Кремлевские войны Кирилл Казанцев
        Оборотни в законе # В среде кремлевских чиновников произошел раскол: одни выступают за классические методы управления государством, другие - за инновационные, в том числе не совсем законные. Представители двух противоборствующих лагерей, прямо скажем, не жаловали друг друга, но до открытой конфронтации дело не доходило. До недавнего времени… Но вот сторонники инноваций решили пополнить бюджет, создав государственную финансовую пирамиду. Проект отдает явной уголовщиной и способен очернить действующую власть. Консерваторы не намерены этого допустить. Они объявляют
«инноваторам» войну…
        Кирилл Казанцев
        Кремлевские войны
        Глава 1 Секретное совещание
        Сворачивая с шоссе, машина притормозила, и это отвлекло пассажира от его занятия - просмотра очередного доклада. Алексей Константинович поднял глаза от экрана планшетника и огляделся. Миновав поворот, «Мерседес» снова набрал скорость и теперь мчался по неширокой, идеально гладкой дороге. Миновали короткий мост - мелькнула и пропала узкая лента реки, - свернули немного левее. По обе стороны от дороги тянулся чистый, без подлеска, сосновый лес.

«Так это уже Заветное!» - догадался Тарасов. Опустив стекло, он вдохнул насыщенный сосновым запахом воздух. «Сейчас бы выйти, пройтись, - размышлял вице-премьер. - Подняться вон на тот холм… Оттуда, наверное, открывается замечательный вид: излучина реки, луг на закате… Да, это можно было бы написать!» Лишь очень немногие из окружавших Тарасова людей знали, что любимым занятием этого крупного государственного деятеля является живопись. А в последние несколько лет поиск сюжетов, подбор нужных оттенков цвета стали его настоящей манией. И это при том, что времени для того, чтобы удовлетворить эту страсть, становилось все меньше и меньше. Как-то так вышло, что и на Старой, и на Красной площади Тарасов стал буквально незаменим. Это был порочный круг: чем хуже шли дела в стране, тем более выверенные рекомендации от него требовались. А чтобы их дать, надо было постоянно перерабатывать гору информации. И он перерабатывал эту информацию, придумывал точные, практически идеальные решения. Многие из его рекомендаций - кроме самых основных, радикальных - принимались. Дела чуть улучшались, но потом снова шли под
уклон. И от него требовали новых предложений. Но чем лучше он работал, тем меньше времени оставалось на единственное дело, доставлявшее чистую, незамутненную радость.
        Вот и теперь он, конечно же, не мог позволить себе подняться на так понравившийся ему холм. Да что там холм - просто выйти на пять минут из машины и то не мог. На
20.00 в правительственной резиденции «Заветное» было назначено важное секретное совещание, и до его начала оставалось всего пять минут. И хотя совещание это назначил он сам и был на нем главным лицом, опоздать он никак не мог: все в правительстве знали о пунктуальности вице-премьера. Поэтому Алексей Константинович вздохнул, покачал головой, откинулся на мягкую спинку сиденья и стал любоваться проносившимися мимо видами - хоть это он мог себе позволить.
        Машина пересекла еще одну речку. Лес стал еще чище, сосны - крупнее; появились посыпанные гранитной крошкой и мелким гравием дорожки, аккуратно подстриженные лужайки. Затем впереди возникла уходящая в обе стороны ограда (вторая, внутренняя; внешняя шла вдоль шоссе) с чугунными парковыми воротами. При приближении
«Мерседеса» они предусмотрительно распахнулись. Машина замедлила ход и остановилась перед изящным старинным особняком. Возникший ниоткуда охранник распахнул дверцу. Алексей Константинович вышел, еще раз окинул взглядом окружавшую его красоту и взглянул на ожидавшего его секретаря.
        - Добрый вечер, Алексей Константинович! - приветствовал его секретарь. - Все уже в сборе.
        - Даже Белозерский? - поднял брови Тарасов.
        - Прибыл две минуты назад, - сообщил секретарь, позволив себе подобие улыбки. Николай Демьянович Белозерский был министром внутренних дел, и чиновникам правительства он не подчинялся - только Самому. А потому на различные совещания, проводимые вице-премьерами, куда его настоятельно приглашали, никогда не являлся, присылая заместителей. Однако авторитет Тарасова был таков, что для него даже Белозерский делал исключение - приезжал лично. Правда, всегда опаздывал.
        - Наверное, сегодня какой-то исключительный вечер, - заметил Алексей Константинович, поднимаясь в сопровождении секретаря на второй этаж. - А Быстров?
        - Нет, Алексей Константинович, - ответил секретарь и осуждающе покачал головой.
        Павел Федорович Быстров был главой Следственного комитета. Он также не подчинялся вице-премьеру экономического блока Тарасову. И в отличие от главы полицейского ведомства не боялся испортить с ним отношения. А потому демонстративно не являлся на назначаемые Тарасовым совещания.
        О главе ФСБ Точилине Алексей Константинович и спрашивать не стал: он и так знал, что всесильный главный чекист никого в правительстве не признает и подчиняется лишь одному человеку - Самому. В лучшем случае Точилин мог прислать кого-то из своих подчиненных.
        - Что, Алмазов готов? - спросил вице-премьер.
        - Готов, Алексей Константинович, - подтвердил секретарь.
        - Отлично, отлично, - пробормотал Тарасов, поворачивая в знакомый коридор перед входом в зал заседаний. Дверь уже услужливо распахнулась перед ним, но вице-премьер не спешил шагнуть внутрь. Наоборот, он на пару секунд замедлил шаг, покрутил головой, словно мешал тугой узел галстука. Галстук ему совсем не мешал - уже несколько десятилетий он был привычной частью униформы Алексея Константиновича. Просто ему было необходимо совершить некую внутреннюю настройку; какая-то пружина внутри вице-премьера, разжавшаяся во время поездки через сосновый лес, должна была вновь сжаться и прийти в боевое состояние. Пары секунд на это обычно хватало. Хватило и теперь. Алексей Константинович вошел в ярко освещенный зал, обошел вокруг овального, инкрустированного дорогим деревом стола, приветствуя каждого из собравшихся, и занял свое место во главе.
        - Мы начинаем наше сегодняшнее совещание, - объявил он. - Мой помощник предупредил вас, что оно носит не совсем обычный характер. Мы собираемся обсудить один… - тут вице-премьер слегка замялся, подбирая синоним, не подобрал и повторил все тот же оборот: - Один не совсем обычный вопрос. Вашему вниманию будет предложен один проект, призванный помочь нам решить сразу несколько проблем. Проект, прямо скажу, нетрадиционный. Этим обусловлен уровень секретности. Службой охраны приняты все меры, чтобы ни одно слово, сказанное за этим столом, не дошло до посторонних ушей. При этом - во избежание кривотолков - сразу хочу сообщить, что Президент поставлен в известность.
        - То есть вы хотите сказать, что он одобрил ваш проект? - спросил грузный человек, сидевший в середине стола. Это был Генеральный прокурор Геннадий Илларионович Петров. У вице-премьера с Геннадием Илларионовичем были сложные отношения. Если говорить точнее, плохие. И дело было даже не в той политике, которую неуклонно проводил Генеральный прокурор, - политике по возбуждению все новых и новых дел против предпринимателей, которую Тарасов считал исключительно вредной. Дело было скорее в личном отношении вице-премьера к главному хранителю законов страны. Алексей Константинович считал Геннадия Петрова человеком злым, агрессивным, а главное - неумным. Для вице-премьера, который ценил в людях прежде всего интеллект, это было самым тяжелым недостатком. Свое негативное отношение к коллеге по правительству Тарасов старался скрывать, но это ему не всегда удавалось. И проницательный Генеральный прокурор, кажется, догадывался об истинном отношении к нему главного правительственного экономиста. Это было плохо, очень плохо - не потому, что Генеральный прокурор был опасным человеком и его следовало бояться, а
потому, что это вредило делу, а интересы дела Алексей Константинович ставил выше всего. Но тут уже ничего нельзя было поделать.
        - Нет, Геннадий Илларионович, - отвечал вице-премьер, - этого я не хочу сказать. Я лишь сообщаю, что он поставлен в известность.

«А потому сообщать ему об этом еще раз, что ты так любишь делать, не стоит», - добавил он мысленно. Но вслух, разумеется, не сказал. Вместо этого он произнес следующее:
        - Представит проект мой референт Егор Борисович Алмазов. Но прежде я вкратце обрисую текущую ситуацию, чтобы вам стали понятны причины, по которым мы решили прибегнуть к столь неординарной мере. Итак…
        И Алексей Константинович произнес «краткую характеристику» - идеально точный, объективный и максимально полный анализ экономического положения страны. Подобные характеристики он давал постоянно - и на заседаниях кабинета, и на совещаниях, проводимых самим президентом, и на различных международных форумах. Выверенность, а иногда и резкость его формулировок была широко известна. Значительная часть его авторитета покоилась на глубине анализа, даваемого в этих выступлениях.
        - Подводя итоги, повторю основные выводы, - сказал Алексей Константинович, заканчивая свою речь. - Мы имеем устойчивую тенденцию снижения государственных доходов при значительном объеме взятых на себя государством обязательств. Это вызывает дефицит бюджета, который в ближайшие годы будет нарастать. Снижается деловая активность, что делает неизбежным рост безработицы. Мировой тренд снижения цен на энергоносители угрожает нам еще большим сокращением государственных доходов. Наконец, надвигается новый экономический кризис. Мы предвидим спад производства, а стало быть, новое снижение налоговых поступлений в бюджет. Все это может вызвать значительный рост социальной напряженности и массовое недовольство. Какие формы примет это недовольство, можно только гадать. Но в любом случае это явление будет иметь крайне негативный характер для нашего государства, особенно с учетом внешних угроз. Поэтому мы должны принять все - в том числе и неординарные - меры для исправления ситуации. Одной из таких мер и должен стать проект, предложенный сегодняшним докладчиком. Прошу вас, Егор Борисович.
        Молодой человек, сидевший в стороне, у стены, поднялся и подошел к столу. Референт вице-премьера чем-то походил на своего шефа: те же роговые очки, тот же задумчивый вид, делавший его похожим скорее на научного работника, чем на чиновника. И даже залысина у Егора Алмазова имелась - правда, маленькая, едва заметная. А вот голос у молодого референта оказался совсем не похожим на глуховатый тарасовский говорок - он был звучный, раскатистый.
        - Предлагаемый вашему вниманию проект носит действительно нетрадиционный характер, - начал Алмазов свое выступление. - Причины, по которым мы вынуждены прибегнуть к столь экстравагантным мерам… ну, Алексей Константинович обрисовал эти причины. Так что я сразу перейду к описанию задач, которые он призван решить. Этих задач две. Во-первых, наш проект должен обеспечить дополнительные поступления в бюджет, причем эти поступления не будут зависеть от экономической конъюнктуры. Наоборот, чем глубже будет начавшийся кризис, тем больше денег мы будем получать.
        - Вот как? Интересно… - произнес человек, сидевший по левую руку от вице-премьера. Это был глава Центробанка. Алексей Константинович ответил на эту реплику легкой улыбкой. Главу Центробанка разработчикам нового проекта бояться не следовало: он был единомышленником Тарасова. Бояться следовало совсем других людей, которые пока помалкивали.
        - Вторая задача нашего проекта, - продолжил свою речь Алмазов, - это смягчение социальной напряженности. Мы даем людям возможность улучшить свое материальное положение, причем улучшить значительно, и это никак не будет связано с риском.
        - Ну, это еще интереснее, - заметил Генеральный прокурор. И на эту реплику Алексей Константинович улыбаться уже не стал.
        - Перехожу к сути предлагаемых мер, - сказал докладчик. - Итак, мы предлагаем разрешить деятельность в стране некой финансовой сети. Ее организаторы будут предлагать населению вкладывать в их предприятие деньги, обещая за это фантастически высокие дивиденды - до семидесяти процентов годовых. И эти деньги люди будут получать, по крайней мере на первых порах. Дальнейшие выплаты будут носить все более проблематичный характер, однако организаторы приложат все усилия, чтобы никто из вкладчиков не потерял свои деньги.
        - А за счет чего будет обеспечен столь высокий процент? - спросил руководитель Центробанка.
        - За счет поступления средств от новых вкладчиков, - отвечал референт.
        - Но ведь это пирамида! - воскликнул главный банкир страны. - Самая настоящая финансовая пирамида!
        - Да, если пользоваться устоявшейся терминологией, такую структуру можно назвать пирамидой, - согласился Алмазов. - Однако мы предпочитаем использовать другой термин - финансовая сеть. Финансовая, а также социальная.
        - И в чем же будет отличие этой вашей сети от тех пирамид, которые уже создавались и деятельность которых наши органы успешно пресекали? - спросил глава МВД.
        - Отличие будет состоять в том, - объяснил докладчик, - что создаваемая организация с самого начала и до конца будет находиться под контролем государственных органов. И значительную часть своих доходов - примерно треть - ее организаторы будут перечислять на специальный счет, открытый министерством финансов. Это и позволит нам получить новый источник пополнения бюджета. Кроме того, организаторы новой сети в отличие от создателей прежних пирамид будут стремиться обеспечить возвращение денег вкладчикам в случае ликвидации сети.
        - Как же это возможно? - спросил глава Центробанка. - Пирамида на то и пирамида, что вступившие в нее последними обеспечивают доходы тех, кто пришел раньше. Она существует по принципу велосипеда - живет, пока движется вперед. Любая остановка означает падение.
        - В новой организации будет создано нечто вроде резервного фонда, - объяснил Алмазов. - Из него будут возвращаться деньги последним вкладчикам. Но, разумеется, только взносы: процентов они уже не получат.
        - Действительно, нетрадиционная идея: создать государственную пирамиду! - воскликнул глава МВД Белозерский. - Вы что - всерьез это предлагаете?
        Последние слова были обращены уже не к Алмазову, а к Алексею Константиновичу. И он ответил:
        - А вы что думаете - мы тут шутки шутим? С дырой в бюджете и неизбежным повышением пенсионного возраста - вот вам, кстати, еще один источник массового недовольства. Нет, Николай Демьянович, мы говорим все это серьезно. И проект предлагаем всерьез.
        На несколько секунд воцарилось молчание, после чего глава Центробанка спросил:
        - Кто же должен возглавить эту новую… эээ… организацию? Согласитесь, это должен быть человек тоже… неординарный.
        - Новую структуру будет создавать Николай Николов, - отвечал Алмазов. При этом он бросил быстрый взгляд в сторону вице-премьера.
        - Кто?! Этот мошенник? - воскликнул глава МВД. - Да мы же его три… нет, пять лет назад ловили как опасного преступника! И поймали! И посадили!
        - Да, фигура неоднозначная, - ответил на эту реплику Алексей Константинович. - Однако хочу заметить, что дело, возбужденное против него пять лет назад, в значительной части рассыпалось - думаю, вы, Николай Демьянович, об этом помните. Подавляющее большинство вкладчиков отказалось от каких-либо претензий.
        - Я провел длительные переговоры с Николовым, - сообщил Алмазов. - Мы детально обговорили все стороны функционирования новой структуры. В частности, вопрос возвращения долгов.
        - Но он у нас находится под подпиской о невыезде! - заявил Генеральный прокурор. - Против него возбуждено сразу два уголовных дела!
        - Я знаю, - кивнул Алексей Константинович. - Потому и пригласил вас на это совещание: без содействия Генеральной прокуратуры и полиции нам этот вопрос не решить. Подписку, Геннадий Илларионович, надо будет снять: организатору новой структуры надо много ездить по стране. Что же касается уголовных дел… В принципе, они могут вестись - материала для привлечения Николова к ответственности у вас все равно нет. Но лучше их все-таки закрыть.
        - Хочу добавить, - сказал Алмазов, - что частью нашей договоренности с Николовым является его обязательство хранить нашу договоренность в строжайшей тайне. Причины, я думаю, понятны. Ни своим помощникам, ни вкладчикам, ни сотрудникам полиции он не может рассказать о том, что действует с нашего разрешения и отчисляет часть денег в бюджет.
        - Поэтому и наше сегодняшнее совещание носит секретный характер, - добавил Алексей Константинович. - Сведения о нашем сотрудничестве не должны просочиться за пределы этого зала. Тем более они не должны попасть в прессу. Я понимаю, что у вас есть много вопросов и возражений по новому проекту. Давайте обсудим все здесь и сейчас. И разрешим все противоречия. Разногласий - я имею в виду принципиальные разногласия - остаться не должно. Ставка в этом деле слишком высока - это стабильность страны!
        На несколько секунд в зале воцарилось молчание - участники совещания обдумывали услышанное. Затем генерал Белозерский медленно произнес:
        - Да, стабильность - это та цель, ради которой можно многое… многим пожертвовать. Ее надо сохранить любой ценой! Тем более что определенные силы - и у нас в стране, и особенно за рубежом - стараются ее расшатать. Разрабатывают разного рода многоходовки…
        - Рад, что наш проект нашел у вас понимание, Николай Демьянович, - сказал Тарасов. - Да, наши противники разрабатывают свои ходы. А мы придумаем свой - совершенно неожиданный. Так сказать, ход сетью. Итак, какие еще есть вопросы?
        - Да, некоторые вопросы остаются, - сказал глава Центробанка. - Например, такой: я бы все-таки хотел понять, как будет функционировать новая структура? Будут ли какие-то отличия от того, что мы все видели пять лет назад?
        Егор Борисович Алмазов с готовностью принялся отвечать, сообщая все новые и новые подробности. Однако человек, прибывший на секретное совещание без приглашения, этих объяснений уже не слушал. Человек этот находился снаружи, за одним из окон зала. Используя свои многочисленные и очень специфические навыки, он загодя преодолел обе ограды, окружавшие резиденцию, и определил место, откуда будет осуществлять прослушивание. Затем, когда стемнело, он взобрался по стене особняка и устроился на карнизе, под одним из окон зала. Вокруг особняка была оборудована система подсветки - и для красоты, и для большей безопасности. Однако здесь, на карнизе, лежала густая тень, которая полностью скрывала незваного гостя. Устроившись в своем убежище, человек достал крохотный микрофончик, снабженный присоской, и прикрепил его к стеклу, после чего включил запись. Другой микрофон он вставил себе в ухо - он должен был знать, о чем говорится в зале, все ли важное сказано.
        Теперь, после предложения вице-премьера задавать вопросы, человек на карнизе решил, что операцию пора сворачивать. Об этом говорила его интуиция, выработанная за долгие годы оперативной работы. Он выключил запись, отсоединил присоску с микрофоном, после чего ловко и совершенно бесшумно спустился вниз и растворился в ночи.
        Глава 2 Нам нужна надежда
        Виктор Прокофьев открыл гараж, включил свет и прошел вдоль борта «девятки» в заднюю часть бокса. Большинство владельцев гаражей обычно складывают здесь всякие автомобильные аксессуары: комплект зимних шин, емкости с маслом и тасолом, ключи, тросы, шланги - да мало ли чего накопится за годы езды. Хозяйственные мужики оборудуют по стенам полки и карнизы, на которых все это добро аккуратно сложено и развешано; более безалаберные сваливают все в кучу. Прокофьев относился к категории хозяйственных: у него имелись не только полки и крюки на стенах, но даже был вырыт довольно глубокий погреб. Но шины и тасол занимали здесь совсем немного места. Большую же часть пространства занимало совсем другое оборудование: четыре байдарки «Таймень», запасные стрингеры и другие детали, спальники, палатки и котлы. А в погребе, на лето освобожденном от картошки, хранились консервы.
        Однако человек, заглянувший в гараж и увидевший все это добро, ошибся бы, решив, что Виктор Александрович является завзятым спортсменом-байдарочником, который весь год мечтает об отпуске с веслом в руках. На самом деле предметы, хранившиеся в гараже, являлись основным капиталом предприятия, кормившего семью Прокофьевых.

…Конец 80-х годов застал Виктора Александровича Прокофьева за учительским столом. Он преподавал физику и астрономию в одной из школ сибирского города Заусольска, а в местном дворце пионеров вел сразу два кружка - астрономический и туристический. Во время летних каникул члены кружков совершали водные походы по реке Белой, а иногда и по ее бурному и порожистому притоку - Сечгану; выбирались даже на Байкал, в соседнюю область. Дети были в восторге. Ведь десяток походных дней вмещал так много: и первые мозоли от работы с веслом, и незабываемые ощущения при прохождении порогов, и песни у костра, и занимательные рассказы руководителя о звездном небе, что раскинулось у них над головами.
        Дети были в восторге, Виктор Александрович тоже получал удовольствие, а также некоторую зарплату, на которую путем строжайшей экономии и с помощью заимствований у друзей и родственников в 1989 году он смог приобрести старенький «Москвич». О чем еще можно было мечтать?
        Но тут как раз жизнь стала стремительно меняться. С полок магазинов исчезли продукты, зато в журналах стали печатать запрещенные прежде романы. Виктор Прокофьев романы с интересом читал, а продукты для походов доставал на складах райторгов по специальным бумагам, выдаваемым в гороно. Причем с каждым годом списки продуктов, которые ему разрешали приобрести, становились все короче, а склады, куда за ними приходилось ехать, находились все дальше. А затем рухнула
«руководящая и направляющая сила», и все кардинально изменилось. Продукты вновь появились, но в магазины ходили как на выставку: новые цены вызывали оторопь. Учительскую зарплату стали задерживать сначала на месяц, потом на два. Да и что можно было купить на эту зарплату? Дворец пионеров сменил вывеску и перестал платить вообще. Кружки, которые вел Виктор Александрович, закрыли, а оборудование - атласы звездного неба, старенький телескоп, проектор, а также разного рода спортивное снаряжение - было решено утилизировать. То есть попросту выбросить.
        Вот с этим Прокофьев примириться не мог. И, подписав акт о списании, перетащил телескоп, а самое главное, байдарки с палатками к себе в гараж. Тогда он еще не догадывался, какую роль эти старенькие «Таймени» сыграют в жизни его семьи. Думал, просто с друзьями по выходным плавать будет. Но вышло по-другому.
        В школе царила неразбериха и уныние: учителя ходили голодные, в учительской только и разговоров было, что о возможности где-то подработать. В классах падала дисциплина, программы и учебники стали меняться каждый год… Пару лет Прокофьев промыкался на старом месте работы - другого дела он не знал (точнее, думал, что не знает), подрабатывать не получалось… А потом случайно услышал по телевизору передачу о развитии малого бизнеса в Калининградской области. В качестве одного из примеров приводилась деятельность одного инициативного человека - по профессии школьного учителя! - который создал собственное малое предприятие, предлагавшее желающим путешествия по родной земле. Диктор вдохновенно описывала плавания по озерам и Балтийскому морю, путешествия по Куршской косе, ночевки у костра, прямо под звездным небом… От желающих, утверждали авторы передачи, прямо отбоя не было.
        Прокофьев слушал экранного глашатая с таким чувством, с каким библейский Моисей слушал Бога, говорившего с ним из грозовой тучи. Это было настоящее откровение! Коллега из самой западной области России (сколько оттуда до Заусольска - три тысячи километров? или четыре?) открыл Виктору Александровичу глаза и указал дальнейший путь в жизни. Вот оно, его настоящее дело! Вот чем он должен заниматься! И все условия есть. Места, куда следует приглашать участников походов (то есть, по-новому, клиентов), он отлично знает. Навыками походной жизни владеет в совершенстве. Рассказать о достопримечательностях родного края может. А главное - оборудование имеется! Те самые четыре байдарки, спасенные от перемещения на свалку, а также спальники, палатки и котлы. За чем же дело стало? Вперед, скорее включаться в ряды свободных предпринимателей!

…С того далекого дня прошло уже почти два десятка лет. Они вместили многое: и первые робкие шаги, первые заработанные новым способом деньги, и развитие дела, и его упадок. В первые годы Прокофьев водил группы только летом, а осенью устраивался работать сторожем или дворником. Затем он додумался арендовать домики не работающих в холодное время пионерлагерей и стал устраивать осенние пешие и зимние лыжные вылазки на природу (многим горожанам и одного дня в лесу было достаточно). Большую помощь, особенно зимой, ему оказывала жена Лена. В течение нескольких лет предприятие Прокофьевых встало на ноги. Они купили новое оборудование взамен стареньких «Тайменей», арендовали офис. Стали прилично зарабатывать, сменили старенький «Москвич» на почти новый «Ниссан», впервые съездили за границу и стали подумывать о постройке собственного дома. А затем последовал август 1998-го, когда поток клиентов внезапно иссяк, зато, как назло, зачастила с визитами налоговая инспекция. Пришлось продать и новые байдарки, и
«Ниссан», опустел и счет в банке… Хорошо хоть сын Андрей к тому времени встал на ноги, о нем уже не надо было заботиться.
        В последние несколько лет дела шли ни шатко ни валко. Заработанных денег едва хватало на жизнь. Еще хуже было то, что само это дело - все эти пороги, перекаты, песни у костра Прокофьеву надоели. Виктор Александрович понимал, что он упустил какой-то важный момент, когда мог перейти на новый уровень. Ведь предлагали же ему в 1997-м открыть собственное турагентство и, сотрудничая с одной из московских фирм, продавать туры за границу. Лена тогда активно поддерживала эту идею. А он не захотел. Заявил, что патриот родного края и что он докажет - родная сибирская природа вполне может стать основой для развития полноценного бизнеса. Даже статейки соответствующего содержания в местной прессе публиковал. Ну и где эта надежная основа развития бизнеса? Где поток клиентов? Хорошо, если за месяц пару групп удается обслужить. Остальное время предприятие Прокофьевых простаивало. У Виктора Александровича возникло ощущение, что он вновь находится в таком же тупике, как и накануне ухода из школы. Старые возможности были исчерпаны. Было ясно, что никакого нового рывка, нового развития у его бизнеса не будет -
наоборот, будет только хуже. А ведь ему еще и пятидесяти нет. И что делать? Куда податься? Этого Прокофьев не знал.
        Он завел «девятку» (купили в 2003-м, когда дела немного наладились), выгнал ее из гаража. Затем вынул из чехлов одну за другой все четыре байдарки и стал их осматривать. В понедельник предстояло вести группу по Белой, и надо было подготовить оборудование. А что его готовить? Его менять надо. Ведь это были те самые «Таймени», которые он когда-то спас от сдачи в утиль. Только они и остались у Прокофьевых. У одной каркас был в относительном порядке, у остальных он нуждался в замене многих деталей. А как их заменить, если такие байдарки уже не выпускают? И вот он возился, ввинчивал болты, вставлял пружины, добытые в самых разных местах…
        В разгар этой работы в кармане зазвонил телефон. Прокофьев взглянул на номер, и у него потеплело на душе. Надя Заикина! Наверное, скажет, что соскучилась, хочет увидеться…
        С Надей, корреспондентом «Заусольского вестника», Виктор Прокофьев познакомился в конце 1990-х - как раз в ту пору, когда выступал в местных газетах со статьями, пропагандирующими здоровый образ жизни и отдых на лоне родной природы, а также с краеведческими материалами. Тогда знакомство было чисто деловым: Наде нужен был знающий и толковый автор, а Виктор оказался именно таким. Они относились друг к другу с симпатией, но не более того. Однако затем, вдохновленная рассказами Виктора о прелестях походной жизни, Надя сама попросилась с ним. И там, во вторую походную ночь (Белая, несшая массу паводковых вод, грозно ревела, соловьи заливались среди зеленеющих деревьев, Млечный Путь мерцал над головами), их отношения перешли на новый уровень. И с тех пор с него уже не сходили. Она была почти на пятнадцать лет моложе его, крепкая, спортивно сложенная - хотя спортом никогда не занималась. Но главное было не это - не ладная фигура, не быстро выяснившееся сходство запросов в интимной сфере, - а ладный характер, доброжелательность, широта интересов. Интим занимал лишь часть времени их свиданий - им всегда
было о чем поговорить.
        Вначале была угроза, что семьи любовников не устоят от жара вспыхнувших чувств. Но жар, достигнув некоей высшей точки, затем схлынул, и семьи устояли. Может, потому устояли, что скрепой в обоих случаях была не любовь, а жалость - а это материал более прочный. «Ну куда, куда она пойдет? Что будет делать без меня?» - думал Прокофьев, глядя на свою Лену. Что она будет делать - со своими сорока шестью годами, близорукостью, целлюлитом, склонностью к полноте и четырьмя уроками музыки в неделю? И в той другой семье было то же самое. Надя жалела своего мужа, тихого инженера - а по сути, техника, добывавшего свой маленький кусочек хлеба в местном электровозном депо.
        Они встречались один, редко два раза в месяц - летом, как правило, на природе, а зимой - на квартире Надиной подруги. Та несколько лет назад уехала зарабатывать деньги в столицу, а Наде поручила сдавать свою двухкомнатную квартиру. До знакомства с Прокофьевым Надя квартиру сдавала сразу на год - чтобы меньше хлопот было. И плату брала небольшую - чтобы можно было подыскать тихих спокойных квартиросъемщиков, которые наверняка не обманут. А когда в ее жизни появился Виктор, свою политику изменила: плату подняла, и сдавать жилье стала самое большее на три месяца. Жильцы пошли более капризные, иногда случались конфликты, но Виктор, который в походах запросто мог отогнать от лагеря навязчивую пьяную компанию, легко их решал. Жившая в Москве подруга могла быть довольна: приток средств из родного города увеличился. Но и любовники не остались внакладе: в аренде стали случаться перерывы, когда одни съемщики съезжали, а новые еще не появлялись. Этим они и пользовались.
        В последние несколько лет Надя Заикина, которая раньше занималась в основном вопросами культуры и спорта, нашла себя в обличительной журналистике. Она смело разоблачала хапуг и взяточников, писала о необъяснимой пропаже денег, выделенных из бюджета на ремонт дороги Заусольск - Иркутск, и на другие подобные темы. Важным направлением ее публикаций было также разоблачение разного рода мошенников. Она, в частности, провела журналистское расследование деятельности финансовой пирамиды, созданной в области парой махинаторов местного розлива по образу и подобию знаменитой «МММ», и написала о них серию статей. Для махинаторов Надино расследование закончилось печально: прокуратура (дело было еще до создания Следственного комитета) возбудила против них уголовное дело. Надя же стала после этого местной знаменитостью. Виктор Прокофьев также участвовал в создании этих статей. Надя привлекла его (разумеется, негласно) как консультанта по финансовым вопросам и проблемам взаимоотношений предпринимателей с чиновниками. А заодно заразила своей непримиримой враждебностью к разного рода махинациям и финансовым
авантюрам.
        Виктор Александрович нажал кнопку ответа и произнес:
        - Привет! Как дела?
        Немногие люди, знавшие Виктора Прокофьева, предполагали, что его голос может быть таким теплым и радостным.
        - Дела замечательно! - отвечал ему голос, который он бы узнал среди тысяч других. - Небо чистое, ветер попутный! Ты сейчас чем занят?
        - Байды ремонтирую, - объяснил Прокофьев. - В понедельник надо группу вести. А что?
        Последний вопрос по температуре был на сотню градусов горячее предыдущих слов: он подразумевал ответную фразу «Слушай, а давай сегодня…» или «Знаешь, я сейчас свободна…». Именно такой фразы ждал Прокофьев.
        Однако Надя ответила другое.
        - Ну, если в понедельник, то ты еще успеешь, - заключила она. - Слушай, давай иди оденься поприличнее и подходи к двенадцати к Дому офицеров.
        - А что там - выставка новая открылась? - спросил Прокофьев.
        - Если бы! Выступление там будет! А если точнее сказать - сеанс коллективного охмурения.
        - Какое выступление?
        - А ты не слышал? Главная новость сегодняшнего дня: к нам приезжает сам Николов! Во всех газетах напечатали и по радио передают.
        - Тот самый? - удивился Прокофьев.
        - Да, тот самый Николов собственной персоной. Сообщается, что у нас в Заусольске он объявит о старте какого-то своего нового проекта. А наши доблестные военные поспешили ему зал предоставить - представляешь, какая подлость!
        - Значит, ты будешь об этом писать, - заключил Прокофьев. - Хорошо, а я-то тут при чем?
        - Ты очень даже при чем, - объяснила Надя. - Он ведь будет там вербовать себе новых клиентов, обещать златые горы, сказочные проценты. Будет говорить, как там у него все обеспечено, куда будет деньги вкладывать. А ты должен выступить как предприниматель и человек, разбирающийся в бизнесе, и разоблачить эти обещания. И ты не думай - я тоже отсиживаться не собираюсь. Журналистика, конечно, дело важное, но защита интересов людей важнее. Так ты придешь?
        - Хорошо, приду, - обещал Прокофьев. Следует заметить, что мотивы такого решения у него были несколько иные, чем у Нади Заикиной. Он считал, что разного рода обманутые вкладчики сами виноваты в своей беде - чай уже не в детском саду, своей головой думать надо. Но там, в зале, будет удобный случай поговорить с Надей, условиться о новом свидании - а Прокофьев чувствовал, что потребность в такой встрече назрела. Кроме того, было интересно вблизи посмотреть на знаменитого мошенника.

…Зал гарнизонного Дома офицеров (странной организации, в последние двадцать лет занимавшейся чем угодно, но только не досугом доблестных защитников Отечества) был полон. Шум стоял как на базаре. Собравшиеся ожесточенно спорили, что-то доказывали друг другу, активно жестикулируя. С первого взгляда было видно, что публика здесь собралась разношерстная. Преобладали бедно одетые люди обоего пола среднего и пожилого возраста. Однако имелись и уверенно державшиеся люди, одетые побогаче, - таких легко было представить в кабинете собственного офиса или за рулем «Лексуса». Они, как правило, занимали крайние кресла - чтобы при желании было легче уйти.
        Прокофьев окинул взглядом зал - и увидел Надю, махавшую ему из середины четвертого ряда. Виктор Александрович протиснулся к ней, уселся, легонько сжал руку чуть выше локтя - это было установившееся у них приветствие - и только собрался заговорить о том важном, зачем пришел на это собрание, как по залу пронесся громкий звук гонга, и сразу же погас свет. Только на рампе горело несколько лампочек, освещая совершенно пустую сцену, в глубине которой белел большой экран.
        - Ну вот, начинаются николовские штучки! - горячо зашептала Надя на ухо Виктору. - Будет, как крысолов, толпу гипнотизировать! Только мы ему не поддадимся!
        Зал затих. Все ждали, что будет дальше. Послышались шаги, и на сцену вышел человек чуть выше среднего роста, одетый во все черное. Он подошел к самой рампе и произнес:
        - Приветствую вас, сибиряки-заусольцы, чьим трудом прирастает богатство вашего сурового края и всей России!
        В руках у говорившего не было микрофона, тем не менее его низкий голос волшебным образом разносился по всему залу.
        - Я - Николай Николов, - представился человек. - Думаю, все вы обо мне слышали. Я не случайно выбрал ваш город как место, где возродится наша организация. Именно вы, люди, закаленные суровым климатом Сибири, люди, много потрудившиеся на своем веку, достойны того, чтобы первыми получить шанс резко изменить свою судьбу! Про меня рассказывают много небылиц. Возможно, вы их слышали. Говорят, что я обманываю людей, чуть ли не избрал обман своей профессией. Говорят, что нажил баснословное состояние, купаюсь в роскоши, в то время как люди, вложившие деньги в мою первую организацию, лишились последнего. Знайте: все это ложь! Сколько ни искали мои враги, но они так и не нашли ни одного счета на мое имя. За все годы неустанных трудов я не нажил ни рубля! Все, что я заработал, - это ваше доверие. Я ничего не взял у людей - я им все отдал!
        Голос человека на сцене окреп; сейчас он почти кричал.
        - Я дал людям надежду! - громко произнес он, и в этот момент экран за его спиной вспыхнул, и на нем возникла надпись огромными буквами: «Нам Нужна Надежда!» Из-за кулис на сцену стали выходить люди. Всего вышло двенадцать человек, мужчин и женщин; они встали полукругом за спиной Николова.
        - Это мои помощники, - объяснил тот. - Все вместе мы учреждаем новую финансовую организацию с названием «ННН». Я расскажу об условиях, на которых она будет работать. Каждый из вас может обратиться к одному из моих помощников и зарегистрироваться. После этого вы открываете счет в любом банке и приобретаете ценные бумаги нашей организации; они называются «николо». Бумаги эти - виртуальные, подержать их в руках нельзя. Они будут храниться на первоначальном счете каждого из вас. При этом каждый, ставший участником нашей организации, получает подарок: сумму, равную двадцати долларам США! Совершенно бесплатно! А на ваши ценные бумаги будут начисляться накопления - от 40 до 60 процентов каждый месяц. Повторяю: каждый месяц! Человек, положивший десять тысяч, спустя месяц получит шестнадцать! Ни один банк не даст вам столько! Разве это не шанс?
        - Сейчас я ему устрою! - горячо прошептала Надя на ухо Прокофьеву. - Заставлю его наврать с три короба о том, куда он вложит деньги вкладчиков, а потом разоблачу!
        И, воспользовавшись образовавшейся паузой (Николов, как видно, сделал ее сознательно, чтобы дать залу возможность переварить полученную информацию), Надя вскочила и громко спросила:
        - Скажите, а куда вы будете вкладывать наши деньги? Ведь чтобы выплатить такой большой процент, надо иметь надежный источник дохода. Вы будете вкладывать деньги в добычу золота, алмазов - верно?
        Человек на сцене не задержался с ответом ни на одну секунду. Подойдя вдоль рампы как можно ближе к тому месту, где сидели Надя и Прокофьев, так что теперь их разделяло лишь несколько метров, он произнес:
        - Нет, милая девушка, вы не угадали! Никуда я ваши деньги вкладывать не собираюсь! Не буду я добывать ни золото, ни алмазы! Наша «ННН» - это финансовый кооператив. Или, как любят говорить мои противники, финансовая пирамида. Первые вкладчики получат свои проценты из средств, внесенных вступившими позже. Им, в свою очередь, заплатят те, кто придет вслед за ними, - и так далее. Вы получили ответ на свой вопрос?
        И он своими черными, словно угли, глазами уставился прямо на Надю. Прокофьев отчетливо видел зажим с маленьким микрофончиком на его рубашке - такой он видел у ведущих на экранах телевизоров. Так вот откуда усиленный волшебным образом звук! Даже в такой мелочи - и то обман! Виктору Александровичу хотелось сказать об этом - но он не мог. Словно прилип к креслу. Надя тоже не нашла слов и села. Прокофьев видел, что она растеряна. Между тем Николов решил дополнить свой ответ.
        - Мои враги, люди с примитивным экономическим мышлением, утверждают, что такая система неустойчива, что участники, вложившие деньги последними, неизбежно окажутся в проигрыше, - заявил он. - Но это не так! Даже мои враги, эти узколобые догматики, признают, что я обладаю неординарным экономическим мышлением. Я разработал совершенно новую финансовую схему, при которой новые вкладчики ничего не проигрывают. Да, моя организация не может остановиться, застыть, она должна все время расширяться. Но она и будет расширяться! Из Заусолья она пойдет по другим городам Сибири, перевалит за Уральский хребет, распространится по всей России! И не только по России! Мы будем работать в Белоруссии, Украине, Польше, Чехии, Болгарии - во всей Европе!
        Через несколько рядов от Прокофьева с Надей поднялся еще один человек.
        - Как же вы собираетесь развивать вашу организацию, - громко спросил он, - когда находитесь под следствием? Ведь против вас возбуждено два уголовных дела! Вы находитесь под подпиской о невыезде и не должны покидать пределов Москвы! Как вы оказались у нас в Сибири, вот интересно?
        Но и к этому вопросу Николов оказался готов.
        - Должен вас обрадовать, - объявил он. - А может, наоборот, разочаровать, не знаю. Дело в том, что уголовные дела против меня закрыли два дня назад. А вчера сняли и подписку о невыезде. Так что теперь ничто не мешает мне заниматься любимым делом: дарить людям надежду!
        Последние слова организатора «ННН» вызвали в зале шквал аплодисментов. Николов развел руки, словно хотел обнять всех присутствующих, а зал ответил ему бурными овациями. Между тем помощники Николова вынесли на сцену несколько столов, стулья.
        - Теперь, когда я все объяснил, мы можем наконец перейти к делу, - заявил человек на сцене. - Желающие могут по очереди подняться сюда и зарегистрироваться в качестве членов нашего кооператива. А те, кто желает участвовать в нем более активно, привлекать новых членов, могут зарегистрироваться отдельно - как будущие десятники. Подходите! Только прошу не толкаться и не спешить - номеров в списке на всех хватит. А если у кого-то есть еще вопросы, можете их задать.
        Люди в зале словно ждали этого приглашения: сразу чуть ли не четверть всех собравшихся устремилась на сцену. Желающие встать в ряды «ННН» столпились на лесенках, возле столов выстроились очереди.
        Надя повернулась к Виктору.
        - Тебе надо выступить! - потребовала она. - Разоблачить этого мошенника! Ну давай же! Ты это умеешь!
        Однако Прокофьев медлил. Полчаса назад, входя в этот зал, он был готов разоблачать, доказывать лживость посулов заезжего «финансового изобретателя». Но за эти полчаса что-то изменилось - сильно изменилось. Виктор Александрович, не отрываясь, смотрел на человека на сцене. Он будто слышал бой невидимых часов - они отсчитывали время принятия Решения. Его Решения. «Вот он, новый поворот в жизни», - мелькнула мысль.
        Виктор Александрович встал и вдоль опустевшего ряда двинулся к боковому проходу. Надя шла за ним. Видимо, она думала, что ее спутник ищет более свободного места, откуда он сможет обратиться к залу с пламенной речью. Однако Прокофьев не искал свободного места. Он направился к хвосту ближайшей очереди и встал в него.
        - Ты чего? - не сразу поняла Надя. - Выступать же надо!
        - Не буду я выступать, - ответил ей Прокофьев. - Ты разве не видишь: у него на все готов ответ. У него теперь все по-другому устроено.
        - А для чего ты тогда здесь стоишь? - продолжала допытываться Надя.
        - Для того же, что и все, - объяснил Виктор Александрович. - Хочу зарегистрироваться.
        - Ты что?! - отшатнулась от него Заикина. - Ты хочешь вступить в это… в эту пирамиду? Отдать ему свои деньги?
        - Я хочу попробовать, - уклончиво отвечал Прокофьев. - А там видно будет.
        - Что видно? Что видно? - спрашивала Надя; она почти кричала. - Неужели ты не понимаешь? Не видишь? Ты что - ослеп?
        Очередь сделала пару шагов вперед, и Прокофьев шагнул вместе с ней. За ним уже вставали новые люди. Надя оставалась на прежнем месте.
        - Виктор! - окликнула она его.
        - Да? - он обернулся.
        - Если ты останешься здесь, так и знай: мы больше не увидимся! - твердо заявила девушка.
        Секунду Прокофьев смотрел на нее, ничего не говоря; видно было, что он колеблется. Надя протянула руку, словно желая привлечь его к себе. Но тут очередь вновь шагнула вперед. Прокофьев взглянул на стоявших впереди людей, вновь оглянулся на Надю - а затем, так ничего и не ответив, повернулся и присоединился к очереди.
        Глава 3 Всегда на страже
        Часы громко пробили девять раз. Игорь Юрьевич поднял голову от бумаг (он не признавал электронных документов, существующих лишь на экране и в памяти компьютера, а потому открытых для враждебного проникновения; привычная тисненная золотом папка была куда надежней) и взглянул в окно. О, уже стемнело! Можно сказать, ночь на дворе. Что ж, неудивительно - август.
        Игорь Юрьевич встал из-за стола и, ступая по толстому старинному ковру, прошелся по кабинету. Он любил ковры, массивные столы на тяжелых ножках, обтянутые зеленым сукном; на сукне обязательно тяжелая чернильница с откидной крышкой, лампа с абажуром… В этом стиле семидесятилетней давности было величие, была державность; росчерком стального пера, опущенного в такую чернильницу, решались судьбы целых народов, посылались в бой армии, определялось направление мирового развития. И как только Игорь Юрьевич Безбородов достиг по-настоящему высокого положения, которое он сейчас занимал, как только обосновался в этом здании, по коридорам которого ходил Тот Самый человек, посылавший в бой армии и решавший судьбы народов, он велел обставить свой кабинет именно в таком стиле.
        Пропел сигнал внутреннего вызова. Игорь Юрьевич включил прием и услышал голос секретаря:
        - Прибыли приглашенные на совещание в 21.12. Прикажете впустить?
        - Да, впускай, - разрешил Игорь Юрьевич. Он никогда не назначал совещания на какое-то ровное время. За всеми этими «20.00» или «15.00» чувствовалось нечто ординарное, рядовое. Возникало впечатление, что человек, назначивший совещание, сам ждет этого времени - 20.00. А вот если назначить на 20.07 или, допустим, 18.
7, становится ясно, что хозяин кабинета непрерывно работает и каждая минута у него на счету.
        Высокая дверь неслышно открылась, пропуская гостей. Игорь Юрьевич поздоровался с каждым, затем сел на свое место, предложил сесть остальным и внимательно оглядел приглашенных.
        Их было трое: заместитель Генерального прокурора Виктор Петрович Крутых, заместитель министра внутренних дел Семен Семенович Чубушный и Петр Иванович Шаповалов - генерал в отставке, всю жизнь проработавший в структурах КГБ, а ныне возглавляющий общественную организацию «Щит Родины».
        В таком - или примерно таком - составе они регулярно собирались уже два года. Инициатива проведения таких совещаний исходила не от хозяина кабинета, а от Петра Ивановича Шаповалова. Будучи человеком деятельным и энергичным, тот не мог спокойно сидеть на пенсии, наблюдая - по его собственным словам, - как «враг плетет свою паутину в самых высоких органах власти, пользуясь нашим ротозейством». Вначале Петр Иванович пробовал выступать в органах печати, но затем разочаровался в таком пути. Тогда он обратился к Семену Чубушному, которого хорошо узнал за годы совместной службы в Чечне. И уже вместе, сплотившись и выработав общую позицию, единомышленники вышли на Игоря Юрьевича.
        Он в то время переживал трудный момент в своей карьере - ожидаемый им взлет на самую вершину власти, на должность преемника Самого, не состоялся. Вместо этого Игорь Юрьевич был назначен на должность хотя и почетную, но не слишком влиятельную. Если говорить совсем откровенно, он чувствовал себя отстраненным от принятия действительно серьезных решений. А за последнее десятилетие Игорь Юрьевич уже привык принимать такие решения, определявшие судьбы - пусть не народов, но отдельных людей или организаций. Поэтому, когда к нему обратился генерал Шаповалов, с которым Игорь Безбородов был слегка знаком по многим годам совместной работы, Игорь Юрьевич выслушал его с большим вниманием.
        Он понял идею так: предлагалось создать нечто вроде мозгового штаба действующей власти. Нечто вроде дополнительного (помимо ФСБ, ФСО, МВД и других существующих структур) органа, призванного выявлять агентов вражеского влияния и создаваемые этими агентами угрозы. Причем действовать этот орган должен был на общественных началах, безо всякого финансирования, что придавало его работе особую ценность.
        Чтобы повысить влияние и эффективность создаваемого объединения единомышленников, требовалось привлечь к его работе еще кого-то из правоохранительных органов. Подумав, Игорь Юрьевич обратился к заместителю Генерального прокурора Виктору Крутых - и не ошибся. Оказалось, что заместитель главы прокуратуры тоже не вполне удовлетворен той линией, что проводится во внутренней и внешней политике страны, и хотел бы усилить борьбу с вражеским проникновением.
        Так сложилась некая история, которую ее участники после долгих и осторожных консультаций решили называть просто «встречами». При этом было отвергнуто предложение Шаповалова присвоить объединению название «На страже»: это означало бы шаг к созданию какой-то организации. А участники совещаний, проводимых в кабинете Безбородова, никоим образом не хотели создавать организацию. Потому что такой шаг - пускай и совершенный с самыми благородными намерениями - мог быть расценен как некое обособление от действующей власти. Даже как заговор! В таком случае бдительным людям, случайно узнавшим о существовании кружка, могли прийти в голову нежелательные аналогии из недавнего прошлого. А этого допустить было никак нельзя: такое развитие событий ставило бы крест на всей карьере.
        Поэтому участники собраний на своей самой первой встрече, посовещавшись, попросили Игоря Юрьевича, как лицо, наиболее близкое к вершине власти, проинформировать Самого о создании их кружка. Если бы Сам выразил недовольство такой инициативой, участники были готовы немедленно прекратить дальнейшую деятельность и ограничиться выполнением своих служебных или общественных (в случае с Шаповаловым) обязанностей.
        Игорь Юрьевич выполнил поручение и, выбрав удобный момент, сообщил Верховному о возникшем у него (а у кого же еще? конечно, у него!) замысле. Первое лицо информацию выслушало и, подумав с минуту, сказало: «Что ж, мысль понятная. Можете собираться. Если что - информируй». После чего никаких препятствий для деятельности кружка не оставалось.
        Одно время к участию в совещаниях привлекли также и начальника Семена Чубушного, самого министра внутренних дел Эльдара Култумбасова. Он активно участвовал в обсуждениях, внес много новых идей. Но затем над его головой сгустились тучи, и он был отправлен в отставку. Своего нового начальника Чубушный знал плохо и обращаться к нему пока не решался. Зато к совещаниям стали регулярно привлекать начальника одного из управлений Минобороны и одного из заместителей главы ФСБ.
        По традиции, открывал совещания всегда сам Игорь Юрьевич. Так было и сегодня. Поставив перед собой диктофон, он сказал:
        - Нам удалось получить запись, сделанную две недели назад на одном совещании в резиденции «Заветное». Проводил совещание вице-премьер Тарасов. На нем присутствовали руководители МВД, Генпрокуратуры, Центробанка, представители ряда других ведомств. Совещание имело статус секретного, его участникам было настоятельно рекомендовано не сообщать о нем никому; уровень охраны резиденции на время проведения совещания был повышен. Я думаю, мы не будем нарушать статус секретности и кому-то сообщать о том, что там говорилось. Только сами послушаем.
        Это была шутка, и Игорь Юрьевич позволил себе слегка улыбнуться. Остальные участники тоже усмехнулись.
        Пленку с записью раздобыл заместитель главы ФСБ. Однако афишировать это обстоятельство, конечно, не следовало. Игорь Юрьевич и не стал этого делать. Получалось, что пленку добыл лично он.
        - Итак, давайте послушаем, ради чего господин Тарасов созвал совещание на столь высоком уровне, - произнес Безбородов. - И ради чего был обеспечен столь высокий уровень секретности.
        И он включил запись.
        Следующие час двадцать минут прошли в молчании. Участники встречи никак не комментировали услышанное, не позволили себе ни одной реплики. И это было понятно: за старинным дубовым столом в кабинете Игоря Юрьевича Безбородова собрались серьезные люди.
        Наконец раздался щелчок - запись закончилась. Несколько минут за столом царило молчание. Первым его нарушил заместитель Генерального прокурора.
        - Это просто в голове не укладывается! - воскликнул он. - Вице-премьер, одно из первых лиц в государстве, дает рекомендацию закрыть дело и снять все обвинения с отпетого мошенника! И это в то время, когда ряд наших товарищей-прокуроров, честнейших, преданных людей томятся в тюрьме по надуманным обвинениям!
        Крутых имел в виду сотрудников прокуратуры Подмосковья и аппарата самой Генпрокуратуры, замешанных в скандале с подпольными казино. Самого Виктора Петровича тоже пару раз вызывали по этому поводу на допросы, следователи хотели возбудить против него дело, но Генеральный прокурор сумел отстоять своего зама. Участники встречи знали об этом, но вида не подали и согласно закивали головами: среди них было не принято критиковать друг друга и вообще выражать сомнение в искренности товарищей.
        - Хочу заметить, что ваш шеф, Виктор Петрович, активно выступил против этой махинации, - сказал Игорь Юрьевич.
        - Да, я заметил, - кивнул Крутых. - Однако мне он ничего не сказал.
        - Что ж, Геннадий Илларионович человек дисциплинированный, - сказал Безбородов. - Ну, товарищи, что скажете?
        - Что тут говорить - мерзкая затея! - прогудел басом Семен Чубушный. - Денег в бюджете у него, видишь ли, не хватает! У него на нужное дело никогда не хватает! Даже когда нефть дорогая была и деньги рекой лились, милиция и армия финансировались по остаточному принципу! Офицеры месяцами без зарплаты сидели. А о боевых и мечтать не приходилось. Все уходило в этот его Резервный фонд!
        - Якобы в Резервный фонд! - заметил на это Шаповалов. - Мы с вами точно не знаем, как шли денежные потоки. Вполне возможно, что часть средств направлялась на совсем другие цели.
        - Тут надо помнить, что уже несколько лет наш Алексей Константинович подкармливает ряд деятелей оппозиции, - сказал заместитель Генпрокурора. - А также несколько газетенок и интернет-ресурсов откровенно антигосударственной направленности. Не сам, конечно, а через близких к нему людей и помощников. Нам это точно известно.
        - Ну да, у банкира Журавлева на всю оппозицию средств не хватает, вот Алексей Константинович и вынужден был подключиться, - усмехнулся Игорь Юрьевич.
        Упомянутый банкир Журавлев был давним предметом забот Безбородова. Игорь Юрьевич был уверен, что этот хитрый деятель строит далеко идущие планы и, возможно, мечтает в будущем стать президентом. Благо задатки к этому у него имелись: ведь Журавлев прошел ту же чекистскую школу, что и сам Безбородов. Само по себе такое стремление было нормальным: какой же солдат не мечтает стать маршалом? Вот только способ для достижения этой цели бывший сотрудник КГБ, а ныне банкир и промышленник избрал странный - через поддержку сил, враждебных официальной власти.
        - Тут характерна еще фигура докладчика, - веско произнес Крутых. - Докладчика и автора этого бандитского проекта. Этот самый Алмазов в прошлом был замешан в самых грязных делах. Начать с того, что он успел послужить в институте у Гайдара. Потом подвизался за границей в одной компании, у которой есть интерес к нашей стране. И сейчас поддерживает контакты со всеми организаторами митингов.
        - Так вот им для чего деньги понадобились! - воскликнул Семен Чубушный. - Чтобы бунт финансировать!
        - Часть - на бунт, а часть - себе в карман, - добавил Шаповалов. - У подобных деятелей всегда так: себя не забывают.
        - И как удобно придумано: ведь деньги никем не контролируются, через казну не проходят, - заметил заместитель Генпрокурора. - Можно брать столько, сколько требуется, и ни перед кем не отчитываться.
        - И вы заметьте, откуда они эти деньги собираются брать, - сказал генерал Шаповалов. - У простых людей! Ведь кто составлял основную массу вкладчиков пресловутого «МММ», а также структур самого Николова? Самые социально не защищенные слои! Рабочие, колхозники, пенсионеры, домохозяйки… Вот кого собираются ограбить!
        - Верно говорите! - поддержал его заместитель Генпрокурора. - У меня брат в Сибири живет. Всю жизнь на металлургическом заводе проработал, с трудом на квартиру накопил. А тут сын задумал жениться, говорит: «Жить отдельно хочу». Откуда деньги взять? Вот брат и дал последние сбережения этому Николову. И что? Все пропало! И таких, как мой брат, - сотни тысяч!
        - А теперь и миллионы будут! - поддержал его Семен Чубушный. - Теперь, пользуясь поддержкой в самом правительстве, этот мошенник развернется вовсю!
        - Таким образом, мы пришли к выводу, что «проект», принятый на пресловутом совещании, вреден и опасен со многих точек зрения, - подвел итог обсуждения Игорь Юрьевич. - Теперь нужно определить, что мы можем противопоставить этой вылазке. Как мы будем бороться с незаконными действиями этих политиканов?
        - Надо противопоставить этим преступным замыслам всю мощь государственных органов! - заявил Петр Иванович Шаповалов. - Поставить в известность руководителей всех правоохранительных структур. Думаю, у них хватит сил свернуть шею этому «строителю пирамид».
        - Но ведь Генеральный прокурор Петров сам присутствовал на этом совещании, - заметил на это Игорь Юрьевич. - И хотя на совещании он - единственный из всех участников - активно выступил против этого «проекта», но за прошедшие две недели никаких действий по его приостановке не предпринял. А министр внутренних дел, - тут хозяин кабинета повернулся к Семену Чубушному, - даже согласился с доводами господина Тарасова - мы все это слышали на записи. Так что на активное участие этих руководителей в срыве «проекта» рассчитывать вряд ли приходится.
        - А что Быстров? И Точилин? Ведь их там не было? - спросил Шаповалов.
        - Да, мы можем надеяться на поддержку этих людей, - согласился Безбородов. - О руководителе Федеральной службы безопасности говорить нечего: мы все знаем его образ мыслей. Что касается Павла Федоровича, то он, я думаю, тоже выступит против поощрения махинаторов.
        - Как же, выступит он! - раздраженно отозвался заместитель Генпрокурора Виктор Крутых. - Пока команда сверху не поступит, начальник Следственного комитета и пальцем не пошевелит.
        На эту реплику никто отзываться не стал: все понимали, что она вызвана все тем же противоборством, возникшим между прокуратурой и Следственным комитетом сразу же после создания этого нового органа и обострившимся после возникновения дела о
«крышевании» подмосковных казино.
        - А что Президент? Какова его позиция? - спросил Шаповалов. - Этот Тарасов сказал, что он проинформирован. Это так?
        Вот это был по-настоящему серьезный вопрос. Взгляды всех присутствующих обратились к Безбородову: только он имел близкий контакт с главой государства.
        Игорь Юрьевич, который обычно говорил четко и уверенно, на этот раз помедлил с ответом. Причина была в том, что он не знал, что отвечать. Последний раз он встречался с Самим девять дней назад. Но это произошло на многолюдном протокольном мероприятии, и там не было никакой возможности переброситься с Первым лицом хотя бы несколькими словами. А просто позвонить Президенту, договориться о встрече Безбородов не мог: уровень его отношений с главой государства в последний год понизился (в чем Игорь Юрьевич не хотел признаваться). Кроме того, деликатность положения состояла в том, что Игорь Юрьевич не мог признаться, что знаком с разговорами, которые велись на секретном совещании, куда он не был приглашен. Поэтому хозяин кабинета ответил на вопрос так:
        - Да, Президент знает о планах группы Тарасова - так же, как он знает обо всем, происходящем в стране. Но глубоко он в эти планы не вникал. И уж, конечно, не давал своего согласия на их реализацию. Его позиция по этому вопросу во многом будет зависеть от наших усилий, от того, насколько быстро мы сможем разоблачить махинации этого Николова. А также истинные планы господина Тарасова.
        - Что касается разоблачения махинаций, то тут должны сказать свое слово Семен Семенович с Виктором Петровичем, - заявил Шаповалов. - Их ведомства по долгу службы обязаны пресекать махинации. Поэтому, если они проявят здесь инициативу, никто им за это пенять не будет. А если их начальники решат идти на поводу у Тарасова и помешают преследованию махинатора - что ж, тогда мы будем знать, что рассчитывать на этих людей нельзя, и будем искать другие пути.
        - Петр Иванович совершенно прав, - поддержал отставного генерала Безбородов. - Именно полиция с прокуратурой должны начать первыми.
        - Что ж, я начать готов, - отозвался Чубушный. - Найду следователя посмелее - и начну. Кстати, я сейчас припоминаю, что у нас, в Следственном управлении, есть один такой. Авторитетов не признает, прет напролом… А ко всякого рода мошенникам у него прямо-таки личная ненависть. Вот фамилию его не припомню - то ли Еремин, то ли Ермаков… Вот ему это дело и поручу! Его никакой Тарасов не остановит!
        - А я это дело открою, - отозвался заместитель Генпрокурора. - И Геннадия Илларионовича спрашивать не стану - зачем? Ведь я не должен знать, что деятельность этого Николова поощряется свыше…
        - Совершенно правильная позиция! - одобрил Игорь Юрьевич. - Пусть ваш следователь роет землю, собирает материал. Когда его будет достаточно, можно будет ставить вопрос об аресте счетов этого Николова и избрании меры пресечения.
        - С арестом счетов не все так просто, - покачал головой Крутых. - Насколько я помню, у него счетов на собственное имя не существует. Скользкий, гад, не ухватишь…
        - Ничего, мой следователь найдет за что ухватить, - заверил Чубушный.
        - Вот и отлично, - заключил Безбородов. - А я, со своей стороны, постараюсь подключить Точилина и главу Следственного комитета. Не может быть, чтобы они поддержали этот бандитский сговор! А когда мы наберем достаточно материала, наши позиции укрепятся. Тогда можно будет выйти и на Самого…
        - Правильная линия, - кивнул головой Шаповалов. - Что ж, если с этим вопросом мы закончили, давайте перейдем к следующему.
        Отставной генерал, глава организации «Щит Родины», то и дело брал на себя роль руководителя их совещаний - роль, которая по всем критериям должна была принадлежать, конечно же, Безбородову. Игорь Юрьевич до поры терпел эти претензии, но чувствовал, что долго так продолжаться не может и придется ему поставить ветерана на место. Но не сейчас. Еще не сейчас.
        - Следующим у нас идет вопрос о визите группы наших парламентариев в США, - сказал он. - Подробности обещал рассказать Виктор Петрович. Как, Виктор Петрович, вы готовы?
        - Разумеется, - ответил заместитель Генпрокурора. - Итак, в прошлом месяце, как вы знаете, группа депутатов Государственной думы в количестве пяти человек побывала с официальным визитом в Америке. Там, помимо запланированных встреч в Конгрессе и Госдепартаменте, у некоторых членов делегации состоялись секретные встречи и беседы с антироссийски настроенными политиками и бизнесменами. Так, например…
        И он начал излагать подробности прошедших встреч.
        Глава 4 С бору по сотенке
        - Значит, ты точно помнишь, что он это признал? - спросил Ермолаев у своего собеседника.
        - Совершенно точно, товарищ следователь, - отвечал сидевший по другую сторону стола парень. - Он даже дважды это сказал. Один раз, значит, вначале - ну, когда он, типа, речь произносил. А потом еще раз, когда ему вопросы стали задавать. Его тогда один мужик спросил: «А чем вы, значит, будете эти проценты обеспечивать?» То есть, короче, откуда деньги? А он тогда говорит: «Выплата процентов будет обеспечена вложениями…» Ну, как точно, я забыл. Вот, давайте послушаем, у меня тут все записано.
        И он включил лежавший перед ним на столе диктофон; поискал, нашел нужный фрагмент. Следователь Ермолаев фрагмент выслушал, сделал парню знак - выключай, мол, хватит - и сделал у себя в блокноте еще одну пометку. Допрос свидетеля был неофициальный - беседа, а не допрос, поэтому протокол не велся. Да и свидетель, сидевший перед Ермолаевым, был особенный - студент третьего курса местной Академии права, без пяти минут будущий коллега. Таких студентов, которые не просто просиживали штаны на занятиях, а уже в годы учебы активно делали карьеру, охотно сотрудничали со следователями и оперативниками, в полиции ценили. И ничего, что таким сотрудникам, как правило, не хватало грамотности - как юридической, так и обычной, не хватало опыта, знания психологии и понимания момента, - все эти недостатки искупались энергией и исполнительностью.
        Вот и сейчас: парень по заданию Ермолаева не только сходил на собрание, которое проводил в их городе организатор пирамиды «ННН», не только задал там все нужные вопросы, но и записал все услышанное на диктофон и готов был подтвердить каждое слово. И не его вина, что добытые им сведения практически ничего не стоили: их нельзя было использовать как доказательство обмана и мошенничества со стороны организатора «ННН». Наоборот: если бы такой свидетель выступал в суде, то получилось бы, что он является свидетелем защиты, а не обвинения. Ведь из его показаний следовало, что гражданин Николов Н. Г., 1958 года рождения, уроженец Днепропетровска, зарегистрированный в городе Москве, на встрече с гражданами, которых он убеждал стать членами создаваемой им финансовой организации, дважды предупреждал собравшихся о том, что эта организация является финансовой пирамидой. А стало быть, признаков обмана и мошенничества в его действиях не усматривается.
        Уже вторую неделю следователь Олег Ермолаев колесил по Сибири. Он ездил по городам, где незадолго перед этим устраивал свои встречи Николов. Он встречался с участниками этих встреч, с самыми разными людьми, подолгу с ними беседовал. В последний раз, узнав о предстоящем собрании в Омске, он заранее, по телефону, послал на встречу вот этого самого парня и таким образом получил проверенный, надежный источник информации. Однако и это не слишком приблизило Ермолаева к достижению поставленной перед ним цели: набрать достаточно материала, чтобы упрятать мошенника Николова за решетку, причем на этот раз - надолго. Все выглядело таким образом, что на сей раз организатор мошеннической пирамиды сумел заранее защититься от обвинений. И скорее всего, сделал это не сам: кто-то ему помог.
        Впрочем, и заместитель министра Семен Семенович Чубушный, поставивший перед Ермолаевым задачу собрать материал на Николова в рамках открытого прокуратурой уголовного дела, намекал, что у преступника появились высокие покровители и прищучить его будет не просто. Однако Ермолаева это не смутило, и он уверенно заявил генералу, что с задачей справится и не позже чем через месяц представит достаточно доказательств, чтобы упрятать обвиняемого за решетку. А еще через два месяца уголовное дело будет готово для передачи в суд. Однако прошло уже десять дней из назначенного самим следователем срока, а дело пока не слишком продвинулось вперед.
        - Ты эту запись мне скинь, - сказал Ермолаев парню. - Я ее потом еще прослушаю. А пока скажи: еще какие вопросы ему задавались?
        - Какие вопросы… - парень наморщил лоб, припоминая. - Несколько человек спрашивали, когда можно будет получить деньги и как это сделать.
        - Ну и что он отвечал?
        - Ну отвечал, что в первый раз деньги можно будет получить через две недели, не раньше. А иначе, говорит, зачем вкладывать, если хотите сразу забрать? Чтобы получить, нужно обратиться к своему десятнику или сотнику. Он возьмет деньги из своей ячейки и отдаст. А если в ячейке в данный момент такой суммы нет, тогда обратится к другой ячейке.
        - Десятник - это тот, кто привлек десять участников, а сотник - кто сотню, так?
        - Верно. И это… не просто привлек, а ведет все их дела. У кого сколько на счету, все такое…
        - Ладно. Еще что спрашивали?
        - Вот про этих спрашивали - про сотников. Как стать сотником, какие условия.
        - Понятно… - пробормотал Ермолаев и сделал себе в блокноте пометку: «Сотники». Возникла мысль: если не удается привлечь самого Николова, то можно открыть дела на его помощников, этих самых сотников. Они, небось, тоже ведут агитацию, что-то объясняют. И вряд ли они все так же определенно говорят, что их организация - это пирамида. Наверняка златые горы сулят! И потом - распоряжаются чужими деньгами, осуществляют махинации. За это вполне можно привлечь.
        - И что, много желающих стать этими сотниками? - спросил следователь.
        - Полно! Они ведь дополнительный процент получают за привлеченных новых участников. Однако этот… Николов сказал, что в сотники он берет не всех. А только тех, кто отвечает определенным требованиям.
        - Ладно, ты пока иди, - сказал Ермолаев свидетелю. - Вот мой диктофон, запись скинь и иди. Если понадобишься, вызову.
        Отпустив парня, Ермолаев встал и прошелся по кабинету. Так, на ходу, лучше думалось. Итак, что получается? Гражданин Николов, уже однажды осужденный за финансовые махинации, ездит по городам страны, устраивает собрания и на этих собраниях предлагает людям вступить в созданную им финансовую организацию. Нигде, между прочим, не зарегистрированную и не имеющую правового статуса. То есть, попросту говоря, предлагает отдать ему деньги. Есть тут признаки мошенничества? Несомненно, есть.
        Далее, Николов призывает граждан стать его помощниками, десятниками, сотниками и тысячниками, обещая им за это вознаграждение. То есть вовлекает их в свою преступную организацию. Таким образом, совершаемое преступление становится групповым, что утяжеляет вину участников группы. Налогов с получаемых доходов вкладчики «ННН» не платят, нарушая налоговое законодательство.
        Все это звучит убедительно, для любого суда таких доводов хватит. Особенно если они подкреплены свидетельскими показаниями. А этих показаний Ермолаев за десять дней собрал уже на два тома дела. Так что, с одной стороны, первую задачу можно считать выполненной: уже сейчас можно обращаться в суд - здесь, в Омске, или в Новосибирске, где Николов выступал позавчера, или в Заусольске, где состоялось его первое выступление. За решетку его можно будет упрятать. Но дальше что? С чем выходить на процесс? Вот тут начиналась заминка. Доказать факт обмана, а стало быть, и мошенничества будет трудно: ведь Николов постоянно предупреждает, что вклады участников ничем не обеспечены и есть риск, что создаваемая им структура является пирамидой. То есть он добросовестно ставит участников организации в известность о возможности потерять деньги. И если даже судья в том же Омске не примет этот факт во внимание и приговорит Николова за мошенничество к определенному сроку, то такой приговор позже может быть легко обжалован. А это не только брак в работе (чего Ермолаев старался не допускать). Это будет означать, что
возбудить новое дело против обманщика будет сложно.
        Кроме того, как доказать, что Николов присваивает чужие деньги? Своего счета у него нет, средств ему никто не перечисляет. Всеми деньгами распоряжаются сотники и тысячники. Вот и выходит, что надо заниматься этими офицерами армии Николова. Только так удастся прищучить их главнокомандующего. Так сказать, собирать с бору по сосенке. А в нашем случае - по сотнику.
        Итак, надо решить: достаточно ли материала, чтобы вызвать на допрос создателя пирамиды, предъявить ему обвинение и избрать такую меру пресечения, как арест? Ермолаев вновь сел к столу и стал перелистывать собранные документы. Так, это показания свидетелей… протоколы допросов директора Дома офицеров в Заусольске, директора цирка в Иркутске, директора филармонии в Новосибирске - тех руководителей, что предоставляли аферисту помещения. А, вот любопытный материал: показания журналистки из Заусольска Надежды Заикиной. Любопытен этот материал не только своим содержанием, но и личностью свидетельницы. Заикина пришла к нему без вызова, сама. Прямо рвалась дать показания против Николова. Какое-то глубоко личное отношение к мошеннику у нее было, личная ненависть. Хотя сама она, как уверяла следователя, ни в каких пирамидах денег не теряла. Что ж, бывает такое личное неприятие обмана. Ермолаев и сам был такой.
        Среди прочего свидетельница Заикина сообщила, что Николов во время своих встреч применяет приемы гипноза и коллективного внушения: манипуляции со светом, с голосом, особый «жгучий» взгляд… Это было интересно. Это можно было использовать. Надо только заручиться мнением экспертов, чтобы не провинциальная журналистка, а ведущие специалисты подтвердили, что внушение действительно имело место.
        Кстати, об экспертизе! Он уже заказал в Москве проведение экспертной оценки николовской схемы. Если крупные ученые авторитетно заявят, что схема «ННН» устойчиво работать не может и средства вкладчиков не могут быть возвращены, то тем самым будет доказан факт обмана. Ведь Николов на каждой встрече заявляет, что он разработал некий механизм, позволяющий вернуть деньги даже в случае прекращения деятельности. Надо узнать, готова ли экспертиза.
        Ермолаев набрал номер, терпеливо выслушал длинную серию гудков, а затем раздраженный голос руководителя экспертной группы. Оказалось, что ученый уже покинул свое рабочее место и находился в данный момент на даче, и звонок следователя оторвал его от заслуженного отдыха. Ладно, переживет. Ермолаев произнес полагающиеся извинения, а затем спросил главное, ради чего звонил: готова ли экспертиза? Оказалось, что готова на 80 процентов. Даже, пожалуй, на 90. Осталось только все оформить - и можно получать.
        - И когда можно будет ее увидеть? - спросил Ермолаев.
        - Да, пожалуй, через неделю, - отвечал эксперт. - Хотя нет, давайте заложим для верности еще два-три дня. Через десять дней.
        - Почему так долго? - возмутился Ермолаев. - Вы же сказали: «Готова на 90 процентов»!
        - Спешка в нашем деле неуместна, молодой человек! - строго заявил голос в трубке. - Каждый наш вывод всегда строго выверен и научно доказан. И стиль изложения тоже играет важную роль. Подобный материал нельзя писать кое-как!
        - Хорошо, а в общих чертах вы мне можете сообщить результаты вашей работы? - спросил следователь. - Хотя бы главные выводы? Мне это очень важно!
        - Хорошо, главный вывод могу сказать, - сжалился его собеседник. - Все эксперты - а над вашим заключением работали трое - сошлись во мнении, что функционирование организации «ННН» не является замкнутым. Эта организация носит принципиально открытый характер. То есть она может существовать, только постоянно получая финансовую подпитку извне.
        - То есть это означает, что в случае остановки деятельности вернуть деньги всем вкладчикам невозможно? - уточнил Ермолаев.
        - Совершенно верно, - подтвердил его собеседник.
        - И никакой резервный фонд не поможет?
        - Вопрос о так называемом резервном фонде у нас вынесен в отдельную главу, - объяснил руководитель экспертной группы. - Вы меня просили сказать вам главный вывод, я и сказал. А эту главу еще надо редактировать.
        - Огромное вам спасибо! - ответил Ермолаев и повесил трубку.
        Что ж, это уже было кое-что. С таким заключением, да с показаниями многочисленных свидетелей уже можно и в суд идти. А если добавится еще одно заключение, от психологов, специалистов по гипнозу - это уже будет вполне полноценное дело.
        Впрочем, до суда еще далеко. Теперь пора вызвать на допрос самого обвиняемого. Он и так с этим здорово затянул. Надо сказать, Ермолаев сделал это вполне сознательно. Зачем заранее предупреждать врага о готовящемся нападении? Правильнее нанести удар, когда будут собраны главные улики. А в случае, если будет жалоба адвокатов (а у такого гуся наверняка будет не один адвокат, а целая группа) - почему, мол, не поставили вовремя в известность, у Ермолаева будет хорошая отмазка: обвиняемый постоянно переезжал из города в город, найти его и вызвать на допрос было невозможно.
        Вот теперь можно и вызывать. Где он у нас проживает? Ага, в гостинице «Ермак». Ну конечно, такой человек должен жить в самой лучшей гостинице, в номере люкс. Вот туда я завтра утречком и позвоню. Извольте, мол, Николай Георгиевич, явиться. И не когда-нибудь, а через час. У вас встреча? Какая встреча? Ничего не знаю, будьте любезны явиться в кабинет следователя.
        А не придет - так еще лучше. Запишем в деле: уклоняется от явки. Так будет легче получить в суде согласие на арест. Хотя какой суд откажется арестовать такого человека, как Николов? Посмотрел бы я на такого судью!
        Олег Николаевич взглянул на часы, затем в окно, за которым темнели сумерки. Ого, уже девятый час! Можно и заканчивать. Он собрал бумаги, запер сейф и направился к выходу.

…Семен Семенович Чубушный не случайно поручил вести «дело Николова» именно следователю Ермолаеву. Олег Николаевич выделялся среди коллег, и выделялся довольно сильно. Отличия начинались уже с биографии.
        Олег Ермолаев закончил школу в памятном 1990 году. Сверстники боялись армии как огня - из казарм чуть не каждый день приходили новости о самострелах, повешенных, забитых до смерти, о целых взводах, подавшихся в дезертиры. А Олег не то чтобы не боялся - просто податься было некуда. Рос он без отца, мать поднимала его в одиночку - откуда взять деньги врачу или военкому, чтобы освободить единственного сыночка от армейского ужаса? Защититься вузом Олег тоже не мог - учился он не слишком прилежно, оценками не блистал. Зато многолюдная школа на окраине и улица с ее жестокими нравами научили его стоять за себя и правильно выстраивать отношения с людьми.
        Армия эти умения еще укрепила и развила. Ничего плохого с ним вопреки материнским опасениям ни в учебке, ни в части не случилось. Может, потому, что Олегу, можно сказать, повезло: служил он не в мотострелковых частях, которые (наряду со стройбатом) считались самым рассадником дедовщины, а в артиллерии. Хотя и у них, конечно, были свои «дедушки» и были неприятные моменты - как без этого? Но Олег Ермолаев успешно прошел через эти испытания.
        Выдержал он и другое испытание - ностальгию по беззаботным армейским годам. Нет, он вовсе не считал их лучшим временем в жизни. Олег смотрел не назад, а вперед. Теперь, в 19 лет, ему хотелось учиться. И еще в нем крепла страсть к справедливости. Она жила в Олеге еще со школы - видимо, это было его собственное, природное. А в армии укрепилась благодаря сержанту Мулгоджонову - здоровенному таджику, который своими кулаками поддерживал в роте справедливость, в своем ее понимании.
        Ермолаев проработал год на заводе, а затем пошел в милицию - рядовым в полк ППС. Прошел еще год службы - и он с отличными рекомендациями поступил в юридический институт МВД.
        Внешне он не слишком отличался от своих сверстников; можно даже сказать, повторял их путь. В те годы все кругом самозабвенно изучали право, юридические вузы множились, как грибы после дождя. Олег встречал своих школьных товарищей, которые учились по тем же учебникам, что и он, - кто в Академии права, кто на юрфаке университета. Но сходство тут было чисто внешнее. Они мечтали стать известными адвокатами, прокурорами; пределом мечтаний была должность судьи. Считалось, что человек, достигший такого места, не будет знать никаких проблем - и уже никогда. А Ермолаев с самого начала хотел стать именно следователем. Он не хотел зарабатывать на преступности - он хотел с ней бороться. Искоренять ее. Формула капитана Жеглова
«Вор должен сидеть в тюрьме» стала его жизненным принципом. И как только он закончил институт, как только получил свое первое дело, то начал осуществлять это свое желание - наказывать преступников.
        При этом Ермолаев вовсе не был тупым исполнителем или жестоким фанатиком, стремившимся посадить за решетку как можно больше людей. Нет, он видел разницу между чиновником, каким-нибудь председателем комитета в мэрии, укравшим десяток миллионов из городского бюджета, и многодетной матерью, исправившей цифры в документах, чтобы лишние полгода получать грошовое пособие. Дело такой исправительницы документов он стремился переквалифицировать по более мягкой статье, а то и вовсе закрыть - если была такая возможность. Зато чиновник получал у него по полной.
        Особую же ненависть Олег Ермолаев питал ко всякого рода мошенникам, любителям обмануть сограждан - а таких в девяностые и нулевые годы развелось достаточно. Он преследовал их с упорством наемного убийцы, выслеживающего жертву, и вцеплялся в них, как клещ. Немало он вывел их на чистую воду за 15 лет следовательской работы. К сожалению, не всех ему удалось упрятать за решетку: некоторые умело пользовались прорехами в законодательстве, так что на них нужной статьи не находилось, а у некоторых оказывались высокие покровители, которые закрывали успешно начатое Ермолаевым расследование. Последние случаи он переживал особенно болезненно. Но Олег не носил розовых очков, понимал, среди каких людей живет, и, пережив очередную неудачу, вновь упорно принимался за дело.
        Работа всегда была для него главным в жизни, все остальное находилось как бы на периферии. Там, на периферии, помещались и женитьба, и жизнь с женой Любой (вполне дружная, согласная жизнь), и рождение сына, а затем и дочери, и их садиковские, а затем школьные успехи, и отдых, и всякого рода увлечения. Собственно, и увлечений особых не было, кроме собирания сведений о военной технике разных стран. Вначале такие вырезки оформлялись в альбомы, занимавшие немало места, а затем, с появлением дома компьютера, превратились в бесплотные электронные файлы.
        Да, Ермолаев не носил розовых очков, он был реалистом. И он видел, как его сослуживцы приобретали вначале «Волги» и «девятки», на которые, по всем расчетам, их зарплат никак не должно было хватить, а затем пересаживались с них на новенькие
«Ауди» и «Шевроле». Как ездили каждый год на отдых за границу, забираясь во все более далекие и дорогие места. Как строили коттеджи и покупали дорогую мебель. Да, все это он видел и понимал значение и смысл этих приобретений. И при этом он не впадал в отчаяние, которое заставило бы его бросить службу, и не стремился непременно разоблачить преступников в собственных рядах, ведь это могло бы совсем плохо для него кончиться. Он только крепче стискивал зубы, услышав об очередном таком приобретении, и с еще большим ожесточением принимался за новое дело.
        Однажды в передаче «Что? Где? Когда?» - единственной программе, которую Ермолаев регулярно смотрел по телевизору (чаще всего в записи), он услышал о философии стоиков, которые учили, что человек должен уметь мириться с тем, что он не может изменить, и направлять свои усилия только на то, что поддается изменениям.
«Старайся выполнить свой долг, остальное же предоставь богам», - учил какой-то античный мудрец, имя которого Ермолаев не запомнил. Имя не запомнил, а изречение накрепко засело в его памяти. Он понял, что всю жизнь следовал этому учению, не зная, как оно называется. С этого момента он обрел прочную опору в жизни.
        Потому следователь Ермолаев заслужил у начальников и сослуживцев репутацию человека со странностями, но в то же время исполнительного работяги, которому можно было поручить самое сложное и тонкое дело. Как, например, дело организации с названием «ННН».
        Глава 5 Поздний звонок
        Уф, устал! Алексей Константинович откинулся на спинку кресла, снял очки, потер переносицу. Нет, так нельзя! Нельзя столько времени работать! И никакие соображения этого не оправдывают. Кстати, а сколько времени?
        Он взглянул на экран компьютера. Ого, почти девять! Черт, опять засиделся до ночи! А ведь обещал жене прийти пораньше. Ладно, все! Сейчас он выйдет - и домой. Пусть не к семи, как все обычные люди, но к десяти будет дома. Хотя бы поужинают с женой вместе. А дела подождут. Все их не переделаешь.
        Тарасов повел мышкой, закрывая на экране одно окошко за другим, нажал команду
«Завершить работу» и, не дожидаясь выключения, подхватил портфель и направился к выходу. Он уже взялся за ручку двери, когда на столе раздался мелодичный звонок, и голос вечерней секретарши сообщил:
        - Звонит министр внутренних дел Николай Демьянович Белозерский. Соединить?
        Вице-премьер тяжело вздохнул. Ведь собрался же уходить! Всю работу бросил, чтобы выполнить обещание, данное жене! Однако министр внутренних дел был не тот человек, звонком которого можно было пренебречь. Звонил он Тарасову крайне редко и всегда по важным поводам. Поэтому Алексей Константинович с тяжелым сердцем ответил:
«Соединить» и вернулся к столу.
        В трубке щелкнуло, и Тарасов услышал знакомый голос министра.
        - Приветствую, Алексей Константинович, - сказал главный полицейский начальник. - Тут разговор один есть. Тема важная.
        - Что ж, если важная, подъезжайте, - отреагировал Тарасов, поняв, что разговор действительно предстоит серьезный - собеседник не доверял даже правительственной связи, трижды проверенной и защищенной, и настаивал на личном свидании с глазу на глаз.
        - Через пятнадцать минут буду, - заверил министр. - Да, вы это… пригласите еще вашего помощника… ну, который тогда на совещании о проекте докладывал.
        - Алмазова? - догадался Алексей Константинович.
        - Вот-вот, Алмазова, - подтвердил министр. - Пригодится.
        После чего отключился.
        Тарасов со вздохом вновь включил компьютер, нашел в нужной папке сотовый номер своего референта и набрал его. В ведомстве, которым руководил Алексей Константинович, не было принято допоздна засиживаться на работе. Поэтому вице-премьер не ожидал, что Егор Алмазов немедленно откликнется на его зов и будет где-то поблизости. Его телефон мог быть вообще отключен.
        Однако референт откликнулся, и довольно быстро.
        - Добрый вечер, Алексей Константинович! - приветствовал он начальника. Фоном для его голоса служил многоголосый гул, и Тарасов понял, что его подчиненный находится в каком-то людном месте. - Что-нибудь нужно?
        - Да, Егор Борисович, к сожалению, тут возникла необходимость в вашем присутствии, - отвечал Тарасов. - Вы где находитесь?
        - Да вот, решил тут в театр сходить, в «Табакерку», - смущенно сообщил Алмазов. - Тут как раз антракт, поэтому вы мне и смогли дозвониться, а то у меня телефон был выключен. Но это ничего, я сейчас подъеду!
        - Я пришлю за вами машину, - пообещал Тарасов. - Ждите у подъезда.
        И, включив телефон секретаря, отдал необходимое распоряжение.
        Спустя двадцать минут участники незапланированного совещания были в сборе. Алексей Константинович усадил гостей за небольшой овальный столик в углу кабинета (он был предназначен как раз для таких бесед в узком кругу), попросил секретаря подать кофе и, когда дверь за ней закрылась, спросил:
        - Итак, Николай Демьянович, слушаем вас. Что за вопрос вы хотели обсудить?
        Генерал Белозерский смахнул с кителя несуществующую пылинку, внимательно взглянул на собеседников и сказал:
        - Тема та же, что была на нашем совещании: деятельность фирмы под названием «ННН».
        - И что же с этой фирмой? - осведомился вице-премьер. - Насколько мне известно, она успешно разворачивает свою работу. И уже есть первые результаты - в том смысле, о котором докладывал на совещании Егор Борисович.
        - То есть вы хотите сказать, что бюджет уже получил какие-то деньги? - уточнил министр.
        - Да, получил, - подтвердил Тарасов. - И если этот вопрос вас интересует, об этом лучше расскажет Егор Борисович. Так что вы были правы - его присутствие при нашем разговоре необходимо. Прошу вас, Егор Борисович, расскажите нам о состоянии дел с
«ННН» на текущий момент.
        Референт, как видно, ждал этого вопроса. Все нужные цифры он, надо полагать, помнил наизусть, потому что не стал ни доставать из кармана бумажку, ни искать данные на телефоне, а сразу начал:
        - К сегодняшнему дню отделения организации, созданной господином Николовым, открыты в 23 городах. Организация объединяет 1 миллион 240 тысяч вкладчиков. Их совокупные вложения на текущий момент оцениваются в 35 миллиардов рублей - хотя это число постоянно меняется.
        - Вы скажите главное: бюджет что-то от этого получил? - резко спросил Белозерский. - Страна получила?
        - Да, две недели назад мы получили первый транш в размере… извините, я сейчас уточню…
        Теперь, видимо, желая быть точным, Егор Алмазов полез в карман и достал записную книжку. Полистал ее, нашел нужную страницу.
        - Получили транш в размере 340 миллионов 122 тысячи рублей, - сообщил он. И, словно извиняясь, добавил: - Это, конечно, не так много, но деятельность организации только разворачивается…
        - Почему же немного? - не согласился с ним министр. - 340 миллионов - вполне приличная сумма. А куда, если не секрет, пошли эти деньги?
        Последний вопрос был задан небрежным тоном, как бы между прочим. Однако Алексей Константинович сразу понял, что именно этот вопрос является для Белозерского основным; возможно, он и эту вечернюю встречу устроил, чтобы получить на него ответ. Поэтому, опережая подчиненного, он сказал:
        - Давайте на этот вопрос отвечу я. Сразу же после совещания, о котором вы, Николай Демьянович, сегодня вспоминали, Егор Борисович по моему распоряжению создал специальный фонд. В него и поступают средства, направляемые нам из «ННН». В размере одного процента всех средств, привлеченных этой организацией. Такова наша договоренность с ее создателем.
        - И куда идут деньги из этого фонда? - продолжал допрашивать министр.
        - Пока что никуда, - отвечал Тарасов. И, видя недоумение на лице генерала, пояснил: - Я с самого начал мыслил этот «фонд ННН», как я его про себя называю, как некое дополнение Резервного фонда. Дополнение, недоступное для его растаскивания по требованиям различных сил - депутатов, министров и других властных лиц, - в силу его неофициального, можно сказать, секретного характера.
        - То есть деньги будут просто лежать без движения? - спросил Белозерский.
        - Нет, Николай Демьянович, «просто лежать» они не будут, - объяснил Тарасов. - Помните, о чем я говорил на совещании? Надвигается глубокий экономический, а значит, и социальный кризис. Это не мои выдумки, это прогноз, который дают практически все экономисты. А что это значит? Что будут в массовом порядке закрываться предприятия, увольняться сотни тысяч людей. В особо бедственном положении окажутся моногорода, вся жизнь в которых зависит от работы одного предприятия. Потребуются огромные средства на поддержку населения: выплату пособий, разного рода программы по переобучению безработных… Есть и еще одно направление возможных трат. Теперь мы, наконец, вступили в ВТО, а значит, не можем напрямую оказывать государственную поддержку нашим предприятиям. Сейчас это не так критично, но после начала кризиса станет крайне важным. «Фонд ННН» позволит нам оказывать такую поддержку - и заводам, и фермерским хозяйствам, - не нарушая запретов ВТО. Ведь это будет не государственная поддержка, а как бы частная, идущая из благотворительного фонда. Понимаете?
        - Да, Алексей Константинович, вы все хорошо рассказали, - отвечал министр. - Вопросов у меня больше не осталось.
        - Зато у меня есть один вопрос, - заявил вице-премьер. - Надеюсь, теперь вы объясните причину, которая заставила нас в такой поздний час собраться и давать исчерпывающие объяснения о работе созданного нами фонда? Ведь вы не из праздного любопытства назначили эту встречу!
        - Да, не из любопытства, - согласился генерал. - Тут такое дело… Вам еще не сообщали, что на Николова завели уголовное дело?
        - Как?! Новое дело? - воскликнул Тарасов. - И кто же?
        - Должен признаться, что мои подчиненные, - удрученно признался Белозерский. - Я знать ничего не знал, честное слово! И вдруг сегодня смотрю сводку и узнаю, что следователь Ермолаев ведет уголовное дело в отношении Николова Н. Г.
        - И на какой стадии это дело находится? - спросил вице-премьер.
        - Да уже далеко продвинулось, - сообщил министр. - Два тома всяких материалов собрано. А вчера следователь ознакомил с делом самого Николова и взял с него подписку о невыезде.
        - Подписку о невыезде? - воскликнул Егор Алмазов. - Но как же… как же он будет расширять организацию? Создавать новые отделения? А где взята эта подписка?
        - В Омске, - отвечал Белозерский.
        - Да, ну и новость… - пробормотал Тарасов. - А что - вы не предупреждали своих подчиненных, что в отношении Николова не следует проявлять активности?
        - Нет, не предупреждал, - отвечал генерал. - После того совещания, как мы и договорились, я распорядился, чтобы с него сняли подписку о невыезде, под которой он тогда находился. И решил, что это своего рода сигнал для моих заместителей. Что они сами должны понять, что Николова трогать не надо. Потому что если бы я стал их специально вызывать и предупреждать…
        Министр развел руками.
        - Это выглядело бы подозрительно, - закончил за него фразу Тарасов. - Что ж, это разумно. Но, выходит, кто-то из ваших замов вас не понял…
        - Да, Семен Чубушный дал задание следователю начать это дело, - подтвердил Белозерский. - А прокуратура тут же дала на это свою санкцию.
        - Ну, в отношении позиции Петрова у меня иллюзий не было, - сказал Алексей Константинович. - А вот с вашей стороны, Николай Демьянович, я неприятностей не ожидал…
        - Так ведь я же говорю: я и сам не ждал… - генерал прижал руки к груди.
        - Я все понял, - остановил его вице-премьер. - Ситуация мне понятна. Вопрос в том, как из нее выйти.
        - Понятно как, - сказал Алмазов. - Вы открыли это дело, вам его и прекращать. Надо дело закрыть и подписку с Николова снять. Что тут сложного?
        - Все не так просто, - покачал головой Белозерский. - Раз дело открыто законным порядком, теперь уже прокуратура не даст его закрыть. Надо обращаться к Петрову… А пока против человека открыто уголовное дело, должна быть избрана мера пресечения.
        - Ну вот это как раз не факт, - не согласился Тарасов. - Что, мы не знаем случаев, когда дело возбуждено, а его фигурант спокойно сидит дома? Знаем. Так что свяжитесь с вашим следователем и прикажите снять эту дурацкую подписку. А то из-за нее мы потеряем сотни миллионов рублей. А они нам ой как пригодятся - и в самом недалеком будущем!
        - И еще неизвестно, как Николов себя поведет, узнав, что его заперли в этом Омске, - заметил Алмазов. - Он человек неуправляемый и непредсказуемый. Может совершить самый неожиданный поступок.
        - Например? - спросил Тарасов.
        - Например, уехать из Омска и где-нибудь затаиться. Так что мне его будет невозможно найти. И будет ли он после этого перечислять деньги в наш фонд? Может и прекратить эти отчисления. Ведь он может расценить возбуждение уголовного дела как нарушение наших договоренностей.
        - Ну это вряд ли, - покачал головой министр внутренних дел. - Он же понимает, что для него самого разрыв отношений несет гораздо больше неприятностей, чем для нас. Дело ведь можно продолжать и довести его до суда. Он один раз уже сидел в тюрьме, вряд ли захочет повторить этот опыт.
        - Во всяком случае, я прошу вас, Егор Борисович, срочно связаться с Николовым, - сказал вице-премьер. - Объясните ему сложившееся положение, заверьте, что дело будет вскоре прекращено, подписка с него снята и что наши договоренности остаются в силе.
        - Хорошо, я позвоню прямо сейчас, - сказал Алмазов. Достав телефон, он поднялся, чтобы не мешать собеседникам, нашел нужный номер и нажал кнопку вызова.
        Между тем за овальным столом продолжалась беседа.
        - Скажите, Николай Демьянович, - обратился Тарасов к своему собеседнику, - а этот ваш заместитель…
        - Чубушный, - подсказал министр.
        - Да, этот Чубушный - вы уверены, что он по своей собственной инициативе возбудил это уголовное дело и дал задание следователю? У вас это такая практика, когда подобные задания дают ваши заместители?
        - Нет, такой практики у нас нет, - отвечал Белозерский. - Дела обычно возбуждаются по представлению прокуратуры или иных государственных или муниципальных органов, а также граждан. Они обращаются в соответствующее местное управление внутренних дел, и оно уже начинает действовать. В случае с Николовым прокуратуры должна была обратиться по месту его регистрации, то есть в московское УВД.
        - А вам не показалась странной такая активность вашего зама в этом вопросе? - спросил Тарасов.
        - Да, действительно странно, - согласился министр. - Я сперва как-то не обратил на это внимания. Меня больше заботил сам факт нарушения нашей с вами договоренности. Поэтому я и поспешил вам позвонить и назначить эту встречу. Я, Алексей Константинович, вообще-то человек слова. Если я тогда на совещании обещал оказывать вам содействие - значит, так и должен поступать. А еще я подумал - а не изменилось ли что в ситуации с этим Николовым? Потому так и расспрашивал вашего референта.
        - Однако кое-какие сомнения у вас все же остались, - сказал Алексей Константинович, проницательно взглянув на своего собеседника. - Иначе вы не стали бы так настойчиво расспрашивать, куда пошли деньги, полученные от «ННН».
        - Да, вы правы, - признался генерал. - Хотелось все узнать точно. Но теперь вопросов больше не осталось.
        - Я ценю вашу искренность, Николай Демьянович, - отвечал вице-премьер. - Я тоже считаю вас человеком слова. Но теперь, когда мы прояснили позиции, обратите внимание на своего зама. Постарайтесь выяснить, чем объясняется такая его активность.
        - Постараюсь, - пообещал Белозерский.
        В это время Егор Алмазов возвратился к столу. Вид у него был удрученный.
        - Не отвечает, - сказал он, разведя руками. - Номер абонента недоступен.
        - И что же это означает? - спросил Тарасов.
        - Боюсь, что ничего хорошего, - отвечал его референт.
        Глава 6 Гость из прошлого
        Доход за неделю получался какой-то уж слишком большой. Цифры на экране компьютера выглядели приятно и тешили сердце. Однако Кунцевич стер запись и начал расчеты сначала. Он привык все делать основательно, ничего не оставлять «на потом». Вдруг ошибка вкралась? Нет, все должно быть точно.
        Послышался щелчок домофона, и Кунцевич услышал голос жены:
        - Володь, ты чего тянешь? Банька уже готова, спускайся!
        - Ты парься пока без меня, - отвечал Кунцевич. - Мне дела надо доделать. Доделаю, тогда уж париться буду.
        - Ну как хочешь, - ответила жена и отключилась.
        Это он в прошлом году придумал - установить в доме внутреннюю связь. Дом большой: два этажа, да мансарда, да подвальный этаж с гаражом и сауной, - всюду не докричишься. До прошлого года звонили друг другу по сотовому, но это было не совсем удобно. А теперь стало прямо как на заводе, где когда-то трудился слесарь-сборщик Владимир Кунцевич. С любым домочадцем можно быстро связаться.
        Владимир Яковлевич снова углубился в расчеты. Странная получалась картина: выходило, что в сентябре фура - основной поставщик денег в хозяйстве Кунцевича - принесла меньше дохода, чем каждая из двух «Газелей». Этого быть не могло, тут была какая-то ошибка. Кунцевич снова принялся проверять счета - и нашел-таки, где собака зарыта. Просто один счет, который принесла «Газель» - за обслуживание свадьбы, - был посчитан дважды. Владимир Яковлевич заново подвел баланс и остался доволен - теперь доход был в пределах средней недельной нормы, чуть больше двадцати тысяч. Теперь можно было и в сауну идти. Владимир Яковлевич записал данные в особую тетрадку, выключил компьютер и направился в подвал, париться.
        По дороге он миновал холл, где тешила глаз недавно купленная дорогая мебель и качали маятником старинные напольные часы, прошел через гараж, где блеснул лакированным боком новенький «Фольксваген», и наконец окунулся в жар сауны.

…Всем своим нынешним благополучием Володя Кунцевич, в прошлом рядовой слесарь на прославленном автогиганте, был обязан двум своим качествам - основательности и готовности рискнуть. Эти две противоположных черты редко уживаются в одном человеке, но Владимир Яковлевич был исключением. Зарплата на заводе была, правда, неплохая, но что купишь на эту зарплату? Предел мечтаний - новая модель той самой машины, тысячи которых прошли через руки Кунцевича за время работы на конвейере, да квартира-«трешка», в которой предстояло ему жить с женой и двумя сыновьями. Ну и еще, конечно, отдых - поездки на Волгу, рыбалка, шашлыки, раз в два-три года вылазки на море… И все это - путем нелегкой работы. И еще при условии, если не будет массовых увольнений и слесарь Кунцевич не попадет под сокращение. А потом - неизбежная, как зима, старость и нищенская пенсия.
        Так бы все и было, если бы в далеком 94-м году Владимир не увидел по телевизору рекламу организации «ННН-93». Организация делала первые шаги, заманивала сказочными процентами, сулила быстрое обогащение. Седовласые дяденьки из того же телевизора качали головами, называли детище черноглазого создателя «ННН» пирамидой, сулили ему скорый крах. Друзья по цеху были согласны с авторитетными экономистами и отзывались о посулах Николая Николова непечатно. А вот Кунцевич увидел в рекламе свой шанс - тот самый ШАНС с большой буквы, который выпадает раз в жизни. Цыганка ему раз сказала: ШАНС этот выпадает каждому, но далеко не все могут его распознать. Распознать - и решиться.
        Кунцевич решился. Все деньги, накопленные за несколько лет, вложил в рискованное предприятие Николова. А затем, еще не порвав окончательно с привычным существованием, не уволившись с завода, написал заявление и перешел на неполную рабочую неделю. Начальство отпустило охотно - так ему было легче избежать увольнений. А Владимир использовал свое появление на работе не для того, чтобы выпустить больше автомобилей и получить побольше зарплату. Пропуск через проходную автогиганта стал для него пропуском в новую жизнь. С помощью брошюрок, полученных в местном офисе «ННН-93», он агитировал соседей по конвейеру также вложить свои средства в новое перспективное предприятие.
        В короткое время Владимир Кунцевич стал сотником, а затем и тысячником. Его счет в
«ННН-93» насчитывал уже много миллионов рублей (деньги в то время были дешевые, нули на банкнотах умножались каждый месяц). Тогда и произошла его первая встреча с создателем финансовой пирамиды. Николов произвел на Кунцевича неизгладимое впечатление. Его энергия, напор, умение убеждать колеблющихся и отбивать атаки противников много дали вчерашнему слесарю. Он еще тверже убедился в том, что принял правильное решение, когда связал свою судьбу с детищем Николова.
        К тому времени Владимир уже окончательно ушел с завода и все свое время посвящал финансовым делам. По приглашению Николова он ездил в Москву, принимал участие в создании новых рекламных роликов. И в то же время - вот удивительная черта его противоречивого характера - внимательно присушивался к тому, что говорили седовласые противники пирамид с экрана телевизора. Какое-то чувство - шестое, а может, даже седьмое - внушало ему, что процветание родного «ННН-93» не будет бесконечным и что приближается время расставания. И в какой-то миг интуиция шепнула ему: «Пора!»
        Владимир снял со счета компании все свои деньги. И своим бывшим товарищам по цеху, которых он убедил вступить в организацию, посоветовал сделать то же самое. Как раз перед этим прошла кампания по сокращению числа нулей на банкнотах, и теперь сбережения Кунцевича насчитывали уже не миллиарды, а миллионы. Но все равно это были большие деньги. Он вступил в компанию бедняком, а вышел богатым человеком.
        Спустя несколько месяцев случились сразу два краха - большой крах всей экономики и малый, частный крах компании «ННН-93». Люди, не снявшие вовремя деньги со своих счетов, лишились всего. Николов, правда, обещал все исправить, заявлял, что компания держится на плаву и только происки недоброжелателей не дают ему возможности вернуть средства вкладчикам, но этим обещаниям мало кто верил. Против основателя «ННН-93» завели уголовное дело, он оказался в тюрьме.
        Владимир Яковлевич сочувствовал основателю финансовой пирамиды. Он умел быть благодарным и понимал, кому он обязан своим нежданно появившимся богатством. Он выступил в печати в защиту Николова, а затем выступал в суде как свидетель защиты. Но все было бесполезно: Николова осудили, и он отправился в лагерь отбывать срок.
        Николов катился вниз, а Кунцевич, наоборот, шел в гору. Он не стал тратить доставшиеся так легко деньги на красивую жизнь. Даже дом тогда не стал покупать, хотя денег на это хватило бы. Нет - он присматривался, думал о будущем. И когда грянул кризис, остановились заводы, обанкротились известные фирмы и все вокруг что-то продавали, Кунцевич, наоборот, покупал - причем по дешевке. Он приобрел четыре «Газели» (от двух потом пришлось избавиться), две фуры и несколько легковушек.
        Так возникла фирма «Перевозчик». Занималась она доставкой продуктов (прежде всего фруктов и овощей) с юга, обслуживанием свадеб и разного рода семейных и корпоративных торжеств; легковушки использовались как такси. Впрочем, от последнего вида бизнеса Кунцевич вскоре отказался: отрасль оказалась сильно криминализованной, и он понял, что в будущем его могут найти где-нибудь в овраге с проломленной головой. И никакая милиция, никакой ОБЭП не помогут.
        Зато фуры и «Газели» продолжали работать, принося владельцу немалый доход. Вот теперь, крепко встав на ноги, Владимир Яковлевич приобрел дом, новую машину для себя, а потом и для всех членов семьи (сыновья к этому времени подросли). Каждый год они с женой ездили за границу. Побывали во многих странах Европы, на курортах Таиланда, на Канарских островах и даже на Ямайке. Сыновья Владимира Яковлевича учились в московских вузах, и он уже рассчитал, какой капитал надо будет выделить каждому из них после окончания учебы, чтобы дети могли встать на ноги и заняться собственным делом. Владимир Кунцевич был доволен своим положением и уверенно смотрел в будущее.

…Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда Владимир Яковлевич, поплескавшись в крохотном бассейне, уселся на скамье в предбаннике и взял в руки стакан с чаем. Звонил проводной телефон, номер которого значился в телефонном справочнике. Это мог быть кто угодно: надоедливый рекламный агент или столь же надоедливая и настырная социологическая служба, опрашивающая горожан на предмет их отношения к какому-нибудь местному политику. Поэтому Кунцевич решил трубку не брать - пускай звонит, пока не надоест. Но абонент оказался упорный - телефон все звонил и звонил. Наконец Кунцевич не выдержал.
        - Ирин, возьми трубку, послушай, кто там, - попросил он жену.
        Она сняла трубку, послушала собеседника. Лицо у нее выразило удивление, и Кунцевич понял, что звонит вовсе не рекламный агент.
        - Ты знаешь, тут какой-то мужчина, - сказала жена, прикрыв микрофон ладонью. - Просит Вовку Кунцевича.
        - А как представился? - спросил Владимир Яковлевич.
        - Никак! - жена пожала плечами. - Просит Вовку и все.
        Так к Владимиру Яковлевичу могли обращаться только очень близкие друзья - по пальцам перечесть можно. Но эти люди знали его особый «дружеский» сотовый номер и всегда пользовались им. Кунцевич был заинтригован. Он взял из рук жены трубку и произнес:
        - Я слушаю!
        - Долго трубку берешь, Вова, - услышал он голос, который показался ему смутно знакомым. - Большим человеком, наверно, стал. Старых друзей не помнишь…
        - Кто говорит? - спросил Кунцевич.
        - Не узнаешь? - отвечал незнакомец. - Николай меня звать. Ты ко мне в Москву приезжал. Мы в гостинице «Космос» семинар проводили. А спустя два года ты еще раз приезжал, когда я в беду попал. Теперь вспомнил?
        - Не может быть! - воскликнул Кунцевич. - Это вы?
        - Только без фамилий, - предупредил голос в трубке. - А то ведь эфир - он как проходной двор, народу много. Чужих ушей тоже много.
        - Вы где? - спросил Владимир Яковлевич. - Откуда звоните?
        - Тут я, у вас, - отвечал собеседник. - На автовокзале стою, из автомата звоню.
        - Я сейчас! Я мигом! - заторопился Кунцевич. - Вы подождите немного, я подъеду!
        - Не надо приезжать, - остановил его голос в трубке. - У меня своя машина. Ты только объясни, куда ехать. Сейчас я трубку товарищу передам, ему и объясни.
        Послышался шорох, и другой, незнакомый голос произнес:
        - Вы скажите, где живете, и все. Я город немного знаю, доберусь.
        Кунцевич назвал адрес, а затем, несмотря на протесты собеседника, подробно рассказал весь маршрут от автовокзала до своего дома. Человек, с которым он разговаривал, заявил, что все понял, и повесил трубку. Тогда и Кунцевич осторожно положил свою трубку на телефон.
        - Кто это? - спросила жена.
        - Это? - переспросил Кунцевич. И затем, внимательно глядя на жену, отчеканил: - К нам в гости приехал Николай Георгиевич Николов. Помнишь такого?
        - Помню, конечно, - отвечала Ирина. - Но ведь он…
        - К нам приехал мой большой друг, - остановил ее Владимир Яковлевич. - И чтобы больше никаких вопросов! Он не один, с товарищем. Приготовь ему гостевую комнату, а товарищ ляжет в комнате Игоря. Приберись там, а то беспорядок. И стол накрой. Там, в баре, коньяк достань и водку «Серый гусь». И еще селедку разделай! Он селедку любит.
        И, не задерживаясь больше в предбаннике, пошел одеваться и к воротам - встречать.
        Спустя двадцать минут (уже совсем стемнело) к дому Кунцевича подъехала старенькая потрепанная «девятка». Водитель, загорелый мужчина, на вид - ровесник Владимира Яковлевича, следуя его указаниям, заехал во двор. И лишь после того, как ворота закрылись, открылась задняя дверь «девятки», и Кунцевич увидел своего гостя.
        Владимир Яковлевич шагнул к нему, схватил его ладонь обеими руками… Он бы с радостью обнял этого человека, но не знал, как тот к этому отнесется.
        - Прошу в дом, - сказал он, обращаясь преимущественно к Николову, но в то же время обернувшись к его спутнику. - Не знаю, как вам лучше: сразу за стол или сначала в баньку? Мы баньку только что истопили, горячая!
        - Сейчас решим, - отвечал Николов. - Ты вот знакомься: это Витя Прокофьев. Сибиряк, из Заусольска! Еще месяц назад был никем, а сейчас он тысячник. И не просто тысячник, а надежный человек, который пришел мне на помощь в трудную минуту. Вот пусть он и решает. Ну что, Виктор: мыться будешь или сразу за стол?
        - Нет, от баньки не откажусь, - отвечал водитель. Сейчас, вблизи, было видно, что он смертельно устал: под глазами круги, щеки впали, движения замедленные.
        - Помыться, поесть - и сразу на боковую, - изложил сибиряк свою программу. - Глаза слипаются.
        - Понятное дело, - кивнул Николов. - Представляешь, - обратился он к Кунцевичу, - мы ведь к тебе знаешь откуда приехали? Из Омска! Вчера вот в такое время выехали. Ночью, уже за Челябинском, с трассы съехали, и Витя три часа поспал. И снова в путь! Двадцать часов за рулем! Только разок поесть остановились, ну, и по нужде, конечно. А я ему помочь не мог: ты же знаешь, я с этой техникой не дружу. Так что собеседник из Вити сейчас не получится. А мы с тобой, я думаю, после баньки еще посидим, поговорим. Как ты считаешь?
        - Обязательно посидим, Николай Георгиевич! - поддержал его Владимир. - Но сначала - париться! Вот сюда, сюда проходите…
        В бане все оживились, даже тысячник из Заусольска. Он рассказал, как быстро прошли границу с Казахстаном - соседи все процедуры упростили, никакой волокиты; как объехали Уфу, где (знакомый предупреждал) ни один пост ДПС просто так не проедешь.
        Из бани прошли в столовую. Кунцевич окинул взглядом стол и остался доволен: Ирина точно выполнила все указания. Дымилось блюдо с вареной картошкой, стояла укутанная кастрюлька с горячими стейками, тускло поблескивали водочные и коньячные бутылки. И селедка разделанная имелась, и тарелка с солеными огурцами. В общем, было чем угостить дорогих гостей.
        Выпили за встречу. Сибиряк с трудом проглотил кусок стейка и заявил, что все - сейчас заснет. Ирина проводила гостя в отведенную ему комнату, затем вернулась, посидела еще немного и тоже распрощалась - понимала, что муж предпочитает поговорить с нежданным гостем наедине.
        Кунцевич и Николов остались вдвоем.
        - Я вижу, жена у тебя женщина понятливая, - сказал создатель финансовых пирамид. - Это в нашей ситуации очень ценно. А кто еще в доме есть?
        - Никого, - покачал головой Владимир. - Сыновья в Москве, учатся.
        - Это тоже кстати, - кивнул Николов. - Никто не должен знать, что я у тебя остановился. Я снова скрываюсь, как и десять лет назад.
        - Да, я слышал, - сказал Кунцевич. - По телевизору передавали, что на вас опять завели уголовное дело.
        - И дело завели, и подписку о невыезде взяли, - подтвердил гость. - Хотели, чтобы я кис в этом Омске, чтобы все дело остановилось. А ты же знаешь наш принцип: никаких остановок! Только вперед! Да и вообще: не в моем это характере - сидеть, как кролик, в клетке и ждать, пока тебя съедят. Нет, им еще придется за мной побегать! Ну-ка, налей еще вот этой водочки. Выпьем за успех нашего начинания!
        Выпили еще по рюмке, Николов аккуратно разрезал стейк на мелкие кусочки, положил один в рот и откинулся на спинку кресла. Кунцевич еще в прежние времена, когда доводилось обедать вместе со знаменитым создателем «ННН-93», отмечал его замечательное умение есть быстро и в то же время изящно.
        - Я у тебя поживу некоторое время, - сказал гость. - Если ты, конечно, не против.
        - Я совсем не против, - отвечал Кунцевич. - И потом, я ведь не обязан знать, что вы скрываетесь, правда? Приехал ко мне давний товарищ, решил погостить…
        - Умница, - похвалил его Николов. - Правильно излагаешь. Но ты не думай - я тебя подставлять под ментов не собираюсь. Звонить мне отсюда, конечно, придется. Но у меня есть несколько телефонов. И ни один не куплен на мое имя. Это мои друзья-тысячники покупали. Так что ни одна ищейка не будет знать, что я здесь. Я для этого специально решил ехать не в поезде и даже не в автобусе, а на Витиной машине.
        - Значит, все опять как в 98-м? - спросил Кунцевич. - Опять будут разваливать организацию, а вам придется останавливать выплаты?
        - Не совсем, - покачал головой Николов. - Похоже, но не совсем. Сейчас другая ситуация. Совсем другая! Наверху, - он показал пальцем в потолок столовой, - идет большая игра. И меня пригласили в этой игре поучаствовать.
        - Наверху - это где? - не понял Владимир Яковлевич. - В банковской сфере? Или в полиции?
        - Нет, бери выше, - покачал головой гость. - На самом верху. В правительстве. Только это, сам понимаешь, большая тайна. И я тебе о ней говорю не потому, что выпил две рюмки этой чудесной водки, а потому что тебе доверяю. Ты готов рисковать ради меня - вот и я готов рисковать и доверить тебе секретные сведения.
        Владимир Яковлевич знал, что Николов говорит правду насчет отсутствия у него пьяной болтливости: он не раз был вместе с основателем «ННН-93» на разного рода банкетах, где было выпито немало спиртного, и великий создатель пирамид всегда контролировал ситуацию.
        - Значит, в правительстве знают о вашей новой организации? - спросил он.
        - Не только знают, но и поддерживают, - отвечал Николов. - У нас с ними заключено своего рода соглашение о сотрудничестве. О его деталях я тебе говорить не буду, но в целом знай - на этот раз у меня есть надежные союзники.
        - Почему же в таком случае на вас вновь завели уголовное дело? - спросил Кунцевич. - Хотят покрепче привязать? Держать под контролем?
        - Разумно мыслишь, - вновь похвалил его гость. - Я вначале тоже так думал. Когда меня на допрос вызвали, когда этот сморчок, следователь ментовский, объявил, что завел дело о мошенничестве, я жутко разозлился. Просто жутко! «Ну все, - думаю. - Если вы так, то и я начну свою игру. И еще посмотрим, кто кого переиграет!» Ты же знаешь, я себя в разного рода играх как рыба в воде чувствую.
        И это Кунцевич тоже знал. Знал, что с создателем «ННН-93» не стоит садиться играть - ни в карты, ни в нарды, ни в кости - словом, ни в одну игру, где есть элемент везения. Фортуна всегда поворачивалась к Николаю Николову лицом, а к его противникам - другой частью тела. Проигрывал он только в шахматы, где никакого везения нет и выигрыш является результатом точного расчета.
        - Но потом я еще поразмышлял на досуге, - продолжил между тем гость, - и решил, что эта версия неправильная.
        - А что же на самом деле? - спросил Кунцевич.
        - А на самом деле меня решили «закатать» другие люди в том же правительстве. Те, кто хочет уничтожить моих союзников. Там же гадюшник, грызня сплошная, борьба бульдогов под ковром. А мы все - ходовой товар в этой грызне. И теперь для меня многое будет зависеть от того, чья возьмет. Я думаю, уже завтра я свяжусь с тем человеком в правительстве, с кем я заключил соглашение. Послушаю, что он скажет. И потребую, чтобы дело в отношении меня прекратили. Где я скрываюсь, конечно, говорить не буду. Они во мне заинтересованы, так что переговоры, думаю, пройдут успешно.
        - А как ваша новая фирма? - спросил Кунцевич. - Развивается?
        - Отлично развивается! - похвастался Николов. - Кстати, налей-ка еще по одной, выпьем за успех моего нового начинания.
        Владимир Яковлевич вновь наполнил рюмки. Чокнулись, выпили. Гость подхватил на вилку аппетитный кусок селедки, отправил в рот, похвалил:
        - Хороша селедка! Жена делала?
        - Ну да, - отвечал Кунцевич.
        - Хорошая у тебя жена, - похвалил гость. - А я вот, ты знаешь, лишен семейных радостей. Никогда меня это не привлекало: семья, дети, домашний уют… Никогда такой цели перед собой не ставил - иметь свой дом, сидеть у камина… Нет, меня привлекает другое…
        Выпитый алкоголь и усталость от долгой дороги начали сказываться на нем. Создатель финансовых схем откинулся на спинку кресла, его лицо, обычно жесткое, разгладилось.
        - А что вас привлекает? - спросил Кунцевич. Он чувствовал, что их разговор вышел на какой-то новый уровень. Никогда раньше создатель «ННН-93» не был с ним так откровенен.
        - Что привлекает? - Николов задумался. - Наверное, достижение поставленной цели. То есть не сама цель, а дорога к ней. Борьба! Ведь жизнь - это джунгли, Вова. Как и в обычных джунглях, здесь есть мелкие и крупные хищники, есть их жертвы - всякие там зайцы и антилопы, и есть могучие травоядные - слоны, буйволы, носороги. Вот я - такой носорог. Только хитрый. Я не выслеживаю добычу, не рву ее зубами, не пру напролом, как тупой носорог. Я просчитываю варианты, предугадываю поступки моих врагов - и делаю свой ход. Вот этот процесс - делать свою ставку в большой игре и выигрывать - он меня всегда привлекал. Да и ты, мне кажется, из той же породы. Ты никого не топчешь, но и своего шанса в жизни не упускаешь.
        - Да, это верно! Верно! - воскликнул Кунцевич, пораженный точностью сравнения.
        - Конечно, верно, - снисходительно согласился гость. - И знаешь что, Вова? Давай теперь коньяку выпьем! За встречу соратников по общему делу!
        Владимир Яковлевич откупорил бутылку коньяка - самого дорогого, коллекционного, - разлил по бокалам. Чокнулись. Николов покрутил бокал в руке, понюхал, потом слегка пригубил.
        - Хорош! - похвалил он. - Да, и еще меня привлекают контрасты. Вот я сутки ехал в душной машине, отсидел все, что можно отсидеть, устал смертельно. И вот побывал в бане, попарился, сижу, потягиваю чудесный напиток… Вот так и надо жить! А у тебя что - свой бизнес?
        - Да, небольшое дело, - кивнул Кунцевич и рассказал про свою фирму.
        - Что ж, перевозки - дело хорошее, - похвалил Николов. - Перспективное. Но у меня к тебе есть один вопрос. А ты часом не хочешь еще раз попробовать поймать удачу?
        - В смысле - сделать вклад в «ННН»? - спросил Владимир Яковлевич.
        - Вот именно.
        - Не знаю… Я как-то об этом не думал, - растерянно отвечал Кунцевич, размышляя, не обидел ли он таким ответом гостя.
        - Смотри - пока еще не поздно, - заметил Николов. - Хотя я тебя не уговариваю. В таком деле человек сам должен решить. Услышать зов судьбы - и решить.
        Глава 7 Трудный выбор
        Значит, он все-таки сбежал! Получив сообщение от дознавателя омского УВД, следователь Ермолаев испытал, как говорили в былые времена, «чувство глубокого удовлетворения». Хорошее, кстати, выражение, зря над ним в свое время так смеялись. Отлично, что мошенник сбежал! Просто замечательно! Вот теперь у Ермолаева были все основания не только объявить его во всероссийский розыск, но и подготовить постановление об аресте и заключении под стражу. А как иначе прикажете поступить с человеком, который постоянно переезжает из города в город, не является на допросы, а затем и скрывается из-под подписки о невыезде? Значит, будем готовить документы на розыск и задержание.
        Тем более что появились первые жалобы вкладчиков «ННН». Вот в Тюмени одна гражданка захотела снять весь свой вклад, двести с лишним тысяч рублей, а ей в течение двух дней отказывали, просили подождать. А вот две жалобы из Новосибирска аналогичного содержания. Так что материала, чтобы представить его судье, вполне достаточно.
        Олег Ермолаев сел за стол и начал составлять нужные документы. На это ушло больше часа, так что, когда следователь закончил работу, за окном было уже темно. Опять допоздна засиделся! Но это ничего: что еще делать в командировке? Ермолаев еще раз проверил все написанное, внес несколько поправок и включил принтер. На лоток начали один за другим выползать пахнущие краской листы с текстом. Так, вот постановление об объявлении гражданина Николова Н.Г. во всероссийский розыск, а вот и документ о его задержании. Теперь осталось их подписать у начальника местного УВД и получить санкцию судьи - и вперед. К сожалению, сегодня это уже не удастся - поздно. Ничего, завтра с утра он все оформит, и бумага с портретом Николова пойдет по всем райотделам полиции огромной страны.
        Ермолаев убрал бумаги в сейф и уже встал, собираясь покинуть кабинет, когда зазвонил телефон. Олег Николаевич взглянул на номер и скривился: звонок не сулил ничего хорошего. Звонил заместитель начальника Следственного управления МВД Кирилл Белик - непосредственный руководитель следователя Ермолаева. Олег Николаевич считал своего руководителя пройдохой и мошенником почище Николова. Но доказать, естественно, ничего не мог; приходилось терпеть. Ермолаев вздохнул и нажал кнопку соединения.
        - Что долго трубку не берешь? - услышал он голос начальника. - Спишь, что ли? Значит, слушай внимательно. Ты сейчас где?
        - В Омске, - отвечал Ермолаев. В общении с Беликом одно было хорошо: не надо было соблюдать обычные формулы вежливости. Начальник никогда не здоровался и не прощался и тем избавлял от этой процедуры своих подчиненных.
        - И что ты там в Омске делаешь? - продолжал расспрашивать Белик.
        - Расследую дело финансовой пирамиды «ННН» и ее создателя Николова, - объяснил Ермолаев.
        - И как - далеко продвинулся?
        - Дело в целом готово для передачи в суд, - отвечал следователь. - Осталось получить результаты экономической экспертизы. Сейчас я подготовил постановление о задержании Николова и заключении его под стражу. Поскольку он скрылся из-под подписки о невыезде.
        - Ну, что он скрылся, это я в курсе, - сообщил Белик. - Значит, плохо ты его сторожил, раз скрылся. Короче, слушай меня внимательно. Ты это свое постановление о задержании порви на мелкие кусочки. Можешь после этого куда-нибудь себе засунуть. А дело это, что ты там насобирал, привози сюда, в Москву. Прямо мне на стол. Все понял?
        - Но Николов свои преступления здесь совершал, - возразил Олег Николаевич. - В Иркутске, Новосибирске, Омске. Так что местная прокуратура должна…
        - Ты мне лекции тут не читай! - рявкнул в телефон заместитель начальника управления. - Я сам знаю, кто что должен. Ты мне материалы вези, а что с ними делать - не твоя забота! Теперь все понял, Ермолаев?
        - Так точно, товарищ полковник, - отчеканил следователь.
        - Вот так! Давай дуй в аэропорт, бери билет на первый самолет, и чтобы завтра утром ты был у меня в кабинете! Живо, живо! Нечего там в Омске задницу просиживать!
        И на этой важной сентенции телефон замолчал: Кирилл Белик высказал подчиненному все, что хотел.
        Следователь Ермолаев несколько секунд смотрел на потемневший экран телефона. У него было сильнейшее желание швырнуть проклятое средство связи в стену - чтобы вдребезги разбилось. Но он понимал, что телефон ни в чем не виноват. Поэтому Олег Николаевич спрятал его в футляр на поясе, после чего вновь открыл сейф и достал
«дело Николова». «Здоровенная папка какая, - рассеянно подумал он. - Пожалуй, в портфель не поместится. Надо бы сумку какую-нибудь принести или сетку… Сейчас позвоню в аэропорт, закажу билет и пойду к коллегам - может, у кого найдется большой пакет…»
        Он сел за стол, положил папку рядом, открыл телефонный справочник и нашел в нем номер касс аэровокзала. Оставалось только позвонить. Однако следователь медлил. Несколько раз он снимал с рычага трубку городского телефона - и снова клал ее обратно. Что-то в нем мешало ему совершить такое простое действие. И он знал, что: ясное ощущение происходящей несправедливости. Он уже понимал, что заместитель начальника управления затребовал готовое к суду дело не для того, чтобы его проверить, а потом дать ему законный ход. Весь полученный за годы работы опыт, а также следовательская интуиция говорили Ермолаеву, что никакой передачи дела в суд не будет. Кто-то в министерстве решил его закрыть. Рвать на мелкие части, как постановление о задержании Николова, не будут - вдруг какие-то материалы, собранные Ермолаевым, позже пригодятся. Но и судить мошенника тоже не будут. Кто-то - знать бы, кто! - решил взять его под свое покровительство. И теперь он будет безнаказанно, ничего не опасаясь, дурить беззащитных людей, вымогать у доверчивых учителей, врачей, пенсионеров последние деньги, собранные по крохам… И он,
Ермолаев, ничем не сможет ему помешать.
        Эта мысль была совершенно невыносима! Ермолаев вскочил и заходил по кабинету. Что же делать? Не выполнить распоряжение Белика нельзя - это будет грубое служебное нарушение. За такое следует выговор. А если он и завтра откажется вылететь в Москву и передать дело, его могут отстранить от работы и даже объявить неполное служебное соответствие. Так и работы недолго лишиться. А лишаться своей работы следователь Ермолаев никак не хотел: в ней был весь смысл его жизни. Как же быть? Как можно обойти распоряжение начальника?
        И тут в голову следователя пришла спасительная мысль. Вот он, выход! Ермолаев полистал записную книжку (обычную, бумажную - электронной он не особо доверял) и отыскал нужный телефон. Это был номер заместителя министра Семена Чубушного.
        Ермолаев набрал номер и стал ждать. Больше всего он боялся, что заместитель министра находится на каком-либо совещании и отключил телефон. Что делать в таком случае, он не знал.
        Однако телефон, на радость следователя, откликнулся, и Ермолаев услышал голос замминистра:
        - Чубушный слушает. Кто говорит?
        - Это Ермолаев, товарищ генерал, - представился следователь. - Тут у меня возник один вопрос…
        И он рассказал заместителю министра о звонке Белика.
        - Я так понимаю, что Кирилл Юрьевич не хочет давать этому делу ход, - закончил свой рассказ Ермолаев. - Хочет положить его на полку. А вы давали указание довести дело до конца и судить мошенника.
        - Да, я давал такое указание и от своих слов не отступлюсь, - твердо заявил Чубушный. - А насчет Белика ты прав: дело он хочет развалить. Что же нам делать? Не выполнить приказ начальника ты не можешь… Выполнить его тоже нельзя - это значит отпустить вора на свободу… Погоди, дай подумать…
        На несколько минут, показавшихся Ермолаеву вечностью, в трубке воцарилось молчание. Затем следователь вновь услышал голос заместителя министра - теперь он звучал бодро и уверенно.
        - Знаешь, что, Ермолаев, - сказал генерал, - давай сделаем так. Материалы дела отвезти в Москву надо. Так что ты заказывай билет и готовься к встрече с начальством. Но это ведь не значит, что ты не можешь оставить у себя какие-то дубликаты? Это, конечно, тоже проступок, но не такой грубый. Если это потом выплывет - а оно обязательно выплывет, тут уж ничего не поделаешь, - скажешь, что это был мой приказ. А я это подтвержу. В конце концов, тебе не обязательно отдавать Белику оригиналы всех материалов - понимаешь? А постановление об объявлении Николова в розыск ты и правда порви. Ты тут будешь ни при чем: это постановление издам я сам. Со мной Белик не справится. А ты, как слетаешь в Москву, потихоньку готовь дело к передаче в суд. У тебя там что - только заключения экспертов не хватает?
        - Да, Семен Семеныч, - отвечал Ермолаев. - Послезавтра обещали все приготовить.
        - Ну вот, как все будет готово, мы все и передадим, - заключил Чубушный. - Белик, конечно, ругаться будет, будет грозить увольнением. Но тут у него руки коротки. Я тебя прикрою. Так что действуй, Олег. Ход мы применяем, конечно, нестандартный, но так обстановка требует. Сам понимаешь, какая ситуация. Тут смелость нужна.
        - Да я понимаю, товарищ генерал, - отвечал Ермолаев, исполненный чувства благодарности. - Я все сделаю, как вы сказали.
        - Ну добро! - произнес заместитель министра. - Если что, докладывай.
        И телефон замолчал.
        Следователь Ермолаев с нежностью посмотрел на аппарат, бережно положил его в карман. Затем встал, прошелся по кабинету. Подавленного настроения как не бывало: теперь Ермолаев был бодр, весел, готов к борьбе. Прохаживаясь, он даже что-то напевал (что делал очень редко). Как все-таки важно знать, что ты не один, что у тебя есть союзники, единомышленники! Причем среди руководства!
        Следователь достал из тумбы пачку чистой бумаги, положил ее возле принтера. Дружески взглянув на это чудо копировальной техники, подмигнул ему и сказал:
        - Ну что, дружок, придется нам сегодня поработать. И заметь - с пользой поработать! С большой пользой!
* * *
        - Скажи, ты новости смотрел?
        Кунцевич, углубившийся в изучение коммерческого предложения одной из самарских фирм, не сразу расслышал вопрос жены, и Ирине пришлось его повторить. После этого Владимир Яковлевич наконец оторвался от экрана и взглянул на жену, сидевшую слева от него, на кровати. На время пребывания в доме гостей Кунцевич перенес свое рабочее место из гостиной в спальню (собственно кабинета в доме не было, его в проекте не предусмотрели). Работать в гостиной, на глазах у Николова, ему было как-то неудобно.
        - Ну смотрел, - ответил Владимир Яковлевич. - Ты про что? Только давай быстро - видишь, я работаю.
        - Там про него говорили, - понизив голос, сообщила Ирина. - Про Николова. Что его объявили во всероссийский розыск. И что подписано постановление о его задержании. Слышал?
        - Ну слышал, - подтвердил Кунцевич. - Ну и что? Он мне говорил, что его хотят задержать. Но он говорил и кое-что другое, о чем тебе знать не обязательно.
        - Меня ваши секреты не интересуют, - заявила Ирина. - Только я хочу сказать, что сегодня утром повторяли вчерашнюю программу «Кремлевский гость». Ты в это время как раз уезжал, не смотрел. И вчера ты ее не видел. Так вот я тебе расскажу, это важно. Там выступал знаешь кто? Сам Игорь Безбородов. И говорил он, между прочим, о том же самом.
        - О чем том же? - нехотя буркнул Кунцевич, но прерывать жену не стал.
        - О пирамидах - вот о чем. Он сказал, что правительство решило объявить их создателям беспощадную войну. А Николова прямо назвал мошенником. Он так сказал:
«А такие мошенники, как небезызвестный Николов, будут осуждены и сядут в тюрьму». И дальше - слушай, слушай! - дальше так сказал: «Вместе с их пособниками». Тебе это ни о чем не говорит?
        - А о чем это мне должно говорить? - снова буркнул Кунцевич, всем своим видом показывая, что разговор ему надоел и совершенно не интересен.
        - А тем, что это про нас с тобой говорили. Это мы получаемся пособниками. Что, думаешь, они его не найдут? Если очень захотят - если с самого верха такое указание будет, - то обязательно найдут! Окружат наш дом ОМОНом и будут штурмовать! Как каких-то чеченских командиров брали - в прошлом году показывали. И будем мы с тобой сидеть за соучастие.
        - Ты все сказала? - сердито спросил Владимир Яковлевич.
        - Могу только добавить, - отвечала жена, - что я одному рада: что Игорь с Кириллом с нами не живут. Что их к этому делу не приплели. Но все равно им это может аукнуться. Если захотят поступить жестко - выгонят наших сыновей из вузов. А судя по всему, сейчас хотят как раз подойти жестко.
        - А у меня другие сведения! - заявил Кунцевич. - Не знаешь, так не говори! Мало ли чего там Безбородов говорил! Не он один все решает. Там, наверху, какие-то игры идут. Мне Николов по секрету сказал: на его стороне есть серьезные люди. Очень серьезные! И они его в обиду не дадут. И пусть его в розыск объявили. Объявить объявили, а искать по-настоящему не станут. Так что нечего панику разводить. Лучше обедом займись.
        - Хорошо, если так, - заявила Ирина. - Я гостям всегда рада. И обед у меня уже готов. Только тут ведь что получается? Одно слово против другого. Николов тебе одно сказал, а Безбородов по телевизору - другое. А слово Безбородова все же потяжелее будет. Вдруг перетянет?
        И, не дожидаясь ответа на свой вопрос, ушла. Владимир Яковлевич, проводив глазами спину жены, покачал головой и снова углубился в объявление. Но фразы о выгодах перевозки мебели по всему Поволжью не шли ему на ум. Предостережение, высказанное женой, задело Владимира Яковлевича. И правда: так ли сильны те люди в правительстве, которые готовы помочь его старому другу? И существуют ли такие люди вообще? Не являются ли они плодом выдумки знаменитого авантюриста? Ведь если задуматься: мог ли Николай Николов выдумать всю историю о его поддержке людьми во власти?
        Кунцевич поставил перед собой этот вопрос и был вынужден дать однозначный ответ: мог. Очень даже мог. Ведь, если вдуматься, чем были его знаменитые рекламные ролики 90-х годов? Все эти фразы про «Татьяну Ивановну и новые сапоги»? Рассказы о людях, сказочно обогатившихся благодаря «ННН-93»? Приходится признать, что в значительной мере они были основаны на обмане. Точнее, на умалчивании. Никто не говорил доверчивым вкладчикам, что их вклады в «ННН-93» ничем не обеспечены и что желанный выигрыш достанется не всем. Никто им не говорил, что могут быть - нет, обязательно будут! - не только выигравшие, но и проигравшие. И что же: человек, всю свою карьеру построивший на обмане, не может солгать старому другу? Вполне может. И потом: какой Кунцевич ему друг? Давний соратник - это да. Бывший сотрудник его фирмы. Но между соратником и другом - большая дистанция. Друга берегут всегда, а соратника - только до определенного времени. И вообще - могут ли быть друзья у такого человека, как Николов? Кунцевич стал припоминать и понял, что за все время общения с создателем финансовых пирамид никогда не видел рядом с
ним людей, которых можно было причислить к друзьям знаменитого авантюриста, и не слышал от него рассказов о таких людях.
        А если рассказ о высоких покровителях является выдумкой, тогда положение Николова ничем не обеспечено. И положение самого Кунцевича - тоже. И выходит, что жена во многом права.
        Разумеется, Владимир Яковлевич не стал высказывать эти сомнения своему гостю. Ни словом не обмолвился о них ни за обедом, ни за ужином. Но после ужина, когда жена убрала посуду и на столе осталась только бутылка коньяка, сыр и фрукты, Кунцевич завел разговор на интересующую его тему. Упомянул о выступлении Безбородова: дескать, если такой авторитетный, уважаемый человек объявил о начале кампании против строителей пирамид, значит, власть решила заняться ими всерьез.
        - Это почему же он авторитетный и уважаемый? - возразил Николов. - Запомни, Вова: среди всех этих мужиков с мигалками нет ни одного, кого бы стоило хоть немножко уважать. Все они клоуны, паразиты. Никто не смог создать собственного дела, сам деньги заработать, вот они и кинулись к кормушке - распределять. Людей, которых бы стоило уважать, вообще мало: может, по всей стране сотня найдется. А уж там, - и он ткнул пальцем в потолок, - их вообще нет.
        - Ладно, пусть я неудачно выразился, - согласился Кунцевич. - Пусть он не уважаемый, но… как бы это сказать… при власти. Значит, гонения начнутся? Не дадут вам работать?
        - Может, и не дадут, - Николов пожал плечами. - Хотя пока все вроде спокойно. Я тут звоню, связываюсь со всеми отделениями - все пока работают без помех. Это ты, небось, всполошился из-за того, что меня в розыск объявили? - и создатель пирамид проницательно взглянул на хозяина дома.
        - Нет, это меня не беспокоит! - ответил Кунцевич. - Вас и в прошлом не раз объявляли, и ничего, обходилось…
        - Вот именно: тогда обходилось и сейчас обойдется! - твердо заявил Николов. - Не дрейфь, Вова! Прорвемся!
        - Да, в такой момент важно не запаниковать, - сказал Прокофьев, до этого лишь прислушивавшийся к разговору. - Вот, помню, однажды во время сплава по Белой у нас прорвало катамаран…
        И он стал рассказывать историю о том, как хладнокровие руководителя группы спасло всех, кто находился на судне. Ирина Кунцевич поддержала гостя, кстати вспомнив историю о том, как у нее на прежней работе (когда еще они не были такими состоятельными людьми и она ходила на работу) во время кризиса 1998 года хозяин фирмы проявил выдержку и сумел удержаться на плаву. Разговор принял новое направление и больше к теме возможного ареста главы «ННН» и краха всего предприятия не возвращался.

…Ночью Прокофьев проснулся от того, что его кто-то тряс. Он приподнял голову и в слабом свете, пробивавшемся с улицы, увидел, что над ним склонился Николов.
        - Что случилось? - спросил он.
        - Вставай, собирайся, - сказал создатель пирамид. Говорил он еле слышно, почти шепотом. - Мы уезжаем.
        - Почему? Что случилось? - удивился Прокофьев. И, озаренный догадкой, спросил: - Вам позвонили, предупредили, что милиция вышла на наш след? Да?
        - Никто не звонил, - отвечал Николов. - Просто я понял, что Вовка решил меня сдать. Перепугался и решил донести. Сегодня днем побежит. Но мы его опередим. Собирайся, иди к машине.
        - Да, может, вы ошиблись? - возразил Прокофьев. Впрочем, он уже одевался. - Может, ничего такого он не решил? А что о розыске заговорил - так просто беспокоится…
        Виктору не хотелось уезжать - ему понравилось в гостеприимном доме Кунцевичей. И банька понравилась, и застолье. И снова пускаться в дорогу ему не хотелось.
        - Ничего не просто, - уже сердито зашептал Николов. - Точно знаю - выдаст. У меня интуиция. А она меня никогда не подводила.
        - А как же мы выедем? - спросил Прокофьев. - Ворота же закрыты.
        - Я знаю, где ключи висят, - успокоил его Николов. - Я их возьму, открою. Ты машину во дворе не заводи. Не будем хозяев беспокоить - пусть спят после трудового дня. Мы ее на руках выкатим. А уже на улице заведем - и поедем.
        - И далеко поедем? - спросил Прокофьев.
        - Не очень далеко. В Белгород, - отвечал создатель «ННН». - Там у меня верный человек живет. Он точно не выдаст. А если совсем припрет, переберемся на Украину. Русская полиция туда не доберется.
        Глава 8 Удар ниже пояса
        Егор Борисович Алмазов еще раз сверил цифры, занес их в нужную графу и выключил компьютер. Отличный результат! Просто отличный! Николай Николов, находящийся в розыске, преследуемый, вынужденный скрываться от правоохранительной системы российского государства, не только не прекратил сотрудничество с этим государством, но и увеличил платежи! За последнюю неделю он перечислил на созданный Алмазовым специальный счет свыше двухсот пятидесяти миллионов. Если и дальше дело будет идти такими темпами, то за месяц фирма Николова будет приносить казне миллиард чистого дохода!
        Конечно, платежи от фирмы «ННН» увеличились не потому, что Николов вдруг решил больше отдавать государству. Просто дело пошло. По всей стране создаются отделения
«ННН», организация насчитывает уже свыше двух миллионов вкладчиков. И это не потолок! Расчеты, проведенные самим Алмазовым, показывали, что при благоприятном стечении обстоятельств в фирму Николова могут вступить до трети населения страны.
        Да, интересный человек этот Николов! Егор Борисович припомнил свои впечатления от двух встреч с основателем «ННН», которые имели место в тот период, когда они обговаривали содержание и детали своего соглашения. Человек явно не самой высокой культуры, далеко не силач, не спортсмен - и при этом у правительственного референта осталось впечатление чего-то значительного, мощного. Что называется, человек с биографией. Проницательный взгляд черных глаз, точное понимание сути дела, чувство собеседника… И какая странная жизнь! Иметь в кармане сотни миллионов рублей, держать под своим контролем миллиарды - и при этом постоянно скрываться, жить под угрозой ареста… Видимо, есть в этом образе жизни что-то, какой-то мотив, который притягивает этого человека и доставляет ему удовлетворение, которое другим доставляют, скажем, женщины, или огромное богатство, или известность, или власть… Может быть, это риск? Постоянно кипящий в крови адреналин? Может быть, он рисковый человек? Надо будет поговорить об этом с Настей. Интересно, что она скажет. Настя то и дело высказывает неожиданные, оригинальные соображения,
которые самому Егору никогда бы в голову не пришли. Что ж, до их встречи - он взглянул на часы - осталось меньше часа, тогда и поговорят.
        Егор Алмазов, несмотря на свой не совсем юный возраст (ему недавно перевалило за тридцать), еще не был женат. Обзаведясь таунхаусом в престижном западном пригороде, он отделал и обставил его в своем вкусе и теперь вел в нем приятную холостяцкую жизнь: приглашал друзей, девушек, устраивал вечеринки. Нет, не банальные пьянки под пиццу и караоке. Вечеринки Егора Алмазова скорее походили на литературные или музыкальные вечера. Среди его гостей бывали художники, музыканты, писатели. Конечно, не самые знаменитые, не Шевчук с Акуниным, но люди уже достаточно известные, входящие в моду. Здесь, в просторной гостиной алмазовского дома, они встречали теплый прием, находили благодарных слушателей, а в лице хозяина - тонкого ценителя всего нового. Многие из гостей даже не догадывались, что хозяин является чиновником и работает в правительстве. Они полагали, что имеют дело с бизнесменом, проявляющим интерес к культуре.
        Ошибку алмазовских гостей можно было понять. Референт вице-премьера Тарасова не был типичным чиновником и хорошо это сознавал. Он не ездил на охоту, не присматривался к виллам на юге Франции, не был готов (как огромное большинство его сослуживцев, людей его круга) часами обсуждать выгоды и недостатки той или иной должности и перспективы того или иного карьерного перемещения. Его больше привлекали разговоры, далеко выходящие за рамки его служебных обязанностей, - о новинках культуры, о направлении развития цивилизации… В этом Алмазов походил на своего шефа, Алексея Константиновича Тарасова. Тот ведь тоже не оказывал покровительство каким-то коммерческим структурам, а по каждому важному вопросу имел собственное мнение, иногда расходящееся с мнением начальства. И не случайно среди сотрудников министерства, возглавляемого Тарасовым, можно было найти молодых людей, похожих на Егора Алмазова: образованных, свободно мыслящих, без того стального блеска в глазах, отличающего чиновничью породу всех разновидностей.
        Именно это незашоренное, нестандартное мышление и позволяло Алмазову предлагать своему шефу оригинальные идеи, за что Алексей Константинович высоко ценил своего помощника. К одной из таких идей относился и проект с поддержкой организации
«ННН».
        Алмазов закрыл дверь и направился к выходу из министерства. По дороге он прикрепил к уху кругляш blue-tooth, включил телефон и позвонил Насте: надо было уточнить детали сегодняшнего вечера. Предполагалось, что Егор подберет девушку возле ее офиса (она работала дизайнером в одном из рекламных агентств) и они вместе направятся смотреть новую выставку соц-арта на «Винзаводе». А уже оттуда поедут к Егору на квартиру, где проведут ночь.
        Приятный разговор с Настей продлился до самой стоянки, где был припаркован алмазовский «Ситроен» (даже в выборе машины он проявил оригинальность). Выяснилось, что планам молодых людей ничто не мешает, надо было лишь уточнить кое-какие детали, например меню совместного ужина.
        Продолжая беседовать с Настей, Алмазов вырулил со стоянки и покатил к площади трех вокзалов, где находился ее офис. Основной час пик уже миновал, пробки были умеренные, и спустя полчаса Егор остановился у тротуара, где виднелась стройная фигурка девушки.
        Настя впорхнула в кабину, последовал горячий поцелуй (их связь длилась уже полгода, но страсть пока не остывала), и «Ситроен» покатил в сторону бывшего винзавода. Настроение у обоих было прекрасное. По дороге Настя рассказала смешную историю про очередного заказчика - какого-то нувориша, на чем-то внезапно разбогатевшего, прибывшего из глухой провинции в Москву и пожелавшего отделать свою пятикомнатную квартиру на Кутузовском проспекте с европейским шиком - но при этом обязательно с березками и хохломскими узорами.
        - Я думала, они все в 90-х остались, эти мужики в малиновых пиджаках, - закончила девушка свой рассказ. - А вот еще откуда-то берутся.
        - Да, этот источник не иссякает, - подтвердил Алмазов. - Все время находятся какие-то шальные деньги, которые легко схватить. Муниципальные подряды, прокладка новых дорог, ремонт старых…
        Тут Настя вспомнила, что в районе, где разместился таунхаус Алмазова, нет приличного (по ее вкусу) винного магазина, и велела остановиться у присмотренного ею супермаркета. Здесь она приобрела бутылку французского белого вина и порцию устриц. Теперь уже ничто не мешало отправиться на выставку.
        Алмазов зарулил на стоянку возле «Винзавода». Отметил, что большинство мест уже заняты, - выставка пользовалась успехом, и народу собралось много. Об этом говорила и толпа журналистов, топтавшихся у входа, - очевидно, ожидалось прибытие какой-то знаменитости. Алмазов выключил зажигание, открыл дверь, уже собрался выходить…
        И в эту минуту случилось нечто непредвиденное. Откуда-то - из-за машин, что ли? - вдруг появились люди в камуфляже, в черных масках, с короткими автоматами в руках. Они выдернули чиновника из машины, бросили его на капот. Руки Алмазова вывернули за спину и сковали наручниками; грубо обшарили одежду, нырнули в карманы, достали ключи от квартиры, телефон, бумажник, права, служебное удостоверение. Он не видел, где Настя, что с ней, но, судя по испуганным возгласам, доносившимся до его слуха, с ней поступили таким же образом.
        На какой-то миг в голове Алмазова мелькнула мысль, что все происходящее - это не более чем часть представления, некоего перформанса, связанного с открытием выставки. Но это, конечно же, была совершенно безумная мысль, вызванная видом журналистов с телекамерами, толпившихся у входа на выставку. Нет, происходящее не было каким-то шоу - это все было всерьез. Об этом же говорили слова, которые кто-то торопливо произнес над ухом Егора Алмазова:
        - Вы задержаны по подозрению в хищении чужого имущества в особо крупном размере, совершенном по предварительному сговору. Вы имеете право не свидетельствовать против себя…
        И еще что-то, еще какие-то права, которые Алмазов уже плохо расслышал, потому что его оторвали от капота «Ситроена», потащили куда-то в сторону и засунули на заднее сиденье другой машины. Тут же с обеих сторон сели люди в камуфляже, и машина рванула с места. Боковые стекла ее были сильно тонированы, через переднее тоже было плохо видно: все загораживала спина человека, сидевшего рядом с водителем. Поэтому чиновник никак не мог понять, куда его везут.
        Между тем голова после первого шока начала работать, Алмазов начал осознавать случившееся. «Хищение чужого имущества… - вспомнил он слова, которые кто-то невидимый шептал ему в ухо. - Значит, не взятка… Хотя смешно, какая взятка, я же ничего не брал… Ну и что, что не брал, для них не важно, важно придумать обвинение… А какое хищение? Да, и еще он сказал «по предварительному сговору». Значит, обвинят, что я действовал с кем-то в группе? Но с кем?» Алмазов начал перебирать сослуживцев. Сговор с кем могут ему, что называется, впаять? Ни с одним из них он не поддерживал особо тесных контактов. Так, обычный треп перед началом очередного совещания или при встрече в коридоре. Он ведь по характеру своей работы и не должен был ни с кем особо сотрудничать. Работа у него была сугубо индивидуальная, в ней ценились личные качества: знания, глубина мышления, изобретательность…

«Но почему «была»? - подумал Алмазов. - Почему я так подумал? Я что - уже осужден? Уже уволен? Не надо расслабляться! Надо бороться!» В то же время он сознавал, что время бороться, заявлять о своих правах еще не наступило: не с этими же громилами, сидящими по бокам, разговаривать? У них одна задача: схватить и доставить. Вот сейчас он увидит человека, который будет с ним, так сказать, работать , - ему и предъявит свои претензии.
        И это время, как видно, приближалось. Машина, в которой его везли, остановилась, упершись радиатором в какие-то ворота. Сбоку, со стороны водителя, появился человек в форме, видимо, охранник. Они перебросились несколькими словами, и ворота медленно открылись; машина въехала во двор. «Что это - Лефортово? - размышлял референт вице-премьера. - Или Бутырка? А может, какая-то внутренняя тюрьма ФСБ? Да нет, ерунда какая! Нет сейчас никаких внутренних тюрем!»
        Тем временем дверца машины распахнулась, сидевший сбоку человек вылез и коротко приказал Алмазову: «Выходи!»
        Чиновник в несколько приемов, поневоле медленно (мешали скованные за спиной руки) вылез, закрутил головой, оглядываясь, но толком ничего рассмотреть не успел: его почти бегом потянули к расположенной неподалеку двери. За дверью оказалось помещение, разгороженное двумя решетками, одна за другой. Люди в масках ввели Алмазова за первую решетку, замок щелкнул. Здесь с него сняли наручники, после чего один из его конвоиров расписался в какой-то ведомости («Наверно, что меня сдал», - догадался чиновник), и захватившие его люди удалились. Теперь Алмазова окружали сотрудники учреждения, в которое его доставили. Это все еще явно были не те люди, от которых можно было потребовать объяснений, поэтому Егор Борисович продолжал ждать, когда появится какое-то ответственное лицо.
        Он думал, что теперь последуют различные процедуры, о которых он когда-то читал в книгах: всякого рода осмотры, санобработка, фотографирование, выдача тюремной одежды… Но ничего этого не было. Двое охранников повели его по коридору, поднялись на второй этаж, подвели к двери и втолкнули в одиночную камеру. Егор Алмазов остался один.
* * *
        Алексей Константинович строил дом для своей семьи, уже находясь у вершин власти. И потому мог позволить себе такую постройку, которая полностью отражала его вкусы и потребности. И хотя проект был заказан известному архитектору, человеку явно неглупому и талантливому, ему дважды пришлось вносить в свою работу поправки. В итоге получилось именно то, что хотел Алексей Константинович: здание изящное, но отнюдь не претенциозное, совсем не замок и не дворец. Здесь была овальной формы обширная гостиная, продуманно расположенные жилые комнаты (так, что у их обитателей не создавалось впечатления, что они находятся в гостинице), уютный кабинет… Чего не было, так это сауны и тренажерного зала - ни сам вице-премьер, ни его супруга Маргарита Олеговна не любили париться и заниматься спортом.
        Была предусмотрена в доме и столовая: Алексей Константинович с юношеских лет запомнил слова героя «Собачьего сердца» (в те годы еще запрещенного, но в семье Тарасовых уже доступного) о том, что принимать пищу порядочный человек должен именно в том помещении, которое для этого предназначено, то есть в столовой. Однако распорядок дня вице-премьера складывался таким образом, что поесть как полагается - не торопясь, с полной сервировкой стола - ему никак не удавалось. Завтракал он, как правило, на кухне, обедал (если не находился с визитом за границей) на работе, в своем служебном кабинете, куда доставляли еду из ближайшего ресторана, и ужинал зачастую там же. Впрочем, в еде Тарасов был неприхотлив и не только не делал из нее культа, но и вообще не придавал ей особого значения. Хотя какие-то пристрастия, конечно, имел.
        Вот и в это утро Алексей Константинович завтракал с женой на кухне. На завтрак Лидия Сергеевна (эта дама выполняла в доме Тарасовых обязанности повара и экономки) приготовила протертый суп, фрукты и кофе. С супом Тарасов уже покончил и теперь пил кофе, поглядывая то в окно, за которым радовал глаз идеально подстриженный газон, то на экран телевизора, где диктор канала «CNN» как раз начинала очередной выпуск новостей. Вице-премьер рассеянно выслушал сообщения о выборах в парламент Японии, очередных столкновениях в Сомали, более внимательно прослушал новости с бирж и уже собирался заканчивать завтрак, как вдруг с экрана раздалось:

«Вновь обостряется борьба в российской верхушке. Вчера у входа на художественную выставку был арестован видный чиновник российкого правительства Егор Алмазов. Пока неизвестно, какое обвинение предъявят арестованному. Однако известно, что Алмазов работал в ведомстве вице-премьера Алексея Тарасова и был к нему весьма близок. Возможно, это свидетельствует о том, что позиции Тарасова в кремлевских верхах пошатнулись. В любом случае это говорит об обострении борьбы в высших эшелонах российской элиты. Данная новость может оказаться достаточно важной для инвесторов, поскольку Тарасов курирует экономический блок правительства».
        Рука вице-премьера дрогнула, чашка предательски накренилась, и остаток кофе вылился на скатерть. Однако Алексей Константинович этого даже не заметил. Алмазов арестован! Егор Алмазов, самый близкий и самый умный из всех его молодых помощников! Да, это был удар! И очень болезненный, чувствительный удар. Если бы речь шла о боксе, его можно было бы назвать ударом ниже пояса. Тот, кто его наносил, явно знал, как дорог вице-премьеру его помощник, как тяжело Тарасов воспримет это известие.
        Однако Алексей Константинович недолго пребывал в шоке. Возможно, по натуре он был во многом художник. Но долгие годы пребывания в правительстве выработали в нем бойцовские качества. Без них в этой среде, где он жил и работал, человек быстро пропадал.
        На удар надо было отвечать. Тарасов поставил пустую чашку на стол, сказал жене:
        - Скатерть, видимо, придется заменить.
        Сам прошел в кабинет. Первым делом просмотрел в Интернете - теперь уже русскоязычном - все новостные сайты. Узнал кое-какие подробности вчерашнего задержания. «Комсомольская правда» сообщала, что Алмазов был задержан возле известного выставочного центра «Винзавод». Вместе с ним была задержана и его подруга, некая Анастасия Веретенникова. Тут же приводилось фото девушки со скованными руками, которую грубо обыскивает человек в маске. Высказывалось предположение, что задержание было нарочно проведено на глазах многочисленных корреспондентов, собравшихся на открытие выставки, - так задержавшие хотели показать свою силу.

«Эхо Москвы» о девушке Насте умалчивало, зато сообщало о том, что, по сведениям из достоверных источников, арестованному чиновнику будет предъявлено обвинение в присвоении чужого имущества путем мошенничества.
        Надо было срочно начать ответные действия. И начать их следовало со звонка Ковальчуку.
        Юрий Германович Ковальчук был отставным полковником КГБ. В ведомстве Тарасова он занимал такой же пост, как и арестованный Алмазов - референта. Фактически же он ведал не только охраной вице-премьера, но и возглавлял его собственную службу безопасности и контрразведки. Конечно, в сугубо мирном ведомстве, которым руководил Тарасов, подобная структура не полагалась. Но так уж случилось, что подобные структуры - под разными названиями - имелись практически во всех ведомствах, а также во всех крупных коммерческих организациях. В российском государстве, основанном в значительной мере на неформальных связях и живущем под властью силовиков, без силовых структур было никак нельзя.
        Конечно, всегда существовало подозрение, что отставной чекист будет работать не на чуждого ему по духу нанимателя (как бы щедро тот ни платил), а на старых друзей и начальников. Алексей Константинович такую опасность предвидел. Пару раз после приема Ковальчука на работу он его незаметно проверил, подбрасывая ему «дезы», представлявшие значительный интерес для «рыцарей плаща и кинжала», и потом внимательно следя - всплывет эта информация в соответствующих кругах или не всплывет? Не всплыла. И Тарасов решил, что начальнику службы безопасности - разумеется, в ограниченных пределах - можно доверять.
        Конечно, Ковальчук уже должен был все знать об аресте тарасовского помощника - иначе он был бы никудышным работником.
        Алексей Константинович нашел номер «безопасного» референта. Тот ответил сразу, словно сидел с телефоном в руке. Тарасов поздоровался и осведомился, знает ли Юрий Германович об аресте Алмазова.
        - К сожалению, мне об этом доложили уже ночью, - услышал он тихий и словно бы слегка свистящий голос полковника, - и я не хотел вас беспокоить.
        - Расскажите, что вам известно, - потребовал Тарасов. - Кто его арестовал? По какому обвинению? Где содержат?
        - Егор Борисович задержан, а не арестован, - отвечал Ковальчук. - Задержан для предъявления обвинения и избрания меры пресечения. Однако обвинение, как мне сообщили, уже готово, и мера пресечения избрана - арест. Обвиняют его в хищении чужого имущества в особо крупном размере путем мошенничества. Задержание проводила оперативная группа Следственного комитета. Фамилию следователя, который будет вести дело, я пока не знаю. Как только узнаю, сразу вам доложу. Содержат его в изоляторе в Мневниках.
        - Что за «хищение в особо крупном размере»? О чем идет речь?
        - Как мне доложили, - рассказывал своим свистящим голосом отставной чекист, - в обвинении речь идет о том, что Егор Алмазов, пользуясь служебным положением, создал некий фонд, куда поступали неучтенные средства. Якобы на счету этого фонда скопилось уже свыше миллиарда рублей. И он ими бесконтрольно распоряжался. Уже проведен обыск в его квартире, а сегодня следователь пожалует и к нам, будет проводить обыск в кабинете Алмазова. Я, конечно, буду при этом присутствовать.
        - Вот как… - медленно произнес вице-премьер. И затем, уже прежним решительным тоном сказал: - Пожалуйста, все время держите меня в курсе дела. Как только появится новая информация по Алмазову, немедленно сообщайте.
        - Вас понял, - ответил Ковальчук.
        Алексей Константинович сделал еще один звонок - известному адвокату Борису Бортнику, с которым давно и успешно сотрудничал. Тот защищал (сам или через своих помощников) интересы подчиненных Алексея Константиновича, если те вдруг попадали в поле зрения правоохранительных органов. Вице-премьер проинформировал юриста о случившемся, попросил уделить делу Алмазова максимальное внимание, как можно скорее связаться с задержанным, поддержать его. И, разумеется, узнать детали предъявленного ему обвинения. Бортник обещал сделать все возможное.
        Выключив телефон, Алексей Константинович опустился в кресло и задумался. За окном ветер колыхал кусты роз, обрамляющие лужайку, в центре которой рос огромный старый дуб. Тарасов любил смотреть на этот дуб: это помогало ему сконцентрироваться.
        Итак, первые необходимые шаги сделаны. Что дальше? Дальше было только одно: выходить непосредственно на главу Следственного комитета Павла Быстрова и выяснять, где собака зарыта. То есть совершенно не интересно, кому именно в Комитете пришло в голову посчитать созданный при министерстве фонд частной лавочкой, куда Алмазов сливает незаконно полученные доходы. Какую фамилию носит этот идиот, Тарасова, разумеется, не интересовало. Важно было знать, кто и почему решил дать ход его рвению. Сам по себе Быстров этого сделать не мог. Если бы это сделал он сам, по собственной инициативе, это означало бы, что позиции Алексея Константиновича на самом верху в самом деле серьезно пошатнулись - тут комментаторы из «CNN» были правы. Вице-премьер надеялся, что этого пока не произошло. Хотя, конечно, всякое могло случиться. На самой верхушке российской власти, где находился Алексей Константинович и люди, ему подобные, погода менялась чаще, чем в любом подверженном капризам атмосферных фронтов регионе.
        Если все же исходить из того, что худшего не случилось и позиции Алексея Константиновича пока прочны, следует сделать вывод, что главу Следственного комитета кто-то подтолкнул. Вопрос: кто? Мог ли это сделать Генеральный прокурор Петров? По своему характеру, по постоянному желанию насолить главе экономического блока, конечно, мог. Но одного его влияния недостаточно. И если вдруг это сделал действительно Петров, тогда дело не так плохо. С Петровым вице-премьер мог справиться - для этого достаточно было призвать на помощь министра внутренних дел Белозерского и кого-нибудь из вице-премьеров, с кем Тарасов находился в союзнических отношениях.
        Хуже, если инициатива ареста Алмазова исходила от ФСБ или от кого-то из администрации Самого. Вот тут связей Алексея Константиновича было недостаточно. Тут надо было выходить на главу администрации президента Александра Салтанова или… или на Самого. Вот этого последнего варианта Тарасов хотел избежать. Выходить на главу государства следовало лишь в самых крайних случаях, тщательно продумав весь ход этой акции и ее возможные последствия. А пока необходимость в таком шаге не назрела, лучше об этом не думать. «Хотя, - сказал себе Тарасов, - если понадобится, я дойду и до Самого. Чтобы выручить Егора - дойду».
        Глава 9 Веселый человек
        Следователь по особо важным делам Андрей Юрьевич Мечников был человек необычный. Очень своеобразный был человек. Ему было тесно в рамках своей профессии, и он постоянно искал какого-то дополнительного выхода кипевшей в нем энергии. Перепробовал множество дел: катался на горных лыжах (причем вне трасс, среди скал), сплавлялся по горным рекам на каноэ, участвовал в боях без правил, некоторое время был стритрейсером - участвовал на своей «Ямахе» в гонках по ночной Москве. А в последнее время Андрей Юрьевич занялся совсем новым для себя делом: в ночном клубе «Призрачный гонщик» (куда он ходил уже несколько лет) взялся работать диджеем. И это занятие его увлекло. Ему нравилось «рулить» музыкой, а с ней - и настроением посетителей. Так что в последние два месяца следователь Мечников днем допрашивал подозреваемых, негодяев разного калибра, а по ночам менял звуковые дорожки, плавал в волнах панк-рока или попсы; в общем, обслуживал тех же негодяев (а кто еще в ночные клубы ходит?). Случалось, усиливал кайф, покуривая понемногу травку. А почему бы и нет? Все в жизни надо попробовать.
        И в личной жизни Андрей Юрьевич не шел проторенной дорогой. Жениться не спешил - к чему? Успеется. Подбирал подходящих девушек - там же, в клубе, или на сходках байкеров, или на художественных выставках, да где угодно. Привозил в свой загородный дом и там устраивал то, что называл «сессиями». В доме у Мечникова имелись разные приспособления: цепи на стенах, станки, колодки. Раздев очередную подругу, Андрей Юрьевич заковывал ее в кандалы и затем устраивал с ней различные развлечения. Например, сек - не до крови, но чувствительно. И весь процесс (включая дальнейшую близость) снимал на фото и видео. А потом особо выразительные фотки подбрасывал в места, где девушка должна была их обнаружить. Могла она обнаружить, а могли и ее подруги и знакомые. Тут был элемент игры, риска, который Мечников особенно любил. Он просто обожал наблюдать за выражением лица очередной жертвы, обнаружившей на столике в кафе или у себя в сумочке увлекательный снимок. Это зрелище доставляло ему истинное наслаждение.
        В общем, Андрей Юрьевич был веселый человек. И при этом, как ни странно, был на работе на отличном счету. Преступления расследовал быстро, будто играючи, дела оформлял добротно, прочно - в судах они редко разваливались. Сам про себя Мечников понимал, что он - многосторонняя личность. Человек эпохи Возрождения. Много у него талантов, много ипостасей. И одна грань его личности поддерживает и дополняет другую.
        Иногда он размышлял о том, в какую эпоху ему жилось бы лучше всего. Ну, в ту же эпоху Возрождения, будучи каким-нибудь итальянским князем или хотя бы бароном, - это понятно. Он бы покровительствовал искусствам, собрал бы у себя при дворе художников, музыкантов. Глядишь, Леонардо бы пригласил или еще кого нового, неизвестного открыл. Сам бы музицировал, а в промежутках - отравлял соперников, вел войны… Или еще во Франции во времена Великой революции, когда события следовали одно за другим, менялась власть, летели головы и можно было сделать головокружительную карьеру.
        Но больше всего привлекали Мечникова тридцатые годы, сталинская эпоха. И страна родная, и профессию не надо менять. Он стал бы тем же, кем был сейчас - следователем, только не Следственного комитета, а НКВД. Вот тут бы он развернулся! Допрашивал бы всяких Каменевых и Тухачевских, собственноручно выводил их в расход… Вот этого ощущения - что ты прерываешь чью-то жизнь - Мечников еще не испытывал. А хотелось. Конечно, это было опасное время, можно было и самому голову потерять, это он знал. Но это и привлекало! Постоянный риск, жизнь на грани… Игра с чужими жизнями, особый пряный аромат эпохи… Замечательно!
        Впрочем, и окружавшая Мечникова реальность давала возможности развернуться, хотя и не такие широкие. Так что он, в общем, был доволен жизнью.
        Когда капитана юстиции Мечникова вызвал глава Следственного комитета Быстров и поручил ему дело Егора Алмазова, Андрей Юрьевич поначалу не оценил свалившейся на него удачи. Ну дело и дело. Очередной «офисный хомячок» попался. Что там у него - взятка? Ах нет, не взятка - присвоение чужого имущества путем мошенничества. Тоже штука нередкая. Ничего особенного.
        Но уже спустя несколько минут, когда у себя в кабинете Мечников вник в подробности алмазовского дела, он возликовал. Референт Тарасова! Да не простой, а особо приближенный, пользующийся доверием шефа! И обвиняется не просто в мошенничестве, а в создании - причем по распоряжению самого Тарасова! - некоего фонда, куда сливались незаконно полученные доходы. И - особо привлекательная деталь - откуда доходы? От деятельности фирмы под названием «ННН»! То есть получалась преступная группа, объединяющая знаменитого вице-премьера со столь же знаменитым авантюристом и мошенником Николовым. А скромный референт Алмазов выполнял роль связующего звена. Тут можно было выстроить замечательную конструкцию, создать истинный шедевр следовательского искусства.
        Правда, глава Комитета предупредил, что Тарасов будет всеми силами отстаивать своего протеже, скорее всего, подключит знаменитого адвоката Бортника. Ну и что такого? Так даже интереснее. Поборемся и со знаменитым адвокатом, посмотрим, кто кого.
        Кроме того, шеф проинформировал, что работать придется в паре с полицейским следователем, ведущим дело Николова. А этот следователь, некий Ермолаев - страшный зануда. Шеф кратко его охарактеризовал: идейный борец с преступностью, живет на одну зарплату, упрям, неуправляем, компромиссов не признает… Проще было бы, конечно, отнять у него николовское дело и передать его к ним же, в Комитет. Но этого шеф делать почему-то не хотел - видимо, было какая-то договоренность с кем-то в руководстве МВД.
        Ну что ж, в паре так в паре. Этого Мечников тоже не боялся. Сталкивался он уже с принципиальными (зверь редкий, но встречается), знал к ним подход. Тут главное - ни в коем случае не высказать ни малейшего пренебрежения, какой-то насмешки, они этого не терпят. Наоборот - надо всячески подчеркивать свое уважение к собеседнику, указывать на особый характер выполняемой совместной работы. В общем, штука не такая уж сложная.
        Мечников выяснил, где находится высокопринципиальный следователь. Думал, он где-то в Сибири, где вовсю развернул свою деятельность создатель «ННН». Оказалось - нет, в Москве. Как сообщил Мечникову информированный человек в МВД, Ермолаев вызван к начальству для того, чтобы сдать дело Николова.
        Мечников был озадачен. Переспросил своего собеседника: на самом деле сдать? Ермолаевым недовольны? Хотят заменить на другого следователя?
        Информатор объяснил: дело в другом. О замене речь не идет. Просто с самого верха полицейской пирамиды, от самого министра Белозерского поступила команда: дело против Николова закрыть. Вот начальник Ермолаева это указание и выполняет.
        Мечников поблагодарил информатора, положил трубку, прошелся по кабинету. Дело оказывалось более сложным и интригующим, чем казалось с первого взгляда. Политическое, можно сказать, было дело. Вокруг Николова, его денег, созданного на эти деньги фонда, столкнулись интересы очень высокопоставленных лиц. Тут была игра, был риск!
        Теперь Мечников испытывал не просто подъем, как обычно в начале расследования, а настоящее возбуждение. Ставки в этой игре были очень высоки! Если угадаешь, куда дует ветер, - можешь сразу вознестись на несколько ступенек карьерной лестницы. Если твой выбор окажется неверным - задвинут куда подальше, а то и вообще из Комитета вытурят.
        Не то чтобы Андрей Юрьевич мечтал сделать блестящую карьеру, занять высокий пост или страшился наказания - нет. Но он совершенно не хотел оказаться в числе проигравших. Проигравшие вызывают жалость, иногда сочувствие. Но оба эти чувства были совершенно чужды следователю Мечникову. Он, как писал поэт-фронтовик Семен Гудзенко, сам никого не жалел и не хотел, чтобы его самого жалели (Мечников любил цитировать эти строчки, слегка их перевирая). Его привлекала удача - удача сама по себе.
        Итак, прежде чем начинать какие-то действия, следовало пораскинуть мозгами. Что мы имеем, каков расклад? С одной стороны, вице-премьер Тарасов и, видимо, министр внутренних дел Белозерский. Возможно, у них есть и другие союзники. Чего они добиваются? Проще всего предположить, что банального обогащения. Метод подходящий: договориться с мошенником Николовым, дать ему «зеленый свет», а он за это будет платить своим покровителям, перечисляя деньги на специально созданный счет.
        Версия привлекательная, но, возможно, неправильная. О Тарасове имеется мнение, будто он, что называется, «не берет». Живет он, конечно, не только на заплату - широко живет. Но ведь вице-премьер для этого имеет и другие законные источники дохода, помимо зарплаты: то и дело разные бонусы получает, премии. Кроме того, у него, насколько известно, имеются законно приобретенные акции. Так что он может и в самом деле не нуждаться в деньгах в банальном смысле слова.
        Однако совсем не нуждаться в средствах даже такой человек не может. Ему ведь надо осуществлять различные проекты, поддерживать нужных ему людей… Вот, скажем, про Тарасова говорят, что он дружит с некоторыми деятелями несистемной оппозиции и финансирует их акции, а также ряд оппозиционных изданий. Так сказать, не держит все яйца в одной корзине. Пошатнется существующая власть - а у него и на другой стороне друзья имеются, и снова Тарасов окажется при деле. Так вот на эту помощь, на политику деньги-то нужны? Нужны. И деньги немалые. Поддержка одной какой-нибудь газеты стоит несколько миллионов в год.
        А что касается Белозерского, то к нему можно применить те же самые рассуждения. Он тоже вроде бы деньги в конвертах ни от кого не получает, но может нуждаться в средствах для реализации различных планов, для поддержки нужных людей. И потом, Тарасов мог привлечь его к своей «игре в оппозиционеров».
        А что мы знаем про противоположный лагерь? Тут все яснее и понятнее. Глава Следственного комитета Павел Федорович Быстров и Генеральный прокурор Геннадий Илларионович Петров относились к типу людей, составлявших большинство в нынешней власти. Свои должности они рассматривали как разновидность коммерческого предприятия - ну, скажем, нефтяной или газовой компании или торговой сети - и делали все для того, чтобы это предприятие приносило как можно больший доход. И в силу этого положения они, с одной стороны, были антагонистами, поскольку паслись на одном поле, и прибавка у одного означала убыток у другого. Ведь, как известно, Комитет не так давно был выделен из прокуратуры и тем самым существенно уменьшил доходы Генерального прокурора. Но, с другой стороны, они крайне негативно относились ко всякого рода либералам и высоколобым интеллектуалам, к числу которых принадлежал и Тарасов. Эти интеллектуалы, дай им волю, могли существенно уменьшить размер поступлений в их семейный бюджет. А потому их было необходимо устранить.
        И снова вставал вопрос: на чьей стороне будет победа? Кто одержит верх? Ответ такой: на чью сторону встанет Сам. А глава государства (как понимал его линию следователь Мечников) стремился поддерживать в своем окружении баланс, чтобы приближенные постоянно грызлись и интриговали друг против друга - разумеется, не переходя при этом определенную черту. Но в конечном счете он был на стороне людей, подобных мечниковскому начальнику. Он ведь и сам был такой же. Так что его симпатии в этом конфликте были ясны. И, возможно, игра, затеянная против Тарасова, была начата с его молчаливого согласия. А раз так, то и думать больше нечего.
        Придя к такому выводу, Андрей Юрьевич набрал телефон своего коллеги Ермолаева. А когда тот откликнулся, произнес:
        - Олег Николаевич! Добрый день! С вами говорит следователь Следственного комитета Мечников Андрей Юрьевич. Мне тут поручили вести дело одного чиновника. Он обвиняется в том, что создал фонд, в который поступали деньги из средств, собранных Николовым у населения. То есть налицо преступный сговор. А вы, как мне сообщили, расследуете дело Николова. Вот я подумал, что нам надо бы координировать свои усилия и работать вместе.
        - Конечно! - горячо поддержал его собеседник. - Это очень хорошо, что вы этого мошенника задержали. Если вам будут нужны какие-то сведения о деятельности Николова, я вам их обязательно дам. Но тут, понимаете, такое положение… само дело Николова, кажется, будет закрыто. Мне это прямо не говорят, но работать фактически не дают. Дело Николова у меня забрали, из Москвы не отпускают…
        - Я в курсе, Олег Николаевич, - отвечал ему Мечников голосом, исполненным сочувствия. - Мне называли людей, которые хотят замять это дело и увести преступников от ответственности. Но мы с вами этого сделать не дадим, верно? Если на Николова нельзя будет выйти прямо - выйдем на него через этого Алмазова, которого мы задержали. Поможете?
        - Конечно, помогу, о чем разговор! - воскликнул Ермолаев. - Я же сказал - любые сведения, любые данные! Я тут у себя сохранил… кое-какие материалы. Так что смогу поделиться.
        - А если у вас что-то новое появится, чего еще в деле нет? - спросил Мечников.
        - Если будет что-то существенное, я немедленно вам сообщу, - заверил его собеседник.
        - Вы ведь Николова объявили в розыск? - уточнил Мечников.
        - Да, объявил, - с гордостью ответил Ермолаев.
        - Вот и отлично, - заключил Мечников. - Один в розыске, другой уже у нас под стражей сидит. И мы с вами добьемся, что оба в итоге получат хорошие сроки!
        - Добьемся, Андрей Юрьевич! - заверил его Ермолаев.
        На этой высокой ноте разговор двух следователей завершился. Мечников остался им совершенно доволен. Он был уверен, что полиция - рано или поздно - сможет отыскать скрывшегося основателя финансовых пирамид. И не таких людей разыскивали. А Николов - человек видный, ему спрятаться будет трудно. И тогда он фактически сможет объединить оба дела - Алмазова и Николова - у себя. А Ермолаев из принципиальных соображений будет подбрасывать ему необходимые данные, которые получит от своих осведомителей. В итоге вся слава достанется Мечникову, а Ермолаев не только ничего не получит, но, глядишь, еще и из органов вылетит.
        Таким образом, все предварительные действия были сделаны, и можно было готовиться к первому допросу референта. Собственно, не к допросу - Мечников понимал, что от проведенного по всем канонам в присутствии многоопытного адвоката Бортника допроса толку будет мало, - а к некоему действу, не поместившемуся в Уголовно-процессуальный кодекс. Лучше всего назвать это действо беседой. Да, именно беседой. Два умных, опытных человека, объединенных общей заботой - благом Отечества, будут беседовать о том, как это благо обеспечить. Никакой протокол при таком разговоре, конечно, не составляется. И адвокат при нем не присутствует, что чрезвычайно удобно.
        Теперь следовало изучить все имеющиеся данные о будущем собеседнике, узнать о нем как можно больше. И Мечников включил компьютер и принялся прилежно листать страницы Интернета. Кроме того, он внимательно изучил те несколько листков, которые были составлены оперативной группой, проводившей задержание, - это пока были единственные материалы, имевшиеся в деле Алмазова.
        Спустя два часа упорной работы можно было подводить итоги. Андрей Юрьевич составил достаточно полное представление о личности человека, с которым ему предстояло иметь дело. Из всего узнанного Мечников выделил три момента, характеризующих личность тарасовского референта.
        Во-первых, явно выраженная склонность к логическому мышлению. Это качество очень важно в работе с подследственным: оно не позволит ему уверенно нести заведомую чушь. Если он и будет врать, то обязательно постарается придать этому вранью логический характер. И на этом его можно будет поймать.
        Во-вторых, повышенное самолюбие. Субъект, наделенный этим качеством, не склонен признавать свои ошибки, тем более явные ляпы.
        А третьим ценным качеством Алмазова являлась его привязанность к девушке Насте. В донесениях охранников изолятора содержалось упоминание о том, что задержанный каждый день справлялся о судьбе своей подруги, очень о ней беспокоился.
        Это хорошо, что он беспокоится. Вот с этого беспокойства следователь Мечников и решил начать свою игру.
        Он еще раз продумал весь ход предстоящего разговора, после чего приказал подчиненным срочно изготовить некое подобие следственного дела, где на первой странице красовалась бы фотография Анастасии Веретенниковой. Когда «кукла» была готова, он выложил ее на стол и приказал доставить задержанного.
        Егор Алмазов произвел на Мечникова именно то впечатление, которого он ожидал. Встревожен, растерян, готов защищаться… Отлично, пусть защищается.
        - Садитесь, Егор Борисович, - сказал ему Мечников. - Хочу предупредить - у нас с вами сегодня не допрос, а предварительное знакомство. И есть еще одна чисто формальная процедура, которую необходимо выполнить. Поэтому я и не стал беспокоить вашего адвоката. Вы, наверное, уже в курсе, что ваши интересы вызвался защищать Борис Львович Бортник?
        - Нет, я не знал… - отвечал задержанный. - Что ж, он хороший адвокат…
        - Отличный, просто отличный! - поправил его следователь. - Но сегодня его присутствие не обязательно. Впрочем, если вы настаиваете…
        - Нет, зачем же, - пожал плечами чиновник. - Если вы говорите, что это не допрос…
        Все развивалось так, как надо. Андрей Юрьевич реализовывал стратегию допроса, которая предусматривает установление между следователем и арестованным доверительных отношений. Будучи успешно примененной, такая стратегия позволяла добиться поразительных результатов. И никаких недозволенных методов, заметьте!
        - Нет, это не допрос, - объяснил он еще раз. - Я просто хотел выполнить одну формальность. Понимаете, необходимо, чтобы вы подтвердили, что ваша знакомая, задержанная вместе с вами Анастасия… как ее…
        - Веретенникова, - подсказал Алмазов.
        - Ах да, Веретенникова, - кивнул следователь. - Да что я - вот же ее дело лежит!
        И он толкнул к задержанному пухлый том с фотографией на раскрытой странице.
        - Да, надо, чтобы вы подтвердили, что ваша знакомая не имеет никакого отношения к созданию некоего фонда, в чем мы вас обвиняем. Как только вы это подтвердите, мы ее сразу отпустим.
        На самом деле Настю отпустили из «обезьянника» еще вчера, после двух дней пребывания в общей камере с наркоманками и уличными проститутками. Отпустили, потому что обвинить ее было решительно не в чем. Ну а если ей после этого опыта пребывания в ИВС придется долго лечиться - это уже не вина следователя Мечникова.
        - Настя?! - воскликнул задержанный референт. - Конечно, она ни при чем! Она знать ни о чем не знала! Я ее никогда не посвящал в подробности своей работы!
        - То есть вообще о работе с ней не говорили? - удивился следователь.
        - Нет, говорил, конечно, - поправился Алмазов. - Но не такое… Какие-нибудь забавные случаи, что-то интересное…
        - Не такое секретное, вы хотите сказать? - уточнил Андрей Юрьевич. - Не такое дело, о котором знали только вы и ваш шеф Алексей Константинович Тарасов?
        - А при чем здесь Тарасов? - возразил референт.
        - То есть вы хотите сказать, что вы в одиночку задумали создать фонд, в который будут поступать средства от организации «ННН», и в одиночку собирались пользоваться этими средствами? - спросил Мечников.
        Самым невинным тоном спросил, как о каком-то пустяке. Но подследственный, будучи человеком умным, конечно, понял, какую ловушку содержит этот вопрос, и ответил так:
        - Вы же сказали, что у нас сегодня не допрос, а как бы собеседование. Что вы только о Насте хотите поговорить. А сами вон что спрашиваете.
        - Прошу прощения! - Мечников прижал руки к груди. - Я действительно как-то не подумал… Я ведь действительно только о вашей Насте! Значит, она тут ни при чем и ее можно отпустить?
        - Да, она совсем ни при чем, - повторил задержанный.
        - Что ж, если так… - Мечников изобразил некоторые колебания, затем махнул рукой. - Хорошо, вы меня убедили. Вот, смотрите: я подписываю решение об освобождении гражданки Веретенниковой из-под стражи.
        И подписал какую-то бумажку.
        - Вы удовлетворены? - спросил.
        - Огромное вам спасибо! - ответил на это Алмазов.
        Кажется, он был действительно тронут. Что ж…
        - Вот видите, - наставительно заметил ему Мечников. - Не надо принимать нас здесь за каких-то монстров. Мы хотим того же, чего, я верю, хотели и вы - блага нашей Родины. И я вполне допускаю, что созданный вами фонд аккумулировал средства именно для этих целей.
        - Вы правильно догадались! - воскликнул задержанный. - Совершенно правильно! Фонд был создан для смягчения последствий возможного кризиса в экономике!
        - Вот как? - заинтересовался Андрей Юрьевич. - И каким же образом это должно было происходить?
        - Понимаете, - принялся объяснять Алмазов, - в случае кризиса возникнет потребность в средствах, которые можно оперативно направлять на разрешение разного рода чрезвычайных ситуаций. Как экономических, так и социальных. Например, проблемы моногородов. И Алексей… в общем, возникло мнение, что…
        И он продолжал объяснять, как должен был действовать фонд, какие предполагалось использовать при этом механизмы. Он старательно избегал всяких упоминаний о своем руководителе, вообще о каких-то людях. Однако следователь Мечников отметил и оговорку насчет «Алексея», и последовавшее упоминание некоего совещания. Все это должно было впоследствии пригодиться и стать основой обвинения.
        Веселый человек Андрей Юрьевич Мечников начинал свою новую интересную игру.
        Глава 10 Веселая вдова
        Вера Хохлова сделала все дела по хозяйству: покормила кур, пса Трезора, поставила варить борщ на обед - и после этого решила заняться собой. Села к зеркалу, открыла баночку с тушью, окунула кисточку - и начала вырисовывать ресницу за ресницей. Потом брови подвела, специальный крем вокруг глаз втерла. Посмотрела и так и этак - ничего получилось. Очень даже ничего. Для своих сорока двух лет Вера выглядела весьма неплохо. На улице, когда идет, многие мужчины оглядываются. Не все, конечно, но многие.
        Вот лет 15-20 назад все поголовно оглядывались, включая дряхлых старцев. Тогда Вера слыла в городе Белгороде и его окрестностях первой красавицей. Какая у нее грудь была, какие бедра! А лицо! Многие хотели испить из этого источника, окунуться в сияние Вериной красоты. Но Вера Хохлова была девушка разборчивая, строгая, вольностей с собой не позволяла.
        Сейчас, конечно, не то. Вон морщинки возле глаз пошли, и на лбу складочка, и на шее тоже. Вера за собой следит, правильно питается, каждый день массаж делает - а все равно годы не спрячешь. Правда, ее возраст ей никто не дает. Говорят: «Вот идет женщина за тридцать». Что ж, и это неплохо.
        Опускаться, махать на себя рукой, как некоторые ее сверстницы, Вера ни в коем случае не собирается. Вон взять хотя бы Лиду, с которой за одной партой сидели. Поглядеть - старуха старухой. А ведь какая красавица была, как за ней ухаживали! А теперь ничего не осталось. А почему? Потому что женщина поставила на себе крест. Решила, что раз она замужем и дети уже большие, то о привлекательности можно и не думать.
        Но как же об этом можно не думать? Тогда мужики тебя просто замечать перестанут. Будут смотреть как на пустое место. Вот и на Лидку муж так же смотрит. И все по сторонам оглядывается. Та не замечает, а Вере со стороны видно. Уж она подруге внушала-внушала - а все без толку. Это уж от внутренней установки зависит. Нет нужной установки - и все аргументы, даже самые ясные, отскакивать будут.
        Этому правильному подходу к жизни - насчет внутренней установки, что от нее все зависит, и насчет того, что жизнь и в сорок лет не кончается, и даже в пятьдесят - ее один замечательный человек научил. Свела ее с ним судьба шестнадцать… нет, уже семнадцать лет назад. А потом развела. Но от этой встречи многое осталось. И приятные воспоминания, и уважение к себе - вот какого человека сумела заполучить, - и сыночек Костя. И еще деньги остались - не то чтобы очень большие, но приличные. Благодаря им Вера и смогла сына поднять, одеть-обуть. Правда, одной воспитывать мальчика трудно, можно все испортить. Поэтому Вера подумала-посоветовалась - и отдала сына в кадетское училище. Так что видится с ним только на выходные да во время каникул. И то не все лето: сейчас, например, сын в спортивном лагере находится, легкой атлетикой там занимается. Тренер говорит, что прыжки с шестом у него замечательно получаются. «Новый Бубка, - говорит, - растет». И Вера очень этим довольна. Может, сын вырастет - мастером спорта станет, чемпионом. Будет по соревнованиям ездить, деньги и славу зарабатывать. А если даже и не
станет чемпионом - все равно польза будет. Спортсменов охотнее в вузы принимают, и там, уже в вузе, экзамены легче сдавать. А если в армию попадет - служба совсем другая у него будет.
        Забота о сыне - вещь, конечно, важная, но и себя Вера не забывала. И в свои сорок два мужчинами очень даже интересовалась. Не то чтобы она за ними бегала - упаси боже! Это мужчины искали к ней подходы. Кто с одной стороны зайдет, а кто с другой. Она все это замечала и выбирала, кому отдать предпочтение. Последние два месяца Вера встречалась с одним интересным человеком, руководителем духового оркестра при местной филармонии Борисом Сергеевичем Прянишниковым. Сошлись они не только на почве физического влечения, но и на основе сходства характеров. Оба они были людьми веселыми, легкими в общении. Сходство это оказалось настолько сильным, что Вера Хохлова даже начала задумываться: а не сменить ли ей привычный статус одинокой независимой женщины на положение замужней дамы?
        Хотя такое изменение было связано с рядом сложностей: и в отношениях с Костей, и в образе жизни. И все же замужняя жизнь, которой Вера никогда не знала, тоже имела свои преимущества.
        Окружающие - включая и нынешнего сердечного друга Бориса Сергеевича - не подозревали, что Вера Хохлова никогда не была замужем. Дело в том, что она всех уверяла, что муж у нее был. Не здесь, в Белгороде, а в Москве, куда она уезжала в середине 90-х. И Косте так рассказывала. Что отец его был военный летчик, храбрец, настоящий герой. И погиб, испытывая новый истребитель.
        Эти рассказы позволяли Вере ощущать себя вдовой. Но не такой, которая всю жизнь носит траур и проводит время в молитвах, а вдовой веселой, любящей жизнь. Деньги, доставшиеся ей от отца Кости - настоящего, а не выдуманного, - позволили ей в конце 90-х уехать, наконец, из перенаселенной родительской квартиры и купить собственный дом. А еще они позволили Вере выкупить парикмахерскую, в которой она долгое время работала, и стать хозяйкой. Это положение вполне устраивало Веру и позволяло жить так, как ей нравилось.

…Вера закончила свой макияж, еще раз оглядела лицо со всех сторон и встала, собираясь отправиться в парикмахерскую, - присутствие хозяйки было там очень полезно. Девушки у нее в парикмахерской, конечно, приличные, не какие-нибудь распустехи, обманывать ее не станут, однако оставлять предприятие совсем без присмотра тоже нельзя.
        В этот момент она услышала шум двигателя, а затем увидела, что возле ворот ее дома остановилась какая-то машина. Это было странно. «Может, к соседям кто приехал да решили машину у моих ворот поставить?» - подумала Вера. Она продолжала всматриваться и увидела, как открылась дверь машины и из нее вышел человек. Сердце Веры дрогнуло и забилось чаще, косметичка выпала из рук. «Этого не может быть!» - подумала она, но уже бежала к дверям, а потом по дорожке к калитке… Этого не могло быть, но это был он - тот самый человек, который дал ей ребенка и круто изменил ее жизнь. Человек, исчезнувший шестнадцать лет назад.

…В 1994-м дела в парикмахерской, где работала Вера, пошли совсем плохо. То ли люди стали меньше стричься, то ли тогдашний хозяин плохо вел дела, но только зарплату стали платить все реже, и стала эта зарплата ну совсем смешная. Надо было что-то делать. Подруги предлагали Вере, известной красавице, разные варианты, вплоть до весьма рискованных. Например, одна знакомая дама настоятельно звала ее с собой в Германию, где обещала устроить танцовщицей в ночном клубе. Сулила очень неплохую зарплату в марках. Но Вера остерегалась - чуяла здесь подвох. «Знаем мы этих танцовщиц, - думала она. - Сегодня на сцене танцуешь, а завтра на панели будешь пританцовывать».
        В это время на экранах стала все чаще появляться реклама фирмы «ННН-93». Показывали людей - реальных людей, - за несколько месяцев заработавших себе на новые сапоги, шубу, даже машину. У Веры еще оставались кое-какие сбережения, и она решилась - вложила их в чудо-фирму. И не просто вложила, но еще и стала других уговаривать. А у нее был этот талант - разговорить, что называется, раскрутить человека, даже вовсе незнакомого.
        Так Вера Хохлова стала сотником, а затем и тысячником в фирме Николая Николова. Ее, как и других активистов, приглашали в Москву, обучали на семинарах. Там, в Москве, она и познакомилась с создателем фирмы. Простое деловое знакомство переросло во взаимный интерес, а он - по крайней мере, у Веры - в настоящее чувство. Вера Хохлова стала постоянной спутницей Николова, ездила с ним по стране, вела его дела.
        Так продолжалось больше года. Вера уже знала, что у нее будет ребенок, и это наполняло ее радостью. Иногда даже голова кружилась от счастья - так все хорошо складывалось! Все у нее сразу было - и любовь, и богатство, и ребенок. Будущее казалось ей безоблачным и счастливым.
        И тут в фирме «ННН-93» возникли трудности с выплатами дивидендов. По телевизору все чаще стали говорить о грядущем банкротстве фирмы. Вкладчики побежали в офисы - снимать деньги. Николова обвинили в мошенничестве. А затем арестовали.
        Вера хотела остаться рядом с ним. Она была готова стоять в тюремных очередях, носить передачи. Но Николай передал ей, чтобы она немедленно уезжала к себе в Белгород и не губила свою жизнь. А еще он сообщил ей номер счета, с которого она еще могла снять остававшиеся там деньги.
        Проплакав всю ночь, Вера приняла решение и сделала все так, как велел Николай. С тех пор она не видела своего возлюбленного. Конечно, она знала, что он уже несколько лет как вышел из тюрьмы, что вновь создал организацию с похожим названием. Но она не пыталась с ним связаться. Столько лет прошло! Конечно, он давно забыл ее. Мужчины так легко забывают бывших возлюбленных, особенно обремененных детьми…
        И вот теперь этот человек стоял возле калитки, стоял и ждал ее. Вера добежала до калитки, открыла засов, и Николай Николов шагнул к ней. Как будто и не было этих шестнадцати лет! Она вновь ощущала тепло его рук, ее голова вновь лежала на его широкой груди.
        Век бы так стоять - но ведь надо было встречать гостя, заводить машину во двор… И Вера оторвалась от его груди, начала распоряжаться. Тут выяснилось, что Николай приехал не один, а с другом-водителем (ну да, он же никогда не умел водить машину! . В конце концов «девятка» зарулила во двор, мало того - заехала за сарай, так что с улицы ее было совсем не видно.
        Вера сразу поняла, что Николай не стремится афишировать свое появление в ее доме. И это было объяснимо: с его-то биографией! Видимо, у него снова неприятности. Ничего, сейчас он все ей расскажет.
        Наконец машина нашла свое место, и Вера пригласила гостей в дом. Сразу бросилась накрывать на стол: понятно, что люди приехали издалека, проголодались, устали. Вера решила не гадать и выставила на стол все, что было: и вчерашний борщ, и только что сваренную картошку, и салат. И бутылочка нашлась - как же гостей встречать без бутылки.
        За столом о главном не говорили - так, о пустяках. После завтрака водитель, которого звали Виктор, ушел отдыхать (Вера отвела ему комнату Кости), и они с Николаем остались вдвоем.
        Вера думала: сейчас он начнет просить прощения, что за все эти годы ни разу не позвонил ей, не написал, будет уверять, что по-прежнему любит… Это будет неправдой, она это знала, и хотя разоблачать его она не станет, все равно эта фальшь будет неприятной.
        Однако Николай заговорил о другом.
        - Вера, я к тебе не просто так приехал, - негромко сказал он, глядя ей прямо в глаза своими жгучими черными глазами. - Беда у меня, Вера.
        - Какая же беда? - спросила она. - По телевизору вон говорят, у тебя новая организация, люди опять деньги несут…
        - Компанию мою того и гляди закроют, - объяснил Николай. - А меня снова посадить хотят. Уже и ордер выписали. Только я от них сбежал. Не стал дожидаться, пока в тюрьму отправят. Не могу я больше в тюрьме сидеть, Вера. Жить-то уже не так много осталось.
        Это было верно. Она и сама так чувствовала - что жизнь проходит и надо ценить каждый день.
        - Так ты, значит, в бегах… - сказала она. - Вот почему обо мне вспомнил…
        - Вспомнил я о тебе давно, - поправил он. - Мог бы сказать, что и совсем не забывал, только это неправда будет. Когда много всяких событий наваливалось - забывал. А когда потише становилось - вспоминал. Хотел позвонить. Только стыдно было. Не защитил я тебя тогда, в 97-м, не обеспечил толком. А ты ведь тогда беременная была, я помню…
        - Помнишь? Неужели помнишь? - изумилась она. - Тебе ведь тогда не до меня было: обвинение, арест… Да, была, была. И родила потом. Сыну уже шестнадцать. Я его Костей назвала.
        - И где он сейчас? - спросил Николай.
        - В лагере спортивном, на Донце, - объяснила Вера. - Он у меня спортом занимается, уже первый разряд получил. А что не защитил ты меня тогда, не обеспечил - так это ты зря. Ты, может, забыл? Ты мне и деньги дал, и совет правильный - уезжать, не оставаться в Москве. Я тебе за это очень благодарна. Я на эти деньги всю свою жизнь устроила. А ты в это время в тюрьме сидел. Это не ты меня бросил - я тебя. Так что не в чем тебе передо мной виниться.
        - Ах, Вера, Вера, щедрая у тебя душа, - еще тише произнес Николай. И руку протянул, погладил ее по голове, пальцы в волосы запустил - как когда-то, в давние времена. И больше они в то утро уже не говорили - не до разговоров им было.
        А когда любовный жар схлынул и они уже просто лежали рядом, Николай еще кое-что рассказал. О том, как развивалась организация в Сибири, о Викторе - он, оказывается, тоже сотник, точнее, тысячник, как и она когда-то была. О том, что на него завели уголовное дело, в Омске взяли подписку о невыезде, а теперь, когда он оттуда скрылся, объявили во всероссийский розыск.
        - Так что, я у тебя поживу немного, - сказал. - Не выгонишь?
        - Куда ж я тебя выгоню? - отвечала она. - Только…
        - Что?
        - Когда Костя из лагеря вернется, не знаю, как быть… Я ему все эти годы говорила, что отец у него погиб. Что он был летчик и погиб во время испытания нового самолета.
        - А когда он вернется?
        - Да вот уже через две недели. А тут и ты, и Виктор…
        - Виктор завтра уедет, - сказал Николай. - И так он много для меня сделал, больше ему незачем тут оставаться. А что касается сына…
        - Даже если ты не проговоришься, он сам может догадаться. Похож на тебя очень.
        - Да, это проблема. Значит, через две недели новое укрытие поищу.
        - Нет, я не хочу! Не хочу, чтобы ты уходил! - горячо заявила Вера. - Лучше я тебе квартиру найду. У тебя деньги-то есть?
        - Деньги есть, не сомневайся, - заверил ее Николай. - А с квартирой… Может, так даже лучше будет.
        В тот же день вечером у него состоялся разговор с Прокофьевым.
        - Уезжать тебе надо, Витя, - без обиняков сказал Николов. - Возвращаться в родной Заусольск. Со мной оставаться опасно. И чем дальше, тем опасней. К тому же и вклад твой в нашей организации может пропасть.
        - Это почему же? - спросил Прокофьев. - Чай не огурцы на грядке, поливать не надо.
        - Предчувствие у меня нехорошее, - объяснил Николов. - Я чувствую, что власти дозрели до того, чтобы запретить нашу деятельность.
        - Но ведь счет «ННН» арестовать нельзя, - возразил Прокофьев. - Такого счета просто не существует. У каждого из нас он свой…
        - А они объявят деятельность организации незаконной, и тогда вы все, кто мне помогает, окажетесь пособниками, - отвечал Николов. - Они на вас отыграются. А тогда точно никаких операций нельзя будет производить.
        - Что же вы тогда будете делать? - спросил тысячник.
        - Новую организацию создам, - ни на секунду не задумавшись, отвечал Николов. - Я еще не придумал, как ее назвать, но не в названии дело. В общем, будет новая структура. И пока они раскачаются, чтобы ее тоже закрыть, мы кое-что успеем. А пока тебе, не медля, надо забрать свой вклад. И другим, кто тебе доверяет, то же самое посоветовать.
        - Ладно, посмотрю сейчас свою «девятку», соберусь да утром поеду, - согласился Прокофьев.
        - Зачем тебе машину с собой через всю страну таскать? - возразил на это Николов. - Это она нам с тобой в Омске была нужна, чтобы мне без оформления билетов оттуда уехать. А ты у нас пока что человек вольный. Можешь и на поезде ехать, и на самолете лететь. А машину здесь оставь. Считай, я ее у тебя куплю. Она сколько стоит?
        - Ну, если за 60 удастся продать, то, считай, повезло, - отвечал Прокофьев.
        - Я тебе за нее 70 дам, - сказал на это Николов. - А еще на билеты до Заусольска. И за помощь в трудную минуту. Сейчас…
        Он открыл свою дорожную сумку, достал полиэтиленовый пакет, развернул. Виктор увидел пачки денег: тысячных, пятисотрублевых, сотенных купюр. Николов вынул две тысячные пачки, отдал ему.
        - Вот, Витя, - сказал он, вручив деньги. - Спасибо тебе за все. Ну а остальное получишь в виде процентов со своего вклада. Думаю, там не так мало набежало. Что с деньгами будешь делать, придумал?
        - Наверное, агентство туристическое открою, - отвечал Прокофьев. - Буду людей за границу отправлять. Заодно и сам поезжу, мир посмотрю. Давно об этом мечтал, да все никак не получалось.
        - Хорошее дело, - одобрил создатель финансовых пирамид. - Ну, удачи тебе.
        Наутро, побывав с Верой в МРЭО и совершив сделку по купле-продаже «девятки», Виктор Прокофьев отбыл на самолете в Москву. Там он собирался сделать пересадку и лететь дальше, в Заусольск. А Николай Николов остался в доме у Веры Хохловой.
        Глава 11 Лицом к лицу
        - Значит, вы считаете, это надолго? - спросил Тарасов.
        - Да, уважаемый Алексей Константинович, да, - отвечал ему адвокат Бортник. - Надо готовиться к длительной и упорной борьбе. Мы имеем дело с очень опытным и хитрым противником, который не гнушается никакими средствами. И первый раунд этой борьбы мы, к сожалению, уже проиграли. Ну, я вам рассказывал…
        - Да, я помню, - сказал вице-премьер. - Но, как я понял, это еще можно исправить?
        - Да, можно, - кивнул адвокат. - Я, собственно, кое-что уже исправил. А сейчас набираю помощников, которые будут курировать разные стороны этого дела. Вы не возражаете?
        - Нет, конечно, набирайте, - согласился Тарасов. - Когда речь идет о судьбе сотрудника, тем более такого, как Алмазов, мы за расходами не постоим.
        Беседа вице-премьера со знаменитым адвокатом происходила в тарасовском кабинете. Прошло пять дней со дня задержания Егора Алмазова. Ситуация постепенно прояснялась, и сегодня Алексей Константинович надеялся получить полную картину.
        - А как себя чувствует Егор Борисович? - спросил Тарасов. - Как он выглядит?
        - После перевода из ИВС в «Матросскую Тишину» ему, с одной стороны, стало лучше, - начал рассказывать Бортник. - В следственном изоляторе и питание другое, и со мной он может видеться. Но, с другой стороны, до этого он мог надеяться, что все происшедшее - это какое-то недоразумение, которое вот-вот кончится. А теперь ясно, что не кончится. Это ему психологически тяжело пережить. Он внутренне был совершенно не готов к такому обороту событий.
        - А кто из нас к такому готов? - заметил Тарасов. - Наверное, никто.
        - Не скажите, Алексей Константинович, - покачал головой Бортник. - Среди моих клиентов были люди, занимавшие очень высокое общественное положение, которые признавались, что всегда, постоянно готовы ко всякого рода провокациям со стороны власти. Так сказать, живут со сложенным чемоданчиком. А Егор Борисович о такой возможности совсем не думал. Поэтому ему тяжело. К тому же он трудоголик, а таким людям в заключении особенно плохо. Он мне жаловался, что больше всего ему не хватает именно работы: возможности открыть утром ноутбук, войти в Интернет, проанализировать последние биржевые новости…
        - А что, никак нельзя добиться для него всего этого? - спросил Алексей Константинович.
        - Ноутбук еще могут разрешить, но только как книжку или кинотеатр, - отвечал адвокат. - Вход в Интернет - ни в коем случае. Хотя я, конечно, попытаюсь…
        - Попытайтесь, Борис Львович, - одобрил его вице-премьер. - Мы должны сделать все, чтобы помочь Егору Борисовичу.
        Адвокат ушел, и, едва за ним закрылась дверь, секретарша доложила:
        - Ковальчук ждет в приемной. Вы примете?
        - Да, пригласи, - распорядился Тарасов.
        В кабинет вошел Юрий Германович Ковальчук - в прошлом полковник КГБ, а ныне глава службы безопасности ведомства, которое возглавлял Тарасов. Это был сухощавый невысокий человек неприметной внешности, с начинавшими редеть волосами. Встретив на улице, можно было принять его за мелкого служащего - скажем, бухгалтера.
        - Присаживайтесь, Юрий Германович, - пригласил Тарасов. - Расскажите, что удалось выяснить по нашему делу. Вы утром говорили, что появились какие-то новые данные…
        Начальник службы безопасности бесшумно присел, раскрыл перед собой принесенную папку и начал рассказывать, не глядя в нее:
        - По имеющейся у меня информации, решение о задержании Алмазова и возбуждении против него уголовного дела принимал руководитель Следственного комитета Быстров. Но не сам по себе. Такое решение ему подсказал Игорь Юрьевич Безбородов.
        - Вот как! - воскликнул вице-премьер. - Значит, это Безбородов!
        Это была действительно очень важная информация. Если и был в правительстве, вообще во властных структурах человек, по-настоящему враждебный всему, что было дорого для Алексея Константиновича, то это был именно Безбородов. Они были настоящими антагонистами. Иногда, слушая выступления Безбородова, Тарасов даже думал, что оппозиция не так уж не права, когда говорит о глубокой разобщенности властной элиты. По крайней мере, у них с Игорем Безбородовым не было ничего общего. Разве что одно: они оба находились в составе одного правительства и подчинялись одному Президенту.
        Несколько лет назад, когда влияние Безбородова все росло и он фактически стал правой рукой Самого, Тарасов стал задумываться, не подать ли ему в отставку и тихо уйти работать в бизнес - не дожидаясь, когда Игорь Юрьевич добьется своего и его с треском выгонят. Но затем влияние Безбородова как-то пошло на убыль, и сейчас он занимал хотя и почетную, но не слишком серьезную должность. Алексей Константинович сделал вывод, что времена Безбородова, кажется, прошли и он больше не представляет собой серьезной угрозы.

«Что ж, если Быстров пошел на поводу у Безбородова, то это не так страшно, - подумал вице-премьер. - В таком случае мне удастся выручить Алмазова, и довольно скоро».
        Вслух он этого, конечно, не сказал, а спросил:
        - Значит, достаточно было подсказки Безбородова, и глава Комитета принял такое важное решение? Да, совсем нюх потерял…
        - Не совсем так, - покачал головой Ковальчук. - Давление на Павла Федоровича Быстрова оказывал не один Игорь Юрьевич. У него имеется целая группа сторонников.
        - Группа сторонников? - удивился вице-премьер. - Это что-то новенькое. И кто в нее входит?
        - По имеющейся у меня информации, в группу входят заместитель Генерального прокурора Виктор Петрович Крутых, заместитель министра внутренних дел Семен Семенович Чубушный и мой бывший коллега, генерал КГБ в отставке Петр Иванович Шаповалов, - отвечал начальник службы безопасности. - Сейчас Шаповалов возглавляет общественную организацию «Щит Родины».
        - Заместитель Генпрокурора, заместитель министра внутренних дел… - начал повторять Тарасов вслед за подчиненным. - Одни замы! Я никого из этой компании не знаю. Не слишком высокий уровень. И давно эта группа существует?
        - Насколько мне известно, уже два года, - сообщил Ковальчук.
        - И что - они регулярно собираются? Ведут заседания? - продолжал расспрашивать вице-премьер. В голове у него начала вырисовываться соблазнительная картина. Кажется, можно будет одним ударом и спасти Алмазова, и покончить со своим заклятым врагом. Создание подпольной группы - это вам не создание денежного фонда! Стоит только собрать материалы и правильно их подать…
        - Да, собираются каждые две недели, а иногда и чаще, - рассказывал Ковальчук. - Совещаются, обсуждают важнейшие вопросы внутренней и внешней политики. Иногда привлекают коллег из Минобороны и ФСБ. Главная их цель, как они сами говорят, - борьба с зарубежным влиянием в наших государственных органах, выявление агентов такого влияния.
        - И, конечно, главный такой агент для них - это я! - усмехнулся Тарасов.
        Да, все сходилось! Есть группа, проводятся заседания… Осталось выяснить лишь один вопрос.
        - А что, Первое лицо ведь, скорее всего, не в курсе этой их деятельности? - спросил Тарасов. Спросил нарочито небрежным тоном, как о каком-то пустяке. На самом деле это был основной, все определяющий вопрос.
        - Нет, Алексей Константинович, они докладывали, - со вздохом, словно бы извиняясь, ответил Ковальчук. - В самом начале, когда только первую встречу провели, доложили.
        - Вот как… - медленно произнес вице-премьер.
        Да, это был удар. Это полностью меняло дело.
        - И что… Какова была реакция Самого? - спросил он.
        - Он принял сообщение к сведению, - ответил начальник службы безопасности.
        - Одобрил или нет? - не отставал Тарасов.
        - Ни то ни другое, - сказал Ковальчук. - Я же говорю: принял к сведению. Как мне передавали, он сказал что-то вроде «Ладно, работайте» или «Ладно, можете собираться».
        - И они приняли это за одобрение… - медленно произнес Тарасов.
        - Да, именно так.
        - И теперь они решили, что настал удобный момент, чтобы нанести удар по мне, используя Алмазова, - сказал вице-премьер. Он не спрашивал - скорее утверждал.
        - Да, так и есть, - снова подтвердил начальник службы безопасности. - Они хотят создать большое дело. Включить туда и Николова, и Алмазова, может, еще кого-то. Я знаю, что следователь, которому поручено дело Алмазова, уже связался с милицейским следователем, который вел дело Николова.
        - А разве МВД это дело не прекратило?
        - Прекратило. Но следователь по своей инициативе передал все собранные материалы этому самому Мечникову, который ведет алмазовское дело.
        - Еще один идейный борец с иностранным влиянием! - зло сказал вице-премьер. - Сколько их, однако, развелось! И как фамилия этого борца?
        - Его зовут Олег Николаевич Ермолаев, - сообщил Ковальчук.
        - Что ж, уж на этого Ермолаева, а также на заместителя министра Чубушного я управу найду, - пообещал Тарасов. - Хорошо, Юрий Германович, можете идти. Держите меня в курсе дела.
        Проводив подчиненного, Тарасов встал и принялся ходить по кабинету. Следовало осмыслить полученную информацию и выработать план дальнейших действий.
        Игорь Юрьевич Безбородов уже не первый год вел борьбу с вице-премьером Тарасовым. Фактически она началась с того самого момента, когда они вместе оказались в команде нынешнего Президента. Алексей Константинович, помнится, еще тогда поражался: как глава государства додумался соединить их, подлинных антагонистов, в одной команде? Но спрашивать об этом само Первое лицо было бесполезно: это самое лицо никогда не объясняло мотивы своих поступков. Соединил - значит, имел для этого причины.
        А то, что они с Безбородовым были именно антагонистами, врагами по жизни, не вызывало ни малейших сомнений. Они не только придерживались противоположных взглядов по важнейшим политическим и экономическим вопросам, не только по-разному оценивали людей, события, принимаемые правительством решения. У них и вкусы были разные, и привычки, так что все, что было хорошо для одного, было отвратительно для другого. Как говорится, что русскому хорошо, то для немца смерть. Хотя в данном случае оба были русскими.
        Игорь Безбородов не раз пытался опорочить, а затем и свалить вице-премьера Тарасова. Распускал против него разные слухи, организовывал в послушных ему СМИ информационные кампании, наговаривал на него Первому лицу. Частью этой борьбы были и уголовные процессы, затеваемые против тарасовских подчиненных. Так что очередная попытка организовать такой процесс, который бы косвенно задевал и самого вице-премьера, новостью не была. Такие попытки предпринимались и раньше. Один раз его заместителю - честнейшему человеку, крупному экономисту - пришлось больше года провести в тюрьме. До суда однако дело так и не дошло: Тарасов смог сделать своим союзником тогдашнего главу администрации Президента. Как только этот факт стал известен в Генпрокуратуре, там сразу обнаружили, что в деле тарасовского заместителя нет никакой основы для уголовного преследования, и его выпустили.
        Сейчас, по сравнению с этим эпизодом четырехлетней давности, в деле имелось несколько новых моментов. Во-первых, Игорь Юрьевич Безбородов впервые выступил не за кулисами, вел борьбу не чужими руками, а обратился к главе Следственного комитета сам, лично. То есть теперь борьба шла напрямую, лицом к лицу.
        Во-вторых, теперь Безбородов выступал не в одиночку, а обзавелся целой группой сторонников. И хотя эта группа состояла сплошь из заместителей, преуменьшать их влияние не стоило. Опытный зам вполне может сделать себя незаменимым и определять буквально все в своем ведомстве. Официальный руководитель при этом остается чисто парадной фигурой, каким-то зиц-директором.
        В-третьих, сменился глава президентской администрации. Новый руководитель, Александр Александрович Салтанов, был назначен всего полгода назад, и Тарасов еще не успел установить с ним прочных отношений. Сделать это было совершенно необходимо - в системе российской власти именно администрация Президента выполняла роль подлинного правительства, и ее руководитель фактически был более важной фигурой, чем премьер-министр. Однако Алексей Константинович не спешил. Важно было не ошибиться, правильно оценить новую фигуру на вершине власти, правильно расставить акценты в их отношениях.
        Судя по тому, как Александр Салтанов подбирал себе кадры, какие решения, принимаемые Президентом и правительством, прежде всего поддерживал (формально он их все поддерживал - иначе и быть не могло, - но ведь поддержка поддержке рознь), новый глава президентской администрации был человеком, не совсем чуждым Тарасову. Но Алексей Константинович хотел в этом окончательно убедиться, лучше изучить будущего партнера. А может, и союзника. Еще три дня назад Тарасов полагал, что спешить с этим не стоит, что у него для этого еще есть время. Теперь же, после ареста Алмазова, стало ясно, что откладывать больше нельзя. Без поддержки Салтанова ему вряд ли удастся одолеть коалицию Безбородова и его союзников. Она имела своих людей во всех силовых структурах, опиралась на ясную и понятную большинству населения идеологию - борьбу с иностранными агентами; наконец, она имела отличный повод для того, чтобы опорочить Тарасова - созданный его подчиненным фонд, куда поступали деньги, добытые мошенническим путем.
        И этот фонд был четвертым моментом, осложняющим ситуацию. Будет очень трудно доказать, что он создавался с совершенно государственными и патриотическими целями. А некоторым людям доказать это будет совершенно невозможно. К тому же тогда, четыре месяца назад, когда создавался фонд, новая администрация во главе с Салтановым только вставала на ноги, и Алексей Константинович решил не приглашать людей из этой незнакомой команды на совещание в Заветное. Наверное, это была ошибка. Даже наверняка ошибка!
        Продолжая прохаживаться по кабинету, вице-премьер от досады с силой ударил кулаком правой руки по ладони левой. Надо было тогда проявить больше мудрости и позвать Салтанова! Тогда ситуация сейчас была бы совсем другой. Будучи участником того совещания, глава президентской администрации, во-первых, был бы в курсе принятых в Заветном решений, а во-вторых, невольно нес бы за них часть ответственности. А теперь надо все разъяснять, доказывать, что ты не верблюд…

«А может быть, само создание фонда было ошибкой? - вдруг подумал Алексей Константинович. - Может, не надо было тогда соглашаться с этим предложением Алмазова?» Конечно, доводы Егора Борисовича были сильны, польза от фонда явная, но просчитал ли вице-премьер в тот момент все возможные риски? В том числе для своей репутации? Выходит, не просчитал.
        Сознание совершенной ошибки - точнее, нескольких ошибок - было мучительным. Однако вице-премьер не относился к числу людей, которых сознание совершенной когда-то ошибки лишает воли и выбивает из седла. Раз он совершил неправильный шаг, надо исправить оплошность. Надо срочно встретиться с Салтановым. И не как проситель, пришедший искать защиты для своего подчиненного (а может, и для себя самого), а как равный по влиянию государственный муж. Разработать план этой беседы. Судьба Алмазова в нем будет находиться совсем не на первом плане. А может, во время первой встречи с главой президентской администрации этот вопрос вообще не стоит затрагивать. Надо говорить о другом, о том, что интересно фактическому главе правительства. Например, о неизбежной корректировке бюджета или о тарифной политике… Скажем, высказать вот такое предложение…
        Вице-премьер стремительно развернулся и направился к столу. Время мучительных размышлений закончилось. Он поймал путеводную нить, которая должна была вывести его из лабиринта. Путь предстоял долгий и трудный, но Алексей Константинович был уверен, что в конечном итоге выход будет найден. Не из таких передряг выходили! Что же касается Егора Борисовича, то ему придется пока потерпеть. Путь к его освобождению будет нелегким, это было ясно.
        Тарасов шевельнул мышкой, оживляя дремавший компьютер, и принялся набрасывать предложения, которые могли заинтересовать Александра Салтанова.
        Глава 12 Все рухнуло
        Надя Веревкина очень спешила. Сойдя с троллейбуса, она почти бегом свернула за угол, вышла на улицу Московскую и направилась к банку. Здесь у нее была назначена встреча с тысячником фирмы «ННН» по центральному району Пензы Владимиром. В сумочке у Нади лежали документы, необходимые при посещении Сбербанка: паспорт и сберкнижка. Но денег на этой книжке было немного - чуть больше семидесяти тысяч. Основные Надины надежды были связаны с другим счетом - тем, который был основан четыре месяца назад ее тысячником. Там, согласно последнему курсу «николиков» - условных ценных бумаг, выписываемых участникам «ННН», - лежало свыше ста двадцати тысяч, полагающихся Наде. Особенность фирмы, носившей то же самое имя, что и сама Надя Веревкина, состояла в том, что никаких документов на руках у вкладчиков не имелось. Все строилось на доверии - и к самому основателю фирмы Николову, и к его тысячникам. Однако пока оснований не доверять создателям пирамиды у Нади не было. Несколько ее знакомых, тоже, как и она, ставших вкладчиками и захотевших в последний месяц забрать свои сбережения, деньги получили без помех. Надя
надеялась, что и у нее никаких проблем не возникнет и уже сегодня в ее распоряжении будут почти двести тысяч рублей.
        Деньги эти были Наде остро необходимы. Им предстояло составить первую часть взноса за однокомнатную квартиру. Основной же платеж должен был составить так называемый
«материнский капитал», который Веревкина надеялась получить после рождения второго ребенка. А если точнее, мальчика, который должен был появиться на свет через три месяца. Беременность уже была очень заметна, спешить Надя могла только относительно - бегать ей нельзя было ни в коем случае. Но и мешкать тоже не стоило - не в том смысле, что надо было скорее спешить в банк, тут как раз все было в порядке: Крутилин, мужик порядочный, основательный, наверняка вошел бы в Надино положение и подождал, даже если бы она намного опоздала. Спешить надо было с покупкой. «Однушек» на рынке вообще мало продавалось, а таких дешевых, чтобы Надиных денег хватило на покупку, тем более. Может, всего одна такая квартира и была на всю Пензу. Причем в районе Ахуны, рядом с чистейшим сосновым лесом. Упустишь ее - и придется еще полгода искать похожую. Между тем ждать еще полгода у Нади уже не было никаких сил. Знакомые, которые были в курсе Надиных обстоятельств, удивлялись, как она до настоящего момента смогла дотерпеть.

…Основная проблема Нади Труновой с юных лет была в том, что она никому не могла сказать «нет». Не то чтобы она была, что называется, гулящая, только о сексе и думала. Просто у нее был характер такой - не умела отказывать. Для молодой привлекательной девушки это было просто фатальное обстоятельство. Она сопротивлялась, не хотела стать легкой добычей всякого, кто бы ее пожелал. Если кавалер был слишком противен и недостаточно настойчив, Надя находила в себе силы, чтобы отнекиваться, уворачиваться, скрываться - в общем, как-то ускользать из его объятий. Но если парень попадался упорный, то Надя в конце концов уступала.
        В результате вокруг нее постоянно вился рой ухажеров и «друзей», между которыми то и дело вспыхивали ссоры и драки. А вот настоящего поклонника, любимого человека не было. Да и как он мог появиться? Ведь Надя производила впечатление легко доступной и, в общем, постоянно занятой девушки. За такими с серьезными намерениями не ухаживают.
        Так, лавируя между ухажерами, Надя прошла через пединститут, поработала немного в школе (оказалось очень тяжело), потом перекочевала в местную газету. Корреспондентская жизнь, с ее обилием знакомств, еще усугубила Надину беду. Сколько усилий она приложила, чтобы найти человека, с которым можно было бы вместе пойти по жизни, создать семью! Сколько слез выплакала, когда выяснялось, что такой человек все никак не находится!
        Годы шли, и она стала всерьез тревожиться, что так и останется одинокой, вечной
«девушкой». Поэтому, когда появился Саша Веревкин - водитель грузовика на одном из автопредприятий и выяснилось, что он не возражает закрепить отношения, сделать их прочными, Надя долго не раздумывала. Да, не принц, не герой, и сильного чувства ни с той ни с другой стороны нет, но что поделаешь? Пока будешь принцев с чувствами ждать, старость придет.
        Они расписались и свадьбу сыграли - все как у людей. После чего Саша переехал к Наде в комнату, которую она занимала в общежитии строителей. Комната была продуктом все того же Надиного умения легко нравиться. И при этом даже не пришлось жертвовать честью: начальник огромного строительного треста, у которого юная журналистка взяла несколько интервью, проникся сочувствием к мыкавшейся по съемным квартирам девушке (Надины родители жили в селе) и выписал ей ордер. Просто так. Нет, он намекал, что был бы не прочь иногда навещать одинокую жилицу в ее одинокой комнате, но Надя визитам воспротивилась, и благодетель не стал настаивать.
        Надя с Сашей поселились в этой комнате, обставились, наладили какой-то уют. По настоянию жены Саша ушел из автопредприятия, где платили гроши, и стал слесарем на станции техобслуживания - здесь заработок был гораздо выше. У них появилась кое-какая мебель, они ходили в театр, а однажды даже съездили в Петербург, где до этого ни Надя, ни Саша не были.
        Однако счастливая семейная жизнь длилась недолго. Выяснилось, что молодой муж подвержен распространенному русскому пороку. И даже очень подвержен. В период ухаживания это как-то не слишком проявлялось, а сейчас почему-то вылезло. Саша пил все чаще и больше. Неизвестно, что этому способствовало: то ли новая работа, на которой не надо было по утрам дышать в трубочку, то ли жизнь в общежитии с ее постоянными сварами и гулянками, но молодой муж, что называется, не просыхал. И это сказывалось не только на деньгах, хотя и их Саша стал приносить гораздо меньше. Главное - атмосфера в семье стала тяжелой, словно в комнате жил серьезно больной человек. На Надю это особенно плохо действовало еще и потому, что к тому времени она уже была беременна своим первенцем. По ее настоянию (проявила-таки характер!) Саша закодировался.
        Наступил короткий период благополучия, может быть, даже счастья. Супруги работали, по вечерам ходили в кино, принимали гостей… Однако у этого благополучия имелась и обратная сторона: у Саши испортился характер. До этого веселый, разговорчивый, он стал угрюмым, желчным. Пить ему было нельзя категорически, ни капли. Он и жене запрещал притрагиваться к спиртному. Когда возвращалась с работы, проверял, прямо как гаишники: «Ну-ка, дыхни!» Надя и сама бы пить не стала - положение не позволяло, да и склонности к выпивке у нее никогда не было. Но на работе, в большой и шумной редакции, то и дело случались разного рода небольшие праздники: дни рождения, премии, чей-то выход из отпуска, чья-то свадьба… Как не выпить бокал сухого вина? А нельзя: дома муж сцену устроит.
        Однако если исключить этот неприятный момент, жизнь в это время, в общем, была нормальной. В положенный срок Надя родила сына. Назвали Колей - в честь Сашиного отца. Растить маленького - такое счастье! Но для Саши это оказалось тяжелым испытанием. Надя за ночь по несколько раз вставала, кормила ребенка, укачивала. На Сашу это действовало угнетающе: он просыпался, после этого с трудом засыпал. Утром вставал с тяжелой головой. А ведь на работе никто скидок делать не будет! Вот так случилось, что спустя три месяца после рождения сына Саша опять запил. И на этот раз пил не с радости, как вначале, а заливал водкой раздражение и злость. А такое опьянение гораздо тяжелее. Начались скандалы. Саша кричал на жену, а однажды случилось так, что поднял на нее руку.
        Надя схватила сына, едва оделась и убежала к подруге. Там, сидя на чужой кухне, она горько плакала над своей неудавшейся, пошедшей наперекосяк жизнью. И что теперь делать? Муж, которого она так долго искала, превратился в злобное, опасное существо, от которого надо бежать. Комната в общежитии - единственное, чего она сумела добиться, - занята мужем. Конечно, можно попросить знакомых ребят из редакции, они врежут другой замок, а если пьяный муж будет ломиться, вызвать полицию. Кончится это, скорее всего, разводом. Она этого хочет? Подруга, сама растившая дочь одна, убеждала так и поступить, не цепляться за алкоголика. Но Надя Сашу жалела. И себя тоже. Не хотела она жить одна с сыном.
        Наутро пришел Саша: трезвый, тихий, с виноватыми глазами. Просил прощения, валялся в ногах, обещал покончить с выпивкой. Надя вернулась домой. Через два месяца все повторилось. Так прожили полгода, потом Надя добилась своего: Саша закодировался вторично.
        На этот раз он продержался дольше - почти три года. Но снова сорвался. Опять начались скандалы, ссоры, Надя убегала к подругам, однажды даже уехала к родителям в деревню. Это напугало Сашу: он решил, что это серьезно, что Надя с ребенком могут не вернуться. А потерять их он боялся. И Саша закодировался в третий раз.
        Семья снова восстановилась. Но Надя понимала: это благополучие непрочно. Надо что-то менять. Но что? Надя решила: все дело в жилищных условиях. Необходимо приложить все силы, извернуться, но выехать из опостылевшего общежития. Но где взять деньги?
        Сначала Надя ушла из родной редакции. Уходить было жалко - коллектив был дружный, веселый, и работа интересная, только платили мало. А затем Надя, при поддержке все того же строительного босса, который в свое время помог ей с общежитием, основала журнал «Наша стройка». Журнал был в основном рекламный, продвигал новые технологии в строительстве, но главным образом - те или иные фирмы, которые хотели показать себя с лучшей стороны.
        Благодаря Надиному умению нравиться всем, а в первую очередь - чиновникам из областного правительства, журнал стал приносить неплохой доход. Так закладывался фундамент для реализации Надиного проекта - покупки однокомнатной квартиры.
        Вторую часть этого фундамента должен был составить материнский капитал. В разгар хлопот с выпуском журнала и освоением рекламного рынка Надя забеременела. Это обстоятельство ее ничуть не смущало. Она и первую беременность перенесла легко, родила сама, безо всякого кесарева, и сейчас надеялась, что все пройдет так же.
        Однако после всех подсчетов и знакомства с ценами на квартиры Надя поняла, что, если рассчитывать только на доход от журнала и зарплату мужа, им придется копить еще год, а может, и два. Между тем сил терпеть уже не было. Надя чувствовала - еще два года в условиях общежития Саша не протянет, снова запьет. Надо было срочно где-то достать деньги.
        Надя стала ходить по банкам, изучать условия кредитов. И в это время услышала о создании фирмы «ННН». Фирма обещала невиданные проценты. Надя прикинула: получались те самые деньги, которые были ей необходимы. Риск, конечно, был большой: про новую фирму с экранов твердили, что это пирамида, что доверчивые вкладчики могут потерять все, что вложили. Но и выигрыш в случае успеха получался огромный. И она решилась: вложила свои сбережения в новую организацию.
        И вот теперь, когда на счету скопилась требуемая сумма, а на рынке появилась нужная квартира, Надя позвонила тысячнику и сообщила, что хочет деньги снять. Владимир не возражал, не уговаривал подождать - он был в курсе Надиных проблем, знал, для чего ей нужны деньги. Спустя сутки он позвонил ей и назначил день, когда мог с ней расплатиться.

…Едва войдя в банк, Надя сразу увидела тысячника. Они поздоровались, после чего Владимир усадил ее в кресло, а сам направился к стойке оператора. Надино участие здесь совсем не требовалось: деньги лежали на счету Владимира. Он терпеливо стоял у стойки, вел переговоры с оператором. Потом девушка вышла и пригласила Владимира в комнату, где оформлялись кредиты. Это было странно - ведь он кредит получать не собирался. Но делать было нечего: Владимир пожал плечами и скрылся за дверью. Надя осталась ждать.
        Ждать пришлось долго - почти час. Надя уже стала терять терпение. Уже в редакцию журнала пора бежать, а она все здесь сидит. Наконец дверь отворилась, и оттуда вышел тысячник. Но не один, а в сопровождении какого-то мужчины с невыразительным лицом. Надя знала такой тип людей - они часто встречались в коридорах областных учреждений, где она бывала каждый день по работе.
        Незнакомец прошел к выходу, а Владимир подошел к Наде. Она заметила, что вид у него совершенно непривычный - растерянный и подавленный.
        - Идем, на улице все скажу, - тихо сказал он Наде.
        Она удивилась: что он скажет? Говорить вроде ничего не требовалось, надо было только деньги передать. А это лучше было сделать здесь, в помещении банка. Однако спорить не стала и последовала за тысячником на улицу. Здесь Владимир огляделся по сторонам и затем произнес:
        - Нет у меня твоих денег, Надежда.
        - Как это нет? - удивилась Надя. - Куда же они делись?
        - Никуда не делись, - отвечал тысячник. - Как лежали на счете, так и лежат. Только снять их нельзя. Счет мой арестовали. Человека видела, который вместе со мной вышел?
        - Ну, видела, - сказала Надя.
        - Это следователь, - объяснил тысячник. - Он меня сейчас допрашивал. Интересовался, откуда взялись деньги на счете, как я ими распоряжаюсь… Ну и все в том же духе. А потом объявил, что по решению суда мой счет арестован. Потому что они считают, что он используется для мошеннических операций.
        - Как же так?! - воскликнула Надя. - Это же мои деньги! Они что теперь - пропали?
        - Да нет, вроде мне сказали, что если мы докажем, что деньги получены не преступным путем, то счет разблокируют… Только в это как-то слабо верится, - отвечал Владимир.
        Надя почувствовала, как будто земля уходит у нее из-под ног.
        - Мне же завтра за квартиру платить, - не выговорила, а скорее простонала она. - Как же быть? Где я деньги достану?
        - А кредит взять?
        - Я и так его беру, чтобы вторую часть взноса заплатить, - объяснила Надя. - А еще один кредит никто не даст. И потом, за один день его не оформишь. А мне завтра платить надо.
        Владимир посмотрел на нее с жалостью, потом сказал:
        - Могу тебя свести с одним человеком… Он дает сразу, может большую сумму дать. Только у него проценты больше, чем в банке, учти. А главное - никаких отсрочек. И жаловаться на него некому.
        - Понимаю… - медленно произнесла Надя. - Нет, нельзя мне к такому человеку идти… Но и без денег нельзя возвращаться. Что же делать, что делать?
        Весь ее проект, с таким трудом выстроенный план будущего семейного благополучия рушился. Без этих ста двадцати тысяч купить квартиру было нельзя, и взять было негде.
        Охватившее ее волнение передалось ребенку, он заворочался. Ребенок готовился появиться на свет, а его мать все никак не могла решить, что ей теперь делать.
        Глава 13 Новая надежда
        Николай Николов постучал пальцами по стеклу, затем отошел от окна и набрал нужный номер телефона. Решение было принято.
        Вызываемый абонент откликнулся, и Николов сказал:
        - Привет, Жора! Давай сегодня вечерком в кафе встретимся, посидим, поговорим.
        - Отличная идея! - отвечал его собеседник. - Буду ждать!
        Больше ничего говорить не требовалось, и Николов отключился. Состоявшийся разговор был полностью зашифрованным, от первого до последнего слова. Собеседника звали вовсе не Жора, а Василий. Он был одним из давних соратников и помощников Николова. Сейчас, когда создатель пирамид скрывался в Белгороде, Василий, живший в соседнем Курске, стал его правой рукой.
        Вера Хохлова на эту роль не годилась. Во-первых, у нее недоставало деловых качеств, некоторые вещи ей приходилось разжевывать. А во-вторых, это было бы опрометчиво - вести дела там же, где находится твое убежище. Да и просто по-человечески подставлять Веру не хотелось.
        Николай Георгиевич, правда, уже не жил в домике веселой вдовы. Сразу после отъезда Вити Прокофьева он попросил Веру снять ему квартиру. Только непременно с отдельным входом. Никаких соседей, никаких бабушек на лавочке! Ничьи любопытные глаза не должны были видеть, как часто жилец этой квартиры выходит из дома, когда возвращается.
        Вера поручение выполнила быстро и точно. Квартира располагалась в центральной части города, на первом этаже, и хозяева ее перестроили - сделали себе из окна отдельный выход на улицу.
        Вера здесь бывала часто. Можно даже сказать, была здесь хозяйкой: прибиралась, готовила, не оставляла жильца без женской ласки. Но только днем. После того как сын вернулся из спортивного лагеря, Вера никаких вольностей себе не позволяла. Костя не должен был подумать о матери плохо. Она и Бориса Сергеевича от дома отвадила, хотя Костя уже привык, что музыкант частенько к ним захаживает. Какой Борис Сергеевич, когда Коля вернулся!
        Вернувшись, сын обнаружил во дворе дома потрепанную, но еще вполне живую
«девятку». Как и учил ее Николай, Вера объяснила сыну, что машину купила по случаю. И пусть она сама водить не умеет, но будет учиться. Хотя вообще-то машина - подарок ему, Косте, к началу учебного года. Права он сможет получить, когда исполнится 18, то есть через два года. А пока хорошо бы ему поступить в детскую автошколу: и машину досконально изучит, и водить научится, да и гаишники, которые ведут там некоторые занятия, будут его знать.
        Машина и в самом деле была подарком. Перед отъездом Прокофьев сходил с Верой в белгородское МРЭО, и там они оформили акт купли-продажи. Выходило так, что Прокофьев продал «девятку» Вере Хохловой. На деле она к тому моменту уже фактически принадлежала Николову. А тот объявил Вере, что дарит машину своему сыну.
        Встречаться с Костей Николай не стал. Издали, на улице, поглядел на сына, когда тот разговаривал с матерью, и ушел. На душе у него после этого, с одной стороны, потеплело, радость какая-то появилась. А еще было приятно от сознания, что он только что подарил сыну машину, пусть и потрепанную. А с другой - какой-то мутный осадок был. Сын был похож на него - и лицом, и манерой разговаривать. А подойти к нему, поговорить, поделиться немалым жизненным опытом Николов не мог. И это рождало горькое чувство. Враги все-таки оказались сильнее его: загнали в яму. Ни развернуться по-настоящему он не может, ни даже с сыном пообщаться.
        Другие топили подобные горькие мысли в стакане вина. Но Николай Николов к их числу не относился. Он никогда не жалел себя, никогда не предавался воспоминаниям, не размышлял: что было бы, если бы в свое время поступил не так, а иначе. Всякая рефлексия, как и сентиментальность, были ему совершенно чужды. Сознание своего угнетенного положения рождало в нем лишь одно желание: выбраться из него, бороться, исправить ситуацию. Его нельзя было сломить, лишить воли. Уж чего-чего, а воли у него хватало на десятерых.
        Поэтому Николов не слишком удивился и огорчился, узнав об аресте счетов многих тысячников. Да, это означало серьезный подрыв доверия к организации «ННН». Вряд ли кто-то теперь понесет в нее деньги. Наоборот, сейчас все кинутся снимать. Надо приостановить платежи, прекратить всякую деятельность, а затем решать, что делать дальше.
        Придя к такому выводу, Николов передал это решение зашифрованной эсэмэской в Курск, своему помощнику Василию. А Вася уже запустил эту информацию в сеть. И теперь по всей стране обманутые вкладчики напрасно требовали у своих сотников обещанные проценты, а те в ответ или твердили, что все операции прекращены по распоряжению Николова, или просто скрывались.
        Первый шаг был сделан, теперь надо было решать, как поступать дальше. Сначала - подвести итоги, уяснить создавшееся положение. Итак, что мы имеем? Дружба с правительством не получилась. Как сообщили по ящику, симпатичный мальчик, с которым он вел переговоры, арестован. Теперь ему долго из тюрьмы не выбраться: Николов понимал, как сейчас вцепятся следователи в горло этому клерку. Миллиард, который он перечислил на созданный этим мальчиком счет, можно сказать, пропал зря: ему не удалось купить на эти деньги ни новые возможности, ни общественное положение.
        Что же делать? Начать в прессе кампанию по защите своего детища, фирмы «ННН»? Да, это сделать надо, и средства для этого есть. Но ясно, что нужного результата это не даст: подорванную репутацию фирмы вернуть не удастся, и новые вкладчики вряд ли появятся. А без них, без притока дополнительных средств, не удастся возобновить выплаты. Значит, выход один: надо создавать новую организацию. Все начать заново, с нуля.
        Но правда ли с нуля? А может, новая организация сможет принять на себя обязательства старой? Это бы значительно повысило его репутацию. Тут надо просчитать…
        Николов сел за компьютер и погрузился в расчеты. Он считал долго - был хорошим финансовым аналитиком. Результат получался неоднозначный. Выходило, что, если все вкладчики «ННН», имеющие на руках выпущенные им «николики», сразу после образования новой организации потребуют возврата своих средств, пирамида рухнет. Но если они будут делать это не одновременно, а постепенно, то выплаты удастся осуществить без значительного ущерба для новых участников. Значит… значит, надо ввести очередность по времени вступления в «ННН». Очень простая и логичная вещь. И государство так делало, когда возвращало людям средства по вкладам в Сбербанке, погибшим от инфляции в начале 90-х. Сначала получали те, кто сделал вложения в
70-е годы, потом те, кто в первой половине 80-х, а затем те, кто вкладывал после
1985-го. Вот и он так сделает. Осталось записать выступление, в котором он объявит о создании новой организации, и придумать для нее название. С названием слишком мудрить не надо. Оно должно быть простым и легко запоминающимся. Можно, конечно, назваться «ННН-2012», по примеру его первой организации. Но это будет повтор… Нет, не то… А, вот!
        Николов открыл на экране новый файл и написал вверху печатными буквами: «НАМ НУЖНА НОВАЯ НАДЕЖДА». Поглядел на нее некоторое время и остался доволен. Затем взял листок бумаги, набросал тезисы выступления. Это был очень важный момент. Он никогда не зачитывал свои речи по бумажке: так терялось ощущение искренности, доверительности. В любом выступлении - что вживую, что в записи - нужен момент импровизации.
        Он добавил в текст еще две-три фразы, затем взял в руки видеокамеру, прошелся по квартире. Где произвести запись? Что будет служить фоном? Это не пустой вопрос. Для тех, кто будет смотреть на домашних компьютерах его обращение, важен будет не только он сам, но и окружение, в котором он находится. Снимать обращение на фоне шкафов и диванов - значит совершить грубую ошибку. Нет, обращение должно быть записано на фоне природы. Это значительно усилит его воздействие. Стало быть, ему понадобится помощник. Точнее, помощница. Николов взглянул на часы. Что ж, ожидать прихода помощницы осталось недолго.
        Действительно, спустя двадцать минут дверь (предусмотрительно отпертая) открылась, и в квартиру вошла Вера. Как всегда, когда она спешила на свидание с Николаем, она была раскрасневшаяся, оживленная, помолодевшая лет на пять. Он подхватил у нее сумку с продуктами, поцеловал в уголок рта, но от второго поцелуя - страстного, огненного - уклонился. Сказал:
        - Верунчик, у нас есть дело.
        - В банк, что ли, сходить? Или на почту? - спросила догадливая помощница.
        - Нет, не в банк. Скажи, где у вас в городе или в окрестностях самые красивые виды? Чтобы как на открытке?
        - Ну… - Вера задумалась. - Самые красивые, наверно, на Донце.
        - А это далеко?
        - Километров двести, наверно.
        - Нет, не годится. А ближе?
        - Ближе - в городском парке.
        - А там народу много бывает?
        - Если сейчас, к вечеру, то много.
        - Нет, это не годится. Давай тогда так договоримся: завтра утром, часиков в восемь, сможешь подойти?
        - Смогу, отчего нет, - отвечала Вера, все еще не понимавшая, в чем дело и чего добивается ее возлюбленный.
        - Вот подходи, и пойдем в ваш парк. Там ты меня снимешь на видео. Мое обращение к вкладчикам. Поняла?
        - Вот теперь поняла, - отвечала Вера. - А сейчас, значит, никуда идти не надо?
        - Нет, сейчас не надо, - сказал Николов.
        - Ну, тогда давай поужинаем? - предложила Вера, расстегивая блузку.

…На другой день все прошло как по маслу. Пришли в парк, выбрали подходящий вид, немного подождали, пока с аллеи на заднем плане удалится дворник, и Николов произнес свою пламенную речь. В тот же день Николай зашел в один из компьютерных клубов и лично выложил обращение о создании новой пирамиды в Сеть.
        Теперь надо было совершать дальнейшие шаги: открывать счета, продумывать схему обращения денег. Всем этим предстояло заниматься ближайшему помощнику Николова Василию. Все инструкции Николов собирался передать ему в ходе вечерней встречи.
        Они встречались уже несколько раз. Встречи действительно проходили в кафе, как Николай и сказал своему помощнику. Только кафе это находилось не в Белгороде, и не в Курске, где жил Алексеенко, а в придорожной гостинице, расположенной на трассе примерно посредине между двумя городами. Василий приезжал туда на своей машине, а Николов на такси, по дороге меняя две, а иногда и три машины - для конспирации. Пока что все шло гладко, их никто не засек. Николай надеялся, что так будет и на этот раз.
        Открывался новый этап его деятельности. Он снова приступал к работе - полный сил и надежд. И уже не надо было рассчитывать на какую-то помощь со стороны власти. Только на себя. Так надежнее!
        Глава 14 Как принимают решение
        Татьяна Ивановна снова и снова вчитывалась в текст размещенного в Интернете обращения. Надо же, как врут: обещают от 40 до 60 процентов годовых! Ни один банк столько не даст! За год вклад увеличивается в полтора раза! Нет, вранье, конечно. Она, правда, человек доверчивый, но на такую приманку не клюнет.
        Татьяна Ивановна решительно закрыла окно с заманчивой рекламой и нажала иконку своей любимой сети «ВКонтакте». Спустя минуту она уже читала новости, размещенные за последние два дня подругами и знакомыми. Правду сказать, новостей особых не было. Юля выставила фотку внучки, у которой выпал первый молочный зуб. Ленка - кучу фотографий из какого-то очередного похода по алтайским горам. Виды, конечно, замечательные, но что за удовольствие спать на земле и ходить, извините, в туалет в кустики - это понять решительно невозможно. Наташка сообщала, что вставила новые зубы. Тут же прилагалось и доказательство: фотография с улыбкой во весь рот. Да, молодец женщина! Настоящая оптимистка!
        Это выражение было любимым у Татьяны Ивановны. Она применяла его ко всем людям, кто не жалуется, не рассуждает бесконечно о всяких проблемах, а всегда улыбается, ищет во всем светлую сторону, ведет активный образ жизни. Кто, в общем, оптимист.
        Сама Татьяна Ивановна вела как раз такой образ жизни. Она делала по утрам гимнастику, каждое воскресенье с группой таких же активных женщин ходила на природу, куда-нибудь в окрестности Ярославля, благо таких мест было много; играли там в волейбол, пили родниковую воду, стояли в обнимку с деревьями, впитывая их ауру, много общались, делясь позитивной информацией. Раньше она еще бегала трусцой, но в этом году пришлось бросить - сердце стало побаливать и спина тоже.
        А еще она услышала в передаче, посвященной здоровью, что бег не так полезен, как раньше считалось. Более полезна быстрая ходьба. Так что Татьяна Ивановна старалась больше ходить. Благо и поводы для этого были. Внука Коленьку в школу проводить, а потом встретить - это раз. По магазинам пройтись, на почту - платежи сделать - это два. Ну и так, без повода - просто пройтись по набережной Волги, подышать воздухом. И, наконец, на уроки идти - как же без этого.
        Хотя Татьяна Галкина уже два года как вышла на пенсию, она продолжала работать: вела уроки истории все в той же школе, в которой проработала последние 27 лет. Без работы она не могла. Не в том смысле, что так уж ее любила, так прикипела к своему предмету, - нет. От всех этих Столетних войн, пирамид, рабов и рабовладельцев Татьяну Ивановну уже давно тошнило. Она бы с удовольствием обошлась бы без всего этого, если бы не деньги. Одной пенсии на нее и внука катастрофически не хватало.
        Конечно, какие-то деньги присылал сын Дмитрий. Но это были деньги ненадежные - то густо, то пусто. Мог прислать пять-шесть тысяч в месяц, а мог одну-две. А то и вовсе ничего. Это означало, что сын опять запил и надо было ехать в соседний Рыбинск, где он жил, выслушивать пьяные жалобы, признания, угрозы и самой угрожать, уговаривать, выхаживать, пока он не образумится. Кодироваться Дмитрий категорически отказывался, но уговорам поддавался, и Татьяне Ивановне потихоньку удавалось привести его в норму.
        Мог бы помочь ее бывший муженек Михаил. Тем более что жил куда лучше Татьяны Ивановны: имел машину, дачу. Правда, у него уже было двое детей от новой жены Насти, этой уродины. Но бывший муженек ограничивался звонками; в лучшем случае присылал внуку подарки ко дню рождения. Ссылался на то, что воспитание двоих детей обходится очень дорого, да и на машину много денег уходит. Врал, конечно. Если много денег уходит, отчего тогда не продаст?
        Татьяна Ивановна все чаще задумывалась: а что будет с Коленькой, если ее не станет? О матери ребенка уже давно не было ни слуху ни духу - как подалась в Москву счастья искать, так и сгинула. Правда, имелась другая бабушка, Римма Викторовна. Она, конечно, может приютить мальчика, накормить, в школу отвести. Но живет она еще беднее, чем сама Татьяна Ивановна. А мальчика и одеть надо, и обуть, и учебники каждый год новые покупать. Да и побаловать его иногда хочется. Надо бы, чтобы у Коли имелись деньги. Не карманные, на мороженое и чипсы, а настоящие деньги. Чтобы у мальчика был счет в Сбербанке, которым он смог бы воспользоваться, когда ему исполнится восемнадцать.
        Но откуда их взять? Татьяна Ивановна внимательно изучала внутренние стороны крышек бутылок из-под подсолнечного масла - там иногда объявляли акцию, и тем, кто соберет нужную комбинацию цифр, обещали премию. С той же целью изучала цифры на упаковках с кетчупом и разными другими продуктами. Но желанная комбинация не встречалась ни на масле, ни на кетчупе, ни на «Фанте», которую она иногда покупала Коле.
        Татьяна Ивановна просмотрела все новости от подруг, потом открыла собственную страничку и написала очередное сообщение: как они замечательно отдыхали последние выходные, как она научилась подавать мячи - ни одну подачу не смазала! - и вообще как замечательно себя чувствует. (Это была неправда: чувствовала она себя в последние дни все хуже. Но Татьяна Ивановна считала, что жаловаться было бы неправильно.)
        Можно было выключать компьютер (новости она никогда не смотрела, разве на «Ленте. Ру» всякие смешные сообщения в рубрике «Из жизни»), но Татьяна Ивановна почему-то медлила. Она снова открыла страницу, где встретила зазывный текст, обещавший 60 процентов годовых. У нее лежали в Сбербанке тридцать с лишним тысяч, скопленные за то время, когда она имела по 27, даже по 30 уроков в неделю, да еще репетиторствовала. Там они лежали, почти не прибавляя в весе. А тут, если отдать на год - что же получится?
        Татьяна Ивановна стала считать. В математике она никогда не была сильна, поэтому подсчеты затянулись. Наконец, вывела итог: она получит прибавку 18 тысяч. Это было очень, очень прилично. Нигде больше она не могла добыть таких денег. Риск, конечно. Но где его нет? По улице ходить - разве риска нет? А ведь каждый день ходим.
        И название у этой организации какое хорошее: «Нам Нужна Новая Надежда»! Очень оптимистичное название. А что, если она у них деньги на второй год оставит - какая же тогда сумма на счете получится? Татьяна Ивановна еще подсчитала и даже ахнула: почти 70 тысяч! Вот такие деньги можно Коленьке оставить! Квартиру на них, конечно, не купишь, но одеться-обуться можно. А квартиру она внуку свою оставит. Так что все проблемы, можно сказать, будут решены.
        Татьяна Ивановна взяла телефон и послала эсэмэску на номер, значившийся в рекламном обращении организации «НННН».
* * *
        Генрих Шмидт вытер стойку, после чего вышел из лавки на улицу и огляделся. Вечерело. В дачных домиках уже загорались огни, слышалась музыка, веселые голоса. Однако никто не спешил в лавку «Свежее пиво» за новой порцией пенного напитка. Видимо, все уже загодя запаслись и пивом, и сушеной рыбой, и чипсами - всем тем, чем торговал Шмидт. Да, сегодня вряд ли кто еще придет. Можно закрывать.
        Генрих обернулся в темноту за стойкой и громко произнес:
        - Ксения, ты чего там делаешь? Все, закрываем! Суши весла!
        Это была шутка, и данный факт говорил о том, что Генрих Юрьевич Шмидт находился в хорошем настроении. Такое случалось нечасто. Не то чтобы владелец лавки «Свежее пиво» был человеком мрачным, который никогда ничему не радуется. Но шутить, веселиться, участвовать в беседах он точно не любил и не умел. Да и жизнь его к этому не приучила.
        Генрих Шмидт происходил из известного рода поволжских немцев. Его отдаленные предки еще в XVIII веке по призыву императрицы Екатерина Второй переселились на берега Волги, чтобы поднять тамошнее хозяйство. И это им вполне удалось. В XIX веке люди, носившие фамилию Шмидт, владели в Саратове и Энгельсе самыми крупными мельницами, лучшими домами. Ими был основан первый в Поволжье частный банк.
        Потом грянула революция, разбросавшая членов рода по разным концам страны, а иных выбросившая за границу. Но гораздо страшнее революции для Шмидтов, как и для всех поволжских немцев, стало выселение 1941 года. Генрих родился уже после возвращения из ссылки, в родном Энгельсе и не испытал на себе всех тягот жизни в Сибири и Казахстане. Но из рассказов отца он составил себе четкое представление о жизни в ссылке, а также о том, что в СССР он является человеком не вполне полноценным.
        Это Генрих испытал и на себе: его позже других приняли в комсомол, и он так и не смог поступить в авиационный техникум, куда так хотел попасть. При оценках, лучших, нежели у других абитуриентов, он не прошел по конкурсу. Пришлось идти в железнодорожный.
        Перестройка застала Генриха Шмидта в локомотивном депо. Вдруг разнеслось ошеломляющее известие: теперь можно подать документы и получить разрешение на выезд в Германию. Некоторые уже так и сделали и теперь жили на Западе.
        Многие знакомые Генриха последовали их примеру. Колония поволжских немцев в Саратове и Энгельсе таяла на глазах. Жена Наташа - даром что русская - тормошила мужа: почему он медлит, упускает такую возможность? Вон, уехавшим подъемные дают, языку учат, помогают устроиться.
        А он все не ехал и не ехал. Не хотел. Правда, съездил в Германию по линии общества, которое помогало переселению, посмотрел на тамошнюю жизнь. Красивая жизнь, сытая, ничего не скажешь. Но к этому времени у Генриха Шмидта уже была своя мечта. И мечта эта совсем не была связана с родиной предков. Генрих задумал стать предпринимателем. И рассудил, что там, в Германии, это будет сделать труднее, чем в новой России. Там уже все поделено, занято. Чтобы открыть какое-то новое дело, нужно быть семи пядей во лбу, что-то действительно новое изобрести. А Генрих про себя знал, что семи пядей у него точно нет. Но штук пять точно найдется. В общем, хватит, чтобы открыть лавочку, вести торговлю, потихоньку наращивать капитал. А в Германии ему открыта только одна карьера: машиниста. Там он будет делать то же, что и здесь: водить поезда. А эта перспектива Генриха Шмидта не прельщала.
        К тому же он чувствовал, что при всей своей основательности и неразговорчивости - казалось бы, вполне немецких чертах - он в глубине души немцем все же не является. Не было в нем той страсти к порядку, что отличала его соплеменников в Германии. Пословица «Что русскому хорошо, то немцу смерть» к нему явно не относилась.
        Вот так и случилось, что Генрих Шмидт, представитель знаменитой фамилии поволжских немцев, остался в России. Из депо он уволился. На скопленные деньги купил торговую палатку, самое примитивное оборудование и стал торговать пивом в дачном кооперативе «Липовка». И занимался этим делом уже пятнадцать лет.
        За эти годы многое изменилось. Теперь Генрих трудился уже не в продуваемой всеми ветрами палатке, а в стационарном магазине. В его распоряжении имелось уже шесть стоек для розлива, большой холодильник, склад, собственный грузовик, который доставлял в магазин кеги со свежим пивом. Генрих торговал честно: недолива или порчи товара у него в магазине не было никогда. Поэтому покупатели к нему тянулись.
        Всякое случалось за эти годы. И пьяные компании приставали, требуя отпустить «в долг, потом как-нибудь расплатимся», и конкуренты угрожали снести его магазин. Генрих, хотя был человеком неразговорчивым, молчуном, как-то все эти конфликты улаживал без применения силы.
        Его состояние умножалось. Год назад он открыл еще одну палатку на другом конце дачного поселка и подумывал в будущем также превратить ее в магазин. А вот семья у Генриха, можно сказать, сократилась: жена Наталья не поняла его решения остаться в России, не понравилось ей и намерение мужа заняться торговлей. Начались ссоры. Кончилось дело тем, что жена ушла. Теперь Генрих жил с девушкой, которую нанял себе в помощницы. Звали ее Ксенией, была она, как и сам Шмидт, молчаливая, спокойная, работящая. В общем, в ее лице Генрих нашел себе новую жену. Он уже подумывал о том, чтобы оформить свои отношения с Ксенией, но к окончательному решению еще не пришел.
        Генрих Шмидт был человек совсем не азартный, риска не любил и никогда ни во что не играл: ни в карты, ни в нарды. Однако он следил за перипетиями организации, носившей сначала название «ННН-93», а затем возродившейся под именем «ННН». Он сразу понял принцип действия пирамиды, понял, что выиграть здесь могут лишь те, кто войдет в дело в числе первых, а затем вовремя сможет из него выйти. Тут был не риск, не азарт, тут требовался точный расчет. В первую эпоху существования николовской структуры, в 90-е годы, у Шмидта каждый рубль был на счету, и вкладывать ему было нечего. А когда деньги появились, организация «ННН-93» уже прекратила выплаты и обанкротилась.
        Он этому обстоятельству не слишком огорчился - и так заработать можно. Однако, когда по всей стране разнесся слух о создании организации «ННН», Генрих решил, что теперь можно попробовать. Но тут, как назло, подвернулся свободный участок, на котором можно было поставить палатку, и деньги ушли на это дело. Когда же вновь появились свободные средства, звезда Николова снова стала клониться к закату. Люди еще шли к нему, новые вкладчики еще появлялись, но Шмидт даже не сомневался - делать это или не делать. Он понимал, что время опять упущено.
        И тут появилось сообщение, что Николов в третий раз создает ту же, по сути, организацию, начинает новую игру, с нуля. Вот этой возможности нельзя было упустить. Генрих Шмидт собрал свободные средства - получилось ровно двести тысяч - и вложил их в «Новую Надежду» Николова. Рассчитал: будет держать деньги в новой пирамиде ровно полгода. Столько она должна просуществовать. Потом сразу заберет. Может, «НННН» и еще протянет, но это будет уже риск, и риск неоправданный. Он и так заработает свои сто тысяч сверху. На эти деньги можно будет построить новый магазин. А еще можно будет с Ксенией в Германию съездить, показать ей родину его предков.

…Тысячи людей по всей стране в эти дни принимали решение вложить деньги в новую, третью по счету структуру Николова. У них были разные причины это сделать, по-разному они подходили к этому решению: кто после точного и детального расчета, кто в расчете на «авось». Но в результате их решений на счетах новой пирамиды в короткий срок появились сотни миллионов рублей. И Николов действительно смог выполнить свое обещание: кое-кто из вкладчиков прежней «ННН» смог получить свои деньги.
        Глава 15 Козел отпущения
        Лязгнул засов, тяжелая металлическая дверь отворилась, и Алексей Константинович, сопровождаемый адвокатом Бортником, вошел в здание тюрьмы. Прямо уходил широкий коридор, в конце которого виднелась еще одна дверь. Тарасов уже было собрался направиться по нему, но сопровождавшая их женщина в форме свернула налево. Да и Борис Львович Бортник уверенно направился в ту же сторону.
        - Комната для свиданий там, - пояснил он Тарасову.
        - А там - прямо?
        - Это проход в санпропускник и другие помещения, где происходит прием заключенных, - сказал адвокат.

«Вон меня куда потянуло, - подумал вице-премьер и невольно усмехнулся. - Видно, готовлюсь. Может, уже готов».
        Они поднялись на несколько ступенек, вошли в другой коридор. Здесь было почище, посветлее; ничто не напоминало тюрьму. Возле одной из дверей сопровождающая остановилась.
        - Вам сюда, - коротко сказала она.
        В комнате, куда они вошли, не было никакой мебели - только стол посередине да несколько стульев. Вошедшие сели. Бортник водрузил на стол свой объемистый портфель, достал нужную папку. Вел он себя совершенно спокойно, уверенно, словно находился не в тюрьме, а в каком-то обычном, мирном учреждении. «Как у нас на совещании в правительстве», - подумал Тарасов. Сам вице-премьер нервничал; принять происходящее как нечто обычное он не мог.
        Открылась дверь в другом конце комнаты, и в сопровождении конвоира вошел Алмазов. Он был в костюме - не том, в котором ушел тогда с работы и был задержан, а в другом, попроще. Его, как и смену белья, Егору принесла мама - она первая добилась свидания с арестованным.
        Алексей Константинович отметил, что Алмазов немного бледнее, чем обычно. На щеках виднелась трехдневная щетина, что было непривычно - как и другие чиновники, Алмазов всегда приходил на работу гладко выбритым.
        При виде своего подчиненного вице-премьер встал, они обменялись рукопожатием. Бортник тоже привстал, пожал руку подзащитному.
        - Здравствуйте, Егор Борисович, - произнес Тарасов, стараясь вложить в голос все сочувствие и желание помочь, которые он испытывал. - Как вы себя чувствуете?
        - Спасибо, вполне нормально, - отвечал референт.
        Они сели.
        - Я был просто потрясен, когда узнал о вашем аресте, - сказал Алексей Константинович. - Потрясен и возмущен. Я уже выразил свое возмущение главе Следственного комитета и Генеральному прокурору, изложил им свои соображения по этому поводу. И я хочу вас заверить, что буду добиваться вашего освобождения всеми возможными средствами. Использую все рычаги, которые только есть в моем распоряжении! Если потребуется, дойду до самого верха!
        - Спасибо, - вновь поблагодарил Алмазов. - Мне Борис Львович уже передавал ваши слова… и пожелания… Я весьма признателен. Только мне кажется, что добиться моего освобождения будет довольно трудно. Мне кажется, они собираются затеять большой процесс с моим участием. Я там буду главной фигурой. Но ударить они хотят не по мне или Николову - по вам. Поэтому они тоже будут нажимать на все рычаги, но с другой целью - чтобы оставить меня здесь.
        - Так они вас обвиняют в связях с Николовым? - спросил Тарасов.
        - Ну да. В создании фонда, на счет которого поступали неконтролируемые денежные средства, а главное - в том, что эти средства поступали из организации «ННН».
        - И как же мы будем отвечать на эти обвинения? - спросил Тарасов, повернувшись к адвокату.
        - Я уже говорил Егору Борисовичу, что у нас есть два основных пункта защиты, - заявил Бортник. - Во-первых, мы категорически отрицаем элемент сговора с мошенником Николовым. Вы, Егор Борисович, должны твердо запомнить и все время повторять, что у вас не было встреч с Николовым и вы не заключали с ним никаких договоренностей, в том числе и устных. Пусть следователь предъявляет вам чьи угодно показания о том, что такие встречи были, - вы должны упрямо твердить, что их не было.
        - Но сам Николов может подтвердить, что такие встречи были, - возразил Алмазов. - И что мы с ним договорились о…
        - Ни о чем вы не договорились! - воскликнул Бортник, блеснув очками. - Мало ли что скажет известный обманщик! И потом, чтобы он что-то сказал, им надо его еще поймать. А насколько мне известно, пока это не удается сделать. Господин махинатор очень умело спрятался.
        - Так Николов не арестован? - удивился Алмазов. - Да, это хорошо… хорошо… Но какой смысл отрицать наличие договоренностей, если он перечислил в наш фонд свыше миллиарда рублей? Мне следователь так и говорит: зачем бы он стал перечислять, если у вас не было договора?
        - Но вы, я надеюсь, не попались на эту удочку? - с тревогой спросил адвокат. - Не подтвердили, что такие встречи были, что договоренности тоже были?
        - Нет, я делал, как вы сказали, - тупо твердил, что знать ничего не знаю, - отвечал Алмазов. - Хотя, если честно признать, мне трудно отрицать очевидные вещи и утверждать явную нелепость.
        - Какую именно нелепость, позвольте спросить? - вскинул голову Бортник.
        - Что Николов перечислял нам… то есть в наш фонд деньги просто так. Скажем, из патриотических соображений.
        - А вы и не должны это утверждать! - возвысил голос адвокат. - Это не ваше дело - разбираться в мотивах поступков господина Николова! Это их задача, а не ваша.
        - Хорошо, а какой второй пункт вашей… то есть нашей, защиты? - прервал их диалог Алексей Константинович.
        - Второй пункт состоит в том, что Егор Борисович не снял с этого счета ни рубля, - объяснил адвокат. - И вот это утверждение является чистой правдой, не так ли?
        - Да, так, - подтвердил Алмазов. - Пока что происходила только аккумуляция средств. Использовать их предполагалось в будущем, в случае возникновения кризиса. И только по распоряжению Алексея Константиновича.
        - Надеюсь, этого вы своему следователю не сообщили? - спросил Бортник.
        - Нет, что вы! - воскликнул референт. - Алексея Константиновича я ни разу не упоминал! Я только рассказал о целях фонда… его задачах… И тут, признаюсь, сказал, что это не моя личная разработка, а позиция всего министерства.
        - Это пусть, - разрешил адвокат. - С министерства и взятки гладки.
        - А я не считаю, что мое участие в этом деле надо так тщательно скрывать, - заявил Тарасов. - Наоборот! Надо его афишировать! В конце концов, скрыть его и не удастся. Ведь если Егор Борисович будет утверждать, что создал фонд без моей санкции, лишь по собственной инициативе, это будет выглядеть крайне подозрительно и усилит позиции обвинения. Нет, наоборот: Егор Борисович должен всячески подчеркивать, что действовал по моему указанию.
        - Но это может стать поводом для того, что предъявить обвинение уже вам, - заметил Бортник.
        - Ну, на это они вряд ли решатся, - усмехнулся Тарасов. - Руки у них коротки. Так что я предлагаю менять линию защиты. Валите все на меня. Пусть я буду козлом отпущения.
        - Решение, конечно, благородное, но… Не знаю, не знаю… - пробормотал адвокат.
        - Время свидания окончено! Прощайтесь! - донесся до них откуда-то из-под потолка металлический голос охранника.
        Все трое встали.
        - Может быть, вам все же что-то необходимо? - спросил у Алмазова вице-премьер. - Какие-то лекарства… Или помощь врача?
        - Нет, я правда нормально себя чувствую, - сказал Алмазов, улыбнувшись.
        - Что касается ноутбука, этот вопрос, я думаю, мы решим буквально завтра, - пообещал Тарасов. - И в дальнейшем, если что-то будет необходимо…
        Но охранник уже вошел в комнату и встал возле Алмазова.
        - До свидания, Егор Борисович! - сказал Тарасов.
        - До свидания, Алексей Константинович! - отвечал ему подчиненный.
        Обратно по тюремным коридорам шли молча. И только когда сели в машину, Бортник спросил:
        - А вы почему так уверенно говорили о том, что завтра решите вопрос с ноутбуком? Что, Быстров дал положительный ответ?
        - Нет, - покачал головой вице-премьер. - Быстров как раз ответил отрицательно. Беседа с ним не дала никакого результата. Но я сегодня вечером должен встретиться с человеком, имеющим гораздо больше полномочий, чем Быстров. И я надеюсь на взаимопонимание.
        - Что ж, отлично, если так, - сказал адвокат. - А то… Парень держится, но состояние у него угнетенное. Я же вижу. Он сейчас очень нуждается в поддержке, в каких-то обнадеживающих известиях. А ему отказывают в возможности работать, в свидании с девушкой… Хорошо, хоть вы его поддержали. Эта ваша линия: «Валите все на меня» - это для него важно. Не знаю, правильно ли это с точки зрения защиты, но для него сейчас это просто необходимо.
        - Вот это для нас главное, - сказал в ответ Алексей Константинович.
        Машина остановилась возле конторы Бориса Бортника. Адвокат распрощался, вышел из машины. Выруливая со стоянки, водитель спросил:
        - Куда теперь, Алексей Константинович? Домой, наверно? Время-то позднее…
        - Нет, не домой, - отвечал вице-премьер. - Едем в министерство. И ты пока не уходи. Возможно, еще выезжать придется.
        - Так точно! - по-военному ответил водитель. - Буду ждать.
        Разумеется, в ведомстве вице-премьера на вечернее время имелись дежурные водители, и основному водителю Тарасова не было никакой необходимости сидеть в гараже день и ночь. Но сегодня был особенный вечер: на сегодня у Тарасова была назначена встреча с главой президентской администрации Александром Салтановым. Эта встреча решала очень многое. И Алексей Константинович, человек вообще-то не суеверный, что называется, дул сегодня на молоко: он хотел, чтобы все прошло без сучка без задоринки и чтобы вез его именно этот водитель, которого он хорошо знал и которому доверял.
* * *
        Что всегда раздражало Тарасова в кабинетах и коридорах Кремля, так это чрезмерная, кичливая пышность: обилие позолоты, дорогих пород дерева, слоновой кости, инкрустаций. То же самое относилось и к убранству президентской администрации. Но после назначения Салтанова вице-премьер, посетивший кабинет нового руководителя, отметил, что обстановка там стала гораздо скромнее. Позолоченные кресла в стиле ампир, золотые ручки дверей, толстые ковры, дорогие зеркала - все это исчезло, сменилось обычной мебелью, какой были обставлены все правительственные кабинеты.
        Это, казалось бы, незначительное обстоятельство вкупе с несколькими важными решениями главы администрации привело Тарасова к мысли, что Александр Салтанов, возможно, является человеком, близким ему по духу и с ним можно будет договориться. Не заключить союз - нет, это было бы слишком хорошо, - но поддерживать хорошие партнерские отношения. «Человек - это стиль, - говорил сам себе вице-премьер. - Безвкусие, стремление к показной роскоши говорят об умственной ограниченности владельца кабинета, его спеси. Простота, отсутствие собственного стиля еще ни о чем не говорит. Но, может быть, за ней скрывается равнодушие ко всему внешнему? Увлеченность работой?» В известной степени и его нынешняя надежда на помощь Салтанова в деле вызволения Егора Алмазова из тюрьмы тоже покоилась на этом представлении.
        И вот сегодня Алексея Константиновича ожидал в здании администрации Президента сюрприз - крайне неприятный сюрприз. Едва вице-премьер вошел в холл, его ослепило сверкание золота, блеск хрусталя, бившее в глаза великолепие. Убранство президентской администрации стало еще роскошнее, чем прежде. И на лестнице снова были толстые ковры, и в приемной, куда он вошел в сопровождении дежурного помощника главы, - инкрустированные столики и музейного вида кресла.
        - Я вижу, вы сменили обстановку, - сказал Алексей Константинович сопровождавшему его молодому человеку. - Указание, что ли, такое было?
        Он еще надеялся, что перемена действительно вызвана указанием из Кремля - его хозяин был известен своей любовью к роскоши.
        - Зачем же нам указания? - ответил помощник. - Александр Александрович и сам понимает важность внешнего антуража. Обстановка должна соответствовать статусу учреждения. У нас тут не какое-нибудь министерство водных ресурсов, сами понимаете.
        - Да, конечно, конечно, - сказал Тарасов, чувствуя, что его уверенность в успешном исходе нынешней встречи куда-то улетучивается.
        И в кабинете, куда Алексея Константиновича вскоре пригласили, было все то же: ковры, гобелены, золото и яшма. И поднявшийся навстречу гостю хозяин кабинета уже не казался человеком нового поколения, дельным управленцем.
        Как и планировал, Тарасов начал разговор не с того вопроса, ради которого, собственно, пришел, а издалека. Заговорил о тарифной политике, о возникших в правительстве острых разногласиях вокруг тарифов. Салтанов слушал внимательно, в нужных местах кивал, в других вставлял реплики, а когда вице-премьер закончил, начал излагать свои соображения - очень дельные, правильные. Потом заговорили о положении дел в банковском секторе, о ставке Центробанка, и снова хозяин кабинета высказал здравые суждения, которые вполне мог озвучить и сам Тарасов. И у Алексея Константиновича снова возникла надежда на благополучный исход переговоров.
        - Тут неожиданно возник еще один вопрос, который требует вашего вмешательства, - сказал вице-премьер, когда приготовленные загодя хозяйственные темы были исчерпаны. - Дело в том, что кто-то в Следственном комитете проявил рвение не по разуму. Пять дней назад они неожиданно задержали моего помощника Егора Алмазова. Предъявили ему совершенно надуманное, вздорное обвинение в мошенничестве. Егор Борисович - честнейший человек, мой ближайший помощник. Я беседовал и с Быстровым, и с Генеральным прокурором, но взаимопонимания не нашел. Я чувствую, что без вашего вмешательства это нелепое дело прекратить не удастся.
        - А в чем конкретно обвиняют этого вашего помощника? - спросил глава администрации.
        - Ему ставят в вину то, что он участвовал в создании специального фонда, предназначенного для поддержки моногородов и кризисных отраслей в условиях экономического спада, - принялся объяснять вице-премьер. - Я вам уже докладывал и на заседании правительства говорил, что такой спад весьма возможен. Причем более глубокий, чем в прошлый раз. Нам понадобятся свободные средства, помимо Резервного фонда и средств самого бюджета. Поэтому я принял решение о создании такого фонда, в котором накапливались бы свободные денежные средства. Это целиком моя инициатива, Алмазов в данном случае выступал лишь в роли исполнителя. Таким образом, его хотят судить за то, что он выполнял свои служебные обязанности, и хорошо выполнял. Полнейший абсурд!
        - Но я слышал, что основным источником средств в этом вашем фонде стали поступления от пресловутой фирмы «ННН», - заметил Салтанов. - Это в самом деле так?
        Это был нехороший вопрос. И сам по себе он был скользкий, неприятный - такой, которого лучше избежать. И то, что он был задан, причем в такой вот доверительной беседе, можно было расценивать как плохой знак. Уж в доверительной беседе вполне можно было без этого вопроса обойтись. Однако он возник, и надо было отвечать.
        - Да, я решил пойти на сотрудничество с этой организацией, - сказал Тарасов.
        Это было не совсем правдой - предложение о сотрудничестве с пирамидой Николова внес Алмазов, это было его «ноу-хау». Однако Алексей Константинович не напрасно сказал сегодня своему подчиненному, что возьмет вину на себя и станет козлом отпущения. Он действительно принял такое решение, и теперь его выполнял.
        - Я принял такое решение, исходя из следующих соображений, - продолжил свои объяснения вице-премьер. - На тот момент фирма Николова еще не была объявлена незаконной, и сам он не подвергался уголовному преследованию. Таким образом, сотрудничество с ней нас ничем не могло опорочить. И я решил, что если часть своих сверхвысоких доходов господин Николов перечислит в государственную казну, это будет не так плохо. Деньги пойдут на полезное дело. Мы же принимаем взносы от различных коммерческих структур, от бизнес-сообществ.
        - Конечно, принимаем, - согласился Салтанов. - И даже иногда закрываем глаза на некоторые нарушения, которые позволили нашим партнерам получить эти деньги. Но в данном случае я вижу некое несоответствие. Смотрите: вы сказали, что деньги от этой сомнительной структуры поступают в государственную казну. Думаю, что если бы дело обстояло именно таким образом, ни у Павла Федоровича, ни у Геннадия Илларионовича не возникло бы никаких вопросов к вашему помощнику, который был причастен к этому делу. Но деньги-то поступали не в казну!
        Глава президентской администрации встал и начал прохаживаться по кабинету; Тарасову невольно пришлось то и дело поворачиваться, чтобы не упускать его из виду и быть готовым в случае необходимости тут же подать реплику или дать ответ на вопрос.
        - Деньги поступали в созданный вами и вашим помощником фонд, - продолжал свою речь Салтанов. - Создание которого, заметьте, не обсуждалось ни на заседании правительства, ни у нас в администрации. И опять же: создание такого особого фонда не является чем-то предосудительным. Всем нам приходится время от времени принимать срочные тактические решения, не соблюдая некоторые формальности. Подобное нарушение формальных процедур вполне возможно - но лишь до тех пор, пока эти решения не сопровождаются сомнительными обстоятельствами. Понимаете, что я хочу сказать? Ваш помощник пострадал потому, что наложились один на другой два момента: не вполне законное создание фонда и поступление в означенный фонд средств из мошеннической структуры. Поэтому у наших правоохранительных органов и возникло подозрение, что само создание фонда и его деятельность являются мошеннической операцией.
        Ситуация была ясна. Надежды на помощь Салтанова не оправдались. Дальше вести беседу не имело смысла. Но Тарасов не мог смириться с поражением; ему еще казалось, что можно что-то исправить, как-то убедить собеседника в своей правоте.
        - Ну так и пусть они задают свои вопросы мне! - воскликнул он. - Ведь это я принимал оба решения - и о создании фонда, и о привлечении средств Николова! Но нет, они не решаются предъявить обвинение мне лично. Они задерживают человека, который лишь исполнял мои приказы. Цель ясна: бросить тень на меня, а также на тех, кто поддерживает мою линию в правительстве. Но ведь эту линию в последнее время и вы поддерживаете, Александр Александрович!
        - Мне кажется, вы излишне политизируете этот вопрос, - заявил в ответ Салтанов. - У меня нет никаких сомнений, что глава Следственного комитета и Генеральный прокурор не строят таких коварных планов в отношении вас. Они просто выполняют свои обязанности.
        - То есть вы считаете, что никакой борьбы в правительстве и вокруг него не ведется? - спросил Тарасов.
        - Почему же? - пожал плечами глава президентской администрации. - Какая-то борьба всегда идет, это нормально. Но такой борьбы, о которой вы говорите, - нет, я ее не вижу. Не вижу интриги с целью свалить или опорочить вас.
        - А вы знаете о группе, которую создал Игорь Юрьевич Безбородов? - спросил вице-премьер.
        Он бросал на стол последнюю козырную карту. Бросал, не слишком надеясь на выигрыш - просто смысла больше не было эту карту при себе держать.
        - Группа? - удивился Салтанов. - Какая группа?
        - Ну как же, - сказал Алексей Константинович. - Я полагал, Точилин вам сообщил. Ему полагается знать о подобных группировках.
        - Нет, мне ничего не докладывали, - признался хозяин кабинета.
        Было заметно, что он заинтересован. Скептическое выражение, с которым он рассуждал о причинах ареста Алмазова, исчезло с его лица.
        - Группировка создана еще два года назад, - начал рассказывать Тарасов. - В нее входят три человека. Один - отставной генерал КГБ, затем ФСБ, двое остальных находятся в ранге заместителей министров внутренних дел и Генпрокурора. Кроме того, часто привлекают коллег из Минобороны и ФСБ. Собираются регулярно у Безбородова. Обсуждают положение в стране и мире, ищут в органах российской власти агентов вражеского влияния, намечают пути устранения таких агентов, изменения проводимой политики. Используют при этом те рычаги, те возможности, которые дает каждому из них служебное положение, а также связи в государственных структурах. И, конечно, главным «агентом влияния» у них значится ваш покорный слуга. Вот почему я так уверенно говорю об ударе, который хотят нанести по мне, арестовав моего помощника. Так проводится линия безбородовского кружка. В данном случае ее проводят через заместителя Генпрокурора, который, несомненно, имеет влияние на Петрова.
        - Интересно, интересно… - медленно произнес Салтанов. - Группировка… Хорошо, что вы рассказали… И что, президент не в курсе?
        - Насколько я знаю, нет, - отвечал Тарасов.
        Это была неправда. Сам, как было известно Алексею Константиновичу, был поставлен в известность относительно собраний, происходящих в кабинете Безбородова. Однако сказать сейчас правду вице-премьер не мог: это бы полностью уничтожило весь эффект от его сообщения. Он и так был сомнительным, этот эффект: ведь глава президентской администрации мог легко проверить слова Тарасова. Но, возможно, он отложит эту проверку на потом? А сейчас примет то самое решение, ради которого Алексей Константинович пришел в его кабинет?
        - Что ж, это делает ваши предположения более обоснованными, - сказал глава администрации и что-то записал у себя в блокноте. - Я посмотрю это дело… относительно этого вашего помощника…
        Хозяин кабинета ждал подсказки, и Тарасов тут же ее дал:
        - Алмазов, Егор Борисович, - продиктовал он и проследил, как его собеседник вносит данные в блокнот.
        - Да, я посмотрю и сообщу, - сказал Салтанов и встал.
        Алексей Константинович тоже поднялся. Встреча была окончена. И можно было надеяться, что она даст нужный результат. Это была не очень сильная надежда, но хоть какая-то.
        Глава 16 Куда повернуть сенсацию
        Денис Григорьевич Дозоров любил свою работу. Ему нравилось в ней все - все ее стороны, все этапы. Зарождение идеи, составление общего плана будущего материала - когда еще ничего толком не знаешь, нет твердой почвы под ногами, зато ничто не сковывает воображение - и какой полет фантазии тогда происходит! Какие смелые конструкции создает не скованная множеством фактов мысль! Позже, когда появляется фактический материал, большую часть этих конструкций приходится, увы, отправлять на свалку. Но иногда возникшая на первом этапе идея была настолько хороша, настолько увлекательна, что Денис махал рукой на мешавшие факты, выбрасывал их вон или трактовал в ином духе - и сохранял первоначальное построение. И такие материалы - он заметил - имели даже больший успех, чем те, в которых он в общем следовал собранным фактам.
        За созданием плана будущей статьи следовал новый этап: сбора материала. Тут уже надо было проявлять не фантазию, а совсем иные качества: настойчивость, изобретательность, изворотливость, порой даже наглость. А что прикажете делать, если люди не хотят ничего говорить? А они, естественно, не хотят, потому что Денис Дозоров стремится открыть и сделать достоянием гласности самые сокровенные, самые дорогие - или, наоборот, самые позорные их тайны. Тут годились любые методы: расспрашивать детей героев будущей статьи или друзей этих детей, а еще знакомых, соседей, подкупать прислугу, подглядывать, подслушивать…
        Пожалуй, менее всего Денису нравился третий этап: собственно написания материала. Продираться через частокол слов, подыскивать определения, синонимы… Может, каким-то графоманам все это и доставляло удовольствие, а ему - нет. В последнее время, когда к нему пришла настоящая слава, а с ней - и настоящие деньги, он всерьез стал задумываться над тем, чтобы нанять парочку «литературных негров». Он бы давал им необходимые указания, они бы по ним строчили материал, а он, как когда-то Дюма-отец, потом его просматривал и придавал блеск. Может, когда-то он и будет работать по такой схеме. Но сейчас пока рано. Очередной материал, наводки по которому он получил буквально только что, он будет писать сам. Так и быть, покорпеет еще разок у экрана компьютера. Игра стоит свеч. Потому что потом, после выхода статьи в печать, наступает четвертый этап: приходит время пожинать плоды успеха. О, этот этап Денис любил больше всего! Слышать проклятия разоблаченных героев репортажа, читать в Интернете или в конкурирующих изданиях их протесты, опровержения… Ловить завистливые взгляды коллег… И, наконец, получать гонорар,
сравнимый с окладом какого-нибудь топ-менеджера. И с этим гонораром закатиться куда-нибудь в Куршавель или Ниццу, прихватив для компании парочку длинноногих подруг. Да, это была жизнь! Это оправдывало все усилия.
        Денис Дозоров, ведущий корреспондент газеты «Секретный код», журналист, чье имя гремело на всю страну, специализировался на скандальных, разоблачительных материалах из жизни элиты. Героями его сенсационных статей становились владельцы финансовых империй, министры, известные актеры, звезды шоу-бизнеса, прославленные спортсмены - в общем, все, кого не надо было представлять публике и чье имя сразу привлекало внимание к статье. И писал он об этих людях только тогда, когда мог преподнести читателям что-то сенсационное, тайное, тщательно скрываемое. Вокруг этой основы Денис нагромождал всякого рода догадки, версии, горы полуправды и просто выдумок. Но основа у него всегда была добротная, какая-то сенсация всегда имела место.
        Как раз сегодня в руки к Денису попал очередной материал такого рода. Его информатор в Следственном комитете (которому Дозоров, естественно, щедро платил - за просто так и кошка мурлыкать не станет) только сегодня утром сообщил, что пять дней назад был арестован помощник влиятельного вице-премьера Тарасова. Информатор поначалу не придал этой новости особого значения и не стал сообщать о ней Дозорову - ну попался очередной мальчик, такое каждый день случается. В общем, лопухнулся
«следак» проклятый, прочухал новость. И только вчера ему стало известно, в чем, собственно, обвиняют тарасовского клерка. Оказывается, мальчик не конверт за услуги получил и не какие-то бюджетные миллионы хапнул. Оказывается, он создал совершенно секретный фонд, в который перечислял деньги - внимание! - не кто иной, как сам Николов! Создатель финансовых пирамид, самый знаменитый обманщик последних десятилетий вступил в сговор с правительственным клерком! Мало этого: выяснилось, что сам великий и неподкупный Тарасов не только был в курсе этой махинации, но и чуть ли не сам ее придумал! Он даже проводил по этому поводу секретное совещание, на котором старался заручиться поддержкой ряда влиятельных лиц. И эту поддержку получил!
        Это была не просто сенсация - это было суперразоблачение, материал, который мог держаться в первых строчках новостей дня три, не меньше.
        И вот что удивительно - это было еще не все. Сегодня же поступил еще один сенсационный материал на ту же тему. Сразу после звонка информатора из Следственного комитета Дозорову позвонил еще один его знакомый - на этот раз из администрации президента. Он сообщил еще более сногсшибательную новость. Оказывается, вчера в администрации состоялась встреча ее главы Салтанова все с тем же вице-премьером Тарасовым. И на этой встрече Тарасов, во-первых, просил своего влиятельного собеседника помочь вызволить из тюрьмы этого самого мальчика, создавшего фонд. А потом - внимание! - рассказал о некой группировке, созданной известным деятелем Игорем Безбородовым. Оказывается, Безбородов собрал несколько человек - заместителей министра внутренних дел и Генпрокурора и еще одного отставного генерала КГБ, - и они вместе замышляли, как изменить проводимую властями политику. Уже два года регулярно встречались! Получался новый ГКЧП! При этом знакомый уверял, что об этой новости еще никто не знает и он сливает Дозорову совершенно эксклюзивную информацию.
        От такого обилия новостей просто голова шла кругом. Денис понимал: этап сбора информации в данном случае следует сократить до минимума. Ее и так хватает. Откладывать выход статьи нельзя! Ни на один день! Конкуренты могут опередить, пролезть первыми, и это будет означать, что он, самый крутой журналист Москвы, страшно облажался. Надо писать уже сейчас, чтобы к ночи закончить. И сразу в номер.
        Дозоров позвонил главреду и сообщил, что у него совершенный гвоздь. Пусть ему держат место на первой полосе с переносом куда-нибудь внутрь. Объем - строчек четыреста. Или пятьсот. И пусть штатный карикатурист забацает какое-нибудь полотно на тему коррупции в верхах. И еще одну - на тему раздрая во власти. Зачем сразу две карикатуры? Потому что у него две темы и он пока не знает, какая из них будет главной.
        Еще раз заверив редактора в том, что материал получится совершенно забойный и ради этого стоит похлопотать и даже заплатить типографии штраф за задержку номера, Денис положил трубку. Перед ним действительно стояла сложная проблема. Как подать весь этот ворох разоблачений? Как, под каким углом объединить эти две тайны в нечто единое?
        Можно было писать примерно так. Экономист-либерал Алексей Тарасов создал некий секретный фонд, чтобы ему было легче лавировать в пучине надвигающегося кризиса (помнится, Тарасов нечто подобное на днях вещал по ящику; не про фонд, конечно, а про кризис). Но он не знал, что реакционер Безбородов давно за ним следит и создал даже особую группировку, чтобы свалить реформатора Тарасова. И эта группировка схватила молодого клерка, причастного к созданию фонда, и теперь хочет устроить показательный процесс. Прогрессивный клерк сидит в узилище, а его начальник бегает в администрацию Президента, пытается его вызволить.
        Да, так написать можно. Получить тарасовские комментарии по поводу причин и задач созданного им фонда будет легче легкого. Злобные выпады Безбородова против своего врага - еще легче. Но так писать не надо. Что, Тарасов его нанял, чтобы его затею защищать? Или они друзья неразлейвода? Смешно. Да и материал, написанный в таком аспекте, получится слишком правильным и вялым. Читателей это не слишком заинтересует. Нет, не годится.
        Можно подать иначе. Про то, как патриот-государственник Игорь Юрьевич Безбородов, озабоченный происками врагов и агентов вражеского влияния, собрал таких же патриотов, соратников и они повели борьбу с супостатом-либералом Тарасовым. И натолкнулись на страшную аферу этого либерала, который сговорился с мошенником Николовым и создал на двоих секретный фонд, чтобы вернее и проще им было присвоить деньги пенсионеров и бюджетников, вызвать социальное недовольство (возможно, даже бунт) и в итоге ослабить Россию. Так получится логичней, и резонанс больше будет.
        Но и так он писать не станет - все по той же причине. Он что, у Безбородова на жалованье состоит? Оказывать кому-то неоплаченную услугу - самая большая глупость, какую только можно представить. А Денис глупостей не совершает и «за так» ничего не делает. Нет, выставлять себя дураком Денис Дозоров не станет.
        Имеется и третий вариант. Можно написать о том, как две группировки - одна во главе с Тарасовым, другая во главе с Безбородовым - рвут на части государство, интригуют, грызутся между собой. Ничем при этом не брезгуют: одни заключают тайный союз с мошенником Николовым, другие создают новое ГКЧП… А президент тем временем бездействует, а простые люди становятся жертвами мошенников… Вот это будет самый верный подход! Государственный, можно сказать, подход. Сюда, в эту схему, уложится и этот секретный фонд, созданный Тарасовым, и его соглашение с Николовым (ах как уложится!), и группировка Безбородова, и арест этого клерка… как его… ага, вот - Алмазова. Вот это будет правильная подача сенсации. Это будет настоящая бомба!
        Денис Дозоров пододвинул к себе клавиатуру, достал из холодильника бутылочку энергетического коктейля (он предпочитал его чаю и кофе), создал новый документ. Подумав, набрал заголовок: «Смертельная схватка в Кремле». Еще подумал и написал подзаголовок: «В борьбе за власть и деньги враждующие группировки в правительстве не гнушаются ничем. Одни идут на сговор с мошенником Николовым, другие создают новое ГКЧП».
        Это был не окончательный вариант. Это пока было как-то вяловато, не хлестко. Но для начала работы годилось. Денис не любил работать, пока у него не было заголовка, - материал тогда получался несколько аморфным. А он был профессионалом и любил свою работу. На самом деле любил.
        Глава 17 Шерсть паршивой овцы
        - Значит, говоришь, забегал наш либерал? - спросил генерал Шаповалов. - Засуетился?
        - Скачет прямо как заяц, когда за ним лиса гонится, - подтвердил заместитель Генпрокурора Крутых. - То туда, то сюда… И к Петрову сбегал, и к Быстрову, а теперь и у Салтанова побывал.
        - Что ж, чует наш экономист, что скоро и его черед настанет, - резюмировал Безбородов. - Спросят с него за все его художества.
        Четверо единомышленников собрались за столом в кабинете Игоря Юрьевича на очередную встречу. Настроение у всех было приподнятое. Об аресте тарасовского помощника они знали и раньше. (Да и как не знать: ведь Игорь Юрьевич лично сообщил главе Следственного комитета Быстрову о создании под крылышком у Тарасова некоего секретного фонда и о роли в этом деле ближайшего тарасовского помощника.) А сегодня Виктор Петрович Крутых рассказал подробности визитов Тарасова к своему начальнику Петрову и к главе Следственного комитета Быстрову. А сам Игорь Юрьевич, как лицо наиболее осведомленное, сообщил о беседе вице-премьера с главой президентской администрации. И добавил соображения, которыми с ним поделился один из ближайших помощников Салтанова. По словам этого помощника, выходило, что глава администрации каким-то образом вмешиваться в дело Алмазова не будет. А что касается их собственной группы, то глава Администрации Президента уже на следующий день позвонил Самому и осведомился, знает ли глава государства о собраниях, происходящих у Безбородова. Что ответил Сам, неизвестно, но Салтанов после разговора
выглядел совершенно удовлетворенным и больше никаких действий не предпринимал.
        - А что мог ему ответить Президент? - заметил Игорь Юрьевич, заканчивая свой рассказ. - Ведь мы в самом начале сообщили главе государства о нашем намерении встречаться. И почему хотим, и зачем - все рассказали и получили «добро». Так что зря Алексей Константинович с доносом бегал - не приняли его донос.
        - Может, еще куда теперь побежит? - спросил Семен Чубушный. - Может, к Самому попробует пробиться?
        - А какой смысл? - отвечал на это Виктор Крутых. - Он же понимает, что Салтанов все ему доложит.
        - Да, положение у нашего экономиста - не позавидуешь! - сказал генерал Шаповалов. - Так ты говоришь, - обратился он к заместителю Генпрокурора, - в Следственном комитете хотят завернуть этого помощника, вместе с Николовым и несколькими его подручными, в один большой процесс?
        - Да, мне так говорили, - подтвердил Крутых. - Но точно утверждать это я не могу: прямого выхода на Быстрова у меня нет.
        - Прямой выход у Игоря Юрьевича есть, - сказал отставной генерал КГБ, взглянув на хозяина кабинета.
        - Имеется такой выход, - кивнул Безбородов. - Но я им по пустякам не пользуюсь. Только в самых важных случаях.
        - Что ж, мы можем заключить, что определенную пользу в этом деле мы принесли, - подытожил генерал Шаповалов. - Теперь надо подумать, как эту пользу сделать максимальной. Как добиться устранения не только самого Тарасова, но и всей его команды. Выкорчевать всю эту заразу!
        Это были именно те слова, которые собирался сказать Игорь Юрьевич. Это он, по праву хозяина и главы их собрания, должен был подвести итоги проделанной работы и поставить новые задачи. Отставной генерал в очередной раз его перебил и смазал все впечатление. Нет, терпеть такое дальше было нельзя.
        - Петр Иванович слегка забежал вперед, - заметил Безбородов. - Так сказать, принял командование на себя, словно командир в бою контужен. Но я пока цел. И хочу сказать, что такую задачу - нанести удар по всей тарасовской команде - я уже перед собой поставил. Я наметил встретиться с твоим начальником, Виктор Петрович, чтобы поделиться своими соображениями о перспективах этого дела. А также я планирую выйти и на Президента, чтобы в ходе беседы обрисовать положение с этой историей и подчеркнуть антигосударственный характер действий вице-премьера.
        - Очень хорошая мысль! - похвалил его Шаповалов. Отставной генерал, кажется, совершенно не заметил колкости, которую отпустил в его адрес хозяин кабинета, не заметил его попытки отстоять свое лидерство. - Именно глава государства должен поставить здесь точку!
        - А еще, Игорь Юрьевич, вам еще раз надо выйти на главу Следственного комитета, - сказал Виктор Крутых.
        - Это зачем же? - удивился Безбородов.
        - Чтобы решить судьбу фонда, основанного этим тарасовским приспешником, - объяснил заместитель Генпрокурора. - Ведь на счету этого фонда сейчас лежит свыше миллиарда рублей. Надо определить, куда и на что пойдут эти деньги.
        - Как куда? - удивился генерал Шаповалов. - Ясное дело - в бюджет.
        Отставному генералу КГБ было все ясно. Он явно не понял мысль, содержавшуюся в словах Виктора Крутых. Это и понятно: человек старого склада. Зато остальные участники совещания сразу осознали важность темы, поднятой заместителем Генпрокурора.
        - Бюджет как море, - заметил Семен Чубушный. - Так сказать, безбрежен. Миллиард для него - словно капля. Растворится - и не найдешь. А для каких-то конкретных нужд сумма очень даже приличная.
        - Несомненно! - поддержал его Крутых. - Например, для поддержки наших сотрудников, пострадавших от незаконного преследования по так называемому «игорному делу».
        - Или для выдачи «боевых» офицерам полиции, участвовавшим в контртеррористической операции, - дополнил его Чубушный. - Некоторые до сих пор не могут получить.
        - А сотрудники ФСБ нуждаются в новом месте отдыха, - заявил генерал Шаповалов, вдруг вспомнивший о своих бывших коллегах. - Существующие санатории переполнены, к тому же они в значительной степени устарели и не могут предоставить тех услуг, на которые люди вправе рассчитывать. Необходимо строительство нового современного санатория.
        - Ну, у наших сотрудников, можно сказать, вообще санаториев нет, - заявил на это заместитель главы МВД Семен Чубушный. - Хоть бы один построить!
        - Надо и о военных подумать, - заметил Игорь Юрьевич, демонстрируя свойственное ему государственное мышление. - Это же позорище: никак не можем обеспечить квартирами выданные офицерам жилищные сертификаты! В общем, имеется перечень конкретных нужд, на удовлетворение которых было бы правильно направить похищенную мошенниками сумму. Нам надо продумать способ, как это сделать.
        - Как сделать… - покачал головой заместитель Генпрокурора. - Средства фонда до окончания следствия находятся под арестом, что-то изменить здесь может только суд…
        - Я думаю, я смогу это сделать, - веско произнес Игорь Юрьевич. - Это вполне в моих силах.
        И он знал, что говорил. Игорь Безбородов представлял себе следующий ход: он позвонит в Мосгорсуд. Там его хорошо знают, там его слово достаточно весомо. Даже ничего особенно объяснять не потребуется: он просто скажет, что государственные интересы требуют разморозить средства фонда и перевести их… ну, скажем, на счет фонда «Благо России», где Игорь Юрьевич являлся председателем. Из Мосгорсуда, в свою очередь, позвонят председателю районного суда, а тот, конечно, не посмеет ослушаться. Так что всю операцию можно провести достаточно быстро.
        Гораздо более важным являлся другой вопрос: на что расходовать полученный миллиард? Конечно, нужды, о которых говорили его гости, важны. Но вот взять, скажем, жилищные сертификаты для военных. Это же такая яма, что туда весь этот миллиард целиком ухнет - все равно ее не закроет. А санатории? Каждый из них обойдется в сотню миллионов! Так что если начать делить - в один миг от денег ничего не останется. Между тем и у самого Безбородова имелись потребности, на удовлетворение которых надо было направить неожиданно появившиеся дополнительные средства.
        Скажем, недавно в Думу обратился известный живописец Рюрик Незнанский. Знаменитый мастер, академик, автор масштабных полотен на темы исторического прошлого России. Чего стоит его полотно «Вечно пребудет», выставленное в прошлом году: на нем сходятся и беседуют самые известные люди, прославившие Русь, - от великих князей Владимира и Ярослава до Ленина и Достоевского. В последнее время, правда, художник сидит совершенно без заказов - всякого рода авангардисты, модернисты без роду и племени захватили рынок. И вот прославленный живописец предложил руководству Думы написать грандиозное полотно, на котором было бы запечатлено принятие Думой какого-нибудь важного закона. Картина будет, по словам художника, под стать известному «Заседанию Государственного совета» Ильи Репина.
        Руководство Думы идею оценило - правильная, нужная идея. Но в данный момент, как назло, бюджет самой Думы полностью израсходован. Да еще всякие самозваные контролеры навалились, подглядывают, вынюхивают, ищут, какую грязь вылить на государственных людей. Так что принимать решение о дополнительном, задним числом, расширении думского бюджета было бы неудобно.
        Совсем другое дело - профинансировать этот проект из независимого фонда «Благо России». Пусть злопыхатели прыгают, ищут, откуда у фонда деньги взялись. Ничего не найдут, Игорь Безбородов ничего им не скажет.
        Или вот еще один проект есть, тоже срочного финансирования требует - изготовление идеальной смазки, способной обеспечить нулевой коэффициент трения. Такую смазку берется создать известный ученый, изобретатель Семен Яковлевич Вилько. Польза от изобретения для нужд народного хозяйства ожидается колоссальная: по подсчетам самого Вилько, речь идет о нескольких триллионах рублей ежегодно. А на завершение исследований и создание фабричного образца смазки требуется всего-то 40-50 миллионов рублей.
        Между ученым-новатором и Игорем Юрьевичем уже давно установились творческие и даже дружеские отношения. Безбородов поддерживал и прежние начинания ученого: создание
«живой воды», вызывающей быстрый рост растений и увеличение размеров плодов, и сверхпрочной стали, своей твердостью превосходящей алмаз. Именно благодаря усилиям Безбородова эти изобретения получили широкое освещение на государственных телеканалах и в прессе, а затем и неплохое бюджетное финансирование. Правда, всякого рода завистники из научной среды развернули настоящую кампанию травли талантливого изобретателя, пытаясь опорочить его. Некоторые маститые академики поспешили объявить его лжеученым. В результате профильный комитет Думы исключил поддержку его лаборатории из бюджетного финансирования. Поэтому Вилько именно сейчас нуждается в поддержке Безбородова, и деньги из тарасовского фонда ему очень даже не помешают.
        Ну и, наконец, необходимы средства, чтобы поддержать начинание собственной дочери Игоря Юрьевича. Наташа задумала ни много ни мало, как создать свое модельное агентство, которое стало бы одним из самых крупных и известных во всем мире - наравне с такими домами моды, как «Карден» или «Версаче». Для этого нужны немалые средства. Одна рекламная кампания, по ее подсчетам, потребует около миллиона долларов. А открытие офиса компании во Франкфурте? А наем сотрудников? Денег на эти начинания в данный момент в распоряжении Игоря Юрьевича не было. Не мог дать нужную сумму и сын Всеволод - управляющий госкорпорацией «Российский подшипник». Между тем деньги Наташе требовались срочно.
        Все эти соображения пронеслись в голове Безбородова, пока его соратники рассуждали о нуждах своих ведомств. И он сразу понял, что идея использовать средства тарасовского фонда - правильная, здравая идея. Только следует правильным образом ее воплотить. Какая-либо коллегиальность здесь неуместна. Все средства он должен взять под свой контроль. После этого можно будет выдать каждому из членов кружка какую-то долю, чтобы не остались обиженными. Но определять размер этой доли должен он лично.
        Вот почему, заверив соратников, что он способен воздействовать на суд в нужном направлении, Игорь Юрьевич затем продолжил:
        - Я постараюсь это сделать в течение ближайших двух недель. И на следующей встрече доложу, что у меня получилось.
        - Отлично! - воскликнул генерал Шаповалов. - То есть мы этот вопрос решим до конца. Воры будут сидеть в тюрьме, а украденные ими деньги пойдут на решение самых насущных вопросов. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок! Я бы обратил внимание прежде всего на выдачу «боевых» и строительство санатория для сотрудников нашего ведомства. Они находятся на переднем крае борьбы за интересы государства и имеют право на полноценный отдых.
        - Думаю, этот вопрос мы решим на следующей встрече, - заметил Игорь Юрьевич.
        Это был как раз тот случай, когда он не возражал против очередной попытки генерала Шаповалова взять на себя функции лидера их кружка.
        Глава 18 Нужные меры
        - Ну и что нам теперь с этим делать? - спросило Первое лицо, сделав брезгливый жест рукой в сторону лежавшей на столе газеты. - Ведь так это оставить нельзя.
        - Да, теперь так оставить нельзя, - согласился глава администрации Президента. - Дело зашло слишком далеко.
        Денис Дозоров не зря возлагал большие надежды на материал, попавший к нему в руки. Специалист по разоблачениям действительно смог изготовить настоящую супербомбу. Шел уже третий день после выхода дозоровской статьи, а все новостные каналы, радиостанции и СМИ продолжали обсуждать пассажи этой статьи как самую горячую новость. Причем, как и рассчитывал автор, каждый находил здесь свое.
        Одних (таких было больше всех) привлекал прежде всего факт сделки между респектабельным вице-премьером Тарасовым и отпетым мошенником Николовым. Они то и дело повторяли приведенное автором статьи сравнение либерального вице-премьера с тем миллионером, который, завидев валяющийся в пыли пятачок, не погнушается наклониться и поднять, и в карман положить. Не оставит там, в грязи, чтобы какая-нибудь старушка или бомж подобрали, а себе возьмет. Повторяли и другую мысль автора: что этот ставший известным факт, возможно, указывает и на иные сделки подобного рода, совершавшиеся ранее, но оставшиеся публике неизвестными. Вот тебе и неподкупный вице-премьер! Вот тебе и либерал!
        Другие (таких было гораздо меньше) обращали внимание на группу Безбородова, или
«государственный комитет осадного положения», или ГКОП, как окрестила участников встреч одна оппозиционная газета. Эти издания указывали, что под носом у Первого лица возникла самозваная организация, присвоившая себе функции нового надзорного органа, а может быть, и альтернативной власти. И существовала два года! В какие еще события, кроме нынешней сделки между Тарасовым и Николовым, успел вмешаться ГКОП? Какие решения, якобы принятые легальными государственными структурами, на деле формировались за кулисами, в тихом кабинете Игоря Безбородова? А тот факт, что Первое лицо было заранее осведомлено предусмотрительными членами кружка, эти радикальные издания трактовали по-своему: они сравнивали поведение Самого с поведением Михаила Горбачева, в августе 1991 года тихо сидевшего в Форосе и, по утверждениям участников путча, заранее предупрежденного о действиях ГКЧП. Сравнение было крайне болезненным для Первого лица, весьма отрицательно относившегося к первому и последнему президенту СССР. В целом, как заявляли авторы подобных публикаций, разоблачение деятельности безбородовской группы свидетельствует о
слабости нынешней власти - вопреки всем ее утверждениям о построении крепкой вертикали.
        Были и такие издания, которые в статье Дозорова прежде всего увидели повод еще раз напомнить о деятельности Николова и созданной им организации. Они приводили душераздирающие рассказы людей, доверивших свои средства николовским структурам и в результате оставшихся без своих сбережений. Особое впечатление на читателей произвела история некой Нади Веревкиной, молодой мамы из Пензы, которая в результате ареста счета николовского тысячника осталась без денег, необходимых для покупки квартиры. Дотошный корреспондент выяснил, что Надя была вынуждена обратиться к подпольному ростовщику и теперь жила в страхе, что не сможет расплатиться. Издание, рассказавшее эту историю, задавалось вопросом: почему правоохранительные органы, объявив мошенника Николова в розыск и арестовав счета многих его помощников, в то же время ничего не делают, чтобы поймать афериста? Неужели его на самом деле так трудно найти? И почему, как стало известно изданию, уже готовое уголовное дело Николова положено на полку, а следователь Ермолаев фактически от него отстранен? Кому это выгодно?
        Наконец, были и такие, крайне немногочисленные издания, которых во всей этой истории заинтересовал прежде всего созданный вице-премьером Тарасовым фонд. Причем заинтересовал не как доказательство мошеннических намерений вице-премьера, а, напротив, как свидетельство его предусмотрительности. Эти издания (как правило, чисто экономического направления) обращали внимание на положительные стороны тарасовского проекта, на то, что средствами такого фонда было бы удобно маневрировать в случае возникновения кризиса, и выражали сожаление в связи с арестом денежных средств фонда.
        Следует упомянуть и крайне немногочисленные СМИ, написавшие о судьбе арестованного помощника вице-премьера. Причем одни писали о Егоре Алмазове как о талантливом комбинаторе и гении злодейства, а другие (одно-два) - как о жертве политических интриг начальства.
        Однако, несмотря на разноголосицу всех этих публикаций, общее впечатление от них для высшего руководства страны (и особенно для Первого лица) было крайне негативным. Вот почему хозяин Кремля, вызвав к себе главу своей администрации, начал разговор не с готовящихся кадровых замен и не с графика визитов Первого лица на ближайший месяц, а именно с дозоровской публикации и вызванной ею бури.
        Александр Салтанов, готовясь к беседе с Первым лицом, эту ситуацию предвидел и к ней подготовился. Он понимал, что обязан предложить Самому комплекс мер, которые, с одной стороны, продемонстрировали бы обществу готовность власти откликнуться на волну критики и исправить допущенные ляпы, а с другой - показали бы присущую власти твердость и непоколебимость. Составление такого списка мер заняло у главы президентской администрации немало времени, оно потребовало изобретательности и тонкого знания президентских симпатий и предпочтений. Однако в конце концов искомый перечень был составлен. И сейчас Салтанов был готов его изложить.
        - Я бы предложил предпринять следующие шаги, - начал он. - Прежде всего, на мой взгляд, следует поставить точку в деле Николова. Это наиболее слабое наше место, которое более всего критикуют.
        - И обоснованно критикуют, заметь! - подняло палец Первое лицо. - Обоснованная критика идет!
        - Да, в основном критика тут справедливая, - согласился Салтанов. - Надо предпринять все меры для полного прекращения деятельности всех этих фирм и фирмочек, которые этот мошенник насоздавал. Поднять такую кампанию на государственных каналах, чтобы никому бы в голову больше не пришло отнести этому Николову хотя бы рубль. Далее, надо принять все меры, чтобы найти и арестовать мошенника. Это недопустимо, что наши органы не могут его найти.
        - Совершенно верно, - поддержал хозяин кабинета. - Я скажу Точилину, чтобы он своих людей подключил. Они быстро найдут. И арестуют. А может быть, найдут и другое решение.
        Точилин был главой ФСБ. В возможности этой организации Первое лицо, сам бывший чекист, верил безоговорочно.
        - Кроме того, я считаю необходимым выяснить, почему мошенник до сих пор находится на свободе, - продолжил свою речь глава администрации. - Кто положил на полку почти законченное дело Николова? Кто препятствовал его активным поискам? У меня есть сведения, что инициатива таких действий исходила от самого министра внутренних дел Белозерского.
        - Вот как? - подняло брови Первое лицо. - Значит, это министр его покрывал? Что ж…
        Последовала пауза. Салтанов ждал. Интуиция подсказывала главе администрации, что Сам еще не закончил свою мысль, а потому продолжать говорить дальше не следует. Интуиция у главы президентской администрации была развита не хуже, чем у создателя финансовых пирамид Николая Николова.
        И Салтанов угадал: Первое лицо вновь заговорило.
        - Что ж, возможно, министра об этом попросил Алексей Константинович, - сказал хозяин кремлевского кабинета.
        И вновь главе администрации пришлось включать на полную силу свою интуицию и быстро принимать решение. Надо было понять это последнее высказывание Самого, и понять правильно. Причем понять следовало не только содержание слов хозяина кабинета, но и тон, которым эти слова были сказаны. Например, тот факт, что вице-премьера назвали не по фамилии, а по имени-отчеству. У Салтанова были приготовлены предложения и по министру Белозерскому, и по вице-премьеру Тарасову. Надо ли было высказывать эти предложения в том виде, в котором они были заранее приготовлены, или следовало внести корректировку?
        Салтанов подумал и решил, что оба предложения - и по Белозерскому, и по Тарасову - следует смягчить.
        - Уверен, что вы правы, - сказал глава администрации. - Наверняка Белозерского об этом попросил Тарасов. И у Алексея Константиновича на это, конечно, имелись свои соображения. Может быть, вполне резонные. Тем не менее министр, прежде чем принимать такое ответственное решение, должен был посоветоваться. Или со мной, или с вами. Однако он этого не сделал. Я считаю это серьезным проступком с его стороны. Мне представляется, что следует указать Николаю Демьяновичу на это упущение. Я могу взять это на себя.
        - Да, это верно, - согласился Сам. - Он должен был посоветоваться. А то все это на какую-то отсебятину похоже. На кружковщину, как у Игоря.
        - Я как раз собирался высказать соображения относительно Игоря Юрьевича и созданного при нем кружка, - сказал на это Салтанов. - Как я понял со слов Игоря Юрьевича - я только вчера имел с ним обстоятельный разговор, - причины, заставившие этих людей организовать свои встречи, были самые патриотические. Следует согласиться, что в основном они мыслят правильно. Однако идея организовать отдельный узкий кружок, собираться тайно, обсуждать при этом государственные дела - это идея ошибочная. С дурным запахом идея. И Игорь Юрьевич в этом со мной согласился. Он признал, что пошел на поводу у отставного генерала Шаповалова, который в данное время возглавляет организацию «Щит Родины». Согласился с его предложением создать такой кружок и проводить встречи у него в кабинете. При этом Игорь Юрьевич не знал о том, что с этим самым «Щитом Родины» связаны не только патриотические начинания. Вы же знаете, что один из членов этой организации был замешан в известном покушении на Чубайса.
        - Но в суде это обвинение не подтвердилось! - вновь поднял палец хозяин кабинета. - Не было доказано!
        - Да, приговор так и не был вынесен, - подтвердил Салтанов. - Тем не менее определенный осадок остался. Полного доверия к этой организации быть не может. И Игорь Юрьевич должен был об этом знать.
        - И что ты предлагаешь? - спросило Первое лицо. - Разогнать их к чертовой матери?
        - Зачем же разгонять? - пожал плечами Салтанов. - Люди готовы работать сверхурочно, на благо Родины - и пусть работают. Но под контролем. Пусть встречаются у меня в кабинете и высказывают свои соображения.
        - Согласен, - снова кивнуло Первое лицо. - Может, мы впоследствии их встречи как-нибудь используем. Создадим на их базе какое-нибудь патриотическое движение.
        - Это было бы очень неплохо, - поддержал шефа Салтанов. - Ну а что касается Тарасова… Может быть, вы сами с ним поговорите? Мне кажется, так будет правильнее.
        Это был момент импровизации. Заранее у главы президентской администрации было заготовлено другое предложение: чтобы разговор с вице-премьером провел он сам или премьер-министр (бесцветная, никому не известная фигура - Первое лицо любило назначать на высокие посты именно таких людей). Разговор был бы достаточно жесткий, неприятный для вице-премьера. И вполне возможно, что после такого разговора Тарасов, славившийся в кабинете своей независимостью, подал бы в отставку. Однако, сидя напротив хозяина кабинета (и Кремля, и всей страны), Салтанов почувствовал, что такой исход дела был бы неприятен его собеседнику. И потому внес другое предложение.
        - Да, это ты верно решил, - сказал Сам. - Я поговорю. Я с ним как-то давно наедине не беседовал. Все времени не было, да и нужды тоже: Алексей Константинович и сам, без моей подсказки знает, что делать. Но тут такой случай… У тебя все?
        - Да, по этому делу пока все, - подтвердил Салтанов.
        - Что ж, и правильно, что все, - сказало Первое лицо. - Суетиться нам тут не надо. Откликаться на все эти булавочные уколы в прессе. Если на все уколы откликаться - будешь дергаться, как припадочный.
        Первое лицо славилось своей красочной, образной речью, умением подбирать меткие, яркие, понятные народу сравнения. Многие из его выражений стали впоследствии крылатыми.
        - Самые необходимые, нужные меры приняли - и довольно, - продолжало Первое лицо. - Можно переходить к другим, более важным делам. Например, готовить первые выборы губернаторов. Тут все должно пройти чисто, гладко. Чтобы никаких поводов для разного рода разоблачений!
        - Я как раз этим сейчас и занимаюсь! - заверил Салтанов. - Уже провел встречи с…
        - А еще у нас на подходе важный закон о новом порядке формирования Совета Федерации, - не дослушав, продолжил хозяин Кремля. - Ему также надо уделить внимание. Ну и текущие дела. Так что слишком много времени уделять этому скандалу не нужно.
        Глава президентской администрации понял содержавшийся в этих словах намек. Всякие упоминания «дела Тарасова - Безбородова» в государственных и окологосударственных СМИ следует прекратить. Только кампания против структур мошенника Николова - и все. Другие имена, причастные к этому делу, мелькать не должны. Внимание населения с этого момента должно быть привлечено к иным вопросам.
        - У тебя на сегодня все? - спросило Первое лицо.
        - Нет, есть еще предложения по формированию кадрового резерва, - отвечал Салтанов.
        - Ну да, я помню, я же поручал, - кивнул хозяин Кремля. - Ну давай свои соображения.
        И они перешли к следующему вопросу.
        Глава 19 Как запутать след
        С каждым днем Вера Хохлова все сильнее ощущала, что времени, отпущенного им с Николаем для любви, осталось немного и близится разлука. Внешне об этом, казалось, ничего не говорило. К ней не приходили из милиции (а ведь могли бы - ведь тогда, пятнадцать лет назад, они были очень близки, и у органов могли остаться сведения на этот счет), она не замечала за собой слежки. И все равно ощущение близкого конца становилось все сильнее.
        Возможно, это чувство возникло под влиянием развернувшейся в последние дни в СМИ кампании против Николова и его организации. Дня не проходило, чтобы на всех основных каналах не рассказывали о каком-то обманутом вкладчике фирмы «ННН» и десять раз не повторили, что та же участь ожидает и тех, кто доверил свои деньги новой николовской структуре. Вера спрашивала Николая, как все эти сведения отражаются на поведении людей, редеет ли поток вкладчиков. Он отвечал, что пока говорить рано, воздействие пропаганды сказывается постепенно. Вот где-то через неделю-две можно будет делать какие-то выводы. Вера слушала, кивала - показывала, что понимает, соглашается, - но внутри у нее все сжималось. Она чувствовала - и здесь, в бизнесе, дело идет к концу. Не дадут Николаю развернуться, задушат и это его начинание, организацию «Нам Нужна Новая Надежда».
        Николай Веру успокаивал, но сам чувствовал то же самое: ситуация ухудшается, кольцо вокруг него начало сжиматься. Он тоже смотрел направленные против него передачи, даже подсчитывал их число, время, которое они занимают в эфире. Времени на пропаганду, направленную против финансовых пирамид, отводилось много, причем в самые ходовые, самые горячие часы. Это могло означать только одно: государство объявило ему войну. Ни жить, ни работать спокойно не дадут.
        Все чаще у него стала возникать мысль: а не бросить ли все к чертовой матери, не уехать ли? Денег на жизнь хватит: на счетах в различных европейских и азиатских банках у него лежало в общей сложности свыше миллиона долларов. Можно купить виллу где-нибудь на юге Франции, жить там, плавать на яхте по Средиземному морю… Или поехать на родину предков, в Болгарию. Там тоже море есть. И Веру с собой взять. Хотя она вряд ли поедет - как сына бросит? Да, нельзя парня одного оставлять, даже заговаривать об этом не стоит. А жаль: в последнее время не только Вера привязалась к Николаю, но и он прикипел к ней, стал ждать их свиданий. Любовь, что ли, снова возникла? Этого только не хватало - среди всех этих передряг, под ежедневной угрозой ареста, суда… Но ведь так и бывает, это он - с его жизненным опытом - хорошо понимал. Чувство не спрашивает, когда ему вспыхнуть, не слушает доводов разума - загорается и все. И подчиняет себе и разум, и все поведение человека.
        У него, к счастью, пока так не случилось - Николай свои поступки вполне контролировал. И способности здраво рассуждать он не утратил. Да, уехать можно - пока можно. И гулять по альпийским лугам, и на яхте плавать. Но принесет ли ему такая жизнь хоть немного удовлетворения? Конечно, нет! Да он уже через три дня заскучает, а на четвертый - начнет разрабатывать схему какой-нибудь смелой операции, но уже на чужой, заграничной почве.

«Ну и что? - спрашивал сам себя Николай. - И там можно бизнесом заниматься. Еще лучше, чем здесь. Гораздо лучше! Вон сколько наших олигархов перебрались за бугор, и живут там, и деньгами ворочают!» В то же время в глубине души он понимал: нет, не выйдет. Во-первых, денег у него не так много, как у Абрамовича с Березовским. Не хватит, чтобы проводить смелые биржевые операции, рисковать. Во-вторых, характер его бизнеса таков, что у местных правоохранителей тоже могут возникнуть к нему вопросы - и куда бежать в таком случае?
        А в-третьих, стоит ему там высунуться, хоть немного привлечь к себе внимание, как наши майоры Пронины немедленно вышлют своим заграничным коллегам категоричное требование: задержать означенного Николая Николова, обвиняемого на родине в мошенничестве, и выдать его российским властям. А он не оппозиционер какой-нибудь: в митингах не участвовал, свободную прессу не поддерживал - ну и так далее. Вообще никогда политикой не занимался и ею не интересовался. Единственный раз в этом году вступил в контакт с государством, договорился о сотрудничестве - и вот что из этого вышло. Значит, у европейских властей не будет никаких веских причин не выполнить требование наших следователей.
        Нет, путь в Европу ему заказан. Однако и оставаться в Белгороде дальше нельзя. Это Николай тоже понимал. Хотя он часто менял телефоны, но звонков делал довольно много, и его могли засечь. Да и его верный помощник Василий подозрительно часто мотается в сторону Белгорода, останавливается в придорожной гостинице на границе двух областей. Если сыщики обратят внимание на это обстоятельство и возьмутся за Василия всерьез - он рано или поздно расскажет, зачем ездил в эту гостиницу, с кем у него проходили там встречи.
        Да, настало время менять дислокацию. Причем на этот раз новое место не должно быть связано ни с кем из его прежних помощников - чтобы по ним его не вычислили. Конечно, сотники у него имелись в каждом более или менее крупном российском городе. Но лишь немногие знали Николова лично. Вот и надо поехать туда, где нет таких людей - лично его знающих.
        Несколько дней Николай провел в раздумьях. Затем решение было принято, город, в котором он найдет убежище, выбран. Василию он ничего говорить не стал. А вот бросить Веру, не попрощавшись с ней, не мог. Дождался очередного свидания и объявил, что уезжает. Только и здесь проявил осторожность: сказал, что поедет в соседнюю Украину - мол, там его российская полиция не достанет.
        Вера, выслушав его, вздохнула, покачала головой.
        - Я это знала, - тихо произнесла она. - Давно знала. Ты не думай: я тебя удерживать не буду. Решение ты принял верное, долго у нас тебе нельзя оставаться. И обещаний с тебя никаких брать не стану. Если выйдешь из этих передряг, будет у тебя все нормально - дай знать. Я к тебе тогда приеду. Пусть на время, но приеду. Если, наоборот, случится худшее - тоже дай знать. Я и тогда приеду. Тогда, наверно, даже нужнее буду.
        - Хорошо, я дам знать, - пообещал Николай.
        Проводив Веру, быстро собрался и покинул свою «конспиративную квартиру». На соседней улице взял такси, договорился с водителем отвезти его в Октябрьский - на самой границе с Украиной. У водителя должно было сложиться впечатление, что пассажир хочет податься на ту сторону, но скрывает это. Если сыщики его найдут и будут расспрашивать, он эту версию и озвучит. На самом деле, дождавшись, пока такси уедет, Николов вышел на трассу и начал голосовать. Спустя двадцать минут его подсадил водитель грузовика, идущего в Курск.
        Так, пересаживаясь с попуток на такси, а с них на электрички и снова на такси, создатель финансовых пирамид добрался сначала до Курска, затем до Липецка. Здесь взял такси до Новомосковска - у тех, кто будет идти по его следу, должно создаться впечатление, что беглец намеревается добраться до Москвы. На самом деле в Новомосковске он повернул на восток. Минуя Тамбов, добрался до Саратовской области и на третий день, уставший от бесконечных пересадок, вылез из попутной машины на окраине Саратова.
        Здесь у него никого не было, его никто не знал. Это вполне устраивало создателя
«НННН». Купив в ближайшем киоске газету с объявлениями, он отыскал телефон-автомат и начал звонить по найденным в газете адресам. Уже четвертый звонок дал нужный результат. Владелец однокомнатной квартиры - не в центре, но и не совсем на окраине - паспортом постояльца вовсе не интересовался, его занятиями тоже. Волновало его только одно - деньги, причем вперед. Николов обещал заплатить сразу за два месяца, и они договорились.
        Спустя час Николай Николов, отсчитав хозяину квартиры четырнадцать тысяч рублей - для провинции неплохие деньги, а для Москвы - пыль, труха, - остался один в квартире, расположенной за железнодорожным вокзалом. У него едва хватило сил закрыть дверь, принять душ и кое-как разложить диван. Он даже простыни стелить не стал - повалился и сразу уснул. За окном стучали поезда, время от времени раздавались гудки локомотивов, но человеку, на которого была устроена облава по всей стране, это не мешало.
        Глава 20 Каждому свое
        Александр Салтанов был не вполне удовлетворен результатами встречи с Первым лицом по поводу «тарасовского скандала». Он ожидал от Президента более радикальных решений. Это касалось и заговорщиков, группировавшихся вокруг Безбородова, и министра Белозерского, и в первую очередь - вице-премьера Тарасова. По планам главы кремлевской администрации, всех их следовало отправить в отставку.
        Что касается безбородовской группы, то такое решение было бы оправдано тем, что в ней собрались люди старого склада, неспособные к новому, продуктивному мышлению. (Салтанов пользовался именно таким определением - «продуктивный», вместо старого и привычного «прогрессивный», которое считал бессмысленным.) Такое мышление членов кружка проявлялось не в том, что они стремились к восстановлению имперского величия страны, которую по старинке мыслили как СССР, - Александр Салтанов и сам хотел бы вернуть это величие. Старое мышление проявлялось в том, что заговорщики Безбородова, да и он сам, мыслили устаревшими категориями: «друзья», «враги»,
«агенты», «шпионы», «мошенники» и так далее. Между тем, как считал глава кремлевской администрации, в современном мире у страны нет и быть не может никаких врагов, а есть страны, чьи интересы идут вразрез с интересами российскими. Как сказал кто-то из английских государственных деятелей: «У Англии нет постоянных врагов, есть лишь постоянные интересы». Очень умно сказано. И уж тем более не может быть у страны никаких друзей. Сегодня кто-то тебе друг, а завтра в глотку вцепится.
        Ну и словечко «мошенники» - куда оно годится? Каждый человек стремится к успеху, и в этом стремлении он рискует и порой нарушает закон. А что тут такого? Кто не рискует, тот не пьет шампанского. Такой человек обречен до конца жизни влачить оглобли, в которые его впрягли еще в юности. В душе глава администрации вовсе не осуждал Николая Николова. Наоборот: считал его умным, энергичным человеком. Немного бесшабашным, авантюрного склада, но дельным. Сейчас, правда, так сложилось, что государственные интересы (а значит, и интересы самого Александра Салтанова, в известной степени олицетворявшего российское государство) требовали поймать этого энергичного финансиста и на длительный срок отправить его в места лишения свободы. Но тут уж ничего не попишешь - каждому свое.
        Нет, вот эти, кто заседал у Безбородова, - они гораздо хуже. Люди, неспособные воспринять ничто новое. Небось никто из них и компьютером толком пользоваться не научился. Сам Безбородов (это глава администрации точно знал) не научился. От таких людей следовало решительно избавляться. Назначать на их место молодых, энергичных, зубастых. Такая молодежь есть, Салтанов ее знает - ездил в лагерь на Селигере, ходил на встречи со студентами, на разного рода семинары. Не зря же он занимается формированием кадрового резерва администрации.
        Министра Николая Демьяновича Белозерского следовало отправить в отставку по прямо противоположным соображениям: не за старое, а за слишком новое мышление. За не допустимую на его должности независимость. Министр внутренних дел, конечно, мог принять приглашение вице-премьера Тарасова и поехать на совещание в Заветное. И мог, выслушав соображения о пользе создания секретного фонда и прекращении уголовного преследования финансиста Николова, с ними согласиться. Но предпринимать какие-то действия по выполнению тарасовских замыслов, конечно, не мог. Самостоятельных действий совершать не мог - вот в чем вопрос. Сначала доложи начальству, а потом делай. На таком посту, как у Белозерского, можно действовать только так. И наказывать за нарушение этого правила следует не поучительной беседой с глазу на глаз, даже не выговором, а отставкой. Именно это и хотел предложить Первому лицу глава администрации. Но вовремя уловил настроение хозяина, и предложение такое не высказал. Если Сам решил ограничиться беседой - значит, так тому и быть. Но в душе Салтанов был с таким решением не согласен.
        Он, если признаться, со многим в политике своего шефа не соглашался. Только помалкивал. По мнению Салтанова, Сам был склонен на многое в действиях своих подчиненных закрывать глаза, всякого рода безобразия замазывать - ну как замазывают косметическим кремом язвы. Первое лицо действовало по правилу: «Живи хорошо сам и давай жить другим». Не зря оппозиция сравнивала его с Леонидом Ильичем Брежневым - тот проводил точно такую же политику.
        Салтанов, будь он на месте Первого лица, действовал бы иначе. Он бы не стал смягчать, проводить беседы. Провинился - пошел вон. На твое место мы всегда найдем нового. Нет, сажать провинившихся, давать им запредельные сроки он бы не стал. Он не хотел походить на легендарного генералиссимуса, который был образцом для Безбородова. Нет, он стал бы кем-то новым - современным менеджером, вставшим у руля государства. И когда-нибудь… Салтанов никогда не говорил на эту тему - ни с кем, даже с женой. Но в душе, в самой глубине, он лелеял мечту: когда-нибудь заменить Верховного у руля государства. Вот тогда и настанет время проводить правильную политику.
        Проведение ее было, конечно, несовместимо с сохранением на прежнем посту такого человека, как Алексей Константинович Тарасов. Вот уж кто точно должен был бы поплатиться своей должностью за нынешний скандал, испортивший престиж действующей власти. Использовать деньги Николова - мысль хорошая. Но зачем вступать с таким человеком в переговоры, более того - заключать с ним соглашение, пускай и устное? Надо было действовать иначе, хитрее. Использовать Николова, ничего ему не обещая и ничего ему в итоге не дав. Вот так надо было поступить. А Тарасов со своей чрезмерной правильностью, склонностью к договорам все испортил. Как сказал кто-то,
«это не преступление, это ошибка». Очень верная мысль! Преступление еще можно простить, и так часто бывает в политике - если от преступления есть большая польза, его объявляют геройским поступком. А вот ошибку простить нельзя - от нее только вред и больше ничего.
        И вот теперь Тарасов, совершивший такой недопустимый промах, положивший начало всему этому скандалу, уйдет от ответственности. Салтанов не заблуждался насчет содержания и характера беседы, которая состоится между проштрафившимся вице-премьером и Первым лицом. Хозяин Кремля пожурит своего давнего соратника, укажет ему, в чем тот ошибся, - а потом перейдет к обсуждению вопросов бюджета, налоговых ставок, кредитования и всей прочей экономической премудрости, в которой Тарасов так силен.
        Нет, такого исхода дела Александр Салтанов допустить не мог. Это будет несправедливо. Каждый должен получить свое, и Тарасов - больше всех. Тут нужно было придумать какой-то нестандартный ход, после которого Первое лицо должно было изменить свое отношение к вице-премьеру. Ход, который нельзя оставить без последствий. Тут следовало подумать. И глава кремлевской администрации задумался.
* * *
        Министр внутренних дел Николай Демьянович Белозерский вернулся из администрации Президента чернее тучи. Кто-то из подчиненных, встретив генерала на лестнице, обратился к нему с вопросом, требующим срочного решения - но тот ничего не ответил. Прошел в свой кабинет, велел секретарю никого не пускать, отключил все телефоны (включая красный) и принялся ходить из угла в угол.
        Давно он не испытывал такого унижения! Причем нельзя сказать, что вызвавший его для беседы глава администрации Президента Александр Салтанов был очень груб, что он оскорблял министра. Нет, этого не было. Было другое: глава президентской администрации все время давал ему понять, что считает Николая Демьяновича ничтожеством, тупицей, человеком, не способным видеть дальше собственного носа и осознать последствия своих действий. Совал ему под нос статьи, в которых описывалось, как министр внутренних дел изо всех сил покрывал мошенника Николова, тормозил следствие, специально плохо организовал розыск преступника, чтобы тот и дальше мог обманывать людей. И все это (говорилось в тех статьях) генерал делал, выполняя приказы вице-премьера Тарасова.

«Скажите, Николай Демьянович, в какой момент вы приняли новую присягу? - спрашивал его Салтанов. - Присягу на верность лично Алексею Константиновичу? Что значит, вы не давали такой присяги? А почему же вы с таким рвением кинулись выполнять распоряжения вице-премьера, который не является вашим непосредственным руководителем? И скажите, чьи распоряжения вы будете выполнять в следующий раз, когда вы дадите кому-нибудь себя уговорить?»
        Весь этот неторопливый унизительный разбор был настолько мучителен, министр чувствовал себя настолько отвратительно, что его несколько раз подмывало заявить:
«Да подите вы все пропадом! Да, я совершил ошибку и готов за нее отвечать! Я ухожу в отставку!» Да, он хотел так заявить - но не заявил. Потому что чувствовал, что собеседник ждет от него именно такого решения. Подталкивает его к такому поступку, зная вспыльчивость и крутой нрав министра внутренних дел. А Николай Демьянович не хотел предоставить своему собеседнику такого удовольствия. В ходе беседы, как он ни был возмущен и разгневан, генерал Белозерский все же смог осознать, что глава государства, то Первое лицо, которому он в первую очередь подчинялся, не принял решения о его отставке. А раз так, он не должен поддаваться на все эти оскорбительные высказывания Салтанова.
        Кроме того, уйти сейчас в отставку значило бы оставить безнаказанными тех крыс в его собственном ведомстве, которые у него под носом вели свою игру, преследуя цели, прямо противоположные тем, которые ставил перед ними министр. Нет, предатели не должны были уйти от наказания! Вот почему Николай Белозерский, сцепив зубы, терпел издевки главы президентской администрации и все ждал, когда их беседа закончится.
        Теперь, когда худшее осталось позади, можно было подумать и о собственных мерах. О том, что он сделает с этими кротами. Их имена и роль в случившемся теперь были ему известны благодаря все тем же публикациям в прессе - даже специальное расследование не надо было проводить.
        Закончив ходить по кабинету, генерал Белозерский снова включил связь, позвонил секретарю и приказал отыскать заместителя министра Семена Чубушного и предупредить, что спустя час он должен быть в кабинете министра. А сейчас распорядился вызвать к нему следователя Олега Ермолаева.
        Ермолаев прибыл не сразу - он работал не в здании министерства. Когда он вошел в кабинет, министр предложил следователю сесть, а затем спросил:
        - Это ты вел дело Николова?
        - Да, я вел, - отвечал следователь.
        - И насколько оно сейчас готово к передаче в суд? - спросил Белозерский.
        - Практически полностью готово, - сказал Ермолаев. - Хотя, конечно, с того времени, когда я проводил последние следственные действия, кое-что изменилось. Этот Николов остановил выплаты по организации «ННН», зато создал новую, которую назвал «НННН». Эти события необходимо отразить в деле, прежде чем его можно будет представить. Но ведь, насколько мне известно…
        - Потом спрашивать будешь, пока дай я спрошу, - прервал его Белозерский. - Так если у тебя месяц назад все было готово…
        - Прошу прощения - не месяц, а двадцать дней, - поправил Ермолаев.
        - Хорошо, пусть будет точно двадцать дней. Если все было готово, почему дело до сих пор не передано в суд?
        - Ну… я думал, вы в курсе… - растерянно произнес следователь. - Я полагал, это все от вас идет…
        - Что именно от меня идет? - удивленно поднял брови министр.
        - Ну, запрет… приказ прекратить дело, не объявлять Николова в розыск… - не слишком уверенно произнес следователь.
        - А кто тебе отдал такое распоряжение? - продолжал допытываться Белозерский.
        - Начальник мой, полковник Белик, - отвечал Ермолаев. - Он велел мне взять все материалы и везти их в Москву. А постановление о розыске Николова порвать.
        - Вот как? - Белозерский очень правдоподобно изобразил удивление. - Значит, Белик… И как ты поступил дальше?
        - Ну, я… - Ермолаев покрутил головой, словно ему жал галстук. Говорить, что последовало дальше, было не очень приятно. Однако медлил он недолго. Подняв голову и твердо глядя прямо в глаза министра, следователь сказал: - Я материалы и правда в Москву отвез. И Белику сдал. Так они с тех пор у него и лежат. Только я перед этим с них снял копии. И когда Следственный комитет открыл свое дело - это случилось после задержания некоего Алмазова, вошедшего в сговор с Николовым, - мне позвонил следователь, который вел это дело. И попросил передать ему материалы. И я передал.
        - А постановление о розыске Николова?
        - А постановление я не порвал, а отправил для рассылки по всей стране, - отвечал Ермолаев.
        - И кто же тебе посоветовал пойти против прямого указания своего начальника? - продолжал допрос Белозерский.
        - Никто мне не советовал, - твердо отвечал следователь. - Я сам так решил. И сам готов нести за это ответственность.
        - Вот, значит, как, - хмыкнул министр. - Сам все решил и сам готов отвечать.
        Поднялся, прошелся по кабинету, затем остановился возле Ермолаева и произнес:
        - Это ты молодец, Олег Николаевич, что так смело держишься. Только я тебе объясню ситуацию. Я тут как раз собрался наградить своих подчиненных, которые в этом непростом деле проявили принципиальность и действовали в строгом соответствии с законом. В частности, я хотел отличить и своего заместителя Семена Семеновича Чубушного, который не только дал тебе указание начать дело Николова, но и в трудную минуту дал правильный совет. Но теперь я вижу, что награждать мне моего заместителя не за что. Следователь сам все решил, сам разобрался. Значит, и вся слава ему. Так или не так?
        - Нет, не так, товарищ генерал! - воскликнул следователь, порываясь встать, - ему неудобно было сидеть рядом со стоящим министром, который к тому же был значительно старше; однако Белозерский его удержал - сиди, мол. - Я не сказал… Тут были разные обстоятельства… В общем, я тогда позвонил Семену Семеновичу… Ну, поскольку это он дал мне распоряжение вести это дело…
        - Так правильно сделал, что позвонил, - поощрил его министр. - И дальше что?
        - Я позвонил и обрисовал ситуацию, - продолжал свой рассказ Ермолаев. - И Семен Семенович мне посоветовал, как нужно сделать. То есть материалы дела сдать, как Белик приказал, но снять с них копии. На всякий случай. А постановление об объявлении Николова в розыск не уничтожать, а дать ему ход. Я так и сделал.
        - Так, хорошо, - кивнул Белозерский. - А потом, когда тебе из Следственного комитета позвонили, - ты им материалы опять по совету Семена Семеновича передал?
        - Нет, в том случае я уже не советовался, - отвечал Ермолаев. - Это решение я сам принял.
        Больше вопросов у министра не было. Картина была ясна. Он еще для порядка спросил следователя, чем тот сейчас занимается, какие дела ведет, а затем отпустил. Настало время поговорить с заместителем министра.
        - Что Чубушный, ждет? - спросил он секретаря.
        - Да, Семен Семеныч в приемной, - ответили ему.
        - Зови, - распорядился Белозерский.
        И пока подчиненный не показался в дверях, генерал порылся в сейфе, нашел пару нужных папок и выложил их на стол - чтобы во время разговора были под рукой.
        Послышался стук в дверь, и Семен Семенович Чубушный вошел в кабинет министра.
        - Вызывали, Николай Демьянович? - спросил он.
        - Да, Семен Семеныч, хотел побеседовать кое о каких делах, - отвечал Белозерский. - Присаживайся.
        Чубушный сел, выложил на стол кожаную папку - как видно, с наиболее важными делами, которые в данный момент находились в его ведении.
        - Ну, как ситуация? Как идет работа? - спросил министр, и его заместитель тотчас раскрыл принесенную папку и начал докладывать:
        - Дело о нападении на инкассаторов успешно продвигается. Есть двое задержанных, один из них, предположительно, был тем, кто убил водителя. Остальных ищем. Еще есть дело о растрате в Ульяновской области, там…
        И он обстоятельно, детально рассказал о шести наиболее резонансных делах, которые сейчас находились в разработке Следственного управления МВД. Чубушный был готов продолжать - в его папке имелось еще десяток дел помельче, - но министр его остановил.
        - Ты лучше, Семен Семеныч, расскажи, что у нас с делом Николова и его фирмы
«НННН», - предложил он. - Как идут дела с розыском? Скоро поймаем мошенника?
        Заместитель ответил не сразу. Он откашлялся, от чего его полное лицо покраснело, перебрал еще раз листки в своей папке, словно желая найти там дело Николова. Однако это было чисто рефлекторное движение - Чубушный отлично знал, что такого дела в его папке нет. Знал он также, что вопрос этот задан не случайно, как не был случайным и этот внезапный вызов в кабинет министра. Он еще тогда, лишь услышав голос секретаря Белозерского, заподозрил неладное. И вот теперь надо было что-то отвечать.
        - Николова активно ищут, Николай Демьянович, - ответил заместитель министра. - К розыску подключены лучшие оперативники, создана специальная группа. В настоящее время мы установили, что в последние месяцы он скрывался у своей сожительницы в Белгороде. Но неделю назад неожиданно выехал оттуда в неизвестном направлении. Сейчас мы проверяем всех его прежних помощников - наверняка он остановился у кого-то из них…
        - Значит, ищете… - произнес Белозерский. Встав из-за стола, он начал прохаживаться по кабинету. Минута прошла в молчании. Затем министр снова заговорил.
        - А скажи, Семен Семенович, - сказал он, - кто тебе отдал приказ организовать розыск Николова и бросить на это дело лучших оперативников? И кто вообще распорядился объявить этого Николова в розыск?
        Это был плохой вопрос, очень плохой. Однако на него надо было как-то отвечать. Чубушный еще раз откашлялся, глубоко вздохнул и сказал:
        - Никто не приказывал, товарищ генерал. Я сам отдал такое распоряжение.
        - Отчего же? - спросил Белозерский. - Создание специальной оперативной группы - вопрос важный, у нас такие вопросы всегда решаются с моим участием - разве не так?
        - Да, так, товарищ генерал, - отвечал Чубушный, упорно глядя в свою папку. - Однако ввиду важности… ввиду срочности дела я отдал такое распоряжение. Ведь мошенник гуляет на свободе, товарищ генерал!
        - Мошенник на свободе… - задумчиво повторил Белозерский слова своего заместителя. - А разве я не говорил тебе, Семен Семеныч, чтобы ты приостановил дело Николова? Что сейчас преждевременно издавать приказ о его розыске?
        - Да, товарищ генерал, говорили, - ответил Чубушный.
        Министр подождал, не добавит ли его заместитель еще чего-то - каких-то слов объяснения, оправдания, - но тот молчал.
        - Почему же ты нарушил мое прямое указание? - спросил тогда генерал, остановившись прямо напротив Чубушного и глядя на него в упор. И тот оторвал наконец свои глаза от папки и, смело взглянув в лицо начальника, ответил:
        - Потому что этого требовал мой служебный долг! Присяга требовала! Потому что преступление этого Николова было совершенно очевидным! Потому что мошенник должен сидеть в тюрьме!
        - Золотые слова! - воскликнул министр, всплеснув руками. - Прямо хоть в рамку вставляй и на стенку вешай! И почему я диктофон не включил - такие замечательные слова для потомков сохранить? Хорошо сказано, хорошо… Только вот скажи мне, Семен Семеныч…
        Тут Белозерский оперся о стол, наклонившись прямо к лицу своего заместителя.
        - Скажи мне, дорогой друг, - повторил он, - почему это ты никогда раньше таким принципиальным не был? Почему только сейчас проснулся? Вот когда я тебе давал указание открыть дело против этого сетевика, Чечуйкина, хотя оснований для этого не было, ты ведь не возражал? И когда велел прекратить дело против того заместителя губернатора из Кировской области - ты тоже ничего не сказал. Откуда же сейчас такая стойкость?
        Белозерский сделал паузу, но его собеседник ничего не ответил.
        - А не потому ли ты, дорогой друг Семен Семеныч, стал таким принципиальным, - продолжил министр, - что тебе это настойчиво рекомендовали в одном кружке? И для тебя указания из этого кружка важнее, чем прямые приказы начальства?
        На этот вопрос Чубушный наконец отозвался.
        - Да, Игорь Юрьевич тоже считал, что дело против мошенника прекращать нельзя, - заявил он. - И генерал Шаповалов, заслуженный чекист, того же мнения. Но это в данном случае не самое главное. Я бы и без их поддержки принял то же самое решение. Потому что мы должны служить закону, а не интересам какой-то группы. Хотя бы и очень влиятельной. И упрекнуть мне себя не в чем. Никаких нарушений я не совершил.
        И он продолжал все так же твердо смотреть в глаза своему начальнику. Однако этот твердый взгляд и резкий тон заместителя нисколько не смутили министра. Он широко улыбнулся, словно услышал удачную шутку, и, вернувшись на свое место, раскрыл одну из лежавших перед ним папок.
        - Еще одни золотые слова, - заметил он. - Словно сериал какой смотрю, честное слово! Честный подчиненный не уступает своему продажному начальнику. Только всегда ли ты был таким честным? А, Семен? Ты ничего такого не припоминаешь?
        - Я не знаю, о чем вы говорите, - с достоинством отвечал Чубушный.
        - Наверно, память подвела, - сокрушенно покачал головой Белозерский. - Ну ничего, я тебе помогу ее освежить. Ты случайно не помнишь, куда у нас делись деньги, выделенные на видеокамеры? Это ведь были полтора миллиарда только для Москвы! А еще были средства для регионов… И сколько камер мы на эти деньги установили? И где можно посмотреть, как они работают?
        Чубушный молчал. Только лицо у него еще сильнее налилось кровью.
        - Я этому делу хода тогда не дал, - продолжал Белозерский. - Как я понял, тебе лично из этих миллиардов досталось не так много - больше в другие структуры ушло. Ну ладно, подумал я тогда, с кем не бывает. Но ведь еще не поздно это дело поднять. Как ты считаешь? Те люди, которым больше всего досталось, - они теперь высоких постов не занимают. Так что можно делу и ход дать. А? Молчишь? А я тебе еще один эпизод напомню - насчет земельного участка на Истринском водохранилище. Заповедная зона, строительство категорически запрещено… И что у нас там теперь стоит? Красивое, надо сказать, здание. Хочешь поглядеть?
        И Белозерский показал своему заместителю цветной снимок коттеджа. Однако Семен Чубушный не выразил ни малейшего желания ближе познакомиться с чудом загородной архитектуры; он вновь упорно смотрел в стол.
        - А полеты на Алтай, в заповедник, якобы на инспекцию? - Белозерский открыл очередную папку. - А письмо в Сбербанк с просьбой о выделении кредита в 85 миллионов твоему сыну Чубушному Аркадию Семеновичу? Кредит, кстати сказать, до сих пор не возвращен… Мне продолжать?
        - Не надо… - прохрипел заместитель министра. - Чего ты хочешь?
        - Вот это правильный вопрос, - отвечал на это Белозерский. Наклонившись через стол к своему заместителю, он тихо и раздельно произнес:
        - Я не хочу работать с человеком, который получает приказы со стороны. Который в любой момент может меня предать. И при этом еще корчит из себя стойкого борца. Это вот твой следователь Ермолаев может говорить, что надо служить закону и что вор должен сидеть в тюрьме. Он может так говорить, потому что у него к рукам ничего не прилипло! А тебя кругом всего облепило! В общем, выбирай: или с почетом в отставку - ну, скажем, из-за тяжелой болезни, - или куда-нибудь в Нарьян-Мар на полковничью должность. Без объяснения причин.
        Несколько минут заместитель министра молчал. Затем все так же хрипло произнес:
        - На полковничью должность не пойду. Лучше в отставку. Только чур - без огласки.
        - Я же сказал - по причине тяжелой болезни, - отвечал Белозерский. - А я свое слово держу. Если только ты будешь молчать, а не разыгрывать пострадавшего от борьбы с коррупцией.
        Глава 21 Услуга Тараканова

«…Особые испытания в связи с этим ожидают Россию и ее население. Обширные территории Сибири уже сейчас не подлежат постоянному заселению из-за вечной мерзлоты, препятствующей строительству дорог и зданий. А после начала нового оледенения эти места окажутся и вовсе непригодными даже для их временной эксплуатации. Как утверждает профессор Боуди в своей статье, «Правительство России стоит перед тяжелыми проблемами. И решать их оно собирается отнюдь не в интересах своего народа. Не случайно русское руководство прилагает все силы, чтобы скрыть от граждан своей страны правду о грядущем глобальном похолодании и наступлении нового ледникового периода. Конечно, кремлевские вожди учитывают эту новую реальность в своей политике. Именно этим объясняется их повышенный интерес к контролю над Грузией и Арменией, желание сохранить русское влияние в Таджикистане, Киргизии и других государствах Центральной Азии. В ближайшее столетие мир ожидает битва за тепло, и кремлевские вожди намерены в ней участвовать - наряду с олигархическими правительствами других держав, таких как США, Китай, и ослабевших, но еще сохранивших
остатки былого могущества стран Европы».
        Илья перечитал получившийся кусок и остался доволен. Получилось, может, не так остро, как хотелось бы и как привыкли постоянные читатели его блога, зато вполне научно. Удачно он вытащил этого профессора Боуди с его статьей, опубликованной в малоизвестном австралийском журнале. Теперь еще надо вставить кусок из текста Фарука Мариви, а потом этого шведа, которого он нашел вчера - то место, где он рисует график исчерпания мировых природных ресурсов, - и текст можно выставлять.
        Свой блог Илья Тараканов вел уже больше года, и с каждой неделей он пользовался все большей популярностью. Илья специализировался на политике, в частности на геополитике, проблемах мировых цивилизаций. Однако в отличие от большинства русскоязычных авторов, занимавшихся разоблачением внешних врагов и их внутренних агентов, Илья разоблачал козни всего мирового капитала, финансовых магнатов и их агентов - правительств так называемых старых демократий. Илья был левым, или, как он любил себя называть, новым левым. Он ни в коем случае не хотел, чтобы его путали с так называемыми коммунистами - с теми, кто ходит охранять мавзолей, носит на митингах портреты усатого генералиссимуса, друга всех пионеров, проклинает существующий режим, зато в Думе всегда голосует как надо и вообще ведет себя тише воды ниже травы.
        Нет, Илья не вел себя тихо. Он с четырнадцати лет активно участвовал в борьбе - рисовал на домах лозунги «Antifa» и «Долой капитализм!», раздавал листовки, а когда стал чуть постарше, неоднократно дрался со скинхедами. Тогда же он стал ходить на митинги, где несколько раз имел стычки с омоновцами. Настоящим событием для него стало первое задержание и несколько часов пребывания в отделении милиции. Позже это стало достаточно обыденным явлением, которого не следовало бояться. Органы, взявшие его на особый учет, пытались организовать его призыв в армию, но у них ничего не вышло: у Ильи имелась сильнейшая близорукость и вдобавок искривление позвоночника.
        Как только Илья Тараканов получил право оформить загранпаспорт, он сразу это сделал. Но не для того, чтобы отдыхать на курортах или смотреть всякие достопримечательности, как делало большинство обывателей и представителей мелкой буржуазии, - нет, Илье пропуск за кордон был нужен для того, чтобы вместе с зарубежными товарищами участвовать в акциях протеста. Он влился в ряды многочисленной армии антиглобалистов и несколько лет почти не возвращался в Россию. Вместе с товарищами из самых разных стран он оккупировал Уолл-стрит, Денвер и Давос, Париж и Сен-Тропе. Вместе с пестрой толпой своих единомышленников он преследовал мировых лидеров, эту кучку заговорщиков, везде, куда бы они ни направлялись.
        Годы участия в антиглобалистском движении оказались для Ильи Тараканова исключительно полезными. Он познакомился с самыми разными взглядами, теориями и точками зрения. Обладая врожденной способностью к языкам, он хорошо овладел английским (ну это само собой), испанским, французским, немецким, а также в какой-то мере арабским. Он значительно расширил свое представление о мире. И, наконец, он познакомился со множеством разных людей, а с некоторыми подружился.
        В какой-то момент Илья понял, что он перерос уровень рядового участника протестного движения, что он теперь может больше. Тогда он вернулся в Россию и стал осваивать интернет-пространство. В своем блоге он публиковал оперативные отклики на все важнейшие события в мире, развернутые комментарии к некоторым из них, а также статьи на самые важные темы. Он не гнался за популярностью, не стремился обзавестись большим числом посетителей. Нет, главным для Тараканова было вести революционную пропаганду, главным был смысл того, что он публикует.
        При этом - что отличало его от большинства блогеров - он не делал различий между событиями в России и в других странах. Все было одинаково важно, везде шли одни и те же процессы. Сверхмонополии, нажившие огромные богатства, не знали, как справиться с мировым кризисом. Раздать свои богатства людям и тем повысить уровень потребления они не хотели. А иным способом расширить рынок не получалось. Рецептов выхода из кризиса не было ни у кого. Особенность России состояла лишь в том, что здесь капитал был сращен с государственной властью в особо откровенной и циничной форме. В то же время традиции России, ненависть большинства населения к буржуазному накопительству делали здесь более возможным слом капиталистической машины угнетения и построение нового, справедливого общества.
        Это новое общество, разумеется, не должно было стать копией дряхлой советской модели, которую мечтали вернуть руководители КПРФ. Нет - это должно быть совершенно новое общество: без огромных корпораций, в которых средства производства отделены от работника, без банков и прочих олигархических выдумок. На смену старому строю придет общество активных, инициативных людей, работающих исключительно на себя, - своего рода фермеров или мастеров. И прежняя государственная машина исчезнет, уступив место развитому самоуправлению.
        Разумеется, до этого общества будущего надо было пройти немалый путь. Кроме того, следовало учитывать, что человечество в ближайшие годы подстерегали новые угрозы. Такими угрозами Илья считал прежде всего истощение мировых ресурсов и глобальное изменение климата. Не то пресловутое «глобальное потепление», выдумку ооновской бюрократии, а прямо противоположный процесс - грядущее глобальное похолодание, новый ледниковый период. Это поставит страны «третьего мира», расположенные на юге, в центр мировой цивилизации.
        Об этих и близких к ним темах Илья и писал в своем блоге. При этом он никогда не передергивал, не подтасовывал факты, что повышало доверие к его публикациям. А еще он умел находить новые, редко используемые источники информации; этому помогало хорошее знание языков.
        Надо сказать, что грядущие проблемы мировой цивилизации не заслоняли от взора Ильи Тараканова текущие события. И здесь у него тоже имелись свои преимущества перед другими блогерами. Во-первых, он был человеком независимым, неангажированным. Левые, экологические и либеральные воззрения образовывали в его голове причудливую смесь, делая его комментарии неожиданными и интересными. А во-вторых, Тараканов сумел обзавестись несколькими источниками информации во властных структурах, которые снабжали его самыми свежими и не доступными для других сведениями. Все эти люди были читателями его статей в блоге; он их никогда не видел, не знал, как их зовут, как они выглядят. Да разве это так уж нужно? Важно, что эти люди, которых Илья знал лишь под их никами, поставляли исключительно ценные эксклюзивные сведения. Публикация этих сообщений резко повышала интерес к страничке Ильи и делала ее одной из самых посещаемых.
        Правда, иногда случались и досадные проколы. Как, например, прошлой осенью, когда один из давних таракановских источников, выступавший под ником «Сорос» (сам Илья подозревал, что он работает в одном из министерств), сообщил, что правительство готовит значительную девальвацию рубля и что она произойдет со дня на день. Илья это сообщение опубликовал, и множество людей кинулись скупать валюту и избавляться от отечественных денег. Между тем прошло и два дня, и три, и неделя, а обещанная девальвация так и не состоялась. Илью за этот прокол сильно ругали, некоторые посетители блога даже угрожали расправой. Оно и понятно: некоторые люди, доверившиеся таракановской публикации, потеряли немалые деньги. Однако Илья их не сильно жалел. Если ты занимаешься финансовыми спекуляциями, нечего читать антикапиталистический блог! С «Соросом», правда, после этого случая решил расстаться. Да он и сам исчез, больше ни одного сообщения не прислал. Стыдно, наверно, стало.
        Другой досадный промах случился зимой, когда корреспондент, скрывавшийся под ником
«Сталкер», сообщил, что назначенный через две недели митинг на проспекте Сахарова будут жестоко разгонять. Илья тогда также опубликовал эту информацию и, разумеется, снабдил ее своим гневным комментарием. А после него и другие посетители блога высказались на эту тему. Развернулось бурное обсуждение, в центре которого находилось несколько вопросов. Кто именно из кремлевских руководителей принял такое решение? Почему? Что означает принятие такого сценария, что оно предвещает? И, наконец, главный: как на это реагировать?
        Диспут на страницах таракановского блога продолжался несколько дней, до самой субботы, в которую и состоялся намеченный митинг. Прошедший совершенно мирно, безо всяких инцидентов. Было всего несколько задержаний, в основном людей, которые вели себя действительно неадекватно.
        Корреспондент «Сталкер» в отличие от «Сороса» после этого фиаско не исчез из Интернета. Он написал Илье письмо, в котором принес глубочайшие извинения за свой прокол. Корреспондент уверял, что полученная им информация на тот момент была вполне достоверной, и высказывал предположение, что решение успели изменить уже позже - возможно, под влиянием как раз этой публикации и развернувшегося вслед за ней обсуждения.
        Подобная версия была не лишена смысла, и Илья, поначалу решивший прервать всякие отношения со «Сталкером», затем изменил свою позицию и продолжил с ним сотрудничать. И оказался прав: корреспондент после этого в течение лета и осени передал ему несколько весьма горячих новостей, вызвавших интерес у всего интернет-сообщества. Вот и сегодня до десяти вечера он обещал передать какую-то новость. Она, как обещал «Сталкер» в присланном утром письме, должна была прямо-таки потрясти все общество. До десяти оставалось всего несколько минут. Илье как раз должно было хватить этого времени, чтобы закончить статью, посвященную перспективам России в новой ситуации глобального оледенения, и выставить ее в Интернет.
        Тараканов еще раз пробежал текст статьи, подумав, сменил заголовок, а затем поместил статью на страницах своего блога. После этого он открыл почту. Там действительно лежало письмо от «Сталкера». Илья открыл его, начал читать - и ахнул. Это действительно была бомба! Настоящая сенсация! «Сталкер» сообщал, что вице-премьер Алексей Тарасов, известный своими либеральными взглядами, принял неожиданное и важное решение. Этот политик, всегда находившийся в состоянии легкой фронды по отношению к общей линии кремлевского руководства и считавшийся в команде действующего Президента белой вороной, наконец, решил сделать смелый шаг. Он задумал порвать с действующей властью и перейти в оппозицию. Об этом он намерен сообщить президенту в открытом письме, которое утром будет отправлено адресату, а также в редакции крупнейших газет, радиостанций и телеканалов. Однако текст этого письма уже сейчас находится в распоряжении «Сталкера», и он направляет его Тараканову для публикации в его блоге. «Таким образом, - писал в сопроводительном письме корреспондент, - мы не только сработаем более оперативно, что повысит
рейтинг вашего ресурса, но и отрежем герою нашей публикации путь к отступлению. А то с этими либералами всякое случается. Сегодня он решил, а за ночь, глядишь, испугается и передумает. А после нашей публикации поворачивать назад будет поздно».
        В этом соображении имелся несомненный резон. Пресса должна не только отражать жизнь - она должна в нее активно вмешиваться! Это еще Ленин говорил. И в этом вождь Октября - в целом большой путаник - был несомненно прав. Илья Тараканов всегда гордился тем, что он своими публикациями как раз активно вмешивается в происходящие события, формирует общественное мнение. Письмо Тарасова станет примером еще более активного вмешательства в происходящие процессы. Он действительно отрежет вице-премьеру путь к отступлению! И тем окажет российскому обществу - да и самому Тарасову - большую услугу.
        Илья внимательно прочитал приложенное к посланию «Сталкера» письмо вице-премьера.
«Окружив себя толпой жадных и злобных льстецов, Вы ведете страну к пропасти… Скандальные судебные процессы этого лета создали пропасть между властью и обществом… Бюджетную политику, принятую на вооружение нынешним правительством, нельзя назвать иначе как авантюристической… Страна не готова не только к грядущему экономическому кризису - она не готова ни к каким серьезным испытаниям… Под Вашим руководством у России нет будущего…» Да, так писать может только человек, решивший сжечь за собой все мосты. Это действительно сильный документ! После публикации такого письма у вице-премьера Тарасова уже не будет иного выхода, как подать в отставку. А потом, может быть, занять одно из видных мест в руководстве оппозиционным движением.
        Илья написал короткое предисловие к публикации и выставил письмо на сайт.
        Глава 22 Встреча на Волге
        Вытянувшись на гостиничной кровати, капитан ФСБ Алексей Лисовский наконец расслабился. Устал неимоверно! За последнюю неделю он проехал пять областей. Правильнее сказать не «проехал», а прошел, даже прополз, вынюхивая след беглеца. Да, хитро он его запутал!
        Больше всего времени капитан Лисовский потерял в самом начале пути - в поселке Октябрьский, а затем еще в Новомосковске. Оба раза человек, которого он искал, очень резко менял направление, и капитан оба раза не смог сразу угадать, куда он направился на самом деле. Вначале на Украину забрался, в Харькове его искал. Целых два дня потерял, пока сообразил, что след этот - ложный, что до Украины беглец не добрался. Пришлось возвращаться в Белгородскую область, вести кропотливую работу, пока он не отыскал того водителя, который отвез беглеца в Курск. Там он сориентировался достаточно быстро и уже вскоре оказался в Липецке, а затем и в Новомосковске. Но тут опять допустил ошибку: решил, что разыскиваемый преступник направился в Москву, и последовал туда. И вновь пришлось возвращаться, заново брать след, снова расспрашивать водителей автобусов, кассиров на вокзалах, десятки раз показывать фотографию беглеца.
        Наконец удалось выяснить, что в Новомосковске мошенник резко сменил направление и отправился не на север, а на юг. Еще сутки капитан провел в Тамбове - думал, что аферист нашел себе укрытие именно здесь. Это снова была ошибка, последовали новые поиски. И вот наконец капитан Лисовский добрался до Саратова. Здесь он решил позволить себе небольшой отдых. Завтра с новыми силами надо будет заниматься поисками. Возможно, сбежавший из-под подписки о невыезде и скрывающийся от правосудия мошенник Николов остановился здесь, на Волге. А может, это лишь очередная уловка, и он направился куда-то дальше. Ладно, завтра Лисовский это выяснит.
        Вот что любопытно: а здесь, в Саратове, ему тоже будут говорить, что какой-то человек уже показывал им фотографию беглеца и спрашивал, куда он направился? В первый раз это сообщение Лисовский услышал на трассе между Белгородом и Курском. Водитель одной из машин, с которым он беседовал, вспомнил, что три дня назад высокий парень с черными волосами, похожий на самого капитана («Да, здорово на вас похож, - сказал водитель, - я даже решил было, что это снова он вернулся»), уже спрашивал, где высадился человек, изображенный на фотографии. Капитан, естественно, поинтересовался, как этот пытливый незнакомец представился. «Да вроде он из полиции, - отвечал водитель. - Он и корочки мне показывал, только я не больно на них смотрел. Как зовут? Да, говорил, только я не помню».
        И потом, уже на выезде из Новомосковска, где он опросил, наверно, человек сорок водителей, сразу трое сказали, что уже отвечали на подобные вопросы. И снова говорили о высоком черноволосом парне из полиции.
        Конечно, Лисовский знал, что не он один ищет сбежавшего Николова. Начальник управления, давая капитану задание, объяснил: на поиски мошенника брошено много сил, подключены все правоохранительные органы. По всей стране оперативники проверяют - что называется, трясут бывших и нынешних помощников афериста, так называемых сотников и тысячников. Такого надежного укрытия, как в Белгороде, он уже не найдет. Однако капитан не знал, что и по следу преступника, из его конспиративной квартиры в Белгороде, будет идти не он один. Об этом его не предупредили. Интересно, кто это вместе с ним выслеживает Николова? Причем опережает его на несколько дней?
        Отдыхая, Лисовский в то же время обдумывал план дальнейших действий. Во-первых, нужно установить, остался ли мошенник в Саратове или двинулся куда-то дальше. Надо будет, как он делал и в Курске, и в Липецке, и в Тамбове, проверить железнодорожный и автовокзал, аэропорт. Хотя вряд ли он воспользуется таким транспортом, на котором его передвижения легко проконтролировать. До сих пор он таких проколов не допускал.
        Одновременно надо проверить все гостиницы и владельцев квартир, сдающих их легально. Хотя и здесь вряд ли стоит рассчитывать на результат: Николов - беглец опытный, таких ляпов он не допустит. Нет, если он решит обосноваться в Саратове, он, скорее всего, воспользуется квартирами, которые владельцы сдают по объявлениям, не платя при этом никаких налогов. И не спрашивая постояльца о регистрации. Здесь круг поисков значительно шире. Сколько таких людей, сдающих квартиры? Десятки тысяч. Чтобы найти жильца одной из таких квартир, особенно если он сидит тихо, редко выходит, ему потребуется помощь. И не только коллег из местного управления. Придется и все силы городской полиции подключать: проводить опросы населения, активизировать милицейских информаторов. Кроме того, надо будет писать бумагу сотовым операторам, чтобы получить возможность знакомиться со звонками новых владельцев, появившихся в те дни, когда Николов был в Саратове. Целую операцию придется проводить. На такой шаг можно пойти, только будучи твердо уверенным, что объект находится здесь, - иначе потом стыда не оберешься. Да и по службе
нехороший след останется.
        Ладно, хватит отдыхать! Надо пойти поесть и потом идти к железнодорожному начальству - проверять всех выехавших. И на автовокзал, и в аэропорт сегодня можно успеть.
        Капитан поднялся, умылся, привел в порядок волосы и вышел из номера. Запирая дверь, он заметил высокого парня, который проделывал ту же операцию возле двери своего номера в конце коридора. Покручивая на пальце ключи и всячески изображая рассеянность, Лисовский направился к лифту. Высокий сосед стоял прямо перед ним; он уже успел вызвать кабину.
        В лифте они ехали вдвоем; капитан искоса рассматривал соседа. Он был черноволосый, на вид ему можно было дать лет тридцать - столько же, сколько было самому Лисовскому.
        На первом этаже попутчик уверенно двинулся в сторону ресторана; Лисовский последовал за ним. Парень окинул взглядом зал, подошел к официантке, беседовавшей с барменом, о чем-то тихо ее спросил. Получив ответ, кивнул и все так же уверенно направился к столику в углу. Пока он шел, капитан продолжал за ним следить. Он отметил, что, несмотря на теплую, даже жаркую погоду, незнакомец надел пиджак. Лисовский и сам был в пиджаке - под ним было удобно скрывать кобуру, висевшую под мышкой. Не то чтобы у него была привычка носить оружие или он ожидал нападения - просто он не хотел оставлять оружие в номере: мало ли что. Подобная осмотрительность выработалась у него за годы работы в «конторе»; ее тоже можно было считать привычкой.
        Проследив, как сосед по этажу уселся за столик и раскрыл меню, капитан последовал за ним. Подойдя к столу, спросил:
        - Не возражаете?
        - Нет, не возражаю, - ответил незнакомец. Однако, как отметил Лисовский, особой радости от появления соседа не выразил.
        Капитан также углубился в изучение меню. К моменту, когда он закончил это занятие, подошла официантка, и оба сделали заказ. Лисовский отметил, что вкусы у них с парнем были схожими: оба заказали жареное мясо и салат. Только сосед прибавил к этому чай и сто граммов водки, а Лисовский предпочел кофе и коньяк.
        Когда официантка удалилась, Лисовский самым дружелюбным тоном спросил соседа:
        - В командировке?
        - Точно, - отвечал незнакомец. И замолчал, не показывая ни малейшего желания поддержать разговор и завязать знакомство. Однако эта холодность соседа по столику не охладила капитана, и он снова спросил:
        - Из Москвы?
        - Из нее самой, - отвечал парень, мельком взглянув на Лисовского. Взгляд у него был характерный: быстрый и в то же время оценивающий, хваткий.
        - Я вот тоже москвич, - сообщил ему Лисовский, широко улыбнувшись. - И тоже здесь в командировке. Вот ведь какое совпадение!
        Подобное эмоциональное восклицание требовало хоть какой-то реакции - иначе получалось уж совсем невежливо. Однако сосед, как видно, не боялся показаться невежливым: он не сказал ни слова и ограничился тем, что пару раз кивнул головой. Этим он ясно и твердо показал, что не расположен к дальнейшей беседе. Другой на подобную холодность, скорее всего, обиделся бы - как-то не по-русски получалось, не по-людски, - однако реакция капитана была неожиданной: он снова широко улыбнулся, словно был очень доволен таким ответом, и откинулся на спинку стула. Однако попыток продолжить беседу больше не предпринимал.
        Принесли салаты и спиртное: соседу - маленький графинчик с рюмкой, а Лисовскому - бокал, наполненный янтарной жидкостью. Капитан поднял бокал, сделал приветственный жест в сторону соседа, произнес:
        - Ваше здоровье!
        - Взаимно, - ответил молчаливый молодой человек, выпил рюмку и приступил к еде.
        Принесли и мясо. Сосед, быстро расправившийся с салатом, налил себе вторую рюмку, отрезал кусок мяса и уже приготовился выпить, как вдруг капитан спросил его:
        - Скажите, а вы случайно в Курске на днях не были?
        Реакция незнакомца была именно такой, какую Лисовский и ожидал. Сосед застыл с рюмкой возле рта, внимательно и настороженно посмотрел на капитана, затем ответил:
        - Допустим, был. А вы это как - по манжетам определили? Как Шерлок Холмс?
        - Ну какие в наше время манжеты! - отвечал на это Лисовский. - Нет, в основном по пиджаку.
        И он слегка отодвинул полу своего собственного пиджака, демонстрируя торчавшую под мышкой кобуру.
        - А еще, - продолжил капитан, - по описанию, которым меня снабдили водитель на трассе Курск - Белгород. Очень точное было описание. А потом еще два похожих - уже в Новомосковске.
        И, не тратя больше времени, он протянул собеседнику руку со словами:
        - Капитан Алексей Лисовский, управление Федеральной службы безопасности по Москве и Московской области.
        Неразговорчивый сосед несколько секунд глядел на него, затем рассмеялся и протянул капитану свою руку, представившись:
        - Капитан Владимир Зырянцев, следственное управление МВД. - А затем добавил: - Ну и встреча у нас! А я смотрю: что за хмырь такой болтливый ко мне привязался? А потом, когда ты про Курск спросил, - ничего, что я на «ты»?
        - Самое то, - заверил его Лисовский.
        - …У меня мысль мелькнула, что ты из нашего УСБ - из собственной безопасности. И что мне хотят пришить чей-то прокол. А ты, оказывается, вон откуда! Так ты, выходит, по тому же следу идешь?
        - По нему самому, - заверил его Лисовский. - От самого Белгорода. Только я начал на три дня позже. И получилось, что шел я по следу Николова, а вышло, что по твоему.
        - Забавно! - покачал головой Владимир. - Значит, говоришь, описали меня водилы?
        - Да, трое дали схожие портреты, - подтвердил Лисовский. - Хоть фоторобот составляй.
        - Ну класс! - покачал головой Зырянцев. - Что ж, давай в таком случае выпьем за встречу. Осталось у нас с тобой, правда, немного, но можно еще заказать.
        И он вылил остатки содержимого своего графинчика в рюмку. Лисовский последовал его примеру, однако при этом сказал:
        - Хорошо, давай выпьем за встречу. Только добавить не получится: мне еще на вокзал идти, проверять, уезжал наш герой отсюда или нет.
        - За встречу на Волге! - поднял свою рюмку капитан полиции; Лисовский в ответ поднял свою.
        - А что, других дел у тебя на сегодня не намечено, кроме вокзала? - спросил Владимир, поставив рюмку на стол и отрезав еще кусок мяса.
        - Да и этого хватит, - отвечал Лисовский. - Еще автовокзал, аэропорт… Сам понимаешь.
        - Вот именно! - кивнул сосед. - Хорошо понимаю!
        И с интересом взглянул на капитана ФСБ. И тут до Лисовского дошло.
        - Ты хочешь сказать, что ты уже везде был? - спросил он. - И все узнал?
        - Смотри-ка: соображаешь! - заметил на это Зырянцев. - Еще вчера все проверил.
        - И какой результат? - поинтересовался Лисовский. - По нулям?
        - Так точно! - отрапортовал Владимир. - Нигде наш объект не появлялся. Я еще и частников проверил, которые людей в Москву автобусами возят. Всех обошел, опросил. Никто его не видел.
        - Выходит, опять ты меня опередил, - покачал головой Лисовский. - Ну, теперь, я думаю, мы силы зря тратить не будем, два раза одну работу делать. Объединим наши усилия?
        - Конечно, объединим! - согласился Зырянцев. - Так что, по этому случаю закажем еще двести граммов? Все равно в свою контору тебе сегодня идти уже поздно. А остальные дела можно отложить на завтра.
        - Это верно, - согласился Лисовский. - Только давай заказывать буду я - как-никак я тебе должен. Ты за меня вон сколько работы проделал.
        - Ладно, идет, - согласился капитан МВД. - А я тогда закуску закажу. Не всухую же пить!
        Спустя несколько минут на столе появился прозрачный графинчик и тарелки с ветчиной и салатами.
        - Ну, давай за совместную работу! - предложил Лисовский, разливая водку. - А ее у нас будет вполне достаточно. Ведь еще попутки остались, электрички, такси. Скорее всего, он этим и воспользуется, как до сих пор делал.
        - А мне кажется, никуда он дальше не поедет, - заявил Зырянцев. - Постарается здесь обосноваться. И знаешь почему? Потому что у него здесь помощников известных нет. Он же ведь за нас тоже думает, понимаешь? Прикидывает, где мы его искать будем. Прежде всего там, где у него была развитая сеть, верно? А здесь ее никогда не было.
        - То есть ты считаешь, что он решил здесь надолго обосноваться? - спросил Лисовский.
        - Да, думаю, он тут залег на дно, - отвечал Владимир.
        - Значит, будем искать здесь, - заключил капитан ФСБ. - Завтра схожу в «контору», обрисую ситуацию. Получу предписание ко всем сотовым операторам оказать содействие, и будем работать, вычислять нашего героя. А ты, может, займешься его поиском по вашим полицейским каналам? Подключишь участковых, информаторов. Надо попытаться установить, где он снял квартиру.
        - Прямо с утра этим займусь, - заверил его Зырянцев. - А как ты его будешь по телефонным звонкам искать? Он ведь, скорее всего, будет пользоваться телефоном, купленным по какому-нибудь чужому паспорту.
        - Наверняка, - согласился Лисовский. - Но каким паспортом он может воспользоваться? Скорее всего, это будет телефон, купленный кем-то из его сотников или тысячников. А все они нам известны, у меня имеется полный список. Так что все эти фамилии мы проверим.
        - А если у него имеется какой-то совсем левый телефон? - поинтересовался капитан полиции.
        - На этот случай тоже выход имеется, - заверил его собеседник. - Просто надо представить: кому он будет звонить? Прежде всего, своим помощникам, тем, кто ведет дела его новой фирмы «НННН». Мы уже установили наблюдение за их телефонами. Как только он сделает звонок - нам сразу станет известно.
        - Выходит, на этот раз наш ловкач от нас не уйдет, - заключил капитан полиции.
        - Не должен уйти, - согласился с ним капитан ФСБ.
        Глава 23 День решения
        В этот день с самого утра Семен Ермилов, водитель вице-премьера Тарасова, не переставал удивляться поведению своего шефа. Началось с того, что в гараж позвонила супруга Тарасова и передала распоряжение мужа подать машину не в обычное время, а на полчаса позже. Это было не так удивительно: можно было предположить, что вице-премьер поедет не на работу, в свое министерство, а куда-то в другое место.
        Поэтому Семен Ермилов был совершенно спокоен, когда в назначенное время подал машину к воротам тарасовского особняка. Но тут его ожидала еще одна неожиданность: прошло пять, десять, пятнадцать минут, а шеф все не появлялся. Вот такого точно никогда не было: Алексей Константинович был весьма пунктуален и не заставлял себя ждать.
        Наконец спустя двадцать минут Тарасов появился из ворот - как всегда, со своим портфелем - и сел в машину. Ермилов вырулил со стоянки и направился в сторону Москвы. Но едва они отъехали несколько километров, как вице-премьер наклонился вперед, к водителю, и спросил:
        - Это мы куда, в Москву?
        - Ну да, а разве не туда надо? - испугался Ермилов (ему показалось, что Алексей Константинович дал какое-то иное распоряжение, а он не расслышал или задумался и забыл). - Я, наверно, недослышал…
        - Нет, Семен, нечего было слышать, я ничего не говорил, - успокоил его Тарасов. - Но в Москву мы не поедем. Пока не поедем. А поехали сейчас в Заветное. Только до самой резиденции не доезжай, не надо. Я скажу, где остановиться.
        - Вас понял, - отвечал водитель, одновременно и обрадованный, и удивленный. Обрадованный тем, что, оказывается, ничего не упустил, а удивленный неожиданным решением вице-премьера: в такое время, утром, они никогда в Заветное не ездили. Впрочем, размышлять над причинами такого внезапного изменения маршрута он не стал: не имел такой привычки. Несомненно, у такого умнейшего человека, как Алексей Константинович, имелись свои причины, чтобы изменить привычный маршрут, и не его, Ермилова, дело было в этих причинах разбираться. Наверно, у шефа в резиденции какое-то важное дело есть - ведь у такого человека, как он, все дела важные, везде ему надо поспеть срочно. Семен развернул машину и поехал в сторону Заветного.
        Однако водитель Ермилов ошибался. Никаких важных дел у Тарасова в Заветном не имелось. Ни совещание там не было назначено, ни встреча с главой какой-нибудь зарубежной делегации. Да что совещание - он еще десять минут не знал, что отдаст такое распоряжение. Одно он знал, садясь нынче утром в машину, - что ехать сегодня на работу, как обычно, и пытаться там выполнять свои привычные обязанности, делая вид, что ничего не случилось, - что так поступить он не в силах, что это совершенно невозможно. Но и оставаться дома, отвечать на вопросы жены он тоже не мог. Ему нужно было осмыслить новую, возникшую после вчерашнего вечера ситуацию и принять решение. Требовалось место, где это можно было сделать без помех. Тут он и вспомнил о Заветном. Не о самой резиденции - что он там забыл? - а вот о том сосновом лесу, через который проезжаешь по дороге туда, о холме, на который он смотрел несколько месяцев назад.
        Да, там будет хорошо. Там можно будет осмыслить то, что вчера случилось. Саму эту омерзительную публикацию в Интернете осмысливать нечего - обычная провокация, каких немало было за минувшие годы. Умело, надо признать, сделанная. Тут заслуживает внимания лишь один момент - кто ее организовал? Но над этим вопросом стоило бы размышлять лишь в одном случае - если бы все остальное осталось неизменным. Его положение в системе существующей власти, работа, связанные с ней обязанности и интересы… Вся жизнь, одним словом. А так, сама по себе, эта провокация не заслуживала внимания. Опровержения - да, заслуживала, и оно вчера же было им написано и разослано по всем необходимым адресам. Нет, важна не сама по себе провокация, а то, что за ней последовало…
        Машина мчалась в сторону Заветного, по сторонам мелькали по-праздничному яркие сентябрьские леса, а вице-премьер вспоминал тягостные события вчерашнего вечера. Именно на этот вечер ему удалось наконец добиться встречи с Первым лицом. Это было непросто: их отношения, когда-то по-настоящему дружеские, даже сердечные, сильно изменились за прошедшие годы. Иного и трудно было ожидать: во-первых, положение обязывает, и глава огромной страны не может сохранять прежние привычки, прежний стиль общения, который у него был, когда он сам был простым чиновником. Во-вторых, когда ты становишься подчиненным у своего друга, одним из членов команды - при этом не важно, какая это команда, правительство или лаборатория из двадцати человек, - ты не можешь рассчитывать, что ваши отношения останутся такими же. Даже пословица такая есть: «Если хочешь потерять друга, стань его начальником».
        Все это Алексей Константинович ясно понимал. И когда принял приглашение друга, ставшего Первым лицом, и занял пост в его правительстве, понимал: он получает пост, но в известной мере теряет друга. И, что важно, Первое лицо это тоже понимало. При встречах говорил: «Ну что, уже пора мне на тебя ногами топать? Или вон прогонять?» После чего они оба смеялись, садились рядом и обсуждали текущие дела как два единомышленника. При этом разговаривали оба, естественно, на «ты». (На людях они, конечно же, были на «вы».) И Первое лицо, развеселившись в связи с каким-нибудь ядовитым высказыванием Алексея Константиновича, иногда хлопал его по плечу или даже пихал кулаком в бок. А Тарасов в ответ смеялся с ним вместе, но по плечу не хлопал. Нет, не хлопал.
        Однако в самое последнее время - года два, наверное - что-то в их отношениях надломилось и стало меняться. Их встречи были все такими же частыми, но их тон изменился. Первое лицо больше не смеялось в ответ на тарасовские шутки. И само не шутило.
        А потом они стали встречаться реже - и, как правило, только по инициативе Первого лица. Нет, Тарасов все еще мог добиться такой встречи, когда в этом возникала необходимость. Но именно добиться. И именно в связи с какой-то необходимостью, которую надо было доказать.
        Они отдалялись друг от друга, делались чужими. И это - с грустью признавал Тарасов - было неизбежно. Он не мог согласиться со многими - очень многими - решениями Первого лица. А убедить его в их ошибочности или, того пуще, вредности, даже низости стало невозможно. Когда-то Алексей Константинович мог убедить своего друга - легко мог. А теперь это стало невозможно. И еще он чувствовал, что Первое лицо стало его меньше ценить как специалиста. Пока еще ценило - и несколько раз прилюдно заявляло, что ценит, - но уже не так, как раньше. И уже совсем перестало в нем нуждаться, как в друге и единомышленнике.
        Да, все это менялось, связь между ними слабела, и он все это осознавал, но не мог себе представить, что между ними может состояться такой разговор, как вчера. Что один текст, кем-то размещенный от его имени в Интернете, сможет вызвать такую реакцию человека, с которым они раньше так хорошо друг друга понимали. Если бы с ним кто-то стал спорить, Алексей Константинович что угодно бы на кон поставил, что такой разговор невозможен. И вот оказалось, что он ошибался. Проиграл бы он этот спор.
        Машина затормозила и свернула на боковую дорогу. Алексей Константинович очнулся от своих размышлений и оглянулся по сторонам. «Да это уже Заветное!» - понял он. И тут вспомнил, что несколько месяцев назад точно так же пробуждался от размышлений и оглядывался, любовался проносившимся мимо пейзажем. Но как все изменилось за эти несколько месяцев! Все совершенно изменилось!
        Теперь он уже неотрывно смотрел в окно - ждал, когда появится тот холм, который ему тогда хотелось написать. Правда, тогда была поздняя весна, а сейчас ранняя осень, и тогда был вечер, а сейчас утро. Может, холм и не покажется ему таким уж красивым. Но все равно он хотел осуществить то свое давнее желание и поглядеть на него.
        Дорога плавно спустилась в долину, миновала мост через малую речку и вновь стала подниматься, поворачивая влево. Вот сейчас, да, вот сейчас должно быть это место! Алексей Константинович приник к стеклу.
        - Останови, останови! - воскликнул он, завидев отпечатавшийся в памяти распадок и холм, возвышающийся над ним.
        Водитель, не удивившись, притерся к обочине, остановил машину и, выйдя, открыл дверцу пассажира.
        - Я пойду пройдусь, - сказал Тарасов.
        Водитель молча кивнул.
        Алексей Константинович перешел дорогу и, двигаясь наискосок по склону - чтобы меньше уставать, - стал подниматься. Он шел среди огромных сосновых стволов, землю покрывал толстый слой игл. Подлеска здесь не было совсем, видно было далеко.
        Тарасов задумал подняться на самую вершину холма, чтобы увидеть то, что откроется с другой стороны. Это оказалось не так просто - стал задыхаться, и сердце побаливало. В последнее время он совсем перестал заниматься своим здоровьем - и теннис забросил, и бассейн. А пешком ходит только от дверей до ворот. Или до машины. Все некогда, все надо срочно, ни на что времени не хватает… Нет, это надо менять. «Вот и будешь менять, - подумалось. - Теперь у тебя, видимо, появится свободное время».
        Эта мысль была новой, запретной. Она возникла еще вчера, сразу после звонка Первого лица и того тягостного разговора, который состоялся вслед за этим. Но он гнал ее от себя, не хотел думать об этом. И вот теперь, среди сосен, вдали от привычной обстановки, она пришла и встала перед ним во весь рост.
        Неужели отставка? Но как же? Ведь столько всего не сделано, столько начато, столько задумано! Кто же будет все это делать? Кто потащит дальше весь ворох проблем, ежедневно возникающих вопросов? Кто будет отбивать атаки депутатов Думы и министров, так и норовящих растащить с таким трудом сверстанный бюджет? Кто будет составлять стратегические планы, на перспективу? И потом - что он будет делать? Как жить? Ведь он привык к определенному положению, обслуживанию. И семья его привыкла. Он уже шестнадцать лет работает в правительстве!

«А как можно остаться? - спросил он себя. - Как остаться после того, что вчера случилось? После тех слов, что были сказаны? Ведь придется с Ним встречаться, разговаривать… И в те редкие мгновения, когда наши взгляды будут встречаться, я буду читать в его глазах одно - презрение. За то, что проглотил оскорбление и остался. Как же быть, как быть?»
        Подъем наконец закончился, Алексей Константинович стоял на вершине холма. Перед ним открывалась живописная долина, поросшая березовым и дубовым лесом; кое-где зеленели сосновые кроны. «Наверное, это долина той самой реки, которую мы недавно переехали», - подумал вице-премьер. Он обернулся: дороги отсюда уже не было видно. Он был один. Алексей Константинович сел на толстую подстилку из хвои и стал смотреть на долину реки, на желтые пятна берез и зелень сосен, которые мерно колыхал ветер. И пока он смотрел, в нем медленно, но верно возникало понимание того, что следует и чего не следует делать.
        Вице-премьер Тарасов понял: остаться на своем посту он не может. Ибо в таком случае перестанет уважать себя, уничтожит себя как личность. «А какой я тогда, к чертовой матери, политик, какой экономист? - сказал он себе. - Слизняк не может быть политиком и не может строить планы для целой страны. Значит, отставка. Наконец отдохну…»
        Он лег, запрокинул руки. Редкие облака плыли в вышине, где-то неподалеку стучал дятел.

«А работать много где можно, - думал он. - В банковской сфере, в консалтинге… Да меня любая компания с руками отхватит. Ну а если этот мой бывший друг, - так он впервые подумал о Первом лице, - разозлится, что я проявил независимость, не проглотил оскорбление и ушел, если даст команду гнать меня отовсюду - тогда уеду. Буду на Западе работать и жить. Так тоже можно».
        Решение было принято, и ему сразу стало легче - словно сбросил давившую его со вчерашнего вечера тяжесть. Или словно отмылся от грязи, в которую ненароком залез. Теперь можно было возвращаться в Москву - хотя бы для того, чтобы сделать заявление об отставке. Он представил, как ему позвонит глава президентской администрации Салтанов и якобы благожелательным, но в то же время не допускающим возражений тоном пригласит на сегодняшнее совещание в Кремле. А он ему ответит:
«Нет, знаете, у меня что-то желания нет. Можете проводить без меня». Или что-то еще в этом духе. Он представил этот разговор, реакцию Салтанова, и ему стало весело.
        Одно только саднило, сидело гвоздем в сознании - судьба Алмазова. Егора теперь не спасти. Никак не спасти. Если только адвокат Бортник не проявит какие-то чудеса изворотливости. Или если наверху почему-то решат, что такой процесс им не нужен. И какая насмешка судьбы: ведь он добивался встречи с Салтановым, а затем и с Первым лицом именно для того, чтобы спасти своего помощника. И именно это его стремление вызвало к жизни эту провокацию в Интернете.
        А может… Что, если пойти другим путем: сделать резкое заявление о «деле Алмазова», этой самой группе заговорщиков Безбородова? Поддержать требования оппозиции… Ведь большинство из них совершенно разумны, и он с ними внутренне согласен.
        Некоторое время Тарасов обдумывал эту возможность, потом покачал головой: нет, не пойдет. Это для него совершенно чужое. И потом - поступить подобным образом означало сделать именно то, что приписывал ему провокатор из Интернета, разместивший фальшивое письмо от его имени. Нет: он будет делать то и только то, что диктует внутреннее убеждение, ясное понимание, пришедшее к нему вот здесь, среди сосен.
        Вице-премьер, которому уже недолго оставалось быть в этом качестве, повернулся и начал спускаться назад к дороге.
        Глава 24 Отдых в бархатный сезон
        В аэропорту Саратова готовился к вылету очередной чартер. Как всегда бывает, когда отправляется не обычный рейс, а туристическая группа, в зале ожидания царило приподнятое настроение. Бегали дети - множество детей! - пассажиры то и дело фотографировались, шутили, смеялись. Их радость была понятна: небо за окном было обложено тучами, на ближайшие дни метеорологи обещали сплошные дожди, а между тем уже через пару часов «Як-42» должен был доставить их в солнечную Турцию. Их ожидали солнце, море, шведский стол на ближайшую неделю или две - у кого сколько - и никаких забот.
        Одинокий пассажир со спортивной сумкой ничем не выделялся из массы отъезжающих. Он вел себя подобно остальным: обменивался веселыми репликами с соседями, охотно фотографировал парочки, когда они его об этом просили, и вообще излучал позитив и беззаботность. Был он высок, светловолос, носил очки в модной оправе и выглядел под стать своей сумке - спортивно. По виду - преуспевающий владелец небольшой фирмы, решивший отдохнуть в начале бархатного сезона в одиночку, без своей половины. В кармане у владельца спортивной сумки лежал паспорт и билет на имя Аркадия Цаплина, 48 лет, уроженца города Баку.
        Впрочем, если бы кто-нибудь внимательно проследил за светловолосым пассажиром, он мог бы заметить, что тот, не переставая шутить и улыбаться, время от времени осматривает зал ожидания и людей возле стоек контроля быстрым и внимательным взглядом. От этого взгляда не укрылось появление возле стойки регистрации и погранконтроля двух молодых людей, которые столь же внимательно приглядывались к пассажирам.
        Объявили регистрацию, и люди потянулись к стойке, выстраиваясь в очередь. Одинокий блондин пристроился в ее середину, сразу вслед за шумным семейством с двумя резвыми мальчишками - те все время, пока люди подтягивались к стойке, так и продолжали гоняться друг за дружкой.
        Молодые люди, чье появление отметил владелец спортивной сумки, встали рядом с девушками, оформлявшими билеты. Они внимательно вглядывались в лица пассажиров, читали документы, интересовались багажом. Однако когда очередь дошла до «детского сада», вместе с которым проходил контроль одинокий блондин, внимание молодых людей несколько ослабело. Тот, кого они искали, явно не мог находиться в обществе маленьких детей. И не мог он быть блондином, не мог выглядеть таким спортивным и преуспевающим. Человеку, которого искали молодые люди из местной «конторы», полагалось быть черноволосым, на восемь лет старше. И не мог гонимый и обложенный со всех сторон беглец выглядеть таким довольным и преуспевающим. Ну и, наконец, не мог он носить фамилию Цаплин - у него была совсем другая фамилия. Поэтому, когда подошла очередь владельца сумки, молодые люди проявили к нему не больше интереса, чем к другим пассажирам. Он благополучно прошел контроль и присоединился к группе туристов, в нетерпении ожидающих автобуса у самого выхода на летное поле.
        Спустя несколько минут регистрация была окончена. Молодые люди удалились ни с чем - как уходили отсюда и три, и пять дней назад - с тех самых пор, как сотрудникам саратовской полиции и ФСБ было приказано взять под усиленный контроль местные вокзалы и аэропорт. Тем временем подошел автобус, пассажиры погрузились в него и поехали к ожидавшему их самолету.

…Усевшись в кресло возле прохода (его место было рядом с иллюминатором, но он уступил его одному из мальчишек, который летел в первый раз и очень хотел посмотреть, как самолет будет отрываться от земли), пассажир со спортивной сумкой снял ставшие ненужными очки, закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. На его губах играла улыбка - не такая широкая, как в зале ожидания, зато настоящая. Все-таки ему удалось! Он сам до последнего момента не верил, что получится, - и вот все прошло гладко. Пригодился-таки паспорт, купленный несколько лет назад по случаю, сразу после выхода из лагеря.
        Да, не думал Николай Николов, что ему с такими усилиями придется искать способ вырваться из Саратова, ставшего для него ловушкой. Из плана обосноваться здесь надолго, с одной стороны, затаиться, а с другой - все же продолжать работать, руководить деятельностью своих помощников - из этого плана ничего не вышло. Хотя он принял все меры предосторожности. Например, никогда не звонил из снимаемой им квартиры. Специально уходил в городской парк или на один из двух пересекающих центральную часть города бульваров, и там, сидя на скамейке, звонил в Москву, Петербург, Омск, Заусольск… Однако уже спустя две недели у него внезапно возникло ощущение грозящей опасности. А он привык доверять интуиции.
        Это чувство усилилось, когда поздно вечером, возвращаясь из парка, он ненадолго задержался возле гаражей, расположенных за домом, и подслушал разговор группы подростков. Они, в частности, говорили о сегодняшнем приходе в дом участкового и спорили, что ему было нужно. Большинство считали, что полиция начала новую кампанию по отлову наркоманов и распространителей зелья. Однако один парень заметил, что лейтенант настойчиво расспрашивал о людях, которые снимают в доме квартиры; особенно о тех, кто поселился не так давно в течение последнего месяца.
        Подслушанный разговор дал Николову очень много. Он понял, что полиция действительно объявила кампанию - только не против наркоманов, а лично против него. Эта кампания шла и по телевидению - там часто встречались передачи, разоблачающие деятельность «ННН» и «НННН». Он пришел к выводу, что где-то на самом верху была дана команда - с ним покончить. И что по всей стране идет на него облава, и скрыться нигде не удастся.
        Стало ясно, что ему придется-таки покинуть пределы России. И, несмотря на все возражения, которые он сам выдвигал, начать новую жизнь за границей.
        Но как попасть туда? То, что месяц назад, в Белгороде, было делом вполне осуществимым, теперь стало почти невыполнимым предприятием. Вначале он решил воспользоваться проверенным способом - автостопом. Вышел на трассу, ведущую в сторону Москвы (ехать он собирался не в Москву, а назад, в сторону Украины - но ведь требовалось запутать следы), и стал голосовать. Однако машины упорно не останавливались. А когда один грузовик все же остановился, водитель сказал, что готов его подвести аж до Рязани, но только предупреждает, что по трассе сейчас почему-то гаишники останавливают грузовики и проверяют всех пассажиров. Его уже однажды останавливали, когда он вез попутчика. Водитель думал, что его попытаются обвинить в незаконном извозе (хотя денег с пассажира он не брал), но выяснилось, что сам водитель ментов нисколько не интересует - только пассажир. У того внимательно проверили документы, расспрашивали, куда и откуда едет. Но, правда, в конце концов отпустили.
        Выслушав этот рассказ, Николай ехать передумал. Проверять другие дороги, ведущие из города, было бесполезно - ясно, что на них происходит то же самое. Облава - она и есть облава.
        Положение казалось безвыходным. Не пешком же идти, в самом деле? Он не Федор Конюхов какой-нибудь. Разве только, как он видел в каком-то французском фильме, путешествовать вместе с бродячим цирком, загримировавшись под какого-нибудь артиста… Загримировавшись… А ведь действительно!
        Мысль оказалась плодотворной. Не в том смысле, что Николай решил отправиться искать бродячий цирк, - с ума он еще не сошел. Просто он нашел способ вырваться из облавы. Причем самым коротким и удобным путем. Надо было, во-первых, затеряться в какой-нибудь группе, а во-вторых, действительно загримироваться. Ну и, конечно, воспользоваться имевшимся у него паспортом на имя Цаплина.
        Так родилась идея турпоездки. Как выяснил Николай, из Саратова отправлялись чартеры в два направления - в Турцию и Грецию. Паспортный контроль при вылете был минимальный, в Турцию виза не требовалась. Так что оставалось подготовиться - и попробовать прорваться.
        Главным в подготовке был совсем не грим - на него Николов особенно не рассчитывал. Ведь те, кто будет его искать в толпе туристов, тоже могут учитывать такой способ маскировки. Главное было полностью изменить осанку, манеру держаться, постараться выглядеть старше или, наоборот, моложе своих лет. Он решил стать моложе. Пару раз сходил в спортзал, еще пару раз - к массажисту. Купил очки - слабые, почти нулевые. И, наконец, решил, что можно идти за путевкой.
        О том, куда именно лететь, где он собирается отдыхать, Николов практически не думал. Ведь на самом деле отдыхать он не собирался. Важно было выбраться за кордон. А дальше - направиться в страну, которую он с этого момента назовет своим домом, и прикидывать, как строить жизнь на новом месте.
        Однако теперь, сидя в самолете и глядя на проплывающие внизу облака, Николай понял, что кое-что он упустил. А именно - Веру. Из Саратова он ни разу ей не звонил - нельзя было. Но забыть - нет, не забывал. Просто не до нее было - ведь кольцо вокруг затягивалось все туже. А вот теперь, вырвавшись из облавы, вспомнил. И понял, что жить без нее ему будет очень тоскливо. И с какой стати он должен мотаться по свету один? Он что - обречен на одиночество? Или у него денег на семью не хватит? Нет, денег вполне достаточно.
        Желание немедленно связаться с Верой, услышать ее голос, сообщить о том, что он смог вырваться из кольца облавы, было очень сильным. Николай даже достал телефон, отыскал Верин номер… Но не позвонил. И не потому, что на борту звонить не разрешалось и стюардесса несколько раз об этом предупреждала. Плевал он на запреты! Небось из самолета не высадят. Нет, тут была другая опасность. Он, конечно, не Березовский какой-нибудь, но все же… Учитывая, с каким размахом организована кампания по его поимке… Что, у наших органов в Турции своих людей нет? Тем более в таком посещаемом россиянами месте, как Анталия. Что, если после этого звонка его, кроме заботливого гида, у трапа встретят также двое-трое еще более заботливых молодых людей? Нет, рисковать не стоит.
        Николов выключил телефон и снова откинулся в кресле. Он твердо решил спать до конца полета. Все, что задумал, он сделает после, уже находясь на турецкой земле. А сделает он вот что: прямо из аэропорта позвонит - но не ей на сотовый, а в парикмахерскую. Вряд ли этот номер тоже прослушивают. Если не застанет - позвонит еще раз. Когда дозвонится, скажет примерно так: «Это Эдик, помнишь меня? Я тут в Турции отдыхаю, не хочешь мне компанию составить?» Она должна узнать его голос, понять, кто звонит. А Эдиком звали их общего знакомого еще в ту давнюю пору их жизни, когда жило и развивалось его самое знаменитое детище - «ННН-93». Она должна понять… Она поймет…
        Человек, которого так стремились поймать капитан Лисовский, и капитан Зырянцев, и еще десятки людей по всей стране, заснул в кресле самолета, как раз в эти минуты пересекавшего российскую границу.
        Зато другой человек, сидевший в самом конце салона, не спал. Человек этот имел самую неприметную внешность: три раза увидишь, даже поговоришь с ним - а все равно при следующей встрече не узнаешь. И этот человек внимательно оглядывал всех пассажиров самолета. Он знал, что «объект», который ему поручено искать, может изменить свою внешность - например, перекрасить волосы. Но есть параметры, которые изменить трудно. Например, рост, телосложение. Поэтому человек в конце салона прежде всего выделил среди пассажиров всех мужчин определенного возраста и стал их по очереди разглядывать, следить за их поведением. От него не укрылось движение блондина, сидевшего в середине салона: тот было вынул телефон, хотел кому-то позвонить, а затем передумал. Человек, следивший за всеми, сделал определенные выводы и стал наблюдать дальше.
        Глава 25 Мечта сбывается
        - Смотри, какое чудо! - воскликнула Лена, показывая мужу на павлина, распустившего, наконец, свой великолепный хвост.
        - Да, зрелище впечатляет, - согласился Виктор Прокофьев.
        Некоторое время супруги следили за перемещениями павлина, гулявшего по парку, а затем Лена предложила:
        - Слушай, давай еще раз к морю спустимся, пройдемся вдоль пляжа! - У тебя совещание на сколько назначено - на восемь?
        - На восемь тридцать, - отвечал Виктор. - Так что время еще есть. Давай пройдемся, мне тоже хочется.
        И супруги направились в ту сторону, откуда доносился шум прибоя.
        Супруги Прокофьевы не были туристами. Виктор Прокофьев прибыл в турецкий город Кемер, можно сказать, на работу. И супругу с собой взял с той же целью - чтобы получше изучила новое дело, узнала места, в которых придется работать их сотрудникам.
        Два месяца назад, расставшись с Николовым в Белгороде, Виктор направился обратно, в родной Заусольск. Там он, пользуясь советами основателя финансовых пирамид, снял все свои деньги со счета «ННН». Получилась неплохая сумма. И Прокофьев решился: как и сказал Николову, основал туристическое агентство. Заключил договор с одной московской турфирмой, снял помещение, набрал сотрудников, разместил рекламу во всех местных СМИ - и начал работать.
        Виктор был готов к трудностям, к тому, что бизнес будет развиваться медленно, - пробиваться на уже сложившийся рынок всегда трудно. Он даже отложил из имевшихся денег некую сумму, как некий неприкосновенный запас. Однако его опасения не оправдались. Прокофьева в городе, в общем, знали - не зря он много лет водил группы по таежным рекам. Те, кто плавали на его байдарках и катамаранах, и стали его первыми клиентами. А кроме того, Виктор, как видно, удачно выбрал время для начала своего дела: хозяйство области более или менее развивалось, деньги у людей были, и им хотелось повидать новые места. За первый же месяц работы фирма Прокофьева отправила за границу три группы и кроме того довольно много одиночек.
        Прокофьев учел печальный опыт своей первой фирмы, которая, достигнув некоего потолка, перестала развиваться - и в итоге не выдержала экономического спада и разорилась. Теперь он был полон решимости этого не допустить. Поэтому, как только у него появились первые доходы, Прокофьев взял кредит и решил поднять свою деятельность на новый этап. Он заключил договор с местной авиакомпанией и организовал первый чартерный рейс в Турцию, а затем и в Египет. А заодно начал набирать штат гидов и операторов, которые должны были встречать заусольских туристов на месте, в Анталии и в Хургаде и провожать их до места проживания, организовывать для них всевозможные экскурсии и развлечения, а затем вывозить обратно в аэропорт. От девушек-операторов требовалось многое: знать два языка (в Турции - английский и турецкий, в Египте - английский и арабский), хорошо изучить страну, уметь улаживать возникающие конфликты и недоразумения…
        Как раз Лена Прокофьева и должна была в будущем взять на себя руководство всеми операторами. Так что сейчас она входила в курс дела. И уже сейчас Лена чувствовала, что работы здесь очень много. Но это ее не страшило, как и ее мужа.
        Вообще-то на месте Лены, по замыслу Виктора, должна была оказаться другая - Надя Заикина. Когда он возвращался из Белгорода в Заусольск, задумал, что начнет жизнь заново - не только новое дело, но и новую семью создаст. Тем более что отношения с женой в последние годы у него стали довольно прохладными.
        Однако Надя, с которой он созвонился сразу после возвращения, на его заманчивое предложение ответила решительным отказом. «Ты скажи, откуда деньги-то взял?» - первым делом поинтересовалась она. «Ты же сама знаешь, - отвечал Прокофьев. - Заработал в фирме. Проценты по вкладам и бонус за работу тысячника». - «Так вот, знай, - отвечала Заикина, - это - проклятые деньги. Нажитые на обмане! На слезах тысяч доверчивых и обобранных людей! И ты думаешь, что я с радостью пойду с тобой, чтобы строить на этих слезах наше будущее счастье? Никогда». И трубку швырнула. Так что пришлось Виктору оставаться с прежней семьей. Благо жена о его разговоре с Надей не знала.
        - Ну что, дорогая, - сказал Прокофьев, полюбовавшись солнцем, которое садилось за море, - время подходит. Пора нам в отель. Ты как, подготовилась? Ведь собрание ты вести будешь.
        - Не волнуйся, проведу, - твердо отвечала Лена.
        И супруги поспешили в отель, на встречу с операторами. Виктор, пока шел, обдумывал свое выступление, которым он хотел открыть встречу с операторами. Он хотел рассказать историю, услышанную здесь, в Кемере, от директора одного пятизвездочного отеля. Это была история о неком российском туристе, которого звали Аркадий Цаплин. Он отдыхал здесь всего месяц назад. Приехал этот господин Цаплин один, путевка у него была всего на неделю. Но здешний оператор, по словам директора, так расписал туристу прелести здешних мест и те экскурсии, которые можно у оператора купить, что тот вызвал из России свою подругу. Директор и ее имя запомнил - Вера. Она прилетела, и влюбленные задержались в Кемере еще на десять дней. По словам директора, это была очень красивая пара. И им так понравилось отдыхать вместе, что они после Кемера не хотели возвращаться на родину, а решили лететь в Грецию. Правда, в аэропорту передумали: прямо у трапа самолета встретили каких-то знакомых, нескольких мужчин, с которыми у Цаплина и Веры состоялся бурный разговор, после которого все вместе вылетели в Россию. Мораль, которую Прокофьев
хотел вынести из этой истории, была такая: умелый оператор, если захочет, сможет все!

…Генрих Шмидт неторопливо вышел из машины и оглядел магазин. Все вроде было в порядке: тенты над столиками натянуты, на доске у входа мелом написаны сорта пива, которые сегодня в продаже… Вот мусорные бачки переполнены, обертки из-под мороженого и пивные бутылки на асфальте валяются. Надо будет сказать Алексею - старшему продавцу, которого Генрих поставил заведовать новым магазином, чтобы следил за бачками и несколько раз за день их опорожнял. Мусор можно в подсобке хранить, а потом все вывезти. У него, Шмидта, непорядка быть не должно.
        Все у Генриха так и вышло, как он рассчитывал, когда вкладывал свои двести тысяч в новую фирму Николова. Вклад принес даже чуть больше, чем он надеялся, - сто двенадцать тысяч. Деньги он вынул ровно через полгода после вложения, как и наметил. И угадал: как раз в эти дни, когда Шмидт вынимал свой вклад, пронесся слух, что Николов сбежал из России, но был арестован и возвращен на родину. Потом этот слух подтвердился, начались аресты счетов, и вкладчики кинулись за деньгами. Но получили их немногие.
        А Шмидт построил новый магазин - не в своем дачном массиве, где давно работал, а в соседнем. Там стояло несколько киосков, а большого магазина, где можно было бы и продукты купить, и мыло со спичками, и разные другие товары, нужные дачникам, - такого магазина не было. А теперь - вот он, стоит. В сутки до девяноста тысяч выручки приносит. Здесь командует продавец Алексей. А в старом - Ксения. Их со Шмидтом отношения теперь были оформлены по закону - два месяца назад они стали мужем и женой. В свадебную поездку молодые отправились, как и задумал Генрих, на родину его предков - в Германию. Побывали и в Берлине, и на берегах Рейна, и даже Альпы успели посетить.
        Сам Генрих теперь за прилавком не стоял. Он присматривал за двумя магазинами, еще двумя летними палатками, вел дела с поставщиками. А еще - изучал рынок, думал о дальнейшем развитии бизнеса. Ведь не все же время только на дачах сидеть! Этот рынок хотя и надежный, но очень ограниченный, не эластичный (этот термин Генрих только недавно узнал из учебника по маркетингу, который внимательно изучал). Надо завоевывать другие ниши, другие секторы торговли. И Шмидт к этому готовился.

…Маленький снова заплакал, и Надя Трунова, не просыпаясь, протянула руку и покачала стоявшую рядом с диваном кроватку. Может, успокоится? И правда, ребенок похныкал еще немного, поворочался и затих. И Надя тут же погрузилась в сон. Умение быстро и крепко засыпать в любой обстановке и после любых переживаний было такой же ее особенностью, как умение нравиться и неумение сказать «нет».
        Уже месяц она с двумя детьми - старшим Колей и маленьким Васей - жила в однокомнатной квартире пятиэтажного дома на окраине Пензы. Не в той, которую она с таким трудом присмотрела четыре месяца назад, - та ушла у нее из рук, когда она не смогла вовремя снять деньги с заблокированного счета фирмы «НННН». Эта была не в экологически чистых и привлекательных Ахунах, а в промышленном районе возле станции Пенза-3. Деньги на нее Надя добыла всеми правдами и неправдами. Часть дал ее давний благодетель, строительный воротила, который когда-то помог Наде с общежитием. И теперь ей уже никак не удалось отвертеться, пришлось уступить настойчивым просьбам благодетеля. Неприятно, конечно, но куда деваться. Еще часть денег дал ее тысячник Владимир. И с ним она сошлась уже добровольно, по полному взаимному согласию. И Владимир к ней прикипел. Правда, прежнюю семью еще не оставил, но уже был к этому близок. Так что у Нади в жизни вновь намечалась некая перспектива.
        А с Сашей они расстались. Давно, сразу после этой катастрофы со счетом. Он, когда об этом узнал, начал бушевать, грозить, что поквитается «с этим гадом Николовым, который присвоил его деньги». Как будто они его были! А еще начал Надю последними словами ругать за то, что поддалась, дура, на обещания мошенников из этого «ННН». А Надя в сердцах сама не сдержалась и все ему выложила: про то, что он вообще не мужик, никакой помощи от него не видно, что она одна всю семью тащит. Он полез драться… Вот так и расстались.

…А вот у Татьяны Ивановны Галкиной никаких перспектив впереди не намечалось. Тридцать тысяч, которые она вложила на два года в многообещающую фирму «НННН», так там и остались. Телефон, по которому она общалась со своим сотником, давно не отвечал - она и звонить перестала. Татьяна Ивановна уже и в прокуратуру ходила - думала, что там ей помогут. Но в прокуратуре ей сказали, что помочь, к сожалению, ничем не могут. И посоветовали впредь не верить мошенникам.
        И таких, как Татьяна Ивановна, по стране было много. Гораздо больше, чем таких, как Генрих Шмидт и Виктор Прокофьев.