Пророчество Андрей Анатольевич Кокотюха
        Пророчица предсказала смерть бизнесмену - и на следующее утро его нашли бездыханным… За это дело, полное тайн, взялся оперативник Сергей Горелый. Он только что вышел из тюрьмы, в которую попал «благодаря» своему начальству. Лучший друг Сергея погиб при попытке задержать подозреваемого в убийстве. Теперь для Горелого дело чести - найти виновных в смерти друга. Когда ворожея сказала, что Сергея ждет скорая смерть, он понял: разгадка близка, нужно сделать все, чтобы предсказание не сбылось…
        Андрей Кокотюха
        Пророчество
        Трудно представить, чтобы кого-нибудь вышвырнули из нашей полиции. Надо очень постараться. Пока не покроешь себя публичным позором, там будут терпеть практически все.
    Кен Бруен. Стражи
                                                Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства
        Часть 1
        Бывший
        Сержант полиции Малышев выбрался из машины под дождь, отошел на три шага и задрал голову, пытаясь вычислить, где именно на четвертом этаже светятся окна квартиры, откуда поступил вызов.
        Кому-то в этот мартовский вечер сильно не повезет, решил он, и его полноватые губы растянулись в мстительной усмешке. Сержант Малышев еще не знал кому. Но раз уж к нему приехала теща из Ахтырки и живет вторую неделю как бы в гостях, то почему только ему, Малышеву, которого уважают коллеги, чье фото висит на Доске почета в горотделе, должно быть плохо? По большому счету дело даже не в теще, а в ее мордатой псине: мать жены притащила домашнюю любимицу с собой, и теперь эта сучка - собачонка, не теща!  - по какому-то неведомому праву рычит на него, сержанта Малышева, в его собственной квартире. А сержант очень не любил, когда на него рычали. Однако отдубасить четырехногую сучку резиновой дубинкой тоже не мог: не хотелось лишний раз связываться с двуногой.
        Собственно, с обеими: тещино гостевание плохо влияло на жену - у нее, по выражению Малышева, в присутствии родной матушки стал прорезаться голос, и вести себя она начала так, как эти прибацанные тетки в телевизоре. Как ни придешь с работы, так по ящику какие-то бабские выступления: «Мы, женщины, слишком часто позволяем мужчинам унижать себя!»  - ну и прочая контрреволюция. Временами сержанту Малышеву казалось, что жена наслушается телевизионных теток, у которых все зудит без мужика, и начинает верить: раз об этом говорят вслух, значит, все это имеет право на существование. Просто когда рядом нет мамаши из Ахтырки, жена помалкивает, потому что знает, как реагирует образцовый конотопский полицейский, то есть теперь уже полицейский, если дома на него начинают наезжать. И держит в себе все, что слышит от телевизионных курв. Но когда приезжает мама, жена смелеет, потому что их становится двое.
        А к тому же сучка тещина ох и лютая! Сержант Малышев, который не раздумывая, практически с голыми руками уверенно шел на злостных правонарушителей, панически боялся собак. Признаться в этом теще - перестать себя уважать, и вдобавок тогда она будет иметь лишний козырь против него. Еще натравит сдуру свою псину на зятя…
        Одним словом, сержант Малышев, чей характер и без того не отличался мягкостью, в последние дни только и делал, что искал, на ком бы сорвать злобу, накопленную в собственном доме. И сейчас, получив вызов и приехав разбираться с зачинщиками бытовой драки, он уже предвкушал, как займется воспитательной работой со всеми, кто только попытается воспротивиться его приказам. Полный этих приятных предчувствий, сержант Малышев взвесил в правой руке резиновую дубинку - свою верную спутницу и, без преувеличения, лучшую подругу. Только дубинка не подведет, не предаст, не оплошает.
        Тем временем из полицейской машины уже вылезал под дождь сержант Прудник. У него тоже имелись причины искать возможность стравить пар. Тещи с шавкой у Прудника не было. Следуя заповеди «жениться надо на сироте», Прудник и в самом деле нашел-таки сироту - а кто еще в наши дни согласится жить с ментом в ментовском общежитии? Но несколько лет назад их общагу начали тасовать какие-то неведомые структуры, и в результате часть ее была заселена всяким пестрым людом, явно не за просто так. От всего этого пострадали, собственно, конотопские менты, ведь в полицию, как раньше в полицию, обычно шли парни из окрестных сел. И преимущественно ради того, чтобы получить комнату в общежитии с отдаленной перспективой когда-нибудь разжиться отдельным жилищем. Ну а теперь, с переходом на коммерческие рельсы, места для проживания работников полиции начали стремительно сокращаться. И очереди претендентов выстраивались уже на получение койки в общаге. Эта ситуация, с горечью и болью описанная в одной из сумских газет, если и могла со временем измениться, то только в худшую сторону.
        Сержантский состав и несколько младших офицеров из числа проживающих в общежитии попытались добиться справедливости. Была создана инициативная группа, удалось даже подпрячь депутата горсовета с оппозиционными взглядами и юридическим образованием. Но вся эта борьба за свои права закончилась, не успев начаться. Начальство дало понять: правозащитная активность приведет только к одному результату - новым сотрудникам будут предоставлены места в общежитии за счет выселения тех, кто там уже обитает. Только таким образом. Прудник принимал в этом движении только пассивное участие: помалкивал и изображал массовку, но одного из ретивых активистов, который что-то там наболтал сумским журналюгам и даже позировал в форме для фото в газете, из общаги все же выперли.
        На каком основании? Да просто поймали на том, что взял у торговки семечками на базаре двадцать гривен. Приписали коррупцию и выставили - вместе с женой и дочерью-школьницей. Чтобы не видеть, как узлы с их немудреными пожитками выносят и сваливают в кучу на заплеванном асфальте у подъезда, сержант Прудник прямо с утра пошел и надрался.
        Теперь все притихли, зато пацан, поселившийся у Прудника за стеной, регулярно среди ночи врубает музыку и начинает подпевать - нет, скорее, подкрикивать. Уяснив, что выставить из общаги в ближайшее время его никто не сможет, пацан сильно забурел и стал прямым текстом посылать сержанта, когда тот, опять же среди ночи и при полной форме, стучался к нему, требуя прекратить безобразие. «Эту музыку нельзя слушать тихо, господин селянин!»  - послышалось в ответ из-за двери во время последнего инцидента, и было это не далее как прошлой ночью.
        Поэтому, как и его напарник, сержант Прудник, кипевший бессильной яростью, больше всего хотел на ком-нибудь оторваться и очень надеялся на то, что нарушитель общественного спокойствия, вломившийся в чужое помещение и своевольничавший там, начнет оказывать сопротивление слугам закона при исполнении служебных обязанностей.
        Сержант Прудник, бросив быстрый взгляд на сержанта Малышева, многозначительно поправил на плече ремень автомата - в последнее время патрульных обязали постоянно носить серьезное огнестрельное оружие.
        Сержант Малышев жестом ковбоя поправил кобуру, звякнув при этом наручниками, закрепленными на ремне, и слегка постучал резиновой дубинкой о ладонь левой руки. Нужное окно он так и не вычислил: должно быть, оно выходило не на улицу, а во двор, на другую сторону здания.
        Обоим копам, чью власть в пределах их собственных семей и мест проживания никто особо не спешил признавать, не терпелось доказать свою значимость если не всему свету и даже не всему Конотопу, то хотя бы одному отдельно взятому пьяному дебоширу.
        - Погнали!  - коротко приказал Малышев.
        В составе патруля он числился старшим.
        Стоя у бронированной двери указанной в вызове квартиры, полицейские некоторое время прислушивались, пытаясь понять, что, собственно, происходит внутри. Оба знали по опыту: звуки ссоры или потасовки обычно проникают даже сквозь двойные двери. А судя по информации оперативного дежурного по городу, здесь происходила именно драка.
        Разнимать дерущихся сержанты любили как по отдельности, так и вместе, когда им доводилось выезжать на происшествие в паре.
        Однако за дверью стояла тишина. Губы Малышева непроизвольно скривились: ну что за люди, не могли продержаться еще пару раундов до тех пор, пока патруль не явится! Да и сколько тут ехать? Дом почти в центре, сообщение было получено в семь десять вечера, а в семь двадцать они уже высаживались из машины перед подъездом. Если уж разборки увенчались дракой, то нормальные люди не прекращают выяснять отношения так быстро…
        Малышев опять стукнул дубинкой по левой ладони, на сей раз раздраженно.
        Прудник, уловив настроение напарника, пожал плечами и решительно утопил указательным пальцем - под ногтем серела грязная бороздка - кнопку дверного звонка. Утопил до упора и держал, наслаждаясь непрерывным пронзительным звоном. Правильно, нечего тут! Это вам не гости, открывайте немедленно - полиция!
        Дверь и в самом деле быстро открылась, но Прудник, охваченный каким-то внезапным и необъяснимым мстительным чувством, не спешил убирать палец, еще сильнее нажимая на кнопку звонка. Тем временем Малышев, не ожидая особого приглашения - в конце-концов, вызывали же, бляха-муха!  - шагнул в прихожую, оттеснив от двери брюнетку средних лет в светло-серых трикотажных штанах и синтетической кофте того же оттенка с подростковым капюшоном. Этот фасончик, сварганенный «в струю» местными умельцами, нисколько не молодил хозяйку дома. С точки зрения сержанта Малышева, он, наоборот, лишь подчеркивал ее возраст и говорил о стремлении угнаться за утраченной молодостью. Хотя, присмотревшись к ней при комнатном освещении, Малышев отметил: хозяйка вовсе не так стара, как ему показалось, просто она, как говорится, изрядно потаскана. И выглядит гораздо старше своих лет либо потому, что вовсе не следит за собой, либо не в курсе, как это делается.
        Малышев знал толк в таких вещах: его жена работала в салоне красоты, дома валялась куча соответствующих журнальчиков с фото гламурных женщин и парнишек, которых сам блюститель порядка безапелляционно называл «пидоры», поскольку на самом деле так считал. К тому же жена подрабатывала на дому - делала прически - и время от времени уединялась в кухне с очередной клиенткой.
        Первое, что бросилось в глаза сержанту,  - женщина не выглядела испуганной. Да, тревога в глазах, немного смущена. Но не похоже, чтобы здесь и сейчас происходила драка. Наоборот, сержант Малышев буквально окунулся в атмосферу мещанского покоя, уюта и достатка, какие и сам был бы не прочь иметь - и заимеет, если накрепко вцепится в службу. А он такой: если во что-нибудь вцепится - не оторвешь.
        - Сержант Малышев,  - не столько представился, сколько выплюнул он.  - Полицию вы вызывали?
        - Может, хватит уже звонить?  - В голосе женщины прозвучало раздражение.
        Это еще больше насторожило видавшего виды Малышева. Не так уж она и рада их быстрому появлению, и вообще, она скорее утомлена, чем напугана, и очень хочет, чтобы полицейские поскорее выполнили свою работу. Да только работы для себя Малышев тут не видел. По крайней мере пока.
        - Что тут у вас произошло?  - ровным тоном поинтересовался Малышев.
        - У нас?  - переспросила женщина, и снова сержант уловил неестественность. Она точно знает, что полиция приехала именно туда, куда следовало, но все еще не уверена, нужны ли ей здесь копы.
        Сержант Малышев не успел ничего сказать - из кухни в прихожую на зов нескончаемого звонка вышли двое мужчин.
        «Тоже напряжены»,  - прочитал сержант по их лицам. На миг задержал взгляд на одном из мужчин, и все встало на свои места. Даже если здесь что-то произошло, то завершилось примирением, и теперь эти люди не знают, как спровадить наряд полиции, а ему, сержанту Малышеву, явно найдется здесь работенка. Потому что он раскусил одного из мужчин.
        - Хорош,  - бросил Малышев Пруднику через плечо.
        Тот послушно убрал палец с кнопки, поправил автомат и тоже вошел в прихожую, оставив входную дверь открытой.
        - Так вызывали или нет? Будем оформлять ложный вызов?  - сурово поинтересовался сержант Малышев, глядя в упор на мужчину, о котором уже знал все, кроме имени.
        Потому что за свою пусть пока и не очень долгую, но довольно насыщенную службу он научился распознавать бывших зэков даже в толпе. Не важно, сколько лет они провели за колючкой и за что. Важно то, что бывших зэков не бывает; эту простую истину Малышев всегда держал в голове и убеждался в ее справедливости великое множество раз. Тот, кто хоть однажды топтал зону, всегда будет иметь арестантский вид и, главное, смотреть по-особому.
        Окинув незнакомца быстрым взглядом, Малышев пришел к выводу: этот освободился совсем недавно. Шрам на левой щеке не показатель. Дело даже не в волосах, которые еще не успели как следует отрасти после далеко не модельной, но практичной стрижки на зоне. Под машинку сейчас многие стригутся. Джинсы и свитер не из «секонда», а «с нуля», хотя на человека с деньгами незнакомец не тянет, но это тоже ни о чем не говорит. Хотя именно вчерашние зэки, выйдя на волю, спешат обновить свой гардероб, чтобы почувствовать свободу в буквальном смысле на себе. Дело в его реакции на появление ментов в форме - незнакомец сумел ее сдержать, но опытный глаз сержанта все зафиксировал.
        В голове Малышева уже начал складываться простенький, как и все прочее в патрульной работе, пазл. Их вызвали на драку, драки почему-то нет, но народ в квартире напряжен, а среди троих граждан, которые здесь находятся, один - явно бывший заключенный. Причем зона для него - вовсе не далекое прошлое.
        «Сейчас у него не окажется документов,  - предвкушал развитие ситуации сержант Малышев.  - Придется предложить ему проехать в райотдел для установления личности, он начнет сопротивляться - как так, свобода же!  - и тогда этот бычок узнает, на кого нарвался и кто тут давно ждет возможности показать, кто есть кто на этом свете».
        Малышев оценивал ситуацию и делал выводы моментально, за что и был удостоен фото на Доске почета. Он, несомненно, причислял себя к тем, кто родился на свет с полицейской чуйкой. Но того, что произошло в следующее мгновение, даже он не сумел предвидеть, настолько все это было лишено логики.
        А главное - началось все быстро, стремительно, моментально.
        Позже, анализируя ситуацию, сержант пришел к выводу: действовать так, как он действовал, незнакомец с взглядом вчерашнего зэка решил сразу, как только увидел людей в форме.
        - Значит, ментов вызвали?
        Урка говорил, обращаясь к женщине и одновременно всем корпусом поворачиваясь к другому мужчине - упитанному, рослому, в синем пуловере ручной вязки. Тот был выше урки на полголовы и выглядел слишком надежным, смирным и законопослушным, чтобы ввязываться в какие бы то ни было конфликты. Вопрос был задан не для того, чтобы услышать ответ: он либо знал его заранее, либо просто не желал слышать никаких неуклюжих пояснений.
        За словом последовало дело: коротко размахнувшись, урка резко, с большой силой, вполне профессионально утопил кулак в самую середину натянутого на уютном брюшке синего пуловера.
        А когда второй мужчина охнул и начал сгибаться, атакующий отступил на шаг, понадежнее поставил ноги на скользком ламинате и следующим, не менее прицельным ударом засадил ему точно в центр лица.
        Он хотел расквасить нос противнику - и расквасил. Нос у рослого мужчины был слабоват, но даже и более надежный вряд ли выдержал бы такой без преувеличения пушечный удар костистого кулака.
        Кровь брызнула на пол, окрасила кулак зэка.
        - СЕРГЕЙ!!!  - отчаянно вскрикнула женщина, причем полицейские так и не поняли, к кому она обращается: к тому, кто ударил, или к тому, кому досталось.
        Но бросилась она все же к тому, кого ударили. И хотя их разделял всего шаг, на ее пути успел вырасти урка: перехватил ее поднятую руку, резко развернул вопящую женщину, заломил руку ей за спину и тут же с силой втолкнул в комнату. Все это заняло не больше десяти секунд, и когда сержанты наконец ринулись исполнять свои непосредственные обязанности, бывший зэк, к огромному удивлению обоих, двинулся на них с голыми руками, держа кулаки сжатыми для ближнего боя.
        Сопротивление при задержании!
        То, что доктор прописал замученным бытом сержантам Малышеву и Пруднику.
        Пустив в ход дубинку, старший патруля огрел-таки ею урку по плечу и в то же мгновение почувствовал: нападающий неожиданно перехватил инициативу. Потому что на редкость грамотно воспользовался теми преимуществами, которые дает стычка в тесноте, в данном случае в прихожей и коридоре стандартной двухкомнатной квартиры. С одной стороны, против него было четверо, включая женщину, но с другой - в крохотной прихожей все желавшие дать ему в морду стали мешать друг другу. А урка тем временем шаг за шагом приближался к открытой двери.
        - НАЗАД!!!  - раздался позади крик Прудника, и, поняв, что надо реагировать, Малышев развернулся, отступил и прижался к стене, держа дубинку наготове.
        Но она пока не понадобилась. Сержант Прудник уже сорвал с плеча автомат - укороченный калаш, десантный вариант - и направил ствол на урку. При виде оружия женщина мгновенно умолкла, мужчина в пуловере перестал стонать, и в этой тишине сухо лязгнул затвор.
        - Стой, где стоишь!  - приказал Прудник.  - Руки вверх! На колени! Спиной ко мне!
        Урка остановился и смерил сержанта насмешливым взглядом:
        - Так, значит? А ты и в самом деле стрельнешь, салага?
        - Только пошевелись - увидишь.
        - Ну и напугал. Знаешь, сколько бумажек потом придется накатать для начальства?
        - Пасть закрыл! Руки вверх, на колени!
        - Да слышал я.  - Спокойствию урки можно было позавидовать.  - Что, дорвался до оружия? Куда стрелять будешь? В меня, в потолок - куда? Ты в курсе, что тут пули так срикошетят, что в этом коридоре по-любому при таком раскладе останется не один труп. Или раненые, если повезет. Давай, валяй!
        - Заткнись!  - снова гаркнул Прудник.
        - Значит, так,  - проговорил зэк, причем в его голосе не осталось ни следа агрессии.  - Ты опускаешь ствол, только медленно, потому как, не дай бог, палец на спусковом крючке дернется и тогда кое-кому тут кранты. Я ж про рикошет тебе говорил. Или и сам знаешь? А может, все-таки просачковал инструктаж, а, сержант?
        Малышев, несмотря на критичность ситуации, вдруг уловил в манере говорить и интонациях противника что-то знакомое, однако в такой обстановке никак не мог припомнить, где и когда ему доводилось сталкиваться с чем-то подобным. Причем не однажды, а несколько раз. На его глазах такие переговоры - именно переговоры!  - уже велись.
        Его мысли и выводы сейчас не поспевали за действиями противника.
        - Ну как, договорились, сержант?  - Теперь урка говорил уже ласково, как опытный отец уговаривает сына-подростка сказать, где и с кем он накануне надрался до поросячьего визга.  - Давай, потихоньку опускай ствол, не играй с огнем. Нормально поговорим, выясним, кто тут прав, а кто - нет.
        Мужчина в пуловере, тяжело дыша, оперся о стену, прикрыв окровавленной ладонью разбитый нос.
        Женщина шмыгала носом, дрожала и все время хваталась за плечо - очевидно, вывихнутое.
        Сержант Малышев покрепче стиснул рукоять дубинки в правой руке. Урка зубы заговаривает, это ясно. И делает это слишком профессионально для простого сидельца, отмотавшего срок за уличное ограбление или нанесение тяжких телесных. По возрасту и ухваткам незнакомец не подходил и под категорию лиц, причастных к наркобизнесу.
        Но прежде чем в голове Малышева шевельнулась единственно верная, хотя и невероятная в таких обстоятельствах догадка, все закончилось.
        - Ну что, поговорим?  - Урка сделал полшага вперед.
        - Стоять!  - рявкнул Прудник и угрожающе повел стволом.
        - Слушай, сержант, говорю тебе - не балуйся! А, ясно - он же у тебя на предохранителе, вот почему ты такой раскованный. Проверь, а?
        Взгляд Прудника невольно метнулся туда, где находился предохранитель автомата.
        Бдительность он утратил всего на секунду.
        Этого вполне хватило противнику.
        Он молниеносно прыгнул вперед, правой рукой перехватил ствол, резко отвел его в сторону, а левой наотмашь врезал сержанту, буквально отшвырнув его от автомата. Ремень соскользнул с плеча Прудника. Теперь урка держал калаш за ствол, а затем - р-раз!  - мгновенно взял его наперевес.
        Женщина не смогла сдержать отчаянный крик.
        Сержант Малышев сам удивился тому спокойствию, с каким смотрел в нацелившийся на него черный зрачок ствола.
        - Говорю же - салабон,  - донеслось до него, как сквозь слой ваты.  - Службы ни хрена не знает. С предохранителя не снял, дятел! Понабирают вас…
        Затем урка спокойно опустил оружие и бросил его на пол, под ноги Малышеву.
        - Вот так-то, господа сержанты. Дайте одеться и ведите куда следует. Вас же за этим вызывали, нет?
        С этими словами он взглянул на избитого мужчину в пуловере и на женщину, по щекам которой текли два ручейка слез, но она не спешила их вытирать.
        А Малышев обиделся, хотел сказать, что давно служит, вот только наново аттестовали, да слова застряли в горле. Что-то подсказывало: этот тип служил еще дольше.
        Обменявшись рукопожатием с дежурным капитаном, оперуполномоченный уголовного розыска Конотопского городского ОВД Андрей Шпола забрал у него рапорты потерпевших сержантов и устроился с ними там же, в дежурной части, на потертом диванчике.
        - Ничего не выйдет,  - сразу предупредил дежурный.
        - А я пока еще ничего и не делаю,  - отозвался Шпола подчеркнуто равнодушно, торопливо просматривая исписанные листки.
        В дежурной части, кроме капитана, толклись еще какие-то менты в форме и штатском. Однако появление сыщика было замечено только дежурным и усатым старшиной, устроившимся в углу. Остальные то входили, то выходили; в зависимости от настроения и степени знакомства пожимали оперуполномоченному руку или просто кивали. Сегодняшнее происшествие было и в самом деле неординарным, однако же ничего такого, что могло бы привлечь всеобщее внимание, не случилось.
        Дочитав рапорты, опер повертел их в руках, словно надеясь узреть между строк что-то еще, возможно, недоступное его разумению, а затем с подчеркнутой аккуратностью уложил исписанные листки себе на колени.
        - Ну?  - спросил старшина.
        - Какое там «ну»!  - отмахнулся Шпола.  - Молоды еще твои парни, чтобы Серегу Горелого знать. Сколько они у нас - где-то года три, не больше?
        - Малышев - с две тысячи двенадцатого. Прудник пришел на год позже, кажется…
        - Все равно они против Сереги пацаны,  - сказал Шпола.  - Он же твоего Прудника на раз сделал. Обезоружил по всем правилам, как в учебнике. Если хочешь, я тебе как-нибудь расскажу, как Горелый в одиночку на крыше Колю Ветра взял, а Колю Ветра не знать - это уже грех.
        - Еще бы!  - вмешался в разговор оперативник в штатском.  - Это ж у него при обыске «муху» нашли, гранатомет то есть. Одноразовая штука, правда, но тот на допросе так сказал: «Что было, то и купил».
        - Коля Ветер, когда в девяностых пошли смутные времена, в Чечне год провоевал,  - напомнил Шпола.  - И черт его разберет, на чьей стороне: не то за федералов, не то за чеченов. Одни так говорили, другие этак. Но ни Москва, ни Грозный нашего Колю в розыск не объявляли. И на такого зверя капитан Горелый в одиночку попер. С табельным «макаром» против, на секундочку, помповика… Так что у сержантов ваших шансов было ноль.
        - Если б я Серегу лично не знал, я бы тебе, Андрей, не звонил,  - буркнул дежурный.  - Закрыли бы мы его тут и оформили по полной программе. Можешь поверить - он бы после этого с большой охотой на зону вернулся. Как на курорт.
        - Не-а,  - покачал головой сыщик.  - Конотоп, Гриша, город небольшой. Поэтому нашего брата мента здесь сравнительно немного. Ну а таких, как Горелый, вообще с десяток… Ладно - два десятка. Было.
        - Андрей, он все-таки бывший сотрудник,  - напомнил усатый старшина, и в его устах это прозвучало даже как-то торжественно.
        - Сотрудник-то он бывший, да,  - легко согласился Шпола.  - А вот ментов бывших не бывает, как говорят в селе, откуда родом моя жена. Горелый не затеряется, это я тебе говорю. Или из наших его кто-то опознает, или кто-нибудь из контингента. Так или иначе, а до розыска информация дойдет.
        - Ты хочешь сказать, что мы его просто так отпустим?  - Дежурный капитан удивленно поднял брови.  - Слушай, Андрей, на нем вторжение в чужое помещение, драка в нетрезвом виде, нападение на работников полиции, завладение огнестрельным оружием, а ведь он всего десятый день гуляет на воле!
        - Его посадили еще при той власти, да и освободили досрочно за образцовое поведение,  - напомнил Шпола.  - Давайте-ка, мужики, раз уж все мы тут свои люди, начнем с самого начала. Никакого вторжения не было. Это, между прочим, его квартира, из которой бывшая жена Сергея после приговора его по-быстрому выписала. Может, он в гости пришел к ней, к своей бывшей…
        - Бывший оперативник, осужденный за превышение служебных полномочий и взяточничество, приходит после освобождения в гости к бывшей жене,  - с ухмылкой подытожил старшина.  - А она вызывает копов, потому что бывший муж начинает гасить нынешнего. Разумный поступок как для бывшего опера и вчерашнего зэка, разве нет?
        - А у тебя на руках заявления потерпевших? Катьки, его бывшей, или этого борова, ее нынешнего? По-моему, претензий к Горелому они не предъявляли.
        Не услышав возражений, Шпола продолжил:
        - Это, значит, отпадает. Давайте тогда вот об этих цидулках поговорим…  - Он потряс в воздухе листками рапортов.  - Сержанты Малышев и Прудник действовали непрофессионально. Мало того что Прудник не снял автомат с предохранителя, он допустил, чтобы оружием завладел… ну, скажем, преступник. Если Горелый их обоих сделал, как котят, не факт, что никто больше не сумеет повторить этот его «подвиг». А до какого-нибудь дотошного начальства наверху вся эта история рано или поздно дойдет. И поскольку в этом деле замешан Горелый, поверь, это произойдет очень быстро. Я вам, мужики, сейчас не о Сергее - черт с ним и его выбрыками. Речь об этой парочке сержантов. Одному двадцать пять, другому вообще двадцать два. У обоих жены и дети. У Прудника, как я по ходу выяснил, вот-вот родится второй ребенок. Из полиции их, ясное дело, не попрут - сами знаете, кадровый кризис, но крови пацанам попортят немало. Им это нужно?
        Старшина полез в карман форменных брюк за сигаретами, нашарил мятую пачку, метнул сигарету в рот, закурил и отвернулся к окну, за которым темнел сумрачный и сырой ранний март.
        - Ну так как?  - выдержав внушительную паузу, поинтересовался Шпола.
        - Вы там, у себя в розыске, всегда вот так ловко дела закрываете?  - наконец буркнул старшина.
        - Вернее, не открываете,  - уточнил дежурный.
        - Зачем дурную работу делать?  - легко согласился Шпола.  - Давайте по-честному, мужики: у этого происшествия - никаких перспектив. Максимум - оргвыводы для некоторых его участников. А Горелому хуже, чем есть, уж точно не будет.
        - И какие предложения?  - спросил дежурный.
        - Считать все случившееся учением в обстановке, максимально приближенной к реальной. Слушайте, вы что, всерьез считаете, что Серега Горелый мог начать валить всех подряд из калаша? Могу с кем угодно забить на ящик коньяка, что до суда это дело не дойдет! А раз нет судебной перспективы - на фига козе баян?
        Дежурный и старшина переглянулись. Остальной народ, толкавшийся в дежурной части, казалось, не обращал внимания на эти разговоры. Подобные дела здесь, среди своих, обсуждались и решались довольно часто.
        - Я, вообще-то, даже еще и не оформил его…  - начал было капитан.
        - Давайте, мужики, не будем торговаться.  - Шпола поднялся.  - Взять со вчерашнего зэка нечего. Решать такие вещи за пару пузырей тоже не дело. Все же знают Горелого, верно? А эту макулатуру мы просто порвем - и в корзину. Лады?
        Капитан пожал плечами:
        - А мне что, больше всех надо?
        - Ну так давай его сюда!
        Дежурный безошибочно выбрал в ряду кнопок на панели нужную, снял черную эбонитовую трубку и произнес вполголоса в микрофон:
        - Слышь, где там у нас Горелый сидит?
        Пауза.
        - И как он?
        Короткая пауза.
        - Да ничего особенного. Давай, выводи с вещами.  - Не сдержался, добавил с ухмылкой:  - Тут мамка за ним приехала. Сейчас сиську даст…
        По такому поводу Шпола радостно разодрал пополам оба рапорта.
        Потом - еще раз пополам.
        Вмурованные в казенную стену часы показывали без четверти девять - время, когда начинает стремительно расти активность не только Конотопского городского отдела полиции, но и городских, районных, межрайонных и линейных отделов и отделений во всех городах, местечках, поселках и даже селах Украины. В этом работа конотопской полиции не отличалась от работы, которую делали коллеги в Шостке, Шепетовке, Сторожинце, Голой Пристани, Нежине и, уж тем более, в Киеве.
        С девяти вечера и до часу ночи камеры предварительного заключения гостеприимно распахивают свои двери для алкоголиков, мелких воришек, наркодилеров, которых свозят из ночных клубов или задерживают на вокзалах, где всегда толчется всякий случайный люд. Везут сюда также иностранных граждан без документов и даже с документами, но требующими тщательной проверки. Святое дело - основательно «прокачать» какого-нибудь темнокожего или желтолицего с точки зрения возможности содрать с него или с его земляков-соплеменников выкуп. Не столь часто и не в таких количествах подвозят и проституток - не тех, которые разъезжают в такси от клиента к клиенту, и, уж конечно, не тех, вполне ухоженных и благоухающих недорогой, но приличной парфюмерией, что пасутся в кафе при отелях и саунах. Нет, сюда везут ветеранок професии: расплывшихся, с больной кожей, потрескавшимися от холода руками и подбитыми глазами, раскрашенных копеечными румянами, как снежные бабы нашего детства кусочками свеклы, и носами, цветом напоминающими лежалую морковь. Так выглядят и тридцатилетние, и сорокалетние привокзальные шлюхи-алкоголички,
готовые исполнить любое желание клиента за двести граммов «паленки» в придачу к сотне гривен. И уличные наркоманки, чей верхний возрастной предел едва достигает двадцати пяти, потому что начинают они в шестнадцать - через год после того, как сделали первый укол «драпа», и через полгода после смерти от передоза того, кто вместе с первой инъекцией стал их первым возлюбленным. На панель их выставляют мелкие наркодилеры, которые по совместительству становятся такими же мелкими сутенерами, а спустя пять лет у этого «товара» окончательно истекает «срок годности».
        Поэтому польза от таких задержанных - только в количестве, поскольку план по задержаниям за сутки никто еще не отменял, а порой начальство даже требует его перевыполнения.
        Среди всей этой довольно унылой человеческой массы, конечно, встречаются яркие исключения, но в целом контингент настолько однородный, что в журналах регистрации задержанных по всей стране можно смело менять имена-фамилии, но род занятий и характер деяний останется одним и тем же.
        Утром, обычно часов в девять, всех выпускают - как любят пошутить сами менты, «до вечера». В КПЗ остаются только иностранцы, которые еще не успели откупиться, и молодые пацаны, пойманные в районе вокзала с «кораблем» конопли в кармане. За них еще пару дней будут вестись с виду вялые, но упорные торги. Так все и движется по замкнутому кругу, созданному не нами и не сегодня и который еще не скоро удастся разомкнуть.
        Когда Сергея Горелого вывели из камеры, двое патрульных как раз затаскивали в райотдел очередного пьяного. Шпола посторонился, пропуская их. Однако задержанный, который по пути сюда вел себя не агрессивнее, чем мешок с картошкой, внезапно, словно осознав, что угодил в полицию и сейчас его затолкают в душную камеру к таким же, как он сам, разразился длиннейшей возмущенной тирадой, состоявшей из виртуозного безадресного мата, и предпринял попытку вырваться. Молодые патрульные не сумели его удержать, и пьяный, к тому же здоровенный мужик, потащил их за собой на пол, словно якорь - легкие суденышки.
        Куча мала, образовавшаяся между Горелым и Шполой, помешала их встрече и даже как-то смазала ее. Когда Горелый обогнул груду тел, мужчины обнялись не радостно и крепко, как следовало бы, а наспех, будто не пять лет прошло после их последней встречи и один из них только что не вытащил другого из серьезной передряги. Выглядело это так, словно оба исполняли какой-то обязательный ритуал.
        - Ничего не меняется.  - Горелый указал на кучу малу.
        - Без тебя - никак,  - развел руками Шпола.
        - Нет, Андрей, пусть уж лучше все это без меня.
        Он снова кивком указал на злых и расхристанных патрульных, которые без особого успеха пытались поднять с пола задержанного, напрасно ожидая помощи со стороны. Все, кто в это время находился в дежурной части, включая капитана, который лишь кивнул Сергею, наткнувшись на его взгляд, продолжали следить за усилиями молодых патрульных с азартом футбольных болельщиков.
        - Ты как?  - Шпола уже приметил рубец на правой щеке Горелого, не слишком глубокий, но довольно заметный. Раньше этой характерной приметы у друга не было.  - Что, наши подарили?
        - Наши,  - подтвердил Горелый.  - Только не ваши, а именно наши.
        Чтобы нагляднее показать, насколько широким является это понятие, Горелый изобразил обеими руками неправильной формы окружность.
        Запыхавшиеся патрульные тем временем принялись советоваться, что делать с тушей, которая, наконец-то унявшись, развалилась на полу.
        - Он сейчас уснет, парни,  - предупредил Горелый.
        - Я ему, блин, сейчас засну!..  - отозвался один из патрульных, даже не взглянув на непрошеного советчика.
        - Так в каком смысле «наши»?  - переспросил Андрей, дернув друга за рукав куртки.
        - В самом прямом. Осужденный мент - хоть он вроде бы и зэк - на самом деле все равно мент,  - пояснил Горелый.  - Там, где я сидел, все наши. Только порядки как на черной зоне[1 - Зона, которую контролируют уголовные авторитеты. (Здесь и далее примеч. перев.)]. В общем, была одна история…  - Он коснулся шрама кончиками пальцев.  - Слушай, мы чего тут стоим?
        - Ты мне лучше скажи, какого черта ты вообще здесь оказался?
        - А, это…  - Горелый отмахнулся.
        Пьяный на полу глухо застонал, после чего его бурно вывернуло.
        - Твою ж мать!  - в один голос взвыли патрульные.
        Зрители дружно заржали. Правда, хохот довольно быстро оборвался - в заблеванном полу дежурной части не было ничего смешного. В бессильной ярости один из патрульных засадил задержанному носком ботинка, что только вызвало у того новый рвотный спазм.
        - Это уже кое-что,  - заметил Горелый.  - Теперь дело пойдет.
        - Какое еще дело?  - На этот раз патрульный развернулся, чтобы посмотреть, кто тут такой умный.
        - Такое, как надо. Сейчас проблюется и малость придет в себя. Сможете даже с ним поговорить.
        - На хрен мне эти разговоры?  - огрызнулся патрульный.
        - А на хрен ты его сюда притащил?  - парировал Горелый.
        Ответа ни у одного из патрульных не нашлось. Возможно, только теперь оба начали осознавать глубинный смысл поставленного вопроса: они, и в самом деле, привезли с собой нудную и кропотливую работенку, подхватив с тротуара крепко вмазавшего мужика, который не совершил ничего противоправного, за исключением злоупотребления спиртным.
        В этот момент дверь дежурного отделения распахнулась и из влажного мартовского сумрака в помещение шагнул мужчина.
        Новый посетитель был одним из тех сотен тысяч, если не миллионов невысоких русоволосых мужчин среднего возраста, которые носят мушкетерские бородки и при этом тщательно бреют усы.
        На фоне сыскаря Шполы в потертой, но все еще добротной кожанке, Горелого в теплой камуфляжной куртке, купленной на вещевом рынке в Конотопе, расхристанных потных пацанов в форме и задержанного на полу, облаченного в когда-то светлый длиннополый плащ, этот господин с бородкой выглядел явлением с другой планеты.
        Занятые своими проблемами Шпола и Горелый, может, и вовсе не обратили бы внимания на «мушкетера», если бы он, немного потоптавшись на месте (как бы собираясь с важными мыслями и намереваясь сделать шаг, на который долго не решался), сам не обратился к ним:
        - Прошу прощения, а мне куда?
        Вопрос прозвучал так непосредственно и наивно, что Горелый не нашел ничего лучшего, как ответить в тон:
        - Туда!
        - Нет, я серьезно,  - проговорил «мушкетер».
        - Ну так и я серьезно!
        - В зависимости от того, что у вас за дело, что вам требуется,  - вмешался Шпола.
        Прогноз Горелого тем временем сбывался. Пьяный начал мало-помалу приходить в себя и адекватно воспринимать окружающее. Поднявшись на четвереньки, он тряс головой и стонал, соображая, куда попал и что успел натворить. Патрульные пока не трогали его: все худшее, что могло случиться с ними этим сырым вечером, уже случилось.
        - Жизни и смерти,  - вдруг произнес «мушкетер».
        - В каком смысле - «жизни и смерти»?  - не сразу включился Шпола.
        - Речь идет о жизни и смерти,  - терпеливо пояснил мужчина и добавил:  - Моей. Я должен умереть. Мне сказали…
        - Уважаемый,  - со вздохом произнес Горелый,  - если бы каждому из нас не пришлось когда-нибудь умереть, на планете Земля давно уже не было бы свободного места. И все мы,  - он жестом обвел присутствующих,  - начали бы убивать друг друга гораздо чаще, чем это случается теперь. Без смертей человечеству попросту стало бы тесно.
        - Я вижу, вы меня не понимаете.  - «Мушкетер» буквально излучал терпеливость.  - Поэтому и спрашиваю, куда мне пройти, чтобы кто-нибудь выслушал меня и принял хоть какие-то меры.
        - Какие именно?  - Шпола уже жалел, что ввязался в этот разговор. Среди девяноста тысяч жителей Конотопа наверняка есть с десяток еще незнакомых ему городских сумасшедших.
        - Чтобы я не умер,  - лаконично ответил «мушкетер».
        Задержанный пьяница тем временем с трудом поднялся на ноги, с отвращением разглядывая свои загаженные ладони.
        Андрей решительно извлек из кармана служебное удостоверение:
        - Уголовный розыск. Капитан Шпола, «убойный» отдел. Говорите четко: что с вами произошло? И что там насчет жизни и смерти? Вам угрожают? Кто именно? По какой причине?
        Столь решительный натиск вынудил «мушкетера» попятиться.
        - То есть вы занимаетесь расследованием убийств, я правильно понял?
        - Правильно.
        - А ваш коллега?  - Он перевел взгляд на Горелого.
        - И мой коллега.  - Шпола бросил взгляд на Сергея, ожидая возражений с его стороны, но их не последовало.
        - А заявления вы принимаете?
        - Если вам стало известно о готовящемся преступлении и вы хотите его предотвратить, заявление у вас примет дежурный по ОВД. А затем мы начнем разбираться, что к чему. Если, конечно, это по нашей линии.
        - Вот и я не знаю,  - все еще колебался «мушкетер».  - Пока что мне просто сказали, что я должен умереть.
        - Значит, все-таки угрожали?  - снова спросил Шпола, постепенно теряя терпение.
        - Да нет… Просто сказали.
        - Вас пытались запугать?
        - И не запугивали. Знаете, я, наверно, напрасно пришел… Хотя… кто его знает… Я только хотел оставить заявление… Чтоб было в полиции на всякий случай… Что это я не сам, не своей рукой… Если что-то вдруг…
        Тон «мушкетера» все меньше нравился Горелому. Слегка оттеснив сыскаря камуфлированным плечом, он коротко спросил:
        - Как вас зовут? Документы у вас с собой?
        - Звать меня Коваленко Николай… Иванович… Да, Коваленко… Проживаю здесь, в Конотопе, предприниматель… А знаете, я как-то не подумал, что надо прихватить паспорт…
        - Почему вы пришли именно сейчас и почему сюда, в полицию?  - Разговор постепенно превращался в допрос.
        - Так я же говорю: мне напророчили скорую смерть. Неделю назад… Нет, пять дней назад, пять… Когда и как я умру, не сказали, просто предупредили.
        - Кто?
        - Женщина.
        - Ваша жена?
        - Нет, посторонняя женщина. Чужая. Гадалка.
        Мужчины переглянулись. В их практике до сих пор не было ни единого случая, чтобы человек от гадалки сразу шел в полицию.
        - Вы хотите заявить на нее?  - уточнил Шпола.
        - Не на нее, она мне ничего плохого не сделала,  - принялся обстоятельно пояснять Коваленко.  - Просто я не верю во все это… В ворожбу, гадание, пророчества, судьбу, карму…
        - Зачем же тогда вы к гадалке ходили?  - поинтересовался Горелый.
        - Жена посоветовала. Сама к ней ходит и меня уломала. Мол, беспокоит ее мое душевное состояние. Ну, оно и меня беспокоит. Кризис, бизнес сыплется на глазах…
        - И все-таки вы пошли?
        - Пошел. Ну, я все равно в это не верю. Но только ее пророчество, или предсказание (не знаю толком, как это называется), звучало довольно убедительно. Но я умирать не собираюсь. Поэтому и решил написать на всякий случай заявление, зафиксировать официально: «Я, Николай Коваленко, был предупрежден о том, что в самое ближайшее время уйду из жизни». Примут, как вы думаете? Вы же специалист, убийствами занимаетесь…
        Мужчины снова переглянулись.
        - Убийствами - но не смертями,  - проговорил Шпола.  - Смертями занимается морг. Умереть человек может от чего угодно, люди - существа хрупкие.
        Он хотел было добавить еще что-то, но в кармане у него подал голос мобильник. Увидев имя абонента, высветившееся на экране, сыскарь показал телефон Горелому.
        - Давай-давай,  - шутливо подбодрил тот друга.  - Начальство звонит, это тебе не хухры-мухры.
        Патрульные, обступив пьяницу, наперебой пытались что-то ему втолковать.
        Коваленко умолк, словно ожидая, что новые знакомцы дадут ему какой-то совет.
        - Слушаю,  - отозвался Шпола. Некоторое время он и в самом деле слушал, потом взглянул на Горелого. Наконец проговорил:  - Здесь. Мы еще в горотделе… Хорошо… Да, будем. Есть!
        Он еще не успел закончить разговор, а Горелый уже отрицательно качал головой. Как только Шпола замолчал, он произнес:
        - Не выйдет. Собственно, ты - как знаешь. Езжай, куда позвали. Хотя… Это ж начальство, тут хочешь не хочешь, а придется…
        - Серый, напрасно ты так.  - Опер моментально утратил интерес к чудаку, которому кто-то напророчил безвременную кончину.  - Я все понимаю, но это не тот случай. Семенович в самом деле хочет помочь…
        - Однажды уже помог,  - резко оборвал его Горелый.
        Дверь дежурной части снова распахнулась. Потеснив «мушкетера» Коваленко, который так и торчал на проходе, терпеливо ожидая неведомо чего, в помещение головой вперед ввалился мужчина в очень грязном пальто, его руки были скованы за спиной наручниками. Эти самые руки удерживал в почти вертикальном положении дебелый разгоряченный сержант без фуражки. Его фуражку комкал в руке напарник - с виду помоложе и не менее возбужденный. Известный прием, примененный сержантом, вынуждал задержанного согнуться пополам и продвигаться вперед, пиная коленями воздух перед собой.
        «Суставы точно придется вправлять»,  - машинально отметил Горелый. Ему и самому не раз приходилось именно таким способом вынуждать задержанных двигаться в заданном направлении. Мужчине было очень больно - он глухо выкрикивал что-то невнятное. И хотя ни одним из языков народов Кавказа бывший сотрудник уголовного розыска Сергей Горелый не владел, он, по крайней мере, мог точно определить - в дежурную часть приволокли, скорее всего, очередного за этот вечер кавказца.
        - Нарасно ты так,  - повторил Шпола.  - Зарудный говорит…
        - А мне плевать, что там несет твой Зарудный!  - снова оборвал друга Горелый.  - Хочешь - вали к нему сам. Выслушаешь и мне перескажешь. А я подумаю, что и как.
        - По-моему, Серый, не в той ты ситуации, чтобы становиться в позу…
        Горелый краем глаза отметил: Шпола все еще держит трубку возле уха, слегка отстранив ее от себя. Сознательно или нет это было сделано, но тот, кто звонил Андрею, мог слышать весь их разговор. Задержанный кавказец вопил во всю глотку, на повышенных тонах ругались патрульные с пьяным мужичком, поэтому говорить приходилось громко, чтобы перекрыть весь этот гам.
        - Слушай, может, о моей ситуации мы в каком-нибудь другом месте потолкуем?  - Горелый пошевелил плечами, словно здесь внезапно возникла давка.
        - Алло!  - Шпола вернулся к прерванному разговору.  - Да… Да… Хорошо, понял…
        Сунув телефон в карман, он вздохнул:
        - Сказал ему, что ты сегодня не в духе. Он сам попозже тебя найдет.
        - Разыщет,  - поправил Горелый.  - Все начальники когда-то тоже были следаками. Так мы идем?
        - А как же я?  - осторожно поинтересовалась жертва пророчества.
        Погрузившись в выяснение им одним понятных обстоятельств и отношений, мужчины совсем забыли о чудаке, который упорно продолжал ждать, когда на него обратят внимание. Собственно, он перестал интересовать Сергея Горелого: за годы работы в розыске ему приходилось сталкиваться и не с такими фруктами. Но сейчас бывшего мента и совсем еще недавнего зэка меньше всего занимали проблемы городских сумасшедших, тем более что их решение сейчас зависело не от него.
        А вот Андрей Шпола, также сыщик с немалым опытом, подсознательно понимал: один из десятка таких вот сумасшедших действительно может сообщить любопытные вещи, которые только на первый взгляд могут кому-то показаться бредом не вполне адекватного субъекта. Но в данный момент Шпола, во-первых, был не при исполнении, а во-вторых, считал своим долгом окончательно разрулить ситуацию, в которой оказался его близкий друг, причем по собственной дурости.
        - Пройдите к дежурному, напишите заявление.  - Андрей кивком указал в сторону стеклянной перегородки дежурной части.  - На имя Зарудного. Управление внутренних дел города Конотопа, начальнику уголовного розыска подполковнику полиции Зарудному Владимиру Семеновичу. Дальше излагайте все, что вам известно. Вперед!
        Было непонятно, кому он скомандовал «Вперед!»  - странному посетителю или Горелому, которому уже не терпелось выйти отсюда. Каждый отреагировал по-своему: Сергей вышел под моросящий мартовский дождик, а «мушкетер» Коваленко неуверенной трусцой направился к дежурному.
        На ходу он отступил, пропуская одного из патрульных, тот волок пьяному ведро с водой и швабру.
        Почти пять лет назад капитана полиции, опера «убойного» отдела Сергея Горелого обвинили в превышении служебных полномочий и взяточничестве.
        Угодив под программу плановой чистки рядов, затеянной недавно назначенным министром внутренних дел, Горелый не удивился скорому суду и приговору - пять лет лишения свободы с запретом на занятие каких-либо должностей в органах МВД в течение трех лет по окончании срока заключения. Если честно, обратно в органы после всего, что с ним случилось, Горелый вряд ли был готов вернуться, хотя и признавал: ничего, кроме как ловить бандитов и убийц, он толком так и не научился делать.
        Кроме того, Горелый понимал еще некоторые вещи. Например, то, что он, раз уж попался, был вынужден искупать грехи чуть ли не всей конотопской полиции, и хорошо еще, что не пришлось потом ответить за всех ментов Сумщины, которые немало успели накосячить за годы пребывания у власти преступников во главе с тогдашним президентом страны. Или то, что для него все могло сложиться гораздо хуже, если бы не вмешался Семенович, он же Владимир Зарудный, в ту пору еще пребывавший в должности начальника «убойного» отдела. Собственно, Зарудного назначили на эту должность в рамках все той же операции «Чистые руки», то есть формально он сменил на ней коррумпированного предшественника. Значит, доверие к Зарудному пока еще было, и он воспользовался этим, спасая, по его словам, задницу Сергея от горячей сковороды.
        Если бы «дело Горелого» кто-нибудь взялся раскрутить по-настоящему, по полной программе, то вряд ли Сергей получил относительно мягкий приговор и возможность выйти «на свободу с чистой совестью» досрочно - на целый год! Мелочь, казалось бы, по сравнению со всем остальным, а приятно. Потому что история, в которой он увяз по уши, будь на то чье-то желание или злая воля, могла потянуть на куда более серьезное наказание.
        Началось все с того, что Катерина, тогда еще законная супруга Горелого, попросила мужа разобраться в деле одного, по ее словам, «хорошего знакомого». Так сказать, прояснить обстоятельства. Сообщила, кому он приходится родичем, а кому дружбаном, но в то время это не имело для Сергея ни малейшего значения. Он, как и подавляющее большинство сыскарей, не пренебрегал так называемыми заказными расследованиями. В таких ситуациях надо тонко чувствовать грань - когда можно действовать самостоятельно, а когда пора привлекать непосредственное начальство, засылая ему авансом оговоренный процент от гонорара, а взамен получая полулегальное прикрытие. Это был именно тот случай, когда Горелый решил рискнуть и обойтись своими силами.
        А история оказалась на редкость банальной. На одного конотопского предпринимателя средней руки начали наезжать какие-то отморозки, требуя, чтобы тот взял в партнеры владельца левой фирмы. Это якобы должно было помочь «партнеру» легализовать собственные мутные схемы - там даже фигурировали какие-то связи с российскими контрабандистами, что неудивительно: граница-то вот она, рядом. И если бы в этих схемах не было контрабанды, возможно, все бы утряслось, сотрудничали бы как миленькие. Но предприниматель отказался связываться с откровенной уголовщиной. Слово за слово, посыпались угрозы. В конце концов предпринимателю сожгли машину, после чего он начал искать концы в полиции, поскольку понимал: никто не даст ход официальному заявлению так оперативно, как ему требовалось.
        Это уже после капитан Горелый сообразил: далеко не весь расклад был ему известен. Развели его, как пацана. И вовсе не бандюки-отморозки.
        Потолковав с протеже жены, Сергей взял пару дней на проверку информации, прояснил для себя ситуацию, порасспросил кого следовало и только после этого решился вписаться в историю. Ничего сложного в ней, на первый взгляд, не было; он подключил еще одного опера, который постоянно был в подобных темах, вместе они задержали по какому-то незначительному поводу отморозков, а подброшенный косяк с анашой сработал безотказно. С этим же коллегой Горелый вывез задержанных в соседний район, запер в камере одного из поселковых отделений полиции и провел с ними воспитательную работу. После этого предпринимателя оставили в покое, Сергей получил заработанное и даже успел подзабыть это вполне рядовое дельце, на которое, даже без особого напряжения, ушло не больше недели.
        Ну а через полгода, когда грянули показательные чистки в полицейских рядах, отморозки внезапно превратились в потерпевших и накатали на Сергея Горелого телегу. В ней, в частности, значилось: «Сотрудник уголовного розыска выполнял заказ частного предпринимателя». А частный предприниматель, не будучи дураком, быстренько написал свое заявление: мол, капитан полиции Сергей Горелый организовал на него наезд, а затем предложил услуги по решению вопроса, затребовав сумму, отличавшуюся от реально полученной ровно в два с половиной раза - естественно, в сторону увеличения.
        Нет ни малейших сомнений, что и конотопское, и сумское, и даже киевское полицейское начальство прекрасно понимало истинное положение вещей. Оттого и Зарудный подключился моментально, пояснив Горелому то, что он, в принципе, знал и сам: если не взять на себя превышение служебных полномочий и получение взятки, все может кончиться обвинениями в незаконном лишении свободы, крышевании криминальных структур и участии в нелегальном бизнесе. За это суд накрутит много больше. А так все ограничится «пятерочкой», реально - четыре года и «досрочка» при образцовом поведении.
        Зарудный также отметил тот факт, что Сергей влип в одиночку. Но если он упрется рогом и дело начнут раскручивать по полной на фоне показательной борьбы со злоупотреблениями в органах, то заметут еще пару-тройку ментов, и тогда нет никакой гарантии, что он, Сергей Горелый, не пойдет в качестве организатора преступной группы из числа действующих сотрудников Конотопского УМВД. «Людей подставишь,  - сказал тогда прямым текстом Зарудный.  - Тебе-то уже все равно, не отвертишься. Хотя бы коллег пожалей». И напомнил, что подельник Сергея, тот самый опер, с которым брали они отморозков, до сих пор не в деле. Если Горелый будет стоять на своем, придется назвать его имя, а у парня молодая жена, ребенок, и новый министр вроде бы обещал ему к концу года квартиру. Ну не ломать же человеку жизнь!
        С этим Сергей согласился. И все взял на себя.
        С так называемыми потерпевшими, как и обещал Зарудный, соответствующую работу провели: отморозки заявление свое забрали, остались только обвинения со стороны предпринимателя в вымогательстве.
        Позже, уже после суда, Сергей узнал: у его Кати уже давно все закрутилось с этим самым конотопским дельцом. И неспроста она свела его с мужем-ментом. Правда, в ту пору эти отношения были еще весьма неопределенными и опирались только на нежелание Катерины и дальше жить с опером без особых перспектив карьерного роста. Но перспективы - дело наживное, главное - иметь желание и стремление, а желания расти по службе у прирожденного сыскаря Сергея Горелого не было в принципе. Как знать, может, и ушла бы Катерина от мужа к любовнику тихо-мирно, если б не это уголовное дело, резко ускорившее события.
        Пока Горелого судили, жена подала на развод и получила его довольно быстро. Заодно и выписала бывшего мужа из квартиры. Любовник перебрался к ней, потому что собственное жилье ему пришлось оставить бывшей супруге: он тоже развелся ради возможности сойтись с Катериной. Уж что там он в ней нашел, бывший опер так и не смог понять. Ну, мало ли, бывает. Кто ее разберет, эту самую страстную любовь…
        Освободившись из колонии, Сергей вернулся фактически в никуда. Он был родом из Конотопского района, и в родном селе, носившем красноречивое название Грузское, до сих пор жила его мать. В самом Конотопе проживал его младший брат, недолюбливавший старшего: сначала - потому что мент, а потом - потому что бомж с сомнительной репутацией. Как бы то ни было, но, перекантовавшись после освобождения несколько дней у матери, отъевшись, отпившись и отоспавшись, Горелый приехал в Конотоп и поселился у брата, у которого имелся в предместье неплохой домик, поскольку младший понемногу приторговывал стройматериалами.
        Но зачем он поперся к Катерине, что собирался выяснить с ее любовником, Сергей так и не смог четко объяснить сам себе. В начале этой встречи все шло тихо-мирно, без скандала - вполне культурно выпивали. Может, без скандала бы и не обошлось, поскольку, опрокидывая рюмку за рюмкой, Горелый мало-помалу накалялся. Но в какой момент и из-за чего Катерина вдруг втихомолку вызвала полицию, он так и не понял. От ее сожителя вполне можно было ждать чего-то подобного, но вот от бывшей жены…
        Ночевать Сергей остался у Шполы.
        Лида, жена друга, относилась к нему нормально, даже с симпатией. Она вообще была на редкость терпеливой, не чета другим женам оперов-«убойников». Накрыла скромный стол, сама поставила в центре бутылку, даже выпила с мужчинами «за возвращение», после чего отправилась укладывать четырехлетнюю дочку - малышка родилась как раз в то время, когда Горелого судили.
        Мужчины посидели еще часок, основательно добавили и тоже отправились спать.
        Утром Сергей проснулся со свинцовой тяжестью в голове, которая стала уже привычной. Еще бы, какой день подряд он не просыхает! В квартире было пусто и тихо. Он неторопливо сполз с гостевого кресла-кровати, побрел в кухню. На столе лежала записка с подробными указаниями: чем позавтракать и где находится припасенное еще с вечера пиво.
        Сергей начал с «лекарства». Откупорил бутылку, припал к горлышку. Содержимое убыло наполовину, когда в комнате зазвонил телефон.
        Поколебавшись пару секунд, Сергей все же решил взять трубку. Мобильного у него пока еще не было, а это, скорее всего, звонил Андрей - поинтересоваться самочувствием и планами на сегодня. Наверняка знает, что гость уже очухался, а идти ему особо некуда.
        - Слушаю!  - произнес Сергей.
        - У тебя все в норме?  - послышался голос Шполы на том конце линии. В нем явно ощущалось напряжение, и это заставило напрячься и Сергея.
        - Угу. Спасибо за пиво.
        - Не за что. Слушай, помнишь вчерашнего чудика, этого, с бородкой? Которому смерть напророчили.
        - А… И что там с ним?
        - Умер сегодня ночью…  - Пауза.  - Убили его.
        Часть 2
        Невеселая вдова
        Как выяснилось, накануне вечером Николай Коваленко так ни о чем в полицию и не заявил.
        Дежурный капитан даже толком припомнить не мог прилично одетого человека с мушкетерской бородкой. Сперва его вниманием - да и вниманием всех, кто находился в тот момент в отделе,  - завладела суматоха патрульных вокруг пьяного придурка. Потом - это видел и сам Шпола - приволокли агрессивного армянина, который размахивал ножом на стоянке такси рядом с торговым центром. Разумеется, дежурный капитан зацепился краем глаза за мужчину средних лет, беседовавшего со Шполой и Горелым, но не придал ни этой ситуации, ни самому посетителю никакого значения на фоне того, что началось, когда выручать земляка примчались с полдесятка его разгоряченных соплеменников.
        Выходит, Николай Коваленко, напуганный пророчеством гадалки, сначала явился в полицию, а затем, потолковав со случайно встреченным сотрудником уголовного розыска, которого наверняка счел компетентным в таких вопросах, решил не писать заявление, не сетовать на предсказание, что, вообще-то, было бы странно, а просто развернулся и пошел своей дорогой.
        Как выяснилось позже, навстречу собственной смерти.
        Тело предпринимателя обнаружила его жена Галина, которая перед этим всю ночь ждала мужа и не могла с ним связаться по мобильному: начиная с половины одиннадцатого его телефон уныло бубнил одно и то же: «Абонент не может принять ваш звонок…» Так или иначе, но Галина Коваленко оказалась последней, кто говорил с Николаем.
        Не считая, разумеется, убийцы.
        А опер-«убойник» Андрей Шпола, выходит, оказался последним, кто видел Коваленко живым.
        Не считая, опять-таки, убийцы.
        Память на любые мелочи, которые могли бы иметь отношение к совершенному преступлению, у Шполы была профессионально натренированной. Поэтому он не слишком напрягался, чтобы уточнить время, когда Коваленко явился в полицию: на стенных часах дежурной части было десять минут десятого. Обстоятельства сложились так, что Шпола мог точно сказать, сколько длилась их беседа и когда они расстались. Разговор с Коваленко был прерван звонком подполковника Зарудного, и мобильник зафиксировал точное время этого звонка - 21.16. Сразу после этого Горелый, а следом за ним и Шпола покинули дежурную часть, оставив Коваленко самостоятельно разбираться со своими проблемами.
        Ну а тот спустя пару минут тоже ушел, очевидно, поняв, что полиции сейчас не до него и что его либо высмеют и не примут заявление, либо примут, но не высмеют, а обругают полоумного посетителя, которому явно нечем заняться, иначе зачем бы ему мешать работать серьезным людям. Поэтому Коваленко позвонил жене и предупредил, что отправляется по делам, возможно, задержится и вернется поздно. Пусть она его не ждет и ложится. Ничего странного в таком звонке не было. Бизнес Коваленко в последнее время пошатнулся, и он все чаще выбирался на работу ранним утром, а возвращался к полуночи. Жене он звонил также на сотовый, время разговора было известно - 22.14. Примерно через час Галина набрала его номер, чтобы поинтересоваться, как у него дела и где он сейчас. Абонент уже не отвечал.
        Ночью женщина позвонила в полицию - пропал муж!  - и получила прогнозируемый ответ: загулял, ждите. Не появится через двое суток - несите заявление, примем. Не зная, как быть, Галина позвонила другу семьи, некоему Олегу Познякову, чтобы тот приехал и хоть что-нибудь предпринял. Единственное, до чего додумался Позняков,  - снова позвонить в полицию, где и получил аналогичную отповедь. Перед рассветом измученная Галина, выпив по настоянию Олега полстакана коньяка, уснула.
        Примерно около шести под окнами дома послышался звук проезжающей машины.
        Автомобиль остановился. Посигналил.
        Коваленко жили в частном секторе, и, если машина останавливалась у их дома и тем более сигналила, это означало одно: приехали к ним. От резкого звука клаксона Галина в испуге вскочила. Позняков, прихватив зачем-то каминную кочергу, поспешил на улицу, но, пока бежал к калитке, машина отъехала.
        На мокрой дорожке у калитки лежало мертвое тело Николая Коваленко.
        Кто-то выстрелил ему в голову.
        Вскрытие показало: смерть наступила между половиной двенадцатого и началом первого ночи. Если понадобится, можно уточнить. Но и этого пока было достаточно.
        До утра тело жертвы пролежало на бетонном полу - эксперты обнаружили соответствующие частицы на одежде Коваленко. Следов насилия, не считая проникающего ранения в голову, на его теле не было. Он подпустил убийцу вплотную - следовательно, знал его и, вероятно, ему доверял. Наконец, его тело привезли непосредственно к дому, но не просто вышвырнули из машины, а предварительно предупредили обитателей дома, чтобы те вышли и забрали убитого. Это явно была какая-то демонстрация. И эти действия лишний раз подтверждали: убийца знал не только самого Коваленко, но и его домашний адрес, и, вполне вероятно, мог быть знаком с его женой. А может, и с другом семьи Олегом Позняковым.
        И под конец - информация к размышлению. На встречу с убийцей Николай Коваленко поехал сразу после того, как, поговорив с опером Андреем Шполой, решил не писать заявление и не уведомлять органы внутренних дел о недавнем пророчестве по поводу близкой собственной смерти. Вместо этого он предупредил жену о каких-то неотложных делах, хотя всего пару часов назад звонил ей, спрашивая, что купить к ужину, следовательно, он уже направлялся в сторону дома.
        Планы его резко изменились после визита в горотдел.
        Либо Коваленко о чем-то внезапно догадался, либо…
        Так или иначе, но странное предсказание неведомой гадалки подтвердилось с поразительной точностью.
        Все это Андрей Шпола выложил вечером Горелому. А перед этим позвонил и попросился еще раз у них заночевать - если, конечно, у Сергея нет срочных дел.
        Срочных дел у бывшего заключенного пока не имелось, как, впрочем, и любых других. У Горелого вообще пока не было никаких планов на ближайшее будущее. Не было и желания сходить к своей бывшей и как следует набить морду ее хахалю за вчерашнее. К брату тоже не тянуло, хотя там осталось все его немудреное имущество - сумка со сменой белья и чистым свитером.
        Обойдется. С этого момента и до самого вечера мысли в похмельной голове Горелого крутились вокруг истории убийства мужчины с мушкетерской бородкой, которому предсказали скорую смерть. Так же, как и Андрей Шпола, он видел жертву и говорил с ней за несколько часов до убийства. И, следовательно, чувствовал себя в известной мере причастным к этим событиям. Вместе с тем он понимал: кто-кто, а уж освобожденный всего одиннадцать дней назад из мест заключения бывший работник уголовного розыска имеет самые минимальные шансы подключиться к процессу поиска истины.
        - И что ты об этом думаешь?  - деловито поинтересовался Сергей, когда мужчины наконец-то уселись за стол, отправив Лиду в детскую, и традиционно выпили по первой.
        - Пока ничего,  - пожал плечами Шпола.  - Вообще никто ничего еще не думает. И что тут сенсационного: людей, в конце концов, убивают чуть ли не ежедневно. И ты, Серый, знаешь это не хуже меня.
        - Ежедневно убивают тех, кому накануне напророчили смерть?
        - Ну, с этим все пока еще довольно мутно,  - признался Андрей.  - Целый день провозились с окружением этого Коваленко. Человек как человек, все, кто его знал, отзываются о нем позитивно. Лишнего не пил, курить недавно бросил, по бабам не ходок…
        - Это тебе жена… то есть вдова сказала?
        - Вдова, Серега, пока вообще ничего не в состоянии сказать. Увидела труп в луже - и хлопнулась в обморок. А когда скорая приехала и ее привели в чувство, впала в истерику. Ей вкатили такую дозу успокоительного, что она, даже когда малость оклемалась, все равно в неадеквате. До завтра с ней бесполезно пытаться говорить.
        - А друг семьи?
        - Вот он-то в основном и давал показания. Об убитом - только положительное.
        - Ну ясно, друг все-таки… У них что, общий бизнес? Чем вообще Коваленко занимался?
        - Интернет, кабельное и спутниковое телевидение. Позняков ему не конкурент: этот в основном на полиграфических услугах специализируется. Реклама всякая, визитки - короче, у обоих безнес небольшой, но более-менее стабильный. И, по крайней мере на первый взгляд, в делах у них все чисто.
        - На первый взгляд… Что, есть сомнения?
        Шпола разлил еще по одной. Горелый одобрительно кивнул.
        - А ты бы разве не сомневался?  - продолжал Андрей.  - Была же какая-то причина, чтобы вот так мужика грохнуть. Причем из «ТТ», а в наших палестинах, сам знаешь, это оружие не такое уж уникальное. Кто угодно мог с ним разобраться, и причина могла быть самая чепуховая. Тут самого покойника надо в первую очередь разрабатывать. Уж больно безгрешный, чисто ангел. По крайней мере, так о нем Позняков говорит, да и коллеги, сотрудники, знакомые…
        - Машина, из которой труп выбросили, наследила?
        - А то!  - Призывно подняв рюмку, Шпола одним махом выпил содержимое, похрустел квашеной капусткой и подождал, пока друг сделает то же самое.  - Только толку - ноль. Автомобиль, принадлежавший Коваленко, нашли за городом. Никаких следов, ни одного отпечатка. Тот, кто убил, сперва отогнал эту тачку подальше от места преступления, потом выдраил салон, не пожалев времени, чтобы ничего не упустить. Грамотный. Ну а потом занялся утилизацией трупа.
        - Марку его машины удалось установить?
        - Ну ты, Серый, как маленький! Какой вообще в этом смысл? Допустим, экспертиза скажет: ваш труп доставили к дому… не знаю… ну, на «вольво». Знаешь, сколько этих «вольво» в Конотопе? На самом деле меня куда больше эта ведьма интересует.
        - Какая еще ведьма?
        - Конотопская.  - Андрей криво усмехнулся собственной шутке.  - Ходил же Коваленко к гадалке? Выходит, она напророчила, пророчество сбылось. Вопрос: какого хрена его к ведьме понесло? И еще один: откуда такие предсказания берутся? Ты веришь во всякую такую мистику?
        Теперь пришел черед Горелого ухмыльнуться.
        - Ты же сам назвал все это мистикой, значит, допускаешь, что она существует.
        - Пока что это всего лишь совпадение, не больше.
        Последняя фраза прозвучала не слишком уверенно.
        - Выходит, Андрюха, ты веришь в совпадения?  - еще шире улыбнулся Горелый.  - Это нормально для тертого опера?
        - То есть,  - после паузы снова заговорил Шпола, наливая еще по одной,  - тут надо либо поверить в потусторонние силы, ведь предсказания всяких там бабок и теток время от времени сбываются, либо согласиться с тем, что, вопреки логике, теории вероятности и нашему с тобой оперативному опыту, подобные совпадения все-таки имеют место быть. И если какая-то ворожка…
        - Ведьма,  - уточнил Сергей.
        - Пусть ведьма,  - кивнул Шпола.  - Так вот, если какая-то ведьма вдруг от фонаря брякает человеку: «Ты послезавтра умрешь!»  - и тот спустя самое короткое время действительно помирает… Ну куда уж реальнее?
        - Если раковому больному сказать, что он скоро умрет, это не пророчество. Но и не ошибка. И уж тем более не вранье.
        - Коваленко был вполне здоров. Вскрытие это подтвердило. К тому же если б и болел, то это означало бы, что либо ведьма эта каким-то образом определила опасный недуг, либо…
        Шпола, чувствуя, что окончательно запутался в лабиринте собственных допущений, вместо того чтобы закончить фразу, выпил. Правда, в последнее мгновение сдержался и только переполовинил рюмку, вместо того чтобы выпить все до донышка.
        - Так или иначе, а придется искать эту ведьму,  - выдохнул он.
        - Раньше наш отдел вроде бы ведьмами не занимался…
        - А кто ими будет заниматься?  - моментально парировал Шпола.  - Разве что «мошенники»…  - Он имел в виду отдел уголовного розыска, работавший с жертвами мошеннических схем, среди которых время от времени попадались пострадавшие от всяких там гадалок и доморощенных гипнотизеров.
        - Ну так спросите у жены, то есть вдовы. Ведь Коваленко сам сказал, помнишь - сходить к этой гадалке ему жена посоветовала. Она сама к ней наведывалась. В чем проблема?
        - Эта самая Галина Коваленко пока что никому ничего не скажет.  - Шпола задумчиво пожевал губу.  - Думаешь, я забыл эти его слова? Так что здесь голяк: в шоке она.
        - Такой шок, что она не в состоянии назвать имя бабки, к которой мужу посоветовала сходить?
        - А почему, собственно, ты решил, что наша ведьма - какая-то бабка?
        И в самом деле!
        На это Горелый не нашелся, что сказать. Он только молча повертел в руке пустую рюмку и поставил ее на место.
        Восприняв это как предложение, Шпола снова взялся за бутылку, но остановился на полпути: взгляд друга заставил его насторожиться. Давно зная Сергея, отпахав с ним в розыске не один год, он почувствовал: в эту минуту мысли бывшего сыщика витают где-то очень далеко от его кухни. И почему, собственно, бывшего? Сыскарь - это пожизненно. Как те же автогонщики. Даже уйдя из большого спорта или разбившись на треке и оказавшись навсегда прикованным к инвалидному креслу, «адский водитель» все равно им и остается. Если кто-то желает в этом убедиться - пусть позволит ему сесть за руль.
        Сергей Горелый с этого дня считал, что он «за рулем».
        Пусть это и выглядит странно: вчерашний зэк, еще даже не получивший паспорт взамен справки об освобождении, начинает ломать голову над убийством, которое кто-то якобы предсказал. Хотя… Тут есть свои тонкости: напророчить смерть и сообщить человеку, что его вот-вот убьют,  - две совершенно разные вещи.
        Внезапно Андрею Шполе остро - так, что даже суставы заныли и в висках застучало,  - захотелось немедленно услать друга из города. Подальше от его прежней, дозоновской жизни, чтобы не пытался никуда встрять и не натворил глупостей из желания доказать самому себе, что есть еще порох в пороховницах, а всем остальным - что рано списали опера, который всегда был не глупее коллег, а сейчас, пожалуй, стал даже умнее их. Во всяком случае Андрей был уверен: сейчас Горелый думает именно об этом. И сам он, позабыв о дружеском застолье, погрузился в совсем другого рода размышления: как бы деликатно и безболезненно спровадить Серого из Конотопа, где некие ведьмы доподлинно знают, кому из ныне живущих вскорости предстоит отдать концы…
        Но долго предаваться этим раздумьям ни Шполе, ни Горелому не было суждено. Подал голос телефон, который Андрей предусмотрительно выложил на стол перед собой.
        - Семеныч,  - проговорил опер, взглянув на экран.  - Опять!
        - По мою душу, что ли?  - уточнил Горелый.
        - Мне-то откуда знать? Но сегодня спрашивал о тебе.
        - Да мне то что…
        Сергей полез за сигаретами, но вовремя вспомнил: теперь, когда в доме появился ребенок, Лида гоняет мужиков с куревом, а Шпола ее поддерживает - сам не курит, даже на балконе. Поэтому, начадив в кухне сегодня утром, Горелый после обеда тщательно проветрил всю квартиру, но все равно получил нагоняй от Лиды, когда она вернулась с малышкой из детского сада.
        - Слушаю!  - Андрей приложил трубку к уху, потом взглянул на Горелого.  - У меня. Сидим. Не знаю…  - Не прикрыв микрофон ладонью, чтобы Зарудный слышал, что происходит, он проинформировал друга:  - Владимир Семеныч собирается прямо сейчас подъехать.
        - Ну какой же в городе Конотопе начальник уголовного розыска! Истинный демократ!  - язвительно прокомментировал Сергей, намеренно повысив голос, чтобы на том конце линии было слышно каждое слово.
        - Может, сам поговоришь? Что мы тут в испорченный телефон играем…
        Шпола протянул телефон Горелому.
        - Не хочу!  - огрызнулся тот, поднялся и сунул сигареты, лежавшие на краю стола, в карман.  - И вообще, пойду-ка я отсюда.
        Тепер уже Шпола зыркнул на друга исподлобья. Ситуацию, сложившуюся между Горелым и Зарудным, он знал на ять. И понимал настроение Сергея. В то же время ему совсем не улыбалось превратиться во что-то вроде буферной зоны между непосредственным начальником, подполковником, и другом, который только что отбыл наказание и по сей день еще считается криминальным элементом, пусть и условно-досрочно освобожденным. Потому что бывших зэков, как и бывших сыщиков, не бывает.
        - Ну, я не знаю…  - неуверенно проговорил Андрей в трубку.
        Не дожидаясь конца телефонного разговора, Горелый вышел в коридор, снял с вешалки свою пятнистую куртку, натянул ее и принялся шнуровать башмаки. Он успел покончить с левым, когда из кухни появился Шпола.
        - Тебе делать нечего?
        - Ты о чем это?  - Горелый даже не взглянул в его сторону.
        - Сам знаешь. Я в дурацком положении. Может, все-таки порешаешь свои дела с Семеновичем сам?
        - А у меня с ментовским подполканом нет никаких дел,  - в тон другу ответил Сергей, справился наконец со шнурком, притопнул и нахлобучил на голову такого же цвета, как и камуфляжная куртка, кепчонку.
        - Куда собрался? К брату?
        - И не надейся,  - криво усмехнулся Горелый.  - Там я еще меньше нужен, чем здесь.
        - Не мели языком!
        - Я и не мелю… Да не парься ты! Дай вторые ключи, пойду пройдусь. Покурю, проветрюсь, пораскину мозгами. Я ж весь день у тебя провалялся.
        Шпола пожал плечами, снял с гвоздика запасную связку ключей на брелоке-игрушке - дочка выиграла в какой-то детской беспроигрышной лотерее - и протянул Сергею.
        - Я бы на твоем месте долго не разгуливал.
        - Не боись. Малость пошляюсь и приду. Все равно у тебя лучше, чем у братца.  - Потом, словно вспомнив что-то, уточнил:  - Часа полтора, где-то так…
        Сергей Горелый надеялся, что этого времени ему хватит.
        По ходу застольного разговора Шпола среди прочего назвал домашний адрес Николая Коваленко. Горелый, хорошо знавший город, мгновенно прикинул: не так чтоб далеко отсюда, а маршрутки в это время еще ходят.
        Можно управиться за час. В крайнем случае за полтора.
        К концу дня дождь сменился серой завесой тумана. Он уже с обеда начал наползать на город и теперь сделал поздний мартовский вечер не просто темным, а похожим на что-то вроде гигантской порции крепкого кофе с молоком, вернее, с густыми сливками.
        Закурив и сунув руки в карманы куртки, Горелый втянул голову в плечи и двинулся сквозь туманную мглу через дворы. Выйдя к трамвайной колее, он свернул налево и зашагал вдоль бордюра, время от времени оглядываясь - не прорежутся ли в непроницаемой пелене фары маршрутки. Когда наконец одна из них вынырнула из мглы, осветив одинокого пешехода, Сергей замахал руками, останавливая «газель». Войдя в салон, он выгреб из кармана всю оставшуюся мелочь и ссыпал ее в протянутую руку водителя. Хочет - пусть считает, все равно больше у него нет ни гроша. Вчерашние патрульные сержанты, оскорбленные наглядным уроком Сергея, капитально почистили его карманы. Что они в них пытались найти - неведомо, но в результате по-шакальи выгребли все, что Сергей позволил себе взять у матери. Собственных денег у вчерашнего заключенного уже не было, а просить на мелкие расходы у Шполы и тем более у братца Юрия Горелому не хотелось.
        Пока ехал, мысленно похвалил подполковника Зарудного за его настойчивое желание встретиться и, очевидно, выяснить отношения, которые так и остались недовыясненными тогда, весной две тысячи десятого. Если б не эта его настырность, Сергею пришлось бы искать какой-нибудь другой правдоподобный повод, чтобы в одиночку выйти на улицу. А выйти не терпелось: все, что рассказал Андрей о поведении убитой горем вдовы Коваленко, Горелому сильно не понравилось.
        Да, человек вполне может впасть в ступор от неожиданного трагического известия. Но невозможно тормозить до такой степени, чтобы не понять: между странным пророчеством о близкой смерти и трагедией, которая вскоре произошла, подтвердив это пророчество, должна существовать прямая связь. Следовательно, первое, что должна была сообщить следствию безутешная вдова,  - это имя и адрес той самой ворожки. Хотя бы из-за отсутствия иных зацепок. Как бы то ни было, Галина Коваленко явно прикрывалась собственным горем, а друг семьи Олег Позняков всеми силами пытался оградить ее от, вероятно, нежелательных для нее вопросов.
        Не обратить на это внимания мог только слепец или полный тупица. Андрей Шпола не был ни тем ни другим, но все же не заподозрил ни Галину Коваленко, ни Познякова в причастности к совершению преступления. В противном случае обоих уже давно прессовали бы в розыске как подозреваемых, разведя по разным кабинетам. И Шпола принимал бы в этом прессинге самое непосредственное участие. Но на данный момент Галина - потерпевшая, а Позняков вообще постороннее лицо, и их не тронут, потому что для этого нет ни малейших оснований. Соответственно, эти двое (в особенности Галина!) могут и имеют право сообщать полиции только то, что считают необходимым, и как можно дольше скрывать ту информацию, которая может им как-то навредить.
        Машрутка притормозила и остановилась на нужной остановке. Горелый вышел в туман. Огляделся, прикидывая направление, снова закурил и двинулся, чавкая ботинками, к едва освещенному частному сектору.
        «С другой стороны,  - продолжал он рассуждать,  - Галина Коваленко вряд ли совсем уж непролазная дурища, следовательно, понимает, что рано или поздно придется ответить на вопрос: кто такая эта ясновидящая и где она проживает. Значит, ей просто необходимо отсрочить момент, когда этот вопрос будет задан. А тем временем решится нечто такое, о чем никто, кроме нее самой и, возможно, Познякова, не знает и не должен узнать. Но раз так, надо ковать железо, пока горячо».
        Приближаясь к дому Коваленко, Горелый вовсе не считал, что помогает Шполе. Вернее, он намеревался проделать то, чего Андрей, как официальное лицо, не мог себе позволить. А получив ответ на свой вопрос, позже он охотно поделится информацией с другом. Впрочем, ему, Сергею Горелому, было известно, что никто, в том числе и друг, этих его действий не одобрит.
        Найдя нужный ему дом, он бросил в слякоть окурок и пошарил справа от ворот, отыскивая кнопку звонка. Нашел, нажал.
        Минут через пять послышались приближающиеся к воротам шаги, затем - встревоженное:
        - Кто там?
        Голос принадлежал мужчине.
        - Милиция!  - рявкнул Горелый, надеясь, что подобный тон вызовет доверие.
        И он не ошибся: обитая листовым металлом калитка приоткрылась, за ней замаячила, сливаясь с окружающим туманом, бледная физиономия.
        - Ваши уже были…
        - Я еще не был!  - В голосе Горелого лязгал металл.  - Есть ряд вопросов. Вы кто? Ваши документы!
        - Но я…
        - Все ясно.  - Сергей решительно рванул калитку на себя, потеснив мужчину в плаще, наброшенном поверх свитера,  - курносого растрепанного очкарика.  - Галина Коваленко дома?
        - Дома, только…
        - Давайте пройдем.  - Тон Горелого не предусматривал возражений.  - Вы так и не представились. Документы при вас есть? Паспорт или…
        - Водительские права, но…
        - Давайте без «но», права только в Америке удостоверяют личность владельца. Насмотрятся, блин, телевизора…
        - При чем тут телевизор?  - Очкарик окончательно перестал что-либо понимать.
        - Вы кто такой, собственно? Или мне задержать вас до выяснения?
        - Как это - задержать?
        - Элементарно. Фамилия!
        - Позняков…
        - Кто такой?
        - Да я здесь…
        - Вижу, что здесь! Кто еще в доме?
        - Н-никого…  - Курносый Позняков поправил сползающие на нос очки.
        - А Галина Коваленко?
        - Галина есть…
        - Звонили вам?
        - Кто?
        - Сейчас объясню.  - Металл из голоса Сергея пропал. «Ну и хватит для начала»,  - решил он. К туману, окутавшему все вокруг, он достаточно подпустил и своего туманца.
        Едва переступив порог, он мгновенно понял: хозяин этого дома вряд ли собирался помирать. Во дворе, да еще и в полумраке, это не так бросалось в глаза, но внутри сразу стало ясно, что над первым этажом начали надстраивать второй, и теперь неизвестно, когда все это завершится и завершится ли вообще.
        Строительные инструменты и сложенные грудой материалы занимали целый угол в просторной комнате, откуда, по замыслу покойного хозяина, наверх, в уютную мансарду, должна была вести винтовая лестница. Из-за этой - иначе и не скажешь!  - свалки атмосфера в доме была еще более угнетающей, ни о каком уюте не было и речи.
        Горелый снял кепку и, не зная, куда ее пристроить, сложил пополам, сунул в карман куртки. Саму куртку расстегнул, бросив на очкастого Познякова суровый взгляд, а заодно отметив, что за то время, пока они пересекали двор, друг семьи малость очухался. В его следующем вопросе уже слышался вызов:
        - Что-то вы не похожи на полицию… А у вас документики имеются?
        - У нас все имеется, гражданин!  - рыкнул Сергей, не собираясь уступать инициативу какому-то ботанику.  - И пока я не начал тут демонстрировать свои возможности и полномочия, давайте-ка лучше по-быстрому проясним несколько вопросов, после чего я оставлю вас в покое. Если, конечно, покой в вашей ситуации вообще возможен. Значит, вам точно не звонили? Мы ведь проверим, так что лучше бы вам не врать.
        Горелый отчаянно блефовал. Если предположить, что вдова Николая Коваленко и друг семьи, чей статус еще предстояло уточнить - уж слишком уверенно он держался в чужом доме,  - действительно вместе решили что-то скрыть от следствия, то не исключено, что оба в связи с этим чего-то очень боятся. В противном случае имя и адрес так называемой ведьмы Галина назвала бы при первом контакте с угрозыском. Да и Позняков, который, вне всякого сомнения, в курсе всех семейных дел Коваленко, наверняка сообщил бы эту информацию. Ну а люди, которые чего-то боятся, еще больше опасаются того, что их в этом изобличат. «Следовательно, не будет ошибкой считать, что Галина Коваленко должна сейчас вздрагивать от любого телефонного звонка, прежде всего - от неизвестного абонента»,  - решил Сергей.
        - Не звонили,  - механически пробормотал Позняков, даже не поинтересовавшись, кто должен был звонить, и подтвердив тем самым подозрения Горелого.
        - Еще позвонят,  - пообещал Сергей.  - Или придут. А то и подкараулят где-нибудь, кто их знает. Короче, обязательно потребуют, чтобы вы и дальше молчали.
        - О чем это мы молчим?  - Позняков снова попытался призвать на подмогу логику, чтобы понять, что происходит.
        - Ты думаешь, я не знаю, кто ты такой?  - внезапно грубым тоном, перейдя на «ты», произнес Горелый.  - Ты же знал, что мужика завалят. И жена его знала! И оба вы знаете, кто именно это сделал, а сейчас изображаете из себя партизан на допросе, вашу мать!
        - А вы… вы кто, собственно, такой?  - попытался было оказать хоть какое-то сопротивление Позняков.
        - Будешь и дальше играть в эти игры - считай, что я смерть твоя героическая!  - гаркнул Горелый, чтобы окончательно подавить любую попытку увести разговор в сторону или спустить на тормозах. Тем более что времени на все про все у него оставалось не так уж много.  - Не скажешь - никто никого уже не сможет защитить!
        - От чего защитить?  - Позняков уже не качал права, голос его звучал жалобно.
        - Вот это ты мне сейчас и скажешь! Иначе тот, кого вы оба так боитесь, сделает все, чтобы вы уже никогда никому не сказали ни слова!
        Читать по глазам бывший опер не разучился. Даже сквозь линзы очков было видно, что курносый Позняков очень хорошо понимает, от чего его предостерегает незнакомец. И даже осознает, что заигрался, что больше нет никакого смысла возмущенно восклицать: «Да что вы такое говорите?! О чем вы?!» С этого очкарику следовало начинать, а теперь он лихорадочно искал возможность увести разговор в сторону без особых для себя потерь.
        - Кто вы?  - внезапно послышался из-за спины Горелого хрипловатый женский голос.
        Мужчины одновременно обернулись и посмотрели в сторону двери, которая вела, судя по всему, в спальню.
        В дверном проеме, кутаясь в толстый махровый халат, стояла коротко стриженная женщина. Под глазами у нее залегли свинцовые круги, а халат не скрывал ее хрупкости, вернее худобы.
        - Во всяком случае, не меньший друг вашей семьи, чем, скажем, вот этот господин.  - Горелый неожиданно даже для себя сменил тон.  - Вы Галина?
        - Да,  - подтвердила женщина.  - Что вам нужно?
        - Я должен выяснить, не пытались ли вас запугать.
        - И поэтому сами начали с запугивания. Я все слышала.
        - Я не собирался никого пугать… Думаю, на вас и так достаточно нагнали страха.
        - И чего же мы, по-вашему, боимся?  - Женщина говорила негромко, выглядела немного заторможенной, но Сергей отнес это на счет транквилизаторов, которыми ее пичкали с самого утра. Как бы то ни было, вела она себя вполне адекватно, по крайней мере достаточно адекватно для того, чтобы отвечать на вопросы.
        - Галина, я тоже говорил с вашим мужем,  - начал Горелый.
        - Что значит «тоже»?
        - Это не важно,  - отмахнулся Сергей, бросив выразительный взгляд на Познякова: дескать, молчи, не суйся!  - Я имею в виду, что беседовал с Николаем Коваленко за час до того, как его телефон перестал отвечать. Хотите, опишу, как он выглядел?
        - Верю. Продолжайте.
        - Николай обмолвился, что ходил к какой-то ворожке. Вам известно об этом?
        Ответа не последовало. Галина Коваленко не знала, как ответить на вопрос незнакомца. И пока даже не решила, стоит ли вообще отвечать.
        - Хорошо. Он сказал, что пойти к этой женщине посоветовали ему вы. Это правда?
        - Нет!  - чересчур поспешно произнесла Галина.
        - Значит, он солгал? Но зачем? Послушайте, вас здесь двое, и ни один из вас не выглядит идиотом. Я нахожусь в этом доме неофициально, но завтра сюда заявится куча официальных лиц, и всем им известна эта сказочка про гадалку. Долго филонить с ними не получится. Зато я могу сделать так, что никто не узнает, что именно вы назвали адрес этой ясновидящей. Сложится впечатление, что полиция самостоятельно, без вашего участия, вычислила эту особу. А может, этой ворожке известно нечто такое, что может навредить лично вам, Галина?
        - Ничего ей не известно!
        И снова слишком поспешный ответ, но это уже кое-что: женщина больше ничего не отрицает, не изображает состояние шока в результате постигшего ее горя.
        - Тогда почему же вы так упорно отказываетесь назвать ее имя? Нам как минимум необходимо потолковать с этой прорицательницей. На фоне событий прошлой ночи - уж извините!  - такое желание выглядит довольно логичным. Если бы, Галина,  - тон Сергея вдруг стал доверительным, почти дружеским,  - ваш муж не пошел в полицию, чтобы ни с того ни с сего поведать о том, что ему предсказали близкую смерть, никто бы не стал даже спрашивать вас о той особе, которая, собственно, эту смерть и накликала. А убийцу бы искали… в общем, где нибудь в других местах. Кстати,  - вдруг спохватился Горелый,  - а кто на самом деле мог желать смерти Николаю Коваленко, да еще и такой жестокой? Ведь его выкрали, хладнокровно пристрелили, а затем подбросили труп к дому. У вас нет никаких предположений?
        Пока Сергей произносил это, друг семьи окончательно успокоился и снова попытался двинуться в наступление:
        - Послушайте, вы с таким гонором ворвались сюда… То пугаете, то пытаетесь успокоить, то снова начинаете запугивать! Кто вы, откуда, какую структуру представляете? Только не говорите, что имеете отношение к уголовному розыску!
        - Меня зовут Сергей. Для нормального общения этого пока вполне достаточно.
        Галина снова вмешалась:
        - Хорошо, Сергей, я не думаю, что вы желаете нам зла. И вы правы: что касается этой ясновидящей, меня не оставят в покое. Вы многое угадали…
        - Я не гадалка,  - машинально возразил Горелый.
        - Я действительно не хотела бы,  - продолжала Галина,  - чтобы эта женщина, о которой мы здесь говорим, узнала, что это я помогла полиции или кому-то еще найти ее. Она не скрывается, но обстоятельства, из-за которых полиция вынуждена ее разыскивать… Словом, вы понимаете… И если я сообщу вам, как ее найти, вы сделаете то, что обещали?
        - В любом случае ваше имя не будет названо,  - пообещал Горелый.
        - Я продиктую телефон. Что касается адреса… Я думаю, она там не живет, только принимает клиентов… то есть посетителей.
        - Почему вы так решили?
        - Однажды я пришла без предупреждения, а ее там не оказалось. Позже позвонила ей, договорилась о встрече - и тогда она меня ждала.
        - Хорошо, а имя у нее имеется? Фамилия?
        - Ну какая фамилия у гадалки!  - Наверняка Позняков счел это свое замечание глубокомысленным, а может, и остроумным.
        - Ее зовут Олеся.
        - Как вы с ней познакомились? Через газетное объявление, интернет?
        - Она не дает объявлений. Говорит, что так поступают только шарлатаны и мошенники.
        - Может, эта Олеся и денег с посетителей не берет?
        - Берет, сколько дадут. Говорит, что ее предназначение - помогать, а люди сами определяют меру ее помощи и размер благодарности.
        - Любопытно. А если ничего не дать?
        - Нельзя.  - Галина вдруг оживилась.  - Примета есть: ворожку надо отблагодарить как следует, не жадничать. Да она и сама знает, кто сколько готов залатить. Чувствует, понимаете?
        - Нет. Никогда не имел дела с подобными людьми. Чувствует, говорите?
        - Именно. А того, кто жадничает,  - его судьба накажет.
        - Любопытно.  - Горелого и в самом деле все это начинало интересовать.  - Ну и как наказывает судьба? Как вашего покойного мужа? Он что, пожалел лишнюю сотню гривен?
        Еще не закончив фразу, Сергей понял, что зря это сказал. Галина моментально замкнулась в себе, а Позняков изменился в лице.
        - Сейчас я запишу вам номер телефона,  - сухо и отчужденно произнесла женщина.  - Спросите у нее. Но не забудьте о нашей договоренности.
        Она развернулась и зашла в спальню, привычным движением прикрыв за собой дверь. Позняков, потоптавшись на месте, все же не удержался и последовал за нею. До Горелого донесся оттуда довольно громкий, но неразборчивый шепот: похоже, один из собеседников пытался что-то запретить другому, а тот упорно настаивал на своем. Сергей шагнул к двери, чтобы лучше слышать, но шепот оборвался.
        В следующее мгновение дверь спальни открылась, оттуда вышел Позняков и отдал Горелому синий прямоугольничек стикера с номером мобильного телефона, всем своим видом давая понять: тема исчерпана. Взяв бумажку, Сергей сунул ее в карман брюк и кивнул, прощаясь. Но прежде чем уйти, он взглянул на стенные часы - на протяжении всего разговора эти ходики с чисто декоративными гирями, стилизованные под старину, звучно тикали, раздражая его,  - и отметил, что управился довольно быстро. Вдова в конце концов раскололась…
        …Так Горелый совершил первую ошибку из целой череды последующих. И все вместе, и каждая в отдельности могли стоить ему жизни.
        Часть 3
        Конотопская ведьма
        Не такой уж он и большой - славный город Конотоп. И как уже было сказано, бывший опер-«убойник» Сергей Горелый знал его как собственную ладонь, причем порой ему доводилось забираться в такие закоулки - храни Господь! Но даже при том, что дожать скорбящую вдову удалось довольно быстро, все равно он не уложился в обещанные Шполе полтора часа. Прогулка затянулась на два с лишним, и Андрей, когда друг наконец-то ввалился в прихожую, выглядел рассерженным.
        - Малая, между прочим, только что угомонилась…  - вполголоса буркнул он.  - А я уже целый час сижу, жду и ломаю голову, откуда тебя сегодня придется вытаскивать.
        - А Лида?
        - Что - Лида?  - недоуменно уставился на Сергея Шпола.
        - Тоже улеглась?
        - При чем тут Лида? Ты где шлялся?
        - Думал.
        Ответ показался Андрею не слишком убедительным.
        - И до чего додумался?  - без энтузиазма полюбопытствовал он.  - Давай, проходи в кухню, нечего маячить в коридоре!
        - Мне Лида нужна. Требуется женская помощь.
        Идея, которую сейчас пытался озвучить Горелый, пришла ему в голову буквально минуту назад, когда он входил в подъезд. А на обратном пути от вдовы Коваленко он все еще понятия не имел, что делать дальше. Но теперь, когда его внезапно осенило, Сергей решил не останавливаться на достигнутом.
        - Слушай, ты можешь объяснить по-человечески? Или по дороге где-то добавил, чтоб лучше думалось?
        - Наоборот, Шпола, окончательно протрезвел. Потому и говорю тебе как человек, способный рассуждать исключительно трезво: без Лиды у нас с тобой ничего не получится. Или соседку зови, куму, любую женщину, которой можно доверять…
        Шпола присмотрелся: друг и в самом деле не выглядел не то что пьяным, а даже подвыпившим. И тут же сообразил: за то время, что они с Горелым не виделись, он отвык от этой его манеры нести полную околесицу, прежде чем сообщить что-то действительно важное. И то, что Горелый все это время не просто блуждал по улицам, а занимался делом, и дело это не что иное, как предсказанное убийство предпринимателя Коваленко, сомнений у Андрея уже не вызывало.
        - Говори,  - коротко велел он, всем своим видом давая понять, что обо всем догадался, но пока не врубился, что теперь должно произойти.
        - Ну не в коридоре же!
        Сергей сбросил измазанные в грязи ботинки, но куртку не снял. Прошел в кухню, уселся на табурет и в нескольких фразах обрисовал, что успел сделать и какой результат удалось при этом получить.
        А потом так же лаконично изложил собственный план действий, который на этом этапе предусматривал участие Андрея и, что еще более важно, его жены Лидии.
        - Вот оно как…  - протянул Шпола, еще не вполне утрамбовав в голове неожиданную информацию и, главное, пока не зная, как ею распорядиться.
        Горелому было понятно его состояние. Реализация плана на первый взгляд не выглядела проблематичной. Начальству, тому же подполковнику Зарудному, будет вполне достаточно, если опер Шпола доложит, что сведения о некой Олесе, которая промышляет чем-то вроде пророчеств, он получил оперативным путем. Потребовать от оперативника рассекретить стукача не сможет никакое начальство, даже официально приказать. Да и настоящий профессионал никогда не исполнит такого идиотского приказа.
        Уже больше трех десятилетий из уст в уста передавалась легенда о начальнике Сумской областной полиции, назначенном на эту должность после увольнения с ответственного партийного поста в начале семидесятых. Неизвестно, кем был этот человек до того, как его «бросили на полицию», и кем стал впоследствии, потому что спустя полгода после этого очень странного назначения его без всякого объяснения причин отстранили, перебросили на какой-то другой, не менее ответственный участок работы. Не сохранился и созданный им уникальный документ - в архивах его нет, но время от времени находятся менты, которые своими глазами видели этот приказ, требовавший выдавать стукачам «удостоверение осведомителя». На самом деле ксива, которую, по мудрому замыслу начальства, должны были вручать тайным информаторам, называлась несколько иначе. А потребность в таком документе объяснялась в приказе следующим образом. Оперативный состав уголовного розыска получает из кассы определенные суммы якобы на оперативные расходы. Прежде всего на оплату ценной информации, полученной от добровольных внештатных сотрудников. Однако этих самых
стукачей полицейское руководство никогда в глаза не видит. А факт их существования подтверждается только расписками, которые по большому счету не что иное, как филькины грамоты, которые могут быть написаны кем угодно. Поэтому возникает подозрение, что большинства информаторов вообще не существует в природе. Деньги же, выделяемые на оплату подобных услуг, используются оперативным составом на собственные нужды. Таким образом, учет расходования этих - не следует забывать!  - государственных средств ведется неудовлетворительно. И раз уж такие затраты предусмотрены, предлагалось каждому стукачу выдать специальный документ с серийным номером, круглой печатью и вклеенной в него фотографией. Это позволило бы удостовериться, что информатор - реальное лицо, требовать от него отчета и, если его сообщения не принесли ощутимой пользы, лишать вознаграждения. Иными словами, новый полицейский начальник предлагал стукачам дважды в месяц обращаться в кассу управления - за авансом и зарплатой, как и обычные советские служащие. Более того, информация, не подтвержденная письменно с указанием номера удостоверения агента,
не могла быть использована в оперативно-разыскной работе.
        Понятно, что в полиции этот легендарный деятель надолго не задержался не благодаря этому своему новаторству. Подобная инициатива не могла получить одобрения, не прогулявшись по всем инстанциям. А в те времена и в той стране такие вещи хоть и рассматривались в Киеве, но окончательно утверждались или не утверждались в Москве. Без поддержки бюрократической иерархии в Советском Союзе такие вещи не проходили. Вот почему эта история так и осталась анекдотической легендой и вот почему ее припомнил сейчас Сергей Горелый.
        Допустим, Зарудный и в самом деле не станет допытываться, где именно Шпола добыл контактные данные пророчицы по имени Олеся. Но как бы впоследствии ни развивалось это дело, женщина, которую они с Андреем уже успели окрестить конотопской ведьмой,  - очень важный свидетель. Значит, рано или поздно будет проведена очная ставка между нею и потерпевшей стороной. Причем скорее рано, чем поздно. Или Зарудный, или кто-то другой из числа посвященных в обстоятельства дела поинтересуется источником информации. И тут стопроцентно всплывет фигура бывшего работника уголовного розыска Горелого, который не просто выжал из вдовы сведения, по какой-то причине скрытые ею от следственных органов, но и, скорее всего, действовал незаконными методами.
        Да что там «скорее всего»! Любые подобные действия гражданина Горелого могут считаться незаконными. Ведь он, вчерашний заключенный, осужденный за взяточничество и злоупотребление служебным положением, не может иметь ничего общего ни с каким полицейским расследованием. Если, конечно, не является фигурантом уголовного дела.
        Кто попустительствовал Горелому и делился с ним служебной информацией? Капитан Андрей Шпола.
        Именно об этом сейчас и размышлял опер. Из сложившейся ситуации вырисовывалось, как водится, два выхода. Первый - использовать полученную информацию официально, тем самым рискуя навлечь неприятности как на себя, так и на Горелого. Второй - принять предложение Сергея и рискнуть, уже окончательно плюнув на субординацию и служебные инструкции. Именно это и было серьезным минусом второго варианта. Но его уравновешивал увесистый плюс: они, не теряя времени, пойдут по горячему следу.
        Они!
        Значит, так тому и быть. Нравится это кому-то или нет, но Горелый уже стал полноправным участником расследования - и даже не сегодня, а еще вчера вечером, когда в первый и последний раз увидел мужчину, убитого спустя несколько часов после этой случайной встречи.
        Все это пронеслось в голове Андрея минуты за три. Здравый смысл подсказывал: возьми телефон, набери номер Зарудного, разбуди, если спит, и в двух словах поясни ситуацию. Причем даже в присутствии Горелого, пусть убедится в справедливости известной поговорки о друге Платоне и истине… Ясно, что все это закончится ссорой с Серегой, но ведь это ненадолго: не сосчитать, сколько раз они с ним ссорились и мирились. Зато Серый плюнет на все это, соберет шмотки и уберется из города в родное село. Там какое-то время будет пьянствовать, отлежится, прочувствует свободу, проветрит мозги. Главное - перестанет путаться под ногами и дразнить тех, кого в его положении совершенно не следовало бы выводить из себя.
        Шпола взял телефон.
        Потом вышел, оставив Горелого в одиночестве, но ненадолго - вернулся в сопровождении Лиды. Та, взглянув на часы и увидев, сколько времени, только тяжело вздохнула:
        - Вы уже совсем сдурели, мужики?
        - Совсем,  - согласился Шпола, и это было не так далеко от истины.  - Еще ведь не поздно. Всего половина одиннадцатого.
        - Лучше скажите, сколько вы уже выпили и не подождет ли ваша идея до завтра.
        - В нашей работе, Лида, мало что может ждать,  - проговорил Горелый.
        - А ты тут вообще при чем?
        - Видишь ли, все это я придумал. Думаю, пора уже все пояснить. В общем, так, Лида.  - Сергей оторвался от подоконника и сделал шаг в ее сторону. Теперь их разделял только кухонный стол.  - Описываю ситуацию: есть одна женщина - народная целительница, ясновидящая или что-то в этом роде. Нам с ней до зарезу необходимо встретиться и переговорить по-хорошему. Но она - по разным причинам - этого не хочет. И вообще, насколько я знаю, доверяет преимущественно женщинам. Твой муж сейчас наберет номер, а ты с ней поговоришь.
        - О чем?
        - Понятия не имею,  - признался Горелый.  - Пусть сначала ответит.
        - А кто тогда имеет?
        Лида растерянно взглянула на мужа. Тот пожал плечами и проговорил:
        - Понимаешь, это особый случай. Встретиться с ней нам надо как можно быстрее. Потому что, судя по всему, утром эта особа может смыться из города. Если уже не смылась. Официальная беседа с ней, боюсь, ничего не даст. Поэтому надо хотя бы уговорить ее немедленно принять тебя. Пусть только скажет, куда приехать, а дальше мы сами разберемся.
        - Кто она такая?
        Лида имела право знать.
        - Не бойся, не убийца. На данном этапе - ценный свидетель, а там видно будет.
        - Допустим, я звоню, а она не отвечает или говорит, что не в городе и вернется не скоро. Что тогда?
        - Тогда мы оставим тебя в покое,  - пообещал Горелый.  - А завтра твой муж даст этой информации официальный ход. Подключатся все, кому положено подключаться в таких случаях. Один звонок, Лид. Ври, как на допросе.
        - Не была я на ваших допросах.
        - Может, скажешь еще, что никогда не врала?
        - Ну, было дело,  - призналась Лида с самым серьезным выражением лица.
        - Это когда же?  - встрепенулся Шпола.
        - Когда через два месяца после нашей свадьбы тебя пырнули заточкой в каком-то притоне, а я убеждала себя, что не знала, за кого выходила замуж и что меня ждет. Давайте номер, комбинаторы!
        Сверяясь с синим листочком, Шпола набрал цепочку цифр. На всякий случай приложил телефон к уху, боясь услышать, что абонент не может принять звонок или находится вне зоны досягаемости, но вызов прошел, и Андрей протянул трубку жене. Через несколько секунд Лида заговорила, причем таким голосом и тоном, каких муж никогда еще не слышал:
        - Добрый вечер, прошу прощения, что так поздно беспокою! Я с Олесей говорю? Извините, ради бога, еще раз, не знаю вашего отчества… Просто Олеся? Спасибо!.. Мне одна знакомая дала ваш телефон, долго отказывалась, просила не называть ее… Просто не знаю, что делать, муж из дома ушел… Куда, с кем - даже представить не могу… Мне сказали… Хорошо…  - Лида сделала характерный требовательный жест, и Шпола моментально подсунул ей листок бумаги и ручку. Женщина начала торопливо записывать.  - Спасибо! Прямо сейчас беру такси и еду, так что скоро буду…
        Закончив, она выдохнула, словно поднялась по лестнице с тяжелыми сумками, а до того прошла пару километров по нечищеным зимним улицам.
        - Даже не удивилась,  - проговорила Лида, пожимая плечами.  - Я бы на ее месте удивилась.
        - Потому-то она на своем,  - заметил Горелый.
        Адрес конотопской ведьмы был записан рядом с номером ее телефона.
        Панельный дом на Кубе, одной из городских окраин, ничем не выделялся среди сплошной рядовой застройки.
        Это было заметно даже сейчас, поздним вечером, когда половина фонарей уже не горели. В больших городах такие районы именуют спальными, и однажды Горелый краем уха слышал по телевизору бурное выступление какого-то продвинутого архитектора, который восклицал, размахивая руками: «Правильно, такие районы по праву называют спальными: жить там нормальному человеку невозможно - только спать! Да они и не были предназначены для жизни, только для сна. Вот и погрузились в конце концов в летаргический сон».
        Что имел в виду оратор, за что ратовал, против чего выступал, Сергея и тогда, и теперь совершенно не волновало. Потому что он был в принципе не согласен с архитектором: для сна предназначены в первую очередь центральные районы городов.
        Взять хотя бы Конотоп - не мегаполис, но и не захолустный городишко. Однако открытые круглые сутки питейные заведения или прочие места для ночных развлечений отыскать в центре не так просто. Зато на окраинах, хоть и на той же Кубе, ночная жизнь намного активнее дневной. Сюда, подальше от центра, переместились многочисленные бары с игровыми автоматами. Здесь, в арендованных под увеселительные заведения подвалах, почти в открытую торгуют любыми наркотиками, и ни для кого не секрет, где именно в любой час ночи можно получить те удовольствия, за предоставление которых светит весьма серьезная уголовная статья. Здесь же, в сонной тишине безликих хрущоб и девятиэтажек, функционируют частные апартаменты шлюх и мини-бордели.
        Но если кому-то понадобится скрыться от правосудия, на окраины лучше не соваться. Только на самый поверхностный взгляд все здесь повязаны причастностью к мелкому, среднему и крупному криминалитету. В действительности большую часть имеющихся в таких районах «точек» полиция не спешит прикрывать - и только потому, что их владельцы в обмен на гарантию неприкосновенности, часто довольно шаткую, охотно сдают таких беглецов вместе с потрохами. Подобные случаи в практике Горелого и Шполы встречались, и неоднократно.
        По пути на Кубу оба, не сговариваясь, пришли к выводу: пророчица эта, или женщина, которая выдает себя за ясновидящую и представляется клиентам Олесей, не очень-то и прячется. Окраины обычно неспокойны в криминальном плане, и любые чудеса здесь воспринимаются как нечто само собой разумеющееся. Заставить насторожиться или испугаться городскую окраину может только что-то такое, что категорически не вписывается в здешнюю систему координат.
        Следовательно, пророчица Олеся, кем бы она в итоге ни оказалась, в эту систему вполне вписывалась.
        Набрав несколько цифр на панели кодового замка - их продиктовала по телефону ясновидящая,  - Шпола открыл дверь подъезда и, прежде чем войти, внимательно вгляделся в полумрак. Горелый, следовавший за ним, по въевшейся в плоть и кровь привычке настороженно осмотрел подступы к подъезду. Ничего подозрительного, но, несмотря на это, чувствовал он себя не слишком уютно. Списав это ощущение на счет того, что он впервые в жизни собирается допросить особу, наделенную необычными способностями, Сергей последовал за другом, резко захлопнув за собой железную дверь. Та громыхнула так, что и сам Горелый невольно вздрогнул, а Шпола отскочил к стене, полуприсел и резко развернулся, ожидая нападения сзади и готовясь дать отпор.
        Сообразив, в чем дело, Андрей выругался сквозь зубы и двинулся к лифту. Нажал на кнопку - никакой реакции.
        - Вот тебе раз,  - проворчал позади Горелый.  - Седьмой этаж.
        - Без тебя знаю,  - огрызнулся Шпола и двинулся вверх по лестнице, почему-то торопливо перешагивая через две ступеньки.
        Когда мужчины наконец оказались на нужном этаже, слегка запыхавшись от подъема, Шпола, даже не отдышавшись, сразу позвонил в дверь квартиры без номера - единственной на этой площадке, как и предупредили Лиду по телефону.
        Дверь открылась почти сразу.
        Словно тот, кто впускал поздних гостей, точно знал время, когда они явятся, и ждал по ту сторону двери.
        Мужчины один за другим шагнули в полутемную прихожую.
        Свет здесь был выключен, но впереди что-то смутно мерцало. Источник этого мерцания Горелый разглядел сразу: свет пробивался из-за неприкрытой двери, которая находилась прямо перед ними.
        В квартире было совершенно тихо и как-то тревожно и неуютно, как бывает в помещениях, где искусственно создана атмосфера таинственности, чтобы заставлять трепетать чувствительные и ранимые натуры. Даже бывалые менты напряглись. Андрею уже приходилось ощущать нечто подобное. Однажды ему, сидевшему в засаде, довелось стать свидетелем того, как подростки пытались принести в жертву бродячего кота, следуя какому-то неведомому ритуалу, а вмешаться он не имел права, поскольку тот, на кого была устроена засада, где-то задержался, а в конечном счете в ловушку так и не попал. Новоиспеченные оккультисты тоже успели убраться восвояси, благополучно избежав привода и протокола…
        Женщина, находившаяся здесь, сливалась с полумраком, словно стремясь стать его частью. Об этом свидетельствовали и ее темная одежда, и длинные, столь же темные распущенные волосы. Не произнеся ни слова, она беззвучно, как привидение, переместилась из прихожей в мерцающую комнату.
        Горелый со Шполой, последовавшие за ней, не обнаружили там ничего особенного. На полу и на подоконнике в произвольном порядке были расставлены зажженные свечи, еще две притулились на краях журнального столика, по одну сторону которого стоял стул, по другую - кресло. Сергей невольно начал подсчитывать огоньки свечей - шесть вместе с теми, что на столе,  - а женщина тем временем подошла к окну, повернулась лицом к гостям и заговорила самым обычным, разве что слегка надтреснутым голосом, который совершенно не вязался со всей этой нарочитой театральностью.
        - Ну и кто из вас Лидия?
        - А кто больше похож?  - брякнул Горелый.
        - Прекратите.  - Голос женщины продолжал звучать на одной ноте, без каких-либо оттенков эмоций.  - Не будет никакой Лиды. Я знала, что придете вы двое.
        - Тогда давайте по порядку.  - Шполе нравилось, когда с самого начала всем все было понятно.  - Давайте включим свет, погасим свечки и поговорим серьезно.
        - А у меня тут и так все серьезно,  - по-прежнему ровным тоном проговорила женщина.  - Если вы думаете, что пришли в цирк и я сейчас начну кроликов из шляпы вытаскивать или шпаги глотать, сильно ошибаетесь. В таком случае вам лучше сразу уйти.
        - Ну, сразу мы не уйдем, не надейтесь.
        Шпола устроился в кресле, отодвинув столик. При этом пламя свечей, стоявших на нем, заколебалось, отбрасывая на стены причудливые тени. На мгновение Горелому показалось: вот-вот из полумрака высунется черная рука с растопыренными пальцами, каждый из которых оканчивается длиннющим - не короче пальца - когтем с металлическим блеском, который начинает расти, расти, чтобы схватить…
        Тьфу, черт, и тут этот навязчивый детский кошмар!
        - Если вы включите электрическое освещение, разговора не получится,  - проговорила женщина.  - Я не смогу вас видеть.
        - А так можете?
        - Так - могу. Человек виден только при естественном свете.
        - А этот разве естественный?  - Горелый жестом обвел свечи.
        - Этот - естественный,  - гнула свое женщина.  - Свечи восковые, не какой-нибудь парафин. Настоящий пчелиный воск. В этом воске - энергия тысяч пчел…  - У Сергея создалось впечатление, что она говорит, ни к кому не обращаясь. Слова срывались с ее губ и тонули в созданной ею самой сумрачной пустоте.  - Пчелы черпают свою силу, перелетая с цветка на цветок. Цветы расцветают, питаясь солнечной энергией. Еще пояснять или уже все ясно?
        Повисла тишина: каждому из мужчин внезапно остро захотелось, чтобы на этот вопрос ответил другой.
        - То есть вы хотите сказать…  - Горелый острожно подбирал нужные слова.  - Это значит, что пчелы заряжают воск энергией солнца… Верно?
        - Вы быстрее соображаете, чем мне сначала показалось.
        В голосе женщине не было иронии - он по-прежнему ничего не выражал.
        - Энергия солнца - это суть энергии жизни,  - продолжала она.  - Именно эта энергия помогает мне видеть при свете свечей то, что невозможно разглядеть даже в свете мощного прожектора. Или чего-то в этом же роде…
        - По-моему,  - подал голос Шпола,  - вы сейчас морочите нам головы.
        - А по-моему,  - женщина даже не повернула голову в его сторону,  - это вы явились ко мне обманным путем, причем поздно вечером.
        - Да,  - как бы отвечая на вопрос, прозвучавший в его голове, вдруг произнес Шпола. Разговор шел на равных, и на мгновение ему показалось, что они теряют контроль над ситуацией. Эта странная женщина вынуждала их оправдываться, причем без всяких на то оснований.  - Да,  - повторил он.  - Давайте-ка без этих ваших штучек.
        - А нет никаких штучек,  - послышалось в ответ.  - И не будет.
        - Тогда я включу свет.  - Горелый шагнул к стене, где в полутьме разглядел выключатель.
        - И ничего не узнаете,  - заметила женщина.
        - А что мы должны узнать?
        - Еще не знаю. Но вы же пришли сюда зачем-то?
        Разговор пошел по второму кругу.
        - Давайте с самого начала,  - произнес сквозь стиснутые зубы Шпола.  - Вас зовут Олеся?
        - А имя важно для вас?
        И снова вместо ответа - вопрос.
        - Ну надо же как-то к вам обращаться…
        - Может, мне документы предъявить?
        Опять глухой угол. Беседа длилась уже почти четверть часа, и все это время их обоих вынуждали говорить ни о чем. Пчелы, воск, солнечная энергия - все что угодно, только не то, ради чего они сюда пришли.
        - Значит, вас зовут Олеся,  - констатировал Шпола.
        Женщина молча кивнула. Дальше разговор должен был пойти обычным порядком, но Андрей, хоть тресни, не понимал, какой он, этот порядок. Не понимал этого, похоже, и Горелый. Но Олеся, воспользовавшись правом хозяйки дома, продолжила разговор:
        - Мне совершенно безразлично, как вас зовут. Но раз уж для вас это имеет значение, назовите и свои имена.
        - Послушайте!  - Горелый шагнул к ней.  - Тот, кто дал нам ваш адрес и номер телефона, утверждает, что вы ясновидящая. Так сказать пророчица. Только что вы заявили, что якобы ждали именно нас, то есть были уверены, что вместо звонившей вам женщины придут двое мужчин средних лет. В таком случае вам должны быть известны и наши имена, разве не так?
        - Нет, не так,  - ответил ровный голос.  - Как только вы вошли в эту комнату и оказались в свете свечей, я уже увидела все, что мне требуется. Хотя…  - Тут женщина впервые немного замялась.  - Пожалуй, я неточно выразилась. Я действительно кое-что увидела, но это увиденное мне ни к чему. Точно так же, как ни к чему и многое из того, что я вижу в других людях, которые приходят ко мне. Разве все, что вы видите вокруг себя на протяжении дня, вам зачем-нибудь нужно? Я кое-что увидела, и ничего не изменится, если я буду знать ваши имена. К тому же, уважаемые, я сразу предупредила: никаких аттракционов не будет, в том числе и игры в угадайку.
        - Меня зовут Сергей,  - решил положить конец этой казуистике Горелый.  - Мой коллега - Андрей. Теперь ваша очередь. Вы действительно занимаетесь пророчествами?
        Прозвучало все это несколько грубовато, словно вопрос задал растерявшийся подросток, как, к примеру: «Павел Андреевич, вы шпион?» Но Олеся никак не отреагировала на откровенный натиск, только пожала плечами.
        - Занимаются, к вашему сведению, бизнесом… или политикой, это уж кому что нравится. А пророчествами заниматься, как, например, свиноводством, невозможно. Если кто-то утверждает, что способен на такие вещи, не верьте. Что касается меня, то я просто вижу, и все. И то не всегда. Вам известно, кто такая Дельфийская Пчела?
        - Дельфинская?  - переспросил Шпола.
        - Дельфины тут ни при чем,  - сказала Олеся.  - Дельфийская Пчела - так прозвали прорицательницу из древнегреческого города Дельфы, где стоял величественный храм, возведенный в честь бога Аполлона. Подлинное имя Дельфийской Пчелы было Пифия, и каждый ее ответ на заданный вопрос считался пророчеством.
        - Ну да, значит, и сюда пчел пристегнули,  - подытожил Горелый.  - Может, сообщите еще что-нибудь не менее полезное?
        - О пчелах?
        - Да хоть бы и о них.
        - Вы уверены, что хотите это услышать?
        - А мы уже много чего от вас услышали.
        - Ничего вы не услышали,  - тем же монотонным голосом возразила Олеся.  - Пчелой прорицательницу Пифию нарекли неспроста. Пчелы и все, связанное с ними, а это прежде всего мед и воск, непосредственно касается жизни и смерти как финала всякой жизни. Догорает восковая свеча - с ней догорает и чья-то жизнь…
        Незваные гости окончательно онемели. А Олеся, чья фигура как бы мгновенно выросла, увеличилась в размерах (или это было всего лишь обманчивое впечатление?), вдруг заговорила совершенно иначе, чеканя каждое слово. Голос у нее стал низким, звучал напряженно, как бы придавая тяжести словам, и Горелый вдруг действительно ощутил их немалый вес.
        - Дельфийскую Пчелу постоянно спрашивали о смерти. И она прорицала смерть… И сбывались… пророчества… ее…
        За окном, далеко внизу, туда-сюда сновали машины.
        Несмотря на необычность ситуации, Горелый все же успел адаптироваться ко всему этому сумраку, свечам и прочему, поэтому теперь пытался оценить обстановку и сделать кое-какие выводы. Например, если исходить из аксиомы, что жилье может многое порассказать о его обитателях, эта квартира выглядела исключением из правил или не укладывалась ни в какие правила. Либо этой Олесе с ее, так сказать, особыми способностями было глубоко плевать на всякий там комфорт, даже самый элементарный. И это казалось уж совсем странным.
        Начать хотя бы с того, что квартира была однокомнатная, а в единственной комнате, помимо кресла, стола, стула и свечей, больше ничего не было. Планировка этих блочных домов по всей стране одна и та же, Горелый знал это наверняка, поэтому даже мысли не допускал, что кровать, раскладной диванчик или софа могли поместиться в микроскопической кухоньке. Правда, остальную часть квартиры они еще не видели, но в этом и не было особой надобности. Как бы то ни было, Сергей был уверен: никакой другой мебели здесь нет.
        Где же в таком случае спит прорицательница?
        Второе, что бросалось в глаза, вернее, лезло в уши,  - шум проезжающих автомобилей за окном. Дом располагался рядом с трассой. Туда же выходили окна квартиры. Когда глаза Горелого окончательно приспособились к сумраку, он отметил для себя: в этой квартире остались допотопные оконные рамы и незастекленный балкон, хотя с момента сотворения Всевышним стеклопакетов жильцы советских коробок, спроектированных на скорую руку, начали массово отделять свои помещения от шумного внешнего мира плотными импортными оконными рамами. Здесь все осталось в первозданном виде еще со времен, когда этот дом был заселен счастливыми очередниками. Балкон этот был открыт не только всем ветрам - он, словно здоровенная ушная раковина, улавливал все внешние звуки.
        Обои в одном месте отошли от стены. Поначалу Горелый решил, что это оптический обман, возникающий из-за мерцания свечей, но вскоре окончательно убедился: косметический ремонт здесь делали давным-давно, лет десять назад, а то и больше.
        Пока что он не знал, как использовать эти наблюдения и к каким выводам можно прийти на их основе. Он вообще плохо представлял, как следует вести себя в гостях у ведьмы. И судя по тому, как держался Шпола, было похоже, что и он не вполне понимает, что происходит и свидетелями чего они с Сергеем являются. Молчала и Олеся, очевидно, считая, что сказала все, что следовало знать незваным гостям.
        Но говорила она о вещах, совершенно незнакомых обоим оперативникам - и бывшему, и действующему. Шпола учился в Харькове, в полицейской академии, Горелый - тот вообще пришел в розыск из уличного патруля, закончив потом для проформы школу полиции. Ни тот ни другой не имел ни малейшего представления ни о мифологии, ни об оккультных науках, ни о прочих вещах, не поддающихся рациональному истолкованию и к которым сложно, практически невозможно применить хотя бы одну из статей Уголовного кодекса.
        - Значит, сейчас вы пытаетесь убедить нас, что вы якобы наподобие этой… как ее… Пифии можете что-то там предсказывать и эти предсказания сбываются, верно?  - После непродолжительной паузы Андрей вновь попытался вернуться к более привычным материям.
        - Я не собираюсь никому ничего доказывать,  - снова взялась за свое Олеся.  - У меня нет необходимости в чем-либо вас убеждать. Вы пришли ко мне. Я могу только догадываться зачем. И говорить обо всем, что увидела, если, конечно, это вас интересует и вы готовы принять мои слова к сведению.
        - Может, вы все-таки присядете?  - предложил ей Горелый.  - А то как-то неудобно.
        Олеся молча взяла стул, поставила его таким образом, что по обе стороны от нее оказались свечи, стоявшие на полу, опустилась на сиденье и, как примерная школьница, сложила руки на коленях. Горелому тоже надоело стоять, но мест для сидения больше не было, поэтому он, недолго думая, опустился на корточки и привалился спиной к стене.
        - А теперь давайте по порядку,  - проговорил он.  - Вы давно здесь живете?
        - Но разве это имеет значение?  - Снова вопрос вместо ответа на вопрос. И без всякого удивления, просто констатация факта.
        - Послушайте!  - Шпола, словно давая старт собственным мыслям, энергично хлопнул себя обеими ладонями по коленям.  - Я не знаю, что и для кого сейчас имеет значение. Мы понятия не имели, кого здесь увидим и что услышим. Вы кормите нас байками, изображаете из себя неведомо что, тогда как у нас есть ряд совершенно конкретных вопросов, на которые мы хотим получить внятные ответы, пусть даже и в такой обстановке. Если вам для того, чтобы четко - повторяю, Олеся, четко!  - отвечать, необходимо именно такое освещение - ради бога. Сейчас мы просто беседуем. Но если результат этой беседы меня не удовлетворит, я вызову полицейский наряд, задержу вас и запру в помещении с решетками на окнах. Там и побеседуем - хоть про Пифию, хоть про шмифию. Договорились?
        Для того чтобы ответить, Олесе потребовалось не меньше минуты.
        - Значит, вы все-таки из полиции,  - наконец проговорила она.  - Но не оба, а именно вы, Андрей. Вас же Андреем зовут, верно?
        - А вы разве до сих пор не поняли, откуда мы?
        - Поняла я вот что, и сразу же после звонка женщины, назвавшейся Лидой: звонок этот обернется появлением двоих мужчин. Потом, когда вы вошли и оказались в свете свечей из пчелиного воска, в свете Матери-Пчелы, праматери всех прорицательниц, я увидела: один из вас облечен властью, другой ходит под мечом…
        - Под каким еще мечом?  - не выдержал Горелый.
        - Под мечом судьбы,  - спокойно ответила Олеся, отчего ее слова вовсе не стали понятнее.  - Я не знала, что это за власть. Власть имеет различные воплощения, она многолика. Ну а теперь вы, Андрей, прямым текстом сообщили мне, какой именно властью вы облечены.
        - А сейчас вы, надо полагать, скажете, что полиция и законы этой страны не имеют над такими, как вы, никакой власти,  - заметил Шпола.
        - Законы существуют. Вернее, не законы, а Закон. Он один - Закон Жизни. Над ним никто не властен. Тот, кто должен умереть, умрет, пусть даже он богат и знаменит. Тот, кто должен его пережить, переживет, пусть даже его замуруют в подземелье без окон и станут морить голодом. Вы,  - Олеся неожиданно протянула руку в сторону Шполы,  - властны надо мной, потому что я тело. Но вы не властны над собой!
        У Горелого слегка помутилось в голове от этого набора слов, которые он не мог переварить, не мог постигнуть их смысл.
        - Послушай ты, тело!  - вдруг произнес он хамоватым тоном уличного патрульного.  - Харэ нам тут мозги полоскать, ладно? Это друг у меня терпеливый, а надо мной, как ты сама сказала,  - меч. Что эта хрень означает, потом разберемся. Только, сдается мне, ничего хорошего, так?
        - Похоже на то.  - Его грубость не выбила Олесю из колеи.  - Но мы с вами пока что говорим о вещах, которые не имеют отношения ни к одному из вас. Вы ведь пришли сюда не ради себя, правда? Вас привело ко мне чужое горе. Чужая смерть. Я права?
        - Чья смерть?  - быстро переспросил Шпола.  - И что вы об этом знаете?
        - Умер мужчина. Он должен был умереть.
        - Почему это «должен»?
        - Он был у меня. И я видела над ним тень смерти.
        - О ком мы сейчас говорим?
        - Я не интересуюсь паспортными данными тех, кто приходит сюда.
        - Четыре дня назад. Припоминаете?
        - Ко мне приходят ежедневно человек десять. Четыре дня назад…  - Олеся на мгновение умолкла.  - Пять женщин… Один мужчина… Уже легче - его звали Коля… Николай…
        - Фамилия?
        - Не знаю. Николай. Все.
        - Чего он хотел?
        - Тоже не знаю. Посетовал, что на душе тоскливо. Я сказала - смерть близко. Он не поверил, даже посмеялся, потом ушел. Значит, все-таки умер? Услышав о смерти, нельзя смеяться, она от этого только быстрее приходит. Смерть смеха не любит.
        - Олеся, наконец-то мы заговорили о конкретных вещах. Вы за визит, или как там вы это называете, берете деньги?
        - С вас ничего не возьму.
        - Почему?
        - Потому что вы пришли не ради себя. Но свое получите.
        - Ну хватит уже загадок!  - Теперь и у Шполы начало лопаться терпение.  - Зачем люди идут к вам?
        - Хотят знать будущее, когда черная полоса закончится. Я говорю, когда это произойдет, как и при каких обстоятельствах ее сменит белая, чтобы человек не упустил свою птицу удачи. Большинство людей невнимательны к себе…
        - Об этом поговорим попозже.  - Шпола, словно гончая, уже учуял след.  - Николай Коваленко - вот как звали вашего посетителя. Он позвонил, а потом уже и сам пришел, так?
        - Да.
        - Вы принимали его в такой же обстановке?
        - Разумеется. Я ведь объяснила почему.
        - Хорошо. А эти сказочки о Пифиях и пчелках вы ему тоже рассказывали?
        - Сказочки рассказывал дед Панас по телевизору, когда я была совсем маленькой.
        Опять она за свое… Горелый даже зубами заскрипел. Чем дальше, тем больше ему не нравилась вся эта история, которая просто в голове не укладывалась и поэтому казалась еще более подозрительной. Хотя бы потому, что не было никакой возможности проверить слова этой пророчицы Олеси.
        - Ладно,  - согласился Шпола.  - И что же вы ему сказали?
        - Что вижу смерть рядом с ним.
        - И что это значит?
        - Эти вещи я ощущаю здесь.  - Женщина коснулась правой рукой груди в области сердца.  - И здесь,  - приложила она ладонь ко лбу.  - Ни один из вас увидеть этого не может, потому что вы не чувствуете. Ну а что касается меня, я не могу выразить словами свои чувства. Вы ведь не можете описать, как выглядит любовь или ненависть?
        - А я чувствую,  - снова вклинился в импровизированный допрос Горелый,  - что кому-то из нас сейчас окончательно надоест слушать всю эту чушь.
        - Чувствовать вы можете все что угодно, Сергей. Но сделать ничего не сможете.
        - Это еще почему?
        - Потому что власть не с вами. Вам самому надо бояться.
        - Оп-па!  - Горелый начал медленно подниматься.  - Это, надо полагать, угроза?
        - Серега, помолчи!  - Шполе не понравилось это вмешательство друга. Серый сбивал его с наметившейся было линии, в конце которой уже вроде бы замаячил какой-никакой результат.  - Давай по очереди, и вообще, не о нас с тобой сейчас речь!
        - Но я еще скажу кое-что,  - пробурчал Горелый.
        Снова присаживаться к стене он не стал: ноги занемели, и он затоптался на месте, разминая суставы.
        - Скажешь-скажешь,  - согласился Андрей, торопясь вернуться к прерванному разговору и слегка подаваясь вперед, чтобы лучше видеть лицо женщины.  - До этого визита вы были знакомы с Николаем Коваленко?
        - Именно от вас я впервые услышала, что его фамилия - Коваленко. И конечно же, ничего не знала о нем. Кроме того, что вскоре его ждет смерть.
        - Даже знали, когда именно?
        - У смерти, Андрей, нет расписания приема граждан.
        - А как вообще ваши… гм… клиенты договариваются с вами о встрече?
        - Так же, как и вы. Я не рекламирую себя, как всякие «потомственные гадалки». Если людям нужно мое слово, они сами меня находят. И другим советуют. Вам же кто-то дал мой телефон?
        - Жена этого несчастного, Коваленко. Которому вы, Олеся, вынесли приговор.
        - Слушайте, Андрей!  - Наконец в монотонном голосе женщины появилось что-то похожее на обычные человеческие интонации.  - Вы работаете в полиции, вы наделены властью. При определенных обстоятельствах эта власть может стать даже абсолютной, пусть на короткое время, но это действительно так. И вам лучше, чем мне, известно значение слова «приговор». Любому приговору предшествует суд, а я не судья и никого не сужу. И понятия не имею, за какие прегрешения судьба делает чью-то жизнь более короткой, чем у большинства людей… Вернее,  - тут же поправила себя она,  - иногда я могу увидеть смерть рядом с незнакомым человеком даже в толпе и при дневном свете. Но чаще вот так, как сейчас,  - при восковых свечах, в свете Матери-Пчелы…
        - Может, хватит уже об этой самой пчелиной матери?  - снова не удержался Горелый.
        - Заткнись!  - окончательно теряя терпение, рявкнул Шпола.
        От его неожиданно резкого возгласа вздрогнул, заколебался и погас огонек одной из свечей, стоявших на столе.
        Олеся никак на это не отреагировала.
        А Горелый поймал себя на совершенно неожиданном для него ощущении.
        Погасшая свеча вызвала у него странное беспокойство, которое тут же переросло в глухую тревогу, объяснения чему он, материалист до мозга костей, дать не мог. Точно так же неожиданно исчезло всякое желание вмешиваться в дальнейший ход разговора. Сергей переместился в самый темный угол комнаты и буквально втиснулся в него, как бы оставив прорицательницу наедине со Шполой.
        - Олеся,  - произнес Андрей уже гораздо спокойнее.  - Мы тут с вами сорок бочек арестантов наговорили. Сейчас я попытаюсь подвести итог всему сказанному - так, как я это вижу со своей колокольни.
        То, что собирался сказать Шпола, с точки зрения здравого смысла выглядело дико. Но он решил: раз иначе не удается сформулировать, надо говорить то, что приходит в голову.
        - Значит, Николая Коваленко до его визита к вам вы не знали. Так же, как не знаете и остальных, кто к вам приходит. Николай пытался найти объяснение некоторым негативным событиям, которые начали происходить в его жизни. Вы же,  - следующие слова дались Андрею не без усилия над собой,  - каким-то необычным образом умеете отличать людей, скажем, с определенными житейскими проблемами… вернее, проблемами с жизнью… с дальнейшей жизнью… Вы называете это тенью смерти и предрекаете… ее. Изменить, по вашему мнению, уже ничего невозможно. Вы не имеете влияния на смерть и связанные с ней обстоятельства…
        - Кто я такая, чтоб на нее влиять,  - произнесла женщина все тем же бесцветным голосом.
        - Вы не говорите, когда наступит смерть, так как сами этого не знаете,  - продолжал Андрей.  - Просто предупреждаете о том, что она близка. Так?
        - Не предупреждаю. Человека нельзя предупреждать о близком конце. Только те, кто по каким-то причинам наделены властью, убеждены в собственном бессмертии. Но и они рано или поздно умрут. Я вижу смерть. И говорю им это. Точной даты просто не существует.
        - Вы предсказали смерть Николая Коваленко, верно?
        - Верно.
        - Он ради этого сюда приходил?
        - Никто не приходит, чтобы узнать, что он обречен. Большинство людей интересует другое - как долго они проживут. Они даже слово «смерть» избегают произносить вслух.
        - Итак,  - тяжело вздохнул Шпола,  - вы почувствовали близкую смерть Николая Коваленко и сказали ему об этом. Так?
        - Именно так.
        - И как он себя повел после этого?
        - Не поверил. Но испугался. Ничего необычного: никто не верит, но все боятся, когда слышат это.
        - Больше вы его не видели?
        - Дважды ко мне никто не приходит.
        - Оно и понятно,  - пробурчал из своего угла Горелый.  - Я вот слушаю вас, слушаю, и что-то у меня чересчур много вопросов накопилось. Только все равно ты, Пифия, пчелка Майя или как там тебя еще, ничего толком не скажешь. Опять примешься свои байки втюхивать, а у меня времени в обрез. Скажи-ка вот что, раз уж начала, я тут краем уха услышал, что ты не со всех деньги берешь. Значит, с кого-то все-таки берешь. Я человек приземленный, без фантазий. Тарифчик у тебя какой?
        - Никакого тарифа у меня нет. И никогда не было. Люди становятся щедрыми, когда узнают о своем будущем что-то хорошее.
        - Выходит, ты не всем смерть предрекаешь?
        - Не всем. Но и ничего не скрываю. С тех, рядом с кем я вижу близкую смерть, я принципиально не беру вознаграждения.
        - Смотри-ка, принципиальная, будто…
        Горелый не закончил фразу.
        Потому что внезапно понял, с какой стати завел весь этот разговор и что его так волновало с самого начала, не считая, конечно, совершенно нежилого вида ведьминой квартиры. Из сказанного Олесей настырный Шпола все же кое-что упустил. И сейчас, спустя несколько лет после того, как они вместе раскручивали всякие дела, Сергей внезапно увидел своего бывшего коллегу, как говорится, во всей красе: он, как всегда, старается добыть очевидные факты, тогда как неочевидные вещи отбрасывает, не принимая к сведению. Хотя именно то, что скрыто от посторонних глаз, в их деле имеет решающее значение.
        Сергей шагнул из угла на середину комнаты.
        - Ты, ведьмовская душа, сказала, что не возьмешь с нас денег. Но мы и не собирались их тебе давать. Андрей, следишь за моей мыслью?  - Шпола молча кивнул.  - Затем ты заявила, что с обреченных на смерть денег не берешь. Ну а их ты видишь.  - Он обернулся к другу и спросил:  - Ты все понял?
        Тот снова промолчал, и Горелый продолжал свою сольную партию:
        - Кроме всего прочего, среди всей этой бесовщины я расслышал, что мы якобы получим свое. Что именно? Что ты в нас углядела при этих своих свечах, при которых только и видишь будущее? Фигня полная, но давай уже начистоту: вырисовывается картинка маслом, что мы оба смертнички, так?
        Ответила Олеся не сразу. А когда начала говорить, голос ее звучал еще глуше и мертвеннее, чем прежде. Будто доносился издалека и говорила она в какую-то жестяную трубу.
        - Как только вы вошли, Сергей, я сразу увидела смерть рядом с вами. Если так, все, что вы делаете сейчас, напрасно. Что бы вы ни пытались предпринять, все равно не успеете. Смерть рядом. Не хочу больше говорить. Не могу говорить. Свеча не просто так погасла - это знак Матери-Пчелы. Гаснет огонек - и жизни конец…
        В полной тишине Олеся порывисто встала. От движения ее длинной юбки качнулось и погасло пламя обеих свечей, стоявших рядом с ней.
        На улице Шпола и Горелый, не сговариваясь, одновременно закурили и молча двинулись по темной улице в сторону центра города.
        Сюда, на Кубу, они добрались на такси. Андрей, как и каждый оперативник, имел знакомого таксиста, который при необходимости был готов доставить его в любой конец города за полцены, а иной раз и бесплатно: дружба с работником полиции для частного извозчика дорогого стоит. Но теперь они предпочли прогуляться пешком, чтобы переварить все увиденное и услышанное.
        Поскольку Олеся как бы между прочим узрела рядом с ними призрак неотвратимой смерти, продолжение разговора автоматически утратило смысл. Точно так же не имело ни малейшего смысла хватать прорицательницу и тащить ее в горотдел. Хотя в наше время задержать без всякого основания можно кого угодно, а причину задержания придумать потом, но, для того чтобы поместить человека в камеру даже на несколько часов, формальный повод был необходим. Ну а если бы капитан полиции Андрей Шпола приволок в горотдел ведьму Олесю, которая только что в очередной раз напророчила смерть, к тому же непонятно, кому именно, он выглядел бы полным идиотом. Впрочем, необходимость в задержании все-таки имелась: это помогло бы установить ее личность и проверить, не числится ли за ней что-нибудь посерьезнее, чем пророчества.
        Шпола, однако, отказался от этой идеи. Все равно не удалось бы выяснить больше, чем они уже выяснили. Да и полученная ими информация по большому счету оказалась непригодной для дальнейшей оперативной разработки.
        - Поступим так,  - наконец проговорил Андрей, скорее продолжая цепочку своих размышлений, чем обращаясь к Горелому.  - Завтра я прищемлю хвост безутешной вдове, пусть даст письменные показания с контактами этой ведьмы. Потом ведьмина очередь. Заставим и ее дать письменные показания о том, как к ней приходил Коваленко и чего от нее хотел. Только без всякой мистики и прочих штучек. Бумажка к бумажке, как положено.
        - Как знаешь,  - угрюмо буркнул Горелый, пожав плечами.  - Мне в этих твоих раскладах все равно места нет.
        - А как бы ты на моем месте поступил?
        - А я не на твоем месте.
        - Очень удобная позиция.
        - Точно,  - согласился Горелый.  - Скажи еще: если б не Серый со своими дурацкими инициативами, ты бы и горя не знал.
        - Мутное дело,  - кивнул Шпола.  - Ну как эту ведьмовскую историю описать юридическим языком? Ничего подобного инструкциями по оперативно-разыскной деятельности не предусматривается. Честно тебе скажу, Серега, я до сих пор не знаю, как относиться к тому, что мы с тобой сегодня увидели и услышали. Может, это вообще не надо принимать всерьез. Понимаешь, о чем я?
        - Угу. Не считая того, что одного из нас эта дама сегодня фактически похоронила. Ну это ладно, нам не впервой. А что, если она до завтра смоется?
        - Ничего это не изменит,  - уверенно отозвался Шпола.  - Смоется - ей же хуже. Сейчас она практически ничем не рискует. Ну увидела тень смерти, напророчила, и все - каждый понимает, как хочет. Позиция у нее четкая… Нет, Серега, надо ее официально вызывать, устанавливать личность и снимать показания. Только таким образом. Прокачаем, кто такая, может, еще что-нибудь любопытное всплывет… Слушай, а что это мы ноги бьем, как двое лохов?..
        Андрей полез в карман за телефоном, и через десять минут их подобрал с бровки знакомый таксист.
        Окна в квартире Шполы не горели: Лида наверняка уже легла спать.
        Распрощавшись с таксистом, мужчины остановились у подъезда, чтобы выкурить по сигарете на сон грядущий.
        Внезапно рядом вспыхнули мощные фары, вырвав их силуэты из влажной мартовской тьмы.
        Хряснули дверцы - из утробы автомобиля, на который не обратили внимания, выбралась рослая фигура. Одновременно из машины, которая была припаркована чуть дальше, высыпались еще двое, помельче, и замерли - очевидно, ждали указаний.
        - Что, не спится в ночь глухую?  - послышался знакомый друзьям властный баритон.
        Правда, Андрей, в отличие от Сереги, слышал этот голос всего несколько часов назад, а Горелому в последний раз доводилось беседовать с подполковником Зарудным еще в те времена, когда он был отнюдь не подполковником и не начальником уголовного розыска.
        - Молчите? Значитца, так, орлы.  - Зарудный явно обращался к тем, кто маячил у него за спиной.  - Тут у нас клиент без документов. Берите его и везите к нам, я с ним позже пообщаюсь. А ты, конспиратор,  - это уже было адресовано Шполе,  - ноги в руки и вперед на мины. Кое-что пояснишь. Заодно и я тебе кое-что растолкую.
        Часть 4
        Смерть рядом
        Лет девять или десять назад в Сумы нагрянули американские полицейские.
        Почему именно в Сумы - одному Богу известно, в те времена никто не удосужился это выяснить, а теперь и подавно ничего об этом не узнать. Был только слух, что существует якобы какая-то международная программа по обмену опытом, в рамках которой сначала американские копы должны показать себя на Сумщине, а уж потом сумские менты полетят за океан, чтобы постоять за честь страны и не ударить в грязь лицом перед коллегами из Штатов. Были то игры местного высокого начальства, попытка сделать какой-то из североамериканских городов побратимом Сум или иная оказия - осталось тайной. Которую никто особо и не стремился раскрыть, потому что в Америку все равно полетел начальник УМВД Сумской области вместе с коллегами из других областей, причем в качестве «нагрузки» к министерским генералам и полковникам. По возвращении, помнится, начальник даже давал несколько интервью местной прессе, суть которых сводилась к одному: эх, нашим бы людям да американскую технику!
        Однако факт остается фактом: в Сумы тогда прибыла группа американских копов, в том числе темнокожий афроамериканец и коротко стриженная пуэрториканка, к которой полагалось обращаться «офицер Гонсалес», тогда как к остальным парням, включая и афроамериканца, запросто: Джон, Том, Сай. Провела эта команда профессионалов на Сумщине три дня. На второй день наши решили показать гостям, что слобожанские менты тоже не лыком шиты, и предложили провести импровизированные соревнования. Против четверки копов была выставлена четверка наших парней. Сперва, правда, офицеру Гонсалес попробовали деликатно намекнуть - мол, забава сугубо мужская, но та сухо и отчетливо, словно зачитывая задержанному права, заявила о недопустимости дискриминации по половому признаку в цивилизованной стране. Деваться некуда. Наши в авральном порядке кинулись искать для пуэрториканки достойную соперницу - в первую очередь в Харькове, городе с двумя полицейскими академиями. Прослышав об этом, офицер Гонсалес снова заявила протест: ей не требуется женщина-коп в качестве партнера, она готова потягаться на равных с любым мужчиной.
        Среди четверки украинских стражей порядка, выставленной против американцев, оказался и Владимир Зарудный, в ту пору еще опер «убойного» отдела конотопского городского уголовного розыска, капитан полиции с совсем еще свежей четвертой звездочкой на погонах. Те, кто знал его до этого случая, были уверены: именно после участия в образцово-показательных состязаниях служебная карьера Зарудного уверенно и быстро пошла вверх.
        На обычном полицейском «бобике» Зарудный умудрился выполнить знаменитый полицейский разворот, когда автомобиль, мчащийся на полной скорости, совершает мгновенный поворот на сто восемьдесят градусов. От водителя при этом требуется не только абсолютное хладнокровие, но и недюжинное мастерство. А перед этим опер проделал то же самое, оседлав БМВ. Когда же команды переместились в тир, Зарудный спокойно, словно делал это каждый день, выбил максимальное количество очков по неподвижным и подвижным мишеням. Причем не только из «макарова» и «стечкина», но и из доставленных ради такого случая из Киева «магнума» и «глока». А под конец предложил Джону, Тому и темнокожему Саю сойтись в рукопашной против него втроем и так же невозмутимо «сделал» их, правда, и сам оказался изрядно помятым. Затем, уже из принципа, он сошелся один на один с офицером Гонсалес. У пуэрториканки глаза горели от азарта: трое коллег Зарудного, не привыкшие «воевать с бабами», один за другим уступили ей в поединках - об этом сговорились заранее, чтоб не было стыдно кому-то одному, если эта дамочка в самом деле возьмет над ним верх.
Украинские судьи знали об этой договоренности и в случае чего готовы были подтвердить: наши парни пожалели американку. Ну а Зарудному было плевать - и офицер Гонсалес в результате получила фингал на половину лица, а вдобавок капитан чуть не сломал ей руку.
        Кое-кто потом злословил: мол, Зарудный - мужик, воюющий с бабами. Но продолжалось это недолго: опер пользовался уважением коллег и до того, как на головы сумских ментов свалился заокеанский десант.
        Скупой на слова и жадный до работы, Зарудный всего за несколько лет после этих «международных состязаний» от мента, который «топтал землю», познавая все тонкости оперативной работы, дослужился до такой странной на взгляд тех, кто не знаком с полицейской спецификой, должности, как заместитель начальника отдела по борьбе с особо тяжкими преступлениями против личности. Говоря простыми словами, «убойного» отдела конотопского уголовного розыска.
        Странными такие должности выглядят из-за общего положения вещей, в соответствии с которым заместителей в полиции всегда много больше, чем начальников, но при этом заместитель является кем-то вроде промежуточного начальника - уже не подчиненный, но еще не руководитель, вернее, он не руководит, но фактически организует всю работу отдела. Но главное - это то, что именно в правоохранительной системе в заместителях надолго не задерживаются, так как сами становятся руководителями, занимая места предшественников, которые неизменно уходят на повышение. Причем сначала в область, а там, глядишь, и в Киев, где и погружаются в недра раздутого министерства, чтобы со временем вынырнуть в близком окружении одного из депутатов, банкира средней руки или в качестве члена правления какой-нибудь бизнес-структуры.
        Примерно такая же судьба была, вероятно, уготована и сорокалетнему Владимиру Зарудному. Ценный кадр был давно замечен в Сумах, да и Харьков поглядывал в его сторону, соперничая с Киевом. Но две тысячи четырнадцатый год перетасовал все карты и поломал все планы. Зарудный остался на своем месте, и было похоже, что Конотоп, в котором подполковник чувствовал себя как рыба в воде, оказался для него куда удобнее и надежнее, чем Сумы, что уж говорить о суматошных Киеве и Харькове. Более того, ходили слухи (разумеется, до Сергея Горелого они тогда уже не доходили), что Семеныч, как коллеги и подчиненные величали Зарудного, может, и не прочь подняться на пару-тройку ступеней по карьерной лестнице, но какому-то влиятельному лицу он очень нужен именно в Конотопе и именно на этой должности. Удивляться нечему: начальник уголовного розыска контролировал этот довольно большой город, для кого-то стратегически важный. Процент убийств, бандитских нападений и разбоев, раскрытых по горячим следам, из года в год рос. Но держать планку на этом уровне Зарудному удавалось не без труда, поэтому каждое убийство,
совершенное в Конотопе, он воспринимал как чрезвычайное событие. «Убойщики» немедленно получали что-то вроде команды «в ружье!» и немедленно брались за дело.
        В связи с убийством предпринимателя Николая Коваленко и странными обстоятельствами, при которых оно было совершено, личный состав «убойного» отдела работал практически в круглосуточном режиме. Такой вывод, по крайней мере, сделал для себя Сергей Горелый, сидя на заднем сиденье автомобиля рядом с молодым и незнакомым ему опером. Второй, тоже из молодых и тоже незнакомый, вел машину.
        Оба молчали.
        Автомобиль Зарудного, куда сел Андрей Шпола, рассекал по ночному городу впереди.
        Плотно прикрыв за собой дверь кабинета, подполковник Зарудный кивком указал капитану Шполе на один из стульев, стоявших у стола, за которым оперативники обычно собирались на совещания, а сам уселся по другую сторону стола, закурил и разрешил курить и Андрею.
        Опер помалкивал - начинать разговор первым в кабинете шефа не полагалось. По пути сюда Зарудный не проронил ни слова, и теперь Шпола был почти уверен: дело в Горелом. Но зачем весь этот цирк с ночной засадой у подъезда и задержанием Сергея «для установления личности»? И какое отношение все это имеет к убийству Коваленко?
        На первый взгляд казалось, что Зарудный поднял оперативников среди ночи только ради выяснения каких-то личных отношений с Горелым, который, с какой стороны ни посмотри, отмотал свой срок за грехи чуть ли не трети конотопских ментов. Однако Шпола знал, что такой подход для Зарудного нехарактерен, поэтому продолжал теряться в догадках.
        Но едва начался разговор, Андрей моментально сообразил, в чем дело, и Горелый с его проблемами напрочь вылетели из его головы.
        - Ты телефон зачем выключил?  - сурово вопросил Зарудный.
        - Так ночь же…
        - Ну и что? У нас убийство. Это я тебе поясняю, почему мы оказались у твоего дома. Лидия твоя сказала, что вы оба куда-то ушли. Пили-пили, а потом слиняли.
        - Вы заходили к нам?
        - Мобильный твой не отвечал - я позвонил на домашний.
        - Ну, не особо-то мы и пили. За ужином для аппетита, не больше.
        - Дружбан твой, Шпола, вчера тоже за ужином для аппетита…
        - По крайней мере, не со мной.
        - Ладно, не в этом сейчас дело. Я, в отличие от тебя, мобильный не выключаю. И потерпевшая смогла ко мне дозвониться…  - Зарудный затянулся и с шумом выдохнул дым.  - Коваленко Галина. Днем я пытался с ней поговорить, а когда не вышло, оставил свой номер. Сказал, чтоб звонила в любое время, если хоть что-то вспомнит.
        - Я тоже оставил.
        - А телефон выключил. И вообще тебя дома не было. Где это вы шлялись среди ночи?
        - Вы же сами только что сказали, что это к делу не относится.
        - Сказал.  - Зарудный кивнул и стряхнул пепел.  - Ты потом, при случае, поблагодари вдову. Если б не она, мы бы с тобой сейчас здесь не беседовали. Ну ладно, к делу.  - Подполковник раздавил окурок в пепельнице и толчком отправил ее поближе к оперу.  - Вчера вечером, около одиннадцати, Коваленко позвонила мне. А тебе,  - указательный палец Зарудного, словно ствол «макарова», прицелился в Шполу,  - она звонить не захотела. Решила: если есть номер начальника, зачем дергать подчиненного, которому все равно придется докладывать начальству. Разумно?
        - Разумно.
        - Вдова сделала заявление: ее муж, то есть Коваленко Николай, в последнее время имел серьезные проблемы с одной здешней финансовой организацией, а именно филиалом банка «Слобода», управляющий которого, Павел Никитин,  - персона в городе известная.
        Пауза, которую сделал подполковник, подсказала Андрею: сейчас он должен самостоятельно сделать какой-то вывод. И тут его осенило - похоже, даже быстрее, чем этого ожидал Зарудный.
        - Погодите! Банк «Слобода», Никитин… Так у него же там службой безопасности ведает…
        - Молодец, соображаешь.  - Подполковник щелчком выбил из пачки следующую сигарету, но закуривать не стал, начал разминать ее между пальцами.  - За безопасность в «Слободе» отвечает полковник полиции в отставке Александр Момот. Бывший наш коллега, более того, мой старый товарищ…  - Он бросил сигарету на полированную поверхность стола, накрыл ладонью и принялся легонько катать туда-сюда.  - Когда-то даже пересекались по работе. Нормальный мужик, его уважали. Никто и слова худого о нем не сказал, когда он отслужил свое и подался в бизнес-структуру. Тебе ведь тоже предложения такие поступали, да?
        Шпола предпочел промолчать, но Зарудный и не ждал ответа, во всяком случае честного.
        - Не парься, поступали. Я и сам, когда бегал опером, подхалтуривал. Семья же, а при такой зарплате…
        Семья Владимира Зарудного состояла из жены и дочери, которая училась в Киеве на журналиста-международника, чем подполковник страшно гордился.
        - Хорошо, слушай дальше. В какой-то момент бизнес нашего Коваленко начал «протекать». Это сейчас сплошь и рядом, кризис все-таки, сам понимаешь. Год назад, когда все еще обстояло более-менее благополучно, Коваленко взял в «Слободе» кредит, тридцать тысяч зеленых,  - в наше время это серьезные деньги.
        - Для меня и сотня - деньги,  - ухмыльнулся Шпола.
        Зарудный, пропустив это замечание мимо ушей, продолжил:
        - Теперь прикинь, в каком положении банки. Предприниматели понабирались кредитов, как паршивые псы блох. Потому как тридцать тысяч для серьезного бизнеса - даже меньше, чем блоха. Но их много - сотни, тысячи, и вот уже счет идет на десятки миллионов. А главное - нет ни возврата, ни выплат процентов. Даже крупные банки в Киеве и Харькове стонут, вводят там временную администрацию или еще какую-то хрень… В общем, балансируют они на грани выживания. Ну так вот, Шпола, управляющий конотопским филиалом банка «Слобода» Павел Никитин предоставил моему доброму приятелю Саше Момоту полную свободу действий в вопросе выбивания долгов. Понимаешь, почему я так издалека зашел?
        Теперь Андрей точно знал: уже через пару минут подполковник Зарудный назовет имена нескольких подозреваемых в убийстве, и подозреваемые эти, похоже, окажутся непосредственными подчиненными отставного полковника Момота.
        А раз так, бывший нерядовой сотрудник полиции начнет шаг за шагом превращаться как минимум в организатора похищения и убийства Николая Коваленко. Должников и злостных неплательщиков у банка «Слобода» множество, и не исключено, что в ходе расследования нарисуется еще целый ряд криминальных эпизодов. Поэтому сейчас первым делом следовало поднять список нераскрытых убийств местных предпринимателей и выяснить, не были ли они случайно должниками господина Никитина, который натравил на них господина Момота с подручными…
        - Заявление она написала?  - быстро спросил Андрей.
        - К ней выехали, как раз сейчас этим занимаются. Заявление будет. Теперь тебе ясно, почему она так крутила-вертела?
        - Боялась?
        - Боялась,  - согласился Зарудный.  - А позвонила почему? Потому что испугалась еще больше, когда вечером, около десяти, в ее дом ввалился мужчина с ухватками бандита… или бывшего мента. Это она так сказала, Шпола, дословно. Наш бывший коллега Саня Момот только таких себе в подручные и набирает: ментов, уволенных за несоответствие, и граждан, в свое время привлекавшихся за мелкие правонарушения. Драки, рэкет, соучастие в разбойных нападениях и прочее.
        - Кто же таких берет в банки? У них же система проверки персональных данных!
        - Это кассирами и менеджерами не берут.  - Сигарета под широкой ладонью Зарудного лопнула, табак и клочки папиросной бумаги рассыпались по столу.  - И старшими менеджерами тоже. А вот в управляющие берут. Особенно таких, которые, как наш господин Никитин, привлекались за экономические преступления. Да сегодня, Шпола, вся эта «экономика» и преступлением не считается - такой бизнес везде раскручивается. Но для меня, Андрей, как там тебя по батюшке?..
        - Петрович,  - подсказал Шпола.
        - …это не имеет значения. Мне, Андрей Петрович, сорок четыре, я еще те времена помню, когда валютчики и спекулянты шли под суд и садились! Это сегодня они герои и жертвы режима. Я еще и других героев знаю, самоновейших - жертв преступной власти. При Кучме их притесняли, при Ющенко гнобили, еще время пройдет - новые объявятся. В общем, Шпола, знаю я этих бизнесменов как облупленных. Никитин позволил Момоту таких бойцов в службу безопасности набрать, а тот и рад стараться. Обратно в ментовку им дороги нет, как и дружку твоему закадычному…
        - Неудачный пример. Горелый не бандит и никогда им не был.
        - Ну да, и не оборотень в погонах. Всего лишь подержал пару мужичков сутки под замком, попрессовал, используя служебное положение, и денежки за это получил. Кстати, о Горелом, перепуганная вдова описала мне вечернего посетителя, и кого-то мне это описание сильно напомнило. Я парням поставил задачу: пусть откатают пальчики в помещении, потерпевшая покажет, за что там брался непрошеный гость. Пропустим через картотеку, установим личность… Или все-таки сам признаешься, что Горелого к Коваленко послал?
        - Никуда я его не посылал!  - возмутился Шпола.
        - Ну да, сам пошел. По собственной инициативе…  - Зарудный взял чистый лист бумаги, начал сворачивать кулечек.  - А зачем? Потерпевшая говорит, что о какой-то прорицательнице расспрашивал. Но это же бред, верно?
        - Бред,  - согласился Шпола.  - Но чистая правда.
        - Ты что имеешь в виду?
        - Я не знаю, зачем Сергей к ней пошел. Не знал даже, что он туда собирается. Но вернулся он с очень любопытным результатом - ему стало известно об этой самой прорицательнице. И мы с ним…
        - Выбрось это из головы, Андрей Петрович,  - проговорил Зарудный, собирая то, что осталось на столе от сигареты, в аккуратный кулечек.  - Не было бы у нас информации о долгах Коваленко, может, и взялись бы мы всерьез за эту самую вашу ворожку… или ведьму. А теперь,  - скомканный кулечек исчез в могучей ладони,  - это всего лишь дело техники. Мы уже никогда не узнаем, зачем на самом деле Коваленко приходил в полицию. Может, ведьма эта - часть какой-то оперативной комбинации Саши Момота, он был мастер на подобные штучки. Обязательно вызовем ее, допросим, но не о ней сейчас речь, будь она неладна. На Коваленко наезжали. На него давили, всячески прессовали. Угрожали ему. А через час после того, как он все-таки решился прийти к нам, хотя так и не подал заявления, Коваленко исчез. Ну а рано утром его труп с дырой в черепе выбросили из машины у калитки его собственного дома. Типичный случай прямого запугивания, разве нет?
        Шпола не мог с этим не согласиться.
        - Дальше. Почему я говорю тебе все это без свидетелей, Андрей Петрович?  - Зарудный через весь кабинет отправил скомканный кулечек в корзину для мусора.  - Ты нормальный мужик и все поймешь. На самом деле Саня Момот тоже неплохой мужик. Ты знал его?
        - Видел пару раз…  - Шпола все еще не понимал, куда клонит начальник.
        - Ну а я с ним когда-то… А!  - Подполковник неожиданно отмахнулся от накативших воспоминаний.  - Есть у меня его координаты. Сам позвоню, попробую договориться. На него самого Никитин давит, иначе долги не выбить. Да и особо не с кем Сане работать, кроме отморозков. Короче, он должен понять: лучше отдать исполнителей, уволив их задним числом. Мы закроем дело, а он свои выводы сделает.
        Теперь Зарудный смотрел Шполе прямо в лицо, и опер мгновенно уразумел еще одну вещь: подполковник с капитаном - начальник уголовного розыска с опером «убойного» отдела - обычно подобных разговоров не ведут. И такие вещи согласовывают крайне редко. Потому что опер - человек маленький, ему ставят задачу - он выполняет. Из своих неполных тридцати двух Шпола уже лет десять жевал полицейский хлеб, поэтому знал: о таких делах подполковники договариваются не с капитанами, а как минимум с полковниками… если не с генералами.
        Словно прочитав его мысли и уловив сомнения, Зарудный поднялся, обошел стол и опустился на стул рядом с Андреем. Заговорил доверительно:
        - Ты ведешь это дело, ты его и закроешь. Ситуация весьма неоднозначная: Момот здесь скорее наш союзник, чем противник. И я сделаю все, чтобы не поднимать шума вокруг смерти Коваленко. Можешь представить, что начнется, если убийца, который нажал на курок, потащит за собой бывшего полковника полиции, тот - банкира Никитина с его темным прошлым, банкир задействует свои связи в Сумах и Киеве, и к нам в управление пришлют толпу долболобов - для выяснения обстоятельств. И что окажется в сухом остатке? Все тот же придурок, который нажал на курок. Ну, может, еще и ведьму твою к нему неведомо каким боком присобачат. Понимаешь? В общем, если с Момотом получится договориться по-хорошему, все необходимые концы у тебя окажутся.
        - А если не получится?
        - Тогда уже по полной программе, Шпола. Но имей в виду, Момот далеко не дурак, с ним ухо надо держать востро.
        Стремительно поднявшись, Зарудный прошел на свое место во главе стола и, усевшись, потянулся за мобильным. Прежде чем позвонить, добавил:
        - Пусть пока все идет своим чередом. Докладывать будешь мне лично. Сейчас вали спать, но чтобы в восемь как штык был тут. Дел - выше крыши. Можешь воспринимать это как личную просьбу, а можешь - как приказ.
        Шполе было ясно - разговор окончен. По крайней мере, на этом этапе. Он кивнул и направился к выходу.
        - Там в коридоре дружок твой должен сидеть,  - раздалось за спиной.  - Скажи, пусть зайдет… примерно через полчаса.
        Горелый все это время действительно томился в пустом предбаннике, даже успел слегка вздремнуть.
        Ничего не объясняя, молодые оперативники, доставившие Сергея в управление, привели его в какой-то кабинет, записали с его слов все данные - он продиктовал их старательно, даже чересчур старательно,  - после чего зачем-то «откатали пальчики», сунули ему пару салфеток, чтобы вытер руки, и только после этого переместили сюда. С задержанным остался один из оперов.
        О том, с чем связано это неожиданное задержание и чем вся эта ситуация могла обернуться, Сергей старался не думать. Вопросов он не задавал: статус подчиненного в полиции мало чем отличается от статуса заключенного - ни от того, ни от другого здесь практически ничего не зависит. Будь ты хоть опер, хоть зэк, все равно остаешься винтиком огромной и неповоротливой системы и никакие твои действия, даже очень правильные и сто раз выверенные, не в силах ускорить работу громадного механизма. Инициатива наказуема по обе стороны колючей проволоки, поэтому лучшее, что ты можешь сделать, будучи в рамках системы,  - не суетиться. Пока ничто не угрожает тебе лично, плыви себе по течению - куда-нибудь да вынесет.
        В свое время Горелый верил, что инициатива в оперативной работе кому-нибудь да нужна. Не хотелось мириться с положением тупого исполнителя. Но вскоре стало ясно: самое ценное в оперативной работе - та самая халтура, за которую брались многие, и с его арестом и осуждением эта практика не прекратилась. Сергей знал это по себе и подозревал, что и другие коллеги берутся за левак не только ради солидного дополнительного заработка, хотя деньги, по меткому замечанию актера Миронова в старой советской комедии «Берегись автомобиля», еще никто не отменял. Вместе с тем, работая налево, оперативник - настоящий оперативник, разумеется,  - чувствовал себя свободным от всякого рода инструкций, которые в большинстве своем противоречили одна другой, связывали руки и убивали не только инициативу, но и само желание ее проявлять.
        Угодив за решетку, Сергей не обнаружил там для себя ничего нового: он и раньше знал, что на зоне каждый сам за себя и в процесс выживания администрация колонии никогда и никаким образом не вмешивается. Вроде бы было достаточно того, что вертухаи охраняют, а «кум», то есть начальник оперативной части, хочет знать всего несколько вещей: не готовит ли кто-то побег; кто кого и за какие грехи намерен «подрезать»; каким образом и кем в зону доставляются наркотики, спиртное, а порой даже проститутки и любовницы авторитетов.
        Для того чтобы поддерживать в колонии видимость порядка, большего и не требовалось.
        Поэтому, сообразив, что в лице молчаливых парнишек-оперов, выполнявших приказ подполковника Зарудного, его подхватило какое-то новое течение, Горелый на всякий случай проанализировал события последних суток и пришел к выводу, что особых проблем не предвидится. Поэтому поудобнее устроился на казенном стуле, прикрыл глаза и отдался на волю этому течению.
        Это длилось до тех пор, пока из кабинета начальника не вышел Андрей Шпола. Вид у него был весьма озабоченный.
        Зарудный вызывал бывшего зэка к себе.
        Ну-ну…
        Едва Горелый переступил порог кабинета и аккуратно прикрыл за собой дверь, Зарудный поднялся из-за стола. Но не затем, чтобы встретить бывшего подчиненного с распростертыми объятиями. Подполковник прошагал через весь кабинет к массивному серому несгораемому шкафу, стоявшему в углу, на ходу нашарил в кармане связку ключей, безошибочно отыскал нужный и с лязгом отпер дверцу.
        Рука полковника нырнула в стальное чрево.
        Сергей усмехнулся про себя: ничего не меняется - и раньше подполковник держал там спиртное.
        Рука и в самом деле вынырнула из сейфа с бутылкой коньяка.
        Початой. Чуть-чуть, но все-таки початой. Закупоренные бутылки здесь долго не держались, хотя алкоголь в сером сейфе не переводится никогда.
        Словно прочитав его мысли, Зарудный вернул коньяк обратно, а вместо него извлек черную с золотом фирменную коробку. Виски. Односолодовый, двенадцатилетней выдержки. Зарудный водрузил коробку на стол для заседаний, вытащил из нее квадратную бутылку и пристроил рядом пару стаканов, предварительно выплеснув из одного остатки минералки. Продолжая стоять посреди кабинета, Сергей невозмутимо наблюдал за тем, как он свинтил пробку и наполнил стаканы: один до краев, другой до половины. Полный придвинул к краю стола, предлагая, таким образом, Горелому подойти ближе.
        - Ладно, я не гордый,  - буркнул тот, шагнул вперед, взял стакан и одним махом осушил его, а потом резко выдохнул.
        - С возвращением.  - Зарудный тоже выпил до дна, но без спешки, небольшими глотками.
        Волна опьянения накрыла Горелого еще до того, как хозяин кабинета вернул свой стакан на стол. Комната качнулась, как шлюпка в шторм, на мгновение потемнело в глазах. Но усталость от многодневного питья содержала в себе и опыт: сделав еще несколько глубоких вдохов-выдохов, Сергей положил правую руку на спинку ближайшего к нему стула, перенес на нее вес тела и удержался на ногах. Качка не прекратилась, но стала не такой интенсивной. Вернулась приятная легкость, захотелось полностью расслабиться, а может, даже и усилить эти ощущения, но в кабинете подполковника Зарудного расслабляться бывшему зэку не стоило.
        - Считай обменялись рукопожатиями…
        Полковник плеснул себе на донышко, потянулся к стакану Сергея, но тот успел накрыть его ладонью.
        - Как знаешь,  - пожал плечами подполковник.
        В недрах сейфа нашлась переполовиненная шоколадка. Зарудный накрошил ее квадратиками прямо на обертку, выложил посреди стола, после чего оперся на свой край, снова пригубил виски и закурил. Перехватив взгляд Горелого, протянул ему пачку.
        Тому уже давно хотелось курить: сигареты закончились еще у дома Шполы. Что ж, надо быть последовательным: угощался подполковничьим виски - не отказывайся и от курева.
        - Отдохнул?  - поинтересовался Зарудный, с наслаждением затягиваясь.
        - А я и не устал,  - в тон ответил Горелый.
        - Оно и видно. Соскучился по работе? Чего тебя к вдове Коваленко понесло? Ты кто такой вообще?
        - Лицо без документов. Но со справкой. И соответствующими гражданскими правами.
        - Надо же!
        - А что? В том числе с правом общаться с кем угодно без ограничений.
        - Без ограничений, говоришь? Звучит, как реклама сотового оператора…  - В голосе Зарудного не было ни злости, ни раздражения - говорил, как строгий отец или старший брат, наставляющий неразумного младшенького.  - За себя ты уже отсидел…
        - Не только за себя,  - вставил Сергей.
        - Об этом потом.  - Зарудный сделал еще одну затяжку, отставил стакан, метнул в рот квадратик шоколада, прожевал, морщась.  - Повторяю: за свои дела ты отсидел. Паспорт получишь без проблем. Будут проблемы - все решим на раз. В деле, которым сейчас занимается твой друг Шпола, ты не свидетель, не подозреваемый, не потерпевший и уж точно не жертва. А пока у тебя нет документа со штампом о регистрации по месту проживания, ты, Сергей Горелый, бомж, освободившийся из мест лишения свободы. Сечешь? И никакого участия в оперативно-разыскных мероприятиях принимать ты не можешь. Подобные действия при желании можно трактовать как нарушение закона. По крайней мере, как административное правонарушение. Ясно?
        - Я могу идти?  - Отпустив спинку стула, Горелый сделал шаг назад.
        - Нет, не можешь.  - Зарудный, заранее отметая всякие возражения, снова разлил виски по стаканам - на сей раз совсем понемногу.  - И не смотри на меня так, и не скрипи зубами. Во-первых, эмаль посыплется, а во-вторых, для тебя же будет лучше, если ты сейчас поедешь к матери и отсидишься у нее по-тихому хотя бы месяц. Максимум - полтора.
        - И что потом?
        - Ты же сам сказал - не только за себя отсидел. Напомню, если забыл: твоя проблема и вина, Горелый, только в том, что ты попался. Не ты, так другой пошел бы, как интеллигенты выражаются, на жертвенный алтарь. Ты же по полной отсидел?
        - На шесть месяцев меньше. С хвостиком.
        - Что еще за хвостик?
        - На шесть месяцев и двенадцать дней. Мелочь, а приятно. Хотя,  - Горелый бросил уже слегка утративший резкость взгляд на тлеющий кончик сигареты,  - кому как. Вам приходилось сидеть шесть месяцев и двенадцать дней, пусть даже не на зоне, а просто в камере?
        - Не начинай.  - Зарудный снова глотнул виски.  - Сиделось тебе нормально, единственное неудобство - ограничение свободы. А в пределах колонии никто твою свободу вообще не ущемлял. Я же постоянно держал руку на пульсе, контактировал с некоторыми людьми. Потому и отбывал ты свой срок не сказать, что у Христа за пазухой, но и не в самых худших условиях.
        При этих словах Сергей непроизвольно коснулся шрама на щеке.
        - Я в курсе,  - кивнул Зарудный, не упустив этот жест.  - Даже знаю, при каких обстоятельствах ты эту свою особую примету заработал. Ну извини, зона - это не курорт, народ всякий попадается, а человек человеку волк. В особенности в таких… гм… экстремальных условиях. Я ведь тебя не просто так искал, а для серьезного разговора.
        - А мы что сейчас, шутки шутим?
        - Не здесь нам надо было встретиться. И не так. Ты же знаешь, Горелый, я своих не сдаю.
        - В самом деле?
        - Ты свое условно-досрочное получил, поскольку кое-что понял. Обижаешься? Ну понятно: все грешат, а одного - в козлы отпущения… Короче, Горелый, хотя мне сейчас не до тебя, поговорить мы должны, поэтому тебя сюда и привезли. Так вот, слушай внимательно: месяц гуляешь, не полтора - это будет уже чересчур. Пусть пока кое-что утрясется, взять хотя бы эту историю с ведьмой, чтоб ей… А через месяц ты мне звонишь - запросто, без этих своих штучек,  - или я сам тебя найду. Есть возможность нормально работать и жить по-человечески. Одному моему знакомому люди нужны - с опытом вроде твоего…
        - Тюремным, что ли?
        - С опытом оперативной работы.  - Зарудный не обратил внимания на ироничный тон Сергея.  - Работа в Глухове, чтобы ты здесь, в Конотопе, не отсвечивал. Тебя же все равно здесь ничего не держит. Сначала комнату выделят, со временем и нормальное жилье. Об одном прошу: весь этот месяц веди себя по-человечески. Договорились?
        - А эта блатная работа - приз за хорошее поведение?
        - Я бы на твоем месте, Горелый, не выеживался.
        - Так вы и не на моем.
        Полный стакан виски на пустой желудок сделал-таки свое дело. Контролировать эмоции Сергею становилось все труднее. Да и притворяться, что все в порядке, не хотелось.
        - Что тебе не нравится?
        - Мне?
        - Тебе.
        - Все нравится. Ваше предложение нравится. Виски классный. Отношение к товарищу по оружию. А четыре с половиной года на киче - так и вообще полный кайф! Я свободен?
        - У тебя ж в справке так и написано, ты сам сказал,  - криво усмехнулся Зарудный.
        - Ну а сечас я свободен? Могу покинуть кабинет?
        - Можешь. Понимаю, в тебе сейчас обида говорит. Но это пройдет. Ты лучше поразмысли над всем этим в спокойной обстановке и все взвесь.
        - Взвесить? Как на базаре взвешивают, обвешивая через раз?
        - Иди уже,  - вздохнул Зарудный.  - Вижу, надо нам с тобой еще раз потолковать… Тебя отвезут, куда скажешь, потому что среди ночи, да еще и в таком состоянии, опять во что-нибудь вляпаешься.
        - Я и на своих двоих дойду. Не беспокойтесь…
        Слегка покачнувшись, Горелый шагнул к столу, бросил окурок в свой стакан, послушал, как тот зашипел в коричневатой сорокадвухградусной жидкости, почему-то подмигнул подполковнику, круто развернулся и вышел. Зарудный отметил про себя - не вполне уверенным шагом.
        Дальнейшего подполковник видеть не мог. Зато молодой опер, как раз торопившийся в кабинет начальника, зафиксировал, как Сергей Горелый в приемной развернулся лицом к двери кабинета, пошире расставил ноги для устойчивости, согнул левую руку в локте и хлестко ударил по ее сгибу ладонью правой. Продемонстрировав эту фигуру закрытой двери, он снова развернулся и вышел в коридор. Больше он ни разу не оглянулся.
        Разумеется, докладывать об этом начальству опер не стал.
        Утром, явившись в управление, Андрей Шпола обнаружил, что там уже полным ходом воплощается в жизнь худший из вариантов - тот, которого так не хотел Владимир Зарудный. А именно: договориться по-хорошему с Момотом не удалось, и это означало, что действовать придется совершенно самостоятельно и на опережение.
        Собрав у себя «убойный» отдел в полном составе, подполковник сообщил операм последние новости, потому что теперь это дело касалось не только Шполы, хотя тот по-прежнему вел его.
        Начальнику уголовного розыска удалось-таки вызвонить среди ночи руководителя службы безопасности конотопского филиала банка «Слобода» и даже записать весь разговор на диктофон, чтобы все сотрудники отдела убедились: бывший полковник полиции, которого ночной звонок застал врасплох, не так уж и удивился, уразумев, о чем идет речь. Он подтвердил, что с должниками действительно проводится определенная «работа», но никого при этом не запугивают, и, уж конечно, Момот не имел ни малейшего представления о том, кто мог убить Коваленко. Дословно: «Что ты, Володя! У нас каждый день кого-нибудь мочат, мы же с тобой менты, знаем. Так что теперь - всех покойников на моих людей вешать?» Однако на вопрос подполковника о том, кто и каких именно покойников пытался на него повесить, последовал уклончивый ответ: «Ох, не цепляйся к словам, Зарудный. Может, лучше я завтра с утра подскочу в управу? Сядем, спокойно перетрем эту тему». На том разговор и закончился.
        Продолжения не последовало. Момот, вопреки сказанному, в управление не явился. Однако на звонок ответил, извинился - мол, закрутился, срочно понадобилось кое-что выяснить, пока не с чем к Зарудному ехать и тому подобное. Начальник уголовного розыска продемонстрировал нехарактерные для него уступчивость и ангельское терпение. Но все же в присутствии сотрудников отдал распоряжение найти номер городского телефона приемной управляющего банком Никитина.
        Когда секретарша на том конце линии сняла трубку, подполковник представился и попросил соединить его с шефом. Ответ последовал незамедлительно: шеф занят, в головном офисе его нет. Зарудный побагровел и рявкнул:
        - Меня, уважаемая, мало волнует его занятость! Вы разве не расслышали, что с вами говорит начальник уголовного розыска? Видели таких в сериалах? Вот и давайте мне вашего шефа, да поживее!
        Никитин нашелся минут через десять. Был он как бы не в себе, говорил по мобильному из машины, куда направлялся - не ясно. С Зарудным не спорил, поинтересовался только, в курсе ли начальник городского управления, услышал в ответ, что знакомство с руководителями любого ранга не снимает ответственности с граждан, и после некоторых пререканий дал согласие прислать по факсу список подчиненных господина Момота - всех сотрудников службы безопасности филиала, официально оформленных в этой организации.
        Затем Зарудного снова связали с секретаршей Никитина.
        «Нет, я пока еще не в курсе, что шеф отдал такое распоряжение… Хотя погодите, кажется, это он звонит… Да-да, Павел Петрович! Господин подполковник как раз на проводе… Да, я поняла… Так… Алло, Владимир Семенович, вы на линии? Сообщите ваш электронный адрес, в течение получаса я вам отправлю… Факсом? Нет проблем, это тоже займет полчаса, назовите номер… Естественно, там будут адреса всех сотрудников…»
        Список сотрудников службы безопасности «Слободы» был получен через двадцать минут.
        - Значитца, так… Бородуля Денис Геннадиевич, восемьдесят седьмого года рождения… Пацан! Домашний адрес: город Конотоп…  - Зарудный оторвал глаза от факса.  - Все, парни, хватит. Половину работы я за вас сделал. Не царское это дело - со всей этой шушерой разбираться. Дальше сами. Отшлепайте копии, разделите между собой и дуйте по адресам. Шпола, бери этого Бородулю себе, с него и начнешь. Ясно?
        - Так точно!
        - Кроме него здесь еще четверо - по одному на каждого оперативника. А ты, Крикун, прямо сейчас отправь запрос на всех скопом. К тому времени, когда вы всю эту Момотову бригаду сюда доставите, данные должны будут поступить.
        - Если они вообще имеются,  - заметил опер Вася Крикун, над которым из-за такой говорящей фамилии нередко прикалывались сослуживцы.
        - Само собой,  - согласился Зарудный.  - Сейчас главное - брать их с лету, теплыми. И Галину Коваленко сюда, пусть посмотрит на этих красавчиков. Может, она и знает тех, кто на ее мужа наезжал… В любом случае все ее показания надо оформить, пусть подпишет. Дальше легче пойдет.
        - А если вдова никого не опознает?  - спросил вечно сомневающийся Крикун.
        - Должна. Недаром она мне ночью звонила. Видно, боится, и не без причины. Опознает, опознает… Кстати, Шпола, как с Бородулей управишься, сажай его в камеру и волоки сюда эту ведьму. В конце концов, это же она Коваленко напугала так, что он в полицию потащился!
        - Тут есть варианты.  - Андрей откашлялся.  - Я собственными ушами слышал от Николая Коваленко, что к ведьме ему посоветовала сходить жена. Галина этого не отрицает. Значит, либо она в сговоре с ними и что-то знает, либо с этим пророчеством настолько все сложно, что с ходу не распутаешь.
        - О схемах и пророчествах мы с тобой, Андрей, потом поговорим.  - Зарудный взглянул на часы.  - Вперед, мужики, по коням! Не хочет Момот мирно решить вопрос - будет ему война!
        Складывался, определенно складывался пазл.
        По указанному в факсе адресу Бородули Дениса Геннадиевича не оказалось. Не проживал он в этой квартире уже почти год - с тех пор, как устроился на работу в банк. Но адрес занес в анкету этот, он значился в его паспорте. Здесь Денис Бородуля был зарегистрирован, здесь проживала его престарелая бабушка, прописавшая внучка на своей жилплощади, чтобы в случае чего квартира ему отошла. Все это сама она и поведала Андрею Шполе.
        «А где же обитает внучок?»  - «Да бог его знает… Хвастал, что в банке платят нормально, хватает, чтобы снять приличное жилье. Не все же молодому мужчине с родителями жить, иной раз надо и друзей куда-то пригласить, девушку. Денис у нас парень видный».  - «Значит, есть у вашего внучка девушка?»  - «А как же, сынок! Хорошенькая такая, на Рождество вместе приходили, колядовали. Поет она замечательно…»
        Родители Дениса Бородули знали об этой девушке не больше, чем бабушка. Но, по крайней мере, помнили ее фамилию.
        Тем временем остальных сотрудников службы безопасности «Слободы» уже свезли в управление. Двоих задержали на работе, еще двоих - дома. Адреса в списке были указаны точные. Только одному из четверых было чуть больше тридцати, остальные оказались примерно того же возраста, что и Бородуля. Оперативники развели задержанных по кабинетам и принялись интенсивно «обрабатывать».
        В результате Шполе не нашлось где приткнуться и он подался к «разбойникам», а по пути наткнулся в коридоре на Зарудного. Тот сообщил, что Момот в бешенстве. Звонит напрямую начальнику управления, требует отпустить его людей, которые не имеют ни малейшего отношения к убийству Николая Коваленко. «Но, заметь, сам на выручку не спешит. Вот!»  - заключил подполковник, многозначительно воздев к потолку указательный палец.
        Шпола не стал уточнять, что это может означать, потому что у него в кармане внезапно ожил телефон. Поступила справка на Бородулю. Семь лет назад клиент привлекался за попытку вооруженного ограбления, но отделался условным сроком: свидетели подтвердили, что в момент нападения на жертву он всего лишь находился поблизости. Так сказать, случайно там оказался. Не исключено, что кто-то влиятельный вмешался в его судьбу. Остальные задержанные в прошлом проблем с законом не имели, хотя это, конечно, ни о чем не говорило. Денис Бородуля был единственным сотрудником службы безопасности банка, которого никак не удавалось найти.
        Не успел Шпола перевести дух, как в управление явилась потерпевшая. Живьем Галине Коваленко задержанных не предъявляли - показали только фото из личных дел, которые, по требованию Зарудного, банк предоставил в отсканированном виде. Вдова без колебаний указала на Бородулю: «Вот этот, бандитская морда! Он к нам домой приезжал, грозил расправой. Я сама слышала - разговор шел в коридоре!»
        Вдова сразу согласилась дать письменные показания. Ее увели куда-то в недра отдела, вручили пару листов бумаги и ручку, и она засела за сочинение. Среди прочего Андрей попросил женщину упомянуть гадалку по имени Олеся - кто и когда порекомендовал обратиться к ней - и припомнить вообще все, связанное с ней.
        К этому моменту удалось разыскать девушку Бородули. Она работала официанткой в баре «Темпора», встречалась с Бородулей около года, в настоящее время оба проживали в арендованной квартире. Девушку застали дома. Похоже, она на самом деле была напугана, без конца твердила одно и то же: мол, Денис - нормальный парень, никогда ничем подозрительным не занимался, они собираются в мае пожениться…
        - Дома сегодня ночевал?  - спросил оперативник.
        - Ночевал. Утром кто-то позвонил, он сорвался, сказал: «Работа!»  - и умчался…
        - Раньше подобное случалось?
        - Что именно?
        - Чтобы затемно на работу вызывали.
        - Вроде бы нет… Точно - нет.
        - Это вас не удивило?
        - Ну так времена же какие! Мало ли что могло случиться, банк ведь…
        - Какие-нибудь вещи он взял с собой?
        - Не заметила.
        - Деньги?
        - Не знаю.
        - В квартире имелись деньги?
        - Ну… была какая-то сумма. Мы на свадьбу откладывали, потом на путешествие… Денис в Прагу хотел…
        - Вам известно, где Денис прятал деньги?
        - Он не прятал, а хранил!
        - Ладно, хранил. А где - это вам известно?
        Девушка знала, где ее жених хранил сбережения.
        Но когда Шпола попросил ее достать с антресолей конверт, в котором, по ее словам, должна была лежать тысяча шестьсот долларов, ни конверта, ни денег там не оказалось.
        Девушка попыталась дозвониться до Дениса, но абонент «не мог принять звонок».
        Пока Шпола разбирался с невестой беглеца, в управлении один из задержанных, тот, что постарше, дал показания: Бородуля, кретин, заигрался и прикончил Коваленко. Без свидетелей - какие-то там у него личные счеты с ним были - сцепился он с предпринимателем, грозился достать его по-любому. Какое-то время никому ничего не говорил, а буквально вчера проболтался.
        - Момота вы поставили в известность?  - спросил опер.
        - Не успели. Если честно, я подумал - заливает пацан, цену себе набивает. Вот, мол, какой я крутой…
        Остальные задержанные об этом разговоре ничего не знали. Но это уже не имело значения. Все срасталось: Бородуля убил Коваленко и подался в бега.
        «Все это как-то уж слишком мутно,  - рассуждал Андрей, возвращаясь в управление.  - Слишком мутно. Не ясна роль Момота в случившемся и его поведение, коллеги Бородули вполне могли о чем-то договориться между собой, да и что касается пророчицы, тоже чепуха какая-то получается, абсолютно непроясненная линия… Ну ничего. Бородуля все объяснит. Он уже в розыске, так что деваться ему некуда».
        В этих хлопотливых, но вполне результативных трудах прошел день. Из-за груды текущих дел и проблем Шпола так и не успел связаться с Горелым. Вчера тот отправился ночевать к брату, а о содержании его разговора с Зарудным Шполе ничего не было известно, как и о дальнейших планах друга.
        «Ладно,  - решил он.  - Разгребем это дело, а там и Серый объявится». Ну а если по большому счету, именно он, Горелый, весь этот маховик и раскрутил. Если б он вчера не наведался к вдове, не напугал ее своим шрамом и зэковскими повадками, вряд ли Галина так быстро согласилась бы открыть истинную причину проблем ее покойного мужа…
        Следующий день, в отличие от предыдущего, обнадеживающих новостей не принес.
        Никаких следов Дениса Бородули обнаружено не было. Установленное за его невестой наблюдение ничего не дало. Жених-беглец не объявлялся, даже не звонил; оба телефона - городской и мобильный - постоянно держали под контролем. На всякий случай четверо его коллег переночевали в КПЗ, хотя Шпола и был против: а что, если беглец попытается вступить в контакт с кем-нибудь из них? Но Зарудный только отмахнулся и сказал: «Пусть посидят».
        Начальника уголовного розыска тревожило другое: отставной полковник Момот внезапно прекратил названивать бывшим коллегам. Банкир Никитин заявил, что не в курсе, где сейчас находится руководитель его службы безопасности. Из-за всех этих событий еще вчера Момот подал заявление об увольнении, но вместо этого ему было предложено взять отпуск за свой счет. А уж каким образом он воспользовался этим отпуском и где в данный момент находится, Никитин ни малейшего понятия не имел.
        Мало того, Галина Коваленко внезапно угодила в больницу: окончательно сдали нервы. Позняков, друг семьи, пояснил, что вдова опасается мести Бородули, ведь убийца все еще разгуливает на свободе, и просит выделить ей круглосуточную охрану. Шпола, выслушав Познякова, отправил его по инстанциям - не до тебя, уважаемый.
        После обеда Шполе позвонила жена Лида. Еще с вечера дочка чувствовала себя неважно, а утром у нее температура подскочила - очевидно, вирусная инфекция, весной всегда так. Жена сказала: «Врач был, подтвердил - ОРВИ». Температуру сбили. Попросила, как только освободится, сбегать в аптеку, и продиктовала список лекарств.
        «Ты, кстати, когда сегодня вернешься?  - поинтересовалась она.  - Горелый звонил. Он, судя по всему, снова поплыл…»  - «А чего хотел?»  - «По-моему, просто так».  - «Ладно, выясним. А когда вернусь, ей-богу, не знаю. Честно, солнышко. Все, пока-пока».
        Через полчаса после Лидиного звонка мобильный снова заверещал. Высветился незнакомый номер. Зато голос, который зазвучал в трубке, оказался очень даже знакомым.
        - Здоров, начальник! Как жизнь? Надо срочно пересечься на нашем месте. Только ты того… не тяни. Бегом давай!
        В марте все еще рано начинает смеркаться, хотя вечер окутывает город не так быстро и окончательно, как зимой. «Странно,  - почему-то подумал Андрей.  - Когда называешь время, всегда уточняешь: четыре дня. А пять - это уже пять вечера. И наоборот, три часа - так это ночи, а пять часов - уже утра».
        Неизвестно, по какой причине отметил Шпола эту странную закономерность. Сам он только что, докладывая Зарудному по телефону, упомянул, который сейчас час, а в ответ получил исчерпывающие инструкции: ничего не делать, никаких шагов не предпринимать, оставаться на месте и ждать группу захвата. И только после этого брать. Но самому не переться впереди спецназовцев, это их работа - лезть под пули.
        Опасения подполковника Андрей Шпола считал преувеличенными. Вряд ли Денис Бородуля, даже будучи загнанным в угол, начнет отстреливаться. Да и есть ли у него при себе огнестрел? Однако по собственному опыту опер знал: как раз от вполне невинной на первый взгляд овечки можно и даже должно ждать волчьего оскала.
        Гадая, вооружен ли Бородуля, он на всякий случай вытащил и проверил табельный «макаров» и на всякий случай снял его с предохранителя. Закурил, огляделся, бросил взгляд на часы. Шестнадцать двадцать, а вокруг уже серо. Это все из-за тумана, пришедшего на смену мелкому дождику, который уже третий день подряд то начинал сеяться, то внезапно прекращался. Шпола никогда не бывал в Англии, поэтому не знал, по праву или нет такую погоду кое-кто называет английской.
        Звонок стукача Димы по кличке Голова оказался своевременным, но весьма неожиданным. Даже сейчас Андрей не вполне понимал, при чем тут вообще Дима Голова, какое отношение он может иметь к Бородуле и почему вдруг решил сдать полиции, казалось бы, совершенно незнакомого ему человека. И сделал это только после того, как проверил информацию и окончательно убедился, что в такой-то квартире такого-то дома действительно засел гражданин Бородуля, объявленный в розыск по подозрению в совершении убийства.
        Шпола немедленно отзвонился Зарудному и получил категорический приказ прирасти к месту, с которого он вел наблюдение, и ждать подкрепления. «Когда возьмем Бородулю,  - решил Шпола,  - надо будет разыскать Диму Голову и душевно поговорить с ним насчет того, откуда появилась такая необходимая как раз сейчас информация.
        Проверить данные Головы оказалось проще простого, хотя на это ушло больше часа. Сперва он прошелся по соседним квартирам, вычислил пенсионерку-энтузиастку, предъявил удостоверение, а потом спросил, кто проживает в сорок второй квартире. И тут же получил исчерпывающий ответ:
        - Танька Хохлова, буржуйка. Жилье ей от покойной бабуси досталось, а она, сучка, смотри-ка, сдает его за бабки, скрывает от государства свой бизнес и не платит налогов.
        - Точно,  - поспешно согласился Шпола,  - не платит. Как раз такими мы сейчас и занимаемся. Вон сколько из-за них бюджет недополучает, поэтому и пенсии у стариков мизерные.
        Пенсионерка закивала: чистая правда, крадет у нее Танька Хохлова пенсию, да еще и таким хитроумным способом. Пообещав вывести Таньку на чистую воду, Шпола попросил старуху выяснить, кто сейчас находится в квартире. Та перешла площадку, позвонила в дверь и минут пять вела какие-то переговоры. Шпола на всякий случай поднялся на пару лестничных пролетов выше, поэтому до него доносились только отдельные слова.
        Наконец лазутчица вернулась в свою квартиру и, когда Шпола спустился и юркнул в дверь вслед за ней, доложила, что там поселился молодой парень, сперва дверь не открывал, а потом все же открыл на длину цепочки, выглянул в щель. Зрение у нее в порядке, успела рассмотреть физиономию. Шпола тут же предъявил фото - и старуха уверенно опознала Бородулю. Спросила: «А он что, бандит?» Андрей успокоил: «Да нет, просто сообщник вашей Таньки Хохловой, вместе государству мозги компостируют». Поблагодарил за содействие и попросил держать язык за зубами. Пенсионерка в ответ заговорщически ему подмигнула.
        Остальное было делом техники. В одиночку ломиться в квартиру не позволяла инструкция, хотя на нее кое-кто порой поплевывал с высокой колокольни. Тот же Горелый уже давно бы сообразил, как собственноручно скрутить подозреваемого, для него это - игрушки. Впрочем, он в конце концов и доигрался. Но Андрей решил действовать строго в соответствии с предварительной договоренностью: набрал номер Зарудного, доложил, получил надлежащие указания. После этого он занял позицию на скамейке неподалеку от нужного подъезда. В случае чего сорок вторая - на пятом этаже, не выпрыгнешь. Выход на крышу надежно заперт, это Шпола тоже проверил.
        Снова взглянул на часы: шестнадцать двадцать пять.
        Где же этот спецназ гребаный? Уже двадцать минут прошло!
        В этот момент из подъезда выскочил - вернее, пулей вылетел!  - молодой парень в расстегнутой кожанке и с сумкой через плечо.
        Без шапки.
        Даже в жидкой туманной мгле Андрей Шпола узнал того, на кого устраивалась охота.
        «Ч-черт! Куда это его вдруг понесло? С какой стати?..»
        - Эй! Ну-ка стой!  - гаркнул Шпола, поднимаясь со скамейки и делая шаг в сторону беглеца.
        Тормознув на мгновение, Бородуля тут же наподдал, перейдя на бег.
        - Стоять, тебе сказано! Полиция!
        Шпола, уже не скрываясь, рванул наперерез, быстро сокращая расстояние до беглеца. Теперь они двигались уже почти параллельно, их разделяла только здоровенная, неправильной формы лужа.
        - Стой, Бородуля!  - На ходу Шпола рванул пистолет из кобуры, поднял ствол вверх, готовясь сделать предупредительный выстрел.
        Но беглец вдруг остановился.
        Резко развернулся лицом к Андрею, еще в движении вытаскивая из-за пазухи что-то, чего Шпола, стреляя вверх, толком так и не успел рассмотреть.
        Беглец, в свою очередь, тоже плюнул огнем. Грохнуло раз, другой, третий, четвертый…
        Шполе почудилось, что между ним и Бородулей мгновенно выросла какая-то непроницаемая стена, на которую он со всего маху налетел. А затем он судорожно взмахнул руками и рухнул лицом вниз прямо в лужу. Мелькнула совсем уж неуместная ввиду таких обстоятельств мысль: «Мне же в аптеку надо, как же теперь?..»
        Когда в следующее мгновение из-за угла вылетела машина с бойцами, кто-то при виде человека с оружием в руках, особо не разбираясь, еще на ходу открыл прицельный огонь. Коротко тявкнул автомат, очередь скосила Дениса Бородулю.
        Умер он практически мгновенно.
        Андрея Шполу успели довезти до больницы, но не донесли до операционного стола. Все действовали четко и слаженно, но пуля прошла через жизненно важные органы, не оставив оперу ни единого шанса.
        Часть 5
        Встречи в ночи
        В день его похорон впервые за эту вялую и дождливую весну выглянуло солнце. Удивительно щедрое, оно вовсю хозяйничало в на редкость чистом, без единого облачка небе.
        Горелый не стоял вместе со всеми у могилы - пристроился неподалеку, за гранитным прямоугольным памятником, надпись на котором гласила, что там покоится неизвестная бывшему сыщику Самойленко Полина Афанасьевна. Женщина эта, родившаяся в тысяча девятьсот двадцать седьмом и умершая не так давно - в две тысячи седьмом, прожила на белом свете почти восемьдесят лет, пережив голод, войну, послевоенное восстановление страны, перестройку и советскую власть, прихватив солидный кусок независимости и получив после смерти ухоженную благодарными детьми и внуками могилу. Ну а Шполе Андрею Петровичу было отмерено всего тридцать два года - до тридцати трех, возраста Христа, он так и не дожил и мало, ох как мало, успел за свой короткий век, земля ему пухом…
        У могилы Андрея произносили речи. Говорили звучно, с пафосом, но Сергей не вникал в смысл сказанного. Не хотел вникать, не желал всего этого слышать. Потому что все, что хотелось ему сказать погибшему другу, он проговорил в эти дни про себя, не раз и не два. Как только узнал, бросился к Лиде, чтобы попытаться успокоить, хотя и сознавал: никакие слова здесь не помогут. Но в квартире было полно людей, преимущественно женщин, должно быть родственниц. Завидев на пороге пьяного Горелого, ему и полслова сказать не дали - вытолкали за дверь. Слава богу, хватило ума не ломиться в квартиру, не поднимать шум, никого не звать, не ссориться. Вернулся к брату, закрылся в отведенной ему комнате, прихватив бутылку водки и несколько литров пива, и на этом запасе продержался до дня похорон, стараясь не замечать косых взглядов братца Юрия, которые становились все более красноречивыми.
        На кладбище Горелый не прятался, но нутром чувствовал многозначительное молчание знакомых и бывших коллег. Кто-то пожал ему руку, кто-то, встретившись взглядом, только кивнул, но большинство старались не замечать бывшего опера, будто его тело покрывали отвратительные язвы или он внезапно превратился в беспомощного калеку, нищего, при виде которого невольно хочется отвести глаза. Однако запретить Горелому прийти сюда, чтобы проститься с другом, никто не мог и даже не пытался. Он просто не существовал для них. Во всяком случае, здесь и сейчас.
        Лидия буквально почернела от горя. Она стояла молча, напряженно выпрямившись. Смотрела она не на гроб с телом погибшего мужа, а прямо перед собой, словно там, среди крестов и надгробий, в самом деле маячило что-то очень для нее важное. Но когда этот небольшой траурный митинг закончился и гроб начали опускать в свежевырытую могилу, которую с беззастенчивостью хроникера из желтой газетенки до самого дна освещало неуместно яркое солнце, Лидия вдруг заголосила, тонко и протяжно. Покачнулась и, если бы ее не успели поддержать сразу несколько пар рук, упала бы во влажную глинистую яму еще до того, как там оказался бы гроб. Лидию кто-то подхватил на руки и поспешно понес к выходу с кладбища, где дежурила предусмотрительно вызванная скорая, а врач, мгновенно оценив ситуацию, уже спешил навстречу.
        Горелый заставил себя смотреть и на это, и на медленно скрывающийся в могильной яме гроб с телом убитого друга. Потом он отвернулся, вытащил из кармана пятнистой куртки плоскую бутылку - плевать, пусть смотрят!  - из которой уже хлебнул утром, приложил горлышко к губам и сделал большой глоток. Вот так, поминки - так поминки!
        Позади громыхнуло - траурный салют. Спецназовцы в парадной форме дали три залпа, а в промежутке прозвучал одиночный пистолетный выстрел. Сергей обернулся: из «макарова» стрелял Владимир Зарудный, одетый по такому случаю по форме. К первому выстрелу подполковник добавил еще два.
        Поглубже сунув руки в карманы - правую холодило стекло недопитой бутылки,  - Горелый, страясь держаться как можно ровнее, направился к выходу. Боковым зрением он отметил: Зарудный, спрятав оружие, движется в том же направлении.
        Сергей замедлил шаг: не хотелось ему сейчас пересекаться, а тем более говорить с подполковником. Но начальник уголовного розыска явно этого хотел - остановился у ворот кладбища и посмотрел поверх надгробий прямо на Горелого.
        Ладно. Пусть. Значит, не все еще они между собой прояснили.
        Щурясь от солнца, Сергей пошел, огибая оградки, прямо на Зарудного. Приблизившись, сунул руки еще глубже в карманы и почему-то попросил Бога, чтобы подполковник, здороваясь, не вздумал протянуть ему руку. Тогда придется либо пожать ее, либо демонстративно отказаться это делать. Первый вариант не устраивал Сергея, второй считался плохой приметой на кладбище. Но Зарудный и сам, видно, верил в приметы и к тому же прекрасно понимал ситуацию, поэтому просто заложил руки за спину.
        - Прими мои соболезнования,  - произнес он, причем Горелому показалось, что в этих словах искренность и не ночевала. Впрочем, подлинные чувства проявляются по-разному, в особенности в такой обстановке.  - Вы же дружили, я знаю…
        Сергей ограничился кивком.
        - Я на машине. Тебя подвезут, куда скажешь.
        - Пешком дойду.
        - Да ладно. Идем, посидим. Надо перекинуться парой слов.
        - Так все уже ясно.
        - Ничего тебе еще не ясно.
        Развернувшись, подполковник широким шагом двинулся к машине. Рядом с ней маячил водитель, полагавшийся начальнику УГРО по штату, но подполковник Зарудный сам любил сидеть за рулем. Только изредка шофер возил начальство на какие-то совещания в Сумы или по срочным служебным делам, и только тогда, когда Зарудный считал это необходимым.
        Жестом приказав водителю отойти в сторонку, подполковник уселся на заднее сиденье и кивнул Горелому, чтоб тот устроился рядом. Прикрыв дверь со своей стороны, подполковник взял с сиденья форменную фуражку, бросил ее на пассажирское место рядом с водителем и со вздохом произнес:
        - Давай сюда, что там у тебя?
        - Где?  - оторопел Сергей.
        - Не дразни меня, Горелый, ладно? Давай, помянем Андрея…
        Сергей послушно извлек из кармана бутылку, подал Зарудному. Тот скользнул взглядом по этикетке, сделал несколько жадных глотков из горлышка и вернул посудину Горелому. Пока тот прикладывался, вынул сигареты и закурил, оставив пачку на сиденье. Сергей выдохнул, протянул руку за полковничьим куревом. Затянулся так, будто курил не полчаса назад, перед тем как пройти через кладбищенские ворота, а бог знает когда.
        - Как это случилось?  - спросил он.
        - В газетах же писали. Даже в телевизионных новостях…
        - Не читаю. Не смотрю. На самом деле что было?
        - Там все точно написано.  - Зарудный опустил стекло, стряхнул пепел на асфальт.  - Тупо, просто, быстро. Потому и страшно.
        - Кто он такой… ну, этот, который стрелял? Подозреваемый по делу Коваленко?
        - Андрей действовал по намеченному плану, получив информацию от стукача. Кто такой этот стукач, почему вдруг слил Бородулю - понятия не имею. Ты же в курсе наших дел: опера своих информаторов начальству не сдают.
        - Ну, вы-то все равно знаете. Начальство…
        - …в курсе многого чего,  - согласился Зарудный.  - Но не в этом случае. И какого хрена Бородуля прятался, убегал, открыл огонь? У меня все это просто в голове не укладывается. Зачем вообще он залег на дно? Доказательств его причастности - ноль, так, по мелочи кое-что наскребли… Значит, был он в чем-то таком замешан…
        - А сейчас есть?
        - В смысле?
        - Я о доказательствах. Есть они?
        - Денис Бородуля, напомню тебе, находился в розыске и стрелял в сотрудника полиции, который, исполняя служебные обязанности, пытался его задержать. Вот, смотри.  - Подполковник полез во внутренний карман кителя, извлек сложенный вчетверо листок, бросил Сергею на колени.
        Сергей развернул. Стандартная разыскная ориентировка. Портрет человека, которого Горелый никогда в жизни не видел. Денис Бородуля, год рождения - тысяча девятьсот восемьдесят седьмой. На пять лет моложе Андрея. Оба мертвы. Как на войне.
        - И что?
        - Сутки не провисела. Может, он и не собирался никого убивать… Так сложилось.
        - Паршиво сложилось.
        - Согласен. А теперь скажи мне не для протокола: на кой тебе все это?
        - Вы о чем?
        - Выключи дурака, Горелый! Не обижайся на то, что сейчас услышишь, но ты сейчас никто. Человек без документов. Мент-коррупционер, меньше месяца как из тюрьмы. И не перебивай меня!  - Зарудный, чувствуя, что собеседник готов ввязаться в пьяный и заведомо бессмысленный спор, выставил руку ладонью вперед, призывая его помолчать.  - Вот оно как, Сергей. Таким ты выглядишь со стороны. Выражаясь казенным языком, таков твой социальный статус. Ладно, допустим, приехал ты разобраться с бывшей женой, выпить со старым другом, потолковать с ним о жизни. Но чего ты все время вертелся рядом с ним? Хорошо, вычислил ты эту пророчицу, чье существование вообще очень сомнительный факт.  - Снова предостерегающий жест.  - Сомнительный, сомнительный, не спорь. Допустим, я тебе поверил. Но кто, кроме тебя и покойного Шполы, ее видел? Вдова Коваленко? Ладно, опять-таки, ладно. Согласен: ты ее вычислил и тем самым доказал, что оперативную хватку не пропьешь и судебным постановлением не отменишь. Но ради чего, Горелый, ты со своим стремным, реально стремным социальным статусом вообще лезешь в это дело?
        Ответ у Горелого был давно готов:
        - Вы же сами только что сказали - потому что я опер, гражданин начальник.  - Последние слова он произнес с шутовской интонацией.  - Пусть без паспорта и с судимостью, но опер. Разница только в том, что Андрюха, бедолага, ждал отмашки от начальства, чтобы начать поиски этой пророчицы, и не был уверен, надо ли вообще их начинать. А у меня нет начальства, и никто мне не указывает, что делать, когда, где и как. Я свободный человек, гражданин начальник!
        - Ты бы не кривлялся,  - спокойно посоветовал Сергею Зарудный. Казалось, он ничуть не удивлен ответом и не собирается вступать в никому ненужный спор.  - Давай еще по глотку, что ли…
        Мужчины снова выпили, в бутылке осталось на донышке.
        - И что ты собираешься теперь делать?  - после паузы спросил Зарудный.  - Дело-то закрыто.
        - Уже?
        - Ну, не сегодня завтра закроют. Сам знаешь нашу систему, ничего не изменилось. Повторяем урок, Горелый: подозреваемый в убийстве бизнесмена поначалу скрылся от полиции, потом оказал вооруженное сопротивление сотруднику полиции и в ходе перестрелки убил его.
        - А ствол, из которого прикончили Коваленко, в наличии?
        - Скорее всего, Бородуля его выбросил. Куда - бог его знает, дело темное. Но у нас, Горелый, и не такие дыры латали. Это, конечно, неправильно… Но так оно и есть. И не только у нас. В конце концов, поиски орудия убийства - головная боль не розыска, а следствия. Соответственно, и пророчицу твою больше никто искать не станет: преступление раскрыто.
        - Но ведь пророчество-то было!
        - И в газетах печатают гороскопы,  - в тон Сергею отозвался Зарудный.  - Прочитает кто-нибудь, что сегодня неблагоприятный день, треснется среди дня лбом об фонарный столб, и что - бежать судиться с составителем гороскопа? Курам на смех. Я, кстати, так и не услышал - какие у тебя планы?
        - А с чего бы это вас так интересует мое будущее?
        - Потому, Горелый, что мое предложение, которое я озвучил тогда, в кабинете, до сих пор в силе. Хочешь - злись, хочешь - нет. Поезжай к матери, Сережа.  - Подполковник внезапно сменил тон.  - Поезжай, поезжай. Нечего тебе тут ловить. Тебя же здесь держало это проклятое дело, разве нет? Интересно стало, пророчества какие-то, тайна…
        - И все же, что там с пророчицей?  - встрепенулся Горелый.
        - А ничего. Нету никаких пророчиц. Исполнителя Шпола выследил, остается только организатора найти.
        - Кто он?
        - Тебе это зачем?  - искренне удивился подполковник.  - Это наше дело. Может, никакой он не организатор. Но все-таки кинулся в бега, залег где-то…
        - Так кто?
        Вместо ответа Зарудный одним глотком прикончил водку и бросил пустую бутылку под ноги.
        - Кто-кто… Конь в пальто! Говорю же тебе - дела Коваленко через неделю, максимум через две, не будет. И помог его раскрыть ценой собственной жизни Андрей Шпола. Роль еще одного персонажа в этом… гм… спектакле пока остается неясной, но это уже совсем другая история. Прокуратура, Сережа, дело закроет, хоть ты из кожи лезь. Отправят в архив. И я тебя очень прошу: оставайся у матери в селе, пока все это не уляжется. Помоги ей по хозяйству. И жди моего звонка. Потерпи, скоро начнешь вставать на ноги.
        - И это все?  - сухо спросил Горелый.
        - Да ты бухой!  - констатировал Зарудный.
        - Это что, преступление?
        - Это глупость, Сережа. Проспись и послушай меня, поезжай к матери. Ничего ты здесь уже не добьешься.
        - О! А что ж я, по-вашему, собираюсь учинить?
        - Еще большую глупость. Какую - не знаю, зато я знаю тебя. Ты, собственно, уже объяснил, почему лезешь в эту историю, как бык на запертые ворота.
        - Пустой разговор.  - Горелый щелчком отправил окурок за окно.
        А затем, больше не желая поддерживать беседу, рывком открыл дверцу, выбрался из машины и покачнулся, подтвердив правоту Зарудного хотя бы в одном - сейчас он и в самом деле был пьян.
        Как он добрался до дома брата, Сергей помнил весьма смутно. По пути куда-то заходил, еще что-то пил, поминки по другу превратились в сплошной водочный марафон, да только начался он еще три дня назад, и вовсе не по случаю гибели Андрея.
        Дома, допив еще что-то, прихваченное с собой, Сергей, сбросив только ботинки, завалился на тахту, укутался пестрым пледом и провалился в темноту. При этом почему-то успел представить себя на месте покойника, которого опускают во влажный сумрак могилы.
        Когда проснулся, был поздний вечер. Вся семья уже была в сборе: брат Юрий, его жена и две племянницы - старшей десять, младшей восемь недавно исполнилось. Расхаживали по квартире, бубнили, чем-то громыхали, а сейчас каждый звук кувалдой бил Горелого по тяжелой, словно свинцом налитой голове, отдавался в висках. Попытался снова уснуть, чтобы не выслушивать упреки, не видеть открытой неприязни во взгляде брата, но не вышло: мочевой пузырь буквально разрывался.
        Поднявшись со стоном, Сергей кое-как пригладил волосы, которые еще не вполне отросли, но прическа была уже не лагерная, и бочком выбрался из комнаты.
        Племянницы уже умостились перед телевизором, на родного дядюшку - ноль внимания и, похоже, фунт презрения. Из спальни выглянула невестка, худощавая женщина в очках, всегда имеющая утомленный вид. Она работала каким-то администратором в фирме, название которой Сергей никак не мог запомнить, да и не хотел. Женщина, проводив родственничка взглядом из-под очков, демонстративно закрыла дверь комнаты. Да пусть себе…
        Из туалета Сергей направился в кухню. Внутренности драл когтями целый кошачий приют, хотелось горячего чаю, а лучше бы - чарку; в голове все путалось, он уже не мог понять, день сейчас или ночь. Попросить выпить у Юрия? Ну нет. Сергей в этот момент предпочел бы пасть смертью храбрых в битве с жутким многодневным синдромом, чем просить у правильного братца опохмелиться. С деньгами тоже дело обстояло, прямо скажем, неважно, даже совсем плохо: узнав о том, что случилось с Андреем, попросил у брата взаймы, и тот не отказал, не решился. Но теперь в кармане шуршало всего несколько мелких купюр и бренчала пригоршня мелочи. Черт, ну почему все идет вкривь и вкось?..
        Брат сидел в кухне. На экране маленького телевизора, пристроенного на холодильнике, мелькали сюжеты новостей.
        - Как дела?  - Вопрос прозвучал равнодушно.
        - Нормально,  - буркнул Сергей, сознавая, что ответ получился еще глупее вопроса. Все и так было очевидно.
        - Домой тебе не пора?  - без всяких дипломатических уверток спросил брат, оторвавшись от телевизора и смерив взглядом снизу вверх помятую фигуру Сергея.
        - Когда?  - Горелый не сразу сообразил, что на это ответить.
        - Давно,  - твердо проговорил Юрий.  - Мать звонила. Ты ей наплел про какую-то там работу, вроде бы куда-то ты устраиваешься… Какая работа, Сергей? Не сезон. Кризис в разгаре…
        - Ты так ей и сказал?
        - И не только это.  - Юрий убавил звук телевизора и поднялся.  - Слушай, я все понимаю. Но и ты должен кое-что понять. У меня семья, две дочери. Выгнать я тебя не могу, не имею морального права…
        - Это кто тебе сказал?  - Горелому стало тяжело дышать. Не от слов брата, просто его физическое состояние было хуже некуда.  - Про моральное право кто сказал? По ящику слышал?  - Он кивнул в сторону телевизора.
        - При чем тут это… А, ну да.  - Юрий махнул рукой, а потом оперся обеими руками на столик - часть новенького кухонного уголка, сделанного явно под заказ.  - Друга твоего убили, согласен…
        - Что? С чем ты согласен?
        - Я… извини. Чепуху несу, а ты, Сергей, чепуху собственноручно творишь… Я матери обещал, что завтра же ты будешь дома… Здесь стрессы всякие, трудно тебе… Катька эта твоя… Любовник ее… Я его знаю, пересекались пару раз…
        Теперь на стол навалился Горелый, приблизил отекшее лицо чуть ли не вплотную к лицу брата. Некоторое время они пристально глядели друг на друга.
        - Ты, Юрец, совсем уже тут… Что, не можешь сказать как мужик мужику: вали, мол, Серый, отсюда, сил уже нет видеть твою пьяную криминальную морду?! Или «бандитская» лучше звучит? Понятнее для жены твоей, для девчонок?
        - Не ори,  - вполголоса попросил Юрий.
        - А почему, собственно? Разве вы между собой, в семейном кругу, все это не обсуждаете? Разве баба твоя не допытывается каждый день: ну когда ж он, то есть я, перестанет тут перегаром смердеть, жрать нашу еду, дрыхнуть днем и пугать детей своей мордой?..
        - Моя жена не баба,  - прервал его Юрий, пытаясь придать своему голосу твердость.
        - Точно, не баба она, прости. Это ты - баба, Юрчик-огурчик! Самому смелости не хватает меня послать, так мамкой прикрываешься. Обещал он, что я завтра буду, сказал, чтоб ждала! Да подавись ты!
        Ярость и отчаяние, скопившиеся в измученном теле, рвались наружу. Внезапно даже захотелось поблагодарить брата: дал повод выплеснуть злость. Хотя он это вряд ли заслуживал. Сергей резко развернулся, задев бедром край столешницы, миновал коридор, гостиную, где племяшки по-прежнему демонстративно таращились в телевизор, и толкнул дверь комнаты, в которой спал. Подхватив с пола тощий рюкзак, в котором находилось все его имущество - смена белья, мыло и зубная щетка,  - он поспешно, чтобы побыстрей со всем этим покончить, направился в прихожую и начал обуваться.
        Юрий, стоя в дверях кухни, молча наблюдал за ним. Однако радости или облегчения на его лице не было.
        - Куда сорвался?  - наконец спросил он.
        - Ты же сам меня выставил. Собираюсь, как видишь.
        Управившись со шнурками, Сергей натянул куртку, потом кепку, причем козырьком назад - словно хотел подчеркнуть, что ему на все плевать.
        - Никто тебя не выгоняет. Утром поедешь, сейчас все равно уже ничего не ходит.
        - А вот это, братец, пусть тебя не гребет. Спокойной ночи, привет семье, будь здоров! Спасибо за гостеприимство!
        Уходя, Сергей хрястнул дверью. Знал, что ведет себя по-идиотски, но ничего не мог с собой поделать. Злоба на себя - а заодно и на весь свет - еще не выплеснулась до конца.
        Будто и не было неожиданно ясного солнечного дня - стоял привычно хмурый мартовский вечер. Сергей поудобнее пристроил рюкзак на плечах, неторопливо застегнул куртку, развернул кепку козырьком куда положено, а затем, сделав всего несколько шагов, опустился на первую попавшуюся скамейку и втянул голову в плечи.
        Идти в такое время и в самом деле было некуда и не к кому. В родное село ходили маршрутки, а пару раз в день - даже рейсовые автобусы. На автобусе дешевле, у него вполне хватит на билет, можно добраться до села. Но не сейчас, в девятом часу вечера.
        Только теперь Горелый осознал, сколько проспал глубоким, полным скорби сном. Будто пытался отоспаться за все эти дни, начиная с позавчерашнего, когда, набрав домашний номер Андрея, услышал незнакомый мужской голос, который сухо и коротко произнес: «Его нет. Убили сегодня».
        Скорбь скорбью, но можно было дождаться утра и на тахте у брата. Уже в который раз Горелый показал неведомо кому характер, а если уж честно - его отсутствие, и опять загнал себя в очередную ловушку.
        Впрочем, выбраться из нее было не так уж сложно. Имелось целых три пути. Первый - вернуться, пробурчать невнятные извинения, закрыться в комнате, а с утра - на первый же транспорт, следующий в сторону Грузского. Тут не отвертишься, без суда и следствия нарисовался приговор: увязнуть в Грузском, сидеть и не рыпаться. Второй путь - то же самое, но без унизительного возвращения на территорию братца. Перекантоваться до утра на железнодорожном вокзале, а когда рассветет - на маршрутку или автобус, и прости-прощай, город Конотоп. Третий - самый простой: поймать у железнодорожного вокзала таксиста, который за деньги отвезет хоть в Грузское, хоть за сто километров, к российской границе, а за отдельную плату - переправит и через границу. Таких деловых мужичков в приграничном по статусу Конотопе пруд пруди. Вот только в свете последних событий туда, в Россию, ему не хотелось.
        Второй путь не мог реализоваться из-за отсутствия финансового обеспечения. Вылетев из квартиры брата, Горелый об этом как-то не подумал. Первый, наиболее унизительный, путь предусматривал, что Юрий снабдит его деньгами на дорогу, а может, даже и на опохмел. Еще и порадуется, что не увидит блудного братца в ближайшей, а возможно, и в отдаленной перспективе. Горелый уже чуть было не двинулся обратно к подъезду, но передумал, снова уселся на скамейку и задумчиво поскреб давно не бритый подбородок.
        Действительно, вернуться, извиниться, переночевать, а утром попросить у брата еще немного взаймы - в его положении решение на сто процентов верное. Тем не менее в нынешнюю систему ценностей Горелого такое признание полного жизненного краха не вписывалось. Денег на такси тоже не наколдуешь. Или уж окончательно занять отведенное ему после колонии место в городском криминальном мире и ограбить какого-нибудь лоха, а лучше нескольких?
        Горелый даже усмехнулся при этой мысли, признавая ее абсолютную нереализуемость. Оставалось тащиться пешком на вокзал, тусоваться там ночь напролет, а утром упрашивать какого-нибудь водителя маршрутки. Это тоже стыдно, но не до такой степени, как извиняться перед братом Юрием.
        Остановившись на этом варианте, Сергей поднялся, поглубже засунул руки в карманы куртки и направился к вокзалу.
        Дорога заняла окола часа.
        Не сказать, чтобы он за это время окончательно протрезвел, зато точно проветрился. На центральном вокзале таких пассажиров, как он, хватало в любое время суток, затеряться среди них легко. Однако Горелый ни от кого не собирался прятаться, но надо было сделать так, чтобы никто не обратил внимания на небритого мужчину тридцати четырех лет со стойким алкогольным выхлопом и тощим рюкзаком за плечами.
        На вокзале стоял неуничтожимый дух: смесь испарений немытых тел, запахов дешевой косметики, плохо переваренной еды, нездорового дыхания насквозь прокуренных легких, одеколона «Саша»  - или чем там еще дезинфицируют себя пассажиры из глубинки и заливаются привокзальные бомжи,  - прелых носков, хлорки, туалета, пирожков с капустой, жаренных на прогорклом масле, и еще чего-то неопределенного, но однозначно животного, шелудивого, псиного, кирзового, с гнильцой.
        Оглядевшись, Горелый поискал свободное место в зале ожидания, зацепился взглядом за патрульных, которые как раз проверяли документы у растерянного пацана с дерматиновой сумкой на плече, потоптался, а затем пересек вестибюль и вышел на платформу. Там он глубоко вдохнул свежий, как оказалось, воздух и немного постоял, глядя, как пенсионерки и дамочки неопределенного возраста снуют между поездами, предлагая пассажирам вареники, торты, жареную рыбу, семечки и мороженое, а из-под полы - водку, реже вино или коньяк сомнительного происхождения, обычно не грозящий серьезным отравлением, так как в его составе - все тот же разведенный до сорока градусов и подкрашенный спирт-ректификат…
        При воспоминании о градусах у Горелого заныло под ложечкой и слегка закружилась голова. Он пошарил по карманам, чтобы хотя бы за куревом скоротать эту, несомненно, долгую-долгую ночь, и убедился, что сигарет при нем нет. Заодно выгреб оттуда всю свою наличность, пересчитал и подвел неутешительный итог: пять гривен и целых семьдесят копеек. Вроде бы должно хватить на пачку самой дешевой отравы… или на сто граммов самой паршивой водки в привокзальной наливайке… или на черствый беляш, от одного вида которого начинается изжога. Положим, изжогу можно унять, попив водички в вокзальном туалете, но туда вряд ли пустят: удобства на вокзале платные…
        Чтобы пересчитать свои жалкие финансы, Горелый немного прошел по платформе к фонарю, где было светлее. И потерял бдительнось, а когда понял, что происходит, было уже поздно. К нему, оказавшемуся на самом виду подозрительному типу с характерной внешностью, целеустремленно направлялись двое патрульных. Сперва Горелый учуял их инстинктом вчерашнего зэка, а когда вскинул глаза и в упор посмотрел на ментов - даже зубами заскрипел от бессильной ярости: очередной прокол! Обоих он узнал моментально - старые знакомые, сержанты Малышев и Прудник.
        Те, в свою очередь, узнали обидчика.
        Реванш казался неминуемым.
        - Стоять!  - еще издали рявкнул Малышев, хватаясь за кобуру, но тут же убрал руку: не хватало еще прямо здесь, на платформе, где полно пассажиров, изображать американского копа.
        Горелый и не собирался удирать. Этим он только ухудшил бы свое положение: пытаешься скрыться от полиции - уже виноват. Внезапно ему остро захотелось, чтобы эти двое придурков замели его в участок, заперли в камере до утра и дали спокойно отлежаться. Ведь все равно выпустят. Однако интуиция подсказывала: замести заметут, но этим дело не ограничится - менты обязательно попытаются свести с ним счеты под видом того, что задержанный оказал сопротивление. Ну что ж, измолотить себя дубинками или ногами он точно не позволит, хоть одному из них сломает нос или челюсть - например, вот этому, Малышеву. Хотя это гарантированная статья, а вдобавок пара поломанных ребер.
        Пока он прикидывал, что и как, патрульные взяли его «в коробочку».
        - Старый знакомый,  - со смешком констатировал сержант Прудник.  - Куда направляемся?
        - Пока что никуда,  - честно ответил Сергей.
        - Поезда, что ли, встречаем?  - поинтересовался Малышев.
        - Прогуливаюсь,  - прозвучало в ответ.
        - А железнодорожный вокзал, чтоб ты знал, не место для прогулок!  - Прудник говорил таким тоном, словно перед ним был законченный идиот.
        - Ладно. Пойду погуляю в другом месте.
        Не особенно надеясь, что получится, Горелый шагнул было в сторону, но Малышев моментально ухватил его за локоть.
        - Красть пойдешь?
        - Ну почему сразу - красть?
        - А потому что у нас месячник по борьбе с уличной преступностью. Профилактика!  - не без гордости объявил сержант.  - И ты, братан, наш клиент. Шевели копытами, сейчас прямо в КПЗ пойдем!
        - А причина задержания?
        - Я тебе, козел, сейчас десять причин нарисую,  - процедил сквозь зубы Прудник.  - Не зли меня, ясно? Посмотрим, кто на этот раз будет тебя вытаскивать.
        Вариантов не оставалось.
        Но в следующее мгновение произошло то, что могло произойти только на такой крупной железнодорожной станции, как Конотоп. Где-то вверху хрипло откашлялся динамик, а затем воззвал умученным женским голосом:
        - Работники полиции, срочно пройдите в зал ожидания! Повторяю: работники полиции, срочно пройдите в зал ожидания!
        Предвкушая возможность в очередной раз продемонстрировать свою безграничную власть, сержанты синхронно расправили плечи.
        - Стой здесь!  - приказал Горелому Малышев, ткнув его дубинкой в живот.  - Не вздумай смыться, хуже будет!
        Затем, в полной уверенности, что враг подчинится и будет смирно ждать своей очереди на экзекуцию, оба служителя закона бегом бросились в здание вокзала - разбираться. А Сергей и в самом деле остался стоять на месте, словно в ступоре пребывал.
        Так прошло несколько минут, и только тогда Горелый осознал, как низко он пал, утратив всякую способность к сопротивлению. Пусть и бессмысленному, но сопротивлению…
        Стиснув зубы от обиды на самого себя, он развернулся и нырнул в недра вокзала. Патрульные Малышев и Прудник как раз волокли куда-то парня, вероятно, вызвавшего у них подозрение. Тот шел, волоча ноги, видимо, все еще надеясь, что все обойдется, и Сергей вдруг увидел в нем самого себя. Зрелище ему не понравилось. К счастью, занятые процессом совершения правосудия, сержанты никого и ничего не замечали, кроме своей жертвы.
        Проводив эту компанию взглядом, Горелый решительно двинулся в зал ожидания, отыскал свободное место в дальнем углу, рядом с грузным мужчиной с грязной клетчатой сумкой, и полуприлег, укрывшись за массивной фигурой своего соседа и сунув под голову рюкзак.
        Так прошло около получаса.
        Никто его не искал.
        Больше такого сидения Горелый выдержать не мог. Он поднялся и направился в закоулок, к кафетерию, на ходу выгребая из кармана свои скудные ресурсы. К черту сигареты, можно будет стрельнуть у кого-нибудь; к бесу вонючие пирожки, с чем бы они там ни были! Душа просила другого: пусть станет легче хоть на час и пусть менты шныряют вокруг, жить надо одним лишь…
        - Здорово, начальник!
        Приветствие прозвучало откуда-то слева, совсем близко. Сергей даже не сразу сообразил, что обращаются именно к нему, но в следующее мгновение на его плечо легла чья-то рука.
        - А я все смотрю - ты или не ты?
        Мужчина лет сорока, поздоровавшийся с Горелым, не походил на типичного обитателя ночного вокзала. Расстегнутое дорогое пальто, под ним - свитер сдержанных тонов, брюки под цвет пальто, остроносые туфли, явно не отведавшие мартовской уличной грязи. Даже массивная серебряная цепь с тяжелым крестом и золотая фикса, блеснувшая при улыбке, не особенно портили респектабельную картину. Сергею понадобилось еще какое-то время, чтобы узнать мужчину.
        - Ты же раньше вроде не носил очков…  - наконец проговорил он.
        - Теперь ношу.  - Мужчина снял очки, бережно сложил их, спрятал во внутренний карман пальто и протянул Горелому левую руку ладонью вверх.  - Ну что, здорово, что ли?
        Этот человек всегда протягивал для рукопожатия левую руку, и тот, кто не знал этого или впервые имел с ним дело, поначалу терялся. Зато знакомые поступали так, как сделал сейчас Горелый: не пытались пожать его левую своей левой, а просто хлопали ладонью по раскрытой ладони, и этим дело ограничивалось.
        - Люди сказали, ты откинулся.
        - Я для людей представляю интерес?
        - Ты же нормальный мужик, начальник.  - В тоне мужчины не было ни тени иронии.  - Реально. Я даже разыскать тебя хотел, да только закрутился.  - Последовал кивок куда-то за спину.  - Дела у меня здесь. С таможенниками понадобилось пару тем перетереть.
        - И как успехи?
        - Про кризис слышал?
        - А то! Народ на зоне не такой уж дикий. Политинформации, опять же.
        - Да понятно. Ну вот, и договариваться теперь легче. А еще пару лет назад столько гонору - ни с какими деньгами не подходи… Слушай, давай по сто. Я угощаю!
        - Не откажусь.
        Оба направились к стойке.
        - О!  - воскликнула барменша, ухоженная, но несколько усталая женщина средних лет.  - Каким ветром, Воля? Что-то давно тебя видно не было…
        - Просто в твою смену не попадаю,  - ответил тот, кого назвали Волей.  - Ты лучше найди нам с товарищем два по сто коньячку нормального, а не того, которого целый вагон на прошлой неделе на Зерновое погнали.
        - От того уже и половины не осталось,  - усмехнулась барменша, артистическим жестом извлекла из-под прилавка початую бутылку, рядом поставила пару пластиковых стаканчиков.  - И когда это я тебе паленого наливала? Так по сто?
        Воля внимательно посмотрел на молчаливого Горелого.
        - Сто и сто пятьдесят. И лимончик порежь.
        - С сахаром?
        - Давай.
        Через пять минут мужчины расположились за круглым столиком, поставив между собой тарелочку с ломтиками лимона.
        - С возвращением, начальник!
        - Да какой там из меня начальник теперь…
        - Для меня - кем был, тем и остался.
        Этого человека действительно звали Воля, чем в своем уже весьма отдаленном бандитском прошлом он страшно гордился. Дедом его был немец, один из тех военнопленных, которых оставили в Союзе после войны - восстанавливать народное хозяйство. Отца Воля звал «истинным арийцем», несмотря на то что бабушка, загулявшая с немцем, записала отпрыска под своей чисто украинской фамилией Шульга. А самому Воле досталось вполне аутентичное немецкое имя Вольдемар.
        Известных на весь мир Вольдемаров не нашлось, но именно так звали какого-то баварского барона, который якобы приходился Воле прадедом, а собственного деда он даже на фото не видел: бабушка уничтожила все следы своего послевоенного «греха».
        Получивший имя в честь предка-аристократа, сам Воля особым благородством не отличался. После того как пала Берлинская стена, его отец неожиданно начал хлопотать о возвращении на историческую родину, даже разыскал каких-то дальних родичей в Германии и затеял с ними переписку. А Вольдемар тем временем шаг за шагом осваивал частное предпринимательство. Правда, этот путь с неизбежностью привел двадцатидвухлетнего кандидата в мастера спорта по пулевой стрельбе к связям с криминальным миром. К счастью, Воле удалось не только уцелеть в перестрелках лихих девяностых, но и с помощью отца, к тому времени благополучно перебравшегося на «фатерлянд», наладить бизнес-контакты с немецкими родственниками. Это фантастическое везение Воля пояснял исключительно наличием оригинального имени, даже придумал поговорку: «Воля волю притягивает».
        Познакомившись с ним в процессе раскрутки какого-то убийства, Горелый, тогда еще действующий опер, нашел этому везению более рациональное объяснение. Вольдемар, в чьих жилах текла солидная доля немецкой крови, в отличие от братьев-славян, был острожен, хладнокровен и умерен в аппетитах. Он избегал ввязываться в сомнительные авантюры и даже в девяностые умудрялся ходить по самому краю, не пересекая красную черту. Слухи о нем бытовали разные, в частности, с Волей связывали ряд исчезновений и внезапных смертей таких же, как он, далеко не идеальных людей, а кое-кто из задержанных, не под протокол, делился воспоминаниями об этом суровом, а подчас и жестоком человеке. Вместе с тем он даже в критические моменты всегда готов был на время поступиться собственными интересами, если для того, чтобы защитить их, требовалось пойти на откровенный и не оправдываемый никакой логикой беспредел.
        Зная это, Сергей, к тому времени проработавший в «убойном» отделе не больше года, не прислушался к более опытным коллегам и, несмотря на то что реальной необходимости в этом не было, вызвал Волю повесткой. Тот пришел из чистого любопытства - взглянуть, что это за нахал завелся в розыске. Сам допрос оказался ожидаемо коротким: Вольдемар аргументированно отмел свою причастность к каким бы то ни было кровавым разборкам, но после этого мужчины проговорили еще больше часа просто «за жизнь». В ходе этой беседы Сергей окончательно убедился в том, что пять лет разницы в возрасте - вещь существенная, и настолько, что порой они могут показаться целой эпохой.
        Нельзя сказать, что с тех пор они подружились, как и нельзя утверждать, что Вольдемар был действующим криминальным авторитетом. На протяжении всей жизни он ни разу не был судим и, конечно же, не мотал срок. Максимум, что он провел за решеткой,  - это сорок восемь часов в КПЗ, и то в ранней приблатненной молодости. Впоследствии Горелый и Воля время от времени встречались, хотя их отношения так и оставались непроясненными для обоих. Однажды они попытались разобраться с этим, но у них ничего не вышло, разошлись, так ни о чем и не договорившись. Однако Сергею было известно, какое влияние имеет Воля на многие процессы в бизнесовом и криминальном Конотопе, и, как только что выяснилось, он даже был в курсе проблем бывшего оперативника.
        - Ну, будем здоровы!
        Воля, не чокаясь, поднял свой стаканчик, сделал глоток и потянулся за лимоном, с любопытством наблюдая за тем, как Сергей давится коньяком, безуспешно пытаясь одним махом оприходовать свои сто пятьдесят. В конце концов Горелый поперхнулся и раскашлялся, а Воля, наклонившись вперед, постучал его кулаком по спине. Потом, заглянув в глаза, спросил как бы невзначай:
        - Давно гуляешь, начальник?
        - Третий день пошел.
        - Я об этом.  - Воля постучал ногтем по стаканчику.
        - А…  - Коньяк уже спасительной теплотой растекался по желудку.  - Да… Нет, не очень…
        - Я слышал про Шполу. Все слышали,  - уточнил Вольдемар.  - Считай, помянули мужика. И все равно они б его съели. Слишком правильный… был. У вас таких не любят.
        - А у вас?
        - И у нас такие не приживаются,  - с легкостью согласился Воля, не уточняя, где это «у нас».  - Слушай, не мое это дело, конечно, вы же с ним друзьями были… Завязывал бы ты с этим, начальник, а? Хотя бы ненадолго.
        Горелый по-волчьи зыркнул из-под козырька на собеседника, произнес:
        - Говоришь, искал меня? Совет хотел дать?
        - Не только. Знаешь, как там все в реале закрутилось?
        - Мне не докладывали.
        - Ну так я скажу.  - Вольдемар снова пригубил коньяк, снова зажевал его ломтиком лимона.  - Я и сам не вполне в курсах, но в целом картина такая. Тот пацан, который в Шполу стрелял, на самом деле не такой уж и вредный. Как только его в розыск объявили, я попросил своих пронюхать, кто такой, все-таки убийство. Но за ним - ничего серьезного. Залетел как-то в юности, ну а кто в юности не залетал? Момот его в свою команду взял, а он же мент бывший, причем не из последних, мы с ним не раз общались… Человек сложный, но безголового отморозка к себе не стал бы тащить. А тут одно за другим: Коваленко завалил, причем чуть ли не с ведома Момота, а потом еще и капитана полиции…
        - Вдова его опознала,  - буркнул Горелый.
        - Ты ж мент, начальник! Еще какие-то доказательства были?
        - Да хрен его знает!  - снова ощетинился Сергей.
        - Не собачься, дальше слушай. Сначала эта баба на него показала, вдовица, якобы именно он ее мужа прессовал. Потом еще кто-то на него навел. И тогда пацан залег на дно, а уже через сутки его лежку сдал твоему другу Шполе один скользкий типчик, Дима Голова.
        - Так об этом же никто нигде ни звука!..
        Вместо ответа Воля смерил Горелого взглядом, в котором читался упрек. Соглашаясь, что сморозил глупость, Горелый кивнул.
        - Приходилось слышать о таком?
        - О ком?
        - О Диме Голове. Голова - это погонялово, башка у него интересная. Абсолютно круглая, безволосая, а уши торчком, как у Чебурашки.
        - Я, Воля, четыре с половиной года в городе не был.
        - Извини, не подумал. Голова - мелкий воришка и вдобавок плановой[2 - Плановoй - наркоман, потребитель марихуаны или гашиша (жарг.).]. Держал притон, помалу стучал ментам. Потому до сих пор и не посадили.
        - Что, вообще не сидел?
        - Ну как… Было что-то, когда стал коноплю выращивать. Взяли его, отсидел сколько-то, точно не знаю - слишком мелкий пассажир. Короче, в последнее время, это уже мои парни нанюхали, был он на оперативной связи со Шполой. Но как Голова надыбал нычку этого Бородули - великая тайна, начальник. Потому что ну никак не могли их дорожки пересекаться, понимаешь? Нет и никогда не было в орбите Димы Головы никакого Бородули.
        - А самого почему не спросили, если так интересно?
        - Хотели. И стало еще интереснее, когда он вдруг взял и исчез.
        - Слушай.  - Горелый подался вперед, прежний кураж уже вернулся к нему.  - А вот зачем ты мне здесь и сейчас все это говоришь?
        Воля выдержал небольшую паузу, потом мелкими глотками допил коньяк.
        - Я тебя и в самом деле искал, начальник. Но не очень торопился. А если б торопился, говорили б мы с тобой совсем в другом месте. Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне чисто случайно попался на глаза. Ну а раз так - значит, судьба. Мне сейчас нормальные люди нужны позарез, желательно бывшие, из органов. У меня же темы разные, в том числе и с таможней. Грузы ходят в Россию и обратно, бизнес, все такое. Сопровождение, гарантия безопасности… Спецов днем с огнем не сыщешь. Хотел тебе предложение сделать. Криминала - минимум, можно сказать - практически ноль.
        - Думал, я соглашусь?
        - А ты хотя бы поразмысли над этим. Я свое слово сказал. И я же не просто так, а порасспрашивал о тебе. На зоне ты себя нормально вел, держался с достоинством…
        - Благодарю за высокую оценку,  - криво усмехнулся Сергей.  - А о Голове ты тоже случайно заговорил?
        - Ты не лови меня на слове, начальник. Если в городе стреляют, тем более в вашего брата, меня это очень даже касается. Не люблю беспредела, да и ваши сразу после таких вещей начинают гайки закручивать. Если б один гнилой такого же гнилого шлепнул - хрен бы с ним… А этот нормального мента завалил, вменяемого. Я полюбопытствовал - четкой информации не получил, осталось слишком много вопросов… Вот при случае и у тебя спросил.
        - Ну и что там с этим Головой?  - Горелый говорил деловито, давая Вольдемару понять: его пояснения вполне приемлемы.  - Исчез, говоришь? А чего ж ему не исчезнуть, если он как стукач засветился?
        - Ты, начальник, хоть и судимость имеешь, и опером толковым вроде был, а все равно не до конца некоторые темы вкуриваешь…  - Воля с хрустом смял пустой стаканчик, отступил на шаг, бросил его в урну, но промахнулся. Комок пластика отскочил и упал на пол. Вольдемар наклонился, подобрал его и снова отправил туда же - на сей раз попал. После этого он вернулся к разговору:  - Мне, как и другим серьезным людям, вреда от такого стукача, как Голова, ни грамма. Кто вокруг него крутится? Всякая шваль, которой даже розыск часто брезгует. Вашего брата другое интересует: о чем терки ведутся, кто из посторонних в городе появился - вдруг какой-то тупой бандюган из тех, что без царя в голове, решил отсидеться в наших краях? Тут наши и ваши интересы… извини, их интересы, во многом совпадают. Я прав?
        Горелый не так уж нуждался в пояснениях. Спросил для проформы - чтобы освежить в памяти некоторые азы оперативно-разыскной работы и систему взаимоотношений полиции и криминального мира. Диму по кличке Голова он и в самом деле не знал, но в том, что он услышал от Воли, не было ничего нового: большинство полицейских информаторов представляют опасность только для залетных гостей города и полных идиотов из числа уголовной шушеры. И в целом ситуация выглядела так: людишки вроде Димы Головы, то есть носители разнородной информации, были в равной мере необходимы и уголовному розыску, и солидным криминальным фигурам, чья деятельность за последние годы на две трети стала вполне легальной. К ним относился и Вольдемар.
        Делать выводы из услышанного Горелый не спешил - слишком вымотался за последние дни. Просто принял к сведению, завязал пару узелков на память, чтобы потом, в спокойной обстановке, помозговать. Пока он сам не знал, к каким неожиданным открытиям все это могло привести.
        - Прав, прав,  - согласился Сергей.  - Так говоришь, Голова исчез?
        - Как и не бывало. Понятия не имею, чего он испугался. Всего-то делов - надо было ответить на пару вопросов, без нажима…
        - Значит, не захотел.
        - Может, и так,  - пожал плечами Воля.  - Давай-ка лучше о наших делах. Ну так как, впишешься? На первых порах много не обещаю, но перспективы для роста есть.
        На языке у Горелого вертелось: сегодня мне уже второй раз работенку с перспективой предлагают. Причем в обоих случаях - не в системе, не в органах. Но тут внутри, пожалуй, впервые за последние дни сработал какой-то невидимый тормоз. Поэтому ограничился коротким и неопределенным:
        - Я подумаю.
        - Валяй,  - согласился Воля.
        Затем сунул руку в карман пальто, вытащил пухлый кожаный бумажник, достал из отделения для визиток белый прямоугольник картона, чистый с обеих сторон. Внутри таких осталось еще с десяток - успел зафиксировать Сергей. Вернув бумажник на место, Воля извлек из внутреннего кармана ручку - перьевую, не какой-то там «шарик», отвинтил черный колпачок и аккуратно написал на прямоугольнике девять цифр.
        - Что бы ты там ни надумал, начальник, звони.  - Карточка придвинулась к Сергею.  - Хоть «да», хоть «нет», мне надо знать, я же все-таки кое-что просчитываю… А теперь,  - тон Воли почти не изменился, только лицо чуть-чуть напряглось,  - я пошел, а ты стой спокойно, не оборачивайся.
        - Какого…  - Горелый, вопреки предостережению, дернулся, чтобы узнать, что происходит, но Вольдемар произнес жестко:
        - Стой, говорю. По твою душу идут, не иначе.
        - Кто?
        - А мне откуда знать? Сам разбирайся.
        Вольдемар отошел от столика так же быстро, как совсем недавно тормознул на ходу Горелого.
        Сергей не выдержал - развернулся всем корпусом.
        Ожидал увидеть все тех же сержантов-патрульных. Уже мелькнула мысль: «Черт, опять придется унижаться, звать Вольдемара на выручку».
        Но это оказались не менты.
        Прямо на него уверенно шагали двое молодых людей без верхней одежды - оба в темных пиджаках, один в джинсах, другой в брюках. Под пиджаком у одного был джемпер, у дрогого - светлая рубашка с галстуком.
        «Только что из машины»,  - решил Горелый.
        Из выреза джемпера одного из молодых людей змеился проводок. Заканчивался он наушником, утопленным в левом ухе.
        Сергей оглянулся - Воли поблизости уже не было.
        - Господин Горелый?  - послышалось рядом.
        Минутой позже его вывели на привокзальную площадь. Собственно, Сергей шел сам, никто не держал его под руки или за холку, но присутствие за спиной двух молчаливых сопровождающих очень напоминало конвоирование задержанного или - почему бы и нет?  - сопровождение ВИП-персоны. Среди припаркованных поблизости разношерстных авто выделялся здоровенный джип, и было совершенно очевидно, что «господина Горелого» ожидают именно в этой машине.
        Обогнав на шаг «конвоируемого», «джемпер» распахнул перед ним заднюю дверцу джипа. Не вполне еще понимая, что происходит, во что именно он «вписывается» на этот раз, Сергей осторожно заглянул в этот бункер на колесах. В салоне мгновенно вспыхнул свет.
        - Прошу, садитесь!  - последовало предложение.
        Поправив на плече лямку рюкзака, Горелый забрался внутрь и оказался лицом к лицу с невысоким человеком примерно того же возраста, что и растворившийся в толпе Вольдемар. Но одет он был не так демонстративно: весьма скромный как для персоны, разъезжающей по Конотопу в джипе с охраной, свитер, вельветовые брюки и распахнутый длинный плащ. Любопытно, что подбородок Воли был выбрит так, что блестел даже в такое время и при паршивом вокзальном освещении, тогда как этот незнакомец, похоже, не брился столько же дней, сколько и сам Горелый.
        - Моя фамилия Никитин,  - представился владелец джипа, протягивая руку. Пожатие оказалось на редкость сильным: рука мужчины стиснула пальцы Горелого, словно кистевой эспандер - резко и коротко, а затем моментально отпустила.  - Коньяк, виски?
        - Коньяк,  - автоматически проговорил Сергей.
        Из кармана плаща Никитин вытащил плоскую металлическую флягу с гербом СССР у горлышка. Принимая флягу, Горелый машинально прикинул количество жидкости в ней: примерно половина. Отвинтил пробку, приложился, вернул посудину владельцу.
        - Пусть пока побудет у вас,  - сказал Никитин.  - Я выяснил, что вы теперь, так сказать, не местный, временно остановились у брата. Он и сообщил моим помощникам, что вы куда-то ушли на ночь глядя и не собирались возвращаться. Причины меня не интересуют, но вполне логично было предположить, что ночевать вам придется на вокзале. Как видите, не ошибся.
        - А если бы меня здесь не оказалось?
        - Вариант: Лидия Шпола. Но вряд ли вы пошли бы к ней сегодня, сразу после похорон. И вообще, господин Горелый, давайте без «если бы». Мы с вами встретились, чтобы поговорить о конкретных вещах.
        - Я встречи с вами не искал. И вообще, впервые вас вижу.
        - Зато я вас искал. И мне кое-что о вас известно. Хочу заранее ответить на все вероятные «как» и «почему»: у меня в этом городе масса возможностей для сбора необходимой информации. Но если эта информация не финансовая и вообще не имеет отношения к бизнесу, анализировать ее и делать соответствующие выводы я не умею. Для этого финансисты обзаводятся службами безопасности и приглашают к сотрудничеству людей с соответствующими способностями. Бывшие старшие офицеры полиции или, еще лучше, сотрудники спецслужб справляются с этим идеально.
        - А, значит, вы банкир?  - сказал Горелый, чтобы не молчать.
        - Банк «Слобода», этого достаточно?
        - Вот оно что! Так это ваш сотрудник убил моего друга?
        - Будем считать верительные грамоты предъявленными.  - Никитин откинулся на спинку сиденья.  - Поехали, вокзал не место, чтобы говорить о делах.
        Один из «пиджаков»  - тот, что с наушником,  - сел за руль. Второй устроился рядом с ним. Джип неторопливо тронулся и покатил по темным улицам.
        - Куда направляемся?  - полюбопытствовал Горелый.
        - Узнаете на месте. Опасаться вам нечего.
        - Да я не боюсь банкиров!
        - Отлично.
        Номер дома, куда его привезли, Горелый зафиксировать не успел.
        Но ничего необычного или таинственного пока не происходило. Центральная часть города была сносно освещена, дом оказался самым обычным, и вообще не было похоже на то, что банкир Никитин собирается вывезти бывшего опера в какую-нибудь лесопосадку, чтобы полюбоваться, как его живьем закапывают в землю. Причина? Ну, предположим, Сергей Горелый окончательно спятил и решил отомстить за убитого друга, а заодно свести счеты со всеми банкирами Конотопа, Украины, а то и всей Европы.
        Квартира на четвертом этаже тоже оказалась самой обычной - стандартная однушка. Обстановка - мягкий уголок, телевизор на тумбочке, шкаф-купе. «Не слишком тесно, но как-то необжито»,  - пришел к выводу Сергей, бросая на ламинированный пол рюкзак и без приглашения усаживаясь в кресло. В эту минуту ему хотелось только одного - вытянуть гудящие ноги и как следует выспаться.
        Никитин расположился на диване напротив, церберы в пиджаках устроились на широком подоконнике. Похоже, секретов от них у банкира, по крайней мере в этих обстоятельствах, не было.
        - Чай и кофе не предлагаю, коньяк у вас есть,  - отмел неизбежные в таких случаях формальности Никитин.  - Я хочу сделать вам деловое предложение, господин Горелый.
        «Третье за сегодня,  - мысленно отметил Сергей.  - Что-то я вдруг всем понадобился». Но вслух произнес:
        - А можно без «господина»? Как-то непривычно.
        - Хорошо, не-господин Горелый,  - согласился Никитин.  - Тогда ближе к делу. Собранной мною информации о вас вполне достаточно, чтобы прийти к выводу: вы вполне можете справиться с задачей, которую я перед вами поставлю. У вас есть опыт оперативной работы; всем известно, какое у вас чутье; к тому же вы хорошо знаете криминальный мир не только извне, но и, так сказать, изнутри.
        - Благодарю,  - кивнул Сергей.
        - Не стоит. Именно так отзываются о вас некоторые коллеги и представители… гм… оппозиционного лагеря. Итак, я, используя все свои возможности, собираю необходимую информацию. Вы, со своей стороны, анализируете ее, делаете выводы и сообщаете мне, какие еще сведения необходимы вам, чтобы закончить расследование.
        - Что еще за расследование?
        - Убийства: предпринимателя Николая Коваленко, вашего друга капитана Шполы и сотрудника нашей службы безопасности Дениса Бородули.
        Прозвучало это так буднично, что Горелый не сразу уразумел, о чем речь. А когда сообразил, какая-то сила словно толкнула его снизу. Он стремительно вскочил на ноги.
        - В чем дело?  - невозмутимо поинтересовался Никитин.  - Присядьте, пожалуйста, я еще не закончил.
        - Что именно вам неясно в этом деле?
        - А вам разве все ясно?  - парировал банкир.  - Выслушайте меня, все вопросы позже. Я скажу то, что должен, и, если это вас не заинтересует или мои доводы покажутся вам неубедительными, мои люди отвезут вас обратно на вокзал. По-моему, там вы чувствовали себя вполне комфортно, не так ли?
        Горелый промолчал.
        - За то, что вы уделите мне еще немного своего, вне всякого сомнения, драгоценного времени, вам будет выплачена небольшая компенсация,  - продолжал банкир.  - И больше вас не потревожат. В любом случае вы начинаете зарабатывать прямо с этой минуты, устраивает?
        - И сколько же?  - вырвалось у Горелого, но он тут же спохватился и прикусил язык.
        - А разве вам, Горелый, не все равно? Вашу ситуацию я знаю, уж поверьте. Сядьте, наберитесь терпения, выслушайте меня. Как бы то ни было, вы ничего не теряете.
        Сергей отметил, что в последнее время вокруг него все почему-то оказываются правыми. Очевидно, с этим придется смириться. Приняв этот факт, он вернулся в кресло, торопливо глотнул из фляги. На лице Никитина при этом мелькнуло выражение неудовольствия. После недолгой паузы он снова заговорил:
        - Начну с самого начала. Александр Михайлович Момот, полковник полиции в отставке, работал со мной со дня открытия в Конотопе отделения банка «Слобода», то есть восемь лет. Срок нешуточный. Его работой я был доволен, вмешивался крайне редко. Я требовал обеспечения безопасности, причем методами, не противоречащими действующему законодательству. Но кризис, о котором вы наверняка знаете, внес в мои установки некоторые коррективы. В частности, я дал добро Александру Михайловичу на проведение определенной работы с теми, кто упорно отказывался возвращать предоставленные банком кредиты… Вы можете задавать вопросы в любой момент, Горелый, я вижу, что вам уже не терпится.
        - А если должник не мог вернуть долг по объективным причинам?
        - Явных банкротов не трогали. Именно поэтому Момот получил распоряжение тщательно проверить деловые истории каждого должника, а их, без преувеличения, сотни. Мы никого не стремились разорить - всего лишь предлагали определенные условия. Не буду грузить вас экономическими выкладками, скажу только: таким, как Николай Коваленко, предлагалось выплачивать банку долг пока что без процентов. С их стороны требовалось только одно - регулярность выплат. Пусть текут хотя бы тонкие ручейки, зато не будет жестокой засухи. Я образно выражаюсь, но суть примерно такова.
        - Я уловил.  - Для Сергея в этом не было ничего сложного.  - Допустим, вы одолжили мне сотню гривен под определенный процент. Но я не спешу отдавать, так как деньги эти у меня в деле, крутятся. У всех кризис, у всех проблемы, и у меня тоже. Но мы хотим сосуществовать более-менее цивилизованно. Тогда вы предлагаете мне на время забыть о процентах и возвращать, скажем, не по десять гривен в месяц, а по семь или даже по шесть. И для меня необременительно, и у вас копеечка прибывает. Где-то так?
        - Примерно,  - кивнул Никитин.  - Но часть должников не согласилась с этим весьма либеральным предложением. И среди самых упорных неплательщиков оказался Коваленко. Именно с такими я позволил поработать Момоту.
        - То есть наезжать на них,  - усмехнулся Горелый.  - Это называется наезжать.
        - Физического давления никто на них не оказывал,  - поспешно возразил банкир.  - Для меня это было важнейшим условием. Насилие в таких случаях бессмысленно. Но, согласитесь, какие-то штрафные санкции или иные методы наказания за недобросовестность должны были иметь место. Воспитательная работа, не более того…
        - Между прочим, о том, как Бородуля, подчиненный Момота, проводил с Коваленко эту самую воспитательную работу, написала в своем заявлении его вдова,  - заметил Горелый.  - Насколько мне известно, это «воспитание» со временем привело к личной неприязни и…
        - Никаких «и»!  - перебил его Никитин.  - Вы разумный человек, Горелый, но не видите или не хотите видеть очевидных вещей!
        - И что же здесь, по-вашему, очевидно?
        - То, что заявление потерпевшей не подкреплено никакими доказательствами. И пусть оно написано вдовой собственноручно, но этим заявлением исчерпывается вся доказательная база! Не знаю, известно это вам или нет, но существовало еще одно заявление, устное,  - о том, что Бородуля якобы похвалялся тем, что застрелил Коваленко. Обратили внимание? Один из сотрудников Бородули якобы слышал его похвальбу. Не был свидетелем преступления - в этом случае его могли бы привлечь за недонесение,  - а всего лишь слышал. Более того, теперь уже нет возможности подтвердить это или опровергнуть! А с того, кто что-то там слышал, взятки гладки - мало ли о чем люди болтают! Тем не менее на основании одного заявления и одного непроверенного слуха Бородуля был объявлен в розыск. Он пытается спрятаться, но его как-то чересчур быстро обнаруживают, и он по неизвестной причине открывает огонь в ответ на требование остановиться, а тут, словно по заказу, подоспевает «Беркут»  - и убийца капитана полиции Шполы застрелен на месте преступления с оружием в руках. Теперь доказательств хватает на все!
        - Вы пытаетсь оправдать Бородулю?
        - Вы лучше скажите, Горелый, разве вся эта история не кажется вам уж очень странной?
        «Это он еще о пророчице ничего не знает,  - внезапно мелькнуло в голове у Сергея.  - А тут еще пропал Дима Голова, о котором банкир даже словом не обмолвился…»
        - А почему вас так беспокоит судьба Бородули?  - спросил он.
        - Да дело не в нем,  - честно признался Никитин.  - Я и фамилию-то его первый раз услышал, когда его объявили в розыск. Команду формировал Момот, я ему доверял. Дело в Момоте - теперь и он в розыске. По подозрению в организации преступления. По крайней мере, так считают ваши бывшие коллеги. Но и это полбеды…  - Банкир был теперь предельно откровенен.  - Необходимо в самые кратчайшие сроки доказать непричастность начальника службы безопасности банка «Слобода» и его подчиненных… ладно, будем называть вещи своими именами… к выбиванию долгов, что в результате привело к убийству предпринимателя. Иначе серьезные проблемы возникнут у меня - руководителя филиала. Собственно, проблем уже хватает, но на мне вся эта лавина не остановится. Пострадает репутация «Слободы», а это довольно мощная финансовая структура. Иссякнет поток вкладов, мы лишимся доверия партнеров, а в условиях кризиса это чревато тем, что в течение года банк обанкротится и лопнет.
        - То есть вы не справедливость пытаетесь восстановить, а спасаете бизнес,  - хмыкнув, произнес Горелый.
        - И что же в этом плохого?  - искренне удивился Никитин.  - Послушайте, Горелый, говорю как на духу: я готов нести ответственность за свои ошибки. Если бы у меня под носом действительно творилось черт знает что, а мой начальник службы безопасности оказался последней сволочью… Но ведь ничего подобного! Момот - порядочный человек, за эти восемь лет мы стали друзьями, хотя в нашем деле подобные отношения между начальством и подчиненными не приветствуются. Однако же… Короче говоря, в полиции меня даже слушать не захотят!
        - А пробовали?
        - Ну вот зачем вам казаться глупее, чем вы есть на самом деле?  - не сдерживая раздражения, произнес Никитин.  - Дело вот-вот закроют. Бородуля скрывался, оказал сопротивление при задержании, убил офицера полиции. Какие еще доказательства нужны для этой системы? Момот прячется, потому что не хочет за решетку. Бывшие коллеги, по его словам, воспользуются ситуацией и раскрутят его если не в связи с этим делом, так что-нибудь состряпают. Вы же знаете, как это делается. Не хочет он бодаться с этим дубом - Министерством внутренних дел Украины, потому что сам в прошлом руку приложил, образно говоря, к унавоживанию почвы для беспрепятственного роста этого дуба. А вот вы - вне системы…
        - А если системе это будет необходимо, могу в любую минуту оказаться вне закона,  - заметил Горелый.
        - Поэтому я и предлагаю вам удобную, с моей точки зрения, форму сотрудничества. Вы поселитесь здесь, это одна из служебных квартир нашего филиала. Вам выдадут мобильный телефон, солидную сумму на оперативные расходы. Вот эти молодые люди, Анатолий и Геннадий (банкир кивком указал на своих молчаливых сопровождающих), будут постоянно находиться в вашем распоряжении. Предоставить вам машину я не смогу, слишком рискованно: у вас ведь еще нет ни паспорта, ни водительских прав. Но ваши помощники будут на колесах и доставят вас куда прикажете, но только в рамках оперативной разработки. Личные дела уладите позже. При любом исходе дела - положительном или отрицательном - вы получите двадцать пять тысяч долларов.
        - Минус оперативные?
        - Плюс оперативные.
        - М-да… Ну а если действительно выяснится, что Бородуля прикончил Коваленко, тогда как?
        - Будут веские доказательства - получите ту же сумму. Я хочу знать правду, Горелый. Если знаешь ее, проще принимать важные решения и маневрировать. Та правда, которую мне навязывают сейчас, меня не устраивает.
        - А если бы…
        - Что? Говорите, раз уж начали.
        - А если бы к этому не был причастен банк «Слобода», вас бы заинтересовала вся эта история?
        - Вы определенно хотите произвести на меня негативное впечатление,  - вздохнул Никитин.  - Разумеется нет. Я не борец за справедливость на всей планете. Сейчас я ратую за собственный покой и нормальные условия для своего бизнеса. Сколько времени вам понадобится, чтобы принять решение? Или вы уже готовы вернуться на вокзал?
        Решение Горелый уже принял, но не спешил с ответом, пытаясь держать марку. Вместо ответа он спокойно допил остатки коньяка из фляги.
        - Все ясно.  - Никитин поднялся.  - Отдыхайте. Мои… то есть ваши помощники будут здесь ровно в девять утра… Нет, пожалуй, в десять, если принять во внимание ваше сегодняшнее состояние…  - И, неожиданно перейдя на «ты», добавил доверительным тоном:  - Давай завязывай бухать, Горелый! Я серьезно, притормози. Работы до черта, ты мне трезвым нужен, раз уж согласился за это взяться…
        Сергей чуть было не ляпнул: мол, никто еще не соглашался.
        Но решил все же не артачиться.
        Часть 6
        Таможенный контроль
        Здесь была горячая вода. Здесь была чистая постель.
        Горелый тщательно, с неприсущим ему усердием вымылся, просидев в ванне минут сорок, затем докрасна растерся махровым полотенцем и забрался под одеяло на хрустящую накрахмаленную простыню.
        Никак не удавалось собраться с мыслями: они роились, расползались, и в конце концов Сергей решил, что утро вечера мудренее. Закрыл глаза и на удивление быстро уснул, но проспал совсем не так долго, как рассчитывал: открыв глаза в темноте и включив ночник над кроватью, увидел, что на часах двадцать минут шестого. Попытался снова заснуть, но только напрасно вертелся и плотно смыкал веки - сна как не бывало.
        Бурчало в животе - хотелось есть. Еще сильнее хотелось пить, даже выпить, хотя бы спасительного утреннего пивка. В центре на каждом шагу работали круглосуточные магазинчики, и Горелый уже собрался было встать, одеться и смотаться за традиционным «лекарством», но вместо этого вытянулся под одеялом, выключил свет и снова закрыл глаза.
        Это называется перележать. Уж если события идут самотеком и от него требуется только одно - или ехать в этом поезде, или соскочить, то лучше уж ехать, соблюдая правила поведения для пассажиров. А там первым пунктом значится: «Иметь трезвый рассудок, чтобы не раздражать окружающих и не навредить себе». Разные люди говорили с ним вчера о разных вещах, но все как один советовали воздержаться в дальнейшем от спиртного.
        Неужели вчера было так заметно, что он этим злоупотребляет?
        А почему, собственно, только вчера?
        Горелый поднялся и сел на диване. Немного посидел, выжидая, пока голова перестанет кружиться,  - неизбежная реакция на вчерашние поминки,  - встал и босиком прошлепал в кухню.
        В холодильнике служебной квартиры ничего съестного не обнаружилось. В шкафчике нашлось несколько пакетиков овсяной каши быстрого приготовления с фруктами. Что ж, кашка - значит, кашка. Хорошо, что есть хотя бы электрочайник и прочая посуда. Там же, в шкафчике, нашлись две коробки чая в пакетиках - черного и фруктового. Отыскав самую большую кружку, Сергей вскипятил воду, бросил в посудину пару фруктовых пакетиков и один с черным чаем, накрыл кружку блюдцем и, пока напиток заваривался, заколотил в глубокой тарелке кашу. Долго не ждал, по-быстрому затолкал в себя эту раннюю еду, которую и завтраком-то назвать язык не поворачивался, и принялся за чай. Насыпал побольше сахара и пристроился на табурете у все еще темного окна.
        Немного полегчало - не от каши, не от чая, а от самого процесса их приготовления. Он не лежал лежнем, был чем-то занят, а в его состоянии это было сейчас очень важно и, главное, способствовало активизации умственной деятельности. Теперь, сидя на шатком табурете и прихлебывая горячую и сладкую, как сироп, жидкость, Горелый наконец-то сумел навести порядок в своих мыслях. И первым делом, еще до того, как окончательно признать правоту Никитина и наличие кучи причин для сомнений, которые имел по поводу этой истории Вольдемар, он уже в очередной раз отделил от всего, что случилось и во что он и сам был вовлечен волею обстоятельств, эпизод с пророчицей Олесей.
        Она, эта верная дочь Матери-Пчелы, не вписывалась ни в какие рамки и не укладывалась ни в одну из возможных схем. Ни Никитин, ни Вольдемар ни словом не обмолвились о пророчице, предсказавшей смерть Николаю Коваленко. Это имело объяснение: история с пророчеством осталась в тени. Журналисты о ней не пронюхали, а парни из розыска, не имея на этот счет указаний от Зарудного, держали язык за зубами. Заявление о предсказанной ему скорой кончине Коваленко по понятным причинам так и не написал. И если бы Горелый со Шполой в тот день не столкнулись с этим чудиком буквально в дверях дежурной части, вряд ли его жена впоследствии стала бы распространяться насчет того, что муж наведывался к ведьме, да еще и по ее совету.
        А раз так, то и журналисты остались с носом. Собственно, конотопским писакам особо негде было разгуляться с высосанными из пальца сенсациями. Но ведь и Сумы недалеко, а там пресса помощнее, особенно так называемая желтая. Однако обошлось пока все тихо, а пророчества Олеси известны лишь узкому кругу посвященных, которым по разным причинам приходится помалкивать.
        Отсюда вывод: банкир Павел Никитин и авторитетный предприниматель Вольдемар в этот круг не входят.
        Но повлияло ли то, что им неизвестен этот нюанс, на ситуацию в целом?
        Если Николай Коваленко должен был умереть по единственной причине - так распорядилась судьба, фатум, рок,  - то совершенно безразлично, кто именно прострелил ему череп, а затем подбросил труп к дому. Искать в такой ситуации виновника - все равно что искать того, кто высек молнию, которая ударила в сухое дерево, обрушив его на юную пару, увлекшуюся поцелуями в романтической обстановке, со смертельным исходом для обоих.
        Поставив наполовину опустевшую чашку на подоконник, Сергей поискал и не обнаружил в квартире ни одной сигареты. Без курева он обойтись не мог и уже хотел было одеться и выйти на улицу, чтобы отдать последние копейки за пачку какой-нибудь дряни. Тем более что в десять ему должны были привезти хотя бы какую-то сумму «на оперативные расходы».
        Но здравый смысл снова победил. Горелый даже сумел это логически обосновать: выйдя за сигаретами, он в результате купит пива, и, поскольку пивом душу не обманешь, снова завертится проклятая карусель, а ему как-никак предложили работу, и он согласился ее выполнять. Ничего, перетопчется как-нибудь без курева. Запьет это дело чаем, в конце концов.
        Рассвет за окном мало-помалу вступал в свои права. Снова вскипятив чайник, Сергей заварил чай в другой чашке и, прихватив с собой обе посудины, с недопитым чаем и свежезаваренным, вернулся в комнату. Там он улегся на диван и закинул руки за голову.
        «Так. Едем дальше. Ну и что мы на данный момент имеем?»  - задал он себе вопрос.
        Но дальнейший ход рассуждений Сергею совсем не понравился. Потому что только теперь, начиная понемногу очухиваться после многодневного загула, он наконец-то, причем на относительно трезвую голову, решился признаться себе в том, в чем боялся признаться даже спьяну. А именно: сначала Олеся предрекла смерть Николаю Коваленко, а затем - Андрею Шполе. Выходит, Денис Бородуля - рука судьбы, так, что ли?
        В голову лезла какая-то чушь!
        Но, как бы то ни было, ничего другого в голову не приходило. Эта странная женщина, которую они с Андреем между собой величали конотопской ведьмой, ждала их прихода, а увидев, немного погодя произнесла буквально следующее: «Смерть между вами!» Андрей Шпола как раз стоял рядом с ним, Сергеем Горелым. Через два дня Андрея не стало. Значит, как бы дико это ни звучало, смерть выбрала именно его.
        То, что произошло, косвенно подтверждало наличие провидческих способностей у этой чертовой Пифии или как там ее. Она не сказала конкретно, кто из них обречен и когда умрет. Всего лишь увидела нечто, доступное только ее взгляду, и предостерегла.
        А ведь они оба подозревали, что пророчества этой женщины оправдываются, пусть это и не имело рационального объяснения! А раз так, рассуждая логически, оба должны были принять ее слова к сведению и быть предельно осторожными…
        Но почему?
        На этой мысли Горелый задремал и проспал больше часа.
        Когда он снова открыл глаза, сквозь шторы уже пробивались лучи утреннего солнца. Не такого неуместно бодрого, как на вчерашних похоронах, но все же больше похожего на весеннее, чем в предыдущие хмурые дни.
        Из дремоты Сергей вынырнул с отчетливо сформулировавшейся мыслью: потустороннюю часть этой истории затрагивать пока не следует, но при этом иметь в виду и делать на нее поправку. Определив свою позицию, Горелый поудобнее пристроил подушку. Нащупал рядом с диваном чашку с остывшим чаем, медленно допил сладкую жидкость, скрестил руки на груди и уставился в стену, зацепившись взглядом за причудливый рисунок на обоях.
        «Хорошо,  - думал он,  - допустим, что пророчицы действительно существуют и их предсказания сбываются. Но если абстрагироваться от этого допущения, то Никитин, без сомнения, прав. Все подозрения опирались только на слова. Бородулю, например, даже без протокола допросить не успели. И снова возникает это тупое “А почему?”, и ответ в этой истории, лишенной всякой мистики, обнаруживается с ходу: сотрудника службы безопасности банка “Слобода” Дениса Бородулю заподозрили в совершении преступления только потому, что на него указала Галина Коваленко.
        Следующее “почему”: по какой причине она не заявила о своих подозрениях сразу, ведь все, казалось бы, так очевидно? Ответ: она боялась, ее запугали. Ясное дело - если вечером исчезает муж, а утром его труп выбрасывают из машины у ворот собственного дома, это страшно. Но ведь Галина утверждала, что ее начали запугивать еще до того и занимались этим бандиты из банка. Вот и еще одно утверждение, не подкрепленное фактами. Галине Коваленко поверили, потому что она потерпевшая и вывела полицию на след предполагаемого убийцы. А тот повел себя соответствующим образом, то есть ударился в бега».
        Предчувствуя близкую удачу, Горелый сел, откинувшись на спинку дивана, и поерзал, устраиваясь поудобнее. «Повторим условия задачки: потерпевшая заявила, что ее мужу угрожали, потерпевшая опознала того, кто оказывал на него давление. Что еще интересного и полезного для следствия сообщила Галина Коваленко? Что ее муж ходил к гадалке и та предсказала ему скорую смерть. Она подтвердила этот факт, но развивать тему не стала, сославшись на плохое самочувствие…»
        Но… Да-да, уже пора было сказать «но» вместо всяких «почему»!
        Но пока он, Горелый, лично не отправился к потерпевшей и не выдавил из нее координаты так называемой - это тогда он так бы выразился - пророчицы, Галина, похоже, вовсе не собиралась информировать полицию о наезде людей из банка. Она выдала свою неожиданную активность за испуг из-за появления в ее доме какого-то подозрительного типа, похожего на бывшего зэка: коротко стриженного, дышащего водочным перегаром и с характерным шрамом на физиономии.
        Получается, что это Галина Коваленко раскрутила маховик дела. При этом она искусно отвлекала внимание розыска от того, что требовало немедленного вмешательства и оперативной разработки: от пророчицы Олеси и ее сбывающихся предсказаний.
        Есть, правда, и здесь несколько «почему», и довольно серьезных. Почему, например, Коваленко решила перевести стрелки именно на банк и персонально на Бородулю? Предположим, она и в самом деле его опознала - Бородуля мог беседовать с Николаем Коваленко по заданию Момота и с молчаливого согласия Никитина, и, скорее всего, не один раз. Откуда ей было знать, что Бородуля - единственный из команды Момота, кто имел проблемы с законом? Что-то это не похоже на случайное совпадение…
        И еще: с какой стати один из коллег Бородули вдруг решил сделать важное заявление, косвенно изобличающее Бородулю в совершении преступления, заявление, которое, если верить Никитину - а верить ему наверняка можно!  - никто задним числом даже не оформил письменно?
        И почему Бородуля, черт бы его побрал, прятался, удирал, прихватив все сбережения, да еще и начал палить, как в паршивом боевике, если не чувствовал за собой никакой вины? Только потому, что так пожелала пророчица Олеся и парень стал слепым орудием в руках судьбы?.. Звучит почти как в популярных телепрограммах о всяких там проклятиях фараонов и обитателях вскрытых могил.
        Так или иначе, эта линия вела к тому мистическому, чего Горелый по уговору с самим собой пока решил не касаться. Но почему, если существует вполне реальный объект - чересчур активная вдовица, которая вполне может оказаться вовсе не потерпевшей? Впрочем, смысл ее игры пока что известен только ей самой. В правильности своих выводов Сергей был уже почти уверен.
        Часы показывали восемь.
        Предстояло промаяться без сигарет еще целых два часа.
        - Сообразили чего-нибудь пожрать прихватить?
        Этих двоих, выделенных ему Никитиным то ли в помощники, то ли в охранники, то ли в надзиратели, Горелый почему-то с ходу, едва они вошли в прихожую, окрестил Круть и Верть - как мышат из старой-престарой бабушкиной сказки. Несмотря на то что эти парни ничем не напоминали ленивых мышат, они были удивительно похожи - для обоих была характерна какая-то странная для таких молодых людей безликость. Вчера, еще не зная их имен и пытаясь различать молодых людей хотя бы по одежде, Сергей не подумал, что Анатолий и Геннадий могли одеться как угодно и даже обменяться одеждой, но от этого не стали бы более приметными. Похоже, им было плевать на то, как к ним обращаются: Толя вполне мог бы быть Геной, а Гена - Толей.
        - То есть?  - спросил Анатолий.
        - Нет,  - ответил Геннадий.
        Уже одетый, Сергей окинул насмешливым взглядом обоих.
        - Что, слабо было допереть, что холодильник здесь пустой?
        - А я здесь не живу,  - отозвался Анатолий.
        - Нет,  - четко произнес Геннадий, явно оставаясь на своей волне.
        - Вы всегда так хорошо соображаете? Странно, ведь вас мне ваше начальство… гм… рекомендовало, а вы, оказывается, те еще тугодумы.
        - Нам поставили задачу,  - пояснил Анатолий.  - Если что-то нужно - скажи.
        - А мы разве на «ты»?  - Круть и Верть только в сумме могли бы быть старше него.
        - Он со всеми на «ты»,  - пояснил Геннадий.
        - А ты?
        - А я - никак.
        - Ну а ко мне ты как намерен обращаться?
        - Никак,  - повторил Геннадий.  - А зачем? Есть работа - мы делаем. Что-то не так - сигнал шефу. Все нормально - работаем дальше. Инициатива не наш профиль.
        - Так-так…  - Круть и Верть вызывали все больший интерес у Горелого.  - И что же может быть не так?
        - Смотря по обстоятельствам.
        Этим пояснением Анатолий и ограничился.
        - Что-то я не понял про инициативу.
        - Да все просто.  - Геннадий вытащил из кармана куртки конверт, но не спешил вручать его Сергею.  - Инициатива наказуема. Если она не наша, то и наказывают не нас. Нормальный ход?
        Вместо ответа изголодавшийся Сергей протянул руку за конвертом. Там оказалась пачечка лиловых полусотенных купюр. Сергей быстро пересчитал - двадцать бумажек, то есть тысяча. Он прикинул, сколько это баксов по сегодняшнему курсу. Негусто как для оперативных расходов.
        - Это все?  - поинтересовался Горелый на всякий случай.
        - Это - тебе,  - не совсем понятно ответил Анатолий.  - Понадобятся еще - скажи. Только поясни зачем. Может, вопрос и без денег можно будет решить.
        - А хозяин у вас не очень щедрый,  - присвистнув, произнес Сергей.
        - Свистеть не надо,  - рассудительно заметил Геннадий.  - Денег не будет.
        Из его другого кармана на свет божий вынырнул мобильник. Не новый, но Геннадий здесь же, на глазах Горелого, вставил в него новую симку, сверился с какой-то бумажкой, ввел номер и вручил телефон Сергею:
        - Это служебный. Звонки лимитированы, не стоит увлекаться разговорами. Лучше говорите нам, что надо выяснить, или договаривайтесь о личной встрече.
        - Ох, весело с вами, с капитошками!  - попытался пошутить Сергей.
        - Как-как?  - не понял Анатолий.
        - Никак,  - отмахнулся Горелый, пряча конверт с деньгами в карман куртки.  - А что, у вас детства не было? Мультиков не видели? Сказок не слушали?
        Не дождавшись ответа, Сергей поинтересовался, как позвонить напрямую Никитину, и уже через несколько минут здоровался с работодателем:
        - Доброе утро! Я просто в шоке от ваших вассалов, господин Никитин.
        - Вы же не признаете «господ».
        - О! А я думал, это в одностороннем порядке…
        - В двустороннем, если вам так удобнее. Понравились мальчики?
        - Во всяком случае, оригинальные.
        - Таких ни у кого нет. Лишнего не скажут и не сделают. Мечта любого большого босса. Вы просто поздороваться позвонили?
        - Если интересно, могу изложить ход своих мыслей…
        - Неинтересно,  - остудил его Никитин.  - Там у вас двое исполнителей для всяких дел, меня интересует результат. Ну и, конечно, если вам понадобится влезть во что-то сомнительное, ставьте меня в известность и аргументируйте необходимость. Будем решать. Сейчас есть что-то срочное?
        - Пока нет,  - ответил Сергей и неожиданно для самого себя брякнул:  - Есть хочу!
        Послышался смешок - было же все-таки что-то человеческое в этом банкире!
        - Ну, с этим вы уж сами как-нибудь разберетесь. Приятного аппетита! Насчет остального мы договорились.
        Закончив разговор, Горелый сунул телефон в карман и окинул внимательным взглядом свое новоиспеченное, не без странностей воинство.
        - Значит так, голуби…  - начал он.
        - Какие еще голуби?!  - В голосе Геннадия звучала смесь агрессии и истерики.
        - Сам голубой!  - буркнул Анатолий.
        Только теперь сообразив, в чем проблема, Сергей хохотнул, но тут же взял себя в руки.
        - Ну хорошо, орлы. Орлы прокатят?  - Не услышав возражений, он продолжил:  - Так вот, орлы, какое дело. Галина Коваленко - жена, то есть вдова убитого Николая Коваленко. Возле нее ошивается так называемый друг семьи, некто Позняков. Мне нужна максимально полная информация об этих двоих, а кроме этого желательно разузнать имя и адрес какой-нибудь близкой подруги Галины. Именно с этой дамой я хочу потолковать, хорошо бы в самое ближайшее время. И вот еще что… Есть один адресок на окраине, на Кубе. Я вам сейчас напишу его. Пробейте, кто там живет, и выясните, каким образом можно встретиться с этим человеком.
        - Все?
        - Пока все, а там как пойдет. Ну а я пока где-нибудь позавтракаю. В случае чего - звоните…
        Круть и Верть улетучились так быстро, будто их и вовсе не было в квартире.
        Ел он, как ни странно, через силу.
        Истерзанный алкоголем желудок неохотно принимал абсолютно все, за исключением жидкости, но Сергей все же кое-как управился с солидной порцией жареных ребрышек с картофелем фри, закусив все это двойной порцией сырников и запив стаканом… да, пива, а вы как думали? Но в последний момент заказал не стандартный поллитровый бокал, а ограничился минимальным злом - стаканом. Однако, ощутив в желудке приятную, спокойную сытость, не удержался и заказал еще одно «маленькое пиво».
        Оно оказалось лишним - в сущности, и без первого можно было обойтись. Зато вскоре он получил неожиданный, но желанный бонус - его стало по-настоящему клонить в сон. Горелый быстренько, пока не прошла сонливость, вернулся в свое жилище, забрался под одеяло, моментально уснул и продрал глаза уже далеко за полдень, наконец-то почувствовав, что выспался как следует.
        Толя-Гена пока не звонили, хотя телефон Сергей не отключал. Это несколько опустило Горелого с небес на землю. Грешным делом подумалось: начались чудеса. Его - вчерашнего зэка, позавчерашнего мента, ныне безработного бомжа с сомнительной репутацией и видом алкоголика - обеспечили жильем, пусть и временным, средством связи, пусть и служебным, и работой, пусть и разовой, но вполне прилично оплачиваемой. А стало быть, эти два сказочных персонажа, мышата Круть и Верть, смогут быстро и без особых проблем раздобыть необходимые сведения. Однако не следовало забывать, что даже чудеса не бывают абсолютными.
        Через полчаса, умывшись и заварив себе уже привычного чая в пакетиках, Сергей с огорчением отметил: то, что казалось чудом, грозит превратиться в сущую каторгу. Потому что нет худшего наказания для разыскника, чем сидеть без дела в ожидании необходимой информации. С другой стороны, если бы этим занимался он сам, могло вообще ничего не выйти. Придется, значит, сидеть сиднем, хлебать осточертевший чай и томиться, томиться, томиться…
        Горелый сходил в соседний магазин, прикупил пакетов с супом быстрого приготовления, колбасы, сыра, хлеба. Прихватил также жареную курицу, кефир и банку консервированных томатов. Вернувшись, забил покупками холодильник, хотел было снова сделать себе чай, но выключил чайник еще до того, как он закипел.
        Время тянулось, как резиновое.
        Завалившись на диван, Горелый включил телевизор. Техника здесь была недурственная как для служебной квартирки - многоканальная спутниковая система. Но ни один из бесчисленного множества каналов его не заинтересовал. Тогда, чтобы хоть как-то убить время, Горелый принялся пересчитывать каналы. Насчитал сто двадцать три. Абсолютно бессмысленное занятие - впрочем, как и содержание телепрограмм. Тогда он сменил подход - стал пересчитывать отдельно новостные каналы, затем музыкальные, спортивные и те, которые крутили только сериалы и фильмы.
        Время еще больше замедлилось.
        Эта унылая забава в конце концов надоела Сергею, и ради разнообразия он стал выбирать исключительно украинские каналы, перескакивая через все остальные. Добравшись до «Пятого», он внезапно убрал палец с кнопки пульта, потому что заметил в студии человека, чье лицо показалось ему смутно знакомым. Он даже привстал и подался вперед, вглядываясь в лицо этого мужчины. Этот деятель в прошлом не носил ни бороды, ни усов… Нет, не так! Только бороды не было, а теперь на подбородке у этого типа топорщилось что-то такое же отвратное, как у этого гада ползучего, Катькиного любовника, из-за которого вся жизнь Сергея пошла вкривь и вкось. Мушкетерская бородка… Под интеллигента косит, а сам начинал карьеру в Конотопе на рынке, потом кому-то денег дал - «на партийное строительство», но немного, ну сколько там может дать обычный мужик с конотопского базара? Но для местной политики и это немаловажно…
        Горелый припомнил, как лет десять назад в городе разворачивалась предвыборная кампания и листовками с этим телевизионным рылом был обклеен весь город. Жители, не читая, выбрасывали их из почтовых ящиков. А дворники матерились, сгребая потом весь этот мусор, которому, казалось, не будет ни конца ни края, как зимнему снегопаду. Только что почистили улицу, а и часа не прошло, как снова берись за лопату… Вроде бы этот куда-то там был избран, потом его в Киев перебросили, бизнес на рынке пришлось свернуть - другие дела теперь были на повестке… Что-то не видать вас на родине, Алексей Иванович, и не слыхать, уважаемый господин Воропай, землячок наш ненаглядный…
        Эфир уже заканчивался. Лидер молодой политической силы «Честная Украина» Алексей Воропай рассуждал о перспективах объединения всех демократических сил на парламентских выборах, прозрачно намекая, к какой из влиятельных политических партий тяготеет, а заодно втолковывая ведущему передачи что-то насчет индивидуального подхода к электорату. В частности, чем живет его родная Сумщина и малая родина Конотоп, откуда он начинал свой путь в большую политику, и почему бессмысленно проводить одинаковые политические кампании не только в соседних районах одного и того же региона, но даже в разных регионах.
        Ну и олух!
        Не дождавшись, когда лидер политической силы подведет итог и закруглится, Горелый злобно вжал кнопку, переключаясь с депутата Воропая на следующий канал, где бушевало игровое шоу с девчатами в куцых юбчонках. Ну хоть что-то человеческое… Но уже через пару минут шоу прервалось на рекламу, и Сергей понял: вот так, один на один с телевизором и без дела, на трезвую голову он долго не протянет. Не земляк-депутат, так пиво, не пиво, так «чистая, как слеза». Попробуй тут удержись…
        Однако он все же решил не выключать телевизор - пусть себе бубнит вполголоса, создает иллюзию чьего-то присутствия. Сначала хотел оставить юмористическое шоу, но шуточки все были допотопные, поэтому переключил на какую-то передачу, где двое солидных мужчин (один с бородкой, как у Катькиного хахаля и у депутата Воропая,  - мода у них, что ли, такая?) рассуждали о влиянии европейских королев на средневековую культуру. Под это безобидное бормотание Сергей отправился в кухню, накромсал колбасы, отрезал пару ломтей хлеба и обреченно включил чайник.
        Все это напоминало ему одиночную камеру. И не важно, что он в любую минуту мог открыть дверь, выйти, вернуться, слушать и смотреть всякую чушь по ящику или включить радио и окунуться в ту же чушь. Но на самом деле идти ему было некуда, и он практически обречен сидеть тут, жевать колбасу, пить осточертевший чай и смотреть на экран.
        Вода в чайнике забурлила. С резким щелчком он отключился.
        И в ту же секунду зазвонил телефон.
        Нашлась ближайшая подруга Галины Коваленко. Тридцатилетняя, трижды разведенная. Пожалуй, многовато для тридцати. Детей нет. В данное время присматривается к четвертому кандидату в мужья, то есть третий месяц подряд, начиная с Нового года, живет с ним в его квартире. Несмотря на бурную личную жизнь, успевает интересоваться интимными делами приятельниц.
        По опыту оперативно-разыскной работы Горелый знал: это скорее исключение, чем правило. Обычно подружек у тридцатилетней женщины две: у одной в постели все о’кей, другая страдает из-за недолюбленности, поэтому знает всю подноготную всех своих подруг. Такие женщины после тридцати начинают жестоко скучать, и это вызывает у них усиленный интерес ко всему, что происходит вокруг, в особенности к вещам, которые их совершенно не касаются. Для розыска они ценнейшие кадры, а зачастую и свидетели.
        Горелый не стал расспрашивать, каким образом Толе-Гене удалось вычислить подругу Галины. В конце концов, получили задание, выполнили - им плюс. Сам он уже готовился услышать от этой особы то, в чем и сам был практически уверен: Галина Коваленко и «друг семьи» Олег Позняков давным-давно состоят в интимных отношениях.
        Женщина эта не удивилась и не перепугалась, обнаружив, что у выхода из салона красоты, где она работала, ее поджидает машина. Из машины выбрался странноватый небритый мужик со шрамом на физиономии, назвал только свое имя и спросил, не могли бы они где-нибудь поговорить.
        Они зашли в ближайшее кафе, и, как только уселись за столик и Сергей упомянул Галину Коваленко, выяснилось, что дамочка страдает словесным недержанием. Она даже не спросила, кто он такой и по какой причине интересуется ее подругой. Все, о чем она пожелала узнать,  - не из полиции ли он, и после «нет» Горелого утратила всякую осторожность и продемонстрировала пылкое желание поведать историю любви Познякова и Галины, препятствием для которой был покойный Николай Коваленко, впрочем, о том даже не догадывающийся. «И это красноречиво характеризует этого типа, не правда ли, Сергей?»
        Единственное, о чем попросил Горелый,  - пересказать не весь роман, а лишь кратко изложить его содержание. Подруга Галины согласилась, но то и дело забывала о его просьбе, и тогда Сергею приходилось перебивать собеседницу, чем та была крайне недовольна.
        После часового плодотворного общения Горелый уяснил три фундаментальных момента.
        Первое: Коваленко поженились не в Конотопе. Четыре года назад Николай предложил невесте пожить несколько лет в Шостке, где у него как раз в то время нарисовался перспективный партнер. И бизнес у него там был налажен - меньше, чем здесь, но стабильный. Но главное, появилась возможность приобрести собственный дом, о котором Галина мечтала - по утверждению подруги - чуть ли не с пеленок. Однако, по мнению подруги, все было намного проще: Коваленко опасался, что Позняков может отбить у него невесту, и по-быстрому эвакуировал ее из Конотопа. Сам же Позняков, хоть и хороший парень, так и не сумел наладить бизнес.
        Второе: дом в Конотопе, более просторный и удобный, чем в Шостке, семейство купило после настоятельных просьб Галины. За несколько лет жизни в Шостке она, по ее словам, заросла мхом и едва не спятила там. Да и сам Коваленко, уверившись в надежности супруги, уже хотел вернуться в Конотоп: Шостка стала тесновата для его бизнес-проектов. Но, вложив все свободные деньги в дом, Николай «вышел в ноль», набрал кредитов и постепенно, занимая и перезанимая, оказался в кабале у банка «Слобода».
        Третье: мужчина, с которым сейчас жила подруга Галины Коваленко,  - юрист. Это она познакомила его с Галиной, и спустя какое-то время та позвонила ему и попросила о встрече. Результатом этой встречи стало оформление документов, в соответствии с которыми единственным владельцем дома оказалась Галина Коваленко: муж по всем правилам оформил на ее имя дарственную. Но имелось одно условие: законной владелицей дома Галина станет только после смерти Николая. И пока Коваленко жив-здоров, он имеет право в любой момент отозвать этот документ.
        - Но зачем это им понадобилось?  - удивился Горелый.
        - Вы что, Сергей, с неба упали? Ведь в результате Коваленко для банка, имеющего к нему финансовые претензии, не является собственником дома. И наложить арест на эту недвижимось никто не имеет права. Машина также была записана на жену, а Николай ездил по доверенности, которую сам на себя и оформил. Все ясно?
        - Ясно, чего уж там. Взять с него нечего, фирма по документам банкрот или стремительно приближается к банкротству. Что уж тут поделаешь - кризис же! Вот так он и обезопасил себя от всяких наездов.
        - Я вижу, вы все поняли. Только все это придумал не Коля, царствие ему небесное, а Галина, это она ему идею подбросила.
        - А она сама додумалась?
        - Я вам ничего не говорила, Сергей. Потому что мы с Галиной того… малость поссорились. Еще подумает, что я со зла…
        На этом разговор и закончился: женщина торопилась домой. Горелый посидел еще немного, заказал кофе покрепче - ночь эта обещала быть насыщенной. Дождавшись кофе, он закурил и подвел предварительный итог, который, как надеялся Сергей, должен был стать и окончательным.
        Если удастся хоть как-то пристегнуть сюда прорицательницу Олесю.
        Впрочем, он уже догадывался, правда, в общих чертах, как именно. Пока ему не хватало деталей, но он намеревался восполнить их недостаток, побеседовав с безутешной вдовой и ее преданным другом.
        - Мы с вами уже знакомы,  - напомнил Горелый.
        Галина, однако, не спешила впускать в дом незваного гостя, наоборот, она решительно подалась вперед, заставив его отступить на шаг, а затем вышла на крыльцо, не прикрыв за собой входную дверь.
        - Что вам нужно?  - Вдова пыталась казаться недовольной и грубой, но получалось у нее это неубедительно.
        - Вы еще приняли меня в тот вечер за бандита. Нажаловались дядям из полиции.
        - А вы кто такой? Являетесь опять на ночь глядя…
        - Ну, до ночи еще далеко, всего девятый час. Позняков дома?
        - Кто?
        - Галина, не надо валять дурака. Мне некогда, дел полно.
        Это была чистая правда: Горелый, как гончая, учуявшая близость загнанной дичи, хотел одним махом покончить со всеми проблемами, потому что на поверку дело оказалось не таким уж сложным и ответ на задачку имелся в конце задачника, только никто не удосужился туда заглянуть.
        - Ну так и ступайте по своим делам!  - Вдова развернулась, явно собираясь юркнуть в дом и запереть за собой дверь.
        - Галина, у меня и в самом деле мало времени. Вы назвали меня бандитом - пусть это будет на вашей совести. Кем бы я ни был, для вас главное - чтобы я не оказался сотрудником правоохранительных органов. Потому что в этом случае с вами бы давно беседовали не здесь и совсем другим тоном. Еще раз: Позняков дома?
        - Здесь я, здесь…
        Из-за спины Галины показался «друг семьи». Даже если все это время он не стоял за дверью, то его должно было бы уже обеспокоить то, что его подруга так долго с кем-то беседует, держа посетителя на пороге.
        - Очень хорошо. Я уже уяснил, что вы, Позняков, не раз выручали Галину, давая ей ценные советы. Дайте еще один: пусть молча выслушает все, что я сейчас скажу. И вы послушайте - это вас тоже касается.
        - Пусть зайдет,  - обронил Позняков, державшийся далеко не так уверенно и агрессивно, как женщина.
        Галина шагнула в сторону, давая Горелому возможность войти в дом. Захлопнув за собой дверь, она прошла через комнату и встала рядом с Позняковым, словно приготовившись держать оборону - отчаянную, но напрасную, Горелый это знал.
        - И чего вы хотите сейчас?  - спросил Позняков.
        - А вас разве не интересует, кто я и откуда?
        - В прошлый раз вы назвались сотрудником полиции. Но соврали. И вот вы снова здесь и наверняка снова соврете.  - Позняков, машинально обняв Галину за талию, прижал ее к себе.  - Думаю, сейчас важнее то, с чем вы сюда пришли, а не то, кем вы на самом деле являетесь.
        - Разумно,  - согласился Горелый.  - Видите, Галина, иметь дело с мужчиной гораздо проще.
        - Я это знаю,  - вызывающе бросила она.
        - Ладно, тогда давайте коротко и ясно, потому что я здесь не затем, чтобы вас перевоспитывать, а для того, чтобы предостеречь.  - Сергей деловито потер руки.  - Вы любовники, причем давно, но история вашего большого чувства мне не интересна. Будете отрицать?
        - Нет.
        - То есть любовники.
        - Разве и так не ясно?  - Позняков еще крепче прижал к себе Галину.
        - Точно так же мне без разницы, чем именно вам не угодил Николай Коваленко. Я его видел - вполне нормальный человек. Интересует меня другое: вы действительно считали, что вам удастся запугать вполне современного и вдобавок образованного человека, занимавшегося оказанием интернет-услуг, кабельным телевидением и тому подобным, с помощью банального предсказания близкой смерти? Что он скоропостижно отдаст Богу душу от, скажем, инфаркта, а вы завладеете всем его имуществом, движимым и недвижимым? Я тут кое с кем посоветовался, прежде чем наведаться к вам, и выяснил, что все долги в случае смерти должника будут автоматически списаны, а общего имущества с покойным формально у вас нет - все принадлежит вам. Банк оставит вас в покое, а вы, Позняков, спустя какое-то время начнете рулить еще и бизнесом друга, свободным от каких-либо обязательств перед кредиторами. Примерно так?
        Пока он говорил, оба побледнели. Горелый даже не смог бы с уверенностью сказать, кто сильнее.
        - Это неправда!  - наконец выдавила из себя Галина.  - Не так… все не так…
        - Неправда или не так?  - уточнил Сергей.  - Тогда расскажите, как было на самом деле. И подробно остановитесь на истории с вашей знакомой ведьмой. На том, какова в действительности ее роль во всей этой схеме. Ну?
        - Все не так,  - повторила Галина.
        - Пластинку заело?  - рявкнул Сергей.
        - Вы же не из полиции?  - осторожно поинтересовался Позняков, продолжая поддерживать вдову.  - Но вам-то все это зачем? Вы тут нагородили всякой всячины… Если это рассказать в полиции или прокуратуре… Вы из-за этого пришли? Из-за денег? Сколько вы хотите?
        - Олег!  - жалобно пискнула Галина.
        - Молчи!  - Позняков отстранил ее, и лицо вдовы мало-помалу начало приобретать естественный цвет.  - Не знаю, до чего еще вы там додумались. Понятия не имею, каким мусором забита ваша голова. Но вы же за деньгами пришли, верно? Зачем же еще являются подобные типы по вечерам?
        - Допустим, я был другом Николая. Хочу восстановить справедливость.
        - Чепуха! Никаким другом вы не были. Вы мошенник, бандит и шантажист!
        - Ух, как громко сказано!  - Горелый усмехнулся одними губами.  - Можете продолжать: негодяй, мерзавец, презренный тип. Как в сериалах из жизни аристократов.
        - Не заговаривайте нам зубы.  - Позняков явно сбавил обороты.  - Сколько вы хотите?
        - Сначала - пояснения.
        - Вы не могли бы прийти завтра с утра?  - вмешалась Галина.
        - Почему завтра и почему именно с утра?
        - Нам надо подумать.
        - Что ж тут думать? Кому, как не вам, знать все детали совершенного вами же преступления. По предварительному сговору, между прочим, так это называется на языке уголовного кодекса.
        - Мы должны подумать,  - стояла на своем Галина.  - Я… я ничего такого… Мы не сговаривались… Нет, этого в двух словах не объяснить…
        - Ясно, что не в двух и даже не в трех.
        - Давайте поступим так,  - торопливо заговорила Галина, оценив ситуацию и теперь пытаясь взять ее под контроль.  - Действительно, ждать до завтра не стоит. Поговорим… Но есть несколько моментов. Деньги же вам нужны, Сергей - так, кажется, вас зовут? Вам ведь нужны деньги?
        - Само собой,  - кивнул Горелый, подумав при этом: «Главное, чтобы они в этом не сомневались».
        - Ну вот. Значит, приходите часа через три. Еще и двенадцати не будет, не такая уж глубокая ночь. Не боитесь?
        - А вы еще и не пугали.  - Сергей снова растянул губы в усмешке.  - Хотите позвать вашу приятельницу Олесю с ее полуночными пророчествами?
        - Без нее не обойтись,  - серьезно ответила Галина.  - Вы словно мысли читаете. Раньше полуночи она сюда не выберется. А ждать столько времени вам вряд ли захочется.
        - Ну почему же?  - Сергей просто держал марку, понимая, что пора принять предложение сыграть в игру, правила и суть которой он рассчитывал выяснить гораздо быстрее, чем через три часа.  - Хотя ладно. Вижу, что мы с вами друг друга понимаем. Верно, Позняков?
        - Меня зовут Олег,  - выдавил тот, явно не зная, что еще сказть.
        - Вот и отлично. Олег Позняков, Галя Коваленко… Я не прощаюсь. И лучше бы вам не пытаться удрать.
        Что из этого выйдет, Сергей Горелый пока не знал.
        Только в одном он был уверен на все сто. Без предупреждения вторгшись в жизнь этой пары в тот момент, когда вдова и ее бесценный друг уже, похоже, вздохнули с облегчением, он непременно спровоцирует их на те или иные действия, которые в конце концов прольют свет на всю эту историю, целиком сотканную из противоречий и алогичных поступков.
        Горелый, что называется, тыкал наугад, правда, зная, где находятся самые чувствительные места. Но парочка заговорщиков пока не должна была ничего знать об этой его частичной осведомленности. Любовники и любовницы, ведьмы-прорицательницы, никчемные стукачи, отставные полковники полиции, бандиты, банкиры - все сплелось в один клубок, и трудно было разобраться в этих странных, невероятных, даже фантастических для человека со стороны, но при этом вполне реальных для нашей повседневной жизни переплетениях, связях и сочетаниях.
        Примерно так рассуждал Сергей, двигаясь в темноте от дома Коваленко к машине, в которой его поджидали Круть и Верть.
        - Ну?  - спросил Геннадий, как только он устроился на заднем сиденье.
        - Гну!  - столь же лаконично ответил Горелый.
        - Так живее гни,  - встрял Анатолий.
        - А то, что вы сегодня целый день проваландались - ничего? Это у вас «живей» называется?
        Ответа не последовало, и Горелый, решив не тратить время на прения, перешел к делу:
        - В общем, пробный камешек я закинул, и круги пошли что надо. Точно что-то произойдет, причем в ближайшие два часа. Надо плотно попасти сладкую парочку. Эх, хотел бы я послушать, о чем они там сейчас толкуют…
        - Никто не предупреждал,  - констатировал Геннадий.  - Вообще-то техника не проблема.
        - Да ясно, но я и сам не ожидал такого эффекта,  - вздохнул Горелый.  - Короче, сидите здесь, не спускайте глаз с дома. Чуть что - действуйте по ситуации, но без крови. Мгновенно семафорьте мне.
        - Что значит «семафорьте»? Собрался куда-то?  - удивился Анатолий.
        - А что в этом странного? Мне что, с вами тут киснуть? Хватит и того, что я целый день кис, ожидая от вас информации. Тачку я моментально поймаю, деньги есть…
        Не дав возможности Толе-Гене потребовать объяснений, Горелый выбрался из машины. До шоссе отсюда - пара шагов. Таксистов и бомбил хватает.
        Без свечей, драпировок и таинственного полумрака знакомая однокомнатная квартира, освещенная теперь двумя голыми электрическими лампочками, имела весьма убогий вид.
        - Сдаете, значит?  - переспросил Горелый хозяина, худого мужичка лет пятидесяти.
        В своей старой, застегнутой до подбородка китайской куртке и ископаемой шапчонке типа «петушок» он казался реликтом начала прошлого десятилетия, безработным ветераном предприятия, имевшего когда-то союзное значение. Обида на весь мир ясно читалась в глазах мужичка, а «петушок», неведомо как сохранившийся и полинявший от бесчисленных стирок, уныло топорщился на его лысеющей макушке.
        - Нельзя?  - хмуро осведомился «петушок».
        - Можно. Квартира ваша?
        Правду сказать, Сергей был почти уверен, что Олеся не проживает здесь, в этом совершенно не приспособленном для жизни помещении с минимумом старой мебели. Квартира явно использовалась в качестве кабинета для приема посетителей. А теперь выяснилось, что провидица арендовала ее у этого «петушка» всего за три недели до того, как Галина, по ее словам, отправила к ней Николая Коваленко.
        - А в чем дело, уважаемый?
        - Да ничего особенного… уважаемый. На прошлой неделе я встречался здесь с одной дамой. Зовут Олеся, фамилии не знаю. Так она дала мне понять, что живет именно в этой квартире…
        - Динамо, значит?
        - При чем тут динамо?
        - Ну, продинамила тебя, браток, эта падла.
        - О! Так-таки и падла?
        - А как же?  - «Петушок» не говорил - плевался словами.  - Сучка драная! Я из-за нее убытки несу! Попробуй сейчас квартиру сдать - то рыло воротят, то торгуются… Ну а с этой вроде сговорились на полгода… Я ей сказал: на меньший срок не согласен, хочешь на сутки или двое - вали в гостиницу!
        - Она Олесей назвалась?
        - Вроде. Мне какая разница… Точно на «о»…
        Круть и Верть еще днем пробили владельца квартиры, расположенной по адресу, который продиктовал им Горелый, узнали и его домашний телефон. Сергей осторожно перепроверил, боялся наткнуться на Олесю - кто знает, кем она приходится тому, на чье имя записана квартира. Оказалось - никем. Вернее, вражиной коварной.
        - Куда же эта, что на «о», девалась?
        - А хоть бы она сквозь землю провалилась, гадина… Договаривались же на полгода, аванс она внесла за два месяца, как положено. А позавчера вдруг звонит: мол, возвращайте деньги за месяц, я съзжаю, обстоятельства изменились… И знаешь, что сказала, когда я деньги отказался вовзвращать?
        - Откуда ж мне знать?
        - Прокляну, говорит!  - «Петушок» сделал большие глаза.
        - Так, значит?  - скорее самому себе, чем мужичку, сказал Сергей.  - Документы вы ее видели? Может, паспорт с регистрацией?
        - Для меня один документ - вот!  - «Петушок» выгреб из кармана помятую купюру в пять гривен, расправил ее и сунул Горелому под нос.  - Тут и подписи, и печати, и фотографии! Где мне теперь жильца искать? Я из-за нее скольким нормальным людям отказал!
        Замурлыкал телефон Горелого.
        - Найдутся желающие,  - заверил собеседника разочарованный Сергей.
        Телефон не умолкал.
        Горелый нажал на кнопку «принять» и приложил трубку к уху. Новости заставили его начисто забыть про «петушка».
        - Да?.. Вон оно как…  - Он взглянул на часы: с того момента, как он выехал сюда, оставив в засаде Толю-Гену, прошло не больше полутора часов.  - Вы где сейчас? Ясно… Догоню, догоню, главное - будьте на связи. И их не упустите. Все, выезжаю!..
        Мужичок так ничего и не понял.
        - Так тебе хата не нужна?
        - Женщина мне нужна, дядя. Та самая, которая здесь еще три дня назад жила.
        - Так чего ты голову морочил?
        Горелый уже направлялся к выходу.
        - Эй, слышь, может, знакомым кому требуется?  - спросил вдогонку «петушок».  - Я недорого возьму!
        - Ремонт сделай, дядя. Хотя бы косметический,  - посоветовал Сергей, берясь за дверную ручку.  - А после освяти конуру свою на всякий случай.
        - Чего освятить?
        - Квартиру эту, дядя. Попа позови, пусть кадилом помашет.
        - Это еще зачем?
        - Тебе квартирантка хату сглазила, понял?
        - Ты серьезно?
        Горелый был уже на лестничной площадке. Пустой разговор, да и говорил он это в сердцах, не зная, на кого сейчас злиться - на себя, на пропавшую ведьму или на этого недоумка.
        «Петушок» еще успел спросить:
        - И что, думаешь, поможет?
        - По вере твоей будет дано тебе!  - крикнул Сергей, и двери лифта захлопнулись.
        Его гнал вперед охотничий азарт.
        Горелый понятия не имел, чем закончится сегодняшняя ночь, но его предположения начали оправдываться: примерно через полчаса после того, как он ушел, Галина Коваленко и Олег Позняков торопливо вышли из дома и загрузили в багажник такси, которое уже поджидало их, объемистую дорожную сумку.
        Анатолий заверил: на «хвост» они не обратили ни малейшего внимания, потому что очень спешили. Предположительно на вокзал. Все это было похоже на поспешное бегство.
        И действительно, вскоре беглецы прибыли на вокзал.
        Но пока Горелый мчался туда на такси, события начали не только развиваться стремительно, но и приняли совершенно неожиданный поворот: на глазах у Толи-Гены парочка немного потопталась у кассы, после чего вышла на перрон и уже через минуту грузилась в поезд, следовавший в Москву. Всякий знает, что все поезда российских направлений делают остановку в Конотопе.
        Помешать этому у Толи-Гены не было ни малейшей возможности. Когда Анатолий звонил Горелому, который в это время находился в трех минутах езды от вокзала, поезд еще стоял - все они стоят здесь минут по двадцать. Но беготня по перрону, оттуда к машине, ожидание появления Сергея, короткий военный совет и, наконец, решение все-таки попытаться прорваться в вагон в надежде, что Никитин уж как-нибудь их прикроет,  - все это сожрало остаток времени стоянки.
        Поезд тронулся, ломая все планы и расчеты Горелого.
        - Вагон запомнили?  - поспешно спросил он.
        - Десятый,  - в один голос ответили Толя-Гена.
        - В Хуторе[3 - Хутор-Михайловский - крупная узловая железнодорожная станция, через которую проходит магистраль Киев - Москва. На станции находится отделение пограничного контроля и таможенный пост «Хутор-Михайловский».] сможем догнать поезд?
        - Легко!  - снова хором воскликнули они.
        - Так чего стоим? Погнали!
        И они в самом деле погнали.
        Если существует такой вид спорта - езда без правил, за то время, пока они мчались от Конотопа до Хутора-Михайловского, Горелый убедился, что Анатолий мог бы стать чемпионом в этом виде. Конечно, в своем полицейском прошлом ему приходилось носиться по улицам города и днем, и ночью, но вопреки широко распространенным представлениям Горелому ни разу не приходилось участвовать в такой бешеной, как в боевике, погоне. Максимум - пешее преследование криминального элемента, который, бывало, уходил-таки от опера, но очень скоро попадался ему же или толковому патрулю, ну а с ним шутки плохи.
        Выходит, что за свои тридцать четыре года Сергей Горелый впервые за кем-то по-настоящему гнался. И больше того, этим преследуемым был скорый поезд.
        Они летели сквозь ночь по главной трассе, легко обходя одинокие легковушки, фуры и рейсовые автобусы. Но при появлении очередной пары встречных фар Сергей всякий раз щурился и стискивал зубы, готовясь к фатальному удару. Но Анатолий, казалось, слился с машиной в одно целое, уверенно держал руль, и вскоре эта гонка стала напоминать Горелому те игровые автоматы, где каждый может представить себя за рулем скоростного автомобиля на гоночном треке или на сложной трассе, да еще и беглецом от полиции вдобавок.
        Они со Шполой как-то наткнулись на такие автоматы в развлекательном центре в Сумах, даже попробовали сыграть, и Сергей поспорил с другом на пиво, что обставит робота. Впрочем, пива они, конечно, выпили бы независимо от результата, но Сергей продул вчистую: он никак не мог совладать с игровым рулем, и его виртуальный автомобиль снова и снова натыкался на препятствия и никак не мог оторваться от полиции. Да и игра слишком быстро закончилась. Но сидевшие рядом пацаны и даже две-три девчонки-подростки, прикусив губу, лихо обходили все виртуальные препятствия, зарабатывая бонусы и дополнительные очки…
        Всю дорогу до Хутора-Михайловского троица помалкивала. Горелый не знал, стоит ли делиться информацией с Толей-Геной. А те, в свою очередь, не требовали никаких пояснений. К тому же Сергей все еще ломал голову, каким образом им, совершенно посторонним штатским лицам, решить свои вопросы с вполне лояльными пассажирами поезда в зоне пограничного контроля. В конце концов, так ничего и не придумав, он махнул рукой: главное - ввязаться в драку, а там - как повезет.
        Когда впереди показались огоньки Дружбы - городка, на территории которого расположена станция «Хутор-Михайловский»,  - на часах была половина двенадцатого.
        - Успели?  - на всякий случай поинтересовался Горелый.
        - Смотря куда,  - философски отозвался Геннадий.  - Здесь скорый долго стоит. Другое дело, подпустят ли нас к нему и к пассажирам.
        - Может, шефу вашему звякнуть?
        - А что погранцам шеф? Кто он им? Что мы вообще собираемся здесь делать, цель какая?
        Ответа у Горелого не было, и он предпочел отмолчаться.
        Но когда подкатили к станции, он уже в который раз убедился, что недооценивает своих помощников. Больше не задавая никаких вопросов, только велев Сергею никуда не отходить от машины, Круть и Верть скрылись в помещении и вернулись минут через двадцать в сопровождении сурового вида мужчины в погонах. Еще издали они жестами дали Сергею знак: давай, пошевеливайся! Затем в сопровождении офицера, который не представился, но и не задал Горелому ни единого вопроса, они прошли к путям. Московский скорый прибыл минут двадцать назад, а десятый вагон, с какой стороны ни считай, должен был находиться примерно в середине состава.
        Да вот же он, десятый! Горелый не удержался - ускорил шаг, опередив сопровождающего в погонах. Позади послышался чей-то голос, но слова будто отскакивали от его спины. Внезапно Сергей резко остановился.
        Из десятого вагона один за другим вышли несколько вооруженных пограничников, выпрыгнула служебная собака, и один из погранцов тут же взял ее на поводок. Затем, осторожно ступая, как бы боясь споткнуться и упасть, в дверях показалась Галина Коваленко. Даже в неярком освещении перрона Горелый заметил в ее движениях характерную скованность, вызванную не просто страхом, а страхом перед задержанием. Уж что-что, а поведение задержанных за годы полицейской службы Сергею приходилось много раз наблюдать. Под конвоем все они выглядят почти одинаково, даже если с обеих сторон не маячат вооруженные конвоиры, а на руках задержанного нет наручников.
        - Что за хрень?..  - пробормотал Горелый, осознав, что ситуация снова выходит из-под контроля.
        Следом за Галиной, то и дело озираясь и вполголоса кому-то что-то доказывая, вышел Олег Позняков. За ним на перрон высыпались таможенники, один из них нес объемистую дорожную сумку. Проводница равнодушно созерцала всю эту картину: не первый раз пограничники и таможенники при досмотре кого-нибудь высаживают…
        Несколько мгновений вся эта компания толпилась возле вагона, затем пограничник с собакой двинулся в сторону головы поезда, и Галина обреченно пошла за ним, беспомощно вертя головой. Видно было, что она совершенно растеряна.
        Сам не зная, что сделает в следующее мгновение, и не думая о последствиях, Горелый тоже двинулся вперед. Его и Галину разделяло метров двадцать, и он уже готов был, чем бы это ни обернулось, окликнуть ее.
        Но она и сама заметила Сергея, случайно взглянув в его сторону.
        Он не мог быть в этом уверен, так как стоял довольно далеко, но нутром почуял - узнала!
        Дальнейшее происходило стремительно и заняло секунд двадцать, не больше.
        Никто толком не успел сообразить, что, собственно, произошло.
        Даже до Горелого не сразу дошло, зачем Галина вдруг, развернувшись, перепуганным зайцем метнулась обратно к десятому вагону.
        Со стороны это походило на отчаянную попытку побега, поэтому за женщиной разом кинулись все таможенники и пограничники, на время позабыв о Познякове, который остался на платформе в полном одиночестве, продолжая ошеломленно вертеть головой во все стороны. Словно из-под земли, рядом с ним возник полицейский, с другой стороны подоспел второй, и Познякову в два счета заломили руки за спину - чтоб не вздумал рыпаться.
        Галина тем временем уже добежала до десятого вагона. По пути она как-то странно взмахнула рукой - и вдруг то ли споткнулась, то ли подвернула ногу и рухнула на асфальт у края платформы, едва не скатившись на рельсы, и при этом вытянула руки вперед, практически под колеса вагона.
        Когда на нее навалились всем скопом и начали поднимать на ноги, Галина посопротивлялась только для виду, быстро успокоилась, стала покорной. Ее тут же повели к вокзалу, на ходу надевая «браслеты» на запястья.
        На зрителей - Горелого и его помощников - никто не обращал внимания, и неудивительно: и пограничники, и таможенники были заняты эксцентричной дамочкой, которая вела себя непонятно и нелогично.
        Но на самом деле с того момента, как началась эта заварушка, Галина Коваленко только тем и занималась, что пыталась выиграть время и отвлечь внимание проверяющих от того, что на самом деле его стоило. По крайней мере такой вывод сделал для себя Сергей. Никаких других вариантов не было.
        Он огляделся.
        Толя-Гена о чем-то негромко переговаривались с сопровождавшим их офицером. Проводница десятого вагона вместе с напарницей и приятельницами из соседних вагонов живо обсуждали происшествие. В сторону Сергея никто не смотрел.
        Он быстро подошел к тому месту, где пару минут назад упала Галина, вытянув перед собой руки.
        Но за пару секунд до этого - он четко это зафиксировал - ее левая рука скользнула в задний карман джинсов. А правая? Правая была выставлена ладонью к нему, сигналя: ни с места, стой! Он интуитивно воспринял сигнал и остановился.
        На платформе всем по-прежнему было не до него. Присев на корточки, Горелый быстро провел рукой вдоль бордюра перрона, затем немного дальше - по щебню, ближе к колесам. У самого рельса пальцы нащупали что-то чужеродное, явно не относящееся ни к типичному колейному мусору, ни к щебенке. Он зажал свою находку в кулаке, выпрямился и только после этого поднес ее поближе к глазам.
        Крохотный плоский прямоугольничек в металлическом корпусе. Носитель информации. Подключается к любому компьютеру или гаджету.
        Флешка!
        Часть 7
        Снова пророчество
        - И что все это, по-вашему, означает?
        Павла Никитина раздражала не только невозможность одним махом, с первых слов, осознать и уяснить все увиденное и услышанное. Бесило и напрягало все: звонок, прозвучавший после часа ночи, посредством которого Горелый не только вытащил его из постели, но и лишил возможности уснуть до утра - Никитин знал за собой это свойство. А этот его недосып отнюдь не будет способствовать решению текущих проблем, сыплющихся на конотопское отделение банка со всех сторон, как и позднее сборище на служебной квартире, на которое Горелый его даже не пригласил - потребовал немедленно явиться. Несмотря на то что Никитин категорически отказывался понять, почему все это не может подождать до утра, ведь любое решение, даже самое разумное, принятое среди ночи, можно воплотить в жизнь только с началом нового рабочего дня…
        По большому счету банкир уже начинал жалеть о своем поступке. Поддался порыву, разыскал этого бесцеремонного бывшего мента с зэковскими ухватками, сдуру пообещал вознаграждение и всяческую поддержку. Не проще ли было бы договориться о решении проблем в нужных кабинетах за соответствующие суммы? Месяц-другой нервотрепки, зато потом - нормальный рабочий режим и никаких обязательств перед всякими лузерами, которые околачиваются по привокзальным наливайкам…
        Правда, пришлось бы сдать Момота. Желающие возглавить службу безопасности отделения банка в Конотопе найдутся, выбор из бывших силовиков, слава богу, здесь есть. Однако Никитин пока не видел никого другого на месте Александра Михайловича, вернее Саши Момота. Не хотелось без боя отдавать своих, а Момот за эти годы стал действительно своим, близким человеком. Причем несмотря на то, что даже в городах поменьше Конотопа финансист не имеет права позволять себе дружеские и даже приятельские отношения с отвечающим за безопасность его бизнеса бывшим старшим офицером полиции.
        Как бы то ни было, Павел Никитин пренебрег этим правилом, и Александр Момот стал для него добрым, опытным и надежным товарищем. Вместе с тем банкир сознавал, что, если уж совсем припечет, этим самым товарищем придется пожертвовать. Эта мысль была ему отвратительна. Но сейчас он вынужден был признать: все, что он, Павел Никитин, затеял, было попыткой побороться не за Момота, для которого его коллеги уже подготовили соответствующую мясорубку, а за себя самого. А заодно оттянуть момент принятия позорного, стыдного и тем не менее неизбежного решения.
        Именно поэтому он нанял Сергея Горелого. И поэтому вскочил среди ночи, довольно резко бросив встревоженной жене: «Все нормально, спи!» И вот он приехал сюда, пьет уже вторую чашку кофе, сваренного Анатолием, и пытается вместе со всеми уразуметь, что же в конце концов происходит.
        - Судя по всему, они установили видеокамеру, записали это обращение, затем перегнали файл на флешку, а флешку прихватили с собой,  - спокойно продолжил излагать свое понимание событий Горелый.  - Кому они собирались показать эту запись, я понятия не имею. Все это парочка провернула в авральном порядке, но действовала на удивление четко и оганизованно. Заметьте: у них было три часа форы, и за полтора часа с того момента, как я ушел, они оценили ситуацию, проделали все технические манипуляции, собрали необходимые вещи, деньги и документы и рванули на вокзал. Там они купили билеты на ближайший поезд до Москвы и едва не удрали. Нам повезло, что в Хуторе-Михайловском их тормознули - по все еще неясной для меня причине.
        - Вы информируете меня о том, что происходило.  - Никитин, выслушивавший эти пояснения Сергея уже в третий раз, едва сдерживался, чтобы не сорваться.  - А я хочу знать, что все это означает!
        - Они испугались.
        - Вас?
        - Ну, в какой-то мере.
        - Вы можете выражаться точнее?
        - Скорее, не меня, а последствий моего неожиданного вторжения. Галина, увидев меня на платформе, в последний момент решила сбросить флешку… То есть я тогда еще не знал, что именно она пыталась сделать,  - уточнил Сергей.  - Но по ее поведению понял: она поступила так именно потому, что увидела меня. Эти ее манипуляции мог понять только я, и, честно говоря, я сначала подумал, что она оставила на полотне какую-то записку.
        - Хорошо.  - Никитин сунул Анатолию опустевшую чашку, и тот безропотно потащился в кухню в третий раз за последние сорок минут варить кофе.  - А если бы вас там не было?
        - Флешку могли найти у нее при обыске. Не знаю, придали бы ей должное значение или нет. В принципе, таможенники секут такие штуки - промышленный шпионаж и тому подобное. Материалы по секретным разработкам боятся пересылать через интернет: спецслужбы могут перехватить.
        - Вы, как я посмотрю, в курсе таких дел. Приходилось этим заниматься?
        - Да бог с вами, господин Никитин! Я по большей части расчлененные трупы из выгребных ям вылавливал, у меня не такая интеллигентная специализация. Приятель один работает в системе госбезопасности… Ну, и не в пещерах же живем, двадцать первый век как-никак…
        - Ладно, не морочьте мне голову.
        Банкир повертел в руках флешку, только что вынутую из соответствующего гнезда его макбука, с которым он ни при каких обстоятельствах не расставался. Там хранилась вся конфиденциальная информация, поскольку банковским рабочим компьютерам Никитин не доверял по тем же причинам: экономическую информацию воруют везде и всегда. Положиться он мог только на Момота, но того сейчас не было рядом, следовательно, приходилось рассчитывать только на себя.
        - Кому все это предназначалось?  - Никитин кивнул на флешку.  - Почему они решили бежать? От кого? И почему в Москву?
        - Ну, о Москве там сказано.
        - Но никаких пояснений, почему именно туда, а не, допустим, в Киев или Сумы…
        Вернулся Анатолий с кофе.
        Круть и Верть в присутствии шефа держались в тени, в разговоры не встревали, ограничились только подтверждением слов Горелого и сдержанным пояснением своих действий на станции «Хутор-Михайловский». Но, услыша последнюю фразу шефа, Геннадий вдруг откашлялся и, словно первоклашка, поднял руку.
        Никитин посмотрел на него вопросительно, затем кивком позволил говорить.
        - Там же таможня,  - напомнил Геннадий.
        - И что?  - не понял банкир.
        - Нашу пару на Хуторе сняли таможенники,  - продолжил Геннадий.  - Мы тут пробили, что смогли. Все просто: поступила информация, что в таком-то поезде в таком-то вагоне двое пассажиров, мужчина и женщина, паспортные данные такие-то, перевозят наркотическое вещество. Информацию приняли к сведению, наркокурьеров задержали.
        - Наркотики нашли?  - спросил Никитин.
        - Вроде нашли.
        Банкир пригубил кофе, исподлобья посмотрел на Горелого.
        - Что скажете?
        - Молодец!  - Сергей отсалютовал Геннадию.  - Я как раз сейчас об этом думал. Раз так, все гораздо хуже и серьезнее, чем я предполагал.
        - То есть?
        - Против нас играет кто-то очень опытный и влиятельный. Человек с большими возможностями. Скажем, кто-то вроде вас, господин Никитин. На таможню слили номер поезда и вагона, не только паспортные данные. Как это можно было узнать? Только в ходе слежки за беглецами. Ваших парней не засекли, потому что тот, кто послал любовников на вокзал, вел их не от дома, а высматривал уже на вокзале. И наверняка этот неизвестный нам демон не имеет понятия ни о вашем интересе к этому делу, ни о том, что вы предпринимаете и что привлекли меня, и, уж тем более, не знает ваших парней!
        - Почему «демон»?  - удивился Никитин.
        - Случайно вырвалось. Ляпнул первое, что в голову пришло. Считайте, что наш противник получил кодовое имя - Демон.
        - Не слишком ли круто для него?
        - Учитывая его связи с потусторонними силами - нормально.
        - А потусторонние силы тут при чем?
        - Вы же слышали - в записи упоминается прорицательница Олеся. Давайте прослушаем еще раз… А ты, Гена, действительно молодец, просто супер! Так что не всегда инициатива наказуема. Ну а я, после того как послушаем, попытаюсь все пояснить. Вот как получается - иной раз самой малости не хватает, чтобы все сошлось.
        Пожав плечами, Никитин вернул флешку в гнездо компьютера, открыл директорию с одним-единственным файлом. Затем нацелился на файл курсором - и запустил его.
        На экране возникла уже знакомая Горелому комната на первом этаже дома Коваленко.
        Изображение прыгало: у того, кто настраивал камеру - Позняков, кто же еще!  - тряслись руки: от спешки, от волнения или и от того и другого. Послышался его голос: «Галя, давай, садись уже!» Потом женский: «Да сейчас, подожди минутку!» Дальше было смешно, даже если смотреть второй раз. «Да зачем ты причесываешься? При чем тут помада? Ты с ума сошла!»
        Наконец в кадре появилась Галина Коваленко, в самом деле явно прихорошившаяся. Женщина даже в экстремальных ситуациях остается женщиной. Галина несла кухонный табурет. Остановилась, поставила табурет, повернулась к камере: «Так? Здесь нормально?»  - «Да как угодно, времени в обрез!» Немного подвигав табурет, Галина наконец уселась, машинально поправила волосы. «Уже можно?»  - «А ты готова?»  - «Ну… готова… давай попробуем».  - «Значит так, Галя, я тебе ничего не говорю, здесь не кино, второго дубля не будет. Говори, что надо, и так, как знаешь. Все, поехали!»
        Женщина сосредоточилась. Прокашлялась, прочищая горло. Она нервничала, и ей явно было страшно, это заметил даже Никитин, просматривая запись первый раз.
        «Кхм… Говорить? Значит так… Меня зовут Галина Коваленко. Я не знаю, кто убил моего мужа, Николая Коваленко. К его убийству ни я, ни Олег Позняков не причастны. Мы не собирались его убивать… Что такое, Олег?»
        «Ничего!  - голос Познякова за кадром.  - Ты бы хоть немного думала, что говоришь! Ведь что получается: убивать не хотели, но убили! Мы вообще ничего такого не хотели, меня и так все устраивало!»
        «А меня - нет!»
        «Галя, запись идет! И время тоже!»
        «Ну так не перебивай!»
        «Все, извини, больше не буду. В общем, в его смерти мы вообще не были заинтересованы. Так и скажи!»
        «Ладно, ладно, все… Кхм…  - Галина снова сосредоточилась, собираясь с мыслями.  - Ну вот… Мы с Олегом действительно… То есть… Короче, у нас возникла интимная связь, мы любовники. Николай об этом не знал. Может, когда-нибудь и догадался бы или кто-нибудь просветил бы его - свет не без добрых людей. Но в последнее время ему вообще было не до меня, начались проблемы с бизнесом. Я кучу народа подключила, Олег тоже подтянул знакомых… Его Коля об этом попросил… Короче, начали мы переоформлять документы. Ну, так, будто у Николая вообще никакой собственности нет. Не знаю, правильно мы поступили или нет, знающие люди подсказали… Нам даже советовали фиктивно развестись… Не сейчас, попозже… Да я уже на что угодно была готова, лишь бы все это закончилось, но в такое трудное время я не хотела бросать мужа. Я правильно говорю, Олег?»  - Женщина слегка наклонилась вперед.
        «Не отклоняйся от сути, давай дальше, дальше!..»
        «Да… Однажды… в начале этого месяца… Точно не помню, но еще перед Восьмым марта, дня за два-три… Мне на мобильный позвонил какой-то мужчина. Голос я не узнала. Номер определился, я его записала…  - Галина вынула из кармана заранее заготовленный листок бумаги и зачитала номер, повторив его дважды.  - Мужчина не представился. Сказал только, что знает о проблемах Николая и посоветовал обратиться к одной женщине, она ворожея или вроде того… Я попыталась выяснить, откуда у незнакомца мой номер телефона, и он пояснил: общие друзья дали, но не уточнил кто. Подчеркнул, что очень хочет помочь, и это в наших интересах. Назвал телефон - вот этот…  - Галина назвала уже знакомый Горелому номер прорицательницы Олеси.  - Тогда я спросила, сколько это будет стоить. Мужчина ответил, мол, она сама назовет цену, и пообещал позвонить еще раз… В тот же день я рассказала об этом звонке Николаю. Он сперва посмеялся, а утром вдруг говорит: “А что, собственно, мы теряем? Интересно же!” Ну и сходил к ней. Вернулся растерянный, сказал, что эта женщина, Олеся, от денег отказалась, потому что якобы увидела его близкую смерть,
а в таких случаях она платы с клиента не берет… Походил он день, помозговал, а потом сказал, что ему все это не нравится, кто-то пытается его запугать, надо идти в полицию. И еще сказал, что все это штучки банка, новый способ психологического давления на должников. Ближе к вечеру он собрался и поехал в полицию - писать заявление. Потом вдруг позвонил и предупредил: ситуация изменилась, надо с одним старым знакомым встретиться. И пропал… Утром его труп подкинули к дому…  - Галина вдруг шмыгнула носом.  - А через день явился мужчина, похожий на уголовника. Хотел найти ту самую женщину, пророчицу… Я о ней полиции тогда еще ничего не говорила. Тем более что и сам Николай почему-то решил не сообщать… Да если б я начала рассказывать об этом предсказании, кто бы меня стал слушать?.. Но бандит этот нас действительно напугал, и я послала его к этой… к пророчице. А сама позвонила тому человеку, который нам пророчицу насоветовал… Просто не знала, с кем об этом поговорить, не в полицию же соваться… Он мгновенно отозвался, выслушал меня… Потом говорит: “Если надумаете звонить в полицию, лучше напрямую
подполковнику Зарудному…” А у меня уже был его номер, он мне его сам оставил. Короче говоря, я должна была позвонить Зарудному и рассказать, как на Николая люди из банка наезжали… И упомянуть фамилию Момот… Я понятия не имею, кто это такой… Потом попросил прислать ему эсэмэской номер нашей электронной почты, но не пояснил зачем. А на следующий день мне пришло по электронке письмо, к которому была приложена фотография. В письме было сказано, что, если меня попросят, я должна опознать парня с фотографии, как будто он угрожал Николаю. Этот парень и в самом деле приходил к нам как представитель банка, и разговор был довольно жесткий… Но откуда мог это знать тот незнакомец?.. Олег, можно я соберусь с мыслями?»
        «Давай, только времени уже совсем нет».
        Галина посидела несколько секунд молча, прикрыв глаза, а затем уже более уверенно продолжила, словно давая показания в прокуратуре:
        «Потом этот парень, Бородуля, которого я опознала, куда-то сбежал. Стрелял в полицейского, и его самого застрелили… После этого ко мне пришел тот же бандит, который со шрамом… ну, который раньше приходил…»
        При этих словах Горелый невольно коснулся рубца на лице, а Никитин, заметив этот жест, усмехнулся.
        «Явился он сегодня, девятнадцатого марта. Обвинил нас с Олегом в том, что мы, сговорившись, организовали убийство Николая, чтобы избавиться от него и завладеть его имуществом, которое оформлено на мое имя. Вымогал денег… Сейчас бандит убрался. Я позвонила тому же незнакомцу - не в полицию же звонить, там придется много чего объяснять… А в результате нас могут заподозрить… Мужчина посоветовал немедленно собрать все необходимое, в первую очередь документы и деньги, ехать на вокзал, а оттуда - первым же поездом в Россию. Там нас не достанут, отсидимся, а он пока здесь попытается все уладить. Пообещал завтра утром в Москве связаться с нами и проинструктировать, как действовать дальше. Вот и все…  - Пауза.  - Даю эти показания на всякий случай. От руки писать не хочу, потому что видеозапись не оставляет сомнений в том, что это именно я - Галина Коваленко. Нас с Олегом Позняковым сначала неизвестно во что впутали, а теперь шантажируют. Может, эта информация и пригодится… Потому что я не знаю…  - Снова пауза, на этот раз более продолжительная.  - Ладно, Олег, в самом деле, все! Я не знаю, что еще
говорить и зачем это вообще нужно!..»
        «Спокойно, Галя. Не помешает. Теперь давай, собирайся, а я займусь камерой».
        Запись оборвалась в тот момент, когда Галина начала подниматься с табурета.
        За окном стояла глубокая сырая ночь.
        Устроившись на подоконнике, Сергей открыл форточку и закурил, используя в качестве пепельницы пустую сигаретную пачку. Ту самую, которую распечатал накануне вечером перед тем, как началась погоня за беглецами.
        - Вы таки заставили женщину понервничать, Горелый,  - проговорил Никитин.  - Судя по ее словам, в обоих случаях появление так называемого бандита со шрамом подтолкнуло ее к решительным действиям.
        - Похоже на то,  - согласился Сергей.  - И действия эти со стороны выглядят как-то нелогично. Вдова обратилась не в полицию, что было бы естественно при появлении уголовника-шантажиста, а связалась с нашим Демоном - да, хочешь не хочешь, теперь он уже точно наш. А Демон тут же выдал ей инструкции, велел позвонить Зарудному и вывести его на ваших парней, господин Никитин… Ну, не ваших, не надо смотреть на меня так,  - на людей Момота. А через них - и на самого Момота. Сразу после этого Момот зашифровался, у вас проблемы, но дело об убийстве Коваленко, насколько я понимаю, все-таки закроют. С другой стороны, господин Никитин, именно в этой кажущейся нелогичности - логика, как говорится, всей нашей жизни. А она такова: обычные люди в критических ситуациях стараются обращаться в полицию, только если никакого другого выхода нет. Такова наша полиция, такая у нее репутация, такой, как по телевизору говорят, имидж. Взять хоть того же Коваленко - ведь он буквально до последнего с этим тянул.
        - Ладно, пусть полиция никуда не годится,  - согласился Никитин.  - Но тот, кого вы назвали Демоном…
        - Мы назвали.
        - Мы так мы,  - кивнул банкир и залпом допил остатки остывшего кофе.  - И кем бы ни оказался этот Демон, он человек из плоти и крови. Вам не кажется, Горелый, что этот тип разыграл какую-то очень грамотную комбинацию?
        - Кажется. А после того как Геннадий порадовал нас информацией с таможни на Хуторе-Михайловском, я просто уверен в этом. Тут все сходится: он не ожидал моего появления в доме вдовы Коваленко, так как решил, что все уже тип-топ, дело сделано…
        - Какое дело?
        - Мы к этому вернемся позже, тут есть сомнительные моменты. А сейчас о том, что не вызывает сомнений.  - Увлекшись, Горелый забыл о сигарете, и та бесполезно догорела у него между пальцами.  - Итак, Галина звонит Демону, то есть тому, кто заварил всю эту кашу, с вопросом: что делать? Тот молниеносно принимает решение - якобы отправить обоих в Россию и организовать все таким образом, чтобы на границе беглецов задержали и заперли. Провернуть это мог только человек с поистине демоническими возможностями. Надо как минимум иметь концы на таможне, а все остальное утрясти буквально за считанные часы. Мы уже предположили, что Демон следил за перепуганными любовничками. К тому же, господин Никитин, мы можем вполне обоснованно предположить и следующее: задержание на границе и вся история с подброшенными наркотиками - всего лишь показательное выступление, демонстрация возможностей.
        - И кому он их демонстрировал? Вам?
        - Не забывайте - Демон не в курсе, что мы в игре. И он, скорее всего, не предполагал, что Позняков и Галина додумаются сделать видеозапись своих показаний. Он хитрый, но не умный, так как не может допустить, что кто-то другой способен вести собственную игру. Ему кажется, что он контролирует все подчистую. Наш Демон дал беглецам четко и ясно понять: случай на таможне - его рук дело, и это не предел. Поэтому им следует молчать. Я думаю, что либо Галина, либо Позняков, либо оба они в критической ситуации не только сообразили, что произошло и кто за этим стоит, но и уразумели, что их исповедальная флешка может добавить им проблем. Не знаю, как Галине удалось скрыть ее от погранцов и таможенников, когда те начали их шерстить в вагоне. Очевидно, флешка с самого начала лежала в кармане ее джинсов - тех же, которые мы видели на экране. Ну а мы просто оказались в удачное время в нужном месте. И Галина наверняка поняла: бандит со шрамом, то есть я, ей не враг. Вот и попыталась мне хоть чем-то помочь.
        - Вероятно, все так и есть,  - задумчиво проговорил Никитин.  - Скорее всего… Но мотив? Зачем так называемый Демон все это делает?
        - Зачищает концы,  - уверенно ответил Горелый.  - Даже если бы беглецы все-таки решились позвонить кому-нибудь вроде Зарудного, им, задержанным в Хуторе за попытку провоза наркоты, сделать это было бы крайне сложно. Да что там позвонить - их даже слушать никто бы не стал. Не надо также забывать, что наш Демон сам все это организовывал, а значит, всем, кому следовало, были даны соответствующие инструкции. Он просто вывел Галину из игры, а с ней и ее обожаемого Познякова.
        - Вот вы все время говорите об игре.  - Банкир снова начал раздражаться.  - Игра, игра… Да какая, собственно, игра?
        - Я бы тоже хотел это понять,  - развел руками Горелый.  - Но согласитесь, с нами играют. То есть не с нами - нас как бы вообще нет. Короче говоря, тот, кого мы вполне заслуженно назвали Демоном, преследует определенную цель. И абсолютно инородным телом здесь выглядит упомянутая ранее особа, способная предсказывать смерть… Толя, а не сварил бы ты и мне кофе?
        Анатолий взглянул на шефа. Никитин поднял два пальца, и парень исчез в кухне. Геннадий пока не вмешивался в разговор, слушал с интересом, словно смотрел какую-то замысловатую телевизионную угадайку.
        - А может, уже хватит загадок?  - спросил банкир.
        - Да я и сам не против. Но пока что, кроме них, у нас ничего нет. Давайте с самого начала.  - Сергей поудобнее устроился на подоконнике, скомкал пустую пачку с окурками и пеплом и отправил ее в темный прямоугольник форточки.  - Я исходил из того, что именно Галина Коваленко натравила, так сказать, на своего мужа ясновидящую Олесю. Они могли договориться, что так называемая ведунья за определенную сумму напугает впечатлительного и нервного Николая. Зачем это могло понадобиться Галине, я понятия не имел, но надеялся хотя бы частично прояснить ситуацию. Любовники, задумавшие сжить со света мужа, ставшего лишним, еще и не такое вытворяют… Но с этим явно не стыкуется гибель Андрея Шполы.  - Сергей сделал короткую паузу.  - Я не говорил вам, но накануне его смерти от выстрела Бородули та же пророчица предупредила Андрея о близкой смерти. Собственно, мы побывали у нее вместе, но речь шла о смерти одного из нас - моей или его. В конце концов этим смертником оказался Андрей… Так вот, в этом нет логики. Галина, хоть и дала нам телефон ведьмы и могла даже предупредить ее о нежелательном визите, но я очень
сомневаюсь в том, что вот так, по мобильному, решаются подобные вопросы. Типа: «Пани ведьма, там к вам едет пара мужиков, так вы их напугайте как следует, потом рассчитаемся». Смешно. А если учесть, что на Олесю Николая Коваленко вывел наш Демон, а Галина после моего визита позвонила именно ему, вырисовывается совсем другая картина: ведьма эта - сообщница Демона.
        Никитин хмыкнул:
        - Вы только что произнесли самую дурацкую и в то же время самую уместную в свете происходящего фразу. С кем же еще и быть ведьме в сговоре, если не с Демоном? Против нас объединились потусторонние силы!..
        - Между прочим, иронизировать на этот счет не стоит.  - Сергей держался спокойно и уверенно - так всегда бывало, когда он чувствовал, что на верном пути.  - Надо просто понять, в чем заключается цель Демона. Тогда мы сможем вычислить, кто он такой, поскольку, как вы сами заметили, это существо из плоти и крови… Смотрите: жил себе некий предприниматель Николай Коваленко, ничем не был знаменит, никому не мешал, кроме банка «Слобода». Да и банку бы не мешал, если б своевременно погасил задолженность. Ну, допустим, начали его прессовать, на что вы, господин Никитин, смотрели сквозь пальцы. Но ведь не его одного, верно? И не всех ваших должников неведомый благодетель отправлял к прорицательнице, якобы для решения их насущных проблем. Следите за мыслью? А Олеся эта, явно с подачи своего друга или покровителя Демона, вместо решения проблем или утешения подбросила Коваленко новую головную боль… Затем тот же Демон инструктирует Галину насчет того, кого ей следует опознать. И с его подачи филиал банка «Слобода», его управляющий Павел Никитин и отставной полковник полиции Александр Момот, глава службы
безопасности того же филиала, получают серьезные проблемы… Здесь возможны две правдоподобные версии, господин Никитин. Или с самого начала таким хитроумным способом подбирались к вам или вашему банку.  - Сергей размашисто описал в воздухе окружность.  - Или пытались запугать и поймать на горячем Николая Коваленко, но ситуация неожиданно вышла из-под контроля, поэтому пришлось затевать более масштабную игру.
        - А сами вы как считаете?
        - Я?  - переспросил Горелый.
        В этот момент в дверях возник Анатолий с двумя чашками кофе. Сергей взял свою, обхватил ладонями, отхлебнул и поморщился - горячо.
        - Не забывайте, что я плачу вам в том числе и за выводы,  - напомнил Никитин.
        - Тогда купите такой: сложная многоходовая комбинация, разыгранная Демоном, имеет конечной целью создание тем или иным способом проблем персонально для вас. Или для банка «Слобода», во что как-то больше верится. Потому что сам по себе Коваленко, продавец интернет-услуг, спутниковых антенн и прочей лабуды,  - слишком мелкая сошка для комбинации таких масштабов. Тем не менее я пока еще не знаю, как объяснить гибель капитана Шполы и придурка Бородули. Если бы я сам не был свидетелем пророчества, я бы списал все это на случай - а таких случаев масса, еще и похлеще бывает.
        - Но ведь вы сами упомянули о возможном сговоре ведьмы и Демона!
        - Упомянул. И уверен в этом.  - Сергей повертел чашку в руках, бросил взгляд за окно, словно сравнивая кофейную черноту с тьмой мартовской ночи.  - И после всего, что случилось сегодня, я убежден: к похищению и убийству Николая Коваленко непосредственно причастен наш персонаж. Однако он не мог знать, что Шпола выследит Бородулю, который залег на дно. И что тот столкнется с Андреем буквально нос к носу. И наконец, что Бородуля убьет Шполу, после чего «беркутовцы» застрелят его самого, тем самым добавив проблем вам, Никитин. А раз так, без пророчицы нам не обойтись.
        - Вы же знаете, где ее искать.
        - Это мне казалось, что знаю. Но квартира, в которой она нас с Андреем принимала при свечах, была снята ею примерно за неделю до того, как к ней явился Коваленко. А после нашего визита ведьма в пожарном порядке оттуда съехала. Правда, есть ее телефон, но я бы не возлагал на него особых надежд. Так же, как и на телефон самого Демона.
        - В самом деле!  - встрепенулся Никитин.  - У нас ведь есть их номера телефонов!
        - Что касается Демона, то даже готов поставить весь обещанный вами гонорар на то, что с сегодняшнего дня его номер не актуален. Подумаешь - симка! Выкинул и забыл. Абонент не может принять звонок, такого номера не существует… С номером телефона пророчицы, скорее всего, то же самое. Приехали, господин Никитин. Теперь дело за вами.
        - За мной?
        - Согласно договоренности. Поскольку Демон атакует именно вас, извольте предоставить список своих врагов. Остальное - дело техники.
        Никитин сокрушенно вздохнул:
        - Длинноватый выйдет списочек…
        Когда вся компания наконец-то убралась из квартиры, часы показывали начало пятого. За окном мало-помалу начинал брезжить рассвет.
        Заперев дверь за банкиром и Толей-Геной, Горелый внезапно ощутил неимоверную усталость.
        Сбросив ботинки, но не раздеваясь, он завалился на диван и дал себе установку: долго не спать, но она не сработала - продрал глаза он, когда за окном давно стоял белый день, а время близилось к полудню.
        Он как следует выспался и чувствовал себя на удивление бодрым. А еще он был спокоен, потому что дальнейшее развитие событий теперь зависело не от него, Сергея Горелого, а от Павла Никитина. За исключением некоторых расхождений в оценках, в целом банкир остался доволен выстроенной Сергеем версией. То есть банкир, начиная всю эту невнятную возню с поисками настоящего убийцы Николая Коваленко, сам того не желая, признал: это дело действительно касалось лично его. И защищать ему придется именно себя. От кого - пусь поломает голову, составит список явных и тайных недругов, а затем начнется кропотливая работа: последовательно и скрупулезно проанализировать информацию обо всех, кого назовет Никитин, отбрасывая варианты до тех пор, пока из всех возможных останется только один.
        Безусловно, одну из строчек в этом перечне занимает Демон. И вчера он устроил бенефис, в полной мере продемонстрировав свои возможности. Не то чтобы безграничные, но и не маленькие. Против банкира, пусть и конотопского масштаба, может вести игру только равнозначный по своей значимости и влиянию человек.
        Кстати, о Демоне…
        Поторопившись поставить на кон свой еще не заработанный гонорар, Горелый так или иначе должен был все проверить до конца. Поэтому, придвинув к себе бумажку, на которой ночью записал озвученный Галиной Коваленко номер, он решительно, словно прыгая с вышки, набрал нужную последовательность цифр. И убедился, что ничем не рисковал. Безжизненный женский голос сообщил: «Этот номер недействителен». Для очистки совести Сергей еще дважды набрал тот же номер и окончательно расстался с чахлой надеждой вот так запросто выйти на Демона.
        Затем пришел черед Олеси. Он настолько был убежден в аналогичном результате, что машинально прервал связь, хотя в трубке один за другим звучали обычные сигналы вызова. Рука, в которой он сжимал телефон, мгновенно онемела. Сергей уронил трубку на диван, несколько раз подряд сжал и разжал кулак, восстанавливая кровообращение, после чего, боясь, что новая попытка окажется безуспешной и абонент не ответит, снова взял мобильник и набрал тот же номер.
        Соединение произошло.
        Длинный гудок. Второй, третий, четвертый…
        - Слушаю вас!
        Женский голос. Тот самый - ровный, бесцветный, холодный. Звучащий словно из глубокого сырого подземелья. Но она ответила, это уже что-то!
        - Алло…  - У Сергея внезапно перехватило дыхание, и от удачи - отозвалась, прямой след, ведущий к Демону!  - и от воспоминания о двух смертях, предсказанных этой женщиной. Пусть даже одна из них была неизбежна, так как за этим стоял конкретный человек.
        «Из плоти и крови»  - так сказал Никитин. Демон из плоти и крови.
        - Кто это?
        - Я… Гм… Олеся, я не ошибся?
        - Олеся. А вы кто?
        - А вы не догадались?
        - Я сейчас прерву разговор. Мне не нравится ваш тон. Кто вы?
        - Не узнаете, значит…
        - Извините, я могу узнать только того, кого вижу. А голос ваш мне ни о чем не говорит. До свидания.
        - Стоп-стоп, погодите!  - Горелый, сам от себя не ожидавший такой прыти, заторопился:  - Погодите! Если вы меня увидите, то обязательно узнаете. Мы уже виделись с вами. Вам звонила женщина по имени Лида - где-то неделю назад, а потом…
        - Лида…  - Тон не изменился.  - Да. У нее должно случиться большое горе.
        - Уже случилось. Мы с вами можем поговорить не по телефону?
        - Кажется, я вспомнила вас. Да, это возможно. Где и когда?
        - А вы разве на Кубе уже не живете?  - брякнул Горелый.
        - Это не имеет значения. Встретимся в городе. Там, где есть дневной свет.
        - Сейчас как раз день.
        - Тем лучше. Назовите время и место. Но только до обеда, пока солнце стоит высоко.
        Они встретились через час - не в самом центре города, но недалеко от него.
        В последний момент Сергей решил, что не стоит устраивать встречу с женщиной, от которой неизвестно чего ждать, в непосредственной близости от его временного пристанища. Хотел позвонить Толе-Гене, сообщить о неожиданной встрече, но передумал. В конце концов, это всего лишь дама, а не Демон собственной персоной. Главное - соблюдать осторожность и не зарываться.
        В условленном месте его ждала самая обычная женщина. Разглядев Олесю при дневном свете, Горелый отметил, что она старше, чем ему показалось при первой встрече, в неверном свете свечей. Голова не покрыта, вместо длинных кос - короткая стрижка, волосы едва прикрывают уши. Одета просто, без претензий.
        А кого, собственно, он ожидал увидеть? Опыта общения с ведьмами у него не было, а телевизор Сергей не смотрел, за исключением вчерашнего серфинга по каналам. Откуда ему знать, как должен выглядеть человек, который запросто общается с потусторонними силами и предсказывает судьбу? Более того, то ли потому, что он выспался и чувствовал себя на удивление бодрым, то ли просто из-за куража, ему вдруг захотелось спросить у ведьмы что-то вроде: «Кукушка-кукушка, а сколько мне жить осталось?»
        Вместо этого он оживленно воскликнул:
        - Привет!
        - Добрый день,  - привычным тоном отозвалась Олеся.  - Зачем вы кричите? Мы едва знакомы, это неуместно. Кажется… Сергей?
        - Рад, что не забыли.
        - У меня такое впечатление, что я знаю вас много лет.
        - Оно у вас только что возникло? Я имею в виду впечатление…
        - Прямо сейчас,  - легко согласилась Олеся.  - Вы с вашим другом тогда стояли рядом, ваши ауры смешивались, было трудно…
        - Ауры? А наши чакры ничему не помешали?
        - Вы напрасно зубоскалите, Сергей. С вашим другом уже случилось все худшее, что могло случиться, так что не стоит искушать судьбу.
        - Судьба - она и есть судьба, искушай не искушай - ничего не изменится.  - Горелый мгновенно сменил тон.  - Мой друг погиб. Вы тогда не могли определить, над кем из нас смерть, а она была над ним.
        - А вы бы предпочли, чтобы над вами?  - Брови Олеси сошлись на переносице, но тут же вернулись на привычное место: она мгновенно погасила это единственное проявление эмоций.  - Еще успеете. И я успею. Все умирают, Сергей. Но не следует кричать об этом посреди улицы. Вы хотели поговорить? Угостите меня чаем или кофе. Лучше чаем, что-то я простыла, неважно себя чувствую…
        Теперь, присмотревшись повнимательнее, Горелый заметил, что вид у пророчицы и в самом деле болезненный. Под глазами свинцовые круги, белки испещрены тонкими красными ниточками сосудов. Словно в подтверждение своих слов, женщина шмыгнула носом и машинально, совсем по-детски, вытерла его тыльной стороной кисти. А Горелому все никак не удавалось держать язык на привязи.
        - А что, Олеся, разве такие, как вы, болеют?
        И тут же последовал встречный вопрос:
        - А какие это - такие, как я?
        - Ведьмы,  - ляпнул Сергей, тут же пожалев об этом.  - Ну, вы же видите будущее. Ведаете. Я вот знал двух человек, которым вы вынесли смертный приговор. Как же это вы свое недомогание не предвидели, не предприняли профилактических мер хотя бы?..
        А вот и отчетливо выраженная эмоция: Олеся взглянула на него как на безнадежно больного.
        - Если вы позвали меня затем, чтобы вести разговор в таком духе, нам лучше сразу распрощаться. Не нужен мне ваш чай. Что касается якобы смертных приговоров… не я их выносила. Судьба, от нее не убежишь. И ко мне это тоже относится: раз уж было суждено простудиться в эти дни, никакая профилактика не помогла бы.
        - Опять вы о судьбе… Расскажите еще о Матери-Пчеле!
        Молча развернувшись, Олеся быстро пошла прочь. Сергей сорвался с места, в два счета догнал ее, схватил за локоть, развернул лицом к себе. Лицо женщины, еще минуту назад словно мраморное, теперь буквально пылало нескрываемой злостью.
        - Чего вам еще?
        - Мы с вами все-таки выпьем чаю.
        - Значит, так вы приглашаете даму? Послушайте, Сергей, когда вы с вашим другом наведались ко мне, я увидела, что один из вас имеет отношение к реальной власти, и это были не вы. Я сейчас уйду, и вы не сможете мне помешать. Вам за себя следует опасаться…
        Горелый разжал пальцы.
        - Даже так?
        - Да.  - Злость и раздражение на ее лице уже успели смениться выражением полнейшего равнодушия ко всему окружающему.  - Сейчас солнце стоит высоко - самый пик выброса чистой энергии. Я вижу вас очень отчетливо.
        - И что же вы видите?
        - Ладно, давайте все-таки выпьем чаю,  - со вздохом произнесла Олеся.
        В двух шагах обнаружилось небольшое кафе, ничем непримечательное ни снаружи, ни внутри. Там им предложили «чай черный, чай зеленый, чай фруктовый», а приняв заказ, принесли чашки с кипятком, на блюдце - два пакетика чая и четыре - порционного сахара, а для Горелого - порцию сосисок, поскольку он с утра еще ничего не ел.
        Олеся бросила пакетик в чашку, потыкала в него ложкой. Сейчас она выглядела абсолютно флегматичной, словно и не было неожиданного всплеска агрессивности всего несколько минут назад. Все это время оба молчали. Пророчице явно не хотелось возобновлять разговор, а Горелый никак не мог решиться, поскольку Олеся предупредила: его ждут крупные неприятности.
        Воспользовавшись молчанкой, Сергей в два счета расправился с сосисками, отодвинул тарелку, взял чашку с чаем и предложил Олесе:
        - Предлагаю мировую. Просто я…  - Он не знал, что еще сказать, поэтому приподнял свою чашку и чокнулся с Олесиной.
        - Просто - что?  - спросила женщина, и Горелый уже в который раз отметил: она постоянно пытается поймать его на слове, и даже не пытается - ловит.
        - Не знаю, как сказать…
        - А давайте я за вас скажу.  - Олеся отпила чаю, кашлянула.  - И в самом деле где-то протянуло… Я живу на этом свете, Сергей, и в этом городе. Не питаюсь святым духом и читаю прессу. Когда фотография вашего друга Андрея, офицера полиции, появилась в газете вместе с информацией о его трагической гибели при исполнении служебных обязанностей, я сразу поняла: вы начнете меня искать. Вас поразила не сама безвременная смерть, ведь у каждого человека свой финал. Не пуля, так пьяный водитель на дороге, кирпич на голову, неожиданный водоворот во время купания в реке…
        - Оптимистка, нечего сказать…
        - Лучше помолчите.  - Олеся повертела чашку в руках, при этом Горелый отметил: ногти без маникюра, просто аккуратно подстрижены, да и руки не назовешь ухоженными.  - Работника полиции всегда может подстрелить или ударить ножом уголовник. И если бы до того я не увидела рядом с вами смерть или не сказала бы об этом, вы отнеслись бы к случившемуся совсем иначе. Вы бы захотели отомстить за смерть друга, но мстить некому, убийца наказан, и в этом я тоже вижу руку судьбы. Хотя никогда не видела того, кто стрелял в вашего друга. Вот почему вы не находите слов, Сергей. Вот почему вы снова стали разыскивать меня: вы хотите найти объяснение того, что я и сама объяснить не в силах.
        - Но вы говорили и обо мне,  - напомнил Сергей.
        - Да. Вы уверены, что хотите это услышать?
        - Я пока еще ничего не услышал. Кроме предостережения «Вам надо опасаться».
        - Рядом с вами смерть, Сергей.
        Прорицательница произнесла это самым будничным тоном. Так, как мог бы опытный врач сообщить пациенту: «У вас неоперабельный рак, но вашим близким мы об этом не скажем». Вокруг текла размеренная конотопская жизнь. Кто-то за соседним столиком заказал чашку кофе, кто-то уже собирался отобедать со ста граммами и заказывал сосиски, картошку фри и капустный салат. За окном кафе куда-то торопливо шли люди, озабоченные маленькими общественными и громадными личными проблемами. Никому не было дела до Сергея Горелого, который, по словам пророчицы, должен был вот-вот умереть.
        - Как это понимать?  - с трудом выдавил Горелый, резко отодвинув чашку и расплескав содержимое.
        - Все не так, как кажется,  - спокойно продолжила Олеся, не обращая внимания на его реакцию.
        - Ничего себе! Вы только что меня похоронили, а теперь - «не так, как кажется»?  - Сергей был готов взорваться, но мышцы внезапно словно сковало льдом.
        - Вы не дослушали меня. Смерть грозит вам только здесь, в этом городе. Вы, как я чувствую, могли умереть и раньше, но вовремя убрались из Конотопа и отсутствовали несколько лет. Ваш друг не мог избежать смерти, и это подтвердилось. Вы же можете. Уезжайте отсюда, Сергей. Бегите! Этот городишко не для вас, здесь ваша погибель, так вам на роду написано. Я это ясно вижу, хотите верьте, хотите нет…
        - То есть вот так - собрался и пошел?
        - Вам опасно здесь оставаться. Не спрашивайте почему - я не знаю. Я не могу назвать ни имена ваших врагов, ни предполагаемую дату смерти, ни способ, каким у вас отнимут жизнь. Знаю одно: смерть будет внезапной, но она грозит вам только в пределах Конотопа. Уедете - будете жить долго и счастливо, это я тоже вижу, Сергей.
        Женщина постепенно перешла на шепот; при этом она смотрела прямо в глаза Горелому. Но как только он попытался что-то спросить, стремительно поднялась из-за столика и сделала предостерегающий жест:
        - Не ходите за мной. Не ищите меня. И больше ни о чем не спрашивайте.
        Повернулась и не оглядываясь вышла из кафе.
        Горелый опомнился, только когда дверь за ней закрылась. Тряхнул головой, отгоняя внезапно нахлынувший морок, перевел дух.
        И только тогда понял: на этот раз пророчицу ему не догнать. Приходилось признать, что он выставил себя полным идиотом. Или сама ведьма превратила его в идиота, заморочила голову, как и в прошлый раз, а он дал слабину, впрочем, как и любой человек, которому внезапно предсказали бы близкую кончину. Даже упертый Фома неверующий на какое-то время забыл бы обо всем на свете, услышав такое предсказание, да еще и из уст женщины, которая уже дважды предрекала такое людям - и оба раза пророчества сбывались.
        Но ведь он просил Олесю о встрече вовсе не для этого!
        Он ведь предполагал, что где-то поблизости может оказаться тот, кого он назвал Демоном. И если Демон спешно обрубает все концы, то прорицательница, которая состоит в сговоре с ним или как минимум знает, кто он такой, должна быть едва ли не главным объектом его внимания. А это означало, что Демон должен был нарисоваться вблизи от того места, где они с Олесей встретились.
        Горелый вынул телефон и нашел нужный номер.
        - Гена, как дела?
        - Никак,  - послышалось в трубке.  - Вообще-то у нас маловато филерского опыта, чтоб вы знали.
        - Но вы проследили за нами?
        - Как договаривались. Но никто особого внимания к вам не проявлял, во всяком случае нам так показалось. Ведьма ваша вышла из кафе, поймала такси и завеялась куда-то. Ну а мы не рискнули сесть ей на хвост: приказа ж не было.
        - Правильно, Гена, инициатива наказуема,  - вздохнул Горелый.  - Ладно, дуйте на квартиру, я сейчас тоже подойду.
        Сунув телефон в карман, Сергей решил посидеть еще немного. Как водится в таких заведениях, он расплатился сразу, едва принесли заказ. И если клиент больше ничего не заказывал, на него уже не обращали внимания.
        Горелый поднялся. Еще раз убедился, что на него никто не смотрит.
        Взял салфетку из стаканчика.
        Неуловимым движением подхватил со стола чашку, из которой пила чай Олеся, обернул ее салфеткой и отправил в карман куртки. После чего поспешно покинул обворованное кафе.
        Ведьма или не ведьма - отпечатки пальцев она не могла не оставить.
        Круть и Верть мало-помалу переставали походить на близнецов.
        Если Анатолий продолжал вести себя как младший офицер, которого по неожиданной прихоти генерала переподчинили ординарцу, то Геннадий держался уже далеко не так отстраненно и самоуверенно. Он, разумеется, тоже пребывал в аналогичном статусе, но уже сообразил, что ординарец имеет право голоса и с ним необходимо считаться. Уж если сам генерал срывается среди ночи, чтобы выслушать его соображения…
        - Мы не думали, что за ней надо следить…  - начал Геннадий, едва Горелый переступил порог квартиры.
        - Оба не думали? Двумя головами сразу?
        - Ладно, я не думал,  - поправил себя парень.
        - У тебя какое образование? Высшее?
        - Ну.
        - Ты, когда учился, тоже не думал?
        - А следить за людьми либо умеют, либо нет,  - встрял Анатолий.  - Этому не научишься. Для таких дел, чтоб тебе было известно, босс держал целую кучу дармоедов, которыми Момот командовал.
        - А вы, значит, не дармоеды?
        - У нас другие задачи. Знаешь, что такое анализ?
        - Я знаю, что такое анализ,  - отрезал Горелый.  - И он показывает, что вы, парни, тупо лоханулись. Вчера вы еще хоть как-то соображали, Геннадий даже помог мне кое в чем разобраться. Какого хрена вы вообще в этом банке делаете?
        - Служба безопасности,  - ответил Геннадий.  - Но есть физическая безопасность, когда надо, например, заблокировать вход, охранять ВИПов при крупных сделках…
        - Или прессовать должников,  - вставил Горелый.
        - И это тоже,  - согласился Геннадий.  - А есть финансовая. Анализ рисков, действий конкурентов, изучение их методов и ноу-хау, которыми они намерены оттянуть на себя наших клиентов. В общем, долго пояснять…
        - И так все ясно. Как в любой стркутуре, обеспечивающей безопасность, есть бойцы и есть элита. Ви, выходит, элита. И сейчас исполняете несвойственные вам функции…  - Горелый плюхнулся на диван, вытащил из кармана украденную чашку.  - То есть добываете необходимую информацию, а какими методами - меня не касается, правильно? Поэтому я не желаю знать, как вы это сделаете, но вот чашечка, которую держала в руках та подруга, за которой вы не потрудились проследить. Я хочу, чтобы «пальчики», оставленные на ней, были срисованы, а полученный результат пропущен через полицейскую базу данных. Должны же мы хотя бы попытаться установить личность приятельницы нашего Демона. Вопросы есть?
        Анатолий шагнул к столу и наклонился, чтобы взять чашку, но Геннадий его остановил. Сходил в кухню, принес пластиковый пакетик и аккуратно упаковал вещественное доказательство, буркнув при этом:
        - В кино так делают.
        - Ну, раз вопросов нет, значит, задача ясна,  - удовлетворенно кивнул Сергей.  - Вперед, орлы! А мне пока, к сожалению, делать нечего.
        При этих словах Анатолий вытащил из внутреннего кармана пиджака аккуратно сложенный вчетверо лист бумаги и протянул его Горелому.
        - Это что такое?
        - Работа. Шеф составил список фамилий, о котором ты просил.
        Сергей развернул лист. Список был набран на компьютере и затем распечатан. Только фамилии, без имен-отчеств и даже инициалов. Без указания занимаемых должностей. Просто пронумерованный перечень тех, кого Павел Никитин считал своими врагами, или, наоборот, тех, кто, по мнению банкира, считал своим врагом его самого.
        Восемь позиций.
        Немало в масштабах Конотопа. В особенности если учесть, что это наверняка перечень «сильных града сего», и один из них вполне может оказаться Демоном.
        - Адамов, Мокренко, Габуния, Барвистый, Шульга, Харитоненко, Сыпливец, Фитман…  - Озвучив список, Сергей поднял глаза на Анатолия:  - Это мне ни о чем не говорит. Ну разве что Габуния… Это тот Реваз, у которого ночной клуб?
        - Был когда-то. Теперь закрыли: там же казино работало, а игорные заведения везде прикрыли. Он понес убытки, просил шефа выручить, ссудить деньгами, чтобы раскрутиться. Мы прикинули риски,  - не без гордости сообщил Геннадий,  - и посоветовали шефу не связываться.
        - Ага, и теперь Габуния в черном списке… Так, ладно, орлы. Это мне информация к размышлению. Вы бы притаранили сюда хоть какой-нибудь завалящий ноутбук, попробую чего-нибудь нарыть… А еще лучше, аналитики, подготовьте мне справочку на каждого из кандидатов в Демоны. Вот тогда и потолкуем.
        О том, что Олеся пыталась, используя свои методы, убрать его из города, Горелый решил пока никому не сообщать. Из этого, кстати, следовало, что Демон уже наверняка знает о том, что он, Сергей Горелый, интересуется этим делом. И, очевидно, относится к этому серьезно. Это не только тешило самолюбие, но и подтверждало: он движется в верном направлении.
        Правда, Горелый и сам хотел бы знать, что это за направление. До сих пор он действовал наугад, наощупь, даже не предполагая, куда приведут его поиски.
        И еще кое-что: он упорно гнал от себя мысль о том, что пророчество Олеси может оказаться не связанным с ухищрениями Демона. То есть сбыться, как сбылись два предыдущих предсказания. Несмотря на все усилия Сергея, эта мысль возвращалась снова и снова.
        До самого вечера ничего не происходило.
        Сергей пытался поспать - не вышло. Как только закрывал глаза, сразу вспоминалась напророченная близкая смерть, вспыхивал страх - а что, если не проснусь? Понимал, что это чушь, и, чтобы хоть как-то развеяться, включил телевизор.
        Телефон глухо молчал. Хотел было сам позвонить Геннадию, у которого было поменьше амбиций, чем у смахивающего на робота Анатолия, но передумал. Все же им обоим было присуще чувство ответственности. Будет информация - позвонят.
        Снова уткнулся в телевизор.
        Даже начал подремывать.
        Телефонный звонок!
        Вскочив, Сергей первым делом взглянул на экран телефона. Знакомый номер, сегодня он уже дважды его набирал.
        Олеся!
        - Да, слушаю.  - Горелый даже испугался своего мгновенно охрипшего голоса.
        - Это Олеся…
        - Я узнал. Мы с вами как-то чересчур поспешно расстались сегодня.
        - Да, я тоже об этом подумала, Сергей. Но вы же не ради пророчества меня искали. Вы хотели спросить… узнать что-то другое, верно?
        Горелый вдруг почувствовал, что начинает всерьез побаиваться этой женщины.
        - Может, вам даже известно, что именно?
        - Вы ищете одного человека.
        - Ищу.  - Горелый моментально овладел собой - разговор повернул в нужное русло.  - Вам известно, кто он?
        - Это не телефонный разговор. Вы можете приехать в Шаповаловку, это недалеко - километра три-четыре от города…
        - Я знаю, где это. Почему в Шаповаловку?
        - Потом, все потом…  - Голос женщины звучал отстраненно и глуховато, чувствовалось, что она сильно волнуется и чего-то боится.  - Там, сразу при въезде, влево от шоссе уходит грунтовая дорога, даже скорее тропа. Крайний дом - его видно, он немного в стороне от других. Ну, вы сразу поймете, что это то, что вам нужно. Он такой… нежилой с виду. Но так только кажется. Я буду вас там ждать.
        - Когда?
        - Я, собственно, уже здесь… Шаповаловка, запомнили?..
        Горелый хотел еще кое о чем спросить, но Олеся отключилась так же неожиданно, как и позвонила.
        Сергей, немного поколебавшись, набрал ее номер.
        «Абонент не может принять звонок». Пророчица не только прервала разговор, но и отключила телефон.
        «Шаповаловка… Почему именно там? Разберемся»,  - решил Сергей.
        Он поспешно набрал номер Геннадия. Самое время появиться вам, Круть и Верть.
        В детстве Гена Корсак зачитывался приключенческими романами, и на то имелась объективная причина: его мать была директором книжного магазина.
        Сейчас Гене было всего двадцать девять лет, но он успел застать эпоху книжного дефицита, прежде чем литературу так называемого повышенного спроса начали с выгодой для себя печатать кооперативные издательства, а сеть государственной книжной торговли постепенно пришла в упадок.
        С момента появления на свет Гены до преодоления книжного дефицита должно было пройти целых одиннадцать лет. Срок, можно сказать, мизерный в сравнении с предыдущими десятилетиями, тем более что мама, в силу своего положения, имела возможность «распределять» столь желанную литературу между сотрудниками, друзьями, коллегами, естественно, не забывая и о себе.
        Дефицитная книга в те времена была неплохой взяткой или презентом. Она помогала решать проблемы небольшой и средней значимости. Скажем, ордер на жилье с ее помощью получить не удавалось, зато льготную путевку для ребенка в оздоровительный лагерь или кило сырокопченой колбасы - запросто. Разумеется, не все шло на презенты нужным людям, часть книг оседала дома, и были это в основном классические приключенческие романы, дефицит номер один тогдашней книготорговли.
        Мать скептически относилась к увлечению сына подвигами мушкетеров и охотников за сокровищами. Отец книг вообще не читал, так как был искренне убежден: лучшая книжка - сберегательная, ее можно читать-перечитывать всю жизнь. Когда же в девяностые годы все его сбережения «сгорели», подросток Гена впервые увидел отца пьяным, а когда советские рубли сменились купоно-карбованцами, обесценивавшимися еще в процессе печати, отец сгорел от водки вслед за своими сбережениями. В самом буквальном смысле: качественного алкоголя в те времена в продаже не было, отец с похмелья хватил какого-то суррогата, сжег желудок - и спустя несколько дней его похоронили.
        Мать, ничего больше не умевшая, попыталась заняться «дикой» книжной торговлей, начала возить литературу из Харькова, но вскоре выяснилось, что спроса на нее в Конотопе больше нет. Кое-как продавались только сборники заговоров, рецептов народной медицины и астрологических прогнозов в бумажных обложках. Приняв это как данность, мать начала торговать в своем бывшем книжном селедкой и женским бельем, а сына даже не просила - умоляла выбросить книжную дурь из головы и идти учиться, а потом и работать по финансовой линии. Лучше всего - в банковскую систему, чтобы точно знать, как делаются деньги и как ими рапоряжаться, и чтобы ни сами они, ни их хозяева в один прекрасный день не сгорели.
        Геннадий Корсак поднапрягся и получил параллельно сразу два высших образования - экономическое и юридическое. Однако в глубине души он остался все тем же любителем приключенческих сюжетов, которыми восторгался в детстве и ранней юности. Благодаря этому свою работу в филиале банка «Слобода» он нередко воспринимал как увлекательную игру - в отличие от Анатолия, который был всего на два года старше него. Возможно, поэтому он быстро добился заметных успехов, его начали ценить как толкового и энергичного исполнителя. Именно исполнителем он и оставался, всячески избегая принятия самостоятельных решений и проявления инициативы. При этом образы отважных героев из книжек его детства и их безумные подвиги все еще были живы в его душе.
        Вот почему язвительные слова Горелого так задели Гену Корсака.
        Так бывает: работаешь по указке и уверен, что именно так и надо. И вдруг сталкиваешься с совсем посторонним человеком, можно сказать, человеком с улицы, в данном случае и вовсе с вокзала, а с учетом прошлого - из тюрьмы, из колонии строгого режима, без перспектив, денег и даже без документов. Который ведет себя так, как всегда стремятся вести себя большинство мужчин - независимо, уверенно, где-то даже самоуверенно, не обращая внимания на свое положение, словно и не осознавая его. И при этом каким-то образом умудряется дать тебе понять, кто ты такой на самом деле.
        Иными словами, Геннадий впервые взглянул на себя как бы со стороны.
        И то, что он увидел, ему не понравилось.
        Поэтому сейчас, когда они рассекали темноту, направляясь в Шаповаловку, все эти бесстрашные рыцари плаща и шпаги, джентльмены удачи и покорители прерий, словно сговорившись, вытеснили из души Гены Корсака всякие желания, кроме одного - лично поучаствовать в приключении, а именно так он воспринял это позднее путешествие.
        К тому же ему хотелось оказаться реально полезным. Хотя бы так, как прошлой ночью,  - почему-то похвала Горелого была для Геннадия не только приятной, но и необычайно важной. Он хотел оправдать доверие бывшего опера и уже не мог относиться к нему с прежним безразличием.
        - Похоже, вон тот дом.
        Сергей кивнул на постройку, маячившую в стороне от шоссе. Дом, как и было ему сказано, стоял на отшибе. В окнах темно, тогда как в других домах кое-где светилось.
        Анатолий молча свернул с асфальта. Машина миновала придорожную лесополосу, и только тогда они увидели, что строение это вовсе не похоже на дом с привидениями, чего не исключал Горелый.
        В окнах что-то мерцало. Слабый, но все-таки свет.
        - Может, не тот?  - усомнился Геннадий.
        - Да вроде все сходится,  - пожал плечами Сергей.  - Если ошиблись - извинимся, поедем дальше. Хотя вряд ли. Уж очень все в духе нашей приятельницы ведьмы.
        - Я с тобой пойду,  - проговорил Геннадий, открывая дверцу справа - он сидел рядом с водителем.
        - Я тебе пойду!  - беззлобно огрызнулся Горелый.  - Ваша задача - сидеть тихо, подстраховывать меня.
        - Тоже мне, госстрах!  - хмыкнул Анатолий.  - От чего страховать-то? Там же больная на голову тетка!
        - Жаль, что ствол не прихватили…  - Горелый пропустил насмешку мимо ушей. И только позже понял, что именно из-за этих слов Анатолия он передумал и предложил Геннадию составить ему компанию.
        - У нас стволы где ни попадя не валяются,  - пробурчал Анатолий.  - Шеф ясно сказал: если ты во что-нибудь вляпаешься, то уж лучше без оружия. Потому как путь каждой огнестрельной единицы здесь, в Конотопе, проследить проще простого. И концы приведут к шефу.
        - Сам бы он не додумался,  - со смешком заметил Горелый.  - Это его Момот уму-разуму научил.
        - Все равно, мысль верная.
        - А я с тобой, Толян, обсуждать это не собираюсь. Ты бы лучше фары вырубил, конспиратор…  - Уже берясь за ручку дверцы, Горелый на миг остановился, подумал и вдруг произнес:  - Ладно. Хотел идти, Гена,  - пошли. Что там будет, не знаю. По крайней мере, хоть и с голыми руками, зато с напарником.
        - А если она тебе какую-нибудь пакость напророчит, Ген?  - прикололся напоследок Анатолий.
        Здесь, за городом, в темноте и тишине, перед уединенно стоящим домом с едва освещенными окнами, Гена Корсак слегка струхнул. Даже усомнился, стоило ли соваться со своим предложением, но тут же устыдился этой мысли и стал выбираться из машины. Стоя в сыром прошлогоднем бурьяне, зачем-то сбросил куртку и швырнул ее на сиденье.
        Щегольские остроносые туфли Гены сразу же чуть ли не по самые шнурки вгрузли в жирную весеннюю грязь. Он смешно дернулся, подпрыгнул, попытался нащупать твердую опору, но так и не нащупал. Горелый в своих внедорожных берцах чувствовал себя куда увереннее.
        - Вперед,  - скомандовал Сергей.  - И под ноги смотри, поскользнешься еще, городской…
        Машину Горелый велел Анатолию остановить за крайними деревьями посадки, чтобы из окон дома ее не было видно. Кто бы ни находился в доме, он не должен знать, что Сергей уже здесь и к тому же не один. Правда, если Олеся и в самом деле та, за кого себя выдает, для нее это не проблема, но сейчас Сергей думал об этом гораздо меньше, чем о необходимости соблюдать меры безопасности.
        Как только они отдалились на десяток метров от машины, их окутала кромешная тьма.
        - Держись за мной,  - вполголоса проговорил Сергей.  - И помалкивай.
        После чего зашагал напрямик, не обращая внимания на грязь. Геннадий заторопился следом, поскользнулся и едва удержал равновесие. Да уж, его экипировка точно не годилась для сельской местности.
        Они приближались к дому с тыльной стороны, где имелась пара подслеповатых оконец, а чтобы оказаться у входной двери, надо было обогнуть постройку. Там смутно виднелись столбы, оставшиеся от ворот, и что-то вроде ограды, которая в действительности ничего не огораживала.
        Остановившись у ближайшего окна, Горелый попробовал заглянуть внутрь. Разглядеть ему ничего не удалось, и он на всякий случай постучал в окно костяшками пальцев. Никакой реакции. Он снова постучал - громче и настойчивее. К окну никто не подошел, но Горелому на миг почудилось, что в мутном свете мелькнула какая-то темная тень, показавшаяся ему невесомой.
        Вокруг было очень тихо.
        - Черт знает что такое…  - сердито проворчал Сергей.
        Он еще раз постучал и, ничего не добившись, кивком велел Геннадию следовать за ним. Обогнув дом, он поднялся на перекошенное и полусгнившее, а когда-то, должно быть, крепкое и надежное деревянное крыльцо и, уже не скрываясь, несколько раз с силой грохнул кулаком в дверь.
        Та открывалась внутрь и от удара дрогнула и распахнулась.
        Не заперто.
        Все это очень не понравилось Горелому. Здравый смысл требовал немедленно развернуться и убраться подальше от этого места, смахивавшего на ведьмино логово из старых сказок. Убраться самому и увести с собой парня, который понятия не имеет, во что ввязался. Но мысль о бегстве показалась Сергею позорной, и вообще, это противоречило его натуре. Адреналин бушевал в крови, сердце бешено стучало, и ноги сами перенесли его через порог. Уже на ходу он нашел оправдание своему поведению: Олеся - женщина с причудами и неоднократно это доказывала, кто знает, какой спектакль она приготовила на этот раз.
        Тесные сени, дальше - комната. Сергей - все-таки в селе вырос, у бабушки примерно такой же дом был - скорее угадал, чем заметил кладовую, расположенную справа. Там обычно хранят всякий скарб, продукты, которые не портятся, и там всегда обитают мыши. И в самом деле, оттуда потянуло знакомым запахом. Но, пожалуй, только мышами тут и пахло. В этом доме явно давно никто не жил, таких заброшенных усадеб полно в окрестных селах.
        Сергею невольно вспомнилась та однокомнатная квартира, где он впервые увидел Олесю; здесь все было почти так же.
        Даже свечи.
        Их тусклые отблески пробивались из комнаты сквозь щель, образованную слегка приоткрытой дверью.
        С того момента как Сергей и его спутник двинулись от машины к дому, оба не проронили ни слова. Единственное, что слышал сейчас Горелый,  - как Геннадий сопит ему в затылок.
        Он взялся за холодную металлическую дверную ручку, открыл дверь и шагнул в комнату. По инерции сделал еще шаг - и застыл, пораженный увиденным.
        По всей комнате были расставлены зажженные свечи.
        Сколько их было, Сергей не успел сосчитать, отметил только, что их расположение казалось хаотичным лишь на первый взгляд. В любом беспорядке есть своя логика, особенно если его устраивает ведьма.
        Пламя свечей отбрасывало на стены причудливые пляшущие тени. В центре комнаты, озаренная неверным светом, раскинув руки, лежала лицом вверх пророчица Олеся. Волосы ее, почему-то снова длинные и прямые, а не такие, как сегодня днем, разметались по полу и походили на обрамление какой-то жуткой картины. На женщине был широкий балахон, длинный и тоже разметавшийся.
        Она походила на птицу с беспомощно распростертыми крыльями.
        Мертвую птицу.
        Шагнув к ней и уже догадываясь, что увидит, Горелый наклонился и разглядел темный след на ее лбу. Рядом - струйка крови.
        Пистолетный выстрел.
        Ее убили в точности так же, как Коваленко.
        Демон!
        И словно в ответ на его мысль позади возникло какое-то движение. Сергей, даже не пытаясь предположить, кого или что он там увидит, стремительно развернулся и уже в полуобороте бросил свое тело к стене, как можно дальше от мертвой пророчицы.
        В проеме дверей возникла темная фигура.
        Рослый мужчина, а возможно, он только казался таким из-за неверного освещения.
        Между Демоном и Горелым продолжал топтаться, ошеломленный увиденным, Гена Корсак. Заметив тень в прямоугольнике двери, Сергей крикнул, пытаясь предупредить парня, но шансов у того практически не было.
        Громыхнуло. Темнота плюнула огнем. Мгновенно заложило уши. Гена Корсак, охнув, мешком осел на пол, прямо на свечи, опрокинув несколько.
        Ну вот, самое время сбыться еще одному пророчеству…
        Эта мысль молниеносно промелькнула в голове Сергея, но тело не подчинялось разуму, оно руководствовалось самым древним на земле инстинктом - самосохранения. Рядом находилось окно, и Сергей знал: рама давным-давно сгнила и развалится от первого удара.
        Так и вышло.
        Удар локтем - и стекло вылетело вместе с трухлявым переплетом.
        Темнота, в которую кутался Демон, снова шевельнулась, щелкнул затвор - и в то же мгновение ноги Горелого согнулись, колени ударились о половицы.
        Опять громыхнуло, но смерть на этот раз пронеслась у него над головой, обдав макушку ледяным дыханием.
        Рядом валялась погасшая свеча. Не придумав ничего лучшего, Сергей схватил ее и с силой швырнул в дверной проем, одновременно испустив отрывистый вопль. Тень дрогнула - Демон инстинктивно отпрянул, не разобрав, что именно метнул смертник.
        Эту секунду Горелый выиграл.
        Упруго оттолкнувшись от пола, он швырнул свое тело в оконный проем, не обращая внимания на то, что острые, как лезвия, осколки стекла и остатки рамы в кровь раздирают его руки и бедра. Вывалившись в мокрую тьму - позади снова ударил выстрел!  - Сергей несколько метров прополз по грязи на четвереньках, затем вскочил и, не разбирая дороги, бросился к лесополосе, где стояла машина и ждал Анатолий.
        На бегу он петлял, как заяц, но это оказалось излишним - в него больше не стреляли.
        Добравшись до машины, Горелый повалился на переднее сиденье, не в силах выдавить из себя ни слова. Анатолий и так все понял - круто развернулся, резко газонул и на максимальной скорости помчался в сторону города.
        Пусть смерть пока подождет.
        Так решил Сергей Горелый.
        …Позже, уже в служебной квартире, пока Анатолий по телефону отчитывался перед Никитиным, Сергей принял еще одно решение. Совершенно неожиданное и для себя, и для банкира. Отыскал в кармане куртки прямоугольничек картона с написанным от руки телефонным номером, без колебаний набрал его и, пока Анатолий получал от шефа обстоятельные инструкции по поводу того, что теперь следует предпринять, уже покидал свое временное пристанище.
        Здесь становилось слишком опасно.
        Часть 8
        Копай глубже
        Начальник уголовного розыска Конотопа подполковник Владимир Зарудный прибыл в Шаповаловку, когда там уже более двух часов работали коллеги из районного управления.
        Территориально это село, как и прочие населенные пункты района, более-менее удаленные от городской черты, считалось их епархией, но двойные убийства, причем с применением огнестрельного оружия, случаются не часто. К тому же произошло это всего в четырех километрах от Конотопа. Всем этим и объяснялся повышенный интерес к происшествию не только здешних коллег, но и начальства из области. Единственное, что немного утешало Зарудного,  - пистоны достанутся не ему, пусть районный уголовный розыск отдувается. Но стрельба в Шаповаловке не могла не вызвать у него чисто профессионального любопытства.
        Именно поэтому он отправился туда сам, предварительно предупредив начальника районного розыска. Пояснил в двух словах, что его интересует, узнал, что на месте уже работает группа, а самого начальника с самого утра дергает начальство, поскольку с одним трупом, как и предвидел Зарудный, возникли проблемы. «Похоже, что это и мои проблемы,  - отметил подполковник.  - На всякий случай особо не спеши. Я посмотрю на месте, что и как, а попозже пересечемся и потолкуем, добро?»
        Когда машина Зарудного съехала с асфальта на грунтовку и свернула за лесополосу, обнаружилось, что проезд загораживает старорежимный «бобик». Пришлось тормозить. На машине подполковника не было опознавательных знаков, форму Зарудный носил нечасто, поэтому двое сержантов, блокировавших дорогу, тут же двинулись к нему. Один из них ощетинился автоматом, и это вывело полковника из себя. «Рэмбо долбаные, мать их за ногу!» Вышел из машины, хрястнул в сердцах дверцей.
        - Ну-ка оружие опустили!  - гаркнул он, сам удивляясь внезапно накатившей ярости.  - В игрушки играем? Фамилия!
        Последнее относилось к сержанту с автоматом, который не особенно спешил выполнять приказание. Но как только напарник что-то шепнул ему на ухо, он моментально направил ствол автомата вниз.
        - Сержант Прудник!  - доложился он.
        - Сержант Малышев!  - подхватил второй, добавив с опозданием:  - Охраняем место совершения преступления, товариш подполковник!
        Отпустило так же быстро, как и нахлынуло. Почему-то вспомнилась фраза из докладной, когда-то составленной им собственноручно: «Качество личного состава оставляет желать лучшего ввиду ощутимого недостатка профессионально подготовленных кадров». А это было наглядным подтверждением.
        - Вольно,  - примирительно буркнул подполковник и добавил после короткой заминки:  - В принципе, нормально все, знаете службу. Только «бобик» с дороги пока уберите, дайте проехать…
        О приезде Зарудного опергруппа была предупреждена: навстречу уже спешил майор Супрун, замначальника районного розыска и сам неплохой оперативник. Зарудный помнил его по целому ряду непростых дел, даже знал, за что Супруну так долго не хотели давать майорскую звезду. Потревожил какую-то неприкасаемую персону, упорно не желал отступиться, а когда ему разъяснили, что к чему, сдуру накатал рапорт об отставке. К счастью, наступили новые, как многим поначалу казалось, времена, Супрун остался в полиции, но все равно его продержали в капитанах на два года дольше, чем следовало, и только полгода назад наконец-то повысили - одновременно и в звании, и в должности. И его непосредственный начальник, и сам новоиспеченный майор догадывались: наверху, не в Сумах, а в Киеве, произошла очередная рокировка, в результате чего было решено, что проще присвоить опальному капитану очередное звание, чем продолжать выталкивать ценного, хоть и строптивого офицера из органов. Конечно же, в случае увольнения путь у него был только один - в коммерческие структуры.
        - Трупы уже забрали?
        Зарудный покосился на две скорые, все еще стоявшие возле полицейских «бобиков» и машин следователя, а также самого Супруна. С некоторых пор прокурорские и сотрудники районного управления стали выезжать «на убийства» преимущественно индивидуальным транспортом, заправляясь при этом казенным топливом, что в результате компенсировало издержки от езды по разбитым сельским дорогам.
        - Так вы же сами просили пока не трогать…
        Несмотря на давнее знакомство и выпивки в общей компании, на людях Супрун с Зарудным были исключительно на «вы», демонстрируя подчиненным образец соблюдения субординации.
        - Но парня уже вынесли… А второе тело пока там.
        - Идем глянем!
        Первым делом офицеры направились к скорой. Зарудный забрался в машину, медбрат откинул простыню с лица убитого. Подполковник всмотрелся в лицо Гены Корсака - перед смертью на нем запечатлелось выражение испуга и одновременно удивления,  - вздохнул и вернул простыню на место.
        - Можете увозить,  - проговорил он, выбрался наружу и подождал, пока первая скорая тронется и поползет по грязи к асфальту. Проводив машину взглядом, Зарудный обернулся к Супруну:  - Не нравится мне все это. За неделю - второй сотрудник банка «Слобода», причем при довольно стремных обстоятельствах. Скажешь, нет?
        - Тоже из безопасности? Под Момотом ходил?  - уточнил Супрун, знавший и отставного полковника, и его положение в «Слободе», и то, что подчиненные Момота активно прессовали особо несговорчивых должников.
        - Документы при убитом были? Что там?
        - Ничего. Пластиковая карточка. Корсак Геннадий Викторович, универсальный коммерческий банк «Слобода», отдел экономической безопасности.
        - Момот - это другое. Он отвечал за безопасность в самом широком смысле. А этот подчиняется, то есть подчинялся лично Никитину. Элита, мать их… Яйцеголовые…
        Подполковник с ожесточением сплюнул под ноги.
        - Знать бы, какого хрена этот элитный пацанчик поперся среди ночи к черту на рога… Соображаешь, к чему все это клонится?
        - Вообще-то ясно,  - вздохнул Супрун.  - Господина Никитина, хочешь не хочешь, придется брать в оборот. Если б только тот труп, что в доме, проблем бы не было.
        - С Никитиным я вам помогу разобраться. Тем более что и сам с ним хочу потолковать по душам. Кто, кстати, полицию вызвал?
        - На «сто два» позвонили. Вызов принят в семь тридцать утра. Пока доехали, то-се…
        - А прикончили их когда?
        - Эксперты говорят - еще вчера вечером, в районе десяти. Точнее покажет вскрытие.
        - А «пальчики»?
        - На дверных ручках и косяках довольно четкие. Второе тело уже дактилоскопировали, документов никаких, но пробьем по базе, может, всплывет что-нибудь… Однако,  - Супрун хмыкнул,  - если уж этот Корсак из банка, элита, так сказать, и тот, что в доме, возможно, его знакомый, зачем-то сползлись сюда на ночь глядя… Думаю, у гражданина Никитина найдется, что порассказать.
        - Кому принадлежит дом? И кто все-таки полицию вызвал?
        Зарудный хотел спросить и о том, почему никто в округе не среагировал на выстрелы еще вечером, но только рукой махнул. Судя по тому, что он видел, было ясно: тут хоть из пушки пали, не услышат. Вдобавок на руках у молодежи сейчас столько всякой пиротехники, что ни в городе, ни в селе никто уже не обращает внимания на всякие выстрелы и хлопки.
        - Звонивший не представился. Думаю, бомж какой-нибудь из местных. Сами видите - дом заброшенный, фактически ничей. Наши уже поработали с окрестными жителями. Старуха тут жила раньше, одинокая, родственников нет. Когда померла, четыре дня пролежала, пока на нее почтальон не наткнулся,  - пенсию принес. Больше года дом пустует, странно, что стекла в окнах еще целы кое-где… Вот бомжи тут и подночевывают. Кто-то из них, видно, забрел в знакомое место и наткнулся на пару трупов… Но второе тело…  - Супрун покачал головой.  - Давно я ничего подобного не видел. Да что там - никогда! Сатанисты у нас тут завелись, что ли…
        - При чем тут сатанисты?
        - А вы сами взгляните.
        Давно пора. Ради этого Зарудный и приехал.
        Офицеры прошли в дом. Майор пропустил подполковника вперед, но тот остановился на пороге, окидывая взглядом разгромленное помещение, затем скрестил руки на груди и прищурился.
        На полу повсюду валялись свечи. Большей частью новые, парафиновые, очевидно, купленные специально для такого случая. Впрочем, было тут и несколько огарков. Почти в центре комнаты лежал, раскинув руки, как распятый, мужчина лет сорока с залитым кровью лицом.
        - Пуля в голову,  - прокомментировал из сеней Супрун.
        - А тот, из банка?
        - Выстрел в грудь, почти в упор. Но эксперты сказали, что умер не сразу. Истекал кровью в течение примерно трех часов, правда, так и не приходя в сознание. В самом деле на какой-то ритуал похоже.
        - Какой, к лешему, ритуал?
        - Да бог его знает. Я уже всех предупредил, чтоб не распускали языки. Потому что, гадом буду, Володя,  - они были сейчас одни, и Супрун отбросил субординацию,  - растрезвонят повсюду о ритуальных убийствах на Сумщине, к которым причастны сотрудники банковского сектора! А мы тогда сопи в две дырки и отбрехивайся.
        - Ладно.  - Зарудный еще раз взглянул на разбросанные свечи.  - Никитина я, как и обещал, беру на себя. Займусь им прямо сейчас, тянуть незачем. А к тебе у меня просьбишка: если что-то новое всплывет по этому делу,  - кивнул он на убитого,  - или по отпечаткам пальцев, или какой-никакой подозреваемый появится, держи меня в курсе. Добро?
        …Просьбу коллеги майор Cупрун выполнил еще до обеда.
        Потому что отпечатки неопознанного убитого и еще одного мужчины, оставившего «пальчики» на ручке двери и вообще основательно наследившего в доме, удалось идентифицировать достаточно быстро. Оба ранее привлекались к уголовной ответственности. Убитый - Мурзенко Дмитрий Иванович по кличке Дима Голова - отсидел за какую-то мелочь, а в последнее время был содержателем наркопритона. В течение нескольких последних дней в городе его никто не видел, ходили слухи, что по какой-то неизвестной причине он не то залег на дно, не то ударился в бега. Вторая группа отпечатков принадлежала также ранее судимому, бывшему работнику полиции Горелому Сергею Васильевичу, которого, кстати, видели в городе совсем недавно, а именно на похоронах погибшего сотрудника уголовного розыска Андрея Шполы.
        «По некоторым данным,  - докладывал руководству уже во второй половине дня Зарудный,  - Дима Голова находился на оперативной связи с Андреем Шполой. Иными словами, стучал оперу. Он же, по информации того же источника, указал Шполе место, где скрывался подозреваемый в убийстве предпринимателя Николая Коваленко. То есть осознанно или неосознанно обрек капитана на гибель. Между тем,  - продолжал подполковник,  - открылись новые обстоятельства. До сегодняшнего дня не обращали внимания на последний звонок в списке входящих в памяти мобильного телефона Бородули - это был номер уличного таксофона. Бородуля был застрелен в ходе вооруженного сопротивления полиции, доказывать тут нечего, поэтому распечатку от оператора взяли только для проформы, порядок есть порядок. Но именно благодаря этому последнему звонку события начинают выглядеть совершенно иначе.
        Местоположение таксофона было установлено: он находился в двух шагах от дома, где проживал и содержал свой мини-притончик Дмитрий Мурзенко, он же Дима Голова. Доказать, что звонил именно он, уже невозможно, но Голова - тот еще фрукт. Стучать он мог и нашим и вашим. Например, сдать “своему” оперу беглеца, а затем этого же беглеца предупредить: мол, вали оттуда, братан.
        Только этим и можно объяснить поспешное бегство Бородули из квартиры, где он прятался, и его до крайности взвинченное состояние, заставившее не раздумывая применить оружие. В этой цепочке случайностей появились еще два звена: банкир Никитин со своей службой экономической безопасности и бывший опер Горелый, чей друг Андрей Шпола был убит. Причем сейчас уже с минимальной погрешностью можно утверждать, что убили его при непосредственном участии хитрого стукача-двурушника Димы Головы.
        Зачем его разыскивали люди Никитина - необходимо выяснить. А вот зачем его искал и нашел Горелый, вполне очевидно,  - подвел итог Зарудный. И тут же пояснил:  - Я сам просил его угомониться, даже - чего уж там!  - обещал помочь с работой, имелась такая возможность. Горелый был классным опером, кроме того, какой ни есть, а свой, из системы, не бросать же человека…»
        А затем согласился с руководством: надо, не откладывая, объявлять его в розыск…
        К концу дня Павел Никитин впервые в жизни понял, как это бывает, когда на самом деле, без всяких преувеличений, хочется просто лечь и помереть. Конечно, желательно без мучений, быстро и молча. Правда, перед этим придется составить завещание - тут его практичный ум взял верх над эмоциями. И прежде чем помирать, надо уладить все дела, на службе и дома, потому что у него жена и тринадцатилетний сын, которые совершенно не виноваты в том, что их мужа и отца загоняет в могилу неведомый Демон! И первый гвоздь в его будущий гроб вколотил не кто иной, как этот кретин Горелый.
        И надо же было с ним связаться!
        Вместе с тем Никитин не мог ясно сформулировать свои претензии к нанятому им бывшему оперу. В течение всех предыдущих дней Горелый действовал абсолютно правильно, грамотно, свое содержание отрабатывал честно и даже существенно продвинул расследование вперед: именно он помог собрать воедино разрозненные кусочки мозаики, после чего стало совершенно ясно, что неведомый враг действительно подбирается к банкиру, причем с дальним коварным прицелом. Сущий Демон, иначе его не назовешь!
        Разумеется, никакого Демона в разговоре без протокола с подполковником Зарудным Никитин упоминать не стал. Как не обмолвился ни словом и об истории с пророчицей, потому что это придало бы всему происходящему уж совсем идиотскую окраску. Никитин и сам еще не решил, верить ли ему в предсказания этой неизвестной особы или нет. Анатолий, напарник убитого Гены Корсака, уверял, что видел ее собственными глазами. Но кого, в сущности, он видел? Обычную женщину, весьма невзрачную, самой заурядной внешности. Что мог Анатолий сказать о ее способностях? Он, как выяснилось, вообще мало что знал. Сидел в машине, пока в доме не раздались выстрелы, затем довез перемазанного в грязи и крови Горелого до городской квартиры, ни о чем не спрашивая, кроме одного: что случилось с Корсаком. А потом просто прошляпил момент, когда Горелый слинял.
        Но и себя Никитину было за что винить. Узнав, в какую ситуацию вляпался Горелый и о гибели Корсака, он запретил Анатолию звонить в полицию. Рано или поздно кто-то наткнется на мертвые тела и позвонит сам. И тогда не будет необходимости отвечать на вопросы типа: «Откуда, господин Никитин, вам известно об убийстве? С какой целью туда отправился ваш сотрудник? Почему не поставили в известность органы? Кто вам разрешил вести самостоятельное расследование и привлекать к нему бывшего сотрудника полиции, в прошлом осужденного за злоупотребление служебным положением?» В результате собственное малодушие вернулось к нему бумерангом все тех же проблем, но теперь уже возведенных в квадрат.
        Много во всем этом было странного. Если бы Корсак не потащился вслед за Горелым, все бы обошлось. И для самого Геннадия, и для Никитина, и для дела. Хотя бы потому, что о деле тогда вообще никто бы ничего не знал. А теперь… Ну зачем, зачем парня понесло в это чертово логово?!
        Еще одна нестыковка: по словам Анатолия, ехали они с Горелым на встречу с этой, чтоб ей, прорицательницей, а Зарудный сказал, что, кроме Корсака, там еще какого-то мелкого уголовника пристрелили. И никаких упоминаний о женщине - живой или мертвой.
        Поэтому, от греха подальше, Никитин решил пока что гнуть свою линию и не выкладывать подполковнику всей правды. И самое главное, не упоминать пророчицу. Раз ее не было в доме и застрелили не ее - банкиру показали фото с места преступления,  - то и Зарудному незачем о ней знать. Точно так же он умолчал о видеозаписи с показаниями Галины Коваленко и об обстоятельствах, при которых был найден носитель информации с этим файлом.
        Говорил только о фактах, от которых деваться было некуда. Своих сотрудников, Геннадия и Анатолия, он на время определил в помощники Сергею Горелому, а тот действительно по его просьбе, в частном порядке, пытался прояснить некоторые обстоятельства, связанные с убийством Николая Коваленко. К чему якобы были причастны сотрудники службы безопасности филиала банка «Слобода».
        Зарудный спросил:
        - Какие функции исполняли ваши парни?
        - Они должны были контролировать Горелого, чтобы тот не наделал глупостей,  - ответил Никитин.
        - Он информировал вас о ходе этого так называемого расследования?
        - Меня не интересовали подробности. Для меня был важен конечный результат.
        - Вы пытались доказать непричастность руководителя службы безопасности банка Александра Момота к организации убийства?
        - Да.
        - Для чего Горелый поехал в Шаповаловку?
        - Я уже отвечал на этот вопрос. Не имею ни малейшего понятия.
        - Вы согласны с тем, что именно ваши безответственные действия привели к гибели вашего сотрудника - молодого, высококвалифицированного, отлично себя зарекомендовавшего?
        - Да, согласен.
        - Вам известно, где скрывается Александр Момот? Если да - поделитесь информацией, Никитин. Если он ни в чем не замешан, это быстро подтвердится, подозрения с него будут сняты. Ведь мы с ним в прошлом коллеги. Кстати, и у вас было бы меньше проблем.
        С этим Павел Никитин не мог не согласиться.
        Но даже сейчас, оказавшись в углу, куда сам себя и загнал, банкир решил все-таки еще посопротивляться. Он не знал, действительно не знал, куда подевался Горелый. Уж его-то он отдал бы Зарудному за милую душу, пусть с ним бывшие коллеги сами возятся. Но за Момота он слишком долго боролся, чтобы вот так, из-за собственной глупости, умноженной на неосторожность Гены Корсака и головотяпство Горелого, сдать друга.
        Поэтому Никитин еще раз заявил: никаких сведений о местопребывании руководителя службы безопасности банка он не имеет.
        Зарудный, похоже, ему поверил, но на всякий случай пообещал кучу неприятностей. И тут же добавил: мол, лично ему Никитин ничего плохого не сделал, но в силу занимаемой должности ему придется доложить о содержании их разговора вышестоящему начальству. И раз им не удалось договориться без протокола, рано или поздно банкиру придется дать показания в официальном порядке, причем не ему, Зарудному, и не в этом кабинете.
        Еще куда бы ни шло, если бы этот день встречей с начальником уголовного розыска и завершился. Но после этого у Павла Никитина состоялось еще несколько телефонных разговоров, окончательно убедивших банкира, что если в течение двух-трех дней ему не удастся избавиться от всех своих проблем, то он лишится партнеров, покровителей… в общем, много чего лишится. Не стоило даже продолжать перечень. А это означало только одно: придется отдать Момота, купив таким образом индульгенцию для себя. Ну а в том, что бывшие коллеги давно ищут хоть какую-то зацепку, чтобы загнать Александра в жернова украинского правосудия, у него не было ни малейших сомнений.
        Закрывшись в кабинете, Никитин некоторое время раздумывал: позвонить Момоту, чтобы поделиться с ним всем этим невеселым раскладом, или подождать. От звонка его удерживало, и не в последнюю очередь, опасение, что его телефон уже поставили на прослушку, а отследить местоположение абонента технические возможности позволяют даже в Конотопе. Здесь куча предприятий, граница близко, СБУ всегда на низком старте… Внезапно мелькнула подлая мыслишка: а что, если бы так и вышло?.. Вроде бы и сам ни при чем, и Александра засекут… Сразу же от нее отмахнулся: нет, так нельзя. Не станет он, пусть и не в открытую, помогать органам, тем более что ему это невыгодно. Может получиться так, что Момот и в самом деле ни при чем, и тогда в жернова загонят его самого. А у него никакой форы, и торговаться тоже не с чем…
        Он продолжал сидеть, уставившись в одну точку и прикидывая, какое принять решение. Но чем дольше размышлял, тем больше склонялся к тому, что еще пара дней - и придется нести Зарудному голову Саши Момота на блюдце с голубой каемочкой. «Ну и черт с ними со всеми, в конце-то концов! Сейчас время суровое, кризис, каждый сам за себя…»
        Внезапно зазвонил телефон.
        Никитин взглянул на экран. Номер не определился. Кто бы это мог быть?
        Ответить или затаиться?
        Звонок спустя короткое время повторился.
        - Алло!
        - Это я. Узнал или представиться?
        Никитин едва не швырнул трубку: на миг почудилось, что та раскалилась и вот-вот рванет.
        - Какого черта ты сюда звонишь?
        - Не ссы.  - Голос Сергея Горелого звучал на удивление спокойно, будто не искали его менты по всему городу и на прилегающих территориях.  - Это такой аппарат, что его засечь невозможно, спецсвязь. Защищен от прослушивания, да и прочих наворотов куча… Говори нормально. Очень рад, кстати, что мы уже на «ты», давно пора.
        - Не хочу я с тобой ни о чем говорить!
        - Зато я хочу. Правда, хороших новостей мало. Кстати, это правда, что в том доме, где Гену убили, нашли труп какого-то мужика?
        - Откуда мне знать?
        - Да знаешь ты. Видели тебя, когда ты в управу входил. С кем беседу имел? С Зарудным или уже с кем-то повыше?
        - За мной следили? Твоя работа?
        - Мне даже на улицу выйти нельзя. И ты насчет этого тоже в курсе. Так правда про мужика или нет?
        - Правда,  - пересилив себя, подтвердил банкир.  - Но зачем вообще…
        - Вся эта лирика - потом,  - резко оборвал его Горелый.  - Я своими глазами видел там ведьму, тоже застреленную. Пуля в голову. Это что же, она в мужика превратилась после смерти?
        - Ты пьян? Кто в кого превратился?
        - Ладно, об этом тоже позже. Теперь, если ты хоть что-то понимаешь в происходящем, нас с тобой эта вещунья должна интересовать не вдвойне, а втройне.
        - Никто меня больше не интересует. И нет никаких «нас», ты все понял, Горелый?
        - Нет, еще не все. Хочу понять больше. И ты мне в этом поможешь. Знаешь почему?  - Сергей говорил на одном дыхании, не позволяя собеседнику вставить даже полслова.  - У тебя сотрудника убили. Одного из помощников. Геннадием звали, если уже призабыл. Он со мной пошел в это логово и на себя мою пулю принял, ясно тебе? И я найду того, кто это сделал, демон он или не демон, с рогами или с хвостом! Ты хочешь найти убийцу парня?
        - Да.
        Впервые за весь этот день Никитин сказал чистую правду, даже не подумав, чем это может ему грозить.
        - Молодец. Имеешь шанс стать человеком. Тогда так: я твоему Толику вчера утром дал одно поручение. Реально его выполнить?
        - Ну… По-моему, вчера после обеда парни как раз этим занимались… Только не знаю, стоит ли сейчас соваться в систему…
        - Стоит, стоит. В этой системе пешки не в курсе, что у ферзей в голове. Возможности всегда есть. Пока ты, Никитин, платежеспособен, эти концы у тебя будут. Поэтому постарайся до завтра организовать, чтобы сняли «пальчики» с кофейной чашки и пропустили их через полицейскую базу данных. Пока все. Завтра я сам тебя найду, не скучай.
        Собеседник отключился, а Павел Никитин еще некоторое время сидел, раздумывая и удивляясь сам себе. Опять он уступил напору этого бывшего мента. И выполнит его просьбу - с очень большим риском для себя. Словно так и должно быть.
        Но, честно говоря, впервые за этот день банкиру стало как-то спокойнее.
        - Ну как там, начальник?  - поинтересовался Воля.
        - Говорит, что сделает.  - Горелый вернул телефон владельцу.
        - И что это даст?
        - Пока не знаю. После вчерашнего я вообще перестал что-либо понимать. Поэтому, как всегда, тыкаюсь, куда могу.
        …Прошлой ночью Сергей вспомнил о том, что у него есть номер телефона Вольдемара, и позвонил ему. Просто больше некого было просить о помощи. После того как Горелый с Анатолием вернулись в город, оставив Гену с простреленной грудью лежать в заброшенном доме в Шаповаловке, Анатолий стал докладывать шефу о произошедшем. И из этого разговора Сергею стало совершенно ясно: эта смерть вызовет кучу неудобных вопросов, а Никитин не станет его прикрывать. В любом случае ему придется давать пояснения, и в итоге всплывет, что в Шаповаловку двух молодых сотрудников банка затащил Горелый, а понадобилось ему это… Далее по тексту протокола.
        На звонок Сергея и его просьбу срочно встретиться Воля отреагировал моментально. Сказал, где его подберет машина с такими-то номерами. Куда его привезли, Горелый особо не присматривался, решил, что это, скорее всего, «штаб-квартира» Вольдемара. Рассказал все без утайки, даже про Олесю и Демона, после чего развел руками и спросил:
        - Что делать?
        - Ну ты чисто Чернышевский!  - хмыкнул Воля и только отмахнулся, когда Горелый поинтересовался:
        - А это еще кто?
        Затем, ничего не объясняя, велел отвезти незваного гостя в «отель», хотя это место на гостиницу явно не тянуло. Больше всего оно походило на помещение камерного типа: голые стены, армейская койка с панцирной сеткой, матрац, в кухне - стол и одна-единственная табуретка, чайник, пара чашек. Даже телевизора не было, не говоря уже о книгах или газетах. Охрана также отсутствовала, но Воля посоветовал гостю на всякий случай не высовываться на улицу и запретил пользоваться телефоном. Более того, велел вообще вытащить аккумулятор из аппарата, пообещав: «Понадобится связь - я обеспечу». Уже собираясь уходить, спросил:
        - Водки принести?
        Сергей на это ответил:
        - А кто мне советовал притормозить? Вот и торможу.
        Когда Воля испарился, Горелый на секунду пожалел об этом, но потом решил: так даже лучше. Сейчас ему больше, чем когда-либо, нужны были трезвые мозги и осторожные, многократно обдуманные поступки.
        Улегшись на кровать, он принялся размышлять, но снова пришел к тому же выводу: между покойной Олесей и Демоном действительно существовала связь. Демон руководил ею, и все ее пророчества о смертях - с его подачи. А самому Горелому был дан шанс: мол, убирайся из города, и все будет нормально. Почему же тогда Демон не стал ждать реакции Сергея на это недвусмысленное предупреждение? Почему решил убрать обоих - и его, и пророчицу? Подбросил наживку, чтобы заинтересовать своей персоной потенциальную жертву, а затем приказал Олесе вызвать Сергея в эту богом забытую развалюху на окраине села для якобы важного разговора, в ходе которого все тайны будут раскрыты. Там он прикончил пророчицу. Готовил пулю и Горелому, прятался в кладовке с мышами. Так оно и было, но Демон не думал, что Сергей явится не один.
        Снова этот неизвестный враг не все просчитал. Опять случайность и, на первый взгляд, бессмысленность действий Сергея и тех, кто волею случая ему помогал, рушит все сложные построения его изощренного ума.
        С этой мыслью Горелый уснул, а когда проснулся, захотелось волком завыть. Только теперь до него дошло: опять он заперт в четырех стенах, и хотя мог выйти в любой момент, делать этого нельзя - слишком опасно. Не менее опасно звонить или пытаться вступать в контакты с кем бы то ни было в совершенно недружественном отныне Конотопе. К тому же в «отеле» он не обнаружил ничего съестного, а у него во рту не было ни крошки с тех пор, как он торопливо проглотил вчера днем пару сосисок в компании Олеси.
        В окно смотреть было не на что - угрюмый пейзаж, промзона. Можно, конечно, поднатужившись, вычислить, куда его привезли, но от этого знания в такой ситуации пользы - ноль.
        Так Горелый промаялся почти до полудня и уже совсем озверел, когда наконец прикатил Вольдемар и привез новость, от которой даже повидавшему всякое оперативнику стало не по себе. Трупы в Шаповаловке обнаружили и опознали. Одним из убитых был Гена, а вторым… вторым - Дима Голова, тот самый затихарившийся стукач!
        Что же это получается? Дима Голова нашелся, а труп пророчицы Олеси исчез, несмотря на то что Горелый видел его собственными глазами.
        Чертовщина, да и только!
        Но чертей не существует. Как и прочей нечистой силы.
        Напрашивался единственный вывод: это опять игры Демона, только теперь они становились уже совершенно необъяснимыми. Он, несомненно, причастен к исчезновению стукача, которое заинтересовало Вольдемара, но теперь получило свое объяснение: полицейскому информатору всегда есть от кого прятаться. Но как все это собрать воедино, Горелый не представлял. Убийство мелкого уголовника, информатора, работавшего на Андрея Шполу, не укладывалось в схему и путало все карты.
        Кроме того, Сергей был почему-то уверен, что весь этот спектакль с подменой трупов был предназначен только для одного зрителя - для него. Своими действиями он невольно вынуждал Демона менять планы, корректировать поставленные им себе задачи, а это отдаляло момент достижения главной цели, к которой тот стремился. Так было в случае с таможней на Хуторе-Михайловском, так вышло и сейчас: в общем-то случайное появление бедолаги Геннадия, жаждавшего совершить что-нибудь героическое, не позволило Демону уложить труп бывшего опера рядом с мертвым телом пророчицы Олеси.
        Итак, Демон отлично знает, кто все время путается у него под ногами.
        И теперь, когда Горелого объявили в розыск в связи с убийством Димы Головы, весь этот пинг-понг приобретает характер жестокого поединка: кто кого.
        Но! Ведь когда Демон только начинал претворять в жизнь эту серию комбинаций, у него наверняка были совсем другие планы, реализации которых некто Сергей Горелый совершенно не мешал.
        Поэтому уже в который раз он попытался отыграть назад…
        - Если вернуться к самому началу,  - произнес Сергей, обращаясь скорее к себе, чем к своему неожиданному союзнику Воле,  - то вырисовывается сложная, хотя, как показало время, достаточно эффективная схема. Демон - будем называть его так - решил достать Никитина. Зачем - рано или поздно выяснится. Вот что он задумал: для начала напугать Коваленко, к которому банк имел претензии. Кандидатура, очевидно, была выбрана наугад - просто этот проблемный должник первым попался на глаза. На первом этапе многоходовки Коваленко предупреждают о близкой смерти посредством пророчества, которое должно железно исполниться. В полицию он с этим не побежит, но испугается основательно. Поэтому и расскажет обо всем жене, которая, по плану Демона, должна была сыграть роль невольного сообщника. После убийства мужа Галина Коваленко подтверждает: да, ему напророчили смерть. Но кто в это поверит? Никто. Милиция займется более правдоподобной версией, и тогда Галина укажет на банк «Слобода».
        Дальше все покатится само собой.
        Бородуля - в розыске как подозреваемый в убийстве.
        Момота считают вероятным организатором преступления.
        Никитин получает серьезные проблемы как инициатор противоправных действий, всплывают и обнародуются другие нежелательные факты, касающиеся непосредственно его.
        И тут возникает инициативный стукач Дима Голова. Опер Шпола мчится на задержание, Бородуля удирает, убивает полицейского, и его самого расстреливают на месте. События как будто выходят из-под контроля, но это только на руку Демону: теперь у банкира Никитина куча проблем.
        Но пророчица тем временем сигнализирует своему покровителю: появился какой-то придурок со шрамом на физиономии, который сует нос куда не следует.
        Демон начинает на всякий случай зачищать концы: обезвреживает Галину Коваленко и ее любовника Познякова, а затем физически устраняет Олесю и пытается ликвидировать Горелого, который ему мешает…
        - Но во всей этой схеме,  - продолжал Сергей,  - я не вижу места для стукача Головы. Он никуда не вписывается. Допускаю, что исчез он не без участия Демона, да и к его убийству Демон уж точно причастен. А мы знаем, что он ничего не делает просто так и тщательно заметает оставленные им следы. Получается, что, так или иначе, лопоухий и никчемный стукач Дима Голова участвует в его комбинации. Он тоже свидетель, и его следует убрать.
        Но свидетель чего?
        Этот вопрос поставил Горелого втупик. А Вольдемар, поняв это, оставил на столе в кухне пакет с едой и дал возможность гостю в одиночестве разбираться в этой путанице.
        А вечером он явился с новостью: Горелого объявили в розыск.
        Некоторое время Воля смотрел не на Сергея, а мимо него в окно, за которым тянулась промзона. Затем снял очки, подышал на стекла, протер их салфеточкой, сложил и спрятал в карман замшевого пиджака.
        - Не менжуйся, начальник,  - наконец проговорил он.  - Подумай как следует. Тот, кого ты называешь Демоном, просто так ничего не делает, правильно я говорю?
        - Пока не делал,  - согласился Сергей.
        - Значит, и Диму Голову он завалил с вполне конкретной целью. И подбросил в ту хату вместо ведьмы тоже недаром. Значит, шевели извилинами, что не сходится? Когда Дима во все это встрял?
        - Н-ну… Он же Бородулю сдал…  - сказал Горелый.  - Я этого деятеля вообще не знал, но верю тебе на слово. Ты сказал, что он темный тип, значит, так и есть. Откуда он мог знать, где залег парень из банковской службы безопасности, не имеющий отношения к его окружению? Они же, как ты сам выразился, ходили по разным улицам. Твои слова?
        - Мои,  - кивнул Воля.  - Копай глубже, начальник. Пока что ты нарыл самое очевидное.
        - Это очевидное, Вольдемар, еще совсем недавно не было очевидным.  - Менторский тон собеседника начал раздражать Сергея.  - К этому мы пришли методом проб и ошибок.
        - Мы - это ты с Пашей Никитиным, что ли? Ты выдал версию, а он согласился с ней? Типа вся эта бодяга заверчена ради его персоны?
        Горелый хотел возразить, уже открыл было рот - и вдруг замер. Действительно, под таким углом ситуацию он еще не рассматривал. Нет, в том, что им противостоит этот Демон, сомнений не было. Но только в эту минуту до Сергея дошло: а ведь Воля не так уж неправ. Развалюха в Шаповаловке должна была стать могилой для Олеси, как оказалось, для Димы Головы и для него, Сергея Горелого. Но все эти смерти не создавали дополнительных проблем для банкира Никитина.
        Сейчас они у него, разумеется, есть. Потому что Демон, кем бы он ни был, никак не мог предвидеть появление Гены Корсака. Убийца наверняка не ожидал, что на встречу с пророчицей явятся двое и один из них окажется сотрудником службы экономической безопасности банка. На том, о чем понятия не имеешь, невозможно строить расчеты.
        - Хорошо,  - проговорил Сергей, опасаясь спугнуть мысль. Она, казалось, готова от любого неосторожного движения вспорхнуть, словно бабочка с цветка, и навсегда исчезнуть.  - Голова сдал Шполе убежище Бородули. Сам он, по твоим же словам, знать о нем не мог. Выходит…  - Голос Горелого зазвучал напряженно.  - Выходит, ему подсказали… То есть могли подсказать… Да нет, без всяких там «могли»!
        - Можешь умные мысли выдавать, когда захочешь.  - Воля поднялся с табурета, который сам же и приволок из кухни.  - Дальше давай. Я-то уже прикинул хрен к носу, есть у меня кое-какие подозрения. А теперь хочу, чтобы и ты к этому пришел своим ходом. Уже теплее, начальник, вперед!
        Горелый снова завяз, но озарение полыхнуло внезапно, само собой, без дополнительных усилий с его стороны. Господи, это ж надо было так глубоко копать, выстраивать такие головоломные конструкции, чтобы в конце концов увидеть: то, что тебе нужно, лежит на самой поверхности, но чуть-чуть в стороне!
        - Голова получил информацию для того, чтобы передать ее Андрею Шполе…  - Произнося это, Сергей уже нисколько не сомневался в собственной правоте.  - Тот, кто ему слил ее, знал, кому именно стучит Дима. В нашей системе утечка такой информации маловероятна. Значит, кто-то посторонний…
        - Не отклоняйся от темы, начальник. Скажи лучше, зачем кому-то понадобилось, чтобы Голова получил необходимую информацию и передал ее именно твоему другу?
        Все. Других вариантов не было.
        - Шпола должен был участвовать в этом задержании, а перепуганный насмерть Бородуля - выскочить и застрелить его,  - глухо проговорил Сергей.  - Детали надо бы уточнить, но картина вырисовывается именно такая… То есть… Демон хотел зачистить Андрея - и у него это получилось. Или Андрей, если бы ему хоть чуть-чуть повезло, зачистил бы Бородулю. Их просто натравили друг на друга. При любом развитии событий дело Коваленко было бы закрыто. Подозреваемый либо мертв, либо - убийца. А если бы Шпола всего лишь ранил Бородулю, то вооруженное сопротивление полиции и предшествующая игра в прятки стали бы стопроцентным доказательством вины для следственных органов.
        Поднявшись с койки, Горелый подошел к окну, окинул взглядом затянутую сырой мглой промзону, а затем резко обернулся, чтобы наконец произнести то, что меняло весь ход его рассуждений и взгляд на развитие событий.
        - Дело Коваленко закрывали. По-любому. Все эти банкирские фантазии…  - Он махнул рукой, словно разом перечеркивая сказанное ранее.  - С самого начала все завертелось вокруг дела Николая Коваленко. А с этой беготней о нем как-то забыли. Это же его убили, Вольдемар! С него все началось. Хотели убить - и убили. И вот так, хитро, используя бессмысленное пророчество, заметали следы. Демон еще тогда, когда мы с Андреем впервые наведались к Олесе, на всякий случай вынес Шполе смертный приговор. А когда Андрей погиб, я первым делом подумал о руке судьбы, фатальном стечении обстоятельств и прочей чепухе. Ведь именно как стечение обстоятельств все это и выглядело. Скажу тебе, Воля, как бывший мент: никогда еще наша прокуратура не открывала дел по факту предсказания смерти. Ни теперь, ни десять лет назад, ни при советской власти. Поэтому пророчицу при любом раскладе никто не стал бы искать. Предсказание - это не оружие, не орудие убийства, на котором остаются отпечатки пальцев или следы крови жертвы…
        Закончив этот монолог, Горелый вдруг ощутил такую усталость, будто много часов подряд кидал уголь в кочегарке. Но он не вернулся на кровать - оперся о край подоконника и скрестил руки на груди.
        - Логично,  - переварив сказанное, произнес Вольдемар.  - Остается только прокачать, из-за чего кто-то… пусть будет Демон, если хочешь… словом, из-за чего этот Демон убил предпринимателя Коваленко, о котором лично я,  - он ткнул себя пальцем в грудь и повторил, как бы подчеркивая собственную значимость,  - даже я ничего не знаю. Занимался каким-то мелким бизнесом…
        - Скорее средним,  - поправил его Горелый.
        - Это по его меркам средним, а по моим - мелюзга! Да это не важно. Вообще-то, какой человек, такой и бизнес. Мелочью был Коваленко при жизни, посредственностью. С какой стати такому хитровану, как твой Демон, его убивать, да еще и с такими наворотами?
        - Не знаю.  - Другого ответа у Горелого не было, но Вольдемар от него другого и не ждал.
        - Можно попытаться кое-что выяснить,  - помедлив, проговорил он.  - Ведь как бывает: сегодня он мелкий или средний, а вчера, может, и ого-го! А до того, возможно, кому-то всю обедню испохабил… Короче…  - Вольдемар хлопнул себя ладонями по коленям, поднялся, вытащил из кармана очки и водрузил их на нос, отчего неожиданно стал похож на Знайку из детской книжки про коротышек.  - Сиди здесь, начальник. Все равно сам ты сейчас ничего сделать не сможешь. Твои возможности теперь не просто ограничены, они у тебя тупо отсутствуют. Я дам команду, люди немного пошебуршат где надо, кое-кого зарядят, и к завтрашнему дню будет результат. В крайнем случае - к послезавтрашнему.
        - Про Олесю, пророчицу, мы тоже ничего не знаем,  - напомнил Сергей.
        - Звыняйтэ, дядьку, бананив нэма,  - ерничая, развел руками Воля.  - Я ее в глаза не видел, паспортных данных не знаю. Может, никакая она и не Олеся. Тем более что пропала. Будто испарилась. Н-да-а…
        - Но кое-что все-таки можно сделать,  - заметил Горелый.
        И рассказал про финт с украденной в кафе чашкой с отпечатками пальцев.
        Затем он позвонил Никитину, воспользовавшись мобильным Вольдемара, и получил обещание довести это дело до конца.
        А потом Сергей снова остался один: Воля уехал отдавать распоряжения, необходимые для изучения жизненного пути Николая Коваленко.
        Заняться было абсолютно нечем, ну прямо как в одиночной камере, в шизо - штрафном изоляторе на зоне. Разница только в том, что здесь лежи хоть весь день, а там сразу после подъема шконку поднимают и пристегивают к стене.
        Даже Горелый с его в целом пристойным поведением в колонии разок залетел туда - после той драки, на память о которой на его лице навсегда осталась особая примета. Вспомнив об этом, он машинально потрогал шрам, провел пальцем по левой щеке. Надо же было такому случиться, что из всех тамошних бакланов[4 - Баклан - осужденный за хулиганство, в более широком смысле - тот, кто постоянно лезет на рожон, нарывается, не думая о последствиях (сленг).] довелось столкнуться именно с левшой. Оттого и шрам остался на левой щеке: половинку бритвенного лезвия противник зажал между большим и указательным пальцем левой руки, целил в глаз и мог бы попасть, если бы Горелый не оказался достаточно проворным. А ведь баклан управлялся левой виртуозно, куда лучше, чем многие правой.
        Ему не хотелось вспоминать обо всем этом, но обстановка располагала. Надо же было хоть чем-нибудь занять мозги…
        Как его звали, баклана этого? Странно: ни имени, ни фамилии того, кто оставил ему отметину на всю жизнь, Сергей так и не смог припомнить. Зато в памяти вдруг всплыло другое - тот вечно похвалялся своим днем рождения: мол, родился, как и следовало, 13 августа, когда, оказывается, отмечается международный день левшей. Верили ему не все, но тот талдычил свое: «Видали, у нас даже особый день в календаре имеется!»
        Левша.
        Так называют людей, у которых левая рука ведущая.
        Левша…
        Совсем недавно это слово всплывало по какому-то поводу… Вроде бы в связи с банком Никитина…
        И человек-левша сегодня был здесь, даже дважды…
        Словно молния сверкнула - и не за окном, а в голове Горелого, расколов мозг чуть ли не пополам. Почему этого не произошло раньше? Как он мог забыть?!.
        Стремительно вскочив с кровати, Сергей бросился к двери. Ключей в замке не было, хотя до этого они все время торчали там. Стиснув зубы, он обыскал комнату, сперва наспех, а затем тщательно, сантиметр за сантиметром. Да где тут было искать - голо, все на виду. Шагнул к окну, заранее зная, что это не вариант: шестой этаж, выпрыгнешь - исход возможен только один…
        Это была далеко не первая ошибка, которую он совершил с тех пор, как встрял в историю со сбывшимся пророчеством. И не было ничего утешительного в том, что эта ошибка, очевидно, последняя. Дверь металлическая, усиленная, никаких инструментов в квартире нет… Позвонив Воле, он, сам того не сознавая, загнал себя в смертельную ловушку.
        Горелый вернулся на койку, сел, потом все-таки лег.
        Спокойно! У него еще есть шанс. Рано себя хоронить. Во-первых, о его озарении пока никто даже не догадывается. Вольдемар и его прихлебатели уверены, что сумели направить его по ложному пути, как и планировали. Как же, наверно, смеялся про себя Воля, слыша это кодовое имя - Демон! Но пока не известно, кто будет смеяться последним.
        Скорее всего, заперли его здесь просто на всякий случай. Завтра, если эта команда решит, что пора заканчивать игру, они вернутся. Главное - вести себя так, будто он ничего не понял. Воле в любом случае придется открыть дверь, а там как повезет…
        Большую часть ночи Горелый обмозговывал свою догадку, все больше убеждаясь в собственной правоте, обдумывал способы проверки этой версии и варианты бегства из неожиданного плена.
        В конце концов измученный мозг потребовал отдыха. Сергей уснул.
        Явились они только после полудня. Вольдемар, а с ним мужичок, кулак которого был примерно вдвое больше кулака Горелого, не говоря уже об общей массе. Держались они спокойно и как будто ни о чем не догадывались. Сергей, со своей стороны, старался ничем не выдать себя, взгляд не отводил, пока громила не буркнул:
        - Чего таращишься?
        - Да просто,  - понимая, что вид у него сейчас идиотский, отозвался Сергей и сразу перешел к делу:  - Ну что, не вышли на меня еще?
        - Все от тебя зависит, начальник. Не выйдут, если как следует спрячешься.  - С этими словами Вольдемар протянул Сергею телефон.  - Позвони своему банкиру, спроси про ведьмины «пальчики». А мои люди тут кое-что о Коваленко нарыли. Немного, но вроде информация ценная. Я не смотрел, сам разберешься, я тебе доверяю.
        Пока Сергей послушно - ведь ничего же не изменилось!  - набирал номер, Воля вынул из кожаного портфеля не слишком толстую, но и не такую уж тоненькую папочку, и бросил ее на кровать. Тем временем отозвался Никитин.
        - Долго говорить не могу,  - сразу предупредил он, угадав, кто звонит.  - Хочешь подробностей - набери позже.
        - А в двух словах?
        - Есть твоя ведьма в базе данных. Аферистка, привлекалась за мошенничество. Выдавала себя за народную целительницу, ворожею и иже с ними. Все, пока. Освобожусь через пару часов.
        Банкир отключился, и Горелый даже посочувствовал ему: все усилия впустую, да и деньги напрасно потрачены.
        - Что там?  - поинтересовался Воля.
        - Позже просит набрать. Через пару часов.
        - Ну и мы тогда зайдем. А ты изучай фактаж, потом резюмируешь. Поговорим, короче. Работай, начальник!
        С этим оба удалились, снова оставив пакет с едой.
        Но не еда поглотила внимание Горелого - ключи от «отеля» валялись на покрывале, куда их, как бы по рассеянности, небрежно бросил громила.
        Так…
        Ну и как поступить? Сразу свалить отсюда или… Но ведь Воля далеко не дурак и не допустил бы, чтобы ключи остались здесь, если бы сам этого не хотел. Вчера его заперли, как в сейфе, а сегодня - день открытых дверей? Обычная проверка на вшивость. Сейчас сидят оба где-нибудь у подъезда, ждут, когда он выйдет, вернее выскочит…
        Надо успокоиться. Собраться. Сосредоточиться. Чем-то занять себя. К примеру, посмотреть, что там в папке…
        Сергей взял ее, открыл.
        Буквы прыгали перед глазами, а ключи по-прежнему соблазнительно поблескивали на покрывале.
        Часть 9
        Демон
        - Привет, Сергей. Долго еще бегать собираешься?
        В глубине души Владимир Зарудный надеялся: рано или поздно Горелый отзовется, поэтому не слишком удивился, когда вечером Сергей позвонил ему на мобильный. Правда, случилось это, когда подполковник уже возвращался домой, засидевшись в управлении, потому что целый день пришлось таскаться по начальству, выслушивать чьи-то доводы, что-то доказывать, впрочем, без особого успеха. В более высоких кабинетах, как это обычно бывает, причастность руководства филиала банка «Слобода» к двум убийствам уже не вызывала сомнений. К концу дня все вышестоящие чины управления без колебаний добавляли к этой фразе довесок «как минимум». То есть как минимум к двум убийствам. И как предполагал Зарудный, вскоре это дело заберут у конотопской полиции и городской прокуратуры. Стоит какому-нибудь банковскому руководителю оступиться, испачкать обувь и несвоевременно вытереть ноги, как эта лужица грязи немедленно превращалась в болото, бездонную трясину, которая засасывала неосторожного. Как тут не вспомнить присказку: «Вляпался по самые уши». Ну а «нагибать» и раскручивать финансистов - дело, которое высокое начальство никому
не доверяет.
        Поэтому, вернувшись в свой кабинет около четырех пополудни, Зарудный сделал то, чего давненько не делал: запер дверь на ключ, отключил все телефоны, устроился на стульях и с чистой совестью проспал до шести часов, когда мартовский вечер уже вступил в свои права, затянув город мутной сырой пеленой. А еще через пару часов, отдав необходимые распоряжения, подполковник снова запер кабинет - на сей раз снаружи - и поехал домой. Хотелось тяпнуть водки, завалиться на диван и впервые за много дней просто посмотреть по ящику какую-нибудь дребедень.
        Не вышло - зазвонил телефон.
        Вот и не верь в телепатию: только что думал о нем, а он тут как тут.
        Говорить на ходу подполковник не стал: свернул направо, кое-как припарковался, орудуя одной рукой. Машина встала косо, въехав на тротуар, но это начальник уголовного розыска мог себе позволить.
        - Поэтому и звоню.  - Горелый говорил торопливо, и Зарудный почувствовал: он был так взволнован, что даже слегка задыхался.  - Бежать уже некуда.
        - А подробнее?  - Подполковник говорил ровно, не торопил собеседника.
        - При встрече… Семенович, я, это… Короче, сдаться хочу. Но только вам, больше никому… Выхода нет, правда…
        - До тебя только теперь дошло?
        - Дольше доходило, чем вы думаете, Семенович. Я из такого вырвался… Ну, это не по телефону… Почему именно вам? Так вы же сами говорили, что своих не сдаете…
        - Говорил. Слов назад не беру. Давай, Сережа, приходи. Гарантирую отдельную камеру и сделаю все возможное, чтобы чужого на тебя не навешали.
        - Так ведь у меня и своего нет, Семенович! Хорошо, об этом потом… Встретимся - все расскажу. Только не приводите с собой весь оперсостав.
        - Сергей, ну за кого ты меня принимаешь? Где и когда?
        Горелый назвал время и место.
        - Почему там?
        - Как всякого убийцу, тянет на место преступления.
        Зарудный так и не понял, всерьез это сказал Горелый или попытался пошутить.
        - Ладно, буду. Надеюсь, дурака валять не станешь? Ты с оружием?
        - А вы?
        - Давай насчет этого не торговаться. Я офицер полиции при исполнении. Мне по должности положено пистолет при себе иметь. И не вздумай требовать, чтобы я сложил оружие.  - Тон Зарудного стал жестче.  - Ты сам сказал, что намерен сдаться. Или мы в игрушки играем, Сережа?
        - Да я уже наигрался,  - послышалось в ответ.  - Чуть-чуть не доигрался. Если честно, Семенович, могу не дожить до встречи. Если они сообразят…
        - Кто - они?
        - Все, заканчиваю,  - торопливо произнес Горелый.  - Не могу больше говорить. Пока, до встречи!
        Зарудный, услышав гудки в трубке, вздохнул.
        Пацаном был Сергей Горелый, пацаном и остался. Потому и на зону загремел именно он, а не какой-нибудь тихий неудачник - видно, в детстве в своем селе в войнушку не наигрался. И сейчас ему неймется: встречу назначил в Шаповаловке, в той же развалюхе, чтоб она сгорела, где сам же и наследил.
        Ну ладно.
        Не станет он пока никому об этом докладывать. Начальник уголовного розыска может себе позволить не отчитываться перед начальством даже в случае, если человек, находящийся в розыске, готов явиться с повинной. В конце концов, решил Зарудный, это будет его, как теперь говорят, персональный бонус.

* * *
        Как и было договорено, к пустующему дому в Шаповаловке полковник приехал спустя два часа. До этого просто колесил по городу, дважды останавливался, чтобы выпить кофе, второй раз даже с коньячком.
        Была уже глухая ночь, сеялся мелкий, едва заметный дождик - то начинался, то внезапно прекращался. Не видя причины играть в прятки, Зарудный осторожно, крепко держа руль, подъехал по грязи прямо к поломанной ограде и вышел, перед тем как следует осмотревшись.
        Тихо, темно, сыро, под ногами хлюпает.
        Толкнул дверь, вошел в дом, окунувшись в запахи заброшенного, покинутого всеми, кроме мышей, жилища, окликнул:
        - Ты здесь? Это я, Зарудный!
        - Здесь, здесь, заходите,  - послышалось из комнаты.
        Что-то щелкнуло, загорелся слабенький огонек.
        Зарудный прошел в комнату. Там, у разбитого окна, стоял со свечой в руке Сергей Горелый. Под ногами у него валялся тощий рюкзак.
        - На полу нашел.  - Горелый кивнул на свечу.
        - Ты извини, конечно, но я тебя попрошу забить этим рюкзаком гол вон в те ворота.  - Зарудный указал на дальний от Сергея темный угол.
        Тот пожал плечами и выполнил просьбу подполковника - пинком отправил рюкзак, свое единственное имущество, в угол.
        - Вы думали, там гранаты?
        - Бог тебя знает. Ты за эти дни столько накосячил - ничему не удивлюсь. Здорово, что ли?
        Мужчины шагнули друг к другу. Зарудный протянул руку, Горелый, переложив свечу в левую, правой пожал ему руку - коротко и крепко.
        - Другого освещения нет.
        - Ты сам сюда позвал. Дешевый ты все-таки клоун, Сережа, извини за такие слова. Зачем вообще ты в городе остался? Вот и получается - погулял на воле меньше месяца. Тоже мне, мент-рецидивист!
        Вместо ответа Горелый подошел к уцелевшему окну, накапал на подоконник парафина и прилепил свечу. Теперь обе руки у него были свободны. Повернувшись лицом к Зарудному, он сказал:
        - Я собирался уехать. На вокзал уже подался. Но там меня перехватил Никитин - знаете такого?
        - И про него, и про ваши с ним взаимоотношения знаю. Слушай, вы же оба вроде нормальные мужики.  - Зарудный прошелся по комнате - сесть здесь было не на что.  - Нормальные - в смысле идиотских книжек не читали, телевизором не увлекались. Где вы этой дури набрались - частное расследование, то-се? Вы что, думали, у нас тут Голливуд сраный, где любой дядя с кошельком может нанять любого бывшего копа, чтобы тот пошарил, повынюхивал, задал кому следует пару-тройку вопросов? Ну и что в результате? У одного проблемы, другого придется снова закрывать. Это я о тебе, Горелый, о тебе!
        - Может, выслушаете сначала?  - спокойно произнес Сергей.  - Я все-таки надеялся, что у нас получится конструктивный разговор.
        - А я и так знаю, что ты, Сережа, собираешься сказать. Тебя, конечно же, подставили! Ты в этом доме не был, а если и был, то стукача Диму Голову не убивал, и уж тем более этого недотепу из банка.
        - А как вы думаете, за что мне было их убивать?
        - Да ничего я не думаю, Горелый! Труп этого Корсака, банковского служащего, вообще все карты спутал. Потому что с Головой все ясно: ты же опер, никакой приговор суда этого не отменит, ты сам это говорил… Начал копать, наткнулся на информацию о Голове, решил зачем-то найти этого стукачка, ну а когда нашел, слово за слово… Ну а Корсак тут при чем? Никитин говорит, что сам дал его тебе в помощники. Значит, вы вместе тут были, а остался ты один. Может, скажешь еще, что не ты стрелял?
        - Не я,  - ответил Горелый.  - И почему вы, Семенович, не хотите это допустить? Все правильно - меня наняли, чтобы проверить некоторые сомнительные факты. Я действительно выяснил, что некий Дима Голова сдал Шполе место, где прятался подозреваемый, а потом ни с того ни с сего ударился в бега. Но здесь я искал не его, да его тут поначалу и не было. В этом доме мне назначила встречу пророчица - та самая, которая предсказала смерть Коваленко. Приехав сюда, я обнаружил ее труп…
        - Я вчера утром был здесь,  - прервал его Зарудный.  - Никакой пророчицы, ни живой, ни мертвой, не видел! Я думал, Сережа, у нас будет серьезный разговор, а ты меня сказочками кормишь про всяких там казаков-разбойников!  - Подполковник шагнул к Горелому.  - Слушай, я приехал сюда потому, что и в самом деле не сдаю своих. А тебя я даже после всего, что случилось, считаю своим. Расскажи все как есть, и мы вместе подумаем, что можно предпринять в твоей ситуации.
        Сергей помолчал. Полез в карман - Зарудный при этом напрягся, его рука инстинктивно нырнула за борт куртки: пистолет был предусмотрительно пристроен за поясом, по-ковбойски,  - но Сергей вытащил сигареты, одну метнул в рот, похлопал по карманам, а затем шагнул к освещенному подоконнику, чтобы прикурить от пламени свечи.
        - У меня есть что сказать,  - начал он.  - Только вы слушайте внимательно, Семенович, и постарайтесь ничего не упустить. Потому что поначалу я и сам с трудом верил в то, до чего в конце концов додумался.
        - Ну-ну.  - Зарудный оставил в покое пистолет.  - Только не надо растягивать эту историю на тысячу и одну ночь. Ночевать здесь с тобой я точно не собираюсь.
        - Это не понадобится.  - Горелый затянулся сигаретой.  - Поначалу в этой истории ничего не удавалось собрать в кучу. Вот как все это выглядело…
        И он стал рассказывать, уже в который раз начав со встречи на вокзале - сначала с Вольдемаром, затем с Никитиным, после этого - о событиях на станции Хутор-Михайловский и обо всем прочем, пока не добрался до последнего пророчества Олеси. Попутно даже пояснил, почему решил назвать неведомого кукловода, дергавшего за все ниточки, Демоном. Старался придерживаться фактов, говорил по сути и в результате уложился максимум в двадцать минут, не больше.
        - У тебя все?  - спросил подполковник, когда Горелый умолк.
        - Не все. Это только условие задачи.
        - Ну-ну, валяй дальше, математик…
        Теперь и Зарудный закурил.
        - Сперва я думал, вернее, мы с Никитиным думали, что с помощью таких нестандартных методов кто-то готовит ловушку для него. Банкир даже составил списочек тех, кого можно было бы отнести в разряд его врагов. Но кое-кто подсказал мне совсем другой вариант развития событий: Никитин всплыл уже в процессе, а Демон всего лишь воспользовался ситуацией. Ну раз возникла возможность по ходу потопить местного финансиста и перевести на него все стрелки, почему бы и не воспользоваться ею? Что-то вроде того. Сперва я на это купился, потому что Николай Коваленко выглядел фигурой уж очень незначительной, его просто не за что было убивать, тем более с такими ухищрениями. Но вчера вечером я принялся заново обмозговывать всю эту ситуацию, кое-что припомнил, кое-что сопоставил. И у меня появились все основания…  - Он выдержал внушительную, почти театральную паузу, что не укрылось от Зарудного и вызвало у него раздражение.  - …основания подозревать, что за всем этим стоит один наш с вами общий знакомый.
        - Не тяни. Кто?
        - Вольдемар Шульга, он же Воля. По стечению обстоятельств он и в самом деле шульга, то есть левша.
        Вопреки ожиданиям Горелого, особого впечатления эти его слова на подполковника не произвели. Зарудный вообще не был любителем подобных эффектов.
        - Ну, знаю я его. Допустим, он действительно левша. И что с того?
        - Никитин включил его в свой список врагов. Восьмым номером.
        - Девятым мог назвать меня, десятым - мэра Конотопа, одиннадцатым - президента. Что с того?
        - А вот что, Семеныч. Когда я вспомнил фамилию Вольдемара, то мгновенно понял, каким был дураком.
        - Сразу поумнел?
        - Можно и так сказать. Помните, Воля как бы случайно перехватил меня на вокзале и в разговоре с ним вдруг всплыл Дима Голова, который якобы по неизвестной причине исчез. Затем это происшествие на Хуторе-Михайловском. Только Вольдемар мог так запросто договориться с таможенниками и погранцами - у него есть бизнес и за границей. И ему ничего не стоило организовать арест так называемых контрабандистов по причине обнаружения подброшенной в их багаж дури. Оставалось только проследить его связь с пророчицей Олесей. В том, что ей приказали вытащить меня в эту заброшенную хату, нет никаких сомнений. Все поломал Гена Корсак, вызвавшийся пойти сюда вместе со мной. Поэтому, когда меня не удалось пристрелить, чтобы уложить мой труп рядом с Олесей, Демон решил использовать резервный вариант - подменить трупы и вместо своей мертвой сообщницы подбросить тело Димы Головы, а затем довести до ушей тех, кого это интересовало, информацию о том, что я его разыскивал. Ну а труп Гены Корсака идеально вписывался в эту новую схему, поскольку старую сам же Гена и поломал. Теперь все убитые так или иначе попадали в сферу
интересов Павла Никитина. Полиции оставалось только прессовать его и разыскивать меня. Демон аплодирует.
        - Погоди, почему опять Демон? Мы же говорим про Шульгу. Твои умозаключения, конечно, не доказательство, но есть все основания за него взяться. Давно пора, кстати…
        - Бессмысленно.  - Горелый бросил окурок на пол и растер носком ботинка.
        - Почему?
        - Потому что я опять ошибся. Вольдемар Шульга - это не Демон. Вернее, Демон - это не Вольдемар Шульга.
        Снова повисла тишина. Ее нарушало только шуршание мелкого дождя по крыше и посвист ветра, задувавшего в выбитое окно. Сквозняки разгуливали по дому, иногда тихонько позвякивая осколками стекла, которыми был усеян пол.
        Зарудный ждал продолжения, но Горелый не торопился. Очевидно, ждал, чтобы подполковник сам продолжил разговор. И тот не выдержал:
        - А кто же тогда? Не тяни, Шахерезада гребаная!
        - А вы, Семенович, оказывается, сказки любите.
        - Начал - так говори, Сережа. Я и в самом деле хочу дослушать твою сказку до конца. Почему ты отбросил кандидатуру Вольдемара?
        - По целому ряду причин. Хотя бы потому, что, пока я бился головой об стену, поняв, что позволил себя развести, как последний лох, люди Вольдемара последовательно и методично сделали то, что предложил сам Воля: проверили факты биографии Николая Коваленко, человека с такой распространенной в Украине фамилией. Кого они при этом подключали, кому занесли - меня не интересует. Потому что в любом деле главное - результат. А результата Вольдемар ожидал от меня. У него в команде есть кто-то грамотный - все проанализировал и подытожил, составил что-то вроде докладной записочки, подшил к ней пару ксерокопий, и все это передали мне в качестве информации для размышления. Читая все это, я по ходу понял, что нечего на Волю грешить - есть грешники посерьезнее. А тут и Никитин расстарался: пока я умножал два на два, изучая эти бумажки, появилась информация об Олесе. Оперативная, за серьезные деньги, соответствующим образом проверенная - какая цена, такой и товар. Никакая она не пророчица, хотя косила под всяких там ворожей и целительниц, за что привлекалась к уголовной ответственности и даже посидела, правда,
недолго. Настоящее имя - Коровченко Александра Никитична, шестьдесят восьмого года рождения. В настоящее время, скорее всего, мертва - Демону уже ни к чему ее «предсказания». Но к ней мы вернемся попозже, ладно? Потому что на основании подробностей ее биографии точку еще рано ставить, да и они не вполне меня убедили.
        - В чем?
        - В том, кого следует считать Демоном. А он и в самом деле личность в какой-то мере демоническая, как бы громко это ни звучало. Только подобный тип мог закрутить все это таким образом. И только демоническая личность могла быть настолько уверенной в себе, чтобы не верить в то, что кто-то может ей противодействовать. Демон плел паутину, а я пер наугад и напролом и постоянно вынуждал его менять свои планы - как, к примеру, позапрошлой ночью на этом самом месте.
        - Знаешь, Горелый, мне все это начинает надоедать. Хотя… лучше уж выговорись здесь, с глазу на глаз со мной, чем потом всю эту лапшу вешать на уши прокурору. Он тебя и слушать не станет. Так что там у нас с Демоном?
        - Пожалуй, лучше начать с Николая Коваленко. Потому что все это и в самом деле с него началось. Потерпите немного, Семенович, я скоро закончу. Я эту историю рассказываю так, как мне ее преподнесли, за что купил - за то и продаю. На самом деле в папочке все не так буквально изложено, но разумному человеку много не надо, чтобы сообразить, что к чему…
        В общем, так. В конце две тысячи пятого, когда страна готовилась к первым парламентским выборам после Оранжевой революции, был в Конотопе один местный политический активист - Алексей Иванович Воропай. В течение целого года он поддерживал оппозиционное демократическое движение, участвовал в пикетах, митинговал, ну и на том, первом еще, Майдане стоял - куда ж без него! Заслуги Воропая оценили - сделали местным руководителем, не последним человеком в городе. Только тесно стало Алексею Ивановичу в родном Конотопе, и нацелился он даже не на Сумы - на Киев. Постоянно вращался там, пытаясь пробиться в один из партийных списков, по возможности, в проходную часть. Что это такое - не знаю, нам, зэкам, не положено…
        - При чем тут вообще Воропай? Ты соображаешь, что плетешь?
        - Я пока ничего еще не сплел, Семенович. Слушайте дальше. Присосался наш Воропай к одной дойной политической корове, но там у вымени таких, как он, телят - хоть задом ешь. И бог знает, как сложилась бы карьера конотопского политика Воропая, если бы племянник киевского партийного лидера, от которого зависела Воропаева судьба, не приехал на святого Николая погулять к какому-то своему дружку в Конотоп. Гуляли эти вельможные подсвинки, как у них водится: бухло, марихуана, кокаин, сауна - а потом по-новой, по кругу. Кончилось тем, что высокопоставленный племянник изнасиловал одну девушку. Не то чтобы она была такой уж целомудренной или не понимала, в какой компании оказалась, но просто в какой-то момент девушка отказала нашему племяннику, потому что ей больше понравился другой парень. Тут панычи потеряли всякую осторожность. Произошло все это при свидетелях, среди которых каким-то образом оказался и наш Николай Коваленко. Видите, как далеко я зашел.
        - Давай дальше…
        - Николай в том же заведении что-то отмечал со своей компанией, услышал крик девушки, бросился на выручку. Нет, он не первым туда ворвался - он был не из героев, а вместе с остальными, просто не желал стоять столбом, как говорится. Кто-то вызвал ментов, те нагрянули на удивление быстро и повязали всю эту бражку. И пока выясняли, что и как, панычи вконец оборзели и завелись с ментами. Ну, я не буду рассказывать, что такое заводиться с нашими патрулями, на себе прочувствовал. Ясное дело, при таком повороте событий изъяли у них и травку, и кокс, и даже ствол у кого-то нашелся, хоть и травмат, но все равно незарегистрированный. Как вы думаете, Семенович, нужен был дяде этого подсвинка, лидеру политической силы, широким фронтом идущей на парламентские выборы, такой громкий скандал? Племянник-то, сукин сын, ту же фамилию, что и он носил. Но дело уже набрало такие обороты, что уладить его оказалось не так просто. Вот тогда и пригодился известный конотопский политик Алексей Воропай. Сам я при этом не был, свечку не держал, но, судя по тому, где сейчас находится пан Воропай, не сомневаюсь: тут же начались
торги. Воропай улаживает дело в Конотопе, а за это его вносят в проходную часть избирательного списка, или как там это называется.
        Отработал он свое будущее депутатство по полной. Официально закрыть дело об изнасиловании и прочем, как раньше, было невозможно: а как же - демократия, милиция с народом, не старые кучмовские времена. Поэтому Воропай предпочел неофициальный путь решения проблемы. Доверить это деликатное дело он мог только одному человеку. И этот человек начинает методически обрабатывать свидетелей, одного за другим, чтобы те отказались от показаний и все забыли. Обратите внимание: не за деньги, купить Коваленко и его компанию никто даже не пытался. Они бы, может, и взяли по тысчонке зеленых и обо всем забыли… Но нет - их начали прессовать. Как молодогвардейцев в Краснодоне. Причем требовали не просто отказаться от показаний и все забыть, но и свалить из Конотопа как можно дальше. Если не навсегда, то хотя бы на несколько лет.
        Вот поэтому Николай Коваленко вместе с молодой женой Галей по-быстрому свалил в Шостку. Между прочим, Семенович, когда понадобится подтверждение моих слов, требуйте эксгумации тела Коваленко - у него на правой руке два пальца раздроблены. Их дверью зажимали…  - Он выдержал паузу.  - Да, собственно, о чем я? Вы ж все это отлично знаете. Сами и зажимали, Владимир Семенович. Ведь это вы гасили то дело, правда?
        Зарудный молчал. Он уже давно осознал серьезность намерений Горелого и сейчас клял себя: недооценил, недооценил аналитические способности бывшего опера.
        - Нечего сказать, подполковник Зарудный? За это вас и отблагодарили - званием и должностью. Воропай - народный депутат, вы тоже при власти, все вроде путем. Так бы все и продолжалось, но тут Коваленко вернулся в Конотоп. А вот что там дальше произошло, с чего вдруг вы решили зачистить его окончательно - убейте, не знаю.
        Это «убейте» Зарудный пропустил мимо ушей.
        - Ты что, Сережа, в самом деле считаешь меня Демоном?
        - Неважно, что я считаю. Вы сами себя им считаете. Ладно, не стану гадать, буду говорить только о том, что знаю точно. А знаю я вот что: Олесю, она же Александра Коровченко, впервые посадили за мошенничество именно вы, когда еще трудились в соответствующем отделе. Это потом вам надоело с аферистами возиться - не ваш калибр, не демонический. Но достоверно известно - и за эти сведения, подчеркиваю, серьезные деньги заплачены,  - что сначала вы раскрутили Олесю по полной, а отделалась она малым сроком. Потому что поделилась с вами всей известной ей информацией. Думаю, когда она вышла на волю, то первым делом обратилась за помощью к вам. Вы же своих не сдаете, я тому свидетель. Скорее всего, вы решили попридержать ее про запас - как мелкий козырь в рукаве. И вот наконец она вам пригодилась, со всеми своими способностями. А способности у нее были, по крайней мере актерские, ну и психологом-любителем она была неплохим.
        Сергей перевел дух и неожиданно перешел с подполковником на «ты»:
        - Но, Зарудный, даже это, как я уже говорил, не главное. Прокололся ты всего несколько часов назад. Но по-крупному. Потому что, несмотря на то что происходило вокруг, ты все равно считал себя выше всех. Вот и утратил бдительность. Помнишь, приняв мой звонок, ты сказал: «Привет, Сергей»?
        - Идиот! Просто узнал твой голос.
        - Это ты самоуверенный идиот,  - не сдержался Горелый.  - Ты знал, кто звонит, еще не услышав моего голоса, просто глянул на экран и увидел известный тебе номер телефона. А его зафиксировала твоя сообщница, ведьма Олеся. С этого номера я связывался не с кем-нибудь, а с Олесей, и она скинула его тебе. Так что ты действительно прокололся, подполковник, потому что никому из наших общих знакомых этот номер не известен и знать ты его не мог!
        - Почему?  - вырвалось у Зарудного.
        - Да потому что, кроме убитого Андрея Шполы, у нас вообще нет общих знакомых, которым я мог бы позвонить по делу! Этот телефон дал мне Никитин, аппарат считался конспиративным, и пользоваться им я мог только в крайнем случае, потому что и до того, как меня объявили в розыск, я находился на полулегальном положении. Светиться с ним я всячески избегал и правильно делал, как видишь. Так что этот мой номер знали только три человека, и все они не имели никакого отношения к полиции!
        Стало так тихо, что зазвенело в ушах.
        Казалось, даже ветер угомонился. Но в висках у Владимира Зарудного эта тишина отдавалась колокольным звоном. Тем не менее он быстро справился с собой и, сохраняя внешнее спокойствие, спросил:
        - Ну и чего ты хочешь? Зачем позвал сюда? Ради дешевых киношных эффектов? Разоблачений, как в детективах для быдла? Обвинений, которых никто, кроме меня, не услышит и в которые, само собой, никто не поверит?
        - Сейчас поясню,  - ответил Горелый, переступив с ноги на ногу, ему надоело стоять на одном месте, хотелось размяться.  - Просто бросаться обвинениями действительно глупо. Но сначала скажи мне, подполковник, прав я или нет, и если прав, то насколько, а главное, зачем это все? Чем и кому мешал Коля Коваленко? Тебе или депутату Воропаю, теперь уже лидеру молодой политической силы, которая, как я слышал краем уха, уже и сама в Раду нацелилась?
        - Ты серьезно?  - Похоже, Зарудный был искренне удивлен.  - Ладно, давай доигрывать до конца.  - Он тоже изменил позу, сделав при этом шаг в сторону Горелого.  - Хочу отдать тебе должное, Сережа, а также возможностям банкиров и бандитов славного города Конотопа: они накопали немало такого, из чего в твоей совсем неглупой башке сложилась довольно правдоподобная картина. Придурку Коваленко и в самом деле пришлось заткнуть пасть. Платить ему - слишком жирно для него. Зачем, если есть полиция? Я поработал с мелкими засранцами из его компании, и те от всего отказались. Даже умотали из города - расползлись кто куда. Только Коля, мудак, вернулся и замутил тут бизнес. И все бы ништяк, но обанкротился он - кризис, блин. И с банком проблемы. Саша Момот - большой мастер их разруливать. Это ж наша специфика, Сережа,  - давить, давить на всех, хоть ты в розыске служишь, хоть в охране банка. Но Коваленко, ко всему прочему, еще и телевизор смотрел. И какого-то рожна вдруг решил напомнить Воропаю о старой истории с изнасилованием. А то, что за поломанные пальцы ему следует тому же Воропаю «спасибо» сказать, я и
тогда от него не скрывал. Ну а с коррупцией же у нас, как известно, на Майдане покончили, вот Коля и решил: теперь другие времена. Напомнил Воропаю, что дядюшка насильника все еще при власти, высоко стоит, а племянник его фамилию носит. Пресса сейчас все подряд печатает, ничего не боится. Вот он и пригрозил предать гласности то, как в две тысячи пятом в Конотопе спускали на тормозах одно громкое уголовное дело, в котором упоминались известные имена. Не знаю, как это подействовало на вельможного дядюшку, но Воропай точно штаны намочил. Потому что когда звонил мне, не говорил, а вопил как резаный: «Заткни там у себя рты кое-кому!»
        - И ты, понятно, заткнул?
        - Как видишь. Собрать установочные данные на Коваленко и его семью мне ничего не стоило. Даже оперсостав привлекать не пришлось: полно нештатных информаторов. А рты затыкать надо было однозначно, причем навсегда. Тот, кто не смолчал один раз, обязательно вернется к этой теме. А проблемы с властью мне ни к чему.
        - Сам, что ли, в Киев мылишься, а, подполковник? Должностишка в министерстве? А иначе какая тебе от Воропая польза?
        - А этого тебе, Горелый, никогда не понять. Поэтому и объяснять не буду. Хочешь уловить суть - слушай. Так вот, тупо убить Колю мне было не с руки. Я ведь до последнего не хотел его мочить - Олеся должна была только предупредить его, как следует напугать. Люди боятся необъяснимого, это тебе не тупые угрозы по телефону: «Заткни хлебало, иначе башку оторву!» А Коваленко поперся в полицию заявление писать. Потом почему-то передумал, сдуру позвонил мне - надо, мол, встретиться… Ты только представь, Горелый: этот дятел настолько утратил чувство реальности, что начал меня - меня!  - шантажировать! Говорит, мол, знаю, что вы теперь начальник уголовного розыска, но это меня не остановит, я все о вас выложу, все вы одна банда! Ну не детский сад?
        - Как он на тебя вышел?
        - Без проблем, Сережа. Я, как только он в город вернулся, встретился с ним в приватной обстановке, напомнил о себе, телефончик оставил. Он ведь знал, что я из полиции и не на последней должности. Не заморачивался я никогда такими, как Коваленко, ясно тебе?
        - Мне другое ясно. В тот день в дежурной части, когда Коваленко шел заявление писать и на нас с Андреем наткнулся, ты как раз Шполе звонил, меня разыскивал. И Шпола назвал при Коваленко твою фамилию и должность. Потому-то Николай и сдал назад. На фиг это заявление, если оно по-любому к тебе попадет? Толку все равно не будет. Но он кое-что сообразил и попытался использовать последний шанс - отыграться хотя бы за поломанные пальцы, самому себе собственную значимость продемонстрировать. Впрочем, ни на что он особенно не надеялся, хотя и стыдился малодушия, которое проявил в той ситуации. Как же так: в стране борьба с коррупцией, а он, пострадавший от нее, молчит? Примерно так же и покойный Гена Корсак действовал, доказывал себе: я тоже кое-что могу! И оба, наивные, сложили головы. И оба погибли от твоей руки.
        - Красиво излагаешь!  - сказал Зарудный.  - Хотя на самом деле все выглядело иначе. Осточертел мне этот Коваленко со своим, как ты выразился, желанием что-то значить. Влепил я ему пулю в башку, пистолет, само собой, выкинул. Остальное тебе известно.
        - А зачем ты труп к дому подбросил? Что, не мог Коваленко просто исчезнуть? Наглядная агитация?
        - И это в том числе. Если бы он просто исчез или его тело обнаружили бы где-нибудь за городом, эффект, согласись, был бы не тот.  - Зарудный явно гордился собой.  - Оставалось дело закрыть - и в архив. Тем более что речь шла о каком-то пророчестве, а у нас с нечистой силой связываться не любят. Но тебе, Горелый, все-таки свербело в одном месте. Вдова Коваленко тебе Олесю сдала. Вот и пришлось продолжать спектакль с пророчествами, а дело мало-помалу сворачивать.
        - Ты намеренно послал по следу Бородули именно Шполу?
        - А кого ж еще? Ты же сам подключил его к этой теме, Горелый! С Галиной я работу провел анонимно, она и так каждого куста боялась.
        - Погоди, ты, что ли, и голос менял, артист?
        - А то!  - Зарудный немедленно продемонстрировал свои способности, заговорив глухо и утробно, словно из бочки:  - Ну а кое с кем из людей Момота тоже пришлось работу провести. Среди болванов, вообразивших себя крутыми охранниками, всегда найдется хоть один трус, который испугается наезда со стороны начальника угрозыска. Кому охота со мной ссориться?..  - Голос подполковника зазвучал нормально, при этом он приблизился к Горелому еще на шаг.  - Бородулю тоже я накрутил, и тоже анонимно. Предупредил: подозревают и разыскивают. Но не полиция, а бандиты. Он поверил - рыло ведь в пуху, я же его «послужной список» предварительно изучил, прежде чем включить людей Никитина в схему.
        - А со Шполой… С ним как вышло?
        - Проще, чем ты думаешь, Сережа. Он четко выполнял приказ - регулярно докладывал о ходе расследования лично мне. Диму Голову как его стукача я вычислил уже давно, да тот особо и не шифровался. Подбросил ему информацию, которую следовало передать Шполе. А когда Шпола засел возле дома, дал знать Бородуле, что его там пасут, дана команда стрелять на поражение. Бородуля запаниковал и, когда увидел мужчину в штатском, который пытался его остановить, ясное дело, решил: бандит, боевик. Самым сложным оказалось просчитать с минимальной погрешностью, когда «Беркут» подоспеет. Ну а те рады стараться - уложили на месте вооруженного и опасного уголовника. Я, признаться, даже и не рассчитывал, что так все сойдется и дружок твой погибнет. Дело Коваленко, как ты правильно заметил, и без того по-любому закрыли бы. Но тут ты снова, черт бы тебя побрал, поперся к его вдове. Пришлось использовать все возможности. Теперь-то ты, салага, хотя бы понимаешь, сколько их у меня?..
        - Ты и в самом деле Демон,  - произнес Горелый.  - И кичишься этим, как несчастный Коля Коваленко гордился своими якобы смелыми поступками. На самом деле играл в эти игры ты, Зарудный, ради собственного удовольствия. А заодно доказывал своим покровителям-политикам, какой ты умный и всемогущий. Но, как я сейчас вижу, не это главное. Ты же все это мне рассказываешь - и сам от себя в восторге! Где Олеся?
        - Закопана. Обещаю и тебя прикопать рядом.
        Резкое движение - и Зарудный стал почти вплотную к Горелому, направив ствол «макарова» ему в висок, а левую руку вытянув вперед ладонью вверх.
        - Все из карманов, умник! БЫСТРО, КОМУ ГОВОРЮ! Иначе придется покойника обыскивать, а я этого не люблю.
        Пламя свечи мерцало и клонилось в разные стороны.
        Его тревожили сквозняки, однако погасить не могли. И при таком освещении Сергей Горелый видел перед собой черное, чернее всех темных ночей на свете, отверстие ствола пистолета - и больше ничего. Даже широкая фигура Зарудного как бы отступила на задний план. Чернота эта была очень красноречивой, красноречивее любого оратора. Ствол совсем рядом, оттуда тянуло могильным холодом…
        - Ну!  - повторил Демон.
        Сергей чересчур поспешно сунул руку в правый карман куртки.
        - Стой! Куда?! Медленно, сука!
        Движения Горелого замедлились. Он вывернул правый карман - оттуда вывалилась полупустая сигаретная пачка, упала на подгнившие доски старого, наверняка никогда не перестилавшегося пола.
        - Другой карман! Шевелись!
        Этот оказался пустым.
        - Штаны!
        - Снимать, что ли?
        - Поговори еще! Карманы штанов!
        Там тоже ничего не оказалось, кроме мобильника. Горелый сам вложил телефон в руку Зарудного. Отступив на полшага и на всякий случай предупредив: «Стой, где стоишь!»  - подполковник нажал на кнопку, вошел в меню, проделал еще пару манипуляций и проговорил с нескрываемым облегчением:
        - А я думал - ошибся. Это тот телефончик, что тебе Никитин подогнал, это ясно. Аппарат дешевенький, но диктофончик здесь неплохой. И у тебя, мудак, он был все время включен. Ты кому голову морочить собрался, чмо болотное?
        Горелый молчал. И в самом деле, что тут скажешь?
        - Сам же Демоном меня окрестил,  - продолжал Зарудный,  - должен был догадаться, что я такие вещи на раз просекаю. Еще когда ты завел этот разговор, я подумал: не стану пока валить, послушаю. И вижу - не прогадал. Дурака он тут мне включает: откровенный разговор один на один, давай - исповедуйся перед ним! Тоже мне, поп! Захотелось напоследок поиграть в дешевого детектива? Все мы кем-то себя воображаем, Горелый, крутыми хотим казаться! И Коля Коваленко, и пацан этот из банка… Ты что думал - запишешь мои откровения, а потом начнешь торговаться? Кретин, ты ж по-любому отсюда не вышел бы, даже если б я не просек твой финт с диктофоном! Это разве не ясно? Ну а вообще ты молодец, хвалю. Хорошо держался, когда слушал, как все было с твоим дружком. Я думал, не утерпишь, полезешь на меня с кулаками или в горло вцепишься. Тут бы я тебя и… Ну, все равно один конец. Смерть тебе Олеся предрекла, пророчества ее сбываются, надо быть последовательным… Кр-ругом! Руки на стену, ноги раздвинуть! ШЕВЕЛИСЬ!
        Горелый покорно, хоть и медленно, развернулся, положил ладони на стену, уперся как следует, машинально напряг мышцы - проверил, спружинят ли, когда понадобится.
        - Жаль только, что тебя никогда не найдут, как и ту ведьму. В этом случае для меня выгоднее бесследное исчезновение. Ты-то вообще в розыске - подбросил я своим работенку…
        С этими словами подполковник, коротко размахнувшись, с силой шваркнул телефон об остатки кладки старой печи, торчащие в углу, после чего приставил ствол к затылку Сергея.
        - Ну, кажется, все, Горелый…
        Тот тоже понял - все закончится прямо сейчас, не успеет он сосчитать до десяти.
        Нельзя было больше тянуть.
        Он резко подал голову назад, сильнее уперся затылком в ствол, а затем моментально, пока Зарудный не опомнился, дернул головой вправо, почувствовав, как рвется, сдирается с черепа кожа с волосами. Одновременно он оттолкнулся от стены и, слегка присев и изогнувшись назад, изо всех сил нанес удар головой, точно зная, где в этот момент находится лицо врага.
        Зарудный был выше Сергея.
        Когда проводишь этот «гангстерский» прием, важно попасть в самый центр лица, в нос: неожиданность, оглушающая боль и хлещущая потоком кровь моментально повергают противника в шок. Но из-за разницы в росте удар Сергея пришелся ниже - в челюсть, губы, зубы. Нанося его, Сергей почти одновременно развернулся вокруг своей оси, занимая позицию для атаки.
        Палец ошеломленного Зарудного все-таки нажал на спусковой крючок.
        Грохнул выстрел.
        Пуля впилась в стену.
        Одновременно со звуком выстрела в дом ворвались трое мужчин, один из которых был на голову выше остальных - тот самый громила, великан - человек Вольдемара. Заметались лучи фонариков - это невольно напомнило Сергею рыцарей-джедаев со световыми мечами, хотя и пистолеты в руках мужчин тоже были. Бесцеремонно оттолкнув Горелого, великан ослепил подполковника лучом фонаря, а двое других обезоружили его и прижали к стене.
        - Не ждал?  - тяжело дыша, спросил Горелый.  - За Шполу и за всех остальных расплатишься прямо сейчас. Благодарю за внимание!
        Его трясло мелкой дрожью - в крови клокотал адреналин.
        Хотелось всадить в Демона всю обойму, а перед тем врезать в сытую подполковничью морду, сбить его с ног - и топтать, топтать, топтать!.. Может, он так бы и поступил, и даже эти трое, включая боевика-великана, не остановили бы его, но позади послышался спокойный голос:
        - Все, начальник. Поигрался - и харэ. Теперь песочница наша.
        В мерцающий свет через порог шагнул Вольдемар Шульга. Его кашемировое пальто было расстегнуто, руки в карманах, стекла очков отражали блики фонарей и язычок пламени свечи на подоконнике.
        - Хороши игры!  - огрызнулся Сергей, но шагнул в сторону, уступая дорогу своему неожиданному партнеру.
        - Ну а что?  - не меняя тона, сказал Воля.  - Ведь поиграл, поиграл с тобой Горелый, а, Демон? Вернее, мы поиграли. И запись велась, причем не только на ту игрушку, которую ты расколотил. Там,  - Вольдемар кивком указал куда-то за плечо,  - в посадке, машина стоит. На начальнике - радиомикрофончик с горошину, чудо техники. А в машине - приемник. Хитрый такой прибочик: ловит сигнал и записывает на расстоянии до километра, а тут и трехсот метров не наберется. Так что аудиоверсия вопросов, которые задавал начальник, и твоих исчерпывающих ответов ныне существует в виде минимум двух качественных экземпляров - оригинала и страховочной копии.
        - Если бы я… Если бы я его сразу…
        - Да, был такой риск,  - согласился Воля.  - Но начальник сам на него пошел. Предположил, что тебе будет интересно все до конца выслушать. Ну и мы, ясное дело, подстраховались: ты все время был на прицеле. Знаешь такую штуку - СВД с ночным прицелом? Мыслей она не читает, но специалист у меня такой - ты бы и дернуться не успел, реально.
        - Так, значит,  - пробормотал Зарудный.  - Сговорились… Обложили… А теперь что? Торговаться будешь? Давай, Воля, банкуй, твое право.
        - А о чем нам с тобой договариваться?  - с веселым любопытством поинтересовался Воля.  - Тут уже много всякого наговорено, но и я хочу тебе кое-что пояснить. Поймешь, не поймешь - мне плевать. Потому что мне не интересно, какие выводы ты сделаешь из того, что я скажу, и успеешь ли сделать. Ты тоже послушай, начальник,  - повернулся он к Горелому.  - Тебе, в отличие от бывшего Демона, это еще пригодится.
        - Ты чего его начальником зовешь?  - Подполковник даже в такой ситуации, признавая свою полную беспомощность и тотальный проигрыш, все равно пытался держать марку и не терять остатков достоинства.  - Фуфел он последний, ты-то должен соображать!
        - Как видишь, не такой уж и последний и далеко не фуфел.  - Воля снова сосредоточился на Зарудном.  - А начальник он, в отличие от тебя, реальный. Думаешь, это ты начальник? Кто тебе сказал? Твои наставники в ментовской академии? Или дружбан твой - тот самый, гнида из Рады? Ну какой из тебя начальник? Начальника можно убить, можно покалечить, запугать можно - он такой же человек, как все. Ему можно даже приличную зарплату положить за то, что хорошо руководит. Но купить настоящего начальника - во!  - Воля выставил перед собой согнутую в локте руку.  - А тебя купили. Причем даже не за деньги, хотя, думаю, бабло тебе заносят регулярно. Иногда за дело, а чаще - просто так. Ты же служил тем, ради кого ломал пальцы таким, как Коля Коваленко. Пусть он был не особо умный, пусть серенький и меленький, но ведь лично тебе он ничего плохого не сделал. Да и вообще никому. Но тебе сказали - ты исполнил. Так что не начальник ты, а обслуга. И остальные, такие, как ты,  - слуги и прислужники. И понимаете это, потому и беситесь. А на самом деле хозяева в городе - мы. Я, тот же Паша Никитин. Вот, кстати, кого я
считал фуфлом, а он вполне приличным человеком оказался. Ведь мог же приятеля твоего бывшего, Саню Момота, сдать, наверняка долго колебался, трусил… Но видишь - выдержал, устоял…
        А система ментовская, которую ты и тебе подобные выстраиваете под себя, хоть и не выходит у вас ни хрена, на нас работает за милую душу. Потому как оказывает услуги, за которые мы платим. А мы без крайней надобности, пока уж совсем не припечет, никого не судим, не сажаем, заказных дел не фабрикуем и - тем более - не закрываем. Может, у нас и не так, как в Европе и Штатах, зато по-честному, потому что беспредел сдох в девяностые. Там он сам себя и похоронил. Вот что я вам всем хотел сказать.
        Вольдемар снял очки и снова повернулся к Горелому:
        - Иди себе, начальник. Дальше мы сами. Ты свое дело сделал.
        Это было сказано так, что возражать или спорить не было никакой возможности.
        Напоследок Горелый подошел к Зарудному, которого держали за руки люди Вольдемара Шульги, молча взял у великана фонарик и осветил лицо подполковника, пытаясь прочесть на нем что-нибудь такое, отчего в душе шевельнулось бы хоть малейшее сомнение: вот сейчас я поступаю неправильно, это ошибка, надо не так.
        Зарудный взглянул на него, презрительно сплюнул и отвернулся.
        Ладно, пусть.
        Вернув фонарик, Горелый не спеша вышел из дома.
        Шел прямо, не оглядываясь, на ходу до верха затягивая молнию своей пятнистой куртки и поднимая воротник.
        И напряженно вслушивался в тишину, ожидая, когда за спиной сухо щелкнет выстрел.
        Эпилог
        …Когда в селе Шаповаловка под Конотопом, в той же заброшенной развалюхе, где двумя днями раньше убили двоих, было обнаружено еще одно тело с пулей в виске - подполковника Владимира Зарудного, начальника городского уголовного розыска, он лежал на усыпанном битым стеклом полу в окружении беспорядочно расставленных горящих свечей. И скрыть этот факт, равно как и запретить говорить и писать о каких-то загадочных ритуальных убийствах в округе, никто даже не пытался.
        …Куда ездил Вольдемар Шульга, с кем задушевно беседовал, кому давал прослушать записанный в том же доме разговор - неизвестно. Но все завершилось тихим и неприметным постороннему глазу снятием с розыска подозреваемого в совершении двух убийств Сергея Горелого, а резонансным делом о ритуальном убийстве подполковника Зарудного начали заниматься далеко не так активно, как можно было ожидать.
        …Точно так же органы перестали разыскивать Александра Момота, и тот при случае основательно выпил с Сергеем Горелым, который сыграл не последнюю роль в том, чтобы так и произошло. По ходу разговора Момот предложил Горелому подумать о перспективе поработать под началом отставного полковника. «Воля мне то же самое предлагал»,  - ответил Сергей. «И что же ты выберешь?»  - «Пока не знаю».
        И это был первый со дня его освобождения из зоны ответ на заданный вопрос, который Горелый дал от чистого сердца, прямо и почти без колебаний.
        Киев -2017
        notes
        Примечания
        1
        Зона, которую контролируют уголовные авторитеты. (Здесь и далее примеч. перев.)
        2
        Плановoй - наркоман, потребитель марихуаны или гашиша (жарг.).
        3
        Хутор-Михайловский - крупная узловая железнодорожная станция, через которую проходит магистраль Киев - Москва. На станции находится отделение пограничного контроля и таможенный пост «Хутор-Михайловский».
        4
        Баклан - осужденный за хулиганство, в более широком смысле - тот, кто постоянно лезет на рожон, нарывается, не думая о последствиях (сленг).