И жизнь моя - вечная игра Владимир Колычев
        # Тимофей Орлик - большой человек. Весь городок Заболонь в его руках, все схвачено, все под контролем. Потому как ведет он нескончаемую войну с конкурирующими бандами и с успехом отбивается от них. А ведь история повторяется. Много лет назад жид в Заболони далекий предок Орлика, который постоянно воевал с соседними князьками. Тогда был слышен посвист стрел, лязг мечей и звон кольчуг, а теперь - свист пуль да автоматные очереди. Вот и вся разница. Но того Орлика предала любимая, и попал он в полон. И у нашего Тимофея тоже есть любимая, которой он дорожит. Неужели старая история повторится снова...
        Владимир Колычев И жизнь моя - вечная игра
        Пролог
        Солнце светило и жарило так, что, казалось, выжгло все тени с улиц города. Но знойные лучи были далеко не так опасны, как ливни раскаленной стали из автоматических зенитных установок. Они обрушивались на дом, выносили окна, крошили, а местами даже дырявили стены. А с высоты соседних домов стреляли снайперы, пытаясь выбить из гвардейцев желание сопротивляться...
        Июнь девяносто второго, спорный город Бендеры, усыпанный трупами перекресток улиц Первомайской и Калинина. Молдавские полицаи, румынские волонтеры против приднестровских гвардейцев, обороняющих дом в самом эпицентре боевых действий. Бронированные машины, «Шилки», орудия и минометы против двух десятков автоматов и нескольких «Мух».
        Тимофей Орлик давно уже должен был быть у себя дома, в тихой и спокойной Рязанской области, пить водку и нежить баб в своей родной Заболони. Но ему было стыдно за больших начальников из русской армии, которые не решались помогать своим братьям-славянам, восставшим жителям Приднестровья. Поэтому после увольнения в запас он остался здесь, примкнул к национальным гвардейцам непризнанной республики. И снова бой, и хлыстом щелкают снайперские выстрелы, свистят пули, рвутся мины. Тротиловая гарь и едкая кирпичная пыль застилают глаза. Дефицит боезапаса и переизбыток боевого духа. Враг не пройдет...

* * *
        Лето тысяча сто сорок четвертого года от Рождества Христова. Невыносимая жара, пыльные бури, бескрайние степи Дикого поля. Одно утешение - река Днестр: глубокие широкие воды, прохлада и освежающий ветерок, яркая зелень пойменных лугов. Избавиться бы сейчас от железных доспехов, раздеться бы догола и с головой уйти в глубь речной воды. Нужда в том есть, но нет возможности. До реки рукой подать, но со стороны степей на крепостную твердыню надвигается половецкая орда.
        Лохматые кочевники на шустрых лошадках, клубы пыли из-под копыт, гул, топот, крики. Но и русская дружина не молчит. Громко ударили бубны, взвыли трубы, засвиристели пищалки, загудели щиты под легкими набатными ударами мечей.
        Заставу отстроили совсем недавно - ров еще не закончен, водой не залит, и ворота не успели укрепить. Но защитные стены достаточно прочные - толстые колья в два ряда, удобные и крепкие ярусы-помосты для стрелков и ратников. Кочевников раза в три-четыре больше, но их беда в том, что брать крепости они не приучены. Зато они превосходно пускают из луков зажженные стрелы и метают с руки горящие факелы. Они могут устроить пожар и сжечь заставу дотла.
        Но половцев бояться - в степь не ходить. Русская дружина готова к бою. Лучники запустили в воздух тучу стрел, ратники закрылись щитами, ограждая себя от половецкого залпа.
        Кочевники - меткие стрелки, их луки тугие, бьют далеко и сильно. Упал со стены один русские лучник, другой... Тимофей Орлик вовремя спрятал голову за щит, стрела просвистела рядом с левым ухом. Пронесло. Страха нет, уверенность в своих силах велика. Не первый год он в ратном деле. Глаз цепкий, рука быстрая и крепкая, меч острый, из булатной стали. Он не простой ратник, он гридь киевского воеводы. У него есть лук, в колчане стрелы с калеными наконечниками, но стрелять ему нельзя - он обязан оберегать своего начальника, который стоит за его спиной, следит, как развивается сражение.
        Воевода Третич со своей малой дружиной прибыл на заставу, чтобы усилить крепостную стражу. И прибыл вовремя. Только-только расположились, как появились команы - кочевники. Их много, но им не прорваться...

* * *

«Румыны» обстреляли дом из гранатометов, осыпали градом воющих мин, полоснули по стенам и окнам из «Шилки». Два зенитных снаряда влетели в оконный проем, возле которого, вжавшись в пол, лежал Тимофей - оба с визгом врезались в толстую плиту межэтажного перекрытия, попутно смахнув с потолка остаток люстры и выбив из него бетонную крошку. Острый маленький кусочек плиты больно царапнул ухо, но парень лишь облегченно вздохнул. Было бы куда страшней, если бы в комнату влетела осколочная граната. Но Бог миловал...
        Артобстрел закончился, в бой пошла пехота. Какие силы противник бросил в бой, Орлик не знал. У него своя позиция, у него свой сектор обстрела, за который он в ответе. В армии он служил в мотострелковом полку, участвовал в межокружных соревнованиях по стрельбе. И если цель попала в прицел его автомата... Тра-та-та! Первый готов... Тра-та-та-та!.. Второй «румын» схватился за простреленный бок, осел на колено. Добить его Тимофей не успел - боевик залег под прикрытие высокого бордюра вокруг цветочной клумбы. Да и некогда заниматься им, в секторе обстрела новая цель...
        Он уложил третьего боевика, когда краем глаза уловил блик оптического прицела. Снайпер на чердаке противоположного дома. Лежать бы ему на полу, остывая, промедли он хотя бы долю секунды. Но Тимофей успел убрать голову до того момента, как стрелок нажал на спусковой крючок. Пуля влетела в оконный проем, чиркнув по откосу, к которому он только что прижимался. Едва-едва от смерти увернулся. Другого бы на его месте хватил шок. Но Тимофея охватила боевая эйфория. Он уцелел, потому что еще не отлита для него пуля. Он остался жить, потому что нет на свете силы, способной загнать его в гроб. Зато сам он сильный и смелый. Он создан для войны. Или война создана для него...
        Он выпустил в сторону снайпера короткую очередь. Уверенности в том, что цель поражена, не было. Поэтому Тимофей сменил позицию - перебрался в другую комнату на своем этаже. Свое прибытие отметил несколькими очередями. И перебрался на новое место, чтобы не примелькаться... Он стрелял из автомата, бросал гранаты, затем по требованию командира спустился вниз, чтобы отбить атаку прорвавшегося в здание противника. Вел огонь, падал, поднимался, снова в бой... Ему везло. Его друзья-товарищи гибли под пулями, а он оставался в строю до тех пор, пока вражеская атака не захлебнулась.
        Бой закончился, гвардейцы победили. Он радовался этому, но подспудно ему хотелось продолжения. Еще не иссякла его энергия, еще не улегся азарт, еще сверкали яростно глаза. Трупы, кровь, разруха, но это всего лишь атрибуты войны - жуткой, но притягательной в своей страшной красоте...

* * *
        Конные стрелки подожгли вышки и постройки в крепости, посекли стрелами лучников на стенах. Отступили. Но только затем, чтобы уступить место пешим воинам. Кочевники бежали на крепость с диким воем, который должен был придать им боевого задора, а врага обратить в панику. Тимофей лишь посмеивался в ус, глядя, как они бегут на приступ, размахивая саблями и щитами. Но улыбка сошла с его лица, когда он увидел в их рядах длинные приставные лестницы. Одна, вторая, третья... А говорили, что кочевники не умеют брать крепости...
        Зажженные стрелы и горячий ветер в лицо, за спиной черный дым разгорающихся пожаров. Пешие половцы все ближе, на стену падает одна лестница, за ней другая. Воевода Третич не остается в стороне, бросается в бой. И вместе с ним в гущу сражения врезается и Тимофей Орлик. Широкий замах, стремительный рубящий удар, и меч срезает с плеч вражью голову. Колющим ударом он сносит с лестницы второго половца - светловолосого синеглазого комана, могучего телом и духом. Он искал победу, а нашел погибель. Так будет и с другими...
        Враг уже на стенах, на верхних помостах в жестокой сечи звенят мечи и сабли. Враг теснит русских ратников, но там, где киевский воевода со своими гридями, там половцам раздолья нет, там рубят их гроздьями...
        Тимофей бился до тех пор, пока не увидел, как забравшийся на вышку половец натягивает тетиву своего лука, направляя его на воеводу. Видно, что стрелок уверен в себе, вряд ли дрогнет его рука. А метит он в голову начальнику... Достать врага мечом Тимофей не мог, чтобы снять свой лук, не было времени. Поэтому пришлось закрыть воеводу своей грудью.
        Добротная кольчуга, бронзовый нагрудник, казалось бы, стрела не может причинить вреда. Но каленый наконечник вонзился в железные кольца в узкий зазор меж нагрудными пластинами, пробил бронь, впился в плоть... Боли Тимофей не почувствовал, но голова закружилась так, что устоять на ногах он не смог. Пытаясь удержать меч в руке, он полетел вниз к земле. Меч был для него сейчас помехой, но никак не подспорьем. При ударе о землю он мог нанизаться на заостренное снизу яблоко рукояти. Но выронить меч из рук Тимофей не посмел. Настоящий воин умирает с оружием в руках...
        Глава 1
        Первые летописные упоминания о Заболони относятся к первой половине четырнадцатого века и свидетельствуют о том, что город был столицей мелкого удельного княжества, зависимого от Рязани. Впрочем, Тимофея Орлика мало волновало, сколько лет его родному городу. Главное, что он любил свою Заболонь. Каменный кремль с круглыми башнями, храмы с золотыми куполами, державные палаты, уютные старинные кварталы, чистые улицы, благожелательные люди... Таким он помнил свой город, когда уходил в армию. Но прошло четыре года, и все изменилось. Тот же кремль, те же храмы, но улицы грязные, народ какой-то нервозный, раздраженный.
        - Ну, чего встал посреди дороги! - набросился на него прохожий, аспидского вида мужичонка в старой болоньевой куртке и затрапезных штанах-трениках с раздутыми коленками.
        Тимофей прошелся по нему невозмутимо-удивленным взглядом. Стоял ведь, никого не трогал, никому не мешал - на кремль смотрел, остроконечно вытянутыми башенками любовался. А тут такое...
        - Давай в объезд, мужик!
        Сам Тимофей находился в благодушном настроении. Поэтому даже в мыслях не возникло проучить мелкопакостного злопыхателя. Но был он также далек и от того, чтобы посторониться.
        - Что ты сказал?
        Ни на йоту не сдвинулся с места Тимофей, но энергетическое движение его внутренней силы было настолько мощным, что мужичонка невольно попятился - из опасения быть раздавленным. Тявкнул как собачонка, но тут же сник, затравленно глянул на Тимофея, робко обошел его и был таков.
        А Тимофей так и остался стоять. Непокрытая голова, темно-серый свитер с толстым воротом, камуфляжные штаны натовского образца, черные ботинки с высоким берцем, спортивная сумка, заброшенная за плечо. Свалянные русые волосы, широкоскулое славянского типа лицо, глубоко посаженные глаза, короткий нос, плотно сдвинутые губы. Рост метр восемьдесят, обхват плеч в маховую сажень, сильные руки, длинные выносливые ноги.
        Домой он мог вернуться еще два года назад. Но после дембеля остался в Приднестровье, а затем ветер военной романтики унес его в Боснию, где он воевал на стороне сербов. Навоевался. С богатым боевым опытом и парой-другой тысяч дойчмарок вернулся домой. Здесь его ждут родители, здесь его ждет младшая сестра. И с друзьями бы он хотел повидаться. Сколько лет прошло, сколько зим...
        Родители его работали на станкостроительном заводе, отец - фрезеровщик, мать - кладовщица. Не самые большие люди на производстве, и ценность их измерялась двумя комнатками в рабочей общаге, в которой они прожили всю свою семейную жизнь. В эту общагу и возвращался Тимофей.
        Пролетарский район, окраина города, рабочие кварталы - пятиэтажные кирпичные дома вперемешку с мрачно-серыми коробками общежитий. Черно-белый колорит. Но Тимофей не унывал. После разрухи, которую он повидал в Боснии, родные кварталы казались ему райским уголком на грешной земле.
        Знакомый магазин с листом железа в витрине вместо стекла. Каким помнил его Тимофей, таким он и остался. Компания забулдыжных работяг со счастливыми лицами - у мужиков есть бутылка, и ничто не помешает им распить ее в заброшенном сквере у оврага. Ничто не помешает - ни мусульманская пуля, ни случайно залетевший снаряд. Тихо здесь, бестревожно. Но именно это и смущало Тимофея. Совсем недавно он так хотел безмятежного спокойствия, а сейчас оно уже угнетало его.
        Общежитие завода, первый этаж для холостяков - здесь пост вахтера. Но смотрит служитель и за теми, кто следует на второй и третий этаж.
        - Молодой человек, вы куда?
        Тимофей остановился, с меланхолической улыбкой глянул на посмевшую побеспокоить его женщину. Под сорок лет, бабский платок на плечах, старая выцветшая кофта с расходящимися пуговицами Слегка расплывшаяся фигура, большая грудь, полноватое, но приятное лицо, щеки в едва заметных сизых прожилках. Большие зеленоватые глаза - выразительные и привлекательные, и пахнет от нее хорошо.
        - Домой, - нехотя сказал он. - Я с родителями здесь живу. На втором этаже. Орлик моя фамилия. Тимофей зовут.
        - Орлик, Орлик... - задумчиво проговорила женщина. - Да, кажется, есть такой...
        - Я пошел?
        - Да, пожалуйста... Она повернулась к нему спиной, но Тимофей ее остановил.
        - А вы давно здесь работаете? - мягко, но без намека на искательные интонации спросил он.
        - Год уже.
        - А зовут как?
        - Марина Евгеньевна. А что?
        - Замужем?
        - Ну ты, парень, даешь!
        Тимофей внимательно посмотрел на нее, и на фоне возмущения заметил проблески интереса к себе.
        - Значит, не замужем... Давно я здесь не был, забыл все. Ночью приду к тебе, расскажешь, что здесь да как...
        - Приходи. А я милицию вызову! - съязвила она.
        Но Тимофей и ухом не повел. Казалось, он уже и забыл о существовании этой женщины. Повернулся к ней спиной и поднялся на второй этаж.
        Он знал, как нужно вести себя с женщинами. Грубить им ни в коем случае нельзя, но еще страшней - заискивать перед ними. У женщин первобытный нюх на слабости мужчин - стоит ей почувствовать хотя бы одну из них, как тут же где-то в глубинах ее сознания вспыхивает инстинкт порабощения самца. Если, конечно, самец ей нравится. Тогда она самопроизвольно включается в хитрую игру, чтобы подчинить себе мужчину. И это в лучшем случае. А в худшем, если самец не пришелся ей по нраву, в ней запускается механизм отторжения. Инстинктивно почувствовав свое превосходство над мужчиной, она без всякого зазрения совести дает ему от ворот поворот, возможно даже, в нецензурной форме. А если самец сильный, если он умеет подчинять себе людей, то женщина невольно потянется к нему. И тогда делай с ней, что хошь. Но только осторожно, чтобы не переборщить. Женщины ведь народ непредсказуемый... Так учил Тимофея его друг и командир Лешка Зацепин. А уж он-то в свои тридцать пять годков знал толк в женщинах. И к гордым сербиянкам подход сумел найти, и Тимофея за собой повел - на женщин, по минному полю ошибок и разочарований.
Были у него победы на чужой земле, но случались и поражения, на которых он учился...
        Дверь в комнату родителей была заперта. С работы еще не вернулись. Но сестра должна быть дома. Школа у нее до обеда, сейчас, наверное, уроки делает... Тимофей остановился как вкопанный. Улыбнулся про себя. Какие уроки? Надя еще в прошлом году закончила техникум. Она уже совсем взрослая девушка... Дверь во вторую комнату также была на замке. Но у Тимофея ключ от нее. Четыре года его при себе держал - и как талисман, и как напоминание о доме. Это их общая комната. В тесноте жили, но не в обиде.
        Замок в двери был прежним - ключ легко провернулся в нем. Но обстановка в комнате слегка изменилась. Шкаф плотную примыкал к стене, в то время как раньше он разделял комнату на две половины - на мужскую и женскую. Две кушетки - одна против другой. И обе застелены бельем. На спинке одной розовое полотенце, на другой - голубое. Две пары тапочек у дверей, женские, маленького размера. На тумбочках всякие женские штучки - заколки, расчески, платочки с цветочками. Похоже, Надя жила в комнате не одна, и явно не с мужчиной. Судя по всему, кроватью, которая по праву принадлежала Тимофею, пользовалась какая-то женщина. Впрочем, это ничуть его не расстроило. Главное, что он дома, и на улице ночевать не придется. Хотя он мог бы и на улице, прямо на земле. Апрель месяц на дворе, снег уже сошел, дождей нет - сухо.
        Но лучше, конечно, спать на теплой кровати. Можно поверх покрывала. Можно прямо сейчас... Тимофей сначала сел на кушетку, затем уложил голову на подушку. Засыпая, подобрал под себя ноги...
        Проснулся он от толчка в плечо. И тут же над ухом сиреной взвыл женский голос.
        - Тимоха приехал!
        Это была Надя. Глаза радостно блестят, улыбка до ушей. Высокая прическа с длинными завитушками, длиннющие ресницы, ярко накрашенные губы. И одета она эффектно: белая блузка с кружевным жабо, кофейного цвета юбка - чуть выше колен, но такая узкая, что, казалось, вот-вот лопнет на бедрах. Позади нее, у дверей стояла незнакомая девушка. У этой волосы прямые, тяжелой светло-русой чапрой ниспадающие до самых плеч. Хорошенькое личико, красивые золотисто-оливковые глаза, миленькие пухлые губки. Фигурка на загляденье - худенькая, но полногрудая, ножки тонкие и длинные. Такая же белая блузка, но без кружевного антуража, юбка покороче, но не узкая и плиссированная. Если бы незнакомка вдруг взяла сейчас да развернулась вокруг своей оси, юбка бы раскрылась на ней как зонтик, ножки бы обнажились по всей длине. Но девушка и не думала кружить по комнате. Она смотрела на Тимофея, и не без интереса.
        - Тимоха! Ну наконец-то!
        Надя повисла у него на шее. Затем схватила свою подругу за руку, подвела к нему.
        - Знакомьтесь! Тимоха, это Лада. Лада, это Тимоха, мой брат.
        - Очень приятно, - мило улыбнулась девушка.
        И неожиданно для него подала ему руку. Он растерялся, потянулся к ней с опозданием, когда она вернула руку в исходное положение. Ему бы остановиться, но он как тот дурень продолжал движение. Лада торопливо убрала руки за спину, опасливо отступила на шаг.
        - Э-э, извините. Это я спросонья, - виновато, укоряя себя за неловкость, сказал Тимофей.
        - Ничего, бывает, - улыбнулась она.
        Но интерес к его персоне заметно в ней поубавился. Похоже на тот случай, когда в женщине, заметившей слабость мужчины, включился механизм отторжения, а не порабощения.
        - А где мать с отцом? - спросил он, чтобы отвлечься от Лады.
        - Скоро будут... А ты давно приехал?
        - Да нет. Вот, спать завалился...
        - Лада, ты уж его извини! - обращаясь к подруге, улыбнулась Надя.
        - За что? - пожала плечиками девушка. - Это ж его кровать...
        - Но белье же твое.
        - У меня еще комплект есть. Я к себе пойду, ладно?
        - Ну иди. Только недолго. Мы сейчас стол накрывать будем, приходи.
        Лада ушла, тихонько прикрыв за собой дверь.
        - Куда она?
        - К себе. Она на первом этаже живет, комната у нее там...
        - Холостячка?
        - Ну да... Но ты же видишь, она хорошенькая, а там же не только женщины, там больше мужиков. Петр Васильевич попросил меня к себе Ладу взять.
        - Кто такой Петр Васильевич?
        - Директор завода. Богатов Петр Васильевич. Ты, может, его и не знаешь, он только в прошлом году директором стал.
        - И он тебя за Ладу попросил?
        - Да, меня. Она у него в приемной сидит.
        - Секретарша?
        - Ну да... И я тоже секретарша. Только не у него, а у главного инженера.
        - Разве главному инженеру положена секретарша?
        - Раньше нет, сейчас да.
        - Барствует начальство.
        - Пусть барствует. Зато нам квартиру, может быть, дадут.
        - И что для этого надо? - Тимофей подозрительно глянул на сестру.
        На какое-то мгновение она стушевалась, опустив к полу глаза.
        - Хорошо работать, вот что для этого надо!
        И снова на ее смазливом личике играет задорная улыбка.
        - А Лада как работает?
        - Тоже хорошо... А что?
        - Да так, ничего.
        - А мне кажется, чего! Что, понравилась?
        Тимофей уклонился от ответа.
        - Мне бы душ принять. А ты бы в магазин сбегала, ну, если стол накрывать.
        Он вручил сестре мятую купюру достоинством в сто немецких марок.
        - Ух ты! Богато живешь!.. На сверхсрочной что, в инвалюте платят?
        - Платят. Но не всем.
        Ни сестра, ни родители не знали, что за служба у него была последние два года. Он писал им, что на сверхсрочную остался. Сначала другу-контрактнику в свою бывшую часть письма слал, а тот уже пересылал их в конвертах со штемпелем приднестровской почты.
        - Если такой богатый, то жениться надо, - поддела его Надя.
        - И женюсь. Когда время придет.
        - А когда оно придет?
        - Когда работать устроюсь.
        До армии он закончил техникум, полгода успел отработать на заводе. Но не очень-то хотелось сейчас возвращаться к той прежней жизни. Шумные цеха, жужжащие станки, всю смену на ногах, не покладая рук. Норма большая, а зарплата маленькая. Да и не в деньгах дело. Работа нудная, никакой романтики, сам ты - ноль без палочки, а над тобой начальников целая лестница, один другого выше. И все, кто вокруг тебя и даже выше, - слабаки. Так и самому слабаком стать недолго...
        - Так устраивайся. Я со своим шефом поговорю, он тебе хорошую работу подыщет. Мастером в цех пойдешь...
        Тимофей промолчал. Не хотелось ему говорить о работе, скукой смертной от этой темы веяло.
        В общежитии не принято было праздновать в узком семейном кругу. Возвращение из армии - событие важное. Поэтому стол накрыли в бывшей ленинской комнате, Тимофей пригласил всех соседей из тех, кого знал.
        За столом мама сидела рядом с ним, держала его под руку, радуясь тому, что он рядом. Отец безудержно возглашал тосты, торжествующе посматривая на сына. Он видел в нем своего преемника, продолжателя трудовой династией Орликов. Жаль, что Тимофей сам себя в этом образе не видел. И все равно было весело, водка лилась рекой. И закуси было вдоволь. Оказывается, в стране уже прошла эпоха дефицита. Были бы деньги, а купить можно все, что душе угодно. А деньги у Тимофея были... Пока были. .
        Среди гостей была и Лада. Она скромно сидела рядом с Надей. Почти не пила, на Тимофея старалась не смотреть. Она думала о чем-то своем, далеком от него. Он не был источником ее волнений, а мог бы им стать, не прояви слабость в момент знакомства. Понапористей нужно было быть, понаглей. Но, может, еще не поздно все исправить...
        Тимофей пил на равных со всеми, но пока не пьянел. Хмель только-только начал обволакивать сознание, когда Лада вышла из-за стола. И Надя потянулась за ней. Он также поднялся со своего места, нагнал их в коридоре.
        - И далеко вы собрались? - стараясь не смотреть на Ладу, спросил он.
        - Да пойдем вниз, к Ладе, а что? - иронично сощурилась сестра.
        - Ну, вы же мои гости, я должен владеть обстановкой, - пожал плечами Тимофей.
        - Я думала, ты к нам хочешь присоединиться.
        - Ну, может, и хочу.
        Тимофей чувствовал себя не в своей тарелке. Ему бы твердости побольше, но в присутствии Лады вся его решимость размягчалась, как парафиновая свеча в горячем цеху. И еще его смущал ее взгляд - она смотрела на него без возмущения, но в глазах угадывались нотки протеста. Она не хотела, чтобы он шел к ней в комнату.
        - А гости? Ты же должен владеть обстановкой, - покачала головой Надя.
        Похоже, она тоже поняла, что Лада отвергает его.
        - А я к ним вернусь. Перекурить выйду, и обратно.
        Для перекуров на этаже был балкон. Но Тимофей решил спуститься вниз. Погода на улице хорошая, лавочка у входных дверей стоит - посидеть на ней можно. Посидеть и подумать, как быть ему с Ладой - выкинуть ее из головы или попробовать добиться ее расположения.
        - Я бы тоже покурила, - смущенно посмотрела на него Надя.
        - Разве ты куришь? - удивился Тимофей.
        - Сейчас все курят. Кто-то больше, кто-то меньше... Лада, ты как?
        - Да можно, - флегматично кивнула она.
        - Тогда без тебя, братец, нам не обойтись. Охранять нас будешь. Оденься потеплей.
        Девушки сходили за куртками, а Тимофей так и остался в одной рубашке. Он человек закаленный, к холодам и другим непогодам привычный.
        Ему не понравилось, что Надя и Лада курят, но импонировало то, что они не афишируют это свое увлечение. Могли бы закрыться в комнате и надымить в свое удовольствие. Но у них, оказывается, было свое укромное местечко на свежем воздухе, где они курили, не привлекая к себе внимания. Это был знакомый Тимофею детский садик. Когда-то он и сам сюда ходил - в беседках темными вечерами попивал пивко с дружками, а иногда и косячок там же по кругу ходил.
        Только Надя и Лада вышли из общежития, как дорогу им преградили два молодых парня - слегка бритые и до синевы пьяные. Замухрышистого вида, но наглые и бесцеремонные.
        - Привет, секретутки! - «обласкал» девушек один из них.
        - Вот сволочь! - возмутилась Надя.
        Она была уверена, что брат ее защитит.
        - Что ты сказал, окурок?
        Тимофей обогнул сестру, вплотную подступил к обидчику. Он должен был проучить этого грубияна. Тогда, глядишь, Лада потянется к нему. Все женщины любят сильных мужчин, и она не исключение.
        Но Тимофей не рассчитал своих сил. Ему бы поунять свой пыл, но его натиск оказался чересчур пугающим. Потому наглец очень быстро осознал свою ошибку и подался назад, отступив на безопасное расстояние.
        - Извини, брат, дурака свалял!
        И его дружок отступил вместе с ним. Сила энергетического воздействия, которой обладал Тимофей в минуты гнева, перекинулась и на его слабую душонку.
        - Еще раз что-нибудь такое услышу, прибью обоих!
        На этом разговор был закончен. Нашкодившие слюнтяи растворились в густых сумерках наступающего вечера, а Тимофей повел девушек по знакомой дорожке к детскому саду. Надя взяла его под руку с правой стороны, Лада осталась с левой, но примеру своей подруги не последовала. Но Тимофей не растерялся, он сам взял ее за руку. И она оставила свою маленькую ладошку в его могучей пятерне.
        - В морду надо было этому скоту дать! - сказала Надя.
        - Не знал, что ты у меня такая кровожадная, - усмехнулся Тимофей.
        - Если секретарши, то что, сразу секретутки!
        - Неправда это, - покачала головой Лада.
        Тимофей с досадой почувствовал, как ее ладошка выскальзывает из его руки.
        - Говорю же, в морду ему надо было дать, чтобы языком не болтал.
        - Это камень в мой огород? - нахмурился он.
        - Да нет... Просто говорю...
        - А не мог я его ударить. Не мог.
        - Почему?
        - Потому что он слабак. И его дружок такой же.
        - Сильный не может обидеть слабого?
        - Не может.
        - А ты сильный? - с интересом посмотрела на него Лада.
        Тимофей молча пожал плечами. Это ей самой решать, сильный он или слабак.
        В садик они проникли через пролом в заборе, умостились на низкой скамейке в детской беседке. Он хотел, чтобы Лада села рядом с ним, но она заняла место возле Нади, по другую руку от нее.
        - И давно ты секретаршей у этого... Петра Вадимовича работаешь? - чтобы хоть о чем-то поговорить, спросил он.
        - У Петра Васильевича, - поправила его Надя. - Только у него Лада работает, а я у Юрия Александровича в приемной...
        - Да какая разница?
        - Ну, для тебя нет, а для меня есть... С прошлого года работаю, сразу после техникума к нему попала.
        - Ты у меня девочка красивая... Он хотел польстить сестре, но добился обратного эффекта.
        - Ну и зачем ты это сказал? - раздраженно поморщилась она. - Как будто только красивых в секретарши берут? Как будто голова не самое главное!
        - В нашем деле голова важнее, - поддержала ее Лада.
        В ее словах звучал укор, обращенный не только к нему, но и ко всем, кто был не самого лучшего мнения о секретаршах.
        - Да я не спорю.
        - Ты-то не споришь, а другие думают, если секретарша, значит, с начальником спишь, - мрачно усмехнулась Надя.
        - А это совсем не так, - покачала головой Лада.
        Она не оправдывалась, она всего лишь констатировала факт.
        Первой со своего места поднялась Надя. Вышла из беседки, каблуком полусапожка сделала небольшую ямку в песке, бросила туда наполовину выкуренную сигарету. И Лада туда же кинула свой бычок.
        - Погоди!
        Тимофей остановил сестру, собравшуюся было закопать окурки. Присоединил к ним свой окурок. И уже сам сравнял ямку с землей.
        - Ритуал прямо какой-то, - усмехнулась Надя. - Торжественные похороны в братской могиле.
        - А это чтобы мы долго жили, - сказал Тимофей.
        - Ага, все вместе. И одной семьей.
        - Ну, можно и так.
        - Слышишь, Лада, он жениться на тебе собрался.
        - Слышу, - без всякого воодушевления кивнула девушка.
        - А может, и женюсь.
        Тимофей остановился, повернулся к Ладе и пристально, по-мужски твердо посмотрел на нее.
        Она смутилась, молча отвела в сторону взгляд. Ей не понравилось, как он на нее смотрел. И вообще, она была не прочь избавиться от его присутствия. Все больше убеждался он, что с Ладой ему ничего не светит. Но чем запретней плод, тем он желанней. Самолюбие требовало от него победы над нею.
        Они подходили к общаге, когда на пути снова возникла преграда. На этот раз парней было трое. И своим видом они внушали не в пример большее к себе уважение, нежели недавние работяги-забулдыги. Все трое как на подбор крепкие и в хорошей физической форме. Бритые головы, кожаные куртки, просторные джинсы, боты с широкими коваными носками. Они не наглели, не хамили, но их чрезвычайная уверенность в своих силах не вызывала никаких сомнений. И не обратить их в бегство так легко, как это было с недавним противником.
        Было уже темно, и в тусклом искажающем свете уличного фонаря эти молодцы казались чуть ли не великанами. Но Тимофей ничуть их не боялся. Даже намека не было на предательский мандраж в руках и ногах. Он давно научился справляться со своим страхом, а война и вовсе сделала его бесстрашным. Говорят, что смерти не боятся только сумасшедшие, но Тимофей мог позволить себе не соглашаться с этим утверждением. Если он и боялся чего-то в бою, то лишь поражения.
        Один из троицы - по всей видимости, главный - подошел к Ладе, мягко, но властно взял ее под руку. Метнув на Тимофея неприязненный взгляд, спросил:
        - Куда ты ходила?
        - Покурить.
        Голос ее звучал робко, но взгляд сиял - хоть и не самым ярким светом, но все же. Похоже, к этому парню она питала более чем просто теплые чувства. Тимофею стало не по себе. Ревность холодной рукой схватила за горло.
        - А это кто? - глянув на него, спросил парень.
        Высокорослый, плотный в плечах, ухарское выражение некрасивого лица, подавляющая энергетика внутренней силы. С таким противником не стыдно было бы схлестнуться в жестоком бою.
        - Тимофей. Надин брат, - сказала Лада.
        - А-а... Надюха, привет!
        Казалось, парень только сейчас заметил Надю. Нехотя улыбнулся ей, вяло махнул ей рукой. А к Тимофею потерял всякий интерес.
        - Здравствуй, Захар, - робко отозвалась Надя.
        Но парень уже не смотрел на нее. И ухом не повел в ее сторону.
        - Ну что, прокатимся?
        Тимофей передернулся от возмущения, когда Захар провел рукой по задним выпуклостям Лады, легонько сжал их, подталкивая ее к машине, стоявшей неподалеку. Это был
«БМВ», как минимум, пятой серии. В Боснии ему доводилось ездить на такой машине. Мечта любого мужчины. И приманка для девушек...
        - Поехали, - легко согласилась Лада.
        Тимофей закусил губу. Девушка не была связана с ним никакими обязательствами, но все равно голос его разума возмущенно кричал, что его предают.
        - Эй, постой!
        Лада не принадлежала ему, он не имел права останавливать ее. Но это было свыше его сил - стоять и смотреть, как ее увозит какой-то счастливчик.
        - Чего тебе? - остановившись, резко развернулся к нему Захар.
        - Ничего, - заискивающе-виновато улыбнулась Надя.
        И крепко вцепилась Тимофею в руку. Но не смогла его остановить.
        - Езжай сам, а Ладу оставь в покое!
        - Это ты мне? - удивленно и вместе с тем угрожающе вскинул брови Захар.
        - Да, тебе. Она не хочет с тобой.
        - Ты кто такой?
        Он сделал шаг по направлению к Тимофею, но Лада взяла его за руку, не позволяя идти дальше.
        - Это Тимофей. Он из армии вернулся. Пьяный он, не видишь?
        - Да вижу, - усмехнулся Захар. И пытливо глянул на нее. - Ты хочешь со мной ехать?
        - Да. Поехали.
        Теперь она сама тянула его к машине. Но Тимофей уже не мог остановиться.
        - Я сказал, стоять! - грозно рыкнул он.
        И снова Захар развернулся к нему лицом. И так посмотрел на него, что стало ясно - слов больше не будет. И его дружки двинулись на Тимофея.
        Они ударили разом - один под правым углом, другой под левым. Тимофей сумел блокировать первый удар. Под кулак он подставил свой лоб - но все равно его тряхнуло так, что казалось, глаза поменялись местами.
        - У-е! - отпрянул назад парень с отбитым кулаком.
        Но тут же ударил ногой - прямой в живот. И это была добавка к удару, который нанес Тимофею его дружок.
        Трудно было удержаться на ногах после таких примочек, но не зря Тимофей тренировал себя на гражданке, совершенствовал себя в армии, проходил проверку на прочность в жарком горниле двух войн. Он сумел устоять, перегруппироваться и ответить мощным выпадом в сторону врага. Один крепыш пошатнулся, схватившись двумя руками за горло, смятое сильным и точным ударом. Но его тут же сменил сам Захар. И ударил Тимофея в нос с такой силой, что на какие-то мгновения он потерял сознание. Очнувшись, увидел еще один летящий в него кулак. Увернуться он не успевал, поэтому все-таки оказался на земле. Поднимаясь, каким-то чудом сумел блокировать чью-то ногу, метившую ему в голову.
        Поднялся, слабеющей рукой ударил Захара в челюсть. Но этим только еще сильней разозлил его. И снова град ударов обрушился на него. Тимофей отбивался, бил в ответ, понимая, что против троих неплохо тренированных бойцов ему не устоять.
        Однажды ему приходилось воевать на танке. Он находился в башне. Машина вошла в город и попала в западню, по ней били из гранатометов, но активная броня отлично справлялась со своей задачей. Кумулятивные гранаты взрывали коробки динамической защиты, не причиняя основной броне особого вреда. Но каждый раз ощущение было таким, будто на голову опускалась кувалда. Танкист-наводчик не смог выдержать такого испытания - выжил, но тронулся умом. Да и сам Тимофей еще долго приходил в себя после такой карусели.
        И сейчас ему казалось, что находится он в том самом танке, а башню сотрясают снаряды. Его били в голову, в живот, он падал, но всякий раз поднимался назло и на удивление врагу...
        - А ну прекратите! Я уже милицию вызвала! - откуда-то из параллельного мира донесся до него женский голос.
        - Хватит с него, поехали! - крикнул Захар.
        И, огладив рукой опухшую скулу, направился к машине. Сгреб по пути в охапку оторопевшую Ладу. Его дружки последовали за ним.
        - Что с тобой, парень?
        Сквозь красную пелену перед глазами проступили очертания женского лица. Знакомые черты.
        Это была Марина Евгеньевна, вахтерша с первого этажа. Появилась и Надя, она вела за собой целую ватагу мужиков, пожелавших вступиться за Тимофея. Догадалась-таки сбегать на второй этаж, поднять соседей. Но было уже поздно: враг убрался восвояси. И Тимофей не пытался тешить себя иллюзией, что это было позорное бегство. Это было всего лишь тактическое отступление после одержанной победы. Над ним победы...
        Тимофею обидно было осознавать, что он потерпел поражение на глазах у Лады. И если бы он мог плакать, он бы пустил сейчас горькую слезу.
        - Спасибо тебе...
        Дрожащей рукой он погладил Марину Евгеньевну по плечу.
        - Спасибо всем...
        Обвел своих заступников благодарным взглядом поверх набухающих мешков под глазами. И, поддерживаемый сестрой, побрел к себе. Больно было идти, голова кружилась, когда он поднимался по лестнице.
        - Может, «скорую» вызовем? - спросила Надя.
        - Только попробуй.
        В коридоре он встретил вдрызг пьяного отца. Одной рукой тот держался за стену, а другой махал ему. Мать стояла за ним, тоже в изрядном подпитии. Со спины отца обнимает - то ли его поддерживает, то ли сама боится упасть.
        - Сынок, все в порядке?
        - Как обычно...
        Он кивнул Наде в сторону родителей, пусть ими занимается, а то ведь не дойдут до своей комнаты, упадут, где стоят. Но сестра сначала привела его в свою комнату, уложила на постель, и только затем оставила его. Но скоро вернулась. Приложила к синякам лепешки мороженого мяса.
        - Это дело, - вымученно улыбнулся он.
        Сильно болел распухший нос, но Тимофей был далек от того, чтобы обращаться за помощью к эскулапам. Сколько раз его с не меньшей силой били по носу, и ни разу не было перелома. И зубы все целы на удивление. Ребра болят, но и там вроде бы без перелома... Вот израненную душу бы он полечил. Но нет с ним Лады, некому его утешить. Да и не стала бы она этого делать. Он же для нее никто.
        - Нашел с кем связаться, - попеняла ему Надя.
        - С кем?
        - Ты хоть знаешь, кто такой Захар?
        - Уже знаю.
        - Не знаешь... Бандит он, ему все в нашем районе платят. Да что в районе. Ему сам директор завода платит...
        - Рэкет?
        - Ну, вроде да... Даже не знаю, что с тобой теперь будет.
        - А что, еще ничего не было?
        - Было. Но это цветочки. Если он всерьез за тебя возьмется, тогда на похороны придется собирать... Уезжать тебе отсюда надо.
        - Куда?
        - А куда хочешь, лишь бы от греха подальше. А если он о тебе забудет, то вернешься...
        - Если забудет, я ему напомню, - усмехнулся Тимофей. - Он сильный. Но и я не слабак. Сломается его коса о мой камень...
        - Ну что ты такое говоришь? Я же видела, как они тебя...
        - Их трое было, а я один...
        - Трое? Да у него бригада человек двадцать. И оружие у него есть. Только и слышно, что стреляют. И тебя застрелить могут, это у нас проще простого...
        - И его тоже застрелить могут.
        - Кто?
        - Да есть человек... Ты мне расскажи, что у Лады с ним?
        - Что-что... Не знаю... То есть знаю, но не уверена... Она же секретаршей у директора завода. А Захар к нему ходил, глаз на нее положил. В ресторан ее приглашал, но так туда с ней и не сходил. Пропал куда-то. Теперь вот объявился... И в ресторан с ней теперь сходит в постель... Повезло Ладе, - задумавшись, сказала Надя.
        - Повезло?
        - Захар даром что молодой, денег у него столько, что нам и не снилось. Говорят, он одной своей любовнице квартиру купил. И Ладу осчастливить может...
        - Она что, из-за квартиры с ним хочет?
        - Хочет?.. Ну, может, и хочет... Но не из-за квартиры... Нравится он ей...
        - Откуда ты знаешь, что нравится?
        - Оттуда и знаю, что сама мне говорила.
        - А про меня что говорила?
        - Ничего... А что она могла про тебя сказать, если она только сегодня тебя увидела.
        - Сегодня увидела, завтра забыла... Не нравлюсь я ей.
        - Ну, не нравишься, и что? Других девчонок, что ли, мало? Не такая уж красивая она, чтобы по ней сохнуть... У меня знакомая одна есть, вот настоящая красавица. Хочешь, познакомлю?
        - Не хочу... Ничего не хочу...
        - Забудь о ней, легче станет.
        - Забуду... Сам забуду...
        Что ни говори, а Надя была права. Если Лада и запала к нему в сердце, то еще не успела засесть глубоко. Клин клином вышибают, а занозу занозой. Может, познакомившись с Надиной знакомой, он в нее влюбится, а о Ладе забудет... Но не тот у него сейчас вид, чтобы с кем-то знакомиться. Лицо разбито, чтобы все в норму пришло, время нужно. А вот к Марине Евгеньевне можно прямо сейчас пойти. Глядишь, и утешит.
        Тимофей взял бутылку водки, откупорил ее, ополовинил в один присест.
        Марина Евгеньевна сидела в своей каморке. Увидела его, завороженно улыбнулась.
        - Какой красавец!
        Если она и смеялась над его внешностью, то совершенно беззлобно. И сама вся такая теплая, пушистая и уютная.
        - Какой-никакой, а весь твой.
        Он решительно закрыл за собой дверь, повернул ключ в замочной скважине.
        - А тебе не кажется, что это слишком? - игриво укорила его женщина.
        - Показать тебе, что такое слишком? - спросил он мягко, но дерзко.
        Обласкал ее таким же мягким, но не допускающим никаких возражений взглядом и напористо уложил на кушетку.
        - Ну, ты нахал, - расслабленно закрывая глаза, пробормотала она.
        Нужно было быть полным кретином, чтобы расценить эти слова как оскорбление. Это был комплимент, который подействовал на Тимофея как щелчок кнута. Распалившись и распоясавшись, он погнал коней во весь опор... И ему не было никакого дела до какой-то там Лады...
        Глава 2
        Марья мягко обвила руками его шею, нежно прильнула щекой к могучему плечу.
        - Ты куда собрался, свет мой ясный?
        Хорошая она баба, но не люба она Тимофею. Да и блудливая. Добрая, сладкая, но в сраме как свинья в грязи. Уходить от нее надо, за уши себя из этого болота вытаскивать, а то ведь и пропасть можно.
        Он уж и не помнил, сколько времени провел в хмельном дурмане и в разгуле непотребных страстей. Помнил только, что дня три поддавал в кружале у кривого Агафона, там же сошелся с распутной вдовой, с ней ушел в ее лачугу, там и озоровал, чередуя любовные утехи с горячительными возлияниями. И о доме своем забыл, и о своей зазнобе, которую увел у него злой боярин...
        Сколько лет воевал он под знаменами киевского князя. И сколько бы еще ходил на рать по зову Всеволода Ольговича. Но умер великий князь, и отошел его стол к брату Игорю. А через тринадцать дней киевляне призвали на великое княжение внука Мономахова Изяслава Мстиславовича. В битве под стенами Киева войско Игоря было разбито, сам он бежал, но был найден, заточен в темницу. Тимофей тоже бился в этом братоубийственном сраженье. И вместе со своим князем и воеводой потерпел поражение. Дрался до последнего, не побежал, хотя и была возможность. Был посечен мечами, исколот копьями и стрелами, но спину врагу не показал. Его взяли в полон, но казнить не стали - отпустили с миром в родные края.
        А родные края его были здесь, в Рязанской земле. Еще в раннем отрочестве судьба занесла его в далекий Киев, и вот, по прошествии множества лет, он снова вернулся в свою родную Заболонь. Отца на охоте задрал медведь, младший брат утонул в реке - перевернулся в ладье и, запутавшись в неводе, пошел на дно. Мать и сестры жили в землянке, бедствовали. Они уже и не чаяли увидеть Тимофея живым. А он вернулся, осчастливил родных. Оставалось у него от княжьей милости несколько гривен золота, взял он лес, поставил избу на самом берегу Оки, купил скотину. Собрал приданое для старшей сестры, вознамерился подготовить к замужеству и младшенькую. Не могла нарадоваться на него мать. А он продолжал трудиться в поте лица, пока не повстречал красну девицу Ладу. Но не сложилось у них. Забрал красу змей-боярин, увез ее в свои хоромы - на коня своего белого поднял, так в обнимку с ней и ускакал. Закручинился Тимофей, хлебнул браги, пошел на двор к боярину Захару, но по пути столкнулся с его воями, схлестнулся с ними в неравном кулачном бою. Он бил, его били, и непонятно, кто кого победил. А раз непонятно, значит, нужно
найти истину, а она, как говорят пропойцы, киснет в браге.
        И зашел Тимофей в кружало, и закружило его... Только сегодня и появился просвет перед глазами, задумался он, не пора ли остановиться. На славу повеселился с вдовой, но пора и честь знать. Да и резанов кот наплакал. Гривны же остались только в памяти. Нет у него больше денег, не на что больше гулять. Домой надо идти, к матери, к сестрам. Корова молоко дает, зерно в закромах есть - как-нибудь бы и прокормились. Но «как-нибудь» не для Тимофея. Хватит с него, отдохнул на вольных хлебах, пора и за большое дело браться.
        В дружину к Захару думал податься, но после того, как тот Ладу к себе забрал, расхотел служить ему. К другому боярину пойдет, к Елизару, что в соседнем Терлеце сидит. У него и город побогаче, и владений поболее, и дружина покрепче. Сам рязанский князь Глеб Ростиславович почитал за честь испить с ним чарку-другую. И все потому, что побаивался его. А кого боятся, тех уважают...
        Тимофей тоже хотел, чтобы его уважали. Еще больше желал, чтобы Лада его любила. Но пока не за что его уважать. Есть в нем сила, но ничем он еще себя не проявил, не показал свою удаль молодецкую... А покажет, обязательно покажет. Боярин Елизар, говорят, в набег на мордовские земли собрался, вот где можно отличиться, опять же добычей воинской поживиться. А там князь рязанский воевод своих к себе призовет, на Муром всю рать свою поведет. И там Тимофей покажет себя, возвысится, глядишь, надел земли большой во владение получит... Лучше, чем в Киеве в своем родном краю жить будет...
        - Никуда не пущу!
        Марья попыталась удержать его, но тщетно. Тимофей повел могучими своими плечами, высвободил руку.
        - Ты, баба, место свое знай, - беззлобно, но жестко сказал он. - И меня к себе привязывать не смей.
        Домой Тимофей шел мимо боярского двора. Посматривал на высокий тройной частокол ограды, на крыши красавцев-теремов, на обитые железом ворота. Посматривал и спрашивал себя: чем он хуже Захара? Почему он не может жить в таких палатах? Почему самые красивые девушки Заболони должны доставаться кому-то, но не ему?..
        Хорошо жил боярин Захар. Богатые владения - густые и щедрые на пушнину леса, жирные земли на полях, полная рыбы река. Большое множество людей - холопы, закабаленные закупы, свободные смерды, купцы и ремесленники. Потому и жил он справно и пышно. Двор - неприступная крепость, хоромы как у великого князя. А как люди его живут, это боярина интересовало мало. Драл с них по три шкуры без стыда и совести, а недовольных ставил к ногтю посредством своей дружины.
        Тимофея удивляло безрассудство этого глупца. Посад стоял на холме, боярский детинец на самой вершине, вниз к реке тянулись кривые улочки, плотно застроенные хижинами и лачугами с плохими соломенными крышами. А острог вокруг города хлипкий, курам на смех: частокол невысокий, тонкий, в один ряд - для лазутчика плохая преграда, а для вражеского войска и вовсе удержу не будет. Наскочат те же мордовские конники, пустят ввысь стрелы огненные и пожгут город к чертям своим языческим. Даже если дружина боярская отобьет нападение, городу не быть. Детинец, может, и устоит, но сколько простых людей поляжет... Не заботится Захар о своем народе, живет в свое удовольствие - сладко ест, крепко пьет, девок горячо любит. И дружинники его зажирели на сытных хлебах. Бунт, может, усмирить смогут, но вряд ли смогут выстоять против настоящего врага. Придет беда, и отворятся ворота... Нет, нельзя так. Боярская слепота страшнее мора...
        На дряхлых воротах стоял всего лишь один воин. Без доспехов, потому что жарко. Копье притулено к сторожевой плетенке, щит на земле - торба на нем раскрытая с походной снедью и крынка молока. Богатая рубаха с узорным шитьем, широкий пояс с бронзовыми вставками, на ногах кожаные посолы на шнурах. Шлема но голове нет. Удивительно, что меч в ножнах на поясе висит. Стоит, опершись спиной об угол сторожки, щелкает семечки подсолнечника. На мир свысока посматривает, красных девиц привечает. Бесшабашная голова, не привычная к тревогам и беспощадным побоищам. Некому испортить его сладкую жизнь.
        Везло боярину Захару, беды обходили стороной его вотчину. Не терзала его набегами мордва, не лезли к нему за наживой соседние князья и бояре, не призывал его к себе вместе с дружиною рязанский князь - не участвовал он в боевых походах, не выдерживал осад и не брал крепостей вражеских. Потому и расслабилось без дела его воинство. На свою беду, а может, и на погибель...
        Стражник увидел Тимофея - глумливо ухмыльнулся.
        - Как здравие твое, морда битая?
        Он уже поставил себя на ноги, широко развел их для большего равновесия, расправил широкие плечи. Рука на рукояти меча, в глазах животное веселье и звериная угроза. Тимофей вспомнил, как бился на кулаках с боярскими дружинниками, но этого детину припомнить не смог. Может, он тоже бил его наравне с остальными, а может, рядом стоял. Так или иначе, он знал о том случае, поэтому относился к Тимофею как к своему врагу.
        Орлику стало не по себе. Изверга этого он не боялся, надо будет - прихлопнет как муху. И не посмотрит, что у него меч отточенный. А испугался он не за себя, а за родных своих. Изба его новая у реки, на самом отшибе пригородного селища. Нагрянь охальники по напуску боярина - беды не миновать. Или дом сожгут, или... Сестры у него молодые, на выданье. Кто их потом замуж возьмет?..
        Тимофей угрожающе насупился, сверкнул взглядом.
        - Здоровье мое погожее, а ты вот без языка остаться можешь. Говоришь много, да не по делу.
        - А ты не грози мне, упырь киевский.
        Тимофей удивленно и устрашенно повел бровью. Похоже, боярские приспешники справлялись о нем у людей, узнали, в какой дружине он служил в своем недалеком прошлом... Хорошо, если обошлось без последствий для его семьи.
        - Если хоть один волос с головы моих сестер... - начал было он, но ратник оборвал его.
        - За сестер не бойся, - ехидно ухмыльнулся он. - За себя бойся.
        - За себя то я постою... И вас всех положу, если что не так...
        - О! За такой разговор тебя к боярину на суд вести надо!
        - Веди. Только смотри, не надорвись.
        - Зря ты гоношишься, - угрожающе покачал головой ратник. - Добрые мы, но если разозлимся... Разбудишь лихо, горько о том пожалеешь. Если будет, чем жалеть...
        - Горазд же ты языком нарезать, - криво усмехнулся Тимофей. - Давай в честном бою сойдемся, посмотрим, чья возьмет!..
        - Нельзя мне. На страже я... А вечерком сегодня подходи, пободаемся. Сам приходи и другов своих приводи.
        - Нет у меня здесь другов, - покачал головой Тимофей. - Не успел заиметь... А ты, стало быть, с другами будешь?
        - Если страшно стало, так и скажи... - презрительно хмыкнул детина и, насупив брови, грозно рыкнул: - Проходи, морда пришлая, не мешай службу нести!
        - Мы еще встретимся, - уходя, сказал Тимофей.
        Выбора у него не было. Не должен он был давать спуску этому зарвавшемуся вою, обязан был дать ему укорот, чтобы не смел больше оскорблять его.
        Дома его ждали мать и сестры. Обрадовались ему, накормили кашей, напоили молоком. Сообщили радостную новость - к старшенькой Ульяне жених заслал сватов. Правда, день свадьбы назначен не был, потому как Тимофей не сказал своего слова.
        - А когда хотите пожениться? - спросил он.
        - Как обычно, на Ивана Купалу.
        - Языческий праздник, - нахмурился Тимофей.
        Он долго жил в Киеве, в городе, который считался оплотом христианской веры на Руси. Там и каменные храмы о золотых куполах в большом множестве, и митрополит из Константинополя. В рязанской земле тоже были церкви, приходы. В Заболони тоже был храм, деревянный - Покрова Пресвятой Богородицы. Еще дед боярина Захара ставил. И местные священники к службе усердно призывают, из Ростова Великого святители наезжают - учить народ уму-разуму. Но все равно, языческие корни на рязанской земле не в пример сильней, чем в том же Киеве. И гулянья здесь на Ивана Купалу - святое дело. И свадьбы на этот праздник играют чаще всего. Священники морщатся, кряхтят, но молодых венчают. Не так-то просто языческую дурь из людей вытравить...
        - Ну и что? - обиженно надула губки Ульяна. - Из века в век празднуют... И Авдей хочет...
        - Вот и скажи, что Авдей хочет, - усмехнулся Тимофей и легонько щелкнул пальцем по ее носу.
        И в это время в дом вбежала, запыхавшись, младшая Власта. Глядя на брата глазами, широко раскрытыми от избытка чувств, сообщила:
        - А Лада-то назад идет!
        С Ладой она зналась недавно, с тех пор, как поселилась в этом селище в новой избе. Сама познакомилась с ней и с братом ее свела - на общую беду.
        - Не шуми! - встрепенувшись, одернул ее Тимофей.
        И неторопливо - что удавалось ему с трудом - вышел из дома.
        Лада шла по пыльной змеящейся улице мимо изб, лачуг и землянок. Люди в этом селище жили бедно, и дом, построенным Тимофеем, выгодно отличался от других. Большой огород, река с рыбалкой. И сам он завидный жених. Но не пришелся он Ладе по нраву. Боярин глаз на нее положил, а она тому и рада. Была... Судя по ее опечаленному виду, не сложилось у нее с Захаром. Идет, а руки болтаются у бедер, как плети. Поникшая голова, отсутствующий взгляд, слезинки у глаз. Домой идет, к матери, в свою землянку. Обесчещенная и опозоренная. Тимофей глянул на Власту. Девушка стояла, сомкнув ладони на груди. Видно было, что ей жаль Ладу. Но не будет она дружить с ней. И все остальные подруги будут ее сторониться. Если бы она в ночь на Купалу с кем-нибудь огульно согрешила, тогда бы никто ее не осудил, но ведь не в праздник же взял ее Захар. Себе праздник сделал, а ее на посмеяние выставил...
        И Тимофей от нее должен отвернуться. Негоже питать чувства к падшей женщине. Но что делать, если тянет его к Ладе?..
        Немного подумав, он встал у девушки на пути. Молча глянул на нее сверху вниз. И укор в глазах, и досада. Должна была понимать баба, что серьезные у него виды на нее, так нет, вильнула хвостом. Сама, по доброй воле с боярином уехала, думала, что Захар в жены ее возьмет.
        - Дура ты, - осуждающим тоном, но не зло сказал он. - Нашла, к какому берегу прибиться.
        Она жалко всхлипнула, поджав немощные плечики. И вдруг подалась к нему. Руки ее так и остались висеть как плети, но голова прижалась к его груди. Она даже губами не пошевелила, а он услышал: «Прости!»...

«Кто я такой, чтобы прощать?» - мысленно спросил он.
        Не было у них встреч под луной, не объяснялись они в любви. Просто знали друг друга. Он думал о ней, а Лада думала о ком-то другом - как вскоре выяснилось, о Захаре. И уехала с ним, потому что хотела этого. А Тимофей для нее был никем. И сейчас он для нее никто. Но почему тогда она просит у него прощения?..
        - Он... Он меня обманул... - хлюпнув носом, сказала она.
        И разрыдалась, слезами своими намочив рубаху на его груди. Тимофей невольно приголубил ее - нежно провел рукой по ее густым, сплетенным в длинную косу волосам. В растерянности посмотрел на стоящую поодаль Власту. Та в раздумье пожала плечами. Дескать, ты уже взрослый, брат, самому решать, приветить ее или прогнать. .
        - И что дальше? - спросил он.
        Лада перестала плакать, отстранилась от него, в паническом ожидании посмотрела ему в глаза. Страшно ей. И нет солнца в ее голубых как небо глазах. Только облака - быстрые, мятущиеся.
        - Я не знаю.
        - Прогнал тебя Захар?
        - Нет... Сама ушла... Он хотел во грехе, без венца, а я так не могу. Я девушка честная...
        Она говорила, но Тимофей не верил ей. Была она во грехе и без венца. И нет за ней больше чести...
        - Тогда почему печалишься?
        - Потому что не поверят мне.
        Лада с надеждой смотрела на него. Знает, что было в нем чувство к ней. Потому и надеется, что подберет он с земли яблоко - надкушенное и уже не запретное.
        - Мать на порог не пустит, - сказала она.
        Тимофей промолчал. Его мать пустит ее на порог своего дома. Если он скажет, то пустит. Но тогда она должна будет остаться у них - обесчещенная и опозоренная. И ее позор ляжет на него, на его семью.
        - Ты не должна была уезжать с Захаром, - рассудительно изрек он.
        Никогда не забыть ему, как сияло счастьем ее лицо, когда она ехала в одном с ним седле. Она тогда и думать не думала о Тимофее. А сейчас - «Прости!». А сейчас -
«Поверь!»... Потому что не на кого больше надеяться.
        - А он не должен был тебя забирать. И обратно отпускать права не имел...
        - Он не хотел отпускать, я сама... - жалко сказала Лада. - Но теперь все думают, что я пала...
        - Пусть думают.
        - А ты что думаешь?
        - Не знаю...
        Не мог он привести ее в свой дом. Но и на произвол судьбы не хотел бросать.
        - Ты домой иди. А я к Захару пойду. Спрошу, почему он так подло с тобой поступил..
        Но пошел Тимофей не к Захару. Вечером он был у тех самых ворот, где в непозволительно грубом тоне говорил с ним боярский приспешник.
        Грубиян был не один. С ним в круге, щелкая семечки, стояли еще трое. В вольных одеждах, без доспехов, но с мечами. О веселом говорят - о срамных бабах, о пьяном раздолье. Громкий говор, нахальный смех. А лица знакомые. С этими воями пришлось драться Захару на кулаках. До сих пор у него желтизна под глазами, до сих пор не сошла опухлость на правой щеке.
        Они стояли с внешней стороны ворот, на пыльном пятачке перед мостом через крепостной ров - мелкий, густо поросший травой, едва заметный.
        - О! Гляди, явился! - удивился детина, пальцем показывая на Тимофея. - А мы уж и не чаяли!
        - Ты смотри, а он не шутит! - озадаченно протянул его друг, рослый могучий воин с широким приплюснутым носом.
        Будь этот нос из железа, им можно было бы защитить лицо от стрел не хуже забрала на шлеме. Но не был у него нос железным. И шлема у него не было. И кольчуга не тяжелила тело. Руки также ничем не защищены. И на его соратниках тоже не было никакой брони.
        Зато Тимофей не забыл надеть кольчугу под рубаху. И перчатки на нем - из дубленой кожи со стальными пластинами. И меч при нем. Отличный меч, из отменной стали - сложная кузнечная ковка, узорчатая сварка. Сам воевода великого киевского князя пожаловал ему это оружие - в знак благодарности за свое спасение от половецкой стрелы... Щитом и шлемом Тимофей пренебрег - может, зря. Не до шуток ему, и боярские ратники уже видят в нем серьезную для себя угрозу.
        Если они ждали его, то, скорее всего, рассчитывали на кулачный бой - как в прошлый раз. Но Тимофей предстал пред ними во всеоружии. Меч пока в ножнах, но вот-вот засверкает он в лучах заходящего солнца.
        - Гляньте на него, грозный-то какой! - всполошившись, молвил низкорослый молодец с косой саженью в плечах.
        Лоб у него на вид такой плотный и крепкий, что, казалось, мечом его не рассечешь. Но так только казалось.
        Молодец медленно взялся за рукоять своего меча, плавно извлек из ножен.
        Тимофей ничего не говорил. Враг уже обнажил свой клинок - и это более чем убедительный ответ на брошенный вызов. Все уже понимают, что кулачного боя не будет. Все понимают, что Тимофей пришел биться не на жизнь, а на смерть. И ничто уже не остановит его - ни голос разума, ни подмога, на которую может рассчитывать враг. Это сейчас он один против четверых, но из ворот уже показался вставший на службу стражник, он встревожен, он готов прийти своим товарищам на помощь. И клич он может бросить. Поднимет по тревоге ратную дюжину, тогда Тимофею придется туго..
        - А я знаю, чего он такой, - обнажая меч, ехидно оскалился детина. - Захар его девкой позабавился, вот он и злится... Хорошая девка, ее теперь после Захара подобрать можно.
        - Подберем, - кивнул низкорослый молодец.
        Чуть пригнувшись, с мечом в опущенной руке, он медленно обходил Тимофея, чтобы ударить со спины или хотя бы с бока.
        - Сначала с ним позабавимся, а потом с его девкой...
        Оскорбительные слова Тимофей пропустил мимо ушей. Не в том он сейчас положении, чтобы петушиться в ответ на словесную злобу. Он уже вступил в смертный бой, и этим выражает свое возмущение произволом заболонского боярина и его приспешников. Да и нельзя давать волю своим чувствам. В бою должно быть холодным все - и голова, и кровь, и нервы. И только меч должен быть горячим - от вражеской крови. А меч его уже обнажен. Одно это утверждает его во мнении, что нет у него уже выбора. Только вперед, только навстречу победе. И уже не важно, правильно он поступает, что идет против боярина, или нет... Только вперед...
        - Сейчас мы его... - угрожающе сощурился детина, такой же виновник этой заварушки, как и сам Тимофей.
        Он оскорбил его днем, он сказал плохо про Ладу сейчас. Он первым за все и рассчитается...
        Тимофей не размахивался, не заносил меч над головой. Он ударил первым - от земли, резко, молниеносно быстро. Детина, казалось, даже не понял, что произошло. Хватаясь за рассеченное брюхо, опускаясь на колени, он оторопело пялился на Тимофея. Не ожидал он, что для него все закончится так быстро. Не ожидал, потому что не привычный он был к ожесточенным сражениям. В чем-то сами они были подлыми, но, похоже, не ведали, что это такое - военная хитрость и коварство.
        - Ату его! - заорал широконосый здоровяк.
        Он бросился в атаку, но Тимофей вовремя подставил под удар свой меч. Левой рукой, защищенной боевой перчаткой, попридержал остановленный им вражеский клинок и чиркнул острием своего меча по животу противника. Ему не хватало размаха для сильного удара, и будь на ратнике кольчуга, он бы уцелел. Но нечем было ему закрыть свою плоть, а меч у Тимофея заточен остро-остро... И еще один боярский зарезанный дружинник осел на землю.
        Низкорослого молодца не напугала кровь его товарищей. Он мог бы ударить Тимофея, пока тот расправлялся со вторым своим противником, но так широко размахнулся для удара, что ему не хватило времени. Потому его меч врезался в подставленный клинок. Удар был настолько сильным, что не выдержала плохо закаленная сталь. Сломался меч у молодца, а вместе с тем обрушилось в тартарары его мужество. Он показал врагу свою спину. Можно было догнать противника и добить его. И Тимофей бы не побрезговал такой расправой, если бы выпустил из виду четвертого ратника. А тот как раз бил из-за спины. Красивый удар, но слишком глупый из-за своей сложности. Противник хотел одним махом снести Тимофею голову. Но слишком долго он примерялся, слишком сильно отвел в сторону обе руки. Тимофей же избрал самый короткий путь для удара. Он даже не стал разворачиваться к противнику лицом. Пригнулся, чтобы вывести из-под удара свою голову, выбросил меч назад, за спину. Подавшийся вперед ратник сам нанизался на клинок...
        Все бы закончилось в самом начале, если бы на воротах не стоял стражник. Тот не растерялся, выдернул из колчана короткий, но тугой лук, быстро наложил стрелу на тетиву. Тимофею ничего не оставалось, как отступить.
        Не стал он показывать врагу свою спину. Отходил медленно, сжимая меч в обеих руках. От первой стрелы он уклонился, вторая угодила в бок, царапнув, но не пробив кольчугу. Третью стрелу он отбил мечом...
        Он отступил на относительно безопасное расстояние от стрелка, когда из распахнутых ворот на полном скаку вынеслись два всадника. Броня, щиты, копья. Грозная сила. Они мчались прямо на Тимофея в безудержном порыве исколоть его копьями и втоптать в землю копытами.
        Тем и страшна конница, что может нагнать на врага панический страх одним своим видом. И горе тому, у кого душа уйдет в пятки. Нельзя терять голову в бою пешим против конного... Но и одной отваги мало, если не знать, что делать в таких случаях. Тимофей знал. Поэтому смело встал на пути у грозных всадников. Меч свой выставил вперед, как копье. Изловчившись, подстроился под переднего коня так, что восседающий на нем ратник не смог достать его копьем... Одним умением конного воина не взять. Нужна сила и умение держаться на ногах, чтобы не оказаться под копытами у раненого коня.
        Клинок меча ушел в конскую грудь по самую рукоять, но Тимофей не выпустил оружие из рук. Он проехал на ногах саженей пять, прежде чем конь упал. Второй всадник проскочил мимо, не сумев достать копьем противника. А первый упал со своего коня так неудачно, что сломал себе шею. Даже добивать его не пришлось. Уцелевший воин осадил своего коня, развернулся для атаки, но Тимофей встретил его с оружием в руках. Какое-то время он просто стоял, представляя для всадника удобную мишень. Но в самый последний момент отпрыгнул в сторону. Он рисковал оказаться под копытами коня, но маневр удался, поэтому он оказался по левую руку всадника, в которой не было ни копья, ни меча. Конник проскочил бы мимо, если бы Тимофей снова не прыгнул - на этот раз на него, посылая вдогон свой меч.
        Раненый воин вылетел из седла. Тимофею осталось только добить его. И он сделал это, потому что негоже бывалому воину оставлять за своей спиной живого врага. А в настоящем смертном бою дозволялось бить лежачего. В настоящем бою Тимофей не ведал жалости...
        Стражник на воротах пустил в Тимофея одну стрелу, вторую, но поразить цель не смог. Неважный из него стрелок. Да и сам Тимофей был начеку. Он видел, откуда грозит ему опасность, поэтому не позволил бы застать себя врасплох...
        Глава 3
        В общаге царил самый настоящий переполох. Мать в отчаянии схватила Тимофея за руки, с мольбой заглянула ему в глаза.
        - Надьку забрали! - заголосила она. - Силой забрали!.. Сказали, чтобы ты ее нашел! .
        - Суки!
        Тимофей с силой сжал кулаки. Не думал он, что захаровские отморозки нанесут удар по его родным. Ведь только он виноват во всем, что произошло, с ним должен был сводить счеты Захар, а он отыгрался на его сестре. Он - ублюдок, ему ничего не стоит надругаться над Надей самому и отдать ее на растерзание своим «быкам»...
        - Когда они были? - спросил он у матери.
        - Позавчера, вечером...
        - В милицию не звонила?
        - В милицию? А что толку? Она же вся купленная...
        - Эх, мама, мама...
        Три дня прошло с тех пор, как он в темном месте встретился с захаровскими братками. Боевой нож он тогда держал при себе, злости в нем было хоть отбавляй, и боевой опыт никуда не делся. Бандиты рассчитывали на легкую победу, но нарвались на легкую смерть. Тимофей бил наверняка - одного ударил в сердце, второму проткнул почку. Во всех случаях смерть была почти мгновенной. Но, возможно, кто-то и успел осознать и прочувствовать свою вину перед ним...
        Время было позднее, ночка выдалась темной, свидетелей не наблюдалось - у Тимофея были все основания полагать, что Захар не сможет вычислить виновника гибели его молодчиков. Но на всякий случай он все же переждал момент. И только сегодня вернулся домой. А тут такая новость...
        Оказывается, Захар догадался, кто навел смертную порчу на его парней. Что ж, тем хуже для него...
        А ведь Тимофей думал, что рассчитался с захаровской братвой, отомстил за свое поражение. А нет, война продолжается... Время вскрывать тайники...
        Из Югославии он уезжал без оружия. Слишком опасно было переправлять его через таможню. Но по пути домой он заскочил в свою часть, где служил его друг. Побывал и в Бендерах, где с войны девяносто второго года остался у него тайник. Забрал оттуда пистолет Макарова, две ручные наступательные гранаты. Все это - с риском для своей личной свободы, поездом - доставил домой. На всякий пожарный случай. И раз уж пожар полыхает дальше некуда, пора доставать пистолет.
        Захар забрал Надю не только для того, чтобы надругаться над ней. Он заманивал Тимофея в ловушку. И невдомек ему, что яму он вырыл для самого себя...
        Одну гранату Тимофей взял с собой, а вторую оставил в тайнике. «Макаров» сунул за пояс, накрыл подолом свитера. Все, можно идти. Вопрос - куда. Он пока еще не знал, где находится логово Захара. Но это дело поправимое. Есть Лада, она все ему расскажет...
        Лада... Она появилась в общаге примерно через неделю после того, как уехала с Захаром. Вся не своя, зареванная, опустошенная. Надя тогда объяснила, что Захар поматросил ее и бросил. Ни квартиры ей обещанной, ни, тем более, брачного штампа в паспорт... Тимофей тогда сдуру сунулся к ней и нарвался на «лестную» тираду. Он сказал все, что думает о Захаре, а в ответ Лада насмеялась над ним самим. Дескать, видела она, как захаровские бандиты били его. И не важно, что их было больше, и совсем ничего не значило, что Тимофей устоял на ногах, не слег под градом ударов.
«Проиграл, значит, слабак...»
        А ведь, в сущности, Лада была права. Сказала горькую, жесткую, но правду. Он действительно проиграл Захару... Потому и захлестнула его с головой жажда реванша. Потому, встретив случайно своих обидчиков, он сам предложил им выяснить отношения. В тот раз с ним был боевой нож. Теперь же у него пистолет. Может, и не Брюс Ли он в рукопашной схватке, но в огневом бою с ним лучше не сходиться...
        Дверь в комнату Лады была закрыта.
        - Нет ее! - сказала вышедшая из дежурки Марина Евгеньевна.
        Досада звучала в ее голосе и обида. Переспал с ней Тимофей, а потом и забыл к ней дорожку. Но ведь глупо с ее стороны было рассчитывать на продолжение банкета.
        - А где она?
        - Где, где, с бандитами шляется...
        Ехидство делало ее вульгарной и отталкивающе некрасивой. Тимофею неприятно было смотреть на нее.
        - Ну зачем на людей наговаривать? - Он осуждающе посмотрел на нее.
        - Я наговариваю? - Марина усмехнулась, презрительно оттопырив нижнюю губу. - Ничего я не наговариваю. Как было, так и говорю. Еще вчера вечером приехали, забрали.
        - Точно вчера?
        - Ну конечно. Я вчера вечером заступила. Только вахту приняла, а тут эти...
        - Мало им Надьки, - заскрипел зубами Тимофей.
        Накуражился Захар над сестрой, затем за Ладу взялся. Раньше он был с ней, потому что она ему нравилась. А сейчас забрал ее к себе, чтобы Тиофею еще больше досадить. Знает же, что Тимофей к ней не ровно дышит.
        - В милицию не обращалась? - без всякой надежды на положительный ответ спросил он.
        Если уж мама не решилась к стражам порядка обратиться, то Марина и подавно не стала бы звонить на «ноль два».
        - Зачем в милицию? - удивилась вахтерша.
        - Ну, ее же силой увезли. Похитили, можно сказать.
        - Похитили? Что ты такое говоришь? Сама она с ними пошла, по своей воле. Еще и улыбалась им... Шлюха она, твоя Лада. Нашел, за кем бегать... Может, ко мне вечерком зайдешь?
        - Зайду. Когда сам этого захочу.
        - А сейчас к Ладе своей хочешь? Ну так иди к ней.
        - Куда?
        - А ты не знаешь, куда ее повезли?
        - А ты знаешь?
        - В кафе они на Солнечной собираются. Это в нашем дворе...
        - Кто - они?
        - Ну, бандиты, кто еще... Захар у них самый главный. Я его еще мальчишкой знала. Паша Захаров, на скрипке играл, здоровался со всеми, вежливый такой был. Его сейчас не узнать. Как из тюрьмы вышел, так и не узнать...
        - Из тюрьмы?
        - В драке он кому-то глаз выбил, вилкой, что ли. Два года ему дали. Жалели его все, такой культурный мальчик, думали, пропадет в тюрьме. А он зверем оттуда вышел, все его боятся...
        - А что за кафе?
        - Говорю же, в нашем дворе. Там раньше бойлерная стояла, к складу овощной базы примыкает. Потом из этой бойлерной кафе сделали. Так Захар сразу же лапу на это кафе наложил. Пристроек понаделал... Штаб-квартира там у него, забором от всех отгородился. Деревьев там у нас много, двор большой, и само кафе вроде как на отшибе, а все равно как бельмо в глазу. Шумно по ночам иногда бывает, а пожаловаться некому. Участковый это кафе стороной обходит...
        - Бельмом на глазу, говоришь. Значит, видно кафе из твоего окна.
        - Да нет, почти не видно. Говорю же, на отшибе оно стоит, деревьев много...
        - Какие деревья?
        - Тополя.
        - Тополя еще лысые.
        - Ну, не лысые. Есть уже листочки, правда, малюсенькие... Но ты прав, сейчас кафе видно. А зачем тебе?
        - Ты меня в гости вроде бы приглашала.
        - Ну, если хочешь. Я через два часа смену сдаю...
        - Я ждать не могу. Адрес мне скажешь и ключи дашь.
        Марина становилась беспомощной, когда он говорил с ней в повелительном наклонении.
        - Да, конечно...
        На улице Тимофей поймал частника, по пути к месту заехал в магазин оптики, купил там бинокль, по своему формату близкий к театральному. Хотелось бы взять игрушку помощней, но это было единственное, что там можно было купить. Впрочем, оказалось, что за кафе можно было следить вообще без бинокля. Не так уж далеко оно находилась от дома, где жила Марина. Окна ее квартиры выходили прямо на бывшую бойлерную, а деревья с едва обозначенной листвой на ветвях не могли служить хорошей ширмой от посторонних глаз.
        Стоило признать, что Захар устроился неплохо. К его кафе вела бетонная дорожка, которая легко перекрывалась самым настоящим и довольно прочным на удар шлагбаумом. Милицейской машине так просто к бойлерной не подъехать, и бандитствующим конкурентам на своих джипах не подобраться. Метров за двадцать до кафе выходить надо, идти по открытой местности, перепрыгивать через метровый забор, сваренный из железных труб. А то, что на кафе висела соответствующая вывеска, вовсе не значило, что сюда может зайти любой желающий. Можно не сомневаться, что доступ открыт только для избранных.
        Коробка бывшей бойлерной выходила на передний план. Дверь, занавешенные изнутри и забранные решетками окна. Свежая штукатурка, покраска, крыльцо из гранитных плит. Расстояние до тыльной стены овощных складов заполняли пристройки, о которых говорила Марина. Это было целое здание, вплотную примыкавшее к бывшей бойлерной. Здесь могло находиться и продолжение кафе, и банька для своих, и тюрьма для таких несчастных жертв, как Надя. Штаб-квартира в кафе-крепости. Но ведь крепости для того и существуют, чтобы их взламывать.
        На пятачке перед главным входом стояли две машины. Обе черного цвета. Джип
«Чероки» и знакомый «БМВ», на котором Захар увозил Ладу. Скорее всего, Захар был на месте.
        Тимофей внимательно следил за подступами к кафе. Сначала он увидел, как из заведения вышли двое в кожаных куртках, сели в джип и куда-то поехали. Парень в кожаной куртке, стоящий у шлагбаума, пропустил их. Минут через десять этому же парню снова пришлось поднимать шлагбаум, чтобы открыть проезд темно-синему
«Мерседесу» не первой молодости. Из машины вышли три парня в кожанках, не задерживаясь, прошли в кафе. Двое убыли, трое прибыли, вопрос - сколько людей в заведении?..
        Еще через полчаса стало темнеть, но все же Тимофей смог увидеть, как подъехал к шлагбауму красавец «БМВ» «седьмой» модели. На таких машинах простые братки не ездят, наверняка прибыла какая-то шишка. Сначала из машины вышла охрана - два бритоголовых парня в кожаных куртках. Затем появился худощавый мужчина в кожаном плаще нараспашку и шляпе а ля Боярский. Трость с золоченой ручкой, белоснежный шарф. Лица Тимофей разглядеть не смог, но догадался, что это не Захар. Не та комплекция. Зато его охранников легко можно было спутать с «быками» Захара. Такие же мощные габариты...
        Первым в кафе зашел телохранитель и, как показалось Тимофею, сделал это не без опаски. И его босс также, казалось, был чем-то встревожен. Нервно теребил трость в руке, озирался по сторонам. Но вот и он зашел в кафе, за ним втянулся второй его телохранитель.
        Сумерки уже загустели, когда из кафе вышли трое. Два здоровенных братка тащили на себе беспомощного крепыша в кожаной куртке. Похоже, это был телохранитель из свиты неизвестного авторитета. Или он был сильно пьян, или находился без сознания. А может, он был и вовсе мертв. Но как бы то ни было, «быки» Захара затолкали его в салон «БМВ»...
        Тимофей ждал продолжения. Чутье подсказывало ему, что следующим будет сам неизвестный авторитет. Его так же вынесут из кафе, засунут в машину и вывезут из города, чтобы похоронить где-нибудь в лесу.
        Ожидание прервал звонок в дверь. Это могла быть Марина. Второго комплекта ключей у нее быть не могло, да и время ее подошло. Но все же на всякий случай он спросил через дверь:
        - Марина, ты?
        - Я!
        Это был ее голос. Но что-то насторожило в нем Тимофея. Тогда он глянул в глазок и увидел мелькнувшую в обзоре мужскую ногу, обутую в кроссовок. Человек поднимался по лестнице на следующий этаж, но уж больно торопливо. Само по себе это ничего не значило. Ну, спешит куда-то жилец дома, что здесь такого? Но Тимофей сейчас находился в таком состоянии, когда любой шорох вызывал подозрение. Поэтому на всякий случай достал из-за пояса пистолет.
        - Сейчас, сейчас! - крикнул он, чтобы голосом заглушить шум передергиваемого затвора.
        Открыл дверь и тут же отскочил в проход между прихожей и кухней, спрятался за стенкой, опершись об нее спиной. Зеркало, висевшее на двери в ванной, позволяло ему держать под наблюдением прихожую. Это же зеркало могло и выдать его вломившимся в дом «кожаным» парням. Их было двое. И оба с оружием. Не обнаружив никого в прихожей, один зашел в комнату, другой ринулся на кухню. Сосредоточенный взгляд сквозь хищный прищур, пистолет на вытянутых руках. Идет медленно, но торопливо...
        Как и ожидал Тимофей, зеркало выдало его. Но парень в кожанке не сообразил, что это всего лишь отображение. Сначала он выстрелил в зеркало, а затем уже увидел живого и невредимого противника. У Тимофея уже не было выбора. Поэтому он нажал на спусковой крючок.
        Выстрел, труп. И еще один выстрел. Женский вскрик, шум падающего тела. Марина была мертва, но не Тимофей убил ее. В нее стрелял второй браток, из комнаты, куда зашел в поисках жертвы. Тимофей сначала упал на пол, а затем выстрелил в дверной проем. Парень, стоявший у окна, тоже успел выстрелить, но пуля прошла высоко над его головой. Зато Тимофей не промазал...
        Тимофей не стал гадать, была у Марины договоренность с братками или они случайно узнали, кому и зачем она дала ключи от своей квартиры. Достаточно было знать, что это она навела их на него. По своей же вине и погибла...
        Он прислушался к тишине на лестничной площадке. Не хлопнет ли кто встревоженно дверью, не пойдет ли на шум выстрелов. Но нет, спокойно все - ни голосов, ни топота ног. А если кто-то из жильцов и догадался вызвать милицию, время у него есть. Прежде всего он поменялся оружием с убитым. Свой боевой «макаров» поменял на пятнадцатизарядный германский «Вальтер». На всякий случай протер все гладкие поверхности в квартире, к которым мог прикасаться руками. Забрал бинокль, обулся, закрыл за собой дверь и убрался восвояси.
        Возле подъезда он обнаружил черный «БМВ»-«пятерку», на котором часа полтора назад из кафе уехали двое. Значит, это захаровская братия уменьшилась на два человека. Что ж, тем легче будет справиться с самим Захаром.
        Нужно было быть сильным и смелым бойцом, чтобы после случившегося снова сунуть свою голову в адово пекло. Тимофей ничуть не сомневался в своих силах и не боялся идти ва-банк. Он должен был спасти сестру, а потом он хотел выпить свою чарку шампанского - награду за риск, которому он себя подвергал. И Ладе, если та сейчас с Захаром, он докажет, что не слабак...
        Он дождался, когда сумерки сгустятся до ночной кондиции. Скрытно подобрался к стоянке возле кафе, затаился, присев за деревом. «БМВ» «седьмой» модели уже не было. То ли сам уехал неизвестный авторитет, то ли увезли его - возможно, и не живого. Впрочем, Тимофея совсем не волновало сейчас, что стало с ним и его свитой. Сейчас он думал только о себе, потому что сам оказался в эпицентре событий.
        Из кафе вышел здоровяк со спортивной стрижкой, спустился с освещенного крыльца, встал посреди прохода, с важным видом извлек из кармана куртки пачку сигарет, закурил - как будто наслаждаясь тишиной и покоем после какой-то бури...
        Пошатываясь как пьяный, Тимофей направился к нему.
        - Эй, мужик, в натуре, ты куда? - попытался остановить его здоровяк.
        Презрительная ухмылка на откормленном лице, пренебрежительная угроза в маленьких свинячьих глазках.
        - Почему нельзя? - заплетая язык, возмущенно протянул Тимофей. - Кафе же!
«Солнечное», да?
        - Кафе. Но не для твоей рожи! Поворачивай назад!..
        - Слышь, браток, купи бинокль!
        Он полез в карман, но вытащил оттуда финский нож с лезвием ручной ковки.
        - Эй, ты чего?
        Браток успел испугаться, но не смог защититься. Тимофей сблизился с ним в стремительном натиске и всадил клинок под правое нижнее бедро. Это был удар, после которого у парня не было никаких шансов выжить. Но Тимофею ничуть не было его жаль. Браток сам выбрал свою судьбу, встав на бандитскую тропу. Он знал, на что шел...
        Мертвеющее тело он толкнул в пространство между двумя кустами. Взбежал на крыльцо, вынимая из-за пояса «Вальтер», распахнул приоткрытую дверь.
        В кафе за столиками сидели люди, суровый вид которых не вызывал сомнений в их принадлежности к бандитскому племени. Братков было двое, но среди них не было Захара. Вожак их стаи мог находиться за дверью, которая должна была вести не только в подсобку, но и в пристройку к зданию бывшей бойлерной. Но до этой двери нужно было еще добраться.
        - Эй, ты кто? - встревоженно спросил рыжеволосый браток, резко вскочив со своего места.
        Но Тимофей не позволил ему продолжить допрос. Метким выстрелом он с ходу поставил точку в их разговоре. А повторным нажатием на спусковой крючок уложил его коллегу.
        Теперь он не должен был останавливаться, и любая преграда на его пути могла стать для него роковой. Но дверь в подсобку была открыта, а за ней Тимофей обнаружил комнату, по обстановке своей напоминающую отдельный кабинет в ресторане. За столом сидел сам Захар. В обнимку с заплаканной Ладой. С ним еще двое. Их уже встревожили выстрелы, но со своего места успел подняться только один. В него и выстрелил Тимофей.
        Второй телохранитель Захара в панике задергал правой рукой в тщетной попытке достать из кобуры под мышкой пистолет. Тимофей узнал этого типа, он был последним из той троицы, что избивала его на глазах у Лады. Говорить с ним не было времени, и Тимофей снова нажал на курок. Остался только Захар. Хотелось бы сказать ему пару резких слов, но опять же нужно было спешить.
        - Эй, братан, не надо! - вскакивая, в ужасе замахал руками Захар.
        Надо было видеть, каким жалким и беспомощным он сейчас выглядел. Но Тимофей не стал его жалеть. Два выстрела в упор, и он рухнул под ноги обморочно шокированной Ладе. Чтобы не оставлять свидетелей, он должен был пристрелить и ее, но рука не поднялась.
        Хлесткая пощечина привела Ладу в чувство.
        - Надя где?
        - Там!
        Она беспомощно махнула рукой в сторону очередной двери. Тимофей распахнул ее и ворвался в следующую комнату, которая представляла собой типичный предбанник. Вешалки, одежда. Дальше комната с бильярдом и массажным столом. Но там никого не было. Еще две двери. За одной душевая и парилка, а за другой неизвестно что. До этой двери Тимофей добраться не успел. Она открылась сама, из нее выскочил мускулистый парень с голым торсом и в джинсах с расстегнутым ремнем. Бейсбольная бита в руках. Не самое грозное оружие. Но Тимофей рисковать не стал. И снова выстрелил...
        В комнате за дверью он и обнаружил свою сестру. Надя лежала на кровати - в чем мать родила. И обе руки наручниками прикованы к батарейной трубе. Не трудно было догадаться, что происходило в этой комнате только что и в течение последних двух-трех дней. Пользуясь ее беспомощностью, братки Захара насиловали девушку по очереди. Возможно, доставалось и Ладе, которую их главарь опустил до уровня красивой игрушки. Но за Ладу Тимофей не очень переживал. Зато белугой взвыл, глядя на беспомощную сестру.
        Он должен был немедленно вызволить сестру из плена, прижать к себе, дать ей выплакаться, утешить. Но ему никак нельзя было делать остановку, пока он не убедится, что в логове Захара нет больше живого двуногого зверья. И лишь когда он в том убедился, вернулся к сестре.
        Надя рыдала, заливаясь слезами. Тимофей спас ее, но ведь он не в силах вернуть ей девичью честь. За три дня через нее прошло столько подонков, что и подумать страшно. Захар без всякого зазрения совести превратил ее в помойку...
        - Тимоша, родной...
        Надя порывалась обнять его, но наручники надежно держали ее на привязи. Ладони посинели, запястья рук опухли, покраснели - видимо, бандиты давно не снимали с нее стальные браслеты. Худо, если следствием такого беспредела станет гангрена... Тимофей мог бы перебить цепочки на наручниках выстрелами в упор, чтобы затем уже освободить ее от браслетов. Но избавлять ее от оков нужно было прямо сейчас. Поэтому он обыскал взглядом комнату в поисках заветных ключей. И, не обнаружив ничего, бросился в трапезный кабинет, где бросил Ладу.
        Она сидела на диване, сжавшись в комок. Ее трясло от страха, лицо белое как полотно, губы синие.
        - Где ключи? - остервенело взревел он, с трудом сдерживая себя, чтобы не обозвать ее дрянью или сукой.
        - К-какие ключи? - заикаясь, спросила она.
        - От наручников, ля!
        - Н-не знаю...
        - А кто знает?
        - Захар...
        - Подох твой Захар. И ты вместе с ним подохнешь!
        Страшная угроза развязала ей язык.
        - У него... В кармане... В пиджаке...
        Тимофей полез в карман, на который она показала, нашел нужные ключи. Презрительно глянул на Ладу.
        - А ведь знала, где они... Почему сразу не сказала?
        - З-забыла...
        - Забыла она... Сука ты!
        Он освободил сестру, нашел на полке шкафа ворох ее одежды, помог ей одеться.
        - В больницу тебе надо...
        Она не могла ничего сказать в ответ. Обняв его за шею, она рыдала. Ее тело трясло как в лихорадке.
        - Уходим, - сказал Тимофей.
        И повел ее к выходу, держа «Вальтер» на вытянутой руке. По пути он намеревался забрать с собой и Ладу, но не обнаружил ее в кабинете. И в зале кафе ее не было. Зато была распахнута настежь входная дверь, которую Тимофей - он точно помнил - закрывал за собой. Лада сбежала. И было бы глупо гнаться за ней...
        Глава 4
        Надя едва сдерживала слезы.
        - Как нам теперь жить дальше? - взволнованно спросила она.
        - Как жили, так и будем жить, - спокойно ответил Тимофей.
        - Нет, я уже не смогу жить так, как раньше...
        Трудно было назвать везением то, что ее миновала угроза гангрены. Руки у нее заживут, но душа вряд ли.
        Она боялась оставаться одна и закатывала истерику, как только врачи начинали выгонять Тимофея из палаты. Но его все равно выгнали бы из больницы, если бы он не заплатил начальнику отделения. Надю перевели в отдельную палату, а он получил возможность дежурить возле нее.
        Никто из медперсонала не знал, что бандиты изнасиловали ее. Не стал Тимофей распространяться об этом, чтобы не привлекать внимания со стороны органов правопорядка. И распухшие руки Нади объяснил тем, что девчонка случайно нашла наручники, так же случайно защелкнула их на себе, так в них и просидела целые сутки, дожидаясь, когда придет брат и освободит ее. Поверили ему врачи или нет, но в милицию не сообщали. Все правильно, их дело людей лечить, а не выяснять, что да как...
        И родители его не знали, где он находится вместе с сестрой. Потому что никто не должен был знать о месте их пребывания - ни бандиты, ни милиция, которая, возможно, вышла на его след. Он подстраховался - уходя из кафе, вложил использованный «Вальтер» в руку покойного Захара. Но этого могло оказаться мало, чтобы замести след. Да и уцелевшие захаровские «быки» могут догадаться, кто растерзал их «стадо»...
        - Ничего, не ты первая, не ты последняя. Все образуется...
        Это был первый случай за четыре дня, когда она сама вызвала Тимофея на разговор. А так все время только и делала, что плакала, замкнувшись в себе. Значит, отпускает ее, если заговорила.
        - Уехать я хочу из этого проклятого города, - расплакалась Надя.
        - Везде одно и то же.
        - Но унижали меня только здесь.
        - Хорошо, уедем...
        - Ты же со мной? Ты же меня не бросишь? - в страхе получить отказ, спросила она.
        - Ни за что.
        - Я знаю, ты самый лучший... А то, что тех скотов пострелял, правильно сделал.
        - Может, правильно. Может, нет. Лучше назад не оглядываться.
        - Да, надо забыть обо всем... Уезжать будем, домой зайдем, с родителями попрощаться надо. Попрощаемся, уедем и новую жизнь начнем, правда?
        - Правда.
        - С Ладой прощаться будешь? - немного подумав, спросила Надя.
        - А стоит? - внимательно посмотрел на нее Тимофей.
        - Не знаю...
        - И я не знаю... Не знаю, как она себя вела, там... Она же знала, где ты, что с тобой...
        - Знала, - кивнула Надя.
        - И ничем тебе не помогла.
        - Пыталась помочь. Но Захар только над ней посмеялся. Сказал, что сама рядом со мной ляжет, если не заткнется... Он ее за человека не держал, ноги об нее вытирал. . Он очень плохой человек. Или не человек...
        - Нелюдь...
        Лада и сама пострадала от Захара. Но все же она не стоила того, чтобы из-за нее пролилось столько крови. Тимофей считал, что свалял дурака, когда попытался остановить бандитов, с которыми Лада уезжала по доброй воле. Нарвался на грубость, заработал на орехи. Потом отомстил за себя. Но пострадала сестра. Вот здесь он уже точно не имел права останавливаться. Он не жалел, что спас Надю, наказал насильников... Нет, он правильно все сделал, но после определенного момента.
        От раздумий Тимофея отвлекли голоса в коридоре. Какой-то мужчина что-то у кого-то спрашивал. Слов не разобрать, но интонация самоуверенного человека, привыкшего ставить себя выше других. Тимофей насторожился. Пистолета у него не было, и от окровавленной финки он избавился, но еще оставалась граната. Оружие отнюдь не точечное, но им можно устрашить противника, вогнать его в ступор.
        Он осторожно поднялся, встал за дверь. И когда она открылась, крепко сжал рычаг гранаты и вытащил чеку.
        В палату стремительным шагом вошли два рослых типа в кожаных куртках. Не давая им опомниться, Тимофей прыгнул на одного со спины, одной рукой мертво обхватил его за шею, а вторую, с гранатой, поднес к лицу. Пусть видит, что предохранитель отсутствует. Жестко спросил:
        - Кого ищем?
        - Орлика, - испуганно пробормотал парень.
        Его дружок полез под куртку, видимо, за пистолетом, но он же его и остановил.
        - Боба, не надо! Это свои!
        - Кто это свои? - возмущенно протянул Тимофей.
        - Ты же Орлик, да?
        - Ну я.
        - Значит, свои... Это, Елизар тебя ищет. Поговорить с тобой хочет.
        - Не знаю такого.
        - Зато он про тебя знает... Бабу он твою нашел, она сказала...
        - Какую бабу? Что сказала?
        - Лада ее зовут. Она видела, как ты Захара увалил...
        - Вранье.
        - Да ты не бойся, Елизару только на руку, что Захара больше нет. Захар брата его кончил. Елизар бы его за это сам сделал. А тут ты...
        - Брата? Кожаная шляпа, кожаный плащ?
        - Да.
        - На какой машине он к Захару приезжал?
        - «Бимер» «седьмой», ну, «БМВ»...
        - Когда?
        - В тот же день, как ты Захара сделал... Ты, наверное, видел все, да?
        - Видел, как машина подъезжала...
        - Лазарь к Захару по делам приехал перетереть, а эта падла зажмурила его... Мы бы сами Захара заглушили, если бы не ты... Ты это, гранату убери. А то если рванет, сеструху твою накроет...
        Сложно было оспорить такой прогноз. Сам Тимофей смерти не очень боялся, но не мог позволить погибнуть сестре.
        - И ее накроет. И меня. И тебя... Ты за себя бойся, парень... Почему я должен тебе верить?
        - Да потому что я с тобой объясняюсь. Так бы Боба тебя давно уделал. Не станешь ты гранату рвать... Боба, покажи ствол!
        Быстрым тренированным движением браток по кличке Боба вытащил из-под куртки пистолет, в движении передернул затвор, наставил ствол на Тимофея. И ему ничего не оставалось делать, как признать свое бессилие.
        - Твоя взяла, - кивнул он.
        - Погремушку убери, - криво усмехнулся Боба. - И слушай, что Гремлин тебе говорит. .
        Тимофей отпустил братка, но чеку в предохранитель вставлять не стал. Чтобы бандиты не расслаблялись.
        Гремлин передернул плечами, крутанул могучей шеей, вправляя позвонки. Внимательно посмотрел на него.
        - Лихо ты, Орлик, захаровских завалил...
        - Не твое дело, - с улыбкой, но резко глянул на него Тимофей.
        - Да нет, мое... Сестру они твою обидели, да?
        - А это уже точно не твое дело.
        - Зачем ершишься? - ухмыльнулся Гремлин. - Мы же теперь в одной упряжке.
        - Кто тебе такое сказал?
        - Елизар сказал. Он поговорить с тобой хочет. Поехали.
        - А если не поеду?
        - Тогда он сам к тебе приедет. Ты же без сестры отсюда не уйдешь, да?
        - Это намек? - нахохлился Тимофей.
        - На что?
        - Только попробуйте тронуть ее!
        - Даже пробовать не будем. С таким братом твоя сестра в полной безопасности... Поехали, Елизар ждет.
        Может, и намекал Гремлин на уязвимость Нади, может, нет, но так или иначе выбора у Тимофея не было. Разве что взорвать себя...
        - Поехали, - кивнул, соглашаясь, он.
        - Гранату спрячь.
        - Когда к Елизару приедем, спрячу... Давайте, вперед.
        На бетонном пятачке перед приемным покоем стояла иномарка.
        - Вы вперед, я назад, - распорядился Тимофей.
        Гремлин и Боба переглянулись, но повиновались.
        Первым не выдержал Боба. Машина уже шла по городским улицам, когда он вздернулся, вытащил из кобуры свой пистолет, протянул его Тимофею.
        - Лучше пушку возьми. А гранату спрячь! Не могу так!..
        - А я могу, - усмехнулся Тимофей.
        Ствол он взял, но гранату не убрал.
        - Ты чо, контуженный, в натуре? - раздраженно спросил Гремлин.
        - Может быть. Только ты не спрашивай так, не надо. А то ведь я и обидеться могу.
        Тимофей вставил на место предохранительную чеку, спрятал гранату в карман. Послышался дружный облегченный вздох. Гремлина и Бобу можно было понять: не очень приятное это дело сидеть на пороховой бочке.
        Машина проехала мост через Оку, прошла по тряской брусчатке метров сто и свернула в проезд между старинными домами, находящийся в каких-то пятидесяти метрах от главных ворот кремля. Она уперлась в железные ворота, которые тут же начали медленно с лязгом открываться.
        - Ствол давай! - потребовал Боба.
        - Обойдешься, - мотнул головой Тимофей, рассматривая через окно мрачный двор, в одном углу которого стоял ржавеющий остов «Москвича», а другой был завален деревянными ящиками.
        - Все равно ведь на входе отберут, - миролюбиво предупредил Гремлин.
        - Куда мы приехали?
        - Гостиница «Заболонь». И ресторан. Ты что, здесь никогда не был?
        - Нет... А почему бардак здесь?
        - Потому что это внутренний двор... Пушку давай.
        Гремлин предупреждал не зря. За некрашеной железной дверью начинался длинный гулкий коридор. Запах гниющей капусты и плесени. Метра через два в облупленной стене находилась еще одна дверь, такая же затрапезная. Но за ней открывались виды, более приятные для глаз. Маленький холл с дубовыми панелями высотой в человеческий рост. Ковер на полу, бронзовые канделябры на стенах с ароматными свечами, под потолком хрустальная люстра. На диване сидели два крепких парня в черных двубортных костюмах. С появлением своих коллег они нехотя поднялись.
        - Елизар на месте? - спросил Гремлин.
        - Да. А это кто? - показывая на Тимофея, спросил охранник.
        - Свои это. Орлик. Елизар его ждет.
        - Пустой?
        - Ну, если граната учебная, то пустой, - вымученно улыбнулся Боба.
        Гранату пришлось отдать. Тимофея поверхностно обыскали, затем провели в следующее помещение, более богатое, но совершенно пустое. Гремлин показал ему на кожаный диван и, оставив с ним Боба, прошел дальше по галерее комнат.
        Ждать пришлось долго, не меньше часа. Наконец бандитский босс по кличке Елизар соизволил принять гостя.
        Он находился в просторном кабинете, через витринные окна которого просматривался зал ресторана. Здесь же была дверь, через которую можно было туда попасть напрямую, но Тимофея привели сюда через служебный ход.
        Елизару было за сорок. Высокий худой мужчина с породистым лицом и глубокими залысинами на голове, которые совершенно его не портили. Неподвижное лицо, пытливый взгляд непроницаемых глаз, ястребиный нос, плотно сомкнутые губы. На нем был темно-серый костюм, но вместо рубашки с галстуком он носил черную водолазку с высоким горлом. На пальцах обеих рук массивные золотые печатки с крупными камнями.
        Он смотрел на Тимофея в надежде увидеть страх или хотя бы робость в его глазах. Но он не доставил ему этого удовольствия. Он понимал, что целиком во власти этого страшного человека, но при этом ничуть его не боялся. Чему бывать, того не миновать...
        - А что, все бандиты в ресторанах любят заседать? - спросил он, без приглашения усаживаясь в кресло поодаль от сервированного стола.
        - А ты что-то имеешь против? - слегка шокированно посмотрел на него Елизар.
        Похоже, он не ожидал столь вольного поведения со стороны гостя.
        - Да нет, прикольно даже. Всегда сыт, всегда обогрет... Только охрана у тебя хреновая.
        Елизара покоробило то, что к нему обратились на «ты». Но Тимофею было все равно, кто и как о нем думает.
        - Это ты о чем?
        - Через ворота я бы перелез. Во дворе никого нет, дверь открыть не проблема, твои жлобы в прихожей на диване сидят. Встать бы не успели, если бы я с пистолетом был. . До тебя бы в два счета дошел... Если бы захотел.
        - Но ты этого не хочешь? - в раздумье спросил Елизар.
        - А на кой ты мне нужен? У тебя свои дела, у меня свои...
        - Какие у тебя дела?
        - Пока никаких.
        - На кого ты работаешь?
        - На кого я могу работать? Я сам по себе.
        - Захара зачем замочил?
        - Кто тебе такое сказал?
        - Но я то знаю.
        - Ну, если знаешь, зачем спрашиваешь...
        - У тебя конфликт с ним был. Сначала из-за девушки, потом из-за сестры... Круто ты с ним, очень круто... Мне сказали, что ты в Приднестровье служил, в четырнадцатой армии, два года так, еще два на сверхсрочной...
        - Не было сверхсрочной, - покачал головой Тимофей. - Это я родителям так сказал. А на самом деле в теплых краях был.
        - В теплых краях?
        - Ну да, знаешь, как дикие гуси на зиму в теплые края улетают. И я диким гусем был. Наемников так называют, может, в курсе?
        - Что-то слышал.
        - В Боснии был, почти два года с хорватами стрелялся...
        - Это интересно.
        - Если честно, не очень. Война - дело грязное.
        - Но ты же грязи не боишься?
        - Нет. Но и копаться в ней надоело...
        - Да, но и мирная жизнь не по тебе.
        - Ну, точно не скажу...
        - Я тебе точно скажу. Рисковый ты парень. По жизни рисковый. Засохнешь без риска..
        - Может быть. Но это мои личные трудности.
        - Да, но я могу тебе помочь.
        Елизар взял паузу, ожидая, как отреагирует Тимофей на эту прелюдию перед конкретным разговором. Но он промолчал, ничем не выдавая своего интереса.
        - Будешь работать на меня, - не дождавшись отклика, продолжил авторитет.
        - Не думаю, что это мне понравится.
        - Нравится не нравится, а выбора у тебя нет.
        - Почему?
        - Потому что есть человек, который видел, как ты убил Захара. Этот человек может дать показания... Ты только не думай, я тебя не запугиваю. А если и запугиваю, то не тебя, а того самого человека. Догадываешься, о ком речь?
        - Лада? - с видимым равнодушием спросил Тимофей.
        - Красивая девушка. На «мисс Россия», может, и не потянет, а так очень даже ничего... Пока ты с нами, она будет молчать. Откажешься от нас, она заговорит. Ты меня понимаешь?
        - Понимаю. Пусть говорит.
        - В тюрьму хочешь? Так твой груз на высшую меру тянет. Я бы на твоем месте не торопился, умереть ты всегда успеешь.
        - Не надо городить огород, - отрезал Тимофей. - Все равно наемным убийцей не буду.
        Он понимал, чего хочет от него Елизар и к чему это может его привести.
        - Но ты же был наемником.
        - То война была, а здесь другое.
        - Что другое? Там убивают, здесь убивают. Там за деньги, здесь за деньги.
        - Там в открытом бою, а здесь из-за угла.
        - Но все равно же за деньги.
        - Там братья-славяне. А здесь братья-бандиты, - усмехнулся Тимофей.
        - Во-первых, мы не бандиты, и не надо нас так называть. А во-вторых, мы тоже славяне...
        - Демагогия это. Сказал, не буду киллером, значит, не буду.
        - И это твое последнее слово?
        - Да. Если это тебе не нравится, можешь меня убить.
        - Ты не боишься смерти?
        - Боюсь. Тишины гробовой боюсь. А умирать не страшно.
        - Врешь.
        Тимофей молча пожал плечами. Не верит ему бандит, не надо...
        - Но если не врешь, то тем лучше для тебя.
        Глаза Елизара сверкнули ледяным блеском. Он неторопливо сунул руку под стол, извлек из какого-то тайника пистолет. Передернув затвор, наставил его на гостя. Весь его вид говорил о том, что сейчас прозвучит выстрел. Но Тимофей, не меняясь в лице, слегка прикрыл глаза, чтобы не видеть, как его палец выжмет слабину на спусковом крючке. Он не хотел пугливо вздрогнуть, когда это случится.
        Конечно же, в какой-то степени он боялся смерти. Но еще страшнее для него было просить пощады.
        Елизар нажал на какую-то кнопку, и в кабинет вошел его телохранитель.
        - Степа, возьми подушку, приставь ее к затылку. А то кровь гобелен запачкает...
        Теперь Тимофей знал, почему бандитский пахан не выстрелил сразу. Не хотел он портить бархат на стене за его спиной... Что ж, сейчас к его голове приложат подушку, чтобы кровь и серое вещество испачкали только ее. Тогда и прозвучит выстрел... Умирать так умирать. Жаль, Надя останется без присмотра. Но ничего, она обязательно что-нибудь придумает, выкрутится как-нибудь и без него...
        - Эй, ты чего, заснул? - тронул его за плечо Елизар.
        Тимофей открыл глаза и увидел, что у пахана нет пистолета. Он стоял перед ним и улыбался, в глазах удивление, густо замешанное на восхищении.
        - Нет, только собирался.
        - Вечным сном?
        - Ну да.
        - А тебе правда не страшно?
        - Есть немного. Но в общем терпимо.
        - Ты псих?
        - Нет. А что, похоже?
        - Я бы не сказал... У тебя железные нервы.
        - Я их не вскрывал, не смотрел, из чего они.
        - И не дурак... Да, от брата моего тебе благодарность. И от меня тоже.
        - Я слышал, твоего брата Захар убил.
        - Убил. И закопал. Но я все равно узнал. Хотел отомстить, но было уже поздно. Ты за моего брата отомстил.
        - Я за свою сестру спрашивал.
        - Все равно. Главное, результат... Захара больше нет. И кодла его сгинула вместе с ним. Но свято место пусто не бывает. Теперь мы его место держим.
        - Флаг вам в руки.
        - А ты бы не хотел за этот флаг подержаться?
        - В смысле?
        - А я тебе к себе возьму. Нет, не за деньги убивать... Я тебе по правде скажу, киллеров у нас не уважают... Но ты отказался, потому достоин уважения...
        - И кем ты меня к себе возьмешь?
        - А бригадиром и возьму. На бригаду тебя поставлю. Я вот думаю парней собрать, самых боевых, вроде тебя. Никаких других задач, только стрелки, разборки...
        - Это как?
        - Да так... Ты думаешь, я бандит. А нет, я князь. Мелкий пока князь, и княжество у меня пока мелкое. И дружина у меня должна быть. Боевая. Захара уже нет, но есть еще Ждан. Тоже мелкий князь. И у него тоже свое удельное княжество. Первомайский район города. У меня дружина, у него дружина. Если что не так, дружина на дружину, в чистом поле, в честном бою... Понимаешь?
        - Мелкий князь, говоришь, - задумался Тимофей.
        - А ты думаешь, что-то изменилось с древних времен? Сильные люди всегда стремились к власти. Чтобы земли свои, чтобы власть железная. А этого всего без боя не возьмешь. Как в Средние века было? Мелкие княжества, мелкие князьки. Один другого сожрал, затем еще одного, затем еще. Был мелким князьком, стал удельным, затем великим, а там и царем себя объявил. Как баронства в графства объединялись? Силой. А как графства в герцогства? Тоже силой! И так дальше, до большого государства. Великобритания, Франция, Германия, наконец...
        - Да, но у нас есть государство. Россия.
        - Государство есть, а власть слабая. Потому все тянут одеяла на себя. Потому и беспредел везде творится... А мы этому беспределу положим конец. На область замахиваться не будем, а Заболонь под себя возьмем. Захара ты уже убрал, и за Жданом дело не станет. Никаких больше мелких князьков, только я, уже не мелкий. А ты от меня по правую руку... Мы же с тобой сильные люди, нам с тобой и рулить...
        - А городской глава? А милиция? - в раздумье спросил Тимофей.
        - Мэр - слабак, а в ментовке - продажные шкуры. Потому все здесь продается и покупается. Только сильные люди не продаются. Потому и сильные они... В любом случае, выбора у тебя нет. Или с нами, или вообще никак...
        - Зачем ты так? - Тимофей укоризненно посмотрел на Елизара.
        Не надо было пахану ставить его перед выбором. Он и без того был согласен с ним. Миром действительно правят сильные, а слабые могут только изображать власть. Правильно говорит Елизар, что раньше были удельные князья, что сейчас. Только в Средние века они присоединяли к себе соседние земли на законном, можно сказать, основании. А сейчас бандиты гребут под себя все противозаконно, но опять же, по праву сильного. В то время как слабые сидят дома и жалуются друг другу на бандитский беспредел. А ведь не братва в том, по большому счету, виновата, а слабая власть, которая не в состоянии справиться с ней...
        - Мне нужно твое согласие, - Елизар пристально посмотрел на Тимофея.
        - Я согласен, - кивнул он.
        Бандитом он становиться не хотел. Во всяком случае, таким подонком, каким был Захар. Не хотел убивать невинных и насиловать женщин. Но совсем не обязательно становиться ублюдком без чести и совести. Бывают же благородные бандиты, Робин Гуд, например... А то, что придется убивать, это его не смущало. Ведь убивать придется людей, которые знают, на что идут.
        Скорее всего, он делал большую ошибку, принимая предложение Елизара, но он действительно сильный человек. И ему действительно неинтересна жизнь, лишенная риска и боевого азарта...
        Глава 5
        Город вокруг детинца был затянут черным дымом. Горели дома, горели постройки, во дворах и на улочках лежали мертвые тела. Беда пришла в Заболонь, большая беда. Враг напал на город, случилось то, что рано или поздно должно было случиться. Неспокойна русская земля, неспокойно здесь от алчности удельных князей и наместных бояр...
        Тимофей чувствовал за собой вину. Не надо было ему идти войной на Захара. Но что случилось, того назад не воротишь. Взял он меч в руки, забросил за спину колчан с тугим луком и длинными стрелами. Темной ночкой перемахнул через низкий частокол городского острога, затем перелез через более высокую ограду детинца, порешил одинокого стражника, ворвался в гридницу - меч наголо, горячая кровь бьет в голову... Никто не уцелел в тереме, где жили дружинники Захара. В том же тереме Тимофей нашел и свою сестру Власту. Вдоволь поиздевались над ней ратники боярские, унижали ее, как могли. Но за то воздалось им сторицей. Не ушел от возмездия и сам Захар, которого Тимофей застал в опочивальне с Ладой в обнимку...
        А потом появился боярин Елизар со своим воинством. Как узнал, что нет больше Захара, так и прискакал. Был у него с Тимофеем долгий разговор. После чего поставил Елизар на Заболонь своего наместника - Федота Печника, а дружину его возглавил Тимофей. Не мог Елизар обойти вниманием героя, в одиночку сумевшего положить конец своеволию развратного Захара и его непутевого воинства.
        Но не только Елизар хотел занять Заболонь. Свои виды на обезглавленные владения имел другой соседний боярин. Ждан пытался договориться с Елизаром миром - поделить заболонские земли пополам, но, получив отказ, навалился на город всей своей ратью. Еще привел за собой сборное войско из холопов своих. Десятка два конных латников и пять-шесть дюжин из подневольного сословия. А у Тимофея под рукой всего восемь ратников из дружины Елизара. Хорошо, вовремя получил он сигнал об опасности, вовремя завел горожан за стены боярской крепости. И в ополчении у него не меньше полусотни охотников, крестьян и ремесленников. Кто-то из лука горазд стрелять, кто-то топором может рубить, а кто-то вилами готов сражаться с врагом.
        - Что делать будем, друже? - спросил Федот.
        Как и Тимофей, он был закован в броню - «железная рубаха», нагрудник, боевые перчатки, шлем с кольчужной сеткой, овальный щит с медной бляхой посредине. Он был могуч телом, владел мечом, но еще никогда не приходилось ему оборонять крепости. В набегах участвовал, а под осадой никогда не стоял. Зато Тимофей в свое время полной ложкой хлебнул такой радости. Богатый у него боевой опыт, и воин он сильный - не зря Елизар обласкал его своей милостью. Вернее, сейчас ему приходилось доказывать, что не зря.
        - Ополчения у нас довольно, - в раздумье сказал Тимофей. - Но что это против конной дружины? Если с «бараном» пойдут, можем и не устоять...
        Пока что пожар бушевал только в городе, на боярском дворе огонь со стрел успешно тушили водой и песком. Возможно, с тем же успехом с огнем будут бороться и впредь. Еда есть, вода тоже, осаду можно держать несколько дней. Там, глядишь, и Елизар со своей дружиной поспеет. Но вряд ли Ждан захочет ждать, когда подойдет против него подмога. Наверняка он уже готовится к штурму. Сквозь дым над городом видно, как ополченцы из его войска тащат к городу большое бревно, слышно, как стучат молоты. Не иначе как Ждан стенобитного «барана» к бою готовит. Таран - штука серьезная, если правильно его построить, то ворота крепости не выдержат. Сначала на штурм пойдут ополченцы, а потом в пробитую брешь хлынет конная дружина. Ратники у Ждана знатные, военному делу в боях обучены.
        - Должны устоять, - покачал головой Федот.
        - Сделаю все, что в моих силах, - заверил его Тимофей.
        - И то дело, - кивнул посадник.
        И, сглотнув слюну, предложил:
        - Кваску пойдем хлебнем, воевода.
        Они спустились с вышки, обошли стены по верхнему ярусу, затем зашли в боярский терем. Там и столкнулись они с Ладой, которую Федот сделал зачем-то ключницей при своем дворе. Впрочем, Тимофей знал, зачем.
        Не такой уж честной и беспорочной была она, какой хотела казаться, когда с позором вернулась домой после блудного приключения с Захаром. Пока Тимофей прятался в лесу после первого своего победного сражения с враждебными ратниками, боярин увез к себе в палаты Власту, чтобы надругаться и обесчестить. Лада отправилась к нему - якобы для того, чтобы выручить Власту, но сама оказалась в боярской опочивальне... Теперь вот с Федотом хороводит. И удивляться нечему. Она первая красавица при его дворе, и волос у нее распущенный. Как не приблизить ее к себе, как не приласкать.
        - Лада, зорька моя! - просиял Печник и по-хозяйски облапал девушку - обнял за талию, привлек к себе.
        Но Лада не стерпела такой вольности, вырвалась из объятий.
        - Не хочу с тобой! - гневно нахмурила она густые брови.
        - А с кем хочешь? - удивился Федот.
        - С ним! - гордо вскинув голову, сказала она.
        И взглядом показала на Тимофея.
        Она уже знала, за кого ее держат при дворе. И, пожалуй, смирилась с участью первой блудницы. Но, видимо, при этом она считала, что есть у нее право выбирать.
        - Думай, что говоришь, девка! - нахмурившись, молвил Тимофей.
        Где-то в душе он был тому рад, что Лада тянется к нему, что не боится бросить вызов боярскому посаднику. Но не того она поля ягода, что идти из-за нее на раздор с Федотом.
        - Рассорить нас хочешь? - резко спросил он.
        - Нет.
        Смутившись, Лада опустила глазки. И тем самым немного смягчила его сердце.
        - Тогда зачем глупости говоришь?
        - Может, потому, что глупая.
        - Дурная баба, - благодушно подтвердил Федот. - Потому и дурь на языке... Но если она с тобой хочет, друже, пусть будет с тобой. Если врага одолеешь, так за нее и возьмешься... Вот здесь хорошо браться...
        Он попытался хлопнуть Ладу по задним округлостям, но девушка ловко увернулась. Не позволила ему показать, за какие прелести лучше всего взяться рукой. Впрочем, Тимофей сам знал, с чего начать полюбовную беседу с ней. И почему бы не заняться распутной красоткой?.. Вот одержит победу над вражеской ратью, так сразу и займется...
        - Вели нам квасу ржаного подать, - обращаясь к ней, распорядился Федот.
        Судя по его угрюмо-сосредоточенному виду, он больше не думал о постельных утехах. Квасу бы напиться да обратно на стены.
        Лада не заставила себя ждать. Квас был холодным, бодрящим. А сама она так огненно смотрела на Тимофея, что кровь в жилах закипала. Закрыться бы с ней где-нибудь в опочивальне и дать волю своим страстям... Но нельзя расслабляться. Да и на стены спешить надо, враг может начать штурм в любое время.
        Он выходил из светлицы, когда уловил позади себя едва уловимый шорох одежд. Это Лада подступила к нему так невесомо легко, что ни одна половица не скрипнула под ее ногами. Только слышно было, как шелестит ее одежда - возможно, оттого, что слишком высоко и быстро вздымается ее грудь от жаркого дыхания. У него едва не закружилась голова от волнующего запаха ее волос и желанного тела... Хоть и срамница она, но как же сильно будоражит чувства и пьянит кровь...
        Она легко коснулась его руки. Даже под железом кольчуги он ощутил тепло ее пальцев. По телу пробежал приятный холодок...
        - Возвращайся! - прошептала она. - Я буду ждать.
        Тимофей не обернулся. И даже отдернул руку, к которой она прикоснулась. Всем видом он давал понять, что ей должно знать свое место. Каждый сверчок - знай свой шесток. Пусть ждет, если хочет. А решать будет он, идти к ней со своей любовью или нет...
        Дома окрест детинца догорели, дым рассеялся в сгущающихся сумерках, когда Ждан решился на штурм. Лучники его подневольного воинства осыпали крепость стрелами, а пешие ратники ринулись на приступ, прокладывая себе путь таранным бревном, укрытым деревянной крышей подвижного сооружения. И лестницы в ход пошли, и горящие факелы, которыми вражеские ополченцы попытались вызвать пожар внутри крепости.
        Пожара удалось избежать, лестницы были сброшены в крепостной ров, но таран все же сыграл свою пагубную роль в этой кровавой драме. К тому времени Ждан потерял большую часть своих ополченцев, на больше чем на треть сократил численность защитников детинца. Обескровил подвластную Тимофею рать и бросил в бой своих конных дружинников. Двоих всадников удалось выбить из седла стрелами еще до того, как скачущий ураган достиг распахнутых ворот. Еще троих порешили топорами и вилами, когда конная рать протискивалась через проход. Но потом латники запрудили двор, растащили на себя защитников крепости, и пошла такая резня, что страшно было бы стоять на вышке и смотреть, как гибнут люди. Но Тимофей и не стоял на вышке. Рука об руку с Федотом, в окружении уцелевших дружинников, он оборонял вход в боярские палаты.
        Вражеские конники спешивались перед высоким, заваленным бревнами крыльцом, сбивались в кучу и с устрашающим воем бросались на обороняющихся воинов. Из окон с плохеньких луков стреляла челядь, но это лишь помогало усмирять малую, но назойливую численность вражеских стрелков, оседлавших взятые стены.
        Тимофей знал, чем грозит ему поражение. Умирать он не хотел, поэтому бился как лев, загнанный в угол. Падали замертво его враги, но редели ряды его соратников. Вот и Федот упал, сраженный мечом. Дюжий воин из вражьего племени с воем вогнал ему в живот острый клинок. Но головы на плечах не удержал - срезал ее Тимофей одним махом.
        Враг должен был уменьшаться в числе, но латников почему-то становилось все больше. Настал момент, когда Тимофей остался один. Крыльцо удержать он уже не мог, обороняясь, втянулся в сени, спиной уперся в рубленый угол. Израненный, он истекал кровью, но бился изо всех сил, как человек, которому уже нечего терять.
        Клинок вражеского меча вонзился ему в правую ногу. Падая на колено, он сумел отогнать супостата. Отбил еще один удар, еще... Но кто-то вознес над ним копье. Этот удар он еще сможет отбить, но дальше все.
        Но где-то во дворе тревожно взвыли боевые трубы, послышался чей-то густой взволнованный голос:
        - Уходим!
        Трое из нападавших ринулись к выходу, но двое других попытались добить обороняющегося воина, оказавшегося в безвыходном, как виделось, положении. Но двое - не пятеро, просвет в грозовой туче вдохновил Тимофея, и он ухитрился покалечить мечом незащищенную ногу одного из своих противников.
        Враг отступил. И только он исчез из виду, как Тимофей без чувств рухнул на окровавленный пол.
        Очнулся он в своей светелке, в тереме второго этажа боярских палат. У изголовья его ложа сидела Власта с мокрым полотенцем в руке. Чуть поодаль от себя он увидел и Ладу. Она толкла что-то в глиняной ступке деревянным пестом. Комнату заполнял приятный запах целебных трав.
        Власта обрадовалась тому, что брат пришел в себя, засуетилась, захлопотала.
        - Пятый день уже без чувств лежишь. Совсем плохой был. Лада мазь целебную приготовила. Раны затягиваются, а ты все как не живой. Слава Богу, ожил!..
        - А по-другому и быть не могло, - через силу улыбнулся Тимофей.
        Огнем жгла рана на боку, ныла рассеченная нога, а прокол на шее от стрелы он почти не чувствовал. И тело, в общем-то, послушно ему - он мог шевелить и руками, и обеими ногами, даже той, которую покалечили в бою. И тело жаром не полыхало, дышалось легко и свободно.
        - Тебе без меня худо будет, - сказал он.
        Власта поняла, что он имел в виду, и вспыхнула, пряча в подол глаза.
        Обесчестил ее Захар со своими паскудниками, отвернулись от нее женихи, злопыхатели тычут пальцем ей в спину. Никому она теперь не нужна, кроме матери, сестры и брата. И насмехаться над ней будут в открытую, если за ее спиной не будет маячить грозная фигура Тимофея. За ним она как за каменной стеной, а без него - пропащая девка. Такая же пропащая, как и Лада. Людям-то все равно, кто по своей воле боярина тешил, а кто насильно...
        - Много не говори, тебе силы беречь надо, - подсев к нему, с улыбкой сказала Лада.
        - Не тебе указывать, - нахмурился Тимофей.
        - Зачем ты так? - осадила его Власта. - Она тебе жизнь спасла своими мазями. Травник тебя боярский лечил, чуть не сгорел ты от его снадобий. А Лада свою мазь приготовила, и жар спал, и раны затягиваются. И говорить уже можешь...
        - Пусть говорит, - мило улыбнулась Лада.
        Казалось, она ничуть не обиделась на его грубость. Не в ее положении обижаться, мысленно заметил Тимофей.
        - Пусть говорит, что хочет. Все равно ему от меня никуда не деться. Я теперь с ним неотступно буду...
        Она говорила мягко, ласково, но ее слова звучали как заклятие. Тимофею даже стало не по себе. Никуда ему от Лады не деться... Но успокоился он довольно быстро. Пусть вешается ему на шею, пусть - он будет этому только рад. Только вот на брачный венец пусть не рассчитывает...
        Елизар вошел в терем широким, по-хозяйски твердым шагом. С его появлением девушки куда-то исчезли. Власта боялась боярина, а у Лады, видимо, не было желания быть им совращенной. А Елизар хоть и не молод, но до девок, говорят, охоч.
        Тимофей уже знал, кому обязан был своим спасением. Это Елизар вспугнул Ждана. Хоть и не совсем ко времени боярин подоспел к городу со своей дружиной, но врага прогнал. Потому и не добили Тимофея, потому и жив он сейчас, хоть и сильно изранен.
        - Как жив-здоров? - спросил боярин, похвально глядя на Тимофея. - Думаю, что скоро встану на ноги.
        - Давай, давай, время не ждет. Дел у тебя тьма-тьмущая.
        - Каких дел?
        - Город мы отбили, но Ждан, говорят, новое войско собирать надумал. Неймется ему, Заболонь хочет к рукам прибрать. - А есть то, что к рукам прибирать? Все ж пожгли эти изверги.
        - Все, да не все. Лес есть, город заново отстроишь. Крепость укрепишь, острог сильный поставишь. Ждан хоть бросил клич, но я не думаю, что в поход он скоро пойдет. Много ты ему людей порубил, ополовинил его дружину. Холопов он быстро соберет, а гридней добрых так просто не сыскать... И у тебя такая же незадача, дружину тебе собирать надо, ратников учить, стены крепить и высить. Нелегкое это дело, сам должен понимать. Но как бы то ни было, засучивай рукава, брат мой Орлик, и берись за дело. Время, сам понимаешь, ждать не будет... На Заболонь я тебя сажаю, верховодить здесь будешь от моего имени...
        - Не могу я так, - покачал головой Тимофей.
        - Почему? - натянутыми луками изогнул брови Елизар.
        - Потому что недостоин. Не захотят меня люди. Это из-за меня сыр-бор ведь разгорелся. Был бы Захар, не пошел бы Ждан на Заболонь.
        - Брось, пустое! - нахмурился Елизар. - Не думай о том, что было. Думай о том, что будет...
        - А что будет?
        - Большое дело будет! Ждан точит на меня ножи, так мы сами его на ножи поставим. Возьмем его Ревень, посадим своего человека...
        - Большая вотчина у тебя будет.
        - Что вотчина, - усмехнулся Елизар. - Княжество будет, сам князем стану...
        - Высокого полета птица должна высоко лететь.
        - Полетим. Вместе полетим. Боярином тебя своим сделаю... Большие замыслы у меня, брат мой Орлик. Власть в Киеве слабая, в Рязани слабеет, брат на брата войной идет, большое княжество на части рвут. И нельзя нам сейчас в дураках остаться. На свою пирожную долю поспеть надо.
        - Власть - тяжелое дело, если ее много, надорваться можно.
        - Это ты верно рассуждаешь, - кивнул, соглашаясь, Елизар. - Потому и сажаю тебя на Заболонь, что голова у тебя светлая... Много власти слабыми руками не унести. Сила нам нужна. А она - в таких людях, как ты. Чем больше таких молодцев у меня, тем я сильней буду... Ты уж не подведи меня, Орлик. Дам тебе власть, а ты ее, будь добр, удержи...
        - Все сделаю, князь. Все как скажешь сделаю...
        Елизару понравилось, что его назвали князем. И он сам в ответ польстил Тимофею. - Поскорей выздоравливай, боярин. Сделай вотчину свою крепкой, пусть она костью встанет в горле алчного Ждана...
        Самому Елизару алчности было не занимать. Но было бы непростительно глупо указывать ему на это. Каким бы ни был Елизар, какие бы завоевания ни замышлял, он посадил Тимофея на Заболонь, он сделал его первым человеком в городе и окрестных селениях. Пусть и не признана его власть законным рязанским князем, но его достоинства это не умаляет. Будет и власть, будет и признание. Главное, нужно поднять Заболонь, сделать его неприступной твердыней на пути Ждана и ему подобных. .
        Глава 6
        Лада ничуть не стеснялась выставлять свою наготу в свете утреннего солнца. Более того, она любила ходить по квартире голышом. Шторы в сторону, окно нараспашку... Возможно, за ней наблюдает кто-то из жильцов соседнего дома, но ей все равно. Она великолепна, ее чудесное тело лишено каких бы то ни было изъянов. Крупная красивая грудь, тонкая талия, бедра, как у Афродиты, ноги длинные, ровные. Что в профиль, что анфас - не налюбуешься.
        Не очень высокого мнения был о ней Тимофей, но это не мешало ему оценивать ее женское достоинство по высшему баллу. Второй месяц он уже с ней, а все не устает наслаждаться ею.
        Она могла достаться ему как приз победителю. Была «стрелка» с братвой Ждана, был разговор на повышенных тонах. Как в старой песне - там вдали за рекой... завязалась кровавая битва... Не повезло тогда Тимофею и его бойцам, ждановская братва отказалась едва ли не на голову сильней. Чудом он тогда уцелел. Но и без последствий не обошлось. Одна пуля застряла в боку, другая засела в ноге...
        Не досталась ему Лада в качестве призовых. Но она сама пришла к нему в больницу, обогрела, приласкала. С ней же он и в Сочи на курорт съездил, чтобы совсем уж раны залечить. Отгуляли они там на славу. Но и после бурного отдыха Лада ему совсем не надоела. Здесь, в Заболони оставил ее при себе.
        Когда-то она воротила от него нос. Но сейчас - сама покорность и само послушание. Тимофей даже не спрашивал у нее, почему так резко изменилось ее отношение к нему. И так было ясно. Ладу привлекали крутые парни, только перед ними она благоговела. А остальных и в грош не ставила. Тимофей не смог доказать свою крутость в первом свою бою с захаровскими «быками». Зато показал свою силу, когда кончил Захара на глазах у Лады. С тех пор она страшно боялась его. И так же страшно уважала. И в постели она была заводной, особенно первое время, когда не совсем затянулись раны. Иногда так входила в раж, что все повязки больничные набекрень, сукровица, все такое...
        И еще ей нравилось жить с ним, потому что у него была своя квартира. Вернее, не совсем своя, зато двухкомнатная, с ремонтом, обстановкой. Он мог позволить себе снимать ее за приличные деньги. Хоть он и проиграл «стрелку» с ждановскими, Елизар все равно держал его на особом счету. Три бойца у него в подчинении, если вдруг что, он снова получит команду «фас» и рванет на разборку с конкурентами. Но сегодня у него выходной. Сегодня он будет пить пиво и любить Ладу.
        Какое-то время она без дела стояла перед зеркалом, затем стала расчесывать волосы. Делала она это с таким видом, как будто получала от этого эротическое наслаждение - глаза полузакрыты, на губах томная улыбка, от жаркого дыхания грудь вздымается часто и высоко, звук мурчащей кошки. Глядя на нее, Тимофей ощутил резкий прилив настроения.
        - Ты это нарочно? - спросил он.
        Подошел к ней сзади, руками огладил ее упругие полушария.
        - Хочу тебя... - выгибая спину дугой, прошептала она.
        - Тогда получай. Меня...
        Он тоже ходил по дому, не отягощая себя одеждой. Сейчас на нем был только банный халат, на голое тело. Так что он тоже, считай, в полной боевой готовности...
        Срывая с него халат, Лада увлекла его к дивану. Падая на живот, пальцами коснулась клавиши стоявшего на полу магнитофона. Из колонок полилась медленная и очень мелодичная музыка, сдобренная волнующими охами и стонами. Под такой аккомпанемент и у мертвого осла уши встанут...
        Прошло совсем немного времени, когда Лада добавила свою, живую скрипку в эту эротическую симфонию. Звучала она громко, воодушевленно и, что само главное, искренне...
        Тимофей бил в барабан. До финала оставалось совсем чуть-чуть. Вот-вот загремят литавры и зазвучит барабанная дробь... Но чьи-то сильные руки вдруг схватили его за шею, сорвали с Лады, швырнули на пол.
        Он не понимал, как в его квартире могли оказаться злые здоровяки в кожаных куртках. Но сразу понял, что попал впросак. Их было, как минимум, трое. И все дружно пресекли его попытку подняться с пола. Его били руками, ногами до тех пор, пока сильный удар по голове не вышиб из него сознание.
        Очнулся Тимофей в той же комнате, в которой произошла катастрофа. Лада сидела на разобранном диване, вжавшись спиной в стену и подобрав под себя ноги. Она догадалась закрыться простыней, но это иллюзорная защита. Браткам ничего не стоит сорвать с нее покрывало, ее саму разложить на диване... Но им сейчас не до нее. Все трое заняты Тимофеем. Один держит его на прицеле пистолета, второй вяжет ему скотчем руки, третий - ноги.
        Хотел бы Тимофей узнать, кто они такие и что им от него нужно. Но не в том он сейчас положении, чтобы спрашивать их об этом. Сейчас любое его слово будет воспринято как признак слабости. Да и незачем что-либо выяснять. И так ясно, что дела его плохи.
        - Ну, что нам с тобой делать, урод? - спросил жлоб с большим покатым лбом и мощным навесом надбровных дуг над маленькими пустыми глазками.
        Тимофей молча посмотрел на него. Что хотите, то и делайте.
        - Ты знаешь, как Мотя умирал? - злобно спросил второй, широколицый тип с большими и отвислыми, как у бульдога, щеками.
        Волосы у него были короткими, длиной в толщину большого пальца. И при этом он умудрялся выглядеть лохматым.
        - Ну, чо, молчишь, падла? - взревел третий.
        Этот паренек был среднего роста, третий номер по ранжиру в строю злобных незнакомцев. И плечи у него узковатые, и руки коротковатые, зато злости в нем столь же много, как серной массы в ушах древнего человека. Выпученные глаза, губы сломанным коромыслом.
        Он ударил его тупым носком тяжелого ботинка. Метил в живот, а попал в плечо - но все равно больно, рука онемела, налилась болью и тяжестью. И это было только начало. Тимофей еще не знал, с кем имеет дело, но уже догадывался, что живым его отсюда не выпустят.
        - Я спрашиваю, ты знаешь, как Мотя умирал? - снова спросил тип с бульдожьими щеками.
        Тимофей и ухом не повел. Ему-то какое дело, как там какой-то Мотя подыхал?..
        - Ты, падла, нам за всех пацанов ответишь! - взревел недоросток.
        И снова ударил пленника ногой. На этот раз он все-таки угодил в живот. К счастью, Тимофей успел напрячь пресс. И все равно больно...
        - Нет, он не знает, как Мотя умирал, - разминая толстые сардельки пальцев, сказал щекастый. - А Мотя умирал долго. И больно ему было, очень больно. Одна пуля челюсть ему нижнюю вырвала, а другая глаз выбила...
        - Мы тебе, сука, язык сначала вырвем! - злобно оскалился недоросток.
        И для пущего устрашения вытащил из кармана самые настоящие клещи, которыми легко можно было перекусить прочную стальную нить первоклассного проволочного заграждения.
        - А потом фары на твой задний бампер натянем, козел!
        Тимофей закрыл глаза и закусил губу. Пусть делают, что хотят.
        - Не, смотри, пацаны, да он зазнался, в натуре! - взвыл недоносок.
        - Ша! - осадил его лобастый жлоб. - Эта морда думает, что с ним шутят... Ты хоть знаешь, кто мы такие?
        Он поставил ногу на грудь Тимофею, с силой на нее надавил. Глаза открылись сами по себе.
        - Мы от Ждана, понял?
        Тимофей слегка скривил губы в презрительной усмешке. Не опустился он до того, чтобы выяснять природу происхождения этих бандитских рож. Не дождались они от него мольбы о пощаде. А так хочется им произвести на него впечатление. Потому по их воле, а не по его прозвучало грозное имя крутого бандитского авторитета...
        - Ну чего ты молчишь, гнида!
        Недоросток обрушил на Тимофея град ударов, но не смог выбить из него ни слова.
        - Ты чо, жить не хочешь? - спросил лобастый.
        - Не хочет, - ответил за него щекастый. - Он думает, что умрет быстро. А нет, умирать он будет, как Мотя... Пыж, в натуре, клещи давай!..
        Недоросток по прозвищу Пыж снова вынул из кармана инструмент, но дружку своему его не отдал.
        - Сам ему, суке, язык вырву!
        - А чем он говорить будет? - снова осадил его лобастый.
        - А чо, ему говорить надо? Его дело маленькое, сдохнуть в муках, гы... - оскалился щекастый.
        Как выяснилось чуть позже, его вид полностью отвечал кличке, которой погоняла его братва. Так и звали его - Бульдог.
        - Не, пусть живет, - покачал головой лобастый. - Ждан сказал, пусть живет... Если скажет, где сейчас Елизар зависает... Завалим Елизара, пусть живет, нет - тогда пусть подыхает...
        - Так пусть он сам Елизара и завалит, - подсказал ему Пыж.
        - А чо, это вариант. Надо будет Ждану сказать, пусть решает...
        - Сначала пусть он скажет, где нам Елизара найти! - рыкнул Бульдог и угрожающе надвинулся на Тимофея. - Отвечай, падла, где твой босс прячется?
        Он молча мотнул головой.
        - Не знаешь, тварь?
        На самом деле Тимофей знал, где можно найти Елизара. На выходные босс отправился на загородную базу отдыха у Терлецкого озера. Там для него и рыбалку с ухой организуют, и баню с девочками. Все будет. Елизар приглашал его с собой, но он отказался. У него своя девочка, с ней и без бани хорошо... Было... Больше ничего уже не будет. Только вечный мрак.
        - Знает он! - взвизгнул Пыж. - Знает, а говорить не хочет!.. Крыль, мочить его, падлу, надо! За пацанов наших спросим, которых он на «стрелке» положил! А Елизара по-любому найдем, отвечаю!
        - Ствол у тебя с заглушкой?
        - Ну ты же знаешь!
        - Тогда вали!
        Пыж вытащил пистолет из-за пояса, а из кармана - черный цилиндр глушителя, навинтил его на ствол.
        - Ну все, козлина, молись!
        Тимофей последовал его совету. И когда глушитель холодным своим срезом ткнулся ему в лоб, закрыл глаза и мысленно начал читать «Отче наш».
        - Где твой босс прячется? Последний раз спрашиваю!
        Тимофей молчал... Дело не в том, что Елизар был его кумиром и он обязан был сохранять ему преданность ценой своей жизни. Нет, не боготворил он Елизара, в чем-то был с ним не согласен. Иногда накатывала на него человеческая тоска, и тогда он начинал ненавидеть Елизара за то, что тот втянул его в бандитскую трясину, и презирать себя за то, что позволил увлечь себя. Но как бы то ни было, банда Елизара жила по законам войны, и если он состоял в ней, он должен был подчиняться этим правилам. Если он на чьей-то стороне, то должен оставаться на ней до смертного конца. Он не трус и не предатель... - Считаю до трех! - заголосил Пыж. - Раз, два...
        - Да пошел ты!..
        - Смотри, заговорил! - громыхнул басом Бульдог.
        - Жить хочет, потому и заговорил!.. Елизар где, рожа твоя козья?
        - Да не хочет он жить... - сказал лобастый Крыль. - Со спокойной совестью подохнуть хочет. Зажмурится сейчас и не узнает, что мы с его бабой сделаем...
        - А что мы сделаем? - взбудоражился Пыж.
        - Хороводить будем. А чего добру пропадать?
        - Так пусть живет пока. Пусть смотрит, как мы с его бабой кувыркаемся! - в похотливом возбуждении предложил Бульдог.
        - Ну а чо, пусть смотрит, - оскалился Крыль. - Гы, последнее желанье перед смертью...
        - Только троньте ее, суки! - закипая от злости, пригрозил Тимофей.
        - Гля, голос прорезался!.. Чо, бабу свою пожалел, да? - ухмыльнулся Бульдог. - А ты скажи, где сейчас Елизар хоронится, мы ее не тронем! И тебе пожить дадим.
        - Не верю я тебе, - презрительно скривился Тимофей. - Рожей ты не вышел, чтобы тебе верить... Тронешь Ладу, с того света достану! Клянусь, душу свою продам, но за тобой, падла, вернусь!..
        - Ух ты какой грозный! А я в загробную жизнь не верю.
        - Поверишь. Я тебе устрою...
        - А что, если не тронем твою бабу, с того света доставать нас не будешь? - с интересом глядя на него, спросил Крыль.
        - Нет. Если убьете, в претензии не буду.
        - Почему?
        - Да потому что имеете право меня убить. Я на войне, вы на войне... А Ладу не троньте. Она здесь ни при чем...
        - Почему ни при чем? Она тоже на войне. Типа санитарка, - глумливо усмехнулся Пыж. - Лично я люблю с медсестренками. Да и они сами любят. И умеют...
        Тимофей до крови закусил губу, чтобы сдержать рвущийся наружу поток угрозы. Смешно в его положении метать громы и молнии. Что бы он сейчас ни делал, отморозки Ждана сделают с Ладой все, что хотят.
        И они сделали это. Сначала избили Ладу, затем распяли ее на диване. И Тимофей ничем не мог им помешать. В яростном порыве пытался порвать путы на руках и ногах, но лишь из сил выбился. Как же он ненавидел себя за свою беспомощность...
        А потом бандиты снова вернулись к нему.
        - Мочить его будем, - сказал Крыль.
        - Давно пора, - кивнул Пыж и приставил пистолет к голове Тимофея.
        - Не, так не надо. Крови много будет...
        - Удавку на шею.
        - Все равно труп криминальный...
        - Да какая разница?
        - Большая разница. Ждан сказал, чисто сработать надо.
        - Давай из окна его сбросим. Шестой этаж, наглухо разобьется. Типа сам вывалился..
        - А с бабой его что делать? Ее тоже надо кончать...
        - Зачем? Мы ее с собой заберем. У братвы сегодня банный день, а мочалок не хватает... Короче, бабу с собой, а его в окно... Только скотч с него снимите...
        Тимофею сначала врезали по почкам так, что боль свернула его в бараний рог. И только затем сняли путы с рук и ног. Но тут же Пыж и Крыль взяли его за ноги, а Бульдог за руки. Держали крепко, не вырваться. Окно открыто, под ним высота шестого этажа.
        Его подтащили к окну. Бульдог собирался выглянуть вниз, но тут позвонили в дверь.
        - Шухер, братва! - встрепенулся Пыж.
        - Да не ссы ты, нормально все! - цыкнул на него Крыль.
        Но было видно, что и он обеспокоен. Бульдог же в замешательстве забыл выглянуть в окно. Поэтому Тимофея выбросили вниз, не посмотрев, на какую соломку он может упасть.
        А соломка была. Соседи с пятого этажа имели обыкновение вывешивать белье на веревках под своим окном. Железные держатели и сами веревки оказались достаточно прочными, чтобы выдержать тяжесть упавшего на них тела. И сам Тимофей оказался достаточно ловким, чтобы не свалиться с этой «ладошки», которую, возможно, подставил ему сам Бог.
        Соседское окно было закрыто, но он не постеснялся выбить его ногой. Из резаной раны на лодыжке хлынула кровь, но он этого даже не заметил.
        В квартире никого не было. Тимофей забежал на кухню, беглым взглядом зацепился за пластиковую ручку маленького топорика для разделки мяса. Это даже лучше, чем нож..
        Теперь он мог идти на врага. Он сделает из трех подонков одну отбивную. Если даже поймает пулю, злость поможет ему справиться с болью. Даже если нашпигуют его свинцом, он все равно не остановится, пока не отомстит...
        Но ждановским браткам повезло. На пути к ним Тимофей натолкнулся на железную дверь соседской квартиры. Открыть ее можно было только ключом, найти который он не смог. И выломать дверь не было возможности.
        Отчаявшись, Тимофей потянулся к телефону...
        Глава 7
        Елизар нервно мерил шагами свой кабинет.
        - Ждан. Ждан. Ждан, сука... - бормотал он себе под нос.
        Затем, остановившись, резко посмотрел на Тимофея.
        - Точно меня не сдал?
        - Ну ты же живой.
        - Ну да... Из окна тебя выбросили - ну не гады, а?
        - Ладно, из окна. Ладу они увели... Сначала на круг, а потом увели. Тоже на круг..
        - Беспредел. В натуре, беспредел. За такое убивают.
        - А я о чем?.. Ты людей мне дай, человек пять. Я этих уродов всех положу...
        - Злой ты, - мрачно усмехнулся Елизар. - На той «стрелке» тебе бы такую злость...
        Тимофей не стал ловить камень, брошенный в его огород. Промолчал в ответ. На
«стрелке» со ждановской братвой ему действительно не хватало злости. Будь он тогда таким взбешенным, как сейчас, он бы камня на камне не оставил на врагах. И плевать, что их было в два раза больше... Зато сейчас личный мотив завывает, как та тревожная сирена над самым ухом. А скоро она будет звучать, как траурный марш на похоронах Ждана.
        - Мне бы знать, где сейчас эти уроды, - сказал он.
        - Зачем?
        - Банный день у них сегодня. А газовой камеры у них нет. А как париться им без газовой камеры, а?
        - Да, без газовой камеры баня не баня...
        - Знать бы, где эта баня.
        - Если захотеть, то узнать можно...
        - Узнай. И людей мне дай...
        - Людей не дам. С людьми у меня напряг. Горбыль у тебя есть, Алекс, Борец... Кто там еще?
        - Все.
        - Их и возьмешь.
        - Тогда мне бы пару стволов посерьезней. Автоматы лучше всего...
        - Будут тебе автоматы. Три «акаэма» дам.
        - «Аакаэм» хорошо, - зловеще усмехнулся Тимофей. «Акаэм» с газовой камерой...
        - «Моторолы» будут, для связи, - продолжал Елизар. - А машину сами угоните...
        - Не вопрос, - кивнул Тимофей.
        Алекс, боец из его бригады, был отличным автослесарем. Ему чужую машину вскрыть - что в урну высморкаться. Он и сейчас слесарил. Не было у Тимофея серьезных дел, и Алексу нечем было заняться - вот и занимался машинами пацанов. Кому движок починить, кому крыло подрихтовать. Но с сегодняшнего дня все будет по-другому. Сегодня бригада Тимофея снова выходит на тропу войны. И горе Ждану...
        Алекс внимательно выслушал его. Подумал, мысленно взвесил «за» и «против», только затем спросил:
        - А сколько их будет?
        - Не знаю.
        - А баня где?
        - Пока машину найдем, Елизар пробьет адрес.
        - А разведка? Надо ходы-выходы просчитать.
        - На месте разберемся.
        - Выбор у меня есть?
        - Нет.
        - Тогда запрягаемся.
        Алекс нервничал, но старался скрыть это.
        Тимофею нравился этот парень. Суровый, основательный, немногословный. В армии служил, стрелять умеет. На «стрелке» с ждановскими показал себя с хорошей стороны. Раненого Горбыля на себе вытащил.
        Борец ни о чем не спрашивал. Молча пожал плечами. Надо, так надо, о чем разговор..
        Армейской школы за ним не было, но это не главное. Можно в морпехе годами служить или в спецназе каком-нибудь десантном, можно многому научиться, но если нет силы духа, то в бою толку не будет. Борец бывал на разборках, стрелял, убивал. И дальше готов продолжать в том же духе. Тимофей его уважал.
        Горбыль неплохо показал себя в бою с ждановскими, отстреливался до последнего, ни разу не пискнул, когда его с пулей в груди везли в больницу. Но сегодня он оказался не на высоте.
        - Это, я не готов, - растерянно смотрел он на Тимофея. - Голова с утра раскалывается. Да и рана еще не зажила, легкое болит... Если бы через недельку-другую, то не вопрос...
        - А если сейчас? - жестко надавил на него взглядом Тимофей.
        - Ну, если очень надо, - замялся Горбыль.
        - Что значит, надо не надо? Я - твой начальник, а ты со мной торгуешься. Непорядок это...
        - Непорядок, - поспешно согласился парень. - Просто я подумал...
        - Что ты подумал?
        - Ну, мало нас. Ты только оклемался, у меня еще все болит. Алекс вообще в гараже пропадает...
        - Да, но бабки ты исправно получаешь.
        - Так я ж за Елизара пострадал... Брат, я все понимаю. Ты сказал надо, значит, надо. Волыну дай, что скажешь, то и сделаю...
        - Дам волыну, - немного подумав, сказал Тимофей. - Но не сегодня...
        Нельзя было вести в бой неуверенного в себе человека. Лучше взять всю основную нагрузку на себя, чем опасаться подвоха с его стороны.
        Алекс увел чужую машину, не дожидаясь темноты. На пару с Борцом сработал. К этому времени Тимофей получил от Елизара оружие и адрес дома, где гуляла сегодня братва Ждана. Оказывается, баней там и не пахло. Частный дом в частном секторе Первомайского района, обычное торжество по случаю дня рождения.
        - Что делать будем? - в раздумье спросил Алекс.
        - Мочить, - коротко и резко ответил Тимофей.
        - Там же посторонние будут...
        - Знаю.
        Его также смущало это обстоятельство. На празднике будут родственники именинника, его друзья, возможно, не замешанные в криминальных раскладах...
        - Всех, что ли, валить?
        - Думать надо. Поехали на месте разбираться...
        Дом находился в тихих кварталах на берегу Оки. Первая линия домов, вторая, третья, перпендикулярно-паралельные улицы, разделяющие сектор на равные квадраты. От дома можно было отъехать в одном направлении, чтобы, объехав квадрат, вернуться на место с другого. Этим и решил воспользоваться Тимофей. В расчете, что ждановские сглупят по причине праздничных возлияний. А если они вдруг проявят благоразумие, тогда операцию придется отложить на неопределенное время.
        Машин возле дома было несколько, в основном иномарки. Они стояли на довольно-таки широкой площадке у ворот, в плотном ряду. Между бампером ближайшего к дороге автомобиля и самой дорогой расстояние метра три-четыре. И в этом пространстве находились два крепыша в кожаных куртках. У одного в руке бутылка пива, у другого - бокал с вином. Стоят вразвалку, говорят о чем-то меж собой, курят.
        - Хреновая у них охрана, - заметил Борец.
        - Какая-никакая, а есть... Пока есть...
        Машина прошла мимо бандитской охраны, сделала круг по кварталу, снова подъехала к дому. Остановилась. Тимофей крепко сжал в руке «ТТ» с глушителем. Для автомата время еще не настало.
        Как он и ожидал, охранники проявили интерес к их машине. Один за другим направились к ней.
        Тимофей стрелял через опущенное стекло, не открывая дверцы. Первая пуля легла, что называется, в яблочко. В глазное. Вторая проверила на прочность бандитский лоб...
        Бесшумные выстрелы не привлекли внимание гуляющей публики. Но очень скоро трупы заметят, начнется паника. Пьяные братки устроят митинг возле павших героев - на это и рассчитывал Тимофей. Как рассчитывал на то, что посторонний люд не рискнет приблизиться к убитым.
        И расчет его оказался верным. Пьяная братва собралась вокруг убитых всем своим составом. Ни женщин рядом с ними, ни, тем более, детей. Суровое молчание сильных людей и запах смерти отпугивали слабонервных.
        Никак не думали ждановские, что враг их окажется настолько наглым, что вернется к месту преступления. Да еще с каким шумом вернется...
        Тимофей натянул на себя маску еще до того, как передернуть затвор автомата. И Алекс в маске, и Борец. У всех автоматы, никто ни в чем не сомневается. На него работал эффект неожиданности. Непоколебимая уверенность в своих силах на корню подавляла предательский мандраж. О том, что было сегодня с ним и Ладой, он не думал. Злость и ненависть могут дать хороший толчок, но хороши они только до исходных позиций, а в бою они - тормоз...
        Тимофей первым выскочил из машины, с ходу открыл огонь. Борец и Алекс тоже не мешкали, также спустили с крючков свои автоматы.
        Ждановских было не меньше полутора десятков, и многие из них были при стволах. Но нападение было столь ошеломляюще внезапным, плотность огня была настолько высока, что никто из них не успел расчехлить свое оружие...
        Пленных Тимофей не брал. А зря... Он отомстил врагам за изнасилование своей девушки, но саму Ладу так и не освободил. И не ощущал он потому радость победы. Но и вины за собой не чувствовал. Сильные духом люди не оглядываются назад, сильные люди смотрят только вперед...
        Елизар ждал его у себя дома, который он превратил в настоящую крепость. Подъезды к нему перекрыты машинами, на подходах вооруженные патрули, во дворе автоматчики, в окнах второго этажа снайперы.
        - Осадное положение? - красного словца ради спросил Тимофей.
        - Не думаю... Кого мне бояться? Ждана больше нет, на ментов наплевать...
        - Почему Ждана нет? Не было его среди моих...
        Тимофей точно знал, что Ждана среди убитых им братков не было.
        - Среди твоих не было. Но ты же не один у меня такой геройский. Есть человек, который Ждана сделал, пока ты его пацанов спать укладывал... Оба хорошо сработали, козырный пасьянс мне разложили. Теперь я в городе самый-самый... Или нет?
        - Кто к чему стремился, - улыбнулся Тимофей.
        - Вот именно, к чему стремился, к тому и пришел... Думаю тебя поднять. Ждана больше нет, на его место Козьма встанет со своей бригадой. А ты Пролетарский район под себя возьмешь. Бригады у тебя нет, но это дело поправимое... Или рано тебя еще поднимать? - Елизар впился в него взглядом, выискивающим слабину.
        - А это тебе решать, рано или нет, - невозмутимо сказал он.
        - Мне решать, а то кому ж... Надо тебя поднимать. Хлопец ты боевой. Не трус и не предатель... Пролетарским районом будешь рулить. И завод тебе Козьма отдаст. Ты, говорят, работал на нем когда-то...
        - Работал.
        - Завод на ладан дышит.
        - Знаю, - кивнул Тимофей.
        - Но директору спуску не давай. У него там свое производство...
        - Знаю.
        Лада рассказывала ему, чем занимался директор станкостроительного завода. Кооператив у него, еще со времен перестройки. Завод станки для лесной промышленности выпускал. Госплана давно уже нет, государственные заказы приказали долго жить, деньги из казны не поступают. Есть свободный рынок, только спрос там на продукцию завода невелик. Но все, что продает завод, проходит как продукция подконтрольного директору кооператива. Деньги получает только он со своей придворной камарильей, а рабочим шиш с маслом. Отец с матерью уже третий месяц без зарплаты сидят. И если бы Тимофей им не помогал, ноги бы с голодухи протянули. Наде, правда, кое-что перепадает. После больницы она снова у главного инженера в секретаршах работает, ее на голодном пайке грех держать.
        - Все-то ты знаешь, - усмехнулся Елизар.
        - Это плохо? - невозмутимо посмотрел на него Тимофей.
        - Хорошо... Плохо, когда другие про тебя много знают.
        - Что знают?
        - Трупов за тобой много.
        - На войне как на войне.
        - Война войной, а менты силу набирают. Из Москвы нового начальника РУОП прислали. Говорят, дошлый мужик...
        - А пусть докажет! - усмехнулся Тимофей.
        В том, что Алекс и Борец будут держать язык за зубами, он не сомневался. Во-первых, они же не самоубийцы, чтобы нарываться на расстрельный приговор, а во-вторых, язык за зубами они держать умеют. Горбыль мог дать слабину, но ведь он не видел, как Тимофей жал на курок.
        - Нравишься ты мне, парень, - покровительственно улыбнулся Елизар. - Непробиваемость твоя нравится... Ты прав, никто ничего не докажет... И если Лада твоя вдруг скурвится, платок на ее роток накинем быстро...
        - Не скурвится... - нахмурился Тимофей. - Мне найти ее надо.
        - Не колотись, найдется твоя Лада. Козьма ждановских сейчас шерстит, и ее найдет, и уродов тех, что на тебя наехали... А если не найдется, то и черт с ней. Тебе спокойней будет. Ну и мне...
        - Лучше бы нашлась.
        - А если нет?
        - Ну, головой об стену биться не стану, - пожал плечами Тимофей.
        И в петлю уж точно не полезу, мысленно добавил он. Не сошелся свет клином на Ладе. И раньше он не строил серьезных планов относительно нее, и сейчас нет желания связать с ней свою судьбу. Но, по-любому, она дорога ему. Хотелось бы прижать ее к себе, приласкать...
        - А я думал, у тебя любовь?
        - Нет, не любовь. Но кого угодно из-за нее порву.
        - Сильно сказано. Тем более что ждановских ты уже порвал...
        - Не тех порвал... Мне бы самому к поискам подключиться...
        - Нет, тебе сейчас светиться нельзя, - оборвал Тимофея Елизар. - Домой поезжай. Свое дело ты уже сделал, поэтому отдыхай... Да, это тебе премиальные...
        Елизар достал из ящика стола свернутые в жгут и перетянутые резинкой стодолларовые купюры.
        - Здесь пять штук. На тебя и на пацанов твоих... А дальше, брат, сам будешь зарабатывать. Своя бригада будет, свой район... А сейчас иди, отдыхай... Если в кабак пойдете, шуметь не надо, сам понимаешь, не совсем еще спокойно...
        - Понимаю.
        Тимофей в кабак не пошел. Забрал поджидавших его во дворе Алекса и Борца, по-барски поделил с ними добычу и отправился с ними колесить по Первомайскому району в надежде встретить ублюдков, изнасиловавших Ладу.
        И только под утро вместе со своей компанией нагрянул в родную общагу, поднял из постели Надю. Она не возмущалась. Накрыла стол в своей комнате, нажарила картошки с салом. А утром, когда Тимофея сморило в сон, исчезла куда-то вместе с Алексом. Он хоть и пьян был, но понял, что произошло. В восторг не пришел, но и Алексу предъявлять не стал. Плохо, что сестра согрешила. Но хорошо, что после сильнейшего потрясения, которое она пережила по вине Захара, она снова возвращалась к нормальной жизни. Она больше не замыкается в себе, ее снова волнуют мужчины...
        Глава 8
        Вторым подбородком Толик Мукачев обзавелся еще в школе. Никаких интересов у пацана не было, кроме как вкусно пожрать. Тимофей с ним никогда не дружил, но и не враждовал.
        В армию Толик не пошел. Говорили, что энурез. Типичный диагноз для желающих откосить от армии. Но Тимофей голову мог дать на отсечение, что Мукачев действительно страдал недержанием. По жизни ссыкуном был, никому сдачи не мог дать. Обижали его все, кому не лень. Да с девчонками у него никогда не ладилось, так что некуда ему было ходить по ночам, кроме как под себя.
        После школы Толик учился в Рязани, в пищевом техникуме, закончив его, вернулся в Заболонь. Родители помогли ему с первоначальным капиталом, поэтому он без особого напряжения открыл кафе ресторанного типа. Раньше в большом железном павильоне у главного входа в районный парк собирались ценители дешевого разбавленного пива, а сейчас здесь обедали представители рыночной аристократии, то есть самые состоятельные торгаши с местного рынка. Цены здесь кусались, но, как говорили, сервис и кулинарное мастерство поваров того стоило.
        Еще говорили, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Поэтому Тимофей лично нагрянул в кафе «Анатолия».
        Толика он увидел сразу. Он стоял за барной стойкой. Одну руку держал на талии симпатичной барменши или, возможно, старшей официантки, другой что-то черкал в блокноте. Одни глазом смотрел, что пишет, другим обозревал зал, еще и умудрялся говорить с девушкой. Масляный взгляд, сальная улыбка, сам весь как большой кусок смальца. Лицо настолько широкое, что на нем мог уместиться крупным планом лозунг
«Даешь третий подбородок!». Сам он уверенно шел к этой цели. И на пузе наверняка столько жира, что ножом стандартной длины до кишок не доберешься.
        Тимофей осмотрелся. Действительно, ресторанного типа кафе. Столики с белоснежными скатертями, на витринных окнах свежие занавески с ламбрекенами, ковровые дорожки на полах, стеклянные люстры под хрусталь. Публика не самая респектабельная, но торгаши стараются держать марку, кушают и пьют культурно, без мата и громких разговоров. Официантки с резиновыми улыбками, черные юбочки средней длины, белые кружевные переднички. Одна такая очаровашка подошла к Тимофею, в реверансе приседать не стала, но мило показала ему на свободный столик. Он в свою очередь кивнул на этот столик Алексу и Борцу. А сам направился к Толику, который уже заметил его. И, по всей видимости, узнал. Отложил в сторону блокнотик, отстранился от барменши, подобрался, приосанился. Изобразил дружескую улыбку.
        - Здорово, Тимоха!
        Он протянул ему руку для приветствия, но Тимофей сделал вид, что не заметил этого. Нет, он не воротил нос от Толика. Просто мужик не совсем правильно себя повел. Негоже здороваться с уважаемым человеком, протягивая руку через барную стойку. Выйти он должен был из-за этой стойки, тогда бы Тимофей стал думать, ручкаться с ним или нет.
        - Ну, здравствуй, здравствуй... Слушай, зачем такой мордастель отъел?
        - Э-э... Я худею, - замялся Толик.
        - Заметно. Говорят, твое это кафе?
        - Ага, - приободрившись, кивнул он.
        - А про меня что говорят?
        - Что?
        - Теперь я за этим районом смотрю.
        - А-а, да, да! - встрепенулся Толик. - Говорили, что теперь Орлику платить надо... А я еще думаю, какой Орлик... А это ты, значит... Это, я уже в этом месяце платил. От Козьмы приходили...
        Трудно было усомниться в том, что Мукачев говорил правду. Прежде чем перебраться в другой район, Козьма выкачал из «пролетарских» коммерсантов все, что можно. Непорядочно поступил он, но Тимофей был далек от мысли предъявлять ему претензии. Главное, что у него есть власть, подкрепленная Елизаром, а деньги будут.
        - И сколько ты ему отстегнул? - спросил Тимофей.
        И так глянул на барменшу, что ее как ветром выдуло из-за стойки. Ничего стоять здесь да уши греть.
        - Ну, как положено, двадцать копеек с рубля...
        - И как ты ему отстегнул?
        - Что значит, как! - вытащился на него Толик. - Пришли, сумку раскрыли, бросай, говорят...
        - А за что платил?
        - Как это за что?.. Ну ты даешь!
        - Даешь ты. А я имею... Как тебя Козьма охранял?
        - Да так же, как Захар. Ну, чтобы кафе вдруг не сгорело... Ну, ты меня понимаешь.
        - На понт тебя, Толик, брали. А ты платил...
        - А ты что, на понт брать не будешь?
        - На понт людей брать незаконно. А мы люди, сам понимаешь, законопослушные, чтим, так сказать, уголовный кодекс. Поэтому за охрану платить нам будешь. За настоящую охрану. Охранник у тебя на входе теперь стоять будет, за порядком здесь следить...
        - Э-э, а цена?
        - Все как раньше. Только деньги через кассу перечислять будешь, на банковский счет охранной фирмы...
        - На банковский счет? Ну, хорошо...
        Судя по выражению его лица, Толику было все равно, как платить подать - черным налом или банковским платежом. Но для Тимофея разница была. Он считал, что легально существовать куда комфортней и безопасней, чем противозаконно. Зачем вымогать у коммерсантов деньги, тем самым нарушая закон, если можно оформить с ними деловой договор об оказании охранных услуг. И фирму легальную организовать совсем не трудно. Гораздо сложней посадить коммерсантов на договор, если нет реальной власти. Но с этим у Тимофея без проблем, поэтому и соглашения будут, и фирма в скором времени откроется...
        - Да, кстати, ты бы сменил название кафе, - усмехнулся Тимофей. - А то как-то нехорошо звучит. Ты же вроде бы мужик, а твоя Анатолия - женское имя...
        - Э-э, это не имя, это в древности полуостров так назывался, ну, где сейчас Турция...
        - И все равно, смени вывеску. А то еще подумают, что в честь себя кафе назвал... Говорят, вкусно у тебя здесь кормят.
        - Говорят, - расплылся в улыбке Толик. - И не врут...
        В том, что кухню хвалили не зря, Тимофей убедился лично, за обедом. Мясная солянка, утиная грудка с грушами, кролик по-анжуйски - все такое вкусное и нежное, что пальчики оближешь.
        - Тебе бы настоящий ресторан открыть, - сказал на прощанье Тимофей. - Цены бы ему не было.
        - Я думаю. Но это сложно...
        - А кому сейчас легко? Давай, дерзай, а я, глядишь, помогу...
        - Не сейчас.
        - Понятно, что не сейчас. Мне, брат, сейчас не до тебя...
        Пока что он, как тот мороз-воевода, дозором обходил владенья свои. Надо было разобраться, что к чему, что почем. Но насчет регистрации охранной фирмы он уже закинул удочку. Есть люди, которые уже работают по этому вопросу. Скоро-скоро набросит он на весь район паутину своей охранной программы...
        Домой он вернулся поздно. Он снимал приличную меблированую квартиру недалеко от своей общаги, поэтому не удивился, когда обнаружил у себя в гостях Надю. Он бы даже обрадовался ей, если бы не знал, как опасна жизнь криминального авторитета. Если бы не знал, что пика, выпущенная в него, рикошетом может ударить по кому-то из близких. Ждановскую братву совсем уже сжили со свету, Елизар держал в своих руках весь город целиком. Вроде бы все в порядке, но так и не нашлись Крыль, Бульдог и Пыж. Может, ходят где-то, может, точат ножи на Тимофея. Ножи, которыми они уже, возможно, зарезали Ладу. Ведь она так и не нашлась...
        Надя встретила его безрадостно. Под глазами красные круги от слез.
        - Что там у тебя стряслось? - обеспокоенно нахмурился Тимофей.
        - Ничего, - хлюпнула носом Надя.
        - С Алексом что не так?
        - Нужен мне твой Алекс...
        - Тогда что?
        - Уволили меня.
        - Кто уволил?
        - Сначала Богатов, затем Силантьев... Богатов меня к себе взял, ну, вместо Лады. А потом нажрался как свинья, под юбку полез. Я ему по рукам дала, а он меня обратно к Силантьеву отправил. А тот заявил, что я его предала...
        - Может, ты в самом деле его предала, что к начальнику переметнулась?
        - Нет. Он сам сказал, что мне на повышение идти надо. А сам Таньку к себе со сбыта взял... А мне сказал, что меня ждут на производстве... А я не хочу на производство, плохо там, и денег не платят... Я сказала, что тебе пожалуюсь...
        - А он что?
        - Сказал, что плевать на тебя хотел...
        - Прямо так и сказал?
        - Да. Он вообще в последнее время грубый какой-то стал.
        - Хорошо, я с ним поговорю...
        Завод Тимофей оставлял напоследок. Хотел собрать побольше информации о махинациях, которые проворачивал директор, о состоянии активов и пассивов, о том, о сем. Но в принципе он мог наведаться туда и завтра. Информация у него в общем-то есть, чем придавить директора, он знает. И планы на светлое будущее завода тоже имелись...
        На проходной завода за треснувшим стеклом сидел старый и дряхлый вохровец, равнодушный ко всему, в том числе и к самому себе. Тимофей шутки ради показал ему свой пропуск, оставшийся у него с прежней, довоенной жизни. Охранник равнодушно кивнул и взглядом показал на вертушку, которую он для него разблокировал. С равным успехом он мог бы предъявить ему проездной билет на автобус.
        Здание администрации из белого силикатного кирпича, полутемный вестибюль с доской почета, которая не обновлялась с застойных времен. Гулкая лестница на второй этаж, пыльные окна, на стенах горшки с засохшими цветами. Запущенность офиса лучше некуда отражала состояние дел на заводе.
        Приемная главного инженера занимала чуть ли не полкоридора северного крыла. Бронированная дверь с помпезной табличкой, приемная с евроремонтом, компьютеры, факсы, аромат пластиковых цветов. И сам цветник в образе расфуфыренной пышногрудой крали.
        Тимофей залихватски подмигнул ей и, не сбавляя ход, направился к обитой кожей двери. Но секретарша молниеносно выскочила из стола, перегородила ему путь.
        - Ты куда?
        - Танюха, ты чего? - изобразил он удивление. - Не узнаешь?
        Он и сам ее впервые видел. Но это не помешало ему обвить рукой ее талию и с благоговейным восхищением заглянуть в глубокий и широко распахнутый вырез ее кофточки. Она явно гордилась своими большими и тугими полушариями, потому и выставляла их напоказ без всякого стеснения.
        - Нет, - млея под натиском его сурового мужского обаяния, как-то беспомощно мотнула она головой.
        - А я Тимофей, Надюхин брат... Ах да! Забыл! Шоколадка тебе полагается!
        Он достал из кармана батончик «Сникерса» и с самым невозмутимым видом просунул его в ложбину между грудными выпуклостями. Секретарша и не попыталась возмутиться. И даже благодарно улыбнулась - После работы ко мне поедем, - сказал он мягко, но голосом, не допускающим возражений. - Покувыркаемся.
        - Поедем, - зачарованно кивнула она.
        - Ты пока подумай, что надеть. А я к Юрию Александровичу загляну...
        Хлопнув ее по аппетитному заду, он отправил ее на место, а сам зашел в кабинет к главному инженеру. Просторное помещение, новенькие дубовые панели, гарнитурная стенка из натурального дерева. Стол чуть ли не в ширину коридора, в кожаном кресле с высокой спинкой - седовласый мужик с огромными, как у гоголевского Вия, бровями. Философская поза - правая рука подпирает щеку, просветленно-задумчивое лицо, в глазах неустанная забота о судьбах большого завода. Тимофей вспомнил, что ему приходилось его видеть раньше, до армии. Видел, но не знал, как его зовут. Кажется, он возглавлял конструкторское бюро при заводе.
        - Наше тебе с кисточкой, Юрий Александрович!
        Тимофей уверенным шагом прошел по ковровой дорожке, без приглашения занял место за приставным столиком.
        - Ну и что тебе нужно? - не меняясь в лице, грубо спросил Силантьев.
        - Да вот, плевалку тебе принес.
        Развалившись на стуле, Тимофей извлек из кармана куртки дешевую стеклянную пепельницу, поставил ее на основной стол и движением пальцев подтолкнул ее поближе к хозяину кабинета.
        - Это что значит?
        - А это, чтобы ты сюда плевал. А на меня плевать не надо.
        - Ничего не понимаю.
        - Тимофей меня зовут. Орлик фамилия...
        - А-а, так тебя Надя прислала.
        - Я тебе не курьер, чтобы меня присылать...
        - Что тебе надо? - свысока посматривая на него, недовольно спросил Силантьев.
        - На работу пришел устраиваться.
        - Да, Надя что-то говорила про тебя. Ты раньше на заводе работал, до армии... Кем ты работал?
        - Механический цех, технолог по механической обработке.
        - Не думаю, что есть вакансии.
        - Да ладно, вакансий нет. От вас люди как от чумы бегут, работать некому...
        - А я говорю, вакансий нет.
        - Будет вакансия. На твое место.
        Тимофей невозмутимо вынул из кобуры под курткой тяжелый пятнадцатизарядный
«Браунинг», в безмятежной задумчивости передернул затвор и вернул пистолет на место.
        - Э-э, я сейчас охрану вызову, - вжавшись в кресло, бледный как альбинос, оторопело пробормотал Силантьев.
        - Какая охрана? - от души засмеялся Тимофей. - Три склеротика-инвалида с наганами, да?..
        - Милицию...
        - Милицию ты не вызовешь. Потому что жить хочешь. Я человек добрый, но собаками меня травить не надо. Я ведь разозлиться могу... Орлик моя фамилия.
        - И... И что?
        - Теперь я за заводом смотреть буду. Раньше Захар был, потом Козьма, теперь я...
        - А-а... Я не знаю, кто там за чем смотрел...
        - А это, Юр-Саныч, не твоя головная боль. Не ты за бардак платишь. Хотя и ты с этого имеешь, - сказал Тимофей и многозначительным взглядом обвел кабинет.
        Дескать, хорошо живешь, если такую обстановку можешь себе позволить.
        - Какой бардак?
        - А который ты с директором на заводе развел. Но разговор не о том. Завтра Надя на работу выходит. Танюху свою можешь оставить, пусть она тебе чай-кофе таскает. А у Нади руки белые, ей холопская работа не полагается. Она у тебя белую работу будет делать. Ты меня понял?
        Силантьев, похоже, не знал в полной мере, какую власть представляет Тимофей. Он еще не понимал, какой опасности подвергает себя со стороны «братков». Но уже до нервного тика боялся самого Тимофея. Тяжелый железобетонный взгляд тараном вдавливал его в спинку кресла, в глазах животный ужас, подбородок трясется, как у законченного невротика.
        - Я спрашиваю, ты меня понял?
        - Да.
        - Ну и молоток... А теперь пошли.
        - Куда?
        - К директору на совещание...
        Директор завода был на месте. Но в кабинете с ним находился начальник литейного цеха. Не обращая внимания на Богатова, Тимофей подошел к его подчиненному, навис над ним, вгрызаясь в него едким гипнотическим взглядом.
        - Тебе уже пора, - не сбавляя натиска, монотонно произнес он.
        Психическая атака удалась: начальник цеха не выдержал высоковольтного напряжения.
        - Да, да, пора...
        Хлопнув себя по лбу, якобы вспомнив о чем-то неотложном, вышел из кабинета.
        - Что вы себе позволяете, молодой человек? - оправившись от неожиданности, грозно спросил директор.
        Кабинет у него был покруче, чем у главного инженера. И сам он выглядел гораздо более внушительно, чем Силантьев. Откормленное лицо, щеки в глубоких морщинах, если не сказать, прорезях. Крупный с наростами нос, коротко обрубленный подбородок, могучие плечи, еще более могучий живот. Тимофей не стал садиться в его присутствии. И напуганный Силантьев ошибочно воспринял это как смирение перед мощью директорской власти. Приободрился главный инженер, расправил свои мокрые крылья, то есть брови...
        - Петр, это Нади Орлик брат, - пояснил он. - Говорит, что за нашим заводом смотрит...
        - Орлик?!.. За нашим заводом смотрит... - нахмурился Богатов.
        Он продолжал изображать из себя Зевса-Громовержца, но взгляд уже поплыл. И сам он начал сдуваться как шарик с плохо завязанным хвостиком.
        - Да, слышал я такое... Так это ты, значит, Орлик? - опасливо посмотрел он на Тимофея.
        - Значит, я.
        - А если не ты?.. Может, однофамилец... Орлик - это фамилия твоя, а у него, может быть, кличка...
        - Ты в окно выгляни.
        Знал Тимофей, что Богатов тертый калач. Поэтому все у него было наготове.
        Директор выглянул в окно и увидел полудюжину крепких парней, опирающихся на бока двух иномарок.
        - Хочешь, сюда их позову? - насмешливо спросил Тимофей.
        - Нет, нет, не надо, - напуганно мотнул головой Богатов и угодливо посмотрел на него. - Чай подать или кофе?
        - Чайком угостить меня хочешь? Как дорогого гостя, да?
        - Хороший чай, цейлонский, настоящий...
        - Хороший чай - хорошие отношения, да? - задушевно улыбнулся Тимофей.
        - Ну, надеюсь, что конфликтовать мы не будем. Я всегда исправно платил...
        - Глупо резать дойную корову в голодный год. Но что делать, если она сама напрашивается?
        - Резать? Корову?
        - Ну да.
        Тимофей продолжал доброжелательно улыбаться, но ствол его пистолета уже подпирал взмокший лоб Петра Васильевича.
        - Сестру мою поиметь хотел?
        - Не-ет, - обморочно закатывая глаза, протянул тот.
        Тимофей заметил, как дернулось его тело. Верный признак того, что у него непроизвольно опорожнился мочевой пузырь.
        - А он сказала, что хотел!
        - Я больше не буду...
        - Ну, не будешь, и хорошо, что не будешь. - Тимофей широко улыбнулся и, весело подмигнув Богатову, спрятал пистолет.
        Подошел к приставному столику, опустился в низкое кресло.
        - А чаем чего не угощаешь? - спросил он.
        Директор вымученно улыбнулся, нажал на клавишу громкой связи, вызвал к себе секретаршу, велел подать чай. Как же он хотел сейчас выбраться из своего мокрого кресла, переодеть штаны. Но Тимофей не собирался ему этого позволять. Лепи глину, пока она не высохла.
        - Вопрос у меня к вам, господа хорошие, - поудобней устроившись в кресле, сказал он.
        Голос его звучал по-хозяйски твердо и уверенно.
        - Почему завод на ладан дышит?
        Он ожидал услышать целый перечень причин, по которым завод не мог работать с полной загрузкой. И не ошибся в своем прогнозе. Директор плотно проехал по ушам. Экономика страны в загоне, спроса на станки нет, продукция неконкурентоспособная, нет средств на обновление производства и на прогрессивные технологии, так далее и тому подобное.
        - Если очень захотеть, и покупателей можно найти, и деньги на новое оборудование достать, - насмешливо посмотрел на директора Тимофей.
        - Ищем покупателей, - кивнул Богатов. - И находим. Но мало...
        - Только на твою частную лавочку и хватает.
        - Но вам то что! Вы с этой лавочки получаете процент...
        Тимофей усмехнулся. Проценты - дело хорошее, но ему весь завод будет нужен. Пока им руководят хапуги, процветать он точно не будет. А он держит свой родной район, значит, он в ответе за весь завод, который кормит его родных, близких, знакомых и просто людей. Он не халиф на час, он смотрит в будущее, и планы у него грандиозные...
        Глава 9
        Елизар не мог скрыть своего удивления. Он шел по верхнему ярусу нового острога вокруг всего города. Стены высокие, из толстых стволов столетних дубов, густо просмоленные, с грозными стрелецкими башнями. Пока что сооружен только первый ряд по кругу, но уже начали возводить второй, чтобы увеличить прочность.
        Всю осень острог строили, всю зиму, в конце весны закончили. Не счесть, сколько труда и сил в эти стены вложено. И сколько еще затрат впереди, подумать страшно.
        - Поверить не могу, что так быстро стены поставили, - качал головой Елизар.
        - Никто не мешал, вот и поставили.
        Острым своим чутьем Тимофей улавливал недовольство своего князя, оттого был хмур и немногословен.
        - Никто не мешал... А Ждан?
        - Ждан мне помог, - усмехнулся он. Ждан совершил большую оплошность еще осенью. Шел месяц листопад, когда на свою беду он послал в Заболонь лазутчиков, которые и покушались на Тимофея. Убить его не убили, только слегка ранили. Поймать их не смогли, улизнули они из крепости под покровом ночи, а через несколько дней исчезла Лада - как в воду канула. И понял тогда Тимофей, куда она делась. Выкрали ее подлые супостаты. И отомстить ему хотели, и надломить его душу. Думали, что у сердца своего держит он образ Лады. Думали, что свет ему не будет мил без нее...
        Но Лада не была его зазнобой, не рвалось сердце на части в думах о ней. Да, стелила она ему постель, согревала ее своим белым телом, дарила ему свои нежность и ласки. Хорошо ему было с ней. Но как была она в его глазах падшей женщиной, так и осталась. Не подпускал он ее близко к своему сердцу. И даже не думал, что будет сильно горевать, если ее вдруг не станет... Но не очень просчитались враги, затевая свое подлое дело. Сначала он был уверен, что сможет найти утешение в любви других женщин, но прогадал. Прошло несколько дней, и он взвыл волком без Лады.
        Как вый в ночи, пробрался враг в крепость. Тимофей поступил так же. Тихой сапой подступил к городу Ревень, вместе с тремя лучшими воинами из своей дружины пробрался на боярский двор, ворвался в гридницу... Он хотел сойтись с вражьей ратью в честном бою, но Ждан своей подлостью подбил его на коварный шаг. Внезапное нападение, жестокая резня, распахнутые настежь ворота, конные латники, ворвавшиеся в крепость и сокрушившие все на своем пути... Ждан сгинул в бою, его семейство разбежалось. Город пал к ногам Тимофея, а со временем перешел в полное владение к Елизару, который с тех пор всерьез стал именовать себя князем.
        - Да знаю, - поморщился Елизар. - Сколько ты народу в полон взял?
        - Много, - честно ответил Тимофей.
        Ему нужны были крепкие мужчины для каторжных работ на большой стройке, которую он затеял. Потому и увел он из Ревеня почти полторы сотни холопов, смердов и ремесленников. Он обратил их в рабов, он заставил их рубить дубовые рощи, возводить стены вокруг города.
        - У меня не было другого выбора, - сказал он. - Я радею за свой город, а ему нужны были стены...
        - А боярин мой Кузьма радеет за Ревень. Но ты обескровил его вотчину...
        - Не забывай, сначала я взял этот город, - еще плотней сдвинул брови Тимофей. - Не будь меня, не было бы у тебя Ревеня...
        - Не будь меня... - раздосадованно передразнил его князь. - Много ты на себя берешь, брат мой Орлик...
        - Что тебе не нравится, скажи.
        - Заболонь приносит мне малый доход.
        - Ты же знаешь, я сократил подати.
        Не только рабы трудились на стенах. Тимофей привлекал к работам всех подвластных ему людей. Тяжело им приходилось, нельзя было налагать на них кабальную подать сполна. Иначе не удалось бы избежать большой беды. Или бунт бы поднялся, или всеобщий мор начался.
        - Стены возводили, город отстраивали, дружину собирали, - сказал в свое оправдание Тимофей. - К тому же ты получил большую часть моей добычи...
        Не просто было собрать ему сильную дружину. Подобрать стоящих людей, обучить их ратному делу, заковать их в латы, вооружить, посадить на коней. Все, что было в казне, ушло на снаряжение войска, в долг приходилось брать не только у бояр-соседей, но и у своих людей. Но в конце концов дружина была собрана, и Тимофей повел ее в поход против мордовского князька Пичая. И корысти ради, и чтобы воинство свое через боевое крещение провести. Было сражение, была кровь, была радость победы с одной стороны и горечь поражения с другой.
        Немало своих людей положил Тимофей, но домой вернулся с богатой добычей. И по долгам расплатился, и с Елизаром щедро поделился, и еще себе осталось. Новый превосходной крепости острог, город, считай, отстроен заново, - кузнецы куют и мечи и орала, гончары обжигают горшки, крестьяне сеют хлеб, охотники промышляют зверя. Рыбаки неводят реку, купцы торгуют, строят ладьи, увозят-привозят товар. Далеко не у всех сусеки ломятся под тяжестью зерна, не всем хватает муки для выпечки хлеба. Но будет осень, будет собран урожай. Поля кормят, река, лес. Год за годом город будет богатеть, набирать силу. Лишь бы только спокойно было по границам Заболонья, лишь бы враг не опустошал земли, не выжигал селения.
        - Богатая добыча, - не мог не согласиться Елизар. - Когда еще думаешь в набег?
        - Не думаю, - покачал головой Тимофей. - Мордовское племя зуб на меня чешет. Может, и ножи точат. А может, нет еще... Но если еще раз их потревожу, точно большая война будет. Все князья против меня ополчатся, походом на Заболонье пойдут...
        - Против тебя ополчатся... - снова передразнил его Елизар. - Почему на тебя, если на меня тоже?
        - Если ты дружиной поможешь, буду рад. Но все равно печаль. Ведь опустошать будут мои земли...
        - Мои земли, - недовольно поправил его князь.
        - Твои земли, - кивнул Тимофей. - Но в ответе за них я...
        - А в поход все же собирайся.
        - Можно и в поход... - после недолгого раздумья кивнул он. - Ладьи построим, вниз по Оке пойдем, на Волгу выйдем. Черные булгары богато живут, хорошую поживу можно взять...
        - Черных булгар трогать не надо. Далеко до них, и дружины у них сильные. На запад надо идти, на князя Радислава...
        - Слышал я про Радислава. Сильная у него дружина. Мне одному никак не потянуть.
        - Одному да, не потянуть, - язвительно усмехнулся князь. - А ты только про себя и думаешь. Против тебя ополчатся, свою дружину на черных булгар... И на Пичая ты сам ходил, не спрашивал у меня подмоги...
        - Не нужна мне была подмога. Дружину собрал не малую. И не столько за добычей ходил, сколько глину обжигать. Сырое было войско, зато сейчас душа радуется...
        Из шести десятков латников состояла его дружина. Большая численность, много припасов нужно, чтобы содержать такую прорву. Не хотел воевать в походах Тимофей, больше думал о том, чтобы вотчину свою защитить. Но перестарался он, слишком большую рать вокруг себя собрал. Не дает он своим дружинникам бездельничать - и ремеслу ратному продолжает обучать, и на стенах работать заставляет. И все равно, расходы на содержание очень большие. Замкнутый круг получается. Распустить дружину рука не поднимается, но и нести эту ношу накладно. Хочешь не хочешь, а воевать придется - потому что нельзя такой дружине без дела сидеть. И добыча военная будет, и сталь воинская дальше закаляться будет...
        - А сейчас, значит, подмога нужна? - спросил Елизар.
        - Если на булгар, то нет, если на Радислава, то да.
        Не хотел Тимофей идти на Радислава, но если на то княжья воля, противиться он не станет.
        - Не тебе, мне подмога будет. Я рать на Радислава поведу. Свое войско с твоим соберу, Кузьма дружину свою приведет...
        - Как скажешь, так и будет.
        - Смотри, какой покорный, - пристально и с подозрением глянул на Тимофея Елизар. - Дружину какую собрал, острог какой поставил, город твой богатеет не по дням... Для чего все это?
        - Для того, чтобы людям лучше жилось.
        - Какая тебе забота до людей?
        - Большая забота. Хорошо люди живут - работают лучше, детей больше рожают. И в казну пополнение, и в дружину... Да и нет у меня больше других забот, - опечаленно нахмурился Тимофей. - Только тем и живу, что в делах и заботах...
        - По Ладе тоскуешь? - догадался Елизар.
        - По ней.
        - Да, жаль, что так вышло. Проклятый Ждан...
        - Может, и Ждан... А может, и нет... Я с людьми его говорил, никто про Ладу не знает. И лазутчиков, говорят, Ждан ко мне не посылал...
        - Языки вырви тем, кто это говорит, - непонятно почему разозлился Елизар. - Ты бы стал всем рассказывать, что лазутчиков послал во вражеский стан?
        - Нет. Дело это тайное...
        - Вот видишь!
        - Вижу... Что Лады нет, вижу...
        - Мой тебе совет, забудь о ней. Глаза разбегаются, сколько девиц красных вокруг. Выбери лучшую да женись...
        - Думал уже. Душа у меня к ним не лежит...
        - Понимаю, без роду и племени бабы. Но и ты рода не знатного...
        Тимофей угрюмо покосился на Елизара. Он и сам знал, что по рождению простолюдин. Но ведь сам Елизар поставил его на Заболонь. Зачем тогда попрекает? Намек делает, что не прочно его положение, что, если захочет, другим человеком заменить его может... А ведь не сможет заменить. Убить может, а заменить - нет. Не сдастся без боя Тимофей. А бой будет жестоким. И вряд ли Елизар сможет одолеть его. Стены в городе прочные, мечи у дружины острые, луки у ополчения длинные и меткие...
        - Прости меня, боярин, если обидел.
        Елизар понял, что допустил оплошность. Осознал ошибку, пошел на попятную. Но уже ясно, что не все так просто в отношениях с ним...
        Была одна закавыка, о которой Тимофей мог и не ведать. Но он знал, что у Елизара растет красавица дочь, от роду ей уже четырнадцать лет, в самую пору под венец идти. Но не предлагает Елизар ему такую невесту, нет в нем желания породниться с ним. И при этом на Заболонь алчными глазами смотрит...
        Ждал Тимофей знатного гостя, готовился к встрече. Палаты ему свои отдал, пуховую перину в сажень толщиной для него приготовил, стол богатый накрыл, амфору болгарского вина распечатал, баньку протопил, девиц веселых подобрал... Но не стал Елизар задерживаться у него. Оглядел город с высоты стен, провел смотр воинству, потолковал с оружейником Давыдом, чьи мечи да кольчуги славились на все великое Рязанское княжество. Пировать отказался, быстро попарился в баньке, провел ночь в походной своей опочивальне, а рано утром отправился в обратный путь. Невесел он был, не радовали его добротные избы, мимо которых он проезжал, не восхищала его высокая стрелецкая башня у ворот, на распаханные поля вдоль крестьянских селений он смотрел угрюмо и нелюдимо. Не нравилось ему, что в Заболони все ладком-рядком, не нравилась ему сила, которую нарастил Тимофей Орлик.
        Настало лето, зарумянился в лучах жаркого солнца полный ягод и плодов червен-месяц. Вернулись в Заболонь послы, которых Тимофей отправлял к Пичаю. Принял князь богатые дары, заручился боярин заболонский миром с ним. Не боялся он войны, но не хотел разорения.
        Засветился огненными заревами и яркими зарницами последний летний месяц зарев. И бросил клич князь Елизар. И привел Тимофей свою рать на княжий двор.
        Большой был город Терлец, но уж больно запущенный. Высокие, но шаткие стены старого острога, хлипкие лачуги с потемневшими крышами, церковь большая, но какая-то неказистая. Мрачные башни детинца, огромные, но покосившиеся от времени хоромы. Не строил ничего нового Елизар, не созидал. Но готовился идти походом на соседнее княжество - убивать и разрушать. И Тимофею придется идти вместе с ним.
        Не мог Елизар не радоваться его прибытию. Большую дружину привел он за собой. Два десятка конных латников, три дюжины пеших окольчуженных копейников. И ополченцев он тоже поднял на рать - полсотни стрельцов под щитами, в кожаных латах с кольчужными нагрудниками. Луки у них длинные, тугие, стрелы с тяжелыми острыми наконечниками. Тимофей знал толк в стрелецком деле, поэтому его ополченцы являли собой грозную силу - что на городских стенах, что в открытом поле.
        - Ну, брат мой Орлик, ну, удружил! - счастливо улыбался Елизар, осматривая стройные ряды его воинства. - Славных богатырей привел!
        - В бою посмотрим, какие они славные, - с хмурым видом сказал Тимофей.
        Не сглазил бы князь его дружину.
        В тот же день на княжий двор подоспела и рать боярина Кузьмы. Не более дюжины всадников под хлипкой броней и на тощих конях, десятков семь-восемь жалких на вид ополченцев - у кого вилы, у кого топоры на длинных палках, редко у кого старый заржавленный меч без ножен.
        Убожество это бросалось в глаза, и Тимофею пришлось брать себя в руки, чтобы не выдать своего презрения. Он встретил Кузьму радушной улыбкой и братскими объятиями. Как-никак они оба - бояре одного князя.
        Тимофей не похвалялся мощью своей дружины, не пытался поведением своим затмить Кузьму. Но тот сам ощущал свою ущербность.
        - Мор этой зимой в Ревени был, - сказал он князю так, чтобы слышал и Тимофей. - Много смердов похоронили...
        Тимофей лишь печально усмехнулся, слушая его. Ему-то известна была причина той напасти, что постигла вотчину Кузьмы.
        - И люду мужского мне совсем не хватает, - метнув на него быстрый взгляд, сказал Кузьма. - В полон их много увели...
        - Значит, нужда в том была, - нахмурился Тимофей. - И не всех мужчин я в полон увел. И зерна тебе много оставил... Куда ты дел зерно? Почему до зимы не хватило?
        - Потому что не забывал Кузьма князя своего, - ответил за боярина Елизар. - Потому что подать щедро платил...
        - И подать платил, - язвительно усмехнулся Тимофей. - И соседу своему боярину за гривны продавал... Может, я мало подати заплатил, но Кузьме зерном помог...
        Всем было тяжело зимой этого года. Тимофей выбивался из сил, поднимая разрушенный город. Но все же он смог помочь голодающим соседям, отправил им несколько подвод с рожью. Пусть это и был откуп с его стороны за уведенных в рабство мужчин, но ведь никто не спрашивал с него за то платы. Сам, по своей воле помощь прислал. И рабы его не до смерти голодали...
        - И кузнеца у меня такого, как Давыд, нет, - продолжал жалиться Кузьма.
        Тимофей смотрел на него и удивлялся. Как мог Елизар посадить в Ревень такого мозгляка. Ни лицом не вышел, ни телом, голова садовая, в душе глиняный посох, но никак не булатный стержень-клинок. Голова большая, глаза как у жабы, плечи тощие, руки длинные как плети... Одно достоинство у Кузьмы - знатного он происхождения. Дед его воеводой у князя муромского и рязанского служил, небольшой удел во владение получил. Отец его этим уделом правил, пока его Елизар за долги под себя не взял. Мог бы и убить Кузьму - отравить или даже на кол посадить: проказу придумать дело нехитрое. Но приблизил Елизар Кузьму, на город посадил. И не жалеет о том, хотя взашей надо гнать такого посадника. Тимофей бы пнул его под зад коленом, не задумываясь...
        Елизар не скупился - устроил пир для всех, и для бояр, и для воевод, и для старших дружинников. Огромная светлица, длинные столы, мясо навалом на серебряных блюдах, рыба, фрукты заморские, орехи, варенье сладкое, мед-пиво бочками...
        Рядом с собой князь посадил свою княгиню, пышную дородную женщину с богатым ожерельем в виде полумесяца. Золотая лунница, усыпанная самоцветами. Заколки, брошки, браслеты... Дочь была гораздо скромней своей матери. Не такая пышная, румянец на щеках естественный, а не наведенный, русая коса до пояса, синий, шитый узорами сарафан. Из драгоценностей были только глаза, большие, сапфирно-голубого цвета.
        Не взволновалась душа Тимофея с ее появлением, не вспыхнул в глазах страстный огонь. Но все же он залюбовался красивой милой молодицей.
        Его самого посадили рядом с князем, по правую от него руку. Великая честь. Но Тимофею не понравилось, что Кузьма сел рядом с Любавой, как звали княжескую дочь.
        Он понимал, что женщины на пиру засиживаться не будут. Мать и дочь уйдут, и тогда Кузьма займет место по левую руку от Елизара. А он как был, так и останется одесную князя. Но почему Елизар позволил Кузьме сесть рядом со своей дочерью, почему боярин посматривает на нее, как на свою собственность?
        Любаве не нравилось, как смотрел на нее Кузьма. Она прятала глаза в подоле и краснела. А когда настал ее черед покинуть светлицу, подняла свои глаза и внимательно посмотрела на Тимофея. Теплые искорки уловил он в ее взгляде. И так неловко ему стало, как будто он заставил ее на себя посмотреть. Как будто совратил девушку...
        Женщины ушли, и мед-пиво полилось шумными реками. Кузьма пил без меры. Первое время кичился тем, что нет ему равных в питейных забавах. И действительно, казалось, что он пьет и не пьянеет. Но все же язык у него развязался раньше, чем у Тимофея.
        Вышли бояре на двор, обнял Кузьма Тимофея - придерживаясь, чтобы не упасть.
        - Елизар дочку на выданье отдает. Сватов, сказал, засылать надо...
        - Кому сказал?
        - Мне. Гостил у меня, сказал...
        - Мне ничего не говорил.
        - Не любит он тебя, потому и не говорил.
        - Напраслину возводишь.
        - Да нет, дело говорю. Не любит тебя Елизар. Говорит, что слишком прыткий ты, на его место метишь... Боится он за тебя дочь отдавать. Породнишься с ним, знатного рода сына родишь. Но еще раньше стол его займешь... Это что я такое говорю? - встрепенувшись, мотнул головой Кузьма.
        - А что ты говоришь? Про Любаву что-то говорил...
        - Про Любаву... Женюсь я на ней...
        - Женись. Счастье в доме будет.
        - Ну, счастье - не счастье... Я, брат, в теле баб люблю, чтоб все колыхалось. А Любава щуплая, худая... Но я все равно на ней женюсь... Радислава разобьем, и женюсь...
        - Его сначала разбить надо, - мрачно усмехнулся Тимофей.
        - Разобьем... Дружину в бой поведу, разобью Радислава наголову...
        - Свою дружину поведешь?
        - И свою, и всех... Разве князь тебе не говорил, что я главным воеводой буду? И полки я поведу.
        - Давай-ка, братец, я в опочивальню тебя ответу. Проспаться тебе надо...
        Кузьму развезло порядком, и не упрямился он, когда Тимофей вел его в палаты. В душе насмехаясь над пьяным болтуном, он уложил его спать.
        Но утром ему стало не до шуток. Князь и вправду объявил, что все войско в бой поведет Кузьма. Он бы не стал возражать против того, что во главе всей рати встанет сам Елизар. Но это новое его назначение воспринял как личное оскорбление. Немного успокоило его то, что князь не устранился от воеводства. Кузьма должен был руководить большой дружиной под его неустанным присмотром. Успокоило, но не утешило...
        Глава 10
        Солнце пекло так, что Тимофей мог бы почувствовать себя хлебным шариком, запекаемым в печи. И почувствовал бы, если б дал себе слабину. Но не мог он себе такое позволить.
        Широко поле, трава по пояс, холмы и перелески вокруг. То ли орел в вышине знойного неба парит, то ли стервятник распахнул крылья в ожидании богатой добычи. А пожива для ворон и стервятников сегодня будет. С одной стороны чистого поля - рать, и с другой. Ржут кони, гудит рой людской в тягостном напряжении нервов.
        Елизар надеялся застать князя Радислава врасплох. Но не вышло у него с этим замыслом. Князь успел собрать войско, вывел его в чисто поле близ своего города. Но Елизару грех жаловаться. Не самое сильное войско у Радислава. Сотни четыре против трех, которые привел за собой терлецко-заболонский князь. В числе у Радислава превосходство, но по составу - горе-горькое. Горстка бронированных дружинников и безликая толпа горожан-ополченцев.
        Тимофей разбил бы это воинство в пух и прах за час-другой. И не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы одержать победу. Достаточно знаний и умений, которыми должен обладать любой худо-бедно грамотный воевода. Незащищенные броней ополченцы - легкая жертва для лучников. Сначала обстрелять их, затем пустить вперед пехоту, а конницу пустить в обход для удара в бок...
        Лучшие лучники были у него. В ожидании приказа он выстроил стрелковое ополчение в длинный ряд. Закрыл ее пешими латниками от внезапного нападения. И, доверив это войско главному военному начальству, во главе своей конницы присоединился к конному войску Кузьмы и Елизара.
        Пожалуй, для победы хватило бы и полсотни всадников, которыми располагал терлецкий князь. Если ударить со стороны в обход, если создать мощный натиск сбоку... Но никак не думал Тимофей, что Кузьма бросит конницу на вражью рать напрямую. Видимо, он решил закончить сражение сразу, одним коротким и быстрым ударом...
        Это было великой глупостью с его стороны. Хотя бы стрелами вражью рать забросать для начала... Тимофей пытался докричаться до Кузьмы и Елизара, но впустую. Князь отмахнулся от него рукой, отсылая его к своему отряду всадников. Тимофею ничего не оставалось, как смириться с этой несуразностью и нацелить все внимание на своих конниках.
        А Радислав тем временем нацелил на него самого тайное оружие. Заградительными ежами вздыбились прикопанные в земле копья. Веревками был приведен в действие заслон, с помощью хитрых механизмов. И неожиданно. Далеко не всякий военный начальник мог бы предусмотреть такой подвох, но в любом случае нельзя было бросать конницу в лоб на пеших ополченцев. Тем более что те, как вдруг выяснилось, были вооружены не вилами, а длинными заостренными жердями-копьями. И строй они держали грамотно, и копья дружным рядом - направлены точно на вражескую конницу.
        Земляные «ежи» не нанесли особого урона. Три-четыре коня погибло, не больше. Но это заграждение нарушило конный строй и ослабило натиск. Преодолев препятствие, всадники утратили скорость. Возникла суматоха. Кузьма должен был трубить отступление. Но истерический глас боевого рога зовет на штурм. Нельзя так, отойти надо, чтобы затем повторить атаку. Но у Кузьмы и Елизара свое мнение.
        Ополченцы встретили конницу, как того требовал от них начальник - плотной щетиной из копий. Как медведя поднимают на рогатины, так оторвали от земли, укладывая на бок, одного коня вместе с всадником, второго. Упавших латников также кололи копьями, добивали топорами... Тимофею повезло, его верный Красава пробил себе путь меж копий. Ему исцарапали грудь, бока, самому Тимофею копьем сбили на спину шлем. Он и еще несколько всадников сумели взломать вражеский строй, но протолкнуться вглубь не удалось, так и застряли в нем, как мухи в клейкой овсянке. Одного ополченца он заколол копьем, второго зарубил мечом. Мог бы справиться и с третьим, если бы все-таки вражье копье не проткнуло брюхо Красаве.
        Тимофей вовремя выдернул ноги из стремян, поэтому смог соскочить с павшей лошади. В одной руке меч, в другой щит - с ним все в порядке. Но вокруг беда. Ополченцы смогли остановить конницу, смять боевые вражеские ряды. И теперь, пользуясь своим неоспоримым преимуществом, шаг за шагом истребляли терлецко-заболонских ратников. Но еще не все потеряно. Кузьма, если он жив, мог призвать к себе на помощь пеших дружинников. Путь не близкий, но если они поторопятся, то смогут поспеть на подмогу до того, как Радислав покончит с конницей.
        Но не зовет никого Кузьма. И Елизара не слышно. Добивают ополченцы захлебнувшихся в атаке конников. Тимофей чудом увернулся от заостренной жердины, на которую здоровенный с горящими глазами смерд пытался насадить его голову. От летящего топора он закрылся щитом. Но враг напирает со всех сторон. Рядом уже нет соратников, некому прикрыть его со спины...
        Он мог бы умереть героем, но за ним еще пешая дружина из Заболони. Он должен вернуться к ней, он должен возглавить оборону. Нет сомнений в том, что воодушевленный победой князь Радислав поведет свое войско дальше. Кузьма, похоже, пал в сражении, Елизар, судя по всему, тоже. Не видать их нигде. Только дохлые и бьющиеся в агонии лошади, только утонувшие в окровавленной полынье всадники, только напирающее со всех сторон ополчение.
        Тимофей подался назад, споткнулся, упал. Снова поднялся, снова назад. Заметил, что нет больше в руке меча. Отчаянно кинулся на вражеского ополченца, который уже занес над ним свой топор. Одним глазом он смотрел на противника, другим искал выпавший из руки меч. Он сильно рисковал. Но лучше умереть, чем вернуться к своим воинам без меча. Отступление без оружия - это прежде всего позорное бегство...
        Ему снова повезло. Он смог сбить с ног одного ополченца, его же топором зарубил второго. Нашел свой меч и рванул к своим. Он бежал через пыльное в рытвинах поле и славил небо за то, что у Радислава почти нет лучников. Лишь редкие стрелы летели ему вдогон. И всего одна впилась в болтавшийся за спиной щит...
        Но у Радислава были конные дружинники, числом не более десятка. И он бросил их вслед за удирающим врагом. Не сносить Орлику головы, если бы не наткнулся он на одиноко стоящего в поле коня. Склонив голову, он обнюхивал мертвое тело своего хозяина. Недалеко звенел железом и людскими голосами бой, ржали умирающие кони, а эта лошадь стояла с опущенной головой, не в силах покинуть оплакиваемого ею хозяина. Отгремел бой, а лошадь стоит. Как будто для того, чтобы дождаться убегающего Тимофея.
        Он вскочил на коня, с силой сжал ногами его бока, натянул поводья... Он убегал, поэтому был злой как черт. В зубах он вез черную весть о поражении, поэтому ненавидел себя.
        Радислав завершил преследование. Вернулся к своему войску и бросил на пешую дружину терлецкого князя все силы. Тимофей на его месте не стал бы этого делать. Слишком неудобным был для врага небольшой, но с крутым склоном холм, на котором размещались пешие ратники. Заболонские и терлецкие дружины, ревеньское ополчение. И, главное, лучники, которых привел за собой Тимофей. Эти силы должны были сделать холм неприступной твердыней для врага.
        Но дрогнули терлецкие дружинники, повернуло вспять ревеньское ополчение. Нет Елизара, не видать Кузьмы, некому воодушевлять их на бой. А Тимофей им не указ.
        И остался боярин Орлик один в чистом поле. И встала его дружина плотным заслоном на пути вражескому войску. У латников копья и мечи, у ополченцев тугие луки с калеными стрелами. Высотка позволяла выстроить свое войско в такой порядок, что бронированные копейники закрывали собой возвышающиеся над ними ряды лучников.
        Град стрел встретил вражеское войско. Лишенные брони ополченцы становились легкой добычей для острых и тяжелых стрел.
        Но враг, окрыленный недавней победой, не обращал внимания на потери. Ополченцы, возглавляемые князем с его дружиной, одержимо рвались вперед. И остановить их могла только сила копий и мечей.
        Тимофей отыскал взглядом князя. Вскинул короткое копье, метнул в него. Радислав отразил удар щитом, но не смог при этом удержаться в седле. Как бы хотел Тимофей кинуться на него с мечом, но своим героическим примером он бы разрушил оборонный строй своего полка.
        Строй остался незыблемо прочным, и об эту твердь разбилась первая вражеская волна. Завязался бой. Ополченцы князя Радислава сначала атаковали, затем сами стали обороняться. Сам же князь не смог избежать столкновения с Тимофеем, который настиг его, навязал ему бой.
        Князь Радислав бился мужественно, но ему не хватало умения и сноровки. В конце концов Тимофей сокрушил его. Весть о том обескуражила врага, а мощь заболонского оружия обратила его в бегство.
        Тимофей удержал пехоту от преследования, но дал полную волю лучникам. Они расстреливали убегающего врага, уменьшая его численность. Он одержал победу, но ему нужно было ее развить. До города Радислава рукой подать. Пока враг не опомнился, он должен был занять город.
        И он повел свою рать дальше. И с ходу взял не готовый к обороне город. Семейство Радислава убегало в панике, поэтому большая часть княжеского добра осталась в его палатах. Тимофей не стал высылать погоню за беглецами, и без того добыча была богатой. Золото, серебро, много мехов, заморские ковры. А сколько людей можно было в полон увести...
        Не успел Тимофей обосноваться в захваченной крепости, как откуда ни возьмись появились Елизар и Кузьма. Оба в седле, оба во главе войска. Важные, надменные - как будто это они победу над Радиславом одержали, как будто им покорилась его вотчина.
        Елизар приветил Тимофея снисходительно, с каким-то камнем за пазухой.
        - Спаси тебя Бог, брат мой Орлик. Большое дело ты для нас свершил.
        - Для вас? - удивленно повел бровью Тимофей.
        - А разве нет? - нахмурился князь. - Разве ты хочешь присвоить себе нашу победу?
        - Нашу победу?.. Я знаю про наше поражение, когда от нашей конницы остался только прах. Я знаю, что вы раньше всех вышли из боя...
        Знал он уже, куда подевались «великие полководцы». Загнали свое войско в капкан, бросили его на произвол судьбы и задали стрекача. Видимо, решили, что все, сражение проиграно... Нехорошо они поступили, подло.
        - Нужда заставила, - высокомерно глянул на него Елизар.
        - Какая нужда?.. Вы бросили свои полки...
        - Мы не бросали своих полков. Мы собрали их в единый кулак.
        - И где был ваш кулак, когда моя дружина билась в чистом поле? Где был ваш кулак, когда мы брали город?..
        - Ты укоряешь своего князя? - угрожающе нахмурился Елизар. - Ты забываешься. Кто ты, а кто я?
        - И кто ты? - в запале спросил Тимофей.
        - Я - родовитый боярин. А ты - смерд по рождению!
        - Поэтому и не отдаешь за меня свою дочь? Потому Кузьма повел в бой наши полки?
        - Плохо ты говоришь, Орлик! Не по нраву мне твои слова!
        Тимофей ничего не сказал. Резко повернулся к Елизару спиной и в сопровождении своих гридней скрылся в княжеских хоромах.
        Нравился ему город Радислава. Не так давно и основательно возведенный детинец, крепкие стены острога вокруг хорошо развитого поселения. Два храма, один из которых с золоченым куполом, знатные палаты с высокими теремами. Заболонь был не таким красивым и богатым городом, но именно к нему лежала душа Тимофея. И чтобы дальше не раздувать ссору с Елизаром, он решил отправиться домой. У князя войско, пусть сам решает, оставаться ему здесь или вернуть вотчину законным владельцам.
        Тимофей ушел из завоеванного города не с пустыми руками. Забрал с собой большое множество добра, коней и пленников. Он шел в поход за военной добычей, он ее и получил. Ему нужно крепить и развивать свой город, об этом он сейчас и заботился. Елизар был возмущен такой наглостью с его стороны, но поделать с ним ничего не мог. Не боялся его Тимофей. Пусть он и не знатного рода, но Заболонь держит крепко. И пока он жив, никто не в силах сдвинуть его с боярского места.
        Глава 11
        Груден месяц потому так и зовется, что заваливает он землю грудами снега и мерзлой грязи. Последний месяц осени, зима уже даже не на пороге, а в дверях - завывает метелями, студит морозами.
        Ничто не радует крестьян, как щедрый урожай с полей. В этот год рады все - и вольные смерды, и подневольные закупы. У всех есть хлеб и каши в закромах. Охотники набили много зверья, скорняки накроили медвежьих дох и бобровых шуб, хамовники наткали дерюг для нижних одежд. Новых изб в городе добавилось. Не все заболонцы добро накормлены, обуты и одеты, но не должно быть этой зимой мора от голода и холода. Правда, не все смогут выдержать тяжкого изнурения на стенах города. Не унимается Тимофей в своем созидательном порыве, продолжает укреплять и поднимать ввысь стены острога. И замок свой боярский еще одной стеной и башней усилил. О дружине радеет - не очень она у него большая, чуть более трех десятков гридней. Но это отборные воины, обученные им лично и закаленные сражениями. И кони под ними славные, и кольчуги самые лучшие, с бронзовыми нагрудниками. Мечи на зависть всем князьям в округе. Пытался Елизар переманить к себе кузнеца Давыда со всеми его подмастерьями, но тот устоял перед щедрыми посулами. Как и раньше, продолжает ковать мечи и кольчуги - не для продажи, а для ополчения.
        Не дает о себе знать Елизар. Присоединил к себе княжество поверженного Радислава, посадил своих людей в его селения. Дружину свою крепит, к новым завоеваниям готовится. А боярина Орлика знать не знает. Нет от него вестей, но ясно, что Заболонь для него заноза. Настанет пора, и пойдет он войной на город. Придет время, когда он обломает зубы о неприступную крепость...
        Тимофей лично следил за строительством, по несколько раз на дню обходил стены досмотром. Холодно, снег вокруг, но работа кипит. Особенно усердствуют рабы: резон у них есть - закончат острог до лета, отпустит их Тимофей домой. Все-таки не иноземцев неволит, а свой, русский люд...
        Он первым увидел одинокого всадника, скачущего по заснеженному терлецкому тракту. Неужто князь гонца прислал?
        Не ошибся Тимофей в своем предсказании. Посланец от Елизара привез берестовый свиток с требованием срочно прибыть к нему на двор.
        Тимофей перечить не стал. Собрал пару возов с дарами и в сопровождении отборной дюжины гридней отправился в Терлец. Долго ли коротко, прибыл на княжеский двор.
        Елизар встретил его как родного сына. Обнял, облобызал, провел в свою княжескую светлицу, посадил на самое почетное место подле себя. Но не так-то просто было сбить Тимофея с толку. Чувствовал, что Елизар готовит подвох, поэтому был настороже. По сторонам оглядывался, правую длань с рукояти меча не снимал.
        - Разговор у меня к тебе, сын мой, - величаво обратился к нему князь. - Знаю, обиду ты на меня держишь. Да и я, каюсь, вел себя глупо. Ты большую победу мне принес, а я забрать ее у тебя пытался. Нехорошо это, сам понимаю... Мириться с тобой хочу, в добре и мире жить с тобой желаю...
        - Мне тоже воевать с тобой не с руки, - кивнул Тимофей.
        - Слышал я, богатеет твой город.
        - Трудами праведными. И спокойствием на границах.
        - Спокойствие границ... - задумчиво протянул князь. И озаренно посмотрел на Тимофея. - Князь Пичай с востока от тебя.
        - Не тревожит меня мордва. Мир у меня с Пичаем...
        - Сегодня мир, а завтра война. Богатеет твоя земля, много поживы с нее взять можно. Как бы не пришел к тебе Пичай летом.
        - Пусть приходит. Нам есть чем его встретить...
        - А не лучше ли, если он тебя встречать будет? В чистом поле, в честной брани... Я тебе свой полк в подмогу пришлю. И Кузьма пришлет, и Елисей, и Наум. Большое у меня княжество, большое войско можно собрать. Ты его на Пичая поведешь. И земли его в свое владение возьмешь.
        - Не наши это земли, не русские.
        - Будут нашими, будут русскими. Великий рязанский князь этого хочет.
        - Какое ему сейчас дело до мордовских земель?
        Тимофей прекрасно знал, какие страсти бушуют в землях рязанских и муромских. Распоясавшиеся князья и бояре тянут большое одеяло на себя, рвут его на части, латают по своему усмотрению. Кровь людская что водица льется, города горят, селенья разоряются. Рязанский князь пытается положить конец этим безобразиями, но тщетно. Не хватает ему силы усмирить своих князьков и бояр. Да и свой бы стол в Рязани удержать, а то суздальские князья на него глаз положили. И муромский князь совсем не прочь восстановить единство своего княжества с Рязанским, под своим началом, разумеется.
        - Есть дело. Княжество надо расширять. Но это всего лишь предлог, скажу тебе, сын мой, - хитро улыбнулся Елизар. - Боится меня Глеб Ростиславович. Ведь какая сила за мной, если все дружины свои на Рязань поведу, даже не знаю, сможет ли князь устоять.
        - До Рязани путь не близкий, - покачал головой Тимофей. - Чужие земли на этом пути. Взять Рязань можно, но что дальше?
        - Ничего. Сначала земли покорить надо, а потом Рязань брать. Тогда я стану великим князем рязанским!.. - алчно вскинулся Елизар. - Но пока что мне нужно признание великого князя. Я для него всего лишь боярин, а я хочу быть у него при дворе князем. И если возьмем Пичая, то быть мне признанным князем. А тебе - признанным боярином! Грамоту от великого князя получишь, знатному роду начало положишь...
        Тимофей думал недолго.
        - Что ж, если так, то поведу свою рать на Пичая. И от помощи твоей не откажусь...
        - Будет помощь, все будет... Ты мне скажи, когда думаешь род свой начинать? Когда и с кем?
        - Не до того мне сейчас, княже. В делах твой слуга, в заботах...
        - О наследниках своих заботиться надо. О законных сыновьях. А то ходят слухи, что брюхатишь своих баб почем зря, будешь потом с выблудками их возиться...
        - Знать бы, кто эти слухи распускает, - нахмурился Тимофей.
        Грешил он с бабами, но не злоупотреблял. Так иногда, под настроение. Но брюхатил, не без этого... Нет, не на пустом месте слухи эти рождались. Но кто-то же донес их до княжеского уха. Скорее всего, Елизар ведает и о многом другом из того, о чем ему знать совсем необязательно. Кто-то смотрит за Тимофеем исподтишка, кто-то нашептывает на него... Найти надо пройдоху, наказать строго...
        - Слухи, как птицы, сами, на крыльях своих летают, - усмехнулся Елизар. - Да и не надо хмурить брови, не осуждаю я тебя. Бабы для того и нужны, чтобы мужиков тешить... Я о жене с тобой поговорить хочу. Жениться тебе надо.
        - Не нашел пока девицу достойную.
        - Не ищешь, потому и не нашел... Хочу, чтобы ты Любаву мою в жены взял.
        - Любаву?! - ошарашенно протянул Тимофей. - Она же с Кузьмой обручена...
        - Нет, не обручена. Ранний сговор был, больше ничего... Подвел меня Кузьма, в том сражении с Радиславом подвел. Не хочу родниться с ним. С тобой породниться хочу...
        - Твоя воля... - неопределенно пожал плечами Тимофей.
        Не очень-то это прилично жениться на девице, нареченной невестой для другого мужчины. Это почти то же самое, что взять в жены разведенную бабу... Но, если разобраться, не все так плохо. Елизар действительно мог передумать и отказать Кузьме. Да и Любава слишком молода, чтобы всерьез быть чьей-то невестой. Всего-то пятнадцать лет девице. Самое время замуж выходить, и все равно молода... К тому же и собой хороша...
        - Моя воля! - отрезал Елизар. И мягко, с отцовской улыбкой добавил: - Не на кого мне больше положиться, кроме как на тебя. Из бояр ты самый лучший, из воевод...
        - Когда сватов засылать? - спросил Тимофей.
        - А сразу, как Пичая разгромишь, так и засылай.
        - Когда против него выступать?
        - А ты разве торопишься? - усмехнулся Елизар.
        - Нет, но мне нужно знать.
        - И торопиться тоже надо... Я сказал Любаве, что за тебя замуж отдаю, смутилась она, покраснела. Нравишься ты ей, это я тебе как отец говорю... Рада она будет замуж за тебя выйти.
        - Мне тоже по нраву, но на Пичая лучше летом выходить.
        - А если сейчас?
        - Сейчас нет. Но на студен можно. Или лучше на просинец...
        - Можно и на студен, можно и на просинец. Как скажешь, так и будет. Ты полк поведешь, тебе видней...
        Тимофей назначил поход на январь-просинец. Реки к этому времени давно уже встали, наст снежный затвердел настолько, что свободно держал коня вместе с всадником. А коней Тимофей собрал много, пехоту на сани посадил, чтобы скорей двигалась.
        Большая рать двинулась на земли мордовского князя. Быстро продвигался полк - не успел Пичай бросить клич своим соседям. Зато собрал в кулак все свое воинство, вывел его в чисто поле. Но перед сражением выказал желание поговорить с Тимофеем.
        Съехался он с князем на середине поля. За спиной Тимофея отборные гридни, за спиной Пичая лучшие воины.
        Презрительно смотрел мордовский князь на русского боярина, с осуждением. Выглядел он грозно и сурово. Тяжелая кольчуга под собольей шубой, меховая шапка с высоким узким верхом, щит за спиной, меч в ножнах, копье в стремени, кинжал в луке седла, колчан с луком и стрелами. Превосходно были вооружены и его воины. Не просто будет сладить с мордовской ратью, много в ней бронированных воинов. И бьются мордовцы отчаянно. Впрочем, Тимофей и не искал легкой победы.
        - Ты же слово давал, Орлик. Обещал не ходить войной.
        Тимофей отвел в сторону взгляд. Он мог бы объяснить, что не по своей доброй воле пошел в поход. Но не было смысла разбрасываться словами. Все уже решено - войне быть. И не остановит его презрительный взгляд преданного им, по сути, князя.
        - У меня большое войско, - сказал он, когда настал его черед держать слово. - Вдвое больше твоего. Крови будет много, если не уступишь без боя...
        Пичай ничего не сказал. Пренебрежительно фыркнул и повернул коня к своему войску. Не сдастся Пичай без боя. Да и не рассчитывал на то Тимофей.
        Мордовское войско стояло на возвышенности. Пичай ждал русскую рать, он и выбирал место встречи. Удачное расположение войск. Но Тимофей не падал духом.
        Вперед он бросил ополчение лучников под прикрытием пеших латников, которые также могли стрелять из луков. Конницу повел в обход, заставляя вражеский строй разворачиваться навстречу удару. Пичай ясно осознавал угрозу, которую создавало конное воинство, но его неповоротливое войско не успевало подстроиться под него. Мало того, он подставил бока под удар двинувшейся в атаку пешей дружины.
        Закружил Тимофей вражеское войско. Под градом стрел, которым осыпали его конные лучники, он продолжал движение, пока вражеский строй не раскололся надвое. И тогда уже ударил по крайнему и очень сильному отряду бронированной пехоты. Слишком ретивым оказался наскок его конницы, слишком сильный создал он натиск на вражьи порядки. Не смогли мордовские латники удержать строй - сначала прогнулись под давлением, затем рассыпались. Легкой добычей они не стали, бились ожесточенно, но все же сильного сопротивления создать не смогли. Смешалась в беспорядочную кучу и конница, брошенная Пичаем на подмогу. Конный кулак русских дружинников пробил эту массу насквозь, соединился с пешей дружиной. И уже все русское войско обрушилось на мордовцев. В их рядах началась паника, один отряд побежал, за ним второй. Рубка перешла в резню.
        В бою Тимофей не ведал жалости. Прав он или нет в своей войне - этим вопросом он мог задаться на досуге. А на войне он точно знал, что прав. Поэтому преследовал бежавшего врага без всякого зазрения совести. Не утруждая себя сомнениями, гнался за отрядом конных стрелков. Сам на ходу стрелял из лука. И воины, следующие за ним, пускали стрелы...
        Мордовские конники беспомощно отстреливались, но вдруг резко развернулись и ринулись на русских преследователей в отчаянной попытке задать им жару. И в общем-то у них была возможность взять вверх в грядущем столкновении, поскольку их было чуть ли не вдвое больше. Вернее, они думали, что есть у них такая возможность. Но Тимофей был полон решимости показать врагу, насколько тщетны его надежды.
        Он знаком велел своим воинам сменить луки на мечи. И пока менял оружие сам, на какое-то время упустил то, что творится у него за спиной. И воины его не заметили двух всадников, непонятно откуда появившихся. То ли русичи это были, то ли мордва. Один метнул в Тимофея копье, другой с нескольких шагов пустил в него стрелу.
        Сначала копье, пробив шубу, ударилось в спину, затем стрела. Удар был настолько сильным, что Тимофей едва удержался в седле... Сильный удар, сильная боль... Но все же он смог вынуть меч и дать отпор. Пока шел бой, трое из его гридней бросились вдогон за подлыми убийцами. Настигли их. Одного порешили, а другого привели на допрос к своему господину.
        Тимофея спас оружейник Давыд. Он сплел для него особую многослойную кольчугу, с медной броней как на груди, так и на спине. Враг рассчитывал, что спина у боярина будет защищена слабо, но прогадал.
        Сначала Тимофей послал гонцов собрать свое войско, назначил место для сбора, показал, куда сгонять пленников. И только затем принял несостоявшегося убийцу.
        Оказалось, что это был русский гридень из свиты Всеволода Мальца, который привел за собой дружину и ополчение от князя Елизара. Сначала он лепетал, что метился в мордовских лучников, но сразу разговорился, когда ему выкололи стрелой один глаз. Страшно стало ослепнуть на второй.
        - Елизар сказал тебя убить, воевода! - рыдая, признался он. - Сказал, что озолотит, если убью...
        - Врешь, собака!
        Тимофей ударил предателя в лицо, опрокинул его на спину, ногой наступил на грудь.
        - Правду говорю! Дозволь, докажу!
        Он дозволил, и получил доказательство - в виде монеты. Чеканка плохая, но чистое золото. На монете был изображен сам князь Елизар...
        - Князь... Князь дал мне золотник... - махая руками, кричал предатель.
        - Не знал я, что Елизар монету печатать начал, - разглядывая добычу, сказал Тимофей. - Уже великим князем себя мнит... Будет ему великое княжение...
        Предателя он казнил, а рать свою двинул на мордовские селения. Война есть война - набег, сраженье, разоренье поверженным, пожива победителям.
        Он взял богатую добычу и оставил в разоренных землях терлецкое войско. А свою дружину повернул на Терлец...
        Глава 12
        Елизар пытался скрыть удивление, глядя на Тимофея. Но удивление было густо замешано на страхе, поэтому сдержать его было невозможно.
        - А-а, Тимоха, ну наконец-то!
        - Мордовский волк тебе Тимоха!
        Елизар протянул ему руку для пожатия, но Тимофею больше приглянулось его лицо. Он ударил наотмашь, кулаком в лицо. И тут же пришли в движение его телохранители. Церберы Елизара вмиг сникли под наведенными на них стволами.
        - Кончайте с ними! - распорядился Тимофей.
        И, схватив упавшего Елизара за шкирку, втащил его в свободную комнату.
        Дом Елизара под охраной, но Тимофей тщательно спланировал операцию. Охрана уже обезврежена, и никто не помешает ему поговорить по душам со своим бывшим боссом.
        Он швырнул Елизара на пол, ударил ногой в живот.
        - Ты кого замочить хотел, урод?
        - Тимоха, ты чего, с катушек съехал? - изображая невинность, пялился на него предатель.
        - Да, с катушек съехал. Да, на тебя наехал!.. Твои козлы в спину мне стреляли!
        - Какие козлы? Ты что-то путаешь?
        - Да нет, это ты, гад, рамсы попутал!
        Елизар послал его в мордовский городок на разборки с местной братвой. Сам городок затрапезный, но там находился крупный спиртовой завод некогда союзного значения. Елизар торговал паленой водкой, в Москву целые эшелоны гнал. И этот завод ему позарез нужен был. Пришлось Тимофею поднимать свою братву, ехать на серьезные разборки. Без стрельбы не обошлось. Но все бы ничего, если бы какая-то сука не выстрелила ему в спину. Предателя нашли, вытрясли из него душу. Он показал на одного человека, тот на другого... След привел к Елизару.
        - Тимофей, ну как ты можешь меня в чем-то винить? Ты же мне как сын! Я же самое дорогое тебе отдал!
        - Кого ты мне отдал? - ухмыльнулся Тимофей. - Дочку свою! Так Любка твоя - замануха! Лапши мне на уши навешал, на мордву натравил, а сам в спину... Гад! Зарою суку!
        - Ну что ты, какая лапша!.. Люба любит тебя! Давай у нее спросим!
        - Оставь ее в покое, старый козел!
        Люба была красивой девушкой. И что удивительно, порядочной во всех отношениях. Училась в Заболони, в открывшемся недавно филиале какого-то московского университета, парням предпочитала книги, по вечерам сидела дома. Даже не курила. Вроде бы синий чулок, но за внешностью своей она следила с особым пристрастием. И мало кто в Заболони одевался так же модно и стильно, как она... В общем, девчонка - класс.
        Елизар за Козьму свою дочь сосватал. Тот даже с женой из-за этого развелся. Но затем оплошал сильно на разборке с братвой из соседнего района. Пришлось Тимофею самому ставить соседей на место. Одна удачная разборка, вторая, и лег соседний район под Елизара. Там тоже спиртовый завод, да и всякого другого добра хватает. А Тимофей так и остался на своем Пролетарском районе.
        - Привык, урод, жар чужими руками загребать! - наседал он на Елизара. - Ну загребал бы дальше! А мочить меня зачем, а?
        - Да не мочил я тебя!
        Тимофей ударил его носком тяжелого ботинка, точно в нос. Елизар упал, заливаясь кровью.
        - Ну вот и все, свинья неблагодарная!
        Тимофей достал из-за пояса «беретту», невозмутимо накрутил на ствол глушитель.
        Он думал, что Елизар будет умолять о пощаде. Но, вопреки ожиданиям, тот сначала грязно обматерил его, а затем сознался в своем вероломстве.
        - Да, я тебя заказал! Да, я тебя ненавижу!..
        - Ну и за что такая немилость? - насмехаясь над его беспомощностью, спросил Тимофей.
        - А потому что ты лучший! Потому что ты круче Козьмы. Круче Наума... Даже круче меня!.. Ты же все под себя в этом городе взял! Ты же всех здесь имеешь!..
        - Да, потому что дела делаю, а не сопли жую, как твой Козьма. И Наум твой - такое же чмо, как ты сам!
        Прав был Елизар, Тимофей действительно держал под собой весь город. Фактически держал. Все коммерсанты, все рынки платили за охранные услуги ему. Деньги сначала проходили через его банковский счет, а потом уже делились на доли для самого Елизара и Козьмы, который сидел на Первомайском районе. Сами они не додумались охранную фирму зарегистрировать, а когда Тимофей подал им пример, решили не рисковать. Дескать, твоя идея, пусть через твою фирму и проходят платежи. Он-то не возражал. Но все равно было немного обидно. Он рискует, а кто-то пользуется этим.
        И завод он станкостроительный поднял. Контрольный пакет акций к рукам прибрал, управленцев маститых из Москвы выписал, менеджмент, все такое. Даже инвестиции солидные через ту же Москву пробил. Работает завод, портфель заказов все толще и толще. Коммерсантов подконтрольных не душил, позволял им развиваться, но и спуску не давал. Не любили его люди, но боялись и уважали...
        Елизар тоже, выходит, боялся. Но точно не уважал...
        - Козьма с тобой заодно был?
        - Да... Ты всем нам мешал...
        - И Науму?
        - Да.
        - Шкура ты, - презрительно усмехнулся Тимофей.
        Возможно, Елизар оговаривал Козьму и Наума, чтобы размазать свою вину на всех, чтобы меньше шишек на одну свою голову получить. Но Тимофей верил ему. Вернее, заставлял себя верить. Ему нужен был предлог, чтобы разделаться со своими конкурентами, и он его получил...
        Вина Елизара доказана, приговор подписан. Все, пора с ним кончать.
        Тимофей уже выжимал слабину на спусковом крючке, когда распахнулась дверь и в комнату вбежала Люба.
        - Не надо! - вскрикнула она и повисла у него на руке.
        - А замуж за меня пойдешь? - невозмутимо спросил он.
        - Да!
        - Хорошо, пусть живет...
        Елизара нужно было убивать, и он бы исполнил вынесенный ему приговор. Но Люба своим внезапным вмешательством спасла отца. Уж больно была она хороша. Да и брак с ней в какой-то степени делал его официальным преемником Елизара. Можно и без того навести порядок в его владениях, но все же будет лучше, если он соблюдет преемственность власти. «Старый князь уступает место молодому...»
        А может, все-таки «Король умер, да здравствует король!» звучит лучше?
        Тимофей снова наставил пистолет на Елизара.
        - Ну не надо! Ну пожалуйста!
        Люба упала перед ним на колени, головой прижалась к животу.
        - Ладно, твоя взяла... - сдался он.
        И впился в Елизара свирепым взглядом.
        - На пенсию выходишь. На даче будешь жить, яблоки опрыскивать. Человек с тобой будет, чуть что не так, и ты труп!
        - Я понял... Я все понял... - жалко бормотал раздавленный Елизар. - И человека не надо... Мне все равно не подняться...
        - Не поднимешься, это я тебе обещаю...
        Он знал, как наверняка обезопасить Елизара. Поэтому сегодня же он будет опущен. Ему приходилось быть в неволе, и о законах тюрьмы он был не самого высокого мнения. Но признавал их. И братва с ними считалась не понарошку. Суровые люди - суровые законы. Поэтому завтра уже никто не подаст руки Елизару...
        Бывшего босса он отдал на поругание своим пацанам, а сам вместе с Любой поднялся на второй этаж в ее комнату. Спросил, пристально глядя на нее:
        - Ненавидишь меня?
        - Нет, - пряча глаза, мотнула она головой.
        - Ненавидишь... А я не изверг. Я за дело... Твой отец пытался меня убить...
        - Неправда.
        - Ты не знаешь, кто твой отец?
        - Знаю.
        - И кто же твой отец?
        - Мафиози, - через силу выдавила она.
        - Ответ верный... А я кто?
        - Тоже.
        - И чем он лучше меня?
        - Тем, что он мой отец...
        - А я буду твоим мужем. Или ты этого не хочешь?
        - Хочу, - кивнула Люба и подняла на него глаза.
        Потрясающее смешение чувств - боль, горе и предвкушение счастья.
        - Я тебя люблю.
        Тимофей догадывался, что нравится Любе. Но никак не ожидал он услышать слова признания, тем более сейчас, в столь напряженный для обоих момент.
        - Иди сюда.
        Он привлек ее к себе, крепко поцеловал в губы.
        На поцелуй она ответила страстно, но неумело. Ее тело обмякло в его руках, глаза закрылись. Что хочешь с ней, то и делай. Но Тимофей сейчас не хотел...
        Он отстранился, улыбнулся ей со всей мягкостью, на которую способен суровый человек.
        - Свадьба через две недели. Готовься.
        На этом разговор был закончен.
        Дальше на очереди был Козьма. Тимофей собрался было ехать к нему, но передумал. Заставил Елизара позвонить ему и вызвать к себе.
        Ничего не подозревающий Козьма впутался в расставленные сети. Охранников его обезоружили, завели в подвал. Сам же он остался тет-а-тет с Тимофеем.
        - Ну, рассказывай, как убить меня хотел...
        Тимофей не давил на него взглядом. Просто смотрел - холодно и беспощадно. Козьма прочел приговор в его глазах, в ужасе бухнулся перед ним на колени.
        - Не убивай, брат! Это все Елизар! Я не хотел!
        - Все в порядке, брат. Все в порядке...
        Тимофей подошел к нему, прижал его голову к своему животу. Успокаивая, провел рукой по волосам, остановил ее на затылке. Другой рукой взялся за подбородок, пальцами огладил щетину.
        - Почему не бреешься, брат?
        - Модно так... Трехдневная щетина... - всхлипывая, пробормотал Козьма.
        - Плохая мода. Ты же не чмо, да? Это чмо до синевы пьян и слегка выбрит. А настоящий мужчина должен быть слегка пьян и до синевы выбрит...
        - Я... Я побреюсь...
        - Надо, надо бриться...
        Тимофей снова провел пальцами по щетине, остановил их на подбородке.
        - А то как в гроб небритым ложиться?
        Козьма был парнем внушительной комплекции, и шея у него мощная. Но Тимофей был уверен в себе. И умел скручивать шейные позвонки. Резкое встречное движение руки, и Козьма со сломанной шеей рухнул на пол.
        - Побреют тебя, брат, не волнуйся.
        О Наума он руки марать не стал. Наума исполнили в тот же день его люди...
        А через неделю Тимофей встретился с главой города. В общении с градоначальником он был сама вежливость и обходительность. Но его требование было категоричным. Он хотел получить в свое распоряжение здание в архитектурном ансамбле, расположенном в Заболонском кремле, на холме близ Погорелых ворот у Соборной площади. Ему нужна была одна из трех боярских усадьб - величественных в своей старинной красоте, но фактически заброшенных по причине хронического безденежья.
        - Я понимаю, это памятник культуры, но я же не прошу права собственности. Мне хватит и права аренды.
        - Но я не могу... - схватился за голову мэр.
        - Архитектурный ансамбль требует капитального ремонта. Я обязуюсь провести его в полном объеме. Также я обязуюсь отреставрировать Успенский собой и церковь Святой Троицы.
        Тимофей знал, что говорил. С деньгами у него было не очень хорошо. То, что приносила ему охранная фирма, он вкладывал в «общак» и на развитие подконтрольных ему предприятий. А реставрация кремлевских строений требовала огромных вложений. Но дело в том, что он подобрал под себя спиртовый бизнес Елизара и его банковский счет на несколько миллионов долларов. Теперь его мечта была близка к осуществлению.
        - Ну что я вам могу сказать... - в нерешительности почесал затылок мэр.
        - А то и говорите, что думаете, - вдавливая его в спинку кресла своим взглядом, мило улыбнулся Тимофей.
        В глазах подтекст: «Что мне угодно, то и говорите...»
        Мэр знал, кто в городе настоящий хозяин. Жить ему хотелось хорошо, и вообще. Поэтому он дал «добро». Не мог не дать. Правда, облек свое согласие в определенные рамки, но Тимофея не смутило то, что право на здание предоставлялось ему в виде краткосрочной аренды. Он привыкнет к этому, как привык уже к тому, что жизнь сама по себе такая же краткосрочная штука... А то, что придется раскошеливаться, так он уже дал слово - не столько мэру, сколько самому себе.
        Не было у него своего загородного дома, и квартира у него небольшая - двухкомнатная, спартанская обстановка. Не стремился он к тому, чтобы обзаводиться собственностью. Но не станет жалеть денег, чтобы украсить имидж и повысить престиж своей фирмы. Офис его будет находиться в самом кремле, за высокими каменными стенами, под присмотром духов далеких предков...
        Глава 13
        Начальник РУОП нагрянул в офис без предупреждения, с тремя самыми крутыми операми из своей ментовской команды. Тимофей уже и забыл, когда в последний раз носил кожаную куртку. Он предпочитал дорогие классические костюмы, привык к галстукам, рукава рубашки скреплял запонками. Телохранители его запонками не пользовались, но тоже носили строгие костюмы. Разве что рядовые бойцы - вернее, сотрудники охранной фирмы «Бодигард» - еще отдавали должное старым добрым кожанкам. Зато менты пользовались ими вовсю. Что майор Головатый в коже, что его опера. Грозные ребята, ничего не скажешь. Но Тимофею бояться нечего.
        - Здравия желаю, господин майор! - поднимаясь со своего места, надменно усмехнулся он.
        - Жду не дождусь, когда будешь называть меня «гражданин майор», - в тон ему ответил главный руоповец.
        Головатый Максим Викторович. Среднего роста, средней комплекции - в общем, усредненная внешность. Но сколько в нем внутренней силы, сколько энергии, сколько желания двигаться вперед. Тимофей не любил этого человека, но уважал - как сильный сильного.
        - Вот и говорю, что не дождешься. Какие на этот раз претензии, командир?
        Головатый давно уже пытается задушить его. Но Тимофей с самого начала повел курс на легализацию своей деятельности. Была, конечно, и незаконная составляющая, от нее никуда не денешься. «Стрелки», разборки, заказные и самоличные убийства. Но эта грязная водица плещется на самом дне его криминального омута, а на поверхности - кристально чистая лазурь. Головатый пытается воевать с ним, но, как ни старается он, с доказательствами у него туго.
        Тимофей мог бы вывести его за штат. Несчастный случай или заказная подстава с последующим обвинением в уголовном преступлении. Но с ментами он вел честную войну. Оборонялся, а не нападал. И Головатый, в свою очередь, не брал его на грязные приемы из своего ментовского арсенала. Пока что не было с его стороны дешевых разводок, подлых хитростей. Но за своим криминальным оппонентом он следил зорко. Впрочем, и сам Тимофей держал его под наблюдением. Были у него в РУОП свои люди, не без этого.
        Он хорошо помнил, как бесновался Головатый перед президентскими выборами с их дурацким лозунгом «выбирай или проиграешь». Команда сверху была причесать весь криминальный элемент, целый взвод СОБРа из областного центра пожаловал. Охранную фирму тогда на время закрыли, а самого Тимофея оформили на тюремные нары по президентскому указу. Но ничего не вышло. Не смог Головатый привлечь его за организацию преступного сообщества и бандитизм. И мокрые дела доказать не смог...
        - Большие претензии! - Головатый угрожающе нахмурил брови. - По какому праву ты занял дом графа Пичуева?
        - Скажи, что завидуешь, начальник, - язвительно усмехнулся Тимофей. - Как тебе мои хоромы? Красоты старины далекой, да?
        Он вбухал большие деньги в ремонт здания, вернее, в его реставрацию. Евростиль он отмел начисто. Все как в старину - каменная кладка, мрамор-гранит, позолота, бархат... Вышло очень здорово.
        Еще перед тем как въехать в новый офис всей своей конторой, Тимофей привез сюда молодую жену. Так Люба и уезжать отсюда не захотела. Бухнулась на кровать под балдахином в графской опочивальне и заявила, что будет здесь жить. Пришлось уговаривать, на этом же ложе. Так зажгли, как нигде и никогда не зажигали. Романтика Антильских островов, где они проводили свой медовый месяц, ни шла ни в какое сравнение с той эйфорией, которую им довелось испытать на роскошном ложе старинного дома. С тех пор Люба нет-нет да наезжает к нему в офис, чтобы запереться с ним в опочивальне, которая выходит прямо в его кабинет и служит своего рода комнатой отдыха.
        Нравится ему Люба, но, как ни крути, нет у него к ней особой любви. Не бьется сердце с замиранием, когда он думает о ней. Нет жарких до изнурения чувств. Их связывает только секс, только страсть. Но так связывает, что на других женщин его не тянет. И даже секретаршу свою он к себе не подпускает.
        Впрочем, секретарша у него не очень. Люба лично об этом позаботилась, сама подыскала ему кандидатуру на эту роль. Женщина эффектная, даже яркая, но пожилая. Зато дело свое знает и работает с огоньком... Понадобилось, костьми бы легла на пороге кабинета, но не пропустила бы к нему ментовскую делегацию. Но таких жертв Тимофей от Зои Михайловны не требовал. Во всяком случае пока...
        - Не имеешь права ты на эти хоромы, - покачал головой майор. - Это памятник культуры, историческое наследие...
        - А знаешь, сколько дерьма из этого наследия выгребли? - усмехнулся Тимофей. - Самого настоящего дерьма. Бомжи здесь гадили...
        - На то они и бомжи, чтобы гадить, - поморщился Головатый.
        - И гадить, и жечь. А в доме купца Житника два этажа выгорело. Их работа... Разрушать можно, а строить нет, так, что ли, получается?
        - И без тебя все здесь отстроят.
        - Кто? Народ и партия?
        - Государство деньги выделит.
        - Тебе оно много денег выделяет?
        - Мне хватает.
        - Тебе, может, и хватает, а другим точно нет. Может, ЮНЕСКО какое-нибудь выделит, а?.. Сам же знаешь, если вдруг выделит, разворуют все, до последнего цента. А воз этот как стоял, так и дальше стоять будет...
        - Много ты на себя берешь, Орлик.
        - Гражданский долг обязывает. Государство у нас слабое, поэтому приходится брать все на себя. А то ведь рухнет все в тартарары.
        - Государство, может, и слабое. Но это временно. Поверь, настанут времена, когда таких, как ты, пачками сажать будут.
        - Ну что ж, давай выпьем за эти времена.
        Тимофей связался с секретаршей, велел подать коньяк с лимоном. Но Головатый категорически отказался.
        - Не буду я с тобой пить.
        - Тогда не смею вас задерживать, майор, - грозно насупился Тимофей.
        - Сам задержусь. Назло тебе... Вопрос хочу задать. На злобу дня.
        - На злобу дня и назло мне. Это интересно.
        - Куда подевались люди из окружения Елизарова?
        - Это ты о чем, начальник?
        - Двадцать четвертого января этого года вы, гражданин Орлик, со своей охраной прибыли в дом гражданина Елизарова Владислава Георгиевича. После этого гражданина Елизарова отвезли на его дачу, где он в настоящее время и проживает. А люди из его охраны бесследно исчезли. Гаврилов Илья Михайлович, Ульцев Алексей Павлович, Коряга Борис Иванович... Дальше перечислять?
        - Зачем? Ни тех, ни других не знаю... А то, что к Елизарову приезжал, так это я дочь его сватать приезжал. Люба, дочь его, моя жена. Или тебе и это не нравится, начальник?
        - Почему Елизаров отошел от дел?
        - От каких дел?
        - Криминальных.
        - Какой криминал, о чем ты?
        - Брось паясничать, Орлик. Ты все прекрасно понимаешь... Охранников его ты застрелил, а его самого отправил на пенсию...
        - На пенсию он сам ушел. А охранников его я не трогал... Да ты сам к нему поезжай, он тебе скажет...
        - Елизаров овощи на даче сажает, - пренебрежительно усмехнулся Головатый. - И сам как овощ. Чем вы его колете? Аминазин, галоперидол?
        - Свежий воздух, знойная баба, никаких стрессов. Как в раю живет человек. Потому и спокойный такой...
        Елизар был вдовцом, и сразу стал жить с женщиной, которую Тимофей определил ему в экономки. Ирина Викторовна действительно подмешивала ему в пищу сильные антидепрессанты - это чтобы Елизара обратно в дело не тянуло. Потому и спокоен он, как замороженный удав. Потому и не доставляет Тимофею никаких хлопот. И язык у него крепко-накрепко завязан... Но без побочных реакций не обошлось. Деградирует Елизар, как личность регрессирует. Что ж, тем лучше. Если вдруг развяжется язык, то уже сейчас психиатрическая экспертиза может признать его невменяемым...
        - Ты думаешь, я тебе поверил?
        - А мне главное, чтобы судья верил.
        - Будет суд. Обязательно будет... Что с Козьминым ты сделал, куда он пропал?
        - Говорят, на Сейшелы укатил. Там его ищите...
        - А мне почему-то кажется, его на том свете искать надо.
        - Если ты хочешь, чтобы я тебе туда визу оформил, так это не по адресу. Я человек законопослушный, - хищно усмехнулся Тимофей.
        - Науменко из окна выпал. Как ты это объяснишь?
        - Нажрался и выпал... Со мной однажды такое было. Если б за веревки не зацепился, не было бы меня сейчас здесь.
        Никогда не забыть Тимофею, как ждановские отморозки выбрасывали его из окна. И Ладу ему не забыть. Как в воду она канула. Вместе с теми подонками. Сколько искал он их, все впустую...
        - Ну а Науменко за веревки зацепиться не смог. Потому и разбился.
        - А мне почему-то кажется, что ему помогли разбиться.
        - Мне тоже кажется. Что доказательств у тебя никаких нет, кажется. Слушай, а чего это ты вчерашний день ищешь? Полгода прошло с того несчастного случая...
        Тимофей и его парни сработали чисто. Потому и колотится Головатый в бессильной злобе. Хочется ему за жабры его взять, да выскальзывает он из его рук. И так всегда будет...
        - Несчастный случай будет у тебя. И доказательства будут. Обязательно будут. Через год, через два, но будут. И то, что расстрел в Первомайском районе твоих рук дело, тоже докажу...
        Тимофей был в курсе, что руоповцы подозревают его в гибели ждановских бойцов. Но и здесь у них нет железобетонных доказательств. А слухами дело не сошьешь...
        - А политику вешать на меня не надо. Я, начальник, первомайские демонстрации не расстреливал.
        - Демонстрации, говоришь, - язвительно усмехнулся Головатый. - Что ж, будет и на моей улице демонстрация... Дождешься ты у меня.
        - Может, все-таки выпьешь? - Тимофей посмотрел на него, как может смотреть заботливая мама на взбалмошного ребенка, который отказывается пить лекарства.
        - Я тебя предупредил.
        Майор поднялся со своего места так резко, что стул не удержался на ножках, завалился на спинку.
        Головатый ушел. Тимофей вызвал к себе техника, который тщательно отсканировал кабинет в поисках прослушивающих устройств. Затем позвал своих верных замов - Алекса и Борца.
        - РУОП у нас был, - с известных вещей начал Тимофей. - Опять про первомайскую операцию разговор шел. Говорят, ждановских много полегло...
        - Мы то здесь при чем? - невозмутимо спросил Алекс.
        Он понял, о чем шел разговор. Но натура у него правильная. Даже если он на все сто процентов уверен, что вокруг нет посторонних ушей, все равно ничего не скажет про мокрые дела. И Борец такой же.
        - А при том, что менты идею нормальную подали. Хоть и не первое мая сегодня, но на природу бы съездить не мешало. На Ревень-озеро можно съездить, там сейчас и рыбалка, и вообще...
        - Пахомыч все организует, - оживился Алекс.
        Рыбалку он любил. И особенно то, что ей сопутствовало.
        - Не вопрос, на Пахомыча можно положиться, - кивнул Борец.
        Пахомыч был председателем рыбхоза. Крепкий мужик, не позволил хозяйству своему развалиться. Да и Тимофей в свое время помог ему денежными вливаниями. Свой пакет акций у него, поэтому Пахомыч под уздой. Потому и рыбалку организует, и баньку, и ночлег. Все будет... На природе и о делах можно будет поговорить, о планах на будущее. Вряд ли у Головатого будет возможность заслать к ним в запруду аквалангиста с микрофоном направленного действия. Если он вообще узнает, куда отправился Тимофей.
        Люба не пришла в восторг от его идеи. Подозрительно покосилась на него, напряженно спросила:
        - Бабы будут?
        - Ну какие бабы в деревне? - удивленно посмотрел на нее Тимофей.
        - Деревенские. И городские. Если с собой возьмешь. А ведь возьмешь.
        - Не возьму.
        Он действительно не собирался брать с собой женщин. Этим должен был заняться Алекс. Будет весело на Ревень-озере, но Тимофей еще точно не знал, присоединится он к общему веселью или нет. Не тянет его на чужих баб, но под градусом все может случиться. И долг перед женой его не остановит.
        Утром за ним заехал джип с охраной. Брезентовка, джинсы, «беретта» в кобуре на всякий случай, нож охотничий за берцем. Удочки он не брал, у Пахомыча все есть. Алекс и Борец дождались его на выезде из города. Вся компания в сборе.
        Километрах в двадцати от Заболони машины свернули с Рязанского шоссе, пошли по тряской проселочной дороге. Одна деревня, другая. Покосившиеся бревенчатые дома, просевшие крыши, заколоченные дома. Тоска и безнадега. Темная от времени сараюшка с вывеской «Магазин». Типичное сельпо. Молодежи почти нет, в основном старики. Больше болтают друг с другом, чем покупают.
        - Интересно, что там сейчас продают? - риторически спросил Алекс.
        - Проня, тормози! - обратился Тимофей к водителю.
        Машина остановилась. Алекс первым вышел из нее.
        - Может, казеночка там завалялась, догорбачевская. Вот водочка была!
        - Да ладно, и при Горбачеве тоже водочка ничего была, - сказал присоединившийся к нему Борец.
        Тимофей также подключился к разговору. Настроение хорошее, на душе раздолье.
        - Паленка там елизаровская, - усмехнулся он.
        - Да нет уже паленки, - нахмурился Алекс. - Нормальный спирт гоним. Дешевый, да, но людей не травим...
        Он был в ответе за елизаровский спиртобизнес. Полуподпольное производство, нелегальные продажи, многомиллионные прибыли. Тимофей крепко держал в руках ключ от такого счастья, и Алексу ставил жесткие условия - если вдруг привлекут за незаконное предпринимательство, то пусть хоть за смертоносную паленку не спрашивают. Сколько алкашей от такого дерьма дохнет. И Елизар свою лепту в статистику смертей внес. Тимофей же такую ответственность брать на себя не хотел.
        - Я говорю про елизаровскую паленку, а не про нашу с тобой...
        - Ну, елизаровская, может, еще и осталась... Эй, смотри, что за дела?
        Алекс показывал на старуху, сидящую на бревне чуть поодаль от сельпо. Рыдает женщина. Голову низко опустила, слезы по щекам размазывает. Люди вокруг столпились, такие же старухи. Одни бабу плачущую утешают, другие на Тимофея недружелюбно посматривают. Как будто это он старуху обидел.
        - Пойдем, посмотрим...
        Он первым подошел к людям, приветливо спросил:
        - Что у вас тут стряслось?
        - Он еще и спрашивает, - вздыбилась одна старуха - самая дряхлая на вид, но самая бойкая на язык. - Ездят тут, грабят!
        - Грабят? - нахмурился Тимофей. - Кого я ограбил?
        - Ну, ты, может, и не грабишь! А другие грабят!
        - Кто другие?
        - Такие же молодые! Такие же шальные!
        - А если конкретно, кто кого ограбил?
        - Васильевну ограбили. А до нее Петровну. И в соседней Купаловке озоруют... Последнее забирают. Знают, поганцы, что мы все на похороны собираем, вот и грабят. Сегодня к Васильевне, завтра ко мне. А нет у меня ничего, все внукам отдаю! Даже похоронить не на что будет...
        - Не поганцы это, бабушка, - встрял в разговор Борец. - Погань это позорная.
        - Тимоха, пацанов бы подтянуть, - свирепо сказал Алекс. - Козлов этих найти надо. Нашли, суки, кого грабить...
        - Дэну звони, пусть подъезжает, - кивнул, соглашаясь, Тимофей. - Он по этой части спец...
        Дэн со своей «карательно-розыскной» бригадой появился часа через два. И сразу же взялся за дело. Тимофей в это время уже обмывал первую пойманную в запруде форель. На природе молдавское вино в пластиковом стаканчике казалось более вкусным и желанным, чем хрустальный бокал вина французского в дорогом ресторане.
        Была уха, была печенная в углях рыба, сначала вино, затем коньяк. Дело близилось к баньке, вот-вот должны были подвезти девчонок. Но раньше них появился Дэн. Он привез свою добычу. Швырнул к ногам Тимофея ублюдков, которые грабили несчастных старух.
        На какое-то мгновение Тимофею показалось, будто все это ему снится. Настолько он был удивлен. На него снизу вверх униженно смотрели две пары знакомых глаз. Это были Пыж и Крыль, те самые подонки, которые изнасиловали Ладу. Их лица распухли после общения с Дэном, глаза заплыли после мордобоя. Но Тимофей не мог не узнать их.
        - Дэн, ты даже не представляешь, какой подарок ты мне сделал, - не сводя пристального взгляда с окровавленного Крыля, сказал он.
        Тот тоже узнал его. Оттого и трясся сейчас, как мокрый цуцик на морозе.
        - Как же долго я вас искал, дорогие вы мои ублюдки!
        - Брат, прости! - взвыл насмерть перепуганный Пыж.
        - Брат?! - возмутился Тимофей.
        Удар в живот сложил подонка пополам.
        - Еще раз услышу от тебя такое слово, убью, - успокаиваясь, пригрозил он.
        И обратил свой взгляд на Крыля.
        - Лада где? Куда ты, сука, ее дел?
        - А-а... Не знаю... К Елизару отвезли. На дачу к нему...
        - К кому?! - ошалело протянул Тимофей.
        - К Елизару.
        - При чем здесь Елизар?
        - Так это, мы ж на него работали...
        - А Ждан?
        - Ждана мы убрали... Ну, Елизар сказал, мы его сделали... Мы на него работали... Он нас в Москву потом перевел. А затем совсем бросил...
        - Значит, Елизар, - обескураженно задумался Тимофей.
        - Да, он сказал тогда, что тебя проверить нужно, ну, предашь или нет...
        - Это я могу понять, - кивнул он.
        Ему и самому приходилось устраивать своим парням проверки на вшивость. Далеко не каждый мог выдержать крутой наезд, многие кололись как гнилые орехи...
        - А Ладу зачем опоганили?
        - Елизар сказал... Там не только на прочность проверка была. Он хотел, чтобы ты на Ждана разозлился...
        - И это у него получилось, - сквозь зубы процедил Тимофей.
        Ловко развел его Елизар, хитро натравил на Ждана. Его можно было бы понять. И даже простить. Если бы не Лада... Он не должен был ее трогать...
        - Лада где?
        - Да не знаю я, мамой клянусь! - прикладывая руки к груди, мотнул головой Крыль.
        - Хотел бы я видеть маму, которая такого урода родила, - презрительно скривился Тимофей. - Где Лада, я спрашиваю?
        - Я же говорю, мы к Елизару ее отвезли. Он ее на даче держал...
        - Кто с ним еще был?
        - Ну мы, первое время. А потом уехали. Она с ним осталась... Он ее на иглу посадил...
        - Что?!
        - Ну, героин... Может, она до сих пор с ним? Подвал там глубокий...
        - Он ее в подвале держал?
        - Да, на цепи.
        - А на цепь кто ее сажал?
        - Ну... Он и сажал...
        Не трудно было догадаться, кто заковывал Ладу в цепи, кто помогал Елизару делать ей уколы.
        - В расход сволочей...
        Тимофей не стал дожидаться, когда приговор приведут в исполнение. Сел в машину и на ночь глядя помчался в Терловку, где находилась дача Елизара. Далеко находился этот поселок, по другую сторону от города. Но полсотни верст для бешеного джипа не крюк.
        Елизар попивал чаек на веранде своего садового дома, в обществе пригожей экономки. Тимофей схватил его за грудки, через стол подтащил к себе.
        - Где Лада, упырь?
        - А-а, Тимоша! Здравствуй! - блаженно улыбнулся ему Елизар.
        Глаза на поверхности добрые, а внутри безликая пустота. Он даже не понимал, что происходит.
        - Я спрашиваю, куда ты Ладу дел?
        Пришлось отхлестать его по щекам, чтобы он смог уловить суть вопроса.
        - А-а, Лада... Лады нет...
        - А где она?
        - Я людям ее отдал...
        - Каким людям?
        - Хорошие люди, они по соседству здесь жили. Одного Султан, кажется, звали. Другого - Дауд. Они в Чечню уехали. Там у них война начиналась...
        - В Чечню?! С Ладой?!
        - Да, она им очень понравилась. Сказали, что любить ее будут... А как у тебя дела? Как Люба? Не болеет?
        Тимофей с силой оттолкнул Елизара от себя. Настолько жалкое существо, что рука не поднимется его убить. Будь он сейчас его боссом, таким же могущественным, как в прежние времена, Тимофей бы убил его, не задумываясь. А об этого слизняка руки марать не хотелось.
        Дом у него небольшой. Брусовая коробка шесть на восемь с мансардой, но цокольный этаж с подвалом в здании был. Тимофей обследовал его и обнаружил комнатку с железной дверью, ржавую железную цепь, дюбелями пристрелянную к стене. Несколько давно уже использованных шприцев...
        Лада исчезла летом девяносто четвертого. Два года прошло с тех пор. Сначала она сидела в этом подвале на героиновом прикорме у Елизара, затем ее увезли в Чечню. Не трудно догадаться, что с ней там сделали. Или залюбили до смерти, или в рабстве сейчас у какого-нибудь боевика. Может, уже и товарный вид потеряла от частого и грязного использования.
        Тимофей снова набросился на Елизара. Пригрозил, что самого отправит в Чечню. Но тот ничуть не испугался. Лишь глубоко задумался, пытаясь понять, что за страшная доля там его может ждать... Он действительно был не в себе. Это и спасло его от расправы. С женщинами, детьми и умалишенными Тимофей не воевал.
        Глава 14
        Чеченцы не боялись Тимофея, но и сверху вниз на него тоже не смотрели. Они уже знали, кто он такой, знали, какие проблемы может создать его бригада. Поэтому в разговоре с ним избегали снисходительного и тем более угрожающего тона.
        - Беслан - честный человек. Беслан лишнего не возьмет...
        С этими словами чеченец поставил на стол кейс, открыл его и развернул вокруг оси, показывая Тимофею лежащие в нем деньги.
        - Здесь пятьдесят тысяч.
        - А где еще пятьдесят?
        - Одну половину я себе взял. За расходы. За информацию, - многозначительно улыбнулся Беслан.
        - За информацию?
        - Да, я не смог найти твою женщину. Но я узнал, как ее можно найти.
        Еще три месяца назад Тимофей съездил в Рязань, вышел там на чеченцев, которые могли помочь ему в розыске Лады. Договорились о цене, ударили по рукам. Сто тысяч он за нее отстегнул. Но Беслан не смог ее найти, не привез в Заболонь.
        - Что за информация?
        - Бой был, десантная рота была. Отбили твою Ладу, с собой забрали. Говорят, офицер ее какой-то с собой увез, домой. Возможно, в Новороссийск...
        - Что за офицер?
        - Не знаю. Но то, что забрали ее, точно... Может, и не в Новороссийске, но где-то в России... Дальше ищи. Если хочешь, - нехорошо усмехнулся чеченец.
        - Что значит, хочешь? - нахмурился Тимофей.
        - По рукам она много ходила. Нечистая она...
        - Сестра она мне, понял!
        - Ну, если сестра... Если что-то не так, ты скажи, поговорим.
        - Все так. Бывай!
        Тимофей забрал деньги и в сопровождении своей охраны вышел из ресторанного кабинета. Пятьдесят тысяч долларов он отдал за информацию о Ладе. И если не наврал ему Беслан, то, считай, легко отделался... Впрочем, он готов был отдать за нее и сто, и двести, и даже пятьсот тысяч. И страстные чувства, как ему казалось, были здесь ни при чем. Из-за него Лада пострадала, он и должен был ее спасти...
        Пришлось платить и дальше, чтобы дотянутся до Лады по той ниточке, которую подал ему Беслан. Тимофей знал, в каком селении держали Ладу, знал, в какое время ее освободили. Его люди навели справки через штаб Северо-Кавказского военного округа, вышли на офицера, который пригрел русскую пленницу. Старший лейтенант Казаков, командир взвода парашютно-десантного полка, дислоцирующегося в Новороссийске. Туда и направил свои стопы Тимофей.
        Бабье лето на черноморском побережье было в самом разгаре. Яркое солнце, теплый, насыщенный морской влагой ветерок. Узкая дорога меж частными домами, петляющая до самого штаба воздушно-десантной дивизии. Совсем рядом скопление пятиэтажных домов, в одном из которых снимал квартиру старший лейтенант Казаков. Разведка у Тимофея работала что надо, не зря он уделял ей особое внимание Но все же сведения оказались немного неверными. Из дома в сторону штаба дивизии вышел знакомый - по фотографическому изображению - офицер, но не с тремя, а с четырьмя звездочками на погоне. Был Казаков старшим лейтенантом, стал капитаном. Высокий светловолосый парень, камуфляж сидит на нем как литой, сосредоточенный взгляд, четкая стремительная походка. Такие мужчины нравятся женщинам. Возможно, Лада влюблена в него. Тимофей почувствовал укол ревности.
        Он дождался, когда новоиспеченный капитан скроется из виду, и вышел из машины. Охрана потянулась за ним.
        - Я сам.
        Смешно было бы нагрянуть к Ладе во главе со свитой громил. Как будто он боится ее. . Но еще смешней будет, если он вообще не обнаружит ее в квартире.
        Напрасно настраивал он себя на фиаско. Дверь ему открыла Лада. Вопреки ожиданиям, у нее был отнюдь не затасканный вид. Свежее сияющее лицо, живой взгляд, шельмоватая улыбка. Легкий пикантный халатик с коротким подолом, волнующий аромат хорошего парфюма. От нее пахнуло романтикой парижских кварталов - красивая, свободолюбивая и не закомплексованная женщина с душой куртизанки. Именно так он и подумал, глядя на нее... Впрочем, она всегда была такой.
        Феерия женского праздника длилась недолго. Лада испуганно окаменела, узнав гостя. Хотела что-то сказать, но слова застряли в горле.
        - Что, кого-то другого ждала? - усмехнулся он, по-хозяйски уверенным шагом переступая порог.
        Лада покорно отошла в сторону. Даже не попыталась остановить.
        Он закрыл за ней дверь, окатил ее пытливо-оценивающим взглядом.
        - И все-таки ты кого-то ждала.
        - Мужа, - выдавила она.
        Он заметил в ее взгляде проблеск инстинктивного испуга уличенной в измене женщины.
        - Врешь. Муж твой только что на службу пошел.
        - Думала, вернулся...
        - Врешь! Хоря ждала!.. В глаза мне смотри! Тимофей умел создавать жесткое рентгеновское излучение. И сейчас он буквально пронизывал ее взглядом. Лада не выдержала.
        - Не хоря... - пряча глаза, выдавила она. - Соседа...
        - А меня не ждала? - так же жестко спросил он.
        - Ждала... Правда ждала...
        - Тогда принимай.
        Он дернул за поясок ее халата - обнажил желанное тело. В комнату Ладу вести не стал. Прижал ее спиной к стене, задрал и отвел в сторону одну ногу. Поза Шэрон Стоун...
        Она в изнеможении сидела на корточках. Тимофей застегнулся, поднял с полу халат, прикрыл ее наготу. Весело и раздольно улыбнулся.
        - Ну, здравствуй, подруга.
        - Ты все такой же, - счастливо глядя на него, едва слышно произнесла Лада.
        - Какой?
        - Сильный. Мощный. Бесшабашный... Ты все такой же... А я другая...
        - Какая другая?
        - Как ты меня нашел?
        - Кто ищет, тот всегда найдет...
        - Знаешь, где я была?
        - Знаю...
        - Знал бы ты, как меня таскали...
        - Догадываюсь.
        - Это Елизар все.
        - Знаю... Поздно узнал. Поздно хватился...
        - Лучше поздно, чем никогда... Хорошо, что ты...
        Лада не договорила. В дверь позвонили, и она встала, чтобы открыть ее. Нехотя набросила халат.
        Тимофей ожидал увидеть совершенно незнакомого мужчину. Но в квартиру вошел мало-мало известный ему капитан Казаков. Увидел гостя, набычился.
        - Это кто такой?
        - Тебе не все равно? - презрительно фыркнула Лада.
        - А все-таки? - сбавляя обороты, не очень сильно настаивал офицер.
        - Парень мой. Бывший. Еще до Чечни... Нашел меня... Что еще надо?
        - Ну, если бывший...
        Капитан протянул Тимофею руку, назвался.
        - Олег.
        - Я знаю. Ты Ладу из плена спас.
        - Да было...
        С одной стороны, Казаков испытывал гордость за себя и свой героизм. Но также чувствовалась в его голосе и горечь сожаления. Как будто большую ошибку он сделал, что взял Ладу к себе.
        - Было, - пренебрежительно хмыкнула Лада. - Я сначала с комбатом их была, затем ротных всех прошла, ну а на нем остановилась... Или не остановилась, а, Олежа?
        - Хватит, - умоляюще посмотрел на нее капитан.
        - Любишь? - взглядом показывая на Ладу, спросил у него Тимофей.
        - В том-то и дело, что люблю...
        - Намучился с ней?
        - Сил больше нет.
        - Выпить надо. За содружество родов войск. Ты - десант, я - пехота. Ты в Чечне был, я в Приднестровье воевал, в Боснии...
        - В Боснии?! - удивленно и не без уважения глянул на него Казаков.
        Сейчас на Тимофея смотрел настоящий боевой офицер. Бодрый, самоуверенный. Лицо жесткое, волевое... А только что размазывался перед Ладой, как та каша на тарелке. Не смог он правильно поставить себя перед ней. Потому и ездила она на нем как хотела... Нельзя перед бабой сопли пускать. Нельзя, иначе сам в соплю превратишься...
        - Про «диких гусей» слышал?
        - Ну кто ж про них не слышал... Я, кстати, сам туда хочу, миротворцем. Зарплата за тысячу долларов...
        - Зачем тебе такое счастье? Ты там, Лада здесь... Волноваться за нее будешь, переживать.
        - Чего за меня переживать? - язвительно усмехнулась она. - Есть люди добрые, накормят, напоят... Кто-то там налить обещал? - робко глянув на Тимофея, сказала она.
        Мужа за человека не считает, а его боится. Тимофей насмешливо глянул на нее. Его вполне устраивало такое положение вещей.
        - А ты хочешь?
        - Не откажусь.
        - Хочет она... - снова превращаясь в тряпку, буркнул Олег. - Она всегда все хочет. .
        - А тебе что-то не нравится? Я что, заставляла тебя жениться на мне?
        - Не заставляла...
        - Тогда какие претензии?
        - Видишь, какая она, - обращаясь к Тимофею, досадливо поморщился капитан.
        - Какая есть! Меня уже не переделаешь!
        - Заткнись! - рявкнул на нее Тимофей. - Он со мной говорит, не с тобой.
        Лада испуганно замолчала.
        - В магазин сходи, коньяка купи...
        Тимофей вынул из бумажника несколько стодолларовых купюр. Лада смахнула их с ловкостью пугливого фокусника.
        - Мне вообще-то на службу надо, - глядя, как она собирается, сказал Олег.
        - Хочешь, чтобы я тоже ушел? - нахмурился Тимофей.
        - Если он уйдет, то и я вместе с ним! - крикнула из комнаты Лада.
        Олег протянул было к ней руку, будто желая вразумить ее. Но резко махнул ею, словно разрубая гордиев узел.
        - Ну и катись!
        - Ты хорошо подумал? - шикнула на него Лада.
        - Достала ты меня уже вот как! - Капитан выразительно провел рукой поперек горла. - Надоело с тобой цацкаться!
        - И не цацкайся, - мотнул головой Тимофей. - Бесполезно это...
        Он мог оспорить собственное мнение. Потому что хорошо помнил, как относилась к нему Лада, когда он был никем. Зато как все изменилось после того, как он свалил Захара и занял его место. Такие женщины, как она, преклоняются только перед мужчинами, сильными во всех отношениях. Капитан Казаков, скорее всего, хороший, бесстрашный в бою воин. Но, видимо, в чем-то другом он слаб, если Лада откровенно презирает его. А ведь могло все быть по-другому, захомутай он железной рукой эту строптивую кобылу...
        - Сам знаю, что бесполезно, - снова пустил слюни Олег.
        - Детей у вас, я так понимаю, нет.
        - Она не хочет...
        - Ты меня извини, но что-то в тебе не так, если детей от тебя не хочет...
        - Шалава она, потому и не хочет! - вспылил Казаков.
        - Зачем ты так говоришь? - сурово глянул на него Тимофей.
        - Затем, что она и есть шалава! - с вызовом ответил ему капитан.
        Тимофей промолчал. Он видел, что Казаков на взводе, в таком состоянии он может и рукам волю дать. И тогда не известно, кто кому навешает горячих. Тимофей не хотел оставаться в проигрыше. Ведь тогда ему придется застрелить капитана. Сильные мужчины не уходят побежденными... А убивать Олега ему не хотелось. Парень-то ни в чем не виноват. Тем более что Лада действительно вела себя как последняя шалава...
        - Ну, тогда ты должен благодарить меня... Не поминай лихом.
        Ладу не нужно было уговаривать. Она быстро собрала все вещи и без всякого сожаления рассталась с мужем.
        Надо отдать должное Олегу, он проявил характер - даже не пытался ее остановить. И ни единого слова на прощание не сказал.
        Лада бухнулась на заднее сиденье джипа, облегченно вздохнула.
        - Как у тебя здесь хорошо!.. А коньяком не угостишь?
        - Я слышал, ты сидела на игле, - жестко сказал он.
        И так посмотрел на нее, что она подобралась, выпрямила спину, свела вместе колени.
        - Да, было...
        - А сейчас?
        - Не хочу. Страшно. Да и взять негде...
        - Но было.
        - Да, пока в Чечне не оказалась. Там я с одним жила. Дом у него свой, жены не было. Я у него за жену, ну, за русскую, с которой все можно... Колоться не давал. Я терпела, потом отвыкла... Потом наши пришли... У них в лагере травка была расслабиться, но я не рискнула... Ты не думай, меня в Чечне не сильно таскали. А здесь я сама... Лучше секс, чем наркотик, правда?
        - Может быть.
        - Ты меня домой отвезешь?
        - Да.
        - Будешь со мной жить? Ну, как раньше? - с надеждой спросила она.
        - Да.
        - Я ни с кем, ни за что, - лихорадочно схватив его за руку, счастливо улыбнулась она. - Только ты...
        - Ну почему же, можешь попробовать с другими, - хищно усмехнулся Тимофей. - Посмотришь, чем это для тебя закончится.
        - Я знаю, чем. Ты настоящий мужик, ты убьешь... Не то, что этот... - скривилась Лада, обращая свое презрение к брошенному мужу. - Знает, что с мужиками путаюсь, а терпит. Любит потому что.
        - Это плохо, что любит?
        - Если бы я его любила, то хорошо. А так все равно... Не люблю я его...
        - А меня?
        - Ты для меня - все!
        Лада обвила руками его шею, с фанатичной покорностью прижалась щекой к его груди.
        - Жениться я на тебе не буду, - предупредил Тимофей.
        Он и не думал щадить ее чувства.
        Лада даже не вздрогнула.
        - Я знаю... Я для тебя слишком грязная...
        - И это тоже... А еще я уже женат.
        - Кто такая? - встрепенувшись, не отрывая лица от его груди, спросила она.
        - Не важно.
        - Ты ее любишь?
        - Отчасти.
        - Значит, не любишь... Ты живи с ней, а люби меня, ладно?
        - Я подумаю.
        Сколько раз Тимофей задумывался над тем, любит он Ладу или нет, и всякий раз терялся перед сложностью ответа. Вроде бы и любит, но нет в нем трепета перед ней. Понадобилось, в Чечню бы за ней отправился, всех бы ее обидчиков перестрелял. Искал ее упорно, нашел, но нет безумного восторга...
        Глава 15
        Люба даже не пыталась скрыть свое возмущение.
        - У тебя новая секретарша?
        - И что? - холодно глянул на нее Тимофей.
        Она нагрянула к нему в офис без предупреждения. Хорошо, с проходной вовремя сообщили, а то бы застукала его в обнимку с Ладой... Она ему кофе подала, он усадил ее на стол, задрал юбку. И на самом интересном месте облом.
        - Красивая очень, - сказала Люба и досадливо закусила губу.
        Он мысленно попенял себе за неосторожность. Надо было Ладу в комнату отдыха отправить, там бы она и переждала визит жены. А он ее в приемную из кабинета выпустил, там она, видимо, и попалась Любе на глаза... Впрочем, ничего страшного в том нет. Пусть она думает, что хочет, ему все равно.
        - Тебе что, Зои Михайловны мало? - продолжала наседать жена.
        - Мало. Она уже не справляется с объемом работ. Ей нужна помощница, она ее получила. Не понимаю, в чем вопрос?
        - Вопрос в том, что она очень красивая. И очень сексуальная...
        - А ты не заглядывайся на нее, и она не будет тебя смущать, - иронично усмехнулся Тимофей.
        Лада действительно было очень хороша собой. Смазливое личико, прекрасная фигура, волнующая энергетика зрелой женщины. И сексуальность повышенного напряжения - с этим не поспоришь. Тимофей не скупился, денег давал ей вдоволь, а она с удовольствием предавалась невинным женским утехам в бутиках и салонах красоты.
        - Я заглядываюсь?! - оторопело воскликнула Люба. - Я?!.. Это ты на нее заглядываешься!
        - И я заглядываюсь. И клиенты. Ты же должна понимать, что секретарша - лицо фирмы.
        - Лицо твоей фирмы - это мордовороты на входе!
        - Да, тогда Лада ее душа.
        - Такая же развратная и вульгарная?!
        - Кто тебе сказал, что она развратная?
        - Да это у нее на лбу написано! И одевается как последняя!..
        - Продолжай, продолжай.
        - Вульгарно одевается. Дорого, но вульгарно!
        - Мне нравится.
        - Вот это и плохо, что нравится.
        - Что тебе нужно? - поморщился Тимофей.
        И окатил жену холодным взглядом.
        - Я хочу, чтобы ты ее уволил!
        - И что дальше?
        - Что дальше? Уволь и все!
        - Какой в этом смысл? Если я хочу ее, то даже если уволю, то все равно оставлю при себе. И ты знать ничего не будешь.
        - И ты ее хочешь? - возмущенно протянула Люба.
        - Ты же знаешь, я не люблю истерик.
        - Я спрашиваю!..
        - Не заставляй меня оправдываться, - с улыбкой на губах, но угрожающим взглядом надавил на нее Тимофей. - Если я чего-то захочу, то ты меня не остановишь. Тебе это понятно?
        - Тимоша, ну не смотри на меня так, - захныкала Люба, под принуждением изменив тактику.
        - Зачем ты пришла? - холодно спросил Тимофей.
        - Обрадовать тебя хотела, - счастливо просияла она.
        - Обрадуй. Если сможешь.
        - Я у врача была. У нас будет ребенок!
        Тимофей внутренне возликовал, но внешне никак не отреагировал. Даже бровью не повел.
        - Ты не рад? - обескураженно спросила она.
        - Очень рад.
        - А мне кажется, не очень...
        - Дай мне прийти в себя.
        - Ты станешь отцом...
        - Вот я и говорю, дай мне свыкнуться с этой мыслью. Иди домой. Вечером буду, поговорим... Ну, чего стоишь?
        - Тимоша...
        - Ну чего?
        - Я, конечно, не пророк, но мне кажется... Уволь эту женщину, пока не поздно. Она же тебе несчастье принесет. И тебе, и нам...
        - Ты действительно не пророк. А если кажется, то знаешь, что делать надо...
        - Да я-то перекрещусь. И в церковь схожу, свечку поставлю... Но и ты не плошай. Гони ее прочь, Тимоша!
        - Я сказал, иди домой.
        Люба ушла, но хорошее настроение к Тимофею не вернулось. Зато Лада в кабинете появилась.
        - Жена твоя? - смиренно опустив глазки, отнюдь не тишайше спросила она.
        - А что?
        - Красивая. Правильная вся.
        - Такой и должна быть жена.
        - Но ты же любишь меня? - с надеждой и напором обиженной женщины спросила она.
        - Давай без истерик! - отрезал он.
        - Это не истерика... И даже не крик души...Просто обидно... Я же тебя люблю...
        - Чего тебе не хватает? Квартиру я тебе купил, машина у тебя есть, шмотки каждый день меняешь...
        - По-твоему, это мечта женщины?
        - Ты чем-то недовольна? - усиливая жесткую интонацию, спросил Тимофей.
        - Довольна... Все хорошо... Извини...
        Тимофей уже было решил, что разговор на щекотливую тему исчерпан. Но Лада сделала ход конем.
        - Поверь, я бы ничего не сказала, если б не знала, чья это дочь.
        Атака продолжалась.
        - Елизара дочь. И что? - сухо спросил он.
        - Ты же знаешь, что сделал со мной этот ублюдок.
        - Люба здесь ни при чем.
        - Я понимаю. Но факт есть факт...
        - Дочь за отца не в ответе.
        - Яблоко от яблони...
        - Хватит!.. Иди кофе мне приготовь.
        - Может, в комнату отдыха подать? - шаловливо повела бровью Лада.
        - Не сейчас.
        Она вышла в приемную, минут через пять вернулась, подала кофе. Встала у него за спиной, по-кошачьи мягко прошлась пальчиками по мышцам шеи.
        - Ты очень напряжен, тебе надо расслабиться.
        - В тренажерный зал надо, - кивнул Тимофей. - А потом в бассейн...
        - Сначала массаж, - не согласилась Лада. - А потом постель...
        Она усилила нажим на мышцы, но боли он совсем не почувствовал. Приятные прикосновения, возбуждающе волнующие и одновременно успокаивающие. Тимофей невольно закрыл глаза, не в силах ей возражать. Массаж так массаж, постель так постель...
        Домой он вернулся в половине восьмого вечера.
        - Что, никаких важных дел? - язвительно спросила Люба.
        - Это ты о чем? - блаженно утопая в мягком кресле, спросил он.
        - Вчера у тебя была презентация ночного клуба.
        - И что?
        - Позавчера ты ездил в Рязань.
        - Ты же знаешь, у меня интерес в Рязани. И в Москве...
        - А в Москву ты с кем ездишь, тоже с этой?
        Не трудно было догадаться, о ком шел разговор.
        - Когда я в последний раз ездил в Москву, этой еще не было.
        - А в Рязани, значит, была?
        - Если она секретарша, то почему нет?
        - И на презентации клуба?
        - Не надо меня доставать. Я очень устал.
        - Эта утомила, да?.. На нашей постели, в опочивальне, да?..
        Люба била тревогу не напрасно. Но это совершенно не оправдывало ее. Отмахнувшись от нее, как от назойливой мухи, Тимофей закрыл глаза. Всем своим видом он давал понять, что сейчас взорвется, если она произнесет хоть слово. Люба не стала пытать судьбу. Обиженно всхлипнув, направилась в свою комнату.
        - Погоди, - не меняя своего положения, остановил ее Орлик.
        - Ты что-то хотел сказать? - затаив дух, спросила она.
        - Я хотел поговорить о нашем ребенке.
        - Ты нас бросаешь? - ошарашила его Люба.
        - Что за вздор?
        - Извини, показалось...
        - Ты должна родить мне наследника. - А если это будет девочка?
        - Тогда она должна быть очень красивой. Такой же красивой, как ты.
        Тимофей очень надеялся, что этим комплиментом разрядит обстановку. Но Любу несло навстречу рифам.
        - Или такой же красивой, как эта , да?
        - Если ты про Ладу, то да, она красивая... Но разговор не о ней.
        - Не о ней. Но она уже между нами... Я чувствую ее присутствие. Я боюсь ее!.. У тебя с ней роман! У тебя с ней любовь!..
        - Нет любви... А насчет романа... - Тимофей выдержал паузу, насытив ее таинством грядущего признания. - Думаю, мне надо расставить точки над «i». Лада была моей любовницей. Еще до тебя.
        - Была? - с дрожью в голосе спросила Люба. - А сейчас?
        - Не важно, что есть. Важно, что было... Я мог убить твоего отца. Но я его пожалел, да?
        - Да. Но при чем здесь мой отец?
        - При том, что ты должна пожалеть Ладу... Он украл ее у меня, он ее насиловал, он отдал ее чеченцам. Она почти год в Чечне была, в рабстве. И в этом виноват твой отец...
        - В рабстве?.. Мой отец?.. - с расстановкой, потрясенно проговорила Люба.
        - Она вернулась. И теперь работает у меня.
        - И она снова твоя любовница?..
        - Да... И ты должна с этим смириться...
        - Не-ет...
        Люба обессиленно опустилась на стул, руками закрывая лицо.
        - Ты должна знать, что я никогда не женюсь на ней.
        - Даже если я уйду от тебя?
        - Ты не уйдешь от меня.
        - Ты в этом уверен?
        - Уверен. Как в том, что не отпущу тебя.
        - Но я имею право...
        Тимофей подошел к Любе, присел, руками обхватил ее лицо, пристально посмотрел ей в глаза.
        - Ты не имеешь права, - оглушительно прошептал он. - Ты имеешь только одно право - любить меня. Тебе это ясно?
        - Ясно, - словно загипнотизированная, кивнула она.
        - Люби меня. Рожай мне детей. И ни о чем не думай.
        Люба снова кивнула, соглашаясь с ним.
        - Знаю, что это неправильно, - поднимаясь, сказал он. - Но что есть, то есть...
        - Неправильно... - потерянно повторила она. - Но что есть...
        - Приготовь мне ванну, - сказал он.
        В доме была горничная, она бы все сделала. Но ему хотелось, чтобы именно Люба поухаживала за ним. Чем больше женщина загружена бабскими заботами, тем меньше будет места в голове для дурных мыслей.
        - Да, конечно...
        Вернулась она минут через десять.
        - Все готово...
        Тимофей уже выходил из комнаты, когда услышал знакомое уже пророчество.
        - Эта женщина принесет тебе несчастье...
        - Любая женщина может принести несчастье. В том числе и ты...
        - Нет, я не такая... А она принесет...
        - Может, она. Может, ты. Может, никто...
        Только Тимофей зашел в ванную, как появилась встревоженная Люба с трубкой в руке.
        - У вас там что-то случилось!
        Он отмахнулся от нее как досадной помехи.
        - Тимоха! У нас проблема! Мордовские пацанов наших у себя постреляли. Сейчас к нам едут. Говорят, много их очень...
        - Забудь, что говорят. Собирай пацанов, я сейчас буду...
        Он позвал Любу, велел ей собираться. Надо будет запереть ее в офисе: там охрана, да и кремль сам по себе - преграда для вражеских бригад. Там она будет в безопасности.
        - Что-то серьезное? - обеспокоенно спросила она.
        - Пока не знаю.
        - А я знаю. Чувствую. Что-то очень серьезное... Я же говорила тебе, что эта женщина принесет тебе несчастье...
        - Не болтай глупостей.
        Тимофей одернул жену. Он был уверен, что ее слова - это всего лишь глупые происки совсем не глупой женщины. Он мог бы поверить в то, что Лада принесла ему несчастье, если бы эти несчастья не кружили над его головой черной стаей воронов. С мордовскими пацанами у него затяжной конфликт, с братвой из Подостова, где у него своих интересов выше крыши. В Рязани есть бригада, которой он стоит поперек горла. Но эти хоть явные недруги, не известно, сколько еще тайных врагов...
        Глава 16
        Неспроста Тимофей ждал угрозы с востока. Сильно насолил он мордовским князьям, здорово настроил против себя. И вот грянул гром. И послали враги стрелы на его голову...
        Враг не стал уподобляться саранче. Не жег поля на своем пути, не разрушал селения, не истреблял без счета жителей. И была у него на то причина. Не набег это был, а захват. Два мордовских князя шли на Тимофея, но вел их русский боярин.
        Антип Борода правил землями вниз по течению Оки. Его владения на юге граничили с терлецкой вотчиной, ранее подвластной боярину Елизару, а ныне - князю Тимофею Орлику. С востока Антип имел соседями мордовских князей. С их помощью он расширил свои владения далеко на север. А на западе почти вплотную приблизился к самой Рязани. Сам он себя называл князем, но Глеб рязанский и слышать не хотел, чтобы даровать ему титул. Более того, он собирал войско против Антипа. Тимофея призвал к себе со своими дружинами. Но что-то не сладилось у него, отложил он поход до лучших времен. Но в благодарность за поддержку он возвел Тимофея в княжеский сан. Скрепя сердце пошел на это, но как бы то ни было, с тех пор князь Орлик был законным правителем семи боярских наделов. Но условие Глеб поставил ему жесткое - сдерживать аппетиты непризнанного князя. Впрочем, он и без того обязан был противостоять Антипу, чтобы не стать легкой добычей для него...
        И все же он не углядел Антипа. Готовил дружины к битве с ним, укреплял города. И ждал, что пойдет боярин на Терлец. Но перехитрил его Борода - объединившись с мордовскими князьями, напал на него с востока. И первым под удар попала Заболонь.
        Стремительно продвигалось вражеское войско, но все же Тимофей опередил его, первым вернул свою дружину из Терлеца к стенам Заболони. И клич боевой брошен, и уже идут из других городов посадники с подкреплением.
        Он готовился встретить Антипа в терлецких землях, а здесь, в Заболони, у него оставалась жена Любава. Тяжелая она, наследника носит под сердцем... И Лада здесь же была, как и Любава, ждала его из похода.
        Обе дождались его. Обе радуются. Обе, но порознь. Не знает Любава про Ладу. Хотя, возможно, и догадывается, что гуляет ее муж с другой...
        Тимофей стоял на башне, возвышающейся не только над княжескими хоромами, но и над всеми крепостями - малой и большой. Вид превосходный - все Заболонье как на ладони. Но лучше бы не видел он тьму-тьмущую вражеского войска. Тысяча всадников, почти две тысячи пеших воинов разного пошиба - от бронированных латников до крестьян с вилами и батогами. Беде быть, если эта рать навалится на город всей своей громадой. А все к тому идет. Рубят супостаты лес на лестницы, тараны сбивают. Торопятся, потому как в любое время подмога подойти может.
        Тимофей же на подмогу особо не рассчитывал. От лукавого надежда на нее. Он то знал, что у него под рукой лучшие воины из всех городов. Он же собрал войско, чтобы первым обрушиться на Подостов, подмять под себя стольный град непризнанного князя. Не было у него тысячной рати, всего восемь сотен смог он собрать. Не много по сравнению с русско-мордовской ордой. Но и не мало - поскольку первые три сотни были собраны из отборных латников. И еще три сотни - стрельцы-ополченцы. И все это войско было собрано сейчас в стенах города. Несладко придется Антипу, ох, не сладко.
        Не зря Тимофей сначала возводил, а затем и расширял городские стены. Высокие, несокрушимо прочные башни, неприступные стены, глубокий ров, смола и масло в котлах, бревна, готовые обрушиться на головы атакующего противника, камни грудами. И главное, стрелы в колчанах. Шесть сотен луков, шесть сотен стрелков. Мечи, копья...
        - О чем думаешь, князь?
        Тимофей нахмурился, услышав непозволительно настырный женский голос. Обернулся к виновнику своего недовольства, строго посмотрел на Ладу. Удивленно повел бровью.
        - Это что такое?
        Лада готовилась к сражению наравне с мужчинами. Кожух на ней из многослойной дубленой кожи, железный нагрудник. Топор-чекан за поясом, за спиной колчан со стрелами, лук в руках - небольшой, но добротный, собранный из костяных пластин.
        - Я с тобой! - сказала она твердо, голосом человека, все для себя решившего.
        - И не думай... Откуда у тебя доспех?
        - Ты к войне готовился. Я к войне готовилась. Мы же с тобой неразлейвода.
        - У меня, как ты знаешь, жена есть.
        - Мы же не будем сейчас об этом говорить, правда?
        - Ты стрелять хоть умеешь?
        - Немного.
        - И где ж ты научилась? - совсем не весело улыбнулся Тимофей.
        Не думал он, что Елизар был способен на такую подлость. Ладно, с Жданом его стравил. Но зачем было Ладу в рабство продавать? К мордовцам свез, а те дальше - на Волгу ее сплавили, где она попала наложницей в гарем булгарскому хану...
        - В Булгарии?
        В ханском гареме она постигала отнюдь не воинские науки. Уж он точно это знал. Но все равно спросил.
        - Нет. Здесь. Это не так уж и трудно.
        - Если кое-как.
        - А я и не говорю, что белке в глаз могу попасть...
        - Хорошо. Останешься здесь. Башню будешь охранять.
        Тимофей уже собирался уходить отсюда. Конь оседлан, охрана ждет его. Сейчас он отправится к восточным воротам, займет свое место в Первой башне. Он очень надеялся, что враг не сможет ворваться в город и уж тем более захватить малую крепость и княжий двор. Если все будет хорошо, то Лада ни разу не натянет тетиву своего лука.
        - Но это нечестно! - возмутилась она.
        - Это приказ.
        Уходя, он взглядом пригвоздил ее к опорному столбу. Теперь он был уверен, что она не сдвинется с места, пока он сам не пожалует к ней. Лада хоть и проявляла иногда свою воинственность, но в целом она послушна и покорна его воле.
        Тимофей был уверен, что враг сегодня же атакуют крепость. И он не ошибся в своем предположении. Мордовские и русские полки пошли на приступ всеми своими силами. Это было жутковатое зрелище - ночь, тысячи движущихся факелов, хоругви над русским ополчением, крики мордовских нехристей, ржанье лошадей, топот копыт, ног. И смертельно опасный посвист стрел.
        Враг напирал с востока. Князь Орлик заранее перебросил к восточным воротам основные силы. В крепости городского острога он не сомневался. Стены высокие и прочные - смоленые, но загораются плохо. Верхний ярус-помост широк, на нем запросто могут поместиться четыре воина в ряд. Тесно здесь будет только в том случае, если враг оседлает стены - тогда начнется рубка. Стрелковые башни, бойницы для лучников...
        Осажденные ратники осыпали врага градом стрел - убитые воины роняли на землю пылающие факелы, живые бежали дальше, ногами затаптывая их. Гасли факелы, но все равно их было много, очень много. Горящие стрелы залетали за стены, но горожане были начеку - пресекали пожары на корню.
        Не считаясь с потерями, атакующие полчища подошли ко рву, перемостили его заранее припасенными жердинами, кое-как преодолели препятствие. В ход пошли лестницы. А ворота уже таранило огромное бревно с железным наконечником. На головы наседавшему врагу лилась смола, масло, падали камни, катались бревна. Но это не останавливало его. И латники, и плохо вооруженные ополченцы остервенело лезли на стены.
        Разместившиеся за их спинами лучники, прикрывшись щитами, сбивали засевших на стенах защитников. Но не так-то просто было избавиться от них. Много было воинов у князя Орлика, дрались они бесстрашно и умело. Местами атакующий ворог все же взлезал на стены, где-то даже пытался расширить свой успех. Но Тимофей вовремя посылал подкрепления, грамотно распределял силы.
        Вражеский натиск стал ослабевать. Тимофей уже было решил, что все, пора праздновать победу. Но вдруг страшная новость потрясла его. С западной стороны крепости враг сумел овладеть стенами. Оказалось, что запасной полк тишком и скорым шагом подступил к острогу. Заметили его поздно, когда лестницы уже уперлись в стены. Отпор дать подлому ворогу не смогли, и князя оповестили с большим опозданием.
        Прорвавшийся полк с ходу смел со стены заслон, в стремительном порыве преодолел путь, отделяющий его от детинца. Взял и эту крепость.
        Когда Тимофей со своей малой дружиной поспел к месту, штормовая волна сраженья уже захлестнула княжеский двор. В детинце он оставил небольшую часть ратников, но все же супостат встретил ожесточенное сопротивление. И тем не менее, враг ворвался в княжеские палаты. Тимофею пришлось вгрызаться в живую вражью массу, неимоверным усилием разметать ее в клочья.
        На своем пути он потерял много гридней, сам был оглушен тяжелым ударом по голове. Еле живой от боли и усталости, он все же прорвался к башне - к той самой, где оставил Ладу.
        Он успел в самый последний момент. Сломав заслон из нескольких латников, враг добрался до самой Лады. Тимофей вовремя выбил меч из рук замахнувшегося на нее воина. А она сама в запале сражения вонзила ему в живот короткое копье. И удар был настолько сильным, что даже кольчужное железо не смогло спасти его от гибели...
        Лада была не одна. За ее спиной, забившись в угол башенного ограждения, сидела, обхватив голову, Любава.
        А ведь Лада могла избавиться от своей соперницы. Для этого ей было достаточно отойти в сторону, чтобы вражеский мечник сразил ее насмерть. Но нет, она закрыла Любаву своим телом. Чтобы умереть вместе с ней. В сражении...
        - Тимоша!
        Завидев мужа, Любава вскочила на ноги, бросилась к нему на шею, обняла, не обращая внимания на то, что его броня была густо заляпана чужой кровью.
        - Все, все, я успел... - благодарно глядя на Ладу, Тимофей мягко похлопал жену по спине.
        - Вовремя ты, - с героическим выражением лица сказала Лада.
        - Почему под землей не ушли? - недовольно спросил он.
        И Лада, и Любава знали тайну подземного хода, через который можно было выбраться из городского острога. Они могли бы воспользоваться им, чтобы уйти или хотя бы переждать беду.
        - Ты же сказал, башню охранять, - изобразила удивление Лада.
        - Сказал.
        - А жена твоя сама прибилась...
        Любава отстранилась от мужа, лицом повернулась к Ладе.
        - Даже не знаю, как тебя благодарить, - сказала она.
        И в порыве чувств подалась к девушке, обняла ее... А ведь она должна была знать, какую роль играет Лада в жизни ее мужа.
        Но все хорошо, что хорошо заканчивается. Любава и Лада были вне опасности, Тимофей с легким сердцем оставил их на башне, а сам продолжил свое победное шествие.
        Сначала он расчистил княжеский двор от вражьих недобитков, затем собрал в кулак всю свою рать и, вырвавшись из острога, сокрушительным ударом смял укрепленный стан русского боярина и мордовских князей. Враг позорно бежал. Князей Тимофей пленил, а с Антипом ему не повезло - не смог он его захватить. Ушел Борода в свои земли, и все свое войско увел.
        Тимофей на достигнутом не остановился. Уговорил плененных князей перейти на свою сторону, поставил под их начало остатки разбитых полчищ. Укрепил свои полки подошедшей на подмогу ратью. И без промедления выступил на Подостов...
        Глава 17
        - Брат, ну ты чего?
        Эти слова были хуже неразбавленного нашатыря под нос. Тимофей поморщился, брезгливо глядя на поверженного Антипа.
        - Не брат ты мне.
        - Но мы бы могли договориться...
        - Зря ты меня братом назвал...
        Тимофей не хотел с ним ни о чем договариваться. Поэтому многозначительно глянул на своего штатного палача.
        Тот понял все правильно. Зашел к стоящему на коленях Антипу со спины, приставил к затылку цилиндр глушителя... Лес, тишина, только слышно, как шуршат листья под ногами. И еще два механических чиха... Два очень заразных чиха, несущих в себе страшную свинцовую лихорадку. Настолько заразных, что смерть наступила мгновенно..
        - Уходим. Тимофей шел первым. За ним - Алекс, Борец и свита телохранителей. С врагами покончено. Подостов пал, осталось только утвердить в нем свою власть. А овчинка стоит выделки. Нефтеперерабатывающий завод в нем, город сам по себе богатый, банки есть, рынки... И мордовские спиртзаводы снова под контролем...
        А ведь было такое, что Тимофей висел на волоске. Антип, объединившись с мордовскими, пытался хапнуть под себя все Заболонье. Восемь пацанов от его пуль полегло. Если бы только это. Антип даже до кремля добрался. Пока Тимофей по городу кружил в поисках его ублюдков, он захватил офис его фирмы. А там Люба была. И Лада там в то время находилась... Девчонки закрылись в опочивальне. К тому времени, как их нашли, Тимофей успел подтянуться. Была перестрелка, были трупы с обеих сторон. Но в конце концов победа осталась за ним. И для девчонок все закончилось благополучно.
        В обнимку они сидели, забившись в угол комнаты. Лада еще ничего, а Люба еле живая от страха. Лада ее еще и утешала... Тимофей еще тогда пошутил. «Мы не рокеры, не панки...»
        Шутка не шутка, но Люба с Ладой сдружились. В гости друг к дружке не ходят, но перезваниваются... Прямо гарем какой-то.
        Он слышал, что раньше, во времена язычников, русские князья имели по нескольку жен, даже до десятков дело доходило, а то и до сотен. И в первые столетия после принятия христианской веры свальные отношения не считались особым грехом. Но сейчас такой расклад, как ни крути, иначе как развратом не назовешь. А он не развратник. Сегодня с женой, завтра с любовницей - это еще куда ни шло. Но чтобы вместе, разом... Да он и не стремился к этому. И Люба с Ладой вряд ли думают о том, чтобы жить вместе одной семьей. Может, и есть в таком раскладе какая-то изюминка, но она быстро набьет оскомину...
        Из Подостова он уезжать пока не собирался. Порядок здесь навести надо, братву по местам развести. Завод, банки, барахолки, ночные клубы... Неплохо Антип жил, надо сказать. Город со всеми окрестностями под себя взял, всех, кого можно, доил, дверь в городскую администрацию ногой открывал. В общем, все, как у Тимофея Орлика в его Заболонье. И надо было ему сферы влияния расширять. Жил бы себе тихо, делал бы дела... Теперь Тимофей дела за него делать будет.
        Из леса он отправился в гостиницу, где снимал самый роскошный номер. Умылся, переоделся, спустился в кабинет ресторана. Там его ждали владельцы отеля - два бизнесмена, некогда имевшие отношение к бригаде Антипа. Сейчас они уже хотели о том забыть. И взирали на Тимофея как на хозяина своей судьбы, ожидая от него милости.
        А милость им пришла в виде нескольких листов бумаги с убористым текстом официального договора. Тимофей действовал быстро и масштабно. И филиал своей охранной фирмы здесь открыл, и юрист при ней, и даже нотариус со всеми полномочиями. Сейчас в их присутствии будет подписан договор на оказание охранных услуг. И тогда, как говорится, все будет шито-крыто.
        Тимофей не торопил бизнесменов. Пусть внимательно ознакомятся с договором. Ресторан шикарный, отдельный кабинет для особо почетных гостей выше всяких похвал, превосходная кухня. Уютная и комфортная обстановка, приятный полумрак, мягкий диван, расслабляющая музыка.
        Бизнесмены изучали договор. Постные лица, безликие взгляды. Крепкие на вид мужчины - как изнутри, так и снаружи.
        - Да, мы согласны... - сказал один.
        - Нас все вполне устраивает, - кивнул второй.
        Они подписали договор, пожелали Тимофею всех благ и чинно удалились. С ним остались только Алекс и Борец. Против их компании Тимофей ничего не имел. Но и женское общество бы не помешало. Жаль, что Люба и Лада так далеко...
        - Не нравятся мне эти морды, - задумчиво изрек Алекс. - Спокойные слишком.
        - А чего им? Что Антипу платить, что нам, процент один и тот же, - пожал плечами Борец.
        - Так они внешне спокойные. А внутри вулкан. Как бы извержения не случилось...
        - Какое извержение, о чем ты? Какая за ними сила, а? Что они из себя представляют? . Ну, крутой у них отель, не вопрос. Бабла много крутится. Но так и покруче видали... Это тебе, браток, с перенапряга мерещится, - усмехнулся Борец.
        - Может, и мерещится, - не стал спорить Алекс.
        И, чтобы сменить тему, спросил, весело глянув на Тимофея.
        - Может, девчонок закажем?
        - Каких девчонок? Проституток?
        Проститутками Тимофей не брезговал, но с ними было слишком просто - скотское удовольствие и никакой интриги.
        - Ну, других нет... Других искать надо...
        - Напряжно, - покачал головой Тимофей.
        Не тянуло его на лихие дела. Устал он за последнее время, чертовски устал. В ресторане так хорошо, так уютно. Спокойная обстановка разморила его, музыка убаюкала. Сейчас выпьет, чтобы захмелеть, и в номер... Выспаться бы...
        Так он и поступил. Ощутив градус в крови, поднялся со своего места, пожелал своим братьям удачной охоты, а сам направился в свой номер на последнем восьмом этаже. Об охране он не забывал - авангард, арьергард, фланговые заслоны, все как положено. Как ни крути, а это пока что чужая земля, как бы на «партизана» с волыной не нарваться...
        Но нарвался Тимофей на дежурную по этажу. Она поднялась из-за стойки, приветствуя его. И сразила его наповал. Своими глазами...
        Глаза фантастической красоты и неотразимого обаяния. Лицо тоже прелестное, но земной природы. А глаза - суть от сути - звезда во лбу волшебной царевны Лебедь. Можно было бы обезобразить это лицо, но из-за таких глаз оно бы не утратило своей шокирующей притягательности.
        - Ваш ключик, пожалуйста.
        Она протянула ключ с лоточным бочонком, на котором красовались цифры с номером люкса.
        От резкого перепада чувств внутри него пришел в действие стоп-кран. Тимофей натурально впал в ступор. И ему пришлось преодолевать сопротивление внутренних тормозов, чтобы изобразить ухарскую улыбку.
        - А ключик золотой? - спросил он.
        - Вам видней, - смущенно улыбнулась девушка.
        Ей было лет двадцать восемь, не самый юный возраст. Но это не имело никакого значения. Эта женщина и в сорок, и в пятьдесят лет будет взрывать мужское воображение.
        - Может, давай на «ты»? - предложил он, забирая ключ.
        - Зачем? - удивленно повела она бровью.
        Улыбка сошла с ее лица, глаза затуманила дымка настороженности.
        - Сократим расстояние, так сказать.
        - Зачем его сокращать? - спросила она и обеспокоенно глянула в проход между стеной и краем стойки, через который можно было попасть к ней в закуток и, тем самым, сократить личное расстояние до минимума.
        - Как тебя зовут? - наседал Тимофей.
        Он четко гнул свою линию сильного мужчины. Наседал, атаковал, не позволяя красавице усомниться в его праве преобладать и покорять.
        - Елена Викторовна... - скорее из чувства долга, нежели по велению души, сказала она.
        - А вот и нет, - уличающе подмигнул ей Тимофей.
        И взглядом коснулся бейсика на ее груди.
        - Елена, - прочитал он. - Администратор... Просто Лена.
        - Пусть будет просто...
        - Ты что, меня боишься? - лаская ее теплым взглядом, спросил он.
        Но Лену коробило от этих его ласк. И она не скрывала этого.
        - Нет, я боюсь, что вы переходите границы дозволенного, - недовольно покачала она головой.
        - А для меня границ не существует. Натура у меня такая.
        - Менять натуру надо.
        - С удовольствием. Если вы, Елена, свет мой Викторовна, возьметесь за мое воспитание, я позволю вам все...
        - У меня нет желания воспитывать вас.
        Она смотрела на Тимофея глазами возмущенной и напуганной женщины. Ее возмущал его ухарский напор, пугал... Он понял, чего она боится. Поэтому махнул рукой, прогоняя охранников прочь.
        Те исчезли, но лишь после того, как был обследован его номер и прилегающая к нему территория. Тимофей в люкс не уходил. Он так и остался прикован к стойке дежурного администратора.
        - Мне кажется, вам уже пора, - опуская глаза, сказала Лена.
        Он понимал, почему она прячет глаза. Это вовсе не смущение стыдливой девушки, заинтересованной в мужском внимании. Она не смотрела ему в глаза, чтобы не вызвать приступ агрессии с его стороны. Нельзя смотреть в глаза прожженным зэкам, пьяным хулиганам и злым собакам. Интересно, к какой категории она его причисляла?
        - Нет, не пора. Мне и здесь хорошо.
        Тимофея душила досада, но он не сдавался. Он привык побеждать. И знал, что рано или поздно эта прекрасная крепость ляжет к его ногам.
        - Но вы мешаете мне работать, - с трудом пытаясь скрыть раздражение, сказала она.
        - Какая работа в час ночи?
        - Во-первых, еще только половина двенадцатого. Во-вторых, вы не совсем трезвы.
        - Не совсем трезв - значит, слабо пьян?
        - Как хотите, так и думайте.
        Поджав губы, Лена устремила взгляд поверх его головы. Дает понять, что разговор закончен.
        Она была подобна глыбе закаменелого сахара, который пыталась атаковать голодная чайка. И слева заходил к ней Тимофей, и справа, и сверху, но так и не смог выбить из этой твердыни ни крошки согласия.
        А утром к нему пожаловал Иван Зимовец, один из владельцев гостиницы. Покорно приклоненная голова, притухший взгляд, но нервное движение желваков выдавало его душевное кипение. Невольно вспомнились вчерашние слова Алекса, который предупреждал о возможном извержении вулкана.
        - Я, конечно, понимаю, ты крутой босс... - опустив глаза, издалека начал Зимовец. - И договор у нас с тобой, все такое...
        - Короче, - осадил его Тимофей.
        - Лену ты вчера конкретно прижал.
        - Лену? Прижал?!.. Если б так...
        - Ну, не прижал. Но давил.
        - Тебе то что?
        - А ты что, не понимаешь? - взяв себя в руки, смело глянул на Тимофея Иван.
        - Любовь-морковь?
        - Что-то вроде того.
        - Она твоя жена?
        - Нет. Но это совсем не обязательно...
        - Любовница?
        - Что есть, то есть...
        Тимофей редко кому завидовал, но сейчас зависть взяла его за горло. Он и сам понимал, что Лена давно уже не девочка. Понимал, что есть счастливчик, пользующийся ее расположением. Но одно дело догадываться о существовании этого везунчика, и совсем другое - видеть его перед собой.
        - Ну и что дальше? - жестко спросил Тимофей.
        - Э-э... - замялся Зимовец. - Я бы хотел, чтобы ты оставил ее в покое...
        - А то что?
        - Э-э... Я бы хотел...
        - А если я не могу оставить ее в покое? Если я так ее хочу, что мочи нет?
        - Э-э... Ее даже Антип не трогал, - совсем стушевался бизнесмен. - Подъезжал к ней, но я не позволил...
        - Я тебе не Антип! Ты меня понял?
        Зимовец был тертым калачом. Но все же он знал, что такое страх. А Тимофей представлял собой реальную опасность для него, он мог сделать с ним все, что угодно. И взгляд его нес в себе столько разрушительной силы, что мужик невольно попятился назад, к дверям.
        - Если хочешь, можем пободаться из-за нее, - продолжал давить на него Тимофей. - Давай сегодня, здесь. Как насчет «русской рулетки», а? Один ствол, один патрон, кто жив останется, тот и Ленку заберет. Как тебе вариант?
        - Я... Я не знаю... - ошарашенно мотнул головой Зимовец.
        - Ты мне скажи, мужик, может, я что-то не по понятиям делаю?
        - Э-э, да все нормально...
        - Ну так что, давай сегодня вечером, а? Здесь, в этой комнате. Ты Пашу своего приведешь, а я пацанов своих. Ну, чтобы при свидетелях стреляться, чтобы пальцем никто потом не показывал... А то будут потом говорить, что я тебя из-за бабы, по беспределу завалил... А ты сам застрелишься... Или я...
        Тимофей пристально смотрел на оппонента, подавляя его энергией своего бесстрашия. Он не боялся смерти, и Зимовец это чувствовал.
        - Хорошо... Договорились, - бледный, как полотно, пробормотал он.
        - Значит, сегодня, здесь, в шесть вечера...
        Но за два часа до предстоящей встречи в номер к Тимофею пришла Лена. Глазки опушены к полу, на лице страдальчески-виноватое выражение, сама как трепетная лань.
        Тимофей подошел к ней, мягко взял ее за подбородок, приподнял голову, с улыбкой заглянул ей в глаза:
        - И что за горе у нас?
        - Не надо... - через силу выдавила она.
        - Что не надо...
        - С Иваном стреляться не надо.
        - Я с ним стреляться не буду. Каждый сам будет в себя стрелять...
        - Не надо... Я согласна...
        - Что ты согласна?
        Печальным взглядом Лена выразительно показала на кровать.
        - И что дальше?
        - Дальше ты уедешь... Ну, когда настанет время...
        - Уеду. Но я буду приезжать. И что, всякий раз мне назначать встречу с твоим Ваней? Что, каждый раз в «русскую рулетку» гонять?..
        - Я... Я буду приходить к тебе...
        - И с ним, и со мной?
        - У меня нет выбора.
        - Есть у тебя выбор. Или я, или он. Умру я, будешь с ним. Умрет он, будешь только со мной.
        - Но ему... Ему нельзя умирать...
        - А мне что, можно?..
        - Нет, но...
        - Что но?
        - Ты не умрешь... Ты смелый... Смелых пуля боится...
        - А Ваня твой что, трус?
        - Нет, конечно... Но я знаю, что умрет он...
        - А ты за меня бойся, не за него...
        - Я тебя не знаю.
        - А ты узнай... Ваню своим телом закрыть хочешь? Закрывай...
        Немигающе глядя на нее, Тимофей расстегнул пуговицы на ее блузке.
        - Дальше сама...
        Она молча кивнула, отвела в сторону взгляд и сняла с себя блузку. За ней последовала юбка...
        В постели она была как неживая кукла. Но Тимофей знал, что делать с холодными женщинами... В финале она сама просила добавки - громко, навзрыд...
        Зимовец пришел ровно в назначенное время. Тимофей принял его в своей спальне - в кровати, на высоких подушках, под одеялом, в обнимку с Леной.
        - Она сама пришла, - ехидно, с чувством превосходства улыбнулся он. - Хочешь разобраться со мной, не вопрос, будем стреляться. Ствол тебе, ствол мне, по команде сходимся...
        - А-а... А «русская рулетка»? - растерянно пробормотал Иван.
        - Не тот случай, мужик. В этом случае только дуэль. По пятнадцать патронов на ствол, контрольный выстрел не обязательно...
        Зимовец не выдержал его взгляда - перевел глаза на Лену.
        - Как ты могла?..
        Изобразив презрение и отчаяние, он убрался из номера.
        - Вот и все, - усмехнулся Тимофей, мягко сжимая в руке ее маленькую, но чертовски аппетитную грудку с вкусной коричневой ягодкой соска. - Бросил тебя твой Ваня.
        - И как мне теперь быть?
        - С работы он тебя уволит, не вопрос... Вопрос в том, нужна ли тебе такая работа?
        - Мне нравится... Он не хотел, я сама настояла...
        - Правильно, ты должна была на виду быть, чтобы мужчину своей мечты встретить. Меня, то есть...
        - Ну, насчет мечты не знаю, но мужчина ты очень даже...
        - Почему я не услышал это вчера?
        - Потому что я боялась Ивана.
        - А сейчас не боишься?
        - Мосты уже сожжены. Да и хорошо мне с тобой...Только как мне дальше быть?
        - Со мной быть будешь... В Заболонь со мной поедешь.
        - Я там никого не знаю.
        - Ничего, познакомишься. Квартиру тебе куплю, соседи появятся... Я наезжать буду..
        - Ты женат?
        - Да. И разводиться не буду.
        - Хорошо, что сразу сказал...
        - Кому хорошо, тебе?
        - Вообще...
        - Вообще хорошо мне. Потому что у меня такая женщина...
        Лена покорила его, и он был только рад увезти ее с собой в Заболонь. И его мало смущало то обстоятельство, что там его ждали жена и любовница...
        Глава 18
        Квартира Лене понравилась. Две комнаты, мебель из дорогих салонов, двухкамерный холодильник битком набит деликатесами, в баре коньяки, виски, мартини.
        Но больше всего ее порадовала купчая на ее имя. Эта квартира принадлежала ей на самом что ни на есть законном основании. А его порадовала кровать - большая, с упругим матрацем, с прохладным шелковым бельем. На ней они и отпраздновали новоселье - под брызги шампанского, в завихреньях страстной феерии...
        Лишь к вечеру Тимофей вернулся в свой офис. Там и застал свою жену. Чуть ли не в обнимку с Ладой. Они сидели на мягком диване, прижавшись друг к дружке, и увлеченно пялились в какой-то глянцевый журнал. Увидели Тимофея, встали, не сговариваясь, подошли к нему с двух сторон, Люба прильнула к его правой руке, Лада - к левой.
        - Ну и что ты здесь делаешь? - недовольно глянул он на жену.
        - Да так, заехала... - мило улыбнулась она. - В больнице была...
        - УЗИ мальчика показало, - весело подмигнула ему Лада.
        - Да, мальчика, - кивнула Люба.
        - Отлично.
        - У тебя дела? Понимаю... Поеду я.
        На пороге она остановилась, глянув на Ладу, спросила, когда ей ждать его домой.
        - Скоро, - сказал он, устало отмахнувшись от нее.
        - Как это скоро? - возмущенно спросила Лада, когда Люба ушла.
        - Вечер уже.
        - Ну вечер, и что? Я же тебе не солнечный зайчик, чтобы на ночь исчезать, - подсаживаясь к нему на стол, сказала она.
        - А какой ты зайчик? - усмехнулся он, нехотя водружая руку на ее коленку.
        - Белый. Пушистый. И очень ласковый... И мое время еще не закончилось. И ее еще не началось...
        - Чье ее?
        - Ее, Любкино время...
        - А вы что, время уже распределили?
        - Ну а ты как думал? Днем - я, ночью - она...
        - Сумасшедший дом.
        - Зато все по-честному... Ты меня не хочешь, - с упреком посмотрела на него Лада.
        - Хочу. Но не сейчас... Голова тяжелая...
        - И где ты был?
        - На заводе. Директору втык вставлял...
        - Не знаю, кому ты что там вставлял, - совсем уж подозрительно смотрела на него Лада. - Не было тебя на заводе...
        - Ты откуда знаешь?
        - Как это откуда? Я же твоя секретарша. Мне положено знать, где ты бываешь...
        - И где я был?
        - На работе. Знаешь, что Ленин говорил? Хорошо, говорил, когда любовница есть. Жена думает, что ты у любовницы, любовница думает, что ты у жены, а сам на чердак - работать, работать и еще раз работать...
        - Ну, ситуация похожая, - усмехнулся Тимофей.
        - Да, только жена ждала тебя с любовницей, а любовница - с женой...
        - И обе думали, что я на чердаке.
        - Думали. Только где твой чердак, не знаем... Кто там у тебя на чердаке живет. Красивая она или так себе?
        - Это ты о чем?
        - О том, что с бабой ты был, мой дорогой!
        К счастью для себя, Тимофей умел владеть собой. И недоумение он изобразил в жестких красках.
        - Ты в этом уверена? - резко спросил он.
        Лада вздрогнула, как будто бич над ухом щелкнул.
        - Нет...
        - Тогда чего метлой метешь?
        - Ну, я просто подумала...
        - Знаешь, кто просто думает? У тех, у кого имя с «просто» начинается...
        - Я не проститутка...
        - Вот и не лепи горбатого. Ты меня поняла?
        - Да.
        - Тогда пошла!.. В спальню... Я сейчас буду...
        Тимофей сменил гнев на милость и сполна облагодетельствовал ею Ладу. Как будто и не было двух изматывающих часов с Леной...
        Зато дома он не смог выжать из себя ни капли желания. И Люба не преминула упрекнуть его:
        - Я понимаю, Ладе нужно внимание. Но ты не забывай, что у тебя есть жена...
        В ответ Тимофей фыркнул в кулак. Только он один знал, скольких усилий ему стоило, чтобы не сорваться на истерический хохот. Дурдом, а не семейка - жена, любовница. Для полного счастья осталось только рассказать им про Лену...
        Разумеется, про Лену рассказывать он не стал. Зато на следующий день опять был у своей новой любовницы. И опять зажигал с ней. Но уже с оглядкой на семейные обстоятельства. В офисе, с Ладой, он тоже экономил силы. И дома смог уделить внимание Любе...
        Ему хватило всего несколько дней, чтобы дойти до ручки. На выходные он запланировал рыбалку, и с превеликим удовольствием отправился на Ревень-озеро. И чуть было не убил Алекса, когда тот, как обычно, предложил прихватить с собой девочек для веселенькой баньки...
        Домой он вернулся в понедельник. Рано утром. Отдохнувший, посвежевший, полный сил и энергии. Но к жене в постель не полез.
        - Некогда. Дел невпроворот...
        - С Лады начнешь? Ну ладно...
        Дантов ад состоял из семи кругов. А дурдом, который Тимофей создал своими руками, представлял собой, как ему казалось, длинную спираль, замыкающуюся в круг... Но, как это ни странно, такое положение вещей вполне его устраивало. Он уставал, зато с каким удовольствием каждую субботу выбирался с друзьями на природу. Зато теперь в его жизни были моменты, когда жизнь без женщин казалась раем...
        И все же настал момент критического насыщения, когда о женщинах он думал с содроганием не только по выходным, но и будним дням. В один не самый прекрасный день он схватился за голову, когда Лада с загадочной улыбкой показала ему на покои в его офисе. Сначала подсела к нему на подлокотник кресла, дождалась, когда он ее обнимет, а потом дала понять, что надо бы освежить близость их отношений.
        - Не сегодня.
        - Почему? - язвительно и с обличительным вызовом спросила она.
        - Нет настроения...
        - Ты же сильный мужчина.
        Тимофей вздрогнул, угрожающе нахмурился. Лада нанесла удар ниже пояса - и, похоже, сделала это вполне осмысленно.
        - Ну, сильный, и что? Это же не значит, что я должен каждый день...
        - По разу в день. По разу, помноженному на три.
        - Что? - в уязвленном удивлении повел он бровью.
        - Я все знаю. Ее зовут Лена. И где ты ей квартиру купил, тоже знаю...
        - Откуда?
        - Имела наглость проследить за тобой.
        - Ну и кто ты после этого?
        - Твоя любимая секретарша. Которая всегда поймет тебя и поддержит... Не бойся, истерики не будет.
        - Уже обнадеживает.
        - Ты хочешь казаться сильным мужчиной.
        - Я не кажусь, я действительно сильный...
        - А ты не задумывался над тем, что у тебя мания?.. Мания сильного человека... Тимофей задумался. Может, Лада в чем-то и права. Действительно, в своем стремлении соответствовать образу сильного человека он переходит разумные границы. Иногда... Но в целом это его стремление оправдано. Нельзя быть размазней и недотепой, когда у тебя в подчинении крутые парни, когда в тени твоей власти теряется даже городской мэр.
        - Не знаю, мания это или нет, но все у меня вот где!
        Он с силой сжал кулак и плотно сомкнул губы.
        - Все - это кто? Твоя братва?
        - Да.
        - И ботва, с которой вы кормитесь?
        - И ботва.
        - И мы с Любой?
        - Да.
        - И Лена твоя?
        - Угадала.
        - И всех ты имеешь?
        - Это закон жизни. Если есть овцы, то обязательно должен быть пастух, который всех их имеет...
        - Но пастуху совсем не обязательно перенапрягаться. А то ведь можно и сгореть ненароком...
        - Это ты о чем?
        - Это я о ком. О нас. Ты, я, Люба... Лена эта, черт ее возьми... Ты правда сильный человек. Мания это или нет, но ты действительно держишь всех в узде. А сам на высоте... Сил уже нет, а ты все держишься... - не совсем весело и с подначкой усмехнулась Лада. - Каждый раз умножаешь на три... А не надо так, совсем не обязательно. Беречь себя надо, для нас... Ты у мусульман поучись, у них многоженство в почете, но ни один муж не спит в один день со всеми женами. Сегодня с одной, завтра с другой... Поверь, мы с Любой тебя поймем. Нимфоманией мы с ней не страдаем... А с третьей, гм, женой, лучше не надо...
        - С тобой можно, а с Леной нет. Чем ты лучше? - хмуро и беспощадно спросил Тимофей.
        - Всем! Я тебя никогда не предам!
        - А Лена?
        - Я ее не знаю, с ней не разговаривала - точно сказать не могу... Но одно могу тебе сказать. Держись от нее подальше. Эта женщина принесет тебе несчастье...
        Тимофей прыснул в кулак.
        - Что я сказала смешного? - насупилась Лада.
        - Где-то я это уже слышал...
        Люба предрекала ему несчастье со стороны самой Лады. Пока не сдружилась с ней, предрекала. Зато сейчас никаких пророчеств на эту тему...
        Тимофей не был уверен, что сама Лада сдружится с Леной. Да и не допустит он этого. Поэтому Лада будет доставать его своими глупыми пророчествами. Но он просто не станет реагировать на них. Глупые бабы, глупые предсказания... Хотя, возможно, кто-то из них трех принесет ему несчастье. Все может быть. Если черт шутит, то впрягает в свою бесовскую колесницу земную женщину.
        - Где ты слышал, что?
        - Проехали, - вяло отмахнулся он от Лады.
        - Не все так просто, как тебе кажется, - продолжала наседать она. - И не надо недооценивать женщин. Женщины очень опасны...
        - И в чем они опасны? - пронзительно глянул на нее Тимофей.
        - Руки у них мягкие, нежные. Но именно такими руками легче всего вырывать подкоп под мужчину...
        Казалось, она читает его мысли.
        - И давно ты под меня роешь? - сверкнул взглядом он.
        - Я не рою, - испуганно мотнула головой Лада. И, взяв себя в руки, добавила: - Но могла бы... Я хотела тебе об этом сказать...
        - О чем?
        - Я соврала. Не следила я за тобой. И про Лену мне сказали.
        - Кто?
        - Его Сергей зовут. Фамилия Багрянцев. Он из РУОП. У Головатого в штате.
        - Та-ак! - вскинулся Тимофей.
        - Это в субботу было. Я в магазине была, туфли выбирала... В общем, он ко мне подошел, показал свои корочки. Сказал, что разговор есть. В машину к себе посадил. . Про Лену рассказал.
        - Зачем?
        - Ну, чтобы я знала, что не представляю для тебя особой ценности. Сказал, что ты висишь на волоске, что время твое скоро закончится...
        Тимофей стал мрачнее тучи. Предсказания какого-то мента его скорее забавляли, нежели страшили. Пугало другое. Лада была особо приближена к нему, он не мог позволить ей оставаться без присмотра. Поэтому приставил к ней человека, который должен был тайком отслеживать каждый ее шаг за пределами офиса и квартиры, где она жила. Но почему этот человек ничего не сказал ему про контакт с ментом? Или он прозевал момент, или его каким-то образом нейтрализовали... Он, конечно, во всем разберется. Но станет ли ему от этого легче?
        - Где ты с ним разговаривала? - перебив Ладу, резко спросил он.
        - В его машине. Он меня из магазина вывел, через черный ход. А там машина стояла,
«девятка»...
        - Да хоть «сорокапятка»... Почему ты с ним пошла?
        - Я же сказала, он мне корочки показал. Сказал, что у меня будут большие неприятности, если я не последую за ним... Поверь, я сама осознала свою ошибку...
        - И в чем ты ошиблась?
        - В том, что пошла с ним...
        - Еще в чем?
        - Больше ни в чем... Знаю, что должна была сказать тебе об этом сразу. Должна была позвонить тебе. Но мне кажется, что менты плотно тебя обложили. Я побоялась, что телефон мой прослушивается... Вот, дождалась тебя...
        - Дождалась. Чтобы начать во здравие, а закончить за упокой... Упокоила ты меня, родная.
        - Но ты же жив. И дальше будешь жить... Ничего я про тебя не сказала. И работать на Багрянцева отказалась...
        - Почему я должен тебе верить? - спросил он, ожесточенный подозрительностью.
        - Потому что ты сейчас здесь, в тепле, с красивой девушкой в обнимку... А мог бы уже в клетке у руоповцев сидеть...
        Тимофей нервно забарабанил пальцами по ее коленке.
        Даже если нет особого желания, все равно приятно сидеть в обнимку с красивой женщиной. А небо в клеточку - это мрак. За решетку Тимофею не хотелось. Он не согласен с теми, кто считал тюрьму испытанием для сильного мужчины. Может, и согласится когда-нибудь, когда сам туда - тьфу, тьфу - попадет. Но сейчас ему больше нравится наслаждаться комфортом свободы.
        - Ты же помнишь, когда-то я была с Захаром, - через силу выдавила она.
        Давно у них не заходил разговор о том событии, которое сделало Ладу невольной свидетельницей уголовного преступления. Оба понимали, какая тайна связывала их, но упрямо делали вид, что ничего страшного в том нет.
        Но, как ни крути, Лада - опасная для него свидетельница... От таких нежелательных элементов нужно избавляться самым кардинальным образом. Но убить Ладу он не мог. Как не мог поднять руку и на свою родную сестру, которая также знала, как он расправился с Захаром и его ублюдками...
        - Я все помню. И все знаю, - кивнул он.
        - Ты должен быть уверен, что я ничего не сказала Багрянцеву... Да он и не спрашивал про тот случай...
        - А если бы спросил?
        - Чтобы я тебя предала - никогда!
        - Верю.
        - Ты же ничего со мной не сделаешь? - дрожащим голосом спросила она, пугливо прижавшись к нему.
        - А что я могу с тобой сделать? - медленно, в мрачном раздумье проговорил он.
        - Убить... - выдавила она.
        Ее трясло, будто у нее был сильный жар.
        - Если бы мог, давно бы уже это сделал. Но я не могу... Но если ты скажешь хоть слово...
        - Знаю, верю... Но я же не сказала... И никогда не скажу... И работать на ментов не буду!
        - Что этот Багрянцев говорил? Почему это мое время скоро закончится?
        - Он сказал, что ты слишком много на себя берешь. Из области установка на тебя пришла...
        - Из области?.. Из области - это плохо...
        Тимофей действительно сильно зашел за рамки. Не нужно было ему за пределы Заболонского района высовываться. Но нет, сначала он один соседний район под себя взял, затем другой. Подостов опять же под его властью. Если так дальше пойдет, то рано или поздно вся область под него ляжет. Потому и забеспокоилась Рязань, потому и взяли его в плотную разработку. Но это еще цветочки. Ягодки начнутся, если Москва забьет тревогу. Он знал, слышал, что бывает с авторитетами, которые слишком много на себя берут. Власть в государстве слабая в общем, но в частности менты способны на сильные меры. И горе тому, кто попадает под эту частность. Или смерть от руки ментовского киллера из «Белой стрелы», или многолетний приговор суда... Не хотел Тимофей попадать под раздачу. Но, похоже, тучи над его головой сгущаются быстрей, чем он думает...
        - На меня ты можешь положиться, - сказала Лада.
        - Положусь, - усмехнулся он. - Сегодня и положусь... А завтра на жену положусь... В день по разу, не больше. Спасибо за совет...
        Ему нужно было как-то разрядить обстановку, поэтому он и свел разговор к шутке.
        - Сегодня со мной, завтра с Любой. А послезавтра? - Лада, похоже, совсем не намерена была шутить.
        - Послезавтра - Лена.
        - Ты должен с ней завязать.
        - Это я уже слышал. Люба о ней знает?
        - Нет.
        - И не говори ей, не надо. Даже если она потребует завязать, все равно ничего не выйдет...
        - Багрянцев говорил, что Лена твоя очень красивая женщина.
        - Слишком он много знает, этот Багрянцев, - сквозь зубы процедил Тимофей.
        - И знает, и предполагает... Он считает, что рано или поздно ты бросишь и меня, и жену ради нее...
        - Если бы хотел, давно уже бросил.
        - Она правда очень красивая?
        - Очень, - честно признался Тимофей. - Но на тебя не променяю...
        - Ты с ней говоришь о своих делах?
        - Нет.
        - А может, все-таки?
        - Тебе какое дело?
        - Я не просто твоя секретарша. Мы с тобой повязаны... И мне совсем не безразлично, что тебя ждет... Может, она уже работает на Багрянцева...
        - Может быть, - кивнул Тимофей.
        - Откуда она вообще взялась?
        - Из Подостова...
        - В качестве военного трофея привез?
        - Может быть, - усмехнулся Тимофей.
        Сравнение ему понравилось.
        - Квартиру ей сразу купил...
        В голосе Лады снова зазвенели склочные нотки. Тимофей понял, что ей уже пора отправляться в свою приемную.
        - Тебе не кажется, что ты засиделась?
        - Прогоняешь?
        - Кофе мне приготовь. - Ничего, мы еще вернемся к этому вопросу!
        - Я сказал, кофе!
        Лада скрылась в приемной, а Тимофей кликнул к себе Алекса и Борца. Нужно было разобраться с парнем, который следил за Ладой. Нужно было решить, что делать с обнаглевшими ментами. Словом, он бил тревогу...
        Глава 19
        Тимофей недовольно хмурил брови. Не нравилось ему, что Лада крепко держит его за руку, не отпускает.
        - Я не хочу, чтобы ты ехал в Подостов.
        - Надо ехать. И ты мне, женщина, не указ...
        - Знаю, что не указ, - не сдавалась Лада. - Но сердце болит, сердце хочет оградить тебя от беды...
        - Какой беды? Чего в набаты понапрасну бьешь?
        - Не понапрасну... Не по нраву мне Подостов, беду большую чую... - Волков бояться - в лес не ходить, - вырывая руку, надменно усмехнулся Тимофей.
        - Ведь неспроста же ты туда едешь! - в сердцах бросила Лада.
        - Неспроста. Подостов - моя вотчина, дел там у меня много...
        - Знаю я твои дела... К этой едешь... - ее голос звенел от ревности.
        - К кому я еду? - встрепенулся Тимофей.
        - Не знаю, как ее зовут... Но есть у тебя там зазноба. К ней ты и едешь...
        - Что ты плетешь, женщина?
        - Это не я, это ты плетешь... Сеть плетешь, на свою погибель...
        Будь на ее месте сейчас мужчина, Тимофей ударил бы его, не задумываясь. Он человек верующий, в церкви крещеный, но суеверия довлели над ним. Лада должна была пожелать ему славного пути, но она чуть ли не заклинала его. Негожее напутствие в дорогу. За такую оказию голову с плеч сносят...
        - Тьфу на тебя!
        Тимофей сплюнул в ее сторону, как будто прогонял черта от себя. Пугнув ее резким движением руки, выскочил из светлицы.
        Да, он действительно ехал в Подостов к своей зазнобе. Была там у него своя Елена Прекрасная. При дворе посадника Ерофея жила, на особом положении, которое создал ей Тимофей. Но на этот раз он не на побывку к ней ехал, а чтобы забрать к себе в Заболонь. На готовое забрать.
        А Подостов он захватил в войне с Антипом. Разбил его рать под стенами Заболони, погнал ее до родных вотчин, там и разделал боярина под орех. Все земли его к себе присоединил, на Подостов человека своего посадил. Там же и красавицу Елену пленил силой своей молодецкой. Домой в Заболонь везти ее не стал, но в Подостов с тех пор наведывался часто. Неудивительно, что Лада в конце концов прознала про его зазнобу...
        Со зла ему Лада гадостей наговорила. Не должен был Тимофей всерьез принимать ее слова, но все же перед отъездом он отправился в храм, попросил батюшку окропить его святой водой и благословить в путь...
        До Подостова путь не близкий, верст сто по прямой. Но Тимофей так рвался к своей зазнобе, что и не заметил, как пролетело время, проведенное в дороге. К исходу дня показался окруженный лесами и полями холм, на вершине которого стоял закрытый острогом город. Крепостные башни, купола церквей и боярских теремов...
        Посадник Ерофей вывел к дороге весь город. Он поднес ему хлеб-соль, священник - крест для целования, в ознаменование благополучного исхода в пути.
        Тимофей взял с собой два десятка отборных дружинников, но даже это не обещало ему спокойствия в пути. Не все спокойно было в подостовских землях, в лесах полным-полно было лихих людей, не согласных с боярской и вообще чьей-либо волей. Они могли объединиться, устроить засаду, напасть на Тимофея, и неизвестно, чем это могло бы для него закончиться. Но Бог миловал, и он в полном здравии добрался до Подостова.
        Дружину он отправил на постой, а сам вместе с посадником отправился в его светлицу.
        - Рассказывай, как поживаешь, - опускаясь на скамью с высокой спинкой, сказал он.
        Приятно было посидеть с дороги на чем-нибудь неподвижном, да еще вытянув ноги. Еще бы доспехи снять, но сейчас ему идти к Елене, а ей нравилось любоваться им во всей его боевой красе.
        - Все хорошо, - уныло сказал Ерофей.
        - А чего нос тогда повесил?
        - Зимовец, поганец, одолевает...
        - Зимовец?
        - Да, бывший окольничий Антипа... Не нравятся ему наши порядки...
        - Многим они не нравятся, что ж теперь?
        - Ему особливо не нравятся... Людей подговаривает, смуту готовит...
        - И зачем ты мне это говоришь? - грозно глянул Тимофей на своего посадника. - У тебя дружина, у тебя власть. На кол смутьяна, и вся недолга...
        - Поздно хватились, - виновато развел руками Ерофей. - Зимовец в леса ушел. Всех своих людей забрал и ушел...
        - И много людей?
        - Да с дюжину... На дорогах теперь озоруют...
        - Почему не известил меня о том?
        - Думал, сам управлюсь... Не вышло. Хитер Зимовец: по лесам кружит, не ухватишь. Бывалые воины с ним...
        - Дружину мою в подмогу возьмешь.
        - Да, хотелось бы...
        - Ладно, после об этом поговорим. Отдохнул я, к Елене пойду. Ждет она меня?
        - Э-э, - замялся Ерофей.
        - Что такое? - пристально глянул на него Тимофей.
        - Захворала она...
        - Что с ней?
        - Застудилась ненароком. Но уже на поправку, говорят, идет...
        - Говорят?
        - У матери она, дома. Мать ее знатная травница...
        - Мог бы мать сюда вызвать...
        - Елена очень просила. Дома, говорит, и стены лечат...
        - А живет она окрест Подостова.
        - Да, в Крутояре. Тут рукой подать... Ты только скажи, князь, мы ее быстро в хоромы доставим...
        - Мне сказать? А сам не догадался?
        - Ну, мало ли что люди говорят. Может, Елена твоя сильно хворая, может, нельзя ей в путь-дорогу. Не приведи Господь, что случится...
        - Боишься... Да и я не из лыка соткан... Сам к ней поеду...
        Тимофей не стал поднимать всю дружину. Взял только старших гридней - Бронислава, Радомира, Устимьяна и Данилу. Они все знают про Елену, они поймут и не осудят. Да и место в доме для четырех дружинников всегда найдется...
        Уже темнело, когда небольшой отряд подошел к Крутояру. Это было небольшое поселение на высоком обрывистом берегу реки. Внизу вода плещет, рядом лес шумит, зато в самом селении тишина - только и услышал Тимофей, как петух где-то прокричал - как будто сигнал тревоги подал.
        Четыре бревенчатые лачуги, несколько землянок с узкими прорезями-окошками под камышовыми крышами. Людей нигде не видать.
        Первым догадался Бронислав.
        - В лес ушли, - сказал он, осаживая вздыбившегося вдруг коня.
        Тихо вокруг, безветренно, а лошадь как будто волка почуяла.
        - Нас увидели, потому и ушли, - добавил Данила.
        - Неспокойно в этих местах. Лихого люда много, - кивнул Радомир.
        - Но мы же не похожи на разбойников, - пожал плечами Устимьян.
        - Зимовец где-то бродит, - сказал Тимофей. - На конях они, в латах... Смуту на округу наводят. Боятся их люди...
        Дружинники обследовали лачуги, и в одной нашли пожилую женщину - растрепанную, увешанную пучками высушенной травы. Тимофей назвался, сказал, кого ищет.
        - Князь Орлик! - всплеснула руками женщина. - Как же ты всех наших напугал! Думали, что лиходеи...
        - Акулину я ищу. Бабку Акулину...
        - Ну какая ж я тебе бабка, князь? - обиженно и в то же время игриво повела бровью женщина.
        Оказалось, что это и была мать Елены. Впрочем, Тимофей и сам об этом уже догадывался. Женщина была обвешана пучками трав, сам дом - травная кладезь, в котле едко-пахучий отвар булькает... Травница она, знахарка.
        - Елена где?
        - А почто тебе она, князь? - неожиданно избоченилась Акулина.
        - Сама знаешь, почто, - нахмурился Тимофей.
        - Знаю. Потому и спрашиваю... Негоже дочь мою по рукам таскать.
        - Хочешь, в Заболонь ее отвезу, в хоромы?
        - Хочу. Чтобы ты в жены ее взял, хочу!
        - Я христианскую веру проповедую. В Перуна бы верил, взял бы Елену второй женой. А так не могу...
        - Лучше б ты язычником был, - горько вздохнула женщина.
        - Чего нет, того нет, - перекрестившись, сказал Тимофей.
        - Видно, не люба тебе Елена...
        - Люба, очень люба...
        - Вот и возвернись в прежнюю исконную веру...
        - Ты, ведьма, говори, да не заговаривайся! - вспылил Тимофей от таких слов.
        Акулина испугалась, закрылась руками в ожидании удара.
        - Ты брось эти бесовские козни!
        - Нет, нет, что ты, соколик! Ты не так уразумел!
        - Смотри, как бы сама не уразумела, на костре!
        - Ну что ты! Что ты!
        - Елена где?
        - В лесу она... Все там сейчас...
        - А ты чего здесь?
        - Я за дочь боюсь. За себя не боюсь...
        - Не боишься, что дочь без матери останется?
        - Она уже взрослая девушка... Ты здесь побудь, князь. А я в лес схожу...
        Женщина ушла. Тимофей тоже не стал оставаться в пропахшей травами лачуге.
        - Данила, Устимьян! Коней в реке напоить! - распорядился он. - Бронислав, Радомир, на дворе дозором стойте.
        - Князь, изволь за этой ведьмой последить, - вызвался Радомир. - Ты же знаешь, я могу тихо, как лис...
        - Проследи, - соглашаясь, кивнул Тимофей.
        Радомир не слышал, о чем он говорил с Акулиной. Но раз уж и он назвал ее ведьмой, то есть в ней что-то бесовское. Как бы лиха на них не навела.
        Радомир исчез, но не вернулся с появлением Акулины, которая вела за собой сияющую от радости дочку. Елена была настолько прекрасна, что Тимофей забыл и про своего дружинника, и про людей, которые возвращались в свое поселение вместе с ней. Он хотел обнять ее и приголубить прямо во дворе, но Елена завела его в дом и там сама обвила руками его шею.
        - Как же я рада тебе, любый мой! - ласково прошептала она.
        - Как здоровье твое, любая моя?
        - Болела очень.
        - А сейчас?
        - Сейчас хорошо все, как видишь. Мать на ноги поставила.
        - В Подостов чего не возвращаешься?
        - Плохо мне там. Люди косо глядят, в спину пальцем тычут...
        - Я тебя в Заболонь к себе заберу.
        - Там то же самое... Еще и жена твоя... Не будет мне там жизни...
        - Версту земли тебе дам, терем добрый поставлю, как боярыня жить будешь...
        - Что же раньше не дал?
        - Раньше думал. И делал. И верста для тебя есть, и терем стоит, - благодатно улыбнулся Тимофей. - И челядь у тебя есть... Уже как боярыня жить будешь...
        - А большой терем? - просияла Елена.
        - И терем большой, и околье крепкое... Мать свою заберешь...
        - А можно?
        - Можно... Тебе все можно...
        - Что ж ты раньше про версту и терем не сказал? - с каким-то непонятным упреком спросила она.
        - А нужно было? - подспудно встревожился Тимофей.
        Он действительно нарезал ей меру земли недалеко от Заболони, воздвиг терем, обнес его частоколом, холопов в челядь набрал. На готовое обрадовать ее хотел, потому и рассказал ей об этом только сейчас.
        - Ну, надо было сказать... А то мать думала, что ты в черном теле меня... Ну, да ладно! Ехать надо! Прямо сейчас!
        Ей хотелось поскорее попасть в свои владенья. Этим и можно было объяснить ее торопливость. Но Тимофею показалось, что дело здесь в другом. Чего-то боится Елена, от чего-то убежать поскорее хочет...
        Акулина удивилась, когда узнала, что дочь собралась в путь-дорогу. Обрадовалась, когда узнала, какие блага даровал ей Тимофей. Но не стала торопить Елену. И ему предложила остаться на ночь. В этот момент и появился запыхавшийся от быстрого бега Радомир. На ходу вытащил меч из ножен, замахнулся на хозяйку дома. И ударил бы, если бы Тимофей его не остановил.
        - Белены, что ли, объелся?
        - Беда, князь! Эта ведьма погибель на нас навела! Кони где?
        - У реки... - Бежать к ним надо. Бежать!
        Только он это сказал, как со стороны леса показались скачущие на лошадях и просто бегущие люди. Шлемы с узкими тульями, кольчуги, щиты, копья... Ярость их была обращена к Тимофею, он сразу почуял это, поэтому, схватив Елену за руку, увлек ее вниз по склону к реке. Радомир и Бронислав устремились за ними.
        И без того уставший Радомир совсем скоро выдохся. Не в силах больше бежать, крикнул:
        - Князь, дозволь задержать их!
        Тимофей дозволил. Слишком быстро приближались конники, и если не сбить им ход, то не дадут они добраться до реки.
        Радомир вынул из колчана лук, наложил на него стрелу.
        - Держись, друже! - крикнул ему Тимофей. - Мы скоро!
        К счастью, долго бежать им не пришлось. С Данилой и Устимьяном они встретились по дороге к реке. Те неторопливо вели коней с водопоя.
        Лошади были под седлом, поэтому Тимофей с ходу запрыгал на свою Чернавку. В двух словах объяснил Даниле и Устимьяну, что нужно ехать спасать Радомира.
        Он возглавил свое малое воинство, и первым пронзил копьем вражеского всадника, который пытался, но не мог достать мечом отчаянно защищавшегося Радомира. Не сбавляя ход, врезался в гущу разбойных ратников; поддерживаемый своими дружинниками, смял их, обратил в бегство.
        Радомир был весь изранен, досталось и Брониславу с Данилой. Но главное, что Елена не пострадала. Тимофей помог ей слезть с коня, принадлежавшего Радомиру, посадил к себе в седло. Можно было ехать в сторону Подостова, но тут подоспел пеший враг. В воздухе засвистели стрелы.
        Тимофей велел поворачивать к реке, но вдруг обнаружил, что и этот путь для него закрыт. Из лесу, перегораживая тропку, выбегали смерды с топорами и кольями. У этих не было доспехов, но их численность и вооружение навевали серьезные опасения. С их стороны тоже полетели стрелы. И одна из них впилась Елене в грудь.
        - Дьявол! - в бешенстве заорал Тимофей.
        И повернул в сторону обрыва. Если повезет, он пройдет по кромке крутояра над рекой и выйдет к селению, откуда тянется дорога на Подостов.
        Но его расчет не оправдался. На пути к деревне лежала глубокая непроходимая расщелина, разрезающая обрывистый берег пополам. Перебраться через это препятствие можно было, только спешившись. И то с большим риском для жизни. О том, чтобы преодолеть его с раненой Еленой на руках, не могло быть и речи. Еще можно было перейти через пропасть у самого ее истока, но его уже захлестнула толпа разбойников.
        Тимофей велел всем спешиться и встать стеной навстречу врагу. Пять отважных и закаленных в сражениях воинов могли дать бой этой толпе жалких оборванцев. Справятся они и с небольшой горсткой защищенных кольчугами воинов. Даст Бог, будет победа...
        Елену он бережно уложил на землю.
        - Держись, родная! Сейчас разгоним этот сброд, и я снова буду с тобой!
        - Берегись, князь! - рыдая, воскликнула она. - Это Зимовец пришел по твою душу!
        - Зимовец?! - вскричал Тимофей.
        - Он... Это все мать... И я виновата перед тобой... Должна была сказать... Но поздно уже...
        Тимофей все понял. Елена предала его. И она, и ее мать всему виной. Заманили его в ловушку, призвали Зимовца...
        - Как же ты могла? - презрительно скривился он.
        - Прости, князь, - закрывая глаза прошептала Елена.
        Но Тимофей на нее уже не смотрел. Он отдавал приказы своим дружинникам, готовился к сражению, которое могло стать последним в его жизни...
        Глава 20
        Тимофей недоумевал. Никак не мог он подумать, что Лена работает на каккого-то Зимовца. Допускал, что ее могли завербовать заболонские менты, но чтобы какой-то хмырь из Подостова...
        Но оказалось, что Ваня Зимовец совсем не простой человек. Он имел и легальный бизнес, и нелегальный - на пару со своим компаньоном сеял в городе наркотики и пожинал с них богатый урожай «зелени». Об этом и рассказала ему Елена, хотя Тимофей сам должен был узнать через свою разведку. Но его люди прознали только про наркобарона Гошу, который, как сейчас оказалось, принадлежал Зимовцу с потрохами..
        Тимофей отправился в Подостов вместе с Леной, там она сказала, что ей нужно повидать родителей, которые якобы находились на даче. Тимофей сдуру отправился с ней. В охрану взял четырех бойцов...
        Родителей в доме не оказалось. И хотя Лена сумела правдоподобно объяснить их отсутствие, Тимофей уже тогда заподозрил неладное.
        И все же их могли взять тепленькими в этом доме. Но Лена допустила ошибку. Тимофей пошел за ней в одну из комнат, но наткнулся на запертую дверь. Тогда он приложил ухо к замочной скважине и услышал ее голос - на фоне радиоэфирного шума. «Можете начинать...»
        Ударом ноги он вышиб дверь, вырвал из ее рук трубку «Моторолы», рукой наотмашь хлестнул ее по лицу.
        - Признавайся, сука!..
        И она призналась. Рассказала, что за ним охотится Ваня Зимовец со своей бригадой. Сказала, что дом окружен, и в любой момент может начаться штурм.
        - Как же так? Почему?..
        - Он заставил меня...
        Оказалось, что Лена была его любовницей, но он пожертвовал ею ради того, чтобы держать Тимофея под постоянным присмотром. Он хотел знать каждый его шаг. Но главной задачей Лены было загнать его в ловушку. И она блестяще справилась с этим. . Но может быть, еще не поздно сделать ход назад?
        Тимофей попытался выйти из дома, но длинная автоматная очередь хлестнула над головой, выбивая из стены комки штукатурки с кирпичной пылью вперемешку. Если бы только это... Схватился за раненую руку Данила...
        - Твою мать!
        Тимофей заскочил обратно в дом, увлек за собой своих бойцов. Оружие есть у всех - у всех ижевские пистолеты, а у двоих в довесок еще израильские «узи». Атаку, может, они и отобьют, но если Зимовец шарахнет по дому из гранатомета, то костей потом не соберешь...
        - Убью, сука! - заорал на Лену раненый Данила.
        - Заткнись! - осадил его Тимофей.
        Сам подошел к ней, нежно провел рукой по щеке. И вдруг резко, без замаха ударил ее по этой же щеке раскрытой ладонью. Лена упала на пол, гулко ударившись об него коленками.
        - Бить ее могу только я, - сказал он, студено глянув на Данилу. - Я же и убью ее..
        Свяжи эту суку. И в подвал...
        - Ею закрыться можно, ну, как щитом, - подал идею Устим.
        - В подвал! - отрезал он.
        И свирепо глянул на умника.
        - К окну давай! Глядеть в оба!
        Связанную Лену сбросили в подвал. Дом превратили в крепость - пока что Тимофей не мог сказать, в неприступную или так себе. Время покажет...
        Дом находился далеко от города, на отшибе дачного поселка, телефона в нем не было, а радиуса действия радиостанций не хватало для того, чтобы достучаться до своих. На то и рассчитывал Зимовец, устраивая здесь засаду. Загнал Тимофея в ловушку, обложил со всех сторон. И победа легко достанется ему, если он догадается шарахнуть по дому из гранатомета. У Тимофея в арсеналах были «Мухи». И у Зимовца вполне могут иметься такие одноразовые дуры...
        Бойцы Зимовца ударили со стороны сада. Обстреляли дом с фасада - отвлекли внимание. А в атаку пошли с тыла. Выбрались из-за кустов крыжовника и вперед перебежками. Но им не повезло. Тимофей знал, что такое современный бой в условиях города. Его стараниями дом обзавелся глазами со всех сторон, и перегруппировку сил он произвел грамотно. Жаль, мощный огневой вал создать не удалось. Два пистолета, два «узи» - этого хватило лишь для того, чтобы отбросить атакующих на исходные позиции. На поле боя - на ковре из опавших листьев, под яблоней остался лежать один труп. Негусто.
        Но, оказалось, что и не пусто. Напуганный враг атаку повторять не спешил.
        Тимофей вспомнил про рацию, которой пользовалась Лена. Нашел ее, поднял с пола, включил.
        - Зимовец, сука, ты где? - спросил он в эфир.
        Ваня отозвался почти сразу.
        - Сдавайся, Орлик. Шансов у тебя нет.
        Тимофей внимательно вслушивался в его голос - злорадные интонации резали слух, но не было в нем ликования, как если бы говорящий был уверен в своей победе.
        - Ты идиот, да? Сейчас братва подтянется.
        - Не подтянется. Ероха твой приказал долго жить.
        - Что?!
        - Нет больше твоего Ерохи. И бригаду его разогнали. Подостов теперь мой!
        - Долго же ты точил зубы, тварь!
        - Сколько точил, столько и отхватил.
        - За Ероху ответишь!
        - Ты бы о себе подумал... Выходи ко мне, поговорим, глядишь, и договоримся. Мир заключим, типа пакт о ненападении...
        - Не вопрос. Приходи, обсудим.
        - Лучше ты к нам.
        - Что, очко жмет?
        - Да нет, это тебе бояться надо...
        - Чего мне бояться? - усмехнулся Тимофей. - Скоро братва из Заболони подтянется.
        - Не подтянется. Во-первых, у тебя связи нет. А во-вторых, Алексу твоему сейчас не до тебя...
        - Это еще почему?
        - Да потому, что мочалом твоя Заболонь накрылась. Шухер там сейчас большой.
        - Давай, давай, грузи.
        - Не я гружу. Менты грузят. Братву твою в штабеля укладывают...
        - Гонишь! - разволновался Тимофей.
        Зимовец мог беззастенчиво врать, но почему-то он ему верил.
        - Сам же знаешь, что менты тебе на хвост наступили.
        - Ну знаю...
        - Я тебе больше скажу. У меня с ними договор.
        - Ну ты в натуре клоун! Не надо меня веселить, и так смешно!
        - Не веришь, не надо. А я говорю, что у меня договор с Головатым.
        Четко произнесенная фамилия начальника Заболонского РУОПа, заставила Тимофея схватиться за голову.
        - Ты мешаешь и ему, и мне. Посадить он тебя не может, но я могу тебя убить. И поверь, я это сделаю. И мне хорошо, и менты у меня в долгу...
        - Пока самого не приговорят.
        - Не приговорят. Я умный, на рожон не лезу. Это тебе всего мало. Зарвался ты, Орлик, круто зарвался. Не по Сеньке шапку надел. Скоро деревянный бушлат примеришь...
        Обычно Головатый играл с Тимофеем по правилам. Но, видимо, закончилось его терпение. Или установка из центра слишком жесткая пришла. А он еще тот жук, мог договориться с тем же Зимовцом. Или тот сам пошел на сговор с ментами. Явление по нынешним временам вполне привычное... Тимофей ясно осознал, что попал очень крупно. И только чудо сейчас могло его спасти...
        - Думаешь, я сам к ментам ходил? - после долгой паузы спросил Зимовец. - Плохо ты меня знаешь, если так думаешь... Не люблю ментов. Поэтому и сделку тебе предлагаю. Чтобы сук этих легавых кинуть. Ты сдаешься без боя, а я отвожу тебя в аэропорт, и ты улетаешь далеко-далеко...
        - Извини, паспорт заграничный дома забыл, - фыркнул Тимофей. - Или в мир иной без визы пускают, а?.. Не стучи по мозгам, дятел. Тебе по-любому надо меня грохнуть, с ментами или нет... Только не на того нарвался, придурок. Я тебя самого грохну, подожди немного...
        - Ну, ну... Я людей за оружием послал. Что такое «Шмель», надеюсь, знаешь?
        Тимофей приуныл. Что такое огнемет «Шмель», он знал отлично. Одного заряда хватит, чтобы весь дом взлетел на воздух вместе с ним и его парнями.
        - Гонишь ты, нет у тебя «Шмеля», - пытаясь приободрить себя, выдал он в эфир.
        - Пару часов подожди, узнаешь, гонка это или нет...
        - Ты сказал, что Ерофей приказал долго жить. Так вот, я постараюсь выполнить его приказ...
        - Ага, старайся. Пока не сдохнешь, старайся!..
        На этом разговор и оборвался: трубка радиостанции разрядилась до последнего джоуля.
        Тимофей крепко задумался. Возможно, и не было у Зимовца никаких огнеметов. И даже гранатометов. Но про «Шмель» в любом случае он сказал неспроста. Очень даже может быть, что своим заявлением он хотел вызвать панику в рядах обороняющихся. Хотел выманить Тимофея из дома. Он со своими бойцами пойдет на прорыв, а Зимовец встретит их автоматными очередями, посечет свинцом, на этом все и закончится. Не будет Тимофея, и Зимовец станет полновластным теневым хозяином Подостова...
        Он не стал поддаваться на провокацию. Пробил бойницы в стенах дома, пристрелял все подступы к нему. Враг не решался на штурм, а он не лез на рожон в попытке прорвать блокаду. Но шло время, вокруг сгущалась темнота. И если даже у Зимовца не будет огнеметов, он все равно может взять дом без особых потерь. Под покровом темноты его бойцы подберутся к нему, забросают окна обычными ручными гранатами. И только предельной концентрацией внимания можно предупредить столь опасный маневр. Но не так-то просто провести ночь, неустанно всматриваясь в темноту и вслушиваясь в тишину вокруг дома. И не по очереди нужно будет дежурить, а всем бойцам одновременно...
        Но все разрешилось еще до наступления темноты. С чердака дома Тимофей увидел большой автобус темно-серого цвета, за ним на ту же улицу, но с другого направления вырулил «КамАЗ» с фургоном для перевозки людей.
        События развивались стремительно. Из автобуса и фургона выскакивали вооруженные люди в милицейском камуфляже. Каски, бронежилеты, неудержимо мощный напор... Оглушительные взрывы светошумовых гранат, шокирующий и емкий вой сирен, редкие хлопки выстрелов...
        Спецназовцы лихо и почти без потерь расправились с бойцами Зимовца. И сразу же пошли на штурм дома. Тимофей отдал команду не стрелять. Все равно этот железный поток не остановить, а проблемы за сопротивление правоохранительным органам будут непременно - и в виде уголовных взысканий, и в виде тяжелых ударов по почкам...
        И все же без тычков и зуботычин не обошлось. Два спецназовца для острастки отходили Тимофея ногами и только затем, убедившись в его лояльности, потащили к машине. Его и всех его телохранителей бросили в фургон «КамАЗа», ткнули лицом в пыльный, а местами еще и липкий пол. Голову поднять невозможно, кругом ноги в тяжелых берцах, любое неосторожное движение чревато для целостности черепа...
        Тимофея отвезли в Подостовский РОВД, закрыли в камере временного изолятора. Шершавые, изъеденные плесенью стены, влажноватые от сырости дощатые нары, холодный воздух, запах дерьма и блевотины. Но здесь, кроме него, никого не было. Здесь можно было перевести дух...
        Тимофей хорошо помнил, что стер отпечатки пальцев со своего пистолета, прежде чем выбросить его в окно. И труп, который найдут менты под яблоней, пришить ему не смогут ни под каким соусом. И Лена жива, значит, и за нее отвечать не придется... Спецназовцы сделали свое дело, дальше им будут заниматься местные опера и следователи, а с ними всегда можно договориться. Худо, если к делу подключатся заболонские руоповцы... Впрочем, еще не известно, насколько правдив был Зимовец, рассказывая о своем сговоре с Головатым и о том шухере, который менты подняли в Заболони. Может, вранье все это... А если вдруг правда, то тем хуже для Головатого. Тогда можно потребовать прокурора из Рязани, подтянуть прессу и сделать громкое заявление...
        Но прежде всего нужно было связаться с Алексом и Борцом. Они остались на хозяйстве в Заболони, только через них можно было узнать, что происходит в родном городе.
        Тимофей постучал в дверь, дождался, когда откроется «кормушка».
        - Ну чего? - сонно и угрюмо спросил дежурный мент.
        - Позвонить надо. Сто баксов...
        Перед тем, как оказаться в лапах собровцев, он не только избавился от пистолета, но и сунул под стельку туфлей несколько сотенных купюр из бумажника. Обыск был поверхностным, поэтому деньги остались при нем.
        - Не положено, - встрепенувшись, рявкнул мент.
        - Двести баксов.
        - Сказано же, не положено!
        - Триста!

«Кормушка» с грохотом закрылась, а спустя время в камеру вломились крепкие парни в камуфляже и с дубинками. Били Тимофея не сильно, но обыск провели тщательно. И плакали все его денежки...
        - Еще раз вякнешь, посадим почки! - уходя, пригрозил ему омоновец.
        Тимофей промолчал. Он не хотел жить на гемодиализе в очереди на пересадку почки.
        Он понимал, что менты неспроста обходятся с ним так грубо. Наверняка получили особое распоряжение насчет него. И это наводило на печальные размышления.
        Глава 21
        Сеча была жестокой. Тимофей потерял всех своих гридней, сам был изрезан мечами и поколот стрелами. И все же он держался на ногах, отражая натиск озверевшего, но вместе с тем и ослабевшего врага.
        Все-таки смог он сбить вал вражеской атаки. Но Зимовец отвел свое поредевшее войско на исходные рубежи.
        - Сдавайся! - издали прокричал он. - Или стрелами побьем!
        Тимофей горько усмехнулся. Зимовец уже пытался посечь его стрелами. Но луки у его вояк слабые, наконечники стрел очень легко тупятся при ударе о броню. И пять гридней, сбившись в плотную груду, выдержали обстрел, а затем и пешую атаку. Но сейчас Тимофей остался один. Сейчас даже хлипкие стрелы представляли для него смертельную опасность...
        Но как только над ухом просвистела первая стрела, со стороны Подостова послышался топот копыт. Из глубин сумрачной пелены вынырнули головы коней, за ними обозначились силуэты дружинников с копьями на изготовку. Тимофей решил, что это пришла помощь.
        И действительно, разбойники бросились врассыпную. Часть конницы бросилась преследовать беглецов, а часть подступила к Тимофею. Он стоял, опершись о воткнутый в землю меч, и смотрел на латников, но никого не узнавал.
        Только один лик показался ему знакомым. Широкоплечий богатырь в тяжелой многослойной кольчуге смотрел на него хмуро, исподлобья.
        - Голован? - теряя последние силы, спросил Тимофей.
        Да, это был он, воевода великого рязанского князя. С ним Тимофей в свое время собирался идти походом на Антипа. И пошел бы, если бы не завернули его войско обратно в Заболонь...
        - Взять его! - грозным властным голосом распорядился воевода.
        И сразу несколько человек спрыгнули с коней и повалили Тимофея наземь. Все произошло так быстро, что он не успел даже вытащить меч из земли. Да и сил у него на это уже не было.
        Голован спешился, подошел к распятому на земле Тимофею. Злорадно усмехнулся.
        - Ну вот и все, отбегался ты, Орлик!
        - Что же ты творишь, воевода?
        - Это земли рязанского князя, Орлик. А ты ходишь по ним, как по своим...
        - Я захватил эти земли... Ты бы мог захватить их вместе со мной, если бы Глеб тогда не отказался...
        - Трудности тогда были. Зато сейчас трудности у тебя. Большие трудности...
        - Откуда ты узнал, что я здесь?
        - Тебе уже все равно. Недолго тебе осталось...
        - С Зимовцом в сговоре был?
        - Может, и был... Но ему тоже уже все равно. Найдут его, снимут голову с плеч. Не будет Подостов его землей. Великий рязанский князь всему голова. И Заболонь под него ляжет, и все другие твои земли...
        - Не знал, что у Глеба вероломство в большой цене.
        - На Глеба не греши. Глеб тебе смерти не желает. А я желаю. Кончать с тобой надо. Тогда и дышать легче станет...
        - Что ж, твоя взяла.
        - Вот и я о том же говорю!.. Убейте...
        Голован не договорил. Кто-то с силой толкнул его в спину так, что он едва удержался на ногах. Сначала Тимофей услышал знакомый женский голос.
        - Ты не посмеешь!
        Затем увидел и Ладу. Она отчаянно колотила Голована в грудь своими маленькими кулаками, но тот лишь улыбался, с обожанием глядя на нее. Даже не пытался ее остановить.
        - Ты обещал, обещал! - неистовствовала Лада. - Что ты за герой такой, если слово свое не держишь?
        - Ладно, ладно, краса моя!
        Голован сначала поймал ее за одну руку, затем за вторую. Сначала прижал к себе, затем отстранил и чмокнул в щеку.
        Затем перевел взгляд на Тимофея.
        - Повезло тебе, супостат. Баба своим подолом закрыла... Вяжите его!
        Тимофея связали веревками, но Лада снова набросилась на Голована.
        - Он кровью изойдет! Не довезешь ты его до Рязани!
        Тимофей подозрительно косился на нее. Мало того, что она непонятно каким образом оказалась здесь, так она еще знает, куда его могут повезти.
        - На то воля Божья! - равнодушно пожал плечами Голован.
        - Нельзя так! Он ранен! Ты должен помочь ему!.. Если этого не сделаешь ты, это сделаю я!
        Лада подалась было к Тимофею, но воевода поймал ее за руку, притянул к себе.
        - Помогут Орлику. А ты не рвись к нему, не по нраву это мне...
        Он увел Ладу, а спустя какое-то время к Тимофею подступил лекарь. Прямо на месте он снял с него путы, избавил от кольчуги, ножом располосовал рубаху, чтобы затем перетянуть раны. Но сначала он должен был вытащить застрявшие в шее и ноге наконечники стрел. Поэтому снова взялся за нож...
        От боли, но больше от слабости Тимофей потерял сознание. Очнулся, когда лекарь перетягивал ему раны, но тут же снова провалился в забытье. Он смутно помнил, как его перебрасывали через лошадь, как везли по ночной дороге.
        Уже было светло, когда его привезли в Рязань, сбросили на землю в пыль княжеского двора. Вышедший к нему Глеб был остановлен воеводой Голованом, они долго о чем-то говорили, и в конце концов Тимофей остался без княжеского благоволения. Ни словом не перемолвился с ним Глеб, отправился обратно в свои палаты, а Тимофея взяли за ноги и отволокли на тюремный двор, где сбросили в глубокую яму.
        Как человеку знатному, ему оказали честь. Яма была совсем свежей, он стал первым узником в ней. Не было здесь зловонных испражнений, и дно не устилали кости сгнивших здесь преступников. Пол простелен сеном, стены на сажень вверх обнесены вербовой плетенкой. Но это было единственное, что могло бы порадовать Тимофея. А в остальном - полная безнадежность. Не захотел говорить с ним рязанский князь, обрек на тюремное затворничество. Если будут кормить, хорошо, если нет, все равно не протянет он долго. Раны загноятся, кровь вспыхнет убивающим огнем... И эта яма станет для него могилой...
        Шло время. Кормили его плохо - бросят кусок хлеба на весь день, спустят на веревке кувшин с водой, вот и вся радость. Тимофей чувствовал, что его здоровье идет на поправку. Но это его не радовало. Он не знал, что творится в его вотчинах, лишь представлял, как войско Голована ставит под себя его города - где силой слова, где силой огня и меча. А может, все уже закончено. Может, его владения уже отошли под пяту великого рязанского князя...
        Однажды ночью стража убрала дощатый заслон над его головой.
        - Может, все-таки одумаешься? - донесся до него приглушенный незнакомый мужской голос.
        - Нет, все решено...
        Зато женский голос был знаком ему до боли. Только Лада могла набраться храбрости, чтобы спуститься к нему в яму - на веревке, в мужских одеяниях.
        - Ты меня не убьешь? - напряженно спросила она, встревоженно всматриваясь в него.
        В ночном небе луна и звезды, но в яме все равно темно - хоть глаз выколи. Пытается Лада, но не может разглядеть Тимофея. Зато он видит ее превосходно: его глаза давно привыкли к темноте.
        - За что мне тебя убивать? - спросил он.
        - Я предала тебя...
        - Ты предала меня?
        - Да... То есть не совсем...
        - Скажи мне все, как было.
        - Было... Ты еще в Заболони был, а Голован ко мне подступился. Никто не знал о нашей встрече, но она была. У реки, в темном месте... Он сказал, что дни твои сочтены. Сказал, что я могу умереть вместе с тобой...
        - Ты испугалась?
        - Нет... Но он сказал, что у тебя есть любава в Подостове, что ты ездишь к ней... Я страшно обиделась...
        - Потому и предала?
        - Нет... Не предавала... То есть да, но потому, что не сказала тебе про Голована..
        - Если бы сказала, все могло быть по-другому...
        - Не знаю, он сказал, что обложил тебя со всех сторон. Сказал, что большой заговор против тебя... И все равно я должна была тебе сказать. Но эта любава... Я видела ее... Мертвая она была. А все равно красивая...
        - Мертвая, - горестно улыбнулся Тимофей. - И красивая... И она предала. И ты...
        - Но я спасла тебя... Если бы не я, убил бы тебя Голован...
        - Он и так меня убил. Я уже, считай, умер в этой яме...
        - Я мазь принесла. Ту самую, которой уже лечила твои раны...
        - Спаси тебя Бог. Но ни к чему это...
        - Ты не должен хоронить себя.
        - А ради чего жить?
        - Ради себя. Ради жены твоей, ради твоего будущего сына...
        - А ради тебя?
        - И ради меня... - запнувшись, совсем уж неуверенно сказала Лада.
        - Что-то хлипко звучит твое слово... С Голованом спуталась?
        - Спуталась, - опечаленно кивнула она. - Ключницей он меня к себе взял... У тебя тоже ключницей была...
        - У князя ты в ключницах была. А тут какой-то воевода... Но и князь был... Нет больше князя, так я понимаю? - с надеждой услышать отрицательный ответ спросил Тимофей.
        - Голован Подостов взял, Чирков, Терлец, Ревень... Без боя сдались... Одна Заболонь в осаде, - отводя в сторону взгляд, сказала Лада. - В походе сейчас Голован. И Глеб вместе с ним...
        - Мне надо туда! - встрепенулся Тимофей.
        - Тщетно. Помочь я тебе не смогу. Еле-еле уговорила начальника стражи, чтобы к тебе попасть. Если Голован узнает... А он узнает... Но я все равно не жалею, что попала к тебе...
        - Побудешь со мной, и обратно, к воеводе в хоромы? - язвительно спросил Тимофей.
        - Да, врать не стану. С ним я живу. Из похода его жду... Но, поверь, я тебя не предавала. Он не говорил мне, что ловушку тебе в Подостове готовит. Сама догадалась, когда ты уже ушел... Говорила же тебе, что беду чую. Сам себе сети на погибель сплел. А Голован лишь запутал тебя в них... Не надо было уезжать от меня. .
        - Могла бы сказать про сговор с воеводой. Тогда бы я с тобой остался, - с горечью сказал Тимофей.
        Знал бы он, что подножку ему собираются поставить, не полез бы на рожон в Подостов, и на Елену бы рукой махнул. Сначала бы Рязань под себя поставил, а потом бы уже за нее взялся...
        - Я же говорю, не знала я тогда про сговор... И все равно виновата перед тобой... Что мне сделать, чтобы ты меня простил?
        - Бежать мне помочь, вот что.
        - Я не могу... Я не знаю...
        - А ты подумай хорошо...
        - Боян глаз на меня положил, - вслух поразмыслила она. - Начальник стражи... Если с ним поладить, то может и толк быть...
        - Красивая ты очень. И ладишь со всеми, - усмехнулся Тимофей. - И со мной, и с Голованом...
        - А что мне терять, кроме моего срама? - с вызовом спросила она. - И с Бояном я ничего не потеряю... Ради тебя... А ты меня потом к себе возьмешь?
        - Куда?
        - Может, устоит Заболонь. Острог сильный, Алешка твой крепко оборону держит. Голован жаловался на него...
        - Устоит... Делай что хочешь, но вытащи меня отсюда!.. Вместе отсюда уйдем. Все тебе прощу.
        - Все сделаю, любый... Все...
        Лада прильнула к нему, поцеловала его в губы, щеки. Она боялась, что Тимофей оттолкнет ее. Но не стал он делать этого. Что ни говори, а предала его Лада. Но с женщины спрос не такой, как с мужчины. Да и кается она в своем грехе... К тому же смерть она от него отвела, которую Голован призывал на его голову...
        Нет, не станет он гнать ее от себя - ни сейчас, ни после. Лишь бы помогла ему выбраться из этой ямы. Лишь бы поскорей добраться до своего родного города, чтобы ударить по коварному и опасному врагу во главе своего войска...
        Глава 22
        Майор Головатый смотрел на Тимофея, как сытый кот на мышку, попавшуюся ему в лапы. Как будто он мог вдоволь наиграться с ним, прежде чем придушить его. Как будто знал, что нет у него возможности вырваться из цепких коготков...
        - Дохлое твое дело, Орлик, - пыхнув на него сигаретным дымом, сказал он. - Сидеть тебе в тюрьме, пока не сдохнешь...
        - Это ты о чем, начальник?
        - Рекомендую обращаться ко мне на «вы». А то ведь я обидеться могу.
        - Раньше не обижался.
        - Раньше ты в силе был.
        - А сейчас?
        - Нет за тобой силы, Тимоша. Подостов у тебя забрали, Заболонь рушится...
        - Что там рушится?
        - Все. Алекса твоего арестовали. Борца тоже. СИЗО твоими бандитами... пардон, сотрудниками охранного агентства забито...
        - Вот именно, сотрудниками. За незаконные аресты ответить можно... Ты мне, майор, за все ответишь.
        - И кто с меня спросит?
        - Я!
        - Боеголовка ты пустая...
        - Ты в сговоре был с Зимовцом.
        - Кто тебе такое сказал? - изобразил удивление майор.
        - Он сам и сказал...
        - Не знаю, мне он ничего не говорил... И никому не скажет... Застрелили Зимовца при попытке оказать сопротивление...
        - Туда ему и дорога.
        - Всем вам туда дорога... Не докажешь ты, что я в сговоре с ним был. А если бы и доказал, что с того? Клин клином вышибают. Главное, результат... А результат есть. Банда твоя на нарах, ты за решеткой - все, как говорится, в полном ажуре...
        - О какой банде ты говоришь, начальник? - криво усмехнулся Тимофей. - Нет никакой банды. И никогда не было. Банды по лесам шарятся, грабят, убивают...
        - Твоя банда по джунглям шарится. По каменным. И грабит, и убивает...
        - Доказательства есть?
        - Будут. Если плотно поработаем, то будут. А мы плотно будем работать, обещаю...
        - Вот когда будут доказательства, тогда и поговорим. А сейчас отпускай меня отсюда, начальник, если неприятности тебе не нужны...
        - Какие неприятности? Ты с оружием был задержан, рядом с трупом... Будем выяснять, кто гражданина Сланцева убил. Пока не выясним, здесь будешь находиться...
        - Я тут ни при чем, начальник. И оружия при мне не было.
        - Знакомая песня.
        - Не знал я, что ты такой заядлый меломан...
        - Ну, меломан не меломан, а похоронный марш устроить тебе могу. На пожизненное заключение...
        - Ух, как страшно.
        - Что, весело? Сейчас плакать будешь... Прокурора жди, Орлик. С обвинительным постановлением, все чин по чину...
        - И в чем он меня обвинит?
        - В убийстве гражданина Захарова Павла Аркадьевича. А также целого ряда лиц, находившихся с ним в момент смерти... Ты их всех застрелил, Орлик.
        - Это я уже слышал. Бездоказательное заявление.
        - Ошибаешься, друг мой ситный. Есть доказательства, - сказал Головатый с видом, с каким игрок выкладывает на стол небьющуюся карту.
        - Какие доказательств? - холодея, спросил Тимофей.
        - Железные. Показания гражданки Полосовой Лады Валентиновны.
        - Вранье!
        - Что вранье? Показания - вранье?
        - Если она и могла дать какие-то показания, то не на меня... Не стрелял я в Захарова... И не надо поклепы возводить на меня, начальник.
        Не мог Тимофей поверить в то, что Лада предала его. Не так давно был разговор у них на эту тему. Она смогла убедить его, что не предаст его ни при каких обстоятельствах... Но ведь в то же время она созналась, что человек Головатого пытался склонить ее к сотрудничеству... Что, если все-таки руоповцы добились своего?..
        - Это не поклепы, Орлик. Это святая правда. Для нас святая... А для тебя эта правда, как святая вода для беса, - злорадно ухмыльнулся майор.
        - Давай без сравнений, начальник.
        - А какая разница, с ними или без? Все равно не отвертишься. Показания взяты под протокол. Опознание, сам понимаешь, проводиться не будет, потому что Полосова работала у тебя - не может тебя не знать...
        - Почему я должен тебе верить?
        - Мне все равно, веришь ты или нет. Для меня главное, раздавить тебя. И, поверь, я все сделаю, чтобы это случилось как можно скорее.
        - Зачем тогда пришел, если тебе все равно? Позлорадствовать?
        - Нет, предупредить... Тебя в Рязань отсюда переведут. Не в Заболонь, нет, именно в Рязань. И если я вдруг узнаю, что ты пытаешься давить на Ладу, пеняй на себя. Начальник следственного изолятора - мой лучший друг. Поверь, если с Ладой что-то случится, то я сделаю все, чтобы тебя сначала опустили, а потом убили...
        Головатый изо всех сил давил на Тимофея взглядом. И от этого ему сделалось не по себе. Нет, сам по себе взгляд его не пугал. В ступор его вгоняло само предупреждение о возможных последствиях. Майор был уверен, что с Ладой может что-то случиться. Значит, он был уверен и в том, что у Тимофея есть повод ее наказать...
        Следователь пожаловал на следующий день, утром. Тимофея выдернули из камеры предварительного заключения, доставили в тот же самый кабинет, где вчера он разговаривал с Головатым. Это был средних лет мужчина в чистом, наглаженном, но далеко не новом костюме в полоску. И сам он был аккуратно причесанный, гладко выбритый, но какой-то неухоженный. И пахло от него дешевым «Шипром».
        Со знанием дела следователь зачитал постановление. Чем дальше слушал Тимофей, тем отчетливей осознавал, что Лада действительно предала его. Такие факты, которые излагал прокурорский, могла преподать ему только она. Даже Надя всего не знала, потому что находилась тогда не с Захаром, а в комнате, прикованная наручниками к батарее.
        - Вы согласны с обвинением? - сухо спросил следователь.
        Тимофей молча мотнул головой.
        - Если не согласны, так и напишите - «не согласен».
        - Ничего писать не буду.
        - Что ж, ваше право... Но поговорить мы с вами можем? Без протокола.
        - Можем, - кивнул Тимофей. - Но только под протокол. И только в присутствии моего адвоката.
        - У вас есть адвокат?
        - Нет. Меня лишили права на телефонный звонок. Меня отрезали от внешнего мира...
        - Что ж, право на телефонный звонок я вам предоставлю. Но сначала вы должны ответить мне на ряд вопросов...
        - Само собой. Но в присутствии адвоката.
        - Тогда мне придется ходатайствовать о выделении вам общественного защитника.
        - А я буду писать жалобу в прокуратуру по надзору. Меня ущемляют в гражданских правах. А вы, гражданин следователь, этому способствуете. Вам нужны неприятности?
        Неприятности следователю не были нужны. И он показал Тимофею на телефонный аппарат. Тимофей же в свою очередь показал ему взглядом на дверь. Но прокурорский не подчинился. Сделал вид, что не понял намека. Откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и уставился в окно, не забывая поглядывать на подследственного.
        Алекс ответил сразу.
        - Тимоха, ты? - удивленно протянул он.
        - Что, не ожидал?
        - Да нет... Менты говорили, что тебя того... Зимовец на тебя наехал, да?
        - Менты тебе это сказали?
        - Ну да...
        - Больше неоткуда было узнать? Чем вы там занимаетесь, твою мать?
        - Чем, чем. Я из капэзэ только-только вышел. Борец еще там. И пацанов еще не всех выпустили. Но процесс пошел... Ты вообще где?
        - Там же, где и ты был. Только в Подостове. Не сегодня-завтра в Рязань погонят... Лада где? - Лада? Не знаю... Но я сейчас прочухаюсь, пробью. Если надо.
        - Надо. И адвоката мне организуй. Ну и все такое... Ты меня понимаешь?
        - Все сделаю, братан. Нормально все будет...
        Следователь в упор и жестко глянул на Тимофея. Все, пора заканчивать. Пришлось положить трубку.
        Настроение улучшилось. Не все так плохо, как рисовал Головатый. Братву действительно бросили под пресс, но кризис, как говорится, уже миновал. Алекса отпустили, за ним Борец выйдет, все остальные. Наладится жизнь в Заболонье, и здесь, в Подостове, все будет о\'кей. С Ладой серьезно поговорят, она одумается, изменит показания, и забуксует машина руоповского правосудия....
        Следователь предъявил обвинение, отправил Тимофея в камеру. А ночью к нему пожаловал Алекс. Хорошо заплатил начальнику дежурной части и надзирателю изолятора временного содержания - купил у них право на свидание.
        - Брат! Что за дела? Почему ты здесь? - спросил он, обнимая Тимофея.
        - Головатого работа.
        - Говорят, Зимовец на тебя наехал...
        - И Ерофея укатал, и на меня наехал.
        - Да, с Ерофеем беда. И пацанов из его бригады - наглухо. Остальные разбежались... Зимовец, падла...
        - Зимовца менты, говорят, застрелили.
        - Тем лучше для нас... Подостов обратно брать надо.
        - Ты этим и займись.
        - Не вопрос... Но сначала бы с Заболонью разобраться. Навели менты, ля, шороху. Но ничего, нормально все. Авдокаты набежали, мэр включился... Но еще не все гладко...
        - Ничего, разберешься... И за меня тоже разобраться надо. С Ладой...
        - Да, ты говорил, найти ее нужно. Я заезжал к ней, нет ее дома.
        - А где есть?
        - Не знаю, дал пацанам отмашку. Ищут. Найдут... Что с ней делать, если найдут?
        - Сдала меня Лада.
        - Да иди ты!
        - С потрохами сдала, сука... Семь трупов на меня вешают. Она - свидетель...
        - Как же так! Мы ж ее проверяли! Не было в ней гнилья.
        - Менты насели. Головатый. Охомутал бабу, сука... В Рязань меня отправляет. Сказал, если с Ладой что случится, не жить мне, в тюрьме, сказал, сгноят...
        - На понт берет.
        - Может, на понт, может, нет. Но по-любому, Ладу искать надо. И за жабры брать. Пусть показания меняет...
        - Найдем. Дело времени... А если Головатый по беспределу с тобой, то...
        Алекс запнулся, вспомнив, что у тюремных стен бывают уши. Многозначительно и уверенно посмотрел на Тимофея. Если Головатый отступит от правил игры, то ему не жить. Алекс не побоится поднять руку на мента, Тимофей точно это знал...
        - Когда тебя в Рязань везут?
        - Завтра.
        - Адвокатов там найдем. Завтра же на уши поставим.
        - Не сомневаюсь.
        - Не сомневайся, братан. И держись. Все будет в ажуре... Вот, сумка с вещами, костюм спортивный в пакете... Деньги...
        Алекс передал ему и сумку, и пакет. И хитроумную капсулу с трубочкой из туго скрученных купюр самого большого достоинства. Телохранителей Тимофея облагодетельствовать он не смог. Раненый Данила был сейчас в больнице, а остальных уже переправили в Заболонь. Остался один Тимофей, как овца на заклании, он должен был ответить за все грехи своего криминального сообщества...
        Глава 23
        Как и ожидалось, этап прибыл на следующий день. В Рязань Тимофея везли в автозаке - одного, под усиленной охраной. И это навевало утешительные ассоциации. Не все ладно в ментовском королевстве, если ему делают такое одолжение.
        Но радости все же было меньше, чем печали. Тюрьмы Тимофей не боялся. Это не Марс и не Луна, там и воздух есть, и люди, ну и, конечно, жизнь... Угнетало другое - ощущение собственной неполноценности. Он давно привык к мысли, что ведет преступный образ жизни. И как ни пытался он легализовать свою деятельность, мысль эта время от времени начинала свербеть в его сознании. А сейчас она раскаленным прутом распирала душу, жгла ее, не давала покоя. Если везут в тюрьму, под охраной и в наручниках - значит, ты не просто преступник, но и отброс общества. Он пытался доказать себе, что это не так, но стереотип, с детства вбитый в голову, завывал в душе протяжной сиреной.
        Настоящая сирена взвыла, когда машина подъехала к тюремным воротам. То ли что-то произошло в следственном изоляторе, то ли кто-то случайно привел механизм в действие, но не Тимофея это встречали. А может, и его - как прибывающий корабль холостым пушечным залпом. Если так, то не приветственный был это сигнал, а предупреждающий. Может, сам начальник СИЗО включил сирену. Ведь майор Головатый, если ему верить, лучший друг тюремного «барина». Если так, то Тимофею придется здесь несладко.
        Машина въезжала во двор следственного изолятора. Скребнул по нервам лязг железных ворот. Открылась дверь автозака.
        - Выходим! - крикнул конвоир, открывая решетчатую дверь специального «стакана».
        Тимофей неторопливо подошел к открытой двери, закинув сумку за спину, высунул голову наружу - глянул на небо. Мрачные небеса, темные тучи, как вороньи крылья, кружат над головой. Промозглый осенний ветер завывает в проводах.
        - Пошел! - толкнул его в спину второй конвоир.
        Тимофей успел сгруппироваться, поэтому спрыгнул на землю по правилам, встав на ноги, а не на все четыре точки опоры. И еще успел увернуться от удара, которым решил облагодетельствовать его вояка из приемной смены. Тот рассек дубинкой воздух, осерчал, решил взять реванш, но встретился взглядом с глазами Тимофея. Столько в них было угрозы, что парень обескураженно вздрогнул, рука с дубинкой сама по себе опустилась к бедру. Но тут же снова поднялась, правда, не было уже той, прежней решимости.
        - Пошел, падла! Бегом, бегом! - заорал он на заключенного.
        Тимофей повернулся к тюремщику спиной, склонил голову, чуть вжав ее в плечи, ускоренным шагом направился в помещение для приемки этапа. Тюрьма не любит своевольных. Выдернуться можно раз-другой, но если распушать хвост постоянно, то можно нарваться на большие неприятности...
        Его заперли в крохотную камеру с узкой скамейкой. Здесь можно было сидеть на копчике, больно упираясь коленками в шершавую стенку. Или стоять, сгибая голову под тяжестью грязного потолка. Холодина жуткая, сырость пронизывающая. Отсюда его должны были выдернуть на обыск, затем на фотографирование, медосмотр и прочая, прочая.
        Но прошел час, второй, потянулся третий... И только к исходу дня, после того как в изолятор пришел новый этап, Тимофей дождался своего. Вместе с толпой вновь прибывших арестантов он прошел через все круги приемно-распределительного беспредела, предваряющего собой тюремный ад.
        Преисподняя начиналась с большой шумной камеры «сборки». Тимофей выгодно отличался от большинства ждущих распределения арестантов. Алекс передал ему спортивный костюм - скромный по тону, но кричащий по цене и качеству. И кроссовки, как назло, очень дорогие. Настоящий «Найк» - и не на шнурках, а на липучках, что для тюрьмы особо ценно. Поэтому он и не удивился, когда к нему подошли двое. Один здоровый по комплекции, лысый, с крупным носом-рубильником. Второй - маленький, но шустрый, с двумя злобными буравчиками в хищных глазках. Они явно косили под блатных, при том, что были дешевыми «бакланами».
        - Здорово, фраерок! - подсаживаясь к нему, здоровяк нарочно толкнул его бедром, как будто пытаясь сдвинуть с места.
        - «Мальборо» курим, да? - спросил второй, подсаживаясь к нему с другой стороны.
        - Ага, окурок, - кивнул Тимофей.
        За ним не было крутых парней, которые в два счета могли бы скрутить головы этим индюкам. Но ведь не с пустого же места он стал крутым бандитским авторитетом. Он сам по себе сила, поэтому ему не пристало бояться.
        - Кто окурок? - взвился мелкий.
        - Вот окурок, - сказал Тимофей, пальцем затушив бычок от выкуренной сигареты.
        - Ты это, за базаром следи!
        - Короче, чего надо?
        - За жизнь пришли поговорить, - дыхнул на него перегаром здоровяк.
        - Говори.
        - По какому разу на кичу заехал?
        - По второму.
        - Срок мотал?
        - Нет, отмазали.
        - Кто?
        - Адвокат.
        - Знать, хороший был адвокат.
        - Хороший.
        - Дорого, наверное, взял.
        - Да нет. Всего десять тысяч...
        - Долларов?!
        - Ну не тугриков. Десять тысяч американских долларов. А что?
        - То есть десять тысяч - для тебя немного?
        - Ну, смотря где. На свободе - так себе, а здесь - целое состояние.
        - Но с адвокатом ты делился?
        - Зачем делился? - усмехнулся Тимофей. - Просто заплатил ему.
        - Ну так и нам просто заплати.
        - С каких это пеньков?
        - Ну, люди должны друг с другом делиться. Костюмчик у тебя реальный.
        - С этого бы и начинал, а то машешь языком, как баклан крыльями...
        - Я не понял, кто баклан? - взвился мелкий.
        - Не, ты не баклан, - мотнул головой Тимофей. - Ты - окурок. А вот кент твой - баклан!
        Такое оскорбление не могло оставаться без ответа. Но Тимофей держал себя наготове, и стоило только здоровяку дернуться, как он обхватил его шею своей правой рукой. Та же участь постигла и мелкого, но с левой руки.
        Тимофей предполагал, что у «бакланов» могут оказаться заточки. И, чтобы не попасть под раздачу, резко поднялся со своего места, преодолевая сопротивление, рванул вперед - сначала уронил на пол потерявшего равновесие здоровяка, затем и мелкого.
        Здоровяк попытался подняться, но сильный удар ногой в лицо снова опрокинул его на загаженный пол. И мелкому досталось на орехи.
        - Ну чо, бакланы, поговорили? - с высоты своего положения спросил Тимофей.
        Мелкий беспомощно кивнул, признавая его силу. Но Тимофей не дал ему спуску, добил его словом.
        - Не знаю, как тебя раньше погоняли, но теперь ты - Окурок! Уяснил?
        Мелкий снова кивнул, но Тимофей на него уже не смотрел. Все внимание было приковано к здоровяку, который чересчур резво вскочил на ноги, отпрыгнул назад и, пытаясь испепелить его взглядом, вытащил из полусапожка отвертку с острозаточенным жалом.
        - А это ты зря, Баклан! - угрожающе насупился Тимофей.
        Он ждал атаку, но противник стоял - злобно раздувал ноздри и нерешительно перебрасывал заточку с одной руки на другую.
        - Ну чего стоишь? Взял нож - бей!
        Это был один из основных законов тюрьмы. И сам он по жизни придерживался этого правила. Прицелился - стреляй...
        - Молись, сука! - все-таки решился Баклан.
        И, как бык на матадора, бросился на врага. Но слишком тупым был этот «бык» и неповоротлив. Зато Тимофей пребывал в отличной форме. Не зря последние два года он усиленно занимался в спортивном зале, совершенствовал навыки рукопашного боя.
        Баклан сначала потерял заточку, а затем, после встречи с кулаком - и сознание.
        В чувство его приводил Окурок. Под насмешливо-ехидные взоры примолкшей толпы. Тимофей уже вернулся на свое место. Достал сигарету, но зажигать ее не стал, чтобы никто не подумал, будто он закуривает от волнения...
        На «сборке» он провел две ночи. Но ни одна зараза больше не потревожила его. Затем была баня - без парилки, с прохладной водой. Прожарку одежды он успешно миновал, откупившись от «козла» из тюремной обслуги пачкой сигарет. В каптерке пришлось отстегнуть монету, чтобы получить более-менее приличную скатку - матрац с завернутыми в него спальными принадлежностями.
        Он не надеялся на щадящий режим. Если его не швырнули в карцер за драку в камере, это еще не значило, что начальник тюрьмы не знает о его существовании. И вряд ли он будет лоялен к нему...
        Предчувствия его не обманули. Тимофей попал в большую, но переполненную камеру. В нос ударило тошнотворное амбре - жуткая смесь из запахов немытых тел, человеческих испражнений и недоеденной кислой капусты. Народу несть числа - «пассажир» на
«пассажире» и «пассажиром» погоняет. На каждой шконке по два-три арестанта, а на крайних, тех, что поближе к «дальняку» с унитазом, - по четыре. У самой параши на полу, впритирку друг к другу, сидели два несчастных существа человеческого типа. Не трудно было догадаться, к какой касте принадлежали эти изгои. Тимофею стало не по себе. Ведь именно к числу отверженных обещал его причислить Головатый. И если это вдруг случится, то не станет Алекс убивать сподличавшего мента. Уважающие себя пацаны не мстят за «петухов»...
        Два яруса угловых шконок были заняты представителям верхних ступеней тюремной иерархии. Тимофея никто не встречал, на него почти не обращали внимания, но сам, по своему разумению, он разместиться в камере не мог. Поэтому, хочешь не хочешь, а надо было идти на поклон к камерным авторитетам.
        Их было трое. Одни худой, иссушенный «палочкой Коха», наркотой и долгими годами, проведенными в неволе. Глядя на него издали, трудно было бы понять, в чем душа держится. Но Тимофей видел его вблизи, через глаза чувствовал мощь его внутренней силы. Как чувствовал суровую и в чем-то страшную мудрость прожженного зэка, опасную хитрость и способность к вероломству. Второй был такой же худой, но вид отнюдь не чахоточный. Свежий, можно сказать, вид. Как будто только-только с воли человек сюда заехал. Здоровый цвет лица, насыщенная синева блатных татуировок. Глаза желтоватые, но у кого из зэков нет проблем с печенью?.. Третий был моложе всех, лет тридцать на вид, может, чуть больше. Крепкий на вид мужчина - сильная шея, мощные плечи. Ворот рубахи широко распахнут, но не видать на груди лагерных наколок. Только на пальце синеет какой-то перстенек. Большая голова, огромные залысины, щетинистые козырьки густых черных бровей, взгляд въедливый, алчный.
        Авторитеты так и остались сидеть, но их «быки» поднялись со своих мест, настороженно и с угрозой всматриваясь в Тимофея. Их было также трое. И никто из них не отличался атлетической мощью. Но, видно, все трое резкие, агрессивные и жадные на расправу.
        - Здорово, братва!
        Не выпуская из рук «скатку», Тимофей изловчился достать из сумку заранее подготовленный пакет с харчами. Хлеб, сало, колбаса, чай, сигареты россыпью...
        - Это на «общак», - выкладывая это богатство на общий стол, сказал Тимофей.
        Все три авторитета поощрительно кивнули. Но самый молодой из них сказал, надменно усмехнувшись.
        - Сальце хорошо с зеленью хавать.
        - Не вопрос.
        Тимофей положил рядом с пакетом свернутую в трубочку стодолларовую купюру.
        - Откуда ты такой богатый? - спросил чахоточный.
        И взглядом показал Тимофею на край скамьи возле стола, до которой от его койки можно было дотянуться рукой. На шконку, что стояла напротив него через узкий проход, присесть ему не позволил. Понятное дело, сначала узнать нужно, что за
«пассажир» в камеру заехал...
        - Из Заболони.
        - А к нам чего? У вас там своя тюрьма.
        - И тюрьма своя. И люди вокруг свои. А здесь я мало кого знаю. Здесь все чужое. На то менты и рассчитывают...
        - Ты что, такой особенный фрукт, что менты тебя с места на место катают?
        - Не особенный. И не фрукт. Но катают.
        - Что шьют?
        - Убийство.
        - Сколько душ?
        - Говорят, что семь... Но не было ничего. Не виновен я.
        - Ну, это понятно, - усмехнулся чахоточный. - Здесь все невиновные...
        Судя по его властной манере держаться и по тому, как слушают его приближенные к нему авторитеты, он был в камере смотрящим.
        - Вот и говорю, борзеют менты, честным людям житься не дают...
        - Честным людям?! - в ехидном раздумье повел бровью смотрящий. - Ну, это знать надо, кто здесь честный, а кто нет... На воле чем занимался?
        - Бизнесом, все такое... Завод станкостроительный, шестьдесят процентов акций. Ну, рестораны там, ночные клубы, казино...
        - Бизнесмен, значит? Ну, ну... А в «общак» честно платил?
        - С этим без проблем.
        Был в Заболони воровской «общак», был и смотрящий от воров. Власти он особой не имел, так, урками своими рулил, рамсы меж ними разводил. Тимофей его не очень жаловал, но в «общак» отстегивал исправно. Понимал, что рано или поздно может всерьез загреметь на нары. Знал, что в тюрьме за пренебрежение к воровским законам могут спросить сурово...
        - Ты в этом уверен?
        - А ты Конотопу маляву кинь... Да он и сам должен маляву заслать...
        Вор Конотоп, можно сказать, был перед Тимофеем в долгу. Ему не пришлось вести войну за воровской «общак», не лил он свою и чужую кровь, не терпел поражений. Деньги в «общак» поступали не в самом полном объеме, но исправно. На город он встал положенцем, но поскольку проблем с платежами у него не было, воры быстро возвели его в сан законного вора. А начни Тимофей с ним войну, бушлат бы деревянный на него надели, а не воровскую корону...
        - Конотоп в законе... Он что, лично тебя знает?
        - Само собой. Можно сказать, в одном жизненном пространстве сосуществуем. У него воровской «общак», у меня касса охранной фирмы. Может, слышали, есть такое частное охранное предприятие, «Бодигард» называется?
        Смотрящий молча мотнул головой.
        - Бизнесменов охраняем, - продолжал Тимофей. - Они нам отстегивают, а мы с Конотопом делимся. Он доволен, и мы сыты... Полный порядок в нашем заболонском королевстве. Только ментам такой порядок поперек горла. Потому и наехали на меня, убийство шьют...
        - Что-то я не пойму тебя, парень, - с недоумением потирая пальцы, сказал чахоточый. - Ты бизнесмен или охранник?..
        - И то, и другое... Да ты отпиши Конотопу, спроси у него, кто такой Орлик. Отвечаю, он скажет, что честный пацан...
        - Орлик?.. - вспоминая, спросил большеголовый. - Что-то знакомое... Заболонь ты держишь. И Подостов под себя взял, да?
        - Что-то в этом роде.
        - Крутой ты парень, если так... Но ты не наш, не блатной...
        - Чего нет, того нет...
        - Не наших ты... А то, что спортивную масть на воле держал, так это чешуя. Здесь все решает наша, черная масть...
        - Никто не спорит. Поэтому я с вашей мастью в штыки не стоял...
        - Это мы еще узнаем...
        В словах большеголового звучал вызов, но не было в нем апломба стопроцентно уверенного в себе человека. Не признавал он Тимофея как своего, но уже и не считаться с ним не мог. Потому что отдавал дань могуществу, которым он обладал в прежней жизни. Да и тюрьма - не край света, и сюда запросто может дотянуться карающая рука с воли, запущенная по тайному распоряжению Тимофея.
        - Узнавай, - кивнул он. - Я за себя уверен. Конотоп за меня подпишется...
        - Ну, если так, считай, повезло, - усмехнулся смотрящий.
        Он явно не желал возвышать Тимофея. Но опять же не чувствовалось в нем полноценной уверенности в своем превосходстве. Зато чувствовалось напряжение в словах и мыслях.
        - Что, будем ждать ответа? - пристально посмотрел на него Тимофей.
        Смотрящий выдержал его взгляд, но, похоже, это далось ему ценой больших усилий.
        - Не ответа. Постановы. Если ты такой крутой, то Конотоп уже должен заслать маляву. Он в законе, он может ставить постанову. Если ты фуфло, то потом тебя ставить будем. Хата у нас правильная, все по закону...
        - Где ж правильная? - еще жестче посмотрел на него Тимофей. - Где же здесь правила, если ты за метлой не следишь. Фуфлом разбрасываешься, а за это ведь и ответить можно...
        - Я не понял, ты чо! - дернулся чахоточый.
        Но сам же себя и осадил, осознав, что Тимофей не дрогнет перед этим всплеском напускных эмоций.
        - За базаром следить надо, вот чо!
        - Ты бы сам за базаром следил, - нахохлившись, но без особого желания накалять обстановку, сказал большеголовый. - Плевать, кем ты на воле был! Здесь ты никто, понял? И зовут тебя никак!..
        Тимофей молча слушал его треп, понимая, что продолжения в виде команды «фас» не последует. А воровские «быки», похоже, только и ждали отмашки, чтобы наброситься на Тимофея. Вряд ли он смог бы справиться сразу с тремя, но если и были в нем сомнения насчет собственных возможностей, то наружу они не прорывались. Ни единой хоть мало-мальски заметной энергетической утечки. Ни капли страха. Уголовники ощущали только мощь его внутренней силы, поэтому сами боялись его.
        - Ты меня понял? - закончив свою головомойную тираду, с большим желанием оглушить Тимофея, спросил камерный авторитет.
        - Понял. Да я на высокое место не претендую. Не моя это стихия... Честным мужиком буду, мне это не западло. Только фуфлом грузить меня не надо и прочей хренью. А то мне терять нечего. Что семь трупов, что восемь, разницы нет...
        - Ты не так все понял, парень, - в оправдание сказал смотрящий. - Не называл я тебя фуфлом. Это я на будущее...
        - Ну, не называл и не называл... Прописывать меня будешь, брат?
        - Булыга меня зовут.
        - Будешь прописывать меня, Булыга?
        - Нет. Пока малява не придет, живи спокойно. А там видно будет...
        - Где жить?
        - Носик! Место покажи! Носиком звали «быка» из пристяжи смотрящего. Парень скользнул по Тимофею невидящим взглядом, усмехнулся себе под нос. Вышел из своего закутка, подошел к шконке в средней части камеры, хлопнул по ней рукой.
        - Третьим будешь, - обращаясь к новичку, с видом вершителя судеб сказал он.
        Это означало, что Тимофею предлагалось делить место с двумя обычными
«пассажирами». Пока один спит, вытянувшись во весь рост на шконке, двое других бодрствуют, сидя на краешке впритирку друг к другу.
        - Третьим за бутылкой хорошо, - не соглашаясь, покачал головой Тимофей.
        Но Носика он не смотрел. Взгляд был устремлен на Булыгу.
        - Я человек непривередливый. Могу и стоя спать. Могу вообще не спать. Беда в другом. Не могу я жить как быдло. Неудобно как-то. Спросят пацаны, как там я на киче жил. Что я им скажу? Что шконку с ботвой делил?
        - Да нам все равно, что ты им скажешь, - криво усмехнулся большеголовый.
        - Нехорошо говоришь, брат, - пристально глянул на него Тимофей. - Я же по-людски с тобой, а ты бычишься... Сказал же, нельзя мне по-скотски жить, пацаны не поймут...
        - Чужой ты. Потому и жить по-скотски будешь...
        В принципе, признавал за Тимофеем право на лучший выбор, но упрямство прожженного зоной уголовника не позволяло ему пойти навстречу новичку. Но это было не безусловное упрямство. Будь Тимофей лохом, он даже не стал бы с ним разговаривать. Спустил бы на него «быков», и вся недолга. Но большеголовый ждал от него чего-то. И Тимофей понял, чем он может сломить упрямство - не только его, но и всех остальных авторитетов. Он мог бы бросить на «общак» еще пару-тройку зеленых сотен. Но гордость не позволяла ему покупать чью-то милость. Слишком легко это, унизительно просто.
        - Я не буду жить по-скотски, - угрожающе нахмурился он.
        Большеголовый не выдержал его взгляда. Отвел глаза в сторону, но вместе с тем гаркнул, призывая «быков» на расправу.
        - Порвать падлу!
        Но Тимофей уже готов был к такому повороту событий. Подставив под вражеский удар свернутый матрац, он ударил ногой. Резко, с последующим уходом назад... Но это было всего лишь начало...
        Нелегко было справиться с тремя «быками». Но и те не в силах были сломить его сопротивление. Стесненность пространства и превосходство противника не позволяли Тимофею наносить удары со всей силы. Иногда ему удавалось сбить с ног того или иного «быка», но вырубить начисто - не выходило. Сам он уверенно стоял на ногах, но лицо было разбито в кровь, гудели от пропущенных ударов ребра...
        Драку пресекли ворвавшиеся в камеру вертухаи. Тимофея признали зачинщиком смуты и по распоряжению дежурного помощника водворили в карцер.
        Небольшая холодная и сырая камера, дощатый лежак, спальным местом прижатый к стене с помощью замка. Сидеть можно было только на железной пластине, приваренной к столбику, на который после отбоя допускалось опустить лежак. Крохотное оконце под потолком с многослойными решетками и специальными ресничками, задерживающими свет. Под потолком чересчур яркая, режущая глаза лампочка. Постамент под унитаз, но самой чаши не было, только углубление, оставшееся после нее - застоявшееся дерьмо в глубоких щелях, непроходимый запах нечистот. Зато здесь не с кем было делить свою постель. Здесь он сам себе голова. Сам себе смотрящий, сам себе авторитет. Не попрекнет его братва тем, что жил он в тюрьме недостойно...
        Глава 24
        Конвойный открыл дверь в кабинет для работы следователей, но Тимофея, вопреки инструкции, вперед не пропустил. Первым зашел в кабинет, во все глаза уставился на адвоката. Так бы и пялился дальше, если бы не услышал:
        - А где подследственный?
        Спохватившись, конвойный вернулся к Тимофею, завел его в кабинет. Но уходить не торопился. И наручники с него снимать не стал.
        - Вы свободны, молодой человек, - с насмешкой во взгляде улыбнулась ему адвокат.
        Это была женщина, да какая!.. Неудивительно, что конвойный глаза на ней оставил. Роскошная блондинка лет тридцати с потрясающей для своего возраста фигурой. Изумрудные, весенней чистоты глаза, ослепительная улыбка, сексуальная энергия высокой частоты. На ней был деловой костюм светло-серого тона, но его строгость нарушала короткая юбка, открывающая, может, и не самые стройные, но потрясающие в своей длине ноги... Она сидела за столом, мило улыбаясь Тимофею.
        - Это что такое? - шокированно спросил он.
        - Не что, а кто, - удивленно и с мягкой насмешкой повела она бровью. - Пасынкова Дарья Викторовна, ваш адвокат.
        - И кто тебя прислал? - на «ты», совсем не любезно спросил Тимофей.
        - Ваши друзья обратились в нашу коллегию с просьбой выделить лучшего адвоката.
        - Ты и есть самый лучший адвокат? - усаживаясь на стул, криво усмехнулся Тимофей.
        Теперь она шокированно смотрела на него. Судя по всему, Дарья Викторовна ожидала восхищения или даже преклонения с его стороны. Но Тимофей выражал лишь удивление, замешанное на недовольстве.
        - Да... На моем счету не один десяток выигранных уголовных дел...
        - Судьи, наверное, млеют, глядя на тебя? - насмешливо спросил он.
        - Это здесь ни при чем, - возмущенно нахмурилась она. - Я умею работать головой...
        - Даша, ты просто прелесть... Ничего, если я закурю?
        - Простите, но я не привыкла к такому обращению со стороны подзащитных.
        - А я что, уже ваш подзащитный? Насколько я знаю, у меня есть право отказаться от ваших услуг...
        - Но вы же этого не сделаете? - Она была еще далека от истерики, но в ее голосе уже проскальзывали крикливые нотки.
        - Почему?.. Думаешь, если ты такая красивая, то я упаду к твоим ногам?.. А ты правда красивая, очень. Замужем?
        Тимофей смотрел на нее пристально, но с мягким нажимом.
        - Нет, - смутилась она. - Но это не имеет значения...
        - А я женат... Но жена про меня забыла...
        - Почему вы так думаете?
        - Вы с ней общались?
        - Нет.
        - Значит, ей все равно, что со мной... Было б не все равно, она бы не допустила ко мне такую красавицу... Она знает, что я обожаю красивых женщин...
        - Может, обойдемся без этого?
        Дарья Викторовна была польщена, но пыталась скрыть это за милой гримаской легкого недовольства.
        - Ну почему же? Насколько я знаю, между адвокатом и его подзащитным должен сложиться доверительный контакт. Или я не прав?
        - Конечно, вы правы... Но прежде всего должно быть равенство отношений. Я обращаюсь к вам на «вы», а вы «тыкаете» мне, как будто я какая-то юная стажерка...
        - Извини, но ты выглядишь, как юная стажерка. Сколько тебе лет, двадцать - двадцать два?
        Конечно же, ей было больше. Но женщине так приятно, когда ей скашивают года.
        - Тридцать два, - польщенно улыбнулась Дарья Викторовна.
        - Не могу поверить! - изобразил изумление Тимофей. - Ты... Вы великолепно выглядите для своих лет.
        - Спасибо, - зарделась она.
        Но тут же постаралась взять себя в руки. Сделала брови «птичкой», выпрямила губы. Важной стала, высокозначимой.
        - О делах поговорим? - спросил Тимофей с таким видом, будто до этого они досужно развлекались.
        В общем-то, так оно и было. Пятый день он в стенах следственного изолятора, третий день в тесноте карцера. Казалось бы, срок ерундовый, но он уже успел малость одичать. И простое общение с роскошной женщиной казалось ему событием фантастического масштаба и удовольствия.
        - В общем-то, для этого я здесь... Надеюсь, мне не надо объяснять вам, в чем вас обвиняют?
        - Вы-то сами в курсе?
        - Разумеется.
        - Верите в то, что я мог убить семь человек разом?
        - Ну... - замялась она. - Скажем так, не верю...
        - Но допускаете, - усмехнулся Тимофей.
        - Да, допускаю, - созналась Дарья Викторовна. - Но ваша задача сейчас и состоит в том, чтобы переубедить меня...
        - Очень просто. Вы когда-нибудь держали в руках пистолет?
        - Приходилось.
        - Тогда представьте себя на моем месте. Вы врываетесь в кафе, битком набитое бандитами... Нужно быть психом, чтобы решиться на это, вы не находите?.. Врываетесь в кафе, стреляете в одного, второго, в третьего... Представляете?
        - Ну, в общем-то... - под гнетом сомнений кивнула она.
        - Пистолет тяжелый, стрелять нужно быстро, иначе сам попадешь под пули... Семь человек, одного за другим... Неужели я похож на Рэмбо, а?
        - Рэмбо - киношный герой.
        - Ну а я о чем?
        - Но вы спасали свою сестру...
        - Кто вам такое сказал? Надя? Или она показания какие-то дала?
        Он уже знал, что к Наде подъезжали руоповцы, предлагали ей поведать под протокол давнюю историю с похищением. Но Надя послала их всех на три буквы. Правильно сделала.
        - Нет. Но есть показания гражданки Полосовой. Она утверждает, что вы ворвались в кафе, чтобы спасти свою сестру...
        - Она утверждает? А вы разговаривали с ней?
        - Нет.
        - Почему?
        - Сначала я должна поговорить с вами. На основании фактов, изложенных в деле...
        - Это не факты, это сплошная ложь. Не было ничего, и не убивал я никого... А с Ладой вам надо было бы поговорить...
        - Я обязательно с ней пообщаюсь.
        - Это вряд ли, - мрачно усмехнулся Тимофей. - Лада ментам продалась. И менты ее прячут... Не найдете вы ее...
        - Но все дело держится на показаниях свидетеля. Никаких других доказательств, подтверждающих вашу вину, нет...
        - Когда надо будет, она объявится...
        Вчера Тимофей встречался со следователем. Разговор шел в одни ворота - прокурорский спрашивал, а он не отвечал. Единственно что спросил, когда будет очная ставка. Следователь сказал, что не будет... Одно это указывало на то, что Головатый придерживает Ладу для решающего удара на судебном процессе.
        - Я внимательно ознакомилась с показаниями гражданки Полосовой. Она утверждает, что вы убили семь человек. Но я могу доказать, что, судя по ее показаниям, вы могли убить только троих - гражданина Захарова, с которым в тот момент находилась Полосова, и еще двоих из его окружения...
        - Что семь, что три - все равно пожизненное.
        - Ну, это как сказать! Если удастся доказать, что вы убивали в состоянии сильного душевного волнения... А оно имело место, если вы спасали от бандитов свою сестру..
        - И что тогда?
        - Возможно, вы получите по минимуму. Не скажу, что можете отделаться условным сроком... Хотя и такое возможно...
        - Если я признаю свою вину?
        - Ну, я к этому вас не склоняю... Но, в общем, если вы чувствуете за собой вину, то было бы лучше, если бы вы ее признали... Но ни в коем случае не признавайте другие трупы...
        - Кому признаться, вам?
        - Для начала можете мне.
        - Хорошо, я признаюсь... Ты, Даша, очень нравишься мне. И я тебя хочу. Прямо сейчас... Ну, как тебе мое громкое признание?
        - Браво! - пытаясь свести все к шутке, принужденно улыбнулась Дарья Викторовна.
        Тимофей чувствовал, что имеет над ней определенную власть. Заинтриговал ее натиском своего мужского обаяния, сумел нацелить на себя ее женский интерес. Она подавлена, она в смятении. И, судя по всему, сама же тем и удивлена. Не привыкла она к тому, чтобы мужчина так с ходу и хватко брал ее за рога. Привыкла самой довлеть над ними. Но Тимофей был верен своей шоковой тактике, поэтому сейчас мог надеяться на ее уступчивость.
        Он неторопливо встал со своего места. Женщина невольно встрепенулась, потянувшись к темной кнопке вызова охраны. Но на полпути рука ее остановилась, поднялась к голове, пальчики суетливо поправили светлый локон над розовеющим ушком. Глаза рассеянно разбегаются в стороны, щечки подернулись легким румянцем, сочные губки затрепетали... Да, она удивлена собственной реакцией на происходящее. Ей бы возмутиться, вызвать конвойного, а она с затаенным восторгом ждет, что будет дальше.
        Тимофей беспрепятственно подошел к ней, руками мягко коснулся ее шеи. Лучше было бы положить их ей на плечи, но нет возможности - размах рук равен длине цепочки на наручниках.
        Он почувствовал, как задрожало ее тело, увидел, как в нахлынувшей истоме откинула голову назад. Он посылал ей волны, а она мягко качалась на них, ничуть не боясь утонуть...
        - Лада была моей любовницей, - легкими касаниям массируя ей шею, сказал Тимофей. - Потом она попала к плохим людям, оказалась в Чечне, в рабстве. Я вернул ее домой. Она стала моей секретаршей. Я спал и с женой, и с ней. Я любил их обеих... Потом появилась Лена. Такая же красивая, как ты. Я тоже ее любил... Сначала меня предала Лена. Затем - Лада... Сначала одна принесла несчастье, затем другая... Сейчас я возьму тебя...
        Он чувствовал, как мелко дрожит ее тело в ожидании запретного и желанного. Она не отстранилась, напротив, сама подалась к нему, когда он прижал ее к себе.
        - Я возьму тебя, - продолжал он. - Ты станешь моей любовницей... А потом также предашь меня...
        Он легонько оттолкнул ее от себя, с мефистофельской улыбкой на устах вернулся на свое место. Пристальным взглядом вперился в глаза ошеломленной адвокатессы.
        - Я не верю красивым женщинам... Я не верю женщинам вообще... Они приносят несчастья... Сейчас ты уйдешь. И я тебя больше никогда не увижу. Ни-ког-да!.. Свободна.
        - Я не понимаю... - Я сказал, свободна!
        - Но я должна...
        - Свободна!!!
        Дарья Викторовна вышла из кабинета в полном замешательстве. На пороге она выронила папку из подмышки - просыпались на пол бумаги, из ее глаз брызнули слезы. Появившийся конвоир бросился их поднимать, столкнулся с ней лбом. Она расплакалась, сминая рукой ворох собранных бумаг, в истерическом порыве бросилась в глубину тюремного коридора.
        Конвойный проводил ее недоуменно восторженным взглядом. На Тимофея же глянул как на идиота.
        - Ну ты даешь, чудила! Она ж твоя была. Зачем прогнал?
        Его не удивило, что конвойный был в курсе событий. Все равно, через какую щелочку он наблюдал за происходящим, как он дышал при этом. Но ему очень не понравился его тон. - Не твое дело! - отрезал он.
        - Да я тебя...
        Но дальше слов дело не пошло. Конвойный нарвался на ледяной по своей холодности и крепости взгляд, осекся.
        - Пошел!.. Руки за спину! Лицом к стене!
        Тимофей жалел о том, что так грубо обошелся с женщиной. Но не жалел о том, что прогнал ее. Больше не верил он женщинам, потому и Дарью Викторовну воспринял как потенциального предателя. А как можно работать с таким адвокатом?
        Глава 25
        Начальник Заболонского РУОП смотрел на Тимофея свысока, с сарказмом победителя. Он был в форме, на каждом погоне по две звезды. Был майором, стал подполковником.
        - Поздравлять не буду, - презрительно усмехнулся Тимофей.
        - Да я бы и не принял от тебя поздравлений. Кто ты такой, чтобы меня поздравлять?
        Тимофей пропустил мимо ушей этот риторический и вместе с тем унизительный по своей сути вопрос. Не улыбалось ему вдаваться в пустую полемику. Такую же пустую, каким казалось ему торжество Головатого.
        - Как здоровье? Как настроение? - спросил подполковник.
        - Бывает и хуже, - мрачно глянул на него Тимофей.
        Неспроста руоповец спросил про здоровье. Наверняка знал он, что Тимофея четвертую неделю держат в карцере и на голодном пайке. На улице уже мороз, а батареи в камере не топят. Врагу не пожелаешь такого комфорта...
        - Ну, ну... Говорят, режим нарушаешь, - продолжал пинать его подполковник.
        - А ты и рад, начальник, - усмехнулся Тимофей.
        Первый раз он отсидел в карцере две недели. Вернулся в камеру, а там полный порядок. Принял его Булыга, чифиром крепким напоил. Дескать, нормально на воле себя вел, косяков особых нет, поэтому в тюрьме живи как человек. А на следующий день драка случилась, кто-то кому-то нос на прогулке расквасил. Виновника не нашли, тогда его просто назначили. Начальственный выбор пал на Тимофея. И не трудно было догадаться, кто стоял за этим беспределом. Головатый воду мутил, само собой, с согласия начальника СИЗО и при его поддержке.
        - Ну, рад не рад, а плакать не стану. Может, тюрьма тебя научит.
        - Чему?
        - Закон уважать.
        - Я закон уважаю.
        - Какой, бандитский, воровской?
        - Ты грузи меня, начальник, но не загружай.
        Тимофею жутко хотелось курить, но сигарету он не просил. Ждал, когда мент сам предложит. А Головатый видел его мучения и как будто нарочно, выложил на стол пачку «Мальборо». Но не предложил. Ждал, когда Тимофей сам попросит. Не дождется..
        - Суд тебя загрузит. Под завязку.
        Увы, но все к тому шло. Адвокат какой-то слабоумный попался, зато следователь давил-прижимал не по-детски. И с воли никаких добрых вестей - ни о Ладе, ни вообще.... Что-то не то творится в Заболони, если не смог Алекс прислать хорошего адвоката.
        - Да ты не волнуйся, на воле ты никому уже не нужен, - продолжал Головатый. - Волкам твоим и без вожака хорошо. Новые вожаки у них...
        - Это ты о чем, начальник? - насторожился Тимофей.
        Разговор коснулся больной для него темы.
        - Алекс твой с Борцом воюет.
        - Что?
        - Не до тебя твоим волкам. Лес напополам делят. А не получается... Пополам не получается. Крошится пирог, на мелкие части крошится... Шесть бригад в городе. Это на сегодня. Завтра может быть больше. Война продолжается, кровь льется... Но мы не вмешиваемся. Зачем? Пусть загрызут друг друга...
        - Пургу метешь, начальник. Меня на такое фуфло не купишь.
        - Фуфло не фуфло, а нет у тебя вестей от Алекса.
        - Нет. Потому что в карцере сижу.
        - Да ладно, карцер. Было б желание, а весточку прогнать всегда можно. Или через адвоката привет передать... Плохой у тебя адвокат. Потому что плохо заплатил за тебя Алекс... За Дарью Викторовну хорошо заплатил. Но ты ее прогнал. Зачем? Она ведь очень хороший адвокат...
        - Лада была очень хорошей секретаршей. И что из этого вышло?
        - Предала тебя Лада. И правильно сделала. Каждый сознательный гражданин нашей страны обязан содействовать органам правопорядка в борьбе с преступностью. Только тогда мы сможем построить правовое общество...
        - Лихо ты загнул, начальник, уши чуть не завяли... Ты лучше скажи, куда Ладу дел?
        - Что, искал ее твой Алекс? - самодовольно ухмыльнулся Головатый. - Знаю, что искал... А не найдет он Ладу. Потому что не хочет она, чтобы ее нашли...
        - А кто бы этого хотел на ее месте?
        - Твое счастье, Орлик, что не нашли твои гоблины Ладу. Учти, тронут ее, тронут и тебя. Здесь, знаешь, кто и за какое место...
        Тимофей слышал о существовании так называемой пресс-хаты, после которой арестанты лишались права называться мужчинами. Попал в пресс-хату - попал навсегда...
        - Но с ней же все в порядке, - с трудом скрывая волнение, сказал он.
        - Зато с тобой не очень. Так и не признал ты свою вину.
        - А это обязательно?
        - Желательно... Впрочем, можешь дальше все отрицать, срок больше дадут...
        - Больше, чем пожизненно, не дадут.
        - Чем быстрее общество избавится от тебя, тем лучше.
        - Общество - это ты, начальник?
        - Я законный его представитель...
        - Шел бы ты отсюда, представитель. Смотреть на тебя тошно.
        - А ты не груби, не надо. Пользуйся моментом. Здесь, в кабинете, тепло, ты не находишь? Сиди, грейся. А то, поди, замерз в карцере, да? Так и до туберкулеза недалеко...
        - По беспределу меня в карцере держат. И ты это знаешь.
        - А ты не упрямься, признай свою вину. Обещаю отдельную камеру со всеми удобствами. Жена посылки будет слать... На бандитов своих не рассчитывай, им сейчас не до тебя... Да и жена твоя, в общем-то, в обиде на тебя...
        - Что? - встрепенулся Тимофей.
        И подозрительно уставился на Головатого. Неужели эта сволочь и до Любы добралась?
        - Что слышал... Не жалует тебя твоя жена. Сам знаешь, за что.
        - Не знаю.
        - А ты хорошо подумай... С Ладой ей изменял? Изменял? Отца в овощ превратил? Превратил.
        Что верно, то верно, Елизара довели до полной кондиции. Под себя он не ходит, до идиотского состояния не атрофировался, но из жизни вывалился напрочь. Не представлял он для Тимофея никакой опасности.
        - Она не знает про отца, - обескураженно мотнул головой Тимофей.
        - Что папа ее деградировал, она в курсе. Не знала, что это твоих рук дело. Но ты не переживай, я ей все популярно объяснил...
        - И кто ты после этого?
        - Честный и порядочный человек. В отличие от тебя, бандита.
        - Почву из-под ног выбиваешь, мент?
        - Ага, табуретку из-под ног висельника... Знаешь, если бы ты повесился, я бы плакать не стал...
        - Я тоже плакать не стану, когда ты вздернешься.
        - Не дождешься.
        - Взаимно.
        - Чего хорохоришься, Орлик? Закончилось твое время. Подостов ты потерял. Заболонь, считай, тоже. Лада тебя предала, жена отвернулась... Сестра пока держится, но это временно...
        - Сестру в покое оставь, мусор! - взвился Тимофей.
        - Ну чего рычишь? Кто тебя боится? - презрительно усмехнулся Головатый. - Говорю же, кончилось твое время. Один у тебя путь - на остров Огненный. В этой геенне и сгоришь... Может, все-таки сделаешь признание? И в предъявленном убийстве признаешься. И в других злодеяниях... Семь бед - один ответ. Зато душу облегчишь.
        - Ты не священник, чтобы душу перед тобой облегчать.
        - Но ты все равно подумай... Время у тебя есть. А не одумаешься, пеняй на себя... Бизнес у тебя в городе кое-какой...
        - При чем здесь бизнес? - встревоженно навострил ухо Тимофей.
        - Завод, казино, ночные клубы... На жену твою, говорят, все записано...
        - Если она тебе сказала, значит, на нее...
        - Да нет, она ничего не говорила... Но если надавить на нее, то может и сказать...
        Или Головатый лукавил, или его неверно информировали. Тимофей доверял жене, но в Надю, в свою сестру, он верил больше. Поэтому большая часть его личной и
«общаковой» собственности была записана на нее. А Головатый думает, что на жену. Значит, Люба умеет хранить молчание. Честь ей и хвала за это... Но как долго она сможет сдерживать давление со стороны руоповцев? Сейчас им, по большому счету, не до нее. Похоже, что в Заболони действительно идет междоусобица, менты сейчас заняты тем, что держат руку на пульсе событий, помогают одним бригадам расправляться с другими, чтобы затем уничтожить всех разом...
        - Короче, что тебе нужно, начальник? - с трудом пытаясь скрыть волнение, спросил Тимофей.
        - Мне твой бизнес не нужен, - сказал Головатый. - Пусть он работает на тебя. Пусть жене твоей доход приносит... Но если артачиться будешь, насяду я на твою жену - со всей пролетарской ненавистью к буржуазному классу. Все сдаст, ничего не останется. . В общем, если не хочешь остаться голым, сознайся в убийстве, которое тебе шьют.
        - Я бы сознался, - горько усмехнулся Тимофей. - Да не в чем...
        Зачем ему собственность на воле, если он отстоит ее ценой пожизненного срока? Разве что Надя как человек жить будет... Но снова возникает вопрос. Можно ли доверять Головатому? Сдержит ли он свое слово?.. Нет, не верил ему Тимофей.
        - Точно, не в чем? - хищно глянул на него подполковник.
        - Не в чем.
        - Ну смотри, я тебя предупредил...
        Создавалось впечатление, будто Головатый нарочно поставил его перед выбором. Не столько ему нужно было признание Тимофея, сколько его бизнес. Как будто только Тимофей сдерживал его в стремлении прибрать к рукам Заболонь со всеми его потрохами. Как будто теперь, после его отказа, он получил законное право на свой ментовской произвол...
        Еще неделю Тимофея мариновали в карцере. Затем по высочайшей воле начальника СИЗО он был направлен прежнюю камеру, где в общей сложности провел всего одну ночь.
        На тюремном складе он получил сразу две посылки - от жены и от Нади. Обе передачи поступили в тот день, когда он сел в карцер. Чья-то алчная душонка не позволила им пылиться на складе, кто-то разграбил их больше чем наполовину. Но Тимофей не пытался выяснить, что за крыса сотворила это зло. Не захотел поднимать бучу, чтобы снова не оказаться в карцере. Лучше иметь что-то, чем ничего... Так думал он, когда его вели в камеру. Думал с неприязнью к самому себе. Смерти он, может, и не боялся. Но мысль о карцере повергала его в ужас. Он презирал собственный страх, он был близок к тому, чтобы начать презирать самого себя.
        Почти две недели его не было в камере. За это время здесь мало что изменилось. Разве что холодней стало, да и людская плотность на один квадратный метр увеличились. Все тот же Булыга остался, по-прежнему смотрел за камерой. Он и принял Тимофея, поблагодарил за щедрый вклад в камерный «общак» из своей посылки.
        - Видать, круто взялись за тебя менты, если в трюме тебя душат... Смотрящий с тобой поговорить хочет. Что-то случилось там у вас в Заболони...
        Тимофей напрягся. Смотрящий по тюрьме зря вызывать к себе не станет.
        Его подняли ночью, прикормленный конвоир доставил его в камеру к смотрящему.
        Вор не поднялся из-за стола, встречая Тимофея. Но руку ему подал, располагающе улыбнулся.
        - Слышал о тебе, Орлик. Заболонь ты крепко держал, про наш воровской «общак» не забывал. Сам теперь с него греешься...
        Это было явным преувеличением со стороны вора. Тимофей знал, что из «общака» грев идет и на тюрьмы, и на зоны. С него греется братва в карцерах, штрафных изоляторах, на больничках. Но в карцере он ничего не получал со стороны. Только хлеб да воду. Оголодал он там, отощал, вид у него доходяжный. Но если вор считает, что в карцере его «грели», пусть считает. Нечего антимонию на пустом месте разводить.
        - Я тебя вот чего позвал. Конотоп весточку шлет. Беда, говорит, в Заболони. Менты всю твою братию разогнали. Между собой стравили, а кто уцелел - на кичу, под пресс... Так что для тебя даже лучше, что ты здесь. Хоть и по карцерам тебя гоняют, но все равно здесь спокойней...
        - Мне такой покой мало интересен, - усмехнулся Тимофей. - На волю мне нужно. Я бы там разобрался...
        - Как ты на волю выйдешь? Семь жмуров на тебе. Говорят, менты свидетеля твоего крепко прячут.
        - Крепко. А может, и не очень... Кто ее искать будет, если всех разогнали...
        - Конотопа можно озадачить.
        - Было бы неплохо.
        - Хорошо, я маляву пошлю. Он эту суку из-под земли достанет... Если сможет...
        - Век не забуду.
        - Тут не только твой интерес. Тут и наш интерес. Ментов надолго не хватит. Сдохнут они рано или поздно. В Заболонь тебе надо, тему свою на рельсы ставить.
        - Да хоть сейчас.
        - Сейчас не выйдет, а позже - глядишь, найдут суку ментовскую. На волю выйдешь, все сделай, чтобы город под себя взять.
        - Само собой.
        - Это наш тебе воровской наказ...
        - Ясно.
        - И чтобы исправно отстегивал, - пристально глянул на Тимофея вор.
        - А разве... - начал было Тимофей, но тот его перебил.
        - Не разве. Раньше ты с барского плеча на «общак» сбрасывал. А теперь сполна будешь отстегивать, четвертую часть как с куста...
        Тимофей согласно кивнул. Он готов был отдавать ворам половину от прибыли, лишь бы те помогли ему отбить у ментов город.
        - Ну, значит, договорились, - благодушно улыбнулся вор.
        И протянул Тимофею руку. Этим он заключил с ним договор и дал понять, что разговор закончен.
        Глава 26
        Дощатый заслон над головой с шумом отошел в сторону. Тимофей был настолько слаб, что не мог поднять голову, чтобы глянуть вверх. Да и что он там мог увидеть? Сейчас бросят пару жменей прошлогоднего зерна, на этом все и закончится. Надо потом будет ползать по дну ямы, искать и склевывать зернышки. Занятие очень трудное, поскольку не осталось в нем для этого сил...
        Он давно сбился со счета. Не знал, какое число на дворе. Знал, что прошла зима, весна, наступило лето. И все это время он провел в своей яме.
        Был бы медведем, впал бы в спячку на зиму. Но он был человеком, притом разутым и холодным. Никто не позаботился о том, чтобы хоть как-то оградить его от холода. В сене пытался от него спастись. Но тщетно. Серьезно пострадал от морозов, и не совсем понятно, каким чудом выжил. Ведь сто раз насмерть замерзнуть мог. Или от голода подохнуть... По весне у него стали выпадать зубы. Природа оживала, а он умирал от слабости.
        Но все же он дотянул до лета. Хотя оно и не принесло особого облегчения. Холод и сырость ушли, а голод остался. И настолько он был слаб, что не было желания жить..
        - Здесь кто? - властно и жестко спросил чей-то незнакомый голос.
        - Князь Орлик, - отозвался надсмотрщик.
        - Орлик?!.. Разве он еще жив?
        - Пока да.
        - Давай, наверх подымай.
        - Он сам не сможет.
        - Я сказал, подымай!
        Надсмотрщику пришлось самому спускаться в яму к Тимофею. Нужно было видеть, с каким отвращением он ступал по загаженному полу, с каким презрением смотрел на исхудавшего и запущенного до безобразия пленника. Тимофей и сам догадывался, сколь убогое зрелище он представляет. И даже сомневался в том, что он похож на человека.
        Надсмотрщику так не хотелось мараться о пленника, что он крикнул наверх:
        - Издох Орлик!
        У Тимофея даже не было сил, чтобы криком подать о себе знать. Но когда он услышал
«Подымай!» из уст надсмотрщика, злость вскипела в нем, и силы вдруг откуда-то появились. С трудом, но он сумел оторвать свое тело от земли и прыгнуть на нерадивого служаку. Мертвой хваткой вцепился в его ногу.
        А наверху тянули уже за веревку. Отощавший пленник весил совсем немного, раза в два меньше, чем надсмотрщик. Поэтому его приятели без особых усилий вытащили наверх их обоих.
        Отцепившись от надсмотрщика, Тимофей лег на спину, раскинул в стороны руки. Земля такая горячая, над головой непривычно светлое небо, жаркое солнце светит так ослепительно, что больно глазам.
        - А ты говоришь, издох, - сказал незнакомый голос.
        Тимофей попытался разглядеть подошедшего к нему человека, но отвыкшие от дневного света глаза не хотели смотреть на него, сами по себе закрывались... Да и зачем ему на кого-то смотреть, если все равно добром эта встреча не закончится.
        Лада предала его. Но она же даровала ему надежду, которой он жил всю зиму. Умерла эта надежда, и он умирал вместе с ней. Сейчас вражья морда глянет на него и распорядится сбросить обратно в яму. Может, разобьется насмерть в падении? Себе во благо...
        - Давно он здесь?
        Он ощущал отвращение, которое испытывал вельможный человек, глядя на него.
        - С осени.
        - Не кормили, поди.
        - Ну нет, господин. Сытно кормили...
        - Самого в яму брошу. Так же сытно кормить буду!
        - Воля твоя, господин, - испуганно проблеял надсмотрщик.
        - И князя вашего туда же... Эй, Орлик, ты живой?
        Незнакомец коснулся Тимофея ногой, легонько надавил на плечо. Ответом ему был утвердительный кивок головой.
        - Глеб твою Заболонь взял. А мы Рязанью завладели... Любослав я, воевода муромского князя...
        Чуть позже Тимофей узнал, что произошло. Муромские полки с ходу взяли Рязань, и теперь вершили суд, решали, кого казнить, кого миловать. Тимофей не был другом муромскому князю, но и врагом тот его не считал. Поэтому сейчас он имел возможность обрести свободу.
        - Не знаю, что и делать с тобой, - продолжал воевода. - Нам ты без надобности, а в яму обратно бросать - грех на душу брать... Пусть князь решает...
        Муромский князь решил Тимофея отпустить. Его перебросили через коня, вывезли за стены городского острога, на этом его конное путешествие и закончилось. Его сбросили наземь в чистом поле. Выживешь - твое счастье, нет - в убытке никто не останется.
        Его грубые благодетели ускакали прочь, а он остался лежать на земле, лицом вниз. Запах свежей травы, благоухание полевых цветов, нежность теплого ветерка - все это действовало на Тимофея оживляюще. Но больше всего пользы он получал от матушки-земли. Это в яме она забирала его силы, а сейчас она впитывала в себя его немощь.
        И все же он пролежал без движения до самой темноты. Так и не хватило ему сил подняться. А надо вставать, идти к реке, воды испить, грязь коростную да смертную печать с чела смыть. Тогда и на душе полегчает, и тело крепче станет. Рыбкой опять же неплохо было бы поживиться. Снасть он из ивовых веток сплетет - умеет.
        Тимофей уже собирался подняться, когда услышал топот копыт. Два всадника, и ехали они к нему. Послышались и голоса, перекрываемые конским фырканьем.
        - Здесь он где-то должен быть, - сказал один.
        - Черт! Темнота хоть глаз выколи, - чертыхнулся второй.
        - Глаз тебе князь выколет, если не найдем. И тебе выколет, и мне...
        - Сначала милуют, затем казнить велят. А зачем казнить, сам бы издох!
        - Издох?! Нет его нигде, а ты издох, говоришь!
        - Здесь он где-то, здесь...
        Тимофей уже понял, что речь шла о нем. Его искали всадники. Те самые, которые и привозили его сюда. «Сначала милуют, затем казнить велят...» Из этого он понял, что князь сменил милость на гнев. Или подговорил его кто избавиться от Орлика, или сам счел нужным свести его со свету.
        - Нет его нигде... Ушел... Если в Заболонь пойдет, плохо. Там ватага смутьянов, по лесам окрест бродит...
        Всадники продолжали разговаривать меж собой. Тимофей внимательно вслушивался в их разговор. Но вместе с тем готовился к бою. Не с добром пришли к нему эти люди, обратно на княжий двор отвезти хотят, а там верная смерть его ждет... Нет, умирать он не намерен. Может, жизнь только начинается. Ватага какая-то по лесам бродит. Может, Алешка верный ею верховодит, может, еще кто-то из верных ему людей. Вдруг он сможет взять Заболонь обратно? Не этого ли боится муромский князь, вознамерившийся прибрать к рукам всю Рязанщину?
        - Зачем ему ватага? Говорят, он и один - в поле воин. Говорят, сам, в одиночку, Заболонь взял. Боярина порешил и всю его дружину...
        - По нему и не скажешь. Дохлый совсем...
        - Ничего, время силы бы вернуло - ожил бы...
        Всадники приближались - голоса становились все громче. И вот настал момент, когда они увидели Тимофея.
        - Да вот же он!
        Но Тимофей уже был готов к схватке. Он готов был доказать, что и впрямь один в поле воин.
        Воины спешились, один выхватил меч из ножен, чтобы, не медля, пронзить лежащего Тимофея... Значит, не собирались они везти его на княжий двор, на месте казнить хотели.
        Тимофей пришел в движение в самый последний момент, когда острый клинок уже надвигался на него. Он резко перевернулся на бок, и меч вонзился в землю. На какой-то миг воин потерял равновесие, и этого Тимофею хватило, чтобы ударить его по правой руке и оттолкнуть от меча.
        Меч он выдернул из земли сам. И не мешкая ударил второго, вооруженного воина. Тело его было защищено кольчугой, а Тимофей не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы пробить броню, да и меч сам по себе тяжелил руки так, что трудно было поднять его высоко. Острие клинка чиркнуло по ноге противника. А Тимофей продолжал движение, разворачиваясь вокруг оси. Он чувствовал, что ему хватит сил на второй удар. Напрягся, чтобы вынести меч на высоту плеч. А враг в растерянности, руками хватается за раненую ногу. Глупый воин, глупо себя ведет. Шея открыта... Он смог нанести роковой для противника удар. Но меч при этом выпал из слабеющих рук.
        Оставался еще один супостат. Он уже вытащил чекан из-за пояса. Но Тимофей бросился на него с голыми руками, нырнул под топор, сгреб противника в охапку, повалил его на землю. Там и замкнул на его шее замок из рук. Он не отпускал врага, пока тот не затих. Затем он всего лишь ослабил хватку. Но больше у него не было сил...
        Очнулся он ночью. Стрекот кузнечиков, шорох травы. Мертвые тела поверженных им воинов, мирно пасущийся конь в нескольких шагах от него. Слышно было, как он щиплет губами траву...
        Тимофей собрался с силами, раздел задушенного им ратника, забрал его одежду, доспехи и оружие, с превеликим трудом забрался на коня. Нежно огладил его шею, ласково шепнул на ухо:
        - Выручай, родной.
        Он направил его к реке, а когда понял, что конь сам будет держать путь, отпустил поводья, обессиленно обнял за шею своего нового друга.
        У реки он снова натянул поводья, берегом двинулся вниз по течению. И лишь утром сделал привал. Выбрал для этого тихую заводь в глубине глухого леса. Сначала он искупал коня, затем сам залез в воду. После наловил рыбы, развел костер, поел. О камень остро-остро наточил топор, согрел воду - измучился, пока сбрил бороду и космы. Затем завалился на ворох сорванной им луговой травы.
        Он не мог сказать, сколь долго он предавался сну - день, два, может, и больше. Но проснулся он полным сил. Правда, меч еще плохо держался в руке, но придет его время - вернет он свою былую богатырскую мощь.
        Тимофей снова оседлал коня. Не задавался он вопросом, куда ехать. Путь только один - в Заболонь. Он знал секрет, как взять город малой силой.
        Он знал, какая беда случилась с его городом. Муромский воевода поведал, что рязанский князь взял Заболонь. А его воины - перед смертью - говорили, что где-то окрест города бродит ватага смутьянов...
        Тимофей старался держаться поодаль от больших дорог. Поэтому он ехал по малоизвестной лесной тропке через лесную глушь. Казалось, ничто не предвещает беды. Но так только казалось... Видимо, в заточенье он лишился чутья на опасность. Поэтому появление вооруженных людей стало для него полной неожиданностью.
        Словно из-под земли они выросли. Трое перегородили ему путь, двое взяли под уздцы его лошадь, еще четверо зашли к нему сбоку, ощетинившись копьями. Не самое бравое воинство - кто в кольчуге, а кто в дерюге; кто в кожаных, а кто в лыковых постолах...
        - Князь! Да это же наш князь! - крикнул кто-то.
        Тимофей чуть не прослезился, когда узнал некогда подданного ему человека. Терентий, гончар из Заболонья.
        - Князья! Княже!!! - послышались восхищенные голоса. - Сон это или явь?
        Тимофей мог бы горько усмехнуться. Не был он князем по рождению. И от княжества его осталось только воспоминание. Но он был полон радостных чувств. Поэтому весело улыбнулся.
        Скоро он был в лесном становище людей, которых мог бы счесть за разбойников. Но не лежала душа так называть людей, которые не желали принять власть нового заболонского правителя. Он был благодарен людям, которые по-прежнему видели в нем своего князя.
        Не думал он, что в числе смутьянов такое множество людей. Десятки шалашей и землянок, мужчины к нему сходятся, женщины торопятся, дети сбегаются. Целыми семьями здесь живут. Чувствовалось, что не разбойный это люд, а обездоленный.
        Хотел бы Тимофей увидеть соратника своего и друга Алешку. Но не было его здесь. Ватагу смутьянов возглавлял кузнец Давыд. Обнялся с ним Тимофей. Не стал скрывать своего удивления.
        - Как же так, лучший оружейник во всем княжестве, а в смуте? Тебе ж цены нет...
        - А цену малую дают, князь, - смущенно улыбнулся Давыд. - Обидел меня Бежен. Жену мою силой взял. А она и руки на себя наложила... Убить я его хотел, да не вышло. В лес ушел. Людей за собой повел... Вот и кружим вокруг города...
        - Славно, видать, кружите, если в Рязани про вас слышно...
        Тимофей вкратце рассказал, как попал в полон к Головану, как томился в темнице, как муромский князь спас его сначала, а потом вознамерился погубить...
        - Боится князь, что я Заболонь обратно возьму, - заключил он.
        - Возьми, князь, город, - всерьез отнесся к его словам Давыд. - Твой он. К тебе души наши лежат... Много нас, дюжин пять ратников можем выставить.
        - И что это за ратники? - усмехнулся Тимофей.
        - Ну, худо-бедно... Зато кольчуги у многих, мечи отменные, стрел много, копья... Я и здесь железо варю, рук не покладаю...
        - Честь тебе и хвала, кузнец. Но сможем ли мы осилить крепость?
        - Острог ты на совесть строил, крепко стены стоят, высоко. И стражу Голован держит... Без тебя нам эту твердь не взять. Овцы мы. Лев нам нужен был... Я старался, но... А ты тот самый лев. С тобой что в огонь, что в воду...
        - Голован?! - всколыхнулся Тимофей. - Ты сказал, что Голован стражу держит. Так кто городом правит, Голован или Бежен?
        - Голован у нас за боярина. Бежен за воеводу. Паршивый человек, топор по его шее плачет...
        Не ведал Тимофей, кто такой Бежен. Зато знал, кто такой Голован...
        - Вот, значит, как вышло, - в раздумье проговорил Тимофей. - Голован и город взял, и сел в нем...
        - Глеб его посадил. На нашу голову... Голован еще ничего. А приспешник его лютует. Бежен - зверь, а не человек... Если убьешь его, княже, никогда тебе этого не прощу. И никому другому не прощу. Сам, своими руками змея...
        Давыд не договорил. В землянку вбежала Власта. Расширенными от удивления и боли глазами уставилась на брата.
        - Что, не признаешь? - догадался Тимофей.
        - Что же они сделали с тобой, изверги! - разрыдалась Власта, бросаясь ему на шею.
        Когда она отстранилась от него, грудь его была вся мокрая от ее слез.
        - Только сырости здесь не хватало, - усмехнулся Давыд.
        Чего не ожидал Тимофей, так того, что Власта возьмет за руку кузнеца, крепко прижмется к нему.
        - Давыд тебе ничего не говорил? - глянув на него, спросила она у брата.
        - Нет... А что он мог сказать? - насторожился Тимофей.
        - Замуж я за него выхожу...
        - Да вот, мы подумали, - смутившись, сказал Давыд. - Жены-то моей не стало... А Власту Бежен одолевал, она еще раньше в лес ушла...
        - А мать где? - спросил Тимофей.
        Власта скорбно опустила в подол глаза.
        - Когда?
        - Город брали, окрест разоряли... Убили мать... И Ульяны нет, вместе с мужем, в осаде...
        Тимофей зажмурился, пытаясь удержать слезу. И мать погибла, и старшая сестра Ульяна.
        - А Любава?
        - Любава в Терлеце, дом там у нее отцовский... Меня к себе звала... Да, сын у тебя родился... Тимофеем нарекли. В честь тебя... Думали, что нет тебя больше...
        - Что ж, хоть здесь радость, - печально улыбнулся Тимофей.
        - Наследника ты ждал, - сказал Давыд. - Наследника и дождался.
        - Наследовать ему нечего...
        - Это сейчас нечего, а там Заболонь обратно воротим. Ты - законный князь!
        - Не думаю... Голована сам Глеб Ростиславович поставил...
        - А не он ли осудил тебя на верную гибель?
        - Не важно. Он великий князь.
        - Но ведь Рязань муромцы взяли.
        - Сегодня взяли, завтра отдадут.
        - Если ты боишься, князь, так и скажи, - мрачно усмехнулся Давыд. - Я пойму. Хворый вид у тебя. Не видно былой удали...
        - Будет все. И удаль будет. И город возьмем...
        Тимофей осознал свою оплошность. Люди ждут от него геройства, возвращения к былым временам. Надоело им быть изгоями, шататься по лесам. Домой они хотят, к семейным очагам... Вообще, ни к чему нагнетать пораженческие настроения. Тем более, что он знал, как захватить город малыми силами. Никакие стены его не остановят. Если, конечно, Голован не прознал про тайну, о которой знали только самые близкие люди. В том числе и Лада...
        - Твоя Заболонь, - кивнула Власта. - Тебе ее и брать... Каким город при тебе был. А каким стал...
        - Каким был, а каким стал?
        - Плохо все. Бежен все соки из людей выжал. Голод начался, нищета. Зато сам жирует...
        - Почему про Бежена говоришь? Почему не про Голована?.. Он что, не лютуют?
        - Я бы не стала его хвалить. И ругать есть за что. Но все зло от Бежена идет. Захар ангел рядом с ним... Голована казнить только за то надо, что город он Бежену отдал. Бежен за бразды дергает, а Голован с распутницей прелюбодействует, - сказала Власта и отвела в сторону взгляд.
        - С распутницей? - дрогнувшим голосом спросил Тимофей.
        - Да... С Ладой... С ней в палатах живет...
        - И как, довольна ее душенька?
        - А кто ее знает, змею подколодную...
        - В немилости она у тебя.
        - А какая может быть милость, если она с врагом заодно? Предала она тебя...
        - Не был я ее мужем, чтобы она могла меня предать.
        - И все равно предала... Я же знаю, это она беду на тебя накликала...
        - Она, - кивнул, соглашаясь, Тимофей.
        Хотел бы он повидаться с Ладой, заглянуть в ее глаза, спросить, почему не вытащила его из заточения... Но разве можно винить ее в том, что не смогла она помочь ему? Ведь увез Голован ее в Заболонь, тем самым связал ей руки. И вовсе это не легкое дело - вызволять пленника с тюремного двора. И уж точно не женское... Но все равно Лада виновата перед ним. Хотя бы в том, что спуталась с Голованом. И беду на него накликала. А то, что от смерти его спасла, так не было бы ничего, если бы вовремя про сговор с Голованом сказала...
        - Смерти ей желаешь? - не унималась Власта.
        - Нет... Даже простить смогу.
        - Не стоит ее прощать.
        - Прощу. Если она тайну одну для меня сберегла...
        Зная, что Лада находится в городе, Тимофей уже и не надеялся, что тайна осталась тайной. Но все же проверить надо. Вдруг Лада удержала язык за зубами...
        Глава 27
        В зал суда Ладу ввели под усиленной охраной. Милиционер в форме шел впереди, а за ней следовали два руоповца в штатском. И еще в вестибюле могла находиться охрана, и на подступах к зданию суда.
        Но напрасно Головатый боялся покушения на нее. Почти год Тимофей провел в следственном изоляторе. За это время его сообщество развалилось окончательно. Алекса убили во время разборки, Борец повесился в камере заболонского изолятора, верней, ему помогли свести счеты с жизнью. Балом в городе правит сейчас РУОП в лице подполковника Головатого. Официально криминальные «крыши» ушли в прошлое. На самом деле это далеко не так. Сменился только цвет крыш. Были они черными, а стали красными - ментовскими. Но там по сути все тот же криминал, мусорской...
        И воры не помогли Тимофею, хотя и обещали. Не смогли найти Ладу, не смогли утихомирить ее. И сейчас они вряд ли попытаются что-то сделать, чтобы обезопасить его от разгромных показаний в суде...
        Судебный процесс в самом разгаре, но без свидетельских показаний прокурорским обличительным тирадам грош цена. Но все идет к тому, чтобы грянул по-настоящему убийственный гром. Сейчас Лада самолично прольет свет на события, с которых Тимофей начал свое восхождение к криминальным высотам. На события, которые стали причиной его сокрушительного падения...
        Тимофей наблюдал за Ладой из клетки для обвиняемых. Красивая, зрелая, эффектная, ухоженная. Высоко вскинутая голова, взгляд, устремленный на судейскую трибуну, уверенная, слегка покачивающаяся походка. Подошла к стойке для свидетелей. На Тимофея не смотрит. Старательно избегает его взгляда. Зато он, казалось, пытался загипнотизировать ее, подавить силой своей ураганной энергии.
        - Свидетель, назовите свое имя, - обратился к ней судья.
        Лада назвалась. И суд приступил к допросу свидетеля.
        - Вы утверждаете, что шестого мая одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года находились в кафе «Солнечное» в одной компании с гражданином Захаровым Павлом Аркадьевичем.
        - Да, утверждаю, - кивнула Лада.
        - Вы стали свидетелем убийства гражданина Захарова и еще ряда лиц, находившимся с ним...
        Тимофей пропускал мимо ушей называемые фамилии. Он и без того знал, в убийстве каких людей его обвиняют. Как знал, что Лада продала его как последняя дрянь...
        - Да, ваша честь, я видела, как происходило убийство, - не стала отрицать она.
        Сейчас правда посыплется из нее, как тридцать сребреников из руки фарисея в лапу Иуды.
        - А что вы конкретно видели?
        - Сначала я услышала какие-то чихи в основном зале кафе. Потом я узнала, что это были выстрелы из пистолета с глушителем...
        - Чихи? То есть кто-то, как вам показалось, чихал?
        - Да, мне так показалось.
        - А потом вы узнали, что такие выстрелы производит пистолет, оборудованный прибором бесшумной стрельбы.
        - Да... Мы сидели с Захаром... То есть с Павлом... Его друзья были с нами...
        - И что было дальше?
        - А дальше к нам в комнату вошел человек... Пистолет у него был. Друзья Павла стали свои пистолеты доставать, а он стрелять стал. Сначала их убил, а потом и самого Павла... Дальше он пошел Надю, мою подругу освобождать. Она в сауне была, там над ней издевались...
        - Погодите, вы не сказали, какой именно человек убил Павла Захарова?
        - Человек, - с самым серьезным выражением лица кивнула Лада. - Мужчина...
        - Понятно, что мужчина. В своих показаниях вы утверждаете, что этим человеком был подсудимый Орлик Тимофей Сергеевич.
        - Да, предположительно он... Этот человек Надю пришел спасать. Это Тимофей мог быть, больше некому...
        - Предположительно или точно он? - недоуменно смотрел на Ладу судья.
        - Предположительно... Он в маске был... Шапочка такая вязаная, до подбородка, вырезы для глаз... Но рост как у Тимофея. И походка как у него... Ну, мне показалось...
        - Гражданка Полосова, что вы такое говорите? - схватился за голову прокурор.
        - Что было, то и говорю, - звонко и емко отчеканила Лада.
        И посмотрела на Тимофея - с немым торжеством во взгляде, без оглядки на сидевшего в зале Головатого. «Знаю, что презирал и ненавидел. Но я не такая...»
        - Но вы не говорили, что убийца был в маске! - продолжал возмущаться обвинитель.
        И Головатый привстал со своего места, пытаясь сжечь Ладу своим гневным взглядом.
        - Я настолько была уверена в том, что это был Тимофей Орлик, что не придала этому значения, - спокойно сказала Лада.
        Тимофей понял, что спасен.
        - А насколько я знаю, следствие не проводило опознание, - сказал судья, строго взирая на представителя прокуратуры.
        - Нет, - растерянно пробормотал тот. - Мы опасались давления на свидетеля...
        Тимофей ждал, когда в дело вступит адвокат. Он видел, с каким ликованием тот воспринял показания Лады. У него появилась великолепная возможность разнести в пух и прах всю доказательную базу. И он сделал это, сначала набросившись на Ладу, затем на прокурора. И в конце концов он обратился к судье с просьбой прекратить уголовное дело за отсутствием состава преступления. Ошеломленный прокурор пытался давить на Ладу, но та держалась стойко. Убийца был в маске, и точка. Он пытался просить у судьи, чтобы тот отправил дело на доследование. Но адвокат очень красноречиво расписал страдания невинного человека, которого бессовестные следователи почти год держали за решеткой. Достаточно большой срок для человека, вина которого не доказана...
        В конце концов к стойке свидетеля была приглашена Надя. Как и ожидал Тимофей, она камня на камне не оставила от обвинительного заключения. Только сейчас она призналась, что действительно в тот злополучный день находилась в кафе
«Солнечное». Рассказала, как Захар с его подонками издевался над ней. И во всеуслышанье заявила, что из бандитского плена ее освободил совершенно неизвестный ей человек в маске.
        Судья долго примеривался к весам правосудия в руке Фемиды, и в конце концов решил, что ее меч не может быть применен к подсудимому. Он счел его вину не доказанной и вынес оправдательный договор. Тимофей был освобожден из-под стражи прямо в зале суда.
        Надя лишь на секунду прильнула к нему, поздравляя его с победой. Схватила его за руку и потащила к выходу. Он не сопротивлялся, но чувствовал себя баржей, взятой на буксир.
        Черный «Мерседес» престижного «S»-класса подкатил прямо к выходу из здания суда. Надя открыла переднюю дверцу. Тимофей уже собирался сесть в машину, как на его плечо легла тяжелая мужская длань.
        Головатый был взбешен - глаза навыкате, на губах пена, ноздри раздуваются, как у взмыленного коня, вот-вот, казалось, из них пойдет дым.
        - Ты... Урод... - через силу выдавливая из себя слова, прошипел он.
        Тимофей дернул плечом, скидывая с себя его руку. Развернулся к обидчику лицом, яростно сверкнул взглядом.
        - Ты кого уродом назвал, мусор?
        - Тебя, тварь!
        Головатый просиял в ожидании удара. «Ну давай, давай, врежь мне!» Его морда неспроста просила кирпича. Ему нужен был хоть какой-то повод, чтобы упечь Тимофея за решетку. За его спиной маячили два грозных опера. И у этих злобные гримасы на лицах. Не нравится им, что Тимофея отпустили. И поддайся он сейчас на провокацию, на руках его мигом защелкнутся браслеты наручников.
        - Мы еще поговорим!
        Тимофей повернулся к Головатому спиной и преодолевающим рывком сел в машину. А ведь он был очень близок к тому, чтобы дать менту в морду...
        - Погуляй денек, сучара! - крикнул ему в бессильной злобе Головатый. - Завтра снова сядешь!
        Надя также села в машину, на заднее сиденье. А спереди - за рулем - Тимофей увидел своего давнего знакомого Толика Мукачева.
        - Не понял! - озадаченно протянул он.
        - Здравствуй, Тимофей, - вымученно улыбнулся Толик.
        Он похудел, приосанился. Со стороны если глянуть - важная шишка. Холеный, ядреный. .
        Прошли уже те времена, когда Толик держал всего лишь кафе ресторанного типа. Тимофей давно помог ему раскрутиться. Уже летом девяносто шестого года Толик заведовал сетью ресторанов, которыми номинально владела братва, а фактически - Тимофей. Была у Толика в этом бизнесе и своя доля, но слишком маленькая, чтобы всерьез рассчитывать на главенство в этой части «общакового» бизнеса. Рестораны вроде бы обычные - где при ночном клубе, где при казино, где при гостинице, где сами по себе. Но Толик сумел сделать из них заведения образцово-показательного толка. Одна кухня чего стоила - из Рязани люди приезжали, чтобы откушать фирменное блюдо, форель в икорном соусе...
        В какой-то степени Толик был приближен к Тимофею. И все равно не совсем понятно, почему он здесь.
        - Я хотела тебе сказать, - смущенно начала Надя. - Но все тянула... Да и на личную встречу рассчитывала... Так понятней было бы...
        - Ты говори, не тяни.
        - Ну, мы с Толиком решили пожениться...
        - Да, ждали, что ты скажешь, - смятенно кивнул Мукачев.
        Он явно был не в своей тарелке, но машину вел уверенно и быстро.
        - Куда мы едем? - спросил Тимофей.
        Не настолько сильно шокировала его новость, чтобы потерять пространственно-временную ориентацию. Вот если бы Люба собралась замуж за того же Толика... Впрочем, был казус и в том, что сестра спелась с этим деятелем. Ей по документам принадлежат рестораны, которыми рулил Толик. Значит, есть корысть в его планах на дальнейшую личную жизнь...
        - Домой... - сказала Надя. И тут же уточнила: - К нам домой... К нам, с Толиком...
        - И где ваш дом? В Заболони?
        - Да... Но и здесь, в Рязани, квартиру купили, - сказал Мукачев.
        - На какие шиши? - невольно вырвалось у Тимофея.
        - На свои, - не моргнув глазом, твердо ответил он. И уже мягче добавил: - Да и деньги так себе... Дед у меня здесь, в Рязани, жил. Квартиру нам с сестрой оставил. Я у сестры ее долю выкупил. Проблем-то... Квартира неплохая, грех было от такой отказываться. Ремонт сделал, все дела...
        - А твои деньги мы не трогаем, - сказала Надя. - То есть трогаем, но только чтобы в оборот пустить. Да, Толик?
        - Само собой. Вариант в Рязани появился. Целый развлекательный центр можно поставить. И казино, и ночной клуб, и боулинг с бильярдными залами...
        - Почему в Рязани?
        - Да потому, что Заболонь вся охвачена. Там если расширяться, самим себе конкуренцию создавать...
        - Почему обязательно развлекательный центр? Завод можно построить. Спиртовый, например...
        Тимофей жалел об утраченном спиртовом бизнесе, доставшемся ему в наследство от Елизара. Нелегальные продажи приносили очень большие деньги. Но рухнуло сообщество, накрылся пыжиковой шапкой и криминальный бизнес.
        - Зачем строить, если есть уже построенные заводы? - пожал плечами Толик. - У тебя же была четко налаженная система производства и сбыта.
        - В том-то и дело, что была.
        - Но ведь она никуда не делась. Есть люди, которые занимались этим делом. Они и сейчас занимаются. Под моим чутким руководством.
        - Ты в этом уверен? - встрепенулся Тимофей.
        - Абсолютно... Очень тихо работаем. Даже Головатый ничего не знает. Думает, что если разрушил, то все. А мы возродились. Работаем потихоньку, без шума. Обороты, правда, уже не те, но все равно хорошие деньги поднимаем... Черт! Кажется, за нами
«хвост»!
        Тимофей оглянулся. Машин позади много, но не понять, какая из них висит на хвосте.
        - «Волга» белая... - пояснил Толик. - Головатого машина... Бесится мужик. Уходить от него надо, а то не даст покоя...
        Он вдавил в пол педаль акселератора - «Мерседес» стремительно набрал ход, по синусоиде ловко обходя попутные машины. «Волга» не смогла повторить столь сложный маневр: и скорости ей не хватило, и свободного пространства. А Толик продолжал развивать успех - один поворот, второй, лабиринты дворов многоэтажных домов... В конце концов он оторвался от погони.
        - «Волга» не «Мерседес», а Головатый не генерал, - облегченно вздохнув, сказал Мукачев.
        - Не генерал, - кивнул Тимофей. - Но за генеральской звездой гонится...
        - Не знаю, за какой он звездой гонится, но весь город под себя взял, - в невеселом раздумье проговорил Толик. - Раньше коммерсанты тебе за охрану платили, а теперь ему...
        Тимофей промолчал. Он знал, что Головатый прибрал к рукам всех клиентов его охранного предприятия. Но вслух признавать этот факт не хотел. Как не хотел казаться слабаком...
        - Сейчас все, как раньше, только «Бодигард» представляют люди, очень близкие к милицейским кругам, - сказал Толик.
        - Нет больше «Бодигарда», - не согласился с ним Тимофей.
        - Ну как же нет, если есть. Говорю же, Головатый все под себя взял, даже твое охранное предприятие... Ему-то, конечно, ничего не принадлежит. Все на доверенных лиц оформлено, но факт остается фактом. Он сейчас хозяин в городе... К счастью, не полновластный, - с чувством гордости за себя улыбнулся Толик.
        - Это как? - с интересом посмотрел на него Тимофей.
        - Со мной справиться не может. То есть с твоим бизнесом, который я представляю. Платить ему за охрану платим, а в обиду себя не даем... А со спиртовой составляющей он ничего не имеет...
        - Толик у меня умница, - сказала Надя. - Почти весь твой бизнес сохранил... Ты на меня все записал, но я бы по миру пошла без него...
        - Да нет, не пошла. Ты дама зубастая, - улыбнулся, обращаясь к ней, Толик. - И без меня бы справилась...
        - Не уверена...
        Приятно было узнать, что выбитый из рук бизнес остался на плаву. Но в стократ приятней было дышать воздухом свободы. От него, как от переизбытка кислорода, кружилась голова... Тимофей еще не до конца осознал, что вышел из тюрьмы по оправдательному приговору. Такое ощущение, будто сбежал из-под стражи в зале суда. И Головатый гнался за ним, чтобы схватить беглеца...
        Еще сегодня утром он ехал в суд, не помышляя об освобождении. Он был уверен в том, что Лада предала его, что на суде она будет плясать под дудочку Головатого... Но нет, свершилось чудо. И эйфория, вызванная этим чудом, продолжалась. И даже спрашивая о жене, Тимофей не чувствовал к ней неприязни.
        - Где Люба? - спросил он.
        Пусть она избегала прямого общения с ним. Пусть за то время, что он провел взаперти, она ни разу не пришла на свидание с ним. Лишь бы только позволила ему увидеть своего сына...
        - Где, где... А для кого мы, по-твоему, квартиру в Рязани держим? - загадочно улыбнулась Надя.
        - Для кого?
        - Люба твоя здесь живет, - сказал Толик.
        - Здесь? В Рязани?.. И даже посылку ни разу передала...
        - Ну как же не передала, - удивилась Надя. - Были же от нее посылки...
        - Были, - мрачно усмехнулся Тимофей. - Только все одинаково, что у тебя, что у нее...
        Он давно догадался, что Надя отправляла посылки не только за себя, но и за Любу. Дачки приходили в один и тот же день, и продукты с одного прилавка...
        - Какой ты наблюдательный, - усмехнулась сестра.
        - При чем здесь это?.. Тепла я ее не чувствовал...
        - А она чувствовала твое тепло, когда ты с этой, из Подостова крутил?
        - Это ты не к селу, - нахмурился Тимофей.
        - Но к городу. Думаешь, ей не обидно было?.. Сам был бы виноват, если бы она от тебя ушла...
        - А разве не ушла?
        - Дурак ты. Головатый покоя ей не давал. Он же до сих пор думает, что бизнес твой на нее оформлен. Толика терроризировал. Он подтверждал, что собственность твоя на жену записана. А сам в это время прятал Любу. Здесь, в Рязани, ее прятал, чтобы Головатый ее не нашел. Потому она и не приходила к тебе, что нельзя было высовываться...
        - Достал меня Головатый, - кивнул Толик. - Но ничего, как видишь, жив-здоров и не кашляю...
        - А я кашлял, - криво усмехнулся Тимофей. - После карцера долго кашлял. Думал, что туберкулез у меня... А ведь мог бы тубик подхватить. Это в тюрьме как два пальца..
        До сих пор не верю, что на свободе...
        - Ты не веришь, а мы знали, что тебя выпустят, - сказала Надя.
        - Почему?
        - Потому...
        - Сейчас ванну горячую примешь, расслабишься, - сказал Толик - как будто нарочно, чтобы сбить Тимофея с темы. - Коньячок у меня хороший, посидим, выпьем. Перспективы на будущее обсудим... Сейчас, тут рукой уже подать...
        Возможно, дом действительно находился неподалеку, но Мукачев предусмотрительно сделал несколько кругов окрест него, пытаясь разглядеть «хвост» позади. Но все было чисто, и в конце концов «Мерседес» остановился возле подъезда блочной пятиэтажки хрущевской поры.
        - Машину в гараж поставлю, - сказал Толик. - Чтобы не маячила здесь. И вообще...
        Что значило его неопределенное «вообще», Тимофей понял без слов. Только не хотел мешать своим присутствием его встрече с женой. Но Надя поднялась в квартиру вместе с братом.
        Дверь открыла Люба. Свежая стильная прическа, макияж, кухонный передник поверх нарядного платья. Яркая, благоухающая и головокружительная.
        - Тимоша!
        Она повисла у него на шее. Закрывая глаза, сочным поцелуем впилась ему в губы... Жизнь продолжалась. Та прежняя жизнь, без братвы, но с женой, которую он хоть и по-своему, но любил.
        Тимофей легонько отстранил ее от себя.
        - Ты на меня обижаешься? - с досадой спросила она. - Надя же должна была все объяснить...
        - Объяснила. Все в порядке, родная... Воняет от меня...
        Он, конечно, привел себя в порядок, отправляясь на суд. Рубашку постирал, белье сменил. Но за последний год он так основательно пропитался смрадным тюремным духом, что даже парная с веником не в силах была выгнать его из тела.
        - Что за глупости? - не совсем искренне возмутилась Люба.
        - Да не глупости. Воняет от него ой-ей-ей! - не в обиду сказала Надя.
        - Мне бы в ванную, - сказал Тимофей. И улыбнулся: - Кислоты бы в воду немного добавить. А то не отмоюсь...
        - Главное, чтобы совесть чиста была, - сказала Люба. - А все остальное - чепуха...
        - А ты думаешь, она у меня чиста? - горько усмехнулся он.
        Не чувствовал он за собой унижающих человека грехов. Не предавал он никого, не бился перед ментами в мольбах о пощаде. И в тюрьме вел себя достойно... Но все это не то. Не могла быть чистой совесть у человека, который убивал людей, чтобы подняться к вершинам криминальной власти. Как ни крути, а он вел преступную жизнь. И по большому счету, Головатый - не самая большая сволочь. Тимофей защищал свою правду, а тот бился за свою, ментовскую... Но в любом случае Тимофей был далек от того, чтобы раскаиваться в своих грехах.
        - Тебе видней, - сказала Люба.
        Тимофей не захотел развивать тему. Тем более что у него было дело поважней.
        - Сын где?
        - В детской. Спит.
        Комнатки в квартире были маленькие, но их было целых три. И в одной комнатушке в детской кроватке лежал и тихо посапывал розовощекий карапуз. У Тимофея перехватило дыхание от нахлынувших чувств. Сын. Наследник...
        - Можешь разбудить, - опираясь о плечо мужа, шепотом сказала Люба.
        - Не надо, потом, - покачал он головой. - Сначала в ванную...
        Искупается он, хоть и не совсем, но смоет с себя налет тюремной плесени. И уж тогда прижмет сына к груди.
        Люба подала ему новый банный халат, белье, полотенце.
        - Только придется немного подождать, - закусив губу, сказала она.
        - Не понял.
        - Ванная занята.
        - И кто в ней?
        Надя хозяйничала на кухне, Толик еще не пришел.
        - Она здесь...
        Казалось, что слова даются Любе с трудом.
        - Кто она?
        - Она сразу ко мне поехала... Сбежала от него, и ко мне...
        - Не надо со мной загадками говорить. О ком ты говоришь?
        Дверь в ванную отворилась, прежде чем Люба открыла рот. И Тимофей увидел ее - Ладу. Мокрые распущенные волосы, белый махровый халат, запах ароматного мыла... Она смотрела на него и улыбалась, как будто рада была видеть его после короткой разлуки. Как будто только сегодня утром они расстались, чтобы встретиться вечером.
        - А я из зала суда вышла, и сразу сюда, - как ни в чем не бывало сказала она. - Там так грязно было, что в душ захотелось. - Грязно было?! В душ?! - шалея от такой наглости, спросил Тимофей.
        Люба молча подвинула Ладу, зашла в ванную. Не похоже было, что жена сияла от радости.
        - А я год в грязи по уши, как та свинья. Это ничего, нет?
        Тимофей излучал жесткий рентген, но Ладу смутил едва-едва.
        - Ну, извини, - продолжая улыбаться, пожала она плечиками.
        - Ну извини?!.. Да я из-за тебя... - начал было он, но Лада его перебила.
        - Не из-за меня! Из-за Лены своей!..
        - Зачем ты меня Головатому сдала?
        - А у меня выбора не было. Или в тюрьму тебя, или на тот свет. Я выбрала первое... Если бы я не дала показаний, Головатый бы позволил тебя убить. Зимовец бы это сделал...
        - Про Зимовца откуда узнала?
        - Головатый сказал. Он меня сам перед фактом поставил. Или, говорит, скажешь, что Тимофей Захара убил, или его самого в расход... Он все для того сделал, чтобы от тебя избавиться...
        - Избавился. Год в тюрьме. И все, что было, насмарку...
        - Ну хватит тебе! - Надя подошла сзади, мягко обхватила Тимофея за плечи. - Лада жизнь тебе спасла... Сама рисковала, а тебя спасла... Сам это понимаешь, а шкварчишь как сало на сковородке...
        - Потому что чувствую себя как на сковородке...
        - Я тебя понимаю, - покладисто улыбнулась Лада. - Ты столько времени меня ненавидел, а тут вдруг выясняется, что я тебя выручила...
        - Могла бы сразу от показаний отказаться.
        - Могла бы. Тогда Головатый бы тебя убил. И меня вместе с тобой...
        - Так за кого ты боялась? За меня? Или за себя?..
        - И за тебя?! И за себя!.. Нервный ты какой-то стал... Тебе успокоиться надо, в себя прийти...
        - Вот-вот, искупайся, водочки испей...
        - Искупаюсь, - кивнул Тимофей.
        И задумчиво приложил палец ко лбу.
        - Не бойся, никуда я не денусь, - словно прочитав его мысли, улыбнулась Лада. - Здесь останусь. Здесь безопасно... чудом от Головатого сегодня ушла. До сих пор не верится...
        - Мы тоже от него убегали, - сказала Надя. - Всем сегодня повезло...
        Люба приготовила ему ванну и собралась выходить.
        - Зайдешь? - спросил он, вешая на крючок полотенце.
        - Зачем? - не оборачиваясь, спросила она.
        - Спинку потереть.
        - Может, Ладу позовешь?
        - Шутишь?
        - Нет... Она же тоже твоя женщина...
        - Она предала меня.
        - Это неправда. И ты сам в это уже не веришь...
        Что ни говори, а Люба была права: ослабла его уверенность в том, что Лада его подставила. И хотя ореол предательницы еще не совсем развеялся над ее головой, не было уже презрения и порицания.
        - Верю, не верю - что за разговор? Ты - моя жена... Если не хочешь, так и скажи...
        - Хочу... Я приду...
        Люба пришла через полчаса. С портативным магнитофоном в руке. Закрыла дверь, включила музыку, разделась... Ванная была стандартных размеров - тесно им было вдвоем, но чудо как комфортно. Это было знаменательно, что жена стала первой его женщиной после года воздержания. В ее жарких объятиях он не хотел думать ни о Ладе, ни о Лене... Хватит с него любовных приключений. Взрослеть пора.
        Глава 28
        Темнота и теснота подземелья угнетали сознание. Но гораздо больше Тимофея беспокоила опасность попасть в ловушку, которую мог подстроить предупрежденный Ладой Голован. Или волчью яму на пути вырыть, или устроить какой-нибудь хитрый механизм, который подаст сигнал о появлении в подземном ходе людей... Но пока что все было спокойно...
        С замиранием сердца подходил Тимофей к двери, за которой начинался тайный лаз меж двумя бревенчатыми стенами княжеских палат. Через него уже можно было выйти в опочивальню, где сейчас, возможно, Лада сладко спит в объятиях Голована. Но не исключено, что там в напряженном ожидании затаились тяжелые латники с копьями и мечами, топорами и секирами. И стоит только Тимофею высунуть нос...
        Дверь открылась легко, лишь слегка скрипнула железная петля. Тимофей замер, затаив дух, прислушался. Тихо. Только слышен за стеной богатырский храп... Узкое пространство меж стенами свободно от людей. Можно идти дальше... Снова скрип. Это прогнулась доска под ногой Тимофея. Храп оборвался. Стало еще тише.
        Тайную дверь он отворял, стараясь не шуметь. Увы, снова скрипнула несмазанная петля. Тишину и покой этот звук не нарушил. Но, ворвавшись в комнату, Тимофей не обнаружил на своем бывшем ложе мужчину, который мог бы издавать богатырский храп. Зато увидел женщину под покрывалом из куньих шкурок. Она мирно спала, тихонько посапывая.
        - Тревога! - истерично взвыл за приоткрытой дверью чей-то грубый мужской голос. - На рать! На рать!..
        И сразу стало ясно, куда делся богатырь-храпун. Голован это был, его разбудил Тимофей первым неосторожным звуком. Успел он вскочить с ложа, выбежать в светлицу. И теперь истошно кричал, поднимая спящее воинство на рать. Но ясней ясного, что не готов был воевода к встрече с Тимофеем. Потому что не знал он о тайне подземного хода. Не предупредила его Лада, которая, всполошившись, смотрела на врывающихся в опочивальню людей.
        Некогда было Тимофею заниматься ею. Выбежал он вслед за Голованом в светлицу и сразу же столкнулся с двумя стражниками в доспехах и при оружии. С ночной дремы они туго соображали, да и не было в них той силы, чтобы противостоять натиску могучего воина. И все же они смогли задержать Тимофея на какое-то время. Расправившись с ними, он не смог догнать удирающего Голована.
        А в горнице, от которой спускалась вниз лестница на первый ярус хором, он столкнулся нос к носу с невысоким, но юрким и на редкость резким воином. Он был без доспехов, но шелковая, шитая золотом сорочка указывала на знатность его положения. И яблоко на рукояти его меча, который он ловко выхватил из ножен, представляло собой крупный камень самоцвет.
        Он ловко подставил меч под удар Тимофея, но малость не рассчитал собственные силы. Он удержал меч в руках, но под тяжестью удара его ноги прогнулись в коленях. Тимофей ударил ногой пошатнувшегося смельчака, лишил его равновесия. Но добить не смог. Увернулся воин, снова встал на ноги. Но уже с жутким страхом смотрел на широкий клинок тяжелого меча, который Тимофей с легкостью, играючи опускал на него.
        Воин снова подставил меч, но на этот раз его подвел собственный клинок. Булатная сталь не выдержала силы удара, меч разломился пополам. И только чудо спасло парня от смерти. Сумел он увернуться, но упал, споткнувшись о перевернутую лавку. Тимофей мог бы добить врага, но его остановил голос Давыда:
        - Бежен это! Не тронь его, княже!
        Тимофей помнил не столь уж давний разговор, когда Давыд просил собственноручной расправы над подлым Беженом. Сказал, что не простит никому его смерти. Поэтому Тимофей остановился, отдал посадника на растерзание заклятому врагу.
        Он знал, как устроены палаты, княжеский двор, предполагал, где находятся встревоженные, но еще не успевшие подняться на рать гридни. И людей с ним было много. И не медлил он в своем стремлении пронестись разрушительным смерчем по своим бывшим хоромам...
        Ничто не смогло остановить разбушевавшихся смутьянов. Разбил, развеял Тимофей по ветру вражье воинство - кого положили замертво, кого взяли в полон. Но не смог он захватить Голована. Как сквозь землю провалился воевода. Тимофей велел обыскать весь двор, а сам вернулся в опочивальню, откуда началось его победное шествие. На пути остановился, глянул на мертвого Бежена. Сладил с ним таки Давыд, отомстил за поруганную жену...
        Лада была уже одета. В сарафане, с волосами, заплетенными в косу, опустив голову, скромно сидела на скамье с резной спинкой. Словно ждала суда над собой. Как будто чувствует, что не видать ей милости...
        Тимофей подошел к ней с окровавленным мечом в руке, взял ее за подбородок, поднял голову, заглянул ей в глаза.
        - Как жилось с Голованом? - хрипло, с натугой спросил он.
        - Не жилось... Плохо с ним было...
        - В моей опочивальне с ним блудила...
        - Блудила, - кивнула она. - Но Бог меня простит... И ты меня прости!..
        - Если Бог простит, то и я прощу, - смилостивился Тимофей.
        Сел за стол на другую скамью, устало облокотился на него.
        - Не взял он тебя замуж? - с обидной для нее насмешкой спросил он.
        - Нет... - немного подумав, мотнула она головой. - Кто ж такую возьмет?..
        - Падшая ты баба.
        - Какая есть... Но тебе я всегда только добра желала... И ждала тебя... Ты, верно, казнишь меня за то, что не смогла тебя спасти. Но не смогла я... Хотела, но не смогла...
        - Верю.
        - И про ход подземный ничего не сказала. Знала, что ты придешь.
        - Как ты могла знать, если похоронила меня?
        - Не хоронила я тебя. Знала, что вырвешься ты из неволи. Ты же самый сильный из всех, кого я знаю... Так ведь и вышло. Вырвался ты...
        - Князь муромский меня освободил.
        - Это судьба... Князя муромского обратно прогнали, если ты не слышал...
        - Не слышал, - нахмурился Тимофей. - Не дошел до нас такой слух...
        - Глеб снова на рязанском престоле.
        - Голован твой сбежал.
        - Как сбежал? - встрепенулась Лада.
        Казалось, она была огорчена. Но, возможно, где-то в глубинах ее души плещется радость. Не могла же она спать с Голованом без какой-либо к нему привязанности. Может, даже что-то похожее на любовь было...
        - Вот так и сбежал... Плохо, что Глеб снова на престоле. Будет куда Головану податься... Не успокоится он. Снова на Заболонь пойдет...
        - Не пойдет. Глеб очень слаб, много воинов своих в сече потерял. И бояре со всех сторон напирают. Большая вражда между боярами, огнем земля рязанская горит...
        - Что ж, тем лучше для нас.
        - Снова на Подостов пойдешь? - спросила Лада.
        - Тебе-то что до этого? - удивленно изогнул брови Тимофей.
        - Ну как же! Ты же дюжий... Ты же самый лучший... Земли свои обратно возьмешь. На Рязань пойдешь. За униженья свои отомстишь...
        - Молчи, женщина. Не твоего это ума дело...
        - Раньше ты советовался со мной, - удрученно вздохнула Лада.
        - Что-то ты рано о том, что было, заговорила. Старое вернуть хочешь? А не вернешь. . Не верю я тебе, женщина...
        - Но я верой и правдой служить тебе буду.
        - Той верой и правдой, что Головану стелила?
        - Но ведь он меня неволил...
        - Знаю я твою неволю. То Захар, то Федот, то со мной, то с Голованом...
        - Такая моя судьба... Но поверь, больше ни с кем и никогда...
        - Ни с кем, - кивнул Тимофей. - И никогда... В монастырь я тебя отправлю. Там тебе самое место...
        Лада в отчаянии бухнулась перед ним на колени. Приложив руки к груди, хотела молить о пощаде, но, видно, передумала. Склонив голову, покорно молвила:
        - Твоя воля, господин.
        - Моя воля, - жестко усмехнувшись, кивнул Тимофей. - По моей воле жить будешь...
        - Буду.
        - А опочивальню освободи. Не для твоих утех она строилась...
        - Какие утехи, князь? - всхлипнув, спросила она. - Горе одно...
        Но Тимофей ее уже не слушал. Широким шагом он вышел из комнаты, направился в стольную горницу, куда в былые времена созывал своих бояр и воевод на княжий совет.
        И сейчас он созовет воинский круг. Но не нужны ему чьи-либо советы. Все уже решено. Если Голован удрал, то погоню за ним снаряжать надо большую. Он мог скрыться в Терлеце, у Онуфрия, посаженного на город рязанским князем. Если повезет, он возьмет Терлец с ходу, захватит Голована, если не удастся - отступит, чтобы собрать б о льшую рать и затем уже отобрать у Глеба бывшую свою вотчину...
        Заболонь приняла Тимофея с радостью и веселым гомоном. Люди шли к нему на поклон как к своему долгожданному избавителю от чужеродного произвола и рабских мук. Вдоволь потешился Бежен в заболонском посаде - много чужих жен и незамужних девок испортил, без счету народу по миру пустил. Чужой для него была Заболонь, потому и не жалел он людей. И Голован его не осаживал, потому что позволял ему Бежен жить в свое удовольствие... К тому же ни тот, ни другой не умели вести большое хозяйство, зато с легкостью разоряли крестьянские дворы, не думая о будущем...
        Тимофей не думал о веках, но привык заглядывать вперед за годы и десятилетия. В свое время он смог сделать Заболонь цветущим краем. Многого не успел, но это уже не его вина... Он обещал людям, что вернет им былой достаток. Люди поверили ему. Даже с готовностью откликнулись на призыв встать под его знамена, чтобы ратью идти на Терлец...
        Он очень торопился. Каждый упущенный час работал против него. Терлецкий Онуфрий может хватиться, подготовить город к штурму или осаде... Но все же прошло немало времени, прежде чем он сумел собрать войско достаточной для победы численности.
        Опасения его оправдались: Онуфрий действительно собрал большую рать. И с нею выступил в поле, чтобы встретить Тимофея в открытом бою. И Голован был с ним.
        Пластинчатые доспехи главного врага блестели на солнце, ветер широко развевал багряный плащ. Меч находился в ножнах, но воевода держал руку на золотом яблоке рукояти.
        Тимофей отделился от своего войска, выехал далеко в поле. Онуфрий и Голован последовали его примеру. И враждующие начальники съехались для разговора, предваряющего грядущее сражение.
        Голован вынул меч из ножен, но Тимофей даже бровью не повел. Не дрогнул его взгляд, не дернулась рука на поводьях. Но свободная рука мягко, не привлекая к себе внимания, потянулась к сапогу.
        - Одумайся, смерд! - угрожающе взревел Голован.
        Тимофей молча метнул в него взгляд-молнию. Он понимал, что враг-воевода нарочно оскорбил его, чтобы вывести из себя. Но все же он едва сдержался, чтобы не выхватить меч и не задать ему трепки.
        - Не по своей голове шапку меряешь! - продолжал гневаться Голован. - Не будет Терлец твоим! И Заболонь у тебя заберем... Костьми здесь ляжешь!..
        - Это мы еще глянем, чья возьмет, - презрительно усмехнулся Тимофей.
        - А народу сколько поляжет, ты не подумал?
        - Народу? Давно ли ты о народе думать стал? Вот народ, которым ты правил! - Тимофей бросил быстрый взгляд себе за спину, показывая на свое воинство.
        Дружина у него совсем небольшая, в основном ополченье - из смутьянов и горожан, намедни вставших под его знамена. Но Тимофей был уверен в своих воинах как в самом себе.
        - Не любят тебя люди, Голован!
        - А я не красна девица, чтобы меня любить!
        - Не любят тебя люди, - повторил Тимофей. - Пришли, чтобы наказать тебя за те злодеяния, что ты сотворил...
        - Какие злодеяния? - зло усмехнулся Голован. - То, что с Ладой твоей спал?.. Так ты спроси у нее, с кем ей было лучше, с тобой или со мной. Поверь, она скажет, что со мной. Не можешь ты баб любить, охо-хо!
        - А ты не бабами мужество свое меряй! Ты в бою свою силу докажи!
        - И докажу!
        Так и не вытащил Тимофей свой меч. Потому, казалось, ничто не мешало Головану атаковать его. И он не преминул воспользоваться своим преимуществом. Резким быстрым движением вознес меч над своей головой. Рука у него сильная, удар могучий. Тимофей мог бы и не спастись, если бы тот опустил клинок на его голову. Но у него было другое оружие. Он опередил воеводу и молниеносно метнул в него кинжал. Скрытность броска не позволила ему придать большую силу каленому клинку - не смог бы кинжал пробить кольчугу. Но его жало впилось Головану в шею.
        Выхватывая из ножен меч, Тимофей невольно поморщился. Он метил Головану в горло, но его кинжал вспорол лишь мышцу на шее. Впрочем, и этого хватило, чтобы воевода выронил меч из рук и, вместе с кровью теряя силы, повернул своего коня в обратную сторону.
        Онуфрий остался один на один с Тимофеем. Его лицо выражало страх и недоумение. Кажется, он даже не допускал мысли, что окажется в столь бедственном положении, когда нужно будет доказывать свое право на власть с оружием в руках - в битве один на один. Похоже, он очень надеялся на Голована. Но соратник подвел его, а враг напугал своим опасным броском и безумной отвагой. А меч, блеснувший на солнце в руке Тимофея, и вовсе вверг его в панику.
        Терлецкий посадник повернул назад, присоединившись к своему войску. По всей видимости, он надеялся на победу в большом сражении. Но просчитался. Его войско бросилось на заболонскую рать без приказа. И лишь для того, чтобы сдаться ей на милость.
        Не хотело терлецкое ополчение сражаться против своего бывшего князя. Но хочешь не хочешь, а в бой идти надо. И покрылось бы поле телами павших, и окропилась бы земля человечьей кровью, если бы не поражение одного начальника и трусость другого. Дружина тоже не пожелала поддержать оплошавшего Онуфрия. И также переметнулась на сторону Тимофея.
        Но пока суд да дело, Голован и Онуфрий успели скрыться в лесу. Посланная за ними погоня успеха не принесла. И все же Тимофей имел полное право праздновать победу. Заболонь принадлежала ему, и Терлец снова встал под него. Оставался только Ревень, и Тимофей, не медля, направил свое войско в сторону этого города. Часть терлецкого воинства пошла за ним.
        Полки вели воеводы, а сам Тимофей ненадолго задержался в Терлеце. Он очень опасался за Любаву, боялся, что взбешенный Голован сорвет свою злость на его жене. Но Бог миловал. Любава сумела спрятаться от вражьего гнева. И сына для отца сохранила. Не мог нарадоваться Тимофей, качая в руках маленького Панфила. Богатырем родился малец, богатырем рос. И дальше будет расти на радость отцу и матери...
        - Скоро вернусь, - сказал он, отправляясь в путь. - Заберу тебя в Заболонь. Жить с тобой буду, любить тебя буду.
        - А Лада? - грустно спросила она.
        - А Ладу к черту!
        На прощанье он расцеловал Любаву, вскочил на коня и вскоре догнал свое войско.
        Ревень без боя не сдался. Но и сражение не затянулось. Защитников города осыпали стрелами, и этого хватило, чтобы они опустили руки и открыли ворота. Рязанского посадника Тимофей взял в полон, но казнить не стал. Отпустил с миром и наказом сообщить Глебу Ростиславовичу, что князь заболонский Орлик больше не ищет войны.
        Взял он свою родную вотчину, вернул Терлец и Ревень, и на этом закончились его завоевания. Княжество его небольшое, самостийное, в дальнем пограничье. Рязанскому князю сейчас нелегко, снова он воюет с алчными боярами, рвущими княжество на части. Не до Тимофея ему сейчас. И этим надо было пользоваться, чтобы укреплять свои владения. И так их укрепить надо, чтобы никто и никогда не помыслил о них как о легкой добыче.
        И границы у князя Орлика будут крепкие, и войско сильное, и земли будут давать богатый урожай. Он сделает все, чтобы его малое княжество стало сильней большой Рязани...
        Глава 29
        Казалось бы, что это за событие - открытие нового инструментального цеха. Не так давно Тимофей презентовал новый досугово-развлекательный центр, и не абы где, а в самой Москве. Вот где масштабы, вот где миллионные обороты... Но цех открывался на его родном заводе, в его родном городе. И красную ленточку Тимофей обрезал с чувством самого что ни на есть глубокого удовлетворения...
        Не позволил он загнуться заводу во времена лихого Богатова, удержал его на плаву после той пробоины, которую нанес ему дефолт. Работает завод, расширяется. И страна поднимается, растущая экономика требует все больших деревообрабатывающих мощностей - заказы сыплются со всех сторон. Так что и рабочих мест все больше становится, и обороты растут.
        Ленточку Тимофей обрезал как депутат областного законодательного собрания. Де-юре он гол как сокол, а права на завод по-прежнему принадлежат Наде. И жена у него тоже богатая. На нее записана часть его доли в московском развлекательном центре, в рязанских ночных клубах. На нее же будет оформлен пакет акций строящейся в столице гостиницы...
        Пять лет он пахал как проклятый - сначала чтобы поднять свои позиции в городе, затем чтобы укрепить их и расширить - на Москву вышел, на Рязань, на Владимир. И это только начало... А три месяца назад он был избран депутатом законодательного собрания в области. Теперь он просто обязан радеть за народные интересы...
        Директор завода сыпал с высокой трибуны бравурными лозунгами и обещаниями. Упрекнуть его, в общем-то, не в чем. Команда у него крепкая, завод работает как часы, люди довольны. Есть кое-какие промахи, но Тимофей не настроен был на серьезный разговор. В кремль ему нужно ехать. Нет, не в московский... Хотя и туда он тоже стремится.
        - Тимофей Сергеевич! - тихонько окликнула его секретарша. - Вас спрашивают.
        Звонили на мобильный телефон, числившийся за приемной депутата.
        - Кто?
        - Полковник Головатый.
        - Твою мать, - едва слышно выругался Тимофей.
        Он ждал этого звонка, готовился к нему. Но все же так не хотелось брать трубку.
        - Да.
        - Разговор есть, Орлик, - не здороваясь, бросил Головатый.
        Он возглавлял городское УВД, был главным милицейским начальником в городе.
        - Где?
        - У меня.
        - Не годится.
        - Что, ссышь, депутат? - ухмыльнулся полковник.
        Тимофей закрыл трубку, передал ее секретарше. Не нравилось ему поведение Головатого. И оскорбления с его стороны он сносил скрепя сердце. Но у них было соглашение, что-то вроде худого мира, и он не хотел переступать тонкую черту, отделяющую его от доброй ссоры...
        Первое время после освобождения ему пришлось худо. Головатый буквально ходил за ним по пятам. До Лады он дотянуться не смог - Тимофей оставил ее в Рязани, купил ей шикарную квартиру, снабдил ее охраной. Но его самого терроризировал, пытаясь углядеть в его деяниях какую-нибудь уголовно-наказуемую мелочь. Тимофей вел себя осторожно, не давал поводов для ареста. К тому же он с самого начала избрал правильную тактику в отношениях с Головатым. Он не стал выводить свои предприятия из системы охраны, которую руоповцы переняли у него вместе с фирмой «Бодигард». Он исправно платил ментам. Братву под себя не собирал, но создал свою охранную службу, в основном из представителей спецназа всех видов силовых структур. От воров старался держаться подальше... В конце концов такая тактика принесла свои плоды. Он раскрутился как в материальном, там и в социально-политическом плане. Он разбогател, его избрали в депутаты. Теперь у него статус неприкосновенности, и плевать на Головатого, который, кстати сказать, руку жал ему после выборов - поздравлял с успехом. И он бы дальше желал ему всех благ, если бы Тимофей
снова не встал с ним на ножи, на этот раз по своей собственной инициативе...
        До конца рабочего дня оставалось время, и Тимофей не прочь был провести его в своем уютном офисе.
        Все-таки довел он до ума проект реставрации архитектурно-исторического ансамбля на Соборной площади. И свои средства вкладывал, и спонсоров привлекал. В общем, теперь сюда водили экскурсии. Чуждой для него фирме «Бодигард» пришлось искать другое помещение. Зато он выбил для себя несколько комнат в старинном особняке, разместил в них небольшую уютную кофейню для прикрытия и кабинет с приемной...
        Тимофей не удивился, увидев «БМВ» милицейской раскраски. Не дождался Магомед, когда гора придет к нему, сам пошел на встречу с ней. Головатый пожаловал... В прежние времена он мог внаглую вломиться к Тимофею в офис. Все было, и обыски с изъятием, и просто разговоры по душам, после которых рождались безумные идеи вычеркнуть проклятого мента из списка живых.
        Головатый мог бы и сейчас раскидать охрану, ворваться в кабинет Тимофея. Так бы он и поступил, если бы у него хватило смелости незаконно проникнуть в приемную депутата законодательного собрания. Но на такой риск он не шел. Поэтому ждал Тимофея в машине.
        Головатый увидел его «Мерседес», вышел из своего автомобиля, на ходу закурил. Волнуется мужик, нервничает.
        - Ну что, поговорим? - опять же не здороваясь, спросил он.
        - Пошли, - Тимофей взглядом показал на дверь, возле которой маячил крепыш в униформе охранника.
        - Да нет, лучше здесь, на воздухе... Погодка чудная, да, Орлик?
        Погода действительно стояла чудесная. Высоко в небе перистые облака, солнце из-за белесой пелены светит мягко, нежно блестит сусальное золото на церковных куполах. Теплый весенний ветерок навевает умиротворяющий запах ладана и черемухи. Музейные пейзажи вокруг, таинство старины далекой... Как же не хотелось в этой боголепной тиши разговаривать с Головатым, который, казалось, воплощал собой самого беса. Впрочем, Тимофей был далек от того, чтобы возносить над собой нимб святого. Он так же грешен, как и его оппонент. Если не более...
        - Хорошая погода. Чего не скажешь про наш разговор.
        - Значит, знаешь, чье мясо съел, - хищно усмехнулся Головатый.
        - Ты не поп, а я не собака.
        - Поп не поп, а приход свой имею. И ты в этом приходе. А деньги на церковные нужды сдавать не хочешь. Нехорошо, Орлик. Так ведь до отлучения недалеко...
        - Какая у тебя церковь? Сатанинская? - усмехнулся Тимофей.
        Не хотел он больше платить за охрану. Поэтому и прекратил отстегивать в кассу
«Бодигарда», а вернее, в карман Головатому.
        - Ну, ты и сам у нас не ангел, - ухмыльнулся полковник.
        - Рано мне ангелом становиться, - парировал Тимофей. - Рано мне еще на небеса... А это что, угроза?.. То от жизни отлучить меня хочешь, то в ангелы записать...
        - Будешь ангелом. В полосочку. И жить будешь под небом в клеточку.
        - У меня депутатская неприкосновенность.
        - Ага, а там будет неприкасаемость...
        - Однажды ты мне это уже обещал, - ожесточенно сузил глаза Тимофей.
        Он помнил, какими страшными угрозами сыпал Головатый сразу после того, как отправил его за решетку. Одно время он даже ночами спать не мог, представляя, что вот-вот за ним придут и отправят в пресс-хату... К счастью, угрозы так и остались угрозами. Не таким уж страшным оказался Головатый, каким себя малевал. Может, начальник тюрьмы и был его лучшим другом, но на поводу у него шел не особо.
        - Но ты же Ладу не нашел, - слегка обескураженно сказал он.
        - Сама нашлась, - усмехнулся Тимофей.
        - Не удержал суку...
        - Ну зачем женщину оскорблять? А еще полковник милиции. Стыдно, Максим Викторович, очень стыдно...
        - Тебе должно быть стыдно, Орлик. Неправедную жизнь ведешь. А еще депутатом зовешься.
        - Раньше, может, и было стыдно. Когда бригаду под собой держал. Ты тогда еще майором был, да? Не жаловал я тебя тогда. Но уважал. Крепко уважал. Потому что ты закон защищал. А сейчас... Сейчас ты бандитствуешь, полковник. «Крыши», рэкет... Нехорошо. Очень нехорошо... Местами мы с тобой поменялись. А ты все на нары меня сватаешь. Тебя самого в тюрьме пора прописать...
        - Много говоришь, Орлик.
        - По статусу положено. Я же депутат.
        - Достал ты меня со своим депутатством.
        - Еще не доставал. Еще только начало. Вчера платить тебе отказался. Завтра депутатский запрос на имя генерального прокурора... А ты как думал, полковник? Не все коту масленица. Хватит с тебя, нажировал.
        - Ты хорошо подумал? - угрожающе насупился Головатый.
        - Хорошо. Пока только думаю хорошо, а там и делать начну. Лучше отстань от меня, полковник. Не буди лихо, пока тихо...
        - Плохо ты себя ведешь, Орлик. Очень плохо себя ведешь. А ведь я думал, что из тебя будет толк...
        - Какой толк? Что ты думал? Когда? - удивленно повел бровью Тимофей.
        - А когда ты на волю вышел. Задавить же тебя как ту падлу хотел. А потом подумал, что парень ты в принципе правильный... Порядок при тебе в городе был, более менее. . И в бизнесе, думаю, порядок наведешь... И не ошибся. Хорошо ты работал. И город снова под себя взял. В экономическом плане. Платил исправно... Я же даже на твою охранную службу глаза закрывал...
        - А чем тебе моя охранная служба не нравится? - пристально посмотрел Тимофей на своего оппонента. - Все легитимно, никакого криминала...
        - Да? Никого криминала?.. А труп возле Серегинского пруда?
        - О чем ты, начальник?
        - Не ломай комедию, Орлик. Все ты знаешь. Твои ребята Онуфрия сделали... Я то знаю...
        - А доказательства?
        - И про бизнес твой спиртовой тоже знаю.
        - На уровне слухов, да? - мрачно усмехнулся Тимофей.
        - Всю подноготную знаю.
        - Странно, я ничего не знаю, а он знает... Нет у меня никакого спиртового бизнеса. А свои досужие домыслы оставь при себе...
        Действительно, была у него своя охранная служба. Кстати сказать, масштабная и эффективная. Не только революция должна уметь защищаться, но и любой бизнес должен уметь постоять за себя - как легальный, так и теневой.
        А как известно, теневая экономика - гарант сверхприбылей. Наркотиков Тимофей чурался, но спиртовым бизнесом продолжал заниматься до сих пор. На вполне законной основе он выкупал и строил свои спиртовые заводы, пускал в оборот вполне легальную часть продукции, но все же львиная доля товара уходила налево, по давно уже отлаженным каналам сбыта, без всяких налогов и акцизов. Отсюда и многомиллионные прибыли, на которых, как на прочном фундаменте, держался весь его легальный бизнес. Сейчас он в принципе мог обходиться без подпольной торговли, но глупо было бы лишать себя «лишних» тридцати-сорока миллионов в год. Тем более что причастность его к теневому бизнесу доказать практически невозможно, настолько все запутано, а в некоторых случаях и заминировано.
        А мелкий бандит Онуфрий каким-то макаром вышел на людей, на которых сходились все нити, наехал на них - в безумном желании урвать миллион долларов разом. Долго с ним не разговаривали, вывезли на озеро и пристрелили как шелудивого пса. Но Тимофей при этом не присутствовал. И даже команду на мокрое не отдавал. Он как бы и ни при чем. И Головатый должен был это понимать... Похоже, понимает.
        - Не нравишься ты мне, Орлик.
        Головатый вставил в рот сигарету, нервно закурил.
        - Это я уже сто раз слышал, - усмехнулся Тимофей.
        - По миру ведь пущу. Ты же знаешь, я могу...
        - Не та ситуация, начальник. Теперь я над законом, а не ты. И я могу начать уголовное преследование против тебя. Поверь, потенциал у меня для этого есть. Большой потенциал...
        Прав был Головатый. Тимофей снова владел городом - но больше в экономическом плане, нежели в криминальном. И городской глава у него в друзьях, и прокурор, и главный судья. Да и силовая поддержка имеется, не без того... Он сто раз взвесил все «за» и «против», прежде чем бросить вызов своему давнему врагу. И был уверен, что не просчитается.
        - Могу начать с городской газеты, - с невозмутимым лицом, но с язвительными искорками во взгляде сказал Тимофей. - Думаю, народу интересно будет узнать, в каком особняке живет главный городской милиционер. Сколько у тебя там соток леса? Шестьдесят? А земли? Еще больше? А дом всего-то в три этажа. И бассейн всего один. Всего-то сто пятьдесят квадратных метров, с газовой системой подогрева, так, кажется?.. А машин у тебя сколько? Всего четыре... На одной любовница Маша ездит. На другой любовница Катя... А жену зачем бросил? Постарела, да? Как думаешь, она даст интервью?
        - Заткнись! - рявкнул подавленно Головатый.
        - Ты за разговором следи, начальник, - жестко надавил на него взглядом Тимофей. - Я ведь не только морально раздавить могу...
        О том, что он мог удавить его и физически, говорить не стал. Сам догадается, не дурак.
        - Кончилось твое время, полковник. И мой тебе совет, засунь своей язык... в архив. И сам туда же отправляйся... Денег ты нахапал немерено, до конца жизни хватит. На Маше женись. Или на Кате. Будет кому в старости с ложечки тебя кормить... А если служить хочешь, то найди себя место в другом городе. А здесь у нас взаимопонимания не будет. Или ты, или я - одно из двух. Ты меня понимаешь?
        - Понимаю...
        От волнения Головатый закусил губу так, что на ней выступила капелька крови.
        - Зачем тогда этот сыр-бор? - уничижительно глянул на него Тимофей.
        - Надеялся на твое понимание.
        - Я тебя понимал только до тех пор, пока ты был опасен. А сейчас я тебя не боюсь. И не жди больше выплат в свой карман. Мой тебе совет, закрывай свою лавочку и чеши отсюда подобру-поздорову. Раз уж состоялся такой разговор, то спуску я тебе не дам...
        Тимофей уже собирался уходить, когда Головатый вцепился ему в руку - с видом человека, умоляющего о снисхождении.
        - Все понял, - заискивающе глядя на Тимофея, сказал он. - Давай договариваться... Я не трогаю тебя, ты не трогаешь меня...
        - И не плачу тебе.
        - Ну, если у тебя есть своя охрана, зачем тебе платить за чужую?..
        - Логично.
        - Значит, договорились.
        - Договорились. Но, учти, один неосторожный шаг с твоей стороны, и я спускаю с цепи всех собак...
        - Не вопрос. Мы же умные люди. Ты мне все популярно объяснил, я все понял...
        Головатый уехал, а Тимофей направился в свой офис, ощущая себя победителем. Хоть и не вышло у него совсем убрать полковника со своего горизонта, все же он сумел обуздать его амбиции. Теперь он не будет платить ему позорные двадцать процентов за «охрану». Да здравствует независимость!..
        Глава 30
        Шесть лет Голован мечтал о том, чтобы вновь покорить заболонское княжество. Мечтал и воевал с соседями и бывшими подданными рязанского князя. Шесть лет Тимофей укреплял границы и крепости своих владений. Укреплял и ни с кем не воевал, предпочитая договариваться миром и с русскими, и с мордовскими князьями. И на этом поприще он достиг многого...
        Войско под предводительством Голована подошло к стенам Ревеня ясным весенним днем. Только-только сошла с дорог распутица, а рязанский полк уже здесь. Но и Тимофей не зевал. Не смог обхитрить его враг, не смог удержать свои планы в секрете. Думал Голован, что застанет ревеньцев врасплох, но город уже готов к обороне. Более того, заболонская дружина уже здесь, во главе с Тимофеем.
        А стены вокруг города славные - на радость жителям и на беду врагам. Высокие стены, дубовые. И чтобы добраться до них, надо сначала перебраться через глубокий ров, залитый водой... Не зря Тимофей так торопился возвести новый острог вокруг Ревеня. Знал, что именно в этом направлении нанесет Голован свой первый удар. И не прогадал...
        Не стал Тимофей прятаться за стенами. Вывел свои конные и пешие дружины за ворота, за подъемный мост надо рвом. На стенах остались только лучники. Но их было много, и луки у них длинные и тугие, стрел без счета, с острыми бронебойными наконечниками. А стреляют ополченцы отменно - пусть Голован подходит поближе, они покажут ему свое мастерство.
        Но не спешит Голован вести в сражение свое воинство. Ему бы ударить сейчас, пока дружины князя Орлика еще в пути, пока не застыли в железном монолите боевого строя. Вот-вот это произойдет, вот-вот две сотни бронированных воинов закроются щитами и ощетинятся копьями в ожидании вражеской атаки...
        Оружейник Давыд работал не покладая рук. В больших печах варилось железо, в кузнях ковалось, в оружейных мастерских плелись добротные многослойные кольчуги. Много людей на него работало - и для княжеского войска брони хватало, и на продажу она шла. На заболонских пристанях строилось много ладей, купцы увозили на них товар в дальние земли, возвращались с деньгами и меной. А продавать было что. Железная ковка для полевых работ, творенья гончарных дел мастеров, добротный тесаный и пиленый лес, смола, кони, меха, зерно...
        Большое хозяйство в Заболони и окрест, поля богатый урожай дают, лес кормит, река в подмогу. Много и хорошо работают люди, оттого и живут не бедно. Города растут, храмы строятся, монастырь поставили, дороги меж городами проложены, в крестьянских селениях избы вместо землянок появляются, детей все больше рождается. Крепко держит князь в своих руках бразды правления, бдительно оберегает свой край от разорительных войн. Не нужно Тимофею чужого, но и своего он не отдаст. И пусть не надеется Голован, что сможет покорить Заболонь. Не хотят его люди, не нужно им разоренье...
        Знатные ратники у Тимофея, сытые, доспехи добрые, мечи-копья превосходные, кони сильные и быстрые. Издалека видно, как заботится князь о своем войске. Так же, как видно, что не все ладно у Голована. Почти тысячу людей привел он с собой. Но вид у ополчения жалкий, дружинники усталые и как будто даже голодные, доспехи у них какие-то темные, тусклые. Нет отважного блеска в их глазах. И сам Голован в замешательстве. Нет в нем уверенности в своей победе. Понимает он, что слишком прочно стоит Ревень на пути к Заболони. Не взять ему эту крепость, не сбыться его давней мечте...
        Тимофей вынул меч и показал ему на середину поля, разделяющего враждующие полки. Он предлагал своему врагу честный поединок. Но не решился Голован на прямое столкновение с ним. С сомнением обозрел неприступные стены с засевшими на них лучниками. Покачал головой, отказываясь от поединка. Положил руку на яблоко своего вложенного в ножны меча, другой рукой показал на середину поля. Он вызывал Тимофея не на бой, а на переговоры.
        Никто из них не взял гридней - съехались один на один.
        - Говорили мне, что крепко ты стоишь на ногах, - стараясь не смотреть Тимофею в глаза, раздосадованно сказал Голован. - Не думал, что настолько...
        - И что с того?
        - Не осилить мне твою рать.
        - Это и свинье понятно.
        - Позволь мне повернуть обратно.
        - Зачем? Оставайся. Я тебе яму добрую приготовлю, дно соломкой простелю. Хлебцем кормить буду, воду на голову лить...
        - Кто старое помянет, - начал было Голован.
        Но Тимофей его перебил.
        - Где ж старое? Ты снова на меня войной пошел. Не можешь старое забыть. И я не могу... В моих руках ты, Голован. Не отпущу я тебя. Не хочу, чтобы ты снова войной на меня пошел. Некогда мне воевать. Мирных дел у меня много. А ты за меч меня заставляешь браться. Давай уж решим все разом. В честном бою, один на один. Если примешь вызов, позволю твоему войску повернуть назад, не буду преследовать. А нет, всех в полон возьму. Мне рабы нужны. Лес рубить, пни под пашни корчевать. Много у меня работы, без дела никто сидеть не будет... Ну что, принимаешь вызов?
        - Погоди, - испуганно мотнул головой воевода. - Ты же не знаешь, почему я здесь.
        - Почему?
        - Князь меня послал. Я ему говорил, что с тобой лучше не воевать. А он - иди... И если я не вернусь, он новое войско пошлет, гораздо больше прежнего. Ты же знаешь, он много врагов победил, много земель себе вернул. Но война сил много забрала, не сладить ему с тобой. Сейчас не сладить, а со временем он соберет большое войско...
        - Пусть сбирает. Со щитом придет, на щите унесут.
        - Но ты же не хочешь воевать... А я знаю, как ты силен. И уговорю князя заключить с тобой мир. Не будет он после того тревожить тебя. Живи себе дальше во славу...
        - Гладко стелешь, воевода... А готов держать ответ за свою речь?.. Я ведь буду ждать, когда князь твой приедет ко мне. Не надо с поклоном, надо, чтобы с миром и добрыми пожеланиями. И если до осени не приедет, то я сам нагряну к нему. Со всей своей ратью. Ты знаешь, воевать я умею. Рязань сожгу, а тебя твоему князю отдам - на растерзание. Пусть он тебя за обман к березам привяжет...
        Это была страшная казнь - согнуть четыре березы, привязать к ним человека за руки-ноги... На четыре части несчастного разорвет. Видимо, представил Голован, как разлетаются его клочки по закоулочкам, побледнел.
        - Ты же знаешь, если я что-то захочу, то меня ничем не остановишь, - жестко поставил точку Тимофей.
        - Знаю... И войны с тобой не хочу... Сам с тобой мира желаю...
        - Зачем тебе мир со мной?
        Голован ответил не сразу. Долго-долго думал, наконец сказал:
        - Слышал я, Ладу ты в черном теле держишь?
        - В черном теле? - удивленно повел бровью Тимофей. - Ключницей она служит. Как раньше ключницей была, так и сейчас. Только не у меня, у Варлама... Тебе то что до нее?
        - Как что? Люба она мне была.
        - Что было, то сплыло...
        - Это у тебя, поди. А я ее забыть не могу... Хоть бы одним глазком на нее взглянуть...
        - Взглянешь. С князем своим ко мне приедешь, глянешь на нее... Все, ступай.
        Он позволил уйти Головану со всем войском. Ему действительно нужны были невольники для тяжелых работ, но он не жалел, что не пленил вражескую рать. Рязанский князь вернул себе обратно много земель. Великое княжество все еще слабо, но придет время, и оно снова окрепнет. Так что не надо злить его державного владыку. Пусть поймет и оценит великодушие Тимофея. Глядишь, действительно заключит с ним вечный мир...
        А если нет... Тимофей и впрямь мог собрать сильное войско, чтобы взять Рязань. Возможно, он и пойдет на рязанского князя войной, если Голован не сдержит взятое слово. Горшки хорошо закалять обжигом в печи, а ратников - жесткой сечей на поле брани.
        Вражеское войско ушло. Тимофей проводил его взглядом и повернул свою дружину обратно.
        - Пусть знают нашу силу, - бодро и вместе с тем с сожалением сказал Варлам, ревеньский посадник.
        Он рвался в бой и был не прочь преследовать уходящего врага. Но и господина своего не мог осуждать за его решение.
        - Наша сила в нас самих, - пристально посмотрел на него Тимофей. - Пока на ногах крепко стоим, супостат стороной обходить нас будет. А пошатнемся, слетится воронье на поживу... Почему шесть лошадей за зиму сдохло?.. Почему приплод у коров меньше, чем в прошлом году?..
        Почему, почему, почему... Война войной, а за хозяйством следить надо, ничего из виду выпускать нельзя. Так что пусть отчитывается посадник за свои вольные и невольные упущения...
        Варлам истово перекрестился, когда понял, что Тимофей не очень серчает на него. Не так уж плох он, как могло показаться. И хозяйство у него крепкое. Было бы глупо смещать его с насиженного места. Пусть правит дальше, пусть процветает Ревень.
        - Устал ты, поди, с дороги, - издалека начал Варлам. - Сколько верст отмахал, против Голована стояли... В баньку бы тебе, князь. Хорошую баньку поставил, большую, светлую... Кваску тебе холодного подам... Или меду, если изволишь... Можно и вовсе повеселей...
        - Повеселей, говоришь? - нахмурился Тимофей. - У меня жена венчанная есть, детей трое...
        - Ну, я ж не настаиваю... - замялся посадник. - Так, если вдруг... Ну, мало ли что...
        - Вышел я из того возраста, когда мало ли что, - усмехнулся князь. - Не гуляю больше...
        - Знаю, знаю, - часто закивал Варлам. - И сам не прелюбодеешь, и других от этого сдерживаешь... Я и сам такой, жену люблю, на сторону не гляжу...
        - А Лада как поживает? - осадил его Тимофей.
        Зашевелился в нем червь, запавший в душу с языка Голована. Зачем он сказал ему про свою зазнобу? Зачем всколыхнул прошлое?..
        - Лада?.. Хорошо с ней все... Краса, коса до пояса... Но я с ней ни-ни... От жены не гуляю. Да и она повода не дает...
        - Замуж еще не отдал? Или не берет никто?
        - Ну, не берет... Желающих много... Говорю же, краса-баба... Так она ни с кем не хочет... Я так думаю, по тебе сохнет...
        - Почему же я давно ее не видел?
        Частенько Тимофей наведывался в Ревень, но, казалось, Лада делала все для того, чтобы не попадаться ему на глаза. А сам он не искал встречи с ней. С глаз долой - из сердца вон...
        - Ну, дела у нее... Всегда в работе... Но я так думаю, немилости она твоей боится. Ты же в монастырь спровадить ее хотел...
        - Может, еще и спроважу.
        - Вот этого она и боится... А чего ты про нее заговорил?
        - Да так... Баньку я без веселья приму. А после она пусть ко мне в терем заглянет. .
        Попарился Тимофей славно. Хорошую баню построил Варлам, жарко в ней, как в преисподней, а ядреный квас в холодной светелке - как божественный нектар в райских кущах. Тимофей почувствовал себя пьяным и без хмельного меда. Но все же закрепил в себе благостное ощущение крепкой брагой.
        Напаренный, в чистом исподнем, в прекрасном расположении духа зашел он в свои покои. Ночь уже на дворе, звезды в небе светят, лягушки в пруду заливисто квакают. Спать не хотелось. Загасить бы копотные свечи, лечь в постель да слушать потешно-певучий лягушачий хор... Но где-то неподалеку вдруг ухнул сыч. И настроение сразу же испортилось. Чью смерть пророчит эта страшная ночная птица?..
        В дверь тихонько постучали.
        - Да!
        В покои вошла Лада. В свете сальных свечей она казалась такой же юной, какой он помнил ее в своей прошлой, разгульной жизни. И тогда она была очень красивой, но сейчас она казалась еще краше. Роскошная русая коса, узорный сарафан изящно облегал стройную фигуру. Волнующий запах заморского розового масла... Глаз ее Тимофей не видел. В пол она смотрела, не на него.
        - Ну, здравствуй, красавица...
        Он подошел к ней и себе на удивление, не успев сдержать непотребный порыв, обнял ее за талию. Она мягко отстранилась от него. Не поднимая глаза, тихонько отошла в сторонку.
        - Обижаешься на меня? - не без досады спросил он. - Не говори ничего, сам вижу, что обижаешься.
        - Нет, - мотнула она головой. - Перегорело уже все.
        - Что перегорело?
        - Любила я тебя...
        - А сейчас не любишь?..
        - И сейчас... Но где-то далеко-далеко... И ты далеко, и любовь далеко...
        - Но я же рядом.
        - Рядом, но как будто за тридевять земель... Да и не со мной ты сейчас.
        - А с кем?
        - С Любавой своей... Слышала я, хорошо ты с ней живешь. Жен чужих не ищешь...
        - Не нужны мне чужие жены. У меня своя есть.
        - Эка ты изменился. Раньше со всеми успевал, - усмехнулась Лада.
        - Изменился, - кивнул Тимофей. - Мудрее стал.
        - Это верно, мудрости тебе не занимать. Княжество какое стало... Голована играючи прогнал.
        - А тебе какое дело до него? - вскинулся Тимофей.
        Муха ревности его укусила.
        - Ну как же, к сражению с ним готовились... Я тоже на стенах стояла... Ты же должен помнить, что я могу из лука стрелять...
        - Помню, - кивнул Тимофей.
        - Если бы ты хотел, ты бы меня увидел. Но не захотел меня видеть... А как с Голованом поговорил, так и захотел. О чем вы с ним говорили?
        Лада смотрела ему прямо в глаза - мягко, но решительно.
        - О тебе говорили. За тобой он пришел.
        Она удивленно и как будто с радостью вскинула брови.
        - Зачем неправду говоришь?
        - Ну почему неправду... Испугался Голован, мир вдруг со мной захотел иметь. И про тебя говорил. Видеть тебя хочет...
        И Тимофей внимательно смотрел на нее, на проблеск ликующего свечения в ее глазах. Увы, но ей льстило, что Голован вспомнил о ней.
        - А тебе-то что до этого? - ревниво спросил он.
        - Ну как же, он же любил меня.
        - А ты? Ты его любила?
        - Нет... Но жила... Пусть под принуждением, но жила...
        - Под принуждением?!.. Да тебе нравилось блудить с ним!
        - Не нравилось... Но блудила... И с тобой блудила... Чего ты серчаешь? Ясно же, что я была с ним. Не простил ты мне этого, здесь я потому, далеко от тебя. И не надо было меня звать к себе...
        - Не надо было, - в сердцах буркнул Тимофей, широким нервным шагом вымеряя комнату. - Много ты знаешь... Черт с ним, с Голованом! Предательства я тебе не простил!
        - Не предавала я тебя.
        - Не предавала... Может, и не предавала... Черт тебя знает!
        - Смотри, не накликай чертей, - опечаленно усмехнулась Лада. - Вдруг они где-то рядом...
        Тимофей вспомнил, как страшно ухнул сыч где-то поблизости. Остановился как вкопанный.
        - Ты здесь бесовщину не разводи! Не надо! - набросился он на Ладу.
        Она покорно опустила глаза и поджала губы... Послать бы ее к черту... Но не поворачивался язык спровадить ее. Чем больше он на нее смотрел, тем крепче становилось желание провести с ней эту ночь.
        Лада молчала, слушая его. Но ему казалось, что ее душа кричит.
        - И молчи, когда с тобой князь говорит!.. Молчи!.. И еще ему казалось, что он сходит с ума. Возможно, от переизбытка чувств.
        - Срамная ты баба, - успокаиваясь, сказал он. - Все не могу понять, что я в тебе нашел... Но ведь нашел же... И потерял... А надо было терять, а? Может, пора найти да поднять?.. Иди сюда!
        Лада покорно подошла к нему.
        - Посмотри на меня, - более мягко потребовал он.
        Она подняла на него свои ясные глаза.
        - Скажи, что любишь...
        - Люблю, - как будто не сомневаясь в том, произнесла она.
        - Скажи, что не откажешь мне.
        - Не откажу, - как будто в смущении кивнула она.
        - Тогда распусти косу и потуши свечи...
        Лада выполнила и это повеление. И в темноте подошла к нему. Он чувствовал, что нет больше в ней смущения. И ее жаркое дыхание выдавало в ней сильное волнение. Она не могла отказать ему. А он не мог отказаться от нее...
        Глава 31
        Тимофей грозно навис над Ладой. Но она его не боялась. Потому что гроза в его взгляде не была смертельной. Хотя молния сверкнула довольно убедительно.
        - Еще раз увижу с кем-то, убью!
        - Я женщина, в общем-то, свободная, - игриво улыбнулась она.
        Они лежали в постели, взмыленные после любовного марафона. Конечно же, он не мог ее убить.
        - В общем-то...
        Он был в Рязани, там и узнал, что у Лады появился мужчина. Вроде бы ничего такого. Но такая вдруг ревность взяла, столько злости в ногах появилось, что сами они понесли его к ней. Действительно, был у нее мужчина. Какой-то парень из студентов-старшекурсников. Тимофей, не церемонясь, схватил его за шкирку, спустил с лестницы. И заявил, что в ее жизни может быть только один мужчина - он и только он. А чтобы закрепить достигнутый эффект, швырнул ее на постель. Впрочем, она не возражала...
        - Поздно ты права на меня заявил. Я уже не молодая...
        - Не молодая... Тридцати еще нет... Да ты любой молодушке фору дашь...
        - Что, есть мисс для сравнения?
        - Нет. Давно уже не было.
        - Верится с трудом.
        - А ты поверь... За ум я взялся... После тебя никого не было. Только Люба...
        - После меня или после Лены?
        - Не напоминай мне о ней, - поморщился Тимофей.
        - Что так?
        - Не смогу ее никогда простить.
        - А меня, значит, простил? Или нет?
        - За что прощать?.. Ты же меня спасла...
        - Это я так считаю, что спасла. А ты так не думаешь. Лукавишь ты. Что бы ты ни говорил, все равно предательницей считать будешь, - грустно вздохнула Лада.
        - Ага, потому и квартиру тебе в центре города купил, на «Мерседесе» ездишь.
        - Это ты откупился от меня... Если бы простил, не бросил бы... А то, что за ум взялся, так можно было бы как раньше, только я и Люба. Или Люба и я. Мне, в общем-то, все равно, какой быть по счету, лишь бы не третьей и не последней... Хорошо же всем было, вспомни.
        - Кому хорошо? Если Любе, то ты ошибаешься. Она только вид делала, что ее все устраивает... Она мне двух сыновей родила. И по праву считает себя единственной...
        - А я не могу быть единственной?.. Зачем ты женился на ней?
        - Тебя не было, потому и женился, - нахмурился Тимофей.
        Не нравился ему откос, под который пошел разговор.
        - А где я была? Из-за тебя же пострадала...
        - Это в мой огород камень?
        - Камень... На душе камень... Пусть я не буду единственной. Пусть будет Люба. Но только ты со мной останься... Ты часто в Рязани бываешь, я знаю... Заезжай ко мне хоть иногда...
        - Я подумаю, - кивнул Тимофей.
        Хотя уже прекрасно знал, что отныне будет частым гостем в этом доме. Вернулся он к Ладе. Сквозь годы и расстояния вернулся. И чувства с новой силой вспыхнули... Уж не любовь ли это?
        - А ты над своим поведением подумай, - улыбнулся он. - Чтоб никаких больше мужчин. .
        - Да какие мужчины? - презрительно скривилась Лада. - Прицепился какой-то придурок в кинотеатре...
        - В кинотеатре? В кино ходишь?
        - Ну да, интересно...
        - А бары, дискотеки?
        - Ну, иногда. Очень редко.
        - Там тоже цепляются?
        - Бывает...
        - И как?
        - Ничего... Что, ревнуешь?
        - Может быть.
        - Больше никого не будет. Обещаю...
        Тимофей вернулся в Заболонь. И спустя время столкнулся с проблемой, о которой и думать уже забыл.
        Сначала к нему пожаловал законный вор Конотоп. Не так давно он вышел из мест не столь отдаленных, сейчас снова смотрел за городом. Тимофей поговорил с ним о том, о сем. А через неделю Конотоп созвонился с ним и назначил встречу на нейтральной территории.
        Тимофей решил, что случилось нечто из ряда вон выходящее. И не ошибся. Конотоп был не один, вместе с ним на правах чрезвычайно большого человека Тимофея ждал рязанский вор, тот самый, который смотрел за тюрьмой в его арестантскую бытность.
        - Что ж ты, брат, слово свое не держишь? - вроде бы добродушно, но с жестким упреком во взгляде спросил высокопоставленный гость.
        - Какое слово? - изобразил недоумение Тимофей.
        - Ты что, про разговор наш давний забыл?
        - Был разговор. Помощь ты мне обещал. Хотел, чтобы я город обратно взял.
        - Но ты ж его взял.
        - Может быть. Но в другом, скажем так, варианте. Я здесь уже не центровой.
        - Центровой не центровой, а все здесь вокруг тебя вертится. Даже мента злобного приручил... Башли за красную «крышу» платил, а сейчас сам себе голова. Или нет?
        - Короче.
        - А если короче, то в «общак» сполна платить надо.
        - Не вопрос, - кивнул Тимофей. - Я про это не забываю.
        - Не забываешь. Но платишь так себе, сколько не жалко. Кое-как и сколько-нибудь...
        - Ну почему же, - не согласился Тимофей. - В прошлый раз двадцать тысяч долларов было...
        - А должно пятьсот двадцать! - отрезал вор. - И каждый месяц!
        - Погоди, что-то я не пойму! - помрачнел Тимофей. - Я не вор, криминального бизнеса у меня нет...
        - А спирт?
        - Спирт с легальных заводов идет...
        - Заводы легальные, а сбыт левый.
        - Не знаю про такой.
        - Зато я знаю... Нехорошо, Орлик. Договор дороже денег, а ты и деньги жмешь, и слово свое не держишь.
        - Кто-то мне помощь обещал. А не было никакой помощи. Сам, как мог, барахтался.
        - А девка эта! Лада! Она же тебя отмазала!
        - Но воры то здесь при чем?
        - При том!.. С ней мой человек говорил, объяснил, что не надо тебя топить. Она испугалась, забрала свои слова обратно.
        - Не было ничего такого. Я с ней разговаривал, ничего про твоего человека не слышал.
        - Значит, ничего не хочет говорить.
        Вор в упор и твердокаменно смотрел на Тимофея. Ощущение такое, будто он на все сто процентов уверен в своей правоте. Не только в политике, но и в психологии есть такое понятие, как «железный занавес». Это когда человек нагло тебе врет из-за этого занавеса, и как бы ты ни разоблачал его вранье, он все равно твердо стоит на своем. Такого ничем не пробьешь. И с рязанским вором спорить бесполезно. А воевать с ним бессмысленно. Воры, может, и не самая боеспособная сила в этом мире, но они злопамятны и терпеливы, годами могут ждать своего часа. Ты уже и забудешь о конфликте с ними, а они только-только «торпеду» с ножом к тебе заслали. Или с автоматом. Или с гранатометом...
        - Сколько ты хочешь? - спросил Тимофей.
        - Двадцать пять процентов, - жестко отрезал вор.
        - С чего?
        - Со всех твоих наваров.
        - Десять. И только с нелегальных оборотов.
        - Двадцать пять!
        - Десять!
        Тимофей тоже мог создавать «железный занавес». И подтверждать его умел не только силой взгляда, но и непробиваемыми аргументами.
        - Десять процентов - это двести тысяч «зеленью» в месяц.
        Рязанский вор сам прекрасно знал, что не помогал он Тимофею обрести свободу. Сам должен был понимать, что его требования непомерны и неуместны. И если он не дурак, то двести тысяч долларов должен был принять без всяких колебаний. А Тимофей не считал себя дураком, что согласился на такие убытки. Во-первых, что ни говори, а в изоляторе с подачи смотрящего жилось ему неплохо. А во-вторых, от тюрьмы и сумы не зарекайся. Неизвестно, куда заведет его нынешняя дорожка. Нет никаких гарантий, что впереди его снова не ждет арестантская хата со всеми своими злыми, но в чем-то справедливыми законами тюремного быта. И не жить ему тогда, если сейчас воры поставят на нем «черную метку»...
        - Двадцать процентов, - снизил планку вор.
        Но Тимофей очень твердо стоял на своем. Твердыми были его обязательства ежемесячно отстегивать Конотопу двести тысяч долларов.
        Рязанский вор долго хмурился, но в конце концов сдался. И даже пожелал Тимофею на прощанье всех благ. Не смог он поймать журавля, но уезжал с жирной синицей в руках. Тимофей был уверен, что конфликт был задушен в зародыше. А на следующий день у него состоялся разговор с Головатым. Полковник держался с ним подчеркнуто вежливо, но в глазах запрыгали злорадные чертики, когда разговор зашел о вчерашней встрече с ворами.
        - Хотелось бы узнать, откуда они узнали про нелегальный спирт? - спросил Тимофей, через глаза пытаясь заглянуть к нему в душу.
        - Ну как узнали, - усмехнулся Головатый. - Они же воры, им ли не знать, что творится в подлунном мире...
        Тимофей кивнул, якобы соглашаясь с ним. Но к себе в офис он возвращался с уверенностью, что это менты слили ворам информацию о системе нелегального сбыта. Знал Головатый про нее, сам копать под Тимофея не решился, но подстроил ему пакость со стороны воров. Наверняка на карман он ничего с этого не поимел, зато в моральном плане получил удовольствие...
        А через месяц после этого разговора в семье Тимофея произошло несчастье. Погиб Елизар, его давний враг и нынешний тесть.
        Как и прежде, Елизар жил на даче вместе со своей сожительницей. Глубже, чем нужно, он не деградировал. Жил не тужил, горя не знал. Но в одно совсем не прекрасное утро его обнаружили в саду с перерезанным горлом. Приспичило ему ночью в туалет, но так он до него и не дошел. Естественно, прокуратура возбудила уголовное дело. И очень умный следователь заявился к Тимофею с претензией. Кто-то еще более умный навел его на мысль, что гражданин Орлик может быть причастен к убийству своего тестя. Нетрудно было догадаться, откуда дует ветер. Головатый знал, до какого состояния и кем был доведен Елизар. Знал, какие чувства Тимофей питает к своему тестю. И неудивительно, что прокурорский следователь ухватился за предложенный ему мотив. Депутатская неприкосновенность Тимофея серьезно осложняла его задачу. Но крест на его домыслах поставила Люба. Она предоставила мужу железное алиби. В момент убийства Тимофей находился вместе с ней, в спальне их дома. И она была уверена, что он никуда не отлучался. Разумеется, представители его личной охраны полностью были солидарны с ней.
        Следователь отстал от Тимофея. Но удар под дых нанесла сама Люба. Она ничего не говорила до тех пор, пока Елизара не предали земле. А на поминальной тризне дала лишку. И дома, под градусом, обвинила мужа в смертном грехе.
        - Ты убил моего отца!
        Тимофей возмутился.
        - Кто тебе такое сказал?
        Впрочем, он мог бы и не спрашивать. Еще когда он сидел в тюрьме, Головатый капал жене на мозги, настраивал против мужа.
        - Не важно... Ты его убил...
        - Но ты же знаешь, когда его убивали, я с тобой был.
        - Но ты же не своими руками его убивал.
        - Хочешь сказать, что я его заказал?
        - Да.
        - Зачем?
        - Ты его ненавидишь...
        - Да, любить его не за что...
        - Ты раньше хотел его убить... И сейчас.
        - Чепуха.
        - Он очень много про тебя знает. Тебя снова могут посадить, если он вдруг заговорит.
        - Если он вдруг заговорит, его признают невменяемым.
        - Вот! - одержимо вскинулась Люба. - Невменяемым!.. А кто его таким невменяемым сделал? Ты!
        - Бред!
        - Мне же говорили, что ты аминазином его колол. Головатый твой говорил. А я, дура, не верила...
        - Не было никакого аминазина, - в раздумье покачал головой Тимофей.
        Не нравилось ему все это. Сначала воры наехали, теперь вот Елизара убили, и за всем этим Головатый стоит. То воров против него пытается настроить, то жену... Но с ворами понятно, они - сила. А вот Люба какую опасность представляет? Что может она?..
        - А что было?
        - Не было ничего... Это наговоры все, моя дорогая. Наговоры все... Хотя... Да, я действительно убить хотел. Но ты же просила его пощадить, и я его не тронул...
        - Тогда не тронул. А сейчас - зарезал!
        - Хватит!
        - Скажи, что любишь!
        - Люблю...
        - Не верю. Мне иногда кажется, что ты никого в этой жизни не любишь, кроме самого себя.
        - В церковь сходи, если кажется... И вообще, успокоиться тебе надо...
        - Ага, аминазин мне пропиши!
        - Давай без истерик! - хлестко сказал Тимофей.
        Люба вздрогнула, как будто он пощечину ей влепил.
        - Извини, - подавленно пробормотала она.
        - Что, извини?
        - Несу какую-то ахинею... Можно, я спать лягу?
        Утром, уже на трезвую голову, она просила у него прощения.
        Глава 32
        Варлам судил по Правде и справедливости. Толпа народа перед воротами детинца, посадник на дощатом помосте, виновный на коленях перед ним. Ремесленник убил купца. За смертоубийство полагалась жесткая кара - сорок гривен откупа. Но люди в Ревене живут зажиточно, может, и откупится гончар, если всем миром сложатся.
        - Брата он моего погубил, - сказал в свое оправдание ремесленник. - Люди знают, люди видели...
        Наблюдающий за ним Тимофей проясненно повел бровью. И Варлам понимающе кивнул. Если убил, чтобы отомстить за отца или за брата, то будешь оправдан. Сам Ярослав Мудрый утвердил такую Правду. По ней и судил Варлам. Ремесленник получил прощение. Но Тимофею не очень это нравилось. Ведь сын убитого купца теперь станет мстить гончару и его родне...
        Следующим на помост взошел посадский гридень. Здоровенный детина с круглым открытым лицом и добродушным взглядом. На колени он бухнулся, не чувствуя за собой вины.
        Мечом на своего соратника замахнулся. По кабацкому делу с ним повздорил, за меч схватился. Но ударить не ударил. И все равно на суд попал. Варлам думал недолго. Если обнажил меч, но не ударил им - плати гривну...
        Суд продолжался, но Тимофей отправился в свои покои. Завтра чуть свет в путь дорогу, князя рязанского с воеводой встречать. Сдержал Голован слово. Все-таки уговорил своего князя заключить мир с Тимофеем. И сам к нему в землю едет. А это очевидное признание силы князя заболонского. Но радости особой нету. Мир - хорошо, признание - еще лучше, но плохо, что рязанский князь может запросить дружину для похода против своих врагов. С одной стороны, есть выгода: воинам нужны походы, тогда и опыт у них будет, и отвага. Ну и корысть воинская - не последнее дело. Но если с другой стороны посмотреть, что если рязанский князь нарочно хочет ослабить заболонское войско? Голован хитер, от него можно ждать любую пакость. Одной рукой рать заберет, а другой войско мордовское на Заболонь нашлет... Нет, не отдаст Тимофей свою дружину рязанскому князю. И повод у него для этого есть - почти год, который он провел в заточении на тюремном дворе...
        - О чем задумался, свет мой?
        Лада тихонько подступила к нему со спины, нежно обняла руками его голову, грудью прижалась к затылку.
        - Да вот, думаю. Варлам суд по Правде вершит. А хороша ли эта правда? Сын за отца должен отомстить, но кровь порождает кровь. Око за око - один род вырезает другой род. Войны нет, а люди гибнут... Меч достал, но не ударил, плати одну гривну, не сорок. Это правильно. Меч сгоряча из ножен можно вынуть. Вынул и одумался. Правильно, зачем человека убивать?
        - Стареешь, сокол ты мой ясный, - улыбнулась Лада.
        - Я?! Старею?! - удивился Тимофей.
        - Все мягче становишься...
        - Не мягче, а мудрей.
        - Раньше ты бы так не рассуждал. Вспомни себя - если достал меч, то не остановишься, пока не порушишь своих врагов... А за сестру свою как мстил? За меня...
        - Раньше я только за себя думал. Сейчас мне за моих людей ответ перед Богом держать.
        - Вот уже и о Боге все чаще думаешь.
        - Разве это плохо?
        - Нет. Но со мной - прелюбодейство, а Бог этого не велит... Скоро ты совсем покинешь меня...
        - Нет, - невесело усмехнулся Тимофей. - Дальше грешить будем... Иди ко мне!
        Он обхватил Ладу рукой, посадил ее к себе на колени.
        - Услады хочешь? - замурчала она.
        - Ты же меня не прогонишь?
        - Нет. Сама за тобой бегать буду... Вином если угостишь...
        - Сразу могла бы сказать.
        Тимофей привез с собой из Заболони несколько корчаг с виноградным вином, чтобы князя рязанского приветить. Лада же вино любила. От меда и браги нос воротила, а вино пришлось по вкусу.
        Он повелел подать в покои кувшин с вином, сам разлил его по чаркам. Лада выпила, затем села к нему на колени, нежно и страстно обняла...
        Потом она подошла к столику, где стояло вино, разлила его по чаркам. Подала ему.
        - Добрый нектар.
        - Купцы привезли, из Тмутаракани.
        - Славное вино...
        Тимофей и сам это знал. Ароматное, сладковатое, с легкой терпкой горчинкой. Он осушил свою чарку, закрыл глаза, наслаждаясь вкусом.
        - Пей. Закончится, еще принесут...
        Он и сам был не прочь упиться. Доброе вино как нельзя лучше подходило для постельных утех. Жесткая медовуха - совсем не то.
        - А для князя хватит? - спросила Лада.
        - Я твой князь...
        - Да, но есть еще великий рязанский князь.
        - Ты про меня думай. Я - твоя забота.
        - А я твоя забава...
        - Не хочешь же ты, чтобы рязанский князь тобой позабавился?
        - А ты что, хочешь предложить ему меня?
        - Что за вздор ты несешь? - возмутился Тимофей.
        - Но я же для забавы создана...
        - Кто тебе такое сказал?
        - Ты говорил. Да и так ясно. Захар меня испортил, а ты меня подобрал. Как вещь - ненужную, но красивую...
        - Что это на тебя нашло? - сердито насупился Тимофей.
        - Может, вино пьяное...
        - Не пей больше.
        - Не буду. Но это же не изменит меня. Как была твоей забавой, так и осталась... И не только твоей? Захар, Федот, ты... Снова ты...
        - Голована забыла.
        - Нет, не забыла... Не могу его забыть... Я не была для него забавой. Он жениться на мне хотел...
        - Почему же не женился?
        - Не успел. Ты его прогнал...
        Тимофей лежал на спине, а Лада сидела на постели, склонившись над ним. И пристально всматривалась в его глаза, как будто видела в них что-то.
        - Ты его прогнал, - замысловато улыбнувшись, спустя какое-то время повторила она. И, осмелев, добавила: - А я, дура, недодумалась сказать ему про подземный ход... А ведь знала...

«Почему дура?» - хотел спросить Тимофей. Но вдруг понял, что язык не слушается его. Он попробовал подняться с постели, но тело не хотело ему подчиняться. Он с ужасом понял, что не чувствует ни рук, ни ног. И глаза застыли в одном положении, даже зажмурить их не мог. Но при этом он хорошо видел, как на губах Лады змеится предательская улыбка... Она отравила его. Яд какой-то в вино подмешала...
        Тимофей понял, что медленно умирает. Еще немного, и глаза его закроются сами по себе. Навечно. И уши перестанут слушать голос изменницы... Но пока что он слышал все, что говорила она.
        - Тебя любила, его презирала... А потом поняла, что тебя презирать надо... На Любаве ты женился, потому что чистая она... А я грязная... Но Головану все равно было, что про меня люди говорят. Он вправду на мне жениться хотел. Любил меня как никто другой... А потом ты появился. Плюнул на меня... Смилостивился через годы. А годы эти уже не вернуть... Я уже не молода, но Головану все равно. Он женится на мне... Говорил он со мной намедни, сказал, что женится. Потому что любит... Завтра он будет. С войском придет. Ревень возьмет, Заболонь... Ты не бойся, с Любавой твоей ничего не случится. Он не изверг, да и я зла на нее не держу... И детей твоих не тронем... Умри с миром, мой дорогой. Умри...
        Но Тимофей не умирал. Он продолжал видеть Ладу, слышать ее. Но не мог ничего сказать ей в ответ, не мог укорить ее, проклясть страшным словом.
        - Умри! - уже требовала от него Лада.
        Схватила его за плечи, с силой тряхнула.
        - Умри!!!
        Но Тимофей продолжал смотреть ей в глаза.
        - Ой, что же я наделала? - схватилась она за голову. - Как же я могла!
        Она снова принялась его трясти, но уже для того, чтобы оживить его.
        - Ты не умрешь... Ты не умрешь!.. Ты не можешь умереть!!!
        Но Тимофей умирал. Он сам чувствовал, как покидают его последние жизненные силы. И глаза его стали закрываться...
        Женщины. Отрада мужчин, их же и проклятье. С них все начинается, ими все и заканчивается... Нельзя было верить Ладе, нельзя... Но уже поздно что-либо исправить. Не быть Заболонью великим княжеством... И простит ли его за это Бог там, на небесах? И простят ли его вообще за те грехи, которые он взял на душу за свою недолгую, но такую насыщенную жизнь?..

* * *
        Девушка подошла к большой карте, взяла лежащую на полочке указку. Улыбка у нее дежурная, но отнюдь не фальшивая. Она не могла со всей душой относиться к каждому экскурсанту, но ей нравилась ее работа, она радовалась, что может поведать людям об истории родного края. Потому так живо светились ее глаза.
        - К середине двенадцатого века после активного переселения жителей из других областей древней Руси Рязанское княжество обосабливается от Муромского, становится независимым. Происходит укрепление княжеской власти. Упрочение позиций христианства, начинается активное строительство оборонительных сооружений. К сожалению, княжество страдало от так называемого боярского сепаратизма. Старшие княжеские дружинники оседали на земле, получали в свое владение вотчины, развивали их, а затем и расширяли за счет соседей, объявляли себя князьями. Разумеется, это никоим образом не способствовало укрепление Рязанского княжества... В 1177 году от Рождества Христова рязанский князь Глеб Ростиславович совершил набег на Москву. Как говорится в летописи, «и пожже Москву всю». В отместку могущественный владимирский князь Всеволод Юрьевич Большое Гнездо направил свою дружину в рязанские земли. Но Глеб Ростиславович обходным путем сам вторгся в земли Владимирско-Суздальского княжества и «встал ратью» у стен стольного града. Потрясенный дерзостью рязанского князя, Всеволод возвращается в свою землю и разбивает войска
рязанцев. В последующем Рязанское княжество попадает в зависимость от владимирско-суздальских князей. Тот же Всеволод Большое Гнездо дважды вторгался в рязанские земли, опустошал их. А в 1208 году он сжег Рязань. Но город восстал из пепла, заново отстроился. Но при нашествии хана Батыя в 1237 году город снова был разрушен...
        Теперь о нашем городе. Первое летописное упоминание о Заболони относится к первой половине четырнадцатого века...
        Тимофей знал о знаменитой записи в летописном своде владимирско-суздальских земель, связанной с рязанским князем Иваном Коротополом. В 1340 году этот князь был в Золотой Орде, возвращаясь назад, убил и ограбил своего двоюродного брата. В
1342 году сын убитого Ярослав-Димитрий пришел из Орды с татарским войском и прогнал Коротопола из Рязани, а сам занял его престол. Так вот, войско татарское шло мимо Заболони. Высокие и крепкие стены города испугали татар, не рискнули они подступиться к нему... Знал он об этой истории. Потому и слушал экскурсовода вполуха. И то лишь для того, чтобы получать удовольствие от ее изумительно-сладкозвучного голоса.
        И сама по себе она очень ему нравилась. Милая светловолосая девушка, невысокая, хрупкая. Черты лица не совсем правильные, но их нежная чувственность и теплая женственность затеняли собой все недостатки. А умильные очки в тончайшей оправе очень шли ей, и даже казалось, что без них не было бы того совершенства, которое она представляла.
        Тимофей стоял в стороне и любовался ею. Она его не замечала. Тогда он сам подошел к ней, когда экскурсионная группа пошла дальше, увлеченная своим гидом.
        Девушка вздрогнула, увидев его. Взгляд счастливо просиял - как будто она чудо какое-то увидела.
        - А я вас знаю! - выпалила она. - Вы Орлик. Тимофей... э-э... Сергеевич... А я Вика... Работаю здесь...
        - Знаю, что вы здесь работаете. И то, что Викой вас зовут... А вы откуда про меня знаете? - польщенно улыбнулся он.
        Оказывается, у них взаимный интерес друг к другу. Это настраивало на оптимистический лад.
        - Вы же депутат.
        - Депутат законодательного собрания - как новейшая история нашего города? Вы с этой точки зрения мною интересуетесь?..
        - Нет, нет... - торопливо, но смущенно мотнула она головой.
        - Тогда я нравлюсь вам как мужчина...
        - Нет, - еще больше смутилась она.
        - А я так надеялся услышать «да», - с игривым укором улыбнулся он.
        - Вы интересный мужчина, - смятенно сказала она. - Но у меня есть муж, я его очень люблю...
        - Но я не собираюсь уводить вас у мужа. Просто позвольте любоваться вами.
        - А вы балагур... - поправляя очки, нервно улыбнулась она. - И повеса...
        - Ну не скажите. Я вообще не изменяю своей жене. За редким исключением...
        - Зачем вы мне это говорите?
        - Ну мало ли что.
        - Боюсь, со мной исключения не будет...
        - Вы в этом уверены?
        - Мне совсем не нравится этот разговор, - краснея, нахмурилась она. - И если вы не прекратите, я буду вынуждена просить вас удалиться.
        - Или попросту пойти прочь. А вы этого не хотите.
        - Да. Но в плане как мужчина вы меня мало интересуете...
        - А в каком плане я вас интересую, позвольте спросить?
        - В историческом.
        - Даже так.
        - Официально считается, что датой основания нашего города считается 1342 год, когда рязанский князь Иван Коротопол...
        - Знаю, знаю... Но уже тогда Заболонь была крупным городом, если судить по высоте крепостных стен.
        - Вот именно! Не мог же город вырасти быстро, из ничего... И современные исследования подтверждают, что город существовал задолго до монголо-татарского нашествия. Не так давно при раскопках были обнаружены чудом сохранившиеся берестяные свитки... Там целая история. О некоем князе Орлике. И звали его Тимофей... Возможно, это ваш далекий-далекий предок.
        - Это интересно. Князь, говорите?
        Он изучал свою родословную. Сначала крестьяне, затем пролетариат, абсолютно никаких дворянских корней. А тут вдруг - князь!
        - Да. Судя по всему, это был самозванный князь, потому как боролся за свою независимость с рязанским князем Глебом Ростиславовичем.
        - И тем не менее.
        - Вклад его в развитие Старой Заболони неоспорим. При нем Заболонье достигло наивысшего расцвета... Да что там, оно было самостоятельным княжеством!.. Но все же князь рязанский Глеб Ростиславович одолел его, вернул обратно заболонские земли...
        - А что стало с князем Орликом? - заинтригованно спросил Тимофей.
        - Умер.
        - Ну, судя по той давности, в которой он жил, это уже должно было произойти.
        - Нет, он умер не от старости... Если верить легенде, у него было две жены. Одна законная, другая, судя по всему, не совсем. Одну жену звали Любава, другую Лада... - Этого не может быть, - озадачился Тимофей.
        - Почему?
        - Потому что мою жену зовут Люба. Законную жену. А не совсем законную - Лада...
        - Да, этого действительно не может быть...
        Вика тоже озадачилась. Но ее глаза излучали восторг. Ей хотелось верить в совпадение прошлого с настоящим.
        Тимофей не разделял ее восторг. Седьмое чувство подсказывало ему, что в этом совпадении есть нечто роковое.
        - Вика, вы сказали, что князь Орлик умер не от старости. И тут же сказали о его женах...
        - Ну, думаю, вам это не грозит, - как-то не очень весело улыбнулась она. - Надеюсь, ваша Лада вас не отравит.
        - А его что, отравила?
        - Судя по всему, да. В угоду рязанскому князю. Орлик умер, а Глеб Ростиславович пришел в его земли, разорил их и сжег Заболонь... Ну, это если верить записям в берестяных свитках. Летописных сведений о князе Орлике нет...
        - Может, и не было его?
        Тимофей смотрел на Вику, но не видел ее. На экране мысленного взора перед ним стояла Лада - в старинном сарафане, в кокошнике... Нет, не кокошник это, а черный роковой ореол над головой...
        - Может, и не было... Что с вами? Вам плохо? - забеспокоилась девушка.
        Тимофей встряхнулся, проясненно посмотрел на нее. Слишком близко к сердцу принял он историю своего далекого предка, отсюда и видения.
        - Нет, нет... А могу я увидеть эти берестяные свитки?
        - Сейчас нет, они в Москве... Но если есть желание, могу дать адрес...
        - А что еще вы можете рассказать?..
        - Так, кое-какие детали. Свитков несколько, но сведения крайне скудные. И далеко не все записи сохранились...
        - И все же.
        Вика кивнула, соглашаясь продолжить разговор. Да и как она могла не согласиться, если сама была заинтригована не меньше, чем он.
        К себе в офис он вернулся с тяжелой головой. Настроение было такое, что рука сама потянулась за бутылкой. Выпил одну рюмку коньяку, вторую, а когда поднимал третью, секретарша сообщила, что к нему пожаловала некая Лада Полосова. Тимофей так разволновался, что едва не выронил из руки рюмку с коньяком.
        Поставил рюмку на стол, дрожащей рукой ослабил узел на галстуке.
        - Пусть зайдет...
        Это был первый случай, когда Лада пришла к нему в его новый офис. И случилось это как раз в тот день, когда он узнал о существовании своего далекого предка... И что это такое, если не роковое обстоятельство?
        На всякий случай он огладил пальцами рукоять пистолета, закрепленного под столешницей над его правой ногой. Если что, уйдет всего мгновение-два, чтобы «ИЖ» оказался у него в руке.
        Но Лада не собиралась его убивать. Широко, но тревожно улыбнулась ему, села в гостевое кресло, положив руки на стол перед собой.
        - Что ты здесь делаешь? - напряженно спросил он.
        - К тебе приехала.
        - Случилось что-то?
        - Случилось... А ты, гляжу, не рад мне... Коньяк пьешь?
        - Да так... Хочешь? - пристально посмотрел на нее Тимофей.
        - Можно рюмочку.
        - А не отравишь?
        - Что? - возмущенно и, как показалось ему, испуганно встрепенулась она.
        - Ничего, так, к слову...
        - Что-то с тобой не то, дорогой.
        - Да так, проблемы. Небольшие.
        - А у меня большие... Головатый ко мне приезжал. Узнал, где я живу, и приехал.
        Тимофей нервно забарабанил пальцами по столу.
        - И что?
        - Плохо... Он давил на меня...
        - Что ему нужно?
        - Смерти он твоей ищет. Хочет, чтобы я тебя убила. Сказал, что есть у него порошок, провоцирующий сердечную недостаточность.
        - Он с тобой, этот порошок?
        - Дурак! Был бы со мной, я бы с тобой на эту тему не говорила... Отказалась я... Тебя, дурака, люблю... И люблю, и ненавижу...
        - Ненавидишь?
        - Да, за то, что в черном теле меня держишь... А люблю, потому что ты сильный... Не хотела тебе говорить, но скажу, чтобы уж до конца быть с тобой откровенной...
        - До какого конца, до смертного?
        - Нет, - сделав глотательное движение, мотнула головой Лада. - Не собираюсь я тебя убивать...
        - В чем ты хотела быть со мной откровенной?
        - В том, что была в сговоре с Головатым. Не знаю, отказалась бы я по своей воле от тех показаний, что дала против тебя. Наверное, отказалась бы. Но по-любому, Головатый сказал, что надо отказаться на суде... Я отказалась. Он бушевал, но это была всего лишь видимость...
        - Головатый сказал тебе, чтобы ты от показаний отказалась?
        - Да. Он решил, что ты нужен городу. Без тебя порядка здесь не было. А ты навел порядок. Но затем отказался ему платить, так ведь? Поэтому он решил от тебя избавиться...
        - Отравить меня, да? Твоими руками?.. История повторяется.
        - Какая история?
        - Краеведческая... В двенадцатом веке князь нашей Заболонью правил. Тимофей Орлик. Знакомое имя?.. Две женщины у него были. Одна Люба, другая Лада. И враг у него был - Голован, рязанский воевода. Лада его отравила. Потому что Голован ей так велел. Чтобы Заболонь взять...
        - Ерунда какая-то. Ты сам это сейчас сочинил?
        - Если бы... Все сходится. Тот Орлик Заболонье княжеством сделал, а я тоже в нашей Заболони не последний человек. И Люба у меня есть, и Лада. И Головатый, будь он проклят... Не зря говорят, что история учит. Не смогла бы ты меня отравить, если бы захотела...
        - Но я не хочу.
        - Тем более... А с Головатым я разберусь. Но то будет уже другая история... Значит, любишь ты меня. И ненавидишь.
        - Ненавижу, - кивнула Лада. - Но больше люблю...
        - А Головатого?
        - Больше ненавижу.
        - Но любишь.
        - В чем-то, как-то... Я жила с ним, если ты не знаешь. Он меня у себя прятал, от тебя...
        - Не знаю. Но догадывался.
        - Все это уже не имеет значения.
        - Может быть, - кивнул Тимофей.
        Он сам разливал коньяк по рюмкам. И когда бутылка опустела, настоял на том, чтобы Лада разделась. Это требование было вызвано - во-первых - практическими соображениями. Лада могла вести какую-то хитрую игру против него, с тем же Головатым на пару. Под одеждой у нее мог быть спрятан небольшой дамский пистолетик... А во-вторых, он просто-напросто соскучился по ней...
        Пистолета у нее не было. А если она и хотела убить его, то выбрала другой путь. Но напрасно Лада старалась довести его плотской своей любовью до физического изнеможения. Не умер он от истощения. Вместе с ней поехал к ней в заболонскую квартиру, еще на пару часов задержался в ней.
        Домой он вернулся за полночь. Взлохмаченный, под мухой и уставший. Но живой и здоровый. Не убила его Лада. И не убьет - он уже почти был уверен в том.
        Люба не спала, ждала его. Она вышла в холл. Он сидел на диване. Хотел в тишине домашнего уюта перевести дух после бурного времяпрепровождения. Люба встала напротив него, руки уперла в бока.
        - С бабой был? - язвительно спросила она и с таким нажимом, что сразу стало ясно, о ком речь.
        - Нет, - соврал Тимофей.
        - Не валяй дурака. Я все знаю. Баба у тебя! И ты к ней ходишь!
        - Откуда ты это можешь знать?
        - Оттуда! Женское чутье не обманешь!
        - Не обманешь, - криво усмехнулся он. - Оно само тебя обманывает...
        - Нет, не обманывает... И отца ты моего убил.
        - Началось!
        - Нет, это не начало, это конец... Ты ответишь мне за моего отца!
        - Что за бред? Ты же сама говорила, что не веришь ментам!
        - Им - нет, а ей верю!
        - Кому?
        - Ирине Викторовне! Ты не можешь ее не знать. Она за отцом присматривала...
        - Знаю, экономка его.
        - Ты ее к нему приставил.
        - Нет, он сам ее выбрал.
        - Нет. Она сказала, что ты... Сказала, что ты заставлял ее пичкать его сильнейшими антидепрессантами.
        - Вранье.
        - Нет, это не вранье! - Люба хищно сузила глаза.
        Темная туча на ее бровях пугала своей грозовой реальностью.
        - Откуда она взялась? - озадаченно спросил Тимофей. - Ты ее нашла?
        - Нет, она сама меня нашла. И все рассказала.
        - Менты ее надоумили. Под их скрипку она пела, неужели не ясно.
        - Она не врет!
        - Пусть она мне это в глаза скажет.
        - Не скажет.
        - Скажет.
        - А я говорю, нет!
        Тимофей искал мини-пистолет под одеждой у одной своей жены, а он оказался в кармане халата другой, законной. И она направила ствол прямо на Тимофея. В глазах - безумная решимость.
        - Сначала ты сделал моего отца инвалидом. Затем ты зарезал его! - убежденно и с ненавистью к мужу заявила Люба.
        - Но это неправда.
        Тимофей вспомнил, как Люба предрекала ему несчастье от Лады. Но тогда она ничего не сказала про себя. Да и он не мог подумать, что лихо наскочит на него с ее стороны...
        - Правда! - крикнула она.
        И громовой выстрел из пистолета послужил восклицательным знаком в конце этой короткой и роковой фразы.