Кровь алая [Сборник] Николай Иванович Леонов
        Вниманию читателей представлены новые произведения мастера детективного жанра Николая Леонова.
        В сборник вошли интереснейшие повести "Удачи тебе, сыщик", "Наемный убийца" и "Кровь алая".
        Николай Леонов
        Кровь алая (сборник)
        Удачи тебе, сыщик!
        Пролог
        Полковник Лев Иванович Гуров работал в органах МВД СССР девятнадцать лет, восемь месяцев и двадцать шесть дней, был уволен «в связи с утерей доверия», не дослужив до пенсии три месяца и четыре дня.
        Время такое - премьер-министры сменяются, словно постояльцы в привокзальной гостинице, только успел белье испачкать, пора на поезд и в какую-нибудь замшелую Францию обниматься с вчерашним неприятелем, а нынешним кормильцем.
        И нечего удивляться, что в такое время мента-полковника в четверг уволили с волчьим билетом, а в понедельник пригласили вернуться, не извинились, лишь обмолвились второпях, что накладка произошла, фамилию перепутали: вас внизу много, а мы наверху - одни. Нынче поезда быстро ходят, если, конечно, колеса по бартеру на яйца не поменяли. В общем, за время отставки сыщик успел лишь холостяцкую квартиру прибрать, в баню сходить, бутылку выпить да выспаться, как друг-генерал по телефону недовольно бурчит - криминальная обстановка в стране… и другие слова из телевизионных передач.
        Полковник Лев Иванович Гуров и генерал Петр Николаевич Орлов работали в уголовном розыске первый около двадцати, второй неполные сорок лет. Полковник высок, строен, в любой одежде изящен, глядя на него, любой бы подумал, что у большевиков в свое время патронов не хватило, и дворян на Руси отстреляли не до конца, и они, окаянные, семя свое разбросать успели. Генерал внешностью был в точности наоборот - роста среднего, полноват, неуклюж, на лицо - без слез не взглянешь, к тому же генерал короткопалой ладонью трет порой его так, словно хочет вылепить новое, поприличнее. Когда генерал и полковник бывали рядом, что случалось довольно часто, появлялось предположение, что отец Орлова в свое время не успел застрелить деда Гурова. И чего не привидится в наше смутное время?
        Вы уже, конечно, поняли, что они были друзьями, хотя и имели характеры абсолютно несхожие.
        Сегодня они потоптались на начальственных коврах, выслушали слова о долге и Отечестве и теперь сидели в кабинете Орлова недовольные друг другом, жизнью вообще и своей собственной в частности.
        - Лева, ты второй сыщик в стране, - произнес Орлов, сделал паузу, давая возможность спросить: а кто же первый? Но Гуров не клюнул, лишь снисходительно улыбнулся. - А сыщик это не только розыскник…
        - И скорохват, - перебил Гуров, - и дипломат, и жополиз. Вот они меня в дерьме вымазали, я им должен еще и сочувствие выказать. Мол, понимаю, какое у вас сложное руководящее положение, стрессы, перегрузка, всякое бывает, забудем старое…
        - Кажется, вчера ты был худенький голубоглазый, наивный, правда, талантливый мальчик…
        - Далеко? - спросил Гуров.
        - Что далеко?
        - Ехать или лететь? Далеко посылаешь?
        - В цирк.
        - Ну до цирка рукой подать, - усмехнулся Гуров. - Минут десять отшагал - и на арене.
        Орлов покосился на кончик носа, недовольно хмыкнул, вытащил из папки загодя приготовленную бумагу, протянул Гурову. На несвежей помятой бумаге было всего несколько строк, большие корявые буквы свидетельствовали, что автор не увлекается эпистолярным жанром. «Здравствуй, Петр. Если ты здоров, подъедь быстренько ко мне, есть разговор. Дело по твоей части, да и должок пора бы погасить. Михаил».
        Гуров повертел листок, глянул его на просвет, даже понюхал, положил на стол и сказал:
        - Зоной пахнет, а ты говоришь - цирк.
        - Медведем пахнет, а не зоной, Михаил Рогожин - артист цирка. Раньше был акробатом, потом швырялся на арене железом, последние лет пятнадцать работает с медведями. Объездил наш шарик вдоль и поперек, мировая знаменитость. Но дело не в этом. Ты, когда его увидишь, сразу поймешь. Он сделан из цельного материала, никаких заусенцев, трещин, пустых мест в Михаиле нет, раз пишет надо, значит, надо. Я не могу, мне такой командировки начальству не объяснить, а тебе я поручаю обычную инспекцию, для проформы. Понял?
        - Не понял, но раз надо, - Гуров пожал плечами. - Если не секрет, что за должок?
        - Секрет, - Орлов протянул через стол командировочное удостоверение и задание редакции популярного журнала, в котором предписывалось корреспонденту Гурову Льву Ивановичу собрать материал и написать очерк о заслуженном артисте Михаиле Семеновиче Рогожине.
        Гуров улыбнулся и сказал:
        - Ну вот. Все возвращается на круги своя. В молодости я уже был корреспондентом, только не в цирке, а на ипподроме. И конюха звали Михаилом, и фамилия была схожая - Рогозин.
        - Так шарик-то крутится, - пробормотал генерал, рассердился на себя за пошлость, покраснел и быстренько переключил разговор: - Я тебе не советую связываться с самолетом, поездом меньше суток.
        - Интересно, как я на суточные проживу? - Гуров убрал документы, но не встал, а, закинув ногу на ногу, уселся удобнее. - Петр, ты мне свой секрет-то приоткрой, иначе несерьезно получается. Человек, пусть и заслуженный, пишет генералу - приезжай, и генерал немедля посылает полковника - опера-важняка, словно мы от сна и безделья места себе не находим.
        - Нечего мне объяснять, - Орлов прижал ладонь к груди. - История, как Михаил отбил меня у бандитов, никакого отношения к сегодняшнему дню не имеет. Но раз Миша о ней напоминает, значит, дело серьезное. Я тебя прошу, поезжай и разберись.
        Генерал встал, протянул короткопалую руку, Гуров пожал ее, кивнул, пошел из кабинета.
        - Звони ежедневно, чувствую, хлебнешь ты горячего до слез.
        Гуров уже открыл первую дверь, повернулся, взглянул на друга удивленно, хотел что-то сказать, но Орлов махнул рукой и сказал, добив окончательно:
        - Удачи тебе, сыщик.
        Глава первая
        «Русские медведи»
        Подобные афиши обошли многие страны мира и континенты, лишь в Австралии они пока не были, и надо же было такому случиться, что, когда условия контракта обговорили окончательно, до мелочей, осталось лишь подписи поставить, старший «медведь», Михаил Семенович Рогожин, от поездки отказался.
        Было их двое, Михаил Семенович Рогожин, без года шестьдесят, рост около двух, вес за сто двадцать, и его воспитанник и друг Гоша, которому недавно исполнилось пятнадцать. Когда он поднимался на задние лапы, то был выше своего друга на голову, да не на какую-нибудь мелкую головенку, а на свою - медвежью, огромную. От рождения и Миша, и Гоша были бурой масти, но старший рано поседел, и со стороны казалось, что он носит белый парик, так что получалось, работают на арене блондин и брюнет. А в общем, они были похожи, быстрые и ловкие, казались увальнями, оба обладали колоссальной физической силой, житейской мудростью и хитростью, любили поесть и поспать, не пили, не курили, на службу не напрашивались, но от службы не увиливали, раз надо, так надо, ясное дело, за просто так не проживешь, мужик должен работать. Строго отрепетированного номера у Миши и Гоши не было, они многое умели и походили на коверных: конечно, есть заготовленные репризы и сценки, но их более чем достаточно для одного выступления, а так можно это, можно и то, зависит от настроения и самочувствия. Миша и Гоша умели бороться и
боксировать, кататься на гигантских велосипедах, передразнивая друг друга, бегать на передних и задних конечностях, играть в футбол, поднимать гири, порой прыгать через одну скакалку, правда, последнее получалось не всегда. Запутавшись в резиновом жгуте, Миша и Гоша раскланивались, виновато потирая затылки.
        «Русские медведи» покоряли публику не столько сложностью трюков, сколько неожиданностью вроде бы и незамысловатого номера. Человек, ожидая дрессировщика с медведями, порой настроен саркастически: сколько уж их было - и снова! Что еще придумали и заставили делать несчастное животное? Знаем мы ваши фокусы, политику кнута и пряника. И вдруг на арену вываливаются два гиганта, человек и медведь, как и ожидалось, но нет дрессировщика, и зверя нет, есть артисты, которые не летают под куполом, не жонглируют горящими факелами, они катаются на велосипедах, боксируют, кувыркаются, в общем-то валяют дурака, ничего особенного. И лишь некоторое время спустя зритель понимает, что один из артистов огромный опасный хищник. Публике помогли это осознать простеньким способом: на арене появился клоун, якобы вышел не вовремя, и тогда Миша вздымал над головой руки, поднимался на носки, замахивался, шутливо спрашивал:
        - А ты куда?
        Зритель видел, насколько мал и беспомощен нормальный человек рядом с резвящимися гигантами. Все остальное выступление Миши и Гоши проходило под бурю аплодисментов. Особенным успехом «Русские медведи» пользовались в цивилизованных странах, где сравнительно недавно поверили, что в России в некоторых местах есть электричество и уже не носят медвежьи шкуры, меховые шапки в основном у начальников, а шубы у их жен и путан.
        Сразу после выступления Михаил Рогожин запирался с Гошей в отдельном помещении, где медведь получал лакомства, а дрессировщик много пил, приводя себя в норму, так как один из них все-таки был хищник, а второй лишь человек, а за любой обман надо расплачиваться. Миша Гошу любил и уважал, когти ему не подрезал, и они походили на ножи. Ошибались артисты крайне редко, но выступали на гастролях ежедневно, порой и два, и три раза, так что сами понимаете… Двери после выступления должны быть плотно закрыты, так как, пока один хрупал яблоки, другой решал, как заштопать трико, либо извлекал на свет Божий бутыль с йодом и лейкопластырь. Это, как уже говорилось, происходило крайне редко, но за пятнадцать лет всякое стучалось. Любой работающий в цирке человек знает, что наибольшее количество несчастных случаев, травм - царапины и синяки не считаются - бывает не при работе с грозными рычащими львами и тиграми, а именно с добродушными, казалось бы, неуклюжими медведями.
        Человек и зверь любили и уважали друг друга, жили дружно. На родной земле Михаил, урезая бюджет, подкармливал друга, на чужбине, наоборот, Гоша делился своим барским столом для экономии валюты, чтобы дома, поменяв ее на рубли, ходить вольготно на рынок, чинить реквизиты, реконструировать клетку. В общем, Миша и Гоша были русские ребята, сызмальства привыкшие к жизненному принципу: хочешь жить - умей вертеться.
        И тут им подфартило: предложили турне по Австралии. Они обрадовались: и взглянуть на кенгуру интересно, и подработать можно, а то в редком доме такое творится, что «хватай мешки, вокзал отходит», не успеешь - с голоду помрешь. Однако врач, не обзывайте серьезного доктора «ветеринаром», наблюдавший Гошу со дня рождения, задрав голову и тыкая пальчиком в покрытую шрамами и седой шерстью грудь Миши, сказал:
        - Слушай, ты своего кормильца побереги… Дорога, жара, переезды, работали вы много. Гоша уже не мальчик. Ему в средней полосе месячишка два отдохнуть требуется. Хоть Гоша и богатырь силы неимоверной, а сердчишко у него самое обыкновенное.
        Михаил Семенович Рогожин даже переспрашивать не стал, никаких консилиумов и обсуждений не устраивал, просто контракт не подписал. Хотя скарб и немалый, собрался быстро и прибыл в родной город, на цирковой арене которого кувыркался еще мальцом сопливым. Но прежде чем Миша и Гоша из столицы уехали да в провинцию прибыли, произошли события, которые вынудили Рогожина вспомнить о давнем долге лейтенанта милиции. Лейтенант за эти годы стал генералом, но память не потерял, потому…
        В слякотный промозглый понедельник, на который легко наткнуться в первых числах марта на любом километре России, полковник милиции, сыщик Божьей милостью Лев Иванович Гуров пил затхлый чай в задрипанном номере провинциальной гостиницы, с неприязнью смотрел на сползающую по оконному стеклу серую жижу и рассуждал о бренности всего земного, о том, что в жизни за все приходится платить, и самые дорогие счета нам подсовывают близкие друзья. И Петр, будь маршалом, не сумел бы заставить Гурова работать по высосанному из пальца материалу. Генерал может заслать полковника не то что в глухомань, а к черту в зубы, но вынудить работать, когда все опротивело и белый свет не мил, может только друг. Петр, чтобы ему икалось и не глоталось, этим пользуется.
        Гуров работать даже еще и не начал, не знал, будет ли работа и какая, но уже злился и жалел себя. В поезде к чему ни притронься, руки прилипают, белье пахнет болотом, а приехал на место - с неба сыплется не поймешь что, попросил «люкс» - девица за стойкой от удовольствия даже хрюкнула, попросил чай…
        Сыщик поднялся из-за стола, выплеснул теплое мутное пойло в покрытую лишаями раковину и начал распаковывать чемодан. Гуров был профессионалом и независимо от настроения все делал последовательно и внимательно. Внешность для сыщика дело немаловажное, и где бы он ни появился: в бане, на рынке или в дорогом ресторане, он должен смотреться так, словно был здесь и час назад, и третьего дня, и всегда. Еще в Москве сыщик представлял, как зашастыбает по осклизлой мостовой и найдет облезлое здание с колоннами, кособокой афишей, на которой розовая гимнастка пытается сломать свою гипсовую ногу, рядом отравившийся алкоголик, уныло повесив нос, изображает клоуна - как войдет сыщик в этот храм веселья и найдет директора либо администратора и в очередной раз соврет, представляясь. И выглядеть в этот момент сыщик должен соответственно.
        Гуров сделал гимнастику, через «не могу» нагрузился больше, чем обычно, так как ощущение собственного тела, силы всегда повышало настроение, обтерся мокрым полотенцем, надел свежую рубашку и, отчаянно фальшивя, начал насвистывать «миллион алых роз». Он любил цветы, любил их дарить, и, когда жена еще терпела и Гуров был солидным женатым человеком, а не одиноким волком, как сегодня, «алые розы» Пугачевой были гимном некогда счастливой семьи. Известно, что все проходит, а терпение женщины тем более. Песня осталась - жена ушла.
        Гуров, отгоняя воспоминания, сменил пластинку, теперь калеча другую мелодию, натянул джинсовый костюм, который получил в подарок от отца несколько лет назад. Сегодня полковник за месячную зарплату вместе со всеми надбавками и компенсациями ничего похожего приобрести был не в силах. Хотелось обуться в кеды, но консерватизм оказался сильнее, надел черные туфли на толстой подошве, тоже подарок отца. Интересно, в чем будет ходить сыщик, когда подарки износятся? Папа уже не многозвездный генерал, не командует на Западе, а копает грядки в деревне под Херсоном. Правда, как жил за границей, так и остался: переехал из Германии на Украину. Сыну всегда любил делать подарки, да и сегодня с удовольствием подбросит то тыкву, то арбуз или ведро персиков.
        В общем, дела семейные пошли у полковника наперекосяк. Жена отбыла по собственному желанию, мама - профессор, папа - генерал-полковник ушли на пенсию, копают огород. Лишь сыщик с колеи не сходит, с пистолетом и наручниками в кармане летит вперед, ищет свою пулю. Красиво звучит, только уж больно безысходная жизнь у Льва Ивановича Гурова, рассуждал он с изрядной долей иронии, разглядывая себя в зеркале, проверяя, не выпирает ли из-под джинсовой куртки пистолет. Убедившись, что выглядит цивилизованно, но скромно, Гуров прихватил плащ, запер номер, направился к лестнице и услышал, как за спиной распахнулась дверь. Сработал инстинкт: сыщик сделал быстрый шаг в сторону и развернулся на сто восемьдесят градусов.
        - Ого! Вы что, из цирка? - спросила стоявшая на пороге своего номера женщина и несколько раз безрезультатно щелкнула зажигалкой. - Огонь есть?
        - День добрый, - Гуров достал из кармана зажигалку. Женщина посторонилась, приглашая войти, и сыщик, почувствовав запах французских духов, вошел в номер «люкс», который, казалось, находился в другой гостинице и не в этом городе. Женщина взяла у Гурова зажигалку, прикурила, возвращая, пожала руку.
        - Ольга Дмитриевна, - она затянулась вкусно, по-мужски, внимательно оглядела Гурова. - А вы не из цирка. А я не профессионалка, поджидающая доверчивых мужчин. Как вас зовут? Составите компанию или, как всякий командировочный, торопитесь?
        Гуров, хотя и был сыщиком, плохо определял возраст женщин. Ольге Дмитриевне, видимо, было где-то от тридцати пяти до сорока пяти, искусный макияж мог и скрыть, и прибавить годы. Она принадлежала к категории женщин, пользующихся успехом у мужчин и прекрасно знающих об этом, женщин, которых Гуров терпеть не мог, они это мгновенно чувствовали и начинали ему и себе доказывать, что он обыкновенный мужик, а она само совершенство. Гуров все понял, находясь в магнитном поле новой знакомой, изучал ее изящные туфельки, не поднимал взгляда, так как не имело никакого значения, какого цвета у нее глаза и волосы.
        - Приехали сегодня московским? - Ольга Дмитриевна отошла к заставленному бутылками столу, плеснула в два бокала коньяку и, не предлагая Гурову, сделала изрядный глоток.
        - Меня зовут Лев Иванович, приехал сегодня московским, выпью с удовольствием, спасибо, - сказал Гуров на одном дыхании. Выпил коньяк и запоздало произнес: - Со знакомством!
        - Вы кто? Мы раньше не встречались?
        - К сожалению… - Гуров улыбнулся. - А может, к моему счастью?
        Он не умел говорить комплименты, да и не особенно старался.
        - Мужлан! - женщина кокетливо наклонила голову, протянула свой бокал. - Ухаживайте, но учтите, я здесь с мужем и вообще не из вашей команды.
        Гуров вспомнил старый анекдот: «Учтите, что я девушка и вообще у меня после этого голова болит», вслух сказал:
        - Конечно, конечно, я из низшей лиги, - он налил хозяйке коньяку, свой бокал отставил, поклонился. - Большое спасибо, но мне действительно пора.
        Сыщик руку даме не поцеловал, ограничился сдержанным поклоном и вышел. Еще в Москве он изучил карту города, дорогу из гостиницы к цирку знал, идти было всего ничего. Ни подозрительностью, ни манией преследования Гуров не страдал, но, сталкиваясь с чем-то необычным, с фактом, выпадающим из повседневной череды серых будней, всегда задумывался, отчего да почему произошло то или иное событие.
        Люксовский номер в центральной гостинице, дело обычное, держат для именитых гостей. Бутылки и закуски, ясное дело, привезены из Москвы, и дама, которая пьет в одиночестве, тоже из столицы. Она упомянула слова «цирк» и «муж». Все очень просто: хозяин номера и супруг скучающей прелестницы - крупный функционер из Гос - или Росцирка.
        Гуров услышал за спиной звук приближающейся машины, предусмотрительно отошел от края тротуара, и грязь из-под колес пролетевшей «тойоты» обрызгала менее расторопных аборигенов. Благородная машина была к людской брани равнодушна, проскочив два квартала, она остановилась у здания городского цирка.
        В пессимистических рассуждениях о цели своего визита сыщик угадал и колонны, и афишу, но абсолютно не угадал духа праздничности и вкуса хозяев. На колоннах не осыпалась штукатурка, ступеньки парадного крыльца были чисто выметены, рекламный щит не облез, не скособочился, и рисовал его безусловно художник, обладавший если не талантом, то уж, конечно, способностями и вкусом. Среди призрачных, лишь обозначенных фигур акробатов, жонглеров, изящных, даже сексуальных гимнасток красовался длинный худой клоун с умным и грустным лицом. И надпись была в духе времени: «Дорогие ребята! Уважаемые дамы и господа, мы всегда рады вас видеть!».
        Гуров долго разглядывал афишу, взглянул на московский номер чумазой «тойоты». Не сомневаясь, что центральные двери закрыты, он тем не менее упрямо поднялся по чистым ступенькам, толкнул тяжелую дверь. Неожиданно для него она открылась, и сыщик вошел в сумеречный вестибюль, пахнущий свежестью. Впереди, сквозь раздвинутые шторы светилась арена, доносился разноголосый шум, сыщик понял, что идет репетиция, подошел, смотрел с любопытством. Неожиданно сыщик понял, что еще и в Москве, затем в поезде, а позже в гостинице, в неожиданных гостях, на улице, у афиши и вот теперь, уже в здании цирка, ему не хочется думать о предстоящей встрече. Гурову изначально не нравилось задание друга-генерала, его соскальзывающий взгляд, неуверенный тон. Ему казалось, что и надобности в поездке нет, придумал ее Петр спонтанно, желая сыщика сослать подальше от начальства, пока оно перестраивается и реконструируется, и получилось все неубедительно, даже комично, вроде стрельбы из пушки по воробьям.
        Тонюсенькая девушка с бледным личиком в темном трико натирала чем-то ладошки и слушала гимнаста, видимо партнера, который, казалось, ее успокаивал. Рядом два молодых парня не очень ловко жонглировали кольцами. Неожиданно мимо Гурова, словно заяц, проскакал пудель. Прыгал он на задних лапах, передние держал сомкнутыми перед собой. Не успел Гуров подумать, что передние лапы пса, вероятно, связаны, как донесся женский звонкий голос, пудель встряхнулся и на всех четырех опрометью бросился в боковой проход.
        - Ну? Журналист. Из Москвы. Ищете Мишу и Гошу, - произнес появившийся рядом с сыщиком мужчина, оглядел гостя и громко позвал: - Сильвер!
        - Здравствуйте, - сказал Гуров, неловко пожав плечами, - Гуров. Вы угадали…
        - Тоже мне - фокус! Колесников. Алексей Иванович, - мужчина пожал Гурову руку, почувствовал мозоли, задержал в своей, повернул ладонью вверх, хмыкнул и неожиданно быстро и ловко ощупал плечи и спину. - Неплохо, совсем неплохо, - и снова крикнул: - Сильвер, черт тебя побери!
        - Не кричи, здесь я, - отозвался мягкий мужской голос, и из бокового прохода появилась слегка прихрамывающая фигура. - Слушаю, Капитан.
        - Проводи к медведям, - Колесников чуть склонил голову, недовольно поморщился, казалось, у него болит шея либо давит тугой воротничок.
        Гуров разглядывал «капитана» Колесникова, хромоногого Сильвера, который отвечал хитрым косящим взглядом, и не двигался с места. Колесников хлопнул его по плечу.
        - Чего окопался? Иди, сразу не съедят, - Колесников погладил выпирающий из-под фирменной куртки тугой живот. - Как медведи прибыли, понял, жди гостей. Ох, не любит Москва терять… Будешь уговаривать вернуться? Ну-ну! - он довольно хохотнул. - Ты с Гоши начинай! Его уговорить легче!
        Довольный своей шуткой, он махнул на Сильвера рукой, вновь рассмеялся.
        - Сказал же, проводи гостя, а потом ко мне, - и легко зашагал в темный боковой проход, и его бесшумная быстрая походка совершенно не вязалась с коренастой пузатой фигурой.
        На железной коричневой двери было написано: «Осторожно! Хищники!»
        Сильвер ударил несколько раз кулаком, железо гулко ухнуло, и из-за двери донеслось:
        - Можно!
        - Можно, - пробормотал Сильвер, - войдешь, а Гоша на пороге лежит, - он хитро улыбнулся, сверкнул золотым зубом, с натугой потянул тяжелую дверь и крикнул - Михалыч, к тебе гость из престольной!
        - Пусть войдет!
        - Входи, - Сильвер пропустил Гурова в полуоткрытую дверь, сам остался в коридоре.
        Гуров переступил порог и оказался в довольно просторной, прямоугольной, хорошо освещенной комнате без окон. У дальней стены сидел седой мужчина, справа стояла огромная клетка, в которой громоздилась бурая гора. Гуров понял, что перед ним Миша, а справа - Гоша, а вместе - они всемирно известная пара «Русские медведи».
        - Ну я пошел, - крикнул из-за двери Сильвер и со скрипом ее притворил.
        - Смазать все руки не доходят, - пробурчал Михаил Рогожин, скрипнул топчаном, поднялся, шагнул навстречу, вытирая подолом кимоно мокрые ладони. Это черное с золотом кимоно, поблескивающая седая шерсть груди, массивная фигура, рядом клетка с медведем, железная дверь за спиной даже на видавшего разное сыщика произвели должное впечатление. Гуров поднял голову, посмотрел хозяину в глаза, которые оказались светлыми - то ли голубыми, то ли серыми - и очень настороженными, улыбнулся, протянул руку:
        - Полковник Гуров прибыл по вашему приказу, Михаил Семенович.
        Как недавно Колесников, хозяин почувствовал на ладони Гурова мозоли, ощупал плечи. Сыщик сначала расслабился, затем напрягся, как выражаются профессионалы, «выдал мышцу». Рогожин шевельнул лохматой бровью, довольно хмыкнул, кивнул, быстро и ловко задвинул в угол огромное ведро, в котором он перед приходом гостя чистил овощи, вытащил рубленый самодельный табурет, протер стол, начал накрывать, выставляя посуду, открывая банки с яркими этикетками, неспешно говорил:
        - Значит, сам Петька не соизволил: служба загрызла либо гордым стал? - голос у него был густой, но мягкий. - Ты документик-то положь, взглянуть хочу, - и ткнул пальцем в стол. - Я сам чай с травками, тебе могу предложить иное, коли настроение имеешь. Хотя в доме с этим строго, Капитан порядок блюдет, но сюда никто не посмеет, тут мы командуем.
        Обычно милицейское удостоверение смотрят мельком, как бы извиняясь, торопятся вернуть хозяину, но Рогожин изучал «верительную грамоту» внимательно, сверяя фото с оригиналом.
        - Молодой, а уже полковник, по-нашему значит солист, свой номер исполняешь… Уважаю, - и неожиданно спросил: - А Петр все еще жердь или с годами мясом оброс?
        Гуров знал Орлова не сорок, лишь двадцать лет, но был уверен, что генерал и будучи лейтенантом дистрофией не страдал, комплекция не та, понял, что проверяют, и улыбнулся. Сначала сыщик хотел разыграть артиста, но решил не рисковать и ответил серьезно:
        - Я знаю Петра Николаевича не один десяток лет, он все вес гонит, так что вы, уважаемый Михаил Семенович, мне чайку налейте и переходите к делу.
        - К делу, к делу, - Рогожин явно смутился. - Знал бы я, к какому делу и с какого конца.
        - С конца не надо, лучше с начала.
        - Знаете, как говорится, неспокойно в королевстве Датском и все смешалось в доме Облонских, - задумчиво произнес Рогожин, засыпая в чайник из разных пакетиков.
        Чувствуя, что хозяин следит за его реакцией, сыщик взгляда не поднял, но лицом невольно затвердел: услышать от Рогожина такие слова было, мягко выражаясь, неожиданностью.
        Рогожин колдовал с заваркой, молчал, наступила пауза. Артист заварил свое колдовское снадобье, сыщик подошел к клетке и стал рассматривать бурую мохнатую гору.
        - Ты не думай, что Григорий спит, как ты вошел, он проснулся, отправит на пенсию в момент.
        Зверь понял, что хозяин говорит, повернулся с бока на спину, потянулся, зевнул, лизнул лапу. От вида этой мощи, желтоватых клыков и тускло поблескивающих лезвий когтей, которые были много опасней воровского ножа, у сыщика вспотели ладони, а ноги ослабли. Гуров знал, что это последний звонок, предупреждающий о смертельной опасности.
        Лет восемнадцать назад, когда он впервые так испугался, то признался в этом своей матери - врачу-психиатру и спросил: «Мама, я что, патологический трус?» Мама внимательно выслушала, показала сына невропатологам и вскоре сообщила, что, видимо, этим свойством обладали наши далекие предки, потому и выжили в тяжелой борьбе за жизнь. Веками, с развитием цивилизации, человек постепенно утрачивал это качество. У современного человека чувство опасности обострено различно, в большей или меньшей степени, он, Левушка, в некоторой степени уникален, вроде пещерного человека. А трус он или нет, зависит не от сигнала, который ему подает мозг, а от его реакции: можно кричать, бежать, столбенеть, падать в обморок, наконец, защищаться.
        За многие годы оперативной работы Гуров получал такой сигнал не единожды и выработал приемы защиты, первый и непреложный: начать быстро двигаться и определить источник опасности.
        Сыщик стоял в метре от клетки, но на всякий случай сделал шаг назад, повернулся лицом к Рогожину и расстегнул пиджак, причем все это он проделал одновременно и мгновенно. Артист разливал чай, кустистые брови на смуглом лице шевельнулись, густой голос произнес:
        - Присядь, попьем, я употребляю только горячий.
        Гуров вернулся к столу, но предложенную чашку не взял, боялся, что рука дрогнет и выдаст. Сыщику было стыдно, он испугался неизвестно чего, взглянул на Рогожина, проверяя, понял ли артист, что произошло, увидел в его глазах глубоко запрятанные огоньки, лукавые, одобрительные, и вспомнил, как Орлов сказал, что Михаил сделан из цельного материала… «Раз пишет, надо - значит, надо». Михаил сыщику понравился, однако Гуров сердился, чувствовал, что его вроде бы экзаменуют, приглядываются, решают, доверять или только чаем напоить да передать привет старому другу. И еще сыщик понимал, что ничего от него не зависит, решает седой гигант в кимоно, следует молчать, ни в коем случае не торопить, терпеть и ждать. А уж что настоящий оперативник умеет, так это терпеть и ждать. Он взял пиалу, понюхал, пригубил, вкус был так же незнаком, как и запах, обжигаясь, выпил с удовольствием.
        - Мужик, вижу, настоящий, давно не встречал, думал, что перевелись. Медведя ты не понимаешь, а от клетки мигом убрался, значит, чувствуешь. Люди полагают, что медведь коротколап, и ошибаются. Григорий тебя бы достал, как кот мышь. Но ты ему понравился, я понимаю, но как понимаю, этого не объяснишь. Ты смерть чуешь, и я чую, а уж Григорий, как мы оба вместе. Тут она, рядышком бродит, косой помахивает, не знает, с какого боку ударить.
        Рогожин распахнул роскошное кимоно, твердыми пальцами прочесал серебристую шерсть груди, неожиданно сказал:
        - Ты кури, кури, нам не помеха, а хуже нет, когда человек себя непрестанно окорачивает. Я буду долго говорить, может, и лишнее, но ведь тебе лучше больше, чем меньше.
        Артист вопросов не задавал, говорил утвердительно, потому сыщик ничего не ответил, лишь согласно кивнул, закурил и с удовольствием затянулся.
        - Должны мы в Австралию отбыть, нормальная работа. Я на том берегу не бывал, согласился. Страна богатая, думаю, людей поглядим, кенгуру, подкормимся, хотя не думай, мы не только за деньги работаем, у нас запасец есть. Я там, в ихнем банке, держу. Конечно стыдоба, однако мы мужики здоровые, нам требуется порядочно, а на Руси давно уже воруют, лет семьдесят с лишним, а если попросту, так грабят безбожно. Короче, мы согласились. И тут доктор, который за нами приглядывает, говорит: «Григорий в возрасте, да и ты не мальчик, мол, Австралия, конечно, разные там мартышки, бананы, доллары, только не советую тебе по старой дружбе».
        Историю эту сыщик знал, уже о враче и справки навел и сам с ним беседовал, но слушал внимательно, понимал, что человеку, прежде чем в кресле у зубного врача рот открыть, нужно настроить себя, приготовиться, ведь известно, что ничего хорошего не ждет.
        - Гоше дорогу, жару тамошнюю не пережить, - продолжал мягко урчать седоголовый гигант. - Есть и другие мнения: мол, здоровый зверь, все переживет, вернется живой. Решай, Михалыч, так меня цирковые зовут, ты хозяин-барин. Там суета, эти маленькие, которые по нашей шее бегают, питаются, торопятся, шлют факсы, телексы, подписывают контракты.
        Рогожин провел ладонью по шее, поднялся, кастрюлей из бачка зачерпнул, подошел к клетке. Медведь в рост в ней подняться не мог, сел, подпер огромней башкой верхнюю стенку и просунул лапу между прутьев. И тут сыщик понял, о чем ему говорил артист, лапа вытягивалась и вытягивалась, казалось, иллюзионист показывает фокус. Гуров взглянул на лезвие когтей, прикинул, где минуту назад стоял, и поправил на своей голове прическу.
        Рогожин шлепнул ладонью по могучей лапе, что-то проурчал, продвинул овощи в клетку, почесал медведя за ухом, еще поурчал и, вернувшись к столу, продолжал, словно не отходил:
        - Я с этими попугаями, хотя чего умную птицу обижают, неизвестно… Я ни с кем объясняться не стал, бумагу порвал, сказал, мол, заболели мы, оба - враз. Тут началось! Нарушение контракта - пакостное дело, но не в первый раз, номер всегда заменить можно. Мы с Григорием ребята штучные, но у цирка в запасе есть не хуже. Заболтался я, скажу короче. Наверху поругались и замолкли, начали искать замену, сам понимаешь, Австралия не Тамбов, желающие найдутся. Я родом отсюда, - артист постучал пальцем по столу, - позвонил Лешке Колесникову, я ему сопли недавно вытирал, говорю, приеду вскоре. Собираюсь неспешно. Неожиданно звонят. То ли мужик, то ли баба, голос скользкий:
        - Мы вам, уважаемый, очень советуем ехать на гастроли.
        - Кто мы-то, говорю, вроде бы большевиков уволили.
        - Не занимайтесь политикой, берегите здоровье, отправляйтесь в Австралию.
        - Спасибо, отвечаю. Ты, сынок, загляни ко мне для беседы, я тебе про здоровье детально растолкую, ты потом всю жизнь эти детальки будешь складывать.
        Рогожин продрал седые заросли на груди, посопел, видимо, вспоминал, пытаясь восстановить прошедшие события.
        - Часа не прошло, вновь тренькают. Голос другой, солидный, спокойный. Извинился, начал чего-то про новые структуры объяснять, про коммерцию, я не понял толком, а в конце выступления выдал трюк - если поедете, выплатим десять тысяч долларов. Пять после подписания контракта, пять по прибытии в Мельбурн. Ну тут уж я закусил удила, на дыбы поднялся, - теперь Рогожин почесал в затылке. - Плохо я ответил. Мне бы не сегодня, а тогда Петру позвонить. Но ты пойми, парень, он мне за жизнь Григория деньги предложил. Прибыл сюда, приняли, как должно, я обустроился, - он указал на топчан и стол. - А чуть погодя заскакивает Иван Иванович, пацан, которого ко мне без надобности приставили, и тащит пакет с мясом и костями, килограмм пять, не меньше. Вы заказывали, вот прислали. Я спрашиваю: кто прислал-то? Пацан отвечает, что какой-то мужик незнакомый, вроде грузчик у Митрофановны - так зовут хозяйку магазина за углом. Иван Иванович мясо положил и не уходит, помялся и спросил:
        - Мастер, может, вы мне выделите чуток, мы мяса в этом году не видели.
        Рогожин помолчал, глотнул остывшего чая, взглянул сурово.
        - Ты вот смерть чуешь, я видел. У меня тут мурашки по плечам побежали, я отвечаю, непременно выделю, не сомневайся, иди пока. Он убег, а я думаю: мясо я никому не заказывал, и Лешка Колесников позаботиться об нас никак не мог, знает, что ни Григорий, ни я мясо не употребляем. Я отучился - вес растет, у Григория и вес на пределе, да он и без мяса мужик серьезный, начнет употреблять, сладу не будет. Случается, поклонники подбрасывают, но они обязательно лично являются, оно и понятно, на артистов поглядеть, ну и добротой похвастаться. А тут, по нынешним временам, такое богатство - и через посыльного. Не складывается, ну и, конечно, болтовня телефонная вспомнилась. В общем, прихватил кусочек мясца, сунул подарочек в дальний угол, выбрался во двор, где псина отощавшая шастает, выбрал самого замухрышчатого и подкормил.
        Сыщик так долго молчал, что посчитал возможным спросить:
        - И как? Сразу или на другой день?
        - К вечеру, - ответил артист, - а сотоварищи его порвали и тоже все полегли. Но то был только парад-алле, номер показывали на следующий день. Иду по городу, темно, фонарей у нас на всю Россию дюжина, из них десяток в престольной, сам знаешь. Ну я шагаю, такой порядок завел, перед сном хотя бы с пяток верст отмахать, вдруг чую, кто-то приглядывает за мной и не с любопытством, а зло и как бы перед ударом примеривается. Удар - это я так сказал, понимаешь. Меня в рукопашной завалить - надо бригаду ОМОНа вызывать, а подстрелить и один мерзавец способен. В общем, как мураши по плечам побежали. Я шаг придержал, башка седая, а дурная, привстал как раз у подслеповатого окна, оно тут же и тренькнуло. Ну и бежал, скажу тебе, как молодой конь, шаг-то у меня широкий. Все. Марш. Поклон. Артисты покидают арену… Ну как номер?
        Не то чтобы сыщик разволновался, скорее обрадовался. Ничего еще не просчитав, не поняв ничего толком, он почувствовал - история завязывается крутая, приехал не зря.
        Теперь молчал и ждал артист, удивления не выказывал, лишь шевельнул лохматой бровью, прошел к своему другу-напарнику, заговорил с ним ворчливо, почесывая загривок.
        - Михалыч, вы говорили, что у вас, кроме чудесного чая, и напитки имеются?
        Глава вторая
        Смерть первая
        Гуров налил в стакан на два пальца, пригубил и в который уже раз подумал, что мир набит не дураками, поэтому люди предпочитают виски, а рассказы о популярности русской водки - утешение для нищих.
        - Из каждой поездки ящик привожу, - Рогожин колдовал над свежей заваркой чая, - мы-то не употребляем, а для жизни абсолютно необходимо, жидкая валюта. В России лучшая взятка и самая лучшая оплата.
        Выложив суть своего дела и поняв, что людей беспокоил не зря, артист повеселел, лицом разгладился, заговорил легче, и его слова, мол, мы с напарником молчуны, были лишь нехитрым кокетством.
        - Эту валюту и министры, и мастеровые берут, и дела решают быстро, сноровисто, как положено. А провезти пару ящиков нам легче, чем фигу показать: сунул в угол Гришиной клетки, тряпками прикрыл, соломки бросил, вопрос решен. Пограничники, таможенники глянут - и ходу. Лет несколько назад, еще при большевиках, конфуз приключился. Молодой шустрый таможенник мне говорит: «Выведите зверя, желаю клетку осмотреть, в таких объемах вы можете любую контрабанду провозить». Я отвечаю, что, мол, стар, воспитан иначе, а Григорий не зверь, а очень даже большая умница, а в данный момент не в настроении и из дома не пойдет. А мальчонка губу отвалил, гнет свое, что он при исполнении, его долг блюсти, чтоб мы ему лапшу не вешали, иначе мы не соответствуем и все тут сплошной обман и провозим мы в клетке наркотики, золото либо иконы.
        Гуров лишь пригубил, боялся расслабиться и что-нибудь упустить, он старался только слушать и запоминать, но не получалось. Сыщик слушал, непроизвольно уже просчитывая ситуацию. «Человек отказывается от зарубежных гастролей. Возможно, за выступление „Русских медведей“ в Австралии некто получил взятку и ему отказ поперек горла. Возможно. Но десять тысяч долларов? Ради чего платить такие деньги? Каков же размер взятки? Положим, я в этих делах дилетант, - рассуждал Гуров. - Возможно, там оперируют такими суммами. Из чувства мести, за потерю „навара“ попытались отравить медведя. Допускаю. А вот покушение уже даже не двадцать два, а тридцать восемь. В данном вопросе, извините покорно, я профессионал и знаю, за что могут убить человека, а за что - нет. А вот если в твоей клетке собирались провезти серьезную контрабанду, а вы, уважаемый и заслуженный, в последний момент передумали, тогда дело иное». Ехал правильно, а прибыл не туда, одернул себя сыщик.
        - А история происходила при выезде, у меня ну ничегошеньки запретного, только грубости и дурости не терплю, потому закусил и на дыбки, - продолжал Рогожин. - Спокойно так отвечаю, мол, я заслуженного артиста из-за твоей сопливой фанаберии нервировать не стану. У меня есть начальство, а у тебя так его до чертовой матери, соберите съезд, пленум и решайте. Не наводи на грех, а то я тебя по попке вытяну, и устроишься ты в лазарете для малолетних. Ну, понимаешь, слова я употребил попроще, но смысл передаю точно. Я тебе не надоел, полковник? Я ля-ля, а тебе работать.
        - Почему же, очень интересно, - ответил сыщик. Мысли мелькали, сбивались, затем разлетались, он пытался только слушать, не анализировать. Позже, когда сыщик Гуров и человек Гуров останутся один на один, они спокойненько разберутся, профильтруют, рассортируют и попытаются сложить мозаичное панно. А сейчас главное, чтобы артист Рогожин заинтересованности милиционера не почувствовал, и Гуров беспечным тоном ответил:
        - К сегодняшнему ваша история никаким краем, но продолжайте, я любознательный.
        - Ты, я вижу, не пьешь, а так, для форсу, - Рогожин кивнул на стакан, который держал сыщик.
        Гуров вновь пригубил и поощрительно улыбнулся.
        - Да, история занятная, - Рогожин чуть помедлил и продолжал - Ну, мальчонка губу подобрал, вытянул рацию и бу-бу-бу, бу-бу-бу, однако дистанцию принял, ждет, наблюдает, чтобы я какую крамолу из клетки не утащил. Григорий лежит, лапой морду прикрыл, вроде спит, но я-то понимаю, прикидывается, хитрец. Подглядывает, интересно ему, смысла, может, и не понимает, а скандал точно чувствует, слышит, как я вздыбился.
        Надо пояснить, что в той поездке, уж куда мы тогда двигали, запамятовал, нам администратора со стороны подсунули. Уж сколько звезд у него на погонах было, либо партбилет особенный, не знаю, но мужчинка был не наш, не цирковой. Тогда за эти поездки глотку рвали, видно, он кому-то перекусил и устроился. Я Григорию корма подкинул, он лапой пригреб, жует, но из засады не выразит, любопытный, вроде тебя. Он и сейчас слушает и подглядывает.
        Первым прибежал наш, этот горлогрыз, и ко мне. Поначалу в голос: «Чего вы себе позволяете? Вы весь коллектив задерживаете. Вам так не пройдет!» Ну, а я повернулся и пошел к водителям трейлера чай пить. А с нами ехал коверный, классный мужик. Ему, конечно, самолет полагался, но он сказал, что желает со зверями прокатиться, но, полагаю, трепался, у него просто огромный перегруз был. Но мужик, говорю, классный, заслуженный и умнющий. Он этого бегунка-горлогрыза прихватил и шепнул ему пару слов неласковых. Тут начальник таможни подплыл, глаз с прищуром, щеки на воротнике разложил, дух от него, словно душ из первача принял.
        - Кто тут от досмотра увиливает?
        - Вот они, - отвечаю и указываю на Григория.
        - А вы, как понимаю, дрессировщик? - самогонщик совсем глазки прикрыл, ухмыляется. - И как же вы прославлять Родину собираетесь, если медведя из клетки вывести не способны?
        - Он артист и понимает, где работа, а где просто дурью народ мучается, - я чай допил, из кабины вышел.
        Тут администратор мне под мышку забрался, шепчет:
        - Михаил Семенович, родненький наш, не губите…
        Я ему локтем поддал, рассказывают, что он сутки слова вымолвить не мог, повернулся к самогонщику и говорю:
        - Не верите, пожалуйста, я попробую. Только вы лично отойдите, Григорий ваш дух не принимает, может меня отпихнуть, выскочить, а тогда не только от вас, - помню, я тогда на небо посмотрел, в нем беленькие барашки кудрявились, - от всей вашей таможни мало чего останется. А Григорий стоит куда дороже вашего сарая, так что стрелять в него не посмеете.
        Ну, правда, позже выяснилось, что я этого мордоворота недооценил, а тогда он ухмыльнулся широко и отошел спокойненько. Я к Григорию забрался, чую, неспокойный, поднимается, я уж думаю, не заигрался ли, саданет он мне, действительно выскочит и быть беде. Оглаживаю, слова ласковые урчу, амуницию положенную одеваю. Гоша и обмягчал, решил, что работать будем. А у нас номер есть, когда я его якобы с арены увожу, а он меня с ног сбивает, перед этим номером я ему определенный сигнал подаю. Ну я сигнал подал, тяну его из клетки, а он меня лапой по ногам. У меня второй пары нет, ноги я, понятно, заранее приподнимаю, только этого не видно. Грохнулся на пол клетки, гулко получилось, выскочил из клетки, запер, руками развел, говорю:
        - Если начальство желает, может само попробовать.
        Таможенник ощерился и отвечает:
        - Начальство желает блюсти интересы Родины, - повернулся и махнул рукой.
        Рогожин выдержал паузу, огладил седую голову, улыбнулся, вспоминая, и продолжал:
        - Подозвал мордоворот нашего ветеринара. Тут я допер, чего так долго таможня не появлялась, он мозги еще не пропил, ко встрече со мной приготовился. Понял, сейчас Григория усыпят. Кляну себя, что в бутылку полез. Ты же видишь, какой я здоровый, коли залез, так мне уж назад никак… Я встал перед клеткой, руки на груди скрестил, молчу. Поверишь, полковник, вспоминаю, ну стыдоба, ведь мне тогда уже полтинник минуло… Тут этот, видно мать его против воли родила, и преподнес:
        - Либо немедля медведя усыпят и клетку тщательно досмотрят, либо я дам приказ все ваше хозяйство полностью обыскать и решу соответственно. Ясно? Думаете, не знаем, чего везете и где прячете? Выполняйте! - и пошел вразвалочку.
        А надо сказать, к тому времени уж весь наш народ: водители, обслуга, много кого - подтянулись, наблюдают. Поначалу-то ребята забавлялись, все на моей стороне, а как услышали, враз потускнели. Каждый считает, сколько у него водки либо икры, у кого хохлома, которую таможня враз может национальным достоянием посчитать. Глянул я в лица сотоварищей, уж на заслуженного коверного и глаз не поднял, понял: спекся Михаил Рогожин, кивнул ветеринару, пошел в кабину трайлера, вытянул из-под сиденья пузырек водительский, размотал и проглотил разом.
        Горькая история, тяжело вспоминать, думал сыщик, разглядывая янтарную жидкость в своем стакане. И к чему же ты ее вспомнил и зачем рассказал? Разрывая нависающую паузу, Гуров как можно беспечнее спросил:
        - Как же такого гиганта без вас усыпить можно? Он что же, ветеринара подпускает?
        - Зачем? - удивился Рогожин. - Техника отработана, шприц заряжают, чем положено, вставляют в специальную трубку и выдувают, как выстреливают. Куда попасть, ветеринар знает, Григорий на полчасика и отрубается.
        Артист неожиданно рассмеялся, медведь в ответ ухнул, завозился, тряхнул клетку.
        - Но программа на том не кончилась, - объяснил свой смех Рогожин. - Григорий прилег, таможенник понятых пригласил, клетку обшарил, там, кроме медвежьего говна, прибрать в дороге не успели, ничегошеньки. Мальчишка каблуком по доскам стучит, пищит, мол, под полом желает осмотреть. Ну желать-то чего угодно позволено, только как триста с лишним килограммов живого веса с места сдвинуть? Да ежели они проснутся? Когда в клетке ничего не нашли, люди повеселели, на меня уж не скалятся, озорно подмигивают. Я же не употребляю, поэтому водка к тому моменту до места прибежала, меня размагнитила, стою расслабленный, вдруг за спиной как рявкнут, что мой ротный старшина:
        - Кончай цирк! Дорогу артистам!
        Я повернулся, начальника таможни не узнаю, щеки на положенном месте, глаза открылись, умные, с хитринкой, снизу на меня смотрят, не мигают. Народ весело забегал, клетку в трайлер покатили, моторы ожили. А начальник приятным баритоном говорит:
        - Вы, уважаемый Михаил Семенович, своему напарнику шалить не позволяете, иначе он вас слопал бы. Так и я спускать неповиновение права не имею. Сегодня медведь не вышел, завтра груз нет возможности разобрать либо дверь заклинило, да и вообще, вертухай, пошел бы ты по известному адресу. Так что мы с вами, считаю, по краям, желаю удачи, всего вам наилучшего. А что клеточка пустая и под полом у вас ничего нет, я и не сомневался. И последнее, - он мне подмигнул, - к сожалению, на горьком опыте испытал, водка ни черта не помогает.
        - Ну как, полковник? - Рогожин взглянул на Гурова снисходительно. - В человека не залезешь, никак его не поймешь. Потому я твоей работе не только не завидую, ну просто не приведи Господь.
        Сыщик согласно кивнул и сказал:
        - Человек - это звучит гордо? Человек - это звучит загадочно. Так, Михалыч, значит, вас все-таки таможня не досматривает.
        - Слух быстрее звука, - улыбнулся Рогожин. - К тому же звук величина постоянная, а слух, как лавина с гор, чем дольше летит, тем страшнее. Сначала прошелестело, что Григорий таможенника покалечил, вскоре, что задрал, потом окровавленные трупы начали, не считая, выносить. Сегодня на таможню прибываешь, сразу объявляют: «Миша и Гоша? Проходи!»
        - Значит, нет худа без добра, и я пью контрабандное виски, - подвел итог сыщик и быстро сменил тему: - Вы с тем мясом как поступили?
        - В канализацию спустил.
        - Значит, Ивану Ивановичу рассказали?
        - Зачем? Я на базаре пару килограммов купил, парню отдал.
        - А дохлые собаки?
        - Ветеринарка увезла.
        - Значит, концов не найти, - сказал сыщик. - Плохо. Мне хотелось бы знать, чем конкретно травили.
        - Обижаете, полковник, - артист подошел к стоявшему в углу холодильнику, вынул из заморозки заиндевевший комок фольги, положил на стол.
        - Вы умница, Михалыч, - сыщик тронул фольгу пальцем, спросил: - Тогда вы и треснувшее в тот вечер перед вашим носом окно тоже найти можете?
        - Обязательно. Пулю искать будете?
        - Все-то вы знаете, - Гуров на Рогожина не смотрел, потому что артист с каждой минутой нравился ему все меньше. - А выстрела не слышали?
        - Не слышал, - Рогожин пожал могучими плечами. - Так, я полагаю, в таких случаях глушителем пользуются…
        - Да, случается, - ответил неопределенно сыщик, пытаясь найти ответ, почему странный приятель генерала Орлова, такой сильный и, казалось бы, открытый, так внезапно разонравился?
        Гуров хотел затянувшийся разговор закончить, передумал и, допив виски, спросил:
        - Не торопитесь? Тогда по чашечке чая на дорогу.
        Рогожин взглянул на часы и начал возиться со своими баночками и пакетиками, а Гуров отошел к клетке, только встал уже у противоположной стены. Сыщик не разглядывал знаменитого Гошу, хотел побыть от артиста в отдалении, скрыть свое напряжение и сориентироваться.
        «Так что все-таки произошло? Что насторожило? Держится человек уверенно, раскованно, что часто присуще артистам. Но какая-то в нем двойственность есть, точнее раздвоенность. Человека во многом определяет речь, манера говорить, словарный запас. Рогожин же говорил как бы на двух языках. В основном он объяснялся на простецком, даже мягко-блатном и тут же произнесет несколько фраз на литературном, с претензией на изысканность. Орлов познакомился с Рогожиным около сорока лет назад, виделись они крайне редко, так что характеристики, данные генералом, следует забыть. Я запутался, необходимо сосредоточиться, все отбросить и попытаться выяснить лично для себя, как в детстве, хороший перед тобой человек или плохой?»
        Сыщик давно изобрел нехитрый тест, помогающий почти безошибочно получить ответ на столь сложный вопрос. Гуров подозревал, что изобрел велосипед, на котором катались еще несколько веков назад, но сыщик на свое детище и не пытался приобрести патент, применял при необходимости, не мучаясь вопросом: придумал он новое или использует давно забытое старое.
        Свежий чай имел иной букет и понравился Гурову еще больше, о чем он и сообщил Рогожину.
        - Спасибо. Я кофе не отрицаю, но чай значительно богаче, разнообразнее, если так можно выразиться - палитра шире. Искусство заварить невелико, необходимы настоящий чай и дополнительные компоненты. Я езжу, имею эту возможность, а не будет, значит, не будет, такова жизнь, - Рогожин поставил пустую пиалу и спросил: - Так что еще тебя интересует, полковник?
        - Из работников цирка либо артистов сегодняшней программы вы никого не подозреваете в чем-либо дурном?
        - Нет, - решительно ответил артист, и было понятно, что он над этим вопросом уже ломал голову.
        - Кто здесь директор?
        - Так ясно же, Лешка Колесников.
        - Что он за человек?
        - Нормальный, иначе я бы сюда не приехал. В молодости кувыркался на арене, акробат, нижний. Однажды ему в плечо неудачно пришли, какой-то нерв придавили и с позвоночником чего-то, заметил, он слегка подбородком дергает, словно ему воротник жмет. С ареной Лешке пришлось расстаться, переживал шибко и заболел, - Рогожин щелкнул себя по горлу. - В России болезнь популярная, уже совсем доходил, но выбрался, причем сам, без врачей и химии, с тех пор ни грамма. Был администратором, шестой-седьмой год, как директор. С виду Лешка простак, но не верь, мужик серьезный, держит всех! - артист сжал пальцы в кулак. - По старым меркам, а уж по нынешним тем более, Лешка мужик деловой, но порядочный.
        - Ну, а Сильвер?
        - Та же и история, под копирку. Выступал, сломался, охромел, заболел тем же, на дно опустился. Лешка его, считай, из канализации вытащил. Сегодня в цирке такой закон, выкурил сигарету - сто рублей, выпил - тысяча. Так что ты, полковник, здесь навыступал, - Рогожин указал на стакан и окурки, - соответственно. Однако Михаил Рогожин некоторым образом государство в государстве, и находишься ты под моей защитой. Сильвер хитер, оборотист, торгует, подворовывает помалу, да и не помалу тоже, но парень верный, слово держит, патриот цирка. Как мне доложили, когда цены отпустили, рубль изничтожился и надвинулся голод, Сильвер многодетную семью собой подпер, практически содержит.
        Отвечая на вопросы Гурова, артист не ведал, что проходит тест: не столько рассказывает об окружающих людях, сколько дает возможность разобраться сыщику в сути Михаила Рогожина, хороший он или плохой. Сыщику было важно понять, какие черты выделяет в человеке Рогожин, как он относится к добру и злу, очень важна интонация. Можно назвать человека мерзавцем с удовольствием, а можно с сожалением. Оценивая услышанное, сыщик всегда помнил, что человеку присуще лицедейство, он придумал самого себя, вжился в образ и играет не только перед собеседником, но и перед самим собой, поэтому может быть абсолютно искренним, но отнюдь не правдивым, слова его нельзя принимать за чистую монету. Такому ролевому самоуправлению особенно подвержены люди закомплексованные. Сыщик давно убедился, что Михаил Рогожин комплексами не мучается. Тщеславен сверх меры и потому Гурова все время называет полковник, не отдавая себе отчета, что этим постоянно подчеркивает: раз прислали полковника, то, значит, он. Рогожин, - генерал. А так артист - человек в себе уверенный, сильный, к лицедейству не склонный, видимо, врет только при
необходимости, а в обыденной ситуации не только искренен, но и правдив.
        - Лешка коллектив в цирке собрал подходящий, каждый на своем месте. Артисты сюда едут с удовольствием, - Рогожин снова взглянул на часы, но сыщик не шелохнулся, знал, когда время наступит, хозяин скажет без обиняков. - Программа у Колесникова всегда сильная, проходных номеров мало. И совершенно уникальный коверный, я таких в стране не видел. А в книжке Никулина вычитал, что в тридцатые-сороковые годы был в расцвете клоун Мусля. Судя по тому, что Юрий Владимирович пишет о Мусле, местный клоун по кличке Классик такого же мирового класса.
        - Михаил Семенович, а почему вы не попытались выяснить у парнишки, который принес отравленное мясо, кто ему это мясо передал? - спросил Гуров, забирая со стола комочек фольги.
        - Ивана Ивановича? - Рогожин растерялся. - Почему у него не спросил?
        Гуров молчал, смотрел на хозяина со спокойным любопытством.
        - Я спросил… Нет, не спрашивал… А что ты, собственно?… - Рогожин начал медленно подниматься.
        Гуров сидел, ему снизу показалось, что гигант сейчас подопрет потолок. Сыщик знал, что если он хочет этому человеку помочь, то артиста сразу же следует осадить и поставить на место.
        - Вы не на арене, Михаил Семенович, и даже не на таможне. «Я закусил», «я вздыбился», об этом вы мне рассказывали, теперь же вот и показали. И хватит, - тон у сыщика был спокойный, нейтральный.
        Рогожин опустился на стул, смотрел удивленно, будто увидел полковника Гурова только сейчас.
        - Так почему не спросили?
        - Иван Иванович… - заворчал Рогожин, махнул рукой. - Это долгая история, а нам пора на работу.
        - Хорошо, - Гуров поднялся. - Во сколько мне зайти? Мы пройдемся по городу, вы расскажете мне другую историю и покажете простреленное окно.

* * *
        Миша и Гоша разминаться отправились во внутренний двор цирка, Гуров прошел кулисами в полутемное фойе, остановился в раздумье, решая, что следует предпринять. «Ты, главное, сыщик, не торопись с анализом», - уговаривал себя Гуров.
        Так. Отдать мясо в лабораторию, найти треснувшее окно, попытаться разыскать пулю. Начальника местного уголовного розыска Гуров знал и еще в Москве решил, что в крайнем случае обратится к нему за помощью. Сыщик предпочитал работать один, но нужен был химический анализ и обыск квартиры, в которой прострелено окно, если такое окно вообще существует. Поэтому без помощи не обойтись. «Все надо сделать сегодня, можно чуть позже, а сейчас надо познакомиться с Иваном Ивановичем», - решил Гуров и пошел сумрачным коридором вокруг арены.
        Утренние репетиции закончились, служащие занимались уборкой, на сыщика никто внимания не обращал, здоровались и продолжали заниматься своим делом.
        Как же его разыскать, прикидывал сыщик. Зайти к директору? Как объяснить интерес московского корреспондента к рабочему?
        - Ищете кого?
        Гуров услышал чуть хрипловатый голос, повернулся и увидел парня, который единственной рукой опирался на метлу, пустой рукав рабочего комбинезона был аккуратно заправлен под поясной ремень.
        - Добрый день, - сказал Гуров. - Ивана Ивановича не видели?
        - Добрый, добрый, - парень кивнул, посмотрел Гурову в глаза. Сыщику и преступнику либо человеку, недавно отбывшему срок, при встрече визитные карточки не нужны, достаточно внимательно посмотреть друг на друга.
        - Журналист, значит? Так я и полагал, что из вашей газеты должны вскоре прибыть.
        Рогожин от разговора об Иване Ивановиче уклонялся, теперь понятно почему: у парня руки нет, а судимость есть. Сыщик понял, с кем встретился, и ответил:
        - Так не по своей воле, Иван Иванович, и не от безделья, так что извини.
        Иван Иванович был среднего роста, в жилистой фигуре чувствовалась сила, белобрысая пацанья голова, глаза взрослого, умудренного человека, жесткие морщины от угла рта. Такого парня Ванюшкой никак не назовешь, потому и звали его в цирке по имени и отчеству.
        - Чего уж, - Иван Иванович поставил метлу в угол, присел на лежавший вдоль стены свернутый ковер, достал было сигарету, вздохнул тяжело и спрятал в карман.
        Гуров сел рядом, тоже вздохнул, не решаясь начать разговор, Сыщик точно знал, что нельзя сочувствовать и спрашивать, как там, за что и когда. А с чего начать, не знал, потому молчал.
        - Слушай, начальник, может, у Бога только один молоток, гвоздей нет, лишь моя голова?
        - Не греши, Иван. Вижу, досталось, но многим выдано и поболе.
        - Вот мать твою, коль не самый крайний, считай, что первый, - Иван Иванович сплюнул, но тут же плевок затер. - Потащите на допрос?
        - А если без протокола просто потолкуем?
        Иван Иванович провел на зоне для несовершеннолетних около двух лет, успел усвоить, что оперу никогда не верь, вдвойне не верь, когда он тебе что-либо дарит.
        - Не, без протокола только о девках, - ответил парень, набычившись, натужно соображая, какую корысть хочет иметь этот залетный. А может, вербует? От такой мысли аж в горле запершило. Он помнил изрезанный труп парня, которого заподозрили в стукачестве.
        Гуров был не просто опер, а сыщик Божьей милостью, и сомнения Ивана Ивановича не являлись для него секретом.
        - Официально допрашивать я тебя пока не могу, нет дела, нет свидетелей. Хочешь - поговорим, не желаешь - бери метлу. А малолетку вербовать я не собираюсь, да и толку от тебя, извини, никакого.
        - Точно, - радостно согласился Иван Иванович, - сел по глупость, связей у меня никаких. Я из цирка-то выхожу, если в кино боевик показывают, - он взглянул на Гурова и осторожно улыбнулся.
        Сыщик тоже улыбнулся, он верил парню, однако отраву передали именно через него, человека судимого, такое совпадение настораживало.
        Гуров молчал, зная, что от милиции ждут вопросов, но пока доверие не установилось, следует выждать.
        Ободренный доброжелательной улыбкой Иван Иванович чуть расслабился, не таясь разглядывал «журналиста». Мужик прибыл из Москвы, в годах (известно, что в шестнадцать сорокалетние чуть ли не стариками видятся), наверняка в больших чинах, уверенный, сила чувствуется, но он ее не выказывает, даже прикрывает. Для своего возраста Иван Иванович обладал незаурядной наблюдательностью и умом. «Волкодав, - продолжал рассуждать парень, - стелет мягко, но меня не отпустит, надо вырываться самому».
        - Когда дело возбудите, будет допрос, - Иван Иванович облизнул сухие губы. - Я вам сейчас правду скажу и другого ни в кабинете, ни в изоляторе от меня не услышите. Я того мужика, что сумку с мясом для медведя передал, раньше не видел и опосля тоже. Мужик, полагаю, битый, не из наших краев, скорее из ваших.
        - Я тоже так полагаю, - Гуров поднялся, отряхнув брюки, посмотрел в глубь коридора, оглянулся, никого не заметил, сказал:
        - Если спросят, о чем с москвичом беседовал, скажи, что журналист о быте цирка расспрашивал. Даже лучше, если ты сам среди своих обмолвишься, мол, настырный москвич подловил и дурацкие вопросы задавал.
        - Будет сделано! - Иван Иванович вскочил, схватил метлу.
        - Иван, а как тот битый мужик выглядел? Возраст, рост, каков окрас?
        Иван Иванович заговорил легко и быстро, чувствовалось, что к вопросу давно подготовился:
        - Лет тридцати, росту моего, в джинсовом костюме и кроссовках, волосы темноватые, но не кавказ, глаза такие, не разберешь, мутноватые, наколок, рыжих зубов не видел.
        - Вор, мошенник, катала, какой окраски? - спросил сыщик.
        - Не, командир, мужик в зоне не был, да и не мажет под делового, говорит вежливо, культурно, слов не употребляет, - Иван Иванович топтался, нетерпеливо помахивая метлой.
        Гуров отлично сознавал, что мучает парня, но своего главного вопроса еще не задал и, словно вот только его вспомнил, шлепнул себя по лбу, опустился на место.
        - А, черт! Как я раньше-то не допер? - и начал быстро спрашивать: - Тебе Рогожин говорил, что мясо отравленное?
        - Нет.
        - Как же узнал?
        Иван Иванович потускнел, оперся на метлу, шепотом выругался, а вслух сказал:
        - Опер, он из Москвы или с Марса прибудет, суть одна - подловить.
        - Ну извини, потерпи чуток, пойми, мне необходимо знать, - говорил Гуров просительно, даже прижал ладонь к груди, - я тебе верю, не подлавливаю.
        Искренность и неожиданная открытость москвича, человека явно сдержанного, удивили и обескуражили. Оперу полагалось стучать кулаком, грозить, начальник же сочувствовал, даже просил.
        - Секрет не велик, - Иван Иванович тоже сел на место. - Ну, во-первых, я мясо в сумке видел. Хорошее мясо, но старое. А Михалыч мне другое дал, светлую мякоть, явно с базару. Раз! Все собаки передохли в одночасье. Два! И Михалыч раньше меня привечал, а тут сторониться начал. Три! Он письмо в ящик опускает, я мимо иди, Михалыч меня притормозил, загудел, начал объяснять, кому письмо шлет. Я все сложил. Вот и получилось.
        - Хорошо, Иван, получилось, - сказал Гуров. - Твое счастье, что ты кусок из той сумки себе не взял. Все, я пошел, спасибо за помощь. Лишних слов не говорю, ученого учить только портить. Как к директору пройти?
        - В ту дверь, - указал Иван Иванович, - на второй этаж, по коридору направо.
        Сыщик зашагал в указанном направлении, услышал за спиной, как парень насвистывает веселенький мотивчик.
        Гуров к Колесникову не пошел, подождал, пока Рогожин освободится. Они молча шагали несколько кварталов, артист показал сыщику окно, в которое якобы неделю назад залетела пуля. Сейчас стекло было целое. Гуров проводил Рогожина назад к цирку, попросил временно от прогулок воздержаться и позвонил в управление милиции.

* * *
        Начальник уголовного розыска, майор милиции Семен Григорьевич Фрищенко был лет пятидесяти, невысок, сутул, плешив, походил на человека, которого жизнь так замордовала, что он уже давно сдался, болтается в ней лишь по инерции, плохо слышит и видит, ничем не интересуется. Частично так все и было: и замордовала, и не интересуется, его зрение и слух зависели от ситуации, но розыскник Фрищенко был умелый, при необходимости старательный.
        Сыщики встретились на улице. Гуров не хотел показываться в конторе и поостерегся приглашать майора в гостиницу, где его, естественно, знали.
        - Здравия желаю, товарищ полковник, - сказал Фрищенко, вяло пожимая протянутую Гуровым руку.
        - Здравствуй, Семен Григорьевич, - ответил Гуров. - Не гляди волком, никто тебя обкладывать не собирается.
        - Ага. Ты мне приглашение на «Поле чудес» привез.
        Они прошли в пустынный сквер, присели на кособокую сырую скамейку. Гуров сказал о деле то, что считал нужным, передал фольгу с кусочком мяса. «Если окно действительно прострелено и пулю найдешь, дело пока не возбуждай», - сказал, прощаясь, Гуров.
        - Нет, я сейчас все брошу и начну пристраивать себе на шею еще один висяк, - ответил майор и с щемящей тоской в голосе спросил: - А ты не мог в другой город податься? Россея большая, - не доставая платка, шумно высморкался, махнул рукой и зашагал в грязные сумерки.
        В гостинице, несмотря на ее затрапезность, после промозглой, хлюпающей улицы показалось как в родном доме. Гуров купил три талона для междугородных телефонных переговоров, узнал, что буфет закрыт, а в ресторане нет мест, поднялся в номер, начал звонить в Москву. Орлова сыщик нашел быстро, в служебном кабинете, где, видимо, генерал и ждал звонка.
        - Что скажешь, какие новости? - опуская приветствие, спросил Орлов.
        - Сыро, грязно, голодно, мой друг генерал Орлов - человек сложный…
        - Зато ты простой, - встрял Орлов.
        - Чиновник, не перебивай трудягу. Прежде чем показать мне письмо своего друга-медвежатника, ты наводил справки. Быстро, у меня лишь пять минут. Что ты выяснил и кто еще знает о действительной цели моей поездки?
        - Добытую мной информацию - не дам, она будет тебе только мешать, - ответил Орлов. - А кто знает? - он помолчал. - Два человека. Что-нибудь не так?
        - Ты мне не скажешь - я тебе не скажу, мы будем работать дружно. А пока, товарищ генерал, выясните, пожалуйста, нет ли у наших подопечных каких-либо профессиональных устремлений на Австралию? Только не спрашивайте, каких устремлений. Я понятия не имею. В нашем хозяйстве последнее время упоминалась Австралия? Гражданин, груз, кенгуру в конце концов!
        - Понял, - ответил Орлов. - Мне не нравится твой вопрос о том, кто знал.
        - Мне тоже.
        - Ладно, молчи. Как тебе Рогожин?
        - Все такой же плюгавый.
        - Горбатого…
        Что там с горбатым, Гуров не узнал, женский голос прочирикал нечленораздельное и прихлопнул разговор частыми гудками.
        - Так тебе и надо, - произнес вслух Гуров и начал вновь дозваниваться в Москву, но уже по другому номеру.
        Второй разговор состоял из коротких фраз и длинных пауз, сыщик это предвидел и оплатил заранее десять минут.
        - Добрый вечер, Борис Андреевич, вас беспокоит некто Гуров.
        Как сыщик и ожидал, аплодисментов не последовало, даже послышался тяжелый вздох.
        - Давно жду звонка, думаю, куда это пропал Лев Иванович?
        - Я хотел бы с вами увидеться.
        - Так я по звонку понял, вы вроде бы не в Москве.
        - К сожалению, - Гуров тоже вздохнул и назвал город. - Гостиница «Центральная». Завтра.
        - Да… Простенько, но со вкусом, - ответил абонент и умолк, вновь вздохнул и ответил: - Хорошо.
        - Возьмите ручку и запишите, - сказал Гуров. - Я просил бы вас прихватить с собой… - и сыщик продиктовал, что конкретно ему требуется.
        - Так откуда же у меня?
        - Вместо Мельника кого избрали? К тому человеку и обратитесь, у него есть.
        Десять минут истекли. Гуров выслушал невнятный голос телефонистки и положил трубку.
        Гуров весь день не ел, понял, что если хоть чего-нибудь не перекусит, не выпьет горячего чая, то не уснет, решил спуститься в ресторан и проверить, насколько тот переполнен. Сначала пришла в голову мысль, что следует переодеться. Сыщик глянул в мутное зеркало, оценил свой поношенный джинсовый костюм положительно, заглянул в ванную, причесался, протер лицо и руки одеколоном. Начал искать ключ от номера, когда в дверь постучали и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошел мужчина лет тридцати пяти.
        - Добрый вечер, Лев Иванович, - незваный гость поклонился, и сыщику показалось, что он прикрыл поклоном улыбку. - Я ваш сосед - Соснин Сергей Петрович, конечно, просто - Сергей. С моей женой вы познакомились утром.
        - Здравствуйте, Сергей. У вас отличная «тойота», проходите, - сказал Гуров.
        - Наоборот, Лев Иванович, это мы вас приглашаем в наш номер. Услышали, что вы вернулись, подумали, человек мотался по этому кошмарному городу, наверняка голодный, нынче это проблема, а супруга у меня - дама предусмотрительная. Так как?
        - Спасибо, я действительно оголодал. Сейчас позвоню администратору, скажу, что я у вас.
        - Пойдемте, не стесняйтесь, от нас позвоните, - Сергей посторонился, взял Гурова под руку.
        Ольга Дмитриевна оказалась дамой не только предусмотрительной, но и не ограничивавшей себя в расходах, что, впрочем, Гуров понял еще утром, лишь взглянул на бутылки.
        Что ведет себя уж слишком по-простецки, сыщик подумал тогда, когда доедал последнюю чешскую сосиску. Пока гость насыщался, супруги болтали между собой. Женщину сыщик рассмотрел еще утром, сейчас приглядывался к мужчине. Хорошего роста, худощавый, чуть сутулый, в импортном, наверняка дорогом костюме, лицо вытянутое, щурится близоруко, в общем, типичный интеллигентный преподаватель либо ученый. Не только сыщику, сегодня любому обывателю ясно, что таких денег и подобной женщины ни в большевистском прошлом, ни в неизвестном будущем у интеллигента не было и быть не может.
        Гуров вообще ел мало, даже очень голодный насыщался быстро, сейчас увлекся, уж больно интересно наблюдать за супругами. Бывает театр одного актера, а тут случился театр одного зрителя.
        Утром Ольге Дмитриевне понадобилось прикурить, вечером она обеспокоилась, не оголодал ли сосед. Душевные люди на Руси всегда жили, надо думать, не перевелись и сейчас. Поживем - разберемся, широта ли души побудила людей так вкусно накормить голодного человека либо ими движут более современные и корыстные цели.
        Супруги говорили о житейских делах и общих знакомых, деликатно подчеркивая, что сосед может не стесняться и есть в свое удовольствие. Вырез на платье женщины начинался чуть выше пояса, и когда она подошла и наклонилась к Гурову, чтобы наполнить стакан, то тяжелые атласные груди заколыхались у лица сыщика. Он поднял взгляд выше, посмотрел ей в лицо, женщина, лукаво улыбаясь, показала ему язык, как бы говоря: знаю, знаю, но не твое. Гуров решил игру принять и театральным жестом прикрыл ладонью лицо.
        - Сергей, мужчина наелся и начинает меня соблазнять, - вильнув бедрами, она быстро отошла к мужу, прося защиты.
        - Здоровые инстинкты, - рассмеялся Соснин. - Сейчас мы со Львом Ивановичем со скуки выпьем, еще не то будет.
        - Фи, мужлан, - Ольга Дмитриевна дернула плечиком. - В присутствии красивой женщины вы собираетесь пить со скуки.
        - Красивой? Дорогая, тебя подло обманули. Ты сексапильная.
        - На мой вкус, это на порядок выше, - подал реплику Гуров. Зазвонил телефон, и ни пьянки, ни древнейшей игры не состоялось. Соснин снял трубку, ответил, протянул Гурову.
        - Лев Иванович, вас просит малоинтеллигентный мужчина.
        - Слушаю, - сказал Гуров.
        - Фрищенко говорит, - голос у майора был действительно простоват. - Там отводной трубки нет?
        - Я слушаю, - ответил Гуров.
        - Началось. Приезжай, креста на тебе нет, полковник.
        - Куда?
        - В цирк. Знал, коли прибывает важняк, значит, руби доски на гробы! Но не сей же момент!
        Гуров положил трубку, взял бокал с коньяком, который так и не попробовал, сначала отставил, потом пожал плечами, выпил.
        - Что-то случилось? - женщина смотрела участливо, искренне, без кокетства.
        - Игры, - ответил Гуров. - Игры на лужайке. Есть такая профессия - репортер. Спасибо, извините, - поклонился и быстро вышел.

* * *
        - Удар ножом под левую лопатку, прямо в сердце - смерть наступила мгновенно пять-шесть часов назад, - врач говорил уверенно, обмолвился, что вскрытие ничего не добавит. Труп нашли в деннике, обнаружили благодаря рыжей кобыле, которая к вечеру стала вести себя неспокойно, позже начала биться. Конюх вывел ее на прогулку, кобыла успокоилась, а вернуться в стойло отказалась. Конюх стал искать причину, отбросил складированное в углу сено, там он и лежал, обхватив единственной рукой поджатые к груди коленки, походя на уснувшего мальчишку.
        Конюх позвал живущего в соседнем доме Александра Аверкова, то бишь Сильвера. Следом заторопился сосед, клоун Куприн, который позвонил сначала директору, а уж потом в милицию. Такую последовательность событий установят позже, на допросах, а сейчас дирекция, милиция, живущие при цирке артисты тыркались бестолково, подходили к трупу, некоторые заглядывали в спокойное лицо Ивана Ивановича.
        Даже будучи лицом официально старшим, находясь на месте преступления, полковник Гуров пережидал эту сцену, стоял в стороне. Отработал фотограф, закончил осмотр врач, криминалисту тут делать нечего, кобыла перепахала пол, а на неструганых досках пальцевые отпечатки не остаются. Собаку сразу увели, она существо умное, самолюбивое, ни один проводник издеваться над другом не позволит.
        Гуров стоял во дворе, курил, непроизвольно, совершенно бессмысленно отмечал присутствующих.
        Седой головой возвышался над всеми Рогожин. Хоть и темно, а сыщик видит, как задубело лицо ветерана. Колесников, по кличке Капитан, стоит набычившись, опустив плечи, выставив тугой живот. Вокруг директора движение, люди подходят узнать, нет ли каких указаний. Капитан голову поворачивает тяжело, будто через силу, дергает подбородком, кривит в ответ губы. Сильвер на месте не стоит, хромает от группы к группе, в свете одинокого фонаря сверкнет золотым зубом.
        «А ведь Сильвер, похоже, сидел, - лениво думает сыщик. - А может, и удержался, но ходил по краю. Это точно».
        Высокий худой мужчина с огромными, словно подведенными глазами, ломкий и беззащитный, видимо, клоун Куприн, по кличке Классик. Он стоит неподвижно, сжимает и разжимает пальцы. Сыщик, конечно, не слышал, но почему-то был уверен, что пальцы хрустят. И еще сыщик полагал, что клоун и зарезанный парень молчаливо дружили.
        Еще один цирковой, но о нем сыщик ничего пока не знает. Среднего возраста и роста, с красивым медальным профилем а-ля Ален Делон. Он в костюме, белоснежной рубашке и при галстуке, видимо, так одевается повседневно.
        Служащие отдельной группой, они стремятся быть вместе. Сыщик почему-то решил, что убийцы среди них нет. Сознание шарахается в сторону, формируется в совершенно непотребную мысль о том, что соседи, когда он вернется, будут, конечно, спать, и выпить, оглушить себя и заснуть не удастся.
        Милицейские держатся спокойно. Они к трупам привыкшие, покойника не знали. Для коллег полковника Гурова одна беда - мокрый висяк, значит, ломаются планы, отменяются отпуска, намеченные субботние бани и рыбалка.
        «Наверно, я так по старинке рассуждаю, - одергивает себя сыщик. - Это в моей молодости убийство ставило всех на голову, сегодня убийство просто лишняя неприятность. Наговариваю». Сыщик оглянулся, увидел майора Фрищенко, неторопливо подошел, достал блокнот и сказал:
        - Товарищ майор, несколько слов для прессы, - и отвел в сторону.
        - А откуда ты, конспиратор, знаешь, что я тут старший, да еще и майор?
        - Люди подсказали, - Гуров ткнул в темноту. - Видишь, сколько людей?
        - Ну, доволен, значит, прибыл не зря? Черт тебя принес, Лев Иванович!
        - Побойся Бога, Семен Григорьевич, - миролюбиво ответил Гуров. - Будто я убийцу из Москвы привез.
        - Может, и нет, но не толкался бы тут, парня бы не зарезали, факт. Окно прострелили, и пулю мы из стены ковырнули, тоже факт. Но стреляли - уж неделя прошла, а ты прибыл… - Фрищенко замолчал, махнул рукой. - Иди спать, кого надо, мы допросим, позже познакомишься.
        Гуров согласно кивнул и отошел, чуть не налетел на Колесникова.
        - Писать будете? - Капитан воинственно задирал подбородок, но глаза у него были больные, растерянные.
        - Это не по моей части, - ответил Гуров. - А блокнот я рефлекторно вытянул, вот ничего и не написал. Спокойной ночи. Извините, совсем плохой.
        Так закончился первый день.
        Глава третья
        Бессонница
        Он лежал на спине, скрестив руки, спрятав ладони под мышки, согреваясь. Поначалу было холодно, топить в гостинице перестали. Видимо, отцы города полагают, что раз март по календарю месяц весенний, то не важно, какая погода на дворе, следует беречь энергию.
        Стараясь заснуть, Гуров обычно заставлял себя думать о море, ритмично накатывающих волнах, о загадочном сумраке под волнами, призрачных растениях, рыбах. Сегодня он таких попыток даже не предпринимал, вглядывался в сухой профиль Ивана Ивановича, допытывался, о чем же парень промолчал. «Что вообще он мог знать? В пьяной драке, при неудачной попытке ограбления могут убить случайно, с испугу. Ивана зарезал профессионал, который хотя и плевал на чужую жизнь, к собственной относился бережно и на такое убийство пойдет только в крайнем случае. Парня зарезали примерно через час после нашего разговора, значит, нас видели. В цирке находился либо убийца, либо соучастник-осведомитель, последовала передача информации, затем приказ и исполнение. Да, мой маскарад годится только для посторонних, а действующие лица отлично знают, кто я такой. И дунули из Москвы, опережая меня, и потекло из кабинета Петра.
        В цирке разговаривать с парнем было нельзя. И ты, сыщик, виноват, и не в первый раз, тут ошибочка, там просчет. Сколько их было? Вспоминать страшно. Виноват… Виноват…
        В партии двенадцать лет состоял? Виноват. Покайся! Когда ты впервые услышал, что все бывшие члены бывшей партии должны покаяться, то даже не рассмеялся, настолько абсурдным посчитал подобное заявление. Может, кому и есть в чем каяться, только не ему - сыщику Гурову. Он в партию добровольно не вступал и не выходил из нее. Его желания никто не спрашивал, сначала включили, так же, не спрашивая, и выключили, как штепсель из розетки».
        Он отлично помнит, как сидел в кабинете на Петровке, отписывал эти чертовые бумаги, когда раздался телефонный звонок.
        - Лева, это Пискунов. Зайди на минуточку.
        Пискунов был старшим опером, недавно стал секретарем партбюро. Когда Гуров пришел, Пискунов указал на стул, придвинул к себе тоненькую папочку, раскрыл и сказал:
        - Тебе месяц назад двадцать семь стукнуло, пора расстаться с комсомолом, вступай в партию.
        И никакого вопроса в тоне секретаря не звучало, просто констатация обыденного факта: мол, прошел май, наступил июнь.
        И не оттого, что не хотел вступать в партию, для опера МУРа - операция обязательная, как для еврея обрезание, а от неожиданности Гуров ответил:
        - Хорошо, Федя, я подумаю, поговорю со стариками, ведь нужны рекомендации.
        - А думать тут нечего, вот образец, пиши заявление, - Пискунов протянул через стол два листка, один чистый другой с образцом.
        Заявление Гуров мог бы и сочинить, но легче было переписать, он переписал и встал.
        - Я пошел, Федя, через недельку сообщу о рекомендациях.
        - А рекомендации уже здесь, - Пискунов ткнул в папку и назвал фамилии уважаемых в МУРе полковников. - А партбюро сегодня в семнадцать.
        Ни на партбюро, ни на собрании, ни при вступлении в кандидаты, ни через год в члены всемогущей партии Гурову не задали ни одного вопроса, даже слова не дали молвить, бумажки зачитали, руки подняли, чуть позже похлопали по плечу. Двенадцать лет он платил взносы, если не удавалось увернуться, отсиживал на партсобрании. Надо сказать, что они проходили специфически, лозунги проговаривались скороговоркой, быстро переходили к оперативной работе. Конечно, он голосовал, чаще даже не вникая в суть вопроса, порой задумавшись о своем, не успевал поднять руку, что не имело никакого значения. Риторические вопросы: «Кто против?», «Кто воздержался?» - так же никого не касались, на них просто не обращали внимания.
        Один год в управление нахлынули комсомольские вожди, хоть и не высокого ранга, они сразу получали майоров, назначались начальниками отделов. Вожди пытались руководить и воспитывать, но оперативная работа - не кукурузу сеять, можно сгореть без дыма, и выдвиженцы исчезали так же незаметно, как и появлялись, лишь некоторые застревали, но только в управлении кадров. Он этих лизоблюдов терпеть не мог, никогда не скрывал своего отношения, имел от этого неприятности. За все его мучения и нечеловеческое терпение теперь призывают покаяться?… Он имел от членства в партии лишь ошейник и лишний кнут за спиной. А президент, который именно в партии добрался до высоты, сам же ее объявил вне закона. А все Председатели Президиумов, Премьеры и Вице-Премьеры, которые карабкались наверх, подставляя, продавая и заплевывая конкурентов? Они что - ползли не по партийной лестнице, лизали не ее ковер? «Так ведь другой лестницы, уважаемые господа, не существовало. Так вот вы и кайтесь, а я ни в чем не виноват».
        Убедившись таким образом в полной невиновности Льва Ивановича Гурова, он успокаивался, даже гордился этим порядочным мужиком и отличным сыщиком. Он действительно был умен, поэтому эйфория продолжалась недолго, появлялись мысли иные, окутывали, мешали жить.
        А что повторяет убежденно твой клиент, работодатель, вор и убийца? Он украл меньше, чем главные воры, убил по неосторожности, защищаясь, либо водка довела. А водкой он заливал обиду, унижения и прочая, и прочая. Ты его слушаешь? Так, вполуха, неизменно возражая, что каждый отвечает за себя, не существует воров и убийц больших и маленьких, есть преступники. Его ты не слушаешь, а себя очень даже внимательно, с любовью и пониманием. Оправдываешь: мол, не верхолаз, по партийным ступенькам не карабкался, ложку не выпрашивал, миску с дополнительной порцией похлебки не просил. Но если бы ты взносы не платил, руку не тянул, той лестницы бы вообще не существовало. Ты не восстал, не поднялся супротив, а люди шли в лагеря. А ты не только судьбами, их именами не интересовался, словно они не земляне, а с далекого Марса. У тебя работа конкретная, мужская, ты всегда гордился, что у тебя мужская работа и ты рискуешь, и не трус, и тебя уважают коллеги. Но сегодня ясно - ты виноват, виноват…
        Гуров сел, опустил ноги на холодный пол, взглянул на часы, стрелок не увидел, бросил их на тумбочку. Сейчас бы стакан водки и тарелку горячего супа, иначе не заснуть. Парня зарезали, ты, сыщик, должен разыскать убийцу. А ты, как всякий интеллигент, занят самокопанием, завел себя до дрожи, не спишь, а нужны силы, поспать бы часа два-три… А если толкнуться к соседям, извиниться, попросить таблетку. У них есть плитка, можно выпить горячего и холодного тоже можно выпить. Ты не сыщик, обыкновенный пьяница, ни один алкаш в этом себе не признается, ты и здесь не исключение.
        Гуров натянул тренировочный костюм, забрался в остывшую неуютную койку.
        Соседи. Интересная пара, как же она попала в глухую провинцию, почему им интересуется? Они приехали до тебя. И мы уже такое проходили. Года три назад и тоже в непогоду на берег Черного моря приехал интересный мужик с красавицей и тоже до тебя, разница лишь в том, что у тех была «Волга», а у этих «тойота». И тогда, сыщик, ты чуть было не зевнул и не расплатился за ротозейство жизнью. А расплатился твой приятель и коллега, хороший человек, которого прижали на семье и вынудили…
        «Ну почему я не могу думать о море, волнах? Или я ничего толкового в жизни не сделал? Только плохое вспоминается. Все виноват да виноват. Нет. Нет, все-таки соседи люди любопытные, их следует иметь в виду. Если не ошибаюсь, я им нужен, и они проявятся. Они вынуждены сделать ход, ты будешь выжидать. Какие дела завтра, то есть уже сегодня? Майор Фрищенко. Возможно, у него появилась дополнительная информация. Сегодня должен прибыть Борис Андреевич Юдин. Он мог просто положить трубку, матюгнуться и забыть. Нет, не мог, иначе я не сыщик».
        Гуров встретился с Борисом Андреевичем Юдиным осенью прошлого года в загородной резиденции ЦК КПСС. И партию, и резиденцию закрыли, роскошный особняк, как бывает в России, остался бесхозным, но свято место пусто не бывает, его негласно оккупировала Корпорация - преступная организация, курировавшая центральную часть России. В особняке собрались авторитеты Корпорации. Любая банда время от времени собирается на пленум, чтобы утрясти вопросы: кому, сколько причитается, кто за что отвечает, а в какую область не вмешиваться. Корпорация не претендовала на роль Единственной, Ведущей и Направляющей, потому собралась не тысячными отрядами, а скромненько: на совещание прибыли всего четыре человека. Одним из них и был Борис Андреевич Юдин. Оказался в резиденции и пятый, никем не приглашенный полковник Гуров - сыщики всегда лезут куда не надо. Авторитеты передрались между собой, история произошла кровавая, Гуров и Юдин выбрались из нее весьма потрепанными. Но так как Борис Андреевич был умница и чистодел и лично никаких преступлений не совершал, то претензий у органов к нему не оказалось. История, до слез
знакомая: чем выше пост занимает человек в банде, тем меньше у правоохранительных органов к нему претензий. Юдин, человек умный и обязательный, после кровавых разборок в финале истории оказал Гурову серьезную услугу, ради справедливости следует отметить, что чуть раньше полковник спас авторитету жизнь.
        Таким образом, расставаясь после двухдневною знакомства, сыщик и авторитет оказались взаимосвязанными. В процессе кровавой междоусобицы переходили из рук в руки бриллианты громадной ценности. Сыщик их никогда не видел, но о месте их нахождения в момент, когда убрали трупы и упал занавес, знал. Гуров был убежден, что если расстаешься с противником не на пороге тюремной камеры, то последний должен чувствовать себя должником.
        Сейчас, ворочаясь без сна в неуютной постели, вспоминая прошлогоднюю историю, сыщик самодовольно улыбнулся. Крючок он забросил классно - авторитет схватил на лету. Прощаясь, сыщик сказал:
        - Разберите «мерседес» покойного на молекулы, и, если в ваших руках ничего не останется, я брошу свою работу и наймусь к вам водителем.
        С того дня они не встречались, по телефону впервые переговорили вчера вечером. «Юдин сегодня приедет, или я не сыщик», - переворачиваясь на другой бок, думал Гуров.

* * *
        Константин Васильевич Роговой обладал отменным аппетитом и здоровьем, железными нервами и год назад даже не подозревал о существовании бессонницы. Только слышал, что кто-то почему-то не может заснуть, но относился к слухам насмешливо, убежденный, что подобная аномалия может происходить лишь с неврастениками и душевнобольными. Банально звучит, но вода действительно камень точит. А заботы Константина Васильевича отнюдь не вода, да и сам он здоров, конечно, однако не камень.
        Сами посудите: депутат Верховного Совета, начальник управления союзного министерства, хозяин Корпорации - для одного человека многовато получается. Справедливости ради следует отметить, что на место хозяина Корпорации постоянно претендовали несколько человек. Нынешний преступник измельчал: вот большевики изберут Генерального, так до самой смерти остальные долу гнутся, голову поднимают лишь для поцелуя в то место, куда дотянутся. В общем, в Корпорации Роговой был не единоличным правителем, а сопредседателем.
        Верховный Совет разбежался, значок с лацкана пиджака просили снять, официальных привилегий несколько уменьшилось. Министерство переформировалось, Роговой в кабинете остался, руководить стало сложнее, появились молодые голодные конкуренты, каждый хочет себе кусок отхватить, а пирог больше не стал, на всех не хватает. Корпорация разрастается, дробится на удельные княжества, рядовые называют себя лейтенантами, последние лезут в полковники. А от полковников, известно, кроме путча или военного переворота, и ждать нечего.
        От происшедших катаклизмов здоровье Константина Васильевича дрогнуло, он сильно похудел, почти дистрофиком стал, весу осталось центнер с небольшим, и в эту ночь не спал, мучаясь сомнениями. Художественный руководитель огромного коллектива сейчас зависел от мышиной возни, которая происходила в уездном городишке, который Роговой никогда не видел и знать не желал. Исполнители непонятно кто, личный эмиссар там в одиночестве. Он сегодня и сообщил, что в простенькую, как кукиш, комбинацию неожиданно ввалился полковник Гуров. В прошлом году Роговой впервые в жизни приказал ликвидировать человека. Константин Васильевич всегда с гордостью утверждал: мол, мы, коммерсанты, выше уголовщины и руки в крови не замараем. Но когда чертов сыщик все-таки вцепился мертвой хваткой и все ближе к горлу подбирался, пришлось о белых перчатках забыть. Для выполнения приговора был выбран опытнейший боевик по кличке Эффенди - исполнитель высочайшего класса. Встреча состоялась. Убийца и полковник обменялись визитными карточками. Но Бога нет, и Эффенди устроился в крематорий, а сыщик отлежался в реанимации, теперь снова
объявился на пути, дергает стрелку, желает пустить под откос. Никогда Россия не станет цивилизованной. В зачуханной стране неизвестно какого мира человек может позвонить по телефону, заплатить деньги, и мешающая человеку личность перестанет существовать.
        В эту бессонную ночь Патрон, так звали между своих Рогового, имел перед полковником ряд существенных преимуществ: постель была теплая и уютная, главное же - бар, полный разнокалиберных бутылок. Патрон выпил пива, потянулся все еще могучим телом и невольно начал вспоминать, как удачно начиналась, затем проходила операция, которую он называл «Последний раунд».
        Прошлой весной, будучи при всех званиях, неприкасаемым депутатом, Константин Васильевич Роговой прилетел в Берлин якобы в служебную командировку.
        Изящные фигуры манекенов, застыв в прозрачных витринах, демонстрировали меха и кружева, драгоценности и последние достижения модельеров. Сверкала реклама, отражаясь тысячами огней в сверкающих телах катящихся плотными рядами лимузинов, - бесконечный поток света, благополучия и роскоши. И музыка, музыка…
        «БМВ» последней модели бесшумно выкатился на площадь и остановился напротив Бранденбургских ворот.
        Из-за руля легко выскочил Ким Наумович Суслов, а вот сидевший рядом с ним Константин Васильевич Роговой выбрался из машины тяжело, так как был непомерно грузен. Суслов жестом подозвал Рогового. Когда тот обошел машину, захлопнул свою дверцу, сказал:
        - И все двери автоматически заперлись.
        Роговой понимающе кивнул. Он, привыкший говорить, наставлять, делать замечания, здесь чувствовал себя дискомфортно, потому молчал, лишь сердито сопел.
        Суслов, лет сорока, фигурой легок, в дорогом костюме, белоснежной рубашке с галстуком, смотрелся на этой торговой площади опереточным артистом, но чувствовалось, что это его нимало не смущает, даже забавляет. Он знакомил Рогового с городом, как человек показывает собственную квартиру.
        - Бранденбургские ворота. Здесь была стена… Слава вашему Горби, теперь мы едины.
        - Мы, - проворчал Роговой. - Ты хоть немного шпрехаешь?
        - Константин Васильевич, обижаешь. За девять лет китайскому обучишься.
        - Девять? - Роговой нахмурился. - Да. Жизнь! - он вздохнул и посмотрел на площадь, заполненную торговым разноплеменным людом. - Будто вчера.
        - Здесь можно купить все. От зубочистки до танка, - сообщил Суслов голосом зазывалы.
        - Как в Одессе, видели, - проворчал Роговой. Неожиданно шутовская улыбочка соскочила с лица Суслова, оно строго одернулось, глаза остекленели, голос упал до шепота:
        - Не «как» и не «видели», - Суслов застыл перед Роговым. - И ты забудь совдеповские мерки, девять лет и то, кем был тогда ты и кем - я. Мы с тобой встретились не по старой памяти, а по новому интересу.
        - Ладно, ладно, - проворчал Роговой. - Чего ты.
        - Не ладно! - Суслов ткнул тонким пальцем в богатырскую грудь Рогового. - Я знаю твои возможности там, но здесь ты только полупоц.
        Суслов продолжал тыкать пальцем и шипеть:
        - Я прокачал тебя через Интерпол, ты у них не проходишь, потому мы и говорим.
        Лицо Суслова вновь неожиданно изменилось, он вновь легко заулыбался, схватил Рогового за рукав, попытался сдвинуть с места.
        - Все, все, пошли… Как говорится, нет друзей и врагов, есть деловые партнеры…
        Роговой шел тяжело, смотрел перед собой, окружающим, казалось, не интересовался. А вокруг торговали всем, много было советской военной атрибутики: фуражки, шапки, погоны и мундиры, ордена, медали и небрежно прикрытое оружие.
        - Купить тебе пистолет? - улыбнулся Суслов, делая кому-то знак, чтобы не подходил. - Шутка. Я знаю, что у тебя есть. Кокаин, марихуана, героин… Пожалуйста… Нет проблем. Зелье, которое идет с Востока через вас, лишь сырье. Нет, товар, конечно, но дешевка, мы можем обработать и превратить в золото.
        Торговцы были заняты своим делом, но некоторые провожали Суслова почтительными взглядами, нерешительно кланялись.
        Они вернулись к машине, Суслов повернул ключ, и все дверцы автоматически открылись. Роговой не выразил восхищения, сопя, забрался в машину. Когда Суслов тоже сел, сказал:
        - Ты мог мне все это и не демонстрировать. Я и без Интерпола знаю, что ты здесь в порядке и в законе.
        Позже они обедали в дорогом ресторане для деловых людей. Тишина. Официанты скользят бесшумными тенями.
        - Товар через вас проходит, но потери велики, - говорил Суслов. - Поставщик не хочет рисковать, да и мы серьезные партии заказывать остерегаемся.
        Роговой понимающе кивнул, но промолчал.
        - Если ты возьмешь под контроль продвижение груза от границы до границы, мы сможем увеличить оборот.
        - Можно попробовать, - Роговой пригубил вино и недовольно отставил бокал.
        - Внеси залог миллион долларов и пробуй, - Суслов смотрел испытующе.
        - Проложить тропу нужно время, - Роговой вновь понюхал вино.
        - Хоть год, только деньги вперед, - быстро сказал Суслов. - Иначе мы найдем…
        - Не пугай, - перебил Роговой, ткнул пальцем в бокал: - Вели принести чего-нибудь.
        Только он договорил, радом уже стоял столик с разнокалиберными бутылками. Роговой указал на «Смирновскую», официант налил в бокал несколько граммов. Роговой отобрал у него бутылку, поставил на стол. Официант исчез, а Суслов сказал:
        - Ты меня компрометируешь.
        Роговой выпил фужер водки, взял из вазы банан, ободрал с него шкурку, проглотил его и сказал:
        - Мне надо позвонить в Москву.
        Суслов не выдержал, рассмеялся, поднял руку, что-то шепнул официанту.
        Мгновенно перед Роговым появился телефонный аппарат с короткой антенной…
        Роговой откинул одеяло и сел. Может, включить свет, музыку и напиться по-настоящему? Кому нужны бесплодные сожаления о совершенных ошибках? Да, именно в тот вечер из берлинского ресторана он дал команду вступить в контакт с сыщиком Гуровым. Будь проклят тот час, но он прошел, что сделано, то сделано, и нечего себя мучить. И сыщику он, Патрон, в конце концов, не проиграл. Хотя много людей потерял, но в главном не проиграл, потому что у милиционера, даже самого талантливого, против депутата руки коротки. Он тогда провел блестящую операцию, собрал с деловых людей сотни миллионов рублей, якобы для обмена на доллары. А потом через Гурова руками оперативников МУРа всех поставщиков упрятал за решетку. И у лидеров корпорации выходов на Рогового не было, деньги испарились без осадка. Вот только Эффенди стрелял хуже Гурова. То ли Эффенди где-то оставил записку, то ли полковник, выбравшись из реанимации и сообразив, что депутата законным образом не одолеть, шепнул через свою агентуру: мол, нужный вам человек, господа неприятели, не кто иной, как ваш же Патрон. В данном вопросе ясности нет, но факт остается
фактом: три месяца назад в кабинете появился - как пробрался, неизвестно - небрежно одетый улыбчивый пацан, эдакий шнурок от стоптанного ботинка. И ни уважения, ни верительных грамот, без вступительных слов объяснил: «Дело вы провернули здорово, партнер аплодирует, но в ложе недовольны и требуют долги».
        Такие пошлые, вульгарные слова, но Роговой их запомнил.
        - Ты старик, твое время прошло, не вздумай трепаться о доказательствах, - продолжал шнурок, улыбаясь. - Отдай миллион зеленых, иначе тебя снимут с улицы либо заберут из дома, отвезут в сторонку, и паяльная лампа докажет тебе все, что пожелаешь. Тебе позвонят. Надеюсь, ты не окончательно выжил из ума и понимаешь, что меня послали серьезные люди. Чао! - взмахнул ручонкой и, неслышно ступая модными кроссовками, удалился.
        Проиграл - плати. С этим он, Константин Васильевич Роговой, согласен, но следует правилам уважительно, да и миллион долларов под кроватью никто не держит, они же в обороте.
        На Кавказе война, страну перегородили таможни, только что проложенный путь разрезан, надо искать обходные тропинки. А тебе ультиматум: либо плати, либо…
        Надо признать, что следующая встреча с молодыми волками прошла в иной обстановке. Хотя начало было такое же бандитское. Подсели в машину, приставили к горлу что-то острое, отвезли в грязный двор, втолкнули в облупленную дверь, за которой оказалась не пыточная, а маленькое, но очень уютное прекрасно оборудованное кафе: и хрусталь, и фарфор, и девочка в наколочке. И представитель стаи выглядел прилично и держался должным образом, внимательно выслушал, сказал, что сложности понимает, предложил либо взять в долю, либо выложить наличные.
        В таком разговоре Патрон, словно Антей, обрел снова силу. Он согласился взять молодых в долю, выплатив пятьдесят тысяч долларов аванса, оговорил проценты и, как ему казалось, был убедителен:
        - Я понимаю, что вы способны разрезать меня на кусочки, и я умру в мучениях. Подписать чеки я не могу, наличных и бриллиантов у меня нет, у вас на руках останется изуродованный труп и только. Так что не надо больше запугивать. Договорились?
        - Возможно, - молодой снял дымчатые очки, взглянул внимательно. - Только вы ошибаетесь, что, уничтожив вас, мы ничего не приобретем. Мы запишем ваши последние слова на магнитофон. Ваши вопли не будут содержать смысла: поверьте, когда человек так умирает, то кричит непонятно. Но вы у нас не единственный, ваше исчезновение и запись последних пожеланий облегчат мне дальнейшие переговоры, и ваши последователи будут умнее. Договорились?
        После этой встречи он начал катастрофически худеть. Ему запретили выезд за рубеж, предупредили, что снимут с трапа самолета, а нет, так достанут в любой стране. Его не подгоняли, понимая, что решить столь серьезный вопрос в одночасье невозможно. И когда все уже было практически продумано и решено, вдруг из длинной сложной цепи вылетело важное звено. А любая цепь без одного звена уже не цепь, а груда обломков. Только занялись ремонтом, уже казалось, что вот-вот все наладится, как вламывается знакомый - сыщик Гуров. За его длинную жизнь у Патрона было много врагов, и уж коли так распорядилась судьба, что один из них должен встать на пути, то менее всего Патрон хотел бы, чтобы это был полковник.
        Роговой отбросил подушку, вновь сел и проклял ночь, которая, казалось, не имела конца.

* * *
        Работники цирка, начиная от билетеров и кончая директором, не ворочались в постелях, а находились в управлении внутренних дел. Одни писали объяснительные, другие отвечали на вопросы оперативников, третьи, ожидая своей очереди, маялись в коридорах. Уголовное дело возбудила прокуратура, но опрос такого количества людей следователю был, естественно, не под силу, он дал соответствующее поручение, и работали оперативники.
        Вопросы всем задавались одни и те же, так как ничего нового в данной ситуации придумать еще никому не удавалось. Где вы находились в такое-то время? Не видели ли в служебных коридорах посторонних? Не заметили ли чего-нибудь подозрительного либо необычного? Когда, где, при каких обстоятельствах видели последний раз Ивана Ивановича Мухина?
        Майор Фрищенко беседовал с людьми, имеющими непосредственное отношение к конюшне. Майор понимал, что ни черта они этим бреднем не вытащат, и вскоре останется он с кипой исписанной бумаги. В городе же поговорят-поговорят и забудут. На дворе март, а виснет третье убийство, совсем же недавно такой тихий был город… Гурова майор знал давно, дважды сталкивался по работе, порой доходили слухи. Фрищенко москвича не любил, признавал, что оперативник он классный, но человек абсолютно чужой, высокомерный и холодный, а что простаком держится, так это от профессии, умеет перекраситься. И хотя Гуров был значительно старше и по званию, и по должности, Фрищенко обращался к нему на «ты». Полковник же и бровью не вел, держался как с равным, спокойно и уважительно, чем вызывал еще большее раздражение Фрищенко.
        Майор переходил из кабинета в кабинет, словно сомнамбула. Вид отрешенного глухонемого начальника «угро» мог обмануть кого угодно, только не оперативников, которые отлично знали: майор все прекрасно видит и слышит, ничего не забывает. Когда Фрищенко неожиданно материализовывался в кабинете и, привалившись плечом к стене, почему-то он никогда не садился, застывал в привычной позе, ведущий беседу оперативник невольно напрягался, начинал говорить громче, вопросы задавал жестче. Начальник мог простоять минуту, а мог и десять, неслышно исчезал, из прокуренного кабинета перемещался в еще более прокуренный коридор, прохаживался, снимая своим появлением естественные сейчас разговоры, которые за его спиной тут же возобновлялись с еще большим накалом.
        И понятно, люди к убийствам еще не привыкли, не дай Бог, если такая привычка появится.
        Во время очередного обхода Фрищенко отыскал директора, которого давно допросил лично и отпустил. Но Капитан не считал возможным оставить свою команду, распорядился принести из своего кабинета чай, вытащить из холодильника торт. В коридоре чаевничали, облизывали липкие пальцы и, поглядывая на директора с благодарностью, но и с вызовом, курили. Плюшки, пирожные, различные печенья являлись слабостью Капитана, и у него была своя маленькая пекарня, которая существовала задолго до появления приватизации. Доносить в милицию, прокуратуру, в горком и Советы об этом факте не стали: люди и город гордились, что вот еще ни у кого нет, а у них, в цирке, есть. И даже Первый, когда-то назначенный, потом всенародно избранный, предпочитал не выписывать засохшие лакомства из столицы, а обращался к Капитану и получал прямо к столу свежую выпечку. И в городе доподлинно знали, что именно с Первого Капитан берет двойную цену, и подобная дерзость радовала людей, согревала души, создавала иллюзию демократии и свободы.
        Майор завел Капитана в свой кабинет, указал на стул, уселся напротив, даже приоткрыл глаза.
        - Чего будем делать-то, Капитан? Хреновые наши дела, надо сказать. И чудится мне, что это - только цветочки.
        Семен Фрищенко и Лешка Колесников родились в этом городе, тут учились, гоняли в футбол, беседовали и веселились, женились, рожали детей, в общем, жили. И хотя особо не приятельствовали, всегда помнили, что растут от одного корня.
        - Верно, хреново, коли ты, милицейский, меня, циркового, о своих делах спрашиваешь, - ответил Колесников, дернул подбородком, глянул сердито. - Я тебя не пытаю, чем артистов кормить и где новую лонжу заказать.
        - Ты умный, тебе легче, - смиренно пробормотал Фрищенко и, хотя все уже было оговорено, продолжал: - Давай по новой, Капитан. Значит, начинаете вы в девятнадцать и первый номер у вас с лошадьми.
        - Амазонки. Примерно с шести в конюшне не протолкнись, а около того Ваньку видели живым.
        - В семнадцать сорок пять, - уточнил Фрищенко. - Потом лошадей прибрали, вывели, и конюшня опустела.
        - Ясное дело, конюх с помощниками идут к манежу, смотрят представление и принимают горячих, обтирают, ведут во двор, прогуливают.
        - Ведут через конюшню, ворота запираются изнутри, - майор обреченно вздохнул.
        - Непременно запираются, иначе пацаны пролезут, спасенья нет. Я тебе говорил, и другого ты не услышишь: ворота заперты на все сто. После выступления их открывают лишь летом, сейчас нельзя, горячая лошадь простудится.
        - Значит, после выступления в конюшне опять сутолока?
        - Ну какая сутолока? Лошади же не люди, чего им толкаться?
        - А людей много?
        - Только свои: конюх, помощники, девчонки заскочат любимца огладить, угостить, только их и видели. Любой посторонний тут будет торчать, словно памятник на площади.
        - Вот-вот, согласен, - Фрищенко кивнул. - На памятник никто внимания не обращает: стоит, а может, убежал, глаз обвыкся, не видит. Кто может зайти в конюшню и не привлечь ничьего внимания?
        - Уборщица, Сильвер, Классик, - начал загибать пальцы Колесников, подумав, сказал - Больше никто. Что прилип? Ясно же, Ивана в то время в конюшне не было, его нашли позднее и уже… - он махнул рукой.
        - И ты за последнее время новых людей на работу не брал?
        - У меня цирк, а не проходной двор.
        - Сколько же времени длится номер «Амазонки»? - спросил Фрищенко и сам же ответил - Около десяти минут. Ворота во двор были заперты, со стороны кулис стояли люди, въезжали и возвращались с манежа лошади. Никого нового ты на работу не брал. Значит, кто-то из твоих родимых сотрудников либо артистов, - он поднял палец и повторил: - Либо артистов в эти десять минут и зарезал парня.
        - Слушай, Сеня, не надо заправлять, - Колесников покрутил пальцем у виска, - я своих людей знаю лучше чем собственную жопу, и за каждого могу ответить. Это тебя одни подонки окружают.
        Фрищенко на злые слова земляка никакого внимания не обратил, даже кивнул согласно, но это относилось не к высказыванию Колесникова, а к мыслям майора Фрищенко.
        - Днем у цирка видели иномарку с московскими номерами.
        - Я для дочки нашей Аннушки - метлами у меня командует - в Москве лекарство заказывал. Человек приехал, передал, уехал, торопился, даже чай пить не стал.
        - Понятно, - Фрищенко снова закивал и, чтобы не привлекать к полковнику внимания, спросил - А откуда журналист объявился?
        - Из златоглавой, откуда еще, - Колесников дернул подбородком. - Не пойму, как он тут ночью объявился? Кто ему сказал?
        - Я тебя не в сыщики вербую, не зову стучать на соратников, - Фрищенко тяжело поднялся. - Но ты, Леша, оглянись вокруг себя, вроде трахают тебя.
        Колесников набрал в легкие воздух, покраснел от натуги. Пока он выбирал слова покрепче, Фрищенко проскользнул мимо, распахнул дверь и объявил:
        - Всем спать! Оперсоставу задержаться!
        Глава четвертая
        Бессонница (продолжение)
        На бывшей обкомовской даче, расположенной километрах в двадцати от Города, в эту же ночь сидел за столом и читал газеты Кирилл Владимирович Трунин - человек молодой, но очень серьезный. Ему недавно исполнилось тридцать два, но по имени-отчеству Трунина называли уже несколько лет, сначала вроде бы шутливо. Довольно быстро привыкли и сверстники, которые в свои двадцать пять были для всех Сережки и Петьки, многие из них без упоминания отчества счастливо доживут и до шестидесяти. Они признали, что Кирилл Владимирович Трунин - человек иного замеса. На первый взгляд, он не производил впечатления: среднего роста, фигурой не примечателен, одевается по усредненной моде, когда-то носил костюм, рубашку с галстуком, теперь в джинсовой одежде и куртке с молниями, ничего броского, дорогого, глазу не зацепиться. Обычная советская семья, родители-инженеры, жили скромно, как все, от зарплаты до зарплаты. Трунин и школу, и юрфак университета окончил середнячком, как любили тогда выражаться: рядовой товарищ, обыкновенный советский человек. Но он родился лидером, очень быстро это осознал, легко подчинял сверстников,
но уже в школе понял, что общество, в котором он живет, любит лишь серый цвет, средний рост, не умных, а хитрых, не способных, а приспосабливающихся. И тогда еще без отчества, просто Кирилл, Трунин запрятал свое лидерство глубоко вовнутрь, начал присматриваться к окружающим, в основном к людям, успешно продвигающимся вверх. Он быстро и без особого труда определил, что лестница, ведущая наверх, практически одна - комсомол, затем партия, далее со всеми остановками, сколько пролетов осилишь, так высоко и заберешься. Принцип подъема по этой лестнице, как он понял, был достаточно прост. Необходимо постоянно угождать вышестоящему, казаться не шибко умным, лишь сообразительным и очень расторопным, выжидать и либо подловить, когда шеф сам оступится, либо в нужный момент ножку подставить, сбросить вниз, быстренько занять место и громко кричать, как умен и неповторим проходимец, карабкающийся на пролет выше. Итак, еще в школе Кирилл Трунин сообразил, что лестница лишь одна и нечего изобретать велосипед; как и все вступил в комсомол, стал секретарем, райком помог поступить в университет, где Кирилла уже ждали,
тут же «избрали» комсоргом курса. А как же иначе. Разве без подсказки райкома собравшиеся в кучу девочки и мальчики с первого взгляда могут определить, кто есть кто? У ребят различные увлечения, спорт, бесконечные романы, гори этот комсомол голубым огнем: одни заседания да головная боль. И предложенная кандидатура всем понравилась: парням - тем, что на женском фронте не конкурент, девчонкам он импонировал своим спокойствием, простотой обращения, нос не задирал, ни за кем не ухлестывал.
        Учился он на первом курсе прилежно, комсомольские обязанности выполнял аккуратно, но без излишнего вдохновения, чтобы раньше времени не привлечь к себе ревнивого внимания уже формирующихся старшекурсников-функционеров. Через два года, когда он уже примеривался, каким образом войдет в комитет, в университет прибыл с визитом первый секретарь райкома. Видимо, сам Господь Бог уберег неразумного, Кирилл Трунин стал свидетелем разговора высокого гостя с секретарем комитета комсомола, которые неизвестного парня и за человека не считали, потому не стеснялись.
        - Ты куда лезешь? - кричал гость. - У тебя кто - папа, мама, дядя, в конце концов? У тебя кто за спиной? Ты полагаешь, каждый жополиз может ползком к кормушке подобраться? Ты сосешь? Ты сосешь старательно, когда сочтем достойным, тогда позовем.
        Услышанное потрясло Кирилла не цинизмом, а обнаженной простотой самого факта, что, не имея родословной, человек обречен на многолетнее холуйство, даже рабство. Он выбрался на улицу ошарашенный не столько услышанным, сколько собственной глупостью. «Раз я это вовремя понял, значит, не дурак», - решил он, усаживаясь на скамейку. Задрав голову и глядя на небо прикидывал, какое кресло там, наверху, он считает для себя подходящим. Уж, конечно, - не райком комсомола, даже не райком партии, как минимум подошло бы место в горкоме. Даже если туда заберешься, к тому времени самый сладкий кусок в горло не полезет, унижения - чушь интеллигентская, годы жалко. «Я должен захватить власть молодым, - решил он, перестал разглядывать небосвод, поднялся со скамьи. - Мы двинем иным путем. Власть человеку дают деньги. Не удается сразу захватить власть, значит, следует начать с денег, которые охраняет государство, конкретно милиция. Если я не хочу быстренько, как фрайер, устроиться в лагере, и коли я собираюсь против ментов выступить, следует узнать, как они живут, чем дышат». Не от одного подслушанного разговора
прозрел Кирилл Трунин и не за час, сидя на скамеечке, перерешил он свою судьбу. Прошло не менее полугода сомнений и колебаний, он примеривался, как схватить удачу за шиворот, как не промахнуться и оказаться в седле. Понял, что быстро ничего не получится, придется терпеть.
        Всякий лидер человек волевой и последовательный. Получив диплом, Кирилл Трунин пошел работать в милицию, и не дознавателем, который не вылезает из кабинета, исписывает тонны бумаги, а опером. Через год он трудился уже на Петровке, где впервые и увидел уже легендарного Льва Гурова. Поначалу Трунин решил с известным сыщиком сблизиться, подучиться из первых рук, так сказать. Но вовремя вспомнил бабочку и огонь, остерегся и недолгое время, что служил, главное - усваивал методы оперативной розыскной работы, старался ни в какие громкие дела не влезать и на глаза Гурову не попадаться.
        Он уволился, закосил по здоровью. В восемьдесят пятом, когда подул ветер перемен, и начали образовываться кооперативы, подпольные дельцы осторожно начали высовываться, оглядываться, подыскивать умных, ни в чем не запятнанных помощников. В такой ситуации Кириллу Трунину просто цены не было: юрист, с опытом работы в органах, с оружием, которое он предусмотрительно на одном из обысков в протокол изъятия не занес, а тихо положил в карман. Какой еще вам нужен помощник, товарищи? Господами, как известно, все мы станем несколько позже.
        Кирилл Владимирович Трунин сидел за небольшим старинной работы письменным столом, ждал телефонного звонка, просматривал газеты последних дней. Он не любил вспоминать прошлое, решал неотложные дела, старался предвидеть завтрашний день. Он достиг многого, очень многого, но, становясь богаче и могущественнее, все больше был недоволен своим положением: он стремился к власти и независимости, а получалось, что, чем большей он обладал властью, тем меньше становилась его независимость. «Я Гулливер в стране лилипутов, - думал Трунин. - Они хилыми лапками хватают меня за каждый волосок. А без лилипутов не прожить, без лилипутов я не Гулливер. Создается порочный круг…» Еще работая в личной охране крупного дельца теневой экономики, Трунин отбирал для себя верных людей, готовился создать собственный бизнес, не экономический, полулегальный, а чисто криминальный, следовательно, крайне опасный. Он не был авантюристом, просто трезво оценивал свои способности. Торговый, финансовый бизнес ему не по зубам, не хватало знаний и опыта. Соберет небольшую группу, максимум человек десять, и создаст собственную фирму.
Рэкет. Но не дислоцироваться в одном районе или городе, не обкладывать данью, выбивая у дельцов грошик, ежедневно людей запугивая, такой бизнес заранее обречен. Либо кончатся деньги и терпение у налогоплательщиков и они наведут на след оперативников, либо конкуренты объединятся, устроят разборку. Группа должна быть мобильная, быстро меняющая регион и направление удара. Можно принимать заказы на устранение конкурентов. Только разовые, не оставляя в руках заказчиков никаких ниточек, которые бы вели к исполнителю. Но бесконечно такая деятельность продолжаться не может, информация начнет просачиваться, капля за каплей она будет собираться, в один прекрасный момент масса станет критической и взорвется. Обыватель убежден, что милиция вовсе мышей не ловит, но он, Кирилл Владимирович Трунин, знает, оперативники еще остались, и недооценивать их - полный идиотизм.
        Трунин взглянул на часы, на телефон, отшвырнул газеты, отправился на кухню варить кофе.
        Не ловит? А кто набил зоны и тюрьмы? Или люди там собрались в охотку, из любви друг к другу, стремясь повеселее провести время?
        Он поставил на плиту чайник, начал молоть кофе, оглядел просторную, оборудованную самой современной техникой кухню. Как жил человек? Все отняли, как в семнадцатом. Тогда произошла трагедия, сегодня - фарс. Сюда нельзя пускать диких фанатиков, здесь жила элита, теперь, хоть и временно, живу я, человек отнюдь не рядовой. Я завтра уеду, прибудет другой, рассуждал Трунин, заваривая ароматный кофе, наверное, уже не моей окраски, скорее всего депутат либо полномочный представитель верхов, для рядовых тут места нет, для них существуют казармы.
        Команда Трунина рыскала по России, слава Богу просторной, часто возвращалась в Москву, где намечала очередные жертвы, принимая или отвергая заказы. Ребята обросли мускулами, набрались опыта, главное, уверовали в талант своего художественного руководителя. Еще важнее, что ближайшее окружение Трунина, гвардейцы, так сказать, утолили голод, обзавелись квартирами, машинами, хорошим оружием, специальной техникой: радиотелефонами, подслушивающей аппаратурой.
        Конечно, у Трунина существовала и агентура, но в очень ограниченном количестве, так как бывший опер отлично знал, что это очень мощное оружие - обоюдоострое. Ни с одним агентом он лично на связь не выходил, даже не все его люди знали Кирилла Владимировича в лицо, а уж кто он на самом деле и где находится в конкретный момент, ведали лишь двое, оба были неоднократно проверены, главное, точно знали, что в случае провала их ничего, кроме высшей меры, не ждет, а конец веревки, которая заканчивается петлей, в руках у Трунина.
        Известно, Остап Бендер желал получить миллион, мечтал о белых штанах и Рио-де-Жанейро. Кирилл Владимирович ничего не имел против белых штанов и Рио, но инфляция, черт возьми, поэтому ему требовалось пять миллионов и только долларов. С последним дело по сей день обстояло неважно, валюта как поступала, так и уходила, очень велики были затраты на техническое оснащение, которому Трунин уделял первостепенное значение. Он понимал, что его деятельность опасно затягивается. Приобретать агентуру среди сотрудников органов не рисковал, те, что светились и подставлялись, были не нужны, а начать активные поиски источников информации среди бывших коллег, тем более среди сотрудников соседнего ведомства, так просто страшно. Бизнесмены - это одна стать, оперативники - совсем иная, среди них масса двурушников, алкоголиков и рвачей, начнешь с ними играть, и не заметишь, как колоду уже сменили, и карты крапленые, и ход не твой, вот они браслеты и засовы. В результате Трунин не знал, почувствовали его присутствие спецслужбы, ориентируют ли на поиски неизвестного свою агентуру. Но через деловых людей дважды прошел
сигнал тревоги: мол, кого-то опасаются и ищут. Кого конкретно, узнать не удалось, может, существует неизвестный конкурент, который засветился. Все может быть, но одно совершенно ясно, что необходимо выбрать жертву, взять последний куш и затаиться. Трунин искал, но золотой теленок где-то тщательно прятался.
        Жизнь полна неожиданностей, и не всегда неприятных. Фигура Константина Васильевича Рогового выплыла перед Кириллом Владимировичем совершенно неожиданно. Он раз и навсегда категорически запретил своим людям встречаться, пить водку, поддерживать какие-либо отношения с ворами в законе, рэкетирами, преступниками других мастей. Учтите, что среди самых, казалось бы, крутых ребят каждый десятый чей-нибудь агент, неустанно повторял Трунин. Даже если на твоих глазах человек обворовал или зарезал, отнюдь не значит, что он человек верный, а следует лишь, что он вор и убийца и тем быстрее, вымаливая снисхождение, продаст. Если уж так случилось, что попал в компанию, ведь не в консерваторию же ходить, завязался разговор, рядом бахвалятся подвигами, запоминай и молчи. А если молчать становится опасно, жалуйся на жизнь, природную трусость, терпи унижения, только не выступай.
        И вот однажды, три месяца назад, ближайший сподвижник Трунина пришел и рассказал, что накануне вечером был в компании солидных кооператоров. Все было пристойно: пили, ели, трепались о женщинах. Тогда-то к столу и подсел мужик лет сорока, сильно поддавший, кого-то из присутствующих он знал. Судя по манерам и речи, мужик битый, явно посещал «хозяина». Незваный гость говорил много, жаловался на судьбу, на деловых людей, мол, сегодня у них ни совести, ни чести. Недавно один из главных авторитетов объявил, что продает миллионы зеленых, собрал сотни миллионов деревянных, а всех носильщиков сдал ментам. Ну этого гнилого авторитета вмиг зарезали, но деньги не нашли. А вот недавно этот мужик узнал, что провернул операцию не покойник, зарезали исполнителя, а главный - жирует и веселится, над деловыми потешается.
        Это человек, который мне нужен, понял Трунин. У человека есть валюта, его не защитит государство и мафия. Золотой теленок, только как его найти? Довольно быстро удалось установить, что зарезан был некто Лебедев Юрий Петрович, который последний год находился в тесных деловых контактах с Волиным Русланом Алексеевичем - директором советско-австрийского совместного предприятия. В прошлом году Волин уехал в Вену, где в настоящее время и проживает. Возможно, Волин? Трунин нанес визит в офис московского отделения совместного предприятия, представился коммерсантом, который хотел бы поместить некоторую сумму и хотел бы в связи с этим ознакомиться с положением дел. Он провел в офисе два дня, ничего не понимая, просматривал документацию, познакомился с секретаршей и бухгалтером, как и положено, подарил цветы и французские духи. За обедом Трунин жаловался, что деньги у него есть, но делец он начинающий, если девушки помогут ему советом, он в долгу не останется. Прошел один обед, назавтра второй, вечером, естественно, вместе поужинали, Кирилл Владимирович был щедр, корректен, сыпал комплиментами, обронил, что
у него есть друг - холостяк и миллионер, если «красавицы» не возражают, то они вчетвером могут прокатиться на пароходе вокруг Европы. «Красавицы», естественно, были девушки битые, уже давно никому не верили и поначалу хотя держались просто, но лишнего не болтали. Они никак не могли понять, что нужно этому проходимцу, так они между собой называли любого мужчину, который в первый же день дарил подарки и угощал обедом. «Красавицы» пребывали в недоумении: новый знакомый вопросов не задавал, - шутил, сыпал комплименты, щедро платил, в койку не тащил. В отношении последнего девушки не обманывались, конкуренцию на рынке знали, с такими деньгами мужик мог купить товар и получше. И если секретарша вечером, при соответствующем освещении, еще как-то годилась, то бухгалтерша и в кромешной тьме, даже боком ни в какие ворота не проходила. Трунин все отлично понимал, внешне был все так же любезен, но про себя посмеивался. Женщина существо любопытное, известно, что эта слабость сгубила даже хитрую и осторожную кошку. И долготерпение Кирилла Владимировича на второй день, вечером, после обильного ужина, когда они зашли
в валютный бар гостиницы «Космос», было вознаграждено сторицей. Трунину и в голову не могло прийти, что последней каплей, которая переполнила чашу девичьего терпения, были его дымчатые очки. Похожие носил Руслан Волин, и, глядя на них, секретарша постоянно вспоминала исчезнувшего шефа. Сравнение было отнюдь не в пользу нового знакомого. Русланчик интереснее и ростом выше, а уж про костюм - и говорить нечего. Перед расставанием, когда шеф раз, наверное, в десятый повторял, что будет платить зарплату с учетом инфляции за безделье и молчание, он неожиданно расчувствовался и трахнул свою ненаглядную прямо на письменном столе. В принципе, ничего нового не произошло, но шеф, даже занимаясь любовью, очки не снял, а новый знакомый снимал их каждый раз, как присаживался к столу и начинал разговаривать с дамой. Женщина пригубила оплаченный валютой коньяк, взглянула на очки и не к месту заявила, что бывший шеф - проходимец, офис их днями закроется, и лучше деньги пропить, чем вкладывать в эту лавочку. Бухгалтерша возмутилась, затрясла бюстом, обозвала подругу сучкой, в общем, «красавицы» сцепились. Тут впервые
Трунин услышал о каком-то депутате, здоровенном мужике по кличке Патрон, выяснилось, что молодой шеф был фигурой подставной, заправлял всем именно Патрон, которого от тюрьмы спасла лишь депутатская неприкосновенность.
        Много интересного услышал Кирилл Владимирович в валютном баре: не спрашивая, узнал фамилию, имя и отчество Патрона, министерство, где он служит, и должность, даже служебный телефон. В конце вечера дамы напились и помирились. Трунин стал молчалив и рассеян, по домам развез, распрощался холодно, больше «красавицы» его не видели.
        Сутки он не выходил из квартиры, обдумывал ситуацию. Депутат, начальник управления союзного министерства, негласный хозяин СП, под которым ходил бухгалтер Корпорации Лебедев. Именно он поддерживал связь с регионами, собирал деньги многомиллионной валютной операции. Старика впопыхах зарезали, деньги исчезли. Трунин чувствовал, что вышел в цвет и нужен ему именно Константин Васильевич Роговой. Теперь как к нему подступиться? Около месяца Трунин прослушивал телефонные разговоры Патрона, техникой оборудовали как служебный, так и домашний аппарат. И как ни был старик осторожен - беседы с Берлином и Веной носили, казалось бы, самым невинный характер, - сообразительный Трунин без особого труда уловил криминал. Ну зачем, спрашивается, нужно чуть ли не через день разговаривать по международному, который стоит бешеных денег, о здоровье, болезнях и сложностях бытия. Слишком часто в разговорах употребляются слова «дорога», «лекарства» и «время». Сложив все вместе, Трунин понял окончательно, что Роговой именно тот человек, который захватил миллионы Корпорации, и сейчас он, видимо, занимается наркотиками, то
есть ворочает миллионами долларов.
        Потом произошло то, что и должно было произойти - старый хищник и молодой охотник встретились. Сначала молодой одержал, казалось бы, полную победу, но сразу же допустил стратегическую ошибку. Следовало взять одноразово сколько можно, оборвать связь и уйти. Физически беззащитный, ошарашенный напором и беспределом Роговой изыскал бы наличность. Но Трунин посчитал, что схватить даже очень крупный слиток, но оставить в земле золотую жилу неразумно, решил стать партнером, войти в долю. Молодость имеет колоссальные преимущества при атаке, штурме, кровавой драке - в позиционной же, затяжной борьбе начинает брать верх опыт. Начнем с того, что главный козырь Кирилла Владимировича Трунина - угроза физической расправы над Роговым как назидание для потомков был блефом. Захватить Патрона, замучить и уничтожить действительно не представляло труда. Но, во-первых, такую акцию Трунин никогда не стал бы афишировать: такое сотворить равносильно тому, что спустить с цепи свору хорошо обученных собак, которые тут же бросятся на охоту. Пусть они долго будут искать след, но жить и знать, что твой след ищут, Трунина
отнюдь не прельщало. Во-вторых, и главное, совершить рискованную акцию в назидание кому? Есть люди, хотя бы один человек, могущий заменить Патрона? Значит, убить можно, но толку от этого ни на грамм, а блеф проходит лишь сиюминутно, при умелой игре можно продержаться несколько дней, максимум недель. Не более. Уже через месяц Трунин понял, что Патрон его раскусил, с каждым днем боится все меньше, власть забирает все больше. Еще некоторое время Патрон при встречах, обсуждая дела, лишь ухмылялся, а последний раз, положив тяжелую ладонь молодому содельнику на плечо, сказал:
        - Слушай, Трунин Кирилл Владимирович. Ты работаешь на меня со своей бандой из десяти процентов чистой прибыли. Я плачу вам значительно больше, чем вы стоите, но к старости я становлюсь сентиментальное. Ты все понял? Обращаться ко мне либо - Патрон, либо по имени и отчеству, по пустякам прошу не беспокоить.
        «Каким же образом старая сука установил меня?» - думал Трунин. Он хоть и работал в розыске, но сыщиком так и не стал. Как и многие молодые, он недооценивал людей зрелых и многоопытных, записывая в разряд «стариков» людей, отживших свое, потерявших потенцию. Роговой, много лет прослуживший народным депутатом, номенклатурный товарищ, имел обширные связи, были у него приятели и должники и среди начальников московской милиции. Отношения руководителей различных ведомств между собой в большинстве случаев основаны не на взятках, а на взаимных услугах, оказываются они элегантно, услугу не обещают, обращаются за помощью: мол, ноша тяжела, мы должны помогать друг другу. И хотя Константин Васильевич Роговой и сошел со столбовой дороги, так сейчас многие сошли, а связи остались. Он полистал свой поминальник, отыскал в нем полковника милиции, которому помогли строить дачу, и коротко рассказал, что работает теперь в новых коммерческих структурах, связался со скользкими партнерами и просит старого приятеля помочь ему установить личность последнего. У полковника как раз дочка замуж выходила, возникли новые
бытовые проблемы, и укрепить дружбу с таким мощным хозяйственником, как Роговой, было отнюдь не лишним. Когда Патрон по звонку выехал на очередную встречу, за ним последовала машина с наружкой, позже переключилась на Трунина, дальнейшее было делом несложной техники.
        Пауза затягивалась, Трунин вздохнул, невольно наклонил голову.
        - Я с радостью отмечаю, молодой человек, что вы быстро и правильно оцениваете ситуацию, - Патрон толстым пальцем почесал за ухом. - Все данные о тебе, фотографии, пальцевые отпечатки находятся в сейфе. Если я исчезну, случайно попаду под машину, действительно случайно мне на голову свалится кирпич, я тебе уже ничем помочь не смогу, - без всякого перехода продолжал: - У меня в Москве застряла партия товара на миллионы долларов, ты мне поможешь, получишь свою долю, и мы расстанемся.
        Они распрощались. Патрон не собирался отдавать долю, а Трунина не устраивали десять процентов, каждый решил выждать, сегодня друг без друга не обойтись. С тех пор прошло два месяца, стечение обстоятельств мешало Патрону переправить двадцать килограммов чистого героина за пределы страны. Сначала Трунин не знал, где находится товар, когда же выяснил, решил товар из страны не выпускать, захватить здесь, за кордоном он, Трунин, окончательно потеряет инициативу…
        Он сварил кофе, налил чашку, вернулся к телефону, не хотелось ни о чем думать, но мозг работал автономно, волевому усилию не подчинялся.
        Надо признать, что он, такой умный, в решающий момент лопухнулся, дело казалось таким простым, не хотелось привлекать умных гвардейцев, они быстро бы разобрались что к чему и запросили бы солидную долю. Как говорится, жадность фрайера сгубила, он решил обойтись услугами шестерок, но те напортачили, и теперь приходится разгребать. Тогда он призвал на помощь самого лучшего исполнителя, тут сказочно повезло, официальная крыша у исполнителя была именно в этом цирке. Но не может долго сиять солнце, его обязательно сменит непогода, жизнь человека словно пижама: полосочка светлая, рядом темная. Лучший исполнитель оказался в самом нужном месте, но здесь же, непонятно почему и с каким заданием, объявился и сыщик Гуров. Трунин не знал, зачем сюда прибыл полковник, однако был убежден, из такого калибра по воробьям не стреляют.
        Телефон вздрогнул, тренькнул, зазвонил уверенно, Трунин снял трубку.
        - Ну?
        - Все в порядке, ложись спать.
        - Если бы в порядке, не надо было мальчишку убивать, - раздраженно ответил Трунин. - Тебя водкой не пои, дай человека зарезать. Расскажи подробнее, как и что, о чем спрашивали?
        - Ясный день, менты новых путей не прокладывают, двигают по нахоженной дорожке. Собрали в контору, растащили по кабинетам, пытали каждого, кто когда пришел, ушел, где в какое время находился, не видели ли посторонних.
        - Надеюсь, ты не начал наводить тень на плетень: мол, кто-то толкался и прочая?
        - Я всегда правду говорю, - убийца говорил абсолютно серьезно. - Я никого не видел. Все нормально, у них ничего нет, ложись спать.
        - А москвич, он принимал участие в допросах?
        - Нет, потолкался с полчаса у трупа и ушел. Слушай, а ты уверен, что он…
        - Да. Абсолютно, - перебил Трунин. - И не дай Бог тебе тоже убедиться. Если он тобой займется, то тебе до камеры окажется ближе, чем груднику до материнской сиськи…
        - Так, может, его…
        - Не может, - вновь перебил Трунин. - Все, иди спать, не пей, мать твою, понял? А я буду думать. Все, до завтра.
        - Все ты перепутал, шеф, завтра уже давно наступило.
        Трунин отодвинул кофе, вытащил из бара бутылку водки, налил тонкий стакан, выпил залпом, раскинулся в низком кожаном кресле. «Одно хорошо, - успокаивал он себя, - раз они такого волка прислали, значит у них агентурных подходов к нам нет, шарят в кромешной тьме. А парень хорош, отчаянный», - переключился Трунин на своего исполнителя-убийцу. Гурова предлагает убрать… Следует парню в глупую башку вбить прочно, что, если Гурова было бы так легко убрать, он бы не стал полковником, умер бы давно. Главное, если даже изловчиться и прихлопнуть, то завтра в городе на каждом углу встанет по оперу. Придется быстро из города смотаться, о деле забыть навсегда.
        Если существовал на свете человек, которому бы Трунин доверял, то это был, конечно, Ленька Федосеев, патологический убийца, жестокий, хитрый, живущий в двух различных мирах. Сегодня ему катило к полтиннику, первое убийство он совершил в шестнадцать, засветился, но взять не успели, Ленька исчез, сменил документы и окраску, появился совершенно в другом обличье. О его истинной профессии в разные периоды жизни знал порой лишь один человек - заказчик. Никому не ведомыми путями Ленька узнавал, кому из людей богатых срочно понадобился гробовщик, выходил на связь, договаривался, выполнял работу, брал деньги и растворялся в бестолковом мире нормальных людей. Он обладал феноменальной способностью мимикрировать. Ему было вполне достаточно знать, что он обладает состоянием, может лишить жизни любого, признание и уважение окружающих ему совершенно не требовались. Люди годами, десятилетиями жили рядом с обаятельным, беспомощным смешным человеком, который не скрывал слабостей и посмеивался над собой вместе с приятелями, а последних у Леньки было много. Он великолепно стрелял, в совершенстве владел ножом,
удавкой, разбирался в ядах.
        Шесть лет назад, когда Трунин только собирал свою гвардию, стоял на ногах непрочно, у него на хвосте повис шантажист, начал отравлять жизнь. Вскоре раздался телефонный звонок, Трунин услышал тихий вежливый голос:
        - Молодой человек, я слышал, что некто мешает вам спать?
        - Допустим, кто говорит? - поинтересовался Трунин.
        - Филантроп, люблю оказывать помощь.
        - И сколько ваша филантропия стоит?
        - Пустяки, у меня установлен порядок: сначала услуги, потом паршивые деньги.
        - Странно, - Трунин задумался. - Попробуйте, только ведь могу и не заплатить.
        - Сомневаюсь, - ответил неизвестный и положил трубку. Через несколько дней шантажист напился и повесился в своей квартире, а вскоре Трунин вновь услышал мягкий вкрадчивый голос:
        - Кирилл Владимирович, слышал, вас можно поздравить, все уладилось.
        - Верно, - ответил Трунин. - Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
        - Ну и дай Бог, - убийца хихикнул. - Переведите ему десять тысяч, - и продиктовал фамилию, имя, отчество и почтамт, до востребования.
        В те годы десять тысяч были серьезные деньги, Трунин возмутился.
        - Я знаю Бога, который подобные услуги оказывает за одну штуку.
        - Прекрасно, в следующий раз к нему и обратитесь, а сегодня переведите десять, - в голосе убийцы отчетливо слышались смешки.
        Трунин сам любил повторять: дешево, значит, плохо, потому замялся лишь на мгновение и спросил:
        - Может, мы встретимся, ведь жизнь сегодня не кончается?
        - Вероятно, я тоже консервативен, предпочитаю иметь клиентов постоянных. Вы переводите деньги, я вас позже найду.
        Трунин, конечно, заплатил, и через месяц они встретились, насколько такие люди способны дружить, сблизились, многое узнали друг о друге. Любому человеку порой требуется высказаться, сбросить фальшивую шкурку, остаться голеньким, как мама родила. За профессиональными услугами к убийце Трунин обращался лишь дважды, а виделись они раз в два-три месяца, а то и чаще. Как люди, приговоренные к пожизненной каторге, скованные одной цепью, они не могли обходиться друг без друга, приезжали порой без предупреждения, большинство встреч проводили на рыбалке. Оба не уважали сети, кружки, всякие спиннинги, зимой и летом ловили только на удочку, говорили мало, лишь напиваясь.
        Трунин вновь выпил, но алкоголь не действовал, сон цеплялся на мгновение, тут же улетал, наваливались воспоминания. В такие ночи, а они случались довольно часто, он признавался себе, что порой побаивается партнера. Однажды, когда после сильной поддачи они проснулись около пяти утра, опохмелились, почувствовали ни с чем не сравнимую легкость, эйфорию свободы, Трунин сказал:
        - Признайся, меня ты тоже можешь?
        Убийца, послюнявив пальцы, привязал крючок, поднял голову, взглянул своими ясными глазами, задумался, после долгой паузы ответил:
        - Нет, наверное… Невыгодно, - снова взглянул, - ну если только за очень большие деньги, - мило улыбнулся. - Никто за тебя таких денег не даст. Извини, ты же нищий, а миллионы платят только за миллионеров. И потом, я уже связи растерял, без тебя останусь без работы, скучно, кровь стынет, сопьюсь.
        - Ну, спасибо, - растерянно пробормотал Трунин.
        - Не за что, свои люди, - убийца смотал удочку и направился к двери.
        Ненормальный он человек, безусловно больной, ничего святого. Себя Трунин считал абсолютно нормальным, здоровым человеком, имеющим свои принципы и идеалы.

* * *
        Не спали в эту ночь и соседи Гурова - супруги Соснины. Обычно и Ольга, и Сергей на сон не жаловались, но в ситуации экстремальной нервишки у них сдали. Накапливалось взаимное раздражение, рвалось наружу. Но беседовали они тихо, употребляли слова ласковые, так как каждый считал себя интеллигентом.
        - Мне казалось, дорогой, что ты человек более ответственный, - холодными бесчувственными пальцами Ольга почесала мужа за ухом. - Я всегда вела себя честно, вступая с тобой в брак, слова о любви не говорила. Ты гарантировал мне определенный, честно сказать, невысокий уровень жизни, я согласилась. Катя со своим благоверным сейчас отдыхает на Багамах.
        Ольга говорила одно, а думала совсем другое, видимо, женщина жить иначе не может. Какая фигура у этого журналиста! А может, он совсем и не журналист? Она не любила голубоглазых мужчин, они либо мямли, либо нарциссы, а мужик должен обожать женщин, а не самого себя. Но сосед был настоящим мужчиной, она почувствовала это мгновенно, так же как и сигнал, который передали голубые глаза Гурова, передали и тут же зашторились. Она оставила в покое ухо супруга, провела ладонями по плоскому животу, полным, еще не рыхлым бедрам и продолжала шептать:
        - Ты обещал, будем жить в цветах и улыбках. Дыра, не приведи Господь, выйти на улицу невозможно. Ты постоянно занят, окутан тайной, словно граф Монте-Кристо.
        - В моей коммерции ничего таинственного, - не сдержался Сергей. - Здесь недалеко звероферма, пытаюсь подешевле купить мех. А про Катю и ее недоноска ты мне лучше не напоминай. Он обыкновенный спекулянт, только в крупных размерах.
        - Человек, укравший миллион, не вор, а бизнесмен.
        - Извини, дорогая, ты живешь лучше, чем подавляющее большинство людей. Многие и мечтать не могут о такси жизни.
        - Большинство меня не интересует, - перебила Ольга, сжимая груди, неожиданно представила соседа, веселые искорки в его глазах, - и мечты у них совковые, убогие, нищие, ничтожные! - она откинула одеяло и села. - Какие дела у тебя в местном цирке? Мы вечером идем в цирк.
        - Хорошо, - ответил муж.
        Он с отъезда из Москвы недоумевал, почему благоверная, которая, кроме столицы и Петербурга, других городов России не признавала, увязалась с ним в эту поездку. Он пытался жену отговорить, не сгущая краски, нарисовал картину местного бытия, но она уперлась, теперь от скуки будет пилить денно и нощно. Может, сосед отвлечет, примет огонь на себя? Несравненная Ольга Дмитриевна никак не может понять, что прошли ее звездные дни, когда мужики, отталкивая друг друга, падали к ее ногам. Дел невпроворот, операция предстоит опаснейшая, следует выспаться, быть в форме, а тут нервничаешь по пустякам, размениваешься.
        - А мне кажется, дорогой, - женщина встала, протопала по ковру в ванную. Когда-то привычка жены интригующе прерывать фразу, отвлекаясь, вроде бы забывая, что именно хотела сказать, приводила Сергея Соснина в восторг. Он бросался за красавицей, тормошил, целовал, требовал закончить гениальную мысль. За пятнадцать лет он убедился, что, кроме глупостей и пошлостей, ничего больше красивой женщине не кажется. Сейчас он дурацких вопросов не задавал, заснуть даже не пытался, зная предстоящую программу, как хороший суфлер. Жена появится в халате, который купила за сумасшедшие деньги у прыщавой Кати, накапает в бокал спиртного, закурит, усядется в кресле неестественно прямо, словно на пресс-конференции, сообщит, что не прочь поохотиться летом на львов.
        Супруг угадал все - и халат, и бокал, и сигарету, даже позу жены в кресле, а вот текст выступления оказался неожиданным.
        - Мне кажется, дорогой, - повторила она, закуривая, - наш сосед, твой новый приятель, никакой не журналист, а даже совсем наоборот, - замолчала, вновь повесила паузу.
        Соснин чуть было не вспылил, хотел сказать, что сосед не его новый знакомый, а именно ее, а что именно «наоборот» от журналиста, может знать лишь гениальная женщина.
        - Журналисты, в частности корреспонденты, люди общительные, разговорчивые, иначе им никакого материала не добыть. Этот же супермен за стеной как раз наоборот. Молчаливый, нелюбопытный, глаза со шторками. Лев Иванович Гуров либо мафиози, либо наоборот. В чужом городе позвонили ночью, разыскали в нашем номере, человек сорвался, улетел, через час вернулся, я слышала, как у него дверь скрипнула. А что за час успеешь? Значит, не срочное интервью, чего-то ему просто сообщили.
        - Сообщают по телефону, - возразил муж, поеживаясь.
        - Уж не по твою ли душу прибыл сюда голубоглазый супермен! Не удивлюсь, если у него под мышкой кольт сорок пятого калибра.
        Так женщина, злясь на мужа, желая его напугать, стреляла словами, практически не промахиваясь. Правда, она не знала, что сыщик привлекал к себе внимание умышленно. Супружеская пара показалась любопытной, и он хотел подогреть ее интерес к себе, продолжить знакомство.
        - Скромный бизнесмен не представляет никакого интереса для мафии, тем более для спецслужб, - ответил Соснин, удивляясь, что пятнадцать лет считал жену дурой, а она чертовски наблюдательна и очень даже здраво рассуждает. Но если она права и он попал в поле зрения противника, то ему конец. И неизвестно, что сейчас хуже, мафия или спецслужбы.
        - Ну тебе виднее, дорогой, - женщина чувствовала, что попала в цель, голос ее стал ласковым беспредельно. - Но на свою скромность ссылайся только тогда, когда отказываешь мне в самом необходимом. Боюсь, проницательные люди тебе не поверят.
        Соснин вскочил, натянул тренировочный костюм, схватил бутылку, глотнул прямо из горлышка.
        - Мужлан, - прошептала жена. - Таким ты мне нравишься.
        Он выпил еще, тоже закурил.
        - Мы с тобой в одной лодке, пусть чувства поостыли, но многое осталось. У нас общие финансовые интересы, в конце концов.
        «Если я сделаю все, как задумано, стану полностью самостоятельной, а пока он мне действительно нужен», - рассудила женщина и спросила:
        - Я могу помочь?
        - Можешь. Займись соседом, выясни, кто он в действительности, я сейчас поставил слишком крупно, мы не можем рисковать, станем нищими, если не хуже.
        - Хуже не бывает.
        - Бывает, бывает, - Соснин разнервничался. - Все, ты меня достала окончательно, теперь уже не заснуть. А черт с ним, живем единожды, и чему быть, того не миновать!
        - Я лишь предупредила, - женщина следила за мужем с любопытством, некоторым страхом, даже восхищением.
        «Какой темперамент! Плечи развернул, поднял голову, мужик! Чего я ищу на стороне, зачем рискую? Охолонись, красавица, запал пройдет, - подумала она. - Тебе осталось год-два, максимум пять, ты должна стать хозяйкой, ни от кого не зависеть».
        Соснин открыл чемодан, вынул зажигалку и протянул жене.
        - Подари ему эту безделицу, через сутки возьмешь обратно, сошлешься на мою ревность.
        - Отобрать я сумею и проще, - разглядывая зажигалку, ответила женщина. - Как подарить?
        Глава пятая
        Обмен сувенирами
        Полковник Гуров и майор Фрищенко были сыщиками, и старшинство Гурова в звании и должности не давало ему права приказывать. Вернее, право такое было, только на оперативной работе толку от приказов мало, чаще один вред. Сыщики поют либо в унисон, либо каждый свое, приказами тут не поможешь. Гуров уговаривал, доказывал, даже просил, все без толку, Фрищенко уперся, угрюмо молчал, лишь изредка повторял: «Не могу, товарищ полковник», «У нас свои интересы, товарищ полковник».
        - Ты можешь обращаться ко мне на «вы», сто раз обзывать меня полковником, - сказал в заключение Гуров, - жизнь докажет, что я был прав. Я самолюбие не тешу, мне моя правота даром не нужна, многое бы дал, чтобы ошибиться. Действуй, Семен Григорьевич, как считаешь нужным.
        - Благодарствую, - Фрищенко поднялся из-за стола, давая понять, что разговор закончен, но сам же не выдержал и добавил:
        - А приказывать ты мне можешь только через генерала, к которому ты обращаться не желаешь.
        - Ну совсем плохой, а еще сыщик. Стыдно, - сказал Гуров и вышел из кабинета.
        Полковник приехал в управление рано утром, пока майор дремал на диване, Гуров прочитал все собранные за ночь документы. Поначалу, прокачивая ситуацию, сыщики шли в ногу, понимали друг друга, лишь уточняли детали. Однако вскоре начались разногласия, они расходились в главном, как вести гласное расследование. Фрищенко считал, что главным звеном, за которое следует уцепиться, является медвежатник Рогожин, и его необходимо подробнее допросить в прокуратуре, во что бы то ни стало расколоть, так как он, по мнению майора, темнит, и наверняка если не связан с преступниками напрямую, то знает значительно больше, чем говорит. Гуров считал, что Рогожина используют втемную, допрашивать его бессмысленно, даже опасно, в маленьком городе секретов не бывает, о долгих допросах вскоре станет известно, и попытку ликвидировать артиста повторят, но более успешно. Разошлись сыщики и в оценке личности убийцы. Майор убежден, что преступник пришел со стороны и никто из местных, тем более цирковых, с ним не связан. Гуров утверждал обратное: если не самого убийцу, то его прямого сообщника следует искать именно в цирке.
Главное, настаивал полковник, в цирк необходимо послать оперативника, который бы пусть и без результата расхаживал в коридорах, совался куда ни попадя, своим назойливым присутствием держал бы преступника в напряжении. Преступный замысел нам неизвестен, продолжал Гуров, мы лишь предполагаем, что готовилась транспортировка наркотиков за рубеж, она сорвалась, часть информации ушла на сторону, сейчас организаторы залатывают дыры и убирают людей, которых считают опасными. Кого еще они испугаются - неизвестно, надо не дать им совершить еще одно убийство.
        Фрищенко выслушал полковника внимательно, перешел с коллегой на «вы» и ответил: мол, действительно, наш городок не столица, тут вы, товарищ полковник, абсолютно правы, но он не может поселить в цирке опера, пугать артистов, поднимать против милиции общественное мнение.
        «Из двух зол выбирают меньшее, я тебя прошу, Семен Григорьевич, - уговаривал Гуров, - лучше напугать, но уберечь». «Я не могу из-за ваших фантазий рисковать, - уперся Фрищенко. - Что я кого-то якобы уберег, не узнает никто, а вот о том, что пугаю и творю беззаконие, будет говорить весь город». Гуров оглядел набычившегося Фрищенко, словно примериваясь, с какого бока его легче взять, и терпеливо, будто объяснял ученику-тугодуму простую задачу, спросил:
        - Экспертиза яд в мясе обнаружила? Окно было прострелено, и пулю в стене вы нашли?
        - Ну? - майор согласно кивнул. - Медведя хотели отравить, чтобы хозяина напугать. А не вышло, так и стрельнули. Потому и надо трясти вашего Рогожина. Он замазан в этом деле по самую маковку.
        - Медведя убивать бессмысленно, зверь никому не мешает, яд послали Рогожину. И направил его цирковой, человек, знающий, что артист своего напарника мясом не кормит и сам съест. Почему пытаются убить Рогожина, пока не знаю, но, что он сегодня абсолютно ни в чем не замешан, уверен. Уважаемый Семен Григорьевич, очнись, дорогой, я ведь прибыл сюда по сигналу именно Рогожина.
        - Удивили, а то мы не видели, как человек сначала залазит в петлю, потом орет «помогите».
        - Случалось, - согласился Гуров. - Однако Михаил Семенович Рогожин не тот человек.
        - А в нашем цирке работают не те люди, которые могут иметь связи с профессиональной преступностью. Я не собираюсь покрывать Рогожина только потому, что он заслуженный и приехал из Москвы…
        - Да он ваш, местный, - перебил Гуров.
        - Был, теперь он чужой. Извините, товарищ полковник, никаких исключений ни для кого делаться не будет. Согласно закону дело возбуждено прокуратурой, я доложу весь имеющийся материал в полном объеме, следователь решит, кого, где он будет допрашивать.
        Как уже было сказано выше, полковник и майор расстались крайне недовольные друг другом.
        Из милиции в цирк Гуров шел неторопливо, оттягивая встречу с действующими лицами, пытался определить, с чего следует начать, как себя вести с Рогожиным и с остальными людьми маленького замкнутого, очень специфического мирка, называемого цирком. Ничего интересного и оригинального сыщику придумать не удавалось. Он не мог себе простить, что не уговорил Фрищенко. Самого упрямого человека можно переубедить, надо найти ход-ключ, он, сыщик, не нашел, значит, он плохой профессионал. Бессонная ночь плюс уязвленное самолюбие мешали сосредоточиться. «Определю хотя бы основные болевые точки, - решил он, - позже решу, в каком порядке их лечить. Самое скверное, что не могу понять замысел противника. Элементарно можно построить такую версию: в клетке медведя хотели переправить контрабанду, предположительно наркотики, гастроли сорвались, безуспешно пытались купить артиста. Зачем же его убивать? Может, я попал под обаяние Рогожина? Может, майор Фрищенко прав: артист замазан в деле, сначала согласился, потом отказался? Если я так ошибаюсь в человеке, мне следует немедленно увольняться за профнепригодностью. И в
покойном мальчике я ошибся, решил, что он ничего больше не знает, а он знал. Или ошибся убийца, убил, перестраховываясь, убил человека безопасного. А почему убийца испугался? Не вызывает сомнения, что человек, передавший отраву, никуда привести не мог. Использовать в таком деле человека абсолютно стороннего не только профессионалу, придурку ума хватит. Значит, парня испугались не из-за посылки. Преступник жил рядом с Иваном, парнишка заподозрил неладное, начал к окружающим приглядываться, что-то увидел, почувствовал, нервишки у него были обнаженные. Преступник увидел, как мы беседуем, и решил не рисковать. Для этого человека убить легче, чем ждать, он профессионал и, безусловно, находится рядом, на расстоянии вытянутой руки. Такова центральная группа вопросов, но мне в них не разобраться, пока мало информации. Значит, временно отложим в сторону, двинемся с периферии.
        Соседи. Крайне интересные люди, внимательные, заботливые. Может, они верующие и помогать ближнему для них естественная потребность? С соседями он встретится вечером, сейчас надо подготовиться к встрече с цирковыми, убийцей, который, безусловно, из местных и не артист, а сотрудник.
        Неладно у меня с майором Фрищенко сложилось, вроде и мужик он подходящий, и сыщик неплохой, а уперся. Если прокуратура вцепится в медвежатника, взбаламутится не только цирк, весь город. Надо срочно звонить в Москву, пусть притормозят хотя бы на сутки, мне сейчас здесь только прессы не хватает, коллег, так сказать. Журналисты народ дошлый, многие друг друга знают, тотчас выяснится моя липа, поднимется шум, но дело даже и не во мне - работать станет практически невозможно».
        Так рассуждая, сыщик, крайне недовольный собой, вышел к цирку. Удивительно, несмотря на дождь, афиша не поблекла, гимнастка по-прежнему была женственная и даже сексуальная, а клоун смотрел огромными голубыми глазами насмешливо и грустно, хотя его ярко-малиновые губы растянулись от уха до уха.
        Гуров засмотрелся на клоуна, хотелось по-мальчишески ему подмигнуть, сказать, мол, не грусти, приятель, все образуется, и не заметил, как из центральных дверей вышли женщина и мужчина, причем женщина тянула мужчину за рукав, и не только сыщику было ясно, что жена ведет провинившегося мужа. Закрыв тяжелую дверь, женщина подбоченилась, подняла тонкую выщипанную бровь, причем даже с расстояния в несколько шагов, на котором находился Гуров, было отчетливо видно, что бровь, данная от природы, выщипана, тонкая полоса туши проведена выше и трагической стрелой устремлена к виску.
        - Ну? Ты, кобель, снова за свое? - спросила дама звенящим фальцетом.
        Гуров понял: собрат сейчас получит пощечину - и с привычной мужчинам солидарностью бросился на помощь.
        - День добрый! - громко сказал он, поднимаясь по ступенькам, и несвойственным для него развязным жестом протянул руку. - Артистам цирка от представителя второй древнейшей профессии. Вчера не успел представиться. Гуров. Журналист.
        Взметнувшаяся было длань повисла в воздухе, бровь опустилась, глаза Немезиды сверкнули и мгновенно подернулись поволокой, стали романтическими и загадочными. Гуров давно привык, что нравится женщинам, особенно тем, кто хочет казаться лет на двадцать моложе.
        - Очень приятно, - дама протянула руку, казалось, с ее пальцев капает кровь. - Матильда.
        Сыщик понимал, протянутую руку необходимо поцеловать, но посчитал, что сделал для соплеменника достаточно, окровавленные лаком пальцы лишь пожал, зато театрально наклонил голову так резко, что чуть не свернул шею.
        Матильда - понятно, что это было сценическое имя, а клиенты сыщика Гурова сказали бы кликуха - кивнула на своего спутника.
        - А это местный администратор и, к величайшему сожалению, мой муж. В молодости был красив, а я девчонкой вертелась под куполом и… вполне банальная история.
        - Жуков Александр Валентинович, - его рукопожатие оказалось сильным, взгляд благодарным, понимающим, со смешинкой, в отличие от женщины мужчина был умен и красив.
        Гуров вспомнил, что видел Жукова ночью у трупа Ивана, обратил внимание, так как администратор выделялся среди окружающих, одетых кое-как, тем, что был в костюме и при галстуке, к тому же он не суетился, держался спокойно, как бы отстраненно, словно посторонний. Среднего роста, с военной выправкой, в прекрасно сидящем костюме, из нагрудного кармана пиджака кокетливо выглядывал платочек того же материала, что и галстук. Жуков прекрасно смотрелся бы не только в захолустном городишке, но и на любом вернисаже в столице. Брюнет, с орлиным носом, с резким росчерком бровей, с безукоризненным пробором, он походил на героя-любовника из кинофильмов тридцатых-сороковых годов, лишь глаза у администратора были как бы не его, а совершенно другого человека - темнее, казалось, без зрачков, умные и одновременно беспомощные глаза человека, который постоянно ждет, что его сейчас ударят, и извиняется за свою беспомощность.
        Интересно, почему он здесь, женат на этой вульгарной женщине, работает администратором в глухой провинции? - подумал сыщик. В нем все не так, будто шутник собрал его из разных конструкторов, соединил детали совсем несовместимые. Администратором необходимо заинтересоваться. Осмотр нового знакомого и проскочившие мысли заняли у сыщика несколько секунд, которые необходимы для рукопожатия.
        - Гуров Лев Иванович, - сказал он и понимающе улыбнулся.
        - Знаю, весь цирк взбудоражен, только о вас и говорят - голос у администратора был глуховатый, с трещинкой. - Журналист из Москвы здесь, сами понимаете, сенсация.
        - Ванюшку зарезали! - вспылила супруга. - А для него журналист главное! И уже с этой шлюшкой из амазонок сговаривается!
        - Милочка, ты со своей бесконечной ревностью…
        - Я ревную? Тебя? - супруга вновь подбоченилась, взглянула на Гурова, поправила действительно роскошные волосы. - Ничтожество. Лев Иванович, вы, как настоящий мужчина, понимаете…
        Сыщику семейная ссора изрядно надоела, и он собрался откланяться и бросить собрата на произвол судьбы и жены, но вновь распахнулись широкие парадные двери, и на лестницу вышла Ольга Дмитриевна, роскошная женщина и гостеприимная соседка Гурова. Ее сопровождал знаменитый коверный Николай Куприн по кличке Классик, чей портрет украшал афишу цирка. В жизни Классик оказался значительно старше - примерно лет пятидесяти, хотя высокая очень худая фигура сохраняла юношескую стройность, но лицо в глубоких складках, особенно жилистая шея выдавали истинный возраст. Есть такое выражение: - глаза в пол-лица, именно такими глазами обладал коверный. Он остановился чуть позади Ольги, церемонно поклонился Гурову, администратору, мигнул, причем один глаз у него закрылся полностью, другой даже не дрогнул.
        - Наш сосед, супермен, который таинственно исчезает среди ночи, бесшумно скрывается ни свет ни заря, - Ольга протянула руку Гурову, на супругов глянула мельком, чуть кивнула. - А утром не заглянули напрасно, мы ждали вас к завтраку.
        Сыщик собрался ответить, но неожиданно почувствовал знакомый предупреждающий холодок опасности. Пожимая руку женщины, сделал шаг в сторону, повернулся, но на лестнице никого не было. Но, кроме аромата великолепных духов, сыщик отчетливо ощущал неприятный запах пота, давно немытого тела.
        «Хватит. Закончу это дело, вернусь в Москву, найду среди приятелей психиатра. Я же цивилизованный человек, черт побери. Раз меня, словно Полкана, запахи мучают, значит, какая-то гайка с резьбы слетела, следует поправить». Внутреннее состояние никак не отражалось на лице сыщика, он лишь рассеянно улыбался, скользил взглядом по окружающим, небрежно спросил:
        - А вам не кажется, уважаемые дамы и господа, что мы похожи на актеров, которых режиссер расставил на ступеньках сцены и заставил вести пустые разговоры? Убили человека, а мы несем околесицу, - он перестал улыбаться.
        «Пусть я ненормальный, а все равно здесь воняет, кто-то из этих людей меня ненавидит или боится, скорее и то, и другое. И на мое напоминание об убийстве никто не среагировал. Не прав, сыщик», - одернул себя Гуров. Коверный собрал свое гуттаперчевое лицо в гримасу, довольно смешно, Матильда дернула плечиком, взяла супруга под руку и сказала:
        - Не желаю изображать, мне этот бандит всегда не нравился. Идем, Саня, или ты кого-нибудь ждешь?
        - Что ты, что ты, - забормотал администратор. - Но, дорогая, о покойниках плохо не говорят…
        Они раскланялись и ушли, Гурову показалось, что администратор отнюдь не боится жены, просто валяет дурака.
        - Николай Иванович, спасибо, - сказала Ольга, - надеюсь, мужчина проводит меня до дома.
        Сыщик собирался встретиться с Рогожиным, переговорить с директором и вообще потолкаться в цирке, приглядеться к людям. Но ведь хочешь не хочешь, с дамочкой тоже необходимо разобраться, сейчас инициатива исходит от нее, тем лучше, но, прикрывая заинтересованность, сказал:
        - Ольга Дмитриевна, вы познакомьте меня с Николаем Ивановичем, человека так просто Классиком не назовут, а я профессионал, мне любопытно.
        - Классик - шуточки молодых, - сказал коверный, пожимая сыщику руку. - А мы, Лев Иванович, ночью познакомились. Запамятовали? Ничего страшного, я, к примеру, такую смерть, нелепую и страшную, лицезрю впервые.
        Сыщик все отлично помнил, но не возразил.
        - Цирк для человека моей профессии - поездка на курорт, праздник. Наши будни проходят в борьбе, кровавых схватках за урожай, за тонны, да копаньи в бюрократических бумагах. И вот попал, надо же, - Гуров вздохнул. - Я с покойным знаком не был, однако…
        - Не лгите! Грех! - перебил Классик, поднял длинный тонкий палец. - Известно, вы с Ваней беседовали.
        - Беседа не знакомство, - парировал сыщик, заглянул в глаза коверного, удивился детской беззащитности ответного взгляда.
        - Так вы скажите, что со мной тоже незнакомы, - коверный легко подхватил Ольгу Дмитриевну, изящно поцеловал, обращаясь лишь к ней, и не взглянув на Гурова, попрощался, легко взбежал по ступенькам и скрылся за массивной дверью.
        - Клоун на вас за что-то сердит, - глубокомысленно заметила Ольга, взяла Гурова под руку и продолжала, резко сменив тему и тон разговора, как это умеют делать только женщины. - Ох, Лев Иванович, вы большой хитрец, надо сказать. Хитрец большой, но актер отвратительный. Даже для самого захудалого театра никуда не годитесь.
        Они шли по разбитому тротуару, пытаясь обходить лужи, порой Ольга опиралась на руку спутника и через очередное препятствие перепрыгивала.
        - В прошлом, а возможно, и в настоящем - вы отличный спортсмен-сердцеед, тут вы крайне самоуверенный! - Ольга обняла Гурова за шею, подняла лицо, кокетливо приоткрыла губы, но дотянуться даже до подбородка не смогла.
        Сыщик придержал ее за талию, перенес через канаву, поставил на землю, удержал на дистанции. Он не на шутку разозлился. Дело в том, что подобные вещи, в разных выражениях, ему говорили неоднократно. И если в юности он старался казаться мужественным, а его в ответ обзывали «Левушкой», даже «Лева из Могилева», то последние годы сыщик постоянно следил за собой, пытался выглядеть как можно мягче, невзрачнее, точнее незначительнее. А в ответ слышал, что Волк и овечьи атрибуты надо отбросить, обмануть он никого не способен и выглядит только смешным. Нет, с мужчинами номер чаще проходил, мужик хочет быть сильным, ему только подставься, он уже карабкается на шею, командует, учит жить, как минимум дает советы. А вот с женщинами у Гурова ни черта не получалось. Тут снова возникали нюансы. Женщины в происхождении, в хитром подходе не нуждались. Внимание, умение слушать, элементарное сочувствие, и она готова поверить во все, даже в то, во что поверить невозможно. Но ведь с бродяжками, мелкими воровками полковник Гуров дела давно не имел. А если и сталкивался, то лишь как с второстепенными свидетелями. Но были
и другие: жены, подруги, партнерши, т. е. женщины главных противников. Женщины сытые, ухоженные, отлично выспавшиеся, томящиеся бездельем, которые охотились как за бриллиантами, гарнитурами, шубами, так и за мужскими скальпами. Охотницы в подавляющем большинстве случаев были не в курсе дел своих мужчин, но все равно порой представляли оперативный интерес. Но именно здесь Гуров обычно терпел поражение, обмануть этих женщин ему не удавалось.
        Сейчас повторилась все та же история. Ольга разгадала его мгновенно, следовало перестраиваться, изображать повесу, начинать ухаживать, а настроение было абсолютно неподходящее.
        - Лев Иванович, вам сколько годочков? - щебетала спутница, прижимаясь к его руке. - Сорок уже минуло. Вам трудно женщину поцеловать? Нравится, не нравится, как говорится, плюнь да поцелуй. А вы, словно мальчишка, характер выказываете и наживаете врага. Нет страшнее врага, чем отвергнутая женщина.
        А вот тут ты и заигралась, милочка, подумал сыщик и сказал:
        - Может, я и самоуверенный, но, как вы верно определили, сорок мне уже минуло, может, мудрость не наступила, но юношеская наивность, надеюсь, прошла. Вам нужен мальчик для битья? Так вы ошиблись адресом.
        Коли нечем прикрыться, прикинься дураком, решил Гуров. Нет лучше щита, чем колпак с бубенцами. Если дама мной интересуется, то пусть выпутывается, любопытно взглянуть. А если мне мерещится, то мы холодно расстанемся, и, как, говорится, каждый останется при своих.
        Хотя Гуров и был сыщик Божьей милостью, а с красивыми уверенными женщинами, как уже говорилось, вечно попадал не в масть. Ольга не стала выпутываться, разрубила мгновенно. Она остановилась, взяла Гурова за лацканы плаща, открыто посмотрела в глаза и сказала:
        - Простите меня, пожалуйста, я больше не буду. Вы меня прощаете? - и не отпускала, ждала ответа.
        - Ну? - сыщик растерялся.
        - Что «ну»? - Ольга тряхнула что было сил. - Отвечайте! Прощаете?
        Одинокий прохожий приостановился, видимо, решил досмотреть до конца. Ольга, не отпускала сыщика, повернулась к любопытному и громко объявила:
        - Я могу у мужа попросить прощения без свидетелей?
        - Конечно, конечно, - мужчина зашмурыгал по лужам.
        - Я и не знал, что мы женаты, - улыбнулся Гуров.
        - Вот теперь знаешь, - серьезно ответила Ольга. - Целуй и проси прощения, - и чертенята плясали в ее широко открытых глазах. - Немедля, иначе сейчас на колени встану, прямо вот в эту лужу.
        И Гуров понял, что она действительно опустится на колени, поэтому он перестанет прикидываться, а будет настоящим полным идиотом. Он наклонился, хотел поцеловать Ольгу в лоб, но она обхватила его за шею, подпрыгнула, и сыщик был вынужден подхватить ее на руки. Ольга прижалась к нему, словно ребенок, и прошептала.
        - Отнеси меня домой, дорогой.
        Он донес ее до конца квартала, за углом которого находилась гостиница, поставил на ноги и сказал:
        - Извини, но такси нынче очень дорого, боюсь, тебе не расплатиться.
        - Ой, мужлан, - Ольга взяла Гурова под руку. - Только деньги на уме, - увидела у подъезда гостиницы машину и воскликнула: - Ого! Вот это аппарат! Интересно, кто такой прибыл к нам в гости?
        «Вольво-740», даже заляпанный грязью, смотрелся благородно. Гуров догадался, чья это машина, и если действительно приехал Юдин, то следовало быстренько избавиться от прелестной спутницы и переключиться на работу. Сыщик на время забыл, что Ольга тоже была частью его работы.
        Они вошли в вестибюль, у стойки администратора стоял мужчина, и Гуров, хотя видел его со спины, мгновенно понял, что прибыл Борис Андреевич Юдин, которому сыщик звонил вчера вечером. Приехал человек на машине, и путь не такой уж близкий, дорога не автобан, особенно не разгонишься.
        - Уважаемая Ольга Дмитриевна, - сказал Гуров чуть громче, чем следовало. - Разрешите вас проводить, а мне нужно переобуться - и на работу.
        Ольга ничего не ответила, посмотрела на Юдина, который, подхватив чемодан и кейс, кивнул администратору и пошел через холл к лифту, взглянул на сыщика и его спутницу безразлично. Гуров почему-то понял, что Юдин и Ольга знакомы. Когда дверь лифта закрылась, и гость отбыл, Ольга топнула и сказала:
        - Нахал! Даже не поздоровался! Ну, миллионерам все дозволено! Идемте! - и направилась к лестнице.
        Они жили на втором этаже, и лифт не требовался.
        - Конечно, он занял апартаменты, которые нам не дали, - рассуждала Ольга. - Интересно, на кой черт он притащился в эту дыру?
        «Я попросил», - хотел ответить сыщик, но, естественно, промолчал.
        - Заходите, супермен, - распахивая дверь своего номера, пригласила Ольга, скинула промокшие туфли и направилась к столу с бутылками. - Выпьем по грамм несколько.
        Гуров пить не хотел, но следовало выяснить, откуда и насколько близко были знакомы Ольга и Юдин. Данный факт являлся неожиданностью, возможно удачной, возможно совсем наоборот.
        - Я видел миллионеров только в кино, - беспечно сказал Гуров, один бокал наполнил, а другой налил символически. - Что они за люди и откуда вам известен прибывший?
        - А ты излишне любопытен.
        - Я любознательный, такова моя профессия.
        «Журналист или сыскарь?» - думала Ольга, вертела зажигалку, которую передал муж, не зная, каким образом передать ее Гурову. Зажигалку легко подложить в его номер, но лучше, чтобы она находилась у любопытного соседа в кармане.
        Проблема разрешилась просто. Гуров сам взял у Ольги зажигалку, прикурил и, разглядывая изящную вещичку, сказал:
        - Умеют делать, простите за пошлость, продайте мне, днями у друга юбилей, подарить нечего.
        - Да ради Бога, - скрывая радость, ответила Ольга, - не знаю, сколько эта ерунда стоит, спрошу у мужа, уверена, что сущие пустяки.
        - Ну спасибо, - Гуров положил зажигалку в карман. - Так кто сегодня приехал, и почему вы назвали его миллионером? Ольга Дмитриевна, информация хлеб мой насущный.
        - Кажется, мы перешли на «ты»? - Ольга явно жалела, что проговорилась о знакомстве с Юдиным. - Однажды в ресторане муж указал на этого типа и обозвал миллионером.
        Сыщик смотрел Ольге в глаза, молчал и улыбался, он прекрасно помнил, как она возмутилась, что Юдин не поздоровался. Известно, гордиев узел нельзя распутать, и Ольга его разрубила:
        - Я даже мужу не разрешаю меня допрашивать. Ты пока даже не любовник. Адью, мужлан, до вечера!
        Сыщик поклонился и вышел из номера.
        Апартаменты Юдина состояли из необъятных размеров гостиной, застланной роскошным паласом, бесчисленного множества торшеров, кресел, полукруглого дивана, встроенного бара и витой лестницы, ведущей на второй этаж. В подобных номерах сыщик никогда не жил, но бывал, как то произошло в Ленинграде, нынешнем Санкт-Петербурге.
        - А вы, уважаемый Лев Иванович, спрашиваете, зачем деньги, - Юдин шел навстречу, протянул руку. - Нет, такого дурацкого вопроса вы, конечно, не задаете, но думаете, признайтесь, вы считаете, что деньги нужны лишь для удовлетворения элементарных потребностей.
        Сыщик и коммерсант обменялись рукопожатием и разместились в низких креслах, уютных, располагающих к спокойной беседе и философским рассуждениям. Юдин явно нервничал, говорил без остановки, а сыщик ждал, пока запал у хозяина кончится, и думал, что кресло превосходное, но своего рода ловушка, если, не дай Бог, что случится, не успеешь подняться, и может, плюнуть на самолюбие, пойти запереть дверь, а сесть на жесткий стул, что стоит у стола?
        - Вы прагматик и аскет, типичный продукт нашего общества, - Юдин запнулся, чуть склонил голову и рассмеялся. - Нервничаю, потому говорю чушь. В вас нет ничего типичного, вы абсолютное исключение из правил. Становлюсь косноязычным. Давайте начистоту, вы меня вербуете?
        Сыщик смотрел на Юдина и серьезно, и насмешливо.
        - С нашей последней встречи, Борис Андреевич, вы несколько изменились, - сказал Гуров. - Носили джинсовую униформу, шелковым платочком подвязывались, сейчас - в строгом костюме, белоснежной рубашке, словно на официальном приеме.
        - Сменил род войск, соответственно и мундир. Я с Корпорацией и уголовщиной расстался, создал солидную фирму, плачу налоги, так что ваша зарплата, господин полковник, складывается и из моих копеечек.
        - Расстаться можно с женщиной, - усмехнулся Гуров, - а с Корпорацией, извините, не верю.
        - Не лгите, Лев Иванович, - спокойно ответил Юдин. - Вы опытный сыщик, отлично знаете, я в жизни рубля не украл, человека ни разу не ударил, всегда был посредником, а последнего невозможно вынудить, заставить работать. Зарезать в назидание другим или из мести? Такими делами занимаются сопляки, а я всегда имел дело с людьми серьезными. От мертвеца никакого толку, а живой Юдин может при случае и сгодиться. Человек с преступной организацией порвал, а вы, господин полковник, человека обратно толкаете.
        Юдин подошел к письменному столу, поднял с пола кейс, поколдовал над шифровым замком, открыл. Гуров тоже поднялся, встал рядом с Юдиным, взглянул на содержимое кейса. Его дно было испещрено множеством углублений различной формы и размера, в каждой выемке находился предмет соответствующей формы.
        - Разберетесь? - спросил Юдин.
        - Вряд ли, образования не хватает, лучше поясните.
        - Ну это элементарно и, как все гениальное, очень просто. Две пары, - Юдин указывал пальцем на футляры. - Передатчик, под ним его приемник. Радиус действия до десяти километров, срок - сутки, после чего запись следует прослушать и перемотать. Ну, а это, - он взял из кейса маленький пистолет «беретта», - вообще не пойму, зачем вам.
        Сыщик взял пистолет, выщелкнул обойму, передернул затвор, заглянул в канал ствола, вставил обойму на место, опустил пистолет в карман, сказал:
        - Дорогой Борис Андреевич, береженого Бог бережет. За технику большое спасибо. Интересно, сколько вы заплатили?
        - Вас больше интересует, где я эти взял. Так это у вас ничего нет, а у нас все есть. Забирайте, - Юдин захлопнул кейс, - и мы с вами в расчете.
        - Скажите, кого поставили на место покойного Мельника? - спросил Гуров.
        Разговор велся более чем странно, собеседники на вопросы практически не отвечали, каждый вел свою линию. Но на последний вопрос сыщика коммерсант ответил:
        - Я же сказал, что с Корпорацией расстался, и кто у них сейчас командует контрразведкой, не знаю, - и слегка повысив голос - А если бы и знал, то никогда не сказал бы! Запомните, полковник, вам из меня агента не сделать!
        - Господин полковник, - поправил Гуров. - Я сыщик, а не опер-дворняжка и знаю, что таких людей, как вы, Борис Андреевич, не вербуют.
        Да успокойся ты, успокойся, дорогой, рассуждал Гуров, забирая кейс со стола и перенося к креслу. Ты не агент, не сексот, как любят выражаться журналисты, ты знаком с полковником Гуровым, кое-чем ему обязан, мы почти приятели и должны помогать друг другу. Произнося этот внутренний монолог, сыщик беспечно улыбнулся, оглядел роскошные апартаменты и неожиданно спросил:
        - Кстати, почему вы не поздоровались с Ольгой Дмитриевной? Дама обиделась, можно сказать, оскорбилась.
        - Я просто не знал, что она Дмитриевна и дама, - ответил Юдин. - Наша нечаянная встреча для меня неприятна, даже опасна. Надеюсь, вы не сказали, что знаете меня?
        Гуров лишь пожал плечами, закурил.
        - Мы живем в соседних номерах, очень сексапильная женщина. Бы знаете ее супруга?
        - Я не хочу говорить об этих людях. Вы не мальчик, разберетесь, с кем можно поддерживать отношения, с кем воздержаться.
        - Вы собираетесь навестить знакомую?
        - Теперь придется, - Юдин вздохнул. - Только как, черт возьми, я объясню, что не поздоровался с ней в холле? Она умна и подозрительна, как говорится, ее на мякине не проведешь.
        - А вы скажите правду, человек, особенно женщина, всегда чувствует, когда говорят правду.
        - Не понял! - Юдин взглянул удивленно.
        - Скажите, что знаете меня, кто я есть на самом деле и потому решили не останавливаться. И кстати, - Гуров положил кейс на колени, открыл, вынул из футляра изящную пудреницу, протянул Юдину, - подарите ей эту вещь. Женщины любят подарки.
        - Даже так? - удивленно произнес Юдин. - Значит, весь сыр-бор из-за четы Сосниных?
        - Не совсем так, но они меня интересуют.
        - Напрасно. Сергей - мелкий грязный деляга, не более того.
        - Люди меняются, простите, не провожу параллелей, но вы же сменили амплуа.
        - Ваше дело, - Юдин положил пудреницу в карман. - Я вас знаю, а вы меня знаете?
        - Безусловно. Полковник Гуров разрабатывал Корпорацию, конкретно руководителя контрразведки Мельника, и тогда Борис Андреевич Юдин попал в поле зрения уголовного розыска. И дальше правду, одну только правду, естественно, не в полном объеме. Вы приехали сюда по своим делам, которые никого не касаются, но раз в гостинице проживает полковник Гуров, значит, здесь серьезный криминал, вы не желаете иметь к происходящему никакого отношения и вынуждены срочно уехать.
        После длинной паузы, во время которой Юдин доставал бутылки, расставлял бокалы, резал лимон, коммерсант произнес:
        - Мне скоро шестьдесят, я чист перед законом! Так какого черта я не послал вас вчера в места не столь отдаленные, словно нашкодивший мальчишка бросился выполнять ваши указания?
        - Это была просьба, Борис Андреевич, всего лишь просьба, - сказал Гуров, улыбаясь.
        - Не валяйте дурака и не считайте меня идиотом! - вспылил Юдин. - Вы же были убеждены, что я не откажусь! Почему?
        - Просто вы настоящий мужчина, и я тоже настоящий мужчина, мы всегда платим долги.
        - Я вам тогда предложил миллион, вы не взяли. Позже вы мне его дали, и я взял. Так?
        - Я становлюсь пьяницей, а вы собирались угостить, - Гуров взглянул осуждающе.
        - Потрясающий лгун, который всегда говорит правду! - Юдин наполнил бокалы. - Вы словно виртуоз-импровизатор: играет, что хочет, не заглядывая в ноты, не обращая внимания на клавиатуру, и ведет партию безукоризненно. Вы будете говорить серьезно или вы заставили меня приехать только для того, чтобы я привез технику?
        - Серьезно? - Гуров пригубил из бокала. - Мужчина, который относится к себе абсолютно серьезно, просто смешон. Ваше здоровье, спасибо, что приехали, я искренне рад вас видеть.
        Они выпили и замолчали.
        Юдин смотрел на открытое, но жесткое лицо сыщика, которое смягчали голубые, искрящиеся смешинками глаза, и думал, что было бы замечательно иметь такого друга, что такой человек никогда не продаст, всегда выручит, поможет, а понадобится - спасет. Почему он занимается такой грязной работой? Настоящий сыщик, видимо, не профессия, а образ жизни. Он постоянно рискует, часто лицемерит, лезет к людям в душу, пытается отыскать непотребное. Какой же он к черту порядочный человек? Но он спас ему жизнь, не взял, можно сказать, просто подарил почти миллион долларов. И это факт, от которого никуда не денешься.
        Сыщик курил, поглядывал на загорелое лицо коммерсанта, думал, разумеется, о своем. «У большинства богатых людей отличный цвет лица, они загорелые и моложавые. Ну сколько ему можно дать? Сорок пять, максимум полтинник. Мне лишь сорок один, я уже пеплом подернулся. Однако эту фигуру я вербанул, но обращаться с ним следует, как с вазой тончайшего фарфора, неосторожное движение - и у меня в руках не останется даже осколков, только пустота. Умный, честолюбивый, порядочный, в свое время в криминал его загнала система, партия, в том числе член КПСС Лев Иванович Гуров, который исправно платил взносы и по свистку поднимал руку. Агент, по милицейским законам у него следует взять подписку о сотрудничестве, заводить личное и рабочее дело, заставлять писать донесения. И бесполезно твердить, что при такой канцелярии с нами соглашаются работать либо подонки, пытающиеся сдать мешающих конкурентов, либо человек, подвешенный в петле, который тебя ненавидит, постоянно обманывает, пытается из петли выскочить и вцепиться тебе в горло. А подавляющее большинство просто опустившиеся люди, алкоголики, наркоманы,
обладающие мелочевной информацией, готовые за стакан, шприц, пригоршню таблеток продать родную мать и Господа Бога. Агентов считают на штуки, их донесения взвешивают на тонны, как макулатуру. Настоящие оперативники нужных людей не только не оформляют, даже не заикаются об их существовании, числятся в отстающих, так как работа оценивается не по фактическому результату, а по отчетам. Ведь сказано было, что социализм это учет. Может, где-то социализм и отменили, а в спецслужбах как был учет, так и есть, и будет, потому как талантливых оперативников мало, а ловкачей и писак до и больше, им так сподручнее, они своего не отдадут. А что в результате способные люди с оперативной работы уходят, преступники наглеют, так верхи это не волнует, расплачиваются люди. Они негодуют, им наши внутренние сложности ни к чему, важен результат, который налицо и на улице, и в доме».
        Когда волкодав Гуров был еще опером Левой, то мог зайти в любой двор и, не представляясь, кто он - каждому ясно, поговорить с дворником, в домоуправлении с всезнающими пенсионерами и узнать многое, очень многое. Сегодня дело иное, на любой вопрос люди злобно ощериваются. «Я тебе сексот? А ты, ищейка, убирайся, пока цел!» «Да, я ищейка, уважаемый! - порой хочет крикнуть полковник. - Если вы хотите от волков уберечься, ищеек следует беречь, даже охранять, след им показывать, а не палкой гнать и обливать помоями. Иначе вы останетесь с волками нос к носу, только волки сильнее, держатся стаями, и результат ясен. Уважаемые! Господа журналисты, не восстанавливайте обывателя против полицейского, в любой цивилизованной стране он признан человеком необходимым и обладает властью. А что в истории России процветали стукачество и доносительство, что имя малолетнего доносчика стало символом многомиллионной организации, так к агентурной работе данные факты никакого отношения не имеют. Господа журналисты, ну почему вы не обучаете ремеслу нейрохирургов либо какого-нибудь очкастого физика! Дались вам эти
оперативники! Да еще в таком сложном и тонком вопросе, как агентура. Без агентуры оперативник, что хирург без рентгеновского снимка: хочет человека спасти, а где резать неизвестно».
        - Так и будем молчать? - спросил Юдин. - Я тоже рад вас видеть, но согласитесь, что инструмент я мог вам прислать с нарочным. Так зачем пригласили?
        - Есть у меня несколько вопросов, но, прежде чем их задать, я хотел бы прояснить наши отношения, потому что они для меня дороже, чем даже ваши искренние ответы.
        - Смахивает на объяснение в любви, - Юдин подлил в бокалы. - А если красивую обертку снять, выразиться проще, то вы считаете, что Борис Андреевич Юдин - не шприц для одноразового использования?
        Коммерсант разгадал сыщика. Гуров несколько растерялся, но он давно убедился: ничто так не усыпляет бдительность человека, как откровенное признание его правоты.
        - Грубо, но в принципе абсолютно верно, - сказал Гуров. - Мне нужен консультант, и я крайне заинтересован в нашем сотрудничестве. Об этом несколько позже. Вы заговорили грубо и цинично, я тоже себе позволю называть вещи своими именами. Прошлой осенью в загородной резиденции, если бы не я, то…
        - То Мельник и меня, и Каца зарезал бы, - перебил Юдин. - Потому я здесь и все ждал, когда…
        - Я никогда не напоминаю о долгах, - перебил Гуров. - Вы меня вынудили. Я вам подсказал, где спрятаны ваши бриллианты?
        - Не мои, хотя это, конечно, не имеет никакого значения, - Юдин махнул рукой. - Сначала я вам не поверил, но когда мы их нашли, то понял, что вы человек больной. Извините.
        - Ничего. Я привык. Так о какой вербовке вы тут бормочете, уважаемый? Тогда, в тот самый момент, я мог получить с вас любую подписку о сотрудничестве. И с вас, и с Каца. Кстати, как он?
        - Уехал.
        - И слава Богу, тут его бы зарезали неминуемо. Вернемся к нашим баранам. Я благоприятным моментом не воспользовался. Отдал вам всю информацию и раскланялся. Так?
        - И потому я здесь, - упрямо повторил Юдин. - И вы такую ситуацию предвидели.
        - Возможно, и что в том плохого?
        - Теперь вы берете меня за горло и требуете, чтобы я платил по старым счетам.
        - Пошли бы вы к чертовой матери! - Гуров опорожнил стакан и поднялся. - Передайте пудреницу этой, как ее… Ольге Сосниной, убирайтесь на все четыре стороны, считайте, что мы с вами даже незнакомы.
        Гнев сыщика был искренним, однако он мог бы и сдержаться, не захотел, так как понял, либо он сейчас Юдина сломает, заставит идти на попятный, либо он, Гуров, ошибся, и с этим человеком каши не сваришь.
        - Ну, ладно, ладно, извините, Лев Иванович, я не прав.
        Юдин подошел, взял Гурова за плечи, усадил в кресло.
        - Я обыкновенный человек и не верю людям, которых не понимаю. А ваше поведение ни в какие ворота не лезет. Вы отдаете колоссальные деньги за просто так? Ну, естественно, я жду, каждый день жду, что вы появитесь и потребуете, чтобы я расплатился и по самую макушку в крови выкупался. И не надо говорить, что вот тогда вы могли потребовать, а сегодня не можете, это сказочки для детей. Стоит вам по своим каналам шепнуть, что Юдин и Кац имели, хотя и косвенное, отношение к убийству Мельника, а бриллианты ушли именно через этих людей, как нам обоим конец. Здесь, в Европе ли, в Америке нас найдут, и лучший для нас вариант, если мы умрем быстро.
        - Я уже сказал: заткнитесь, устал.
        - Хорошо, хорошо, больше не буду, я вам верю, Лев Иванович, - Юдин вновь налил в бокалы. - Ну, сделайте милость, сойдите с Олимпа и объясните грешному, почему вы, нищий, за просто так…
        - За просто так даже воробьи не чирикают, - перебил Гуров. - Воробьев такими Господь создал - чирикающими. Вы однажды пытались меня купить, я вам объяснил толково. У меня, кроме имени, ничего нет. Ни денег, ни жены, сейчас даже любовницы нет, только имя. Я взять не могу, для меня это смерть. Те чертовы камни я мог бы сдать государству, так я его не люблю. Камни бы растащили по дубовым кабинетам, в каждом из которых чесали бы затылки и мучились лишь одним вопросом, сколько же этот полкаш Гуров себе за щеку засунул, если он столько сдал. А поверил бы мне лишь один человек, и тот обозвал бы меня кретином, и не за то, что сдал, а что в дерьмо залез. Ясно? Вот, - Гуров пнул ногой кейс. - У нас даже такого барахла нет. А если где и есть, так тонну бумаги испишешь, пока получишь. Так уже тогда и не надо. Техники нет, хороших машин и нормального оружия нет. Я сто раз говорил: отдайте оперативникам пятьдесят процентов изымаемого - технику, транспорт, оружие, валюту, даже деревянные рубли. И отдайте не в министерское ХОЗу, где все сгинет без следа, оставьте конкретным подразделениям, которые у преступников
ценности отобрали. Мы бы за год вооружились, оснастились по высшему классу. Как можно, на каждого хорошего оперативника по генералу, по депутату, а чиновников, так по паре. А, все равно! - Гуров махнул рукой, взял бокал, выпил залпом. - Я сейчас не работник. Ночь не спал, с тобой все нервы измотал, пойду высплюсь, к вечернему представлению буду как огурчик.
        - Какому представлению? - удивился Юдин.
        - Цирковому, - ответил Гуров. - Я сейчас в цирке работаю.
        - А вопросы?
        - Ну да, совсем плохой, - огорчение и хмельная растерянность сыщика были настолько искренними, что Юдин смотрел на него с сочувствием.
        - Далась вам эта работа?
        - А кому далась? Кто-то должен… Все! - Гуров тряхнул головой, взглянул трезво. Первый вопрос возник случайно. - Кто есть супруги Соснины? - увидав, как вытянулось лицо коммерсанта, сыщик торопливо пояснил: - Да я не спрашиваю об их махинациях, это я сам выясню. Меня интересует их человеческая характеристика, масштаб личности, стоит мне на них тратить время?
        - Отдам Ольге пудреницу, остальное выясняйте сами, - сухо ответил Юдин.
        - Отлично, - кивнул Гуров. - Знаете ли вы коммерсантов, связанных с Австралией?
        - Австралия? - удивился Юдин. - А что там для нас интересного? Я про Австралию и знаю только, что там много овец да кенгуру.
        - В отношении кенгуру вы не оригинальны, - съязвил Гуров. - Вы знаете Константина Васильевича Рогового?
        - Конечно, но о нем разговаривать не собираюсь.
        - Не собираетесь, - повторил Гуров, согласно кивнул и подумал: значит. Роговой не ушел на покой, и фигура он по-прежнему грозная. - Хорошо, тогда вопрос на общую тему. В ваших кругах не прошел слушок о том, что кто-то попал под пресс?
        - Под пресс? - недоуменно переспросил Юдин. - Рэкетиры? Да их как котов недавленых, одних подкармливаем, других просто гоняем.
        - Нет, я имею в виду другое. С месяц назад, до того, как я занялся настоящим делом…
        - Цирком, - не удержался Юдин.
        - Цирком, - улыбнулся сыщик, - до меня дошла информация, что объявилась крупная акула, которая прихватывает людей действительно богатых и либо уничтожает, либо обдирает мясо до костей. Среди ваших никто неожиданно не разорялся?
        Юдин долго молчал, затем спросил:
        - Вы хотите нас защитить?
        Гуров разозлился по-настоящему, почувствовал, что хмель пропал, заснуть теперь не удастся, разве что напиться до одури, а этого сыщик позволить себе не мог. Как он ни владел собой, видимо, выдал свои чувства, так как Юдин вздрогнул, отодвинул кресло и быстро произнес:
        - Ну, снова виноват, так горбатого лишь могила исправит. Лев Иванович, дорогой мой, всю жизнь мне доказывали: человек не творит добро, лишь преследует свою корыстную цель. И вдруг появляетесь вы, как говорится, весь в белом. Да не могу я вот так сразу поверить! Не способен!
        - Не в белом я, как все - в серо-буро-малиновом в полосочку. К сожалению, Борис, во мне зла и дерьма предостаточно, и, что самое неприятное, зло и жестокость с годами прибывают, а идеалы испаряются. Это, - он вновь пнул ногой кейс, - нравственно? Я стреляю в людей, калечу руками! Конечно, можно сказать, что защищаюсь, они пытаются меня убить, я лишь быстрее, умнее, сильнее. Но я же человек, должен сожалеть о содеянном, каяться! Так нет этого во мне, лишь холодный расчет, душа пустая и твердая. Может быть у человека твердая душа?
        «Черт побери, - думал Юдин, - он же несчастный человек. Очень сильный, очень умный, абсолютно честный и несчастный».
        - Жена от меня ушла. Правильно сделала, невозможно жить с роботом. Ладно, исповедь сыщика окончена, - Гуров лицом помягчел, в голубых глазах замелькали смешинки. - Говорил же, мужчина, который относится к себе слишком серьезно, просто смешон. Так вот, я не в белом, а сыщик-профессионал, когда слышу о неизвестном крупном хищнике, шерсть на загривке становится дыбом.
        - Понял, - ответил Юдин и невольно подумал: слава Богу, что этот профессионал охотится не за мной. С ним следует дружить, наплевать на седельников, на всякие принципы. Хотя на кой я ему нужен? Он не интересуется коммерцией. Не интересуется, а разозлится и прихлопнет мимоходом, сказал же, что у него душа затвердела. - Я знаю о двух случаях, - продолжал Юдин. - Года два назад одного бизнесмена на его даче изрезали на куски. Жена деньгами дело замяла, оформили, как смерть от инфаркта, и быстренько кремировали. А в прошлом году один очень солидный человек свернул дела, все превратил в наличность, даже бытовую технику продал, работает в задрипанном СП и молчит. Я знаю, коллеги пытались его разговорить, но безуспешно, он даже от встреч с приятелями отказывается. Вам интересно?
        - Безусловно. Вы знаете этого человека?
        - Знаю.
        - Значит, так, - Гуров налил себе воды, выпил залпом, - вы передаете даме пудреницу, раскрываете меня и не уезжаете, а придумываете легенду своего здесь пребывания. У меня есть некоторые соображения. Если они в течение двух суток не подтвердятся, мы расстаемся. А коли подтвердятся, тогда извините…
        - А если я на ваше «извините» не соглашусь?
        - Тогда и договорим, - Гуров поднялся. - Иду принимать душ, приводить себя в форму. У вас ничего нет от этого? - он постучал пальцем по виску.
        - Бедная Россия, - вздохнул Юдин. - Все у нас есть, мы же цивилизованные люди.
        Он принес из ванной два флакона, вытряхнул таблетки, две бросил в бокал, налил воды, которая тут же зашипела и вспенилась. Гуров молча выпил.
        - Эту выпейте отдельно, - Юдин положил на стол таблетку, секунду помялся, протянул флакон. - В случае упадка сил принимайте по одной, это очень сильный стимулятор.
        - Спасибо. Вы хороший парень, Борис, - весело сказал Гуров. - А вы говорили, что я вам помог просто так! А я утверждаю, что просто так даже воробьи не чирикают!
        Глава шестая
        Убийство второе
        Начальник уголовного розыска майор Фрищенко сидел в своем кабинете и безразлично смотрел на небрежно сложенные в канцелярскую папку рапорты и допросы, которые скопились за ночь и минувшее утро. Майор простудился, шмыгал носом, часто вытирал мятое лицо несвежим мокрым платком. После бессонной ночи, от прокисшего, пропитанного табаком воздуха болела голова, следовало идти к начальству, потом в прокуратуру, но докладывать было практически нечего, кроме горы макулатуры, он ничего предъявить не мог. У майора не было даже приличной версии, по которой можно продолжить работу. Слава Богу, упразднили горком партии, а бывший первый, ныне председатель горисполкома в милицейские дела особо не вмешивается.
        Фрищенко, хлюпая носом и почесывая в затылке, пытался себя успокоить. Ну что особенного произошло? Время от времени в городе убивали, одним покойником больше, подумаешь, делов. Пойти, сдать эту бумагу, пусть читают либо используют как-то иначе, взять больничный, поесть чего горячего и завалиться спать. Кажется, дома жрать нечего, он еще вчера обещал купить курицу, но в гастроном не завезли, а может, и завезли, да ему по чину не досталось. Позвонить в БХСС, там ребята жирнее живут.
        Звонить майор не стал, а от безысходности еще больше скукожился и начал сидя дремать. Но мысли все равно толкались, хоть и бестолково, но упрямо не оставляли в покое, налезали друг на друга.
        Главная беда, что убили в цирке, которым в городе гордились. Сейчас уже все от малого до старого в курсе, идут суды-пересуды. Второй паршивый момент, что в городе полковник Гуров. Майору наплевать, что полковник доложит в Москве, как говорят, на войне дальше фронта не пошлют. Гуров не просто полковник, их в любом управлении как котов недавленых, он настоящий сыщик. Фрищенко себя тоже считает сыщиком, значит, они в одной команде, а утром поцапались. И уж совсем зазря майор брякнул, что приказывать Гуров может только через генерала. Совсем не по совести сказал, москвич и сам способен Фрищенко для просушки подвесить, однако грубость молча проглотил, задрал свою гордую башку и удалился, чем еще больше унизил. «Что он, холеный чистодел, в нашей жизни понимает, - распалял себя Фрищенко. - Твердит: свой убил, цирковой, пошли туда опера. Мне не хватает разговоров, что убийцу ищут среди своих любимцев. Будто тут Москва, где в одном доме не знают, что у соседей покойник под кровать завалился». И хотя ночью сам Фрищенко втолковывал нечто подобное директору Колесникову по кличке Капитан, так то иное дело,
земляки чего угодно друг другу сказать могут. И говорил-то майор тогда, не веря себе, так, чтобы как-то защититься, вину с Капитаном поделить. И тут заморский гость в их семью на полном серьезе грязью швыряется. Остудись, майор, остудись, одернул себя Фрищенко. Москвич хоть и смотрится заморским графом, сыщик настоящий, уж никак не слабее тебя, а поболе, могуче значительно.
        Он разлепил глаза, вытянул из папки список сотрудников цирка, начал проглядывать знакомые имена, за каждым именем стоял хорошо знакомый человек, и никто из этих человеков засадить нож под лопатку не способен. А Гуров утверждает… Как он говорит? Убийца физически силен, быстр и ловок, живет скромно, имеет скрытую страсть. Не изобретай, Семен Григорьевич, велосипед, говорил этот чертов гость. Вино. Женщины. Карты либо другая игра. Может, до вас добрался наркотик? Загляни в глаза, наркоманов выдают сильно расширенные зрачки. Майор вдруг покрылся гусиной кожей, задрожали руки. «Силен, быстр, ловок, главное - глаза. Да я десятки раз восхищался этими удивительно красивыми, по-детски наивными глазами! Классик! Но этого не может быть! Никогда!»
        Тем не менее майор швырнул папку в сейф, лязгнул ключом, буркнул секретарше, мол, скоро вернусь и вышел под моросящий дождь. Машины, конечно, не было, она либо в ремонте, либо, прыгая по ямам, разбрызгивая грязь, рыщет по магазинам в поисках съестного по хоть как-то доступной цене. Пустяки, решил майор, тут пехом всего ничего, поднял воротник потрепанного плаща, надвинул шляпу и затрусил по лужам.

* * *
        Гуров принял душ, надел свежую рубашку, тщательно повязал галстук и вывел пробор. Снадобье Юдина действовало безотказно, сыщик чувствовал себя отлично, словно и ночь спал, и не пил ни капли, и тяжелого разговора не вел, казалось, даже за грязным окном просветлело. Он слышал, как пришел и вскоре ушел из соседнего номера Юдин, достал из кейса магнитофон, закамуфлированный под изящный, обтянутый кожей портсигар, положил в шкаф, взял с тумбочки подаренную недавно зажигалку, прикурил, положил зажигалку на место и решил нанести визит.
        Ольга встретила его радостно, смотрела кокетливо, и, если бы сыщик не знал, что несколько минут назад она узнала, что ее сосед отнюдь не журналист, то никогда бы не догадался, что отношение к нему очень изменилось. У женщин есть некоторые недостатки, и кое в чем они, возможно, уступают мужчинам, но в умении лицемерить дадут им сто очков вперед и выйдут победительницами.
        Гуров чувствовал себя неловко, как чувствует себя человек, произведший неприличный звук, и хотя дама и бровью не повела, однако стыдно. Вскоре сыщик собрался, улыбался непринужденно, выпить категорически отказался и достаточно естественным тоном спросил:
        - Так мы вечером идем в цирк?
        - Мы подумаем, сейчас прибудут мой супруг и повелитель, они решат.
        Здесь Ольга Дмитриевна переиграла, ведь совсем недавно она ясно дала понять, что мужа своего ни во что не ставит.
        Ольга подошла к сыщику, не обняла, лишь положила ладони на его плечи, прижалась, запрокинула голову. Он увидел жилку, пульсирующую под атласной кожей на шее, приоткрытые влажные губы, розовый кончик языка, глаза, которые смеялись, звали, обещали, ощутил ее прижавшееся тело от крутых бедер до пышной упругой груди и почувствовал, что в данный момент ему на все наплевать, ему лишь необходима эта женщина. И она это мгновенно поняла, в глазах блеснуло торжество.
        - Уверена, ты великолепный любовник. Мы будем с тобой счастливы, супермен.
        В коридоре послышались шаги, Ольга скользнула к столу, взяла свой бокал, а Гуров, как всякий мужчина в секунды замешательства, закурил.
        - А где же мой подарок? - удивилась Ольга. Гуров не успел ответить, в номер быстро вошел Сергей Соснин, походя бросил:
        - Лев Иванович, привет! - и обратился к жене: - Налей, дорогая, и ради Бога, не разбавляй!
        - Сергей, я сегодня не партнер, так что извини, - Гуров открыл дверь, обронил с порога: - До вечера, - и вышел.
        В своем номере он шарахался от окна к двери, тер ладонями лицо. Мужик! Супер! Дерьмо! Сопливый щенок! Тут же опомнился, сел на койку, открыл портсигар. С одной стороны, разговор супругов можно было прослушать и позже, с другой - чем скорее он узнает новости, тем лучше.
        - Крутит, - раздался голос Сергея так чисто и отчетливо, словно рядом стоял приемник или телевизор. - Почему мне так не везет с партнерами. Алкаш, бездельник, теперь - жулик. Когда в России появятся честные купцы?
        - А ты честный? - спросила Ольга.
        - Честный.
        - Так расскажи об этом нашему соседу.
        - Зачем? И какое его собачье дело? Ты решила закрутить с ним? Извини, запамятовал. Все дела, дела, ты что-нибудь узнала?
        - Он полковник милиции, известный сыщик, занимается розыском особо опасных и сам опасен крайне. Ты помнишь, нам рассказывали у Першиных, что в Москве среди бела дня угрохали на Грузинской Эффенди?
        - Ну? Так Эффенди того мента тоже грохнул.
        - Значит, нет, потому что Эффенди застрелил именно наш милый сосед. Руслан Волин дело ликвидировал, умотал в Вену. Прошлым летом около двадцати боевиков, кавказцев, взяли в одну ночь. Тоже соседа работа…
        - Надо сброситься на памятник.
        - У нас при жизни памятников не ставят, только покойникам.
        Гуров перевел дух и слегка уменьшил звук.
        - Что ты имеешь в виду? - спросил муж.
        - Ничего. Констатирую факт, я в этого убийцу влюблена, и не вздумай…
        - За кого ты меня принимаешь? Я к таким делам никаким краем.
        - Расскажи это морским пехотинцам.
        - Дура!
        - Ладно, передохни, - голос женщины стал вульгарным, и сыщик понял, что ему это неприятно. Неужели он действительно влюбился? И в кого? Видно слишком долго искал, думал он. И вообще, раз он начал подслушивать супружеские разговоры, то далеко пойдет: до подлеца так несколько шагов, а до идиота просто лишь рукой подать.
        - Естественно, милый, к мокрым делам ты отношения не имеешь, кишка тонка. Шевельни единственной извилиной, дорогой, попытайся понять, по чью душу в эту дыру забрался столь крупный зверь?
        - Не по мою, точно. Я подумаю, сначала скажи, откуда ты все разузнала? Он что, исповедовался?
        - Ты тачку у подъезда видел?
        - Ну!
        - Юдина помнишь?
        - Бориса? Что ты несешь, дорогая, как я могу его забыть?
        Зазвонил телефон, сыщик прикрыл портсигар, снял трубку.
        - Полковник? - услышал Гуров густой голос и не сразу признал Рогожина, потому ответил, помедлив:
        - Здравствуйте, Михаил Семенович. Что-нибудь случилось?
        - Приезжайте немедля, - сказал Рогожин.
        Сыщик перезвонил Юдину, попросил не отлучаться, портсигар оставил на тумбочке, пусть записывает, схватил плащ и выскочил из номера.

* * *
        У здания цирка стоял милицейский газик, на ступеньках толкались несколько любопытных, в дверях топтался сержант. Гуров взбежал по ступенькам, отстранил сержанта, бросив на ходу:
        - К майору Фрищенко!
        В коридоре, окольцовывающем арену, стояла толпа, сыщик бросился в сторону, где находилась комната медведей, кого-то толкнул, увидел высокую фигуру коверного, его гуттаперчевое лицо, как всегда, безукоризненно одетого администратора, прижимающегося к воинственно раскрашенной супруге, курчавого золотозубого Сильвера, хотел пройти дальше, но налетел на директора Колесникова. Капитан преградил сыщику дорогу, оттолкнул его и решительно сказал:
        - Представление окончено. Антракт! Мотай отсюда, журналист.
        - Кого? - спросил тихо Гуров, понял, что спешить некуда, его журналистская деятельность закончилась. Хотел взять Капитана под руку. - Пойдем потолкуем, Алексей Иванович.
        Капитан руку отстранил, с места не двинулся, дернул подбородком и повторил:
        - Мотай отсюда, чтобы я тебя тут больше не видел! Иначе я ребятам прикажу, так тебя на шрифты разберут!
        Они стояли друг против друга, глаза в глаза, неподвижно, Капитан гонял на скулах желваки, лицо сыщика было неестественно бесстрастным. Гуров чувствовал, что за ними внимательно наблюдают и одна пара глаз принадлежит убийце, что легенда все равно испарилась, но объясняться с Капитаном на зрителях ему не хотелось.
        - Уважаемый Алексей Иванович, вам лучше отойти со мной в сторонку, - тихо, очень жестко, как он умел при необходимости говорить, произнес Гуров, повернулся к Колесникову спиной и пошел в полутемный пустой коридор. Когда он дошел до поворота, то остановился и обернулся.
        - Ну? - Капитан подошел, смотрел даже не неприязненно, а просто с ненавистью. - Ты меня не уговоришь, тем более не запугаешь. Уматывай!
        Гуров выдержал паузу, почесал седеющий висок и молча протянул служебное удостоверение. Капитан, упрямо набычившись, удостоверение отстранил.
        - Не интересует, хоть из ЦК, тут я хозяин!
        - А вы поинтересуйтесь, может, выяснится, что в данном случае хозяин не вы, а я?
        - Ну? - Колесников взял удостоверение, глянул небрежно, раскрыл, нахмурившись, поднял взгляд на сыщика, снова уткнулся в документ, даже пошевелил губами, читая, тяжело выдохнул, и плечи его опустились, литая фигура обмякла, он сунул удостоверение Гурову и невнятно произнес:
        - Ну коли полковник да по особо важным, валяй, конечно, командуй. Так вы, значит, знали, что у меня тут убивать будут. Молодцы, конечно, что и говорить, - и пошел по кругу в обратную сторону.
        - Где Фрищенко? - спросил Гуров, следуя за Капитаном.
        - Там, у медведей, где ж ему быть?
        - Говорил ему, упрямцу, выстави в цирке опера, чтобы фонарем светился.
        - Он не опера, майора выставил, - буркнул Колесников через плечо.
        - Сейчас я ему башку оторву, тугодуму!
        - Вот это не выйдет, - обронил Колесников, подходя к своим! сотрудникам, которые расступились, пропуская директора и Гурова.
        Сыщик увидел милицейский, затем прокурорский мундир, белый халат, тело на полу и опустился на колено, заглянув в лицо. Майор Фрищенко смотрел на полковника Гурова спокойно. Уж сколько перевидел сыщик покойников, но впервые увидел мертвого человека с таким спокойным лицом и широко открытыми глазами.
        - Я и до вскрытия могу сказать, - произнес мужской голос над головой Гурова, - проникающее ранение прямо в сердце, умер мгновенно.
        Гуров сел на пол, провел рукой по лицу покойного, закрыл ему глаза, тяжело откашливаясь, сказал укоризненно:
        - Как же ты позволил, Семен? Ты же был сыщик.
        - А вы кто будете? - спросил стоявший над Гуровым подполковник.
        Сыщик поднял голову, взглянул на коллегу, поднялся, машинально отряхнул плащ, и ответил:
        - А черт его знает, кем я буду? Скорее всего покойником. Вот устану до крайности и позволю себя зарезать, как Семен, - он жестом подозвал коллегу, отвел в сторону, предъявил удостоверение.
        - Давно приехали, почему не представились? - начал было выговаривать подполковник, но смешался. - Ну, вам виднее… Только вот видите, что получается, я обязан доложить.
        - Докладывайте, - вздохнул Гуров. - Видно, больше ничего не умеете, - махнул рукой и направился к железной двери, на которой висела табличка: «Осторожно, хищники».

* * *
        Рогожин пил чай, увидев вошедшего Гурова, ногой выдвинул из-под стола табурет, кивнул седой головой. Гуров молча сел, подвинул хозяину пиалу, сказал:
        - Налейте чайку, что ли.
        - Может, чего другого?
        - Чайку. Кто нашел?
        - Не знаю, - Рогожин пожал широкими плечами. - Услышал голоса, шум, вышел, уже народ толпится, позвонил.
        - Он к вам не заходил?
        - Нет.
        - Вы его знали?
        - А то! Семен же местный, я его пацаном помню.
        - Почему его убили? - спросил Гуров, поняв идиотизм своего вопроса, зло добавил - Вы, Михаил Семенович, не до конца искренни, что-то умалчиваете. Двух человек убили, будем ждать продолжения?
        - Ты бы ехал, сынок, в Москву, не болтался бы тут, словно клоун-помеха, - Рогожин начал было наливать чай, передумал, пиалу отставил в сторону.
        - Мысль хорошая, чуть запоздала только, - спокойно ответил Гуров, который уже взял себя в руки, начал работать. - К вам перед убийством никто не заходил?
        Рогожин не ответил, начал убирать со стола посуду.
        - После убийства Ивана к вам никто ни с какими предложениями не обращался?
        Рогожин вновь не ответил, было ясно, что он разговаривать не будет. Сыщик понял, что старый артист неожиданно стал противником, и, проверяя мелькнувшую мысль, спросил:
        - Полученное письмо от руки написано или на машинке?
        Огромная лапища артиста дрогнула, чуть не выронила пиалу, он шагнул к Гурову. «Врежет он мне сейчас по башке, и врача звать не надо», - подумал сыщик, но сидел неподвижно и упрямо продолжал:
        - А письмо вы сразу сожгли и вон в то ведро пепел выбросили, - он указал на стоящее в углу ведро.
        Рогожин наконец сообразил, что молчанием выдает себя больше, чем любыми словами, и глухо заворчал:
        - Сказано тебе, вертайся в Москву, свет гаснет, публика - по домам.
        Гуров встал, поднял голову, посмотрел Рогожину в глаза.
        - Знаете, что Петр Николаевич, посылая меня к вам, сказал? Рогожин из цельного куска сделан, ни сучка, ни зазубринки. А оказывается: был дуб, да стал трухлявый пень!.
        - Да я тебя! - Рогожин сжал пудовые кулаки. Гуров был на голову ниже, но ухитрился посмотреть на артиста сверху вниз.
        - На чем же вас, такого здорового, поймали? За свою штопаную шкуру вы не испугаетесь. Купить вас уже пытались. Так на чем? - сыщик повернулся, взглянул на клетку, на громоздящуюся за решеткой бурую гору.
        - Конечно, - Гуров кивнул. - Тоже мне, бином Ньютона. Видно, они не больно умны, что так поздно сообразили. Им с этого следовало начать, а не пытаться отравить, тем более стрелять.
        Рогожин опустился на скамью, свесил между колен тяжелые руки.
        - Уйди от греха, ей-богу, зашибу.
        Сыщик не верил, что добьется признания, но отступать не хотел.
        - Пригрозили убить медведя, ясно. Что потребовали? Я понимаю, Григорий вам - брат, но двух людей убили, Рогожин.
        - Их не вернешь, - артист склонил седую голову. - Уходи, я ничего не скажу.
        Сыщик понял, что артист действительно ничего не скажет. Однако у дверей укоризненно произнес:
        - Грех на душу берете, Михаил Семенович. А ведь вам до встречи с Ним, - он глянул вверх, - не так долго ждать осталось.

* * *
        Гуров пил чай в кабинете Колесникова, на серебряном подносе стоял огромный торт, от которого сыщик отрезал тоненький ломтик. Несколько минут назад директор, пригласив в кабинет ведущих артистов, коверного, по кличке Классик, главного администратора Жукова, дернул подбородком, сказал:
        - Вечернее представление должно пройти на обычном уровне. Люди приходят к нам посмеяться и отдохнуть, наши проблемы никого не касаются. Классик, если ты выпьешь, я тебя убью, - тут Капитан поперхнулся, потому что расхожая угроза, которую никто серьезно не воспринимает, была недавно осуществлена, и только что увезли труп.
        - Николай Иванович, дорогой, я тебя прошу, умоляю, не пей ты до вечера, - тихо сказал Капитан, глядя на клоуна.
        Классик стоял потупившись, сцепив перед собой длинные худые пальцы, и Гурову казалось, что слышно, как они хрустят.
        - Зачем так, Алеша? - бормотал Классик. - Зачем? Я не совсем конченый, понимаю…
        - Верю. Пошли готовиться и работать, - Колесников широко раздвинул руки и начал теснить артистов к дверям. - Все разговоры после вечернего представления.
        Гуров отметил, что никто, кроме жены Жукова Матильды, на него, сидевшего в директорском кресле, не посмотрел, что в принципе было противоестественно. Теперь сыщик и Колесников остались в кабинете одни. Гость пил чай и ел торт, хозяин стоял у окна и водил пальцем по запотевшему стеклу.
        Зачем майор пришел в цирк? Новой информации поступить не могло, а в материалах, которые прочитал Гуров утром, ничего конкретного не было. Я давил на него в отношении цирка, но майор уперся, потом передумал и пришел. Он мог заявиться сюда от безысходности, больше идти некуда, решил вернуться «к печке». В коридоре, в нескольких шагах от комнаты Рогожина, майор столкнулся с убийцей. Встретились люди, поздоровались и разошлись. Преступник понял, что чем-то выдал себя и молниеносно нанес удар. Чем выдал? Что-либо нес в руках? Абсурд! Совершал какое-то действие? Что он мог делать криминального в нескольких шагах от комнаты медведя? Неправдоподобно. Да, майора убили на этом месте, но убийца мог находиться непосредственно у дверей комнаты или даже выходить из нее. Но это не криминал. А если человек вышел от Рогожина, встретился с Фрищенко, и последний что-то спросил? Майор мог заподозрить человека, еще находясь в своем кабинете, отправился проверить свои подозрения, столкнулся с преступником и задал какой-то вопрос. Он мог быть случайным, ничего не значащим для майора, но страшным для преступника. Тот
решил, что разоблачен, и ударил.
        - Спасибо за чай, торт изумительный, - Гуров поднялся из-за стола. - Пойдемте со мной, буквально на несколько минут.
        Колесников дернул подбородком, видимо, когда нервничал, движение происходило чаще, и молча направился за Гуровым.
        - Подойдите, пожалуйста, к дверям Рогожина, стойте, смотрите в мою сторону и отметьте: вы сначала услышите мои шаги, а потом увидите меня, выходящим из-за поворота, или наоборот, - сказал Гуров, выждал, пока Колесников обогнет арену, и неторопливо пошел следом.
        Пол был мягкий, присыпан опилками. Сыщик понял, что преступник не мог услышать приближающегося человека. Гуров миновал очередную колонну, увидел Колесникова, который стоял у дверей, махнул рукой и позвал:
        - Идите навстречу.
        - Я ничего не слышал, - сказал Колесников.
        Гуров кивнул, посмотрел под ноги, здесь уже убрали, подмели, но это было точно то место, где убили майора Фрищенко. Преступник не выходил из дверей, а только собирался войти, решил сыщик. Если бы убийца побывал у Рогожина, то старый артист не стал бы его покрывать. Рогожин убийцу не знает, точнее, артист знает человека, но не предполагает, что тот убийца. Значит, он собирался войти, оглянулся, неожиданно увидел майора, пошел навстречу. Фрищенко видел, как человек отошел от двери, и сказал что-нибудь вроде того, мол, на ловца и зверь бежит, пойдем заглянем к медведям, у меня есть пара вопросов. И вопросы у майора были не конкретные, не опасные, но убийца испугался. Эх, как же ты, Семен, оплошал! Гуров вспомнил спокойное усталое лицо Фрищенко, широко открытые глаза.
        - Так и будем стоять? - недовольно спросил Колесников. Задумавшись, Гуров забыл о Капитане, - очнувшись, поднял на него взгляд, спросил:
        - Кто из ваших сотрудников время от времени выезжает из города?
        Они пошли назад, в кабинет. После небольшой паузы Колесников сказал:
        - Вы моих ребят не трогайте, зазря время не теряйте, - он открыл дверь, пропустил вперед Гурова, вошел следом.
        - Я вам задал вопрос, - устало сказал Гуров.
        - Кто выезжает? - Колесников дернул подбородком. - Сильвер мотается по хозяйствам, зверей кормить надо, они не люди - голодать непривычны. Сашка Жуков ездит, он администратор. Ну еще Классик порой отъезжает. У него сестра с детьми без мужа где-то под Москвой мается. Он навещать ездит. И что?
        - Ничего, - Гуров пожал плечами. - Вы сказали своим, кто я такой?
        - Обязательно, у нас врать не принято.
        - Ясное дело, у вас принято просто убивать.
        Гуров был к нападению готов, потому легко ушел от удара, подсек Колесникову опорную ногу, и тот тяжело рухнул на пол.
        - А в следующий раз еще и добавлю, - спокойно сказал сыщик, обошел поднимающегося с ковра Капитана стороной, сел за стол. - Убийца из ваших, но ты не вздумай заняться самодеятельностью, зарежет, как куренка. Узнав, кто я такой, он, полагаю, будет осторожнее.
        В данном вопросе сыщик ошибался. Как известно, Кирилл Трунин, организатор происходящего, знал Гурова в лицо и предупредил своего содельника. Но присутствие известного сыщика не остудило убийцу, а лишь подбросило в кровь адреналина. Столько лет убиваешь, ах, тебя никто не ищет, противника нет. Актер не может играть, блистать талантом, если в зале ни единого зрителя. Выполню последнее задание, возьму куш, зарежу этого гения сыска, уйду на покой писать мемуары. Еще книжку издам, вот вам, господа-товарищи, детективный роман. И мой портрет на титульном листе, ну там интервью газетчикам, может, на телевидение пригласят, вот смеху-то будет.
        Ничего этого Гуров не знал, сидел в кабинете Колесникова, безучастно разглядывал собственные ладони, думал. В основе контрабанды наркотики. Идейный вдохновитель - скорее всего Константин Васильевич Роговой. Убийца лишь исполнитель. Между Роговым и убийцей должен быть еще один человек. Мой сосед? Нет, эту пару вообще следует выбросить, они из другой колоды, участники другой игры. Неожиданно сыщик увидел Ольгу, даже провел ладонью по лицу, как бы стирая изображение, и произнес вслух несколько грубых слов в свой адрес.
        - Кого так не любишь? - спросил Колесников, который после происшедшего инцидента тихо сидел в уголке.
        - Себя, кого же еще? Я посторонних людей непотребными словами не обзываю. А ты не мешай, сходи лучше в зал, там уже программа началась.
        - Это мой кабинет, - Колесников хотел сказать властно, а получилось обиженно.
        - Твой, твой, - Гуров улыбнулся. - И ты Капитан - хороший мужик, и люди у тебя замечательные, а что один урод, так это даже нормально. Без урода и семьи не бывает. Я сейчас уйду, вот только решу, куда именно, и потопаю.
        - Вы хоть что-нибудь можете объяснить? - спросил Колесников.
        - Не могу, и не оттого, что секрет, а потому, что не знаю.
        - Это связано с «медведями»?
        - Возможно.
        - Так я их выселю к чертовой матери!
        - Не надо.
        - Здесь я командую. Заявился, беду привез, актеры «медведи» классные, вопроса нет. Но мы тихо жили, красиво. Нам это надо? - Колесников распалялся. - Теперь клетку решил переделывать, Григория на время в конюшню переселить. Так он мне лошадей с ума сведет. Не позволю!
        - А чего с клеткой и когда Рогожин сказал, что будет ее переделывать? - безразлично спросил Гуров.
        - Сказал сегодня, поутру. Это важно?
        - Нет, конечно, любопытствую без дела. А надо переделать, пусть мастерит, не мешайте.
        - Это приказ?
        - Просьба, однако настойчивая.
        - Понятно, - Колесников смотрел недоуменно, и было видно, что ему ничего не понятно. Почему полковник милиции из Москвы интересуется медвежьей клеткой? - Пожалуй, раз вам требуется, разрешу. Григория, конечно, я не в конюшню, в другое место помещу, еще умом не двинулся.
        Зазвонил телефон, и Колесников снял трубку.
        - Слушаю, да, у меня, - он протянул трубку Гурову. - Началось.
        - Гуров, - сказал сыщик.
        - Здравия желаю, товарищ полковник, - бодро произнес молодой служивый голос. - С вами хочет говорить начальник управления генерал Фомин Илья Николаевич.
        - Соедините, - вздохнул Гуров и пробормотал недовольно: - Ну раз генерал хочет, вроде отказывать неудобно.
        - Здравствуйте, полковник. Я хочу вас видеть.
        - Здравствуйте, Илья Николаевич. Меня зовут Лев Иванович, дайте ваш телефон, я вам завтра утром позвоню.
        - Никаких завтра, сейчас подошлю машину.
        - Извините, Илья Николаевич, сейчас я занят.
        - Вы что себе позволяете, полковник? Вас к теще на блины приглашают?
        - Мы даже незнакомы, Илья Николаевич, зачем нам ссориться?
        - Я-то вас знаю, наслышан, - перебил генерал. - И прошу немедленно приехать.
        - Илья Николаевич, если бы я располагал информацией, то побывал бы уже и у вас, и в прокуратуре.
        - Не врите, так не бывает! Раз вы приехали и тут начали убивать, значит…
        - Извините, - перебил Гуров, - позвоните в Москву, начальнику главка генералу Орлову. Всего вам доброго, - и положил трубку. - Мне надо сматываться, Капитан, иначе меня могут взять под белы руки.
        - Мотай, предупреждаю, Илья мужик хреновый, бывший секретарь горкома, дурак и с норовом.
        - Спасибо, я все уже понял. Он позвонит в Москву, охолонится. Запиши свой домашний телефон. А где живет ваш Классик?
        Колесников вырвал из настольного календаря листок, записал телефон.
        - Николаша живет в одном доме с Сильвером. Направо, за углом, желтый одноэтажный домишка, квартира слева.
        - Спасибо, скоро увидимся, - Гуров взял листок с телефоном и вышел.

* * *
        Сыщик быстро добрался до гостиницы, заглянул в свой номер, забрал портсигар, позвонил Юдину, убедившись, что коммерсант на месте, сдал ключ администратору, предупредил, что если будут спрашивать, так пусть отвечают, что отъехал в область.
        - Послушайте, Лев Иванович, я бизнесмен, и для меня непозволительная роскошь бросить дела, умчаться за тысячи верст и сидеть в номере, - сказал раздраженно Юдин, увидев вошедшего Гурова.
        - Взялся за гуж…
        - Я ни за что не брался! - перебил Юдин. - Вы попросили, я приехал, доставил, что требуется, - мне необходимо вернуться в Москву.
        Гуров взглянул на часы, спросил:
        - Сейчас семь, вы погоните ночью…
        - Ночью по нашим дорогам? - Юдин задумался. - Вы правы, ночью не поеду.
        Коммерсант успокоился, не так уж ему и нужно в Москву, но томили безделье и неизвестность своего положения, зависимость от Гурова, который опутал обстоятельствами, вроде ничего не просил, но и свободы не давал, заставлял подчиняться добровольно.
        - Борис, вы человек всемогущий, - сказал Гуров, заметил, как насторожился Юдин, и рассмеялся. - Да не ждите вы постоянно подвоха, у меня лишь очередная просьба, а нет так нет.
        - Уже проходили, - ответил Юдин. - Только не помню, чтобы вы дали мне возможность ответить отказом.
        - Не я, совесть вас принуждает.
        - Короче, господин сыщик.
        - Мне нужна машина.
        - У подъезда, берите ключи…
        - Ваша не годится, - перебил сыщик. - Мне нужна скромная машина с местными номерами.
        - Где же я ее возьму? - возмутился Юдин и невольно задумался, вспоминая имя знакомого дельца, живущего в этом городе.
        - Вот видите, я предчувствовал, существуют варианты. Вы позвоните, а я пройду в ваш кабинет, - сыщик указал на винтовую лестницу, - мне надо подумать. Мною могут интересоваться, так вы меня с утра не видели. Не важно, кто спросит, милиция, прокуратура, отвечайте: утром виделись, полковник ушел и пропал.
        - Даже так? - Юдин взглянул удивленно, затем хитро прищурился. - Так ведь врать грешно, господин полковник, а врать властям еще и опасно.
        - Вы на себя возьмите грех, я на себя - защиту от опасности, - Гуров начал было подниматься на второй этаж, прошел лишь несколько ступенек, вернулся. - Плохой стал, мозги заклинивает, не сказал вам, что убили начальника уголовного розыска. Вы об этом, естественно, ничего не знаете, а я вам сообщил, чтобы вы поняли: я не дурью маюсь, а пытаюсь выбраться на след крайне жестокого человека. Майора убили случайно, эти люди охотятся за такими, как вы, и они профессионалы.
        - Пугаете? Значит, вам нужна не только машина, что-то еще.
        - Верно, только я вас не пугаю, мы не дети, говорю лишнее, что вам знать не положено, хочу, чтобы вы уяснили серьезность положения.
        - Хорошо, уяснил, - Юдин тяжело вздохнул и опустился в кресло. - Вываливайте до конца, как, говорится, до кучи.
        - Прекрасно, вы умница, - Гуров прошел через холл, запер входную дверь. - Береженого Бог бережет.
        Вернулся, начал прохаживаться по номеру. Когда требовалось быстро соображать, говорить без лишних слов, сыщик любил оставаться на ногах.
        - Утром вы сказали, что знаете в Москве крупного дельца, который неожиданно разорился, даже ближайшему окружению ничего не объяснил, добро распродал, ушел из делового мира. Я хочу, чтобы этот человек немедленно прибыл, - Гуров указал себе под ноги. - Мне необходимо с ним переговорить. Молчите! - Он махнул рукой на Юдина, который собрался заговорить. - Молчите. Я буду работать, - сыщик кивнул на второй этаж, затем постучал пальцем по виску. - Вы достаете мне машину, затем связываетесь с разорившимся коллегой, объясняете ему, кто я такой, заверяете своим именем, что ни единая крупица информации не уйдет на сторону. Даже вы содержание нашего с ним разговора знать не будете. Все! Я пошел, а вы решайте.

* * *
        Кабинет был обставлен шикарно: большой темного дерева письменный стол, два низких кожаных кресла и огромный диван, тоже обтянутый натуральной кожей. Но сыщику такая обстановка мешала сосредоточиться. Он привык сидеть на жестком, опираясь руками на стол, не расслабляясь, тем более не разваливаясь на составные части. Здесь не работать, даму уговаривать, злился сыщик. Всплыло лицо Ольга, он чертыхнулся, достал портсигар, перемотал пленку, включил воспроизведение, уменьшив звук до предела.
        - Борис Андреевич Юдин оказался старым знакомым нашего обаятельного соседа, - шелестел голос Ольги. - Лев Иванович, имя и отчество правильные, но это единственное, что в этом человеке соответствует действительности.
        И Ольга продолжала рассказывать мужу о замечательном соседе. Сыщик часть пленки промотал - выслушивать в свой адрес комплименты и брань не было времени.
        - Его интересуют убийцы и разбойники, он тут по своим делам, - произнес мужчина. - Дорогая, к нам это не имеет ни малейшего отношения.
        - Если ты говоришь правду, - ответила Ольга. - Я не знаю, зачем ты приехал в эту дыру?
        - Почему приехал я, понятно, а вот зачем ты увязалась - вопрос. Ты, которая и в Москве посещаешь лишь избранные места…
        - Хочу уберечь тебя от глупостей. Женская интуиция, если хочешь.
        - Стоп! Вспомнил! Дорогая, ты врешь, запуталась окончательно. Ведь именно ты с неделю назад спросила, какие дела у меня в этом городе, и объявила, что не прочь посмотреть местные монастыри. Откуда у тебя интерес к архитектуре и старине? Ты подбила меня поехать и увязалась следом…
        - Дурак, и таким помрешь…
        - Хотела что-то смотреть, а сидишь безвылазно в номере, хлещешь виски. Вдруг заинтересовалась цирком…
        - В цирк первым отправился ты, а там, между прочим, убили человека…
        - Я и убил! Я убийца, ты раньше не знала? И твой супермен-полковник выслеживает именно меня. Ты успела затащить его в койку?
        - Мужлан! Боже, за кого я вышла замуж?
        - За Сергея Петровича Соснина, черт побери! За человека пусть не гениального, но сообразительного! Человека, который обеспечивает тебя всем необходимым и чуть больше! Я не компрометирую тебя перед друзьями.
        - Пошел вон!
        - Я пошел по делам, а ты об этом разговоре пожалеешь.
        Ольга рассмеялась, раздались шаги, стук двери, сыщик собрался выключить магнитофон, отвлекся, закурил, начал обдумывать услышанное, часть разговора супругов представляла безусловный интерес. Он отложил сигарету, собрался перемотать пленку, прослушать заинтересовавший его кусок заново, как услышал:
        - Девушка, я хочу срочно переговорить с Москвой. Какой талон? Я живу в люксе и имею право заказывать в кредит. Срочно! Милая, меня не интересует цена! Нет. Кто подойдет, - Ольга продиктовала номер, сказала: - Милая, за мной бутылка коньяка. Жду.
        Сыщик промотал пленку до конца, но магнитофончик не был рассчитан на долгое ожидание, щелкнул и отключился.
        «Самого интересного я не узнал», - подумал сыщик. Убирая портсигар в карман, вспомнил номер, который Ольга заказала, и понял, что абонент расположен в самом центре. Тверская. Манеж. Калининский…
        Глава седьмая
        Крутой поворот
        Приближалась полночь. Гуров сидел в «Жигулях», терпение - одно из главных качеств, которыми должен обладать сыщик. Машину он поставил в ста метрах от здания цирка, темень была непроглядная, но расположиться ближе сыщик не рискнул. «Возможно, я тяну пустышку, - рассуждал он, напряженно вглядываясь в темноту, - но, думается, кто-то должен сюда явиться либо некто выйдет из цирка. Надо терпеть».
        Около девяти вечера, когда Гуров в номере Юдина вышел из кабинета в холл, хозяин бросил ему ключи от машины и сказал:
        - Голубая «шестерка» стоит у подъезда. Я не знаю, зачем мне все это надо, видно, пришла пора, и я сдвинулся по фазе.
        - Спасибо, - поймав ключи, ответил Гуров. - Никуда ваша «крыша» не поехала, наоборот, срабатывают здоровые инстинкты.
        - О вас спрашивали по телефону, затем двое явились, пытались меня запугать, - Юдин самодовольно улыбнулся. - Почему в органах работает так много дураков?
        - Полагаю, обычный процент, нормальный для общества в целом, - Гуров чуть помедлил и добавил: - Просто у нас власти чуть больше, потому глупость светится ярче.
        - И чего вы не уходите?
        - Из упрямства, да я больше ничего и делать не умею.
        - Врете, вам сорок, можно сказать, молодой совсем. Сегодня человек с головой да еще с принципами прошлого века…
        - Спасибо, Борис Андреевич, вы говорили с приятелем? - перебил Гуров.
        Не мог Юдин привыкнуть к подчинению, бесила манера сыщика вести разговор и его убежденность в своем превосходстве.
        - Я и не думал звонить, - ответил Юдин раздраженно, но вспомнил, что в кабинете стоит параллельный телефон. - Вы подслушивали?
        - Ага. Каюсь, подслушивал, - Гуров искренне вздохнул. - Омерзительно, только я подслушивал не вас. Аппарат долго тренькал, потом звякнул междугородный, каков результат?
        - Он вылетит завтра утром, к полудню будет здесь и позвонит. Оказалось, что он о вас знает, потому и согласился.
        - Кто-то сказал: человек половину жизни работает на имя, затем имя работает на него. Возможно, мне придется у вас переночевать. Не возражаете?
        - Пошли вы к черту! Вас мое мнение абсолютно не интересует!
        - Не адекватно вы ко мне относитесь, Борис Андреевич: если бы я вас не ценил, то не просил бы приехать и сейчас бы меня здесь не было.
        - Ладно, ладно, - миролюбиво, даже смущенно пробормотал Юдин. - Мы, словно мальчишки, препираемся. Чувствую, вы крепко насолили местным властям. Не мне вас учить, сами отлично знаете, область на местах самолюбива, местная милиция еще дальше от закона, чем московская. Вы своими званиями не обольщайтесь, поберегитесь.
        - Спасибо, Борис Андреевич, - Гуров поклонился, понял, что получилось по-шутовски, с издевкой, подошел к Юдину, взял за плечи. - Самая искренняя благодарность. Не за предупреждение, за работу.
        Юдин смутился, ответить не успел, зазвонил телефон.
        - Слушаю, - ответил Юдин, помолчал, продолжал раздраженно. - Не понимаю, почему Льва Ивановича ищут именно у меня? Так, так, к сожалению, ничем не могу помочь. Хорошо, минуточку, - он бросил быстрый взгляд на Гурова, достал авторучку, хотел записать, но не нашел на чем, вытянул из кармана денежную купюру, - диктуйте, увижу, передам обязательно.
        - Неужели кого еще? - пробормотал Гуров, подошел, взял у Юдина тысячерублевую ассигнацию, взглянул на запись, вернул. - Я знаю этот номер.
        - Все вы знаете, - Юдин сунул деньги Гурову в карман. - Возьмите на память. Значит, так: трижды звонила Москва. Вас срочно требуют по этому номеру.
        - Этот человек зря не требует. - Гуров взглянул на часы. - Придется звонить. Только разговор закажете вы, когда соединят, начнете говорить, я подключусь с другого аппарата, тогда положите трубку.
        Юдин хотел было снова возмутиться, лишь махнул рукой, соединился с междугородной. Телефонистка ответила, что предупреждена, можно не вешать трубку. Москва будет немедленно. Гуров взлетел на второй этаж. Когда связь установилась, сыщик услышал ровный с хрипотцой голос:
        - Орлов слушает.
        - Здравствуй, - сказал Гуров и, услышав, что Юдин трубку положил, спросил:
        - Где горит?
        - У тебя, - ответил Орлов, и сыщик как бы увидел, как генерал мнет короткопалой ладонью лицо. - Я виноват, Лева, да об этом потом. Когда мы расставались, ты почувствовал, что недоговариваю, да еще удачи пожелал. Ты подумал, что я придерживаю информацию по делу, а вопрос в ином. Я старый сентиментальный идиот, мне друга беречь надо, а я о чести мундира пекусь. Есть данные, что в милиции города, где ты сейчас, творится беспредел. Министров меняют, ни у кого руки не доходят, мать их так. Мне звонил этот говенный генерал…
        - Да. Илья Николаевич Фомин, - подсказал Гуров.
        - Вот-вот, имечко папаня с маманей ему дали доброе, а с сутью неувязочка случилась. Сука он и подонок редкостный. Нет, со мной он говорил нормально и о тебе худого не сказал, но голос тухлый, из трубки сортиром несло. Говорит мне, что в городе криминогенная обстановка, партию убрали, в милиции коррупция, а ваш товарищ, ты то есть, в одиночку по улицам шастает. А нас, случаем, не слушают?
        - Не должно, техники у них нет, а посадить оперативника на телефонный узел ума не хватит, однако давай закругляться, - ответил Гуров. - Я вас понял. У меня дурная мыслишка появилась, проверь сразу поутру: в какой стране на последних гастролях находился цирковой номер «Русские медведи», в какой стране последние гастроли.
        Полковник Гуров ошибся - оперативник на телефонном узле был. Но он был службист и дурак. Вместо того чтобы сразу сообщить своему начальству, что Гуров из гостиницы разговаривает с Москвой, опер решил выслужиться и разговор корявым почерком заносил в блокнот, затем перечитывал, дополнял по памяти, только после этого бросился к машине, не терпелось доложить лично. Выбегая с телеграфа, он опомнился и позвонил. Генерал дал команду, потом кого-то не оказалось на месте, газик стоял во дворе, но водитель отошел то ли в буфет, то ли в сортир. Прискакал опер с телеграфа, кинулся в главный кабинет.
        Гуров вышел из дверей гостиницы, но не стал спускаться по центральной лестнице, а двинулся вдоль корпуса, мимо традиционных колонн. За последней остановился, оглядел автомобильную стоянку, где ютились пять машин. Гнутый фонарь высвечивал лишь силуэты, цвет разобрать было невозможно. Две иномарки, «Волга», «Москвич» и «Жигули» - определил сыщик и начал спускаться по боковой лестнице, когда услышал нарастающий звук автомобильного мотора. Через несколько секунд милицейский газик остановился, захлопали двери, три фигуры кинулись к центральным дверям.
        «Беспредел», вспомнил Гуров Орлова, самодовольно подумал про себя, что все-таки он мужик умный. Перед уходом сыщик увел Юдина из номера, велел сдать ключи, сказать, что отправился прогуляться, и сесть на время в ресторане, желательно, присоединившись к какой-нибудь компании.
        «Жигули» оказались в прекрасном состоянии, движок завелся с полуоборота, урчал мягко, ритмично, сыщик выкатился со стоянки, направился к цирку, проехал мимо, сделал круг, наконец выбрал место.
        Теперь стоит уже третий час, ждет, неизвестно кого. Но сыщик не томился, наоборот получал от покоя удовольствие, уж очень во многом необходимо было разобраться, отделить сиротливые факты от многочисленных предположений, разложить по кучкам, рассовать по полочкам.
        Гуров курил, определил себе одну сигарету на тридцать минут, чтобы не задохнуться, опустил стекло, продуло отлично, стало мерзко, пришлось включить двигатель и печку. Сыщик взглянул на приборный щиток, увидел, что бак полон, и это при том, что бензина нет и после скачка цен. За большие деньги все есть, поправил себя сыщик. Машина? Пожалуйста, новехонькая и стоит у подъезда, бензин под пробку, ключи в аккуратном кожаном чехольчике. Гуров был опытный сыщик и умный мужик, однако, рассуждая так, ошибался.
        Серьезные коммерсанты оказывают друг другу услуги не только за деньги, хотя последние незримо всегда присутствуют. Местному бизнесмену польстило, что к нему обратился лично Борис Андреевич Юдин. Просьба ерундовая, выполнить легко, а при случае среди своих можно обронить, мол, мы с Борисом дружны. А хлестнет петля, так не грех и с ответной просьбой обратиться. Юдин, известно, мужик памятливый и обязательный.

* * *
        Гуров одернул себя: нельзя рассуждать о постороннем, надо сосредоточиться. Начнем от печки. Почему некая сила обрушилась на «медведей»? Клетка, которая проходит таможню без досмотра…
        Собрались вывезти серьезную контрабанду, предположительно наркотики. Выдвинув такую рабочую версию, сыщик остался собой доволен.
        Гуров вообще относился к себе хотя и с определенной иронией, но с большим уважением. В самоуверенности и самоуважении сыщика была огромная сила, но одновременно таилась и серьезная опасность. И приближался момент, когда жизнь напомнит ему некоторые достаточно тривиальные истины.
        Хотели вывезти - сорвалось. «На первый взгляд выглядит убедительно, однако при ближайшем рассмотрении, - рассуждал сыщик; вглядываясь в темноту, - ни черта не складывается. Почему начали преследовать „медведей“, с какой целью? Бессмыслица. Оставлю, как есть, переключусь», - решил Гуров, закурил, опустил стекло. Сырой воздух ворвался в салон машины, освежил лицо. «Кажется, я ошибся, и никто ни к кому на встречу не пойдет. Итак, переключусь, - подстегнул себя сыщик. - Кто дает команду? Кто убивает? Где-то существуют мозг и капитал. Далеко, почти наверняка в Москве. Я полагаю, что это мой старинный приятель Роговой. Возможно, иной человек, но такого же масштаба и солидности. Здесь, рядом, убийца-профессионал. Между ними находится еще одна фигура, которая меня интересует, пожалуй, больше всего. Убийцу я в конце концов просчитаю либо выманю, а генерального директора мне отсюда не достать. А вот этого, среднего, как нащупать? Он руководил боевиками, здешний убийца лишь один из них. Если встреча с приятелем Юдина состоится, то я смогу приблизиться к среднему, для меня главному звену. Если я этого
человека захвачу, то от него тянутся ниточки как вверх, так и вниз».
        В промозглой темноте что-то шевельнулось, сыщик напрягся, протер боковое стекло и увидел очень высокую фигуру, которая выскользнула из-за здания цирка и быстро зашагала в сторону Гурова. Он прилег на сиденье, хотя в темноте, через мокрое стекло человек рассмотреть ничего не мог. Когда, по расчету сыщика, человек миновал машину, Гуров приподнялся и без труда распознал в незнакомце Михаила Рогожина. Гигант широко шагал в сторону центра города. Сыщик выждал, развернулся, продвинулся следом и решил, что, видимо, машину придется оставить. Впереди блеснул свет фар, из боковой улицы выкатился милицейский газик, развернулся в сторону Гурова, ослепил дальним светом, рванулся и встал перед «Жигулями». Сыщик едва успел нажать на тормоз.
        Если Рогожин с улицы свернет, я его через несколько секунд потеряю, подумал сыщик, выскакивая из машины и доставая удостоверение.
        - Ребята, свои. Я полковник милиции, дайте проехать, тороплюсь! - Гуров одной рукой прикрыл глаза от слепящего света фонаря, другой протягивал удостоверение.
        «Почему из газика вышли трое?» - подумал сыщик. Патрульная машина. Почему двое в штатском? Он ощутил знакомое чувство опасности, но не мог переключиться с уходящего Рогожина на окружающих его мужчин.
        - Извините, - спокойно сказал лейтенант, взял удостоверение, - коли действительно свой, сейчас поедете. Техпаспорт, права, пожалуйста.
        - Я тороплюсь, лейтенант.
        - Вы торопитесь, это понятно, - добродушно ответил лейтенант. - А у нас заявление об угоне, - он мазнул лучом фонаря по номеру «Жигулей». - А угонять машины не дозволено ни полковникам, ни маршалам.
        Гуров понял, что Рогожин ушел, что перед ним ломают комедию и придется ехать в управление, объясняться с генералом. Сыщик ощущал опасность нервами, кожей, всем нутром, но сознательно гнал ее прочь. Машина, мундир… Главное, генерал звонил Орлову, говорил с ним. Они не посмеют тронуть меня.
        Если бы Гуров напал первым, то, вероятно, сумел бы вырваться, но самоуверенность подвела, он промедлил. Один из штатских оказался у сыщика за спиной, чего последний в подобной ситуации позволить не мог, понял, пригнулся, рванул в сторону, но опоздал. Штатский ударил рукояткой пистолета, целил в затылок, но так как сыщик дернулся, удар пришелся сбоку, чуть выше уха. Он мог бы устоять, но понял, что несколько секунд все равно не боец, и тяжело рухнул на асфальт.
        - Отпрыгался, - усмехнулся лейтенант.
        - Надень на него браслеты, - сказал штатский, который ударил.
        Судя по тону и по тому, что ударил именно он, сыщик понял, что говорит старший.
        - Чего возиться? Пришьем, закинем, доставим, - возразил третий.
        Можно ударить по ногам, одного я вырублю сразу, но, если они готовы стрелять, я не успею, подумал сыщик, застонал и завалился на спину. Сделал он это для того, чтобы наручники надели спереди, а не завернули руки.
        - Мудак, ты слышал? Надень браслеты. Ты тут палить собрался? Завтра здесь от московских сыскарей не протолкнешься. Где нашли? Что? Как? Все облазят, всех расспросят.
        Сыщик лежал неподвижно, почувствовал, как кисти сжал металл, как быстрые руки шарят по карманам, вытаскивают из подмышки пистолет.
        - Вот это пушка!
        - Надо отсюда подаваться, очухается, заорет!
        - Добавим, - усмехнулся старший. - Кто и увидит, подумает, с пьяным возимся. Дай подумать, куда его отвезти и прикончить. Мы должны место подходящее определить, где нашли, следы оставить, мы это место знаешь сколько раз будем показывать? Сколько раз придется объяснять, как сами туда топали.
        - Товарищ капитан, - лейтенант поперхнулся. - Я не понял, вы что же, собираетесь его убить?
        - Не «вы», а «мы»! Ты совсем сопливый, лейтенант.
        - Генерал приказал задержать и доставить, - голос у лейтенанта сел. - Я убивать не согласен. Я никогда, тем более своего!
        - Заткнись, ты уже по уши в этом дерьме. Тебя дважды видели в гостинице.
        - Капитан, капитан! Они найдут десяток свидетелей, которые видели, что мы разыскиваем полковника! Витька сидел на телеграфе. Они выяснят, что мы прослушивали его разговоры. И мы привозим его мертвым! Нам петля! Я лично не хочу!
        - А я к бабе в постель хочу! Хватайте его, волоките в газон!
        - Не буду, под вышку не пойду! - настаивал лейтенант. Сыщик чуть приоткрыл глаза, увидел, как старший схватил лейтенанта за грудки.
        - Стой, сука! Какая вышка? Ты что, малый, умнее всех?
        - Так свидетели есть…
        - Свидетели чего? - зашептал старший. - Люди видели, как мы мечемся по городу, разыскиваем дорогого гостя, уберечь желаем! На телефоне человека держим, может, дорогой полковник в Москву захочет позвонить, мы его засечем, перехватим и защитим. Генерал его к себе приглашает, а он, упрямый, в чужом городе, где сегодня бандит на бандите, героя изображает! Ну, не успели. Ну, виноваты! Ты понял, щенок? Гостиница, телеграф, все, кто нас видел, это наши свидетели! Наши!
        Гуров застонал, перекатился на живот, встал на колени, тяжело выдохнул и сказал:
        - Вы что, ребята? Я сам пойду, вот поднимусь и пойду.
        - Конечно, пойдешь! - старший схватил Гурова под мышки, поставил на ноги. - Ты чуешь, какая у меня рука? Не наводи на грех, волокись в машину, поедем к генералу.
        - Поедем, поедем, - бормотал Гуров, скованные руки сунул за пояс, нащупал теплую рукоятку «беретты», которую ему привез Юдин.
        - Хилый ты мужик, - сказал миролюбиво старший, он решил вывезти жертву на место предполагаемого убийства без эксцессов. - Я и ударил-то вполруки, а ты уже чуть живой. Ты уж на меня генералу не жалуйся…
        - Свои люди, сочтемся! - Гуров пружинисто выпрямился, выхватил пистолет, выстрелил старшему в лицо, мгновенно выстрелил в голову второго штатского, направил пистолет на опешившего лейтенанта. - Спокойно, лейтенант. Я слышал, что вы были против убийства, и обязательно подтвержу это руководству.
        Сыщик говорил быстро, четко выговаривая слова, требовалось успокоить лейтенанта, который ошарашенно смотрел на скорчившиеся тела оперативников.
        - Возьми из кармана этого ключ, - Гуров ударил штатского, который надевал наручники, ногой в живот, - сними железки! Быстро!
        Лейтенант смотрел на пистолет, шарил в карманах своего содельника вслепую.
        - Спокойно, лейтенант, спокойно, я без нужды не выстрелю, соберись, смотри на свои руки, а не в дырку пистолета, - говорил сыщик, внимательно наблюдая за старшим, так как понятия не имел о силе парализующего газа, которым были заряжены патроны «беретты».
        Но лейтенант действовать спокойно и обстоятельно не мог, дрожащими руками шарил по карманам.
        - В заднем брючном проверь, - приказал Гуров, увидев, что старший пытается подняться.
        Сыщик хотел выстрелить вторично, передумал, шагнул и ударил ногой в голову.
        - Я ничего не скажу генералу.
        - Нашел! Я нашел ключи, товарищ полковник! - радостно воскликнул лейтенант.
        - Стоп! Опусти руки! Подойди! - командовал сыщик, понимая, что лейтенант на сопротивление не способен, но рисковать не хотел.
        Лейтенант встал по стойке смирно. Гуров уперся пистолетом ему в грудь.
        - Сними наручники!
        Сыщик забрал у лейтенанта его пистолет Макарова, дослал патрон, газовую пукалку убрал в карман. Заморская игрушка сработала отлично, но все равно увереннее себя чувствуешь, когда в руке боевое оружие.
        - Теперь соедини руки этих людей, защелкни наручники и отойди на два шага.
        Шок прошел, лейтенант действовал ловко, все выполнил и отошел в сторону. Гуров нагнулся, начал обыскивать лежавших, когда один зашевелился, добавил ему пистолетом по затылку. Гуров отобрал у старшего свой пистолет и удостоверение, забрал личное оружие и документы, обнаружил вторую пару наручников.
        - Что теперь будет? - пробормотал лейтенант.
        - Обычно после гулянки наступает похмелье, - ответил Гуров, жестом подозвал лейтенанта, пристегнул его запястье к руке одного из лежавших.
        Молодой парень был полностью деморализован и не сопротивлялся. Сыщик вынул из-за пояса собственные наручники и пристегнул вторую руку лейтенанта к ручке милицейского газика, отошел на несколько шагов и оглядел общую картину, словно художник, который закончил работу и оценивает результат, не требуется ли где добавить штришок.
        - Старею, - сыщик осуждающе покачал головой, залез в карман лейтенанта, будто тот и не был живым человеком, забрал документы, вынул из замка зажигания ключи от газика, документы рассовал по карманам, а пистолеты, как дрова, бросил на пол «Жигулей».
        - Пора прощаться, лейтенант, - сказал Гуров, в последний раз оглядывая прикованных друг к другу и к машине людей, которые собирались стать убийцами. - Мерзопакостно, - он подошел к лейтенанту вплотную, ткнул пальцем в грудь, - я подтвержу, что ты старался их остановить.
        Лейтенант хлюпал носом, кивал и пытался утереть слезу. Гуров оглядел пустынную улицу, слепые дома, подумал, что выстрелы наверняка слышали, могли позвонить, сел в машину и уехал.

* * *
        Гуров прижимал к голове бутылку со льдом, который вытащил из своего холодильника Юдин, в другой руке держал телефонную трубку.
        - Ты должен вылететь первым рейсом, возьми с собой прокурорского и служаку из инспекции чином повыше. Я прихватил местного командующего.
        - Ты все просчитал? - сиплым голосом, явно со сна, спросил Орлов. - Сейчас ночь, мне надо всех поднять, осечки не будет?
        - Обижаешь, Петр.
        - Смотри, ты умный, боюсь, ты слишком умный, - сердито проворчал Орлов. - Вырастил на свою голову.
        - Ну что выросло, то выросло.
        - Тебя не убьют до нашего прибытия?
        - Это вряд ли, - усмехнулся Гуров, взглянул на валявшиеся в кресле пистолеты. - Если только вызовут ОМОН.
        - Зря шутишь, если так серьезно, никто не помешает и ОМОН пригласить. Лева, прошу как друга, не играй в героя, уйди на дно, всплывешь, когда увидишь, что мы прибыли.
        - Слушаюсь, товарищ генерал, - Гуров не удержался и ехидно добавил: - Удачи тебе, сыщик.
        Юдин полулежал в кресле, изображая спокойствие и безразличие, получалось неплохо, но пальцы руки, выбивавшие на подлокотнике дробь, свидетельствовали, что хозяин человек нормальный.
        - Вы ограбили военный склад? - спросил Юдин как можно безразличнее.
        - Нет, всего лишь разоружил патруль.
        - Хреновый патруль, отдали оружие, а вам поставили лишь одну шишку.
        - Я ловкий, - с присущей ему «скромностью» ответил сыщик и начал собираться.
        - Предложил бы вам остаться, но у меня нет никакого желания идти с вами по одному делу.
        - Как партнер по делу я совсем неплох, - обиженно ответил сыщик, надел плащ, рассовал пистолеты, проглотил тонизирующую таблетку.
        - Партнер-то подходящий, не нравится, как развиваются события. Я позвоню в Москву и отменю прилет знакомого?
        - Ни в коем случае, - Гуров ощупал плащ, проверил, все ли уложено удобно. - Тем же самолетом прилетят генералы, которые займутся всей этой ерундой, а у нас с вами дела серьезнее.
        - У нас серьезные, а это ерунда? - Юдин поднялся.
        - Слушай, Борис, не придирайся к словам, - перешел на «ты» Гуров. - Ты же видишь, я вздернутый, хочу казаться спокойным.
        - Ну извини, - Юдин развел руками.
        - К тебе могут прийти…
        - Я и не раздеваюсь, - перебил Юдин.
        - И абсолютно напрасно, ты как раз ложись спать спокойно, как человек. Могут прийти, могут звонить, милиции следует отвечать правдиво. Мол, да. Этот тип приходил, звонил в Москву. Чтобы звонить из его номера, нужно иметь талончик, а из люкса можно в кредит. Как ты понял, этот тип звонил своему начальству, просил немедленно прилететь, а больше ты ничего не понял.
        - Все верно, а пистолеты? - улыбнулся Юдин.
        - Не видел.
        - А правда?
        - Она бывает в усеченном виде. Машину я снова забираю.
        - Она же в розыске.
        - Ребята блефовали, - Гуров шагнул было к дверям, остановился, взглянул на часы. - Думаю, что их еще не нашли, однако… - он бросил ключи на стол.
        - Ну, - Юдин улыбнулся. - Как вы говорите, удачи…
        - Тс-с! - Гуров приложил палец к губам, открыл дверь, повернулся и сказал: - Пошел к черту!

* * *
        Сыщик лишь тронул звонок, как дверь распахнулась. Директор Колесников по кличке Капитан встретил спокойно, даже радушно, словно каждую ночь к нему заявляются без предупреждения.
        - Пройди на кухню, - он указал на дверь, - за собой притвори, дети спят, я сейчас.
        Гуров прошел, стянул тяжеленный плащ, огляделся. Кухня была маленькая, скромный белый гарнитур, хлипкий столик, маленькие табуреточки. Сыщик свернул плащ, осторожно присел. На Капитане был адидасовский тренировочный костюм, который обтягивал его литую фигуру, подчеркивая арбузный животик и слегка кривоватые ноги. Он вошел бесшумно, плотно прикрыл дверь, зажег конфорки, поставил чайник, будничным тоном спросил:
        - Есть хочешь? Имеется торт, мечта!
        Гуров попытался вспомнить, когда последний раз ел горячее, не вспомнил и спросил:
        - А если тарелку супа?
        - Можно, - Капитан достал из холодильника кастрюльку, поставил перед Гуровым тарелку, положил вилку, ложку, сел напротив. - А я полагал, что ты заскочишь.
        - Полагал? - искренне удивился сыщик. - Это почему?
        - Так в гостинице тебе нельзя, в цирке тоже нехорошо. А в городе у тебя кто? Думаю, либо к Сильверу с Классиком, ты ведь про желтый домик спрашивал, либо ко мне. - Капитан привычно дернул подбородком, глядел хитро, явно ждал вопроса.
        Сыщик сделал вид, что ловушки не заметил:
        - Это почему мне в гостинице нельзя?
        - Говорят, недавно стреляли.
        - Бывает, а я при чем?
        - У нас не Москва, уважаемый полковник, - усмехнулся Капитан. - Сын Митрофановны в ментах служит, вечером позвонил, говорит, домой не жди, нас тут заезжий москвич на уши поставил. Митрофановна знает, что в цирке убивали и москвич без дела болтается, позвонила. А через два часа из другого дома звонят, жалуются, что под окнами пальба. Я хоть на голову и не раз падал, однако не все отшиб.
        - Из директоров выгонят, приходи, в оперы возьму, - сказал Гуров.
        - Обязательно, - буркнул Капитан, обернулся к плите, переставил кастрюльку, налил полную тарелку пахучих щей, плюхнул огромный кусок мяса.
        Гуров сглотнул слюну, взял ложку, сожалея, что нельзя накинуться немедля, так как щи только вскипели. Он переложил с колен тяжеленный плащ, с пистолетами, начал ложкой остужать щи, ждал вопросов.
        - Я человек гостеприимный, за тарелку харчей ничего не требую, если можешь, скажи, что творится.
        - Мои клиенты порой говорят: знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Старая присказка, - Гуров подул на ложку, попробовал. - Вкусно, но горячо.
        - Так всегда: коли вкусно, обязательно горячо.
        - А торт?
        - Не юли, полковник.
        - У вас два, может, и три дела в городе смешались. Стрельба и ночная суетня к твоему цирку отношения не имеют. А вот смерть Ивана и вчерашнее убийство Семена Григорьевича… К сожалению.
        - А если бы ты не приехал, то ничего бы не было, - убежденно произнес Капитан.
        - Возможно, - кивнул сыщик, - в цирке и не было бы, - подумал и добавил: - Хотя вряд ли, чугунок-то на огонь уже поставили. Убили бы не одного, так обязательно другого, без крови не обошлось бы никак.
        - И убийца среди моих? Ты спрашивал, где Классик живет. Перекрестись, полковник.
        - Я сыщик, Алексей Иванович, - ответил Гуров. - А у нас, сыщиков, такая болезнь, все спрашивать, любопытно очень. А ты, Капитан, в чужой номер не лезь, могут покалечить, если не хуже. У тебя своя делянка, у меня своя, давай каждый будет делать, что умеет.
        - Мне сказать нечего, - Капитан подвинул горчицу, - выступай по своему усмотрению, уже доложили, что ты артист огромадный.
        - Ну вы даете, ребята! - Гуров рассмеялся, доел щи, принялся за мясо. - Позвонили, доложили, брякнули, тренькнули - не город, а коммунальная квартира.
        - Так оно и есть, - Капитан согласно улыбнулся. - Ты только учти, наш Илья Муромец не просто главный мент, он в городе хозяин. Поберегись. Но если ты нашей паскудине хвост прижмешь, мы тебе от всего города поклон отвесим и в церкви большую свечу поставим.
        - Вам пора начать скидываться, - Гуров доел мясо, горчица была хоть и домашняя, но злая, он с последним куском горчицы переложил, закашлялся, утер слезы. - Большое спасибо. Скажите, у вашего Классика телефон есть?
        - Имеется в половине Сильвера, так все одно, можно позвонить.
        - Так ведь ночь, - фальшиво застеснялся Гуров. Капитан подвинул телефон, набрал номер, начал ждать.
        - Бросьте, люди спят, - уже искренне сказал сыщик.
        - Ничего, снова заснут, - Капитан кивнул, мол, ответили. - Елена, это я, куда мужика девала? Ничего не случилось, просто анекдот вспомнил, позови, - он прикрыл трубку, пояснил: - Сашка спать здоров, до ужаса. Сильвер, это я. Расскажи, какой сон видел. Ты не хами, с начальством разговариваешь. Какое дело? Соскучился. Ну ладно, шмыгни к Классику, передай, - Капитан прикрыл трубку: - Чего передать?
        - Можно зайти? - ответил Гуров.
        - Можно к нему в гости? - сказал в трубку Капитан, улыбнувшись. - Самое время? Не ложился и на гитаре играет? Ну передай, чтобы гостя ждал, они в два голоса споют.

* * *
        Начальник УВД генерал-майор Илья Николаевич Фомин из кабинета не уходил, ждал возвращения группы, которой было поручено разделаться с москвичом. Кабинет был обычный, генеральский, они все на одно лицо, точнее, лица не имеют: пол, как правило, покрыт ковром, много полированной мебели, много телефонов и других аппаратов связи, половина из которых не работает. На стене обязательно портрет либо Ленина, либо Дзержинского, в последние годы в некоторых кабинетах появился Горбачев, но не прижился.
        Илья Николаевич был внешностью импозантен, высок, статен, генеральский мундир сидел как влитой, брюнетистые волосы густо напомажены, прочерчены пробором, который ввели в моду кинолюбовники 40-50-х годов. Лицо, волевое, даже красивое, без признаков пьянства и порока, совершенно не отражало суть этого человека. Он был молод, лишь готовился отметить сорокалетие, быстро продвигался по комсомольско-партийной одноколейке, два года назад стал секретарем горкома, прищурился на первого, но тут известный конфуз произошел: партия оказалась не честью и не совестью, а совсем даже наоборот. Известно, что Остап Бендер, не став графом Монте-Кристо, решил переквалифицироваться в управдомы. Секретарь горкома жил в другую эпоху, обладал другим размахом, чем юморист Бендер: увидев, что партийная одноколейка ведет в тупик, быстро переквалифицировался в милиционеры, конечно, в первого милиционера и, конечно, сразу генерала. О России девяностых годов будет написано много интересного, о генералах милиции создадут бестселлеры. Наша же история маленькая, локальная, потому скажем только, что Илья Николаевич высок, статен,
власть любит и абсолютно беспринципен.
        Когда он надел генеральский мундир и сел в кресло, вожаки преступного мира переглянулись, повели носом, принюхались и вынесли вердикт - это наш парень. Он быстро взял город за горло, что абсолютно естественно. Если в борьбе за город с одной стороны борется россыпь партий, лозунгов и микрофонов, а с другой - хорошо организованная, сплоченная и вооруженная стая битых хищников, то смешно спрашивать, кто победит.
        Примерно полгода назад нашему генералу в Москве кто-то из единомышленников указал на Гурова и предупредил: мол, старайся с этим парнем не сталкиваться, а коли случится, перейди на другую сторону. Ты, Илья, волк, слов нет, но Гуров волкодав. Тогда еще Фомин ответил, мол, не шизик, драки не ищет, но коли жизнь сведет, разберемся, кто по какой стороне прогуляется. Содельник довольно хохотнул, глянул насмешливо и сказал, что в случае такой разборки даже при нынешних ценах не даст за генеральскую шкуру больше рубля. Тогдашний собеседник генерала был человек умный, не хотел натравливать вновь испеченного мента на матерого сыщика, но в результате короткой беседы добился именно этого результата. Тот разговор генералом в суете и заботах быстро забылся, но когда вчера донесли, что полковник Гуров в городе, прибыл и не доложил, не получив лицензии на отстрел, ведет свою охоту, а в результате уже два трупа, к тому же среди убитых единственный в городе профессионал-розыскник, генерал тот разговор вспомнил. Я хитростям оперативным не обучен, играть не стану, прикажу убить без затей, решил генерал, благо
бандитов в городе хватает. Однако, прежде чем дать команду, он подстраховался и протокол соблюл. Генерал при свидетелях пригласил к себе гостя, получив отказ, опять же при свидетелях позвонил в Москву, предупредил. Ну, а на нет и суда нет.
        Гурова должны были ликвидировать около полуночи, скоро три, а людей нет, и, сидя в своем кабинете, Илья Николаевич начал нервничать.
        «Герои» - исполнители генеральской воли, прикованные друг к другу и к машине, - полностью очухались. Однако оторвать ручку машины они не смогли, мерзли под моросящим дождем и не знали, что предпринять. Выручил Артошка.
        Симпатичный коричневый карликовый пудель проживал в доме, у которого происходила трагедия, которую Гуров превратил в трагикомедию. Артошка вырос воспитанным, можно сказать интеллигентным: живот болел давно, но пес отлично знал, что хозяин спит, будить его и вести гулять - непозволительное хамство. Артошка терпел, когда же понял, что сил больше нет, он из двух неизбежных хамств выбрал, на его собачий вкус, наименьшее, подошел к хозяйской койке и деликатно гавкнул. Хозяин своего меньшого друга знал отлично: раз зовет, надевай штаны. Конечно, будь Артошка человеком, хозяин сказал бы: «Вали, друг, в туалет, мне легче за тобой прибрать, чем тащиться в дождливую хмарь». Но Артошка был чистюлей-пуделем, для него нагадить на пол - сплошное унижение, человек это знал, друга уважал, потому быстренько оделся, отпер дверь, выскочил на улицу и увидел… Он был счастливым владельцем не только пуделя, но и телефона.
        Генерал выслушал невнятный, конечно, лживый рапорт, понял лишь, что грозный противник жив, здоров, скрылся в неизвестном направлении.
        - Всех в камеру, с арестованными не разговаривать.
        Оставшись один, генерал, естественно, вспомнил Москву, содельника, довольный хохоток и слова: «Если такая разборка состоится, я за твою шкуру, Илья, рубля не дам». Не дословно вспомнил, но довольно точно. Обозвав себя разными словами, он попытался сосредоточиться. Ничего путного не складывалось, решил лишь, что сейчас сам за собственную шкуру даст немного, остро почувствовал, какая она теплая и любимая, и распорядился привести старшего группы Стаднюка.
        Капитан Стаднюк был умен, жесток и хитер, работал в розыске давно, последние годы особенно успешно, так как сотрудничал с уголовниками по старинному принципу и вашим, и нашим. Уголовные сотоварищи платили неизмеримо больше милицейской бухгалтерии, но Стаднюк на их сторону полностью не сваливал, поддерживал определенный паритет, точно рассчитав, что, окажись он на крючке у мафии полностью, цена его упадет.
        Хотя колени подрагивали, забинтованная голова гудела, Стаднюк вошел в генеральский кабинет с достоинством и, несмотря на конвой, достаточно твердо произнес:
        - Товарищ генерал, старший оперуполномоченный капитан Стаднюк по вашему приказанию явился.
        Наглость подчиненного и возмутила, и обрадовала генерала. Он жестом отпустил охрану, кивнул Стаднюку на стул и спросил:
        - Ну и как думаешь спасти свою шкуру?
        - Человек без шкуры жить не способен, потому, Илья Николаевич, каждый имеет свою. Шкуры даже в цветущие времена социализма общими не сделали.
        До чего дожил? Генерал, отодвинув «Плейбой», изучал собственные ладони. Такая гнида таким тоном с ним разговаривает. И хотя знал, что собирается дурака свалять, не сдержался:
        - Я велю тебя убить.
        - Не, - Стаднюк мотнул головой, - не велишь, Илья Николаевич, ты мужик горячий, но разумный, башковитый. Никак не велишь.
        Генерал мгновенно отметил, что сидевшая перед ним «гнида» сначала в обращении опустила звание, теперь на «ты» перешла. Так он, гаденыш, скоро его без отчества оставит. Илюшкой начнет называть. Стаднюк понял, что, защищаясь, палку перегнул, встал, вытянулся.
        - Товарищ генерал, прошу прощения, но я человек, офицер, мне обидно. Вы, извините, наш рассказ о происшедшем полностью не выслушали, разрешите доложу, как было, затем выскажу свои собственные соображения, что делать.
        Генерал имел на руках результат, поэтому «как было» его не интересовало, но он кивнул.
        - Начну с того, что признаю - я жидко обосрался. Но есть ситуация и ситуация: если тебя велосипедист сбил - одно, коли танк переехал, согласитесь, совсем другое.
        «Волкодав, - вспомнил генерал. - А я на него трех дворняжек спустил, он лишь полакомился».
        - Ну говори, говори, не тяни!
        - Я москвича без разговоров рукояткой по затылку приговорил! - воскликнул Стаднюк, хватая себя за грудь, хотя отлично помнил, что по отдаче удара почувствовал - вышло не очень. - Он рухнул, я думал, готов, разом порешил. Тут я и того, опростоволосился, начал прикидывать, куда свезти, как понагляднее для проверяющих устроить. Не подумайте, товарищ генерал, я чин-чинарем шмон сделал, пистолет и ксиву у полковника забрал. Я успокоился, товарищ лежит отдыхает, хотя вижу, живой, но ведь человек в таком виде ни на что не способен, ну если только на четвереньки подняться. Я стою, думаю, куда везти, ведь команда быстрая была, не готовились. Думаю, значит.
        Генерал не выдержал, матюгнулся и закричал:
        - Так что же он, раненый, безоружный, троих обезоружил и в браслеты заковал?
        - Вдруг он как прыгнет! У меня в глазах сверкнуло и померкло. Очнулся в железе, и вот! - Стаднюк повернулся, показал на расплывающийся из-под повязки кровоподтек. - Полагаю, он мне, лежачему, ногой добавил. А еще полковник!
        - Действительно! - настолько искренне было возмущение этой недобитой «гниды», что генерал даже рассмеялся.
        - Лейтенант Щукин говорит, что у москвича газовый пистолет был. Не знаю, какие газовые бывают, но этот бьет наповал. А чего хотите: с двух метров прямо в лицо.
        - Опер называется, обыскал, вырубил, а человек вскакивает с оружием в руках!
        - Да, с обыском лопухнулись, признаю, как пушку из наплечника вынул, успокоился. А вот как он вскочил, не пойму. Что я, не бил или не видел, как падают? Ноги в коленях сломались, обвалился трупом.
        - Трупы не прыгают и не стреляют!
        - Знаю, - Стаднюк поник и искренне произнес: - Может, заговоренный? Я не верю, товарищ генерал, но, с другой стороны, сейчас всякой чертовщины развелось, тарелки над головой летают, по телевизору заговаривают, животы без наркоза режут. Ведь не вру, ведь так, товарищ генерал! Может, и этот того? Я же видел, как он упал!
        - Все! Хватит! - генерал хлопнул по столу. - Ты же сам сказал: у каждого по шкуре, и замену не дают! Что ты предлагаешь?
        - Найти, отобрать наши ксивы и пушки.
        - Он наверняка уже позвонил и рассказал.
        - Илья Николаевич, рассказ к делу не подошьешь, - Стаднюк, морщась, тронул затылок. - И уверен, что он по телефону рассказывать ничего не стал. Сказал, срочно прилетайте, и конец связи. Первый самолет из Москвы прибывает в девять утра. Столько у нас времени и есть.
        - Город большой, - генерал смотрел на Стаднюка с ненавистью и думал, что если он из этой истории выпутается, то Стаднюк долго не проживет.
        - Наш город - лишь большая деревня, ему спрятаться мало мест. В гостиницу он не вернется, приятелей, нам не известных, уверен, у него тут нет. Остается цирк, квартира директора Колесникова, дом, где живут Аверков, по кличке Сильвер, и клоун Куприн, по кличке Классик, пожалуй, все, больше ему деваться некуда, - рассуждал опер, поглядывая на генерала. «Полагаешь, - думал он, - моими руками жар убрать, а меня вскоре спалить? Умный ты, недаром генерал».
        - Возможно, возможно, но как ты это представляешь? - генерал замялся, пытаясь вспомнить имя и отчество оперативника, не вспомнил, потому как никогда не знал. - Вы его находите, он дверь не открывает, требует прокурора, кругом десятки свидетелей.
        - Главное - найти, остальное - не берите на ум, товарищ генерал, - Стаднюк вновь схватился за голову. Вот саданул, подлюга, ну, достану я тебя, посчитаемся. - Мы же в дом официально не полезем, людей подошлем.
        - Каких людей?
        Стаднюк взглянул на генерала с сожалением, перевел взгляд на часы, вздохнул: надо делом заниматься, а тут приходится золотопогонному дураку таблицу умножения объяснять.
        - И люди - забота не ваша, товарищ генерал. Вам надо готовиться к встрече высоких гостей. Чем выше начальство, тем больше значения имеет бумага, она все и решает. Слова, эмоции улетают, слезы высыхают, трупы хоронят, остается только бумага.
        - А вы философ, - иронически сказал генерал, не замечая, что перешел с подчиненным на «вы».
        Данный факт мгновенно отметил Стаднюк. «Ты, сука, - подумал он, - меня по имени-отчеству величать будешь. Если москвича хлопнем, поможем тебе в кресле усидеть, мы новую жизнь начнем, по большому счету».
        - Полагаю, так, полковник прибыл к нам по ихним оперативным делам. Прикрыли его командировочкой с липовым заданием типа: проверь личные и рабочие дела агентов, находящихся на связи у оперативного состава города. Он должен был явиться к вам, доложиться. Он был? Нет. Человек поселился по-тихому и занялся своими делами. В городе происходят два убийства, главное, убивают сотрудника, майора милиции, начальника уголовного розыска. А это - ЧП! Мы все становимся на уши, узнаем, что какой-то неизвестный человек болтается в зоне убийств, представляется полковником. Вы звоните в Москву, главк своего человека признает, мы его начинаем разыскивать, но полковник почему-то от нас скрывается. Это одна линия, вы ее пишете подробно. Больше возмущения, и восклицательных знаков. Вторая линия - наши документы и оружие. Полагаю, что он их спрячет, нам не найти. Объяснение просто. Патрульной машиной во столько-то часов был задержан неизвестный, который предъявил документы на имя… Ясно? Ваши сотрудники поверили, ослабили бдительность, но пригласили гостя к вам, зная, что вы его ищете, так как у вас появились сомнения,
что он является сотрудником и документы подлинные. Неизвестный, воспользовавшись почтением ваших людей, напал на них, оглушил из газового пистолета, забрал документы, личное оружие и скрылся. Надо подготовить заключение врача о нашем состоянии. Интересно, откуда у сотрудника милиции газовый пистолет? Вы, уже уверенный, что имеете дело с особо опасным преступником, объявили общегородской розыск. Заготовьте приказ, проставьте время. Бумага, бумага и еще раз бумага. Вы пишете до этого места, мы ищем человека. Когда мы его ликвидном, вы допишете, я вам подскажу.
        - Извини, капитан, как твои имя и отчество? - спросил генерал.

* * *
        Гуров сидел за старинным бюро из красного дерева и тоже писал подробный рапорт о происшедших событиях.
        В допотопном кресле с высоченной спинкой дремал Классик, на овальном столе, инкрустированную крышку которого изувечили пятна, оставленные рюмками, кофейными чашками и ожогами сигарет, стояли бутылка и стакан.
        Вообще комната походила на запасник старинной мебели и различной утвари. Ширма, видимо китайского происхождения, обтянута блеклым шелком, на котором еще можно было разглядеть косоглазые лица. За ширмой виднелось низкое массивное ложе на витых ножках, с потолка свисала люстра, если ее отмыть, она, наверное, засверкала бы хрусталем, из пяти ламп-свечей горели только две. У стены громоздился солидный шкаф черного резного дерева, а рядом с ним стоял манекен, одетый в парадный костюм хозяина, вместо головы торчала палка, с которой кособоко свисало соломенное канотье.
        Сыщик писал подробный рапорт, стараясь придерживаться только фактов и не делать выводов, убежденный, что Орлов прекрасно и сам справится с простой таблицей умножения и на ее основе напишет свой рапорт, который и ляжет на стол министра. Сыщик пришел в эту экзотическую обитель, желая проверить свои подозрения. Не то чтобы он упирался лбом в клоуна Куприна по кличке Классик, но считал вполне вероятным, что обаятельный, смешной и внешне абсолютно безобидный человек имеет и второе лицо, беспощадное и кровавое. За свою жизнь сыщик не опасался, не потому, что считал себя сильнее и быстрее, а просто убийца не станет раскрываться перед всеми: ведь Гуров позаботился, чтобы о его неожиданном ночном визите были осведомлены и Сильвер, и Капитан.
        Гуров решил посетить всех, кого занес в круг подозреваемых, начал с Капитана, перекочевал сюда, к Классику, собирался разбудить Сильвера, который, возможно, и не спит совсем. Потом на очереди были администратор Жуков, которого якобы терроризировала жена Матильда, старший конюх, мужик лет сорока пяти, расхаживающий по своему хозяйству в майке, чтобы все видели его мускулистый торс, густо разрисованный искусной татуировкой. Представив конюха, сыщик сдержал улыбку и отставил его в сторону как человека несерьезного, а поразмыслив, вернул в замкнутый круг. Сыщик знал много случаев, когда преступник умышленно выпячивал себя, засвечивался, убежденный, что такую открытую фигуру отметут в сторону автоматически. И затем, если ничего конкретного не высветится, сыщик решил, что вернется к печке, то есть придет пить чай к Михаилу Рогожину.
        Гуров закончил писать, сложил листки, сунул в конверт, который взял из бюро артиста. Потом подобрал в углу тряпку, фанерный ящичек из-под посылки. Три пистолета он завернул в тряпку, уложил аккуратно, рядом пристроил милицейские удостоверения и конверт с рапортом, нашелся и обрывок шелкового шнура, которым ящик плотно перевязал. Сыщика не интересовало, спит артист или наблюдает за ним. Если Классик человек порядочный, значит, порядочный, если убийца, значит, убийца, которого только забавляет схватка московского сыскаря с местными ментами. Убийца сыщика может и выдать, пусть власти уберут от греха, но уж компромат на местных ментов убийца сбережет лучше, чем кто-либо.
        Классик иронически улыбался, спал или наблюдал и улыбался, длинное веснушчатое лицо было спокойно, если не красиво, то безусловно интересно, неординарно, сейчас, когда глаза закрыты, видно, какие у него длинные и густые ресницы. Руки артиста лежали на подлокотнике, длинные с ярко выраженными суставами пальцы не дрожали, фигура дышала покоем, умиротворением. Сейчас Классик походил на владыку, сидящего на троне и прикрывшего глаза перед принятием судьбоносного решения. Худоба, даже костлявость артиста не вводила сыщика в заблуждение, он прекрасно знал, люди такой комплекции бывают неимоверно сильны, а уж как Классик быстр и ловок, Гуров видел, наблюдая представление на арене цирка.
        Гуров вернулся к бюро, сел, закурил. «Не поднял ли я больше, чем могу снести? Война на два фронта всегда тяжелая, как правило, безнадежная. Может, до прибытия Орлова, пока он не защитит меня от прессинга генерала, следует от главного задания отказаться?» Сыщик взглянул на часы, уже пятый, машину и скованных содельников местные власти могли найти. Какое-то время ушло на доставку, ругань, выяснение отношений и взаимные угрозы, но перед опасностью они, безусловно, объединились. «Уж один-то настоящий оперативник у них имеется, а профессионал меня просчитает за несколько минут. Минус гостиница, минус цирк, остается Колесников, далее дом, в котором я и нахожусь».
        Почему полковник Гуров ушел из номера Юдина, где, казалось бы, ему ничего не угрожало? Мы не устаем повторять, что в России власть коррумпирована, правит бал мафия, уже догнали всех и вся. Мы догоняли - и перегоняли Америку по всем статьям, не перечесть, результат на прилавках и наших лицах. На самом же деле мы впереди лишь по части болтовни, где мы действительно короли, наши парламент и правительство в полном составе можем смело занести в книгу Гиннеса. Мы похожи на бегуна, который отстает на тысячу миль и передвигается медленнее соперника, а все плюется и бормочет, мол, я тебя догоню и тогда…
        Короче, мы в преступности, слава Богу, отстаем, как и во всем остальном. И закройся полковник с оружием в руках в номере, расстреливать замки, бросать бомбы не посмели бы. Однако Гуров втянул в историю Юдина, человека постороннего, согласившегося помочь, и не мог рисковать его жизнью. Пока жив сыщик, свидетель в безопасности, когда они рядом, то и мишень одна. И полковник был вынужден из гостиницы уйти, да и что греха таить, червячок самолюбия подтачивал, не давал бросить дело «Русских медведей».
        Гуров вновь взглянул на Классика: может, бросить, дождаться Орлова, свалить на него разборку с местными? Может, и осталось всего лишь руку протянуть и маску сдернуть? Роговой далеко, убийца рядом, его взять удастся, а среднее звено, которое больше всего интересует, не вытянуть, цепь оборвется. На свидание с кем ходил Рогожин? Кто такие супруги Соснины, мои милые соседи? Гуров вспомнил Ольгу, она уплыла, чары рассеялись, исчез дурманящий аромат. И слава Богу, хотя и жаль: не так много радостей в этой жизни.
        - Господин полковник, коньячка отведайте, прикажете чайку разогреть? - спросил Классик, глядя на сыщика огромными, несколько загадочными глазами.
        Гуров понял, в чем их секрет. Ресницы. Глаза обычные. Но ресницы, необыкновенно длинные и густые, придавали им загадочность и необыкновенную красоту.
        - Как спалось? - спросил Гуров.
        - Я не спал, дремал, немного путешествовал, - застенчиво улыбнулся артист. - Я и горький пьяница лишь оттого, что люблю фантазировать, улетать в мечту. Меня алкоголь не глушит, а приподнимает, уносит, конечно, потом расплачиваюсь, - он вытянул руки, растопырил пальцы, показал, как они порой трясутся, и рассмеялся. - Так в жизни за все приходится платить. У вас неприятности, - он не спрашивал, сказал утвердительно.
        - Можно сказать и так, в принципе, пустяки, меня решили убить, - Гуров внимательно следил за лицом артиста.
        Классик пожал узкими плечами, глазом не моргнул, лицом не дрогнул. Сыщик удивился: на подобное заявление должна быть реакция, у нормального человека - естественная, у убийцы - наигранная. А у артиста никакой, словно услышал, что дождь во дворе.
        - Сдается мне, что наши доморощенные бандиты определили себе срубить деревце не по плечу, - спокойно произнес Классик, взглянул на темные окна, легко поднялся, погасил верхний свет, зажег стоявший в углу причудливой формы торшер. - Я мимо рта и так не пронесу, - и плеснул в стакан. - Признаюсь, вы мне сразу и активно не понравились. Наверное, нормальным людям не видно, а я, человек остро чувствующий, знаете, как вас воспринял? Боюсь, я витиевато выражусь, напыщенно, но достаточно точно. Я с вами познакомился и ощутил: обман творится. Булатный клинок под видом столового ножа, пантера дворовым котом прикидывается.
        - Большего оскорбления в жизни не слышал, - обиделся сыщик.
        - А вы что хотите? - возмутился Классик. - Да из известных актеров один из ста способен внутренне перевоплотиться, только гениям дано. А вы сыщик, говорят, очень талантливый, так ведь сыщик, а не артист, существа своего изменить не способен, и ток от вас идет…
        - Я тоже токи и запах чувствую, - обронил Гуров, - не всегда, но довольно часто.
        Артист на выпад снова не среагировал.
        - Так это обязательно, иначе вы не сыщик, а участковый. Вам этот ящичек припрятать нужно, так понимаю? У меня негде, не думайте, что боюсь, только прятать у меня - пустое. А вот у Сильвера, - он указал на дверь, - можно. Саша - человек верный, у него подвал с овощами и припасами, перебрать - рота солдатиков потребуется.
        - Спасибо, - ответил Гуров. - К вам в такое время прийти кто может?
        Классик взглянул на часы.
        - Очень даже обычно, около шести. Девочки-бабочки, их опасливые мужики из номеров выставляют, девочки своих родичей либо хозяек беспокоить не хотят, сюда и заскакивают. Обогреваются, вздремнут часок-другой, перышки почистят, ну и кто на службу, кто к детям, по-разному.
        - Значит, если зайдут, то остаются, сразу не уходят?
        - Остаются. Занять у меня трудно, сам в долгах существую. Чай, рюмка, койка, больше от меня никакого профиту.
        - А к Сильверу в такую пору кто может заглянуть?
        - Там жена, дети, девочки и порога не переступят, - ответил Классик, задумался. - Один человек может явиться. Случалось. Семен, брат жены. Он, как и я, - артист поднял стакан. - Употребляет. Только я пью и в этом кресле летаю, Семен же шатун, ему необходимо движение, потому может заявиться в любой час.
        - Спасибо, - Гуров поднялся, надел плащ, взял ящик. - Семен фигурой высок, низок, широкий, худой?
        - Маленький и горбатый, - ответил Классик и впервые за весь вечер удивился.
        Человеку говорили об убийстве, намекали на опасность разоблачения, он бровью не вел, а спросили, как выглядит брат соседки, - удивился. И сыщик удивился, впервые в жизни он провел в обществе человека несколько часов и ничего в нем не понял.
        - Спасибо за приют, надеюсь, вечером увидимся, - сказал сыщик и вышел в темень и дождь.
        Глава восьмая
        Туман
        Прежде чем зайти в гости к Классику, сыщик обошел дом, посмотрел имеющиеся к нему подходы, оглядел соседние строения и выяснил, что примыкающий дом пустует. Готовили домишко то ли к сносу, то ли к капитальному ремонту, внутренности вытряхнули, а кирпичный остов бросили. Люди, верные социалистическому выбору, всегда отличаются широкой натурой, стоит ли о пустяках думать, ну собирались, теперь передумали, денег не хватило, возможно, просто забыли.
        Гуров вышел от Классика, проскочил под дождем два десятка метров и нырнул в проем, который некогда закрывала дверь, последнюю, естественно, украл алчный частник. Позиция у сыщика получилась очень удобная: подъезд дома, где жили Сильвер с семьей и одинокий Классик, находился буквально рядом и даже в такой темноте и ненастье просматривался отлично. Крыша, конечно, протекала, но имелся просторный сухой угол, отгороженный остовом кровати. Судя по газетным обрывкам, банкам, даже целому стакану, в этом углу недавно проживали. Из остова дома имелось три выхода в разные стороны. В общем, место было замечательное, в сыщик там быстро обустроился, даже соорудил сиденье из двух ящиков. Он закурил, огонек увидеть не могли, а дым сквозь дождь не выползет. Гуров довольно усмехнулся, он здесь и до прибытия самолета может отсидеться.
        Транквилизатор сильный, а в сон все равно клонит, вторые сутки заканчиваются, а он уже не мальчик, рассуждал Гуров, неотрывно наблюдая за подъездом. Вот познакомился он с артистом Куприным по кличке Классик. Умен, образован, талантлив, острый, с хорошей реакцией, пьяница, но не алкоголик, самоуправляем полностью. Подобными качествами может обладать и профессиональный убийца, и нормальный, нравственный человек. Практически не выяснил ничего, не продвинулся ни на шаг. Неверно - не прояснил с Классиком, но отчасти высветил Сильвера. Его разбудил Капитан, сообщил, что к соседу среди ночи пожалует гость. Убийца должен был бы зайти на огонек. И дело не в нервах, они могут быть стальные либо отсутствовать за ненадобностью. Зайти к соседу следовало бы в поисках информации, благо и предлога не требуется, заглянуть в подобной ситуации даже естественно. Сильвер не пришел, поднялся, предупредил коллегу о предстоящем визите и лег спать. Семейный, тоже в его пользу. И дело не в том, что люди, имеющие семью, не становятся убийцами, подобных, как говорится, хватает. Взять хотя бы сексуальных маньяков, жестоких
нелюдей, но чуть не половина вурдалаков имеет нормальные семьи. Но убийца, думал сыщик, профессионал по вызову.
        Он качнул ящик и увидел подбежавшую к подъезду фигуру. Зонтик, семенящая походка, явно женщина. Ночная бабочка, выпорхнула из гостиницы, ищет покоя и тепла? Или оперативник выдернул из дома знакомую проститутку и сказал, мол, хочешь спокойно работать, смотайся к артисту цирка, взгляни, как он живет. Подождем, останется, значит, случайно залетела, выскочит сразу, значит, за ним, Гуровым, началась охота.
        Не прошло и нескольких минут, с другой стороны к подъезду приковыляла сгорбленная мужская фигура. Алкаш и братец пожаловал, в жизни случаются совпадения и почище, Гуров закурил новую сигарету, вынул из кармана фляжку коньяку, которую прихватил из номера Юдина, вытряхнул на ладонь таблетку транквилизатора, глотнул спиртного, таблетку сунул под язык.
        Первой из подъезда выскочила женщина, прикрываясь зонтиком, побежала сквозь дождь, через несколько секунд пропала в темноте. Сыщик напряженно вглядывался, должны мелькнуть автомобильные фары, ничего не увидел. «Они не дураки, отнюдь, машина за углом, фары потушены или машину развернули в обратную сторону. Фрищенко у них нет, кто командует? Возможно, опер, который руководил моим задержанием, на такое дело генерал должен был послать лучшего и наиболее верного. Я врезал ему ногой, следовало добавить, вырубить серьезно». Сыщик осуждающе покачал головой, не признаваясь даже себе, что рад, значит, еще человек, хотя и стал жестоким, но добивать лежачего пока не способен.
        А вот и горбун появился, не засиделся у сестренки, выполнил задание - и ходу, двинулся не в сторону, откуда пришел, а в обратную, следом за девицей. Ясное дело, машина-то одна, хоть и мафия, а совдеповская, нищая. Что же ты теперь предпримешь, неприятель? Оперативник ты приличный, знаешь, где искать, кого и к кому послать на разведку. Что бы делал я? Сыщик поднялся, опрокинул ящик, нагнувшись, чуть не носом елозил по сырым доскам, оглядел пол, не оставил ли следы, сигареты он гасил о подошвы, окурки выщелкнул в замусоренный угол. Этот домик я бы осмотрел наверняка, решил Гуров, прихватил ящичек с вешдоками, направился к проему, где некогда были двери, ведущие во двор, услышал стук приближающегося мотора, невольно похвалил противника, словно речь шла не о жизни, а оценивалось изящество шахматного хода. Раз он считает встречу со мной возможной, то дом окружит, собаки быть не должно. Сыщик выскользнул из дома-скелета, свернул за дворовые постройки, далеко уходить не стал, так как собирался вернуться. Он прислушивался. Если есть собака, она завизжит, и тогда все плохо. Пса из «беретты» обесточить
несложно, но услышат, начнется погоня, где шансы противника, который отлично знает город, предпочтительнее. Если я начну их преследовать, то тюрьма на все сто. Пресса возликует: «Полковник из Москвы отстреливает милиционеров периферии». Не отмыться, ничего не доказать, мои вещдоки возьмет прокурор как оружие обвинения. Мой звонок в Москву, который подтвердит Орлов, вывернут наизнанку: сначала совершил преступление, затем попросил помощи. Юдин не свидетель. Фрищенко убит, цирковые могут подтвердить лишь то, что я скрывался. Стрелять нельзя, но, в крайнем случае, подранить одного-двух, а они откроют огонь на поражения. Собака? Есть или нет?
        Хлопнула дверца машины, послышались шаги, собачий визг и знакомый голос опера, который недавно, стоя над Гуровым, рассуждал, где удобнее прикончить зарвавшегося москвича:
        - Товарищ полковник, вы окружены, выходите по хорошему, неловко получается, но нам разрешено стрелять.
        Гуров не очень твердой рукой опустил ящичек с вешдоками в стоявшую рядом бочку, кинул сверху ветошь, достал «беретту». Стрелял дважды, сколько в ней патронов?
        - Поедем в контору, потолкуем, к чему до крайности доводить? Я знаю, вы недавно были в доме, сейчас здесь, спрятаться вам больше некуда! - опер говорил уверенно.
        Гуров отдавал ему должное. «Тебя я подстрелю первым. Если Классик убийца, то мог и сообщить обо мне, почему бы и не убрать мента руками коллег? Ошибаюсь, если бы артист меня выдал, то опер бы сказал, что я был у артиста, а он сказал, что в доме. Опер точно не знает, значит, Классик не убийца. Надо думать о жизни, а я - черт о чем». Сыщик оттянул затвор, проверил патронник - сейчас только осечки и не хватает. Пса надо глушить, когда он выскочит из-за угла, до прыжка, иначе можно опоздать.
        - Не желаете? Я при свидетелях вас предупредил! Пускай собаку.
        - Мухтар, след! Ищи!
        После популярного фильма половина ищеек стали мухтарами. Откуда след? Они взяли мои ботинки из номера. Сыщик услышал визг, замелькали лучики карманных фонарей, сыщик расслабился и поднял пистолет.
        Собака метнулась к дому, выскочила во двор, боковым зрением сыщик наметил путь отхода. Вот пес уже рядом, за углом, в двух шагах, слышно напряженное дыхание, которое неожиданно сорвалось на лай, высокий, пронзительный. Собака метнулась куда-то в сторону, опрокидывая домашнюю утварь, громко лая, начала преследование, явно удаляясь.
        - Кошка, мать твою! - сказал громко проводник и длинно выругался. - Уж и бил я сукиного сына смертным боем, чего не делал только. Без смысла! Как кота почует, конец, никакой работы.
        - Но след он взял? - спросил опер.
        - Взял, только чей след, кошачий или человечий? Судя по голосу - кошка, у него на человека голос ниже.
        - Мы с тобой дома уясним! - сказал опер. - Всем светить на пол, нужен свежий окурок, кто найдет, получит бутылку.
        - Мухтар! Мухтар! Ко мне! - надрывался проводник. Гуров положил пистолет в карман, вытер платком лицо и ладони. Бардак, он везде бардак, от министра до собаки никто ремеслом не владеет, вроде и обучен, даже старается, но моя кошка важнее всех ваших дел. Да здравствует бардак! Сыщик перевел дух. Значит, гонка со стрельбой отменяется. Правильно ищешь, - но окурка не найдешь и отсюда уберешься. Куда же ты теперь, недобитый? «Судя по времени, ты не был в цирке, полагая, что я туда не сунусь, теперь от безысходности направишься туда, затем вернешься в гостиницу. Нет, в гостиницу пойдут только подчиненные, ты кинешься к сотоварищам-уголовникам, велишь обставить подходы, зарезать меня на улице, когда я около десяти вылезу на свет Божий. Вот тут ты и мордой в дерьмо, потому что не я пойду к Орлову, а генерал поедет ко мне. А техники для прослушивания телефонных разговоров у тебя нет и где я жду, ты не узнаешь».
        - Все, поехали! Ты останься здесь, вот ящик подставь и сиди, может, он заявится, - сказал опер, но в голосе его звучала безнадежность. - Если придет, подпусти и стреляй без предупреждения. Не высовывайся, иначе он уложит тебя.
        - Да я его в жизни не видел! - возразил молодой голос.
        - Узнаешь сразу по походке, у нас так никто не ходит, - рассмеялся опер, добавил серьезно - Ты в очереди на жилье стоишь? Считай, что выстреливаешь себе квартиру в центре.
        Взревел мотор и застучал, удаляясь.
        Пристанище тебе, пацан, определили бы персональное, обтянутое тряпочкой и сверху венок. Но я позабочусь, чтобы ты жил дольше. Сыщик представил, как мальчик устраивается на ящиках, только у него нет ни глотка коньяка, ни таблетки, плохо ему. Из него мог бы вырасти хороший оперативник, а его либо выгонят, либо превратят в преступника, возможно, убьют. Коли я выйду из этой истории на белом коне, зайду в розыск, найду парня, узнаю по голосу, скажу несколько слов. Гуров снял ветошь, вынул свой ящичек из бочки, тихо вздохнул, зная, как бы история ни закончилась, никуда он не пойдет, никого искать не будет. Жизнь.
        Он подошел к дому со стороны двора, определил окна Классика, толкнул одно, второе поддалось, открылось без скрипа. Сыщик легко впрыгнул в комнату, прикрыл ставень. Артист сидел в прежней позе, только в бутылке слегка поубавилось, Гуров тоже занял свое место за бюро, собрался кашлянуть и приготовил улыбку, но Классик неожиданно спросил:
        - А вы, господин полковник, абсолютно уверены?
        Сыщик смешался, потому ответил через паузу:
        - Естественно, никогда не рискую чужой жизнью, мне для этой цели хватает своей. Вы увидели меня во сне?
        - Мои глаза сплошной обман, лишь прикрою, ресницы сомкнутся, со стороны будто глаза закрыты, а я все-все вижу, порой больше, чем мне бы хотелось.
        - Неприятно, по себе знаю, - ответил сыщик и решил атаковать. - Если вы много видите, подскажите, кто из цирковых может жить двойной жизнью?
        - Николай Иванович Куприн по кличке Классик, - тонко улыбнулся артист. - Я, как и вы, поставил бы этого человека на первое место. Вы ищете убийцу. Как я представляю, преступник физически силен, быстр, ловок, не вызывает у окружающих никакого подозрения.
        - Все верно.
        - Значит, Классик фигура вполне подходящая, - артист говорил о себе в третьем лице и очень спокойно. - Куприн пьет, уходит в потусторонний мир, что он там видит, никому не известно. Вполне возможно, что у него какая-то гайка соскочила с резьбы, и он решил, что волен распоряжаться человеческими жизнями по своему усмотрению.
        - Но сыщик приехал до убийства мальчика, - Гуров решил подыграть артисту. - Значит, Классик убил не из любви к искусству, а убирал опасного свидетеля. А уж убийство майора милиции, начальника уголовного розыска, вообще ни в какие ворота не лезет.
        - Так, может, у розыска десятки немотивированных убийств, след привел в эту обитель, явился сыщик и началось.
        - Все случается, но в данном случае убийца не человек, сдвинутый по фазе, он преследует определенную цель - деньги, большие деньги, - сыщик сидел в темноте, в то время как артист был освещен, хоть и не ярко, но достаточно, чтобы за его лицом можно было наблюдать, но данное преимущество не помогало Гурову.
        Вытянутое лицо Классика походило на гуттаперчевую маску, из-под лохматых ресниц поблескивали глаза, легкая улыбка кривила тонкие губы, но понять, что скрывала маска, сыщику не удавалось.
        - Деньги? - казалось, артист разочарован. - Какая пошлость. Если деньги, то Классик вам абсолютно не подходит, - он широким жестом длинной руки указал на обстановку, взял бутылку, посмотрел, сколько осталось, и налил в стакан несколько капель. - Какая похабщина, убивать людей из-за денег.
        - А из-за чего можно убивать?
        - Мне трудно ответить - не убивал. Упаси Боже, я вас не уговариваю, и вы вправе не верить, профессия такая, понимаю. Однако я абсолютно не меркантилен, это факт. У меня один костюм, - Классик указал на манекен. - Кстати, вас такая манера хранения не удивила? Так должен сообщить, данный велосипед придумал не я. В фильме Михаила Ромма «Мечта» персонаж Астангова, нищий аристократ, подобным образом сохранял свой более чем скромный гардероб, вот я и позаимствовал.
        - Очень интересно, - сыщик тонул в бессмысленной болтовне и начал злиться. - Напомню: убивают людей, вы что-то знаете, и вместо того, чтобы помочь, делаете небольшой экскурс в историю кино. Вам не кажется подобная позиция безнравственной?
        - Нравственность? - Классик открыл глаза, смотрел недоуменно. - Вы и нравственность, что же общего? Я лишь говорю на вашем языке, господин полковник. Не перебивайте и терпите, сейчас я вам отмассирую копчик. Я же про вас все знаю. Вы поссорились с местными бандитами, разделали их и трех человек приковали наручниками к машине, предварительно забрав у них оружие и документы, - он указал пальцем на деревянный ящичек, стоявший у ног Гурова. - Вас преследуют, хотят убить, а улики отобрать. Следует отметить, что подобное желание бандитов вполне естественно. Согласитесь. А как поступаете вы, нравственный человек?
        - Нормально поступаю, бегу, - огрызнулся Гуров.
        - Вы тут молвили, что рискуете лишь своей жизнью, пустое, господин полковник. Ванюшку убили по вашей вине. Раз. Не знаю, как Семен Григорьевич погиб, симпатичный мужчина был, думаю, тоже не без вашего участия. Два. Теперь вы взбесили волчью стаю, бежите, они следом и зубами щелкают. Куда же вы ведете эту стаю? К Лешке Колесникову, бескорыстному труженику. У Лешки наследили, бросились сюда. Волки сильны в стае, а вы хищник покрупнее и в одиночку трупов навалите гору. Классика узрели, добычей пахнет, так вы решили все разом: и от стаи укроюсь, и человечка на зуб попробую, коли угадал, слопаю, промахнулся - выплюну. А вы полагаете, что они в дом бабочку и братишку Елены прислали, вас не нашли и забыли? Вы, господин полковник, уйдете своей кровавой тропой, а мы останемся рядом с взбешенной стаей.
        - Я ее уничтожу, - голос сыщика сорвался.
        - Это ваша война, уничтожите, так прекрасно, а коли промахнетесь? Что будет с нами? - спросил артист. - Кто вам дал право втягивать в кровавую драку необученных, безоружных людей? Отец народов в сорок первом бросил под танки патриотов, и стальные гусеницы увязли в человеческих телах!..
        - Прекратите! Выпейте и успокойтесь, у вас истерика, и вы несете чушь! Выпейте!
        Классик послушно допил остатки, опустил пустую бутылку под стол и жалобно сказал:
        - Кончилась, больше нету, а я засыпаю только в девять, а уже через полчаса ломать начнет, - артист блаженно улыбнулся, алкоголь теплом разливался по всему телу. - Ну ничего, дело обычное, к Сильверу пойду, он божий человек, спасет, - он вновь открыл глаза, взглянул на сидевшего в темном углу сыщика. - Но Саша меня ругать будет, а я стыжусь, переживаю.
        Уверенный, что Классик не видит, сыщик внимательно следил за его движениями. Артист, может, он и классный, но такое не сыграть, он абсолютно искренен. «Я промахнулся. Отрицательный результат тоже результат, и Классик мне определенно нравится».
        - Извините покорно, господин полковник, сравнение я неэтичное употребил. Вы, конечно, не палач, просто холодный профессионал, - спиртное достало окончательно, артист заговорил быстрее и легче. - Я обыкновенный русский артист, говорят, что гениальный, значит, пьяница. Я же каждый вечер на арене смеюсь, плачу и умираю. Я же не прикидываюсь, натурально веселюсь, плачу и умираю. Вам понятно? Нет, вы классный профессионал, холодный и расчетливый. Вы, извините, исполняете свой номер, который доводите до «продажи», так мы называем финал, любой ценой. Кто-то упал под ногами, другой человек случайно на пути оказался, все прочь, только вперед!
        - Прошу вас, перестаньте, - сказал Гуров.
        Артист услышал в голосе полковника боль, замолчал, посмотрел удивленно. Сыщик вынул из кармана фляжку коньяка, взглянул на Классика и пить не стал. Артист ударил больно, в самое незащищенное место. Другими словами, но по смыслу то же говорила жена, когда собирала вещи.
        - Хорошо, хорошо, я холодный профессионал, проглотил и двинулся к своей цели. А вы, нравственный человек, ответьте, что за человек Александр Аверков?
        - Человек - существо сложное, чужая душа - потемки.
        - А конкретнее, - перебил сыщик, что делал крайне редко, сейчас не сдержался и продолжал: - И не считайте, что закладываете приятеля, вы помогаете найти и обезвредить жестокого убийцу, спрямляете путь розыска. Ваше мнение, Сильвер способен убивать за деньги?
        - Ваш вопрос смешон!
        - Отвечайте аргументирование. Восклицательных знаков мне хватает в газетах и в «ящике». Слушаю.
        - Александр Аверков по кличке Сильвер обыкновенный русский мужик: одной рукой ворует, другой раздает.
        - Но себе оставляет.
        - Обязательно. Однако факт, содержит совершенно чужую семью, себе оставляет на пропитание, - Классик задумался. - В подвале он припрятал на черный день. Так русский же мужик, коль возможность есть, значит, непременно. Жизнь напугала, он иначе не может. Саша способен убить, только защищая семью. А за деньги - нет, головой отвечаю.
        - Спасибо, - Гуров хотел коньяк отдать, но, взглянув в умиротворенное лицо артиста, решил, что еще рано. - Разрешите прилечь на часок, дверь заприте, если явятся, я отобьюсь и уйду. А вы заявите, держал под угрозой оружия.
        - Ложитесь, только учтите, там много людей спало. А что ответить, я сам соображу.
        Гуров улегся за китайской ширмой на широченную низкую кровать, и сон, ничего не зная о транквилизаторах, поднялся изнутри и опустился сверху, запеленал. Последнее, что сыщик слышал, был вкрадчивый, укоризненный голос артиста, который доверительно беседовал сам с собой:
        - Нехорошо, Классик, нехорошо, обидел человека.
        - Разве можно обидеть танк?
        - Чего ты говоришь, Классик. Твой гость - человек, только очень несчастный…
        Он проснулся, выскочил из кровати, как из окопа, непроизвольно выхватил пистолет, бросил взгляд на свой ящичек. Не выходя из-за ширмы, прислушался. Тишина. Окна залепил утренний туман, они смотрели слепо, словно сквозь бельма. Сыщик вышел на середину комнаты. Артист все также сидел в кресле, только руки его не лежали спокойно на подлокотниках, а судорожно обхватили плечи. Гуров посмотрел на стенные ходики, на свои часы, было начало девятого, до прилета Орлова оставался час. Сыщик проспал около трех часов, чувствовал себя превосходно.
        - Доброе утро, Николай Иванович.
        Артист приоткрыл глаза, кивнул, челюсти мелко дрожали, через силу он улыбнулся и спросил:
        - Как спали?
        - Отлично, у вас превосходная кровать, понимаю девочек, которые заскакивают к вам отдохнуть, - сыщик подошел к раковине, взял стакан, начал его мыть.
        - Вы не стесняйтесь, я бы все равно лечь не смог, мне сейчас только сидеть.
        - А я знаю и не стесняюсь, - сыщик вынул фляжку с коньяком, фляжка была заморская, изогнутая, чтобы удобней улечься в кармане, вмещала 0,7 литра. Гуров умел обращаться с больными алкоголем, налил граммов шестьдесят, зная, артисту сразу больше не выпить.
        - Это что? - Классик взял поставленный перед ним стакан, поднял, поставил, виновато улыбнулся.
        - Отличный напиток, - ответил сыщик, отошел к окну. Когда артист с этим номером справился, Гуров тут же налил ему вторую порцию. После третьей дозы и небольшой паузы Классик легко поднялся, вытянулся тонким сильным телом.
        - Случалось, что незваные гости меня обворовывали, допивали неприкосновенный запас, - сказал он и рассмеялся. - Редко кто принесет с собой… И вдруг - французский коньяк!
        Он внезапно притих, смахнул с лица выступивший пот, спросил:
        - И что дальше?
        - Мне нужен телефон, - ответил Гуров.
        - Понятно. Можно позвонить от Сильвера. Конспирация бессмысленна, после звонка Капитана они понимают, что здесь именно вы, но если желаете… Минуточку.
        Артист вышел, тут же вернулся, принес телефонный аппарат, подключил в свою розетку.
        - У нас параллельный, но мой сперли, я все собирался купить, а теперь цены, сами понимаете. Могу я чем помочь?
        Сыщик задумался, ответил таким тоном, будто его долго уговаривали, наконец уговорили.
        - Ну, если так хочется, зайдите в цирк, осмотритесь по дороге и в самом здании. Если увидите хоть одного постороннего человека, позвоните сюда, выждите два гудка и положите трубку.
        Артист кивнул и вышел. Гуров позвонил Юдину, услышав ответ, спросил:
        - Ты один?
        - Да. А ты живой?
        - Абсолютно.
        - Лев Иванович, подробности при встрече, а сейчас должен вас огорчить. Туман, наш аэропорт не принимает. У моего знакомого нервишки не очень, может посадки не дождаться и вернуться в город.
        - Понял, - Гуров растерялся. Что не прилетит возможный свидетель, конечно, плохо. А вот что в ближайший час здесь не появится генерал Орлов, так это просто беда.
        - Извини, Борис Андреевич, тебе придется в гостинице задержаться, иначе меня убьют. Правда, если ты и останешься, шансов у меня тоже немного, но все-таки.
        - Что мне делать?
        - Ждать. Придумай себе какое-нибудь занятие, из номера не уходи.
        - Хочешь, я вывезу тебя из города?
        - Возможно. Я обдумаю. Жди.
        Сыщик прошелся по комнате. Тревожно вздыхали рассохшиеся половицы. Уехать заманчиво, хотя и не так просто, как полагает Юдин, уж его роскошная машина для такой цели абсолютно не годится. Как бы дороги ни контролировали, выехать из города он сумеет. Все бросить? Обождем, решил сыщик, обождем прибытия московского рейса.

* * *
        День не складывался изначально. После звонка Левы уснуть не удалось, повертевшись с боку на бок, Орлов поднялся. Тут же на кухне появилась жена. Она привыкла, тридцать два года кого угодно приучат. Ничего не спрашивая, не смотря укоризненно, даже улыбаясь, приглаживала короткие седые волосы. Орлов тщательно выбрился, наодеколонился, состроил в зеркале рожу, начал конструировать легенду для начальства. Нет на свете такого генерала, у которого не было бы начальника. Лева тоже хорош, пора бы к нему привыкнуть, ан нет - не получается. Срочно прилетай да еще возьми с собой прокуратуру и старшего офицера из инспекции! Можно подумать, что Лева вырос не под боком, между рядами колючей проволоки, где любой шаг в сторону расценивается как побег, а на грядке у рачительного хозяина, где его растили, холили, прикрывали пленкой от дождя, заботливо оберегая даже от легкого майского ветерка. Надо раз и навсегда зарубить на этой «картофелине», Орлов, продолжая смотреть в зеркало, дернул себя за нос. Ты Гурова не поймешь никогда, живи спокойно, уверенный, что левая рука - слева, а правая - справа, а на мнение Левы
тебе начхать. Он человек ненормальный. Ты же, генерал, не объясняешь больному, что он не Наполеон Бонапарт. Нет? Так чего к Леве пристаешь? Нет, ну хорошее дело: прилетай, возьми с собой, я гарантирую… Чушь собачья…
        Орлов вышел из ванной расстроенный и сердитый, жена поняла, но спросила буднично:
        - Яйцо сварить или лучше яичницу?
        - Без разницы, малыш, - буркнул Орлов. - Мне надо отъехать на пару дней, подскажи, что начальству наврать?
        - Левины штучки, - убежденно сказала жена. - У него всегда не как у людей, - и забеспокоилась: - Он нездоров?
        - Раз звонит, значит, в порядке.
        - Ничего не значит, может лежать простреленный.
        - Тьфу на тебя! - раздраженно сказал Орлов. - Так что начальству сказать?
        - На здоровье внуков сослаться? Грех, - начала рассуждать жена, обжаривая на сковородке хлеб и заливая его яйцами. - Скажешь, приболел, начнут трезвонить, могут и явиться. Вот! У нас нет дачи. Тебе предложили участок, пятнадцать соток, километров за восемьдесят, ты поехал взглянуть, обсудить.
        - Не поверят…
        - А это дело ихнее, Петр. Ты сказал, а они как пожелают. У тебя отпуск за прошлый год негуляный.
        - Да… Среди ночи на участок - мысль интересная, - усмехнулся Орлов и позвонил своему заму.
        Трубку не снимали, но Орлов был человек последовательный, трубку положил на стол рядом с тарелкой и занялся яичницей. Наконец трубка забормотала, Орлов прижал ее плечом и услышал:
        - Ну чего молчите? Кто это?
        - Некто Орлов, зовут Петр Николаевич. Неужто разбудил?
        - Петр Николаевич, извините, но креста на вас нет! Где горит?
        - Это на вас, полковник, креста нет, - уже серьезно заговорил Орлов. - Врач, пожарник и оперативник должны держать аппарат у подушки и отвечать по первому треньканью.
        - Оперативник, - недовольно пробормотал зам. - Я давно чиновник, товарищ генерал.
        - Хорошо, что напомнили, полковник, учту. Я вынужден на пару-тройку дней отъехать, вернусь и с руководством этот вопрос утрясу. А вы, пожалуйста, не сочтите за труд, загляните около девяти к генерал-лейтенанту, скажите, что звонил, что у генерала Орлова неделя за прошлый год пропала. Вам это удобнее сделать, чем мне самому. Договорились?
        - Конечно, товарищ генерал! Все выполню, товарищ генерал! А насчет чиновника…
        - Досыпайте, - перебил Орлов и положил трубку.
        - Грубый ты человек, Петр - жена подвинула чашку. - Кофе, чай? Ну не любишь ты его, так терпи, ты же генерал.
        - Понимаешь, маленькая, вот я начальника не люблю, так я ведь его и не выбираю! - Орлов прижал руки к груди. - Но подчиненного я могу подобрать толкового и по душе? Ни при коммунистах, ни при демократах! Бери, что дают! Того надо пристроить, другого пригреть. Этот однокашник племянника, другой сосед по даче!
        - А ты, Петр, либо не бери, либо не плачь! - жена забрала пустую тарелку. - Твой любимый Гуров в жизни не жалился.
        - Я не жалуюсь, подвожу итоги! - Орлов попытался взглянуть на жену строго, не получилось, потому что жену любил, и, кроме жены и Льва Гурова, у него друзей не было.
        Звонить ночью в прокуратуру к начальнику управления кадров Орлов, естественно, не собирался. И не оттого, что страховался: просто объяснить свою просьбу о немедленном вылете было совершенно невозможно. Я послал полковника в командировку, думал генерал, город известен своей коррумпированностью, есть основания полагать, что начальник УВД преступник. Гуров - мой друг, я ему верю, как себе, раз он говорит «немедленно», значит, надо вылетать. Даже не смешно. Лева, я тебя туда послал, я тебя и вытащу, больше ничего сделать не могу, и какой бы компромат ты на Илью Фомина ни добыл, не мы его назначали и не нам его снимать, вернемся в Москву, доложим, а наше дело телячье. А мой молодой заместитель - натуральный чиновник, надо от него как-то избавиться. В министерстве кабинетов, как дырок в сотах. Найдут местечко. Нехороший парень мой зам, нехороший.
        За двадцать лет работы и дружбы с Гуровым Орлов и не заметил, что заразился от сыщика простотой в оценке человека. Заместитель Орлова был не хороший и не плохой, он проработал на партийной работе свыше десяти лет, последние годы трудился в аппарате ЦК. Когда партия рассыпалась, сотрудники ЦК заняли руководящие посты в новых структурах, он временно пристроился в милицию. Он был не умен и не глуп, знал правила игры и неукоснительно им следовал. Булат Окуджава поет: «Возьмемся за руки, друзья, чтоб не пропасть поодиночке», аппаратчикам не надо браться за руки, люди, «не поступающиеся принципами», руки сцепили давным-давно и сегодня держат их крепко, как вчера и много лет назад. Это демократы рассыпались на группировки, как горох на столе, кидаются друг на друга, выясняют, кто выше на стенку писает. Бывший коммунист-руководитель может ненавидеть сотоварища, но твердо знает: главное - не пропасть поодиночке.
        Когда полковник Гуров прищемил генералу Фомину хвост и начал тянуться к горлу, генерал открыл священный поминальник и стал искать, на кого можно опираться, кто там, в министерстве из НАШИХ? Очень быстро установил, что зам. начальника Гурова происхождением из гнезда генсеков. Последовал звонок, обмен дежурными приветствиями, после чего Илья Николаевич сказал:
        - Ваш Гуров творит на моей земле самоуправство. Он подставился местным авторитетам, его могут прибить, я не хочу попасть в молотилку нынешней команды и распустившейся прессы.
        - Естественно, - осторожно ответил содельник. - Чем могу помочь?
        - Твой шеф, ведь он не из наших?
        - Абсолютно.
        - Он не собирается ко мне в гости?
        - Мне ничего неизвестно, я попробую взять дело под контроль. Что выясню, позвоню.
        - Договорились, ты раз с меня имеешь.
        Когда Орлов среди ночи сообщил, что исчезает на несколько дней, заместитель все понял и начал набирать номер Фомина.

* * *
        После того, как капитан Стаднюк с подручными проверил место, где надеялся взять Гурова, он вернулся и доложил о неудаче. Генерал собрал экстренное совещание и объявил:
        - В городе находится полковник Гуров, который выполняет специальное задание Москвы. Полковник мне не представился, в нашей обстановке не разобрался, схлестнулся с доморощенными авторитетами, и, по имеющимся оперативным данным, Крещеный (так звали местного крестного отца) дал команду москвича ликвидировать. Несмываемый позор и соответствующие санкции падут на наши головы, если мы позволим бандитам пролить кровь нашего гостя и коллеги. Место нахождения полковника в настоящее время неизвестно, может, он уже и захвачен либо убит, - Илья Николаевич искренне перекрестился. - Мы должны сделать все от нас зависящее и спасти товарища. Центр поиска мой кабинет, и я не выйду из него до конца операции. Докажем Москве, что мы умеем работать и не надо действовать за нашей спиной. Майор Фрищенко по вине самонадеянного москвича уже убит, непосредственный розыск возглавляет капитан Стаднюк. Участковым проверить свои территории, оперативникам вытащить агентуру, проинструктировать, сотрудникам ГАИ перекрыть шоссе, проверять каждую машину. Возможно, дай Бог, полковник жив и здоров и захочет из города тихонечко
смотаться, нагадил нам и убыл в свою столицу. Я полагаю, что нам, товарищи, это не годится, потому приказываю: при обнаружении полковника Гурова вежливо, но настойчиво предложить проследовать сюда, в мой кабинет.
        Генерал тяжело выдохнул, оглядел собравшихся и как бы через «не могу» веско произнес:
        - В случае неповиновения применить силу.
        Скрипнули стульями, заговорили, кто-то громко спросил:
        - Вплоть до оружия? Раз он важняк, руками с москвичом не совладать.
        - Такой команды дать права не имею. Решайте, товарищи, по обстановке, нельзя всю ответственность на одну шею, каждый решает самостоятельно. Все свободны. Капитан Стаднюк, задержитесь.
        Сценарий действа сотворил оперативник, действиями генерала остался доволен. Когда все вышли, показал начальству большой палец и сказал:
        - Восемь человек у меня в руках, они готовы на все. Я повидал Крещеного…
        - Стоп, капитан, - генерал поднял руку. - Ваши агентурные дела меня не интересуют.
        - Не смешите, генерал. В бардаке девки тоже носят кресты, даже порой заглядывают в храм. Но они проститутки. Мы с вами такие, как есть, и не стоит представляться.
        Генерал вытер лицо ладонью, словно умылся, и промолчал. Сейчас без этого блатняка не обойтись, значит, надо терпеть. Стаднюк согласно кивнул и сказал:
        - Се ля ви, генерал, приходится терпеть. Значит, Крещеный согласился помочь, уже дал указания, потом мы ему кое-что отстегнем, не обеднеем. Раз деловые заговорят, агентура и доносчики всех мастей услышат, наши порядочные, - он усмехнулся, - напишут рапорты. К утру на вашем столе, генерал, вырастет гора бумаги, в которой черным по белому будет зафиксировано, что действительно на полковника Гурова объявлена охота, и мы делаем все, что можем. А от чьей пули или ножа погиб полковник, значения не имеет.
        - А ваши удостоверения, личное номерное оружие, главное, подробный рапорт? Гуров наверняка спрятал, вы его прикончите, а мина всплывет.
        - Какая мина, генерал? - удивился Стаднюк. - Мы и не будем скрывать, что пытались его доставить в контору, а полковник офицеров оглушил и скрылся. Последовательность событий восстановить нельзя, неизвестно, когда были получены сигналы о нависшей над ним опасности. Когда его пытались спасти, а он оказал сопротивление. Даже комиссию по расследованию назначать не будут, полистают бумаги, выразят сожаление. А и назначат расследование? Да ни одна комиссия ни разу ничего толком не расследовала. Приедут, надуют щеки, испишут еще гору бумаги и убудут восвояси. Раньше банкетом провожали, подарки дарили, нынче обойдутся, я в гостинице шепну, им такие номера обеспечат - долго не задержатся.
        - Умен, - генерал одобрительно покачал головой. - Почему же ты только капитан?
        - А мы по разным лестницам карабкаемся, Илья Николаевич, - ответил Стаднюк. - Вы по парадной, а я по пожарной, и я не тщеславный, были бы деньги настоящие, а звезды, погоны - мишура.
        - Тоже верно, - генерал пожевал губами, обдумывал, прикидывал, где может проступить слабина. - Все ты рассудил верно, одно плохо. Начальник Гурова генерал Орлов из сыщиков, если он…
        - Стоп, генерал, - дерзко перебил Стаднюк. - Настоящих сыщиков нам тут не надо. Генералы, любые руководители, хоть весь Верховный Совет, это пожалуйста, а настоящих сыщиков не надо!
        - Он большой начальник, не прикажешь…
        - Бросьте, генерал, нет начальника, у которого над головой лишь небо да звезды!
        Зазвонил телефон, заместитель Орлова наконец прорвался к однокашнику, сообщил, что шеф вылетает первым рейсом.
        - Что присоветуешь? - спросил генерал, кивая Стаднюку и жестом объясняя, что дело плохо.
        - Шеф умный, но неуправляемый. Встретишься, не верь глазам своим. У него физия, будто он только от сохи либо сменился с вахты, но все сплошной обман. Он хитрый, коварный, взяток не берет. Все чего-то ищет, говорит, что правду.
        - Как остановить?
        - У тебя на столе «вертушка». Верти, приятель. Учти, я тебе не звонил, братские могилы хороши только для неизвестных солдат. А живой я тебе, может, еще пригожусь. Удачи!
        - Стой! Кто из начальников Орлова из наших?
        - Пожалуй, Бабурин. Да не оратор с бородкой, другой, у нас в министерстве свой имеется. Запомни, Фрол Кузьмич Бабурин. Он, конечно, рядится современно, но кровей точно наших. Удачи!
        Генерал положил трубку, долго молчал, листал справочник, отбросил. Нужен домашний, начинать надо с дежурного.
        - Что задумался, генерал, хреновые у нас дела? - спросил Стаднюк.
        - Иди работай, капитан, и время у тебя - до прибытия московского рейса, - сказал генерал. - Я сделаю, что могу, но ты особо не надейся.
        - Валяй, генерал, - Стаднюк поднялся. - Мы уже выяснили, у каждого по одной шкуре и дубликатов не дают.
        Генерал переставил «вертушку» с приставного столика на свой, снял трубку и неожиданно почувствовал прилив сил. Нет, нас голыми руками не возьмешь, поборемся, еще посмотрим, кто кого.
        Глава девятая
        Облава
        Вылет самолета по метеоусловиям порта назначения задерживается. Пассажиров просят из здания аэропорта не отлучаться, о времени будет сообщено дополнительно.
        Орлов данного объявления не слышал, так как находился не в аэропорту, а в кабинете своего начальника. Фрол Кузьмич Бабурин позвонил Орлову в пять утра и недовольно произнес:
        - Здравствуйте, Петр Николаевич, мне только что сообщили, что вы собрались отлучиться. Так я вас убедительно прошу этого не делать.
        - Фрол Кузьмич, я не сержант срочной службы, вы не ротный старшина, - ответил несколько ошарашенный столь неожиданным звонком Орлов. - Я генерал, черт вас подери, и за свои поступки отвечаю.
        - Мне позвонил начальник городского управления Фомин, кстати тоже генерал, и сообщил о художествах, которые вытворяет ваш Гуров. Полнейший беспредел!
        - Согласен, - Орлов успокоился, в его тоне зазвучала ирония. - Конечно, беспредел. Я слетаю, разберусь и доложу.
        - А я сказал, вы никуда не полетите! Или вы желаете, чтобы я сейчас, в пять утра, разбудил министра, и он лично попросил вас воздержаться от выезда? - Голос Бабурина дрожал от напряжения. Больше всего он боялся, что этот бывший опер сейчас шмыгнет носом и заявит, что с удовольствием перебросится с министром парой слов. Эти выбившиеся из низов, грубые и неотесанные люди, от них можно всего ожидать.
        Нехитрые мысли Бабурина опытному сыщику были абсолютно ясны, он не боялся министра, если надо, можно и разбудить, ничего страшного. Но для этого должен существовать повод серьезный, а не склока между подчиненными. Черт с тобой, молокосос, известно, кто умнее, тот и уступит. «Ну так я вылечу к Леве не утренним, а вечерним рейсом, потерпит», - решил Орлов и ответил:
        - Я поболтаю с министром чуть позже, а к вам загляну около девяти, обсудим поступивший донос, - он умышленно употреблял простонародные слова. - Договорились? - И, не ожидая ответа, положил трубку.
        Бабурина перебросили в милицию два месяца назад, и Орлов не сомневался, что «товарищ» в министерстве не задержится. Приятели быстренько пересадят парня в более уютное кресло.
        Сейчас они сидели друг против друга, их разделяли стол, цели и задачи, мировоззрения и объединяла взаимная неприязнь.
        Бабурин был опытным царедворцем, политиком, дипломатом, служба в номенклатурных войсках научила многому, в том числе и общению с малокультурными хамами. Но в прошлой жизни подобными людьми могли быть только начальники, подчиненные в независимости от культурного уровня смотрели подобострастно и открывали рот лишь в том случае, если их спрашивали. Сегодняшняя ситуация даже для многоопытного Бабурина оказалась внове, и он перекладывал на столе бумаги, не зная, с какого боку начать. Он понимал, что мужик в мятом костюме, что сидит напротив, трет и без того бесформенный нос, хлопает белесыми глазами, умен, хитер, главное, плохо управляем. Бабурин пришел к такому выводу еще месяц назад, когда на совещании раздавал указания. Присутствующие молча их записали, а Орлов, шмыгнув носом, неторопливо произнес, мол, прежде, чем проглотить, следует тщательно разжевать. Еще тогда Бабурин подумал: от этого мужика надо избавиться. Сегодняшний разговор по телефону «поболтаю с министром», «обсудим и договоримся» доказал, что мужик ничего не понимает и его следует опасаться.
        Орлов был политик никакой, дипломат и того хуже, опытный оперативник перевидал на своем веку столько начальников, что приобрел иммунитет буквально на все виды болезней. Он прекрасно видел, что Бабурин его боится, не знает, с чего начать, не хочет ссориться, так как опасается потерять лицо. Конечно, можно было на этого хлыща наплевать и улететь. Лева зря не позовет, значит, будет серьезный результат, и никто нам ничего не сделает. Орлова удержали в Москве и привели в этот кабинет два соображения: первое, вечерний самолет в девятнадцать, а двенадцать часов такой волк, как Лева, наверняка продержится. Второе, здесь можно получить дополнительную информацию, которой Гуров не располагает.
        - Так вот, - Бабурин понял, что молчание становится неприличным. - Я хотел бы знать, с каким заданием вы послали полковника Гурова.
        - Сугубо оперативным, - Орлов пожал плечами. - Полковник Гуров старший оперуполномоченный по особо важным делам, задание, соответствующее его должности. Вернется, напишет отчет, я приложу свой рапорт, вы ознакомитесь с деталями операции.
        - Хорошо, - Бабурин начал раздражаться, что непозволительная роскошь для человека его ранга и положения. - Ну, а его задача в общих чертах?
        - Задача оперативника одна - защищать человека, а общих черт в нашей работе не бывает, у нас все очень конкретно.
        - Вы не желаете отвечать?
        - Я отвечаю, - Орлов вновь пожал плечами. - Однако известно, каков вопрос, таков ответ. У Гурова возникли непредвиденные обстоятельства, он попросил меня прилететь, - он демонстративно посмотрел на часы.
        - Никуда вы не полетите! - Бабурин шлепнул ладонью по столу. Он решил, что нечего беречь мосты, тем более что их и не существует. - Мне звонил генерал Фомин, сообщил, что после прибытия вашего опера в городе начались убийства!
        - К сожалению, в нашей работе такое случается, - констатировал Орлов и в этот раз не пожал плечами, а вытянул губы, постарался на них взглянуть, отчего лицо его приобрело идиотское выражение.
        - Ведите себя прилично, генерал!
        - Извините, непроизвольно… Жена тоже говорит, что нельзя. Я пытаюсь следить. Непроизвольно, - забормотал Орлов. Он расстроился не от крика начальства, а оттого, что вспомнил неоднократные предупреждения жены, что когда он, забываясь, гримасничает, то становится похож на макаку.
        - Слушайте внимательно, - уверенно произнес Бабурин. Увидев идиотскую гримасу Орлова, он успокоился: такой кретин не может быть опасен.
        И Фрол Кузьмич Бабурин насколько мог подробно нарисовал обстановку в городе: по агентурным данным, уголовники охотятся за Гуровым, а последний скрылся и на связь с правоохранительными органами не выходит. С особым удовольствием Бабурин произносил слова «криминогенный», «связь», «агентура», не замечая, как бледнеет и вытягивается лицо Орлова, что над бровями у него заблестели капельки пота.
        - Вы поняли, что вам следует сидеть тихо, иначе эта история вышвырнет вас на пенсию. И скажите мне спасибо…
        - Значит, Леву сейчас убивают, - спокойно, даже безразлично произнес Орлов, взглянув на часы.
        - Если он выйдет на связь…
        - Ну это вряд ли, - Орлов не обращал на начальника внимания, говорил сам с собой. - Убить Леву дело сложное: волчара. Однако генерал милиции в союзе с авторитетами… - он взглянул на Бабурина пустыми, казалось, бездумными глазами. - Я много чего видел, меня удивить сложно. Ты молись, Фрол Кузьмич, молись за Левино здоровье. Если его убьют, я тебе не только погоны, я тебе уши поотрываю!
        Орлов быстро вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Бабурин застыл в кресле, словно парализованный. Фрол Кузьмич за время пути наверх пережил разное. Случалось, на него кричали, топали ногами, грозили изничтожить, даже отобрать партбилет, что было равносильно смерти. Но, во-первых, грозили только руководители, а начальникам все можно, во-вторых, Бабурин всегда знал, что это лишь игра по правилам. А этот мужик… Страшный. Если не дай Бог что - так явится и просто изобьет. Он может. Бабурин по белым мертвым глазам подчиненного понял, что тот все может.

* * *
        Узнав, что самолет задерживается, Гуров взгрустнул. И не потому, что опасался за свою жизнь, а потому, что хотел как можно быстрее спихнуть местную мафию на плечи Орлова, а самому вплотную заняться цирковой историей. Гуров отнюдь не был храбрецом, бесстрашным героем, наоборот, он скорее был человеком осторожным, порой чрезмерно расчетливым и рациональным. Если бы он знал масштаб осуществляющейся против него операции, то мгновенно все бросил, сумел бы выскользнуть из города. Сыщик ситуацию оценивал неверно. Сам генерал, как каждый генерал, ничего не может, нужны исполнители. Опер, недобитый капитан опасен, но у него верных людей не больше пяти-шести человек, максимум десять. Другое дело, если он оперативник настоящий, у него есть выходы на местных авторитетов-уголовников. Серьезные цеховики, белые воротнички помочь откажутся и денег не дадут: им шум, комиссии, приезд в город разнокалиберного начальства ни к чему. С другой стороны, если капитан пригрозит, что москвич способен коррумпированную милицейскую верхушку города разрушить, то бизнесменам, которые еще не отмылись и полностью не
легализовались, замена милицейских властей тоже крайне нежелательна. Новая метла, пока не измочалится, всегда метет чисто. В общем, капитан деньги на его ликвидацию может получить. А деньги - это люди, пусть половина из них наркоманы и алкаши. Но за серьезные деньги за дело могут взяться и серьезные исполнители. Только времени у капитана в обрез: сейчас туман, а через час ведро, и самолет приземлится, и Петр, шмыгая носом, войдет в главный кабинет.

* * *
        Гуров тихо рассмеялся, потирая руки, оглядел жилище Классика - экзотическую мебель, манекен в гороховом пиджаке с соломенным канотье вместо головы. История завернулась неожиданная и крутая. Петр прибудет и разберется, а мне надо вернуться к Рогожину и разобраться с ним.
        Сыщик вытянулся на кровати, положил рядом пистолет, закрыл глаза, анализировал.
        «Рогожин. Медведь. Клетка, в которой транзитный груз. Я изначально допустил ошибку, полагая, что в клетку собираются положить контрабанду. Груз уже на месте, видимо, давно, его поместили где-то за рубежом, рассчитывая, что он беспрепятственно проследует через наши просторы к месту назначения. Спутала карты Австралия, наверняка она возникла на пути „медведей“ в последний момент, первоначально планировались гастроли в Европе, возможно, Канаде. Я торопился, в Москве недоработал: надо было выяснить, где гастролировали „Русские медведи“, куда собирались. Выяснив это, я поумнел бы раньше, не терял бы времени. Если в клетке груз на миллион долларов, то охотиться за ними могут противоборствующие силы. Отсюда противоречивость действий, путаница.
        Убийца? Он лишь пуля, в чьих руках пистолет? Скорее всего, владельца пистолета знает лишь убийца. И может знать застрявший в тумане приятель Юдина. Прилетит он или нет? Один человек раздевает подпольных миллионеров и застрял в клетке у медведя, или это разные люди? Я могу ошибаться и подгонять ответ под условия задачи. Роговой? Он обобрал авторитетов Корпорации, ликвидировал боевиков. Как он установил связь с Иксом, который собрал группу и шарашит тщательно выбранные жертвы? А если наоборот? Икс вычислил Рогового, они сцепились, подошли друг другу, теперь действуют сообща. А может, Рогового я тоже сюда подгоняю, а его тут совсем и нет? Наркотики, не мешки дешевки, небольшой объем, миллионная прибыль. Роговой? Похоже, но не факт. Но если он, то наверняка двойная игра. Патрон иначе не может, ему неинтересно, и добычей он никогда не делится. Использовать клетку как контейнер, путешествующий без границ и таможни по всему миру - для этого требуется голова. Роговой? Похоже, но не факт. Не упирайся, сыщик, сделай шаг в сторону.
        А мои соседи? Люди Рогового? Нет. Парень простоват, суть не та, мелок. Ольга? Красивая, волевая, себе на уме, с мужем неоткровенна, преследует явно свои цели, похоже, криминальные. Не годится. Роговой не станет пользоваться услугами женщины, не доверится. Роговой серьезный финансист, а не пустоголовый сыщик.
        Глаза, губы, атласная грудь, пьянящий аромат и дрожащие руки - это для психов-романтиков, людей никчемных, потенциальных клиентов морга. Понимаю, но все равно хочу. Если она не в деле - найду обязательно. А если в деле? Тогда на войне как на войне, и я не Андрей, она не Паненка, и проза жизни не проза, написанная гениальными сумасшедшими. Но Ольга звонила в Москву. Кому? Здесь тупик, позже я проложу дорогу, но пока тупик; значит, не биться головой, отступить, свернуть в сторону.
        Снова Рогожин. Гиганта прихватили, видимо, элементарным шантажом. У артиста на руках малый ребенок, весу в нем пудов двадцать и в рукопашной нет равных, а для преступника просто большая мишень. Родитель в случае опасности закрывает свое дитя, естественно, что Рогожин прикрывает собой беззащитного друга. И я не имею права его осуждать, человеку наши проблемы чужды, он решил однозначно: мертвых хоронят, живых защищают. Он чувствовал опасность, не понимал происходящего и обратился за помощью. Теперь ему прочистили мозги, и он клянет себя, Петра и больше всего настырного сыщика. Рогожин - не помощник. Он собирается переделывать клетку. Разговор, вероятно, был прост предельно: „Друзья из далекого далека в твоей клетке нам кое-что прислали. Ты отдаешь нам это кое-что, и мы оставляем тебя и медведя в покое. В любом другом случае первым умрет медведь“. Просто, как попка новорожденного. На что уж просто колесо, а людям понадобились века, прежде чем они колесо придумали. И все-таки здесь что-то не складывается. Сначала отравленное мясо, выстрел, а через некоторое время ультиматум, мол, отдай по-хорошему.
Сыщик, ты прав, действуют две силы. Одна хочет отнять-украсть, вторая „просит“ отдать. И вступила в борьбу сначала грубая сила, и потому я здесь, а чуть позже подоспела сила ума. Снова тупик, хотя я и молодец, что пробрался до самого конца. Что бы сейчас сказал Петр? „Ты самонадеянный, хотя и не без способностей. Если хотя бы одна из посылок - ошибка, фантазия, значит ты, Левушка, построил воздушный замок. Опустись на землю, взгляни проще“. Так бы и сказал и вытянул бы губы, скосил глаза, потом взглянул бы насмешливо, но с гордостью, мол, глядите, какого чудного сыщика воспитали! Ни у кого нет, а у меня есть. Почему Петр считает, что вырастил меня? Он смешной парень; любой ежик знает, что нельзя вырастить ни писателя, ни композитора, ни сыщика. Если в человеке есть зерно, так вырастет, а если нет, так можешь поливать и окучивать до самой смерти…
        О чем это я? Опять о себе, дорогом и любимом. Интересный человек, вроде не дурак, а время от времени заклиниваюсь на собственной персоне. Ничего страшного, я всего лишь человек», - быстро оправдал себя Гуров и заставил переключиться на дела.
        «Цирк полон прокурорских и других нежелательных Рогожину людей, поэтому в ближайшие сутки артист клетку не вскроет, груз не вынесет. И торопить его никто не будет, слишком ставка велика, чтобы рисковать. К тому же шантажист должен опасаться и убийцу, как боевую фигуру противника. Эх, знать бы, с кем встречался ночью Рогожин? Бодливой корове Бог рог не дает, потому тебя и остановили, что очень шустрый парнишка.
        Шантажиста не определить, а к убийце подобраться можно, а от него дорога к Иксу. Но, чтобы он меня привел к хозяину, убийца должен быть убежден, что я его не раскрыл. Если я его выявлю, соберу улики и арестую, он будет молчать как рыба. Одно дело спонтанное убийство, которое исполнитель может объяснить помутнившимся рассудком либо никак не объяснить: мол, сами расстарайтесь в мотивировках, у меня голова болит, а вам за работу деньги платят. Совсем иное дело назвать руководителя, практически признаться в заранее спланированном убийстве с корыстными целями. Даже обсуждать такой вариант - сплошной идиотизм. К убийце следует подойти тихо, интеллигентно, чтобы у него ни в одном ухе, ни в одной ноздре не защекотало, и он спокойно отправился бы к Иксу за инструкциями, советом, деньгами, черт его знает зачем, но отправился бы. Начать следует с пустяка - всего-навсего выяснить, кто убийца.
        Икс! Выявить и взять этого человека для меня значительно интереснее и важнее, чем посадить генерала Фомина голой задницей на раскаленную сковородку. Конечно, я не прав, неизвестный уголовник менее опасен, чем коррумпированный генерал, но он уже клиент Петра и прокуратуры, а Икс еще не установлен, а я сыщик, и мой долг… Я, как все, заштамповался, даже мыслю штампами. Я хочу его выявить и обезвредить, надоело слышать, что мы ничего не можем. Кто он? Кто? Думай, сыщик, думай, просчитывай.
        Лет ему примерно тридцать с небольшим, он преступник новой формации, но не сопляк. Образование имеет высшее, возможно, закончил инфизкульт. Вряд ли, такие больше тяготеют к действию, а он скорее психолог и аналитик. Юрист? Учился на юрфаке или в ВЮЗи? Так, теплее, может, он из наших, из спецслужб? Милицейский или комитетский? Знаком с оперативной работой? Или он комсомольско-партийного происхождения? Как же он собрал свою команду, откуда такие связи? Он крысолов. Естественный отбор: выживает сильнейший, знает повадки сородичей и уничтожает поодиночке. Нет, он не пахан, не авторитет уголовного мира, иначе информация о нем прошла бы по кровеносной системе, и мы бы услышали. А сейчас парадокс: о жертвах говорят - один пропал, другой внезапно разорился, а о палаче никто ничего не знает, даже не слышал. Нет, Икс не из уголовного мира, человек пришел со стороны, но лес, в котором ведет охоту, отлично знает, иначе бы давно прокололся. Он из спецслужб, не из комитета, он наш доморощенный, милицейский, скорее всего бывший розыскник. Он знает полковника Гурова в лицо? Вот оно! Я же сразу почувствовал, что
моя журналистская легенда не работает, решил, что протекло из Москвы, из окружения Петра. А меня просто узнали здесь, на месте. Значит, Икс заходил в цирк или гостиницу? Нет, если у него на плечах голова, он так близко не подойдет. А как узнал? Идиот, у преступника голова, а у сыщика лишняя часть тела. Я же под своим именем, а убийца в цирке узнал, что приехал журналист, сообщил шефу, так и так, некто Гуров Лев Иванович собирает материал для журнала. Для убийцы что Гуров, что Иванов и Рабинович, а для бывшего розыскника мое имя звучит очень неприятно. И наверняка Икс приказал затаиться и не дергаться, выждать. Убийца ослушался, значит, у него не было выхода, майор Фрищенко преступника расколол. Эх, Семен, как же ты позволил нанести удар, да еще спереди, когда убийца стоял перед тобой? Хватит горевать о мертвых, надо беречь живых. Допустим, я рассуждаю верно. Что мне это дает? Очень даже немало. Если убийца знает, кто я есть, то из кругов подозреваемых автоматически и бесповоротно выпадает Александр Аверков по кличке Сильвер. У него под рукой был телефон, убийца не преминул бы разделаться с опасным
противником руками местных властей. Второе, у убийцы с Иксом постоянная связь, почти наверняка телефон, опытный человек воздержится от встреч, предпочтет держаться в стороне. Где он укрылся? В гостиницу он не пойдет, снимать квартиру тоже не годится, так как придется разговаривать с хозяином, оставлять свидетеля. Загородная резиденция с городским телефоном? Как он на резиденцию вышел? Имеет приятеля среди местных авторитетов либо опять же в верхнем эшелоне милиции. Эх, Семен Петрович, был бы ты жив…»
        Сыщик взглянул на часы, хозяин отсутствовал около часа, многовато. В цирке сейчас делать нечего, репетировать Классик не в состоянии, опохмелился, сейчас в состоянии эйфории, может сболтнуть лишнего, проговориться.
        В своем кабинете Колесников распивал чай со своей командой, обсуждал замену номера в вечерней программе - травмировался один из акробатов, и говорили, что пора менять программу. Зритель еще терпел, но земляков следует уважать, многие побывали два-три раза, надо и совесть иметь, ведь цену на билеты, как ни держи, а приходится поднимать.
        Капитан, сидя за столом, помалкивал. Разрезав стоявший перед ним торт, ножом передвигал куски, симметрично заполняя образовавшиеся пустоты. Теперь круглый торт походил на рулевое колесо.
        Присутствовали лишь руководители. Главный администратор, как всегда в элегантном костюме. Если бы он не был тщательно отутюжен, можно было подумать, что Александр Валентинович Жуков даже спит в костюме, белой рубашке и галстуке. За его плечом примостилась Матильда: хотя женщины в кабинете отсутствовали, но могли и заглянуть, и необходимо быть начеку.
        Сильвер, сверкая золотыми зубами, крутил коротко стриженной курчавой головой, сидел на стуле верхом, засунув под него кривую ногу, изо всех сил старался не ухмыляться. Хитрый косящий взгляд и постоянная ухмылка были для Сильвера естественны, как штаны, но сейчас атмосфера была совсем не подходящая, и он по мере сил пытался соответствовать.
        Классик сидел в обычной позе, откинувшись, вытянув худые ноги, якобы закрыв глаза, наблюдал за всеми внимательно и блаженствовал. Что ни говори, патриотизм - это хорошо, но французский коньяк - не портвейн и даже не столичная.
        Рыжий конюх Вася, ему катило под полтинник, но иначе как Вася и на «ты» его в цирке никто не звал, из уважения к Капитану прикрыл татуировки рваной ковбойкой, но заправить ее в штаны сил не хватило. Вася знал, что лучше его конюха в городе нет, и кстати, был абсолютно прав, без лошадей цирку не обойтись, так что, мол, терпите мой вид и навозный дух.
        Присутствовали еще жонглер, руководитель группы акробатов и хозяйка кошек-виртуозов. Заглянула на минуту разобиженная амазонка, она располнела, и Капитан отлучил ее от чаепития, пригрозил, что, если она не приведет в порядок свою задницу, снимем номер с программы.
        С делами уже покончили, все знали, Капитан слушает присутствующих внимательно, решение примет, позже объявит. Наступил момент, когда можно говорить не по делу, а чего захочется, но сегодня больше поглядывали на дверь. О чем трепаться, если зарезали Ванюшку? Вчера прикончили постороннего, так все одно - покойник в доме.
        - Николай Иванович, ты вечером в манеже или мне замену искать? - спросил Капитан.
        Классик прекрасно знал, что обращение к нему по имени и отчеству означает высшую степень недовольства, широко открыл глаза и обиженно забормотал:
        - Незаслуженно, Алексей, абсолютно беспричинно подозреваете артистов.
        - Товарищ начальник, вопрос не по делу! - сорвался Сильвер, молчать было уже невмоготу. - Вы что, не видите, они опохмелившись, им сейчас море по колено, а вечер далеко.
        - Самые высоконравственные люди - это раскаявшиеся бляди и завязавшие алкоголики, - изрек администратор и сник, так как супруга вцепилась ему в плечо и зашептала так, что можно было услышать за дверью.
        - Молчи! В твоей компетенции по вопросу о проститутках никто не сомневается.
        А Сильвер ничуть не обиделся, подцепив стул ногой-клюшкой, выдвинулся к центру.
        - Вопрос, где они раздобыли горючее? Надеюсь, подозревать артиста, что они оставили хоть каплю про запас, никто не посмеет? Я их поутру ждал, даже приготовил стопарь, они не соизволили даже заглянуть.
        Сильвер встретился взглядом с Капитаном, вспомнил о ночном звонке, о том, как утром друг-сосед забрал телефон, вспомнил, что о ночном госте приказано молчать, театрально хлопнул себя по лбу и фальшивым голосом произнес:
        - Прошу пардону, Классик! С больной головы да на здоровую! Я же сам ночью к вам заглянул, вижу дремлете, думаю, они проснутся, тяжко будет, я на комоде и оставил маленькую.
        Если кто и не вникал ранее в треп Сильвера, то сейчас обратил внимание, как человек азартно врет.
        Убийца же слушал внимательно с самого начала и сейчас, скрывая радость открытия, на всякий случай отвернулся.
        В дежурной части УВД менялась смена. Седоголовый капитан, явно пенсионного возраста, с красными, как у кролика глазами, сменялся с суточного дежурства. Принимавший дежурство лейтенант облизывал пересохшие с перепоя губы, с отвращением листая журнал регистрации происшествий, спросил:
        - Нападение на капитана Стаднюка и его шайку не регистрировали?
        - Не было никакого нападения, а если и было, так то военная тайна, - ответил капитан, засовывая в сумку пустые пакеты, ложки, кружку, которые приносил из дома на дежурство.
        - Весь город говорит, а у нас тайна, - усмехнулся криво лейтенант, жестами объясняя лохматому сержанту, что срочно требуется опохмелиться.
        - Деревня ты, вчера от сохи, - добродушно сказал капитан, впереди маячили трое суток отдыха, хотелось быть великодушным, и он пояснил: - Стратегия! Генерал розыск москвича объявил, а о сраме Стаднюка не сказал, и так все знают. Стрелять не разрешил, но и дураку ясно: коли человек цельный наряд обесточил, то человек вне закона, и, защищаясь, делай, что хошь.
        - Слыхал, что кто задержит басурмана, тому квартира вне очереди, - лейтенант отбросил журнал регистрации, заглянул в грязный бокал, вновь глянул на длинноволосого сержанта, который стоял по другую сторону барьера, как истукан. - У Митрофановны, что на углу, вчера пиво давали.
        - Держи карман, - хохотнул капитан, подхватил свою сумку, но выйти за барьер не успел, зазвонил телефон, и капитан автоматически снял трубку: - Дежурный.
        - Ты, ментяра, отряхни пыль с ушей, подтяни штаны и двигай к цирку. Человек, которого вы ищите, в желтой одноэтажке, в комнате клоуна, - произнес низкий мужской голос и скрылся за частыми гудками.
        - Какой человек? - не понял сразу капитан, он уже сидел дома, хлопнул стакан самогончика, хлебал горячие щи, решал, добавить стаканчик или завалиться в койку, а стакан оставить на пробуждение.
        - Какой человек? - дернул ушами лейтенант. - Чего передали?
        Капитан вернулся в суровый мир реальности, прикинул, что все оперативники в разгоне. Взять сержанта, снять постового у дверей и срочно бежать… Мне завтра на пенсию, квартиры не видать как своих ушей, а тут шанс. Если сразу стрелять, то никакой опасности, ведь на мне милицейский мундир, и москвич первым стрелять не посмеет. А если я промахнусь и схвачу пулю, то мне ни пенсия, ни квартира не понадобятся.
        Дверь распахнулась, и в дежурку тяжело вошел капитан Стаднюк, за ним ввалились оперы.
        - Я у себя, - бросил на ходу Стаднюк и, хотя лишь мазнул взглядом по лицу сменившегося капитана, сначала приостановился, затем подошел к барьеру, навалился и спросил:
        - Что? Где? Говори, паскуда!
        - На Ленина, в желтой одноэтажке…
        В кровь ударил адреналин - ни сонливости, ни усталости, Стаднюк буквально катапультировал из дежурки, молодые оперы еле поспевали. Опергруппа влетела в опоясанные галстуком «Жигули» и исчезла.
        - И слава Богу! - сменившийся с дежурства капитан, хотя и не был верующим, широко перекрестился.

* * *
        Константин Васильевич Роговой, обжора и жизнелюб, налитый жиром и силой, некогда походил на Гаргантюа, как уже говорилось, сильно сдал, даже похудел. На недавно лоснящемся, крепкой лепки лице кожа начала подвисать, проложили дорогу морщины. В операцию он вложил практически всю наличность, и хотя кризис и инфляция личной жизни Рогового не коснулись, кушал уже без прежнего аппетита. Последнее время Рогового назойливо преследовала одна и та же фраза: «Рассчитали на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить…» С головной болью и бьющими в голову идиотскими словами он вечером ложился, а поутру, плохо отдохнувший, поднимался, бреясь, бормотал: «Рассчитали на бумаге…»
        И хотя возвращение многомиллионного груза Роговой связывал не только с деятельностью Кирилла Трунина, но, чтобы последний не заподозрил подвоха, Патрон решил ему позвонить. Роговой не любил тратить собственные деньги, но использовать служебный телефон посчитал опасным и начал звонить из дома, вернее, загородной дачи - избы-бунгало, можно было это массивное сложенное из толстенных бревен жилище называть как угодно.
        Но одно дело попросить секретаршу соединить с номером и совсем другое - дозваниваться лично. Частые гудки врывались в трубку после первой, второй и любой другой цифры, порой гудков удавалось избежать, тогда трубка, видимо, оскорблялась и хранила гордое молчание.

* * *
        Кирилл Трунин, как известно, тоже жил за городом, тоже пребывал в скверном расположении духа и понятия не имел, что к нему на связь прорывается Патрон. Честно сказать, молодой хищник уже и забыл старого руководителя. Оно по-житейски и понятно. Трунин выяснил, где можно взять драгоценный груз, делить добычу не собирался, даже ребенок знает, что целое яблоко больше половины, и любому грамотному человеку известно, что «Боливар не вынесет двоих». А если еще проще, то на хрена козе баян?
        Трунин ждал, в бытность оперативником он этому искусству научиться не успел, и сейчас переживал, нервничал. Ну зачем этот маньяк убрал мента, уложил труп рядом с миллионами долларов. Теперь там людей, как на базаре в воскресный день, придется выждать. Правда, есть и хорошая новость, самоуверенный гений сыска Гуров сцепился с местными ментами, и это прекрасно. Тутошние пинкертоны звезд с неба не хватают, на стороне официальной власти закон, к тому же ментов много, а Гуров один. Теперь ему не до «медведей», своих забот хватает. Судя по тому, что Трунин слышал о генерале, он мужик своенравный, за власть и место у корыта глотку перервет. Содельник сообщил Трунину: весь город поставлен в ружье, Гуров пропал, найти не могут. Может, он попросту сбежал, понял, что попал не в масть, и уехал до начала охоты. Трунин, как известно, с Гуровым знаком не был, но по разговорам на Петровке понял, что полковник упрям, как танк, и вряд ли отступил перед провинциальным генералом. Да черт с ними обоими, самое лучшее, если они лбами столкнулись и в одной могиле устроились.
        Трунин от ожидания устал, пить себе запретил, от кофе совсем ошалел, расхаживал по барским хоромам, пинал мебель, радовался, если на полированных ножках оставались следы. Надо что-то придумать, отказаться от первоначального плана и найти другое решение. Ну, если не выкрасть, как предполагалось, то остается грабеж и разбой. Ограбить, такого здоровенного детину невозможно, его не повязать. Зарезать или подстрелить? Так это убийство и разбой, и такой шум, что сбежится вся округа. И что делать с медведем? Если его убить, так потом из клетки не вытащить. Казалось бы, чего проще: отравить медведя, хозяин его захоронит и уедет, ведь пустую клетку с собой не поволочет, здесь оставит. Сорвалось. Решили подстрелить Рогожина во время прогулки, без охраны зоркого хозяина отравить медведя - дело пустяковое. Так стрелок первый раз в жизни промахнулся. Как говорится, не везет так не везет. Повторно стрелять Трунин запретил, так как прогуливаться артист перестал, а вскоре прибыл чертов сыщик. Господь не мог другого выбрать, мало лохов в розыске толкутся, так нет, выбрал Гурова.
        Ожил телефон, дважды прозвонил и умолк. Трунин подошел к аппарату, когда он снова тренькнул, Трунин снял трубку.
        - Слушаю.
        - База? - спросил знакомый голос.
        - Ты мне так и не объяснил, какого черта ты зарезал мента? Ты все-таки ненормальный.
        - Естественно, - радостно согласился убийца. - Ваши нормы мне чужды, потому ты сидишь в тепле и безопасности, а я бегаю по горячим углям.
        - Извини, такова жизнь, - миролюбиво произнес Трунин, испугавшись, что убийца с его неуравновешенной психикой выйдет из-под контроля. - Извини, Леня, - он назвал убийцу именем, какое ему дали мама с папой, которое человек сменил и давно забыл. - Каждый делает, что умеет. Надеюсь, ты понимаешь, что если мы это дело закончим удачно, то сможем ловить рыбу на Кубе, где ее ловил Эрнест Хемингуэй, либо в любом другом месте земного шарика.
        - Красиво, Кирилл, ты умеешь говорить. И убедительно. Только меня не надо уговаривать, я устал, хочу на покой. Я никогда никого не боялся, но этот сыщик напугал меня, и я только что сдал его ментам.
        - Как? - обрадовался Трунин. - Гуров задержан?
        - Надеюсь, что его пришили. Не станут его задерживать, твой приятель местному начальству все любимые мозоли отдавил.
        - Молодец, и ты очень большая умница, извини, не ожидал. Как тебе удалось?
        - Все-то тебе расскажи, объясню при встрече. Я придумал, как можно забрать товар. Но хочу договориться, что получаю не жалкую долю, а половину.
        - Ты слышал байку о шкуре неубитого медведя? - спросил Трунин, понял, что получился прекрасный каламбур, искренне рассмеялся. - Если мы шкуру получим, как ни дели, до конца жизни хватит. Хочу предупредить…
        - Не люблю предупреждений, но тебе можно, валяй.
        - Без меня тебе товар не реализовать.
        - Знаю. Выпей за удачу, вечером позвоню.
        Трунин услышал гудки, положил трубку, вытер вспотевший лоб и довольно улыбнулся. Вот тебе и Гуров, гордость и слава МУРа, самовлюбленный супермен, его убили свои. Ну, может, и не убили, остуди свои восторги, Трунин, лишь задержали, пусть прокурор санкции на арест не даст, так все равно инспекция затаскает. Кадры, как им и положено, примут меры, и в любом случае знаменитому сыщику кранты. Трунин достал из холодильника бутылку «Посольской», такое событие грех не отметить. Он уже налил, начал готовить закуску, как вновь проснулся телефон, звонок был настойчивый, явно междугородный. Старый боров, больше некому, решил Трунин и снял трубку.
        - Слушаю.
        - Здравствуй, как здоровье? - спросил Патрон.
        - Здравствуй, Константин Васильевич, спасибо за заботу, - радостно откликнулся Трунин. - Как вы, давление не беспокоит?
        - И тебе спасибо, слышу, у тебя отличное настроение. Неужто победил?
        - Еще нет, но, как выражаются спортсмены, выиграл промежуточный этап.
        - Поясни.
        - Сошел с дистанции наш общий друг.
        Роговой так обрадовался, что даже затаил дыхание.
        - Убежден, проверил?
        - Как я могу проверить? Съездить в морг?
        - Значит, слухи, - разочарованно произнес Роговой. - Тогда не радуйся, нашего друга видели и в реанимации, и я на венок деньги давал. Ну раз он тебя за горло не держит, уже радуйся. А что еще нового?
        - Пусть страсти поутихнут, я пока взял тайм-аут. Можете не волноваться, как только будут новости, сразу сообщу.
        Трунин, хотя и списал Патрона в глубокий запас, отнюдь не хотел с ним раньше времени ссориться. Кто знает, какие скрытые резервы имеются у старого авторитета? Если заподозрит неладное, может прислать сюда крутых ребят, только разборки сейчас и не хватает.

* * *
        Роговой слушал молодого содельника и грустно улыбался: мысли и намерения пащенка видны отчетливо, до мельчайших деталей, словно на экране фирменного телевизора. Пошло повторять избитые истины, однако никуда не денешься, человек сложен и противоречив. Роговой сам обманывал партнера. Когда же убедился, что Трунин также ведет двойную игру, расстроился, искренне загрустил. Как жить, если никому нельзя верить?
        - Патрон, вы подготовили запасные каналы транспортировки? - пел Трунин. - Если мы получим груз, в чем я не сомневаюсь, это только полдела.
        - Я вложил миллионы, связи, мозги, каков твой вклад? - спросил Роговой. Следовало разговаривать серьезно, чтобы пащенок ничего не заподозрил. - За десять процентов прибыли я мог бы нанять подразделение ОМОНа, которое разнесло бы на атомы поганый цирк за несколько минут…
        - И забрало бы все, а финансиста и организатора прикончило, - перебил Трунин и почему-то довольно хохотнул. После длинной паузы Роговой сказал:
        - Хороший у нас разговор, доверительный. Звони, желаю тебе удачи, сынок.
        Обжаривая в камине нанизанные на шампур колбаски, глядя на капающий шипящий жир, Роговой задумался. Обезвредили Гурова, или это лишь сопливые измышления мальчишки? Если сыщика ликвидировали, то, в принципе, это прекрасно, но на сегодня может и лишнее. Живой Гуров - значит, мертвый либо арестованный Кирилл Трунин. Даже если последний на допросах заговорит, что маловероятно, но пусть и заговорит, никаких вещественных улик против Рогового ни Гуров, ни кто-либо другой не получит.
        Зазвонил телефон. Все постоянно звонят друг другу, прямо болезнь какая-то, вроде эпидемии. А если еще изобретут, конечно японцы, видеотелефон, то жизнь замрет, движение остановится, все закостенеют в креслах, а некоторые женщины начнут пользоваться раздвижными креслами, ведь от неподвижного сидения бедра начнут раздаваться.
        В хижине Рогового пока телефонного экрана не было, но на аппарате зажигался номер абонента, который выходит на связь. Патрон взглянул на табло, звонили из Города, с которым Роговой только что разговаривал, но не Трунин. Патрон снял трубку, почти прикрыл ладонью, глухо сказал:
        - Дежурный администратор.
        - Константин Васильевич? - спросил напряженный женский голос.
        - Ну? - ответил он с сомнением.
        - Константин Васильевич, это я, - женщина перестала кричать, и Роговой узнал своего агента.
        - Слышу, ты откуда говоришь? Я же тебе запретил…
        - Я звоню с чужого телефона, нужен ваш совет. У меня неприятности!
        - Слышу. Говори, - обреченно ответил Роговой и терпеливо слушал хотя и сбивчивый, но толковый доклад агента.
        Глава десятая
        Охота
        Капитан Стаднюк решил машину в стороне не оставлять, подкатить прямо к дому, полковник наверняка услышит, выскочит через окно во двор и начнет уходить дворами, тут его и кончат. И пристрелит москвича он, капитан Стаднюк, чтобы все прошло наверняка, без накладок. Он оглядел команду, двое ребят верные, уже по уши в крови и деньги получают давно: один дом строит, второй только машину купил, в долги влез, у них обратной дороги нет. А вот лейтенант Щукин - парень гнилой, напрасно его вчера с собой взяли, теперь он в курсе дела, если припечет, может поплыть и расколоться. Только Москва узнает, что Гуров убит, сюда понаедут, начнут мотать, Щукин окажется крайним.
        - Стой! - скомандовал капитан перед въездом на улицу Ленина. - Проверить оружие, снять с предохранителя, патрон дослать, я здесь выйду, через десять минут трогайтесь. Дом знаете, действуйте, как при обычном задержании, то, что он представляется полковником, вас не интересует. Человек напал на сотрудников милиции, генерал приказал задержать и доставить в контору. Вопросы?
        - Товарищ капитан, вы, же его знаете, он не дастся, - чуть заикаясь, сказал лейтенант.
        - Преступник обычно не дается, - усмехнулся капитан. - Никто в тюрьму идти добровольно не желает.
        Лейтенант сжался, покраснел, хотел что-то сказать, два других оперативника безучастно и, спокойно вынули пистолеты и передернули затворы.
        - Взять желательно без стрельбы, но, если преступник схватится за оружие, сами понимаете, - многозначительно произнес Стаднюк. - Если в доме никого не окажется, двигайтесь во двор, услышите стрельбу, бегите на выстрелы. Вопросы? Нет? Прекрасно, значит, через десять минут двигайтесь.
        Стаднюк подходил к дому задними дворами, по дороге он все продумал. Стрелять без - предупреждения, для верности дважды, забрать у покойника пистолет и застрелить Щукина, всадить две, даже три пули, это произведет на прокуратуру и на жителей города впечатление. Кажется, у лейтенанта недавно родился потомок, тем лучше. Пистолет вытереть и вложить в руку покойника. И пусть приезжает сто комиссий, и дело забирает Прокуратура России, никогда не установить, кто выстрелил первым, а кто защищался.
        Капитан Стаднюк пристроился за сараем, до окон не более десяти метров, только достал оружие, как услышал шум автомобильного мотора, скрип тормозов. Услышал и москвич, значит, сейчас. Какое окно? Створка одного из них приоткрыта, значит, подготовился, подлюга. Ну, давай, прыгай! Рама скрипнула. Стаднюк чуть было не нажал курок, но в оконном проеме никого, видно, ветер шевельнул раму.
        Стаднюк ждал, время растянулось. Уже непонятно, сколько прошло: минута или пять? Неужели полковник подчинился и сейчас садится в машину? Плохо. Вывезем за город, пришьем, повесим убийство на уголовников. Однако хреново! Наверняка кто-то видел, как москвич садился в нашу машину. Центровые вскоре быстро определят, что полковник укрывался здесь, прочешут улицу и свидетелей найдут. Капитан не успел дорисовать мрачную картину до конца, как из окна выглянул оперативник и тихо позвал:
        - Товарищ капитан!
        Стаднюк вышел из укрытия.
        - Взяли?
        - Нет никого, отперто и ни души, и Классик куда-то запропастился.

* * *
        Гуров сидел у окна в доме напротив, пил чай без сахара, наблюдал за происходящим, улица была узкая, сыщик мог в своих преследователей если не плюнуть, то без труда швырнуть камнем.
        Из машины вышли трое, капитана среди них не было, и сыщик удивился. Когда через несколько минут из дома появились четверо, стало ясно, что капитан пришел со двора, через окно. Совещание не проводили, сели в машину и укатили.
        Перед тем, как Классик ушел на разведку и пропал, сыщик спросил у него, кто из соседей с ним дружен. Клоун смущенно улыбнулся и ответил, что его в городе все знают и любят и, вообще, люди кругом хоть и несчастные, но хорошие. Аннушка, вон домишко напротив, окна с занавесочками в горошек, исключительно душевная, прибирается у него, а денег не берет, будто святая.
        Когда сыщик отметил, что Классик по неясным причинам задерживается, то оправил смятую постель, подхватил бесценный ящичек с вещдоками, вышел на улицу, осмотрелся и пересек улицу. Святая Аннушка объяснений незнакомца, что он приехал к Николаю Ивановичу Куприну, да вот дома нет, слушать не стала, махнула мокрой ладошкой, объяснила, мол, стирка и болтать недосуг и ушла на кухню. Хитрущие цепкие глазки Аннушки абсолютно не соответствовали ее легкому беззаботному тону, сыщик понял, что хозяйка не поверила ни единому слову, но раз Николай Иванович человека послал, значит, надо. Сложившаяся ситуация Гурова вполне устраивала, он приставил стул, приоткрыл окно, уселся и, прихлебывая кипяток, наблюдал за происходящим.
        Милицейский «Москвич», разбрызгивая грязь, укатил восвояси, в комнату бесшумно проскользнула Аннушка и простодушно сказала:
        - Что-то все Николашу ищут! Вы поджидаете, власти подкатывались. Я Николашу поболе часу назад видела, веселый шагал, слава Господи.
        Гуров вскочил, схватил ящичек, швырнул под кровать.
        - Никому! В этом ящичке жизнь вашего Николаши! - соврал сыщик, вылетел на улицу, чуть не вышиб дверь в комнату Классика, схватил телефонную трубку.
        Повезло, Капитан оказался на месте и сразу ответил.
        - Классик у тебя? - спросил Гуров.
        - Только вышел.
        - Немедленно верни, запри дверь и возьми трубку, - Гуров смотрел на часы, прикидывая, сколько времени понадобится Стаднюку, чтобы очухаться, вернуться в цирк. Он хоть опер, а придурок, что укатил.
        Капитан к телефону не возвращался, Гуров взял аппарат, подошел к окну, взглянул на цирк, не идет ли клоун? Из-за угла вылетела милицейская машина, завизжала тормозами, проехала юзом, Стаднюк выпрыгнул, взбежал по ступенькам цирка.
        - Он у меня, что дальше? - голос у Колесникова был ровный, будто он работал не в цирке, а был старшим опергруппы.
        - Сейчас явится милиция, захочет увезти Куприна.
        - Уже стучат, - перебил Колесников.
        - У тебя сейчас кто репетирует?
        - А зачем?
        - Не перебивай, слушай и выполняй! Клоуна милиции не отдавай, костьми ляг, не отдавай. Я знаю, у тебя есть громкая связь, вызови к своему кабинету мужиков. Если есть твои геркулесы, зови!
        - Не ломайте дверь, сейчас открою! - крикнул Колесников, через секунду Гуров услышал: - Внимание! Говорю я! Всех мужчин немедленно прошу подойти к моему кабинету. Вася, если ты на арене и слышишь, подойди с мальчиками. Мою дверь ломают какие-то бандиты, разберись с ними. Они кричат, что милиция, я не верю, а у меня в столе выручка за весь месяц.
        - Молодец, Капитан! Ты большая умница, Алексей Иванович! - закричал Гуров.
        - Я себя, любимого, давно знаю, - ответил польщенный Колесников. - Что дальше?
        - За дверью утихли? - спросил Гуров.
        - Ясное дело.
        - Верно, им такая толпа свидетелей ни к чему. Они хотели Классика забрать, обвинить, что он укрывал особо опасного преступника, разузнать, когда я от него ушел, куда и прочее, могли изувечить, мол, оказал сопротивление.
        - Моего Классика изувечить? - возмутился Колесников.
        - Все. Теперь они ничего не сделают. Постарайся надолго не отходить от телефона…
        - Ты сам-то в безопасности?
        - Как в теплой ванне, - ответил сыщик и положил трубку. Гуров взглянул на часы, начало десятого, туман растянуло около часа назад, и аэропорт открыли, значит, московский рейс прибудет около одиннадцати. Сыщик позвонил Юдину и спросил:
        - Ты один?
        - В номере один, а в вестибюле толкутся, - ответил Юдин. - Рейс из Москвы ожидается в десять пятьдесят.
        - Борис Андреевич, признайся, я тебе сильно надоел? - стараясь говорить как можно мягче, спросил сыщик.
        Юдин искренне рассмеялся.
        - Лев Иванович, у тебя эдакая интеллигентная участливость не получается, выкладывай, что требуется сделать.
        - Вот обижаешь, а я от всей души, - гнул свою линию Гуров. - Мне даже неловко. Но если настаиваешь, пожалуйста, подскочи в аэропорт, встреть своего приятеля, заодно прихвати еще трех человек, - он запнулся и поправился: хотя, возможно, лишь одного, - и подробно описал внешность Орлова, даже сообщил, какого цвета у него плащ. Сыщик знал, что форму генерал не наденет, а плащ у него единственный.
        Съестного в доме Классика сыщик не нашел, зато отыскал бритву «Жиллетт», наверняка кто-то подарил, такая дорогая бритва была актеру не по карману. Рогожин? Скорее всего он. Эх, встретиться бы с ним, потолковать спокойно, объяснить, в какую историю он ввязался. А что Рогожин знает? Сегодня лишь связного, но если артиста перетащить на свою сторону, то можно размотать весь клубочек, до самого кончика. Но для этого нужны опытные люди, транспорт, техника. «Это дело будущего, если оно у меня будет», - философски рассудил сыщик, чисто выбрился, убрал за собой.
        Разговаривая по телефону, позже, во время бритья, сыщик все время находился в глубине комнаты, через окно наблюдал за улицей, не забывая поглядывать и за окнами, ведущими во двор. Оперативники находятся в цирке, но существуют и уголовники, вполне возможно, что к ним обратились за помощью.
        Классик шел бодро, разговаривая сам с собой, даже жестикулировал. Как Гуров и ожидал, опер не стал «приглашать» артиста на допрос: такое количество свидетелей, скандал местные власти никак не устраивали. Классик - любимец Города, на общественное мнение можно и наплевать, а вот с прессой, так называемой четвертой властью, считаться приходится.
        Артист вошел, увидел сыщика и буквально остолбенел:
        - Вы здесь? Товарищи мечутся как ошпаренные, вас ищут, - артист положил на стол сверток, который держал в руках. - Леша прислал с барского стола.
        Дар Колесникова оказался царским: домашняя колбаса, хлеб, несколько отварных картофелин и соленые огурцы.
        - А они не вернутся? - спросил Классик, раскладывая еду по щербатым тарелкам. - А мне Алексей на сегодня выходной предоставил, - он достал граненый стакан, взглянул виновато и, скрывая смущение, быстро продолжал: - Вы не думайте, что наш директор сентиментален, он парень жесткий, деловой, за сегодняшний день я должен буду сольный концерт в доме культуры отработать.
        Сыщик запер дверь, задернул на окнах занавесочки, оперативники вернуться не должны, но, как уже говорилось, появления третьей силы Гуров не исключал. Из этого дома надо уходить, нельзя подвергать человека смертельной опасности. Но прежде следует выяснить, где и при каких обстоятельствах протекла информация, почему налетели оперативники. Оправдывая себя тем, что перевоспитывать хозяина дело безнадежное, сыщик достал из кармана фляжку, налил граммов сто, прикрыл стакан ладонью и сказал:
        - Сначала расскажите мне, с кем вы виделись и о чем говорили после того, как ушли из дома.
        - Не бойтесь, меня не развезет, - Классик отстранил руку сыщика, сделал глоток и продолжал: - Я знаю, что вам требуется. Как всегда, сгубила выпивка, но я не проговорился, так уж случилось.
        Артист подробно рассказал, какой разговор состоялся в кабинете директора Колесникова, перечислил присутствующих, даже кто и где сидел.
        - Молодец, Николай Иванович, - произнес задумчиво сыщик.
        «Почему я уперся в служащих цирка и начисто исключил артистов? Программа постоянно меняется, и подобное совпадение кажется невероятным? Так жизнь порой изобилует самыми невероятными совпадениями. Сыщик, не шарахайся из стороны в сторону, выбери веревку до конца, еще успеешь расширить круг подозреваемых».
        Гуров выставил на стол фляжку с остатками коньяка, хотел пояснить, что это не плата за информацию, встретился с артистом взглядом и сказал другое:
        - Перелейте в другую посуду, фляжку я унесу. Аннушка, что живет через дорогу, человек верный?
        - Без комментариев, - ответил Классик, сливая коньяк в кружку, которая в далекой молодости была антиквариатом.
        - Я сейчас уйду, а вы загляните к ней, скажите, что я ваш друг, о моем визите следует молчать, а ящичек, что у нее под кроватью, сберечь.
        - Хорошо, - Классик протер фляжку тряпкой и не вернул сыщику, а поставил в угол среди разнокалиберной посуды. - В таком виде, господин полковник, я вас никуда не пущу. Здесь не Москва: вышел из дома и затерялся в толпе. При вашей внешности будете на наших улицах, как рыжий на арене, хочешь не хочешь, а на рыжего глядишь.

* * *
        Гуров сидел на сырой лавочке, которая примостилась на крохотном травянистом клинышке, который местные называли сквером. На единственной, блестевшей лужами дорожке кособочились еще три скамейки, на одной даже в такое хмурое утро играли в домино, на другой сидела женщина с коляской, так что сыщик был не одинок и не привлекал внимания. До дверей гостиницы «Центральная» шагов пятьдесят, не более, и вести наблюдение было удобно, лучше места не придумаешь. Грязную замусоренную площадь окольцовывали серые облупившиеся дома, первые этажи которых стеклили немытые витрины магазинов, на витрины смотреть не хотелось, а уж заходить в магазины и тем более, да и наверняка бессмысленно. Ярким пятном на площади выделялась коммерческая палатка, желтая с голубыми прозрачными окнами, через которые смотрели на одиноких угрюмых прохожих разноцветные и разнокалиберные бутылки, коробки, трех-, четырех - и пятизначные цифры. В верхнем небольшом окошечке палатки красовались обнаженные женские груди, такие воинственные и тугие, что казалось, вот-вот брызнут молоком, возможно, и кровью. В общем, площадь, которую внимательно
осмотрел сыщик, была страшноватая, статичный кадр из фильма Тарковского «Сталкер». Неискушенному человеку, попавшему сюда, захотелось бы выйти на середину площади, опустить голову и завыть. Но, во-первых, Гуров был человек прекрасно тренированный, во-вторых, площадь сыщику очень нравилась, так как совсем недавно, всего минут тридцать назад, он не мог и мечтать, что будет сидеть на удобной скамейке в нескольких шагах от гостиницы и спокойно осматривать площадь старинного русского города.
        Несколько раньше Классик, обозвав сыщика Рыжим, который собирается остаться незаметным на арене цирка, полез в необъятный, покрытый резьбой, изгрызенный временем комод, обронил через плечо:
        - Раздевайтесь, господин полковник, - и начал вынимать из темного чрева комода пиджаки и брюки, халаты и комбинезоны. Вытаскивал артист вещи охапками, сваливал в кучу, затем длинными ловкими пальцами брал поштучно, оценивал, поглядывал на гостя, словно примеривая.
        Буквально через несколько минут полковник Гуров был экипирован с ног до головы. Ботинки крепкие, на толстой подошве, правда, разного цвета и фасона, что не бросалось в глаза, так как на них гармошкой опускались широкие засаленные штаны, бесформенный балахон заменил пиджак, поверх которого было предложено надеть то ли плащ, то ли пальто. Глядя на цвет этого одеяния, сыщик почему-то вспомнил коня, на котором Д'Артаньян въехал в Париж. С внутренней стороны плаща-пальто был пришит толстый кусок ваты, что превращало человека в горбуна. Вершиной своего мастерства Классик посчитал парик, седые лохмы которого закрывали лоб, уши и шею, и пенсне со шнурком.
        - Можете идти, господин полковник, и если вас хоть один человек узнает, я, Куприн Николай Иванович, по кличке Классик, больше никогда не выйду на арену цирка.
        Сыщик остановился около трюмо, повернулся и спросил:
        - А меня не упрячут в дурдом?
        - Если половину России упрячут, так и до вас доберутся, - Классик поманил Гурова, указал на подоконник, - потрите ладони.
        Сыщик взглянул на пыльный, с обрывками паутины подоконник, понимая, что артист прав, протер руками, сцепил и расцепил пальцы, затем, как бы умываясь, потер лицо.
        - Последний штрих! - сказал Классик. - Ходите - в половину вашего обычного шага. Вам будет очень неудобно, и вы поневоле начнете шаркать. Да! И руки обязательно в карманах, это и в характере персонажа, и для внимательного человека никакая грязь силу ваших ладоней не прикроет.
        Новая одежда имела совершенно необъятные внутренние карманы, в коих некогда прятались живые курицы и полированные рояли. Сейчас сыщик опустил туда два пистолета, подаренную Ольгой зажигалку и кое-какую электронику из кейса, что привез Юдин. Шагнул было к двери, остановился.
        - А если у вас проведут обыск и найдут мою одежду?
        - Не найдут, - Классик лукаво улыбнулся и указал на манекен, одетый в светлый парадный костюм артиста. - Я сейчас его переодену, в жизни не найдут.
        - Если хочешь спрятать вещь, положи ее на самом видном месте. Великий Эдгар По, мы это тоже проходили. Не найдут, - согласился Гуров. - Спасибо!
        - С Богом, - ответил артист.
        Гуров вышел на улицу и, следуя совету Классика, сильно укорачивая шаг, двинулся к центральной площади. За долгие годы работы в розыске сыщик ни разу не гримировался и чувствовал себя неловко, - наверное, так ощущает себя студент театрального училища, впервые вышедший на сцену. Положение облегчало отсутствие публики, сыщик привычно расслабился, представил, что крайне устал, у него болят ноги и поясница и очень хочется выпить, кстати, последнее соответствовало действительности. Сейчас, сидя на лавочке, сыщик так вошел в образ, что чуть не начал дремать. Стекла пенсне были простые, но Гуров приспустил пенсне на кончик носа и взирал на мир поверх мутного стекла. Очень много интересного видел сыщик.
        Свой опорный пункт оперативники устроили в желтой, блестевшей, как облупленное яйцо, коммерческой палатке. Один человек там сидел безвылазно, трое ходили по периметру площади, заскакивали в палатку погреться, передохнуть, принять вовнутрь. Ясно, они то же ждут прибытия московского рейса. Полагаю, раз самолет задержался, начальство устанет, сначала обустроится, а тут и московский сыщик должен появиться. Резон в таких рассуждениях, конечно, присутствует: ведь люди все еще ходят по земле, перемещаться в пространстве пока не научились. Фланеры быстро подустали, маскировались уже небрежно, пустые сумки и чемоданы, которые должны были придавать наблюдателям вид людей, спешащих по делам, стали обременительны, и неумехи начали своей бутафорией чуть не размахивать. Вскоре торопливая походка перешла в прогулочный шаг, а затем фланеры встали свечками: один подпер водосточную трубу, другой присел на ступеньки высокого крыльца. Интересно смотрится человек в приличном плаще и шляпе, который подстелил газетку, уселся на мокрый камень и поставил солидный чемодан у ног. Вот уж веселятся пенсионеры, который с утра
до вечера сидят у окон и не только каждого прохожего, любую бродячую собаку в лицо знают. От таких мыслей сыщик поежился. Сколько же глаз рассматривают седого горбатого старика в сползающем на кончик носа пенсне? Но старик долго привлекать внимания не должен, подумаешь, появился чудак, опустившийся интеллигент. Но сыщик также знал, что многие пенсионеры-наблюдатели прекрасные психологи: особо хитрый может принять незнакомого старика за переодетого опера. Особо пуганая ворона куста боится, одернул себя сыщик.
        Так, с наблюдением разобрались. А где боевики? Кто исполнять собирается? И тут справа, в плечо и щеку будто сквозняком потянуло, знакомые мурашки дернулись по коже, предупреждая об опасности. Сыщик не повернулся, руку лишь в карман опустил еще ниже, подхватил лежавший у колена пистолет. Гуров скосил глаза на соседнюю лавочку, где молодые крепкие парни бросили костяшки, разливали водку. Тот самый случай, когда говорят, что на всякого мудреца довольно простоты. Сыщик вспомнил, что засек «доминошников» мгновенно, однако отложил знакомство на потом, торопился сесть, затем увлекся наблюдением за топтунами, палаткой, собственными мыслями и забыл. Просто «гениальный» сыщик, как это у него под лопаткой еще не торчит заточка. Сурков писал: «А до смерти четыре шага», тут чуть больше, шагов шесть, наверное. Как и ожидалось; «коллеги» взяли в долю уголовников. Они ждут условного сигнала. Но если машина остановится у гостиницы, и человек быстро поднимется к дверям, этим ребятам не успеть. Значит, в вестибюле у них кто-то есть и наверняка не один.
        - Главный вертухай прибыл, - сказал один из парней, вытирая губы ладонью.
        - Мороз-воевода дозором обходит владенья свои, - отозвался второй, видно, был любителем русской словесности.
        У палатки остановилось такси, из машины выскочил знакомый сыщику опер, скрылся за дверью. Видно, из аэропорта прибыл, значит, сейчас и «вольво» появится.
        - И на хер мы влезли в это дело? Мусора дерутся, пусть глотки друг другу перережут. Я думаю…
        - Ты! Падла задумчивая! - перебил говорившего уверенный голос. - Ты знаешь, сколько за дохлого мента нам отстегнуть обещают?
        - Обещанного три года ждут, да и нищие очень наши начальнички. Нюрка, жена участкового, к моей бабе пришла, стольник на хлеб занять. Смехота!
        Сыщик продолжал сидеть боком к разговаривающим рядом бандитам, напряженно вспоминая, где и когда он слышал этот уверенный, с чуть заметным присвистом, голос. Гурову казалось, что он видит тонкие, в постоянной улыбке губы, черную дырку на месте правого переднего зуба, но не рисковал повернуться и взглянуть: встретишься взглядом и конец, никакой маскарад не спасет, потому как суть каждого человека в его зрачках.
        - Нищие, согласен, хотя не все, есть и с монетой, - говоривший выпил и смачно сплюнул. - Тот, который вместо убитого Фрищенко, капитан Стаднюк, мужик крутой, головастый и при солидных деньгах.
        Двое выпивали, закусывали и помалкивали, а двое продолжали беседовать. Который со знакомым свистом, лет сорока, определил сыщик, а второй - лет двадцати с небольшим. Старший в авторитете и с самомнением, младший в шестерках, в компании недавно, самоутверждается. И как бы подтверждая предположения сыщика, молодой сказал:
        - Клык, ты все знаешь, скажи, кто Фрищенку порезал?
        И прежде чем прозвучал ответ, сыщик вспомнил. Лялин Трофим Федорович, пятьдесят второго года рождения, родился в Ростове, кличка Клык, Могила, Свистун, в девяностом был задержан за разбой, получил семь лет особого режима. В прошлом году прошла ориентировка, что Лялин бежал, группу настигли, перестреляли…
        - Кто да кто? Дело не наше. Тут какие-то московские разборки. Потому и Гуров прибыл. Лев Иванович. Довелось как-то беседовать, век не забуду.
        - Бил сильно?
        - Кто же в МУРе не бьет? Там порядок, комната без окон, изоляция, чтобы крик не услышали, наденут браслеты и вдвоем-втроем лупят, пока не устанут, - просвещал Клык молодого содельника.
        Гуров слушал без интереса и эмоций, следил за палаткой, в которую вошел приехавший опер, отметил, что наблюдатели по прибытии начальства оживились, изображали старание. Сыщик чувствовал, произошло что-то непредвиденное. Почему нет «вольво»? Скоростная машина не могла так отстать от «Волги», даже если последняя выехала из аэропорта значительно раньше. Ни у знакомого Юдина, ни у Орлова с его сопровождающими вещей нет, багаж ждать не надо. Наконец опер вышел из палатки, неторопливо, вразвалочку направился к лавочкам, сыщик подвинул пенсне, закрыл глаза, невольно напрягся. Капитан прошел в метре от полковника, который не отвернулся, но и не поднял головы и не мог видеть, обратил на него опер внимание или нет.
        - Распивать в общественных местах запрещено, - сказал капитан и, чтобы парни поняли шутку, громко расхохотался.
        - Налить? - спросил Клык.
        - Плесни чуток, замаялся. Где же эта сука укрылась?
        К гостинице подкатил «вольво», вышел незнакомый сыщику мужчина, вылез из-за руля Юдин, запер машину. Значит, Орлов не прилетел. Этого не может быть, однако факт. Сыщику очень хотелось курить, но вынимать дорогие сигареты, тем более зажигалку было нельзя, да и вообще каким-либо движением привлекать к себе внимание крайне опасно. Не прилетел, значит, какое-то ЧП, видно, у местного генерала рука такая длинная, что дотянулась до Москвы, нажала кнопку, и Орлова перехватили.
        Капитан проглотил полстакана водки, взял корочку хлеба, бросил в рот. Уголовники смотрели на него с одобрением, как на своего. Клык спросил:
        - И долго нам тут?
        - Не знаю, Трофим, я ни хера не знаю, побудьте часок и мотайте, а начнет темнеть, возвращайтесь.
        Сыщик отметил, что капитан назвал уголовника не по кличке, а по имени. Хороший опер, безусловно хороший, а человек гнилой, так тоже случается.
        - Я не на службе, капитан, бабки в вашей конторе не получаю, - в голосе Клыка уверенности не было, чувствовалось, что он лишь старается не уронить себя в глазах подчиненных.
        И капитан понял, потому не огрызнулся, сказал миролюбиво:
        - Ты бы не светился, Трофим, присел на скамеечку. Среди своих ты - в законе, а среди моих - в розыске. Какой-нибудь ретивый опознает, стрелять начнет, нам шум ни к чему, да мент случайно и попасть может.
        - За заботу поклон, капитан, - Клык хотел ответить ехидно, а получилось достаточно искренне. - Если знать, что полкаш заявится, так и сутки, и поболе ждать согласен, но я нутром чую, мы тут пустышку тянем.
        - Всякое бывает, - капитан усмехнулся. - Как говорится, знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Да, что за гриб у вас под боком устроился?
        Сыщик снял пистолет с предохранителя. «Первым капитана, затем Клыка, пока молодые трехнутся, можно до гостиницы добежать. По городу не уйти, - решил он. - Закрыться в номере Юдина. Стрельба в центре города: вызовут прокуратуру, если не открою, прибудет ОМОН, возьмут, арестуют, в номере повесят, объяснят, мол, двинулся ваш полковник. А уж какие потом прибудут комиссии! Что Петр раскопает и докажет, и думать неинтересно».
        Ноги у сыщика ослабли, во рту пересохло, он знал, стоит лишь начать действовать, все встанет на свои места, начнут работать рефлексы.
        - Местный, я узнавал, - соврал Клык. - Дремлет, наверное, с голодухи доходит. Я решил его не гнать.
        - Умный, потому и на свободе, - сказал капитан. - Ты с этим делом, - он щелкнул по стакану, - осторожнее.
        - Не сомневайся, капитан, - Клык был явно собой доволен, хотя ребята и знали, что он старика не проверял, но лапшу навесил ловко - старшой, он и есть старшой.
        Капитан зашагал к гостинице, Клык подмигнул парням, которые довольно улыбались, а самый младший и разговорчивый даже светился от восторга. Сыщик понимал, что Клык сейчас подойдет, заговорит, возможно, ударит. Если так, завалюсь на бок, левой прикрою голову, начну бессвязно причитать. Сыщик ошибся. Уголовник подошел, сел рядом, сказал миролюбиво:
        - Здорово, отец. Как жизнь, на хлеб хватает?
        Гуров попался на простейший трюк, следовало откинуться на спинку скамейки, тогда бы уголовник промахнулся, но сыщик поверил, что последует разговор, не двинулся, Клык быстро провел ладонью по лицу «старика», скинул очки, твердо взял за подбородок, посмотрел в глаза. И наступил момент истины. Теперь сыщик опередил уголовника, уперся пистолетом в бок и зашептал:
        - Убью сразу! Сиди! - и продолжал громко и прерывисто: - Я старый человек! Не надо, прошу!
        Уголовники находились за спиной Клыка, видеть пистолет и лицо сгорбленного «старика» не могли, да и не приглядывались, открывали вторую бутылку, готовили закуску, занимались делом.
        - Ты убийца и в розыске, убью мгновенно, - шептал сыщик и громко продолжал: - Такой здоровый и на старика! - Гуров поднял голову, уперся равнодушным взглядом в мечущиеся глаза уголовника. - Ты меня знаешь, Клык? Один жест, слово - подавишься собственным языком. Твоих щенков я перестреляю мигом. А уж как я отсюда уйду, тебе будет совсем не интересно.
        - Брось рыдать, отец, я пошутил, - громко сказал Клык, хотел отклониться, но сыщик левой рукой обнял его за плечи, прижал к себе.
        - Прикажи уйти, скажи, что догонишь! Ну? - Гуров вдавил ствол пистолета под ребро уголовника.
        - Братва, закрывай обед, топайте, - начал неуверенно Клык, затем голос его окреп. - Отец тут интересные вещи толкует, послушаю и догоню.
        - Тебе налили, старшой! - радостно сообщил молодой и разговорчивый.
        Пистолет так давил, что Клык еле сдерживал стон, рука сыщика сковывала плечи. Стрелять он без крайности не будет, решил уголовник, отведет меня за угол, выдаст рукояткой по лбу и уйдет, надо вытерпеть.
        - Слушай, сука! Тебе сказано! - сорвался Клык. - Чтобы через секунду духу вашего не было.
        - Не пыли, Клык, - сказал уголовник, до этого не произнесший ни слова. - Видать, ты старика вербуешь, но, окромя песка, из него ничего, не посыпется.
        Когда уголовники собрали манатки и ушли, сыщик разомкнул объятия, отобрал у Клыка нож и пистолет, нацепил пенсне и спросил:
        - Значит, я тебя на допросах бил, и ты со мной посчитаешься? Кажется, момент самый подходящий!
        Клык оправился, перевел дух и ответил:
        - Сейчас банкуешь ты, будет и мой черед. Ты человек совестливый, значит, слабый, ножом зарезать не можешь, а стрелять тебе не с руки. Да в безоружного ты и стрельнуть-то не способен, одно слово - интеллигент. Куда пойдем? - Он ощерился, дыхнул перегаром.
        - Ты прав, но у меня есть и другие недостатки, - сыщик так же, как недавно Клык, взял соседа за подбородок, поднял ему голову, посмотрел в глаза. - Полагаю, о моих недостатках слышал?
        - Ну, - Клык хотел отстраниться, но сыщик буравил пистолетом бок, взгляда не опускал. - Чего надо? Слышал. Кто тебя, волкодава, не знает! Но и на тебя пуля найдется.
        Клык не был трусом, умирать не хотел, но огрызнулся, сыщик хотел сломать волю уголовника.
        - Пуля дура, отыщется и моя, - согласился Гуров. - Но сейчас она где-то заблудилась, а твоя, парень, здесь, - и надавил пистолетом сильнее. - Чувствуешь? Отвечай!
        - Больно же, сука!
        - Будет значительно больнее, пуля в животе - очень больно! Ты это знаешь? Отвечай!
        Человек с детства знает, что он умрет обязательно, иногда думает о смерти, а через секунду забывает. Когда человек о своей смерти говорит вслух, и не болтает, а говорит серьезно, то реальнее представляет неизбежность смерти. Сыщик требовал ответа, пытаясь раздавить волю уголовника, подчинить, сделать его полностью управляемым.
        - Знаю, что больно, не дурак, - прохрипел с присвистом Клык.
        - Вставай, - Гуров вновь обхватил Клыка за плечи. - Я старый больной человек, ты помогаешь мне, идем не торопясь, пуля уже прилипла к твоему животу. Ты знаешь, что твоя смерть на кончике твоего языка.

* * *
        Юдин вернулся из аэропорта, поселил своего знакомого в гостинице, заплатил за него, дал несколько тысяч на карманные расходы; велел из номера не выходить и прошел в свой люкс. «Вот я и стал оперативником, - думал Юдин, развалившись в кресле, - полковник заставил меня работать. К нему никто не прилетел, значит у Гурова произошла осечка, и его могут здесь убить. А сегодня от Гурова до Юдина - только руку протяни. Я порвал с Корпорацией, респектабельный и небедный человек, так чего мне нужно, куда я лезу? Не обманывайся, Борис Андреевич, ты не лезешь, уже увяз по горло. Собрать вещички, сесть в машину и умчаться к чертовой матери. Но я пригласил сюда человека, раздавленного, нищего человека. Видимо, я сошел с ума, полковник околдовал, действует как наркотик, парализовал волю. Будь я проклят, если, выпутавшись из этой истории, хоть раз встречусь с проклятым сыщиком. Он ненормальный, псих, гладиатор, ну так я же вполне здравомыслящий человек».
        Борис Андреевич Юдин себя переоценил, так как войдя в номер, дверь не запер. Сейчас она неожиданно распахнулась. В гостиную влетел незнакомый мужчина, не удержался на ногах, упал. Следом вошел высокий горбатый старик, запер дверь, взглянул на хозяина поверх пенсне.
        - Что вам нужно? - тихо, севшим голосом спросил Юдин. - Вы ошиблись номером. Я сейчас…
        - Налей выпить, - перебил Гуров, стянул парик, скинул горбатый балахон, который тяжело шмякнулся на палас. - Извини, Борис, - он указал пистолетом на лежавшего неподвижно человека, - что я вваливался к тебе один, теперь гостя приволок.
        Юдин понимал, что от него ничего не зависит, опустился в кресло, стараясь говорить как можно спокойнее, произнес:
        - Пустяки, даже приятно, располагайтесь, как дома. Но если вы, господин полковник, желаете выпить, обслужите себя сами.
        - Я бы рад, руки заняты, - сыщик, глядя на свой пистолет, с отвращением кивнул на лежавшего неподвижно Клыка. - Он здоровехонек, просто задумался о бренности всего земного. Борис Андреевич, не откажи в любезности, возьми нож, срежь с портьеры шнур, хорошенько намочи его водой и дай сюда.
        Юдин не двинулся с места, смотрел с ненавистью.
        - Ты абсолютно прав, но, пока мы господина убийцу не обесточим, ты не сможешь мне высказать свои чувства.
        - Да гореть мне в вечном огне, если когда-нибудь… - бормотал Юдин, поднимаясь из кресла и выполняя указание сыщика.
        Мокрым шнуром Гуров связал Клыку руки за спиной, согнул ногу, притянул к связанным кистям, облегченно вздохнул.
        - Если вздумаешь кричать, ударю железом по голове и воткну кляп, - сыщик ухватил Клыка за шиворот, отволок в ванную, вернулся, молча налил себе коньяку, выпил залпом, прикурил, сел напротив Юдина. - Так на чем мы остановились? То, что ты обо мне думаешь, можешь пропустить. Знакомого ты привез, а генерала не встретил, тоже известно. Вот свежий вопрос: что делать? Понимаешь, Борис Андреевич, наша беда в том, что мы следуем за событиями, а не направляем их, пока удачно работаем в контратаке. Но удаче доверять нельзя, она дама капризная, может и отвернуться. И потому, что? Правильно! Пора перехватить инициативу!
        Юдин знал, что глаза у сыщика голубые, сейчас же то ли свет так падал, то ли по иной причине, но на коммерсанта смотрели глаза темные, мрачные, своим выражением абсолютно не соответствующие легкому, даже ироничному тону. Почему-то вспомнилась песня Высоцкого о человеке, которому осталось пройти четыре четверти пути. Но Юдин не поддался сентиментальному порыву и ответил:
        - Вы абсолютно правы, господин полковник, инициатива - составляющая победы, но я сегодня отбываю в Москву.
        Юдин ожидал, что сыщик начнет отговаривать, предпримет другой маневр, но попытается задержать, и в который раз не угадал.
        - Я тебя понимаю, ты, безусловно, прав, - ответил спокойно Гуров. - В каком номере твой гость и как его зовут?
        - В триста восьмом, он сам представится, - ответил Юдин.
        - Конспирация? - Гуров улыбнулся. - Существует масса способов установить его личность…
        - Ну и пользуйся ими! - перебил раздраженно Юдин. - А от меня ты больше ничего не узнаешь.
        - Интересно, недавно мы были почти друзья, - Гуров закурил новую сигарету, взглянул на огонек, решительно продолжал - Ты пожалеешь, что смалодушничал, это не угроза, а, как говорится, реплика в зал. За помощь я тебе искренне благодарен, считай, что мы в расчете, последние мои просьбы тебе будет выполнить легко и совершенно безопасно. Я на полчасика загляну в триста восьмой, побеседую. А ты, пожалуйста, спустись к администратору, оплати номер за двое суток вперед, скажи, что будешь работать и просишь не беспокоить. После этого мы пожмем друг другу руки, я пойду своей тропой, а ты заберешь своего приятеля, сядешь в шикарный лимузин и с чистой совестью - на свободу.
        - Договорились, - Юдин поднялся. - Ты умный и хитрый, но я тоже не мальчик, меня на «слабо» не поймаешь. Я действительно сяду за руль шикарного лимузина и с абсолютно чистой совестью отправлюсь отсюда на свободу. А что с этим? - он указал на дверь ванной.
        - А что? - Гуров уже отсутствовал, словно мгновенно переместился в пространстве, о хозяине номера забыл, разговаривал сам с собой. - С этим я разберусь.
        Сыщик поднял подаренную Классиком хламиду, оружие тяжело оттягивало полы, сунул в карман парик и пенсне, свернул, сунул под мышку и быстро вышел. Он не стал пользоваться лифтом, спустился на второй этаж, ключ от своего номера сыщик предусмотрительно не сдавал. Он проверил простенькие метки, которые оставил перед уходом, выяснил, что в номер заходили, но в чемодан не лазили, кейс не трогали, значит, была лишь уборщица. Гуров быстро умылся, переоделся, бутафорскую одежду, которая блестяще послужила, но больше не годилась, забросил под кровать.
        Исчезновение Клыка, конечно, вызвало переполох как среди оперативников, так и в команде Крещеного. След седого горбуна обнаружить еще не успели, но нащупают в течение ближайшего часа, а может, и раньше. В одиночку из гостиницы, как ее ни окружай, сыщик ушел бы без проблем, но надо увести с собой Клыка, живого свидетеля, который, если такое время наступит, сработает против местной коррупции не хуже оставленных у благословенной Аннушки вещдоков. Как уйти из гостиницы вместе с уголовником, сыщик пока не знал, но придерживался правила решать вопросы последовательно, не перескакивая, ведь невозможно преодолеть барьер, если не взял предыдущий. Гуров подхватил чемодан, кейс, оглядел номер, в который больше никогда не вернется, вышел в коридор. У двери номера Сосниных сыщик приостановился. Все перепуталось, и сыщик не мог разобраться в своих чувствах. Ольга притягивала Льва Гурова как женщина? Безусловно. Женщина, живущая в соседнем номере, интересует сыщика? Тоже безусловно. Но сейчас Ольга Дмитриевна на вторых ролях, есть дела поважнее, требующие быстрого разрешения. Гуров обозвал себя «сопляком» и
иными более крутыми словами, повернул в боковой проход, взбежал на третий этаж. Сыщик находился в цейтноте, предстоял еще очень серьезный разговор с человеком, которого привез Юдин из аэропорта.

* * *
        - Вы что? - кричать генерал уже не мог, голос сел, Илья Николаевич махнул рукой на сидевшего за приставным столиком капитана Стаднюка и просипел: - Вели чаю принести.
        Пока готовили чай, генерал подошел к книжной полке, заставленной несчетными томами основоположников и «учителей», повернул полку: «учителя» уплыли в стену, а на их место выдвинулся бар. Генерал выпил, взял горсть миндаля и вернулся к столу.
        - Хорошо, согласен, я в вашей работе не разбираюсь, - тихо и спокойно говорил генерал, пил чай и старался смотреть на Стаднюка без ненависти, - так ты мне объясни. Каким это образом один человек успешно бьется против машины?
        - Машину я уже не застал, так, лишь отдельные шестеренки, - ответил Стаднюк. - Партия рассыпалась, что говорить о нас, грешных.
        Бывшему секретарю захотелось закричать…
        - Мне рассказывали, была некогда машина. Чего говорить, Илья Николаевич? - Стаднюк видел, что начальник держится на пределе, и решил ему потрафить. - Вы самую трудную задачу решили здорово и отсекли Гурова от Москвы. Мы его изловим, дайте срок.
        - Уже слышал, - лесть смягчила генерала, даже голос вернулся. - Но пока он выкрал вашего уголовника. Не понимаю, как можно здорового мужика утащить из-под носа стаи ищеек? Не кошелек, даже не курица! Не понимаю! Вы хотя бы осознаете, чем это вам грозит? Связь с преступниками, коррупция, тут уж Москва вцепится мертвой хваткой.
        - Генерал, ты абсолютно верно признал, что наших дел не понимаешь. Генералу и не надо вникать, не его уровень, - Стаднюк взглянул на часы, ему следовало разыскивать Гурова и Клыка, а он только зря время теряет. - Даже если полковник совершит невозможное - уйдет от нас, доставит Лялина, так фамилия похищенного, в прокуратуру, ни за какие посулы смягчения приговора Клык рта не раскроет. Клык - битый уголовник, знает, если он начнет говорить, его убьют в камере, не достанут в камере - зарежут, повесят, либо утопят в сортире в зоне. Илья Николаевич, покончим с этим вопросом, он вас не касается, я пришел по другому делу.
        - Сейчас нет другого дела! - голос генерала вновь набрал силу. - Я хочу видеть Гурова. Живого или мертвого, лучше мертвого!
        - Верно! Но прежде необходимо решить другой вопрос.
        - Какой?
        - Авторитеты, - Стаднюк запнулся. - Скажем иначе, некоторые очень влиятельные лица в городе хотят открыть завод по производству вина.
        - Я не законник, но, кажется, сейчас разрешено, какие проблемы?
        - В России многое разрешили, да только нельзя, - усмехнулся Стаднюк. - Так вот, люди хотят быть уверены, что можно. И, выражаясь по-научному, люди хотят получить гарантию, что им будет предоставлен режим наибольшего благоприятствования.
        - Это решают мэр и горсовет.
        - Горсовет разговаривает и ничего не решает, а с мэром у людей отношения не сложились. Начальник УВД обладает реальной властью, люди хотят получить его гарантии.
        - Ну, допустим, - генералу польстило, что кто-то считает его столь могущественным. - А что твои люди предлагают взамен?
        - Все. Тело Гурова - пустяк, аванс, в дальнейшем вы получите поддержку, какую вам не сможет оказать никто. В области и городе люди контролируют все, а разные министры, спикеры и президенты слишком далеко.
        Генерал задумался. Ясно, предлагают вступить в мафию, в принципе, ничего нового. В главную мафию он вступал еще будучи лейтенантом. И неплохо жил, надо сказать. В одиночку человек ничего добиться не может, в бесчисленные партии, которые вырастали быстрее грибов, генерал не верил. Он принял решение и ответил:
        - Передайте, я согласен. Надеюсь, заявление и рекомендаций не требуется?
        - И билет не выдадут, и взносы будешь не платить, а получать. Однако, - Стаднюк задумался, подбирал слова помягче. Хотя ясно, генерал сломался, но мужик он своенравный, к власти привык, и сейчас я у него в кабинете. - Я вас соединю, товарищ генерал. Вы представитесь и скажете лишь одно слово «согласен».
        - Я столько слов в своей жизни говорил! - рассмеялся генерал. - Одним больше! Сегодня сказал, завтра забыл, слово к делу не подошьешь.
        - Да и не требуется, у людей память отличная, потому, генерал, прежде, чем говорить, поразмысли, - Стаднюк обращался к начальству то почтительно, то фамильярно, в зависимости от ситуации. - Люди личное дело не заводят, билет не дают, все на слове держится. И нарушителю выговор не объявят, отнимут не билет, а жизнь.
        - Не заговаривайся!
        Стаднюк смотрел в окно, главное сказал, можно и потерпеть, не гордые. Предупреждая начальника, Стаднюк беспокоился не о генеральской жизни, о своей. Если золотопогонник с ума сбрендит и начнет с авторитетами крутить привычную для партайгеноссе волынку, его пришьют. А позже вспомнят, кто неверного присоветовал. Нет уж, пусть, родненький, все знает наперед и поостережется.
        Генерал кричал, капитан не слушал. Когда начальник выдохся, подчиненный спросил:
        - Будем звонить, товарищ генерал, или как?
        - Так что же, вы мне прикажете с Крещеным разговаривать?
        И как такой идиот в секретари выбился, подумал Стаднюк, областью командовал, потому мы без порток и ходим.
        - Крещеный уголовник, авторитет, конечно, но лишь уголовник, - спокойно ответил капитан. - Я вас сейчас соединю с человеком, который, если пожелает, то Крещеного зарежут в одночасье.
        Глава одиннадцатая
        На финишной прямой
        Некоронованный хозяин города Лев Ильич Бунич выслушал генерала, ответил коротко:
        - Я вас понял, - и, морщась, словно проглотил горькое лекарство, положил трубку.
        Лев Ильич, спокойный, медлительный, лет пятидесяти, в строгом английском костюме, белой рубашке, безукоризненно повязанном клубном галстуке, пребывал в скверном настроении. Он мечтал быть честным бизнесменом и был им, не желал иметь дел с криминалом, но жизнь заставляла. Свою широкомасштабную деятельность Бунич осуществлял под вывеской скромного СП, не имел даже отдельного офиса, осуществлял руководство из собственной квартиры, обходился лишь одним секретарем да двумя охранниками. Правда, секретарь свободно владел тремя языками: английским, немецким, французским, мог объясниться на испанском и португальском, стенографировал и печатал на машинке абсолютно профессионально. Телохранителей Бунич пригласил из Москвы, где имел квартиру, но не переезжал окончательно, предпочитая быть первым «в деревне», чем вторым «в городе». Телохранители, братья-близнецы, высококлассные профессионалы рукопашного боя, стрелки, водители, не пили, не курили, но любили деньги так самозабвенно, что полностью уравновешивали свои неземные достоинства. Последнее качество близнецов очень устраивало Бунича, придавало
уверенность, так как он платил братьям в валюте и столько, что об измене не могло быть и речи.
        Бунич тяжело вздохнул, вызвал секретаря, кивнул на кресло и после длинной паузы огорченно сказал:
        - Ну, генерал, естественно, согласился.
        Секретарь знал, что поздравлять не следует, лишь кивнул и обронил:
        - Известный мерзавец.
        - А мы с тобой в белом, - Бунич снова тяжело вздохнул. - Может, уехать отсюда? Только не говори ничего про Москву и Питер! Как мне надоела уголовщина. Боже мой! Хочу в тихую цивилизованную страну.
        Далее следовал монолог, который секретарь слышал несчетное количество раз. Молчание и терпение, наряду со стенографией, переводами и машинкой, входили в прямые обязанности секретаря. За нарушение Бунич удерживал из зарплаты, которую по западному образцу выплачивал каждую пятницу. Порой секретарь не выдерживал и объявлял:
        - Извините, шеф, но я выскажусь на несколько баксов.
        На что Бунич неизменно отвечал:
        - Говори, у богатых свои привычки, - закрыв глаза, выслушивал возражения или совет, после чего выносил приговор: - Ты наговорил на столько-то долларов.
        Надо отдать Буничу должное, случалось, он лишь коротко кивал: мол, учту, дважды сказал:
        - Ты порой думаешь, что с меня причитается.
        Сегодня секретарь молча выслушал стенания, жалобы и проклятия.
        - Где Гуров? - неожиданно спросил Бунич.
        - Засел в «Центральной», - ответил секретарь.
        - И на что он рассчитывает?
        Вопрос был риторический, следовало промолчать, но секретарь ответил:
        - Что вы не станете лезть в уголовщину.
        - С тебя… - Бунич в который раз вздохнул. - Позови мальчиков.
        Когда братья вошли, Бунич оглядел их сильные, ловкие фигуры, как собачник-профессионал оглядывает своих дорогих четвероногих любимцев, и сказал:
        - Надо одного человека изъять из «Центральной», доставить ко мне.
        И тут произошел беспрецедентный случай: один из братьев, кто из них кто, не знал ни Бунич, ни секретарь, возразил:
        - Этого человека лучше убить, шеф.
        Бунич ошарашенно взглянул на секретаря, затем откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
        - С ним справится любой из нас, а уж вдвоем мы спеленаем его, как ребенка, но к нему трудно подойти.
        Бунич глаз не открыл, сидел неподвижно, застыл секретарь, молча стояли братья, они походили на оловянных солдатиков.
        Немного стоят его деньги и власть. Буничу было себя жалко. Он никогда не видел Гурова, но в прошлом году очень серьезный человек сказал ему, что есть такой Гуров Лев Иванович, если ваши пути пересекутся, ты тихо перейди на другую сторону: сам Роговой об этого парня расшибся, учти. Бунич ненавидел Рогового и не попался на его фокус с предложением купить по дешевке валюту. Никто из авторитетов не знал, что за многомиллионной аферой стоит именно Роговой, Бунич это знал, точнее подозревал, потому что в таком деле точно нельзя знать, можно лишь чувствовать. Он запомнил имя Гурова, тем более, что сыщик был тезкой, ему даже хотелось встретиться с легендарным сыщиком, поговорить за жизнь. Когда Буничу донесли, что полковник Гуров в городе, подумалось, как бы организовать обед, посидеть за одним столом, заглянуть в глаза, понять почему талантливый человек посвятил жизнь такой грязной работе. Но события понеслись вскачь. Бунич со стороны наблюдал, размышлял, он ничего не знал ни о «медведях», ни о наркотиках, не понимал, с какой целью в тихий провинциальный город ввалился старший опер по особо важным делам.
Когда зарезали в цирке мальчишку, Бунич лишь пожал плечами, но после убийства начальника уголовного розыска призадумался, а узнав, что незваный гость схлестнулся с местной властью и началась борьба на уничтожение, решил, что такой шанс упускать нельзя, на чужом костре можно сварить для себя отличный обед. Бунич давно понимал, что генерал УВД - человек гнилой, не хотел с ним связываться: кто продает, тот обязательно предаст, но увидев, что генерала можно взять голыми руками, не удержался и сделал ему предложение.
        - Вы еще здесь? - Бунич открыл глаза, взглянул на братьев удивленно.
        Охранники молча вышли, Бунич повернулся к секретарю и сказал:
        - Через сорок минут мы уезжаем.

* * *
        Гуров провел в номере гостя, прибывшего по звонку Юдина, около получаса. Человек был вял, инертен, на вопросы отвечал неохотно, и сыщик удивлялся, зачем вообще этот человек прилетел. И все-таки Гурову удалось выяснить, что существует группа преступников, занимающихся вымогательством под угрозой применения изощренных пыток. Во главе группы стоит мужчина лет тридцати с небольшим, среднего роста и телосложения, одет в неприметный костюм, носит дымчатые очки, видимо, накладные усы, говорит тихо, интеллигентно.
        Имя свое гость назвать отказался, но установить его было несложно, и Гуров не настаивал, подозревал, что человек этот с неустойчивой психикой, полностью сломлен и, даже если преступников удастся задержать, свидетелем на следствии и в суде быть не способен. Как он рассказал, его взяли на улице, ударили по голове, посадили в машину и отвезли куда-то под Москву, время в пути он не помнит. В большой комнате его привязали к креслу, рядом горел камин, в огне которого лежали щипцы, перед креслом стоял телевизор. Мужчина, который разговаривал с пленником, находился почти все время за его спиной, лишь дважды подошел к камину подбросить угля. Преступник знал характер бизнеса пленника, размер оборачиваемого капитала и даже способы изъятия наличных денег. Условия были просты: отдать все и тогда его оставят в покое. Если он обманет, его захватят, может, через год, не будут же его охранять вечно, привезут сюда и тогда…
        В этом месте у гостя начала прыгать челюсть, он долго не мог справиться со стаканом воды, сыщик дал ему сигареты, отвлек посторонним разговором, позже выяснилось, что человеку показали видеозапись страшных пыток, которые совершались в этой комнате.
        - Качество записи было плохое, так ведь любители, - закончил гость. - Но что надо, я разглядел, никогда не забуду.
        Сыщик очень жалел сидевшего напротив человека и злился на его слабость и глупость. Смотрел он, конечно, отрывок из фильма ужасов, какую-нибудь пятую или шестую копию, что придавало съемкам достоверность, рядом камин с раскаленным железом, тихий голос за спиной - и вот результат.
        - А вы не обращались?
        - Я псих? - перебил гость. - Меня запустили бы в вашу машину, привлекли по какой-нибудь статье, был бы человек, статья найдется, а в лагере…
        - Извините, вы меня не поняли, - очень спокойно сказал Гуров. - Вам следует обратиться к врачу, привести себя в порядок. Я найду этих людей, не назову вашего имени, не буду вас допрашивать, помогу найти хорошего врача, вам подвинтят гаечки, снимут страх, будете жить, как человек. Большое спасибо, что приехали, посидите, успокойтесь. Борис Андреевич отвезет вас в Москву.
        - Ну, получил, что требовалось? - спросил воинственно Юдин, отпирая сыщику дверь своего «люкса», - наверняка добил несчастного, он и так-то чуть живой.
        - Вижу, уже собрался, - Гуров кивнул на чемодан, лежавший на кресле плащ. - Перейди в номер своего протеже, я останусь здесь.
        Сыщик заглянул в ванную. Клык отполз к стене, пристроился боком, водка испарилась, унесла злость и гонор.
        - Слушай, будь человеком, отвяжи ногу затекло, сил нет.
        Гуров сходил за ножом, перерезал веревку, притягивающую щиколотку преступника к связанным за спиной рукам, схватил за шиворот, рывком поставил на ноги, но Клык не удержался, отвалился на край ванной.
        - Охолонулся, герой? - сказал Гуров, подрезал шелковый шнур на руках, - разотри и давай спереди завяжем, - сыщик знал, что никакого сопротивления преступник сейчас оказать не способен, он еле шевелил скрюченными пальцами.
        - Интеллигент, - просипел Клык.
        - Другого ругательства не знаешь? - усмехнулся сыщик. - Боюсь, в штаны наложишь, будешь вонять, а у нас впереди дорога…
        Клык оправился, покорно протянул руки, устало сказал:
        - Какая дорога, полковник? Люди видели, как я в гостиницу вошел, доложат Стаднюку. А тот вмиг сообразит, какой горбатый старик со мной сюда притопал. Нам с тобой и на улицу выйти не дадут, в крайнем разе до ступенек. Две пули тебе, две мне, в мою лапу пушку пристроят. Картина! Рецидивист убивает героя-полковника, убийцу настигает возмездие! Местные менты еще награды получат…
        - Скажи, Трофим, ну где ты отыскал слова «настигает возмездие»? - сыщик связал Клыку руки, любовался работой.
        - Откуда? - опешил Клык. - Из ящика, наверное, а что?
        - Красивые слова, сиди тихо, - сыщик указал на унитаз. - Постараемся, чтобы возмездие настигло, кого следует.
        - Дурак! А еще важняк и полковник!
        - Тебя ударить? - Гуров уже открыл дверь, повернулся.
        - Лев Иванович, - позвал Юдин, - если гостиница окружена, то не только вас, но и нас не выпустят.
        - Штыком и гранатой пробились ребята… - ответил Гуров, - Меня давно интересовал вопрос, как можно, идя на Одессу, выбраться к Херсону?

* * *
        Братья-охранники были похожи, как две капли, две монеты, два призыва нашего правительства, в общем - одинаковые абсолютно. У них имелись имена, фамилии, как положено, но и хозяин, и окружающие называли их Левый и Правый. Они редко ходили поодиночке, были крайне молчаливы, даже между собой объяснялись лишь взглядами, жестами, изредка отдельными словами. Они приехали в город три года назад, однажды столкнулись с милицией и однажды с парнями Крещеного. Одного парня тихо похоронили, милиционер отлежался в госпитале, больше инцидентов не происходило.
        Братья ни с кем не общались, никого не трогали, жители на них не обращали внимания, двойняшки и двойняшки, а менты и уголовники обходили стороной. Получив приказ захватить Гурова, братья пришли на известную площадь, увидели уже описанную выше картину: так же дефилировали менты, а вот уголовников прибавилось, они не маскировались под доминошников и выпивох, а торчали одиночками и парами, похожие на облезлых псов, терпеливо караулили добычу. Братья шли неторопливо, не оглядывались, но, все замечая, обменялись улыбками и начали подниматься к центральным дверям, где их догнал капитан Стаднюк, негромко сказал:
        - Он в гостинице точно, в каком номере неизвестно.
        Братья ничего не ответили, на капитана даже не взглянули и оглядели холл, отметили двух мужчин, сидевших за канцелярским столом, еще одного у противоположной стены, изучавшего план эвакуации в случае пожара.
        - Эти люди вам не помешают, - сказал Стаднюк. - Что вы думаете делать? Думаю, что он заперся…
        Братья не слушали, повернулись, словно по команде, и вышли на улицу.
        Откуда-то издалека доносился шум, музыка, разноголосые крики, даже цокот копыт. Братья переглянулись, продолжали стоять неподвижно и вскоре увидели, как из боковой улицы, которая вела к цирку, на площадь начала выливаться яркая, пестрая река веселья и музыки.
        Возглавлял шествие оркестр, вокруг оркестра, сдерживая лошадей, гарцевали амазонки, над ними возвышались два клоуна на ходулях, изображая дирижеров, смешно, абсолютно не в такт размахивали длиннющими рукавами своих балахонов. Степенно выступали «Русские медведи», седая голова Миши и бурая Гоши были величественны, как и положено артистам мирового класса. Группа акробатов то собиралась в колонну, то рассыпалась, и артисты крутили сальто, бегали на руках. Классик в ярком гриме, но не в артистическом, а в обычном костюме, с галстуком-бабочкой жонглировал канотье и тростью, подмигивал бегущим рядом мальчишкам. Следом четверка коней с султанами везла огромную фуру, на которой висело, сидело, стояло на руках и даже плясало несметное число людей, начиная от детей артистов, которые не очень умело, но старательно демонстрировали свое искусство, и заканчивая директором Колесниковым, знаменитым Капитаном, который, восседая на высоких козлах, управлял лошадьми, приветствуя публику.
        Артисты и сопровождающий их народ в несколько минут запрудили площадь, закрыв своей массой как милиционеров, так и уголовников, превратив их из охотников в зрителей и участников то ли циркового представления, то ли митинга.
        Близнецы оценили тысячную толпу, переглянулись и отошли в сторону от дверей, а на верхнюю ступеньку легко взбежал Капитан, приковылял Сильвер, поднялись Классик, администратор Жуков с Матильдой, соскочили с ходулей клоуны в балахонах.
        - Друзья! Товарищи! Господа! Сограждане! - крикнул Капитан, поднимая руку и призывая к вниманию.
        Площадь колыхнулась и притихла.
        - Сейчас все бастуют! Мы, артисты, как и многие из вас, больше трех месяцев не получаем зарплату! У вас дети, у нас дети и звери! Они не черта не понимают ни в перестройке, ни в шоковой терапии, они хотят кушать!
        Толпа зашумела, одобрительно заворчала. Колесников вновь поднял руку.
        - Мы, артисты, понимаем, человека можно лишить последнего куска хлеба, но нельзя лишить зрелищ. Мы бастовать не будем. Здесь! - Капитан указал на дверь гостиницы. - Здесь остановился безвестный чиновник, и мы пришли, чтобы лишь спросить у него, на сколько дырок нам еще следует затянуть пояса? Мы пойдем и потолкуем, а желающие могут посмотреть небольшое представление. Классик, твой выход! Музыка, туш!
        Колесников, Сильвер, клоуны в балахонах, группа акробатов, еще несколько человек ушли в гостиницу. Оркестр грянул туш. Классик взмахнул тростью, крикнул:
        - Красота спасет мир!
        Толпа раздалась, и на площадку перед гостиницей вылетели амазонки.
        Мальчишки отпихивали капитана Стаднюка все дальше от центральных дверей. Он и не сопротивлялся, понял, что снова проиграл, пятился под напором любопытных, искал взглядом братьев-близнецов, лишь они сохраняли шансы перехватить Гурова и Клыка, милиционеры и уголовники в этой фантасмагории растворились и потеряли всякую инициативу. Но как Стаднюк ни поднимался на носки, как ни крутил головой, охранников Бунича видно не было.

* * *
        Гуров и Юдин стояли у окна, смотрели на запруженную людьми площадь, гарцующих амазонок.
        - Ну вот, Борис Андреевич, как и было обещано, вы можете уходить, уезжать и большое вам спасибо, - сказал Гуров.
        Юдин посмотрел на сыщика, на ликующую площадь, вновь на сыщика, не выдержал и спросил:
        - Что же, они все ваши должники?
        - Вы слышали, что сказал Классик? Красота спасет мир!
        - Ну, предположим, это не он сказал!
        - Да и неважно, кто сказал первым, важен жизненный принцип. А я всегда ставлю на белое.
        - Удачи, - Юдин руки не подал, кивнул и пошел к дверям, открыл, шагнул, остановился, бессвязно выругался и уже отчетливо сказал: - Звони, черт бы тебя побрал!
        Коммерсант вышел, а в номер ввалились артисты, ряженые скинули балахоны и маски, акробаты прикрыли двери. По той слаженности, с какой все действовали, можно было подумать, что номер многократно репетировали. Сыщик вывел из ванной Клыка, разрезал веревки, накинул на него балахон, нацепил маску, оделся сам, все вышли из номера, два молодых артиста пошли по коридору в одну сторону, акробаты - в другую.
        В вестибюле разразился скандал, директор цирка кричал на директора гостиницы:
        - Как это никто из Росцирка не приезжал? Ты мне, Витя, не заправляй, я тебя сызмальства знаю!
        - Леша, мы же друзья! Ты что? - директор гостиницы прижимал к груди руки, смотрел жалостливо.
        - Виктор Кузьмич, грех на душу берете, - говорил укоризненно администратор Жуков, поправляя свой безукоризненно повязанный галстук. - Нам ссориться ни к чему.
        - Александр Валентинович, как можно? - бормотал директор гостиницы.
        - Витька! - Сильвер взял его за лацкан пиджака, - я тебя не люблю!
        В вестибюль вышли ряженые и акробаты, присоединились к группе администраторов гостиницы и цирка, общей толпой вывалились на улицу.
        Внизу, у гранитных ступенек важно расхаживали Миша и Гоша.
        - Господин депутат, - ластился Рогожин к медведю, - я за вас голосовал.
        Медведь громко заурчал, положил могучую лапу на плечо артиста, кивал согласно.
        - Я всем говорю, что господин депутат - человек совестливый! - крикнул Рогожин. - И нашу землю нам вернет непременно.
        Медведь, стоя на задних лапах, опустив голову, неожиданно вздыбился, поднял передние лапы, оскалился, грозно зарычал, двинулся на дрессировщика. Рогожин при своем двухметровом росте оказался маленьким и беззащитным. Сначала публика разразилась хохотом, затем испуганно шарахнулась.
        Сыщик стоял рядом с Клыком, сквозь прорези маски внимательно наблюдал за окружающими. Милиция и уголовники могут не понять, кто мы, рассуждал сыщик, но убийца цирковой, он не обманется, может ударить, не сейчас, а когда двинемся к фуре, люди смешаются, и в толкотне заточка в опытной руке страшнее пистолета.
        - Очнись, депутат! - кричал Рогожин, успокаивая медведя. - Кто чей слуга, мы давно разобрались, - и вложил сквозь намордник кусок сахара. - Так ведь не отдашь землю, подохнем оба с голодухи, - артист похлопал медведя по мощным бокам. - Ну, ты жирку накопил, продержишься подольше…
        Через головы людей, стоявших у ступенек, сыщик увидел капитана Стаднюка, который оглядывался, явно кого-то разыскивая. Опер сейчас не опасен: во-первых, ему сюда не пробиться, во-вторых, и протолкается, а сделать ничего не сможет. Сыщик взглянул на богатырские фигуры стоявших за спиной гимнастов.
        - Люди, чего делать с депутатом? - вопрошал Рогожин.
        - Не корми его! - крикнули из толпы.
        - Верно! - Рогожин вытянул руку. - И я говорю: - Не корми! А ты кормишь. Так что делать? - артист повернулся к медведю, который сосал лапу. - Лапу сосать? Спасибо, но этому мы сызмальства и так обучены!
        «Медведи», провожаемые аплодисментами, тронулись в сторону фуры, сыщик вновь огляделся. Гимнасты. Капитан, Сильвер, Классик, администратор Жуков с неизменной Матильдой. А если один из этих ловких гимнастов и есть убийца? Сыщик толкнул стоявшего рядом Клыка, прошептал:
        - Когда пойдем, обними меня за плечи.
        - Ну ты мозга, полковник, ну ты мозга, - прохрипел в ответ Клык.
        Капитан поблагодарил почтеннейшую публику за внимание, заверил, что каждый вечер цирк зажигает огни, артисты пока стоят на ногах и ждут дорогих гостей. Амазонки тронули нетерпеливых скакунов, раздвинули толпу, цирковой кортеж развернулся в сторону дома, оркестр грянул марш.
        Клык обхватил Гурова за плечи, они прошли с десяток шагов рядом, но публика не расходилась, наоборот придвинулась, напирала, в одиночестве шествовали лишь Миша и Гоша.
        - Мальчики, в фуру! - скомандовал Колесников. Тут произошла заминка, преступник и сыщик разделились, чья-то мощная рука помогла Гурову вскочить в фуру, следом Сильвер, Жуков с Матильдой, Классик. Когда сыщик увидел, что гимнасты забросили в повозку Клыка, который путался в длинном балахоне, он вздохнул облегченно и снял маску. Рядом матюгались, тут же раздался смех, и фура, сопровождаемая криками, свистом и аплодисментами, скрипя и раскачиваясь, покатилась с площади.

* * *
        Рецидивист и убийца Трофим Федорович Лялин по кличке Клык лежал на войлочной подстилке, полосатый балахон и хохочущая маска валялись рядом. Под левой грудью Клыка темнело небольшое пятно, даже не верилось, что такая пустяковая рана может оказаться смертельной.
        Клык сидел в фуре между гимнастами, было тесно и темно, человек сидел нормально, на него не обращали внимания. Когда приехали и, толкаясь, с шутками и прибаутками начали выскакивать из крытой повозки, то Клык завалился на бок. Никто, кроме сыщика, и внимания не обратил, что один человек не вышел, так бы и увезли труп во внутренний двор. Гуров выждал несколько секунд, Клык не появлялся, сыщик решил, что преступник пытается выбраться из фуры другим путем, и, впрыгнув в повозку, бросился к телу, которое, конечно, было еще теплым.
        Сыщик метнулся обратно, схватил раскрасневшегося Капитана за руку.
        - Алексей Иванович!
        - Ну что еще? - директор рассмеялся, - ребята, цирк закончен, начинается повседневная работа! Всем по местам, кто вечером занят, готовятся, штабу собраться у меня! - и повернулся к Гурову. - Ну? С тебя вроде бы причитается?
        Директор и сыщик стояли в сарае, в котором хранилась различная цирковая утварь, смотрели на труп, каждый думал о своем, но оба решали один извечный вопрос «что делать?»
        - Как же это? - выдохнул через силу Капитан. - Значит, ты, полковник, прав, убийца из наших… моих ребят. Что теперь? Прокуратура, допросы, могут в камеру упрятать, а там продажные менты с палками…
        - Ты большой молодец, Алексей Иванович, - перебил Гуров. - Я тебя в грязную историю втянул, я и вытяну. В жизни не склонял человека к ложным показаниям, однако бывает ситуация… К черту, не желаю оправдываться! Я за все в ответе! Этот мужик - убийца, находился в розыске, но закон есть закон, и допрашивать будут. Думаю, что ситуацию я сумею переломить, но на всякий случай… Ваша версия одна, приехали к «Центральной», побалагурили и уехали. Ни полковника Гурова, ни рецидивиста Клыка в гостинице не видели. Я сейчас пойду с тобой в кабинет, скажем, что я сей минут и прибыл, у тебя работают не дураки, сообразят.
        - И убийца! - Капитан расправил плечи, дернул подбородком. - Собственными руками…
        - Алеша, не надо мелодрам, - перебил Гуров. - «Шестерку» от гостиницы сюда перегнали?
        - Во дворе у Аннушки стоит, - Капитан протянул ключи. - А этот? - он кивнул на труп.
        - Моя забота, - пусть полежит, в сарай запри. Когда прибывает московский вечерний рейс?
        - В девятнадцать, - Капитан взглянул на часы, - не скоро, только четырнадцать. Чего же они своего? - он снова взглянул на Клыка, прикрыл попоной.
        - Этот нож был для меня, обознались, балахоны и маски одинаковые, - сыщик отвернулся.
        Гуров не нашел в себе мужества признаться, что практически отвел удар убийцы, когда вынудил Клыка обнять его за плечи. Сыщик только рассудил, что убийца ищет момент для удара, но не в силах решить, кто под каким балахоном. Сыщик умышленно чуть сутулился, роста они с Клыком были примерно одинакового, а бесформенные балахоны и маски превращали их в абсолютных двойников. Убийца с них не сводит взгляда, разгадывает, когда они пойдут, суть проявится, сыщик преступника придержит. Гуров не был уверен, что убийца, используя толчею, нанесет удар, но не исключал такой возможности и подстраховался. И получается, что он, Лев Иванович Гуров, оберегая свою жизнь, подставил человека под нож. И можно найти массу оправданий, но факт остается фактом: сыщик не знал, как защититься, и подставил вместо себя другого человека.
        Колесников почувствовал замешательство Гурова, спросил:
        - Что-то не так?
        - Жизнь… Один жив, другой мертв, - ответил сыщик и пожал плечами. - Кто-то занимается философией, а я разыскиваю преступников.

* * *
        Когда Капитан и Гуров прошли в директорский кабинет, весь штаб был уже в сборе, и самовар вскипел, и торт раскрыт, только не разрезан.
        - Вот, ребята, знакомый вам полковник Гуров Лев Иванович, столкнулся у дверей, зазвал на чай.
        Кто-то хмыкнул, кашлянул, наступившую паузу прервал Гуров:
        - Здравствуйте, слышал, вы представление у гостиницы устроили?
        Откликнулся, конечно, Сильвер:
        - Здравствуйте, Лев Иванович, давно не виделись! Ну, ясное дело, идет человек мимо, почему не заглянуть на чашку чая.
        Классик чуть приоткрыл глаза, вытянул ноги, сказал:
        - Всегда рады, Лев Иванович.
        - Здравствуйте, - ответил администратор Жуков, потерся о руку жены и лукаво улыбнулся.
        Гимнаст и акробат переглянулись, пожали плечами и ничего не ответили.
        Капитан резал торт, довольно поглядывал на свою команду.
        - Я, конечно, от чая не откажусь, - сказал Гуров, усаживаясь на стул верхом, - но вообще-то зашел попрощаться. А что-то Рогожина я никогда на ваших чаепитиях не видел?
        - А он, известно, медведь, - сверкнул золотым зубом Сильвер. - К тому же мы - лапотная провинция, а они…
        - Сильвер! - сказал Капитан. - Сейчас останешься без торта.
        - Ясное дело, хромого Сильвера обидеть легко, тем более лично Капитану…
        - Саша, прошу, - администратор снял с плеча руку жены и пошел за тарелкой с тортом.
        - Александр прав, в цирке должно быть всегда хорошее настроение, - сказал Гуров. - Я рад, что встретил таких замечательных людей, и должен всех вас поблагодарить и принести свои извинения. Я кругом перед вами виноват: и прибыл обманом, и дальше опростоволосился. Я попытаюсь объяснить, - и замолчал.
        Ну, сейчас или никогда! Сыщик напряг мышцы, затем расслабился. Либо я разыграю единственный козырь, либо проиграюсь в пух. Гуров видел, что присутствующие ждут, наблюдают за ним внимательно и верить ему здесь никто особенно не собирается. Действительно, с чего бы вдруг полковник милиции качнет оправдываться перед артистами цирка? Его молчание было вполне естественным, сыщик взглянул на Классика и сказал:
        - Прошлой ночью мы беседовали с Николаем Ивановичем, и он сказал, что я артист скверный.
        - Классик может, он такой! - сорвался Сильвер и быстро добавил: - Молчу! Навеки!
        - Нет, Александр, валяйте и дальше, ваши реплики снимают с моих выступлений театральность. Я не артист, сыщик, перед людьми говорить не привык. Признаться, я даже фотографироваться не умею. В жизни у меня физиономия обыкновенная, а на карточке - каменная.
        «Уговорить всех, отвлечь, вместе со всеми расслабится и убийца. Он должен мне поверить». Атмосферу доверия чуть не взорвал человек, которого сыщик опасался меньше всего.
        - Разбег хорош, посмотрим на прыжок, - сказал руководитель акробатов-прыгунов.
        - А я и прыгать не буду, - быстро парировал сыщик. - Пробегу под планкой, на публику плевать.
        - Лев Иванович, не заводись, - сказал Капитан: - Наш Костя столько раз на голову приходил, что на него сердиться грех.
        - Алексей Иванович, я вам говорил, мол, уверен, что убийца цирковой? Говорил?
        - Ну? - Капитан растерялся, сыщик ни о чем не предупреждал, и вопрос застал врасплох. - Говорил, только я не верил.
        - И правильно делали, я ошибался, - Гуров развел руками. - А за ошибки платят, а сыщик за свои ошибки платит чужими жизнями, - он встал, подошел к акробату, заглянул в глаза. - Ну как прыжок?
        Артист смутился и не ответил, сыщик пошел к дверям, говорил, не оборачиваясь:
        - Пейте чай, лопайте торт, а я пойду к «медведям», стакан приму. А за подозрения уже извинился, хотел чего-то сказать, так не скажу, - Гуров вышел. За дверью громко говорили, перебивали, даже ругались.
        Пусть выговорятся, чем больше слов, тем больше убийца запутается. Надо, чтобы деза прошла не отдельным номером, а в сумятице противоречий. Сыщик быстро прошел в администраторскую.
        Как и следовало ожидать, дверь была открыта, Гуров снял трубку, набрал номер, услышав ответ Капитана, сказал:
        - Ты их не отпускай, я скоро вернусь, - он положил трубку, прошел к «медведям».
        Рогожин тоже пил чай, увидев сыщика, не удивился, двинул рубленый табурет, спросил:
        - Как мы сегодня смотрелись?
        - Отлично, - Гуров присел. - Завтра землю отдадут, и номер пропал. Михалыч, налей мне контрабанды граммов несколько.
        - Ну, завтра тебе не землю отдадут, а по жопе выдадут, - Рогожин выудил из-под стола заморскую бутылку, налил граненый стакан. - А когда у них отнимут землю, они другую подлость сотворят.
        Сыщик взял стакан, слегка пригубил, прополоскал рот, сплюнул в стоявшее неподалеку ведро, остатки вылил на ладонь, словно одеколоном, протер шею и пиджак. Если Рогожин и удивился, то виду не подал, смотрел из-под лохматых бровей, ждал, когда гость заговорит о главном.
        - Все я уже знаю, и ни о чем спрашивать не буду, - сказал Гуров. - Товар лежит в поддоне клетки, его можно изъять хоть сейчас. Только это ничего не даст, мне нужен убийца, организатор и истинный владелец наркотика. Тебе, Михаил Семенович, предложили пол вскрыть, наркотик отдать, обещали оставить в покое.
        Рогожин не выдержал напряжения и отвернулся.
        - Тебя обманут на сто процентов, - спокойно и равнодушно, словно о чем-то мало значащем, говорил сыщик. - Люди, занимающиеся наркобизнесом, свидетелей не оставляют. А что к тебе подослали женщину, и поэтому ты решил, что опасность невелика, - так это лишь ловкий ход. И женщина лишь игрушка и будущая жертва. А ты здоровенный старый дурак. И спасти тебя может лишь полковник Гуров.
        Сыщик встал и легкой, даже танцующей походкой вышел в коридор. Гуров отлично понимал, что сильного и упрямого Рогожина враз к откровенности и сотрудничеству не склонить, добивался лишь, чтобы артист задумался, остановился, и наркотик-крючок, на который и ловилась вся зубастая стая, не ушел бы из поля зрения. Сейчас Рогожин задумался и до следующей нашей встречи с места не двинется, а без его помощи преступники в клетку, охраняемую Гошей, не заберутся.
        Гуров задержался перед кабинетом Колесникова, одернул пиджак, словно собирался выходить на ковер высокого начальства, уговаривал себя, одновременно расслабляясь. Легче, сыщик, легче, болтливее, пусть Классик и утверждает, что ты актер бездарный, но кое-что и ты можешь.
        - Чаепитие продолжается? - спросил он, входя в кабинет. - Когда вы только репетируете? - сыщик прошел мимо предполагаемого убийцы, чтобы тот почувствовал запах алкоголя, и занял свое место.
        - Мы пьем чай и работаем, а некоторые пьют ханку и вынуждают работать на себя, - огрызнулся Капитан.
        - Лишь прошу, Алексей Иванович, - возразил сыщик. - А услугой попрекать грешно.
        - Слушайте, полковник, вы можете толком объяснить, что у нас творится? - спросил Колесников. Этот вопрос попросил его задать сыщик, а Капитан все не мог найти подходящего момента.
        - В пределах допустимого могу, - Гуров закинул ногу на ногу, откинулся на спинку стула, потерял равновесие и чуть не упал.
        А так как получилось это случайно, а потому очень естественно, кто-то из артистов хмыкнул, а Сильвер не преминул заметить:
        - Согласно действующего устава с товарища полагается штраф.
        - Друзья, шутки в сторону, двух человек убили, - Гуров уселся плотнее. - В первом случае есть и моя вина, во втором моей вины нет. Почему убийца заявился к вам, сказать не могу. Я уже признался, что грешил на человека циркового. Ошибался. Извините. Дела с вашими местными властями будут разрешать, как говорится, компетентные органы, виновных накажут.
        - Выключите телевизор, - сказал неожиданно Классик и зевнул. - Как себя помню, так все время и слышу, что завтра будет лучше, а виновные понесут наказание.
        - Они не несут, а тащат и не наказания, а мешки, - встрял Сильвер.
        - Не на манеже! - Капитан хлопнул ладонью по столу. - Вы объяснитесь, полковник…
        - Либо господин полковник, либо Лев Иванович, будьте любезны, - перебил Гуров, стремясь подчеркнуть, что никаких приятельских отношений между ними нет.
        - Вы пришли в дом, - Капитан дернул подбородком, - начали среди хозяев искать преступника, теперь заявили, мол, обознался, извините. И чао? Вы убудете, мы останемся, будем друг на дружку глядеть и невольно думать. Раз сыскарь, господин полковник, обмишурился, может, он и в другой раз вляпался? А убийца средь нас так и разгуливает?
        - Час назад зарезали не в вашем доме и не циркового, а чистой воды уголовника, - ответил Гуров. - Я убийцу не установил, но ясно, он из чисто уголовного мира. У убийцы хозяин неподалеку осел, имел неосторожность говорить по междугородному телефону с Москвой. Сегодня же, думаю, к вечеру мы номер установим, хозяина возьмем, он своего исполнителя нам с потрохами отдаст, - сыщик словно запнулся. - Ну, тут дела чисто оперативные, цирк к ним отношения не имеет. Вы артисты…
        - И наше место в буфете, - вновь сорвался Сильвер. Капитан вновь шлепнул ладонью по столу, хотел на Сильвера прикрикнуть, но присутствующие засмеялись, начали вставать, разговаривать, и Сильвер под шумок захромал к двери и тихо выскользнул из кабинета.
        Глава двенадцатая
        На финишной прямой (продолжение)
        - Михаил Семенович, вы должны понять… я одинока, мне страшно, - женский голос звучал напряженно, раздалось всхлипывание, затем мягкий щелчок, пленка кончилась.
        Гуров сидел в «Жигулях», портсигар-магнитофон лежал на приборном щитке.
        Запись эту сыщик обнаружил утром, когда сидел в засаде у Аннушки. Вступив в борьбу с местной мафией, он напрочь забыл о пудренице, которую Юдин подарил очаровательной Ольге Дмитриевне, и о портсигаре. Сыщик вынул портсигар из кармана, машинально включил воспроизведение, хотел вновь прослушать разговор Ольги с мужем, а услышал эту фразу. С тех пор, если представлялась возможность, сыщик прослушивал ее вновь и вновь, и не мог понять: Ольга говорит или нет, где и в какое время состоялась встреча с Рогожиным. Пудреница подарена Ольге, но это ничего не значит, она могла перекочевать в сумку другой женщины. Запись была очень слабая, забивалась шумами, значит, велась с расстояния, близкого к критическому.
        Ольга? Возможно, и не она. Главное, что в деле замешана женщина. Гуров забрал портсигар, сунул в карман. Значит, я ошибаюсь, и Рогового в деле нет: он никогда женщине не доверится.
        Мигнул красным глазом и запищал лежавший на соседнем сиденье передатчик. Значит, я не во всем ошибаюсь, кое-что угадываю, самодовольно подумал сыщик и повернул ключ зажигания. Убийца поверил и двинулся на встречу с руководителем.
        У двух работников цирка были машины, и к обеим сыщик прикрепил «клопы», находившиеся в дипломате. Операция, которую задумал и теперь проводил Гуров, изобиловала многочисленными «если», «может быть», да и в принципе была достаточна наивна. Однако при всем рационализме сыщик работал по принципу: делай, что можешь, главное - шагай, не стой на месте.
        Гуров был убежден, что существует убийца и его руководитель. Оба неизвестны. Один рядом, второй - на некотором отдалении, и установить их можно только во время встречи, которую надо спровоцировать. Конечно, убийца поедет к руководителю, а не наоборот, и у него должна быть машина, человек такого масштаба не может обойтись без транспорта. В цирке машин было три: «Москвич» Колесникова исключается, остаются две, их сыщик и «пометил», благо располагал современной аппаратурой. Затем, как известно, Гуров продвинул дезу: мол, руководителя нащупал и вечером его будут задерживать. Тут и возникали многочисленные «если» и «может быть». Если сыщик не ошибался и убийца действительно находился в кабинете. Если находился, то поверил ли? Поедет на встречу или просто предупредит по телефону? Может быть, сыщик ошибается, и у убийцы нет машины или она есть, но зарегистрирована на другое лицо и находится в ином месте. Полемизируя сам с собой, сыщик стремился быть как можно более критичным и объективным и слегка кокетничал. Конкретные подозрения у Гурова появились после убийства капитана Фрищенко, а сегодня, когда
убили Клыка, подозрения переросли в уверенность, но сыщик был достаточно опытен и знал, что девяносто процентов не сто, потому оценивал свои действия критически.
        Машина с «клопом» двинулась, но это ничего не значит, возможно, абсолютно невиновный человек едет по делам или в гости. Сыщик взглянул на прибор слежения, расстояние три километра, можно приблизиться. Он прибавил скорость, но не приблизился, значит, в той машине тоже поддали газу. Миновали центр, проскочили окраины, выехали на шоссейку - все как и предполагалось…

* * *
        Когда цирк загремел оркестром и двинулся восвояси, Стаднюк понял, что Гуров и Клык отбывали в фуре, но не испугался, проводил артистов равнодушным взглядом, милиции дал отбой, сказал парням Крещеного, что они могут расходиться и спокойно пить водку, и отправился в управление на ковер.
        Выслушав доклад подчиненного, генерал начал закипать, но опытный опер, опередив взрыв, сказал:
        - А чего нам волноваться, товарищ генерал? Вам же по телефону дали согласие, значит, мы как бы передали эстафетную палочку, и полковник уже не наша головная боль.
        - А чья боль? - тоном ниже, чем собирался, спросил генерал. - В случае провала…
        - Простите, Илья Николаевич, такого быть не может, - перебил Стаднюк. - Коли они сказали «да», значит, уверены.
        - Сейчас уверены, потом передумают.
        - Частник слово держит, не директор и даже, извините, не секретарь, - Стаднюк прикрыл ладонью улыбку. - Они люди солидные.
        - Солидные, - генерал вышел из-за стола, начал расхаживать по кабинету, взглянул на книжную полку с томами основоположников, за которыми прятались бутылки, решил воздержаться. - Не понимаю, ты, опытный сыскарь, имеешь людей, власть и ничего не можешь, а они… - генерал хлопнул по телефону, - могут!
        - У них деньги, - вздохнул Стаднюк. - Они за информацию могут заплатить столько, сколько мы с вами, товарищ генерал, получаем за год. Город небольшой, прослушивается полностью, людям нужны деньги. Да что объяснять, я своей шкурой дорожу не меньше вашего, сказано, успокойтесь. Я ихних ребят у гостиницы видел, значит, они распорядились. Значит, через час-другой, максимум к вечеру вам сообщат, что вопрос улажен, а мне передадут документы и оружие.
        - Так кто городом правит? Когда у власти стояли мы, партия решала все.
        - Верно, КПСС была организация серьезная, - согласился Стаднюк, подошел к полке, развернул и спросил: - Не возражаете? Вам чего, Илья Николаевич? - не глядя на опешившего генерала и не ожидая ответа, оперативник плеснул в два бокала коньяку и продолжил: - Но и при большевиках правили деньги, и сегодня они командуют.
        - А при Сталине? - выдохнул генерал.
        - Я не историк, - Стаднюк выпил. - Полагаю, что на верхнем этаже, в Кремле, правили Сталин и Берия, а в России все те же деньги. Илья Николаевич, выпейте и лягте, вздремните. Мы живем сегодня, а что было во времена татаро-монгольского ига, пусть книжники ведают.

* * *
        Утром этого дня, как известно, генерал Орлов был приглашен начальством, беседа была прервана мальчишеской, даже хулиганской выходкой подчиненного. Он прибежал в свой кабинет, сказал, что «его нет», «он болен», «уехал», что, возможно, «его уже хоронят». Секретарша, работавшая с Орловым третий год, никогда шефа в таком состоянии не видела, но как девушка рассудительная, включила чайник, даже положила перед собой нож для разрезания бумаг, доказывая, что будет защищать любимого шефа с оружием в руках.
        Орлов сидел, навалившись на стол, и бормотал:
        - Сопляк! Пижон! Кулема!
        Начали звонить телефоны, за дверью Верочка приняла огонь на себя.
        Теперь уж точно выгонят на пенсию, а у него, кретина, даже дачи нет! Идиот! Чистоплюй! Орлов смял лежавший на столе лист, швырнул в корзину, почесал в затылке, пытаясь вспомнить, какой документ он вышвырнул, и, старчески кряхтя, нагнулся, выудил бумажный комок, распрямил, рукой Верочки было написано:
        «Связь в городе через Алексея Ивановича Колесникова» и номер телефона.
        Хорош гусь, подумал Орлов, мыслишь о пенсии, а Леву сейчас убивают. Когда начальник сказал о звонке из областного УВД, сыщик понял все то, что никак не мог понять партаппаратчик. Значит, Лева насадил тамошнего генерала на такой крюк, что, кроме убийства, не оставил мерзавцу иного выхода. Звонок совсем в неурочное время, сказки, что Гуров пропал, что за ним охотятся местные уголовники - наживка для сопляков. Задание сыщика не касалось местных, уголовники не охотятся за полковниками из Москвы, могут убить спонтанно, но авторитеты такой команды дать не могут. Даже если рухнула крыша, произошло непредсказуемое, и такая охота началась, то сыщик, человек не местный, сразу бы нырнул под крыло УВД, а никак не скрылся. Чушь. Местный генерал не только преступник, но и полный идиот, предложенная им легенда воняет, за тысячу верст дышать невозможно.
        Мягко заурчал аппарат прямой связи, Орлов лишь крутанул головой и сказал:
        - Мне уже без разницы, господин министр, - и трубку не снял.
        Фрол Бабурин, последний поганец, не постыдился явиться к министру с обосранными подштанниками. Ничего, его выгонят, но Бабурина теперь тоже терпеть не станут. Министры копаться в чужом дерьме не любят, им своего хватает. Рассуждения Орлова были прерваны появлением Верочки, которая поставила перед ним чашку кофе и безразлично спросила:
        - А если позвонят от министра?
        - Верочка, радость моя, - Орлов обретал спокойствие, - покойники не беседуют даже с президентами.
        - Я в этой организации ни с кем, кроме вас, работать не буду, - Верочка хлюпнула носом. - Значит, мне работу искать?
        - Отстань, хитрованка! - Орлов уже начинал просчитывать ситуацию. - Я двужильный, меня реанимируют.

* * *
        В это же время в своем номере выясняли отношения супруги Соснины. Муж крутил в руках зажигалку, которую недавно передал жене, она же «продала» зажигалку Гурову.
        - Как тебя понять, дорогая? - Сергей старался говорить спокойно, не повышая голоса, но это стоило таких усилий, что он слегка заикался: - Сначала скажи, каким образом к тебе попала данная вещь, хотя сосед уже вторые сутки отсутствует?
        - Элементарно, - Ольга пыталась держаться уверенно и надменно, но за истекшие сутки явно сдала, даже не сделала утренний макияж; под глазами проступили круги, а к вискам пролегли морщинки. - Слышу, соседнюю дверь открывают, я выглянула, вижу, уборщица и какой-то тип, явно милицейский или уголовный. Он через минуту ушел, а уборщица осталась. Я и зашла в номер, спросила, куда сосед пропал. Тетка бурчит недовольно, тряпкой шваркает, а я смотрю, на тумбочке у кровати моя зажигалка лежит. Будут еще вопросы?
        - Будут, - Сергей снял с зажигалки верхнюю крышку, раздался щелчок, затем звук крутящегося телефонного диска, пауза и голос Гурова:
        - Борис Андреевич, извини, забыл спросить, каким бизнесом занимается мой сосед? - небольшая пауза. - Спасибо. А красавица-жена участвует? Точно? Брось, я же сыщик. Я чувствую, мадам не на отдыхе, а занята каким-то делом. Я сыщик, а не Вольф Мессинг, мысли читать не умею, девушка очень озабочена, нервничает… А почему красивую женщину должна волновать моя профессия? Ладно, при встрече договорим, но у меня впечатление, что Ольга Дмитриевна собралась в тюрьму. Пока!
        Сергей собрал зажигалку, на жену не смотрел.
        - Ну и что ты хочешь сказать? - Ольга пыталась возмутиться, но получилось у нее жалобно, даже просительно.
        - Я хочу не говорить, а слушать, - ответил Сергей.
        - А мне нечего тебе сказать! Он мент, и мозги у него настроены на одну волну! А мне, дуре, почудилось.
        - Ольга! - перебил Сергей, подошел, обнял жену за плечи. - Оленька, женщина хочет нравиться, кружить головы мужикам, я понимаю, - он говорил мягко, искренне. - Ты еще в полном порядке, когда в форме, так просто неотразима. Так ведь головы кружатся у мужиков беспечных, а у нас проблемы. У меня - свои, у полковника - свои. Я верю, ты ни во что серьезное не вмажешься, однако… Может, я тебя и не люблю по-прежнему, однако привык…
        - Не боись, - Ольга отстранилась, глянула зло. - Никуда твоя привычка от тебя не денется. А полковнику сейчас не до нас, совсем не до нас.
        В это время за окнами и зазвучал оркестр, к гостинице приближались артисты цирка.
        Гуров сидел в машине, которая стояла на обочине, шоссе. Машина, которую преследовал сыщик, остановилась и, судя по показанию прибора слежения, находилась на расстоянии восьмисот пятидесяти метров. Сумрак давно опустился и густел, на таком расстоянии ничего рассмотреть было нельзя. Сыщик тщательно изучил карту, на данном километре шоссе никаких строений не было. Конечно, могла подойти машина с другой стороны, и встреча проходила прямо на шоссе, но сыщик чувствовал, что убийца остановился и проверяется. А в том, что он сел на хвост убийце, уже не было сомнений, ведь любым случайностям и совпадениям тоже есть предел.
        Стоявшая впереди машина тронулась, быстро набирая скорость, начала уходить, но «Жигули» у сыщика были мощнее и легко удерживали дистанцию. Сейчас он свернет на проселок, понял сыщик, там всего пара километров - и госдачи. Этот деятель должен жить одиноко, охраны быть не должно. Я окажусь один против двоих, безусловно, вооруженных, хорошо подготовленных, на моей стороне преимущество внезапного нападения. В доме возможна сигнализация, почти наверняка сигнализация, так что тихо не войти. А если не лезть! Установить дом, ждать, когда совещание закончится, и встретить убийцу у машины? Не годится…
        Впереди сверкнули фары, донесся удар. Гуров включил дальний свет, увидел съехавшую в кювет машину «скорой», белый халат, выдвигаемые носилки. Сыщик остановился в нескольких метрах, выскочил, надо увидеть лицо, убедиться.
        - Помощь не нужна? - спросил Гуров, чуть отодвинув санитара.
        Сильные руки схватили сыщика за голову, залепили лицо мокрой маской. Он ударил ногой, попал в пустоту, качнулся и, хотя дал себе команду не дышать, невольно глубоко вздохнул. Закружилась голова, тело обмякло. Он никогда не дышал хлороформом, не знал, что можно отчетливо понимать, что теряешь сознание, но ничего не можешь поделать.

* * *
        Бунич снимал скромную дачу, три комнаты, кухня и веранда, почти ничего здесь не переделывал, лишь распорядился оборудовать туалет, душ, кухню, привезти письменный стол и пару кресел. А в остальном дачка была скромненькая и совершенно не походила на шикарную виллу, какую занимал Кирилл Трунин. Так ведь Бунич был человеком богатым, обладал властью, а Трунин лишь пытался стать таковым. И последний понятия не имел, что виллу ему предоставили с согласия Бунича, который, не зная, чем промышляет приезжий, велел присмотреть за ним, установил, что гость имеет какое-то отношение к цирку. В город прилетает полковник Гуров, и снова цирк, убийства. Бунич - крупный финансист, стремился держаться от уголовщины подальше, но время такое, что все переплелось.
        Бунич сидел за письменным столом, раскладывал пасьянс, обдумывал происходящее, изредка поглядывая на сидевшего напротив секретаря, хотел поделиться заботами, снова перекладывал карты, молчал. Наконец пасьянс сложился, Бунич довольно оглядел карточные ряды, как полководец свои войска, хотел карты смешать, стало жалко.
        - Так где сейчас близнята и знаменитый полковник? - Бунич откинулся в кресле, взглянул строго, но секретарь прекрасно изучил шефа, знал, что вопрос риторический, ответа не требует, свидетельствует о начале диалога.
        Бунич чуть выждал, довольно кивнул и продолжал:
        - Чую я запах наркотиков, нам такой криминал абсолютно не нужен. А знаешь, почему наркотики? - он уже ответа и не ждал. - Наш гость несколько раз разговаривал с Москвой, один абонент удалось засечь, оказалось, что это не кто иной, как старый пират Роговой Константин Васильевич, скверный человек, плохо кончит. Либо его зарежут блатные мальчики, либо власти доберутся и определят в «Матросскую тишину».
        Секретарь слушал внимательно, хотя вся информация шла к шефу именно через секретаря. Но одно дело - информация, другое - обобщение и анализ.
        - Вот ты меня осуждал, что я разрешил незнакомцу занять обкомовскую виллу.
        Секретарь изобразил на лице недоумение, даже позволил себе махнуть рукой.
        - Осуждал, знаю, - Бунич смешал карты, начал тасовать. - Конечно, незнакомец, даже с хорошими рекомендациями, нам не нужен. Но если бы я его не принял, не знал бы о притяжении к городу Рогового, не знал бы и почему ворвался в наш мирный быт полковник Гуров.
        - А с генералом вы связались напрасно, - неожиданно сказал секретарь.
        Бунич отложил колоду, взглянул на потолок, словно сверху вдруг потекло, затем на секретаря, прищурился, решая, как реагировать. Что связь с генералом ошибка, причем грубая, Бунич понял практически сразу. Но он не желал выслушивать замечания от секретаря, хотел ответить резко, сдержался. Он сам неоднократно обращал внимание, что самая популярная ошибка руководителя - нежелание иметь рядом людей равных. И уж совсем как красная тряпка на быка действует дельное замечание подчиненного.
        - Вот наглец! Думаешь, я сам не знаю? Однако! - Бунич поднял палец, затем достал из кармана бумажник, вынул из него пятьдесят долларов, положил на стол.
        - Спасибо, - секретарь взял купюру. - Но я и так вас уважаю, шеф.
        К даче подъехала машина, за ней вторая, секретарь отдернул занавеску, посмотрел в темноту и сказал.
        - Рафик и «Жигули». Видимо, близнята, раз на двух машинах, значит, успешно.
        Бунич не ответил, он раскладывал пасьянс.
        Гуров очнулся от удара по лицу, вторая пощечина окончательно вернула его к реальности, к тому же под нос сунули пузырек с нашатырем. Он глубока вздохнул, с удивлением отметил, что руки свободны, потер лицо, оглядел салон рафика. Сидевший рядом «санитар» молча указал на дверь. Сыщик на ходу проверил карманы, пистолет забрали, а документы не тронули, странно. Он выскочил из машины, увидел свои «Жигули», небольшой дачный дом, взглянул на часы. Девять. Значит, в отрубе был всего ничего, однако убийца ушел и вся операция провалилась. Кроме «санитара», который тоже вышел из машины, никого не видно. Вырубить парня, сесть в машину… «Санитар» стоял в двух шагах, смотрел в землю. Неожиданно сыщик почувствовал, что ему с этим спокойным парнем не справиться, и он смотрит отнюдь не в землю, а следит за моими ногами, значит, профессионал. Не уголовник, не оперативник, кто же он? Интересно, а если попробовать.
        - Не надо, - сказал «санитар» и сделал шаг в сторону.
        - Не надо так не надо, - миролюбиво ответил сыщик. Но испытанный прием не сработал, «санитар» снова переместился и тихо рассмеялся. Распахнулась дверь, и в освещенном проеме появился второй «санитар», точная копия первого, махнул рукой, приглашая войти. Теперь сыщик оказался между противниками, шансы уменьшились. Они меня моложе и в беге быстро достанут, в машине ключей, конечно, нет, могут и подстрелить.
        - Ну? - «санитар», стоявший на крыльце, снял халат.
        - Он упрямый и опасный, - сказал «санитар», стоявший у рафика.
        - Вижу, - ответили с крыльца.
        Мальчишеский, совершенно неоправданный задор подталкивал сыщика к сопротивлению, пусть жестоко изобьют и свяжут, но он тоже сумеет парням, явно братьям, кое-что объяснить.
        - Пройдите в дом, господин полковник, - братец на крыльце шире распахнул дверь и отошел в сторону.
        Сыщик молча поднялся на крыльца, прошел маленькую прихожую и перешагнул порог комнаты, дверь в которую была открыта.
        - Здравствуйте, Лев Иванович, проходите, садитесь, - сказал Бунич, смешал пасьянс, разглядывал гостя с явным интересом. - Давно хотел с вами встретиться и поговорить.
        Секретарь вкатил столик с кофейником, бутылками, чашками, рюмками, молча вышел, закрыл за собой дверь.
        - Все это похоже на кино, - Гуров налил чашку кофе и сел в кресло. - Хотели поговорить, не отказывайте себе ни в чем. Манера приглашения у вас несколько странная, но, как известно, у богатых свои привычки.
        Бунич удивился осведомленности гостя, но виду не показал и спросил:
        - Лев Иванович, зачем вы служите властям, на кой черт вам это нужно?
        Перед выездом из Москвы успел переговорить с людьми, навести справки о городе, фамилию Бунича назвали первой, и сыщик узнал его сразу. Сейчас решал, сообщить о своей осведомленности или воздержаться.
        - Как выражается нынешняя молодежь, меня с данным вопросом просто «достали»! Я никому не служу, живу так, как считаю нужным и правильным, - сыщик решил идти напролом. - Насколько мне известно, вы, Лев Ильич, серьезный финансист, представитель новой волны. Выражаясь вашими же словами, какого черта вы вяжетесь в уголовщину?
        - О ля-ля! - Бунич почесал бровь, вышел из-за стола, тоже налил себе кофе. - Предупреждали меня, предупреждали, а я вас все-таки недооценил. Значит, недостаточно серьезный финансист, и мне придется перестраиваться в процессе беседы. Скверно. Экспромт хорош лишь в том случае, если хорошо подготовлен.
        - У меня одна просьба.
        - Пожалуйста, если в моих силах, буду только рад.
        - Не предлагайте мне деньги.
        - Знаю, порой я ошибаюсь, но не настолько. Я предлагаю не деньги, а бартерную сделку.
        - Можно обсудить, хотя начали вы неудачно, можно было позвонить, встретиться и обсудить, как цивилизованные люди. Хорошо, - сыщик допил кофе, взглянул на бутылки, но не налил, а достал из кармана таблетку, полученную от Юдина, положил под язык. - Ни один человек не любит, когда ему указывают на ошибки. Сделка? Вы хотите получить документы и оружие местных бандитов? Что вы предлагаете взамен?
        - Человека, который обосновался неподалеку, полагаю, что он вас интересует, - ответил Бунич, скрывая раздражение.
        Он давно, возможно и никогда, не разговаривал с человеком, который считает быстрее его самого. Бунич был умен, понимал: следует принимать ситуацию, как она есть, раз сейчас ты слабее, так не надувайся, будь проще, естественнее.
        - Черт бы вас побрал, господин полковник! - он в отличие от сыщика сдерживать себя не стал, налил коньяку. - Вы глотаете химию, я могу просто выпить. Чего молчите, вас интересует этот человек?
        - Интересует, а молчу потому, что думаю.
        - О чем, если не секрет?
        - Зачем мне вам что-то отдавать, когда я могу получить этого человека бесплатно.
        - Вы переоцениваете свои возможности, - Бунич ничего не мог с собой поделать, начинал злиться вполне серьезно.
        - Есть такой грех, со мной случается, - согласился миролюбиво Гуров. - Однако вы просто обладаете не полной информацией, - он посмотрел на часы. - Сейчас в городе уже находится человек, который вытряхнет ублюдка генерала не только из кресла…
        - Не находится! - перебил Бунич. - Генерала Орлова задержали в Москве.
        Гуров рассмеялся, покачал головой.
        - Теперь вы переоцениваете возможности коррупции. Петра можно убить, так как он только человек, а задержать нельзя.
        - Но он не прилетел утром.
        - Не будем спорить, давайте проверим. Если он прилетел, у нас один разговор, если нет, то другой.
        - Куда вы будете звонить, и кто поручится, что вы получите правдивый ответ?
        - Звонить я буду директору цирка, а вот никаких поручительств не будет. Вы человек умный, решите сами.
        - Звоните, - Бунич поставил перед сыщиком телефон, себе подвинул параллельный, протянул руку к розетке. - Вопрос - ответ, одно лишнее слово, я отключаю телефон.
        Гуров кивнул, снял трубку, набрал номер, после первого гудка Колесников ответил:
        - Слушаю.
        - Гуров, - сказал сыщик.
        - Они прибыли…
        - Хорошо, - сыщик положил трубку. - Теперь слушайте внимательно, уважаемый господин Бунич. Существует байка, что в Америке в основе каждого большого состояния лежит преступление. Не знаю, но убежден, что лично вам следует не пытаться реанимировать покойника, а немедленно уезжать из этого дома. От города до дачи тридцать минут, оперативные машины пройдут за двадцать, вот эти минуты у вас и есть. Наша бартерная сделка будет выглядеть так: вы мне отдаете человека, который прячется неподалеку, я молчу о «санитарах» и вашей роли в происходящем.
        - А как они узнают, откуда вы звонили? В цирке нет аппарата, который высветил бы номер абонента.
        Гуров пожал плечами, взглянул на часы. После некоторой паузы Бунич спросил:
        - Допустим, я соглашусь, какие гарантии, что вы будете молчать?
        - Мое слово, - ответил сыщик.

* * *
        - Что ты вытворяешь? - кричал Кирилл Трунин, схватив убийцу за лацкан пиджака. - Ты сумасшедший? Конечно, сумасшедший, - он оттолкнул незваного гостя. - Я должен был это понять давно. Хотел убить сыщика, а зарезал уголовника!
        - Ну, очень хотелось, - сказал убийца и мягко улыбнулся. - Ну, ошибся, с кем не случается? Все равно красиво получилось. Убрать свидетеля под носом знаменитого сыщика. В этом что-то есть! Скажи?
        Трунин смотрел на содельника с недоумением и страхом.
        - А Гуров тебя не того… не расколол?
        - Да нет, он вообще в другую сторону попер, полагает, что Клыка зарезали сотоварищи, - убийца начал переставлять бутылки, выбирая, из которой налить. - Он же умный, везде логику ищет: «Кому мешал, кто заинтересован»… - он словно ненароком взглянул на часы. - Ну, что я существую, он, конечно, догадывается, хочет ко мне подобраться с другого бока.
        - Ну-ну, - нетерпеливо сказал Трунин, - с какого бока?
        - Через тебя, - флегматично ответил убийца, налил себе водки и, смакуя, выпил.
        - Не понял, - Трунин тряхнул головой. - Гуров понятия не имеет, что я в природе существую.
        - Это ты так считаешь, а у сыщика свой резон. Ты же сам говорил, что он, - убийца постучал пальцем по виску, вновь налил.
        - Не напивайся!
        - Нельзя. Понимаю, - вздохнул убийца, но выпил. - А как было бы сладко.
        - Подожди, давай спокойно, с самого начала, - Трунин переставил стул, сел напротив содельника. - Почему через меня, как тебе это стало известно?
        - Полковник сам заявил, прилюдно, - убийца взглянул на Трунина ласково. - Ты ведь, Кирюша, считал себя самым умным на шарике? Ан, промашка вышла, сыщик тебя высчитал и скоро сюда прибудет. Ты с Москвой разговаривал?
        - Ну? - Трунин напрягся. - Так не я звонил, сюда звонили, такой звонок здесь засечь нельзя.
        - Тут я не специалист, сыщик сказал, мол, организатор всех безобразий живет за городом, разговаривал с Москвой, мы этот звонок засекли, сегодня товарища, то есть тебя, Кирюша, возьмем, он, отмываясь, нам убийцу и отдаст. Стало быть, ты меня и отдашь. А ведь если прищучат, отдашь? Скажи?
        - Ты что? Ты понимаешь? - Трунин вскочил, убийца улыбнулся.
        - Я теперь кайф ловлю, глядя на тебя, умника.
        Трунин выхватил пистолет, передернул затвор. Убийца вытянул руку, тыкая в Трунина пальцем, расхохотался.
        - Умора! - он вытер выступившие слезы. - Не мешай! Такой кайф, может, раз в жизни случается! Сядь, я сейчас граммулечку еще выпью и поедем.
        - Извини, - Трунин вытер лоб, опустил пистолет. - Ну и нервы у тебя!
        - В нашем деле надо нервы в порядке содержать, - согласился убийца, налил в стакан чуть-чуть, смочил водкой губы, облизнулся. - Иначе пропадешь. Собирай вещи, - он откинулся в кресле, положил ноги на стул, прикрыл глаза, мечтательно улыбнулся, зевнул.

* * *
        Один из охранников вскочил в рафик и укатил в темноту, второй вернул Гурову пистолет и с флегматичным видом отошел в сторону, присел на крыльце.
        - У вас дисциплина, - сказал Гуров.
        - У меня деньги, - ответил Бунич, кивнул секретарю на стоявшую поодаль «Волгу». - Не торжествуйте, Лев Иванович, вот мол, схватили, привезли, а в результате лишь отдали разыскиваемого мной человека. Это не ваша победа, а мое поражение, моя грубая ошибка.
        - Жизнь, как она есть, не больше и не меньше, - сказал сыщик. - Я столько раз ошибался, уже перестал надеяться, что поумнею.
        Но Бунич желал высказаться, объясниться и не только перед Гуровым, сколько перед самим собой.
        - Вы полагаете, я поверил, что через тридцать минут сюда прибудут оперативники, и испугался? Довольно дешевый блеф, господин полковник.
        - А напрасно не поверили, - Гуров понял, что убийцу упустил и торопиться некуда. - Я лишь поторопил события, вашу дачу найдут к утру, но найдут обязательно.
        - Я еще год назад твердо решил не иметь никаких дел с нашим генералом, так нет - соблазнился! Идиот! Я не желаю иметь дело с уголовщиной! Вам понятно? - Бунич шагнул к сыщику, охранник соскользнул с крыльца и мгновенно оказался рядом, - вернитесь на место, Лев Иванович - человек интеллигентный.
        Охранник бесшумно отошел, а сыщик пробормотал:
        - Лично я в интеллигентности Льва Ивановича сильно сомневаюсь.
        - Бросьте кокетничать! - Бунич махнул рукой. - Я хочу честно жить и работать, платить налоги, построить дом инвалидов, либо другую пользу принести. Думаете, мне дают возможность? Вот! - он сделал непристойный жест. - Указы! Постановления! Ничего не работает! Я хотел посадить генерала на цепь. Пусть охраняет. На меня затмение нашло, я же знал, что он давно не сторожевой пес, а беззубая шелудивая шавка, шастает по дворам и хватает куски.
        - Вы пообещали меня убрать?
        - Да, - Бунич слегка улыбнулся. - Только он подразумевал вашу смерть, а я тихий отъезд. Я понимал, за кем вы сюда прибыли, думал совершить обмен и отказался не потому, что испугался, просто понял, раз Москва генерала не поддерживает, его дни сочтены, такой пес мне даром не нужен. И этот, что затаился неподалеку, мне тоже не нужен. И вообще, если вы почистите город, я вам памятник поставлю.
        - Памятник рано, - возразил Гуров. - Надеюсь, что рано. Кто он такой, ваш сосед?
        - Понятия не имею, в жизни не видел. Позвонил деловой партнер из Москвы, попросил пустить человека. Я несколько дач купил за бесценок, мне не жалко. А мой партнер и говорит: «Ты, Ильич, - Бунич рассмеялся и пояснил - Так в наших кругах надо мной подшучивают. Ты с этим человеком не встречайся и никакой связи не поддерживай». Тут и дурак сообразит - значит, криминал. Приезжает полковник Гуров, совершаются убийства, далее со всеми остановками.
        - Если я вашего постояльца сегодня не задержу, вам придется имя своего делового партнера назвать.
        - Не под протокол.
        - Естественно, - согласился Гуров. - И поехали, думаю, я опоздал, однако взглянуть и на пустую нору любопытно.

* * *
        Гуров вел «Жигули» следом за «Волгой», прибор слежения погас, значит, машина убийцы ушла за десятикилометровый диапазон, сыщик другого и не ожидал. На лесной дороге «Волга» остановилась, подбежал охранник, указал на двухэтажную виллу и бесшумно исчез. Надо этими близнятами поинтересоваться, где-то они серьезную подготовку прошли, подумал сыщик, выходя из машины. Он переложил пистолет в боковой карман, хотя и был уверен, что оружие уже не понадобится, и направился к темнеющему за деревьями зданию. Дорожка была покрыта гравием, поскрипывала, и сыщик сошел на газон, такие предосторожности он принимал и по привычке, и из-за упрямства. Обогнув виллу, сыщик остановился. Два окна были освещены. Логика хороша, а жизнь еще лучше, главное - непредсказуема. Не влететь бы в засаду. Гуров внимательно огляделся, отметил следы протекторов. Уже кое-что, слабенькое, но доказательство, что данная машина тут была. Больше ничего заметить не удалось, сыщик с сомнением, даже неприязнью смотрел на дверь. Хочешь не хочешь, а придется входить, хотя интуиция подсказывала, что этого делать не следует. Можно обойти здание,
выставить стекло, проникнуть с обратной стороны. Если меня ждут, то там, в темноте, в незнакомой обстановке, прихлопнуть проще, чем здесь, где я готов к драке и ориентируюсь в пространстве. Самое интересное, если там никого нет, и я тщательно готовлюсь схватить пустоту.
        Сыщик решительно подошел к крыльцу, взял прислоненную к стене лопату и резко толкнул дверь. Она распахнулась, из дома ударил выстрел. Сыщик даже услышал, как пуля шмякнулась в сосну, и удивился, что поймались на такой простой номер, не выждали, пока войду.
        - Будете держать круговую оборону? - громко спросил он. - И много у вас патронов?
        Через открытую дверь на крыльцо проникал тусклый свет, который горел не в прихожей, а в комнате. Сыщик прислушивался, тихо. Ясно, что преступник в доме. Ведь не соорудили же допотопный самострел, откроешь дверь, он и стрельнет? Странно. Убийца приезжал, точно, сыщика перехватили неподалеку от виллы, да и следы на гравии свежие. Раз человек здесь был и предупредил, почему руководитель не скрылся? Сыщик почти надел ответ, когда в доме раздался выстрел, затем второй, третий, всего шесть. Гуров был убежден, что палят в потолок, стрельба закончилась, вновь наступила тишина. Сыщик подошел к двери и громко сказал:
        - Я спросил, сколько у вас патронов, теперь вы их отстреляли. Если вы не можете выйти и не можете говорить, издайте какой-нибудь звук, двиньте мебель, ударьте по чему-либо, - он внимательно прислушался. Казалось, что-то стукнуло.
        Это не ловушка, что-то иное, уговаривал себя сыщик, но входить в светлый проем двери не хотелось. Значит, так, направо от входной двери комната, где горит свет, там и стреляли, налево от входа, судя по всему, тоже комната, там света нет. Он прыгнул с крыльца, проскочил светлый квадрат, упал в темноту, на лету успел увидеть: в освещенной комнате на полу лежит человек, кажется, около его руки пистолет. Лежит человек, умирает, возможно, не преступник, а хороший человек, он же в индейцев играет. Но в дверь «хороший» человек стрелял, это факт. Закончив короткое совещание, сыщик заглянул в комнату, сосредоточив внимание на положении руки и пистолета, понял, что опасности нет, вошел, все-таки пистолет ногой отшвырнул, присел, заглянул незнакомцу в лицо. Он был еще жив, хотя на губах пузырилась кровавая пена.
        Кирилл Владимирович Трунин умирал, убийца промахнулся, клинок не пронзил сердце, прошел рядом, пробил легкое, и кровь разлилась, мешала дышать, пузырилась на губах. Трунин не лежал, как показалось Гурову, а сидел, привалившись к стене, что и давало возможность дышать.
        Сыщик взглянул на рану в груди, две такие он уже видел, на груди Фрищенко и Клыка, Иван Иванович был убит ударом под лопатку. И этот труп виснет на мне, думал сыщик, носовым платком вытирая Трунину губы. Кто бы он ни был, а человек. Почему я решил, что убийца будет предупреждать, спасать своего шефа? Я подтолкнул убийцу, он сделал то, что умеет.
        - Я не врач, думаю, что пить вам нельзя, у вас пробито легкое, дышите спокойнее, - сказал Гуров, взял с кресла подушку, заложил Трунину под затылок. - Держитесь, сейчас я вызову врача, вас спасут. Сосредоточьтесь, боритесь, мне тоже прострелили легкое, и я выжил. Терпение, не сдавайтесь. Я здесь, отойду лишь на минуту, держитесь.
        Трунин боли почти не чувствовал, лишь жгло в груди, да кровь скапливалась во рту. Вот он, великий сыщик Гуров, гуманист, защитник убогих и сирых, якобы борется за мою жизнь. Плевать ему на мою жизнь, он лишь хочет выведать имя. Трунин не знал, кого больше ненавидит, убийцу Ленечку или сыщика, сумел бы, убил обоих. Как же я проморгал? Я же давно понял, что Ленечке верить нельзя, и один из нас в решающий момент обязательно убьет другого. Когда он фиглярничал, пригубливал водку, рассказывал о Гурове, который ищет путь ко мне, я ведь понял, что это звонок. Почему я не выстрелил? Без Ленечки я не мог бы взять героин, а он без меня не сумел бы его реализовать… Я сказал об этом, Ленечка хихикнул и согласился. Мы должны были схватиться при дележе денег, а не сейчас, это настолько ясно, что я потерял бдительность. Тупой удар в грудь, Ленечкина ухмылка и слова: «Кайф, вот это кайф».
        Мысли ползли медленно, спотыкаясь, кружились, повторялись. Сумасшедший убийца Ленечка. Как его теперешняя фамилия? Что-то очень русское, расхожее, ползучее…
        Сыщик где-то разговаривал по телефону. Торопится. Хочет спасти. Надо было его подстрелить, не палить в потолок, взывая о помощи, а выждать и подстрелить. Не обманывайся, Кирилл Трунин, этот зверь не по твоим зубам, если бы он сразу вошел, был бы шанс, а когда ты пальнул в пустой проем и услышал его голос, то понял - конец.
        Гуров позвонил в цирк, сообщил, где находится, попросил срочно прислать «скорую», сам соединился с неотложкой, описал симптомы, спросил, что делать, чем можно помочь. Равнодушный бесполый голос ответил, что справок по телефону не дают, а в принципе, надо меньше пить.
        Лицо Трунина было бледно, покрыто потом. Гуров смочил полотенце, вытер его осторожно, сел рядом на пол и, стараясь быть как можно доброжелательнее, заговорил:
        - Надо выкарабкаться, вы человек молодой, сильный, захотите жить - справитесь. Я понимаю, вам трудно, кровь в груди и во рту, мысли черные. Врач скоро будет, а с мыслями надо справиться самому. Я пытаюсь вам помочь не оттого, что мне нужно имя, я вычислю и задержу убийцу без вашей помощи. Вы думаете, раз мент, так обязательно врет. Мне кажется, вы сами служили, недолго, но служили. Статья у вас тяжелая, но сегодня от высшей меры вы, наверняка, уйдете, а жизнь, она везде жизнь и в лагере тоже. Я говорю это лишь с той целью, чтобы вы боролись.
        «Сестры милосердия из меня не получится, - думал сыщик, глядя на бледный профиль с пульсирующей жилкой на виске. - Ты людей пытками пугал, может, и огнем жег, убийцу выпестовал и направлял, но оружие стреляет иногда куда надо, а порой - в обратную сторону. Конечно, я убийцу дожму и возьму, но лучше, чтобы ты сказал. И работать легче, и на совести легче. Я не суд, а смертный приговор тебе вынес. Сто лет в сыске, а недоумок: почему-то решил, что убийца будет предупреждать и спасать содельника, когда ему проще убить? Ну если бы чертов финансист не преградил дорогу, я успел бы сюда вовремя. Оправдываешься, сыщик, знаешь, что не прав. Скоро из людей, которых убили по твоей вине, можно будет если не очередь в Мавзолей выстроить, то уж наверняка набрать суд присяжных».
        Трунин вздохнул, в горле у него булькнуло, на губах вздулся розовый пузырь, а жилка на виске замерла.
        Глава тринадцатая
        Оплата счетов
        В генеральском мундире Орлов выглядел стройнее, выше, даже интеллигентнее. Он разгуливал по гостиной люкса, который оставил в наследство уехавший Юдин, разглядывал все с мальчишеским любопытством, зажигал и гасил торшеры, щупал шелковые портьеры, помял ладонью кожаное кресло.
        Гуров наблюдал за другом с улыбкой: так смотрит старший брат на младшего, принимая его, прибывшего из деревни в столицу.
        - Веди себя прилично, на тебе генеральский мундир, - сказал наконец Гуров.
        Друзья не знали, с чего начать разговор и как бы пристраивались друг к другу, словно не виделись многие годы.
        - Тебя, значит, не убили, - сказал задумчиво Орлов и тяжело опустился в кресло.
        - Ну извини, - несколько растерянно ответил сыщик.
        - М-да, - Орлов достал белоснежный платок, которым его снабдила заботливая жена, вытер лицо. - Дай попить, что ли.
        - Попить или выпить? - Гуров открыл холодильник.
        - И то, и другое. Сколько же стоит такой, номер? Значит, ты начал брать взятки, - Орлов кивнул утвердительно.
        - В определенном смысле, - согласился Гуров, выставляя на стол бутылки, стаканы, ведерко со льдом. - Борзыми щенками, - он налил виски.
        Они выпили, не чокаясь, молча, даже не глядя друг на друга, после чего сыщик закурил, а генерал потер нос и тяжело вздохнул.
        Победа оказалась такой быстрой и легкой, что друзья, готовившиеся к тяжелейшей схватке, несколько растерялись, чувствовали себя неловко. Они походили на военачальников, которые ворвались в город, где их встретили не орудийными залпами, а почетным караулом и приветственным маршем.
        В городской прокуратуре Гуров сдал оружие и документы, отобранные у местных оперативников, приложил к ним список лиц, которых требовалось допросить. Оказалось, что прокурор уже обо всем осведомлен, сообщил, что генерал, к сожалению, исчез, есть сведения, что он отбыл в Москву. Заместитель начальника УВД, по выражению прокурора, человек высоконравственный, уже начал служебное расследование. При задержании подозреваемых было оказано вооруженное сопротивление, и три человека погибли. Сообщив об этом, прокурор посмотрел на лежавшие на столе офицерские удостоверения, которых тоже было три. Сейчас уже поздно, пора отдыхать, прокурор слащаво улыбался. Полковника Гурова завтра коротко допросят, прокурор рад познакомиться с генералом Орловым, для Города такой гость - большая честь. Но, право, не стоило беспокоиться. Полковнику следовало сразу обратиться в прокуратуру, и закон уже давно бы восторжествовал.
        Гурову очень хотелось задать несколько вопросов. Например, где находился высоконравственный замнач последние трое суток? Или как прокурор себе представляет визит сюда человека, на которого ведется облава всеми силами УВД? Как такому человеку дойти до дверей прокуратуры?
        У сыщика были и другие вопросы, но он взглянул в строгое, даже суровое лицо своего начальника и друга и от вопросов воздержался. Генерал встал, поблагодарил прокурора за внимание, сказал, что не сомневался в объективности и профессиональном мастерстве городских правоохранительных органов, прибыл сюда, как и полковник Гуров, по другому вопросу, а сейчас пришел лишь с визитом вежливости.
        Когда друзья вышли на улицу, сыщик сказал:
        - Никогда мне не быть генералом.
        - Ясное дело, - ответил Орлов.
        Теперь они сидели в номере, было уже начало первого, следовало ложиться спать, но друзья понимали, что не выговорятся - не заснут.
        - Не тяни, скажи, как в Москве? - спросил Гуров.
        - Тебя что конкретно интересует? - Орлов поднялся, снял мундир. - Кремль? Мавзолей?
        - Петр, не валяй дурака! - рассердился сыщик. - Меня интересует генерал Орлов. Под каким предлогом тебе удалось вылететь?
        - Ты думаешь о подобных мелочах? Удивил, - Орлов усмехнулся. - Я переговорил с Бабуриным - и порядок. Разговор был неинтересный, теперь один из нас должен из министерства уходить. Ты не знаешь, почему у меня нет дачи? И еще… Ты такой умный, ответь, пожалуйста, существует ли в России человек, который поверит, что у генерала МВД нет дачи?
        - У тебя нет дачи потому, что ты напахался в детстве и у тебя на грядки аллергия, - ответил сыщик. - И в России есть человек, который тебе верит.
        - Два человека, мы забыли мою половину, - поправил Орлов, налил в бокал минералки, полюбовался пузырьками. - Рассказывай, коротко, но подробно.
        Гуров молча протянул свои рапорт, в котором в хронологической последовательности были изложены события двух последних суток. Орлов просмотрел рапорт, отложил и вздохнул.
        - Горбатого могила исправит. Ты в одиночку у мафии города войну выиграл, а в рапорте «захватил», «уехал», «вошел», «вышел».
        - Я не писатель, - ответил сыщик. - И ничего мы с тобой не выиграли. Тутошний генерал в Москве отмоется, основных свидетелей, которые могли его изобличить, убили, прокурора ты видел. Как было, так все и останется, попритихнут на месячишко - не более того.
        - Так уж и ничего? - обиженно сказал Орлов. - Ты живой и здоровый, люди в городе увидели, что беспредел беспределом, однако и нормальные менты не перевелись. Думаешь, это мало? Ну и я товарищу Бабурину объяснил, что жить и служить следует по совести. Мы с тобой еще ничего, мышей ловим, так что не прибедняйся. Теперь обрисуй мне ситуацию с «медведями» и наркотиками, кого на обкомовской даче зарезали?
        Сыщик рассказал о своих предположениях и закончил довольно пессимистично:
        - Убийцу я установлю, но с доказательствами тяжело, если не совсем безнадежно. А тебе завтра следует с приятелем боевой молодости поговорить. Ты его, уверен, дожмешь, а толку? Ну сдаст он человека, с которым связан! Что за человек? Сошка. Связи с боссом у него либо нет, либо односторонняя.
        - Что-то ты у меня совсем плохой, - Орлов выбрался из низкого кресла, потянулся. - Давай спать, утро вечера мудренее.

* * *
        Утром в гостиницу прибыл «высоконравственный» полковник, заместитель исчезнувшего генерала. Полковник был свежевыбрит, благоухал французским одеколоном, перед Орловым стоял по стойке смирно, что в милиции, в принципе, не принято, смотрел на генерала подобострастно, а на Гурова грустно, даже укоризненно.
        Петр Орлов брился в ванной, полковник, пытаясь объясниться, начал нести какую-то ахинею.
        - Лев Иванович, мы незнакомы, но я о вас наслышан… Удивлен, прибыли как неизвестный, подняли в Городе стрельбу.
        Сыщик разглядывал полковника с искренним любопытством, даже улыбался, что ввело визитера в заблуждение, и он продолжал увереннее:
        - Да, в наши ряды проникают люди нечистые. А в московской милиции таких нет? Я приказал виновных задержать, они оказали бешеное сопротивление, открыли огонь на поражение, результат, увы, известен. Вижу, вы настроены саркастически, а напрасно.
        Орлов вышел из ванной без мундира, оглаживая лицо ладонью, подмигнул сыщику. Полковник вытянулся, смотрел не в лицо Орлова, а на генеральские лампасы.
        - Крайне неприятная история, товарищ генерал. Убежден, что мой шеф все объяснит министру, я, со своей стороны, ознакомлю вас с ситуацией на месте.
        - Ситуация хреновая, полковник, - Орлов надел мундир. - Как же это вы скопом одного убить не сумели? - и кивнул на Гурова.
        - Клевета! Оговор! Я обращусь напрямую в ЦК! - лицо полковника пылало, он еще не сообразил, какую сморозил чушь.
        Гуров не выдержал и расхохотался, так громко и искренне сыщик не смеялся много лет.
        - Обратитесь, полковник, и непосредственно в «Матросскую тишину», надеюсь, вам выделят там кабинет! - Гуров платком вытер слезы.
        Орлов отошел к окну, подчеркивая, что к происходящему отношения не имеет.
        - Извините… Рефлекс… Но доказательства? - лицо полковника из пунцового стало бледным. - Мы юристы. Существует презумпция невиновности! Я категорически утверждаю, что лично я не имею никакого отношения к происшедшим событиям. Я узнал лишь вчера и приказал виновных задержать.
        - Полковник, кого и за что вы приказали задержать? - ласково спросил Гуров, понимая, что полковник глуп, защиту не продумал, и если его прищучить, то заместитель закопает своего шефа по самую маковку.
        Понял это и Орлов, напрягся, ожидал продолжения. Доказательств, что Гурова пытались ликвидировать, после смерти троих главных действующих лиц действительно не было, но если этот полковник сейчас запутается и «поплывет», то следом начнут «колоться» и подчиненные.
        - Как кого задержать? - полковник растерялся. - Виновных, конечно.
        Гуров видел, что Орлов отдает инициативу, хочет услышать продолжение и занялся гостем основательно.
        - Отдавая приказ, вы назвали фамилии, - Гуров жестом предложил полковнику сесть в кресло. Тот опустился в низкое кресло, сыщик продолжал стоять.
        Орлов чуть было не хмыкнул, уж больно детской была уловка, однако сработала. Положение полковника и без того было незавидным, теперь же, глядя на противника снизу вверх, он терял инициативу окончательно.
        - Естественно. Странно вы ставите вопрос, - удивился полковник.
        - Чтобы назвать фамилии, их надо знать, - Гуров понизил голос, вынуждая полковника не только задирать голову, но еще и напряженно прислушиваться. - Как же вы их узнали?
        - Как узнали? - полковник пожал плечами и, решив, что нашел блестящий ответ, брякнул - Они же рапорты написали. Утеря личного оружия и служебных удостоверений.
        Орлов не знал, радоваться или грустить. Лева, конечно, умелец, может из топора суп сварить, но полковник-то клинический идиот. Полковник! Кого с такими мы можем победить?
        - Рапорты написали? - Гуров снова развеселился, начал расхаживать по номеру. - Тогда все ясно. Полный порядок! Рапорты вы генералу Орлову, естественно, предъявите. А если рапортов не окажется, вы сошлетесь на российское разгильдяйство, мол, утеряны и накажете делопроизводителя. Как я за вас стараюсь, полковник, видно, полюбил с первого взгляда. Товарищ генерал, разрешите подбросить полковнику еще несколько вопросов? А то вы его ошарашите, а он, несчастный, не знает, что и ответить.
        - Валяй, - Орлов махнул рукой, направился к лестнице, ведущей на второй этаж. - Поезд уже ушел. Вразуми и дай бумагу, пусть пишет, я должен в Москву позвонить.
        Не понимая, что происходит, полковник потел, крутил головой, проводил генеральские лампасы растерянным взглядом, повернулся к Гурову, спросил.
        - Какую бумагу? Что писать?
        - Чуть позже. Слушайте внимательно, пытайтесь понять.
        - Не дурак.
        - Нет слов, умница, быстро сообразите, что ваша шкура ничем не дешевле шкуры вашего сбежавшего шефа.
        Гуров прошелся по номеру, начал говорить, загибать пальцы.
        - Опергруппа из трех человек враз теряет личное оружие и служебные удостоверения. Уже интересно.
        - Нет, мы позже выяснили, что это ваша работа, - пробормотал полковник.
        - Провинившиеся офицеры пишут рапорты, - на лепет полковника сыщик просто не обратил внимания. - Вы, полковник, обязаны назначить служебное расследование. Рапортов офицеров и вашего приказа о служебном расследовании в природе не существует. Раз! - сыщик загнул палец. - Вы приказали доставить провинившихся…
        - Преступников, - перебил полковник.
        - Пока из ваших слов в действиях оперативников уголовного преступления не усматривается, - Гуров загнул второй палец, взглянул на полковника с сожалением. - Вы серьезно не понимаете, что несете чушь и, пытаясь прикрыть беглеца, лезете в петлю? Какая схватка? Где она происходила? Ведь будет произведен осмотр места схватки. А такого места не существует. Генерал приказал застрелить неугодных свидетелей, и конец абзаца. Не лезьте в чужое дерьмо, не становитесь прямым соучастником тягчайших преступлений. В ваших показаниях нет ни капли логики.
        - Уже и показания? - полковник пытался улыбнуться.
        - Пока объяснения, но по тому, что вы городите, мгновенно окажетесь в прокуратуре и будете давать показания. Или вы полагаете, что ваш слащавый прокурор - последний прокурор России? У вас же ничего не складывается. Ну, почему оперативников брали скопом, а не поодиночке? Почему открыли огонь на поражение? И наконец как могло получиться, что три опытных, вооруженных преступника не ухлопали никого из нападавших? При такой операции у вас должны быть значительные потери. Вы перестреляли оперативников, как домашних уток. Почему? Отвечу. Потому, что никто задерживать их не собирался, их просто перестреляли. Я видел капитана Стаднюка, покойник был плохим человеком, но оперативником приличным. Он один уложил бы двоих, как минимум. Вы видели генерала Орлова? Вы знаете, сколько лет он на оперативной работе? Он наверняка захочет побеседовать с людьми, которые проводили задержание и перестреляли своих коллег. Как вы полагаете, чем закончатся эти беседы? Вы в детстве читали сказку «Волк и семеро козлят»?
        Сыщик видел, что бьет лежачего, но жалости не было, напряжение последних суток, страх за свою жизнь, который удалось загнать вовнутрь и держать плотно, гнев, обида за честь облеванного прилюдно мундира - все вырвалось наружу и хлестало, хлестало…
        - Наши клиенты говорят, что чистосердечное признание облегчает душу, но удлиняет срок. Возможно, в отдельных случаях они и правы. Но вы же пока не уголовник? Я не знаю, насколько вы замазаны в деле, но убежден, раз генерал Орлов здесь, вы ответите за все содеянное, так не усугубляйте своего положения. Генерал знал, чем кончится наша беседа, и сказал мне: «Дай бумагу, пусть пишет».
        Сыщик подошел к стоявшему у стены бюро, вынул стопку бумаги, положил перед полковником.
        - Что писать? - полковник дрожащими пальцами выравнивал бумагу.
        - Что угодно, хоть стихи, сейчас даже модно, когда арестованные пишут стихи.
        Полковник писал медленно, с таким выражением сосредоточенности, будто осваивал незнакомую профессию, останавливался, подолгу смотрел перед собой.
        Злость в Гурове улеглась, он поглядывал на «писателя» с некоторым сожалением. Зачем же ты прибыл сюда, мудрец? Ясно, хотел выслужиться. И признал, что неугодных прикончила милиция, тоже желал показаться краше. Мол, признаем, есть среди нас паршивые овцы, но мы их сами и выявили, хотели под суд отдать, оплошали, да с кем не бывает. Ты, полковник, мягко выражаясь, недоумок. Заявил бы, что убили трех оперативников неизвестные бандиты, по факту возбуждено уголовное дело, следствие ведет прокуратура, мы создали специальную группу, ведем активный розыск, и с концами! Попробуй опровергнуть и что-то доказать. Одна была бы надежда, что нервы у одного из исполнителей не выдержат и он явится с повинной. Исполнители? Ведь нашлись же люди, которые получили преступный приказ, отправились выполнять и убили офицеров, своих товарищей.
        - Лев Иванович, - позвал Орлов, стоя на втором этаже, у перил.
        Сыщик направился к лестнице, обронил на ходу:
        - Полковник, вы уж пишите так, чтобы у вас с первого раза правда получилась. Я генерала Орлова давно знаю, буквоед и зануда, каждое слово будет разглядывать да обнюхивать, - с этими словами Гуров поднялся на второй этаж и вошел в кабинет.
        - Зануда и буквоед? - Орлов покачал головой. - Я святой, никто другой не мог бы тебя терпеть долгие годы.
        И тут произошло совершенно невероятное; генерал и полковник обнялись, даже похлопали друг друга по спине.

* * *
        Орлов с «высоконравственным» полковником поехали в прокуратуру, сыщик собрался в цирк, направился к «Жигулям», когда услышал женский голос:
        - Лев Иванович, подождите!
        По ступенькам быстро спускалась Ольга Дмитриевна. Сыщик с недоумением смотрел на чужую, почти незнакомую женщину и удивлялся, какое же на него затмение нашло, что он чуть не влюбился.
        - Здравствуйте, - Ольга протянула руку. - Что у вас с лицом?
        - С лицом? - сыщик пожал женщине руку и непроизвольно провел ладонью по лицу.
        - Да нет, вы не испачкались, - Ольга старалась улыбаться. - Такие лица бывают у памятников. Да вы вроде и не узнаете меня, забыли, что носили на руках, целовали?
        - Почему вы не уехали? Я же предупредил вас: забирайте мужа и уезжайте.
        - Вы меня предупредили? В первый раз слышу. Что с вами, полковник?
        - Со мной ничего, я в порядке, - сыщик кивнул. - Извините, спешу, - и направился к машине.
        Что зажигалка является портативным магнитофоном, сыщик понял с первого взгляда и взял ее у Ольги на всякий случай, может, потребуется протолкнуть супругам какую-нибудь дезу. Сыщик не мог разобраться, какая роль в происходящем отведена Ольге, пожалел женщину и наговорил в магнитофон несколько предупреждающих фраз. Ну если ты совета не поняла, я больше ничего сделать для тебя, милочка, не могу, подумал сыщик, выезжая со стоянки.
        Гуров приехал в цирк, ни к кому не заглянув, прошел в зал, уселся в верхнем ряду, смотрел на репетирующих актеров, но ничего не видел: занимался самой любимой, самой трудной работой - сыщик думал.
        Убийца. Наркотик. И главный руководитель, который в Москве, скорее всего старый знакомый Константин Васильевич Роговой. На даче убит Кирилл Владимирович Трунин, данные в Москву переданы, проверяются, но через покойника на Рогового выйти не удастся. На него можно выйти через наркотик, когда Патрон захочет его получить. Все это дело будущего, не стоит далеко заглядывать, следует решать вопросы первостепенные, а их два: убийца и связная. Неужели Ольга? Заговорит Рогожин, установится и связная, тут нет проблем. Убийца. Как доказать? След протектора у дачи, где найден труп? След характерный, слепок сделан, но он доказывает лишь факт, что машина в данном месте была, и более ничего. Владелец машины заявит, что никуда не ездил, машина стоит у дома, любой может воспользоваться. Единственная возможность доказать вину - заставить убийцу броситься с ножом на человека и взять в момент броска, с ножом в руке. Сыщик знал, рано или поздно он придет именно к этому решению, всячески оттягивал, не хотел к нему приходить, искал другие пути. Кроме Льва Ивановича Гурова, сыщик никого подставлять не имел права, а к
данному человеку он относился с большой симпатией, даже, можно сказать, любовью и рисковать не хотел. Да если я каждому маньяку, вину которого не могу доказать, начну себя подставлять, сколько мне жить осталось?
        А то, что убийца сильно двинулся по фазе, у сыщика сомнений не вызывало. Он достаточно перевидал на своем веку, казалось бы, абсолютно нормальных людей, нормальных в жизни, но абсолютных психов, когда они совершают убийства, порой никак не мотивированные. Много лет назад, когда Гуров только начал работать в МУРе, он помогал следователю прокуратуры закреплять доказательства по одному делу. Инженер-строитель, человек непьющий, тихий, ни в быту, ни на работе о нем плохого слова не сказали, застрелил приятеля. Они коллекционировали магнитофонные записи, когда один доставал редкую запись, давал другому, в общем, обменивались пленками. Однажды ныне покойный раздобыл редкую запись, а переписать инженеру не дал. Тот пришел к приятелю в дом и без долгих слов выстрелил хозяину в глаз из самодельного пистолета. Стрелял тихий человек сантиметров с двадцати, мозги из дырки в затылке оказались на стене. Молодой сыщик десятки раз повторял вопрос: «Так за что вы убили человека?», и десятки раз спокойно и рассудительно инженер отвечал: «Он же не дал мне переписать пленку». Врачи признали инженера абсолютно
нормальным. И в том случае, и во многих других у сыщика по вопросу вменяемости некоторых убийц было свое, отличное от врачей мнение. Дела исключительно уголовные, не политические, никто никакого давления на медиков не оказывал. Сыщик работает с арестованным изо дня в день, видит - человек больной, врачи же покопаются с ним минут тридцать и говорят - абсолютно здоров. В прошлом Гуров несколько раз просил провести повторную экспертизу, доказывал комиссии, ругался, ни разу переубедить не смог и сдался. Сегодня никогда не спорит.
        Сегодняшний убийца по фазе сдвинут, ему человека убить - плевое дело, нет проблем, возможно, он в момент убийства удовольствие получает, вроде оргазма. Ни однорукий парнишка, ни майор Фрищенко опасности для убийцы не представляли, ему лишь показалось, что они опасны, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы убить. А уж убийство руководителя Трунина просто алогично. Пусть убийца мою наживку о предстоящем задержании Трунина проглотил. Так чего проще: приехал, забрал начальника в машину и уехал, город большой. Он не захотел делить добычу? Глупости. Там, судя по всему, и на двоих, и на десятерых хватит. Невозможно самому реализовать? Видимо, так Трунин и рассудил, потому не поберегся, а ведь пистолет в кармане имел. Но как же Трунин, работая с человеком, не разобрался, что у исполнителя крыша совсем не держится, только дунь, и она едет?
        Сыщик сидел в полумраке, смотрел на освещенную арену. Репетировали акробаты, виделись они размыто, в желтом мареве. Он закрыл ладонями лицо, подумал, что тоже клиент психушки, потому что готов рассуждать о чем угодно, только не о том, как заставить убийцу проявить свою суть. Он меня, конечно, боится, но ведь зарезать полковника-мента так сладко, только дай повод и предоставь возможность, враз бросится. Я не люблю корриду, даже на экране телевизора, и психология матадора мне чужда. Но человек убил моего коллегу, усталого сыщика, убил просто так, на всякий случай. Все равно не хочу, просчитывать варианты, как ловчее забраться под нож, я не желаю. Можно посоветоваться с Орловым, который подобный трюк, безусловно, запретит, и тогда я с совестью договорюсь окончательно, ведь против приказа генерала не попрешь. Ты, сыщик может, и хитер, но и одновременно наивен. Петр разрешить подобный эксперимент не может, но раскусит меня сразу, влет и сделает зарубку на память: Лева, хоть и сыщик Божьей милостью, но ничто человеческое ему не чуждо, струсил, обратился ко мне якобы за советом и прикрылся генеральским
приказом. Полковник Гуров, с его-то самомнением, решения принять не может и просит совета, хотя прекрасно понимает, что решение друга-генерала может быть лишь однозначным. Чушь! Сопли! Ты уже решил, не рассусоливай, думай конструктивно. Он профессионал, и ты профессионал, он играет белыми, его ход первый, только тогда, когда он бросится с ножом в руках, и проявится его суть. Нож всегда при нем. Если парня он искал и мог приготовиться, то Фрищенко убийца встретил случайно. Нож всегда при нем. Сам нож не улика, идентифицировать характер ранения с ножом нельзя. Точнее, можно, но лишь в случае, если на экспертизу будет представлен не такой же нож, а именно тот самый. В противном случае заключение будет общим, не уличающим: «Данным ножом могло быть нанесено смертельное ранение». Можно этим, а можно и тысячью похожих ножей.
        Не крути, сыщик, задерживать убийцу с ножом в кармане нельзя, бессмысленно, человек заявит, мол, время такое, ношу для самообороны - и умоешься. Важно, какой нож и где держит. Судя по характеру ран, лезвие - типа стилета, колющее и обоюдоострое, возможно, лагерное производство. Лезвие выскакивает из рукояти, длиной не менее двадцати сантиметров, нож не игрушечный, солидный. Где может держать? Удобно пристегнуть к щиколотке, но так далеко и неудобно доставать. Брюки вообще не годятся: в кармане тяжело, а за поясом слишком явно, так как движение к ножу руки настораживает. Где? Пиджак, левая пола, там бывает кармашек для зажигалки, можно вдоль полы сделать кармашек побольше. Достал зажигалку, прикурил, положил зажигалку на место и…
        Возможно. Не факт, но очень похоже. Когда ты, сыщик, перестаешь фиглярничать и начинаешь думать, у тебя порой получается. Значит, какой нож и где он - знаем. Если замахнуться времени нет, то удар наносится от пояса, то есть снизу. Перехватывать его следует левым предплечьем, одновременно левой ногой в голень, тут же правой рукой… Если до правой руки дойдет, ты, сыщик, победил. Вообще-то, ты мужик последовательный, потому начал считать с конца. И правильно, следует сначала убедиться, как ты атаку отобьешь, потом решать, как атаку вызвать. При каких условиях убийца, человек легко возбудимый, схватится за нож? Если поймет, что я могу его разоблачить? Что его сейчас может беспокоить? След протектора у дачи? Мало. Когда я пришел, Трунин был жив и назвал убийцу? Хорошо, но не достаточно. Кроме того, Трунин имя не назвал, а сыщик Гуров в жизни не давал ложных показаний. Убедить убийцу, что он оставил на месте преступления улику. Она в кармане полковника, он сейчас идет в прокуратуру. Хорошо и достаточно. Вопрос: почему не передал улику приехавшему на место следователю? Ответ: ночью власть в городе
принадлежала мафии. Недурственно и достаточно правдоподобно. Убийца к мафии не принадлежит, но уверен, что полковник Гуров считает убийцу человеком мафии. Теперь улика. Что она может собой представлять? Оброненный на месте преступления предмет? Какой предмет? Что у человека в карманах? Что он может обронить и не заметить пропажу? Пачку сигарет? Неплохо, но убийца не курит. Оставить пальцы на стакане или бутылке? Плохо, так как убийца всю посуду со стола сложил в раковину, тщательно вымыл, для верности залил водой. Ручки кресел и дверей вытерты, и это убийца отлично помнит. За что он мог схватиться и забыть? Окно? Плохо. Так, попробуем восстановить действия преступника после убийства.
        У человека в руке нож, с которого капает кровь. Значит, первым делом вымыть нож и руки. Так, он прошел в ванную, вымыл нож и руки, взял полотенце, перенес посуду, протер мебель, все ручки, налил ведро воды, залил пол комнаты, заткнул сток в раковине, где лежит посуда, пустил воду, вытер кран, полотенце бросил в раковину. Все, можно уходить.
        Трунин был жив. Чтобы не добили, лежал неподвижно, только когда убийца ушел, жертва доползла до стены. Трунину даже удалось сесть и вынуть из кармана пистолет.
        Как убийца выходил на крыльцо? На дверных ручках отпечатков не нашли. Перчатки? Нет, в случае обнаружения они вызовут ненужные вопросы. Носовой платок? Скорее всего. Он достал платок, открыл дверь, вышел, закрыл дверь, либо держа в руке носовой платок, либо захлопнув дверь ногой. Все. Никаких отпечатков, оброненных предметов. Совершенно напрасно порой бытует мнение, что преступник всегда оставляет следы. Ни черта, часто следов нет, есть только почерк, свидетельствующий об опыте, спокойствии, некоторых чертах характера.
        Стоп, одернул себя сыщик, отвлекаюсь, хотя о спокойствии и характере подумал верно. Убийца очень быстр в момент нападения, в повседневной жизни его движения неторопливы, расчетливы, последовательны. Он человек обстоятельный. Значит, когда он вышел на крыльцо, захлопнул за собой дверь, убрал платок, то вполне мог дверь ладонью прихлопнуть, для верности, так сказать, в знак того, что дело, этап жизни закончены. Такое движение естественно, оно в характере убийцы. Главное, он никогда не вспомнит, прижал он дверь рукой или нет. Если заявить, что он оставил на внешней стороне двери отпечатки, он не сумеет вспомнить, делал он такое движение или не делал.
        - Ну, сыщик, вперед! - сказал Гуров, встал и сбежал по проходу к арене.
        Прибыл в цирк Орлов, сверкнул генеральским погоном, исчез за железной дверью медвежьей обители.
        Гуров в кабинете Колесникова взглянул с отвращением на торт, взял кружку с чаем и сказал:
        - Оттого у тебя такое пузо, Капитан, что лопаешь торты, - и сел у стола.
        Присутствующий в кабинете Сильвер скосил хитрый глаз, сверкнул золотым зубом и сказал:
        - Директор должен обладать весом, - и рассмеялся. Капитан подписывал какие-то накладные, видимо, их принес Сильвер, дернул подбородком и сердито сказал:
        - Ты, полковник, не знаю, из чего сделан. Слышал, ночью еще одного порешили, а тебе все хрен по деревне. Ты когда убийцу поймаешь? Вчера, вроде, обещал, - и, не подписав, швырнул Сильверу одну из бумаг. - Ты меня придурком считаешь? Перепиши по-людски, воруй, но меру знай!
        - Труженика обидеть, что два пальца обмочить, - Сильвер забрал свои бумаги и захромал к двери.
        - Ну? - Капитан навалился на стол. - Ты большой молодец, нашего говенного генерала прихлопнул. Я слышал, он в Москве парится и отмывается. Не вернется?
        - Это вряд ли, - Гуров взглянул на часы. - Думаю, генерала уже задержали, и вскоре он будет арестован.
        - Я тебе памятник обещал? В городе поставить не разрешат, а в своем дворе я хозяин. Поймай убийцу, полковник, и будешь стоять в бронзе!
        - Ловят бабочек, Капитан. Убийц устанавливают и задерживают, - сыщик закинул ногу на ногу, улыбнулся. - А в бронзе меня сваяют в рост или по грудки? Еще интересуюсь, я буду в мундире или в цивильном?
        - Что-то ты больно веселый. Слышал, из Москвы большой генерал прибыл?
        - Большой? - Гуров скорчил гримасу. - Росту среднего, мне вот так, - он провел ладонью под ухом. - Но вот с такой головой, - и сомкнул руки в кольцо.
        - Значит, урод, - сказал Капитан. - Выйдет на пенсию, пусть приезжает, мы ему номер поставим, будет народ веселить.
        - Передам, - сыщик посерьезнел, - у меня к тебе просьба.
        - Не надо, - быстро ответил Капитан, выставив перед собой ладони.
        - Стерпишь, - сказал Гуров и изложил свою просьбу: - Сейчас сюда генерал заявится, так ты о нашем разговоре помалкивай, ему пока ничего знать не следует.
        - Это почему, раз у него такая голова?…
        - А в огромной голове огромное количество мыслей помещается, порой лишние, - перебил Гуров. - Договорились?
        Как на сцене театра, точно на реплику, в дверь постучали, и, не ожидая ответа, в кабинет вошел генерал Орлов, обменялся с Колесниковым рукопожатием и заговорил так, будто они знакомы многие годы.
        - Алексей Иванович, вы один из отцов города, неформальный лидер, используйте ситуацию, наведите порядок в милиции. Соберите в мэрии авторитетных, уважаемых людей и помогите кадрам УВД подобрать людей на должности участковых.
        - А генерал? - спросил Колесников.
        - Вашего генерала его подчиненные да и прокуратура продали с потрохами, он в Москве задержан. Когда я привезу документы, его арестуют, пришлют другого. Но не обольщайтесь: генерал, даже распрекрасный, навести в городе порядок не может, а участковые могут. Я вам попозже расскажу, как и где подобрать нужных парней, а пока я забираю своего сыщика, нам надо потолковать.
        - Толкуйте здесь, Петр Николаевич, - Колесников вышел из-за стола, - я пойду на конюшню, дела.
        Когда он вышел, Орлов повернулся к Гурову, взглянул, словно прицеливался, и сказал:
        - Чую, у тебя новости. Выкладывай.
        - Какие новости? - удивился сыщик. - Ты был в прокуратуре, говорил с Москвой, затем с Рогожиным. А я лишь беседовал с сыщиком Гуровым, да в затылке чесал.
        - Лева, ты врать не умеешь, вижу, что-то придумал, принял решение. Рассказывай.
        - Петр, не изображай Вольфа Мессинга, как дела в прокуратуре - понятно, выкладывай, что рассказал Рогожин?
        Орлов чувствовал, Лева темнит, что-то задумал, но генерал знал упрямство своего друга: не хочет говорить - уговаривать бесполезно. Он потер лицо, погримасничал и сказал:
        - Как ты и предполагал. Шантаж. Угрожают убить медведя, требуют достать из-под пола посылку, кому передать, пока не сообщили. Михаил пол вскрыл, вытащил довольно увесистый тючок, килограммов двадцать, на ощупь мягкий. Вскрывать я не стал, так как нужен специалист. Говорила с Михаилом женщина, он убежден, что она к уголовщине непричастна.
        - Что ты решил? - спросил Гуров.
        - Решение простое, боюсь, выполнить его будет сложно. Содержимое посылки вытряхнуть, изготовить «куклу», вложить в нее грамм сто наркотика, проследить путь следования, задержать получателя.
        - Константин Васильевич Роговой, - сказал Гуров.
        - Заклинило тебя на этом толстяке, ты ему прошлогодний номер с крахмалом простить не можешь. Дело не в получателе, а в исполнителях транспортировки. Если это героин, то, значит, стоимость около двадцати миллионов долларов, следовательно, исполнители будут высококлассные. А у нас кто? Эх, нам бы сюда опергруппу МУРа, того же Станислава Крячко с ребятами.
        - Можно позвонить, но не успеют, - Гуров взглянул на часы. - Сейчас пятнадцать, на вечерний рейс не успеют. Наркотик заберут этой ночью, а скорее всего завтра поутру.
        - Значит, ты да я, да мы с тобой, - усмехнулся Орлов. - Признаться, из меня помощничек весьма хреновый.
        - Не прибедняйся.
        - Нужна засада, а генерал, известно, говорить-руководить горазд, а сидеть-терпеть, бежать-драться, - Орлов вздохнул, - был конь, да изъездился.
        - Бежать и драться - операцию провалить, а наблюдать - я людей найду.
        - Местных ментов брать нельзя, там чистых и нечистых пятьдесят на пятьдесят, не угадаешь, хоть один, да затешется, тогда провал.
        - Нам Колесников своих ребят даст, - ответил Гуров. - Парни ловкие, сильные, выносливые.
        - Артисты? Зачем им ввязываться?
        - Во-первых, они уже ввязались, во-вторых, они мне сегодня еще больше задолжают, а люди они - гордые, самолюбивые, долги всегда отдают.
        - Ты сумеешь им выдать убийцу?
        - Нет, убийцей начнем заниматься завтра, - ответил Гуров, открыто посмотрел другу в глаза, опровергая суждения генерала, что сыщик Гуров врать не умеет. - Ты возвращайся в прокуратуру, а то при тебе они так решают, а без тебя могут решить иначе, я же занимаюсь подготовкой группы наблюдения, инструктажем. Встречаемся в гостинице часиков в десять-одиннадцать.
        - Ты никаких глупостей не задумал?
        - Обижаешь, генерал, мне уже пятый десяток.
        Орлов взглянул на друга с сомнением, пробурчал невнятно, разобрать можно было лишь «известный авантюрист» и ушел. Сыщик с довольным видом уселся в кресло Капитана, вытащил из правого нижнего ящика стола хлеб и колбасу и начал сооружать бутерброд.
        Первым, конечно, явился Сильвер, сказал, что нынче колбасу едят только начальники, включил электрический самовар, достал из кармана краюшку ржаного хлеба с салом. Естественно, что вторым в кабинет пришел Классик, от него слегка попахивало, но он был, как сам выразился, «трезв до неприличия». Потом дверь уже практически не закрывалась. Приходили руководители номеров, прибыл и администратор Жуков в сопровождении неизменной Матильды, через несколько минут в кабинете собрались все, кто был и вчера, когда сыщик сказал, что готовится арест убийцы и его руководителя. Последним пришел хозяин, принес огромную коробку с тортом. Гуров, уступая место, вышел из-за стола, но Колесников махнул рукой.
        - Сидите уж, как-никак вы полковник, а я только Капитан. Сидите и рассказывайте, кого вы вчера схватили и как наша доблестная милиция в очередной раз лопухнулась?
        - Рассказывать нечего, а что есть, то пока нельзя.
        - Не положено, - изрек Сильвер.
        - Совершенно секретно, - добавил Классик.
        - Вы, извините, изволите мою колбаску кушать, - сказал Колесников. - Хозяин, гость, дело житейское. А вот что люди налоги платят, вам огромную зарплату выдают, а вы мышей не ловите, в секреты играете, то это не житейское дело, а просто безобразие!
        - Вот так мы вам со всей прямотой и объявляем! - заявил Сильвер.
        Колесников собрал людей и направлял разговор по просьбе сыщика. Директор также по просьбе полковника объявил сегодня выходной, а вечернее представление перенес на утро воскресенья, приписав в афише, что желающие могут билеты сдать, а пришедшие в воскресенье дети получат гостинцы.
        - Друзья, не берите за горло, - миролюбиво ответил Гуров. - Вы мне у гостиницы помогли, я тоже кое-что для города сделал, как выражаются в определенных кругах - мы по краям.
        - Ну что-то нельзя сказать, а что-то и можно, - сказал кто-то из гимнастов.
        - Ну, что можно? - Гуров развел руками. - Моя накладка, я опоздал. Не хотел я раньше убийцы приезжать, машину не спрятать, можно спугнуть, потому тянул. Уж что они не поделили? Только когда я приехал, хозяин был уже…
        - Мертвец! - сказал Сильвер.
        - Живой, даже разговаривал, но до приезда «скорой» не дотянул.
        - Если говорил, то имя убийцы должен был назвать, - убежденно произнес Капитан.
        - Назвал, - неохотно ответил сыщик. - Только не имя, а кличку.
        - Значит, махровый! - изрек Сильвер.
        - Сильвер, Классик, Капитан, - улыбнулся Гуров. - Вы все махровые?
        - Я точно махровый, только пьяница, - сказал Классик, - а какая кличка? Может, мы знаем?
        - Возможно, только этот вопрос вам зададут в прокуратуре.
        По заданию сыщика Колесников начал активно наступать:
        - А следы? Как ни читаешь о доблестных сыщиках, они всегда находят следы. Какой-нибудь крохотный волосок обнаружат - и преступнику конец.
        - Бумага все терпит, - Гуров оглядел собравшихся, мазнул взглядом по предполагаемому убийце. - След машины у крыльца, одна покрышка с дефектом, эксперты сняли слепок. Мы машину, конечно, найдем. Но хозяин ведь может заявить, что был дома и не знает, кто и куда ночью на его машине ездил.
        - А пальцевые отпечатки? - гнул свое Колесников.
        - Преступник - не сопливый пацан, опытный, профессиональный убийца, - ответил Гуров. - Он всю посуду вымыл, поверхности стола, стульев протер, ручки дверей не забыл. Нашел я один пальчик, - сыщик достал из нагрудного кармана квадратик пленки, взглянул на свет. - Только чей он?
        Присутствующие слушали, затаив дыхание, многие непроизвольно стали разглядывать свои пальцы. Высказался, конечно, Сильвер:
        - Вы же его смажете!
        - Невозможно, пленка двойная, отпечаток на внутренней стороне. Вот если этот пальчик совпадет с отпечатками владельца машины, тогда петля, - Гуров убрал пленку, погладил нагрудный карман. - Если совпадет.
        - Как же он все вымыл, а отпечаток все равно оставил? - спросил Колесников.
        - Как говорится, на всякого мудреца довольно простоты, - улыбнулся Гуров. - Убийца на крыльцо вышел, думаю, дверь ногой закрыл, а тут расслабился и рефлекторно дверь рукой прихлопнул. Ну это я так предполагаю, может, все иначе, жизнь покажет.
        - Странно, Лев Иванович, у вас одна прямая улика, а вы ее в кармане таскаете? - сказал Колесников и продолжал: - Ведь ночью на месте следователь прокуратуры присутствовал, чего же ему эту пленочку не передали?
        Вопросы эти подготовил сыщик, боялся, что их задаст себе убийца и не найдет ответа. А если нет ответа, то полковник просто врет, ничего у него нет, внимание на себя провоцирует.
        - Почему? - сыщик изобразил смущение. - Потому! В городе часть милиции и прокуратуры коррумпирована, отдашь кому попало, там пленку подменят, и с концами. Сейчас власть прибыла, местные в сознанку пошли, кто не сильно увяз, перекрестился. Я сейчас в прокуратуру, - Гуров взглянул на часы, - там в присутствии генерала оформим, копию сделаем.
        Сыщик словно опомнился, что слишком много болтает, и резко сменил тон:
        - Все, пресс-конференция окончена, доживем до завтра. Алексей Иванович, у меня колесо спустило, запаски нет, так я пешком пойду, тут ведь недалеко. Объясни, как побыстрее добраться.
        - Не Москва, у нас все недалеко, - Колесников взял лист бумаги, начал чертить и объяснять.
        Артисты начали расходиться, заговорили о своих профессиональных делах, лишь Сильвер пытался Капитана поправить, давал советы и все талдычил про какой-то проходной двор, да Классик, ткнул длинным пальцем в чертеж, сказав, что в этом месте яма.
        - Стоп, господа артисты! - крикнул Колесников. - Минуточку! Кто там убег, вернитесь! Я вам дал выходной не для того, чтобы вы бросились к ящику и смотрели на рыдания «Богатых»! Сегодня генеральная уборка. Привести в порядок свои помещения, проверить реквизит, что надо чинить, тащить сюда. Я все проверю, кто схалтурит, намылю холку!
        Когда все разошлись, Колесников спросил:
        - Как я смотрелся?
        - Класс! - сыщик показал большой палец.
        - Не скажешь, кто?
        - Остерегусь, скажу лишь, что не твой служащий. - Гуров помедлил и добавил: - Думаю, что не твой.
        - Артист? - Колесников посмотрел в потолок, дернул подбородком. - Легче, но все равно дерьмо. А он тебя не зашибет? Может, подстраховать?
        - От удара ножа не подстрахуешь, а вот подождать меня в определенном месте было бы совсем неплохо. Я для того и попросил тебя людей от выступлений освободить, а из цирка не выпускать.

* * *
        Все работали, сыщик болтался без дела, ждал наступления темноты, чтобы создать для убийцы условия наибольшего благоприятствования. Болтался-то он без дела, но был предельно внимателен, не давал никому оказываться у него за спиной, выкладки выкладками, психология вещь хорошая, но чем черт не шутит, а жизнь одна, другой не выдадут. Он не проходил близко от портьер, боковых проходов, старался держаться среди людей, хотя и помнил, что Клыка зарезали в толпе.
        - Господин полковник, сказали, что торопитесь, а сами бродите, словно тень отца Гамлета, - сказал подошедший Классик, подмигивая, и чуть вытащил из кармана фляжку коньяка.
        - Может, по глоточку?
        - Можно, а штрафные санкции? - улыбнулся сыщик. Уж Классика-то он исключал полностью, однако фляжку отклонил.
        - После вас.
        Артист понял, лицо у него вытянулось еще больше, хлебнув из фляжки, сказал:
        - Ну да, а то у меня иной возможности не было.
        - Извини, рефлекс, профессия. Извините, - сыщик сделал несколько глотков, спохватился. - Хотите, я у Капитана займу? Мне он не откажет.
        - Спасибо за заботу, но у меня сегодня есть запас.
        - И вам спасибо и всего наилучшего, мне пора, - сыщик ощутил, как тепло разлилось по телу. Он напряг мышцы, расслабился, кивнул артисту и направился к выходу.

* * *
        Сыщик шел по улице, не по тротуару, чтобы не проходить мимо дворов и подъездов, а по проезжей части. В начале седьмого наползла мартовская хмарь, выражаясь по-научному, видимость была ограниченная. Сыщик старался ни о чем постороннем не думать, лишь смотреть, слушать, ощущать. Где мои рефлексы пращуров? Человек чует опасность, потому выжил. Так представь, что на тебе шкура, в руке дубина, кругом затаились враги, готовятся к прыжку, ты тоже готов. На улице ни души, где-то за домами прогрохотал грузовик, из-за тускло светящегося окна донеслась музыка, тут же пропала. Справа на тротуаре человеческая фигура. Мужчина. Сыщик вытер ладони. Почему я уверен, что убийца подойдет и ударит ножом? У человека имеется пистолет с глушителем. Нет, из пистолета не интересно и опасно, выстрелил, подбежал, ведь надо забрать пленку с отпечатком, а тут, как назло, люди из дома вышли, машина из-за угла вырулила, всего не учтешь. Нож вернее и совсем другое удовольствие. Знаменитый сыщик, а ты ему сердце проткнул и в глаза смотришь. Кайф! А появится кто неожиданно, так два человека, обнявшись, стоят, знакомая картина,
трезвым в такую погоду на улице делать нечего.
        - Я тебя ненавижу! Иди куда хочешь! Можешь домой не возвращаться! - кричала женщина визгливо.
        Сыщик шел, не останавливаясь, на тротуаре виднелись две фигуры, мужская и женская. Сыщик обрадовался, стыдно признаться, но обрадовался, на какое-то время опасность отступила, свидетели убийце ни к чему.
        - Матильда, дорогая моя, - ответил мягкий баритон, в голосе звучала ирония. - Твоя ревность даже не смешна. Ну что подумает о нас человек?
        - Ничего плохого, - ответил Гуров, подходя к Жукову с супругой. - Ревность - составляющая любви. А любовь во все времена - явление прекрасное и довольно редкое.
        - Лев Иванович, вы настоящий мужчина и джентльмен, - Матильда поправила прическу, подняла накрашенную бровь, от чего лицо не стало кокетливее, просто перекосилось, - Александр утверждает, что идет за бутылкой, а я убеждена, что это предлог. Заявится часа через три пьяный, будет говорить, что встретил друзей, и от него будет вонять дешевыми духами этой профессионалки.
        Жуков держался, как всегда, спокойно. Гуров давно отметил, что в администраторе непонятным образом сочетались достоинство, ирония и некоторая пришибленность. Сыщик это объяснял просто: человек стеснялся своей вульгарной, глупой супруги, изо всех сил старался нести крест достойно, отсюда подчеркнутая элегантность и ироническая улыбка: ну, тащу я свой горб, что поделаешь, извините, могила исправит.
        - Матильда, дорогая, одно из двух, - Жуков достал сигареты, угостил Гурова, щелкнул зажигалкой, мужчины закурили. - Либо ты идешь со мной в магазин и обратно, либо возвращаешься домой, я приду через двадцать минут.
        - В магазин? - фыркнула Матильда. - Там эти мужики, они хлопают тебя по плечу, зовут Сашкой, и ты пьешь с ними из одного стакана.
        Сыщик жадно закурил, он остерегался курить, пока был один, боялся спровоцировать выстрел, смотрел улицу, прокладывал дальнейший маршрут, пытался предугадать, какое место выберет убийца.
        - Такова се ля ви, дорогая, у нас плохо с посудой, - Жуков взглянул на Гурова. - Извините, Лев Иванович, вы идите, нашим интеллигентным беседам много лет, и окончания не предвидится.
        - Да-да, конечно, я пошел, - рассеянно ответил сыщик, жадно затянулся, в ближайшее время курить не придется, а нервы свое требовали.
        - Проваливай! - Матильда оттолкнула мужа. - Если через тридцать минут тебя не будет, я запираю дверь. С вашего позволения, - она кивнула Гурову, застучала каблучками по асфальту и свернула в ближайший двор.
        - Так и живем, - усмехнулся Жуков. - Каждому свое. Вы женаты?
        - Был, - сыщик перестал осматривать улицу, взглянул на администратора, увидел в его руке зажигалку, по плечам и бедрам побежали мурашки, рядом запела струна.
        Как просто! Они в паре! Женщина! Зажигалка! И он обошел меня, встал справа… Сейчас он опустит зажигалку под полу пиджака… Я так и представлял. Я гений! Не поднимать взгляда, смотреть на его руки и ноги. Кури, думай о своем, тебе есть о чем думать.
        - Идемте, до угла нам по пути, - Жуков левой рукой взял сыщика под руку, щелкнул зажигалкой.
        Он на секунду оказался чуть позади сыщика, за его правым плечом. Гуров не видел правой руки убийцы, понял, что опаздывает, и подсек спутнику ноги. Убийца был ловок и быстр, и нож уже в руке, осталось развернуть жертву на себя и ударить. Сыщик опередил убийцу лишь на мгновение, подсечка оказалась столь неожиданной, что Жуков не устоял, упал на колени. Можно ударить ногой в голову, отпрыгнуть и выхватить пистолет, но сыщик решил доиграть спектакль до конца и бросился бежать. Он бегал хорошо, но, что может бежать так быстро, даже не подозревал, и все-таки слышал, как убийца приближается. Достать пистолет не может ни он, ни я, для этого надо остановиться, хотя бы замедлить бег. Бежать мне еще два квартала, если не успею, брошусь в ноги, собью. Он не сможет удержать нож, выронит. Хотя черт его знает, цирковой, и не известно, что он может. Только не поскользнуться, не упасть. Почему сердце лезет к горлу! Топот и тяжелое дыхание приближались, неожиданно сбились с ритма, чуть отдалились. Он достал пистолет, понял сыщик, метнулся в сторону, услышал хлопок выстрела, увидел силуэты стоявших по обеим сторонам
улицы машин. Цирк так цирк! Было бы здоровье, так сыщик крикнул бы победные слова. Но сил и дыхания у Гурова хватило лишь на то, чтобы издать вопль. Возможно, так кричали его далекие предки.
        Вспыхнули фары, распахнулись дверцы машин, выскочили люди, они бежали и из дворов, людей было много, но Гуров видел только белую голову Рогожина, прыгнул и упал в руки гиганта.
        Жуков, ослепленный светом, пытался свернуть, споткнулся, упал на колени, задыхался. Убийцу окружала толпа.
        - Брось пистолет, паскуда, у тебя на всех патронов не хватит! - кричал Капитан.
        - Сейчас я эту сучку на свет выдерну, - шептал Рогожин, обнимая могучей рукой сыщика за плечи. - Ну ты, парень, солист, нет слов. Солист!
        Гуров отплевывался, вытирая пот, еле прошептал:
        - Даму не трогать! Молчи, ты ничего не знаешь!
        Орлов сидел в кресле, изучал пузырьки в своем бокале, переводил взгляд на сидевшего напротив Гурова, качал головой. Сыщик чувствовал себя плохо и физически, и морально, неожиданно вспомнил название боевика «Победитель не получает ничего» и сказал:
        - Тот самый случай.
        Орлов понял, что друг беседует сам с собой и спросил:
        - А может, тебе у них остаться?
        - У кого? - рассеянно спросил сыщик.
        Орлов, довольный, что Лева попался, хохотнул.
        - У цирковых. У тебя очень эффектно получается. А может, в каскадеры податься? Слышал, они свою лигу создали.
        - Надо подумать, - серьезно ответил сыщик, - потому как преступники и генерал Орлов лично мне надоели до смерти…

* * *
        Роговой и Бунич не обменивались колкостями и остротами, разговаривая по телефону, старались не употреблять непарламентских выражений, хотя ныне в нашем парламенте загибают достаточно круто.
        - Доставить ваш груз в Москву и получить десять процентов? - спросил Бунич. - Мысль интересная…
        - Два миллиона зеленых за простую транспортировку, - от переполнявшей его злости Роговой слегка заикался.
        - Десять и, как говорил классик, «торг здесь неуместен».
        - Вы здоровы? Покажитесь врачу.
        - Кто мне мешает забрать все?
        - Не блефуйте, я знаю, вы не занимаетесь этим товаром.
        - Верно, - согласился Бунич. - Видимо, не стоит и начинать.
        - Три, - сказал Роговой.
        - Известно, мы не любим друг друга, но коммерция есть коммерция. Вы не понимаете сложившейся у нас обстановки. Практически вы на девяносто процентов потеряли уже все. Я могу попытаться утерянное вернуть, хотя не знаю, как и подступиться к делу. У вас связь с товаром через женщину, чей муж взят два часа назад при попытке совершить убийство, - Бунич выдержал паузу. - Рядом прогуливаются, просто изнывают от безделья два лучших сыщика России. Прилетайте. Берите свой товар, за скромные деньги я помогу вам транспортом и людьми.
        - Не говорите глупостей, меня знают в лицо.
        - Так пришлите кого-нибудь, - подсказал Бунич. - Одного убили, второго арестовали, и вы остались без людей? Вопрос риторический. Я знаю, что у вас людей нет. Вы старый, жирный, подлый боров. Вы обманули всех и остались один. Вы меня слушаете и трубку положить не смеете, потому как я - ваш последний шанс. Вы задумали хорошо, даже гениально, но поскупились, наняли дерьмовых исполнителей и практически разорились.
        - Хорошо, вы получите десять миллионов, - просипел Роговой.
        - Предупреждаю…
        - Не надо, знаю, - перебил Роговой. - В этот раз я расплачусь полностью, - и положил трубку.
        Бунич услышал гудки, тоже положил трубку, вызвал секретаря. Тот явился мгновенно, сел напротив. Хозяин получал информацию через секретаря, потому начал без предисловий.
        - Тебе ситуация в городе и цирке известна. Стоит нам ввязываться?
        - Нет, я считаю партию законченной.
        - Твой гонорар два миллиона долларов.
        У секретаря были отличные нервы, но, услышав сумму, он закашлялся, ослабил узел галстука.
        - Я понимаю, что, получив такие деньги, ты от меня уйдешь, захочешь самостоятельности. Мне жаль, я ценю тебя. Если все пройдет удачно, мы можем стать партнерами.
        - Я благодарен, хозяин, надо подумать.
        - Думай, пока пригласи близнят.
        Когда братья явились, Бунич впервые предложил им сесть. Такое удивит хоть кого, и на бесстрастных монголоидных физиономиях братьев появилось замешательство. Охранники молча сели, они многое знали, поняли хозяина с полуслова и синхронно покачали головами.
        - Извините, хозяин, но покойнику деньги ни к чему, - ответил один, другой согласно кивнул.
        - Наркотики - не расстрельная статья, - сказал Бунич.
        - Если начинать, то с убийства полковника, а это верная вышка.
        - Согласен, риск велик, но в случае удачи каждый получает миллион долларов, сегодня это двести миллионов рублей, завтра - половина миллиарда. Даю два часа, думайте.
        Братья поднялись, бесшумно направились к дверям, но секретарь их остановил:
        - Стойте, у меня есть идея.

* * *
        В люксе, оплаченном Юдиным и незаконно оккупированном сыщиками, в одиннадцать вечера появились супруги Соснины. Пригласил их Гуров, беседу вел генерал Орлов, а сыщик, чтобы не присутствовать при унижении строптивой Ольги Дмитриевны, поднялся на второй этаж, открыл старый «Огонек», начал решать кроссворд.
        Примерно через час Орлов крикнул:
        - Вылезай, твоя Дульцинея удалилась!
        Гуров спустился, не глядя другу в глаза, начал готовить коктейль, хотя терпеть не мог смеси, предпочитал напитки в чистом виде. Такой профессионал, как Петр, конечно, понял, что между ним, сыщиком Гуровым, и этой женщиной что-то было. Хотя на самом деле ничего и не было. Но Гуров стыдился и объясняться не хотел.
        - Перестань, Лева, ты ставишь меня в неловкое положение, - сказал Орлов, хотел друга обнять, но лишь похлопал по спине. - Ты сделал большое дело, я приехал практически пожинать плоды и укорять тебя в ерунде, мне, право, стыдно. Ну заморочил бабенке голову, сам слегка заморочился, наплевать и забыть. Давай о деле.
        - Слушай, Петр, выпей, - Гуров сунул другу бокал. - А то я себя чувствую, как последний алкаш, хлещу напропалую, а ты все пузырьками любуешься.
        Орлов взял бокал, пригубил.
        - Значится, так. Мужик к делу отношения не имеет, у него в области меховой интерес. Мадам же знакома с нашей Матильдой давно, полагаю, у них и общие мужики имелись, но это к делу отношения не имеет. Матильда собиралась использовать Ольгу втемную, переслать с ней в Москву наркотик, обещала щедро заплатить в валюте. Твою пудреницу Ольга подруге продала. Вот и все, конечно. Ольга понимала, что повезет криминал, но считаю, что нас это интересовать не должно.
        Орлов подошел к сыщику, чокнулся и сказал:
        - За тебя, сыщик!
        Эпилог
        Наркотики изъяли, эксперты установили, что в пакетиках находился героин, изготовить «куклу» не составляло труда и по «просьбе» Матильды Рогожин принес ее к гостинице и спокойно положил в багажник «тойоты» Сосниных.
        Напрасно близнецы-охранники готовились к схватке, им позволили сесть в машину и уехать, Гуров лишь проводил их взглядом, отметив, что Бунич все-таки оскоромился и ввязался в наркотический бизнес.
        Орлов позвонил в Москву и приказал взять под наблюдение Константина Васильевича Рогового, и, если когда-нибудь после многократных проверок, он посылку получит, то один пакетик героина в ней все-таки обнаружат, а этого и для следствия, и для суда достаточно.
        Прощальный банкет состоялся и, конечно, в кабинете Колесникова и, конечно, с огромным тортом.
        Генерал Орлов порадовал хозяев отменным аппетитом, Сильвер привычно косил хитрым глазом, сверкал золотым зубом и постоянно встревал в разговор, место администратора Жукова занимал Рогожин, а рядом, заменяя Матильду, громоздился гигант Гоша, который проглотил свою порцию торта и теперь мирно сосал лапу.
        Классик мигнул Гурову, щелкнул по горлу и кивнул на дверь, но сыщик отрицательно покачал головой, достал из кармана носовой платок и завязал узел. В ответ Классик уронил совершенно натуральную слезу.
        Генерал заранее подговорил Капитана, и тот поднялся, выждал, пока разговоры утихнут, и сказал:
        - Удачи тебе, сыщик!
        Москва, 1992 год
        Наемный убийца
        Пролог
        Вилла, по нашим, российским, представлениям, шикарная, а для европейца - нормальный дом, была расположена на окраине Мюнхена. Метров сорок аккуратно подстриженного газона отделяли розовое двухэтажное строение от ворот; струилось шоссе, стремительным потоком полированных лимузинов оно летело к городу. Эти сорок, максимум пятьдесят метров газона, на котором в шахматном порядке росли аккуратно подстриженные кусты и небольшие деревья, для опытного человека свидетельствовали, что хозяин - человек обеспеченный, но отнюдь не богатый, в последнем была уверена и жена хозяина дома, и, хотя прожила с мужем пять лет, женщина не подозревала, что он крупный рэкетир и располагает очень большими деньгами.
        Семья завтракала на веранде. Мужчина пил кофе, курил первую в этот день сигарету и просматривал газеты. Он не знал, что сигарета окажется в его жизни последней, а биржевые новости ему знать совершенно ни к чему.
        Мальчик лишь полгода как научился говорить, отказывался пить сок и допытывался у матери, почему трава зеленая. Малыш никогда не узнает, почему трава зеленая, а небо голубое.
        Убийца подошел к дому с черного хода, двигался неторопливо, уверенно, чувствовалось, что он знает расположение пристроек, где надо подняться по ступенькам, какую дверь открыть. Он поднялся на веранду не с лужайки, а вошел из дома, достал из-под полы длинного плаща автомат и увидел широко открытые глаза женщины.
        Впоследствии полиция установила, что убийца выпустил более двадцати пуль калибра 5,6 мм. Хозяин и ребенок умерли мгновенно, женщина была жива. Ее доставили в госпиталь, но врачи считали, что положение женщины безнадежно.
        Глава первая
        Начало
        Инспектор криминальной полиции Дитер Вольф был сердит, очень сердит. Высокий и широкоплечий голубоглазый блондин с твердым подбородком, полвека назад он мог бы красоваться на плакатах рейха и с огромным успехом выступать перед застывшими в немом восторге шеренгами гитлерюгенда. Потомственный полицейский, Дитер был человеком спокойным и уравновешенным, скорее мягким, чем жестким, как ни парадоксально, такие люди в полиции встречаются.
        Инспектору уже исполнилось тридцать, но он был холост и жил в одном доме со своей матерью Анной, которая недавно отметила пятидесятилетие, выглядела она на тридцать, и порой Дитера и Анну принимали за супругов или за брата и сестру. И взаимоотношения их были равноправными, лишь в редчайших случаях Анна одергивала сына, ставила его на место.
        Сегодня был тот самый случай. Дитер расхаживал, можно сказать - метался, по своей комнате и непозволительно громко говорил:
        - Русские - мое проклятье! Я их ненавижу! Учи русский язык! - Он посмотрел на портрет деда, человека неопределенного возраста, с тяжелым подбородком и бесстрастными глазами, безукоризненным пробором, усами, подстриженными уже на века. - Читай русскую литературу!
        Он схватил со стола томик Чехова и запустил в стену. В этот момент терпение Анны, которая стояла в дверях и наблюдала за сыном, кончилось.
        - Дитер, ты ведешь себя недостойно! - Жесткие морщины пролегли от уголков рта женщины, если не состарили, то уж вернули ей действительный возраст. Анна это почувствовала, провела тонкими пальцами по лицу и, еще больше рассердившись, сказала: - Приведи себя в порядок, вымой руки и иди обедать. Я тебя жду.
        Дитер услышал удаляющийся стук каблуков, вновь взглянул на портрет деда и на чистом русском языке сказал:
        - Ну, извини!
        Причиной столь необычного поведения инспектора Вольфа был его разговор с комиссаром, который состоялся днем.
        Шеф Дитера, шестидесятилетний, по-юношески стройный комиссар, пригласил его в кабинет и первым делом справился о здоровье «прекрасной Анны». Так он называл мать инспектора. Начало не сулило ничего хорошего, а уж когда инспектор увидел, что комиссар оттягивает начало разговора, то окончательно понял - жди неприятностей. Начал комиссар издалека, что было ему совершенно несвойственно.
        - Мы, немцы, люди дисциплинированные и законопослушные. Конечно, и у нас были, есть и будут преступники, такова природа человека.
        Старик работал еще с дедом, а отца Дитера убили четверть века назад во время операции по захвату вооруженной банды, и комиссар, тогда лишь инспектор, тоже был тяжело ранен. Он не был сентиментален, даже от себя скрывал, что любит парня, а что давно и безнадежно влюблен в Анну, себе признавался, но никогда этого не показывал, в доме Вольфов практически не бывал. И все же, несмотря на свою сдержанность, даже сухость, комиссар, зная, какую пилюлю приготовил Дитеру, позволил себе сказать:
        - Мой мальчик, ты человек способный, с тебя и спросить можно больше. - И он указал Дитеру на кресло и распорядился принести кофе.
        «Меня отсылают в какую-то дыру начальником деревенских полисменов», - решил Дитер и продолжал внимательно и бесстрастно смотреть на шефа.
        Комиссар выдержал паузу, пока помощник расставлял чашки с кофе, затем продолжал:
        - К старости человек становится болтлив, я не исключение, скажу вещи общеизвестные, а уж тебе понятные досконально. Разрушение стены, о чем мы мечтали десятилетиями, соединение с нашими восточными братьями, наплыв неквалифицированных рабочих, как немцев, так и других национальностей, вызвали вспышку преступности. Но наших сограждан нюансы не интересуют, люди платят налоги, содержат полицию, хотят жить спокойно.
        «Значит, не в деревню, - понял Дитер. - Шеф обеспокоен расстрелом семьи на вилле. Но это дело округа, какое отношение это имеет ко мне?»
        - Дитер, тебя зовут русским парнем. - Голос комиссара стал суше. - Ты, конечно, не виноват, но, как выражаются христиане, крест нести тебе. Получены агентурные данные, что семью Мюллеров уничтожил русский, и приехал он из России, и выполнял он задание русской группировки, контролирующей известные тебе районы города.
        Дитер любил хорошую дорогую одежду, и сейчас на нем был мягкий твидовый пиджак, брюки в полоску, сверкающие черные туфли, под белоснежным воротничком рубашки клубный, безукоризненно завязанный галстук. Коллеги над инспектором подтрунивали, а на самом деле элементарно завидовали. В тридцать лет инспектор был холост, пользовался успехом у женщин. Главное же, мог появиться в любом обществе, и не только швейцары, но и великосветские дамы и господа не угадывали в нем полицейского.
        Комиссар взглянул на элегантного инспектора и чуть было не вздохнул, за невольную слабость рассердился и продолжал:
        - Дитер, вам надлежит внедриться в русскоязычную общину, установить убийцу и через него выйти на заправил русской банды. Они называют себя мафией; ерунда, русские страдают гигантоманией. Никакая они не мафия. Но нас не интересует, как они называются, мы должны установить ключевые фигуры, арестовать, передать в прокуратуру и затем в суд.
        «Старик совсем сдал, - подумал Дитер. - Перешел со мной на „вы“, приказывает сделать невозможное. Убийца приехал и уехал. Кого я должен установить? Через кого и на кого выходить? Сумасшедший дом, да и только».
        - Ты почему не пьешь кофе, Дитер? - спросил неожиданно комиссар, не ожидая ответа, продолжал: - Тебя воспитал твой дед, когда-то я служил под его началом. Комиссар Вильгельм Вольф был умнее всех. Мы ненавидели и боялись русских, а он всегда повторял: «Только в союзе с русскими немцы обретут настоящую силу и прочный мир в Европе». И он все предвидел, сегодня нет стены, танки уходят, а русские предприниматели приходят.
        «Боже мой, когда же это кончится! - Дитер пригубил жидкий, уже остывший кофе. - Чего старик добивается? Он умен, знает, что я не глуп и не поверю, что в Мюнхене можно найти убийцу, прибывшего из России».
        Комиссар перестал расхаживать вдоль окна, опустился в кресло, попробовал кофе, брезгливо отставил чашку.
        - Бережливость помогла немцам встать на ноги. Но черт побери! Комиссар криминальной полиции имеет право не пить помои? - И вызвал помощника. Когда тот появился, указал на чашки и спокойно, словно не он только что чертыхался, сказал: - Спасибо, Генрих, уберите, пожалуйста, и дайте нам коньяка. Твой дед Вильгельм был очень умен и дальновиден, отказывал себе во всем, но тебя обучала чистокровная русская, ты говоришь без акцента, читаешь и пишешь по-русски без ошибок.
        Комиссар взглянул испытующе, но так как старик не спрашивал, а утверждал, Дитер продолжал молча слушать.
        Ну а если бы комиссар спросил, то Дитер бы ответил, что даже в России без ошибок пишут лишь немногие, а говорит он с легким акцентом, и русские принимают его за прибалта.
        - Задание понятно, с чего ты думаешь начать? - спросил комиссар.
        Инспектор хотел встать, но шеф жестом остановил, подвинул поднос с рюмкой коньяка.
        - Приглашение наемных убийц из России в последнее время не такая уж редкость. Подобных профессионалов приглашают даже в Америку, где своих исполнителей более чем достаточно. Русский значительно дешевле, главное же - он прибыл, выполнил контракт и убыл. Он не может шантажировать заказчика, не может быть захвачен ни полицией, ни конкурирующей стороной, значит, никого не выдаст. Ты сидишь и думаешь, мол, все это мне известно, старик выжил из ума и посылает меня искать человека, которого давно нет в городе. Верно?
        - Извините, господин комиссар, но вы абсолютно правы, - произнес наконец инспектор. - Я только не считаю…
        - Не лги, мой мальчик, считаешь, - перебил комиссар. - Получая подобное задание, и я бы усомнился в здравом уме начальника. Ты служишь у меня десять лет. Ты слышал когда-нибудь, чтобы старик столько говорил?
        - Никак нет.
        - Я поручаю тебе скверное дело, хочу, чтобы ты понял - не у меня, комиссара Гюнтера, а у нас, немцев, сейчас другой решения нет. Мы подписали с русскими соглашение о совместной работе по борьбе с организованной преступностью и наркобизнесом. Русские доставляют нам много неприятностей, и, если мы их здесь не прижмем, будет еще хуже. Совершено варварское преступление. Мы имеем основания обратиться за помощью в розыске убийцы. Но ты не можешь прилететь в Москву. - Комиссар выдержал паузу, отметил, что рука инспектора, державшая рюмку, не дрогнула, и продолжал: - Ты не можешь прилететь в Москву и сказать: «Господа, у нас имеются данные, что зверское убийство в Мюнхене совершил ваш человек. У нас с вами соглашение, найдите убийцу и выдайте Германии».
        Предположение было настолько абсурдно, что инспектор позволил себе пошутить:
        - Почему нет? Россия страна небольшая, преступников там всего ничего. Такой вариант вполне возможен.
        Комиссар взглянул одобрительно, поднял рюмку, пригубил и кивнул:
        - Я знал, Дитер, ты разумный мальчик. Ты пойдешь в русскоязычные кварталы и будешь там болтаться до тех пор, пока не добудешь информацию. Русская колония невелика, все друг друга знают, чужака видели, а он обязательно там появлялся. Возраст, внешность, как он себя называл, конечно, не своим именем, откуда он родом. Конечно, он врал. Когда мы соберем все, тогда ты можешь прилететь в Москву и сказать: мол, мы сделали что могли, теперь давайте работать вместе.
        Дитер знал русское выражение: «Хорошее кино», чуть было не произнес вслух, удержался, сказал:
        - Сделаю все возможное, господин комиссар. Но русских следует ориентировать уже сейчас.
        - От наших ориентировок горит любая электроника, уверен, что сейчас русским не до наших забот, - ответил комиссар. - В прошлом году у нас была группа офицеров из Москвы. Ты патрулировал с одним из них, вы попали в перестрелку, захватили двух бандитов. Мне показалось, что и ты, и русский в своих рапортах что-то утаили. Это так?
        - Прошло столько времени…
        - Инспектор! - Комиссар спохватился и мягко продолжал: - Дитер, мальчик, мне кто-то шепнул, что в русского стреляли с нескольких метров, и ты вытолкнул его с линии огня. Это так?
        - Мой русский напарник был человек очень опытный и быстрый, он бы справился и сам, возможно, я немного ему помог.
        - Прекрасно! - Комиссар допил рюмку. - Позвони этому опытному и быстрому парню и попроси тебе помочь.
        - Извините, но а не могу, господин комиссар, - твердо ответил Дитер.
        Комиссар устал от непривычно долгого разговора. Дитер начинал раздражать своей молодостью, невозмутимостью, теперь и упрямством. Но старый полицейский лишь чуть прибавил голоса и терпеливо продолжал:
        - Ты читаешь русские книги, но ничего об этих людях не знаешь. Россия - страна особенная, там законы и приказы не выполняются, а по дружбе пойдут и под нож, и под пулю. В России все делается по знакомству, звони этому парню.
        - Не могу! - Дитер встал. - Когда я провожал русских на аэродром, то узнал, что мой напарник не «этот парень», а полковник.
        - М-да, скверно, - растерянно произнес комиссар, провел пальцем по щеточке усов, почесал седой висок. - У них все не так, как положено. Я точно помню… оперативный работник, значит, инспектор.
        - Полковник Гуров - старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления Министерства внутренних дел России, - сказал Дитер Вольф.
        - И он патрулировал с тобой в машине, стрелял, даже дрался? - Комиссар вновь почесал висок. - Когда говорят, что русские люди загадочные, я смеюсь, теперь… - Он кашлянул и замолчал.
        - Они произошли от других обезьян, господин комиссар. У них другая таблица умножения, и на месте правой руки у них левая. А полковник Гуров так просто больной, так считают даже его русские коллеги. И я, рядовой инспектор, не могу звонить полковнику…
        - Верно, верно, иди продумывай легенду, готовься, я подумаю. - Комиссар встал, когда дверь за подчиненным закрылась, поморщился, даже развел руками. - Полковник… По особо важным делам… Бегает ночью по улицам и дерется… Россия!

* * *
        Полковник Гуров вошел в парикмахерскую. На давно не мытой витрине было написано «Салон». Сыщик оглядел унылое, обшарпанное помещение. В салоне не было ни души, четыре кресла глядели в мутные зеркала на свои облезлые спинки. Три кресла явно никого не ждали, перед четвертым на некогда белой полке валялись инструменты, не лежали, именно валялись, и хотя Гуров с расстояния в несколько шагов хорошо рассмотреть не мог, но казалось, что инструменты в волосах клиента. Хотелось тихо уйти и никогда сюда не возвращаться. Гуров был полковник, сыщик, мужик волевой, соблазн поборол, кашлянул и громко сказал:
        - Здравствуйте. Извините, что без предупреждения!
        В проеме двери, ведущей в служебное помещение, никто не появился, он подошел ближе и повторил:
        - Здравствуйте!
        Из одной двери в другую прошла девушка в каком-то халате, с кружкой в руке, на Гурова не взглянула, крикнула:
        - Светка, клиент пришел!
        Не прошло и пяти минут, как вышла надменная девица с лицом, раскрашенным, как у индейца, собравшегося на тропу войны.
        - Будем стричься? - Девица взглянула на голову клиента и вздохнула: - Вы знаете, сколько это стоит?
        - Я вытерплю.
        - Как желаете? - Девица подошла к креслу, махнула салфеткой.
        - Хорошо, - ответил Гуров. - Я желаю, чтобы меня постригли хорошо.
        - Стрижка модельная, - вынесла приговор девица, - тогда моем голову.
        Полковника мыли и стригли даже не как щенка, а словно предмет неодушевленный - пригибали и крутили голову, подталкивали, нажимали на плечи или тянули вверх. К мастеру подходили и отходили люди, что-то предлагали купить или продать, дважды мастер уходила к телефону. Девицы разговаривали между собой о шмотках, выпивке и мужиках.
        Когда Гуров, заплатив по его полковничьей зарплате большие деньги, оказался на свободе, его жизненный опыт стал несколько богаче, а ведь он проработал двадцать лет не в историческом музее, а в уголовном розыске. Понятно, в сорок два года человек не впервые заглянул в парикмахерскую, и приватизация началась не вчера, да и цены отпустили не сегодня, пора бы к демократии привыкнуть. Однако сыщик расстроился. Вроде бы он всегда женщинам нравился, а тут оказалось, что он и не мужик вовсе, обидно. Когда случались неприятности либо тоска без видимых причин, Гуров шел в тренажерный зал, в баню, если пришло время, в парикмахерскую, затем надевал свежую рубашку, парадный костюм, новый галстук. Какая здесь логика? Да никакой, главное, чтобы помогало. Сегодня он начал с парикмахерской, так на тебе, такой конфуз получился.
        А началось все вчера, около полуночи раздался телефонный звонок из Мюнхена. Когда разговариваешь с заграницей, слышно значительно лучше, чем если позвонит сосед, у которого кончились сигареты.
        - Добрый вечер, господин полковник, вас беспокоит Дитер Вольф из Мюнхена. - В трубке ничего не трещало, голос звучал чисто, не уплывая в небытие. - Извините ради Бога, мне чертовски неловко, но обстоятельства…
        - Здравствуйте, Дитер, - ответил Гуров, хотя подмывало заметить, что полночь отнюдь не вечер и кончай слова говорить, выкладывай свою просьбу. - Как здоровье? Как поживает Анна?
        - Спасибо, господин полковник. У нас все в порядке. - Дитер запнулся и вздохнул.
        - Дитер, мы с вами профессионалы, я вас слушаю.
        - Две недели назад у нас произошла катастрофа, двое погибли на месте, один из них ребенок, мать находится в реанимации. Вы меня понимаете, господин полковник?
        - И я понимаю, и любой, кто нас слышит, понимает, - ответил Гуров. - Вы полагаете, что исполнитель приезжал от нас?
        - Сожалею, господин полковник.
        - Вы, немцы, люди аккуратные, конечно, послали официальную бумагу?
        - Я приношу свои извинения, господин полковник, сообщение мы послали, но пока нет ничего конкретного. Вы знаете, в нашей работе…
        - Я знаю, Дитер, - перебил невежливо Гуров. - Что вы имеете по исполнителю?
        - Тридцать лет, русый, рост и фигура средние, проживает предположительно… - И Дитер назвал город в России.
        - Так много! Это мы вмиг организуем.
        - Я вас понимаю, господин полковник, приношу извинения. Я не хотел вас беспокоить, но господин комиссар настоял. Извините…
        - Дитер! - перебил Гуров. - Перестаньте извиняться, меня это раздражает. У вас комиссар, а у меня генералов… - Он хотел сказать, что генералов над ним как у сучки блох, но закончил коротко: - Достаточно. Я понимаю, такой расклад, что комиссар считает, что вы в прошлом году оказали мне услугу, потому можете обратиться с личной просьбой. Так вот, передайте комиссару… Вы когда прилетаете?
        - Через несколько дней, господин полковник. - Дитер запнулся и вздохнул: - В общем, так.
        - Позвоните в это же время, сообщите день и рейс. Низкий поклон Анне. Спокойной ночи. - Гуров не стал ждать извинений и благодарностей, положил трубку, сказал: - Цирлих-манирлих, только тебя мне и не хватало.
        То патрулирование в Мюнхене Гуров, конечно, хорошо помнил, глупость произошла чрезвычайная. Ночь текла однообразная, скучная, Гуров дремал на переднем сиденье, вел машину, естественно, Дитер Вольф, который за истекшую неделю полковнику изрядно надоел чрезвычайной вежливостью, опекой, пояснением элементарных оперативных истин и скрытой обидой, что его, Дитера Вольфа, квалифицированного детектива, заставляют патрулировать и выполнять роль гида. Немец не знал звания и должности своего напарника, иначе язык бы придержал, не знал, что и совместное патрулирование происходит по просьбе именно Гурова.
        Полковник давно понял: эффективность работы полиции зависит не от руководства, даже не от профессионализма розыскников, а от первого звена - участковых и патрульных нарядов, участковых, проработавших на одном месте не менее десяти лет, которых мальчишки знают с первых хулиганистых шалостей - взломали сарай, уперли из подъезда велосипед, побили недругу стекла. Мальчишки растут, мужают, большинство идут в люди, некоторые в колонии, вернувшись, они видят своего участкового, который так же не придирается зазря, не пьет в подсобке главного отдела, прибавилось звездочек на погонах и морщин, убавилось волос, но мент знает каждого из прошлых, настоящих и будущих пациентов, как некогда знал земский доктор, чем болел отец и чего можно ждать от внука. И пациенты прекрасно знают - участкового не провести, не купить, зря в участок не потащит, при девушке грубым словом не обожжет, от него можно легко схлопотать без протокола, но по совести. От такого участкового зависит спокойствие людей, его можно встретить в книжке, музее, сотня, может чуть больше, разбросана по необъятным просторам России.
        Патрульные на дребезжащих кособоких тарантасах разъезжают по улицам, подбирают, порой обирают, пьяных. В основном это молодые самоуверенные ребята, порой хмельные, в серьезной рукопашной им грош цена. Они не способны по походке, манере держаться определить степень опасности подозреваемого, не умеют правильно к нему подойти, правильно стоять при проверке документов, большинство из них не знают основного закона ночного патруля: обнажил оружие - стреляй. Патрульных убивают чаще, чем иных сотрудников милиции.
        Все это полковник Гуров отлично знает, убежден, что ни министр, ни мэр, ни даже президент изменить ситуацию не могут. Законопослушание, уважение общества к полицейскому требуют времени и огромных денег. За какие качества в обществе уважают мужчину? Ум, честь, физическая сила, заработок. Можно перечислить в обратном порядке. Чтобы получить умного, честного и сильного работника, необходимо начинать с зарплаты, жилья, создать конкурс, а не поиск тех, кто остался на обочине и никому больше не нужен. А депутаты, делегаты, директора, заместители, помощники и помощники заместителей? А генералы, адмиралы, полковники, начальники - имя им легион. Президент может издать любой указ, если есть желание, подписать несколько, но коли сеешь брюкву, тыква не вырастет, если деньги вкладываются в руководителей, на улицах будет блестеть гололед и разгуливать преступники. Если вы рядовому менту, господин мэр, дадите служебную квартиру, достойную зарплату, предупредите, что при несоответствии должности он лишится всего, в милицию придут лучшие ребята с улиц, которые надлежит охранять. Парни знают все проходняки и
сквозняки, всех деловых и приблатненных и быстренько наведут порядок. А если он, неразумный, вернется домой поддатый, жена или мама ему все растолкуют, и он запомнит все слова, до единого, на всю оставшуюся жизнь. А вы - указы, постановления, комиссии! Вы глупые или неловко прикидываетесь? А может, вас, господа, устраивает беспредел, творящийся на улицах городов матушки России?
        Ну и как издревле повелось на Руси, вы, господа, мыслите масштабами огромадными. Что вам грабежи, разбои да изнасилования? Люди боятся на улицу выйти? Так пусть сидят дома, смотрят в ящик, слушают ваши рассуждения о преступности организованной да коррупции, словно не вы сами, лично, составляете ее основное ядро. Полковник Гуров - розыскник и не знает, как там, в странах, где живут по-человечески, но у нас в России организованная преступность, коррупция есть плоть изуродованной экономики, порождающей дефицит, правая, да и левая рука бюрократического аппарата, и бороться с ними милиции не дано. Господа, взгляните на себя в зеркало.
        Полковник Гуров все знал про свою Россию и ничего про ихнюю Германию. Потому, прибыв в Мюнхен, сказал: мол, я - инспектор криминальной полиции. С совещаниями, брифингами и фуршетами подождем, дайте покататься в ночном патрулировании.
        Когда Гуров в первый раз выехал на дежурство, его больше всего поразили не машины, в которых были телефоны, компьютеры, рации, новейшие протекторы на колесах и даже бензин, а веселые парни полицейские. Полковник при росте сто восемьдесят два и весе восемьдесят оказался в этой компании если не самым мелким, то уж далеко не крупным. Здоровые, жизнерадостные парни на блестяще оборудованной технике выезжали в ночной город, и было ясно, кто хозяин этого города.
        Напарник Гурову не понравился, иначе и быть не могло. У Дитера Вольфа было все то, чего не было у подчиненных и коллег полковника. Жизнерадостный, прекрасно тренированный и экипированный, уверенный в завтрашнем дне, Дитер Вольф не согревал в кармане сверток с осклизлой едой и термос с жидким чаем, так как мог остановиться в любое время у чистенького кафе, поесть горячего и вкусного, выпить кофе или банку пива. Хозяин ночного заведения, запоздалые посетители не смотрели на полицейского с презрением, встречали доброжелательной улыбкой, шуткой, пьяные - а такие встречались - по мере сил трезвели и торопились домой. Ко всем своим недостаткам Дитер был предельно вежлив и доброжелателен, говорил по-русски свободно, а Гуров шпрехал через пень-колоду.
        Так на каком основании инспектор Вольф мог понравиться полковнику Гурову? Он вообще с новыми людьми выдерживал дистанцию, а тут от злости на свою нищету, глядя на зеркальные витрины, улыбающиеся лица, слушая вежливо поучающего напарника, совсем окаменел, чуть ли не льдом покрылся. Дитер, тоже живой человек, вскоре замолчал, изредка поглядывал удивленно, так в полном молчании они прокатались три смены без серьезных происшествий. Изредка останавливались, разнимали дерущихся, разнимали - это для красного словца. Завидев полицейскую машину, вояки исчезали; если бежать было некуда, то стояли смирно, подходили к Дитеру, предъявляли документы, в основном водительские права. Инспектор запрашивал компьютер и получал полную биографию героя.
        Первое дежурство Дитер поглядывал на Гурова, проверял, правильно ли напарник страхует; убедившись, что молчаливый русский действует быстро и абсолютно грамотно, успокоился.
        Останавливались у кафе, где полковник чувствовал себя отвратительно. В Москве в то время марка стоила около трехсот рублей, Гуров не мог об этом забыть, выпить чашку кофе и слегка перекусить за тысячу рублей… Это сколько дней надо работать?
        На четвертую ночь ледок подтаял, Гуров не только отвечал на вопросы, но и сам порой спрашивал кое о чем. Они катились по тихой, почти безлюдной улице, когда Гуров неожиданно указал на мужчину, который подошел к одиноко бредущей проститутке, и сказал:
        - Дитер, притормози этого парня.
        Немец взглянул на русского удивленно. Поравнявшись с договаривавшейся парочкой, остановился и как всегда неторопливо вылез из машины, оперся на капот и сказал:
        - Приятель, можно с тобой потолковать?
        В отличие от медлительного, вальяжного Дитера, Гуров двигался быстро. Выскочив из машины, перекрыл незнакомцу отход. Проститутка потеряла к возможному клиенту интерес, виляя бедрами, двинулась дальше. Мужчина шагнул было к машине, из-за которой вышел Дитер, взглянул на Гурова и бросился на него, точнее, пытался проскочить мимо, но полковник был к этому готов и подставил ногу. Готов же Гуров был по очень простой причине - преступник, если хочет скрыться, всегда бросится на человека в штатском, а не в форме. Мужчина упал. Полковник и инспектор поменялись ролями: Гуров с флегматичным видом закурил, Дитер бросился аки разъяренный зверь, щелкнули наручники, задержанного швырнули на заднее сиденье, и машина покатила в участок.
        Неоднократно судимый, разыскиваемый за вооруженное нападение преступник взглянул на Гурова с ненавистью и что-то пробормотал по-немецки.
        - Это вряд ли, - спокойно ответил Гуров.
        - Ты понимаешь немецкий жаргон? - удивился Дитер.
        - Конечно, нет, - пожал плечами полковник. - Так они на всех языках говорят одно и то же: «Ты живешь, пока я сижу», «Я передам на волю, и с тобой рассчитаются».
        Дитер рассмеялся и спросил:
        - А почему ты решил его проверить?
        - Так он шел по делам и не собирался подходить к женщине, а когда увидел машину, резко повернул.
        На следующий день полковника Гурова все поздравляли, немцы улыбались радушно, хлопали по плечу, показывали большой палец, соотечественники вымученно скалились и жали руку излишне крепко. Кто-то в сердцах обронил:
        - Гуров - ему и за рубежом неймется, главное высунуться.
        Группа российских милиционеров была малочисленной, всего двенадцать человек, из них два практика-криминалиста, врач, теоретик уголовного права и семь партийных функционеров-руководителей. Хотя они и вышли из КПСС, толку от них в милиции было как от козла молока. Оперативную службу полковник Гуров представлял в единственном числе и попал в делегацию только благодаря своему начальнику и другу генералу Орлову, который пошел к заместителю министра и сказал много лишних слов.
        А на следующую ночь после описываемых событий Дитер с Гуровым попали в стычку со стрельбой. Стреляют всегда неожиданно, данный случай не представлял исключения. Катили по ночному городу. Дитер философствовал, Гуров отделывался междометиями. Немец рассуждал о том, что не понимает русского, который отказался от предложения комиссара прочитать личному составу патрульной службы лекцию на тему: «Ночной патруль. Как я вижу улицу».
        - Это неверное решение, приятель, - рассуждал Дитер. - Поболтать час нетрудно, ты бы набрал очки у своего начальства и получил бы марки. Я не понимаю тебя.
        «Если бы ты знал, как мне нужны ваши марки, башмаки необходимо купить, - думал Гуров, - ты бы меня не понял еще больше. А если бы услышал мой разговор с генералом, бывшим партайгеноссе, то счел бы меня просто сумасшедшим».
        Генерал, у которого последнее звание было лейтенант запаса, руководитель делегации (бывают руководители без делегации, но последние без руководителей не бывают), утром поздравил Гурова и сказал:
        - Лев Иванович, куй железо, пока горячо, расскажи немцам о наших методах работы. Вечером я буду встречаться с префектом, может, сумею организовать тебе выступление по телевидению. Ты представляешь эффект, реакцию министра? Ты сможешь подняться до… - Руководитель замялся, видимо прикидывая, куда же может подняться этот мент, и решительно закончил: - До определенного уровня.
        Выступить было нетрудно. Гуров говорить умел, но уж очень он не любил этого бывшего лейтенанта запаса, поэтому вопреки логике и здравому смыслу ответил:
        - Извините, товарищ генерал, выступать не люблю и не умею, - и без разрешения пошел к дверям.
        - Полковник! - Генерал повысил голос. - Вернитесь, или вы будете сожалеть всю жизнь.
        Ну проработай руководитель в милиции хотя бы год, знал бы, что с Гуровым так разговаривать нежелательно, да и опасно. Но генерал был прямиком с партийной сковородки и потому положение усугубил:
        - Я сказал, что вы будете выступать. И вы будете!
        Гуров вернулся, взглянул на генерала с неподдельным любопытством. Полковник знал стопроцентный способ прервать подобную дискуссию.
        - Видите ли, господин генерал, я человек талантливый, почти гениальный сыщик. Талантливости обучить нельзя, как невозможно дурака сделать умным. Поэтому и моя лекция, как и наша беседа, совершенно ни к чему. Разрешите идти, господин генерал?
        Так они и катились в роскошном «мерседесе» по чистым, хорошо освещенным улицам Мюнхена. Немец рассуждал о том, что глупо отказываться от денег, русский молча соглашался. Полковник видел в витрине - в магазины он не заходил - высокие ботинки на толстой подошве, но марок на такие роскошные ботинки не хватало.
        Они свернули с освещенной рекламами улицы в переулок, начинались кварталы, заселенные иностранцами, здесь проживала и русская колония; света стало меньше, на тротуарах валялись пустые коробки, банки из-под пива, в общем, мусор. Темно и грязно было не так, как в московских переулках, но обстановка казалась более реальной. Гуров почувствовал родной запах, в свете фар мелькнула знакомая кошка, полковник услышал слова, которые не переводятся ни на один язык в мире, и в этот момент ударил выстрел. Ответила короткая автоматная очередь. Дитер включил сирену и дальний свет, ответили активной пальбой. Стреляли не по машине, где-то метрах в пятидесяти, за углом справа. Гуров определил, что перестрелку ведут два пистолета разного калибра и автомат.
        Машина выкатилась на перекресток, Гуров выскочил на мостовую. Дитер оказался рядом.
        - Сядь за руль, развернись, освети правую улицу, - приказал Гуров.
        За пять дней совместной работы инспектор Вольф ни разу не слышал, чтобы русский говорил в таком тоне, так командуют только большие начальники. Сработал инстинкт, Дитер впрыгнул в машину, развернулся и высветил две фигуры, которые, пересекая улицу, приближались к машине.
        Сначала комиссар решил, что русский не может иметь оружия, но Гуров настоял, получил хорошо знакомый «Вальтер-7,65» и предупреждение, что в случае нарушения закона предстанет перед судом. Полковник положил пистолет и запасную обойму в карман, хотел ответить, что не надо пугать ежа голой жопой, решил, что не поймут, лишь кивнул и коротко ответил: «Яволь».
        Сейчас, стоя у машины, полковник поглаживал ребристую рукоятку «вальтера», наблюдал за бегущими, оружия у них в руках не просматривалось, но это отнюдь не значит, что его не было. Парни выскочили из света фар и бежали к проему между домами, который темнел метрах в двадцати от машины. Дитер, которого в этот момент Гуров назвал щенком, вместо того чтобы разворачивать машину и не выпускать бегущих из слепящих лучей, медленно двигаясь вперед, выскочил из машины, выстрелил в воздух и орал незнакомые слова.
        - Не стреляй, может, это потерпевшие! - громко сказал Гуров.
        «Даже если они вооружены, с бегу им не попасть, - думал Гуров, - если поднимут руку, я присяду за машину, начнут стрелять - открою ответный огонь, а самозащита в любой стране самозащита».
        Увидев, как один из парней поднял плечо, Гуров двинулся за машину, получил неожиданно сильный удар, упал на асфальт, по машине застучали пули, грохнула автоматная очередь. Дитер прижимал Гурова к земле, шептал:
        - Спокойно, спокойно, они не уйдут, проход закрыт.
        Дальше все было скучно и неинтересно. Гуров поднялся, чертыхаясь, подобрал выпавший из руки «вальтер», отряхивал брюки и равнодушно наблюдал, как беглецы, освещенные ярким светом фар, тщетно карабкаются по высоченным воротам, которые перегораживали темный проход.
        Дитер стоял рядом с машиной и отдавал лающие команды, разок выстрелил для острастки. С ворот упали короткоствольный автомат и пистолет, следом свалились и герои, замерли с поднятыми руками.
        Приближался вой патрульной машины, через несколько секунд вторая пара мощных фар осветила сцену, и она стала походить на театральную.
        Гуров взглянул, как Дитер защелкивает на преступниках наручники, пробормотал:
        - Ты хочешь быть героем - будь им, - пожал плечами, сел в машину и закурил.
        Задержанных усадили во вторую машину без нежностей, но и не били. «Наши бы не удержались, врезали бы пару раз наверняка», - подумал равнодушно Гуров.
        - Ты смелый парень, но нельзя же стоять открыто на линии огня, - говорил Дитер, вел машину и по-мальчишески улыбался.
        - Спасибо, коллега, ты мне спас жизнь, - ответил Гуров. - С меня причитается.
        Дитер не услышал иронии, ответил очень серьезно:
        - Мы напарники, сделали свою работу, и только.
        Инспектор Дитер Вольф в рапорте указал, что при задержании русский работал безукоризненно. Перед отъездом полковник Гуров получил почетную грамоту и полицейскую бляху. Вот тут-то и выяснилось, что в патрульной машине работал полковник. Среди патрульных новость вызвала недоумение, а Дитер был смущен до крайности. Для немца полковник - это… черт знает что! Очень большой человек. Дитер вспоминал, как запросто разговаривал с русским, поучал его, возмущался, что тот не хочет выступать и получить марки. Полковник! Понятно, зачем полковнику жалкие марки! О ботинках на толстой подошве, да еще высоких, со шнуровкой, которые так и не купил полковник Гуров, инспектор Дитер Вольф ничего не знал.
        Коллеги расспрашивали Дитера, каков он, русский полковник, как держится, как разговаривает. Дитер очень хвалил бывшего напарника, но однажды за кружкой пива, рассказывая, какой смельчак этот русский, обмолвился, мол, опыта патрульной работы у полковника маловато. И описал подробно, как бежали вооруженные бандиты, а русский полковник стоял в рост, и Дитеру пришлось сбить русского с ног, и автоматная очередь прошла над их головами. Так родилась легенда, что инспектор Вольф вывел русского полковника с линии огня, спас ему жизнь.
        Гуров об этой легенде не знал, к немецкому оперу, так он называл про себя инспектора Вольфа, ни симпатий, ни антипатий не испытывал, когда Дитер позвонил, понял: придется помогать. А если называть вещи своими именами, то пахать по-черному, делать все возможное и невозможное тоже сделать. Иначе не по-людски получается, немцы русским продукты посылают, хоть и капля в море, а помощь, а русские в ответ командируют убийц, которые в Германии погоды не делают, однако менять преступников на жратву нечестно, грешно, можно сказать.
        Глава вторая
        Поехали!
        Начальник Гурова, генерал Петр Николаевич Орлов, знавал полковника еще старшим лейтенантом, тонкошеим и голубоглазым. Много воды утекло с тех пор. Подполковник Орлов стал начальником главка, генералом, полысел, отрастил животик. Старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник Гуров нарастил мышцы, шея у него стала как у борца, виски засеребрились, а вот глаза не то чтобы поблекли, но голубизну потеряли, стали синими, часто казались серыми, возможно оттого, что Лева Гуров смотрел на мир восторженно, а Лев Иванович - устало, с легкой иронией. Работа на Дальнем Севере засчитывается год за два, а в уголовном розыске - один к одному, конечно, с высокой трибуны виднее, кому, сколько, за что и почему, и менты не спорят и не бастуют. Но как лошадь кормить, так она и пашет. К нашим героям, многолетним друзьям генералу Орлову и полковнику Гурову, данные рассуждения отношения не имеют, потому что сыщик - это не звание и не должность, а диагноз. Как врач, педагог, ученый (имеется в виду общечеловеческий, а не большевистский вариант), работает не за деньги, идею, звание, славу, а потому, что иначе
жить не умеет, так и сыщик.
        Генерал Орлов, с лицом не до конца протрезвевшего сантехника, как всегда с плохо повязанным галстуком, смотрел на сидевшего в кресле для гостей Дитера Вольфа доброжелательно, но достаточно равнодушно. На стоявшего у окна Гурова генерал вообще не смотрел, боялся. Утром, договариваясь о встрече, Гуров настоятельно просил надеть мундир, объяснил, что для немца это очень важно, и Орлов обещал, однако переодеться поленился, теперь ему было стыдно, он на друга не смотрел, старался общаться только с гостем.
        И в мягком неудобном кресле Дитер Вольф ухитрялся сидеть с прямой спиной, развернутыми плечами, выставив квадратный подбородок, и никак не выдавать своего удивления, даже разочарования. Утром русский полковник сказал Дитеру, что их примет руководитель криминальной полиции России, генерал. Сейчас Дитер смотрел на пожилого ужасно одетого человека с лицом провинциального буфетчика, который шмыгал носом, тер короткопалой ладонью лицо, вздыхал и говорил нерешительно:
        - Значит, Дитер Вольф, инспектор, у тебя проблемы. Очень приятно. - Орлов вздохнул. - Ничего приятного, я говорю глупости, со мной случается, извини. Ты ведь свободно говоришь по-русски и понимаешь меня?
        - Так точно, господин генерал!
        - Господин генерал - это хорошо, но зови меня Петр Николаевич.
        - Так точно, понял! - Дитер сделал, казалось, невозможное, выпрямился еще больше.
        - Так точно, - пробормотал Орлов, покосился недовольно на Гурова, нажал на кнопку и сказал: - Девочка, дай нам кофе и раздобудь бутылку коньяка, у нас иностранец.
        - Все готово, Петр Николаевич, - ответила секретарша. - Разрешите?
        - Разрешаю. - Орлов повернулся к Дитеру, оглядел с любопытством, заглянул в глаза, спросил: - Сколько лет в розыске?
        - Семь лет, господин… Петр Николаевич, - ответил Дитер, увидел в глазах генерала насмешку и поежился.
        - Семь лет в должности инспектора?
        - Нет, инспектором год и семь месяцев.
        - Значит, стригунок. - Орлов взглянул на Гурова: - Тебе крупно повезло, полковник, я тебе просто завидую.
        Верочка принесла поднос с кофейником, чашками, сахарницей, бутылкой коньяка и даже рюмками. Держалась секретарша неестественно прямо и скованно. Орлов хмыкнул и сказал:
        - Спасибо, Верунчик, этот парень холостой, улыбнись ему.
        - Петр Николаевич! - Верочка поставила поднос, неожиданно сделала книксен, улыбнулась Дитеру, повернувшись к Гурову, показала язык и исчезла.
        - Видишь, какие у нас нравы, но ты еще и не то узнаешь, парень. Лева, поухаживай за нами, и будем считать, что знакомство состоялось. Разминка окончена, к делу.
        Гуров разлил по чашкам кофе, капнул в рюмки коньяка, еле сдержал улыбку, заметив, как покраснел Дитер, который не мог понять, почему полковник выполняет работу кельнера.
        - Значит, мы имеем невыразительные усредненные приметы: возраст около тридцати, возможно, город постоянного проживания, профессия - наемный убийца. Как я понял, - Орлов открыл лежавшую перед ним папку, - женщина осталась жива, убийцу сможет опознать. Три человека могут подтвердить, что данный человек находился в день убийства в Мюнхене. Оснований для ареста в России никаких, возможность доказать вину подозреваемого в Мюнхене оставим нашим немецким коллегам. - Генерал взглянул на Дитера: - Ты хочешь что-то сказать - говори.
        Когда Орлов заговорил о деле, Дитер удивился происшедшим в генерале переменам. Лицо у него неожиданно затвердело, взгляд стал твердым, голос чистым, нелепые короткие пальцы переплелись в крепчайший замок. Дитер был уверен, что ничем не выдал своего желания высказаться, однако генерал угадал, сейчас смотрел строго.
        - На правой кисти у него татуировка в виде пятиконечной звезды, - сказал Дитер.
        Орлов усмехнулся, взглянул на Гурова.
        - Это не примета, Дитер, - сказал полковник, взял чашку с кофе, отошел к окну. - Можно нарисовать что угодно.
        «Куда я прилетел и зачем? Генерал и полковник - о чем они говорят?» - молча удивлялся Дитер.
        Гуров налил генералу большую рюмку, тот понюхал, с довольным видом отставил и сказал:
        - Выкладывай. - Взглянул на часы: - Минуту. - Вызвал секретаршу и попросил его с кем-то соединить.
        - Мне необходим дом в пригороде, желательны удобства: иначе иностранец не поймет. «Жигули» в хорошем состоянии, со штатскими номерами, желательно, чтобы машина была зарегистрирована на какого-нибудь торгаша. Главное. Мне нужен один, - Гуров показал палец, - один связной. И не офицер из окружения, а настоящий оперативник, хороший агентурист. И чтобы ни одна живая душа, кроме генерала и связного, о нашем присутствии в городе не знала.
        - Понял. - Генерал кивнул, выпил остывший кофе. - Будешь краситься под авторитета?
        - Естественно. - Полковник пожал плечами, взглянул на Дитера, и пояснил: - Авторитетами у нас называют крупных, признанных уголовников.
        - А как подойдешь? Они же к себе чужих не подпускают, - сказал Орлов.
        - Охолонись, Петр, будто ты меня не знаешь. Я подойду.
        - Подойдешь, - согласился генерал и спокойно, будто говорил о погоде, продолжал: - Зарежут. Тебя мы захороним, хотя сегодня ритуал стоит сумасшедших денег. А с ним как? - Он кивнул на Дитера. - Цинковый гроб, транспортировка, а меня заставят тонну бумаги исписать.
        - К старости ты становишься паникером, - флегматично ответил Гуров. - Если мы сгорим, то наши тела вы не отыщете никогда, так что не брюзжи, никаких забот у тебя не будет.
        Дитер слушал напряженно, переводил взгляд с генерала на полковника и обратно, когда они замолчали, улыбнулся:
        - Понимаю. У вас это называется черный юмор.
        Орлов хмыкнул, кивнул Гурову, мол, ты заварил, ты и отвечай, но полковник лишь привычно пожал плечами и занял свою позицию у окна. Орлов понял, что на друга надеяться нечего, оглядел Дитера, вздохнул тяжело, словно собирался взвалить его на спину, и нехотя сказал:
        - Понимаешь, парень, у нас в России сейчас ничего нет, и юмора тоже, а преступников, в частности убийц, как котов на помойке.
        - У нас много депутатов, - вставил Гуров.
        - Полковник, не забывайтесь…
        - Петр Николаевич, снимите трубочку, - сказала секретарша.
        - Прекрасно! - Генерал снял трубку, прикрыл ладонью. - Ты объясни мальчику, чего у нас много и как у тебя с юмором. - И продолжал уже в трубку: - Господин генерал? Это некто Орлов, если помните… - Он выслушал ответ и громко рассмеялся: - Ну, здравствуй, здравствуй… Чего надо? А чего с тебя взять? Хотел узнать, как здоровье. Как Мариша, ребята? - Он слушал абонента и указал Гурову на дверь.
        Полковник подтолкнул Дитера вперед и вышел следом.
        - Лев Иванович, долго еще? Сил никаких нет! - сказала возмущенно секретарша.
        - Верунчик, я тебе говорил, иди в коммерческий ларек, там порядок и деньги, дам рекомендацию. Ты знаешь, я в авторитете, - сказал серьезно Гуров.
        - С превеликим удовольствием, еще вчера ушла бы, - ответила Верочка. - Так ведь он, - девушка кивнула на дубовые двери, - без меня пропадет.
        - Елена, что до тебя генерала стерегла, то же самое говорила. - Гуров открыл дверь в коридор, кивнул Дитеру, приглашая выйти в коридор. - Так ушла, замужем, гуляет на последнем месяце, а ты здесь, на посту. Ты, Верунчик, недооцениваешь Россию, у нас душевных дураков и дурочек еще надолго хватит.
        Коридор был длинный, полутемный, зажат с обеих сторон шеренгами безликих дверей, рабочий день давно кончился, немец и русский шли неторопливо, первый говорил, второй, не слушая, поддакивал, думал о своем.
        - Господин полковник, меня предупреждали, что Россия страна не такая… Я не много видел полковников и генералов, но вы люди странные, простите за дерзость, но ведь положение обязывает…
        - Обязывает? - хмыкнул Гуров. - Вяжет, просто петля.
        - Простите, я растерялся, говорю не о том, но мне интересно. Генерал ваш начальник?
        - Обязательно.
        - А человек, с которым генерал сейчас говорит по телефону, подчиняется Петру Николаевичу?
        - Обязательно. - Гуров взял Дитера под руку и повернул в обратную сторону.
        - Так почему генерал всех просит, он даже свою секретаршу просит?
        - У нас все равны.
        - Секретарша и генерал?
        - Секретарша главнее. - Гуров остановился и ткнул Дитера пальцем в грудь. - Отстань, хочешь говорить - говори, а вопросов не задавай, мешаешь думать.
        - Слушаюсь, господин полковник! - Дитер щелкнул каблуками.
        - Промазал, сейчас я не господин полковник, а хам.
        - Простите, Россия…
        Верочка выглянула в коридор и позвала:
        - Лев Иванович, просят зайти.
        - Россия, - бормотал Гуров, убыстряя шаг, - ты, приятель, Россию не видел, познакомишься - в холодном поту проснешься… Домой тебя надо отправить, в Европу…
        - Не надо, господин полковник…
        Орлов встретил оперативников улыбкой:
        - Ну, в принципе, господин полковник, твои просьбы будут удовлетворены, дорога в крематорий…
        - Господин генерал, - перебил Гуров, - ваш специфический юмор, простите. Вы обговорили вопрос, как легендируется для окружения, что мы заняли данный дом и арендовали машину? Ведь нас будут проверять и начнут именно с дома и машины. Как? Почему? От кого?
        Орлов явно смешался, взглянул на Дитера:
        - Ты угощайся, парень, - и налил ему коньяку, - не стесняйся, наш разговор ты все равно не поймешь. - Повернулся к Гурову: - Ты, Лева, как обычно, берешь за яблочко. Василий, - генерал погладил телефонный аппарат, - мне обещал вопрос проработать. Ты понимаешь, Лева, тамошний генерал мой давнишний приятель, человек честнейший, но ума не палата, я опасаюсь. Может, ты по своим каналам легендируешься, через Юдина или Бунича?
        - Чего? - Гуров от возмущения даже привстал на носки. - Кто меня в этом кабинете распекал за связь с коррумпированными финансистами? Кто мне про честь мундира…
        - Начальник главка генерал Орлов, - перебил Орлов, смотрел невозмутимо. - И правильно распекал. А сейчас с тобой разговаривает оперативник и друг, который хочет быть уверен, что на первых шагах тебя там не завалят. Кто лучше - Юдин или Бунич?
        - Бунич, - ответил Гуров. - Юдин из этих структур ушел, чистенький как стеклышко.
        - Значит, звони Буничу, это его регион, пусть он по своим каналам тебя легендирует.
        - А зачем ему? Он мне ничего не должен.
        - Не ври, грешно. Чтобы человек с тобой схватился и без долгов ушел? А кто его охранников-близнят от тюрьмы спас, когда они наркотики хотели схватить?
        - Так я не их спасал, а Рогового прихватывал, - улыбнулся Гуров.
        - Это знаешь ты! Да что я тебе объясняю? Не морочь мне голову, ты еще тогда все просчитал и запасец на черный день припрятал. Не будь скупердяем, заначку доставай и действуй. Только хозяину этого кабинета, - Орлов постучал пальцем по столу, - ни гу-гу, это твои оперативные дела. С вами, господин полковник, мы разобрались.
        Орлов вместе с креслом повернулся к Дитеру и начал его разглядывать, будто впервые увидел. Немец понял: решается его судьба, неверное слово, плохая реакция, и он полетит в Мюнхен.
        А это позор. Почему-то вспомнились рассказы Айзека Азимова, Брэдбери, встречи людей с инопланетянами, попытки найти общий язык. Дитер не опускал взгляда, смотрел на русского генерала и уже не видел мятого костюма, криво повязанного галстука, только глаза, внимательные, строгие, одновременно доброжелательные, массивный шишковатый лоб, за которым скрывались мысли-тайны. Не опускай взгляда и молчи до последнего, молчи, пока не будешь знать точный, однозначный ответ.
        - Ну, как коньяк, инспектор, нравится?
        - Ничего, спасибо.
        - А чего же ты рюмку второй час мучаешь?
        - Я немец, привычка.
        - Ты в джунглях охотился?
        - Нет.
        - Я тоже не охотился и с лучшим проводником в джунгли бы не пошел, там свои законы. А ты?
        - На охоту не пошел бы.
        - А зачем бы пошел?
        - Спасать друга. - Дитер замялся, тяжело сглотнул, он чувствовал, что идет по самому краю, но еще не провалился. - Спасать свою честь.
        В глазах генерала заплясала смешинка, Дитер испугался, что сказал лишнее, но знал, что исправить ничего нельзя, молчал.
        - Инспектор! - Голос Орлова стал генеральским. - Поставьте рюмку на стол!
        Дитер выполнил приказ.
        - Теперь медленно-медленно возьмите.
        Дитер медленно протянул руку, взял рюмку, допил коньяк. Генерал был совершенно непредсказуем, повернулся к полковнику и сказал:
        - Рост сто восемьдесят пять, вес девяносто, глаза, стрижка - типичный полицейский. - Казалось, он забыл о Дитере, говорил только с Гуровым. - Ты понимаешь, Лева, тебе там не с паханами темными дело иметь, не с ворами в законе, а с авторитетами, с людьми, служившими у нас и у соседей, которые покатались по европам, поглядели, нанюхались. От него полицейским за версту несет.
        - Неужели ты полагаешь, Петр, что я это не учел и не включил в легенду? - удивленно спросил Гуров. - Конечно, Дитер - полицейский и служит в охране, только он служит двум богам.
        - Неплохо. - Генеральский тон пропал. Орлов вновь начал тереть нос, пытался поставить его на место, только оперативники расслабились, как генерал спросил: - Откуда он так хорошо говорит по-русски? Полицейский, русский в совершенстве, таким человеком рисковать не будут. Только не надо мне рассказывать про деда, семейный террор и русскую литературу. Я говорю, для одного человека это многовато. Вы мне ответьте, господин полковник, если бы у вас был такой парень, вы бы позволили ему лететь в Мюнхен налаживать связь с местными заправилами преступного мира?
        Полковник молча пожал плечами, Дитер понял, что провалился. Его сбивали не только парадоксальные вопросы генерала, но и манера общения русских между собой. То они обращаются друг к другу вполне официально, то говорят между собой, как мальчики на вечеринке. Дитер не мог понять: смена обращения что-то значит и что именно?
        Первым оправился от удара и нашел простейший контр-ход полковник, взял со стола нетронутую рюмку генерала и сказал:
        - Вы, господин генерал, не пьете, сливать в бутылку в присутствии иностранца неудобно, выливать грешно. - Выпил залпом, промокнул губы платком и закурил. - Вас, Петр Николаевич, просто дезинформировали, к сожалению, этот немец по-русски, как я по-немецки.
        Дитер принял мяч с лета и сердито ответил:
        - Ты есть врать! Я русский понимай! Говорить мало, понимай много!
        - Ладно. - Орлов тяжело поднялся, махнул рукой. - Готовьтесь, через двое суток доложите разработку, будем решать.
        Дитер сел в «жигули», дисциплинированно пристегнулся, посмотрел на жесткий профиль полковника, который невозмутимо газовал, пытаясь завести машину, и в десятый, сотый, возможно тысячный раз, подумал, что читал Чехова, Гоголя, современных русских писателей, а людей этих не понимает. На такой машине в Германии может ездить только конченый человек. Наконец мотор заработал, «жигуленок», кашляя, скрипя и переваливаясь, выкатился со стоянки на улицу, полковник включил указатель правого поворота, и тут же какая-то машина бросилась из центрального потока прямо наперерез, пронеслась в сантиметрах от них, залила грязью ветровое стекло и унеслась, будто ничего не случилось. И полковник никак на происшедшее не реагировал, пустил «дворники» и выкатился на центральную магистраль. «Чуть-чуть и нас бы разбили к чертовой матери, - подумал Дитер, покосился на спокойное лицо полковника. - Может, за нами уже началась охота?»
        - Не бери в голову, это нормальный московский таксист, - сказал Гуров и закурил.
        Дитер уже привык, что полковник постоянно отгадывает его мысли и чувства, и спросил:
        - Но вы же полковник полиции, почему вы не догоните его и не накажете?
        - Не хочу выглядеть идиотом, - ответил Гуров и закурил.
        - А генерал очень умный, - задумчиво произнес Дитер. Полковник лишь кивнул, приспустил стекло и выбросил окурок на улицу. Дитер вздохнул и осуждающе покачал головой. В Германии выбросить окурок в окно может позволить себе какой-нибудь турок, и то лишь в своих кварталах.
        - Генерал сказал, что будем решать. Господин полковник, как вы думаете, он не отправит меня в Мюнхен?
        - Он тебя уже оставил, и ты полетишь со мной, если не передумаешь.
        - Господин полковник…
        - Он тебе прямо сказал, что ты не знаешь законов охоты. И то, что ты упрямо лезешь в дело, доказывает твою молодость и глупость, больше ничего.
        Дитер обиделся, полковник взглянул на него, хмыкнул, покачал головой:
        - Да, хлебну я с тобой горячего.
        - Я этого выражения не понимаю.
        - Но ты со мной тоже хлебнешь, тогда и поймешь. У нас двое суток, это много и ничего. Домашние заготовки в нашем деле сплошная глупость, твоя легенда предельно проста. Главное нам притереться друг к другу, что крайне сложно. Начнем с того, что ты усвоишь - обижаться на меня совершенно бессмысленно и опасно для дела, обида отвлекает. Ты больше никогда не назовешь меня «господин полковник». С этого момента, уяснил?
        - Уяснил.
        - А как ты будешь обращаться ко мне? Только не придумывай. Как тебе естественнее и проще обращаться к человеку, который старше тебя по возрасту и положению в организации.
        - Шеф? - неуверенно произнес Дитер.
        - Кино.
        - Господин Гуров?
        - Нельзя. Понимаешь, парень, я документов менять не буду, но моя фамилия достаточно известна, и повторять ее не следует.
        - Врач? - сказал Дитер и щелкнул пальцами. - У вас есть другое слово.
        - Доктор?
        - Верно! Доктор.
        - Доктор? Неплохо, - согласился Гуров. - Уважительно и безлично. - Он остановил машину около своего дома. - Вылезай, парень, пойдем домой, пошарим в холодильнике, полагаю, что найдем там немного.
        - У меня есть марки, мы можем пойти в ресторан.
        - Можем, но не пойдем, - ответил Гуров, запер машину и вошел в подъезд.

* * *
        - Доктор! - крикнул Дитер, закончив гимнастику и направляясь в душ. - Я голодный как черт!
        - Во-первых, в моей квартире ты можешь не кричать, здесь и шепот слышен, - ответил из кухни Гуров. - А к голоду ты скоро привыкнешь, трудно лишь первые десять-пятнадцать лет.
        Сыщик спал плохо, поднялся рано, заставил себя сделать короткую пробежку, позанимался с резиной, которую использовал вместо эспандера, сейчас жарил ломтики черного хлеба, разбил на сковородку последние три яйца, сварил кофе и все время думал об одном и том же. Кого взять с собой - опытного оперативника или немца? О том, что нельзя рисковать жизнью иностранца, Гурову и мысль не приходила. Рисковать жизнью человека в мирное время нельзя, но если очень нужно, то приходится. Какое значение имеет национальность, вероисповедание или партийность? Любой человек рожден для жизни, и он, полковник Гуров, не имеет права подставлять человека под нож. На самом деле вопрос, в какую сторону лететь инспектору Вольфу, решать полковнику Гурову, а не генералу Орлову, и это справедливо: кто идет в связке, тот и решает.
        Вчерашняя беседа преследовала лишь одну цель. Орлов пытался обнаружить, не обладает ли немец ярко выраженными недостатками, не подвержен ли нервным срывам, не дрожат ли у него руки, как он ориентируется в незнакомой обстановке. Если бы что-нибудь подобное проявилось, то вопрос бы отпал автоматически. Двое суток Петр дал другу для близкого знакомства с кандидатом. Сейчас генерал подбирает дублера из оперативников. Хотя тоже напрасно, Гуров знает, кого возьмет с собой, если откажется от немца. Станислав Крячко, старый друг из МУРа. Сейчас подполковник, опытный, точный, спокойный, простой и надежный, как молоток. Станислав во всех отношениях лучше самолюбивого немецкого парня, но Дитер имеет хотя и одно, но главное преимущество, которое ничем не перешибить. Он немец. А единственная легенда, по которой возможно искать убийцу-исполнителя в Мюнхене, требует присутствия немца. Иначе это не операция, а кукиш, причем явно милицейский кукиш. А если я все так хорошо понимаю, рассуждал Гуров, переворачивая подгоревшие хлебцы, и коли не из чего выбирать, так чего мучиться? Следует вбить Дитеру три, максимум
четыре, варианта решений, из которых он в случае необходимости может выбирать. Парень он дисциплинированный, должен не подвести, если на мелководье не захлебнемся, на глубине не потонем.
        - Очень люблю яйца и кофе, доктор, - заявил Дитер, заглядывая через плечо.
        - У меня в детстве была мечта.
        - Какая?
        - Доставить тебе удовольствие. - Гуров разрезал запекшийся на сковородке блин пополам, разложил по тарелкам, налил кофе в кружки. - Хватай мешки, вокзал отходит. Кто первым встал, того и сапоги, а кто не успел, тот опоздал.
        - Понимаю, фольклор.
        - Вся наша жизнь сплошной фольклор.
        - Извините, доктор, а сок есть?
        - Сок? Любой, в неограниченном количестве… в Мюнхене.
        - Черный юмор.
        - Не черный и не юмор, жизнь, простая, как задница новорожденного.
        - Я плохо знаю русский язык.
        - Естественно. Антон Павлович таких выражений не употреблял.
        - А серьезно вы разговариваете?
        - Обязательно. - Гуров кивнул. - Когда молчу, то сам с собой я разговариваю абсолютно серьезно, никаких шуток не позволяю.
        - Когда мы начнем работать?
        - Сейчас же, так как твоя очередь мыть посуду.
        Молча вымыв посуду, Дитер долго мыл в ванной руки, тер их одеколоном, вернувшись в комнату, сердито сказал:
        - Я мог поселиться в отеле, есть нормальную пищу. Мы все равно не работаем, только болтаем, господин полковник.
        - Не много же тебе нужно, чтобы сорваться. - Гуров отложил газету.
        - Я хочу работать.
        - Мне безразлично, что ты хочешь, - ответил Гуров. - Объясняю два раза - первый и последний. Ты выполняешь мои приказы либо просьбы, что одно и то же. А чтобы твое сопливое самолюбие не бушевало, один раз объясню. Ты слово «сопливое» понимаешь.
        - Понимаю, доктор. Ты хочешь сказать, что я совсем маленький.
        - Маленький, и у тебя мокрый нос. Я совершенно не обязан тебе все объяснять, но сделаю исключение.
        - Как иностранцу, - попытался пошутить Дитер, стыдясь своего срыва из-за какой-то ерунды.
        - Именно, - кивнул Гуров. - Своему оперативнику я бы ничего объяснять не стал, отправил бы его к маме и взял бы другого, поумнее. Ты не можешь жить в гостинице по многим причинам. Ты должен привыкать к нашей жизни, еде, привычкам, ко мне лично. Там, куда мы лезем, мои извилины будут забиты до отказа, я не должен думать, что тебе можно сказать, а чего нельзя - обидишься. Обидчивый оперативник хуже покойника. Спроси: почему?
        - Почему, доктор?
        - Покойник никогда не подведет. Ты не можешь жить в гостинице, так как нам нужны твои марки, которые мы сегодня поменяем на рубли. Мы с тобой деловые люди, авторитеты, уж завалящий миллион у нас быть должен. А где его взять? Ты не можешь жить в гостинице, потому что тебя там могут увидеть люди, с которыми мы можем позже встретиться. Они очень удивятся, что человек, который прилетел в Россию со столь деликатной миссией, живет в интуристовской гостинице и светится на глазах спецслужб. Ты не можешь…
        - Простите, доктор, я понял, - перебил Дитер.
        - Ты ничего не понял, так как не знаешь, что тебя ждет, но жизнь тебе объяснит. И если ты сумеешь вернуться в свой мытый, сытый Мюнхен, зайдешь в церковь и поставишь свечку. Ты хотел работать? Иди сюда.
        Гуров легко поднялся, встал у входной двери, поставил Дитера рядом.
        - Задача. Ты пришел в квартиру с человеком, которому не доверяешь, но показывать этого не можешь. Понял?
        - Понял, доктор.
        - Раз пришел, проходи. - Гуров указал на комнату, пошел вперед, взглянул в сторону ванной и туалета, пробормотал: - Свет гасить надо, - подошел, щелкнул выключателем.
        Дитер стоял на пороге комнаты, оглядывался, сыщик приблизился к нему сзади, ткнул носком ботинка под коленку, ударил кулаком за ухо, когда немец начал падать, добавил ногой. Дитер тяжело грохнулся на пол, держась за голову, поднялся на четвереньки, смотрел ошарашенно. Гуров вытянул указательный палец, прищурился и сказал:
        - Ты опоздал, парень. - Вернулся к входной двери, спокойно, словно ничего не произошло, поманил к себе Дитера. - Попробуем сначала.
        Дитер поднялся, ощупал голову, подошел к Гурову, встал рядом.
        При второй попытке Дитер не поворачивался к хозяину спиной, они вошли в комнату. Гуров махнул рукой, сказал:
        - Ну, раз явился, присаживайся, - и отошел к окну. Дитер сел лицом к Гурову, ко спиной к двери, и сыщику стало грустно. Ни один самый заштатный опер, работавший у Гурова, никогда не сел бы спиной к двери. «Я не воспитательница в детском саду, слюнявчик подвязывать не обязан, - думал сыщик и урезонивал себя: - У тебя, Гуров, другого немца нет, а без немца тебе это дело не провернуть. Терпи».
        Дитер был сердит, он понимал, что, повернувшись спиной, совершил ошибку, но полагал, что бить человека всерьез на тренировках нельзя. У этих русских все не как у людей цивилизованных, все через край. Он чувствовал, как за ухом набухает шишка, не дотрагивался, чтобы не показаться слабаком.
        - Будем считать, что сеанс окончен, ты провалился, пойди в ванную, намочи полотенце, приложи за ухо.
        - Ничего, доктор, пройдет.
        - Я сказал. - Гуров вздохнул, когда Дитер вернулся с полотенцем, спросил: - Ты знаешь, что такое лопух?
        - Лопух? - переспросил Дитер. - Кажется, растение.
        - Лопух - человек глупый, неопытный, инспектор Дитер Вольф, который садится спиной к дверям. Ладно, за двое суток таблицу умножения пройдем, а математика из тебя жизнь сделает либо убьет, это уж как сложится.
        - Не пугайте, доктор, я не боюсь. - Дитер все больше раздражался, но пересел на диван, чтобы видеть дверь.
        - Не боятся только дебилы. Если бы тебя сейчас Петр видел и слышал, ты бы уже ехал в аэропорт. Я обещал, что ты со мной хлебнешь горячего, теплое ты уже попробовал.
        Дитер Вольф ничего не ответил, лишь поежился, так как из мокрого полотенца, которое он прижимал за ухом, побежала холодная струйка воды, щекотливо нырнула между лопаток.
        Гуров отпер железный ящик, который стоял у письменного стола, достал плоский чемоданчик-кейс с цифровым замком, открыл, положил на колени и начал изучать содержимое.
        Дитер смотрел на русского полковника, который с легкой улыбкой, что-то беззаботно насвистывая, копался в кейсе. «Русский ударил меня совершенно серьезно, - рассуждал немец, - оскорбляет, угрожает, так чего он добивается? С этим деревенским генералом они явно друзья, если полковник не хочет брать меня, то может не брать, зачем унижать человека, бить?»
        Гуров поднялся, положил открытый кейс на стол, сказал:
        - Взгляни, парень, скажи, что ты об этом думаешь?
        - Момент. - Дитер поднялся, прошел в ванную, бросил полотенце в раковину, вытерся, вернулся в комнату, долго рассматривал содержимое кейса, сказал: - Это приборы прослушивания и записи, слежения за объектом на расстоянии до десяти километров, пистолет «беретта» с обоймой патронов, заряженных очень сильным паралитическим газом.
        Дитер взял авторучку, лежавшую в мягком углублении. Гуров перехватил руку немца, вернул ручку на место.
        - Понятно, - кивнул Дитер, - авторучка есть одноразовое взрывное устройство. Шпионский «дипломат», малый набор, изготовлен у нас, в Германии, возможно, в другой стране и лишь подделка под немцев. Вещь дорогая. Извините, но я не знал, что вы так современно вооружены.
        - Ты многого о нас не знаешь, - ответил Гуров, пощупал желвак за ухом Дитера, улыбнулся: - Через сутки пройдет, а память останется. У меня нет времени на твое обучение, необходимо, чтобы ты все запоминал с одного раза.
        Сыщик убрал кейс в железный ящик, подумал, что немец держится достойно, терпит, но нельзя ему рассказать, что «шпионского оборудования» нет на вооружении российской милиции, а данный кейс Гуров получил в подарок от преуспевающего бизнесмена, бывшего авторитета уголовного мира, в благодарность за некогда оказанную услугу. Законопослушный немец подобного объяснения не поймет, что вполне естественно, если сам сыщик не всегда отчетливо понимает, где его взаимоотношения преступниками соответствуют законам агентурно-оперативно работы, а где превышают их, и главное - есть ли такие законы. Для себя Гуров так определил границу дозволенного: в борьбе преступником дозволено все, кроме… Не бери мзду, не бери не чего для личного обогащения… Не фальсифицируй доказательств вины человека, даже если на сто процентов уверен в его вине. Никогда не стреляй первым, твой выстрел или удар всегда лишь ответ. Коротко, полковнику Гурову кажется, что справедливо, но он убежден, ни высокие генералы, ни, тем более, прокуратура его законов не поймет, оснастит их таким количеством дополнений, уточнений и ограничений, что
Гулливер, которого лилипуты связали тысячами ниточек, по сравнению с сыщиком покажется человеком абсолютно свободным.
        - Дитер, сколько у нас немецких марок? - спросил Гуров.
        - У нас? - растерянно переспросил инспектор. - Да-да, конечно, я понял. Десять тысяч, и у меня имеется кредитная карточка.
        - Карточка нам ни к чему, а десять тысяч… - Гуров произвел подсчет в рублях. - Не густо, будем экономить.
        Полковник позвонил в МУР своему бывшему подчиненному оперативнику и сказал:
        - Здравствуй, Борис, Гуров беспокоит.
        - Лев Иванович, здравствуйте, как здоровье?
        - Спасибо, Боря, у тебя Станислав начальником?
        - Так точно!
        - У тебя сейчас ничего не горит? Скажи Станиславу, что я тебя попросил взаймы на пару часов. Мне нужно обменять пять тысяч немецких марок на рубли. А я не хочу светиться.
        - Вы стали миллионером, Лев Иванович, поздравляю.
        - А ты, Боря, стал болтуном. Переговоришь с начальником, будешь выезжать, позвони. - Гуров положил трубку, взглянул на Дитера, который сидел на диване, читал О'Генри и улыбался.
        Сыщик открыл записную книжку, Орлов посоветовал связаться с Буничем, попросить помощи. На начальника городского управления генерал Орлов особых надежд не возлагал. Лев Ильич Бунич, который и живет-то в другом городе России и должности большой не занимает, вернее генерала. Кто такой Бунич? Биржевик и миллионер с личной охраной и огромными связями в центральной части России. У Бунича чистые руки, белый воротничок, но коррумпирован он на сто процентов, иначе никакой властью не обладал бы. Минувшей весной Гуров столкнулся с этим человеком, схватка была короткой, бескровной, закончилась вничью, но с моральным перевесом на стороне полковника, который уберег людей Бунича от рокового шага к наркотикам и спас от тюрьмы, а их хозяина от посещения прокуратуры. Звонить не хотелось, сыщик накручивал себя, значит, как обвинять Гурова в знакомстве с людьми не шибко чистоплотными, а то и с точно коррумпированными, кричите так, что генеральские погоны торчком становятся, а как помощь нужна, разговор иной. Охолонись, Лева, урезонил себя полковник. Петр никогда тебя за агентурную работу не разносил и сегодня печется
именно о твоем здоровье. Охолонись.
        Он начал крутить телефонный диск. Очень быстро, минут за двадцать, удалось соединиться.
        - Здравствуйте, - сказал Гуров, - попросите Льва Ильича, пожалуйста.
        - Здравствуйте, Лев Ильич занят, - ответил интеллигентный мужской голос. - Оставьте ваш телефон.
        Значит, личный секретарь у Бунича прежний, полковник силился вспомнить, как зовут, не вспомнил и сказал:
        - Вы, господин секретарь, трубочку не вешайте, передайте: звонит тезка из Москвы, который ранней весной беседовал с вашим шефом.
        - Минуточку, Лев Иванович, - ответил секретарь, - соединяю.
        - Добрый день, Лев Иванович, - вмешался в разговор Бунич. - Как погода в Москве, как здоровье?
        - Спасибо, Лев Ильич, - рассмеялся сыщик. - Как ваше здоровье, что с погодой?
        - Осень, то дождь, то солнышко, постоянно в нашей жизни только повышение цен и падение рубля. Вашим вниманием польщен, но не обрадован. Опять стрельба, трупы, аресты?
        - Цены и рубли вас не интересуют, оскорбления я пропускаю как беспочвенные. Вас лично и ваших людей, господин Бунич, я пальцем не тронул.
        - Господин полковник, вы не считаете меня наивным?
        - Наивность - свидетельство не глупости, а чистоты души. - Эту фразу сыщик где-то вычитал и часто употреблял.
        - Спасибо за комплимент, перейдем к делу, - довольно резко сказал Бунич. - Вы не арестовали моих ребят с порошком в руках, не арестовали и считаете, что я вам должен. Так я с чистой душой заявляю: пошли вы к чертовой матери! Вы не арестовали близнят лишь потому, что вам было необходимо, чтобы груз проследовал до станции назначения, то есть до Рогового. И этот боров арестован, вы своего добились, поздравляю! Я вам ничего не должен! Хотите просить - просите, только не как долг, а как услугу от человека малознакомого.
        - Малознакомый человек, если сумеете остыть и чуть поумнеть, перезвоните. В течение двух часов я дома. - Гуров положил трубку.
        Дитер лежал на диване, так увлекся О'Генри, что забыл, где находится. Гуров взглянул на парня с раздражением и сказал:
        - Я сейчас буду мыть пол, вытирать пыль, в общем, заниматься уборкой, - и саркастически добавил: - Помощи не прошу, ты от мытья посуды чуть в обморок не упал.
        Дитер резко сел, отложил книжку, спросил:
        - Почему вы все время меня обижаете?
        - Извини! Я не тебя обижаю, а не хочу мыть пол! Понятно?
        - Нет. Надо нанять женщину, которая приходила бы и убирала квартиру.
        - Если я буду платить уборщице, то спрашивается, что я жрать буду?
        - Понятно. Ваша страна - ваша жизнь, мыть, тереть будем вместе. - Дитер поднялся, начал раздеваться. - У меня есть рабочий комбинезон. Давай порошки, щетки, шампунь, чего там надо.
        Естественно, что у сыщика мало чего было, но мужики были здоровые, квартира маленькой, и через два часа сопенья, поминанья черта на немецком и большого количества слов на русском уборка закончилась.
        В разгар работы заскочил Боря Вакуров, взял марки, кейс, взглянул ошалело на полуголого, грязного полковника и смылся.
        Самую чистую квартиру можно продолжать вылизывать и самую грязную даже не подметать. Квартира полковника находилась в нормальном для России состоянии, а для жилья холостяка так просто люкс. Уборку Гуров затеял, чтобы отвлечься, не смотреть на часы в ожидании звонка Бунича. К тому же сыщик заметил, как вчера гость мазнул по серванту пальцем и поморщился. Значит, вы, немцы, чистоплотны, а мы, русские, слов не найти? Так на тебе, узнай, что почем и сколько стоит! Порошки, шампуни, щетки? А на четвереньках, простым мылом и тряпочкой, тебе плохо будет? Гуров работал босиком, в закатанных под колени тренировочных штанах, без рубашки. Дитер поглядывал на русского полковника, на его мускулистый, без лишней жиринки торс, на пулевое ранение под лопаткой и думал о том, что ему, молодому инспектору, повезло, русский, как и говорили, человек нестандартный, настоящий сыщик высшего класса. Кроме того, Дитер чувствовал, что, несмотря на резкость, внешнюю грубость, русский относится к нему, молодому коллеге, хорошо, с искренней симпатией, хотя и несколько снисходительно. Хотя инспектор неоднократно слышал, что
русские живут бедно, но машина и квартира полковника полиции, занимавшего в главном управлении министерства большую должность, то, что полковник вынужден сам мыть пол убогой квартиры, а в холодильнике у него нет элементарной еды, потрясло молодого немца. Какого черта работать, рискуя жизнью, как поддерживай великолепную физическую форму, если ты не можешь даже поесть нормально?
        Они приняли душ, парадно оделись. Дитер сразу отметил, что и костюм, и галстук полковника изготовлены в Германии, только очень давно, лет семь-восемь назад, но сидели так ловко на литой, статной фигуре, что старомодность не бросалась в глаза, даже наоборот, подчеркивала индивидуальность человека, который одевается не как все, а как ему хочется.
        Дитер еще не понял, что хозяин одевается не как ему хочется, а носит вещи, подаренные ему папой генералом, который служил много лет в ГДР, а ныне пенсионер и копает грядки на огороде. Немец еще многого не понимал, но у него будет возможность мало-мальски узнать, что почем в этой России.
        Гуров взглянул на часы и зевнул, когда он нервничал, его независимо от времени суток начинало клонить в сон. Бунич не позвонил, значит, я промахнулся, думал сыщик и неизвестно отчего вспомнил любимую книгу детства «Маугли». «Акела промахнулся! Акела промахнулся!» - кричали молодые волки. Что ж, я не в первый раз промахнулся, рассудил Гуров, пожал плечами и закурил первую сигарету. Последнее время он ограничивал себя в куреве и спиртном. Всему виной эти чертовы американцы - что хотят, то и делают. Пили и курили, как все нормальные люди, а судя по фильмам, так и больше. И неожиданно сказали: «О'кей, ребята, нужна здоровая нация». Сегодня курить в Америке неприлично, курят и пьют только люди второго сорта.
        Сыщик жил в России, но не желал признавать, что у кого-то, хоть в Америке, хоть в Антарктиде, характер и воля тверже, чем у него, Льва Гурова.
        Явился Боря Вакуров, бросил на диван кейс и сказал:
        - Полтора миллиона. Лев Иванович, купюры, как вы и приказали, разные, но не мельче четвертака.
        - Спасибо, Боря. - Гуров хлопнул оперативника по плечу, снял трубку зазвонившего телефона: - Слушаю.
        - Извините, господин полковник, задержка получилась - потеряли ваш телефон, - сказал Бунич. - Так на чем мы остановились?
        - Пустяки, Лев Ильич, случается, - ответил Гуров и махнул на Дитера и Вакурова рукой, мол, выметайтесь и прикройте за собой дверь. - Я, тезка, ваши последние фразы не расслышал. У вас в… - он назвал город, - позиции имеются?
        - Кое-что найдем.
        - Я туда собираюсь подскочить на несколько дней…
        - Несчастные люди, - вздохнул Бунич.
        - Это не ваши партнеры, вы же знаете мое направление, тезка.
        - Атомная бомба не артиллерийский снаряд. У нас вы тоже имели направление, а я до сегодняшнего дня по зоне бегаю.
        Ясно было, что Бунич, взвесив за и против, выбрал худой мир, сдался, и теперь сыщику следует вести разговор в самом дружеском тоне.
        - Брось, тезка, мы знаем цену друг другу, и, пока наши пути не пересекаются, аварии не произойдет. Мои поездки, как ты понимаешь, вызваны не тягой к перемене мест. Мне необходимо заскочить в этот город, а остановиться негде, да н с транспортом напряженка.
        Бунич принял и тон, и обращение на «ты».
        - Я этот вопрос решу, но меня интересует твоя легенда. Я же должен человеку объяснить, для кого, ради чего я прошу.
        - Очень просто, - ответил Гуров. - Молодой коммерсант из Гамбурга, дела немца тебя не интересуют. Но ты бываешь в Германии, и парень - партнер твоего партнера, отказывать неразумно.
        - Великолепно. - Чувствовалось, что Бунич улыбается. - Но ты не шибко молодой, не немец и не из Гамбурга.
        - Тезка, обижаешь! - возмутился сыщик. - Будет натуральный молодой немец из Гамбурга.
        - Тогда нет проблем, когда вы явитесь?
        - Послезавтра, утренним рейсом, - ответил сыщик. - Завтра вечером мне надо знать адрес и все прочее.
        - Я позвоню. В аэропорту вас встретят из конторы. Не обижайся, полковник, но ваши спецы могут прикатить на засвеченной тачке. А мне это абсолютно не нужно.
        - Не обижаюсь, понимаю, приму меры, - сказал Гуров. - Есть еще момент, более деликатный. - Он вздохнул. - Если ты откажешь, я не только не обижусь, а приму как должное.
        - Не играй и выкладывай.
        Сыщик изложил свою просьбу, после короткой паузы коммерсант ответил отказом. Они пожелали друг другу всего наилучшего и расстались до завтрашнего вечера.
        Глава третья
        В чужом городе
        Кончался сентябрь, погода в такое время в центральной части России непредсказуема. Сыщики вышли из здания аэровокзала, их встретили ветер, хмарь, грязь, которая исчезает в России только под снегом, и огромная мертвая голова, хотя и без кепки, но с характерным каменным прищуром.
        Дитер, насмотревшись в Москве, в аэропорту, в самолете, уже ничему не удивлялся, воспринимал окружающий мир с философским равнодушием, спокойно спросил:
        - Почему не убрали? - и кивнул на каменного идола.
        - В нас много загадочного, парень. - Гуров оглянулся.
        - Господа иностранцы, за десять долларов я вас отвезу на край света, - сказал парень лет тридцати, подбрасывая на ладони ключи и развязно улыбаясь.
        - Доллары? - произнес Дитер с ужасным акцентом. - А дойчмарки можно?
        Так произошел обмен паролями.
        - Ну что с вами поделаешь? - ощерился парень, взял у Дитера один из чемоданов и зашагал к машине.
        «Жигули» были такие грязные, что номер практически не проглядывался. Внутри машина оказалась чистая, ухоженная. Когда они отъехали от аэропорта на значительное расстояние, водитель свернул на проселок, повернулся, лицо у него было серьезное, глаза с хитринкой, он взглянул на Гурова и сказал:
        - Здравствуйте, Лев Иванович, вам поклон от Алексея Алексеевича. Я оперативный уполномоченный капитан Михеев. - И после небольшой паузы добавил: - Василий.
        - Здравствуй, капитан, спасибо, что встретил. - Гуров достал сигарету, не закурил. - Квартиру приготовили?
        - Есть один домишко, но, признаюсь, он мне не личит, - ответил капитан. - Может, на пару суток в гостиницу? Я постараюсь найти убежище понадежнее.
        - Спасибо, Василий. - Сыщик смотрел на опера одобрительно: если человек сомневается, значит, думает, и назвал адрес, полученный от Бунича.
        - Круто. - Капитан развернулся, выехал на шоссе. - Это обкомовская зона, хозяев разогнали, а зона осталась. Нас там ждут?
        - Надеюсь. - Гуров все-таки закурил, приспустил окно. - Переговоры будет вести Дитер, я вроде носильщика, а ты водитель, лучше, чтобы твоего лица не видели.
        - Чевой-то? Пусть смотрят. - Капитан сунул за щеки тампоны, глянув в зеркало, прилепил усы, надвинул на лоб беретку.
        - Останемся живы - будешь майором, - сказал Гуров.
        - А наш немец говорить умеет? - гундосо спросил оперативник.
        - С пятого на десятое, - улыбнулся Гуров. - Его должны ждать, поймут.

* * *
        Высокие железные ворота были на запоре, но лишь машина подкатила, как из будки выскочил мужчина с портупеей, подбежал не со стороны водителя, как обычно подходит охрана, а к задней правой дверце, словно знал, где именно сидит именитый гость, и сказал:
        - Здравствуйте, к кому приехали?
        Дитер держался великолепно, он приспустил стекло, наморщил лоб, шевельнул губами, словно репетируя ответ, и четко выговорил:
        - Я есть Дитер Вольф, - и достал паспорт.
        Человек в портупее паспорт не взял, лишь махнул рукой и побежал открывать ворота.
        Коттеджи, виллы, называй как хочешь, похожие друг на друга если не как близнецы, то уж точно родные братья, двухэтажные, они просторно, но строгими рядами стояли вдоль центральной аллеи. Никаких заборов, все открыто, чисто, на виду, некий бытовой стриптиз - вот я такой голенький и чистенький, оглядывайте меня со всех сторон, мне скрывать нечего.
        Капитан вел машину медленно, оглядываясь, - номенклатурный город был мертв, точнее, чуть жив, лишь в двух окнах мелькнул свет. На дорогу выскочил мужчина, без портупеи, но зато с ружьем, махнул рукой, приглашая сворачивать.
        Когда остановились, сторож мгновенно сориентировался, кто главный, кто сопровождающий, и, отпирая Гурову дверь, зашипел:
        - Позвонили - мы бы встретили. Что же вы гостя на такой машине… Стыдоба.
        - Я не по этому делу, - улыбнулся Гуров, следуя за сторожем, который открывал двери, зажигал везде свет.
        - Знаю я твое дело, у тебя на лбу написано, - бормотал страж и продолжал во весь голос: - Прошу, располагайтесь, белье утром застелили, все протерли, харч в холодильнике, машина заправлена, вот ключи. - И положил ключи на стол.
        Дитер понял отведенную ему роль, расхаживал по комнатам, кивал, повторял:
        - Хорошо, хорошо, - и сыпал на немецком. Гуров взял стража за отворот кожаной куртки, посмотрел в глаза, понял, что человек, как говорят в народе, из органов, прикидывается под деревенского, бутафорит, держал плотно, взгляда не опускал, пока тот не осознал, что с приезжим промахнулся, и не заговорил на другом языке:
        - Извините, дурная привычка.
        - Свои люди, - миролюбиво сказал Гуров, отпустил стража. - Дайте мне ключи от ворот и, если у вас принято записывать время приезда и отъезда гостей, сделайте для нашей машины исключение. Наш водитель здесь задержится, поможет гостю устроиться, вы свободны.
        - Извините. - Страж кивнул и исчез.
        - Капитан, проверьте машину, ключи на столе. Дитер, ваша комната на втором этаже, идите устраивайтесь, - сказал сыщик и прошелся по первому этажу.
        Просто эпидемия какая-то, думал он, оглядывая гостиную, обставленную стандартным гарнитуром, дорогим, полированным и мертвым, кухню в кафеле и никеле, ванную, вывезенную из Финляндии, обтянутый кожей кабинет, одна стена которого закрыта книжными шкафами. Полковник подозревал, что дверцы шкафов не открываются, но проверить было лень, он опустился в номенклатурное кресло, проверил три телефонных аппарата, откликнулся лишь один.
        - Мы с тобой приятель, разговаривать не будем. - Гуров положил трубку. - Потому как ты предатель. Ты не виноват, таким тебя создали люди.
        - Разрешите? - В кабинет заглянул капитан. - «Волга» двадцать четыре десять, в отличном состоянии, бензин под пробку.
        - Спасибо, заходи. - Гуров махнул капитану рукой, покосился на телефоны, качнул осуждающе головой, поднялся из-за стола, провел оперативника на кухню.
        - Вы полагаете? - спросил капитан.
        - Я не знаю, - ответил полковник. - Я смотрю на это жилище, - он оглянулся, - и думаю, Россию охватила эпидемия. Все, что удалось отобрать у бывших, и еще не успели захватить нувориши, попало в руки наших с тобой неприятелей. За полтора года я третий раз живу в подобных приютах. И примечательно, никого нет, а обслуга есть и ждет - завтра придут хозяева.
        - Так вы поселились не по распоряжению руководства? - удивился капитан.
        - Даже министр может дать команду только через твоего генерала. Полагаешь, Алексей Алексеевич распоряжается данным хозяйством?
        Оперативник взглянул недоуменно, вздохнул и нерешительно покачал головой, понимая, что задает лишний вопрос, не удержался:
        - Так кто же дал команду?
        Сыщик ответил улыбкой и сказал:
        - Моя задача войти в контакт с местными авторитетами. Меня не интересует рэкет, криминальные структуры торговли, нужны люди, руководящие боевиками.
        - Наемные убийцы?
        - Василий, ты приличный оперативник, учись сдержанности. Я тебе сказал столько, сколько считал нужным.
        Капитан смутился, достал из кармана блокнот, ручку, перелистнул, несколько строк вычеркнул, подумал, черканул еще, подвинул блокнот полковнику.
        - Я приготовил, тут все, чем мы располагаем. Установочные данные, приметы, клички, окрас. - Он помолчал, не сдержался и добавил: - Лев Иванович, я много о вас слышал, но я человек самолюбивый, привык, чтобы мне доверяли.
        Гуров ничего не ответил, листал блокнот, открыл на чистой странице и сказал:
        - Самолюбивый - это хорошо, присядь сюда. - И указал на стул рядом.
        Капитан пересел, смотрел, как сыщик чертит схему: шесть квадратиков в ряд, от них стрелки вверх к одному большому прямоугольнику, затем полковник заполнил квадратики фамилиями и кличками, которые имелись в записях капитана, и спросил:
        - Кто из шестерки стреляет сам, кто лишь отдает команды?
        Капитан отвечал уверенно, о двоих сказал, что проверенными данными не располагает.
        - Молодец, я очень уважаю людей, которые признают, что чего-то не знают. В каких отношениях они между собой? - спросил сыщик.
        Капитан склонил голову набок, циркнул по-блатному зубом, ткнул в два квадрата:
        - Эти готовы глотку друг дружке перегрызть, понятно, ведь Мустафа - вор в законе, а Академик - белый воротничок. Если случится, Волк отойдет в сторону, но ближе к Мустафе, Тяпа драки не любит, но если случится, двинется к Академику. А эти двое, черт его знает, полагаю, если князья схлестнутся, они заберут своих людей и уйдут из города, утихнет - вернутся. Лев Иванович, вы понимаете, это мои личные предположения. Лучше вам встретиться с генералом и прокачать варианты.
        Лицо у Гурова стало отчужденным, голос потерял доверительность:
        - Капитан, вы хорошо пели, а кончили петухом.
        - Товарищ полковник! - Капитан вскочил. - Вы, конечно…
        - Конечно, - перебил Гуров и продолжал миролюбиво: - Если не выговариваете «господин полковник», зовите по имени-отчеству. Я вам, Василий, ничего грубого не сказал, лишь обратил ваше внимание, что на протяжении всего разговора вы держались как грамотный, знающий опер, а в конце - как бы помягче выразиться?
        - Струхнул, Лев Иванович. Да, я струхнул, я же человек. Вы меня поймите…
        - Оставь, забудем. - Гуров поднялся, махнул рукой, подошел к холодильнику, открыл.
        - А запасы-то у них истощаются. Водка, коньяк, никаких тебе виски, портвейн не постыдились поставить, икра только красная, балыка не вижу, осетрины нет, черт знает что, Василий, я так работать брошу.
        Капитан хохотал, как мальчишка, до слез, Гуров не выдержал и тоже хмыкнул. Капитан вытер слезы, убрал платок и сказал:
        - Господин полковник, в России всего хватает, дефицит не кончается, лишь меняет станцию назначения. Когда эти домишки заселят новые, когда их шуганут и вы пойдете по их следам, все вам будет в достатке и полном ассортименте.
        - Василий, знаешь, чем ты мне нравишься? - Гуров достал из холодильника бутылку водки и батон колбасы. - Ты большой оптимист. Мне сорок два, ты считаешь, что новых так быстро шуганут, что я еще успею пройти по их следам. Ты не большой, ты величайший оптимист. Так что, дружище, радуйся дню сегодняшнему, терпи, старайся быть честным, делай что можешь, и не строй воздушные замки.
        Сыщик сделал два бутерброда, налил себе граммов пятьдесят, оперативнику не предложил, водку убрал в холодильник, выпил, взял бутерброд, второй протянул коллеге и сказал:
        - Значит, ресторан «Алмаз», после десяти. - Он взглянул на часы: - Сейчас четырнадцать, часа два мы отдохнем, пораскинем мозгами, соберемся, машину брать не будем, уйдем отсюда пешком. Ты подберешь нас в двадцать часов на первой развилке. Договорились?
        - Мне к «Алмазу» подходить нельзя, а вас туда просто не пустят, господин полковник.
        - Это вряд ли, капитан, - улыбнулся Гуров, проводил оперативника до дверей, пожимая руку, спросил: - Над этой шестеркой я нарисовал прямоугольник, в нем имени не значится. Над медведями и волками должен стоять человек. Он мне и нужен.
        - Мы больше никого не знаем.
        - Понимаю, но этот человек существует, подумай. Народная мудрость гласит: свято место пусто не бывает.
        - Простите, Лев Иванович, - капитан остановился на пороге, - но это вы начертили схему и оставили пустой прямоугольник. В жизни его может не существовать.
        - Верно, ты сам говоришь, что авторитеты вашего города разноцветны и враждебны. Почему они не передрались? Некто держит власть, руководит, остальные боятся нарушить равновесие. И этот некто в прошлом работал в спецслужбах, возможно, и сегодня в погонах.
        Полковник поднялся на второй этаж, осмотрел две спальни и ванную. Дитер лежал на кровати, положив ноги на высокую спинку, читал полюбившегося О'Генри, увидев Гурова, легко вскочил.
        - Как тебе наша обитель? - спросил сыщик.
        - Нормально. - Дитер пожал мощными плечами. - Скромно, есть все необходимое.
        - Нормально - это когда из стен сквозит, с потолка капает, печка дымит, сортир во дворе.
        - Доктор, ты хотел, чтобы я в таких условиях жил? - Дитер потянулся, хрустнул суставами.
        - Очень, - ответил Гуров. - Пойдем вниз, перекусим, ляжем отдыхать, нам вечером надо быть в форме.
        Они выпили по кружке куриного бульона, который приготовили из кубиков; доедали тушенку с зеленым горошком, когда Дитер не выдержал и спросил:
        - Доктор, тебе не понравился встретивший нас инспектор?
        - Отчего же? - Гуров пожал плечами. - Вполне грамотный, мыслящий оперативник.
        - Тогда почему я должен скрывать, что хорошо говорю по-русски?
        - Меня приглашали в академию преподавать, кафедру обещали - отказался. Какой я педагог, когда, услышав глупый вопрос, еле удерживаю руку, чтобы не дать тарелкой по твоей немецкой башке? На оперативной работе, особенно в боевой ситуации, человек должен знать только необходимое. Скажем, ну зачем капитану знать, что ты прекрасно говоришь по-русски, когда по нашей легенде ты еле можешь объясниться?
        - Ну, если он наш коллега, честный человек? - Дитер развел руками.
        - Хорошо, убирай со стола, мой посуду. Я тебе объясню, но больше ты мне дурацких вопросов не задавай.
        - Согласен, - Дитер складывал тарелки в мойку, - если твои объяснения, доктор, меня удовлетворят. Как я заметил, ты любишь выражение «это вряд ли».
        - Ну что ты тыркаешься попусту? Нет здесь ни моющего порошка, ни мочалки, оторви от вафельного полотенца кусок да мой в свое удовольствие, - сказал, улыбаясь, Гуров, закурил и заговорил легко и быстро, словно не сочинял историю на ходу, а знал давно: - У опера Василия есть жена Маша. Душевная она женщина, живут супруги дружно, но Василий опер уже тертый и дома о работе не распространяется. Маша, хоть ей и любопытно, мужа никогда не расспрашивает, понимает. Жене главное, чтобы мужик был жив, здоров и лишнего не пил. А по праздникам сам бог велел. Идеальная пара, верно?
        - Хорошая немецкая семья, - ответил Дитер.
        - Тарелки надо мыть с двух сторон, - заметил сыщик и продолжал: - Василий нас встретил, привез сюда, доложил генералу, приехал домой обедать. Маша ему привычные новости рассказывает, как цены в космос улетели, а у младшенького зуб режется. Наш опер парень железный, о работе ни гу-гу, так ведь не каждый день по секретному приказу генерала встречаешь прилетевших из Москвы иностранца и полковника. И рассказывать нельзя, и поделиться не с кем, а распирает до ужаса. - Гуров надул щеки и шумно выдохнул. - Ну ничего сказать нельзя, но о постороннем обмолвиться можно. И вот Василий, закуривая послеобеденную, так, между прочим… «Маруся, я сегодня с одним немцем столкнулся случайно. Не поверишь, но этот немчура шпарит по-русски лучше нас с тобой». - «Не может такого быть! Они все с акцентом». - «Могет, могет», - отвечает Василий и торопится на работу.
        Гуров интригующе помолчал, наблюдал, как Дитер вытирает посуду, почему-то представилось, что немец моет тарелки в ведре и холодной водой, даже на душе потеплело.
        - Что замолчал, доктор? - спросил Дитер. - Я согласен, такое могло случиться.
        - А дальше проще, чем таблица умножения. Муж из двери, соседка в дверь. Соседку эту уже давно неприятель подвербовал. В провинциальном городе старшего опера серьезные люди без пригляду оставят? Да никогда! Завертелись бабьи разговоры: «Как твой? Серьезный мужик, повезло, уважаю». Марусе приятно, но о муже совершенно нечего сказать, тут она и выкладывает, мол, вот, оказывается, какие немцы встречаются. Дальше рассказывать, как мы с тобой с нашей легендой смотримся, или ты сам додумаешь?
        Дитер выронил тарелку, но успел подхватить, смотрел ошарашенно.
        - Ликбез окончен, пошли отдыхать, герр инспектор криминальной полиции. - Сыщик погасил сигарету и пошел на второй этаж.

* * *
        Самое короткое и распространенное слово в социалистическом обществе и в нашем сегодняшнем, которому название еще не придумали, слово «нет». И за мутным стеклом двери ресторана «Алмаз» висела табличка: «Мест нет».
        Гуров передумал, капитана Михеева отпустил, подъехал в центр на «волге», рассудив, что если ими заинтересуются, то быстренько установят, где остановились столь неожиданные гости, и нечего наводить тень на плетень. Даже лучше, если авторитеты сразу узнают, что гостей приняли на дачах, выделили «волгу». Сделают вывод - прибывшие крепкого разлива, не прикидываются убогими, лица не скрывают. Завтра же, рассуждал Гуров, противник перетряхнет своих осведомителей в УВД, начнется популярная игра: «Что? Где? Когда?», ответа не получат. Тогда верховный начнет косить на службу безопасности, там утечка поменьше, однако есть, а ответа - нет. Остается пустяк: необходимо привлечь к себе внимание. Полковник давно понял, что в криминальной среде уважают силу и наглость, тонкая игра не в чести.
        Русский и немец прошли мимо дверей ресторана, разглядывая припаркованные у тротуара машины - два «жигуленка», «волга», заляпанная грязью до неузнаваемости иномарка, - развернулись, подошли к дверям.
        - Извини, напоминаю, ты страхуешь меня сзади, молчишь, - сказал Гуров.
        - Понял, - ответил Дитер.
        Сыщик ключами от машины отстучал по стеклу замысловатый сигнал и рассчитал правильно, - условный стук существовал. Швейцар услышал, что не просто барабанят, подошел и дверь приоткрыл. Гуров тут же вставил ногу и быстро сказал:
        - У меня к вам просьба, любезнейший! - Сыщик знал: главное, говорить для человека необычно, ошеломить, смысл слов значения не имеет.
        Швейцар растерялся, Гуров рванул дверь, которую тут же перехватил Дитер, и они вошли в вестибюль.
        - Я тебе, сука, щас! - крикнул швейцар и замахнулся, а был он мужичонка довольно крепенький.
        Сыщик не отстранился, достал из кармана пистолет и почесал свой висок. С удивительным проворством швейцар отпрыгнул в сторону.
        - Некрасиво, никак не ждали подобных манер от столь солидного человека, - произнес укоризненно Гуров, сунул пистолет в карман: - Раздевайтесь, господин Вольф, нас приглашают.
        Они сняли куртки и направились в зал, но дорогу им преградил метрдотель. Ну никак нельзя было предположить, что в подобном заведении можно встретить человека в смокинге, белоснежной рубашке и бабочке. Но факты упрямы: мэтр стоял на пути и, грозно глядя мимо вошедших на вконец растерявшегося швейцара, спросил:
        - В чем дело, Константин?
        Гуров чуть кивнул, шагнул в сторону, Дитер подхватил мэтра под руку, быстро заговорил по-немецки и решительно пошел вперед. Неизвестно, что больше парализовало мэтра - незнакомый язык или железная хватка гостя, факт, что хозяин обмяк. Когда же они вошли в почти пустой зал, а из-за четырех занятых столов на них уставились недоуменные взгляды, мэтр безвольно махнул рукой и пробормотал:
        - Присаживайтесь… Занимайте, где удобно… Располагайтесь… Я сейчас пришлю, - и, потирая затекшую руку, скрылся за портьерой.
        - А мне говорили, что не пустят, - бормотал Гуров, занимая столик в углу, жестом приглашая Дитера, сел лицом к залу. - Дитер, ты же знаешь, русские люди очень гостеприимны. Нам здесь искренне рады, а не хлопают лишь потому, что растерялись. Ничего, они сейчас очухаются, не волнуйся, скучно тебе не будет.
        - Доктор, у меня же нет оружия, - ответил Дитер. Присутствующие занимали столы вдоль противоположной стены, у окон, и слышать оперативников не могли.
        - А зачем тебе оружие? Оно тебе совершенно ни к чему, скажу больше - оно тебе противопоказано, - болтал беспечно Гуров, улыбаясь, внимательно разглядывая хозяев ресторана. - Нас могут захватить только обманом, если мы лопухнемся. Если схватят, то свой пистолет я объясню. Как объяснить пистолет в кармане иностранца? - Сыщик говорил быстро, непринужденно, улыбался, взглядом упирался в гостей, сидевших в противоположном конце зала, не оглядывал, а именно упирался в человека, изучал, как бы откладывал в сторону и переходил к следующему - Дитер, мальчик, ты говори, говори, на любом языке, я все равно тебя не слушаю. Ты, главное, улыбайся и говори. - Гуров закурил, кивнул Дитеру, который быстро заговорил по-немецки.
        Сыщик рассматривал присутствующих, как проводят обыск, по часовой стрелке, то есть слева направо. За левым крайним столом - две девицы абсолютно не заслуживающие внимания, два парня лет двадцати с небольшим. Один держится напряженно, видимо, он из коммерческих структур, здесь гость и платит. Второй из деловых, возможно судимый, ведет себя развязно, непрерывно говорит, в общем - шестерка.
        За соседним столом двое мужчин и женщина, с такого расстояния возраст определить сложно, примерно всем около сорока. Женщина в золоте и камнях, точно не любовница, либо жена, либо деловой партнер, скорее всего из торговли. Зачем ее сюда привели, может, это жена нужного человека?
        Сыщик переключился на мужчин, примерил к ним полученные от капитана приметы. Брюнет, короткая стрижка, толстая шея, сросшиеся брови. Мустафа? Похоже. Всегда вооружен, вспыльчив, быстр на расправу, большой авторитет среди уголовников - воров-рецидивистов, но люди богатые его не уважают. Человек, обладающий оружием и комплексом неполноценности, опасен вдвойне.
        Дитер весело говорил, Гуров улыбался и кивал, напряженно работал. Почему не включают связь? Мэтр должен передать вожаку, что появились посторонние, и что один из них вооружен.
        В зал вошли две официантки, одна направилась к вновь прибывшим гостям, другая вглубь зала.
        - Будем заказывать? - Блондинка достала блокнот и ручку.
        - Здравствуйте, фройляйн, - улыбнулся Дитер и продолжал по-немецки.
        - Гутен абенд, - неожиданно ответила официантка. - Каким ветром тебя занесло? - И бойко продолжала по-немецки.
        Дитер схватил девушку за руку и начал говорить, говорить, улыбаться и улыбаться.
        Гуров следил за второй официанткой. Что же, мэтр, ты не дурак, одна девушка принимает заказ, отвлекает наше внимание, вторая выполняет более деликатное поручение. Официантка поставила бутылка на стол, который занимали две молодые пары, и ушла. Сыщик ждал продолжения, официантка разговаривала с Дитером свободно, Гуров не мог оценить ее произношение, но говорила она почти без запинок, иногда, подыскивая нужное слово, прищелкивала пальцами.
        Парень, которого сыщик определил как делового и, возможно, судимого, поднялся из-за стола, пересек зал и вышел.
        - Значит, так, - сказал Гуров. - Простенько, но со вкусом.
        - Что? - Стоявшая рядом официантка взглянула на сыщика так, словно он только появился. - Будете заказывать?
        - Как вас зовут? - спросил Гуров, посмотрел в лицо девушке и удивился. Макияж был вульгарен, а серые глаза девственно красивы.
        - Нина, можно Нинель.
        - Нина, мы у вас в гостях, доверяем вашему вкусу, распоряжайтесь.
        - А цены вам известны?
        - Мы люди бедные, в крайнем случае, останемся должны.
        - Интересно. - Нина дернула пальчиком. - Что будем пить?
        - Русскую водку, пожалуйста, - сказал Дитер.
        - Бутылка водки. - Нина черкнула в блокноте. - А говорил, что по-русски ни бум-бум.
        - Он понимает, говорит плохо, - пояснил Гуров. - Нина, мы просим водки, а не самопал, сами понимаете - я что угодно проглочу, а они люди деликатные.
        - Прослежу. - Нина рассмеялась и ушла.
        - Какая девушка, - сказал Дитер. - Закончила институт, два года жила в Германии…
        - Продолжай по-немецки, меньше отвлекает, - перебил Гуров, наблюдая за парнем, который вернулся в зал, подошел к своему столику, что-то сказал, выпил рюмку, а сел за соседний стол, рядом с бровастым брюнетом.
        - Видимо, я не ошибся, Дитер, - сказал Гуров. - Головастый брюнет, к которому подсел парнишка, не кто иной, как Мустафа. И сейчас он в этом зале самый главный.
        - Доктор, обрати внимание, за крайним правым столиком спиной к нам сидит мужчина, - сказал Дитер.
        - Темный пиджак, белая рубашка, то ли блондин, то ли с сединой?
        - Точно, - кивнул Дитер. - Человек с деньгами, обычно спокойный, сейчас чем-то недоволен.
        Сыщик быстро взглянул на немца, удивления не выказал, переключил внимание на мужчину, сидевшего к ним спиной. Гуров был самолюбив, да и не привык, чтобы кто-то понимал в сыскном деле больше, чем он. Черт с ним, спрошу позже. Но фигура действительно интересная, - и мужчина, и два его соседа были совсем иной масти, чем остальные. Если не интеллигенты, то люди умственного труда, в костюмах, светлых рубашках, галстуках. А стол, который между Мустафой и белыми воротничками? Четыре парня, кожаные куртки, одинаковая стрижка, бычьи шеи - качки. Охрана. Почему разные люди в большом зале заняли четыре стола рядом? Непонятно, может, они кого-то ждут?
        - Черт побери, Дитер, может, мы вообще попали на бал? - спросил Гуров. - Сейчас начнут приезжать гости, и мы окажемся абсолютно лишними? Чего они сбились в кучу, зал пустой они разные, почему рядом? Мужчина, которого ты определил как богатого и спокойного, скорее всего Академик, рядом сидит охрана, Мустафа представляет воров в законе, четвертый стол не в счет. Парень на подхвате, у нас говорят - шестерка, и сутенер с двумя девочками. А кто они все вместе? Полномочные представители города, они ждут гостей. Мы зря сегодня пришли, Дитер. Надо быстрее уходить, очень быстро.
        - Если надо, пойдем, - флегматично ответил Дитер отодвигаясь. - Ты доктор, ты решаешь.
        - Дитер, если мы уйдем, то не сумеем вернуться. Все зря, из города надо улетать. Сам пойми, что о нас подумают? Ворвались с оружием, посидели, оглянулись, убежали. Либо плохо обученные менты, либо трусливые, несолидные люди. А ты представитель международного синдиката. Надо держать марку.
        - Понимаю, назвался грибом, залезай в корзинку, - кивнул Дитер и придвинул стул на место. - Я защищаю твою спину и молчу.
        Подошла, скорее, подбежала Нина, поставила на стол запотевшую бутылку «Смирнофф», две салатницы, приборы и тихо, хотя слышать никто не мог, сказала:
        - Выпейте, закусите и уматывайте, вам дают пятнадцать минут.
        - Ниночка, я родился, испугался, и мне того страха хватает по сей день. Передай, мы проездом, но сегодня здесь ужинаем, задерживаться не будем, неприятностей не ищем и никому их не желаем. Слова запомнила?
        - С вас пять тысяч, я больше к вам не подойду. - Нина пыталась вырваться, но сыщик ее не отпускал, свободной рукой положил на стол пятитысячную купюру.
        - Вы достаточно взрослая, не зарекайтесь, обещаю, вы подойдете. - Гуров смотрел девушке в глаза, которые наполнялись слезами.
        - Доктор, пожалуйста, - пробурчал Дитер, открыл бутылку, наполнил рюмки.
        Гуров не обратил на него внимания, продолжал смотреть девушке в лицо, ослабил хватку, сказал очень мягко:
        - Нина, прошу вас, принесите нам минеральной воды или сок, ведь пятнадцать минут еще не истекли.
        - Да-да. - Девушка убежала.
        - Ты никого не жалеешь, - недовольно пробормотал Дитер.
        - Знаешь, почему я согласился, чтобы ты называл меня доктором? - Гуров приподнял рюмку, пригубил и незаметно выплеснул под стол. - Очень серьезный человек в Москве имеет такую кличку. Он немного меня старше, чуть пониже, но сходство имеется. Сейчас эта кличка прошелестела в холле… Смотри, смотри, новость несут к столам, заметь - не Мустафе, а Академику.
        Через зал с подносом пробежал мэтр, что-то поставил на стол Академика, видимо, сказал важное, так как охранники за соседним столом заворочались, развернулись, словно тяжелые орудия, уставились в сторону незваных гостей, которым недвусмысленно предложили убираться.
        Подбежала Нина, поставила минеральную воду, срывающейся рукой откупорила.
        - Да уйдите вы отсюда за ради бога, ведь взрослые люди, не пацаны. - Махнула рукой и убежала.
        - Ты говорил, доктор, что хлебну я горячего до слез, - сказал Дитер. - Это и есть горячее?
        - Неудачно получилось. - Гуров вновь наполнил рюмки. - И собираются они раз в год, так мы сумели угадать.
        - Вы постоянно не отвечаете на вопросы! - вспылил Дитер. - Вы невежливый человек.
        - Оставаться или уходить? - Гуров ладонью крепко вытер лицо.
        Мужчина, который сидел к залу спиной, был действительно второй авторитет города и области по кличке Академик и решал ту же проблему, что и полковник. Только глава преступного синдиката решал, подойти ему к незнакомцам или не подходить. Люди явно солидные, здесь не случайно, но и явно залетные. Доктор - кличка распространенная, и возможно, не кличка совсем, а действительно профессия. Иностранец? А может, только красится? Девка утверждает, что он настоящий немец, говорит в совершенстве. Но в чужом городе, в чужом доме, сунуть швейцару под нос пистолет? Какую же спину они имеют, кто за ними стоит?
        - Юрик, проводи, посиди рядом, я с гостями познакомлюсь, - сказал Академик, поднялся и направился через ресторан к угловому столику.
        Гуров смотрел на остановившегося рядом человека равнодушно, Дитер с любопытством, молчали.
        - Добрый вечер, - сказал Академик, указывая стоявшим позади охранникам на соседний стол.
        - Добрый, добрый, - заулыбался Дитер.
        Гуров отодвинул стул, сухо сказал:
        - Присаживайтесь. Выпьете? - Гуров налил три рюмки и подвинул прибор и вазочку с салатом. - Как вас величать?
        - Вам за сорок? - Академик поднял рюмку, кивнул и выпил. - И мне под пятьдесят. В нашем деле визитные карточки не в ходу, а врать уже неудобно: возраст.
        - Почему? Странно. - Гуров щелкнул пальцами, взял у Дитера визитку, достал свою, положил на стол, подвинул Академику. - Старинный русский город поражает нас на каждом шагу, - сказал Гуров. - Ну, Дитер натуральный немец, его в нашей жизни удивить нетрудно. Но я-то плоть от плоти, как говорится, огонь, вода и медные трубы. Однако, - он сделал паузу, но Академик изучал визитки и молчал, - не пускают в пустой ресторан, наконец уговорили, заказали, ставят водку, закусить, словно кроликам, и предупреждают, что через пятнадцать минут следует убраться.
        «Дитер Вольф, коммерсант… фирма… Гамбург. Германия».
        «Гуров Лев Иванович… посредник… СП… Москва. Россия». Академик изучал визитки, прекрасно понимая, что сегодня визитная карточка изготавливается за несколько минут, решал, кто в действительности сидит за столом, зачем пришли и чего добиваются.
        - Вы, Лев Иванович, знаете, Россия страна своеобразная, не Америка, не Чикаго, но случается, что человек входит в ресторан, предъявив швейцару вместо пригласительного билета пистолет.
        - Шутите, неужели случается? - искренне удивился Гуров. - Не верю.
        - А вы действительно доктор? - спросил местный авторитет.
        Дитер, который напряженно следил за разговором, якобы услышав одно знакомое слово, начал кивать и повторил:
        - Доктор… доктор…
        - Горе ты мое. - Сыщик поморщился. - Я тебя просил, Дитер, помолчи, тренируйся со мной. - Он взглянул на авторитета и пояснил: - В немецком языке «доктор» - не более чем вежливое обращение к образованному человеку.
        - И как я не подумал? - удивился Академик. - Зал снят на весь вечер, так что вам действительно пора уходить. - Он взглянул на часы.
        Гуров тоже посмотрел на часы и сказал:
        - Осталось пять минут. А что произойдет, если мы не уйдем через пять минут?
        - Коли любопытны, подождите и узнаете.
        - Мы любопытны. - Гуров кивнул, увидев, что незваный гость собрался уходить, продолжал: - Не понимаю, почему вас удивило обращение «доктор». Когда у пивного ларька один ханыга другому говорит: «Эй, академик!», это же не значит, что тот действительно академик?
        Только все стало на свои места - и такой удар! Академик тяжело, с присвистом вздохнул. Значит, этот столичный франт на самом деле Доктор! А кто же еще? Он знает ресторан «Алмаз», дверь открывает пистолетным стволом и знает меня. И прибыл он на сходку. И люди начнут прибывать через полчаса, разольется пьянка, мат-перемат, разборки, и Доктор увидит, что большинство меня не признает, воры тянутся к Мустафе.
        Сыщик, естественно, не мог читать мысли местного авторитета, но их направление угадывал и сказал:
        - Павел Николаевич, хотите верьте, хотите нет, но мы в городе по личным делам и залетели сюда случайно. Нас ваши дела совершенно не интересуют. Мы ужинаем и уходим, не слышали, не видели, ничего не помним. Завтра, часиков в десять утра, подъезжайте к нам, мы остановились в бывшей партийной резервации. На вахте скажите, что к москвичам. Договорились?
        - Конечно. - Академик кивнул. - Мне приехать одному?
        - Как вам удобнее, нам безразлично. Идите.
        Тщеславный, самолюбивый авторитет Павел Николаевич Фокин так обрадовался столь простому разрешению конфликта, что не заметил, как ему навязали чужие правила игры и, отходя от стола, непроизвольно поклонился.
        Но этот поклон прекрасно видели все присутствующие, главное же, его видел Мустафа.
        Тут же прибежала Нина, принесла тарелки с горячим - мясо с картошкой, видимо деликатес местной кухни, смотрела с любопытством, на улыбку Дитера ответила смущенно, косметика на лице девушки поблекла.
        - Дитер, ты пользуешься у женщин успехом, - заметил Гуров, наполнил его рюмку, сам даже не пригубил, бутылку убрал в карман.
        - Доктор, ты знаешь, что умеешь гипнотизировать? - спросил Дитер.
        - Не всегда, - ответил Гуров. - И не гипнотизировать, а подавлять волю, навязывать свою.
        - Так это и есть гипноз.
        - Доедай и пошли, надо знать меру. Из первого вечера мы выжали максимум.
        - Не мы, а вы, доктор.
        - Глупости, не будь рядом тебя, мне бы мало чего удалось. Да и наше положение не надо переоценивать. Мы живы, только и всего.
        - Мне достаточно, - улыбнулся Дитер.
        - Так сидели бы, ты у себя в офисе, я у себя в конторе, и нам было бы достаточно, - сказал раздраженно Гуров и встал. - Идем, и не считай, что наша дорога до дома будет усыпана розами.
        В холле они столкнулись с компанией мужчин, от которых пахло водкой, табаком и провинцией. Кто-то присвистнул, раздался тягучий голос:
        - Смотри, какой клифт на парне, ну точно мой размер.
        - Морда, возьми отгул за мой счет.
        Оперативники и уголовники разминулись без инцидентов, увидев Гурова, швейцар бросился в гардероб за одеждой, но сыщик остановил:
        - Минуточку, где у тебя здесь… руки помыть можно?
        Швейцар указал на вишневую пыльную портьеру, Гуров взял Дитера под руку, провел в туалет, указал на желтую облезлую раковину, а сам прошел в кабину.
        Через несколько минут они вышли из ресторана в промозглую слепую ночь.
        - Ты держишься хорошо, только не расслабляйся, - сказал Гуров, обгоняя товарища и направляясь к машине, не доходя несколько шагов, остановился. - Я же говорил. - Гуров указал на милицейский «газик», припарковавшийся рядом с их «волгой». - Ты не отвечаешь ни на какие вопросы, сразу достаешь свой паспорт и повторяешь, как попугай: «Консул… Доктор Гуров…» - и все.
        - Понял, - ответил Дитер и следом за Гуровым подошел к «волге».
        - Это ваша машина? - спросил выпрыгнувший из «газика» лейтенант милиции.
        - Лейтенант, вы же по номеру машины видите, что она государственная, - ответил Гуров, взглянул на вышедших из-под навеса дома сержантов, один поигрывал дубинкой, у второго из-под мышки торчал автомат.
        - Документы. - Лейтенант зажег фонарик.
        - Пожалуйста. - Гуров протянул свой паспорт и паспорт Дитера.
        Увидев иностранный паспорт, лейтенант несколько смешался, затем взял оба, сунул в карман.
        - Документы на машину.
        Сыщик понимал, что ведет себя по-мальчишески, удержаться не мог, удивленно спросил:
        - Какую машину?
        - На эту «волгу».
        - У меня, естественно, нет никаких документов на государственную машину. Лейтенант, а почему вы у меня не спросите документы на трамвай? - Сыщик указал на припаркованный на ночь трамвай. - А за ним стоит автобус.
        - Валюх, мужик слишком умный, - сказал сержант с дубинкой, - я ему врежу, он станет проще.
        Сыщик в темноте не видел, но чувствовал, как лейтенант гоняет под скулами желваки, тяжело задышал. Сопляк с дубинкой и лейтенант не проблема, а вот молчаливый сержант с автоматом серьезнее. Гуров отметил, как Дитер приблизился к автоматчику, одобрительно кивнул и миролюбиво сказал:
        - Мерзлая погода, лейтенант, может, пройдем в отделение и разберемся?
        - Поехали. - Лейтенант, сообразив, как он лопухнулся, задержав до того, как люди сели в машину, облегченно вздохнул и пошел к «газику».
        - А «волгу» оставим здесь? - удивился Гуров, достал ключи, отпер дверь: - Дитер, прошу, лейтенант, садитесь, покажете дорогу.
        - Значит, это ваша машина, - усаживаясь рядом с Гуровым, довольно констатировал лейтенант.
        - Это государственная машина, - устало и безнадежно произнес полковник и подумал, что лейтенант потенциальный покойник. Три сотрудника, вооруженные дубинкой, пистолетом и автоматом, задержали двух дерзких, но безоружных угонщиков. Лейтенант садится на переднее сиденье, оставляет за спиной амбала, который накидывает ему на горло шнурок, - и конец. «Волга» останавливается, якобы спустил баллон, останавливается и «газик», из пистолета лейтенанта быстренько кончают сержантов, забирают автомат, пистолет, «газон», документы, форму. - Ой, мама моя родная! - сказал всегда выдержанный полковник. - Как жить-то будем?
        В отделении милиции пахло, как обычно, больницей и сортиром одновременно. Гуров подошел к барьеру, за которым сидел облысевший капитан, и на несколько секунд потерял бдительность - ударили сзади, неумело, палка лишь скользнула по голове, опустилась на плечо. Сыщик сознания не потерял, инстинкт и опыт отбросили его в сторону, и второй удар вообще рассек воздух. Туман редел, стены становились на место, но не устояли, полковнику подсекли ноги, и дощатый пропитанный мочой пол ударил в лицо.
        Глава четвертая
        Первая встреча
        Сознания он не терял, чувствовал - правая рука словно под наркозом, ноги слабые, в глазах туман. Подняться можно, но вести бой не способен, а вставать на ноги, чтобы получить еще жестче, не имело смысла, и он изображал беспамятство.
        - Забери у него пистолет, - произнес над головой уверенный голос.
        Сильные суетливые руки начали обыскивать Гурова, перевернули на спину. Издалека доносились возмущенные возгласы Дитера, он ругался по-немецки, вставляя общеизвестные русские слова. Сыщика вновь перевернули лицом вниз, обшарили от пяток до подмышек.
        - Нету, командир, пустой он, мать твою!
        - Мудаки, бегите в машину, он запрятал пистолет под сиденье! Тряпкой оберни, нам нужны его пальцы, иначе отопрется, век не докажешь.
        Над головой затопали, хлопнула дверь, голос Дитера на секунду приблизился, затем снова стал глуше.
        Только бы он не сорвался, думал Гуров, не раскрылся.
        - Крови нет? Ты черепок ему не проломил, сука здоровая? Я предупреждал, бей вполсилы. Посади его на стул, найди в аптечке нашатырь. Сейчас майор придет, если пистолет не найдете…
        Гурова подхватили, поволокли, он «начал приходить в себя», шевельнул ногами, затряс головой. Сыщика усадили, начали даже отряхивать грязь с брюк, оправлять куртку. Хлопнула дверь, раздались шаги, голоса умолкли.
        - Ну, что у вас происходит? Дежурный, доложите!
        - Товарищ майор, поступил сигнал, что двое неизвестных на машине второго секретаря…
        - Какого секретаря? - оборвал майор. - Короче, по существу дела!
        - Один вооружен, второй выдает себя за иностранца…
        - Ко мне в кабинет, - перебил майор.
        Гурова вновь подхватили, он вяло отстранился, натурально икнул.
        - Я сам. - Он качнулся и неуверенно пошел в коридор, следом за майором, который открыл дверь с табличкой «Начальник отделения», поддерживая Гурова, провел в кабинет, заботливо усадил на диван, налил в стакан воды, поставил на стул.
        Гуров из-под опущенных век наблюдал за молодым, хорошо сложенным майором. Тот прошелся по кабинету, не зная, с чего начать, рубанул воздух ладонью и решительно произнес:
        - Какие бы сигналы мои люди ни получили, превышение налицо. Я разберусь, виновных строго накажу. Я вас понимаю, секретная миссия. Как иначе, если среди нас сволочей до хрена? Но и вы ребят поймите, они же понятия не имеют, кто вы, зачем в городе.
        - Город - закрытая зона? - тихо спросил Гуров. - Иностранцу с сопровождающим приехать нельзя?
        - Не прикидывайтесь, майор, или вы подполковник? Нельзя ездить на машине без документов! И уж совсем нельзя размахивать пистолетом! Мне сказали, что встретили с московского рейса немца с сопровождающим. Так это я знаю, а ребята не знают, и вы на них зла не держите.
        - Не понял. - Гуров выпил воды. - Где Дитер Вольф? Вы, майор, отдаете себе отчет, что без всяких оснований задержали иностранца, избили. Я не знаю вашего генерала, но в Москве мне сказали, что могу обратиться за помощью. - Он начал шарить по карманам. - У меня записано, сейчас… Где документы, бумажник?
        Майор снял трубку, крутанул диск и сказал:
        - Приведите немца, принесите все изъятое у задержанных. - Положил трубку и продолжал раздраженно: - Секретность и выполнение специального задания мне как офицеру понятны, но надо и меру знать.
        Гуров достал из кармана мятую бумажку, разгладил и прочитал:
        - Алексей Алексеевич Сурмин. - Он поднялся. - Дайте мне позвонить, вам, майор, объяснят и о секретности, и о задании. Я сопредседатель совместного предприятия, сопровождаю иностранца. - Гуров потянулся к телефону, майор оттолкнул его руку и закричал:
        - Вы являетесь сотрудником внутренних дел?
        - Пошли вы к черту. Я гражданин России, которого незаконно задержали и избили. Вы ответите…
        - Это я слышу по десять раз в день! - перебил майор. - Если вы не сотрудник, то вы и ответите! И за машину, и за пистолет!
        - Повторяю, майор, я гражданин России, а Дитер Вольф гражданин Германии. Мы приехали в ваш город по частным делам, которые вас не касаются. Машину нам предоставили в пользование совершенно официально! - Сыщик выпрямился, голос у него окреп. - Никакого оружия у меня никогда не было. Его придумали ваши подчиненные в оправдание своих противоправных, теперь уже преступных, действий.
        - Товарищ майор, разрешите? - На пороге стоял дежурный капитан, за ним громоздился Дитер.
        - Войдите. - Майор вышел навстречу Дитеру, но тот широко шагнул в кабинет, огромным кулаком шарахнул по столу:
        - Я есть немец! Я уважаю власть! Ельцин! Перестройка!
        «Артист ты неплохой, - сыщик криво улыбнулся, - а спину мне не уберег, мальчик».
        - Дитер, - Гуров указал на стул рядом, - охолонись, парень.
        - Доктор! - Дитер сел и забухтел по-немецки. Лысый капитан выложил на стол документы, бумажник, ключи и, повернувшись к задержанным спиной, что-то доказывал начальнику. Майор как-то сник, разглядывал свои пальцы, нервно покусывал губу, тихо сказал:
        - Хорошо, хорошо, - и громко продолжил: - Подробные рапорта, вам и всей патрульной группе. Идите. В нашей работе, будь она проклята… - Майор взял со стола документы и все остальное, передал Гурову. - Не извиняюсь, так как мне это не поможет. Не знаю, кто вы такой, но мы точно встретимся еще раз, уверен, что вы перестанете улыбаться.
        - Это вряд ли. - Гуров отдал Дитеру его паспорт, подтолкнул к дверям. - Вперед, немчура, тебе нас не понять.
        - Не понять, не понять, - повторил Дитер.
        Они вышли в дежурную часть, где находились все герои происшедшей истории. Гуров подошел к сержанту с дубинкой, спокойно, будничным тоном произнес:
        - Ты сказал, что я очень умный. Запомни, сопляк, слишком умных не бывает, - и жесткими, словно деревянными, пальцами ткнул сержанта в живот, чуть выше брючного ремня.
        Парень захрипел, начал ломаться в поясе, уронил палку, схватился за живот. Сыщик взял его за ухо, словно вздернул, и так же миролюбиво продолжал:
        - Запомни, щенок, бывают лишь слишком глупые, такие, как ты, - отпустил, и сержант упал на колени.
        - А за это я могу вас… - начал было вошедший в дежурку майор, но Гуров его перебил:
        - Ты можешь, майор, поцеловать меня в задницу. - Он вытолкнул опешившего Дитера на улицу.
        Они сели в «волгу», отъехали, никто их не преследовал, некоторое время молчали. Дитер не выдержал и спросил:
        - Как ты мог офицеру полиции сказать такое? Да еще в присутствии подчиненных.
        - Он не офицер полиции, а преступник. Нас проверяли, пытались вынудить признать, что мы работники спецслужб. Я работаю под легендой крупного авторитета, должен вести себя и разговаривать соответствующим образом.
        - Где твой пистолет?
        - Подумай, ты ведь инспектор криминальной полиции. Пока ты будешь изображать сыщика, я тебе тоже задам вопрос. Как ты позволил ударить меня по затылку?
        - Виноват, доктор, но я объясню…
        - Мне неинтересно, - перебил Гуров. - У тебя было одно задание. Меня могли ударить ножом, кому и что бы ты объяснял?
        - Бывают обстоятельства…
        - Не бывает, - вновь перебил сыщик. - Точнее, только одно - смерть. Если бы тебя убили, я бы понял.
        - Я не могу работать, когда со мной так разговаривают.
        - Прекрасно, возвращайся в свою добропорядочную, мытую и сытую страну и объясни, что ты отказался разыскивать убийцу, так как русский офицер тебя обидел. Законопослушные соотечественники тебя поймут.
        «Волга» остановилась у закрытых ворот, днем ключ Гурову не дали, так как ворота не имели замка, а запирались изнутри на засов. Было около часа ночи, но только лишь машина остановилась, как хлопнула дверь, из домика дежурного выбежал человек, ворота распахнулись.
        - Поставь машину, - сказал Гуров и прошел в дом. На самом деле полковник не сердился на молодого инспектора, подстраховка человека от нападения сзади - дело сложное, требует навыков, специальной подготовки. Парень лопухнулся, такое может случиться и с человеком более опытным. Гуров прекрасно представлял, как это произошло. Видимо, Дитера отсеяли в дверях, один из патрульных остановился на пороге и начал тщательно вытирать ноги, секунды достаточно, чтобы за спиной сыщика оказался человек с дубинкой.
        Гуров взял из холодильника бутылку минеральной, поднялся к себе в комнату, принял душ и провел медосмотр. Пустяки - царапины, ссадины, утром, конечно, кое-где затечет, надо будет сделать хорошую разминку, все образуется.
        Он сел в кресло, вытянул ноги, послал по известному адресу людей волевых, пекущихся о своем здоровье, и с наслаждением закурил.
        Итак, подведем итог первого раунда, кажется, я его выиграл, постараемся разобраться досконально. Полковник затянулся, выпустил кольцо, смотрел, как оно вытягивается, теряет форму, исчезает. Начнем с партнера. С парнем работать можно, он умен, наблюдателен, выдержан, обвинять человека в недостатке опыта так же разумно, как обвинять в молодости. Зациклен на себе, все это проходили, надо ему еще разок всыпать, он и очухается. В принципе, с Дитером порядок, важно, чтобы он инициативу не проявлял и держался в кильватере плотнее.
        Местный опер, капитан? Вроде неплохой, главное честный, приметы местных авторитетов дал превосходно, опознать Мустафу и Академика удалось сразу. Ну а каков Василий Михеев в ближнем бою, жизнь покажет.
        Мустафу Гуров вблизи не видел, ничего о нем не выяснил но, судя по характеристике Василия и по окраске, Мустафа человек прямолинейный, при контактах крайне опасный, для выполнения задания, судя по всему, малоперспективный.
        Павел Николаевич Фокин, по кличке Академик, который носит простые часы на скромном кожаном ремешке, неброские часы фирмы «Шархаузен», которые и при сегодняшних ценах стоят дороже «волги». Как эти часы углядел через весь зал Дитер, непонятно, но факт - по ним немец и определил, что Павел Николаевич человек богатый. Академик безусловно человек интересный, скорее всего, и нужный. При знакомстве его удалось выбить из седла, он подрастерялся, но, судя по дальнейшим событиям, ненадолго. Уже через несколько минут он сообщил своему человеку, что незваных гостей следует проверить.
        Они действовали в острейшем цейтноте, в принципе, провели операцию недурственно, но, по большому счету, ошиблись в спешке. Не следовало торопиться, если Академик заподозрил гостей в принадлежности к спецслужбам, то сутки-двое ничего не меняли, могли подготовиться, работать тоньше, а не рассчитывать на слабонервных. Ясно, их прельщала возможность взять незнакомца с пистолетом в кармане, придавить, поставить перед выбором: либо раскрывайся, либо запрем в камеру. Рассчитывали на быстрый успех, промахнулись, откуда им было знать, что полковник Гуров проходил таблицу умножения много лет назад.
        Коррумпированный майор не дурак, но и не Спиноза, сейчас, конечно, суетится, неизвестные ему в любом качестве опасны. Если они сотрудники, то майор прокололся, если они из авторитетов, могут зло затаить.
        Сыщик давно погасил сигарету, разминал вторую, за стеной, в комнате Дитера, было тихо. Гуров вышел, постучал в соседнюю дверь, дернул ручку и пошел к лестнице.
        На кухне, подпоясавшись полотенцем, Дитер суетился у плиты, что-то жарил на сковородке, кипятил чайник.
        - Ну ты, инспектор, даешь! - Гуров прошел к окну, распахнул форточку. - Ты же нормально поужинал.
        - Доктор, я решил не рассказывать дома, как меня обижают в России, и разнервничался. - Дитер жарил колбасу, получалось у него неважно, сковорода подгорела.
        Гуров отстранил Дитера, убавил огонь, подложил масла, разбил яйца.
        - Я нервный, я ужасно голодный. - Дитер заглянул в холодильник. - Доктор, если мы, как у вас выражаются, крупные авторитеты, то у нас должны быть деньги. Почему мы не можем купить хорошего мяса, фруктов, овощей?
        Гуров сам был человеком отходчивым, никогда по пустякам обиду не таил, и немец, час назад оскорбленный в лучших чувствах, сейчас болтавший как ни в чем не бывало, вызывал симпатию.
        - У нас есть деньги, завтра, уже сегодня, - поправился сыщик, - мы все купим, и ты будешь нервничать и лопать до отвала.
        - Лопать до отвала? - Дитер пожал мощными плечами. - Надо запомнить. Это значит есть сколько хочешь? - И повторил: - Лопать до отвала.
        - Я хотел тебя немного воспитать, чтобы ты понял, как мы живем, - сказал Гуров. - Но раз уж мы попали в заповедник и жизнь здесь никакого отношения к жизни людей нормальных не имеет, то утром поедем на рынок.
        - Да-да, базар, натуральные продукты; и не надо меня воспитывать, доктор.
        - Не обещаю, но попробую. - Гуров снял с огня сковородку, поставил на стол, достал из своей куртки початую бутылку водки, которую унес из ресторана, как бы между прочим спросил: - Не знаешь, где мой «вальтер», куда-то я его дел?
        Дитер не мог есть со сковородки, перекладывал яичницу с колбасой на тарелку, услышав вопрос, улыбнулся и ответил:
        - Доктор, я над вопросом думал. Если бы мне приказали ваш пистолет найти, то я бы обыскал туалет в ресторане.
        - Туалет? - Сыщик состроил гримасу. - Где же там можно спрятать оружие?
        - А вот наверху такой ящик, не знаю, как называется.
        - Бачок, но там вода. - Гуров недовольно хмыкнул: - Ты полагаешь, что я могу прекрасное оружие без видимых причин бросить в воду?
        - Доктор, не наводи тень на плетень. Я правильно выразился? - Дитер взглянул на сыщика и, так как тот молчал, продолжил: - Причины у тебя были, и ты оказался прав, а насчет воды не знаю. Может, ты воду перекрыл? Нет, начнут чинить, полезут смотреть.
        - Хорошо ты нас знаешь! - Сыщик расхохотался. - В России если испортился сортир, то его начнут чинить самое раннее через неделю. - Гуров взял бутылку водки, осмотрел, будто видел впервые, и налил себе с полстакана. - А чего ты уперся в туалет, у меня не было других мест?
        - Когда мы вошли в ресторан, ты положил «вальтер» в правый карман пиджака. В зале ты его оставить не мог. - Дитер запнулся, пошарил рукой под крышкой стола, за которым сидел.
        Неожиданно зазвонил телефон, Гуров и Дитер одновременно посмотрели на часы, было около двух ночи.
        - Кто звонит, Дитер? - спросил Гуров. - Даю одну попытку.
        Телефон зазвонил вновь. Дитер ответил:
        - Инспектор, который нас встречал.
        - А вот и нет! - довольно, по-мальчишески воскликнул сыщик. - Пистолет ты нашел, а тут промазал. - Он выждал еще один звонок, неторопливо снял трубку: - Слушаю.
        - Извините за поздний звонок, - произнес мужской голос.
        - Пустяки, звоните через каждый час, - ответил Гуров к показал Дитеру кукиш.
        Дитер тоже, как мальчишка, прыснул в кулак.
        - Кто говорит? - растерянно спросил незнакомец.
        - А черт его знает, - ответил Гуров. - Я ночью плохо соображаю.
        - Вы вечером ужинали в ресторане «Алмаз»?
        - Все может быть.
        - Вы понимаете, что ночью просто так не звонят, видимо, дело серьезное.
        - Я ничего не понимаю! - Гуров заговорил сердито. - Звоните ночью вы, дело у вас, так выкладывайте, кто вам нужен.
        - Теперь я вас узнал, Лев Иванович, - человек облегченно вздохнул, - беспокоит Фокин Павел Николаевич.
        - Я должен сказать, что безмерно рад вашему звонку. Академик!
        - Вы не рады, я звоню без всякого удовольствия, как говорится, такова се ля ви, Доктор. Перехожу к делу. По выходе из ресторана с вами произошла неприятная история. Я бы вас просил уважаемый Лев Иванович, повременить с жалобой.
        - Это угроза? - Голос сыщика неуловимо изменился, чуть сел и потерял эмоциональную окраску. Такими голосами в кино говорят роботы. - Поясните свою мысль.
        Неизвестно, как отреагировал на эти изменения Академик, но у сидевшего за столом Дитера лицо вытянулось и затвердело.
        - Никаких угроз, только просьбы, - после небольшой паузы быстро заговорил Академик. - Я выразил свою просьбу предельно точно, прошу повременить, к десяти утра я приеду, и мы проясним ситуацию.
        - Теперь к одиннадцати, дайте выспаться, черт побери! - Гуров положил трубку. - Мы с тобой спорили, кто звонит, ты проиграл, - потирая руки, весело говорил сыщик. - Дитер, на что мы спорили?
        Дитер никак не мог понять русского полковника: только что строгий, даже жестокий, абсолютно безразличный к мнению окружающих, через секунду русский шутил и вел себя крайне несолидно. В России все не по правилам. Полковник скрывает свою должность и звание, в результате в участке его бьют по голове дубинкой. За это, уходя из участка, полковник увечит постового. Дитер даже не заметил, когда и как русский ударил, видел только страшный результат.
        - Ты что молчишь, онемел? - весело продолжал сыщик. - Мы с тобой молодцы, так что предлагаю ничью, ты нашел мой пистолет, я угадал, кто звонит.
        Гуров снял трубку, набрал номер, на пятый или шестой гудок трубку сняли, и мужской голос без энтузиазма произнес:
        - Михеев.
        - Василий, у меня радостное сообщение, - сказал Гуров. - Выезжать никуда не надо, можно повернуться на другой бок и спать.
        - Большое спасибо, господин полковник.
        - Не за что, свои люди, сочтемся. Теперь о деле. В «Алмазе» сходка воров, серьезной публики мало. Ты поутру возьми несколько человек и заявись туда. Якобы проверка по сигналу жителей. Когда твои разбредутся по помещениям, заскочи в туалет, в первой кабинке, в бачке, полиэтиленовый пакет, в нем лежит мой «вальтер». Далее. В одиннадцать у меня в гостях Академик - Фокин, думаю, что больше часа нам говорить не о чем, затем мне нужно заехать на базар, мой иностранец, - Гуров подмигнул Дитеру, - не может жрать пестициды и прочую химию. В тринадцать тридцать я отъеду от базара, садись на хвост, следуй до развилки, там у поста остановишь машину, пересядешь к нам. Ферштейн?
        - Яволь, варум нихт! - неожиданно ответил Василий.
        - Молодец. На каком боку спал? Обязательно перевернись. - Гуров положил трубку, выпил водку, шумно выдохнул и театрально упал на стул. - Как я устал руководить! Тебя обучай, Василию указывай, на каком боку спать! Кошмар! Не крутись, глупо улыбаясь, словно тебе за пазуху сунули мокрую холодную лягушку. Запомни, Дитер, мужчина, который абсолютно серьезно относится к самому себе, даже не клоун, просто дурак. Вы, немцы, дисциплинированные, аккуратные, у вас масса положительных качеств, я вас уважаю. Но вы такие правильные, с ума можно сойти, каждый сидит на своей жердочке. Останешься живой, станешь комиссаром, не забывай, что тебе говорил русский полковник.
        - Не забуду, - очень серьезно ответил Дитер. - Ты странный человек, доктор, я стараюсь тебя понять.
        - И напрасно. - Гуров взглянул на часы: - Надо выспаться, а ни в одном глазу, нервы, возраст. Наливай чай, мой посуду. У тебя это хорошо получается, а я скажу несколько слов… Так, мысли вслух. Существует избитая истина, что трудно найти в темной комнате черную кошку, тем более, если кошки в этой комнате нет. Таким делом мы занимаемся. Люблю пословицы и поговорки. Дорога в десять тысяч километров начинается с первого шага. Мы такой шаг сделали, утром нам шагнут навстречу. Неизвестно кто, не очень понятно, с какой целью. Ясно, майор испугался, попросил у хозяина помощи, защиты. Майор очень опасен, его необходимо убрать.
        - Убрать? - Дитер звякнул тарелкой. - Убить?
        - Не знаю, вполне возможно. - Сыщик взглянул на Дитера, в глазах русского исчезли озорные огоньки, лицо затвердело. - Ты против?
        - Доктор, давай договоримся, не провоцируй, мне и так трудно. Твоя страна, твои правила, ты старший. - Дитер рассердился, сумел сдержаться, даже улыбнулся кривовато.
        - Речь не мальчика, взрослеешь. - Гуров довольно кивнул, выпил чаю. - Мой выстрел всегда второй, и я никогда не прикажу убить человека, но майор доживает последние дни. Бог ему судья. Как нам вести себя с Павлом Николаевичем Фокиным, то бишь Академиком? Чего молчишь?
        - Человек приходит в дом, должен поздороваться, объяснить, зачем пришел. - Дитер повел мощными плечами. - Сначала надо выслушать, потом думать, решать.
        - Вот! - Гуров поднялся, подошел к раковине, сполоснув свою кружку. - Устами младенцев глаголет истина. Идем спать, утро вечера мудренее.

* * *
        Инспектор Вольф с хрустом потянулся и заснул, а полковник Гуров тоже потянулся, не заснул, мозг не электролампочка - включил, выключил. Бравада полковника была если и не абсолютно напускной, то и не до конца искренней. Встреча с местной властью прошла более чем успешно. Как всякий человек, чья работа связана с риском, сыщик был несколько суеверен, и он не любил, когда операция начинается очень удачно, порой говорил: «Слишком хорошо - это тоже плохо». Главное не в приметах, а в том, что первый ход чаще всего ничего не решает, побеждает тот, кто бьет последним. Конечно, в течение нескольких часов познакомиться с главой уголовной администрации и коррумпированным майором милиции - неслыханная удача. Причем чистая, не подставка, так как события произошли так быстро, что никакой игры пройти не могло. Для Академика появление гастролеров было как снег на голову, - ждет гостей, временной прессинг, некогда думать, кличка - Доктор. Авторитет допускает просчеты, опомнившись, наносит ответный удар, бьет тем, что под рукой. А под рукой оказывается начальник отделения милиции, бравый майор. Теоретически они
рассчитали абсолютно правильно. Милиция задерживает по подозрению в угоне, обнаруженный при обыске пистолет как якорь приковывает ко дну. Нет пистолета - корабль плывет по течению, майор засветился, секунда промедления - и сгорит.
        Если бы Дитер, даже господь бог спросил: «Грешник, ты почему оставил пистолет?», Гуров мог бы плести о нехороших глазах Академика, об опыте прошлых лет, но если как перед богом, искренне, полковник должен был бы ответить: «Почему? Потому!» Согласитесь, звучит неубедительно. Убедительны бывают лишь истинная правда да хорошо продуманная ложь. В конкретном случае у сыщика не было ни того ни другого. При всей своей нескромности Гуров не мог бы ответить: «Талантлив я, господи. Интуиция у меня». К тому же интуицию никто на свете в руках не держал, даже в глаза не видел.
        Конечно, Дитер прав, инициатива пока у меня. Да надолго ли ее хватит? Необходимо установить, есть ли в городе наемные убийцы, выезжают ли они за пределы России? Каковы полномочия самого Академика? Кто стоит над ним? Только в плохих сказках преступник расставляет сети и заманивает жертву, вербует соучастников. В реальной жизни преступник не только не привлекает, даже не подпускает к себе посторонних. Он крайне осторожен, подозрителен, часто умен и проницателен. Сотрудничать он будет лишь с человеком, который ему нужен, незаменим в силу своих связей либо деловых качеств, проверен-перепроверен.
        Инициатива у меня, но стоит сделать шаг вперед, как створки раковины, которые случайно приоткрылись, захлопнутся, и я упрусь в стену непонимания и молчания. Слабое место у них - майор, начальник отделения. Во-первых, они могут им пожертвовать, во-вторых, я не могу надавить на майора не раскрываясь.
        Гуров понимал, что все равно не заснет, лег навзничь, открыл глаза.
        Я двинулся умом, горожу глупости. Если майор и слабое место, то мое, никак не Академика. Против майора пальцем нельзя пошевелить, человек корпорации обязан беречь коррумпированного сотрудника милиции, а не сводить с ним личные счеты из-за ерунды. Майор же может копать против незваных гостей сколько угодно, объясняя, что не доверяет гастролерам, осуществляет проверку.
        Гуров пришел к неутешительному выводу, что, уходя из отделения милиции, крупно ошибся. Объясняя Дитеру, что ударил патрульного и прилюдно оскорбил начальника, мол, авторитет иначе поступить не мог, полковник обманывал себя. Вполне допустимо было подчеркнуто вежливо раскланяться, а он сорвался, как мальчишка; свел счеты, в результате нажил смертельного врага. Но сыщик умел не только анализировать ситуацию и признавать свои ошибки, но неизменно следовал принципу - ошибки запоминай, старайся не повторять, но никогда не сожалей, не кори себя за промахи, дело это пагубное, совершенно никому не нужное, так как прошлого не вернешь. Все оценил, взвесил, определил координаты своего местонахождения, думай, как достичь цели.
        Первое, необходимо срочно отступить и отдать инициативу, начинай пятиться, пытайся увлечь за собой. Настоящий контакт возможен, только если он произойдет по инициативе неприятеля. Человек так создан, ценит лишь то, что завоевал сам, что ему не давали, а он вырвал, сумел отнять.
        Отдать инициативу несложно. Вопрос, как вызвать к себе интерес местных руководителей. Не отдавая отчета, сыщик кокетничал, он сразу, еще в Москве, понял, что первая, пожалуй, наиглавнейшая проблема - как привлечь к себе внимание серьезных людей? И тогда же полковник нашел однозначный ответ. Сегодня только конвертируемая валюта является надежным магнитом, который притягивает правых и левых, чистых и нечистых. Главный козырь в этой игре - Дитер Вольф.
        Когда окна светлыми пятнами проступили на темной стене, сыщик задремал.

* * *
        Ровно в одиннадцать к крыльцу подкатила светлая «волга». В джинсовом костюме, в начищенных до сверкающего блеска ботинках, белоснежной рубашке, без галстука, Гуров вышел на крыльцо. Он не спустился к машине, но мгновенным выходом, радушной улыбкой демонстрировал свое внимание и уважение гостю.
        Академик приветственно махнул рукой, обошел машину, открыл переднюю дверь, помог выйти молодой изящно одетой женщине, в которой полковник не сразу узнал официантку, обслуживавшую их накануне вечером. Прическа, косметика и дорогой твидовый костюм превратили официантку в даму. Гуров сбежал по ступенькам, поклонился.
        - Здравствуйте! Какой приятный сюрприз!
        - Здравствуйте, Лев Иванович. - Нина протянула руку, сыщик от поцелуя воздержался, пожал галантно.
        - Доброе утро, Доктор! - несколько напыщенно воскликнул Академик, махнул водителю, мол, свободен, пожал Гурову руку. - Я решил, что красивая женщина, тем более переводчик, не помешает нашей болтовне.
        - Нет слов, проходите, но, кроме кофе и бутербродов, извините, угощать нечем.
        - Я распоряжусь, подвезут. - Академик прошел следом за Ниной в дом, чувствовалось, что он здесь не бывал, оглядывался с любопытством.
        - Не беспокойтесь, у нас днем деловая встреча, перед этим заглянем на базар, необходимое купим.
        - О, моя леди! - воскликнул Дитер, бросаясь навстречу, и затараторил по-немецки.
        - Ниночка, займи гостя, сооруди нам кофе, мы скоро освободимся, - сказал Академик и прошел за Гуровым в кабинет.
        Сыщик указал на кресло, сел за стол, сказал вежливо, но достаточно равнодушно:
        - Слушаю вас, Павел Николаевич.
        - Давайте знакомиться. - Академик поддернул светлые, безукоризненного покроя, брюки и сел.
        - Мы знакомы, а для дружбы у нас нет ни времени, ни оснований. Вы ночью обмолвились об этом молодцеватом милицейском майоре. - Гуров нахмурился, закурил. - Жаловаться на него я не собираюсь. У меня имеются рекомендации к местному генералу, ночной инцидент не повод для обращения. Считаю, вопрос исчерпан. Что еще?
        Академик растерялся, - со вчерашнего вечера москвич словно стал другим человеком: голос, манера держаться и говорить, взгляд потеряли волевую жесткость, отличающую как представителей деловых кругов, так и сотрудников соответствующих ведомств. «Зачем, собственно, я заявился? - неожиданно подумал гость. - Коммерсант и сопровождающий, таких сейчас по России разъезжает тысячи. А как они вошли в кабак? Как держались в кабаке, а позднее в участке? А пистолет, который точно был и так же точно исчез? И почему, главное откуда, этот фирмач знает меня?»
        Сыщику мысли и сомнения гостя были известны и понятны, человек готовился к борьбе, выяснилось, что противника нет, такой поворот кого угодно ошарашит. Гуров ненавязчиво взглянул на часы, сказал:
        - Успокойте нервного майора, я слово всегда держу. - Он поднялся из-за стола. - Пройдем к молодым, выпьем по чашке кофе. Вы машину отпустили, я вас подброшу в центр. Мы с Дитером заглянем на базар, потом займемся делами.
        - Я могу быть полезен? - Академик не вставал, такой результат встречи его явно не устраивал.
        - Это вряд ли.
        - Вылетая к нам, вы навели справки и выяснили, что в городе проживает Павел Николаевич Фокин, по кличке Академик. Зачем-то вы это сделали. Вы считали, что Академик может пригодиться, теперь передумали?
        - Собираясь по грибы, интересуетесь, какой лес? Березняк? Хвойный? Смешанный? Я не знаком ни с Каюмом Азимовым, по кличке Мустафа, ни с Андреем Кубовым, ни с Александром Тепляковым, но, если столкнусь, узнаю. Но ни к одному из них я не собирался и не обращусь за помощью. - Гуров прошелся по кабинету, отметил, что Академик не повернулся, спокойно пропустил за свою спину. - Поймите, Павел Николаевич, я сопровождаю богатого партнера, в котором моя фирма крайне заинтересована. Криминальная обстановка в России мне известна, связи имеются, естественно, что я интересуюсь, кто правит бал в городе, куда рвется мой подопечный.
        - И нас всех знают в Москве?
        Гуров не счел нужным отвечать, взглянул на часы.
        - Мы останемся без кофе. - Время еще было, он умышленно прессинговал, в цейтноте даже гроссмейстер допускает грубый просчет.
        - Чем же интересуется немец, если вы наводите справки не о мэре города, не о директорах предприятий, а об Академике-Фокине, Мустафе с товарищами? - спросил гость.
        Вопрос был абсолютно неприличен.
        Сыщик не только не ответил, не удостоил взглядом, направился к дверям, как бы между прочим сказал:
        - Если я замечу за нами слежку, у пинкертонов будут серьезные неприятности.
        - Это угроза? - Академик, пытался придать голосу ироничность, получилось довольно нервно.
        - Предупреждение. - Полковник не вошел в гостиную, остановился у двери, взял Академика за лацкан пиджака. - Вы спросили, знают ли вас в Москве? Знают, но оценивают совершенно неправильно. Я вчера видел людей, которых вы ждали. Мелочевка, гоп-стопники, шпана, мне за вас стыдно! А еще Академик. - Гуров оттолкнул местного авторитета, вошел в гостиную и весело сказал: - Нина, вы потрясающая женщина! - Официантка Нина указала на сервированный стол. Сыщик, увидев девушку, еще на крыльце отметил тонкий, с большим вкусом сделанный макияж, губы были лишь тронуты перламутровой помадой. Сейчас помада отсутствовала, Дитер стоял у окна и чесал за ухом. Как раз этого мне и не хватало, подумал Гуров и вслух произнес:
        - Я человек прямолинейный, называю все своими именами. Вчера мне нравилась официантка, сегодня я в восторге от женщины.
        За кофе беседа не ладилась, Гуров пытался шутить, но его не поддержали. Нина с Дитером обменивались короткими фразами. Академик глухо молчал, вскоре поднялся.
        - Вы обещали нас подвезти, - сказал он и пошел к дверям.
        - Не обращайте внимания, - Нина махнула рукой, - с ним случается.
        - Павел Николаевич вам шеф, патрон, любовник? - спросил неожиданно Гуров.
        - Как? - Нина растерялась, начала краснеть.
        - Доктор! - осуждающе произнес Дитер.
        - Я же сказал, что человек прямой! - удивился сыщик. - Что неприличного в моем вопросе?
        - Павел Николаевич мой клиент, и только, - ответила наконец Нина, направилась к дверям, но Гуров встал на пороге.
        - Ясное дело. - Он пощупал ткань ее костюма; указал на великолепные туфли. - А это все приобретено на чаевые. Ладно! - Гуров махнул рукой. - Поехали.
        Академик и Нина вышли из «волги» у ресторана «Алмаз», Гуров и Дитер проехали несколько кварталов и припарковались у рынка, который оказался огромным, неожиданно чистым и светлым зданием, полным товаров и людей.
        Дитер ходил между рядов, оглядывая все внимательно, мял пальцами зелень, принюхивался, осмотрел мясные ряды, затем сказал:
        - У вас прекрасные продукты и очень дешево, почти бесплатно. В Мюнхене за марку я не могу ничего купить.
        - Люди получают рубли. Ты не из Мюнхена, а из Гамбурга. Громко не разговаривай, могут побить. Ферштейн?
        - Ферштейн… ферштейн, - забормотал Дитер. Закупили все быстро, не торгуясь, загрузили в машину и поехали к месту встречи. Сыщик дважды неожиданно свернул и тут же выяснил, что за ними неуклонно следуют голубые «Жигули», а известно, что «волге» от «Жигулей» не уйти.
        - Герой-любовник, приготовься, сейчас я взгляну на тебя внимательно. Они, конечно, вооружены, но стрелять сразу не начнут. Их следует вырубить до того, как они достанут свои пушки. Их трое, я занимаюсь водителем, ты парнем, что сидит рядом.
        - А человек на заднем сиденье? - спросил Дитер. - Он может нас перестрелять.
        - Не успеет, но учти, у тебя только один удар.
        Сыщик резко свернул в узкий переулок, «Жигули» взвизгнули, свернули следом. Гуров нажал на тормоз, крутанул руль, «волгу» занесло, она перегородила дорогу, «жигули» встали буквально в сантиметрах, еле избежав столкновения.
        Гуров и Дитер распахнули передние дверцы одновременно, буквально выдернули парней из машины. Гуров ударил в челюсть, Дитер решил вопрос проще: опустил кулак на голову преследователя, отшвырнул бесчувственное тело, подскочил к Гурову, они подхватили «жигуленок», уперлись, казалось, что людям такая тяжесть не под силу. От предельного напряжения у Гурова закружилась голова, вот-вот внутри что-то оборвется, из носа хлынет кровь. Он покосился на Дитера, увидел лиловые жгуты вздувшихся на шее вен, вскрикнул, и левые колеса машины оторвались от земли.
        Из салона ударил выстрел, пуля ушла в небо, «жигуленок» наклонился сильнее и тут же грохнулся набок, посыпались стекла и матерная ругань.
        - Оружие! - всхлипнул Гуров.
        На дрожащих ногах они проковыляли к распростертым на земле телам, забрали пистолеты, упали в «волгу».
        Через несколько секунд у перевернутых «Жигулей» начали собираться любопытные.
        - Там человек, помогите!
        - А где же водитель?
        - Сбежал! Я видел пьяного, еле на ногах стоит.
        - Да вон валяется.
        - И второй. Может, разбились? Звони в скорую.
        «Волга» вылетела из города.
        - Мышцы у тебя в порядке, - констатировал сыщик.
        - Мы напали без всяких оснований. - Дитер завязывал платком порезанную ладонь. - Они могут обратиться в полицию.
        - А с мозгами - извини. - Гуров проскочил пост ГАИ, неподалеку увидел серые грязные «жигули», начал притормаживать, из-за деревьев появилась мужская фигура.
        Когда «волга» встала, Василий распахнул дверцу, упал на заднее сиденье.
        - Здравствуйте, господа.
        - Привет, капитан, - ответил за двоих Гуров, а Дитер, повернувшись, показал большой палец.
        - Курить можно? - спросил капитан, укладываясь удобнее, натягивая на себя заранее приготовленную плащ-палатку.
        - Потерпи, скоро накуришься, - ответил Гуров, поглядывая в зеркало заднего вида. - «Вальтер» забрал?
        - Конечно, - ответил опер. - Пакетик не протек, машинка в полном порядке.
        - Молодец. - Гуров свернул с шоссе, подъехал к железным воротам.
        Гуров и Дитер разгружали закупленные на базаре продукты, Василий проскочил в открытую дверь. Когда сумки перетащили на кухню, Гуров хлопнул Дитера по плечу и неожиданно сказал:
        - Отправляйся в ванную, налей холодной воды, ложись и терпи холод, сколько сможешь. А я приготовлю выпить, закусить и горячего чая.
        - Холодную ванну? - Дитер смотрел недоуменно. - Совсем холодную? Зачем?
        - Я не профессионал, может, зря тебя мучаю, и ни черта не поможет. Когда мы переворачивали машину, ты наверняка потянул мышцы, завтра можешь не встать с постели. Я знаю, при растяжениях требуется холод. Ты что, не можешь пятнадцать минут холодную ванну потерпеть? - Гуров повысил голос, сделал сердитое лицо. - «Мы, немцы, любим дисциплину». Марш в ванную, и без разговоров.
        - Слушаюсь, доктор. - Дитер щелкнул каблуками и взбежал по лестнице на второй этаж.
        Сыщик прошел в гостиную, где расположился Василий Михеев.
        - Какие новости, капитан? - спросил Гуров, оглядывая ладную неприметную фигуру оперативника, взял лежавший на столе «вальтер», осмотрел, сунул в карман, выложил на стол ТТ и «Макарова», отобранные у бандитов.
        - Новости? - Опер наморщил лоб, поднял белесые брови, почесал в затылке. - Много разговоров о вас, ничего конкретного. В основном ваше появление связывают со вчерашней сходкой, которая состоялась ночью в «Алмазе».
        - А почему ты меня не предупредил о сходке? - спросил Гуров, осматривая дверцу вмонтированного в стену сейфа. - Вы, оперативники, не знаете, кто когда собирается?
        Капитан смутился, помолчал, сказал не очень уверенно:
        - Так получилось, господин полковник. Оказалось, что сигналы поступали, но в соседний отдел, я узнал только ночью, предупредить не успел.
        Сыщик был так занят осмотром сейфа, что, казалось, не придает сказанному значения. Он достал ключ, отпер сейф, где стояли два дипломата, один с деньгами, второй со спецтехникой.
        - Не верю я этому ящику. - Гуров достал дипломаты, начал внимательно осматривать цифровые замки. - Не может такого быть, чтобы не существовал второй ключ и человек, которому поручено за сейфом наблюдать. Верно?
        Оперативник, обрадовавшийся, что вопрос о вчерашнем проколе вроде забыт, согласился, мол, у любого сейфа обязательно два ключа.
        - Пока не лазили, но залезут. - Гуров раскрыл дипломаты, достал пачку денег, кое-что из техники, разложил по карманам. - Секретные замки открыть не сумеют, рискнут ломать внаглую?
        Опер вновь шевельнул белесыми бровями, почесал в затылке:
        - Не думаю. Охрану несут ребята из бывшего КГБ, кому сейчас подчинены, не знаю. Без их ведома сюда не пролезть, своим местом они рисковать не станут.
        - Святая простота, - усмехнулся Гуров, кейс с деньгами убрал в сейф, а кейс с техникой оставил, сейф запер. - Чего не спрашиваешь, откуда у меня оружие? - Он указал на пистолеты. - Они не наши, мы отобрали пистолеты у любопытных парней, которые нас повели от базара. Забери, сними пальчики: мы оружие хватали только за стволы. Криминалистам на отстрел пистолеты не отдавай, ваша контора течет, узнают о пистолетах - выйдут на меня. А вот пленки с пальцами на проверку отдай, придумай легенду, откуда они, оружие спрячь.
        - Сделаем. - Опер достал из кармана тряпицу, завернул пистолеты, спросил удивленно: - Как же вы, безоружные, отобрали это? - Он указал на сверток.
        - Руками, может, не очень вежливо, - ответил Гуров. - Вернешься в контору, сообщат подробности.
        - Но без мокрого?
        - Обижаешь, Василий. - Сыщик взглянул укоризненно. - Я просил тебя подумать: кто в городе может стоять над волками и медведями?
        Оперативник вздохнул, ответить не успел, зазвонил телефон.
        - Ни сна, ни отдыха, - сказал Гуров и снял трубку. - Слушаю.
        - Это Фокин Павел Николаевич.
        - Который с трудом закончил школу и сразу присвоил себе звание Академика, - усмехнулся сыщик. - Слушаю вас, Павел Николаевич.

* * *
        Академик и Мустафа сидели в кабинете директора ресторана «Алмаз». Кабинетик был непритязательный, на затертом паркете громоздились два канцелярских шкафа, пара кресел прижималась к некогда полированному столу, на котором стояли тарелки, бутылки, стаканы, за столом сидел Академик, хорошо сшитый светлый пиджак, модная рубашка, безукоризненно повязанный галстук, строгое интеллигентное лицо резко контрастировали с окружающей обстановкой. Зато развалившийся в кресле Мустафа, одетый в варенку, из-под воротника которой топорщился несвежий платок, не глядя, хватавший пальцами с тарелок закуску, глотал водку и, видимо, чувствовал себя прекрасно. Шишковатая голова, короткая стрижка, смоляные сросшиеся брови делали Мустафу похожим на театрального разбойника.
        Лишь человек внимательный и непредвзятый сумел бы отметить, что глаза Мустафы, которые он прикрывал набухшими веками, смотрели умно и цепко, порой насмешливо.
        Авторитеты находились вдвоем, охрана сидела в зале, по пять человек с каждой стороны.
        - Лев Иванович, зачем калечить людей, ломать машину, которая нынче стоит миллионы? - Академик держал трубку брезгливо, двумя пальцами.
        - Я вас предупреждал, - ответил Гуров. - Понимаю, это были не ваши люди. Передайте Мустафе, чтобы он оставил меня в покое, и я не трону его.
        - Вы скажите ему сами.
        - Он мне неинтересен, так же, как и вы, Павел Николаевич.
        - Однако скажите, боюсь, что мне Каюм не поверит. - Академик протянул трубку Мустафе. - Его зовут Лев Иванович.
        Мустафа вытер ладонь о штаны, взял трубку, сказал:
        - Слушай, не знаю, кто ты такой, мне плевать, а ремонт машины оплатишь.
        - Хорошо, пришлите счет, - услышал Мустафа и от столь неожиданного ответа даже хрюкнул. - Только не пишите лишнего. Отрихтовать двери, вставить стекла.
        - А стойка? И крыша пошла, и покраска. - Мустафа растерялся. - И пушки отдай.
        - Слушай, уважаемый, а зубного врача твоим парням не оплатить?
        Мустафа рассвирепел, грохнул кулаком по столу, одна тарелка соскочила на пол и разбилась.
        - Ты договоришься, я ребятам твои зубы вставлю!
        - Не следует пить с утра. Не хочу вас обижать, вы живете в городе, играете в свои игры. Мы проездом, вас не трогаем, оставьте нас в покое.
        Мустафа понял, что ведет себя несолидно. Судя по всему, москвич - человек действительно серьезный, расскажет о разговоре другим людям, они будут смеяться. Мустафа ездил не только прямо, умел и поворачивать.
        - Извини, Лев Иванович, погорячился, я же не северных кровей. Свои люди, копейки считать не будем. Может, подъедешь, потолкуем.
        - Можно, только не сегодня. Я еще пару дней здесь пробуду, свидимся. Только, Каюм, не надо на мне виснуть, у меня серьезные дела. Если все пройдет нормально, я вам отстегну, ты себе новую тачку купишь. Договорились?
        - Договорились, Лев Иванович. - Мустафа положил трубку, поскреб небритый подбородок. - Крутой мужик, очень крутой. Что за дела такие, что мы не знаем?
        - А я тебе о чем? - Академик смотрел снисходительно. - У него крупный бизнес. Валютный. Однако многое непонятно. Если он коммерсант, то зачем интересовался тобой, мной, другими людьми?
        - Коммерсант? - Мустафа покачал головой, сплюнул. - Ты умом двинулся, Паша. Они вышибли из машины моих парней, как тряпичных, и перевернули «Жигули». Коммерсанты! - Он хохотнул. - Паша, давай на время замиримся, пока с этими залетными не разберемся. Только по-честному!
        - Согласен! - Академик пожал протянутую руку. - А как доложим?
        Мустафа чесал густую щетину, монотонно ругался, выговаривал матерные слова без темперамента и выражения, будто просто перечислял все выражения, ему известные.
        - Академик, что за времена настали? Раньше воры были люди свободные. Ну, толковища, разборки всегда случались, воры с такими, как ты, чистоделами дела имели ну на самый крайний случай, ведь лишней крови никто не хочет. Черную спустить доктор прописал, а лишней никто не хочет. - Мустафа замолчал, налил в стакан водки, поднес ко рту, но пить не стал. - Надо человека довести, что сто грамм душа не принимает. Зачем тогда живем, делим чего-то?
        - А ты, оказывается, философ, - тихо сказал Академик.
        - Нет, я чурка с глазками, - без вызова, даже слезливо произнес Мустафа. - Ну с кем хочешь я дело в жизни имел, но чтобы с ментами или другими властями - да никогда.
        - И чего ты, Каюм, нервничаешь? - Академик развел руками недоуменно. - Кроме нас с тобой, Тимофея никто не знает. Он нас не давит, оброком не душит, если по-людски судить, так он нам больше дает, чем берет.
        - Так-то оно так, но змей он подколодный. - Мустафа вдруг просветлел лицом, быстро выпил и жарко заговорил: - А может, замочить его, и гори все голубым огнем? Паша, я сам, вот этой рукой!
        Павел Николаевич молча взглянул на Мустафу, как смотрит взрослый на ребенка, который задал вопрос, но отвечать не требуется, - малыш и сам понимает, что сморозил глупость.
        Глава пятая
        В поисках ферзя
        Дитер был парень крупный, после холодной ванны он натянул тренировочный костюм, сверху пушистый джемпер, отчего казался еще больше. Он выпил полстакана водки, теперь приканчивал вторую кружку чая, слушая разговор полковника с капитаном, думал не о деле, о жизни вообще, ее непредсказуемости.
        Он прожил в этой стране меньше недели, цивилизация осталась где-то в далеком прошлом. Дитер уже сомневался, что она существует. На чужие миры приятно смотреть по телевизору, надоело - нажми кнопку, переместишься в иное пространство. Конечно, можно отсюда вырваться, достаточно сказать полковнику, что он, Дитер, отказывается искать черную кошку в темной комнате. Отсюда до Москвы около двух часов, до Мюнхена два с небольшим, и все, забыть этот кошмарный сон. Какое ему дело, что подумают русские? Они не полицейские, а гангстеры, и он скажет полковнику прямо, что цивилизованный человек думает о подобных методах работы.
        Русских надо показать врачу, но русских так много, во всем мире не хватит врачей. Сидят два человека, внешне нормальные, но они говорят о жизни и смерти так, как люди обсуждают шансы любимой команды в предстоящем матче.
        - Конечно, ты мне нужен, - сказал Гуров. - Но они знают, что вчера московским рейсом прилетел кто-то из сотрудников, и тебе не сообщили о предстоящей сходке в ресторане. Я считаю, что они тебя как связного вычислили. Василий, тебя убьют.
        - На машине едешь, можно и случайно под самосвал попасть.
        - Вот ты и попадешь.
        - Господин полковник, прошу, не надо меня пугать. - Оперативник приложил ладонь к стоявшему на столе чайнику. - Вот и чай остыл.
        - Зачем пугать, можно приказать. - Гуров уже давно мял сигарету, сломал, выбросил в пепельницу, резко сменил тему: - Фокин-Академик, Азимов-Мустафа, молодцеватый майор - среднее звено, они ничего не решают, мне нужен хозяин, если хочешь - ферзь.
        - Ну нету у меня, - виновато сказал опер, встал, поставил чайник на плиту.
        - Городишко, прости меня господи, - раздраженно пробормотал Гуров. - Ты, опер, в трех соснах заблудился. - Тут же привстал, обнял капитана за плечи. - Ладно, извини. Сейчас эти деятели уперлись, решают, кто мы такие и что с нами делать, сами решить не смогут и поедут на связь к ферзю. Поедет, конечно, Академик. Такие вопросы по телефону не решаются, в офис к ферзю, кем бы в миру он ни был, являться нельзя, на квартиру тем более. В ресторан ферзь не пойдет, они встретятся в нейтральном месте. Женщина? Старо, как мир, но он совсем неплох. Нина?
        - Нина? О, гут! - сказал Дитер, утираясь полотенцем.
        - Официантка из «Алмаза»? - спросил оперативник. - Нина Лозбенко, знаю, закончила педагогический, по специальности не работала. Отец умер, когда Нина была пацанкой. Мать вскоре вышла замуж за обрусевшего немца, уехала с ним в Германию. Позже и Нина подалась следом. В городе болтали, что девчонка не вернется. В европах осядет. Однако она возвратилась. Не поручусь, что правда, но кто-то из официанток «Алмаза» рассказывал, мол, мать Нинку выперла, приревновала к мужу.
        - Она замужем? - спросил Гуров.
        - Нет, живет одна, соседи говорят, что очень порядочная девушка. Какой-то мужик к ней наведывается, так ведь это естественно.
        - Будем думать. - Гуров поднялся. - Я тебя к твоей машине подброшу.
        Выехав на шоссе, полковник прибавил газа, проверился, свернул на проселок, остановился, достал пачку денег, разделил пополам, протянул и сказал:
        - Здесь примерно тысяч пятьдесят, расписок не требуется. Сегодня часиков, думаю, с восьми понаблюдай за квартирой порядочной девушки.
        Капитан прощелкнул пачку купюр, усмехнулся. Жизнь пошла, пятьдесят тысяч на оперативные расходы!
        Не доезжая поста ГАИ, оперативник из «волги» вышел, проводил ее взглядом и с завистью подумал, мол, ну и чутье у московского сыщика. Капитан не то чтобы утаил, но не признался, что когда проводил установку на официантку, то среди прочего выяснил, что поклонник у нее очень солидный, приезжает на машине, которую оставляет за два квартала. Опер этому значения не придал, официантка живет скромно, компании собираются редко, скандалов нет, вещей не приносят. А если хахаль человек женатый, так, естественно, останавливается в стороне, разговоры никому не нужны. Сегодня все высвечивалось иначе, тогда можно было установить машину и владельца, но и сегодня не поздно, главное, чтобы приехал.

* * *
        - Да, я немец, приучен повиноваться старшим. - Дитер нервничал, от чего стал по-русски говорить хуже. - Вы приказали, господин полковник, я приказ выполнил. Потом долго думал…
        - Когда в холодной ванне сидел? - спросил сыщик закуривая.
        Дитер молчал, смотрел сердито и несколько растерянно.
        - Мне с вами трудно, пожалуйста, не перебивайте, - сказал он и снова замолчал.
        - Валяй, больше не буду. Я выпью рюмку с твоего разрешения, а ты расслабься и не торопись.
        Гуров налил себе рюмку, подвинул бутылку сидевшему напротив Дитеру, выпил и стал смотреть в окно, изучая некогда ухоженный, сегодня изрядно запущенный парк.
        - Мы хотим найти наемного убийцу, надо добиваться, чтобы справедливость торжествовала. Но цель не оправдывает средства, я не хочу быть гангстером. Мы напали на людей только потому, что они ехали за нами. И мы изувечили людей, машину, не имея никаких оснований. Они могли оказаться добропорядочными налогоплательщиками. Вы, конечно, можете сказать, что это были бандиты. Правильно, вы, господин полковник, как это говорится? - Дитер щелкнул пальцами и тоже налил себе рюмку.
        Сыщик молчал и думал, что немец-европеец абсолютно прав, и то, что он, Гуров, полковник милиции, напал на людей, следуя своей интуиции, проявил абсолютное беззаконие и дикость. И всего несколько лет назад он бы никогда себе подобного не позволил. А сегодня бросился, не раздумывая, прав - не прав, главное, не опоздать, и остаться живым, и не подставить партнера. Немец не может подобрать правильное слово, очень простое слово «угадал». Да, сыщик угадал. А можно бросаться на людей наугад?
        Дитер сказал все, что хотел, замолчал на полуслове, но полковник все отлично понял. Дитер не мог смолчать, сегодня приказали - бей, завтра прикажут убивать. И он сказал. А что теперь будет?
        Дитер выпил водку, взглянул на полковника, казалось, лицо ему заморозили, совсем неживое. Сейчас он скажет, что собираем вещи, отправляемся в Москву.
        - Что я тебе могу сказать? - спросил Гуров. - Да ничего. Ты абсолютно прав, и то, что я угадал, беззакония не оправдывает. Тебе со мной трудно. Мне с самим собой тоже трудно. Я даже не могу сказать тебе: коллега, давай думать вместе, решим, что делать дальше. Ты молодой опер, и только, да еще выступаешь на чужом стадионе… Даже на чужой планете. Я не могу просить у тебя совета, должен решать и отвечать. Ты сказал абсолютно правильные слова, пройдут годы, дай тебе Бог, ты вспомнишь сегодняшний день, и тебе будет стыдно. А теперь иди отдыхай, читай О'Генри. Мы сегодня из дома не выходим.
        Гуров слонялся по дому, от безделья приготовил обед, сварил щи, потушил мясо с картошкой, благо продуктов они закупили в достатке. Обедали вместе, сидели за одним столом, но казалось, что их разделяет вселенная. Дитер промямлил комплименты кулинарному искусству полковника. Гуров ответил, что, когда его выгонят из милиции, он пойдет работать поваром.
        Дитер привычно мыл посуду, сыщик бросил считать сигареты и закурил. Когда инспектор вытер последнюю тарелку, полковник спросил:
        - Как ты считаешь, зачем уголовник привез сюда девушку.
        - Я думал, нет ответа.
        - Как она себя вела: пыталась соблазнить?
        - Скорее я пытался. - Дитер помялся. - Она красивая девушка. Странно, что она работает в таком ресторане.
        - В ней много странного, - сказал сыщик. - Ты съел у нее губную помаду, а телефон взял?
        - Взял.
        - Позвони.
        - Зачем? Что я скажу?
        - Скучаешь, тоскуешь, хочешь видеть.
        - А если она пригласит в гости?
        - Если пригласит, значит, я ошибаюсь. Отрицательный результат - тоже результат. Главное, я хочу знать: дома она или нет?
        Дитер взял аппарат, набрал номер, сыщик отметил, что парень телефон не записал, а запомнил.
        - Добрый вечер, фройляйн, - сказал Дитер и продолжил по-немецки, несколько секунд слушал и, состроив гримасу, продолжал: - Нина, зачем русский? Я не понимаю. Я хочу тебя видеть. Зачем? - Он взглянул на трубку, положил на место и пояснил: - Не может говорить. Занята. Гости. Очень, очень просит позвонить завтра утром. Хочет сюда приехать, и чтобы я был один.
        - Простая русская девушка, - произнес задумчиво Гуров, оглядел кухню, опустился на колени, заглянул под стол и достал оттуда пластмассовую коробочку с лейкопластырем на крышке. - Инспектор, ты, когда целуешься, глаза закрываешь? - Полковник открыл магнитофон, перемотал и выключил. - Завтра она хочет прийти и забрать игрушку. Теперь необходимо придумать сценарий и записать послание ее хозяину. Видишь, какое дело, инспектор, а ты говоришь, что я самонадеянный хвастун.
        - Я никогда не говорил…
        - Думаешь, - перебил Гуров, взглянул на часы: - Девять, значит, наш опер уже на месте. А хозяин к девочке уже пришел. Интересно, кого Василий видел?
        Они приехали в центр, который отличался от окраин тем, что несколько фонарей не столько горели, сколько теплились, на окраинах же они стояли мертво, как в почетном карауле. Оставив машину, они сели в такси.
        - На Красноармейскую, пожалуйста, - сказал Гуров.
        - Издеваешься, - ответил утвердительно водитель.
        - Извините, мы не местные.
        - Ноги есть? До углового дома докалдыбаешь?
        - Вы нас прокатите по Красноармейской, мы вам заплатим, будто она на краю света.
        - Хозяин - барин. - Водитель проехал до угла, свернул направо. - Вот ваша Красноармейская. Магазин закрыт, когда работает, тоже заходить не советую. В этом доме живут слуги народа и жулики рангом пониже…
        - Останови. - Гуров жестом дал понять Дитеру, чтобы тот остался в машине, сам вышел, зашагал к серым «Жигулям», которые стояли на другой стороне улицы.
        Свет в салоне горел, сыщик был убежден, что оперативник мертв. Василий сидел, навалившись на руль, чуть отставив левую ногу, которая и не дала возможности захлопнуть дверцу.
        Гуров взял руку Василия, которая оказалась горячей, с нормальным пульсом. Полковник откинул оперативника на сиденье, заглянул в лицо - парень пьяно улыбался, дышал глубоко и ровно.
        Сыщик еще ничего толком не понял, одно было ясно: он, полковник Гуров, прокололся вчистую, словно карась, который схватил крючок, даже не проверив, есть ли на нем червяк. Гуров растерялся и отвесил оперу такую пощечину, что тот свалился на сиденье, забормотал, начал приходить в себя.
        Неожиданно Гуров вслух, отчетливо, будто с трибуны, произнес:
        - Главное, ты жив, а никакой задержанный убийца не стоит человеческой жизни.
        Из подъезда вышла девица, поигрывая сигареткой, произнесла традиционную фразу:
        - Мужчина, огоньку не найдется?
        - Найдется. - Гуров достал зажигалку. - А в школе уже не проходят слова «пожалуйста»?
        Девица прикурила, выпустила тонкую струю дыма.
        - Мужчина, в школе сейчас такое проходят, чему вас ни в одной академии не учили. Пятьдесят баксов, и поделюсь опытом. - Она цепко изучала лицо Гурова, хотела отстраниться, чтобы увидеть его в полный рост, но полковник взял ее за отвороты плаща и, наоборот, приблизил вплотную, кивнул на дом, сказал:
        - Они не успеют.
        Полковник попал в элементарную ловушку, они, конечно, опознали его и из окна, в городе не много мужчин с такой фигурой и в подобной одежде, а девицу прислали для перестраховки. Но это уже их ошибка, из нее требуется выжать максимум. Сыщик уперся в уже протрезвевшие зрачки проститутки, напряг всю свою волю и держал паузу, заговорил тихо и медленно, без всякого выражения:
        - Как его зовут? - И тут же поправился: - Как он себя называет?
        - Тимоша, - прошептала девушка, заплакала, и стало видно, что она действительно школьница. - Тимофей Тимофеевич.
        - Кличка?
        - ТТ.
        - Возраст? Утрись, пожалуйста. - Сыщик ослабил хватку, но продолжал держать жестко.
        - Нормальный, еще не старый. - Девушка достала платок и даже в такой ситуации глаза не вытерла, а осторожно промокнула.
        - Рост? Покажи рукой.
        Девушка подняла дрожащую ладошку чуть выше своей головы.
        - Толстый, худой?
        - Нормальный.
        - Как одевается? Джинсово-молодежно? Костюм и галстук? Следит за одеждой?
        - Фирменно, костюм.
        Гуров чувствовал, что его влияние ослабевает, глаза девицы начали соскальзывать, он жестко ее встряхнул, напрягся, на лбу выступил пот.
        - Брюнет? Блондин?
        - Шатен.
        - Шрамы? Золотые зубы?
        - А пошел ты… - Девица вяло, но отстранилась.
        - Ты свободна. - Гуров отпустил девушку и закурил. - Но ты понимаешь, что тебя спросят, о чем ты разговаривала столько времени? - Он отвернулся, наклонился к Василию, который смотрел осоловело, облизывал губы, с трудом спросил:
        - Где я? Что со мной?
        - Ты в своей машине. И ты провалился, - ответил Гуров и повернулся к девушке: - Так что ты ответишь Тимофею Тимофеевичу с ласковой кличкой ТТ?
        - Ты хотел меня изнасиловать…
        - Если ты не будешь меня слушаться, то умрешь, и очень плохой смертью. Я такими делами не занимаюсь, но они тебя будут допрашивать и ничему не верить. Ты начнешь врать, затем расскажешь правду, они будут продолжать тебя жечь, ты снова начнешь врать, ничего не поможет…
        Девчонка зарыдала, и сыщик понял, что все отгадал.
        - Слушай, я поглавнее Тимоши. Как тебя зовут и номер телефона?
        - Света. - Девушка назвала номер своего телефона.
        - Ты сейчас вернешься и расскажешь правду, только правду. Расскажешь, как я тебя схватил, как ты испугалась, что я спрашивал, что ты отвечала… Все, кроме имени и телефона.
        - Убьют.
        - Сразу не убьют, а мне нужно время. Иди. - Гуров подтолкнул девушку. - Да, чуть не забыл главного. Скажи, я велел передать, что в городе по своим делам и ссоры не ищу, но, если он будет путаться под ногами, я развешу его яйца на телеграфных проводах. Слова запомнила?

* * *
        Конспирация кончилась, и они подъехали к коттеджу на двух машинах. Гуров попросил Дитера соединить его с Ниной и налить Василию, чтобы он очухался. После нескольких гудков ответил тихий, интеллигентный голос:
        - Слушаю.
        - Нина? - спросил Гуров.
        - Простите, кто вам нужен?
        - Мне нужна девушка, которая вчера вечером в ресторане «Алмаз» обслуживала двух приезжих, а сегодня утром была на даче.
        - Я вас слушаю.
        - И внимательно. - Гуров добавил в голос тональности, которая, как ему не раз говорили, производит на слушателя неприятное впечатление. - Передайте вашему Тим Тимычу, или как его там, что, если он тронет моего капитана, я немедля сдам прокуратуре его майора.
        - Я вас не понимаю, - спокойно и с достоинством ответила Нина.
        - Вы передайте, он поймет, - уже другим тоном, небрежно, сказал сыщик.
        - Зачем передавать? - включился в разговор мужской голос, видимо, с самого начала мужчина слушал разговор по параллельному телефону. - Хотел с вами встретиться, но, выяснив, что вы обыкновенные мусора…
        - Посмотри на себя в зеркало, кретин, - перебил Гуров. - Ты не трогаешь моего капитана, я не трогаю твоего майора. - Он положил трубку, взглянул на растерянные лица Дитера и Василия и рассмеялся.
        - Я не понял, - произнес с запинкой капитан. - Я служу у вас? Значит, вы окончательно раскрылись?
        - Я говорил, что главарь существует, - сказал Гуров, взглянул на Дитера: - Будь другом, накрой на стол, пора ужинать. Главаря зовут Тимофей Тимофеевич, кличка ТТ, около сорока лет, среднего роста и телосложения, шатен, одевается, как бизнесмен, среднего ума, хитрый, крайне жестокий.
        - Откуда информация? - спросил Василий.
        - Имею успех у женщин и некоторый опыт работы в сыске, - ответил Гуров. - Так скажи мне, господин капитан, почему, если заштатный бандит имеет осведомителем майора милиции, то крупный авторитет из златоглавой не может иметь агентом капитана?
        - Меня? - Василий пил водку и поперхнулся. - Никто не поверит. Весь город знает - капитан Михеев не берет и живет в нужде.
        - Теперь узнают - не берет, потому что Москва не велит, а живет скромно оттого, что умный. - Гуров зацепил вилкой кусок окорока, налил рюмки. - Ну это все ладушки, давайте прокачаем ситуацию.
        Капитан Михеев отставил рюмку и встал.
        - Господин полковник, может, для вас судьба провинциального опера и ладушки, а мне мое имя дорого. У меня родители живы. Городок маленький, зашепчет агентура, вся грязь осядет в моем личном деле.
        - Я даю вам слово, капитан, что лично просмотрю ваше дело и выброшу весь компромат, - сказал сердито Гуров.
        - Вы уедете, а кляузы и доносы будут поступать, - возразил капитан. - И потом, извините, нас могут обоих убить, и мое имя останется в дерьме.
        Гуров побледнел, у него чуть дрожал подбородок. Дитер хлопнул могучей ладонью по столу и тоже встал.
        - Все! Я во всем виноват! Я отказываюсь. Мы завтра утром улетаем!
        - Нас отвозят на двух машинах с мигалками к трапу, генерал при параде, рядом капитан, рукопожатия и улыбки? - Гуров от злости слегка заикался. - Сопляки!
        Полковник срывающимся пальцем крутил диск телефона.
        - Я и по приказу генерала на такое не пойду, - пробормотал капитан. - Я в этом городе родился.
        - Заткнись! - Полковник упрямо крутил диск. - Налей мне выпить. Пойдешь, еще как пойдешь, рысью!
        Он выпил, утерся ладонью, закурил, тут ему повезло: Москва ответила. Генерал Орлов не спросил, кто говорит, не поздоровался, произнес скучным голосом:
        - Я рад, что ты живой, Левушка, выкладывай.
        - Акела промахнулся, генерал. - Гуров неожиданно успокоился, даже улыбнулся. - Я подставил местного опера как агента корпорации. Парень он с головой и справедливо требует гарантий. Либо мы завтра отсюда улетаем, либо ты утречком кладешь на стол министра рапорт, что по твоему приказу полковником Гуровым проводится операция по внедрению сотрудника в среду со всеми вытекающими последствиями.
        Гуров услышал, как Орлов шумно вздохнул, представил, как он трет короткопалой ладонью лицо, затем чешет в затылке, наверное, сейчас в постели сел.
        - Какие шансы на успех? - спросил Орлов.
        - По основному направлению пока глухо, Петр, но ведь это наша с тобой Россия! И то, что в любом случае я оторву башку местной группировке, гарантирую. Ты меня знаешь.
        - Я тебя знаю, - вновь вздохнул Орлов. - Подожди, возьму блокнот и ручку, продиктуешь мне данные этого парня.
        - Он сам продиктует, героя зовут Васей. - Гуров протянул трубку капитану: - Начальника главка, генерала Орлова, зовут Петр Николаевич. Да сядь ты за ради Бога, генерал же все равно тебя не видит.
        Василий деревянным голосом отвечал на вопросы, назвал свои полные данные и в конце неожиданно услышал:
        - Спасибо тебе, парень. А что трудно с полковником, так терпи. Я вот двадцать лет его терплю, видишь, пока живой. Ну, удачи вам.
        Ужинали молча, каждому было о чем подумать.
        Дитер обрадовался, когда услышал, что полковник помимо поисков совершенно ненужного русским преступника намерен разгромить местную группировку. Притуплялось чувство вины, которое немец испытывал с первого дня, что втянул людей в опасное и, как выясняется, бесперспективное мероприятие. Дитер представлял, как бы развивались события, если бы русский прибыл в Мюнхен в поисках немца-убийцы. Работали бы десятки прекрасно оснащенных детективов. Круглосуточно в центр обработки информации поступали бы сотни рапортов, информация закладывалась в компьютеры, работала бы огромная полицейская машина.
        У русских все происходило иначе, они все делают руками, полковник дерется, словно патрульный полицейский, произошло черт знает сколько событий, а не написан ни один рапорт. Серьезнейший вопрос решается по телефону, причем полковник звонит генералу домой и требует, чтобы завтра же была получена санкция министра.
        Инспектор Вольф не знал, что ему просто повезло, он попал на связку Гуров - Орлов, которые работали вместе двадцать лет и абсолютно доверяли друг другу, терпеть не могли писать бумаги и вообще были абсолютно нехарактерными русскими полицейскими. И пойди дело Дитера не через полковника Гурова, а через канцелярию министра, то инспектор Вольф еще сидел бы в Москве, ходил по кабинетам с одного совещания на другое. Были бы стенографистки, компьютеры, мозговой центр, комплектовалась бы группа захвата, составлялись планы, один грандиознее другого, ручейки бумаг сливались в реки, образовалось бы бумажное море. Скорее всего, интеллигентный генерал в отлично сидящем мундире пожал бы инспектору руку, пожелал счастливого пути и заверил, что, как только будет получен результат, немецких коллег немедленно известят.
        Опер Михеев был парень не робкий, однако растерялся. Вот так, запросто, поговорить с начальником главка, а завтра о капитане Михееве узнает министр! Полковник-важняк, имеющий чрезвычайные полномочия, хотя и смотрит неласково, но, судя по всему, считает опера Михеева стоящим человеком, иначе бы в Москву не звонил. Немец неизвестно кто, прикидывается, мол, по-русски не волоку, сам все отлично понимает. И чего им нужно в российской глубинке, какая нужда закинула их за тридевять земель?
        Полковник Гуров в присутствии людей заниматься серьезным анализом не умел, мысли перескакивали с одного на другое, сбивали вершки, летели дальше. Удалось выйти на Академика, Мустафу, майора, главное - на ТТ. Опыт хорошо, талант еще лучше, но везение, фарт в розыскном ремесле дело чуть ли не первейшее. Глава местечковой банды в прошлом не из спецслужб, оперативным мышлением не обладает, это хорошо. С другой стороны, и опасно, логически не мыслит, значит, непредсказуем. Ты шахматы расставляешь, а он кувалдой по голове, сыщик таких встречал. Если ему человек непонятен, разбираться не стоит, легче убить, все неизвестное опасно и подлежит уничтожению.
        Нина, хорошенькая, умненькая, в совершенстве владеет немецким. Убийца выезжал в Германию. Совпадение? Немецкий язык… Германия… Полковник сдавил ладонями голову, словно пытался удержать ускользающую мысль.
        Дитер поднялся и уже привычно начал убирать со стола.
        - Посуду моет Василий, - сказал Гуров. - Такова участь младшего.
        - Простите, господин полковник, но Василий наш гость, - на чистом русском языке возразил Дитер.
        - Здесь один гость - инспектор Вольф, второй гость - полковник Гуров, а Василий - хозяин. Он моет посуду и повествует о печальной истории, которая произошла с ним недавно и закончилась счастливым отравлением, хотя должна была закончиться скромным надгробием.
        - Конечно, конечно! - Василий вскочил а начал собирать грязную посуду. - А чего рассказывать. Виноват, господин полковник, прикупили меня, как зеленого фрайера, на женщину. Свернул я на Красноармейскую, две дамочки, одна вроде в положении, дорогу перебегают и прямо мне на капот. - Василий тяжело вздохнул, помолчал. - Лопухнулся, в общем. Одна машина на улице. Чего под нее кидаться? Так ведь быстро все… Ну, я по тормозам, выскакиваю, и тут мне в лицо чем-то брызнули. Этой химии развелось, спасенья нет.
        - Значит, тебя отравили, когда ты стоял рядом с машиной? - спросил неожиданно Дитер. - Как же ты за рулем очутился?
        Дитер понимал, что вмешиваться в разговор, который ведет полковник, неэтично, но ему надоело быть безмолвной пешкой, и он не выдержал.
        - Верно, - одобрительно сказал Гуров. - И остановили тебя на углу, а машина стояла в центре улицы.
        Василий развел руками, произнес нерешительно:
        - Чудится мне, что, когда я падал, меня очень сильные руки подхватили.
        - Похоже, не могли двум женщинам такую операцию доверить. - Гуров вытянул ноги, с хрустом потянулся. - Один из них был мужчина, тебя сунули в машину, потом ее перегнали. Только нам это ничего не дает. Лица совсем не запомнил.
        - Длинноволосые, лохматые, парики, конечно, - виновато ответил Василий.
        - На такой номер кто угодно попасться может, - успокоил оперативника Гуров. - А вот как ты не заметил, что тебя ведут?
        - Не было за мной никого, отвечаю. Господин полковник, вы наши улицы вечером видели, ведь каждая тачка светится, а я проверялся.
        - Разрешите, господин полковник? - Второй раз вмешаться в разговор Дитер не решился.
        Гуров улыбнулся, кивнул и включил портативный магнитофон, который все время крутил в руках.
        - А по машине тебя не могли определить? - спросил Дитер. - Ты на чье имя машину взял?
        Для немца взять машину напрокат - дело естественное, для русского - непонятное.
        - Я у друга взял, - ответил Василий.
        - А он где работает? - быстро спросил Гуров.
        - У нас, в хозу.
        - А ты оперативник! - Гуров махнул рукой. - Вася ты, а не оперативник. Ладно, не расстраивайся, может, мы из твоей ошибки еще и кашу сварим. Дитер, какой главный вопрос мы с тобой не задали?
        - Не знаю, - после паузы ответил Дитер. - Мне вся история с женщинами, отравлением, машину переставили, не нравится. Это не работа профессионалов, а кино.
        Василий порывался сказать, что все именно так и произошло, но, глядя в сосредоточенное, замкнутое лицо полковника, лишь вздыхал. Естественно, что молчание нарушил Гуров:
        - Дитер охарактеризовал ситуацию правильно, вопрос возникает лишь один. - Полковник посмотрел Василию в глаза: - Почему тебя не убили?
        Дитер смутился, вопрос звучал как прямое обвинение в предательстве. Василий сначала опешил, затем вскочил, но Гуров его опередил, подсек ногу, перехватил руку, отобрал пистолет, швырнул оперативника на пол, спокойно сказал:
        - Твоя пушка пусть побудет у меня, не люблю, когда рядом неизвестно кто, да еще с оружием.
        Глава шестая
        Почему тебя не убили?
        Тимофей Тимофеевич, он же Тимоша, он же ТТ, завтракал в квартире своей любовницы - официантки ресторана «Алмаз» Нины Лозбенко. Она недавно вернулась со свидания с Дитером, принесла магнитофон, они прослушали запись и теперь молча обдумывали услышанное.
        Квартира Нины даже по московским масштабам была обставлена вполне достойно, не шикарно, не дорого, именно достойно, только специалист мог бы определить, что простая мебель, главное, простор, обилие света в этой небольшой двухкомнатной квартире стоят больших денег. Весь пол, за исключением кухни, был застлан светло-серым паласом, белые стены мягкой фактуры, мебели было мало, всякие стенки, горки отсутствовали, их заменяли различные поделки из натурального дерева, видно, кто-то из поклонников хозяйки мастерил по дереву.
        В гостиной у журнального столика в низких обтянутых ситцем креслах сидели Нина и глава преступной группировки города Тимофей Тимофеевич. Женщина пила сок, мужчина пил молоко, хрустел сухариками. Они следили за фигурами, а так как обоим приходилось вечерами выпивать, то днем они придерживались строгой диеты. Нина, в скромном платье, почти без макияжа, без злата и каменьев, совершенно не походила на официантку, ее строгое красивое лицо было задумчиво, даже романтично.
        А Тимофей Тимофеевич, хотя и имел грозную кличку ТТ, походил на Тимошу - то ли плюшевую игрушку, то ли персонаж из мультфильма. Вроде все в нем было пропорционально и на месте - и фигура, средняя по всем параметрам, и лицо с правильными чертами, русые волосы хорошо пострижены, а впечатление человек производил размытое, несерьезное, таких людей порой называют - мужчинка. Только не стоит смотреть ему в глаза. Там, за счет глубокой темноты или из-за полного отсутствия в глазах какого-либо выражения и мысли, они походили на стволы пистолетов. Кто заглядывал в них, это ощущение знает, кто не заглядывал - все равно не поймет. Человек, встретившийся с Тимофеем Тимофеевичем взглядом, враз понимал, почему - ТТ, что это не аббревиатура имени-отчества, а суть хозяина и стоимость твоей жизни, человека, заглянувшего в пистолетные стволы. Тимоша своим взглядом не управлял, смягчить не мог и, чтобы не выдавать своей сути, смотрел всегда в пол или прикрывал веки, отчего лицо его казалось слепым и беспомощным.
        Тимоша был неумен, жесток и тщеславен, Нина - умна, красива и тщеславна, они дополняли друг друга, понимали, что порознь стоят мало и цели никогда не достигнут. Их цель была стара как мир - золото. Но как из российской глубинки выйти на настоящие деньги? В городе жили два миллионера, у Тимоши появилась идея содрать с них кожу, все отнять. Нина тогда холодно ответила, мол, мы проживем максимум несколько суток, у финансистов есть друзья и партнеры, Тимофей Тимофеевич отлично известен, и против одного ТТ выставят десять «Калашниковых».
        В финансово-деловые круги любовников не пускали, они попросту были не нужны, мужчина - обыкновенный бандит, а женщину за длинные ноги и атласную грудь в дело не берут, платят наличными.
        Мустафа и Академик платили дань, но деревянные рубли нужны контейнерами, а валюты у местных авторитетов попросту не было, требовать с них больше неразумно, можно лишиться всего. И мужчина, и женщина хотели прорваться в Германию, где Тимоша рассчитывал либо захватить чужой, либо создать собственный клан, Нина собиралась, имея наличный капитал, соответствующую внешность, свободно владея немецким, купить небольшой магазинчик, а позже будет видно. Оставалось за малым - достать конвертируемую валюту. Они скупали валюту за рубли, но то были лишь слезы. Когда в городе появлялись немцы, Нина работала экскурсоводом-переводчиком, наводила мосты, и недавно им повезло. Один немец, напившись в дробадан, проболтался, что бизнес у него небольшой, однако вполне достаточный, только нет житья от местных рэкетиров. Вот если бы удалось нанять русского… Утром немец, кстати, был он совсем не немец, а итальянец немецкого происхождения, от всего открещивался, надувал щеки, хватался за голову, но Нина дело знала, заставила опохмелиться, позже выяснилось, что человек с утра пил впервые, заласкала, разговорила. Немецкого
итальянца понесло, появился Тимоша, Нина еле успевала переводить.
        Убедившись в очередной раз, что Тимоша если не полный кретин, то человек ума небольшого, Нина сказала:
        - С этим переводом замучаешься, ты, Тимофей, покури, а я с гостем потолкую, потом тебе объясню, О'кей? - И не дожидаясь ответа, принялась за гостя вплотную.
        Никто не видел, как разделывал бог черепаху, Нина разделывала туриста мастерски. Жесткие, конкретные вопросы перемежались лестью, кокетством, комплиментами в адрес несуществующих у него мужских достоинств. Что собой представляет человек, которого следует ликвидировать? Его положение в обществе? Наличие охраны? Носит ли он оружие? Водит он машину сам или у него водитель? Марка машины? Адрес? Расположение дома? Распорядок дня? Употребляет алкоголь? Каковы отношения с полицией? Имеет ли любовницу и интересуется ли женщинами в принципе? Посещает клуб и какой именно?
        К концу разговора гость абсолютно протрезвел и смотрел на Нину с искренним уважением.
        - Хорошо, - закончила допрос Нина, - мы беремся за это дело. Так как я уверена, что вы останетесь довольны нашей работой и еще обратитесь к нам, цена будет не высокой - пятьдесят тысяч марок. - И неожиданно жестко сказала: - Ваш паспорт, пожалуйста.
        Гость, словно завороженный, протянул паспорт, Нина переписала все данные, вернула.
        - И запомните, герр Валенский, мы, хотя и русские, люди серьезные.
        У Тимоши имелось несколько парней, которые не за валюту, за деревянные либо от хорошего отношения к хозяину готовы были замочить человека. Однако Германия - не Россия, задание деликатное, судимого, тем более беглого, не пошлешь, Тимоша нужного человека не нашел, а у Нины подходящий человек давно имелся. Но о нем чуть позже.
        Когда наемник вернулся, выложил деньги и начал флегматично излагать свои подвиги, выяснились крайне печальные подробности. Во-первых, человек, который его нанимал, от всего отказался, наемника передали в другие руки, затем в третьи, потом он вообще попал к земляку, который явно имел на родине не одну ходку, поил гостя пивом, утверждал, что ни о каких делах ничего не знает, знать не желает, помощь земляку дело святое, ешь, пей к мотай в немытую Россию. И наемник поблагодарил за гостеприимство, за бензин и двинул в сторону Польши, вот тут его притормозили люди серьезные, отвезли невесть куда, в жизни тот подвал не найти, двое суток не давали спиртного, переодели, выправили документы.
        Значит, главная часть плана Нины рушилась, заказчик неизвестен, шантажировать некого. Когда же Нина узнала, что парень расстрелял семью, да еще и ребенка, она чуть ли не схватилась за голову, вынесла приговор:
        - Все! Немцы с нами больше на контакт не пойдут! А на наши марки, за вычетом расходов, можно жить в Жмеринке, а не в Европе!
        Такова была предыстория, и пребывали любовники в меланхолии, и уж конечно, не по невинно убиенным, а оттого, что, казалось, ухватили золотую ниточку и клубочек начал разматываться, да ниточка враз лопнула.
        И вдруг в захолустье, в грязи и темноте, среди покосившихся подслеповатых домов появляются два супермена, причем один из них немец. Когда Нина увидела эту пару, то села в подсобке и попросила у подруг валидол. Эти два супера не могли оказаться здесь случайно. Либо они прибыли для установления контакта, либо Олег, так звали наемного убийцу, в Мюнхене засветился и они - сыскари и приехали за ним. А от Олега до меня так далеко - только руку протянуть. Вот теперь и решай - люди привезли золото или наручники.
        Обслуживая гостей, Нина сразу поняла, что главный из них - русский. И человек он крайне опасный. Но и Мюнхен, и Москва не пришлют сопляков, должны прибыть волкодавы, они и прилетели. Как решать, что делать? Ни Академик, ни, тем более, Мустафа ничего не ведали об убийстве в Мюнхене и планах Нины. Они, конечно, знали, что Нина не просто официантка, а любовница и подельница ТТ, значит, лицо неприкасаемое. Нина распорядилась гостей проверить, но ни в коем случае не убивать. Проверка ничего не дала, но удалось установить, что связным у незваных гостей известный своей неподкупностью опер Михеев. «Замочить немедля», - изрек Мустафа. Тимоша лишь взглянул и снял телефонную трубку. Нина, словно разъяренная кошка, бросилась на дурных мужиков, Мустафе разбила голову бутылкой, а телефонный аппарат шарахнула об пол.
        - Кретины! Недоноски! - кричала она в истерике. - Если эти мужики из Интерпола, то, прежде чем умереть, они уничтожат половину ваших ублюдков. На следующий день сюда спецрейсом прибудет две дюжины таких же парней и от вашего гадюшника не останется мокрого места! «Коза ностра» из Хаципетовки, сидите по теплым сортирам и не двигайтесь!
        - Слушай, Тимофей, я тебя уважаю, но твоя баба… - начал велеречиво Академик, закончить мысль не успел, так как пистолет Тимоши уткнулся ему в живот.
        Дальнейшие события известны, установили портативные магнитофоны в квартире гостей и в комнате капитана Михеева и стали ждать.
        Утром Нина созвонилась с Дитером, заглянула к нему на чашку кофе. Русского, которого Нина остерегалась, не было, забрать магнитофон из-под крышки стола не представляло трудности, после чего она «неожиданно вспомнила», что у нее через час деловое свидание в городе, кокетливо чмокнула немца в щеку, взглядом пообещала, что все впереди, и улетела.
        Сейчас она с Тимошей прослушала запись, размышляла, ничего путного придумать не могла, главное, не понимала, кто есть кто, и с какой целью они прилетели. И посоветоваться не с кем, Тимоша убийца и блестящий организатор, Нина уверена, что он обладает огромной гипнотической силой, потому мужики подчиняются ему беспрекословно, но аналитик, мыслитель он никакой. Академик мозговитый, но посвящать его в дело, значит, брать в долю. Мустафа - тот же Тимоша, только на два порядка ниже. Надо решать самой. Если бы не русский полковник, то она бы в постели вынула из немца все, до самого донышка. Нина лишь несколько раз встретилась взглядом с полковником, поняла, с этим мужиком ничего не пройдет. А руководит делом явно полковник, а немец представляет заинтересованную сторону и финансы.
        - Деточка, давай мотанем недельки на две в Сочи, - сказал Тимоша, допивая свое молоко. - Эти парни из города уберутся, а если Мустафа их замочит, то сам и ответит. Мы отсидимся в стороне.
        - Если мы не поймаем свой шанс, мы отсидимся в стороне от жизни до ее конца, - стараясь не сорваться, ответила Нина. - Тебе нравится эта жизнь?
        Тимоша посмотрел Нине в глаза, хотя и знал, что это абсолютно бесполезно. На всех его взгляд действовал парализующе, лишь девчонка в ответ только щурилась да смеялась. Наверное, поэтому Тимоша и присох к девчонке, даже слушался, а дважды схлопотал по физиономии. Нина была умница, знала, что вожжи все время натягивать нельзя, поднялась, взъерошила мужику волосы, почесала за ухом, сказала:
        - Тимофей, ты прирожденный лидер, за что и люблю тебя. Но ты, извини, слаще морковки ничего не кушал, а я в Германии два года прожила, хлебнула, забыть не могу. Немцы тебя не примут, но в русской колонии, при твоих способностях, место найдется, узнаешь, что такое нормальная жизнь.
        - У нас есть марки, поехали, - пробурчал Тимоша.
        - Ты умный мужик, - польстила Нина, - но не понимаешь, что наши марки здесь деньги, а там пустяки. Новичков принимают осторожно, долго приглядываются. Нужна престижная квартира, машина, ты должен приобрести свой бизнес, уладить дело с префектурой…
        - У тебя там мать.
        - Верно, иначе мы бы туда и сунуться не могли. - Нине надоело уговаривать дурака, и голос у нее зазвенел. - В любом случае потребуется минимум полгода на акклиматизацию, и люди должны видеть, что деньги у нас есть, тогда нам будет другая цена. Кончай препираться, давай снова прослушаем пленку, подумаем.
        Тимоша пробурчал нечленораздельное и ушел в ванную, а Нина взяла магнитофон, включила воспроизведение, как ей казалось, на самом интересном месте.
        - Почему тебя не убили? - спросил русский полковник.
        Наступила пауза, затем прозвучали удары, один тяжелый, видимо, упал человек, и снова спокойный голос:
        - Твоя пушка пусть побудет у меня. Не люблю, когда рядом неизвестно кто, да еще с оружием.
        - Господин полковник, не понимаю…
        - Иди умойся.
        Шаги, стук мебели. Пауза.
        Полковник обезоружил нашего мента, поняла Нина. Он ему не доверяет. Почему не убили? Тут я действительно дала промашку. Либо убивать, либо не трогать, с отравлением получилась хреновина. Русский это зацепил влет. Но в чем он заподозрил опера? Что Васька Михеев работает на нас? Или если полковник крупнейший московский авторитет, как он дал вчера понять в разговоре по телефону, а Васька его шестерка, то полковник, почувствовав липу, заподозрил, что опер работает на контору, на местного генерала?
        - Господин полковник, извините, но я считаю, что вы не правы, - прозвучал голос немца, говорил он практически без акцента.
        Подлюга, прикидывается, что не понимает, Нина закурила.
        - А что ты в нашей жизни понимаешь? Ты приехал с поручением, я согласился помочь, береги мою спину и держи свое мнение при себе.
        - Я виноват, что меня не убили, - раздался голос опера Васьки. - Клясться, что не двурушник, так вы все равно не поверите.
        - Ответь вразумительно, почему тебя не убили, я верну тебе оружие и доверие. А пока пей водку, ночуешь здесь.
        - Я не знаю.
        - Думай, ты же опер. И заткнись, ты мне надоел. Значит, так, подобьем бабки. Дела у нас просто хреновые. Такой верный человек назначил мне здесь встречу… Выждем сутки и улетаем.
        - И все зря? - спросил немец.
        - Здесь все, я пощупаю в Москве, но слишком опасно, мои коллеги имеют длинные уши. Если они услышат хотя бы легкий шорох, конец.
        - Можно обратиться к местным авторитетам, - робко произнес опер.
        - Академик? Мустафа? Дебильный майор из отделения? - насмешливо спросил полковник. - Временно отпущены на поруки. Я работаю в сыске двадцать лет, поверьте, каждый третий из их окружения стучит.
        - Я слышал, господин полковник, - тихо заговорил Василий, - в городе есть очень серьезный человек, только я его не знаю, и в конторе его никто не знает.
        - Раз не знают, значит, действительно серьезный. Только нам его не найти. Да и найдешь, разговор не получится. Ни у него, ни у меня нет верительных грамот.
        Наступила пауза. Это Тимоша серьезный? - усмехнулась Нина и, судорожно подвинув пепельницу, раздавила окурок. Это я человек серьезный! Только грамот нет, и никто никому не поверит. И что им надо? Может, они ждут партию наркотика?
        - Впрочем, - после паузы произнес полковник, - возможно, я и могу получить рекомендации человека, которому никто из деловых людей этого региона России не посмеет отказать. Хотя чушь! Бунич финансист и не захочет разговаривать с местными разбойниками.
        - Можно попытаться, - сказал немец, - как вы, русские, выражаетесь, попытка - не пытка.
        - Лев Ильич сочтет меня несолидным человеком. - Впервые в голосе полковника Нина услышала сомнение. - А черт с ним! Василий, набери по коду. - И полковник продиктовал цифры.
        Некоторое время магнитофон лишь пощелкивал, затем Василий сказал:
        - Минуточку, - видимо, прикрыл трубку ладонью. - Господин полковник!
        - Алло! Добрый вечер. Ночь? Извините, запутался, у меня с утра в глазах темно. Попросите Льва Ильича. Разбудите, скажите, тезка Гуров просит. - После небольшой паузы полковник продолжал: - Здравствуй, тезка. Ну, извини! Ну, не прав! Спасибо, по твоему указанию мне выдали неплохую берлогу. Какие трупы? Никого я не убивал, ей-богу! Ты меня за людоеда считаешь. Я мирный, законопослушный человек, убиваю только в порядке самозащиты. Что ты смеешься?
        Нина слушала разговор и не могла видеть, что последнюю фразу Гуров произнес, прикрыв трубку ладонью.
        - Я прекрасно помню, что ты ответил отказом и что ты не любишь уголовников. Я их тоже терпеть не могу, люди здесь грубые, неинтеллигентные. Ну, извини, насильно мил не будешь. Только ведь шарик-то круглый, вертится, придет время, ты ко мне тоже обратишься, а я в Москве не крайний. Какая угроза? Упаси бог! Философские рассуждения, не более. Не понимаешь? Ничего странного, я порой сам себя не понимаю. Еще раз извини и спокойной ночи.

* * *
        После ночного звонка Бунич долго не мог заснуть. Зачем Гуров звонил и что ему нужно? Он никогда ничего просто так не делает. Полковник против моей воли втягивает меня в какую-то игру. А все его игры заканчиваются для противников либо тюрьмой, либо кровью. Вот сделай добро человеку, он отблагодарит, век не забудешь. Но Гуров не такой, он меня не подставит, видно, ему звонок был очень нужен, Бунич не успел заснуть, как телефон вновь тренькнул.
        - Ну? - сказал Бунич.
        - Извини, - сказал Гуров. - Я тебе благодарен, должен, желаю здоровья. Маленькие оперативные хитрости. Если позвонит какой-нибудь болван, начнет расспрашивать обо мне, скажешь, что знать такого не знаешь, а с шушерой не разговариваешь.
        - Так оно и есть, - облегченно вздохнув, ответил Бунич.
        - Выпей валерьяновки или коньяку и бай-бай. Буду нужен, звони, чем могу - подмогу.
        - Ладко, тезка, пошел ты к чертовой матери!
        - Спасибо, уже в пути.
        - Ну как ты не знаешь Бунича? - возмущалась Нина, рассаживая по комнате перед развалившимся в кресле Тимошей. - Поговори с Академиком, он должен знать.
        - Академик чистодел, не нашей масти, видно, и твой Бунич такой же, зачем он нужен? - недовольно ответил Тимоша. Ему хотелось выпить, но известно, Нинель устроит скандал, начнет драться, и он прихлебывал из кружки крепкий чай, самочувствие было отвратительное. - Да и как объяснить Академику, почему интересуюсь неизвестным?
        Нина была женщина умная, видела Тимошу насквозь, лучше рентгеновского аппарата, потому открыла бар, налила коньяка, поставила стакан на стол.
        - Глотни, может, у тебя в мозгах развиднеется. - Она знала, стоит Тимоше выпить, он подобреет, вскоре захочет добавить, тогда станет совсем ручным. - Этот Бунич устроил наших гостей на партийную дачу. Наши депутаты, сукины они дети, второй год держат дачи под замком, поделить не могут. А человек позвонил, и туда люди въехали, да еще «волгу» дали. Значит, этот человек не из бумаги.
        Тимоша был неумен, но житейски хитер, поглядывал на стакан и на красивую стерву, не пил, понимал, покупает за стакан, как алкаша у гастронома. Нина отлично знала о его борениях, была убеждена, что долго он не выдержит, главное не злить и не подталкивать.
        - Академику не надо ничего объяснять, ты его вызови, разговаривать буду я, твое дело прикрыть глаза и надувать щеки.
        Зазвонил телефон, Нина выдержала паузу, сняла трубку.
        - Да. - Услышав ответ, она оживилась: - Прекрасно, давай, как договорились, а уберется, ты машинку забирай и сразу ко мне.
        Как ни короток был разговор, Тимоша проглотить коньяк успел, сидел с безразличным видом, словно ничего не произошло. Нина сразу отметила, что стакан пуст, бровью не повела, сообщила:
        - Наш мент Васька Михеев вернулся домой, значит, полковник его отпустил. Сейчас там машинку приляпают, не может мужик, который дома не ночевал, жене ничего не сказать. Он уйдет, нам магнитофончик притащат, послушаем, о чем ворковали голубки.
        - Умна ты, стерва, слов нет, но стерва, - сказал Тимоша, чувствуя, как нутро согрелось, понимая, что вскоре потребуется еще, без скандала не обойтись, и начал готовить почву: - И откуда ты на мою голову взялась? Всю жизнь баб за людей не держал, вляпался как фрайер!
        Для Нины, как уже говорилось, грозный ТТ был прост и полностью открыт. Их разговор нельзя было назвать ни схваткой, ни поединком, напрашивались пошлые сравнения: кошка и мышка, повар и картошка, уже упоминавшиеся бог и черепаха.
        - Стерва! - Нина подбоченилась. - Ты еще не знаешь, какая я стерва! - Она еле сдерживала улыбку, наблюдая, как наливается злостью гроза местных авторитетов, и ласково замурлыкала: - Тимоша, мы пальцы одной руки, отрезать можно, получится калека.
        Она прошла к бару, взяла только початую бутылку коньяка, поставила на стол, села на подлокотник кресла, прижала голову Тимоши к высокой груди.
        - Я тебя понимаю, ты глава всей местной банды, напряжение, стресс, ты настоящий мужик. Но если ты сопьешься, я пропаду. Давай договоримся, только по-честному. Ты сегодня отдыхаешь, расслабляешься, завтра завязываешь.
        - Договорились. - Тимоша поцеловал Нину в грудь. - Может, ты и стерва, но девчонка классная, и мне повезло.
        - Это мне повезло, Тимоша. - Нина наполнила стакан. - Выпей за удачу. Ты отдыхаешь и контролируешь ситуацию, я попытаюсь разобраться с суперменами. Они завтра собираются улететь, обидно, если они нужные нам люди и мы упустим такой шанс.
        Тимоша выпил, крякнул, вытер рот ладонью.
        - Факт, обидно. - Тимошу переполняло чувство благодарности к этой красивой, ласковой, все понимающей женщине. - Позвони Академику, скажи, что я приехать велел.

* * *
        Академик перешагнул порог настороженно, Нина улыбнулась приветливо, вежливо приняла плащ и шляпу.
        - Здравствуйте и спасибо, что выбрали время, Павел Николаевич, проходите. Извините, у Тимоши разыгралась мигрень, он прилег, располагайтесь. - Она окинула гостя взглядом, снова улыбнулась: - Вы потрясающе элегантны, истинный англичанин.
        - А ты, Нинок, на удивление приветлива. - Академик опустился в кресло. - У тебя тысяча лиц, не знаю, какое настоящее. В «Алмазе» ты обыкновенная девка, рядом с Тимофеем злющая баба, сейчас - светская дама.
        - А все настоящее, Павел Николаевич, женщины, в отличие от мужчин, многолики. - Нина поставила на стол бутылку сухого вина, вазочку с конфетами, подвинула пепельницу, сигареты и зажигалку.
        Светский разговор продолжался еще несколько минут, затем Нина объяснила цель приглашения.
        - Лев Ильич Бунич? - Академик почесал седеющий висок. - Знаю, даже лично знаком, только, пардон, мадам, они не нашего полету. Горько признавать, однако лучше горькая правда, чем сладкая ложь. Бунич - это лес, нефть, большие миллионы, иностранные банки.
        - Наш гость, с которым вы, Павел Николаевич, позавчера познакомились в «Алмазе», звонил Буничу ночью, разговаривал с ним на «ты». Именно Бунич устроил полковника на дачах и приказал выделить машину.
        - У миллионеров свои привычки, - ответил Академик. - Существует такая байка, мол, полковники бывают разные - «эй, полковник!» и «господин полковник». Так вот, я проверил и установил, что Лев Иванович Гуров - господин полковник. Он старший оперативный уполномоченный главка по особо важным делам. Так что, если вы хотите с Тимофеем уцелеть, улетайте вечерним рейсом куда-нибудь. Я лично чемодан сложил, а визит нанес исключительно из уважения.
        Он хотел подняться, Нина погладила его по руке, подлила вина.
        - Дорогой Павел Николаевич, за вами пока никто не гонится. - Она взглянула кокетливо: - Важняк? Так это прекрасно! Представляете, какие у него возможности? Гуров - полковник-важняк, вы, уважаемый Павел Николаевич, председатель СП. Я, Нина Лозбенко, девка из «Алмаза», а Тимоша, - она кивнула на дверь спальни, - вообще кладовщик. Но так ли все просто?
        Академик откинулся на спинку кресла, пригубил вино, задумался. До чего умна девка, недаром ТТ за нее держится, тут не только дела постельные, а может, вообще не постельные. Почему девчонка работает официанткой, когда упакована с ног до головы и на многие годы? Тимофей вызвал, сам прилег отдохнуть, мигрень, видите ли, разыгралась. Да он слова такого не знает. Как я, старый дурак, не понял, здесь Нинель всем заправляет, Тимофей убийца, имеет группу боевиков, и только. Ведь, считай, год, как его люди ни одного налета не совершили, мзду берут небольшую. Нинель года два как вернулась из Германии, у матери жила. Когда Тимофей с девочкой сошелся, я внимания не обратил, сегодня одна, завтра - другая, а оно вон как повернулось. А ведь Тимофей за год сильно изменился, пожалуй, и не выстрелил ни разу. Нет, ранней весной, на разборке с районными, пристрелил двоих. Так по сравнению с прежними временами, когда месяца без стрельбы не проходило, тогда ТТ и город подмял, человек, считай, перевоспитался. Нина жила в Германии, сейчас немец приехал, с ним полковник-важняк, девушка ими сильно интересуется. Бунич? Да
тут большие деньги, огромадные, можно сказать, и наверняка валюта.
        Академик в кресле выпрямился, неожиданно спросил:
        - Нинель, извините, а как вас по батюшке? Ведь неловко, вы, женщина, меня по имени-отчеству, а я словно из деревни и тыкаю.
        Точно определить код мысли гостя Нина не могла, но направление интуитивно угадывала. Вопрос Павла Николаевича доказывал, что она рассуждает правильно.
        - Дорогой мой, - она вновь погладила его руку, - вы меня смущаете. Я вас намного моложе, и мне отчества не полагается. А уж на «вы» или на «ты» - это как вам удобнее, мне все едино. Я к вам относилась всегда с симпатией, зла не помню, пусть все останется по-старому.
        «Понятно, - подумал Академик, - раз „все останется по-старому“, значит, в действительности ситуация в корне изменилась. И связано это с прибытием незваных гостей».
        Академик взглянул на Нину, которую знал около двух лет, и впервые, словно прозрев, увидел перед собой изящную, со вкусом одетую даму, иначе и не назовешь, с красивым лицом и несколько надменным взглядом. У нее высшее образование, она два года жила б Европе, удивился Академик, словно не знал об этом и два года назад. Она любовница тупого убийцы, спит с ним, разговаривает. О чем же, интересно, она с Тимофеем беседует?
        - Павел Николаевич, я жду, - сказала Нина, постукивая ухоженными ногтями по зеркальной крышке журнального столика.
        - Простите, чего, собственно, вы от меня ждете? Спросить, знаю ли я Бунича, можно было и по телефону. - Академик так быстро проиграл позицию, что попытался ее выровнять, получилось слишком резко, и он смешался. - Естественно, я рад вас видеть, и если чем могу, то ради бога. Располагайте.
        - Вот и прекрасно. - Нина закурила. - Позвоните Буничу, спросите, какого он мнения о полковнике Гурове.
        - Даже не смешно, подобные вопросы не задают и, уж тем более, на них не отвечают.
        - Спросить можно о чем угодно, - возразила Нина. - Прямого ответа вы, естественно, не получите, но реакция на вопрос будет. А уж мы с вами ее проанализируем.
        - Я и так совершенно точно знаю, что Гуров - господин полковник.
        - И я знаю, но мне рассказывали, что служил некогда в органах, тогда не господин, а товарищ, генерал-лейтенант Чурбанов, и с ним можно было иметь дело.
        - Служил, теперь сидит, - пробормотал Академик и радостно продолжил: - Да я и телефона Бунича не знаю, и никто нам его не даст.
        Нина повернулась, взяла с полки листок бумаги, положила да стол, подтолкнула Академику, сказала насмешливо:
        - Вот номер Бунича, а вот аппарат. - Она легко поднялась и переставила телефон с полки на столик. - Вас соединить, или вы сами наберете?
        - У вас железная хватка, мадам, - Академик ослабил узел галстука, глубоко вздохнул, - но если вы так круто заворачиваете, скажите, сколько…
        - Значительно больше, чем вы рассчитываете, - перебила Нина. - Звоните.
        Дозвонился Академик быстро, а вот уговорить секретаря, чтобы соединили с шефом, потребовалось время. Но Академик умел разговаривать, иначе такую кличку ему бы не дали.
        - Я вас слушаю, Павел Николаевич, - устало произнес Бунич. - Чем обязан, какие проблемы?
        - Извините за беспокойство. Лев Ильич, мы с вами встречались…
        - Я помню, - перебил Бунич. - Переходите к делу.
        - Я хотел посоветоваться с вами…
        - Здесь не адвокатская контора.
        - Хорошо, буду краток. - Академик вытер салфеткой потное лицо, взглянул беспомощно на Нину, которая держала отводную трубку, поняла, что мужик раскис, и вмешалась в разговор:
        - Добрый день. Лев Ильич, говорит Нина Лозбенко, хотя мое имя для вас пустой звук.
        - Здравствуйте, Нина. - Несмотря на всю свою выдержку, Бунич слегка растерялся. - Каков ваш бизнес и чем я могу помочь?
        - Мои интересы с вашими не пересекаются. Вы большой босс, Лев Ильич, но когда-то и вы начинали. У меня к вам один вопрос, от искренности вашего ответа зависит не только мое благосостояние, возможно и жизнь. Вы настоящий мужчина, иначе бы не достигли высот, и не подставите женщину. Если вы вообще откажетесь отвечать, я все пойму и буду уважать по-прежнему.
        Бунич знал вопрос, клял Гурова, судорожно искал ответ и клял себя, что взял телефонную трубку. Почему-то он был убежден, что женщина молодая, хороша собой, и не сомневался, что тезка, чтоб ему гореть в аду, разорвет девчонку на куски.
        - Спрашивайте, - севшим голосом произнес он.
        - Кто такой Лев Иванович Гуров?
        - Умный, честный, крайне опасный. Но на его слово вы можете полностью положиться. Конец связи. - Бунич положил трубку и остался доволен собой. Он сказал абсолютную правду, а уж какие мадам сделает выводы, дело ее ума и интуиции. Ну и хитра девка, как она меня подцепила?
        Нина тоже положила трубку, смотрела на побледневшего Академика, спросила:
        - Ну что скажете, уважаемый?
        - То, с чего начал, бежать надо, пока живы. Я не трус, но силы свои соразмеряю. Они люди другого масштаба, с ружьем, девочка, не прут на танки. А с Буничем вы говорили блестяще, просто великолепно. Преклоняюсь.
        - Спасибо за комплимент. - Нина была искренне польщена. - Что главное вы отметите в характеристике полковника?
        - Крайне опасен, - не задумываясь, ответил Академик.
        - Не надо было звонить, что полковник крайне опасен, видно за версту, - улыбнулась Нина. - Главное, что он человек слова.
        - Вы поверите ему на слово?
        - Я поймаю его на слове. Ведь позавчера менты брали наших суперменов. Почему полковник не цикнул на нашего майора, терпел унижение?
        - Элементарно. - Академик взглянул снисходительно. - Они выполняют здесь специальное задание, не хотят раскрываться перед местными коллегами, зная, что среди них многие работают на нас.
        - Вы такой умный, Павел Николаевич. - Нина подлила гостю сухого вина.
        - Не такой уж и умный, просто опытный, - скромно ответил Академик.
        - Раз вы такой опытный, ответьте, что в нашем городе может привлечь столичного важняка - полковника? Что, у нас банк взяли, зеленые изготовляют, или через нас наркота идет?
        - Ну, - Академик пригубил вино, - всякое бывает мы можем не знать, а они получили сигнал…
        - Чушь собачья! - грубо перебила Нина. - Чего мы можем в нашей деревне не знать? Они вломились в кабак за несколько минут до сходки, уходили - столкнулись с первыми «парламентариями», даже не глянули на них, полковника и немца уголовная шушера не интересует. Им неинтересны ни вы, Павел Николаевич Фокин, по кличке Академик, ни Мустафа, ни даже ТТ. Вы сами верно определили, у них другой уровень. Они сидят на даче, ни с кем не встречаются, никого не ищут, они чего-то ждут. Вы говорите, осесть на дно? Мы им даром не нужны, конечно, сунемся поперек - сожрут, костей не выплюнут. Но в глухой городок России на встречу с кем-то не посылают полковника-важняка и сотрудника Интерпола.
        Нина постучала пальцем по голове Академика и ласково закончила:
        - Жопу надо иметь.
        - Нина! - Академик поправил прическу. - Вы только что были благородной дамой.
        - Я разная. - Нина плеснула в стакан коньяка и проглотила словно воду. - Столько мужиков вокруг, ни одной головы, с ума сойти можно. Как замочить кого-нибудь, обмануть, «куклу» вмастерить, отнять по-простому, тут вы мастаки! Серьезное дело под боком раскручивается, а ты бежать собрался? Академик! Костюм аглицкий, галстук в горошек, ботиночки сверкают, а душа как у мыша. Смотреть на тебя противно.
        - Не смотри, пойди смени компрессик. - Академик кивнул на дверь спальни: - Мигрень, говоришь?
        - Кого они ждут, по какому делу? - Нина махнула на собравшегося подняться из кресла Академика рукой. - Они здесь не по службе, по своему личному делу. А учитывая уровень полковника и наличие немца, это крупное валютное дело.
        В дверь позвонили, Нина легко поднялась, вылетела в прихожую, щелкнула замком. На площадке стояла маленькая женщина без возраста, эдакая серая мышка, зашептала:
        - Василий пробыл минут сорок и укатил, супружница его темнее тучи. - Мышка протянула Нине маленький сверток. - Все сделала, как вы велели, пожалуйста.
        Нина взяла пакетик, пошла за деньгами, обронив:
        - Подожди, сейчас принесу.
        - Опосля, опосля. - Мышка махнула сухонькой ручкой я скатилась по ступенькам. - Знаю, вы божий человек, не обидите.
        Нина захлопнула дверь, вынула из пакетика миниатюрный магнитофон, вернулась в комнату. Академик глаз не сводил с магнитофона, не удержался и спросил:
        - Что это такое?
        - Возможно, ничего, а возможно - ответ на главный вопрос. Кто есть кто? Зачем? И почему? Господин полковник прихватил нашего мента Ваську Михеева, продержал ночь, потом отпустил. Он вернулся утром домой, здесь запись его разговора с женой, - объяснила Нина, включая магнитофон.
        - Какая техника! - воскликнул Академик. - Высоко летаете, мадам.
        - Стараемся. - Нина увеличила громкость. После взаимных приветствий и общих житейских разговоров женский голос произнес:
        - Василий, ты мне голову не морочь, чую, бабу завел.
        - Ты, Дуня, умом двинулась, - невнятно ответил Василий, тяжело сглотнул, брякнул посудой. - Я что, первую ночь на работе?
        - Ой ли, Вася? - Женщина захлюпала, высморкалась. - Я звонила дежурному, он сказал, что никаких происшествий, где капитан Михеев - нам неизвестно. И ешь ты, Вася, через силу, кормленый ты, я же вижу.
        Женщина заплакала, брякнула посуда, что-то стукнуло, может, стул упал, раздались шаги.
        - Перестань хлюпать, нету у меня никого. - Голос у Василия был растерянный. - Для нас стараюсь, мы с тобой как убогие, кругом такие дела проворачивают, живут люди. А у нас - картошка, каша, капуста да хлеб. Надоело.
        - Василий! - взвизгнула женщина. - Ты чего? Воровать решил? Посадют, как жить, как людям в глаза смотреть?
        - Меня посадят, а она думает, что соседи скажут. Дуняша, люблю я тебя, но баба ты и есть баба. Ты же меня знаешь. Я на службе, и конец разговору, с соседями не трепись, беду накличешь. Ладно, все, жена мужу верить обязана, если он что делает, значит, то и правильно. А пальтишко я тебе новое вскорости сварганю, не сомневайся.
        Раздались шаги, хлопнула дверь.
        Нина выключила магнитофон, сказала:
        - Пальтишко сегодня от десяти штук и выше, и дежурный не знает, где капитан Михеев. Ваше мнение, Павел Николаевич?
        - Сложно сказать, - осторожно ответил Академик. - Но чувствуется, что мент поехал налево.
        - Он служит господину полковнику, который к нам прибыл не со специальным заданием, а по личным коммерческим интересам.
        - Возможно, но где наш бульон?
        - Понимаете, Павел Николаевич, - Нина решила приоткрыть карты, так как Академик был единственным человеком, который мог начать переговоры с суперменами и представить Нину в новом качестве, - они прилетели на встречу с человеком по неизвестному нам делу. Но человек не прибыл. Может, мы способны заменить этого человека и войти в дело?
        - Кто это - мы?
        - Тимофей Тимофеевич, я и вы.
        - Моя роль?
        - Посредник между полковником и мной.
        Тимоша появился бесшумно, совершенно трезвый, в костюме, белой рубашке и галстуке, с широко открытыми глазами, в глубине которых тускло светились патроны. Нина поняла, он не пил и слышал весь разговор полностью. Тимоша остановился напротив Академика, тот моментально вскочил.
        - Паша, ты мне веришь? - миролюбиво спросил ТТ.
        - Тимофей Тимофеевич, обижаешь!
        - Паша, одно слово на сторону, особливо Мустафе, и ты станешь тяжелее на восемнадцать грамм. Две пули я засуну тебе в брюхо, ты будешь умирать долго.
        - Тимофей! - Академик прижал ладони к груди и опустился в кресло.
        Тимоша развернулся, походил на крупного зверя, уставился на Нину. Она привычно вздернула голову, глаза ее покрылись ледком, и вдруг почувствовала, что сейчас не выдержит страшного взгляда, сломается, как все, тогда ее власти конец. Но Тимоша так привык, что девка ему неподвластна, что за секунду до своей победы веки опустил, взял со стола бутылку вина, взглянул на этикетку, скривился и сказал:
        - Нинель, с твоим умом и счастьем ты еще поживешь. Никому бы не простил, тебе можно, ты особого разлива.
        Нина пришла в себя, ноги уже не подгибались, голова была ясная.
        - Как это тебе удалось выбрать и завязать галстук? - Она поправила Тимоше галстук. - И недурственно завязал, надо сказать.
        - Девочка, принеси из спальни коньяк и поведай глупым мужикам, что им следует предпринять.

* * *
        Академик вышел на улицу около двух часов, распогодилось, люди перестали сутулиться, у многих даже просветлели лица. Магазины сверкали пустыми прилавками, коммерческие ларьки - иностранными этикетками и астрономическими ценами.
        Настроение у Академика было сродни настроению человека, летящего по американским горкам. Подъем, восторг, ощущение свободы и полета, сразу обвал, сердце замирает. Только на горках человек понимает, что все это понарошку и скоро кончится. Академик знал, что полетел всерьез и неизвестно, где приземлится. Рядом остановилась машина, открылась дверца, высунулась несуразно большая голова Мустафы.
        - Садись, подвезу, - сказал он и открыл заднюю дверцу. Академик попятился, уткнулся спиной во что-то твердое, даже не стал выяснять, во что именно, ссутулился и сел в машину.
        Глава седьмая
        Почему тебя не убили?
        (Продолжение)
        Когда Гуров сбил Василия с ног, отобрал пистолет и заявил, что терпеть не может, когда неизвестно кто, да еще с оружием, болтается рядом, у капитана Михеева в буквальном смысле слова перехватило дыхание, глаза затянуло кровавой пленкой.
        Дитер взглянул на полковника недоуменно, вскочил, схватил Василия под мышки, легко поставил на ноги. Сыщик выключил магнитофон, положил на стол пистолет оперативника и сказал:
        - Ну, извини. Немножко нервно, зато запись получилась отличная.
        - Это… Это… - Василий хватал воздух ртом, опустился на подставленный Дитером стул и заплакал.
        - Бесчеловечно, - подсказал Гуров. - Такая у нас работа. - Он старался не смотреть на утирающего слезы оперативника. - Мы не актеры, как такую сцену сыграть? Я же сказал - извини.
        - Господин полковник! - Дитер набычился, собрался продолжать, но Гуров его перебил:
        - Инспектор Вольф, принесите из кабинета бумагу и ручки, сейчас мы будем писать сценарий. А ты, капитан, подбери нервы, выпей рюмку водки и не вздумай говорить глупости: что ты со мной больше работать не будешь и прочую чушь. Ты оперативник, если не убьют, станешь сыщиком, способности у тебя есть. А молодость - недостаток, который, как известно, с годами проходит.
        Они долго мучились над сценарием, оказалось, что вспомнить самые простые слова очень непросто, репетировали, получалось фальшиво, приходилось переписывать заново.
        Когда они прослушали последний вариант, убедились, что голоса их звучат достаточно естественно, Гуров сказал:
        - Вася, знаешь, почему тебя не убили? Скажу. Они у тебя дома либо вмонтировали, либо собираются подложить такой же магнитофон. Вася, ты любишь свою жену?
        Василий покраснел и забормотал нечленораздельное.
        - Если тебя убьют, жене туго придется? - Гуров протянул капитану листок. - Изучи перед сном или утром, на свежую голову. - Он взглянул на часы: - Немного и осталось. Ты все это скажешь не ради нашей богом проклятой работы, а ради любимой жены, которая не должна стать вдовой.

* * *
        Дитер и Василий спали в одной комнате, а полковник Гуров полежал немного, понял, что не заснет, и спустился на первый этаж, где вскипятил воду, выпил чаю, подремал, сидя за столом, положив голову на скрещенные руки. Он не пытался заглянуть в наползающий день, зная наверняка, что люди непредсказуемы, пытаться отгадать ход противника и заготовить ответ практически невозможно. Он, полковник Гуров, сделал ход, теперь следует ждать, умение терпеть и ждать - качества для сыщика не менее важные, чем сообразительность и интуиция.
        Известно, что заставить себя не думать о предстоящем экзамене дело абсолютно безнадежное, не справился с ним и сыщик Гуров.
        Утром явится Нина, пококетничает с Дитером, заберет магнитофон, отнесет хозяину, они вместе прослушают запись, начнут думать, искать решение. Рискнут звонить Буничу? Если да, то что Лев Ильич им ответит? Гуров заявил, что через сутки улетает, если авторитеты активности не проявят, придется улететь, любой шаг к сближению со стороны гостей - попытка с негодными средствами. Преступники скорее всего уйдут на дно, а если не выдержат нервы, то начнут стрелять. Кто заправляет местной группировкой? Кто отдает команду открыть огонь, поджечь, разграбить - понятно. Кто является мозговым центром? Кто установил связь с Мюнхеном, командировал наемника? Где убийца сейчас? Возможно, его ликвидировали сразу по возвращении? Никто не режет курицу, которая несет золотые яйца. Они хотят вступить с нами в переговоры, игру, доказательством является магнитофон и отравление, а не убийство Василия. Павел Николаевич Фокин, по кличке Академик? Единственная кандидатура, которая хоть как-то подходит на роль идейного руководителя. Единственный, но не годящийся, он не ферзь, лишь пытается играть ферзя. Наверняка и кличку сам
придумал, а серьезный человек себя Академиком не назовет. Майор из отделения милиции? Даже не смешно. Нина? Девочка очень непростая, несколько раз Гуров ловил ее на том, что Нина пытается казаться глупее, испуганнее, вульгарнее, чем есть на самом деле. Симптом настоящего лидера. За всю свою жизнь в сыске Гуров знавал лишь одну женщину-лидера - Елену Качалину. И ту лично не знал, приехал к трупу и восстанавливал ее жизнь по кусочкам, восстанавливал со слов друзей и недругов, подданных королевства, которое женщина создала, которым правила. Качалина жила в Москве, зрелая женщина, красавица и умница, тонкий стратег, безжалостный игрок. Нина официантка ресторана, живет в городе, который не на всякой карте найдешь. У нее высшее образование, в совершенстве владеет иностранным языком, хорошая внешность, она не едет в Москву, живет в богом забытом городишке, работает официанткой в блатном кабаке. Тут не складывается, причем абсолютно не складывается. И главное, любой человек, женщина особенно, хочет казаться значительнее, интереснее, умнее. Нина изображает проституточку с претензиями. Умна, незаурядно умна,
понимает, что в Москве она встанет в строй, и если не крайней, то уж совсем не в первые ряды, а тут она королева и ждет своего часа!
        Сыщик, тебя занесло. Он в полудреме поднял голову, вытер мокрые губы, ребенку ясно, что самая умная женщина не способна держать в узде разрозненные вооруженные группировки. Одна не способна, полковник окончательно проснулся, тряхнул головой, а если рядом мужчина с быстрым пистолетом, то и способна. И держать всех в одной упряжке необязательно, достаточно очертить круг влияния и отстреливать каждого, кто переступит черту.
        Теперь, когда он добрался, возможно, ему лишь кажется, что добрался, до сути, Гуров захотел спать по-настоящему. Он поднялся в свою комнату, стянул одежду, сунул «вальтер» под подушку, и свет погас.

* * *
        Гуров всегда запирал дверь и оставлял ключ в замке. Сыщик проснулся от телефонного звонка, знал, кто звонит, трубку не снял, отпер дверь и снова лег. Через несколько минут постучали.
        - Дитер, заходи, - сказал он и сел в постели.
        - Доброе утро, господин полковник. - Дитеру непривычно было видеть полуголых начальников, но к русским манерам начинал привыкать и глаз не отвел, вновь отметив, какая рельефная у полковника мускулатура.
        - Доброе, Дитер. - Гуров обхватил руками поджатые колени. - Звонила Нина, сказала, что хочет навестить. Я буду спать, скажи Василию, чтобы не спускался, ты девушку примешь один. Она не задержится, заберет магнитофон, ты помоги, отлучись на минутку. Когда она упорхнет, ложись отдыхать, в ближайшие сутки не произойдет ничего, возможно, произойдет так много, что нам понадобятся все силы и еще чуть-чуть. В двенадцать пусть Василий заедет домой, вернется назад к четырнадцати. Все ясно?
        - Так точно, господин полковник.
        - Тогда с богом, и будь умницей, не суетись, изображай озабоченность и недовольство русским полковником. Хотя последнее изображать тебе нет нужды, ты и в действительности мной недоволен.
        - Все значительно сложнее, господин полковник, - ответил Дитер и вышел.
        Гуров запер дверь и, сетуя на сложность окружающих и собственную простоту, лег, казалось, заснул, но мысли вынырнули из небытия. Что ответит Бунич? Правильно ли он, Гуров, поступил, открыв свое звание? Бунич не подведет, ответит размыто, неопределенно, звание открыл правильно, так как даже паршивый майор из отделения наверняка имеет в Москве приятелей и стоит лишь позвонить, как он получит справку - кто есть Гуров Лев Иванович. Казалось, все равно они должны активизироваться и пойти на контакт, а версия Гурова прочна, не подкопаешься. Но под утро, в самом глубоком сне, у полковника появилось чувство опасности, более того, уверенность, что он допустил ошибку. Такую аляповатую огромную ошибку, что она закрыла собой свет и потому не видна.
        Его начало знобить, ни о каком сне не могло быть и речи. Он поднялся, начал делать гимнастику: отжимался, качал пресс, приседал до полного изнеможения, затем стоял под душем - холодным, горячим, снова холодным и снова горячим, обтирался полотенцем чуть не до крови. Мандраж удалось снять, но он не исчез, лишь затаился, готовый вернуться, как только полковник начнет искать ошибку и думать об опасности.

* * *
        Он слышал, как приехала и вскоре уехала Нина, но не спустился, новостей быть не могло, а разговаривать с Дитером и Василием не хотелось. Прикинул, сколько времени нужно на дорогу, на прослушивание пленки, на сомнения, рассуждения и споры, решил, что если Буничу позвонят, то после двенадцати.
        В час полковник сел за стол, поставил перед собой аппарат и начал терпеливо крутить диск. Частые гудки прерывали его занятие то в самом начале, то в конце, наконец он услышал уже знакомый голос секретаря и не терпящим возражений тоном произнес:
        - Добрый день, говорит Гуров, соедини с хозяином.
        Через несколько секунд ответил Бунич:
        - Мне бы не хотелось с вами разговаривать, полковник.
        - Прекрасно, значит, звонили, - сказал с облегчением Гуров. - Говорила женщина?
        - Не помню.
        - Раз не удивился, значит, женщина. Теперь слушай меня внимательно. Ты, новоявленный капиталист, имеешь совковое мышление. Во всем мире бизнесмены, не замазанные коррупцией, готовы сотрудничать с полицией в борьбе с мафией. Лишь у нас хотят заниматься бизнесом, не имея дел ни с уголовниками, ни со спецслужбами. Тезка, нельзя перейти реку и ноги не замочить. Я занимаюсь группой, которая пытается создать бюро добрых услуг. Только они поставляют не врачей, не рождественские подарки, даже не девочек, а убийц. Уже есть жертвы. Между прочим, им могут сделать заказ на ликвидацию Льва Ильича Бунича.
        - Не пугай, говори, что тебе надо, - устало сказал Бунич.
        - Вопрос, который тебе задали, мне известен, мне нужно знать дословно твой ответ.
        - Умный, честный, крайне опасный, но свое слово держит.
        - Спасибо. Повторяю, если тебе в рамках закона потребуется помощь, звони, я приду. Удачи. - И положил трубку.
        Все верно, как надо, но где-то я допустил ошибку. Грандиозную ошибку! Провел ладонью по лицу, пальцы слегка дрожали.

* * *
        Обедать сели около трех, молчали. Дитер и Василий поглядывали на Гурова опасливо, казалось, он постарел на десяток лет, в глазных впадинах залегла чернь, при своей блестящей выправке полковник чуть ли не сутулился.
        - Господин полковник, мне кажется, вы нездоровы, - сказал осторожно Дитер.
        Василий попытался решить вопрос российским способом:
        - Лев Иванович, разреши сто грамм принять, ну, душа требует.
        - Спасибо, Дитер, за заботу, но мне никто, кроме меня самого, помочь не в силах. А ты, Василий, шепни своей душе, что, если она с телом расставаться не спешит, пусть угомонится. - Гуров заставил себя улыбнуться, но получилось так неудачно, что молодые оперативники, словно по команде, отвернулись.
        Ребятишки, глядя на них, думал полковник, я в любом случае выкарабкаюсь, а нет, так за ошибки положено платить. Коли вас убьют, как я жить буду? А вслух он довольно естественным тоном сказал:
        - Нам остается только ждать, а дело это противное, предлагаю его несколько скрасить. Предлагаю игру, каждый коротко изложит свой вариант событий на ближайшие два часа. По велению души Василия приз объявляется - сто грамм. Но! - Полковник поднял палец. - Приз вручается завтра, перед посадкой в самолет.
        - Господин полковник, - разочарованно сказал Василий, - завтра я вас провожу и без всяких призовых бутылку ошарашу. Не согласен, как говорится, закон - тайга, медведь - хозяин, а в игре - деньги на бочку.
        - Я поддерживаю коллегу, - сказал Дитер, - потому как для любого из нас сто грамм…
        - Что слону дробина, - вставил Василий.
        - А завтра, - продолжил Дитер, - понятие относительное. Я побеждаю, вечером землетрясение, и я без призов.
        - Алкоголики, - подвел итог Гуров. - Уговорили. Кто начинает?
        - Могу я, - сказал Василий. - В ближайшие два часа раздастся телефонный звонок.
        - А солнце всходит на Востоке, - добавил Гуров. - Кто звонит, что говорит?
        - Звонит Нина и приглашает поужинать в «Алмазе», - ответил Дитер.
        - Вы решили сто грамм разлить на двоих? - поинтересовался Гуров. - Звонит Павел Николаевич Фокин, а насчет «Алмаза» согласен.
        - Значит, разливаем на троих, - подвел итог Василий.
        - Фигушки, - по-детски ответил Гуров. - Если звонит Нина, выиграли вы и делите как хотите, если Академик, выиграл я.
        - Вы полковник, вам и решать, кто выиграл, - обиделся Дитер.
        - А что, несправедливо? - удивился Гуров. - Телефонный звонок и приглашение в «Алмаз» напрашиваются сами собой. Вопрос - кто приглашает, главное же, что мы отвечаем.
        Он увлекся разговором, лицо ожило, тени под глазами поблекли, Дитер и Василий переглянулись, последний даже подмигнул и недовольно заявил:
        - Все объясни, на все вопросы ответь, и все за сто грамм! Господин полковник, у «Гастронома» вас бы просто не поняли, извините за грубость, обозвали бы жлобом.
        - Что выросло, то выросло, - парировал Гуров. - Так что мы отвечаем?
        - Едем, - решительно сказал Дитер.
        - Конечно, куда же нам деваться? - поддержал Василий. - Вы идете в кабак, я вас страхую на улице.
        - Мальчики, мысли у вас, как у Буратино, короткие-короткие…
        Телефонный звонок прервал полковника. Он взглянул на Дитера, кивнул, мол, сними трубку. Инспектор взял трубку и на немецкий манер сказал:
        - Здесь Дитер Вольф. - Услышав ответ, повернулся к Гурову, прикрыл трубку ладонью. - Спрашивают полковника Гурова. Мужчина.
        - А вы говорили - купаться, а я говорю - вода холодная. - Гуров взял трубку: - Слушаю.
        - Здравствуйте, господин полковник.
        - Здравствуйте, Павел Николаевич, - спокойно ответил сыщик. - Чем обязан?
        - Не знаю, с чего начать, - смешался Академик, по его представлению, гость на обращение «господин полковник» должен был реагировать иначе.
        - С существа дела. А если не решили, так проконсультируйтесь, определитесь и перезвоните.
        - Только не вешайте трубку, - быстро сказал Академик. - Я приглашаю вас отобедать в ресторане.
        - Невозможно, - ответил полковник. - Вы приглядываете за мной, знаете, я почти не выхожу, жду звонка.
        - Оставьте у телефона немца, а сами подъезжайте, возможно, нам есть о чем поговорить.
        - Мне с вами разговаривать не о чем, - сухо сказал Гуров. - А если у вас есть потребность, так вы и приезжайте.
        - Лев Иванович, мы солидные люди, неужели вы боитесь?
        - Вы не солидные люди, я ничего не боюсь, нахожусь здесь по делу, желаете поговорить, разрешаю приехать.
        - Минуточку, Лев Иванович, - произнес неуверенно Академик.
        Не заботясь о том, что его могут услышать, Гуров взглянул на Дитера и Василия, насмешливо сказал:
        - Удалились на совещание.
        - Что вы делаете? - зашептал Василий. - Вы же их отпугнете.
        А Дитер лишь пожал мощными плечами, вздохнул и отвернулся.
        - Если людей так просто отпугнуть, они нам даром не нужны.
        - А если нельзя отпугнуть, то нужны? - спросил Академик.
        - Не уверен. Вы, Павел Николаевич, не подслушивайте чужие разговоры, лучше скажите: бравый майор еще жив? Или он уже попал под машину?
        - Какой майор? - удивился Академик, понял, что сказал глупость, торопливо продолжил: - Вопрос вы задали странный, выезжаю, обсудим при встрече. Кажется, Нина произвела на вашего немца впечатление, я сделаю гостю подарок, прихвачу девушку. Не возражаете?
        - Вопрос мой закономерный, а девушку привозите, Дитер скучает, будет рад. - Гуров положил трубку. - Живут люди, в одной лодке плывут, а каждый гребет под себя. Нина тут утром была, Академик об этом и не ведает. Ну что, мальчики, кто звонил, куда едем, кому приз полагается?
        Он достал из холодильника бутылку водки, отмерил в стакан граммов сто, перекрестился и выплеснул водку в раковину.
        - Грех, конечно. - Гуров сел за стол. - Мойте посуду, ставьте чайник, накрывайте стол на двоих здесь и на двоих в кабинете. Василий уходит на второй этаж, в окна наблюдает окрестности.
        Василий чувствовал, что полковник в обращении жесткий, а по сути своей человек добрый, и позволил себе заворчать:
        - Ясное дело, полковникам все дозволено: и ценнейший напиток в раковину, и офицеров в наряд на кухню.
        - Ты, офицер, мне ответь, как тебе в голову взбрело, что мы можем в «Алмаз» поехать? - спросил Гуров, и не потому, что ответом интересовался, а пытаясь себя отвлечь от назойливой мысли о допущенной ошибке. - Спортсмены не жизни разыгрывают, лишь очки да медали, однако никогда на чужое поле не полезут, если можно противника принять на своем.
        - Господин полковник, у меня два вопроса, - сказал Дитер, принимая от Василия мытые тарелки и тщательно их вытирая. - Как мне вас в присутствии гостей называть? Доктор или господин полковник?
        - А через раз, пусть путаются.
        - Как мне себя вести с дамой?
        - Полагаю, с дамой тебе общаться не придется, ты за этим столом будешь пить кофе с Академиком. Ни на один вопрос не отвечай, будто не слышишь, расспрашивай об истории города, житье-бытье, во что здесь можно вложить капитал.
        - Так я по-русски вроде не говорю.
        - Прекрасно говоришь, а позавчера они пьяные были и все перепутали.
        - Я вас не понимаю.
        - Это не страшно, Дитер, главное, чтобы я сам себя понял, остальное образуется.
        С улицы донесся автомобильный сигнал, Гуров посмотрел в окно и сказал:
        - Василий, наверх, Дитер, встречай гостей.

* * *
        Нина сидела в кресле раскованно, смотрела на Гурова открыто, словно переговоры подобного рода проводила регулярно, считала делом заурядным. Полковник давно знал, что при допросах и вообще нервных, психологически сложных беседах чисто физическое расположение людей по отношению друг к другу имеет существенное значение. Здесь имеет значение очень многое, и освещение, и кто сидит чуть выше, кто чуть ниже, и есть ли на что опереться. И естественно, Гуров, принимая «посла», имел все преимущества. Он сидел за столом в жестком кресле, имея точку опоры и возможность маневра, а Нина сидела в низком мягком кресле, и журнальный столик, стоявший перед ней, был не опора, и свет из окна, пусть неяркий, падал на женщину, но она смотрела на собеседника спокойно, уверенно, чуть иронично, говорила о вещах серьезных непринужденно.
        Сыщик внимательно слушал, согласно кивал и думал о том, что легче вести борьбу с умным, опытным мужчиной, чем с подобной женщиной. У мужчины понятная логика, определенная цель, которую практически всегда удается в процессе разговора определить, у женщины никакой логики, потому определяешь ее намерения интуитивно, на ощупь, продираешься вперед, как ночью по тайге.
        После недолгой разминки Нина взялась за дело всерьез, и тут уж междометиями отделаться стало невозможно.
        - Ваши слова, господин полковник, мол, не трогайте моего капитана, я не трону вашего майора, подтолкнули нас к размышлениям. Поясните, если не трудно, что вы конкретно имели в виду? - Нина коснулась перламутровыми губами рюмки с коньяком.
        - Я четко и конкретно сформулировал свою мысль. Нам нечего делить и ни к чему ссориться.
        - А зачем полковнику-важняку вступать в какие-либо переговоры? У вас достаточно силы и власти, чтобы защитить своего капитана и уничтожить нашего майора.
        - Я здесь как частное лицо.
        - Вы хотите сказать, что находитесь в городе без ведома вашего руководства?
        - Любопытство сгубило кошку.
        - Интересное выражение, надо запомнить.
        - Вы записываете наш разговор. - Гуров указал на лежавшую на столике сумочку. - Вам ничего запоминать не надо.
        - Вы меня обижаете, Лев Иванович.
        - А вы меня оскорбляете, - ответил Гуров. - Я двадцать лет в сыске, а вы меня держите за мальчика. Вы девушка способная, но ежедневное общение с дебилами приводит вас к деквалификации.
        - Мы отвлеклись. - Нина открыла сумочку, вынула магнитофон, отключила, положила обратно. - И все-таки мне непонятно, почему мент такого высокого класса позволяет задерживать себя каким-то провинциальным шестеркам, дерется, переворачивает машины… Вступает в переговоры с местной организацией.
        - А почему я должен вам что-либо объяснять? - Гуров решил вспылить, сорваться. - Впрочем, извольте, всегда питал слабость к красивым женщинам. У меня за прошлый год осталось от отпуска десять дней. Я уехал в отпуск по личным делам и не хочу, чтобы руководство узнало, что я ввязался в криминальную ситуацию. У нас этого не любят, а человек моего ранга, как и королева, должен быть выше всяких подозрений.
        - А зачем же вы поехали под своим именем, которое в определенных кругах широко известно?
        - Я могу выписать паспорт на любое имя. Но либо надо идти через аппарат министерства, чего я не хотел, либо обращаться в свое отделение с личной просьбой. А московская милиция лишь большая болтливая деревня. Да, я ошибся, не думал, что вы сразу начнете прессинговать.
        - И потому в первый же вечер заявились в «Алмаз» и открыли дверь пистолетом?
        - У меня там была назначена встреча. Кто же знал, что у вас там проводится профсоюзное собрание? - Гуров вынул из кармана «беретту» с газовыми патронами. - Если это пистолет, то я китайский император. Закончим толочь воду в ступе, да я и не заинтересован, чтобы о здешних делах стало известно в Москве. Но если вы меня будете доставать, я махну на все рукой, и вам всем станет нехорошо, а если точнее сказать, то очень плохо. Предлагаю разговор закончить, мирно расстаться. Я завтра улетаю. Даю слово, в город я не вернусь и из Москвы расстреливать вашу банду не буду.
        Нина растерялась, казалось, что у нее огромный запас патронов, но она все отстреляла, а осталась при своих, с чем и приехала. Нет, еще оставался один заряд, последний, но, выпуская его, неизвестно, в кого попадешь - в голубоглазого супермена или в себя. Она закурила, попробовала кофе, пригубила коньяк, тянула время, думала. Похоже, он на самом деле в частном вояже и не хочет скандала. Бунич заверил, полковник слово держит, а он сказал, мол, не вернусь и мешать не буду. Можно на том и расстаться; если они сюда прибыли в поисках наемника и ждут неизвестного посредника, то, не шевельнув пальцем, отпустить, значит, вся работа, риск - все уйдет в песок. И чего огород городили, нервничали, чего ждем? А как разговор начать, когда господин полковник лишь твердит: разойдемся по-хорошему и забудем?
        Сыщик понял, сейчас и решится, если красотка отступит, то он, полковник-важняк, проиграл и завтра придется улететь. Но он ни о чем не жалел, другого пути к победе не существовало, разговор на главную тему должен начать противник. Стоит полковнику лишь заикнуться о наемном убийце, как все концы будут мгновенно обрублены.
        - Значит, вы здесь по частному делу, должны были встретиться с нужным человеком, который пока не объявился, - сказала Нина, глотнула коньяку. - Если встреча не состоится, вы улетаете.
        Гуров лишь пожал плечами, смотрел равнодушно и думал, как же его собеседница умна и опасна, если сумела в окружении вооруженных, быстрых на расправу мужчин приобрести авторитет и ей доверили вести переговоры на высшем для города уровне. По спине пробежали мурашки, дернул знакомый озноб, напоминая, что где-то допущена ошибка, а если она есть, в чем полковник уже не сомневался, то «полномочный посол» непременно ошибку обнаружит. И выловит ее не путем логического просчета ситуации, как это сделал бы мужчина, а следуя женской интуиции. У собак такой талант называется верхним чутьем. Или я найду свой просчет первым, либо, как уже известно, мой выстрел всегда второй.
        Лицо его было бесстрастно, в глазах мельтешили чуть приметные смешинки.
        - Черт бы вас побрал, господин полковник, с какого бока к вам подъехать? - искренне воскликнула Нина, при этом полностью себя контролировала, решая, возможно ли перевести деловой разговор в извечный поединок женщина - мужчина.
        Сыщик принял вызов с большим удовольствием.
        - Никогда не слышал, чтобы ваша сестра к нашему брату подходила сбоку. Эх, Ниночка, сейчас бы выгнать всех, опрокинуть по рюмочке, погулять между безобидных, добрых деревьев, а потом… Любовь, любовь и любовь!
        - Кто нам мешает? - Губы у Нины увлажнились, глаза стали еще ярче.
        - Сущие пустяки, девочка, господь бог против. А господь не Академик, не Мустафа, даже не ТТ.
        - Какой вы приземленный. - Нина отвернулась.
        - Есть такой грех, но оттого я пока живой.
        - Коли к вам до завтра никто не прибудет, мы никак не можем помочь вам в решении проблемы? - быстро спросила Нина.
        - Это вряд ли, - ответил Гуров. - И в принципе вопрос не ко мне. Проблемы у Дитера, я лишь сопровождающее лицо и охрана.
        - Но вы же в курсе.
        - Возможно.
        - Так в принципе, мы можем оказаться немцу полезны?
        - Возможно.
        Нина встала, взяла сумочку, сказала:
        - Если судьба предоставит мне возможность…
        Сыщик рассмеялся, Нина вышла из кабинета, в сердцах хлопнула дверью.
        Нина уже сидела в «волге». Академик стоял, подбрасывал на ладони ключи, спросил:
        - А где ваш капитан?
        - Черт его знает, - ответил Гуров.
        - Видно, черт недалеко капитана уволок. - Академик указал на серые «Жигули».
        - Может, за грибами? - высказал предположение Гуров.
        - Возможно, господин полковник, судя по всему, высокие договаривающиеся стороны, как теперь выражаются, консенсуса не нашли. Отчего бы вам с вашим немецким другом не подъехать к мэру города? Чем выше власть, тем выше полномочия, легче договориться.
        - Сожалею, уже говорил, мы ждем звонка, - ответил Гуров.
        - Кто хочет, тот всегда дозвонится, - раздраженно сказал Академик, поправляя безукоризненно повязанный галстук.
        - Доктор, давайте съездим, мы ничем не рискуем, - вмешался в разговор Дитер.
        Такое приглашение полковник предвидел, роли распределили заранее.
        - Мы остаемся! - Гуров повысил голос.
        - Извините, господин полковник, но возможно, у людей есть предложение, которое меня заинтересует. - Дитер говорил вежливо, но непреклонно. - Так что вы ждете звонка, а я еду. Дорогу я уже изучил хорошо, никаких проблем.
        - Фрайер, - как бы обмолвился Гуров, а громко сказал: - Хозяин - барин. Давай прокатимся. - И уперся пальцем в галстук Академика. - На Красноармейскую, больше никуда.
        Когда «волги» одна за другой выкатились за ворота, Василий сел в «Жигули» и двинулся следом.
        Гуров и Дитер ехали первыми, Академик и Нина следом.
        - Если мы не катимся в канализацию, значит, я двадцать лет не в сыске работал, а цветочки на поляне собирал, - сказал Гуров и положил на колени Дитера газовый пистолет, а свой «вальтер» сунул за пояс.
        - А что они нам могут сделать? - удивился Дитер. - Убивать никакого смысла.
        - Парень, есть грубая русская пословица: «Не ищи в жопе мозга, там - говно».

* * *
        - Павел Николаевич, я вас не понимаю, - сказала Нина. - Куда, главное, с какой целью, вы пригласили людей?
        - Есть идея, - неопределенно ответил Академик. Выехав на прямую трассу, передняя «волга» прибавила, Академик не газовал, поравнявшись с грунтовой дорогой, резко свернул вправо и тут выжал педаль газа, начал резко уходить от главной магистрали.
        - Куда? - Нина открыла сумочку, но Академик вырвал ее, швырнул за спину. - Сиди, стерва!
        - Тимоша тебя убьет! Считай, ты уже покойник! - Нина хотела вцепиться в руль, но Академик сильно, по-мужски ударил ее в лицо.
        Кровь запузырилась на некогда перламутровых губах, «волгу» бросало на ухабах, Академик, пересыпая осмысленные слова матом, кричал:
        - Тимофей еще должен меня поймать, а Мустафа не дал бы доехать до города.
        Навстречу «волге», в которой ехали Гуров и Дитер, двигались два грузовика с кузовами, покрытыми брезентом, в каких обычно перевозят солдат. Гуров глянул в зеркало заднего вида, увидел, что второй «волги» нет, и сказал:
        - Выяснилось, что двадцать лет я не собирал цветочки, а все-таки работал в сыске.
        - Не понял, - сказал Дитер.
        - Сейчас тебе объяснят.
        Первый грузовик проехал, а второй, шедший на значительном расстоянии, встал поперек шоссе. Гуров уже прикинул, что кювет слишком глубок, полем не обойти, перевернешься, нажал на тормоза, «волга» дернулась, пошла юзом и встала. Когда Гуров и Дитер выпрыгнули из машины, то выяснили, что против полутора пистолетов противник выставил четыре «Калашникова».
        - Это Мустафа, так что не дергайся, убьют мгновенно, - сказал Гуров и бросил «вальтер» подходившему с улыбкой Мустафе. - Ты, Дитер, хотел узнать, что с нами могут сделать.
        Их не били, лишь тщательно обыскали, усадили на заднее сиденье «волги», один автоматчик устроился рядом, уткнув ствол в живот Гурову, второй занял место впереди, но сразу развернулся, положил автомат на спинку сиденья. Видно, Мустафа извлек уроки из предыдущей встречи и перестраховался сто к одному. Он внимательно оглядел, кто и как сидит, остался доволен, тряхнул огромной смоляной головой и сказал:
        - Полковник, все интересуются, зачем ты к нам приехал, я тоже любопытный. Мы сейчас приедем в одно место, ты мне все расскажешь. Только знай: я не очень любопытный, мне моя жизнь нравится, если ты или немчура дернется, убьем и все! Ваши секреты закопаем, обычное дело. Ты мне веришь?
        - Я тебе верю на все сто, Мустафа! - ответил Гуров.
        - Вот! - Мустафа довольно улыбнулся и поднял палец: - Хотя и мент, а умный! - И сел за руль.

* * *
        От удара, который нанес Академик, Нина сознания не потеряла, лишь в глазах на секунды замутилось, она обмякла, повалилась набок, тяжело сглотнула кровавую слюну. Машину бросало на ухабах, посчитав, что девка вырубилась, Академик перестал обращать на нее внимание, сосредоточился на дороге. Нина опустила руку между сиденьями, начала шарить на полу и вскоре нащупала свою сумочку, открыла, вытянула газовый пистолет, который недавно получила в подарок от Тимоши. Нина помнила наставления ТТ и большим пальцем нащупала кнопку предохранителя, двинула вверх. Если я выстрелю, он потеряет управление, мы вылетим с дороги, можем перевернуться, нужно сесть, чтобы успеть перехватить руль, думала Нина и начала, постанывая, неловко ворочаться.
        - Очухалась, сука, сядь прямо, мешаешь! - неожиданно сказал Академик, рванул за воротник. Оторвав правую руку от руля, он невольно сбавил скорость.
        Нина села и выстрелила ему в лицо, перегнулась, ухватилась за руль, пытаясь удержать машину на дороге. Выстрел отбросил голову Академика, он выгнулся, ноги соскочили с педалей, машина сбавила скорость, Нина рванула ручной тормоз, «волга» встала, и девушка выскочила на воздух. Те секунды, что продолжалась борьба с машиной, Нина не дышала, боялась отравиться. Она обладала редкостной выдержкой и сообразительностью.
        Вытащить бесчувственное тело из машины было трудно, но приступ охватившей ее ярости добавил силы, Нина выволокла предателя на дорогу, села за руль, развернулась и поехала в город. Облизывая рассеченную губу, Нина вслух обзывала Академика различными словами, самые пристойные из которых звучали так: «Подонок!», «Мразь!», «Покойник».

* * *
        Когда Василий на своих «Жигулях» выскочил на шоссе, прибавил скорость, то через несколько минут увидел «волгу» Академика; пришлось приотстать. Оперативник боялся, что авторитет обратит внимание на идущую следом машину, заподозрит неладное. Проезжая поворот, капитан увидел удаляющуюся по грунтовой дороге «волгу», ни цвет, ни, тем более, номер рассмотреть не мог, вновь прибавил скорость и чуть не налетел на грузовики и автоматчиков. Спасло то, что шоссе в этом месте слегка изгибалось, на обочине раскинул ветви старый дуб, оперативник успел свернуть и укрыться. Василий не видел, кто сел в какую машину, но понял, что полковника и немца захватили. Скорее всего, действовал Мустафа, решил Василий, а эта отутюженная сука, так оперативник назвал Академика, всех продал и ушел по проселку. Что делать? Звонить генералу? Он поднимет всю оперативную и постовую службу, сегодня же секретная миссия полковника с треском провалится, а виноватым окажется капитан Михеев. Не звонить, действовать в одиночку? Но один «макаров» против нескольких «Калашниковых» не пляшет. Меня просто убьют, я буду покойник, причем
опозорившийся покойник. Как ни стройся, капитан Михеев все равно крайний.
        При въезде в город грузовики свернули, «волга» осталась в одиночестве, неторопливо выкатилась на центральный проспект. Василий перевел дух, от сердца немного отлегло, сейчас в машине максимум два автоматчика. Он не успел додумать, как «волга» нырнула в переулок, затем во двор. Чтобы не светиться, опер выскочил из «Жигулей», обогнул здание новой школы, которую начали строить лет двадцать назад, но выше третьего этажа так и не поднялись, оглянулся, но ни во дворе, ни в стороне за грудами кирпича и разбитых строительных плит «волги» не было. Она попросту исчезла, казалось, испарилась.

* * *
        Автоматчики в пятнистой форме десантников мелкие, сопливые, одним ударом перешибить пополам. Один явно русак, второй смуглый, узкоглазый, видимо, азиат. Спускаясь в подвал, Гуров якобы оступился и замешкался, но щенок с автоматом повел себя профессионально, не приблизился, встал и удержал дистанцию, а Мустафа, шедший последним, хохотнул и сказал:
        - Еще раз споткнешься, велю ноги прошить, дотащим на руках.
        - Не надо, Мустафа, я больше не буду, - миролюбиво сказал Гуров.
        Подвал оказался просторным, с застланными нарами, столом, табуретами и электрической печкой, которую Мустафа сразу включил.
        Автоматчики закрыли железную дверь, присели на табуреты, но стволы не опустили.
        - Садитесь, - сказал Мустафа, - и помалкивайте, а ты, московский мент, слушай.
        - Мустафа, ты совершаешь ошибку, - сказал Гуров. - Люди тебя не поймут. - Он пытался разговорить авторитета.
        - Еще раз вякнешь, велю стрелять, - ответил Мустафа. - Тебя не убьют, говорил уже, перешибут ноги, и я с тобой начну игру в вопросы и ответы. Видишь огонь? - Он указал на раскалявшиеся спирали электропечки. - На его вопросы отвечают все. Раньше, позже - отвечают. И ты ответишь. Больные, которые молча в подвалах подыхали, уже все передохли.
        - Мустафа, - прошептал один из автоматчиков.
        - По очереди выйдите, примите и мне приготовьте, - отозвался Мустафа. - Мне двойную.
        Полковник оперся на обитый жестью стол, убедился, что тот к полу не прикреплен, быстро взглянул на Дитера. Немец чуть прикрыл глаза, мол, понял. В момент решающего броска стол можно использовать как щит. Я со столом на автоматчика, пока он один, Дитер Мустафе в ноги, решил сыщик; упираясь ладонью, взглянул на Мустафу, увидел оскал редких зубов, направленный на него пистолет, вздохнул и спросил:
        - Можно вопрос?
        Мустафа выстрелил, осколок цемента, который пуля вырвала из пола, ожег полковнику голень.
        Русский автоматчик вернулся, азиат ушел, Мустафа спросил:
        - Хорошо?
        - Достает, командир, сейчас будет хорошо.
        Наркоманы, понял Гуров. Значит, не уговорить, только бой и не даться в руки живыми. Он вновь взглянул на Дитера, который вновь прикрыл глаза и тронул ногой стоявшую рядом скамью.
        Вернулся автоматчик-азиат, сказал:
        - Мустафа, для вас готово.
        Тот кивнул, сунул пистолет за пояс.
        - Если встанут - огонь, и только по ногам, убьете - шкуру спущу. - Он шагнул к двери, оглянулся на пленников и передумал: - Не та карта, тащи сюда, не могу оставить таких гостей.
        Азиат нырнул за дверь, тут же вернулся, протянул шприц. Мустафа взял, взглянул на свет, оценивая уровень жидкости, зацокал довольно языком, затем прямо через брючину вколол в бедро, но выпустил наркотик не до конца, лишь половину, выдернул иглу.
        - Все нельзя, размякну, пожалею людишек, прикончу сразу, век себе не прощу. - Он опустился на скамью, сидел, как бы прислушиваясь, наслаждаясь накатывающейся истомой.
        Такие мы с Петром умные, цены нам нет, думал Гуров. Не бандиты правят бал, не воры в законе - наши ребята из спецслужб, продажные, но интеллектуалы. Все по Москве, Питеру, другим стольным городам меряем, не сыщики, а оперы недоученные. Свою Россию не знаем, где шаг от главной тропы - и в болоте с головой. Я считал, что хоть какая-то логика в действиях местных авторитетов присутствует, существует иерархия, система подчинения.
        Полковник взглянул на автоматчиков, белобрысого русака и смуглого азиата. Столь непохожие, они одинаково улыбались, оружие держали уверенно, на колени не опускали, стволы в сторону не отворачивали. На расстоянии нескольких метров заглянуть им в глаза не представлялось возможным, чувствовалось, пацаны не пьяные, но и не вполне нормальные, стоит шевельнуться, они откроют огонь. Казалось, соплякам даже очень хочется пострелять, развлечься.
        Мустафа сидел у дальнего конца стола, держал пистолет, смотрел на лежавший перед ним шприц, ждал, когда наркотик окончательно прибудет по назначению.
        Ну кто мог предположить, что Мустафа именно сейчас решится на переворот и двинет против Академика, главное, против ТТ? Предчувствие не знахарство, не Кашпировский с Чумаком, в предчувствие следует верить. С самого начала сыщику не нравилось столь гладкое и удачное начало, следовало отвернуть, выждать. Разве он не выжидал, однако факт, он попался, посчитал, что Нина, будучи «полномочным представителем», является гарантом физической безопасности. Самое страшное, что они наркоманы, значит, никакая сила убеждения на них не подействует и страх за собственную жизнь у них отсутствует.
        В кармане у сыщика лежала авторучка, якобы сильнейшее взрывное устройство, с одной стороны, это шанс. С другой стороны, когда она изготовлена, в каком сейчас состоянии? Он швырнет авторучку, она не сработает, автоматы полыхнут, а потом?
        Умирать не хочется, а уж долго умирать, глядя в лицо дебила! Полковник передернул плечами, вытер рукой лицо, взглянул сквозь пальцы на Дитера, указал на шприц. Немец чуть заметно кивнул, мол, понял, когда будет делать второй угол, тогда и атакуем.
        Казалось, что лишь здесь, в подвале, рядом с мучительной смертью, они, не сказав ни слова, научились понимать друг друга.
        Дитер был моложе Гурова на восемнадцать лет оперативной работы, а это целая жизнь. Немец не понимал всей безнадежности положения, верил в русского, полагая, что тот может все, и удивлялся, почему полковник так медлит. Дитеру не хватало фантазии, он не мог представить, что с ним сделают, когда он рухнет на цементный пол с раздробленными ногами.
        Гуров такие трупы видел. Что с ним, полковником милиции, сделают, примерно знал, и это знание парализовывало, вынуждало тянуть время, искать наилучший, выгоднейший момент. Полковник знал, момент будет только один, и просчет - это не просто смерть, а значительно, неизмеримо хуже. Ждать, терпеть и ждать, ведь где-то мечется Василий, совсем неплохой опер. Хоть какая-то помощь со стороны - и ситуация полегчает.
        - Ты хотел спросить? - осклабился Мустафа, наступил кайф, потянуло на общение. - Говори, мент. Вы же предоставляете нам последнее слово. От него вышка не становится ниже, а срок короче, но поболтать разрешаете. Твое слово тоже ничего не изменит, но пусть будет по-честному.
        - Я не говорить хотел, - произнес неторопливо Гуров, - лишь спросить. Зачем тебе все это надо? Ну, замучаешь ты нас, зальешь здесь все кровью. И что? В город понаедут сыскари, ты скроешься, тебя начнут искать и менты, и ребята ТТ. Долго ты пробегаешь?
        Мустафа молчал, лишь улыбался.
        - Так зачем тебе это надо? - вновь спросил полковник.
        - Они умные, а я чурка с глазами, и власть девка захватила. Я запишу твои слова на магнитофон, пошлю пленку Тимоше, он поймет, что я, Мустафа, самый глупый, спас его, и своих псов отзовет. А менты? - Мустафа облизнул толстые губы. - У них работа такая… Когда они увидят твой труп, у них прыти поубавится.
        - Наоборот, только озвереют.
        - Озвереть может только зверь, они только дворняжки, - ясным, чистым голосом ответил Мустафа. - Но ты говори, говори, интересно. Я сейчас еще уколюсь, разговор начнется другой.
        Услышав последние слова, Дитер наконец понял, в какое положение они попали и почему полковник тянет время. Он боится рисковать, ждет помощи капитана. Остались считанные минуты, и капитан нас потерял. Наркоманы близко не подойдут, разобьют из автоматов ноги… Если они не прострелят мне руки, я задушу первого, кто подойдет. Дитер заметил, как полковник подтянул ноги под сиденье, значит, готовится к броску, перехватил взгляд русского, который указывал на Мустафу. Полковник приказывает напасть на старшего, а охрану берет на себя. Как же он до них доберется?
        - Мустафа, умирать никто не хочет, - сказал полковник. - Мы только люди. Может, ты возьмешь деньги?
        - Лимон с мелочью, что в ящике на даче? - усмехнулся Мустафа. - Я их заберу по ходу, плюс «волга», неплохо получается.
        - Мы заплатим валютой, это совсем другие деньги.
        - Я заберу и валюту.
        - Не получится, у Дитера кредитная карточка, по которой только он сам может получить валюту.
        - Я употребляю лишь месяц, мозги пока при мне. - Мустафа взял шприц. - Ты мент, я тебе никогда не поверю, ты умрешь, как я сказал. Но, подыхая, расскажешь мне правду, которую я выложу Тимоше.
        - Я тебе и так наговорю, что пожелаешь, - быстро сказал Гуров. Он боялся, что очередь ударит внезапно.
        - Боишься?
        - Боюсь!
        - Я сразу понял, что ты умный. - Мустафа поднял шприц, взглянул на остаток наркотика, довольно кивнул, воткнул иглу в бедро и на секунду прикрыл глаза.
        Гуров не верил в успех, однако авторучку под ноги автоматчиков швырнул, тут же опрокинул стол, упал за него. Одновременно с полковником Дитер метнулся в ноги Мустафе, который даже не успел схватить пистолет, был смят. Немец с такой силой шарахнул Мустафу головой об цементный пол, что череп треснул, и Дитер почувствовал, что держит труп. Ударили автоматные очереди, пули прошили стол, зацокали по стенам, но Гурова не задели.
        - Укройся за тело! - крикнул полковник. - Они не посмеют стрелять! - Быстро отпрыгнул в сторону, успел подумать, что вся эта техника - абсолютное дерьмо. И как бы подтверждая мысли сыщика, пули вспороли цемент в том месте, где только что находился полковник.
        Пистолет Мустафы валялся в каком-то метре от Гурова, чтобы его схватить, надо высунуться, а свинец чертил пол, как внезапно хлынувший дождь первыми каплями бьет по сухому асфальту. Да у них сейчас кончатся патроны, а запасных рожков наверняка нет, успел подумать полковник, как подвал тряхнуло, словно пустую картонную коробку, свет погас, и наступила тишина.
        Гуров потряс головой, сглотнул, похлопал себя по ушам, позвал:
        - Дитер?
        - Я здесь, господин полковник.
        При тусклом свете остывающих спиралей электропечи, сыщик нашел пистолет Мустафы, поднялся и спросил:
        - Твой клиент живой?
        - Сожалею, господин полковник.
        - Тогда пошли, не поскользнись, у двери должно быть мокро, - сказал Гуров, добрался до двери, споткнулся о труп, отбросил ногой автомат, толкнул железную дверь.
        Тусклый свет просачивался сверху, можно было найти ступеньки. Гуров и Дитер выбрались из подвала, но перед дверью на улицу сыщик молодого инспектора остановил, ощупал плечи, похлопал по спине, заглянул в глаза и сказал:
        - Теперь ты знаешь, что такое хлебнуть горячего до слез. А на улицу не лезь, нам не хватает поймать пулю на пороге победы.
        - Вы полагаете…
        - Заткнись, счастливчик! Я ничего не полагаю! Я жить хочу и только. - Гуров толкнул дверь ногой.
        Пули прошили дверную створку, раздалась автоматная очередь.
        - Вот пристали, никаких нервов не хватит, - вздохнул Гуров. - Ну, теперь-то котята умоются. - Он оттянул затвор пистолета, убедился, что патрон на месте. - Извини, парень, но тебе придется спуститься, подобрать два автомата, два-три патрона в рожках осталось, аккуратней, там все в крови.
        Дитер, брезгливо поморщившись, шагнул было на лестницу, как со двора донесся пистолетный выстрел и знакомый голос:
        - Лев Иванович! Дитер! Вы где? Это я, Василий!
        Увидев вышедших из подвала полковника и инспектора, опер по-бабьи всплеснул руками, что было особенно несуразно, так как он сжимал пистолет.
        - Батюшки! Ну слава богу! Пронесло! Чего у вас там рвануло, аж дом вздрогнул?
        - Мустафа какое-то взрывное устройство проверял. Неудачно, - сдержанно ответил Гуров, подошел к трупу в пятнистом комбинезоне, рядом валялся автомат, недовольно спросил:
        - Где ты столько времени шлялся?
        - Шлялся? - Василий взглянул обиженно, заморгал. - «Волга» свернула, я машину бросил, бегом. Заскакиваю сюда, вижу, машины нет, парень с автоматом прогуливается.
        Полковник не слушал, открыл гараж, вывел «волгу», из ящика для перчаток достал свой «вальтер» и газовую «беретту». Но капитана распирала обида, он хотел объяснить:
        - Стрелять в человека не могу. Подойти для проверки документов? Верная смерть. Звонить генералу? Вы, господин полковник, с меня шкуру спустите.
        - И ты решил подождать, пока шкуру снимут с нас. - Гуров вытянул подсос, увеличил обороты, прогревал машину. - Интересно, зачем это Мустафа завел людей в подвал? Полагаешь, он решил нас угостить шампанским и поговорить о бренности земной жизни? Значит, стрелять в вооруженного автоматом человека ты не можешь? А ожидать с оружием в руках, пока твоих коллег разрежут на кусочки, выжгут им глаза?
        Василий отпрянул, начал заикаться:
        - Я не знал ни о подвале, ни о гараже, - бормотал он, завороженно глядя, как полковник дрожащими пальцами выколупывает из пачки сигарету и долго щелкает зажигалкой.
        - Ты ничего не видел, не знаешь, если потребуется, рапорт я напишу. - Гурову удалось прикурить, и он несколько раз затянулся.
        - А этот? - Василий указал на труп автоматчика. - Ведь это я его. Он начал стрелять по двери, я и выстрелил.
        - Значит, самозащита, пока молчи, начнешь объясняться, нас спалишь. - Гуров сжег сигарету, закурил новую. - Капитан, вам приказ понятен?
        - Так точно, господин полковник!
        - Позвоните генералу, скажите, слышали взрыв, и только. При осмотре обнаружат трупы, следы взрыва, наркотики, стреляные гильзы. - Гуров взглянул на часы. - И прошло-то всего ничего, а кажется… - Он замолчал. - На дачу приезжайте к девятнадцати.
        - Так точно, господин полковник! - почему-то шепотом ответил Василий и побежал на улицу.
        Когда Дитер, стоявший неподалеку, пошел к машине, его покачивало. Он тяжело опустился на переднее сиденье, прикрыл лицо рукой. Гуров только вывел «волгу» со двора на улицу, как, завизжав тормозами, им перекрыли дорогу «волга» и «жигули». Полковник увидел выскочившую из «волги» Нину, убрал пистолет и сказал Дитеру:
        - Выйди на улицу, машину испачкаешь. - Он подошел к Нине, хотел сказать резкое, увидел ее разбитые, уже опухшие губы, парней, набившихся в две машины, лишь пожал плечами.
        - Значит, мы все-таки успели, - сказала Нина.
        - Нет, вы опоздали, - ответил сыщик.
        - А где Мустафа?
        - Погиб при невыясненных обстоятельствах, прихватил с собой охрану из трех автоматчиков.
        - Круто, полковник. - Нина тронула запекшуюся губу.
        - Господин полковник, - поправил Гуров.
        - А с ним что? Ранен? - Нина кивнула на Дитера, который стоял, привалившись плечом к стене дома, и блевал.
        - Как можно? Целехонек! - возмутился Гуров. - А блюет он исключительно от радости, что вас вновь увидел.
        Глава восьмая
        Наемный убийца
        Ему везло с момента рождения: родители душевные, почти интеллигентные люди, в семье достаток, мальчика назвали красивым именем Олег, фамилия у него тоже была подходящая - Сергеев. Он был не красив, но лицом приятен, росту не высокого, но сложен отлично, может, и не имел бешеного успеха, но в большинстве случаев женщинам нравился.
        Почему Олег Сергеев стал убийцей, мало того, согласился работать по найму, не знал никто. Ученые сумели пробраться только в космос, человеческий мозг, или что там человеком руководит, остался пока неизведанным. Мы привыкли повторять, мол, бытие определяет сознание. С бытом у Олега все было в порядке, отец - кадровый военный, мама зубной врач, в доме ссорились редко, алкоголиков в роду вроде бы не прослеживалось. Учился Олег не отлично, однако хорошо, без срывов, ничем, кроме кори да ангины, не болел, головой не ударялся, школу закончил благополучно, правда, из института после третьего курса ушел, так это, извините, не потрясение, которое способно заставить человека хладнокровно убивать других людей.
        Первый, кто понял, что с мальчиком не все в порядке, была мама - Светлана Александровна. Впрочем, когда прозвенел первый звонок, женщина была еще так молода, что отчество ей не полагалось. История произошла банальная, однако страшноватая. Олег готовился к выпускным экзаменам, Светлана готовила на кухне обед и уронила кастрюлю с кипящим бульоном, ошпарила ногу, закричала и от болевого шока потеряла сознание.
        Первой на этот дикий вопль прибежала соседка из соседней квартиры, начала звонить, барабанить в дверь, лишь тогда Олег вышел из своей комнаты, отпер замок, взглянул удивленно.
        - Что? Что? - повторяла соседка. - Где Светлана? Пожар? Она так кричала!
        - Слышал. - Олег махнул рукой. - Мать на кухне, у меня задача не получается.
        Мучилась Светлана ужасно, но ногу удалось спасти. Муж взял отпуск, дневал и ночевал больнице. Олег мать навещал, точнее, заскакивал, оставлял цветы, чмокал в щеку и убегал. Страдая от дикой боли, обласканная заботливым мужем, Светлана наблюдала за сыном, все собиралась с ним поговорить, ведь соседка рассказала, что Олег не вышел из комнаты, хотя крик женщины был слышен даже в других квартирах. Светлана так и не поговорила с сыном, сначала не хватало сил, а позже она поняла, что Олег совершенно равнодушен к чужим страданиям. Равнодушен в равной степени как к боли матери, так и к мучениям женщины из африканского племени. Светлана поделилась своими опасениями с мужем, они начали вспоминать, каким был Олежка в детстве. И к своему ужасу, поняли, что он таким родился, его полное равнодушие к несчастьям окружающих проявлялось постоянно, но они, родители, не обращали внимания на потрясающую черствость, бездушие любимого чада. Отец пытался потолковать с сыном как мужчина с мужчиной, парень лишь удивился, даже возмутился. Олег категорически заявил, что это он человек абсолютно нормальный и современный, а
все остальные, в том числе и предки, сентиментальные марсиане. Между родителями и сыном появилось отчуждение, которое довольно быстро превратилось в глухую стену. И если Светлана в эту стену порой пыталась стучать, то Олег лишь удивлялся, считая, что у них хорошая благополучная семья, слюнявых разговоров он терпеть не может, просит по пустякам не беспокоить.
        Когда подполковник Сергеев получил назначение на новое место службы, Олег ехать с родителями отказался, заявив, что они его утомляют.
        Случается, что у здоровых людей рождается урод, и родители, сломленные горем, отказываются брать ребенка, бросают на произвол судьбы и государства, стараются сбежать от него, от себя, быстрее забыть.
        Собираясь к переезду и услышав заявление сына, Сергеевы даже себе не признались, что почувствовали облегчение. Подполковник сдал служебную двухкомнатную квартиру, добился для сына однокомнатной. Примерно с год обменивались письмами, затем открытками к юбилеям, вскоре ниточка порвалась окончательно.
        Когда Олег встретился с Ниной, им было по двадцать три, роман случился скоротечный. Олег работал в телеателье, деньжата водились, но Нину деньжата не устраивали, она хотела иметь деньги, точнее - деньжищи. Олег никого не любил, Нина исключения не составляла, для постели найти женское тело сложности не представляло, так что расстались тихо и мирно. Нина и забыла бы парня в одночасье, если бы не одна история. За девушкой начал ухаживать грубый и надоедливый парень, и она пожаловалась Олегу, который взглянул на ухажера, кивнул, обещал разобраться. Нина тогда решила, что Олег трус и трепло, а через два дня узнала - на стройке неподалеку нашли труп незадачливого ухажера. Нина в это время не работала в «Алмазе», не спала с Тимошей, еще и не ездила к матери в Германию, девушка была лишь обыкновенной студенткой, потому прибежала к Олегу, напуганно сообщила о найденном трупе и спросила:
        - Олежка, неужели?
        - Ты же просила, - равнодушно ответил Олег. - Какое нам дело, одним меньше, забудь.
        За несколько лет Нина проскочила огонь, воду и разные трубы, создала собственную систему координат, определилась в ней, познакомилась с Тимошей, тогда и вспомнила о телевизионном мастере, который убил человека, потому что девушка попросила. Она познакомила мужчин, рассчитывая, что они друг другу подойдут, ошиблась. Тимоша хоть и небольшого ума, но чутья потрясающего, сразу почувствовал, что Олег совершенно неуправляем, такие люди авторитету были не нужны, Олег, в свою очередь, провожая Нину, обронил:
        - Мне на людей плевать, но своей жизнью я не торгую, тем более за деревянные. Появится валюта, и чтобы я один, и никаких концов, приходи, подумаем.
        Несколько лет назад Олег выслушал наставления бывалого немолодого телемастера:
        - Олежка, ты парень с головой и руками, но электроника не твое призвание. Ты недурственный подмастерье, поверь моему опыту, сколько ни горбаться, ни протирай штаны, но таким и останешься. На хлеб с маслом всегда заработаешь, во не более того. Кто в жизни добивается настоящего успеха? - Он поднял обожженный кислотой палец. - Тот, кто умеет делать чего-то такого лучше, чем все остальные. Неважно, что именно. Чертить, играть, петь или заворачивать в сортире гайки. Важно, чтобы человек был мастером и делал это лучше других. Ты, парень, должен найти свое призвание, упереться и стать лучшим.
        Старый, мудрый мастер и представить не мог, к какому результату приведут его вещие слова.
        Олег довольно много читал, и русскую классику, и зарубежную, небрежно листал детективы и удивлялся, как много люди рассуждают о цене человеческой жизни, о муках совести, раскаянии. Он понимал - человек должен оберегать свою жизнь, это естественно, таков закон природы. Но почему он обязан беречь жизнь соперника? Ведь все люди на земле соперничают, земля мала, а благ на ней и совсем немного и на всех не хватает. Раз соперничают, значит, побеждает сильнейший. В конце концов он запутался, книжки забросил, начал думать конкретно о себе, Олеге Сергееве. Никакими комплексами неполноценности я не страдаю, и в этом моя сила. Услышав наставления мастера, задумался: а что я могу делать лучше других? Надо признаться, выбор оказался невелик, и очень скоро он пришел к выводу, что, скорее всего, он сумеет лучше других убивать. С психикой и нервами у меня, слава богу, полный порядок, значит, дело за техникой. Ножи, цепи, восточные единоборства, которые хорошо смотрятся по телевизору, он отмел сразу. Это от лукавого и для публики, а мне они ни к чему. Я человек современный, и оружие у меня должно быть современное,
решил Олег, записался в секцию, начал тренироваться в стрельбе из пистолета. Через год усиленных занятий, тренер сказал:
        - Олежка, ты парень не бездарный, но дальше мастера спорта не пойдешь. - И пошутил: - В уличной перестрелке ты будешь ас, гарантирую.
        Один мудрый человек сказал, мол, в наше время в цене только профессионалы, другой, исходя из лучших побуждений, научил Олега стрелять, а по сути своей он был готов к убийству от рождения.
        Заказывают торты и костюмы, просят починить ботинки или машину, Олег знал, никто не придет и не предложит работу по его новой специальности. Следует искать самому, но как и где? Из разговоров клиентов Олег знал, что в городе сражаются две бандитские группы, имена не назывались, болтуны имен не знали, а люди информированные не болтали.
        Однажды Олега вызвали на дом, якобы испортился телевизор. Олег сменил перегоревший предохранитель, хотел ругнуться, мол, из-за такой ерунды время зря потерял, но хозяин, хитро улыбнувшись, хлопнул по плечу, пригласил за стол и сказал:
        - Не сердитесь, молодой человек, предохранитель я мог сменить и сам, но у меня имеются проблемы более серьезные.
        Олег пригубил коньяк, убрал в карман сто рублей, по тем временам деньги.
        - Жизнь сложна, люди завистливы, - философствовал хозяин. - Каждый норовит ножку ближнему подставить, а то и за горло взять.
        Олег пил кофе, молчал, словно и не слышал. Нинка, стерва, навела, понял он. А может, и к лучшему?
        - Слышал, вы человек без предрассудков и отличный стрелок, - сказал хозяин и замолчал.
        - Выкладывайте! - Олег постучал пальцем по столу. Хозяин тотчас положил перед Олегом пять тысяч и бумажку, на которой печатными буквами были написаны все данные горлохвата. Олег, как впрочем и многие в городе, этого человека знал, деньги и записку убрал в карман, не торопясь, допил кофе, подхватил свой чемоданчик и сказал:
        - После выполнения работы выплатите столько же. - Взглянул на хозяина вопросительно.
        - Нет проблем, молодой человек, - заверил хозяин. Дважды побывавший в зоне, он удивился спокойствию телемастера и простоте, с которой был принят заказ.
        Через два дня горлохвата с простреленной головой нашли в собственной машине. Человека в городе знали, ни обыватели, ни тем более милиция происшедшему не удивились.
        Заказчик, хотя и был у «хозяина» дважды, ума не нажил, с Олегом, который пришел за расчетом, повел себя развязно, начал болтать на фене. Олег всадил ему пулю в лоб, удалился, заглянул в «Алмаз», выпил рюмку водки, расплачиваясь с Ниной, сказал:
        - Дорогая, я же говорил, что только валюта, и я один, и никаких концов.
        Когда поступило предложение выехать в Мюнхен, Олег принял его не задумываясь.
        Он был далеко не глуп, скорее умен, хотя обладал внешностью не особо приметной, понимал, что и ее следует изменить. От парика, фальшивых усов, очков он отказался сразу, решение он принял простое, но эффективное. Олег по мере возможности хорошо одевался, ежедневно брился и вообще следил за внешностью, был чистюлей. Он решил изменить свой социальный облик, бриться стал раз в неделю, перестал стричь ногти, и под ними быстро образовалась траурная кайма, оделся похуже, не гладил брюки, не чистил обувь.
        Когда Олег добрался до Мюнхена и его, в целях конспирации, заметая следы, начали передавать из рук в руки, он отнесся к этому спокойно, философски, с умными людьми работать легче.
        Выполнив задание и благополучно вернувшись в город, Олег честно отдал Нине половину гонорара, решив в следующую поездку установить с заказчиком прямую связь, обойтись без посредников. Марка, как и доллар, стремительно дорожала, Олег стал миллионером, жил спокойно, ни в чем себе не отказывал, ждал, уверенный, что заказчики объявятся.
        И сегодня, когда Нина позвонила и сказала, мол, вечером заглянет поболтать за жизнь, Олег не удивился.

* * *
        Нина смотрела на Дитера, который отворачивался к стене, уже не блевал, лишь мучился икотой, переводила взгляд на брезгливо улыбающегося полковника, кляла Академика, Мустафу и не знала, что сказать.
        Гуров подошел к «волге», в которой на переднем сиденье сидел ТТ и очень спокойно сказал:
        - Привет, Тимофей Тимофеевич, в твоем государстве бардак творится. Это я так, к слову, ученого учить - только портить. У тебя в машине бутылочки воды не найдется? У моего немца от шуток твоего Мустафы все нутро повыворачивало.
        Тимоша молча изучал свои ладони, глаз не поднимая, спросил:
        - Где Мустафа?
        - В подвале остался, - ответил полковник, - ты туда не ходи и ребят не посылай: нечего следить, а там мокро. Я воду просил.
        С заднего сиденья протянули бутылку коньяка:
        - Мы воду не пьем.
        - Спасибо. - Гуров взял коньяк. - Уезжай, нечего вам тут светиться.
        Гуров направился к Дитеру, около Нины задержался, сказал:
        - Ты, девочка, мне изрядно надоела.
        - Я позвоню, - нерешительно сказала Нина, происшедшие события подорвали ее уверенность.
        - Завтра утром, и разговаривай с Дитером, я к вашим делам отношения не имею.
        - Спасибо, господин полковник, - неожиданно даже для себя ответила Нина, села за руль «волги», и машины укатили.
        - Ты большой молодец. - Сыщик протянул Дитеру бутылку. - Хлебни, полегчает, и поехали домой, отмоемся, выпьем кофе и придем в норму.

* * *
        Они долго мылись, переоделись, выпили по две чашки кофе, с приходом в норму обстояло хуже. Дитер, который в подвале вначале не понимал безвыходности положения и нависшей опасности, испугался задним числом. Сыщик, точно оценивший ситуацию с первого мгновения, свой страх предельно зажал, теперь, когда полковник расслабился, перед глазами непроизвольно возникали кошмарные картины. Они сидели на кухне за столом и молчали, полковник не выдержал, налил два полных стакана коньяка и сказал:
        - Естественно, нельзя, но если очень нужно, то можно. Не пригубливай, пей, как лекарство, одним махом. - И продемонстрировал, как это делается.
        Приехал Василий, сыщик не дал ему войти, встретил на крыльце, они сели в «Жигули».
        - Возможно, девица поедет на встречу с человеком, который меня очень интересует. - Гуров вынул из кармана прибор, который походил на пульт дистанционного управления телевизором, и объяснил: - Это прибор слежения. Я приклеил к их «волге» датчик. Когда зажжется вот эта лампочка, значит, ты находишься от «волги» на расстоянии около десяти километров. Цифры на этой шкале указывают расстояние до объекта, стрелка фиксирует направление движения. Василий, сейчас все зависит от тебя, мне необходимо знать, с кем встретится наша дама. В поисках этого человека мы и прибыли в ваш город.
        Насупив белесые брови, Василий слушал и кивал.
        - Может случиться, что ты обнаружишь «волгу» припаркованной у какого-то дома, спрячь свой «жигуль», жди, постарайся определить, из какого дома выйдет девица, дай ей уехать, ищи мужчину лет тридцати, худощавого, стройного, без особых примет.
        - Я постараюсь, господин полковник.
        - Последнее, совсем неприличное пожелание - побереги себя, Василий. И приказ! - Полковник выждал, когда оперативник поднимет голову, встретился с ним взглядом: - При малейшей опасности уходи. Выявление самого важного преступника не стоит твоей жизни.
        - Я очень постараюсь, господин полковник, - заверил Василий и уехал.
        Гуров проводил взглядом «жигули», вернулся в дом и громко сказал:
        - Знаешь, Дитер, я с возрастом становлюсь жестче, циничнее и сентиментальнее. Не могу понять, как данные качества можно приобретать одновременно.
        Дитер ничего не ответил, все так же сидел за столом, рассматривал мощные ладони и бормотал по-немецки.
        - Я с тобой согласен, парень, но ты все-таки переведи, чтобы я согласился еще полнее. - Гуров прошел мимо Дитера и сильно ударил его по плечу.
        - Русский, я убил в своей жизни впервые… Этими руками… Ужасно.
        - Человека? - удивился Гуров. - А у тебя был выбор?
        - Человека, руками, - бормотал Дитер.
        - Ты убил не человека, а тварь, которая угрожала твоей жизни, угрожала не просто смертью, а страшными мучениями.
        - В жизни можно оправдать буквально все…
        - Инспектор, твоя фамилия случайно не Достоевский? - Сыщик налил в кружку холодного чая и жадно выпил.
        - Я начал убивать, через несколько лет могу превратиться в холодного, равнодушного человека. Герр полковник, вы знаете, что походите на робота, запрограммированного на розыск и уничтожение?
        - Я знаю про себя вещи и похуже. - Гуров, и без того бледный и осунувшийся, осунулся лицом еще больше. - Ты, парень, иди спать, завтра тебе петь первым голосом.
        - Я ничего не хочу…
        - Молчать! - крикнул полковник, подхватил Дитера под мышки, рывком поставил на ноги. - Инспектор, я приказываю вам немедленно лечь спать!

* * *
        Старинная настольная лампа с зеленым колпаком стояла на тумбочке в изголовье тахты, освещая призрачным светом лишь тахту, круглый стол, отражалась в экране телевизора, стены комнаты утопали в полумраке, отчего казалось, что комната огромна и не имеет границ.
        Нина лежала навзничь, натянув простыню до подбородка, хотя совсем не отличалась стыдливостью, и наблюдала за Олегом, который обнаженным стоял у стола, переставлял бутылки, решая, чего же налить. Он не мог похвастаться хорошо развитой мускулатурой, но тело у парня было ладное и гибкое, движения ловкие и точные. Нина умела скрывать свои чувства, она боялась Тимошу, но Олега боялась значительно больше, слава богу, общаться с Олегом приходилось довольно редко. Тимоша животное прямолинейное и понятное, хитрое, жестокое, глупое, со слабостями, на которые всегда можно надавить, обмануть, заставить подчиниться. Олега же Нина не могла постичь ни умом, ни чутьем, ни женской интуицией. С тех пор как Нина выяснила, что парню убить человека так же просто, как выпить рюмку, и об убитом он забывает сразу, словно о пустой рюмке, женщина поняла, что и ее жизнь здесь никакой цены не имеет. И если Олег лишь подумает, что она опасна, убьет и через секунду забудет. Парень абсолютный феномен, ведь он читал книжки, прекрасно знает Достоевского, Чехова и Ницше. Нина не могла понять своего любовника, отчего боялась его
вдвойне. Почему-то молодой красивой женщине не приходила мысль взглянуть в зеркало или в собственную душу, хотя тоже читала разные книжки, и пусть сама не стреляла, однако распоряжалась человеческими жизнями и спала прекрасно. Видно, так человек создан, он удивляется, возмущается поступками окружающих, а себя считает индивидуумом правильным, скроенным вполне логически.
        Олег присел на край тахты, протянул Нине бокал с вином, улыбнулся:
        - А теперь выкладывай, как сказал отец сыну, когда тот проглотил полтинник. Ильф и Петров, я плагиатом не занимаюсь. Подружка, ты отлично знаешь, меня не обмануть, и я понимаю, что ты прилетела ко мне не за любовью. Тем более и фасад у тебя сильно попорчен, даже свежая штукатурка не прикрывает.
        - Не только за любовью, - с чисто женским упрямством возразила Нина и облизнула распухшую губу. - Прибыли заказчики, мы не уточняли детали, прежде я хочу получить твое принципиальное согласие.
        Нина не могла открыться, объяснить, мол, имеются два супермена, один из них немец, и возможно, они нуждаются в наших услугах, но я точно ничего не знаю, буду выяснять. С другой стороны, она не хотела ехать завтра на дачи, вести опасные разговоры, не убедившись, что вооружена и пистолет для стрельбы готов.
        - Так вроде твой работодатель устранился, меня в Мюнхене передавали из рук в руки, я своей визитки не оставлял, - сказал Олег. - Как они нас разыскали?
        Нина лишний раз убедилась - Олег умен, не моргнув, соврала:
        - У меня не один канал связи с Германией, я же там жила почти два года. Кстати о визитках, ты абсолютно уверен, что ничего не обронил в Мюнхене?
        - На все сто, - соврал в свою очередь Олег. - Немцы не имеют даже словесного портрета, я выступал под личиной неряшливо одетого уголовника, эдакого прямолинейного дебила. - Он взглянул на свою кисть, на которой в свое время тщательно нарисовал татуировку.
        Олег не мог признаться, что один прокол у него произошел. Когда мы говорим, что мир тесен, то сами в это не верим, полагая, мол, красивая байка и не более. Однако Олег убедился, что люди расхожие выражения не придумывают для красного словца, а концентрируют в них опыт своей жизни. Ожидая, пока немцы решат его судьбу, он вечерами прогуливался в районе проживания, заглядывал в бары. Олег раньше никогда за границей не бывал, ему все было интересно и в новинку. Он догадывался, что хозяева приглядывают за ним, считал подобную страховку закономерной, а так как двойной игры не вел, ничего не скрывал, шатался спокойно, пил себе пиво, какого в жизни не пробовал, и ни о чем не беспокоился.
        Как вскоре выяснилось, совершенно напрасно не беспокоился. Однажды, сидя с бокалом пива в забегаловке, это по ихним меркам - забегаловка, а по российским представлениям так чистенькая, уютная пивная, он услышал:
        - Привет, приятель! Или я обознался? - И к нему за стол подсел парень, которого Олег сначала не узнал.
        - Не помню, как тебя зовут, но вроде мы вместе учились. Я Моня Шейн из «букашек».
        Олег вспомнил Моню, который учился в параллельном классе «Б», отхлебнул пива и растягивая слова на блатной манер, ответил:
        - Вали отсюда, Моня! Если я тебя где и видел, так в гробу! - И, растопырив пальцы, ткнул однокашника по глазам.
        Моню как ветром сдуло. Инспектор Вольф, начав разыскивать наемника, Моню не нашел, но бармен рассказал, что еврей из России как-то удивлялся, ведь бывают же люди так похожи. Так всплыло название российского города, бармен знал, откуда родом русский еврей, но больше о нем не знал ничего. Дитер получил описание русского, который отказался признать соотечественника, обнаружил его следы в других пивных и маленьких барах. Столь скудная информация и легла в основу розыска.
        Если бы Олег Сергеев знал о последствиях своей случайной встречи в Мюнхене, то не только бы отказался от свидания с Ниной, а просто бы застрелил любовницу, порвал единственную ниточку.
        Признаваться Нине, что такая накладка произошла, Олег не собирался, искренне полагал: хотя встреча в Мюнхене и была неприятной, однако дурных последствий иметь не может.
        - Надеюсь, люди серьезные? - достаточно равнодушным тоном спросил Олег.
        - Очень серьезные, - искренне ответила Нина.
        И Олег почувствовал эту искренность, кивнул и сказал:
        - Прекрасно. Я от работы не отказываюсь. Только в этот раз и деньги будут другие, и конкретную обстановку я должен прояснить сам, здесь, а не двигать неизвестно куда, неизвестно к кому и болтаться там, будто лакей в прихожей. Ты, подруга, обговори вопрос в принципе, реши свои финансовые проблемы. Если все сложится, сведи нас и уходи в сторону.
        Такая постановка вопроса Нину вполне устраивала, она села обнажила грудь, которая в зеленоватом свете казалась перламутровой, сказала:
        - Договорились, дорогой, иди ко мне.
        Василий нашел «волгу» с работающим передатчиком довольно быстро. Она стояла в тупичке между трехэтажными домами Оперативник проехал квартал, загнал «жигули» во двор, прошелся по темному безлюдному переулку, на углу в коммерческом киоске купил бутылку коньяка, не столько для согрева, больше для прикрытия. Известно, мужик в России, от которого пахнет, а карман у него оттопыривается, - фигура столь обычная, естественная, как дерево в лесу.
        Напротив тупичка, в котором стояла «волга», кособочился домишко, как в сказках говорится, без окон, без дверей. Видимо, домишко готовили под снос, жильцов выселили, власти в очередной раз сменились и о хибаре забыли. Василий вошел в подъезд, в нос ударило таким густым амбре, что даже привычный к различным запахам русский человек должен был несколько раз выдохнуть, прежде чем акклиматизироваться. Помянув полковника, снабдившего деньгами, добрым словом, оперативник сделал несколько больших глотков, плеснул на ладони, протер шею и грудь, сосредоточенно оглядывал переулок. Теперь все зависело от осторожности Нины. Если девица в одном из ближайших домов, то он ее выход засечет и квартиру, в которой Нина была, установит. А вот если официантка перестраховалась и появится из-за угла, с улицы, тогда плохо, даже безнадежно.
        Полковник - сыщик настоящий, сам в таких засадах сиживал, рассуждал Василий, и меня поймет, но уж очень нужна удача. Ведь как ни объясняй, а сегодня с сопровождением капитан лопухнулся. И судя по словам полковника, они цеплялись за край, пока он, оперуполномоченный угро, разглядывал автоматчика, решал, что можно предпринять, коллег могли прирезать.
        Опер беспокоился напрасно, Нина вышла из подъезда двухэтажного дома, расположенного вплотную к развалюхе, в которой прятался Василий. И хотя темень была глаз выколи, Василий отодвинулся вглубь дома, и, лишь когда стук мотора «волги» пропал в шелестящей тишине засыпающего города, опер вышел на чистый воздух.
        Оперативник вернулся на дачу около четырех утра.
        Дитер спал крепко, как и положено солдату после тяжелого боя. Гуров даже не ложился, сидел в кабинете, развалившись в низком кожаном кресле, положив ноги на журнальный столик, порой дрема побеждала, полковник уплывал в туман, но он быстро рассеивался. Он не хотел признаваться, как сильно его задели слова Дитера о роботе, запрограммированном на розыск и уничтожение, почему-то виделся механический пес из романа Брэдбери - сколько-то градусов по Фаренгейту. Полковник не мог вспомнить, сколько именно градусов, но механического пса, способного чуять жертву на огромном расстоянии и выпускающего из пасти иглу, с которой капал парализующий яд, представлял отчетливо.
        Задолго до появления Василия сыщик вновь сварил себе чашку кофе, достал из кармана тонизирующие таблетки, полученные весной от коммерсанта Юдина, принимать не стал, решив, что еще не вечер, главные события впереди. Он заставил себя переключиться с Брэдбери на реальную жизнь, тогда подсознание сделало ему подарок, вернуло к мыслям о допущенной ошибке. Он ломал голову над этим вопросом больше суток, происшествия последних часов, борьба за жизнь утопили сомнения, теперь они вновь вернулись, требовали ответа. Это были даже не сомнения, уверенность, что ошибка допущена, она особенно опасна, так как не удавалось ее установить, вспомнить что-то совершенно элементарное.
        Когда полковник увидел оперативника, продрогшего, грязного, главное, с лицом человека, явно потерпевшего поражение, то бодрым голосом сказал:
        - Ладно, ладно, Вася, ты, главное, не раскисай, умойся, переоденься, я тем временем сварю кофейку, дам таблеточку, ты оклемаешься и неторопливо расскажешь о своих подвигах.
        Василий взглянул на Гурова благодарно, в который уже раз удивляясь энергии полковника и сколь он бывает разный, чаще сдержанный, жесткий, редко шутит, а вот порой участливый, но всегда собранный и конкретный.
        Оперативник, в великоватом ему тренировочном костюме Гурова, сухих шерстяных носках, пил обжигающий кофе и рассказывал, как все хорошо начиналось и сколь плачевно закончилось. Дом двухэтажный, в подъезде, из которого вышла Нина, всего шесть квартир, в которых в тесноте и бедности прозябают люди совершенно неподходящие, жильцов не содержат, да и места для постороннего человека в их жилище физически нет. Лишь на втором этаже занимает однокомнатную квартиру одинокий мастер из телеателье. Живет он свободно, даже богато, так ведь человек, умеющий сегодня наладить телевизор, никак не беднее даже мясника. Гуров со столь очевидным выводом согласился, взял со стола принесенную Василием початую бутылку коньяка.
        - Для согрева и конспирации, правильно мыслишь, капитан. - Полковник налил Василию щедро, себе чуть-чуть. - А как тебе ночью все это выяснить удалось?
        - Лев Иванович, тут же не Москва, тут, считай, каждый второй если не приятель, так знакомый, а коли нет, то уж обязательно дружок твоего соседа. Отыскал бухгалтера ЖЭКа, поднял, притащил в контору, пролистал книгу, расспросил. - Василий поднял стакан. - Можно?
        - С ума сошел? - Гуров взглянул строго. - Я тебе налил, чтобы ты смотрел и запоминал, чего на работе пить никогда не разрешено.
        Опер растерялся, опустил стакан.
        - Василий! - Гуров постучал пальцем по виску.
        - Понял, господин полковник! - радостно воскликнул Василий и выпил.
        - Вася, ты умница, настоящий опер, - сказал Гуров. - А кто этот телемастер: почему ты его так категорически отмел в сторону?
        - Лев Иванович, я Олега знаю, балованный малый, из богатой семьи, сам при деньгах, одевается франтом, девицы рядом вьются, никаких связей с блатными. Господин полковник, поверьте, Олег Сергеев совсем не тот цвет. Зацепил он Нинку когда-то еще студенткой-соплячкой, балуются по старинке.
        - А как он внешне выглядит? - спросил Гуров.
        - Нормально. - Василий пожал плечами. - Ростом чуть повыше меня, стройный, ладный, одет всегда модно, вежливый, не пьет. - Он вздохнул и покачал головой.
        Что Олег Сергеев именно тот человек, которого он ищет, Гуров был почти уверен, сначала не хотел Василия обучать и перевоспитывать, потом передумал, так как без помощи оперативника не обойтись, спросил:
        - Скажи, Василий, как ты полагаешь, нормально, когда женщина с надорванными нервами и разбитой губой бросает все дела и спешит в койку давнего любовника?
        Оперативник задумался, смущенно улыбнулся, шлепнул ладонью по лбу:
        - Верно! Нинке сейчас не до утех! Господин полковник, я же не знаю, какого цвета человека вы разыскиваете.
        - Мы разыскиваем наемного убийцу.
        - Простите, Лев Иванович, - Василий развел руками, - но вы Олега не знаете, даже не видели.
        - Чего на него смотреть? - удивился Гуров. - Или ты полагаешь, что убийца, как казак, фуражку с кокардой носит? Ты, дружок, ложись спать, а поутру двигай в город и выясни, не выезжал ли твой протеже в июне из города.
        - Я и так знаю, - ответил оперативник. - Олег в июне ездил к родителям, они где-то под Москвой живут.
        - И прекрасно, значит, сумеешь выспаться. - Гуров взглянул на часы. - Спасибо тебе огромное, капитан, - он подмигнул, сплюнул через плечо, - скоро ты станешь майором.

* * *
        Нина сидела в кабинете, в том же кресле, что и вчера, но за столом находился не полковник Гуров, а инспектор Вольф. Разговор не клеился, никто не желал делать первый ход. Дитеру запретил полковник, а Нина не знала, с чего начать. Вроде она подготовилась, но в дороге ее охватили сомнения, появилось неосознанное предчувствие ловушки. Еще вчера, пикируясь с полковником, Нина интуитивно почувствовала, мелькнула мысль, что ее обманывают, причем не в мелочах, где ложь естественна, даже необходима, а в самом главном. Потом она уехала, началась схватка с Академиком, прочее и прочее, разговор с Олегом, возвращение домой, объяснение с Тимошей. Рано утром явился с повинной Академик, Нина оставила дурных мужиков, заперлась в ванной, занялась макияжем, пытаясь прикрыть следы удара.
        Нине представился фрайер, который борется с наперсточником, пытается найти шарик, даже не представляя, что последнего ни под одним из колпачков не существует. Неужели я такой фрайер и есть, меня чешут в одни ворота? Как? Где? Когда?
        Дитера мучили воспоминания о вчерашнем вечере, в памяти зияли черные дыры, инспектор силился вспомнить слова, сказанные в адрес полковника. Слова злые и несправедливые, но какие именно Дитер вспомнить не мог.
        - Вы красивая девушка, - Дитер подвинул Нине чашку кофе, - но по вашей вине нас с господином полковником вчера чуть не убили.
        - Бедненькие и беззащитные. - Нина криво улыбнулась. - Мне утром позвонили и рассказали, что в подвале, где вас убивали, найдены трое. У Мустафы лопнул череп и переломаны шейные позвонки. - Она заметила, как Дитер побледнел, поняла - его рук дело. - А двух парней-телохранителей соскребали с потолка и стен.
        - Я заметил, там потолки были очень низкие, - неожиданно для Нины и для себя самого насмешливо ответил Дитер.

* * *
        Гуров, который слушал их разговор, находясь на втором этаже, рассмеялся, даже хлопнул в ладоши. Определив заранее, где будет происходить «встреча в верхах», он установил микрофон в кабинете, а приемник забрал с собой в спальню. Василий сидел напротив и пытался держаться спокойно, словно подобная операция для него не внове, а работа обычная.

* * *
        - Вы прибыли сюда на встречу с посредником, - решилась наконец начать разговор Нина, - но человек не прибыл.
        - Это проблема господина полковника, - ответил Дитер, и ему не составляло труда смотреть на Нину открыто, так как, с одной стороны, знал, что эта красивая женщина управляет бандитами, и одновременно абсолютно в это не верил.
        - Но господин полковник работает на вас, - возразила Нина. - Он вас лишь охраняет. И не будем отнимать друг у друга время. Вы представляете силовые структуры, я имею к нашим, российским, боевикам, некоторое отношение. - И она скромно потупилась. - Дитер, перестаньте крутить, говорите прямо, какой специалист, на какой срок вам нужен? Я вам отвечу, есть такой человек у нас или нет, и если есть, то сколько он стоит.
        - Вы очень умны, фройляйн, и знаете, кто мне нужен, - после некоторой паузы ответил Дитер. - Но обсуждать с вами подробности я не намерен. Если у вас подобный специалист есть, познакомьте нас. Если он мне подойдет, я выплачу вам комиссионные. - Подумал и добавил: - В разумных пределах.
        Дитер следовал указаниям Гурова, который несколько раз повторил, что в представлении русских немец должен быть очень аккуратным и скупым. Инспектор решил торговаться, хотя префектура Мюнхена на доставку наемного убийцы на территорию Германии предоставила ему практически неограниченный кредит.
        Нина задумалась, ясно, немец хочет отсечь ее от специалиста, вести с ним дела раздельно. В конце концов, ей наплевать на контракт Олега, главное, чтобы она лично получила достаточно солидную сумму.
        - А что вы считаете разумными пределами? - поинтересовалась Нина.
        - Сейчас ответить не могу, прежде я должен увидеть и переговорить с вашим человеком. Имеет также значение, как вы желаете получить деньги. Если вы хотите получить всю сумму сразу - одно, если согласны сначала на аванс, потом расчет, то значительно больше. Ведь расплатившись с вами и улетев с вашим человеком в Гамбург, я рискую. Он может в последний момент отказаться от работы либо не суметь ее выполнить.
        - Я желаю присутствовать при вашей встрече, - решительно заявила Нина. - Да и человек без меня не станет с вами разговаривать.
        - Ваши проблемы, - холодно ответил Дитер.
        Нина увидела, что немец может прервать разговор, и решилась:
        - Хорошо, я позвоню, приглашу его в этот дом, сама уеду. Через два часа мы встретимся вновь и продолжим.
        - Прошу. - Дитер подвинул телефон.
        Нина набрала номер, когда Олег ответил, сказала:
        - Здравствуй, ты адрес знаешь, подъезжай. Человек выглядит солидным, тебе есть смысл с ним встретиться.
        - Выезжаю через минут тридцать, - ответил Олег. - Наш уговор остается в силе?
        - Естественно. - Нина положила трубку. - Скажите, Дитер, а почему вы так категорически не хотите вести переговоры при мне? Я ведь лицо заинтересованное, и оказала бы вам помощь.
        Такой вопрос полковник и инспектор предвидели, и ответ был готов, но Дитер выдержал паузу, словно пытался его сформулировать как можно четче.
        - Я хочу, чтобы вы знали как можно меньше, так как абсолютно вам не верю, - ответил Дитер, ему не пришлось наигрывать, возмущение было совершенно искренним. - Вы, русские, совершенно дикие, неуправляемые люди. В любом виде бизнеса соблюдаются правила, для вас никаких правил не существует! Два дня назад вы впервые приехали в этот дом, мы мирно разговаривали, вы даже поцеловали меня. А вечером? Вы устроили засаду нашему человеку, мы случайно обнаружили его и только поздно вечером сумели привести его в чувство. Вчера? Вы ведете здесь переговоры, которые, видимо, вам не понравились. Что вы делаете? Вы заманиваете нас в ловушку, нас привозят в подвал грозят пытками, и если бы не высший класс господина полковника…
        Нина хотела объяснить, что отравление опера было ошибкой, а Мустафа обыкновенный бандит, который к ним отношения не имеет, но промолчала, она неожиданно поняла, что ее ловко обманывают, осознала, на какой трюк попалась, к своему ужасу увидела себя со стороны - всего лишь самонадеянную девку, оказавшуюся в руках профессионалов.

* * *
        Гуров самодовольно слушал обвинительную речь Дитера, она сыщику очень понравилась, ведь человеку свойственно восхищаться собственным творчеством. Улыбка соскочила с лица полковника, - он увидел свою ошибку, которую безуспешно искал, и неожиданно вспомнил, что, кажется, Талейрану принадлежит фраза: «Это хуже, чем преступление, это - ошибка». Она была кошмарной, скорее нелепой, абсолютно детской, но у сыщика не оставалось времени для самоанализа, он скатился с лестницы на первый этаж, когда Дитер, открыв дверь кабинета, пропустил Нину вперед и сказал:
        - Значит, я не прощаюсь, мы сегодня еще увидимся.
        - Безусловно, - ответила Нина, направилась было к двери. Гуров преградил дорогу.
        - Привет, очаровательница! - развязно произнес он и взял Нину под руку. - Эти немцы такие скупердяи, присядем на дорожку, выпьем на посошок.
        - У меня совершенно нет времени, - ответила Нина, пытаясь унять дрожь, которая ее охватила. - Я опаздываю…
        - Пустяки. - Гуров сжал ей локоть, усадил за стол. - Давно известно, кто не успел, тот опоздал.
        - Но я не желаю! - воскликнула Нина, посмотрела сыщику в лицо.
        Их взгляды встретились, и произошло короткое замыкание, которое почти неизбежно происходит, когда скрещиваются взгляды преступника н сыщика. Полковник увидел, что Нина ошибку обнаружила, преступница поняла, что знаменитый сыщик знает о ее догадке.
        - Ну, вот и славненько, - миролюбиво сказал Гуров. - Прекрасно, когда не надо путаться в словах и выяснять отношения. Дитер, ты принимай гостя, решай свои проблемы, а мы поднимемся наверх, нам обоим есть в чем покаяться.
        - Я арестована? - Нина пыталась придать своему голосу насмешливое выражение. - Тогда предъявите ордер.
        - Ну зачем так грубо? - Гуров вновь взял Нину за руку, начал подниматься по лестнице так, словно вел за собой непослушного ребенка. - Арестовывает прокуратура, милиция лишь задерживает.
        - Вы сломаете мне руку!
        - Как можно? - обиженно ответил сыщик. - Если вы не будете валять дурака, я вас пальцем не трону.
        Однако открыв дверь своей комнаты, полковник не удержался и так шлепнул Нину по заднице, что девица пролетела несколько метров и опустилась на диван.
        - Извините. - Он плотно прикрыл дверь и заглянул в холодильник. - Так на посошок? Нервы вдрызг, на пенсию рано и куда бедному менту податься?
        Нина одернула юбку, боясь тронуть ушибленное место, смотрела испуганно. Гуров наполнил рюмки, разрезал лимон.
        - Преступницей вы станете лишь после решения суда, сейчас вы даже не подследственная, только подозреваемая. Так что моя ментовская душа разрешает с вами выпить. - Он опрокинул рюмку, потер ладонями лицо, тяжело вздохнул. - Ну как я мог так лопухнуться? - Он закурил. - Вам простительно, вы, извините меня, всего лишь Настасья Филипповна из местных, пожелавшая стать Анжеликой. Но я, битый сыщик! Горе мое, стыдоба! - Гуров постучал себя пальцем по лбу.
        Преступления Нины Лозбенко недоказуемы, нет оснований даже для задержания, быстро просчитывал он. Ты, горе-сыщик, говори, говори, наводи мосты, как тебе ни противно, необходимо ее расположить, - организуй она хоть сто убийств, доказательств нет, а девица тебе, старый кретин, совершенно необходима. И полковник, улыбаясь, подвинул Нине рюмку и сигареты.
        - Я ошибся, но успел, вы ошиблись и опоздали, так что я частично реабилитирован. Просто парадокс, ведь речь Дитера готовил и очевидного не видел, а услышал, словно прозрел. Вы прибыли сюда с Академиком и прилепили под столом магнитофон. Так ведь он рассчитан всего часа на два.
        Нервный шок прошел, Нина напряглась, тряхнула головой, чисто физическим действием помогая себе освободиться от психологического прессинга полковника.
        - Какого черта? Что вы городите? Я категорически протестую!
        Гуров тихо рассмеялся, махнул рукой. Нина не сдавалась, повысила голос:
        - Немедленно выпустите меня! Беззаконие! Произвол.
        Сыщик запер дверь, положил ключ в карман, сел, закинул ногу за ногу, смотрел с неподдельным интересом.
        Нина поняла, что провалилась и все кончено, ни валюты, ни красивой жизни за бугром не будет, следует думать только о себе. Этого супермена не обмануть, он все знает и чертовски умен, следует менять тактику, начать игру и выжидать.
        - Значит, вы действительно господин полковник?
        - Обязательно. - Сыщик кивнул.
        - И вы прибыли сюда за… - Нина взглянула вопросительно, решая, не рано ли называть имя любовника и подельника.
        - Именно. - Сыщик вновь кивнул. - За наемным убийцей Олегом Сергеевым.
        - А Бунич! - воскликнула Нина. - Рекомендации! Финансист скурвился и работает на контору?
        - Лев Ильич работает исключительно на себя, сказал вам чистую, как слеза ребенка, правду: «Господин полковник Гуров человек умный и крайне опасный». Вы задачу не решили, ответ подогнали под условия, запутались, что является фактом вашей биографии. Мне непонятно - вы решили открыть контору по сдаче в наем убийц? А нас, спецслужб, вроде и нет, выпали в осадок? - Гуров состроил гримасу: - Оскорбительно в некотором роде. Мы отвлеклись, я вас спросил: магнитофон работает лишь часа два?
        - Три. - Нина взяла рюмку, выпила, скривилась, будто впервые попробовала.
        - Вы установили магнитофон утром, а капитан Михеев приехал сюда с нами поздним вечером, так что голос опера ну никак не мог оказаться записанным. Значит? Правильно. Магнитофон обнаружили, и весь разговор на пленке сплошной обман. - Гуров сделал неимоверное усилие, постарался взглянуть на Нину уважительно. - А вы умная, хоть и поздно, а догадались.
        - И что теперь? - откашлявшись, спросила Нина. Хотя она и дрожала от страха, и помада не могла скрыть распухшей, рассеченной губы, Нина оставалась красивой, сыщик невольно подумал о противоречивости формы и содержания. Он подошел к окну, чуть отдернул штору, посмотрел в парк.
        - Они прибыли, сейчас сядут за стол переговоров.
        - Без моей команды он не полетит.
        - Вы нас недооцениваете. - Гуров взглянул на часы. - Полетит, завтра, утренним рейсом.
        - Никогда, мы уговорились, что я его встречу на шоссе.
        - У дома стоит ваша «волга», парень увидит, поймет, что вы здесь. Мы объясним, что для нас ваша встреча нежелательна. Да не бойтесь, сочиню, я умею быть убедительным. - Полковник говорил так, словно разговаривал не с циничной преступницей, а уговаривал не волноваться понапрасну своего приятеля. - И Дитер сейчас назовет такую сумму, что Олег Сергеев вас забудет мгновенно и вещички соберет быстренько.
        - А меня в прокуратуру?
        - Никогда! - убежденно произнес Гуров, сожалея, что против девицы ну ничегошеньки нет, обидно до слез, хоть локти кусай.
        Нина вспомнила слова Бунича, что полковник умен, крайне опасен, но на его слово можно положиться.
        - Дайте слово, что не арестуете, и я не стану вам мешать.
        - Честное сыщицкое, не арестую, а мешать просто не позволю. Никакой тюрьмы, прокуратуры, вы летите со мной в Москву.
        Глава девятая
        На последней прямой
        В потаенном кабинете ресторана «Алмаз», куда допускались лишь избранные авторитеты города и области, за столом сидели ТТ, Академик и майор милиции Птушко, который столь неудачно проверял Гурова и Дитера в день их приезда. Майор был опытным, тертым ментом, и хотя после столкновения с Гуровым помощи у Академика попросил, но понял, что его судьба зависит от его же сообразительности и изворотливости. На следующий день он взял больничный, улетел в Москву, нашел друзей, однокашников, с одними водку пил, с другими вел задушевные разговоры за чашкой чая, выяснил, что практически все знали либо слышали о полковнике Гурове. Собрав о знаменитом сыщике информацию, которая оказалась поразительно однообразной с профессиональной точки зрения - сыщик высшего класса - и противоречивой в оценке Гурова как человека - сволочь, каких свет не видывал, упертый фанатик и классный мужик, за которым можно идти в огонь, воду и на край света. На осторожные вопросы майора о возможной причастности полковника к коррупции отвечали либо смехом, либо матерной руганью, но сводилось все к единому слову: никогда!
        Майор понял, что дни его сочтены, и, как всякий человек, которому терять нечего, забыв об осторожности, начал яростно бороться за жизнь. И сейчас майор, который видел ТТ лишь однажды, а перед Академиком стоял по стойке смирно, чуть ли не кричал на хозяев города.
        - Только больные и полные мудаки с пистолетом в руке прут на танк! - Майор был в расстегнутом милицейском мундире, не брит, глаза налились кровью. - Ты тактик и стратег в белой рубашке, обыкновенный старый, выживший из ума педераст!
        Майор получал деньги именно от Академика, не только оскорбить его, но и обратиться на «ты» не смел, сейчас потерял управление и тормоза, летел, уповая лишь на случай и удачу.
        - И ты, Тимофей Тимофеевич, не ворочай своими зыркалками, ты перестрелял всех неугодных, оставшихся поставил на колени, можешь пришить меня сейчас! Видишь, я пришел без оружия! - Майор распахнул мундир, похлопал себя по карманам. - Стреляй, хрен ли тянуть, одним мокрым делом больше! Когда Гуров тобой займется, в прокуратуре и суде моя жизнь тебе ничего не прибавит и не убавит!
        Тимоша по своему обычаю, молчал, вертел между пальцев рюмку с водкой, смотрел в пол. Академик вчера уже с жизнью распрощался, бояться устал, слушал внимательно, эмоционально приглушенно, будто истинная суть полковника Гурова его особо не интересует. Майор реакцию Академика отметил и навалился на него по второму разу.
        - Ты, почтеннейший Павел Николаевич, полагаешь, что раз за тобой мокрого нет, так тебя в санаторий нервишки подлечить отправят? Тебе влепят червонец строгого режима! А ты ведаешь, какие ребятки в той зоне собираются, и что они с тобой сделают? Я не знаю, на чем прикупил вас москвич, какие у вас с ним дела, и знать не хочу. - Майор устал и сбавил тон. - Мне своих дел… - Он чиркнул пальцем по горлу. - Тимофей Тимофеевич, извини, где твоя девка? Она в заповеднике у полковника и в обусловленный срок не вернулась. Значит, сыщик девушку расколол и за просто так не выпустит. Нина, спасаясь, завалит тебя со всеми потрохами.
        Тимоша реагировал спокойно, обычно необузданный, быстро стреляющий бандит, он сейчас как-то грустно улыбнулся и сказал:
        - Ты бы выпил, майор, перестал пугать и бренчать нервами. Ты мент, все хитрости знаешь, скажи путное.
        - Сказать легко. - Майор налил стакан, выпил, натужно выдохнул. - Я вижу два пути. Один - собраться и уходить на юг, затеряться в войне, среди людей, у которых ни кола, ни двора, ни документов.
        Академик вздрогнул, зачем-то поправил галстук и пробормотал:
        - Все нажитое бросить? У меня антиквариат, положение в городе…
        Майор обгладывал куриную ножку, покосил на Академика кровавым глазом.
        - Совет хорош, найди получше, майор, - сказал негромко Тимоша.
        - Есть и получше, но и опаснее. - Майор бросил косточку, уперся ладонью. - Уверен, у полковника важное задание, пока он с ним не покончит, на нас не кинется. Полагаю, сегодня-завтра он вернется в Москву, доложится, лишь потом начнет разбираться с нами. Его нельзя упускать из города, требуется уничтожить всех: полковника, немца, девчонку и опера Михеева. Я проверил, полковник с нашей конторой связи не поддерживает, значит, никаких документов передать не мог, да и нету никаких бумаг, вся компра против нас у Гурова в голове да на языках остальных. Полковник мог позвонить в Москву и что-то сообщить верхам, но телефонную болтовню к делу не подошьешь и на стол прокурора не положишь.
        - Значит, просто убить, - не спросил, сказал утвердительно и буднично ТТ. - А кто нам мешает, майор?
        - А ты знаешь, сколько людей пытались убить чертова сыщика? - поинтересовался майор. - Сколько из них уцелело? Тебе же известно, что Мустафу и его парней складывали вчера по частям, соскребали со стен и потолка.
        Академик впервые увидел, как Тимоша нахмурился, обычно он смотрел безучастно, реже улыбался, даже когда убивал.
        - Тебе же погоны не за взятку дали, чего-то в твоем черепке имеется, - после долгой паузы ответил Тимоша. - Ты сам сказал, пистолет против танка не пляшет. Я обеспечу танк, а ты, майор, решишь, где, в какое время тот танк поставить.

* * *
        Василий сидел в «Жигулях», стоявших неподалеку от ресторана «Алмаз». Капитан выполнил просьбу Гурова, поменял машину, сумел найти майора Птушко и проследить его до блатного кабака. Теперь Василий ждал, кто из авторитетов в ближайшее время выйдет из ресторана, с кем предположительно встречался майор.
        Разговор Дитера с Олегом Сергеевым затянулся. Гуров его не слушал, не хотел, чтобы Нина оказалась в курсе переговоров, а запирать ее в соседней комнате было опасно, неизвестно, что может взбрести в голову несостоявшейся Анжелике. Она лежала на тахте, повернувшись лицом к стене, полковник сидел за столом и, нарушая обет воздержания, курил чуть ли не одну за одной.
        - Откройте окно, задохнемся, - сказала Нина. - Умом не двинулась, кричать не собираюсь.
        Гуров поднял шпингалет, толкнул оконную раму, и чистый воздух ворвался в прокуренную комнату.
        Переговоры Дитера с Олегом Сергеевым зашли в тупик.
        - Я на таких условиях работать не согласен и никуда не полечу, - сказал Олег.
        - Вы свободный человек, - ответил Дитер, памятуя наставления Гурова уступить лишь в крайнем случае.
        - Да поймите, упрямый козел! - взорвался Олег. - Как я могу взяться за дело, не зная, кого конкретно надо ликвидировать и размер вознаграждения?
        - Все узнаете на месте, вы же ничем не рискуете, получаете в Москве паспорт с необходимыми визами, билет на самолет туда и обратно, двести марок в сутки на жизнь в Гамбурге. Если предложенные условия вас не устраивают, вы возвращаетесь в Москву.
        Олег задумался. В конце концов, немчура прав, если дело не понравится, - риск велик, а деньги небольшие, развернусь на сто восемьдесят - и привет. Но он не хотел уступать, так как понимал, что подобный разговор неотвратимо возобновится в Гамбурге, и необходимо поставить все на свои места, немцы должны понять, с кем имеют дело, и придется раскошелиться. Видно, этот здоровяк ничего не решает, выполняет полученные инструкции, а немцы народ дисциплинированный, и его с указанного пути не свернешь. Олег решил пойти на компромисс и сказал:
        - Последнее слово, не согласитесь, я ухожу, ищите другого. Вы мне выплачиваете аванс - сто тысяч марок.
        - Сорок, но в Москве, по кредитной карточке в вашей деревне мне марки не получить.
        - Шестьдесят.
        - Пятьдесят.
        - Для вас копейки, для меня деньги. Ну хрен с вами, пятьдесят тысяч, но в Москве, до посадки в самолет.
        - Согласен. - Дитер кивнул. - Обсудим второстепенные детали.

* * *
        Зазвонил телефон, Гуров снял трубку:
        - Слушаю.
        - Майор, ТТ и Академик час двенадцать минут провели в «Алмазе», - доложил Василий.
        - Машину сменил?
        - Сменил, как и приказали, наблюдаю майора, сейчас он вернулся в отделение.
        - Плохие новости тоже ценная информация. - Гуров помолчал, взглянул на Нину, решая, что следует при ней говорить, а от чего воздержаться. - Машину спрячь и на такси подъезжай, будем думать.
        Нина резко села и язвительно спросила:
        - А как вы мне билет на самолет возьмете, ведь у меня нет паспорта?
        - Мне поверят на честное слово.
        - И на кой черт вы тащите меня в Москву? Довезите до аэропорта, а когда вы с Олегом пойдете к трапу, я уже ничего успеть не могу.
        - Я ваших возможностей не знаю, - думая явно о другом, ответил Гуров. - Вам сейчас в любом случае оставаться нельзя, убьют…
        - Меня? - Нина встала. - Кто посмеет поднять на меня руку.
        - Тимофей Тимофеевич, и рука у него не дрогнет.
        - Я считала вас умным.
        - Людям свойственно ошибаться, пусть каждый останется при своем мнении. Сменим тему, скажите, Нина, ваш парень, этот Олег Сергеев, он случайно не того? - Гуров покрутил пальцем у виска.
        Нина долго не отвечала, взяла со стола сигарету, закурила.
        - Не знаю, почему спрашиваете?
        - Он в Мюнхене ребенка из автомата расстрелял.
        - Олег патологический убийца, факт. - Нина говорила о человеке так, словно он не ее любовник и партнер по кровавому бизнесу, а человек абсолютно посторонний.
        Сыщика подмывало спросить, мол, мадам, а вы давно показывались психиатру и себя считаете вполне нормальной?
        - А почему вы решили, что Тимоша способен меня убить? - Нина сильно затянулась, чуть не обожгла пальцы.
        - Он только что переговорил с человеком, который ему прочистил мозги. Ведь пусть и в ограниченном количестве, однако у вашего Тимоши мозги имеются?
        - У него мозги заменяет чутье. - Нина погасила сигарету. - Я вам не верю, запугиваете, добиваетесь, чтобы я не дергалась.
        - Возможно. - Сыщик пожал плечами, услышал на лестнице шаги и открыл дверь.
        Дитер жестом пригласил Гурова выйти, сам перешагнул порог, закрыл дверь, остался с Ниной в комнате.
        - Столько отличных мужиков, и ни один не хватает за трусики, первый случай в моей жизни.
        Дитер покраснел и отвернулся.
        Гуров сбежал вниз, увидел Олега, не поздоровался, лишь кивнул, сказал скрипуче, несколько недовольно:
        - С немцем вы договорились, теперь меня выслушайте. - Сыщику не пришлось изображать равнодушие, от злости и омерзения без всякой команды лицо затвердело, превратилось в маску. - Мы улетаем сегодня, вы завтра, ночью я вам позвоню.
        - Запишите телефон. - Олег смотрел на каменнолицего мужика с любопытством, не понимая, как получается, что человек смотрит прямо в глаза, а взглядом не встречается.
        Убийца не знал, что любой оперативник владеет этим приемом, тем более что последний прост на удивление.
        - У меня ваш телефон имеется.
        - Узнаю Нину. - Олег рассмеялся, хотя чувствовал непривычную скованность. - Кстати, я хотел бы ее видеть.
        - Нежелательно.
        - А мне очень даже…
        - Я сказал, - перебил Гуров. - Если я ночью не позвоню, не вылетайте.
        Олег от такой откровенной грубости смешался, взглянул на Гурова прищурившись, как бы прицеливаясь, представил, как, получив пулю в живот, тот сломается пополам, начнет валиться вперед, рассмеялся и спросил:
        - Значит, уговор не окончательный, могут произойти коррективы.
        - Договор окончательный, я вам кое-что поясню, во избежание недоразумений. У нас с местными авторитетами произошла небольшая размолвка. - Гуров сделал паузу, подбирая наиболее точные слова. - К вам она никаким краем. Люди глупы, провинциалы вдвойне. Они попытаются нас остановить. Вы дорого стоите, я обязан вас беречь. Иначе мы бы вылетели вместе. Впрочем, - полковник оскалился в улыбке, - вы ведь отлично стреляете, может, хотите принять участие?
        - Я не мушкетер и терпеть не могу дуэли. - Собственный ответ Олегу понравился, он довольно хохотнул.
        - Тогда быстренько убирайтесь, дуэль начнется без бросания перчаток. Ночью позвоню.
        - Я вижу, вы герой. - Олег вышел на крыльцо, прикрыл за собой дверь и продолжил: - Тут палить готов до упаду, а ликвиднуть человека, так кишка тонка, легче заплатить.
        Гуров смотрел на дверь несколько завороженно, как на экран телевизора, затем перевел взгляд на часы. До вылета вечернего рейса на Москву оставалось ровно четыре часа.
        Майор Птушко прекрасно знал дорогу от города до дач, где находился полковник, но, страхуясь, расстелил на столе крупномасштабную карту. Одиннадцать километров отличного двухстороннего шоссе специально проложили для слуг народа. Шоссе вело только на дачи. Дальше никуда, на дачах сейчас не жили, шоссе пустовало, имелось два съезда на проселок. Встречу следует организовать перед первым съездом, но его на всякий случай перекрыть, уж больно силен и удачлив полковник, вдруг проскочит. На этом повороте встану сам, решил майор и сделал пометку на карте. Уже пора двигать и все блокировать, судя по всему, они хотят вылететь вечерним рейсом. Дорога одна, другого пути нет. Или у вас, господин полковник, имеется вертолет? Майор ухмыльнулся. Я тебе припомню, суке, «поцелуй в задницу»! Он снял трубку, позвонил на вахту, которая охраняла пустующие дачи руководителей.
        - Мусин? Доложи обстановку. Приезжал молодой парень? Номер машины? Замазан? Ладно, черт с ним! Ракетница не подведет? Значит, через тридцать секунд после их выезда белая ракета. Если что не так, даешь красную. Да не знаю я, что он может придумать! Ладно, ни пуха!
        Майор положил трубку, вынул из стола бутылку. Что полкаш может придумать? Дорога одна, машина у него одна, на которой приехала девка. Не пехом же, огородами, одиннадцать верст с чемоданами и девкой? Да и откуда ему знать? Предположить, однако, может, волчара опытный. А если он вызовет патрульные машины из города? И двинет в аэропорт с мигалками и сиренами?
        Такая мысль у полковника появилась первой, когда он обдумывал, как прорваться в город. Что засаду организуют до города, а не на шоссе на аэропорт, ясно как день. Позвонить генералу и попросить две машины сопровождения - самое простое и естественное решение. Однако оно совершенно неприемлемо. Сегодня же об этом кортеже узнает весь город, и убийца в том числе. Если бы Олег Сергеев сидел со мной в машине, я бы его запутал, рассуждал Гуров. Но он будет один, молва приукрасит все десятикратно, убийца испугается, вся работа уйдет в песок. Никакого шума, максимум, что я могу попросить, - это оперативную машину к посту ГАИ, где она практически уже не нужна. Если доберемся до поста ГАИ, считай, мы уже в аэропорту.

* * *
        Охранника Мусина охватил мандраж. Попал, что называется, за всю масть, а какая сладкая жизнь была! Спишь, ешь, все от пуза и задарма, от гостей остается, еще и домой притащишь, на всех хватало. Оклад по сегодняшним меркам пустяковый, так ведь, считай, как наградные к полному довольствию. И такая беда на голову, один приказывает, другой требует, никому не откажешь. Хорошо, если залетных гостей нормально порешат. А ежели нет? А ракету они видели. Ну, кто ее запустил, еще доказать требуется. Охранник оглядел ракетницу. Эту штуку я сразу в пруду утоплю. Нечего психовать, майор не промахнется, уверен; иначе бы сам не полез.
        В окно постучали, охранник сунул ракетницу в стол, выскочил на улицу, взглянул на стоявших у ворот мужчин и женщину ошарашенно.
        - Спасибо за приют, - сказал Гуров, протягивая ключи. - От дачи, от вашей машины. А свою «волгу» девушка заберет через недельку, пусть постоит, тут надежней.
        Охранник слушал легкую, быструю речь, чувствовал на себе внимательный взгляд и ничего не понимал.
        - Так как же вы? - Охранник от волнения икнул. - До города десять верст с гаком.
        - Действительно. - Полковник (Мусин уже знал, что мужик полковник) почесал в затылке, оглянулся на стоявших в стороне немца и девицу, словно раньше и не подумал, что пешком далековато. - У нашей «волги» движок забарахлил, может, вы нас подбросите на служебной?
        - Вы что? - испугался Мусин, постарался взять себя в руки, продолжил спокойнее: - Не положено, не могу оставить объект.
        - Объект серьезный, а кругом лазутчики шастают.
        - Зазря шуткуете, господин, отлучусь на миг, разворуют.
        - Понятно. - Полковник кивнул. - А напарник сегодня приболел?
        - Живой человек. - Мусин уже взял себя в руки, даже улыбнулся.
        - Капитан в отставке Мусин, твоя судьба в твоих руках. - Полковник скривил губы в улыбке. - Ты, главное, не сомневайся, я обязательно вернусь.
        Гуров, Дитер и Нина вышли за ворота.
        - Что долго? - спросил Дитер.
        - Пытался его придавить, пустой номер, конечно, - ответил сыщик. - Я уезжаю, а они здесь, рядом. Хотя не представляю, как он может нагадить.
        - Передаст по рации, что мы ушли пешком, - ответил Дитер.
        - Мысль интересная. - Гуров свернул на полянку, на которой стояло такси.
        Василий вышел из машины, зашептал:
        - Я приказ помню, но водитель сначала согласился, а сейчас руль не отдает.
        - Нам с тобой за риск деньги платят, Дитер сам залез, Нина соучастница. - Гуров сорвал с куста лист, пожевал и выплюнул. - Мы не можем подставлять человека.
        - Мы не люди, и нам платят, - пробормотал недовольно Василий.
        Сыщик обошел машину, открыл дверцу водителя:
        - Здравствуйте.
        - Привет, командир, - водитель усмехнулся, - ты меня не уговаривай, руль не отдам. Я эту тачку три года ждал. - Он похлопал по рулю. - Она еще девочка.
        - Вам капитан представился, предупредил, вы согласились, машина нам необходима. - Гуров старался говорить вежливо, но настойчиво.
        - Василия я знаю, что машина нужна, верю. А ты командуй там, где командир, а здесь ты пассажир. - Шофер сплюнул под ноги Гурова. - И еще, может главное, ты, в лучшем случае, водила. А я мастер спорта международного класса. - Он вынул ключи, открыл багажник. - Грузись и кончай базар!
        И полковник Гуров смешался, можно сказать, растерялся, чего уже давно с ним не происходило. Рисковать жизнью постороннего человека нельзя, даже преступно. Водитель экстракласса? Фортуна - шанс, который выпадает один на тысячу, и отказаться от него тоже преступление. И секунды на принятие решения.
        Из-за кустов за ним наблюдал капитан в отставке, ему стало любопытно, куда с чемоданами и с дамочкой на каблуках направился гордый полковник. Увидев такси, Мусин пошевелил губами, запомнил номер, начал пятиться, выждал, пока машина выедет на шоссе, и затрусил к своей сторожке, которую гордо именовали КПП.
        Василий, чтобы иметь больший обзор для стрельбы, сидел рядом с водителем, а сыщик прямо за его спиной, таким образом, они могли вести огонь в обе стороны. Нина сидела рядом с Гуровым. Дитер забился в противоположный угол, сжимал игрушечную «беретту» и ругал полковника по-русски, на немецком подходящие слова отсутствовали.
        - Раз ты такой храбрый, да еще международного класса, приготовься, сейчас тебе понадобится и храбрость, и класс, - сказал полковник. - Василий, опусти стекло, не стреляй до последнего, может, подфартит и проскочим. Мастер, выруби счетчик, пусть горит зеленый, скорость шестьдесят, после первого выстрела жми.

* * *
        Среди продажных подонков немало людей умных и настоящих профессионалов. Одним из них был майор Птушко. Он перекрыл шоссе так, что преодолеть преграды представлялось возможным лишь по воздуху. На осевой шоссе угрюмо рычал бронетранспортер, крупнокалиберные пулеметы которого способны разорвать легковую машину в клочья.
        На первом проселке, по которому недавно пытался скрыться Академик, стояла «волга», в которой сидели три автоматчика, а за рулем сам майор Птушко.
        Через три километра у съезда на второй и последний проселок затаился грузовик, готовый выехать на шоссе и встать поперек. За рулем грузовика автоматчик, рядом Тимофей Тимофеевич, сжимавший свой любимый ТТ.

* * *
        Шоссе по дуге огибало мысок леса, когда такси выехало на прямую, все увидели БТР, который катил по осевой, практически наглухо перекрывая дорогу.
        Ранней осенью в начале седьмого совсем светло. Стволы крупнокалиберного пулемета отчетливо видны на бледно-зеленом бронированном лбу бронетранспортера.
        Увидев зеленый огонек, командир сказал:
        - Возьми чуть правее, пусть проедет. И какого черта его сюда занесло? - Затянулся сигаретой, поднял взгляд, увидел взмывшую над лесом красную ракету. - Назад! - крикнул он, втаптывая окурок в железо.
        Водитель команды не понял, да и такси уже просвистело мимо, а бронетранспортер просто остановился.
        Гуров в жизни повидал многое, но такую скорость на земле ощутил впервые. Ноги ослабли, а к горлу подкатывало, он пытался столкнуть Нину на пол, она же вопреки законам притяжения поднялась с сиденья.
        А мастер международного класса методично опускал стрелку спидометра направо и с нервным смешком спросил:
        - А вертолеты будут?
        - Не должно, - натужно ответил сыщик.
        Словно откликнувшись на его голос, по машине защелкали пули, позади захлебнулись автоматы. А впереди на шоссе появился грузовик, с проселка он еле полз, перегораживая дорогу, а навстречу летела «волга», и столкновение казалось неизбежным.
        Гуров успел лишь подумать, мол, зазря боролись. Таксист принял левее, вроде прямо в кювет, но правые колеса машины удержались на асфальте, через секунду «волга» выровнялась, улетела от засады, унося с собой посланные вдогонку пули.
        Нина упала на сиденье, прижалась к Гурову, который усадил девушку прямо и сказал:
        - Гаси свет, парень, ты действительно мастер.
        - Пост ГАИ. - Водитель сбросил скорость.
        - Еще медленнее, - приказал Гуров, приглядываясь к машинам, припаркованным у поста.
        Сыщик увидел, как одна из машин мигнула фарами, облегченно вздохнул.
        - Все! Это свои! - Он отстранил валившуюся на него Нину и строго сказал: - Возьмите себя в руки, вам следовало бы иметь нервы получше.
        Полковник взглянул Нине в лицо, хотел дать пощечину и увидел, что молодая женщина мертва, из рваной раны в горле булькала кровь.

* * *
        Еще за секунду до происходящих событий майор спокойно курил, ждал белую ракету, когда увидел красную, матюгнулся, но особо не взволновался. Что бы полковник ни придумал, вертолета у него нет, ни лесом, ни полем не проедешь, а на шоссе бронетранспортер. Майор прислушался - сейчас застучит пулемет, либо «волга» врежется в броню и раздастся взрыв. Но было тихо, а из-за небольшого подъема выскочил зеленый огонек такси. Огонек смутил майора лишь на секунды, он крикнул:
        - Это они! Огонь!
        Первую ошибку майор допустил, когда доверился вахтеру, бывшему капитану, который, вместо того чтобы дать ракету сразу после ухода гостей, начал их выслеживать и потерял несколько минут. Вторая ошибка была еще грубее: увидев красную ракету, майор должен был высадить автоматчиков из машины. А они даже не опустили стекла, услышав команду, вывалились на дорогу, такси уже поравнялось, в результате удалось вдогонку улетающей машине послать лишь несколько слепых очередей.
        Парни опустили стволы, смотрели виновато, майор выстрелами в упор уложил всех троих, поднял с земли автомат, для верности прошил короткими очередями трупы, сел за руль, выехал на шоссе.
        Разработав операцию, майор объяснил свой замысел ТТ, категорически отказался от участия, резонно полагая, что перед рядовыми исполнителями нельзя засвечивать сотрудника милиции. Однако авторитет настоял, майор вынужденно согласился, теперь, когда операция явно провалилась, приходилось убирать опасных свидетелей.
        Майор вел машину не торопясь, если Тимофей выкатить грузовик успел, торопиться некуда, если полковник проскочил, тем более. Грузовик шоссе перегораживал, такси отсутствовало. Назвать мое имя могут лишь Академик и ТТ, рассуждал майор останавливаясь. Опасен лишь Тимофей, он здесь, тут его следует и оставить. У полковника против меня ничего конкретного, предположения и догадки, с ними в прокуратуру не пойдешь.
        Майор сунул пистолет за поясной ремень, вылез из «волги», направился к грузовику, обдумывая первую фразу, которая должна успокоить грозного авторитета. Майор остановился у кабины, увидел, что водитель один, не успел ничего сказать, лишь схватился за пистолет, как получил две пули в спину.
        ТТ вышел из-за кузова грузовика, махнул пистолетом водителю, они сели в «волгу» и покатили прочь от города.
        Гуров от помощи отказался, перенес еще теплую Нину в милицейский «рафик», уложил на заднее сиденье, закрыл носовым платком разорванное, кровоточащее горло, стоял неподвижно, словно у тела друга. Сыщик пытался себя убедить, что из пятерых человек, попавших под обстрел, смерть именно Нины наиболее справедлива. Разве бывают справедливые смерти?
        - Полковник! - крикнул мужчина в годах, заглядывая в «рафик». - Вы что там застряли?
        Гуров выпрыгнул на асфальт, взглянул на седую голову незнакомца, на брюки с генеральскими лампасами, которые виднелись из-под плаща, и сказал:
        - Я здесь, Алексей Алексеевич. Надо уезжать, сейчас попрет обратно БТР. Вы срочно свяжитесь с начальником гарнизона, пусть перекроет въезд в город.
        - Я прошу доложить, полковник…
        - Конечно, конечно, Алексей Алексеевич, - перебил Гуров, - все необходимые документы окажутся на вашем столе в ближайшее время.
        Он увидел Василия, стоявшего в неестественной позе у такси, капитан правой рукой обнимал свое левое плечо.
        - Ранен? - спросил Гуров. - Уезжайте с коллегами, спасибо за все, завтра позвоню из Москвы. - Неожиданно для себя, тем более для оперативника, поцеловал Василия в щеку и сел в «волгу». - Давай, мастер, жми в аэропорт.
        Сидя в углу, Дитер положил ногу на сиденье, расстегнул брючный ремень, просунул руку и зажимал платком рану. Он понимал, что ранение не опасное, пуля лишь чиркнула по бедру, но кровь пропитала штанину, инспектор пытался кровь остановить.
        Мастер международного класса ехал осторожно, как водят под руку раненного или тяжело больного человека. Пули не тронули молодого парня, казалось, он и не понимал, что остался цел и невредим по счастью, и переживал только за машину.
        - Я к пулям привычный, в меня и в Афгане всегда промахивались, а Марусе за что досталось? - Он хлопнул ладонью по приборному щитку. - Стекла побили, заменим, а зачем столько дырок наделали? Бандиты, да и только! А менты наши, что рядовые, что полковники, ни хрена мышей не ловят! - Он покосился на сидевшего рядом Гурова.
        Сыщик на обвинения никак не реагировал, да и не слушал мастера, как выяснилось, бывшего воина-интернационалиста. Полковник привык к тому, что, выскочив из критической ситуации, практически с того света, люди порой засыпают, другие говорят и говорят, чаще всего несут абсолютную чушь.
        Надвигающийся БТР, щелканье пуль, гонка на грани смертельного фола полковника, как всякого человека, травмировали. Но думал он не о смерти, которая дыхнула смрадом и осталась сегодня позади, а о теплом беззащитном теле, которое уложил на заднем сиденье «рафика». И сколько Гуров ни убеждал себя, что Нина преступница, и смерть лишь справедливое возмездие за расстрелянного ребенка, и господь убил лишь дьявола, сохранив жизнь людей, ничего не помогало. Нина все еще оттягивала руки - теплая, мертвая, одновременно живая.
        Когда полковник Лев Иванович Гуров был еще Левой, голубоглазым лейтенантом, то, сталкиваясь с преступником, особенно убийцей, всегда задавал вопрос: «Почему? Почему один человек играет на скрипке, другой лечит, учит детей, строит, ворует в конце концов, а данный человек убивает себе подобных?» За двадцать лет работы в сыске Гурову не удалось практически ни разу найти ответ. Сыщик убедился, ученые тоже ответа не знают, и перестал этот вопрос задавать. Конечно, можно быстро всех рассовать по полочкам. ТТ и Мустафа - одноклеточные, Академик и майор желают иметь деньги, а заработать не в состоянии. Нина была тщеславна, умна, не желала прозябать в толпе, хотела подняться над людьми, жизнь подсунула фальшивую карту, и девушка за нее ухватилась, наверняка и для наемника, из-за которого и началась кровавая бойня, отыщется подходящая полочка.
        Полковник, одернул себя Гуров, ты не философ и не теоретик, а мент, сыщик, закончи работу, коли устал, износился, уходи, теплая и мягкая норка найдется, будешь есть, пить, пускать слюни и писать мемуары. Но сначала закончи работу, сукин ты сын. Любишь повторять, мол, мужчина, который относится к себе излишне серьезно, просто смешон. Декларируешь! А сам в памятник готов превратиться. Ты обыкновенный мент, а что взяток не берешь, так тоже не заслуга, так гены разместились, тебя никто и не спрашивал. Герой нашего времени! Гамлет! Сыщик ты, Гуров, ничего больше в жизни и делать не умеешь! Дома не построил, дерева не посадил, сына не воспитал и заткнись. Гуров закурил, повернулся к Дитеру и спросил:
        - Ты чего притих? - Он присмотрелся, заметил темное пятно под вытянутой ногой инспектора и сказал: - Слушай, водила международного класса, ты человеку жизнь спас, а он в благодарность тебе сиденье изгадил. - И, сорвавшись, закричал: - Ты что делаешь, немчура! Ты почему молчишь! Кровью изойдешь, чистоплюй! Навязался на мою голову!
        Дитер лишь виновато улыбнулся, а мастер спокойно ответил:
        - Не психуй, командир. Я давно вижу, что он подтекает, уже прибыли, сейчас перевяжем.

* * *
        Бинты, йод и все необходимое в аэропорту нашлось, водитель-афганец оттолкнул сестру-неумеху, уложил Дитера на клеенчатый диванчик, ловко распорол скальпелем штанину и занялся перевязкой. Увидев, что напарник оказался в руках профессионала, Гуров побежал за билетами, бронь держали на каждый рейс, сложностей не возникло. Дюжий милицейский сержант и медсестра помогли Дитеру подняться в самолет, Гуров остался у такси, которому разрешили подъехать к самому трапу.
        - Уцелеть там, вырваться, схватить пулю дома обидно, командир, - произнес тихо водитель. - Знал бы, что не пугаешь, не полез. - Он перекрестился.
        Гуров согласно кивнул и спросил:
        - Тебя как зовут?
        - Тимофей, среди своих - Тимоша, - ответил парень, огладил ненаглядную Марусю, застревая пальцами на пробоинах, вынул косо торчавший осколок стекла. - Кто же мне справку в парк даст, что я не банк грабил?
        - Начальник вашей милиции.
        - Сутулый, седой, который толкался и шумел у поста гаишников? - Тимоша, который не убивал людей, а спасал, недовольно крякнул.
        Сыщик достал из багажника два чемодана и два кейса, щелкнул цифровым замком, приоткрыл один из кейсов, захлопнул, бросил на заднее сиденье.
        - Миллион с копейками, сегодня деньги пустячные, но на стекла, шпаклевку и подкраску хватит, - сказал Гуров. - Спасибо, Тимоша, прошу, не лезь без надобности, каждую дырку головой не заткнешь.
        Полковник взбежал по трапу, Тимоша взглядом проводил его статную фигуру, не удержался, открыл кейс, увидел плотные пачки денег, присвистнул, сел за руль и, выезжая с летного поля, сказал:
        - Маруся, главное, живы, а дырки заделаем, покрасимся, станем как новые.
        Гуров опустился в кресло рядом с Дитером, взглянул на его бледный профиль, сказал:
        - Я накричал на тебя, извини.
        - Я ничего не слышал, господин полковник. - Дитер посмотрел на загоревшееся табло, пристегнулся. - Скажите, доктор, почему водитель такси, который нас не знает, никогда даже не видел, рискует из-за нас жизнью?
        Гуров хотел ответить, что парень попал на сковородку, не ведая, какая она горячая, но сказал иное:
        - Ты знаешь, как зовут водителя? Только, пожалуйста, не смейся. Тимофей, между своими - Тимоша. Почему один Тимоша убивает, другой Тимоша спасает, никто не знает. Человек тайна великая сия есть.

* * *
        Через час, может чуть больше, в городе только и говорили, что о бойне на шоссе. Слухи, известно, лавина - с каждой секундой становится все страшнее. Когда она докатилась до Олега Сергеева, наемный убийца узнал, что в город прорвалась вооруженная банда, которую не смогли остановить даже танки, на шоссе остались десятки трупов, назывались лишь два человека: начальник отделения милиции майор Птушко и официантка ресторана «Алмаз» Нина Лозбенко.
        Значит, красавица успокоилась, прокомментировал новости Олег, что бог ни делает, все к лучшему. Как кто-то из великих вождей говаривал: «Есть человек - есть проблема. Нет человека - нет проблемы». Теперь в городе обо мне знает лишь авторитет Тимоша. Словно подслушав мысли убийцы, тренькнул телефон. Олег снял трубку и услышал:
        - ТТ выскочил, местонахождение неизвестно. - И частые гудки.
        Убийца не мог знать, что по приказу Гурова звонил капитан Михеев, и расценил звонок как заботу о его, Олега Сергеева, драгоценной жизни.
        Силен полковник, слов нет, танки не танки, но мешали ему прорваться люди серьезные, думал убийца, упаковывая чемоданы. Теперь будет он звонить, не будет, мне необходимо отсюда убраться. Тимофея объявят в розыск, и, если задержат, он меня сдаст непременно.

* * *
        На следующее утро в аэропорту «Внуково» самолет приземлился по расписанию. Когда убийца выходил из багажного отделения, рядом оказался мужчина лет тридцати с небольшим, спокойный, даже флегматичный, он бесстрастно спросил:
        - Сергеев?
        Убийца встречающего никогда не видел, но голос узнал, безусловно, этот человек звонил ночью и также бесстрастно поинтересовался, вылетает Олег в Москву или нет, если вылетает, то билет на его имя в аэропорту заказан, а в Москве его встретят.
        - Он самый, - ответил Олег. - Это вы звонили?
        Мужчина ничего не ответил, легко подхватил один из чемоданов и кивком предложил следовать за ним.
        Гостиница располагалась в самом центре, одноместный номер, не шикарный, но вполне приличный. Сопровождающий, который за всю дорогу не проронил ни слова, поставил чемодан, выложил на стол папку, сказал:
        - Заполните анкету, дайте паспорт и фотографии.
        Принимали по-деловому, четко и организованно, убийце такая манера импонировала и одновременно раздражала. Да, билет на его имя был заказан, и встретили, и номер ждет, но и во вчерашнем звонке на квартиру, и во встретившем его человеке, даже в девице за стойкой, которая оформляла номер, было что-то механическое, отношение к Олегу абсолютно безличное, так хорошо отлаженные службы принимают и пересылают грузы.
        В прошлом работавший под непосредственным началом Гурова, начальника отдела МУРа, подполковник милиции Станислав Крячко взял у гостя анкеты, паспорт, внимательно просмотрел, положил в папку, протянул плотный конверт и сказал:
        - Отдыхайте, паспорт и билеты на самолет будут дня через два, - кивнул и вышел.
        Убийца проводил подполковника взглядом, вскрыл конверт, в котором находилось сто тысяч рублей и тысяча дойчмарок и подумал, мол, напрасно на русских катят бочку, люди работать умеют, надо лишь хорошо им платить, и русские не подведут.

* * *
        В своей квартире, подпоясавшись фартуком, Гуров жарил яичницу и философствовал:
        - Не пойму, чего ты ко мне привязался? Богатый человек, можешь жить в «Метрополе», жрать ананасы, у меня на большее фантазии не хватает. Нет, поселился в грязной квартире, есть будешь что дадут, извини, пользы от тебя как от козла молока.
        Дитер сидел, понурившись, вытянув забинтованную ногу, передвигал по столу паспорт с вложенным в него билетом на рейс «Люфтганзы».
        - Ты даже пол вымыть не в состоянии, раненого изображаешь. Мы вроде бы загадочные? Да русский парень прост, как штыковая лопата. А вот немцы? Разобраться ни мозгов, ни сил не хватит.
        Утром из посольства принесли паспорта, билеты на самолет и личное послание Дитеру Вольфу, в котором лаконично сообщалось, что в мюнхенском госпитале скоропостижно скончалась свидетельница по делу.
        Гуров грохнул горячую сковородку на стол и закричал:
        - Пожар!
        Получилось так натурально, что Дитер вскочил:
        - Где?
        Гуров начал раскладывать яичницу по тарелкам и спокойно сказал:
        - Мне тоже интересно знать, где горит? И что ты губу отвалил и носом шмыгаешь? Ах, свидетельница померла! Когда человек умер - горе, если хороший человек - горе вдвойне. Только ты не человека оплакиваешь, а свою судьбу клянешь. Вот, мол, расстарались, можно сказать, жизнью рисковали, и тут судьба карту передернула. Так не конец света, инспектор! Соберись и работай. - Гуров скреб сковородку, и голос у него был такой же противный, металлический. - Тебе же сообщили, что парня, который столкнулся с убийцей в пивной, нашли. И парень вспомнил, что однокашника зовут Олег Сергеев.
        - Господин полковник, извините, у нас суд присяжных, адвокаты…
        - Ты ешь, - сыщик подтолкнул Дитеру тарелку, - набирайся сил, думай. Доказать, что убийца находился в момент совершения преступления в Мюнхене, несложно. Кто-то ему дал автомат, найди оружие преступления, выясни, где убийца жил. Парень франт, а перекрашивался в бродягу, это тоже твой козырь. Арестуй его сразу, дави психологически, поверь моему опыту, он гнилой, внутри пустой. Если он заговорит, ты выйдешь на десяток свидетелей, которые любому суду докажут, что он жил двойной жизнью. Я верю, ты сумеешь добраться до настоящих организаторов, вскроешь нарыв. Ешь, черт тебя подери, или убирайся в свой «Метрополь»!
        Дитер ковырнул вилкой пережаренную яичницу, оттолкнул тарелку.
        - Не хочу! Я честно работал и заслужил нормальную еду! У нас есть деньги, пойдем в ресторан, посидим, как нормальные люди.
        - Какие деньги? - удивился Гуров. - Кейс, который мы получили в обмен на твои паршивые марки, я отдал Тимоше на ремонт.
        - Весь? Там было больше миллиона!
        - Инфляция. - Гуров пожал плечами. - А ты хотел, чтобы я половину себе оставил?
        - Понятно. - Дитер кивнул, хотя ничего понятного в поступке полковника не видел.
        Дитер уже знал, что русский получает в месяц около тридцати тысяч, значит, он отдал сумму, которую может заработать примерно за десять лет.
        - Понятно, - упрямо повторил Дитер, встал. - Значит, мы пойдем в ваш дрянной «Метрополь» и пообедаем на наши паршивые марки.
        - Уговорил, - легко согласился полковник, - я принимаю приглашение, если ты обещаешь выполнить мою просьбу.
        - Господин полковник, я ваших просьб боюсь значительно больше, чем приказов. Говорите, сделаю все от меня зависящее, чтобы не ответить отказом.
        - Пустяки, парень, сущие пустяки. - Сыщик положил руку на плечо инспектора, посмотрел в глаза: - Если увидишь, что кто-то хочет в меня выстрелить, не кидайся спасать, я не хочу быть тебе ничего должен.
        - Хорошо, - сказал Дитер, помявшись, продолжил: - Извините, господин полковник, но обещать ничего не могу.
        Они рассмеялись и пошли обедать.
        Эпилог
        Самолет набрал высоту, погасло табло, элегантные стюардессы катили тележки с напитками, улыбались, щебетали непонятное. Убийца ни немецкого, ни английского не знал, но девушек понимал. Ему хотелось взглянуть в иллюминатор, но слева громоздился угрюмый парень с лицом киношного гангстера, да и облака уже покрыли необъятные просторы, и прочь сантименты.
        - Дитер, возьми мне выпить, - сказал он сидевшему справа инспектору. - Только не размазывай по рюмке, купи бутылку виски.
        Дитер поставил перед убийцей бутылку, сок, положил шоколад, услужливо щелкнул зажигалкой и вспомнил, как вчера во время обеда в «Метрополе» русский полковник сказал: «Учти, парень, почти все решает первый удар. И главное не сила, а неожиданность».
        Убийца наливал медленно, смакуя удовольствие, отставил бутылку, взял бокал и продекламировал:
        - «Прощай, немытая Россия!..»
        Дитер сказал что-то по-немецки, сидевший слева гангстер быстро повернулся и еще быстрее защелкнул на кистях убийцы наручники.
        - Я тоже люблю Лермонтова, - негромко сказал Дитер, достал из кармана магнитофон. - Мужчину и ребенка вы убили, но женщина осталась жива. Вчера по телексу передали, что вашего одноклассника, с которым вы столь неудачно столкнулись в пивной, нашли. Он вспомнил ваше имя и фамилию. У нас суд присяжных, а они лишь люди. У вас будет адвокат. Нас будет встречать пресса, если вы спуститесь по трапу с повинной… - Дитер включил магнитофон: - Выпейте свой тост и говорите.

* * *
        А в кабинете генерала Орлова никаких трагедий не происходило. Полковник Гуров как обычно стоял у окна, генерал Орлов будничным тоном говорил:
        - Меня не уволили, тебя не убили, нас можно считать победителями. Скажи, Лева, а в следующий раз против тебя двинут танки?
        - Не нравится, как я работаю, Петр? - Гуров смотрел на сигарету, решал, закуривать или выдержать характер и повременить. - Так ты меня прижми к сердцу и никуда не отпускай.
        - Договорились. - Орлов потер лицо, убедился, что все на месте, и спросил: - Как полагаешь, твой немец дожмет убийцу?
        - Кто знает, должен. - Гуров пожал плечами: - Я сделал все, что мог.
        Кровь алая
        Пролог
        В подъезде остро пахло кошками. Запах был такой плотный, что казалось, его можно пощупать руками и отвести, словно ткань, в сторону. Гость помахал перед лицом рукой, позвонил в квартиру на первом этаже, когда стальная дверь открылась, нырнул в проем, пригнувшись, захлопнул дверь и тяжело перевел дух.
        - Ну, Генка, к тебе прорываться, словно сквозь газовую атаку, - сказал гость.
        - Сережа, говорено-переговорено, носи с собой противогаз, - ответил хозяин, принимая от гостя кейс и указывая на вешалку.
        Когда гость снял плащ и прошел в комнату, друзья обнялись, похлопали друг друга по плечам, оглядели, оба довольно улыбнулись.
        Они были годки - по тридцать восемь, дружили с детского сада, вместе закончили школу и университет, встречались раз в два-три месяца, причем всегда Сергей приходил к Геннадию и никогда наоборот.
        Сергей был депутатом, членом ВС России, Геннадий якобы перебивался в каком-то СП и увлекался электроникой. Одна из двух комнат всегда была заставлена телевизорами, плейерами и другой аппаратурой, а на старинном комоде сидели коты, и сколько их, не знал не только гость, но и сам хозяин. Коты приходили и уходили, вели себя независимо, поглядывали со своего пьедестала на людей равнодушно.
        Хозяин открыл форточку, чтобы коты могли перемещаться по своему разумению, и закрыл дверь, а в другой комнате стал быстро накрывать на стол. Гость достал из своего кейса бутылки, свёртки с закуской, икру и балык.
        - Надо тебя, Геннадий, подкормить, совсем плохой стал, - Сергей слащаво улыбался и поглядывал на хозяина заискивающе.
        Да, странная это была дружба: с детства и до сегодняшнего дня верховодил Геннадий. Полноватый блондин среднего роста, с конопатым простодушным лицом, одет неряшливо, с вечно грязными руками и постоянной улыбкой, он производил впечатление человека не очень умного и совершенно безобидного.
        Сергей же «как денди лондонский одет», холеный - казалось, что он только что вышел из парикмахерской: бородка клинышком - волосок к волоску, руки ухоженные, правда, слегка суетливые. Как уже говорилось, он был членом ВС, лидером немногочисленной, но достаточно скандальной партии. Сергей разыгрывал из себя мецената, который поддерживает талантливого непутевого друга детства. Геннадий с простодушной благодарной улыбкой очень серьезно подыгрывал, лишь иногда в его рыжих глазах мелькал огонек, какой можно увидеть в глазах кота, забавляющегося с мышкой.
        Они с детства не любили, порой ненавидели друг друга, но, составляя одно целое, не могли существовать порознь. Геннадий, обладая железной волей, недюжинным умом, граничащим с гениальностью, не умел, да и не желал подать себя, ему нужна была власть реальная, а не ее внешняя мишура. Сергей, неглупый, тщеславный, тянулся к власти, как наркоман к зелью, довольствовался внешней атрибутикой. Если бы этих людей можно было соединить в единое целое! Если бы, если бы! Жизнь состоит из несбывшихся мечтаний.
        Уже можно садиться к столу, осталось лишь добавить, что лопоухий конопатый Геннадий был «авторитетом» среди высшей элиты уголовного мира, миллионером и мог купить депутата вместе с его партией и всеми потрохами. Чтобы стало еще смешнее, заметим, что оба они не любили спиртное.
        Однако бутылки открыты, закуска разложена, хозяин, потирая ладони, оглядел стол и сказал:
        - Хорошо быть депутатом, Сережка. Наливай и рассказывай.
        - Суетимся, разговариваем, - Сергей наполнил рюмки. - Интриги, Генка, сплошные интриги. Через год будем переизбираться. Останется съезд - неизвестно…
        Сергей не знал о подлинной жизни Геннадия, но с детства был убежден, что тот всесилен, может буквально все, лишь бы захотел помочь.
        - Моя карьера может повиснуть, а может просто закончиться. Если спикер выставит свою кандидатуру на пост президента, то у меня появится шанс…
        Хозяин ел, кивал, смотрел в тарелку, неожиданно чему-то улыбнулся и сказал:
        - А смешно мир устроен.
        - Ты о чем?
        - Я же сказал, - Геннадий пригубил коньяк. - Президентом ты стать не можешь, суетлив больно, а министром в новом правительстве… стоит попробовать.
        - Президент не может проиграть на выборах, а он меня к кормушке близко не подпустит.
        - Конечно, он хотя и не ума палата, но и не дурак. Ты много болтаешь, фигурничаешь, надоел и левым, и правым, а мы, люди простые, так тебя терпеть не можем.
        - Гена, если молчать и не высовываться, так никто тебя и знать не будет, - возразил Сергей. - Вон Бесковитый чушь несет, аж уши вянут, а на прошлых выборах миллионы голосов получил.
        - Он льет через край, дураки любят, когда шипит и брызжет. Ты встань за его спиной и помалкивай.
        - Да он на выборах шансов не имеет.
        - Так выборы через год, говоришь? - хозяин выплюнул косточку маслины. - Срок солидный, мало ли чего произойдет. Ты приблизься к Бесковитому, приблизься, пусть он к тебе привыкает.
        Несколько дней назад офицер службы безопасности спросил у Геннадия, каково его влияние на друга детства, Сергея Сабурина. Геннадий Бланк неопределенно пожал плечами и поинтересовался, в чем, собственно, дело. Оппозиция слишком разобщена, ответил гэбист, было бы неплохо слить их воедино. На том разговор и закончился.
        Геннадий Бланк встречался с гэбистом уже пятый год, но не считал себя осведомителем. Он контактировал с гэбистом на взаимовыгодных условиях, обменивался информацией, денег не брал, подписку о сотрудничестве не давал.
        Геннадий ждал появления Сергея, сам звонить не хотел, не следует нарушать сложившиеся традиции. Помня просьбу гэбиста, Геннадий посоветовал Сергею сблизиться с Бесковитым, а слова о министерском портфеле для Сергея были в данный момент не более чем болтовней.
        Глава первая
        Убийство
        Старший оперуполномоченный по особо важным делам полковник милиции Гуров вошел в приемную начальника главка, щелкнул каблуками, уронил голову на грудь и сказал:
        - Здравствуй, Верочка! Я прибыл, явился, готов служить, жду указаний!
        - Здравствуйте, Лев Иванович, - секретарь, миловидная, модно одетая девушка, безуспешно пыталась держаться серьезно и взросло. - Присядьте, Пётр Николаевич ждет вас, но сейчас у него гости.
        - Не вздумай сопротивляться. - Гуров подошел, чмокнул Верочку в щеку, опустился в кресло, вытянул длинные ноги, оглядел приемную, которую подчиненные генерала Орлова, не претендуя на оригинальность, называли предбанником.
        Скромностью обстановки и размерами приемная никак не соответствовала должности генерала. Орлов был консервативен и, хотя получил золотые погоны и занимал высокий пост не первый год, по сути своей остался розыскником, профессионалом и трудягой, на обстановку приемной и кабинета не обращал внимания. Гуров осматривал знакомый предбанник с насмешливой улыбкой, прекрасно понимая, что его друг, пусть и неосознанно, своим пренебрежением к внешним атрибутам власти подчеркивает, что, мол, не забывайте прописных истин - не место красит человека.
        Верочка на прошлой неделе получила в подарок наисовременную кофеварку, еще не освоила и обращалась с агрегатом с такой осторожностью, словно имела дело со взрывчаткой. Несмотря на то, что заморский гость занимал ее внимание полностью, девушка ухитрялась поглядывать на знаменитого сыщика. Верочка работала с генералом третий год, видела Гурова, если он не исчезал в командировку, практически ежедневно и продолжала удивляться, каким образом одинокий мужчина ухитряется всегда быть выхоленным: свежайшая рубашка, отутюженные брюки, ботинки сверкают, как у иностранца. Верочка знала, что полковник развелся; жена ушла, детей у них не было, сыщик живет один, в скромной двухкомнатной квартире. В любой конторе, и Министерство внутренних дел не исключение, о холостых красивых мужиках женщины знают все абсолютно. Они не используют наружку, не устанавливают аппаратуру прослушивания, но их осведомленности об объекте может позавидовать не только управление кадров, но и любое подразделение Министерства безопасности. Женщины знали, чувствовали - полковник настоящий мужчина, без самовлюбленности и комплексов, но
только не в стенах конторы. Здесь лишь вежливые улыбки, безразличные комплименты и не более того.
        Верочке рассказывали, что однажды на банкете, танцуя с чрезвычайно настойчивой претенденткой, Гуров сказал:
        - Мужчина, который стреляет в собственном доме, не охотник, а обыкновенный самоубийца. Красавица, передайте мои слова по селекторной связи.
        Из генеральского кабинета вышли двое в прокурорских мундирах, кивнули Верочке, пробурчав нечленораздельное, низенький, плотный, судя по петлицам, старший, зацепил взглядом Гурова, хотел остановиться, передумал и вышел следом за подчиненным в коридор.
        - Здравия желаю, - сказал Гуров, войдя в кабинет, - хотели видеть, я тут, готов к выполнению.
        - Желаю, желаю, - ответил Орлов, потирая нос, словно только что с прокурорскими не разговаривал, а дрался. - Садись.
        Генерал знал, что Гуров не сядет, а встанет у окна. Полковник улыбнулся, прошел к окну, оглядел скромный кабинет с любопытством, словно не бывал в нем ежедневно, присел на подоконник, вздохнул; за неполные двадцать лет знакомства Гуров так привык к внешности начальника и друга, что давно не обращал никакого внимания на мужиковатую простоту генерала, прекрасно зная об аналитическом уме, проницательности и огромном сыщицком опыте Орлова.
        - Неважнецкие у нас дела, Лева, - Орлов моргнул, вздохнул, почесал за ухом, - совсем неважнецкие.
        - Когда у тебя дела в норме, Петр, ты за ухом не чешешь, а трешь подбородок, - усмехнулся Гуров.
        - Нахальный мальчишка, - Орлов открыл лежавшую перед ним тонюсенькую папочку, вынул листочек, разгладил короткопалой ладонью и брезгливо отодвинул. - Вот девушку застрелили.
        - Надо же! - Гуров цинично усмехнулся. - В России убили девушку, ЧП, да и только! И кто же у нас папа?
        - Инженер, а мама - учительница средней школы. А ты до того, как стал опером, важняком и полковником, был голубоглазым, чистым, добрым мальчиком.
        - Я это слышу, наверное, в сотый раз, Петр. Коли одолела ностальгия, могу напомнить, что ты был старшим опером, стал генералом, но и тогда, и сегодня, прежде чем сунуть меня в дерьмо, долго готовишь. И чем дольше, тем дерьма будет больше.
        Орлов вытянул губы дудочкой, взглянул на кончик собственного носа и спокойно спросил:
        - Лева, ты за белых или за красных?
        Гурова удивить было трудно, но тут он на секунду смешался, взглянул на потолок, указал на него пальцем:
        - Ты про них? Так я их не люблю любых цветов и оттенков. Но я избирал президента и обязан его защищать.
        - Что обязан, хорошо, а что не любишь - плохо. Людей, Лева, надо любить! - высказав столь свежую и оригинальную мысль, генерал даже поперхнулся, схватил лежавший перед ним лист, положил на край стола. - Полюбуйся! Девчонку застрелили в загородной резиденции спикера! - Неожиданно повысил голос, почти кричал: - Они приказали министру, он приказал мне, я - тебе! Разберись!
        - Не надо на меня кричать, господин генерал, - тихо ответил Гуров, бумагу со стола не взял. - Есть прокуратура, Министерство безопасности, личная охрана спикера, в конце концов.
        - Лева, не надо, - Орлов потер ладонями лицо. - Прокуратура возбудила уголовное дело. Старший следователь по особо важным делам принял его к производству. - Генерал вновь коснулся лежавшей на углу стола бумаги. - Вот его поручение органам внутренних дел.
        - Он что же, будет меня учить, как разыскивать убийцу? - рассмеялся Гуров, взял наконец злополучную бумажку, взглянул мельком, сложил и убрал в карман.
        - И учить, и, уж конечно, требовать результата, а вы, полковник, будете молча терпеть. Когда у высшего лица обнаружена язва, вызывают министра здравоохранения. Но министр делать операции не умеет. Он вызывает зама, тот главного врача, - Орлов ткнул себя в грудь. - Но я не оперировал уже несколько лет. Я, Лева, старый, усталый руководитель, а нужен творческий исполнитель, профессионал, у которого скальпель в руке не дрогнет даже над брюхом президента. Кстати, я бы тебя туда никогда не послал, но твое имя назвали там! - И генерал, как недавно Гуров, указал на потолок.
        - Откуда они меня знают?
        - Слухами земля полнится.
        - Так я там потолкаюсь дней несколько, испишу килограмм бумаги, раскланяюсь и разведу руками.
        - Хвастун! Ты можешь много, порой слишком много, но столь разумное решение тебе не по силам. - Орлов мягко улыбнулся, смотрел на ученика с гордостью. - Я наперед знаю, как все произойдет. Ты поплутаешь, возьмешь след, двинешься по нему и пойдешь туда, куда ходить совсем не следует. Они, - генерал тронул телефонный аппарат, - потребуют тебя отозвать.
        - Вот беда! - по-мальчишески воскликнул Гуров. - Ты дашь команду, я ее выполню с превеликим удовольствием.
        - За прошедшие годы я отзывал тебя трижды. Ты хоть раз подчинился? Когда ты вцепишься, тебя нельзя оттащить, тебя можно только убить.
        - Ну это вряд ли, - Гуров одернул пиджак, шагнул к дверям. - Так я пошел?
        - Иди, - Орлов махнул рукой. - Бессмысленных слов не говорю. Иди!
        - Спасибо, Петр Николаевич. - Гуров поклонился и вышел.
        - К тому же он их еще и не любит, - пробормотал генерал. - Практически я послал его…
        Рассуждения Орлова прервал телефонный звонок.
        - Орлов, - сказал генерал, выслушал абонента, усмехнулся и ответил: - Вы, извините, помощник? Так и помогайте, черт вас подери! А полковник Гуров уже выехал!

* * *
        Шоссе струилось сквозь лес, мелькали посты ГАИ. Обшарпанный «жигуленок» Гурова не останавливали, лишь провожали внимательными взглядами. Шоссе было без трещин и заплат, что наводило на мысль - асфальт в России делать умеют, только на всех его не хватает, и шоссе это не для всех, и у будок ГАИ дежурят не милицейские. Рассуждения, досужие мысли, никаких доказательств, да Гуров последние и не искал, завистлив не был. Если люди могут жить хорошо, пусть живут хорошо, было бы просто великолепно, если бы они такую жизнь заработали, а не получили как приложение к должности за усердную суетню у микрофонов.
        Полковник заметил, как от последнего поста следом за «жигуленком» ушла штатская «волга» и повела - не навязчиво, но и особенно не скрываясь. У сыщика появился соблазн остановиться и поболтать с сопровождающим, но он вспомнил осунувшееся лицо Петра, и желание бутафорить пропало. Позади ударил фарами мощный лимузин, легко обогнал, презрительно фыркнув, стремительно унес свое черное лакированное достоинство. Гуров подумал не о том, кто именно катается в роскошном лимузине, а прикинул, какой бензин он кушает, в каком количестве и на сколько дней хватило бы полковничьей зарплаты, если бы джинн выскочил из бутылки и подарил ему, Гурову, подобную машину.
        «Жигуленок» уперся в зеленые железные ворота, «волга» развернулась и замерла неподалеку. На воротах не было номера, никакой надписи, но, судя по полученным Гуровым инструкциям и сопровождению, он прибыл куда следует. Сыщик, хотя и не сомневался, что за ним наблюдают, посигналил, опустил стекло и закурил. Рядом с воротами открылась дверь, вышел мужчина в штатском, лет тридцати; фигура и лицо охранника свидетельствовали, что он не большой поклонник Мельпомены и свободное от дежурств время проводит за обеденным столом, в постели и спортзале. Гуров сразу оценил легкую, мягкую походку, четкие, неторопливые движения штатского и удивился, какой глубокий, приятный у него голос.
        - Здравствуйте, Лев Иванович, - сказал охранник и даже улыбнулся. - Если не возражаете, я сяду в вашу машину, покажу, куда проехать, где припарковаться.
        - Здравствуйте, не возражаю, - ответил Гуров.
        - Спасибо, - охранник сел рядом. - Я начальник охраны, Егоров Илья Иванович. Мне будет приятно, если вы будете звать меня просто по имени.
        Они ехали сосновым бором, никаких строений не наблюдалось. Охранник Гурову понравился, но удержаться он не сумел и, не скрывая сарказма, спросил:
        - Судя по речи, вы выпускник Оксфорда или Кембриджа?
        - Мы с Тамбовщины, - спокойно ответил Илья. - Кое-чему в столице обучены. - Он обаятельно улыбнулся.
        Гуров подумал, что из парня можно сделать союзника, остановил машину, достал сигареты, начал шарить в карманах. Начальник охраны мгновенно щелкнул зажигалкой, протянул Гурову.
        - Поезжайте, Лев Иванович, иначе в доме начнут волноваться, куда это мы запропали. Здесь направо, пожалуйста.
        Они подъехали к особняку со стороны хозяйственных пристроек. Гуров понял, что припарковался на стоянке для служебных машин.
        - Не угонят? - спросил Гуров, выходя из машины.
        - Будем надеяться, - в тон полковнику ответил охранник.
        - Если у вас тут убивают, то машину угнать плевое дело. - Гуров быстро взглянул охраннику в глаза.
        Тот опустил веки и явно смешался. Сыщик успел увидеть в его глазах страх, возможно, злость, взял Илью за локоть, ощутил бугристые мышцы и сказал:
        - Вы далеко не отлучайтесь. Если я решу этим делом заниматься, вы мне скоро понадобитесь.
        - Меня допрашивали дважды.
        - Я не люблю читать.
        - Лев Иванович! - позвали с крыльца.
        Гуров хлопнул начальника охраны по плечу, повернулся на голос и увидел давнего знакомого, некогда майора КГБ Николая Васильевича Авдеева.
        Он шел от крыльца, протягивая руки, и быстро говорил:
        - Привет, сыщик. Я так и думал, что пришлют именно Гурова. И хотел тебя видеть, и боялся. Да и на кой черт ты здесь нужен?
        - Здравствуй, Николай! - Гуров от объятий уклонился, но руку пожал крепко, искренне, радуясь, что встретил человека знакомого, вполне профессионального. Лет пять назад майор Авдеев работал в Управлении по борьбе с торговцами наркотиками, золотом, антиквариатом. - Кого ты здесь представляешь?
        - Ты не меняешься, - улыбнулся Авдеев, взял Гурова под руку, повел в дом. - Такой же стройный, элегантный и недипломатичный. Нет чтобы сказать, мол, рад встрече, мозги слегка припудрить. Пусть никто тебе и не поверит, но так принято, Лев Иванович.
        - Я действительно рад, ты выглядишь неважно, совсем седой, втихую пьешь, вижу, развелся и не женился. - Гуров отстранился, внимательно оглядел Авдеева с ног до головы. - Мне кажется, ты не берешь взяток, на службе не преуспел, жизнью доволен. Вот, пожалуй, и все. Ну как? Я оправдал твои ожидания, исправился?
        - Ты стал еще хуже, хотя, казалось, и некуда! - рассмеялся Авдеев, открывая дверь и пропуская Гурова в просторную комнату.
        По выработанной за многие годы работы в розыске привычке Гуров сразу отметил, что в комнате один человек, три окна, запасной двери не видно, две тахты, два стола, в общем, служебное помещение, где должны работать, но есть возможность и отдохнуть.
        Мужчина за столом быстро, сноровисто писал, на вошедших взглянул мельком - без интереса. Гуров узнал полненького человека в прокурорском мундире, который выкатился из кабинета генерала около трех часов назад. Сейчас следователь был в добротном штатском костюме, при галстуке.
        - Лев Иванович, знакомьтесь, ваш нынешний начальник, - заговорил нараспев Авдеев, получая от ситуации удовольствие, так как о взаимоотношениях прокуратуры и милиции был осведомлен прекрасно. - Старший следователь.
        - Не паясничайте, Николай Васильевич, - перебил следователь, продолжал быстро писать и говорил: - При пожаре нет начальников и подчиненных, и кстати, де-юре - одно, а де-факто - совсем иное. Лев Иванович сыщик, его дело - искать. Формально я поручение прокуратуры генералу Орлову передал, фактически, полковник, действуйте по своему усмотрению. Меня зовут Игорь Федорович, - он отложил исписанный лист, застрочил на следующем. - Фамилия у меня простенькая - Гойда, - следователь впервые взглянул на Гурова, улыбнулся и, словно опомнившись, начал писать еще быстрее. - Я прокурорский чиновник, потому зануда, потому напоминаю о законности любого вашего действия. Прежде чем шагнуть, уважаемый сыщик, десять раз прикиньте, куда собираетесь ногу поставить. Не знаю, кто из семьи ваш поклонник, но хозяин отнюдь не в восторге, что сюда пригласили милиционера. В этом доме вам голову оторвут так быстро, что вы даже боли не почувствуете.
        - Как кот Бегемот оторвал конферансье Бенгальскому, - вставил Гуров, которому надоело стоять и слушать болтливого писучего чиновника.
        - Что? - Гойда взглянул на сыщика. - Какой кот и при чем тут конферансье? Черт побери! Не отвлекайте, мне через три часа докладывать, а я все еще место происшествия описать не могу.
        - Убили здесь, в этой комнате? - Гуров оглянулся недоуменно.
        - Не прикидывайтесь, не получается! У меня фотографическая память, я описываю кухню, где было обнаружено тело. Осмотрите кухню, пожелаете, можете сверить. - Гойда подвинул Гурову толстую папку, кивнул на второй стол: - Ознакомьтесь, здесь все, чем мы на данный момент располагаем.

* * *
        Строева Оксана Петровна была обнаружена в 18 часов 35 минут в помещении кухни. По заключению врача смерть наступила примерно в восемнадцать часов в результате проникающего ранения в затылочную часть головы. Вскрытие пока не произведено, и пулю не изъяли, по предварительному заключению выстрел был произведен с расстояния не менее двадцати метров.
        Гуров просматривал протоколы допросов охраны, прислуги, водителей. Допрашивали дотошно, но по вопросам следователя сыщик чувствовал, что Гойда никакой версии не имеет. Шарит наугад.
        Посторонних ни в доме, ни на территории не находилось, выстрела никто не слышал. Осмотрено личное оружие охранников, но, естественно, из него за последние сутки не стреляли.
        Оксана Строева, двадцать восемь лет, не замужем, образование высшее, работала горничной, прописана в Москве, проживала на территории госдачи, выезжала на служебной машине в Москву примерно раз в неделю, иногда два раза, порой не отлучалась две-три недели, в Москве ночевала крайне редко.
        Ответы допрашиваемых состояли в основном из отрицаний: не видел, не слышал, не знаю, не подозреваю и т. д.
        Единственный вывод, к которому пришел Гуров, просмотрев собранный за сутки материал, был прост и однозначен: прокуратура вела дело тщательно, скрупулезно, заботилась лишь о том, чтобы к ней нельзя было предъявить претензий.
        Следователь закончил писать, сидел, облокотившись на стол, рассматривая свои ладошки, ждал, когда сыщик закончит знакомиться с материалами. Увидев, как Гуров перевернул последнюю страницу, вежливо, но с некоторым сарказмом спросил:
        - Какие вопросы, Лев Иванович?
        - Практически лишь один, - Гуров отодвинул папку с бумагами, достал сигареты. - Будем разыскивать убийцу или испишем еще килограмм бумаг и закроем дело?
        Сотрудник безопасности давно ушел, но сыщик не сомневался, что комната прослушивается и разговор записывается. Гуров посмотрел на следователя ласково и улыбнулся поощрительно, мол, давай, выкладывай начистоту. Гойда хрустнул пальцами, взглянул на часы, болезненно скривился и ответил:
        - Вы многого не понимаете, полковник…
        - Извините! - прервал Гуров. - Уважаемый Игорь Федорович, я вас убедительно прошу обращаться ко мне либо по имени-отчеству, либо господин полковник. И второе, договоримся отвечать на вопросы друг друга конкретно, а не объезжать их стороной. Я задал вам вопрос, господин следователь.
        - Лев Иванович, я много о вас слышал, люди правы - у вас крайне скверный характер.
        - Если вам нужен сантехник, вас интересует, насколько ловко он крутит гайки, или вы спрашиваете, сколько раз он был женат? Я вам задал конкретный вопрос, господин следователь по особо важным делам.
        - Зануда вы и провокатор, Лев Иванович, - очень по-свойски ответил Гойда, покачал головой. - Мы сделаем все возможное, чтобы найти убийцу.
        - Вот и прекрасно, вот и ладушки, - в тон ему произнес Гуров. - Тогда у меня уйма вопросов. Где результаты вскрытия и пуля? Почему не отражена попытка обнаружения места, откуда стрелял убийца? Почему нет списка людей, находившихся в момент преступления в доме? Здесь, - сыщик указал на папку, - написано, мол, посторонних на территории не было. Глупости, этому не поверит даже генеральный прокурор, которому вы собираетесь докладывать. Вчера было воскресенье. Если Имран Русланович находился на даче, то обязательно присутствовали сподвижники. Если хозяина не было, значит, хозяйка пригласила гостей. Если отсутствовала вся семья, естественно, что кто-то приезжал к обслуге либо охране. Когда кота нет, мыши резвятся. Где труп? Где врач, который проводил осмотр?
        - Чувствуется хватка волкодава. Господин полковник, вы сыщик, умница, только занимались бы вы своим делом, - Гойда встал, начал укладывать в кейс бумаги. - Вроде вы с полковником Авдеевым знакомы?
        - Николай уже полковник?
        - Потолкуйте с ним, работайте, валяйте, действуйте. Надеюсь, что, когда я вернусь, вас здесь уже не будет! - Следователь церемонно поклонился и вышел.

* * *
        Геннадий Артурович Бланк был известен очень узкому кругу «авторитетов» уголовного мира. Знавали его и среди финансистов, многие из которых не только нажили миллионы, но и сумели выйти на международный уровень. Но ни один человек - ни среди преступников-авторитетов, ни среди банкиров - не знал, чем конкретно Геннадий Бланк занимается. Кроме того, те немногие, кто был с ним знаком, знакомство данное от всех тщательно скрывали, как скрывают связь с неприличной женщиной или увлечение онанизмом.
        Некоторые считали Геннадия провидцем, шаманом, Джуной, Чумаком и Кашпировским одновременно. Человеку легче верить в нечистую силу, чем признать, что другой человек, к тому же некрасивый, смешной, без званий, положения, как говорится, без роду и племени, умнее во сто крат, видит тебя насквозь, до самого копчика, и способен разрешить твои проблемы если не шутя, то в большинстве случаев успешно.
        Он обладал феноменальной памятью, походил на компьютер, полученная информация мгновенно находила свое место в его сером веществе, именуемом мозгом. Когда он решал вопрос о возможности получения многомиллионного кредита, Геннадию не мешало знание, где купить крупную партию оружия, так как вся информация была четко рассортирована и содержалась в разных клеточках. А количество клеточек в его мозгу еще никто не пересчитал.
        В общем, Геннадий Артурович Бланк являлся главным советником, сценаристом, режиссером-постановщиком, и практически каждый человек, имеющий солидные рекомендации, в этой загаженной котами квартире мог получить помощь. Лично он не только никогда не брал в руки оружия, но в принципе ни в каких делах не участвовал. И даже если бы власть сумела взять его за руку, то и отпустила бы с извинениями, - предъявить обвинение, доказать организацию преступления либо соучастие Геннадия Бланка было практически невозможно. Переговоры велись один на один, писать он не любил, да подобная глупость ему и в голову не приходила. По его подсказке совершались фиктивные сделки, проливалась кровь. Он знал о своей безнаказанности, однако, получая очередной гонорар, естественно в валюте, всегда оставлял против заказчика компромат, перестраховывался, предупреждая опасность, болтовню либо неумышленное предательство.
        Попавшие к нему в зависимость «авторитеты» дважды пытались его ликвидировать и дважды, перестреляв порядочное количество людей, оставшиеся в живых приходили с повинной. В конце концов, три крупнейших «авторитета», знавшие Геннадия Бланка в лицо, встретились и договорились, что Профессор - так его именовали преступники - лицо неприкосновенное и человек, поднявший на него руку, обречен на тяжелую смерть.
        Никто не знал о связи Бланка с могущественной спецслужбой. Он даже себе не желал признаваться, что многими успехами обязан интеллигентному товарищу, с которым встречался ежемесячно, а порой и чаще. Товарищ был опытный агентурист, беседовал с Бланком в непринужденной манере, никогда ничего не предлагал писать, как не предлагал и денег, зная, что агент в них не нуждается. Свои задания агентурист излагал в виде просьбы, обычно что-то давал взамен; сразу отметив чрезвычайное тщеславие Бланка, офицер всячески его подогревал, не скупясь на слова. Он, конечно, знал о большинстве проводимых агентом операций, но службу подобные мелочи не интересовали, а поступающая от Бланка информация порой была просто бесценной.
        Глава вторая
        Сыщик и охранники
        Когда следователь прокуратуры вышел, Гуров решил позвонить генералу, снял телефонную трубку, но гудка не было.
        - Телефон ни хрена не работает, - сказал полковник Авдеев, переступив порог, закрыл за собой дверь. - Я его отключил к чертовой матери! Лиши человека соблазнов, грешить перестанет, превратится в святого.
        - И мы с тобой, господин полковник, останемся без работы, - усмехнулся Гуров. - Значит, я ошибся, Николай, и ты на службе преуспел…
        - Брось, Лев Иванович, - Авдеев махнул рукой, - как я был шестеркой, так и остался. Взяток мне пока не предлагали, потому не знаю, беру я их или нет. Лика от меня действительно ушла, как ты проведал, понятия не имею.
        - Будешь себя хорошо вести - скажу. А пока ответь на вопросы, которые я задал прокурору.
        - Уверен, что я их слышал?
        - Николай, будем уважать друг друга.
        - Попробуем, - Авдеев склонил голову набок, нахмурился. - Вскрытие не проводилось, тело еще здесь, в морозильной камере. Место, откуда стрелял преступник, мы нашли, пытались подвести собаку, чуть не отравили. Химия. В момент убийства хозяин был в доме, гостевали три депутата ВС, которых, естественно, не допрашивали.
        - Водители тоже пользуются депутатской неприкосновенностью?
        - Стреляли примерно в восемнадцать, тело обнаружили около половины седьмого, я прибыл в девятнадцать тридцать восемь, машины гостей отъезжали. Даже ты, Гуров, не остановил бы их, поверь на слово. Я не трус, но место свое знаю, да и местная охрана мне не подчиняется.
        - Илья и его ребята из службы безопасности, - возразил Гуров. - Ты полковник…
        - Лев Иванович, извини, ты словно дитя малое. К какому управлению относится охрана, я не знаю. А Илья, который тебе понравился, подчиняется только хозяину и боле никому.
        - Интересное кино, - пожал плечами Гуров. - Приятно будет работать.
        - Не дадут тебе работать, к вечеру выгонят. - Авдеев помолчал. - Хотя комнату выделили, пойдем, покажу.
        - Ты мне лучше труп покажи. Пока меня не выгнали, я выполняю приказ своего начальника, который велел разыскать убийцу.
        - Только разыскать? Тогда пустяк, ты это мигом.
        Заиндевевшее тело лежало на оцинкованном столе. Покойница была блондинкой, роста среднего, телом плотная, сложена пропорционально, лицо с правильными чертами, но хороша она или дурна собой, определить сейчас было невозможно.
        - Николай, ты ее живой видел? - спросил Гуров. - Она была привлекательна?
        Авдеев ничего не ответил, лишь головой покачал, а из-за спины Гурова мягкий, спокойный голос произнес:
        - Оксана пользовалась успехом.
        Гуров узнал голос начальника охраны, разозлился на себя страшно. Если к сыщику можно подойти сзади, то ему следует срочно увольняться или немедленно писать завещание. Он никак своей злости не проявил, даже не повернулся, и резко сказал:
        - Хотел вас предупредить, Илья Иванович, что даже такому тренированному человеку, как вы, подкрадываться ко мне опасно, могу изувечить.
        - Я не знал…
        - Теперь знаете, - перебил Гуров и, хотя начальник охраны к осмотру тела не имел никакого отношения, продолжал агрессивно: - Почему покойница в платье? Ее не осматривали, или, господин охранник, вы станете утверждать, что убитую осмотрели, затем натянули на нее дорогое нарядное платье, да еще с длинным рукавом, даже все пуговички застегнули.
        - Простите, господин полковник, но это не в моей компетенции!
        - Серьезно? - Гуров наконец повернулся, уперся взглядом в зрачки охранника и, медленно выговаривая слова, продолжал: - А то, что на вверенном вам объекте убивают, в вашей компетенции? А если покойница вас не касается, зачем вы здесь находитесь?
        Охранник опешил, не находил ответа, полковник Авдеев пришел ему на помощь и миролюбиво сказал:
        - Лев Иванович, извини, но, если у человека в голове дырка, зачем его осматривать? Илья, занимайся своими делами, не лезь под горячую руку. Господин полковник не нашего полка, обычаев не знает, ему невдомек, что любимчик хозяина лицо неприкосновенное, уйди от греха.
        - Я имею право находиться…
        - Право ты имеешь, - перебил охранника Авдеев, - но не можешь. И ради бога, не обманывайся ты внешностью нашего гостя. Костюмчик, белый воротничок лишь для отвода глаз, на самом деле Лев Иванович крайне грубый человек.
        - Ничего, представится случай, я его обучу хорошим манерам, - пробурчал начальник охраны и пошел от холодильной установки.
        - Это вряд ли, - спокойно ответил Гуров, повернулся к Авдееву: - Так говоришь, коли в голове дырка, то и осмотр не нужен? Ты извини, Николай, сколько убийств в своей жизни раскрыл?
        - Лев Иванович, ты же знаешь, убийства не мой профиль.
        - Знаю и, главное, вижу, - Гуров вздохнул. - Давай сюда врача, ведь вы его домой не отпустили, не так ли?
        - Ну? - Авдеев замялся. - Ты ее раздеть потребуешь? Платье каленое, не снимется.
        - Разрежем. Командуй, Николай Васильевич, не тяни резину, и так сутки потеряли и черт знает сколько ошибок наделали.
        Когда платье разрезали и тело обнажили, то на левом запястье и предплечье обнаружили кровоподтеки. Сыщик не торжествовал, смотрел на врача и полковника безопасности печально, сказал:
        - Прикройте, - взял Авдеева под руку, повел в сторону главного здания. - Оставить тело здесь приказали или это твоя инициатива?
        - Дали понять, что факт убийства не должен дойти до журналистов. Ты же понимаешь, до выборов всего ничего. Здешний хозяин - основной претендент. Ему это нужно?
        - Я политикой не интересуюсь, - думая явно о другом, сказал Гуров. - Спикер возможный президент, а нынешний президент уже не котируется? - И, не ожидая ответа, продолжал: - Мне нужна пуля, и срочно. А теперь покажи мне место, с которого, по вашему предположению, стрелял преступник.
        Около молоденькой березки был вбит колышек. Колючие кусты боярышника опоясывали ухоженный газон, за ним - главный особняк. Три окна первого этажа распахнуты, отлично просматривается фигура в белом халате.
        - Повар, - пояснил Авдеев.
        Гуров взглянул на часы - без пяти пять, стреляли в шесть. Авдеев понял, о чем думает сыщик, и пояснил:
        - Обычно повар работает до семи-восьми вечера, но вчера у него был день рождения и его отпустили в тринадцать. Он все приготовил, поставил в духовку, требовалось только подать. Гости съехались к четырнадцати, в семнадцать хозяин с мужчинами пили кофе в библиотеке, женщины находились на парадной веранде.
        - Кто обнаружил тело? - спросил Гуров. - В подробнейшей писанине следователя об этом ни слова.
        - Мадам. Оксана пошла за мороженым и пропала. Мадам пошла искать…
        - Меня пригласили по ее просьбе, - произнес задумчиво Гуров. - Правы люди, утверждающие, что женщины умнее мужчин.
        - Не знаю.
        - Врешь. Обратились в наше министерство, назвали мое имя. Хозяин был против, но не пресек. Кто способен заставить мужчину поступить вопреки своему желанию? Так что ты, Николай, не мути воду, ступай на кухню, встань на то место, где была обнаружена девушка. А я отсюда посмотрю, как это выглядит.
        - Отлично выглядит, - Авдеев был человеком спокойным, прекрасно вышколенным, но не выдержал, начал раздражаться. - На такую проверку даже у меня мозгов хватило.
        - Хочу сам взглянуть, пройдись, сделай милость.
        Когда полковник ушел, Гуров опустился на колени, начал рассматривать и обнюхивать траву; почувствовав посторонний, несвойственный земле запах, сыщик довольно улыбнулся, вынул из кармана полиэтиленовый пакетик, сорвал несколько травинок, упаковал.
        Окна кухни располагались очень низко. Когда Авдеев появился в проеме, то был виден почти по пояс, полковник махнул рукой, отодвинулся вглубь, скрестил руки, секунду постоял неподвижно. Гуров видел его от пояса и выше, а выстрелили в голову. Имея глушитель, убийца мог всадить две пули в грудь, но предпочел стрелять в голову. Такие снайперы-наемники сыщику встречались, но никого из них уже не было в живых. Время течет, подрастают новые таланты, не оскудеет земля российская. Если начнется мор профессионалов, то отличные стрелки исчезнут одними из последних, лишь когда у них кончатся патроны.
        Полковник СБ Авдеев, ровесник Гурова, был невысок, строен, худ и абсолютно сед, казалось, что он носит парик. Пять лет назад, когда оперативники работали по одному «золотому» делу, они не то чтобы подружились, но, можно сказать, приятельствовали. Гурову нравилось, что майор КГБ держался просто, не причислял себя к элите, в отличие от большинства своих коллег, смотрел на милицейских сыщиков без зазнайства, отлично понимая, что менты оснащены значительно хуже, но как сыскари дают кэгэбэшникам фору. В те годы майор Гуров работал еще в МУРе, но среди розыскников всех мастей его уже хорошо знали. Авдеев не был честолюбив и завистлив, к работе относился с прохладцей, прикажут - выполнит, особой инициативы не проявлял. Он быстро понял, что муровский сыщик сильнее по всем статьям, работал с Гуровым с удовольствием, фанатизм и танковый напор партнера вполне устраивали Авдеева. Кто сколько пашет, не подсчитывали, результаты делили поровну. А так как справки и рапорта Авдеев писал ловчее, то и навару получал больше.
        Последние годы фамилия Гурова мелькала в секретных отчетах, появлялась в прессе. Авдеев, прочитав об успехах бывшего напарника, довольно хмыкал, порой говорил, мол, знай наших. В дни путча не столько порядочность, сколько удача швырнула Авдеева на защиту Белого дома. Майор попал в потасовку, не имеющую к политике отношения, но, когда Авдеева с переломом руки доставили в травмпункт, кэгэбэшник стал героем. Авдееву присвоили звание подполковника, через год полковника, а так как он был мужик покладистый, не лез куда не следует, своего мнения не имел, а когда имел, помалкивал, то жизнь его в корне изменилась.
        Когда Авдеева вчера срочно вызвали в резиденцию спикера, ознакомившись с делом, полковник подумал: вот бы сыщика Гурова пригласить. Утром, узнав, что по неизвестной причине обратились за помощью в МВД, понял, приедет именно Гуров, и испугался. Ситуация сложилась щекотливая, положение самого Авдеева далеко не однозначное, и если оперативнику, майору КГБ в свое время терять было абсолютно нечего, то сегодня полковнику СБ стало боязно. Это нищему пожар не страшен, нынче Авдеев далеко не нищий, а сыщик Гуров взрывоопасен и совершенно неуправляем.
        Внешне Авдеев своей боязни никак не проявлял, держался с Гуровым просто и открыто, но слегка переигрывал, и сыщик почувствовал в поведении приятеля фальшивинку, копаться в причинах не стал, отложил в запасник, решил разобраться на досуге. А может, меня и действительно отсюда попросят, к чему зря голову ломать, рассудил Гуров.
        По дороге в столовую Гуров передал Авдееву траву, которую сорвал, и попросил отправить в лабораторию, провести экспертизу.
        - Молодец, - сказал Авдеев. - Потому и говорю, что ты сыщик, а я хоть и полковник, а шестерка.
        Образец травы Авдеев еще утром отослал в лабораторию. Они обедали в небольшой комнате при кухне, которую сыщик безо всякого интереса осмотрел, ничего, как и ожидал, интересного не обнаружил и сейчас доедал жареного цыпленка.
        - Николай, скажи, для наших избранников фермы специальные имеются, колбасные заводы, парники? - спросил Гуров.
        - Лев Иванович, не прикидывайся, - Авдеев вытер руки салфеткой, подвинул чашку кофе. - С каким удовольствием я бы сейчас стакан коньяку махнул и в койку, - он зевнул и потянулся. - Жизнь собачья, но я тебе скажу, здешний хозяин живет еще собачачей, работает больше, спит меньше.
        - Мне его искренне жаль, - ответил Гуров, - а коньяк к кофе не полагается?
        - Скажи, принесут, - Авдеев взглянул хитро и подмигнул. Гуров ответить не успел, в дверях появился молодой человек, который вежливо и одновременно недовольно сказал:
        - Здравствуйте. Лев Иванович, если не ошибаюсь?
        - Здравствуйте, не ошибаетесь, - Гуров разгрыз нежное крылышко, обмакнул в соус и отправил в рот. - Какие проблемы, молодой человек?
        Лицо посланца окаменело, стараясь даже не шевелить губами, он с трудом произнес:
        - Вас просят наверх.
        - Просят? - Гуров взял салфетку, начал вытирать руки. - Сразу несколько человек? - Он повернулся к Авдееву, который с интересом наблюдал за происходящим. - Где можно руки вымыть?
        Угол комнаты был отгорожен занавеской, и не только сыщику, ребенку было понятно, что там туалет.
        - Направо, за угол, - ответил Авдеев, стараясь сдержать улыбку.
        - Извините, я умоюсь, выпью чашку кофе и через пять минут прибуду, - Гуров поднялся.
        - Вас просят сейчас же, Лев Иванович, - посыльный вздернул подбородок.
        - Еще один труп? Нет? Тогда через пять минут. Скажите, куда прийти, или подождите за дверью. Извините. - Гуров кивнул и пошел в туалет.
        - Ты себя в дурацкое положение не ставь и не бодайся с этим человеком, - сказал Авдеев. - Он сказал - пять минут: значит, так и будет.

* * *
        Комната была большой, просторной и светлой, Гурову очень хотелось оглядеться, увидеть, как живут правители России, но он прошел по ковру, поклонился женщине, которая сидела за секретером, стоящим в проеме между окнами, сказал:
        - Здравствуйте, Гуров Лев Иванович. Вы хотели меня видеть?
        Мадам, а это, без сомнения, была она, - женщина если не красивая, то, безусловно, интересная, лет сорока с небольшим, одета строго, даже старомодно, платье со стоячим воротничком, без всяких украшений, шатенка, причесана просто, со вкусом. Карие глаза, ресницы чуть тронуты тушью, над красивыми бровями вразлет - высокий, чуть массивный лоб, который женщину не портил.
        Они посмотрели друг другу в глаза, и гневная морщина, прочерченная от угла полных губ хозяйки, разгладилась, женщина слегка улыбнулась и сказала:
        - Таким я вас и представляла. То-то Алла, рассказывая о великом сыщике, туманилась взглядом. Садитесь, Лев Иванович. - Она указала на кресло с очень высокой спинкой.
        Гуров молча кивнул и сел, кресло оказалось в меру жестким, удобным, в общем, деловым.
        - Слушаю вас, - сказал Гуров.
        - Я не бегаю по экрану телевизора, и моего имени вы не знаете. Меня зовут Лиана Хасбулатовна, можно без отчества.
        - Очень приятно.
        - Это правда, что у вас скверный характер?
        - Не мне судить, - Гуров оглядел хозяйку, взгляд сыщика был настолько откровенно оценивающим, что лицо женщины порозовело. - Вам лично мой характер понравится.
        - Вы самонадеянны.
        - Безусловно, но в конкретном случае просто профессиональный опыт.
        - Чай, кофе или что-нибудь покрепче?
        - Покрепче.
        Лиана позвонила, звук не успел растаять, как дверь приоткрылась, молодой прислужник застыл на пороге.
        - Эрик, выкати столик, и ты свободен, - сказала хозяйка, полные губы у нее утончились, сыщик понял, что прислужника мадам не любит.
        - Момент. - Эрик подошел к инкрустированной стенке, распахнул дверцы, выкатил столик, на верхней полке стояли сервиз, кофейник и бокалы, на нижней - бутылки и ведерко со льдом.
        - Спасибо, Эрик, до завтра.
        - Имран Русланович велел дождаться его возвращения, - тихо, но уверенно произнес Эрик, отступая к дверям.
        - Меня не касается, иди, - хозяйка махнула рукой, и, хотя Эрик был сыщику несимпатичен, Гурову стало неловко, словно он увидел человека в нижнем белье или в непристойной позе. - Не обращайте внимания, дворцовые интриги. Налейте мне кофе, я пью холодный, а себе что желаете.
        Гуров поставил перед хозяйкой кофе, себе налил коньяка.
        - В доме вообще-то не пьют, а вы еще и на работе, не боитесь?
        - Если не пьют, не угощайте. - Гуров встал, прошелся по комнате, огляделся. - Ваш врач мужчина или женщина?
        - Конечно, мужчина! Кто же доверит свое здоровье женщине?
        - Мысль интересная. - Гуров подошел к окну, посмотрел в парк. - Вы при осмотре не стесняетесь? Не будем терять время, выкладывайте. Почему вы настояли, чтобы приехал профессиональный сыщик? Вокруг вас спецслужб больше, чем подслушивающих микрофонов в этой комнате. - Гуров развернулся, теперь он стоял спиной к свету, а Лиана вынуждена была повернуться лицом к окну.
        Сыщик увидел, как взгляд женщины метнулся, - это мог быть и страх, возможно, негодование. Я ее перегрузил, понял сыщик: сразу и прямой вопрос, и упоминание о микрофонах. Но я обязан предупредить, что нас слушают, пусть терпит. Хозяйка мгновенно взяла себя в руки, надменно вздернула бровь:
        - Микрофоны - здесь?
        - Обязательно. Нас же с вами данный факт не волнует. Забудем, нам скрывать нечего. Я здесь, меня интересует, почему я здесь.

* * *
        Полковник Авдеев, который, сидя на скамейке, слушал по рации разговор, пробормотал:
        - Сукин сын, наглец! Горбатого могила исправит!

* * *
        - Я скажу мужу! Он… Значит, президент приказал установить здесь подслушивающие устройства?
        - Ему делать нечего? - Гуров пожал плечами. - Президент тут ни при чем, подслушивающие устройства устанавливали в прошлом веке. А то, что ваша охрана нас слушает, не сомневаюсь.
        - Безобразие, я сегодня же скажу мужу! - повторила мадам.
        - Перестаньте, вы же умная! - перебил Гуров. - Был бы супруг завкафедрой, жил бы как человек. Хочет большой власти - будет терпеть. Лиана, я вас прошу, давайте по существу, иначе мое присутствие совершенно бессмысленно. Чего вы испугались?
        - Убили мою любимую горничную. Здесь, куда мышь не проскочит. - Лиана хотела сказать, чтобы Гуров налил ей коньяка, оглянулась беспомощно и указала на бутылку.
        Гуров поставил перед ней бокал, взял со стола блокнот и ручку, написал: «Вперед!» и сказал:
        - Извините за банальность, но, как говорится, положение обязывает. Я тут огляделся, могу сообщить немногое. - Гуров указал на блокнот и ручку, мол, пишите, и продолжал: - Стрелял, безусловно, профессионал. Не уверен, но думаю, что убийство совершено без заранее обдуманного намерения. Возникла необходимость, приняли решение, дали команду.
        Говорил сыщик не для хозяйки, а любопытным, которые его слушали, хотел заставить их активизироваться. Мадам кончила писать, отодвинула блокнот и раздраженно сказала:
        - Так я вам и поверила! Без подготовки! Надо убить, и дали команду! А тут рояль в кустах! Случайно! Профессиональный убийца, пистолет с глушителем! Мне говорили, что вы лучший сыщик России, а несете чепуху!
        - Мыслите вы, особенно для женщины, недурно, - Гуров подошел, заглянул в блокнот и прочитал: «Вчера я подарила Оксане свое платье. Стреляли в меня!»
        - Мыслите недурно, - повторил Гуров. - А выводы, извините, дилетантские, - и написал: «Глупости! Платье - простое совпадение».
        - Дилетантство! - фыркнула мадам и выпила коньяк одним глотком. - Докажите!
        - И не подумаю. - Гуров вновь указал на блокнот и ручку. - Если у вас есть вопросы, пожалуйста. Докладывать вам я не обязан, делюсь своими соображениями из любезности, которой не рекомендую злоупотреблять.

* * *
        - Ну дает! - восхищенно произнес Авдеев. - Много бы дал, чтобы видеть сейчас лицо этой стервы.

* * *
        Услышав подобную дерзость, мадам слегка побледнела, но сдержалась, лишь миролюбиво обронила:
        - Наглец, каких свет не видывал.
        - Согласен, но у меня есть и другие недостатки. - Гуров постарался улыбнуться обаятельно. - Разрешите от вас позвонить, у меня в комнате телефон барахлит.
        - Городской не работает, звоните по «кремлевке», - Лиана издевательски улыбнулась, - некуда тебе, милиционер, звонить по нашему телефону.
        - Спасибо, - Гуров подошел к столику, на котором стояло несколько аппаратов, повернул к себе аппарат с гербом Советского Союза, набрал номер и после первого гудка услышал:
        - Орлов слушает.
        - Добрый день, господин генерал, Гуров беспокоит.
        - Добрый день, полковник, как у вас дела? - сухо ответил Орлов, понимая, что по правительственной связи Лева говорит в присутствии посторонних.
        - Обычная работа, Петр Николаевич. Я вас прошу прислать машину, передам рапорт. Вы же понимаете, что наша работа должна быть зафиксирована максимально точно.
        - Хорошо, машина будет, - Орлов понял, что сыщик хочет сообщить что-то крайне срочное. - Через два часа водитель позвонит из проходной.
        - Спасибо, господин генерал, всего доброго. - Гуров положил трубку, повернулся к хозяйке: - Премного благодарен, Лиана Хасбулатовна.
        Пока сыщик разговаривал, мадам писала, задумавшись, хмурилась, покусывала ручку, чем походила на студентку. Гуров зашел ей за спину, слегка наклонился и прочитал: «Мне не нравится ваша самоуверенность и пренебрежительное отношение к опасности, которая мне угрожает. Не забывайте, я настояла на вашем приглашении, и лишь я способна вас здесь удержать. Вы забываетесь…»
        Гуров отобрал у мадам блокнот и написал: «Уважаемая Лиана, не надо глупостей!» Он поставил огромный восклицательный знак, показал написанное, вырвал исписанную страницу и две последующие, смял и положил в карман.

* * *
        Квартирка в домике для прислуги, которую выделили Гурову, была маленькой и скромной - комната, душ, крохотная кухонька с газовой плитой и пустым холодильником. В комнате - письменный стол, кресло, удобная кровать, небольшой платяной шкаф.
        Сыщик написал рапорт, в котором изложил свое заключение, ранее уже высказанное хозяйке имения, добавив, что просит проверить связи убитой по месту жительства, последнее подчеркнул, давая Орлову понять, что делать это совершенно не обязательно, положил в конверт и направился к воротам, куда через пятнадцать минут должна подойти машина.
        На аллее сыщик, естественно, столкнулся с Авдеевым.
        - Далеко собрался, господин полковник? - спросил Авдеев, пошел рядом.
        - Ты знаешь, - Гуров держался холодно, товарищеские нотки из его голоса исчезли. - Ты не прибедняешься, а действительно бездарный оперативник. Тебе следовало поинтересоваться, как прошла моя встреча на высшем уровне, а не куда я иду.
        - Ты все понимаешь, я знаю, что ты знаешь, перестанем играть в пинг-понг, - миролюбиво сказал Авдеев. - Ты покажешь мне свой рапорт?
        - Мог бы и не показывать, у любого беспредела существует предел, но по старой дружбе - пожалуйста. - Гуров вынул из кармана конверт, который даже не заклеил. - Ничего нового, чистой воды бюрократизм.
        - Спасибо, - Авдеев небрежно просмотрел рапорт, убрал в конверт, лизнул и заклеил. - Разреши, я сам передам конверт водителю?
        - Ради бога, только в моем присутствии.
        - Ты мне не доверяешь? - возмутился Авдеев. Гуров остановился, взглянул полковнику в глаза, ткнул пальцем в грудь, подчеркнуто отделяя слова друг от друга, спросил:
        - Это ты мне говоришь о доверии? Ты наглец, Николай! - выхватил у него конверт. - Теперь присутствовать будешь ты, а передавать буду я.
        - Если бы ты послужил в нашей конторе…
        - Если бы у бабушки были колеса, была бы не бабушка, а трамвай! - Гуров положил конверт в карман, где у него лежал аналогичный, который и должен был попасть к Орлову.
        - Извини, Лев Иванович, - Авдеев пожал плечами, - ты лишь усложняешь мою жизнь. За нами будет наблюдать Илья Егоров, который мгновенно накатает бумагу, что я допустил тебя контактировать с внешним миром.
        - А ты его успокой, скажи, что мою писанину читал, ничего предосудительного в ней нет. Так, невинное, хотя и пространное сообщение для прессы.
        - Ну и юмор у тебя, - Авдеев даже приостановился, вытер лицо платком. - Как тебе мадам?
        - Умная, волевая женщина.
        - Ты с ней разговаривал недопустимо, сломаешь себе шею.
        - Глупец, для этого необходимо упасть, к примеру выпасть из окна, хотя бы свалиться со стула. А у меня ни окна, ни даже стула. Я опер-розыскник, бегаю на своих двоих, а коли некуда падать, невозможно ничего сломать.
        Обдумывая услышанное, Авдеев некоторое время шел молча, затем резко сменил тему:
        - Поначалу мне казалось, что местный охранник тебе понравился. Так чего ты на него накинулся, когда мы стояли у тела?
        - Умный, образованный парень служит овчаркой, зло берет, - ответил Гуров.
        Сыщик сказал неправду, сначала он разозлился на себя за ротозейство, а потом атаковал Егорова, проверяя парня на прочность. Если отступит, значит, холуй, но Илья держался достойно, а с таким человеком можно иметь дело.
        - Надеюсь, ты не придал значения ссадинам на руке покойной? Она ведь могла их получить и два, и три дня назад.
        - Конечно, - вновь слукавил сыщик. Он был не врач, но в травмах разбирался. Покойную хватали за руку незадолго до смерти. Кожа у женщин чувствительная, синяки проступают сразу, на второй день они начинают желтеть. У горничной они не успели налиться синевой. У нее произошло столкновение с несильным, но цепким мужчиной за три-четыре часа до смерти. Стопроцентной уверенности у сыщика не было, но подобное объяснение повреждений наиболее вероятно.
        - Что ты собираешься предпринять? - спросил Авдеев.
        - Почему я? - Гуров недовольно хмыкнул. - Мы что, работаем раздельно, каждый за себя? - Он вынул из кармана конверт, вернул Авдееву: - Передай водителю сам, я не хочу, чтобы тебя заменили, пришлют еще черт те кого.
        - Спасибо, Лев Иванович, ты настоящий друг.
        Гурову стало неловко, он даже отвернулся, искренне смутившись, сказал:
        - Не за что, я беспокоюсь о себе.
        У ворот их встретил Илья Егоров, который прохаживался, заложив руки за спину, увидев офицеров, остановился.
        - Пришла машина из МВД, водитель просит полковника Гурова. Я вас, Лев Иванович, задерживать не вправе, но уезжать до возвращения хозяина настоятельно не рекомендую. Если вы желаете что-либо передать, прошу это сделать через меня.
        - Я написал рапорт своему генералу, - ответил Гуров. - Полковник у меня его забрал. Вы со своей секретностью совсем сдвинулись по фазе, играетесь, словно малые дети.
        - Мы лишь выполняем указания своего начальства, - сдержанно произнес охранник и протянул Авдееву руку.
        - Брось, Илья, не пыли, действительно смешно, хочешь, выйдем вместе, - он показал конверт. - Рапорт обыкновенный, для нас с тобой ничего нового.
        - Ваше право, полковник, - охранник отступил, даже открыл перед Авдеевым дверь.
        Когда тот вышел, Гуров шагнул к охраннику, сделал ложный выпад, Илья легко уклонился, сыщик той же рукой хлопнул его по плечу, отскочил и рассмеялся. Трюк был довольно прост, но действовал почти безотказно. Обычно нападающий делает финт одной рукой, а бьет другой.
        - Выдохни и не сердись! - Гуров снова отступил. - Серьезный парень, а заводишься по пустякам. Ну не прав был полковник Гуров, да и черт с ним. У него одна служба, у Ильи Егорова другая. Так ведь по большому счету прав все-таки милиционер. - Гуров достал сигареты и зажигалку: - Не предлагаю, вижу, что не куришь, - за воротами заработал мотор, Гуров продолжал: - Девчонку убили, тело не осмотрели, таковы факты.
        Вернулся Авдеев и, рассмеявшись, сказал:
        - Шофер твердит, мол, дайте сюда Льва Ивановича. Умора! Пришлось удостоверение предъявлять и заверить, что вы в полном здравии.
        - Нормально, - Гуров самодовольно усмехнулся, - сыщика Гурова в конторе уважают от постового до министра.
        - Вот и врешь, новый министр наверняка тебя и в лицо не знает, - сказал Авдеев.
        - Значит, неприятности у него впереди, - парировал Гуров. - Ладно, хватит трепаться. Илья, ты абсолютно, на сто процентов уверен, что в твоих владениях не побывал посторонний?
        - Да, у нас следовой полосы нет, но кое-какие ловушечки имеются. Я лично обошел весь периметр, все проверил.
        - Ты понимаешь, трудно найти черную кошку в темной комнате, особенно если ее там нет. Коли убийца пришел со стороны, ушел, а я его все равно найду, такие случаи в моей практике случались, тебе оторвут башку так быстро, что ты боли не почувствуешь.
        Авдеев вспомнил следователя прокуратуры и рассмеялся. Илья не понял причины веселья и насупился:
        - Я за свои слова отвечаю.
        - А я тебе абсолютно верю. - Гуров склонил голову, задумался, хотя вопрос приготовил заранее. - Гости вчера приезжали на двух машинах или на трех?
        Охранник осуждающе глянул на полковника Авдеева и нехотя ответил:
        - На трех, господин полковник. Только вы на них время не тратьте. Господа из особняка не выходили, да и стрелять не умеют, а водители проверены-перепроверены. Кроме того, когда все собрались, я находился во внутреннем дворе.
        - Извини, Илья Иванович, при таком раскладе я тебя возьму под стражу, - Гуров не улыбался, лицом затвердел, смотрел охраннику в глаза. Неожиданно спросил: - Сколько человек под твоим началом?
        - Сколько вверили, столько и служит!
        - Прекрасный ответ, ты мне вообще нравишься. Только от камеры это тебя не спасет. Прежде чем отдавать команды и драться, подумай. Со стороны никто не приходил, - Гуров загнул палец, - депутаты-делегаты и ихние супруги вне подозрений. Шоферы перепроверены и находились под твоим наблюдением. Остаешься ты и твои люди. Согласен? Значит, у тебя либо халатность, либо прямое соучастие.
        Охранник отпрыгнул, схватился за кобуру, но пистолет сыщика уже мертво уперся ему в грудь.
        - Молодой, а опаздываешь. - Гуров сунул пистолет в карман, взял Авдеева под руку, небрежно сказал: - До утра придумай что-нибудь, иначе уедешь со мной, - сделал несколько шагов и, не оборачиваясь, добавил: - В наручниках.

* * *
        Геннадий Артурович, сидя за столом, возился с микросхемой, тихо напевал; хотя работа не ладилась, он пребывал в отличном настроении.
        Здоровенный кот с бандитской мордой сидел на спинке кресла и, презрительно прищурившись, наблюдал за толстыми, но ловкими пальцами хозяина, который осмотрел микросхему в сильную лупу, отодвинул в сторону и сказал:
        - Понимаешь, Бакс, эту штуковину проще выбросить, ведь, в принципе, она яйца выеденного не стоит, однако нельзя. Раз отступишь, второй, потом привыкнешь. Уразумел? А отступают слабаки, существа нервные, а мы с тобой такого права не имеем. Японцы люди терпеливые, умелые, делают на совесть, но и мы с тобой не лыком шиты, одолеем.
        Кот не отвечал, лишь фыркнул и сильным длинным прыжком убрался на шкаф, где, потеснив сородичей, затих.
        - Правильно, отложим до утра, оно вечера значительно мудренее, - хозяин встал, потянулся коротким округлым телом, взглянул на притаившуюся на шкафу колонию: - Я ложусь спать, чтоб ни звука, кастрирую! У кого свербит - форточка открыта, прогуляйтесь.
        Он прошелся по комнате, подтянул тренировочные брюки, посмотрел на телефон, который тотчас отозвался негромким звонком.
        - Слушаю вас внимательно, - самодовольно произнес Бланк.
        Он слушал абонента долго, терпеливо, несколько снисходительно, затем спросил:
        - Все? Почему это я не знаю? Сыщик Гуров прекрасно известен. Он служил в МУРе, сейчас опером-важняком в главке. Я могу на него досье написать не хуже штатного кадровика. Гуров ликвидировал Эффенди, Лебедева, два с лишним года гонялся за Роговым и прихватил его на порошке, разгромил сильную группу… - он неожиданно хихикнул: - В общем, я знаю Гурова отлично, а вот он меня не знает и потому обречен. Мне непонятно, почему милицейского привлекли к этому делу. Хотя, как говорится, что бог ни делает, все к лучшему. Теперь спецслужбы перегрызутся, водой не разольешь. Не перебивай старших, дурачок! Мне больше не звонить и уж ни в коем случае не приходить. Надо будет, я тебя найду…
        Глава третья
        Ночью никто не спит
        Был конец мая, и две недели стояла жара, а в этот день неожиданно похолодало. В десять вечера окончательно стемнело, мощные стволы сосен слились, стали стеной, их кроны закрыли тусклые звезды, фонари, стоявшие вдоль аллеи, походили на огни посадочной полосы аэродрома.
        - Пока хозяин не вернется, ты не ложись, - сказал Авдеев, когда полковники дошли до постройки, где находилась квартира Гурова. - Уверен, что он не захочет тебя видеть, но чем черт не шутит.
        Гуров ничего не ответил, закурил пятую за день сигарету, второй год он безуспешно бросал курить.
        - Ты серьезно собираешься задержать этого парня?
        - Не знаю, возможно, надо подумать.
        - Тебе никто этого не разрешит.
        - Он пользуется депутатской неприкосновенностью?
        - Лев Иванович, не придуривайся, ты же отлично понимаешь, что спикер не позволит арестовать начальника охраны своей загородной резиденции. Такой скандал, да еще в год выборов, когда ему осталось два шага до президентского кресла.
        - Я далек от политики, обязан обнаружить убийцу. Зайдем, становится холодно.
        - Зайдем, - Авдеев вынул из кармана крохотный передатчик, вытянул антенну, щелкнул тумблером.
        - Второй, ты меня слышишь?
        - Слышу хорошо, - ответили из динамика.
        - Я нахожусь в квартире нашего гостя.
        - Понял.
        - Николай, попроси принести бутылку коньяка и что-нибудь пожевать, - сказал Гуров. - Черт побери, холодильник словно камера смертника в ожидании клиента. Если бы ты видел, как меня принимают «авторитеты»!
        - Не советую, но тебе виднее. - Авдеев вновь вышел на связь: - Второй, организуй нам ужин и пару бутылок минеральной.
        - Уже готово, сейчас доставят.
        - А нельзя обращаться по имени? - усмехнулся Гуров, проходя в квартиру и зажигая свет. - Разговариваете, как в тылу врага. Конспираторы. И много с тобой людей?
        - Любопытный ты, сил нет, - Авдеев опустился в кресло, потер замерзшие ладони. - Я хотя и не курю, но дай сигареточку. Так что ты намерен предпринять?
        - Следователь подробно допросил всех обитателей дома, кто где находился около восемнадцати часов. А меня интересует, кто где находился по минутам, с момента, как на фазенду прибыли гости.
        - Но ты не можешь допрашивать депутатов! - воскликнул Авдеев, услышал стук в дверь и сказал: - Входи, все свои!
        Парень лет тридцати, полноватый, с обвисшими бульдожьими щеками, внес большую плетеную корзинку, ловко накрыл, корзинку оставил под столом и молча вышел.
        - Дисциплина, конспирация! - довольно хохотнул Авдеев, задернул шторы, достал из-под стола бутылку коньяка, открыл, поставил на стол. - Пока хозяин не прибудет и не ляжет, я грамма в рот не возьму. А ты, камикадзе, валяй.
        Гуров согласно кивнул, выпил рюмку, зацепил вилкой кусок ветчины и спросил:
        - Так ты служишь спикеру?
        - Я служу России. Спецслужбы, Лев Иванович, всегда были в стороне от конкретных политиков.
        - Ложь и демагогия. Спецслужбы - оружие и без направляющей руки лишь куча железа и электроники. Хватит об этом. Ты, полковник Авдеев, собираешься разыскивать убийцу или отбываешь здесь номер?
        - И то, и другое, и третье. Пожалуй, главное, я хочу выбраться из этой истории без потерь, остаться на своей должности. Ты спросишь, как она называется? Отвечаю: старший помощник младшего дворника.
        Гуров не верил ни одному слову, но достаточно искренне сказал:
        - Спасибо за откровенность. Значит, мне на твою помощь рассчитывать нечего.
        - По тому, как ты себя ведешь, не рассчитывай. Но если ты зацепишься, и я увижу, что хозяин твои действия одобряет, считай, что я в твоем распоряжении.
        По тому, как откровенно говорил полковник, сыщик понял, что в квартире стационарной аппаратуры нет, а прослушивает сам Авдеев.
        - Я тебе все это по старой дружбе говорю. Ты меня осуждать не торопись. Я после августа девяносто первого такого насмотрелся… Каждый за себя, Лев Иванович. - Авдеев выдержал паузу и раздельно повторил: - Каждый за себя.
        Гуров мог бы сказать, что сражается тоже за себя и это естественно. Все зависит от того, каковы конкретно личные интересы человека, но промолчал. Он доел бутерброд, выпил еще рюмку и сказал:
        - Каждый за себя? У тебя здоровые инстинкты, Николай, и я тебя не осуждаю.
        Сквозь шторы пробился свет мощных фар, Авдеев поднялся, положил на стол небольшую коробочку с единственной красной кнопкой:
        - Если буду нужен, вызовешь, - кивнул и быстро вышел.

* * *
        Личный охранник открыл дверцу бронированного лимузина. Спикер вышел, взглянул на стоявшего неподалеку Илью, пробормотал:
        - Добрый вечер, - и остановился, как человек, который хочет что-то спросить, но забыл, о чем именно.
        - Добрый вечер, Имран Русланович.
        Спикер улыбнулся болезненно, провел ладонью по лицу, поманил Илью и начал подниматься по ступеням парадной лестницы. Когда они вошли в просторный холл, спикер не очень решительно спросил:
        - Ну, что у нас здесь? Запамятовал, день очень длинный, людей много, все суетятся, говорят, голова кругом.
        - У нас спокойно, Имран Русланович, - ответил Илья. - Прибыл милиционер, отвели ему квартирку, полагаю, не следует постороннему оставаться на ночь.
        - Полагаешь? - Взгляд спикера прояснился, губы растянулись в привычную улыбку. - Кто стрелял? Не выяснили… Молодцы. Ты службу несешь, прокуратура со вчерашнего дня копает, результат - ноль. Молодцы.
        Спикер двинулся через холл к мраморным пологим ступеням, которые вели на второй этаж. Нарушая этикет, начальник охраны пошел рядом, быстро говорил:
        - Вы прежде переговорите с супругой, она с сыщиком около часа беседовала, может, вам на него и время тратить не стоит.
        - Хорошо. Обязательно. - Спикер неожиданно остановился и, хотя был на полголовы ниже Ильи, сумел взглянуть на него сверху вниз: - Не поладили? Боишься? Ты и должен бояться. Иди.
        Лиана, как всегда, встречала мужа на втором этаже, в дверях своей гостиной, где спикер обычно пил вечерний чай. Муж поцеловал жену в щеку, обнял за талию, произнес слова, которые повторял ежевечерне с того дня, как занял высокий пост:
        - День прошел, мы живы, здоровы, значит, мы молодцы и победители.
        Гостиная хозяйки представляла собой небольшую уютную комнату, резко контрастирующую с официально помпезными залами второго этажа. Спикер любил комнату жены, только здесь он чувствовал себя по-домашнему спокойно. Но ее обустраивала жена, не советуясь с мужем, даже вопреки его советам, естественно, что он не мог признать, что комната получилась лучшей во всем особняке, и спикер неизменно подтрунивал над простотой и уютом обстановки.
        - Как твое гнездышко? Притащила ты сюда еще какую-нибудь подушечку или рюшечку? - спросил он, переступая порог и с деланным недовольством оглядываясь.
        Никаких подушечек и рюшечек в комнате не существовало, обстановка была простой, изящной и удобной, но раз хозяин такие слова произнес и повторял их, значит, все так и есть. Жена отлично понимала, что мужу здесь нравится, и на его высказывания просто не обращала внимания.
        - Все-то тебе расскажи, - она мягко подтолкнула мужа к дверям. - Иди отмойся от своих мужиков, от тебя несет конюшней. Я тебя жду, дорогой.
        - Слушаюсь, госпожа, - спикер вышел и с коротким смешком, который выводил из себя оппонентов и даже президента, сказал: - Я прямо из посольства Великобритании. При случае сообщу послу, что после встречи с ним от меня пахнет конюшней.

* * *
        Выложенная черным кафелем купель пенилась перламутром. Спикер окунулся с головой, промыл волосы, вытянулся, раскинул руки. Он не мог похвастаться фигурой и стеснялся своего вялого коротковатого тела, но пышная пена скрывала ошибки, допущенные природой, и Эрику разрешалось сидеть на диванчике рядом с купелью.
        Прислужник хозяйки и осведомитель хозяина включил воспроизведение записанного на пленку разговора, который состоялся днем между сыщиком и мадам.
        - Это все? - спросил спикер, когда запись кончилась.
        - Все, до последнего словечка.
        - Ты олух. Ясно, мент умен, он задал конкретный вопрос и не получил ответа. Судя по его голосу, он человек, который привык добиваться ответов. Тебя обманули, как сопляка. Они гуляли по парку?
        - Нет, - Эрик побледнел, облизнул пересохшие губы. - Они разговаривали только в приемной вашего кабинета.
        - Никаких настораживающих звонков не было?
        - Нет. Все как обычно.
        - На семь утра вызови этого прокурорского прихвостня. Иди.
        - Спокойной ночи, патрон. - Эрик поклонился и исчез.

* * *
        Спикер, в мягком просторном домашнем костюме, походил на плюшевого мишку. Рукава были немного длинны, спикер не позволил увечить дорогую импортную вещь и подворачивал их, от чего вид грозного правителя становился еще более домашним и безобидным. Из огромной чашки, украшенной аляповатыми золотыми цветами, он пил слабенький очень сладкий чай с лимонным экстрактом. Жена, в атласном платье, подчеркивающем ее полноватую, но вполне привлекательную, даже сексуальную фигуру, из крохотной рюмочки пригубливала зеленоватый ликер.
        Спикер хотел спать, ему казалось, что, если бы представилась возможность, он проспал бы сутки, возможно, больше. Он пытался сосредоточиться на этом чертовом убийстве, рассовать по полочкам события последних суток, понять, откуда и почему прозвучал, казалось бы, бессмысленный выстрел и как можно повернуть ситуацию с пользой для себя. Он в любой ситуации не терялся, полностью контролировал свои действия, четко определял необходимые шаги, их последствия, иначе бы так и гнил на кафедре, а не руководил парламентом великой державы. Но сейчас он расклеился, не видел шахматную доску, фигуры смешались, он даже путал цвета, не различал, где белые, а где черные.
        - Все образуется, дорогой, ты сильный, мужественный и самый умный, - жена кончиками пальцев коснулась его руки. - Ложись спать и отмени утренние дела.
        - Если бы, - жалостливо произнес он, взглянул на часы, - на семь я вызвал следователя. Ты говорила со своим милиционером, что он собой представляет?
        - Умен, дерзок. - Лиана бросила быстрый взгляд на мужа. - Он считает, что стрелял профессионал.
        - Открыл Америку, - фыркнул муж, - а как любитель мог сюда пробраться? Ты не жалеешь, что мы пригласили стороннего человека?
        - Дорогой, ты все сделал правильно.
        Спикер хотел возразить, мол, милиционера потребовал не он, а именно жена, но сработал рефлекс - если все правильно, значит, это его и только его заслуга.
        - Кому мешала Оксана, простая девка? - Он поставил кружку, спрятал кисти в рукава, отчего стал выглядеть еще беспомощнее и больше походить на мягкую плюшевую игрушку.
        - Не забивай голову, решай свои проблемы, убийством пусть занимается профессионал.
        - Глупая, - он пожевал нижнюю губу - привычка, которую тщательно скрывал от посторонних, - этот выстрел, возможно, сейчас важнее всех моих дел.
        Из-за приоткрытой двери в приемную, за которой находился кабинет, раздался приглушенный зуммер «кремлевки».
        - «Ни сна, ни отдыха измученной душе», - продекламировал спикер и шмыгнул к телефону; сняв трубку, выдержал паузу и равнодушно сказал: - Слушаю.
        - Имран Русланович, вы ведете себя неразумно, - произнес низкий мужской голос. - Когда история выплывет наружу, как вы объясните прессе и избирателям свое поведение? Вместо того чтобы громогласно объявить, что исполнительная власть беспомощна, разрешает убивать людей даже в доме спикера парламента, вы прячете труп и молчите.
        - Раз вы такой смелый, представьтесь, пожалуйста, - от столь неожиданного звонка к нему вновь вернулось спокойствие. Он четко увидел шахматную доску, цвет фигур, оценил позицию, которая была не из лучших, но давала возможность для сильной контригры.
        - Мое имя вам ничего не даст, зовите меня Избиратель. Я желаю вам победы, хочу видеть вас президентом.
        - Спасибо, господин Избиратель, - ответил спикер. - Общих слов мне хватает в парламенте и на съезде, можете сказать что-либо конкретное?
        - Могу. Утром все выплывет, обдумайте свою позицию. Второе: гоните этого мента, он человек лишний и опасный. Спокойной ночи, уважаемый Имран Русланович.
        Спикер положил трубку, постоял у столика с телефонными аппаратами, словно ждал продолжения разговора, поняв, что ожидание глупо, вернулся в гостиную, к жене. Она молча смотрела на мужа, он хотел было сесть, передумал и после небольшой паузы сказал:
        - Я как всегда прав, - в чем он прав в конкретном случае, спикер не пояснил, поцеловал жену и отправился к себе. Последние годы супруги спали в разных комнатах.

* * *
        Шел третий час ночи, а Гуров еще не ложился: чем больше он думал над происшедшим, тем больше запутывался. Он вспоминал все свои предыдущие расследования убийств, но аналогов не находил. Сыщик впервые столкнулся с миром политиков и не мог найти мотив преступления. Кому выгодно? Почему? Любовь? Корысть? Власть? Личный мотив и корысть отпадают сразу. Девушка никакой властью не обладала и никому мешать не могла. Убили по ошибке, стреляли в другого человека? Платье? Версия мадам? Даже если предположить, что мадам замешана в неизвестной сыщику истории и кому-то мешает, ее убрали бы совсем иначе. И уж, конечно же, поджидали бы не у окна кухни, где она могла появиться лишь случайно. Стрелял, безусловно, профессионал, однако сыщик чувствовал: убийство произошло спонтанно, без подготовки. Гуров пытался вырваться из замкнутого круга, но безуспешно, неизменно возвращаясь к версии, которая у него возникла при осмотре тела, когда он увидел свежие синяки на запястье и предплечье.
        Девушка видела либо слышала то, что ей никак видеть и слышать не полагалось, а ее заметили, схватили за руку, возможно, пытались запугать или купить, не получилось, тогда дали команду срочно ликвидировать. Версия красивая, простая и достаточно правдоподобная. Даже мадам тотчас ткнула в слабое место. Потребовалось убить, на месте оказывается профессионал и пистолет с глушителем. С некоторой натяжкой такому совпадению можно объяснение найти. Убийца один из водителей, который привез своего хозяина? Трудно поверить, что депутата Верховного Совета возит профессиональный убийца. Однако всякое случается, полностью исключать подобный вариант не следует. Чтобы дать команду шоферу, необходимо выйти из особняка и оказаться на глазах у множества людей. В машину можно позвонить, уговаривал себя сыщик. Выйти из комнаты, якобы в туалет? В каком помещении высокие лица находились? Кто выходил? Где туалет? С какого аппарата была возможность позвонить? Так ведь никого не допросишь, ни один и разговаривать со мной не пожелает.
        Гуров расхаживал по комнате, непроизвольно держался в стороне от окон, возможность покушения на себя исключал, но порой, наставляя молодых оперативников, любил повторять, что стопроцентная безопасность настоящему сыщику обеспечена только в гробу.
        Произошло убийство, возбуждено уголовное дело. В качестве свидетеля можно допрашивать любого депутата. Теоретически. А практически, стоит в разговоре коснуться болевой точки - поднимется крик, подозреваемый встанет и уйдет. Допрашивать этих людей бессмысленно. Следует избрать иной путь: не от хозяина к убийце, а от исполнителя к хозяину.
        Обувь убийцы была обработана химическим реактивом. Если это водитель, то как коврик ни мой, а где-то в машине криминалисты следы найдут. Только кто этих криминалистов в машину пустит? Опять тупик. Чего я уперся в водителей? По принципу - коли нет гербовой, приходится писать на простой? Утерянное ищут под фонарем, так как под фонарем светлее?
        Что уперся в синяки и в подслушанный случайно разговор? Даже в узком кругу политики объясняются на эзоповом языке, который простой девушке не понять. И никто из них девушку за руку не хватал, никакого криминала в особняке она не видела. Просто полковник Гуров, якобы талантливый сыщик, не любит депутатов и стремится замазать хоть одного в криминал? От такой холодной печки и начинается танец?
        Гуров остановился, поднял руку, хотел ударить себя по голове, и не потому, что увидел свет в конце тоннеля, а уж очень сыщику эта голова не нравилась. Решив, что голова может еще ему пригодиться, он лишь поправил прическу и вновь зашагал от стенки к стенке.
        Ни хозяева, ни гости никакого отношения к преступлению не имеют. Готовится покушение на спикера, девушка каким-то образом узнала об этом, и ее срочно ликвидировали?
        В качестве приза за столь оригинальную мысль, которая должна была прийти первой, а явилась последней, Гуров разрешил себе глоточек коньяка и сигарету.
        Исполнитель один из охранников? Кто может хотеть смерти хозяина поместья? Хотеть-то могут многие, да кто решится и имеет возможность? Кто претендует на пост президента? Сам президент? Этот, как его, Бесковитый? Он и в прошлый раз себя выдвигал. Кто еще? В ящик надо смотреть, сыщик, а ты все за преступниками гоняешься, потому дикий, дремучий, как тайга.
        Никто из политических противников спикера на такое дело не пойдет. Сам не пойдет, а из окружения, из сотоварищей и сподвижников какой-нибудь психопат найтись может. Причем втихую от шефа, по собственной инициативе. Расчет прост: шеф становится президентом, а инициативный сотоварищ топает вослед, и все выше и выше.
        Размышления Гурова прервал негромкий зуммер. В первое мгновение сыщик не понял, откуда исходит звук, затем взглянул на маленький приборчик, который оставил на столе полковник службы безопасности, нажал красную кнопку и сказал:
        - Слушаю.
        - Не спишь, - произнес Авдеев. - Никто не спит: ни хозяин, окно у него горит, ни мадам, так и охране спать не полагается.
        - Долго разгоняешься, Николай. Прыгай!
        - Недушевный ты человек, Лев Иванович, - раздался короткий смешок. - Мы телефон исправили, можешь названивать.
        - Премного благодарен, я всегда знал, что ваша служба - главные телефонисты России.
        - Я лишь стрелочник, куда скажут, туда переключу. В твоей гениальной голове появилось новенькое, или, как Шарик, гоняешься за собственным хвостом?
        Гэбист так точно определил состояние Гурова, что он разозлился:
        - А ты хочешь, чтобы я гонялся за твоим хвостом?
        - Не дай бог! - с одной стороны шутливо, с другой и всерьез испугался Авдеев. - Оставь мой хвост в покое. Хоть он у меня как у ящерицы, все равно больно.
        - Так не хами, ложись спать, пока я на тебя не вышел.
        - Черный юмор.
        - Какой номер у мадам?
        - Зачем тебе?
        - Хочу назначить свидание. Ты посмотри, какая ночь, скоро соловей объявится.
        - Для соловья холодно. Он парень умный, выступает всегда вовремя.
        И в это время за окном защелкал соловей, умолк и вновь выдал руладу.
        - Ты понял, кто умный? - спросил усмешливо Гуров. - Дай мне номер мадам.
        - Не делай глупости, Лев Иванович. Хотя ты мальчик вполне взрослый, ныряй, тут неглубоко, - сказал гэбист и продиктовал номер.
        - Благодарю, ложись спать, у тебя будет тяжелый день. - Гуров отключил связь, снял телефонную трубку, послушал гудок и положил трубку на место.

* * *
        Полковник безопасности сказал правду. Лиана не спала, прилегла поначалу. Как говорится, ни в одном глазу, даже закрывать их не хотелось. Оксану убили вчера, странно, но первую ночь Лиана спала хорошо, а сейчас сильная, жизнерадостная девушка маячила перед глазами. Она, несмотря на службу, которая начиналась ранним утром и заканчивалась лишь вечером, жила радостно, пользовалась успехом у мужчин и сама была к ним далеко не равнодушна. Не то чтобы блудница, но у Оксаны всегда имелся мужик, если не один, так другой, и мадам была в курсе платонических забав молодой горничной. Вчера смерть Оксаны не потрясла Лиану, скорее ошарашила: как же так - в святая святых стреляют и убивают. Потом она вспомнила о платье, которое подарила девушке, появилась страшная мысль, что стреляли в нее, мадам Гораеву, а девчонку убили случайно. Лиана вспомнила рассказ подруги о некоем сыщике, который если не господь бог, то как минимум волшебник, и она вцепилась в мужа мертвой хваткой. Супруг был так занят решением своих проблем, что не стал вдаваться в подробности, вызвал помощника, распорядился помочь жене в решении ее
проблем, считая ее просьбу обычной женской блажью.
        Так в загородной резиденции спикера парламента появился милиционер - полковник Гуров.
        Стоя в ванной комнате, она неуверенно сняла халат, невесомую французскую комбинацию, взглянула на себя в зеркало и порозовела от смущения. Седина в голову, бес в ребро, - в сорок пять лет начала разглядывать свое тело, словно девчонка, у которой стали набухать груди. Фигура недурна, однако тяжеловата, честно оценили Лиана, но живот можно подтянуть, а груди приподнять. А зачем?
        Мужчины Лиану не интересовали, до Имрана у нее были две мимолетные связи, которые не доставили никакого удовольствия. Она рано вышла замуж. Несмотря на невзрачную внешность, доцент, а вскоре и профессор Гораев был в институте фигурой заметной. Имран в статную, красивую студентку влюбился, а она стремилась вырваться из нищеты, в общем, история настолько заурядная, что и говорить о ней не стоит. Свадьба состоялась, Лиана стала профессоршей, позже депутатшей, а затем начался подъем, как в скоростном лифте, аж уши закладывало. Менялись квартиры, машины, старые подруги остались на первом этаже, новых не появилось, жены деловых партнеров мужа смотрели на Лиану сначала презрительно, теперь с тщательно скрываемыми завистью и недоброжелательностью. Муж дал Лиане все, о чем можно только мечтать, но так торопился, столько сил тратил на преодоление препятствий, что разбудить в ней женщину не сумел.
        Лиана относилась к сексуальному вопросу спокойно, безразлично, - человек, который не пригубил из кубка, не знает вкуса вина. Что же, я фригидна, не первая и не последняя на земле, зато у меня есть то, о чем не могут и мечтать миллионы женщин.
        Впервые мысль о том, что муж, дав ей все возможные блага, в чем-то и обделил, появилась у Лианы, когда она познакомилась с Оксаной. Горничная, с образованием, как и хозяйка, из самой простой семьи, не была красавицей, но мужчины в ее присутствии, как правило, менялись, - один подбирал живот и старался расправить плечи, другой начинал говорить громче, иной, наоборот, замолкал, следил за девушкой исподтишка, опасаясь, что заметит хозяйка. Она, конечно, это всегда замечала, чаще не реагировала, порой, если присутствовали только свои, абсолютно зависимые, насмешливо говорила:
        - Кобели, Оксана девушка глубоко порядочная, у кого есть какие-либо предложения, просьба передавать через меня.
        Обычно мужчины дружно возмущались, вскоре, признав свое поражение, затихали. Лиана громко, не очень естественно смеялась, на лице Оксаны мелькала загадочная улыбка, и девушка старалась как можно быстрее исчезнуть.
        Обязанности хозяйки, жены спикера, занимали много времени, требовали сил и выдержки, и инстинкт обделенной женщины часто не пробуждался по нескольку недель.
        Сегодня, встретившись с милицейским полковником сыщиком Гуровым, Лиана ощутила себя женщиной, причем женщиной не только обделенной, а просто ограбленной. Мадам не влюбилась в статного, самоуверенного, голубоглазого милиционера, он скорее Лии не понравился.
        Сейчас, стоя перед зеркалом и критически рассматривая собственное тело, она не мечтала об этом самце, не желала его прикосновения, но и не думать о нем не могла. Своими движениями, голосом, улыбкой Гуров почему-то напомнил Оксану. Смешно, в нем все было иное, но Оксана была настоящей женщиной, а полковник - стопроцентным мужчиной. Вокруг Лианы сновали помощники, референты, министры, дипломаты, они, естественно, брились, носили брюки, возможно, где-то они и были мужчинами, но в ее присутствии они не могли даже высунуться из своих мундиров.
        Когда Лиана встретилась с полковником взглядом, то неожиданно почувствовала себя не хозяйкой дома, женой второго, а завтра, возможно, и первого человека в России, а просто женщиной. Причем чертов сыскарь не делал для этого ни малейшего усилия, был вежливо сдержан, предупредителен и внимателен, лишь в глазах у него порой появлялись искорки, словно отражая пламя костра, у которого мужчина был хозяин, а женщина знала свое место.
        Лиана привыкла видеть в лицах окружающих мужчин желание понравиться, лесть и подхалимаж, неуверенность и страх, даже добродушную снисходительность политика, который вежливо слушает болтовню супруги спикера. Гуров разговаривал с ней как мужчина с женщиной, он знал, кто здесь главный, ему было совершенно безразлично, чья она жена.
        Она надела халат на голое тело, туго подпоясалась, вышла из ванной, достала из холодильника бутылку пепси и рябиновую настойку. Лиана не была ни алкоголичкой, ни скрытой пьяницей, во время приемов и застолий вообще не пила спиртного, но изредка, оставшись одна, позволяла себе выпить рюмку настойки. Сегодняшний день был исключением, она выпила глоток коньяку с полковником, рюмочку ликера с мужем и почувствовала, что сейчас ей очень хочется настойки.
        - Ни один алкаш не считает себя таковым, - сказала Лиана, наливая остро пахнущую жидкость. - Завтра придется пропотеть на тренажерах и сказать массажистке, чтобы она меня проучила.
        Исповедовавшись перед собой, она выпила рюмку и шумно выдохнула - так, по ее мнению, поступают настоящие алкоголики. Зазвонил городской телефон, Лиана взглянула на часы, затем на телефон и неуверенно взяла трубку.
        - Слушаю. Вам кого? Думаю, что вы ошиблись номером.
        - Я не ошибся и приношу свои извинения. Лиана Хасбулатовна, - услышала она спокойный мужской голос, - говорит полковник Гуров, знаю, что не спите, потому и рискнул позвонить.
        - Что с вами? Как вы смеете? - Лиане стало стыдно, она перевела дух и уже спокойнее спросила: - Что случилось, полковник?
        - Мне необходимо поговорить с Имраном Руслановичем.
        - Немедленно? Сказать ему, чтобы зашел?
        Гуров сделал вид, что не понял сарказма, и серьезно ответил:
        - Можно и сейчас, насколько мне известно, Имран Русланович не спит. С утра он окунется в государственные дела, вы будете спать. Кроме вас, Лиана, мне никто помочь не может.
        Она тотчас отметила - полковник опустил ее отчество, что позволяли себе только очень близкие люди, она не рассердилась, скорее ей это было приятно. Сыщик умен, раз в такое время звонит, значит, дело нешуточное. Имран, конечно, взбесится.
        - Я попробую, - коротко сказала Лиана, не удержалась и добавила: - Однако берегитесь.
        А Гуров на полном серьезе ответил:
        - Благодарю. Кстати, ваш супруг наверняка уже в домашнем, а я полностью одет, так что пусть не беспокоится, я сам зайду к нему. Жду звонка.
        Лиана не нашла быстрого ответа, положила трубку и пошла к мужу.
        Гуров быстро побрился, протер лицо одеколоном, когда раздался звонок.
        - Выходи, я тебя провожу, - буквально рявкнул полковник Авдеев.
        Гуров хотел посоветовать беречь нервы и дыхание, мол, это только начало, а путь предстоит долгий, но гэбист бросил трубку.
        - С тобой кончено, ты шагнул через край, - сказал Авдеев, встречая Гурова у входа в особняк. - Твое оружие. - Он протянул руку.
        Гуров руку полковника пожал и усмешливо ответил:
        - Какие-то вы здесь нервные. Я, Николай, протокол знаю и оружие на такие встречи не беру. Да и зачем? Спикер наверняка стрелять не умеет.
        Авдеев провел ладонями под мышками Гурова, пистолет находился сзади, под ремнем брюк, чтобы остановить рвение кэгэбэшника, сыщик равнодушно сказал:
        - Ты мне изрядно надоел, будешь приставать, я сейчас в беседе с Имраном одной фразой прикончу твою карьеру.
        - Ладно, ладно, Лев Иванович, но ведь, согласись…
        - Не могу согласиться, - прервал полковник Гуров. - Мы либо друзья, либо враги, решай сам.
        Они вошли в центральные двери, у которых прогуливался молодой парень специфической внешности. Гуров тщательно вытер ноги, увидел, что его туфли забрызгала роса, наклонился и аккуратно почистил их носовым платком.
        Спикер сидел в кабинете за письменным столом, пил кофе, на приставном столике тоже стояла чашка, минеральная вода.
        - Здравствуйте, полковник, слушаю вас, - сдержанно произнес спикер, указывая на стул напротив.
        - Здравствуйте, Имран Русланович, - Гуров кивнул, сел, подвинул чашку, взглянул на хозяина внимательно, оценивающе. - Рад, что вы согласились на встречу и не кричите на меня.
        - Я к хамству давно привык, переходите к делу, полковник.
        - Не хочу пугать, охранять вас не мое дело, но, поразмыслив над происшедшим, я пришел к выводу, что вам угрожает опасность. - Гуров достал сигареты и положил рядом с чашкой.
        После продолжительной паузы спикер спокойно ответил:
        - Данный вопрос в компетенции службы безопасности, полковник, - он взглянул на часы: - Мне осталось на сон меньше трех часов.
        - Вы либо не понимаете, либо не верите, - Гуров попробовал кофе, передвинул сигареты, взглянул хозяину в лицо: - Неумно. Служба безопасности допустила выстрел, она может пропустить и следующий.
        - Сегодня? - голос спикера слегка дрогнул.
        - Думаю, дней через десять - две недели, - Гуров вновь тронул пачку сигарет.
        Сыщик понимал, что здесь не курят, мог и потерпеть, но ему требовалось сломать волю хозяина, освободить его от мундира, разговаривать с человеком.
        - Пепельницы нет, используйте блюдце. - Спикер откинулся на спинку кресла, расслабился, словно сообщение об отсрочке гарантировало ему не две недели, а век спокойной жизни.
        - Спасибо, - Гуров вытряхнул из пачки сигарету, но не закурил, начал катать ее по зеленому сукну.
        - Если сегодня, по вашему мнению, стрелять не собираются, дайте мне поспать, мне предстоит тяжелый день, - спикер улыбнулся.
        - У вас каждый день тяжелый, - Гуров неторопливо достал зажигалку, - возьмите больничный - ОРЗ или еще какая-нибудь ерунда, чтобы не беспокоить депутатский корпус.
        - Больничный могут не дать, - улыбка вновь скривила тонкие губы спикера. - Почему вы явились ночью, полковник? Я, возможно, не понимаю опасности, но вы абсолютно не соображаете, что вам разрешено, а что нет.
        - В другой день я к вам не попаду, а нам следует поговорить. Если вы хотите, чтобы я работал. А нет, так разбежимся по постелям. Лично я с радостью сяду в машину и уеду.
        Спикер был политиком и никогда не верил собеседнику, искал в его словах скрытый смысл. Предложение сыщика слишком однозначно - либо работать, либо разбежаться, никаких ловушек, второго дна. Хозяин состроил недовольную гримасу, спросил:
        - Чем могу быть вам полезен?
        - Вы - мне? - Гуров наконец закурил. - Я ничего не прошу, хотите работать - попробуем.
        - Если вам ничего не надо, какого черта вы тут делаете? - вспылил спикер. - Отправляйтесь куда хотите, я позабочусь о вашей карьере.
        Гуров не шелохнулся, он ждал срыва, готовился и ответил:
        - Мне столько раз угрожали, я устал. Моя карьера? Плюнуть не на что, приберегите патроны, иначе в нужный момент останетесь безоружным.
        - Пошел вон! - Спикер встал.
        - Дурак и уши холодные! - Гуров махнул на хозяина рукой. - Извините, Имран Русланович, я это про себя. У меня такая присказка. Когда молодой оперативник сморозит, я так выражаюсь, сейчас вырвалось. Извините, - в голосе сыщика никакой вины не звучало.
        Несколько секунд спикер никак не мог закрыть рот, когда с этой задачей справился, упал в кресло и рассмеялся:
        - Давненько, давненько со мной не говорили по душам. Хорошо, выкладывайте, как я могу вам помочь, чтобы вы спасли мне жизнь. Такая формулировка годится?
        - Кто победит на выборах, если вас… если вы тяжело заболеете?
        - Президент! Кто же еще? Мы политические противники! Я вижу, вы человек темный.
        - Темный, - почему-то с радостью согласился Гуров, - просветите, пожалуйста. Допустим, вы и президент свои кандидатуры сняли…
        - Такого быть не может! - перебил спикер.
        - После вас двоих чьи шансы предпочтительнее? - упрямо продолжал Гуров.
        - Ничьи, другие не котируются, - раздраженно ответил хозяин. Чувствовалось - разговор ему стал неинтересен.
        - Бесковитый или Сабурин? - спросил терпеливо Гуров.
        - Два сапога - пара.
        - Кто тщеславнее?
        - Нетщеславных политиков не бывает.
        Гуров понял - разговор зашел в тупик, спросил:
        - Мне работать или убираться?
        - Я распоряжусь, чтобы позвонили министру и предоставили вам самые широкие полномочия.
        - Благодарю, не стоит, прикажите службе безопасности не висеть надо мной. К кому из ваших помощников я могу обращаться, если мне потребуется информация?
        Спикер долго молчал, пытаясь среди своего ближайшего окружения найти умного, неболтливого, профессионального человека, вздохнул и ответил:
        - Обращайтесь ко мне лично.
        - Каким образом?
        - Позвоните жене, она вам поможет.
        Обнаглев, Гуров собрался было попросить спикера, чтобы он освободил его от ежедневных докладов следователю прокуратуры, воздержался и встал:
        - Премного благодарен, Имран Русланович. Разрешите идти.
        Хозяин устало махнул рукой; когда Гуров, поклонившись, пошел к дверям, спросил:
        - А что прикажете делать с охраной? Они же допустили выстрел!
        - На мой взгляд, начальник здешней охраны человек вполне профессиональный, его вины в происшедшем нет.
        - Интересно, преступление произошло, а виновных нет.
        - Такое случается, Имран Русланович.
        - А полковник, которого прислали из службы безопасности? Он надежен?
        - Вполне.
        - Достаточно профессионален?
        - Безусловно.
        - А вы сами, полковник, достаточно надежны и профессиональны?
        - На данный вопрос вам может ответить мой начальник.
        - Идите! Все вы одним миром мазаны.
        - Мазаны все, краска разная, - Гуров снова поклонился. - Спокойной ночи.

* * *
        - Ну? О чем же вы столько времени беседовали? - нервно спросил Авдеев, когда сыщик вышел в парк.
        - О твоей благонадежности и профессиональной пригодности, - ответил Гуров.
        - Шуточки у тебя, Лев Иванович.
        - Я имею свободный вход и выход, наблюдать за мной не рекомендуется. Пригласи начальника охраны, приходите ко мне. Да, вот еще, - Гуров остановился, взял Авдеева за лацкан пиджака. - Позвони своему руководству, к двенадцати дня я должен иметь фотографии, анкетные данные, адреса, телефоны и весь имеющийся у вас компромат на ближайших помощников, заместителей и иных лиц, которые крутятся вокруг президента, спикера, Сабурина, Бесковитого. Они все мелькают по ящику, но я их не запоминаю.
        - Сейчас четыре утра, я не могу звонить генералу. Такие приказания не отдают по телефону. Ты извини, Лев Иванович, ты для генерала никто, он надает мне по шее и ничего делать не станет.
        - Разумно, - миролюбиво согласился Гуров, - что же делать? - Он был так искренен, что Авдеев в растерянность сыщика поверил и нравоучительно произнес:
        - В девять помощник спикера должен по вертушке позвонить генералу, передать просьбу шефа, и тогда дня через два нарочный доставит в секретариат требуемые материалы. Извини, Лев Иванович, но у нас не розыск, как вы выражаетесь, хватай мешки, вокзал отходит.
        - Да, да, конечно, я понимаю, - Гуров согласно кивал и улыбался.
        Знай гэбист Гурова получше, то, увидев такую улыбку, продолжать поостерегся бы.
        - Ты розыскник, и только! А тут политика! Все должно выполняться тонко, чисто, с соблюдением всех правил! - Авдеев поднял палец. - Ну ничего, тебя, видимо, переведут к нам, ты со временем привыкнешь.
        - Из стойла в стойло переводят лошадей, - тихо сказал Гуров. - Ты прав лишь в одном: мое имя генералу называть не следует. Завтра в двенадцать здесь, в кабинете спикера парламента, должны находиться все документы, о которых я тебе сказал. И еще! - Сыщик сильно дернул лацкан пиджака полковника. - К помощникам, естественно, обращаться запрещено, так как материал мне требуется именно на этих холуев. Если шеф тебе не поверит, может позвонить Имрану Руслановичу и лично от него получить подтверждение. О деле знаю я, ты и будет знать твой генерал. Секрет, о котором знают трое, хреновый секрет. Если информация уйдет на сторону, ответите ты и генерал. Извини, но себя я из подозреваемых исключаю. И давай, родной, крутись, звони, поднимай ваше дремлющее болото, тащи ко мне Илью!
        Сыщик оттолкнул гэбиста, тот еле устоял на ногах.
        - Больной! Сумасшедший! Мы останемся не только без погон, но и без голов! - Полковник повернулся, пошел быстро, затем побежал.

* * *
        Имран Русланович Гораев, спикер и самодержец Большого вече России, сидел в спальне жены и пил рябиновую настойку. Впервые за четверть века совместной жизни Лиана смотрела на мужа с участием и жалостью.
        - Имран, успокойся, милиционер просто наглец и карьерист, напугал, хочет всплыть на поверхность, - она не верила ни одному своему слову, стремилась мужа успокоить.
        - Не надо, Лия! - Гораев пытался говорить твердо. - Да, я испугался, но разум не потерял. Он, согласен, наглец, но совсем не карьерист. Он умен, прекрасно понимает, что сегодняшний разговор, мое унижение я ему никогда не прощу. Какой-то абсурд! Умереть за шаг до трона! - И закричал: - Почему я пью эти помои? В доме нет ничего приличного? - Протянул свою рюмку и пробормотал: - Налей, дорогая.
        - Я вызову Валентина, - Лиана наполнила рюмку. - Ты же не пьешь, тебе будет плохо.
        - Плохо? - он даже рассмеялся. - К черту врачей! Я сильный, два часа сна, приму стимуляторы - и в бой!
        - Имран, сними свою кандидатуру, - быстро заговорила Лиана. - Я никогда не лезла в твои дела. Оставайся спикером, поддержи президента, собери съезд, скажи о единении нации. Что я тебя учу? Имран, ты умница, ты их вокруг пальца обведешь.
        Он с отвращением проглотил настойку, потер ладонями лицо и спокойно, даже равнодушно ответил:
        - Мне приятна твоя забота, Лия. Ты говоришь женские глупости. Убийца не имеет отношения к президенту, преступнику безразлично, где я стою. Он будет стрелять, пока не попадет или пока его не схватят. Съезд собрать все равно что вытащить на всеобщее обозрение разлагающийся труп. Сейчас еще не все чуют запах, но, если стадо собрать, засмердит так, что даже несчастным недоумкам, что таскают по площадям портреты покойников, станет ясно: власти Советов никогда не существовало, а мумия хороша лишь в бальзамированном виде и под усиленной охраной. У нас один путь - использовать агонию депутатского стада, выскочить на ней в главное кресло.
        - Что случилось, Имран? - возмутилась жена. - Ну убили кухарку, и только!
        - Ты очень точно высказалась о рояле в кустах. Он не может случайно оказаться в кустах, рояль туда поставили.
        - Откуда ты знаешь? Меня подслушивают?
        - Тебе мент все объяснил, ложимся спать, - спикер тяжело поднялся, взглянул на пустую рюмку, которую продолжал держать, бросил на кровать: - Отвратительное пойло, - и вышел.

* * *
        Полковник Авдеев заскочил в свою комнату, позвонил генералу. Шеф снял трубку после второго гудка, не ругался, выслушал и даже похвалил:
        - Молодец, держи меня в курсе. Я знал, что вчерашний выстрел отзовется. Значит, Гуров начал копать.
        - При чем тут Гуров? - попытался возразить полковник.
        - Молчи, полковник! - оборвал шеф. - Да, дела хреновые, слава богу, что пристегнули милицию. Когда козел отпущения рядом, спокойнее. Я понимаю, никакой бумажки мы от спикера не получим. Звонить ему я, конечно, не намерен. Ты держись в стороне, выполняешь поручения инициатора розыска, с прокуратурой не контачь, напиши подробный рапорт, выскажись по сути вопроса отрицательно, но форму соблюди.
        - Все ясно, товарищ генерал!
        - Греби все время в сторону. С Гуровым не спорь, - генерал хмыкнул, - он обязательно тебя раскусит, но у него, как и у нас, нет документа.
        - Все выполню, товарищ генерал!
        - Твои товарищи остались в партшколе, полковник! Выполняй!

* * *
        Начальник охраны Илья Иванович Егоров мерз на садовой скамейке и, прихлебывая из термоса горячий кофе, тупо смотрел на окна особняка, ждал, когда окна погаснут.
        Увидев в конце аллеи быстро приближающуюся фигуру, Илья достал пистолет и встал за сосну. Когда Авдеев проскочил мимо, Илья негромко окликнул:
        - Николай Васильевич!
        - Илья? - Авдеев повернулся.
        - Куда я денусь, - охранник вышел на аллею.
        - Пошли, нас ждут.
        - Кто? Неужто сам? - Илья убрал пистолет, быстро зашагал рядом.
        - Полковник Гуров.
        - Не пойду! Он мне не указ!
        Авдеев рванул за плечо остановившегося охранника и зашептал:
        - Не пойдешь - рысью побежишь!
        По дороге Авдеев ему коротко объяснил, мол, получено специальное задание хозяина, подробности сообщит Гуров. Илья загрустил, подробности в изложении полковника милиции виделись как наручники, машина, камера.
        - Есть новости? - спросил Гуров, наливая гостям чай. - Николай Васильевич, что ответила лаборатория по образцам травы, которую мы взяли с предполагаемого местонахождения преступника.
        - Ничего интересного, обычный химический состав, характерный для Подмосковья, - ответил Авдеев.
        - А вы говорили, собака шарахнулась и заскулила, - удивился Гуров. - Может, вы спутали место?
        - Я там вешку поставил, Лев Иванович.
        - Странно, - Гуров помолчал, затем спросил: - Есть предложения, варианты, версии?
        Илья молчал, Авдеев ответил:
        - Розыск поручен вам, Лев Иванович, вам и карты в руки.
        - Спасибо, Николай Васильевич. Если у меня поинтересуются, как мне помогает безопасность, я отвечу, что на высшем уровне. Хорошо, хорошо, не заводись, - остановил Гуров возмутившегося было гэбиста. - Мою просьбу выполнили?
        - Безусловно, к полудню будет ответ.
        - И прекрасно, отдыхайте, полковник. А мы тут с Ильёй беседы побеседуем, разговоры поразговариваем.

* * *
        Геннадий Артурович, в прекрасно сшитом костюме, который скрывал недостатки нелепой фигуры, в свежей рубашке и модном галстуке, провел час в парикмахерской и стал походить на цивилизованного преуспевающего бизнесмена. Затем он зашел в библиотеку, где пролистал подшивки нескольких газет за последний месяц, никаких выписок не делал, - память, как уже говорилось, Бланка не подводила. Закончив просматривать газеты, он из читального зала не ушел, облокотился на стол, подперев ладонью круглую тяжелую голову, задумался.
        Он уже знал, что Гуров траву на экспертизу послал и вот-вот выйдет на шофера Танаева. Бланк такой ход событий предвидел, готовил Карима Танаева на заклание, но все произошло слишком быстро, сыщик начинал раздражать. Я не спортсмен, не самовлюбленный герой, рассуждал Бланк, покидая читальный зал и направляясь домой. Человек я не тщеславный, мне ни к чему сильные противники. Зачем искать очередную жертву среди говорливых политиков, когда есть человек, ликвидировав которого, можно убить двух зайцев. Гуров руководит розыском убийцы, проживает в усадьбе спикера, и смерть полковника газетчики и телевидение, да и западная печать, преподнесут на высшем уровне. Танаева все равно придется отдать, да и черт с ним, - отстрелянный патрон, пустая гильза. Кто придумал афоризм, мол, человек учится только на своих ошибках? Дебил учится на своих, нормальный человек анализирует чужие и старается их избегать.
        Раз уж он оделся парадно, постригся и выбрался в город, то можно и перекусить по-человечески, решил Бланк, хотя был к еде абсолютно равнодушен.
        Брать машину, искать ресторан ему было лень, а так как он находился на Серпуховке, то после недолгих блужданий оказался в валютном ресторане «Сеул», который привлек экзотическим названием, чистотой, главное, отсутствием толкотни в дверях и нормальным вежливым обслуживанием.
        С плохим аппетитом, занятый мыслями, не имеющими к еде никакого отношения, Бланк попробовал холодный папоротник, который остро пах чесноком, масляную японскую морскую капусту, чертыхнулся, даже перестал думать о Гурове. Если ты забрался в «Сеул», то почему решил, что тебя станут кормить по-европейски? Ради приличия он выпил рюмку пахучей водки «Соучжу» и принялся за мясо «Тун мин». Хорошо прожаренная сочная говядина ему понравилась. Бланк перестал корить себя за лень и вернулся к рассуждениям о бренности всего земного и о том, что умный человек должен изучать и учитывать ошибки дураков.
        Вроде бы, как он слышал, коммерсант Лебедев, Роговой и другие жертвы Гурова были отнюдь не глупы, однако одних убили, других посадили. Бланк ожидал, что на шофера выйдут, даже в какой-то степени подставил чечмека, однако не так быстро же.
        В чем заключалась основная ошибка незадачливых коллег? Они бодались с Гуровым, а в таких делах самолюбие вещь никчемная, смертельно вредная. Никаких брошенных перчаток, дуэлей, соревнований. Я сказал, что сыщик меня не знает, потому он мне не страшен. Дурацкие слова, короткие мысли. Сегодня не знает, завтра узнает либо почувствует, начнет искать. Мне это надо?
        Он равнодушно расстался с долларами, вышел из «Сеула» и отправился к своим котам. У большинства экранных злодеев имеется кот, а у меня их стая. Пытаясь отвлечься от навязчивых мыслей о сыщике Гурове, Геннадий Артурович начал философствовать на отвлеченные темы. Я люблю животных? Отнюдь. Зачем мне нужны драные коты? А разговаривать с кем? Я ведь с электронным хламом возиться не люблю, однако вожусь, порчу зрение. Человек - великая загадка природы. А Гурова необходимо убить. Я не Д'Артаньян, мне приключения ни к чему.
        Вечером, в прожженном кислотой костюме, Бланк сидел в кресле, отложив лупу, прикидывал, кого конкретно следует натравить на сыщика, чтобы ни одна живая душа не знала, что он, Геннадий Артурович Бланк, имеет к убийству хоть какое-то отношение.
        Глава четвертая
        Ночь истекает, наваливается день
        Когда полковник распрощался и вышел, Гуров спросил:
        - Что у тебя? Как преступник мог проникнуть на территорию?
        - Только через КП, другого объяснения у меня нет, господин полковник.
        - На воротах машины гостей встречал ты лично или кому поручал?
        - Лично.
        - Багажники проверял?
        - Как можно? Депутаты Верховного Совета! - возмутился охранник. - Если я о машине предупрежден, никогда не проверяю. Вы же, Лев Иванович, свободно проехали.
        - Напрасно не проверяете, за халатность ответите.
        - Перед вами? - начальник охраны поднялся.
        - Отвечают по закону и перед судом. - Гуров осмотрел Илью с ног до головы, с довольным видом потирая руки, приговаривал: - Хорошо. Очень хорошо. Значит, договоримся.
        - Можете приказывать, ни о чем договариваться с вами я не намерен.
        - Выдохни, иначе взорвешься. - Гуров взглянул на часы, пробормотал: - Ну, извини, друг, - снял телефонную трубку и начал набирать номер, вскоре услышал знакомый голос:
        - Слушаю тебя, Лева.
        - Извини, не мог позвонить раньше, для меня есть что-нибудь?
        - Есть, но мало утешительного, - отвечал генерал Орлов. - Обнаружен химический состав, который нашим экспертам неизвестен, предположительно изготовлен в Германии. Имею формулу. Будешь записывать?
        - К чему? Мы же не будем по формуле искать. Возьмем соскобы. Проведем сравнительную экспертизу. Как доказательству установлению идентичности цена ноль, однако для нас это прямой выход на исполнителя. Спасибо, Петр, досыпай.
        Илья все еще стоял, чувствовал себя неловко. Уйти нельзя - дисциплина, сесть гордость не позволяет, вроде как сдался. Гуров словно подслушал его мысли, улыбнулся.
        - Садись, петух, мы не противники, в одном окопе оказались, - опустился в кресло, допил оставшийся чай. - Вот так, дружок, очень даже желательно, просто необходимо убийцу установить. Даже водворив его в камеру, мы продвинемся не шибко, не говоря о том, что доказательств у нас нет и пока не предвидится.
        - Вы знаете, где искать?
        - Только предположительно. Об этом чуть позже, пока отвлечемся, поговорим о тебе и о том, как мы будем работать. Я тебя проверил и убедился - ты парень стоящий, мне повезло.
        - Простите, Лев Иванович, когда вы меня проверяли?
        - С момента нашего знакомства. Я на тебя давил, пугал, затем предоставил возможность врать, изворачиваться, уйти от ответственности. Хватит об этом. Я убедился, что ты нормальный парень. У нас оценка человека на должной высоте. Оброненный бумажник не украл - так человек кристальной чистоты. Хоть памятник ему ставь. Я вынужден тебя кое в чем просветить, иначе ты можешь напортачить и тебя попросту убьют.
        Сыщик начал возиться с сигаретами, выдерживая паузу, - давал возможность Илье произнести какую-нибудь глупость типа: «Я не боюсь! Не пугайте». Парень ответил достойно:
        - Лев Иванович, сделаю все возможное, чтобы остаться в живых.
        - Спасибо, - Гуров кивнул и продолжал: - Убийца опрыскал обувь неизвестной нам химией. Я взял образцы травы, часть отдал на экспертизу через полковника Авдеева, часть отослал своим криминалистам.
        - Отослали? - Илья прищурился, прикидывая, когда и каким образом полковник передал что-либо с охраняемой территории. Вспомнил приходившую к Гурову машину, полковника Авдеева, который передал водителю конверт, выругался: - Черт побери! Полковник с вами заодно?
        - Скорее против. Я его использовал втемную, ты не торопись, слушай. Сейчас, при тебе, Авдеев сказал, что эксперты ничего не установили. Это неправда, химия на траве обнаружена. Не спеши записывать полковника в суки и предатели. Существует множество иных объяснений. Экспертизу еще не провели, Николай не захотел в этом признаться. Начальство полковника результаты получило, но не посчитало нужным ставить полковника в известность. Авдееву сообщили результаты, приказали мне не говорить, попытаются сработать без милиции, обычные межведомственные интриги.
        - Значит, с полковником все в порядке, - облегченно вздохнул Илья.
        - Я этого не говорил, - ответил Гуров, смотрел мимо собеседника и думал, правильно ли сделал, приоткрыв парню карты. - Я работал с Николаем, когда он был майором, честным парнем, средним оперативником. С годами люди меняются. Я тебе выдал информацию, без которой ты не смог бы работать. У полковника свои задачи, лишнее ему знать абсолютно ни к чему.
        - Он обязательно поинтересуется, о чем мы так долго беседовали.
        - Сыщик Гуров - известный зануда, мотал тебе душу идиотскими вопросами, пытался уличить в соучастии, когда не прошло, начал обвинять в халатности. А в принципе, ты особо не распространяйся, озлобленно замкнись, посылай полковника ко мне, мол, хотите знать, спросите у этого мента.
        - Лев Иванович, извините, вы меня старше, опытнее, мудрее, переходите к главному.
        Гуров молчал, покачивался на стуле и походил на человека, не решающегося войти в холодную воду, который знает, что деваться некуда, а неприятный момент оттягивает. Не готов парень к серьезной самостоятельной работе, но он начальник охраны загородной резиденции спикера. Илья Егоров может появиться в любом закрытом гараже и не вызовет никаких подозрений. Начальник охраны зарплату получает за охрану, проверку транспорта, профилактику.
        - Номера машин, на которых приезжали гости, у тебя, естественно, зарегистрированы.
        - Ну? - Илья напрягся. - Осмотреть багажники, нет ли следов человека?
        - В принципе следовало бы, только визуальный осмотр ничего не даст, лезть с аппаратурой преждевременно, да и, честно сказать, не верю я в багажный вариант. Нужно осмотреть салоны, точнее, место водителя, еще точнее - около правой ноги водителя в таких машинах обычно имеется ковровое покрытие, мне нужен образец, возьми с собой пинцет. Сейчас и поезжай, пока машины не ушли из гаража. Охране скажи, выполняешь поручение мадам, мол, она обронила зажигалку, а супруг не знает, что она покуривает. Вопрос пустячный, но деликатный, и кто хочет остаться при должности, пусть держит язык на привязи.
        - С этим будет порядок, там служит народ молчаливый. Как я пост оставлю? Пока хозяин на территории, мне отлучаться не разрешается.
        - Оставь за себя кого следует, езжай, я за все в ответе. С богом, а я вздремну часика два.

* * *
        В пять утра шоссе практически пустовало. Илья, поглядывая в зеркало заднего вида, спокойно вкатился в Москву. По столице уже шастали машины, и вскоре Илья убедился, что светло-серая «волга» следует за ним уже несколько минут. Он без надобности свернул в переулок, сделал петлю и вернулся на трассу. «Волга» исчезла, но вскоре вновь объявилась в кильватере. Это не наружка, понял Илья, они ведут меня одной машиной. Кто же это?
        Ворота гаража, который обслуживал элиту депутатского корпуса, были уже открыты. Когда Илья, оставив свои «Жигули» у тротуара, вошел в полутемное, прохладное, пропахшее бензином помещение, из будки появилась плотная фигура, преградила дорогу. Вахтер. Илья знал, что его с год назад за пьянство вытолкнули на пенсию из бывшего девятого управления КГБ. Увидав Илью, вахтер зевнул, потер небритую щеку, сказал:
        - Угости закурить, никогда на дежурство не хватает.
        - Не курю, - Илья не помнил, как зовут вахтера. - Кто уже выехал сегодня?
        - Один подался, - вахтер снова зевнул. - Видно, на базар, за кормежкой. А может, на дачу, за хозяином. А чего тебе?
        - Взгляни в свой поминальник, интересно, кто так рано поднимается.
        - Интересно? - Бывший гэбист взглянул хитро, одернул комбинезон и не двинулся с места. - Тридцать первая, семнадцать ноль четыре, водитель Танаев, машину заказали с вечера.
        Это была одна из машин, приезжавших в воскресенье в резиденцию.
        - С вечера, не путаешь? - безразлично обронил Илья и пошел вглубь гаража. - На обратном пути проверю.
        - Секреты. Проверяльщик нашелся, - пробормотал вахтер и пошел следом.
        Илья остановился, постарался сказать как можно миролюбивее:
        - Ты, приятель, пост не оставляй. Чего мне надо, я сам найду.
        - Там напарник, а без сопровождения шастать по хозяйству никому не положено.
        - А пить на дежурстве положено? Ты лучше пойди глотку прополощи, зубы вычисти. Тебя уже дальше гнать некуда!
        Если бы сыщик Гуров данный разговор слышал, то очень бы рассердился. Оперативник должен с любым человеком контакт найти, с бывшим гэбэшником любой опер вмиг подружится. Илья Егоров, человек умный, образованный, сыщицкому ремеслу не обучался, к тому же, как всякий трезвенник, терпеть не мог пьяниц, лишь приобрел врага, нужную информацию не получил, отправился добывать самолично.
        В салоне «волги» пахло бензином. Илья собрался открыть капот, опомнился, нагнулся к сиденью, тронул пальцем пол. Сомнений быть не могло - совсем недавно кто-то смоченной в бензине тряпкой протер все педали и пол под ногами водителя.
        В другой «волге» тоже все тщательно протерли, не забыли и дверные ручки.

* * *
        Гуров спал, услышал звонок, подумал, что во сне телефон издает такой же противный звук, как и наяву, сел и снял трубку.
        - С добрым утром, господин полковник, - ехидно произнес Авдеев. - Извини, что так рано.
        Гуров взглянул на часы, было около полудня. Илья вернулся в семь, сыщик лег в восемь, спал отлично, ответил добродушно:
        - Понедельник начинается в субботу, а день с двенадцати. Что ты принес в клюве?
        - Вы приказывали доложить к двенадцати, вот и докладываю, что заказанная вами пресса доставлена.
        - Молодец, благодарю за службу!
        - Рад стараться!
        - Врешь, но все равно спасибо.
        - Обижаешь, начальник! - Авдеев довольно хохотнул. - Звонили из Белого дома, журналисты пронюхали, атакуют пресс-службу, нам ведено никого не пускать, с писаками не контактировать.
        - Тебе велено, мне никто ничего не приказывал, с удовольствием устрою пресс-конференцию.
        - Все шутки шутишь.
        - Для разнообразия могу и серьезно, - Гуров выдержал небольшую паузу, чтобы гэбэшник понял действительную серьезность полковника. - Труп доставили по месту назначения? Медик-профессионал дал заключение? Пулю изъяли? В желудке обнаружен алкоголь? Когда у покойной был последний половой контакт? На все эти вопросы ты должен был иметь ответы двое суток назад.
        - Двое суток назад она была еще жива! - огрызнулся Авдеев.
        - Ты меня понял, - сухо произнес Гуров. - Что еще? Где я могу взглянуть на пришедшие бумаги?
        - Сейчас принесу, господин полковник, - саркастически, а возможно и устало, ответил Авдеев.
        В семь утра, когда Илья докладывал Гурову результаты осмотра машин, к особняку подкатил следователь прокуратуры. Сыщик ждал, что следователь вызовет, потребует отчета, но прокурорский советник вылетел из резиденции минут через пятнадцать. Машина развернулась и умчалась.
        - У начальства на нас, грешных, нет свободной минутки, продолжай, я тебя слушаю.
        - А чего продолжать, Лев Иванович, бензин есть бензин, - Илья вздохнул. - Машины возвращались в гараж до двух часов, а в пять уже прибыл водитель, забрал свою тачку, которую заказали вчера, около двадцати двух. Я проверил журнал, заказ имеется. Так что мне похвастаться нечем.
        - Не скажи, - задумчиво произнес Гуров. - Давай соснем, позже, на свежую голову, прокачаем варианты.
        Сыщик собирался заняться анализом ситуации, которая была далеко не так однозначна, как представлял Илья, но позвонил Авдеев, придется работу отложить, копаться в пустых бумажках. И зачем только я затребовал эти пустые справки? - корил себя сыщик, заваривая чай. Теперь придется читать, изображать заинтересованность и попусту терять время.
        В дверь коротко стукнули, вошел Авдеев, склонил голову:
        - Привет, маэстро, - и положил на стол портфель.
        - Тут кое-какие обстоятельства, - пробормотал Гуров, глядя на пухлый портфель. - Урок чтения придется отложить, мне нужно съездить в город.
        - Кто разрешил? - вырвалось у гэбиста. - Я неправильно выразился. Ты пойми, Лев Иванович, ты же не у друзей на даче - приехал, отъехал.
        Гуров хотел ответить резкостью, понял, что полковник безопасности прав.
        - Николай, по части охраны сейчас старший здесь ты, розыск веду я, прокуратура отсутствует. К чему огород городить? - сыщик смотрел недоуменно. - Мне нужно заехать домой, взять бритву, рубашки, носки. Я хочу доложить своему генералу, посоветоваться. Он в курсе дела и большая умница. Хозяина нет, и раньше вечера его не будет…
        - Позвони мадам.
        - Спросить разрешения? - Гуров махнул рукой. - Ладно, ты прав, а меня не убудет, она хозяйка. - Он набрал номер.
        - Вас слушают, - ответил совершенно безжизненный мужской голос.
        - Беспокоит полковник Гуров, соедините меня с мадам Гораевой, - он прикрыл трубку ладонью, сказал: - Холуя зовут Эрик?
        - Эрик Рихардович, - ответил Авдеев. - Крайне опасный парень.
        - Лев Иванович, я вас слушаю, - голос Лианы звучал ровно и спокойно.
        - Здравствуйте, мадам, - Гуров состроил гримасу. - Мне необходимо съездить в город, в ближайшие три часа я вам не нужен?
        - У вас есть новости?
        - Сожалею, мадам.
        - Вы мне нужны, но могу подождать, вернетесь - зайдите, - Лиана положила трубку.
        Гуров понимал, что ведет себя по-мальчишески, но не удержался, изобразил реверанс.
        - Значит, едешь, а что с этим? - Авдеев указал на портфель.
        - Здесь сейфа нет, возьми к себе, вернусь - займемся, - ответил Гуров и вновь снял трубку, набрал номер. - Еще лучше, если ты посмотришь до меня, - услышал гудки, затем голос генерала:
        - Орлов.
        - Здравия желаю, господин генерал, - серьезно и официально произнес Гуров. - Докладывает полковник Гуров.
        - Слушаю вас, полковник, - ответил сухо Орлов, понимая, либо Лева говорит в чьем-то присутствии, либо полагает, что разговор прослушивается.
        - Петр Николаевич, я хотел доложиться и посоветоваться. Вы можете меня принять?
        - Хорошо, полковник, жду вас к четырнадцати, - ответил Орлов.

* * *
        Генерал индифферентно смотрел на друга, который попросил Верочку переключить на себя все городские телефоны и ни с кем Петра Николаевича не соединять, внимательно изучал свои ладони, пока Гуров докладывал о происшедших событиях.
        - Все? - спросил он, когда сыщик замолчал. - И что ты по этому делу думаешь?
        - Что думаю я, мне известно, скажи, что ты думаешь, - ответил Гуров.
        - У тебя было больше времени, ты готов лучше, так что начинай.
        - Я уже говорил, девушка могла слышать, видеть, что ей не положено, ее схватили за руку.
        - Стоп! - перебил Орлов, смотрел разочарованно. - Ты, парень, умом двинулся. Резиденция спикера не сходка «авторитетов» и мафиози, ничего там неположенного не произнесут, тем более не сделают. Ты говорил, девушка была сексапильна, ее мог схватить за руку обыкновенный ловелас.
        - Ловелас хватает не за руку, - обиженно возразил Гуров.
        - Я не исключаю твою версию полностью, однако чувствую, ты зациклился.
        - Хорошо, - согласился Гуров. - Оставим мои вымыслы, хотя иного мотива для столь поспешного убийства я не вижу.
        - Эксперты обнаружили на твоей траве крайне слабые следы химии и высказали предположение, что реактив, который применяли, самораспадается. И его удалось обнаружить только благодаря тому, что ты конверт запечатал, перекрыл кислород.
        - Тогда зачем бензин?
        - Это я тебя спрашиваю - зачем бензин? Я принимаю версию, что преступники услышали наш разговор, поняли, что мы осмотрим машины. Но, зная свойства используемого реактива, никто не стал бы беспокоиться. Ты же сложил простенькую схему. - Орлов взглянул хитро: - Узнав, что обнаружен состав отравы, преступники заказывают машину на пять утра, дают возможность шоферу-исполнителю войти в гараж и уничтожить следы. Так?
        - Возможно.
        - И ты собираешься заняться разработкой водителя, как его… Танаева, - хвастаясь своей памятью, Орлов довольно улыбнулся, - Карим Танаев. Так? Ты полагаешь, что водитель тебя куда-то приведет. А я уверен, что это обман и ты затратишь время и силы, потянешь пустышку. Тебе суют водителя под нос. Профессионалы, а ты имеешь дело с профессионалами, не могли допустить столь грубый просчет. Согласен?
        - Абсолютно.
        - Тогда зачем ты морочишь старику голову и размазываешь лапшу по тарелке?
        - Ты верно мыслишь. Ошибка слишком очевидна, она настолько груба, что не годится и для ловушки.
        Орлов вытянул губы дудочкой, покосился на кончик собственного носа, почесал за ухом:
        - Понимаю… Понимаю, да не до конца. Поясни.
        - Чудится, мы имеем дело с двумя противниками. Не с одним, а с двумя. Они действуют параллельно и, возможно, не взаимодействуют. Возможно, на самом верху пирамиды они едины, но у основания, где орудуют исполнители, они расходятся и не ведают, что творит левая, а что правая рука.
        - Версия красивая, но завиральная.
        - Я тоже сомневаюсь, потому и пришел, - сказал Гуров, с трудом оторвался от подоконника, прошелся по тесному кабинету. - Ты умный, помоги определиться.
        - А почему ты решил, что силы две и работают они параллельно.
        - Мой давний знакомый из КГБ, сегодня полковник службы безопасности, Авдеев ведет себя странно. Он поднялся на волне августовских событий, судя по всему, сторонник президента… Но полковник все время врет, как в большом, так и в малом. Я убежден, что информация о заключении химиков ушла к преступникам через Авдеева. Но информация ушла не напрямую, а через кого-то, боюсь, через вышестоящих товарищей из бывшего КГБ. Нам с тобой понятно, что данная организация была, есть и в обозримом будущем будет здравствовать. И начальника можно назначить любого, но танк он и есть танк - броня, гусеницы и пушка. Он может повернуться, двинуть в ином направлении, но он создан для того, чтобы давить и стрелять.
        - Очень интересно, - пробурчал Орлов, - мы тоже не можем лечить и пахать, давай по существу.
        - Полковник выполняет определенное задание, не исключаю, что его используют втемную. Он человек среднего ума, у «соседей», как бы мы к ним ни относились, имеются люди очень толковые, настоящие профессионалы, и мне непонятно, почему на такое дело послан Авдеев. Что, служба безопасности не заинтересована в розыске преступника и защите спикера?
        - Не говори глупостей, полковник, - сказал раздраженно Орлов. - Генерал предатель, два генерала и три полковника - это не служба безопасности, лишь кучка дерьма.
        - Может оказаться, что это могучая кучка, генерал. В общем, Авдеева и его начальника я считаю одной силой. А убийцу направила сила другая.
        Друзья долго молчали, изредка бросали друг на друга недовольные взгляды.
        - Не складывается, - пробормотал Орлов, потирая лицо. - Не хватает информации, давай отложим разговоры, перейдем к действиям. С чего ты думаешь начать?
        - С водителя Карима Танаева. Они суют его мне под нос, я наживку схвачу, время покажет, кто кого поймал.
        - И для этого тебе нужна опергруппа. Причем твои оперативники, с которыми ты работал еще в МУРе.
        - Ты умный.
        - А ты наглый. Кто там у тебя был? Станислав Крячко - задира и наглец. Сопливый парнишка, теперь он, конечно, ас, как его… Борис Вакуров и третий, тогда уже майором был, Светлов. Все верно? Я свяжусь с МУРом, попрошу откомандировать ребят в мое распоряжение. Но ты, полковник, понимаешь.
        - Полковник понимает, - Гуров усмехнулся. - Совершенно секретное задание, и оперативник должен знать лишь то, что он должен знать.
        - Ты умный, - передразнивая друга, произнес Орлов.

* * *
        Из министерства Гуров проехал на Петровку, из вежливости зашел к начальнику МУРа, которого знал хорошо, но не приятельствовал. Как всякий руководитель, когда у него забирают хороших работников, начальник МУРа был недоволен, буркнул, мол, как руководить, так министерство, а как пахать, так муровцы. Гуров молча соглашался, заверил, что отпустит ребят тотчас, как сможет, и прошел в отдел.
        И вот, как прежде, некогда знаменитая опергруппа собралась в кабинете начальника отдела. Хозяин кабинета подполковник Станислав Крячко изменился мало, смуглый крепыш с умным, цепким, часто насмешливым взглядом. Борис Вакуров, как и предвидел генерал, заматерел, раздался в плечах, обрел уверенность в движениях, голос у него погустел. Василий Иванович Светлов, подполковник, простоватый с виду, как всегда спокойный и медлительный, слегка сдал, - ничего странного, человеку катило под шестьдесят.
        - Прошу, господин полковник! - Крячко вышел из-за стола, уступая свое место.
        - Спасибо, Станислав, - Гуров сел в кресло, начал было передвигать на столе предметы, спохватился: - Извини, - и оглядел свою гвардию.
        - Пустяки, Лев Иванович, - Крячко рассчитывал, что Гуров из вежливости откажется от места за столом и займет свою любимую позицию у окна, - мы к вашим манерам привыкшие.
        - Рад видеть всех в здравии, - Гуров не удержался, переставил пресс-папье и чуть сдвинул настольную лампу.
        - Александр Дюма… «Десять лет спустя».
        - Неужто десять? - Светлов почесал седой висок, взглянул на Вакурова, согласно кивнул: - Без малого. Да, жизнь. Борис совсем стригунком был, а я уже на пенсию поглядываю.
        - Полагаю, что опер-важняк из главка собрал нас не ради воспоминаний, - Крячко не мог смириться, что в собственном кабинете находится на вторых ролях. - Давай, Лев Иванович, со свойственной тебе прямотой объясни, куда ты нас посылаешь и есть ли у нас надежда вернуться.
        - Мне нужен один человек. Он живет в Москве, работает водителем в гараже, обслуживающем ВС России. В силу занимаемой должности он, естественно, проверен-перепроверен и находится под приглядом службы безопасности. Сдается мне, что наши коллеги из безопасности чего-то недопроверили и недоглядели.
        - Так и знал, что дерьмо. Лев Иванович, ты мне друг и начальник, но громить отдел, забирать начальника и двух старших оперов для установочной работы! - Крячко развел руками.
        - Станислав, хватит! - одернул его Гуров. - Я сейчас уйду, и ты вернешься в свое кресло. Я с вами работать не буду, связаться со мной вы не можете, в случае ЧП связывайтесь с генералом Орловым.
        Гуров положил на стол конверт, поднялся, пожал руки Вакурову и Светлову, закрыл за ними дверь, повернулся к Крячко.
        - Станислав, мне необходимы вся твоя смекалка и опыт, расколи этого парня, - полковник указал на лежавший на столе конверт. - Как хочешь извернись, добудь его пальцы, наружка и традиционный сбор информации ничего не дают. Я надеюсь на тебя и ребят. Удачи.
        - Ну, коли так припекло… - Крячко самодовольно улыбнулся, - расстараемся, Лев Иванович. Ты как всегда прав. Если не ты, то кто?

* * *
        А в Белом доме журналисты, отчаявшись прорваться к спикеру, атаковали пресс-секретаря.
        - Почему ваша служба скрывает правду?
        - Если слухи беспочвенны, дайте нам лишь взглянуть на горничную Оксану Строеву!
        - Ваше молчание дает нам право публиковать свои версии…
        - И комментировать ваше молчание!
        - Правда ли, что спикер не доверяет своей службе безопасности и обратился за помощью в уголовный розыск?
        Чиновник был невозмутим, ждал, когда шквал вопросов иссякнет. Открылась боковая дверь, и в помещение пресс-службы быстро вошли спикер и начальник службы безопасности.
        - Что не доверяю, ложь! - сказал Гораев на ходу. - А в розыск обратился! - он отстранил протянутый микрофон: - Вы, господа журналисты, дадите мне три минуты? Спасибо!
        Наступила тишина, сверкали блицы, тянулись руки с микрофонами.
        - Подробности происшедшего вам после моего ухода сообщат, - Гораев кивнул секретарю. - Вы относитесь ко мне по-разному, однако любой из вас в силах понять, что об убийстве мне хорошо знакомого, а для моей жены близкого человека трубить на весь мир не хочется. Убили молодую, красивую, жизнерадостную девушку. Мне как человеку горько, как спикеру парламента - стыдно, что в России продолжают убивать. Я официально заявляю, что происшедшее убийство расцениваю как обыкновенную уголовщину и преступное деяние, не имеющее никакого отношения к политической борьбе и предстоящим выборам. Именно поэтому я обратился в уголовный розыск, к специалистам, занимающимся раскрытием подобных преступлений.
        - «Московский комсомолец»! Разрешите…
        - Нет! - оборвал спикер. - На вопросы я отвечать не собираюсь! У меня к вам просьба, господа журналисты! Положение с преступностью вам известно. Когда россияне узнают, что убивают не только на улицах и переулках, но и на закрытой для посторонних территории… У меня нет слов! Просьба! Да не пишите вы пока об этом деле! Дайте информацию и этим ограничьтесь. Будут новости - вам сообщат! Благодарю за внимание!
        Спикер вышел из помещения столь же стремительно, как и вошел.

* * *
        Авдеев сидел в комнате, которую отвели Гурову во временное пользование, и с ухмылкой наблюдал, как сыщик читает полученные документы.
        Как Гуров и ожидал, ничего интересного в материалах, присланных из службы безопасности, не было. Если СБ и располагала на депутатов и министров, советников и помощников президента и спикера компрометирующими материалами, то сообщать об этом милиции не собиралась. Надеяться получить подобную информацию было в высшей степени наивно, но Гуров хотя порой и утверждал, что доверчивость и наивность свидетельство не глупости, а чистоты души, в данном, конкретном случае проявил достаточно коварства. Сыщик отлично понимал, что, кроме фамилий и общеизвестных сведений о приближенных, ничего не получит. Но, с одной стороны, ему и официальные данные были необходимы, - в случае надобности не разыскивать фамилии и телефоны. С другой, Гурову было интересно, как коллеги отреагируют на подобную просьбу, не предпримут ли попытку протолкнуть какую-нибудь дезу либо навести на след. Гуров попросил Авдеева познакомиться с материалами, не сомневаясь, что последние гэбисту прекрасно известны. Сыщик давал возможность Авдееву при «знакомстве» с информацией обратить внимание сыщика на какой-нибудь факт биографии, эпизод из
жизни человека, что самое главное, - на какого именно человека подтолкнут гэбисты сыщика угро.
        Закончив листать пухлую папку, Гуров сделал вид, что не обратил внимания на отчеркнутые места, папку отодвинул и беспечно спросил:
        - Николай, ты лично за белых или за красных?
        - Ты уже спрашивал, я отвечал. За Россию, мой друг, за Россию. И вопрос твой детский, наивный. Кого ты считаешь белыми, а кого красными?
        - Нас с тобой с детства приучили, что большевики красные, а все остальные белые.
        - Надо понимать, что ты считаешь хозяина данной резиденции красным, а президента, в недавнем прошлом секретаря обкома, позже кандидата в члены Политбюро, белым. Как ты сам выражаешься, интересное кино.
        - Не путай, я без твоей помощи давно заблудился. Ты за кого будешь голосовать на выборах?
        - Отстань! Какое это имеет отношение к убийству?
        - Большое, - Гуров зевнул. - Убийца наследил, я тебе дал образцы травы, ты отослал на анализ и сказал мне, что химики ничего не нашли. Ты мне соврал, мне интересно, почему ты соврал.
        - Я тебе передал полученную мной информацию, - Авдеев смотрел спокойно, чуть насмешливо. - Ты же продублировал результаты экспертизы. Ты считаешь меня недоумком, что я поверю, мол, машина приходила за твоим рапортом? Лев Иванович, о том, как ты не любишь писать рапорта и отчеты, у нас давно сложены легенды.
        - У каждого свои недостатки, Николай. Ты не так глуп, как выглядишь, однако линию поведения избрал сомнительную, топаешь по хлипким, по гнилым жердочкам, можешь плюхнуться в дерьмо.
        Гуров добился своего, Авдеев разозлился, насмешливое безразличие сменила неприкрытая злость.
        - Ты не заговаривайся, мент! У нас с тобой звание одно, положение разное! Ты калиф на час! В данном деле кто разобьет себе морду в кровь, так в первую очередь ты! - Авдеев вскочил, оценил литую фигуру полковника, как он мягко двинул ноги под кресло, словно зверь, готовящийся к прыжку, сказал: - Идиот! Кретин! У нас всех крыша поехала!
        - Все налево, все направо, все вместе! - Гуров рассмеялся. - А на самом деле все разные, Николай. Я на ринге третий десяток лет, для меня разбитая физиономия - дело привычное, словно ежедневное бритье, только кожа крепче становится. И чего ты злишься? Я же знаю, что ты ко мне относишься если не с любовью, то с большим уважением.
        - А потому, Лев Иванович, что ты вежлив, к слову не придерешься, а тон у тебя снисходительный, часто надменный. Обидно!
        - Я когда слышу себя на магнитофонной записи, плюнуть хочется. Человек свой голос не слышит, мне кажется, говорю мягко, душевно, а на деле выходит сплошное безобразие и фанфаронство. Это, Коля, из меня черная суть лезет, больно себя люблю и уважаю. А на людское мнение мне искренне наплевать, прямо с Останкинской башни плюю.
        - Вот-вот! - почему-то обрадовался Авдеев. - Обрати внимание, я тебя величаю по имени-отчеству, а ты меня Николашкой кличешь.
        - Николай Васильевич, мы с тобой вторые сутки по делу работаем, а ты мне так и не сказал своей версии.
        - Какой версии? - опешил Авдеев. Манера Гурова внезапно менять тему разговора сбивала гэбэшника с толку, он не успевал перестраиваться.
        - Убили человека. Почему? За что убили? Ты, полковник Николай Васильевич Авдеев, имеешь свою версию? Не для протокола, не для начальства, для себя лично.
        - Возможно, но лишь для личного пользования.
        - И прекрасно, меня это вполне устраивает. Ты беседуешь сам с собой, меня вроде бы здесь нет, можешь нести любую ахинею. Я, естественно, не скажу никому ни слова, вроде бы ничего не слышал, и обещаю не задавать тебе ни одного вопроса, - Гуров передвинул кресло к окну, отвернулся и закурил.
        - А зачем мне это, ведь розыск ведет милиция? - неуверенно произнес Авдеев.
        - Для очистки совести и для собственной безопасности. Не торгуйся, Николай Васильевич, ты не на базаре.
        Гуров не рассчитывал услышать что-либо интересное, ясно - Авдееву приказали держаться в стороне, мол, вызвали милицейского розыскника, пусть пашет, а потом отвечает. Если служба безопасности и занимается данным делом, то уж делиться с милицией добытой информацией не станет, играют в одни ворота: выйдут на убийцу - значит, победили, не выйдут - скажут, что и не играли.
        - Я сам с собой вслух не разговариваю, - продолжал упорствовать Авдеев.
        - Тебе намекнули, что ради собственной безопасности лучше поговорить, - доверительные нотки из голоса сыщика испарились. - Прикажешь перейти к прямым угрозам? Изволь! При первой же встрече со спикером или мадам я обмолвлюсь, что ты конкретно, полковник Авдеев, сотрудничать отказался.
        - Не наговаривай на себя, жаловаться не станешь, гордость не позволит. - Авдеев подумал, что сам бы накатил бочку непременно, и, стараясь придать голосу больше беспечности, продолжал: - Да черт с тобой, слушай, хотя ничего нового я тебе сообщить не могу.
        Гэбист говорил длинно, путано, мысли его были кургузыми, выводы неубедительными, никакой версии не прослеживалось.
        Гуров слушал, пытался уловить, знает Авдеев о досмотре машин в гараже или нет, но Авдеев ни разу не проговорился. - Не знает, - решил сыщик, иначе бы не удержался, хоть раз, а о машинах упомянул. Значит, я прав, убийца пришел, вернее направлен, другой силой, которая с конторой Авдеева не пересекается. Или пересекается, но над головой полковника, и он ничего не знает.
        Авдеев окончательно выдохся и замолчал, Гуров повернулся к нему лицом и, словно пространного монолога не слышал, сказал:
        - Ты просмотрел данную макулатуру, - он положил ладонь на лежавшую на столе папку, - кое-что подчеркнул. Здесь имеется пустяковая справочка на лидера одной из партий, я названий партий запомнить не могу… Ну, крикливый, обещает вернуть границы империи, бесплатную водку и разослать наши танки по всему миру. Фамилия у лидера подходящая - Бесковитый.
        - Бесковитый Семен Вульфович, - подсказал Авдеев.
        - Вот-вот, такую звучную и точную фамилию не забудешь, - Гуров улыбнулся. - В справочке ты подчеркнул сообщение о том, что Вульфович занимается онанизмом. Зачем ты обращаешь мое внимание на подобную чепуху?
        - Подбрасываю компру, может, ты захочешь среди этой публики кого-то вербовать.
        - Мысль интересная. А как ты полагаешь, Бесковитый авантюрист чистой воды или он мифоман и в реальность своих обещаний верит?
        - Утверждать не могу, но полагаю, что во всей компании ни один ни во что не верит, просто каждый десятник стремится стать сотником и горло перервет конкуренту, чтобы им стать.
        Глава пятая
        Стая
        Семену с детства своя фамилия нравилась. Бесковитый! Не спутаешь и не забудешь. Это тебе не Иванов, Петров, Рабинович, на которых наталкиваешься в любом списке или анекдоте. Бесковитый - звучит, услышав такую фамилию, люди оборачиваются. А что улыбаются - плевать, познакомятся ближе, улыбочку проглотят. Сеня, Семен, позже Семен Вульфович родился и вырос вожаком, умел подобрать стаю и повести за собой. «Воюют не числом, а умением!» Это надо такое придумать! Фельдмаршал воевать умел, спору нет, но политик был никудышный, потому либо в опале пребывал, либо на неприступные стенки лазил. Числом, именно числом воюют! Семен Вульфович не сомневался, что сто шакалов задавят льва, как котенка. А шакалов в жизни значительно больше, чем львов. Они трусливые, послушные, их легко сбить в стаю. Надо лишь обещать, что каждый получит большой сладкий кусок.
        Как над ним, Бесковитым, смеялись, когда он двинулся в президенты! У одних слезы на глазах, других понос прошиб. Результат? Вся Россия услышала его имя, увидела его личность. Нравится не нравится, слушала, и миллионы на его призыв откликнулись. Кричать нехорошо, тыкать в собеседника пальцем некультурно! Сашка Яковлев! Мало того, что однофамильцев у него миллион, так он еще не кричит, пальцем не тыкает, главное, ничего не обещает. Где Яковлев?! Ась?! Он по улице идет, хоть кто обернется? А наверху человек был. Интеллект у него, мысли, понимаете ли! Так ни того ни другого не видишь, в руки не возьмешь, подать себя человек не умеет и, опять же, главное, не обещает ничего.
        Когда Вульфович еще сопливым Сенькой звался, уже соображал: за посул от человека чего хочешь получить можно. Только посул должен быть не простой, даже не большой, а огромадный, о котором каждый неимущий и мечтает. «Посулом сыт не будешь». То не мудрость людская, а глупость несусветная. Вот реальным куском, какой бы тот ни был, действительно сыт не будешь, потому как аппетит приходит во время еды. Сашка Пушкин верно подметил и про старуху написал, которая получила корыто, до царева престола добралась и голодной осталась. Давать ничего не следует, трудно и крайне опасно, всегда недодашь, жлобом и обманщиком слыть станешь. Требуется лишь обещать. Вон борзые по кругу, роняя голодную слюну, как сумасшедшие за железкой несутся, смотреть любо-дорого, и догнать не могут, а азарт, подыхают от счастья. Главное, чтобы посул был точный, голос у сулящего громкий, уверенный. О чем российский мужик мечтает? Чтобы стакан был всегда полный, чтобы его, мужика, всегда великим называли, боялись и слушались. Значит, как? Держава - от края до края, шестой части нам мало, мы броню на всех перекрестках расставим, знай
наших! Ну а водка, смешное дело, от пуза - хошь стакан, хошь корыто. Встань, человече, под мое знамя - и все твое!
        Нет, что ни говори, а Буревестник людей понимал. Перво-наперво фамилия не годилась. Ульянов! Так хуже сыщется разве что Иванов. Ленин! Ни предков, ни корней, ничего, а звучит! Устали? Голодные? Желаете мира и землю? Пожалте! Он же не собирался, да и не мог ничего дать. Но громко пообещал и руку поднял! А чего дал? Возможность брату зарезать брата, сыну расстрелять отца, сестренок понасиловать, матушке с голоду помереть. Ну, земля, само собой, власть, а власть кто же с сотворения мира отдавал? Значит, посулил, кругом обманул, кровью залил, шкурку до костей ободрал! И чего? Прокляли? В мраморе положили, караулят, лишь взглянуть позволяют, и правнуки распятых в очереди стоят и стоять будут, потому как посул он двинул великий. Кто был ничем, тот станет всем! А пролетарии всех стран, объединяйтесь! А кого, окромя неимущих, объединить возможно? Имущий, умный трудяга, каждый сам по себе, да и забот у каждого уйма. Только вспахал, сеять подоспело, окучивать, убирать, - с ума сойти, присесть некогда, а не то что на митинг собраться. Всех нот не переиграешь, формул не напридумаешь, жизни не хватит, она
короткая. А неимущий последние порты подхватил и вперед, под знамена, где всего-то обещают дать.
        Смеются? Так то уже проходили. И над семинаристом Кобой смеялись, и над ефрейтором Адольфом похохатывали, так смешливых миллионы и миллионы, пересчитать не удосужились, закопали, забыли.
        Вот Соломон, хоть и жид, а умница, сказывал: «Все было». Не надо колесо придумывать, оно давно крутится. Вы мне, родимые, подмогните на облучок забраться да вожжи взять, потом вместе обхохочемся!
        Настоящий российский лидер, как агент наружной службы, должен иметь внешность неброскую, чтобы взгляду не зацепиться, зависти не вызывать, - вот, мол, я как все, один из вас, человек из народа. К сорока семи годам, когда Семен Бесковитый набрался опыта, силы и вторично двинул себя в президенты России, он имел внешность самую подходящую. И стригся под полубокс - ностальгия по незабываемым тридцатым годам, - и костюм на нем, как на истинном россиянине, кособочится, галстук с рубашкой не в масть, ведь мы люди простые, в сорбоннах не обучались.

* * *
        Номер в гостинице «Россия» хотя не люкс, однако вполне приличный, между спальней и гостиной раздвижная стенка, меблировка стандартная, неизвестного происхождения, но не облезлая, кресла удобные, столик не кренится, бутылки стоят уверенно. Кандидат в президенты жил в Москве в двухкомнатной квартире, имелось помещение и для штаба кампании, но встречи и переговоры, о которых не следовало знать журналистам и рядовым избирателям, он проводил здесь, в скромном гостиничном номере.
        Семен Вульфович сидел, развалившись, перекинув ногу через ручку кресла, держал бокал с коньяком, не пил, смотрел на собеседников доброжелательно.
        Кроме хозяина, в номере находился секретарь, который уже третий год сопровождал шефа, словно сиамский близнец. Ивлев Юрий Павлович. Он был молод, лет тридцати, не более, но от непрестанных забот и чужих подушек уже изрядно пооблез и выглядел старше. В третьем кресле разместился гость - Петр Саввич Юсов, лет сорока мужчина, крепко сбитый, одет хорошо и при деньгах. Он представлял группу поддержки, которая финансировала предвыборную кампанию претендента на престол.
        - Не понимаю, что произошло в доме Гораева, - Юсов приложился к банке фирменного пива. - Убили какую-то девчонку, так ведь не на рынке, а в закрытой резиденции. Почему так тихо и невнятно бормочет пресса? Левая, правая, усредненная, даже «МК» не выступает. В чем дело?
        Секретарь взглянул на шефа, который бесстрастно изучал свой бокал, презрительно кривил тонкие губы, лишь после долгой паузы, сказал:
        - Юрка, что воды в рот набрал? Я велел тебе разобраться. Выкладывай.
        - Чего пишут, то и у меня. - Ивлеву страсть хотелось выпить, но шеф даже не пригубил, а трезвым он был святее Папы Римского. - Слухи разные, а точно никто ничего не знает.
        - Глупости! - Юсов опорожнил банку, швырнул в стоявшую неподалеку корзинку и попал. - Занимается прокуратура, милиция и безопасность, и спросить не у кого? Не берут деревянные - заплати зеленые! Ты что, Юрий Павлович, не понимаешь, раз козырь из колоды выпал, следует подобрать?
        - Ты, Петр, усложняешь, - важно произнес Бесковитый и бокал поставил на стол, заметил, как вытянулось лицо секретаря, хохотнул: - Разрешаю, Юрок, вмажь грамм несколько, - и совсем иным тоном обратился к Юсову: - Ты, Петр Саввич, умный, опытный мужик, знаю, там работал, но чего всполошился? Может, девка с местным охранником спала да налево завернула?
        - Такого убийцу заловили бы через час, - возразил Юсов, несмотря на солидную комплекцию, легко поднялся, взял из холодильника банку пива, чмокнул крышкой. - Кроме традиционных вертухаев туда пригласили полковника Гурова, важняка из главка угро. Я Гурова знаю, после убийства пошли третьи сутки, а лучший сыщик России топчется на месте. Может, убийство нам в масть, а может, вразрез, нужно знать.
        - Я в сыске и финансах против тебя, Петр, просто никто, - Бесковитый прищурился, цокнул языком, - но в политике - сам понимаешь. Полагаю, сегодня мне и равных нет, сам отлично понимаешь, - повторил он, - иначе бы ты с товарищами денежки в меня не вкладывал. Однако ты на носу заруби и приятелям передай, - лидер погрозил пальцем, - я спуску никому, ни своим, ни чужим, не дозволю! Я вам бизнес укорочу!
        - Вылезай из моего автомобиля, - усмехнулся Юсов.
        - Чего? - не понял Бесковитый, так как популярного анекдота не знал. На все непонятное у него была одна реакция, и он закричал: - Ты меня не купил! Еще столько денег не отпечатали!
        И спонсор, и секретарь на крик шефа не реагировали, один пил пиво, другой - коньяк, оба спокойно ждали и были правы. Лидер перестал размахивать перстом и очень спокойно продолжал:
        - Гораев - политический труп, это я вам говорю. Рассуждать о том, кто стрельнул у него под окнами, дело пустое, никчемное.
        - А Советы сверху донизу? - спросил равнодушно Юсов. - Россия - не Москва, не Питер - страна поселковая, властью замордованная. Спикер гикнет, шестерки нагайками стеганут, и будем мы в кювете, а они проедут столбовой.
        - Ты с чековой книжкой разберись, а политику не трогай! - вновь повысил голос Бесковитый. - Советы завтра разгонят! Чуешь? - он повел длинным носом. - Воняет! Это ихним дерьмом воняет!
        - Слушай, шеф! - Юсов хозяина шефом не считал, но знал, что тот свое отчество не переносит, а звать кандидата в президенты Семой неловко. Спонсор поднялся, швырнул пустую банку в корзину и снова попал. - Ты занимайся прогнозами, речи говори, воздух нюхай, а я желаю знать подробности убийства. Я по своим каналам прокачаю, а ты, Юрик, кончай пьянку пьянствовать, оторви жопу от плюша и шуруй в Белый дом, в Кремль - куда пускают. Куда не пускают, тоже пролезь, - он бросил на стол пачку долларов. - Землю носом рой, я должен знать, о чем говорят по поводу этого убийства. Держись, шеф! - Юсов отсалютовал хозяину, кивнул секретарю, вышел из номера и, прикрыв за собой дверь, закончил: - Дерьмо собачье, зря бабки жжем!
        «Вольво» Юсова была припаркована в каких-нибудь тридцати метрах от зеркальных дверей гостиницы. Он вышел на улицу, полюбовался на свою лакированную красавицу и начал ловить такси, которые подъезжали, уезжали, не обращали ни на кого внимания, словно вообще не имели к желающим прокатиться никакого отношения, а оказались у гостиницы по недоразумению и теперь спешат по важным делам.
        Юсов на равнодушных таксистов реагировал спокойно и пошел вдоль ряда машин, остановился около черной «волги», перемолвился с водителем и открыл заднюю дверцу.

* * *
        - Довольно занимательно, - сказал Крячко, поворачивая ключ зажигания, и вывел свои «Жигули» следом за «волгой». - Человек приехал на «вольво», бросил паршивую тачку, укатил на служебной «волге».
        Именно за этой «волгой», за рулем которой сидел Карим Танаев, с утра каталась опергруппа МУРа.
        Дремавший на заднем сиденье подполковник на замечание начальника не реагировал, а капитана Вакурова слова приятеля задели.
        - Ты хочешь сказать, что запомнил всех приехавших к гостинице за последний час? - спросил опер запальчиво. - И кто на какой машине…
        «Волга» обогнула гостиницу и припарковалась у северного входа. Юсов из машины не выходил. Крячко поставил «жигули» в сторонке и только тогда ответил:
        - Я с Петром Юсовым учился, потому и обратил внимание. Он работал у нас, позже в прокуратуре, затем, я слышал, ушел на вольные хлеба. Увидел, как он из «вольво» выходит, подумал, что, судя по всему, Петька неплохо устроился. - Крячко постукивал пальцами по рулю. - Садись на мое место, я рядом с дедом устроюсь.
        Оперативники быстро пересели, Светлов, не открывая глаз, сказал:
        - Петька сызмальства огромную тягу к деньгам имел, - он тяжело вздохнул. - Неужто увяз, и мы его брать будем?
        - Значит, у вашего приятеля к Танаеву серьезное дело, - сказал Вакуров, - а попытка остановить такси лишь прикрытие.
        - Капитан, тебя пора представлять к майору, - сказал насмешливо Крячко.
        - Если начальник друг, от него дождешься, - парировал Вакуров. - Интересная встреча, а Лев Иванович говорил, что наблюдение ничего не даст.
        - Лев Иванович сыщик, а не господь бог. - Светлов выпрямился, потер ладонями лицо. - Наша задача получить пальцы водителя. Конечно, Петька Юсов полковника очень даже заинтересует.
        - Борис, как только Юсов переговоры закончит и на своем «вольвешнике» уберется, мотай в контору и собери на него все возможное. В кадры не обращайся, сейчас не знаешь, где течет. А мы с дедом будем ждать, пока водитель не проголодается. Кафе, столовая - нам едино, нужен стакан из его рук.
        - Понял, - ответил Вакуров и усмехнулся. - Хороши вы будете, если у него жратва с собой.
        - Ты за «Спартак» болеешь? За него и переживай, - огрызнулся Крячко. - Конец связи. - Он взглянул на часы. Разговор продолжался восемь минут.
        Юсов вышел из «волги», зашагал к своей машине. Вакуров чуть двинул «жигули», Крячко коротко бросил:
        - Стоять! Смотри за «волгой».
        Юсов отошел лишь метров на двадцать, остановился, начал прикуривать и, повернувшись, осматривал стоявшие машины.
        - Хоть и перекрасился, а оперативником остался, - чуть ли не с гордостью произнес Светлов.
        - Я сейчас «волгу» потеряю, - Вакуров газовал, - сейчас на набережную вырулит и с концами.
        - Стоять. - Крячко наблюдал за Юсовым, который, как и Вакуров, провожал взглядом «волгу». - Лучше его сто раз потерять, чем раз засветиться. - Теперь двигай, но по-тихому, не обращай на себя внимания.
        - Уйдет, практически ушел, - переживал Вакуров.
        - Не страшно, у Белого дома поищем, а нет, так завтра поутру снова от гаража возьмем, - спокойно ответил Крячко, задумался и после небольшой паузы продолжал: - Двигай домой, ты займешься Юсовым, я разыщу генерала Орлова, пусть передаст новость полковнику.

* * *
        Гуров уже привык к неуютной казенной квартирке, к тишине огромного парка, молчаливым охранникам. Порой ему казалось, что живет он здесь не трое суток, а давно и находится не под Москвой, а черт знает где в командировке. В усадьбу - так полковник называл центральное здание - он не заходил, иногда прогуливался по внутреннему двору, молча раскланивался с прислугой. В первый день люди сторонились, увидев, порой вздрагивали, но незнакомец с вопросами не приставал, хотя и выглядел иностранцем, держался по-свойски: то вовремя зажигалкой чиркнет, другой раз о погоде выскажется. А в основном сидит на скамеечке, закинув ногу за ногу, покачивает сверкающим ботинком и облаками любуется либо веточку возьмет и чертит на земле.
        Люди понимали, появился человек из-за кошмарного убийства, значит, сыскной. Только ведет себя непонятно, ничего не ищет, в служебные помещения даже не заходит, - ничего не выведывает, похож на дачника. Хотя чушь полная, - дачник должен быть в пижаме или тренировочном костюме, обязательно с пузом и в тапочках. А этот словно на прием официальный приехал, с парадного крыльца вошел, а через черный ход покурить вышел, только уж больно долго он покуривает и все молчит, молчит, смотрит доброжелательно, совсем иначе, чем начальник охраны или седой кэгэбэшник. И простой мужик, и совсем не простой, по всему чувствуется - большой начальник, такой он уверенный и спокойный.
        По мнению сыщика, убийца обойти двор стороной никак не мог, значит, преступник здесь прошел, а около восемнадцати часов во дворе обязательно кто-нибудь находился. А если несколько секунд никого не было, значит, кто-то стоял у окон кухни, либо в дверях подсобки, или в воротах. Как ни крути, а пройти через двор чужаку незамеченным практически невозможно.
        Следователь прокуратуры, дотошный профессионал, допросил всех, установил, кто где находился во время убийства, кто что говорил, спрашивал, отвечал, все показания сверил, разночтений, даже в пустяках, не обнаружил. Единственным слабым местом были водители «волг». Машины находились на главной стоянке, чуть в стороне от парадной лестницы, и водители приходили во двор, обедали в служебном помещении, уходили к машинам, один якобы за сигаретами, другой хотел подремать, где кто из них находился в момент убийства, установить не удавалось. Всех троих допросили, они держались уверенно, отвечали четко и, что нравилось Гурову в их показаниях, ни один не мог точно указать время своего пребывания в том или ином месте.
        Гуров сидел в своей квартирке за столом и занимался делом непривычным: рисовал схемы, составлял графики. Обычно сыщик всю информацию держал в голове, писать, чего он терпеть не мог, не требовалось. Сегодня он запутался - уж слишком много действующих лиц - и, посмеиваясь, взял в руки фломастер. Начеркав несколько страниц, сыщик просмотрел результаты своей работы с изрядной долей отвращения, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
        Петр Юсов знаком с водителем Танаевым и провел с ним конспиративную встречу. Танаев - единственная реальная зацепка в деле. Он находился здесь в момент убийства, он опередил Илью Егорова в гараже. Танаев баловался бензином - затирал несуществующие следы в салонах служебных машин? Не факт. А вот встреча Танаева с Юсовым и что последний после встречи проверялся - факт. И факт интересный. Только не следует его переоценивать. Возможно, случайное совпадение, людей связывает дело, не имеющее никакого отношения к убийству. Здесь Гуров начинал путаться и рассуждать противоречиво. С одной стороны, опыт доказывал, что случайные совпадения лишь следствие слабости розыскника, не сумевшего найти логическую связь между событиями. С другой стороны, тот же опыт убеждал, что жизнь порой состоит из самых несуразных совпадений, похожа на бесконечную цепь, кольца которой сцеплял между собой не мудрец, а пьяный шутник.
        Когда не удавалось решить задачу, Гуров всегда начинал пересматривать ее условия, проверяя, не вкралась ли ошибка изначально.
        Итак. Оксана Строева была убита выстрелом в голову с расстояния тридцать два метра. Оружие с глушителем, систему установить не удалось, калибр 7,65. Можно практически с уверенностью сказать, что стрелял профессионал. Таковы факты, далее начинаются предположения. Убийца проник на территорию вполне законным путем, вошел или въехал через КП, после убийства не скрылся, то есть находился в поле зрения.
        Сыщик сложил исчерканные листки в аккуратную стопочку.
        Мотив преступления установить не удается. Классический вопрос: «Кому выгодно?» - здесь не подходит. Кому убитая мешала, точнее, могла помешать, но не успела? Гуров чувствовал, вопрос не имеет ответа, его следует пока оставить в стороне, не упираться, не тратить время и энергию. Само преступление нестандартно и в его сыщицком опыте не имеет аналогов.
        Гуров достал бутылку коньяка, выпил рюмку и закурил. Он точно знал, что ни алкоголь, ни табак никогда и никого не сделали умнее, но сыщик только человек и уж что иное, а найти оправдание для своих слабостей способен мгновенно. Необходимо снять напряжение, расслабиться, затем легче будет сосредоточиться. Гуров довольно пыхнул сигаретой, подобное объяснение его вполне устраивало.
        Изучая потолок, он убедился, что все трещинки и потеки на месте, паутину в правом углу никто не тронул, и действительно успокоился. Не впервые уперся лбом в стенку, случалось неоднократно. Не удается прошибить, попытаемся перелезть или обойти.
        Водители. Машины. Гараж. Бензин. Карим Танаев. Он на месте убийства, позже в гараже, еще позже у «России». Здесь конспиративная встреча с Петром Юсовым. Танаев на месте убийства - факт, и встреча водителя с Юсовым тоже факт. Гараж и бензин - предположения, которые связывают факты. Связка красивая, если она реальна, то Танаев либо убийца, либо прямой соучастник. Если связка - плод воображения, принята лишь за красоту и простоту, то факты распадаются, существуют каждый обособленно и Танаев к преступлению отношения не имеет.
        Первая версия была бы вполне убедительна, кабы не одно недоразумение. Забросить бы его куда подальше, сделать вид, что нет его, и начинать строительство. Но если в фундаменте гнилая балка, то можно здание построить, а когда начнешь крышу красить, все рухнет к чертовой матери. И ты, хренов строитель, окажешься даже не на пустом месте, а под грудой обломков.
        Если Танаев убийца или соучастник, то знает, что никаких следов в салоне машины обнаружить не могут, и пачкать руки в бензине не станет.
        Спас Гурова, выдернул его из тупика стук в дверь и появившийся без приглашения полковник Авдеев.
        - Я тебя просил, хочешь зайти - позвони, - Гуров сложил лежавшие на столе бумаги, убрал в карман. В записях отсутствовали не только секреты, но и элементарный смысл. Однако Гуров упрятал бумаги аккуратно, даже провел ладонью по пиджаку, проверяя, все ли на месте. Таким жестом фрайер указывает щипачу, где именно лежит бумажник.
        - Хозяина привезли, - сказал Авдеев, тяжело опускаясь в кресло, - так что ты воздержись. - Он указал на коньяк.
        - Что значит - привезли? - несколько растерянно спросил Гуров. - Сам не ходит?
        - А вшивый о бане! - Авдеев махнул рукой, улыбнулся через силу. - Целехонький, никто на него не покушался. Давление. Врач сказал - перенапрягся. Так что ему не до нас, в постель уложили. Разреши?
        Гэбист взял бутылку, наполнил рюмку Гурова и выпил.
        - С тобой все в порядке? - поинтересовался Гуров, наблюдая за бледным, осунувшимся Авдеевым. - Может, помощь требуется?
        Авдеев болезненно поморщился, не ответил. Выглядел он плохо, смотрел не обычно задиристо, а тускло, словно превозмогал боль. Сыщик почему-то подумал, что неприятности у коллеги не служебные, а домашние, решил увести разговор в сторону.
        - Вроде бы Гораев мужик крепкий, терпеливый, чего вдруг расклеился? Или в верхах штормит, Россию поделить не могут?
        - Не слышал, - Авдеев вновь наполнил рюмку, - а тебе все шуточки. Россия не девка, чтобы из-за нее драться.
        - Я так сказал, - Гуров поднялся, достал вторую рюмку, - и на Россию они плевать хотели, их место у камелька волнует. Так ведь Гораев так близко устроился, аж дымится.
        - Последний шаг - он трудный самый.
        - У поэта подворовываешь. Для меня спикер человек чужой, а ты хоть и не родной, однако и не посторонний. Колись, может, помогу?
        - У меня не служебное, оставим, - Авдеев выпил и заговорил нарочито бодро: - Я думаю, у хозяина очко заиграло. Он после выстрела себя в руки взял, мол, несчастный случай и все такое, главное в моей жизни - забота о благе Отечества. Трое суток на нервах продержался, они и сдали, - Авдеев поднялся, зашагал по комнатенке, коньяк достал гэбиста, лицо у него порозовело, глаза ожили: - Ты, Лев Иванович, сам понимаешь, о хозяине разное сказать можно, но не дурак он точно. И просто умнющий мужик. И коли под окнами в кустах пистолет с глушителем, то цель у того пистолета лишь одна. А девку так, для страху пристрелили. Мол, ты, спикер, полагаешь, что ты бог? А мы тебе указываем - ты лишь человек и похоронить тебя, как любого смертного, несложно. Вот Имран трое суток держался, а сегодня его страх и достал. Чего молчишь, или я не прав?
        - Возможно, вполне возможно, - согласился Гуров, и если бы не разучился краснеть, то стал бы от стыда пунцовым. Такой кукиш под носом не увидел! Не сыщик, а дерьмо на палочке! Мотив! Мотив! Пугают, силу выказывают, демонстрируют беспредел! А Оксану Строеву выбрали потому, что спикер девушку лично знал.
        - Чего задумался? - спросил Авдеев.
        - Понял, что ты умный, а я наоборот, и грустно стало, завидно, - признался Гуров. - Может, тебе и рука, державшая пистолет, известна? Тогда чего я тут делаю? Заберу бритву и зубную щетку и на Тишинский рынок карманников выявлять да задерживать.
        Авдеев снова погрустнел, криво улыбнулся:
        - Много чего бы отдал, лишь бы убраться к чертовой матери! Но сюда, Лев Иванович, без приглашения не пускают и без приказа не выпустят.
        - Трусоват ты, Никола! Дисциплина, служба - все верно, однако причину найти всегда можно, известно, у нас нет незаменимых.
        - Ты сам за себя, а надо мной господь и долги, я рисковать права не имею. И хватит об этом! Чего делать-то будем? Ты бумажки припрятал, версию имеешь?
        Гуров собрался ответить, мол, самое простое дело - строить версии и воздушные замки, но зазвонил телефон.
        - Полковник Гуров, - сказал он, сняв трубку.
        - Лев Иванович, вас просят к Имрану Руслановичу, - произнес тихий мужской голос.
        Услышав частые гудки, Гуров положил трубку и сказал:
        - Ни здравствуйте, ни кто говорит, просят зайти, и конец связи. Ты меня, Николай, знаешь, они достукаются, я действительно уеду. За охрану спикера несет ответственность ваша служба. У вас работы меньше, оклады больше, вот и колупайтесь.
        - Не распускай хвост, иди, коли зовут, - Авдеев убрал со стола коньяк и рюмки, - оружие оставь, после выстрела охрана во всех дверях, все равно пушку отберут.
        Гуров достал пистолет, осмотрел, положил в карман, понял, что ведет себя по-мальчишески, рассмеялся, сунул пистолет в стол и вышел следом за Авдеевым.
        На заднем дворе Авдеев придержал Гурова за локоть, хотел что-то сказать, то ли предостеречь, возможно, просто пожелать удачи, но, глянув в отчужденное лицо сыщика, промолчал. Гуров обогнул особняк, взбежал по мраморным ступеням, массивная дверь открылась, полковника встречал Эрик. Гуров не любил прислуживающих, Эрик был ярким представителем холуйской породы, но полковник был вынужден признать, что парень элегантен. Среднего роста, тонкий в талии, в безукоризненном черном костюме, сверкающих туфлях, белоснежной рубашке, лицо чистое, с легким румянцем, волосы почти льняные, гладко зачесаны назад. Все у парня было как надо, глаза подводили. Размером и цветом совсем недурны, они суетились и надменно щурились, выдавая суть Эрика с потрохами.
        Вот и сейчас, встречая Гурова, парень достойно поклонился, укоризненно взглянул на часы, - мол, могли бы прибыть и быстрее. Все получилось недурственно, но в решающий момент глаза Эрика подвели, взгляд метнулся в сторону, и парень стал похож на человека, который что-то потерял и не знает, где утерянное искать.
        Спикер не лежал в постели, сидел в кабинете за столом, увидев вошедшего Гурова, поднялся, указал на кресло:
        - Здравствуйте, полковник, прошу садиться.
        Гуров терпеть не мог это обращение, всех осаживал, - мол, не можете произнести слово «господин», называйте по имени-отчеству. Хозяина сыщик учить вежливости не стал, ответил коротко:
        - Здравствуйте, спикер, - и занял предложенное место. Подобное обращение для Имрана Руслановича Гораева звучало непривычно, он чуть заметно вздрогнул, быстро взглянул, улыбка скользнула по губам, исчезла.
        - У вас есть новости? - спросил Гораев, снял трубку зазвонившего телефона, несколько секунд слушал, молча положил на место.
        - Ничего серьезного.
        - Убили человека… В моем доме! Прошло трое суток, а у следствия никаких результатов.
        Гуров молчал, а мог бы сказать многое. Например, что сейчас, к великому сожалению, в России постреливают и убивают в разных домах. Следствие ведет прокуратура, а он, сыщик, занимается розыском. Он промолчал не из уважения или страха перед хозяином, подобных разговоров Гуров не вел ни с кем, считая их бессмысленными.
        - Лев Иванович, убежден, чего-то вы добились, имеете некоторые результаты, версии.
        - Уважаемый Имран Русланович, как только я добьюсь конкретного результата, доложу. А сейчас водить вас по темному лесу моих предположений, говорить, что вот тут, может, чего-то есть, а может, и нет ничего… Извините.
        - Вы мою заинтересованность понимаете, - спикер снял очки, сдавил пальцами переносицу. - Я могу помочь в работе?
        Гуров пожал плечами и не ответил.
        - Вы, полковник, ведете себя неприлично! Ваша позиция, - мол, вы, сильные мира, всевластны, но перед лицом смерти просто люди, человеки - безнравственна!
        - Я делаю что могу, Имран Русланович, - тихо ответил Гуров и скучающе посмотрел в окно.
        - Я могу помочь?
        - Теоретически - да, практически - нет.
        - Что именно я могу лишь теоретически и не могу практически? Поясните.
        - Вы обидитесь.
        - Не бойтесь, обещаю, наш разговор никак не отразится на вашей карьере.
        Разговор, совершенно бессмысленный, Гурову изрядно надоел. Хозяин зациклился на своем могуществе, убежден, что управляет человеческими судьбами и все должны его бояться. Совершенно не кстати Гурову вспомнился телевизионный ведущий, давно примелькавшийся и надоевший, который был искренне убежден, что каждый человек мечтает попасть на телевизионный экран.
        - Желаете помочь? Извольте. Мне нужно допросить вас и ваших гостей, которые находились здесь в день убийства, - равнодушно, бесцветным голосом произнес Гуров.
        - Допросить? Меня? - ошарашенно спросил Гораев. - Зачем? С какой целью? - И решительно закончил: - Совершенно бессмысленно! Да и следователь прокуратуры беседовал с нами.
        - Беседуют за чашкой чаю. Свидетелей по уголовному делу, тем паче убийству, допрашивают. Извините, Имран Русланович, вы неважно себя чувствуете, прекратим бессмысленное препирательство. Я, с вашего разрешения, пойду. - Гуров встал и поклонился.
        - С моего разрешения, сядьте, - Гораев устало откинулся на спинку кресла. - Что конкретно вас интересует?
        - Вам угрожали?
        - Постоянно, только не в том смысле, который вы вкладываете в это слово.
        - Анонимные звонки? Сомнительные предложения?
        Спикер навалился на стул, усмехнулся, пытался придать усмешке чувство превосходства, получилась лишь жалкая гримаса. Гуров распахнул дверь и сказал:
        - Врача!
        Колыхнулась портьера, пробежал Эрик, в глубине дома прозвучал звонок, мужчина с саквояжем проскользнул в кабинет.
        Гуров вышел в парк, закурил. Из подкатившей машины выпрыгнул начальник охраны, со стоявшей неподалеку скамейки поднялся полковник Авдеев, по ступенькам слетел элегантный Эрик, натужно выдохнул:
        - Вас приглашает мадам!
        - Меня? - Гуров взглянул на прислужника и отвернулся. - Я занят, передайте, позвоню позже.
        - Вы не поняли? - Эрик прижал руки к груди, вздохнул.
        - Это вы не поняли. - Гуров не повернулся, обронил через плечо: - Я обязательно позвоню позже.
        - Что? Что ты натворил? - бормотал Авдеев.
        - Сначала отвечал на дурацкие вопросы, затем задал один, признаюсь, далеко не оригинальный, - Гуров взял коллегу под руку, пошел по аллее. - У него скакнуло давление. Несчастный, замордованный человек.
        - Несчастный? - лицо Авдеева перекосила злая гримаса. - Что вы все знаете о несчастье? Есть такая болезнь - полиомиелит, это несчастье. Замордованный! Умереть и не встать! - Он смачно сплюнул под ноги.
        Гуров не подозревал, что спокойный, циничный гэбэшник способен говорить столь яростно, ненавидяще. Гуров якобы не обратил внимания на вспышку Авдеева, уклончиво ответил:
        - В мире много страшных болезней, Николай. Известно, сытый голодного не разумеет.
        Из дома выскочил охранник Илья, подбежал, схватил Гурова за плечо:
        - Что вы с ним сделали?
        Гуров не двигался, уперся взглядом в лоб охранника, молчал, пока тот не убрал руку, затем взглянул на Авдеева и сказал:
        - Вы тут от безделья осатанели. Вас на земляные работы пристроить, а вашему хозяину дать самую большую лопату. И чтобы неделю вы телефон не только не видели, звонка не слышали. Неврастеники.

* * *
        В гостиной мадам Гораевой было уютно, тихо. Строгий костюм английского покроя подчеркивал пышные формы зрелой женщины, стоячий воротничок блузки подпирал широковатые скулы, в общем. Лиана была элегантна, даже красива. Гуров отметил искусно наложенный макияж, скромные серьги, отсутствие других украшений, лишь обручальное кольцо врезалось в полный палец, - видимо, оно не снималось.
        - Чай, кофе? - спросила мадам, указывая на столик с чашками и фарфоровым чайником. - Не стесняйтесь, обслужите себя сами.
        - Спасибо. - Гуров сыпанул в чашку четыре ложки гранулированного кофе, добавил чуть-чуть сахара, залил кипятком.
        - Лошадиная доза, значит, и здоровье лошадиное, - мадам пригубила жиденький чай. - Вы не знакомы с гипертоническим кризом?
        - Сожалею, у меня плохо со временем, - Гуров решил дипломатические уловки отбросить. Или он заставит себя уважать и получит возможность работать, или уедет, пусть нанимают другого.
        - Имран работает по шестнадцать часов в сутки, - мадам смотрела недобро.
        - Сочувствую. Лично я обожаю поспать.
        - Вы человек жестокий, - женщина не спрашивала, утверждала.
        - Кофе великолепен, мадам. У вас ко мне дело, вопросы, или вы меня пригласили для светской беседы?
        Лиане стало дурно. Она, супруга второго, пока лишь второго, лица великой державы, должна терпеть издевательства какого-то ничтожества. Арестовать! Без суда и следствия в подвал! Отец рассказывал, как боялись! Боже мой, какое было время!
        Гуров смотрел на хозяйку с плохо скрываемым любопытством, хотелось сказать, мол, мадам, вы поздно родились, но не сожалейте. В те годы, о которых вы вспомнили, профессор находился во власти полковника МВД.
        - Муж неважно себя чувствует, вы переживаете, предлагаю нашу беседу отложить. Тем более что новостей у меня, к сожалению, нет. Извините, - Гуров встал, поклонился, - спасибо за кофе.
        - Останьтесь и можете курить, - Лиана взяла себя в руки. - Я верю, вы великолепный сыщик, но не понимаете ситуации.
        Гурову стало скучно, хотелось на волю, остаться одному и подумать. Если Авдеев прав, и девушку убили только лишь затем…
        Гуров вернулся, хотел улыбнуться и пошутить, не получилось ни того ни другого. Он лишь молча кивнул, посмотрел на хозяйку внимательно, перевел взгляд на стол и только сейчас увидел листок блокнота, который лежал рядом с чашкой мадам. На оборотной стороне листка было что-то написано.
        - Верно, - Лиана тронула листок кончиком пальца, - вы не смотрите телевизор, не слушаете радио?
        - Практически нет, - ответил Гуров. - Когда работаю, смотрю развлекательные программы. - После паузы зачем-то добавил: - Редко, крайне редко.
        - Значит, вы совсем темный.
        - Безусловно, - радостно согласился Гуров, заставил себя оторвать взгляд от листка, - значительно темнее, чем вы можете представить.
        - Тогда вы не можете расследовать это убийство.
        - Не знаю.
        - Чего не знаете? - теперь Лиана смотрела на Гурова с любопытством.
        Жену спикера поражала наивность полковника, даже детскость, которая внезапно появилась в глазах сыщика.
        - Нельзя расследовать политическое убийство, ничего не смысля в политике.
        - Наверно. Я никогда не разыскивал убийц среди политиков… - Гуров смешался. - Я хотел сказать, что не разыскивал убийц, совершивших преступление по политическим мотивам. Однако…
        - Может, не стоит и начинать? - перебила Лиана, чуть было не улыбнулась.
        - Однако розыск убийц - моя профессия, - упрямо продолжал Гуров. - Вы ведь не пошлете на розыск политолога? Политика, говорите? Застрелили девушку, вся вина которой заключалась в том, что она служила в этом доме. Убил наемник-профессионал. Послали его тоже профессионалы. Так организовать убийство - не у микрофонов суетиться, у ваших политиков на такое дело ума не хватит и кишка тонка. Я достану его! А какие там мотивы, какой политики, пусть прокуратура да ваш супруг разбираются!
        - И вас не интересует?
        - Абсолютно!
        - Чего же вы лезете? На таком деле просто голову потерять.
        - Чего лезу? - опешил Гуров. - Человека убили! - Он кашлянул, застеснялся своего пафоса. - И начальник велел, я офицер, обязан…
        - Начальник? - Лиана перевернула лежавший перед ней листок. - Генерал Орлов? Звоните. Он вас разыскивает.
        - Так какого черта? - пробормотал Гуров, подошел к столику с телефонами, быстро набрал номер, услышал голос друга и сказал: - Я слушаю тебя.
        - Срочно приезжай! Сколько сейчас? Уже девять? Давай в Кремль, тебя вызывают в аппарат президента.

* * *
        Геннадий Артурович Бланк впервые не мог найти исполнителя. Еще будучи сопливым Генкой, он без всякого труда срывал урок, сидел на первой парте, удивленно хлопал рыжими ресницами и сочувственно смотрел на творящийся вокруг беспорядок. В жизни все можно устроить, надо только знать, кому, когда и что именно сказать.
        В университете Геннадия оскорбила первая красавица курса. Через месяц случилась пьянка, два здоровенных студента красавицу изнасиловали. Скандал замять не удалось, богатырей судили, а девушка из университета ушла.
        Значительно позже, когда Бланк уже стал Профессором, как ранее говорилось, глупые «авторитеты» решили его ликвидировать. Известно, оружие создано для стрельбы, и трупы никто не считал. И Бланк тут оказался в стороне, только самые умные спустя некоторое время сообразили, каким образом была организована битва между кланами.
        Он был превосходный психолог и стратег и, решив ликвидировать шустрого сыщика, подошел к решению вопроса обстоятельно, с присущей ему серьезностью. Бланк остановил свой выбор на быстром на расправу торговце наркотиками, который не знал Профессора, но слышал о нем от людей серьезных. Он позвонил торговцу и вкрадчивым голосом посоветовал очередную партию товара задержать. Так как Бланк назвал точный объем партии и ее местонахождение, не грозил, не требовал денег, лишь предупреждал об опасности, «авторитет» поцокал языком и поинтересовался, какие есть способы иные, кроме задержки груза. Бланк назвал свою кличку и повторил предупреждение.
        - Я тебе много должен, Профессор, - сказал авторитет. - Скажи, кто мной занимается. Я буду тебе должен еще больше.
        Тогда Бланк якобы очень нехотя назвал фамилию и должность сыщика.
        «Авторитет», как сейчас принято говорить, лицо кавказской национальности, имел за собой не одну загубленную жизнь, уже давно находился в розыске, кроме вышки, его ничего не ждало. Бланк не сомневался, какое решение примет столь «заслуженный человек», однако ошибся. Тот долго молчал, снова поцокал и сказал:
        - Хорошо, спасибо, брат. Скажи, через кого я должен передать твою долю?
        Бланк назвал посредника и, разочарованный, повесил трубку. Еще двое убийц отказались иметь дело с полковником Гуровым. Бланк чуть было не пал духом, когда неожиданно объявился посредник, который Профессора знал. Бланку такой оборот дела крайне не понравился, его отношения не изменил плотный конверт с долларами, плата за «предупреждение».
        Но когда посредник намекнул, что, кажется, догадывается о затруднениях Профессора и, возможно, существует человек, способный эти затруднения разрешить, Бланк сменил гнев на милость и согласился незваного гостя выслушать.
        - Профессор, никто не знает, и я ни о чем понятия не имею, - так начал свое вступление посредник. - На свете мною соблазнов, у людей много страстей. Власть. Золото. Женщины. Существует один человек, который жить не может без героина. Человек не знает не только тебя, он не знает и меня, но я этого человека знаю…
        Глава шестая
        Интриги
        Около тридцати лет, рост примерно сто семьдесят пять, вес около семидесяти, волосы русые, лицо овальное, кожа чистая, глаза карие. Одет: темно-серый однобортный импортный костюм, белая рубашка, галстук вишневого цвета в косую полоску. Особые приметы: тихий, интеллигентный голос, слова чуть растягивает, часто смотрит на свои руки… Примерно так описал бы полковник Гуров чиновника, который его принял в Кремле около половины одиннадцатого вечера.
        Имени-отчества Гуров не расслышал, так как чиновник произнес его вскользь, выделил слово «помощник». Чей конкретно помощник, не уточнил, полагая, что посетитель должен знать либо догадываться. Гуров не представился и кабинет осматривать не стал, надоели ему кабинеты, полированная мебель, телефоны, факсы-шмаксы, сел на предложенный стул и начал изучать ухо помощника. Сыщик прекрасно знал, что, если смотреть человеку в лоб или в ухо, человеку становится неуютно, дискомфортно, вроде смотрят ему в лицо, а глаза не встречаются. Полковник не был злым, просто не любил чиновников.
        - Лев Иванович, нас интересует, как продвигается расследование, - спросил помощник, безуспешно пытался перехватить взгляд Гурова, начал рассматривать свои руки.
        - Следствие ведет прокуратура. Я занимаюсь розыском, - поправил Гуров. Отметил, что стареет, раз пытается поддеть чиновника.
        Полковник был крайне раздражен. В первую очередь, на своего друга и начальника генерала Орлова. Петр, человек незаурядного ума, выдержки и самоуважения, узнав о вызове в аппарат президента, разволновался. Генерал, разбирающийся в бюрократических играх в десятки раз лучше Гурова, прекрасно понимал, что президент, естественно, полковника не примет. Скорее всего, президент о существовании Гурова не знает, как не ведает о вызове розыскника клерками. Генерал Орлов заглядывал в глазки костлявой, когда президент еще карабкался по партийной лестнице, а этот сопляк и не родился вовсе. Ну не испугался Петр, оправдывал друга Гуров, но разволновался точно, сказал, мол, будет ждать моего возвращения. Словно сыщик не нравоучения отправился выслушивать, а пошел брать один на один особо опасного, который под расстрельной статьей бегает. Боится старик, что я тут дровишек наломаю. Гуров хмыкнул и невольно улыбнулся.
        - Вы не улыбайтесь, а докладывайте, - сухо произнес помощник, - когда вы убийцу поймаете?
        Гуров мог ответить, что ловят бабочек, преступников задерживают, сдержался, пожал плечами:
        - Стараюсь.
        - Когда? Нас интересует - когда?
        - Жизнь покажет. Полагаю, как ФБР убийцу Джона Кеннеди разыщет, тут и я подоспею.
        - Как? - Помощник привстал, нижняя губа у него отвалилась, и Гуров отметил, что в словесном портрете нужно упомянуть мелкие, редкие зубы. - Вы не ФБР, мы не в Америке… - помощника прервал телефонный звонок, чиновник перехватил трубку так поспешно, как подхватывают кастрюльку с убегающим молоком. - Слушаю! Да. Здесь. - Он покосился на Гурова. - Беседуем. Оптимистично. Хорошо. - И осторожно положил трубку.
        - Уважаемый Лев Иванович, - помощник сцепил пальцы в замок, - начинается предвыборная кампания. Сегодня зарубежные радиостанции и отдельные газеты упомянули о прискорбном инциденте, все переврали, заявив о покушении на спикера парламента. Одна газета даже осмелилась изобразить президента с пистолетом в руках.
        Гурову хотелось спросить, есть ли у президента алиби, но сыщик лишь вздохнул. Помощник по-своему расценил вздох полковника и приободрился.
        - Мы все очень болезненно восприняли известие о выстреле, который прозвучал настолько не вовремя.
        «Не прозвучал, а убил ни в чем не повинного человека», - думал Гуров, но дал зарок молчать, рта не раскрыл.
        - Сегодня шепот, завтра разговор, затем крик. Начнут клеймить правительство, исполнительную власть, которая не может обуздать… Вы понимаете?
        Решив, что вопрос освобождает его от молчания, Гуров ответил:
        - Конечно. Предвыборная кампания, а в России стреляют на каждом углу! В Москве и Питере убивают ежедневно, на окраинах державы трупы и считать перестали!
        - Да-да, конечно… Согласен, - бормотал помощник. - Но нас, Лев Иванович, интересует лишь одно конкретное дело, перспективы…
        Дверь кабинета открылась, на пороге стоя невысокий плотный мужчина, улыбался.
        - Лев Иванович, сколько лет! - Мужчина вошел в кабинет, протянул руки.
        Крепкая, литая фигура, размашистые жесты, крепко посаженная голова, из-под толстой губы золотой клык… Совков! Виктор Юрьевич Совков! Шесть лет назад работал на Петровке в Управлении кадров.
        - Не узнал! А еще сыщик! - Совков всадил свою ладонь в руку Гурова.
        - Здравствуй, Виктор Юрьевич, - Гуров улыбнулся через силу.
        - Извини, Одежка, я у тебя героя забираю, - сказал Совков, мазнул по помощнику взглядом, было ясно, кто тут начальник. - Заглянем ко мне, вспомним, как служили-воевали!
        Совков обнял Гурова за плечи, повел к дверям, словно больше в кабинете никого и не было. Гуров не выдержал, обернулся и кивнул. Помощник, словно ему и не плюнули в лицо, быстренько раскладывал на столе бумаги, вооружался.
        В другом безликом кабинете, размером побольше, Совков прошелся по ковру, взмахнул рукой:
        - Располагайся, Лев Иванович, чувствуй себя как дома.
        - Просторно живете, - Гуров подошел к окну.
        - Теперь наша власть! А победителей, как известно, не судят! - хохотнул Совков, хитро прищурился, шевельнул густой бровью и достал из шкафа, конечно же, бутылку коньяка, стаканы, лимон и воду.
        Когда они виделись последний раз, Совков клеймил зеленого змия, ратовал за трезвую Русь. Гуров не удивился ни коньяку, ни вообще пребыванию Совкова в Кремле на какой-то не самой последней должности.
        - Лев Иванович, кто старое помянет, тому глаз вон! - Совков щедро плеснул в стаканы. - В ЦК меня тогда силком забрали! Я же не самолично в эту банду рвался.
        Не упомяни чиновник о своем уходе с Петровки в аппарат ЦК, Гуров бы и не вспомнил той паскудной истории.
        Кадровики носят форму, неожиданно Совков появился в конторе в штатском. Начал бегать по коридорам, сыпать указаниями. Вскоре Гуров узнал, подписан приказ о переводе кадровика в административный отдел ЦК. Это было не просто повышение, а перевод человека в иное качество. Инструктор административного отдела разговаривал с начальником управления на равных, остальных, которые суетились по коридорам, корпели над бумагами, выезжали на рынки, вокзалы, мерзли либо парились в засадах, такой человек просто не замечал.
        Три дня Совков сдавал дела, с озабоченным лицом бегал по огромному зданию, появляясь в отделах, где бывшему кадровику совершенно нечего было делать. Наконец он залетел и в МУР. Солидное подковообразное здание по адресу: Петровка, 38 - знает любой москвич. Почему-то всю эту махину ассоциируют с МУРом, на самом деле розыскники занимают лишь два этажа в одном из трех корпусов. Так вот, заскочил Совков в розыскные коридоры, где за недолгую службу и не бывал ни разу, - в кадрах он курировал другое направление.
        Сейчас Гуров не мог вспомнить, из-за чего начался сыр-бор. То ли кто-то из оперативников матюгнулся прилюдно, может, взглянул на будущего руководителя непочтительно. Совков неожиданно тонким голосом закричал:
        - Ты с кем пререкаешься, мент? Да я с тебя погоны сниму!
        Как раз в этот момент и вышел из своего кабинета Гуров, он знал Совкова в лицо, знал, что кадровик уходит в ЦК, и как можно миролюбивее сказал:
        - Виктор Юрьевич, можно сказать, московская милиция тебя в большие люди вывела. С тебя, по русскому обычаю, причитается.
        - А, герой нашего времени! - воскликнул Совков. - Герой плаща и кинжала. Ты, Гуров, учти, я твои дела теперь лично смотреть буду!
        Гуров якобы взял Совкова под руку, на самом деле сильно сдавил ему нерв локтевого сустава, повел по длинному коридору, шутливо ответил:
        - Приятель на Старой площади - дело хорошее…
        - Отпусти… Больно…
        - Это еще не больно, - улыбался Гуров. - Вот когда я тебя, паршивца, подальше отведу, тогда сделаю больно…
        Так они расстались пять лет назад, а сейчас Гуров стоял в кабинете Совкова, понимал, что чиновник ничего не забыл, забывать и не собирается.
        - Какое старое? - изумился Гуров. - Вместе служили на Петровке. Теперь ты в Кремле устроился, я в министерстве пригрелся. - Полковник привычно пожал плечами. - Так ведь годы, как ни крути, а пятый десяток разменяли.
        - Да-да, верно, - Совков хотел тонко улыбнуться, но лишь торжествующе ощерился. - Ты умный, понимаешь, пригласили тебя не на рюмку коньяку. Мне приказано в срочном порядке ознакомиться с результатами твоей работы и доложить.
        - Учли твое боевое прошлое, потому оказали доверие, - понимающе произнес Гуров. - Не завидую… Результатов у меня нет, честно сказать, и не предвидится…
        И тут Совков доказал, что совсем не глуп и в розыскном деле мало-мало соображает.
        - Так не бывает. Лев Иванович, - он кивнул Гурову и выпил свой стакан. - Ты работал, значит, есть результат, пусть отрицательный. Расскажи.
        - Не могу. Ты не имеешь допуска к секретной информации, - Гуров пить не стал, поставил стакан на стол. - Ты сам служил, понимаешь.
        - Ага! - Совков вытянул палец. - Значит, информация существует! Выкладывай, я имею все допуски.
        - Слова. Я даже не знаю твоей должности.
        - Я советник по безопасности.
        - Не уверен, что такая должность существует, - усмехнулся Гуров. - В лучшем случае ты в аппарате советника. И не будем тратить время. Ты употребил слово «безопасность». Так вот, обращайтесь в Министерство безопасности, пошлите официальную бумагу, большие генералы напишут вам ответ.
        Чувствовалось, что ничего иного Совков услышать и не ожидал, гонор у него пропал, он вздохнул, съежился, взглянул жалостливо. И Гуров понял причину столь неожиданного вызова.
        Президент, узнав о выстреле в резиденции спикера - своего главного соперника в предвыборной кампании - шарахнул кулаком, мол, разбирайтесь, черти окаянные! Президент, как королева, должен быть выше всяких подозрений. Прислужники вылетели из кабинета, собрались на малый совет, начали насиловать телефоны и вскоре услышали фамилию Гурова. И тут из-за последней спины, стремясь выслужиться, Совков и брякнул, мол, полковник Гуров - мой наилучший приятель, свой парень.
        - Тебя за язык тянули, подполковник? - спросил Гуров, умышленно назвав милицейское звание Совкова. - Зачем похвастался, что знаешь меня? Теперь хлебай полной ложкой. Как я понимаю, от тебя результата ждут?
        - Сегодня, - Совков съежился и чуть слышно добавил: - Сейчас.
        - И кто именно?
        Ответ чиновника прозвучал невнятно, однако Гуров догадался и спросил:
        - Госсекретарь?
        Совков лишь кивнул.
        - Так передай госсекретарю, мол, сыщик Лев Иванович Гуров может с ним переговорить, перекинуться парой слов.
        Гуров понимал, что говорит неподобающим тоном, но удержаться не мог.
        - Не положено, - словно в казарме, ответил Совков. - Он не примет… Да я и не знаю, где он сейчас, ведь каждая минута расписана.
        - Когда будет положено, включите меня в распорядок дня. В моем доме крыша не горит. - Гуров кивнул и пошел к дверям.
        - Полковник! Господин полковник! - Совков схватил Гурова за рукав. - Обождите! Я сбегаю узнаю! Присядьте. Вот журнальчики… Я быстро… Вдруг повезет!
        Встречу с госсекретарем Гуров везением не считал. Он редко смотрел телевизор, но лицо госсекретаря представлял хорошо, лицо не вызывало симпатий. Но президент не дурак, последние до трона не добираются. Там может оказаться человек любой окраски, дураки - никогда. Хотя… Гуров начал припоминать, понял, что никого из прошлых правителей практически не знал. Короче, подвел итог сыщик, президент не дурак, и госсекретарь у него должен быть человек с головой. Значит, от него можно получить качественную информацию. Интересно, какой совет мне сейчас дал бы Петр? Скорее всего, посоветовал бы не лезть, держаться нейтрально. Мол, сотни людей нуждаются в нашей помощи, а там, наверху, есть своя служба, пусть колупаются… Но ведь ты послал меня! - возразил начальнику Гуров. Ах, тебе приказали! А ты мне приказал и помалкивай! Мы с тобой люди служивые. Пожарник не выбирает пожар по своему вкусу, куда послали, там с огнем и сражайся.
        - Лев Иванович, вы как профессионал считаете возможным раскрыть убийство? - спросил госсекретарь.
        Худощавый, среднего роста, с узким незапоминающимся лицом, в аккуратном костюме, белой рубашке и при галстуке, он походил на чиновника среднего ранга, а не на политического деятеля, одно из первых лиц державы. И голову он по-птичьи держал чуть набок, отчего на собеседника смотрел одним глазом, и лет ему было около сорока, мы привыкли, что руководитель и в шестьдесят считается молодым, - в общем, госсекретарь Римас Антонович Пурас - имечко для России подходящее - впечатление производил несерьезное.
        И Гурову высокопоставленный чиновник не нравился, но сыщик отметил уверенные, несуетливые движения, мягкий голос, главное, что человек не пытается произвести впечатление, давить авторитетом, но и не заигрывает, а просто и четко определяет дистанцию.
        - Установить убийцу? - уточнил Гуров.
        - Естественно. А что же еще? - удивился Пурас.
        - Джона Кеннеди, видимо, убил Освальд, но убийца, естественно, не он, - сказал Гуров. - Исполнителя, возможно, установим.
        - Нам этого достаточно. Я не специалист, но, насколько мне известно, сегодня нет необходимости прибегать к варварским методам, чтобы вынудить человека рассказать правду.
        - Я тоже не специалист, - сухо ответил Гуров. - И кроме обычного, нудного допроса, иных методов расколоть преступника не знаю.
        - Вы разыщите исполнителя - правду он расскажет в другом кабинете.
        - Это вряд ли, господин госсекретарь.
        - Оставим. - Пурас провел ладонью по лежавшей перед ним папке. - Как быстро вы можете обнаружить убийцу? На нас льют помои. - Он указал на журнальный столик, заваленный газетами. - И с каждым днем помоев будет все больше. Не исключено, что раздастся второй выстрел?
        - Обязательно, - Гуров кивнул, - не думаю, что профессиональный стрелок, вооруженный пистолетом с глушителем, находился под окнами резиденции спикера парламента с целью убить горничную.
        - Вы так спокойны оттого, что не понимаете ситуации.
        - Мне это надоело, уважаемый Римас Антонович. Стоило заняться делом, как мне постоянно указывают, что я не понимаю. В вашем распоряжении колоссальный аппарат безопасности, так разыщите в нем понятливого, а меня увольте.
        Неожиданно для Гурова госсекретарь рассмеялся, дружески улыбаясь, махнул рукой:
        - Говорили, что вы с характером, господин полковник, но надо и меру знать. Согласен, вы все понимаете, приношу извинения, но постарайтесь, пожалуйста, ведь можно работать и быстрее.
        - Я не умею.
        - Скажите, Лев Иванович, вы хотели бы стать заместителем министра? - Госсекретарь улыбнулся, взглянул испытующе.
        - Конечно, нет! - ответил Гуров. - Мои клиенты порой говорят, мол, сильно выгадал: поменял такси на «черный ворон». Я свободный уважаемый человек. А вы мне предлагаете кандалы и холуйство.
        - Каждый министр холуй?
        - Министр, который министр и дело знает, - хозяин и человек. А любой выдвиженец обязательно холуй.
        - Теория интересная.
        - Это не теория, а обыкновенная жизнь.
        - Значит, по-вашему, я холуй?
        - А по-вашему? - Гуров понял, что шагнул через край, сделал неловкую попытку исправить положение, сказал: - Не будем переходить на личности, господин госсекретарь, и вернемся к делу.
        Госсекретарь выдержал паузу, проглотив оскорбление, спросил:
        - Я могу вам чем-нибудь помочь?
        - Возможно, если ответите на мои вопросы.
        - Спрашивайте.
        - Почему делом занимается милиция, а не служба безопасности?
        - Не знаю, слышал, что так пожелала мадам Гораева. Якобы кто-то из ее подруг назвал ваше имя.
        - Я тоже слышал, но мне данная версия не нравится, - сказал Гуров. - Кто из кандидатов имеет шансы стать президентом, если нынешний президент и спикер выйдут из борьбы?
        - Как это выйдут? - удивился госсекретарь, - Президент никогда не снимет своей кандидатуры.
        - Теоретически. Допустим.
        - Глупость, и допускать нечего.
        - Вы улавливаете мою мысль, господин госсекретарь? - спросил Гуров. - Я пытаюсь определить лагерь, из которого дали команду. Убийство наносит ущерб президенту, следовательно, стрелка направили не вы и не кто-то из вашей команды…
        - Ну спасибо, господин полковник, премного благодарен, - перебил госсекретарь. - Хотя вас и раздражают упреки в некомпетентности, вы абсолютный дилетант в политической игре. Убийство в доме спикера парламента дискредитирует исполнительную власть, создает из этого хама и пролазы мученика. Ребенку ясно, что все это чистой воды провокация и убийство организовали люди самого Гораева. Кстати, вот вам и ответ на вопрос, почему розыск преступника поручен милиции, а не службе безопасности.
        - Безопасность подчиняется вам, а не спикеру, - возразил Гуров. - Дайте команду…
        - Приказ подписан, - вновь перебил госсекретарь, - прокуратуру мы тоже тряхнули. Но этот… Гораев не допускает наших людей в свои владения.
        - Работы хватает и вне пределов заповедника.
        - Заповедник? - Госсекретарь улыбнулся. - Точно сказано, передам ваше определение президенту, посмеемся. Так вы поняли, кто приказал убить девушку?
        - Нет, господин госсекретарь, не понял.
        - Я же объяснил! Просто, как таблица умножения.
        - Это слишком просто, - Гуров понял, что его пригласили лишь для того, чтобы натравить на спикера. Гуров не любил, чтобы его натравливали, словно служебную собаку, и рассердился. - Убийство поставил блестящий математик, который давно забыл таблицу умножения. Убийство девочки только начало, если мы не поймем ход мысли противника, не определим его конечную цель, то превратимся в борзых, которые гоняются за механическим зайцем. Мы будем бессмысленно бежать, терять силы, авторитет, а он будет неумолимо приближаться к цели. Если мы ее не определим, не прекратим гоняться, не пойдем на перехват, то проиграем. И первой жертвой в политической борьбе станете вы, господин госсекретарь. - Полковник знал, что бьет ниже пояса, однако не удержался и добавил: - Возможно, сложится иначе, ведь политик я никудышный.
        Надо отдать должное госсекретарю, - он никак не выдал своего волнения, все так же склонив голову набок, спокойно смотрел на собеседника.
        - В худшем случае меня снимут, но место подыщут. Что будете делать вы, господин полковник?
        А я считал, что ты умный, чуть было не сказал Гуров. Меня, как говорили во время войны, дальше фронта не пошлют, парень. Сыщик смотрел на высокопоставленного чиновника с сожалением и молчал.
        - Хорошо. - Госсекретарь привычно погладил свою папку для бумаг. - Оставим, закончим, так сказать. Значит, вы полагаете, что убийство имеет непосредственное отношение к предвыборной кампании?
        - Точнее, я такой вариант не исключаю. Мы должны готовиться к худшему.
        - Вы сторонник президента?
        - Я гражданин России.
        - Странный вы человек.
        - Обыкновенный.
        - Что вы собираетесь предпринять?
        - Работать. И прошу мне не мешать, если мне понадобится помощь, я обращусь.
        - Ко мне? - удивился госсекретарь. - Считаете, что это так просто? - Он достал визитную карточку и написал два номера. - Один прямой, - и указал на аппарат, - второй домашний.
        - Спасибо, - Гуров положил карточку в карман, - скажите своим ребятам, чтобы они на мне не висли. Они, конечно, не послушаются, но вы все равно скажите.
        - Как это не послушаются? - возмутился госсекретарь. - Я прикажу вас не беспокоить, обращусь лично.
        - Хоть к господу богу! - перебил Гуров, встал, поклонился и пошел к дверям. - Не послушаются, и все!

* * *
        Когда Гуров открывал дверцу своего «жигуленка», подошли двое в штатском.
        - Здравствуйте, здравствуйте, господа, - весело сказал Гуров. - Беседовать я с вами буду только в кабинете моего начальника генерала Орлова.
        - Нам приказали…
        - Каждый офицер выполняет приказы своего начальства, - перебил Гуров. - Я еду в министерство, меня ждет генерал Орлов, можете следовать за мной.
        - Вы поедете с нами. - Коротко стриженный белобрысый парень с шеей профессионального борца положил широкую ладонь на дверцу «жигуленка».
        - Послушай, парнишка, - Гуров отступил, создавая дистанцию для маневра, - ты крепенький, я вижу, но я тебя изувечу так быстро, не успеешь ахнуть. Второе. Я договорился с госсекретарем, что вы оставите меня в покое.
        Второй штатский выглядел интеллектуальнее и, видимо, был поумнее.
        - Не будем ссориться, Лев Иванович, - сказал он миролюбиво. - Мы лишь исполнители и не уполномочены вести переговоры с генералами. Нам приказали вас доставить, предупредили, что вы человек с норовом…
        Оперативника перебила рация, которая запищала в кармане.
        - Минуточку, - он отошел в сторону, повернулся спиной.
        Гуров наблюдал за происходящим с легкой улыбкой, держался от блондина подальше, видел, что парень очень хочет подраться и заломать строптивого мента.
        - Вопрос решен, господин полковник, - сказал оперативник, убирая рацию, - желаю вам всего наилучшего, извините.
        Блондин недовольно заворчал, Гуров подошел, ткнул пальцем ему в грудь:
        - Тебе повезло, сопляк. Учти, у меня прекрасная память на лица.
        Блондин хотел схватить палец Гурова, полковник руку отдернул и рассмеялся:
        - Ты тренируйся, мальчик, чую, мы с тобой встретимся. - Он сел в машину, прихлопнул дверцу и неторопливо тронулся с места.

* * *
        Орлов был в мундире, даже при орденах, в таком параде Гуров видел друга лишь однажды, пять лет назад, когда они вдвоем парились «на ковре» в ЦК, так как не могли раскрыть квартирную кражу в доме, где воровать, по мнению властей, не положено.
        Когда Гуров вошел в кабинет, Орлов разговаривал по телефону:
        - Вам протокол известен, - он кивнул Гурову, даже подмигнул. - Я не отказываюсь от сотрудничества, только данное понятие подразумевает взаимопомощь, а не одностороннюю выдачу информации. Я знаю, что не на базаре, господин генерал, и не надо на меня давить, иначе я вас отошлю к министру и вы захлебнетесь в бумагах. Что? - Орлов прикрыл трубку, взглянул на Гурова: - Ты кого-нибудь из них бил?
        - Вранье. Они пытались насильно усадить меня в машину. Я никого пальцем не тронул.
        - Господин генерал, сожалею, но ваши офицеры лгуны. И договоримся на будущее: если вам нужна информация, обращайтесь ко мне либо к министру, а полковника Гурова не трогайте. Что? - Орлов вновь прикрыл трубку и вновь хитро подмигнул Гурову: - Очень нервный, острая форма ностальгии по Лаврентию Павловичу или хотя бы по Андропову, - он слушал еще некоторое время и ответил: - В таком тоне мы разговаривать не будем. - И положил трубку. - Ну-с, господин полковник, как будем жить дальше?
        - Дружно, господин генерал, - ответил Гуров, присаживаясь на подоконник.
        - Хочу вас уведомить, кроме вас, у меня имеются еще кой-какие мелкие заботы. Обязанности, так сказать. - Орлов схватил себя за лацкан мундира, взглянул на него с недоумением, даже неприязнью, вздохнул: - Лева, я стал старым брюзгой.
        - Нормально, Петр, такова жизнь. Молодой брюзга постарел, ничего не поделаешь.
        - Рассказывай, - Орлов махнул на друга рукой, прикрыл глаза.
        Гуров коротко, без эмоций изложил свой разговор с госсекретарем, о более мелких чиновниках умолчал.
        - Значит, в смерти девочки, компрометации исполнительной власти и президента заинтересован спикер парламента, - подвел итог Орлов. - Тебя пригласили лишь для того, чтобы данный вопрос прояснить?
        - А черт его знает! Политика. Они говорят одно, думают другое, имеют в виду третье. Не знаю, Петр, клянусь, не знаю! Я запутался. Конечно, я выстроил версию, ты меня сбил, я согласился, начал создавать другую… А! - Гуров достал сигареты, чиркнул зажигалкой, не закурил. - Я не могу работать, если не понимаю сути происходящего.
        - Начни от печки, - улыбнулся Орлов. - Убийца либо на территорию проник, либо там уже находился.
        - Интересное кино. Либо начальник охраны врет и враг, либо говорит правду. То же с моим бывшим седельником, ныне полковником, Николаем Авдеевым. Может, он белый, может, он красный. Конкретно я имею лишь шофера и его встречу с Юсовым.
        - Вот и занимайся.
        - Нужны люди, техника, права, в конце концов. Станислав Крячко, конечно, сыщик, только у него ничего нет, и требовать с него глупо. Кстати, он тебе звонил, удалось добыть пальцы шофера?
        - Звонил, отпечатки получил, они по нашим учетам не проходят, - ответил Орлов. - И не могли проходить, идея твоя была завиральная. Каким образом судимый может возить члена ВС?
        - Не знаю. - Гуров смутился. - Так ведь какие-то задания я должен давать? Петр, мы не должны отпихиваться от службы безопасности. Там работает много толковых ребят, и техника у них не чета нашей, да и прав поболе.
        - Порой и ты изрекаешь разумное. Самое правильное, если шофера Танаева и его связи будут разрабатывать «соседи». Я бы сказал ему, - Орлов покосился на телефон, - о Танаеве. Существует маленькое «но», через которое не перепрыгнешь.
        - А они сами не назвали Танаева, не предложили помощь? - удивился Гуров. - Так не бывает, шофера установил начальник охраны, он их человек. Он что же, мне сообщил, а своему начальнику сказать забыл?
        - Вот и я про это, - кивнул Орлов. - Конечно, охранник обязательно рапорт написал. Он лишь забыл указать, что выполнял твое задание, выдал поездку за собственную инициативу. Безопасность не ведает, что нам Танаев известен, и помалкивает, а нашу информацию хочет получить.
        - Ну и отдай им встречу Танаева и Юсова, пусть колупаются. Тебе что, жалко?
        - Нет, конечно. Разговаривал бы гэбист по-людски, так пожалуйста - общее дело, все поровну. А раз он такое говно, так пусть сам в себе и плавает. Нам с тобой лавры нужны? Да пошли они с этим делом к чертовой матери! Я имею приказ министра. Пусть не нравится министр и не нравится приказ, я офицер. А раз он, - Орлов вновь взглянул на телефон, - такого говенного разлива, значит, не напарник, к нему не только спиной, лицом поворачиваться опасно. Он нас с тобой измажет от ботинок до последнего волоска на макушке, век не отмоешься. Защита от такого паршивца лишь одна - мы должны иметь свой, конкретный, результат.
        - Я все понимаю, Петр, - ответил Гуров. - Но понимать и мочь суть вещи разные. Я никогда не работал в такой среде, они люди непонятные…
        - Глупости, господин сыщик! - резко перебил Орлов. - Не ломай голову над их моралью и философией, партиями, группировками, течениями и направлениями. Не лезь в верха, ищи исполнителя, он твой старый знакомый - убийца-профессионал. Твоя задача выявить убийцу и обезвредить, а приведет он нас к заказчику и вдохновителю - дело десятое.
        - Я так не умею, Петр.
        - Не говори глупостей, - Орлов заговорил тихо, что свидетельствовало о его неподдельном гневе, - побереги нашу дружбу, Лева. Ты отлично знаешь, я не карьерист, спасающий свою шкуру, но сейчас нам не до жиру: убийца - руководитель, и все концы.
        - Извини, я не хотел тебя обидеть. Извини, я постараюсь. Но ты знаешь, если сыщик не видит руку, то не может разыскать оружие. Мне просто трудно, я путаюсь, и это не поза, а лишь конкретная ситуация, дрянная, надо сказать…
        - Ладно, ладно, я тоже не прав, - повысил голос Орлов. - Не будем расшаркиваться и, как говорится, подобьем бабки, выясним, что мы имеем с гуся. Оставим высшие эшелоны, мотивы и мотивчики, тут мы с тобой дилетанты, как говорят в наших кругах, фрайера. Но, повторяюсь, убийца - натуральный, живой, из плоти и крови. Кто-то где-то его разыскал, и стрелять человек научился не в клубе ДОСААФ, и оружие к нему не с неба свалилось, и не правительство выдало.
        - «Вальтер», калибр 7,65, мне сообщили - я засомневался, - сказал Гуров. - Пистолет не профессионала, затем подумал, что классный стрелок мог и воспользоваться «вальтером», уж очень удобен для сокрытия.
        - Согласен, - Орлов кивнул, - могу добавить, пулю уже проверили, по картотеке она не проходит, значит, из данного пистолета убили впервые.
        - Полагаю, что больше из данного пистолета никого не убьют, и мы этот «вальтер» никогда не увидим, его уже разобрали и утопили, такую улику профессионал хранить не станет.
        - Мы с тобой походим на депутатов, которые все критикуют, отрицают и ничего дельного предложить не могут.
        Гуров согласно кивнул и не ответил. Друзья долго молчали, порой одному из них вроде бы приходила интересная мысль, и он уже собирался высказаться, лишь вздыхал, либо укоризненно качал головой, мол, какую чушь хотел сморозить, лучше промолчу.
        Игру в молчанку прервал телефонный звонок.
        - Я же просил, - недовольно пробурчал Орлов и снял трубку: - Орлов, - выслушал абонента и без энтузиазма ответил: - Отчего же, помню… Здравствуй. У меня, - он взглянул на Гурова, - что делаем? Ерундой занимаемся, думы думаем. Как?
        Орлов встал, дернул шнур, чуть было не сбросил аппарат на пол. Невольно поднялся и Гуров, шагнул от окна.
        - Он выезжает, - Орлов положил трубку. - Застрелился начальник охраны Егоров. Следователь просит тебя срочно приехать.
        - Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда! - сказал Гуров. - Как бы они убийство ни обставили, но это убийство. Я Илью знал, меня на таком повороте не объедешь.

* * *
        Геннадий Артурович Бланк стоял в центре комнаты и раскачивал над головой рыжего кота пояс от халата. Кот был мудрый, на провокацию не поддавался, но, чтобы угодить хозяину, изредка махал лапой, опрокидывался на спину, затем снова садился, поводил лениво головой, провожая взглядом приманку, вновь махал лапой и валился без сил.
        - Да, Бакс, ты умен, слов нет, пустышку ловить не станешь. И Гуров не схватит, а я и не рассчитываю. Однако, понимаешь, Бакс, дело в том, что я с тобой играю сегодня и буду играть завтра. А с Гуровым игры прекратят, потому что правители не желают ждать и не держат котов, которые мышей не ловят, - Бланк швырнул пояс на диван, сам опустился в кресло. - И еще одна существенная разница… Ты лидер, я за это тебя уважаю, понимаю тебя. Зачем умному коту бросаться на пустую приманку? - Бланк поднялся, подошел к холодильнику, открыл.
        Кот быстро сел, подобрал под себя лапы, приготовился. В соседней комнате раздались негромкие шлепки, и тут же на пороге появилось несколько кошачьих голов.
        - Здоровые инстинкты, конкуренция, рыночная экономика. Опять же Павлов, рефлексы на звук открывающегося холодильника.
        Бланк вынул из холодильника несколько кусков колбасы, один начал есть сам, другой бросил рыжему Баксу, который схватил колбасу на лету, положил на пол, прижал лапой и свирепо ощерился на стоявших на пороге сотоварищей.
        - Верно, Бакс, личная собственность неприкосновенна, - Бланк жевал и одновременно улыбался, отчего лицо стало еще комичнее и еще больше походило на кошачью морду.
        Он швырнул третий кусок за кошачьи головы, они исчезли, раздались всхлипы, рыдания, шипение, понятно, что в соседней комнате началось сражение.
        Рыжий Бакс поедал свой кусок неторопливо и с достоинством.
        - Се ля ви, Бакс, ничего не поделаешь, - Бланк вернулся в кресло. - Либо он смирится и охоту прекратит, либо мы его убьем.
        Глава седьмая
        Се ля ви, Бакс!
        На шоссе у ворот резиденции стояли три «волги». Гуров подъезжал к воротам вплотную. Из боковой двери выскочил полковник Авдеев и, узнав «Жигули» Гурова, крикнул вглубь сторожки, ворота медленно открылись.
        Авдеев упал на переднее сиденье, схватил Гурова за рукав:
        - Я тебя ждал!
        - Николай, давай без нервов, - Гуров отстранил руку полковника. - Высокое начальство прибыло?
        - Да. Заместитель генерального прокурора, два генерала от нас, ваш замминистра!
        - Понятно. Значит, работать начнем не скоро.
        - А чего работать? Все кончено, он застрелился!
        - Тогда прекрасно, значит, не будем работать, я лишь упакую пожитки, выпьем по рюмашке и разбежимся.
        - Ты можешь разбегаться, я обязан ждать команды, возможно, и самого Гораева.
        Гуров оставил машину за хозяйственными постройками, зашел в отведенную ему квартиру и начал собирать вещи. Через несколько минут он бросил сумку на диван и вышел на крыльцо, закурил - решал, идти на место происшествия или ждать, когда позовут. Дело было отнюдь не в гордости. При чем здесь самолюбие? Да пока его никто ни в чем не обвинил и не оскорбил. Просто сыщик прекрасно знал, что, когда съезжается большое начальство, царит неразбериха, рядовой розыскник совершенно никому не нужен, может пригодиться разве что в качестве громоотвода. Если начальники хотят скушать самоубийство - их дело, заштатного полковника никто и слушать не станет. Осматривать место происшествия есть кому, трупом займутся медики, фотографы изготовят снимки, в общем, следует ждать: пригласят - хорошо, не пригласят - еще лучше. Хотя чего хорошего? Когда произойдет очередное убийство, о полковнике Гурове вспомнят, повесят всех собак. До чего противно! Он курил, смотрел в глубину парка, где стояла группа высокопоставленных чинов. Чего слетелись, ведь не понимают ни черта!
        От группы отделилась фигура, направилась в сторону пристроек, махнула рукой, явно обращаясь к Гурову. Он не двинулся с места, ждал и вскоре в приближающемся человеке узнал следователя прокуратуры Гойду.
        - Здравствуйте, Лев Иванович, - следователь пожал Гурову руку. - Это я попросил отыскать вас и прибыл, а вы прибыли и хоронитесь.
        - Жду, когда разъедутся вельможи и последует команда, как строить мост - вдоль или поперек.
        - Недобрый вы, Лев Иванович, - следователь грустно улыбнулся. - Что меня, признаюсь, удивляет, сильные люди редко бывают злыми.
        - Я не злой, просто неоднократно битый, лишнего мне не надо, хочу получить по минимуму, Игорь Федорович, - ответил Гуров, погасил сигарету о подошву, выщелкнул окурок в кусты. - Жаль Илью, неплохой парень, мало что убили, еще и имя изгадили…
        - Да вы даже труп не видели…
        - Прикажут - посмотрим. А трупов я видел, к сожалению, множество.
        - Он выстрелил себе под челюсть, прижав ствол вплотную. «Вальтер», калибр семь шестьдесят пять, с глушителем, отпечатки только Егорова, уже установлено. - Следователь взглянул на Гурова с любопытством.
        - Естественно. Так и должно быть, - равнодушно ответил Гуров. - Я такой опытный и талантливый и столь грубо ошибаюсь. Около часа назад я утверждал, что из этого «вальтера» больше никого не убьют, и мы данный пистолетик никогда не увидим. Вот так я фрайернулся, довольно простой фокус не сумел предвидеть.
        - Я вас не понимаю, Лев Иванович.
        Гуров посмотрел в лицо следователя, увидел умные, грустные глаза. Гойда явно лукавил, хотя в данной ситуации подобное слово не годилось.
        - Вы сколько лет работаете? - спросил Гуров.
        - Около пятнадцати.
        - Солидно, могли бы за такой срок научиться врать и убедительнее.
        - Я не вру. - Гойда обиженно засопел. - Я себя проверяю. Для того и попросил вас приехать.
        - Проверить себя всегда полезно, только сейчас ни к чему. Мы с вами знаем, что парня убили, и доказать это несложно, дело техники. Ну какого черта они сюда приперлись? - неожиданно вспылил Гуров. - Как к парадному подъезду! Мол, как же, как же, я был на месте, видел… Элементарного чувства самосохранения не хватает, ведь это опасно. Они признают самоубийство, прекратят дело. Что они будут говорить потом?
        - Такой умный и такой наивный, - сказал насмешливо Гойда. - Они ничего не будут говорить - ни сейчас, ни потом. Заместитель генерального мне уже объявил, чтобы я писал заключение по факту самоубийства, провел сравнительную экспертизу. Он сказал - самоубийство, а я должен это написать, подтвердившись заключениями медиков и баллистиков. Он сейчас уедет, а я останусь, и ваши генералы разъедутся, а вы останетесь. И в любом случае за все будут отвечать следователь и розыскник. Я за всю жизнь не слышал, чтобы за провал дела ответил руководитель, какое бы указание он ни давал.
        - Так нас отсюда официально не уберут? - спросил Гуров.
        - Вот когда мы все отпишем, когда они все бумаги обслюнявят и решатся наложить резолюции, тогда уберут.
        - Я докажу, что это убийство. - Гуров закурил и чертыхнулся: - Никакой силы воли, стоит только предлог найти, как начинаю курить.
        - Как это вы докажете, очень мне интересно?
        - Игорь Федорович, кончай дурака валять, знай меру.
        - Ну хорошо, хорошо, не буду. - Гойда согласно кивнул. - Я прикажу провести экспертизу, и на правой руке Егорова следов пороховых газов не обнаружат. Но этого маловато будет.
        - Человек не стрелял, однако застрелился? - хмыкнул Гуров. - Мысль любопытная…
        - Замордуют меня, Лев Иванович, - жалостливо произнес следователь. - Начнутся рассуждения, что один эксперт утверждает - ствол был прижат к челюсти, другой находит отпечатки пальцев покойного на оружии, и из этого же оружия была застрелена горничная. А Егоров - начальник охраны и, кроме него, некому. Могут предположить, что самоубийца руку обернул носовым платком, который потом либо ветром сдуло, либо кто из обслуги подобрал… В общем, замордуют…
        - Кстати, кто тело обнаружил?
        - Садовник.
        - А где?
        - На скамейке боковой аллеи.
        - Записки нет?
        - Нет.
        - Странно. Могли бы сварганить. И чего ты ко мне пристал, чего добиваешься? - переходя на «ты», спросил Гуров.
        - Помощи прошу, - ответил Гойда. - Ты опытный, сам говоришь, что талантливый, - подколол он и вновь грустно улыбнулся: - У тебя должны быть идеи, чем подпереть версию убийства. - И добавил: - Мы с тобой коллеги, помоги, замордуют.
        - Ага! - Гуров почему-то обрадовался. - Как обвинять сыщиков в топорной работе, нарушениях, обзывать нас скорохватами, так прокуратура превыше всего. А жареным запахнет, так коллеги. А мордовать тебя, дорогой, к сожалению, будут недолго, до следующего выстрела. Как он прозвучит, новый покойник объявится, так все начальники по кустам. А ты весь в белом и на коне.
        - Издеваешься, - утвердительно произнес Гойда. - Я только не могу понять, чему ты радуешься. У тебя, знаменитого сыщика, под носом людей убивают. Оставим, чему быть, того не миновать. Сейчас необходимо доказать, что произошло убийство. Есть идеи?
        Сыщик хотел ответить, мол, идей у него, как у сучки блох, - решил не травмировать интеллигентного следователя солдатским юмором и ответил:
        - Илья был парень не простой, раз подпустил убийцу вплотную, значит, хорошо знал и доверял полностью.
        - Думал уже, круг подозреваемых данный факт не сужает. Начальник охраны мог пустить на территорию своего знакомого, нам неизвестного человека.
        - Не перебивай старших, - строго и одновременно шутливо одернул следователя Гуров. - Подпустить он мог, но Илья был человек очень ловкий и быстрый и приставить пистолет к горлу не позволил бы, успел рвануться, отстраниться. Однако не успел. Что из этого следует?
        - Понятия не имею, - признался следователь. - Твои заключения лишь подтверждают версию самоубийства.
        Своей открытостью и в хорошем смысле простотой Гойда импонировал сыщику. Гуров по себе знал, насколько трудно признаться, когда чего-то не понимаешь.
        - Илью предварительно опоили каким-то наркотиком. Вскрытие. Исследование. Заключение. Я обреюсь наголо, если медики не найдут наркотик либо иную химию. А если твои руководители заподозрят, что человек сначала отравился, потом застрелился, тогда извини. - Гуров развел руками. - Кончай службу, займись садоводством - сейчас модно и прибыльно.
        Гойда собрался обнять сыщика, но по выражению лица его понял, что этого делать не стоит, и сдержанно сказал:
        - Спасибо, Лев Иванович, с меня причитается. Я не желаю тебе обращаться ко мне за помощью, но, коли понадобится, верну долг непременно.
        Следователь вернулся в стан руководителей, сыщик остался на своем крыльце, вскоре начальники убыли, о полковнике Гурове никто не вспомнил, словно его и не существует в природе.
        - Заканчивайте и доложите, - произнес торжественно Гойда, вернувшись к Гурову. - Таково распоряжение властей. Завтра к полудню я закончу, в обед доложу, к вечеру господа вспомнят, как нас зовут, и очень захотят видеть.
        Около десяти вечера Гуров сидел в кабинете спикера, смотрел на его усталое лицо - кожа в морщинах, серая, будто присыпана пеплом, - и слушал, как глава парламента отдает по телефону сдержанные и непонятные сыщику команды. Он не пытался вникнуть в смысл переговоров, и неинтересно - своих забот более чем достаточно.
        Илью убили - факт, почему, зачем, с какой целью - непонятно. Если убийца находится здесь, на закрытой территории, то без крайней необходимости ставить его под угрозу разоблачения просто безумие. Операцию проводит человек не только разумный, но и по-своему талантливый, в этом сыщик не сомневался. А раз так, то он, неведомый пока противник, не может рассчитывать, что инсценировка проскочит. А если замысел организатора упростить? Может, ему наплевать, как воспримут убийство профессионалы, важно, как поведут себя руководители и политики, которых вполне устраивает именно самоубийство преступника. Политикам необходимо успокоить общественность, а заговорщикам убрать милицейского сыщика и снять боевую готовность оперативников безопасности. Если такая посылка верна, то следовательно, противнику нужна пауза, тайм-аут, что-то надо перестроить или дождаться какого-то положительного события.
        Гуров в очередной раз матюгнулся в собственный адрес, - лишь полный дебил в такое политизированное время может абсолютно не разбираться в политике.
        К черту политику, Петр прав, мы имеем дело с уголовниками. Раз они хотят взять перерыв, значит, не давать им продыху, пусть втемную, но давить, заставить действовать, проявить себя, может, удастся активизироваться. Карим Танаев? Возможно. Но раз о нем известно безопасности, он под наблюдением, и таким квалифицированным, какое милиция обеспечить не в силах. Стоп! А если после самоубийства Ильи Егорова наблюдение сняли за ненадобностью?
        Спикер положил трубку, посмотрел на сидевшего напротив милиционера. Лицо у полковника спокойное, отрешенное, можно подумать, он находится не в кабинете спикера парламента, который росчерком пера, да просто устным распоряжением, способен в корне изменить жизнь человека. Может поднять на немыслимую высоту, может сбросить в грязь.
        Ну сбрасывать этого мента особенно некуда, урезонил себя спикер. Уволить? Какой резон? Да и люди не поймут, и газетчики могут пронюхать и поднять вонь. Да и нужен мне этот чертов сыщик, просто необходим. Охранники лишь сторожевые псы, и те никуда не годятся. Служба безопасности подчинена президенту, и кто в этой безопасности работает и сколько стоит, неизвестно. Золотые погоны без единого просвета не гарантируют, что в мозгах просвет имеется, специалисты липовые, всех по знакомству нанимают, по услужливости. Нужна профессионально обученная ищейка, приласкать ее, подкормить, вынудить служить верно.
        Спикер молчал, ждал, когда милиционер осознает, где находится, поймет недопустимость своего поведения.
        Гуров не поднял головы, не взглянул на спикера преданно и трепетно, равнодушно сказал:
        - Вы меня звали, Имран Русланович? Я здесь и весь во внимании.
        - Насчет внимания сильно сомневаюсь, думаете неизвестно о чем. - Гораев забыл о своем решении приласкать, говорил раздраженно.
        Полковник даже ответом не удостоил, лишь пожал широкими плечами да поднял голову, но взглядом с Гораевым не встретился, отчего голубые глаза сыщика казались пустыми, безжизненными, словно у робота.
        - Мне доложили, что вы сегодня беседовали с госсекретарем. - Гораев оттягивал разговор, ради которого и вызвал полковника. - О чем, если не секрет?
        - Я не знаю, Имран Русланович, что в жизни политиков является секретом, поэтому вам лучше спросить у госсекретаря, - тихо ответил Гуров.
        - Вам же прекрасно известно, полковник, я не разговариваю с этим выскочкой, карьеристом и краснобаем без крайней необходимости.
        - Такие интимные подробности мне неизвестны, господин спикер. - Гуров так выделил «господин», что Гораев понял намек и сказал:
        - Господин полковник, к великому сожалению, мы с госсекретарем общаемся только в рамках протокола. Не желаете отвечать - ваше право. В конце концов, нетрудно догадаться, что вас убеждали в моей заинтересованности в разразившемся скандале вокруг убийства несчастной девочки. Или я не прав?
        Лицо полковника оставалось бесстрастным, он упорно молчал, спикеру стоило больших усилий не вспылить и не выгнать наглеца. Однако Гораев не мог отказать себе в удовольствии и не спросить:
        - А что, собственно, вы здесь делаете? Пусть и не бескровно, но, как мне доложили, дело закончено, и ваше присутствие здесь бессмысленно.
        - Я офицер, подчиняюсь приказам генерала. Орлов направил меня, пока не отозвал.
        - Я не знаю вашего Орлова, признаться, он меня мало интересует. Хорошо, - спикер откинулся на спинку кресла, сцепил на животе пальцы, почувствовал, что они дрожат. - Меня интересует ваше мнение по поводу самоубийства.
        - Мнение у меня имеется, но доказательства появятся лишь завтра после полудня, - ответил Гуров.
        - Мы, слава богу, не в суде, выкладывайте мнение, завтра посмотрим доказательства.
        - Начальника охраны убили.
        - Я чувствовал, знал! - вырвалось у спикера. - Какого черта здесь толклись генералы, прокуроры, вся свора бездельников? Я, человек далекий от сыска, сразу сообразил, что меня обманывают…
        - Успокаивают, Имран Русланович, - поправил Гуров. - Генералы лишь люди, им хочется желаемое выдавать за действительное. Они боятся вас, прессы, конечно, боятся президента.
        - А вы не боитесь?
        - Почему же, я тоже человек. Но в силу своей должности более тренированный и менее уязвимый.
        - Почему убийство? Почему все согласились с самоубийством, а вы нет?
        - Я уже сказал, Имран Русланович: они видят, что им желательно, а я вижу, что произошло. Кстати, следователь прокуратуры разделяет мое мнение. Простите за повторы, но обращаю ваше внимание, мы со следователем имеем личное мнение, доказательства появятся лишь завтра.
        - Какие доказательства? Как вы их получите? Насколько они будут убедительны?
        - Думаю, вам завтра доложат, Имран Русланович.
        - С удовольствием выслушаю этого докладчика, - ответил спикер.
        Гуров взглянул на него с любопытством и подумал, что Гораев не понимает, чем для него лично может обернуться убийство начальника охраны. Конечно, на место Ильи Егорова найти человека не трудно. Но сам факт убийства доказывает, что преступник от своего замысла не отказался, главное, он имел и имеет возможность свободного прохода на территорию, в святая святых.
        Спикер опустил уголки тонких, плотно сжатых губ, взгляд его метнулся, уперся на мгновение в лицо сыщика, с высот спустился на землю. Гуров молча кивнул, хотел сказать, мол, лучше поздно, чем никогда, промолчал.
        - Что же мне теперь прикажете делать, как жить? - спросил спикер, стараясь придать голосу иронические нотки.
        - Принять версию самоубийства, преступников мы не обманем, они не поверят, но журналистов успокоим. Оказался в личной охране психически неуравновешенный человек, печально, но ничего не поделаешь, - ответил Гуров. - Работайте, решайте свои проблемы, все как обычно.
        Гораев перестал изображать роль высокого государственного деятеля, носовым платком вытер лицо, шумно высморкался:
        - Я вроде как подсадная утка?
        - Вы человек, попавший в беду, - сдерживая раздражение, ответил Гуров. - Остается решить еще один вопрос. Почему, когда печальная история вроде бы закончилась, сотрудник уголовного розыска не уезжает из вашего имения? Ответ: вас подобные мелочи не интересуют, любопытных просят обращаться к пресс-секретарю или кто у вас там имеется для переговоров с журналистами.
        - Понимаю, - неуверенно произнес Гораев, так как давно разучился говорить правду. - Лев Иванович, как вы представляете, кто и с какой целью убивает вокруг меня людей? - В голосе спикера зазвучали простые человеческие нотки.
        - Не знаю, Имран Русланович, - ответил Гуров. - Как это ни звучит пошло, но все тайное рано или поздно становится явным.
        - Желательно раньше, если позже, то я, видимо, об этом не узнаю, - Гораев сумел улыбнуться. - А мне интересно, я ужасно любопытный.
        Впервые сыщик взглянул на спикера с симпатией и искренне, что, кстати, Гурову в последние годы тоже было несвойственно, сказал:
        - Пока я гадюшник, образовавшийся вокруг вас, не вычищу, я дело не брошу. Мы будем вынуждены время от времени беседовать. Давайте договоримся… - Гуров перехватил настороженный взгляд спикера, понял, что искренность в данном случае чувство инородное, запнулся и уже из упрямства продолжал: - Если вы хотите у меня что-либо узнать, приглашайте и задавайте вопрос. Мы сегодня около часа потратили на хождения по кругу. Имран Русланович, я знаю, что вы спикер парламента, только мне на это, извините, наплевать. Когда у человека чирей, человек просто снимает штаны и показывает врачу свою задницу, а не пудрит ему час мозги, объясняя, какую королевскую задницу сейчас врач увидит.
        Лицо спикера порозовело, он скомкал носовой платок, вытер пот. Гуров, матерясь на свою несдержанность, встал.
        - Спокойной ночи! - он кивнул и пошел к дверям.
        - Вы хам! - выпалил ему вслед Гораев.
        - Согласен, - бросил через плечо Гуров, - зато я умею вскрывать чирей, - и вышел.

* * *
        Как Гуров и ожидал, в парке прогуливался полковник Авдеев.
        - Что происходит? - спросил он, подходя к Гурову.
        - Жизнь, - ответил Гуров. - Ты где находился, когда это произошло?
        - Меня уже допросили.
        - Я только спрашиваю.
        - Перекусывал, кофе пил, у меня чистое алиби, которое подтверждают три свидетеля. Такой ответ устраивает? - Авдеев смотрел вызывающе.
        - Не кипятись, Николай, - миролюбиво сказал Гуров, взял Авдеева под руку, пошел по аллее. - Знаешь, стопроцентное алиби обычно имеют только преступники. Но тебя это не касается. Я знаю, ты не мог убить.
        - Спасибо.
        - Не за что, - Гуров подтолкнул Авдеева на скамью, сел сам, закурил. - Вот так, господин полковник, ходили втроем, остались лишь двое. Спрашивается, кто следующий? Ты или я?
        - Ты несешь чушь. Ни ты, ни, тем более, я никому не мешаем.
        - Илья, мне кажется, тоже не мешал, однако убили.
        После паузы Авдеев сказал:
        - Не хотел говорить, боялся, засмеешь. Самоубийство очевидное, а я не верю. Илья был честный парень, он не мог.
        - А ты, Николай, честный? Ты постоянно врешь, и в малом и в большом, просто патология. Я понимаю, ты офицер, обязан выполнять приказы. У твоего начальства свои цели, ты лишь исполнитель, точнее - осведомитель. Ведь другого задания у тебя нет, верно? Ты обязан сообщать о всех событиях, разговорах, обо всем, что здесь услышишь, увидишь, не так ли? Николай, ты полковник, господин полковник, неужели тебе не стыдно?
        - Стыдно? - переспросил Авдеев. - Я ничего плохого не делаю, - словно обиженный ребенок, оправдывался он и шмыгнул носом.
        Гуров пытался превратить Авдеева в союзника, увидел, как он раскис, никуда не годится, довериться ему даже в малом - сплошное безумие.
        - Тебе лучше отсюда уматывать, Николай. Симулируй болезнь, к примеру приступ радикулита, ни один врач не разберет. - Гуров встал и зашагал по аллее к своей квартире.

* * *
        Он набрал номер Орлова, коротко сообщил о происшедших событиях, своих выводах.
        - Все? - недовольно спросил Орлов. - Мне уже звонили, предложили тебя отозвать. Но раз ты считаешь, что завтра во второй половине дня у тебя будут доказательства, то ты большой и умный, действуй по своему усмотрению, свяжись с Петровкой, Крячко ждет твоего звонка.
        - Спокойной ночи, Петр. - Гуров разъединился, набрал номер Крячко, услышав ответ, шутливо доложил: - Здравия желаю, господин подполковник, я здесь и весь внимание.
        - Вольно, - буркнул Крячко. - Я хотел бы вас увидеть, Лев Иванович.
        - Ваше желание - закон. - Гуров взглянул на часы. - Через сорок минут на двадцать третьем километре.

* * *
        Гуров, хотя и осматривал свой «жигуленок» ежедневно, пересел в машину Крячко.
        - Выкладывай, не церемонься, Станислав, мы с тобой сыщики, а не придворные… - Гуров выругался.
        - Впервые слышу, Лев Иванович, полагал, ты и слов таких не знаешь, - усмехнулся Крячко, потер небритую щеку. - Видимо, на мое начальство давят, они недовольны…
        - Посылай их к… генералу Орлову, - перебил Гуров. - Переходи к делу.
        - Я недоволен заданием, ты используешь нас как мальчиков.
        - Верно, - согласился Гуров, выждал, когда одинокая машина проскочит по ночному шоссе. - Я запутался, Станислав, но кое-какие мыслишки сегодня появились. Первое. Убежден, дело ставит отнюдь не новичок, и это, конечно, у него не первое дело. Надо его вычислить, нащупать, выявить, называй как хочешь. Я его чувствую давно, года три точно, все руки не доходили. На той стороне появился какой-то мыслитель, теоретик. Возьми, к примеру, дело Астраханского. Вроде мы взяли всю группу, но среди них не было человека, способного построить столь хитрое банковское сооружение. Интересующий нас Икс, конечно, ни по каким нашим учетам не проходит, уверен, что исполнители и не знают вдохновителя и организатора, но они могли о нем слышать. Завтра…
        - Сегодня, - поправил Крячко, - у тебя шарики уже закатились. Я понял, ведено протирать штаны, листать агентурные разработки, искать намеки, незнакомые клички типа Учитель, Наставник, Академик.
        - Мне хорошо с тобой, Станислав. - Гуров не выдержал и закурил. - Знаю, работа противная и нудная, но не мы ее выбираем.
        - Что ни сделаешь ради любимого, - ехидно сказал Крячко. - Что у тебя на второе?
        - Инсценировали самоубийство. Зачем? Умный, а мистер Икс безусловно умный, не может рассчитывать, что я такую тюльку проглочу. Первоначально я решил, что пытаются устроить антракт, перерыв, к чему-то следует подготовиться. Политика - штука мутная, нам разобраться не дано. Станислав, может, все проще? Если они хотят сыщика Гурова из колоды выбросить? Ведь это в верхах я никому не известен, а на той стороне меня отлично знают. Убийца застрелился, Гуров не верит, так кто его спросит? Полкаша пошлют на другой участок фронта, и концы, путь свободен.
        - У тебя мания величия.
        - Есть немного, - согласился Гуров. - Но чутье мне подсказывает - так оно и есть, меня хотят устранить. Допустим, я прав. Тогда что предпримет мистер Икс, узнав, что сыщик остался и копает.
        - Напишет телегу, обольет тебя грязью, знает, как у нас любят создавать разборочные комиссии.
        - Неплохо, Станислав, но долго ждать, да и результат непредсказуем. А может, проще сыскаря ликвидировать? У меня есть идея.
        - С идеями у тебя все в порядке. - Крячко взглянул на друга оценивающе. - Знаю какая и категорически отказываюсь участвовать. Подставлять свою голову, ждать: клюнет - не клюнет? Да никогда в жизни!
        - А куда ты денешься? Взгляни, какой наглец! - Гуров указал на проезжавшую мимо «волгу». - Даже номера поленились сменить.
        - Да катились бы, у них машин и бензина навалом! Не обращай внимания. - Крячко опустил стекло, сплюнул. - Так вот, господин полковник, ни я, ни мои ребята в твоем деле участвовать не будут.
        - И бросите меня одного?
        - Лев Иванович, я поступлю значительно проще, - ответил Крячко. - Часиков в десять позвоню Орлову и заложу тебя со всеми потрохами. И не отговаривай, заложу на сто процентов, не сомневайся!

* * *
        Геннадий Артурович Бланк, по кличке Профессор, пребывал в бешенстве, одновременно находился в растерянности. Убийство Ильи Егорова не только не планировалось, вообще ставило под угрозу весь грандиозный план Профессора, могло обернуться его провалом. Почти год Бланк трудился. Придумать операцию непросто, а подобрать нужных людей, расставить их в нужных местах, все держать под контролем и при этом самому не засвечиваться - не в кресле сидеть и чесать в затылке. Все это огромный труд. Кто сумеет приобрести рядом со спикером парламента убийцу и внедрить в окружение информатора? Профессор истратил на подготовку почти год жизни, изрядное количество валюты, теперь все могло рухнуть в одночасье.
        Бланк был умен, даже талантлив, но просмотрел вещи довольно очевидные. И профессионального убийцу, и информатора ему подставил приятель гэбист. Сделано было все не очень тонко, но прошло, так как Профессор верил в свою удачу и подставку принял за фарт, который всегда сопутствует человеку упорному, ведь известно - кто ищет, тот всегда найдет.
        Гэбист не желал открыто помогать агенту, пусть уголовник творит свое, служба безопасности в стороне, и с нее никто не спросит. Бланк не состоит в агентурной сети, на него нет ни личного, ни рабочего дела, его связь со службой недоказуема. И пока он льет воду на номенклатурную мельницу, пусть льет.
        Когда Бланк решил ликвидировать Гурова и начал искать исполнителя, у Профессора такого человека не было? Конечно, был. Убийца мог шлепнуть сыщика в любой момент, но Профессор не разрешал себе даже думать о таком варианте. Убийца необходим для выполнения главного задания, им нельзя рисковать, он - последний патрон. И пожалуйста - парень срывается и убивает начальника охраны!
        Бланк немного успокоился, погладил себя по голове, приговаривая:
        - Нервы необходимо беречь, думай, Геночка, думай, не рви нижнее белье.
        Связи с убийцей у Профессора не было, сведения пришли от информатора, причем через третьи руки. А возможно, это не нервный срыв, и охранник действительно что-то пронюхал и нависла угроза разоблачения? Но теперь она была реальна, как никогда! Сыщик такую наживку не проглотит, поймет - убийца не пришел со стороны, он здесь, рядом.
        Бланк хихикнул, представив, как сыскной крутит шараду, пытается разобрать все на составные. Разобрать можно лишь то, что кем-то сложено, а убийство произошло спонтанно, никакой логики, цели, оно не разбирается. А если, что бог ни делает, все к лучшему? Сыщик запутается, собьется со следа? Ерунда, если и собьется, то ненадолго. Гуров, безусловно, опасен. Теперь, после убийства охранника, сыщика следует ликвидировать быстрее, не ждать, пока он возится с чечмеком Танаевым. Гуров способен бросить гараж, машины, водителей, вернуться к обитателям фазенды.
        Бланк подошел к телефону, позвонил на почту и продиктовал телеграмму: «Срочно приезжаю встречай обязательно».
        Телеграмму получат вечером, сразу заработает сложная система связи и наведет исполнителя на Гурова. А уж как конкретно они убьют сыщика, это Профессор продумал в деталях, обеспечил наркомана всем необходимым.

* * *
        Подполковник Крячко хотя и был многоопытным опером, но реакцию генерала Орлова на сообщение о замыслах Гурова представлял неверно. Орлов выслушал оперативника и довольно флегматично ответил:
        - А чего ты кипятишься, или первый год его знаешь? В шестнадцать приезжай ко мне, поговорим за жизнь.
        Нарушая традиции, уселись за стол для совещаний, который стоял вдоль стены, сиротливо, так как Орлов у себя несколько человек собирал редко и парадным столом не пользовался. Причиной тому, что Гуров не оккупировал подоконник, а Крячко не уселся верхом на стул, был незнакомец - мужчина спортивного покроя, лет сорока пяти, одетый под иностранца, с хмурым, недовольным лицом. Он занял место на противоположном, дальнем от Орлова, конце стола и демонстративно листал журнал.
        Гуров и Крячко взглянули на чужака, поздоровались с Орловым, который в ответ усмехнулся и сказал:
        - Позже познакомлю, пока не обращайте на него внимания, у полковника своя компания, у нас - своя.
        Гэбист, поняли сыщики. И на кой он нам нужен? Но вслух ничего не сказали, они верили Орлову: сказано, не обращайте внимания, значит, при гэбисте можно разговаривать откровенно.
        - Лева, ты считаешь, с тобой решили покончить? - безо всякого вступления спокойно произнес генерал, словно речь шла не о готовящемся убийстве, а о погоде - будет дождь или туча пройдет мимо. - А чего такого ты знаешь, чем им опасен?
        - Я ничего интересного не знаю, - ответил Гуров. - Но я толкусь в гуще событий и могу узнать. И вообще, зачем нужен слон в посудной лавке? У людей тонкая, ювелирная работа, она связана с риском, а тут мент, специалист именно по ювелирным делам.
        - И все? - Орлов состроил гримасу. - Я думал, у тебя идеи по убийству Егорова. Ты знаешь заключение эскулапов? Парень умер от цианида, голову прострелили уже мертвецу.
        - Сапожники, - совершенно не к месту сказал Крячко и, оправдываясь, продолжил: - Я хочу знать: мы имеем дело с профессионалами или с кем?
        - Я не знаю, - ответил Гуров. - За последнее время слова «я не знаю» повторяю, как попугай-недоучка или как исполнитель шлягера, который состоит из одной фразы. Но убежден - я не могу быть в чужой игре в масть, и меня постараются из колоды выкинуть.
        - Интеллигентный человек, а выражаешься, как неизвестно кто, - укоризненно произнес Орлов и прикрыл ладонью улыбку. - Почему убили Егорова?
        - Не знаю, - Гуров откашлялся, - просматривается несколько версий. Он был соучастником и стал неуправляемым.
        - Плохо. - Орлов вздохнул.
        - Он вышел на след…
        - Извините, но отпадает, - сказал неожиданно гэбист, продолжая рассматривать журнал. - Я разговаривал с Егоровым за несколько минут до его смерти.
        - Убийство Егорова в одном ряду с убийством Строевой, - продолжал Гуров, словно его и не перебивали. - Мы о мотивах не знаем, можно предположить, что начата психическая атака на спикера, значит, и на правительство, которое не способно защитить второе лицо в России, следовательно, вообще недееспособно. Это моя рабочая версия, предлагаю данный вопрос не обсуждать, мы запутаемся, уткнемся в тупик. У меня мозги плавятся, я хочу действовать. Если я прав, то мы можем выявить и задержать наемника.
        - Или тебя убьют, - не сдержался Крячко.
        - Если мозг команду дал, руки начнут действовать независимо от того, пойду я навстречу или начну прятаться. Я знаю, как с минимальным риском установить и задержать исполнителя.
        - Согласен и верю тебе, Лев Иванович, - сказал Орлов. - Но, пользуясь твоими же сравнениями, обращаю твое внимание, что, схватив палец, не доберешься до мозга и сердца. Палец просто отрежут, либо, что скорее всего, он вообще от другого организма, и, ухватившись за него, вытянешь пустышку.
        - Петр Николаевич, вы умный генерал, а я дурак полковник и об этом не подумал, - Гуров взглянул на гэбиста недоброжелательно. Посторонний человек мешал сыщику.
        Орлов понял и, усмехнувшись, сказал:
        - А ты пробегись до подоконника и обратно, может, поумнеешь.
        - Я бы тоже мог сказать, но промолчу. - Гуров, копируя Орлова, потер нос, начал теребить ухо. - Если мы возьмем наемного убийцу, то на верха не выйдем, однако ситуацию проясним. Он не упал с неба, к какой-то преступной группировке принадлежит. Кто-то из его связей - наводчик, теоретически последнего можно установить, а это уже тропиночка, которая ведет, пусть на проселочную, но дорогу, а она обязательно упирается в шоссе. И главное, если я не ошибаюсь, и убийца заказан, значит, мы имеем дело с нашими постоянными клиентами, и уважаемые политики, естественно, через посредников, связались с уголовниками. Тогда мы рассекаем дело, занимаемся чистым криминалом, а политиков оставляем нашим коллегам.
        - Ну спасибо, Лев Иванович, - гэбист отложил журнал и впервые улыбнулся. - Мне говорили, что вы человек щедрый, оказывается, просто мот, гусар.
        - Мы такие, - самодовольно улыбнулся Крячко, - нам чужого не надо, своего хватает.
        - Иван Сергеевич, ты собирался молчать как рыба об лед, - сказал Орлов.
        - Благие намерения… - гэбист развел руками. - Петр Николаевич, представь меня сыщикам.
        - Гранин Иван Сергеевич, полковник, работает там, где работает, однако человек умный и порядочный. - Орлов посмотрел на Гурова и, как бы оправдываясь, добавил: - Лева, нам без них в данном деле не обойтись. Я решил, лучше сам выберу, чем… в общем, так, - и махнул рукой.
        - Сердечно вы к нам относитесь, господин генерал, - гэбист вновь улыбнулся. - Надеюсь, скоро каждому, кто не ворует и взяток не берет, начнут ордена раздавать.
        - По спискам, составленным взяточниками, - уточнил Крячко.
        - Не могут договориться президенты, советники и министры, следует объединяться порядочным людям, - сказал Орлов, - высокопарно звучит, но перед вами я могу не стесняться и слов не подбирать. Иван Сергеевич, ты хотел видеть и слышать людей, работающих по делу. Я обещал тебе сообщить все, чем располагаем, задавай вопросы.
        - Шофер Карим Танаев, - Гранин взглянул на Крячко: - Его разрабатываете вы, Станислав?
        - Тронули слегка, серьезно не занимались, - ответил Крячко. - Я к вам буду тоже обращаться по имени?
        - Конечно, Станислав, - серьезно ответил гэбист.
        - Я сказал - хватит! - Орлов хлопнул по столу ладонью. - Как пацаны, ей-богу!
        - Лучше, если Танаевым займетесь вы, господин полковник, - сказал Гуров. - У меня лишь одна группа. - Он помедлил, решая, сколь откровенным быть, чтобы оставаться честным и не превращаться в глупца, и продолжал: - Вам известно, что Танаев поддерживает связь с Юсовым? А Петр Саввич Юсов, по непроверенным оперативным данным, имеет серьезное влияние на Юрия Ивлева - секретаря небезызвестного Семена Вульфовича Бесковитого.
        Гэбист частью этой информации располагал, но получить дополнение и подтверждение всегда полезно, да и откровенность обычно скуповатого на слова Гурова следовало поддержать.
        - Спасибо, Лев Иванович, мы уже начали работать, ваше сообщение очень ценно. Хотя лично я не верю, что кто-либо из названных людей может иметь связь с уголовной элитой.
        - Юсов в прошлом, совсем недавнем прошлом, был оперативником, у него могли сохраниться связи с уголовниками.
        - Даже так? - искренне удивился полковник Гранин. - Интересно, очень интересно…
        - Вы разработайте его связи среди политиков, определите цели, которые Юсов преследует, и передайте мне, вам агентурных подходов к Юсову-авторитету не найти, а у меня они просто есть.
        - Договорились, Лев Иванович. Что-нибудь еще?
        - К сожалению. - Гуров поднялся из-за стола, жестом предложил Гранину отойти к окну.
        - Ну, Лева! - Орлов покачал головой. - Жить без секретов не умеет, но мы его любим и прощаем. - Он подмигнул Крячко. - Ну как, Станислав, жизнь? Не надоело пахать на ниве борьбы? Хочешь, я тебя к себе заберу?
        - Спасибо, Петр Николаевич, малость обожду.
        - Молодец, - Орлов одобрительно кивнул, - у тебя что новое проглянуло?
        Крячко рассказал о задании Гурова, пожаловался на неуважение полковника к друзьям-товарищам, затем мигнул хитрым глазом и закончил:
        - Тонну бумаги перелопатили, подходящих кличек выявлено несколько: Академик, Профессор, Отец, Учитель…
        - Таких кликух как котов недавленых, - усмехнулся Орлов.
        - Верно, но ведь все зависит от среды, контекста и многого другого. Пропустили через один фильтр, другой, прокачали через учеты, и остался у нас один неизвестный Профессор. Упомянули о нем дважды, очень коротко.
        - Кто да кто? В связи с какими делами?
        - Налетчик, взятый за разбойное нападение на инкассатора, обмолвился, что Профессор не ошибся. В чем не ошибся, неясно, разговор прервался. В другой раз, совсем по иному делу, о фальшивых авизо, чеченец сказал, мол, у Профессора башка большая, потому и мозга много. Я шесть томов дела пролистал, нигде больше кличка не упоминается.
        - Большая голова - примета ценная, - серьезно сказал Гуров.
        - Огорчили вы меня, Лев Иванович, - обронил Гранин, возвращаясь к столу. - Очень огорчили.
        - Только предположения из области метафизики, - сказал Гуров, усаживаясь на свое место. - Если честно, понятия не имею, что такое метафизика. Предполагаю, нечто мудреное.
        - Тогда зачем голову человеку морочишь? - поинтересовался Орлов.
        - Потому и шушукался в стороне, господин генерал, что вашу голову берегу, - парировал Гуров.
        - Спасибо, заботник, я бы без тебя пропал. - Орлов посмотрел на гэбиста: - Ты доволен?
        - Что? - удивился Гранин. - Предложили руку и сердце, признались, что нищие, а я должен быть в восторге?
        - А ты богаче? - усмехнулся Орлов.
        - Лев Иванович верно сказал, дело ставят уголовники. Ты, Петр Николаевич, начальник главка, о Гурове говорить не стоит - знаменитость, Станислав - начальник отдела МУРа, - Гранин поднял палец. - Да у вас должно быть - во! - Он распахнул объятия. - А у вас… - И показал мизинец. - Я слово дал и не отступлюсь.
        - Благородный бессребреник! - сказал Орлов, понимающе кивнул. - Случается. Правда, мне встречать не приходилось, особливо в вашей конторе.
        - Оставь нашу контору в покое, не хуже и не лучше вашей, Так же, как везде, лучшие погибают первыми. Одних убрали, другие сами ушли, кое-кто на деньгах сломался. В общем, картина везде одинаковая. Я не деревенский дурачок, соху не ищу, пахать лишнего не желаю. Но я знаю ваш потенциал и согласен запрягаться пристяжным. Обещаю, я возьму минимум людей и лишь кого знаю лично, в ком абсолютно уверен.
        - Тогда с богом! - Орлов встал. - Штаб здесь, связь через каждые два часа, если нужно, то чаще.
        - Забыл! - Гуров прошелся по кабинету. - Иван Сергеевич, у вас служб много. Ты можешь дать команду, чтобы с завтрашнего дня на мне никто не висел?
        - Я не господь бог, даже не министр СБ, - ответил Гранин. - Разведка, контрразведка, охранка… Тебе, Петр Николаевич, надо обратиться к министру. Твой - к моему, он выслушает начальников управлений…
        - Заткнись, Иван, мы не дети! - прервал Орлов, глянул на Гурова сердито. - Может, объявить по ящику, что сыщик Гуров проводит секретную операцию и просит не беспокоить?
        Госсекретарь обещал защитить Гурова, но сыщик высокому чиновнику не верил, да и спецслужба способна на подобные, тем более телефонные, указания не реагировать. Гуров хотел перестраховаться.
        Вышедший было из-за стола Станислав Крячко упал на ближайший стул, схватился за лацканы своего пиджака и с блатным надрывом воскликнул:
        - Да вы что, господа хорошие, крышей поехали? Вы куда меня суете? Установить, нет ли за полковником слежки-преследования, когда за ним может тянуться черт знает кто? Как отделить чистых от нечистых? А кто гарантирует, что за наемником тот же Профессор, - он назвал кличку наугад, - не выставит контрнаблюдение? В случае прокола…
        - Станислав! - перебил Гуров. - Не дави, рыдай достойно и только на моей груди…
        Человек с автоматом в подъезде дома? Снайпер с винтовкой в окне или на чердаке? Оба варианта Гуров отмел. Автоматчик в подъезде - слишком прямолинейно. Организатор покушения сыщика Гурова, безусловно, знает, а поставить убийцу в подъезде дома можно, охотясь за кооператором, банкиром, иными фирмачами, но никак не годится при ликвидации профессионала. Снайпер, винтовка, оптический прицел тоже вряд ли. Такой номер требует долгой, тщательной подготовки, да и снайперов не напасешься, не морковка с грядки - не сорвешь.
        Можно заложить взрывчатку в машину. Неплохо, только не в машину опытного сыщика. Существует масса меток, которые со стороны не обнаружишь, а хозяин только глянул - уже знает, что машину открывали.
        Дорожная авария тоже требует подготовки. А Гуров не сомневался, что решение о его ликвидации, если он не дует на воду и само покушение не плод перенапряжения и припадка трусости, было принято спонтанно. Сегодня решили, нашли исполнителя, придумали, как именно убить, дали команду.
        Способ должен быть простой, не требующий интеллекта и специальной выучки. Ударить ножом под ребро, в печень? Если в толпе, то никто не заметит, убийца отходит на два-три шага, пока жертва еще на ногах. А когда человек упадет, никто и понять ничего не может, а убийца уже далеко. Исполнитель должен хорошо владеть ножом, успех зависит от точности удара… Проще, еще проще… Нож, удар в печень - это удар из зоны, а постановщик дела там не бывал. Что-то более современное, с использованием науки, возможно, заимствованное у Запада.
        Гуров искал способ, как именно его будут убивать, рассуждал вслух, поглядывая на сидевшего рядом Станислава Крячко, следил за реакцией оперативника.
        - Ты не кроссворд разгадываешь, Лев Иванович, - не выдержал в конце концов Крячко. - Мне думается, стрелять не станут, при любом ином решении требуется личный контакт. Ты должен не дать к себе приблизиться, мы должны обнаружить человека, который пытается это незаметно и естественно сделать.
        - Верно, - согласился Гуров, - простенько и со вкусом.
        Местом охоты Гуров выбрал Тверскую. А то, что полковник милиции без дела расхаживает, объяснил просто. Полковник должен с кем-то встретиться у Центрального телеграфа. Встреча должна состояться не в определенный час, а каждые «ровно», то есть в двенадцать, тринадцать и так далее. Без минуты «ровно» Гуров подходит к ступенькам телеграфа, две минуты ждет, уходит, через час возвращается.
        У дверей телеграфа в форме постового милиционера прогуливался подполковник Светлов. Милиционер у телеграфа не обращал на себя внимания, как статуя вождя в центре площади, - стоит и стоит, дело естественное. Василий Иванович наблюдал людей, которые появлялись после прихода Гурова. А после второго визита полковника Светлов обращал внимание и на пришедших перед появлением сыщика. Хотя Гуров исключал возможность минирования своих «Жигулей», Светлов приглядывал за машиной, припаркованной у телеграфа.
        Станислав Крячко и Борис Вакуров водили своего шефа, на зоркость, памятливость оперативников и рассчитывал сыщик. Он гулял по стороне, на которой расположен телеграф и Моссовет, где меньше магазинов и ресторанов, соответственно меньше людей, разобраться с ними легче.
        Тверская, хоть улицей Горького ее назови, днем всегда многолюдна. Не только оперативник, любой сообразительный человек при желании может приблизительно, грубо рассортировать людской поток улицы.
        Провинциалы отличаются и одеждой, и тем, что постоянно попадают не в темп движения, внезапно останавливаются и оглядываются либо бегут и, естественно, перегружены различной поклажей.
        Коренные москвичи, которые здесь работают, живут или оказались по делу, - известно, ни один москвич без крайней необходимости на Тверской никогда не появится, - москвичи передвигаются быстро, ловко, чувствуют ритм потока, головой не крутят, лица у них равнодушные и терпеливые.
        Отдельная, наиболее узнаваемая категория на Тверской в дневное время - деловая, в основном молодые люди со своими и чужими девицами. Они, представители мелкого, частично криминального, бизнеса, редко бывают вдвоем-втроем, чаще держатся группой. Они либо жуют, либо курят, всех презирают, громко разговаривают, таскают с собой визжащую аппаратуру, одеты как им удобно, то есть не в цвет, не в масть, не в стиль, так же и прически. Среди этой категории много лиц кавказской национальности, которых отличить уж совсем просто.
        На Тверской много иностранцев. Это другие люди, отличающиеся от нас одеждой, походкой, улыбкой, доброжелательностью и здоровой, не прикрытой цинизмом любознательностью. Ну, естественно, они говорят на непонятном языке, постоянно фотографируют и, повторяю, часто улыбаются. Девяносто с лишним процентов людей, которые идут по Тверской и улыбаются, иностранцы.
        В таком пестром двигающемся аритмично людском потоке оперативникам было необходимо обнаружить одного человека, которого послали убить. Вполне возможно, что полковник Гуров ошибся и никакого убийцы на Тверской нет и не будет. Любой оперативник, тем более такие вояки, как Гуров и давние приятели его, отлично знает: думать о том, что разыскиваемого нет, возможно, он и не существует, запрещено. Человек с такими мыслями - потенциальный покойник либо пособник готовящемуся убийству.
        Полковник Гуров. Он давно не работал на улице и, как водитель, после длительного отпуска севший за руль, более часа восстанавливал частично утерянный автоматизм движений и остроту ощущений.
        Припарковав машину, он двинулся в сторону Пушкинской площади, шел медленно, по краю тротуара. Он знал - убийце тоже необходимо время для акклиматизации и в ближайший час-два нападение маловероятно. Если, ведя розыск, разглядывать каждого встречного, очень быстро устанешь, главное - именно нужного человека и прозеваешь. Необходимо настроиться на определенный человеческий тип, как приемник настраивается на волну, диапазон которой, с одной стороны, достаточно широк, дабы не пропустить искомый сигнал, но и конкретно направлен, чтобы отсечь посторонние шумы, оберегать зрение, главное, нервы. У сыщика было достаточно времени, чтобы подготовиться, он включил защитные фильтры, отсекая лишнее, оставив широкий зазор, как бы смотровую щель.
        Мужчина, от двадцати до шестидесяти. Можно свободно понизить планку до сорока, но, когда вопрос касается жизни, лучше не рисковать. Комплекция, окрас, социальная принадлежность - любые. Очень широко, зато известно, какими внешними признаками он не должен обладать. Ни бороды, ни усов, ничего яркого, броского в одежде. Что в руках? Скорее всего, руки у него свободны, но возможен пустой кейс, спортивная сумка блеклого цвета.
        Сыщик вышел на Тверской бульвар, опустился на свободную скамейку, включил рацию, сказал:
        - Перекур с дремотой. Как настроение?
        - Нормально, - ответил Вакуров.
        - Красиво гуляете, - проворчал Крячко. - У красного «вольвешника» ты лопухнулся. Чечмек в темных очках и замшевой коричневой куртке прошел в метре, ты больно храбр, Лев Иванович.
        - Спасибо, Станислав, учту, - миролюбиво ответил Гуров, - такому умному и опытному нервничать не положено.
        - Пацаны, - подключился Светлов, - день только начинается.
        Если я прав и решили меня устранить, рассуждал Гуров, то умный человек сразу сообразит, что лучшей ситуации он не получит. А знает организатор, что я сегодня с фазенды выехал? Обязательно, иначе он не умный и не организатор. Меня взяли уже на трассе, либо приняли где-то от кольцевой и довели до дома. Оттуда передали непосредственно исполнителю. Он должен, должен быть где-то неподалеку.
        - Отдыхаем? - На скамейку села девушка, открыла сумочку, достала пачку «Мальборо» и зажигалку. - Одному не скучно?
        - Скучно. - Гуров отобрал у девицы зажигалку, осмотрел с любопытством, щелкнул, дал профессионалке прикурить, бросил зажигалку в сумочку.
        Крячко, увидев, как Гуров отнял у проститутки зажигалку, улыбнулся. Да, на такой номер Леву не взять. Девица неопасна, но полковник перестраховался и правильно делает. В таком деле лучше сто раз перебдеть, чем раз недобдеть.
        А что это за парень шмурыгает по аллее? Неуверенно шмурыгает, видно, со вчерашнего. А чего он тут делает, как сюда попал, куда направляется?
        Крячко парня запомнил, проводил взглядом и пошел за Гуровым, который распрощался с дневной бабочкой и вернулся на Тверскую.
        На углу группа молодежи… Обойди, Лева, выйди на проезжую часть… Убийца может присоединиться к людям незнакомым… Молодец, встал между машинами, достал сигареты… Кто рядом? Мужик… Потный. Чего вспотел, ведь не жарко? Чего стоит? Ага, узлы, чемоданы… Молодой, долговязый, с детской коляской. Коляски мы проходили. Зачем на Тверскую с ребенком? Здесь живет? Почему не в переулке? Крячко быстро преобразился. Так, Лева папашу видит и приотстал… Проехала… Мент, капитан… Возможно… Лева, ты куда смотришь? Раз милицейский, значит, родной? А мент-то пьяненький. Или играет?
        Лева его видит, развернулся, смотрит в ноги, остановился, пропустил… Мимо. Кто следующий?
        Вакуров. Если подполковник Крячко держался у Гурова в кильватере, то капитан Вакуров двигался почти параллельным курсом, прижимаясь к зданиям. Шел четвертый час операции, Вакуров подустал. Он в успех операции не верил, но свято верил Гурову, и, раз полковник сказал «надо», Вакуров не рассуждал, работал внимательно, фиксируя каждого мужчину, оказавшегося неподалеку от любимого начальника.
        Ни один здравомыслящий «авторитет» иметь полковника в противниках не пожелает. И если Лев Иванович наступает кому на горло, то могут, отчаявшись, решиться на убийство. Так ведь не в центре города средь бела дня?
        Полковник убыстрил шаг, почти бежал, время от времени он делал такие рывки, давая возможность оперативникам понаблюдать за окружающими.
        Вакуров смотрел на людской поток, - никто не дернулся, каждый следовал в своем темпе.
        Здоровый мужик тащит на плечах «Панасоник», шагнул в сторону полковника. Тяжесть повела, или коробка пустая и лишь прикрытие? Вакуров приблизился. Мужик опустил коробку на колени, поставил на асфальт, утер пот.
        Вакуров хотел вернуться на свою позицию и толкнул какого-то парня с девушкой.
        - Чего рот раззявил? - Парень хотел схватить Вакурова за плечо, оперативник увернулся.
        - Извините. - Он улыбнулся и получил удар в ухо. Парень оказался не один, двое дружков схватили Вакурова сзади. Он ударил одного ногой по голени и отскочил:
        - Бросьте, парни, я извиняюсь!
        Получивший удар присел, двое других, громко матерясь, бросились на Вакурова. Кляня себя за ротозейство, старший опер МУРа бросился наутек. Один из преследователей сразу упал, виной тому была нога подполковника Крячко, который, сделав вид, что оступился, поспешно затерялся в людском потоке.
        Гуров вышел на проезжую часть, из-за припаркованных вдоль тротуара машин понаблюдал за происходящим, затем направился к телеграфу.
        Светлов. Он не надевал форму много лет, а уж когда последний раз был в милицейском на улице, и не помнит. И на первое обращение «товарищ милиционер» просто не реагировал. Вскоре привык, начал щегольски козырять и с удовольствием отвечал на вопросы, как куда проехать и где чего в огромном городе находится. Он был коренным москвичом, город знал отлично, но выяснилось, что по части новых магазинов оперативник слабоват.
        На пятом часу топтания на одном месте он изрядно устал.
        Заболели ноги, лица прохожих перестали мелькать, начали сливаться в однообразную ленту, которая тянулась перед глазами, и не было у нее конца.
        Неизвестно в какой раз он взглянул на «Жигули» Гурова и вздрогнул. Рядом с «жигуленком» стоял серый «мерседес-190», ухоженная, но старенькая машина, которую Светлов уже видел. Но тогда «мерседес» стоял в другом месте, кстати, более удобном, у строительного забора, перегораживающего въезд на улицу Огарева.
        Мгновенно прошла боль в ногах и вернулась ясность в зрении. Если бы у Светлова была шерсть, она бы встала дыбом, оперативник, словно зверь, почуял опасность. Он взглянул на часы - без десяти три, значит, сейчас появится Гуров. Светлов отошел в сторону, включил рацию, сказал:
        - Всем подтянуться ко мне. - Он соединился с Орловым: - Петр, ты меня слышишь?
        - Слушаю, Василий.
        - Светло-серый «мерседес-190», - оперативник продиктовал номер. - Прикажи проверить.
        - Момент, - ответил Орлов. - А может, наружка?
        - Отпадает. Он встал рядом с «Жигулями» Гурова.
        - Кто в машине?
        - Сейчас никого. «Мерс» стоял в стороне и переставился. Я, старый, зевнул.
        Светлов слышал, как Орлов говорит по телефону, слов разобрать не мог.
        - Товарищ капитан, как пройти к ГУМу?
        - Направо до перехода и вниз до упора, - ответил Светлов, не взглянув на приезжего.
        - Зарежут тебя либо пистоль умыкнут, - сказал из-за спины Крячко. - Чем тебе авто не нравится?
        - Долго объяснять.
        Стороной прошел Гуров, обратился к Светлову по рации:
        - Василий Иванович, если мы схватим пустышку, а нас наблюдают, то сожжем все дотла.
        - А ты на меня не вали, решай сам, - ответил Светлов. К «мерседесу» подошел худой, сутулый мужчина лет сорока, одетый в серый ношеный костюм, он сел за руль, повернул ключ зажигания, мотор не заводился. Мужчина вылез из машины, поднял капот.
        - Приемчику сто лет в обед, - сказал Крячко. - А господин полковник утверждает, что имеем мы дело с…
        - Помолчи, - перебил Гуров. - Борис подойди к нему. Ты любопытный, тебе интересно. Взгляни на него…
        - Понял, - ответил Вакуров.
        Он подошел к «мерседесу», пнул ногой колесо и развязным тоном произнес:
        - А говорят, немцы - мастера. А тачка барахлит.
        - Возраст, - ответил мужчина, на Вакурова не взглянув. Оперативник отметил, что висок у мужчины влажный от пота, руки не дрожат, но ничего конкретного не делают - один проводок тронет, другой подергает.
        - Свечи проверь, - посоветовал Вакуров.
        - Шел бы ты, парень, - мужчина разогнулся, но на Вакурова не взглянул, достал из кармана мятый платок, вытер лицо.
        - Давай, мастер-фломастер, - оперативник отошел, включил рацию: - Конечно, он «мерседесу» не в масть, и нервничает, и не хочет вытаскивать свечи.
        - Станислав, подтянись, а я подойду к своей машине, - сказал Гуров. - Может, он проявится.
        - Никуда не пойдешь, - резко ответил Крячко. - Старший группы сегодня я, а вы, полковник, лишь подсадная утка. Я его сам посмотрю.
        - Хозяин - барин, - миролюбиво согласился Гуров. - Посмотри, только не надоедай. А то, не дай бог, это он, ты его напугаешь, и он уедет.
        - Учи, учи, - пробормотал Крячко и, предусмотрительно отключив рацию, направился к «мерседесу».
        - Гуров, машина в Москве не зарегистрирована, похоже, номер фальшивый, - сказал Орлов. - Василий в форме, пусть подойдет, проверит документы.
        - Извини, Петр Николаевич, но ты от сидения в кабинете устал, - сказал резко Гуров, подошел к Светлову: - Я не люблю подставляться, но мы должны выявить его суть, иначе нам и предъявить будет нечего.
        - Успеешь, подождем Станислава, - сказал Светлов. - Охолонись.
        Помахивая бутылкой, которую подобрал около урны, Крячко подошел к «мерседесу», схватил мужчину за плечо, сунул бутылку под нос.
        - Дай пятнашку, позвонить требуется!
        Водитель замахнулся было гаечным ключом, но, увидев лицо Крячко, опустил руку. Подполковник пустил слюну, смотрел на кончик собственного носа - прием, неоднократно проверенный и действующий безотказно.
        Мужчина перевел дух, мягко отстранил «алкоголика» и сказал:
        - Иди, приятель, проспись, иначе в околоток заберут, а нынче удовольствие это дорогое.
        - И пойду! - воинственно объявил Крячко и твердо, преувеличенно твердо зашагал к телеграфу, включил на ходу рацию: - У него на аккумуляторе лежит шариковая ручка. Господин полковник, вы когда-нибудь видели, чтобы машину починяли авторучкой?
        - Ты молодец, Станислав, - сказал Гуров. - Ты старший группы, командуй!
        Крячко пошептался с товарищами и направился к «мерседесу».
        - Иди домой… Иди домой… - сказал оперативник уныло. - Полагаешь, меня дома чего хорошее ждет?
        Когда с другой стороны к подозреваемому приблизился Вакуров, Крячко накрыл носовым платком аккумулятор, на котором лежала шариковая ручка, и оперативники одновременно схватили мужчину под руки. Он на секунду вздыбился, дернулся и обмяк.
        - Вижу, все у вас мирно, вот и молодца! - сказал подошедший Светлов. - Прошу в машину, поехали до хаты.
        Задержанный покосился на милицейский погон, сплюнул:
        - Чаем напоите?
        - Обязательно, - усаживаясь в «мерседес», ответил Крячко. - Прямо с чая и начнем.
        Светлов сел за руль, сказал:
        - Ключики, пожалуйста! - Он нагнулся под приборный щиток, вставил выдернутый провод. - Вот и я на старости лет на «мерсе» прокачусь.
        - Знал ведь, не надо брать эту тачку! - Задержанный длинно выругался.
        Стало ясно, что преступник признается в угоне, скорее даже покупке, ворованной машины, все остальное будет категорически отрицать.
        Гуров включил рацию, сказал:
        - Мы закончили, направляемся домой.
        - На нары бы тебя, Лева, определить, - ответил Орлов. - Не хотел мешать, третий час меня расстреливают из главного калибра, требуют твой скальп. Наш министр, ихний, из аппарата ВС и госсекретарь - лично.
        - Ну у меня башка хоть здоровая, но на всех скальпа не хватит, - философски ответил Гуров. - Конечно, мне следует с задержанным работать, но, раз тебе так плохо, а я твой друг, спешу на помощь!
        - Нет слов! Тебя у министерства могут перехватить.
        - И куда поволокут?
        - Думаю, к госсекретарю.
        - Ничего, прорвусь, - усмехнулся Гуров. - Нам надо парой слов перекинуться. Значит, пресса заговорила об убийстве Ильи Егорова?
        - Заговорила? Они орут в матюгальники, и начали западники. Час назад включились наши, - Орлов неожиданно рассмеялся: - В передаче о приватизации упомянули твою фамилию.
        - Хотят меня на ваучеры разменять? - поинтересовался Гуров, оставил машину за квартал до министерства и вошел в здание не через главный вход, а через бюро пропусков.
        Глава восьмая
        Наши избранники и правители
        Когда Гуров вошел в кабинет Орлова, тот вызвал секретаря и сказал:
        - Меня нет, я ушел обедать, - но этим не удовлетворился, запер дверь на ключ, указал другу на телевизор.
        Следователь прокуратуры Гойда давал интервью, точнее, отбивался от стаи журналистов.
        - Господа, я сообщил вам заключение экспертов, начальник охраны был отравлен, самоубийство инсценировано, больше мне вам сообщить нечего.
        - Но на территорию проникнуть извне невозможно: электронная защита, охрана… Следовательно, убийца разгуливает у вас под носом! Сколько там всего работает человек?
        - Не много.
        - И вы не можете его обнаружить? Проверьте всех на детекторе лжи.
        - Господа, - Гойда сцепил пальцы, - мне известны две области человеческой деятельности, в которых разбирается каждый. Это футбол и расследование убийств.
        Журналисты засмеялись, кто-то захлопал.
        - Убита горничная, затем начальник охраны, какую цель преследует убийца?
        - Считаю вопрос неэтичным.
        - Это почему же?
        - Потому что вы меня, рядового следователя, заставляете сказать миллионам людей то, о чем каждый думает. И вы, господин журналист, в том числе. Вот вы и скажите.
        - Вы считаете, что охотятся за спикером парламента?
        - Я оперирую фактами, - ответил спокойно Гойда. - А факты таковы, что нагнетается обстановка истерии. Мол, ежели в резиденции спикера парламента убивают безнаказанно, то как жить остальным людям? И данная передача, организованная по инициативе Верховного Совета, кроме вреда, ничего не принесет. И я хочу сказать землякам: дорогие друзья, как человек родился, так он начал убивать. И президент это или дворник, он человек, личность, и жизнь его бесценна…
        - Я сожалею, - перебил ведущий, - но наше время истекло.
        Орлов выключил телевизор и сказал:
        - А прокурорский молодец! Большой молодец и умница. Попрут его из прокуратуры, надо не забыть забрать к себе… Задержали наемника - молодцы, так ведь и ежику ясно, что он ничего не знает и никуда не приведет.
        - Если эксперты установят, что ручка - орудие убийства, а на ней его пальчики…
        - Глупости, он заявит, что ручку нашел, что отравлено - не знал, и руби концы.
        - Не скажи, Петр, не скажи.
        За дверью раздались голоса, дверь дернули:
        - Обедать ушел! А почему дверь заперта? И ключ изнутри торчит?
        - Два лучших сыщика России, едрена корень! - Орлов добавил и другие слова, повернул ключ, распахнул дверь: - Какого черта?
        В кабинет вошел министр.

* * *
        Гуров расхаживал по кабинету госсекретаря и бесстрастно говорил:
        - Час мне полоскал мозги министр. Теперь вы, господин госсекретарь, душу мотаете… А кто, разрешите спросить; будет преступников разыскивать?
        - Лев Иванович, вы не понимаете.
        - Я все отлично понимаю! - перебил Гуров. - Судя по вашему лицу и сцепленным рукам, встал вопрос о вашей отставке. - Он быстро взглянул на по-птичьи скособоченную голову госсекретаря и утвердительно кивнул: - И вы пригласили меня, чтобы президенту доложили, как вы прочистили мозги инициатору розыска. Я сейчас преступника допрашивать должен, а не по коврам чиновников расхаживать.
        - Вы задержали? - госсекретарь привстал и безвольно опустился в кресло.
        - Мы задержали человека, которого послали убить меня, вашего покорного слугу. - Гуров поклонился.
        - Значит, вы ухватили нить! - Лицо чиновника порозовело. - Это результат! Да, вы рисковали… Мы вас отметим!
        - Тогда отметьте всех оперативников России. Хватит кашу по тарелке размазывать. Раз уж я к вам попал, надо, чтобы хоть какая-то польза была. Я вас в прошлый раз спрашивал, кто из кандидатов, кроме первых двух, имеет шансы на выборах?
        - Никто.
        - Ну, заболели они, допустим, корью и в одночасье померли. Ведь кого-то изберут?
        Чиновник махнул вялой рукой:
        - Ну, Бесковитый. Шут гороховый, но у него повадки фюрера. Тем более что к нему по совершенно непонятным причинам примкнула партия Сергея Сабурина. Эдакий холеный интеллигент и краснобай.

* * *
        Гуров приехал на Петровку, зашел в кабинет Светлова и Вакурова:
        - Как дела?
        - Станислав у себя, работает с задержанным, думаю, пустое дело, - ответил Светлов.
        - Извините, ребята, выйдите в коридорчик, - Гуров снял телефонную трубку и набрал номер полковника службы безопасности Гранина.
        Трубку сняла секретарь, Гуров представился и тут же услышал спокойный, несколько ленивый голос:
        - Здравствуйте, Лев Иванович. Я весь внимание.
        - Здравствуйте, Иван Сергеевич. Новости по моей просьбе есть?
        - К сожалению, есть, начали работать. Ну, я вам скажу, и нюх у вас.
        - Нюх у собаки, у меня извилины, - усмехнулся Гуров. - Вот такое дело, Сергеич. - Он вздохнул и замолчал.
        - Ну, раз я стал Сергеич, значит, дело дерьмовое. - Голос Гранина повеселел. - Выкладывай, Иваныч.
        - Надо взять под полный контроль Сергея Сабурина, который в ВС у микрофона толчется.
        Гранин молчал так долго, что Гуров не выдержал и спросил:
        - Алло! Ты меня слышишь?
        - Я тебя перевариваю, как удав, проглотивший кувалду. Конечно, бумажки у тебя ни одной, а твои извилины на большой стол не положишь. Меня уволят.
        - Человек смертен.
        - Пошляк. Наглец и провокатор.
        - Все правильно. Но выслушать меня ты должен.
        - Приезжай, - безнадежно ответил Гранин.
        - У меня сложный допрос, так что ты приезжай. Я на Петровке.
        Подполковник Крячко сидел, навалившись на стол, подперев голову, сонно смотрел на задержанного, который довольно складно рассказывал историю покупки им «мерседеса», о своем предчувствии, что машина краденая, - уж больно дешева…
        Перед Крячко лежали авторучка и заключение эксперта о том, что, вместо стержня, в пластмассовый цилиндр вставлена игла с цианидом и укол вызовет мгновенную смерть. Тут же лежало заключение дактилоскопии; на авторучке отпечатки пальцев задержанного - Савикова Юрия Викторовича. Имелась справка с перечнем судимостей Савикова.
        Гуров сел сбоку от стола, просмотрел документы, взглянул на сонное лицо приятеля, отлично понимая, о чем тот думает. Изобличить Савикова и передать его следствию - дело плевое, но оперативникам нужен человек, который передал преступнику орудие убийства и отдал приказ, а это, судя по биографии задержанного, задача наисложнейшая. Савиков знает: суда и зоны не миновать, но если он пойдет в несознанку, то будет жить там, как большой человек, а расколется - зарежут, в лучшем случае сразу, могут резать медленно, кусочками.
        - Все, начальники! - Савиков хлопнул в ладоши. - Все, как на духу, мамой клянусь! - Он вытер вспотевший лоб. - А теперь давайте врача. Я на игле живу, помру у вас, долго писать придется.
        - Хорошо, Савиков, - ответил Крячко. - Сейчас бы получите врача, отдохнете в камере, и мы продолжим наши тары-бары.
        - Какой Савиков? Моя фамилия…
        - Молчать! - Крячко хлопнул ладонью по столу. - Вы в МУРе! Идите!
        Когда задержанного увели, оперативники молча посмотрели друг на друга, синхронно вздохнули.
        - Господин полковник, мы вытянули пустышку.
        - Судя по всему, - согласился Гуров.
        - Конечно, есть способ заставить его говорить…
        - Станислав! - оборвал Гуров. - Мюллер, Ежов и Берия - все это уже было… У них разговаривали даже глухонемые. Давай думать, мы сыщики, черт побери, и нас женщины рожали, а не в навозе нашли.
        - Думай. Ой! - Крячко безнадежно вздохнул. - Никакие посулы не соблазнят битого зека пойти в зону на страшную смерть. Он знает, какие серьезные люди его посылали. А может?…
        - Не позорь имя, подполковник, - тихо, безлично произнес Гуров, взглянул на приятеля и отвернулся.
        Крячко и не знал, что умеет краснеть, а тут почувствовал, как кровь прилила к щекам, а уши так даже защипало, словно в парной.
        Дело в том, что наркомана, который на игле сидит, вынудить к признанию просто - достаточно не вызвать к нему врача. Через некоторое время наркоман начинает испытывать такие муки, что расскажет все, даже чего не знает.
        - А он, между прочим, хотел тебя убить, - оправдываясь, сказал Крячко. - Я с тобой согласен, что слабину дал, просто для справки.
        - Они в поисках золота паяльниками жгут, - усмехнулся Гуров. - Я не в упрек тебе, просто для справки. - И протянул открытую ладонь.
        Крячко шлепнул по ней и спросил:
        - Так что мы имеем с гуся? Только не говори мне про шкварки.
        В дверь слегка стукнули, и вошел следователь прокуратуры. Выглядел он плохо, лицо набрякло и одновременно осунулось. Гойда попытался улыбнуться, даже пошутил:
        - А, господа сыщики! Как обычно плетете интриги?
        - Естественно, господин следователь. - Гуров ненавязчиво подставил Гойде стул. - О чем думают оперативники? - И ткнул пальцем в Крячко.
        - Как ловчее нарушить закон и не попасться! - сказал Крячко и хмыкнул в кулак. - Мы по сути своей преступники, и прокуратуре данный факт доподлинно известен.
        - Известен, известен, - Гойда немного пришел в себя, открыл свой портфель, выудил из него тонкую папочку, положил на стол, взглянул на Гурова: - Ты подобный списочек составил?
        Гуров открыл папочку, пробежал глазами по списку лиц, находившихся на территории резиденции спикера как в момент первого, так и во время второго убийства. Достал авторучку и дописал еще одно имя. Гойда повернул папку, пожал плечами:
        - Ну, это полная чушь.
        - А я от рождения чудаковатый.
        В кабинет без стука вошел полковник Гранин.
        - Прибыл. Здравствуйте, - чувствовалось, что он еле сдержал ругательство.
        - Иван Сергеевич, главное, ни в чем себе не отказывайте. Материтесь. Плюньте на пол! Не сдерживайте себя, не жгите нервные клетки! - Гуров взял с подоконника стакан, раздавил его, выбросил осколки в корзину, слизнул с ладони кровь. - Вот и полегчало! Мы трупы не видели? Детишек, маньяками изувеченных, позабыли? Чего происходит-то? Рядом с главным болтуном России постреливают! Чего мы боимся? Дальше фронта не пошлют. Тебя, Игорь Федорович, - он ткнул пальцем в следователя, - уволят точно. Ты большой молодец, по ящику говорил как надо. Место для тебя уже есть, ждут, хоть завтра приходи. Ты, - Гуров по-блатному цикнул зубом на Крячко, - и так голым задом на сковородке сидишь. Нас с вами, господин полковник, могут, конечно, попросить. - Он посмотрел на гэбиста и схватился за щеку. - Боже! Что мы будем делать? То же самое, только за совсем другие деньги. Один человек, порядочный между прочим, меня два года зовет…
        - Знаю я этого человека, - встрял Крячко.
        - И помалкивай, - шутливо огрызнулся Гуров. - В общем, господа хорошие, мы занимаемся обычным делом, разыскиваем преступников.
        - Я боюсь одного - хаоса, гражданской войны, - уныло произнес Гойда. - В верхах совсем ошалели, бросаются друг на дружку… Люди умом тронулись от беспредела, от цен! Сейчас президент сохраняет шансы, но если спикера убьют, то президенту конец! Правительство в отставку! Все скорости назад! К власти придет какой-нибудь ублюдок!
        - Семен Вульфович Бесковитый, - сказал Крячко и предусмотрительно отошел от Гурова.
        - Кончаем базар, мы не нардепы, нам работать надо. - Гуров был доволен, что его мысли произнес вслух другой человек. - Станислав, доложи о задержании Игорю Федоровичу, но допросы проводи сам. Господин следователь, извините, что командую, я вам объясню ситуацию, вот только переговорю с Иван Сергеичем. Станислав, беседу веди вяло, неуверенно, со срывами в крик, вяжи угон машины, о ручке ни слова. А угон не доказывается. Савиков битый волчара, он сразу поймет, что ты плаваешь. Понял?
        - Нет, но выполню, - Крячко пожал плечами. - Угон доказать сложно, так как и хозяина у машины пока нет, а авторучку этому умельцу я бы привязал в момент.
        - Я сказал, - Гуров упрямо наклонил голову. - Ты лучше побеспокойся, чтобы известие, что менты Юрку Савикова повязали, а доказать ничего не могут, ушло на волю сегодня же…
        - Хозяин - барин, - Крячко развел руками.
        - Не понимаю, - следователь насупился. - Вы что же, человека, покушавшегося на убийство, освобождать собираетесь?
        - Уважаемый Игорь Федорович! - Гуров обнял следователя за плечи. - Я без разрешения прокуратуры не то что кого-либо освободить либо задержать, дышать не смею.
        Когда Крячко и Гойда вышли, полковник Гранин с улыбкой сказал:
        - А вы не только сыщик первоклассный, но и оратор и актер отменный.
        - Это от нервов. Всех успокаиваю, а у самого мандраж.
        - Не дурите мне голову, совсем за мальчика держите.
        - Хорошо, больше не буду, - согласился Гуров. - Какие у вас новости?
        - У меня? Кажется, вы попросили меня приехать.
        - А мы потихоньку, Сергеич, по шажочку. От простого к сложному.
        - Черт бы тебя побрал, не ухватишь никак! Ну, мой начальник попросил спикера переехать на городскую квартиру. Имран отказался. Мол, я и так хожу в кольце охраны, неба не вижу. Люди смеются, а над человеком коли смеются, голосовать никогда не будут. Такие дела в верхах. Теперь о Николае. Ты оказался прав, у него любимая сестра больна полиомиелитом. Врачи бессильны, но на западе ей немного помогают. Он за свой счет возил ее дважды в Германию. Поездки и лечение стоят уйму деньжищ.
        - Можешь не продолжать, - перебил Гуров. - На этом его и прихватили. Как же ему помочь?
        - Он только информатор. Но через него мы можем выйти…
        - Стоп. Во-первых, через инвалидную коляску пусть они выходят на связи. Во-вторых, господин полковник, мы имеем дело с гроссмейстером. От Николая наверняка можно сделать лишь один ход, дальше тупик, обрыв. Николаю нужно просто помочь, убрать его с фазенды, отослать с каким-нибудь заданием к чертовой матери.
        - Ты сентиментален.
        - Просто не трупоед.
        - Что же, как сказал твой парень, хозяин - барин. Ты ведешь операцию. Банкуй как знаешь.
        - Если бы я знал, - Гуров почесал седой висок. - Тот факт, что в дело запущен обыкновенный уголовник, меня радует. Я как рыба оказался в воде и из этого наркомана вытряхну максимум, хоть на шаг, но продвинемся. Не только чутье сыщика, обыкновенная логика подсказывает, что дело ставит не уголовник. Я уже говорил, присутствие этого человека я чувствовал несколько раз, но только ощущал, - в руки взять нечего. Ты настоящий опер, должен понять, когда дерешься с группой, то вскоре определяешь приемы преступников, цели, возможности, если хочешь, интеллектуальный уровень. Создается круг, если красиво сказать - ринг. Тебя могут ударить как угодно, но это люди, возможности которых тебе известны. В нескольких делах я сталкивался с неожиданным трюком. Ну как бы тебе объяснить… Ты ловишь противника на удар, а в тебя стреляют из зала. Чаще у тебя вдруг убирают противника, секунду назад он был силен и ловок, ты бросился на него, а перед тобой тухлый новичок, и вся твоя хитрость и мощь уходят в песок. Потому что данного человека или группу людей не надо обманывать, бить, уничтожать, а следует приказать сержанту,
чтобы он препроводил их в отделение, и дела за ними мелкие, смешные, ты сражался с драконом, а поймал вонючую нечисть.
        - Ты очень умный, хитрый, только я не вчера родился, - перебил сыщика гэбист. - Ты мне скажи, что имеешь против Сабурина и на каком основании я должен рисковать шкурой и выставлять за депутатом ВС наблюдение?
        - И телефонный контроль, и прослушивание квартиры, - спокойно добавил Гуров.
        - Да никогда в жизни! К начальству и подступаться смешно - не только запретят, а побегут сразу к спикеру. А если по своей инициативе, то меня не уволят - уничтожат.
        Гуров словно не слышал, сел за стол, подвинул папку, начал чертить схему, поясняя по ходу своего творчества:
        - Только Семен Вульфович Бесковитый занимает третью позицию за президентом и спикером. Рисуем стрелу - атака на спикера, два трупа, доказывается беспомощность правительства, значит, это удар по президенту. Согласен?
        - Согласен не согласен, я и смотреть не желаю, - полковник Гранин демонстративно отвернулся.
        Гуров словно оглох, продолжал рисовать квадратики, чертить стрелки.
        - Спикер. Он лишь отражающий экран, пока его никто не тронет. Пока не закипело, лишь пар идет. Убьют еще одного, возможно, двух. Меня в первую очередь, но не для основного дела, ради своей безопасности. Но на меня трудно найти исполнителя, «авторитет» не пойдет, потому что я у них в законе, а к быстро стреляющей шушере у них нет подхода. Сначала они убьют Николая, он свое отслужил, пользы никакой, находится на фазенде, последний факт для постановщика самый важный. А потом мадам Гораеву.
        - Что? - Гэбист метнулся к столу, попытался схватить Гурова за грудки, но сыщик ловко уклонился.
        - Господин полковник! - Гуров вышел из-за стола и встал по другую сторону. - Я велел вам не сдерживаться и беречь нервы? Было? Но я советовал плеваться и материться, но отнюдь не драться.
        - А вы понимаете, что говорите?
        - Пошел бы ты знаешь куда! - Гуров поправил галстук, одернул пиджак. - Все талдычат, что я ничего не понимаю. Я же не собираюсь стрелять в мадам Гораеву. Я лишь говорю, что ее смерть может быть последней каплей. Служба безопасности - полное дерьмо! Правительство - стадо баранов! Президент - импотент! Значит, нужен фюрер! И тут на белом коне…
        - Так это все слова… слова! - Гранин действительно сплюнул, смутился, вытер губы белоснежным платком, плевок затер подошвой. - Ты хоть кого доведешь? Да ты понимаешь.
        Гуров расхохотался, даже схватился за живот, оправившись, еле выговорил:
        - Я? Ничегошеньки! Зато вы все понимальщики великие! Я тебе говорю, Сергеич, возьми под контроль Сабурина!
        - Не могу!
        - Боишься?
        - Боюсь! Да и незаконно…
        - Стоп! - перебил Гуров и улыбаться перестал. - Боюсь - это честно и понятно, а про закон не надо! Я про твою контору такое знаю, что молчал бы лучше. Как за Сахаровым выставлять наружку и негласные обыски проводить, так… - он махнул рукой. - Боюсь - это серьезно. Не возьму в толк, какого черта нас Петр познакомил? Я ему сейчас позвоню, узнаю, представляет человека, рекомендует… - Гуров снял трубку, начал набирать номер. - Видимо, Петр Николаевич с возрастом под горку поехал.
        - Прекрати давить, я тебе не мальчик! - Гэбист хлопнул по аппарату. - Петр Николаевич предупреждал меня, что ты не в полном порядке, порой лбом пытаешься паровоз остановить. Так я не против! Только ты своим лбом останавливай.
        Гранин вышел из кабинета и так хлопнул дверью, что из соседнего кабинета прибежал Вакуров.
        - Стреляли или что?
        - Или что, работай, Борис, и не обращай на суету внимания. Ты должен мне выловить еще хоть что-нибудь по Профессору. Живой человек оставляет следы, зрячий такие следы находит.
        - Слушаюсь, Лев Иванович, - грустно ответил Вакуров и вышел.
        Гуров соединился с Орловым и сказал:
        - Господин генерал, я не поладил с полковником СБ, которого вы изволили представить как верного человека. Никаких претензий, лишь один вопрос: он не сдаст меня?
        - Эх, Лева, Лева! - Орлов вздохнул, после небольшой паузы сказал: - Иван никогда не сдаст, попылит и угомонится. Признайся, ты с ним не поладил, когда в паровозную топку совал, а он начал отбрыкиваться?
        Гуров не сдержался и хмыкнул.
        - Все ясно. - Орлов хохотнул. - Знаешь, Лева, с тобой с непривычки любой с резьбы соскочит. Думаю, он мне в ближайшее время позвонит. Ты где?
        - В своем старом офисе. Через час отбуду, мне со спикером поболтать требуется.
        - Горбатый, могила, лопата, - устало произнес Орлов. - Других слов у меня для тебя нет, полковник.
        - Спасибо, господин генерал.

* * *
        У ворот при въезде на территорию стоял незнакомый Гурову вахтер. Увидев «жигуленка», который почти уперся бампером в железо, охранник бросился к машине, неловко лапая кобуру:
        - Прочь! Проезжайте немедля! Буду стрелять!
        Гуров опустил стекло и спокойно ответил:
        - Да пока ты свою стрелялку достанешь, я тебе башку десять раз монтировкой разнесу. Новенький?
        Спокойствие и начальственный тон остановили охранника, он оставил кобуру в покое, повернулся к караулке, из которой выскочил еще один незнакомец и тоже замахал руками, закричал:
        - Отъезжайте!
        - Где вас таких крикливых отыскали? - Гуров вынул удостоверение, но в руки охраннику не дал.
        Второй, явно старший, на документ даже не взглянул, достал пистолет:
        - Если вы немедленно не отъедете, я прошью вам все колеса и прикажу отволочь вашу тачку в лес.
        - Если ты, придурок, один раз здесь стрельнешь, это будет твой последний выстрел из табельного оружия. Ферштейн? Полковник Авдеев здесь? Если нет, позвони дворецкому, доложи, что приехал полковник Гуров.
        - Здесь полковник, куда он денется? - из караулки вышел Авдеев.
        Это был пожилой, сутулый, даже сгорбленный человек, всегда безупречно причесанный, сейчас лохматый, рыжевато-седые вихры торчали над ушами, пиджак обвис, брюки пузырились на коленях.
        - Господин полковник шумит? - Авдеев изобразил улыбку, повернулся к охранникам: - Я вам дал номера машин и фамилии владельцев, имеющих право на беспрепятственный въезд и выезд.
        Он, шаркая, подошел к «жигуленку», открыл переднюю дверцу, плюхнулся на сиденье.
        - Такую тачку не токмо в правительственную зону, в город пускать не положено, - бормотал охранник, убирая пистолет.
        Авдеев на Гурова не смотрел, сыщик почувствовал запах перегара и нечистого белья - так воняет от валяющихся под забором.
        Гуров поставил машину где обычно, взял Авдеева за локоть, выдернул из машины, повел к своему дому, боковым зрением увидел, что во внутреннем дворе прогуливается омоновец, а его коллега сидит на скамейке у главной подъездной дороги. Гуров втолкнул Авдеева в свою квартиру.
        - Прими душ и побрейся, я приготовлю кофе, дам чистое белье.
        Бритый, чистый, причесанный, в свежей рубашке и брюках сыщика, Авдеев пил кофе и, болезненно щурясь, поглядывал на стоявшую на столе бутылку коньяка. Гуров был большой специалист по общению с запойными, знал, когда и сколько налить.
        После того как Авдеев, давясь и рыгая, съел разогретую тушенку и два ломтя хлеба, выпил чашку кофе, Гуров налил полстакана коньяка:
        - В два приема, с интервалом в десять минут.
        Авдеев вел себя безропотно, послушно, смотрел только на свои руки. Когда он допил коньяк, сыщик увидел, как заблестел у коллеги лоб, человек выпрямился и потянулся к сигаретам. Гуров сказал:
        - Николай, я тебе два дня назад посоветовал, чтобы ты сказался больным и отсюда съехал. Ты этого не сделал, я не упрекаю, ты человек взрослый. Что тебя сломали, я понял давно…
        - Так чего ты меня не арестовываешь? - Авдеев смачно затянулся и уже твердой рукой взял бутылку, плеснул в свой стакан.
        - По многим причинам, все перечислять?
        - Они вышли на меня три года назад, оплатили дорогу и лечение сестры…
        - О Вере я все знаю, можешь опустить.
        - Как догадался?
        - Гадают цыганки, я знаю, я сыщик.
        - Вышел на меня новоиспеченный бизнесмен, миллионер и меценат. Самое смешное, что он именно, такой, я проверял. Человек платит колоссальные деньги в детский дом, практически содержит за свой счет. Он не знал, что иные люди используют его щедрость втемную. Я об этом догадался сразу, решил, мол, заплатите, я позволю, а когда придете за долгами, посчитаемся.
        Авдеев пригубил из стакана, закурил новую сигарету, глаза у него ожили, смотрели на Гурова открыто. Сыщик знал, такое состояние продлится еще минут тридцать, волна схлынет, начнется озноб, упадок сил. «Потом посчитаемся» - это от небольшого ума, или Николай серьезный противник и играет?
        - Никаких расписок, даже устных обещаний - ни намека, человеческая помощь, и только. Я жду, когда из-за спины благодетеля появится иной человек либо его тень. Ничего. Тут меня по службе продвинули, я одно с другим не связал. Ну а когда здесь первый выстрел раздался, меня сразу сюда направили, я понял, что время пришло. Позвонили, передали поклон от благодетеля, открытым текстом, - мол, услуга за услугу. Очень обеспокоены происходящим, желательно все получать из первых рук… Нам спикер Гораев дорог как вождь и знамя, информируйте по телефону, и номерок сообщили. Я, конечно, его тут же установил, аппарат в подъезде у дежурной стоит. Я своих ребят поднял, жильцов дома проверили, дежурных проверили, пустое дело. Звоню, отвечает мужчина: «Говорите» - и молчание. Я сообщаю официальную версию, в ответ ни вопроса, лишь: «Спасибо, звоните». Установили за подъездом наблюдение, я звоню, разговариваю, а аппарат у дежурной молчит, и трубку никто, естественно, не берет. Тут у меня нервы начали сдавать.
        - Я сегодня рано утром уехал, ты сообщил? - спросил Гуров, взял бутылку, вроде этикетку разглядывает.
        - Сообщил. Тоже секрет, ты мимо десяти постов проезжаешь. Они могут откуда угодно сигнал получить.
        - Могут, - легко согласился Гуров, - но на пленке именно твой голос, предупредил о моем выезде именно ты. И если бы меня сегодня убили, то на тебе, фрайер, глухой намордник бы застегнули.
        - Пытались? - Авдеев потянулся к бутылке, но Гуров не дал.
        - Посадят, что с сестрой будет? Подумай. Ты либо на краю, либо уже шагнул мимо, зависит от содержания твоих сообщений. Когда я их возьму, они пленочки мигом выдадут. Не опер, пижон недоученный. Ты никуда не звонил, они снимали звук непосредственно с твоей трубки.
        - Как же, со мной разговаривали!
        - Техникой ты у техников поинтересуйся. Я только сыщик. Иди спать, сошлись на здоровье, чтобы завтра твоего духу тут не было. Им сейчас очень нужен новый труп, а ты кандидат - лучше не придумаешь.

* * *
        Парк осветили мощные фары, длиннющий черный лимузин остановился у парадной лестницы. Два рослых охранника выскочили из машины, открыли заднюю дверцу.
        Гуров стоял метрах в сорока и вышедшего из лимузина спикера видеть не мог. К двум охранникам присоединились еще двое, четверо здоровенных парней, не торопясь, поднялись по пологой мраморной лестнице. Ясно, что среди этих четырех столбов находился и мелкий столбик - спикер парламента.
        Гуров сразу почувствовал, что за ним наблюдают, хотелось курить, но он не рискнул опустить руку в карман. Обстановка нервная, могут пристрелить на всякий случай. Сыщик услышал, что сзади подходят, но не повернулся, понимая, кроме охраны, в парке никого быть не может.
        - Афганистан научил, или в лагере натренировались? - спросил Гуров не поворачиваясь. - Хорошо двигаетесь.
        - Вы Гуров? - спросил молодой уверенный голос.
        - Гуров. Только для вас, молодой человек, я господин полковник.
        - Господ развелось до ужаса. Но не боись, мы вас укоротим.
        - Развелось холуев, господа, к сожалению, изничтожены, остались раритеты. - Гуров точно рассчитал, где за его спиной стоит наглый парень, и резко, словно косой, махнул ногой.
        Удар оказался точным - ребром ботинка по голени, по надкостнице.
        Когда футболист катается по траве, обхватив ладонями колено, а комментатор сытым голосом советует, мол, пора вставать, то порой спортсмен получает именно такой удар, только голень футболиста прикрыта щитком. Гуров ударил по открытой ноге, охранник рухнул от боли, у него перехватило дыхание, он не мог даже кричать.
        Сыщик зацепил, ботинком валявшийся в траве автомат и зашвырнул его в кусты.
        - Когда ты, щенок, соберешься снова меня укорачивать, будет значительно хуже, - сказал Гуров и направился к парадной лестнице.
        У резных тяжелых дверей стояли двое, хотя погон на них не было, Гуров наметанным глазом определил офицеров, поднялся по ступеням и кивнул:
        - Добрый вечер. Полковник Гуров, прошу доложить обо мне Имрану Руслановичу.
        - А, Гуров… Значит, вот как вы выглядите, - сказал один и скверно улыбнулся.
        - А как вы подошли? На параллельной аллее охрана! - сказал второй.
        - Не заметил, слышал, правда, в кустах кто-то ворочается и матерится, мол, автомат потерял. Напился, видимо, с охранниками случается.
        Штатские действовали довольно слаженно. Один бросился в сторону, с которой подошел Гуров, второй сделал шаг назад, опустил руку в карман.
        - Я просил доложить обо мне. - Гуров старался говорить спокойно, еле сдерживаясь. - И не вынимай руку из кармана, иначе я твою игрушку отниму и набью морду.
        Из холла вышел еще один мужчина, Гуров взглянул мельком, сразу понял, что человек этот совсем иного разлива. И костюм, и манера держаться, и выражение лица - все иное.
        - Добрый вечер, Лев Иванович, проходите, пожалуйста, - мягко и спокойно сказал он и посторонился, пропуская Гурова в дом.
        Со стороны кустов донесся шепот, матерщина, мужчина тонко улыбнулся, снял с плеча Гурова несуществующую пылинку.
        - Зачем же увечить людей, уважаемый Лев Иванович? Они не виноваты, что такие. - Он доверительно улыбнулся, взял Гурова под руку, пошел с ним по парадной лестнице на второй этаж. - Простите за пошлость, но, как говорится, за неимением гербовой, пишем на простой…
        - А вы не представились, но, как понимаю, вы господин полковник? - спросил Гуров и продолжал: - Бывает, знаете, бумага простая, а бывает - туалетная. Как ни столкнусь с вашей «девяткой», так обязательно туалетная.
        На втором этаже, при повороте в апартаменты спикера, стоял столик, которого раньше не было. Рядом со столиком сидел молодой человек интеллигентного вида с портативной рацией в руках. Гуров сразу сообразил, что это не рация, а электронный щуп - для проверки проходивших мимо людей на предмет обнаружения у них металлических предметов.
        Гуров выложил на столик свой любимый «вальтер», удобный б носке, прекрасно пристрелянный, короче - родной, «беретту», заряженную патронами с паралитическим газом, наручники, авторучку паркер, ключи, горсть мелких денег.
        Молодой человек быстро сложил все в коробку, вытянул из пластмассового основания своего устройства антенну, обвел вокруг Гурова, вычерчивая контур, и повернулся к полковнику, который стоял поодаль с безучастным видом и брезгливым выражением лица. Полковник выложил на столик «магнум», ключи и авторучку.
        У дверей в собственные апартаменты стоял как всегда безукоризненно одетый и причесанный Эрик Клас и обычным бесстрастным и в то же время укоризненным тоном произнес:
        - Вас давно ждут, господин полковник.
        - Эрик, ты ко мне всегда придираешься. - Гуров заглянул в бесцветные глаза дворецкого и осведомителя. Хотелось спросить, мол, приятель, ты зарплату получаешь в одном, в двух или в трех местах? Но не спросил, произнес, скорчив грозную мину: - Я нажалуюсь на тебя хозяину.
        - Добрый вечер, Имран Русланович, - сказал Гуров, переступая порог.
        Спикер быстро писал, не поднимая головы, ответил:
        - Ночь уже, вас искали весь день. К этому… - он мотнул головой, Гуров понял, что хозяин имеет в виду госсекретаря, - вы явились, а ко мне не соизволили.
        «Я один, а вас много», - хотел ответить Гуров - промолчал, подошел к креслу, на котором обычно сидел.
        - Присаживайтесь, Лев Иванович, слышал, вас хотели сегодня убить, - спикер продолжал быстро писать. - Вы задержали человека, кто он?
        - Обычное дело, уголовник.
        - Что говорит?
        - Естественно, ничего не говорит.
        - Слышал, вы непревзойденный мастер допрашивать, - спикер отложил ручку, закрыл папку, положил на нее сцепленные в замок ладони.
        - Если я повторю, что о вас говорят, ахнете и не поверите.
        - Не могу к вам привыкнуть, - перебил спикер. - Это задержание приблизило вас к цели?
        - Не знаю. Возможно, приблизит. Раз вы интересуетесь деталями, поясню: исполнитель уголовник, и его хозяин уголовник, а вдохновитель - политик. Эту связку будет обнаружить и доказать довольно трудно. А не выявив вдохновителя-политика, я не сумею перебрать звенья цепи и добраться сюда, установить человека, которого зарядили непосредственно против вас.
        Лицо у спикера было серое, под глазами чернь, щеки обвисли, смотрел он тускло, хоть и пытался придать взгляду повелительную жесткость. Милицейский полковник не понравился ему с первой встречи. Человек не боялся, говорил что заблагорассудится, вел себя развязно, порой дерзко. И пока милицейский гаденыш нужен, управы на его не найти, надо терпеть, и уж что другое, а терпеть и ждать Имран Русланович умел. Иначе как бы он стал спикером парламента?
        Два совершенно разных человека сидели друг против друга, абсолютно разных, но они оба были умны, и оба умели терпеть и ждать.
        - Понимаю, вы лишь человек, не вольны в своих чувствах. - Гуров закурил без разрешения. - Но вы напрасно так ненавидите меня. К тому же это совершенно бесполезно, а вы, как я понимаю, человек рациональный.
        - Вы переоцениваете свою особу, - спикер заставил себя улыбнуться и закурил трубку. - Меня достаточно хорошо охраняют, я могу отказаться от ваших услуг. - Он тут же пожалел о сказанном, ведь милицейский способен встать и уйти.
        Гуров закинул ногу за ногу, откинулся на спинку кресла, смотрел с нескрываемым любопытством.
        - Для своей должности, господин спикер, вы непозволительно вспыльчивы. В отношении охраны у каждого человека может существовать своя точка зрения. Вам не интересно, кто организует против вас кампанию? Все твердят: мафия, мафия! По существу мы, в России, впервые столкнулись с мафией. Налицо сращивание преступников с чиновниками, политиками. Допустим, вы уцелеете, допустим, станете президентом. Но если я не вскрою чирей, то вы вступите на трон в обнимку с мафией. А у нее, извините, свои законы.
        У спикера был тяжелый день, как, впрочем, и вчера и позавчера. Сражение на Олимпе переросло в драку, взаимные оскорбления превратились в норму общения с президентом, его командой и правительством. Он устал, как загнанный мальчишками дворовый бобик, и сейчас, в своей конуре, его снова оскорбляли, мало того, ему угрожали. И кто? Не президент или премьер, не госсекретарь или сановный чиновник, а задрипанный мент без роду и племени. И спикер сорвался. Начал он тихо, размеренно, профессорским тоном, постепенно повышая голос, перешел на крик:
        - Значит, вся служба безопасности бессильна? Моя личная охрана лишь марионетки? И если мент Гуров не вскроет, то мафия возьмет меня за горло? Чтобы я вас больше никогда не видел! Вон! - на последнем слове он взвизгнул и нажал кнопку звонка.
        В дверях появился знакомый Гурову интеллигентный полковник. Но у спикера перехватило дыхание, он, откинувшись в кресле, молчал. Гуров налил воды, поставил перед ним, кивнул полковнику, даже подмигнул и спокойно сказал:
        - Ложная тревога. Отбой!
        Полковник понимающе кивнул и прикрыл за собой дверь.
        - Я, конечно, уйду, но дел на полпути не бросаю, - рассудительно произнес Гуров. - А в отношении кто что может скажу. В службе безопасности было много классных специалистов. Вы их либо разогнали, либо потеряли. Осталось чуть-чуть. На донышке, можно сказать, да и те не у дел. Я ухожу, а вы свою супругу отправьте на городскую квартиру, а лучше за рубеж, надеюсь, с визами и авиабилетами у вас осложнений не будет. И берегите нервные клетки, они очень медленно восстанавливаются.
        Гуров пошел к дверям, когда спикер наконец сумел сделать глоток воды к просипел:
        - Стойте! При чем тут Лиана?
        - При том, - Гуров открыл дверь, вышел и закрыл ее за собой, вздохнул: - Несчастный человек и неврастеник.
        Лицо полковника было бесстрастно, будто подобные сцены он наблюдал ежедневно. Он пошел с Гуровым к дверям, на столе затрещал звонок вызова, полковник рванулся назад, Гуров быстро сказал:
        - Передайте, чтобы не унижался, я не вернусь, - он подошел к столику дежурного, получил свои пистолеты и все остальное и направился к своей квартире.
        По дороге он не видел ни одной фигуры, хотя и чувствовал, что за ним наблюдают, передают, как эстафетную палочку, - из рук в руки. Когда он открыл дверь в прихожую и собирался войти в комнату, то почувствовал посторонний запах. Сыщик не стал зажигать свет, остановился, обнажил «вальтер». Гуров не знал, как поступить, - в комнате посторонний, тут сомнений нет, но он курил, значит, не особенно скрывается. А почему он не зажег свет и как вошел.
        - Иваныч, только не надо стрелять, здесь некто полковник Гранин. Он устал и вполне безопасен.
        Гуров вошел, включил свет, убрал «вальтер», взял со стола бутылку коньяка, сделал несколько глотков.
        - Фи, господин полковник! Интеллигентный человек, а пьете прямо из бутылки! - Гэбист сидел в кресле, положив ноги на тумбочку, и улыбался.
        - Надоели вы мне все, сил нет, - Гуров снял пиджак, стянул галстук, начал массировать затылок. - А что пришел, спасибо, ты мне крайне нужен, Сергеич, просто необходим. Мы повздорили со спикером…
        - Ну и чего не поделили? - равнодушно, без энтузиазма поинтересовался гэбист.
        - Да я говорю, завтра будет дождь, а он уперся, твердит, мол, наверняка - вёдро. Сцепились, до крика дошло, так что я съезжаю.
        Зазвонил телефон, гэбист хитро улыбнулся:
        - Кик ты сам выражаешься, это вряд ли.
        Телефон звонил, Гуров трубку не брал.
        - Лев Иванович, не будь мальчишкой, - сказал гэбист укоризненно. - Извини, но ей-богу, несерьезно.
        Телефон замолчал, тут же зазвонил вновь. Гуров взял бутылку, вновь выпил и жестом показал, что трубку не возьмет. Тогда ее снял гэбист и ответил:
        - Полковник Гранин. Извините, не могу. Лев Иванович принимает душ, - он выслушал абонента, подмигнул Гурову и ответил: - Мы с вами знакомы, полковник, я передам ваши слова Льву Ивановичу. Только поверьте моему небольшому опыту общения с этим человеком. Лучше, для вас в первую очередь, если я ничего передавать не буду, а вы через полчасика перезвоните и переговорите лично и в другом тоне. Всего вам доброго, полковник. - Он положил трубку и пояснил: - Они волнуются, говорят, что дана команда тебя не выпускать, требуют на ковер.
        - Странно, он произвел на меня очень приятное впечатление. - Гуров допил коньяк.
        - А он на самом деле умница и профессионал. Просто он звонил из кабинета спикера и должен был соответствовать.
        - Должен - пусть соответствует. А у нас работа, у меня предложение…
        Глава девятая
        Агентурная разработка
        Юрий Савиков, который должен был ликвидировать сыщика Гурова, сидел в кабинете напротив несостоявшейся жертвы. Савиков привык к допросам и сидел, привычно ссутулившись, свесив руки между колен, и тупо смотрел в пол. Это была первая беседа убийцы и жертвы. Уголовник встречи ждал и откровенно побаивался. Он, битый, катаный и ломаный, прекрасно понимал, что и прокурорский, и милицейский, которые его мурыжили пустыми вопросами вчера, - лишь мягкий предбанничек. Вот когда за него возьмется сам Гуров, тогда начнется парная, лишь тогда выяснится, на какой он, Юрка Савиков, полке и что его ждет на самом деле.
        Он извелся ожидая. Наконец вызвали, привели в кабинет, сняли наручники, и конвойный вышел.
        Спокойный голос: «Здравствуйте, присаживайтесь, как себя чувствуете?» - Савиков пропустил мимо, как майский ветерок. Эти приемчики для фрайеров. Давай, волкодав, берись за дело, посмотрим, что ты на руках имеешь.
        - А что вы пол изучаете, Юрий, там ничего интересного нет, - сказал Гуров, выходя из-за стола, и занял любимую позицию у подоконника. - Или вам неловко смотреть в лицо человеку, которого взялись убить? Так не стесняйтесь, я таких перевидал и зла на вас не держу.
        - Кого убить? - Савиков поднял голову, попытался изобразить удивление. - Не надо, начальник… Машину купил, чуял, что краденая, а мокрого не надо.
        - Юра, можно на «ты» перейду? Не обидно?
        - Валяйте, все едино.
        - Что разрешил, спасибо, а что все едино - так глупости. - Гуров прошелся по кабинету. - Значит, такие дела, Юрий. Мне необходим человек, который дал тебе ручку с отравой и машину. И ты мне этого человека отдашь.
        - Даже разговора не пойму, начальник. Я в камерах и зоне о вас наслышался, что самого высшего полета опер. А вы простой гоп-стопник! Неловко даже, - Савиков развел руками и осклабился, на изможденном лице наркомана сверкнули великолепные зубы голливудской кинозвезды. - Какая-то отрава! Да я при таком раскладе вообще больше ни одного слова не скажу.
        - Ты мне этого человека отдашь, - бесстрастно продолжал Гуров, - так как положение у тебя безвыходное, а выход я тебе предложу неплохой. Ты, Юрий, чувствуешь себя нормально, соображаешь? Ты меня выслушай, потом отправишься в камеру, подумаешь, а к вечеру мы продолжим.
        - И думать не стану, и разговору не будет, начальник!
        - Значит, так, - Гуров вновь прошелся по кабинету, - сейчас на тебе лишь машина неизвестного происхождения - вес пустяковый. Отравленную авторучку тебе никто не предъявил. Однако она имеется, изъята с соблюдением всех юридических формальностей. На ней имеются твои пальчики, которые сняты, зафиксированы, оформлены. Ты заявишь, что ручка лежала в бардачке, ты ее взял и не знал, что она является смертельным оружием. Так? Прекрасно! Теперь внимание! - Гуров остановился у окна, помолчал, давая возможность преступнику сосредоточиться. - Я твое детское вранье записываю, затем приглашаю понятых и сажаю их вот на эти стульчики. Взгляни на стульчики, дурачок!
        Савиков невольно посмотрел на стоявшие вдоль стены стулья.
        - Я зачитываю понятым твои показания и говорю примерно так… - Гуров почесал в затылке, изобразил задумчивость. - Прошу вас, гражданин Савиков, протяните руку, а я распишусь на вашей ладони ручкой, которая была у вас изъята.
        Савиков качнулся, чуть не упал со стула.
        - Пойдешь на смерть, Юра? Не пойдешь! Откажешься! Я твой отказ зафиксирую, понятые бумагу подпишут, ручка со всеми документами будет приобщена к делу. И у тебя, Савиков, покушение на убийство с заранее обдуманным намерением. И по суду червонец особого режима как мечта. Ну до данного места мы добрались. У тебя по первой части возражений нет? Чего ты молчишь, икаешь, отвечай! Если есть, я готов тебя выслушать. Молчишь? Значит, возражений нет, - Гуров взял стоявший на подоконнике термос, налил в стакан крепчайшего, очень сладкого чая, сунул в безвольные руки Савикова. - Слушай, Юрка, а может, я не гоп-стопник и люди в зоне не зря обо мне трепались?
        - Змей ты, - прошептал Савиков, отпил горячего чая.
        - Ошибаешься. Я человек и сейчас докажу, что человек. Ты взялся меня убить, а я зла на тебя не держу. Почему? Я не Христос, когда меня бьют, другую щеку не подставляю. Но понять ближнего способен. Ты на игле сидишь, и мучения твои… - Гуров передернул плечами. - К делу, ты осознал, червонец я могу тебе оформить, не выходя из кабинета. Дальше ты рассуждаешь так. Люди в лагере жили, живут и будут жить. А если я менту серьезного человека отдам, то жизнь моя станет короче обыкновенной заточки. Человек серьезный, его арестуют, лагерный телеграф работает лучше городского, и жить мне до зоны, а то и в камере повесят. Мыслишь ты складно, только плохо меня знаешь. Ты мне отдашь человека, а я его пальцем не трону. Тебя с этой тачкой я отдаю следователю, но ведь потерпевшего нет, значит, и кражи нет. Покатают тебя, помуслякают дней несколько и выгонят, так как предъявить тебе нечего. Выходишь ты на волю, тебя обязательно встречают. Интересуются, как это ты вышел. Может, ссучился, сдал людей? Ты отвечаешь, что, кроме машины, ничего у ментов не было, а тачку привязать не сумели. Тогда интересуются: а перо где?
Ты им, натурально, перо предъявляешь, только жало у него разбито. Ты поясняешь, что, когда опера тебя брали, ты успел перо в машину воткнуть, а обломки в карман сунуть. Натурально? Нет, Юрий, ты мне ответь, так будет натурально?
        - Натурально, начальник. - Савиков допил чай, крутил стакан между пальцев. - Только в песне твоей есть одна нескладушка.
        - Знаю я твою нескладушку, детская она, потому как мысли у тебя короткие. - Гуров рассмеялся и тоже выпил чаю. - Ты полагаешь, мол, отдам я менту своего человека, а мент он и есть мент, и человека в момент загребут, меня, Юрика Савикова, на полную катушку и под нож. Такая нескладушка? Ты не молчи, я с тобой как с человеком разговариваю, изволь отвечать!
        - Так, так! Я только пасть открою, и я твой с потрохами! И, окромя слов, ты мне ничего в руки дать не можешь. Потому скажу, что пел ты красиво и песню сложил высоко, а человека я тебе не отдам. Ты верно сказал - люди в лагере жиля, живут и будут жить.
        - Я сказал, что мне тот человек нужен, сказал, что ты мне его отдашь, значит, отдашь. Подними башку, взгляни на меня!
        Савиков качнул головой, затем поднялся с трудом, выдохнул:
        - Ну? Гляжу.
        - Я кто? Я полковник Гуров Лев Иванович. Я свое имя больше двадцати лет строил! Я в законе! Мне люди не твоего полета верили. У меня среди твоих паханов должников как собак нерезаных! Ты полагаешь, я свое имя, кровью и потом построенное, из-за такой сопли, как ты и твой хозяйчик, враз порушу?
        Гуров говорил негромко, но голос его словно материализовался, обрел плоть и бил, бил сильно. Савиков даже голову втянул в плечи, пригнулся, будто по нему стреляли.
        - Я про совесть не говорю, для меня совесть - большая часть души, для тебя - звук пустой. Но если я слово нарушу, человека твоего повяжу, что будет? Люди скажут: Гуров Юрку Савикова взял, тот человека отдал. Так ведь Юрка битый и за просто так рот бы никогда не открыл. Значит, Гуров ему обещал, слово не сдержал, продал. Значит, Гуров не господин полковник, сыщик и человек чести, а мент поганый. Я тебе напоследок скажу - я не только вас, калек несчастных, я в жизни и министра ни одного не обманул.
        Савиков, совсем ошарашенный, взглянул на сыщика, вроде застеснялся даже и сказал чуть ли не извиняющимся тоном:
        - Ладно, ладно, верю вам, господин полковник, записывайте.
        - Нет, Юрок, я в такие игры не играю. - Гуров отлепился от подоконника, потянулся, тяжело вздохнул. - Ты сейчас брякнешь сгоряча, повесишь мне лапшу, я ее несколько дней разгребать буду. Ты иди отдыхай, думай. Съешь обед, успокоишься, доктор придет, слегка тебя поддержит, а вечерком мы с тобой встретимся.
        Сыщик точно разгадал замысел уголовника, того прямо жаром обдало.
        - Вот видишь, мальчик, я прав, торопиться с серьезным делом не следует. Думай, как хочешь решай, но обманывать меня не советую.

* * *
        Савикова увели, в кабинет тут же ввалились Вакуров и Крячко, через некоторое время не спеша вошел Светлов.
        - Ну что, ребята? - Гуров зевнул, аж за ушами треснуло. - Полагаю, мы с вами победили.
        - Мы пахали, - буркнул Светлов.
        - Как же вам удалось, Лев Иванович? - спросил Вакуров.
        - Секрет фирмы «Одуванчик», - улыбнулся Гуров.
        - И что же ты ему отдал? - поинтересовался практичный Крячко.
        - Все и отдал, Станислав. - Гуров пожал плечами. - Не базар, в таких вещах не торгуются.
        - Он тебя пытался кончить, а ты его на волю! У богатых свои привычки, красиво жить не запретишь. - Крячко протянул руку: - Кто этот человек?
        - Вечером, Станислав, ближе к ночи. Ты этого Савикова вербуй. Он сейчас, после этой истории, на той стороне в гору пойдет, из него отличного агента можно сделать. Только не сразу, пусть это дело отгремит, волна уляжется. С Савиковым работать следует тонко, никакого силового давления. Ты его с иглы сними - он будет твой, и только лаской, и встречи лишь по необходимости, и как можно меньше бумаги…
        - Учи, учи, - обиделся Крячко. - Ты, Лев Иванович, великим стал, просто академик.
        - Не пыли, Станислав. Если обидел - извини. У нас работы впереди аж до горизонта. Человека мы получили, а трогать его нельзя, нужна техника. А где ее взять?
        - Ну сегодня, в принципе, технику получить можно, - сказал Вакуров.
        - Тонну бумаги исписать, уйму людей оповестить, через какую-нибудь дырочку информация уйдет, и мы накрылись медным тазом, - сказал Светлов.
        - Василий Иванович прав. - Гуров снял телефонную трубку. - И мы пойдем иным путем. - Он быстро набрал номер, жестом попросив оперативников умолкнуть. - Борис Андреевич? Гуров беспокоит… Счастливый, потому и застал.
        - Уже минут десять как собрался уходить, - ответил Борис Андреевич Юдин. - Черт попутал, задержался. Здравствуй, Лев Иванович, прошу без предисловий, со здоровьем у меня все в порядке, намедни отметил шестидесятилетие. Можешь не поздравлять, выкладывай, будь ты неладен.
        - Грубый ты человек, Борис, я к тебе со всей душой, а ты…
        - Слушай, давай я тебе отдам миллион зеленых, а ты мне больше никогда звонить не будешь?
        - Дружбу на деньги?! Какая пошлость!
        - Лев Иванович, прошу, выкладывай.
        - Мне так сразу и неудобно…
        - Тебе? Неудобно на потолке спать, одеяло падает. Говори, я тебя слушаю.
        - Ты знаешь, денег у меня нет, купить не могу, подскажи, где взять напрокат пару комплектов современного оборудования. Я, между прочим, занимаюсь делом, которое тебя, мультимиллионера, очень даже касается.
        - Ах так! - Юдин помолчал, вздохнул: - Ты что же, с бандитов переключился на политиков?
        - А ты их различаешь?
        - Ах так! - повторил Юдин. - Раз ты ввязался в эту драку, я успокоился. Акела, ты ведь не проигрываешь?
        - В большинстве случаев.
        - Чего не позвонил раньше? Эти Олимпийские игры нас без ножа режут, мы несем колоссальные убытки. Я позвоню ребятам, наши деньги в твоем распоряжении… У нас прекращаются поставки, от нас шарахаются зарубежные партнеры…
        - Стоп! - перебил Гуров. - Ты же мечтаешь, чтобы я тебе не звонил.
        - Я же не знал!
        - Ты и не знаешь. Ты зовешь меня Акелой, так вот, предупреждаю, если в этот раз Акела промахнется, тебе с товарищами придется срочно покинуть Россию, все ваши денежки, недвижимость и прочес барахлишко отымут к чертовой матери!
        - А что, сейчас такое возможно?
        - В России все возможно! Поэтому отнесись к моей просьбе серьезно. Мне нужен один человек, предположительно лет тридцати пяти, образование высшее, кличка Профессор. По складу ума аналитик, мог консультировать финансистов, тесно связанных с преступными группировками.
        - Лев Иванович, дорогой, я с данной категорией уже давно завязал. Я финансист международного уровня. Извини, у меня офис в Вене.
        - Помолчи, - перебил Гуров. - Ты там был, кого-то знаешь, твои друзья тоже в курсе, подними всех, пусть ищут. Ты понял? Теоретик, консультант, действует только через посредников. Но где-то он должен был засветиться. Мне этот человек необходим, вам тем более.
        - Лев Иванович, все понял, дай тебе бог здоровья…
        - Хорошо, хорошо, - миролюбиво сказал Гуров, прикрыл трубку ладонью, спросил у Крячко: - Машина нужна?
        - Господин полковник! - Крячко развел руками, мол, кто же откажется. Впервые Станислав назвал Гурова господином полковником; слушая разговор сыщика по телефону, впервые за долгие годы знакомства понял, что Гуров не просто удачливее, чуток ловчее, он - господин полковник и сыщик, а он, Станислав Крячко, хороший оперативник, и не более того.
        - Ну давай твоего электронщика. - Гуров подвинул блокнот, взял ручку. - Так, Сергей Мироничев… Отчество? Хорошо. - Он улыбнулся. - Ленинградский проспект найдем, давай точный адрес. - Гуров быстро записал адрес, спросил: - Ты убежден, что электроника будет соответствовать? В России электроника высшего класса? Завираешь. Я подошлю своего парня, нужно два комплекта, полный джентльменский набор: прослушивание, слежение, переговоры. Ну все. Будем живы - вернем. Да, Борис, еще мне нужны две машины… «Жигули» с хорошими движками.
        - А пистолеты у вас хотя бы имеются? - рассмеялся Юдин.
        - Черный юмор, Борис. Когда дело доходит до пистолетов, льется кровь, и ты можешь не получить назад твои паршивые тачки.
        - Тьфу на тебя! - Юдин действительно сплюнул. - Я сделаю что могу, звони вечером домой.
        - Договорились. Машины подгони к Петровке, техпаспорт - в ящик для перчаток, пусть позвонят снизу, спросят подполковника Крячко, - Гуров продиктовал номер. - Спасибо и удачи!
        - Спасибо и удачи! - ответил Юдин и положил трубку.
        - Борис, - Гуров протянул Вакурову листок, - вот адрес частной фирмы. Улочка где-то за метро «Аэропорт». Сергей Мироничев. Получишь у него два комплекта электроники, один для меня, второй вам, зарядите против человека, которого вечером назовет наш убивец. Не стесняйся, спроси, как техникой пользоваться, ты же темный, словно тунгус.
        - Обижаете! - Вакуров взял листок, спрятал в карман. - Лев Иванович, ну вы даете, слов нет. Как вам удается?
        - Оперативник должен быть щедрым и доверчивым, - усмехнулся Гуров. - Имеешь возможность - отдай человеку все, не торгуйся, ничего сразу не проси взамен, если раз из десяти тебе долг вернут, станешь богатым.
        - О доверчивости у тебя здорово получилось, - сказал Светлов, крякнул и поднялся со стула. - Эх, старость не радость.
        - Ну, идите. - Гуров взглянул на Крячко: - Я посижу за твоим столом, ладно? Дух перевести требуется, у меня через час тяжелейшая встреча.
        - Только один вопрос, - сказал Крячко. - Ты дунул в отношении Профессора. Хочешь, чтобы волны пошли?
        - Конечно. Мне надо его напугать, вынудить защищаться. Чтобы он думал не о том, кого еще из окружения спикера убить, а о собственной шкуре беспокоился.
        - Ты сам знаешь, что он первым делом предпримет?
        - Он уже предпринял, Станислав, - ответил Гуров. - Ты видел, какого дерьмового исполнителя он послал. Нет у него профессионала и быть не может, потому как он личных контактов с убийцами не имеет. Я вот сейчас передохну, поеду встречусь кое с кем, так на него такая волна покатится, что он, Профессор, о полковнике Гурове забудет, норку начнет искать. Мы же его из любой дырки выковыряем.
        - Смотри, - с сомнением в голосе произнес Крячко. - Твоими устами да мед бы пить. Отдыхай и удачи. К вечеру, как я понял, ты прибудешь?
        - Обязательно.
        Крячко взялся уже за дверную ручку, задержался и, как будто лениво, спросил:
        - Ну а коли задерживаться начнешь, где искать тебя прикажешь?
        - Иди, иди, заботник! - Гуров подождал, пока Крячко выйдет, опустил голову на скрещенные на столе руки, попытался вздремнуть.
        Всплыла перед глазами утренняя встреча с супругами Гораевыми. Холодный взгляд спикера и злые глаза мадам, за которой тащили к лимузину тяжелые чемоданы. Супруги явно повздорили и винили во всем настырного милиционера, который лез куда не следует. Словно сыщик, пусть перестраховываясь, не пытался уберечь их от беды, а из вредности, воспользовавшись случаем, портил высокопоставленным особам жизнь. Сыщик задремал…

* * *
        На двери частного кафе висела табличка «Закрыто на ремонт», но здоровенный парень, стоявший в тамбуре, увидев Гурова, открыл дверь и приложил ладонь к форменной фуражке:
        - Здравия желаю, вас ждут.
        Сыщик вошел в кафе в семнадцать часов, как и было договорено. За столом сидели пятеро мужчин - четыре брюнета и блондин.
        В уголовном мире нет ни президента, ни спикера, есть члены парламента - «авторитеты». Рейтинга не существует, и неизвестно, кто первый, кто десятый, но эти пятеро были из элиты.
        - Здравствуйте, господа, - Гуров кивнул и подошел к человеку, через которого организовал эту встречу. - Здравствуй, Шалва Давидович, давно не виделись. Спасибо, что пригласил людей. Спасибо всем, что согласились со мной встретиться.
        Шалва Гочишвили, по кличке Князь, был невысок, телом грузен, лицом широк, под горбатым нависающим носом - щетинистые усы, огромные черные глаза были доброжелательны, в глубине глаз светилась то ли хитринка, то ли смешинка - не разберешь. Он тяжело поднялся из-за стола, положил широкую ладонь на плечо сыщика и со свойственной грузинам торжественностью произнес:
        - Мой старинный неприятель и друг Гуров Лев Иванович. Друзья, он человек серьезный, абсолютно надежный, его слово - мое слово. Присядь, Лев Иванович, я тамада опытный, но за таким столом сижу первый раз. Не знаю, как надо: представлять людей - не представлять?
        - Не стоит! - резко сказал блондин.
        И по его тону, плохо скрываемой злости Гуров понял, что перед ним враг. Видно, я его где-то когда-то зацепил, по делу он у меня не проходил, но я его знаю. Гуров посмотрел блондину в лицо, замелькали перед глазами, строчки рапортов, донесений, ориентировок.
        Лет сорока, рост высокий, широк в кости, сутулится, нос прямой, глаза светлые, посажены близко, череп с боков приплюснутый, - видно, при родах накладывали щипцы, - лицо вытянутое, с огромной челюстью. Кличка Челюсть, вспомнил Гуров и в ответ на недоброжелательный взгляд открыто улыбнулся.
        - Марат Петрович, вы слишком известный человек, чтобы я, занимающийся своим ремеслом более двадцати лет, не знал вас в лицо. И имя у вас красивое, запоминающееся. - Гуров оглядел присутствующих, каждого одарил улыбкой. - Я каждого из вас прекрасно знаю и еще раз благодарю, что пришли.
        - Говорил я вам, люди, на хер нам нужны эти посиделки! - Власов-Челюсть, единственный русский, оказался самым злым и несдержанным. - Толку быть не может, волк собаке не друг и не брат! Кто кого за горло первым схватит, тот и верх держит! И люди нас не поймут! - он махнул ручищей, опрокинул бутылку водки. - Люди скажут - с ментом связались, водку с ним пили, хлеб ломали!
        Элита «авторитетов» Москвы, зачем они взяли такого дебила и открытого уголовника? - недоумевал Гуров. Если я сейчас его не уйму, все полетит к черту.
        - Умные поймут, а дураку не объяснишь, - сказал Гуров и, чувствуя, что сидящий рядом Шалва готов вспылить, прижал его ладонь к столу.
        - Ты, конечно, умный, - Власов скривился. - Думаешь, я не знаю, сколько на тебе крови людской? Сколько мальчиков ты в железо заковал?
        - Много заказал, и крови хватает, Марат Петрович. Но я никогда своим товарищам в затылок не стрелял! Ты слышишь, Челюсть? Я - не стрелял. И женщинам пальцы я не ломал!
        Власов-Челюсть вскочил, отшвырнул стул и закричал:
        - Вы все меня попомните! А ты, - он ткнул пальцем в Гурова, - ты умрешь первым! - и выскочил из кафе.
        - Извините! - Гуров развел руками. - Я не виноват. Зачем же такого человека приглашать к столу?
        - Так получилось, Лев Иванович, - сказал авторитет-чеченец, по кличке Сека. - Меня Ринат зовут. Ты нас извини.
        - Забудем, Ринат Арифзятович, - улыбнулся Гуров. - Очень трудное отчество у тебя. Скажи, а кличка Сека от карточной игры прилипла или нет?
        - От карт, - признался Ринат. - В детстве играл, жульничал - вспоминать стыдно. Ты, полковник, меня по кличке не называй. Хорошо?
        - Конечно, - Гуров согласно кивнул.
        И без того круглое лицо Шалвы расплылось в улыбке, стало еще шире. Князь нервничал, как-то примут его протеже, а тут еще Челюсть прилип, стал возникать. Шалва видел, что мент попадает в цвет. Чеченец его признал, два азербайджанца перестали между собой переговариваться, один даже улыбнулся. Гуров все понимал, он приготовился к встрече, перебрал всех, кто может прийти, знал, что, если он хочет добиться результата, сначала надо произвести хорошее впечатление.
        - Мелик Юсуф-оглы? Рафиз Аза-оглы? - обратился Гуров к азербайджанцам. - К вашему столу гость пришел, а вы молчите, не угощаете. Я в Баку давно не был, но хорошо помню, как меня принимали азербайджанцы.
        - А ты не гость, ты шайтан! - сказал Рафиз и, показывая, что шутит, громко рассмеялся и схватился за голову. - Клянусь Аллахом, я тебя вижу первый раз! Откуда имя знаешь?
        - Кушайте, Лев Иванович, угощайтесь, - вмешался в разговор Мелик. - Пить, я понимаю, вы не станете?
        - Не стану, потому как не наливаете, - усмехнулся Гуров, взяв круглый, еще теплый хлеб.
        - Откуда человек наши имена знает? - возмущенно взмахнул рукой Мелик. - Ты, Рафиз, уже седой, а говоришь, как женщина или ребенок. Скажи, откуда твой дед любой след отличить может? Только глянет и скажет, кто прошел, когда прошел, куда. Твой дед - охотник и настоящий следо… как по-русски?
        - Следопыт, - подсказал Гуров.
        - Вот! - Мелик взмахнул рукой. Гуров понял, что разговор начинает приобретать опасный характер, и быстро сказал:
        - Господа, вы не звери, я не охотник, за этим столом все мы люди, которые встретились, чтобы кое о чем договориться. - Он поднял рюмку с коньяком. - Я предлагаю выпить за то, чтобы все войны кончились! И у вас, Шалва, - Гуров кивнул грузину-тамаде, - и у вас, Мелик и Рафиз, и у вас, Ринат. Желаю мирно разобраться со своим генералом. Здоровья вам и удачи!
        «Авторитеты» подняли рюмки, переглянулись недоуменно, ждали, когда полковник выпьет. Каждый из них слышал о сыщике Гурове, знали, что он не берет, на сделки не соглашается, хватка у него смертельная и с его тропы следует немедля уходить. Они ждали от милицейского уговоров к сотрудничеству, хитрых ловушек, были абсолютно уверены, что сыщик спиртного в рот не возьмет, и с удивлением смотрели, как он махнул солидную рюмку коньяка, взял рукой кусок шашлыка, завернул в хлеб, вложил зелень и с аппетитом начал есть. Они поспешно выпили и тоже начали закусывать.
        - Я за столом представляю нацменьшинство, - вытирая хлебом жир с губ, сказал Гуров. - Нам, в Москве, непонятно, что вы у себя дома делите, почему убиваете друг друга? Мелик и Рафиз, скажите, что вы не можете поделить с армянами? Карабах? Армяне культурный, мирный народ. Они христиане, вы мусульмане, так ведь жили-жили - одна земля, одно небо, одно солнце. Жизнь одна, и смерть одна. В чем дело? Шалва, ты седой, мудрый, у тебя, я знаю, внуки в Сухуми. Что ты не поделил с абхазцами? Что теперь осталось от дома твоего деда? Ринат Арифзятович, тебе приятно, что чеченцами в России пугают детей? Тебе нужна кровь, разруха? Я знаю, у тебя солидное дело, если посчитать твоих братьев, их жен, отцов, матерей, племянников, так вас человек восемьдесят наберется…
        От таких слов у признанных «авторитетов» в горле кусок застрял, когда же они проглотили, начался такой галдеж, понять ничего было невозможно, однако Гуров каждому с сочувствием кивал, ел с аппетитом, выпил еще рюмку и отставил, принялся за боржоми. Изредка он находил паузу и вставлял несколько слов:
        - Может, вы и правы, оглы, но армян мало, а вас много… Шалва, ты мудрый, я лично грузина от абхазца в жизни не отличу, а Сухуми - красивейший город, который твои прадеды строили, вы разрушили… Ринат, тебе девочек замуж выдавать надо, быт их обустраивать, а не о генерале Дудаеве беспокоиться.
        Минут через тридцать галдеж начал утихать, первым хитрый ход сыщика разгадал Шалва, толкнул Гурова в бок и громко спросил:
        - Ты скажи, Лев Иванович, какой твой лично интерес?
        - Вы болеете за свой народ, я, россиянин и москвич, болею за свой, - ответил Гуров, отодвинул тарелку. - Спасибо за хлеб-соль, еще бы чашечку кофе да сигарету…
        Колыхнулась портьера, скользнул к столу человек, который, естественно, весь разговор слышал, поставил перед Гуровым чашку ароматного кофе, положил пачку «Мальборо» и дорогую зажигалку.
        - Большое спасибо. - Гуров взглянул на официанта внимательно и спросил: - Тебя случайно не Гури зовут?
        - Так. - Гури смотрел растерянно.
        - Слушай, Гури, поздравляю, твоему сыну завтра месяц исполнится! Давайте выпьем за молодого джигита и чтобы у него был богатый и честный отец!
        Аут! Сыщик положил присутствующих на лопатки. А фокус был прост, словно кукиш. Шалва назвал кафе, где состоится встреча, через несколько часов Гуров получил все данные о сотрудниках.
        Выпили за здоровье младенца, Гури поклонился, взглянул на Гурова испуганно и исчез, а Джуверин Мелик упрямо повторил:
        - Не человек - шайтан.
        - Это моя работа, Мелик, и только. - Гуров скромно потупился. - Шалва спросил, какой у меня интерес. Хороший вопрос. Мне непонятно… Вот вы серьезные люди, я ваш бизнес не знаю, он мне неинтересен. Я знаю, что ни один из вас не убивал, не насиловал, даже оружие в руках не держал. - Сыщик лгал, ему было известно точно, что Ринат Галиев с месяц назад застрелил конкурента. - Так почему вы, занимаясь крупным бизнесом, платите солидные деньги своей охране и позволяете всякой шпане разъезжать по городу, стрелять, убивать? Почему?
        «Авторитеты» переглядывались, пожимали плечами, наконец Шалва заговорил:
        - Верно, нам мешает стрельба и беспредел, - он замялся, взглянул хитро и спросил: - Лев Иванович, ты полковник, важняк, в большом авторитете, так почему менты берут взятки на каждом углу? Хорошо, им платят гроши, а им надо кормить семью. Мы их понимаем и прощаем. Но когда нам подбрасывают наркотик, не могут ничего доказать и лепят по-черному? Почему?
        - Ты прав, Шалва, такое случается, - Гуров болезненно поморщился, - но мы боремся, стараемся от нечистых избавиться! А вы обезопасили себя, на людей плюете, отдали на растерзание шакалам. А в конце концов, если разобраться, то ваши рубли из копеек простого человека складываются. Кто режет курицу, которая несет золотые яйца?
        «Авторитеты» согласно кивали, молчали, сказать им было нечего. Гуров вел разговор пустой, сыщик прекрасно знал, что разномастные вооруженные бандиты не подчиняются воровским законам и в грош не ставят признанных «авторитетов». Они способны укоротить лишь некоторых связанных с полулегальным и нелегальным бизнесом, а простой бандит он и есть бандит, - стреляет по всякому поводу и вообще за просто так. Убил, машину захватил, на толковище поехал, мол, смотрите, какой я крутой, у меня что ни день - новая тачка. Но разговор такой сыщику был необходим, - пусть люди поверят в свое всесилие, тогда легче будет перейти к главному вопросу, ради которого Гуров в кафе и приехал.
        - Понимаете, Лев Иванович, мы далеко не все можем, - честно признался Шалва. - Шакалы подбирают объедки льва, но ему не подчиняются, они от него просто убегают.
        - Не говори за всех, Шалва, - чеченец Ринат рассердился. - Я поговорю со своими, стрельбу пора кончать, полковник прав.
        Азербайджанцы синхронно кивнули и тихо заговорили между собой, затем Рафиз Караев сказал:
        - А что делать с Челюстью? Если мы его… - он на секунду замялся и продолжил: - Если мы его не попросим затихнуть, он тебя, Лев Иванович, убьет.
        - Стоп! - Гуров рассмеялся. - Я за себя постою, а ваши разборки - ваши дела. Будет убийство - будет следствие, если я убийцу найду, надену наручники. Таков закон!
        - Как знаешь, как знаешь, хотели решить лучше, - быстро проговорил Мелик.
        Чеченец зыркнул на него черным глазом и недовольно забормотал на своем языке.
        - Вы политикой не интересуетесь, но наверняка слышали, что в верхах России неспокойно, - Гуров решил переходить к главному. - Ринат, рядом с твоим земляком двух людей убили. Твой земляк…
        - Шакал ему земляк, он на людей оперся, поднялся, потом нас продал! - перебил зло Ринат.
        - Если эти убийства не остановить, то вам это может обернуться крупными неприятностями, - сказал Гуров, не обратив внимания на реплику Рината.
        - Что говоришь, дорогой! - воскликнул Шалва и смешался, так как обращение «дорогой» к менту никак не подходило. - Лев Иванович, пусть они там все друг друга передавят, мы при всех властях жили, живем и будем жить.
        - Точно, ты, полковник, нас в политику не вяжи, - поддержал грузина чеченец.
        Азербайджанцы вновь синхронно закивали и о чем-то заспорили.
        Иного ответа Гуров от «авторитетов» уголовного мира и не ждал, потому улыбнулся и пожал плечами.
        - Вы люди взрослые, солидные, не мне вас учить, - он закурил, долго держал паузу, все молчали, понимая, что полковник не закончил, - но если, не дай бог, случится переворот, лавочки ваши, мастерские, заводики быстренько позакрывают, наличность конфискуют. Понимаю, - он улыбнулся, - вы нищими не останетесь, так ведь обидно из-за одного сумасшедшего потерять недвижимость, снова уйти в подполье, снова прятаться от милиции, снова из-за каждого пустяка давать миллионные взятки, переписывать свои машины на родственников. - Гуров замолчал и вздохнул: - Сейчас порой наркотик подбросят. Согласен, что беспредел. А если все повернется, никто ничего и подбрасывать не будет - наручники, последнее слово и этап.
        - Пугаешь, - сказал чеченец. - Тебе человек нужен, ты хочешь, чтобы мы ссучились и человека отдали. Ты нас просто пугаешь!
        - Факт, точно, мамой клянусь! - сказал Шалва.
        - За обед спасибо, найти меня легко, обращайтесь. - Гуров поднялся. - Что от меня зависит, что в рамках закона, я для каждого из вас сделаю.
        - Господин полковник, присядьте, - сказал Мелик, и только сейчас Гуров понял, что маленький плешивый азербайджанец здесь за старшего. - Вы сказали о каком-то человеке. - В его голосе неожиданно пропал акцент, зазвучала мягкая интеллигентность. - Какой окраски человек? Если он из наших, мы ваши слова забудем, если он чужой, можно вопрос обсудить.
        - Мелик Юсуф-оглы, я старый сыщик и никогда не попрошу человека из семьи или дома. Это совсем чужой человек, он для нас враг и для вас враг. Он друг только сам себе, своему тщеславию. Каждый из вас ходит по проволоке, шаг в сторону - тюрьма. Каждый из вас хлебал тюремную баланду и знает, сколько весит ватник. Этот человек сидит в норе, через посредников, через третьих лиц дергает за веревочки, придумывает планы. Прошло дело - ему в миску капает, не прошло - кто-то сказал последнее слово и вышел на этап.
        - Мразь! - сказал Шалва. - Его удавить надо! - Следуя примеру Мелика, Шалва тоже стал обращаться к Гурову на «вы»: - Кто он и что вы о нем знаете, Лев Иванович?
        - Знаю мало, - вздохнул Гуров, - иначе не стал бы и беспокоить вас. Видимо, но не точно, кличка Профессор. Предположительно, лет тридцати пяти, русский, образование высшее, проживает в Москве. Ринат, - сыщик повернулся к чеченцу, - почти наверняка он участвовал в деле с фальшивыми авизо.
        Лицо чеченца оставалось бесстрастным, лишь слегка шевельнулась смоляная бровь, а Ринат Галиев на этом деле потерял большие деньги. Сначала его взяли в долю, потом выкинули, и Гуров об этом знал.
        - Торопятся молодые, они спешат. - Шалва Гочишвили поднялся. - Мы уже отбегались, нам подумать надо.
        На улице Гурова догнал чеченец Ринат и спросил:
        - Полковник, ты далеко едешь?
        - На Петровку.
        - И мне в ту сторону. Не подбросишь?
        - Почему нет? Садись. - Гуров открыл машину. Неизвестно откуда вынырнули два здоровенных амбала и молча устроились на заднем сиденье.
        - Из нашей деревни, - пояснил Ринат, усаживаясь рядом с Гуровым. - А машина у тебя, полковник, хорошая, почти новая, но надо заменить.
        - Знаю, Ринат, все времени нет на базар заехать. - Гуров взглянул в зеркало заднего вида - за его «жигуленком» на проспект вырулил роскошный «мерседес» с затемненными окнами.
        - Ты, полковник, говорил с Челюстью как мужчина. Но мужчина не всегда бывает прав. Скажи, зачем тебе лишний кровник? Если бы ты унизил человека один на один, он бы тут же забыл. Но ты плюнул ему в лицо при нас, он не может простить. Тебе придется быть очень осторожным, полковник. - Чеченец говорил бесстрастно, тихо, словно беседовал сам с собой.
        - Я сказал правду. Он убил своего напарника выстрелом в затылок и он обломал женщине пальцы, чтобы снять перстни.
        - Мы знаем. - Ринат помолчал. Когда Гуров остановил машину на Петровке и охранники вышли, чеченец закончил: - Если бы я говорил вслух, да еще на людях, все, что я знаю, меня закопали бы еще вчера.
        «Авторитет» чеченской группировки сел в сверкающий «мерседес», и роскошная машина, сверкнув затемненными окнами, унеслась в сторону Садового кольца.
        - Я делаю карьеру, - произнес вслух Гуров, запирая машину. - Меня стали охранять уголовники.
        Глава десятая
        На другой стороне
        Когда сыщик Гуров еще дремал в служебном кабинете и только собирался на обед с «авторитетами» уголовного мира, в Белом доме проходило вечернее заседание Верховного Совета России.
        В комнате прессы у монитора расположился Геннадий Артурович Бланк. Когда говорят, что не одежда красит человека, то либо лукавят, либо не имеют возможности хорошо одеваться. Бланк был одет великолепно, - одежда не просто красила его, а превращала в принципиально другого человека. Костюм-тройка мышиного цвета, безукоризненный, без единой морщинки, воротничок рубашки, почти белый, но с каким-то голубоватым или сероватым - не разберешь - отливом, галстук ручной работы, носки в тон рубашке, туфли черные, сверкающие, казалось бы, самые простые, но, стоит лишь взглянуть, понимаешь - за такую простоту заплачены бешеные деньги. Презренный металл, - к слову, презирают его лишь неимущие, богатенькие относятся к деньгам уважительно - способен творить чудеса.
        Бланк носил огромную башку уродливой формы, покрытую рыжеватой шерстью, нос просто формы не имел, бесцветные бровки торчком, ресниц, казалось, нет и в помине. Утром он позвонил знакомой мастерице, договорился о встрече, через час, усаживаясь в кресло, расположенное в дальнем кабинете парикмахерской, взглянул на свое отражение без всякой симпатии, сказал:
        - Милочка, сделай меня если не красивым, то хотя бы цивилизованным.
        «Милочка» знала, в какой валюте платит клиент, к тому же недавно стригла его, всплеснула руками и фальшивым голосом воскликнула:
        - Вы симпатичный мужчина! - она провела ладонью по его вихрам. - Боже, два дня назад я вас отлично постригла, причесала! Простите, вы головой дымоходы прочищаете?
        - Бакс, наглец, спит только на моей голове.
        - Бакс? - удивилась парикмахерша. - При чем тут доллары?
        - Рыжий нахальный кот, я купил его у мальчишек за доллар, назвал Баксом. Он мой ближайший друг, - пояснил Бланк и закрыл глаза.
        Голову тщательно вымыли, чем-то спрыснули, долго укладывали, даже вывели пробор. Бланк взглянул на свою новую прическу одобрительно.
        - М-да, превосходно, но Баксу это может не понравиться. - Он провел ладонью по лицу, покрутил нос, насупил брови. - А с этим что делать?
        - Данный вопрос женщины решают ежедневно, дело техники.
        - Валяйте, только чтобы я не стал похож на гомика.
        - Как можно? - возмущенно сказала «милочка».
        - Валяйте-валяйте, демонстрируйте свою технику, - устало произнес Бланк. Парикмахерша начала его утомлять. Следует заметить, он вообще быстро уставал от женщин.
        Она занималась его лицом больше часа, затем, как истинная артистка, сделала шаг в сторону и торжественно произнесла:
        - Откройте глаза!
        Он послушно открыл глаза, взглянул на себя мельком, нахмурился, посмотрел внимательно и после паузы спросил:
        - Как зовут этого типа? Не припомню точно, но где-то я его видел! - он дернул себя за ухо. - Вроде я, с другой стороны… - Бланк состроил мину, но даже зверская гримаса не испортила впечатления. Такой интересный мужик мог себе позволить и погримасничать.
        Веснушки не пропали, однако погасли, не портили, лишь оживляли гладкую, слегка смугловатую кожу. Проступили, удлинились брови, устремились чуть вверх к вискам, отчего лицо слегка вытянулось, перестало походить на кошачью морду. Появились ресницы, пусть рыжеватые, не длинные, но густые, отчего открылись глаза - янтарные глаза с глубоко запрятанным озорным огоньком. А нос? Отчего он выпрямился, ведь никакой операции не делали?!
        - Ну в кино я сниматься не буду, на телевидение не пойду, но при такой внешности следует что-то предпринять. - Бланк подмигнул сам себе, искренне улыбнулся, что уже было против всяких правил.
        - Минуточку, Геночка, - парикмахерша взяла его под руку. - К твоему лицу и костюму такие руки не прикладываются. Руки говорят о человеке больше, чем все остальное.
        - Руки не отдам! - по-детски воскликнул Бланк, взглянул на свои короткие пальцы - в пятнах кислоты, ногти с траурной каймой. - Я зайду домой и тщательно их отмою.
        - Глупости, Геночка, - парикмахерша схватила его за рукав и потащила в соседнюю комнату. - Верунчик, обслужи моего клиента и приятеля, - шепнула подружке на ухо, девушка расплылась крашеной улыбкой.
        - Здравствуйте, всегда рады, проходите, присаживайтесь, - произнесла она так быстро, что слова плотно сцепились между собой, не отделишь друг от друга.
        Бланк покорно опустился в кресло, сунул пальцы в чеплышку с кипятком, он привык к кислоте и паяльнику и, на удивление маникюрши, даже не поморщился. Валютный, крутой парень, решила девица, надо его закадрить, и сделала ему жестом предложение не терять времени даром в ожидании, пока пальцы отпарятся. Но Бланк не разбирался в профессиональной жестикуляции, привычно закрыл глаза. Маникюрша решила, что, раз ей предлагают только руки, следует заниматься только руками.
        Через час Бланк с облегчением покинул салон, рассуждая, что деньги, конечно, сила, все очень здорово, но уж слишком утомительно.
        Итак, Геннадий Артурович Бланк, интересный, элегантный мужчина, сидел в Белом доме у телевизора и равнодушно наблюдал, как проходит очередное заседание Верховного Совета России. Он не знал повестки дня, несколько минут пытался понять, какой вопрос обсуждается, не понял. Ясно было, что каждый оратор стремился обратить на себя внимание, суть дела его не интересует. У большинства выступающих четко прослеживались сложности с русским языком. И дело даже не в том, что они не могли правильно произнести слово, - черт бы с ним, с ударением, слово узнаваемо, - депутаты столько сил тратили на эмоции, что по мере выговаривания фразы теряли смысл.
        Конечно, выступил и Сергей, и Бланк с гордостью отметил, что друг детства на общем фоне выглядит человеком разумным. С ним можно соглашаться или нет, но понять, что именно Сабурин говорит, можно было без труда.
        Бланк явился в Белый дом не слушать народных избранников, - разговоры ему были неинтересны. Он заложил «мину», с минуты на минуту ожидал взрыва, хотел взглянуть на реакцию, оценить результат трудов: правильно ли он все рассчитал, не работает ли впустую. Он сидел одиноко, никто не обращал на него внимания, по фойе праздно шатался народ. Бланку представился детский сад - малыши бегают, суетятся, каждый занят своим делом, сталкиваясь со сверстниками, лопочет, не слушает, бежит дальше. Конечно, у присутствующих отсутствовала детская непосредственность, наоборот, каждый был переполнен чувством собственного достоинства, своей значимости, но погружение в собственное «Я» было поистине детским.
        Четко выделялись журналисты - не только блокнотом и авторучкой либо магнитофоном, а конкретностью своих движений, заинтересованным выражением лица, тем, что они не говорили, а слушали, причем слушали внимательно. Что уж они потом напишут - дело темное, но выглядели они как нормальные люди, явно заинтересованные в происходящем.
        Ну-ну, валяйте, суетитесь. Бланк улыбнулся, словно взрослый, наблюдающий за детьми. Кукольный театр, да и только, никто не подозревает, что висит на ниточках, за которые умный человек дергает. Он отключился от экрана и от окружающих, погрузился в свои расчеты.
        Взрыв должен произойти до начала избирательной кампании, иначе в Москве да Петербурге рванет, а до России, которая, как известно, очень даже большая, волна не докатится, и народ проголосует по инерции. Нужно, чтобы разразился вселенский бардак и люди, уставшие до предела от микрофонных разборок и бесконечных обещаний, закричали: «Пошли вы все к… матери! Пусть правит черт, дьявол, сумасшедший ёрник Бесковитый, но обеспечьте порядок, дайте жить и работать!»
        И хотел того Бланк или не хотел, а мысли его пронеслись по раскрученной спирали событий и уперлись в сыщика Гурова. Только он представлял реальную угрозу, возможно, Бланк его переоценивает, у страха глаза велики, так ведь лучше сто раз перестраховаться. Гуров напугал Бланка с первого дня тем, что очень вяло, практически никак не прореагировал на подставку шофера Карима Танаева. А приманка, по мнению Профессора, была очень заманчивая, ее организация потребовала значительных усилий. Но, как спринтер-чемпион не реагирует на фальстарт, так и сыщик на Танаева не дернулся, легкоатлеты выражаются - железно сидел в колодках. Бланк забеспокоился, второй тревожный звонок прозвучал, когда Профессор узнал, что сыщик не потребовал сменить всю охрану, хотя такая замена напрашивалась, да и свидетельствовала бы об активных действиях розыскника. А ведь прекрасно известно - любой милицейский не столько занят розыском преступника, сколько обеспокоен тем, чтобы у властей сложилось благоприятное мнение о его особе. Гуров и здесь плыл против течения. Пусть Бланк не планировал убийство начальника охраны, но, когда оно
произошло, сыщик должен был полезть на стену. Он же, как доложили, в присутствии генералов даже не подошел к трупу.
        Бланка привело в полное замешательство нежелание, даже категорический отказ прожженных убийц ликвидировать Гурова. Когда же удалось найти исполнителя, придумать совершенно безопасный способ ликвидации, вручить самое современное оружие, то Гуров отловил парня за несколько часов. Он словно ждал его, - как опытный ботаник, стоял с сачком, зная: сейчас сюда прилетит искомая бабочка.
        Мадам Гораева из резиденции выехала. Случайность? Или сыщик предугадал следующий его ход? Смерть жены спикера парламента - это была бы вторая Хиросима. Пусть спикера не любят, но, когда у человека убивают жену, люди возмущены. Кроме того, разразился бы международный скандал, во всем мире боятся и ненавидят террористов и презирают правительство, которое не способно с ними справиться. Конец нынешнему правительству, рейтинг президента летит к чертовой матери. Народ отшатнется от своего идола, но не пойдет за спикером, - в людском сознании они в равной мере виноваты в творящемся беспределе. Спикера не любят, как ставленника депутатского корпуса. А любой депутат для россиянина как красная тряпка для быка.
        Бланк приказал себе не думать о политике, оглянулся, увидел госсекретаря, который, привычно склонив голову, вышел из зала, увернулся от журналистов, быстро зашагал к боковым дверям. Зачем он появился тут? Крысы бегут с тонущего корабля? Этой крысе не спастись, первым, кого отдаст президент, будет, конечно, госсекретарь. Увидев Сергея Сабурина, который беседовал с кем-то из журналистов, Бланк самодовольно улыбнулся. Он заметил, что на экране засуетились активнее, кого-то оттолкнули от микрофона. Бланк взглянул на часы и кивнул - так режиссер кивает актерам, мол, давайте, ребята, показывайте свое мастерство.
        - Уважаемый Имран Русланович, простите, что не по повестке дня, но мне только что сообщили, - депутат поправил очки, взглянул в свой блокнот, - мне сообщили, что час назад под окнами вашего загородного дома убит полковник службы безопасности Николай Васильевич Авдеев.
        Разговоры в зале умолкли, спикер успел сказать:
        - Мне ничего не известно, думаю, что это лишь провокационные слухи, попытка сорвать нашу работу…
        - К сожалению, это не…
        Микрофон у депутата отняли, общий шум заглушил говорящего, были слышны лишь щелчки спикера по микрофону и его срывающийся голос:
        - Спокойно, товарищи! Спокойно! Мы не должны поддаваться на очередную провокацию правительства, - он запнулся, начал клониться к столу, в горле что-то застряло, глаза застелил туман.
        Гораев чувствовал, как его подхватили под мышки, старался выпрямиться, идти самостоятельно, однако ноги отказали. Мозг оставался в норме, первая мысль была: «Слава богу, значит, не инсульт… Этот мент знал… По поводу вашей охраны у каждого своя точка зрения… Пусть мадам Гораева съедет на городскую квартиру, лучше за границу… За какие грехи мне наказание?»
        Спикера увели, точнее вынесли, из зала. Каждый рвался к микрофону, а кто не мог приблизиться, кричал с места. Через некоторое время удалось установить относительную тишину. На трибуне, в наполеоновской позе, заложив руку за борт пиджака, стоял Семен Вульфович Бесковитый. Он смотрел на коллег сверху, губы кривила усмешка, покрывая утихающий гомон, закричал:
        - А что я вам говорил? Дайте мне сформировать правительство, и через два дня в России будет порядок!
        - Авантюрист, фанфарон, но не дурак, - глядя на экран, рассуждал Бланк, - на трибуне оказался вовремя. Эх, если бы там лежал не продажный гэбист, а мадам… Сейчас бы мы имели варенье - абрикосовое, с косточкой. Чеченец в обморок упал в самый раз. А может, играет? Наплевать! Все едино!
        Бесковитый заговорил о великой державе, о танках от моря до моря. Причем западной точкой, судя по всему, имел Ла-Манш. Оторванный от микрофона, ведомый по проходу, Бесковитый продолжал кричать и размахивать руками. Даже на лицах умных и порядочных депутатов, - а в зале присутствовали и такие, и в изрядном количестве, - появилась озабоченность.
        Через некоторое время решили заседание прервать до завтра, на утреннее заседание пригласить руководство силовых министерств, писак заставить молчать. Кто-то возразил, что заставить нельзя, следует попросить, умника залипали, оттолкнули в сторону.
        Профессор наблюдал, как журналисты бросаются к выходившим из зала депутатам, и думал, что совсем не зря он, Генка Бланк, заварил такую кашу и не напрасно мучился два с лишним часа в парикмахерской, - такое зрелище согревало душу. Он поднялся, не торопясь, подошел к двум молодым ребятам, которые тыкали микрофонами в Сережку. Тот раскраснелся, говорил сдержанно, с паузами, однако рубил воздух ладонью. Бланк смотрел на друга детства без зависти, скорее с презрением, и думал: что бы сейчас произошло, узнай присутствующие, кто именно способен ответить на все вопросы? Он услышал рядом английскую речь, повернулся - молодая, симпатичная девушка протягивала ему микрофон, обращалась на английском. Язык он не знал, понимал с пятого на десятое, однако внимательно и с удовольствием выслушал красотку и ответил:
        - Спасибо за внимание, мне проще говорить по-русски. - Бланк начал слегка увечить родной язык. - Я не могу ответить на ваш вопрос, считаю, вы должны решить его самостоятельно.
        - Простите, как ваше имя, из какой вы страны, какую газету представляете?
        - Я из России и представляю сам себя. - Бланк увидел нацеленный фотоаппарат, поднял руку, поправил волосы, проклиная себя, что вылез из кресла, и начал беседовать с журналисткой.
        - Понимаю, вы из Прибалтики, - быстро говорила журналистка. - Нашему читателю интересно мнение человека, который представляет сам себя. Вы не возражаете, если мы напечатаем ваше фото и напишем: вот человек, который пожелал остаться неизвестным…
        Бланка спас парень-фотограф, который дернул девицу за рукав, крикнул:
        - Быстрее! Здесь госсекретарь! - и побежал через зал. Бланк промакнул лоб носовым платком, поднял глаза и увидел стоявшего рядом Сергея. У него был такой вид, словно он встретился с инопланетянином.
        - Ты? - Сабурин оглянулся и тоже вытер пот. - Конечно, тебя не узнать, однако ты с ума сошел…
        - Это почему? - Бланк уже взял себя в руки, беспечно пожал плечами: - Приятель, ты его не знаешь, сделал мне пропуск. Я решил взглянуть, чем вы тут занимаетесь. Кстати, очень интересно. Конечно, вы стоите нам огромных денег, - издевательским тоном продолжал Бланк. - Но отрабатываете их честно, ваше шоу высокого мирового класса.
        - Геннадий, ты понимаешь, что натворил? - губы у Сабурина прыгали, он, словно пьяный, с трудом справлялся с артикуляцией.
        - Я? - Бланк взглянул недоуменно. - При чем тут я? - Он посмотрел на друга внимательно, казалось, Бланк только сейчас понял, какой страшный смысл вкладывал Сабурин в свой вопрос. - Ты умом двинулся, Серега? Ты что же, связываешь меня со всей этой кровавой кутерьмой, происходящей вокруг спикера?
        - Но ты говорил, дал мне понять…
        - Что я говорил? - Бланк так вошел в роль, что схватил друга за лацкан пиджака, спохватился, лишь огладил и криво усмехнулся: - Тебе морду надо набить, чтобы в мозгах прояснилось. Я аналитик, а не убийца. Я считал, что фюрер Бесковитый имеет шансы на выборах, потому как русский человек любит самодержцев. У нас в генах царь. Поляк он, немец, грузин, придурок, сын юриста, - главное, чтобы был царь и порядок. Сегодня он называется «президент». Нынешнему президенту ты даром не нужен, спикеру ты не ко двору, потому я и сказал - приблизься к Вульфовичу. А какие ты, недоумок, выводы сделал, дело твое, сугубо личное.
        Бланк был настолько искренен в недоумении и гневе, что Сабурин в своих предположениях засомневался, потом вспомнил, как Геннадий категорически запретил звонить, тем более к нему заходить. Оценил его костюм, прическу, лицо, обратил внимание на руки, сам факт появления в Белом доме, и именно в тот момент, когда поступило известие о последнем убийстве, и пришел к однозначному выводу. Генка Бланк - член могущественной мафии, они валят президента и правительство, и если он, Сергей Сабурин, сейчас же другу не подыграет, то… подумать страшно! Сабурин фальшиво улыбнулся, иная улыбка у него с детства не получалась, сказал сердито:
        - А ты посиди в этом сумасшедшем доме хоть денек, так тебе, Генка, не такое привидится, начнешь трезвым чертей ловить. Извини, тороплюсь. А ты выглядишь на миллион долларов. - Он хлопнул друга детства по плечу: - Будет время и желание - звони, - и зашагал к дверям.
        Бланк платил долларами, и с такси у него проблем не было. Выслушав адрес, водитель оценил внешность клиента и вынес приговор:
        - Тридцать зеленых.
        Бланк опустился на заднее сиденье и спокойно ответил:
        - Десятью подавишься, ложкомой, - он знал расстояния и расценки, назвал хорошую цену. Водитель глянул на «иностранца» уважительно и молча тронул с места.
        Бланк проехал мимо дома еще квартал, осмотрел улицу, заметил одиноко маячившую фигуру, в которой признал своего посредника и связного. Еще раз проверившись и убедившись, что никого за собой не приволок, Бланк вернулся к дому и, проходя мимо соседнего подъезда, где стоял человек, небрежно обронил:
        - Ну, раз явился, идем.
        Они прорвались через блокированный котами подъезд, вошли в квартиру. Посредник, которого звали вычурным русским именем Семен, на иностранную внешность хозяина не реагировал.
        Семен, или проще Сеня, не имел ни возраста, ни отчества, и фамилии не имел. Он являл собой копию хозяина, только в гораздо меньшем масштабе. Умный, осторожный, равнодушный к чужой жизни, Сеня боготворил Бланка и вольно или невольно следовал его привычкам и образу жизни. Он, человек богатый, жил в скромной обшарпанной квартирке, одевался кое-как, не пил, любил вкусно поесть, но мог есть все что угодно и был доволен. Все внешние атрибуты власти и денег Сеня презирал, ему нравилось повелевать, втайне от всех распоряжаться людскими судьбами. И неважно, что команды отдавал другой человек, но вилку в штепсель включал именно Сеня, такая роль его вполне устраивала.
        Они работали вместе больше пяти лет. Бланк долго приглядывался к Сене, долго держал втемную, на побегушках, прокачал по милицейским картотекам и, только убедившись, что Сеня несудим и на учете не состоит, приблизил и приоткрыл прислужнику занавесочку. Как ни крути, как ни перестраховывайся, а без такого человека Бланк оказывался без рук, а головой можно что хочешь придумать, а ложку ко рту не поднесешь и сдохнешь с голоду.
        Сеня оценил иностранный вид хозяина, но виду не подал, ждал, пока Бланк переодевался в замасленный, покрытый кошачьей шерстью адидасовский костюм, вскипятил чайник, накрыл на стол, порезал колбасу и хлеб. Оказавшись в привычной одежде, Бланк облегченно вздохнул, плюхнулся в кресло.
        - Ну, что нам пишут из Янины? - Так называлась одна из глав «Графа Монте-Кристо». Бланку нравилось сравнивать себя с известным литературным героем.
        Первоисточника присказки о Янине Семен не знал, к вопросу привык давно, рассказывал о новостях обстоятельно, неторопливо.
        Он передал хозяину новости об аресте Юрия Савикова, которые по агентурным каналам по распоряжению Гурова передал подполковник Крячко. Мол, повязали парня ловко, но, кроме машины, ему ничего предъявить не могут, а тачка ничейная, к дело у ментов разваливается.
        - А перо? - спросил Бланк, оглаживая примостившегося на коленях Бакса. - Сыщик не мог прошляпить, дело пахнет провокацией.
        - На допросах вроде бы о ручке разговор не велся, Юрка в камере о ней тоже молчит. Однако известно, сам Гуров с Юркой разговаривал единожды, сегодня утром, следствие ведет не прокуратура.
        - Странно, - Бланк почесал подведенную бровь, - запомни, Сеня, когда все складывается очень хорошо, это настораживает.
        - Это по твоей части, Геннадий, я сообщаю, что сумел выведать.
        - На такой кривой козе меня не объедешь. Ты этого умельца, который Савикову перо и машину передал, успокой, связи с ним не теряй. Если Юрку выпустят, дашь ему наркотик и потолкуешь. Какие вопросы ему следует задать, подскажу. Ты умница, валяй дальше.
        - Гуров в пять часов встретился с «авторитетами». - Сеня назвал имена. - О чем был разговор, неизвестно. А час назад в кабаке, где собирается чечня, была названа кличка Профессор. Интересовались, кто его знает и прочее, объяснили - слышали, что Профессор - большая голова, хотят с ним посоветоваться.
        - Гуров, мать его! - Бланк выругался. - Зацепился, ищейка! Где же он за меня зацепился? Что делать? - Бланк растерялся, даже вскочил и уронил рыжего Бакса.
        Кот с недовольным видом отошел в сторону и отвернулся.
        - Только без нервов, Геннадий, без нервов! - Бланк, поддергивая штаны, прошелся по комнате. - Ты не больно верил сказкам о чертовом сыщике, а он такой, такой, мать его в душу!
        - Есть и хорошая новость.
        - Заткнись! Хорошая новость лишь одна, что Гуров попал под трамвай!
        - Еще не попал, но считай, лежит на рельсах. - Семен впервые видел хозяина испуганным и растерянным и неожиданно понял, что получает от зрелища удовольствие.
        - Ну? Не тяни!
        Семен спокойно, без эмоций рассказал, что Челюсть был на встрече сыщика с «авторитетами», но сразу ушел. А через пару часов, в лоскуты пьяный, клялся на крови, что мента Гурова под землей найдет и тот будет просить, чтобы убили скорее.
        - Так? - Бланк подхватил кота, уселся в кресло, долго молчал. - Челюсть? Не знаю… Кто такой?
        - Разноцветный, с ним дело иметь нельзя. Он с патологией! - Неизвестно, какой смысл в последнее слово вкладывал Семен, но жест его был красноречив - крутанул пальцем у виска и присвистнул.
        - А как же его в солидную компанию взяли?
        - Долгая история.
        - Мы не торопимся.
        - Нормальная семья: отца никто не знает, мать алкоголичка. Детский дом, побег, лагерь для малолетних. Марат, так его по паспорту, силы необыкновенной, а с мозгами накладка. Вышел, разбойничал на улице, обратно вернулся в зону. Освободился где-то в девяностом, и его к себе в команду покойный Турок взял. Челюсть при нем состоял в охранниках. Год назад Турок нечаянно с ментами столкнулся и откинулся, а Челюсть ушел. Поговаривали, что Турка застрелили в спину, точно ничего никто не знает. Тут, Геннадий, самое интересное. Известно, у Турка был капитал, так вот ни милиция, ни вдова, ни подельники ни одного зеленого не нашли. А через несколько месяцев Челюсть прилюдно заявил, что с разбойничеством покончил, перешел в честный бизнес. С ним пытались говорить, мол, откуда деньги - не наследство ли Турка случайно? Но он же! - Семен вновь крутанул пальцем у виска и присвистнул. - Убил двоих, одного искалечил, на том разборка и закончилась. Турок друзей не имел, люди с Челюстью связываться не захотели. На Петровке на него дело, говорят, толщиной с кирпич, а взять не на чем.
        - Это деловые не того. - Бланк постучал по виску. - А Марат очень даже ничего. И все же мне непонятно, как такой фрукт мог сегодня за стол с серьезными людьми и Гуровым попасть? И почему сбежал и что у него на господина полковника образовалось?
        - Как попал, понятно. Он вроде остепенился, в дело с азербайджанцами вошел. Видимо, когда переговоры о встрече начались, он как-то пронюхал. А такого врага никто иметь не пожелает, решили, раз все равно знает, так лучше, чтобы рядом был, чем зло затаит да начнет за углом шептать, что «авторитеты» с контрой сговариваются. Видно, ему твой лучший друг, господин полковник, при людях сильно мозоль отдавил… Остальное понятно.
        - Мне требуется с ним контакт установить.
        - И не думай! У меня под ним осведомитель есть, а подхода нет и, слава богу, не будет, - ответил решительно Семен. - И не вздумай с Челюстью в свои игры играть, он твоих тонкостей не поймет. Он сыщика сам порешит, не волнуйся.
        - Сеня, ты как агентурист-осведомитель человек бесценный, а как аналитик - полное говно. Утром я хотел Гурова убить, а сейчас, после того, что узнал, полковник мне нужен живым. Понимаешь, если Гуров сыскную машину крутанул, мы должны знать, что ему одному известно, а что кому-то еще конкретно. Допустим, Гуров труп, а два его приятеля тоже ухватились за кончик и взялись за лопаты. Сыскари после смерти своего шефа будут копать, пока не умрут либо не докопаются. А я буду сидеть и ждать, гадать, как у них получится? Так не пойдет, Сеня. В лепешку разбейся, найди контакт с этим Челюстью. Валюта есть? Трать, сколько требуется, я плачу.
        Бланк был человеком если не щедрым, то отнюдь не скупым, а на дело тратился не считая, кроме того, он уже решил, что, как только с Гуровым будет покончено, придется расстаться и с Семеном. Нужный человек, слов нет, и замены ему не найти, но завтра-послезавтра он окончательно засветится среди воров и другого делового мира, который оперативники прослушивают отлично. Семена нащупают через несколько дней, а он единственная прямая, которая ведет к Геннадию Артуровичу Бланку.

* * *
        Врач закончил осмотр и сказал:
        - Полагаю, ничего серьезного, Имран Русланович. Видимо, скакнуло давление, сейчас оно в норме. Врачи не волшебники и достаточно консервативны, не скажу ничего нового. Покой, отключите телефон, я распоряжусь, пусть вас посмотрят невропатологи. Я бы рекомендовал вам сменить обстановку, махнуть на какие-нибудь Багамы недельки на две, так ведь вы не согласитесь.
        - Не соглашусь, - спикер сел, чувствуя себя вполне прилично, так, легкая слабость.
        В комнате отдыха, кроме спикера и врача, никого не было, охрана стояла за дверью. Врач, не седоголовый академик, которые наблюдали правителей в недавние времена, а молодой, довольно циничный человек, усмехнулся:
        - Предки наши говорили: на таком жеребце воду можно возить. Здоровье у вас - слава богу, но от стрессов никто не застрахован, поберегитесь.
        - Спасибо, - спикер встал, подошел к столу, налил себе боржоми, недовольно покосился на молодого доктора, который укладывал свой чемоданчик.
        Парень походил на полковника Гурова - не внешностью, а независимой манерой держаться. Надо не надо, хоть для виду укольчик бы какой сделал, сочувственно выразил озабоченность.
        - Переключитесь, мультики посмотрите, кинокомедию… На ночь рекомендую стопочку принять, лучше всяких таблеток. Утром я навещу вас, желаю здоровья, Имран Русланович, - врач поклонился и вышел.
        - Никакого уважения, - сказал сердито спикер и взглянул на протиснувшихся в дверь людей. - Проводите к машине.
        Последовали негромкие охи-ахи, соболезнования, тихая ругань в адрес президента и правительства, и спикер, решивший врача заменить, передумал, - лучше профессионал и циник, чем придворный неуч и холуй.
        В машине начальник охраны, сидевший рядом с водителем, решительно сказал:
        - На городскую квартиру.
        - За город, - отрезал спикер. - И срочно найдите моего милиционера, я желаю слышать доклад профессионала, - и откинулся на заднем сиденье.
        Спикер наконец понял, что, кроме полковника Гурова, никто не защитит, - челядь и подхалимы, в своем деле ни черта не понимают. И был абсолютно не прав, охрану несли люди высокопрофессиональные, но они занимались охраной, действовали испытанными традиционными методами, а травлей руководил любитель, но он был человек талантливый, порой гениальный.

* * *
        В частном ресторанчике, конечно, не в том, где Гуров встречался с «авторитетами», в тишине и уюте ужинали политики-оппозиционеры.
        Уже давно уехал в свою резиденцию спикер, полковник Гуров закончил второй и последний допрос Юрия Савикова и спрятался с оперативниками в кабинете, который не могли отыскать ни службы безопасности, ни генерал Орлов.
        Уже встретились, поговорили и расстались Бланк и его осведомитель Сеня. Геннадий Артурович остался в тепле наедине со своими планами, замыслами и, конечно, рыжим Баксом, а Сеня ушел на задание.
        Совдепы, народные избранники, известно, о себе не думают, все о благе народа пекутся, а людей в России уйма, потому забот у избранников не перечесть. За столом собственно избранников было лишь двое: Семен Вульфович Бесковитый да Сергей Николаевич Сабурин, третьим за столом присутствовал представитель деловых кругов финансист Петр Саввич Юсов. Уже и водки под икру выпили, и глиняные горшочки с солянкой опустошили, покончили с осетриной на вертеле, цыплятами и шашлыком, три раза сменили скатерть. Семен Вульфович строил планы, потому кушали небрежно, роняя куски и расплескивая. Пришло время кофе и коньяка, Семен Вульфович приустал, а сотрапезники были немногословны. Наступила пауза, - выяснилось, что каждому было о чем подумать.
        Бесковитый отлично понимал: на выборах против президента и спикера шансов у него нет, а сегодня неожиданно понял, что такие шансы появляются. Загадочные, никому не понятные убийства в резиденции спикера подорвали и без того пошатнувшийся авторитет правительства. Кто верит правителям, не способным защитить главу парламента? А правителей назначал президент, и он за творящиеся безобразия в ответе. При таком раскладе на выборах может пройти темная лошадка. А из всех темных он, Бесковитый, среди людей наиболее известный и популярный. И он обещает людям то, что им требуется. Ну а кто хочет быть обманутым, того облапошить сам бог велел. И если до сегодняшнего дня Семен Вульфович шумел и воинствовал, абсолютно не веря в свой успех, а ради популярности, сохранения лидерства в партии и всех сопутствующих привилегий, то сейчас, поразмыслив, решил тактику поведения сменить. Теперь следует себя вести спокойнее, солиднее, давая окружающим и телезрителям понять, что результаты выборов предрешены. И он, Семен Вульфович Бесковитый, обязан соответствовать новому положению.
        Он взглянул на примолкших сотрапезников, решая, как вести себя с ними. Безусловно, помощь нужна, один в поле не воин, но в сменившейся ситуации можно на них положиться?
        Сережка Сабурин, вшивый интеллигент, - бородка, усики, глаза поблескивают, краснобай и демагог, вылитый Ильич в молодости. И к чему бы он курс сменил? Раньше посмеивался и смотрел свысока, а незаметно, шажок к шажку, пристроился, вроде друга стал. Известно, у политиков нет врагов и друзей, есть общие интересы. Отчего у Сабурина вдруг ко мне интерес появился? Когда он повернулся в мою сторону? Давно, уж более полугода, он тогда не мог предвидеть сегодняшней ситуации. Так почему пристроился, перестал подшучивать, вроде как мое старшинство признал? Непонятно.
        - Чего притихли, сотоварищи-господа? - спросил Бесковитый, хитро прищурившись. - Пасьянс раскладываете, не выпадет ли король червей? Не станет ли ваш дружочек президентом?
        Сабурин лишь голубыми глазами сверкнул, промолчал, а Юсов выпил коньяка и беззлобно ответил:
        - Брось трепаться, Семен Вульфович, не на митинге. Ты и так весь вечер мозги полоскал, дай думу додумать.
        - Думай, - миролюбиво согласился лидер, - а о чем, если не секрет?
        - Очень большой секрет. Может, и расскажу когда-нибудь, а скорее - нет. Хотя, - Юсов усмехнулся, - если станешь президентом, точно расскажу! Вот посмеемся!
        Месяца два назад Юсову на квартиру позвонил неизвестный. Юсов глянул на аппарат, пытаясь определить, с какого номера соединяются, не определил, - звонили из автомата. Юсов насторожился, и действительно, беседа произошла более чем странная. Тогда Юсов посчитал ее глупым розыгрышем и не придал особого значения.
        - Петр Саввич? Здравствуйте, - сказал незнакомый мужской голос.
        - Здравствуйте, кто говорит?
        - Из вашего недавнего прошлого, вы меня наверняка не помните, впрочем, это и не имеет значения.
        - Я не разговариваю с анонимами, сейчас положу трубку.
        - Какой деловой человек не выслушает бесплатного совета? Или ты, Петр, отошел от дел и с головой окунулся в политику? Я знаю кассу, в которой ты получаешь доллары, потому ты меня выслушаешь. - Незнакомец говорил уверенно, Юсов положить трубку остерегся.
        - Если совет бесплатный, значит, это дерьмовый совет. Ну, коли тебе невтерпеж, советуй.
        - Вы даете деньги Бесковитому и компании. Так мы вам рекомендуем не жидиться и давать щедрее: денежки вернутся сторицей.
        - Ой! Так ты из этой команды! - Юсов рассмеялся. - Мы действительно подкармливаем банду, списываем деньги с налогообложения.
        - Не ври взрослым дядям. Ты даешь деньги наличными, и никто их списать не может. Мы люди солидные, к Бесковитому отношения не имеем, однако, когда он станет президентом, будем иметь. Мы ему расчистим путь к престолу, а ты пока скажи своим хозяевам, чтобы денег не жалели. Риск, конечно, есть, но чем крупнее бизнес, тем крупнее риск. Не так ли?
        - Слушай, козел, ты какую-то чушь несешь, не пойму! - Юсов повысил голос. - Сенька никаких шансов не имеет! Но допустим, небеса разверзлись, земля провалилась, и Сенька стал президентом… Так ты полагаешь, на основании телефонной болтовни мы неизвестно кому хоть копейку дадим?
        - Кому и сколько отстегнуть, мы скажем, и ты мигом заплатишь. Быстрее, чем в налоговое управление.
        - Проспись, козел! - Юсов бросил трубку, посмеялся, через день о звонке забыл.
        На следующий день после первого убийства в резиденции спикера вновь позвонили, уже другой голос, менее культурный, с ярко выраженным кавказским акцентом произнес:
        - Юсов? Меня просили кое-что, мало, тебе передать. Куда подъехать?
        - Кто говорит и кто просил?
        - Слушай, зачем телефон занимать? Кто говорит, увидишь, а передает тебе привет козел.
        - Какой козел? - не понял Юсов.
        - Знаешь, кончай, говори, когда и куда приехать. Черная тридцать первая «волга», - нацмен продиктовал номер. - Ну?
        Юсов знал, что днем будет в гостинице «Россия», назвал время, встретился с неизвестным кавказцем, который сказал:
        - Козел велел передать, чтобы вы приготовились.
        Юсов долго и безуспешно уговаривал нацмена свести его с человеком, который передал привет. Неизвестного Юсов перестал называть козлом, так как последние людей не убивают и в резиденции спикера не пасутся. Шофер упрямо повторял: «Не знаю», - качал головой, от денег, даже долларов, отказался.
        Юсов, хотя и работал в прошлом в милиции и прокуратуре, не мог и предположить, с какой целью неизвестный организовал данную встречу.
        Бланк не хотел выходить на связь с Бесковитым, считая его человеком неуравновешенным и неуправляемым. Рациональный Юсов - дело иное, с ним можно вступить в контакт, только при этом желательно иметь в руках крепкую палку. Бланк подставлял Карима Танаева, полагал, что одна из спецслужб возьмет водителя под наблюдение, а он приведет их к Юсову. Танаев ничего не знал, к проделкам в гараже отношения не имел. Пусть выйдут на Юсова, пригласят в кабинет, побеседуют, предъявить ему нечего, а напугать напугают. В дальнейшем непонятный Юсову вызов Бланк может использовать. Юсов никогда не разберется, какая связь у неизвестного со спецслужбами и кто за его спиной стоит. Гуров на подставку не среагировал, Бланк основной цели не достиг, но напомнить о себе - напомнил.
        И сейчас Петр Саввич Юсов крутил головоломку и так и эдак, ничего толкового придумать не удавалось. В одном он был уверен - позвонят не сегодня, так завтра, следует на любые условия соглашаться, человек, расстреливающий окружение спикера, охраняемого, казалось бы, непробиваемой стеной, прихлопнет его, Петьку Юсова, мигом.
        - Ты мне сейчас свой секрет раскрой, - посмеивался Бесковитый, - когда я буду президентом, мне твои тайны станут неинтересны.
        - Жизнь покажет, - ответил Юсов и сменил тему разговора. - Ты, Семен, о чем угодно говорить хочешь, кроме главного. Ты думал о том, кто бойню вокруг спикера ведет? Кто воду льет на твою мельницу? И сколько он муки попросит, если мельница заработает?
        Бесковитый презрительно скривился, а Сабурин вздрогнул, встретился с Юсовым взглядом и, объясняя свое замешательство, сказал:
        - Сижу, о том же думаю.
        - А чего испугался?
        - Мне бояться нечего. - Сабурин взял себя в руки, сверкнул улыбкой: - Я свою кандидатуру не выставлял.
        Разговор вновь прервался. Сабурин опять начал думать о своем друге детства и недавнем с ним разговоре.
        Прямое или косвенное отношение к кровавым событиям Генка имеет точно. Чего он развернулся на сто восемьдесят градусов? Сергей знал привычки друга, для него переодеться в парадный костюм, пойти в парикмахерскую, - судя по его виду, не на один час, - отправиться в Белый дом, что для иного человека слетать в дальний город. Все не просто так, темнит Генка. А зачем? Допустим, он не имеет к происходящему никакого отношения. Тогда на мой вопрос он должен был бы ответить шуткой. Мол, да, такой я всемогущий и кровожадный, и ты, Сергей, запомни, кто тебе дорогу наверх проложил, ты мой должник на всю оставшуюся жизнь. А он вспылил серьезно, глаза у него стали очень нехорошие. Сергей Сабурин в жизни не заглядывал в глаза убийце, но, встретившись с Бланком взглядом, почувствовал озноб, - зрачки у того были стеклянные, мертвые. И сейчас, несколько часов спустя, Сабурин ясно видел янтарные, словно застывшие глаза Бланка, страх возвращался. Может, у кого-нибудь страх перехватывает горло и стесняет грудь, у Сабурина страх свинцом оттягивал живот, а ноги становились непослушными, вялыми, словно из них выдернули
кости.
        Юсов любил выпить, снова глотнул коньяка, продолжая наблюдать за Сабуриным, и гадал - что этот хлыщ знает, чего испугался? Затем Юсов отвлекся на проходившую через зал женщину. Стройная, изысканно и строго одетая, она не стреляла глазами, держалась подчеркнуто сдержанно. Она, видимо, выходила в туалет, вернулась к своему столику, за которым сидел мужчина. Юсов мог видеть только его затылок. Когда дама подошла, мужчина встал, подал стул. Гранин! Юсов узнал его сразу, когда-то вместе работали по валютному делу. Юсов чуть не поперхнулся коньяком. Что в таком дорогом ресторане делает гэбист? Просто проводить время и угощать даму ужином офицеру службы безопасности не по карману. Он на работе, женщина совсем не дама сердца, а сотрудница, и платит за них контора. Гранин был майором, сегодня наверняка уже полковник. Значит, это не наружка, Гранин руководитель и разработчик. За мной он прийти не мог, я знаю его в лицо, либо я тени испугался, либо гэбист интересуется моими соседями.
        Полковник Гранин знал, где обычно ужинает Бесковитый. После убийства полковника Авдеева Гранин вызвал Веру, приказал съездить домой и переодеться, дал адрес ресторана. Сам приехал загодя, один из официантов помогал службе безопасности и сразу указал столик, который всегда занимал популярный депутат и кандидат в президенты. Остальное было делом техники.
        Гранин встретил подчиненную, похвалил костюм и даже поцеловал в щечку, проводил к столу, сам сел к обустроенному столику спиной.
        - Они прибыли, - Вера очаровательно улыбнулась. - Их трое… Сам лично, Сабурин, что бородка клинышком, третьего не знаю, по ящику никогда не видела, с виду бизнесмен, возможно, охранник. Нет, охранники вошли следом, сели отдельно.
        - Ты у меня умница. - Гранин включил запись. - Если меня за таким делом застукают, уволят.
        - Буду рада, Иван Сергеевич, вы наконец-то увидите во мне женщину, а не майора Волошину.
        Гранин приподнялся, обнял Веру, взглянул на прибывших депутатов и не выругался, сказал сдержанно:
        - Да, девочка, человек только предполагает. Третий - Юсов Петр Саввич, некогда работал в угро и прокуратуре, самое приятное, что он прекрасно меня знает.
        - Ну и пошли отсюда, Иван Сергеевич, - решительно и в то же время с обаятельной улыбкой сказала Вера. - Вовремя отступить не трусость, а свидетельство ума…
        - Невозможно, дорогая. Один человек, чьим мнением я дорожу, не поймет. - Гранин вздохнул: - Они сейчас горячие, в Белом доме произошел взрыв, надо выяснить, куда летят осколки.
        Они сидели и болтали около трех часов. Чтобы не привлекать к себе внимания, Гранину пришлось выпить. И как он ни менял водку на воду, а слегка опьянел, потому расслабился и встал, когда Вера вернулась к столу. Взгляд Юсова обжег щеку; усаживаясь, Гранин сказал:
        - Я сгорел, как мальчишка. Если он подойдет, ничему не удивляйся, держись соответственно моей версии.
        - Он идет, - сказала через несколько минут Вера.
        - Добрый вечер, думаю, господин уже полковник, - тихо произнес подошедший Юсов.
        - Садись, - Гранин отодвинул стул и пьяно качнулся, - черт бы тебя побрал, надеялся, не заметишь.
        - Спасибо, - Юсов сел к столу, взглянул с любопытством, - а чего тебе, узнал - не узнал? Мы живем в свободной стране.
        - А пошел бы ты… Извини, знакомься - Вера, моя неразделенная. Майор, из наших.
        - Ты при исполнении?
        - Я всегда при исполнении, - Гранин наполнил рюмки, - если начальство узнает, что я со своей сотрудницей водку пью, то мое исполнение в миг и кончится.
        - Ваня, тебе хватит, - Верочка забрала рюмку Гранина, - а мы с господином…
        - Я не господин, просто Петр, - Юсов видел, что гэбист выпивши, сам факт, что он признался, что девица из фирмы, свидетельствовал об этом.
        - Майор, поставь рюмку взад, - прошептал Гранин. - Мужики должны выпить.
        - За знакомство, здоровье, успех! - Юсов поднял рюмку. - Все в один тост, мне следует вернуться к именитым сотрапезникам. Ты, Иван Сергеевич, их узнал?
        - А то! - Гранин опрокинул рюмку. - От их физиономий даже японская аппаратура перегорает.
        - Извините, - Юсов поднялся и раскланялся, - рад видеть в здравии. - Он нагнулся к Гранину и прошептал: - А майор у тебя - высший класс!
        - Как я смотрелся? - спросил Гранин, когда Юсов отошел к своему столику.
        - Смоктуновский.
        - Запомни, девочка, если хочешь человека обмануть, скажи ему правду. Думаешь, его водка на столе успокоила? Ни черта! Твое звание, красавица. При нашей закрытости болтануть, что пьянствует с сотрудницей, может только пьяный.
        Глава одиннадцатая
        «Он шел на Одессу…»
        Невозможно представить, сколько событий способна запихнуть жизнь в один день. Две беседы с Савиковым и его признание, встреча с «авторитетами», убийство полковника Авдеева… Главным же для Гурова было то, что не покидавшее его в последние дни чувство опасности, ощущение допущенной ошибки сегодня наконец материализовалось, приобрело конкретные формы. Сыщик - человек осторожный, но не из пугливых, - осознав, куда он лезет и с кем воюет, несколько растерялся. Поразмыслив, придя к выводу, что обратной дороги нет, он собрал опергруппу, но не в кабинете Крячко, а по соседству, где работали Вакуров и Светлов, куда позвонить никто бы не догадался. Не следовало рядовым оперативникам знать лишнее, но без помощников не обойтись, а использовать ребят втемную Гуров не имел права.
        Изложив суть дела и к каким печальным выводам пришел, он закончил шутливо:
        - Как поется, «он шел на Одессу, а вышел к Херсону». Смотрел на карту, не мог понять, как можно эдак промахнуться. Но известно, из песни слова не выкинешь. Как будем жить, ребята?
        Ребята угрюмо молчали. Первым, как ни странно, отозвался подполковник Светлов:
        - А мне чего? - он пожал сутулыми плечами. - Убить на нашей работе всегда могут. А на пенсию вышвырнут, так я и так давно собираюсь.
        - М-да! - Крячко хмыкнул. - Господин полковник, сколько лет тебя знаю, а что ты такой крутой, понял лишь недавно. О чем ты раньше думал?
        - Виноват, Станислав, оплошал, - просто ответил Гуров. - Сегодня вижу, что волчьи уши с первого дня торчали.
        - Задним умом всяк крепок, - сказал сердито Светлов. - Ты, Станислав, чем попрекаешь? Что Лев Иванович чухнулся поздно? Так ты бы на его месте и сегодня пер, как бульдозер. У него извилин больше, чем у нас троих! Ты ему низко в ножки поклонись, что упредил, а то бы нас первых слопали!
        - Василий Иванович, слезь с коня, не махай шашкой, - миролюбиво ответил Крячко. - Говорю как есть и от такого расклада не в восторге, я человек нормальный и себя люблю.
        - Вы, конечно, старшие, но не то говорите, - сказал Вакуров возмущенно. - Лев Иванович, излагайте свой план, давайте конкретные задания.
        - Задание не меняется, - ответил Гуров, - требуется установить Профессора, может, его и иначе называют, время покажет. Я дал «авторитетам» ваш телефон. Для наглядности он указал на аппарат. - Ставьте его на автоответчик, пусть пишет, людям легче с машиной разговаривать, думаю, информация пойдет с этой ночи. Я Шалве Гочишвили позвоню, он людям мои слова передаст, они возьмутся за поиски Профессора серьезно.
        - А может, погодишь? - флегматично спросил Крячко.
        - Не погожу! Когда с тобой играют краплеными картами, следует сдергивать из колоды тузы. Правила отменили не мы, значит, будем играть без правил.
        - Я не об этике - об опасности, - Крячко неожиданно начал что-то насвистывать.
        - Ты что? - возмутился Светлов. - Они еще вчера внаглую поперли, а край один.
        - Хватит, не пленарное заседание, - перебил Гуров. - Машины пригнали?
        Крячко бросил на стол две связки ключей.
        - Борис, ты электронику получил?
        Вакуров указал на стоявшие у сейфа коробки.
        - Так оборудуйте квартиру умника, которого назвал Савиков. - Гуров плюнул на бесконечные зароки бросить курить, достал сигареты. - Второй комплект я забираю, установлю сам. - Он взглянул на часы: - Двадцать три, начнем сей минут, мы имеем небольшую фору во времени. Вы оборудуйте машины…
        - Они с телефонами, - сказал Крячко.
        - Тем лучше. Поутру я одну машину у вас заберу, мою знают… Я сбился… - Гуров потер лоб. - Да, кроме Профессора, мы разыскиваем убийцу-исполнителя, который обитает на фазенде. У него имеется особая примета: он высококлассный стрелок. Борис, ты поутру начнешь его устанавливать. - Гуров вырвал из блокнота несколько листков, протянул Вакурову: - Думаю, один из этих троих. Станислав, помоги Борису с легендой, надо войти в каждую квартиру. Ничего вскрывать, нарушать не придется, в квартирах живут родственники. У одного жена с дочерью, у двоих родители. Человек где-то стрелять научился, и домашние наверняка о его искусстве знают. Идея ясна?
        - Входишь - на серванте кубок торчит, - съязвил Крячко, - или на стене грамота в рамочке, а может, фотография человека с ружьем.
        - Господин подполковник, если вы моему заданию завидуете, я готов уступить, - парировал Вакуров.
        - Кретины, не предупредили стрелка, чтобы он свой класс не демонстрировал, - продолжал Гуров. - Борис, теперь слушай внимательно. - Он выждал, пока оперативник не посмотрит ему в глаза. - Ты начинаешь в девять, заканчиваешь к шестнадцати. Если в какой-то адрес не успел, все равно заканчиваешь. Я полагаю, что они раньше обеда не трехнутся, потом обычная бюрократия, подбор людей. В общем, до шестнадцати ты, по моей прикидке, в безопасности. Позже они городскую квартиру перекроют, и ты погибнешь без цветов, исчезнешь, словно тебя никогда не существовало. Борис, ты меня понял, героя изображать не начнешь?
        - Лев Иванович, обижаете. Я взрослый.
        - Молодец. - Гуров повернулся к Крячко и Светлову: - Вы сейчас на двух машинах выезжаете по известному адресу, оборудуете квартиру техникой и ждете… ждете… Либо он выйдет на связь, либо к нему придут, скорее второе. Человек, которого вы обнаружите, будет человеком Профессора. Полагаю, что вам лично ничего не грозит. Эти связи неподконтрольны. Но это я так полагаю, а вы должны решать по обстановке. У вас на погонах по два просвета и в голове хотя бы один имеется.
        - Ну спасибо, - буркнул Светлов.
        - Неласковый ты, господин полковник, - Крячко понравилось называть так бывшего старшего группы.
        - Когда вы человека хотя бы предположительно установите, свяжитесь со мной, не найдете меня - звоните Орлову и решайте. Действуйте. Удачи… Удачи… Удачи… - оперативники вышли, Гуров позвонил Орлову: - Здравия желаю.
        - А я думал, ты в Штаты умотал.
        - Да билет достать не могу, господин генерал.
        - Ты где?
        - В офисе, на Петровке.
        - Ну, быстро к спикеру! Быстро! Я дам команду по трассе, жми на всю железку!
        - Что, его тоже? - спросил Гуров.
        - Лева! Я буду дома, звони, - Орлов положил трубку. Гуров подключил к аппарату автоответчик и неторопливо пошел к машине.
        Гуров привык к кабинету спикера, как бы обжился в нем, да и хозяин кабинета уже не вызывал у сыщика раздражения. Усталый, замордованный человек, рвется к власти, хотя и сегодня на его плечах груз значительно больший, чем он способен выдержать. Ничего принципиально нового. Гуров перевидал достаточное количество алкоголиков и наркоманов - больные люди, правда, вреда от них меньше, они калечат себя да семью, а политики замордовали державу, на их совести сотни миллионов человеческих судеб. Так ведь больной, неуправляемый человек отчета в своих действиях не отдает.
        - Добрый вечер, Имран Русланович, как вы себя чувствуете? - сказал Гуров, входя в кабинет, и, не ожидая приглашения, уселся в кресло. - Я так отвратительно, устал. Устал, как ездовая собака.
        Спикер не спросил, где сыщик пропадал и чем занимался, зная, что, кроме дерзкой шутки, иного ответа не получит.
        - Я сплоховал сегодня, слышали, наверное.
        - Пустяки, с каждым случается. - Гурову хотелось курить, но спикер выглядел так скверно, что дымить в кабинете не следовало. - Скоро полночь, что вы высиживаете? Работник из вас сейчас никакой, врач наверняка велел вам лежать. Меня ждете? Об убийстве полковника я ничего сказать пока не могу, с делом еще не знакомился. Результаты? Думаю, через два-три дня я всех возьму, Имран Русланович.
        - Всех? - Спикер по-детски сморщился, казалось, сейчас заплачет. - Так их много?
        - Ну насчет всех - это я привычно похвастался, - ответил Гуров. - На всех у меня силенок не хватит. Вы хоть и не специалист, но человек достаточно разумный, чтобы понять - не один же сумасшедший шныряет между шеренгами охранников и постреливает.
        - «Достаточно разумный» - высокая оценка для спикера парламента. - Хозяин указал на один из шкафов: - Мне врач рекомендовал перед сном выпить рюмку спиртного. Пожалуйста, возьмите там что-нибудь по своему вкусу, я в этом ни черта не понимаю.
        В довольно объемистом баре красовались бутылки с заграничными этикетками, бокалы, тут же была вмонтирована морозилка. Гуров бросил в бокалы лед, налил джин, добавил тоника, прихватил бутылку с собой, поставил бокал перед спикером, вернулся в кресло.
        - Вы футболом интересуетесь? - Гуров поднял бокал, кивнул, выпил одним глотком.
        Спикер сначала понюхал, затем пригубил:
        - На каком-то приеме я это однажды пробовал… Скажите, Лев Иванович, откуда вы такой взялись? Самостоятельный, независимый, дерзкий? Может, вы американский шпион? - спикер нахмурился, но, опасаясь, что милиционер шутки не поймет, на всякий случай подмигнул.
        - Откуда взялся? Папа с мамой родили. Кстати, я для России не столь уж редкий экземпляр, хотя породу нашу со времен октябрьского переворота отстреливают, уничтожают различными способами, старательно и последовательно. И что интересно, истребляют при всех правителях, вы и президент в том числе. Стойкая порода: думаю, у нас выработался сильнейший иммунитет. - Гуров хотел отвлечь спикера, болтал без умолку: - Возьмем евреев. Их уничтожением занялись две тысячи лет назад. Я статистики не знаю, больше стало евреев или меньше, но факт, что в умении выжить и в уме они ни одной нации не уступают, а возможно, превосходят. Моя порода к национальности отношения не имеет, она родилась в пещере, появилась с первым человеком, когда о национальности никто и не ведал. Человек родился свободным и желает им оставаться. А что в вашем окружении нас нет или сохраняются единицы, которые, стремясь уцелеть, мимикрируют, так в том, кроме вас, никто не виноват. Мы, свободно мыслящие, опасны, вам, правителям, абсолютно не нужны. Честно сказать, я вас прекрасно понимаю. Вы защищаетесь, дай нам передохнуть в борьбе за
выживание, вам придется отойти в сторону, и не будет у вас, Имран Русланович, данного особняка, даже джина с тоником не будет.
        - Ну я-то профессор, доктор наук, на выпивку всегда заработаю, - попытался отшутиться спикер.
        - В магазинах давно не были. Нынче профессор на выпивку заработает, если мясо есть перестанет. - Гуров уже понял, что его занесло, толку от разговора никакого, одно озлобление. - Имран Русланович, вот, положа руку на сердце, скажите, кто вам настоятельно рекомендует не переезжать на городскую квартиру?
        Спикер смешался, никак не мог привыкнуть к манере сыщика поворачивать разговор круто в сторону. Хозяин слушал длинный монолог гостя, готовил резкую отповедь, и тут, на тебе, вопрос совершенно из другой плоскости. Растерявшийся человек обычно повторяет вопрос, спикер не составлял исключения.
        - Мне посоветовал? Не переезжать? - замялся он, понял, что соврет неубедительно, удержаться не мог. - Да никто не советовал, я сам.
        Гуров кивнул, заглянул в свой бокал, добавил в него джина. Он не понимает, что убийца находится рядом и готов нажать на спусковой крючок, думал сыщик. Последний выстрел, последний труп. Главный интриган России заблудился в трех соснах, последним трупом станет именно он, спикер парламента. Как его спасти, кому здесь можно довериться.
        - Новые сутки распечатали, они не легче прошедших будут, спать пойду. - Гуров выпил, поднялся, небрежно спросил: - А кто, наоборот, уговаривал на городскую квартиру переехать?
        - Новый начальник охраны, что за дверью стоит, - легко ответил спикер.
        - Спасибо, спокойной ночи.
        - Спасибо вам, Лев Иванович, - неожиданно ответил спикер. Гуров вышел из кабинета, молча раскланялся с лощеным охранником, посмотрел гэбисту в глаза. Чужая душа потемки, а я не Вольф Мессинг. Сыщик продолжал смотреть в лицо охранника, не решаясь открыться. Если я ошибусь, то ускорю события. Хотя вряд ли, к последнему выстрелу они не готовы, ведь требуется ликвидировать исполнителя. Этот человек советовал спикеру ехать на городскую квартиру. Если я поддержу его, то практически не открываюсь и не рискую.
        Гэбист не опускал глаз, понимая, что милицейский сыщик хочет сообщить самое важное, но не может решиться. Гуров собирался сказать одно, произнес совсем другое:
        - Если этой ночью застрелят спикера, а вы ликвидируете убийцу, я вас найду, и вся служба безопасности вас не спасет.
        - Хорошо, я согласен, - охранник кивнул, голос у него был спокоен, словно они говорили не о жизни и смерти, а договаривались поутру идти на рыбалку.
        - Спокойной ночи, - Гуров прошел коридором, получил свои пистолеты, наручники и ключи и спустился по мраморным ступенькам в парк. В его квартире светились окна, сыщик знал, кто его ждет, принимал судьбу покорно, как истинный христианин.
        Вера верой, а профессия профессией, - он распахнул дверь ногой и шагнул в сторону.
        - Здесь Гранин. Если не считать только початой бутылки коньяка, то я один.
        Гуров вошел, оглянулся, пожал полковнику руку, упал на тахту.
        - Излагай короче, если я не высплюсь, то поутру залезу под трамвай. Начни с Николая. Когда, где, как? - Гуров закурил, откинулся на спинку и прикрыл глаза.
        - В пятнадцать, в его квартире, спящего, из пистолета того же калибра, - Гранин после обильного ужина успел окончательно протрезветь, продолжал пить кофе.
        - Никто и ничего, - утвердительно сказал Гуров.
        - Никто и ничего, - ответил Гранин.
        - Нормально. Что еще нового?
        Гранин рассказал об обеде-ужине в ресторане, о записи разговора между депутатами-оппозиционерами и Юсовым.
        - В принципе, пустая болтовня, за исключением того, что Бесковитый считает себя основным кандидатом.
        - Это важно, - пробормотал Гуров, стряхнул пепел и спросил: - Кто тебе сообщил о болезни сестры Николая и о том, что она выезжала лечиться за рубеж?
        Гэбист мгновенно понял - вопрос не свалился с потолка, сыщик получил дополнительную информацию.
        - Исполнителя не помню, все обычным путем: я заказал установку, через несколько часов получил ответ.
        - Лживый ответ. Сестра имеется, больна отнюдь не так тяжело, лечиться никогда не выезжала. - Гуров погасил сигарету, встал и с хрустом потянулся. - До чего же хреново у вас работают, Сергеич, даже смешно.
        - У нас так же, как и у вас, разные люди, и они по-разному работают.
        - Не заводись, против тебя лично я ничего не имею.
        - Спасибо. Что у тебя?
        - Дела уголовные, к политике отношения не имеют, пытались добыть информацию о Профессоре, пока без результата.
        - Ты установил технику у Сабурина?
        - Зачем тебе? Дело незаконное, не знаешь - не отвечаешь. Разбегаемся, давай спать.
        - Темнишь, сыщик!
        - Есть немного, - признался Гуров. - Обещаю, если у меня появится что-нибудь серьезное, ты узнаешь об этом первым.
        Оперативники распрощались, Гуров запер за гэбистом дверь, проверил все окна, сунул под подушку «вальтер» и мгновенно заснул.
        Уже в восемь утра Гуров находился в кабинете МУРа, прослушивал запись звонков. Их было пять, у всех информаторов были нелады с русским языком. После многократного прослушивания, расшифровки искалеченных и недоговоренных слов, перевода их на русский получилось следующее: около сорока, среднего роста, плотный, полноватый, светлый, блондин или рыжий, лохматый, грязный, любит кошек, живет за мостом… Надо понимать, в Замоскворечье.
        Все было понятно, кроме - грязный. Гуров перемотал пленку, включил автоответчик.
        Фрол Осипов, которого назвал арестованный Савиков, жил в одном из переулков старого Арбата, в трехэтажном доме, вдвоем с сожительницей занимал комнату в трехкомнатной квартире. Соседи больше года как переехали, желающих поселиться в освободившихся хоромах не нашлось, так что практически супруги владели отдельной квартирой. Оперативникам повезло: черный ход отсутствовал, и Крячко со Светловым поставили свои машины в переулке, один приткнулся к забору новостройки, другой встал между двух иномарок. При современной аппаратуре, которой обладали оперативники, прослушивать квартиру на втором этаже было делом пустяковым.
        Ночь прошла муторно, тоскливо, оперативники изредка переговаривались, в основном определяя, кто час подремлет, а кто бдит.
        В девять утра, когда переулок давно проснулся, люди побежали на работу, по магазинам, в общем, начали жить, Крячко увидел Гурова, который прошел мимо, жестом приглашая следовать за собой.
        Они присели на скамейке крохотного сквера. Не ожидая вопроса, Крячко сказал:
        - Пока пусто, пьяная матерщина, звонков не было.
        - Терпи, Станислав, понимаю, что не дело такого аса столь бездарно использовать, - ответил Гуров, - но сам понимаешь… Машину у тебя забираю, моя слишком известна. Через час Савикова выпустят на волю, они должны зашебуршиться.
        - Лев Иванович, не нравится мне наше занятие, и не потому, что тоска зеленая, - сказал Крячко. - Фрол барыга и алкаш, не могут его в серьезном деле использовать.
        - У каждого человека не одно лицо, даже не два, терпи. Командиру, Профессору или Академику совершенно необходимо переговорить с Савиковым, проверить его, узнать, что мы знаем. Конечно, сам он на связь с Савиковым не пойдет, но человека пришлет обязательно. И первый контакт с Савиковым установит именно Фрол Осипов, потом передаст в другие руки. Именно эти руки нам и нужны. Так что, как только передача состоится, Осипова бросай, переключайся на третье лицо.
        - Да, понимаю, - тоскливо протянул Крячко, - главное, было бы на кого переключиться.
        - У тебя есть другие предложения?
        - Держи. - Крячко передал Гурову ключи от машины. - Будут новости, сразу звони нам в машину, что-то у меня за Бориса душа болит. Следовало парню тут болтаться, а по адресам мне идти.
        - Что душа болит, хорошо, значит, она живая. А глупости говорить начальнику отдела МУРа не к лицу. Удачи, и я тоже жду вашего звонка.
        - Удачи, удачи, - Крячко проводил взглядом статную фигуру полковника и вразвалочку, шмурыгая, так ходят люди, еще не опохмелившиеся, направился к машине Светлова.
        Крячко отлично понимал Гурова, для выполнения задания, порученного Вакурову, нужен парень, зрелый мужчина не годится, однако знать и чувствовать - вещи разные. Нехорошо было на душе подполковника, он ощущал себя человеком, спрятавшимся за бруствер и пославшим приятеля в простреливаемую зону.

* * *
        Борис Вакуров пребывал в отличном, бесшабашном настроении, он не учился актерскому мастерству, но оперативником был уже опытным и знал: если ты кого-нибудь изображаешь, следует начинать со своего нутра. Проверяемые были примерно его возраста. Крячко посоветовал, и Борис с начальником согласился, что самая хорошая легенда - разыгрывать человека, вернувшегося после многолетнего отсутствия и заскочившего к приятелю, с которым последний раз виделся лет семь-восемь назад. И вот оказался рядом с домом, вспомнил детство и решил заглянуть.
        Значит, геолог или что-то вроде того, здесь можно подпустить тумана, бесшабашный парень, ошарашенный Москвой, вчера с трапа самолета, при деньгах, без всяких планов и забот.
        Борис оделся фирменно - затертый джинсовый костюм, ношеные кеды, зато рубашка свежая, в кармане фляжка коньяка, он даже затянул для запаха. Помахивая ключами от «Жигулей», Вакуров около полудня взбежал на второй этаж солидного дома, расположенного на Ленинградском проспекте. Это был второй адрес, в первой квартире Борис помог выкупать трехлетнего, очень серьезного пацана, сбегал для супруги проверяемого за хлебом, потом пил с неряшливо одетой, но уже накрашенной женщиной кофе и трепался за жизнь. Хозяйка оказалась натурой противоречивой. С одной стороны, она считала супруга мерзавцем и проходимцем, который бросил ее с ребенком, появляется в доме раз в неделю, а то и в две, словно командировочный, а она губит свою молодость и красоту. По данному вопросу у Бориса было собственное мнение. С одной стороны, мужик никчемный, с другой - работает у самого спикера, и женщина не забывала этого и не давала забывать другим.
        Борис потрепался про тайгу, которую видел только в кино, выслушал сплетни о жизни спикера, которого хозяйка видела тоже только на экране телевизора. На крючки, заброшенные оперативником, о том, какой искусный стрелок ее муж, хозяйка никак не реагировала, и Борис, принося извинения за беспокойство и обещая звонить, ретировался.
        Дверь была обита красивым кожзаменителем, в центре имелся глазок, что свидетельствовало о разумной осторожности хозяев. Борис прорепетировал несколько улыбок, позвонил спокойно, ненавязчиво, но и не боязливо тренькнул. За дверью послышались шаги, женский голос спросил:
        - Вам кого?
        Главное суметь войти в квартиру, если не сумею, сыщики не простят, подумал Вакуров и смущенно улыбнулся:
        - Здравствуйте, Виктория Александровна, я давнишний приятель вашего сына, Борис Вакуров. Вы меня, конечно, не помните, прошло столько лет…
        - А Гарика нет дома. Он работает за городом, бывает редко.
        - Какая обида! Я шесть лет не был в Москве, шел мимо и вспомнил, решил заглянуть. Ностальгия по ушедшей молодости. - Борис вновь улыбнулся. - Как Гарик, институт закончил? - Он чувствовал, что его внимательно разглядывают, провел руками по волосам, демонстрируя, что не держит никакого оружия или другого предмета. - Значит, за городом работает… Помнится, мечтал за границу…
        Борис сделал верный ход, - какой матери не хочется поговорить о сыне, тем более когда его карьерой можно гордиться. Щелкнул замок, скрипнула задвижка, и дверь приоткрылась.
        Оперативник не дотронулся до ручки, осторожную женщину можно испугать, а дверь окажется на цепочке. И он угадал, женщина смотрела оценивающе, дверь не открывала, тогда оперативник пошел ва-банк.
        - Извините за беспокойство и навязчивость. - Он поклонился. - Привет Гарику, если он помнит меня. - И шагнул к лестнице.
        - Да зайдите же! - сказала женщина таким тоном, словно уговаривала зайти в квартиру, а он отказывался.
        В отличие от молодой мамаши, Виктория Александровна была одета аккуратно, строго, не по-домашнему. Вакуров подумал, что, возможно, она собиралась уходить, но вскоре понял, что таковы манеры и привычки хозяйки дома.
        Минут пятнадцать разговор никак не вязался, хозяйка держалась скованно, отвечала односложно. Вакуров начал было повторять свои байки о тайге, быстро понял, что женщину они совершенно не интересуют. Ясно, ей хотелось поговорить о сыне. Борис такой разговор начинать боялся, так как обладал лишь сведениями, когда и где дражайший сынок родился, что имеет незаконченное высшее образование, холост…
        - Боря… Вы не возражаете, если я буду звать вас по имени?
        - Что вы, сочту за честь, - Вакуров церемонно поклонился, увидел, что попал в цвет, и определил свою дальнейшую линию поведения.
        - Боря, вы не учились с сыном в школе, я не помню вас среди его товарищей по институту. Простите, когда и где вы с сыном познакомились?
        - Давным-давно, точно не скажу. - Вакуров махнул рукой. - Мы познакомились в тире…
        На лицо женщины легла тень, оперативник понял, что попал и с темы надо быстренько соскакивать.
        - Простите, Виктория Александровна, вы коренная москвичка?
        - Естественно, - она слабо улыбнулась, - разве это не видно?
        - Столь отчетливо видно, что я и спросил. Скажите, а чем коренные москвичи отличались от петербуржцев? Почему они, как я читал, поглядывали на нас свысока?
        - Интеллигенция ничем не отличалась. Извините, - хозяйка прошла на кухню, чиркнула спичкой, видимо, поставила чайник.
        Парень бывал в тире, и с ним связаны какие-то неприятности, подумал Вакуров, немного погодя надо вновь тронуть тему, проверить. Пользуясь отсутствием хозяйки, он оглядел комнату. Гостиная была обставлена добротной старой, даже старинной, мебелью: круглый стол, стулья с высокими спинками, массивный комод, диван тоже с высокой спинкой, на верхней полке выстроились слоники, стены чистые, обои современные, чувствуется, недавно наклеены, и телевизор - супер. Надо понимать, что обои и телевизор - подарки сына, остальное со старых времен.
        Хозяйка вернулась с подносом, на котором стояли кофейник и чашки голубоватого прозрачного фарфора и хрустальная вазочка с печеньем.
        - Живу я довольно одиноко, Гарик работает под Москвой, навещает редко, - женщина расставила посуду, разлила кофе. - Угощайтесь.
        - Благодарю, но право, не стоило беспокоиться, - учтиво, по-книжному ответил Вакуров, взял хрупкую чашечку осторожно.
        Оперативнику показалось, что, упомянув о работе сына, хозяйка пытливо взглянула на гостя. Она испугана, и это естественно, учитывая количество трупов в загородной резиденции, где работает ее парень, понял оперативник.
        - Если Гарик относительно недалеко обосновался, я бы к нему заскочил, но боюсь, не получится, мне завтра улетать, - сказал Вакуров.
        - И далеко?
        - Как все таежники, неоригинален, стремлюсь к теплому морю, Сочи.
        - Там неспокойно.
        - А где сейчас в России спокойно? В медвежьих углах, так они мне поднадоели, устал. Да я когда ваш дом увидел, Гарика вспомнил, решил заглянуть и старый долг вернуть. Хотя сегодня те деньги просто смешными кажутся. Сто рублей! Какая у нас инфляция? Процентов тысяча, наверное?
        - В долг брали? - поинтересовалась хозяйка.
        - Нет, соревнование проиграл. Стреляли мы с ним из пистолета. Он мне фору, естественно, давал. - Вакуров говорил задумчиво, словно вспоминая, и с интересом разглядывал чашечку с кофе. - Но он все равно выиграл. Классный стрелок был, помню, тренер его в сборную пригласил…
        - Извините, - перебила хозяйка, - мне больно вспоминать увлечение сына. Вы же знаете, чем это кончилось.
        - Чем кончилось? - Вакуров поставил чашку, взглянул удивленно: - Понятия не имею, видимо, я уже уехал. Какое-то несчастье произошло?
        - Не будем об этом, - Виктория Александровна махнула тонкой рукой. - Моего мальчика, такого светлого… обвинили в убийстве. - Она смешалась и торопливо закончила: - Следствие, пришлось уйти из института… Кошмар!

* * *
        Семен Вульфович Бесковитый в Доме журналистов встречался с пишущей и говорящей братией. Рядом с героем сидели Сергей Сабурин и еще двое красно-коричневой ориентации, у одного руку чуть выше локтя обхватывала повязка со свастикой.
        Бесковитый был со вкусом одет и непривычно сдержан, даже лаконичен. Взбудораженные журналисты, среди которых тоже были и левые, и центристы, и правые, красные, коричневые, даже серо-буро-малиновые, поначалу активно щелкали фотоаппаратами, тянули вверх микрофоны, снимали на видео, через минут тридцать разочарованно поутихли. Журналисты ждали этой пресс-конференции, одни рвались потерзать новоявленного фюрера вопросами, другие собирались поднять его как знамя, третьи пришли просто ради развлечения.
        И на тебе - лидера-крикуна, кандидата в президенты, который прикрывает наготу фиговым листочком, словно подменили. На трибуну поднялся человек, похожий на прежнего только лицом. Одежда, манера держаться, жестикуляция, голос, главное, конечно, суть выступления, - ответы на вопросы были не ответами сумасшедшего авантюриста, а спокойного, разумного человека. Он никого не клеймил, ничего экстравагантного не обещал, казалось, не он кричал вчера с трибуны парламента, грохотал гусеницами танков и грозил перстом.
        «Профессиональная армия, способная защитить Россию в се сегодняшних границах. Военнослужащим - достойную зарплату. В России нет малых народов, как в семье нет нелюбимых сыновей и дочерей, - всем равные права. Парламент должен избираться, заниматься лишь законотворчеством и не присваивать себе функций исполнительной власти. Журналисты свободны и подчинены лишь закону, потому должны быть ответственны в своих выступлениях как письменных, так и устных…»
        Гуров еще несколько дней назад позвонил знакомому журналисту и попросил приглашение на встречу с Бесковитым. Сыщик сидел в дальнем углу и, - наверное, единственный из присутствующих - ничему не удивлялся. В принципе, все происходит, как и должно происходить, рассуждал он. Если некие силы делают ставку на человека, то не станут тратить время и деньги впустую, позаботились, чтобы их лошадка выглядела достойно, бежала, соблюдая правила, слушалась наездника беспрекословно.
        Когда пресс-конференция закончилась, нашлись сумасшедшие, которые попросили у Бесковитого автограф. Подошел к нему и Гуров, некоторое время наблюдал за происходящим, затем достал из кармана блокнот и дорогую авторучку, протянул депутату:
        - Черкните несколько слов единомышленникам.
        Бесковитый по инерции взял блокнот, начертал несколько слов, витиевато расписался, авторучку хотел вернуть «поклоннику», но сыщик взял только блокнот и, отступив за чью-то спину, сказал:
        - Ручку оставьте на память, Семен Вульфович, - и затерялся в толпе.
        Бесковитого дергали за рукав, подсовывали фотографии, он взглянул на ручку, хмыкнул, расписался. Когда он пробился к дверям, сунув в карман полученный в подарок миниатюрный магнитофон, Гуров удовлетворенно кивнул и направился к своему приятелю, бравшему интервью у Сергея Сабурина, который, ошарашенный выступлением шефа больше, чем кто-либо иной, говорил рассеянно, оглядывался, вел себя нервозно. Гуров, держа газету с кроссвордом, подошел, взял Сабурина под локоть, словно старого знакомого, быстро заговорил:
        - Привет, коллеги, подскажите, интеллектуалы: домашнее животное из трех букв?
        - Кот, - мгновенно ответил приятель, предупрежденный о вопросе заранее.
        - Верно! - Гуров хлопнул себя газетой по лбу, продолжая крепко держать Сабурина, сказал: - Мы привыкли к слову «кошка». Кстати, у меня есть знакомый, такой чудак, обожает кошек! Маньяк, да и только! - Гуров взглянул Сабурину в лицо и, словно только узнав, смущенно улыбнулся: - Господин Сабурин! Извините, не узнал, думал кто-то из своих… - Сыщик смотрел вслед спешащему к дверям депутату.
        - Ну интриган! Сумел кого заловить? - рассмеялся приятель. - И что за чушь нес?
        - Нести чушь - привилегия гения, - парировал Гуров. - Заловить не заловил, а на след встал прочно.
        Когда сыщик держал Сабурина под руку, почувствовал, как тот вздрогнул, а когда, заглянув в глаза, увидел в них страх и смятение, понял, что попал.
        - В одном случае я промахнулся и вышел к Херсону. Сегодня я шарил наугад, вслепую, но ухватил, что искал. - Гуров улыбнулся недоумевающему журналисту: - Спасибо, приятель, ты с меня имеешь, звони.
        Гуров сел в «жигули», завел мотор, но не двинулся с места, раздумывая, как можно использовать знакомство Сабурина с любителем кошек.

* * *
        Юсов ждал звонка неизвестного, готовился к переговорам. Когда рано утром позвонили в дверь, он, не проспавшийся после вчерашнего, накинул халат, посмотрел в глазок, увидел незнакомого мужчину и недовольно спросил:
        - Вам кого?
        - Вас, Петр Саввич, - ответил незнакомец и улыбнулся. - Меня, с вашей легкой руки, зовут Козел.
        Юсов облизнул и без того пересохшие губы, приоткрыл дверь:
        - Здравствуйте, проходите.
        - Здравствуйте, - мужчина среднего возраста, плотного телосложения, одетый номенклатурно, как одевались партийные функционеры во времена застоя, сверкнул золотым зубом и прошел в комнату. - Не ожидали? - Он взглянул на Юсова оценивающе, усмехнулся: - Опохмелись, нам нужно, чтобы ты находился в рабочем состоянии.
        - Тогда я с твоего разрешения и переоденусь.
        - Валяй, - гость кивнул, взял с журнального столика газету и развалился в кресле.
        Давний знакомый Гурова, некогда служивший на Петровке, позже в ЦК, сегодня сотрудник аппарата президента Виктор Юрьевич Совков нервничал, потому держался излишне развязно. Он прекрасно понимал, что от того, как он справится с порученным заданием, зависит его судьба. Когда говорят, мол, твоя судьба в твоих руках, то где-то подспудно имеют в виду, что человеку повезло и он ни от кого не зависит. Совков всю жизнь получал указания сверху и отправлял их вниз, ничего и никогда не решал. Среди заговорщиков он тоже оказался по указанию начальства…
        Его передали из рук в руки, словно неодушевленный предмет, присовокупив:
        - Надежен, прекрасный исполнитель.
        Неожиданно Совков получил самостоятельное задание, он не мог спустить его по инстанции, обязан был выполнить сам, главное, отвечать за результат. Сейчас он сидел в квартире Юсова на диване, ждал, пока хозяин приведет себя в порядок, листал журнал, слепо смотрел на грудастых красоток, мандражировал и напускал на себя небрежный, уверенный вид.
        Чисто выбритый, с влажными после душа волосами, опохмелившись, Юсов принес гостю кофе, поставил на столик бутылку виски, сказал:
        - Рад, что вы пришли, извините, что грубил по телефону, не разобрался в ситуации.
        - Случается. - Совков кофе взял, от спиртного отказался.
        - Мы раньше встречались? - хозяин налил себе виски, взглянул испытующе.
        - Служили в одни годы на Петровке.
        - Мир тесен, - Юсов выпил, - у меня отличная память на голоса, это не вы звонили…
        - Не имеет значения! Вы будете выполнять наши… просьбы! - Как большинство не уверенных в себе людей, Совков разговаривал грубо.
        Но Юсов был тоже трусоват, и хамский тон гостя на хозяина подействовал. Тем более что последним убийством он был напуган до предела.
        - Я же не отказываюсь, - он вновь плеснул в стакан виски. - Я только не могу понять, кто вы и своей роли в вашей игре.
        - Прекратите пить! - заметив страх и неуверенный голос хозяина, Совков повысил тон. - Мы патриоты России, надеемся, что вы тоже патриот. Если мы ошиблись, положение легко исправить известным вам методом.
        - Хорошо, хорошо, говорите, что я должен сделать, - Юсов отодвинул стакан.
        - Бесковитый сегодня встречается с журналистами. Мы хотим, чтобы он сменил окраску, выглядел солидно.
        - Вульфович - человек неуправляемый, я не пользуюсь достаточным влиянием.
        - Глупости! Каждый человек управляем. - Совков достал из кармана сложенную вчетверо бумагу, протянул хозяину: - Вот его основные тезисы. Поезжайте к нему, передайте.
        Юсов прочитал полстраницы текста, часто заморгал, прочитал вторично, даже шевелил губами.
        - Да он никогда…
        - Скажет, скажет! - перебил Совков, сверкнув золотым зубом. - Принципов у него нет, а мужик он умный, хитрый и рвется к власти. Мы возьмем его под руки, доведем до трона, взойти на него он должен с этой программой, а дальше… Дальше жизнь покажет! - Совков расхохотался и выпил виски хозяина. - Передайте ему наше предложение. Если он на встрече с писаками станет вести себя разумно, то сегодня же встретится с большим человеком и обсудит ход предвыборной кампании.
        - А если нет? - еле выговорил Юсов.
        - Если нет, то - нет! И для него, и для тебя! - Совков поднялся, взял со стола журнал и спросил: - Чего это девки у тебя такие худые? Смотреть тошно! - Он бросил журнал на место, пошел к дверям, на пороге обернулся: - Я буду в Доме журналистов, от вас зависит, куда вы оттуда поедете.
        Парадокс жизни заключается в том, что порой трус и дурак добивается результата быстрее, чем человек умный и мужественный. Конечно, такое случается лишь в том случае, если он имеет дело с представителем своего племени.
        Борис Вакуров как мальчишка скатился со второго этажа по перилам. Стрелок выявлен! Конечно, с наводки полковника, но конкретный результат получил Борис Вакуров. Классный он опер, Борька Вакуров!
        Он уселся в «Жигули», включил рацию, вызвал полковника.
        - Вас слушают, - немедленно отозвался Гуров.
        - Говорит самый молодой, - Вакуров вспомнил предупреждение Гурова не болтать лишнего, так как рация сегодня у каждого любопытного.
        - Слушаю тебя, парень.
        - «Он шел на Одессу» - хорошая песня, очень хорошая.
        - Молодец. Поезжай немедленно домой, смотри под ноги.
        Вакуров положил трубку, взглянул в зеркало заднего вида, однако опоздал, - замызганный «москвич», стоявший позади, уже выехал на Ленинградку и медленно катился правым рядом. Вакуров лихо его обогнал, свернул в первый переулок направо. Даже самый опытный сыщик не всегда обращает внимание на машины, которые он обгоняет. Он проезжал мимо выстроившихся вдоль тротуара коммерческих палаток, когда шедший сзади «москвич» обогнал «Жигули», встал поперек, из машины выскочили двое, один полоснул из автомата по палатке. Оперативник инстинктивно схватился за пистолет, открыл дверцу, выпрыгнул, успел подумать, что не имеет права вмешиваться… Если убьют, полковник ничего не узнает, оперативник хотел сесть за руль, когда сзади к нему подошел мужчина, который выскочил из «москвича» на повороте. Он выстрелил Вакурову под лопатку, втолкнул труп в «жигули», вскочил в «москвич».
        Немногочисленные свидетели, которых позже удалось разыскать, заикаясь, рассказывали о нападении на палатку, как был убит водитель «Жигулей», никто не видел.
        Глава двенадцатая
        «Он шел на Одессу…»
        (Продолжение)
        Юрий Савиков брел по Столешникову переулку, сосредоточенно смотрел под ноги, словно боялся споткнуться или потерял чего и пытался найти. С одной стороны, он радовался свободе, все не верилось в нее, будто снилось. С другой стороны, надо звонить Фролу, встречаться, а боязно. Человек, взятый МУРом и выпущенный, если не окончательно конченый, то и не абсолютно живой, а так, серединка на половинку. Он шел и шел, автоматы изредка попадались, но такой, чтобы имел все составляющие атрибуты, как-то: трубку, неразбитый диск, чтобы тот крутился и чтобы гудок был, - такой телефон-автомат удалось обнаружить лишь на улице Герцена.
        - Алло, - почти сразу отозвался Фрол.
        - Фрол, это я, топаю к тебе своими ногами и без хвоста, - тяжело выговорил Юрий Савиков.
        - Точно без хвоста?
        - Хоть и херово себя чувствую, но головой здоровый.
        - Подходи в нашу пивную, жду.

* * *
        Светлов и Крячко еще не знали об убийстве Вакурова, сердце у оперативников не болело, они подыхали от скуки. Наивные, они считали, что страшнее бесконечного ожидания ничего нет на всем белом свете. Когда они услышали этот разговор, то радовались, как радуются дети билету в цирк или женщина модной тряпке.
        Фрол выбрался на улицу минут через десять. Маленький, кряжистый, лысый, с кривой ногой, Фрол Осипов собрал в себе все мыслимые приметы, не узнать его было при всем желании невозможно. Когда Фрол вошел в пивную, Крячко сказал:
        - Пойдешь, естественно, ты, Василий, - он ухмыльнулся. - У тебя и возраст подходящий, и физиономия сохранила поселковую непосредственность.
        - Обидеть пожилого человека просто, - Светлов с удовольствием выбрался из машины, потянулся, хрустнул затекшими суставами.
        Старый оперативник прошелся по тротуару, подождал, пока трое мужичков, явно аборигенов, не подойдут к заветным дверям, и вошел вместе с компанией.
        Зал был небольшой, уютный, что интересно, чистый, шесть высоких столов, стулья отсутствовали, посетителям предлагали особенно не задерживаться. Правда, в углу невысокий мужичок в затрапезном костюмчике положил локти на стол, устроился и подремывал над недопитой кружкой пива.
        Светлов в компании троих аборигенов подошел к стойке, взял кружку пива и тарелочку черных сухарей, тронул соседа за рукав, приоткрыл полу пиджака, показывая горлышко поллитровки, спросил:
        - Не войдешь в долю? Мне одному много, да и с деньгами хреново.
        Мужчина пошептался с приятелями, кивнул оперативнику, пригласил к столу:
        - Что у тебя и сколько просишь?
        - «Пшеничная», по стольнику с рыла, - ответил Светлов, взглянул безразлично на Фрола Осипова, который потягивал пиво, стоя в одиночестве.
        Сделка была ратифицирована мгновенно, на столе появились стаканы, водку разлили сразу и с точностью до грамма. Светлов встал к Фролу боком, - если чуть наклониться, то сосед оперативника закрывал, выпрямляешься, получаешь полный обзор.
        - Ну, будем здоровы, мужики, - сказал самый молодой, но явно лидер, - споловиним.
        Дружки согласно кивнули, сделали по мерному глотку, присосались к кружкам, молчали, ждали, когда достанет.
        В пивную бесшумно вошел Савиков, взял кружку пива, пристроился рядом с Фролом.
        - Здорово, Юрок, с освобожденьицем, - просипел Фрол, вынул из кармана бутылку, плеснул в кружку приятеля.
        - Спасибочки, Фрол. - Савиков выпил в один прием, отер губы ладонью.
        Неожиданно к столу пристроился Сеня-посредник, который «дремал» в углу, сейчас «протрезвел», смотрел на Савикова цепко.
        - Чего так быстро выскочил? - спросил он, не здороваясь, не представляясь. - Или контора больше мышей не ловит?
        Савиков вздрогнул, взглянул на Фрола.
        - Отвечай, Юрок, ты парнишка тертый, должен понимать, - просипел Фрол.
        - Я понимаю, - тихо, но вызывающе сказал Савиков. - Вы меня в зубы черту сунули, теперь недовольны, что он меня выплюнул. С тебя, Фрол, должок причитается, пока не вернешь, разговаривать не буду, а с этим хмырем я баланду не хлебал и толковать вообще не стану.
        Савиков точно следовал инструкциям, полученным от Гурова, и удивлялся, что страх, который холодил всю дорогу после выхода с Петровки, сейчас прошел. И Фрол, и подошедший, судя по всему из начальников, буравивший взглядом, - мелкие сявки против Гурова, да и против его помощника. Сыскари, чувствуется сразу, - мужики литые, не выставляются, силу свою знают.
        - Я ссучившемуся, окромя пера в бок, век ничего не должен, - просипел Фрол.
        Сеня, верный помощник Геннадия Артуровича Бланка, тронул Фрола за руку, кивнул на кружку Савикова, мол, налей человеку, и миролюбиво сказал:
        - Давай без нервов, приятель. Человек с того света вернулся, его понять можно. - Он повернулся к Савикову: - И ты не гоношись. Как здоровье полковника? Как тебя взяли, мы видели, а почему выпустили, неясно. Согласен?
        - Гурова видел единожды, здоров, привета не передавал. Ко мне интереса не имел, машиной поинтересовался и отстал.
        - А что же перышко, что тебе Фрол передал, менты не нашли?
        Савиков помнил, как чуть не час Гуров ему втолковывал, что ответить на этот вопрос.
        - Как не нашли? - он спокойно пожал плечами. - Нашли, конечно, меня же муровцы брали, а не фрайера. Я должок желаю получить.
        Сеня достал конверт, сунул Савикову в карман.
        - Так что же, жало изъяли и спокойно вернули?
        - Что отняли, то и отдали, - Савиков усмехнулся, из нагрудного кармана пиджака достал ручку, положил на стол.
        - Странно, - Сеня пальцем покатал ручку, увидел - жало у нее раздроблено.
        - Я с мотором возился, - пояснил Савиков, - ко мне сначала молодой подошел, я было струхнул, но парень трепанулся, я отвалил. Затем бухарик объявился, посудой помахал и тоже отвалил. Честно сказать, я в тот момент не трехнулся, что уже горю. А когда бухарик вернулся, а с другой стороны, смотрю, молодой подплывает, все понял. Это, - он ткнул пальцем в ручку, - на аккумуляторе лежало. Я телом ее прикрыл, схватил и в аккумулятор воткнул. Менты не заметили, меня скрутили, штуковину подобрали…
        Когда дремавший в углу мужичок отлепился от своего стола и переместился к Фролу Осипову и Савикову, подполковник не обратил на него внимания. Решил, что Фрол пьяницу сейчас отошьет либо заберет Савикова и выйдет на улицу. Но когда между подошедшим и Савиковым завязался разговор, а Фрол помалкивал, оперативник насторожился. Неужели эта серая мышь и есть тот человек, который нам необходим? С одной стороны, похоже. У Фрола к освободившемуся есть вопросы, нечего ля-ля разводить, будто, кроме выпивки, другого дела нет. С другой стороны, когда оперативник следом за Фролом в пивную вошел, мышонок уже тут отдыхал. Звонить Фрол никуда не звонил, да и не мог человек Профессора так быстро здесь объявиться. Когда же Савиков ручку из кармана достал, сомнения отпали. Мышь оказалась волком, его следует «зарядить». Но как подойти? И почему посланец действует так нагло?
        Подполковник не знал, что Сеня хотя и живет по принципу «наглость - второе счастье», но человек крайне осторожный.
        Вчера он получил весточку из камеры, что, судя по всему, Савикова завтра из каземата выгонят. Сеня тут же встретился с Фролом, оперативники еще на нем не висели, обо всем договорился. Савикову назначить встречу в пивной и после звонка открыть форточку. В десять утра, раньше Савиков появиться никак не мог, Сеня прошелся мимо дома Фрола Осипова, ничего подозрительного не заметил, на «шестерку» оперативников, которая стояла среди других машин в стороне, не обратил внимания и обосновался на стройке, поглядывая на окна Фрола. Увидев, как форточка открылась, Сеня бросился со всех ног в пивную, благо располагалась она в двух кварталах. У пивной уже дежурил нанятый заранее «часовой», с которым Сеня работал не в первый раз и доверял парню полностью. Тем более что знать тот ничего не знал, работа у него была непыльная, а оплата царская. Человеку, дважды судимому, прошедшему суровую школу зоны, засечь появление ментов было дело плевое. Он получил описание Савикова, задача была проста: если освободившийся приволочет за собой хвост, «часовой» должен зайти в пивную.
        Савикова «часовой» узнал сразу, в переулке как раз не было ни души, не проехала машина, никто не появился, и в пивную уже минут десять никто не заходил. «Часовой» бдел, мечтая, как получит деньги, купит, нальет и почувствует себя человеком.
        Сеня выслушал освободившегося из каземата Савикова внимательно, задал несколько вопросов, остался доволен, полагая, что парень оказался шустрым, вешдок уничтожил вовремя, но ко всему прочему ему еще и повезло.
        Светлов прихлебывал пиво, нащупал в кармане «маячок», который следовало подложить послу Профессора, решал, как ловчее это исполнить, когда в пивную вошел Крячко. Он не оглядывался, прошел к стойке, заметил, что с Фролом и Савиковым стоит незнакомец, заметил напряженное лицо подполковника, все понял, купил пачку сигарет и, не оглядываясь, вышел.
        - Вы, люди, дружите и кончайте пить, - сказал Сеня строгим голосом. - Предстоит хорошая работа. - Он кивнул, направился к дверям.
        В тамбуре Сеня столкнулся с Крячко, который сунул ему под нос пачку сломанных сигарет, другой рукой прикрыл лицо и возмущенно заорал:
        - Чем торгуют? Грабят по-черному! - и ворвался в пивную.

* * *
        В просторном кабинете ресторана за накрытым столом сидели Бесковитый, Юсов и мужчина лет шестидесяти, который без тени улыбки представился Иваном Ивановичем Ивановым. Никто из присутствующих не ел, не пил, даже не курил, официанты в кабинет не заглядывали, а стоявшие за дверными портьерами охранники, не скрываясь, застыв в монументальных позах, упирались ладонями в короткоствольные автоматы.
        Юсов сидел, потупив глаза, молчал, что было совсем не сложно, так как за время встречи «высоких договаривающихся сторон» к нему ни разу не обратились.
        - Семен Вульфович, мы считаем вас человеком подходящим, а иначе бы и не встречались. - Иван Иванович говорил размеренно, тяжело, смотрел Бесковитому в лицо. - Я слышал ваше выступление перед прессой. Вы говорили хорошо, убедительно, мы вами довольны.
        - А я - нет! - Бесковитый взмахнул рукой, криво улыбнулся. - Сам удивляюсь, как дал себя уговорить. - Он покосился на Юсова. - Одно успокаивает, что сегодня политикам позволительно менять свою позицию по семь раз на дню. Мне интересно было взглянуть на человека, который считает себя некоронованным правителем России.
        - Вы популярны, если мы вас поддержим, вы можете стать президентом, - продолжал Иван Иванович, словно собеседник не возразил, а согласился. - Можно рядиться в белые одежды, разводить дипломатию, не говорить, только иметь в виду, рассчитывая на догадливость партнера. Я сторонник открытого текста, предпочитаю сразу и четко расставить все точки по местам.
        - Кто такой Семен Бесковитый, знает каждый грамотный россиянин, кто вы - никому не известно! - Бесковитый хотел ударить кулаком по столу, сдержался и шлепнул ладошкой нерешительно. - Я не желаю разговаривать в подобном тоне!
        - Для России ваша фамилия и отчество - крупный недостаток. - Иван Иванович походил на запрограммированного робота и не реагировал на посторонние шумы. - За вас могут проголосовать только от полной безысходности. Мы способны создать такую ситуацию, тем более что нынешние правителя нам активно помогают. Как говорил Иосиф Виссарионович, народ устал, пора кончать войну.
        Бесковитый схватил первую попавшуюся под руку бутылку, налил, расплескивая, выпил.
        - Я должен знать, кого вы представляете и кто за вами стоит!
        - Когда вы станете законно избранным президентом, вас ознакомят с составом правительства. Вы будете как королева Великобритании, то бишь царствовать, но не править. Это все! - Иван Иванович поднялся. - Ваше согласие мы должны получить не позже завтрашнего полудня. - Иванов вышел, автоматчики исчезли.
        - Ты куда меня привез? За кого они меня принимают? - закричал Бесковитый, впервые взглянул на Юсова, ответа не ждал, продолжал митинговать.
        Петр Саввич патрона не слушал, проклинал день, когда ввязался в большую политику. Все иметь и все разом потерять! Засранный гэкачепист! Этого шизофреника, может, и не тронут, а меня ликвидируют моментально.
        - Ты оглох? Я тебя спрашиваю! - Бесковитый выплеснул бокал водки в лицо Юсова.
        Тот достал платок, аккуратно утерся и, удивляясь спокойствию своего голоса, сказал:
        - Нет, Вульфович, фарш обратно не прокрутишь!

* * *
        Гуров свернул с Садового кольца на улицу Чехова, взглянул в зеркало, не сомневался, что преследующая его «волга» не отстанет, и не ошибся. Сыщик услышал мягкий зуммер телефона, быстро взял трубку.
        - Лев Иванович, убили Бориса, возвращайтесь в контору.
        - Боюсь, не получится, Станислав, - ответил Гуров. - Думаю, что меня преследуют убийцы Бориса. Мы должны взять их. Если я попытаюсь двинуться на Петровку, меня расстреляют в упор. Ты где находишься?
        - Въезжаю на Тверскую со стороны Белорусского.
        - Мы рядом, я на Чехова, сейчас сверну на Бульварное кольцо. Ты сверни на бульвары с Тверской, двигайся к Никитским воротам. За мной тянется светло-серая «волга» семьдесят семь - пятьдесят шесть. Когда свернешь на бульвары, позвони, мы определимся, кто из нас впереди. Ты должен пристроиться за «волгой», мы выведем ее на Минское шоссе, там разберемся. - Гуров положил трубку, но продолжал говорить вслух: - Борьку убили… Он так и не женился… Теперь и к лучшему.
        Сыщик заметил «волгу» около часа назад. Когда проезжал на желтый свет, увидел, что машина проехала следом, уже на красный. Гуров пригляделся к лихачу, свернул с Садового в сторону зоопарка, вновь увидел «волгу», понял, что приобрел хвост. Сначала сыщик решил, что это наружка, вскоре понял, что ошибся, уж больно грубо они работали. Он выехал на Беговую, «волга» прижималась сзади, затем рванулась, обошла слева, начала обгонять, опустилось заднее боковое стекло, мелькнул ствол автомата. Гуров выжал педаль газа, упал на сиденье, но выстрела не последовало, «волга» уперлась в шедший перед ней грузовик, лишившись возможности маневра. Он оторвался от преследователей на несколько машин и застрял в пробке. Как и обычно в экстремальной ситуации, вопросов было больше, чем ответов. Кто? Как уйти? Драться или пытаться захватить? Если захватывать, то нужна помощь. Он позвонил в машину Крячко, оперативники не ответили. Обращаться к дежурному по городу нельзя, - вышлют «цветные» машины с сиренами, начнется бой на поражение в центре города. Исключено.
        Он выбирал самые загруженные улицы, здесь они не могут стрелять, машины встанут, они окажутся в капкане. Сыщик положил «вальтер» на соседнее сиденье - на случай, если во время очередной пробки они высадят стрелка и он подойдет вплотную.
        Узнав, что Вакуров убит, сыщик ощутил озноб, теперь выбора нет, преследователей, кто бы они ни были, необходимо взять живыми. Но как? Очень соблазнительно выскочить на трассу и, используя стартовую скорость «Жигулей», слегка оторваться, приткнуться у поста ГАИ. И что? Усталые гаишники не готовы к бою, из «волги» полоснут из автомата, инспектора не успеют даже достать оружие.
        Гуров миновал Тверской бульвар, проехал Суворовский, остановился в очереди при выезде на Кутузовский, когда вновь зазвонил телефон.
        - Я миновал Никитские ворота, объект не вижу, - сказал Крячко.
        - Ты рядом, они впереди тебя на несколько машин, - ответил Гуров. - На Кутузовском они не рискнут, слишком много постов. У арки я сверну направо, там встану. Ты прижмись, дай им выстрелить, пусть проявят себя и развяжут нам руки.
        - Лева! - Крячко никогда не называл Гурова по имени. - Они на ходу разрежут тебя к чертовой матери и начнут уходить!
        - Это вряд ли, парень! Бей по скатам, если выскочат - только по ногам. Они убили Бориску и нужны живые. Конец связи и с богом!
        Гуров катился по Кутузовскому в общем потоке, перестраиваясь в правый ряд, перегнулся через сиденье, отпер правую дверь, подумал, что в кино каскадеры такой трюк, наверное, и за трюк не считают. Начал готовиться. Если выброшусь неудачно и ударюсь головой об асфальт… «Вальтер» во внутренний карман, в руке не удержать, а из внешнего кармана пистолет может выпасть. Сгруппироваться, поджать локти и колени…
        Он повернул. Как и предполагалось, на этом участке машин было мало, лучшего места для нападения не найти. Сыщик взглянул в зеркало на приближающуюся «волгу», поставил нейтральную передачу, перенес ноги направо, дернул ручной тормоз, одновременно открыл дверь и прыгнул, услышал удары пуль, звон стекла, выстрелы, ударился об асфальт и покатился. Видно, не все у сыщика получилось удачно. Ему казалось, что он вскочил мгновенно и выхватил «вальтер», но Гурову лишь показалось, что он столь быстр, на самом деле он поднимался довольно медленно, секунд пятнадцать, когда наконец выпрямился, ноги понесли его в сторону. К нему подбежал Светлов, схватил за плечи.
        - Ну? - спросил Гуров.
        - Как ты, Лев Иванович? - Светлов начал его ощупывать, в глаза не смотрел.
        - Неужто всех?
        - Один живой. Станислав перевязывает.
        Гуров захромал к уткнувшейся в столб «волге». Завыли милицейские сирены, - все-таки правительственная трасса. Гуров заглянул в «волгу», увидел запрокинутое огромное лицо Марата Власова, по кличке Челюсть, сплюнул кровью:
        - И из-за такого дерьма столько шума!
        Из визжащих тормозами машин выскакивали люди, Гуров сунул пистолет в карман и поднял руки.

* * *
        Оперативники вернулись в МУР, заверив коллег, что сейчас же отпишут рапорта, но писать ничего не стали, сидели молча, наконец Гуров лизнул рассеченную губу и сказал:
        - Станислав, что произошло?
        - Я позвонил дежурному просто так, узнал, пытался соединиться с тобой… Мы с Василием рванули на место. Автоматная очередь по ларьку, Бориса застрелили в упор, из пистолета… Под левую лопатку… Умер мгновенно…
        - В котором часу? - спросил Гуров, поймав себя на мысли, что очень хочет услышать, что Борис нарушил приказ и задержался.
        Крячко взглянул на Гурова, все понял, ответил чуть слышно:
        - В четырнадцать пятьдесят. Ты, господин полковник, великий сыщик, но не ЭВМ. Ты не виноват.
        - Станислав, ты тоже сыщик, а не божий помазанник, не тебе отпускать грехи…
        - Хватит! - неожиданно крикнул Светлов и ударил кулаком по столу. - Пацаны! Я не посмотрю, что вы меня главнее.
        - Ладно, Василий Иванович, - Крячко криво улыбнулся, - засунь шашку в ножны. Давай расскажем, как мы с тобой жидко обосрались.
        - Ты главный, ты и рассказывай.
        Крячко докладывал сухо, коротко, будто рассказывал старый, всем хорошо известный анекдот.
        - Определили… Я сунул ему в карман «маяк»… Мы его повели. Мужичонка опытный, хитрый, если бы не «маяк», то потеряли бы… Около часа мотался по городу, снова проверялся… Пришел по адресу… Выждали, Светлов зашел в подъезд… А посланец лежит… в горле дыра… Подъезд сквозной, через двор выход на другую улицу. Все, командир, был кончик, нам его обрубили. Значит, мы не оперативники и засветились.
        Гуров молчал, в одно ухо у него был вставлен наушник от магнитофона, который записывал полученную информацию, переданную за день по телефону. Когда Крячко закончил, Гуров через силу улыбнулся:
        - Вы отличные сыщики, вы не засветились. Его убили по другому делу. - Он указал на магнитофон: - С записью надо поработать, но и так ясно: меня предупреждают, что человек, похожий по приметам на вашего клиента, рыскает среди людей, пытается найти Челюсть. «Авторитеты» полагали, что это мой человек, просят его убрать, иначе человека убьют.
        - Значит, свои порешили. - Светлов отличался простотой мышления.
        - Нет, они из разных групп. Судя по всему, убитый - человек Профессора, а убийцы - люди Челюсти, - сказал Гуров. - Да черт бы с ними. Не думал, что меня преследуют уголовники, прострелил бы колеса… - Сыщик умолк, задумался, морщился, как при сильной зубной боли.
        - Давай в санчасть заглянем, - предложил Крячко, - может, рентген…
        - Никакой аппарат не превратит дурака в умного, - огрызнулся Гуров. - Значит, Борис стрелка установил…
        - Но мы не знаем, - перебил Крячко.
        - Знаем, знаем, - Гуров явно думал о чем-то другом и неожиданно сказал: - Ну, берегись, депутат!
        Крячко решил, что раз Гуров сидит, то бегать по кабинету можно, и начал шагать от окна к двери и обратно.
        - Где теперь искать Профессора?
        - Это моя головная боль! - Гуров резко поднялся. - Отдыхайте, завтра в десять утра собираемся у Орлова. Завтра - финал!

* * *
        Сергей Сабурин, облаченный в атласный халат, туго перехваченный широким поясом, был элегантен. Белоснежный воротничок резко контрастировал с черной ухоженной бородкой, бледное лицо, гневные голубые глаза, - в общем, киногерой. Выдавали сущность депутата только руки. Они суетились, не могли найти свое место - то хватались за пояс, то оттягивали карманы, тут же выныривали и начинали оглаживать атласный шалевый воротник халата.
        Гуров сидел в роскошном кресле, вытянув ноги, казалось, хозяина не слушал, с любопытством оглядывал модерново обставленную комнату, часто задерживая взгляд на плотно закрытой двери, ведущей в соседнюю комнату.
        - Я не напуганный до смерти спикер и спуску вам не дам! - Сабурин старался не кричать, говорил уверенно и спокойно, получалось у него неплохо. - Я завтра же обращусь к вашему министру! Я поставлю в парламенте вопрос о беззаконии, которое творит сотрудник милиции. У вас нет никаких оснований… И депутатскую неприкосновенность пока не отменили… - Он начал выдыхаться.
        Ленивая, беззаботная поза сыщика, насмешливый взгляд Гурова давили на нервы, деморализовывали. В голове мельтешили, сбивая друг друга, сумасшедшие, страшные мысли… Он получил полномочия спикера… Мент пронюхал о моей связи с Бланком? Что делать? Звонить! Кому? Гэбэшник в соседней комнате, конечно, все слышит. Чью сторону он займет? Связаны эти поздние визиты друг с другом, или каждый явился сам по себе?
        - Сольный номер окончен? - поинтересовался Гуров. - Я бы на вашем месте не думал, как снять с милиционера погоны, позаботился о себе. Депутатский мандат как вручают, так и отбирают…
        - Вы ответите!
        - Каждому воздается за то, что он совершил. Лист бумаги есть и ручку найдете? Тогда садитесь и пишите. - Гуров встал, подошел к секретеру, отодвинул стул. - Фамилия, имя, отчество, адрес вашего приятеля…
        Сыщик не выпускал из поля зрения закрытую дверь, однако опоздал. Дверь распахнулась, на пороге стоял мужчина с пистолетом в руке, и по тому, как человек стоял, как держал пистолет, сыщик сразу определил профессионала.
        - Осторожно, двумя пальчиками, выньте сбою пушку и бросьте на ковер, иначе стреляю. - Голос у незнакомца тоже был подходящий. - Вы ворвались в квартиру, я защищал человека, члена ВС России. Ордена мне за ваш труп, полковник, не дадут, но и особо ругать не станут. Ну! Вы опытный человек, полковник, знаете, все, что я сказал, правда. Выполняйте!
        - Знаю, - Гуров выполнил приказ. «Вальтер» упал на ковер, после чего сыщик под внимательным дулом пистолета вынул из кармана сигареты.
        Он понимал - убивать его не собираются, иначе сделали бы это сразу, но операцию сорвали и выхода не оставили.
        - Я полковник милиции, а вы в каком звании? - Гуров разминал сигарету.
        - Привыкли задавать вопросы?
        - Привык, - Гуров вынул из бокового кармана пиджака «беретту».
        - Не двигаться! - рявкнул гэбист, и опустившийся было пистолет вновь мертво уперся в Гурова.
        Гуров рассмеялся и поднес «беретту» к кончику сигареты, как подносят зажигалку.
        - Не будьте мальчишкой, коллеги засмеют! - Он сделал вид, что собирается прикурить и, не снимая предохранителя, нажал на спуск. Никакого пламени, естественно, не выскочило. Гуров чертыхнулся: - Японцы, японцы!
        Сыщик понимал человеческую психологию, гэбист не хотел казаться смешным, а на расстоянии трех метров прикрытая рукой «беретта» казалась игрушкой.
        - Похож на настоящий, - мужчина опустил пистолет. Тогда Гуров опустил предохранитель и выстрелил гэбисту в лицо. Сильный паралитический газ ударил гэбиста по голове как обухом.
        - Как? - сорвавшимся голосом прошептал Сабурин. Гуров подошел к гэбисту, подцепил ботинком валявшийся на ковре пистолет, зашвырнул его в дальний угол, затем поднял свой «вальтер», водворил на место.
        - Я не представился, он не представился, сплошное безобразие. - Гуров повернулся к Сабурину: - Я вам что велел? Садитесь, пишите.
        Хозяин вдавился в кресло, не двигался - то ли выражал протест, то ли страх парализовал.
        - Сережа, я знаю о твоем приятеле, рыжеволосом любителе кошек, достаточно и обязательно его найду, - пусть не задушевно, но вполне по-человечески сказал сыщик. - Дело техники и времени, которого у нас с тобой в обрез. Три трупа в резиденции я стерпел, но сегодня застрелили моего друга. Я могу быть очень грубым, Сережа! Кроме того, потом, когда тебя подлечат, я привяжу тебе прямое соучастие. И ты, Сергей, лишишься не только мандата, но и свободы. Тобой интересуются различные спецслужбы. - Он кивнул на оживающее тело. - Лучше иметь сильного союзника, чем личного врага. Садись и пиши.

* * *
        Орлов сверкал генеральскими погонами, недовольно поглядывал на собравшихся в его кабинете оперативников и полковника службы безопасности Гранина.
        - Ну, что нового? - с некоторой тоской спросил Орлов. - Толчемся на месте, шарим наугад?
        Генерал знал о гибели капитана Вакурова, знал все новости, так как Гуров явился к нему домой в пять утра и они кофейничали на кухне больше часа, свели концы с концами и договорились о данной встрече. Но Орлов был старый, опытный сыскной волк и понимал - начинать должен старший группы, только он знает точно, когда и как начать атаку.
        Гуров согласно кивнул, довольно скучным голосом, словно сообщал, мол, всех дел не переделаешь, пора и отдохнуть, сказал:
        - В принципе, господин генерал, мы закончили. Ну, доводить и подчищать еще до… и больше, однако боевое ядро мы выявили, остальное рутина.
        - А Бориска не дожил, - вздохнул Светлов.
        - Когда стреляет свой, да еще в спину, не убережешься, - сказал Крячко, выглянул из кабинета в приемную, что-то шепнул секретарю, вернулся в кабинет и остался у двери.
        Орлов сосредоточенно катал по столу карандаш, выпятил нижнюю губу и сердито сопел.
        - Я что-то не понимаю. - Гранин взглянул на Гурова удивленно: - Кого-то взяли, я не в курсе?
        - Иван Сергеевич, - Гуров присел на подоконник, - я же вам дал слово - если будут новости, сообщу вам первому. Убийцу и организатора установили, а человека, который их охранял, задержали.
        - Поздравляю! Когда же вы успели? Сегодня ночью? - Гэбист улыбнулся, покачал головой: - Ну асы, нет слов! Рассказывай.
        - Задержка произошла по моей вине, туповат маленько. Когда в доме воруют, двери не ломают, в форточки не лазают, даже молодой опер не станет интересоваться, кто да когда в дом приходил. Опер-стригунок знает - ворует кто-то свой, из членов семьи. А я ломал эту дурацкую башку! - Сыщик для наглядности постучал по голове. - Кто да кто? И каким образом? Убивают в закрытой охраняемой зоне! Кто? Да свои же и убивают! Первый выстрел произвел профессионал, ежику ясно. Кто из окружающих спикера мастер по стрельбе? Я задал этот вопрос начальнику охраны Егорову и полковнику Авдееву. Говорю им: ваши коллеги, прежде чем принять человека на работу, десятки раз его перепроверили, на каждого личное дело завели. Кто стрельбой увлекался, проверьте. Они только руками разводят - нет такого, каждый проверен досконально. И я поверил, видно, умом двинулся. Тут же убивают Илью Егорова. Участником заговора он был или его втемную использовали, сейчас сказать не могу, следствие покажет. Тут у меня в голове немного прояснилось, я в полковника Авдеева уперся. Вижу, ломается человек прямо на глазах, не к месту о полиомиелите
заговорил. Тогда я вас, Иван Сергеевич, в этом кабинете кстати, попросил проверить, не болен ли кто из родственников Авдеева этой страшной болезнью. И вы мне сообщили, что верно, сестра больна, ездила за границу лечиться.
        - Все верно, - согласился Гранин. - Я установку заказал, она у меня имеется.
        - Не сомневаюсь, бумажка в наличии, только сестра Авдеева больна несерьезно и никуда лечиться не ездила. Но данный факт я слишком поздно установил. Авдеев раскаяние разыграл, пьянку изобразил, каяться начал, мол, позволил некоему меценату оплатить лечение любимой сестры и запутался. Я посочувствовал, признаюсь, частично поверил, уж больно натурально признание звучало. Очень интересно на вашу установку взглянуть, особенно интересно встретиться с ее исполнителем. Отвлекаюсь, это пусть прокуратура занимается. Ну, чтобы я особенно полковником Авдеевым не занимался, его, как и положено, убили. Работа, надо сказать, не столяра, не плотника даже, просто дровосека. У любого недоумка, даже у меня, в голове в конце концов проясняется. И тут я понял, что веду борьбу не с кем иным, как с вашей конторой, Иван Сергеевич, и вашей агентурой. И значит, ничему верить нельзя, надо обитателей фазенды проверять самостоятельно. Я выбрал из обслуживающего персонала трех человек и поручил их проверить. Если человек увлекается стрельбой, то близкие обязательно об этом должны знать.
        - Мне надо выйти на минуточку, - Гранин поднялся, взглянул на стоявшего у двери Крячко, возмутился: - Я задержан? На каком основании? Мне в туалет необходимо, пусть проводят.
        - Ты не только подонок, но еще и абсолютный кретин! - сорвался Орлов. - Ты выйдешь из моего кабинета только в наручниках! А если тебя от страха приперло, мочись в штаны, ты уже обосрался, можно валить до кучи!
        - Я буду жаловаться! - воскликнул Гранин.
        Услышать подобное от полковника службы безопасности было так смешно, что оперативники не выдержали. Гуров улыбнулся, Светлов хихикнул, а Крячко расхохотался во все горло.
        - Лева, твои байки никому не нужны, - Орлову надоело катать карандаш, и генерал его сломал. - Но мы понимаем, ты мучился, терпел, тебе необходимо высказаться, потому валяй, только покороче.
        - Ну спасибо, господин генерал, - ответил Гуров. Реплика Орлова тоже являлась домашней заготовкой. Рассказ Гурова был действительно не нужен, но с доказательствами дело обстояло неважно, гэбиста требовалось психологически дожать, Гуров этим и занимался.
        - Ты, полковник, понял, что я начну копать, я догадался о твоей сообразительности, но решил, раньше часов четырех ваш бюрократический механизм не сработает. Я ошибся, и Бориса Вакурова убили. Мы составили маршрут его передвижения по адресам и тут же определили, что парня убили после его встречи с матерью Эрика Класа, прислужника спикера и, уверен, вашего агента. Пять лет назад он застрелил человека, вы вытащили его из тюрьмы, завербовали. Когда профессор Имран Русланович Гораев поднялся по политической лестнице, вы внедрили своего агента в окружение спикера. Я его понял, он человек незлопамятный, душевный, узнает правду - сразу вас простит.
        Гранин побледнел, еле выговорил:
        - Если докажете.
        - А чего доказывать? Эрик Клас, которого матушка любовно Гариком зовет, мастер спорта по стрельбе из пистолета, факт установленный. Что несколько лет назад он убил человека, доказать несложно, стоит дело из архива поднять. Что ваша служба все скрыла и парня завербовали… Ладно, разберемся, дело техники. А когда мы парня арестуем, он боевую стойку займет и молчать станет… Сергеич, не прикидывайся дурее, чем ты есть на самом деле.
        - Я лично никакого Эрика Класа не знаю, и он меня лишь в резиденции спикера видел. - В голосе гэбиста слышалась уверенность.
        - Согласен. А Бланка Геннадия Артуровича ты знаешь? Знаешь… Ишь, глаза забегали. Думал, не доберусь я до него? Желаешь знать, кто мне назвал Бланка? Желаешь? - Гуров усмехнулся. - А я не скажу. - Гуров замолчал, прикурил сигарету и неожиданно сказал: - Может быть, прав был Иешуа, сказав, что один из главных человеческих пороков - трусость. Только я не Христос, мне тебя, полковник, не жалко.
        - Хватит проповедей, Бланка тебе назвал Сабурин. - Гэбист взглянул на Гурова вызывающе: - Ты забыл, что имеешь дело с профессионалом. А доказательств у тебя нет и не будет.
        - Да какой ты профессионал! - Гуров помахал рукой, разгоняя перед лицом сигаретный дым. - Мутотень, я бы тебя рядовым опером не взял. Сабурин внезапно переметнулся на сторону Бесковитого. Я искал среди политиков людей, заинтересованных в скандале и дискредитации исполнительной власти, тянулся к Сабурину от безысходности, наугад, а ты, профессионал, тут же подтвердил мои подозрения. Что ты всполошился, когда я попросил взять его под контроль? Какой аргумент привел? Депутатская неприкосновенность, незаконность действий? Это так же смешно, как если бы уличная девка отказалась поужинать с незнакомым мужчиной, сославшись на строгую маму, которая подобного не разрешает. Ты очухался и записал пустой застольный разговор между Бесковитым, Сабуриным и Юсовым. Ты, профессионал, - сыщик брезгливо скривился, - даже не подумал, что мне важно не содержание разговора, а встреча этих людей, еще более важно, что ты выбрал именно их. Ты знал время и место встречи, значит, держал под наблюдением, и, значит, я прав. Лох ты, а не профессионал, и доказательства я найду. Или ты полагаешь, Бланк будет молчать? Сто против
одного, что Бланк твой агент, именно ты, узнав о моем интересе к Сабурину, приказал агенту порвать связь с депутатом. Горничную застрелил Клас, начальника охраны убрал полковник Авдеев, а вот заигравшегося со мной коллегу ликвидировал ты лично. Среди недоумков, которыми нашпиговали резиденцию, наверняка найдется прямой свидетель, который тебя видел и даст показания.
        С доказательствами дело обстояло совсем не так отлично, как утверждал сыщик. Гэбиста требовалось психологически сломать, вынудить признаться, рассказать в прокуратуре правду.
        - Агентурист ты неплохой - Бланк человек незаурядный, представляю, как ты с ним намучился. Если отбросить мораль, то история придумана превосходно. - Гуров замолчал, давая возможность Гранину высказаться, но тот упорно молчал. - Как свалить правительство и президента? - Сыщик развел руками. - Убить спикера парламента и свалить вину на исполнительную власть? Недостаточно. А вот серия убийств, пусть и бессмысленных, но будоражащих общество, предупреждающих, что вот-вот прозвучит главный выстрел… И власть бессильна остановить беспредел… Это уже не власть. И президент не президент! Но ты не успел, последний выстрел не прозвучал. Тебе прекрасно известно - кто не успел, тот опоздал. Что скажешь?
        - Я хочу видеть доказательства, - тихо произнес гэбист, чувствовалось, что он держится из последних сил.
        - Ты отлично понимаешь, что спикер парламента теперь предоставит мне карт-бланш. Я с прокуратурой размотаю клубок до последнего кончика, спряду такую пряжу, что десять лет строгого режима тебе покажутся подарком судьбы. Станислав, - Гуров повернулся к Крячко, - мы сумеем проследить, чтобы у данного индивидуума режим оказался действительно строгим?
        - Обижаете, господин полковник, - оскорбленно ответил Крячко, даже потупив взгляд.
        - Хватит, лежачего не бьют, - вмешался генерал Орлов, вздохнул: - Эх ты, Ваня! Я всякое повидал, но чтобы достойный человек…
        - Брось, Петр Николаевич! - перебил Гранин. - Ты сам достойный динозавр, тебя в музей поместить надо. Тебе нравятся нынешние правители? Кому ты служишь? Только не говори мне про народ и Отчизну! Твои хозяева за жирный кусок перервали друг другу глотки, воруют по-черному. Ничего нового не скажу, но каждому россиянину необходимы стабилизация и порядок. Вооруженный переворот невозможен! Сильного президента нет и не предвидится. Значит, нужно, чтобы избрали марионетку, за спиной которой встали бы деньги партии, спецслужбы и трезвые головы. Главное, чтобы это были люди богатые, не нуждающиеся в дачах, машинах и детском питании. Вы думаете, меня замели и победили? Я лишь льдинка на вершине айсберга. Теоретический экскурс - в реальной действительности я никого не убивал, ни в чем не виноват, и вы, генерал, творите произвол.
        - Ваня, жизнь покажет и все расставит по своим местам. - Орлов снова вздохнул, помассировал нос. - Доставьте гражданина в прокуратуру, желательно обойтись без наручников.
        - Извините, господин генерал, каждый решает свои проблемы. - Крячко достал наручники.
        Из приемной раздались голоса, дверь распахнулась, и в кабинет вошел заместитель министра. Орлов встал, Гуров слез с подоконника.
        - Приветствую! - фальшиво воскликнул генерал-лейтенант. - Орлы-сыщики держат совет. Петр Николаевич, и вы, полковник, - он кивнул Гранину, - пойдете со мной, министр ждет.
        Гэбист рванулся, в дверях столкнулся с двумя молодыми парнями в пятнистых комбинезонах, с автоматами на плече. Орлов бросил быстрый взгляд на Гурова и сказал:
        - Товарищ заместитель министра…
        - Идем, идем, у министра все объяснишь. Надеюсь, не возражаешь, если мои парни обождут здесь, - перебил заместитель и подтолкнул Орлова к дверям.
        Двери закрылись, пятнистые парни встали по бокам, походили на киношных эсэсовцев - выставленные подбородки, бессмысленный взгляд, тяжелые ладони на висящих на груди автоматах.
        Гуров занял кресло Орлова, снял телефонную трубку, но она мертво молчала.
        - Господин полковник, - усмехнулся Крячко, - что-то интересное вы рассказывали об Одессе и Херсоне.
        - Не разговаривать! - охранник ухитрился отдать команду, почти не разжимая губ.
        - Пошел бы ты к… матери! - Крячко двинулся на ствол автомата. - Сейчас железку отыму и набью морду!
        - Оставь, Станислав, - устало произнес Гуров. - Кто же воюет с оловянными солдатиками? - он опустил руку в карман, достал сигареты, огладил «беретту». - Обесточить парней дело нехитрое, только идти нам некуда.
        - Сынки, вы присядьте, мы вас не тронем, - сказал Светлов грустно, подошел к столу, вытащил из пачки сигарету. - Дай-ка засмолю, лет тридцать не курил.
        Глаза охранников ожили, в них появился страх. Сильные, прекрасно тренированные парни неожиданно поняли, что уже немолодые штатские абсолютно не боятся, а стрелять, даже в потолок, в стенах министерства, конечно, нельзя.
        - Сынок, ты не дрейфь, сказал - не тронем, значит, не тронем. - Светлов прикурил и закашлялся. - Лева, жизнь - штука страшно интересная. Утром жена ругалась, что я на пенсию никак не соберусь. Я и пообедать не успел - вопрос решился положительно.
        - Василий Иванович, у тебя, знаю, дачка, а сколько соток? - спросил Крячко, занимая место Гурова у подоконника.
        - Десять, - ответил Светлов, жадно затягиваясь, - я цветы буду выращивать, у нас и сейчас есть, но только для души, теперь развернемся со старухой, начнем торговать. - Он раздавил сигарету, глянул на Гурова и сказал: - Господин полковник, ты свой аппарат выключи, перегорит к чертовой матери, а тебе еще жить и жить.
        - Ты прав, комендант, - Гуров потер лицо. - Темно, выключатель нащупать не могу.
        Вскоре вернулся Орлов, охранники облегченно вздохнули и ушли. Гуров хозяйское место не освободил, кивнул на кресло для гостей:
        - Присядь, Петр Николаевич, передохни.
        - Весна на исходе, лето наваливается, - Орлов плюхнулся в кресло, вытянул коротковатые ноги. - Не люблю жару. Лева, ты отпуск где проведешь?
        - К родителям в деревню под Херсон подамся, - безучастно ответил Гуров.
        Крячко хохотнул, Светлов его поддержал, Гуров запоздало понял, как смешно упоминание о Херсоне, и присоединился к приятелям. Оперативники смеялись, Орлов смотрел недоуменно и ничего не понимал.
        - Что вы, ненормальные, ржете? - возмутился генерал. - Преступника у нас из рук забрали, от дела отстранили, а вы заливаетесь!
        - Петр Николаевич, дорогой наш начальник и друг! - Гуров вышел из-за стола, предложил Орлову занять свое законное место. - Встречаются ситуации, когда - или плакать, или смеяться. Плакать мы, к великому сожалению, разучились, так что извини. - И развел руками.

* * *
        Полковнику Гурову, подполковникам Крячко и Светлову объявили благодарность, предложили работу по делу прекратить, вернуться к исполнению своих непосредственных обязанностей. Капитана Вакурова, павшего от бандитской пули, похоронили скромно, ведь оперативник не Белый дом защищал.
        Генералом Орловым неожиданно заинтересовались врачи, уложили в госпиталь на обследование. Он из отдельной палаты немедленно сбежал, заявив, что уволится сам, а койка нужна больным и раненым.
        Два дня пресса и телевидение оповещали россиян о ликвидации сотрудниками службы безопасности при содействии сотрудников МВД особо опасной группы террористов. Два террориста, некто Бланк и Клас, инородцы, были убиты в завязавшейся перестрелке. Любопытным журналистам взглянуть на трупы не разрешили, объяснив, что сейчас время собирать камни, не разбрасывать и люди жаждут покоя, а не сенсаций.
        Но Гуров трупы увидел. Как он и ожидал, агенты были убиты выстрелами в затылок. На изящного даже после смерти Эрика Класа Гуров посмотрел равнодушно, лишь обругал себя, что слишком поздно, и заплатив жизнью Бориса, сумел разгадать сущность самого близкого к спикеру человека. Вспомнил, что с первой встречи воспринял Класа настороженно, подумал о двойном дне, отложил проверку и опоздал.
        Профессора Бланка, сыщик разглядывал долго, сожалел не о смерти человека, а о том, что не удалось захватить живым и поговорить.
        Полковник Гуров никогда не интересовался политикой. Сейчас вообще перестал смотреть телевизор и просматривать газеты. Он не знал, что министра безопасности и госсекретаря отправили в отставку, а что Сабурин и Бесковитый вновь размежевались, последний опять начал грозить пальчиком, вещать о великом предназначении русского человека и восстановлении великой державы СССР в прежних границах.
        Спикер парламента одобрительно отозвался о работе службы безопасности и правительства в целом, выразил надежду, что кадровые перемены приведут к стабилизации во взаимоотношениях двух ветвей власти и свидетельствуют, что президент все-таки прислушивается к голосу народа и его избранников. Спикер обратил внимание на блестящую операцию по ликвидации группы террористов, проведенную сотрудниками службы безопасности и положившую конец серии убийств, которые дестабилизировали обстановку в обществе, вели к смуте, анархии и беспределу.
        Сыщик ничего этого не знал, написал на имя генерала Орлова куцый и лживый рапорт, взял больничный, занялся уборкой квартиры и только тогда хватился чемодана, который остался в резиденции спикера.

* * *
        Дверь караулки открылась, вышел начальник охраны, поставил у «Жигулей» чемодан Гурова. Они вновь, как и два дня назад, посмотрели друг другу в глаза.
        - Извини, Лев Иванович, - тихо сказал гэбист. - Извини.
        - Понимаю, - Гуров забросил чемодан на заднее сиденье. - Рад, что не ошибся в тебе.
        Охранник не ответил, стоял потупившись. Он был все такой же холеный и элегантный, но осунувшийся, словно пришибленный.
        - Понимаю, - повторил Гуров и уехал.
        Лишь привычка доводить начатое дело до конца вынудила Гурова заказать пропуск и приехать в Белый дом. Через некоторое время сыщик увидел Бесковитого, который выбрался из зала заседаний, чтобы отдышаться. Гуров быстро подошел, извинился, напомнил, как брал автограф, объяснил, что авторучка - подарок жены. После схватки у микрофона Бесковитый соображал плохо, достал из кармана несколько авторучек, сыщик забрал свою и уступил место какому-то бойкому парню.
        Дома сыщик прослушал запись разговора Бесковитого с Иваном Ивановичем Ивановым, хотел ручку сломать и выбросить, затем решил оставить на память, снова перерешил и позвонил следователю прокуратуры Гойде.
        - Здравствуй, Игорь Федорович, это некто Гуров.
        - Здравствуй, Лев Иванович, очень тебя прошу…
        - Понял, - перебил Гуров и рассмеялся: - Никаких предложений, авантюр, маленькая просьба.
        - Не надо, - быстро ответил следователь, вздохнул и спросил: - Какая?
        - Квартиру Бланка опечатывал ты?
        - Ну?
        - Слушай, давай сходим туда, хочу взглянуть на берлогу, которую так давно искал.
        - Зачем?
        - Не знаю, - признался Гуров. - Хочу взглянуть, как он жил.

* * *
        Они подъехали к дому Бланка, миновали подъезд, который еще пованивал кошками, но былую остроту запах потерял. Умные животные покинули жилище мертвеца. Следователь сорвал печать, долго возился с ключами, наконец открыл дверь, пропустил Гурова и спросил:
        - И что же ты здесь собираешься искать?
        Гуров вошел в квартиру, от хозяина остался лишь очерченный мелом силуэт. Сыщик понял, что так лежало тело, когда гэбэшники разрешили прокуратуре войти и приступить… Сыщик заглянул во вторую комнату, ничего не тронул, вернулся, присел на краешек кресла. Грязный, вспомнил Гуров одну из характеристик, добытых «авторитетами».
        - Что же ты ищешь? - спросил следователь.
        - Ищу ответ, которого уже никогда не найду. - Гуров услышал в соседней комнате шум, расстегнул пиджак.
        На пороге появился огромный рыжий кот. Он шлялся по помойкам, увидел в окнах свет и вернулся. Сыщик не знал, как зовут кота, и сказал:
        - Хозяин ушел и не вернется, а ты вернулся… - он запнулся и добавил: - Профессор.
        Кот не отозвался, щурился, смотрел недоверчиво, но человек сидел спокойно, руку не тянул, и кот, окрещенный Профессором, подошел и мощным прыжком вспрыгнул на спинку кресла.
        - На какой вопрос ты ищешь ответ? - поинтересовался следователь, наблюдая за сыщиком.
        - А кем стал бы человек, не повстречай он товарища из КГБ?
        - Не понимаю.
        - Совсем не понимаешь, ничего?
        Они посмотрели друг другу в глаза, следователь отвернулся и сказал:
        - Кое-что, но больше знать не хочу. Я не трус, но и не донкихот.
        - Возьми на память. - Гуров протянул следователю авторучку. - Это портативный магнитофон. - И показал, как он включается.
        - Ты собираешься продолжить?
        - Нет, моя война окончена. - Гуров поднялся, взял кота под мышку и направился к дверям.

* * *
        Гуров и Профессор сидели в кресле и собирались смотреть объявленный в телепрограмме американский боевик. Но на экране, поблескивая благородной сединой, выступал президент. Когда он заявил, что объявляет коррупции войну, Гуров убрал звук, оглаживая кота, ждал, когда кончится говорильня и начнется американский боевик.
        Эпилог
        Сыщик Гуров не прославился, он лишь спас жизнь спикера и сорвал попытку прорыва к власти красно-коричневых. Но Гуров только человек, ему не дано знать, что через четыре месяца и двенадцать дней уже сам спикер под тем же красно-коричневым флагом пошлет людей в бой за его, спикера, власть. И прольется кровь… Кровь алая.
        Москва, 1993 год