тор еще думает, что всемогущ, но в действительности она вот-вот нападет на его след. Молодая женщина гнала от себя мысли об Эндрю. Шеф был прав, организация Ричарда - не более чем сборище преступников, мошенников и продажных мерзавцев. И Эндрю - один из их числа. Он убил Милли, заманил Веру саму в ловушку, едва не лишил ее жизни... Но ничего, настанет час, и она рассчитается с ним. Скоро, очень скоро!
        Четверо суток спустя «Мальтийский крест» бросил якорь у побережья столицы Гаити, города Порт-о-Пренс. Сойдя на берег, Вера первым делом позвонила по хорошо известному ей номеру и получила информацию об Эжене Дюбуа. Теперь она знала, где его найти.
        Настало время покинуть Стивена. Вера вернулась на яхту и обнаружила, что его там нет: хозяин вместе с командой пополнял запасы провианта. Покопавшись в ящике его письменного стола, она прихватила тысячу долларов наличными. Некрасиво, конечно, уходить по-английски, не прощаясь, да еще ограбив гостеприимного хозяина, но у Веры не было иного выхода. К тому же хоть Стивен и хороший малый, но все же ее конкурент. У нее сохранились документы на имя Амелии Штольц, которые она использовала в Европе, а с деньгами Стивена легко добраться до Южной Америки - Эжена Дюбуа следовало искать в Мехико-Сити.
        К тому времени, когда Вера очутилась в столице Мексики, шеф все устроил. В камере хранения одного из вокзалов женщина получила потрепанный рыжий чемодан, в котором находились документы на новое имя, два пистолета, несколько обойм, одежда, а также пять тысяч долларов. Вера знала, что шеф ведет очень опасную игру: ее исчезновение из Амстердама не осталось незамеченным. Она позвонила шефу, состоялся короткий разговор.
        - Вера, Ричард разыскивает тебя, - предупредил он. - Я ничего поделать не могу, так как официально мне ничего о твоей судьбе не известно. Уверен, что Ричард готов пойти на крайние меры, в том числе и на убийство.
        - Спасибо, шеф, - сказала Вера на прощание. - Я вас не разочарую. Ричарду и его головорезам до меня не добраться. Я отыщу для вас Тора!
        Что же, все шло, как она и предполагала: Ричард засуетился, Тор же наверняка затаился. Имеется еще Эндрю, но о предателе лучше пока не думать...

* * *
        Эжен Дюбуа обитал в большом особняке, огороженном со всех сторон высоченным забором с железными пиками. Осмотрев пристанище Тора, Вера поняла - проникнуть туда будет не так-то просто. Киллер сам опасался за свою жизнь, и у него имелись на то причины.
        Вера узнала, что Эжен Дюбуа - предприниматель, постоянно разъезжающий по миру. Выбранное киллером амплуа укладывалось в схему: под видом заключения сделок он выполняет заказы на убийство. Ей повезло - как ей сообщил продавец в винной лавке, Дюбуа, отсутствовавший пару недель, накануне прибыл и сразу заказал у него пять дюжин бутылок эксклюзивного французского шампанского. Похоже, Тор решил праздновать победу.
        Вера все же пробралась на территорию виллы и, пользуясь отсутствием хозяина, осмотрела ее. Подозрения подтвердились: в одной из комнат она обнаружила коллекцию стрелкового оружия, в подвале - ящики с взрывчаткой, в сейфе - пачки денег. Там же находился и паспорт на имя Эжена Дюбуа с визами и отметками многих стран о въезде и выезде. Как того следовало ожидать, Тор только что вернулся из Нидерландов.
        Особняк был украшен редкими произведениями искусства: Тор явно любил окружать себя роскошью. Она наткнулась и на портрет самого хозяина - мужчина лет сорока семи с незапоминающимся бледным одутловатым лицом, крошечными усиками и глубоко посаженными темными глазками. Ну все, Тор в ее руках!
        Поздно вечером к воротам особняка подъехал автомобиль - Тор прибыл домой. Вера затаилась с оружием из коллекции киллера в одной из комнат. Она услышала женский хохот, визги. Выглянув из окна, Вера увидела мужчину в окружении трех девиц - мулатки, белой и метиски. По всей видимости, Тор решил расслабиться в женском обществе.
        - Девочки, сейчас мы отправимся в бассейн! - услышала она голос хозяина виллы и подумала, что сам он сейчас отправится на тот свет.
        Девицы стайкой устремились к бассейну, располагавшемуся в северном крыле особняка, а мужчина направился в кабинет. Вера находилась в смежной комнате, наблюдая за ним сквозь раскрытую дверь. Хозяин дома подошел к письменному столу, взял из ящичка большую гаванскую сигару, закурил. Вера находилась всего в нескольких метрах от своего врага и убийцы Алекса. А тот явно наслаждался сигарой и предвкушал плотские утехи с тремя шлюхами, на его лице играла наглая похотливая улыбка. Вера выскользнула из убежища и подошла ближе. Мужчина, заслышав шаги, обернулся.
        - Девочки, вы уже разделись? - спросил он, и слова застряли у него в глотке - в лицо ему смотрело дуло пистолета.
        - Здравствуй, Тор, - произнесла Вера.
        Она была начеку, готовая к тому, что киллер окажет сопротивление. Еще бы, от такого опытного наемного убийцы можно ожидать чего угодно! Но реакция мужчины была странной. Он попятился, наткнулся на кресло, упал на паркет, и, замерев на четвереньках, проблеял:
        - Вы нашли меня, вы нашли меня...
        - Да, Тор, я нашла тебя, - кивнула Вера, чувствуя, как ее душу захлестывает радость. И кто бы мог подумать, что киллер окажется такой тряпкой! Что ж, наверное, Тор подобен многим серийным убийцам: совершая убийства, ощущает себя скандинавским богом, а в действительности же он - жалкий и смешной хлюпик.
        - Не убивайте меня, прошу... - захрипел мужчина, и из его глаз покатились слезы. - Я все отдам дону Санчесу, даже с процентами! Все-все, клянусь! Сколько он заплатил вам за то, чтобы вы меня ликвидировали? Я дам в два раза больше! В три! Только не убивайте меня, мадам!
        Обращение «мадам» смутило Веру - неужели Тор, легендарный киллер, на самом деле такой нюня? И что еще за дон Санчес? Наверняка убийца пытается заморочить ей голову!
        - Деньги у меня имеются, - стенал тот, - я тотчас расплачу€сь! Боже, как страшно..
        И под мужчиной на драгоценном паркете образовалась большая темная лужа - у неуловимого убийцы от страха не выдержал мочевой пузырь. Когда Вера расскажет об этом шефу, тот не поверит!
        - Где документы, которые ты взял у Алекса? - произнесла Вера, борясь с желанием тотчас застрелить Тора.
        - У какого Алекса? - тупо спросил мужчина, дрожа.
        - У того самого Алекса, которого ты убил в самолете 22 ноября, после совершенного тобой убийства президента Кеннеди, - проговорила Вера. - Считаю до трех, Тор. Затем я выстрелю тебе в живот - ты умрешь не сразу, а будешь долго мучиться.
        - Алекс... Президент Кеннеди... Документы...
        Тор так достоверно изображал панику, что Вера подумала - в нем пропал великий трагический актер.
        - Мадам, клянусь всем святым, вы ошибаетесь! - завизжал мужчина. - Я не имею никакого отношения к смерти президента Кеннеди! Двадцать второго ноября я был в Бельгии! Прошу вас, убедитесь сами! Вот паспорт, в нем виза, отметки пограничников...
        - Тогда каким образом у тебя оказались документы на имя Эжена Дюбуа? - спросила Вера, внимательно изучив паспорт. А что, если дрожащий субъект и в самом деле не Тор?
        Мужчина издал стон.
        - Я так и знал, что документы краденые! Ах, Альфонсо! Ах, жулик! Он мне их продал около двух лет назад. Мадам, умоляю, пощадите мою жизнь! Да, я не всегда соблюдаю закон, но я не убийца, никакой не Тор, а всего лишь торговец оружием. А вы точно не от дона Санчеса?
        - Что за Альфонсо? - спросила Вера. И вдруг поняла: этот стонущий, плачущий и корчащийся на полу субъект ну никак не может быть известным наемным убийцей. - Ну, живо говори, иначе...
        - Альфонсо Торрос, проживает в Эльпараисо, столице Коста-Бьянки, - зачастил мужчина. - Он специализируется на поддельных документах. Мне срочно требовался новый паспорт, и я приобрел его у Торроса за тысячу долларов. Мадам, пощадите!
        Вера ударила мужчину по шее, и тот вырубился. Она ему поверила. Но тогда получается, что ее поиски Тора зашли в тупик? Но каким образом документ, принадлежавший Тору, оказался у жалкого торговца оружием? Не исключено, что Тор избавился от паспорта, и его заполучил вначале Альфонсо Торрос, а затем субъект, что валялся сейчас у нее в ногах.
        - Милый, мы готовы! - послышался призывный клич проституток.
        Вера выскользнула из кабинета, а минуту спустя покинула особняк. Мысли ее бежали стремительно: торговец оружием, именующий себя Эженом Дюбуа, напуган до такой степени, что никому ничего не скажет, а ей предстоит навестить Коста-Бьянку, благо что небольшая южноамериканская страна располагается под боком...

* * *
        Альфонсо Торрос был доволен жизнью: дела шли как нельзя лучше, он приобрел новый гоночный автомобиль, у него имелись красавица-жена и две любовницы. Собственно, что еще требуется мужчине, дабы считать, что жизнь удалась?
        Грязная занавеска колыхнулась, и Альфонсо увидел одного из своих подчиненных. Тот доложил:
        - Босс, к вам какая-то дамочка. Желает поговорить с глазу на глаз!
        - Проводи! - приказал Альфонсо.
        В каморке, находившейся в одном из злачных районов Эльпараисо, Торрос чувствовал себя как дома. По официальной версии он был аптекарем, однако если что и продавал, то никак не лекарства - в основном наркотики, а также оружие, краденые вещи и документы, как поддельные, так и настоящие. Он скупал все, что попадалось под руку, потому что знал: всегда найдется покупатель, желающий получить ту или иную вещицу. Главное в его деле - подход к людям.
        Занавеска затрепетала, и перед Альфонсо появилась умопомрачительная красотка - длинные белые волосы, шикарный брючный костюм, выпуклый бюст, кукольное личико, скрытое вуалью. В посетительнице чувствовался класс, и Торрос, облизнувшись, решил, что он обязательно овладеет этой особой, прежде чем она получит от него желаемое.
        - Сеньора, чем могу служить? - заюлил Торрос, поднимаясь навстречу посетительнице. Цыкнул на подчиненного, и тот, усмехнувшись, скрылся с глаз, понимая: шеф решил немного позабавиться. (Альфонсо гордился своей мужской силой, регулярно посещал колдуний и знахарок, готовивших для него особые настойки для увеличения потенции. И снадобья, черт подери, помогали!)
        Посетительница томно произнесла по-испански с сильным французским акцентом:
        - Месье, я обращаюсь к вам как к единственному человеку, который может мне помочь! Я готова на все, буквально на все, чтобы узнать, что стряслось с моим мужем!
        Альфонсо еле сдержался, чтобы не сказать посетительнице, что ей не требуется муж, что он сам вполне может заменить его, по крайней мере в некоторых аспектах.
        - Мой супруг был ветреным и, увы, нечестным человеком, - простонала посетительница. - Он женился на мне исключительно ради денег, а потом, получив доступ к банковским счетам, просто снял всю наличность и скрылся в неизвестном направлении. Он подло обманул меня, сеньор, и я хочу найти мерзавца!
        Альфонсо, предвкушая эротическую авантюру, поинтересовался:
        - И каким образом я могу оказать вам услугу, мадам? Обратитесь в полицию, они разыщут прохвоста.
        - О, мой муж - очень хитрый человек! - заявила дама. - Поэтому он приобрел документы на новое имя. У вас, сеньор. Теперь он зовется Эжен Дюбуа. И я отдам все, чтобы узнать, когда это произошло и откуда вы взяли паспорт!
        Альфонсо широко улыбнулся, обнажив гнилые зубы.
        - Мадам, вы же знаете, что в нашем мире не бывает ничего даром. Я не могу подводить своих клиентов, потому что так недолго и бизнеса лишиться. Но ради вас все же пойду на исключение. Однако готовы ли вы расплатиться со мной?
        Он подошел к даме и шлепнул ее по попке. Посетительница проворковала:
        - О да, месье, я готова...
        Торрос наклонился, чтобы поцеловать мадам, и тотчас получил удар под дых сокрушительной силы. Из глаз мужчины посыпались искры, он упал на грязный пол. Посетительница поставила ему на спину ногу, и Торрос почувствовал - к его уху прикоснулось что-то металлическое и холодное.
        - А теперь, сеньор, вы готовы сообщить мне нужную информацию? - Голос посетительницы совершенно изменился - он был уже не томным, а жестким.
        - Да, я все скажу! - с готовностью воскликнул Альфонсо.
        Женщина позволила ему подняться на ноги, Торрос извлек из потайного ящика большую амбарную книгу и, послюнявив палец (и не сводя взора с пистолета), забормотал:
        - Здесь у меня записаны все поступления. Так, один момент... Эжен Дюбуа, вы говорите? Вот, прошу вас - документ с данным именем я приобрел за сто пятьдесят реалов 14 декабря 1961 года у Марии-Эстефании... Ах, чертова шлюха! Как она меня подставила! Ну, я ей покажу!
        Женщина развернула к себе книгу, вырвала страницу и скомандовала:
        - Ты ничего предпринимать не будешь, потому что тогда я вернусь и отстрелю тебе то, чем ты больше всего гордишься, Альфонсо.
        Торрос инстинктивно прижал обе ладони к паху.
        - Где мне найти Марию-Эстефанию? - спросила посетительница.
        - Сеньора, она живет с матерью где-то в трущобах, точного адреса у таких бродяг просто не существует! - заявил Альфонсо. - Однако она каждый вечер толчется на эспланаде, где собираются продажные девки.
        Через минуту скупщик краденого осторожно приоткрыл один глаз и увидел, что его каморка пуста - посетительница, явившаяся как страшное наваждение, исчезла. Только занавеска продолжала колыхаться. О, что за женщина! Ради такой он бросил бы и жену, и своих подружек! Но Альфонсо твердо знал: встретиться еще раз с этой особой он не желает - рандеву может закончиться для него весьма плачевно!

* * *
        После визита к Альфонсо Торросу Вера отправилась на эспланаду в районе порта, где по вечерам собирались дамы легкого поведения. Ее поразило большое количество мужчин здесь - молодые и старые, красивые и уродливые, богатые и бедные, все они неспешно прохаживались, выбирая, рассматривая и покупая.
        Вера подошла к одной из проституток - пожилой, с крашенными хной волосами, и, протянув ей купюру в двадцать реалов, сказала:
        - Мне нужна Мария-Эстефания, причем срочно.
        - Если тебе требуется «розовая» любовь, то обращайся не к Марии-Эстефании, а к Лулу или Жаннетте, - пробасила проститутка, проворно спрятав бумажку.
        Вера показала еще одну ассигнацию, и женщина живо раскололась:
        - С клиентом она сейчас, какой-то иностранный матросик. С такими она долго не задерживается, так что минут через пятнадцать вернется. Скажу тебе честно - Мария-Эстефания особа никудышная, я тебе посоветую кого получше...
        В течение последующих пятнадцати минут Вере пришлось выслушивать оды в адрес неких Жужу, Вероники и Беатрисы. Обитательницы здешнего района красных фонарей разительно отличаются от тех, кто трудился в заведении мадам Фиалки... Вера прогнала воспоминания, услышав прокуренный голос своей собеседницы:
        - А, вот и Мария-Эстефания! Так что, мне предупредить Жужу?
        Вера подошла к невысокой полноватой девице лет двадцати с небольшим (хотя первоначально она произвела впечатление сорокалетней). Выглядела весьма потрепанной: крашеные черные волосы, увядшая красная роза за ухом, размалеванное лицо, измятое желтое платье с серебряными блестками. Мария-Эстефания наводила марафет, смотрясь в треснутое зеркало и водя по губам огрызком помады.
        - Мне нужно поговорить с вами, - Вера помахала перед острым носом проститутки несколькими банкнотами.
        - О, говорить я всегда готова, - заявила Мария-Эстефания неожиданно приятным контральто.
        Они свернули в один из проулков. Вера вручила женщине купюру и сказала:
        - Вы получите и остальные, если расскажете, откуда у вас взялись документы на имя Эжена Дюбуа, которые вы около двух лет назад продали Альфонсо Торросу.
        На лице Марии-Эстефании возникло недоумение, быстро сменившееся страхом.
        - Не понимаю, о чем вы! - заявила она и зацокала каблучками обратно в сторону освещенной набережной.
        Вера схватила ее за локоть.
        - Я ненавижу применять силу в отношении женщин, однако клянусь, забуду о своих принципах, если вы немедленно не выложите всю правду!
        Проститутка захныкала:
        - Не делайте мне больно, я должна работать и для семьи деньги зарабатывать! У меня ведь на руках больная мамочка, а также шесть братьев и сестер! Святая Мадонна, все несчастья начались с ареста Мигеля! Несчастный мой старший братец...
        Вера тряхнула Марию-Эстефанию, и та, вытерев слезы, пояснила:
        - Документы принес домой Мигель, я их потом отыскала под его матрасом. У нас денег не было, поэтому я и пошла к Альфонсо продавать паспорт.
        - А где взял паспорт ваш брат? - спросила Вера, на что проститутка ответила:
        - Вот уж не знаю, сеньора! Только он и может вам ответить, однако вряд ли получится с ним поговорить, потому что...
        Мария-Эстефания залилась горючими слезами, и только через несколько минут Вере удалось успокоить ее и услышать следующее:
        - В камере смертников сидит мой старший братец за то, что четырех человек застрелил. Ах, Мигель, Мигель, ведь был таким ласковым и добрым мальчиком, а превратился в монстра! И как такое только происходит, сеньора? А сегодня его казнят, сегодня в полночь. Что за горестный день для нашей семьи!

* * *
        Шаги гулко разлетались по длинному коридору, выкрашенному зеленой краской. Вера в сопровождении представителя министерства юстиции и столичного адвоката бежала по направлению к большой металлической двери. Стрелки часов над дверью показывали без одной минуты двенадцать ночи. Нет, она не может допустить, чтобы Мигель умер!
        Им преградили дорогу два дюжих охранника - они находились в блоке смертников государственной тюрьмы Эльпараисо, там, где приводились в исполнение приговоры. И один из приговоров надлежало как раз привести в исполнение - в отношении Мигеля де Лоренцо, старшего брата Марии-Эстефании, осужденного за убийство четырех человек.
        - Вам туда нельзя, - грубо заметил один из охранников, - там сейчас идет казнь!
        Представитель министерства юстиции сунул ему под нос бумагу с гербом, большой фиолетовой печатью и несколькими подписями.
        - Отсрочка приведения в исполнение приговора! - крикнул он. - Утверждено лично министром юстиции и генеральным прокурором республики. До вашего блока совершенно невозможно дозвониться!
        Вера краем глаза заметила через раскрытую дверь охранника, болтавшего по телефону. Теперь становится понятно, почему в блоке смертников в последние два часа занято!
        Она заспешила к металлической двери, та со скрежетом распахнулась, и Вера увидела страшную картину - на столе, подобном операционному, лежал, не двигаясь, мужчина с короткой черной бородой и длинными волосами. К правой руке были прикреплены два тонких прозрачных тонких шланга, по которым что-то струилось, один из медиков собирался воткнуть еще одну иглу, соединенную с белой трубкой.
        - Остановить приведение в исполнение приговора! - заявил представитель министерства.
        Врач так и замер, а его коллеги переглянулись. Вера же смотрела в мраморно-бледное лицо осужденного, пристегнутого к столу несколькими кожаными ремнями. Один из аппаратов запищал, и она увидела на мониторе сплошную горизонтальную линию.
        - Остановка сердечной деятельности, - констатировал один из врачей.

* * *
        Сквозь грязное стекло зарешеченного окна просачивались лучи нового дня. Вера осторожно открыла дверь и прошла в отдельную палату тюремного лазарета. Мигеля де Лоренцо удалось-таки вытащить с того света, причем в последнюю секунду - задержись они совсем чуть-чуть, и обнаружили бы хладный труп, единственный свидетель был бы мертв.
        Мигель, лежавший на застеленной белоснежным бельем кровати, просматривал газеты. Увидев Веру, убийца расплылся в улыбке и гнусаво произнес:
        - О, вот и мой ангел-хранитель! Сеньора, это вы спасли мою шкуру? Я ведь всегда знал, что родился в рубашке!
        Вере, задействовав связи шефа, удалось отсрочить приведение в исполнение приговора. Ей требовалось узнать, каким образом бандит завладел документами на имя Эжена Дюбуа.
        - Вот, почитайте, - убийца продемонстрировал ей одну из газет, - здесь черным по белому напечатано: «Сегодня ночью посредством смертельной инъекции был приведен в исполнение смертный приговор в отношении М. де Лоренцо, более известного как
«Палач квартала Хирон». Хм, однако журналисты несколько поторопились объявить меня мертвым! Вот что значит охочая до сенсации пресса! А тем, что я нахожусь в лазарете и возлежу на чистых простынях, я обязан вам, сеньора!
        В отличие от своей сестры Мигель не вызывал у Веры симпатии - наглый, самоуверенный тип, который - в том не было ни малейших сомнений - два года назад на Рождество устроил в одном из кварталов Эльпараисо настоящую бойню при попытке ограбления ювелирного магазина: были убиты хозяин, его жена, их пятилетний сын и случайный прохожий, а также ранены еще девять человек, причем один мужчина остался парализованным до конца своих дней, а одна женщина получила тяжелые увечья.
        Мигель швырнул газеты на пол и зевнул.
        - Врут священники и... как их там... медиумы, когда говорят - стоит оказаться на грани жизни и смерти, как ты видишь яркий свет, некая неведомая сила засасывает тебя в воронку, и ты видишь призрачные тени, слышишь райскую музыку. Брехня да и только! Ничего подобного я не видел, пока был мертвым. Мне врачи все рассказали. Сердце у меня не работало почти три минуты. Еще б немного, и точно стал бы покойником. Но вы, сеньора, выхватили у одного из охранников пистолет и наставили его на врачей, и тогда они принялись оживлять меня. И у них получилось! Раз вы на такое пошли, значит, я вам очень нужен! Ведь так?
        Мигель расплылся в наглой улыбке, и Вера подумала: если «Палач квартала Хирон» снова окажется в камере смертников, мешать еще раз она не станет.
        - Я не идиот, - продолжил Мигель, - хотя закончил только три класса школы. Но раз вы приложили такие усилия, чтобы спасти меня, значит, для вас я представляю особую ценность. Ну, предлагать мне руку и сердце вы не будете, сеньора, значит, речь идет о чем-то ином. Так что вам надо?
        Бандит уставился на Веру раскосыми темными глазами.
        - Мне нужно знать, откуда у вас взялись документы на имя Эжена Дюбуа. До своего ареста вы хранили их под матрасом в доме своей матушки.
        - Ага, вот оно что... - пробормотал Мигель. - Значит, Эжен Дюбуа... Да, я подозревал, что там дело нечисто. Но кто бы мог подумать - чертов гринго спас мне жизнь!
        Чертов гринго! Сердце Веры затрепетало. Он определенно говорит о Торе! Мигель работал с ним и, вероятно, знает, как на него выйти!
        - Значит, вы хотите знать, откуда у меня появился паспорт? - спросил де Лоренцо. - Но, сеньора, вы неглупая женщина и наверняка понимаете: просто так я вам ничего не скажу! И не стращайте меня смертью, я ведь был уже одной ногой на том свете. Вернее, даже двумя. Теперь я точно знаю: нет ни рая, ни ада, так что подыхать я не боюсь. Однако... - Он хитро улыбнулся и добавил: - Однако я не против того, чтобы оказаться на свободе.
        - Я не могу вам обещать это, Мигель, - ответила Вера. - Но добьюсь, чтобы смертная казнь была заменена на пожизненное заключение.
        - Тогда лучше сразу меня пристрелите! - заявил де Лоренцо. - Сидеть в вонючей, грязной, тесной камере и ждать неизбежной кончины, причем зная, что ожидание может растянуться на долгие годы или десятилетия... Что может быть ужаснее? Нет, мне такого не надо! Если уж вы подарили мне жизнь, сеньора, то сделайте так, чтобы я мог наслаждаться ею. Вижу, вы хотите узнать что-то про гринго? Повстречался я с ним в декабре 1961 года. Он был вполне заурядный тип - моложавый, спортивного телосложения, черные волосы с сединой, лет сорока - сорока пяти, по виду - европеец, однако по-испански говорил почти без акцента. Выдавал себя за бизнесмена, но я сразу его раскусил - никакой он не бизнесмен.
        Вера старалась не показать своего волнения: вот он, момент истины! Мигель может дать ей прямую наводку, но в обмен ему требуется жизнь.
        - Ах, что-то память у меня заклинило! - гадко засмеялся бандит. - Видимо, последствия этой, как ее, реанимации. Такое, говорят, бывает - воспоминания возвращаются только спустя какое-то время. Так и со мной - они вернутся, когда я узнаю, что снова стану свободным человеком.
        - Отпустить на все четыре стороны вас не могут, - возразила Вера. - Я предлагаю следующий вариант: после того, как вы все расскажете, вас переведут в другую тюрьму, где вы «скончаетесь» пару недель спустя. В действительности же, получив новые документы, выйдете на свободу.
        Мигель усмехнулся.
        - А кто гарантирует, что вы не передумаете, как только я завершу свой рассказ, сеньора? Поэтому я предлагаю другой вариант. Газеты все равно объявили меня покойником, и чтобы им не пришлось завтра печатать опровержение, надо сделать вот что...

* * *
        Струи дождя лились с неба, и Вера не могла отделаться от чувства, что стала свидетельницей предвестника нового всемирного потопа. Когда они выезжали из Эльпараисо, на небе собрались темные тучи, и всего за какие-то десять минут разыгралась буря. Однако откладывать поездку было нельзя.
        Джип застрял на размякшей дороге, колеса буксовали в грязи. Сопровождавшие их полицейские выскочили из автомобиля и попытались вытолкнуть джип, но он крепко увяз в глине. Мигель де Лоренцо хохотнул:
        - Похоже, им требуется еще одна пара рук, сеньора! Я, переживший прошлой ночью клиническую смерть, не могу подвергать свой ослабленный организм перегрузкам, так что придется вам помогать полицаям. Давайте же, вылезайте из джипа, я никуда не убегу, мне и тут, в тепле и сухости, ой как хорошо!
        Вера выпрыгнула из джипа и тотчас по щиколотку увязла в жиже. Всего за одно мгновение она вымокла до нитки - ливень усиливался. Хорошо было бы переждать непогоду, однако она не могла убивать столь бесцельно время.
        Через двадцать изнурительных минут совместными усилиями удалось вытащить джип на твердую дорогу, и они продолжили путь.
        - Немного осталось, - заявил Мигель, всматриваясь в окно. Мелькали окраины столицы, виднелись буйные джунгли. - Ага, следующий поворот... Так, вот и приехали!
        Джип затормозил возле покосившихся ворот. Покинув салон, Вера увидела, что находится перед заброшенным кладбищем. Мигель со стоном вылез из джипа.
        - Что за погода! Впрочем, в ту ночь тоже лил дождь. Ну что, сеньора, вы хотите узнать правду?
        Де Лоренцо проскользнул между двух отогнутых прутьев в заборе, Вера последовала за ним. Она так и не понимала, зачем понадобилось ехать на старинное кладбище. То и дело сверкавшие молнии освещали покосившиеся каменные кресты, треснувшие надгробия и темные громады фамильных склепов. Позади следовали трое полицейских.
        Мигель, повернувшись к Вере, зашептал:
        - Меня осудили за четыре убийства, но признаюсь вам, сеньора, в действительности на моей совести не меньше дюжины жизней. Вернее, ровно тринадцать. Говорят, что это несчастливое число. Но вы, я вижу, не суеверная?
        Они остановились перед гранитным мавзолеем, поросшим мохом и лианами. Мигель, нагнувшись, пошарил за колонной и извлек большой ключ.
        - Как же раньше хорошо жили, даже для мертвых строили такие огромные дворцы! И знаете, чем они хороши, сеньора? Тем, что здесь можно многое спрятать. Очень многое! И если быть уж совсем честным, очень многих. Что самое неприятное в трупе? Правильно, факт его наличия. А нет трупа - нет проблем и нет доказательств того, что ты совершил убийство.
        Мигель распахнул скрипящую, обитую бронзовыми листами дверь, и Вера попала в темное помещение с затхлым воздухом.
        - Кладбище давно заброшено, - рассказывал на ходу Лоренцо. - Потомки тех, кто здесь похоронен, давно забыли о своих предках. А между прочим, здесь лежат люди, вершившие историю нашей страны! Некоторые могилы здесь еще из тех времен, когда Коста-Бьянка была испанским вице-королевством. Где-то тут похоронен и сам император Сильвио Великолепный. Вы же наверняка слышали об этом авантюристе, коста-бьянкском Бонапарте, захватившем власть и деспотично правившем в девятнадцатом веке? Что, не ожидали от меня таких познаний в истории? Да, образования у меня нет, но в детстве я любил бродить по кладбищам и изучать могильные плиты. Уверяю вас, таким образом можно стать не менее образованным, чем столичные профессора!
        Вера зажгла большой фонарь, и они направились по широкой лестнице вниз, в склеп. Блики плясали по мраморным плитам, на которых на старинном испанском были перечислены титулы, регалии и заслуги тех, что нашли последнее упокоение в подземном храме. А ее спутник продолжал разглагольствовать:
        - Когда я совершил свое первое убийство и передо мной встала задача избавиться от трупа, я понял, что надо принести его сюда. Зачем кидать в океан - тело может прибить к берегу или рыбаки зацепят своими сетями. Хоронить в джунглях тоже опасно - там толкутся бедняки, некоторые из них вырывают мертвецов, похороненных мафией, и используют в качестве пищи! Представляете? Я же отношусь к покойникам иначе. После того как жертва умерла, ей надо выказать почтение, вот так считаю я. Все же когда-то она была таким же творением природы...
        Мигель, философствуя, ткнул своим фонарем в крышку одного из саркофагов.
        - Ну, давайте... - приказал он полицейским.
        Вера кивнула, и полицейские, поднатужившись, сняли крышку.
        Раздалось противное попискивание. Заглянув в саркофаг, Вера увидела несколько упитанных крыс - те в ужасе метались меж костей. Вера разглядела длинные рыжие волосы и обрывки одежды.
        - Ах, ошибся, бывает, - сказал беспечно бандит. - Я все-таки уже больше двух лет здесь не был, запамятовал. Тут лежит одна назойливая баба, которая забрюхатела невесть от кого и стала меня уверять, что отпрыск мой. Может, и действительно так, но она угрожала пойти в полицию и поведать все, что ей известно о моих делах. Пришлось от нее избавиться.
        - Вы убили беременную женщину? - спросила сдавленно Вера.
        - Все мы смертны, - ответил со вздохом де Лоренцо. - Кстати, я оказал ребенку услугу - его мать была алкоголичкой и наркоманкой, и малыш непременно уродился бы каким-нибудь дебилом или бы вырос дегенератом. Так зачем ему было мучиться в нашем жестоком мире? Да и она сама нашла упокоение. Не беспокойтесь, я все сделал быстро и нежно... Вот он!
        Мигель указал на соседний саркофаг.
        - Да, верно, на крышке изображен золотой якорь, здесь покоится какой-то адмирал. Ну что, ребята, придется снова напрячь мускулы!
        Полицейские сдвинули крышку с саркофага. Де Лоренцо, посмотрев внутрь, с удовлетворением кивнул:
        - Да, сеньора, на сей раз - бинго! Взгляните сами - вот он, чертов гринго, которого вы искали.
        Вера осветила фонариком содержимое саркофага - желтый череп и несколько костей, покрытых паутиной, а на них - мумифицированное тело мужчины. Он был в некогда белом, а теперь сером от пыли костюме, на рубашке расплылось несколько бурых пятен.
        - Чертов гринго! Я сразу понял, что он не тот, за кого себя выдает. У меня глаз наметанный, сеньора, я в таких делах разбираюсь. Он приперся в Эльпараисо, чтобы провернуть какое-нибудь выгодное дельце, а это значило, что денег у него куры не клюют. Был у меня один информатор в отеле, где гринго остановился, работал рассыльным. Парень побывал у него в номере и сказал, что у постояльца под кроватью чемодан, полный долларов. Разве я мог устоять? И когда гринго ушел, я проник в его комнату. А он, наверное, что-то заподозрил и неожиданно вернулся. Но меня голыми руками не возьмешь - я его там, в номере, и хлопнул. А потом тело сюда привез и в саркофаг засунул. Затем отправился обратно в отель, забрал набитый «зеленью» чемодан, а в нем еще и паспорт оказался на имя Эжена Дюбуа. Ну, а потом я пошел на ограбление ювелирного магазина, там меня и повязали.
        - Паспорт остался дома, и сестра продала его Торросу... - пробормотала Вера, разглядывая мертвеца.
        Череп обтягивала коричнево-черная кожа, рот был приоткрыт, виднелись идеальные зубы. Вера заметила на шее цепочку, вытащила ее из-под рубашки - в лучах искусственного света блеснула платиновая руна. Вера разорвала рукав пиджака, и Мигель воскликнул:
        - Эй, вы что делаете? Покой мертвых нельзя тревожить, они этого не любят!
        Плоть ссохлась, кожа стала похожа на пергамент, однако все равно на правом плече можно было разглядеть татуировку «Ю». Руна под названием «тор». Вера отступила от саркофага, в голове билась только одна мысль: она нашла Тора, известный киллер лежит перед ней в саркофаге, на старинном кладбище, убитый два года назад. Но если Тор мертв, то кто же...
        На размышления не осталось времени, потому что со стороны лестницы раздался знакомый голос:
        - Всем оставаться на своих местах! Как я благодарен, Вера, что вы привели меня к могиле человека, которому я обязан жизнью!
        Из тьмы на свет выступила фигура, и Вера увидела агента Интерпола Рене Клейтона, державшего в руке пистолет.
        Тор. Конец 1940-х - начало 1960-х гг.
        Тор обосновался в Рио-де-Жанейро: у него имелись документы на имя английского подданного, и он, не привлекая внимания, жил в Южной Америке. Европейские катаклизмы были в далеком прошлом: война закончилась, рейх рухнул, следовало начинать новую жизнь.
        Вначале по приказу Генриха фон Минхова Тор занимался мелкими делами - требовалось поездить по миру, заняться переводом денег «Тайной Германии» в надежные банки, а также устранить нескольких человек, которые слишком много знали и могли нанести организации вред.
        Первое крупное дело Тор осуществил в октябре 1947 года. Он лениво следил за событиями в оккупированной и разделенной союзниками на четыре зоны Германии. В Нюрнберге, как он знал, шел суд над нацистскими преступниками, и хотя Тор не был партийным бонзой, он понимал - если его поймают, то тоже отправят на скамью подсудимых. Как, впрочем, и Генриха фон Минхова, который играл далеко не последнюю роль в уничтожении еврейского населения и присвоении имущества убитых.
        С фон Минховом они встретились в Буэнос-Айресе, в ресторане небольшого отеля. Их рандеву походило на деловой обед - два солидных бизнесмена ведут речь о насущных делах и важных сделках. И никто, конечно же, не подозревал, что двое мужчин, облаченных в неброские, но дорогие костюмы, беседуют о смерти.
        - Тор, - сказал фон Минхов, - организации требуется твоя помощь, причем как можно быстрее. Ты наверняка слышал о Нюрнбергском процессе. Одним из главных обвиняемых является рейхсмаршал Герман Геринг. Приговор будет вынесен со дня на день, и никто не сомневается, что практически все, сидящие на скамье подсудимых, будут приговорены к смертной казни. Ты ведь знаешь Геринга - он умеет пустить пыль в глаза, но по сути своей рейхсмаршал - плаксивая баба и тряпка. И он, конечно же, не хочет окончить свои дни на виселице, как жалкий бродяга...
        Появился официант с заказом, и фон Минхов замолчал, отпивая из бокала красное вино. Когда ненужный свидетель удалился, Генрих тихо продолжил:
        - В Германии остались люди, по-прежнему преданные «Тайной Германии», и некоторые из них официально работают на союзников. Так вот, из надежных источников стало известно следующее: Геринг, желая спастись от виселицы, готов сотрудничать с американцами. Ведь для них сейчас самое главное - вовсе не покарать нацистов, а предотвратить торжественное шествие по Европе коммунизма.
        - Но что такого может поведать им Геринг? - удивился Тор. - Никакими важными сведениями рейхсмаршал, кажется, не обладает...
        - О, нет, ты ошибаешься, - покачал головой фон Минхов. - Ему, например, известно весьма много о «Тайной Германии». Как ты помнишь, Тор, Геринг и сам пытался стать членом нашей организации, однако получил от ворот поворот и с тех пор затаил злобу. Теперь же он планирует поведать американцам все, что знает (а знает он, несмотря на то что не входил в наши ряды, многое), и те в обмен согласны спасти его жалкую жизнь. Геринг имеет представление о финансовой деятельности «Тайной Германии», ему известны многие имена, и, самое важное, он в курсе - организация до сих пор существует, хотя и подпольно, за границей. Американцы, получив от него сведения, тотчас начнут на нас охоту, чтобы завладеть деньгами «Тайной Германии», а также информацией, которая может помочь им в борьбе с «красной чумой».
        Возникла пауза. Фон Минхов сосредоточенно жевал кусок телятины.
        - Поэтому, Тор, нам потребуется твое умение, - продолжил он через пару минут. - Геринг пока ничего не говорит, делает только намеки, однако американцам хватило и этого, чтобы согласиться на его требования. Буквально через несколько дней будет вынесен вердикт, и официально Геринга приговорят к смертной казни. Всему миру объявят о том, что он повешен, даже предъявят его труп, но на самом деле рейхсмаршала вывезут в США, где он и начнет «петь». Этого морфиниста с повадками вора-домушника следовало прихлопнуть уже давно! Он предал фюрера и рейх, а теперь хочет заложить «Тайную Германию», чтобы купить себе новую жизнь! Я понимаю, задание очень серьезное, даже, можно сказать, практически невыполнимое. Но именно поэтому я поручаю его тебе, Тор. Времени мало, едва ли неделя. Как только процесс будет завершен, Геринг расколется. Ты должен ликвидировать рейхсмаршала до того момента.

* * *
        Тор никогда не задавал лишних вопросов: чем сложнее было задание, тем более оно нравилось ему. Время поджимало, но Тор не думал об этом. В тот же день он отплыл в Англию, а оттуда, изменив внешность и с новыми документами в кармане, под видом британского журналиста отправился в Нюрнберг, якобы для освещения финальной стадии грандиозного процесса.
        Германия лежала в руинах, от былого величия, которое всего несколько лет назад производило грандиозное впечатление, не осталось и следа. Однако Тор подумал: не исключено, стране повезло, что правление фюрера длилось только двенадцать лет и три месяца.
        Ему требовался источник информации, и в свой первый вечер в Нюрнберге Тор отправился в одну из пивных, где собирались представители международной прессы, а также военные из оккупационных сил. Изображая пожилого добродушного англичанина, не особенно далекого, однако щедрого, Тор тут же познакомился со множеством репортеров и журналистов, за свой счет напоил газетную братию и узнал много нового.
        Более всего его заинтересовал разговор между двумя французскими офицерами - те, наблюдая за пирующими американцами и англичанами, перебрасывались откровенными фразами, отпускали колкие замечания на родном языке, думая, что их никто не понимает. Из их слов Тор узнал, что Геринг получает посылки с воли, от своей жены, хотя официально передачи запрещены. Однако всегда находились солдаты и офицеры из числа охраны, которые соблазнялись подношениями и позволяли пронести в камеру к рейхсмаршалу новые кальсоны, удобную обувь, сладости или медикаменты.
        Последнее Тора интересовало более всего. В его голове мгновенно созрел план, как можно ликвидировать Геринга. Прежде всего требовалось узнать имя того американского офицера, который сквозь пальцы смотрел на «контрабанду» (что оказалось достаточно легко сделать), и проследить за ним. Офицер, как понял Тор, испытывал благоговение перед Герингом, поэтому и пошел на прямое нарушение устава.
        У офицера имелась любовница-немка. Это, конечно, не поощрялось, однако многие военные не соблюдали правила, установленные командованием. Любовницу звали Ирмой, она была актрисой лет тридцати, темноволосой, с глуповатым выражением лица и с большими запросами.
        В отсутствие любовника Тор навестил Ирму и, представившись британским репортером, попросил ее ответить на несколько вопросов - разумеется, за солидный гонорар. Ирма тотчас согласилась и впустила его в свою квартиру. Тор мастерски исполнял роль репортера, сделал женщине массу комплиментов, та растаяла и улыбалась.
        - Я слышал, что вы можете организовать встречу с самим Герингом, - сказал Тор. - Это же мечта для любого репортера!
        - О, если очень постараться, то, конечно, можно все устроить, - заметила кокетливо Ирма. - Скажу вам по секрету, супруга бывшего рейхсмаршала пользуется моими услугами. Ну, вы понимаете, чтобы передать кое-какие вещи мужу...
        Тору удалось вытянуть из говорливой Ирмы, что время от времени Геринг получает от жены сладости и что как раз она собирается принести сегодня вечером коробку столь любимых им засахаренных фруктов.
        Тору хватило полученной информации. Он распрощался с Ирмой, долго целуя ей руки в прихожей, и покинул ее квартиру, унося с собой слепки с ключей, лежавших на тумбочке. На следующее утро, проследив, когда Ирма покинет квартиру, он проник в ее жилище и без особого труда отыскал в секретере коробку засахаренных фруктов, к которой было приложено письмо для Геринга от жены. Натянув резиновые перчатки, Тор извлек из кармана шприц, небольшую ампулу и принялся за работу. Через десять минут все было завершено - верхний слой фруктов был нашпигован цианистым калием. Он осторожно закрыл коробку, снова завернул ее в бумагу и перевязал ленточкой.
        Оставалось только ждать. День спустя агентства всего мира сообщили о самоубийстве Геринга - якобы он проглотил капсулу с ядом и отдал концы всего за несколько часов до приведения в исполнение приговора. Тор знал, что это не инсценировка: рейхсмаршал действительно умер, и еще до того, как американцы вывезли его на свою территорию и приступили к допросам.
        Когда Тор вернулся в Аргентину и встретился с фон Минховом, Генрих долго жал ему руку и восхищался:
        - Геринг сдох! Причем в весьма пикантной ситуации - на параше, с долькой засахаренного апельсина во рту. Когда американцы обнаружили его мертвым, то всполошились - рейхсмаршала привели в порядок, положили на кровать и объявили, что он покончил с собой, хотя все прекрасно понимали: никакого суицида не было, произошло убийство. Действительно, зачем Герингу кончать с собой, если он с нетерпением ждал поездки в США? И предпринять американцы ничего не могут, ведь тогда придется объявить о том, что намеревались обмануть весь мир. Вот они и будут вынуждены молчать, настаивая на версии о самоубийстве. Прекрасная работа, Тор!
        Вскоре Тор получил свой первый крупный гонорар, приобрел виллу в тихом районе Рио-де-Жанейро и принялся вести ничем не примечательную жизнь. Для соседей он был швейцарским профессором, работающим над монографией о Марселе Прусте. Именно поэтому ему-де и приходилось время от времени отлучаться - сбор материала требовал поездок по миру. И никто не подозревал, что в действительности вежливый и отзывчивый сосед - жестокий наемный убийца по кличке Тор.

* * *
        К началу пятидесятых Тор обзавелся апартаментами в Париже и Риме - ему частенько приходилось бывать в Европе, а отели он не очень любил. Генрих фон Минхов окончательно перенял руководство «Тайной Германией» - организация давно отошла от нацистской идеологии (более всего обергруппенфюрер доверял тем банкам, которые возглавляли евреи) и превратилась в некое подобие мафии: на повестке дня стояли финансовые махинации, контрабанда, торговля наркотиками и оружием, ограбления, шантаж и, конечно же, убийства. Тор был ответственен за убийства экстра-класса - если требовалось ликвидировать не в меру болтливого сотрудника или ушлого полицейского, это делали другие. А вот когда речь шла об особом заказе, за который платили огромный гонорар и при осуществлении которого требовалось проявить недюжинную выдумку и смекалку, на сцену выходил Тор.
        Как-то ему было поручено ликвидировать американского банкира, конкурент которого, некий О’Нил, желал заполучить контроль над финансовой империей. От Тора требовалось, чтобы смерть банкира была зрелищной. Попав на Восточное побережье, Тор несколько дней изучал обстановку, вел слежку и узнал, что банкир по фамилии Карлайл устраивает прием в честь своего сорок восьмого дня рождения. Приглашено было больше двухсот гостей, и Тору не составило труда подделать приглашение, чтобы проникнуть на территорию поместья. У него с собой был «подарок» - небольшая коробка, завернутая в блестящую бумагу, которую он положил на стол к прочим презентам. Понятно же было, что банкир вскроет подарки только после окончания праздника, а значит, пока опасаться нечего.
        Улучив момент, Тор прихватил собственный «подарок» и, зажав его под мышкой, вышел из особняка. Он спустился по склону холма и оказался на берегу небольшой бухты, где возле деревянного пирса покачивалась яхта. Он бы мог лишить банкира жизни на приеме, подсыпав ему отраву в шампанское, но, во-первых, Тор не очень любил использовать яды, считая это женским занятием, а во-вторых, клиент желал театральности и большого шума. Ну что ж, он получит шум, да еще какой!
        Банкир Карлайл был помешан на хождении под парусом, поэтому Тор решил, что тот должен найти смерть в океане. Он незаметно пробрался на яхту, спустился в машинное отделение, где и прикрепил бомбу к двигателю. Конструкция ее была особая, единственная в своем роде, взрыватель должен был сработать не сразу, а через некоторое время после того, как двигатель будет запущен и яхта придет в движение.
        Тор покинул судно и шагнул на пирс. И тут, к большому своему удивлению, заметил подростка, сидевшего на деревянном помосте. Видимо, тот пришел, пока Тор был на яхте. Прикинувшись нетрезвым, Тор прошел мимо - парнишка посмотрел на него, однако ничего не сказал. «Мальчик (кажется, сын хозяев приема) забудет о мимолетной встрече с незнакомым гостем, и не исключено, что он отправится с отцом на яхте - и тоже погибнет», - подумал Тор и не стал убивать ребенка.
        Из газет Тор узнал о взрыве, произошедшем на яхте банкира и унесшем жизнь самого Карлайла и его супруги. Смешнее всего для него было, что в этом преступлении заподозрили какого-то коммуниста, отдали его под суд и даже признали виновным. Сам Тор остался весьма доволен своей операцией. Правда, заказчик, некий Патрик О’Нил, оказался не в меру разговорчивым, стал хвалиться, утверждая, что Карлайла убили по его приказу, и через несколько лет пришлось от него избавиться - более всего Тор ненавидел болтливых клиентов.
        Как-то Тор (он был в то время на Филиппинах) получил телеграмму от фон Минхова:
«Здоровье тети Клары ухудшается с каждым часом. Если хочешь застать ее в живых, немедленно приезжай». Данный текст означал, что фон Минхов желает срочно переговорить с ним.
        Тор прибыл в Буэнос-Айрес, где он и Генрих прогулялись по набережной и обсудили новое дело.
        - Нам поступил чрезвычайно соблазнительный заказ, - сообщил Генрих. - И исполнить его можешь только ты. Я не буду называть имя того человека, которого тебе предстоит уничтожить. Взгляни только сюда...
        И бывший нацист протянул ему свернутую в трубку газету, которую держал в руке за спиной. Тор бросил взгляд на первую страницу. Ничего занимательного, отчет о встрече Иосифа Сталина с главой ГДР Вальтером Ульбрихтом.
        - Генрих, ты дал мне не ту газету, - заметил Тор.
        Фон Минхов усмехнулся:
        - Присмотрись внимательнее. Старик с усами...
        - Сталин! - воскликнул Тор, и Генрих зашипел на него:
        - Не так громко! И я же сказал - без имен! Да, именно он. Кое-кому кажется, что старый тиран слишком засиделся на своем месте, а кроме того, кажется, собирается начать новую волну репрессий. Остановить его может только одно - скорая кончина. Не буду говорить, кто желает от него избавиться, но тот человек из окружения тирана очень амбициозный и опасный и сам в состоянии устранить вождя, потому что под его непосредственным командованием находятся советские спецслужбы и органы внутренних дел, однако не может позволить, чтобы на него пала и тень подозрения, что будет особенно важно при дележе пирога власти после смерти главы государства. Поэтому ликвидацию тирана должен осуществить кто-то извне, не имеющий ни малейшего отношения к советским спецслужбам и, соответственно, не подчиняющийся нашему заказчику.
        - Генрих, - рассмеялся Тор, - получается, что «Тайная Германия» работает теперь и на коммунистов, наших заклятых врагов?
        Но фон Минхов остался серьезным.
        - Если бы фюрер проявил прозорливость и, разделив Европу с Советами, не начал глупый и заранее обреченный на провал поход на Россию, мы бы до сих пор находились в Берлине и правили половиной мира. Я ничего не имею против русских, а коммунизм оказался намного более жизнеспособным, чем национал-социализм. Да и вспомни высказывание римского императора Веспасиана: «Деньги не пахнут!» Сумма, которая нам обещана за устранение усатого старика, развеет все твои сомнения. Ты единственный из киллеров экстра-класса владеешь русским в совершенстве и говоришь на нем без акцента. Поэтому, Тор, именно тебе предстоит отправиться в Москву. Запомни - смерть вождя должна выглядеть как кончина в результате болезни, например вследствие инфаркта или инсульта. Ты же знаешь, существует масса ядов, обнаружить которые в организме невозможно... Да и клиент обещал, что никто не будет выискивать истинную причину смерти диктатора. Ты справился с бесноватым фюрером, справишься и с кремлевским горцем.
        Как и обещал заказчик, Тор легко смог проникнуть на территорию Советского Союза в составе большой и разномастной делегации ученых, возвращавшихся с конгресса в Лондоне. Многие не знали своих коллег в лицо, поэтому Тору не составило труда влиться в их ряды и подняться в самолет, донесший его до Москвы. На границе Тора особо не проверяли - поставили в паспорт штамп и пропустили. В его багаже, в полой ручке чемодана, были спрятаны капсулы с ядом, которые предстояло задействовать при ликвидации Сталина.
        Россия советская разительно отличалась от России дореволюционной. Впрочем, у Тора почти не сохранилось воспоминаний о старой России: ему было немногим более трех лет, когда приемная мать Семирамида Пегас бежала от большевиков. С тех пор миновало больше тридцати пяти лет, и все эти десятилетия здесь на всех парах строили социализм и коммунизм.
        И все же сейчас Тор не мог отделаться от ощущения, что именно здесь его родина. Ему было так необычно слышать одну только русскую речь, видеть людей, которые и не подозревали, с какой целью он прибыл в Москву (знай они о полученном им задании, его бы наверняка растерзала толпа прямо на Красной площади), дышать морозным воздухом.
        Клиент обещал, что Тор получит возможность проникнуть на одну из дач старика, где сможет привести в исполнение заказ. Однако приходилось ждать - Тор скучал в большой, скудно обставленной московской квартире, из окон которой виднелись башни Кремля. И вот он получил сигнал о том, что операция намечена на ближайшую ночь. Тору предоставили карту и сжатые инструкции в письменной форме, он переоделся в темную форму - из зеркала на Тора смотрел моложавый суровый генерал.
        Его забрал большой черный автомобиль с задернутыми занавесками окнами. За рулем находился молодой военный, который даже не повернул головы, когда Тор уселся на заднее сиденье. Стояла холодная погода - несмотря на то, что было начало марта, весной пока и не пахло.
        Автомобиль покинул советскую столицу, замелькал лесной массив. Наконец машина затормозила. Тор открыл дверцу и вышел на дорогу, припорошенную снегом. В глаза ему бросился высокий забор, в котором отчего-то была открыта калитка. Тор шагнул в нее, прошел под разлапистыми елями и увидел вдалеке загородный дом - дачу объекта.
        Не опасаясь охраны (в ту ночь обо всем позаботился заказчик), Тор по тропинке подошел к особняку. Как и было обещано, неприметная дверь в задней стене была закрыта снаружи только на щеколду. Тор проскользнул в коридор. В доме стояла тишина. Вот и апартаменты тирана. В кармане у Тора лежала желатиновая капсула, заполненная смертоносным токсином. Старику за семьдесят, он слаб и немощен, и убить его, несмотря на то, что его боятся не только в собственной стране, но и во всем мире, будет легко. Тору лишь надо заставить объект принять капсулу, немного подождать и... Затем случится приступ, который врачи интерпретируют как инсульт. Сталин умрет не сразу, однако спасти его окажется невозможным.
        Тор открыл дверь и вошел в комнату, обставленную весьма скудно. И так обитает вождь всех времен и народов? Тут взгляд киллера остановился на человеке, лежащем на деревянном полу. Тор осторожно подошел к нему и увидел седого старика в исподнем - на губах у него застыла пена, глаза были приоткрыты, взгляд замутнен. Рука старика замерла в странном жесте. Сталин как будто хотел что-то сказать, да не мог - из горла самого могущественного политика в мире вырывалось жалкое клокотание. Тор нащупал пульс, обследовал зрачки и быстро убедился в том, что объект находится при смерти. Выходит, обошлось и без его вмешательства - тирана хватил настоящий инсульт. Больше в Кунцеве Тору делать нечего.
        Он вышел из комнаты вождя - и наткнулся на испуганного охранника. Но ведь клиент обещал, что посторонние вмешиваться не будут! Охранник, с почтением посмотрев на генеральские погоны на плечах Тора, отдал честь и, чуть заикаясь, произнес:
        - Товарищ генерал, разрешите обратиться...
        - Да! - ответил Тор, и его рука опустилась на кобуру. Хотя если придется убивать охранника, то лучше голыми руками, выстрелы могут привлечь внимание других.
        Но охранник и не думал поднимать тревогу:
        - Товарищ генерал, товарищ Сталин уже почти двое суток не выходит из комнаты и не требует еды. Сегодня утром я заглянул к нему, а товарищ Сталин лежал на полу и как-то очень странно смотрел на меня. Он, кажется, хотел что-то сказать и даже руку поднял...
        Тор строго взглянул на охранника и отчеканил:
        - Лейтенант, ты что себе позволяешь? Тревожить покой товарища Сталина категорически воспрещается!
        - Так точно, товарищ генерал! - вытаращив глаза от страха, ответил тот. - Но товарищ Сталин лежит на полу, и ему, может быть, требуется помощь...
        Тор ткнул лейтенанта указательным пальцем в грудь и раздраженно приказал:
        - Не сметь тревожить товарища Сталина, иначе под военный трибунал пойдешь! Ясно, лейтенант? Товарищ Сталин в самом деле лежит на полу, потому что... Но все же так просто, лейтенант! Товарищ Сталин очень устал, товарищ Сталин спит!
        Застращав не в меру любопытного охранника (хотя, даже вызови тот врачей, вряд ли они смогли бы помочь - состояние тирана было критическим), Тор покинул территорию дачи так же, как и проник туда. Автомобиль доставил его обратно в Москву, и самым первым рейсом он убрался из России.
        Уже на Западе, в Лондоне, Тор узнал, что товарищ Сталин скончался пятого марта
1953 года. Заказчик был очень доволен и тотчас перевел обещанную сумму на один из секретных счетов «Тайной Германии».
        Генрих фон Минхов, встретившись в апреле с Тором, похлопал его по плечу и сказал:
        - На твоей совести уже не один тиран, а целых два! Одного ты пристрелил в бункере под новой рейхсканцелярией, а второго отравил в Кунцеве. Тор, я горжусь тобой!
        Тор решил утаить правду и не стал говорить о том, что жизнь у старика под Москвой забрал не он, а рок.
        Выполнение заказа в России только повысило гонорары Тора и сделало его имя легендарным - в определенных кругах. Он брался только за устранение известных личностей, мог позволить себе выбирать дело по вкусу и к концу пятидесятых стал самым высокооплачиваемым наемным убийцей в мире. И что радовало Тора больше всего - кошмарный сон с саркофагом более не мучил его...

* * *
        Как-то Тор оказался в Риме - требовалось устранить известного итальянского политика, борца с мафией, и Тор не сомневался, что справится с заданием, как всегда, блестяще. Трудность заключалась в том, что политику много раз угрожали смертью, поэтому он был настороже, а поисками тех, кто пытался убить его, но так и не преуспел, занимался Интерпол.
        Политик остановился в отеле, который охраняло не меньше полусотни агентов, полицейских и телохранителей. Но Тор знал: чем больше жертва старается избежать своей трагической участи, тем легче в итоге осуществить задуманное. Политик вместе с семьей занимал последний этаж, и проникнуть туда было невозможно. Тогда Тор решил: раз не получается оказаться в логове жертвы, значит, ее надо выманить.
        Притворившись одним из агентов Интерпола, Тор проник в подвал отеля, где привел в действие пожарную сигнализацию. Тотчас раздался утробный вой сирены, и через минуту в отеле царила паника. Первым делом спасали политика - его, защищенного со всех сторон, вывели из лифта. А у входа в отель поджидал лимузин с правительственными номерами, за рулем которого находился... Тор. Политик, его жена, а также двое охранников расположились на сиденьях, и автомобиль тронулся с места.
        - Куда мы едем? - спросил один из охранников, когда они свернули на соседнюю улицу.
        Вместо ответа раздались выстрелы - Тор, левой рукой придерживая руль, выпустил из пистолета, зажатого в правой, всю обойму: ему не пришлось даже оборачиваться, достаточно было и зеркала заднего вида.
        Затем Тор остановил автомобиль, швырнул пистолет на сиденье и вышел. Дело было сделано, он может пешком дойти до своей римской квартиры и принять ванну.
        И вдруг около лимузина возник смуглый мужчина с черной бородкой. В его руке был зажат пистолет.
        - Стоять! - скомандовал он, держа Тора под прицелом, и заглянул в салон. - Вы арестованы с поличным! Я проследил за вами от отеля, потому что знал: автомобиль пока что не подан, значит, вы самозванец. Повернитесь ко мне лицом!
        Тор повиновался. Какая глупость - так легко попасться полиции или Интерполу... Внезапно на лице смуглого мужчины Тор заметил смятение, испуг, а затем удивление.
        - Это вы? - произнес молодой человек по-немецки. - Ну конечно же, вы! Я никогда не забуду вашего лица!
        Тор внимательно следил за странным мужчиной, не понимая, что тот имеет в виду. Разве они уже встречались?
        - Вспомните: Франция, лето 1940 года, - продолжил тот. - Вы спасли мальчика, сына банкира Альфреда Вайнгартена. Вы совершили благородный поступок, рискуя собственной жизнью, - не отправили его в концлагерь, а помогли перебраться в Англию.
        Тор вдруг понял: перед ним Джошуа Вайнгартен!
        Джошуа, опустив пистолет, скомандовав:
        - Немедленно уходите! Я скажу, что когда нашел автомобиль с мертвецами, около него никого уже не было. Ну что же вы медлите? Вы спасли мою жизнь, я спасу вашу. Меня теперь зовут Рене Клейтон, я агент Интерпола.
        - Спасибо, Рене, - ответил Тор. - Мы обязательно еще встретимся!

* * *
        И они встретились - почти полгода спустя. Тор сам разыскал Рене. Оказалось, что тот, попав в Великобританию, обрел приемных родителей, богатую пожилую бездетную чету, изучал юриспруденцию и в итоге начал делать карьеру в Интерполе.
        - Моя специализация - криминальные сообщества и организованная преступность, - рассказывал он. - А в том числе - наемный убийца по кличке Тор.

«Это как раз то, что мне требуется», - подумал Тор, понимая, что в лице Рене (в детстве Джошуа) обрел очень важного информатора.
        Тор продолжал свою специфическую деятельность. Как-то он побывал в Париже, где инсценировал самоубийство Жан-Жака Трюффо - тот работал раньше с Генрихом фон Минховом, оказывал ему финансовую помощь, однако теперь оказался замешанным в громком скандале и мог поведать многое о «Тайной Германии». А затем Рене сообщил ему, что на след «Тайной Германии» вышел Моссад. Генрих фон Минхов инсценировал свой побег из Буэнос-Айреса, а потом Тора настигла весть о том, что его ментор погиб во время штурма дома представителями некой организации.
        Гибель фон Минхова не особенно опечалила Тора. Он давно пришел к выводу, что выгоднее и безопаснее работать в одиночку, а не под эгидой «Тайной Германии», однако знал: если попробовать самому порвать с бывшими нацистами, те убьют его. Теперь же он обрел независимость, и, кроме того, в его руках была секретная документация, доверенная ему Генрихом незадолго до смерти.
        Вскоре «Тайная Германия» была практически разгромлена, и пока спецслужбы и Интерпол ловили ее активных членов, Тор успел опустошить большую часть счетов и скрыться в Австралии.
        Переждав там некоторое время, он получил от Рене сигнал о том, что опасаться больше нечего. Тор стал очень богатым человеком, он мог осесть в любой точке земного шара и наслаждаться жизнью, но спокойное ничегонеделание не прельщало его. Мог ли он просто так уйти на пенсию, предоставив другим зарабатывать славу? Конечно же, нет!
        Поэтому Тор возобновил свою деятельность: получая информацию от Рене, он всегда был в курсе операций, затеваемых полицией разных стран и Интерполом, по поимке неуловимого Тора. Ему нравилась эта игра в кошки-мышки: Тор знал, что всегда выйдет победителем.

* * *
        В начале декабря 1961 года он прибыл в Эльпараисо - ему предстояло ликвидировать президента банановой республики Коста-Бьянка, какого-то генерала, пришедшего к власти посредством военного переворота пару лет назад. Для Тора задание было рутинным - во французском посольстве устраивался прием в честь президента, и жертва собиралась почтить его своим присутствием. Тор уже знал, как ликвидирует президента-генерала, и мысль о том, что это задание вскоре будет выполнено, а список его побед пополнится еще одним именем, заранее радовала его.
        Оказавшись в столице Коста-Бьянки, Тор никак не мог отделаться от ощущения, что за ним кто-то следит. Он был всегда очень осторожен. О том, что он должен убить президента, знал только один человек - заказчик (вице-президент, желавший занять пост патрона), и все же Тор был начеку.
        Вечером 8 декабря он вышел из номера и направился к лифту. Взглянув в зеркало, висевшее у дверей подъемника, он увидел какого-то субъекта с длинными темными волосами и бородкой, ошивавшегося возле двери его комнаты. Ну вот все и объяснилось! На него положил глаз кто-то из местных грабителей. Еще бы, состоятельный американец, прибывший в Эльпараисо, легкая добыча для воров и бандитов.
        Тор нащупал пистолет, находившийся в кобуре под пиджаком, и двинулся в обратном направлении. Он прихлопнет назойливого грабителя, как муху, и дело с концом. Дверь открылась бесшумно, Тор прошел в комнату и увидел молодого мужчину, с изумлением рассматривавшего чемодан, набитый долларами, - задаток за убийство президента. Заслышав шаги, бандит повернулся и увидел Тора - тот наставил на него оружие и спустил курок.
        И надо же такому произойти - вместо выстрела раздался только щелчок! Мужчина, мгновенно сориентировавшись, всадил Тору в грудь нож. Тор, в глазах которого потемнело, почувствовал боль и с удивлением подумал: «Неужели это происходит со мной?»
        - Чертов гринго! - услышал он сквозь кровавый туман голос бандита. - Вот тебе!
        И нож снова вонзился в грудь Тора. В следующий раз, когда он открыл глаза, то увидел, что находится в странном, жутком месте, которое при ближайшем рассмотрении оказалось... каменным саркофагом. Нет, не может быть! Тор попытался закричать, однако из горла вырвалось бессмысленное клокотание. Он не мог пошевелить ни руками, ни ногами. А чуть повернув голову, увидел рядом пожелтевший череп. В тот же момент над ним появилось лицо бандита. Толкая крышку, тот усмехнулся.
        - Чертов гринго, ты еще жив? Ну ничего, это быстро изменится!
        Каменная крышка плотно легла сверху, и Тор в ужасе понял: спасения нет. Его детский кошмар воплотился в явь! Наверное, такое же чувство испытывали многие из жертв, которых он убил. И как же так получилось, что жизнь его началась и закончилась на кладбище, в саркофаге...
        Но думать о чем бы то ни было не хватало сил - воздух в закрытом маленьком пространстве быстро заканчивался. В ушах у Тора зазвенело, и страшная, бездонная, гудящая тьма стала втягивать его, как слив раковины втягивает грязную воду. Последнее, что Тор слышал в своей жизни, было приглушенное:
        - Ну и заставил ты меня повозиться! Вот ведь чертов гринго!
        А затем все сгинуло, и Тор умер.
        Вера. 1963 год
        - Агент Клейтон? - спросила скорее с удивлением, чем с испугом Вера, глядя на человека с пистолетом. - Но как вы сюда попали?
        - Именно вы вывели меня на могилу Тора, - ответил с готовностью Рене Клейтон. - За что я очень вам благодарен. А вы можете идти... - Он кивнул полицейским, которые гуськом потянулись к лестнице. Вера тоже сделала шаг от саркофага, но Клейтон поцокал языком: - Нет, вас это не касается. И тебя тоже, мерзкий убийца!
        Полицейские (которые наверняка работали на Клейтона) скрылись, Клейтон осторожно подошел к саркофагу, заглянул внутрь и сказал странным, свистящим голосом:
        - Вот мы и встретились снова, Тор...
        Затем он трижды выстрелил в разинувшего рот де Лоренцо - тот без единого звука повалился на каменный пол склепа. Вера как завороженная следила за Рене Клейтоном. Да, она выполнила задание шефа и нашла Тора, но суперкиллер, оказывается, мертв уже целых два года. Что за насмешка судьбы: великий убийца был лишен жизни обыкновенным домушником! Но Тор возродился к жизни: кто-то перенял его обличье и продолжил убивать под его именем. Собственно, не кто-то, а агент Интерпола Рене Клейтон собственной персоной. И сейчас он стоял перед ней.
        Вера осторожно осмотрелась. Ее единственным оружием был фонарь, лежавший на одном из саркофагов. Клейтон проследил ее взгляд и протянул:
        - Не думайте, что сможете победить, Вера. Вам удалось уйти от меня в Амстердаме, когда я сначала чуть не задавил вас, а потом едва не сбросил с крыши...
        - Так там были вы! - воскликнула Вера. - А я думала, что Эндрю Фальмингтон.
        - Идиот-аристократ ни при чем, - зло бросил Рене. - Мне помешал тот напыщенный американец, Карлайл. Ничего, я и с ним скоро разделаюсь!
        - Значит, именно вы убили Милли... - проронила Вера. - А откуда же на одежде Эндрю взялась кровь?
        - Будущий маркиз тоже наведался к голландской шлюхе, но застал ее мертвой - я был быстрее! - заявил агент Клейтон и пнул ногой труп Мигеля де Лоренцо. - Как же я давно мечтал разделаться с тем, кто убил Тора! И я действительно благодарен вам - вы вывели меня на мерзавца, а также на место захоронения моего спасителя.
        - Спасителя? - удивленно прошептала Вера.
        По тону Клейтона она поняла: тот ни за что не оставит ее в живых. А какая, надо сказать, гениальная идея - перевоплотиться в легендарного наемного убийцу и заниматься кровавыми делами, выдавая себя за него! Ведь никто не знает подлинного имени Тора, не ведает, как он выглядит и где живет. И кто лучше, нежели агент Интерпола, может справиться с этим!
        - Да, спасителя, - подтвердил Клейтон. - Так и быть, напоследок вы узнаете всю историю. Тор спас меня, именно ему я обязан жизнью. Все произошло больше двадцати лет назад, я был тогда подростком и звался Джошуа Вайнгартеном... Впрочем, я не склонен к сантиментам. Вас мне придется убить как опасную свидетельницу.
        - Джошуа Вайнгартен! - вскричала Вера, забывая о том, что на нее наставлен пистолет и жить ей осталось пару мгновений. - Вы... ты - Джошуа Вайнгартен?
        - Да, когда-то я звался так, - как бы нехотя признал Клейтон, - но... все в далеком прошлом. Тор спас меня, и я отплатил ему тем же - однажды в Риме. Но во второй раз не удалось. Узнав, что он погиб, я дал себе слово, что отыщу мерзавца-убийцу и покараю его!
        Вера сипло - горло перехватило - прошептала:
        - Джошуа Вайнгартен... Но ведь ты погиб в концлагере, я видела документы, подтверждающие...
        - Тор постарался, - перебил ее агент Интерпола. - Постой, а откуда тебе известны такие подробности?
        - Но ведь я искала тебя после войны. Ведь меня зовут Вера Вайнгартен, и ты, Джошуа, мой старший брат!
        Лицо Клейтона исказила судорога. Вера вздрогнула - как часто она мечтала о том, что встретится с братом, но и представить себе не могла, что встреча произойдет в склепе, где он будет целиться в нее из пистолета.
        - Ты врешь, - хрипло проговорил Рене, - моя сестра умерла, я наводил справки. Она погибла много лет назад, а ты пытаешься вывести меня из равновесия и спастись. Но у тебя ничего не получится!
        - Джошуа, неужели ты не помнишь меня? Наш особняк в Берлине... Затем бегство с отцом в Париж. А тетю Эмму помнишь? Мы с ней отправились в Канаду, а из-за твоей болезни вы с папой задержались. Генрих фон Минхов! Я узнала, что за смертью отца стоял именно он. И ты, Джошуа...
        Ее голос сорвался. Рене Клейтон рявкнул:
        - Вижу, ты отлично подготовилась! Хватит заговаривать мне зубы! Моя сестра Вера давно мертва! И ты тоже сейчас сдохнешь! На колени!
        - Джошуа, вспомни, у тебя был любимый игрушечный автомобильчик, правда, без одного колеса - ты оторвал его, желая посмотреть, что находится внутри... - продолжала Вера.
        Клейтон толкнул ее, и она упала.
        - Даже если... даже если ты и моя сестра, а не самозванка, то я не могу... - простонал Клейтон. - Нет, конечно же, все гораздо проще: Веры давно нет в живых, а твои слова - всего лишь шпионский трюк. Не смей больше ничего говорить! Я застрелю тебя!
        Вера закрыла глаза, понимая, что Рене-Джошуа сам боится поверить в то, что перед ним находится сестра. Возможно, когда-нибудь он поймет, что совершил ошибку, но сейчас все-таки спустит курок...
        Раздался выстрел, но Вера с большим удивлением обнаружила, что больно ей не было. И где она сейчас находится? На том свете? Осторожно открыв глаза, увидела, что по-прежнему пребывает в склепе. Рене странно хрипел, изо рта у него бежала кровь. Затем, пошатнувшись, он рухнул прямо на нее. Вера отчаянно закричала. Она оттолкнула Джошуа, перевернула его на спину - тот был мертв. Затем подняла взгляд и увидела фигуру около лестницы. Это был Стивен Карлайл.
        - Вы... ты... вы... - пробормотала Вера, мельком подумав, что Стивен во второй раз спас ей жизнь.
        - Мне не оставалось ничего иного, как застрелить его, - заговорил Стивен. - Я не хотел напугать тебя. Признаюсь, что подозревал о твоем намерении покинуть меня в Порт-о-Пренсе, поэтому сделал вид, что отправился с командой закупать провиант, а на самом деле предоставил тебе великолепную возможность ускользнуть. И последовал за тобой! В итоге нашел тебя здесь...
        Он помог ей подняться. Вера дрожала. Когда Стивен спросил, почему Клейтон хотел убить ее, указала на саркофаг и тихо ответила:
        - Тор лежит там. - Потом указала на мертвого Рене Клейтона. Вернее, на мертвого Джошуа: - И он тоже Тор!
        Она искала брата и, когда была уверена, что тот давно мертв, обрела его. Чтобы снова потерять. Но ведь если бы не Стивен, то Джошуа... Рене застрелил бы ее. Нет, человек, который сейчас недвижимо лежит на полу склепа, не был ее братом. Ее брат погиб в 1940 году, в концлагере.
        Стивен, заглянув в саркофаг, присвистнул.
        - Ого, и в самом деле Тор! Татуировка на плече... Платиновая руна на шее... Пожалуй, я возьму ее себе на память. Получается, что человек, убивший моих родителей, уже давно мертв? И Клейтон занял его место? Но почему?
        - Не знаю, - ответила Вера, чувствуя, что силы покидают ее. Ей хотелось одного - спать. - Он твердил, что Тор спас его. Возможно, из чувства благодарности, возможно, он до такой степени увлекся личностью Тора, что сам не заметил, как стал им восхищаться и захотел быть похожим на него.
        Стивен накинул Вере на плечи пиджак и помог подняться по лестнице. Тропический ливень шел стеной. Внезапно Вера поцеловала Стивена, и тот ответил ей.
        - Я должна поблагодарить тебя за свое очередное спасение, - сказала она.
        - О, пустяки! Но я действительно подоспел как раз вовремя. Что ж, каждый из нас добился своего - Тор, как первый, так и второй, мертв. Я наконец убедился, что тот, кто убил моих родителей, скончался еще два года назад, а ты теперь знаешь, что человек, лишивший жизни твоего друга в самолете, уже никогда никого не убьет. Сейчас нам требуется горячая ванна и сытный ужин. И то, и другое мы найдем на яхте.
        Он распахнул пошире дверь склепа - в помещение ворвался порыв ветра с каплями дождя. Стивен стоял на пороге, Вера же осталась в глубине.
        - Ну же, я жду тебя, - позвал Карлайл. - Зонта у меня, увы, нет. Моя машина находится около ворот кладбища....
        - Стивен, а откуда ты знаешь? - спросила изменившимся голосом Вера.
        - Что знаю? - откликнулся миллионер таким тоном, что сразу стало ясно: он прекрасно понимает, о чем идет речь.
        Вера медленно попятилась.
        - То, что Тор был убит именно два года назад. Ведь это могло произойти и пять лет, и, наоборот, всего пять месяцев назад. Откуда ты знал, что Тор... что он убил Алекса в самолете? Я ведь ничего такого не говорила...
        Стивен шумно вздохнул:
        - М-да-а, все получалось слишком хорошо... Я так и знал, что от тебя тоже придется избавиться. Хотя, черт побери, ты мне очень нравишься. Но работа мне дороже. Работа Тора!
        - Так ты и есть Тор... - потрясенно произнесла Вера. - Ты и есть Тор!
        - Да, я и есть Тор, - кивнул молодой человек, надвигаясь на нее. - Два года назад я, напав на след Тора, прибыл в Эльпараисо, нашел номер отеля, где он остановился, проник туда - и обнаружил лужу крови на полу. Сначала я подумал, что это кровь одной из жертв Тора, но потом, найдя его вещи, понял: жертвой стал сам Тор. Я обнаружил кое-какие документы, в Европе отыскал два логова Тора - во Франции и в Швейцарии. И понял: убийца моих родителей понес заслуженное наказание. И вдруг осознал, что жизнь моя потеряла смысл. Тор, мой вековечный враг, был мертв...
        - И тогда ты сам решил стать Тором! - крикнула Вера.
        - Да, - ответил Стивен. - Оказалось, Тор занимал мое воображение больше, нежели я предполагал. Я не мог позволить, чтобы легендарный наемный убийца просто так сгинул. И занял его место. Я не убил тебя в Амстердаме или на яхте, потому что чувствовал - именно ты выведешь меня на место захоронения Тора. Я хотел собственными глазами увидеть тело того, кого ненавидел до такой степени, что со временем стал... боготворить. И должен сказать, мне очень нравится быть Тором! И я не собираюсь терять все, чего достиг, из-за тебя, Вера!
        Полыхнула молния, раздался раскат грома, и Вера бросилась вниз по лестнице. Пистолет... у Джошуа был пистолет... Он остался в подземной части склепа...
        - Ты не уйдешь от меня! - звучал под сводами громкий голос Стивена. - Игра окончена! Напрасно я думал, что ты примешь Клейтона за Тора. Этот идиот так рьяно искал Тора, потому что думал: новый Тор убил Тора старого, его благодетеля. Ты помогла мне выйти на Клейтона. Я спас тебя, так как был уверен - ты мне еще потребуешься. Я хотел свалить всю вину на Клейтона, и у меня почти получилось, но теперь придется изменить первоначальный план. Агент Интерпола и не подозревал, что новый Тор - я. А у меня имеется прекрасная легенда - я сам ищу Тора, желая покарать его за смерть родителей...
        Затем наступила тишина. Вера, оказавшись внизу, растерялась: как же найти пистолет Джошуа в полной темноте? Она опустилась на колени и стала шарить по полу в поисках пистолета Джошуа, выпавшего из его руки. Наконец нащупала оружие и крепко сжала в пальцах.
        Прошло несколько томительных минут, показавшихся Вере вечностью. Где Стивен? Может, он попросту ушел?
        Вера стала осторожно подниматься по лестнице, и в тот момент, когда ступила на последнюю ступеньку, она услышала торжествующий голос:
        - Добро пожаловать в ад!
        Мелькнуло лицо Стивена, расплывшееся в улыбке... прогремело два выстрела, слившихся в один... И Вера с легким удивлением обнаружила, что была быстрее, - Стивен со стоном осел на пол. Подойдя к нему, она увидела, что ее противник, знаменитый киллер Тор, убийца Алекса, агонизирует. Она победила!
        Автомобиль, как и говорил Стивен, стоял около ворот. Но прежде чем выйти туда, Вера спрятала три тела (де Лоренцо, Карлайла и Джошуа) в старых саркофагах - может быть, они найдут наконец-то упокоение. И прихватила платиновую цепочку с руной: шефу потребуется доказательство того, что Тор мертв.
        Осталось найти документы. Быть они могли в одном месте - на яхте Стивена. В ту же ночь, невзирая на усталость, Вера пробралась на «Мальтийский крест», стоявший в порту Эльпараисо. Команды на борту не оказалось.
        К своему удивлению, подойдя к кабинету, она увидел блики фонаря. «Неужели Стивену удалось спастись?» - мелькнула у нее в голове ужасная мысль. Но в кабинете она обнаружила... Эндрю, обчищавшего сейф.
        От неожиданности будущий тринадцатый маркиз Солсбери выпустил из рук пачку документов и удивленно ахнул:
        - Вера, ты!
        - Да, - кивнула женщина. Выходит, она зря подозревала Эндрю: в Амстердаме ее пытался убить Джошуа, а Тором оказался Стивен. - Ты был в квартире Милли?
        - Да, - признался Эндрю. - Хотел поговорить с ней, но нашел ее уже мертвой - Тор опередил меня. А потом появилась ты, и мне не оставалось ничего иного, как сбежать по крыше. Взгляни, что я тут отыскал. И опусти пушку!
        Вера подошла к Эндрю, тот протянул ей тонкую папку. Женщина раскрыла ее.
        - Теперь мы знаем, кто организовал убийство президента Кеннеди, - сказал Эндрю.
        - Да, теперь мы знаем, - откликнулась Вера и вдруг почувствовала небывалую усталость...

* * *
        - Я очень горжусь тобой, Вера, - произнес шеф, рассматривая в лучах лампы медальон Тора. - Кто бы мог подумать, что Карлайл окажется нашим объектом. А настоящий Тор, ты говоришь, был уже давно мертв? И он занял его место? Невероятная история!
        Вера, глядя на шефа, пребывавшего в отличном расположении духа, думала о том, что совсем другая история является невероятной: в документах, найденных на яхте, содержались имена тех, кто спланировал покушение на Джона Кеннеди. Это в самом деле был комитет убийц, и главой его был не кто иной, как шеф. Тот самый шеф, что сидел сейчас перед ней и благодушно улыбался.
        Теперь ей было ясно, почему он так хотел найти Тора - вовсе не из-за того, что Тор убил его лучшего агента Алекса, а желая заполучить компрометирующие документы, в которых фигурировало его собственное имя. И еще она теперь знала, отчего Тор понимал, что за ним идет охота: шеф намеренно разгласил информацию о начале охоты, чтобы Тор вышел на нее. Так он выманил его из логова. Она была элементарной наживкой. Да, в шпионском деле нет места благородству и честности... Шеф использовал ее в своих целях, шеф обманывал ее, шеф манипулировал ею! И так же, как шеф пожертвовал жизнью мальчика ради возможности организовать побег на Запад профессора Цапека, он был готов пожертвовать жизнью своей лучшей агентши, дабы заполучить похищенные Тором документы...
        И как она могла испытывать чувство благодарности к человеку, который так легко играл чужими судьбами - Алекса, ее собственной, президента могущественной страны? Она стала пешкой в изощренной шахматной партии сильных мира сего... А с пешками не церемонятся.
        - Жаль, что ты не смогла доставить мне документы. Однако, ты говоришь, они уничтожены? Этого вполне достаточно, - заявил шеф. - Яхта Карлайла сгорела и затонула, а вместе с ней и все бумаги? Ты хотела о чем-то просить меня, Вера?
        - Да, шеф, мне требуется длительный отпуск.
        - Ты его заслужила, - кивнул шеф. - Две недели. А потом... у меня имеется для тебя новое задание.
        Она покинула штаб-квартиру организации, зная, что больше никогда не вернется туда. Она не сможет работать с человеком, который притворяется, что любит и ценит ее, но в то же время готов послать на смерть и обмануть. Документы она отдала Эндрю, тот обещал передать их своему шефу, Ричарду, а также выяснить, сможет ли она работать в его организации.

8 декабря 1963 года
        - Десерт здесь просто божественный, - произнес Ричард, шевеля бульдогообразными щеками. Он со вздохом положил серебряную ложечку и с сожалением посмотрел на пустую вазочку, где еще пять минут назад находилось ассорти из разноцветных тропических фруктов.
        Встреча происходила в парижском ресторане. Минуло два дня с тех пор, как Вера предала шефа и обратилась к помощи Ричарда. Минуло ровно два года с момента смерти Тора, настоящего Тора, того самого Тора, что был убит обыкновенным бандитом и нашел свое последнее пристанище в чужом саркофаге. Да, оказывается, и наемный киллер экстра-класса может стать жертвой ординарного преступления, ведь убить можно любого...
        - Я очень доволен результатами вашей и Эндрю работы, - вытирая салфеткой губы, сказал Ричард. - Имея на руках неопровержимые доказательства того, что мой старый друг Гарольд напрямую причастен к убийству президента Кеннеди, мне без труда удастся избавиться от него. И тогда ничто не будет препятствовать слиянию двух наших организаций, о чем я давно мечтаю. Под моим началом, естественно! И в новой мегаорганизации вам, Вера, надлежит играть одну из ключевых ролей. У меня имеется для вас сюрприз...
        Он указал на Эндрю, возникшего в дверях ресторана.
        - Думаю, вам есть о чем поговорить друг с другом, - с улыбкой заметил Ричард. - А я, пожалуй, откланяюсь...

* * *
        Всю ночь Вера так ни разу и не вспомнила об организации, о Ричарде, Гарольде, Торе и покойном президенте Кеннеди. Она и Эндрю, едва оказавшись в номере отеля «Георг V», забыли обо всем и предались любви.
        На следующее утро они покинули Париж и понеслись на «Феррари» куда глаза глядят. Вера желала, чтобы этот день никогда не кончался - ей было так хорошо с Эндрю! Все, что угнетало и страшило ее, сгинуло без следа.
        Под вечер они оказались в небольшой деревушке на бретонском побережье, где, перекусив в местной харчевне, отправились осматривать пещеры, где некогда обитали доисторические люди. Вера и Эндрю были в совершенном одиночестве, наступала ночь, и им было пора возвращаться в деревушку.
        На тропинке в небольшом леске Вера, обернувшись, вдруг увидела, что на лбу Эндрю пролегла морщина - он был явно озабочен. Вера поцеловала его и спросила:
        - Я вижу, тебе не дают покоя какие-то мысли. В чем дело?
        Эндрю хриплым голосом ответил вопросом на вопрос:
        - Ты уверена, что Ричард хочет, чтобы ты работала на новую суперорганизацию, которую он возглавит?
        - Он сам так сказал, - пожала плечами Вера.
        - Ричард - демон вранья, - покачал головой Эндрю. - Он боится тебя, боится того, что ты можешь занять его место, боится, как бы ты однажды не предала его, как Гарольда. Поэтому... поэтому он приказал мне убить тебя...
        Вера отпрянула от Эндрю. Теперь она поняла, почему они оказались в безлюдной местности. Да, убить можно любого. А в некоторых случаях - даже нужно...
        - И если я выполню его приказ, у меня появится шанс занять очень высокую должность в новой суперорганизации, - продолжил Эндрю. - Я буду уже не простым агентом, а стану одним из заместителей босса, то есть самого Ричарда.
        - Так чего же ты ждешь? - с вызовом спросила Вера. - Ричард может гордиться тобой, ты все исполнил высокопрофессионально. Осталось только пристрелить или задушить меня, закопать труп в лесу или спрятать в пещерах и...
        - Но я не собираюсь убивать тебя! - воскликнул Эндрю. - Я... Черт возьми, как же это тяжело! Я люблю тебя, неужели ты не понимаешь? И мне плевать на то, чего хочет Ричард!
        - Но если ты не исполнишь его приказа, - медленно произнесла Вера, - то тебе не поздоровится...
        - Да, тогда один из верных Ричарду людей ликвидирует меня. А заодно довершит то, чего не смог сделать я. Ричард ничем не лучше Гарольда, они и им подобные готовы использовать любого в своих целях, чтобы достигнуть абсолютной власти и заработать как можно больше денег. Поэтому нам не остается ничего иного, как погибнуть!
        - Что? - изумилась Вера.
        Эндрю подошел к ней, обнял и нежно поцеловал.
        - Я никогда и никому не позволю причинить тебе вред, - сказал он. - Но чтобы и Ричард, и Гарольд, и прочие стервятники оставили нас в покое, они должны быть уверены - мы мертвы. Оттого-то мы с тобой и оказались в этой богом забытой местности. Здесь всякое может случиться. Например, автомобиль упадет со скалы и, спикировав на ущелье, взорвется. Ты права - убить можно любого!
        - Найдут только два обгорелых до неузнаваемости тела... - прозревая, пробормотала Вера.
        - И документы, которые при взрыве выбросит из машины на землю, - добавил Эндрю. - Где-нибудь очень далеко отсюда мы сможем начать новую жизнь. Только ты и я. Увы, мне никогда не придется стать тринадцатым маркизом Солсбери, а тебе - хозяйкой замка, но я всегда ненавидел чертову дюжину. И кроме того....
        - Мы и так будем счастливы, - улыбнулась Вера и поцеловала Эндрю.
        Они вышли из леса и оказались на берегу моря. Стояла тихая ночь. Половина серебристого диска луны сияла в черном небе. Вера заметила вблизи белый парус яхты.
        - Это и есть мой сюрприз, - сказал Эндрю. - Утром мы отправимся в далекое плавание. Но сначала надо позаботиться о нашей «гибели»...
        Он вдруг смолк, а затем опасливо спросил:
        - Но я так и не получил ответа. Хочешь ли ты быть со мной, хочешь ли начать новую жизнь на другом конце света?..
        Вера щелкнула Эндрю пальцем по уху и снова улыбнулась.
        - Несостоявшийся тринадцатый маркиз Солсбери, если вы делаете мне предложение, то знайте, мой ответ гласит...
        Но еще до того, как Вера успела сказать «да», Эндрю поцеловал ее. И только луна была свидетельницей того, как мужчина и женщина любили друг друга на пустынном берегу - на том океанском берегу, около которого их ждал белый парус, чтобы унести в новую, еще неизведанную и опасную, но, без сомнения, долгую и счастливую жизнь..
        notes
        Примечания

1
        Улица, на которой президент Кеннеди был смертельно ранен, называется по-английски
«Elm Street», дословно: «Улица Вязов».

2
        Джек - производное от имени Джон.

3
        Чистый стрихнин (лат.).

4
        Газеты национал-социалистов.