Мантык, охотник на львов Петр Николаевич Краснов
        # Генерал Петр Николаевич Краснов хорошо известен как один "из главных организаторов контрреволюции в гражданскую войну", кто первым выступил против революции в октябре 1917 года, а затем возглавил белоказачье государственное формирование на Дону.
        В настоящее время появилась возможность узнать о Петре Краснове как о талантливом писателе и публицисте, произведения которого были популярны в России еще до революции, а затем, в эмиграции, получили подлинную славу. Произведения Краснова совершенно различны по стилю и жанру. Это и антикоммунистическая публицистика, и повести с авантюрно-приключенческим сюжетом, исторические романы и исследования, мемуары и антиутопии, произведения на темы современной писателю жизни. Они выходили огромными тиражами, были переведены на десятки иностранных языков и обошли весь мир, по ним ставились фильмы и о них спорили критики и литературоведы.
        Настоящий расцвет творчества Краснова проявился в эмиграции, где он полностью отдался своему любимому делу - писательству. Проживая в Берлине и Париже, Краснов пишет свои лучшие романы и повести. Среди них повесть "Мантык, охотник на львов", изданная в Париже в 1928 году.
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Таинственное завещаніе
        I
        ГАЛИНКИНЫ СНЫ
        Это была совс?мъ маленькая комната очень скромнаго отеля. Комната на шестомъ этаж? узкаго высокаго дома, точно с?рая башня вытянувшагося вверхъ надъ маленькими темными сараями, складами и гаражами окраинъ Парижа. Внизу - в?чный сумракъ дыма, копоти и пыли, духота, вонь автомобилей, угольная мгла, лязгъ жел-за и грохотъ грузовиковъ, вверху - изъ окна - бездонное, в?чно красивое, безпрерывно м?няющееся небо, широкій видъ на Парижъ, и, въ легкой дымк? воздушнаго марева, сквозная, какъ полоска кружева, Эйфелева башня. Ночью, на темномъ фон? неба, надъ фонарями б?гущихъ внизу улицъ, она сверкала наглыми пестрыми огнями яркой рекламы:
        - Ситроенъ!.. Ситроенъ!..[Ситроенъ - Парижскій фабрикантъ автомобилей.]
        Въ комнат? очень т?сно. Одно окно безъ занав?ски. Хозяинъ считалъ лишнимъ ее в?шать, когда окно глядитъ въ безпред?льную даль. Широкая французская кровать. Въ одномъ углу умывальникъ, въ другомъ, за занав?ской изъ дешеваго ситца, на ивовой корзин?, привезенной изъ Россіи и старомъ, сильно потертомъ чемодан? узенькій матрасикъ и желтос?рое, истрепанное, англійское солдатское од?яло - скромная, б?дная постель. А за т?мъ - крошечный столикъ, на которомъ всегда лежала какая-нибудь работа:- чулки для штопки, чья-нибудь рубашка, блузка, или штаны, катушки съ нитками, шерсть, ножницы, и два соломенныхъ, простыхъ стула, такихъ, какіе привозятъ на баркахъ и продаютъ прямо на улицахъ. Все говорило о б?дности. Но всегда въ этомъ маленькомъ номер? были порядокъ и чистота, за этимъ сл?дили жильцы - Ладогины.
        Ихъ трое: - «мамочка» - Наталья Георгіевна Ладогина, ея дочь Галинка и братъ Галинки - Коля. Это онъ-то и спалъ на постели, сооруженной на корзин? съ чемоданомъ.
        С?рый, дождливый октябрьскій вечеръ. Галинка одна, больная, въ легкомъ жару, лежитъ на краю широкой кровати. Шумъ города, трескъ, лязгъ, гудки, звонки, - непрерывной, томящей музыкой плывутъ въ комнату и нав?ваютъ Галинк? тревожные, безпокойные сны. Иногда она просыпается и тогда ея думы сливаются со снами и она сама не знаетъ, гд? сонъ, гд? мысль, гд? явь.
        Въ комнат? темно. Окно с?рымъ пятномъ выд?ляется на ст?н?. За нимъ мигаютъ, переливаются огни Эйфелевой башни. То расцв?тятся, распустятся пестрой, сверкающей цв?точной гирляндой, то покроютъ ее н?жными золотыми в?ночками изъ листьевъ, то закричать, большими буквами: - «Ситроенъ!.. Ситроенъ!..» и тогда станетъ жутко Галинк?. Точно давитъ на мозгъ это страшное, непонятное ей слово рекламы, точно говоритъ Галинк? о многихъ тысячахъ рабочихъ, стоящихъ въ этотъ сумрачный вечеръ у раскаленныхъ фабричныхъ печей и м?рно жужжащихъ станковъ.
        Не стихая мигаютъ огни… Настоящій кошмаръ… Въ окна бьетъ холодными струями осенній дождь. Впереди долгій вечеръ и одинокая ночь. Мамочка придетъ не скоро. Она сегодня дежурная въ ресторан?, гд? она служить… Мамочка придетъ усталая и сейчасъ же станетъ хлопотать, готовить Галинк? чай, разогр?вать что-нибудь на ужинъ, а потомъ спустить внизъ съ потолка электрическую лампочку и станетъ чинить и штопать до утра.
        Б?дная мамочка!
        Какъ хорошо все это было во сн?, такомъ странномъ и чудесномъ, гд? совс?мъ, какъ въ сказк?, на помощь мамочк? явился котъ Маркизъ, с?рый, пушистый, въ черныхъ полосахъ котъ консьержки[Консьержка - сторожиха парижскихъ квартиръ.] ихъ отеля, мадамъ Булэ. Ахъ, какъ онъ былъ миль! Объ этомъ Галинка непрем?нно разскажетъ Кол?… Можетъ быть л мам?, если мама ее станетъ слушать. Мама не пов?ритъ, что это можетъ быть, Коля посм?ется и пов?ритъ, сд?лаетъ видь, что пов?ритъ и помечтаетъ вм?ст? съ Галинкой.
        Милый Коля!
        Галинка прислушалась. Она, въ часы своего одинокаго ожиданія, научилась среди уличныхъ шумовъ различать шаги по отельной л?стниц?. Она знала усталые, медленные шаги матери, и легкій б?гъ, черезъ дв? ступеньки, на шестой этажъ, Коли.
        Галинка приподнялась на подушк?. Да, конечно, это Коля! Она поправила волосы. На худенькомъ и бл?дномъ лиц? ея гор?лъ лихорадочный румянецъ. Дв? толстыя, русыя съ золотистымъ отливомъ косы - гордость Галинки, в?нкомъ легли по подушк?. Глаза заблест?ли. Сейчасъ она все разскажетъ Кол?. Такъ это будетъ интересно!
        Коля ввелъ свой велосипедъ въ комнату сторожихи отеля «Селектъ», госпожи Булэ, приласкалъ поднявшагося ему навстр?чу и колесомъ выгнувшаго спину кота Маркиза, пожелалъ госпож? Булэ добраго вечера и помчался наверхъ къ Галинк?. Онъ зналъ, что сестра одна, что она не здорова, что мамочка вернется поздно и торопился чрезвычайно. Ноги едва касались ступеней. Сначала л?стница была мраморная, покрытая когда то краснымъ, теперь ставшимъ бурымъ, изорваннымъ старымъ ковромъ, потомъ она была деревянная и вилась изъ этажа въ этажъ косыми, скользкими ступенями. Коля б?жалъ по ней чуть притрагиваясь рукою перилъ, шагая черезъ дв? и три ступеньки.

«Хоть на Эйфелеву башню могу взб?жать такъ», - горделиво думалъ Коля. - «Да что на Эйфелеву башню! На самый МонъБланъ!.. Ну, на МонъБланъ, можетъ быть, придется и потише идти»…
        Кол? пятнадцать л?тъ. Жизнь закалила его и укр?пила. Онъ средняго роста, очень стройный и худощавый мальчикъ съ нед?тской серьезностью въ глазахъ. Онъ второй годъ служитъ отв?тственнымъ посыльнымъ въ французской контор? господина Дарсонвиль… Его тамъ очень ц?нятъ за его аккуратность и честность. Сегодня онъ попросилъ отпустить его раньше. Ему хот?лось помочь больной Галин?.
        Онъ одной рукой отворилъ дверь, другой повернулъ выключатель, и сразу-и св?тъ и радость вид?ть брата вошли къ Галинк?. Не стало видно безпокойнаго мерцанія огней Эйфелевой башни и ушли больные кошмары. Впрочемъ одинъ остался. Очень хот?лось Галинк? разсказать о немъ Кол?…
        Коля вошелъ бодрый и веселый…
        - Подожди!.. Я холодный… и мокрый, - говорилъ онъ, копошась за занав?ской.
        Галина слышала, какъ тамъ шуршала бумага. Хитрый Коля! Что то принесъ…
        Коля высунулся въ св?жей синей рабочей куртк?, съ румяными, еще влажными отъ сырости щеками и живо разжегъ примусъ съ голубымъ пламенемъ, поставилъ чайникъ, и разложилъ на тарелк? хрустящія подковки, настоящіе парижскіе круассанчики. Круассанъ - восходящая луна Такъ называются въ Париж? булочки изъ сдобнаго т?ста, им?ющія форму подковки, или луннаго серпа.]
        - Коля! Какой расточитель' Мои любимыя подковочки! Подойди ко мн?… Дай я тебя поц?лую…
        - Постой ты, Галина, со своими бабскими н?жностями. Напьемся раньше чаю… И я согр?юсь немного. Адская погода сегодня! Дождь такъ и сыплетъ… Ъхать по асфальту скользко. Того и гляди сверзишься на сторону. Чаю то хочется?
        - Не знаю… что то не хочется..
        - Что то не хочется! - передразнилъ сестру Коля. - А если съ лимономъ? В?дь хорошо? А?
        - Съ лимономъ? А ты принесъ?.. Подумалъ?
        - Подумалъ… Н?тъ, - честно сознался Коля. - Мамочка говорила, что теб? съ лимономъ, или съ клюквой хорошо… Да гд? клюквуто достанешь? Ты, поди, и не знаешь, что такое клюква?
        - Н?тъ, Коля… Гд? же мн? знать-то? - вздохнула Галина. - Мн? было два года всего, когда я у?хала изъ Россіи.
        Коля налилъ чашку, подвинулъ къ постели сестры стулъ и поставилъ на него тарелку съ подковкой и чашку съ чаемъ, а самъ устроился подл? стула, на полу.
        - Вотъ ты, и мамочка тоже все возитесь, хлопочете… Ц?лые дни… У мамочки и ночью работы, работы… Просто безъ конца… Ужасъ, какъ жалко смотр?ть…
        - Да, мамочку очень жалко, - сказалъ тихо Коля.
        - Ну и вотъ… видишь-ли…
        - Ничего, покам?стъ, не вижу.
        - Ахъ не перебивай, пожалуйста… Это скучно. Ты знаешь, что мн? сегодня приснилось?
        - Откуда же мн? знать, когда меня весь день не было дома.
        - Ты понимаешь, Коля, мн? ужасно больно, что я маленькая… а теперь еще и больная… что я должна учиться… Что я… не могу помогать б?дной мамочк?…
        - Подростешь… Будешь и помогать, - спокойно сказалъ Коля.
        - Сегодня я проснулась рано… Очень рано. Совс?мъ было темно. Но я уже знаю: - ?тро. Когда утро, - по иному горятъ огни въ город? и не шумитъ подземная дорога. Вижу: - мамочка встала. Тихо, чтобы насъ не разбудить, закрыла лампочку отъ меня синей бумагой. Зажгла ее. Лампочка загор?лась не ярко, по утреннему тускло. Будто и она усталая. Мамочка прис?ла въ углу на стул?. Вижу я: - очень усталая мамочка. Еле двигается. З?ваетъ.
        Не выспалась, б?дная. Взяла мои чулки, б?лье, сидитъ, иглой водитъ… Чинитъ… штопаетъ. Долго работала такъ… А я гляжу, чуть щелочками глаза пріоткрыла, сл?жу за мамочкой. Кончила она работу и сейчасъ - примусъ разожгла и стала прибираться, пыль стирать. Сама въ туфляхъ, тихая, ходить, едва зам?тно и все что нибудь д?лаетъ… А ей, я знаю, впереди ц?лый день работы въ ресторан?. Посуду мыть, подавать, накрывать… Ужасъ, какъ мн? стало жалко мамочку! И вотъ, представь себ?, съ этими моими мыслями я, должно быть, заснула… Да, н?тъ… не заснула я, а такъ мн? представилось… Ты понимаешь, ужасно это странно вышло. Будто я опять лежу, такъже прищуривъ глаза, наблюдаю… опять утро… Только совс?мъ другое утро. И мамочка еще не вставала, а такъ сладко, сладко спить. Въ комнат? темно. Окно едва с?р?етъ. Внизу прогуд?лъ первый по?здъ подземной дороги. Я знаю: - значить пять часовъ. Очень рано. И такъ тихо, тихо пріоткрывается дверь. Чуть слышно. И входить… котъ.
        - Какой котъ? - спросиль Коля.
        - Котъ мадамъ Булэ - Маркизъ. С?ро-зеленый, въ черныхъ полосахъ, очень пушистый… Только… ты слушай… Онъ совс?мъ необыкновенный былъ котъ… Такой большой, какъ ты… Н?тъ… встань пожалуйста. Я очень тебя прошу… - капризно протянула Галина.
        Коля покорно всталъ.
        - Да… пожалуй, чуть-чуточку побольше тебя. Ну, знаешь, совс?мъ необычайный котъ. И ничуть даже не страшный. Такой ласковый. Знаешь, вошелъ… и, какъ мама, сейчасъ же синей бумагой лампочку зав?силъ и лапкой штепсель повернулъ, св?тъ открылъ. Быстрый такой… С?лъ на стулъ. Какъ челов?къ… Хвоетъ спустилъ сбоку, разобралъ мамину работу и сталъ шить и чинить. Прямо, знаешь, удивительно, какъ онъ все д?лалъ. Нитку зубами скусилъ и опять проворно лапками работаетъ. И все мурлычетъ… А мамочка сладко, сладко спитъ.
        Галинка разсм?ялась отъ радости. Она выпила чашку чая, отставила ее на стул? и продолжала:
        - Ну и знаешь, я все наблюдаю за нимъ, а онъ, кончилъ, значитъ, шить, сложилъ работу и за примусъ принялся, кофе готовить. Примусъ разжегъ и сталъ комнату прибирать, пыль снимать, и все такъ мягко, такъ тихо.
        - Это теб? все приснилось. Читала теб? въ воскресенье мамочка «Руслана и Людмилу» Пушкина:

«И днемъ и ночью котъ ученый Все ходитъ по ц?пи кругомъ. Идетъ направо - п?снь заводитъ, Нал?во - сказку говорить»…
        Помнишь? Вотъ теб? и приснился такой ученый котъ.
        - Ахъ н?тъ, да н?тъ же, Коля! Ну, какъ ты не понимаешь! Ужасно было странно. Такъ странно, ты и представить себ? не можешь. Ну, знаю же, что это все во сн?, а въ то же время - такъ ясно, будто и правда вижу настоящаго кота… Ну вотъ, проснулась, и думаю. Все теб? разскажу. И какъ думала, что надумала? А вдругъ и правда можно такъ научить кота? Помогаютъ же собаки тел?жки возить, помнишь, мы на рынк? вид?ли? А лошади? Всю жизнь челов?ку служатъ. И пашутъ, и боронятъ, и машины возятъ… А кошка, она чистоту любитъ - вотъ и ее научить… Какъ чисто прибирала бы комнаты: гд? хвостомъ, гд? лапочкой, гд? язычкомъ - Галинка весело разсм?ялась.
        - Глупости, Галинка, говоришь.
        Но Галинка не слушала брата. Она не по д?тски вздохнула и печально сказала:
        - А какъ мамочк? то легче бы тогда стало, если бы и правда Маркизъ приходилъ ей помогать.
        Коля взялъ чашку Галинки, вымылъ ее и снова сталъ наставлять на примусъ чайникъ. Галинка сл?дила за нимъ съ постели. Глаза ея заблест?ли. Она посмотр?ла, какъ Коля раскладывалъ на тарелк? подковки и догадалась: - гости будутъ.
        - Коля, - тихо позвала она брата. - Д?душка Мантыкъ придетъ, правда?
        Коля, молча, кивнулъ головой.
        II
        МАНТЫКЪ СТАРЫЙ И МАНТЫКЪ МАЛЫЙ
        Самой большой радостью для Галинки и Коли было, когда къ нимъ приходили Мантыки - д?дъ со внукомъ. Съ Мантыками Ладогины познакомились на пароход?, когда уходили изъ Россіи. Въ давк? и суматох? Наталья Георгіевна съ двухл?тней Галинкой, съ еще маленькимъ Колей, съ вещами - корзиной, старымъ чемоданомъ, узлами и чайниками совс?мъ пропала бы. Наталья Георгіевна и вещи растеряла бы и д?тей не знала бы, куда устроить, если бы вдругъ подл? нея, на сходн?, не оказался кряжистый, кр?пкій старикъ въ измятомъ англійскомъ френч?[Англійскій военный мундиръ, названъ такъ по имени генерала Френча, отличившегося въ войн? англичанъ съ бурами въ Южной Африк? въ 1900-1901 годахъ.] со старыми серебряными погонами съ двумя малиновыми выгор?вшими полосками и въ синихъ шароварахъ съ лампасами такого же блекло малиноваго цв?та. Старикъ взялъ Наталью Георгіевну кр?пко за руку и сказалъ сурово:
        - Вы постойте, барынька, постойте. Все устрою, все оборудую… Абрамъ, помоги мальчику.
        И такой же мальчикъ, какимъ былъ тогда Коля, только кр?пче Коли и росл?е, загор?лый, съ темными мозолистыми руками, отобралъ отъ Коли узлы, взялъ у Натальи Георгіевны чайникъ и пошелъ проталкиваться по сходн?. Старикъ забралъ отъ Натальи Георгіевны корзину и чемоданъ и повелъ ее за собою. Онъ устроилъ ей и Галинк? уголокъ въ дамской кают?, онъ доставалъ ей провизію, а его внукъ - Абрамъ - везд? помогалъ ему и услуживалъ Кол?.
        Вм?ст? прибыли они въ Константинополь, вм?ст? странствовали по Болгаріи и Сербіи и, наконецъ, вм?ст? добрались до Парижа. Тутъ уже не Мантыки помогали Ладогинымъ, а Ладогины со знаніемъ французскаго и англійскаго языковъ помогли и старому Мантыку и его внуку устроиться на работу.
        Молодой Мантыкъ, еще въ Сербіи научившійся управлять машиной, съ рекомендательнымъ письмомъ и розовой картой[Розовая карта - удостов?реніе отъ полиціи на право ?здить по Парижу на машин?. Дается посл? испытанія въ ум?ніи управлять машиной.] явился наниматься въ гаражъ. Его сопровождала какъ переводчикъ, Коля.
        Хозяинъ гаража, полный, бритый французъ въ большихъ очкахъ въ черной роговой оправ? недов?рчиво посмотр?лъ на четырнадцатил?тняго Абрама и сказалъ, что мальчикъ слишкомъ малъ и ему не справиться съ машиной. Коля перевелъ слова хозяина Мантыку. Абрамъ усм?хнулся, подошелъ къ грузовику, подперъ широкимъ плечомъ подъ кузовъ машины и приподнялъ ее.
        - Знай нашихъ! Уральскихъ казаковъ!
        - Ca va[Идетъ!] ), - воскликнулъ изумленный французъ.
        - Ладно, - пробурчалъ сквозь зубы Абрамъ. - Я то совс?мъ не сова, а ты, брать, на филина очень даже похожъ!
        Абрама приняли шофферомъ на легкій грузовикъ, а его д?да устроили въ тотъ же гаражъ ночнымъ сторожемъ.
        Два года уже служили они у одного и того-же хозяина. Абрама полюбили за его живой, веселый нравъ и честность Ему хозяинъ дов?рялъ самые ц?нные, самые дорогіе грузы и зналъ, что Абрамъ доставить все въ ц?лости, все аккуратно получитъ и никогда не потеряетъ, или не просчитаетъ ни одного сантима.[Французская монета. Сто сантимовъ - одинъ франкъ. Одинъ франкъ стоилъ до войны 35 коп?екъ.]
        Дружба Мантыковъ съ Ладогиными не прекратилась, но, напротивъ, окр?пла. Галинка горячо привязалась къ д?душк? и къ веселому, проворному Абраму, который когда-то, въ тяжкіе дни ухода изъ Россіи няньчилъ ее на пароход?, а теперь баловалъ ч?мъ только могъ, Коля нашелъ въ Абрам? добраго, сильнаго друга. Въ воскресные досуги вм?ст? бродили они по чужому Парижу, Абрамъ учился у Коли французскому языку, а Коля слушалъ разсказы Мантыка о его д?тств? въ глухой уральской станиц?, о ловл? осетровъ, о скачк? по степи на кр?пкой киргизской лошадк?.
        Но больше всего любили Галинка и Коля разсказы д?душки Мантыка о старой Россіи, о жизни въ Туркестан?, о Скобелевскихъ походахъ по песчанымъ пустынямъ, объ охотахъ на тигровъ.
        Тогда, будто раздвигались ст?ны т?снаго номера отеля «Селектъ», стихалъ немолчный шумъ и гулъ парижскихъ улицъ, иное небо разстилалось за окномъ, небо глубокое, синее и знойное, съ неистово пекущимъ солнцемъ и вид?лась старая, великая Императорская Россія. Какъ продвигалась она за казаками въ песчаныя пустыни центральной Азіи, какъ несла св?тъ христіанской любви полудикимъ туркменамъ, киргизамъ и сартамъ, какъ научала любить б?лыя рубахи туркестанскихъ стр?лковъ и казаковъ и ихъ великаго, таинственнаго, Б?лаго Царя.
        И любим?йшими разсказами были разсказы про д?да д?душки Мантыка, знаменитаго охотника на тигровъ, уральскаго казака Мантыка.
        - Вотъ и они, - закричала Галинка, прислушиваясь къ шагамъ на л?стниц?. - Слышишь, Коля, д?душка Селиверстъ Селиверстовичъ покашливаетъ.
        Въ дверь постучали.
        - Идите! идите! д?душка! - крикнула Галинка.
        Въ опрятномъ с?ромъ пиджак?, въ рубашк? съ мягкимъ воротничкомъ, старый Мантыкъ былъ очень хорошъ. С?дая красивая бородка закрывала выр?зъ пиджака. Усы нависли надъ губами. Б?лые волосы были еще густы и аккуратно расчесаны на дв? стороны. Темные глаза блест?ли изъ густыхъ р?сницъ, и весь д?душка былъ благостный, сіяющій. Онъ напомнилъ Галинк? лики иконъ. Такіе же, должно быть, были Русскіе святые, о комъ разсказывала мама: св. Николай Чудотворецъ, св. Сергій Радонежскій, св. Серафимъ Саровскій, св. Митрофаній Воронежский - такіе же тихіе, добрые и ласковые, съ с?дыми Русскими бородами, въ с?дыхъ усахъ.
        Абрамъ былъ въ синей шофферской блуз? и непромокаемомъ пальто. Онъ не усп?лъ переод?ться посл? работы и только тщательно помылся. Онъ снялъ пальто, сложилъ его и положилъ въ углу. Селиверстъ Селиверстовичъ досталъ изъ подъ полы пиджака свертокъ и подалъ Кол?.
        - Конфектовъ барышн? нельзя, а мамаша сказала фруктовъ можно немного, - сказалъ онъ.
        - Д?душка! Зач?мъ такое баловство! - совс?мъ какъ взрослая, сказала Галинка.
        - Чайку, Селиверстъ Селиверстовичъ, - предложилъ Коля. - Видите, уже кипитъ.
        - Спасибо, Коля.
        Д?душка с?лъ на стулъ у окна, Абрамъ ус?лся по турецки на полъ, рядомъ съ нимъ устроился Коля, на стул? подл? Галинки положили груши, принесенныя Селиверстомъ Селиверстовичемъ. Д?душка выпилъ чашку чая и протянулъ ее Кол?. Коля налилъ вторую. Д?душка, какъ вс? степняки, любилъ чай.
        - Д?душка, - сказала просительно Галина, - разскажите намъ еще разъ про стараго Мантыка. Какъ онъ погибъ на тринадцатомъ тигр?.
        Галинка не разъ уже слышала этотъ разсказъ, и ей всегда казалось страннымъ, что Мантыкъ, д?душкинъ д?дъ, погибъ на тринадцатомъ тигр?. Не на дв?надцатомъ и не на четырнадцатому а именно на тринадцатомъ. Будто и правда, тринадцатое число не хорошее, не счастливое число: - «чортова дюжина».
        - Да, кубыть, я уже это разсказывалъ, - поглаживая бороду широкою ладонью, склзалъ Селиверстъ Селиверстовичъ.
        - Д?душка, ну, миленькій, еще разъ. Я же теперь больная… Мн? надо немного разс?яться.
        Селиверстъ Селиверстовичъ улыбнулся, и об?ими ладонями, по восточному, провелъ по лицу и по бород?. Галинка любила этотъ д?душкинъ жестъ - медленный и важный, и вм?ст? съ т?мъ нрив?тливый. Д?душка ей объяснилъ, что такъ д?лаютъ мусульмане, чтобы показать, что они довольны хозяиномъ, сыты и благодушны.
        - Только, д?душка, пожалуйста, съ самаго начала, съ перваго тигра, какъ все было въ Сыръ-Дарьинской пустын?.
        - Ну, инъ быть по твоему. Погасите-ка, хлопцы, электричество. Такъ ладн?е будетъ.
        Сначала стало совс?мъ темно. Потомъ въ окно тихо вошелъ св?тъ: - отсв?ты городскихъ огней. И стало казаться тихо. Галинка не слышала городского шума. Въ сумраке, скрадывавшемъ углы, чуть нам?чались фигуры брата и Абрама, и Галинк? казалось, что они сидятъ не на полу въ гостинничномъ номер? отеля «Селектъ», а на пестрыхъ, цв?точныхъ коврахъ въ киргизской круглой юрт?, сложенной изъ кошмъ, что тамъ въ углу блестятъ не краны умывальника, а поблескиваетъ м?дный мангалъ съ дымными угольями, пахнущими ладаномъ и что за тонкимъ зав?сомъ верблюжьей кошмы ихъ стережетъ безкрайняя азіатская пустыня.[Юрта постройка изъ войлочныхъ кусковъ, круглая, какую ставить себ? кочевые киргизы. Кошма - войлокъ, свалянный изъ верблюжьей шерсти, почти въ палецъ толщиной. Мангалъ - м?дный тазъ, куда кладутъ раскаленные уголья.]
        Въ темномъ неб? тихо мигаютъ безчисленныя зв?зды. И гд? то таинственно шумитъ и что-то шепчетъ высокій, густой камышъ, обступившій широкой, въ семь верстъ, полосою, медленно текущую и плещущую желтыми волнами р?ку Сыръ-Дарью.
        Тамъ бродилъ знаменитый уральскій казакъ - Мантыкъ, охотникъ на тигровъ.
        Знаменитый…
        Галинка то знаетъ!.. Ей мамочка разсказывала, и въ школ? учили про Геркулеса. Героя древности, что руками разодралъ пасть Немейскаго льва. И мама открытку показывала Петергофскаго фонтана «Геркулесъ». Ужасъ, какой сильный былъ Геркулесъ. Но то, когда было!
        Еще Коля читалъ книжку про Жерара, французскаго охотника на львовъ. Онъ съ прекрасными англійскими ружьями, изъ засады, охотился въ Африк? на львовъ. Его тоже, какъ Мантыка, растерзалъ, однажды, левъ. Сколько книгъ про него написали!
        Про Мантыка писали немного. А онъ ходилъ одинъ на одинъ на тигровъ, которые страшн?е льва. Ходилъ съ простой Тульской двустволкой, заряжающейся съ дула, съ ножемъ на пояс?. Ходилъ, и, какъ Геркулесъ, руками душилъ тигровъ…
        И жутко, и страшно, и радостно было слушать Галинк? эти разсказы Селиверста Селиверстовича про русскаго казака - уральца Мантыка, что былъ похрабр?е Жерара, и такой же сильный, какъ Геркулесъ!..
        И при томъ-же - Русскій! Какъ мамочка, какъ д?душка Селиверстъ Селиверстовичъ, какъ Коля и Абрамъ, какъ она - Галинка!
        Коля что то шепталъ Абраму.
        - Ахъ, Коля, - сморщилась Галинка, - тише вы. Слушаемъ д?душку!
        Ставили Русскіе по той степи кр?пости-городки.
        III
        МАНТЫКЪ, ОХОТНИКЪ НА ТИГРОВЪ
        - Какъ разсказать то вамъ про тамошнюю нашу жизнь? - началъ Селиверстъ Селиверстовичъ. - Поймете-ли вы меня? Увидите ли вы степи безкрайнія, песчаную пустыню, л?съ камышей… такія м?ста, гд?, можетъ быть, съ самаго сотворенія міра нога челов?ческая не ступала. Вы в?дь вонъ какіе! Горожане! Съ Абрамомъ то по городу пойдешь, а онъ на машины мелькомъ глянетъ, а каждую признаетъ - будто знакомаго челов?ка по его облику. Это, молъ, Фордъ, а то Рольсъ-Ройсъ, Бенцъ, а тамъ Мерседесъ, или Ситроенъ этотъ самый[Названіе системъ автомобилей по ихъ фабрикамъ.] … Вамъ аэропланы ничто… А слети туда какой-нибудь Фарманъ[Система аэроплана - названа по имени изобр?тателя.] - какъ бы еще за діавола не приняли и не замордовали киргизы… А уже, что напугались бы до полусмерти, такъ уже такъ! Вамъ, вотъ, кажется, что и лошади не нужны: - везд?, молъ, машины пойдутъ, самолеты полетятъ, а тамъ: - все на лошадяхъ. Лошадь, да верблюдъ - первые друзья челов?ка. И поятъ и кормятъ и од?ваютъ они киргиза. Отъ лошади берутъ молоко и д?лаютъ вкусный, терпкій, бодрящій, какъ вино, кумысъ, и саму ее, гр?шнымъ д?ломъ, зар?жутъ и
съ?дятъ, отъ верблюда шерсть берутъ, кошмы валяютъ, изъ нихъ кибитки д?лаютъ, ковры плетутъ, подстилку на постели, од?яла. Онъ, верблюдъ-то - прямо, можно сказать, кругомъ од?ваетъ челов?ка. Ну и еще бараны, козы и коровы… Это - стада, какъ пригонять со степи, да пойдетъ подл? кибитокъ ржанье, да мычанье, да блеяніе, да заревутъ верблюды - что твоя парижская опера! Такой концертъ - лучше не надо! Тутъ въ Европ? - капиталъ: - машины, фабрики, или просто пачки цв?тныхъ бумажекъ, положенныя въ банк?, - тамъ капиталъ - табуны лошадей, да стада разнаго скота и верблюдовъ. И беречь ихъ надо и отъ лихого челов?ка и отъ зв?ря - отъ тигра. Повадится тигръ овецъ, или коровъ таскать - въ м?сяцъ разорить богатаго киргиза хозяина. А поймать или убить его - какъ поймаешь? Онъ самъ за киргизомъ не прочь поохотиться. А уже, какой тигръ челов?чины попробовалъ, «людо?домъ» сталъ - тоть такой д?лается опасный, что просто хоть за сотни верстъ б?ги отъ него. И теперь это край еще дикій и пустынный, хотя и чугунка прошла черезъ него - отъ Каспійскаго моря, отъ города Красноводска на Ташкентъ и дал?е, а тогда, восемьдесятъ
л?тъ тому назадъ, когда только-только занимали Русскіе этотъ край, тамъ и совс?мъ было жутко.
        Ночь настанетъ темная, безъ м?сяца, вызв?здитъ яркими зв?здочками, горитъ Божье небо огоньками, переливается, а внизу въ камышахъ жуть ходитъ. Зашуршатъ камыши. Что тамъ? То-ли в?теръ наб?жалъ, колыхнулъ сухими метелками, то-ли тигръ крадется, или лихой челов?къ подползаеть.
        Часовой на посту стоитъ, - крикнетъ: - «стой, кто идетъ? что пропускъ?», - а у самого сердце замретъ, ажъ упадетъ куда то, похолод?ютъ ноги. И н?тъ отв?та… А бывало… вм?сто отв?та - прыгнетъ тигръ и на смерть задереть часового.
        Ставили Русскіе по той степи для обороны, для опоры мирнымъ киргизамъ кр?пости - городки. Ставили ихъ изъ камня, изъ земли, да глины, б?лили ст?нки и далеко на золотистой степи серебромъ гор?ли ст?ны т?хъ городковъ и надъ главными воротами, на еысокомъ шест? - флагшток разв?вался Русскій б?ло-сине-красный флагъ. Опора, надежда и спасенье для всякаго подданнаго Русской державы.
        Воть такъ-то, въ 1847-Мъ году, оренбургскій генералъ-губернаторъ Обручевъ на мысу, вдающемся въ разливы р?ки Сыръ-Дарьи, въ семидесяти верстахъ отъ Аральскаго моря, на правомъ берегу р?ки, построилъ такой городокъ-укр?пленіе для защиты Русскихъ киргизовъ отъ наб?говъ хивинцевъ и коканцевъ. На этомъ мысу раньше стояла б?лая глинобитная постройка - часовня съ круглымъ куполомъ. Это былъ памятникъ на могил? киргизскаго «батыря[Батырь - богатырь.] » Раима. Отъ того и укр?пленіе тогда назвали Раимскимъ. Потомъ его переименовали въ Аральское, зат?мъ перенесли на пятьдесять верстъ вверхъ по р?к? Сыръ-Дарь? и назвали фортъ № 1. Теперь это ц?лый городъ - Казалинскъ.
        Въ Раимскомъ укр?пленіи поставили гарнизонъ: - батальонъ п?хоты - линейцевъ съ синими погонами, взводъ артиллеріи - дв? бронзовыя пушки и сотню Уральскихъ казаковъ. Въ эту сотню попалъ и д?дъ мой - Мантыкъ. Не родной д?дъ, а троюродный.
        Кругомъ пески, да солонцы. Днемъ на солнце, больно смотр?ть. Блестятъ, словно зеркало, солонцы. Надъ землею, на горизонт? дрожить лиловое марево и чудятся въ немъ миражи. Города б?лост?нные, рощи зеленыя. На д?л? нигд? ни дерева, ни куста. С?рой раскорякой ползетъ саксаулъ,[Саксаулъ изъ породы вересковъ - единственное растеніе Среднеазіатской пустыни, съ кривыми стволами, почти безъ листьевъ. Идетъ на топливо.] жесткими, с?ро-зелеными щетками пробивается верблюжья травка, да вдалек?, надъ Сыръ-Дарьею, золотою ст?ною стоять сухіе камыши, с?р?ютъ, голуб?ютъ сухими, пыльными метелками. Надъ Сыръ-Дарьею кое гд? поднимаются песчаные холмы - барханы, поросшіе с?рымъ колючимъ кустарникомъ, названнымъ за свою ц?пкость -
«подожди немного». Почта приходила р?дко. Гарнизонъ стоялъ безсм?нно два года. Лютая скука одол?вала чиновъ гарнизона. Она была бы созс?мъ нестерпимой, если бы не выручала - охота. А охота была по истин? царская. Въ заросляхъ «подожди немного» и въ камышахъ въ изобиліи водились фазаны. Оттуда выскакивали красноватые, мелкіе туркестанскіе зайцы, а немного ниже, гд? у береговъ Сыръ-Дарьи, образовались грязные, топкіе затоны - водились дикія свиньи, кабаны, бывавшіе иногда величиною съ добрую лошадь. Въ густыхъ камышевыхъ заросляхъ устраивалъ свое логово царь м?стныхъ зв?рей, громадный среднеазіатскій тигръ, родной братъ королевскому тигру, водящемуся въ Индіи.
        Охота на кабана была опасной. Раненый кабанъ бросается на охотника и можетъ своими кр?пкими клыками убить челов?ка и лошадь. Но самъ кабанъ никогда не кинется на челов?ка, а уходитъ отъ него. Другое д?ло - тигръ. Тигръ, если зам?титъ, что на него охотятся, самъ обходитъ челов?ка и старается схватить его сзади. При этомъ, когда челов?къ идетъ по камышамъ, онъ съ трудомъ продирается черезъ нихъ, шуршитъ ими и шумитъ, съ трескомъ ломая стволы, тигръ же быстро крадется, извиваясь гибкимъ т?ломъ между камышей, неслышный и часто совс?мъ невидимый. И потому на тигра охотились ц?лыми командами, по двадцать, тридцать челов?къ, гд? одинъ выручалъ другого.
        Мантыкъ охотился на тигра одинъ.
        Мантыкъ былъ высокаго роста, кр?пкій, сильный, мускулистый и красивый. Начальство его очень любило и разр?шало ему надолго уходить изъ укр?пленія на охоты. Какъ большинство уральскихъ казаковъ, Мантыкъ прекрасно говорилъ по киргизски. Окрестные киргизы прямо обожали см?лаго, ловкаго и честнаго казака. Мантыкъ зналъ повадку каждаго зв?ря, каждой птицы. Зв?рь хитрилъ надъ нимъ - онъ ум?лъ перехитрить самаго хитраго зв?ря. Двуствольное пистонное ружье, съ дула заряжающееся, кожаная пороховница, дробовикъ съ натруской, пыжи изъ верблюжьей шерсти, пистонница съ желто-бронзовыми пистонами, м?шокъ съ провизіей за плечами, ножъ-кинжалъ на пояс? - вотъ и все снаряженіе Мантыка. То верхомъ на своемъ кр?пкомъ маленькомъ киргизскомъ кон?, который, казалось, такъ сжился съ хозяиномъ, что понималъ его, какъ челов?къ и то смирно стоялъ, не шевелясь, ожидая, пока не придетъ хозяинъ, то мчался на могучій посвистъ Мантыка, словно сп?шилъ ему на выручку, то п?шкомъ, Мантыкъ исходилъ вс? окрестности Раимскаго.
        Мантыкъ такъ изучилъ степь - такую, казалось бы - одинаковую и однообразную, что точно читалъ въ ней, какъ въ книг?. Каждый, едва прим?тный сл?дъ зв?ря онъ зналъ. Каждый разсказывалъ ему, кто и зач?мъ зд?сь проходилъ. Среди милліоновъ камышинъ густой заросли онъ точно каждую узнавалъ. Какой нибудь помятый листокъ, сломленная камышина ему говорила ясн?е словъ, кто тутъ былъ и что д?лалъ. И потому - ему, можетъ быть, одному никогда не было скучно въ Раимскомъ и Средне-Азіатскіе пески и камыши онъ любилъ горячей любовью.
        Мантыкъ былъ в?рный и честный товарищъ. Солдатское наше правило: - «самъ погибай, а товарища выручай» - онъ усвоилъ накр?пко и никогда не задумывался онъ объ опасности, когда кидался выручить попавшаго въ б?ду товарища.
        Кр?пкій былъ онъ солдатъ, удалой казакъ, - настоящей, старый Туркестанецъ.
        - Вотъ такъ-то, однажды, бродя съ другимъ уральскимъ казакомъ по пескамъ, Мантыкъ зашелъ отдохнуть и перекусить въ кибитку киргиза.
        Только разс?лись, обм?нялись обычными восточными любезностями, - какъ въ кибитку вб?жалъ мальчикъ-киргизенокъ. Лицо бл?дное, искаженное ужасомъ, глаза застыли.
        - Ой баяу!… Чулъбарсъ!...[Ой баяу - восклицаніе. Чулъбарсъ - тигръ.]
        Мантыкъ вскочилъ, схватилъ ружье, подтянулъ за руки къ себ? киргизенка, погладилъ его по голов? и сталъ ласково разспрашивать.
        - Гд??… Какой тигръ? Да не ошибся ли ты съ перепугу?… Не принялъ ли кабана, а то просто заблудившагося барана за тигра?
        Мальчикъ дрожіалъ мелкою дрожью… Сначала не могъ съ перепуга ничего толкомъ объяснить. Потомъ вдругъ быстро заговорилъ: -
        - Н?тъ, тюря…. Сюзъ чекъ калай улькунъ чулъбарсъ…. Словъ н?тъ такой большой тигръ… Козленка укралъ… Вотъ какъ близко былъ..
        У Мантыка загор?лись глаза.
        - Гд??… Гд?… Показать-то можешь?
        - А тутъ совс?мъ недалеко… Подл? камышей!
        Казаки поб?жали съ мальчикомъ къ камышамъ. На ровномъ песчаномъсолонц? четко отпечатались страшныя широкія лапы. Чуть вдавлены поджатыя когти. Кровь козленка темнымъ пятномъ лежитъ на песк?… Кровавый сл?дъ каплями повисъ на камышахъ. Тутъ тамъ замараны камыши. Другой и не прим?тилъ бы ихъ - для Мантыка это, что столбовая дорога.
        Онъ бросился по сл?дамъ тигра. Б?гомъ, б?гомъ, съ ружьемъ на перев?съ, рукою раздвигая камыши, о всемъ на св?т? позабывъ стремился Мантыкъ. И самъ сталъ такой же ловкій и быстрый, какъ тигръ. Они проб?жали съ казакомъ шаговъ шестьсотъ, какъ на широкой полян? увидали задавленнаго козленка. Тигръ почуялъ погоню и бросилъ добычу.
        Какъ вкопанный остановился Мантыкъ. Руку назадъ протянулъ, остановилъ знакомъ казака. Прошепталъ: - «стой! схоронись! Тигръ никогда не покинетъ того, что взялъ. Онъ сейчасъ и вернется, какъ услышитъ, что все стало тихо. Подождемъ. Посидимъ»…. Посидимъ - значитъ покараулимъ, постережемъ.]
        Отошли въ глубь камышей и притаились. Не дышутъ. И стало такъ тихо, тихо. Чуть шелестятъ метелки камышей, ударитъ одинъ о другой, зазвенитъ прозрачнымъ звономъ, и опять мертвая, глухая тишина. Надъ ними синее, глубокое, жаркое небо, все раскалено, все блеститъ подъ палящимъ азіатскимъ солнцемъ. Прямо противъ, какъ обр?занный, ровной ст?ной, густой и высокій стоитъ двухсаженный камышъ. Ничего въ немъ не видно. Рябить въ глазахъ отъ его частыхъ желтыхъ стволовъ.
        И вдругъ сразу, неслышно и осторожно, у этого камышеваго обр-за появился громадный тигръ. Между камышей просунулась лобастая голова съ густыми б?лыми бакенбардами и маленькими черными прижатыми назадъ ушами. Потомъ тигръ просунулся на половину. Темные въ золотомъ обвод? глаза его пристально и жадно смотр?ли на козленка.
        Онъ рыкнулъ одинъ разъ и со всею осторожностью, не поколебавъ ни одной камышины, какъ только и ум?ютъ ходить эти царственный, хищныя кошки, вышелъ весь на прогалину.
        Громадный, стройный, въ черныхъ полосахъ по бронзовому м?ху, онъ мягко подошелъ къ козленку и сталъ его обнюхивать. Черный конецъ пушистаго хвоста медленно шевелился вправо и вл?во. Пасть оскалилась, обнаживъ громадные б?лые клыки. Сейчасъ схватить козленка и ускачетъ съ нимъ саженными прыжками.
        Мантыкъ выц?лилъ подъ переднюю лопатку и выстр?лилъ сразу изъ обоихъ стволовъ. Жеребья[Жеребья - куски жел?за, употреблялись вм?сто очень крупной картечи.] хорошо попали и тигра отбросило въ сторону. Но онъ сейчасъ же вскочилъ и, страшно зарев?въ, пошелъ прямо на охотниковъ.
        - Стр?ляй?! - шепнулъ Мантыкъ казаку.

…. Ос?чка… У казака затряслись руки. Онъ выронилъ ружье…
        Тигръ былъ въ пятнадцати шагахъ отъ безоружныхъ охотниковъ.
        Гибель была неминуемая.
        Въ комнат? Парижскаго отеля все затихло. Недвижно сид?ли Абрамъ и Коля, Галина не спускала съ Селиверста Селиверстовича блестящихъ глазъ. Казалось, вс? трое переживали страшное положеніе, въ какое попали казаки. Д?душка провелъ ладонью по с?дой бород?, пожевалъ губами и продолжалъ.
        - Теперь съ центральнаго боя ружьями - это просто. Въ мигъ откинулъ стволы, вложилъ патроны и готовъ. Тогда это было совс?мъ по-иному. Зарядить ружье нужно было время. Надо было насыпать съ дула въ стволы порохъ, забивать его волосяными или войлочными пыжами, класть жеребья, опять забивать пыжи шомполомъ, накладывать на затравку пистоны - это ц?лыя минуты, а тутъ секунды отд?ляли охотниковъ отъ неминуемой смерти. И помогло тутъ знаніе зв?ря Мантыкомъ.
        Потомъ уже Мантыкъ разсказывалъ про этотъ случай:
        - «Я тигра знаю до точности. Если тигръ пошелъ на насъ, и не кинулся молоньей, значить, ему, а не намъ плохо. Конецъ ему, значить, приходить, каюкъ! Изъ посл?дняго идетъ, слаб?етъ тигръ. Глазами не видитъ. Смерть застить ему глаза. Темно у него, какъ у умирающаго челов?ка».
        Все это мелькнуло въ ум? у Мантыка въ т? мгновенья, когда другой казакъ читалъ уже по себ? отходную.
        - За мной?! - крикнулъ Мантыкъ.
        Кинулся самъ молоньей на тигра, схватилъ его за хвостъ и свалилъ на спину. Зат?мъ бросился на него съ ножомъ и прикончилъ его сильнымъ ударомъ подъ л?вую лопатку.
        Что твой, Галинка, Геркулесъ съ Немейскимъ львомъ!..
        У камышеваго обр-за появился громадный тигръ.
        IV
        ТУРКЕСТАНСКІЕ СОЛДАТЫ
        Н?сколько минутъ Селиверстъ Селиверстовичъ сид?лъ молча. Медленно макалъ подковку въ чай и ?лъ ее, неслышно жуя. Молчали и мальчики. Галинка тихо сказала: «ахъ!» и примолкла. И тишина стояла въ номер?. И сталъ въ нее входить черезъ окно шумъ Парижскихъ улицъ. Загуд?лъ автомобильный гудокъ, затрещала гд?-то, точно стр?льба изъ пулемета, разладившаяся мотоциклетка.
        Д?душка нахмурился и, точно хот?лъ онъ прогнать эти городскіе шум и вернуть снова тишину далекой Туркестанской пустыни, - сталъ продолжать свой разсказъ.
        - Да в?дь и люди тогда тамъ были! Точно изъ стали сд?ланы, жел?зными обручами скованы! Долгъ, честь, слава, доброе имя Русскаго солдата были имъ дороже жизни, дороже вс?хъ радостей жизни. Не боялись они ни голода, ни жажды - свыклись съ ними! Не боялись ни смерти, ни ранъ.
        Въ 1854-мъ году коканцы осадили такую же вотъ кр?постцу, какъ та, гд? жилъ Мантыкъ, - фортъ Перовскій.
        Несм?тная сила - восемнадцать тысячъ - пестрой ордой окружила фортъ. На форту всего 600 казаковъ и солдатъ Оренбургскаго линейнаго № 4 батальона. Тринадцать на одного! На форту вышли провіантъ и вода. Голодная смерть грозила гарнизону. Комендантъ форта, полковникъ Огаревъ, собралъ солдатъ и сказалъ имъ: -
        - Солдаты! Насъ очень мало. Не бол?е шестисотъ можетъ выйдти изъ кр?пости… Что будемъ д?лать? Ихъ несм?тная сила - насъ немного бол?е полътысячи.
        И раздался голосъ изъ рядовъ Оренбургскаго линейнаго № 4 батальона: -
        - Нужды н?тъ въ большемъ, ваше высокоблагородіе! На завтракъ намъ ихъ только и хватитъ.
        И по рядамъ прошелъ грозный ропотъ:
        - Только дозвольте, ваше высокоблагородіе!
        Въ шесть часовъ утра полковникъ Огаревъ вывелъ свой гарнизонъ изъ кр?пости на вылазку, а къ восьми, то-есть, къ солдатскому завтраку, - все было кончено. Пала подъ ударами казаковъ и солдатъ восемнадцатитысячная кокандская рать. Пала, сдалась и разб?жалась…
        Въ этомъ отряд?, на форту Перовскомъ, участникомъ этого славнаго боя былъ уральскій есаулъ С?ровъ. Н?сколько л?тъ спустя шелъ онъ съ сотней казаковъ черезъ пустыню къ городку Икану. И окружила его громадная сила коканцевъ - около двадцати двухъ тысячъ. Казаковъ немного бол?е сотни. Казаки положили своихъ лошадей, образовавъ изъ нихъ какъ бы живую кр?постную ограду, а сами залегли за ними. Кокандцы предложили имъ сдаться. «Все равно - отъ смерти не уйдете». Казаки отв?тили имъ гордымъ отказомъ. Кокандцы бросились на казаковъ. Четкими залпами казаки ихъ остановили. Тогда и кокандцы залегли кругомъ и открыли по казакамъ стр?льбу. Три дня и три ночи казаки оборонялись. Лошади были перебиты. Казаки падали за ними отъ пуль.
        - Сдавайтесь! - кричали кокандцы.
        Молчаніе было отв?томъ. Есаулу С?рову удалось послать н?сколько казаковъ - и они пробились сквозь кокандцевъ. Онъ послалъ ихъ не для того, чтобы просить о помощи. Онъ зналъ - помощи подать нельзя. Не посп?етъ къ нимъ подмога. Онъ послалъ только сказать, что онъ не можетъ выполнить своей задачи, что онъ окруженъ и погибаетъ.
«Молитесь за меня!»
        И вс? они пали. Вс? до одного были истреблены. И посейчасъ, какъ буря въ степи грозно поютъ наши уральцы…
        Селиверстъ Селиверстовичъ взглянулъ на Абрама и въ два голоса, тихонько, чтобы не потревожить сос?дей по комнат? они зап?ли:

«Въ степи широкой подъ Иканомъ, Насъ окружилъ коканецъ злой, И трое сутокъ съ басурманомъ, У насъ кип?лъ жестокій бой…
        - Такъ-то, - сказалъ Селиверстъ Селиверстовичъ, вдругъ обрывая п?ніе…. Были люди! Не хуже героевъ древности. Вотъ въ гимназіи я училъ, какъ триста спартанцевъ обороняли горный проходъ ?ермопилы и вс? пали. И на томъ м?ст? была сд?лана надпись: «странникъ, возв?сти спартанцамъ, что вс? мы триста пали, защищая Родину»…
        Ихъ было триста и въ горномъ проход?, гд? оборона легче, уральцевъ было всего сотня въ безбрежной степи. Поставимъ ли мы имъ тамъ достойный памятникъ? Лишь п?сня наша казачья изъ рода въ родъ разсказываетъ о ихъ высокомъ подвиг?… Вотъ и я Абрама учу, чтобы онъ зналъ и тоже своихъ сыновей и внуковъ, когда будутъ, научилъ… А надо бы на камн?… какъ у Спартанцевъ!.. А, Галинка?
        Галина, молча, кивнула головою….
        - А то вотъ забываешь многое… При Скобелев? было… Тоже окружили конные кокандцы нашу линейную роту… А ею командовалъ поручикъ, фииляндецъ, вотъ и не помню его фамилію, запамятовалъ. Не то Линдеквистъ, - солдаты звали его Плюнь-да-свисни, не то другой кто. Построилъ онъ карэ, самъ сталъ въ середин?, трубка въ зубахъ. Командуетъ - залпы… Кокандцы совс?мъ нас?даютъ… А онъ, - показалось ему, что плохо пріемъ сд?лали.
        - Командуетъ: - «отставить!» - Это въ двадцати шагахъ отъ кокандцевъ-то! - Рота, какъ одинъ, брякнула «къ ног?«. - А онъ снова тянетъ, не вынимая трубки изъ зубовъ: - «По кавалеріи! Пальба ротою!»…
        Отбилъ таки кокандцевъ…
        Вотъ, Галина, люди какіе были… Что твои Муціи Сцеволы, или братья Гракхи, только не нашлось для нихъ Плутарха, только не учатъ про нихъ въ школахъ!
        V
        ТРИНАДЦАТЫЙ ТИГРЪ МАНТЫКА
        Галина уже знала: - какъ разворчится Селиверстъ Селиверстовичъ, какъ начнетъ корить, что, молъ, не любимъ, да и не ц?нимъ, да не знаемъ мы своего Русскаго, и все за иностранцымъ тянемся, такъ и не остановить его никакъ, и пошла на хитрость.
        - Д?душка, - сказала она, - вы же об?щали про тринадцатаго тигра Мантыка разсказать.
        - Ну и об?щалъ… И разскажу… Только не сегодня. Ишь поздно какъ… Десятый часъ никакъ. Спать пора и старымъ и малымъ.
        - Д?душка! - взмолилась Галина. - Сегодня мамочка дежурная. Вернется еъ первомъ часу. Я все равно до ея возвращенія не засну. Я днемъ выспалась. Разскажите про тринадцатаго тигра.
        Селиверстъ Селиверстовичъ покрутилъ головой, справился со своими тяжелыми серебряными часами, что вис?ли у него на бронзовой толстой ц?пи, покачалъ головою и сказалъ:
        - Ну, ладно…. Но только потомъ - спать! Честное слово!
        - Честное слово.
        - Ну, такъ вотъ, какъ это случилось. Было это зимою, въ ноябр?, въ 1858 году. Мантыкъ со своею сотнею находился тогда на форт? Перовскомъ. Года за два до этого, на охот?, спасая товарища, подмятаго громаднымъ кабаномъ, Мантыкъ получилъ рану въ руку. Рана сама по себ? неопасная, но на охот?, какъ водится, ее небрежно перевязали, она загрязнилась, и стала бол?ть. Мантыка отвезли въ госпиталь. Тамъ ему руку зал?чили, но два пальца на рук? остались у него сведенными и м?шали ему. Но онъ былъ такой же сильный, ловкій и неутомимый охотникъ. Онъ положилъ уже дв?надцать тигровъ.
        Слава о немъ, какъ о см?ломъ истребител? тигровъ, шла по всей Сыръ-Дарьинской области и чуть, гд? появлялся тигръ, киргизы искали Мантыка, чтобы выручалъ онъ изъ б?ды.
        Въ этомъ, 1858-мъ, году зима наступила поздняя. Только въ ноябр? выпалъ сн?гъ. Было раннее утро. На форту, по казармамъ только только стали подниматься солдаты. Все было б?ло отъ сн?га. Все блистало и сверкало подъ яркимъ солнцемъ, подъ голубымъ, безоблачнымъ небомъ: - б?лыя низкія постройки казармъ съ плоскими крышами, б?лый чистый сн?гъ на площадяхъ, плацахъ и улицахъ, сн?гомъ покрытая б?лая степь. Тихо р?ялъ надъ нею Русскій флагъ и голубая, еще косая, длинная т?нь шевелилась отъ него по сн?гу. Да! Прекрасный былъ это день! Мантыкъ убирался въ своей казарм?. Мылъ изъ м?днаго кунгана, подв?шеннаго на веревк?, ледяною водою лицо и руки, чистилъ свои малиновыя кожаныя чембары.[Кунганъ - кувшинъ съ узкимъ горломъ. Чембары - кожаныя изъ бараньей кожи шаровары, окрашенныя сандаломъ. Ихъ до 1890-хъ годовъ носили туркестанскія войска.]
        У воротъ брякнулъ колоколъ. Часовой вызывалъ разводящаго. Со степи прискакали киргизы съ просьбою къ коменданту.
        Недалеко отъ форта, въ камышахъ, гд? было киргизское кочевье, на разсв?т?, тигръ напалъ на женщину, пошедшую нар?зать камыша на топливо и на смерть зар?залъ ее. Киргизы просили коменданта защитить ихъ отъ зв?ря.
        Комендантъ форта, генералъ Дебу, вызвалъ Мантыка. Мантыкъ уже все зналъ. Еще пока киргизы дожидались у комендантской квартиры онъ ихъ обо всемъ распросилъ. Онъ явился къ коменданту совс?мъ готовый къ охот?.
        - Что же, Мантыкъ, - спросилъ его генералъ, - справишься?
        - Съ превеликою охотою, ваше превосходительство, - отв?чалъ Мантыкъ.
        - Только возьми съ собою кого. Одинъ не ходи. Мало ли что понадобится?
        - Понимаю, - сказалъ Мантыкъ.
        Мантыкъ взялъ съ собою казака и двухъ охотниковъ солдатъ.
        И не прошло и получаса, какъ вс? они поскакали вм?ст? съ киргизами на то м?сто, гд? тигръ зар?залъ женщину.
        Мантыкъ осмотр?лъ кровавое пятно на сн?гу, сл?зъ съ лошади, приказалъ своимъ спутникамъ тоже сл?зть, оставилъ лошадей подл? камышей и пошелъ съ охотниками по сл?дамъ тигра. На чистомъ сн?гу, сл?ды тигра были отлично видны. Мантыкъ зналъ, что тигръ, когда сытно по?стъ, далеко не уходить, а ложится тутъ же, гд?-нибудь поблизости.
        Охотники прошли камышами полъ версты и вдругъ увидали тигра. Онъ сид?лъ на заднихъ лапахъ на небольшой прогалин? и будто къ чему то прислушивался. Зам?тивъ охотниковъ, тигръ прыгнулъ въ камыши и скрылся въ чащ?. Мантыкъ бросился за нимъ. Но не прошелъ онъ и ста шаговъ, какъ увидалъ, что тигръ сд?лалъ петлю, обошелъ ихъ и вышелъ на ихъ старый сл?дъ. Значить, уже не охотники сл?дили и охотились на тигра, а тигръ сл?дилъ и охотился на охотниковъ.
        Мантыкъ это сейчасъ же понялъ.
        - Стойте, ребята, - сказалъ онъ. - Тигръ хочетъ броситься на насъ сзади. Но, если онъ увидитъ, что насъ четверо, онъ опять повернетъ и такъ будетъ безъ конца. Мы никогда его не настигнемъ. Отойдите немного въ сторону и спрячьтесь въ камышахъ. Сидите тихо. Я одинъ останусь зд?сь и буду на себя ожидать тигра. Когда услышите мой выстр?лъ, - б?гите ко мн?. На в?рность выстр?ла я над?юсь… но - всяко бываетъ…
        Никогда Мантыкъ такъ не говорилъ. Онъ всегда былъ ув?ренъ и въ ружь? и въ своемъ глаз?, и въ своей рук?. Видно на этотъ разъ онъ предчувствовалъ недоброе.
        Охотники ушли и скрылись въ камышахъ. Все затихло въ зимнемъ солнечномъ дн?. Ярко блисталъ сн?гъ, да золотились сухіе стволы камышей. Мантыкъ опустился на кол?но и сталъ ожидать тигра.
        Своего - тринадцатаго!
        Было, должно быть, ужасно тихо въ этотъ зимній день, въ камышахъ, въ блистаніи синяго неба и б?лаго, жгущаго глаза сн?га. Камыши стояли прямые, высокіе. Ни в?терка, ни шелеста. Все кругомъ замерло. И вдругъ зашуршало неподалеку, и какъ-то неожиданно, внезапно, во всей своей величавой красот? появился противъ Мантыка тигръ. Всего какихъ-нибудь пятнадцать шаговъ разд?ляли зв?ря отъ охотника. Тигръ увидалъ неподвижно сидящаго на кол?н?, съ ружьемъ на изготовку охотника и остановился. Его глаза заблистали. Пасть открылась, обнаживъ страшные острые зубы. Длинный хвостъ сталъ бить по бокамъ. Тигръ выказывалъ этимъ свою ярость. Вдругъ онъ прилегъ на брюх? и сталъ сильно топать задними ногами, готовясь къ смертельному прыжку.
        Я разсказываю вамъ долго - это были секунды. Тигръ шелохнулся. Приподнялъ голову. Мантыкъ выстр?лилъ, какъ всегда, изъ обоихъ стволовъ сразу… но… приц?лъ ли былъ неправильно взятъ, или дрогнула рука Мантыка, зарядъ, какъ потомъ разсмотр?ли, попалъ не въ голову и пасть тигра, а въ грудь, пониже шеи. Ничтожныя для тигра раны!… Онъ сд?лалъ могучій прыжокъ и со страшнымъ ревомъ опрокинулъ и подмялъ подъ себя Мантыка.
        На выстр?лъ и на ревъ приб?жали охотники. Мантыкъ не растерялся. Лежа подъ тигромъ, онъ ухватилъ его за заднія ноги и перебросилъ черезъ себя. Силища была у челов?ка подлинно Геркулесовская! Въ тигр? потомъ оказалось безъ малаго десять пудовъ! Тигръ снова бросился на Мантыка.
        - Гибну, братцы, - крикнуть Мантыкъ изъ подъ тигра. - Стр?ляйте… Если зад?нете меня - ничего…. Только стр?ляйте!
        Тигръ съ ревомъ мялъ и грызъ лицо Мантыку. Солдаты и казакъ стояли, струсивъ, оп?шивъ, совершенно растерявшись. Наконецъ, казакъ Ранневъ подскочилъ и въ упоръ выстр?дилъ тигру въ лобъ. Тигръ оставилъ Мантыка и обратился на Раннева. Онъ подмялъ казака подъ себя.
        Мантыкъ, съ головы до ногъ залитый кровью, крикнулъ солдатамъ:
        - Колите жъ его, братцы… Онъ уже не страшный.
        Солдаты всадили въ тигра прилаженные къ ружьямъ ножи. Тигръ издохъ на Раннев?, и тотъ выползъ изъ-подъ него совершенно невредимый.
        Молча и неподвижно лежалъ на земл? окровавленный Мантыкъ. Бедренная кость правой ноги у него была раздроблена, правое плечо такъ измято, что обратилось въ какую-то массу мелкихъ костей и обрывковъ мяса, залитыхъ густою кровью. Кожа на голов? была м?стами содрана. Но Мантыкъ былъ живъ. Ни однимъ стономъ онъ не показалъ, какъ онъ страдалъ. Онъ сл?дилъ глазами за охотниками. Когда он увид?лъ, что Ранневъ выползъ изъ-подъ зв?ря, а тотъ лежитъ неподвижный, онъ спокойно спросилъ:
        - Убили его?
        Получивъ утвердительный отв?тъ, Мантыкъ вздохнулъ и тихо сказалъ:
        - Ну, везите меня теперь на фортъ…. Видно пришелъ конецъ и Мантыку.
        Не мало времени прошло, пока доскакали солдаты до форта, разсказали о происшедшемъ, и съ форта прислали за Мантыкомъ комендантскій тарантасъ. Мантыкъ все это время лежалъ молча, спокойно ожидая своей участи. Его уложили бережно въ тарантасъ и отвезли на фортъ. Генералъ Дебу отнесся къ нему по-отечески: лучине врачи были вызваны съ линіи,[Наши войска подавались вглубь Средней Азіи, строя рядъ укр?пленій-городовъ, которые и составляли линію. Отсюда жизнь въ приграничной полос? назывались жизнью «на линіи», а войска - Линейными, т. е. приграничными, идущими впередъ. Потомъ при Государ? Имьератор? Никола? II ихъ назвали Стр?лковыми.] чтобы л?чить Мантыка. Все было напрасно. Черезъ пять дней, въ полномъ сознаніи, ясно и кротко, скончался Мантыкъ - истребитель тигровъ.
        Геркулесу равный!.. Соперникъ Жерара!
        VI
        МЕЧТЫ
        Всегда посл? такихъ разсказовъ стараго Селиверста Селиверстовича Абрамъ оставался у Коли. Они устраивались за занав?ской, на постели Коли. Галинка скоро засыпала, а они сид?ли вдвоемъ подл? зажженной св?чи и больше молчали. Имъ не надо было говорить. Они одинаково думали. Разбуженный разсказами д?душки неясныя вставали мечты.
        Занав?ска казалась полами палатки, или брезентомъ на пароход?, или, можетъ быть, даже парусомъ. За нею была безбрежная пустыня и тихо, что-то нашептывая, шуршали камыши. Тамъ бродили тигры. Въ палатк? сид?ли: - Абрамъ Мантыкъ, знаменитый охотникъ, и его другъ, неутомимый изсл?дователь - Коля Ладогинъ.
        Или - кругомъ было море. Безбрежный океанъ катилъ съ грознымъ плескомъ синіе валы и б?лилъ ихъ шипящей п?ной. Они били въ носъ корабля и солеными брызгами осв?жали лица мореплавателей, страдающихъ отъ зноя.
        За свою молодую жизнь они повидали много. Были они и въ мор?. Но какъ? Некогда было смотр?ть и любоваться на море, некогда было наблюдать, какъ неслись подл? парохода тупорылые б?лобрюхіе дельфины, какъ прыгали изъ воды и исчезали въ голубой волн?. Переполненный людьми пароходъ жилъ тревожною, суетливою жизнью. Надо было помогать Наталь? Георгіевн? и Галина, надо было услуживать женщинамъ, старикамъ и д?тямъ. Сами д?ти, они, подъ руководствомъ Селиверста Селиверстовича, сп?шили всюду, гд? могли ч?мъ-нибудь помочь Они не были бойскаутами, не носили англійскихъ рубашекъ и цв?тныхъ значковъ, но отъ д?душки они знали свои обязанности Русскихъ мальчиковъ.
        Призоветъ ихъ къ себ? д?душка, поставитъ передъ собою и говорить:
        - А ты старому-то услужи… Видишь, ему не дотолкаться до кипятку. Возьми у него чайничекъ-то, да нац?ди, чай завари и угости. Сказано въ Писаніи: «предъ лицомъ с?дого возстани и почти лицо старче и да убоишися Господа Бога Твоего»!..
        Коля б?жалъ помогать старику, а Селиверстъ Селиверстовичъ уже наставлялъ Мантыка.
        - Видишь, Абрамъ, барынл возится, б?лье стираетъ. Поди, помоги ей. Гд? ей одной, она непривычная. Разв?шивай ей пеленки-то.
        Такъ моталъ малышей Селиверстъ Селиверстовичъ по пароходу ц?лый день. Не до моря было. Да и впечатл?ній было много. Кругомъ молодежь. Съ ними шелъ Алекс?евскій полкъ. Вечеромъ соберутся на бак? въ желтыхъ, прожженныхъ шинеляхъ, бравые, см?лые, завьется тамъ п?сня - какъ не послушать! Абрамъ и Коля уже тамъ. Слушаютъ, запоминаютъ слова, нап?въ, подп?ваютъ сами….
        Обрывки воспоминаній, картины только что расписанныя Селиверстомъ Селиверстовичемъ, неясныя мечты, будто колдовскіе сны на яву, овлад?вали обоими мальчиками, когда такъ сид?ли они на Колиной постели, ожидая Наталью Георгіевну. Въ эти тихіе ночные часы одинъ скажетъ другому:
        - Помнишь?
        А другой уже знаетъ о чемъ сказано это «помнишь»? - прямо отв?титъ на мысль.
        Коля опустилъ голову и чуть слышно, подъ сурдинку, шепоткомъ, зап?лъ
«Алекс?евскую» п?сню:[Эта п?сня, собственно составлена во время Русско-Японской войны 1904-05 годовъ, когда ее сочинилъ и положилъ на музыку одинъ Кубанскій казакъ, но особенно она стала изв?стна въ Добровольческой Арміи въ Алекс?евскомъ полку, почему и получила названіе «Алекс?евской».]
        - «Пусть свищутъ пули, пусть льетсй кровь,
        Пусть смерть несутъ гранаты!
        Мы см?ло двинемся впередъ,
        Мы - Русскіе солдаты!»
        - Помнишь, Мантыкъ? Абрамъ продолжалъ, вторя Кол?:
        - «Въ насъ кровь отцовъ - богатырей
        И д?ло наше право,
        Сум?емъ честь
        Мы отстоять
        Иль умереть со славой…»
        - Мантыкъ, мой папа убить въ бояхъ на Бзур?. Мама разсказывала: - онъ всталъ передъ сеоими солдатами… Кругомъ неслись гранаты. Н?мецъ одол?валъ своею артиллеріей. Онъ сказалъ:-«впередъ, родные! За Царя и за Россію»… И упалъ, пронзенный пятью пулями изъ пулемета… Когда его хоронили солдаты. - Они плакали… Никто не знаетъ, гд? его могила. Тамъ… На Бзур?… Въ Польш?… но онъ видитъ насъ… Мантыкъ, ты ум?ешь стр?лять, Какъ твой прад?дъ?
        - Я, - прошепталъ Абрамъ, - я каждый разъ, какъ ярмарка, упражняюсь въ тир?. Везд?… И на плясъ д'Итали, и на плясъ де ля Бастій, и на плясъ де ля Репюбликъ, Большія площади Парижа, гд? устраиваются народныя гулянья.] какъ поставятъ балаганы, карусели и тиры для стр?льбы - я тамъ. Я никогда не промахнусь… У меня глазъ, какъ у д?душки… И рука… Я мечтаю…
        - О тиграхъ? Мантыкъ, о тиграхъ? - быстро прошепталъ Коля, и схватилъ Мантыка за руку.
        Мантыкъ тяжело вздохнулъ. Чуть слышно сказалъ:
        - Н?тъ… Туда нельзя… Туда не пустятъ… Я думалъ о львахъ… Какъ Жераръ… Въ Африку можно, если им?ть деньги…
        - И я объ этомъ думалъ… Въ Африку… Только, - Коля головой показалъ въ направленіи постели, гд? спала Галина. - Какъ же ихъ то?.. Мамочку и Галину?.. Имъ безъ меня нельзя. Не проживутъ… Мамочка такъ мало получаетъ.
        Мантыкъ сид?лъ, пригорюнившись…
        - И мн? нельзя… Никакъ нельзя. Д?душка то только дв?сти франокъ получаетъ. Ему безъ меня не прожить.
        Оба вздохнули. Не д?тское бремя положилъ Господь на ихъ д?тскія, юныя плечи.
        Они долго молчали. За окномъ, все затихая, шум?лъ городъ. Галинка тихо спала. Не было ее слышно. Снова вспоминались разсказы Селиверста Селиверстовича о подвигахъ предка Мантыка. Коля чуть слышно спросилъ:
        - Мантыкъ, ты очень сильный?
        - Да… Вс? зд?сь удивляются моей сил?. Французы диву даются.
        - Ты бы могъ, какъ «онъ», тигра схватить за заднія лапы и перебросить черезъ себя?
        - Не знаю… Думаю, очень трудно… Съ Божьей помощью разв?.
        - А льва?
        Мантыкъ ничего не отв?тилъ. Онъ только пожалъ плечами, будто сказалъ: - «надо попробовать», и тяжело вздохнулъ.
        VII
        ТАЙНА
        - Встань, Мантыкъ, - поднимаясь съ постели, прошепталъ Коля.
        Мантыкъ всталъ. Коля, въ странномъ возбужденіи, поднялъ свой жесткій матрасикъ и обиажилъ старую, почерн?вшую отъ времени и дорожныхъ испытаній корзину. Ивовыя застежки были давно сломаны и еще на пароход? зам?нены Селиверстомъ Селиверстовичемъ проволочными жгутами. Коля вынулъ жел?зный прутъ и раскрылъ корзину. Со скрипомъ откинулась широкая крышка и Коля, нагнувшись, сталъ искать что то подъ аккуратно сложеннымъ его б?льемъ и воскреснымъ костюмомъ. Онъ досталъ пожелт?вшій отъ времени большой, плотной бумаги конвертъ и, держа его въ рукахъ, сказалъ, волнуясь, Абраму.
        - Мантыкъ, поклянись мн?, что никому не разскажешь о томъ, что сейчасъ увидишь и услышишь отъ меня.
        Мантыкъ пожалъ опять плечами и ничего не сказалъ.
        - Н?тъ, ты клянись, - настойчиво повторилъ Коля, - мн? кажется, что это страшно важно… Это ужасно, какъ намъ подходитъ. Можетъ быть, тутъ - исполненіе вс?хъ нашихъ зав?тн?йшихъ желаьій. Клянись.
        - Ну, клянусь, - неохотно сказалъ Абрамъ. - Гр?хъ это… - клясться…
        - По пустякамъ - да. Но это очень важно… «Ну - клянусь» - это не годится. Ты скажи мн?: - «честное слово уральскаго казака»… И перекрестись…
        - Да въ чемъ д?ло?
        Коля дрожащими руками вынулъ изъ конверта какой-то, потемн?вшій отъ времени пакетъ съ полъ листа писчей бумаги и торжественно сказалъ: - Это пергаментъ.
        - Пергаментъ, - повторилъ Мантыкъ.
        Слово звучало важно. Оно говорило о древности. О грекахъ и римлянахъ. Объ Азіи и Африк?, о временахъ, когда не знали бумаги, о народахъ, которые ее не им?ли…
        Мантыкъ сталъ серьезенъ. Коля развернулъ въ четверо сложенный пакетъ, на немъ была сд?лана бл?дными водяными красками, синими, красными, зелеными и желтыми, рамка изъ какихъ то невиданныхъ листьевъ и цв?товъ, въ ней крючками и скобками, не то по турецки, не то по арабски что то написано.
        Да, д?ло было не шуточное.
        Коля настойчиво повторилъ:
        - Перекрестись! Скажи: «честное слово уральскаго казака».
        Мантыкъ перекрестился и сказалъ:
        - Честное слово уральскаго казака…
        - Правнука истребителя тигровъ Мантыка, - говорилъ Коля.
        - Это зач?мъ-же?
        - Потому что твой прад?дъ былъ ужасно какой честный и хорошій. Онъ то уже никогда не обманулъ бы.
        Мантыкъ послушно повторилъ за Колей:
        - Правнука, истребителя тигровъ Мантыка.
        - Честнаго Русскаго челов?ка, - продолжалъ Коля, а Мантыкъ за нимъ повторялъ. - Христіанина… даю честное, великое, клятвенное слово, что никому, никогда не скажу, не выдамъ, не открою тайны, которую мн? скажетъ Николай Семеновичъ Ладогинъ и, если онъ разгадаетъ и свершитъ, то не буду ему м?шать, но всячески ему буду помогать въ раскрытіи тайны.
        - Въ раскрытіи тайны… Не томи меня… Что это за хитрая у тебя бумага? Почему ты никогда о ней мн? не говорилъ раньше?
        - Я самъ о ней только недавно узналъ.
        Коля бережно передалъ пергаментный листъ Мантыку, подвинулъ ему ближе стулъ, на которомъ гор?ла св?ча и сказалъ:
        - Смотри внимательно и слушай.
        - Этимъ л?томъ, мы съ мамой разбирали наши вещи. На дн? корзины мамочка нашла этотъ старый конвертъ и въ немъ этотъ листокъ пергамента. Я сталъ ее разспрашивать и вотъ, что она мн? разсказала. У мамы былъ братъ, значить, мой дядя… Онъ былъ много старше мамочки. Звали его - дядя Петя, - Петръ Георгіевичъ Покровскій. Мамочки еще не было на св?т?, когда дяд? Пет? было уже пятнадцать л?тъ, и онъ безъ в?сти пропалъ въ Африк?.
        - Въ Африк?, - чуть слышно повторилъ Мантыкъ.
        Онъ нагнулся надъ листомъ пергамента. Вверху печать: - левъ, солнце за нимъ, и три копья со знаменами. Пониже странныя, ц?пкія буквы таинственной гирляндой вьются по бумаг?. Бумага изъ Африки.
        Коля, проворно роясь на дн? корзины, досталъ помятый большой листъ. Это была карта путей сообщенія, вырванная изъ н?мецкаго жел?знодорожнаго путеводителя. Коля сложилъ ее и протянулъ Мантыку. Узкой полосой между заштрихованныхъ синимъ морей и океановъ разстилались вс? пять частей св?та. Кривыми черными дугами вились между ними линіи пароходныхъ сообщеній. Мантыкъ такъ и впился въ карту. Въ этихъ б?лыхъ материкахъ съ р?дкими названіями, въ голубыхъ океанахъ, изображенныхъ на бумаг?, тоже была какая то тайна. Они непонятнымъ образомъ волновали обоихъ мальчиковъ. Они были какъ бы дополненіемъ къ красочнымъ разсказамъ стараго Селиверста Селиверстовича и, когда мальчики нашли крошечное голубое, съ маленькую горошину величиной, Аральское море и голубую Сыръ-Дарью, когда читали имена Казалинска, Ташкента, Андижана - точно не на бумагу они смотр?ли, не буквы и штрихи вид?ли, a вид?ли ту желтую пустыню, т? с?рые камыши и б?лыя кр?пости-форты, гд? только что въ разсказ? д?душки прошла, прошум?ла вся славная жизнь уральскаго казака Мантыка. И, когда дальше, раскрывая карту и показывая по ней, разсказывалъ
Коля, - передъ Мантыкомъ проходили страны, о которыхъ онъ такъ часто мечталъ, несясь на своей каміонетк?, гд? нибудь по окрестностямъ Парижа.
        - Я запомнилъ, - тихо, боясь разбудить Галину, разсказывалъ Коля, - каждое мамочкино слово.
        Вотъ, что она мн? говорила… А она это знала, потому что мамочкинъ папа былъ морякъ въ Добровольномъ флот?. Къ началу царствованія Императора Николая II, память котораго мы съ тобой поклялись свято чтить, - въ Россіи сталъ сильно развиваться Добровольный флотъ.[Въ Россіи передъ Германской войной было много пароходныхъ обществъ: Добровольный флотъ, Россійское общество пароходства и торговли, Русское общество пароходства и торговли, Русско-Азовское общество и др. Добровольный флотъ было самое большое и см?ло соревновало съ лучшими иностранными линіями.] Громадные пароходы его «Нижній Новгородъ», «Саратовъ», «Самара», «Москва» и многіе другіе см?ло соперничали съ лучшими пароходами н?мецкихъ, французскихъ и англійскихъ линій. Они ходили изъ Петербурга и изъ Одессы кругомъ всего св?та въ далекіе порты Сибири: - Владивостоку Николаевскъ и Охотскъ, они ходили въ Китай и Японію. На всемъ ихъ сорокадневномъ пути отъ Одессы до Владивостока не было ни одного Русскаго порта, куда они могли бы зайти, пополнить запасы угля и провизіи. Всюду приходилось одолжаться у французовъ, или у англичанъ. А въ случа? войны
или какихъ нибудь осложнены, ты самъ понимаешь, что изъ этого могло выйти? И вотъ, мамочка мн? говорила, что тогда была мысль найти гд? нибудь въ Красномъ мор? уютное м?сто для стоянки кораблей, гд? бы можно было устроить угольную станцію, а если нужно, и кр?пость, морской порть, вотъ какъ у англичанъ такіе есть везд?.
        И Коля, см?ло тыча пальцемъ по карт?, говорилъ: - Гибралтаръ у входа въ Средиземное море, Аденъ у выхода изъ Краснаго моря, Сингапуръ у входа въ Великій океанъ… Имъ удобно плавать. Тогда обратили вниманіе на Таджурскій заливъ противъ Адена. Англичане тамъ заняли городокъ Зейлу, французы Обокъ и строили тамъ порть Джибути… Оставался городокъ Таджура, влад?ніе арабскаго Таджурскаго султана… Это было въ 1882, или въ 1885 году, значить, въ царствованіе Императора Александра III. Является къ нему во дворецъ молодцеватый челов?къ, саратовскій дворянинъ Николай Ашиновъ и говорить: «Ваше Императорское Величество, разр?шите сослужить Россіи великую службу: - открыть путь въ Африку, къ православному Негусу Абиссинскому, устроить портъ въ Таджурскомъ залив?, положить начало Русскимъ поселеніямъ въ Африканской земл?!
        Задумался Императоръ Александръ III. Зналъ онъ, какъ нужна Россіи такая угольная станція, нужна для его д?тища - Добровольнаго флота, но зналъ такъ же, какъ ревниво берегутъ иностранцы вс? эти м?ста отъ Русскаго глаза. Не позволять, пом?шаютъ… А воевать изъ за этого Россіи не стоить. Кр?пко стоялъ за миръ Императоръ Александръ III, не даромъ прозвалъ его народъ - «царь-Миротворецъ». Все это, вс? свои думы и сомн?нія, высказалъ Государь Ашинову. Ашиновъ говорить: -
«Ваше Величество! только дозвольте… Только глаза закройте на мои д?ла. А я д?йствовать буду по казачьи, самъ отъ себя. Какъ Ермакъ воевалъ предку вашему царю Ивану Грозному Сибирь отъ Кучума, какъ ходили казаки Полунинъ и Дежневъ, ажъ до самой Америки, такъ и я наберу дружину лихихъ молодцовъ и заберу съ нею, что надо. Поль Африки завоюю! Кровь волжскихъ казаковъ течетъ во мн?. Можетъ быть, я и самъ потомокъ Ермака, покорителя Кучумова царства!»
        Коля оживился, на его бл?дномъ, худенькомъ лиц? заигралъ румянецъ. Онъ вспоминалъ, какъ ему разсказывала мамочка и, казалось, вид?лъ и слышалъ, какъ см?ло говорилъ казакъ Ашиновъ съ Императоромъ Александромъ III.
        - И опять колебался Государь. П?шимъ, или коннымъ, или на ладьяхъ по глухимъ сибирскимъ р?камъ, какъ ходили по Азіи казаки, въ Африку не пойдешь. Везд? заставы, таможни, досмотры. Въ Константинопол?, въ Портъ-Саид?, въ Суец?, въ Аден? - какъ проскочишь сквозь эту с?ть, да еще съ ц?лымъ отрядомъ? «А мы», - говорить Ашиновъ, - «подъ видомъ монаховъ. Монастырь, моль, строить хотимъ въ Африканской пустын?. Хотимъ уподобиться святымъ пустынножителямъ»… Ну и уговорилъ Императора Александра III, и не то, чтобы Государь даль на это согласіе, но просто, приказалъ: - не м?шать Ашинову действовать. Ашиновъ кликнулъ кличъ. Набралъ разнаго народа. Были и казаки, была и молодежь. Такъ изъ гимназіи, гд? тогда учился дядя Петя - б?жалъ онъ самъ и два его товарища и собралась ватага - челов?къ триста. Мамочк? разсказывали, что недоразум?нія начались у нихъ съ самаго отплытія изъ Одессы. Въ Портъ-Саид? - казаки-монахи высадились и такъ наскандалили, что англичане заарестовали ихъ, посадили на баржу и вывели въ море. Большихъ трудовъ стоило Ашинову и нашему консулу высвободить ихъ. Наконецъ, прошли Суэцкій каналъ и
посл? семидневнаго плаванія по Красному морю вошли въ Таджурскій заливъ. Казаки - ашиновцы скинули съ себя монашеское платье, принарядились по военному, изготовились брать арабскую кр?пость Таджуру, покорять новыя земли подъ Б?лаго Царя. И вотъ тутъ случилась ошибка. Вм?сто того, чтобы высадиться противъ Таджуры и идти воевать независимаго Таджурскаго султана, Ашиновъ высадился противъ Обока и поставилъ тамъ свой лагерь по военному. Французскій гарнизонъ Обока состоялъ изъ одного французскаго сержанта и н?сколькихъ чернокожихъ солдатъ. Но тамъ разв?валось французское знамя, тамъ былъ телеграфъ.
        Телеграфъ заработалъ. Пошла телеграмма въ Джибути, оттуда въ Парижъ, изъ Парижа въ Петербургъ. Что за люди стоятъ безъ спроса, безъ разр?шенія на французской земл?? Разв? есть война между Франціей и Россіей? Изъ Петербурга отв?тили, что войны н?тъ, что то люди вольные, и правительство за нихъ не отв?тственно… Ашиновъ, между т?мъ, въ своемъ лагер? готовился къ бою. Вс? достали ружья, шашки и кинжалы, собирались штурмомъ брать Обокскую кр?пость!
        - Что же имъ никто не сказалъ, - воскликнулъ съ досадою въ голос? Мантыкъ, - что они ошиблись?
        - Изъ Джибути пришла канонерка со скоростр?льными пушками, - продолжалъ свой разсказъ Коля. - Свистнула по ашиновскому лагерю шрапнель. Разметала палатки, погнала людей. Д?ло обернулось не въ шутку. Думали воевать съ дикарями, вооруженными плохими ружьями и копьями, воевать пришлось противъ артиллеріи и прекрасной французской морской п?хоты. Не готовые для такого боя Ашиновцы разб?жались.
        Самъ Ашиновъ выкинулъ б?лый флагъ и съ остатками своего отряда сдался. Его потомъ доставили въ Петербурга, тамъ признали сумасшедшимъ и онъ вернулся къ себ? въ Саратовскую губернію, гд? и сталъ тихо жить. Т? люди, которые разб?жались по пустын? - погибли. Кто умеръ отъ голода и жажды, кто былъ убитъ въ пустын? дикарями. Французы собрали ихъ т?ла и т?ла убитыхъ первыми пушечными выстр?лами и похоронили ихъ на гор?. Вс? они были узнаны и списки ихъ были составлены. Дяди Пети не было среди погибшихъ. Не оказалось его и среди т?хъ, кто вернулся съ Ашиновымъ. Родители дяди Пети разыскивали его повсюду: - его не было нигд?. Тогда стали считать, что онъ погибъ и его т?ло не найдено. Мамочка говорила, что по немъ всегда служили панихиды. И такъ прошло тридцать л?тъ. Передъ самой войной на имя управляющая т?мъ домомъ, гд? жили родители мамочки, пришелъ пакетъ изъ Одессы. Въ немъ была эта бумага и письмо, ник?мъ не подписанное, съ просьбой разыскать кого нибудь изъ маминой семьи и передать этотъ пергаментъ ему. Тогда въ живыхъ оставалась только мамочка. Ей эту бумагу и передали.
        - Теперь давай разсмотримъ ее.
        Коля бережно свернулъ разложенную на стул? подъ св?чкой карту, убралъ ее въ корзину, опустился на колени, ближе къ св?чк? и осторожно разгладилъ рукою пожелт?вшій пергаментъ. Мантыкъ с?лъ рядомъ съ нимъ и сталъ смотр?ть на странныя буквы.
        VIII
        ЗАГАДКА
        - Зд?сь, на лицевой сторон?, - сказалъ Коля, - ничего особеннаго. Папа носилъ бумагу въ Азіатскій департаментъ министерства иностранныхъ д?лъ и тамъ ему все разобрали. Это абиссинская бумага, «уракатъ», то есть, патентъ на орденъ зв?зды Эфіопіи 3ей степени, выданный «москову Петру Покровскому», то есть - дяд? Пет?. Надпись на бумаг? начинается словами подъ гербомъ:
        - «Я, Менеликъ И, левъ кол?на Іудова, царь царей Эфіопіи, жалую москова Петра Покровскаго орденомъ зв?зды Эфіопіи 3-ей степени за его отличія и мудрые сов?ты». Въ министерств? сказали, что это обыкновенный патентъ на орденъ, что ничего важнаго онъ не представляетъ. Но в?дь это означало, что дядя Петя живъ, что онъ былъ живъ по крайней м?р? н?которое время до войны!? Зач?мъ онъ послалъ этотъ патентъ? Что онъ хот?лъ этимъ сказать своимъ роднымъ? Почему не написалъ никакого письма? Патентъ не давалъ никакого отв?та. Объ этомъ, какъ мн? разсказывала мамочка, въ семь? у нихъ поговорили, но тутъ налет?ла война, папу убили, потомъ намъ пришлось скитаться, и о пергамент? совс?мъ позабыли. И только этимъ л?томъ, когда мамочка перебирала со мною вещи, мы случайно наткнулись на этотъ пергаментъ. Зач?мъ его взяла съ собою мамочка, когда б?жала изъ Россіи? Она сама не знала. Сунула случайно, со старыми паспортами, съ папинымъ послужнымъ спискомъ, съ пенсіонной книжкой. Я сталъ разспрашивать мамочку, она разсказала мн? то, что я теб? сейчасъ передалъ. Потомъ мы уложили пергаментъ на м?сто, но онъ мн? не давалъ
покоя. Я все думалъ. Тутъ что то есть? Не зря, не напрасно его послалъ своимъ, живой, или умирающій дядя Петя. Я сталъ разглядывать его на св?тъ, и вотъ я зам?тилъ на обратной сторон? какія то линіи, буквы, какой то чертежъ. Въ часы досуга, когда никто мн? не м?шалъ, я сталъ срисовывать и обводить эти чуть сохранившіяся, нацарапанныя линіи и слова. И вотъ что вышло. Что-то въ род? того, что мы называемъ крестословицей, какая то загадка изъ цифръ и словъ.
        Коля перевернулъ пергаментъ и показалъ Мантыку обведенный имъ рисунокъ, потомъ вынулъ изъ кармана копію его на бумаг?, всю исписанную словами.
        - Ты видишь, прямоугольникъ, расчерченный на малые квадраты. По верху ихъ одинадцать, сбоку тринадцать. Въ прямоугольник? штрихами изображенъ восьмиконечный, православный крестъ съ подстановкою. Въ квадратахъ цифры, сбоку слова, отв?чающія этимъ цифрамъ. Я ихъ вс? обвелъ. Вотъ они: 1. - Сегодня. 2. - Имя воина. 3. - Р?ка въ Сибири. 4. - Мечты. 5. - Ложь. 6. - С?мя. 7. - Путь сообщенія. 8. - Лохмотья. 9. - Сибирское слово, означающее поросль. 10. - Счисленіе. 11. - Разумъ. 12. - Оросительный каналъ. 13. - Оконечность ноги лошади.
14. Звукъ. 15. Предложный отъ родителя. 16. - М?ра. 17. - Зр?лище. 18. - Болото.
19. - Крикъ предостереженія. 20. - М?сто торговли. 21. - Рынокъ. 22. - Команда.
23. - Прическа. 24. - Существо изъ мифологіи.
        - Ты разгадалъ это? - быстро спросилъ Мантыкъ. Смуглое лицо его покрылось бронзовымъ румянцемъ.
        - Куда тамъ. Въ крестословицахъ слова перекрещиваются. Одни идутъ по продольнымъ кл?ткамъ, другія по поперечнымъ. Разгадка одного слова помогаетъ разгадать другое. Есть готовыя буквы. Тутъ ничего не понимаю.
        - Но все таки ты пробовалъ?
        - Сколько еще разъ! Сколько бумаги перепортилъ за эти дни. Сегодня? - «среда» - какъ разъ пять буквъ. Вписалъ… ладно. Имя воина? - «Иванъ» - вошло. Р?ка въ Сибири - «Лена»… Ты знаешь, исписалъ весь квадратъ… И ничего. Ни такъ, ни эдакъ - ничего. Безсмыслица. А между т?мъ…
        Но уже Мантыкъ перебилъ его. Онъ отгадалъ его мысль.
        - Между т?мъ, за этой загадкой., тигры!.. тигры!.. Мантыкъ всталъ. Онъ провелъ рукой по волосамъ.
        Онъ весь былъ въ возбужденіи.
        - Н?тъ, милый Мантыкъ… Львы! львы!.. Тигровъ н?тъ въ Африк?.
        - Ахъ!
        - Ахъ! Для чего дядя Петя это такъ загадалъ?
        - Ахъ!
        - Кто его знаетъ. Но, в?роятно, были же какія нибудь причины, заставившія его писать не прямо, а крестословицей. Чтобы узнать ихъ необходимо ее разгадать, найти в?рныя слова. Попробуемъ, Мантыкъ, вм?ст? подбирать слова.
        Мантыкъ замахалъ руками.
        - Н?тъ, уже куда мн?, Коля. У меня и словъ то русскихъ на ум? н?тъ. Начну думать, a мн? въ голову л?зутъ: кэнзэнъ, піэсы, репо[Французскія слова - «кэнзенъ - пятнадцатидневная плата, піэса - вещь, предметъ, репо - отдыхъ, отпускъ.] и чортъ знаетъ еще какая французская дребедень. А то пойдутъ сербскія слова или турецкія. Гд? ужъ мн?. У меня голова дурная. Да в?дь ты же говоришь, ты слова подыскалъ, вписалъ, и ничего не выходить.
        - Да, ничего.
        - Значить, пропало наше д?ло. И тигры, то бишь, львы, - пропали, - уныло сказалъ Мантыкъ.
        - А, можетъ быть, я не т? слова вписалъ. Я вписалъ: сибирская р?ка - «Лена», а, можетъ быть есть какая другая р?ка.
        - Волга, что-ли?
        - Волга не сибирская р?ка, - съ упрекомъ сказалъ Коля, и потомъ тутъ пять буквъ, а надо четыре…
        - Четыре… четыре… - лобъ Мантыка собрался въ складки. Онъ ломалъ свою голову, напрягаясь. - Дай-ка карту.
        Онъ водилъ пальцемъ по голубымъ линіямъ р?къ и шепталъ надутыми губами.
        - А Кама, не подойдетъ?
        - Кама не въ Сибири, - сказалъ тихо Коля.
        - Вотъ неудача-то. Въ Сибири все или слишкомъ короткія, въ три буквы: - Обь, или уже черезъчуръ длинныя: - Иртышъ, Енисей… Да, в?рно, - Лена.
        Оба мальчика примолкли, склонились надъ зарисованнымъ Колей съ пергамента чертежемъ. Н?сколько минутъ они оба молчали. Въ комнату чуть доносился шумъ затихающаго Парижа и часто били въ стекло дождевыя капли. За занав?ской чуть слышно дышала Галина. Св?ча на стул? гор?ла ровно, кидая отъ мальчикозъ на ст?ну большія неподвижныя т?ни.
        - Знаешь, - вдругъ быстрымъ шопотомъ сказалъ Мантыкъ, - я придумалъ… Пойдемъ къ писателю.
        - Писателю? - повторилъ Коля. - Онъ, казалось, ничего не понималъ. - Почему къ писателю?
        - Башковатый народъ, Коля. У нихъ слова то пишутся ладно, слово за словомъ. У нихъ въ голов? то, поди, какъ въ словар? какомъ - словъ изобиліе. И такія и этакія. Писатель приладить, какъ гвоздемъ пришьетъ. Онъ найдетъ. Ему это - плевое д?ло.
        - Откуда же мы найдемъ писателя?
        - А Александръ Ивановичъ?
        - Это, что «Юнкеровъ» то описывалъ… Какъ вальсъ танцовали?..
        Коля задумался. Вдругъ встали передъ нимъ страницы недавно прочтенныхъ, бережно выр?занныхъ изъ газеты главъ романа. Коля задумался объ этой красивой, свободной, безпечной и безпечальной жизни, какой онъ уже не зналъ и какою, можетъ быть, и онъ бы жилъ, если бы… Печальная улыбка осв?тила его милое лицо.
        - Да, - сказалъ Мантыкъ, - и «Храбрые б?глецы» и «Пуделиный языкъ». Помнишь, ты Галин? его прочелъ и потомъ мы все съ нею на пуделиномъ язык? разговаривали -
«такъ, такъ и еще такъ» - сталъ д?лать онъ жесты рукою, подражая чему то.
        - Какъ же къ нему пойти-то? - задумчиво сказалъ Коля. - Мы его не знаемъ.
        Я знакомь съ нимъ, - со скромною гордостью сказалъ Мантыкъ.
        - Ты?
        - Я
        - Врешь!
        IX
        КРЕСТОСЛОВИЦА РАЗГАДАНА. ТАЙНА ОСТАЛАСЬ ТАЙНОЙ. ОДНЪ ДОГАДКИ
        Но Мантыкъ не вралъ. На бульвар? Босежуръ строили домъ. Хозяинъ Мантыка послалъ его съ каміонеткой доставить къ строющемуся дому алебастровый украшенія. Мантыкъ подъ?халъ къ пыльнымъ тонкимъ л?самъ и спросилъ, куда сложить привезенный грузъ. Ему показали м?сто. Онъ раскрылъ свой грузовичекъ и одинъ сталъ таскать громадныя, пуда по три в?сомъ, алебастровыя плиты и ставить ихъ вдоль троттуара.
        Былъ тихій, ясный осенній день. Улица спокойная, по одну сторону дома, по другую, за жел?зной р?шеткой глубокій ровъ и въ немъ рельсы круговой дороги, за рвомъ деревья Булонскаго л?са. Отъ грузовика ?дко пахло бензиновой гарью, отъ строющагося дома, въ открытыя, пустыя окна тянуло сыростью и запахомъ известки, - отъ недалекаго л?са наносило запахъ сосны и осенняго пр?лаго листа.
        Мантыкъ гибкими движеніями спины и рукъ подхватывалъ грузъ на себя, шелъ, чуть сгибаясь въ кол?няхъ, легко, поддавая лопатками, снималъ плиты и мягко ставилъ на землю.
        - Экій вы силачъ! - услышалъ онъ голосъ по Русски. - Въ ваши годы и Поддубный былъ не сильи?е. Вамъ сколько? Пятнадцать, поди?
        Мантыкъ въ изумленіи остановился. Обтеръ о фартукъ запачканныя алебастромъ руки и огляд?лся. Рядомъ со строющимся домомъ, въ дом? съ маленькимъ палисадникомъ за жел?зной р?шеткой, было раскрыто настежь въ нижнемъ этаж? окно. Въ окн? на подоконник? лежала громадная, пушистая пестрая кошка, щурила зеленые глаза, a подл? кошки стоялъ челов?къ, съ ясными добрыми глазами и рыжевато-русой мягкой бородкой. Мантыкъ посмотр?лъ на него. Было что то ьъ этомъ челов?к?, влекущее къ нему, располагающее на разговоръ и откровенность.
        - Вы почему же угадали, что я Русскій, - спросилъ Мантыкъ.
        - Да ужъ такъ. По всей вашей повадк?. Вы это д?лали совс?мъ какъ крючникъ золжскій или хорошій петербургски ломовикъ. Мн? напомнило наши дачи и пере?зды на нихъ изъ города. Французъ такъ не д?лаетъ.
        - Да?
        Мантыкъ разставилъ ноги и раскрылъ ротъ. Онъ не зналъ, что надо дальше д?лать. Повернуться спиною, благо грузъ снятъ и работа кончена и с?сть къ рулю, не хот?лось. Очень ужъ пріятенъ былъ въ обращеніи, въ голос?, во всемъ облик? этотъ челов?къ… У него было такое славное, умное, Русское лицо, что Мантыкъ, одинокій въ Париж?, почувствовалъ, что онъ такъ уйти не можетъ, что повернуть спину этому челов?ку никакъ нельзя.
        - Это что-же? Ваша кошка? - не зная, что сказать, спросилъ Мантыкъ.
        - Моя, - отв?тилъ стоявшій у окна.
        - Видать, вы любите зв?рюшекъ.
        - Очень… И зв?рей, и птицъ, а особенно лошадей.
        - Вы кто же такой будете? - спросилъ Мантыкъ и на лиц? его расплылась улыбка.
        Незнакомецъ назвался.
        - Неужели-же… писатель?.. Ахъ ты… Да в?дь это что же!.. «Пуделиный языкъ» то вашъ? . И «Юнкера»… и все такое… А я то такъ просто… О кошк? спросилъ…
        Въ сильномъ смущеніи Мантыкъ снялъ свою мятую рабочую фуражку и сказалъ, низко кланяясь:
        - Тогда ужъ позвольте и мн? вамъ представиться. Уральскій казакъ Абрамъ Петровичъ Мантыкъ.
        - Очень пріятно, - сказалъ писатель. - Люблю уральскихъ казаковъ. У меня были между ними пріятели. Я даже лошадь уральскую им?лъ. Хорошая была лошадь. Иноходецъ… Если им?ете время, зайдите ко мн?. Выпьемъ по стакану вина. Поболтаемъ.
        Приглашеніе было такъ мило сд?лано, что Мантыкъ отказаться никакъ не могъ. Онъ еще разъ, очень тщательно обтеръ руки и пошелъ въ домъ.
        Вотъ такъ то, совершенно случайно онъ и познакомился съ писателемъ… Съ самимъ Александромъ Ивановичемъ.
        Все это онъ теперь шепоткомъ, шепоткомъ разсказалъ изумленному Кол?.
        Съ л?стницы, въ тихую комнату донеслись усталые шаги. Медленно поднималась Наталья Георгіевна.
        - Ну, - зашепталъ Мантыкъ, - мн? пора. Маменька то, поди, устала. Спать хотятъ… Такъ, пойдемъ, Коля, къ писателю. Онъ намъ все разберетъ и на м?сто поставить. Онъ добрый. Ужасно какой ласковый…
        - Хорошо… Въ это воскресенье, посл? об?дни.
        - Ладно, я за?ду, предупрежу… Гости, молъ, будутъ. Мантыкъ взялъ на руку свой плащъ и тихо выскользнулъ изъ комнаты. На посл?дней площадк? уже стояла бл?дная, сильно усталая Наталья Георгіевна. Мантыкъ поклонился ей, поц?ловалъ ей руку, какъ училъ его д?душка, и помчался внизъ.
        Въ голов? у него шум?ло. Вспоминались среднеазіатскіе тигры, грезились африканскіе львы.

«Въ этой бумаг?-то», - думалъ онъ, - въ пергамент?-то, Богъ его знаетъ, что прописано… Можетъ быть, такое, что вс?мъ намъ свои манатки укладать надо, да вс?мъ скопомъ туда ?хать. Можетъ, дядя Петя то этотъ, тамъ какимъ королемъ учинился. А намъ, только добраться туда, а уже тамъ я всласть поохочусь на львовъ… Да, поди, и на слоновъ можно… На носороговъ, гиппопотамовъ, жираффовъ!
        Мантыкъ мчался п?шкомъ, - на метро денегъ не было, - и пылала его голова. Мечты лет?ли быстр?е его, уносили въ пески, въ камыши, въ дремучіе, д?вственные л?са, полные пестрыхъ птицъ и самыхъ необыкновенныхъ зв?рей.
        Александръ Ивановичъ принялъ Колю и Мантыка радушно и дружески весело. Онъ, лежа на широкомъ диван? и лаская большого мохнатаго пестраго кота, внимательно выслушалъ исторію дяди Пети и его таинственнаго пергамента, взялъ, перерисовалъ крестъ съ квадратами на листъ бумаги и задумался.
        Доброе, Русское, красивое лицо въ слегка с?д?ющей бород? нагнулось надъ рисункомъ.
        - Да, - сказалъ онъ, кончикомъ карандаша поправляя прядь волосъ, - разгадать крестословицу было-бы, пожалуй, легче. Но и зд?сь в?роятно какой нибудь смыслъ есть. Смыслъ акростиха. То есть первыя буквы намъ что нибудь дадутъ.
        Онъ задумался.
        - Сегодня?
        - Я написалъ: - «среда», - сказалъ Коля.
        - Ну почему «сегодня» - среда, милый Коля?.. Поставимъ лучше: - нынче…
        Мантыкъ жестомъ показалъ Кол?: - «вотъ башка-то!»
        - Имя воина? Конечно, - Аника.
        - Я думалъ: - Иванъ, - тихо сказалъ Коля.
        - Возможно… возможно… Иванъ… Но оставимъ лучше Анику. Р?ка въ Сибири?.. Пропустимъ… Мечты? - грезы… Ложь? - обманъ… Путь сообщенія? - скажемъ, - каналъ… Лохмотья? - рвань…
        Слова низались по кл?ткамъ.
        - Итакъ, что же у насъ вышло? Первый столбецъ? «На … г… отъ креста… Значить - р?ка Сибири начинается на букву «ю»… Не придумаю такой р?ки. Но оставимъ такъ… Одну букву - «ю». На югъ отъ креста… Второй столбецъ… ынрбм… ну - чепуха, или какъ говорить чеховскій герой «реникса». Онъ слово чепуха прочиталъ какъ бы по латыни… Дальше… не такъ уже плохо… «Ниже Минабелы»… Значить, есть какая то тамъ въ Абиссиніи - Минабела… Возможно… Возможно… Будемъ сл?довать дальше.
        Кол? казалось, что въ глубокомъ кабиыет? писателя была страшная тишина. Въ этой тишин? рождалась тайна. За окномъ, отд?ленная маленькимъ палисадникомъ съ жел?зной р?шеткой шум?ла и грем?ла автомобилями улица.
        За заборомъ проносились по?зда городской дороги, - два зеленыхъ вагона, длинныхъ и св?тлыхъ. Дуд?ли гудки, цокали подковы тяжелыхъ лошадей. - Коля ничего не слышалъ.
        Въ его мозгу отбивала кровь чеканящими молоточками тайну дяди Пети. Можетъ быть, страшную, можетъ быть, счастливую, но тайну, которую онъ долженъ разгадать. Онъ не слышалъ и не чувствовалъ времени. Онъ едва различалъ широкое лицо Мантыка, восторженно сл?дившее за писателемъ. Углы комнаты казались ему темными. Св?тла была только голова писателя, склонившаяся надъ бумагой. Коля сл?дилъ за его карандашемъ, сл?дилъ, какъ бормочетъ слова Александръ Ивановичъ.
        - Оконечность ноги лошади? Копыто, но говорятъ и копытъ… Хрястъ… Отц?… аршикъ… театръ…
        Слово шло за словомъ. Иногда быстро, сразу, иногда посл? долгаго раздумья, посл? прим?рки… Иногда м?нялось на другое.
        - Итакъ… первый и второй столбцы правой стороны… Ну, конечно: - реникса… Третій?.. Ara… Пять… шаговъ зака… Четвертый… гмъ… четвертый… реникса… чепуха… дальше… т… Очевидно относится къ третьему: - пять шаговъ закатъ… т?нь… рой аршинъ… Да, что то тамъ закопалъ вашъ дядя Петя. Прочтемъ все сразу:
        - На югъ отъ креста, ниже Минабелы, пять шаговъ. Закатъ. Т?нь. Рой аршинъ.
        - Что же вы думаете, Александръ Ивановичъ, - глухимъ голосомъ спросилъ Коля писателя.
        Писатель какъ будто не слышалъ вопроса. Онъ сид?лъ и смотр?лъ куда то вдаль, въ окно. Онъ старался проникнуть въ тайну раскрытыхъ на пергамент? орденскаго патента словъ.
        - Посмотримъ, сказалъ Александръ Ивановичъ.
        X
        РАЗГОВОРЪ СЪ УМНЫМЪ ЧЕЛОВЪКОМЪ
        - Что я думаю, - сказалъ, отрываясь отъ листка бумаги Александръ Ивановичъ и глядя с?рыми добрыми глазами въ голубые ясные глаза Коли. - Значитъ, гд? то есть какая то Минабела. Посмотримъ.
        Александръ Ивановичъ медленно всталъ, прошелъ въ другую комнату и скоро вернулся съ большою и тяжелою книгою.
        - Посмотримъ въ словар? вс?хъ населенныхъ м?стъ земного шара.
        Онъ листалъ широкія, тяжелыя страницы.
        - Есть Мина… еще есть другая Мина… есть Минабъ… Минахесса… Минабелы н?тъ, - возможно, что это урочище.
        - Александръ Ивановичъ, - робко спросилъ Коля. - Что такое урочище?
        - Урочище - это ненаселенное м?сто, но м?сто ч?мъ нибудь прим?чательное. Скажемъ: балка съ родникомъ, колодцы въ пустын?, плоскогорье, перевалъ, вотъ его и обозначили именемъ… Или это такая маленькая деревушка, что ее и н?тъ въ этомъ словар?. Абиссинская деревушка… Надо ее отыскать.
        Александръ Ивановичъ внимательно посмотр?лъ на б?дный, тщательно зачиненный костюмъ Коли и сказалъ.
        - Допустимъ, что тамъ вашъ дядя Петя закопалъ какой то кладъ. Надо знать, какъ найти этотъ кладъ? Какъ великъ этотъ кладъ? А, если тамъ закопана какая нибудь сотня абиссинскихъ талеровъ. Овчинка выд?лки не стоить.
        - Не сталъ бы дядя Петя безпокоить, если бы это были пустяки, - хмуро сказалъ Коля.
        - Да, можетъ быть… А, если это его дневники?.. Письма? Для него, для его родныхъ, это громадная ц?нность. На рынк? - пустяки… В?дь д?ло то въ томъ, милый Коля, что для того, чтобы отыскать этотъ кладъ надо по?хать въ Абиссинію… Надо снаряжать ц?лую экспедицію… Нужны: - капиталы… Десятки тысячъ франковъ… Кто ихъ дастъ на такое нев?рное д?ло, какъ исканіе зарытаго гд? то въ Абиссиніи, да еще неизв?стно какого клада?
        Коля долго молчалъ. Онъ взялъ со стола свою мягкую шляпу и смущенно мялъ ее въ рукахъ. Глаза были опущены, брови, то хмурились, сжимая на лбу морщину, то выпрямлялись. Съ лица не сходилъ румянецъ.
        - Прощайте, Александръ Ивановичъ, - тихо сказалъ онъ. - Благодарствую… Простите, что обезпокоилъ васъ… отнялъ ваше время… Но вы мн? очень помогли… Очень… Буду развивать это д?ло дальше.
        Коля шаркнулъ ногой, поклонился и ушелъ, провожаемый по корридору Александромъ Ивановичемъ. Мантыкъ остался.
        Когда Александръ Ивановичъ вернулся въ кабинетъ, Мантыкъ стоялъ посреди комнаты, разставивъ ноги, и тупо смотр?лъ въ полъ.
        - Онъ - такой, - сказалъ онъ, поднимая глаза на писателя.
        - Какой?
        Мантыкъ ткнулъ себя пальцемъ въ лобъ и сказалъ:
        - Башковатый… Онъ и по англійски, и по французски, все равно, какъ по Русски говорить. Онъ это устроитъ.
        Онъ всегда говорить: намъ надо: - см?лость… бодрость… еще что то? Забылъ… Онъ добьется, найдетъ капиталистовъ… Компанію устроитъ… Я знаю… Онъ и третьяго дня, когда про дядю разсказывалъ, пергаментъ доставалъ, тоже такъ и сыплетъ… Бабъ-эль-Мандебскій проливъ, Таджурскій заливъ, Джибути, Зейла, Обокъ… точно былъ тамъ… Онъ живо обмозгуетъ. Я вижу его… Стоитъ теперь уже въ метр?… - Мантыкъ нарочно сказалъ въ метр?, а не въ метро, - стоитъ во второмъ класс?, въ толп? - воскресенье сегодня. и мчится куда нибудь… Онъ уже знаетъ куда… Будетъ нав?рно тигровъ въ Абиссиніи бить.
        - Тигры въ Африк? не водятся, - сказалъ тихо писатель.
        - Не водятся?.. Все одно… Еще лучше: - львовъ, леопардовъ, пантеръ, слоновъ, гиппопотамовъ, жирафовъ… Онъ будетъ знаменитость… А я, внукъ Мантыка, истребителя тигровъ, все буду на каміон? мусоръ по Парижу возить. И все изъ за моей глупости и необразованности.
        - Но, слушайте, Мантыкъ… По?детъ Коля или н?тъ
        - это вопросъ… Потомъ… Вы знаете, гд? Абиссинія?
        - Кабы зналъ, не горевалъ-бы. Зналъ бы что и д?лать. Я, Александръ Ивановичъ, Парижъ до тонкости даже знаю… Каждую мелкую уличку найду… А какъ ?хать въ Абиссинію? Съ какого такого вокзала - не знаю. Съ гаръ де л'Естъ, или гаръ дю Норъ, можетъ быть, съ гаръ Монпарнассъ, или гаръ д'Орлеанъ?..[Жел?знодорожные вокзалы Парижа: Восточный, С?верный, Монпарнасскій, Орлеанскій.] Тутъ ихъ чортъма вокзаловъ то этихъ самыхъ.
        - Д?ло не въ этомъ, - раскрывая атласъ съ картами, сказалъ Александръ Ивановичъ. - Ъхать въ Абиссинію надо съ гаръ де Ліонъ, по Парижъ-Ліонъ-Средиземноморской дорог?, такъ называемый Пари-Ліонъ-Медитерранэ
        - «Пелемъ» - до Марсели. Это сутки ?зды. Въ третьемъ класс? и то, по меньшей м?р?, дв?сти франковъ!
        - Ладно… До Марсели… А дальше?
        - Изъ Марсели по всему св?ту, по вс?мъ морямъ-океанамъ идутъ пароходы. Вотъ громадное общество «Мессажери маритимъ». У него пароходы ходятъ въ Японію: - въ
Іокагаму; въ Шанхай, Сайгонъ, Сингапуръ… Въ Индію: въ Пондишери и Бомбей… въ Коломбо, на островъ Цейлонъ… а вотъ есть линія на Мадагаскаръ, принадлежащій Франціи. Пароходъ этой линіи заходитъ во французскій портъ Джибути. Слушайте, Мантыкъ: отъ Марсели до Портъ-Саида - пять дней пути Средиземнымъ моремъ. Отъ Портъ - Саида - Суэцкимъ каналомъ - день. Краснымъ моремъ до Адена - еще дней пять, да отъ Адена до Джибути дня два… Тринадцать дней пути! Это н?сколько тысячъ франковъ будетъ стоить билетъ!
        - Ну, какъ нибудь, до?демъ!
        - Тамъ дальше идетъ жел?зная дорога до столицы Абиссиніи - Аддисъ Абебы… Да Колинъ дядя Петя, подика, шелъ не по ней, а караваномъ. Тогда этой жел?зной дороги и въ помин? не было. Надо, значить, им?ть оружіе.
        - Авось достану
        - Идти караваномъ. Среди дикихъ, негровъ пустыни Сомали и Данакилей.
        - Вы знаете, Александръ Ивановичъ, съ англичаниномъ или французомъ не разговорюсь, a встр?чу араба, негра… Откуда что берется? Говорю, - онъ меня, я его понимаемъ.
        - Какъ вы говорите?
        - Я по Русски ему, только съ мимикой, глазами показываю, онъ тамъ по арабски что-ли, и ладно выходить… Н?тъ… только бы добраться… а тамъ… небось не пропаду.
        - Пустяки, Мантыкъ, вы говорите. Авось, небось, д, а как ън и б у д ь - совс?мъ неважную тройку запрягать вы хотите. Никуда вы на ней не у?дете. Не погибла ли и наша Россія отъ того, что много над?ялась на авось, да все д?лала небось, да какъ нибудь.
        Мантыкъ почесалъ въ затылк?.
        - Н?тъ, - мрачно и твердо сказалъ онъ, - Россія, Александръ Ивановичъ, никакъ не погибла… Будемъ и мы съ вами въ Россіи. Не можетъ погибнуть Россія!
        Мантыкъ всталъ.
        - Что же, Александръ Ивановичъ? Коля по?детъ искать свой кладъ въ Абиссинію… Бить львовъ и слоновъ… А Мантыкъ на каміон? по Парижу будетъ сумятиться? Такъ, что-ли?
        - Видно такъ…
        - Значитъ, Александръ Ивановичъ, не знаете еще вы Мантыка!
        Мантыкъ хмурыми, серьезными, упрямыми глазами посмотр?лъ прямо на писателя.

«Экъ его, какой р?шительный, славный мальчикъ», - подумалъ Александръ Ивановичъ и сталъ звать Мантыка въ столовую завтракать. Тамъ уже грем?ли посудой. Но Мантыкъ твердо отказался. Не до ?ды ему было. Свое у него было на ум?. Все надо было обдумать, все, что сказалъ ему Александръ Ивановичъ, запомнить и заучить.
        - Н?тъ, ужъ простите меня, Александръ Ивановичъ, благодарствую очень, а только сейчасъ не могу. Право не могу… Душа какъ то не на м?ст?. Пойду - погуляю.
        Мантыкъ кр?пко пожалъ руку писателя и не оглядываясь вышелъ. Голова его была необычно опущена и, когда посмотр?лъ на него въ окно Александръ Ивановичъ, - удивился: Мантыкъ не мчался по улицамъ Парижа, какъ всегда, но медленно шелъ, заложивъ руки за спину. Будто не пятнадцать л?тъ ему было, a вс? шестьдесятъ.
        XI
        ЛЮСИ ДАРСОНВИЛЬ
        Коля былъ умный, сообразительный, не по л?тамъ развитой мальчикъ. Онъ съ намека понялъ все, и все сообразилъ. Ему казалось: - тайна раскрыта. Д?ло очень простое. Дядя Петя долго жилъ въ Абиссиніи, Ч?мъ онъ тамъ занимался? - Не все ли равно. Онъ тамъ разбогат?лъ и свое богатство зарылъ гд? то около Минабелы, давъ точное указаніе, какъ найти кладъ.
        Было одно темное м?сто въ зав?щаніи дяди Пети. Почему онъ не прямо написалъ, какъ искать кладъ, а приб?гъ къ крестословиц?? В?роятно, тутъ были свои причины и Коля догадывался, какія. Такую крестословицу могъ разгадать только Русскій, значитъ, если бы она попала въ руки иностранца, написанная Русскими словами, она была бы ему непонятна. Это было основательно… Но мало того: въ крестословиц? было два слова: Юнжа и Ербень… Это были слова, которыя часто слышалъ отъ матери Коля. У ея отца былъ въ Сибири хуторъ Ербень, на маленькой р?чк? Юнж?. Вставивъ эти слова - дядя Петя всей крестословиц? придалъ семейный характеръ и ее вполн? ясно могъ бы разгадать только членъ семьи Покровскихъ, который эти слова зналъ.
        Хотя разгадалъ же эти слова Александръ Ивановичъ?
        Коля сразу понялъ все то, что ему сказалъ писатель.
        Да, безъ капитала этого не сд?лаешь. Надо найти капиталиста, и Коля его найдетъ. Онъ и шелъ къ такому челов?ку, который ему могъ помочь въ этомъ д?л?.
        Этимъ челов?комъ былъ его хозяину «патронъ», господинъ Дарсонвиль.
        Контора Дарсонвиля занималась «экспортомъ и импортомъ». Отсюда - связи со вс?мъ міромъ. Коля носилъ на почту письма хозяина, адресованныя и въ Калэ, и въ Булонь, и въ Гавръ, и въ Шербургъ, въ Тулонъ и Марсель - во вс? порты Франціи. Тамъ были агенты-помощники патрона. Оттуда тянулись нити въ Англію - въ Дувръ и Соут-гемптонъ, въ Ливерпуль и Глазго, въ, Америку - въ Нью-Іоркъ и Буэносъ-Айресъ, въ Африку, въ Алжиръ и Тунисъ, могли быть ниточки и въ Абиссинію. Коля слышалъ, какъ диктовали письма о тоннахъ кофе, a в?дь кофе идетъ изъ Абиссиніи, Бразиліи, съ острова Цейлона, изъ Индіи.
        Коля шелъ см?ло. Онъ зналъ, что его выслушаютъ, что ему пов?рятъ и отнесутся къ нему съ полнымъ сочувствіемъ, благодаря дочери хозяина, шестнадцатил?тней Люси. Съ нею Коля былъ уже два года, какъ знакомъ. Сказать по правд? - Коля былъ влюбленъ въ нее, первою, д?тскою любовью. Онъ въ зтомъ ни за что не признался-бы. Надулъ бы пухлыя губы, покрасн?лъ бы до корней волосъ и сказалъ-бы: - «бабскія н?жности!».
        Два года тому назадъ, когда тринадцатил?тній Коля стоялъ у дверей конторы Дарсонвиля, готовый по приказу хозяина б?жать, - тогда велосипеда ему еще не полагалось, - на почту, въ банкъ, или къ какому нибудь кліенту хозяина, когда онъ только еще знакомился съ Парижемъ, въ контору вошла д?вочка въ темныхъ кудряхъ и голубой блеклой шляпк? колпачкомъ. Она пришла переводить какое-то письмо на англійскій языкъ. Она с?ла за столъ въ двухъ шагахъ отъ Коли и вдругъ задумалась и, какъ это часто д?лаютъ д?ти, вслухъ искала нужныя ей англійскія слова. И вдругъ услышала у двери кто то ей ихъ подсказалъ: - Royalty… agreement….[Плата… условіе.]
        Д?вочка подняла большіе зеленовато-голубые, цв?та морской волны прекрасные глаза и серьезно посмотр?ла на сказавшаго.
        Противъ нее, заложивъ руки за спину, стоялъ хозяйскій «пикколо». С?рые глаза напряженно прищурены и см?ло смотрятъ въ ея прекрасные глаза.
        - Вы что же, - строго спросила д?вочка, - знаете англійскій языкъ?
        - Oui, mademoiselle, - посл?довалъ быстрый отв?тъ. Д?вочка еще строже спросила.
        - Вы хорошо знаете, - упирая на слово: «хорошо» - англійскій языкъ?
        И опять быстрое, ув?ренное:
        - Oui, mademoiselle.
        Д?вочка закусила нижнюю губу.
        - Вы… англичанинъ? - сказала она.
        - Я - Русскій… мадемуазелль!..
        Посл?довало очень долгое молчаніе. Наконецъ, д?вочка сказала:
        - Мы будемъ вм?ст? заниматься по воскресеньямъ… Вы будете мн? давать уроки. Мн? не дается произношеніе.

«Пикколо» принялъ совершенно независимый видъ и сказалъ:
        - Это, какъ прикажетъ патронъ, мадемуазель!
        - Патронъ прикажетъ, - самоув?ренно сказала д?вочка.
        И, д?йствительно, - патронъ переговорилъ съ Колей и «приказалъ».
        Д?вочка была дочь хозяина - Люси. Отецъ, мать, старшій братъ Шарль души не чаяли въ Люси. Ея слово - законъ, ея желаніе - приказъ, ея капризъ - вс? должны исполнять.
        Сначала Коля и Люси читали вм?ст? по англійски. Учили склоненія и спряженія. Дв? юныя головы склонялись надъ грамматикой. Маленькія пухлыя губы выпучивались, стараясь уловить тайну англійскаго произношенія, съ первыхъ л?тъ жизни усвоенную Колей, еще «дома», въ Россіи. Потомъ пошли разсказы о Россіи. Коля не зналъ Россіи. Гд? же ему знать ее, когда онъ покинулъ ее едва семи л?тъ!? Она рисовалась ему по разсказамъ мамочки и Селиверста Селиверстовича. Она была для него громадная: - вс? полюсы входили въ нее, вс? климаты въ нее вм?щались, и въ ней было все: - отъ клюквы въ Архангельской губерніи, до чая въ Чакв?, отъ маленькихъ ершей въ Нев?, до громадныхъ осетровъ на Волг?, отъ С?верныхъ оленей и собакъ-лаекъ - до верблюдовъ и тигровъ, въ ней были самоцв?тные камни на Урал? и золото на Лен?. Она была дивно прекрасная и непрем?нно православная и царская. Въней былъ звонъ колоколовъ и удивительное п?ніе. Она была домомъ Пресвятыя Богородицы и сама Божія Матерь ходила по ней, ут?шая въ скорбяхъ, помогая въ несчастіи. Она была удивительная и совс?мъ таки непонятная Люси. Она теперь была страшно
несчастная, но будетъ - «ужасно какая счастливая»…
        Люси слушала Колю и очень мало его понимала. Царь и свобода - не ум?щались вм?ст? въ ея головк?.
        - О, мадемуазелль, - говорилъ ей Коля, - при цар? было очень свободно. Вы не можете себ? представить, какъ вс? были свободны.
        Разсказы Коли о Россіи, его восторженность при этомъ пл?няли Люси.
        - У этого мальчика совс?мъ другая душа, ч?мъ у нашихъ, - говорила она матери. - Я никогда не думала, что Русскіе такіе. Какъ в?ритъ онъ въ Бога! Какъ любитъ Родину! Но почему, почему же Родина его отвергла, и онъ долженъ жить въ изгнаніи и заниматься тяжелымъ трудомъ?
        Съ уроковъ англійскаго перешли на уроки танцевъ. Братъ Шарль не любилъ танцовать. И Колю попросили проходить съ Люси вс? новые танцы: Хэбби-Іэбби, ЛеЮкенелэ, Нью-Блю, Американскій блэкъ-боттомъ, Кинкажу, Дирши-дигъ, Шипсъ андъ Шопсъ, Чарли-фоксъ - вся эта американская дребедень, отъ которой в?яло негрскими прыжками и танцами инд?йцевъ и которую только целомудренная прелесть гибкихъ Люси и Коли могли сд?лать красивыми, они изучали подъ руководствомъ особой учительницы.
        Такъ маленькій «пикколо» экспортной и импортной конторы сталъ другомъ дома и готовился стать секретаремъ самого господина Дарсонвиля.
        Съ к?мъ же было Кол? и искать капиталистовъ для экспедиціи въ Абиссинію, какъ не со своимъ патрономъ?
        Мантыкъ былъ правъ. Въ то время, какъ онъ разговаривалъ съ Александромъ Ивановичемъ, Коля мчался въ метро, направляясь къ плясъ де ля Бастій. Онъ втиснулся въ переполненный вагонъ второго класса и сдавленный на л?стниц? людьми со вс?хъ сторонъ, торопился на «семи-директъ» въ три часа. Конечно, опоздалъ. Коля не задумался вскочить въ отходившій «омнибусъ»[Семи - директъ - полу - прямой, останавливается лишь на главныхъ, преимущественно дальнихъ станціяхъ. Омнибусъ - для вс?хъ - останавливается везд?.] и по?халъ потихоньку, съ томительными остановками. Такъ дотянулся онъ до Буасси. До ГроБуа, гд? была дача Дарсонвилей, оставалось еще ц?лыхъ три километра.

«Ахъ, жаль» - думалъ Коля, - «велосипеда не захватилъ». И почти б?жалъ по Парижскому шоссе. Платаны и липы роняли посл?дніе листья и желтобурымъ ковромъ была покрыта дорожка вдоль шоссе, Подъ каштанами лежали треснувшія колючія шишки и блестящій малиново-желтый ор?хъ ихъ скользилъ подъ ногами.
        Коля зналъ, что въ эти осеннія воскресенья, когда еще ярко св?тило солнце и было тепло, онъ нав?рно застанетъ всю семью Дарсонвилей на дач?.
        Едва свернулъ на узенькую шоссированную дорожку, едва увидалъ увядающія гирлянды доцв?тающихъ розъ-помпонъ, св?шивающіяся съ жел?зной арки воротъ, какъ услыхалъ шелестъ листьевъ и голоса въ саду дачи Дарсонвилей «Ля Фейе»…
        Вся семья была на работ? по уборк? маленькаго сада.

«Патронъ» въ жилет? и голубой рубашк?, за нимъ Шарль въ старомъ теннисномъ костюм? граблями сгребали большія кучи листьевъ. Люси, сидя на корточкахъ, спичками поджигала готовую кучу. ?дкій, терпкій дымъ стлался по земл?. Мама Дарсонвиль на балкон? дачи готовила кофе, и запахъ кофе см?шивался съ запахомъ дыма.
        Надъ ними въ оголявшихся в?твяхъ весело и дружно чирикали птицы. Он? точно подбодряли людей на работу.
        Желтогрудыя синички въ черныхъ кокетливыхъ шапочкахъ прыгали по в?ткамъ, нагибали головки, однимъ глазкомъ заглядывая на дорожки, не увидятъ-ли тамъ чего нибудь вкуснаго. Черный дроздъ на желтыхъ лапахъ, желтымъ клювомъ обчищалъ стебелекъ. Палево-розовыя, съ коричнево-с?рою спинкою красношейки ц?лой стайкой о чемъ то весело спорили.
        Изъ-за жел?зной проволоки по осеннему хрипло крича лъ п?тухъ…
        И гд? то за л?сомъ почти непрерывно шум?ли автомобили, шуршали шинами по камнямъ, и, перебивая ихъ плавный шумъ, стр?ляла и фыркала б?шено несущаяся мотоциклетка.
        Этотъ гулъ большой Парижской дороги въ яркій солнечный праздникъ не прерывалъ, a отт?нялъ мирную тишину дачнаго садика подъ большими платанами и липами, подъ лапчатой зеленью опадающаго грецкаго ор?ха.
        - А-а! Мосье Николя!.. За работу! - весело. крикнулъ Дарсонвиль.
        - А-а! Мосье Николя! - звонко, въ тонъ отцу закричала Люси и поб?жала доставать грабли.
        Не здороваясь за руку (по французски), - Люси прив?тствовала Колю дружеской улыбкой.
        - Сучья, - говорила она, - отд?льно… Пригодится зимою камины топить. Листья - въ кучи на лужайку… И за д?ло.
        Желтое пламя весело гуд?ло въ разжигаемой куч? листьевъ, когда къ ней подвезъ новую тачку Коля. Люси, торжествуя, стояла подл? огня.
        - Какъ горитъ-то! - воскликнула она. Зелено-голубые глаза устремились на Колю. Они внимательно и быстро посмотр?ли въ его озабоченные глаза и точно прочли въ нихъ что то важное.
        - У васъ что-то есть на душ?, - сказала Люси. - Вы ч?мъ-то озабочены. Пойдемте, разскажите мн?.
        Они пошли по дорожк?, шедшей мимо курятника, вглубь сада.
        Коля, торопясь и волнуясь, разсказывалъ Люси всю исторію дяди Пети, его патента на орденъ и таинственной надписи на патент?, которую онъ только что разгадалъ при помощи писателя Александра Ивановича.
        - Я ув?ренъ, мадемуазель, что тамъ… кладъ… Тамъ богатство… Вы понимаете?.. И мама.
        и Галина, и Селиверстъ Селиверстовичъ - вс? они, наконецъ, отдохнутъ… А можетъ быть, тамъ такъ много, что можно будетъ и… Россіи помочь.
        Точно синее море колыхнулось въ глазахъ Люси. Стали они на солнц? прозрачными и глубокими. Въ нихъ играла морская волна.
        - Папа! - звонко, на весь садъ крикнула она, - идите скор?е сюда! Важное д?ло есть.
        XII
        ДАРСОНВИЛЬ, ЛАДОГИНЪ И КО
        Теперь все разсказано и все ясно. Уже вечеръ. Въ маленькой дачной гостиной Дарсонвилей весело трещатъ въ камин? сучья и пахнетъ ихъ смолистымъ дымкомъ. На стол?, накрытомъ скатертью, разложены: - орденскій патентъ дяди Пети, вычерченная Колею крестословица, большой французскій атласъ и тутъ же стоятъ чашки съ кофе. На диван?, у ст?ны, въ полумрак?, обнявшись, сидятъ Люси съ матерью. Ихъ почти не видно. Ярко осв?щенъ патронъ, Мосье Жоржъ. У него въ зубахъ попыхиваетъ сигара. Подл? него - Коля. Онъ то нагибается къ карт?, то выпрямляется, выпячиваясь, и отв?чаетъ на вопросы мосье Жоржа. Шарль неслышно шагаетъ, мягко ступая въ теннисныхъ башмакахъ по паркету.
        Мосье Жоржъ сопитъ носомъ, выпячиваетъ нижнюю губу, то отставитъ руку съ сигарой ото рта, то сильно затянется. Онъ оц?ниваетъ докладъ своего бывшаго «пикколо», онъ что то соображаетъ, вспоминаетъ. Онъ пока не произнесъ ни одного слова. Только: -
«гмъ»… «да»… «можетъ быть»… «да, такъ»…
        Его большой черепъ точно ящикъ, и въ немъ большая книга его экспортной и импортной конторы. И Кол? кажется, что мосье Жоржъ, листаетъ эту книгу и что-то въ ней ищетъ.
        Наконецъ, мосье Жоржъ поднялъ голову и долгимъ взглядомъ посмотр?лъ на Колю. Онъ затянулся сигарой и окутался голубоватымъ дымомъ.
        - Да не томите же, папа! - нетерп?ливо воскликнула Люси.
        - Въ Абиссиніи теперь не мало Русскихъ, - медленно, съ промежутками, ц?дитъ слова мосье Жоржъ. - Тамъ есть очень достойные люди… Съ чинами… и положеніемъ… Я знаю… Мы переписывались… На н?мецкой хлопковой плантаціи на р?к? Аваш? - казачій генералъ Св?шниковъ…
        Мосье Жоржъ затягивается снова и долго молчитъ.
        - У станціиМоджо - полковникъБартеневъ на кофе., ротмистръ Ферморъ въ самой Аддисъ-Абеб?… Почему бы не поручить имъ? - Мосье Жоржъ въ упоръ смотритъ на Колю.
        Коля молчитъ.
        Изъ темноты звенитъ голосокъ Люси.
        - Какъ вы не понимаете, папа, что такое д?ло надо д?лать самому мосье Николя.
        - Вы и правда хотите сами? - спрашиваетъ мосье Жоржъ.
        У Коли спираетъ дыханіе отъ волненія. Онъ чувствуетъ, что сейчасъ р?шается его судьба. Онъ хочетъ сказать: - «да, самъ, вм?ст? со своимъ другомъ Мантыкомъ». - Онъ мучительно красн?етъ и говоритъ:
        - Да… самъ… Непрем?нно самъ. Молчитъ про Мантыка.

«Подлецъ!.. подлецъ!.. - стучитъ бъ голов? молоточками. «Какъ же ты забылъ своего друга! В?дь ты же знаешь, что для него охота, что для него Африка!.. Ты пропадешь безъ него!» - Но языкъ не можетъ выговорить имени друга.
        Услужливая, подл;ая мысль подсказываетъ: - «одного то тебя еще кое какъ устроятъ, а двоихъ»? И молчитъ про Мантыка. И стучитъ, стучитъ, стучитъ въ вискахъ кровь, бьетъ молоточками, говоритъ Кол?, что нельзя такъ д?лать, а языкъ говоритъ, повторяетъ:
        - Да… мн? нужно самому… одном у… Только я о д и н ъ могу разобрать все то, что найдется тамъ въ указанномъ дядею Петею м?ст?, только мн? одному пов?рятъ.
        Коля смотритъ на мосье Жоржа. И опять ему кажется, что мосье Жоржъ ворочаетъ въ своей голов? тяжелыя большія конторскія книги. Смотритъ алфавиты, листаетъ длинные листы съ зелеными, голубыми и красными линейками. Ищетъ кого то, кого уже знаетъ, кого уже придумала
        Новый клубъ дыма; рука протянулась къ маленькой чашечк? съ кофе. Тамъ на дн? еще остался кусочекъ ноздреватаго, коричневаго сахара. Мосье Жоржъ шумно ц?дитъ сквозь зубы остатки кофе.
        - Тереза, - говоритъ онъ, - тамъ не осталось еще кофе?
        Мадамъ Дарсонвиль встрепенулась.
        - Я заварю еще, - вскакивая съ дивана, говоритъ Люси.
        - Не надо!
        Мосье Жоржъ ставитъ чашку на столъ сзади атласа.

«О не томи еще!» - думаетъ Коля. Его бьетъ внутренняя дрожь. «Н?тъ… откажетъ. Ничего не выйдетъ».
        Онъ смотритъ на листокъ стараго пергамента. Какимъ незначительнымъ, какимъ ненужнымъ онъ ему кажется. «Разв? можно в?рить такому документу? Какой же это документа!? А кто поручится, что это составлялъ въ Абиссинии дядя Петя? В?дь все это они могли придумать и нацарапать зд?сь, въ Париж?. И никакой такой Минабеллы нигд? н?тъ. Все это вздоръ. Разв? пов?ритъ такому вздору д?ловой челов?къ. Истратитъ деньги?»
        Кол? кажется, что прошло много времени. Ц?лые часы, пока думаетъ мосье Жоржъ. Жуткая мысль холодной зм?йкой ползетъ къ его сердцу и начинаетъ сосать тамъ тоскою: - «а какъ же мамочка? Галиика?.. Ихъ то надо все таки обезпечить, дать имъ на что жить? Сколько времени продлится путешествіе? М?сяцы, можетъ быть, годъ. Кто же будетъ платить этотъ годъ въ пансіонъ за Галину, кто будетъ помогать мамочк?. Н?тъ, ничего не выйдетъ. Все это глупый сонъ. Этотъ пергаментъ - это такой же фантастическій котъ, какой приснился Галинк?. Конечно, откажутъ. Еще и посм?ются надъ нимъ и, что хуже всего, подумаютъ, что онъ, Коля, хот?лъ ихъ обмануть.
        Все бол?е жестоко и нудно сосетъ подъ сердцемъ. Холодные токи поб?жали къ ногамъ. Похолод?ли, трясутся незам?тной, мелкой дрожью кол?ни. Темн?етъ въ глазахъ.
        Никто этого не зам?чаетъ. Люси разожгла спиртовку и готовитъ св?жій кофе.
        Еще клубъ дыма. Сипитъ въ зубехъ разгор?вшаяся сигара. С?рый пепелъ ноздреватой шапкой стоитъ за огневой красной полосой. Запахъ сигары душитъ Колю. Комната плыветъ передъ нимъ. Какъ сквозь сонъ онъ слышитъ, что говорятъ въ комнат?.
        - Мистеръ Брамбль, - твердо и упрямо говоритъ мосье Жоржъ и осторожно кладетъ сигару на край стола.
        - О, папа! - Чашка съ кофе звенитъ въ рукахъ Люси.
        - Мистеръ Брамбль! - упрямо повторяетъ мосье Жоржъ. - Почему ты противъ, Люси?
        - О, папа! Онъ такой… нехорошій челов?къ.
        - Почему?
        - Онъ атеистъ… Онъ не в?ритъ въ Бога.
        - Кто, маленькая, теперь изъ д?ловыхъ людей думаетъ объ этомъ.
        - Вв?рить тайну… Вв?рить судьбу мосье Николя мистеру Брамблю?!. Но это, папа, никакъ невозможно.
        - Кто говоритъ - вв?рить тайну… Этого не надо… Совс?мъ не надо… Но мистеръ Брамбль - единственный челов?къ, котораго я знаю и котораго легко подбить сд?лать путешествіе въ Абиссинію, организовать караванъ, задумать какую нибудь охоту на львовъ… Это челов?къ, который охотно возьметъ мосье Николя съ собой, какъ секретаря и переводчика… А тамъ… тамъ уже будетъ д?ло самого мосье Николя повернуть экспедицію такъ, чтобы отыскать Минабелу, а, отыскавъ м?сто клада, откопавъ кладъ, онъ можетъ покинуть экспедицію и д?йствовать самостоятельно при помощи тамошнихъ Русскихъ. Важно туда до?хать. Это все можно оговорить въ условіи. Если вы согласны, мосье Николя, - я завтра же начну переговоры съ однимъ челов?комъ, по моему вполн? подходящимъ.
        - Я согласенъ, - говоритъ Коля. - Но…
        - Ну, что такое?
        Коля низко опускаетъ голову. Лицо его горитъ. Онъ теребить руками углы своего пиджака.
        - Я, конечно, по?ду. Тутъ думать не приходится… Я по?ду… Но, вы знаете, у меня - мать и сестра… Я имъ помогаю. Мн? надо что то получить, чтобы дать имъ возможность жить.
        - Б?дное дитя! - вздыхаетъ Тереза.
        - Это можно, - солидно говоритъ мосье Жоржъ… Я это понимаю. Вы тоже должны понимать… Вы два года работаете въ контор? и знаете, что д?ла такъ не д?лаются. Мы заключимъ условіе. Составимъ компанію - Дарсонвиль, Ладогинъ и K°… Я обязуюсь платить вашей матери ровно половину того, что вы получаете теперь у меня все то время, что вы будете въ отсутствіи, а вы обяжетесь отдать мн? половину того клада, или имущества, права на влад?ніе которымъ будутъ найдены. Идетъ - тутъ пятьдесятъ процентовъ и тамъ пятьдесятъ процентовъ.
        - О, папа! - съ упрекомъ въ голос? восклицаетъ Люси. Ея глаза темн?ютъ, какъ море передъ бурей.
        - Ты, моя ципка, ничего не понимаешь… Вы согласны?
        - А если, - заикаясь и глядя въ пслъ, бормочетъ Коля, - если я не найду клада?.. Или тамъ не окажется ничего ц?ннаго?
        - Мой убытокъ, - спокойно говоритъ мосье Жоржъ.
        - Папа, а вообрази, что тамъ милліоны? - съ пылающими щеками кричитъ Люси.
        - Я хорошо заработаю.
        - Я согласенъ, - твердо говоритъ Коля. - Давайте писать условіе.
        XIII

«БАБСКІЯ Н?ЖНОСТИ»
        Коля молчалъ. Такъ было р?шено, пока все не будетъ кончено и оформлено. Осенніе дни б?жали своей унылой чередой. То хлесталъ дождь, мочилъ камни и асфальты Парижа, то вдругъ изъ подъ темныхъ тучъ, въ желтомъ марев? надъ Сеной показывалось солнце, вокругъ него клубились с?рые туманы и печальной и мокрой казалась узорчатая Эйфелева башня. Коля продолжалъ работать въ контор?. Онъ то мчался на велосипед?, зац?пившись рукой за задокъ тяжелаго грузовика, между темной череды черныхъ, блестящихъ отъ дождя такси по т?сной улиц? Риволи, то, вырвавшись на просторъ на площади Согласія, нажималъ на педали и скрывался въ сыромъ сумрак Елисейскихъ полей, надъ которыми призракомъ стояла Тріумфальная Арка съ могилой Неизв?стнаго Солдата, то сид?лъ въ контор? и отбивалъ на машинк? англійскія письма.
        Его познакомили съ мистеромъ Брамблемъ, и онъ понравился англичанину. Англичанинъ былъ не молодъ и не старъ. Въ большихъ, круглыхъ очкахъ, въ темной, черепаховой оправ?, бритый, полный, маленькій, коротконогій, - онъ мало походилъ на см?лаго искателя приключеній и охотника въ пустын? и тропическихъ дебряхъ. Разжигаемый мосье Жоржемъ, онъ очень скоро воспламенился охотничьей страстью и какъ то сразу р?шилъ ?хать въ Абиссинію, охотиться.
        - Я только напишу своему другу, американцу, мистеру Стайнлей, чтобы и онъ прі?халъ. Онъ давно собирался. Итакъ, мой юный «бой» - онъ назвалъ такъ сразу Колю, - вы будете обслуживать насъ двухъ. Вы будете и слуга, и помощникъ, и секретарь, и все… Я плачу за дорогу - по третьему классу, конечно… Я васъ од?ну, вооружу - это все въ Марсели. Я васъ буду кормить… Ну и тамъ… маленькія карманныя деньги…
        Мосье Жоржъ настоялъ составить условіе. Не очень было выгодное это условіе, но тамъ былъ важный для Коли пунктъ, что онъ можетъ въ любой моментъ въ Абиссиніи оставить службу у мистера Брамбля.
        Мистеръ Брамбль тупо посмотр?лъ на мосье Жоржа.
        - Зач?мъ это надо?
        - Для порядка, - сказалъ мосье Жоржъ. - Конечно, этого никогда не будетъ, но для порядка мы это напишемъ.
        - Гмъ… Ну, хорошо… напишемъ… Только для порядка. И Брамбль подписалъ условіе.
        Это было въ контор? господина Дарсонвиля. Въ этотъ вечеръ въ контор? на счетной машин? работала Люси и она слушала все, что говорили о Кол?.
        Она задержалась противъ обыкновенія въ контор? до вечера.
        Мосье Жоржъ заперъ кассу и сказалъ:
        - Пойдемъ, Люси.
        - Я сейчасъ, папа. Идите одни. Я догоню.
        Писцы и бухгалтеры ушли за своимъ патрономъ. Люси приняла ключъ.
        - Мосье Николя, - сказала она, - мы пойдемъ вм?ст?.
        Коля, уже выводившій свой велосипедъ, завелъ его обратно въ контору.
        Дв? лампочки: одна за конторкой Люси, подъ зеленымъ стекляннымъ абажуромъ, другая у входа, гор?ли въ контор?. Углы были въ сумрак?. Люси, доставъ изъ сумочки маленькое зеркальце, над?вала на темные кудри блеклосинюю суконную шапочку. Ея брови хмурились, по пухлымъ губамъ поб?жали морщины.
        Она слишкомъ долго возилась со шляпкой. Темныя р?сницы прикрывали голубой огонь глазъ. Коля стоялъ у входа.

«Бабскія н?жности» - думалъ онъ, и не могъ отвести отъ Люси глазъ.
        Наконецъ, посл?дній взглядъ брошенъ въ зеркало. Поправлена посл?дняя прядка вьющихся волосъ. Люси см?ло и открыто посмотр?ла на Колю. Можетъ быть, ея глаза блестятъ больше обыкновеннаго и чуть покрасн?ли в?ки? Это лампочка отражаетъ въ нихъ свой огонь. Это устала б?дная Люси, считая длинные ряды цифръ.
        - Мосье Николя, - говоритъ Люси, - значитъ, вы у?зжаете завтра вечеромъ въ Марсель… и оттуда въ Африку. - Ея голосъ звенитъ и отдается эхомъ въ пустой контор?.
        - Да, черезъ дв? нед?ли оттуда въ Африку, - говоритъ Коля.
        Онъ хорошо влад?етъ собою. Его голосъ нисколько не дрожитъ. Голосъ Люси какой то особенно глубокій. Трудно не поддаваться этому голосу.
        - Мосье Николя! Я понимаю, почему вы ?дете. Я вамъ сочувствую… Можетъ быть, я и сама на вашемъ м?ст? по?хала бы. Но мн? не нравится, что вы будете при мистер? Брамбл?.
        Коля пожимаетъ плечами.
        - У меня н?тъ выбора, мадемуазель. Патронъ, какъ патронъ.
        - Слушайте, мосье Николя… Служите ему честно, но будьте на сторож?. Не дов?ряйте ему. Бога ради не проболтайтесь ему о. настоящей ц?ли вашего путешествія и не показывайте вашей бумаги. У меня къ нему нехорошее чувство… Я много о немъ слышала и я не понимаю, почему папа остановился на немъ.
        - Онъ мой хозяинъ.
        Люси вскинула на Колю глаза. Въ нихъ - буря. Голубые огни загор?лись въ нихъ.
        - Мосье Николя!.. Вы… вы не знаете Европы! Зд?сь, если д?ло коснется денегъ… наживы… быстраго богатства… Зд?сь н?тъ слова… чести… благородства… Зд?сь - гербовая бумага, адвокатъ… судъ… Гд? же вамъ съ нимъ тягаться?.. У васъ н?тъ никакихъ удостов?реній, что кладъ вашъ… а не кого-нибудь другого… Его у васъ каждый можетъ взять.
        - Все можетъ быть… Но есть и Божья правда…
        - Божія правда… Да… да… да… Ну, пусть вамъ поможетъ Богъ и Божія Матерь, святая Марія, о которой вы такъ хорошо разсказывали мн?.
        Въ голос? Люси слезы… Глаза стали влажными. На темныхъ р?сницахъ засв?тились брилліантовыя капли. Коля едва можетъ сдерживаться. Онъ мэлчитъ. Скажи онъ слово, онъ и самъ разрыдается.
        - Мосье Николя!.. Знайте… Вернетесь вы богатымъ… Или б?днымъ… нищимъ… все равно…
        Слова путаются. Ихъ трудно разобрать.
        - Знайте одно… Люси ваша… Люси васъ ждетъ… Люси васъ любитъ!
        Люси стремительно выходить изъ за бюро и идетъ мимо Коли. Синяя шапочка мелькнула подъ фонаремъ. Стройная фигура въ котиковомъ мягкомъ пальто растворилась въ туманномъ мрак? ночи.
        Люси ушла, не сказавъ ни «до свиданія», ни «прощай».

«Люси васъ любить»…

«Бабскія н?жности… конечно, бабскія н?жности».
        У Коли дрожатъ руки, когда онъ гасить электричество. На бюро, за которымъ стояла Люси, осталось маленькое, забытое, круглое зеркальце. Коля береть его, ц?луетъ и кладеть въ карманъ.
        На его глазахъ слезы.

«Бабскія н?жности».
        Но дрожитъ его рука, когда онъ берется за руль велосипеда и какимъ то неув?реннымъ зигзагомъ врывается велосипедъ въ вереницу такси.
        Впереди много тяжелаго.
        Только теперь Коля скажетъ все мамочк?, Галин? и Манты ку.
        Они ждутъ его.
        XIV
        СТРОГИЙ ПРИКАЗЪ ГАЛИНЫ
        Такъ было заран?е условлено, что въ этотъ вечеръ мамочка освободится раньше и Селиверстъ Селиверстовичъ придетъ съ Мантыкомъ въ гостинницу «Селектъ» къ Ладогинымъ. Коля разскажетъ все. Теперь, когда все кончено, все оформлено и даже назначенъ день отъ?зда, Коля можетъ все сказать. Нелегко все это. Ему, конечно, жаль и очень тяжело разстаться съ мамочкой и Галиной, но не это тяготитъ его. Разстаются они не на в?ки, и ?детъ онъ, обезпечивъ мамочку и Галину, -детъ для ихъ дальн?йшаго благополучія и счастья. Кто нибудь долженъ распорядиться насл?дствомъ дяди Пети, а кому же это и сд?лать, какъ не ему, Кол?, - единственному мужчин? въ ихъ род? и насл?днику? И мамочка это поиметь. Галина не съум?еть оц?нить значенія разлуки и очень тосковать не будетъ. Тяготило Колю сказать это при Мантык?. Онъ чувствовалъ, что будутъ упреки, и ему было сов?стно, что онъ даже не попытался замолвить слово о своемъ друг?.
        Была даже подлая мысль не посвятить во все это д?ло Мантыка, у?хать тайкомъ отъ него, но Коля им?лъ мужество прогнать эту мысль.

«В?дь долженъ же понять Мантыкъ, что двоихъ насъ не могли взять, и ?хать ему вм?сто меня нельзя, потому что дядя Петя - мой дядя», - успокаивалъ себя Коля, но чувствовалъ, что была тутъ какая то натяжка, что мистеръ Брамбль, возможно, взялъ бы и двоихъ, все равно онъ будетъ нанимать чернокожихъ въ Джибути, и что въ Африк? Мантыкъ, конечно, меньше растеряется, ч?мъ Коля. Но въ этомъ Кол? ужасно не хот?лось признаться самому себ?. Онъ уже мечталъ о нар?зномъ винчестер?, который посулилъ ему мистеръ Брамбль, мечталъ о томъ, какъ онъ будетъ стр?лять изъ него антилопъ и леопардовъ, можетъ быть, даже… и львовъ…
        Отказаться отъ всего этого для Мантыка, потому что Мантыкъ сильн?е физически и бол?е приспособленъ для кочевой жизни, было выше силъ Коли.

«Мантыкъ не знаетъ языковъ», - думалъ Коля, - «какъ онъ будетъ объясняться съ мистеромъ Брамблемъ? А про меня мистеръ Брамбль сказалъ, что я говорю, какъ англичанинъ. Да, Мантыкъ сильн?е меня, но я ловче его… И я окр?пну въ пустын?».
        Н?тъ!.. Уступить свое м?сто Мантыку, - на это Коля при всей своей любви и дружб? съ Мантыкомъ, - пойти никакъ не могъ.
        Но онъ чувствовалъ горе Мантыка, можетъ быть, даже и зависть, и потому шелъ домой со смятеннымъ сердцемъ, со смутной душой и боялся своего друга.
        Въ маленькой комнат? Ладогиныхъ было очень т?сно. Вс? сид?ли близко другъ къ другу, ярко осв?щенные св?томъ лампочки сверху.
        Мамочка и Галина сид?ли на кровати, лицомъ къ окну, Селиверстъ Селиверстовичъ на стул? у окна, Мантыкъ, совс?мъ не зам?ченный сначала Колей, примостился въ углу, на полу, гд? сид?лъ съ поджатыми ногами.
        Коля не садился. Дома знали, что онъ велъ переговоры о по?здк?. И никто не в?рилъ въ ихъ усп?хъ, кром? Мантыка, который и в?рилъ и боялся, что Колино д?ло выйдетъ. Онъ стыдился своего чувства и не могъ побороть его. Чувство было, по словамъ д?душки, самое скверное, чувство, идущее отъ Сатаны: - зависть.
        Какъ только увид?лъ онъ раскрасн?вшееся отъ быстрой ?зды на велосипед? лицо Коли съ блестящими, точно зв?зды, глазами - онъ понялъ все. Онъ сжался въ своемъ темномъ углу и почувствовалъ, какъ дьяволъ овлад?лъ имъ и черное чувство зависти закопошилось и засосало у него на сердц?.
        Коля, счастливый вс?мъ, только что происшедшимъ, бросился къ матери. Въ его душ? звонкими радостными нап?вами звучали слова Люси: - «я васъ люблю»; его сердце билось отъ ожиданія новыхъ и такихъ яркихъ впечатл?ній! Завтра!.. Уже завтра на по?здъ и въ Марсель… Оттуда на пароход? «Лаосъ» въ Джибути… А тамъ… пустыня… палатка… тропическое солнце, горы… скалы… и львы… львы..
        Нервнымъ, ломающимся голосомъ, то, стоя въ углу у двери, то вдругъ подходя къ матери и ц?луя ей руку, онъ разсказалъ все.
        Все, кром? напутственныхъ словъ Люси. О Люси не было сказано ни слова. Она осталась гд?-то далеко, далеко въ уголк? его сердца, куда не было доступа никому… даже матери.
        Онъ кончилъ.
        Завтра, въ одинадцать часовъ вечера, съ Ліонскаго вокзала, онъ ?детъ въ Марсель. Сегодня ихъ посл?дній вечеръ въ этомъ маленькомъ номер? отеля!
        - Мантыка-то, ты что же?.. Берешь съ собой? Аль н?тъ? - раздался изъ угла хриплый, нарочно грубоватый голосъ…
        - Мантыкъ!..
        Коля покрасн?лъ до корней волосъ. Въ его голос? послышались слезы и дрожали губы.
        - Мантыкъ! Ты усумнился во мн?… Но что я могъ сд?лать? Я ?ду слугою… Меня берутъ, потому, что я ум?ю говорить по англійски. Мантыкъ, пойми, родной, что я ничего не могъ сд?лать для тебя.
        - A д?лалъ ли что? Коля молчалъ.
        - Ээхъ! - проскрип?лъ въ углу Мантыкъ. Это восклицаніе бичомъ ударило Колю. Оно было больн?е и оскорбительн?е пощечины. Коля совс?мъ растерялся.
        - Полно, Абрамъ, глупости болтать, - сурово сказалъ Селиверстъ Селиверстовичъ. - Чего надумалъ. Говоришь дуромъ, зря, чего самъ не понимаешь. Коля ?детъ за д?ломъ… Коля ?детъ слугою, потому что иначе нельзя… A теб?… баловаться…
        - Такъ про моего прад?да, небось, не говорили, - проворчалъ сквозь зубы Мантыкъ.
        - Съ к?мъ себя сравнилъ! Ты стань, какъ онъ, тогда и говори… И времена не т?… Стыдись.
        Мантыкъ молчалъ. Онъ изъ своего угла разглядывалъ Колю. Н?тъ, злобы, ненависти противъ друга у него не было… Но зависть была. Онъ сравнивалъ себя съ Колей.

«Щуплый Коля… Конечно, по-англійски, или по-французски говоритъ - мое почтеніе! Талантъ ему данъ. Да и дома въ Россіи, онъ разсказывалъ, бонны, да гувернантки учили, ну и маменька тоже, по русски, почитай, и не говоритъ съ д?тьми… Да… все это такъ… Но только… Управится ли Коля, если на него, какъ на моего прад?да, кинется левъ? Сможетъ-ли онъ схватить льва за заднія лапы и перебросить его черезъ себя? Какъ схватилъ и перебросилъ тигра мой прад?дъ?..
        Мантыкъ покачалъ головой. Въ этомъ движеніи головы было сильное сомн?ніе.

«Ну, скажемъ, малый левъ… Такъ… котеночекъ… Пудовъ на шесть, не больше?.. Н?тъ, ни за что не осилитъ… Погибнетъ тамъ Коля».
        Въ комнат? говорили. Наталья Георгіевна то волновалась, то умилялась подвигомъ Коли. Платокъ не разъ осушалъ ея глаза и уже намокъ слезами. Селиверстъ Селиверстовичъ подробно и длинно разсказывалъ Кол?, какъ с?длать и вьючить животныхъ, какъ класть верблюдовъ, какъ ставить палатку, чтобы солнце въ нее не вошло, чтобы скорпіоны и тарантулы въ нее не зал?зли. Мантыкъ ничего не слушалъ. Свои были у него думы.

«Зависть?» - думалъ онъ. «Сколько охотниковъ по всему св?ту охотится - какое ему до этого д?ло? Онъ и не думаетъ о нихъ. Вотъ какой то англичанинъ Брамбль ?детъ охотиться… Ну и пускай - на здоровье… А вотъ, что Коля по?детъ - это нестерпимо больно! Уже пускай бы разстроилось… Ай-я-яй, нехорошо, Мантыкъ, какъ нехорошо! Д?душка то заставлялъ заучивать запов?ди Господни, все тогда напиралъ: - «не желай дома ближняго твоего, не желай жены ближняго твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближняго твоего!»
        И оправдывался самъ передъ собою Мантыкъ.

«Да ничего этого я не желаю. Ничего я не хочу. Ни дома его, ни жены, ни раба его… Я хочу быть съ нимъ. Охотиться съ нимъ. Помочь ему. Самъ стать слугой его, самого слуги. Разв?-же это зависть?»
        Селиверстъ Селиверстовичъ, какъ всегда, вдругъ спохватился, что ему идти въ гаражъ, заторопился и ушелъ, даже не взглянувъ на Мантыка.
        Наталья Георгіевна обратилась съ какимъ то вопросомъ къ Мантыку. Онъ не отв?тилъ. Свои думы шли у него въ голов?. Она повторила вопросъ.
        Тогда онъ вскочилъ и сталъ прощаться.
        - Завтра проводимъ тебя, Коля! Ну, дай же Боже! Я такъ радъ за тебя.
        И вышелъ безъ шапки, забывъ шапку на Колиной постели.
        Мантыкъ спустился въ темнот? уже на два пролета. Онъ не нажималъ кнопки электрическаго св?та. Въ темнот? было лучше. Онъ шелъ, еле двигая ногами. Точно прилипали он? къ ступенямъ.
        Вдругъ ярко, осл?пительно, по всей л?стниц? вспыхнулъ св?тъ. Маленькія ножки въ легкихъ башмачкахъ быстро затопотали внизъ по ступенькамъ. Тоненькій голосокъ обозвалъ сверху:
        - Мантыкъ! Мантыкъ остановился.
        - Фуражку… забылъ… - серебрянымъ звономъ залился Галинкинъ см?хъ.
        Галинка, - дв? золотыя косы трепетали за спиною, б?жала внизъ.
        - Вотъ ваша шапочка.
        Ясные, чистые, голубые глазки гляд?ли въ темные, насупленные глаза Мантыка. Эти д?тскіе, много плакавшіе глаза, вид?ли глубоко, вид?ли насквозь и Мантыкъ потупился подъ ними.
        - Мантыкъ, - сказала Галина. - Такъ ли я все поняла, что «они» говорили? Коля ?детъ охотиться на тигровъ, какъ охотился вашъ д?душка?
        Мантыкъ утвердительно кивнулъ головой.
        Галина потупилась, смутилась. Бл?дный румянецъ осв?тилъ ея лицо. Когда она подняла в?ки и длинныя, загнутыя вверхъ р?сницы раскрыли ея голубые глазки - въ нихъ была мольба.
        - Слушайте, Мантыкъ, я ужасно прошу васъ. По?зжайте съ Колей. А то мн? такъ за него страшно!
        Мантыкъ пожалъ плечами.
        - Коля меня не беретъ, - мрачно сказалъ онъ.
        - И не надо, вовсе не надо, чтобы онъ бралъ, - капризно заторопилась Галина… - Гд? же ему взять? Денегъ н?тъ… А вы тайно отъ него. Помните… когда я была больйа, мн? снилось, что большой котъ помогалъ мам?. Глупости, конечно… Такой мягкій, неслышный, невидный, очень какой услужливый котъ… И вы, какъ онъ… Понимаете: - Коля и не узнаетъ… Онъ воспротивится… Онъ, гордый… Скажетъ: не надо… самъ управлюсь… А вы безъ него по?зжайте, и все подл? него… И если на него тигръ - вы сейчасъ его и колите. Понимаете?
        - Понимаю, Галина.
        - Сд?лаете?
        - Сд?лаю, Галина.
        Галина стояла на дв? ступеньки выше Мантыка. Ея лицо было вровень съ его лицомъ. Маленькія, тонкія, покрытыя золотымъ пухомъ у плеча ручки обвились вокругъ загор?лой шеи Мантыка. Теплая худенькая щечка прижалась къ его щек?.
        Это продолжалось мигъ.
        Д?тскія ручки расплелись, освобождая смутившагося Мантыка.
        - Для меня, - звонко сказала Галина и поб?жала наверхъ.
        Сейчасъ же погасло на л?стниц? электричество. Мантыкъ спустился въ темнот?.
        Такъ въ одинъ и тотъ же вечеръ четыре сердца запылали взаимной любовью, четыре юныя головки стали думать другъ о друг?, четыре души связались другъ съ другомъ и стали одна о другой бол?ть: - Коли и Люси, Галины и Мантыка.
        Этотъ сердечный огонь согр?лъ ихъ жизни. Однимъ далъ силы на преодол?ніе лишеній и на свершеніе подвиговъ, другимъ - на терп?ливое ожиданіе и на пылкую молитву Богу о далекихъ и любимыхъ.
        Это ничего, что вс? они были молоды, что они никогда и ни за что не признались бы въ своей любви. Стыдно было какъ-то. Боялись вынести на св?тъ н?жный цв?токъ зародившагося чувства. Т?мъ чище, глубже и свят?е было это юное чувство, этотъ великій священный пламень, запылавшій въ нихъ при такихъ особенныхъ обстоятельствахъ.
        XV
        ПРОВОДЫ КОЛИ
        Колю проводили, какъ сл?дуетъ, честь честью. Очень хот?лось Селиверсту Селиверстовичу, чтобы съ шампанскимъ… Ну, да гд? его взять? Дорого очень.
        Итакъ, и мамочка, и Галинка, и д?душка съ Мантыкомъ разорились на перонные билеты[Билетъ, дающій право выхода на платформу къ вагонами.] и вышли на платформу проводить Колю до самаго вагона.
        Ярко осв?щенный стоялъ Марсельскій по?здъ. По платформ? ходили провожающіе. На маленькомъ мотор? съ тяжелымъ, гулкимъ грохотомъ везли тел?жку съ багажемъ. Нарядные французскіе матросы въ синихъ шапочкахъ съ лентами и алымъ, пушистымъ, шерстянымъ помпономъ на маковк?, въ синихъ курткахъ и штанахъ съ раструбомъ книзу, румяные отъ выпитаго вина стояли у того же вагона, гд? собрались Ладогины. Медленнымъ шагомъ, въ раскачку, нагруженные чемоданами и пледами шли носильщики въ синихъ блузахъ и за ними пассажиры, и гулко и шумно было подъ громаднымъ стекляннымъ нав?сомъ вокзала. На сос?днемъ пути паровозъ выпускалъ паръ и за грознымъ шип?ніемъ плохо слышалъ Коля, что ему говорилъ Селиверстъ Селиверстовичъ. Мамочка въ слезахъ стояла въ жалкомъ старомъ темносинемъ пальто, обшитомъ собачьимъ м?хомъ, и сердце сжималось у Коли вид?ть мамочку такъ б?дно од?тую среди нарядной богатой толпы. Галинка жалась къ Кол? и об?ими маленькими ручками ухватилась за него. Мантыкъ стоялъ въ сторон?. Онъ гордо поднялъ голову и смотр?лъ куда-то вдаль. Онъ былъ угрюмъ и точно чужой.
        - Эхъ, - говорилъ Селиверстъ Селиверстовичъ, - ну разв? на чугунк? проводы? Мыслей не соберешь, Богу не помолишься. То ли, бывало, у насъ въ Туркестан?. Провожаешь на почтовыхъ, на лошадяхъ. Вс? набились на станціи. Въ станціонной комнат? все свои. Чужихъ никого. Подали вино. Розлили въ стаканы. Пора и ?хать. По посл?дней стремянной! Теперь и слова-то этого не понимаютъ. А пили ее тогда, когда еще верхомъ ?здили, и уже за стремя брались, чтобы садиться - тутъ и пили… За дверями станціи кони готовы, тарантасъ увязанъ. Звенятъ бубенцы, колокольцы…. Пора и ?хать…. Н?тъ, погоди… По стремянной пропустить!.. А потомъ, по обычаю прис?сть надо…А потомъ встать, къ образамъ обратиться, лбы перекрестить, Богу помолиться… А тутъ - ни прис?сть, ни помолиться… Тьфу… Нехристи!.. И вотъ, все кончили… Уже въ тарантас? отъ?зжающій, провожающіе подушки оправляютъ, чтобы сид?ть удобн?е было… Пора уже пускать лошадей. Б?сятся, не стоять кони… Ихъ еле сдерживаютъ за уздцы конюха-киргизы… Пора!.. Н?тъ, еще по стаканчику п?ннаго. Поц?ловались… Пускай?! Счастливо!.. Глядишь, а уже кто-нибудь изъ молодежи вскочилъ въ
тарантасъ - проводить до первой станціи… вотъ это было!.. А тутъ!.. Стой? Хвосты поджимай?! Атансіонъ!.[Вниманіе (посторонись).] Того и гляди, ноги отдавятъ.
        Наталья Георгіевна смотр?ла на сына долгимъ любящимъ взглядомъ. Точно хот?ла на все время разлуки запомнить любимыя черты. Много перенесли они за это время, да за то вс? были вм?ст?. Это была ихъ первая разлука.
        И опять заговорилъ Селиверстъ Селиверстовичъ. Ему хот?лось въ эти посл?днія минуты переложить въ Колю всю свою мудрость, все знаніе людей и пустыни.
        - Ты, Коля-то, какъ попадешь въ пустыню - сторожкій стань, что конь дикій. Держи уши буравцемъ, а глаза огнивцемъ. Отъ лютаго зв?ря кострами оборонишься, а отъ лютаго челов?ка только вниманіемъ. Людей бойся больше, ч?мъ зв?рей. Самый хитрый, самый лютый зв?рь - челов?къ…
        Оставалось пять минутъ до отхода по?зда. Пуст?е стало на платформ?. Отъ?зжающіе вошли въ вагоны и стояли у оконъ.
        Вдругъ Коля увидалъ вдали у перронной р?шетки синюю суконную шапочку, черное узкое пальто, отороченное с?рымъ в?хомъ… Люси!.. Забилось сердце Коли…
        - Ваша мама, - запыхавшись, быстро говорила Люси, - пожимая руку Наталь? Георгіевн?. - Какъ я счастлива познакомиться съ вами. Въ отсутствіе мосье Николя, я за него. А это Галина?… 'Прелестное дитя… Селиверстъ Сели…, - но Люси не могла выговорить трудное имя по-французски и смутилась подъ острымъ взглядомъ старика.
        - Имя-то точно мудреное, - сказалъ Селиверстъ Селиверстовичъ, - по вашему и не скажешь… Подавишься. Ну да ничего. Вы меня просто - д?душкой? Муа гранъ перъ… Компрене? Гранъперъ…
        Мантыка Люси не усп?ла прив?тствовать. Громко захлопали двери вагоновъ. Проворно шелъ оберъкондукторъ вдоль по?зда.
        - En voitures s'il vous plait!.[По вагонамъ!]
        Коля вспрыгнулъ на площадку, и по?здъ сейчасъ же плавно покатился вдоль платформы.
        Коля вид?лъ платокъ въ рукахъ милой мамочки. Она махала имъ, идя рядомъ съ вагономъ. Б?жала Галинка за нею. Тонкая ручка Люси поднялась надъ головами, закивала ладонью. Св?жій голосъ крикнулъ:
        - Au revoir, monsieur Nicolas!.[До свиданія, мосье Николя.]
        - Прощай, голубецъ, - раздался голосъ Селиверста Селиверстовича. Крупныя слезы текли по его бород?. И вс?хъ заглушилъ голосъ Мантыка.
        - Счастливо!.. Увидимся въ скорости!..
        По?здъ ускорилъ ходъ. Чаще застучали по стыкамъ колеса. Уже не различишь въ толп? своихъ. Чуть виденъ маминъ платочекъ… Печалью разлуки в?етъ отъ него. Скрылась ручка Люси и еще только видно, какъ машетъ рабочей каскеткой милый Мантыкъ.
        С?рое облако дыма нашло на окно. Пахнуло с?рною и угольною гарью, и стало темно. Показались на мигъ мокрыя каменныя ст?ны туннеля, желтыми огнями горятъ р?дкіе фонари, сильн?е качаетъ, колеблетъ вагонъ. Пассажиры устраиваются по лавкамъ.
        Прощай, Парижъ! Впереди новая, полная приключеній жизнь.
        Прощай, Парижъ!
        XVI
        ЧУДО
        Чудо… Да только Божіе чудо могло устроить такъ, чтобы Мантыкъ исполнилъ свое об?щаніе передъ Галиной.
        Мантыкъ это понималъ. И хотя окруженъ онъ былъ Божьими чудесами, - онъ не вид?лъ ихъ. Разв? не чудо Божьей милости было то, что д?душка Селиверстъ Селиверстовичъ съ нимъ вм?ст? вышелъ изъ пекла окруженія красныхъ войскъ и попалъ на пароходъ въ Крыму? Разв? не чудо была ихъ встр?ча съ Ладогиными, ихъ жизнь въ Константинопол? и Сербіи, когда истинно питались они, какъ птицы небесныя и од?вались, какъ лиліи Божіимъ произволеніемъ?.. Разв? не чудо была ихъ парижская жизнь?..
        Мантыкъ этого не понималъ. Чудо - это, какъ въ Евангеліи. Сказалъ Христосъ мертвому, уже разлагающемуся Лазарю: - «Лазарь, встань и ходи». И всталъ и пошелъ Лазарь. Это чудо… Или, какъ сл?пые прозр?вали, хромые ходили… Но для этого надо было, чтобы Христосъ опять появился на земл?. Правда, - Селиверстъ Селиверстовичъ всегда говорилъ Мантыку: - «Христосъ везд?. Онъ съ нами. О чемъ ни попросишь - все дастъ. А Его не посм?ешь просить, проси Божію Матерь, Она скоропослушница, Она скоросп?шающая въ людскихъ скорбяхъ, все сд?лаетъ: много бо можетъ молитва Матери передъ Господомъ… Или святыхъ угодниковъ проси - Николая Чудотворца, Серафима Саровскаго, Они помогутъ»…
        Все это зналъ Мантыкъ, но не понималъ, какъ просить? О чемъ? Какъ должно совершиться это чудо, чтобы онъ оказался вм?ст? съ Колей?! И сов?стно какъ-то просить. Столько несчастья на св?т?. Россія лежитъ въ порабощеніи, а онъ пойдетъ просить… объ охот? на львовъ…
        Но пошелъ въ воскресенье въ церковь раньше обыкновеннаго, до д?душки.
        День былъ ясный, теплый, осенній. Ночью пролилъ дождь и длинныя лужи стояли кое-гд? вдоль панелей. Въ пролет? между высокихъ домовъ подъ утренними косыми лучами, гор?ли золотые купола Русскаго храма. Акація съ облет?вшими листьями св?шивала желтыя прутья в?твей надъ воротами. Крутая л?стница поднималась къ храму. Мантыкъ вошелъ въ него. Сестры въ косынкахъ и повязкахъ съ восьмиконечнымъ золотымъ крестомъ на рукавахъ тихо ходили, зажигая лампады. Въ алтар? кто-то сдержаннымъ голосомъ отдавалъ распоряженія.
        Мантыкъ долго крестился у входа, купилъ св?чку въ франкъ и пошелъ въ л?вый уголъ.
        Два года, каждое воскресенье стоялъ онъ съ д?душвой въ этомъ углу. А вотъ только теперь зам?тилъ. Въ этомъ углу - икона. Не похожа она на икону… Смотритъ Мантыкъ: - берегъ далекій, голубо-зеленыя волны разыгрались на озер?. Шквалъ налет?лъ. Быстрой рябью б?житъ по волнамъ в?теръ, п?нитъ верхушки, сорвалъ темный парусъ. Въ страх? въ шаткой ладь? рыбаки-апостолы. А къ нимъ, въ б?лыхъ ризахъ, по волнамъ идетъ Христосъ. Петръ пошелъ было къ Нему и сталъ тонуть… Малов?ръ!..
        Красота въ лик? Христа. Красота въ серебромъ отливающихъ ризахъ, красота въ поб?д? надъ бурей.
        Первый разъ понялъ эту картину Мантыкъ и сталъ молиться о чуд?.
        Мантыкъ опустился на кол?ни въ темномъ углу и гляд?лъ на Христа на волнахъ.
        - Господи!.. Я то не убоюсь… Ты только дозволь - по волнамъ пойду… По морскимъ волнамъ за Колей поб?гу… Я в?дь слово Галин? далъ. Дай же мн? то слово исполнить..
        Поднялся съ кол?нъ, подошелъ къ икон? Христовой у Царскихъ вратъ. Затеплилъ передъ нею св?чу. Первая была его св?ча.
        Храмъ наполнился. Стройно, въ несказанномъ благол?піи шла об?дня. Ангельскими голосами п?лъ дивный хоръ, уносилъ помыслы и душу Мантыка ввысь и укр?плялъ его въ твердой ув?ренности:
        - Чудо будетъ!
        Когда кончилась об?дня, спускался съ толпою изъ храма, глазами отыскивая д?душку и Наталью Георгіевну съ Галиною. Ничего не прибавилось ему за эти часы молитвы. Ни сантима не было больше въ его тощемъ кошелек и не было никакой возможности ?хать въ Африку, а шелъ гоголемъ. Точно уже визированый паспортъ, какъ у Коли, лежалъ въ карман? и многія тысячи на дорогу были въ бумажник?. Зналъ, что такъ будетъ!
        Вотъ и все, будетъ! Христосъ такъ устроить.
        Велика была въ немъ в?ра.
        У выхода тяжелая рука опустилась на его плечо.
        - Ты что, Мантышка, гордый такой? Друзей не признаешь, мартышка!
        Мантыкъ оглянулся. И правда - прошелъ мимо сос?да по гаражу - Савельева, молодого челов?ка, немного старше Мантыка.
        - Здорово, - сказалъ Мантыкъ.
        - Здорово, - отв?тилъ Савельевъ.
        - Ты что?
        - Ничего. Радъ, что тебя встр?тилъ. Искалъ кого-нибудь изъ нашихъ гардемариновъ, Ученики военно-морского училища.] что красили Эйфелеву башню, да ихъ чертъ-ма, никого н?ту, поразъ?хались что ли куда. А тутъ д?ло аховое. Тридцать франковъ за часъ работы - не фунтъ изюма. Понялъ? Надо только храбрость.
        - Мантыку ли не быть храбрымъ? - сказалъ Мантыкъ.
        - Да, знаю же. Потому о теб? и подумалъ.
        И Савельевъ сталъ быстро разсказывать о д?л?, на которомъ Мантыкъ могъ легко и скоро заработать большія деньги.
        А Мантыкъ внимательно слушалъ его и думалъ: - «Ну, разв?, это не чудо?»…
        XVII
        ОПАСНОЕ ПРЕДПРІЯТІЕ
        Въ окрестностяхъ Парижа устанавливали с?ть для улавливанія и опред?ленія м?ста хищническихъ станцій радіотелеграфа. Были поставлены дв? громадныя, вышиною съ многоэтажный домъ жел?зныя мачты, между ними были протянуты проволоки радіографной антенны и теперь надо было съ нихъ спустить на землю с?ть бронзовыхъ проволокъ. Работа не хитрая, но очень опасная. На небольшой стремянк?,подв?шенной за крюкъ на проволок? антенны надо было вис?ть ц?лый день, закр?пляя с?ть на антенн?. Вышина такая, что внизу люди муравьями кажутся. Канатъ, - а онъ почти въ руку толщиной, - точно паутина, и на немъ вис?ть на зыбкой жердочк?!
        Все это разсказалъ и указалъ Мантыку Савельевъ. Онъ возилъ на работы инженера. Инженеръ объяснялъ ему назначеніе строющейся станціи и проговорился, что имъ нуженъ см?лый рабочій, который согласился бы висеть на проволок?, закр?пляя улавливающую радіотелеграфныя волны с?ть.
        Это было вчера, въ субботу. Савельевъ раздумалъ немного и, желая угодить инженеру, сказалъ:
        - Года четыре тому назадъ наши Русскіе гардемарины красили и золотили верхушку Эйфелевой башни. Они народъ см?лый и высоты не боятся. Если хотите, я вамъ пришлю кого-нибудь изъ нихъ.
        - Присылайте, - сказалъ инженеръ, - скажите: тридцать франковъ въ часъ. Въ понед?льникъ въ восемь утра я буду ждать на станціи.
        - Будьте благонадежны.
        Савельевъ былъ такъ ув?ренъ, что въ воскресенье на церковномъ двор?, гд? собирались вс? Русскіе, живущіе въ Париж?, онъ найдетъ кого-нибудь изъ бывшихъ гардемариновъ, что, не колеблясь, об?щалъ инженеру найти и прислать рабочаго.
        Онъ обошелъ весь дворъ, разспрашивалъ знакомыхъ, искалъ глазами въ церкви: - никого изъ гардемариновъ не было. Д?ло принимало скверный оборотъ. Сознаться въ томъ, что не нашелъ Русскаго, который согласился бы пойти на такое опасное преДпріятіе, м?шала народная гордость. А къ кому онъ ни обращался, слышалъ или р?зкій отв?тъ:
        - Поди ты къ чорту! Себ? дороже стоить. Хочу еще пожить въ Россіи.
        Или бол?е деликатно ему говорили:
        - У меня голова контужена. Боюсь закружится.
        - Ищи-ка, братъ, холостого, а я женатый. Жена, д?ти. Оборони Богъ, что случится - что же имъ на улицу идти?
        - Шутишь, Савельевъ… Жизнь подороже денегъ.
        И вдругъ увидалъ Мантыка. Мантыкъ шелъ съ гордо поднятой головой, точно милліонъ франковъ выигралъ въ правительственной лоттере?. Савельевъ обратился къ нему.
        - Значить, согласенъ?
        - Ну, конечно.
        - А не побоишься, что голова закружится?
        Мантыкъ свиснулъ.
        - Это у меня-то. Читалъ въ газетахъ - пишутъ люди по канатамъ ходили. Блонденъ черезъ Ніагару прошелъ, или еще былъ такой Наваренъ, а потомъ при Наполеон? госпожа Саки, а теперь Джельмако - не боятся, черти, высоты. По канату ходятъ. Что же у Мантыка, по твоему, храбрости меньше? Не знаешь ты, видно, Мантыка. Да это и не ходить по канату. Повезешь завтра твоего инженера на станцію - скажи: уральскій казакъ Мантыкъ ожидаетъ у входа на радіостанцію, готовъ все сд?лать..
        Такъ и было р?шено. Оставались пустяки: получить отпускъ отъ хозяина. Но Мантыкъ за два года службы не бралъ ни одного дня отпуска и, когда его просили, охотно работалъ и въ праздникъ и потому, когда въ тотъ же вечеръ Мантыкъ попросилъ дв? нед?ли отпуска, или какъ онъ сказалъ: «репо» - хозяинъ охотно ихъ далъ ему.
        Дв? нед?ли - это былъ какъ разъ срокъ, когда долженъ былъ отплыть изъ Марселя въ Африку Коля.
        Мантыкъ такъ в?рилъ въ свое счастье, что попросилъ у хозяина разсчетъ, сказавъ, что, возможно, онъ и совс?мъ на работу не вернется.
        - Новое д?ло у меня начинается, - сказалъ онъ съ независимымъ видомъ, - Новая жизнь… Возможно: - ?ду въ провинцію.
        Утро понед?льника было сырое, теплое и туманное. Едва только Мантыкъ вышелъ на маленькой станціи, затерявшейся въ поляхъ и хот?лъ спросить, гд? зд?сь радіотелеграфъ, какъ понялъ: - и спрашивать не надо. Громадныя, тонкія, сквозныя мачты радіо были четко видны со станціи. Они стояли на голомъ холм?, и сзади темн?лъ по осеннему пестрый большой паркъ. Чуть разсв?тало. Поздно вставало осенью солнце. Вершины мачтъ тонули въ с?рыхъ волнахъ тумана и едва нам?чались на нихъ сквозныя площадки изъ тонкихъ стальныхъ двутавровыхъ балокъ, какъ паутина вис?вшихъ въ воздух?.
        Двухъэтажные каменные домики-башни странной постройки, съ узкими длинными окнами стояли по сторонамъ мачтъ. За ними была низкая б?лая казарма и подл? теннисъ-гроундъ,[Площадка для игры въ теннисъ.] окруженный ст?ной, съ б?лой вышкой для судьи.
        Мантыкъ см?ло направился къ этой постройк?. По м?р? того, какъ онъ подходилъ къ мачтамъ, онъ понималъ и оц?нивалъ ихъ высоту. Это былъ не десятиэтажный домъ, а много выше. Громадныя глыбы б?лаго цемента были залиты въ землю, образуя ихъ фундаментъ. Въ нихъ прочно были заклепаны четыре жел?зныя балки, связанный скр?пами, къ нимъ приклепаны другія, третьи и такъ все выше и выше уходила въ небо башня-мачта. Между жел?зными ея основами вис?ла тонкая стальная л?стница. И, когда заломилъ наверхъ голову Мантыкъ, увид?лъ въ неб?, какъ тонкія нити провисли стальные канаты съ одной башни на другую. На нихъ и вис?ть.
        Похолод?ло сердце у Мантыка. Ноги стали тяжелыми. Задержалъ на минуту Мантыкъ быстрый ув?ренный шагъ. Пріостановился. Подумалъ: - не повернуть ли назадъ, пока не поздно, но вспомнилъ, какъ говорилъ Селиверстъ Селиверстовичъ: - «ничего даромъ не дается», засвисталъ: - «въ степи широкой подъ Иканомъ» и бодро подошелъ къ воротамъ.
        По буро зеленой ржавой трав? между мачтами золотыми зм?ями извивалась проволока м?дной с?ти. У дальней мачты постукивала электрическая лебедка. Ее пробовали въ ожиданіи инженера.
        Мантыкъ подошелъ къ рабочимъ.
        Инженеръ на автомобил? Савельева прі?халъ почти сейчасъ же.
        Савельевъ, увидавъ Мантыка, прив?тливо замахалъ ему рукою и сталъ что-то говорить инженерамъ. Ихъ было двое. Это были молодые люди въ легкихъ желтыхъ непромокаемыхъ пальто и мятыхъ фуражкахъ.
        Савельевъ, опережая инженеровъ, подошелъ къ Мантыку.
        - Ну что? Не боишься?
        - Чего тамъ бояться, - сказалъ Мантыкъ, - Н?што я не Русскій казакъ?
        - Если сверзишься… Въ лепешку!
        - Въ лепешку, - повторилъ Мантыкъ и самъ не слышалъ своего голоса. - Это, конечно. Никто, какъ Богъ.
        Молодые инженеры съ любопытствомъ разсматривали Мантыка.
        - Совс?мъ мальчикъ, - сказалъ одинъ.
        - Кр?пкій юноша, - отв?тилъ другой и сталъ разспрашивать Мантыка, ум?етъ ли онъ влад?ть клещами и французскимъ ключемъ.
        - Я шофферъ, - сказалъ Мантыкъ, - и ум?ю чинить машину.
        Тогда ему стали объяснять, что онъ долженъ будетъ д?лать. Вися на стремянк?, закр?пленной крюкомъ на верхнюю проволоку, Мантыкъ долженъ былъ принимать концы подаваемой наверхъ лебедкой м?дной с?ти, вд?вать им?ющіеся на ней зажимы на проволоку и закр?плять болты гайками при помощи французскаго ключа.
        - Совс?мъ простое д?ло, - сказалъ Мантыкъ.
        - Тогда приступимъ къ работ?, - сказалъ инженеръ. День короткій. До ночи надо закр?пить всю с?ть.
        Савельевъ попрощался съ Мантыкомъ. Онъ былъ бл?денъ и, казалось, жал?лъ, что устроилъ это д?ло.
        - Ничего! Не бойся! - сказалъ Мантыкъ и бодро пошелъ къ мачт?, гд? уже стучала лебедка, поднимая тонкую стремянку наверхъ. На трав? рабочіе выравнивали и раскладывали с?ть, готовясь поднимать ее всл?дъ за стремянкой.
        - Пожалуйте, - сказалъ рабочій и пол?зъ по отв?сной л?стниц? наверхъ. Мантыкъ над?лъ поверхъ своей голубой шофферской блузы м?шокъ съ инструментомъ и гайками, снялъ шапку и долго крестился на востокъ.

«Помоги, Господи!» - горячо мысленно молился онъ.
        Инженеры и вс? рабочіе были серьезны. Кругомъ была тишина. Хмурое осеннее утро только начиналось. На ферм?, неподалеку, хрипло проп?лъ п?тухъ. Все казалось Мантыку важнымъ и значительными
        Онъ схватился за жел?зную мокрую отъ росы проволоку л?стницы и пол?зъ за рабочимъ. Они л?зли, останавливаясь и отдыхая, опираясь на балки, тамъ, гд? л?стница подходила къ пролету. Мантыку казалось, что они л?зутъ безконечно долго.
        Наконецъ, добрались и до вершины. То, что снизу казалось паутиной, оказалось толстыми жел?зными полосами. Стоя на нихъ, рабочій кр?пилъ стремянку. Люди внизу казались муравьями. Луга, сжатыя нивы, кусты, лента жел?зной дороги были, какъ на план?. Дали скрывались въ туман?. Чуть качалась мачта.
        Мантыкъ осторожно сползъ на сид?нье стремянки, ощупалъ канатъ, крюкъ.
        - Ca-y-est![Идетъ!] - крикнулъ рабочій. Крюкъ заскрип?лъ по канату и Мантыкъ неровно, толчками, спустился на сажень по провисшему внизъ канату. Съ земли м?днымъ чудовищемъ поднималась къ Мантыку проволочная с?ть…
        ХVІII
        НА ВОЛОСОКЪ ОТЪ СМЕРТИ
        Внизу, глухо стуча, работалъ воротъ. Оттуда съ земли, кричали, спрашивая Мантыка, дошло ли до него первое звено.
        Мантыкъ, держась рукой за канатъ антенны, кричалъ и знаками свободною рукою показывалъ, что еще надо поднять.
        - Еще немного… - верт?лъ онъ рукою.
        Мимо ногъ, мимо пояса, какъ живая, надвигалась м?дная проволока. Коснулась верхняго каната.
        - Ca va! - крикнулъ Мантыкъ и махнулъ рукою. Весь поглощенный работой, онъ забылъ про опасность,
        онъ не вид?лъ земли, не зам?чалъ окружавшей его туманной бездны. Внизу шелъ по?здъ - онъ его не прим?тилъ. Надъ нимъ шум?лъ пропеллеромъ аэропланъ, онъ не слышалъ его. Плотно ощущая подъ собою деревянную дощечку стремянки, Мантыкъ накидывалъ готовый петли на канатъ и скр?плялъ болтами, быстро работая, то клещами, то французскимъ ключомъ.
        Первая проволока была готова. Скрипя крюкомъ, поползла дальше внизъ стремянка. Мантыкъ кр?пилъ второе звено с?ти. Работа спорилась.
        Время лет?ло. Саднило отъ кр?пкаго нажима на клещи руки. Лицо гор?ло отъ туманной ледяной сырости.
        Мантыкъ былъ уже за серединой и начиналъ подниматься ко второй мачт?. Онъ п?лъ свои любимыя п?сни, срываясь съ одной на другую, заглушая себя стукомъ молотка, скрипомъ клещей и ключа. Отъ него золотыми нитями къ земл? тянулись проволоки. Подъ нимъ люди-муравьи кр?пили ихъ къ пріемникамъ. Въ трехъ м?стахъ эта м?дная с?ть была связана промежуточными проволоками съ заклепками.
        «Въ степи широкой подъ Иканомъ, -
        п?лъ Мантыкъ.
        Насъ окружилъ коканецъ злой.
        И трое сутокъ съ басурманомъ,
        У насъ кип?лъ кровавый бой».
        Онъ ловко скусилъ конецъ проволоки клещами и замахалъ рукою, чтобы его подавали дальше. Канатъ натянулся, но, или гд?-то за?ло на проволок? крюкъ, или что-нибудь вышло не ладно, но стремянка дрогнула и не пошла дальше. На мачт? продолжала трещать лебедка, натягивая тросъ.
        Стремянка дрожала на м?ст? и вдругъ канатъ лопнулъ… Освобожденная стремянка покатилась внизъ. Тросъ захлестнулъ подъ крюкъ, стремянка подпрыгнула, сорвалась съ каната и полет?ла на землю.

… «Ну… теперь» - мелькнуло въ голов? Мантыка - «конецъ… Въ лепешку!.. Господи! помяни душу раба твоего Абрама»!
        Мантыкъ невольно впился руками въ канатъ съ крюкомъ лебедки, вытягивалъ его вверхъ и выпрямлялъ крюкъ. Его начало переворачивать въ воздух?, лицомъ внизъ и въ ту же секунду острый, р?зкій толчекъ, какой-то металлическій визгъ, раздавшійся подл? рукъ, заставилъ очнуться терявшаго сознаніе Мантыка. Его больно ударило и подбросило на стремянк?, но онъ усид?лъ. Стремянка, задрожавъ, остановилась. Крюкъ зац?пилъ за переплетъ м?дныхъ с?тей и стремянка повисла на уже закр?пленной Мантыкомъ с?ти.
        Внизу въ ужас? метались инженеры и рабочіе.
        Н?сколько мгновеній никто ничего не говорилъ. Инженеры и рабочіе застыли подъ Мантыкомъ. Онъ прочно вис?лъ теперь между проволокой антенны и землей. Первымъ нарушилъ молчаніе ужаса Мантыкъ.
        - Эй, - крикнулъ онъ внизъ… - Время завтракать… Надо меня поднять.
        Его голосъ былъ спокоенъ.
        - Какъ поднять? - спросили снизу.
        - А пустите по верхнему канату кольцо съ тросомъ. Я тросъ окручу на стремянку, вы легонько меня и поднимете.
        Свои не совс?мъ точныя французскія фразы Мантыкъ сопровождалъ выразительными жестами.
        Съ этой работой провозились часа два. Мантыкъ вис?лъ все это время спокойно. Онъ разодралъ въ кровь ладонь, но это его не смущало. Посл? той вышины, на которой онъ былъ, - эта, почти половинная, казалась ему не такъ уже страшной. Крюкъ прочно захватилъ поперечныя проволоки и стремянка вис?ла хотя и криво, но надежно.
        Наконецъ, стало медленно скользить надъ головою Мантыка проволочное кольцо съ продернутой въ него веревкой. Веревка подошла къ Мантыку и онъ закр?пилъ ее на стремянк?.
        - Готово! - крикнулъ онъ… - Ca va!
        На второй мачт? застучала лебедка, наматывая канатъ. Онъ натянулся, крюкъ ослаб?лъ, и Мантыкъ ударомъ молотка сбилъ его съ с?ти. Стремянка качнулась и стала медленно подниматься къ верхнимъ канатамъ. Еще черезъ н?сколько минутъ Мантыка подтянули къ мачт? и онъ сталъ спускаться на землю.
        Когда онъ коснулся ногами твердой земли, ему показалось, что онъ упадетъ. Ноги затекли и голова кружилась. Точно земля ходила подъ нимъ. Но онъ ухватился за край л?стнички и сд?лалъ видь, что поправляетъ ботинокъ.
        Инженеры и рабочіе окружили его.
        - Ну какъ?.. Вы не ушиблись? Не ранены?
        - Ничего, - отв?тилъ Мантыкъ.
        - У васъ руки въ крови.
        - Пустяки.
        Мантыкъ слизнулъ съ ладони кровь. Мантыка взяли подъ руки и повели въ казарму. Тамъ былъ приготовленъ завтракъ и вино. Инженеры были не на шутку обезпокоены случившимся. Особенно волновался старшій изъ нихъ.
        - Это ужасно! Это ужасно! - повторялъ онъ. - Какъ могъ лопнуть стальной, испытанный канатъ?
        Мантыкъ вслушивался въ его р?чь и, прожевывая большой кусокъ хл?ба съ масломъ и кускомъ говядины и запивая его краснымъ виномъ, сталъ объяснять на своемъ русскофранцузскомъ язык?. Его слушали внимательно.
        - Mais c'est trиs facile… Vous comprenez: - за?ло… - Мантыкъ покрасн?лъ, ища слова, - крюкъ за?ло - ni ici - ni la, - ни туда, ни сюда… А тамъ крутятъ… Ну и лопнулъ. Capoute… Mais ea n'est rien… Tout de suite prolongeons travail. Moi tout fini. Moi pas peur du tout… Это все пустяки… Ничего!.[Но, очень просто. Понимаете - за?ло. Капутъ. Но это ничего. Сейчасъ продолжимъ работу. Я все кончу. Я ничего не боюсь.]
        - Ni-tsche-vo! - повторилъ инженеръ. - Quel brave… - и сталъ объяснять Мантыку, что они ему заплатятъ за тотъ рискъ, которому онъ подвергался, за пор?занную руку.
        Мантыкъ смутился, сталъ совс?мъ бурымъ и, мигая маленькими глазами, сталъ говорить уже прямо по русски.
        - Да что вы, милые люди. Вотъ, ей Богу, право! Да за что платить-то! Это же всегда можетъ быть. Разв? же я пойду куда жаловаться? Я не понимаю это. Да ну васъ…
        И заторопился кончать работу.
        XIX
        ПРЕЖДЕ ВСЕГО КЪ БОГУ
        Вечер?ло. Туманъ мелкою капелью спустился на землю. Стала сырою трава. Наверху открылось зеленоватое ясное небо. Надъ холмами печальная и стыдливая загоралась одинокая зв?зда.
        Мантыкъ закр?пилъ посл?диее звено с?ти, собралъ инструментъ и медленно сталъ спускаться сзади рабочаго со второй мачты. Стремянку сбросили внизъ. Въ серебристомъ сіяніи яснаго вечера таинственно блест?ли натянутыя проволоки с?ти. Работа была кончена.
        Мантыка пригласили въ контору. Ему предложили росписаться въ томъ, что онъ получилъ за работу, согласно съ условіемъ, дв?сти сорокъ франковъ по тридцати франковъ за часъ, за восемь часовъ работы, и что онъ никакихъ претензій къ обществу не им?етъ. Мантыкъ бойко и привычно росписался.

«Ну», - думалъ онъ. - «Вотъ и начало положено… А тамъ Богъ дастъ еще что подвернется. Еще наработаю».
        Онъ досталъ свой старый кожаный бумажникъ, въ которомъ возилъ хозяйскія деньги и квитанціи и сталъ укладывать въ него деньги. Дв? пестрыя сотенныя и четыре голубенькія десятифранковки. Инженеръ подалъ Мантыку еще два большихъ лилово-розовыхъ тысячныхъ билета.
        - Пока вы работали, - сказалъ онъ, - я переговорилъ съ правленіемъ нашего общества и оно постановило выдать вамъ за перенесенныя вами страшныя минуты награду въ дв? тысячи франковъ.
        Дв? тысячи франковъ! Мантыку казалось, что все это во сн?. У него загуд?ло въ ушахъ, точно Московскіе колокола подняли тамъ перезвонъ… Дв? тысячи!.. Лилово-розовыя, кр?пкія, шуршащія новыя бумажки были въ его рук?.
        - Да за что же? - пробормоталъ Мантыкъ… - Mais ea, je vous assure - il ne faut pas… C'est sont de bкtises….[Но, ув?ряю васъ - не надо. Это же пустяки.]
        Онъ растерянно держалъ въ рук? бумажки, не зная, что съ ними д?лать.
        Ну разв? не чудо было съ нимъ?
        Инженеръ самъ сложилъ ему ассигнации и положилъ въ его бумажникъ.
        - Ca-y-est!..
        - A, ea-y-est, ea-y-est, - повторилъ Мантыкъ. - Ей-Богу, не за что… Ну - merci, beaucoup merci…
        А въ голов? гуд?ли колокола, ликующій хоръ п?лъ что-то праздничное и торжественное и ногъ не чуялъ подъ собою Мантыкъ.
        Въ одинъ день онъ завоевалъ, заработалъ Африку. Въ этихъ деньгахъ было все, что было ему нужно. И ружье, и всякая охотничья справа, и билеты жел?зной дороги, и д?душк? на прожитіе. - Все свершилось такъ, какъ онъ просилъ у Бога.
        Теперь по волнамъ пойдетъ, не боясь, догонитъ Колю. «Не бойся, родная Галинка, не съ?дятъ твоего Колю львы - я буду при немъ невидимо, неприм?тно и неотступно!»
        Инженеры забрали Мантыка съ собою въ автомобиль и повезли въ Парижъ.
        Мелюнское шоссе встр?тило ихъ душистою сыростью. Автомобильные фонари бросали призрачный св?тъ на пестрые обл?злые стволы платановъ, отражались въ мокромъ, черномъ, блестящемъ гудрон?. Сухіе листья, точно живые, вспархивали отъ быстраго хода машины и лет?ли, крутясь въ воздух?. Когда они попадали въ св?тъ фонарей, вспыхивали желтыми, зелеными и красными прозрачными огнями. Промчались подъ жел?знодорожнымъ віадукомъ и прямо, прямо, какъ-то сразу надвинулись на р?ку. Потянуло р?чною сыростью, полосами рябили въ вод? отраженія пароходныхъ огней.
        У каменной будки м?няли ярлыкъ и опять неслись уже мимо высокихъ домовъ. Все ярче загорались кругомъ огни выв?сокъ, больше становилось народа и такси, тише б?гъ машины. Какъ - то незам?тно они влились въ точно р?кою текущую массу машинъ на улиц? Риволи, и заиграли кругомъ волшебные огни электрическихъ рекламъ. Красная стр?ла, изгибаясь, вспыхивала и, какъ живая, шла, стремясь ударить въ улицу, тамъ налитая фіолетовой огненной жидкостью сіяла дивная рамка, тамъ весь фасадъ дома гор?лъ огнями.
        На площади Этуаль Мантыкъ попросилъ его отпустить и, выйдя и оставшись одинъ, гордо пошелъ по бульвару.
        Обладатель двухъ тысячъ двухсотъ сорока франковъ!
        Онъ чувствовалъ себя милліонеромъ. Теперь ему все можно.
        Но прежде всего къ Богу!
        Будничная вечерняя служба окончилась. Въ церкви гасили огни. Челов?къ пять б?дно од?тыхъ людей стояли въ первой половин?, ожидая заказной панихиды. За царскими вратами было темно и, какъ та одинокая зв?здочка, что только что вид?лъ Мантыкъ, спускаясь съ мачты, - сверху, у иконы, гор?ла лампада.
        Мантыкъ прошелъ вл?во, къ «своему» образу, туда, гд? Христосъ шелъ по водамъ, уча людей в?рить во всемогущество Божіе и въ силу в?ры. Онъ опустился на кол?ни. Въ синей рабочей блуз?, отсыр?вшей на воздух?, съ растертой въ кровь рукой, бл?дный, усталый, но счастливый, съ пылающимъ сердцемъ склонился онъ передъ Т?мъ, Кто даровалъ ему по его молитв? чудо.
        Онъ не зналъ, какъ молиться. Но едва нагнулъ голову, сами собой вошли въ душу заученныя имъ отъ Селиверста Селиверстовича дивныя слова девяностаго псалма:
        - «Ангеламъ Своимъ запов?сть о теб?, сохранити тя во вс?хъ путехъ твоихъ».
        - «На рукахъ возмутъ тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою».
        И точно: - Ангелы подхватили его, когда сорвалась и съ жуткимъ гуломъ полет?ла на землю стремянка.
        Мантыкъ молился дальше и вид?лъ въ каждомъ слов? псалма великое откровеніе:
        - «На аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змія»…
        Мантыкъ повторилъ про себя еще и еще разъ: - Попереши льва… льва… льва!..
        Стало такъ спокойно и ясно у него на душ?. Будто все открылось и стало понятно. И уже зналъ, что и когда будетъ д?лать.
        Умиленный и осв?женный, съ омытой молитвою душою Мантыкъ всталъ, перекрестился, низко поклонился Христу - онъ вид?лъ Его въ эту минуту не изображеннаго на холст?, но живого, все понимающаго и сочувствующаго ему, - и пошелъ изъ храма.
        Куда теперь? Къ кому отъ Бога?
        Конечно: - къ д?душк?.
        XX
        СБОРЫ
        Когда Мантыкъ ?халъ на метро къ д?душк?, онъ обдумывалъ - сказать все сразу, или подготовить д?душку раньше, а потомъ, у?зжая, изв?стить его письмомъ. Мантыкъ уже твердо р?шилъ: - онъ завтра же съ т?мъ же вечернимъ по?здомъ, съ какимъ по?халъ Коля, и у?детъ.
        Д?ла было: - уйма.
        Поговорить съ д?душкой: - это сегодня. Завтра утромъ - ружье, припасы, нам?нять на золото деньги. Попросить у Александра Ивановича подходящую карту. «Все концы-то какіе! Улица Тюрбиго у площади Республики, гд? Мантыкъ вид?лъ магазинъ съ прекрасными бельгійскими ружьями - оттуда въ Отей - это часъ одной ?зды… Потомъ на Гаръ-де-Ліонъ… Въ полдень надо за?хать къ Галинк? въ пансіонъ, потомъ… потомъ…»
        Кружилась голова. Казалось, что онъ ничего не усп?етъ сд?лать.

«Надо положиться на Бога. Богъ поможетъ»….
        Д?душка поджидалъ Мантыка со скромнымъ ужиномъ..
        - Припоздалъ, Абрамъ, - сказалъ онъ.
        - Есть, д?душка… Работы было много… Да вотъ что я надумалъ, д?душка.
        - Что, родной?
        - Ъзжу я по всякой дорог? и погод?… Другой разъ и дождь ливнемъ захватить, промочитъ, и вожу я хозяйскія деньги, иногда и очень болынія, квитанціи, коносаменты, накладныя… Въ бумажник? и потерять легко и промокнуть могутъ зря…
        - В?рно, Абрамъ… Эти мн? ваши блузы, да портфелики, куда какъ не важная придумка.
        - Вотъ я, д?душка, и надумалъ, что, если бы носить это въ пояс? подъ блузой?
        Селиверстъ Селиверстовичъ одобрительно посмотр?лъ на Мантыка.
        - A в?дь есть… Есть! - сказалъ онъ.
        - Что - есть, д?душка?
        - Да туркестанская въ теб? жилка. Это въ старину, въ степи, въ пустын? деньги такъ возили на пояс?. Надежн?е нельзя. У магометанъ, а особенно у горцевъ Кавказа выйти безъ пояса нельзя, неприлично считается. Это тутъ только вс? распоясками ходятъ, а въ Азіи, братъ, обычай строгій. Онъ горецъ-то, скажемъ, Кавказскій, оборванецъ, бешметишка[Нижній въ талію сшитый однобортный кафтанъ легкой матеріи, над?ваемый горцами и кавказскими казаками подъ черкеску.] на немъ - одн? заплаты - а поясомъ подпояшется - любо дорого…
        Значить: вотъ онъ - всегда при теб? поясъ. И какіе пояса д?лывали! Ты его въ воде мочи хоть нед?лю, а онъ во внутрь себя воды не пропустить никакъ.
        - Д?душка, а ты такой поясъ сд?лать сум?ешь? - ласково спроси ль Мантыкъ.
        - Не знаю, найду ли тутъ кожи подходящей.
        - А если попросить у Безхл?бнова въ его казачьей мастерской?!
        - Славный челов?къ Безхл?бновъ. Душевный парень. Разв? у него и сд?лать теб??
        - Сд?лай милость, д?душка, - еще умильн?е сказалъ Мантыкъ.
        - A сд?лаю! - вдругъ оживился Селиверстъ Селиверстовичъ. - Ей Богу, сд?лаю.
        - А когда?
        Мантыкъ былъ весь ласка и мольба. - Ну, когда?… Еще и подумать надо.
        - Завтра.
        - Завтра? Ишь ты какой прыткій. Можно и погодить.
        - Самъ же ты, д?душка, училъ меня: - не откладывай до завтра того, что можешь сд?лать сегодня. Годить-то и не приходится.
        Селиверстъ Селиверстовичъ внимательно и зорко посмотр?лъ въ глаза Мантыку. Точно хот?лъ вс? его мысли затаенныя прочитать. А мысли Мантыка уже унеслись далеко. Онъ переплывалъ въ нихъ какія-то широкія африканскія р?ки въ д?душкиномъ пояс?. Крокодилы гнались за нимъ, но любовно сд?ланный д?душкой поясъ спасалъ его.
        - Как-кой ты сегодня у меня, - сказалъ медленно Селиверстъ Селиверстовичъ, отводя глаза отъ Мантыка.
        - Какой?! - тревожно спросилъ Мантыкъ.
        - Н?тъ ли лихорадки у тебя? Б?да тутъ, если лихорадка. Пропадешь съ этими французами.
        - Я, д?душка, совс?мъ здоровъ.
        Но Селиверстъ Селиверстовичъ уже думалъ о другомъ.
        - Я его какъ сд?лаю: на двухъ прочныхъ пряжечкахъ. Сошью изъ самой кр?пкой кожи и не очень широкій, такъ въ палецъ, и желтый, подъ т?ло. А съ двухъ сторонъ непромокаемые кармашики, значитъ, - одинъ для денегъ, другой для бумагъ.
        - Д?душка, завтра сд?лай.
        - Да уже сказалъ: - сд?лаю. Если у Безхл?бнова кожу подобную найду. Придешь - на моей на подушк? найдешь, если уйду уже на службу.
        Селиверстъ Селиверстовичъ опять строго испытующе посмотр?лъ на Мантыка и сказалъ сердечнымъ голосомъ. Тепло отъ этого голоса стало на сердц? Мантыка.
        - Абрамъ! Ты тово… Кол?-то не завидуй. Самый большой гр?хъ есть зависть. Н?тъ того гр?ха зл?е, какъ зависть Отъ зависти и Россія погибаетъ.
        - Я, д?душка, ничуть не завидую.
        - Ну-ну! Ничего намъ, Абрамъ, неизв?стно, ничего нев?домо кому, что и какъ Богъ опред?литъ и положитъ. Можетъ, ты его еще во сто разъ счастлив?е будешь… Тоже слугою то идти, куда какъ не сладко. Еще какой баринъ ему попадется. Жить въ чужой земл?, никого близкого не видя, это, Абрамъ Петровичъ, - планида не яркая… Такъ ты и не думай… Не завидуй ему никакъ….
        Селиверстъ Селиверстовичъ еще разъ съ любовью посмотр?лъ на Мантыка и сталъ собираться на свою ночную службу.
        Какъ было не сказать всего такому славному, милому д?душк?! Но Мантыкъ удержался. Едва только затихли шаги и кашель д?душки на л?стниц?, Мантыкъ положилъ на умывальникъ папку, на папку поставилъ пузырекъ съ чернилами, досталъ бумагу и конверты и сталъ писать письмо д?душк?.
        Онъ описалъ все, что случилось съ нимъ на радіостанціи, какъ Богъ его спасъ и какъ Богъ по молитв? его послалъ ему ц?лое состояніе.
        Тутъ Мантыкъ пріостановился.

«Да», - подумалъ онъ. - «Писать легче… Словами этого не скажешь. Стыдно станетъ».
        Снова писалъ. Писалъ свои планы, писалъ свои мечты - стать охотникомъ на львовъ, такимъ, какимъ былъ его прад?дъ, уральскій казакъ Мантыкъ на тигровъ.

…"Не сердись, родной мой д?душка, что у?зжаю такъ, не простившись, Знаю! благословишь меня заочно. Помолишься за меня Богородиц?. Такъ намъ обоимъ будетъ легче. Дальнія проводы - лишнія слезы. Прощай, милый, родной д?душка!»
        Тутъ какая - то лишняя прозрачная капля упала на листъ бумаги. Шумно высморкался Мантыкъ.

…"Оставляю при семъ, д?душка, дв?сти франокъ. Это на первый оборотъ жизни. Дальше буду посылать изъ Африки по разсмотр?ніи тамъ вс?хъ обстоятельствъ. Сколько набью тамъ львовъ и почемъ на нихъ тамъ ц?на - не знаю. Тебя, милый д?душка, не забуду и пошлю, не замедливъ, посильную помочь почтою»….
        Мантыкъ покрутилъ головою и добавилъ:

«Или черезъ банкъ - чекомъ».
        Вышло очень кругло, значительно и важно.
        Мантыкъ положилъ въ письмо деньги и заклеилъ конвертъ.
        Это письмо онъ положитъ завтра на подушку д?душки, когда возьметъ съ нея поясъ.
        Было уже поздно. Затихалъ внизу Парижъ. Мантыкъ справился съ часами на браслетк?. Шелъ второй часъ ночи…
        Мантыкъ бросился спать.
        Конечно - не спалъ. Ни утомленіе рабочаго дня, ни пережитая опасность не могли прогнать волненія, вдругъ охватившаго его, не могли разс?ять заботныхъ счастливыхъ думъ.
        Счастье гнало кровь по его т?лу. Въ комнат? было св?жо, а у Мантыка лобъ намокалъ каплями пота.
        Завтра! Дождаться этого чуднаго завтра, когда снова выявятся за окномъ с?рыя мокрыя крыши Парижа и застучитъ, загремитъ, заторгуетъ громадный городъ.
        У него будетъ ружье. Настоящее, тяжелое ружье для охоты на крупнаго зв?ря…. Штуцеръ…. Нар?зной штуцеръ!.. Само слово «штуцеръ» казалось ему значительнымъ и точно приподнимало его. Не легкія жидкія Монтекристо, изъ которыхъ онъ стр?лялъ на ярмаркахъ въ балаганахъ, a настоящій англійскій штуцеръ. Это у него, у Мантыка, шоффера съ легкой каміонетки, у котораго ничего не было, у него будетъ билетъ до Марсели… Какъ у Коли…. Билетъ, на которомъ будетъ написано: «Парижъ - Марсель, черезъ Ліонъ»… У него будетъ еще тысяча франковъ, а главное - готовый планъ, какъ все сд?лать, какъ быть при Кол? и при томъ такъ, чтобы Коля его не видалъ…
        Тысяча франковъ казалась ему неисчерпаемымъ богатствомъ. Съ нею проникалъ онъ на прекрасный «Лаосъ», съ нею покорялъ онъ сердца туземцевъ и находилъ въ нихъ себ? помощниковъ и пособниковъ.
        Лишь подъ утро Мантыкъ забылся на н?сколько часовъ сномъ и вскочилъ въ седьмомъ часу утра, до прихода д?душки и сталъ готовить ему чай.
        Мантыкъ вышелъ рано. Еще только отпирали магазины и лавки.
        Пахло св?жестью ночи. Автомобильная гарь улеглась за ночь. Кое-гд? грем?ли жел?зными ящиками съ отбросами. Запахъ прълаго листа на бульварахъ и подл? садовъ см?шивался съ запахомъ помоевъ.
        Сквозь туманъ желтое просв?чивало солнце. Играло вспышками на мелкой волн? Сены. Мосты казались воздушными, дали прекрасными и влекущими.
        Мантыхъ шелъ свободный по городу и городъ казался ему совс?мъ инымъ, ч?мъ всегда. Когда онъ сп?шилъ въ свой гаражъ, когда ?халъ на каміон? по приказу хозяина, - онъ не видалъ города. Онъ вид?лъ ажановъ[Полицейскихъ.] въ синихъ накидкахъ, съ б?лыми палками въ рукахъ, вид?лъ большіе красные круги съ б?лыми надписями - «одно направленіе», да толчею черныхъ такси, зеленыхъ автобусовъ, громадныхъ темносинихъ автокаровъ и вагоновъ трамвая. Было не до улицъ. «Е» - этотъ пойдетъ прямо, «М» - сейчасъ повернетъ нал?во… Усп?ю или не усп?ю его обогнать». Какъ въ туман? ненужною декораціей былъ городъ, и Мантыкъ его не вид?лъ.
        Сейчасъ онъ разгляд?лъ его весь, и онъ показался ему прекраснымъ.
        У самой воды росли деревья. Они сбрасывали желтую листву еъ волны. На песчаномъ берегу, подъ каменной набережной стояли удильщики рыбы. Мантыкъ никогда ихъ раньше не зам?чалъ.
        Какъ ни хот?лось ему все скор?е сд?лать - торопиться было не къ чему. Большіе магазины еще были заперты.
        Мантыкъ по?халъ на трамва?.
        Все было новымъ для него въ этомъ город?, по которому онъ про?здилъ ц?лыхъ два года. Все было не такимъ, какъ вид?лъ онъ, когда по воскресеньямъ гулялъ по городу съ Колей. Все было окрашено сознаньемъ свободы, улыбалось ему улыбкою его собственнаго счастья. Въ ружейномъ магазин? онъ долго выбиралъ ружье. Онъ пробовалъ его «прикладистость» и внушилъ уваженіе продавцу, зам?тивъ мелкій недочетъ въ сверловк? ствола. Онъ остановился на прекрасномъ англійскомъ штуцер?
«Экспрессъ-микстъ» о трехъ стволахъ - на дробь, картечь и пулю. Недешево обошелся ему штуцеръ - тысячу четыреста франковъ онъ отдалъ за него - но в?дь это было главное.
        Мантыкъ приказалъ сейчасъ же отправить ружье, патроны, порохъ, пули и всю принадлежность въ Марсель, а оттуда на пароход? «Лаосъ» въ Джибути. Мантыку об?щали въ шесть часовъ вечера передать накладную, по которой онъ можетъ получить все купленное въ Джибути въ складахъ пароходнаго общества.
        - На ваше имя прикажете писать накладную? - спросилъ приказчикъ.
        - Пишите на имя Сеида-Магомета-Оглы, - сказалъ Мантыкъ.
        У него уже было придумано путешествовать по пустынь - до встр?чи съ Колей подъ этимъ именемъ. Такъ казалось ему занятн?е.
        Мантыкъ вышелъ изъ магазина, какъ на крыльяхъ. Ноги легко несли его. Т?ло точно не им?ло в?са. Онъ забылъ про об?дъ, про усталось посл? ночи безъ сна.
        У него было ружье! Настоящій штуцеръ - «Экспрессъ-микстъ»[Ружье съ тремя стволами - два наверху для стр?льбы дробью и картечью безъ нар?зовъ и третій нар?зной 40-го калибра - 10 миллиметровъ (1 сантим.) для стр?льбы пулею.] для охоты на крупнаго зв?ря.
        Теперь можно и къ Галин?.
        XXI
        ГАЛИНА
        Д?вочки пансіона собирались на прогулку, когда въ воротахъ двора появился Мантыкъ. Раздались, зазвен?ли по двору радостные д?тскіе голоса:
        - Галина! Мантыкъ!
        - Галочка, Мантыкъ прі?халъ!
        Мантыка въ пансіон? знали и любили. Онъ какъ-то привезъ въ тотъ городокъ ящики, сгрузилъ ихъ, и прежде ч?мъ ?хать въ Парижъ, за?халъ въ пансіонъ, съ разр?шенія начальницы, забралъ д?вочекъ и покаталъ ихъ по шоссе мимо л?совъ и полей.
        То-то было радости!
        Галина въ лиловомъ простенькомъ форменномъ плать? казалась бл?дной и грустной. Большіе синіе глаза при вид? Мантыка загор?лись радостью.
        - Мантыкъ! - восторженно крикнула она - и въ будни!.. Какъ хорошо!.. Какъ же вы устроились?
        Галина повела Мантыка наверхъ въ церковь.
        Въ пансіон? за недостаткомъ м?ста не было особой пріемной, но, когда прі?зжали родители, или родственники д?вочекъ - ихъ просили для свиданія въ домовую церковь.
        Совс?мъ маленькая была эта церковь. Почти квадратный залъ съ широкими окнами былъ полонъ св?та. Некрашенные полы, простыя б?леныя ст?ны: все сверкало чистотою. Въ глубин? залъ былъ перегороженъ иконостасомъ. Склеенный изъ б?лой бумаги, съ б?дными иконами, съ росписью потолка, съ паникадилами изъ дерева и жести, съ простыми аналоями, накрытыми чистыми полотенцами, - все было сд?лано руками самихъ д?вочекъ и ихъ воспитательницъ - онъ производилъ неотразимое впечатл?ніе умиленной в?ры и святости.
        Маленькій храмъ, храмъ игрушка, кукольный храмъ поразилъ Мантыка. Онъ почуялъ въ немъ незримое присутствіе Христа. Какъ въ томъ богатомъ и прекрасномъ храм? св. Александра Невскаго въ Париж?, гд? сверкали л?пныя золоченыя колонны, гд? поражала красота иконъ, писанныхъ лучшими художниками, a высокій куполъ уносилъ мысли къ небу, гд? были пестрые мраморные полы и куда по крутой каменной л?стниц? входили сквозь св?тлую с?нь - былъ Христосъ, такъ былъ Онъ и зд?сь, въ этомъ кукольномъ храм?, съ любовью созданномъ маленькими д?тскими ручками и странно напоминавшемъ б?дныя церкви глухихъ Русскихъ деревень.
        Мантыкъ застылъ у входа, не см?я с?сть на табуретку, предложенную ему Галиной.

«Да, правду говорилъ д?душка, Богъ везд?«, - подумалъ Мантыкъ и долго крестился на иконостасъ.
        Галина встала. Синіе прозрачные глаза смотр?ли на Мантыка. Въ окно широкимъ потокомъ, четырьмя золотыми столбами съ крутящимися пылинками вливались солнечные лучи и разд?ляли Мантыка отъ Галины. Черезъ нихъ золотымъ казался Мантыкъ. Онъ кончилъ креститься и обернулся къ Галин?. По его восторженнымъ, блестящимъ глазамъ Галина поняла, что и спрашивать ни о чемъ не надо. Ъдетъ всл?дъ за Колей ея милый Мантыкъ. «Какъ это случилось»? - Галина не допрашивала. Она в?рила въ чудеса. Она в?рила въ то, что, если захочетъ Богъ, и волшебный котъ придетъ помогать ея милой мамочк?, какъ приходилъ къ ней во сн?, во время бол?зни. Захот?лъ Богъ помочь Мантыку: - ну, -детъ Мантыкъ въ Африку! Чему тутъ удивляться?.. Очень даже просто! . Почему ему и не ?хать?..
        - Ъдете? - затаивая дыханіе, спросила Галина. - А, когда?
        - Сегодня.
        - Какъ жаль… Нельзя проводить… Какъ Колю. - Галина скосила глаза на узкую дверь, ведшую въ церковь и тихо добавила: - будни… Он? не пустятъ… И мамочка не можетъ.
        - Теперь, Галина, - говорилъ Мантыкъ, - можете быть совс?мъ спокойной за Колю. Ежели даже на него, допустимъ… ну хоть - сорокапудовый левъ набросится - можете быть спокойны, Галина, - ухвачу за хвостъ возл? самой кисти и оттяну того льва отъ Коли.
        Галина съ восхищеніемъ посмотр?ла на Мантыка.
        - А ружье? - тихо сказала она. - Безъ ружья нельзя… Никакъ нельзя…
        - Есть, - прошепталъ съ видомъ заговорщика, Мантыкъ. - Тысячу шестьсотъ франковъ за него отдалъ со вс?ми принадлежностями.
        - Откуда столько денегъ?.. Это ужасно сколько. Не сосчитать.
        - Было у меня… Заработалъ: - дв? тысячи дв?сти сорокъ франковъ.
        - Дв? тысячи дв?сти сорокъ, - въ благогов?йномъ ужас? сказала Галина. Эта цифра не вм?щалась въ ея маленькой круглой головк? съ золотыми косами. Мамочка больше ста пятидесяти при ней не считала. Сто пятьдесятъ они платили въ гостинниц? за дв? нед?ли.
        - Дв? тысячи дв?сти сорокъ, это ужасно, Мантыкъ, какъ много. Что же у васъ осталось?
        - Да вотъ ружье купилъ, да билетъ до Марсели, да д?душк? мало-мало оставилъ… Дв?сти франокъ осталось.
        - Дв?сти франковъ, - задумчиво сказала Галина. - это, Мантыкъ, совс?мъ, кажется, немного… для Африки.
        - Много ли челов?ку надо, - безпечно сказалъ Мантыкъ, повторяя любимую поговорку Селиверста Селиверстовича.
        Онъ взглянулъ на часы.
        - Пора, Галиночка, - сказалъ онъ, протягивая Галин? свою кр?пкую, въ мозоляхъ отъ руля, руку.
        - Постойте, - серьезно сказала Галина. - Я васъ перекрещу.
        Пухлыя маленькія губы надулись. Стало серьезнымъ розовое лицо. Потемн?ли сосредоточенные глаза и Галина, подражая мамочк?, перекрестила Мантыка.
        - Не забывайте же своей Галины, Мантыкъ.
        - Первый левъ вамъ.
        - А съ посл?днимъ вы сами сюда, - по женски мило улыбнулась Галина и маленькія ямочки, какъ у мамочки, зарозов?ли на ея щекахъ.
        - Посл?дній не скоро, - сказалъ Мантыкъ. - Я хочу: - много.
        - Дв?надцать - твердо, что-то вспоминая, сказала Галина. - Тринадцатаго, слышите: - не хочу. Не надо… фу!.. не надо, не надо тринадцатаго, - съ искаженнымъ ужасомъ воспоминанія разсказа Селиверста Селиверстовича лицомъ, почти крикнула Галина и пошла изъ церкви. За ней пошелъ Мантыкъ.
        XXII
        МАМОЧКА
        Онъ б?гомъ выскочилъ за ворота пансіона. Внизъ, на площадь, вверхъ мимо осыпающихся акацій къ станціи. Едва посп?лъ на по?здъ. Д?ла все еще было много.
        Когда получилъ въ магазин? накладную, внимательно разгляд?лъ большой печатный листъ. Пров?рилъ номеръ ружья и съ удовольствіемъ н?сколько разъ перечелъ заголовокъ: - «Мессажери маритимъ»… Да, это и Александръ Ивановичъ такъ говорилъ.
        Съ разм?номъ денегъ, съ по?здкой къ писателю и длиннымъ задушевнымъ разговоромъ съ нимъ, Мантыкъ провозился до вечера и, когда онъ подходилъ къ своему дому, зналъ, что Селиверстъ Селиверстовичъ уже ушелъ въ гаражъ на службу.
        Мантыкъ осторожно пріоткрылъ дверь въ номеръ съ одною узкою постелью: Селиверстъ Селиверстовичъ спалъ на ней днемъ, вернувшись со службы, Мантыкъ спалъ ночью. Зажегъ электричество. Сразу увидалъ поясъ, разложенный на подушк?.
        Что за чудный былъ поясъ! Кр?пкій и мягкій. Пряжки такъ пришиты дратвой, что гиппопотаму не оторвать. А карманчики! Съ двойной подкладкой изъ самаго кр?пкаго прожированнаго малиноваго сафьяна. Постарался милый д?душка!
        Мантыкъ уложилъ въ карманчики золотыя монетки и немного бумажекъ, накладную на ружье, свой паспортъ, безъ визъ - о визахъ онъ не думалъ… «Пустяки - вольный казакъ - самъ не хуже Ашинова - только побашковат?е его буду!» - и ладонку съ родной землей, подд?лъ поясъ подъ жилетъ, - ладно пришелся поясъ, какъ по м?рк? пригналъ его Селиверстъ Селиверстовичъ, - положилъ на подушку письмо, перекрестился на образъ, прис?лъ и, не оглядываясь, вышелъ изъ комнаты.
        До отхода по?зда оставалось немного времени, а надо было за?хать въ ресторанъ проститься съ Натальей Георгіевной и поручить ей д?душку.
        Въ т?сномъ переулк? очень люднаго квартала за громаднымъ зданіемъ Оперы находился тотъ Русскій ресторанъ, въ которомъ работала Наталья Георгіевна.
        Тутъ была страшная людская толчея. Только что закрыли громадные магазины «Галери Ляфайетъ» и сотни д?вушекъ-продавщицъ запрудили узкую улицу. Мантыку пришлось задержать свой быстрый ходъ. Онъ дошелъ до стеклянной двери ресторана, раскрылъ ее и сразу оказался передъ крутою л?стницей.
        Раздражающе пахнуло въ лицо голодному Мантыку запахомъ кушаній и душнымъ тепломъ. Шумъ голосовъ, постукиваніе башмачковъ быстрыхъ женскихъ ногъ, звонъ посуды несся сверху. Ужинъ былъ въ разгар?. Ресторанъ былъ полонъ. Мантыкъ поднялся въ столовую.
        На потолк? прикрытыя прямоугольными матовыми стеклами ярко гор?ли лампы. Ст?ны были раскрашены косоугольниками въ футуристическомъ стил?. По середин?: громадный столъ, накрытый б?лою скатертью, ломился подъ блюдами съ закусками. Сейчасъ у входа были стойки съ бутылками, а подъ ними на жел?зныхъ противняхъ лежали сладкіе пирожки. Все благоухало: - ванилью и вареньемъ, запахомъ соленаго гриба, -дкимъ духомъ горячаго масла. Мантыкъ едва удержалъ подкатившія къ зубамъ слюни.
        Вдоль ст?нъ, на мягкихъ диванахъ и стульяхъ, за столиками, сид?ли ужинающіе. Русскій говоръ стоялъ въ ресторан?. Высокій, черноволосый и черноглазый, полный, красивый челов?къ мягко похаживалъ по столовой съ довольнымъ прив?тливымъ лицомъ.
        Худенькая д?вушка съ льняными волосами, остриженными, какъ у мальчика, въ скобку, въ черномъ, узкомъ и короткомъ плать? съ передникомъ проб?гала мимо Мантыка. Она зам?тила его растерянный видъ, пріостановилась и звучно, по Русски, спросила:
        - Вамъ, молодой челов?къ, что надо?
        - Могу я вид?ть Наталью Георгіевну Ладогину, - сказалъ Мантыкъ, подавляя голодъ и принимая независимый видъ. - Она зд?сь служить.
        - Наташа! - крикнула въ св?тлое пространство ресторана д?вушка. - Тебя спрашиваютъ.
        Мантыкъ удивился. Никогда не слыхалъ онъ, чтобы такъ звали Колину мамочку.
        Наталья Георгіевна появилась изъ за прилавка въ такомъ же узкомъ черномъ плать?, какъ у льноволосой д?вушки, и въ передник?. Мантыкъ, какъ всегда, хот?лъ поц?ловать ея руку, но Наталья Георгіевна сильнымъ движеніемъ внизъ отдернула ее.
        - Что скажешь, Мантыкъ?
        - Наталья Георгіевна… Я сейчасъ ?ду… ?ду въ Африку… Помогать издали Кол?… Если что надо… передать ему.
        Голосъ Мантыка звучалъ торжественно и какъ то не подходилъ къ суетливому гулу голосовъ и звону тарелокъ ресторана. На лиц? Натальи Георгіевны выразилось удивленіе. Она хот?ла спросить Мантыка, но въ это время звучный женскій голосъ изъ глубины столовой бодро крикну лъ:
        - Наташа! Два борща… дв? отбивныя телячьи!.. Наталья Георгіевна круто повернулась, кинула на ходу Мантыку:
        - Сейчасъ, дружокъ, - и исчезла за дверью. Мантыкъ остался ждать. Онъ поглядывалъ на часы.
        Время точно отбивало ему въ виски глухими ударами… «Надо на по?здъ… Пора… пора»…
        Мучительно хот?лось ?сть.
        Наталья Георгіевна прошла, неся тяжелый подносъ съ миской и блюдомъ съ котлетами. Ихъ запахъ былъ невыносимъ для Мантыка. Онъ невольно сл?дилъ, какъ Наталья Георгіевна, Колина «мамочка», чуть нагнувшись надъ столомъ, за которымъ сид?ли двое мужчинъ, наливала имъ изъ мисочки дымящуюся розовую жидкость и накладывала густую б?лую сметану.
        Надъ нимъ стучали большіе круглые часы, точно шептали ему вкрадчиво и хитро:
        - Тикъ… ?сть… такъ… ?сть…
        - Ничего, - подумалъ Мантыкъ, - терпи, казакъ!..
        Наталья Георгіевна подавала за другимъ столикомъ котлеты.
        Часы все отбивали: - «такъ… ?сть… ?сть… такъ!..»
        Губы у Мантыка стали влажныя, въ горл? спирало. Наталья Георгіевна, обтирая руки полотенцемъ, подошла къ нему.
        - Какъ же ты устроился? - спросила она.
        - Да уже такъ. Божіимъ произволеніемъ…
        Мантыкъ заторопился.
        - Долго все это разсказывать. Д?душка вамъ все разъяснитъ… О д?душк?, Наталья Георгіевна, будьте добры, позаботьтесь… Не дай Богъ, если что случится.
        - Полно, Мантыкъ… Богъ милостивъ. Изъ ресторана крикнули:
        - Наташа! Три чая, шесть пирожныхъ!
        Глаза Натальи Георгіевны наполнились слезами.
        - Прощай, Мантыкъ… Колю береги… Себя тоже. Когда же ?дешь?
        Мантыкъ бросилъ взглядъ на часы и отв?тилъ:
        - Сейчасъ.
        Наталья Георгіевна кр?пко пожала ему руку и сказала:
        - Прощай, милый, дорогой Мантыкъ. - Она сунула ему наскоро приготовленный сверстокъ съ еще теплыми пирожками. - Это теб? на дорогу… Голоденъ, поди… Помни меня… Не забывай…
        И кинулась къ самовару.
        Мантыкъ проводилъ глазами Наталью Георгіевну, посмотр?лъ, какъ скрылась она за большимъ б?лымъ самоваромъ и сталъ спускаться внизъ.
        Сырое метро, ярко осв?щенный гулкій вагонъ, почти пустой въ это время… Пересадка на другую линію. Вотъ и Ліонскій вокзалъ.
        Какъ странно было садиться и ?хать въ далекое, очень далекое путешествіе совс?мъ одному, безъ д?душки, безъ кораинъ, узелковъ и чайниковъ. Въ рукахъ только свертокъ: - пирожки, данные Натальей Георгіевной.
        Такъ же стучатъ колесами тяжелыя платформочки, везомыя моторомъ, такъ же, какъ въ ту субботу, когда провожали Колю, медленно ступая, идутъ нагруженные чемоданами голубые носильщики, даже матросы опять ?дутъ, только меньше ихъ и ихъ лица не красны отъ вина… Никому н?тъ д?ла до кр?пкаго загор?лаго юноши въ рабочей блуз? и непромокаемомъ помятомъ пальто. Никто не знаетъ, не чувствуетъ и не подозр?ваетъ, что это самъ Мантыкъ, правнукъ знаменитаго уральскаго казака, охотника на тигровъ, который ?детъ въ Африку!.. Охотиться на львовъ!

… За львами!
        За львами!
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        I
        ВЪ МОРЕ
        Коля внесъ посл?дній чемоданъ въ просторную каюту I класса мистера Брамбля и остановился у двери. Коля былъ въ б?лой, просторной блуз? съ отложнымъ воротникомъ и темнозеленымъ мягкимъ галстукомъ, въ б?лыхъ панталонахъ и коричневыхъ кр?пкихъ тупорылыхъ башмакахъ. Такъ од?лъ его въ Марсели мистеръ Брамбль. Въ этомъ костюм? Коля выгляд?лъ больше, росл?е и кр?пче. Б?лый цв?тъ отт?нялъ розовый загаръ лица, синес?рые глаза смотр?ли честно и прямо.
        - Ничего больше не прикажете, мистеръ? - спросилъ онъ у Брамбля.
        Брамбль сид?лъ на низкой пароходной койк?. Онъ казался на ней еще бол?е коротконогимъ и толстымъ.
        Темно-коричневые каштановые глаза тупо посмотр?ли на Колю. Брамбль ничего не отв?тилъ. Въ круглое раскрытое окно иллюминатора тянуло морской св?жестью. Тамъ звонко плямкала вода о борта парохода и въ иллюминаторъ доносился волновавшій Колю шумъ нагрузки. У окна, прислонившись къ умывальнику, стоялъ спутникъ мистера Брамбля - мистеръ Стайнлей, американецъ. Онъ прі?халъ утромъ прямо на пароходъ и Коля едва усп?лъ разгляд?ть его.
        Это былъ высокій, худощавый челов?къ, л?тъ тридцати. Рыжеватые, не густые волосы были тщательно причесаны на проборъ, лицо было гладко выбрито. Онъ былъ костистый, кр?пкій, ладно покрытый мускулами, настоящей спортсменъ-охотникъ. Онъ сразу понравился Кол? и внушилъ къ себ? дов?ріе.
        - Могу я быть свободенъ? - снова спросилъ Коля. Мистеръ Брамбль продолжалъ все такъ же тупо смотр?ть на Колю и опять промолчалъ.
        - Му dear, Коля[Май диръ Коля - мой милый Коля.] - сказалъ мистеръ Стайнлей, - привяжите въ голов? моей койки это Распятіе и вы можете идти. Вы больше не нужны мистеру Брамблю.
        - Понимаю, - сказалъ Коля, и, ловко изогнувшись надъ койкой, ум?ло и красиво прикр?пилъ небольшое Распятіе изъ слоновой кости. Прикр?пивъ, онъ перекрестился и отошелъ къ двери.
        - Могу я идти?
        Мистеръ Брамбль криво усм?хнулся толстыми жирными губами и накладывалъ въ трубку зеленовато-коричневыя тонкія стружки табаку.
        - Идите, мой милый мальчикъ, - сказалъ американецъ.
        Коля откинулъ легкую бархатную занав?ску, вис?вшую на м?дныхъ кольцахъ надъ раскрытой дверью, вышелъ въ корридоръ, прошелъ по нему къ широкой л?стниц? и сталъ подыматься на верхнюю палубу.
        Л?стница въ б?ломъ мрамор? и богатомъ ковр?, двумя маршами, изгибаясь, сходилась на площадк?. Зд?сь между бронзовыхъ, р?зныхъ корзинъ съ живыми цв?тами, въ золотой рам?, была пов?шена большая морская карта пути «Лаоса», и маленькая булавка съ французскимъ флагомъ была воткнута тамъ, гд? было написано «Марсель» - въ л?вомъ верхнемъ углу карты.
        Вправо - широкая арка открывала видъ на св?тлую громадную столовую, съ небольшими столиками, прочно прикр?пленными къ полу и уже накрытыми б?лыми, въ синеватыхъ кр?пкихъ складкахъ скатертями. Тамъ беззвучно ходили стэварды[Пароходные лакеи.] въ синихъ фракахъ и разставляли посуду къ утреннему завтраку.
        Въ об? стороны отъ карты шла л?стница къ настежъ открытымъ дверямъ на верхнюю палубу. За ними южное пламен?ло небо. Б?лый городъ л?пился по розовой гор?, и море подъ теплою ласкою солнца сверкало въ золотыхъ, сл?пящихъ глаза вспышкахъ огневыхъ отраженій. Оттуда шелъ пряный запахъ берега, соленое дыханіе морской волны, трескъ паровой лебедки, крики команды, лязгъ ц?пей и звонкій непрерывный людской крикъ-п?сня:
        - Алали - алале… Алали - алале!
        Все это манило и влекло Колю. Заставляло его торопиться на воздухъ.
        Едва вышелъ и широкимъ корридоромъ спардека прошелъ къ носу, остановился пораженный. Высоко въ воздух?, отчетливо рисуясь вс?ми мелочами, вис?лъ на платформ?, на стальныхъ ц?пяхъ, громадный, новый, блестящій автомобиль. Чуть покачиваясь, онъ медленно поворачивался, сверкая на солнц?. Изогнутый надъ пароходомъ кранъ подавалъ его къ широко раздраенному*) отверстію трюма, гд? уже ожидали его матросы въ б?лыхъ рабочихъ курткахъ. Тамъ стоялъ помощникъ капитана въ фуражк? съ золотыми галунами и наблюдалъ за погрузкой.
        Автомобиль дрогнулъ и сталъ опускаться въ трюмъ. Коля посмотр?лъ, какъ его закатили въ темную глубину. Тамъ увидалъ Коля корзины съ птицами, громадныхъ б?лыхъ воловъ, ящики и тюки, тюки и ящики, плотно пригнанные одинъ къ другому. Ихъ было - безъ конца.
        Коля перешелъ на другую сторону парохода. Подъ бортами вода была зеленой, мутной и отливала малахитомъ. Въ ней плавали корки хл?ба, бумаги, пустыя жестянки. Стая серебристыхъ рыбокъ съ голубыми спинками, тупыми носами гнала по вод? хл?бную корку и точно играла ею въ какой то свой рыбій футъболъ. Полупрозрачная слизистая круглая шапочка, величиною съ кулакъ поднялась на поверхность и заиграла перламутромъ, радужными огнями отражая солнце. Это была медуза.
        Б?лый бортъ «Лаоса» съ этой стороны былъ зав?шанъ с?рыми холстинами. Бокъ парохода былъ раскрыть. Къ нему вплотную была причалена жел?зная шаланда съ каменнымъ углемъ. Зыбкія, черныя отъ угля доски были переброшены съ шаланды на пароходъ, и по нимъ взадъ и впередъ непрерывной лентой, - одни туда, на шаланду - съ пустыми корзинами, другіе оттуда, нагнувшись подъ тяжестью наполненныхъ углемъ корзинъ, б?жали полуголые, закопт?лые въ угольной пыли, блестящіе отъ пота люди. Пестрыя тряпки покрывали ихъ головы. Рубище вис?ло на бедрахъ, рваные холщевые штаны едва доходили до кол?нъ. Тутъ были темныя, смуглыя т?ла арабовъ, б?лыя т?ла европейцевъ, желтыя китайцевъ - вс? равно измазанныя углемъ и ставшія черными. Это они ободряли себя п?сней-крикомъ и, топая въ тактъ ей по чернымъ доскамъ босыми ногами, звонко вопили:
        - Ала-ли, ала-ле, ала-ли - ала-ле…
        Коля загляд?лся на ихъ работу и многое вспомнилъ. Онъ вид?лъ стариковъ съ высокими тонкими безъ икръ ногами, и мальчиковъ, почти д?тей. Вс? работали, торопясь кончить погрузку, и трюмный старшина, плотный французъ, жестами и крикомъ: Depкchez vous, mais depкchez vous, mes vieux![Пожив?й, старички, пожив?й!] подбодрялъ ихъ торопиться.
        Одни насыпали широкими емкими жел?зными лопатами уголь въ быстро подставляемыя корзины, другіе подхватывали эти корзины, и людская вереница казалась сложною машиною.
        Чья то рука мягко охватила Колю за плечи. Онъ оглянулся. Мистеръ Стайнлей въ широкополой шляп? подошелъ къ Кол? и, охвативъ за плечи, согнулся съ нимъ къ борту парохода.
        - Когда нибудь, - сказалъ онъ, медленно выговаривая слова, - люди изобр?тутъ, мой милый Коля, и такую машину, которая зам?нитъ этихъ несчастныхъ и будетъ за нихъ грузить на пароходы уголь.
        - А что же тогда «эти» будутъ д?лать? - поворачиваясь къ мистеру Стайнлею, сказалъ Коля и его синес?рые глаза впились въ глаза американца. Странно серьезно и сурово было ихъ выраженіе.
        - Какъ, что?
        - Они умрутъ съ голода… Вы знаете… Когда мы, - я, мамочка, Галина, д?душка Селиверстъ Селиверстовичъ съ внукомъ Мантыкомъ, два года тому назадъ, прі?хали въ Марсель - у насъ ничего не было. Намъ нечего было ?сть. Съ нами были другіе Русскіе, и имъ тоже нечего было ?сть. Не просить же милостыню?.. Это, мистеръ Стайнлей, гр?хъ. И тогда д?душка и Мантыкъ, - д?душк? было уже семьдесятъ л?тъ, а Мантыку едва четырнадцать, и съ ними офицеры-добровольцы, пошли на пристань грузить уголь… И они сами прокормились и насъ прокормили. А, если везд? станетъ машина, мистеръ Стайнлей, что будутъ д?лать б?дные люди, у которыхъ ничего н?тъ?
        Мистеръ Стайнлей долгимъ взглядомъ смотр?лъ на худощавое лицо Коли и потомъ тихо сказалъ:
        - Б?дное… б?дное дитя… Когда нибудь вы все это мн? разскажете!
        Громадный «Лаосъ» былъ готовъ къ отплытію. Онъ издалъ три короткихъ глухихъ и зычныхъ гудка. На пристани волновалась и кип?ла толпа провожающихъ, по другую сторону снимали черныя угольныя доски, сворачивали угольные брезенты, и шаланда, отпихиваясь баграми, отходила отъ борта.
        На высокомъ б?ломъ мостик?, ув?шанномъ пробковыми спасательными кругами, въ будк? съ зеркальными окнами у громаднаго рулевого колеса стало два матроса. С?добородый капитанъ въ синемъ длинномъ сюртук? и б?лыхъ панталонахъ, въ фуражк?, густо расшитой золотымъ галуномъ и съ нимъ два офицера появились на мостив. Съ серебристымъ звонкомъ повернулось колесо машиннаго телеграфа и раздалась команда.
        Тяжелые, с?рые осклизлые канаты причаловъ шумно упали въ воду. «Лаосъ» точно вздрогнулъ, вздохнулъ и всп?нилъ воду винтомъ. Стала отходить отъ него пристань съ пестрой толпой, гд? платки, руки и зонтики посылали посл?дній прив?тъ столпившимся у борта пассажирамъ.
        Между пристанью и «Лаосомъ» легла зеленая полоса моря. Она вскип?ла б?лою п?ною, заиграла множествомъ пузырьковъ, зашип?ла, и, сначала медленно, потомъ все быстр?е, «Лаосъ» сталъ выходить изъ т?снаго канала между пристаней.
        Совс?мъ еще близко отъ парохода, на взбудораженныхъ волнахъ колыхалась тяжелая угольная шаланда. Люди на ней бросили грести. Они стояли вс? вм?ст?, подняли руки, показывая одинъ палецъ, и что то отчаянно вопили. Но что, за шумомъ машины и волны, разобрать было нельзя.
        - Что это, - спросилъ Коля мистера Стайнлея. - О чемъ это они такъ забезпокоились?
        - В?рно бакшишъ[На чай.] просятъ, - отв?чалъ Стайнлей. - Мало имъ дали.
        Какъ то незам?тно удалился берегъ. Вся Марсель открылась на гор? б?лыми домами, и бухта Жоліеттъ съ длинными молами пристаней, съ пароходами и лодками оказалась далеко позади.
        Св?жій в?терокъ задувалъ съ моря и шевелилъ русыми Колиными волосами. Машина уже не шум?ла, но гд?-то далеко въ нутр? парохода глухо, ровно и м?рно стучала. Впереди, подъ высокимъ килемъ, шип?ла п?ной вода, раздвигалась двумя темносиними косыми волнами и, развернувшись въ б?лые гребни, уходила за пароходъ.
        Стала видна на скал? надъ городомъ церковь и на ней золотая статуя Божіей Матери - Охранительницы - «Нотръ Дамъ де-ля Гардъ» - покровительницы Марсельскихъ моряковъ. Она сверкала на солнц? въ голубомъ неб?, какъ дневная зв?зда и, казалось, собою прикрывала весь громадный б?лый городъ, громоздившійся по крутому берегу.
        Б?лый маякъ, окруженный низкими домиками, проплылъ мимо. На розовожелтыхъ скалахъ островка показались развалины. Еще островокъ… - Скала… - все уходило назадъ. Чуть дрожалъ пароходъ. Монотонно, нав?вая сонъ, стучала машина и шум?ла вода. Б?лыя чайки носились кругомъ. Все дальше уходилъ берегъ. Неразличимы стали острова. Въ б?лое пятно слились дома Марсели и только блест?ла, точно парила надъ городомъ золотая статуя.
        Нотръ-Дамъ де-ля Гардъ! Божія Матерь стерегущая.
        Шире стали морскія дали. Голуб?е шипящія волны. Тутъ, тамъ брызнули, засверкали серебромъ, заиграли б?лые зайцы вдругъ зап?нившихъ подъ засв?жевшимъ в?тромъ волнъ. Вдали, гд? синее небо спустилось къ синему морю, появилась туманная, сквозная дымка.
        Тянула даль своею безпред?льностью. Несказанно хорошъ былъ Божій міръ!
        На палуб? зазвонили къ утреннему завтраку. Пароходъ ускорялъ свой б?гъ. Европейскій берегъ заволакивался дымкой дали.
        II
        ПРИВИДЕНИЕ
        На пароход? появилось привид?ніе. О немъ разсказывали въ той шестим?стной кают? третьяго класса, гд? помещался Коля.
        Его вид?ла горничная каютъ перваго класса. Поздно ночью ее вызвала арабская принцесса, -хавшая въ Александра и занимавшая отд?льную каюту. Принцесса потребовала къ себ? въ каюту кофе и сандвичей, такъ какъ она два дня изъ-за качки ничего не ?ла, и теперь проголодалась и почувствовала, что можетъ ?сть. Горничная пошла въ буфетъ. Она все приготовила и готовилась нести подносъ, какъ увидала б?лую т?нь, стоявшую у ст?ны. Горничная разсказывала, что эта т?нь была громадной величины, до самаго потолка, что это былъ, какъ бы челов?къ, закутанный во все б?лое и что у него гор?ли синимъ яркимъ огнемъ глаза. Горничная взвизгнула и бросилась б?жать. Она подняла тревогу на пароход? и вернулась въ столовую въ сопровождены матросовъ и стэвардовъ. Никакого привид?нія въ столовой не оказалось, но не оказалось на поднос? ни кофе, ни хл?ба, ни сандвичей. Смятая пятифранковая бумажка валялась около до чиста выпитой чашки.
        Странное было привид?ніе, которое ?стъ и пьетъ и платитъ еще деньги. Р?шили, что кто-нибудь изъ стэвардовъ пошутилъ надъ горничной и успокоились. Въ сильную качку было не до привид?ній? И безъ нихъ было тошно жить на св?т?.
        Колю не укачивало. Не укачивало и его хозяевъ.
        Мистеръ Стайнлей часто вызывалъ къ себ? Колю и заставлялъ его разсказывать о Россіи, о жизни въ изгнаніи, заграницей. Мистеръ Брамбль лежалъ обыкновенно на спин? на койк?, курилъ вонючую трубку кр?пкаго англійскаго табака и поглядывалъ на Колю скучающими, равнодушными глазами. Иногда, вытряхнувъ пепелъ изъ трубки, онъ поворачивался спиною къ Стайнлею и Кол? и засыпалъ.
        Коля и Стайнлей сид?ли на складныхъ стуликахъ подъ полузадраеннымъ иллюминаторомъ. Въ его круглое, мутное отъ водяныхъ брызгъ стекло, то было видно синее глубокое небо, то окно вдругъ опускалось, и тогда показывалось всхолмленное синее море, темносиняя волна п?нистымъ краемъ лизала его и соленыя, св?жія брызги лет?ли въ лицо Кол?. И становилось Кол? отъ нихъ почему-то весело, и бодрость приливала къ его сердцу.
        Напротивъ, у двери, трепалась малиновая занав?ска. Ока то отставала отъ двери, медленно входила въ каюту, касалась стоявшихъ за койками чемодановъ, потомъ такъ же медленно начинала подходить къ двери и прижималась къ ней вплотную. Въ умывальник? плескала и лилась вода. Чемоданы вдругъ точно оживали и ползли къ ногамъ Стайнлея, и Коля бросался, чтобы поставить ихъ на м?сто, а они уже ползли обратно, и Коля съ трудомъ, хватаясь за жел?зныя ст?нки кроватей, удерживалъ равнов?сіе при см?х? американца. И самому ему было см?шно.
        Качало и основательно качало.
        Наверху дулъ жестокій мистраль.[В?теръ, свойственный Средиземному морю.] Онъ свисталъ въ вантахъ крановыхъ низкихъ мачтъ, разметывалъ въ клочья густой черный дымъ, валившій изъ пароходныхъ трубъ и гуд?лъ въ большихъ б?лыхъ жел?зныхъ вентиляторахъ. Съ палубы все было убрано, и матросы дежурили на ней, держась за протянутые вдоль каютъ леера.[Веревки, за который держатся въ сильную качку.]
        Море бушевало. Сине-лиловыя волны поднимались горами, становились выше бортовъ
«Лаоса». По нимъ жемчужнымъ узоромъ катилась п?на. Волны сгибались, ломаясь на гребн?, съ грознымъ шип?ньемъ вскипали, покрываясь б?лыми пузырьками и низвергались на пароходъ. Надъ ними, махая косыми крыльями р?яли чайки. Пароходъ содрогался подъ ударами волнъ, подымался на нихъ и вдругъ падалъ носомъ съ грознымъ гуломъ, подобнымъ пушечному выстр?лу, и тогда брызги лет?ли далеко по палуб? и волна заливала б?лыя узкія доски. А потомъ пароходъ переваливался съ боку на бокъ, точно ему такъ легче было пробивать себ? путь черезъ разыгравшееся море.
        Внизу гуд?ла и стучала машина. Изъ-за закрытыхъ иллюминаторовъ въ каютахъ и корридорахъ парохода было душно, и нудно пахло машиннымъ масломъ и масляною краскою. Изъ каютъ неслись стоны и вопли больныхъ пассажировъ. Горничныя и стэварды, ловко прис?дая на колеблющемся полу, разносили по каютамъ, кому лимонъ съ сахаромъ, кому коньякъ, кому кр?пкій кофе.
        Коля разсказывалъ Стайнлею, что во вс?хъ каютъ-компаніяхъ[Пароходныхъ столовыхъ.] по столамъ натянули «скрипки»[Во время качки для удержанія стакановъ и тарелокъ на столахъ. на нихъ натягиваютъ веревки, между которыми ставятъ посуду. Это и называется скрипками.] и что накрыто мен?е половины столовъ. Въ кают? перваго класса, къ утреннему завтраку, кром? мистеровъ Брамбля и Стайнлея, вышло только пять пассажировъ.
        Посл? разговора о бур?, заговорили о Россіи. Мистеръ Стайнлей попросилъ Колю п?ть Русскія п?сни.
        - Какъ же, мистеръ, ихъ п?ть, - сказалъ Коля, - безъ аккомпанимента ничего не выйдетъ. Если бы на піанино, или на гитар? можно было подобрать, я бы вамъ сп?лъ.
        Стайнлей повелъ Колю въ гостиную. Онъ усадилъ Колю за піанино, с?лъ рядомъ, и Коля вполголоса нап?валъ, подыгрывая, все то, что слыхалъ отъ добровольцевъ, что п?ла ему его мамочка, чему научилъ его Селиверстъ Селиверстовичъ. Онъ перевелъ на англійскій языкъ слова проп?тыхъ п?сенъ, и Стайнлей, глядя славными, добрыми с?рыми глазами на мальчика, сказалъ:
        - Какъ это хорошо! Какъ чувствуется, въ вашихъ п?сняхъ природа и Богъ, ее создавшій. Какъ любите вы, Русскіе, Божій міръ.
        И мистеръ Стайнлей задумался.
        - Ну, майдиръ Коля, спойте мн? еще разъ этотъ «Костеръ»… Какъ хорошо! Какъ хорошо!
        За ст?нами гостиной бушевало море. Шип?ло, било, ударяло въ борта, разсыпалось серебрянымъ дождемъ брызгъ. Отъ прикрытыхъ ставенъ въ гостиной съ мягкой мебелью и пушистыми коврами было полутемно. Коля мурлыкалъ вполголоса и уносился въ какой-то волшебный, незнаемый имъ міръ, въ н?жно и горячо любимую страну: - Россію.
        Онъ совс?мъ забылъ о привид?ніи.
        Оно само напомнило о себ?, когда подходили къ Портъ-Саиду.
        Коля проснулся посл? кр?пкаго сна, какимъ спять здоровые, молодые люди въ качку, позже обыкновеннаго.
        Еще не открывая глазъ, съ наслажденіемъ ощутилъ, что та большая кругообразная качка, съ какою онъ заснулъ вчера, см?нилась легкимъ, чуть зам?тнымъ плавнымъ движеніемъ. Окно иллюминатора было открыто настежь и въ него въ каюту врывался теплый, напоенный какими-то пряными ароматами в?терокъ. Море не шум?ло, не било, не ударяло сильными ударами, отъ которыхъ содрогался весь корпусъ парохода, а тихо и ровно шип?ло, точно разсказывая какую-то чудную сказку востока.
        Коля заглянулъ въ окно. Нигд? не было п?нистыхъ задорныхъ «зайцевъ». Море, какъ темносиняя, к?мъ-то колеблемая скатерть, морщилось и стремилось множествомъ р?зво б?гущихъ синихъ волнъ. Солнце нестерпимо блистало и вдали золотою полосой лежалъ недалекій берегъ.
        Коля вскочилъ съ койки - онъ спалъ на самомъ верху, - и проворно сталъ од?ваться.
        Подъ нимъ гуд?ли голоса его спутниковъ. Они теперь вс? точно ожили.
        Молодой французъ-колонистъ, разсказывалъ, что сегодня ночью опять вид?ли привид?ніе. Поваръ съ разсв?томъ досталъ телячій окорокъ, чтобы р?зать ломти для утренняго завтрака. Онъ поставилъ его на столъ у окна и на минуту отлучился за большимъ ножомъ. Когда вернулся, - окорока не было. На блюд? лежали дв? скомканныя десятифранковыя бумажки.
        Старый, лохматый съ с?дыми вьющимися волосами и длинною с?дою бородою еврей, -хавшій въ Палестину, сказалъ:
        - Выходитъ, mon petit,[Малый.] что привид?ніе не только кушаетъ телятину, но и платитъ за нее деньги.
        - Постойте, мосье. Слушайте дальше. Поваръ выглянулъ въ окно. Онъ въ сумрак? ночи увидалъ громадную б?лую фигуру. Она подошла къ борту и исчезла за нимъ.
        - Ну и знаете, если выдумывать, надо таки выдумывать лучше. Выходитъ по вашему, что привид?ніе забираетъ куски мяса и прыгаетъ съ нимъ въ воду. Но въ мор? таки, знаете, довольно есть всякой рыбы, чтобы этому привид?нію было ч?мъ питаться, - сказалъ еврей.
        Въ разговоръ вм?шался грекъ, лежавшій прямо подъ Колей.
        - Все можетъ быть, - сказалъ онъ на дурномъ французскомъ язык?. - Малиста!,[Да.] все можетъ быть. Это могъ быть морской вампиръ.
        - Ну, знаете, - сказалъ еврей и выпятилъ толстую губу.
        - Повремените, пожалуйста. Я не перебивалъ васъ, когда вы говорили, теперь не перебивайте и вы меня. Разв? мы что знаемъ точно? Вотъ постоянно въ газетахъ печатаютъ разныя зам?тки. То капитанъ китоловнаго судна увидитъ зм?я въ н?сколько километровъ длиною, то поймаютъ рыбу съ головою женщины, то спрутъ-восьминогъ, или пьевра величиною въ домъ нападаетъ на искателей жемчуговъ. Разв? мы что знаемъ?
        - Привид?ніе въ б?лой одежд? и въ воду! Одежда тамъ намокнетъ. - сказалъ еврей, усм?хаясь въ с?дую бороду. - Ну, знаете! Это уже, чтобы д?тей см?шить.
        - Это ему показалось, что одежда, а, можетъ быть, это было что-нибудь другое. Плавники, или крылья.
        - И жареная телятина! - не унимался еврей.
        - Всяко, всяко бываетъ, - упрямо говорилъ старый грекъ. - Это воды такія. Древнія воды. Святыя воды… Малиста!
        Еврей пожалъ плечами и совс?мъ выл?зъ изъ койки.
        - Вс? воды одинаково древнія, - проворчалъ онъ. Коля не слушалъ ихъ дальше. Онъ кончилъ од?ваться и выб?жалъ наверхъ. До привид?нія ли тутъ было! Низкій ровный, розовый берегъ точно б?жалъ навстр?чу пароходу. Въ трепещущемъ прозрачномъ марев? дали едва нам?чались аметистовыя горы. На восток? подъ поднявшимся солнцемъ клубился розовый туманъ. По низкому берегу стояли кубическіе б?лые дома. Съ берега тянуло неуловимымъ запахомъ востока, амброй, ванилью, ладаномъ, какими-то цв?тами, какимъ-то дымомъ куреній и вм?ст? съ нимъ навстр?чу пароходу вм?сто шума волнъ шелъ людской гомонъ, крики, плескъ веселъ, звонъ колокола и далекіе свистки паровоза.

«Лаосъ» еле шелъ, чуть шелестя затихшими въ залив? водами. Навстр?чу ему несся паровой катеръ съ агентомъ общества, такой веселый въ б?лой окраск? и съ золотою, сверкающей трубой.

«Лаосъ» входилъ въ Портъ-Саидъ.
        III
        БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫЙ ПРАЗДНИКЪ НА «ЛАОСЪ»
        Красное море встр?тило пароходъ знойною и л?нивою ласкою.
        Темно-синее, прозрачное, бездонное небо казалось раскаленнымъ. Далеко на горизонт? тянулись узкою полосою розовыя облака. Море катило мелкія синія волны. Вдругъ за кормою изъ воды выпорхнетъ стая летучихъ рыбокъ. Блеснетъ серебряными брюшками, засверкаетъ лиловатыми, точно у ласточекъ, спинками и крыльями и упадетъ съ тихимъ плескомъ въ прозрачную глубину. Пароходъ идетъ ровно. Далеко за нимъ на длинномъ шнур?, сверкая, кружится лагъ[Инструментъ для опред?ленія скорости хода парохода.] и на карт? все ровные промежутки пройденнаго пути отм?чаетъ булавкой съ флажкомъ старшій помощникъ капитана.
        На верхнюю палубу и на спардекъ выставили соломенныя кресла и качалки, поставили различныя игры, и Коля съ удивленіемъ увидалъ, какъ много было пассажировъ на пароход?.
        Дв? молодыя загор?лыя англичанки въ короткихъ платьяхъ то шагали быстрыми шагами вдоль парохода, то лежали въ изнеможеніи на соломенныхъ лонгшезахъ. Француженка, жена офицера, сид?ла подъ китайскимъ зонтикомъ въ кресл?, а няня-негритянка въ б?ломъ плать? подл? нея играла съ ея ребенкомъ. Молодежь - пять французскихъ барышень и съ ними два офицера и трое штатскихъ бросали на расчерченные по палуб? квадраты черные резиновые кружки. Они играли въ особую игру. Вс? три класса выл?зли на палубу и наслаждались тихимъ моремъ и плавнымъ б?гомъ парохода.
        Въ эти дни было р?шено устроить обычный вечеръ и лоттерею-томболу въ пользу вдовъ и сиротъ французскихъ моряковъ, и офицеры парохода обходили пассажировъ, прося ихъ принять участіе въ концерт?, или пожертвовать что-нибудь для лоттереи.
        Мистеръ Стайнлей, купившій для Коли въ Портъ-Саид? прекрасную гитару, и вс? эти дни слушавшій Колины п?сни подъ нее, упросилъ Колю сп?ть на концерт? одну п?сню подъ гитару. Коля разучивалъ свой любимый «Костеръ». Слова были имъ переведены по-французски и по-англійски и напечатаны въ программ?.
        Весь день концерта офицеры и матросы убирали ютъ парохода флагами, драпировками и разв?шивали вдоль бортовъ и по вантамъ разноцв?тныя электрическія лампочки, создавая красивыя, причудливыя гирлянды.
        Подъ мостикомъ устроили эстраду, втащили на нее піанино, украсили ее коврами, разставили кругомъ кресла и стулья.
        Надъ моремъ спустилась темная, тихая ночь. Засверкали по небу безчисленныя, яркія, незнакомыя Кол? южныя зв?зды. Ярко загор?лся Сиріусъ, и Южный Крестъ легъ по небу. Съ трудомъ, въ этомъ яркомъ великол?піи тропическихъ зв?здъ, Коля разыскалъ свою любимую скромную Большую Медв?дицу. Она лежала отверстіемъ котла внизъ, и далеко на горизонт? кротко мерцала родная Полярная Зв?зда. И, точно отражая сіяніе далекихъ зв?здъ, по всему пароходу посл? об?да вспыхнули праздничные огни иллюминаціи, и нарядно од?тые пассажиры стали выходить на палубу - на праздникъ.
        Весь пароходъ собрался на ют?. Вс? пассажиры, вс? матросы и стэварды, горничныя и коки парохода столпились, ожидая концерта, лоттереи и танцевъ въ теченіе всей душной тропической ночи. На мостик? оставалась только дежурная вахта, да въ самомъ нутр? парохода голые люди, обливаясь потомъ, обв?ваемые электрическими вентиляторами, непрерывно бросали въ раскаленную печку уголь, да машинистъ съ помощниками сл?дили за машинами.
        Только что кончила п?ть молодая француженка. Ея н?жный, полный тоски голосъ звучалъ еще въ ушахъ Коли. Онъ повторялъ проп?тыя слова романса Тости:

«Partir c'est mourir un peu
        C'est mourir a ce qu'on aime»….[У?хать - это умереть слегка, умереть для того, что любишь. Слова Эдмонда Д-Арокура, музыка Паоло Тости.]
        Коля не соглашался съ ними. Онъ у?халъ изъ Россіи, но разв? умерла, исчезла для него Россія? Еще мучительн?е онъ думаетъ о ней, еще страстн?е жаждетъ ее. Жива для него Россія, и онъ не умеръ для нея. А мамочка, Галина, Селиверстъ Селиверстовичъ, Мантыкъ! Никогда для него они ни капли не мертвые. Какъ онъ ихъ помнить! Какъ любитъ! Какъ молится за нихъ… А Люси Дарсонвиль?.. Вотъ, разв? Люси? Образъ милой д?вушки будто потускн?лъ немного… или это только такъ кажется? Коля старался вызвать тотъ запечатл?вшійся въ памяти, въ посл?дній день прощанья на вокзал? милый образъ. Голубо-с?рая шапочка и стройная фигура въ пальто чернаго н?жнаго м?ха, отороченнаго с?рымъ. Тонкая ручка въ перчатк?, машетъ кистью надъ головами. Потускн?ла немного…. Но не умерла же?
        Partir - c'est mourir un peu… - н?тъ, н?тъ! не умерла, никогда не умерла!
        На эстрад? японецъ-фокусникъ показываетъ фокусы. Онъ беретъ два кр?пкихъ костяныхъ салфеточныхъ кольца и соединяетъ ихъ въ ц?пь. Онъ, улыбаясь, подаетъ ихъ въ публику и проситъ удостов?риться, что н?тъ обмана. А когда ихъ ему возвращаютъ, у него на ладони опять два отд?льныхъ кольца.
        - Хи-хи-хи! - радостно, д?тски чисто, см?ется онъ. - Никакого обмана…
        Сейчасъ очередь Коли. Онъ выходить на см?ну японцу. На немъ св?жая рубашка и новый галстукъ - подарокъ мистера Стайнлея. На ногахъ св?же выглаженные панталоны и грубые башмаки. Въ рукахъ гитара. Вс? знаютъ, что онъ - лакей у богатыхъ англичанъ, -дущихъ въ первомъ класс?.
        Онъ кланяется.
        Сразу видно, что онъ воспитанный мальчикъ. Онъ садится на табуретъ, беретъ гитару, играетъ аккомпаниментъ. Сладко звенитъ гитара, будитъ неясныя мысли, говорить о далекомъ, родномъ…. О Россіи, о Добровольцахъ и ихъ Кавказскихъ п?сняхъ. О невиданномъ Колею красивомъ, грозномъ, героическомъ Русскомъ Кавказ?.
        Еще несм?ло начинаетъ Коля. Дрожитъ ломающійся баритонъ, не сложившійся, полуд?тскій… Но сколько чувства въ п?ніи, сколько образовъ въ словахъ!
        - Гори костеръ!.. дымись, отрадный,
        Башлыкъ и бурку осуши…. Ты ут?шенье жизни ратной, Отрада сердцу, другъ души…
        Чуть слышны посл?днія слова. Ихъ заглушаетъ листаніе программъ и шопотъ въ публик?: - «Русскій… Русскій…. по-Русски… ah, mais c'est charmant!… «.[Это забавно!]
        См?л?е рокочетъ гитара, Коля перебираетъ ея лады, поднимаетъ голову - въ синевато-с?рыхъ глазахъ загорается огонь.
        - Иль, посл? труднаго похода
        Захочешь осв?жить языкъ, Ты въ мигъ на чай согр?ешь воду, Поджаришь къ ужину шашлыкъ.
        И тихая радость отдыха у костра, все то святое и прекрасное, что даетъ челов?ку природа, отражается въ синихъ глазахъ Коли.
        - Гори!.. Какъ наша жизнь, сгораетъ!
        Св?тл?й! Св?тл?й, мой огонекъ. Твой яркій пламень озаряетъ
        Кавказскихъ воиновъ кружокъ…
        Посл?днія слова были заглушены чьимъ-то страшнымъ крикомъ: - вотъ оно!..
        Коля увид?лъ, какъ старый грекъ, его сокаютникъ, стоявшій у сам. аго борта, протянулъ худую руку, указывая куда-то вдаль, за спину Коли вдоль корридора спардека.
        Вс? повернули головы на этотъ крикъ и все перемешалось… Дамы плакали и визжали, мужчины, вооружившись кто ч?мъ могъ, стульями, палками, крокетными молотками кинулись впередъ. Коля вскочилъ и оглянулся. Ему показалось на мгновеніе, что что-то б?лое и страшно высокое метнулось на другомъ конц? парохода, синими огнями вспыхнули страшные глаза и въ тотъ же мигъ по всему пароходу погасло электричество.
        Темнота продолжалась одно мгновеніе. В?роятно, кто нибудь нечаянно, или нарочно выключилъ токъ. Когда снова заблистали огни - никакого привид?нія не было обнаружено. Оно мелькнуло, показалось, привид?лось - и исчезло.
        Водворяя спокойствіе, приглашая вс?хъ занять м?ста и не волноваться, живой, черноусый и черноглазый комиссаръ парохода, стоя на эстрад?, стучалъ по столу деревяннымъ молоткомъ, приглашая занять м?ста и приступить къ аукціонному торгу, къ лоттере?-томбола и другимъ забавамъ. Передъ нимъ на стол?, стоялъ большой тщательно упакованный предметъ, перевязанный веревкой и комиссаръ, заглушая шумъ взволнованной толпы, возгласилъ спокойнымъ, ровнымъ голосомъ:
        - Une machine a coudre! Швейная машина! Объявлена ц?на десять франковъ! Всего десять франковъ за швейную машину!.. Кто даетъ больше?!
        Живые впечатлительные французы забыли о привид?ніи и столпились около комиссара.
        - Пятнадцать! - раздался чей-то женскій голосъ.
        - Ув?ряю васъ, что я его хорошо вид?лъ, - говорилъ грекъ. - Все въ б?ломъ. Очень большое… Двадцать! - крикнулъ онъ, жадно оглядывая большой свертокъ.
        - Но это же просто вамъ показалось, - сказалъ старый еврей. - Какія теперь могутъ быть привид?нія! - Онъ пожалъ плечами. - Радіотелеграфъ - и привид?нія. Пхэ… Я уже даю двадцать пять!
        - Даютъ сорокъ, - сказалъ комиссаръ, показывая на группу нарядно од?тыхъ французовъ,
        - Такъ я же даю сорокъ пять! Ц?на быстро наростала.
        - Привид?ніе, - ворчалъ еврей. - Это же просто трюкъ, придуманный для развлеченія пассажировъ!.. За хорошую швейную машину можно см?ло дать сто сорокъ, Ну, даже, если и подержанная… Она новая стоитъ вс? восемьсотъ.
        Онъ торопливо крикнулъ:
        - Сто пятьдесятъ…
        Но уже надбавили до двухсотъ. Еврей заволновался и сразу далъ дв?сти. Это подзадорило грека и онъ, позабывъ о привид?ніи, набавилъ десять франковъ.
        Въ толп? пассажировъ перваго класса дали триста. Точно шло состязаніе между первымъ и третьимъ классами, кто дастъ больше за швейную машину.
        - Господа, въ пользу вдовъ и сиротъ моряковъ французскаго торговаго флота, - возглашалъ комиссаръ, - швейная машина!.. Даютъ шестьсотъ!.. Вы давали? - показалъ онъ на еврея….
        Сейчасъ же изъ группы перваго класса набавили: - шестьсотъ пятьдесятъ. Третій классъ отсталъ. Теперь въ д?ло вм?шались англичане, и мистеръ Брамбль сразу сказалъ:
        - Семьсотъ!
        - Семьсотъ?.. Кто даетъ больше! Семьсотъ! Разъ… Никто больше?.. Семьсотъ… два…. три… Машина за вами.
        - Коля, возьмите машину, - сказалъ Брамбль и сталъ доставать изъ бокового кармана туго набитый бумажникъ.
        Коля приготовился къ большой тяжести и протянулъ за машиной об? руки.
        Странно… Очень легка показалась ему машина. Онъ съ недоум?ніемъ посмотр?лъ на комиссара, потомъ на мистера Брамбля.
        - Что? - спросилъ Брамбль.
        - Но, мистеръ Брамбль, уже очень легкая машина. Коля держалъ свертокъ на мизинц?.
        - Ну… Развязывайте.
        Любопытные толпою окружили Колю. Онъ снялъ бумажную обертку. Подъ ней оказался большой картонный ящикъ. Раскрылъ ящикъ - тамъ свертокъ въ б?лой бумаги. Распаковали: еще коробка и опять пакетъ, въ пакет? коробка поменьше…. Уже Коля весь окруженъ былъ бумагами, коробками и пакетами. Наконецъ, въ самомъ конц? - маленькая коробка отъ спичекъ и въ ней иголка съ продернутой въ нее ниткой. Онъ подалъ ее Брамблю.
        - Machine a coudre! - сказалъ мистеръ Брамбль. - Не худо придумали эти французы!
        - Ну, я же сразу зам?тилъ, что не такъ, - сказалъ еврей. - Я уже вид?лъ - пакетъ не похожъ. Форма не та.
        - Однако, сами набавляли, - присталъ къ нему грекъ.
        - Ну, набавлялъ. Ну и что набавлялъ! Это, чтобы вы отвязались съ вашимъ привид?ніемъ.
        Аукціонъ продолжался.
        Посл? него оттащили піанино въ сторону, убрали стулья. За піанино с?лъ таперъ и возбуждающіе звуки уже устар?вшаго танго раздались подъ глубокимъ тропическимъ небомъ.
        Французскій лейтенантъ съ п?вицей, п?вшей «Partir c'est mourir un peu», выступили первой парой
        Весь пароходный ютъ наполнился танцующими.
        Піанино грем?ло, и за его игрою стали не слышны м?рный рокотъ машины внутри парохода и тихое шип?ніе волнъ у его носа.
        IV
        ДЖИБУТИ. «A LA MER»!
        Миновали Бабъ-эль-Мандебскій проливъ. Коля вид?лъ вдали б?лыя черточки на розовомъ фон? горъ - Аденъ. Въ Аденъ не заходили, но сразу свернули въ Таджурскій заливъ.
        Было шесть часовъ утра и, какъ всегда, - неизм?нно зимою и л?томъ въ этихъ широтахъ, изъ океана поднималось солнце. Океанъ былъ тихъ. Какъ расплавленное серебро лежалъ онъ безконечнымъ просторомъ, розов?лъ, переливалъ перламутромъ, отражая солнечный восходъ, и больно глазамъ было смотр?ть на него. Коля всталъ давно. Онъ вышелъ на палубу и смотр?лъ, какъ по тихому морю, точно по маслу,
«Лаосъ» входилъ въ широкій заливъ.
        Берега были голы и пустынны. Въ бухту вдавалась низкая, широкая и плоская долина, ст?сненная по об?имъ сторонамъ невысокими, хребтистыми горами, розов?вшими на солнц?. Горы красиво отражались въ мор?. Вправо показалось н?сколько кривыхъ и чахлыхъ пальмъ и б?лыя постройки на гор? и подъ горою.
        - Обокъ! - равнодушно сказалъ стоявшій рядомъ съ Колею матросъ.
        Коля почувствовалъ, какъ забилось его сердце при этомъ имени.
        Вотъ онъ - тотъ Обокъ, гд? началась завязка таинственныхъ похожденій и приключеній дяди Пети! Гд? же лежитъ развязка?!
        Коля вглядывался въ берегъ. Онъ искалъ кресты стараго кладбища казаковъ Ашиновской шайки. Ничего не было видно. Кругомъ была розовая пустыня.
        Горы въ солнечномъ блеск? казались прозрачными. Складки долинъ и ущелій входили въ нихъ н?жными лиловыми т?нями. Надъ горами пламен?ло небо безъ облаковъ. Дали были ясны и прозрачны. Горы невысоки и мягки, берегъ вокругъ Обока казался ненаселеннымъ.
        Въ середин? бухты правильными квадратами кварталовъ лежалъ у самаго «океана городъ, состоявшій изъ однообрагныхъ б?лыхъ каменныхъ двухъэтажныхъ домовъ съ аркадами. Кое-гд? были зеленыя пятна садовъ. Въ море вдавался каменный ряжъ, оканчивавшійся дамбой. Крыша оцинкованнаго жел-за на длинныхъ б?лыхъ пакгаузахъ нестерпимо блест?ла на солнц?. На конц? дамбы на высокой мачт? поднимали французскій флагъ. Это и было Джибути. За нимъ вдали высокою лиловою чередою подымались горы. Он? одни разнообразили и украшали плоскія и с?рыя окрестности города.
        Ни одного корабля не было на рейд?. Отъ берега черными точками отделилось десятка три маленькихъ узкихъ лодочекъ и быстро приближалось по спокойнымъ водамъ къ
«Лаосу».
        Пароходъ издалъ глухой ревъ и застопорилъ машину. Море заголуб?ло подъ винтомъ и покрылось б?лымъ перламутромъ п?ны.
        Стали отдавать якорь.
        Пассажиры наполнили палубу и т?снились у бортовъ.
        Узкія лодки туземцевъ, - «пироги», окружили пароходъ. Въ лодкахъ сид?ли черные люди, од?тые въ б?лые холщевые штаны, не доходившіе до кол?нъ. На однихъ лодкахъ были наложены страусовыя перья, пестрыя шкуры леопардовъ и зебръ, гроздья золотисто-зеленыхъ банановъ и какія-то кружева, на другихъ не было товара.
        Тамъ сид?ли полуголыя д?ти - мальчики л?тъ 10-15-ти. Они причалили къ бортамъ, какъ обезьяны, ловко ц?пляясь за якорныя ц?пи, забрались на палубу, звонко и назойливо крича: - A la mer! a la mer… Un sou… deux sou… a la mer, -[Въ море! въ море! Коп?йку! Дв? коп?йки! въ море!]
        Они кидались съ бортовъ парохода внизъ головою въ воду, исчезали въ всп?ненной глубин?, гд? на мгновеніе показывались ихъ розовыя пятки и появлялись на поверхности курчавыми черными головами, улыбаясь задорной улыбкой и сверкая ровными б?лыми зубами и б?лками черныхъ лукавыхъ глазъ.
        Пассажиры бросали въ воду мелкія монеты.
        М?дныя и никкелевыя «су» летели за бортъ и за ними, какъ лягушки съ горы, съ бортовъ парохода кидались голые мальчишки. Темныя т?ла скрывались въ зеленоватомъ сумрак? океана и вдругъ выскакивали на поверхность. Въ зубахъ, а потомъ въ рук? мальчики показывали пойманную въ глубин? монету.
        Иные см?лые мальчики забирались на бортъ второй палубы и бросались съ этой громадной высоты въ воду. Лодки стояли, одни у борта, другія неподалеку отъ парохода, служа м?стомъ отдыха пловцовъ.
        Въ ожиданіи, когда подойдутъ баркасы для отвоза на берегъ пассажировъ, Коля, собравшій и вынесшій къ сходнямъ багажъ англичанъ, стоялъ у борта и смотр?лъ въ толп? французовъ на см?лую и красивую игру въ вод? черныхъ д?тей.
        Вдругъ подл? него кто-то сказалъ:
        - Смотрите, б?лый… б?лый… Честное слово, б?лый.
        И другой спросилъ:
        - Гд?, гд??..
        - Да вотъ сейчасъ неловко такъ бултыхнулся въ воду. Я сразу зам?тилъ, что это - не то. Думалъ не сорвался ли кто въ воду. Н?тъ… плыветъ отъ парохода. Къ лодк?.
        - Странно… Я не вижу.
        - Да вонъ… У второй лодки вл?во, гд? сидитъ одинъ.
        Коля посмотр?лъ туда, куда показывалъ его сос?дъ. На мгновеніе увидалъ, д?йствительно, будто б?лое т?ло челов?ка, карабкавшагося въ лодку. Онъ сейчасъ же съ головой завернулся въ б?лый плащъ и лодка пошла къ берегу.
        - Это вамъ такъ показалось, - сказалъ тотъ, кто спорилъ съ увидавшимъ б?лаго. - Это солнце отсв?чиваетъ и вода отражаетъ. Вонъ и тотъ кажется б?лымъ, а вотъ повернулся и черный. Откуда можетъ взяться тутъ б?лый? И станетъ б?лый тутъ плавать? Б?лыхъ, говорятъ, акулы ?дятъ, а черныхъ не трогаютъ.
        - Да, можетъ быть… Вы правы… Показалось.
        Коля, смотр?вшій, какъ удалялась отъ парохода лодка, такъ и не могъ р?шить, сид?лъ ли тамъ, закутавшись въ простыню, б?лый или черный?
        V
        МНОГО ЛИ ЧЕЛОВ?КУ НАДО?
        Мантыкъ…. Кто могъ быть другой, кто кралъ провизію подъ видомъ привид?нія и платилъ за украденное деньги? Д?душка училъ, что красть тяжкій гр?хъ… А съ голода умирать въ угольной ям?, куда прокрался Мантыкъ, грузя уголь въ Марсели, - Мантыку не хот?лось, и онъ сталъ изр?дка, закутавшись въ б?лый парусъ, выходить, какъ онъ про себя думалъ: - «на фуражировку»…

«Красть - это большевизма Это куда какъ скверно. Это отвратительно… Но я заплачу… Столько - то у меня найдется».
        Мантыкъ, питаясь не каждый день, томимый голодомъ и жаждою, въ нестерпимой жар?, едва не задохшійся, страдая отъ качки, на угляхъ, добрался до Джибути. Онъ дождался, когда раскрыли борта угольнаго трюма, осторожно высмотр?лъ, что происходитъ, прислушался къ крикамъ «а ля меръ», выждалъ минуту, когда никого не было близко и бултыхнулся въ море. Безумно см?лый планъ, разсчитанный на то, что б?днякъ б?дняка по глазамъ понимаетъ, что онъ въ душ? такой же простой дикарь, какъ и т?, что плавали въ вод? и его поймутъ, созр?лъ въ его голов?. Онъ зналъ отъ Александра Ивановича, что акулы хватаютъ б?лыхъ. Но было не до акулъ. Да и в?ра въ чудо Божіе, въ Его Промыселъ не угасала въ Мантык?.
        - По вод? пойду… и ничто!» - думалъ онъ, прыгая въ воду. - «Ангеломъ прикажетъ и подхватятъ меня на крылья и доставятъ куда надо».
        Прыгнулъ см?ло, окунулся въ теплую, плотную воду, выплылъ и поплылъ къ лодк?, что была подальше. Мантыкъ понималъ, что онъ - б?лый, а они - черные, и что онъ прим?тенъ, и потому торопился, и плылъ, глубоко погрузившись въ воду. Быстро взобрался въ лодку, схватилъ лежавшій на дн? чей-то б?лый плащъ и закутался имъ съ головою. - Увидали - пропалъ. Не увидали - ладно, нуда и такъ и этакъ выкручусь. Весело было у Мантыка на сердц?!
        Противъ него, на веслахъ, сид?лъ очень худой, темнокоричневый парень л?тъ восемнадцати. Курчавая голова была покрыта б?лой глиной. Темное лицо улыбнулось б?лыми зубами. Мантыкъ осмотр?лъ худощавое сложеніе дикаря, тонкія, точно плети, руки и худыя ноги и быстро сообразилъ: - «я сильн?е его».
        Мантыкъ оскалилъ кр?пкіе зубы и улыбнулся самой прив?тливой улыбкой. Собралъ въ памяти вс? слышанныя имъ въ посл?дніе дни абиссинскія слова и выпалилъ ими:
        - Уракатъ… негусъ негусти… бакшишъ…[Бумага… негусу (его величеству)… дамъ на чай!]
        Досталъ изъ кармана на пояс? золотую двадцатифранковую монету и показалъ дикарю.
        Дикарь сомаліецъ по абиссински не зналъ. Но онъ понялъ два слова - «негусъ» и общевосточное «бакшишъ». Онъ улыбнулся и кивнулъ головою въ знакъ того, что Мантыкъ можетъ располагать имъ.
        Мантыкъ показалъ рукою на берегъ. Не на молъ, отъ котораго отчаливала б?лая шестивесельная шлюпка агента пароходнаго общества и гд? готовились къ отплытію большіе катера, чтобы забрать пассажировъ и ихъ багажъ, а на песчаную полосу берега немного въ сторон? отъ города. Дикарь понялъ его. - Франкъ? - спросилъ онъ его. - Итали?
        Мантыкъ отрицательно покачалъ головою и сказалъ: - Арабъ
        Онъ и правда, - смуглый отъ загара, съ неотмытою и посл? морского купанья угольною пылью, черноволосый и темноглазый, съ черными бровями походилъ на араба.
        Сомаль[На побережьи Таджурскаго залива живетъ полукочевое, негрское племя
«сомали».] быстро гребъ, и пирога неслась къ берегу, гд? въ б?лую п?ну съ легкимъ шип?ніемъ разсыпались волны прилива. Голубая волна н?жно подхватила легкую лодку и бережно поставила на песокъ. Дикарь выскочилъ въ воду, Мантыкъ посл?довалъ его прим?ру, и они вытащили лодку на берегъ и отнесли ее туда, гд? гряда с?рыхъ камней и черныхъ водорослей обозначила пред?лъ приливныхъ волнъ.
        Злкр?пивъ лодку, сомаль остановился и ожидалъ или бакшиша или дальн?йшихъ приказаній Мантыка. Но словарь абиссинскихъ словъ былъ исчерпанъ, и Мантыку оставалось только приб?гнуть къ мимик?, къ жестамъ, поясняя ихъ просто Русскими словами, исковерканными на дикій ладъ. И Мантыкъ началъ свою р?чь.
        - Ты понимаешь, милый челов?къ. Домъ… мэзонъ… Хижина… ля кабань… Понялъ? Гд? твои папа, мама живутъ? Ладно… Моя кушъ - кушъ хочетъ. Ъсть, страсть охота. Понялъ?
        Сомаль понялъ. Онъ показалъ рукою, что его хижина далеко. За горами. До вечера не дойти. Мантыкъ его тоже понялъ.
        - Это самое хорошее, милый челов?къ. Пока что я безъ паспорта. Кто я?.. Подъ непріятность можно попасть… И тогда, адью - прощай, львы и вся моя сложная комбинація.
        Мантыкъ дов?рчиво опустилъ золотую монету въ руку дикаря и сказалъ.
        - Ну пойдемъ… Нечего намъ тутъ себя на берегу обнаруживать.
        Сомаль повелъ Мантыка въ обходъ города, мимо б?дныхъ грязныхъ хижинъ, плетеныхъ изъ камыша. Онъ вошелъ въ одну изъ такихъ хижинъ и вынесъ «гомбу», тыквенную бутылку, хл?бъ, плащъ желтос?рой легкой матеріи и два длинныхъ легкихъ копья. Онъ далъ бутылку
        Дальше вглубь Абиссиніи живутъ въ пустын? дикари - «Данакили» и среди абиссинцевъ негры-землед?льцы - «галласы».
        Мантыку и знакомъ показалъ, чтобы Мантыкъ напился. Въ «гомб?«было теплое козье молоко. Мантыкъ, два дня ничего не ?вшій, съ наслажденіемъ выпилъ половину и, неохотно отрываясь, подалъ бутылку сомалю. Но дикарь, зам?тившій голодное выраженіе лица Мантыка, показалъ, чтобы Мантыкъ пилъ до дна. Мантыкъ допилъ бутылку и закусилъ кисловатымъ, полусырымъ хл?бомъ. Дикарь подалъ ему копье и пошелъ впереди, за деревню. Мантыкъ, подражая дикарю въ манер? носить копье, бодро пошелъ за нимъ.
        Мантыкъ шелъ босой и, съ непривычки, ему было больно ступать по горячему песку, м?стами покрытому черными ноздреватыми камнями. Солнце нестерпимо пекло обнаженную голову. Сомаль велъ Мантыка по едва зам?тной, но, видно ему хорошо знакомой тропинк?, между камней и р?дкихъ сухихъ кустовъ низкой и чахлой мимозы. Городъ съ б?лыми домами, жел?знодорожная насыпь, большой зеленый садъ широкимъ прямоугольникомъ раскинувшійся въ пустын?, верстахъ въ четырехъ за городомъ, небольшие квадраты зеленыхъ огородовъ остались позади. Мантыкъ углублялся въ пустыню. Не такою представлялась ему Африка со львами, слонами, гиппопотамами и жираффами. М?стность была однообразная и унылая. Она незам?тнымъ уклономъ поднималась отъ берега. Это была песчаная пустыня, покрытая черными камнями. Точно какое-то громадное жерло вулкана н?когда выбросило страшнымъ, раскаленнымъ дождемъ эти точно обгор?вшіе камни, и покрыло ими пустыню на громадномъ протяженіи. Кое-гд? пучками торчала синевато-с?рой жесткой щеткой колючая трава. Она не скрашивала пустынности берега.
        Мантыку казалось, что тутъ никакая жизнь не возможна. Одно слово - пустыня! Но, вдругъ, изъ за камней выскочилъ, заставивъ Мантыка вздрогнуть отъ неожиданности, заяцъ и помчался, скрываясь въ складкахъ горы. Мантыкъ усп?лъ зам?тить, что онъ былъ мелкій, красноватый и какой то, точно обл?злый. Сомаль, приостановившись, показалъ Мантыку на пару шакаловъ. Они стояли и точно разсматривали новаго гостя пустыни. Они походили на некрупныхъ собакъ и были с?роваты, съ грязною шерстью и стоячими волчьими ушами. Зам?тивъ, что на нихъ смотрятъ, они поб?жали сначала рысью, а потомъ волчьимъ скокомъ и скрылись, какъ и зайцы. Какія то птицы летали вдали, а, когда стали подниматься на гору, - степной орелъ р?ялъ надъ ними. Эта неприглядная, мертвая на видъ пустыня жила своею скрытою жизнью и разгадать эту жизнь предстояло Мантыку.
        Около полудня, въ небольшой разс?лин? между черныхъ скалъ, съ песчанымъ дномъ, въ т?ни отъ камней сд?лали привалъ и Мантыкъ дов?рчиво заснулъ на песк?, укутавшись плащомъ - «шамою». Часа въ два пошли дальше.
        Солнце ровнымъ краснымъ шаромъ спускалось съ лиловаго неба къ фіолетовымъ горамъ. Отъ сомаля и Мантыка по пустын? тянулись длинныя синія т?ни, когда сомаль свернулъ съ тропинки и пошелъ прямо на гору.
        Едва солнце скрылось за горизонтомъ, какъ наступила вдругъ, безъ такъ привычныхъ Мантыку сумерекъ, темнота и зв?зды заиграли въ неб?. Сомаль поднимался. За нимъ шелъ Мантыкъ. У него не было страха. Онъ в?рилъ, что дикарь его не предастъ. Гд? то вдали показался костеръ. Залаяли собаки. Потянуло запахомъ гари, дыма, ладана и жилья. Еще около часа Мантыкъ, изнемогая отъ жары, усилившейся съ наступленіемъ ночи, на подбитыхъ, израненныхъ ногахъ карабкался за сомалемъ въ гору, пока, наконецъ, не оказался на небольшой площадк?, мутно озаренной пламенемъ костра. Надъ костромъ вис?лъ глиняный горшокъ съ какимъ то варевомъ. Худая женщина, съ с?дыми волосами, од?тая въ с?рую рубашку до пятъ, черная, похожая на в?дьму, стояла надъ костромъ. Въ каменномъ загончик? толпились козы. Оттуда слышалось м?рное журчаніе доенія. Тамъ сид?ла молодая черная женщина. Изъ камышевой хижины вышелъ почти голый старикъ и заговорилъ съ приведшимъ Мантыка сомалемъ.
        Мантыкъ понялъ, что сомаль привелъ его въ свой домъ, и что это его «папа и мама».
        Мантыка усадили въ хижин? на «альгу», постель, сд?ланную изъ деревянной рамы, затянутой ремнями и накрытой воловьими сухими кожами и зв?риными шкурами. Въ круглой хижин? съ землянымъ поломъ чадно гор?лъ масляный ночникъ, сд?ланный изъ глины. Пр?сно пахло кислымъ молокомъ и козьею шерстью. Молодая женщина принесла Мантыку парного козьяго молока въ плоской деревянной чашк?, козьяго сыру и кислаго хл?ба и Мантыкъ сталъ ужинать. Старикъ и старуха молча смотр?ли на него. За грязной холщевой занав?ской пищалъ ребенокъ. Сомаль шептался на двор? съ молодою женщиной. Говорить со старыми было нечего: они не понимали Мантыка.
        Когда скудный ужинъ былъ оконченъ, старуха свернула какое-то тряпье и, устроивъ изъ него на «альг?«изголовье, показала Мантыку, что бы онъ ложился. Сама съ мужемъ ушла за занав?ску. Приведшій Мантыка сомаль и молодая остались на двор?.
        Мантыкъ протянулъ усталыя ноги, закутался плащемъ «шамою», хот?лъ обдумать, что д?лать завтра, но смутная только мелькнула въ голов? мысль:
        - Много ли челов?ку надо, - и сонъ охватилъ его, сковавъ усталые члены. Сквозь сонъ слышалъ н?сколько времени, какъ копошились гд? то куры, какъ на двор? часто и м?рно жевали козы, изр?дка вздыхая.
        Пріоткрылъ глаза. Въ открытую дверь хижины гляд?ла голубая ночь. Въ хижин? было темно. Ночникъ погасъ. Гд? то неподалеку визжали шакалы.
        Наступила первая ночь въ Африк?.
        Мантыкъ проспалъ ее кр?пчайшимъ сномъ усталаго, кр?пкаго, здороваго юноши.
        VI
        СЕИДЪ - МАГОМЕТЪ - ОГЛЫ
        Это было отчаяніе для Мантыка. Его никакъ не понимали. Ни мимика, ни исковерканныя на «африканскій» ладъ русскія слова, ничто не помогало. Тщетно часами объяснялъ Мантыкъ сомалю и его старикамъ, что онъ богатый и совс?мъ не плохой арабъ, прі?халъ охотиться на львовъ въ Абиссинію, что у него на складахъ пароходнаго общества лежитъ отличное ружье, но чтобы получить его надо поприличн?е од?ться и что онъ хочетъ, чтобы ему въ этомъ помогли.
        - Ты понимаешь, - говорилъ онъ. - Шапочку этакую малиновую, или чалму надо-бы купить. Еще панталоны, рубашку, плащъ темный, шерстяной, можетъ быть, и башмаки не вредно над?ть, чтобы пов?рили, что ружье мое, и идти въ склады.
        Мантыкъ жестами показывалъ, какъ онъ над?нетъ шапочку, рубашку, штаны, зашнуруетъ башмаки и пойдетъ въ Джибути.
        - Джибути! Джибути! понимаешь… Французское пароходное общество.
        Мантыкъ загуд?лъ, подражая пароходу: - у-у! уу! уу!
        Сомали обрадовались. Они замахали тонкими высохшими руками по направленію къ морю и загуд?ли, какъ
        Мантыкъ: у-у!.. уу!..
        Они показали Мантыку на солнце, на западъ, на горы, и Мантыкъ понялъ, что на закат?, вчера, пароходъ «Лаосъ» ушелъ дальше.
        Его ружье, значитъ, лежало въ Джибути въ длинныхъ каменныхъ пакгаузахъ, крытыхъ оцинкованнымъ жел?зомъ, а самъ Мантыкъ сид?лъ въ горахъ и не зналъ, какъ его добыть.
        До полудня провозился Мантыкъ, толкуя съ сомалями. Онъ вспот?лъ, измучился и проголодался. Онъ узналъ только, что молодого сомаля звали - Либэхъ, а старика - Адамъ. Скудный об?дъ дикарей - два печеныхъ яйца, хл?бъ и козье молоко подкр?пили и осв?жили его.
        Посл? об?да онъ опять началъ толковать о своемъ д?л?. На его слова вс? весело см?ялись, точно онъ разсказывалъ какія-то см?шныя исторіи. Махали руками и не слушали больше. Вдругъ молодая женщина съ большими красивыми глазами на черномъ курносомъ лиц? посмотр?ла на Мантыка, потомъ на своего мужа Либэха и что то сказала ему на гортанномъ язык?. Либэхъ кивнулъ головой и живо собрался въ путь.
        Онъ накинулъ плащъ, взялъ копье и, сд?лавъ знакъ Мантыку, чтобы Мантыкъ его дожидался, быстро исчезъ между черныхъ скалъ.
        Мантыкъ въ тоск? лежалъ въ хижин?. За занав?ской работала молодая женщина и тамъ плакалъ, захлебываясь, ребенокъ. Старикъ со старухой сид?ли у хижины, въ короткой т?ни и смотр?ли на куръ и на козъ. Солнце пекло нестерпимо. Небо было прозрачное и высокое. Кругомъ были горы, вздымавшіяся причудливыми пиками и хребтами.
        Медленно шло время.
        Снизу, гд? росло два бл?дныхъ молочая, изъ за черныхъ скалъ послышалось негромкое п?ніе. Шаги п?вшихъ были не слышны, и сами они еще невидны. Какъ то сразу передъ хижиной, на песчаной площадк? появился Либэхъ и съ нимъ смуглый мальчикъ-арабъ, въ б?лой длинной рубашк?, панталонахъ и босой.
        Либэхъ торжественно подвелъ мальчика къ Мантыку, и мальчикъ быстро заговорилъ… по-арабски.
        Но… арабъ Сеидъ-Магометъ-Оглы не понималъ по-арабски.
        - Таибъ… таибъ… таибъ[- Хорошо… хорошо… хорошо…] … - растерянно бормоталъ Мантыкъ, ничего не понимая.
        Мальчикъ посмотр?лъ на Мантыка и вдругъ бросилъ н?сколько словъ по французски. Какъ вс? арабы приморскихъ городовъ онъ болталъ на многихъ языкахъ..
        Мантыкъ обрадовался и они разговорились.
        Если бы французъ сталъ слушать ихъ - онъ ихъ не понялъ бы, но они другъ друга отлично понимали.
        - Moi… fusil… chasser les lions, les tigres, les elephants, - говорилъ Мантыкъ, доставая изъ кожанаго м?шечка накладную. - Comea - impossible… Mauvais habit… brigand… Il faut acheter… Chapeau… chemise… tout… tout…
        Мантыкъ дов?рчиво показывалъ деньги арабу. Арабскій мальчикъ показалъ на солнце.
        - Aujourd' hui trop tard, - сказалъ онъ. - Demain… soleil..[Я… ружье… охотиться на львовъ, тигровъ, слоновъ… Такъ невозможно. Плохая одеженка… Разбойникъ… Надо купить… шляпу, рубашку - все.]
        - Сегодня поздно. Завтра съ солнцемъ.
        И онъ объяснилъ, что они пойдутъ до восхода солнца въ Джибути и вм?ст? все сд?лаютъ, чтобы получить по накладной вещи.
        Было совс?мъ темно, и ароматная св?жесть лежала въ горахъ, когда Мантыкъ, Либэхъ и мальчикъ арабъ отправились въ путь.
        Внизъ идти было легко. Мантыкъ смотр?лъ жадными, любящими глазами, какъ раскрывались дали, какъ, когда поднялись они на небольшой хребетъ, точно вспыхнуло вдали парчевою полосою море, засин?ло, заголуб?ло и загор?лось расплавленнымъ золотомъ. Непонятно быстро, сразу, сталъ день, и солнце, точно неохотно оторвавшись отъ воды, поплыло вверхъ по побл?дн?вшему небу.
        Онъ вид?лъ всю бухту. Онъ обошелъ стороною городъ и, вм?ст? съ арабомъ, прошелъ въ арабскую лавку, гд? на посл?дніе золотые двадцать франковъ од?лся, какъ арабъ. Малиновая феска прикрыла его волосы, длинная б?лая рубашка съ синими полосками, такіе же панталоны, ерстяной черный плащъ - все было прилично и, когда въ этомъ костюм?, Мантыкъ со своими документами явился въ складъ, a сопровождавшіе его Либэхъ и арабченокъ подтвердили, что онъ Сеидъ Магометъ Оглы - ему сейчасъ же выдали пришедшую на его имя дорогую посылку въ ящик?.
        Ящикъ былъ тяжелъ и его нелегко было нести по жар? въ гору. Но Мантыкъ несъ его легко. Онъ несъ ружье. Свой великол?пный штуцеръ-экспрессъ, изъ котораго онъ убьетъ дв?надцать львовъ! Посл? дв?надцатаго онъ вернется домой… Можетъ быть, уже въ Россію, и по?детъ съ этимъ испытаннымъ, знаменитымъ ружьемъ въ Сыръ-Дарьинскую область, охотиться на тигровъ… Тамъ тоже - тринадцатаго не будетъ. Будетъ ровно - дв?надцать!
        Ящикъ краемъ тяжело давилъ плечо. Либэхъ и арабченокъ были плохіе помощники, но Мантыкъ шелъ бодро.
        Ночью, наскоро поужинавъ, не до ?ды ему было, - при св?т? маслянаго ночника, передъ глазами восхищенныхъ Либэха и арабченка, Мантыкъ вскрылъ ящикъ и сталъ разворачивать и вынимать изъ синей прожированной бумаги стволы, прикладъ, ц?вье, патронную сумку, патроны, шомполъ и протирки. Все блистало, все было великол?пно своею новизной, своимъ особеннымъ значеньемъ.
        - «Ружье… Штуцеръ!! Экспрессъ!.. Мое ружье!!!»
        Мантыкъ забылъ о сн?, объ усталости, о голод?, за былъ обо всемъ на св?т?. Точно плылъ онъ по воздуху, точно несся въ своемъ счастіи надъ самою землею, и только въ самой глубин?, гд? то на самомъ дн? его молодого, быстро бьющагося сердца трепетала благодарная молитва:
        - Господи, благодарю Тебя… Господи, какой Ты добрый и милостивый!
        VII
        ВЪ ПУСТЫНЪ
        Мантыкъ въ оборванныхъ штанахъ, пропитанныхъ угольною пылью, карабкающійся на лодку, а потомъ просящій крова и пищи - былъ для сомалей такой же дикарь, жалкій и б?дный. Помогать ему обязывалъ суровый законъ пустыни и тотъ великій Богъ, о Комъ зародилъ смутное понятіе въ душ? дикаря французскій миссіонеръ.
        Но Мантыкъ - обладатель ружья - сразу сталъ: тэта - господинъ. Что до того, что гэта роздалъ посл?днія деньги. Онъ платилъ широко - по царски. И арабченокъ Али и Либэхъ это сейчасъ же оц?нили. Они предложили себя въ распоряженіе Мантыка.
        При помощи Али разговоръ сталъ возможенъ.

«Toi… moi… aller… chasser»… не звучало особенно правильно грамматически, но оно открывало путь къ изученію сомалійскихъ и абиссинскихъ словъ и давало Мантыку возможность объяснить ц?ли своего прі?зда.
        Ц?ль: охота на львовъ. Очень просто! И это не удивило никого въ хижин?. Челов?къ, обладающій такимъ прекраснымъ ружьемъ, можетъ и долженъ охотиться на львовъ.
        - Львы принадлежатъ негусу, - сказалъ Либэхъ.
        - Я ихъ ему и отдамъ, - гордо сказалъ Мантыкъ.
        - Если черныя пантеры, - сказалъ Либэхъ, - ихъ шкуры можно продать. Очень дорого дадутъ. Богатый будешь. Тоже и за зебра. Шесть «быръ»["Быръ» - талеръ равный старому Русскому серебряному рублю.] даютъ въ Джибути за шкуру.
        - За льва, - сказалъ Али, - негусъ въ ухо золотую ц?почку прод?нетъ. Очень красиво.
        - Страусовыя перья тоже хорошо идутъ, - сказалъ Либэхъ.
        Теперь объ охотахъ мечтали втроемъ. У нихъ не было ни муловъ, ни верблюдовъ, ни палатокъ, ни даже продовольствія, но было ружье и патроны, а съ этимъ вся Африка казалась имъ доступной.
        Гд? охотиться? Куда идти?
        Мантыкъ это зналъ точно. Подл? Минабеллы!.. Тамъ онъ найдетъ Колю и, если нужно, соединится съ нимъ. Если этого не будетъ настоятельно необходимо, - онъ останется въ т?ни, будетъ, какъ просила Галина, т?мъ услужливымъ котомъ, который, какъ во сн?, будетъ помогать Кол?.
        Но Минабеллы не зналъ ни Либэхъ, ни Али. Никакой Минабеллы они не слыхали.
        - Абеша, - сказалъ Мантыкъ. - Въ Абиссиніи.
        - Абеша, - охотно согласился Либэхъ. - Пойдемъ на Гильдессу и Хараръ… За Хараромъ въ Данакильской пустын? - у хорошо! Очень богато зв?ремъ… За р?кою Авашемъ.
        - Пойдемъ за Авашъ! - см?ло сказалъ Мантыкъ и Либэхъ и Али, какъ послушные солдаты за полководцемъ, повторили за нимъ:
        - Пойдемъ за Авашъ!
        Кровь прад?да Мантыка, уральскаго казака изъ Раимскаго укр?пленія подлинно текла въ Мантык?. Босой, полуод?тый, онъ шелъ см?ло впередъ, на западъ, увлекая своихъ дикихъ спутниковъ. Они ночевали на высокихъ плоскогорьяхъ, гд? было холодно, прямо на скалахъ, закутавшись въ свои рваные, тонкіе плащи.
        Антилопа, или маленькая козочка величиною съ зайца, съ серебристо-с?рою спиною - абиссинскій «дигъ-дигъ», поджаренные на костр? были ихъ ужинъ. Остатки мяса и шкуру Либэхъ, или Али несли въ ближайшую деревню и м?няли на яйца, хл?бъ и молоко.
        Первый удачный выстр?лъ, свалившій на б?гу козочку, привелъ въ восторгъ свиту Мантыка и укр?пилъ за нимъ поклоненіе его добровольныхъ слугъ.
        Мантыкъ шелъ къ Абиссиніи, отыскивая Минабеллу и разспрашивая о ней и не теряя связи съ караваномъ, гд? былъ Коля.
        Пустыня оказалась не н?мою. Въ пустын? все кругомъ знали. Иногда двое, трое сутокъ идетъ Мантыкъ по ней. Песокъ, чахлыя голыя мимозы, камни, молочаи…. Далеко впереди син?ютъ горы. Небо горитъ, солнце жжетъ. Нигд? ни души. Спустились въ ущелье… Зеленая долинка, поросшая яркой травой. Ямы съ водой. Песчаное русло пересохшаго ручья. Стада козъ и н?сколько сомалей въ оборванныхъ плащахъ съ тонкими копьями въ рукахъ.
        И уже все изв?стно, что д?лается въ пустын? на сотни верстъ.
        Изъ Джибути, стороною отъ жел?зной дороги, идетъ небольшой караванъ. Два
«инглеза», одинъ «московъ» - мальчикъ, пять слугъ абиссинцевъ, дв?надцать муловъ, два верблюда. Дв? палатки. Идутъ, не сп?ша. Охотятся… Плохая охота…. Не такіе стр?лки, какъ ты!..
        - А львовъ стр?ляли? - быстро спрашиваетъ Мантыкъ. Его глаза горятъ. Онъ сильно взволнованъ.
        Неужели зависть?
        Сомаль пастухъ машетъ рукою.
        - Про львовъ зд?сь не слыхать. Н?тъ… козъ, какъ вы, стр?ляютъ..
        - A гд? львы?
        Сомаль долго не отв?чаетъ. Онъ точно взв?шиваетъ отв?тъ, точно ищетъ въ своей голов? это м?сто»
        - Слыхать, - говоритъ онъ, - у Лагаардина были львы… Ц?лое семейство… Недалеко отъ Минабеллы…
        Мантыкъ трепещетъ.
        И львы, и Минабелла: все вм?ст?. Точно львы тамъ стерегутъ драгоц?нный кладъ дяди Пети.
        - А далеко до Лагаардина?
        - Дней десять пути….
        - Идемъ!..
        VIII
        ЧЕРНЫЯ ПАНТЕРЫ
        Чуть св?тало. Жалкій костеръ догор?лъ. Въ каменномъ ущельи, на берегу засохшаго ручья подувалъ ледяной в?теръ. Проснувшійся Мантыкъ натягивалъ на себя остатки рванаго плаща, стараясь согр?ться. Не хот?лось вставать до солнца.
        Было то короткое время передъ восходомъ, когда уже совс?мъ св?тло и н?тъ только т?ней и отъ этого все въ природ? кажется страннымъ и нечеткимъ.
        Кто-то осторожно толкнулъ Мантыка въ плечо.
        - Шуфъ!.. шуфъ!.. шепчетъ ему Либэхъ… - Только, гэта, очень тихо вставай… Черныя пантеры!
        Ни сна, ни дрожи холода, какъ не бывало! Все т?ло Мантыка стало гибкимъ. Едва зам?тнымъ движеніемъ онъ схватилъ лежавшее подл? ружье.
        - Гд??
        Либэхъ поползъ между черныхъ скалъ, Мантыкъ за нимъ. Али выползъ изъ подъ б?лой шамы и, сидя на земл?, протиралъ глаза.
        По ту сторону песчанаго русла вздымались отв?сною ст?ною шиферныя черныя скалы. Вдоль нихъ шелъ чуть зам?тный, узкій карнизъ. Едва Мантыкъ просунулъ голову между камней, какъ увидалъ двухъ громадныхъ черныхъ кошекъ. Он? зам?тили, или почуяли челов?ка. Он? вскочили и одна за другой легкими прыжками поскакали по карнизу вдоль шиферной ст?ны.
        Въ ту же минуту солнце показалось изъза горъ. Золотой лучъ осв?тилъ черныя скалы. Мантыкъ четко увид?лъ, какъ буромалиновымъ плюшемъ загор?лась шерсть на кошкахъ и ярко проступили въ ея пламени черныя пятна красиваго рисунка. Грянулъ р?зкій выстр?лъ. Мантыкъ, не глядя на пантеръ, привычнымъ движеніемъ откинулъ стволы и вбросилъ въ нижній - новый патронъ. Только тогда посмотр?лъ впередъ.
        Бывшая впереди пантера исчезла. Б?жавшая сзади свалилась въ песокъ русла. Она лежала, какъ мертвая. Арабченокъ Али съ крикомъ восторга скатился на песокъ русла и бросился къ пантер?. Но въ ту же минуту пантера, лежавшая на спин?, обернулась, прижалась къ земл? и какимъ-то неровнымъ, несильнымъ прыжкомъ, страшно урча, подмяла мальчика подъ себя.
        Въ голов? Мантыка молніей пронеслись воспоминанія разсказовъ д?душки Селиверста Селиверстовича. Глаза налились кровью. Не помня себя, сознавая, что его долгъ спасти мальчика, не думая объ опасности самому быть схваченнымъ зв?ремъ, онъ р?зкимъ движеніемъ закинувъ ружье за плечо, бросился на пантеру, схватилъ ее за заднія ноги и перебросилъ черезъ себя, съ силой шмякнувъ спиною о землю.
        - «Пуда два не больше въ ней», подумалъ онъ и посмотр?лъ на пантеру и на мальчика. Пантера повела два раза судорожно ногами и затихла. Желтые глаза покрылись пеленою смерти. Али вставалъ. Онъ былъ бл?денъ, по лицу текла кровь. Пантера усп?ла ему разодрать щеку и шею, но раны были не опасныя.
        Съ минуту Али стоялъ, шатаясь, потомъ понялъ, что произошло и бросился къ Мантыку. Онъ упалъ передъ нимъ на кол?ни и, обнимая ноги Мантыка и плача, кричалъ, м?шая арабскія, французскія и абиссинскія слова.
        - О! гэта! Ты меня спасъ! Да благословить тебя Аллахъ!
        Мантыкъ поднялъ мальчика и повелъ его къ ям?, гд? сохранилась вода. Туда же вскор? пришелъ и Либэхъ. Онъ им?лъ смущенный видъ. Онъ б?жалъ, когда увидалъ, какъ пантера подмяла подъ себя Али.
        Мантыкъ съ Либэхомъ промыли раны Али, и Мантыкъ, разорвавъ свою рубашку, сд?лалъ изъ нея бинты и забинтовалъ ею голову Али. Онъ никогда этого не д?лалъ, но еще совс?мъ маленькимъ мальчикомъ онъ видалъ, какъ бинтовали раненыхъ добровольцевъ.
        Либэхъ раздобылъ гд?-то кр?пкій корявый сукъ мимозы, къ нему привязали убитую пантеру и торжественно понесли въ ближайшее абиссинское селеніе.
        IX
        ПЕРВЫЙ ЛЕВЪ
        Шкура пантеры, за дешево отданная шуму[Шумъ - староста деревни. Тэджъ - хм?льное питье въ род? пива, мутно-желтое, приготовляемое изъ растенія - тэллы. Инжира - хл?бныя, круглыя лепешки, вязкаго, полусырого т?ста.] деревни Лагаардинъ, вырученныя деньги тутъ же разд?ленныя между Либэхомъ и Али - ничего - себ? - создали Мантыку расположеніе абиссинцевъ. Въ его честь былъ устроенъ пиръ. Пришли жители окрестныхъ поселеній, абиссинцы - пом?щики, галласы - рабы и дикіе данакили, д?ти обширной Данакильской степи. Пили пряное и хм?льное абиссинское питье тэджъ, обильно ?ли абиссинскія хл?бныя лепешки изъ полусырого т?ста. - инжиру*), -ли баранину и баріанью печенку, весело см?ялись, скаля осл?пительно б?лые зубы и орали боевыя п?сни и громче вс?хъ оралъ съ ними счастливый Мантыкъ.
        Въ конц? пира, потрясая круглыми щитами и копьями, размахивая кривыми саблями съ широкимъ лезвіемъ, разв?вая б?лыя шамы, топая босыми ногами и вздымая по площади пыль, танцовали воинственныя пляски, изображали бой, гонялись другъ за другомъ, припадали на кол?ни, стучали мечами и саблями о щиты.
        Мактыкъ танцовалъ съ увлеченіемъ и пыломъ. Съ дикарями пустыни онъ и самъ сталъ, какъ дикарь. Съ краснымъ, потнымъ, темнымъ отъ загара лицомъ, полуголый, онъ носился среди абиссинцевъ, пьяный отъ счастья и кричалъ, какъ они, гортаннымъ голосомъ:
        - Оріа самой гэта! Малькамъ…. Бузу малькамъ…. Маляфья!...[Охъ, благородный господинъ! Хорошо! Очень хорошо. Отлично.]
        А потомъ степенно сид?лъ у костра рядомъ съ шумомъ деревни и двумя баламбарасами[Баламбарасъ - младшій военный чинъ въ абиссинскомъ войск? - поручикъ по нашему.] - одинъ старый, с?дой со сл?дами тяжелыхъ ранъ, с?рыми рубцами проступавшими на черномъ т?л?, другой молодой, гибкій, статный, точно статуя древняго бога, и слушалъ ихъ похвалы и лесть. Онъ открылся въ припадк? откровенности имъ, что онъ - московъ - Русскій.
        - Абеша хорошо знаютъ москововъ, - медленно, прикрывая ротъ шамою, говорилъ старый баламбарасъ. - Абеша любятъ москововъ и ихъ великаго б?лаго Джонъ-Хоя… Первое за то, что, когда у насъ была война съ Итали, и было очень много раненыхъ и больныхъ по всей земл?, великій Русскій Джонъ-Хой прислалъ своихъ хакимовъ съ генераломъ Шведовымъ - и т? хакимы больныхъ исц?ляли, раненыхъ врачевали.[Когда въ 1895 году у абиссинцевъ была война съ итальянцами, въ столиц? Абиссиніи случайно находился Русскій путешественникъ, бывшій офицеръ, Харьковскій пом?щикъ, Леонтьевъ. Онъ далъ мудрые сов?ты тогдашнему негусу Менелику II, и абиссинцы подъ Адуей на голову разбили истомленное зноемъ и тяжелымъ походомъ итальянское войско. За это Менеликъ отличилъ Леонтьева, сд?лалъ его абиссинскимъ графомъ и подарилъ ему земли.]
        Старый баламбарасъ показалъ свои с?рые рубцы и сказалъ:
        - Гляди… Это они меня сшили. Былъ я изрубленъ, какъ негодные м?хи и истекалъ кровью, и хакимъ Бровцынъ меня сшилъ, выл?чилъ и выходилъ. Да будетъ благословенно его имя! Да поможетъ ему святая Маріамъ и святой Георгіосъ! Та знаешь Бровцына?
        Но Мантыкъ не слыхалъ про доктора Бровцына.
        - Второе…, продолжалъ, пожевавъ губами старый баламбарасъ, - московъ Леонтьевъ своими мудрыми сов?тами помогъ нашему негусу Менелику II поб?дить Итали… И еще знавалъ я, въ дни молодости, москова Булатовича, котораго мы звали - «челов?къ - молнія», такъ шибко онъ ?здилъ на лошадяхъ. Въ девять дней отъ Аддисъ-Абеба до моря… Очень былъ см?лый на войн? и охот? челов?къ. Онъ много убилъ слоновъ и львовъ и негусъ Менеликъ II его очень любилъ. Онъ произвелъ его въ свои офицеры. Онъ подарилъ ему золотой лемптъ и столько золотыхъ ц?почекъ въ уши, сколько онъ убилъ львовъ, онъ украсилъ его голову львиною гривою и далъ ему круглый щитъ съ золотыми пластинками, вс? отличія, какія только можетъ им?ть воинъ абиссинецъ получилъ челов?къ-молнія Булатовичъ!
        Мантыкъ таялъ, изнемогалъ отъ этихъ разсказовъ. Въ молодой груди бурно колотилось сердце. И онъ будетъ, какъ «челов?къ-молнія». Онъ будетъ - «челов?къ-истребитель львовъ». Въ его ушахъ ц?лыми кистями будутъ вис?ть золотыя ц?почки.
        Тогда же Русскій Императоръ Николай II, сожал?я о гибели многихъ раненыхъ абиссинцевъ и итальянцевъ, не им?вшихъ никакой медицинской помощи, послалъ отрядъ Русскаго Краснаго Креста съ генераломъ Шведовымъ во глав?. При отряд? былъ лихой офицеръ Л. Гв. Гусарскаго полка поручикъ Булатовичъ, онъ остался въ Абиссиніи, принялъ участіе въ войн? абиссинцевъ съ галласами, поразилъ абиссинцевъ своею храбростью и особенно быстротою, съ которою онъ переносился съ одного м?ста на другое. Абиссинцы очень любили его и назвали: «челов?къ-молніяж
        Эта жизнь, съ вечерними бес?дами у потухающаго костра, и полнымъ м?сяцемъ, медленно поднимающимся изъ-за черныхъ горъ, съ серебристой дымкой тумана надъ безконечнымъ просторомъ степи плоскогорья, смолистый запахъ дымка очаговъ абиссинской деревни, эти простые черные люди - казались Мантыку такимъ прекраснымъ, вольнымъ и хорошимъ міромъ. Такъ легко дышалось св?жимъ воздухомъ Африки. Такимъ маленькимъ и ничтожнымъ казался громадный, суетливый Парижъ.
        Простота москова Мантыка, его готовность вс?мъ под?литься, что онъ им?лъ, разсказы Либэха о его м?ткихъ выстр?лахъ, разсказъ Али о томъ, какъ Мантыкъ его спасъ - создали Мантыку по всей пустын? славу охотника необычайнаго, д?йствительно подобнаго славному Булатовичу - «челов?ку-молніи».
        Съ этого вечера къ нему стали приходить, его стали отыскивать люди, чтобы сказать ему, какъ н?когда въ Сыръ-Дарьинской пустын? говорили киргизы о тиграхъ его прад?ду, что тамъ левъ задралъ быка, тамъ леопардъ съ?лъ козленка, и Мантыкъ сп?шилъ искать дорогого зв?ря.
        Нелегко было найти и настигнуть льва въ этомъ громадномъ Африканскомъ простор?.
        Абиссинская деревня въ пустын? стояла оазисомъ. На холм?, въ сторон? круглая хижина побольше и надъ нею, на жел?зномъ шпил?, большое б?лое страусовое яйцо, Это - церковь. Вокругъ нея н?сколько банановъ мечутъ ярко зеленое пламя своихъ листьевъ-гигантовъ и изъ-за нихъ тяжелая кисть золотистыхъ плодовъ долитъ къ земл?, свисаетъ и прячется въ листв?. Тропинка красной земли спускается къ деревн?: н?сколькимъ хижинамъ, окруженнымъ камышевымъ тыномъ. Кругомъ поля желтой дурры, и за ними сразу степь. Зимняя трава въ степи высохла. Сухіе листья, метелки с?мянъ перепутались, составили такую ст?ну по поясъ, что черезъ нее нелегко продираться.
        Шуршитъ, шелеститъ сухая трава, пугаетъ зв?ря. Мантыкъ погружался въ нее на десятки верстъ. Онъ вид?лъ въ ней чудеса Божьяго міра.
        На зар?, зоркимъ, приспособившимся къ дали глазомъ Мантыкъ увидалъ среди необъятной степи, подъ рощей мимозъ, табунъ зебръ. Головъ пятнадцать полосатыхъ лошадокъ мирно паслось подъ деревьями. Зебры тихо бродили, опустивъ головы, согнувъ шеи съ точно подстриженной ежикомъ гривою.
        Мантыкъ знакомъ руки остановилъ Либэха и Али.
        Мантыкъ легъ и, опираясь локтями, зм?ею, поползъ по трав?. Жадными глазами м?рялъ разстояніе до зебръ. Трава вдругъ прекратилась. Пошли пески. М?стность стала открытой.
        Зебры, почуявъ челов?ка, перестали ?сть. Он? насторожились, поднявъ головы и настремивъ уши. Розовато-с?рая спина переходила къ серебристо - б?лому брюху. Черныя полосы ремнями ползли по бокамъ, красили широкіе крупы. Чуть помахивали жидкіе хвосты. Он? точно дразнили Мантыка. Онъ поставилъ приц?лъ и выстр?лилъ изъ нижняго ствола.
        Одно мгновеніе зебры стояли, какъ вкопанныя. Повернули на выстр?лъ головы и уши. Прислушались…. Потомъ легко и мягко, галопомъ…, галопомъ, поскакали по пустын?. Ни одна не упала, ни одна не отстала. Скрылись вдали. Точно улет?ли по воздуху.
        Мантыкъ промахнулся.
        Въ этой степи Мантыкъ вид?лъ разъ страуса, но такъ далеко, что стр?лять было нельзя. Осторожная птица не спрятала голову подъ крыло при вид? опасности, какъ думалъ Мантыкъ, но взмахнула короткими, отороченными чернымъ крыльями и уб?жала такъ быстро, что Мантыкъ ее сейчасъ же потерялъ изъ вида.
        Мелькнула: точно привид?лась.
        Мантыкъ жилъ въ пустын? зв?риною жизнью. По зв?риной тропинк? онъ находилиъ зв?риный водопой, то въ какойнибудь луж?, то выходилъ къ шцрокой и бурно текущей среди кустовъ и деревьевъ р?к? Кассаму и тамъ всласть купался. Онъ ночевалъ подъ голою мимозою, питался обжареннымъ мясомъ и засохшею въ сумк? инжирою, а утромъ подкр?плялъ себя согр?вшимся въ тыквенной бутылк? - «гомб?«- прянымъ тэджемъ, которымъ его снабжали въ деревн?.
        Какъ въ эти утренніе часы онъ мечталъ о ча?!

«Чай», - думалъ онъ, - «это потомъ… Потомъ…. посл? дв?надцатаго льва!»
        Посл? м?сяца такихъ скитаній, убивъ восемь большихъ антилопъ и двухъ пестрыхъ леопардовъ, Мантыкъ, наконецъ, набрелъ на ц?лое львиное семейство и принялся сл?дить за нимъ.
        Въ деревн? Гадабурка ему сказали, что левъ, львица и два молодыхъ, годовалыхъ львенка наводили страхъ на жителей. Уже галласы боялись выгонять за ограду стада. Львица три дня тому назадъ схватила у самой деревни годовалаго ребенка и унесла ецо въ степь. По ночамъ отд?льные хуторяне трепетали за своихъ козъ, и ихъ собаки, чуя страшнаго зв?ря, лежали смирно и жались къ людямъ.
        Этого-то и надо было Мантыку.
        Онъ восемь дней терп?ливо сл?дилъ за зв?ремъ, кружа по степи, былъ въ Минабелл?, вид?лъ восьмиконечный крестъ дяди Пети, зналъ, что караванъ англичанъ сюда еще не прибылъ, и, наконецъ, отыскалъ львовъ…
        Онъ былъ одинъ, безъ Либэха и Али. Онъ оставилъ ихъ возл? воды, а самъ ц?лую ночь при полной лун? сл?дилъ за львами. Изъ стада деревни Гадабурка они унесли сразу трехъ телятъ. Значитъ, ихъ было не меньше трехъ. Три льва!.. Т?мъ лучше! Т?мъ скор?е онъ убьетъ дв?надцать.
        Луна спускалась къ далекимъ горамъ и прозрачныя т?ни стали длинными и слабыми. Чуть розов?лъ востокъ. Ни св?тъ, ни тьма кругомъ. Мантыкъ, утомленный погоней всю ночь по св?жимъ сл?дамъ, по кровавымъ пятнамъ, постоянно терявшій сл?дъ, вдругъ услышалъ совс?мъ близко отъ себя какое-то урчанье, напомнившее ему кошачье мурлыканье, только бол?е громкое и грубое.
        Оно прерывалось иногда звуками паденія чего-то мягко-упругаго, какихъ-то прыжковъ.
        Затаивъ дыханіе, съ ружьемъ на перев?съ, Мантыкъ раздвинулъ высокую траву и замеръ на м?ст?.
        Бл?дный разсв?тъ загорался. Становились бол?е четкими предметы, раскрывались дали. Въ степи была неглубокая балка. С?рые камни торчали изъ земли. Два куста въ красныхъ ягодахъ и зеленой блестящей листв? росли между камней. Кругомъ трава была примята. Въ сторон? валялись остатки разодранной туши теленка. Громадная бл?дно-желтая львица, распростершись возл? камней, лежала на боку, выставивъ б?лое косматое брюхо. Она лизала, зажмуривая глаза, лапу и это она издавала н?жные звуки, похожіе на мурлыканіе.
        Два львенка, уже большихъ, съ рослаго сенъбернара, съ темною молодою гривою на загривкахъ играли другъ съ другомъ, какъ котята. Одинъ, словно подстерегая другого, ложился на брюхо и билъ темною кистью хвоста, другой становился на заднія лапы, прыгалъ съ забавной граціей на прилегшаго, и они катались вм?ст?, притворно кусая одинъ другого. Потомъ одинъ отскакивалъ, и ихъ игра начиналась снова.

«Кого»?.. мелькнуло въ голов? Мантыка, - «Если львицу?… не будетъ больше львовъ… А ему надо… - дв?надцать!»
        Страшной показалась ему громадная сытая львица.
        По разсказамъ абиссинцевъ Мантыкъ зналъ, что левъ р?дко нападаетъ на челов?ка. Сытый никогда не трогаетъ, а уходитъ. Раненый - страшно опасенъ. Мантыкъ окинулъ львицу взглядомъ… и зароб?лъ.

«Надо оставить ее на разводъ», - обманулъ онъ самъ себя. «И эти молодцы хороши… Тоже, пудика по четыре будутъ ребята».
        Мантыкъ сталъ выц?ливать ближайшаго къ нему львенка.
        Мантыкъ пошевельнулся. Львица насторожилась. Будто что-то сказала она львятамъ. Они сразу прекратили возню и остались, одинъ лежа, другой стоя. Теперь вс? смотр?ли въ сторону, гд? былъ Мантыкъ. Львица легла на брюхо, приподнялась на заднія лапы и будто готовилась къ прыжку.
        Не помня себя Мантыкъ дернулъ сразу за вс? три «собачки» курковъ ружья. Страшный тройной выстр?лъ прервалъ молчаніе утра. Пуля и картечь со свистомъ полет?ли въ того львенка, что стоялъ. Больше Мантыкъ ничего не вид?лъ и не слышалъ. Не зарядивъ ружья, закинувъ его за плечо, онъ б?жалъ, прыгая по трав?. Ему чудилось, что за нимъ, настигая его, могучими прыжками несется львица и за ней львенокъ.
        Яркій вставалъ день. Золотымъ озеромъ запылала на горизонт? степь. Красное солнце поднималось по лиловому небу. Казалось близкимъ и громаднымъ. Оно сл?пило глаза Мантыку, и онъ съ бьющимся сердцемъ упалъ въ траву и приникъ къ земл?. Прислушался. Гд?-то далеко за нимъ раздалось мощное рыканіе льва. Мантыкъ совс?мъ зарылся въ траву. Его сердце колотилось въ груди. Рыканіе повторилось на томъ же м?ст?. Мантыкъ перевелъ духъ. Львицы не было близко. Она осталась на м?ст? подл? убитаго львенка. Прошло добрыхъ полчаса въ полной тишин?. Мантыкъ слышалъ, какъ выпрямлялась, тихо шурша, примятая имъ трава. Львиное рыканіе донеслось до него чуть слышное, откуда-то очень издалека. Въ степи зап?ли птицы. Прекрасный наступалъ день.
        Мантыкъ приподнялся и с?лъ на землю. Осторожно, придерживая, чтобы не щелкнули, открылъ стволы, вынулъ уже остывшія гильзы и зарядилъ вс? три ствола, картечью и пулею. Потомъ онъ долго прислушивался. По д?душкиному зав?ту держалъ «уши буравцомъ, а глаза огнивцемъ». Кругомъ все было тихо. Маленькій «дигъ-дигъ» наб?жалъ на Мантыка и остановился въ пяти шагахъ отъ него, вытаращивъ черныя изюмины глазъ. Мантыкъ собрался съ духомъ и, перекрестившись, пошелъ по своимъ сл?дамъ къ тому м?сту, гд? играла львица со львятами.
        Уже издали увидалъ убитаго имъ молодого льва. Онъ лежалъ, уткнувъ морду въ траву. Вся л?вая передняя лопатка была разбита. Въ почерн?вшей крови съ жужжаніемъ роились блестящія мухи. Мантыкъ подошелъ ко льву и пробовалъ поднять его за лапы. Но левъ былъ такъ тяжелъ, что Мантыкъ понялъ, что ему одному не донести его до селенія. Прикрывъ льва нар?занной сухою травою, Мантыкъ посп?шилъ въ ближайшее селеніе скликать народъ нести убитаго имъ льва. Его перваго!
        Въ деревн?, куда принесли льва и гд? опытные абиссинцы снимали съ него шкуру, чтобы отъ имени «неустрашимаго Мантыка» отправить ее въ Аддисъ-Абебу къ негусу, Мантыкъ совс?мъ отошелъ. Правда, что то покалывало его, когда хвастливо разсказывалъ онъ, какъ онъ одинъ на одинъ пошелъ на льва. Были то угрызенія сов?сти за свою ложь или стыдъ за робость, Мантыкъ не могъ опред?лить. Ему все-таки было весело и радостно Свою робость, свой страхъ онъ поб?дитъ. Онъ отыщетъ самаго большого льва, отца убитаго имъ львенка и убьетъ его. И онъ, хвастаясь и рисуясь передъ абиссинцами, разспрашивалъ ихъ о томъ, гд? видали большого, стараго льва, мужа той львицы, которую наблюдалъ Мантыкъ и отца ея двухъ львятъ.
        Старый «шумъ» селенья, уже хм?льной отъ выпитаго по случаю убитаго Мантыкомъ льва тэджа, покачалъ черною головою въ серебряныхъ с?динахъ и сказалъ:
        - Того льва теб? не придется убить. Онъ зам?ченъ въ окрестностяхъ Гадабурка и тамъ, по распоряженію негуса, обложенъ. Его стр?лять будутъ какіе-то богатые инглезы. Его стерегутъ, и за нимъ сл?дятъ для этихъ инглезовъ.
        Мантыкъ промолчалъ. Онъ р?шилъ отправиться къ Гадабурка, чтобы посмотр?ть, какъ изъ засады инглезы будутъ стр?лять въ обложеннаго для нихъ льва.
        X
        КАРАВАНЪ МИСТЕРА БРАМБЛЯ
        Совс?мъ иначе сложилась въ Африк? жизнь Коли. И все благодаря мистеру Стайнлею, американцу, горячо его полюбившему.
        Мистеръ Брамбль обставлялъ свое путешествіе по Африк? полнымъ удобствомъ. Съ нимъ были просторныя, съ двойной покрышкой индійскія палатки, предохранявшія отъ жары. При сод?йствіи губернатора города Джибути, къ которому у него было письмо, и благодаря любезности стараго мосье Альбрана, хозяина лучшей въ Джибути гостиницы
«Де-з-Аркадъ» - былъ составленъ караванъ. Нанято пять черныхъ слугъ, куплено 12 муловъ и 2 верблюда. Изъ багажнаго трюма «Лаоса» достали десятка полтора ящиковъ и изъ нихъ вынимали с?дла, ружья, походныя кровати, стулья, столы, подсв?чники, св?чи, лампіоны, жаровни, коробки съ печеньемъ и шоколадомъ, ящики съ виномъ, жестянки консервовъ.
        Мистеръ Брамбль путешествовалъ отъ нечего д?лать, отъ скуки, и не хот?лъ, чтобы путешествіе его утомляло. Онъ хот?лъ было оставить Колю на положеніи слуги, но посл? серьезнаго разговора съ мистеромъ Стайнлеемъ, доказавшимъ мистеру Брамблю, что неудобно, чтобы «б?лый» работалъ наравн? съ «черными», Коля занялъ особое положеніе, какъ бы начальника надъ черными слугами и секретаря у англичанъ. Мистеръ Брамбль съ мистеромъ Стайнлеемъ пом?стились въ большой палатк?, для Коли была предоставлена малая. Кол? дали ружье, и онъ ?халъ верхомъ на мул?. Его брали на охоту, и онъ. им?лъ право на свой выстр?лъ. Къ об?ду и ужину его приглашали англичане. Мистеръ Брамбль молчалъ и криво улыбался, слушая болтовню Коли, мистеръ Стайнлей подзадоривалъ Колю на разсказы и п?сни и слушалъ его съ увлеченіемъ, любуясь своимъ юнымъ другомъ.
        Шли медленно. Охотились мало. Мистеръ Брамбль не увлекался охотой. Ему охота была интересна, какъ хвастовство. Убить слона, или льва, убить что-нибудь крупное лишь для того, чтобы потомъ хвастаться своими трофеями. Со страстью охотился одинъ Стайнлей. Охота для него была не только благороднымъ спортомъ, ко онъ искалъ р?дкихъ животныхъ, изучалъ ихъ, снималъ съ нихъ шкуры, описывалъ ихъ и готовилъ ц?нный подарокъ для Калифорнійскаго университета.
        Брамбль никуда не торопился. Онъ р?шилъ вм?сто курорта провести полгода въ пустын?. Иногда ц?лыми нед?лями стояли гд?-нибудь въ красивой м?стности, а потомъ шли безц?льно отъ одного интереснаго м?ста къ другому. По вечерамъ слушали гитару и п?сни Коли, иногда мистеръ Брамбль и мистеръ Стайнлей сражались въ бриджъ. Днемъ отдыхали, л?ниво охотились.
        Такъ прожили дв? нед?ли подл? Харара. Ходили смотр?ть этотъ древній городъ, пос?тили могилу его знаменитаго правителя, раса[Правители отд?льныхъ абиссинскихъ провинцій назывались расами. Расъ Маконенъ прославился какъ воинъ въ Итало-абиссинскую войну и какъ мудрый правитель Харара.] Маконена, осматривали дома и улицы, казалось, сохранившіяся съ т?хъ поръ, какъ тутъ, во дни царя Соломона, жила царица Савская. Бродили по кофейнымъ плантаціямъ и наслаждались в?чною весною этого благодатнаго города, со вс?хъ сторонъ укрытаго горами.
        Пять дней стояли на берегу озера Хоромайя, стр?ляли утокъ и гагаръ, а потомъ три дня жили въ тропическомъ л?су и охотились на обезьянъ гуреза, въ черныхъ съ б?лымъ длинныхъ епанчахъ изъ н?жнаго блестящаго, какъ шелкъ, волоса. Слушали легенды о томъ, что эти обезьяны заколдованные люди - абиссинскіе монахи, обращенные Богомъ въ обезьянъ.
        Останавливались у богатыхъ абиссинцевъ, мистеръ Брамбль д?лалъ имъ подарки, а они устраивали для него абиссинскіе пиры и угощали танцами, п?снями и военной игрой, называемой «фантазія».
        Одинъ Коля волновался. Онъ искалъ Минабеллу. Съ необыкновенной настойчивостью онъ изучалъ абиссинскій языкъ, и уже довольно свободно болталъ на немъ. На вс?хъ ночлегахъ и дневкахъ онъ разспрашивалъ абиссинцевъ о Минабелл?, спрашивалъ и о крест?, но никто не зналъ такого м?ста, никто не слыхалъ о Русскомъ православному восьмиконечномъ крест?, одиноко стоящемъ въ пустын?.
        Помня предупрежденія Люси о мистер? Брамбл?, Коля все это д?лалъ осторожно, такъ, чтобы ни англичане ни черные слуги его не услыхали.
        Мистеръ Брамбль приказалъ Кол? составить письмо негусу съ просьбой устроить ему охоту на льва. Съ этимъ письмомъпошелъвъАддисъ-Абебу одинъ изъ слугъ, длинноногій Арару. Онъ вернулся черезъ десять дней и принесъ не только разр?шеніе, но и указаніе отправиться къ богатому абиссинскому пом?щику Ато-Уонди, который и укажетъ, какъ и гд? найти льва.
        Караванъ мистера Брамбля, кочевавшій въ то время у широкой р?ки Аваша, снялся съ бивака и широкими переходами пошелъ, ведомый присланнымъ негусомъ абиссинскимъ проводникомъ Ато-Домесье.
        XI
        У КОСТРА
        На ночлегъ пришли поздно. Пока разставили палатки, развели огни, приготовили ужинъ, - тихая ночь спустилась надъ пустыней. Показалась изъ-за горъ полная луна. Синія т?ни пошли отъ палатокъ. За палатками затихъ говоръ слугъ. Они улеглись, накрывшись своими б?лыми «шамами». Высокіе одногорбые верблюды, «мэгари», странными силуэтами рисовались въ темномъ неб? и говорили Кол? о чемъ-то древнемъ, древнемъ, напоминали ему ветхія слова Библіи. Въ сторон?, на небольшой коновязи, мулы м?рно жевали заданный имъ ячмень. Мистеръ Брамбль ушелъ въ свою палатку. Н?которое время тамъ св?тился огонь св?чи, потомъ онъ погасъ. Англичанинъ легъ спать.
        Мистеръ Стайнлей съ Колей сид?ли у костра. Въ рукахъ у Коли была гитара. Онъ перебиралъ на ней лады. Тихо звен?ли струны. Коля опустилъ голову и думалъ свои думы. Мистеръ Стайнлей сид?лъ на маленькомъ складномъ стулик? и посасывалъ догоравшую трубку.
        Онъ положилъ свою тонкую руку съ длинными пальцами на голову Коли и сказалъ:
        - Спойте про костеръ.
        - А не побезпокоимъ его? - кивая головою на палатку Брамбля, спросилъ Коля.
        - Онъ кр?пко спитъ, - отв?тилъ американецъ. Коля тронулъ струны, взялъ одинъ, другой ладъ и зап?лъ.
        На поход? онъ перевелъ п?сню по-англійски и теперь по-иному звучала походная кавказская п?сня.
        Легкій в?терокъ, налет?вшій сзади, нанесъ терпкій запахъ верблюдовъ, колыхнулъ пламя костра, - пахнуло дымкомъ и гор?лой соломой. Что-то родное, давнее, далекое, очень далекое, какое было, быть можетъ, тогда, когда и самого Коли не было на св?т?, напоминали Кол? эти запахи, этотъ особый походный духъ глухой степи, и онъ съ чувствомъ проп?лъ:
        - «Иль посл? труднаго похода
        Захочешь осв?жить языкъ,
        Ты въ мигъ на чай согр?ешь воду,
        Поджаришь къ ужину шашлыкъ»…
        И замолчалъ, склонившись къ гитар? и накрывъ ладонью ея струны, чтобы не звен?ли.
        Стало тихо кругомъ. Мулы кончили ?сть свою дачу и одни стояли, другіе лежали. Едва шелест?ла сухая трава и, казалось, было слышно, какъ между нея пробиралась мышь. Костеръ едва тл?лъ и желтое пламя медленно бродило по обугленнымъ сучьямъ.
        Мистеръ Стайнлей положилъ руку на плечо Коли и, нагибаясь къ нему, сказалъ:
        - Скажите мн?, Коля, что заставило васъ по?хать съ нами въ это путешествіе?
        Коля вздрогнулъ. Его размягченное ночью, п?ніемъ и всею обстановкою бивака сердце жаждало открыть кому-нибудь всю тайну. Онъ давно разсказалъ Стайнлею все о своей жизни, о мамочк?, о Галии?, о Селиверст? Селиверстович? и Мантык?, даже о Люси былъ сердечный разговоръ, а о главномъ, что лежало у него на сердц?, онъ ничего не сказалъ. Но онъ опять сдержался и, молча, пожалъ плечами.
        - Я вижу, - продолжалъ говорить американецъ, - что у васъ есть что-то на душ?. Что въ этомъ путешествіи у васъ есть своя ц?ль.
        - Охота! - бросилъ небрежно Коля.
        - Подите вы, разсказывайте это кому другому, а не мн?, старому охотнику. Я видалъ васъ, когда вы убили вашего перваго «дигъ-дига», не радость и не торжество были въ вашихъ глазахъ, не опьяненіе удачнымъ выстр?ломъ, а жалость къ зв?рю. Вы даже не могли добить его и это я за васъ сд?лалъ..
        - Это правда, - тихо сказалъ Коля. - Мн? было жаль б?дную, милую козочку.
        - И вы думали: - «зач?мъ я ее убилъ»?
        Коля поднялъ голову на мистера Стайнлея. Въ большихъ глазахъ, отразившихъ луну, было удивленіе.
        - Какъ вы это угадали? - сказалъ онъ.
        - Это не трудно было угадать.
        - А въ самомъ д?л?, мистеръ Стайнлей, зач?мъ убивать животныхъ? Вотъ вы убили пять зебръ, а шкуру сняли только съ одной, остальныхъ убитыхъ отдали абиссинцамъ.
        - Зач?мъ? - раскуривая только что набитую табакомъ трубку, сказалъ мистеръ Стайнлей, - чтобы, вернувшись, у себя въ клуб? сказать: - я убилъ столько-то зебровъ, столько-то слоновъ, гиппопотамовъ, жираффовъ. Это, мой милый Коля, увы, плохая черта современнаго челов?чества: извращенный спортъ. Охота - прекрасный спортъ. ?здить на велосипед? - прекрасно, но по шесть дней кружиться на велодром?, высунувъ языкъ - это идіотизмъ. Автомобиль нужная и необходимая машина, но мчаться на ней со скоростью трехсотъ километровъ въ часъ, ставить новые, б?шеные рекорды, - это оскуд?ніе современнаго челов?ческаго ума. Это упадокъ мышленія… Ну и я этому поддался…
        И, зам?тивъ печаль въ глазахъ Коли, мистеръ Стайнлей ласково потрепалъ Колю по щек? и сказалъ:
        - Не думайте обо мн? худо, милый Коля… Я зоологъ. Я ищу разницу въ расположена полосъ зебры. Я хочу узнать, гд? зебра с?веровосточной Африки переходить въ кваггу заэкваторной Африки.
        - A зач?мъ это знать? - тихо и серьезно спросилъ Коля.
        Подъ его взглядомъ мистеръ Стайнлей смутился.

«И въ самомъ д?л?«, - подумалъ онъ, - «зач?мъ? Излишнимъ знаніемъ не испытываемъ ли мы Бога»?
        Трубка вспыхивала краснымъ огонькомъ въ его зубахъ. Онъ задумался и ничего не говорилъ. Коля дрожащею рукою отложилъ въ сторону гитару и досталъ съ груди небольшой холщевой конвертъ.
        - Мистеръ Стайнлей! - обозвалъ онъ американца.
        - Что, дорогой?
        - Я вамъ скажу всю правду. Всю правду, почему я стремился въ Африку… Я ищу Минабеллу.
        - Минабеллу? - переспросилъ мистеръ Стайнлей.
        - Да, слушайте меня.
        И Коля ясно и подробно разсказалъ мистеру Стайнлею всю исторію дяди Пети. Голосъ его дрожалъ. Онъ говорилъ громко. Онъ разсказалъ, какъ шелъ Ашиновъ въ Таджурскій заливъ, какъ съ нимъ шелъ дядя Петя, такой же пятнадцатил?тній мальчикъ, какъ и Коля теперь, какъ дядя Петя пропалъ и вс? думали, что онъ погибъ и какъ тридцать л?тъ спустя, передъ самой войной, отъ него получили пакетъ.
        - Вотъ что было въ этомъ пакет?.
        Коля досталъ изъ холщевого м?шка патентъ дяди Пети и свою перерисованную крестословицу.
        Дв? головы нагнулись надъ пергаментомъ. Мистеръ Стайнлей св?тилъ своимъ ручнымъ электрическимъ фонарикомъ, а Коля, водя пальцемъ по чертежу, объяснялъ крестословицу. Они такъ увлеклись, что не зам?тили, какъ чуть отдернулась пола палатки и оттуда двумя огненными точками отразились огни костра въ большихъ круглыхъ очкахъ. Мистеръ Брамбль въ одномъ б?ль? и туфляхъ на босу ногу, стоя за полой палатки, внимательно сл?дилъ за объясненіями Коли.
        - Это все сд?лано, - говорилъ Коля, - конечно, по-Русски. Вся крестословица составлена изъ Русскихъ словъ, но я вамъ переведу ея смыслъ. А смыслъ ея тотъ, что, если читать вертикально первый, третій, седьмой и одиннадцатый ряды, то получается загадочная фраза. Я прочту вамъ ее по-англійски: - «На югъ отъ креста ниже Минабеллы. Пять шаговъ. Закатъ. Т?нь…. Рой аршинъ»… Тамъ, значить, что-то закопано и сохранено для насъ дядей Петей. Тамъ зарыть кладь!.. Золото!.. Достать этотъ кладь!.. И я спасу мою мамочку отъ нищеты…. Галина можетъ спокойно учиться…. Селиверсту Селиверстовичу не надо будетъ ходить въ гаражъ по ночамъ. Ахъ, мистеръ Стайнлей! Вамъ не понять, но это такъ тяжело смотр?ть! Селиверстъ Селиверстовичъ полковникъ, заслуженный старикъ, съ георгіевскимъ крестомъ, еще за ту, Турецкую войну… Ему семьдесятъ л?тъ - и онъ долженъ каждую ночь сид?ть въ гараж?… Получать на чай., по н?сколько сантимовъ… отъ мальчишекъ шофферовъ… Вы меня понимаете?
        Мистеръ Стайнлей кр?пко пожалъ руку Кол?.
        - А если тамъ, - задыхаясь, громко говорилъ Коля.
        - Если тамъ страшно много золота… Можно помочь самой Россіи!.. Можетъ быть, это сд?лаетъ такъ, что мы вернемся… домой?!. Вотъ, зач?мъ я стремился въ Абиссинію, вотъ о чемъ я заключилъ договоръ съ господиномъ Дарсонвилемъ, а онъ устроилъ меня у мистера Брамбля. Я ищу Минабеллу… Кладъ дяди Пети.
        Лицо мистера Стайнлея стало строгимъ и серьезнымъ.
        - Спасибо, Коля, за дов?ріе, - сказалъ онъ. - Но, милый дорогой мой другъ, никогда не проговоритесь ему, - онъ трубкой показалъ на палатку. - Боже сохрани, если онъ это узнаетъ!
        Отраженія углей въ большихъ круглыхъ очкахъ исчезли за полой палатки.
        Мистеръ Брамбль чуть слышно, стараясь, чтобы не скрипнула его походная койка, опустился на постель, осторожно протянулся въ ней и съ головой закутался въ бл?дно-желтое мохнатое, шерстяное од?яло.
        XII
        ВЪ ГОСТЯХЪ У АТО-УОНДИ
        На другой день, утромъ, узкимъ овражкомъ, заросшимъ густымъ кустарникомъ, стали подниматься на широкое плато, гд? было им?ніе Ато-Уонди.
        Золотисто-красныя, нарядныя райскія птицы красиво перепархивали впереди каравана. Маленькія колибри, точно большія, блестящія мухи летали стайками и качались на тонкихъ сухихъ стебляхъ. Красная тропинка вилась между кустовъ, постепенно поднимаясь къ отвержку оврага.
        Когда поднялись на плато, - увидали среди сжатыхъ полей рощу банановыхъ деревьевъ, и въ ней пять круглыхъ хижинъ, сплетенныхъ изъ хвороста, обмазанныхъ землею и накрытыхъ соломою. Одна, стоявшая по середин?, была побольше и на ней былъ водруженъ въ центр? крыши небольшой, квадратный, р?зной деревянный крестъ - знакъ, что въ хижин? живетъ христіанин-ъабис-синецъ. Хижины были окружены высокимъ тыномъ изъ в?твей и камыша. Широкія, распахнутыя настежь ворота, вели за ограду.
        Въ воротахъ стоялъ средняго роста очень полный черный челов?къ съ совершенно с?дыми курчавыми волосами. Его ноги были босыя, б?лыя полотняныя панталоны доходили до щиколокъ. Онъ важно и красиво кутался въ большой б?лый плащъ съ широкой красной полосою. За нимъ толпилось челов?къ пятнадцать черныхъ людей, молодыхъ и старыхъ, худыхъ и толстыхъ, больше худыхъ, од?тыхъ въ длинныя б?лыя рубашки и такіе же штаны. Одинъ, бывшій ближе къ старику, высокій, тонкій абиссинецъ, л?тъ тридцати, держалъ ружье дуломъ внизъ и черный круглый щитъ, украшенный серебряными пластинками и бляхами.
        Это и было им?ніе Ато-Уонди. Хозяинъ, предупрежденный изъ Аддисъ-Абебы негусомъ, дожидался гостей среди своихъ слугъ.["Ато» - приставка къ имени у абиссинцевъ означаетъ дворянское происхожденіе, какъ «фонъ» у н?мцевъ, или «де» у французовъ. Дворяне абиссинцы им?ли на б?ломъ плащ? широкую красную полосу.]
        Мистеръ Брамбль подъ?халъ къ Ато-Уонди и сл?зъ съ мула. Къ нему подб?жали - слуга абиссинецъ, плутоватый Фара, говорившій на ломаномъ французскомъ язык? и Коля.
        Ато-Уонди медленно подошелъ къ мистеру Брамблю и, закрывая ротъ «шамою», какъ того требовало абиссинское приличіе, чтобы своимъ нечистымъ дыханіемъ не осквернить гостя, сталъ говорить слова прив?та Брамблю. Фара переводилъ ихъ по-французски, а Коля передавалъ ихъ по-англійски.
        - Ато-Уонди радъ вид?ть иностранныхъ гостей, сына великаго англійскаго короля, и гражданина далекой Америки у себя, - сказалъ старый абиссинецъ. - Почтенна и благородна ц?ль вашего прі?зда - охота на львовъ. Отличныя ружья и см?лыя сердца дадутъ мужскую пот?ху вамъ, и помогутъ намъ избавиться отъ зв?рей, разоряющихъ наши хозяйства. Прекрасный, старый левъ высл?женъ моими людьми. Но раньше, ч?мъ говорить объ этомъ д?л?, я прошу осв?жить ваши уста моимъ скромным «тэджемъ» и по?сть приготовленнаго для васъ об?да. День великъ. Солнце только только подходитъ къ полудню. Раньше ночи не можетъ быть охоты.
        Ато-Уонди сд?лалъ широкій жесть по направленію къ банановой рощ?. Тамъ въ зеленой т?ни былъ устроенъ изъ жердей и листьевъ нав?съ. Подъ нав?сомъ, на кольяхъ были поставлены столы и скамьи. Столы, вм?сто скатертей, были накрыты громадными банановыми листьями. Деревянные стаканы и круглые блины «инжиры» были разставлены и разложены вм?сто приборовъ.
        Мистеръ Брамбль, не очень то любившій абиссинской ?ды, запротестовалъ. Коля, смягчивъ р?зкія выраженія мистера Брамбля, попытался отклонить приглашеніе, но Ато-Уонди р?шительно и твердо сказалъ:
        - Прошу! Гость въ рукахъ хозяина!..
        Въ голов? стола с?лъ высокій, худой старикъ, родственникъ Ато-Уонди. Самъ Ато-Уонди не садился, но управлялъ слугами, наблюдалъ за т?мъ, чтобы у вс?хъ въ стаканахъ и деревянныхъ чашкахъ полно было тэджемъ и подходилъ чокаться то съ однимъ, то съ другимъ. По правую руку отъ стараго абиссинца посадили мистера Брамбля, по л?вую, мистера Стайнлея. Рядомъ съ Брамблемъ посадили Колю. Фара сталъ сзади мистера Брамбля. Дальше, шумно и весело разговаривая, ус?лись черные гости Ато-Уонди. Ихъ набралось челов?къ двадцать. Кто они были - Коля не зналъ. Они были въ б?лыхъ чистыхъ рубашкахъ. Передъ т?мъ, какъ с?сть за столъ, они ополоснули въ св?жей вод? руки и вытерли ихъ полотенцемъ. Забота не напрасная - Коля только теперь зам?тилъ, что ни ножей, ни вилокъ, ни ложекъ не было. Никто не подавалъ тарелокъ, а между т?мъ уже громадный негръ, обнаженный до пояса, съ полотенцемъ, перекинутымъ черезъ плечо, несъ первое блюдо. Это была нар?занная мелкими кусками, жареная на угольяхъ баранья печенка, сильно проперченная краснымъ перцемъ.
        Мистеръ Брамбль, - ему первому подали, - посмотр?лъ брезгливо, что съ ней д?лать. Ему на помощь пришелъ хозяинъ. Большою, полною ладонью онъ взялъ горсть печенки и положилъ ее на плоскій хл?бъ, лежавшій передъ Брамблемъ. Такъ же сд?лалъ онъ и мистеру Стайнлею и Кол?. Остальные гости сами потянулись руками, набирая себ? любимаго абиссинскаго кушанья.
        Брамбль брезгливо ковырялъ въ печенк? кинжаломъ. Мистеръ Стайнлей вытащилъ охотничій ножъ и съ удовольствіемъ сталъ ?сть розоватые куски.
        - Отличная печенка, - сказалъ онъ Кол?. - Н?жная, мягкая, чуть поджаренная. Прелесть что такое. Скажите это хозяину.
        - Скажите ему, - сквозь зубы проворчалъ мистеръ Брамбль, - что онъ просто черная свинья. Если приглашаетъ европейцевъ, пусть и подаетъ по-европейски. Прямо грязной своей лапой л?зетъ въ блюдо. Меня тошнитъ отъ его пальцевъ, по которымъ течетъ сало.
        - Тэта, - мягко и тихо, прикрывая изъ подражанія абиссинцамъ ротъ рукою, говорилъ Коля Ато-Уонди, - бузу малькамъ! прекрасная печенка. Мистеръ Брамбль и мистеръ Стайнлей благодарятъ за чудное блюдо!
        Полная горсть печенки, наваленная передъ Брамблемъ, была отв?томъ на слова Коли.
        Мистеръ Брамбль злобно покосился на Колю и тяжело вздохнулъ.
        Но выручали собаки. Ихъ было три. Тонкія, худыя и лохматыя, махая ошарпанными хвостами, суетливо изгибаясь и умильно заглядывая въ глаза людямъ желтыми добрыми собачьими глазами, он? точно поняли затруднительное положеніе Брамбля и обступили его, ловко ловя бросаемые имъ куски.

«Тэджъ» д?лалъ свое д?ло. Шумн?е шла бес?да на незнакомомъ язык?. Свободн?е и развязн?е жесты. Вокругъ стола ходилъ старикъ въ темной «шам?«, онъ веселилъ гостей шутками, гримасничалъ и передразнивалъ ихъ. Все проворн?е суетились юноши съ тыквенными «гомбами», подливая изъ нихъ пряный и пьяный «тэджъ».
        Мистеръ Стайнлей подозвалъ къ себ? Колю. Онъ отдавался радости абиссинскаго пира, см?ялся съ абиссинцами, разспрашивалъ Колю о шуткахъ старика и весело ?лъ и пилъ, заслуживъ общую любовь гостей.
        Четыре стройныхъ галласа внесли на носилкахъ, убранныхъ бл?дно-желтою машилловою соломою и листьями ц?ликомъ зажареннаго барана. Его тушили въ особой раскаленной ям?. Это было чудо абиссинскаго кухоннаго искусства. Лицо Ато-Уонди расплылось въ горделивую улыбку. Галласы склонилась съ блюдомъ передъ Брам-блемъ. Брамбль брезгливо отхватилъ кинжаломъ небольшой кусокъ бараньяго бока. Ато-Уонди возмутился.
        - Нельзя же такъ, гэта, - воскликнулъ онъ, - надо хорошенько ?сть.
        И онъ отр?залъ заднее стегно и положилъ его на св?жій листъ инжиры передъ англичаниномъ.
        Розовое н?жное мясо благоухало. Прозрачный жиръ капалъ съ хл?ба на листъ банана. Черные гости въ возбуждены встали и, кто ножомъ, кто прямо руками отрывали себ? куски сочнаго бараньяго мяса. Блюдо поставили на столъ и черные слуги принесли второго и третьяго барана.
        Старикъ, отпускавшій шутки, въ какомъ-то возбуждение пира п?лъ и плясалъ вокругъ стола. Собаки съ визгомъ носились за нимъ. Мистеръ Брамбль мрачно сид?лъ надъ своимъ кускомъ. Ато-Уонди, уже не мало выпившій, чокаясь съ гостями «тэджа», захмел?вшій, сталъ отрывать отъ барана сочные куски и своими пальцами совать гостямъ въ ротъ. Онъ направился съ н?жнымъ розовымъ кускомъ и къ мистеру Брамблю.
        - Скажите этой черной свинь?, - проворчалъ Брамбль, обращаясь къ Кол?, - чтобы не см?лъ д?лать со мною своихъ гнусностей. Меня стошнитъ отъ его сальныхъ пальцевъ!
        Коля умоляюще взглянулъ на Брамбля.
        - Но, мистеръ Брамбль, - воскликнулъ онъ. - Это же самая высшая абиссинская в?жливость!.. Самый большой почетъ для гостя!
        - Къ чорту эти обычаи дикарей!
        Колю выручилъ Стайнлей. Онъ вскочилъ изъ-за стола и пошелъ навстр?чу Ато-Уонди, показывая знаками, чтобы ему положилъ въ ротъ кусокъ мяса Ато-Уонди.
        - Мн?, гэта, мн?! - говорилъ онъ, ласково и прив?тливо улыбаясь…
        На столъ подавали черный горячій кофе въ маленькихъ глиняныхъ чашечкахъ. Пиръ приходилъ къ концу.
        - Ну, довольно! - р?шительно сказалъ Брамбль. - Всему бываетъ конецъ. Къ д?лу! Пора говорить и о д?л?. Позовите ко мн? эту старую обезьяну. Я хочу говорить объ охот?.
        Мистера Стайнлея въ это время окружили на другомъ конц? стола абиссинцы. Его м?сто было пусто. Коля привелъ Ато-Уонди къ мистеру Брамблю.
        - Пусть садится, - строго сказалъ Брамбль. Ато-Уонди покорно с?лъ на м?сто мистера Стайнлея.
        Мистеръ Брамбль сверкнулъ круглыми очками и, хлопая толстой рукой съ короткими пальцами по рук? Ато-Уонди, бросилъ:
        - Гд? левъ?
        Коля перевелъ вопросъ.
        Лицо Ато-Уонди стало серьезно.
        - Левъ обложенъ у Гадабурка, - сказалъ онъ. - Тамъ ихъ было ц?лое семейство: - левъ, львица и два годовалыхъ львенка. Но тамъ охотился одинъ челов?къ. Очень храбрый челов?къ. Онъ одинъ на одинъ идетъ на льва.

«Какъ старый Мантыкъ хаживалъ на тигровъ», - подумалъ Коля, и быстро перебилъ Ато-Уонди:
        - Кто этотъ челов?къ?
        - Одинъ арабъ.
        - Какъ его зовутъ?
        - Сеидъ-Магометъ. Очень храбрый челов?къ. Онъ три дня тому назадъ убилъ одного молодого льва. Вчера другого. Онъ хот?лъ идти и на стараго, да ему не позволили. Стараго льва, гэта, негусъ негусти опред?лилъ для тебя.
        Коля перевелъ слова Ато-Уонди.
        - Хорошо, - сказалъ мистеръ Брамбль. - Гд? же обложенъ старый левъ?
        Ато-Уонди взялъ блинъ инжиры и, разрывая его на кусочки, сталъ раскладывать ихъ по банановому листу.
        - Вотъ такъ будетъ, - говорилъ онъ, тыкая сальными пальцами въ кусочки, - Гадабурка, небольшое селеньице. Тутъ м?стность дикая. Горы начинаются. Большія заросли кустовъ, трава такая густая - чистый л?съ. А тутъ маленькій такой поселочекъ, хижинъ шесть - Минабелла!
        Коля задохнулся отъ волненія и не могъ переводить. Мистеръ Брамбль всталъ со скамьи, подошелъ сзади къ Кол? и об?ими руками тяжело навалился на его плечи.
        - Что это значитъ Минабелла? - хрипло спросилъ онъ. - Львы?
        - Н?тъ, - въ сильномъ смущеніи, едва слышно пробормоталъ Коля, - Ато-Уонди говоритъ, что Минабелла это маленькое селеніе. Между нимъ и селеніемъ Гадабурка обложенъ левъ.
        Коля быстро спросилъ, умоляюще глядя на Ато-Уонди.
        - Тэта…. Вы не знаете, у Минабеллы н?тъ креста? Тамъ не жилъ московъ ато Петросъ?
        - Не знаю… Я тамъ никогда не былъ. Я въ этихъ м?стахъ недавно. Я всегда жилъ подл? Харара.
        - Ну, нечего разговаривать больше, - сказалъ мистеръ Брамбль. - Къ д?лу… Поблагодарите хозяина, да и ?хать надо. Тоже и льву можетъ надо?сть дожидаться насъ, когда мы соблаговолимъ его убить.
        Мистеръ Брамбль направился къ своему мулу.
        XIII
        СБОРЫ…. ПЛАНЫ…. МЕЧТЫ…
        Вернувшись на бивакъ, мистеръ Брамбль плотно занав?силъ полу своей палатки и остался вдвоемъ съ мистеромъ Стайнлеемъ. Коля со слугами хлопоталъ, разс?длывая и прибирая муловъ.
        Мистеръ Брамбль былъ въ большомъ оживленіи. Онъ смотр?лъ, какъ ложился на свою постель немного охм?л?вшій отъ тэджа и тяжелаго об?да у Ато-Уонди мистеръ Стайнлей, самъ же топтался въ палатк?, потирая руки и сверкая круглыми стеклами очковъ.
        Мысли тяжело ворошились въ его голов?.

«Онъ богатый, ничего не д?лающій англичанинъ. Очень богатый. Но понятіе богатства такъ растяжимо! Такъ легко потерять все, что им?ешь и такъ важно им?ть очень много. И понятіе много тоже относительно»…
        Для мистера Брамбля слова много не было. Ему всегда было мало,

«Кладъ Русскаго мальчика Коли… Словъ н?тъ - славный этотъ мальчикъ!.. Очень милый! . Но на что ему этотъ кладъ? И притомъ кладъ не можетъ кому-то принадлежать. Кладъ - это находка. Для того, кто зарылъ кладъ, кто дов?рилъ его земл? - кладъ уже пропалъ. Его н?тъ.
        Кладъ нельзя зав?щать. Кладъ принадлежитъ тому, кто его найдетъ и откопаетъ. А найдетъ его и откопаетъ онъ, мистеръ Брамбль. Не даромъ онъ узналъ секреть Коли… Надо устранить только Колю».
        Жестокая улыбка скривила полное лицо Брамбля.

«Мало ли что можетъ быть въ такомъ путешествіи по пустын?«- подумалъ онъ.
        За палаткой былъ слышенъ бодрый, веселый и, какъ показалось мистеру Брамблю, счастливый голосъ Коли… Онъ что-то говорилъ, объясняя абиссинскимъ слугамъ, и т? см?ялись.
        Стайнлей лежалъ на койк? и курилъ трубку.
        - Коля-то нашъ, - сказалъ онъ, - какъ по-абиссински насобачился. Любо-дорого!
        Мистеръ Брамбль ничего не отв?тилъ. Онъ остановился въ конц? палатки, у стойки и посмотр?лъ сзади на Стайнлея.

«Американецъ знаетъ секреть Коли. Онъ его любить. Онъ станетъ на сторону мальчика. Придется устранить и американца. Читалъ я гд?-то, что грабитель, р?шившись завлад?ть имуществомъ одной богатой старухи, входить въ домъ. Его встр?чаетъ прислуга этой старухи, тоже старая женщина. Онъ убиваетъ ее, чтобы не было свид?теля… Потомъ убиваетъ старуху. И тутъ видитъ въ углу спрятавшуюся д?вочку, внучку старухи…. Онъ пожал?лъ д?вочку… Она маленькая - не поняла… А она выдала… Чистое д?ло сорвалось, и грабитель пошелъ на казнь…. Но в?дь я не грабитель!»
        Нервная дрожь проб?жала по т?лу Брамбля.
        - «Неужели я на это способенъ?… Что же?.. Если хочешь много?… Надо р?шиться… Да… Но только все надо сд?лать очень чисто. Чтобы и я - не я, и лошадь не моя!.. Левъ… A в?дь это опасная штука - левъ. Ато-Уонди говорилъ, что этотъ левъ унесъ ребенка. А левъ, попробовавшій челов?чину, становится см?л?е… Да… надо только все сд?лать умно… Тогда и онъ», - мистеръ Брамбль бросилъ взглядъ на Стайнлея, - «ничего не скажетъ».
        - Стайнлей, - бодро сказалъ мистеръ Брамбль, и остановился надъ койкой американца, заложивъ руки въ карманы короткихъ рейтузъ. - Знаете, что я придумалъ, чтобы ловче взять льва.
        - Ну?
        - Левъ, по словамъ Ато-Уонди… вотъ грязный старикъ!.. Обложенъ между Гадабурка и Минабеллой…
        - Ну?
        Американецъ нич?мъ не выдалъ своего волненія.
        - Геразмачу Банти, проживающему въ Гадабурка приказано оказать намъ полное сод?йствіе… Тамъ въ пустын? будетъ положена приманка и надъ нею устроенъ бревенчатый блокгаузъ. Льву туда никакъ не добраться. Это охота для меня… и для Коли… Какіе же мы охотники!.. Но Ато-Уонди мн? говорилъ, что левъ можетъ догадаться по приготовленіямъ и не пойти на приманку и тогда онъ знаетъ его ходъ и его можно будетъ подкараулить у Минабеллы…. Вы меня, Стайнлей, понимаете? Было бы такъ досадно, если бы этотъ левъ, изъ-за котораго мы такъ много над?лали шума у негуса, ушелъ отъ насъ. Вотъ что я надумалъ. По?зжайте вы съ Арару и еще съ к?мъ хотите изъ слугъ на перер?зъ ему въ Минабеллу и устройте тамъ засаду льву. Вы стр?локъ спокойный, вы не испугаетесь, если на васъ левъ выйдетъ и въ чистомъ… да и абиссинцы вамъ помогутъ, а мы по стариковски попытаемся изъ блокгауза. А? что вы думаете?
        Трубка долго сип?ла въ зубахъ у мистера Стайнлея. Наконецъ, раздалось его спокойное:
        - Оль-райтъ. Хорошо!
        Коля, счастливый т?мъ, что близилась ц?ль ихъ путешествія, что уже найдена была таинственная Минабелла, а съ нею, возможно, и кладъ дяди Пети, какъ на пружинахъ легко похаживалъ вдоль коновязи муловъ и наблюдалъ, какъ абиссинскіе слуги ихъ зачищали.
        - «Астр?«, Арару, надо бы хвостъ замыть. Ишь, какъ затрепался, - улыбаясь сказалъ Коля и погладилъ по блестящему крупу темно-караковаго мула мистера Стайнлея.
        - «Бузу малькамъ бакло»,["Отличный мулъ!"] - подтвердилъ Арару, разбирая руками волосы, жидкаго хвоста мула. - Самое хорошее животное! И мистеръ Стайнлей! Вотъ ?здитъ! Вотъ стр?ляетъ! Настоящій абиссинецъ!
        Коля улыбнулся. Ему пріятна была похвала его другу. Въ голов? б?жали мысли. Уносили Колю отъ коновязи среди кустовъ и травъ, на берегу тихаго ручья, гд? по кустамъ вился цв?тущій голубой барвинокъ и ц?пкая ежевика свисала къ земл?, уносили къ той страшной и прекрасной Минабелл?, гд? надо ждать заката, смотр?ть, куда упадетъ т?нь на закат?, отсчитать пять шаговъ и рыть….

«Что тамъ? Нав?рно тяжелый сундукъ, окованный жел?зными полосами. Проржав?ло, поди, въ земл? жел?зо. Въ сундук? золотыя монеты - двадцатифранковыя. Или, можетъ быть, серебряные абиссинскіе талеры Марш-Терезы. Сколько тамъ можетъ быть?»
        Коля с?лъ на ящикъ, въ сторон? отъ коновязи и, царапая ножомъ, подаркомъ мистера Брамбля, сталъ высчитывать, какой можетъ онъ найти кладъ.

«Скажемъ: дядя Петя прожилъ въ Абиссиніи тридцать л?тъ. И каждый годъ онъ откладывалъ въ два раза больше, ч?мъ въ предыдущей. Пусть, въ первый годъ онъ отложилъ тридцать золотыхъ монетъ. Это можно. Не такъ уже много. Второй годъ - шестьдесятъ, третій - сто двадцать. Потомъ дв?сти сорокъ, четыреста восемьдесятъ, девятьсотъ шестьдесятъ!
        На десятый годъ цифра достигла пятнадцати тысячъ трехсотъ шестидесяти луидоровъ, а весь капиталъ уже былъ тридцать тысячъ шестьсотъ девяносто монетъ. Дальше цифры росли такъ сильно, что на ящик? не было м?ста для умноженія.
        Колю бросило въ жаръ.

«Да в?дь это такія суммы, что уже не о мамочк? и Галин? думать, а о спасеніи Россіи. Это одинъ челов?къ собралъ… Одинъ… Не можетъ быть… А какъ же американскіе милліонеры? Начнутъ съ 10-ти пенсовъ, а потомъ, глядишь, миллюнами долларовъ ворочаютъ, строятъ заводы, ц?лые города устраиваютъ, организуютъ свои университеты, широко помогаютъ молодежи. Мистеръ Стайнлей разсказывалъ про Хувера, про изобр?тателя электричества - Эдиссона… Но, если такъ, почему же другіе Русскіе не д?лаютъ такъ, какъ дядя Петя? Не копятъ, не умножаютъ все на два, только на два…. В?дь, если бы такъ было - все можно было бы устроить. Школы, больницы, университеты, богад?льни и ни у кого не просить, но напротивъ, вс?мъ давать. Богатымъ везд? уваженіе! Богатымъ легче спасти Россію, ч?мъ б?днымъ. Почему же не копятъ, не даютъ, не удваиваютъ?! Значить, нельзя. В?рно и дядя Петя не могъ такъ много накопить?
        У Коли кружилась голова. Онъ вложилъ ножъ въ ножны и задумался.

«Но в?дь кладъ есть. Иначе не стоило бы писать этой крестословицы. Она оправдалась. Минабелла нашлась. Значитъ, есть и кладъ. Какъ же теперь лучше поступить? Пойти сейчасъ къ мистеру Брамблю и попросить разсчета?.. А если онъ не найдетъ клада? Какъ вернется онъ тогда?.. Н?тъ, ужъ если судьба привела его къ самой Минабелл?, онъ пойдетъ со вс?ми… Попроситъ разр?шенія отлучиться на одинъ вечеръ и откопаетъ кладъ… Эхъ! если бы Мантыкъ былъ съ нимъ, какъ было бы все хорошо! Мантыку все можно было дов?рить. Мантыкъ могъ и кладъ за него откопать… Но Мантыкъ поди-ка теперь катитъ на своемъ грузовичк? по мокрому асфальту Парижскихъ улицъ, сл?дитъ за б?лой палочкой полицейскаго «ажана» и завидуетъ ему, Кол?! Не хорошо онъ поступилъ съ Мантыкомъ».
        А мысль, перенесшаяся въ Парижъ, уже осталась тамъ. Уже думалъ Коля о своей золотоволосой сестренк? съ бл?днымъ личикомъ, думалъ о мамочк?, о Селиверст? Селиверстович?…

«Тяжело имъ вс?мъ безъ Коли… Э, ничего!.. Мантыкъ съ ними!..
        - Коля! - раздался крикъ мистера Брамбля изъ палатки. - Пос?длать муловъ мистеру Стайнлею, Арару и Адаму…. Какъ у?дутъ - снимать бивакъ! Ъдемъ….
        Коля поб?жалъ исполнять приказаніе мистера Брамбля. Онъ слышалъ, какъ въ палатк? собирался мистеръ Стайнлей, какъ съ нимъ все время говорилъ Брамбль, онъ вид?лъ, какъ они вышли изъ палатки- мистеръ Стайнлей съ двумя тяжелыми патронташами и двумя короткоствольными нар?зными штуцерами въ рукахъ. Онъ передалъ одинъ Арару, другой Адаму, пошелъ къ Кол?, видно, хот?лъ ему что-то сказать, но въ это время мистеръ Брамбль нетерп?ливо позвалъ Колю и сталъ медленно разсказывать, какъ и что уложить и что, куда отправить. Коля сквозь голосъ мистера Брамбля слышалъ, какъ затопотали по сухой земл? тропинки мулы: мистеръ Стайнлей у?халъ съ двумя абиссинцами куда-то, не усп?въ проститься съ Колей.
        Черезъ два часа, незадолго до заката, остальной караванъ мистера Брамбля выступилъ съ бивака. Впереди шелъ высокій и стройный негусовъ проводникъ Ато-До-месье. Онъ несъ на плеч? ружье Гра, стволомъ внизъ. Длинная т?нь отъ него шла, качаясь передъ нимъ. За нимъ ?хали верхомъ мистеръ Брамбль и Коля, дальше слуги вели вьючныхъ муловъ и верблюдовъ мегари… Тамъ, гд? былъ караванъ, тихо шуршала, выпрямляясь, примятая трава.
        Шли въ Гадабурка къ геразмачу Банти.
        XIV
        ОХОТА МИСТЕРА БРАМБЛЯ
        Въ Гадабурка пришли уже ночью, при полной лун?. Ато-Уонди по телефону предупредилъ геразмача[Офицерскіе чины въ Абиссинской арміи: баламбарасъ - младшій офицеръ, поручикъ. Кеньазмачъ и геразмачъ - генеральскіе чины, подобно генералъ-майору и генералъ-лейтенанту.] Банти, и старый абиссинскій генералъ, окруженный слугами, ожидалъ англичанъ.
        Въ лунномъ св?т? геразмачъ Банти стоялъ, какъ изваяніе. Это былъ худощавый, высокій старикъ съ горделивой воинской выправкой. На голов?, торчкомъ, золотистымъ волосомъ вверхъ, былъ над?тъ в?нецъ изъ львиной гривы. Въ лунныхъ отблескахъ онъ казался какимъ-то сіяніемъ. Длинная, ниже кол?нъ, черная шелковая рубашка вис?ла красивыми складками. На плечи былъ накинутъ почетный лемптъ - расшитый золотомъ плащъ малиноваго бархата, вис?вшій узкими полосами сзади, спереди и боковъ, подобно концамъ кавказскаго башлыка. Широкій красный кожаный поясъ съ патронами туго подтягивалъ рубаху. Съ правой стороны пояса была заткнута короткая, широкая и кривая сабля въ желтыхъ кожаныхъ ножнахъ. Въ одной рук? старый геразмачъ держалъ отлично вычищенный, сверкающій стволомъ Винчестера въ другой круглый щитъ съ серебрянымъ узоромъ.
        Все убранство Банти говорило, что онъ былъ храбрый воинъ и в?рный слуга своего негуса. Львиной гривы в?нчикъ, боевой лемптъ, ружье и щитъ - это все были воинскія отличія, подобныя европейскимъ орденамъ, крестамъ, зв?здамъ и лентамъ.
        Онъ неподвижно ожидалъ, пока мистеръ Брамбль подъ?халъ къ нему и сл?зъ съ мула. Тогда, закрывая ротъ однимъ изъ концовъ своего богато расшитаго лемпта, онъ сказалъ:
        - Ночь коротка. Луна св?титъ ярко. Если хочешь сд?лать д?ло, для котораго ты прі?халъ - сегодня все можетъ быть удачно. Надо им?ть кр?пкое сердце и твердыя руки. Инглезамъ не занимать ни того, ни другого.
        - Какъ? уже сегодня? - пробормоталъ мистеръ Брамбль.
        - Сейчасъ, - сказалъ геразмачъ Банти и знакомъ предложилъ Брамблю войти въ его хижину.
        Хижина стараго абиссинскаго начальника нич?мъ не отличалась отъ хижинъ простыхъ абиссинцевъ. Т? же круглыя плетеныя изъ в?твей ст?ны, слегка обмазанныя глиной, тотъ же земляной полъ, покрытый сухими воловьими и зв?риными шкурами, и такая же, какъ у вс?хъ альта - деревянная кровать, заплетенная сухими воловьими жилами и покрытая шкурами.
        Брамбль и Коля вошли въ хижину. Геразмачъ пригласилъ ихъ садиться на альгу. Онъ самъ с?лъ на корточки на земл? и хлопнулъ въ ладони.
        Въ хижин?, на ящикахъ стояло два глиняныхъ ночника. Желтое пламя колебалось въ нихъ, какъ пламя св?чи и длинныя т?ни отъ геразмача, Коли и Брамбля метались по темной ст?н?.
        Занав?ска изъ воловьей кожи беззвучно откинулась и на ея фон? появилась фигура молоденькой д?вушки. Пламя ночниковъ осв?щало ее съ об?ихъ сторонъ и бросало золотистые отблески на темно-бронзовое точеное лицо. Большіе черные газельи глаза подъ густыми длинными р?сницами покорно посмотр?ли на геразмача, потомъ быстрымъ любопытнымъ взглядомъ окинули мистера Брамбля и надолго остановились на Кол?. С?ровато-б?лая рубашка во многихъ складкахъ красиво драпировалась на стройной д?вушк?. У пояса она была стянута б?лымъ шнуромъ, концы котораго вис?ли сбоку. Все въ ней было такъ стройно, чисто и изящно, что она казалась страннымъ вид?ніемъ въ суровой хижин? стараго абиссинскаго вождя, между зв?риныхъ шкуръ, щитовъ, копій и ружей.
        Геразмачъ бросилъ ей н?сколько словъ по-абиссински, такъ быстро, что Коля не могъ уловить ихъ смысла.
        Она сейчасъ же такъ же безшумно, какъ появилась, исчезла. Потомъ пришла снова и принесла низенькій столикъ съ соломенной крышкой, накрытый чистымъ б?лымъ сквознымъ полотенцемъ. Мягко, неслышно двигаясь, гибко нагибаясь, красиво округляя руки, она разставила на столик? высокіе стеклянные стаканы, кувшинъ мутнаго, холоднаго, пахнущаго медомъ тэджа, н?сколько банановъ на тарелк? и жестянку французскаго печенья «Альбертъ».
        - Дочь моя, - сказалъ геразмачъ Банти, съ любовною гордостью оглядывая д?вушку. - Маріамъ, ты можешь идти, - добавилъ онъ.
        Маріамъ бросила взглядъ своихъ большихъ, прекрасныхъ глазъ на Колю. Точно въ полумракъ хижины скользнулъ весенній солнечный лучъ и пахнуло ароматомъ молодыхъ тополевыхъ почекъ.
        Геразмачъ налилъ тэджъ по стаканамъ и съ солдатскою простотою заговорилъ о д?л?.
        - Левъ обложенъ давно. Триста абиссинскихъ ашкеровъ по приказу негуса стерегутъ его въ томъ м?ст? и не выпускаютъ никуда. Каждый шагъ льва изв?стенъ. Конечно, можно было бы устроить блокгаузъ, какъ и наказывалъ негусъ. Но это д?ло долгое и хлопотливое… Да и л?су кругомъ н?тъ такого. Пришлось бы везти изъ Аддисъ-Абебы…. Над?лали бы шуму и тогда не укараулишь льва… Сегодня вечеромъ - вотъ и часа н?тъ до вашего, прі?зда - левъ зар?залъ быка и унесъ его на себ?. Мои ашкеры высл?дили, куда онъ его положилъ. Левъ придетъ на разсв?т? жрать убоину. Тамъ можно хорошо стр?лять. М?сто чистое. Луна теперь до утра. У васъ, я видалъ, ружья отличныя… Хотите?
        Мистеръ Брамбль задумался.
        - Далеко отсюда? - спросилъ онъ.
        - Часъ ходьбы. Я дамъ отличнаго проводника. Многимъ ходить не надо. Напугаете.
        - Я бы взялъ своего б?лаго слугу и одного чернаго съ вещами.
        - Всего четверо. За глаза довольно… Если не боитесь?
        - Коля, вы не боитесь? - спросилъ мистеръ Брамбль. Коля, не думая о льв?, всталъ и, стоя, отв?тилъ, потупляя глаза.
        - Совс?мъ не боюсь, мистеръ Брамбль.
        - Ну, вотъ и отличное д?ло, - сказалъ англичанинъ. Коля и правда, въ эту минуту совс?мъ не боялся льва.
        Правду сказать: - онъ не могъ себ? ни представить льва на свобод?, ни сообразить, что такое охота на льва. Львовъ онъ видалъ въ кл?тк?, въ зв?ринц?. Тамъ они не казались ему страшными. Скор?е жалкими. Охота? Но объ охот? онъ зналъ только по разсказамъ д?душки Селиверста Селиверстовича, какъ на тигра охотился старый уральскій казакъ Мантыкъ. Тигръ, по словамъ Селиверста Селиверстовича, былъ гораздо сильн?е льва, и Мантыкъ билъ ихъ одинъ на одинъ изъ простого двуствольнаго, съ дула заряжающагося ружья. А у нихъ будетъ два великол?пныхъ пулевыхъ нар?зныхъ штуцера и у Фара четырехлинейная винтовка Гра. Н?тъ, - левъ настолько не казался Кол? страшнымъ, что Коля думалъ не объ охот?, а о томъ, какъ посл? охоты онъ отпросится пойти въ Минабеллу.
        И Коля еще разъ повторилъ, ясными глазами глядя на мистера Брамбля:
        - Н?тъ, мистеръ Брамбль, совс?мъ, никакъ не боюсь… Насъ же трое на одного льва!
        Геразмачъ усм?хнулся, любуясь мальчикомъ, и сказалъ:
        - Храбрые люди эти московы. Очень храбрые.
        - Ну, тогда медлить нечего, - сказалъ Брамбль, - сейчасъ и пойдемъ. Приготовьте мн? од?яло, пледъ, мою флягу съ ромомъ, печенье, галеты и походную аптечку. Все передайте Фар?. Онъ пойдетъ съ нами.
        Едва вышли - погрузились въ серебряный сумракъ. Ночь была такъ тиха, что пламя ночника, съ которымъ вышла ихъ проводить Маріамъ, не колебалось. Потревоженныя шумомъ шаговъ и голосовъ на деревн?, лаяли собаки, но, когда прошли за околицу и вступили въ поля, он? смолкли, и тишина зимней тропической ночи окружила ихъ. Шли по дорог? между машилловыхъ сжатыхъ полей. Было св?жо. Пряно, по осеннему, пахло зр?лымъ зерномъ. Передъ Колей металась, покачиваясь, б?лая «шама» ашкера проводника. Лунный св?тъ иногда упадалъ на стволъ ружья, над?таго на л?вое плечо, и таинственно поблескивалъ на немъ. Мягко и легко ступалъ по пыльной дорог? босыми пятками стройный ашкеръ.
        - Шуфъ!.. шуфъ!.. - обернулся онъ, обращая вниманіе идущихъ сзади и свернулъ съ дороги.
        Пошли по чистому. Поля машиллы и гэбса кончились. Зашуршала подъ ногами сухая трава. Точно какой-то таинственный сторожъ изъ серебристой мглы наплылъ на нихъ высокій б?лый муравейникъ термитовъ. Трава стала выше. Какія-то колючки ц?пляли за Колину рубашку, пухъ обл?пихи лет?лъ передъ нимъ, попадалъ въ ноздри. Шли молча. Было слышно, какъ пыхт?лъ тяжелый мистеръ Брамбль и чуть позвякивала фляга на Фар?.
        Куда-то круто спустились. Черные камни выдавались изъ земли. М?стность стала еще диче и глуше. Трава доходила до пояса Коли. То тутъ, то тамъ торчали казавшіеся черными высокіе молочаи. Невдалек? замаячили какія-то прозрачныя т?ни. Точно с?рыя, кружевныя облака плыли совс?мъ низко надъ землею. Это оказались мимозы со своими голыми плоскими вершинами.
        Ашкеръ остановился, раздвинулъ траву и шопотомъ сказалъ:
        - Гэта!.. зд?сь!
        Въ трав? было примятое м?сто, какъ бы прогалина между травъ. Н?сколько мимозовыхъ деревьевъ обступили ее. На ней черной неясной глыбой лежала туша огромнаго быка. Пригляд?вшись, Коля разобралъ тупую бычью морду, темные рога, раздутое, вскрытое брюхо.
        - И шакаловъ н?тъ, - прошепталъ ашкеръ. - Боятся. Непрем?нно гд?-нибудь недалеко… Придетъ!
        Коля такъ же шопотомъ перевелъ слова ашкера мистеру Брамблю, и тотъ подозвалъ Фару и сталъ отдавать распоряженія. Онъ приказалъ разстелить од?яло такъ, чтобы самимъ быть въ т?ни, а туша быка была осв?щена и ясно видна, принялъ отъ Фары свой дорогой двуствольный штуцеръ, флягу съ ромомъ, аптечку и, отойдя въ сторону, долго съ ч?мъ-то возился.
        - Скажите ашкеру, что онъ можетъ быть свободенъ. Мы найдемъ дорогу назадъ сами. Дайте ему бакшишъ - два быра[Два талера.] … Пусть Фара тоже уйдетъ назадъ, знаете, къ муравейнику, и тамъ меня ожидаетъ. М?сто такое удобное, что насъ двоихъ за глаза довольно. У насъ разрывныя пули.
        Коля передалъ приказанія мистера Брамбля. Ашкеръ и Фара удалились. Мистеръ Брамбль прис?лъ на плед?, Коля с?лъ подл? въ трав?.
        Осторожно вытянувъ руку на лунный лучъ, мистеръ Брамбль посмотр?лъ на часы-браслетъ.
        - Два часа, - прошепталъ онъ. - Долго еще до разсв?та.
        Долила ясная ночь, и тихо, неслышно шло время. Маленькія, перистыя облачка наплывали на луну. Розов?ли, становились серебряными, на мгновеніе закрывали луну и тогда все кругомъ темн?ло, т?ни исчезали и неясной глыбой торчала бычья туша. Потомъ вдругъ выплывали т?ни, освобождалась луна и опять сверкала круглымъ серебрянымъ дискомъ.
        Вдругъ зашуршатъ сухія травы, и сейчасъ же затихнуть, точно скажутъ другъ другу какую-то новость.
        Страхъ сталъ закрадываться къ Кол?. Разныя, и все тяжелыя, мысли зароились въ голов?.

«Онъ у исполненія своихъ желаній. У ц?ли своего путешествія. Но в?дь такъ всегда и бываетъ, что несчастіе приходитъ впереди счастья».
        Глядя на громаднаго быка, принесеннаго сюда львомъ, Коля вдругъ оц?нилъ всю силу льва и понялъ, что охота на него страшно, опасна.
        Ночь была холодная. Въ своей легкой рубашк? Коля сталъ дрожать. Онъ не могъ опред?лить - отъ страха, или отъ холода. Онъ боялся оглянуться на мистера Брамбля.
        Мистеръ Брамбль, не сводя своихъ глазъ черезъ большіе круглые очки, наблюдалъ за Колей. Когда онъ зам?тилъ, какъ отъ дрожи подергивались узкія плечи Коли, злов?щая улыбка заиграла на его лиц?.
        - Вамъ, Коля, страшно? - спросилъ онъ.
        - Нн?тъ, - прошепталъ Коля…. - Хо-о-ло-дно.
        - Возьмите плэдъ и закутайтесь - сказалъ мистеръ Брамбль. - Да вотъ, выпейте-ка рому.
        Мистеръ Брамбль накинулъ на плечи Коли теплый шерстяной плэдъ и подалъ большой серебряный стаканчикъ рома.
        Душистая жидкость обожгла Кол? ротъ и горячей волной проб?жала по жиламъ. Дрожь прекратилась. Стало тепло и безразлично ко всему. В?ки отяжел?ли, и Колю стало клонить ко сну.
        - Ну что? Согр?лись? Хорошо? - смутно слышалъ онъ голосъ мистера Брамбля.
        - Да… Очень хорошо… Благодарю васъ… Но только… Мн? ужасно, какъ спать хочется… Не знаю почему.
        - А… да… Спать?… Что же… ложитесь пока… До разсв?та добрыхъ три часа… Сосните… Я посижу… Я хорошо спалъ днемъ.
        Коля не могъ противиться предложенію. Онъ протянулся на трав?, закутался въ плэдъ и закрылъ глаза.
        Черезъ минуту его дыханіе стало тихимъ и ровнымъ, какъ у кр?пко спящаго челов?ка.
        Наб?жавшее было на луну облачко сошло съ него. Точно живая потянулась по серебристой трав? т?нь отъ мимозы, захватила часть туши быка. Спускалась къ закату луна. Косматая, перебитая трава налилась серебрянымъ св?томъ. Глубже казалась тишина ночи.
        - Коля! - обозвалъ Брамбль. - Коля, вы спите? Дыханіе мальчика продолжало быть такимъ же ровнымъ. Онъ кр?пко спалъ.
        Мистеръ Брамбль съ неожиданною легкостью для его полнаго т?ла поднялся со своего м?ста, подошелъ къ Кол? и нагнулся надъ нимъ. Коля, завернувъ ноги въ плэдъ. и подложивъ подъ голову руку, спалъ кр?пкимъ сномъ. Ружье лежало подл? него. Мистеръ Брамбль опустился на кол?ни и сталъ ощупывать грудь Коли. Коля не пошевельнулся.
        XV
        МАНТЫКЪ МЛАДШІЙ
        Коля проснулся отъ грознаго и короткаго львинагр рыка.
        Сонъ мгновенно покинулъ его. Онъ всталъ и сейчасъ же въ ужас? прис?лъ на траву.
        Луна была низко. Наступалъ короткій тропическій разсв?тъ, и онъ съ?лъ лунныя т?ни. Онъ того все, что вид?лъ въ н?сколькихъ шагахъ отъ себя Коля, казалось неяснымъ и призрачнымъ. Громадный левъ стоялъ полуоборотомъ, задомъ къ Кол? и лапами разрывалъ брюхо быку. Длинный хвостъ съ темною кистью медленно и гибко шевелился. Иногда левъ издавалъ довольное, сытое урчаніе.
        Коля, сидя на кол?няхъ, потянулся къ ружью. Но ружья не было тамъ, гд? онъ его положилъ. Коля собралъ вс? свои силы и на мгновеніе отвелъ глаза отъ льва и посмотр?лъ туда, гд? долженъ былъ быть мистеръ Брамбль. Тамъ не было никого.
        Голова отказывалась соображать. Ноги стали мягкими и непослушными. Всякая мысль исчезла.
        Отъ того легкагодвиженія, которое сд?лалъ Коля, чтобы схватить ружье, левъ вздрогнулъ и быстро повернулся къ Кол?. Онъ, должно быть, сейчасъ же увидалъ Колю. Онъ припалъ вс?мъ т?ломъ къ земл?. Въ пятнадцати шагахъ отъ Коли была громадная львиная пасть. День еще бл?дный, безъ т?ней и солнечнаго блеска, уже народился. Стало св?тло, и Коля ясно увидалъ огромные клыки, на которыхъ клочьями вис?ло темное бычье мясо.
        Левъ издалъ такое рычаніе, что, казалось, воздухъ задрожалъ кругомъ. Его хвостъ сталъ съ силою бить по трав?. Травяныя метелки лет?ли вверхъ отъ этихъ ударовъ.
        Коля понялъ, что онъ пропалъ. Смутная шевельнулась мысль: - Господи, прости!.. Мама! мама!.. гд? ты»…
        И оборвалась.
        Левъ вдругъ поднялся на заднія лапы. Онъ показался Кол? въ это мгновеніе громаднымъ. Казалось, онъ закрылъ собою и небо, и мимозы, и траву… Должно быть солнце прор?залось въ этотъ мигъ и осл?пило Колю. Точно какая-то нев?домая сила отбросила льва въ сторону, и онъ упалъ въ н?сколькихъ шагахъ отъ него. Страшный громъ оглушилъ Колю. Все заверт?лось передъ его глазами, стало темно, и Коля потерялъ сознаніе.
        Онъ очнулся отъ ласковаго голоса. Грубоватая рука поддерживала его голову подъ затылокъ. По губамъ лился холодный тэджъ, металлическая фляга ударяла по зубамъ. Закрытые глаза были залиты золотымъ огнемъ солнечныхъ лучей. Коля слышалъ ласковыя Русскія слова, и это было такъ необычайно, что Коля боялся открыть глаза, чтобы не разрушить ихъ очарованія.
        - Коля!.. Коль!.. милый Коля… Да какъ же такъ случилось?.. Безъ ружья-то!.. Ахъ, ты сердешный… И ножа даже н?ту…
        Голосъ Мантыка.
        Коля несм?ло открылъ глаза.
        Все гор?ло въ солнечномъ блеск?. По синему небу поднимался огненный шаръ. Передъ нимъ, весь въ сіяніи солнечныхъ лучей, въ малиновой шелковой шапочк?, въ б?лой рубах?, перетянутой кожанымъ поясомъ, на кол?няхъ стоялъ загор?лый, совс?мъ черный, какъ абиссинецъ, Мантыкъ. За нимъ, распростершись на бурой отъ крови трав?, съ большимъ ножомъ подъ л?вой лопаткой лежалъ громадный левъ. Его глаза были закрыты и что-то мрачно суровое было въ глубокихъ складкахъ на лбу убитаго льва.
        - Мантыкъ! - тихо сказалъ, все еще не в?ря своимъ глазамъ, Коля. - Какъ же ты тутъ очутился?
        - По Божьей вол?, - прошепталъ не мен?е Коли взволнованный Мантыкъ. - Сказано псалмоп?вцемъ Давидомъ: - «на рукахъ возмутъ тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою»… Помнишь, д?душка-то училъ?… «Попереши льва и змія!»..
        Мантыкъ горделиво оглянулся на убитаго льва и не удержался, быстро бросилъ:
        - Мой - третій?!..
        Коля совс?мъ очнулся. Онъ ощупалъ себя. Свободно вис?ла с?ро-желтая куртка. Пояса съ ножомъ ни на ней, нигд? кругомъ не было. Куртка была разстегнута. Привычнымъ, столько разъ и во сн? и на яву повторяемымъ движеніемъ, Коля хватился за грудь. Тамъ не было маминаго м?шечка съ драгоц?ннымъ зав?томъ дяди Пети.
        Коля поникъ головою….
        - Мантыкъ, - сказалъ онъ тихо, точно, уже не удивляясь, что Мантыкъ оказался подл? него. - Мантыкъ, ты знаешь! Это онъ все сд?лалъ!
        - Кто?
        - Англичанинъ.
        - Что сд?лалъ?
        - Привелъ сюда, усыпилъ своимъ ромомъ.
        - Можетъ быть, еще нарочно туда подм?шалъ чего, - быстро вставилъ Мантыкъ, - они, англичане-то, башковатые бываютъ.
        - А потомъ взялъ мое ружье, ножъ…. и бумагу… Но откуда онъ могъ все узнать?
        И страшное подозр?ніе, что это мистеръ Стайнлей могъ выдать его тайну, охватило Колю. И это подозр?ніе было хуже всего.
        Онъ всталъ. Его ноги дрожали.
        - Ты посмотри на льва, - сказалъ, не зная, какъ ут?шить своего друга, Мантыкъ.
        Онъ подошелъ ко льву и с?лъ на него съ ружьемъ въ рук?.
        - Вотъ жалко, фотографіи н?тъ… Сняться бы… Галин? послать… Селиверсту Селиверстовичу….
        Коля подошелъ къ Мантыку.
        - Мантыкъ, разскажи же мн?, какъ ты сюда попалъ?
        - Долгая исторія.
        - Разскажешь?
        - Непрем?нно. Дай мн? тебя оправить, да англичанину морду наколотить. Я этого д?ла такъ не оставлю… Я негусу изв?стенъ… Мн? золотыя ц?почки въ уши вд?нутъ за убитыхъ-то львовъ…. Знай нашихъ!..
        - Ты знаешь, Мантыкъ, Минабелла тутъ недалеко, - улыбаясь бл?дною улыбкою сказалъ Коля.
        У него кружилась голова.
        - Да знаю же! - сказалъ Мантыкъ. - Я уже былъ тамъ.
        - А крестъ? - чуть слышно спросилъ Коля. - Видалъ и крестъ…. Стоить.
        - Знаешь… Надо сп?шить… А то англичанинъ возьметъ себ?…
        - Будемъ сп?шить. Ты то можешь идти?
        - Попробую. Только уже очень голова что-то болитъ… И кружится.
        - Бодрись, Коля… Я теперь тебя не оставлю.
        - Спасибо, Мантыкъ!
        Коля слабою рукою пожалъ кр?пкую мозолистую руку Мантыка.
        XVI
        МАРІАМЪ
        - На, вотъ, по?шь пока. Это подкр?питъ тебя, - сказалъ Мантыкъ, подавая Кол? инжиру и кусокъ холодной вяленой баранины. Онъ усадилъ Колю на од?ял?, подложилъ ему сзади свою полевую сумку, а самъ, вынувъ ножъ изъ-подъ львиной лопатки, полюбовался еще н?сколько секундъ убитымъ гигантомъ и горделиво подумалъ:

«Есть ч?мъ похвастать… Этотъ, я думаю, не хуже будетъ Немейскаго Геркулесова льва».
        Онъ потрогалъ жесткую, какъ щетина, шерсть льва, погладилъ по спин? и по бокамъ и принялся за работу. Мантыкъ ловко и сноровисто рубилъ ножомъ в?тви мимозы, р?залъ сухую траву и покрывалъ ими льва, чтобы никто его не трогалъ, пока онъ пойдетъ за людьми.
        Коля равнодушно и печально сид?лъ въ томъ положеніи, еъ какомъ оставилъ его Мантыкъ. Онъ не тронулъ ни хл?ба, ни мяса. Очень былъ бл?денъ Коля, и глаза его такъ безнадежно и грустно смотр?ли куда-то въ одну точку, что Мантыку стало жалко его.
        - Ты боленъ, Коля, - сказалъ онъ, подходя къ нему. Коля отрицательно покачалъ головой.
        - Я хочу домой, - тихо и печально сказалъ онъ.
        - Домой, - протянулъ Мантыкъ и задумался Вотъ въ томъ то и б?да, что этого слова
«домой» давно не зналъ Мантыкъ. Домой - это значитъ - въ Россію. Тамъ ихъ домъ. Тамъ все, что дорого и свято, тамъ могилы отца и матери, тамъ звонъ колоколовъ и тамъ тотъ сладкій духъ Уральской степи, который Мантыкъ нигд? не забылъ.
        Но туда - нельзя.
        Длинная это исторія, почему нельзя, и Мантыкъ не любилъ объ этомъ задумываться. Подрастетъ, укр?питъ на львахъ свою руку и тогда пойдетъ, какъ святой Георгій Поб?доносецъ попирать змія, овлад?вшаго Россіей.
        Ибо твердо в?рилъ, что весь девяностый псаломъ про него написанъ.

«И попереши льва и змія».
        Мантыкъ метнулъ сбоку взглядъ изъ-подъ насупленныхъ бровей на попраннаго имъ льва и снова посмотр?лъ на Колю.
        Какой онъ жалкій, б?дняга!
        Домой… Это… къ мамочк?, къ Галин?, къ Селиверсту Селиверстовичу, въ крошечную комнату отеля Селектъ, гд? надъ Колиной койкой виситъ Государевъ портретъ, а въ углу кротко сіяетъ икона.
        Далеко!.. Ухъ, какъ далеко!.. И, не взявъ клада, не доберешься туда.
        И походнаго «дома», въ палатк? мистера Брамбля н?тъ больше у Коли. Къ мистеру Брамблю теперь можно вернуться только съ сжатыми кулаками и съ проклятіями.
        - Куда же домой? - тихо спросилъ Мантыкъ и опустился на землю подл? Коли.
        Коля жалкими, жалобными глазами посмотр?лъ на Мантыка и тихо заплакалъ.
        Несказанно красивый день сіялъ надъ ними. Золотымъ ковромъ лежала сухая трава, изумрудомъ гор?ли зеленые молочаи, и, совс?мъ сквозная, какъ с?рое кружево, была вершина мимозы. Ея стволъ казался голубымъ. Дивный Божій домъ былъ кругомъ Коли. Солнце гр?ло, въ воздух? растаялъ запахъ пороха и крови, и пряно пахло сухими цв?тами и разогр?той землей. Но Кол? такъ хот?лось, кром? ласки, земли и солнца, еще челов?ческой, женской, материнской, сестриной ласки. Ему надо было, чтобы его пожал?ли.
        Мантыкъ сочувствовалъ Кол?. Мантыкъ снисходилъ къ нему и прощалъ Колину слабость. Но пожал?ть его Мантыкъ не могъ. Такъ хорошо было Мантыку въ широкомъ Африканскомъ простор?, въ прекрасномъ Божьемъ мір?, что Мантыкъ не понималъ Коли. Вотъ онъ какой сталъ Мантыкъ! Черный и загруб?лый, здоровый и сильный. Съ Мантыкомъ не пропадешь, не погибнешь отъ зв?ря, отъ лютаго челов?ка, но съ больнымъ Колей Мантыкъ самъ терялся. Чего еще Кол? надо?
        Съ тоскою во взгляд? Коля огляд?лся кругомъ.
        Какъ безконечна показалась ему пустыня! Какъ далекъ его домъ съ маминой и сестриной лаской!
        Не доберешься до него… Вчера… Глубокіе темные, какъ у л?сной газели глаза посмотр?ли на него съ сочувствіемъ и любовью. Были въ нихъ материнская ласка и сочувствіе сестры. И будто услышалъ голосъ стараго геразмача, съ любовью сказавшаго:

«Дочь моя, Маріамъ»…
        - Если пойти къ геразмачу Банти? - медленно, съ разстановкой растягивая слова, сказалъ Коля. - Тамъ отдохнуть… А вечеромъ въ Минабеллу… Ты геразмача Банти знаешь?..
        Конечно, Мантыкъ его зналъ. Онъ уже два раза былъ у геразмача… Да кого, вообще, онъ не зналъ въ, Абиссиніи?
        - Ладно… И я думаю, такъ будетъ лучше. И мн? геразмачъ поможетъ принести моего льва, разд?лать его, да и про англичанина мы ему все разскажемъ… Есть же правда и суды въ Абиссиніи!
        - А вечеромъ…. рыть кладъ…, - слабымъ голосомъ сказалъ Коля.
        Онъ всталъ и пошатнулся. Посл? всего пережитого ночью онъ очень былъ еще слабъ. Мантыкъ внимательно посмотр?лъ на него и сказалъ:
        - Посмотримъ… Посмотримъ… Не уйдетъ отъ насъ кладъ.
        Геразмачъ Банти выслушалъ разсказъ Мантыка и Коли. Онъ покачалъ с?дою головой, но ничего не сказалъ. Путаное д?ло… По разному, криво, показываютъ б?лые люди. Кому в?рить?
        - Будьте моими гостями…., наконецъ, сказалъ онъ.
        - За львомъ я пошлю людей, а москову Николаю, конечно, можно у меня отдохнуть.
        Колю накормили и уложили на альгу геразмача Банти. Самъ геразмачъ пошелъ распорядиться о льв?. Мантыкъ пока остался съ Колей. Онъ разсказалъ ему вс? свои приключенія, странствія и охоты, начиная съ работы на станціи безпроволочнаго телеграфа и, кончая, т?мъ, какъ онъ передъ разсв?томъ пробрался къ обложенному льву, мучимый ревнивымъ желаніемъ посмотр?ть, какъ англичанинъ и Коля будутъ его стр?лять.
        Когда Мантыкъ кончилъ разсказъ, Коля кр?пко спалъ. Мантыкъ тихонько вышелъ изъ хижины и пошелъ въ деревню, гд? съ шумнымъ говоромъ собирались галласы и абиссинскіе ашкеры, чтобы идти за львомъ.
        Сначала Коля спалъ тревожнымъ, точно прозрачнымъ сномъ. Онъ спалъ и слышалъ все, что кругомъ д?лалось. Потомъ точно навалился на него сонъ, надвинулъ мягкую шапку на уши, и заверт?лись передъ нимъ сновид?нія изъ далекаго, давно забытаго прошлаго.

…Будто проснулся онъ, - и… раннее зимнее утро. Няня, или, можетъ быть, сама мамочка, подняла стору на высокомъ шестистекольномъ окн?, и надъ серебряными ледяными узорами на стеклахъ голуб?етъ ясный день. Кол? видны крыши домовъ, большія трубы и густой б?лый дымъ, что валитъ къ голубому небу. Должно быть, очень холодно… Большой морозъ. На крышахъ толстымъ слоемъ лежитъ чистый б?лый сн?гъ, и по нему извилистой дорожкой къ полукруглому слуховому окну вьется кошачій сл?дъ. На подоконник?, чуть видные за ледянымъ узоромъ, громко воркуютъ большіе сизые голуби. Ждутъ крошекъ.
        Какая большая комната! Четыре такихъ, въ какой они жили въ гостинниц? Селектъ въ Париж?, пом?стятся въ ней. Въ Париж? такихъ большихъ св?тлыхъ комнатъ не знаютъ Даже у Дарсонвилей не комнаты, а комнатушки. Какъ тихо кругомъ! Не гудитъ и не трещитъ, точно пулеметной пальбой мотоциклетокъ, городъ, не громыхаетъ автокарами, автобусами и каміонами, но лежитъ въ пухломъ сн?гу тихій и ласковый. Стоить въ город? Русская зима, съ морозами, съ бл?днымъ, точно сквозь дымку вдали улыбающимся солнцемъ, съ зимними радостями: - лыжами, коньками и салазками. Лыжи и коньки для большихъ - для папы съ мамой, для Коли - салазки и гора на двор?,
        Коля плотн?е прижался къ зв?риной шкур?, служившей ему подушкой. Терпко, м?хомъ и старой кожей, пахла шкура. Коля, не открывая глазъ, стараясь въ мысляхъ продлить свой сонъ, напрягалъ свою память, и она рисовала родныя картины далекаго милаго д?тства.
        Тихо въ комнат?. Чуть загудитъ, иногда, м?дная заслонка широкой кафельной печи. Тепло шло отъ печи, и была радость въ полыханіи огня за жел?зной сквозной р?шеткой. Пахнетъ сладкимъ запахомъ дымка, и съ трескомъ выскочить на м?дный листъ красный уголекъ.
        Какой уютъ и прелесть кругомъ! Паркетный въ квадратную шашку полъ отблескиваетъ золотомъ. Это - зимнее солнце забралось черезъ крышу сос?дняго дома и рисуетъ мутный узоръ окна на полу. Громче гулькаютъ голуби, стучатъ клювами по жел?зному поддону, а снизу доносится звукъ скребковъ по каменной панели. Дворники сгребаютъ налипшій за ночь сн?гъ и посыпаютъ панель кр?пкимъ красно-желтымъ пескомъ.
        Въ углу, у окна, подъ образомъ Спасителя, гд? всегда теплится «Негасимая» лампада (ее зажгли, когда Коля родился, и съ т?хъ поръ мама и няня поддерживали пламя такъ, чтобы оно не угасало), стоитъ маленькій учебный столикъ. За нимъ Коля учился. A подл?, прямо на полу, какое богатство! Ц?лая армія оловянныхъ солдатъ! Большая овальная коробка изъ берестянаго лубка и на ней ярлычекъ съ голубою надписью въ рам?: «Л. -Гв. Измайловскій полкъ». Если раскрыть, на верхнемъ листочк?, подъ н?жными бумажными стружками, командиръ на гн?домъ кон? и знаменщикъ съ большимъ желтымъ знаменемъ съ чернымъ, по діагонали, крестомъ и двуглавымъ орломъ посредин?. А съ другой стороны Государевъ вензель.
        Коля знаетъ: - папа разсказывалъ: - Крестъ на знамени это Богъ, это в?ра христіанская, вензель Государевъ это имя государево, это царь, и двуглавый орелъ - это отечество. Изъ Москвы первопрестольной смотритъ Россія на западъ до самой н?мецкой земли, на востокъ до Великаго Океана. И, когда заходить солнце въ Калиш?, - на Великомъ Океан?, у города Владивостока, восходитъ оно. Вотъ какая была Императорская Россія, когда были въ ней Богъ и Царь!
        При этомъ воспоминаніи Коля еще т?сн?е прижался къ шкур?.
        Лучше объ «этомъ» не думать. Это р?шатъ большіе. Какъ далеко теперь все это!

…Раньше вс?хъ приходила мамочка. Она сядетъ въ ногахъ у постели, и станетъ, шаля, щекотать Колю подъ подбородкомъ. Ужасно см?шно. Но Коля будетъ притворяться спящимъ. Тогда мамочка запоетъ тихую п?сенку….
        Коля прислушался.
        И точно, кто-то п?лъ подл? него, какъ п?ла н?когда мамочка. По иному звучала п?сня. Журчала и переливалась, какъ горный ручей по камнямъ. Слова были странныя, непонятныя слова.
        Но, такъ же, какъ въ д?тств? мамочкина п?сня, такъ и эта успокаивала и несла радость сознанія, что не одинъ на св?т?, что есть чья-то близкая, подл?, родная, любящая душа.
        Коля сталъ вслушиваться.
        Странныя грезы! П?сня звучала по настоящему, въ заправду. Коля разбиралъ абиссинскія слова, что журчали и прыгали съ какимъ-то грустнымъ ут?шеніемъ. Стали весел?е, участился ладъ п?сни, сталъ подходить къ т?мъ танцамъ, что видалъ Коля въ абиссинскихъ деревняхъ.
        Н?жный, чистый женскій голосъ, баюкая Колю, выговаривалъ:
        Абеба, абеба! Илиль бихи лигаба! Илиль,
        Иль, иль…
        Абеба, абеба!
        Илиль бихи лигаба! *).
        *) Цв?товъ, цв?товъ!
        Я приду къ теб?, нап?вая:
        Илиль - иль, иль.
        Коля открылъ глаза и приподнялся на альг?.
        Въ круглой хижин? стоялъ сумракъ. Оконъ въ ней не было. Бычачья шкура, служившая дверью, была спущена, и золотой св?тъ струился сквозь ея щели въ хижину, едва разс?ивая мракъ. Въ ногахъ у Коли, на земл?, сид?ла д?вушка въ длинной б?лой рубашк?. На темномъ лиц? сіяли большіе грустные глаза. Д?вушка гляд?ла на Колю съ жалостью и любовью и, подперевъ подбородокъ тонкими пальцами, п?ла.
        Увидавъ, что Коля открылъ глаза, она замолчала и легко, какъ козочка, вскочила и уб?жала за занав?ску. Она принесла оттуда столикъ и на немъ графинъ прозрачной влаги, стаканъ, гомбу молока, инжиру и мясо.
        Коля сталъ отламывать куски инжиры и мяса. Д?вушка, молча, прислуживала ему.
        Маріамъ, дочь геразмача Банти.
        Они только вчера познакомились. Они не сказали ни слова. И сейчасъ оба молчали. Но сколько было ласки, вниманія и н?жной любви въ каждомъ жест? Маріамъ! Какъ хот?лось ей угодить этому больному, ослаб?вшему б?лому мальчику!
        Она р?зала мясо тонкими ломтями и накладывала на вязкую инжиру. Она наливала молоко въ стаканъ, она подавала полотенце и чашку, чтобы Коля могъ вымыть руки. Она сл?дила за каждымъ движеніемъ Коли, стараясь угадать его желанія.
        Кто она? мать? жена? сестра? подруга?.. Раба?
        Раба? Она два раза робко назвала Колю:
        - Гэта!.. господинъ….
        Н?тъ! Не раба! А до дна души своей усвоившая запов?дь христіанской любви, свободная, гордая д?вушка, дочь стараго, заслуженнаго и вс?ми уважаемаго воина, геразмача Банти.
        Она помнила слова Христа: …"ибо алкалъ Я, и вы дали мн? ?сть, жаждалъ и вы напоили меня; былъ странникомъ и вы приняли меня… «Такъ, какъ вы сд?лали это одному изъ сихъ братьевъ Моихъ меньшихъ, то сд?лали Мн?«.[Евангеліе отъ Мат?ея, гл. 26, ст.
35 и 40.]
        Она д?лала для Коли такъ, какъ сд?лала, если бы самъ Христосъ къ ней пришелъ.
        Отъ этой ласки и любви скудный об?дъ показался прекраснымъ. Голова перестала бол?ть. Волненіе ночи см?нились страннымъ ощущеніемъ покоя и безразличія ко всему. Колю клонило ко сну. Маріамъ угадала его желаніе. Она принесла мягкое, чистое, б?лое тряпье и положила Кол? подъ голову, вм?сто зв?риной шкуры. Она уложила Колю, расшнуровала и сняла съ него башмаки и укутала б?лою шамою съ красною широкою полосою.
        Отъ тряпья шелъ пряный восточный запахъ розоваго масла и ладана. Лежать было хорошо. Тэджъ ли такъ под?йствовалъ, или усталость тяжелой ночи и ея волненія такъ повліяли на Колю, но едва улегся онъ, положивъ щеку на мягкія ткани, какъ сами собой закрылись глаза.

«Абеба, абеба! Илиль
        бихи лигаба!»,
        услышалъ онъ. И не зналъ - было то на яву - Маріамъ зап?ла, или такъ ему приснилось. Онъ кр?пко заснулъ.
        XVII
        МАНТЫКОВА ФАНТАЗІЯ
        Коля спалъ долго. Когда кр?пость сна стала ослаб?вать, сквозь дремоту проявились звуки ночи и долго не могъ сообразить Коля, гд? онъ находился. Лаяли на деревн? собаки. Начнутъ на одномъ конц?, затихнуть, всею стаею переб?гутъ на другой, и залаютъ снова. Имъ издалека визгливымъ тявканьемъ отв?чали шакалы.
        Безпокойная была ночь.
        Это безпокойство передалось Кол?. Онъ проснулся и с?лъ на альг?.
        Вдругъ смолкли собаки. Точно он? услышали что-то и сами стали прислушиваться. Чуть слышные м?рные звуки и какой-то ровный топотъ шли изъ пустыни. И - пропали.
        Наступила минута полной, звенящей тишины. Не визжали шакалы и собаки молчали, должно быть, стоя на околиц? и напряженно вглядываясь въ лунную ночь.
        Коля обулся и вышелъ изъ хижины.
        Передъ нимъ серебристая клубилась даль. М?сяцъ высоко вис?лъ въ неб?. Т?ни были короткія. Бананы у церкви казались вылитыми изъ темнаго серебра. Мимо Коли торопливо и озабоченно б?гали собаки. Изо вс?хъ хижинъ выл?зали люди и прислушивались къ тому, что д?лалось въ пустын?.
        И вдругъ сразу, въ разъ, топнули ноги… и, совс?мъ не далеко, грозными басами зап?ли мужскіе голоса:
        - Бурома, буру румъ си! Энъ нигадэ тальха гуйу!
        Съ визгливо грознымъ ревомъ, все приближаясь, раздался воинственный кличъ:
        - «Иухъ!.. й-йу-гу-гухъ!»…
        Поющіе были уже близко, но въ серебристомъ трепетаніи ночи никого не было видно.
        Собаки бросились впередъ. За ними за околицу села поб?жали люди. Коля остался у хижины. Онъ напряженно всматривался въ даль, сквозь широко раскрытыя ворота, и вдругъ увидалъ толпу людей. Она быстро приближалась.
        Р?яли въ воздух? б?лыя шамы. Сверкали въ лунномъ блеск? наконечники копій и нас?чки на щитахъ. Черные люди шли, танцуя, топая ногами, то устремлялись впередъ съ воинственнымъ дикимъ крикомъ, били въ щиты, припадали на кол?но, останавливались и снова шли въ тактъ м?рной, грубо звучавшей басами п?сни.
        Они вошли въ лунный св?тъ, стали въ немъ несказанно красивыми, не такими, какъ днемъ при солнц?. Коля узнавалъ ихъ.
        Справа мрачно и сурово, не принимая участія въ пляск? и п?ніи, въ львиномъ в?нчик? на голов? и въ блистающемъ лемпт? шелъ старый геразмачъ Банти.
        Впереди толпы, выд?ляясь своимъ все-таки, несмотря на загаръ, бол?е св?тлымъ цв?томъ лица, разв?вая надъ головою б?лой шамою, дико вскрикивая, б?шено прыгая и танцуя, потрясая ружьемъ, носился Мантыкъ.
        Онъ увидалъ Колю и, увлекая за собою толпу абиссинцевъ, съ дикимъ крикомъ
        - Иу-йу-гу-гухъ! - бросился на него и едва не задушилъ Колю въ своихъ объятіяхъ.
        - Левъ!.. Коля!.. - кричалъ онъ по-Русски… - львище-то какой?!.. Едва несутъ!.. Въ восьмеромъ.
        Тутъ увидалъ Коля, что сзади танцующихъ восемь галласовъ несли привязаннаго за лапы къ кр?пкому дереву громаднаго льва.
        На площадк?, около хижины геразмача его положили на землю.
        Женщины принесли большія гомбы тэджа. Вс?, усталые отъ пляски абиссинскіе ашкеры и галласы, и съ ними Мантыкъ стали жадно пить, а, напившись, опять стали толпою, въ род? шеренги, подняли копья, ударили по щитамъ и могучіе голоса, что твой львиный рыкъ, понеслись по пустын?, будя дали:
        - Бурома буру румъ си, Энъ нигадэ талька гуйу!
        И громче вс?хъ п?лъ, р?зв?е вс?хъ въ дикой пляск? носился Мантыкъ. Прыгалъ выше вс?хъ, плясалъ неутомим?е вс?хъ и во всю глотку вопилъ воинственные крики.
        - Айгуме! айгуме!
        То кидался къ стоявшему у хижины Банти и съ крикомъ:
        - Оріа самой гэта! - потрясалъ надъ геразмачемъ копьемъ и пожималъ руку, спокойно стоявшему, словно изваяніе, воину.
        Дикая фантазія продолжалась почти до утра. Во время нея опытные абиссинскіе охотники св?жевали льва и снимали его драгоц?нную шкуру.
        Коля долго стоялъ, глядя на дикую пляску, потомъ ушелъ в хижину и легъ на альгу. Но заснуть не могъ. Все слушалъ п?сни, крики, топотъ ногъ пляшущихъ людей и, казалось, различалъ среди множества голосовъ лихой, задушевный, ликующій голосъ Мантыка.
        XVIII
        У Ц?ЛИ
        Коля думалъ, что Мантыкъ посл? двухъ безсонныхъ ночей, волненій охоты, посл? плясокъ и танцевъ будетъ спать, какъ убитый, и пропадетъ еще одинъ закатъ, когда можно искать кладъ дяди Пети.
        Куда тамъ! Едва стало св?тать - не Мантыкъ, а Коля кр?пко спалъ и Мантыкъ его будилъ.
        - Вставай, Коля. Надо идти, пока св?жо. Путь для тебя нелегкій. Къ вечеру надо быть у креста.
        Мантыкъ, св?жій, бодрый, сильный, только что умывшійся холодною водою, стоялъ надъ Колей.
        Въ углу хижины Маріамъ заготовляла корзину съ инжирою, мясомъ и большою гомбою тэджа.
        Солнце пробралось сквозь щели двери и золотило ея с?ровато-б?лую рубашку.
        Коля вскочилъ. Онъ былъ здоровъ и окр?пъ. Онъ живо обулся и подб?жалъ къ Маріамъ, протягивая ей руку. Маріамъ стыдливо потупила глаза и смущенно подала свою маленькую ручку съ бл?дно-розовою ладонью и тонкими, длинными пальцами.
        - Благодарю! Благодарю васъ! - воскликнулъ Коля.
        - О! гэта! - она подняла на Колю свои прекрасные темные глаза.
        - Ч?мъ я заплачу вамъ?… Я самъ. пока, б?дный и ничего не им?ющій.
        Слезы ясными алмазами заиграли на глазахъ Маріамъ.
        - Зач?мъ меня обижаешь, гэта! - сказала тихо д?вушка. - Разв? помочь ближнему не есть величайшее счастіе?
        Коля ничего не сказалъ. Онъ н?сколько мгновеній стоялъ, не спуская глазъ съ д?вушки. А она опять потупила глаза и смотр?ла въ землю. Она была совершенно спокойна. Ни одна складка на ея красиво подобранной длинной рубашк? не колыхалась.
        Точно какой-то другой міръ открылся передъ Колей. Міръ чистой христіанской любви. Міръ, гд? добро д?лаютъ, не потому что это выгодно, не по формул?: «живи и жить давай другимъ», а по зав?ту Христа, гд? самую жизнь готовы отдать за ближняго.
        - Идемъ, - зычно, отъ околицы крикнулъ Мантыкъ.
        Коля выпустилъ руку д?вушки изъ своей руки и не подумалъ, какъ обыкновенно:
«бабскія н?жности». Онъ сд?лалъ шагъ къ двери, Маріамъ его удержала.
        - Гэта! - услышалъ онъ ея милый и слабый голосокъ. - Гэта!
        Коля обернулся. Маріамъ подавала ему корзину съ провизіей.
        - Путь далекъ, - сказала она. - Теб? надо будетъ подкр?пить свои силы.
        Коля взялъ ея руку и поднесъ къ губамъ. Маріамъ застыдилась, выхватила у него свою руку и, закрывъ ею лицо, уб?жала за занав?ску.
        Коля съ корзиной въ рукахъ вышелъ изъ хижины.
        Въ св?т? яснаго дня стояли старый геразмачъ Банти, н?сколько ашкеровъ и съ ними Мантыкъ. Мантыкъ, горячо поясняя свои слова жестами, что-то разсказывалъ Банти. Старый воинъ его внимательно слушалъ. Суровая складка лежала у него между бровей, какъ у стараго льва. Геразмачъ былъ по-домашнему, въ б?лой рубашк? и темной шерстяной шали.
        Когда Коля подошелъ къ Мантыку, старый геразмачъ сказалъ:
        - Это д?ло б?лаго съ б?лыми… Мы не можемъ его судить. Онъ по-иному сказалъ.
        - Но в?дь ты, гэта, видишь, что никакой левъ не растерзалъ москова Николая?
        - Это все равно. Это не мое, а ихъ д?ло.
        - О чемъ вы говорите? - спросилъ Коля.
        - Все о томъ же. О твоемъ миломъ англичанин?.
        - Ну?
        Мантыкъ махнулъ съ досадою рукою и сталъ прощаться съ Банти.
        - Идемъ! Посл? разскажу. Сейчасъ я ужасно какой злой.
        Геразмачъ со слугами проводилъ Мантыка и Колю за церковь, вывелъ на тропинку и, показавъ на син?вшія вдали невысокія горы, сказалъ:
        - Минабелла!
        До полудня Коля шелъ бодро. Мантыкъ увлекалъ его. Онъ шелъ такъ легко, свободной, совс?мъ абиссинской походкой. Наступилъ на сухую мимозовую иглу, пріостановился, выдернулъ иглу изъ замозолившейся пятки и сказалъ не безъ гордости.
        - Совс?мъ габеша[Абиссинецъ.] сталъ.
        Мантыкъ занималъ Колю разсказами о своемъ путешествие, о своихъ охотахъ, о планахъ на будущее.
        - Дв?надцать львовъ, милый Коля, это не фунтъ изюма! Это, можетъ быть, и годъ, и больше пройдетъ, пока я дв?надцать осилю…. Ну за то, подумай?! Дв?надцать золотыхъ ц?почекъ, - ты видалъ у Банти дв?, въ вершокъ длиною, каждая, въ ушахъ… А у меня - по шести въ каждомъ ух? будетъ. Какова картина! И мы съ Галиной такъ по рю де ля Пэ, а еще лучше въ Москв? по Кузнецкому мосту! Лопнетъ народъ отъ удивленія! А?
        Мантыкъ срывался опять на воспоминанія, какъ пугалъ привид?ніемъ пароходъ….
        - Ты знаешь, когда праздникъ-то у васъ былъ, а я выходилъ. Слушаю… А какъ зап?лъ ты - и совс?мъ позабылъ осторожность, выл?зъ наружу. Чуть меня не залопали.
        Въ полдень завтракали т?ми запасами, что такъ заботливо приготовила Маріамъ.
        A посл? завтрака и пошло. Тэджъ ли стараго геразмача оказался слишкомъ кр?пкимъ и ударилъ Кол? въ ноги, или недостаточно онъ окр?пъ для большого перехода, или волненіе отъ приближенія къ ц?ли его лишило силъ, но онъ едва плелся за Мантыкомъ.
        - Мантыкъ! - жалобно говорилъ онъ, - Мантыкъ! не дойду я… Не могу я больше… Ноги, какъ не свои.
        - Будемъ п?ть, Коля! Мужайся. Зап?вай нашу любимую добровольческую «Алекс?евскую»:
        - Пусть свищутъ пули, пусть льется кровь,
        Пусть смерть несутъ гранаты, -
        слабымъ голосомъ началъ Коля, и Мантыкъ пристроился къ нему вторымъ голосомъ:
        - Мы см?ло двинемся впередъ,
        Мы - Русскіе солдаты!
        Они шли рядомъ. У Мантыка на л?вомъ плеч?, по охотничьи, было над-то его ружье, его гордость - штуцеръ-экспрессъ. Сумка съ припасомъ вис?ла на боку, шаму скрутилъ и од?лъ по-солдатски, какъ скатку. Онъ шелъ твердымъ ровнымъ шагомъ подъ п?сню и п?лъ легко и свободно.
        - Въ насъ кровь отцовъ богатырей,
        И д?ло наше право,
        Сум?емъ честь мы отстоять
        Иль умереть со славой?!
        Теперь уже Коля ему подтягивалъ слаб?ющимъ голосомъ. Мантыкъ этого не зам?чалъ. Орлинымъ взоромъ смотр?лъ онъ на близкія горы и поднимался на нихъ легко и свободно.
        - Не плачь о насъ, святая Русь,
        Не надо слезъ…. Не надо!
        Молись о павшихъ и живыхъ -
        Молитва намъ награда!
        Мантыкъ п?лъ и грезилъ. Думалъ о томъ великомъ дн?, когда пойдетъ онъ спасать Россію отъ ига коммунистовъ. Онъ вид?лъ себя то лежащимъ въ ц?пи и м?тко стр?ляющимъ, то съ ручною гранатою въ рукахъ кидающимся въ окопы, то лежащимъ на пол? сраженія съ тяжелою, смертельною раною въ груди. И отъ того п?сня его звучала съ особымъ смысломъ и, какъ ни тяжело было идти Кол?, онъ плелся за Мантыкомъ.
        - Не плачьте, матери, отцы,
        Бодритесь, жены, д?ти,
        Для блага Родины святой
        Забудемъ все на св?т?!
        - Мантыкъ! - не могу я… Дай хоть прис?сть на минуту. Голова кружится, - молилъ Коля.
        Мантыкъ схватилъ Колю подъ руку и, увлекая его за собою, вдохновенно п?лъ:
        - Впередъ-же дружно, на врага,
        Впередъ! полки лихіе!
        Господь за насъ - мы поб?димъ!
        Да здравствуетъ Россія!
        - Мантыкъ! оставь меня…. Брось… я не могу больше.
        Коля опустился на землю.
        - Коля! Да мы у ц?ли… Вотъ онъ и крестъ….
        Коля поднялъ голову. Его лицо было бл?дно. Со лба текли крупныя капли холоднаго пота.
        - Гд??… Гд? крестъ?… - тихо прошепталъ онъ.
        - Да вотъ онъ… - Мантыкъ былъ смущенъ. - Вотъ термитскій муравейникъ… двойной, какъ двусв?чникъ молочай… С?рые камни…. Тутъ и крестъ.
        Мантыкъ растерянно оглянулся. Онъ былъ ув?ренъ, что в?рно привелъ Колю на то м?сто, гд? онъ видалъ крестъ, но креста тамъ не было.
        XIX
        АЛЛО!.. АЛЛО!
        Солнце спускалось къ лиловымъ, прозрачнымъ въ вечерней дымк? горамъ. Т?ни становились длинн?е. Тропинка, съ которой сошли Мантыкъ и Коля, поднималась круто въ гору. Кругомъ была сбитая, помятая, сухая прошлогодняя трава, колючій, низкій кустарникъ, тутъ и тамъ торчалъ темнозеленый пушистый можжевельникъ и молочай съ двойнымъ стволомъ стоялъ прямой, точно дикирій.[Двусв?чникъ.]
        До заката оставалось не бол?е часа.
        Коля поднялся на ноги и сл?дилъ за Мантыкомъ. Мантыкъ снялъ съ плеча ружье и, опираясь на него, оглядывалъ м?стность. Онъ провелъ ладонью по лбу.
        - Погоди, Коля… Дай сообразить… Ты не помнишь, какъ тамъ написано на пергамент??
        - На югъ отъ креста, - тихо сказалъ Коля. - Ниже Минабеллы…. Пять шаговъ…..
        - Да, в?рно…. Я не ошибся…. Ниже Минабеллы… Вонъ на гор? дымъ видать - тамъ Минабелла.
        Мантыкъ внимательно осмотр?лся кругомъ.
        - Крестъ былъ тутъ. Я самъ его вид?лъ. Между этимъ молочаемъ и т?мъ можжевельникомъ.
        Онъ бросился вверхъ.
        - Коля! - крикнулъ онъ. - Пропало все! Они были тутъ! Проклятые твои англичане!
        Коля вскарабкался за Мантыкомъ.
        Кругомъ была страшная дичь. Камни, кусты, травы, рытвины, колючки, ползучки, все переплелось, сбилось, м?шало идти, хватало за поясъ, ц?пляло за одежду. Тамъ, гд? стоялъ Мантыкъ, трава была примята. Кустъ можжевельника надломленъ.
        Зд?сь, какъ собака ищейка, ползалъ на кол?няхъ въ густой трав? Мантыкъ.
        - Зд?сь они были…. Гляди - сл?ды сапогъ, подбитыхъ гвоздями. Сл?ды босыхъ ногъ…. Видишь.
        Коля ничего не видалъ. Земля была покрыта травой и усмотр?ть между ея сухими стволами сл?ды людей могъ только зоркій глазъ Мантыка.
        - Вотъ гд? былъ крестъ, - крикнулъ вдругъ Мантыкъ.
        Между камней торчали почерн?вшіе обломки доски. Разломъ былъ св?жій. С?рыя щепочки лежали на земл?.
        - Ты понимаешь, что они сд?лали? Они сломали крестъ. Они унесли его… Вотъ видишь, гд? тащили - кусты поломаны.
        Мантыкъ шелъ по сл?ду и вдругъ остановился, сдвинулъ свою малиновую шапочку и истово перекрестился. Коля, забывъ усталость и превозмогая боль натруженныхъ ногъ, поднялся къ нему.
        Въ трав? лежалъ сломанный восьмиконечный деревянный крестъ, сбитый изъ широкихъ досокъ.
        Что обозначалъ этотъ крестъ дяди Пети? Былъ онъ намогильнымъ крестомъ, поставленнымъ на м?ст? погребенія дяди Пети по его указанію, или самъ дядя Петя поставилъ его въ этомъ пустынномъ и глухомъ м?ст?, чтобы указать м?сто клада - кто могъ на это отв?тить?
        Крестъ былъ точно такой, какъ былъ нарисованъ на наградномъ лист? дяди Пети.
        Мантыкъ посмотр?лъ на солнце.
        - Еще усп?емъ, - прошепталъ онъ.
        - Что ты думаешь д?лать? - спросилъ Коля.
        - Снесемъ крестъ на его м?сто и поставимъ. Ты поддержишь его. Я посмотрю, куда упадетъ отъ него т?нь и найдемъ, если не кладъ - они нав?рно взяли его, то м?сто клада. Берись снизу, теб? легче будетъ нести.
        Но крестъ былъ не тяжелъ, и Мантыкъ съ Колей легко снесли его и поставили по старому излому. Коля поддерживалъ его, а Мантыкъ смотр?лъ, какъ росла т?нь отъ креста, упадая въ самую гущу перебитыхъ травъ.
        Т?нь отъ креста медленно ползла внизъ. Мантыкъ отм?чалъ ея грани кусками наломаннаго имъ молочая.
        Т?нь точно дрогнула и исчезла. Солнце спустилось за горы. Въ долин? погасло золотое марево и закружился тамъ, все густ?я, лиловый туманъ.
        Пять шаговъ отъ т?ни….
        Передъ Мантыкомъ была глубокая, св?же разрытая яма. Красноватая земля, камни, щебень, трава и сучья кустовъ валялись вокругъ.
        - Коля! - крикнулъ Мантыкъ. - Положи крестъ, иди сюда.
        Коля спустился къ Мантыку.
        - Видишь! - прошепталъ Мантыкъ. - Но, погоди! Я найду правду, я отыщу негодяевъ, я дойду до самого негуса, а этого д?ла такъ не оставлю.
        Коля, поникнувъ головою, стоялъ рядомъ съ Мантыкомъ. Ночь надвигалась на нихъ. Густ?ли т?ни въ долин?. Неподалеку раздался визгливый лай шакала и, точно отв?чая ему, справа, кто-то слабо и жалобно крикнулъ:
        - Алло!.. Алло!..
        XX
        НОВАЯ ЗАДАЧА
        Н?сколько мгновеній Мантыкъ и Коля стояли неподвижно. Страхъ приковалъ ихъ къ земл?. Коля чувствовалъ, какъ у него подъ высокимъ пробковымъ шлемомъ шевелились волосы. Онъ схватился об?ими руками за Мантыка. Мантыкъ р?зкимъ движеніемъ сдвинулъ чалму на затылокъ и снялъ съ плеча ружье. Но опять все было тихо.
        Шелест?лъ сухими травами наб?гавшій на горы вечерній теплый в?теръ.
        И снова, слаб?я и замирая, съ какою-то тоскливою надеждой, раздался крикъ: - Алло! . алло!
        Коля дрожалъ мелкою дрожью. Уже не духъ ли то дяди Пети взывалъ изъ потревоженной могилы? Все могло быть въ этомъ ужасномъ дикомъ м?ст?. Ночь надвигалась. Луна еще не взошла, и призракомъ казался поломанный Мантыкомъ молочай.
        Мантыкъ выхватилъ свой большой охотничій ножъ и сунулъ его Кол? въ руку. Онъ сталъ продираться сквозь кусты и траву по направленію крика.
        Коля, дрожа, шелъ за Мантыкомъ. Онъ не могъ оставаться одинъ.
        Уже трудно были различимы предметы. Гора стояла, какъ черная ст?на. Мантыкъ остановился и прислушался. Мертвая долила тишина.
        - Это гд?-то зд?сь, - прошепталъ Мантыкъ. Кол? показалось, что голосъ Мантыка дрожалъ.
        - Съ нами крестная сила! - громко сказалъ Мантыкъ и широко перекрестился. - Не навожденіе же это?
        - Духъ дяди Пети, - едва слышно сказалъ Коля.
        - Э! пустое, - сердито крикнулъ Мантыкъ и быстро сд?лалъ шаговъ десять внизъ.
        Между камней, кустовъ и травъ были прогалины. Небольшое, сравнительно ровное - такимъ, по крайней м?р?, казалось оно, - м?сто образовало какъ бы террасу. Какой-то длинный б?лый предметъ чуть нам?чался на ней.
        Коля упалъ на кол?ни. Ему почудилось, что это т?ло дяди Пети въ саван?, вынутое изъ гроба. Мантыкъ быстро подошелъ къ б?лому предмету, нагнулся, зажегъ спичку и осв?тилъ имъ его.
        - Коля! - крикнулъ онъ. - Это твой англичанинъ. Да иди же!.. не бойся… Онъ раненъ. Рубашка въ крови. Но руки теплыя.
        Коля, дрожа, подошелъ къ Мантыку.
        Мантыкъ еще зажегъ спичку и осв?тилъ ею лицо лежавшаго на земл? челов?ка. Коля бросился къ нему и припалъ къ бл?дному лицу.
        - Мистеръ Стайнлей?! - крикнулъ Коля.
        Т?нь проб?жала по лицу американца. Чуть двинулись пальцы. Раздался слабый стонъ. Мистеръ Стайнлей тяжело вздохнулъ и замолкъ.
        - Что же намъ д?лать! что д?лать! - сказалъ въ отчаяніи Коля, умоляюще глядя на Мантыка.
        - Нда! - сказалъ Мантыкъ…., вотъ такъ исторія съ географіей! Разгадай-ка такую загадку. Это что же… Тотъ самый… Негодяй-то? Или другой… хорошій?
        - Это хорошій…. милый…. это мой американецъ… Мистеръ Стайнлей…
        - Н-да, - повторилъ Мантыкъ - Положеніе не важное. Мужчина большой и тяжелый. Рана, видимо, нелегкая, если даже не смертельная, значитъ, - волочить не приходится. Ты ослаб?лъ и мы вдвоемъ его не донесемъ. Нужны носилки, врачи… Надо отнести прежде всего въ деревню.
        - Сейчасъ? - спросилъ Коля.
        - Да. Ч?мъ скор?е, т?мъ лучше.
        - Такъ пойдемъ же за людьми.
        - Идти вдвоемъ, Коля, намъ не годится. Американецъ твой раненъ очень серьезно. Тутъ могутъ быть всякіе зв?ри. Я не говорю уже про шакаловъ, но гіена можетъ наб?жать, а то и та самая львица, которую я видалъ. Какъ же его оставить? Ночь… зв?рь кругомъ рыщетъ. Его разорвутъ за ночь. Самъ Богъ привелъ насъ сюда, чтобы спасти его.
        - Что же съ нимъ случилось? Кто его могъ ранить?..
        - Это Коля - потомъ… потомъ… Когда устроимъ его. Теперь надо спасать его. Иди въ Минабеллу къ деревенскому «шуму», зови носилыциковъ, неси сюда альгу и тряпки. Какъ жалко, что мои Либэхъ и Али отправлены мною со львиными шкурами въ Аддисъ-Абебу. Они бы это мигомъ сд?лали. Но ихъ н?тъ… Надо кому-нибудь идти.
        - Мантыкъ, - со слезами въ голос? сказалъ Коля, - я не могу идти…. Я боюсь…
        - Чего же бояться? Я теб? дамъ свое ружье. Съ нимъ ничего съ тобою не случится.
        - Мантыкъ! Я не найду дорогу въ Минабеллу. Темень какая!
        - Да, это, брать, не Парижъ! - сквозь зубы пробурчалъ Мантыкъ. - Но выхода н?тъ. Одинъ идетъ, другой остается караулить американца.
        - Я не найду деревню, - прошепталъ Коля.
        - Ладно. Бери ружье и стереги американца. Я живо обернусь назадъ.
        Мантыкъ взялъ отъ Коли ножъ и далъ ему свое драгоц?нное ружье. Не безъ душевной внутренней борьбы онъ далъ его. Мало ли что могло случиться съ Колей въ его отсутствіе? Никому не дов?рялъ своего ружья Мантыкъ. Спалъ всегда съ нимъ. Но помнилъ зав?тъ солдатскій Селиверста Селиверстовича: «самъ погибай, а товарища выручай!» - и р?шился на жертву. Да в?дь такъ же нав?рно, поступилъ бы и тотъ, - знаменитый Мантыкъ, уральскій казакъ изъ Раимскаго укр?пленія, истребитель тигровъ!!..
        Мантыкъ исчезъ во тьм?, точно растворился во мрак? ночи. Неслышно стало его шаговъ. Коля сид?лъ съ ружьемъ въ рукахъ у головы мистера Стайнлея. Онъ былъ такъ растерянъ, что не зналъ, что д?лать. Мистеръ Стайнлей лежалъ тихо, какъ мертвый.
        Въ темномъ неб? сильно вызв?здило и неопред?ленный странный св?тъ отъ зв?здъ сд?лалъ видными предметы. Уже различалъ Коля черную извилистую грань горъ на фон? неба. Можжевельники казались косматыми зв?рями, неподвижно обступившими Колю.
        Пустыня оживала. Начиналась въ ней обычная и, будто, тревожная ночная жизнь.
        Мышь шуршала въ трав?. Какая-то птичка прыгала тамъ, и ея м?рные прыжки казались осторожными крадущимися шагами крупнаго зв?ря. Коля настораживался, взводилъ курки и всматривался тревожно туда, гд? по сухой трав? кто-то м?рно шлепалъ… Ждалъ… Льва? Гіену?..
        Холодныя струйки страха б?жали по его спин?. Волосы шевелились подъ шлемомъ и быстро билось сердце.
        Изъ-за горъ точно проткнулась луна. Бросила робкія, неясныя жидкія т?ни, потомъ т?ни окр?пли, засин?ли, все стало видно шаговъ на сто кругомъ и все стало необычно въ серебряномъ св?т? луны. Бл?дное лицо Стайнлея стало страшнымъ. Р?зкія т?ни легли на глаза и на ротъ.
        Гд?-то совс?мъ близко завизжали и завыли шакалы. Коля вспомнилъ, что шакалъ не придетъ, если левъ подл?, Коля вспомнилъ и то, что говорилъ Мантыкъ: - «всякій зв?рь живого челов?ка боится». И Коля заставилъ себя выйти изъ оц?пен?нія и пошевельнулся.

«А если п?ть?» - подумалъ онъ.
        Робко зап?лъ:
        - Гори костеръ, дымись отрадный Башлыкъ и бурку осуши…
        Чуть дрогнули р?сницы на сомкнутыхъ в?кахъ мистера Стайнлея. Разжался тонкій ротъ.
        - Коля… вы? - прошепталъ американецъ.
        Коля позабылъ страхъ. Онъ припалъ къ американцу, осторожно охватилъ об?ими руками его голову и приподнялъ ее.
        - Мистеръ Стайнлей! Я, Коля, съ вами.
        - Пить, - прошепталъ американецъ.
        Абиссинская гомба съ тэджемъ, данная Маріамъ, вис?ла на ремн? черезъ плечо Коли. Въ ней еще оставалось немного влаги. Коля подставилъ горлышко къ губамъ мистера Стайнлея и сталъ его поить. Американецъ сд?лалъ н?сколько жадныхъ глотковъ и тяжело вздохнулъ.
        - Коля, - прошепталъ онъ, силясь что-то вспомнить. Глубокая складка легла между его бровей. - Ножъ….
        Замолчалъ.
        - Какой ножъ…. Гд? ножъ?.. - спросилъ Коля, оглядываясь.
        - Отыщите… и спрячьте ножъ… Чтобы не видали…
        И, взглянувъ, замолкъ, и лежалъ тихо, почти не дыша.
        Опять страхъ нашелъ на Колю. Положивъ голову мистера Стайнлея къ себ? на кол?ни, Коля сид?лъ неподвижно и сумбурно неслись въ голов? мысли. То читалъ молитвы, путая слова, сбиваясь съ одной на другую, перебивалъ молитвы воспоминаніями, просилъ мамочку заступиться за него, вспомнить его, проклиналъ себя за свою по?здку въ Абиссинію, потомъ вдругъ мысли, молитвы, все исчезло изъ головы. Ничего въ ней не было, и тогда было страшн?е всего.
        Медленно, медленно шло время. Незам?тно подымалась луна и короче становились синія т?ни. И страхъ то уходилъ, то съ двойною силою овлад?валъ Колею.
        XXI
        ПО ПРИКАЗУ НЕГУСА!
        Гд?-то далеко дружно залаяли собаки. Ихъ лай показался Кол? спасительнымъ. Онъ осторожно переложилъ голову мистера Стайнлея на землю и прислушался.
        Лай не смолкалъ. Коля всталъ, оперся на ружье и ждалъ. Собаки заливались наверху, въ деревн?. Теперь Кол? стало легче, онъ даже прошелся шага на три по площади.
        А время такъ медленно шло! Ц?лая в?чность, казалось Кол?, прошла, а луна все вис?ла на томъ же м?ст?, и тени были все такія же короткія.
        Теперь Коля слушалъ во всю… Онъ уже не обращалъ вниманія на близкіе шумы, на мышиную б?готню въ трав?, на прыжки какихъ-то нев?дэмыхъ птичекъ - его слухъ былъ далеко впереди, на скат? горы, возл? деревни. Ему казалось, что онъ долженъ услышать шумъ людей издалека, отъ самой деревни, и испугался и обрадовался, когда совс?мъ близко отъ себя услышалъ говоръ и шорохъ шаговъ и бодро крикнулъ Мантыкъ:
        - Коля!.. Коль…. Кооль… гд? ты?
        - Я зд?сь, - крикнулъ Коля, и удивился, какъ слабъ и глухъ былъ его голосъ.
        Люди шли по разс?лин?, и потому долго не были видны. Они показались сразу, съ бумажными фонарями, прыгавшими въ трав?, какъ громадные св?тляки. Съ шумнымъ говоромъ толпа абиссинскихъ ашкеровъ наполнила террасу. Шесть рослыхъ галласовъ принесли альгу. На нее осторожно положили мистера Стайнлея и понесли въ гору. За ними шли Мантыкъ и Коля, позабывшій и страхи и усталость и теперь озабоченный положеніемъ мистера Стайнлея.

«Шумъ» Минабеллы принялъ горячее участіе въ американца. Для него очистили лучшую хижину. «Шумъ», старый солдатъ, видавшій виды, осторожно разд?лъ мистера Стайнлея и осмотр?лъ его рану. Ее омыли и кое-какъ забинтовали. Мистеръ Стайнлей слегка стоналъ, но не приходилъ въ себя. Онъ, видно, много потерялъ крови.
        - Рана, - сказалъ «шумъ», обращаясь къ Мантыку и Кол? - не отъ когтей или зубовъ зв?ря. Рана нанесена ножомъ. И намъ надо узнать, кто осм?лился въ пустын? напасть на б?лаго? Какъ очутился онъ тамъ? Что онъ тамъ д?лалъ?.. Почему на немъ н?тъ никакого оружія? Это все важно знать для Афанегуса… Ибо пустыня не европейскій городъ. Въ ней нельзя безнаказанно убить челов?ка. Я попрошу васъ остаться пока въ деревн? и ждать р?шенія негуса.

«Шумъ» отправилъ молодого баламбараса съ ашкерами на то м?сто, гд? былъ найденъ мистеръ Стайнлей, другого пожилого ашкера отправилъ съ бумагой въ Гадабурка къ геразмачу Банти, съ просьбою по телефону переговорить съ Аддисъ-Абебой и получить оттуда указанія. Колю и Мантыка допросили каждаго отд?льно, кто они и что д?лаютъ въ Абиссиніи.
        Про Мантыка «шумъ» уже слышалъ, да и вид?лъ его н?сколько дней тому назадъ, когда Мантыкъ былъ въ Минабелл?, слышалъ «шумъ» и про Инглезовъ. Къ Мантыку онъ отнесся исключительно хорошо, какъ къ храброму охотнику на львовъ и оставилъ его на свобод?, Колю же попросилъ не отлучаться изъ хижины, которую отвелъ для него и на просьбу Коли быть при мистер? Стайнле?, такъ какъ никто не говорить, кром? него, по-англійски, отв?тилъ р?шительнымъ отказомъ.
        Такъ прошелъ для Коли томительный день въ грязной, полной блохъ, абиссинской хижин?. Два ашкера съ ружьями сид?ли у входа въ хижину. Это были «забанья» - часовые. Коля не придавалъ этому значенія. Сов?сть его была чиста. Это была формальность. В?роятно, допросятъ мистера Брамбля, узнаютъ, что Коля его слуга и Колю отпустятъ.
        Но гд? былъ мистеръ Брамбль? Куда д?вался его караванъ съ многочисленными слугами, мулами и верблюдами? Что скажетъ мистеръ Брамбль? И н?тъ ли тутъ и его руки?…
        Такія мысли волновали Колю. Онъ пробовалъ спрашивать своихъ «забанья», но черные ашкеры только скалили зубы на его вопросы и ничего не отв?чали.
        Впрочемъ, Коля не могъ жаловаться. Его хорошо, по-абиссински, конечно, накормили, дали ему довольно мягкую альгу, и Коля, измученный и т?ломъ и душою, заснулъ.
        Однако, Коля спалъ не долго. Заботныя мысли разбудили его. Стало опять страшно. Тамъ, подл? креста, возл? раненаго мистера Стайнлея, сгоряча, Коля не отдавалъ себ? отчета во всемъ происшедшемъ. Теперь, проснувшись, онъ все понялъ. И застоналъ отъ печали, сознавъ весь ужасъ своего положенія.
        Кладъ дяди Пети к?мъ-то взять. К?мъ? Можно легко догадаться. Конечно, мистеромъ Брамблемъ. Но, какую же роль игралъ во всемъ этомъ д?л? мистеръ Стайнлей?! Почему онъ раненъ? Кто его ранилъ, обобралъ и бросилъ? Да живъ ли еще и самъ мистеръ Брамбль? Возможно, что абиссинцы, увидавъ кладъ, напали на англичанъ и прикончили ихъ. Или на нихъ напали дикіе жители этого пустыннаго плоскогорья - данакили.
        Но что бы ни случилось, кто бы ни былъ виновникомъ всего этого - Коля ясно понялъ, что кладъ для него потерянъ. Н?тъ ц?ли и н?тъ смысла въ его пребываніи въ Абиссиніи. Жертва его напрасна. Да и самъ онъ никакъ теперь не выберется изъ Абиссиніи. Въ оборванномъ плать? и сбитой обуви, безъ оружія и безъ денегъ, затерявшійся въ необъятныхъ степяхъ! Одинъ!
        Коля готовъ былъ заплакать, но только мучительно застоналъ.
        Мантыкъ! Мантыкъ съ нимъ… Да, это правда. Мантыкъ его никогда не броситъ. Но, что можетъ сд?лать Кол? Мантыкъ? Самъ б?дный, самъ ничего не имущій, Вонъ онъ какой Мантыкъ! Ходить босикомъ по горамъ и долинамъ, наступить на кр?пкую, какъ сталь, колючку мимозы и хоть бы что! Не знаетъ ни страха, ни устали. Со всеми другъ - и съ абиссинскими начальниками и съ простыми ашкерами и съ черными рабами-неграми галласами. Ему все - ничего.
        А Коля сд?лалъ п?шкомъ только одинъ переходъ и совершенно подбился. Коля обузой будетъ для Мантыка. Онъ будетъ м?шать, а не помогать Мантыку.
        Американецъ… Да, мистеръ Стайнлей, если выживетъ, найдется. У него везд? есть деньги, онъ не растеряется. Но выживетъ ли мистеръ Стайнлей и какую роль въ похищены клада дяди Пети игралъ онъ?
        И жуткая мысль о сговор? Брамбля съ амер'иканцемъ заползла въ душу Кол? и черной отравой наполнила его сердце.
        А онъ-то былъ такъ откровененъ и дов?рчивъ съ мистеромъ Стайнлеемъ, шелъ къ нему съ открытою, чистою душою!
        Вечер?ло. Въ отодвинутую раму, затянутую воловьего шкурою и зам?нявшую дверь хижины, было видно какъ стали длинными т?ни и розов?ли пустынныя дали. Кругомъ блеяли козы и бараны, мычали коровы, раздавались женскіе голоса, плакали д?ти. Женщины пригнали стада изъ степи и начинались ихъ хлопоты съ незат?йливымъ ужиномъ.
        У дверей появился Мантыкъ. «Забанья» не хот?лъ его пропустить, но Мантыкъ сперва поднесъ свой темный, ув?систый кулакъ къ черному носу часового, потомъ, шутя, охватилъ его вокругъ пояса и, какъ перышко, перебросилъ черезъ себя и поставилъ на ноги.
        Черный ашкеръ см?ялся, скаля б?лые зубы.
        - Видалъминдалъ? - см?ясь, по-Русски, сказалъ часовому Мантыкъ, погрозилъ ему кулакомъ и см?ло вoшелъ въ хижину къ Кол?.
        - Ну, какъ Коля? - безпечно весело сказалъ онъ, садясь на постель рядомъ съ Колею и обнимая Колю за талію. И Коля только усп?лъ попечаловаться о пропаж? клада, какъ Мантыкъ его перебилъ.
        - Это ты, Коля, брось и думать, - сказалъ онъ, и лицо его стало серьезнымъ. - Мантыкъ твоего д?ла не оставитъ такъ. Съ «шумомъ» Минабеллы я уже переговорилъ обо всемъ, и тебя зд?сь никто не тронетъ, а я, какъ луна взойдетъ, иду въ путь-дорогу. Я твоего д?ла не оставлю. Будь спокоенъ. Я разыщу твоего англичанина, хотя на дн? морскомъ, и я добьюсь суда праведнаго, царскаго, милостиваго суда. Не будь я Мантыкомъ, если я не вызволю теб? твоего клада, а тебя самого не доставлю домой. Понялъ?… Терпи и в?рь Мантыку. Мантыкъ, братъ, тебя не обманетъ!
        - А что американецъ?
        - Не приходилъ въ себя. Очень много онъ видно крови потерялъ. Да еще не было бы зараженія крови? «Шумъ» послалъ за тукуръ-хакимомъ.[Тукуръ-хакимъ - негръ докторъ.
        Будутъ л?чить. Плохъ онъ, твой американцъ.
        - Какъ думаешь, что тутъ было?
        - Думаю - р?шили англичане…
        - Оба?
        - Ну, конечно, оба, - овлад?ть твоимъ кладомъ, а какъ достали, значить его, увидали ихъ слуги несм?тныя богатства, перебили англичанъ и забрали твой кладъ.
        - Богъ съ нимъ и съ кладомъ, - сказалъ Коля. - Только бы домой вернуться къ мамочк? и Галин?.
        Бл?дная улыбка осв?тила печальное лицо Коли.
        - Э! Брось! говорю теб?, брось и думать, объ этомъ. Обо мн? уже слышали въ Аддисъ-Абеб?. Меня знаютъ. Я до самого негуса дойду, я все узнаю, все отыщу. Ты отдохни зд?сь дня два, а потомъ, я просилъ тебя отправить къ геразмачу Банти. Тамъ Маріамъ за тобой присмотритъ. Славная Маріамъ, не правда ли?
        - Да, славная Маріамъ, - печально сказалъ Коля.
        - Ну, нед?ля пройдетъ… Можетъ быть, - десять дней, и вотъ онъ и я самъ, своею собственной персоной. И съ кладомъ! Да еще, гляди, по дорог? четвертаго льва прихвачу. Дойдемъ… Н?тъ - муловъ купимъ, - до?демъ до жел?зной дороги и ай-да! - по?зжай домой! Кланяйся Наталь? Георгіевн? и Галин?, прив?тъ нижайшій старому д?душк?, скажешь - за пятымъ львомъ уже пошелъ Мантыкъ.
        - Да, хорошо, кабы такъ!
        - Такъ оно, другъ мой, и будетъ. Не иначе. Не оставитъ ни твоего д?ла, ни тебя самого Мантыкъ!
        Коля смотр?лъ на своего друга. Мантыкъ снарядился въ путь. Шерстяная шама была скатана, сума набита провизіей, въ тыквенной гомб? булькалъ тэджъ… Длинный ножъ за малиновымъ поясомъ, - кр?пкій вышелъ поясъ, что сшилъ Мантыку Селиверстъ Селиверстовичъ, - ружье трехствольное за плечами. Б?лые панталоны закручены, блестятъ смуглыя загор?лыя кол?ни, св?жій шрамъ на л?вой икр?, должно быть, вчера разодралъ себ? ногу Мантыкъ.
        - Что жъ, Мантыкъ, - тихо сказалъ Коля. - Съ Богомъ! Можетъ быть, ты и правъ… Но страшно мн? будетъ безъ тебя.
        - Страшно? - поднялъ темныя густыя брови Мантыкъ, - а ты не бойся… Такъ меня д?душка училъ. И мн? никогда не страшно… Какъ же можетъ быть страшно, когда я не боюсь?
        Съ луной ушелъ за горный перевалъ Мантыкъ. Коля тихо лежалъ на альг?. Отдыхали усталыя ноги. Все т?ло покоилось. Слушалъ, какъ затихала деревня, смолкало тонкое переливистое п?ніе женщинъ, лай собакъ и блеяніе стадъ. Угомонились люди и домашній скотъ, и тогда совс?мъ близко, у околицы, зачакали и завизжали трусливые, вороватые шакалы. Въ затихшую деревню стали доходить таинственные страшные шумы пустыни. Что то рухнуло, ухнуло въ горахъ, эхомъ прокатилось по долин?.. То ли левъ рыкнулъ, настигая задремавшую антилопу, то-ли камень сорвался со скалы и съ грохотомъ полет?лъ въ пропасть, ломая кусты.
        Часовые, накрывшись шамами, лежали у входа. Не спали. Коля слышалъ, какъ они тихо переговаривались короткими фразами.
        И тоскливо тянулась страшная, долгая, одинокая ночь.
        Вдругъ, на другомъ конц? деревни, залаяли, загомонили собаки, послышались людскіе голоса.
        Уже не вернулся ли мистеръ Брамбль? Не добрый ли геразмачъ Банти, или Ато-Уонди посп?шили на выручку мистеру Стайнлею и Кол??
        Коля поднялся съ альги и подошелъ къ дверямъ.
        - Нельзя! - прошепталъ часовой и, продолжая лежать, рукой показалъ Кол?, чтобы онъ не выходилъ.
        Засв?тились св?тильники и бумажные фонари. Къ Колиной хижин? приближалось челов?къ двадцать абиссинскихъ ашкеровъ съ ружьями и копьями. Они подошли къ Кол?. Коренастый кр?пкій челов?къ л?тъ двадцати пяти, абиссинецъ съ негрскимъ, скуластымъ лицомъ, съ приплюснутымъ носомъ, въ шам? съ красною полосою, подошелъ къ Кол? и, кладя руку на его плечо, сказалъ со спокойною твердостью.
        - Я, баламбарасъ Ольде Силясъ, присланъ повел?ніемъ негуса арестовать москова Николая и, заковавъ въ ц?пи, доставить его въ Аддисъ-Абебу!
        Странное безразличное ко всему спокойствіе нашло на Колю.
        - Въ чемъ меня обвиняютъ? - сказалъ онъ. - Я не знаю никакой вины за собой.
        - Я солдатъ, - отв?чалъ Ольде - Силясъ. - Мн? не говорятъ, за что тебя арестуютъ, мн? только приказано заковать тебя и доставить въ Аддисъ-Абебу къ Афа-негусу[Афа-негусъ - главный прокуроръ Абиссиніи.] … А за что - то изв?стно Афа-негусу!
        Твердая воля св?тилась въ узкихъ глазахъ баламбараса. Коля понялъ, что сопротивленіе, и даже разговоры и протесты безполезны. Онъ покорно далъ сковать себя ц?пями по рукамъ и ногамъ и пошелъ подъ конвоемъ ашкеровъ.
        Онъ старался ни о чемъ не думать, никого не вспоминать. Тупое безразличіе ко всему было легче мыслей и воспоминаній.
        XXII
        ТЮРЬМА

…"О плавающихъ, путешествующихъ, недугующихъ, страждущихъ, пл?ненныхъ и о спасеніи ихъ», молится православная церковь, - думалъ Коля, шагая больными ногами по пыльной дорог? среди абиссинскихъ ашкеровъ.
        Мамочка и Селиверстъ Селиверстовичъ молятся въ церкви въ Париж?, Галина въ своемъ маленькомъ кукольномъ храм?, мамзель Люси въ громадномъ холодномъ собор? Маделэнъ… Стоятъ на кол?няхъ, крестятся, просятъ Бога о «путешествующихъ». Молятъ Всевышняго, чтобы не были они недугующими и не знаютъ они, не знаютъ, мои родные и милые, что уже надо молиться о пл?ненномъ, и въ темниц? сущемъ!
        О, молитесь, молитесь! Вы, которые находитесь на свобод?, молитесь о т?хъ, кто этой свободы лишенъ!
        А сколько ихъ… въ Россіи!
        Коля часто, можно сказать, непрестанно, непрерывно думалъ о Россіи. Онъ зналъ, въ какомъ ужасномъ положеніи находятся люди подъ властью 3го интернаціонала. Коля читалъ газеты. Коля слышалъ разсказы. Коля понималъ, что не по своей вол? мамочка съ нимъ и Галиной посл? долгихъ мытарствъ оказались на чужбин?, въ Париж?, но никогда такъ ясно вс? муки Русскаго народа не были имъ осознаны, какъ въ эти дни похода, какъ въ тотъ день, когда арестантомъ въ ц?пяхъ входилъ онъ въ знойнымъ солнцемъ озаренный чужой городъ, столицу Абиссиніи - Аддисъ-Абебу.[Аддисъ-Абеба, - что значить «Б?лый цв?токъ» новая столица Абиссиніи лежитъ въ долин?. Надъ нею на плоскогорьи старая столица - Энтото.]
        Душа его просв?тл?ла. Измученное т?ло еле двигалось. Лохмотьями вис?ла одежда на исхудалыхъ плечахъ, и большіе глаза гор?ли, какъ зв?зды. Въ эти страдные дни, какъ никогда раньше, Коля позналъ Бога и Ему вв?рилъ свою судьбу.
        Богъ былъ въ эти дни его счастіемъ. Молитва - ут?шеніемъ. Слабый т?ломъ онъ такъ окр?пъ душою, что теперь, ему казалось, онъ и самую смерть встр?тилъ бы спокойно.
        Онъ не думалъ о клад? дяди Пети. Часто мысленно повторялъ онъ читанныя имъ въ
«Ветхомъ Зав?т?«слова Іова: - «Богъ далъ, Богъ и взялъ, да будетъ благословенно имя Господне».
        Въ эти дни страданій, - a страданія Коли были ужасны, ноги и руки были въ крови отъ кандальныхъ ц?пей,
        - Коля научился ц?нить духовное выше т?леснаго и понялъ великое счастіе невинно страдать. И вотъ уже в?рно: не было у него страха. Потому что, когда было страшно - онъ не боялся.
        Посл? восьми дней пути по горамъ и долинамъ, черезъ горные перевалы и безконечныя плоскогорья, они, незадолго до полудня, спустились по каменистой, обрывистой тропинк? къ неширокому потоку, текущему въ обрывистыхъ берегахъ и перешли его по кол?но въ бродъ.
        Женщины абиссинки въ с?рокоричневыхъ длинныхъ рубахахъ, въ складкахъ, сид?ли на корточкахъ надъ р?чкою и стирали б?лье. Голыя д?ти играли подл? нихъ. Он? зам?тили б?лаго пл?нника.
        - Али!.. Али![Итальянецъ… Со временъ Итало-абиссинской войны простой народъ въ Абиссиніи зоветъ вообще вс?хъ б?лыхъ итальянцами - «итали», сокращенное «али».] - со злобнымъ см?хомъ стали они кричать.
        Мальчишки поб?жали за Колею и стали швырять въ него камнями. Коля шелъ, бл?дный отъ усталости и обиды.
        Поднялись на крутой берегъ. Невдалек?, вл?во, было н?сколько большихъ хижинъ, прямо узкая пыльная дорога вилась по наклонному плоскогорью, покрытому мягкими холмами. Надъ нимъ ст?ною нависли горы, плоскія наверху. Въ солнечныхъ лучахъ отв?сный край горы казался розовымъ. Надъ ея верхомъ низкимъ казалось синее небо. Тамъ чуть нам?чались б?лыя и темныя постройки.
        Баламбарасъ Ольде-Силясъ тронулъ Колю за плечо, показалъ передъ собою и сказалъ:
        - Аддисъ-Абеба!
        Потомъ показалъ на плоскую гору и сказалъ:
        - Энтото!
        Новая и старая столицы Абиссиніи были передъ Колею. Абиссинскіе Петербургъ и Москва. Посл? Парижа, Константинополя и многихъ, многихъ другихъ европейскихъ городовъ и столицъ, вид?нныхъ Колей, Аддисъ-Абеба такъ мало производила впечатл?ніе столицы Абиссинскаго царства, что Коля не увид?лъ ее и спросилъ: - гд?… гд??
        Онъ не могъ пов?рить, что это и есть городъ. Среди желтыхъ холмовъ, по скатамъ плоскогорья, тутъ и тамъ, небольшими группами, по пять, шесть деревьевъ зелен?ли сады. Все больше банановые. Темныя, круглыя, то большія, то маленькія хижины, окруженныя по н?сколько штукъ, плетеными тынами, a гд? и каменными, грубо сложенными заборами стояли въ разброску по холмамъ, образуя какъ бы рядъ отд?льныхъ усадебъ. Дорога шла узкая, шаговъ десять шириною, выходила на площадь, терялась въ трав?, и съ площади уже н?сколькими переулками шла между плетней. За тынами, хижинами, за лабиринтомъ уличекъ, подъ зелеными шапками высокихъ тамарисковъ сверкали на солнц? б?лыя ст?ны какихъ-то большихъ круглыхъ и прямоугольныхъ каменныхъ построекъ. Ихъ архитектура была проста. Не то амбары, не то…. маслобойни?
        Ольде-Силясъ указалъ на нихъ Кол? и съ гордостью сказалъ:
        - «Гэби», дворецъ негуса!..
        Коля уже шелъ по пыльнымъ улицамъ и все не вид?лъ города. Не было ни уличной городской толпы, ни движенія. Прогнали передъ ними стадо пыльныхъ, с?рыхъ, курчавыхъ барановъ; абиссинецъ, «фарассанья»["Фарассъ» по-абиссински лошадь, сфарассанья» - всадникъ.] со щитомъ на рук? и копьемъ на плеч?, разв?ваясь б?лою шамою проскакалъ на с?рой лошади, украшенной широкою пестрою сбруею и за нимъ б?гомъ б?жало челов?къ восемь слугъ. У усадебныхъ воротъ стояли, кутаясь въ шамы, старики и женщины съ маленькими голыми ребятишками; во дворахъ за тынами кудахтали куры, надрывисто, точно давясь, кричалъ оселъ. Ни экипажей, ни автомобилей, ни звонко б?гущаго трамвая, ни просто, мостовыхъ и троттуаровъ не было въ этомъ город?, такъ странно походившемъ на большую казачью станицу. Точно спалъ городъ, томимый полуденнымъ солнцемъ. Р?дко, р?дко попадались навстр?чу п?шеходы. Еще р?же про?детъ кто-нибудь на мул?, закутавшись по самыя брови въ темный плащъ, и сопровождаемый п?шими слугами, и только, когда спустились и вы?хали на широкую площадь, попали въ оживленную б?ло-с?рую толпу. Площадь неправильной формы, съ
несколькими тамарисками, росшими кое-гд? по ея краямъ, была полна людьми и животными. Лежали верблюды и подл? нихъ на плетеныхъ изъ соломы цыновкахъ были разложены привезенные ими товары: штуки полотна, готовыя «шамы» съ алыми полосами, шерстяные плащи. Стадо ословъ ст?снилось въ одномъ м?ст? и лежали темнос?рые м?шки съ зерномъ «гебса».[Ячменя.] Передъ плоскими, круглыми, плетеными корзинами, наполненными розово-с?рыми брусками каменной соли сид?ли старухи въ коричнево-с?рыхъ пыльныхъ рубахахъ. Пестро-од?тые арабы продавали бусы и ожерелья изъ цв?тныхъ камушковъ и коралловъ, худой, какъ скелетъ полуголый данакиль принесъ страусовыя перья. Между вс?хъ этихъ товаровъ, разложенныхъ на цыновкахъ, на земл?, ходили и ?здили на мулахъ и лошадяхъ люди, приц?нивались, пробовали и, громко крича, торговались.
        - Это габайя - рынокъ, - пояснилъ Кол? Ольде-Силясъ, - за рынкомъ сейчасъ и тюрьма.
        На рынк? опять кричали въ сл?дъ Кол? оскорбительно-насм?шливое: «али, али»! и мальчишки бросали въ него камнями и грязью.
        Да, видно, ч?мъ-то провинился Коля въ этой стран?, что сталъ изъ почетнаго гостя, москова, какимъ былъ и у Ато-Уонди и у геразмача Банти, презр?ннымъ преступникомъ.
        Низко опустивъ голову, шелъ, звеня ц?пями, Коля черезъ толпу на габай?, торопился выйдти изъ нея въ тихія улички между плетней и заборовъ.
        Тюрьма… Тяжелыя деревянныя ворота замкнулись съ визгливымъ скрипомъ за Колей. Смотритель, старый негръ съ отвратительной усм?шкой, схватилъ Колю за руку и потащилъ его въ уголъ, гд? бросилъ въ низкую каменную нишу въ забор?. Черные преступники, скованные, большею частью, по двое обступили Колю. Они см?ялись надъ нимъ и ругали его. Между ними были люди съ отрубленными по локоть л?выми руками - Коля зналъ, что это- за воровство, были люди со св?тлыми сл?дами ударовъ ремнями на темно-шоколадной кож?, были старики, беззубые, страшные и худые, точно скелеты, обтянутые черной кожей, и были юноши, почти д?ти. Ни одного б?лаго не было въ тюрьм?, и появленіе Коли въ ней обратило на него общее вниманіе.
        Коля забился въ уголъ каменной ниши. Отвратительная толпа преступниковъ злобно наступала на него. Появились стражи и хлесткими ударами тонкихъ, гибкихъ палокъ по головамъ отогнали отъ Коли его сотоварищей по несчастью. Кошмаръ!.. Дни и ночи свились въ какой-то сплошной клубокъ времени и не зналъ и не помнилъ Коля, сколько времени онъ былъ въ тюрьм?.
        Онъ молился. Онъ думалъ о Мантык?.
        Что же Мантыкъ? Или онъ ничего не знаетъ о томъ, что случилось съ Колей и ищетъ его въ Минабелл? и Гадабурка, не подозр?вая, что Коля находится въ тюрьм? въ самой Аддисъ-Абеб?.
        Въ безсонныя холодныя жуткія ночи много передумалъ Коля. Онъ возмужалъ за эти дни и научился относиться ко всему съ равнодушнымъ спокойствіемъ, но Мантыка онъ ждалъ со все возрастающимъ нетерп?ніемъ.
        Вдругъ страшная пришла ему мысль: а что если Мантыкъ тоже арестованъ и томится гд?-нибудь въ другой тюрьм?, можетъ быть, уже судимъ и казненъ?
        За что?
        А за что посаженъ Коля? Разв? есть за нимъ какая-нибудь вина?
        Въ такія минуты полное отчаяніе находило на Колю. Онъ комочкомъ, какъ собака, ожидающая удара, сворачивался подъ своимъ рванымъ плащемъ и молилъ объ одномъ: безтрепетно и см?ло принять безвинную смерть, умереть честно, какъ и сл?дуетъ Русскому.
        Однажды, въ такой день, когда все казалось ему чернымъ и безпросв?тнымъ, и само яркое солнце, сіявшее съ голубого неба, было безрадостно, онъ услышалъ шумъ въ тюрьм?, и Мантыкъ, какъ всегда веселый, бодрый, какой-то праздничный Мантыкъ, ворвался въ тюрьму въ сопровождены двухъ слугъ, абиссинца и араба, и направился прямо къ Кол?.
        - Ну, здравствуй, Коля. Наконецъ-то, я добился разр?шенія нав?стить тебя и поговорить о дальн?йшемъ.
        - Что говорить? - печально сказалъ Коля. - Самъ видишь.
        Но Мантыкъ, или не вид?лъ, или старался не зам?чать ужаснаго состоянія, въ какомъ находился Коля. Онъ, не обращая вниманія на печаль Коли, продолжалъ быть веселымъ и радостнымъ. Точно хот?лъ вселить свою бодрость духа, свое отличное настроеніе Кол? и ободрить его.
        - Ты посмотри, - безпечно сказалъ онъ и тряхнулъ л?вымъ ухомъ. Въ немъ вис?ли дв? тонкія золотыя ц?почки.
        - За двухъ уже вышло… За третьяго - твоего - еще жду р?шенія. Ну да выйдетъ и это! Меня приглашаютъ въ негусову гвардію. Тамъ нашъ Русскій офицеръ ею командуетъ…. такъ просилъ… прямо на офицерское м?сто…. Да мн?, самъ знаешь, нельзя… Надо дв?надцать львовъ убить… Я в?дь об?щалъ…. Мантыкъ свое слово держитъ…. И твой кладъ добуду… Не бойся…
        - Въ чемъ меня обвиняютъ? - тихо и настойчиво спросилъ Коля
        Мантыкъ точно ждалъ этого вопроса и будто испугался его. Онъ сразу сталъ серьезенъ и сказалъ медленно и разд?льно произнося слова:
        - Въ убійств? американца.
        - Въ убійств? мистера Стайнлея!.. - воскликнулъ Коля, выпрямляясь. - Я убилъ мистера Стайнлея! Господи, что за вздоръ!.. А ты, Мантыкъ? Что же и ты этому пов?рилъ?.. Какъ же ты не сказалъ?.. Не вступился.
        - Мантыкъ свое слово скажетъ на суд?. Самому негусу. Мантыкъ уже многаго добился. Тебя судить будетъ негусъ. Негусъ справедливъ. Онъ не обвинить невиннаго.
        - Кто же меня обвиняетъ?
        - Твой другой англичанинъ.
        - Мистеръ Брамбль!.. Да, я такъ и думалъ! Такъ и должно было быть! Не иначе… Охъ, сильны англичане, а за насъ, Русскихъ безъ Родины, кто заступится? Англія - сила.
        - Не въ сил? Богъ, а въ правд?!
        Мантыкъ сказалъ эти слова тихимъ голосомъ, но такая страшная сила в?ры была въ нихъ, что Коля встрепенулся, поднялъ голову и внимательно посмотр?лъ на Мантыка.
        - А мистеръ Стайнлей? - спросилъ Коля.
        - Подумалъ я и о мистер? Стайнле?, если онъ живъ. Добился я свиданья съ тобой. Правда, тянули долго, и вотъ принесъ теб? хорошее платье. Наши Русскіе насбирали его для тебя. Славные, братъ, все люди… Такъ ты не безпокойся. Судъ будетъ правильный. Въ обиду тебя не дадимъ. Ты правъ - капиталъ это сила, да правда-то посильн?е капитала. Не вс?хъ ты деньгами закупишь. А потому, Коля, бодрись.
        - Когда же судъ?
        - Завтра.
        - Завтра судъ. Вотъ до чего я дожилъ… Судъ… Завтра… Ну что же, Мантыкъ, не смотри на меня, что я сегодня такой…. не твердый… Завтра я буду молодцомъ…. буду в?рить, какъ ты: - не въ сил? Богъ, а въ правд?!
        XXIII
        НЕ ВЪ СИЛЪ БОГЪ, А ВЪ ПРАВД?
        Яркій солнечный день, - завтра, - наступилъ такой же солнечный, яркій и блистающій. Онъ не принесъ перем?ны въ положеніи Коли.
        Коля пріод?лся въ чистое б?лье и хорошее европейское платье - б?лую пиджаму, б?лые штаны и хорошіе башмаки и ждалъ. Но пришло время об?да - за нимъ не приходили. И только посл? полудня пришла стража, челов?къ двадцать абиссинскихъ ашкеровъ, предъявили бумагу смотрителю тюрьмы и Колю, въ оковахъ, повели черезъ городъ.
        День сіялъ яркій. Солнце осл?пительнымъ блескомъ покрыло длинныя двухъэтажныя постройки, стоявшія по сторонамъ дворца негуса. Оно гор?ло на б?лыми камнями мощеномъ двор? и т?ни раскидистыхъ тамарисковъ и большихъ банановъ казались густыми и синими.
        Дворъ былъ полонъ абиссинцами въ б?лыхъ чистыхъ шамахъ. Люди поднимались и спускались по крутизн?, ведшей къ главной круглой постройк? и оканчивавшейся несколькими каменными ступенями. Тамъ темн?ло широкое отверстіе настежъ раскрытыхъ дверей. Едва вошелъ въ нихъ Коля, прохладная св?жесть закрытаго отъ солнца громаднаго круглаго зала заставила его вздрогнуть. Тонкіе деревянные столбы поддерживали высокую деревянную крышу, конусомъ уходившую вверхъ. Внутри было темно. Коля со св?та сначала мало что вид?лъ. Онъ зам?тилъ подъ ногами тонкія, соломенныя скользкія цыновки. Залъ гуд?лъ людскимъ гомономъ. Люди б?лой толпой наполняли его. Одни сид?ли, другіе стояли. Говорили тихо, сдержанно, какъ говорятъ въ храм?. Колю провели черезъ залъ и подвели къ возвышенію, на которое вели ступени. Тамъ была опущена темно-лиловая зав?са.
        На ступеняхъ стояли, сид?ли и полулежали старые и, должно быть, знатные абиссинцы. Коля увидалъ тутъ в?нчики изъ львиной гривы на темныхъ головахъ, золотые, серебряные и пестрые лемпты на плечахъ, львиныя и леопардовыя шкуры и м?хъ черныхъ пантеръ, золотомъ и серебромъ украшенные щиты, копья, сабли и ружья - все въ полумрак? казалось величественнымъ и грознымъ. Зд?сь было молчаніе. Эти старые люди, придворные негуса, его расы, геразмачи и кеньазмачи, правители провинцій и военачальники точно застыли, изображая какую-то живую картину.
        Колю поставили сл?ва отъ широкаго прохода, отгороженнаго между наполнявшими залъ людьми. Протйвъ себя, по правую сторону прохода, Коля увидалъ сид?вшихъ въ креслахъ и на стульяхъ европейцевъ въ б?лыхъ одеждахъ и между ними, такъ хорошо знакомую ему фигуру Брамбля, въ большихъ очкахъ. Онъ сид?лъ на низкомъ кресл?, небрежно развалясь, и поглаживалъ свою толстую короткую ногу. Сзади мистера Брамбля толпились его слуги, и между ними Фара. Они бросали на Колю насм?шливо-злобные взгляды.
        Коля понялъ, что его привели въ судъ и что тамъ собрались его обвинители. Онъ оглянулся вокругъ, ища защитниковъ. Никого знакомаго, никого Русскаго не было подл?. Коля искалъ Мантыка. Онъ его никогда бы не нашелъ, если бы Мантыкъ не окликнулъ Колю.
        - Коля!.. А, Коля!.. - услышалъ Коля голосъ Мантыка впереди себя, изъ группы абиссинской знати, бывшей на ступеняхъ возвышенія.
        Коля вздрогнулъ и пригляд?лся.
        Онъ увидалъ Мантыка полулежащаго у ногъ стараго абиссинца. Мантыкъ былъ въ малиновой чалм?, перевитой золотымъ шнуромъ, въ осл?пительно б?лой рубашк?, перетянутой поясомъ, босой, въ б?лыхъ штанахъ и со своимъ драгоц?ннымъ штуцеромъ въ рукахъ. Старикъ, сид?вшій надъ нимъ былъ въ львиномъ в?нчик? и расшитомъ золотомъ малиновомъ лемпт? и въ немъ Коля сейчасъ же призналъ геразмача Банти.
        Такъ вотъ куда забрался Мантыкъ - истребитель львовъ! На ступени негусова трона, с?лъ между расами и геразмачами, какъ равный!
        Коля сталъ спокойн?е. Пожалуй, и правда - не выдастъ Мантыкъ… Да, - показалось Кол?, - и геразмачъ Банти смотр?лъ на него съ дружеской улыбкой.
        Такъ прошло около часа. Напряженно застыли старые сановники впереди, храня глубокое молчаніе и бормотала и гомонила сдержанными говорами громадная толпа абиссинцевъ сзади.
        Вдругъ одинъ изъ стариковъ, сид?вшихъ на самомъ верху, Есталъ и медленно спустился къ середин? прохода. Львиная грива дрожала надъ его с?дой головою. Золотой лемптъ закрывалъ плечи и падалъ на грудь. Большой Русскій орденъ св. Анны вис?лъ у него на ше? поверхъ лемпта. Изъ-за богато расшитаго пояса торчала сабля въ красныхъ кожаныхъ ножнахъ. Круглый щитъ въ золотыхъ бляхахъ былъ на л?вой рук?.
        Въ правой онъ держалъ тонкую длинную жердь. Онъ постучалъ ею о полъ.
        Тишина стала водворяться среди абиссинской толпы. Тамъ б?гали ашкеры и тонкими тростями били по чемъ попало, по головамъ, по спинамъ и по плечамъ т?хъ, кто продолжалъ говорить.
        - Абьетъ… абьетъ…,[Жалоба!.. Жалоба!..] - раздались вскрики тутъ и тамъ и наступила полная, торжественная, волнующая тишина.
        М?рно и медленно на об? стороны раздернулась лиловая занав?сь.
        XXIV
        НЕГУСЪ-НЕГУСТИ
        За занав?сью все гор?ло въ яркомъ солнечномъ св?т?. Должно быть тамъ было отверстіе въ крыш? и большія окна въ ст?н? съ боковъ.
        На возвышеніи, покрытомъ ковромъ, на прямомъ, съ прямою спинкою золотомъ кресл?-трон?, на золотистыхъ шелковыхъ подушкахъ сид?лъ совс?мъ молодой челов?къ. Темное, въ бронзу отливавшее на солнц? лицо съ тонкими чертами было полно благородства. На плечи былъ над?тъ лиловый, обшитый золотымъ узоромъ шелковый плащъ. Онъ падалъ глубокими складками ниже кол?нъ. На ногахъ были б?лые штаны и башмаки. Это и былъ самъ негусъ-негусти, царь царей Эфіопіи.
        Шесть юношей, въ б?лыхъ штанахъ, стройныхъ и красивыхъ, стояли по сторонамъ негусова трона и держали длинныя золотыя жерди съ опахалами изъ б?лыхъ страусовыхъ перьевъ и тихо р?яли ими надъ негусомъ.
        Полукругомъ за кресломъ стояло челов?къ дв?надцать самыхъ старшихъ начальниковъ. Львиныя гривы, золотые и серебряные лемпты, бархатистый м?хъ черныхъ пантеръ, золотистыя львиныя шкуры, сверкали въ солнечныхъ лучахъ такъ, что было больно смотр?ть. У ногъ негуса лежало четыре мальчика л?тъ по восьми. Ихъ курчавыя темныя головы четко выд?лялись на б?ломъ фон? штановъ стоявшихъ сзади нихъ юношей съ опахалами.
        Сл?ва отъ негуса сид?лъ древній старикъ съ с?дой курчавой головой, въ с?дой бород?. На немъ была темно-фіолетовая шама. Онъ укутался въ нее по самый носъ.
        Полная была теперь въ зал? тишина. Медленно р?яли надъ головою негуса опахала изъ б?лыхъ страусовыхъ перьевъ и сзади чуть слышно было дыханіе тысячи людей.
        Два рослыхъ худощавыхъ абиссинца въ б?лыхъ штанахъ и черныхъ плащахъ вышли съ краевъ окружавшей негуса толпы и стали внизу у ступеней: одинъ между негусомъ и мистеромъ Брамблемъ, другой между негусомъ и Колей: англійскій и Русскій переводчики.
        Наконецъ, по легкому движение губъ негуса можно было догадаться, что негусъ говорить. Оба переводчика нагнули головы, закрыли рты плащами и внимательно слушали, что говорилъ негусъ.
        Негусъ говорилъ негромко, но въ наступившей тишин? стало слышно каждое его слово. Коля разобралъ свое имя - «московъ Николай», имена обоихъ англичанъ и названія м?стъ и деревень.
        Когда негусъ кончилъ, переводчики одновременно стали переводить то, что онъ сказалъ.
        - Въ нашей благословенной, хранимой Богомъ стран?, въ провинции Шоа, въ округ? Бальчи, возл? деревни Минабелла случилось страшное, небывалое у насъ преступленіе. Б?лый убилъ б?лаго. Ко мн? поступило заявленіе инглеза мистера Брамбля о томъ, что служившій у него юноша, московъ Николай, подозр?вается въ убійств? американца мистера Стайнлея. Умъ отказывается в?рить такому чудовищному преступленію, совершенному челов?комъ культурной, христіанской расы. Въ виду важности событія, я, лёвъ изъ кол?на Іудова, царь царей Эфіопіи, негусъ-негусти р?шилъ разобрать это д?ло въ моемъ присутствіи и по всей справедливости… Да будетъ!
        Древній, с?дой абиссинецъ въ лиловой, какъ у негуса, шам?, поднесъ край ея къ нижней губ? и сталъ говорить старческимъ дребезжащимъ голосомъ.
        - Высокое собраніе! - расы, геразмачи, кеньазмачи, аббуны, баламбарасы, баши и вы вс?, доблестные ашкеры. нашего великаго негуса, выслушайте обстоятельства д?ла. У селенія Минабелла, въ ночь полной луны, сл?дующей за солнцемъ черёзъ промежутокъ м?сяца Тэръ, время рефада, когда т?нь отъ луны равнялась девяти локтямъ, въ селеніе Минабеллу пришелъ московъ ашкеръ Мантыкъ, храбрый охотникъ на львовъ, и сказалъ, что недалеко отъ Минабеллы, въ глухомъ и неприступномъ м?ст?, лежитъ тяжело раненый инглезъ. По приказу «шума» селенія были посланы ашкеры принести этого раненаго въ село. Былъ вызванъ опытный Тукуръ-хакимъ,[Негръ-докторъ.] который опред?лилъ положеніе инглеза безнадежнымъ, всл?дствіе потери крови. На м?ст?, гд? лежалъ раненый, былъ сд?ланъ по распоряженію «шума» тщательный осмотръ и былъ найденъ большой окровавленный ножъ англійской работы. По показаніямъ слугъ другого инглеза Брамбля - этотъ ножъ принадлежалъ москову Николаю. Самъ московъ Николай появился очень непонятнымъ и страннымъ образомъ въ Минабелл? въ ту же ночь. По распоряженію «шума» онъ былъ арестованъ. Намъ, судьямъ, хорошо
изв?стно, что преступника тянетъ придти на то м?сто, гд? онъ совершилъ преступленіе. Такъ какъ, по словамъ «шума» деревни никто изъ абиссинцевъ и галласовъ не способенъ на такое нападеніе на б?лаго, а про разбойниковъ во всемъ округ? Бальчи давно ничего не было слышно, такъ какъ найденный ножъ принадлежалъ москову Николаю, и всеми жителями зам?чено странное поведеніе этого москова - я, афанегусъ, - государево око и правосудіе страны, обвиняю москова Николая въ убійств? инглеза по имени Стайнлей.
        Едва афанегусъ кончилъ говорить, и переводчики начали д?лать переводъ, какъ л?съ темныхъ, худыхъ рукъ поднялся надъ головами толпы, наполнявшей дворецъ. У вс?хъ большой палецъ былъ опущенъ книзу и громкій ропотъ пронесся по круглому каменному залу:
        - Смерть!.. Смерть ему!.. Смерть кровавой собак?… Довольно разговоровъ! Смерть ему!.. Д?ло ясное!
        Крики долго не утихали. Руки стояли чернымъ л?сомъ надъ головами. Большіе пальцы, обозначая смертный приговоръ, были опущены.
        Въ ту минуту, когда чуть тише стали крики толпы, ихъ прервалъ и заглушилъ чей-то голосъ, громко и явственно сказавшій важное въ Абиссиніи слово:
        - Абьетъ!
        И было сразу слышно, что это сказалъ не абиссинецъ, ибо произношеніе слова было слишкомъ четкое и р?зкое, какъ не говорятъ абиссинцы. И опять у самаго трона негуса кто-то громко и настойчиво повторилъ:
        - Абьетъ!
        XXV
        МАНТЫКЪ ВЫСТУПАЕТЪ
        Отъ того м?ста, гд? сид?ло дворянство округа и гд? видна была полная фигура пом?щика Ато-Уонди, отд?лился молодой, смуглый юноша, од?тый по-абиссински. Онъ сд?лалъ два шага къ середин? зала и сталъ противъ негуса. Красивое темное лицо негуса чуть зам?тно улыбнулось. Негусъ нагнулъ голову и закрылъ подбородокъ лиловымъ плащомъ.
        Засвистали тонкія жерди по головамъ непокорныхъ крикуновъ и не безъ труда водворились тишина и спокойствіе.
        Вышедшій впередъ б?лый юноша тряхнулъ головой такъ, что золотыми огнями блеснули ц?почки въ его ушахъ, оперся на свой трехствольный штуцеръ и какъ только негусъ сд?лалъ ему знакъ, что онъ можетъ говорить, сталъ складно разсказывать по-абиссински. Тамъ, гд? у него не хватало словъ, онъ или пояснялъ свою мысль жестами, или быстро спрашивалъ нужное ему слово у Русскаго переводчика и продолжалъ свой разсказъ.
        - Все это не такъ, какъ говоритъ Афанегусъ, - началъ онъ. - Улики… Что же это за улики? Ножъ, д?йствительно принадлежавши моему другу, москову Николаю. В?рно - тяжкая улика! Появленіе въ Минабелл? возл? раненаго Стайнлея Николая - вамъ кажется страннымъ. Мн? - ничуть. Я разскажу вамъ кое-что, что было раньше. Въ ночь, предшествующую той, когда былъ раненъ мистеръ Стайнлей, мои знакомые галласы привели меня въ глухое м?сто, гд? лежалъ задранный львомъ быкъ и куда должны были придти на охоту англичане. Я взобрался на мимозу и сталъ ждать. Левъ пришелъ на разсв?т?. Онъ началъ жрать быка. И вдругъ сразу обернулся, прис?лъ и сталъ гн?вно бить хвостомъ. Я стр?лялъ въ льва въ тотъ моментъ, когда онъ бросился на челов?ка въ б?ломъ. Я счастливо убилъ льва. Когда я бросился ко льву, я узналъ этого челов?ка: - это былъ мой другъ московъ Николай, по?хавшій въ Абиссинію, чтобы отыскать кладъ, зарытый его дядей много л?тъ тому назадъ. Московъ Николай былъ безъ ружья, безъ ножа и у него украдена была бумага, въ которой было указаніе о клад?. Онъ мн? сказалъ, что мистеръ Брамбль пригласилъ его на охоту и, когда
онъ заснулъ, покинулъ его и унесъ его ружье, ножъ и бумагу… Сл?дующій день и ночь, то есть ночь, когда былъ раненъ инглезъ Стайнлей, мы провели въ Гадабурка у геразмача Банти, и только въ ночь, уже сл?дующую за раненіемъ Стайнлея, мы пошли въ Минабеллу искать кладъ. Мы нашли раненаго инглеза Стайнлея. Если бы это московъ Николай его ранилъ, сталъ бы онъ хлопотать о томъ. чтобы перенести раненаго въ селеніе? Мы нашли крестъ, стоявшій надъ кладомъ, сломаннымъ и отнесеннымъ на дв?сти шаговъ въ сторону, а, самое м?сто клада разрытымъ и кладъ похищеннымъ. Вотъ все, что я хот?лъ, сказать. Я никого не обвиняю, ни на кого не показываю, но я утверждаю, что московъ Николай просто не могъ совершить этого преступленія, потому что въ то время, когда оно было совершено, онъ больной лежалъ у геразмача Банти въ Гадабурка.
        Все время р?чи Мантыка, быстро переводимой мистеру Брамблю англійскимъ переводчикомъ, мистеръ Брамбль находился въ явномъ и сильномъ волненіи. Онъ то красн?лъ пятнами, то бл?дн?лъ, хваталъ за руку сид?вшаго рядомъ съ нимъ англичанина и порывался встать. Какъ только Мантыкъ, поклонившись негусу, отошелъ къ Банти, Брамбль порывисто всталъ и быстро заговорилъ:
        - По словамъ этого молодца… Этого «боя»,[Бой - по-англійски - мальчикъ.] выходитъ, что я убилъ своего друга мистера Стайнлея… Для чего?.. Выходить, что я раскапывалъ чужой кладъ…. Что я кралъ чужія вещи?… Это возмутительно…. На таможн? въ Бальчи весь мой багажъ былъ тщательно пересмотр?нъ.
        Тамъ никто не видалъ вещей, которыя лежали много л?тъ въ земл?. Слышите… никакихъ такихъ вещей не было…. Все что говорить этотъ мальчишка… этотъ бой - неправда! Я настаиваю на своемъ прежнемъ обвиненіи. Мой слуга, Коля, убилъ моего друга и спутника мистера Стайнлея. Я требую правосудія. Англичанинъ не можетъ быть безнаказанно убить нигд? и ник?мъ!
        Л?съ рукъ разомъ поднялся надъ черными головами и б?лыми шамами и опять грозно загуд?ли голоса по дворцовому залу:
        - Смерть москову!.. Смерть убійц?… Не хотимъ пересмотра, д?ло ясное….
        Люди съ жердями успокоили толпу. Когда наступило молчаніе, раздался дребезжащій голосъ Афанегуса.
        - Показаніе ашкера Мантыка, храбраго охотника на львовъ, сводится къ тому, что тутъ главное и основное былъ кладъ, закопанный у Минабеллы и к?мъ-то отрытый. Надо узнать, у кого этотъ кладъ? Опред?ливъ кладъ, мы получимъ новыя нити для установленія правосудія.
        Афанегусъ повернулся къ негусу и что-то тихо ему сказалъ.
        - Ишши,[Хорошо.] - сказалъ негусъ. Афа-негусъ возвысилъ голосъ.
        - Благородное собраніе, расы, геразмачи, кеньазмачи, аббуны, баламбарасы, баши и ашкеры великаго негуса, его величество, левъ изъ кол?на Іудова, царь царей Эфіопіи приказалъ вызвать «либечая». При его работ? будетъ присутствовать, кром? судей, московъ ашкеръ Мантыкъ и инглезъ Брамбль со вс?ми слугами. Зас?даніе прерывается и возобновится по окончаніи работы либечая.
        Лиловая занав?сь медленно задернулась. Сид?вшіе на ступеняхъ старшіе абиссинскіе начальники стали подниматься и выходить на дворъ. День клонился къ вечеру.
        Колю оставили во дворц?, окруживъ его стражею. Мистеръ Брамбль и Мантыкъ отправились за челов?комъ, указаннымъ имъ Афа-Негусомъ.
        XXVI
        ЧУДЕСНЫЙ ДАРЪ ЛИБЕЧАЯ
        Старый абиссинецъ - ашкеръ привелъ мистера Брамбля со зс?ми его слугами и Мантыка въ одну изъ хижинъ, пом?щавшихся на двор? гэби. Туда же пришли н?которые старшіе начальники. Въ хижину принесли небольшую постель, «альгу», накрытую тряпьемъ, соломенную корзинку и н?сколько кувшиновъ.
        Абиссинскій солдатъ привелъ въ хижину мальчика л?тъ 12-ти. У него было красивое, правильное лицо, съ большими чистыми глазами. Онъ былъ од?тъ въ б?лую рубашку и б?лые штаны. Съ нимъ вм?ст? пришелъ старикъ въ темномъ дворянскомъ плащ?. Онъ погладилъ мальчика по курчавой голов? и сталъ ему что-то ласково говорить. Мальчикъ внимательно его выслушалъ и покорно и грустно сказалъ: - ишши!.. Хорошо!.
 - и поклонился вс?мъ бывшимъ въ хижин?.
        Мальчика стали поить изъ бутылокъ. Онъ пилъ небольшими глотками и по м?р? того, какъ онъ пилъ, онъ какъ бы ослаб?валъ. Голова его клонилась на грудь. Онъ задремывалъ.
        Мантыкъ спросилъ у одного изъ абиссинскихъ ашкеровъ, что д?лаютъ съ мальчикомъ.
        - Это либечай, - сказалъ ашкеръ. - У него даръ вид?ть то, что было. Онъ можетъ находить украденныя вещи. Ему дали питье. Онъ заснетъ и увидитъ то, что было въ Минабелл?. Онъ увидитъ челов?ка, взявшаго кладъ, увидитъ, куда онъ его понесъ и пойдетъ по его сл?дамъ. Вотъ если ему придется переходить р?ку - чары пройдутъ и надо будетъ его снова поить.
        Мальчикъ легъ на альгу и кр?пко заснулъ. Вс? стояли въ ожиданіи. Вдругъ сонъ либечая сталъ тревоженъ.
        Онъ стоналъ и охалъ. Н?сколько разъ крикнулъ по-абиссински: - «не тронь… не тронь»… Потомъ слабымъ голосомъ сказалъ: «ужасно».. И еще немного погодя: «какъ далеко… н?тъ… идутъ сюда»… Онъ вдругъ вскочилъ. Глаза его были широко раскрыты, но, казалось, онъ ничего не вид?лъ. Н?сколько мгновеній мальчикъ стоялъ въ какой-то нер?шительности. Онъ точно былъ очень слабъ. Тонкія ноги едва его держали, Потомъ онъ порывистымъ движеніемъ закутался въ шаму, какъ кутаются абиссинцы, когда собираются въ далекій путь, взялъ длинную тонкую трость и р?шительно вышелъ изъ хижины. Шагахъ въ десяти за нимъ шли ашкеры и старый хакимъ, поившій его напитками, за ними Мантыкъ и немного поодаль мистеръ Брамбль, окруженный слугами. Казалось, - мистеръ Брамбль былъ встревоженъ и заинтересованъ вс?мъ происходившими
        Когда вышли на площадь - остановились. Либечай стоялъ на б?лой площади Гэби и, стоя, спалъ. Все кругомъ было прочеканено серебромъ. Все сіяло въ лучахъ ущербнаго розоваго м?сяца. Тамарисковыя деревья кидали узорную голубую т?нь на б?лые камни мостовой, бананы подняли вверхъ свои длинные громадные листья и ярко блест?ли б?лыя ст?ны прямоугольныхъ мастерскихъ негуса. Широкія ворота гэби были растворены. Тамъ неподвижно сид?ла, укутавшись б?лыми плащами, стража. Копья блистали надъ черными головами ашкеровъ. Было такъ тихо въ воздух?, что пламя св?тильниковъ въ рукахъ у ашкеровъ не колебалось.
        Либечай сд?лалъ три неровныхъ, спотыкающихся шага, точно ища куда ему идти, и зат?мъ поб?жалъ къ воротамъ. За нимъ устремились ашкеры и съ ними Мантыкъ. хакимъ съ гомбою какого-то питья и, значительно пріотставъ, мистеръ Брамбль со своими слугами.
        Такъ выб?жали они за ворота и направились внизъ, сначала широкими проходами между плетней, заборовъ и хижинъ, потомъ узкой уличкой, ведшей на большую дорогу, идущую на Бальчи, ту самую, по которой пришелъ въ Аддисъ-Абебу Мантыкъ.
        Постройки кончились. Узкая тропинка шла между высокой сухой травой, колючихъ кустовъ и кдсматаго можжевельника. Воздухъ былъ св?жъ и душистъ. Впереди въ глубокой впадин? голубымъ казался туманъ. Тамъ м?рно шум?ла по камнямъ черная р?чка Хабана.
        Мальчикъ прошелъ мимо большой б?лой постройки бывшаго Русскаго госпиталя и сталъ спускаться по крутизн? къ р?к?.
        Старый хакимъ вздохнулъ подл? Мантыка.
        - Придется, - прошепталъ онъ, - начинать все сначала, если только онъ войдетъ въ воду.
        Либечай дошелъ до крайнихъ камней и остановился. Онъ сталъ топтаться вдоль р?ки, Туда и назадъ. Или онъ не р?шался войти въ темную, бурно шумящую р?ку, или онъ что-то раздумывалъ. Потомъ р?зко повернулъ назадъ и кинулся къ Аддисъ-Абеб? такъ быстро, что ашкеры и слуги мистера Брамбля едва усп?ли ему дать дорогу. Онъ духомъ взлет?лъ на крутой берегъ и окраиной города, узкими, круто извивающимися между хижинъ б?дноты тропинками выб?жалъ на Габайу - м?сто базара и тутъ сталъ зигзагами носиться по площади, точно что-то искалъ.
        Потомъ р?шительно, видно уже твердо зная, куда надо идти, вошелъ въ городъ со стороны Габайи и переулочками углубился въ западную часть Аддисъ-Абебы.
        Тутъ все было погружено въ мертвый сонъ. Плетневыя ворота были приперты, маленькія камышевыя хижины стояли въ дворахъ. Пахло ладаннымъ дымомъ, гор?лою соломою и куринымъ пометомъ.
        Когда либечай проходилъ мимо дворовъ - дворы продолжали спать, но едва показывались ашкеры - собаки начинали злобно лаять за воротами, кричали п?тухи и надрывно, давясь и икая, вопили ослы. Вдругъ распахивались ворота и сухощавый абиссинецъ въ грязной, серо-желтой шам? появлялся въ нихъ и смотр?лъ широко раскрытыми глазами на б?жавшую по улицамъ толпу.
        Либечай бросилъ трость и вытянулъ об? руки впередъ, поднявъ ладони. Онъ точно вид?лъ того, кого онъ пресл?довалъ и боялся наткнуться на него. Лицо либечая выражало ужасъ. Потъ лилъ съ него градомъ.
        Дворы становились меньше, хижины б?дн?е, заборы и плетни ниже. Воротъ не было и въ открытые проходы въ лунномъ обманчивомъ св?т? четко чеканились невзрачныя б?дныя скирды, круглые курятники и склады соломы и хл?ба. Косматая скотина дремала подъ открытымъ небомъ.
        Мальчикъ вб?жалъ въ чей-то дворъ, закружился по нему, и упалъ на ворохъ соломы, лежавшій въ углу. Забился въ корчахъ. Хакимъ бросился къ нему и сталъ его поить. Либечая положили на разостланную на земл? шаму, завернули въ нее и понесли со двора. Онъ былъ, какъ мертвый.
        Во двор? распоряжался помощникъ Афа-негуса и баламбарасъ, командовавшій ашкерами.
        XXVII
        НИКАКОЙ НАДЕЖДЫ НА СПАСЕНІЕ
        Въ дверяхъ невзрачной темной хижины появилась старуха въ грязномъ землистомъ рубищ?. С?дыя космы волосъ неопрятно торчали на черной голов?. За края ея рубашки ц?плялось двое д?тей. Молодая женщина испуганно смотр?ла изъ-за ея плеча. Во двор? терпко пахло ладаномъ и углями.
        Ашкеры, по приказанію помощника Афа-негуса, охапками растаскивали солому. Подъ нею показался небольшой сундучекъ - аршинъ въ длину, полъаршина шириною. Мантыкъ узналъ Русскую работу. Такой, только побольше, сундукъ былъ и у Колиной матери.
        Покрашенный когда-то въ темно-малиновую краску съ черными разводами, окованный по краямъ и крестъ на крестъ жел?зомъ, онъ облинялъ, обл?зъ и былъ выпачканъ въ желтоватой земл?, кр?пко въ него въ?вшейся. Жел?зо проржав?ло насквозь и осыпалось кусками. За сундучкомъ лежала небрежно скомканная солдатская с?рожелтая шама. Ашкеръ развернулъ ее - на ней были черныя пятна крови.
        Помощникъ Афа-негуса тщательно собралъ найденныя въ солом? вещи и завернулъ ихъ въ свою шаму.
        Мантыкъ, до сего времени сохранявшій бодрость, задумался. Онъ посмотр?лъ на англичанина. Мистеръ Брамбль былъ невозмутимо спокоенъ. Трубка съ вонючимъ англійскимъ табакомъ была у него во рту. Мантыкъ незам?тно вышелъ со двора и легко, б?гомъ, б?гомъ, абиссинской скорой поб?жкой, поб?жалъ къ дворамъ, гд? пом?щалась негусова гвардія.
        Минуту спустя, онъ скакалъ на с?рой лошади изъ Аддисъ-Абебы, направляясь къ Бальчи, за нимъ едва посп?валъ абиссинецъфарассанья. Б?лыя шамы мотались у нихъ за плечами и, когда попадали он? въ лучи луннаго св?та, казались выкованными изъ сверкающаго серебра крыльями…
        Во двор? шелъ допросъ об?ихъ женщинъ. Он? кидались на кол?ни передъ Афа-негусомъ, обнимали его ноги, молили о пощад? и клялись, что он? ничего не знаютъ, и не понимаютъ, какъ и когда попали вс? эти вещи къ нимъ въ соломенную скирду.
        Ночь шла. Ясный, ущербный м?сяцъ высоко стоялъ надъ плоскогорьемъ и тихими и тревожными шорохами была полна абиссинская столица.
        Въ гэби никто не расходился. Ожидали исхода поисковъ либечая. Н?сколько св?тильниковъ, поставленныхъ въ углубленіи каменныхъ ст?нъ едва разс?ивали мракъ ночи и бросали желтыя пятна на темныя головы и б?лыя шамы абиссинцевъ. Никто не спалъ. Глухой говоръ волнами шелъ по толп?. Коля чувствовалъ, какъ непрерывно наростало озлобленіе противъ него въ этой, такой чужой и чуждой ему толп?.
        Лиловая занав?сь была опущена. Возл? нея гор?ло четыре св?тильника. Св?тлыми отсв?тами блистали тутъ и тамъ украшенія на щитахъ, ружейные стволы, шитье дорогихъ лемптовъ. Старики сид?ли, молча.
        Помощникъ Афа-негуса вернулся со всею свитою. Мистеръ Брамбль занялъ свое м?сто въ мягкомъ кресл?. Посередин? на низкомъ квадратномъ столик? положили шаму въ темныхъ пятнахъ крови, и небольшой сундучекъ. Сюда же принесли найденный подл? Стайнлея кинжалъ.
        Сердито и зычно крикнулъ что-то по-абиссински одинъ изъ ликомакосовъ[Секретарей.] негуса, застучали по головамъ и по плечамъ тонкія жерди и наступила въ зал? тишина. Смолкли споры и разговоры.
        Тогда постучалъ о полъ тростью старикъ въ золотомъ лемпт? и медленно раздвинулась лиловая зав?са.
        Въ серебряномъ чеканномъ блистаніи луннаго св?та появился негусъ. Медленно р?яли надъ нимъ страусовыя опахала, вспыхивая серебристымъ св?томъ, попадая въ лунные лучи и бросали живыя синія т?ни на б?лыя рубашки юношей.
        - Раскройте сундукъ и объявите, что въ немъ находится, - сказалъ Афа-негусъ.
        Старый абиссинецъ Маркъ, Русскій переводчикъ, подошелъ къ сундуку. Два ашкера своими саблями сбили заржав?вшую петлю замка, и Маркъ сталъ вынимать содержимое сундучка и объявлять негусу, что тамъ находилось.
        Въ полной тишин? жадно гляд?ли абиссинцы на вынимаемые предметы. Въ зал? было душно и темно. Глухо звучалъ голосъ Марка. Кол? казалось, что онъ сейчасъ лишится сознанія.
        - Черная суконгіая рубашка, какія носятъ московы, - выкликалъ Маркъ. - Совс?мъ истл?ла.
        Онъ бросилъ ее на шаму.
        - Ремень съ б?лою бляхою и буквами «С.П.1.Г.».[Санктъ-Петербургская 1-ая гимназія.
        - Что могутъ означать эти буквы? - спросилъ Афа-негусъ.
        Маркъ пожалъ плечами.
        Я полагаю, - сказалъ онъ, - «сей повинуется одному Государю». Умершій московъ, в?роятно, былъ ашкеромъ своего Джонъ-Хоя.
        - Пергаментный пакетъ и на немъ надпись: «Его Величеству, негусу-негусти».
        Негусъ нагнулъ голову. Афа-негусъ, почтительно закрывая ротъ лиловымъ плащемъ, подалъ негусу пакетъ.
        - Еще пакетъ: на немъ по-Русски, абиссински и французски надпись: «Тому, кто Найдетъ этотъ кладъ». Старый кинжалъ… М?шокъ, въ немъ Немного талеровъ.
        - Сосчитайте, - сказалъ Афа-негусъ.
        Маркъ и ашкеры стали считать монеты. Въ тишин? зала съ легкимъ звономъ падали серебряные кружки.
        - Ровно сто, - возгласилъ Маркъ, ссыпая монеты въ кожаный м?шокъ. - Больше въ сундучк? ничего н?тъ, добавилъ онъ, переворачивая сундукъ.
        Негусъ, сид?вшій съ полуприкрытымъ плащомъ лицомъ, спустилъ плащъ и тихо и явственно сказалъ:
        - Мудростію и соизволеніемъ Божіимъ, покровительствомъ святыхъ Георгіоса и Михаила мы нашли причину преступленія, совершеннаго б?лымъ надъ б?лымъ. Выслушаемъ заключеніе нашего верховнаго судьи мудраго и справедливаго Афа-негуса.
        Въ темнот? раздался звонкій, точно блеющій, дребезжащій голосъ стараго Афа-негуса:
        - Благородное собраніе! Расы, геразмачи, кеньазмачи, аббуны, баламбарасы, баши и ашкеры великаго негуса. Мертвый предметъ, вещь - по вол? Божіей говоритъ, какъ честн?йшій свид?тель. Вы видите - ножъ… Это твой ножъ? - кинулъ онъ Кол? быстрый вопросъ.
        - Да, - отчетливо и спокойно сказалъ Коля. - Это мой ножъ. Его мн? подарилъ еще на пароход? мистеръ Брамбль и его…
        - Довольно! - перебилъ Колю Афа-негусъ. - Ножъ! Это ножъ москова Николая. Онъ этого не отрицаетъ. Шама! - такими шамами полна вся Абиссинія. Московъ могъ взять ее, гд? угодно. И вотъ этотъ сундучекъ… Московъ нашелъ его и откопалъ у Минабеллы. Это было до его охоты на льва… Это было до встр?чи его съ храбрымъ охотникомъ на львовъ Мантыкомъ. Онъ откопалъ его и тутъ увид?лъ другого инглеза - Стайнлея. А мы знаемъ, что инглезъ Стайнлей тоже до убійства льва показывался въ Минабелл?. Это все равно, что произошло между двумя б?лыми, нашедшими этотъ сундукъ? Намъ важно то, что американецъ Стайнлей былъ убитъ. Его кровь вопіетъ къ вамъ и требуетъ отмщенія. Московъ Николай, убивъ инглеза Стайнлея, спокойно идетъ на охоту, но забываетъ на м?ст? преступленія свой ножъ. Онъ съ к?мъ то отправляетъ этотъ сундучекъ и его закапываютъ у б?дныхъ женщинъ на окраин? города. Мы доберемся до т?хъ, кто были его сообщниками, и они понесутъ свое наказаніе. Сейчасъ мы судимъ москова Николая. Мы судимъ: - убійцу.
        Афа-негусъ, какъ опытный ораторъ сд?лалъ выдержку и окинулъ собраніе блестящими острыми глазами.
        - Нельзя, - сказалъ онъ, - въ Абиссиніи безнаказанно убивать челов?ка. Да, онъ - московъ. Онъ б?лый, и волею негуса, мы б?лыхъ судимъ по ихъ законамъ. Но Московіи н?тъ. Справедлив?йшій, мудр?йшій и великій Джонъ-Хой Московскій, да будетъ благословенна его память, - убитъ своими людьми. У насъ н?тъ его посланника - мудрыхъ и честныхъ Власова или Орлова и т? московы, что живутъ у насъ, разсказали, какой ужасъ происходить въ ихъ стран?.
        Благородное собраніе! Расы, геразмачи, кеньазмачи, аббуны, баламбарасы, баши и ашкеры - мы должны судить москова ашкера своимъ абиссинскимъ судомъ….
        Афа-негусъ опустилъ голову и замолчалъ. Толпа, наполнявшая залъ Гэби, притихла. Коля оглянулся на нее. Кошмарнымъ сномъ представился ему огромный круглый залъ, полный черныхъ людей. Блеснетъ въ св?т? лампы копье, подъ нимъ едва прим?тна черная курчавая голова, а дальше во мрак? толпа людей слилась въ какое-то страшное, непонятное, чуть движущееся существо. Оно показалась Кол? страшнымъ зм?емъ маминыхъ сказокъ, и онъ понялъ, что оно неумолимо.
        Да онъ и не будетъ просить о пощад?.
        Смерть?… Онъ такой молодой… Ну что же? Если такъ Богу угодно.
        Коля сталъ искать глазами Мантыка, но его не было на прежнемъ м?ст?. Его нигд? не было. Мантыкъ не могъ Колю покинуть - это Коля сознавалъ вс?мъ своимъ сердцемъ и, если не было Мантыка въ Гэби, - значить, - Мантыкъ что-то надумалъ…
        Или арестованъ…
        И стало такъ тихо на душ? у Коли. Точно онъ пересталъ уже жить.
        Въ эту тишину глухо вошли слова Афа-негуса. Кол? показалось, что вкрадчиво и искательно къ толп? сказалъ старый абиссинецъ:
        - Какъ вы постановите?
        ХХVIII
        НАПРЯЖЕННЕЙШІЯ МИНУТЫ
        Стало страшно тихо. Такъ тихо, что зазвен?ла какая-то струна въ ушахъ Коли, что казалось ему, что слышить онъ, какъ летитъ земля, уносясь въ безпред?льную даль, что слышить, какъ трещитъ масло въ ночникахъ и тихо скрипятъ опахала въ рукахъ у юношей.
        Вдругъ, сзади, въ далекомъ конц? круглаго зала, кто-то крикнулъ надорваннымъ, требовательнымъ голосомъ:
        - Смерть москову!
        Точно искра упала въ бочку съ порохомъ, точно молнія разорвала черныя тучи. Громовымъ грохотомъ заревелъ весь залъ, въ темнот?, л?сомъ встали гн?вныя руки.
        - Смерть! Смерть собак?!.. Смерть убійц?! Немедленная смерть… Сейчасъ взойдетъ солнце! Да не увидитъ негодяй его блистанія!.. Не встр?титъ наступающаго дня… Смерть москову!
        Негусъ плотно, по самыя брови укутался лиловымъ плащомъ. Остановились надъ нимъ б?лыя, перистыя опахала.
        Коля стоялъ, вытянувшись. Только сейчасъ въ полной м?р? созналъ онъ, что его ожидаетъ. Только теперь почувствовалъ страхъ, и уже не могъ его не бояться. Онъ стоялъ отуп?лый и смотр?лъ на негуса.
        Негусъ медлилъ. Онъ не поднималъ своей руки съ опущеннымъ болыпимъ пальцемъ, и т?мъ не утверждалъ еще приговора толпы. Онъ долгимъ и внимательнымъ взглядомъ смотр?лъ на Колю, и будто раздумывалъ о чемъ-то. Онъ и самъ немногимъ былъ старше Коли. Онъ и самъ такъ много пережилъ, сидя на трон? и правя безпокойнымъ народомъ.
        Толпа бушевала. Афа-негусъ всталъ и подошелъ къ негусу. Онъ ему что-то докладывалъ. Но негусъ все сид?лъ неподвижно.
        Народъ бросился къ Кол?, и стража дралась, отстаивая его и угрожая копьями наступающимъ на Колю людямъ.
        - Выведите его на площадь, - изступленно кричали въ толп? - и мы забьемъ его камнями!
        - Отдайте его палачамъ. Приговоръ народа свершился.
        - Если бы судили габеша, или шонкора, или галласа,[Габеша и шонкора - абиссинскія племена. Галласы - негры.] не тянули бы такъ! Судятъ москова! Что такое московъ? Гд? его заступа? Въ низость ушла Московія…
        - Уже день наступаетъ, а онъ живъ…
        Стоявшіе ближе къ раскрытымъ дверямъ гэби вдругъ стали оглядываться и примолкли… На минуту относительная тишина стала въ зал? и въ нее точно ворвались скрежещущіе звуки копытъ быстро несущихся по кампямъ лошадей. Въ мутномъ, безъ т?ней св?т? разсв?та стали видны скачущіе всадники и за ними б?гущая толпа черныхъ людей.
        Всадникъ на б?лой лошади взлет?лъ на ступени гэби. Лошадь, споткнувшись, упала на кол?ни, съ нея скатился челов?къ въ б?лой шам? и малиновой шапочк?, съ ружьемъ на плеч? и, кулаками расталкивая людей, опрометью бросился къ негусу. Онъ еще издали кричалъ: - «абьетъ!.. абьетъ!..» и, доб?жавъ до трона, что-то громко сказалъ Афа-негусу, а потомъ и самому негусу.
        Афа-негусъ развелъ руками. Негусъ вдругъ всталъ и открылъ закрытое плащомъ свое лицо. Въ ту же минуту солнечные лучи ударили въ окна съ боку пристройки и осв?тили негуса, его тронъ и окружавшихъ его людей. Золотыми стали опахала страусовыхъ перьевъ, засверкали пестрые лемпты и зв?риныя шкуры, осл?пительно б?лыми казались рубашки юношей.
        Негусъ поднялъ об? руки и тишина мгновенно стала въ зал?. Свалка вокругъ Коли прекратилась.
        - Господь, - громко сказалъ негусъ, - не далъ свершиться неправедному суду. Святые Георгіосъ и Михаилъ, Мать Бога нашего Маріамъ спасли насъ отъ величайшаго преступленія - казни невиннаго. Выслушаемъ того, кого мы считали убитымъ, - выслушаемъ американца - инглеза Стайнлея. Ибо вотъ онъ!
        Вся толпа, какъ одинъ челов?къ, обернулась къ настежь раскрытымъ дверямъ. Тамъ осл?пительно сіяло на б?лыхъ камняхъ солнце. Точно омытые, св?жіе и чистые простирали къ небу громадные надорванные листья бананы.
        Длинныя т?ни голуб?ли. Б?жавшая за всадниками толпа людей перестраивалась. Четыре рослыхъ черныхъ галласа поднимали соломенныя носилки. Въ нихъ полулежалъ очень бл?дный б?лый челов?къ, обросшій рыжеватой бородой, въ б?ломъ шлем? и б?ломъ костюм?.
        Носилки при полномъ молчаніи зала внесли во внутрь гэби. Несшіе ихъ галласы остановились съ ними у возвышенія.
        Коля стоялъ, тяжело дыша, и пристальнымъ взглядомъ смотр?лъ въ лицо Стайнлея. Не было въ лиц? американца ни кровинки. Только бл?дно-голубые глаза сіяли на немъ, какъ лампады. Мантыкъ подошелъ къ Стайнлею и сталъ подл? него.
        Коля посмотр?лъ и на мистера Брамбля. Среди его слугъ была суматоха. Самъ мистеръ Брамбль казался спокойнымъ. Только лицо его стало какимъ-то одутловатымъ и б?гали его глаза по свит? негуса.
        - Гд? ты нашелъ американца? - р?зко спросилъ Мантыка Афа-негусъ.
        - Я зналъ, что онъ сп?шитъ въ Аддисъ-Абебу - отв?чалъ Мантыкъ, - чтобы дать свое показаніе о кровавомъ д?л?. И я поскакалъ его искать по дорог? на Бальчи. Я нашелъ Тукуръ-хакима и носилыциковъ на ночлег? за р?кой Хабаной, въ дом? бывшаго Русскаго посольства. Тукуръ-хакимъ нашелъ американца очень слабымъ и не хот?лъ идти дальше. Я, какъ ум?лъ, объяснилъ американцу, что угрожаетъ его другу и онъ приказалъ б?гомъ нести его въ Гэби.
        - Можетъ американецъ дать свои показанія, - спросилъ Афа-негусъ.
        Англійскій переводчикъ перевелъ слова Афа-негуса мистеру Стайнлею и тотъ отчетливо сказалъ:
        - Yes… oh yes!..[Да… о, да…]
        - Мы слушаемъ, - сказалъ Афа-негусъ.
        - Я не вполн? понимаю, что зд?сь происходитъ, - началъ слабымъ, но яснымъ голосомъ мистеръ Стайнлей. - Б?лый казакъ, приславшій мн? письмо, сообщилъ мн?, что моего большого друга, Колю, обвиняютъ въ нанесеніи мн? ранъ… Я этому не пов?рилъ. Это такъ нев?рно и неправдоподобно… Коли не было, когда мистеръ Брамбль выкопалъ кладъ. Какъ онъ узналъ о немъ, - я не могу постигнуть. В?роятно, подслушалъ и подгляд?лъ, когда Коля показывалъ мн? таинственный «уракатъ» со страннымъ зав?щаніемъ.
        Мистеръ Стайнлей замолчалъ и провелъ бл?дной исхудалой рукой съ длинными пальцами по лбу. Было видно, что ему нелегко говорить. Тукуръ - хакимъ склонился надъ нимъ и далъ ему выпить укр?пляющаго питья.
        Мистеръ Стайнлей откинулъ со лба упавшую прядь длинныхъ св?тлыхъ волосъ, шлемъ онъ снялъ и держалъ на кол?няхъ, закутанныхъ шерстяною шамою, и продолжалъ:
        - Но разскажу все по порядку. Десятаго января мы были въ гостяхъ у пом?щика Ато-Уонди. Въ ночь на одиннадцатое была назначена охота на льва у селенія Гадабурка. Мистеръ Брамбль, распоряжавшійся охотой, предложилъ мн? караулить льва у Минабеллы, самъ же хот?лъ стр?лять его на приманку изъ-за закрытія подл? Гадабурка. Съ собою онъ бралъ Колю. Ничего подозрительнаго въ этихъ распоряженіяхъ я не зам?тилъ.
        Изъ разсказовъ моего друга Коли я зналъ, что ц?лью его по?здки съ нами въ Абиссинію было отысканіе клада, закопаннаго его дядей. Объ этомъ клад? Коля им?лъ точныя данныя въ бумагахъ, присланныхъ его дядей его семь?. Кладъ былъ у Минабеллы. Но тогда я и не подозр?валъ, что и мистеръ Брамбль какъ-то проникъ въ Колину тайну.
        Мистеръ Стайнлей устало откинулся на спинку носилокъ.
        - Можетъ быть, вы не можете продолжать? - спросилъ Афа-негусъ.
        - Н?тъ… Я долженъ, а разъ я долженъ - я могу… Это минутная слабость. Я слишкомъ взволнованъ… Такъ вотъ: Ночью я ходилъ стеречь льва тамъ, гд? мн? указалъ шумъ Минабеллы. Левъ туда не пришелъ. Днемъ абиссинцы мн? сказали, что они слышали отъ работавшихъ въ пол? галласовъ, что левъ убитъ у Гадабурка. Я былъ ув?ренъ, что это посчастливилось мистеру Брамблю, и я порадовался за него. Мой другъ - челов?къ глубоко несчастный, нев?рующій въ Бога, не им?ющій ни къ чему и ни къ кому никакой привязанности или любви, и я думалъ, что удачная охота на льва разс?етъ его мрачныя, одинокія мысли… Я прождалъ въ Минабелл? весь день мистера Брамбля и передъ закатомъ, изъ любопытства пошелъ отыскивать крестъ, обозначавшій м?сто клада. Я былъ безъ всякаго оружія, даже безъ ножа. Я легко отыскалъ крестъ и с?лъ недалеко отъ него, глядя, какъ заходящее солнце бросало красные отсв?ты на его доски и какъ росла его длинная т?нь. Вдругъ шорохъ въ трав?, ниже креста заставилъ меня насторожиться. Дв? б?лыя фигуры быстро пробирались чрезъ кустарникъ къ кресту. Я сейчасъ же узналъ ихъ. Это были - мистеръ Брамбль и его слуга,
абиссинецъ Фара. Вглядываясь въ нихъ, я думалъ: - что это? случайность? или и мистеръ Брамбль знаетъ тайну клада. На Фара былъ над?тъ Колинъ поясъ и его англійскій охотничій ножъ. Почему онъ былъ на Фара? Я сталъ уже съ интересомъ сл?дить за ними.
        Мистеръ Стайнлей сд?лалъ передышку и выпилъ питья, даннаго ему Тукуръ-Хакимомъ. Весь залъ слушалъ переводчика въ большомъ волненіи. Солнце высоко поднялось. Негусъ и вся его пестрая свита были ярко, празднично-радостно осв?щены.
        - Мистеръ Брамбль и Фара, - продолжалъ американецъ, - ожидали заката солнца. Ихъ д?йствія были ув?рены. Мистеръ Брамбль отсчиталъ шаги отъ конца т?ни, и въ наступавшей темнот? показалъ м?сто, гд? рыть. Фара сталъ топоромъ расчищать отъ кустовъ это м?сто. Тогда я вышелъ изъ своей засады и пошелъ къ нимъ.
        - Мистеръ Брамбль, - сказалъ я. - Что вы тутъ хотите искать?
        - Какое вамъ до этого д?ло, мистеръ Стайнлей, - отв?чалъ мн? мистеръ Брамбль. - Всякій зд?сь можетъ д?лать все, что хочетъ. Это м?сто дикое и глухое, никому не принадлежащее.
        - Вашъ отв?тъ не джентльменскій, - сказалъ я, стараясь быть спокойнымъ. - Вы задумали нехорошее и нечестное д?ло. Гд? Коля? Кладъ принадлежить ему!
        - Колю задралъ вчера на охот? левъ. Я не знаю, живъ ли онъ, - сказалъ мн? мистеръ Брамбль. Вотъ его ножъ, который мы нашли на м?ст? охоты.
        - A гд? же были вы?
        - Я ожидалъ льва въ другомъ м?ст?, - смущаясь сказалъ мистеръ Брамбль. - Левъ туда не пришелъ.
        - Вы лжете! - воскликнулъ я. - Вы убили Колю, чтобы завлад?ть его кладомъ.
        Мистеръ Брамбль пожалъ плечами.
        - Кладъ, закопанный въ земл? принадлежитъ тому, кто его найдетъ, - сказалъ онъ мн?. Впрочемъ, если хотите, я вамъ уступлю половину, разъ вы тоже оказались зд?сь.
        - Негодяй! - воскликнулъ я, - какъ см?ете вы мн? д?лать такія предложенія. Сейчасъ же оставьте ваши работы и скажите вн? правду, что съ Колей?
        Мистеръ Брамбль скрестилъ на груди руки и холодно посмотр?лъ на меня.
        - Я прощаю вамъ, - сказалъ онъ, - потому что вы сами не понимаете, что вы д?лаете. - Онъ повернулся къ слуг? и сказалъ ему повелительно: - рой!
        Фара началъ киркой разбивать землю. Я кинулся на него и оттолкнулъ его.
        - Не см?й этого д?лать! - крикнулъ я.
        - Гэта мн? приказалъ, - глядя на меня со злобою сказалъ Фара.
        Ихъ было двое, оба вооруженные, я одинъ и безоружный. Я подошелъ къ мистеру Брамблю и сказалъ ему: - сейчасъ же прикажите вашему слуг? перестать рыть. Пойдемте въ лагерь. Тамъ объяснимся. Вы мн? разскажете, какъ погибъ Коля.
        Мистеръ Брамбль, не глядя на меня, сказалъ слуг? на скверномъ абиссинскомъ язык?: - рой… если инглезъ станетъ м?шать - д?йствуй!
        Тогда, не помня себя, въ страшномъ негодованіи я ударилъ мистера Брамбля. Должно быть, я былъ страшенъ, потому что мистеръ Брамбль поб?жалъ отъ меня въ сторону. Уже наступила ночь и всходила луна. Я кинулся за нимъ, и такъ мы отб?жали шаговъ на сто отъ м?ста клада. Отб?жавъ въ кусты, мистеръ Брамбль остановился, и мы схватились въ борьб?. Я былъ сильн?е мистера Брамбля, онъ запыхался отъ б?га и я скоро его повалилъ и схватилъ за горло.
        - Говори, негодяй, - сказалъ я, - гд? Коля? Что вы съ нимъ сд?лали?..
        Мистеръ Брамбль молчалъ, я отпустилъ его и выпрямился. Передъ собою я увидалъ дикое лицо Фара съ выпученными глазами и сейчасъ же ощутилъ острую боль въ груди выше сердца. Все закружилось передо мною, въ глазахъ потемн?ло, и я упалъ. Но я еще не потерялъ сознанія. Я вид?лъ, какъ Фара отшвырнулъ ножъ далеко въ кусты, снялъ свой плащъ и бросилъ его туда же. Зат?мъ онъ и мистеръ Брамбль пошли на м?сто клада.
        Я какъ то внезапно ослаб?лъ и лежалъ безъ движенія. На меня то находило легкое забытье, то я приходилъ въ себя. Я сознавалъ, что я не могу забыться, такъ какъ тогда шакалы порвутъ меня, и я кр?пился. Я вид?лъ, какъ стороною прошли мистеръ Брамбль и Фара. Они несли какой-то сундукъ. Они остановились противъ меня и Фара подошелъ ко мн?. Я затихъ. Фара тронулъ мою руку и крикнулъ по-французски мистеру Брамблю: - «mort».[Мертвъ.] Потомъ Фара поставилъ сундучекъ на плечо и б?гомъ поб?жалъ внизъ съ горы. Мистеръ Брамбль по пошелъ тихо въ гору.
        Что было потомъ? Я это плохо помню. Я былъ между жизнью и смертью. Помню, какъ я ночью сид?лъ, опасаясь зв?рей, но они не пришли. Наступило утро, насталъ знойный день, - я провелъ его въ забытьи и сн?. Когда на мгновенія приходилъ въ себя - понималъ, что только чудо могло спасти меня. Кто могъ забраться въ эту глушь? Случайный охотникъ? Ихъ такъ мало зд?сь. Коля за кладомъ? Но я считалъ Колю убитымъ. Къ ночи я сильно ослаб?лъ и уже ничего не слышалъ. Я предалъ себя Божіей вол? и терп?ливо, большею частью, безъ сознанія, ожидалъ смерти. Вдругъ, точно изъ какой-то глубокой дали услышалъ знакомый голосъ Коли. Онъ п?лъ Русскую п?сню, ту, что п?валъ мн? часто на поход? у бивачнаго костра.
        Я открылъ глаза. Была холодная ночь. Коля сид?лъ подл? меня и грустнымъ голосомъ п?лъ свою милую п?сню. Я понялъ, что я спасенъ. Этотъ мальчикъ сталъ мн? безконечно дорогъ. Я какъ-то смутно вспомнилъ про ножъ. И, кажется, что-то ему сказалъ? Потомъ забылся. Но это уже было сладкое забытье покоя, въ сознаніи, что находишься подл? людей, сохранившихъ Бога въ сердц?. Когда я очнулся посл? этого, - я лежалъ на мягкой альг?, меня окружали абиссинцы и вашею волею, великій негусъ, лучшій врачъ-негръ ходилъ за мною. Я былъ еще очень слабъ, когда получилъ письмо, и узналъ, какое обвиненіе тягот?етъ надъ Колей. Я собралъ вс? свои силы и посп?шилъ сюда! Великій негусъ, я в?рю, что ваше правосудіе направляется Промысломъ Всевышняго и вы не осудите невиннаго!
        Мистеръ Стайнлей сд?лалъ чрезвычайное напряженіе, чтобы возможно громче сказать эти слова. Онъ изнемогъ, откинулся на спинку носилокъ и лишился сознанія.
        Тукуръ-хакимъ нагнулся надъ нимъ.
        XXIX
        СУДЪ НЕГУСА
        Толпа кричала и гомонила въ большомъ кругломъ зал? Гэби. Афа-негусъ распорядился расковать и снять ц?пи съ Коли и арестовать Фара. Но Фара не было. Онъ незам?тно исчезъ въ тотъ самый моментъ, когда носилки съ мистеромъ Стайнлеемъ показались въ дверяхъ.
        Возмущеніе и крики продолжались добрыхъ полчаса. Ашкеры лупили жердями кричавшихъ по чемъ попало и не могли ихъ успокоить. Пришлось встать самому негусу. Онъ взялъ копье изъ рукъ одного изъ геразмачей и гн?вно постучалъ имъ объ полъ. Тогда только наступила тишина. Вс? еще т?сн?е сдвинулись къ тронному м?сту, ожидая суда негуса.
        - Благодареніе Богу!.. - сказалъ негусъ. - Благодареніе Богу!.. Благодареніе Богу! .
        Бывшіе въ зал? аббуны подняли руки съ ажурными квадратными крестами и повторили:
        - Благодареніе Богу!
        - Мн? говорили московы, что у нихъ была мудрая царица Екатерина. Та царица говорила: - «лучше оправдать десять виновныхъ, ч?мъ осудить одного невиннаго». Московъ Николай, прости намъ наши заблужденія!
        Негусъ поклонился Кол?.
        Коля стоялъ подл? Мантыка. Слезы текли по его лицу. Онъ не зам?чалъ ихъ. Онъ совс?мъ позабылъ про «бабскія н?жности».
        Негусъ продолжалъ:
        - Больно мн?, негусу, сознавать, что тяжкое преступленіе совершилъ мой подданный, габеша, но и сколь радостно, что кровь б?лаго пролилась не отъ б?лой руки. Мы, абиссинцы, не см?шиваемся съ европейцами. Намъ не нужна ихъ высокая, часто идущая противъ Бога, культура, но мы ихъ уважаемъ, мы ихъ ставимъ себ?, какъ образецъ добрыхъ и свободныхъ отношеній между людьми. И намъ было бы безконечно тяжко сознавать, что б?лые способны на грязное д?ло убійства. Произошла ссора между двумя инглезами. Пусть англійскій представитель разсудитъ ихъ. Слуга одного изъ нихъ нанесъ раны другому не по своей вол?, а по приказанію своего господина. Нашъ судъ совм?стно съ англійскимъ разберетъ его вину. Д?ло во всякомъ случа? не пахнетъ смертнымъ приговоромъ - и это радуетъ меня и должно радовать васъ, - на которыхъ всегда ложится кровь казненныхъ. Что касается клада, то я приказываю его передать тому, кому онъ предназначался, не требуя для сего никакихъ доказательствъ. Я приказываю его передать москову Николаю.
        Изъ толпы слугъ мистера Брамбля отделился слуга Арару. Закрывъ ротъ краемъ шамы, онъ подошелъ къ Афа-негусу и передалъ ему, шепча что-то на ухо, небольшой пакетъ. Афа-негусъ, почтительно закрывая половину лица и низко склоняясь, передалъ этотъ пакетъ ликомакосу негуса.
        Негусъ выслушалъ Афа-негуса и сказалъ, повышая голосъ.
        - Я радъ вид?ть пробуждающуюся сов?сть у челов?ка, въ осл?пленіи жадности и гн?ва ее усыпившаго. Намъ передали сейчасъ важный документъ, отнятый во время сна у москова Николая. Мы разберемъ его въ свое время. Это укр?пляетъ насъ въ нашемъ р?шеніи; это говорить намъ, что Господь Богъ Давидовъ и Соломоновъ далъ и намъ пріобщиться къ мудрости великихъ царей. Да будетъ свято ихъ имя.
        Негусъ величественно ус?лся на своемъ кресл? и по самые глаза закутался своимъ лиловымъ плащемъ.
        Точно буря налет?ла на просторный залъ Гэби. Народные вопли катились къ негусову трону, все наростая. Но это не были крики гн?ва, жажды мести и крови, но крики ликованія и благодарности.
        - Да здравствуетъ Джонъ-хой, великій негусъ! Да здравствуетъ великій царь, левъ изъ кол?на Іудова! Да здравствуетъ насл?дникъ престола Соломонова и его мудрости.
        Черныя руки махали надъ черными головами, какъ в?тви кустарника во время урагана, б?лыя шамы разв?вались в воздух?. Черные въ б?лыхъ б?лкахъ глаза гор?ли, какъ угли.
        Толпа сгрудилась у ступеней негусова трона. Тамъ въ яркомъ солнечномъ св?т? нестерпимо для глазъ сіяли золотые и серебряные лемпты, нас?чки сабель, украшенія щитовъ. Шкуры львовъ, черныхъ пантеръ и леопардовъ переливали шелками, страусовыя опахала казались золотыми, и негусъ, окруженный своимъ дворомъ, казался Кол? и Мантыку какимъ-то сказочнымъ вид?ніемъ.
        Лиловая зав?са закрыла негуса отъ толпы.
        Высокое собраніе расходилось, толпясь въ дверяхъ. Въ этой толп?, за носилками мистера Стайнлея, шли Мантыкъ и Коля.
        XXX
        КЛАДЪ ДЯДИ ПЕТИ
        Идя рядомъ съ носилками мистера Стайнлея, Коля пожималъ бл?дную руку своего американскаго друга. Либэхъ и Али несли за ними сундучекъ съ кладомъ дяди Пети.
        Странно, - достигнувъ посл? столькихъ мытарствъ, лишеній и опасностей ц?ли своего путешествія, Коля чувствовалъ равнодушіе къ кладу. Было любопытно разсмотр?ть, что заключается въ пакет?. Чекъ на большія деньги? Письмо? Но любопытство было не столь сильно, чтобы нельзя было его превозмочь. И Коля вспомнилъ, какъ все знавшій старый Селиверстъ Селиверстовичъ, разсказывалъ, какъ Будда училъ о счастіи.
        - «Счастье въ стремленіи, а не въ достиженіи. Пока стремился - в?рилъ въ сладость достигаемаго, а достигъ и пришло разочарованіе. И отравило счастье. Оно въ ожиданіи, а дождался-и уже омрачено счастье, нечего ждать. Поблекла радость ожиданія».
        Пока ждалъ, искалъ, достигалъ этого клада Коля, онъ казался ему необычайнымъ, заманчивымъ, прекраснымъ, разр?шающимъ вс? сомн?нія и огорченія. А увидалъ замш?лый красный сундучекъ съ истл?вшей рубахой и гимназическимъ ремнемъ и пропало очарованіе клада и н?тъ нужды торопиться узнать, что тамъ еще лежитъ.
        Другое уже манило Колю. Домой!… О! хотя бы въ тотъ временный домъ, гд? мамочка и Галина, въ то новое отечество, гд?, какъ далекія ясныя зв?зды, блестятъ ясные глаза Люси Дарсонвиль.
        И первыя слова, сказанныя Колей посл? бурной благодарности Мантыку, были:
        - Куда мы идемъ?
        Мантыкъ отв?тилъ просто. Точно онъ угадалъ Колины мысли.
        - Домой.
        - Домой? - переспросилъ Коля. - Да разв? есть у меня домъ?
        - У тебя? Не знаю. Но у меня зд?сь есть мой домъ… И, я над?юсь, теб? и твоему американцу будетъ у меня не плохо. Да и хочется мн? поскор?е узнать, что оставилъ, кром? рваной рубахи и ста талеровъ теб? твой дядя Петя. Не очень-то онъ, кажется мн?, былъ шикарный.
        - А какъ же съ американцемъ? - кивнулъ Коля на носилки.
        - Я вызвалъ къ нему Русскаго доктора и, кром? того, Маріамъ, дочь геразмача Банти, при немъ. Это она его и выходила.
        Коля покрасн?лъ.
        - Маріамъ зд?сь?
        - Да. Геразмачъ Банти у одного своего арендатора - купца - «нагадія» - въ Аддисъ-Абеб?, устроилъ намъ пом?щеніе. Маріамъ тамъ уже распоряжается. Небось, Коля, съ Мантыкомъ не пропадешь!
        Они перешли р?чку Хабану и направились вдоль ея берега къ небольшой усадьб? изъ четырехъ круглыхъ хижинъ.
        - Вотъ и мой домъ, - сказалъ Мантыкъ. - Ну, давай же посмотримъ, что тамъ написалъ еще твой дядя Петя? Можетъ, опять какой-нибудь ребусъ закрутилъ. Любить онъ загадки загадывать!
        Мистеръ Стайнлей покойно лежалъ на мягко устроенной ему Маріамъ «альг?«. На двор? суетились и о чемъ-то спорили Либэхъ и Али, в?рные слуги Мантыка.
        Мантыкъ взр?залъ ножомъ пакетъ и передалъ его Кол?. Мистеръ Стайнлей внимательно сл?дилъ за Русскими юношами.
        - Ну, Господи благослови! Вынимай, - сказалъ Мантыкъ. Его голосъ дрожалъ.
        Коля вынулъ н?сколько пожелт?вшихъ листковъ бумаги, исписанныхъ крупнымъ почеркомъ. Чернила порыж?ли и выцв?ли отъ времени и сырости.
        - Все? - спросилъ Мантыкъ.
        - Все, - сказалъ Коля.
        - Никакого чека?
        - Никакого.
        - Ну, хотя тысячефранковый билетъ?
        - Ничего. Мантыкъ свиснулъ:
        - Изабелла - ослаб?ла, - сказалъ онъ. И добавилъ спокойно, равнодушнымъ голосомъ: - читай.
        - «25 марта 1912 года, день Благов?щенія», - читалъ Коля и сейчасъ же по фразамъ переводилъ для мистера Стайнлея по-англійски: - провинція Шоа, городъ Анкоберъ. Я, Петръ Георгіевичъ Покровскій - въ Русскомъ прошломъ - гимназистъ 1-й С. Петербургской гимназіи шестого класса, въ Абиссинскомъ настоящемъ арміи негуса Менелика II геразмачъ Петросъ, чувствуя свою близкую кончину, зав?щаю тому, кто найдетъ мой закопанный кладъ.

«Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

«Мою блузу, ремень и кавказскій кинжалъ, память о моемъ Русскомъ прошломъ, пошли моимъ роднымъ. Ищи ихъ въ Петербург?, въ дом? Собачниковыхъ, № 12, по Николаевской улиц?.

«Письмо передай негусу.

«Сто талеровъ возьми себ? на расходы.

«И знай!

«Если ты им?ешь ключъ къ моему кладу, - ты обр?лъ большое богатство.

«Ты оказался любознательнымъ, и пытливъ твой умъ, ибо ты разгадалъ мою загадку. А быть любознательнымъ и имъть пытливый умъ, разв? это не богатство?

«Это капиталъ, который ты вложилъ въ свою жизнь.

«Ты разузналъ объ Абиссиніи и изслъдовалъ пути туда. Вотъ теб? первые проценты на твой капиталъ. Твой капиталъ увеличился знаніемъ.

«Ты р?шилъ ?хать въ Абиссинію, чтобы искать кладъ.
        Ты не поскупился потратить на это деньги. Не бойся, даже, если ты сд?лалъ для этого долгъ. Ты обнаружилъ приступъ воли. А что д?лаетъ челов?ка великимъ: воля и умъ. Я далъ теб? случай проявить волю. Благодари за это, мой нев?домый родственника Ты начинаешь богат?ть.

«Ты по?халъ, преодол?вая присущую намъ л?нь и неподвижность. Ты по?халъ, терпя лишенія и опасности пути, и на поход? ты заострилъ свой умъ и отточилъ свою волю. Теперь ты богатъ до конца дней своихъ, богатъ опытомъ. Ты увидалъ жизнь, которую ты, по легкомыслие своему, можетъ быть, назовешь дикою, но она ближе къ Богу и потому она выше нашей культурной жизни.

«Взв?сь все это, оц?ни, и, когда вернешься домой, ты поймешь, что старый Русскій гимназистъ, - ибо для Россіи я только б?глый гимназистъ Ашиновецъ, тебя не обманулъ, и ты увидишь, что не напрасно ты сд?лалъ большое путешествіе въ дебри Африканской пустыни.

«Да хранить же тебя Господь и молись неустанно о раб? Божіемъ Петр?».
        - Все, - сказалъ Коля, дочитавъ до конца это странное посланіе.
        Мантыкъ снова свиснулъ и покрутилъ головою.
        - Вотъ такъ исторія съ географіей. Совс?мъ разсказъ изъ старой д?душкиной хрестоматіи!
        Онъ былъ разочарованъ.
        Мистеръ Стайнлей долго молчалъ. Онъ закурилъ свою любимую трубку и тихо посасывалъ ее. Откинувъ бл?дною рукою отросшіе волосы, онъ задумчиво смотр?лъ черезъ открытую дверь хижины въ глубокое, бездонное небо и, казалось, ушелъ куда-то далеко въ своихъ мысляхъ.
        - Коля, - тихо позвалъ онъ, - подойдите ко мн?. Коля опустился на землю подл? американца. Мистеръ
        Стайнлей положилъ ему руку на голову.
        - Какой мудрый былъ вашъ дядя, - медленно сказалъ американецъ. - Какъ велико и важно все то, что онъ написалъ и какъ много, много въ этомъ правды!
        - Что онъ говоритъ такое? - спросилъ, насторожившись Мантыкъ. Онъ чистилъ и протиралъ свое ружье въ углу хижины. Коля перевелъ ему слова американца.
        - Ему легко такъ говорить, - сказалъ Мантыкъ, прищуриваясь, и однимъ глазомъ разглядывая нижній нар?зной стволъ. - А какъ же домой? На сто талеровъ отсюда до Парижа не до?дешь. Дай Богъ до Джибути добраться.
        Мистеръ Стайнлей вопросительно смотр?лъ на Колю. Точно спрашивалъ, что говоритъ Мантыкъ. Коля перевелъ слова Мантыка.
        - Не бойтесь, Коля, - сказалъ мистеръ Стайнлей, - я васъ не оставлю. Я телеграфирую въ мой банкъ и мн? сюда сейчасъ же пришлютъ деньги. Я довезу васъ до Парижа.
        - A Россія? - сказалъ Мантыкъ. - Я, чаю, главный то смыслъ клада былъ помочь Россіи освободиться отъ коммунистовъ. А теперь - пиши: - пропалъ твой вкладъ на святое д?ло.
        - В?рьте, мой дорогой другъ, - сказалъ мистеръ Стайнлей, выслушавъ Колинъ переводъ, - что Россіи не деньги нужны, a кр?пкіе, в?рующіе люди. Такіе, какъ вы, такіе, какимъ будетъ теперь Коля, мой другъ, такъ много пережившій, перенесшій и повидавшій. Вы, Русская молодежь, будете строить Россію молодую и сильную. И, ч?мъ сильн?е въ васъ будетъ в?ра въ Бога, любовь къ отечеству и см?лая готовность за в?ру и отечество отдать все, и самую жизнь свою, т?мъ скор?е вы создадите великую Россію!.. Деньги развиваютъ продажность, подкупность, взяточничество…Разв? на деньгахъ создавались наши Соединенные Штаты? Великіе наши Линкольнъ и Вашингтонъ не думали о нихъ. Нашъ «б?лый домъ»[М?сто пребыванія президента Соединенныхъ Штатовъ въ г. Вашингтон.] и сейчасъ скромная хижина по сравненію съ европейскими дворцами! А какое счастливое государство мы создали, закаливъ свою молодежь и научивъ ее бороться и поб?ждать самое трудное: - мелочи жизни, научивъ ее творить и прививъ ей любовь къ творчеству. И вашъ дядя, Коля, былъ мудрый челов?къ. Онъ, позвавъ васъ изъ своей могилы, заставилъ сд?лать этотъ трудный путь и въ
немъ закалилъ ваше сердце.
        Засоп?ла трубка въ зубахъ у мистера Стайнлея. Онъ слушалъ звуки Русскаго языка. Коля переводилъ его слова Мантыку.
        Мантыкъ отложилъ стволы на разосланную на земл? шаму.
        - A в?дь твой американецъ правъ! - воскликнулъ онъ. - Молодчина твой мистеръ.
        Мантыкъ бросился и горячо обнялъ американца и поц?ловалъ его въ губы.
        - Скажи, Коля, ему:- отъ чистаго, молъ, сердца! По-русски! По казачьи! Гудъ! вэри гудъ! Мистеръ Стайнлей![Хорошо! Очень хорошо!]
        XXXI
        В?РОВАНИЕ МАНТЫКА
        Такъ и пор?шили. Коля останется при мистер? Стайнле?. Когда врачъ найдетъ, что американецъ сможетъ перенести по?здку по жел?зной дорог?, Коля отправится съ нимъ въ Парижъ.
        Коля послалъ своимъ письмо. Онъ глухо написалъ о томъ, что кладъ оказался не такимъ, какъ ждали, но что онъ теперь нашелъ м?сто у хорошаго челов?ка и скоро вернется вм?ст? съ нимъ и привезетъ немного денегъ, чтобы помочь мамочк? и Галинк?. Грустное было письмо, но спокойное и твердое. Въ немъ уже писалъ не мальчикъ Коля, а мужчина, закаленный въ несчастіяхъ и приключеніяхъ, и мамочка должна была это почувствовать.
        Коля съ Маріамъ заботливо ухаживали за американцемъ, добросов?стно выполняя вс? указанія «хакима-мос-кова». Рана мистера Стайнлея заживала и уже шли разговоры о возвращеніи домой.
        Мантыкъ пропадалъ ц?лыми днями. Конечно, онъ разспрашивалъ про львовъ. Онъ и не скрывалъ этого.
        Однажды утромъ, еще до св?та, онъ разбудилъ Колю. Онъ былъ снаряженъ въ путь. Либэхъ и Али съ сумками съ провизіей ожидали его на двор?.
        - Прощай, Коля, - сказалъ Мантыкъ. - Иду за четвертымъ. Въ полутораста верстахъ отсюда нашелся славный львище!
        - Подожди немного, - сказалъ Коля, проворно од?ваясь. - Я провожу тебя.
        Мантыкъ приказалъ слугамъ идти впередъ, а самъ остался съ Колею.
        Они вышли за городъ и пошли полями. Св?тало.
        - Ну, прощай! - сказалъ Мантыкъ. - Богъ дастъ, еще увидимся… Въ Россіи.
        - A зд?сь?
        - Зд?сь-то врядъ ли. Вы, в?рно, на будущей нед?л? потянете въ Джибути, а я пойду - въ дальнее плавание… За четвертымъ, за пятымъ, за шестымъ…
        - Мантыкъ! Ты останешься зд?сь одинъ?
        - Да.
        - Мантыкъ, теб? не страшно, не скучно, не тоскливо быть одному, совс?мъ одному, въ этой ужасной пустын??
        Мантыкъ стоялъ на зелен?ющемъ молодою весенней травою холм? и смотр?лъ на востокъ. Солнце всходило. Золотые лучи осв?щали кр?пкаго, рослаго юношу. Въ темную бронзу ударили вьющіеся подъ малиновой шапкой волосы и точно огненнымъ обводомъ былъ окруженъ Мантыкъ.
        - Скучно?… Страшно?… Я этихъ словъ не знаю, Коля, - тихо сказалъ онъ. - Разв? можетъ быть скучно, когда стоишь въ храм? Божіемъ?… Когда идетъ литургія и ангельскими голосами поетъ хоръ?.. A в?дь это, - раскрывая широко объятія навстр?чу солнцу воскликнулъ Мантыкъ, - храмъ Божій! Невиданной красоты храмъ! Ты слышишь? Въ неб? п?сня… Жаворонокъ или другая птица… слышишь… какъ поетъ?… А тамъ въ Аддисъ-Абе-б?? Прислушайся, какой концертъ подняли согнанныя на ночь стада… Это хвала Богу… Это хоръ поетъ.;. Благослови душе моя Господа! Благословенъ еси Господи!.. Земля!. Вся земля!.. Весь прекрасный Божій міръ: трава, кусты, л?са, камни, пустыня, зв?ри, птицы - вотъ мой домъ отнын? и до т?хъ поръ, пока не откроетъ Господь мн? двери моей Родины.
        Мантыкъ бросился грудью на землю и какъ бы обнялъ ее, прижимаясь лицомъ къ иголкамъ молодой травы. Такъ, молча, въ несказанномъ восторг?, пролежалъ онъ н?сколько мгновеній.
        Потомъ всталъ, подошелъ къ Кол? и, пристально глядя ему въ лицо, сказалъ серьезно:
        - Ты думаешь - рехнулся Мантыкъ. Я опьяненъ этимъ міромъ Божьимъ, этимъ счастьемъ свободы, этою поб?дою надъ собою.
        Н?сколько минуть оба молчали. Въ безлюдіи пустыни при п?ніи жаворонковъ медленно поднималось изъ-за розовыхъ горъ солнце.
        - Ты сказалъ: - страшно… Знай, Коля, Мантыкъ зд?сь на охот? львиной… Э! да все равно!.. Хотя бы я ?здилъ по-прежнему на каміонетк? по Парижу, - я готовлю себя къ другому… Галин? ты скажи: - дв?надцать львовъ…. Это для д?тей… Родина у меня передъ глазами. Умученная врагами Россія!.. Для нея готовлю себя, для нея закаляю и учусь у пустыни. Ты Галин? скажи серьезно: Мантыкъ, молъ, свое слово сдержалъ. Она знаетъ какое. И дв?надцать золотыхъ ц?почекъ у меня будетъ въ ушахъ… Дв?надцать львовъ!.. А только… понимаешь… Если учую… Я-то учую! что пора идти крушить врага, ломать замки запечатанной моей Родины, - такъ я тамъ раньше буду, ч?мъ у васъ. И, ежели будемъ съ Галиной Семеновной - такъ уже у себя: - въ Уральск?, или въ Петербург?… Понимаешь? Я тутъ за эти м?сяцы во какъ выросъ!.. Башковатый сталъ!.. Ну! прощай! Будь здоровъ. Земной поклонъ передай отъ меня Наталь? Георгіевн?… Галину поц?луй… Да берегите вы моего д?душку. Я за все разсчитаюсь….
        Мантыкъ кр?пко пожалъ руку Кол? и, не оглядываясь, сталъ спускаться съ холма.
        Солнце любовно озаряло его. Длинная т?нь скользила по трав?. Б?лый плащъ и рубаха, казалось, св?тились на солнц?.
        Коля стоялъ до т?хъ поръ, пока Мантыкъ не скрылся въ лощин?. Все ждалъ, не оглянется ли Мантыкъ?
        Мантыкъ не оглянулся.
        XXXII
        ГОРЕСТИ И ЗАБОТЫ НАТАЛЬИ ГЕОРПЕВНЫ
        Въ тяжелые для Натальи Георгіевны дни пришло къ ней Колино письмо. Клада она не ждала и, когда по воскресеньямъ горячо молилась въ церкви, не о клад?, не о богатств?, не о спокойной жизни просила она Господа, а о томъ только, чтобы ея Коля вернулся живой и здоровый. Но было въ изв?стіи о томъ, что кладъ оказался не денежный, что всего сто талеровъ было въ немъ найдено одно обстоятельство, которое взволновало и смутило Наталью Георгіевну. Это отношеніе къ Дарсонвилямъ. Колинъ патронъ участвовалъ въ клад?, шли «на пополамъ» изъ пятидесяти процентовъ. За это Дарсонвиль платилъ въ пансіонъ за Галину. Французская семья очень хорошо относилась къ д?вочк? и на Рождественскіе праздники, когда у Натальи Георгіевны особенно много было работы въ ресторан?, Люси упросила отпустить Галину на ихъ дачу «Ля Фэйе». Рождество было теплое, солнечное. Кр?пкимъ ароматомъ увядшей листвы былъ пропитань большой л?съ Гро Буа, и Галина поправилась, порозов?ла и похорош?ла на дач?. Ее приняли у Дарсонвилей, какъ родную, и Люси не называла ее иначе, какъ «mа petite soeur».[Моя сестренка.]
        Тяжелая жизнь сд?лала Наталью Георгіевну недов?рчивой. «Конечно», - думала она, -
«французы такъ пригр?ли Галину не изъ любви къ б?дной русской д?вочк?. Тутъ играетъ роль ихъ добросов?стность. За половину клада они считаютъ нужнымъ ч?мъ нибудь заплатить»…
        А, когда половина клада оказалась - пятьдесятъ талеровъ, мен?е двухсотъ франковъ, - сов?сть стала мучить Наталью Георгіевну и она собралась по?хать къ Дарсонвилямъ, объясниться съ ними, и об?щать постепенно уплатить долгъ за пансіонъ Галины.
        Но тутъ забол?лъ и получилъ разсчетъ изъ своего гаража Селиверстъ Селиверстовичъ.
        Онъ и раньше не домогалъ, но какъ то при внучатомъ племянник? кр?пился. Изъ за Мантыка, котораго любили и уважали въ гараж?, терп?ли и Селиверста Селиверстовича. Но, когда прошло три м?сяца, а Мантыкъ не вернулся и не подавалъ о себ? в?сточки, и Селиверстъ Селиверстовичъ еле ходилъ и засыпалъ на дежурств?, - его разсчитали.
        - Вамъ сколько л?тъ? - спросили его.
        - Восемьдесятъ, - отв?чалъ, подбадриваясь и выпрямляясь, старикъ.
        - А мы старше шестидесяти не держимъ.
        Искать новое м?сто? Но куда онъ пойдетъ, не знающій языка? Да еще такое правило, что старше шестидесяти не берутъ! «Ч?мъ же я виноватъ, что Господь продлилъ мои годы до восьмидесяти», - думалъ несчастный старикъ.

«Охъ, умирать мн? пора! Никого близкихъ у меня н?тъ. Кругомъ молодежь, не понимающая меня. Да и заняты вс? очень. И стыдно и нехорошо какъ то просить у чужихъ людей».
        Селиверстъ Селиверстовичъ зашелъ вечеромъ къ Наталь? Георгіевн?. Зашелъ нав?стить и проститься. Наталья Георгіевна ужаснулась, когда увидала стараго д?душку.
        Кожа да кости, да с?дая, отросшая борода. Руки трясутся, и самъ еле ходитъ.
        - Селиверстъ Селиверстовичъ, - воскликнула она, - что съ вами!.. Вы больны?..
        - Да, вишь ты, д?ло то какъ обернулось. Умирать пора старику. Да видно и помирать надо, какъ псу. Песъ - сами, поди, знаете, Наталья Георгіевна, какъ смерть учуетъ, б?житъ отъ хозяина, ищетъ укромное м?сто, гд? бы ему никому не досадить и тамъ помираетъ. Такъ и мн? надоть. Да гд? въ Вавилон? то зд?шнемъ м?сто такое найдешь? Везд? люди.
        - Да что случилось?
        - Разсчитали меня на прошлой нед?л?.
        - Хорошо… Вы ?ли что нибудь?
        - Да по Туркестански, матушка, какъ бывало въ голо дныхъ походахъ на жел?зномъ пайк? были: - день не ?димъ, два погодимъ, а тамъ и опять не ?димъ…
        - Садитесь… Н?тъ!.. Такъ нельзя-же!.. Я васъ устрою въ Русскій Домъ…
        - Тамъ, матушка, ваканцій н?тъ. Такихъ то стариковъ, какъ я, думаете, мало что-ли въ Париж?. Вс?хъ призр?вать и м?стъ не хватитъ. Гдъ могъ - побывалъ. Помогаютъ добрые люди… Свои туркестанцы мн? помогли. Да только… Не это мн? надо… Не франки… Одинъ я, какъ перстъ. Чужой всему и вс?мъ.
        - Ну, мн? то вы не чужой?
        И Наталья Георгіевна, сама ничего не им?вшая, захлопотала.
        Прежде всего она взяла въ ресторан? отпускъ на дв? нед?ли. Наняла подл? своей комнаты маленькую комнатушку и переселила въ нее Селиверста Селиверстовича. Она уложила его въ постель.
        - Вамъ, д?душка, отдохнуть надо, и все пройдетъ и вы опять окр?пнете.
        - Охъ, матушка, вся б?да то въ томъ, что мы, б?женцы, безъ родины. Ни хворать, ни умирать права не им?емъ. Не по средствіямъ это нашимъ.
        - Не говорите, не говорите такъ, Селиверстъ Селиверстовичъ. Вы не им?ете права такъ говорить. Родины н?тъ у насъ. Это правда. Но родные то люди остались и я буду вамъ, какъ родная.
        - Умирать, видно, приходится. Да я и не прочь. Жалко Абрама не увижу. Прад?ду то его, Мантыку, пять л?тъ понадобилось, чтобы дв?надцать тигровъ отыскать и убить. А какъ, матушка, не слыхали вы, что, львы въ Африк? можетъ погуще будутъ, ч?мъ тигры въ Сыръ-Дарьинской области?
        - Не ум?ю вамъ сказать, д?душка. Постараюсь, узнаю.
        - Н?тъ, что ужъ… Не безпокойтесь, пожалуйста. Все одно - не дожить мн?.
        - Полноте, Селиверстъ Селиверстовичъ.
        - В?рно, матушка. Кабы не Вавилонъ этотъ автомобильный, пошелъ бы я куда нибудь въ степь, да тамъ и легъ бы подъ ракитовымъ кустомъ. Хорошо тамъ умирать подъ солнцемъ. Подъ небомъ чистымъ. На земл? святой… Господомъ благословенной..
        Селиверстъ Селиверстовичъ помолчалъ немного и сказалъ чуть слышно.
        - Земля бо еси и въ землю отъидеши!
        И опять замолчалъ. Долила тишина въ крошечномъ номер? подъ крышей отеля Селектъ. Чуть слышно потрескивала зажженная Натальей Георгіевной лампадка подъ образомъ Спасителя.
        За окномъ гуд?лъ, вопилъ, трещалъ, грем?лъ, звен?лъ и рычалъ Парижъ. Нагло въ темныхъ тучахъ ненастнаго вечера вспыхивали огни на Эйфелевой башн?, загорались цв?тными гирляндами, разсыпались в?ночками, кричали злобными буквами:

«Ситроенъ!.. Ситроенъ!»…
        Вавилонъ современный.
        Тихо дышалъ Селиверстъ Селиверстовичъ. Печальны были его с?рые глаза, прикрытые прямыми р?сницами.
        Голодъ, нужда и нищета надвигались на Наталью Георгіевну.
        Какъ-то вечеромъ тихо сказалъ ей Селиверстъ Селиверстовичъ, - угнетала его одна мысль.
        - Земля бо еси и въ землю отъидеши… Боюсь я, матушка, что сожгутъ мое т?ло зд?сь… Подешевше это будетъ… Гд?, б?дняка неимущаго хоронить!.. Эхъ, Абрамъ! Абрамъ! Не дожили мы… До Россіи, до Руси православной…
        Слезы заискрились на миломъ и добромъ лиц? Натальи Георгіевны. Сердце ея разрывалось отъ бездоннаго горя, отъ безъисходной тоски…
        Посл?дніе франки уходили. За комнаты было не заплачено. Хозяинъ грозился выгнать и ее и Селиверста Селиверстовича.
        Ну и пусть гонитъ! Куда?.. Умирать съ Селиверстомъ Селиверстовичемъ въ туннел? метро?
        Вавилонъ современный?!
        Селиверстъ Селиверстовичъ вздохнулъ:
        - Матушка! - прошепталъ онъ. - Почитайте мн? евангеліе.
        Трясется святая книга въ рукахъ у Натальи Георгіевны. Путаются страницы, когда листаетъ она ихъ. Беретъ открывшееся ей м?сто и смотритъ на буквы… Въ глазахъ темно отъ слезъ. Радужные лучи ложатся на пожелт?вшіе листы. Дрожитъ ея голосъ, когда читаетъ она:

«Никто не можетъ придти ко Мн?, если не привлечетъ его Отецъ, пославшій Меня, и Я воскрешу его въ посл?дній день»…[Ев. отъ Іоанна, Гл. 6, ст. 44.]

«О, Господи!» - думаетъ Наталья Георгіевна, - да что же это я? Заупокойное евангеліе попалось».
        Селиверстъ Селиверстовичъ съ глубокою в?рою, крестясь, говорить:
        - «И я воскрешу его въ посл?дній день»… Наталья Георгіевна листаетъ назадъ и читаетъ проникновенно, сквозь слезы:
        - Въ дом? Отца Моего обителей много; а если бы не такъ, Я сказалъ бы вамъ: Я иду приготовить м?сто вамъ»…[Отъ Іоанна, Гл. 14, ст. 2.]
        - Гд? уже мн? на м?сто тамъ разсчитывать, такъ, абы приняли только, - вздыхаетъ Селиверстъ Селиверстовичъ.
        Наталья Георгіевна роняетъ книгу. Поднимаетъ ее и читаетъ, гд? раскрылась она, упадая.
        - «Придите ко Мн? вс? труждающіеся и обремененные, и я успокою васъ; возьмите иго Мое на себя и научитесь отъ Меня, ибо Я кротокъ и смиренъ сердцемъ, и найдете покой душамъ вашимъ; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко[Отъ Матфея, Гл. 12, ст.
28, 29 и 30.] ».
        Она прерываетъ чтеніе. Страшной кажется ей тишина въ комнат?. Совс?мъ не слышно дыханія Селиверста Селиверстовича.
        Шумитъ, гудитъ, стр?ляетъ мотоциклетками, ржаво скрипитъ тяжелыми тормозами автобусовъ, дребезжитъ каміонетками, вопитъ гудками такси неугомонный Парижъ. Горятъ слова на Эйфелевой башн? - «Ситроенъ, Ситроенъ»! Давятъ, жгутъ! Все чужое и чуждое. Все мимо нужды и горя, угн?здившихся зд?сь подъ крышей одинокаго отеля Селектъ.
        Вавилонъ современный?!. Навожденіе огненное!..
        XXXIII
        НЕОЖИДАННАЯ РАЗВЯЗКА
        Уже все было готово у мистера Стайнлея и Коли, чтобы ?хать домой. Получены вещи, остававшіяся въ караван? мистера Брамбля, банкъ перевелъ деньги. Оставалось получить разр?шеніе на вы?здъ и ?хать. Врачи находили мистера Стайнлея настолько окр?пшимъ, что не препятствовали его отъ?зду. Задержка была за бумагами для Коли.
        И вдругъ утромъ, часовъ въ одинадцать, усадебный дворъ наполнился абиссинскими ашкерами, съ ними пришелъ старикъ переводчикъ Маркъ, привели богато убраннаго, пос?дланнаго абиссинскимъ с?дломъ, въ роскошной сбру? рослаго мула для Коли.
        Негусъ требовалъ москова Николая къ себ? во дворецъ - Гэби.
        Совс?мъ по иному въ?зжалъ теперь Коля во дворъ негусова дворца. Не входилъ, какъ дв? нед?ли тому назадъ презр?ннымъ арестантомъ, въ оковахъ, «али», преступникомъ, ожидающимъ казни. Онъ въ?зжалъ теперь, какъ какой то знатный путешественникъ на парадномъ мул? въ зеленой съ краснымъ юфтовой сбру?, украшенной м?дными бляхами и шелковыми кистями и за нимъ молчаливо шелъ почетный конвой негусовой гвардіи.
        Высокій стройный баламбарасъ съ темношоколаднымъ лицомъ съ тонкими чертами, при ружь? и сабл?, указалъ Кол? ?хать не къ главному, круглому зданію, гд? его судили, Это былъ малый дворецъ, гд? когда-то жила царица Таиту. Суровая, солдатская простота убранства поразила Колю. Простая, некрашенная деревянная л?стница вела наверхъ. Каменныя ст?ны были поб?лены известкой. По нимъ вис?ли желтыя шкуры львовъ. Конвой остался внизу. Колю передали въ распоряженіе босого старика, закутаннаго въ б?лую съ красной полосою шаму.
        Старикъ провелъ Колю въ большую прямоугольную, въ два св?та залу съ деревянными полами. По сторонамъ ея въ безпорядк? стояли разныя вещи европейскаго изд?лія. Трехколесный большой велосипедъ съ громаднымъ переднимъ колесомъ - такіе велосипеды Коля вид?лъ только на старыхъ картинкахъ, большой запыленный земной глобусъ, м?дная подзорная труба на треног?, домашній кинематографъ, волшебный фонарь, модель паровоза, колекція минераловъ въ дубовомъ ящик?, книги въ пестрыхъ красивыхъ переплетахъ, большія фотографіи - все когда то подаренное прі?зжими европейцами, посольствами и частными людьми, было составлено зд?сь и пылилось, ненужное, какъ игрушки у выросшихъ д?тей.
        Старикъ просилъ обождать зд?сь Колю и самъ остался съ нимъ.» Онъ говорилъ по русски.
        - Вотъ, - сказалъ онъ, - дарили… Особенно много дарили покойному негусу Менелику И. Да что! Не д?ти мы, чтобы въ эти игрушки играть… Такъ… пылятся… Одинъ вашъ негусъ, Джонъ-Хой Николай II зналъ, что подарить, и дарилъ не то, что ему доставляло удовольствіе подарить, а то, что было нужно подарить и что такъ радовало нашего негуса. Отъ того то такъ кр?пко вс? мы, абиссинцы, любимъ васъ - москововъ. Вотъ и тебя негусъ не пожелалъ отпустить, не повидавшись съ тобою въ прощальной аудіенціи.
        - Что же дарили Русскіе государи негусу?
        - Наше знакомство съ Россіей началось случайно. Къ намъ прі?халъ русскій - Леонтьевъ. Время было тяжелое. Война надвигалась на Абиссинію. Никогда мы не воевали съ европейцами и боялись ихъ. Это было еще тогда, когда у васъ былъ императоромъ Александръ III. Леонтьевъ подарилъ негусу Менелику II мудрые сов?ты, онъ помогъ нашей поб?д? надъ итальянцами подъ Адуей, онъ научилъ насъ стр?лять изъ пушекъ… А потомъ онъ доставилъ намъ ваши прекрасныя ружья и патроны… А, когда вся страна была полна ранеными и больными, и наши хакимы ничего не могли съ ними сд?лать, вашъ Государь прислалъ къ намъ своего генерала Шведова со многими врачами, и они устроили лазареты и госпитали и выл?чили многія тысячи людей. Это былъ такой подарокъ! такой подарокъ, какого другіе намъ не д?лали. Мы никогда этого не забудемъ. Посл? Шведова прі?халъ вашъ посланникъ Власовъ. И опять съ нимъ прі?хали врачи со своими большими знаніями, со своими прекрасными лекарствами. Тогда такое было настроеніе, что нашъ негусъ просилъ вашего Джонъ-Хоя принять всю Абиссинію подъ свое управленіе и было бы два христіанскихъ государства, какъ два
брата - старшій и младшій. Власовъ привезъ много подарковъ отъ вашего Государя, но то были не эти игрушки. Онъ привезъ драгоц?нный лемптъ, сд?ланный совс?мъ по абиссински, но такъ великол?пно расшитый и украшенный, какъ у насъ не ум?ютъ д?лать. Привезъ круглый щитъ, весь изъ серебра, въ самоцв?тныхъ камняхъ и съ эмалевымъ Русскимъ двуглавымъ орломъ. Онъ привезъ еще трехъствольное ружье съ золочеными стволами и еще много прекрасныхъ, дорогихъ и нужныхъ вещей. Среди нихъ были серебряные сосуды для омовенья, сд?ланные по нашимъ образцам. Цариц? Таиту были привезены: уборъ изъ парчи, какой, разсказывали намъ, носили Русскія царицы, еще для нея же…
        Но тутъ раскрылась дверь во внутренніе покои и полный челов?къ съ с?дой бородою по пухлымъ фіолетовымъ щекамъ сд?лалъ знакъ старому придворному.
        - Негусъ просятъ тебя, - сказалъ старикъ и широкимъ жестомъ показалъ на дверь.
        Коля вошелъ въ небольшую чистую комнату. Въ глубин? на стул? съ высокой спинкой и налокотниками сид?лъ негусъ.
        Въ дневномъ осв?щеніи, безъ окруженія пестро и парадно од?той свитой, негусъ казался простымъ и скромнымъ. Лиловый, расшитый по краю узкимъ золоченымъ узоромъ плащъ красивыми складками драпировалъ его стройное, худощавое т?ло. Большіе темные глаза смотр?ли на Колю съ ласковою прив?тливостью. При немъ былъ одинъ старый геразмачъ и дряхлый старикъ въ черной шерстяной шам?. Переводчикъ Маркъ сталъ въ сторон?, у окна.
        Коля отв?силъ низкій поклонъ и остановился въ трехъ шагахъ отъ негуса.
        - Я радъ вид?ть тебя, московъ Николай, въ другомъ положеніи и не въ качеств? обвиняемаго, - тихо сказалъ негусъ. Онъ говорилъ такъ отчетливо, что Коля понималъ его безъ переводчика. - Я радъ, что ты въ добромъ здравіи, и я пригласилъ тебя, чтобы пожелать теб? счастливаго пути.
        Коля, молча, поклонился.
        - Я разсмотр?лъ ту бумагу, что находилась въ ящик? клада, зарытаго нашимъ другомъ, московомъ Петросомъ, и что адресована была на наше имя. Петросъ пишетъ намъ, что, если кладъ будетъ вырыт московомъ, который привезетъ съ собой «уракатъ» на его орденъ зв?зды Эфіопіи 3-й степени, пожалованный ему его величествомъ Менеликомъ II, то чтобы ему передать деньги, положенныя имъ на храненіе въ наше казначейство. Я сд?лалъ распоряженіе, чтобы мой казначей и хранитель сокровищъ Даджа-Бальчи, передалъ теб? эти деньги.
        Дряхлый старикъ въ черной шам? подошелъ къ Кол?.
        Негусъ нагнулъ голову, давая понять мальчику, что аудіенція окончена. Коля опять низко поклонился негусу.
        - Да хранитъ Богъ Московію и да пошлетъ ей опять мудраго христіанскаго Джонъ-Хоя, - сказалъ, улыбаясь прив?тливой улыбкой, негусъ.
        Коля вышелъ за старикомъ въ черной шам?.
        Старикъ повелъ его какими то каменными переходами внизъ, и тамъ, въ подвал? съ арками, передалъ ему м?шокъ золотыхъ французскихъ двадцати-франковыхъ монетъ и попросилъ его расписаться въ полученіи по нын?шнему курсу стадесяти тысячъ французскихъ франковъ.
        Съ этимъ м?шкомъ на томъ же разукрашенномъ мул? Коля вернулся въ свою хижину, гд? его съ нетерп?ніемъ ожидали мистеръ Стайнлей и Маріамъ.
        XXXIV
        ДОМОЙ!
        Утромъ - б?днякъ, слуга изъ милости у американца мистера Стайнлея, ничего не им?ющій, безпокоящійся за своихъ близкихъ, такихъ же нищихъ, какъ онъ самъ - посл? полудня Коля оказался обладателемъ ста десяти тысячъ франковъ. Сумма казалась ему громадной! Пока онъ ?халъ отъ Гэби до берега р?чки Хабаны, чего, чего онъ только не передумалъ, какихъ плановъ не создалъ, какихъ воздушныхъ замковъ не построилъ.
        Сто десять тысячъ!
        Да на это можно помочь и Россіи!
        Мистеръ Стайнлей, которому все разсказалъ Коля, вс? свои планы раскрылъ, улыбнулся.
        - Милый Коля, - сказалъ онъ. - Не стройте никогда ни своего, ни чужого; ни т?мъ бол?е счастья своей родины на деньгахъ. Помните всегда: не въ деньгахъ сила, а въ труд?. Эти деньги достались вамъ лишь для того, чтобы вы могли свободно трудиться и могли бы себя приготовить для Родины, которой нужны не деньги, но сильные, честные и знающіе люди. Сто десять тысячъ, - это вовсе не такія большія деньги, на которыя все можно сд?лать. Прежде всего вашъ долгъ Дарсонвилямъ?..
        - Половина, - сказалъ Коля. - Пятьдесятъ пять тысячъ…
        - Остается - столько же. Вы, вотъ уже пятый м?сяцъ, какъ оставили своихъ безъ есякой поддержки.
        Коля схватился за голову.
        - Мн? страшно, мистеръ Стайнлей, и подумать, что съ мамочкой, Галиной и Селиверстомъ Селиверстовичемъ. Одна надежда, что Дарсонвили ихъ не оставятъ.
        - Пошлите имъ сегодня же по телеграфу десять тысячъ. Переведите вашъ долгъ Дарсонвилю черезъ банкъ и ув?домьте его о томъ телеграммой. Остальные пошлите своимъ черезъ банкъ.
        - А Мантыку? - спросилъ Коля. Американецъ покачалъ головой.
        - Не знаете вы, Коля, Мантыка. Не возьметъ вашихъ денегъ Мантыкъ! Онъ именно тотъ золотой челов?къ, какіе такъ нужны Россіи. Онъ безъ денегъ прі?халъ сюда, безъ денегъ живетъ зд?сь и безъ денегъ сд?лаетъ свое д?ло, когда призоветъ его родина. Надъ нимъ почіетъ благодать Божія. Промыселъ Господній промышляетъ о немъ - и ему нужно въ жизни не больше, ч?мъ птиц? л?сной, ч?мъ полевому зв?рю.
        - Да, - сказалъ Коля. - Вы правы. Мантыкъ не возьметъ, а Селиверсту Селиверстовичу мы поможемъ.
        - И помогите не деньгами. Помните, Коля - тотъ, кто даетъ деньги - мало, что даетъ, тотъ, кто себя даетъ, кто даетъ свою любовь, свои заботы, свой трудъ, свою ласку - тотъ поступаетъ по запов?ди Христовой, тотъ истинный христіанинъ.
        Вошла съ готовымъ об?домъ Маріамъ. Мистеръ Стайнлей кивнулъ на нее головой, и Коля понялъ, какъ много имъ дала покоя и уюта въ эти тяжелые дни скромная дочь абиссинскаго геразмача, сама ничего не им?вшая.
        Посл? об?да принялись за д?ла. Вм?ст? съ мистеромъ Стайнлеемъ по?хали въ банкъ и все сд?лали, какъ сказалъ американецъ. Вернувшись, сердечно простились съ милымъ Русскимъ хакимомъ, съ Маріамъ, которая отправлялась въ Гадабурка къ отцу, и на другой день утромъ уже садились въ пыльные вагончики французской жел?зно - дорожной компаніи Шефнэ, чтобы ?хать въ Джибути.
        Обратный путь показался сладкимъ мигомъ. Изъ окна вагона совс?мъ по иному выгляд?ла степь и пустыня. Да и то сказать! - апр?ль м?сяцъ наступилъ. Мимозы бурно цв?ли и покрытыя н?жнымъ пухомъ желтыхъ пушистыхъ кисточекъ, такъ благоухали, что заглушали запахъ сквернаго угля паровоза. Въ открытыя окна вагона лились ароматы пустыни, степей и л?совъ. Все зелен?ло и цв?ло. На маленькихъ б?лыхъ станціяхъ, гор?вшихъ на солнц? полуденнымъ зноемъ, на песчаные перроны выходили черные плотные галласы и сухіе, костлявые данакили. Первые несли въ плетеныхъ лукошкахъ печеныя яйца, инжиру и бананы, вторые протягивали б?лыя, с?рыя и черныя страусовыя перья, пыльныя шкуры зебровъ и леопардовъ.
        И опять стучалъ по рельсамъ по?здъ и шелъ черезъ л?съ, гд? на в?твяхъ и на телефонной проволок? качались маленькія обезьянки уистити съ с?дыми бакенбардами, гд? испуганно прятались въ листв? черныя гурезы и слышался злобный лай павіановъ.
        Всю ночь стояли на станціи. Немолчно трещали цикады гд? то неподалеку. На абиссинскомъ хутор? п?ли женщины, и Кол? казалось, что онъ слышитъ н?жный голосъ Маріамъ:
        - Абеба, абеба, Илиль - бихи лигаба.
        Приходили полуголые галласы, предлагали проплясать дикую «фантазію» и просили денегъ у б?лыхъ пассажировъ.
        А попозже, когда все затихло и тускло, чадя, гор?ла въ разбитомъ фонар? керосиновая лампа, Коля сид?лъ у окна и слушалъ далекіе звуки пустыни. До него доносился лай и вой шакаловъ и чудилось далекое, грозное рыканіе льва.
        Тогда думалъ о Мантык?.
        Гд? то милый Мантыкъ, ничего не боящійся, ибо по настоящему в?рующій въ Бога?!
        Въ Джибути, въ гостинниц? «des Arcades» мосье Альбрана, Коля жилъ въ одной комнат? съ мистеромъ Стайнлеемъ, какъ равный, какъ товарищъ, какъ молодой другъ американца.
        Когда пришелъ пароходъ «Наталь», - мистеръ Стайнлей для себя и для Коли занялъ каюту перваго класса.
        Пароходъ былъ небольшой и скромный. И публика на немъ была простая. Офицеры и чиновники съ женами и д?тьми ?хали въ отпускъ съ острова Мадагаскара. Съ ними были ихъ черные деныцики и няни, добросов?стно возившіяся съ маленькими французами, родившимися за экваторомъ. Въ первомъ класс? за об?домъ не было обычной на большихъ пароходахъ натянутости и напыщенности, никто не над?валъ фраковъ и смокинговъ и дамы были въ простыхъ платьяхъ. Французскіе офицеры въ желтоватыхъ полотняныхъ мундирахъ, т?, кто постарше, съ почетными боевыми нашивками и узкими пестрыми ленточками орденовъ, молодые съ короткими аксельбантами на плеч?, р?звились, предвкушая радость побывать н]а Родин?, повидать своихъ близкихъ. Ихъ радость была понятна Кол?, она его заражала. Не умолкая звен?ла на палуб? гитара и то п?лъ Коля Русскія п?сни французамъ, то французы п?ли свои п?сенки подъ быстро подобранный имъ аккомпаниментъ.
        Красное море было тихое. Точно расплавленная, густая масса темносиняго металла лежало оно, и надъ нимъ стояла б?лая пелена невысокаго тумана. Испаренія моря были такъ сильны, что губы покрывались налетомъ соли. Вс? пассажиры над?ли самые легкіе костюмы. На спардек? длиннымъ рядомъ вытянулись соломенныя кресла и качалки, и въ нихъ лежали мужчины и женщины въ сладкой истом? жаркаго дня. Пароходные офицеры въ б?ломъ стояли на мостик? свою вахту.
        Коля сид?лъ подл? Стайнлея. Глухо стучали гд? то въ пароходныхъ н?драхъ машины и крутился въ масляной труб? громадный стальной винтъ, и вода тихо шип?ла, расходясь далекими блестящими гребнями, надъ которыми носились чайки.
        Время шло однообразно и тихо. Звонко отбивали его пароходныя «склянки», да отъ поры до времени гулкимъ рокотомъ раздавались удары гонга, сзывавшіе пассажировъ на утренній завтракъ, на полдникъ и на поздній об?дъ.
        Въ столовой вс? иллюминаторы были раскрыты, м?рно шум?ли вентиляторы и тяжелая панка[Щитъ изъ матеріи, подв?шенный надъ столомъ. Онъ колебаніемъ своимъ, какъ в?еръ, даетъ прохладу въ зной.] тихо колебалась надъ длиннымъ столомъ, приводимая въ движеніе рослымъ негромъ. На стол? стояли серебряныя вазы со льдомъ и каждый день подавали такъ любимое Колей мороженое.
        Одинъ день походилъ, какъ дв? капли воды на другой. Проплыветъ пароходъ мимо одинокой пустынной розовой скалы, и она исчезнетъ, какъ какое то вид?ніе, и странная мысль поразитъ Колю: - «можетъ быть, на этой скал? никто, никогда не былъ»… Покажется вдали дымъ и растаетъ. Гд? то прошелъ пароходъ по другому курсу.
        И все повышалось приподнятое, радостное настроеніе ожиданія счастья у Коли. И съ легкой досадой сознавалъ онъ, что правъ Будда, что ожиданіе радости лучше самой радости.
        Въ Средиземномъ мор?, отъ европейскаго берега подувалъ легкій в?терокъ и несъ какіе то несказанно прекрасные, н?жные запахи. Офицеры и ихъ жены француженки толпились на правомъ спардек? и, вдыхая эти ароматы, съ тихимъ восторгомъ говорили:
        - Ah! C'est la France!..[Ахъ! Вотъ и Франція!]
        Море б?жало навстр?чу пароходу небольшими ласковыми, глубокаго синяго цв?та, волнами, сверкавшими, какъ граненый сапфиръ. Иногда на горизонт?, точно шаля, покажется б?лякъ и исчезнетъ. И опять безконечная череда синихъ волнъ, сливающихся на горизонт? фіолетовой полосой съ густымъ синимъ небомъ. Вечеромъ, на запад?, все горитъ розовымъ золотомъ и солнце медленно опускается къ морю. На бак? толпятся люди, ждутъ подгляд?ть таинственный зеленый лучъ. Надъ солнцемъ широкимъ узоромъ, какими то громадными горами, замками, кудреватыми рощами, стоятъ золотыя облака. Солнце точно расплывается въ мор?, разливается узкой золото-огненной полоской и исчезаетъ. Но еще долго продолжается его огневая игра на облакахъ.
        Пароходъ расцв?чивается огнями. На палубу вынесли пьянино и звенитъ медлительное танго, а потомъ кто нибудь поетъ. Коля слушаетъ, сидя подл? Стайнлея въ т?ни каютной рубки, и кажется ему, что это Люси поетъ:
        - Partir - c'est mourir un peu…[У?хать - это отчасти умереть.]
        Но… прі?хать - воскреснуть. И какъ радостно и сладко это воскресеніе!
        Уже говорили: - прошли мимо Италіи. Миновали Сицилію съ таинственнымъ дымкомъ надъ Этной, и вотъ, въ одно дивно прекрасное утро, зоркіе глаза французовъ увидали на горизонт?, гд? чуть мережилъ розово-лиловый берегъ золотую точку марсельской Notre-Dame de la Garde…
        И все засуетилось, зашум?ло, загомонило и со скрипомъ начали раздвигать трюмы и бросать тяжелыя доски на палубу…
        Загуд?ли гудки. Пароходъ задержалъ свой б?гъ. Подходили къ Жоліеттъ…
        XXXV
        МАМОЧКА И ГАЛИНА
        Парижскій экспрессъ выходилъ изъ Марселя въ 7 часовъ утра и приходилъ въ Парижъ въ пять часовъ, десять минутъ утра на другой день. Коля не хот?лъ, чтобы мамочка безпокоилась такъ рано, но не удержался, послалъ изъ Марсели телеграмму: -
«вы?зжаю - семь утра». Думалъ: - не догадается мамочка посмотр?ть, когда приходитъ по?здъ въ Парижъ.
        Коля ?халъ одинъ. Стайнлей остался въ Марсели. Онъ хот?лъ пробыть весну возл? Ниццы, на Котъд-Азюръ, чтобы подл?чить затронутое раной легкое.
        Въ утреннихъ, сырыхъ и влажныхъ туманахъ показался Парижъ. Пошли частые тоннели, гд? пахло вонючимъ дымомъ и тускло мерцали перегор?лыя, точно усталыя электрическія лампочки. Потомъ мчались мимо маленькихъ домиковъ съ опущенными ставнями. Въ б?ломъ пуху стояли вишни и яблони и въ полумрак? чуть брежжущаго разсв?та казались особенно прекрасными. На огородахъ блистали стеклянные колпаки надъ разсадой. Люди еще не вставали. Все спало и странно пустынны были глухія улицы предм?стій въ Шарантон?. Венсенскій л?съ сквозилъ за домами, угрюмый, чуть опушенный пробивавшейся листвой, и сырой. Влетали въ туннели, ныряли подъ улицы и снова стучали по эстакадамъ и сонные дома гляд?ли окнами съ опущенными шторами. Кое гд? сквозь занав?ски видн?лся св?тъ. Рабочіе вставали.
        Какъ то вдругъ, посл? грохота по безчисленнымъ стр?лкамъ, пронесясь мимо длинныхъ вереницъ товарныхъ вагоновъ, мимо двухэтажныхъ вагончиковъ пригороднаго сообщенія, просвиставъ какимъ то длиннымъ, радостно задорнымъ свистомъ, поъздъ окутался горячимъ паромъ, пахнулъ въ лицо Кол? запахомъ горячаго масла и нефти и сразу задержалъ свой б?гъ, вздохнулъ тормазами, и уже показались черныя, влажныя площадки, осв?щенныя фонарями, борющимися съ разсв?томъ, и синія блузы съ алыми нашивками, выстраивавшихся рядами носилыциковъ. Почти не было встр?чающихъ - и т?мъ ясн?е и четче стали видны дв? женщины, отъ вида которыхъ такъ сильно забилось Колино сердце, что казалось разорветъ кожу и выпрыгнетъ наружу.
        Ну, конечно, - мамочка въ черной шляпк?, въ своемъ старомъ поношенномъ желтомъ непромокаемомъ пальто, и - въ б?лой шапочк?, принаряженная и выросшая Галина.
        Коля ихъ сразу увидалъ, a он? не узнали его. Могли-ли он? въ этомъ изящно од?томъ въ прекрасный с?рый костюмъ и въ шляпу съ широкими полями молодомъ челов?к? съ темными усиками надъ губою, пронесшемся мимо нихъ въ окн? второго класса, узнать б?днаго мальчика Колю? Он? искали его въ заднихъ вагонахъ третьяго класса и Коля поб?жалъ къ нимъ.
        Первая увидала его Галина. Увидала и удивилась, по крайней м?р? въ ея возглас?:
        - Коля? - было столько же радости, сколько вопроса и недоум?нія.
        Коля упалъ въ объятія мамочки. Онъ не вид?лъ ея лица и только чувствовалъ, какъ, щекоча его, били по его щекамъ ея мокрыя р?сницы и горячія капли текли изъ глазъ мамочки по его подбородку. И самъ не зам?чая того, Коля плакалъ.
        - Ну вотъ… Ну вотъ, - говорила Галина и заливалась слезами.
        Но это продолжалось мгновеніе. Какое сладкое, чудное, незабываемое мгновеніе!
        Уже шли въ толп? пассажировъ къ жел?знымъ загородкамъ, и, идя въ этой толп?, Коля спросилъ мамочку:
        - A д?душка Селиверстъ Селиверстовичъ?
        - Дв? нед?ли тому назадъ приказалъ долго жить. Коля снялъ шляпу и перекрестился.
        - Царство ему небесное, - печально сказала мамочка. - Ты, Коля, представить себ? не можешь, какъ ты хорошо сд?лалъ, пославъ мн? эти деньги по телеграфу. Они пришли на другой день посл? д?душкиной смерти. У меня оставалось пять франковъ! Насъ гнали изъ гостинницы. Благодаря твоей посылк? удалось, какъ сл?дуетъ, по христіански, по православному, похоронить д?душку, въ земл?, какъ онъ и хот?лъ. Богъ тебя надоумилъ это сд?лать, мой милый.
        И тутъ же р?шили, напившись кофе, по?хать прежде всего на могилу Селиверста Селиверстовича и тамъ помолиться.
        Д?душка былъ похоронепъ за городомъ, на Русскомъ кладбищ?, недалеко отъ Русскаго дома. Его могила была рядомъ съ могилой его боевого соратника-туркестанца, генерала Калитина.
        Дорогой дубовый, восьмиконечный крестъ стоялъ на его могил?, и подл? руками казаковъ и туркестанцевъ была посажена «калинка родная». Зеленыя почки на ней опушились бл?дными листиками.
        Галина всю дорогу на кладбище, на могил?, гд? старый священникъ служилъ панихиду, и когда ?хали обратно въ Парижъ, молчала. Но, когда въ Париж? они с?ли въ такси и Галина очутилась противъ Коли, она осторожно дотронулась пухлой ручкой, затянутой, какъ у взрослой, въ перчатку, до кол?на Коли и сказала просительно:
        - Коля, а Мантыкъ?.. Ты ничего не сказалъ, когда вернется Мантыкъ?..
        - Когда убьетъ дв?надцатаго льва.
        - А это долго?
        - Не знаю. Вотъ его прад?дъ пять л?тъ потратилъ, что бы убить дв?надцать тигровъ.
        - Пять л?тъ, - задумчиво сказала Галина. - Но это ужасно, какъ долго!.. Мн? теперь дв?надцать… Будетъ семнадцать… Н?тъ, это невозможно. Ц?лая жизнь!
        - Ты сама, Галина, ему такъ назначила.
        - Ну ужъ, - сказала Галина. - А онъ такъ и послушался!.. Знаешь что? Напиши ему, что я сказала: - и пяти львовъ за глаза довольно! Пусть только скор?е прі?зжаетъ. Безъ него очень скучно.
        Галина лукаво скосила глаза на брата. Она теребила руками маленькій кожаный дамскій м?шочекъ. Широкій ребяческій ротъ растянулся, на щекахъ показались
«мамочкины» ямки.
        - Ахъ ты! Кокетка! - сказалъ Коля. - Туда же!.. У самой ротъ до ушей, хоть веревочкой зашей!
        Галина снизу вверхъ посмотр?ла на брата. Въ голубыхъ глазенкахъ былъ упрекъ. Подумала: - «не обид?ться-ли ей»?
        Но въ такой день нельзя было обижаться.
        XXXVI
        ПОСЛЕДНЯЯ
        Посл? об?да въ скромномъ, но приличномъ ресторан?, мамочка сказала Кол?:
        - Мы съ Галиной по?демъ домой, а ты, Коля, ио?зжай къ Дарсонвилямъ. Сегодня воскресенье - они на дач?. Надо теб? ихъ повидать, и поблагодари ихъ еще разъ за Галину, да и разсчитайся съ ними.
        Въ этотъ день мамочка ум?ла читать Колины мысли.
        Въ шумной праздничной толп? парижанъ съ д?тьми и собаками Коля высадился въ Вилькрен? и, обгоняя вс?хъ, вышелъ на Парижское шоссе.
        Апр?льскій день былъ тепелъ, влаженъ и благоуханенъ. По блестящимъ б?лымъ плиткамъ дороги съ мягкимъ шелестомъ неслись автомобили. Высокіе каштаны выбросили толстыя зеленыя шишки почекъ, кусты за оградами были покрыты н?жной листвою. У закрытой кузницы черн?ла крошками угля площадка, и со вчерашняго дня пахло стылымъ дымомъ. Алымъ пламенемъ гор?лъ красный насосъ у подавателя бензиновой эссенціи возл? гаража. Узкая дорожка, убитая щебнемъ была чуть сыровата, а за сквозною р?шеткой пышно цв?ли растянутыя по трельяжамъ карликовыя груши. Абрикосъ розовыми стр?лами метнулъ цв?тущими прямыми в?тками и горделиво мл?лъ на солнц? среди б?ло-цв?тущихъ яблонь. Изъ за калитки дачи «Ля Фэйлле» слышались веселые голоса. Вся семья работала въ саду.
        Папа Дарсонвиль въ св?тложелтыхъ фланелевыхъ широкихъ брюкахъ и въ рубашк? безъ жилета сид?лъ на корточкахъ надъ темной клумбой и высаживалъ, въ нее цв?точную разсаду. Шарль ему подавалъ ее изъ узкаго деревяннаго ящика, Люси, вся въ б?ломъ, подъ розовымъ зонтикомъ, од?тая, что бы ?хать куда то, равняла посадку.
        - Прав?е, папа, - кричала она звонко, - опять криво выйдетъ. И ближе надо. Вы очень уже р?дко сажаете.
        Ея звонкому голосу вторили птицы.
        Что это былъ за удивительный день! Никогда Коля не слыхалъ такого дружнаго щебетанья и п?нія въ саду Дарсонвилей. Синицы, красношейки, славки - пересм?шники, черные дрозды, зяблики - вс? старались на перебой, что то разсказать, о чемъ то поспорить въ молодой листв? распускающихся деревьевъ и уже густыхъ распустившихся кустовъ сирени, откуда лиловыми брызгами падали кр?пкія кисти цв?точныхъ почекъ.
        И опять Коля подумалъ о Мантык?. Да в?дь это птицы хвалу Богу творятъ, славословятъ Господа въ Его ясномъ и тепломъ солнышк?, въ его н?жащемъ в?терк?, что н?тъ, н?тъ да и прошумитъ молодо и весело по пушистой листв? и мотылькомъ зав?етъ яблочный цв?тъ!
        На звонкій стукъ калиточнаго замка Люси обернулась. Какъ ясныя зв?зды загор?лись ея синес?рые глаза. Въ нихъ - точно и небо, и океанъ, и т? моря, что перес?къ только что Коля. И какая радость! Э! Да и они безмолвно поютъ хвалу Господу, отражаютъ Его солнце, Его синее небо и на глазахъ растущую зелень.
        Секунду она стояла, вглядываясь въ Колю. Такъ мило прищурилась, будто узнала и н?тъ. Будто обрадовалась и не пов?рила своему счастью. А потомъ поб?жала, завивъ подл? кол?нъ воланомъ упадающую тонкую юбку.
        Крикнула по русски:
        - Здравствуйте, Коля… Добро пожаловать!
        Милъ былъ ея не совс?мъ правильный съ парижскимъ раскатистымъ картавленіемъ говоръ.
        Она протянула Кол? об? руки и онъ схватилъ ихъ въ какомъ то радостномъ порыв? своими загор?лыми руками.
        - Ой, больно, - по французски воскликнула Люси и еще кр?пче прижала тонкіе длинные пальчики къ Колинымъ ладонямъ.
        Откинулась назадъ. Вытянулись тоненькія ручки, напряглись у локтя, гд? была смуглая ямочка.
        - А ну, кто кого сильн?е?!.
        И закружилась вм?ст? съ Колей по скрипящему гравію.
        - О, да какой вы силачъ стали! Настоящій русскій медв?дь.
        - Да будетъ вамъ! - кричалъ улыбающійся мосье Жоржъ. - Дайте мн? погляд?ть на счастливаго кладоискателя! Богачъ! Рантье!
        Онъ кр?пко пожалъ руку Кол?, задержалъ въ пухлой рук? и хлопнулъ л?вой рукой по Колиной ладони.
        Шарль поставилъ ящикъ съ разсадой на землю и обтиралъ руки платкомъ.
        - Мама! Мама! - кричала Люси, и ей вторили вс? птицы ея сада. И Кол? казалось, что вс? зд?сь, и люди, и птицы, и сами цв?ты, и деревья сада бурно радовались его возвращенію.
        - Ну, идемте въ домъ, что ли. Разсказывайте вс? ваши приключенія, - сказалъ мосье Жоржъ и подъ руку повелъ Колю навстр?чу мадамъ Терез?, быстро спускавшейся съ крыльца имъ навстр?чу.
        Вечеръ. Огней не зажигали. Коля кончилъ свой длинный разсказъ. Ни онъ, ни Люси, сидящая рядомъ съ нимъ на диван?, не зам?чаютъ, что они давно сидятъ рука съ рукой и разогр?лась маленькая ручка Люси въ горячей ладони Коли.
        Зам?тили это папа и мама Дарсонвили и Шарль, что стоялъ у раскрытой стеклянной двери. Зам?тили, переглянулись и улыбнулись.
        - Я въ долгу у васъ, мамзель Люси, - сказалъ Коля. - И вы позволите мн? вернуть вамъ все то, что вы потратили на Галину. Вонъ какой чудный костюмчикъ вы ей подарили. Настоящей парижаночкой од?ли. Любо-дорого смотр?ть!
        - A разв? за подарки платятъ? - лукаво спросила Люси.
        Поднялись опущенныя в?ки, распахнулись густыя загнутыя вверхъ р?сницы и изъ за нихъ голубыми огнями вспыхнули глаза.

«Ну разв? не зв?зды? Не Божія зв?зды?» И кр?пко сжалъ руку Люси Коля.
        - За подарки не платятъ, - повторила Люси.
        - Э, да что говорить! - вдругъ, вставая, сказалъ мосье Жоржъ. - Я и вашихъ денегъ, вашей то половины брать не хочу. Уже чекъ приготовилъ, что бы вернуть вамъ ваши пятьдесятъ пять тысячъ… Ну, да теперь вижу: приходится намъ заключать новую компанію экспорта и импорта.
        - Какую компанію, папа? - наивно спросила Люси и ея большіе глаза стали совс?мъ круглыми.
        - Жоржъ и Тереза Дарсонвиль и Николай и Люси Ладогины, - вотъ какую компанію! - съ веселымъ хохотомъ воскликнулъ мосье Жоржъ.
        Шарль заложилъ руки въ карманы и, глядя на Люси, см?ющимися глазами, засвисталъ
«Валенсію[Модная посл? войны французская п?сенка.] ».
        - И тащите-ка, мадамъ Тереза, намъ по этому случаю изъ нашего погреба шампанскаго!
        Но только мадамъ Тереза встала, какъ мосье Жоржъ передумалъ:
        - Н?тъ, не шампанскаго, а просто муссе.[Простое газированное вино, раза въ два дешевле шампанскаго.]
        - Но, папа, ты же об?щалъ шампанскаго, - пожимая плечиками, сказала Люси.
        - Об?щалъ?.. Да… Но это потомъ… Годика такъ черезъ три… Пусть милыя д?тки подрастутъ и привыкнуть другъ къ другу… А сейчасъ довольно будетъ съ васъ и муссе.
        Ошал?вшій отъ счастья Коля, не в?ря, что такъ просто совершается то, о чемъ онъ не позволялъ себ? даже мечтать, кинулся въ объятія мадамъ Терезы.
        Она прижала Колю къ груди и громко и восторженно сказала, заблиставъ черными, какъ черешни, большими глазами:
        - Ah! Les mariages se font dans les cieux![Ахъ! Браки заключаются на небесахъ!]
        КОНЕЦЪ
        Дер. Сантени.
        Франція. Февраль-сентябрь 1928 г.
        notes
        Примечания

1
        Ситроенъ - Парижскій фабрикантъ автомобилей.

2
        Консьержка - сторожиха парижскихъ квартиръ.

3
        Круассанъ - восходящая луна Такъ называются въ Париж? булочки изъ сдобнаго т?ста, им?ющія форму подковки, или луннаго серпа.

4
        Англійскій военный мундиръ, названъ такъ по имени генерала Френча, отличившегося въ войн? англичанъ съ бурами въ Южной Африк? въ 1900-1901 годахъ.

5
        Розовая карта - удостов?реніе отъ полиціи на право ?здить по Парижу на машин?. Дается посл? испытанія въ ум?ніи управлять машиной.

6
        Идетъ!

7
        Французская монета. Сто сантимовъ - одинъ франкъ. Одинъ франкъ стоилъ до войны
35 коп?екъ.

8
        Юрта постройка изъ войлочныхъ кусковъ, круглая, какую ставить себ? кочевые киргизы. Кошма - войлокъ, свалянный изъ верблюжьей шерсти, почти въ палецъ толщиной. Мангалъ - м?дный тазъ, куда кладутъ раскаленные уголья.

9
        Названіе системъ автомобилей по ихъ фабрикамъ.

10
        Система аэроплана - названа по имени изобр?тателя.

11
        Батырь - богатырь.

12
        Саксаулъ изъ породы вересковъ - единственное растеніе Среднеазіатской пустыни, съ кривыми стволами, почти безъ листьевъ. Идетъ на топливо.

13
        Ой баяу - восклицаніе. Чулъбарсъ - тигръ.

14
        Посидимъ - значитъ покараулимъ, постережемъ.

15
        Жеребья - куски жел?за, употреблялись вм?сто очень крупной картечи.

16
        Кунганъ - кувшинъ съ узкимъ горломъ. Чембары - кожаныя изъ бараньей кожи шаровары, окрашенныя сандаломъ. Ихъ до 1890-хъ годовъ носили туркестанскія войска.

17
        Наши войска подавались вглубь Средней Азіи, строя рядъ укр?пленій-городовъ, которые и составляли линію. Отсюда жизнь въ приграничной полос? назывались жизнью
«на линіи», а войска - Линейными, т. е. приграничными, идущими впередъ. Потомъ при Государ? Имьератор? Никола? II ихъ назвали Стр?лковыми.

18
        Эта п?сня, собственно составлена во время Русско-Японской войны 1904-05 годовъ, когда ее сочинилъ и положилъ на музыку одинъ Кубанскій казакъ, но особенно она стала изв?стна въ Добровольческой Арміи въ Алекс?евскомъ полку, почему и получила названіе «Алекс?евской».

19
        Большія площади Парижа, гд? устраиваются народныя гулянья.

20
        Въ Россіи передъ Германской войной было много пароходныхъ обществъ: Добровольный флотъ, Россійское общество пароходства и торговли, Русское общество пароходства и торговли, Русско-Азовское общество и др. Добровольный флотъ было самое большое и см?ло соревновало съ лучшими иностранными линіями.

21
        Французскія слова - «кэнзенъ - пятнадцатидневная плата, піэса - вещь, предметъ, репо - отдыхъ, отпускъ.

22
        Жел?знодорожные вокзалы Парижа: Восточный, С?верный, Монпарнасскій, Орлеанскій.

23
        Плата… условіе.

24
        Семи - директъ - полу - прямой, останавливается лишь на главныхъ, преимущественно дальнихъ станціяхъ. Омнибусъ - для вс?хъ - останавливается везд?.

25
        Билетъ, дающій право выхода на платформу къ вагонами.

26
        Вниманіе (посторонись).

27
        По вагонамъ!

28
        До свиданія, мосье Николя.

29
        Ученики военно-морского училища.

30
        Площадка для игры въ теннисъ.

31
        Идетъ!

32
        Но, очень просто. Понимаете - за?ло. Капутъ. Но это ничего. Сейчасъ продолжимъ работу. Я все кончу. Я ничего не боюсь.

33
        Но, ув?ряю васъ - не надо. Это же пустяки.

34
        Нижній въ талію сшитый однобортный кафтанъ легкой матеріи, над?ваемый горцами и кавказскими казаками подъ черкеску.

35
        Полицейскихъ.

36
        Ружье съ тремя стволами - два наверху для стр?льбы дробью и картечью безъ нар?зовъ и третій нар?зной 40-го калибра - 10 миллиметровъ (1 сантим.) для стр?льбы пулею.

37
        Май диръ Коля - мой милый Коля.

38
        Пароходные лакеи.

39
        Пожив?й, старички, пожив?й!

40
        На чай.

41
        В?теръ, свойственный Средиземному морю.

42
        Веревки, за который держатся въ сильную качку.

43
        Пароходныхъ столовыхъ.

44
        Во время качки для удержанія стакановъ и тарелокъ на столахъ. на нихъ натягиваютъ веревки, между которыми ставятъ посуду. Это и называется скрипками.

45
        Малый.

46
        Да.

47
        Инструментъ для опред?ленія скорости хода парохода.

48
        У?хать - это умереть слегка, умереть для того, что любишь. Слова Эдмонда Д-Арокура, музыка Паоло Тости.

49
        Это забавно!

50
        Въ море! въ море! Коп?йку! Дв? коп?йки! въ море!

51
        Бумага… негусу (его величеству)… дамъ на чай!

52
        На побережьи Таджурскаго залива живетъ полукочевое, негрское племя «сомали».

53
        - Хорошо… хорошо… хорошо…

54
        Я… ружье… охотиться на львовъ, тигровъ, слоновъ… Такъ невозможно. Плохая одеженка… Разбойникъ… Надо купить… шляпу, рубашку - все.

55
        "Быръ» - талеръ равный старому Русскому серебряному рублю.

56
        Шумъ - староста деревни. Тэджъ - хм?льное питье въ род? пива, мутно-желтое, приготовляемое изъ растенія - тэллы. Инжира - хл?бныя, круглыя лепешки, вязкаго, полусырого т?ста.

57
        Охъ, благородный господинъ! Хорошо! Очень хорошо. Отлично.

58
        Баламбарасъ - младшій военный чинъ въ абиссинскомъ войск? - поручикъ по нашему.

59
        Когда въ 1895 году у абиссинцевъ была война съ итальянцами, въ столиц? Абиссиніи случайно находился Русскій путешественникъ, бывшій офицеръ, Харьковскій пом?щикъ, Леонтьевъ. Онъ далъ мудрые сов?ты тогдашнему негусу Менелику II, и абиссинцы подъ Адуей на голову разбили истомленное зноемъ и тяжелымъ походомъ итальянское войско. За это Менеликъ отличилъ Леонтьева, сд?лалъ его абиссинскимъ графомъ и подарилъ ему земли.

60
        Правители отд?льныхъ абиссинскихъ провинцій назывались расами. Расъ Маконенъ прославился какъ воинъ въ Итало-абиссинскую войну и какъ мудрый правитель Харара.

61
        "Ато» - приставка къ имени у абиссинцевъ означаетъ дворянское происхожденіе, какъ
«фонъ» у н?мцевъ, или «де» у французовъ. Дворяне абиссинцы им?ли на б?ломъ плащ? широкую красную полосу.

62
        "Отличный мулъ!"

63
        Офицерскіе чины въ Абиссинской арміи: баламбарасъ - младшій офицеръ, поручикъ. Кеньазмачъ и геразмачъ - генеральскіе чины, подобно генералъ-майору и генералъ-лейтенанту.

64
        Два талера.

65
        Евангеліе отъ Мат?ея, гл. 26, ст. 35 и 40.

66
        Абиссинецъ.

67
        Двусв?чникъ.

68
        Тукуръ-хакимъ - негръ докторъ.

69
        Афа-негусъ - главный прокуроръ Абиссиніи.

70
        Аддисъ-Абеба, - что значить «Б?лый цв?токъ» новая столица Абиссиніи лежитъ въ долин?. Надъ нею на плоскогорьи старая столица - Энтото.

71
        Итальянецъ… Со временъ Итало-абиссинской войны простой народъ въ Абиссиніи зоветъ вообще вс?хъ б?лыхъ итальянцами - «итали», сокращенное «али».

72
        "Фарассъ» по-абиссински лошадь, сфарассанья» - всадникъ.

73
        Ячменя.

74
        Жалоба!.. Жалоба!..

75
        Негръ-докторъ.

76
        Бой - по-англійски - мальчикъ.

77
        Хорошо.

78
        Секретарей.

79
        Санктъ-Петербургская 1-ая гимназія.

80
        Габеша и шонкора - абиссинскія племена. Галласы - негры.

81
        Да… о, да…

82
        Мертвъ.

83
        М?сто пребыванія президента Соединенныхъ Штатовъ въ г. Вашингтон.

84
        Хорошо! Очень хорошо!

85
        Моя сестренка.

86
        Ев. отъ Іоанна, Гл. 6, ст. 44.

87
        Отъ Іоанна, Гл. 14, ст. 2.

88
        Отъ Матфея, Гл. 12, ст. 28, 29 и 30.

89
        Щитъ изъ матеріи, подв?шенный надъ столомъ. Онъ колебаніемъ своимъ, какъ в?еръ, даетъ прохладу въ зной.

90
        Ахъ! Вотъ и Франція!

91
        У?хать - это отчасти умереть.

92
        Модная посл? войны французская п?сенка.

93
        Простое газированное вино, раза въ два дешевле шампанскаго.

94
        Ахъ! Браки заключаются на небесахъ!