Потерянные сокровища Кирсти Мэннинг
        Лондонский пожар, 1666 год. Дома охвачены ярким огнем, но одна из жительниц занята не заботой о собственной жизни, а спасением семейных ценностей. Сундук обнаружили в Чипсайде лишь в 1912 году - громкое событие, потрясшее весь Лондон… Для американского историка Кейт Кирби работа над драгоценностями может стать делом всей ее жизни. Но во время поездки в Лондон всплывают семейные секреты: бабушка Кейт явно связана с этой находкой. Что произошло сто лет назад в эдвардианском Лондоне?
        Основанный на реальной истории, "Потерянные сокровища" - захватывающий роман о драгоценных камнях, ювелирах и украшениях, которые хранят в себе немало тайн, разгадать которые предстоит Кейт, чтобы узнать истину.
        Кирсти Мэннинг
        Потерянные сокровища
        Посвящается Генри, позволившему мне взглянуть на Лондон по-новому.
        Оставайся таким же пытливым, отважным и искренним.
        Красота есть истина, а истина прекрасна -
        и в этом вся земная мудрость, что знать нам суждено.
        Джон Китс «Ода к греческой вазе»
        Пролог
        Лондон, сентябрь 1666 г.
        Дым был такой плотный, что ей пришлось прикрыть рот и нос передником. Падающие со всех сторон искры опалили ее длинные косы. Теперь их придется отрезать. Мама будет в ярости, но она пообещала папе, что доведет дело до конца, даже несмотря на то, что пламя с яростным ревом уже бушевало на узких булыжных мостовых.
        Никто ее пока не хватится. Мама и малыш, должно быть, уже проплывают под Лондонским мостом в баркасе, укрывшись плотными шерстяными одеялами, чтобы спастись от ливня искр и пепла. Устав упрашивать мать, девушка просто затолкала ее вместе с ребенком в переполненную лодку, обещая, что поплывет вместе с ними, но как раз в тот момент совсем рядом взорвались бочки с маслом и топленым жиром.
        - Ты должна думать о ребенке! Папа бы… - кричала она с пристани, но ее слова поглотил обжигающий восточный ветер.
        Баркас отчалил от пристани и исчез в дымной мгле. На берегу царил хаос, горожане выгружали с повозок свои сундуки и кожаные кофры, набитые наиболее ценными вещами. Лошади в ужасе фыркали и, прижав уши, высоко запрокидывали головы, лязгая копытами по брусчатке. Девушка была рада, что мама и малыш Сэмюэль уплыли. Теперь они в безопасности.
        Взволнованный капитан баркаса, упершись одной ногой в деревянный причал, удерживал свое судно. Он протянул девушке руку, но она отступила назад в гущу дыма и пепла, повернулась на своих стоптанных каблуках и бросилась вверх по склону прочь от Темзы. Девушка бежала до тех пор, пока не стала различать на фоне оранжевого неба серые контуры шпиля собора Святого Павла. Его каменные стены взрывались, как порох, но девушка упорно пробиралась сквозь толпы людей, в панике устремившихся к реке. Она замедлила шаг, ступая осторожно и глядя под ноги, чтобы избежать ручейков расплавленного свинца и кипящего дерьма, растекающихся по булыжной мостовой. Вскоре ей пришлось пробираться на ощупь вдоль стен. Пальцы рук скользили по неотесанным бревнам, а под ногами хрустело битое стекло. Всю свою жизнь она провела на этих улицах и переулках, знала их наизусть, и теперь, проходя мимо, она шептала их названия: Скобяной переулок, Королевский, Медовый, Молочный, Столярный, Масляный и затем Фостер-лейн. Почти дома.
        Два соседних здания, прилегающих к их дому, были охвачены ярким огнем. Мужчина, подвернув рукава, пытался сбить пламя, плеская воду из ведер. Но огонь с ревом и шипением взбирался вверх по стенам, перекидываясь на деревянную черепицу, словно насмехаясь над людьми, мечущимися внизу.
        - Уходи…
        - Слишком поздно…
        - …пробирайся к монастырю Блэкфрайерс…
        - Собор Святого Павла полыхает…
        Но поворачивать было уже поздно. Только не теперь, когда она так близко к дому, когда она обещала отцу… Неистовый звон колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу указывал ей направление, и она медленно пробиралась сквозь густую завесу дыма. Когда девушка нащупала знакомые кованые цифры на входной двери, она навалилась на нее всем телом и отворила. Мимо проносились гужевые повозки, направляясь к пристаням или за городские стены, люди заскакивали на них на ходу, и никто не обратил внимания, как девушка проскользнула в двери дома за номером тридцать два. У нее горело в груди, словно с каждым вздохом она втягивала в свои легкие жаркое пламя. На глазах выступили слезы, но девушка промокнула их своим грязным рукавом. Сейчас было не время раскисать. Собравшись с духом, девушка опустилась на колени и поползла по голубому персидскому ковру, покрывающему пол в прихожей, к двери, которая вела в крохотную комнатку - папину мастерскую. С проворностью жаворонка она сняла с шеи тесемку, на которой висел ключ. Этот ключ она всегда прятала под одеждой, когда отец отправлялся в свои путешествия, как талисман, который
зазывал отца вернуться домой.
        Огненный шторм набирал силу. Через разбитые окна и открытую входную дверь дом наполнялся жаром. Со всех сторон доносился страшный грохот рушившихся домов. Черепица дома, в который проникла девушка, тоже начала тлеть и со свистом трескаться. Ей нужно было спешить. Девушка отперла дверь и устремилась вниз по узкой лестнице. Спустившись в прохладный подвал, она почувствовала короткое облегчение. После уличного хаоса здесь было так спокойно и тихо. Она присела, чтобы отыскать на земляном полу секретную метку. Под ней были зарыты семейные ценности, и теперь она должна была их забрать. Она знала, что папа все понял бы. Она обещала, что позаботится о маме и малыше Сэмюэле, но тех монет, что в спешке были завернуты матерью в платок, надолго не хватит. Девушка быстро прошептала короткую молитву, затем схватила стоявшую в углу лопату и начала копать.
        Глава 1
        Доктор Кейт Кирби
        Бостон, наши дни
        Именно Джейн Риверс, ведущий редактор глянцевого журнала, и предложила Кейт командировку в Лондон по поводу чипсайдской находки. Звонок застал Кейт, когда она сидела за столом в библиотеке своего заброшенного бостонского особняка, потягивая горячий шоколад, сдобренный корицей, ежилась от холода под серым шерстяным одеялом и пыталась согреть ноги пышущим жаром обогревателем. Формально дом принадлежал ее родителям - семья владела им уже четыре поколения, - но никто не хотел жить в сырости, со сквозняками и затхлым запахом старости. Никто, кроме Кейт.
        Кабинет был ее любимой комнатой - и единственной, которую она утеплила и привела в порядок. Он был большой, но удобный. С книжными полками от пола до потолка вдоль трех стен, письменным столом, принадлежавшим еще прадедушке, и диваном с обивкой переливчато-синего цвета, на котором Кейт засыпала чаще, чем ей хотелось бы.
        Напротив стола на стене висела обрамленная купчая на первый пароход, который прабабушка с прадедушкой приобрели в 1914 году. Судно получило название - «Эстер Роуз» - в честь прабабушки, которую в семье звали просто Эсси. На столе красовалась фотография очаровательной трехлетней племянницы Кейт - Эммы, сжимающей в объятиях кинг-чарльз-спаниеля по кличке Меркуцио - неподходящее имя для собаки, но на нем настояла Молли. (Сестра Кейт питала слабость к второстепенным персонажам шекспировских пьес.) Рядом с фотографией лежал дневник Кейт, который она начала вести четыре года назад, но теперь забросила. Фактически вела она его лишь первые девять месяцев. По какой-то причине Кейт не могла ни выбросить его, ни упрятать в коробку с другими вещами, оставшимися от того года.
        И вот этот звонок.
        - Ты смогла бы приехать в Лондон в следующий понедельник? У нас тут намечается грандиозное расследование. Я думаю, понадобится не меньше недели. Я понимаю, предложение слишком неожиданное, - голос Джейн звучал слегка жеманно и очень учтиво, но за этим слышалась настойчивая просьба.
        - А что за расследование?
        - По поводу драгоценностей Чипсайда.
        Кейт почувствовала покалывание по всей коже.
        - Наконец-то! Кого и чем подкупила?
        - Я посулила обложку и оба вкладыша в обмен на эксклюзив. Мы хотим осветить эту тему, прежде чем «Тайм», «Вог» или «Вэнити Фэйр» влезут. Лондонский музей на прошлой неделе закончил каталогизацию и необходимую реставрацию. И у нас есть последний шанс получить доступ к коллекции, прежде чем музей закроется для переезда в Вэст-Смитфилд - на год или около того. Уже посыпались заявки от рекламодателей. «Де Бирс», «Картье»… все сразу, - Джейн выдержала эффектную паузу и продолжила: - В общем, по эту сторону Атлантики эта тема вызывает огромный интерес и сулит массу денег - конкуренты будут в бешенстве. Наш генеральный и председатель правления рвут и мечут наперебой - они уверены, что эта серия вернет людей к печатным журналам. Драгоценные камни смотрятся гораздо эффектнее на бумаге, чем на экране.
        «Да, это правда, - думала Кейт. - Фотография бриллианта, отпечатанная с высоким качеством, - отличный вариант прикоснуться к миру драгоценностей».
        Но для нее способ репродукции стоял лишь на втором месте. История - вот что интересовало Кейт больше всего. История побуждала погрузиться в мир прошлого как можно глубже, чтобы отыскать нечто оригинальное - факты, которые были упущены или просто забыты.
        - У меня скоро важная встреча, так да или нет? - напирала Джейн. - Мне выделили солидный бюджет, не буду говорить тебе, какая это редкость в наше время. Мне позволено покрывать любые расходы на все необходимые поездки.
        - Ты имеешь в виду поездки помимо Лондона?
        - Ну, я так понимаю, эти драгоценности не местного происхождения. Там нет алмазных рудников.
        - Я поняла, - решилась Кейт. - Действительно, в этой истории есть где покопаться.
        Джейн рассмеялась.
        - Знала, что оценишь.
        - Спасибо. И благодарю, что вспомнила обо мне.
        Повисла неловкая пауза.
        - Ну, на самом деле сверху проталкивали Джослин Кэссиди из Смитсоновского института, но в музее не были в восторге от этой идеи, и… Я так понимаю, ты знакома с нынешней директрисой музея, профессором Райт из Оксфорда?
        - Конечно.
        - Она говорит, что твои исследования в этой области не имеют себе равных. А последняя твоя работа, что я тебе давала, - в Болгарии, - просто превосходна. Ракурс, конечно, неожиданный, но мне понравилось. Это было очень необычно.
        - Еще бы! Их арт-директор соглашался на интервью только за обедом. Абсурдно долгие застолья. К тому же я обязана была съедать гору пасты и выпивать графин кьянти. И так каждый день в течение недели.
        - Боюсь, в этот раз такого питания я тебе обещать не смогу! Только бесценные сокровища. Ну, так что ты скажешь? Мы должны действовать очень быстро.
        «Бесценные сокровища… Лондонский музей», - вертелось в голове у Кейт.
        - Знаешь, у меня на данный момент есть кое-какие дела, - ушла от прямого ответа Кейт, - позволь, я посмотрю свое расписание и перезвоню.
        На этом они распрощались, и Джейн пообещала выслать имеющуюся у нее информацию о коллекции.
        Кейт откинулась на спинку кресла, собрала кудри в хвост, натянула одеяло на плечи и, попивая оставшийся шоколад, стала мысленно составлять список дел, которые ей нужно было завершить до отъезда в Лондон. Через две недели швейцарский клиент ждал от нее страховой отчет. Стол был завален фотографиями архивных экспонатов, которые дом Картье планировал показать в Париже во время Недели моды. Под фотографиями покоился ее реферат на соискание докторской стипендии в Гарварде, который следовало подать в следующем месяце. И наконец, в самом низу прятался коричневый конверт со штампом в виде листа серебряного папоротника, в котором были документы на развод. Она должна была подписать их, отослать адвокату Джонатана и жить дальше. Бумаги были в порядке - но не ее сердце. Кейт вздохнула и потянулась за конвертом, но тут же отдернула руку. «Позже», - пообещала она сама себе и вместо конверта подхватила реферат, сморщив нос от количества красных пометок, указывающих на ошибки, которые ей следовало исправить. Но прежде чем приступить к работе, Кейт обратила внимание на несколько искусных рисунков, сделанных
черными чернилами, которые она хранила в специальных прозрачных архивных конвертах, способных защитить документы от сырости и пыли, и которые она не успела убрать обратно в картотечный шкаф.
        На одном рисунке были изображены две маленькие девочки, склонившие друг к другу свои смеющиеся головки. На них были одинаковые блузки и юбочки, и у обеих с плеч свисали растрепанные косы. На втором рисунке красовался петушок в задиристой позе. Третий листок заполнял изящный коллаж из зарисовок цветков розы, колец, ожерелий, гроздей винограда и апельсиновых плодов. Элементы коллажа были так плотно сплетены, что на листе практически не оставалось свободного места. На обратной стороне детскими каракулями был записан рецепт, судя по всему, травяного напитка:
        2 ложки меда
        Щепотка листьев чабреца
        Молотый перец
        Лимонный сок (свежевыжатый)
        (Залить кипятком или горячим чаем)
        На последнем листке был рисунок броши или, возможно, пуговицы в виде цветка розы. Края лепестков и середина цветка были усыпаны драгоценными камнями. Понять, какие именно камни пытался изобразить автор, Кейт не могла, так как рисунок был выполнен одними черными чернилами, но по форме украшение на рисунке было похоже на пуговицу Елизаветинской эпохи, с изображениями которых Кейт сталкивалась во время написания своей докторской диссертации. И это были пуговицы из Лондонского музея…
        Кейт вернулась к первому рисунку и залюбовалась точными линиями, передающими худощавые фигуры девочек и красоту их распущенных косичек. У обеих девочек имелись ямочки на щеках и черные волосы - как у Эсси, Кейт и у всех остальных представителей рода Кирби. Неужели и у Ноя, если бы он выжил, были бы такие же ямочки на пухлых щечках? У нее ныли кости, когда она думала о малыше, который так и не сделал ни одного вздоха. Кейт смахнула слезы ладонями и продолжила внимательно рассматривать рисунок с маленькими девочками.
        Кейт нашла эти рисунки среди личных бумаг Эсси в картотечных шкафах, которые достались ей вместе с особняком. Родители Кейт не придавали им большого значения, считая всего лишь мимолетной забавой Эсси, которая набросала их как попало, словно наспех сделанные записи в бухгалтерской книге. (Эсси настояла на том, что сама будет вести бухгалтерию молодой судоходной компании, которую они основали с ее мужем.) Родители считали, что рисунки можно и выбросить, но Кейт не смогла с ними расстаться. Ей нравилось воображать, как ее юная прабабушка в свободные от работы минутки рисует на полях, буйные кудри норовят выскочить из-за ушей, рядом дымится чашка с ирландским чаем, а за окном бурлит жизнь на верфях.
        Послышался сигнал оповещения о входящей электронной почте. Кейт отложила рисунки и активировала компьютер. Письмо было от Джейн, и, как она и обещала, в нем было несколько вложений. Открывая их одно за другим, Кейт просматривала вырезки из газет от 1914 года, которые возвещали о ювелирной выставке в только что открытом Лондонском музее.
        ВЫСТАВКА АНТИКВАРНЫХ ДРАГОЦЕННОСТЕЙ В ЛОНДОНСКОМ МУЗЕЕ: ТАИНСТВЕННЫЙ КЛАД ЕЛИЗАВЕТИНСКОЙ ИЛИ ЯКОБИНСКОЙ ЭПОХИ ПОПОЛНИЛ МУЗЕЙНЫЕ КОЛЛЕКЦИИ.
        ЗАГАДОЧНЫЕ УКРАШЕНИЯ: РОМАНТИЧЕСКАЯ ПРОГУЛКА ПО ЛОНДОНСКОМУ МУЗЕЮ.
        ТАЙНА РАСКРЫТА: ЗАРЫТЫЕ СОКРОВИЩА ЛОНДОНА.
        СОКРОВИЩА В ЦЕНТРЕ ГОРОДА: НЕОБЫЧНАЯ НАХОДКА РАБОЧИХ.
        Листая вырезки, Кейт поразилась ажиотажу в прессе и давке у дверей музея. Закончив с просмотром, она позвонила редактору.
        - Привет, Джейн. Я сейчас изучаю статьи о выставке 1914 года. Спасибо, что так оперативно все прислала.
        - Замечательно! Видишь, обстоятельства обнаружения клада освещаются весьма туманно.
        - А разве драгоценности были найдены не в 1912 году? Странно, что коллекцию обнародовали только через два года.
        - Кто знает? Я надеюсь, ты раскопаешь что-то новенькое в этом деле.
        Кейт снова начала просматривать присланные материалы и уже забыла, что Джейн все еще на связи.
        - Так ты приедешь в Лондон? - послышался голос Джейн в трубке. - Мне нужно знать это уже сейчас…
        - Ой! - опомнилась Кейт.
        Возможность заняться исследованием происхождения таинственных чипсайдских драгоценностей была, безусловно, заманчива - Кейт в очередной раз взглянула на прабабушкин рисунок то ли броши, то ли пуговицы, - к тому же попутно у нее будет шанс провести свое личное маленькое расследование.
        - Хорошо, - решилась она. - Я в деле.
        - Отлично! - в голосе Джейн слышалось облегчение. - Профессор Райт будет готова проконсультировать тебя и фотографа в понедельник в девять утра. Это устроит?
        - Конечно, спасибо. - Кейт собиралась спросить, а кто - фотограф, но Джейн ее опередила.
        - Значит, в понедельник в девять утра в Лондонском музее. Пришли мне данные своего паспорта, я поручу ассистенту забронировать тебе билет и отель рядом с музеем. Выбери несколько ключевых направлений и вперед! Я хочу, чтобы ты докопалась до истоков. У тебя месяц на все про все.
        - Но, Джейн, до истоков никто…
        - Вот именно! Я и хочу, чтобы ты нашла то, что еще никто не знает.
        Глава 2
        Лондон, наши дни
        Почему кто-то зарыл целое ведро драгоценных украшений и не вернулся за ними?
        Это все, о чем могла думать Кейт, пока подписывала разнообразные инструкции, предупреждения и страховые формы в исследовательском отделе Лондонского музея.
        - Доктор Кирби, вы должны носить этот бейдж все время, пока находитесь здесь, - информировала администратор с деловитостью тюремного надзирателя. - Он дает вам право доступа в смотровую комнату - разумеется, в сопровождении охраны и только сегодня, - затем драгоценности будут возвращены в хранилище. Времени вам хватит?
        - Надеюсь. А если вдруг не хватит, вы не дадите мне их на дом?
        Администратор предпочла пропустить мимо ушей неуместную шутку Кейт.
        - Можете обсудить это с директором. Пожалуйста, спуститесь по служебной лестнице в подвальное помещение. Профессор Райт ждет вас.
        - А фотограф? - поинтересовалась Кейт.
        - Ваш коллега присоединится к вам чуть позже. Сейчас мы решаем, куда нам пристроить его… снаряжение.
        Девушка постучала ручкой по столу с явным раздражением, но это не помогло ей скрыть язвительную ухмылку. Кейт вздохнула, так как сразу поняла, кто выбран фотографом, - сотни раз она видела этот многозначительный взгляд.
        - Мистер Браун, - обратилась администратор к охраннику, - пожалуйста, проводите доктора Кирби вниз.
        Охранник повел Кейт вниз по служебной лестнице, и они по очереди прикладывали свои бейджи к замкам, чтобы пройти на следующий пролет. Лестница напоминала скорее тюремную, чем музейную, и Кейт понадобилось несколько минут, чтобы ее глаза адаптировались к тусклому освещению.
        Спускаясь все ниже, она представляла себе, как за бетонным фундаментом пролегают различные исторические пласты - утварь викингов и шахты с чумными захоронениями. Между ними красное пепелище, оставшееся на месте города после того, как неистовая кельтская королева Боудикка сожгла его. В верхних же слоях покоились развалины от Великого пожара средних веков и Блица двадцатого.
        Сегодня вся многовековая история хранилась под зданием Лондонского музея с его разветвленными туннелями, трубами и проводами, соединяющими музей с окружающими его небоскребами. Стоит отдать должное городу, ставшему настоящим королем реновации. На протяжении более чем двух тысячелетий Лондон развивался и защищался, гордо подняв над головой кулак, как дерзкая Боудикка, - предупреждение для тех, кто пытался его покорить.
        Так же строго хранил Лондон свои секреты, по меньшей мере один из которых предстояло открыть Кейт.
        - Вот мы и пришли, - сообщил охранник, набрав код на цифровом замке и подтолкнув стальную дверь плечом. - Прошу вас, доктор Кирби.
        Кейт вошла в комнату с низким потолком, освещенную флуоресцентными лампами. В одной части располагалась прачечная, в другой - научная лаборатория. По всему помещению шли ряды столов, покрытых кожей и бархатом. Три женщины в лабораторных халатах рассматривали под микроскопами экспонаты, разложенные на войлочных подставках. Некоторые из экспонатов были знакомы Кейт по статьям, что присылала Джейн.
        - Доктор Кирби - Кейт! Наконец-то! Добро пожаловать! - из глубины комнаты, раскинув руки, шла элегантная, как всегда, директор музея. - Уверена, с регистрацией у тебя не было проблем.
        - Рада видеть тебя, Люсия, - заулыбалась Кейт, ступая в объятия пожилой женщины.
        Темные волосы Люсии Райт лишь на висках были подернуты серебряными нитями седины, а подтянутое и гибкое тело, сформированное многолетним марафонским бегом, выглядело почти бесплотным в темно-синем костюме от «Шанель». Кейт на секунду приклонила голову на плечо своей наставницы, окунувшись в аромат жасмина - легкое дуновение лета в стенах стерильной комнаты.
        Когда они отстранились друг от друга, Люсия по-матерински провела рукой по щеке Кейт.
        - Выглядишь… отлично, - ласково сказала она, и в ее взгляде странным образом переплелись гордость и сострадание.
        Кейт перевела взгляд на охранника, который, как ей показалось, был изумлен столь теплым приветствием.
        Десять лет назад, когда Кейт готовилась к защите докторской диссертации в Оксфорде по истории Средневековья и Елизаветинской эпохи, профессор Райт была ее научным руководителем, и они сдружились. Именно Люсия порекомендовала новоиспеченного историка частным коллекционерам из Гонконга и Дубая, а также составила протекцию в нескольких профильных изданиях. Всякий раз, когда Люсия приезжала в Штаты, а Кейт в это время была дома в Бостоне, они обязательно встречались. С их последней личной встречи прошло чуть больше четырех лет. Они и предположить не могли в то солнечное утро, наслаждаясь ароматным эспрессо с панини[1 - Горячие бутерброды.], что совсем скоро жизнь Кейт перевернется.
        Снова взглянув на Люсию, Кейт сказала:
        - Да, я в порядке.
        Это была правда, но лишь наполовину, и в горле у Кейт стал образовываться ком.
        Она принялась заправлять выбившийся на виске локон обратно в хвост, чтобы хоть как-то отвлечься.
        - Когда Джейн позвонила и сказала, что хочет поручить тебе эксклюзивный материал, я очень обрадовалась. Ты заслужила это… - Люсия склонила голову набок и продолжила: - Не подведи, Кейт, - тебя привлекли, потому что твои исследования в этой области самые лучшие. Я знаю, ты сможешь осветить этот материал должным образом.
        Кейт справилась с комом в горле и с молчаливой благодарностью посмотрела в глаза своей наставнице, собираясь что-то сказать в ответ, но тут ее внимание привлекла тень на дальней стене комнаты. Кейт перевела взгляд на темноволосую женщину, которая очень старательно пришивала золотую с цветной глазурью цепочку к бархатной подставке.
        - Предметы, которые вы запрашивали для исследования, находятся в соседней комнате. Трудно сделать выбор из более чем четырех сотен экспонатов, не так ли? - сказала Люсия, сочувственно улыбаясь. - Боюсь, наш фотограф опаздывает. Он приехал прямо из Хитроу. Охрана на входе решает, куда пристроить его доску для серфинга.
        Директор музея раздраженно постукивала левой ступней, поглядывая на часы.
        - Я так понимаю, фотограф - Маркус Холт?
        Кейт старалась, чтобы ее голос звучал как можно равнодушнее, но Люсия отметила по глазам ее волнение.
        - Ты его знаешь? - Люсия встретилась взглядом с глазами Кейт, и ее бровь вопросительно вздернулась.
        Маркус Холт был всемирно известный фотограф, чьи работы украшали обложки всех престижных изданий от «Вог» до «Нэшнл Джеографик».
        - Естественно! Джейн познакомила нас пару лет назад на ювелирной выставке в Гонконге. Потом мы несколько раз работали вместе, - сказала Кейт, пожимая плечами. - Он австралиец, - добавила она, как будто это все объясняет.
        Теперь обе брови Люсии были приподняты.
        - В том смысле, что он очень раскованный.
        - Безусловно! - Люсия вновь посмотрела на часы.
        - Нет, это помогает ему передать красоту - очарование - в своих работах. Маркус замечает то, что другие пропускают.
        - Я не сомневаюсь, что вы обнаружите что-то новое и здесь, в Лондоне, - карие глаза Люсии возбужденно блеснули.
        Аккуратные закладки в конце ее блокнота говорили о плотном графике директора.
        - Очень надеюсь, что он скоро придет. Через тридцать минут я должна быть на заседании правления, затем весь остаток дня придется убеждать наших основных спонсоров скинуться на новый сайт. Кстати, надеюсь, ты придешь сегодня на вечеринку Гильдии ювелиров?
        - Обязательно, - ответила Кейт. - София прислала мне приглашение, как только узнала, что я лечу в Лондон.
        За дверью послышалось шуршание, раздался охранный сигнал, затем щелчок открывающегося замка.
        - Профессор Райт! Извините за опоздание! - рослый мужчина с перекинутым через плечо черным кофром для фотоаппарата ворвался в комнату.
        Он подхватил изящную руку Люсии, и его лицо засияло лучезарной улыбкой. Нечесаные песочные локоны свисали почти до плеч, а темные глаза радостно блестели.
        - Я Маркус Холт. Счастлив быть здесь с вами и спасибо огромное за…
        - И мы рады видеть вас, - оборвала его тираду Люсия, ее щеки зарделись, она смущенно кашлянула, прочистив горло, и обернулась к Кейт. - Вы, конечно же, знакомы - доктор Кейт Кирби.
        - Конечно! Здравствуйте, доктор Кирби! - Маркус повернулся к Кейт и чмокнул в щеку.
        Она почувствовала, как его щетина царапнула ее кожу. От него пахло потом и морской водой. Глянув на его мятую льняную рубашку, Кейт не сдержалась:
        - Ты что, здесь серфингом занимаешься?
        - Не успел. В Хитроу задержали… - улыбка сползла с его лица, глаза виновато опустились. - Эй, мне действительно жаль, что заставил вас ждать.
        Маркус сбросил кофр с плеча, поставил его на стол и со словами «Спасибо, приятель» подхватил второй такой же у охранника.
        - Позвольте мне представить вам наших сотрудников, - вмешалась Люсия, которой не терпелось перейти к делу.
        Она подозвала двух женщин, которых отвлекло от работы шумное появление Маркуса.
        - Это Саанви Сингх - реставратор и хранитель экспонатов, - Люсия указала на темноволосую женщину.
        Кейт уже работала с ней и сразу узнала.
        - И Гейл Вудс - хранитель отдела средневекового искусства.
        Маркус и Кейт обменялись с представленными рукопожатиями.
        - В прошлом году я была в Женеве - ваша статья о реставрации средневековой броши была восхитительной, - обратилась Кейт к реставратору. - С тех пор я ее везде цитирую, - добавила с довольной улыбкой. - Надеюсь, вы не будете возражать, если я, пользуясь случаем, поэксплуатирую ваши знания? У меня приготовлен огромный список вопросов.
        Саанви слегка смутилась и с готовностью кивнула.
        Люсия заулыбалась, глядя на Кейт.
        - Похоже, мы не ошиблись в выборе, - сказала она и повернулась к Маркусу: - Джейн уверяла, что вы отлично работаете в паре.
        - Безусловно, - заверил Маркус, демонстрируя свою лучезарную улыбку. - По крайней мере, до тех пор, пока я точно исполняю все указания доктора Кирби.
        В очередной раз Кейт была поражена его непринужденным поведением и природным обаянием. Ему было комфортно среди известных дизайнеров и их бесценных творений, но с такой же легкостью он общался с учеными или журналистами.
        - Итак, мы не можем позволить вам прикасаться ни к одному экспонату, - объявила Люсия. - Я знаю, вы подписали все необходимые инструкции, просто хочу еще раз предупредить.
        Кейт кивнула и посмотрела на фотографа.
        - Не проблема, - пожал тот плечами.
        Когда Люсия набирала код на двери в комнату-хранилище, сердце Кейт учащенно забилось. Кто знает, на пороге каких открытий она сейчас стоит? Когда одни люди смотрят на драгоценный камень или ювелирное украшение, они видят поразительную красоту и самоотверженный труд. Другие - любовь и надежду. Но работа Кейт как ученого состояла в том, чтобы за сиянием и блеском каждой драгоценности разглядеть подлинную историю ее создания - как, а самое главное, почему ее сделали. Именно она должна была восстановить утерянную связь между мастером и последующим обладателем его изделия. Иногда она обнаруживала на этом пути разбитые сердца и предательство. Бывало, и убийства. Это были головоломки, которые она никогда не уставала решать.
        Чтобы успокоить сердцебиение, Кейт сделала глубокий вздох, выдохнула и ступила в хранилище. Ее глаза заметались между тремя рядами столов, покрытых бархатом. Она то пробегала взглядом по лентам золотых ожерелий, украшенных цветной глазурью, то проплывала по лужицам сапфира и бирюзы, затем, проскакав по длинным рядам золотых пуговиц и бриллиантовых колец, ее взгляд замер у пьедестала, на котором покоился самый большой изумруд, который ей довелось видеть. Волоски шевельнулись на ее запястье.
        - Бум! - воскликнул Маркус, появившись в хранилище со своим фотоаппаратом. - Теперь я понимаю, что чувствовали те люди, когда они нашли клад и первый алмаз блеснул своими гранями, оказавшись на свету. Меня аж до кишок пробрало.
        - Меня тоже, - сказала Кейт, опираясь на ближайший стол.
        Она стеснялась признаваться, что иногда первый взгляд на знаменитую драгоценность, которую она жаждала увидеть, приносил ей разочарование. Это как встретить Тома Круза и обнаружить, что в реальной жизни он гораздо ниже ростом. Или когда Дэвид Бекхэм вдруг заговорит писклявым голосом. Разве может реальность конкурировать с отретушированной глянцевой картинкой, которую журналы представляют миру?
        Но на этот раз разочарования не произошло.
        Саанви бросила на Кейт понимающий взгляд и повела гостей к дальнему столу.
        - Трудно поверить, что эта коллекция была зарыта в пятнадцатом столетии, - сказала она, указывая на ожерелья, покрытые глазурью. - Они в первозданном виде. Если бы их носили, они бы не сохранились. Глазурь стерлась бы, а золото и камни, скорее всего, продали или отправили на переделку. Если начнем отсюда, я извлеку часть экспонатов, которые вы запрашивали. Остальные находятся в комнате, где мы только что были. Там их обследуют перед тем, как отправить обратно в хранилище. Вот…
        Кейт подошла вплотную к краю стола, задрапированного бархатом, направила лампу под нужным углом, достала из сумочки лупу и склонилась над тусклой камеей - византийским кулоном. Каталожное изображение не передавало ни мягких складок мантий, ни покаянного наклона головы.
        - Белый сапфир?
        - Да. Это святой Фома. А высокая фигура с поднятыми руками - Иисус, предъявляющий доказательства своему апостолу, что он был распят на кресте.
        - И воскрес, - продолжила Кейт, борясь со страстным желанием провести пальцем по рельефной фигуре святого Фомы и контурам золотой горы.
        Вместо этого она достала блокнот с ручкой и принялась делать записи:
        «Неверие апостола Фомы» - самая знаменитая картина Караваджо.
        Кейт на мгновение задумалась.
        Барельеф из полупрозрачного сапфира навевал на нее нечто глубоко сокровенное и нежное.
        На макушке кулона единственная жемчужина - сострадание и упование.
        Вера и преданность. Безусловная любовь и надежда.
        Что это - талисман, чтобы носить под сердцем?
        Кейт представила себе мастерскую византийского ювелира, втиснутую между бесконечными прилавками, с которых идет бойкая торговля брынзой, медовыми лепешками с ароматом лимона, жареными фисташками и всякими сладостями, прямо перед Великим дворцом в Константинополе. А в мастерской гравер тянет шею перед драгоценным камнем, стараясь держать его в лучах света, проникающих через единственное открытое окно. Тонким резцом и крохотным молоточком он прокладывает в камне еле заметные бороздки, обозначая линию волос. Когда рисунок будет закончен, придет черед полировки.
        - Кто это там? - спросил Маркус, указывая на каплевидный кулон в дальнем углу стола.
        Он уже закончил установку своих штативов и софитов.
        - Фома усомнившийся.
        - Нас всех не миновала чаша сия, - сострил Маркус, вкручивая в камеру широкоформатный объектив.
        Он направил софиты на украшения, и тень легла на его лицо, обозначив морщины напряжения под глазами и на лбу.
        Кейт вернулась к своим мыслям. Она снова написала в блокноте «Фома усомнившийся» и обвела надпись кругом.
        Сомнения никогда не покидали ее. Каждый день в своих статьях и эссе она задавалась вопросом: «А что, если?» «Вопросы прошлого поглощают всю твою жизнь», - сказал ее бывший муж - Джонатан, когда два года назад уезжал в Новую Зеландию. Он выбрал другой путь к исцелению, и, очевидно, Кейт не вписывалась в пейзажи первозданных гор и нескончаемой рыбалки.
        - Кейт, - заявил он со всей прямотой, свойственной хирургам, - ты проводишь все свое время, мотаясь по миру в поисках разгадок чужих тайн. А когда ты дома, то запираешься в своей библиотеке, чтобы барахтаться в прошлом, разглядывая богатства других людей. Когда собираешься взглянуть на настоящее?
        Джонатан никогда бы не смог понять, какое наслаждение часами просиживать за книгами и архивными документами, изучая драгоценности, которые нашептывали ей секреты давних времен.
        На противоположном столе лежали три камеи в виде кулонов: флорентийский портрет, королева Елизавета с испанской армадой и замысловатая резьба на тему басни Эзопа «Собака и тень». Они свидетельствовали о Лондоне семнадцатого столетия. Городе, куда стекались эмигранты, странствующие мастера и народные умельцы. Они пересекали океаны, проходили по шелковым путям, привозя с собой деревянные сундуки и вьючные тюки, набитые специями, семенами и золотом.
        - Кейт? - позвал Маркус, настроивший наконец-то свою аппаратуру.
        Он стоял перед столом с подборкой изумрудных украшений, которые притягивали взгляд своим блеском, как шеренга эстрадных танцовщиц.
        Часы с корпусом из крупного изумруда, изумрудная брошь в виде саламандры и изумрудная камея с барельефом попугая. Саанви, у которой на руках были перчатки, взяла саламандру и поднесла ее под свет одного из прожекторов. Фигурка земноводного существа была выложена из мелких изумрудов в золотой оправе, спаянных вместе. Кейт хотелось бы коснуться пальцами крошечной пасти саламандры, обозначенной черной эмалью, она была почти уверена, что почувствует присутствие зубов. На обратной стороне броши обнаружились две изогнутые заколки для закрепления украшения на шляпе, кроме этого на белом брюшке виднелись многочисленные крапинки черной эмали, которые выглядели как крохотные волоски.
        - Мистическое существо, вышедшее из огня, - Саламандра, - напомнила Саанви.
        Кейт, разглядывая украшение, склонила голову набок. Это был один из знаковых экспонатов всей коллекции, ему было пятьсот лет, но Кейт пока еще не знала, как он может ей помочь. Брошь как будто хотела ей что-то сказать… Но что?
        Маркус указал на изумрудные часы в виде шестигранника и размером с детский кулак.
        - Я сначала сфотографирую вот это, - объявил он. - Я никогда не видел такой большой изумруд. Колумбийский?
        Саанви кивнула.
        - Мусо. Не верится, что камень не раскололся, когда из него вырезали место для часового механизма. Мы думаем, что части часов изготовили и собрали в Женеве.
        При взгляде на часы у Кейт перехватило дыхание. В них воплотилось то самое захватывающее и дерзновенное единение мастерства ремесленника с воображением творца, какое, вероятно, ей еще не доводилось видеть в своей жизни. Если кто-нибудь снова спросит ее, почему она работает историком ювелирного искусства, она просто укажет на эти восхитительные часы в изумрудном корпусе. Она переписала точные размеры часов из каталога Саанви, а затем наметила несколько вопросов для себя.
        Был ли огранен изумруд в Лондоне? Через какие города мог пролегать его путь в Англию? Принадлежал королевской особе или богатому аристократу?
        Следующим экспонатом была серия финифтевых пуговиц, украшенных драгоценными камнями, и вместе с ними нескольких ожерелий с цветами из глазури - розами, колокольчиками и фиалками.
        Внимание Кейт привлекли четыре пуговицы, собранные в отдельную бархатную коробочку. Она убедилась, что Маркус и Саанви заняты подготовкой съемок изумрудных часов, что давало ей возможность уделить немного времени личным интересам, не мешая работе других. Пока фотограф отошел к своей сумке, чтобы подобрать другой объектив, Кейт достала из своего альбома прозрачный конверт с рисунками Эсси и положила рядом с четырьмя пуговицами.
        - Откуда у тебя этот рисунок? - спросил Маркус, оказавшись позади Кейт. - На нем точно такая же пуговица, да?
        Кейт вздрогнула от неожиданности и, обернувшись, приложила указательный палец к губам, глядя в удивленные глаза Маркуса.
        Кейт потратила годы, чтобы получить доступ в музей к этим пуговицам, и тут оказалось, что рисованная пуговица действительно похожа на те, что лежат перед ней.
        Эсси - или тот, кто нарисовал это для нее - точно запечатлела образ. И дух. Кейт представила, как цепочка таких прелестниц тянется вдоль спины чопорного платья Елизаветинской эпохи или как они прочно держат развевающийся на ветру плащ джентльмена, скачущего галопом на лошади. Ее прабабушка могла увидеть такую пуговицу где угодно. Не было никаких оснований считать, что рисунок Эсси сделан с пуговицы, найденной на Чипсайде.
        Глаза Маркуса заметались между Саанви, которая готовила экспонат к съемке, и Кейт. Затем он задержал дыхание и одними губами проговорил: «Извини».
        Кейт пожала плечами и убрала конверт с рисунком обратно в блокнот, надеясь, что он поймет намек.
        Когда Маркус отошел и Кейт снова осталась наедине с пуговицами, она решила, что совпадение рисунка с настоящими ничего не доказывает. Просто похожие, вот и все.
        Взглянув на изумрудные часы, Кейт вдруг подумала об Эсси. Ее прабабушка, как все ирландки, обладала даром рассказчицы, и она пела Кейт перед сном необыкновенные песенки, в которых главными героями были гномы и королевы фей. С каждой ложкой колканнона[2 - Колканнон - традиционное ирландское блюдо, готовится из картофельного пюре и капусты.] она потчевала своих внуков преданиями и разными историями. Но для Кейт самым любимым был рассказ о таинственном человеке, который очаровал Эсси своими изумрудными глазами, когда она встретила его на Чипсайде.
        Глава 3
        Эстер Мёрфи
        Лондон, июнь 1912 г.
        Драгоценности были обнаружены в тот же день, когда Эсси Мёрфи влюбилась. За оба эти события она должна была благодарить своего брата. Спустя годы Эсси часто задавалась вопросом, какое из них случилось первым?
        Закопанное ведро с драгоценностями.
        Мужчина с изумрудными глазами.
        Эта история со временем станет частью ее ирландского фольклора, как легенда Мидира и Этайн. Отшлифованная и отполированная, без острых граней бед, предательства и утрат. Никто и не заподозрит, что в реальности присутствовали в равной степени и трагедия, и романтика.
        В то роковое утро Эсси вышла на улицу и осторожно закрыла за собой входную дверь, молясь, чтобы их мать не протрезвела и как можно дольше оставалась в кровати.
        Фредди ушел еще на рассвете - пеший путь до работы был неблизок. А Эсси, прежде чем самой отправиться на работу, нужно было отвести сестер в школу. У нее за спиной хихикали близняшки - Флора и Мегги. Они уселись на крыльце, а Герти, сестра постарше, склонилась перед ними, чтобы завязать им шнурки на ботинках. Она хватала их за тощие лодыжки, приговаривая:
        - Прекратите вертеться, или я свяжу ваши шнурки друг с дружкой. Тогда посмотрим, куда вы так уйдете!
        Девочки приподняли подолы своих сарафанов, подставляя мальчишечьи ботинки на несколько размеров больше, чем требовалось.
        Герти еще раз резко дернула за ногу Мегги, которая все никак не могла успокоиться.
        - Последний раз предупреждаю! - выкрикнула она, сверкая голубыми глазами.
        Эсси сокрушенно вздохнула, наблюдая, как Мегги запустила палец в дыру на своих черных шерстяных чулках и принялась шевелить им, изображая червячка. Прикрыв рот ладонью, Мегги захихикала, но вскоре ее смех сменил сухой кашель. Эсси наклонилась и похлопала ее по спине, пытаясь унять кашель. Сквозь тонкую ткань сарафана она ощутила детскую худобу, и это ее сильно встревожило. Косы девочек все еще пахли сарсапарелью - перед сном Эсси втирала в головы близняшек масло Рэнкина, пытаясь вывести вшей, иначе девочки чесались всю ночь напролет.
        Герти подняла потеплевший взгляд, но, встретившись с глазами Эсси, сглотнула и отвернулась, пробормотав:
        - Опять, черт возьми…
        - Герти, хватит! - попыталась быть строгой Эсси.
        В доме снова ничего не осталось на завтрак. Мама скормила курам последние остатки хлебных корок, но они были так голодны, что неслись лишь через день. И поэтому все обитатели квартирки на Саутуарк-Гарден начинали свой день с пустым желудком. В очередной раз.
        - Девочки, вставайте, - голос Герти звучал слишком устало для своих четырнадцати лет. - А теперь каждая возьмет меня за руку.
        - Спой нам, Герти, - попросила Флора.
        - Пожалуйста, - поддержала ее Мегги.
        Троица выскочила на тротуар, и Герти начала напевать народную песню «Колканнон», в которой говорилось о картофельном пюре на сливочном масле, перемешанном с разной зеленью, луком и капустой. Эсси закатила глаза. Разрешить Герти петь о еде, которую они не могли себе позволить!
        - Ну, право, Герти, - вмешалась она. - Я не думаю, что…
        Но пение Герти подхватили близнецы. Громко фальшивя, они семенили рядом с Герти, стараясь не отставать и спотыкаясь на каждом шагу в своих не по размеру больших ботинках. Со стороны они были похожи на подвыпивших морячков.
        Или на свою мать в любой день недели.
        Эсси постаралась подавить всколыхнувшееся в ней возмущение и накопившуюся злость. Мама не всегда была такой, и ей не хотелось, чтобы девочки росли, ненавидя свою мать.
        На каждый Хеллоуин мама брала свой любимый горшочек и смешивала в нем порцию сдобренного маслом картофельного пюре с беконом и зеленью, и подсовывала туда монетку, пуговицу и золотое колечко. В миску Герти всегда попадала пуговица, и папа, щекоча ей животик, заявлял, что во всей Ирландии не найдется мужчины, достойного его дочурки.
        Эсси шла по тротуару, пытаясь вспомнить, когда же в последний раз мама смешивала в своем горшочке картофельное пюре с зеленым луком, молоком, перцем и беконом.
        С тех пор как они переехали жить в Лондон - ни разу. И уж точно она не прикасалась к горшку с тех пор, как папа ушел на войну с бурами и больше не вернулся.
        - «Ну а ты когда-нибудь в школу брал пирог с картошкой…» - распевали сестры, двигаясь вприпрыжку впереди Эсси, а ей пришлось отступить с тротуара, чтобы пропустить сгорбленного мужчину, толкающего перед собой тележку, доверху нагруженную береговыми улитками.
        Торговец рыбой, мистер Фостер, приветственно приподнял шляпу и закатал рукава, чтобы добавить несколько тушек серебряной камбалы к внушительной кучке, уже выложенной на деревянном подносе, и за все - один шиллинг. Рядом с подносом на прилавке теснились тарелки с пикшей, хеком и сельдью. За прилавком стояла полка, которая ломилась от разных маринадов и солений. Всего за пенни вы могли присовокупить их к своему рыбному заказу.
        Папа любил устраивать рыбный день в пятницу.
        - Не забудьте погасить ваш долг до пятницы. Иначе больше ничего не получите, - погрозил пальцем мистер Фостер Эсси, когда она проходила мимо, спеша за сестрами.
        Эсси схватила Герти за рукав и повела девочек через дорогу, чтобы избежать встречи с кондитером, стоявшим на углу в своем грязном черном халате с деревянным подносом на голове. И хотя поднос был целиком накрыт зеленым сукном, исходившие от него запахи свежевыпеченного теста, масла и корицы переполняли пыльный уличный воздух.
        Одна из одноклассниц Герти подбежала к кондитеру, он снял поднос с головы, прижал к бедру и так держал, пока девочка, откинув сукно, потратила некоторое время на выбор и наконец схватила пышку обеими руками. Когда она поднесла ее ко рту, Эсси отвернулась.
        Они подошли к школьным воротам. На игровой площадке кричали мальчишки, гоняя палками металлические обручи. Девочки, разбившись на группы, прыгали, смеялись и визжали. Длинные юбки скрывали их тощие ножки.
        Эсси наблюдала, как близнецы изо всех сил стараются выглядеть выше и стройнее. Лишь подергивание левого глаза Флоры выдавало, что ее рахитично кривые ноги причиняют ей боль. Лицо Мегги же было практически неподвижным. Обе они выглядели настолько бледными, что казалось, их лица высечены из мрамора. Эсси решила, что обязательно устроится еще на одну работу - любую, какую найдет, - девочки нуждались в хорошей пище, а еще в поддерживающих скобах для ног.
        На их пути возник директор школы - мистер Мортон - со своим ведерком и списком учеников. Каждый ребенок один раз в неделю должен был бросить в ведерко три пенса, когда он проходил через ворота школы.
        Эсси выступила вперед своих сестер.
        - У меня нет денег. Но я сейчас иду на работу и завтра обязательно заплачу.
        - Помнится, вы говорили то же самое на прошлой неделе, - язвительно отозвался директор. - Учтите, это последнее предупреждение, мисс Мёрфи. Если вы не начнете платить вовремя, мне ничего не останется, как отчислить всех троих. В любом случае, сейчас они будут наказаны в обычном порядке. И будут получать наказание и впредь, пока вы не погасите весь ваш долг.
        У Эсси вспыхнули щеки, и она почувствовала, как Герти у нее за спиной нетерпеливо переступает с ноги на ногу, словно рассердившаяся лошадь.
        - Пожалуйста, мистер… - начала было Эсси, но вперед выступила Герти и отстранила сестру локтем, пропуская Флору и Мегги.
        - Иди на работу, Эс, - прошептала она. - У нас с мистером Божественное Ве-ли-ко-ду-шие все будет хорошо.
        - Нет, я… - Эсси запнулась, пытаясь сдержать навернувшиеся слезы.
        - Эсси, тебе надо идти, - сказала Герти, на этот раз уже громко и таким же авторитетным тоном, как и ее директор.
        - Очень хорошо, - подтвердил тот.
        Эсси вытащила из корзинки три бутылочки с чаем и, протягивая их сестрам, прошептала:
        - Мне так жаль…
        Флора подмигнула старшей сестре, подошла к мистеру Мортону, закинула косичку за спину и поставила свою бутылочку - обед - себе под ноги. Выпрямившись, она вытянула обе руки ладонями вверх, показывая, что готова получать наказание.
        Мегги робко сделала то же самое, встав плечом к плечу со своей сестрой. Затем к ним присоединилась Герти, с дерзко поднятым подбородком и пылающими щеками.
        Эсси попыталась было уйти, но ее ноги словно налились свинцом. Все, что она могла сейчас сделать, так это сдерживать себя, чтобы не броситься к своим сестрам и не забрать их обратно домой. Во-первых, ей нужно было идти на работу, а во-вторых, в школе девочкам было безопаснее, чем дома.
        Газетные стенды пестрели заголовками о введении бесплатного образования и проживания для всех детей, но в их районе - на южном берегу реки - это не работало. Мисс Барнс - добрейшая учительница Герти - говорила Эсси, что, если верить слухам, это будет еще не скоро. И все же мисс Барнс хотела, чтобы Герти окончила школу и поступила в колледж.
        Мама и слышать об этом не хотела.
        - Для нее достаточно фабрики или какой-нибудь мастерской, - ворчала она. - Не забивай ей голову всякими фантазиями, Эстер. Ничего хорошего из этого не выйдет.
        Но вечером, как только голова Эсси касалась подушки, ее переполняли фантазии. Пока ее кости ныли от усталости, а под боком кашляли, сопели и чесались ее сестры, она мечтала о том, чтобы у них были свои собственные кровати. Новые ботинки и пальто на зиму. Но больше всего она хотела, чтобы они закончили школу и их жизнь сложилась совсем по-другому, чем ее.
        И сейчас Эсси смотрела на своих сестер, которые выстроились в ожидании наказания от своего директора, которого они вовсе не заслужили.
        Мистер Мортон достал свой короткий хлыст, и Мегги поморщилась. Флора слегка качнулась в сторону, будто у нее подкосились колени. Раздался резкий свист, затем шлепок - хлыст ударил по рукам Мегги. Будучи более хрупкой и болезненной, чем Флора, Мегги всхлипнула и кашлянула, когда хлыст просвистел во второй раз и ударил снова. Она кашляла все сильнее, а директор, раскрасневшись, нанес еще два удара, один сильнее другого.
        Флора заметно задрожала, когда подошла ее очередь. Эсси уловила взгляд Герти, которая смотрела на нее поверх голов своих младших сестер. Она вздернула подбородок еще выше, ее глаза полыхали гневом, в которых ясно читалось - уходи!
        Беспомощная и униженная, Эсси заставила себя сделать то, что от нее требовали, - круто повернулась на каблуках и поспешила на работу.
        Глава 4
        Эсси уже три часа сидела за своей машинкой, подшивая партию мужских вечерних манишек, когда подошла старая миссис Рубен и постучала своими исцарапанными костлявыми пальцами по приставному столику.
        - Достаточно, мисс Мёрфи.
        Эсси убрала ноги с педалей машинки, но шум в ушах не утих. На этом этаже фабрики работали еще пятьдесят швей.
        - Ты мне нужна для доставки. Это срочно, - продолжила миссис Рубен, указывая рукой на соседний стол. - И возьми с собой мисс Дэвис.
        - Это мисс Эйвери, мэм. Мисс Дэвис ушла на прошлой неделе.
        Миссис Рубен побагровела, но худенькая девушка с пышными локонами, постоянно выбивавшимися из-под сетки для волос, шла напролом, не обращая внимание на гнев начальницы.
        - Ту-бер-ку-лез, мэм. Вспомни… те… - Эсси запнулась и замолчала.
        - Я в курсе сложившейся ситуации. И буду признательна, если вы больше не станете поднимать эту тему, - миссис Рубен выпрямила свое дюжее тело и пристально посмотрела на Эсси. - Мне нужно, чтобы вы обе доставили это в компанию «Голдсмит» на Фостер-лейн рядом с Чипсайд, - она подкатила к Эсси стеллаж, на котором были выложены черный фрак, белоснежные галстуки-бабочки, жилетки, полдюжины жестко накрахмаленных манишек и воротничков. - Автомобиль мистера Рубена с водителем ждет вас на улице. Домой доберетесь самостоятельно. А теперь убирайтесь. И не придумывайте всяких небылиц. Клиент - друг мистера Рубена, он приехал из Антверпена, и ему нужен смокинг для ужина. И еще, мисс Мёрфи…
        - Да, мэм?
        - Там вы получите два пенни за услугу. Не позорьте фирму. Чтобы никаких складок и помятости.
        Последние слова она прокричала, стараясь перекрыть непрекращающийся шум машин.
        - Не расстраивайте меня.
        Девушки покатили стеллаж к лестнице и стали медленно спускать его с шестого этажа, отдыхая после каждого пролета. Судя по болтающимся рукавам и подколотом поясе на юбке мисс Эйвери, завтраки у нее в доме были столь же скудные, как и у Мёрфи.
        - Я Эсси.
        - Бриджит, - отдышавшись, ответила девушка, когда они выкатили стеллаж из здания фабрики к поджидавшей их машине.
        Девушки с предельной осторожностью уложили вещи посередине заднего сиденья автомобиля, и пока водитель услужливо придерживал дверцу открытой, сами разместились рядом, ощупывая лоснящуюся кожаную обивку. Эсси никогда не ездила на автомобилях, и, судя по округлившимся глазам Бриджит, ей тоже не доводилось.
        Девушки были слишком взволнованы для разговоров, поэтому они сидели не шелохнувшись, в своих заплатанных рабочих фартуках и сбитых ботинках, и наблюдали, как автомобиль отъезжает от здания фабрики, лавируя между другими автомобилями и гужевыми повозками, нагруженными деревянными бочками, рядом с которыми ютились уставшие и грязные чернорабочие.
        Эсси подумала о своем брате Фредди, который еще до восхода солнца уехал вот на такой же повозке, вооруженный киркой, чтобы работать вместе со своей бригадой. И на обед у него имеется лишь бутылочка с чаем. Но ведь она будет совсем недалеко от Чипсайда и, возможно, на обратном пути сможет заскочить к нему с какой-нибудь едой. Возьмет да потратит немного из чаевых…
        - Эсси, - Бриджит коснулась руки Эсси, рассеяв ее грезы. - Смотри!
        Толпа женщин окружила их автомобиль, и водителю пришлось ударить по тормозам. Женщины были одеты в белые платья и широкополые шляпы. У одних на шляпах развевались зеленые и фиолетовые ленты, у других - такими же лентами были опоясаны талии. Платья сужались книзу, и Эсси, с уколом зависти, отметила, что у большинства женщин были прекрасные чулки и туфли на новомодном французском каблуке. «Каково это - иметь лишнюю пару чистой одежды и шелковые чулки?» - размышляла Эсси, невольно пряча свои мозолистые руки под грубый фартук.
        Водитель выругался себе под нос и проворчал:
        - Чертовы суфражистки. Запрудили всю дорогу. Засадить их за решетку, всех.
        Несколько женщин несли на себе по два плаката, связанные веревками и перекинутые через плечи. Плакаты гласили: ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН.
        - А что они хотят? - прошептала Бриджит, покраснев от смущения.
        Эсси прочитала плакат, который висел на рядом стоящей женщине.
        - Они приглашают нас на шествие. В эту пятницу вечером в пять тридцать в Найтсбридже.
        - Нас? В Найтсбридж? - поправляя сеточку на волосах, захихикала Бриджит. - Не думаю, что им нужны такие, как мы, правда ведь?
        Эсси пожала плечами. Даже если бы она захотела присоединиться к шествию, ей нужно было сначала натаскать угля, приготовить ужин, отмыть младших сестер, потравить у них вшей, перестирать их одежду для следующей недели и высушить ее над печкой.
        Все пятничные вечера для Эсси были таковыми. Единственным светлым моментом станет, возможно, кусочек макрели вместо брюквенного супа, если, конечно, старик Фостер продлит кредит до следующей недели.
        Водитель нажал на клаксон, когда женщины пошли впереди машины, взявшись за руки и скандируя: ПРАВО ГОЛОСА ДЛЯ ЖЕНЩИН!
        Кто были эти ухоженные женщины, у которых есть время на уличные протесты? Они нигде не работают, не ведут домашнего хозяйства, решила Эсси, окинув быстрым взглядом их руки, облаченные в элегантные перчатки. В конце улицы показалась шеренга конных полицейских верхом на черных клайдсдейльских лошадях. Женщины в белых платьях стали сбиваться в круг, как на маслобойне.
        Над ними возвышался величественный Монумент Кристофера Рена, воздвигнутый в память о Великом пожаре. На его вершине сияла на солнце позолоченная урна. Эсси каждый день проходила мимо него по дороге на работу и обратно. Она частенько останавливалась, чтобы полюбоваться фризом на постаменте колонны. На нем Лондон был изображен в виде обнаженной женщины, бессильно возлегающей на пепелище. Вокруг нее собралась толпа - епископы, король, архитекторы и солдаты, которые помогали подняться ей на ноги. Женщина-Лондон выглядела утомленной. Подавленной. Слишком много рук прикасалось к ней и тянуло в разные стороны.
        Эсси знала, каково это, когда от тебя постоянно чего-то ждут. Полностью зависят от тебя.
        Она слышала, что этот сюжет олицетворяет мощь Лондона. Женщина-Лондон оправится, возьмет себя в руки и снова будет сражаться. Но от скорбного выражения ее лица - так много рук тянутся к ней, хватают за плечи, подталкивают - у Эсси перехватывало дыхание.

* * *
        - С угрем, спасибо, сэр, - Эсси протянула свои драгоценные два пенса торговцу пирогами и постаралась игнорировать приступ голода, пока тот заворачивал пирог в газету.
        Она положила сверток в карман передника и почувствовала приятную тяжесть возле ноги.
        - Надеюсь, твой брат понимает, как ему повезло с сестрой, - отметила Бриджит. - Эх, хорошо бы пойти домой прямо сейчас. Уже середина дня… пока вернусь на работу, домой попаду далеко затемно. Мои дети сейчас с мамой, она приболела, но скоро совсем поправится. Кто ж знал, что этот господин так долго будет выбирать себе манишку! А знаешь, на этих колоннах в здании «Голдсмит» золота, наверное, больше, чем во всех регалиях для коронации.
        - Ты иди домой, - сказала ей Эсси, думая, что если бы у нее были еще два пенса, она бы купила пирог и своей новой тощей подружке. - Я скажу миссис Рубен, что это моя вина.
        - Но она же урежет тебе зарплату…
        - Цыц. Иди давай.
        Бриджит одними губами сказала спасибо, крепко сжимая в кулаке свои два пенса. Она не положила монетку в карман, боясь ее потерять. Вероятно, уже ближе к дому бедняжка купит немного картофеля, брюквы, а может, и кусочек лосося. Это для ее детей. И для больной матери. Но этого хватит лишь ненадолго…
        Эсси шла по улице Чипсайд и осматривала места, где сносили здания, стараясь расслышать характерный звон кирки, обрушивающейся на камень или кирпич. Наконец она добралась до участка Фредди и была поражена, что за прошедшую неделю они снесли почти все стены и перекрытия целого ряда старых лавок, остался лишь один подвал.
        Фредди был без рубашки, в глаза бросались торчащие ребра и мускулистые руки. Его лучший друг Денни выглядел так же, только вместо темной шевелюры Мёрфи у него были рыжие лохмы. Рядом с ними копошился целый рой чернорабочих в разномастных залатанных спецовках, разодранных рубашках, затасканных жилетках, у всех были грязные сапоги. И все они, склонившись, ковырялись своими кирками и лопатами в кучах земли и щебня.
        - Перерыв! - громогласно объявил бригадир, стоя на пороге подвала, всего в нескольких футах от Эсси.
        Прокатился всеобщий вздох облегчения. Рабочие побросали свои инструменты и теперь пытались выпрямить спины, затекшие от многочасового тяжелого труда.
        Эсси скользнула взглядом мимо бригадира, приметив его густые темные волосы и зеленые глаза. Он вынул из кармашка элегантного жилета часы и демонстративно посмотрел на время, поставив циферблат к свету.
        Фредди помахал рукой и подошел к сестре. Денни подхватил старое жестяное ведро, почистил и, перевернув вверх дном, поставил рядом с Эсси.
        - Садитесь, мисс Эсси.
        - Спасибо, Денни, - поблагодарила Эсси, заметив, как покраснели его уши.
        Она достала из кармана вожделенный сверток и протянула его Фредди.
        - Обед - индивидуальная доставка, - пошутила Эсси.
        Фредди заулыбался, подхватил сверток, положил на колени, осторожно развернул газету и аккуратно разрезал пирог на три равные части своим складным ножом. Когда он протянул один кусок Эсси, она покачала головой.
        - Эс, ты тоже вкалывала, как и мы.
        - Ребята, поделите его между собой. Я куплю еще по дороге домой.
        Все трое знали, что ничего она не купит, и Фредди, скорчив страдальческую гримасу, уставился на оставшийся кусок пирога, разрываясь между звериным желанием проглотить его и чувством справедливости, требующим оставить кусок младшей сестре.
        - Никаких свиданий на рабочем месте, Мёрфи. И не важно, что это перерыв. Ты же знаешь правила, - грянул голос за спиной у Эсси.
        От неожиданности она подскочила, опрокинув ведро. Позади нее, уперев руки в бока, стоял бригадир. Вблизи он оказался моложе, чем показалось Эсси. Примерно на год или два старше ее брата. Темные волосы были тщательно уложены, а по носу пробегала дорожка темных веснушек.
        - Извините, сэр. Я сестра Фредди. Это моя вина. Он не знал, что я приду. Я решила угостить его пирогом.
        - Пирог! - повторил бригадир с озадаченным видом. - Вот не взял бы тебя, Мёрфи, и не пришлось бы сестре бегать по твоим поручениям, - сказал он, строго посмотрев на Фредди.
        - Извиняюсь, сэр, - пробормотал тот.
        - Возвращайтесь к работе, все!
        - Но, сэр, ведь обед только… - начал было протестовать Денни.
        - Я так понимаю, тебе завтра нужна будет работа, О’Брайн?
        - Да, сэр.
        - Тогда пошевеливайся. Ты тоже, Мёрфи.
        Рабочие поднялись со своих мест и один за другим потянулись к подвалу. Эсси слышала, как они чертыхались и бубнили себе под нос. Естественно, слышал их и бригадир. Но когда он повернулся к ней, на лице его сияла широкая улыбка. Он не разглядывал ее поношенный передник и не таращился на слишком большие ботинки, а просто протянул руку и вежливо представился:
        - Я Эдвард Хэпплстоун.
        Он кивнул головой в сторону, где Фредди и другие работяги снова замахали кирками:
        - Извините, если я был слишком груб. Просто на меня тоже давят, чтобы мы побыстрее закончили этот объект и приступили к следующему. Мы отстаем на несколько недель, понимаете?
        - Эстер Мёрфи, - ответила Эсси, вкладывая свою маленькую ладонь в широкую пятерню бригадира.
        Почувствовав тепло его прикосновения, она слегка приподняла подбородок, как, ей представлялось, подобает настоящей леди.
        Он улыбался - легко и непринужденно, и она увидела, как улыбка осветила все его лицо до самых глаз. Они стояли молча, изучая друг друга на протяжении всего нескольких сердечных тактов, как вдруг очарование было нарушено.
        - Сэр! Сэр! - послышался крик Денни.
        - В чем дело? - отозвался Эдвард, явно раздосадованный тем, что его оторвали.
        Эсси отстранилась в сторону, чтобы увидеть Денни, который взывал к своему бригадиру из подвальной ямы и махал руками. Стоящий рядом Фредди бросил кирку, наклонился и выковырял из земли ком грязи размером больше, чем его голова.
        Эсси судорожно сглотнула и часто заморгала, не веря тому, что она видела. Фредди поднял находку над головой, а из грязи, словно капли дождя, сыпались золотые цепочки, крупные каменья зеленого цвета, камеи, град пуговиц и колец, россыпь сверкающих цветных драгоценных камней и еще нечто, издали казавшееся маленькими серебряными ювелирными крючочками.
        Остальные рабочие побросали свои кирки и лопаты и обступили Фредди. Они потирали руки, тянули шеи, толкались, чтобы стать поближе, и обменивались впечатлениями:
        - Зеленый камень размером с мой кулак!
        - Ожерелье, длинное какое! С твою руку.
        - Похоже на флакон с духами.
        - Клянусь жизнью - это брильянты! Целая куча!
        Вскоре поднялся настоящий гвалт, рабочие, подхватив свой инструмент, бросились ковырять земляной пол бывшего подвала, отбрасывая в стороны строительный мусор. Мистер Хэпплстоун, засучив рукава, присел на корточки у края подвальной ямы и криком пытался остановить их. В какой-то момент он поднял голову и сквозь прищур посмотрел туда, где стояла Эсси. Он поднял руку и улыбнулся ей.
        Но что это означало - дружеский жест или указание уйти? Эсси подняла руку и помахала в ответ, и тут же заметила, что Фредди и Денни смотрят на нее. Фредди нахмурившись, а Денни слегка опечаленно.
        - Тебе пора, Эс, - крикнул Фредди, заслонив собой Хэпплстоуна. - Тебе придется забрать девочек из школы. Парни немного…
        Он не успел договорить, как Эсси получила удар по голове от разодравшихся за ее спиной двух работяг.
        - Эй! Здесь леди! - закричал Денни, подскакивая.
        Он попытался разнять драчунов, но они не обращали на него никакого внимания.
        - А ну отдай мне! Я первый увидел!
        - Жаль, что твоя жирная рука не успела все заграбастать!
        Эта парочка хамов походила на близняшек, когда те начинали драться за папины награды, сидя на полу и скрестив ноги.
        Денни предложил принести для Эсси тряпку, смоченную в холодной воде, и усадить ее где-нибудь в стороне, но она заверила, что с ней все в порядке, попрощалась и пошла вдоль Чипсайда. Потирая затылок, где образовалась шишка чуть ли не с куриное яйцо, она обернулась и посмотрела на Денни, который все еще глядел ей вслед. Она улыбнулась ему и перевела взгляд на Хэпплстоуна, который теперь стоял в яме по колено глубиной. Его темные кудри ниспадали поверх воротничка, а подвернутые рукава позволяли видеть крепкие, мускулистые руки. Он не заметил, как она ушла.
        Глава 5
        Кейт
        Лондон, наши дни
        Урчание в животе заставило Кейт посмотреть на часы - 15:30. Весь день без перерыва она делала записи, беседуя с Саанви и Гейл, пока Маркус корпел над каждым кадром.
        Время визита подходило к концу - их пропуск действовал до 16:00, но она хотела успеть осмотреть еще пару экспонатов.
        На столе слева от нее был выставлен золотой помандер, или это был флакон для духов, усыпанный алмазами, рубинами, изумрудами, сапфирами и шпинелями. Кейт представлялось, как лондонская аристократка держит под носом этот флакон, вдыхая запах амбры, гвоздичного масла и корицы, чтобы перебить зловоние разлагающихся зачумленных трупов, пока ее карета мчится по городским улицам.
        И наконец, последний экспонат, покоящийся на своем пьедестале, практически незаметный - крошечное кольцо с одиночным алмазом - солитер.
        Бриллиант был вставлен в золотую оправу, а сам золотой ободок покрыт белой глазурью. Кольцо было таким простым. И таким крошечным. Что оно символизировало - траур или любовь?
        Кольцо так поразило Кейт, что она вдруг подумала, если бы ей довелось самой выбирать обручальное кольцо, то она хотела бы точно такое. Кейт судорожно сглотнула, почувствовав сухость во рту и легкое головокружение, - нахлынувшие воспоминания о Джонатане вкупе с духотой в тесном помещении совершенно сбили ее с рабочего настроя. Она вновь ощутила запах льняного масла и дубовой стружки в волосах Джонатана, вспоминая, как он закончил полировать и установил последние шкафчики кухонного гарнитура в ее особняке, а затем усадил ее на столешницу и сделал ей предложение. Эти теплые глаза и озорная улыбка…
        Кейт приняла предложение, но втайне она была огорчена, что Джонатан сделал его без кольца. Оказалось, что мечтательная девочка, любившая проводить время за туалетным столиком прабабушки Эсси, примеряя бисерные ожерелья и разноцветные серьги, не исчезла полностью под костюмами индивидуального пошива и шелковыми блузками.
        Должно быть, Джонатан уловил это тайное огорчение на ее лице и заметно смутился, но кто бы стал осуждать за это?
        - Но я думал, что ты точно знаешь, чего хочешь. Поэтому я не…
        Она прервала его бормотания долгим, неторопливым поцелуем. Притянув Джонатана к себе, она сорвала с него рубашку, осыпав их обоих душистыми опилками.
        Кейт глубоко вздохнула.
        Она отступила от стола с кольцом и постаралась сморгнуть выступившие слезы. Ей показалось, что грубый свет флуоресцентных ламп выставил напоказ ее личное горе. Перед отъездом в Лондон она успела подписать документы для развода, но еще не отправила их обратно адвокату Джонатана.
        - Ты в порядке? - спросил Маркус, оторвавшись от созерцания изумрудных часов, вокруг которых он пытался расставить свои софиты и светоотражатели.
        Подошла Саанви и, как бы поддерживая, взяла Кейт за руку. Смутившись, Кейт пожала плечами и солгала:
        - Смена часовых поясов. Извините!
        Маркус внимательно посмотрел на нее, озабоченно нахмурив брови.
        - Мы можем закончить на сегодня, если хочешь.
        - Да я в порядке, четное слово. Не хочу ничего упустить… - подступив к столу, она снова осмотрела камеи, саламандру, изумрудные часы… помандер.
        С чего же начать?
        Каждая история нуждается в хорошей интриге. Изумрудные часы казались очевидным выбором, но взор Кейт притягивало это маленькое черно-белое кольцо. Его простота зацепила ее. Следуя кивку Кейт, Саанви взяла его и поднесла к свету. Бриллиант вспыхнул словно пламя, и Кейт задалась вопросом: почему такое простенькое кольцо было зарыто в сыром подвале вместе с более ценными подвесками и часами?
        Алмаз был плоскогранный и совершенно чистый. С помощью окуляра Кейт исследовала его на предмет временных изменений. Дефектов. В наше время при современных технологиях алмаз можно нарастить и сертифицировать наравне с природным, а неограненный камень отполируют так, что он будет искриться на всю комнату.
        Кейт делала тщательные заметки:
        3 - 4 карата, конец XVI или начало XVII столетия?
        Маленький размер кольца. Возможно, для ребенка или миниатюрной женщины. Выемчатая эмаль. Маньеристский стиль. Черные цветы на белом. Анютины глазки? Незабудки? Кольцо обручальное? Или талисман в стиле мементо мори?
        Какие заверения были даны вместе с этим кольцом? Как оно оказалось в Лондонском музее?
        - Саанви, вы не знаете, откуда этот камень?
        - Ну, на этот вопрос я могу вам ответить, - отозвалась хранитель, улыбаясь. - Мы протестировали его с некоторыми другими и теперь точно знаем, что сырье было из Голконды. Так что это кольцо, - она снова поднесла его под свет софита, и алмаз вспыхнул теплым огоньком ночной свечи, - родилось в Индии.
        Алмаз-сырец
        Голконда, Индия, 1630 г.
        Мальчик проснулся от криков брата. Это продолжалось с прошлой луны.
        Сачин поднялся с соломенной циновки, которую он делил с отцом, подпоясался кожаным ремнем, завязав его узлом, и бесшумными шагами стал пробираться сквозь грязь на полу в дальний угол хижины, где лежал его брат Арджун, связанный по рукам и ногам веревкой.
        Опустившись на колени, Сачин осторожно положил руку на бедро мальчика, чтобы успокоить его. Затем он ослабил веревки на лодыжках брата и обнял его голову. Поцеловав брата в макушку, Сачин прошептал молитву Махадеве.
        Арджун отпихнул брата ударом двух кулаков, связанных вместе, но его взгляд был похож на взгляд перепуганного животного. Он всхлипнул и постарался как можно плотнее сжаться в клубок.
        Сачин чувствовал, что от брата исходит запах высохшей мочи. Он встал, затем помог Арджуну подняться на ноги. Они пошли на берег реки, чтобы совершить омовение и прочитать молитву.
        В это время в противоположном углу глинобитной хижины их мать и сестра возились возле очага. Сестра скатывала в ладонях шарики из пшеничного теста и черного сахара. Мать заправляла специями большой чайник, кипевший на углях, - палочку драгоценной корицы, кусочек корня имбиря, горсть гвоздики и щепотку кардамона. Аромат распаренных специй смешивался с дымом и наполнял хижину. Гита - старшая сестра - должна была сходить с крошечным кувшином за парным молоком, которое давала корова, принадлежавшая деревенской общине, и тогда они закончат приготовление утреннего чая.
        Когда братья шли к реке, Арджун вертел головой в разные стороны, раздувая ноздри, как верблюд, принюхивающийся к ветру, и вскоре стало видно, что он успокаивается. Задрав голову к небу и разглядывая проплывающие облака, он словно пытался вдохнуть их. Рассмеявшись, он поднял вверх связанные руки в надежде ухватить белые клубки, как пролетающих бабочек.
        У Сачина сжало грудь, когда он заметил кровоточащие рубцы на запястьях брата. Он подумал, что, возможно, мама даст ему немного куркумы и топленого масла, чтобы обработать раны.
        Как же ему хотелось развязать Арджуну руки! Но после того, как брат ударил местного брахмана о каменную стену во время совершения молитвы, отец пообещал общине, что будет держать своего старшего сына на привязи, как зверя.
        Брахман сказал, что у Арджуна дьявольская лихорадка, но он ошибался. Арджун не был одержим злом. Просто его напугала и сломила авария в шахте, которая произошла годом раньше. Это же чудо, что он выжил, думал Сачин. Арджуна завалило в забое, где он работал. Он был погребен под кучей грунта, обвалившегося со стен. С тех пор он уже не был самим собой. Никто не хотел встречаться с ними взглядами, когда они шли к реке мимо таких же глиняных хижин, как и у них.
        Горный утес возвышался над холмистым подножием, заросшим джунглями. Воздух был густой и влажный. На лбу Сачина уже начали проступать капельки пота. Из глубин тропического леса доносился утренний птичий щебет и вопли диких обезьян. Уже не первый раз Сачин задумывался, а каково было бы углубиться в эти дебри и затеряться среди пышной листвы. Какие земли, что за королевства находятся за этими горными хребтами?
        Мимо них шел караван из дюжины деревянных фургонов, запряженных волами, покрытыми дорожной пылью. Дорога, соединяющая шахты, крепость Голконды, Хайдарабад и порт Гоа, представляла собой непрерывный поток караванов. Одни были нагружены хлопком, шелком, рисом, кукурузой и солью. Другие везли заморские специи, сахар и мускатный орех. Большинство торговцев составляли кочевники и персы. Но последнее время здесь стали появляться разного сорта чужеземцы, обутые в изящные туфли, обливающиеся потом в своих длинных чулках, шерстяных панталонах и камзолах, с прилипшими ко лбу локонами напудренных париков.
        Эти откормленные мужчины с мясистыми розовыми щеками бродили по деревне между глиняными хижинами с соломенными крышами, проклиная и распугивая коз и цыплят, попадавшихся на их пути. Они пытались с помощью подкупа пробраться к шахтам, располагавшимся между рекой и подножием хребта, но местные торговцы и охрана не шли на подкуп. Эти шахты принадлежали королю Голконды, и если чужеземцы хотели увидеть добытые алмазы, они должны были идти со всеми другими торговцами на местный базар.
        Бык вяло помахивал хвостом, когда один из чужеземцев остановил фургон и приказал выгружать из него мешки с пшеном. Сачин слышал, что этот белый человек, с обгоревшим на солнце носом и щеками, выложил двадцать тысяч золотых пагод за один рубин и горсть алмаза-сырца. Он пытался представить себе вес этого золота и что можно было бы купить на него для родителей, братьев и сестер. Они могли бы полечить Арджуна у хорошего городского лекаря. Купить стадо коров для молока и приготовления мягкого сыра. Возможно, и поле, чтобы выращивать рис или пшено. Ведь его родители уже немолоды и сгорбились не по годам, а получали по три пагоды в год за тяжелый труд в шахтах.
        Сачин не спеша шел вниз по склону, где с шумом несла свои воды по галечному дну река Кришна. Арджун семенил впереди, дергая за веревку, жаждущий побыстрее добраться до воды. Этот ежедневный совместный ритуал омовения в реке стал единственным радостным моментом для Сачина, перед тем как он прочтет молитву и отправится на работу в забой.
        Искупавшись, Сачин встал на колени рядом с братом. Он слышал, как неподалеку женщины просеивали гальку в плетеных корзинах и раскладывали ее на берегу, чтобы она просохла. Затем их дети несколько раз переворошат эту гальку, чтобы она прожарилась на солнце со всех сторон, а женщины возьмут деревянные дубинки и примутся дробить ее. Когда это будет сделано, все снова соберут в корзины и опять начнут просеивать.
        Под жуткий галечный скрежет, разносившийся в тяжелом влажном воздухе, Сачин трижды поклонился статуе богини Лакшми и начал молиться. После молитвы брахман смазал им брови оранжевой пастой, состоящей из топленого масла с шафраном, и приклеил семь рисовых зерен для обретения силы и благополучия.
        Сачин потерял счет рисовым зернам, побывавшим у него на бровях. А все алмазное сырье, которое они извлекли из своих забоев, было темным и мутным и принесло им лишь новый тюрбан и несколько отрезков хлопка.
        Сачин и вся его семья омыли руки и ноги в реке, и брахман раздал им дневную порцию пищи - горстку риса на сплетенных листьях шореи. И еще сегодняшнее утро одарило их медной чашкой теплого топленого масла, смешанного с сахаром и корицей, чтобы сдобрить рис.
        Сачин посмотрел в сторону растущего поблизости баньяна, в тени которого спал, свернувшись калачиком, Арджун. Веревка была привязана к стволу. Вот такова теперь была их жизнь: добывать алмазы в шахтах и таскать с собой на привязи сына, как какого-то дикого козла, и его брата.
        Солнце поднималось все выше, и камни в забое нагревались все сильнее. Сачин должен был работать быстрее, чтобы не обжечь пальцы. У него пересохло в горле. С трудом сглотнув, он страстно захотел погрузиться в мелководье Кришны.
        Арджун лежал и стонал, волосы облепили его вспотевшее лицо.
        Сачин зачерпывал гравий полными пригоршнями и просеивал сквозь пальцы, высматривая искорки света. Он делал это снова и снова. Кожа на руках была вся содрана и раздражена. И вот наконец он зажал между пальцами алмаз-сырец. Сачин вытер камень о набедренную повязку и подставил к свету. Охранник заметил это и подошел ближе, чтобы Сачин не проглотил находку.
        Сачин послушно кивнул, и сердце его учащенно забилось, когда старший охранник достал баньяновый лист и приложил к нему камень, чтобы проверить его чистоту. Парень потянулся посмотреть, но тут же получил оплеуху и был отправлен работать дальше. Охранник ухмыльнулся, и алмаз перекочевал в кожаный мешочек, висевший на его ремне.
        Остальные охранники выстроились плотной стеной за спиной Сачина и зорко следили за работой в забое, а мальчик вновь взялся просеивать гравий, надеясь на новую удачу…
        Пот заливал его лицо. Если бы он только мог глотнуть воды. Или хотя бы напоить мать и сестру.
        Под деревом зашевелился Арджун. Он встал и стал дергать за веревку, которой был привязан к стволу.
        Охранники обернулись и принялись смеяться. Для них он был всего лишь забавой, как танцующая обезьяна на базаре. Сачин тяжело вздохнул и отвернулся, чтобы не видеть этой жестокой сцены, и вдруг заметил среди груды гравия характерный проблеск. Он отклонился в сторону, чтобы его тень скрыла алмаз.
        В это время Арджун начал стонать и пинаться. Он рванулся изо всех сил, оборвал веревку и побежал прямо на охранников. Они оставили свои посты позади Сачина и кинулись навстречу Арджуну.
        - Шабдкош! Шабдкош!
        Дьявол.
        Один из охранников повалил Арджуна на землю, другой схватил его за ноги, а третий вытащил из-за ремня пистолет. Отец Сачина выскочил из забоя и бросился к охранникам. Подняв руки вверх, он встал между дулом пистолета и своим старшим сыном. Отец громко спорил с главным охранником, когда Арджуна снова привязывали к дереву.
        Когда мать, оставив свою корзину, бросилась успокаивать сына, Сачин нагнулся, выковырял алмаз из гравия и ахнул. Камень был чист, как слеза, и сиял так, будто у него внутри поселилось пламя.
        Как зачарованный, Сачин не мог оторвать взгляда. Никогда раньше не видел он такого сияния. А ведь камня еще не касались полировочные круги. И Сачин сразу понял, что у него в руках особенный алмаз. Впервые он поверил заверениям брахмана, что алмазы Голконды самые могущественные. Сжав камень в кулаке, Сачин призывал силу камня и силу своей коронной чакры защитить его брата.
        Арджун стонал и бился, привязанный к дереву, а мать стояла рядом и взывала к Божественной матери.
        Старший охранник заорал, требуя порядка. Отец обернулся к мечущемуся Арджуну и принялся умолять его успокоиться.
        Сачин оттянул веко и вложил за него алмаз, затем тоже бросился к брату. Камень щекотал ему глазное яблоко, и слезы потекли ручьем, но Сачин смахивал их тыльной стороной ладони. Этот алмаз спасет их всех.
        - Арджун! - взмолился Сачин, подбегая к брату.
        Арджун стоял на коленях, связанный по рукам и ногам. Во рту у него пенилась слюна, и на шее вздувались вены, когда он бросался на охранников, которые били его ногами, обзывали и дразнили, будто они на петушиных боях.
        - Остановитесь! - закричал Сачин, бросаясь между охранниками и преклоненным братом, как до этого поступил его отец.
        Охранники перекинулись на него и сбили с ног.
        - Шабдкош! - крикнул один из охранников, хохоча.
        Арджун кинулся ему под ноги и вцепился зубами в лодыжку. Охранник запрокинул голову и взвыл, как волк.
        Сачин почувствовал, как камень все глубже впивается в его глаз, когда он упал на Арджуна, чтобы прикрыть от новых побоев, и теперь их мокрые от пота тела переплелись в один катающийся по грязи клубок.
        Последнее, что слышал Сачин, были пистолетные выстрелы.
        Один, затем второй.
        Глава 6
        Кейт
        Лондон, наши дни
        - Добро пожаловать в компанию «Голдсмит», - поприветствовал Кейт на входе лакей в костюме Елизаветинской эпохи - в штанах аппа-стокс поверх белого трико и красном джеркине.
        Затем он проверил ее удостоверение личности и вручил элегантную бутоньерку из розмарина, лаванды, руты и белой розы, перевязанную темно-синей лентой затейливым бантом. Кейт надела бутоньерку на запястье и поднесла ее к носу. Вдыхая аромат трав, она пересекла мраморное фойе и поднялась по парадной лестнице в Ливрейную залу.
        Кейт словно попала в гигантскую шкатулку для хранения драгоценностей - по периметру коринфские колонны из розового мрамора, в золотых арках - красные бархатные портьеры, а на высоком потолке лепнина с позолотой. Освещали залу четыре огромные хрустальные люстры.
        Но старомодный официоз интерьера разрушался современным ритмом, которым прокачивал зал верзила-диджей, похожий на Ру Пола. Благодаря слайдам с изображениями антикварных украшений: колец, ожерелий и брошей, которые проецировались на стены под разными ракурсами, казалось, что помещение вращается.
        На протяжении последнего десятилетия каждый июнь ювелирная компания «Смит, Шоу и сыновья» устраивала в здании «Голдсмит» - самом престижном салоне в Лондоне, расположенном всего лишь в одном квартале от собора Святого Павла - гала-выставку, которая являла собой кульминационный момент лондонского летнего сезона. Хозяйка компании и лучшая подруга Кейт - София Шоу - менее чем за десять лет сумела превратить скромный семейный бизнес в крупнейший ювелирный дом в Лондоне, не имея при этом ни братьев, ни сыновей в качестве помощников.
        Кейт лавировала в толпе ювелиров, аристократов и одетых с иголочки китайских миллиардеров, среди которых были и ее клиенты. Расположившись под зелеными сводами звездного жасмина и бугенвиллий, они потягивали шампанское «Крюг». Высмотрев свою подругу, Кейт заулыбалась как помешанная и помахала ей.
        София Шоу щеголяла в ярко-розовом сари, новым бирюзовым каре, обрезанным по линии подбородка, в носу - крохотный изумрудный пирсинг. Заметив сигналы Кейт, София помахала в ответ, скорчила рожицу и кивнула в сторону соседней комнаты, артикулируя одними губами: «Встретимся там», изобразив, как хватается за бокал с шампанским. Все как обычно.
        Среди гостей прохаживались демонстраторы - женщины в золотистых шелковых юбках и жакетах и мужчины в белоснежных гофрированных манжетах и воротниках, с поясов их свисали настоящие мечи-бастарды. Корсеты у женщин были настолько тугие и откровенные, что Кейт удивлялась, как грудь не выскакивает у них наружу при каждом движении. Эти костюмы Елизаветинской эпохи служили своего рода подиумами для демонстрации украшений из последней коллекции от Софии. Массивные изумрудные кольца сверкали между складок гофрированных воротников, чопорные золотые броши красовались на груди артистов, а с плеч до талии свисали золотые и жемчужные ожерелья. Это были современные изделия, но София решила показать, как их носили в семнадцатом столетии, когда корабли королевы Елизаветы господствовали на море. Мочки женских ушей сверкали разнообразными сережками из золота и драгоценных камней, и вся эта роскошь вызывала явное беспокойство у охранников, одетых во все черное.
        - Кейт! Еще раз здравствуй! - Люсия Райт расцеловала ее в обе щеки. - Ну разве София не прелесть?
        Они обе смотрели на хозяйку выставки, которая в нескольких шагах от них танцевала в стиле робот, а вокруг нее собирались знаменитости музыкального шоу-бизнеса, смеясь и аплодируя.
        - Обожаю ее. Вот, взгляни, - Люсия обернулась, осматривая зал. - София попросила меня предоставить ей несколько слайдов из музея - она задумала показать своеобразную ретроспективу лондонских украшений на этом мероприятии. Вот, следи.
        Не успела она закончить, как на противоположной стене возникло изображение бриллиантовых и жемчужных брошей из коллекции королевских драгоценностей.
        - А вот и тот, с кем бы я хотела тебя познакомить…
        К ним приближался невысокий, плотного телосложения мужчина с застенчивой улыбкой на лице.
        - Кейт, это Томас Грин, библиотекарь из «Голдсмит». Возможно, он сможет помочь тебе со статьей. Томас, это Кейт Кирби, в прошлом моя лучшая студентка. Она пишет статью для американского журнала о чипсайдских драгоценностях. Так что я вас оставляю.
        Последние слова Люсии пришлось прокричать, перекрывая речитатив Эминема, затем она повернулась и пошла к группе броско разодетой молодежи.
        - Чем я могу помочь? - доброжелательно спросил Томас, и Кейт сразу же прониклась к нему симпатией. Ей вообще нравились библиотекари.
        Она придвинулась поближе, чтобы ее было лучше слышно, и спросила:
        - Не могли бы вы помочь определить, кто владел участком на Чипсайд, где были найдены драгоценности?
        - Ну, это сложный вопрос. Мы знаем, что тайник был обнаружен на участке 30 - 32 по Чипсайд.
        - Да, Саанви дала мне адрес, и я прогулялась мимо по пути сюда, - сказала Кейт.
        Это было совсем неподалеку от здания «Голдсмит» - прямо напротив собора Святого Павла.
        - Вы спускались на эскалаторе на цокольный этаж? Это совсем рядом с фуд-холлом «Марк и Спенсер».
        - Да, но тяжело представить и прочувствовать обстановку семнадцатого века, стоя между туалетом и обувным магазином. Единственным свидетелем из прошлого был купол собора Святого Павла, проглядывающий сквозь стеклянные стены эскалатора, - сказав это, Кейт подумала: а сколько лондонцев знает, что они буквально мочатся на свою историю?
        - Проблема в том, что на этом участке проживало несколько арендаторов. По документам прослеживается сложная сеть сдачи в аренду и субаренду. Там были как местные ювелиры, так и чужие, то есть иностранные, - мастера делили помещения. Возможно, несколько ювелиров объединили свои капиталы для совместной торговли, и вот его-то и нашли рабочие спустя сотни лет.
        Сотрудники музея тщательно классифицировали и каталогизировали более чем пять сотен предметов. Это может казаться излишеством, пока вы не зайдете в любой ювелирный салон на Бонд-стрит или Парк-авеню и не увидите, как много украшений там выставлено на витринах. И это не считая запасов, хранящихся в сейфах.
        - На следующей неделе я еще раз пересмотрю арендные книги начиная с 1600 года, посмотрим, что еще можно найти.
        - Спасибо, - поблагодарила Кейт.
        - Но, к сожалению, - осторожно продолжил мистер Грин, - нет никаких записей о рабочих, которые якобы нашли тайник. И мы не знаем точного места. Кто-то мог просто скрыть свою причастность. Выдумать место, чтобы утаить истинное происхождение сокровищ…
        - Если нет никаких записей, тогда как вы можете знать, что драгоценности, которые я видела в музее, все являются частью одного и того же тайника?
        - Хороший вопрос. Мы и не знаем. Рабочие все находились в одном подвале, примерно в тысяча девятьсот двенадцатом году. Они рассовывали по карманам и просто грунт, и драгоценности, завязывали их в носки, майки, носовые платки. Большинство из растащенного потом в течение нескольких месяцев скупил для нового Лондонского музея антиквар по имени Джордж Фабиан Лоуренс - более известный как Каменный Джек.
        Кейт достала блокнот и записала имя антиквара на чистой странице, а затем спросила:
        - А что, все драгоценности из чипсайдской находки попали к этому скупщику? Могли рабочие продать камни или другие украшения кому-нибудь еще? Или просто оставить у себя?
        Кейт пыталась говорить спокойно, но у нее перехватило дыхание, когда она вновь подумала о рисунках Эсси с изображением ювелирных украшений и вспомнила статьи и заметки, которые она прочитала еще в Бостоне, - статью относительно лондонского Сити… относительно судебного преследования.
        - А как мы можем это знать? - пожал плечами библиотекарь. - Вполне вероятно, что мы никогда не узнаем о судьбе всех украшений. Некоторые рабочие могли, например, подарить своей возлюбленной кольцо или продать драгоценные камни какому-нибудь хитрому скупщику на том же Чипсайде. Это место было известно как ювелирный рынок, так что дефицита в покупателях не было.
        - Значит, некоторые драгоценности из этой находки могут быть разбросаны по всему миру?
        - Конечно.
        Библиотекарь улыбнулся и принялся извиняться, когда один из демонстраторов чуть с ним не столкнулся. Кейт показалось, что библиотекарю не терпелось удалиться от разгулявшейся толпы.
        - Томас пригодился? - вновь появилась Люсия с вопросом.
        - Да. Мне будет чем заняться, когда я снова вернусь в Лондон через пару недель.
        - Вернешься? А куда ты собралась? - удивилась Люсия.
        - Джейн настаивала, чтобы мы прикоснулись к первоисточникам.
        - Но драгоценности прибывают отовсюду - с колумбийских гор, индийских долин, пляжей Шри-Ланки. Жемчуг из Персидского залива и шотландских островов…
        - Я решила для начала сосредоточиться на одной вещи - маленькое кольцо с выемчатой эмалью.
        - Это с черно-белой глазурью?
        - Да. И с алмазом из Голконды.
        - Значит, в Индию. Что ж, этот алмаз один из лучших в нашей коллекции. Но никто точно не знает местоположение бывших рудников… в этом районе уже ничего не добывают.
        - Я знаю, поэтому решила пойти по другому пути. Хочу увидеть базар Хайдарабада, где торговали алмазами Голконды. Я так много читала о знаменитых европейских торговцах бриллиантами, которые путешествовали по азиатским и персидским торговым путям. Джейн хочет, чтобы я - я и Маркус - добрались до истоков… Так что я хочу прочувствовать эти места. Попытаться пройти этот путь от продажи камня до создания кольца - от Индии до Лондона. Также рассчитываю побывать на Шри-Ланке. Недалеко от Ратнапуры, где, по словам Маркуса, у него есть знакомые, и он меня с ними сведет. Хочу посмотреть, как сейчас добывают драгоценные камни. Саанви говорила сегодня, что некоторые камни в чипсайдском кладе, возможно, из этого региона.
        - Звучит занимательно. Совсем другой ракурс… жду с нетерпением, что из этого получится! - сказала Люсия, глядя на серьги Кейт. - Кстати, дивные сапфиры.
        - Спасибо. Они принадлежали моей прабабушке.
        - Могу поспорить, за ними кроется какая-нибудь красивая история. Судя по васильковому цвету… Я бы сказала - Шри-Ланка, так?
        - Возможно, - ответила Кейт, почувствовав, как кровь ударила ей в лицо.
        Она осознавала, как нелепо это прозвучало - всю свою сознательную жизнь она летает по всему миру, изучая редчайшие образцы ювелирного искусства, охотится за необычными историями, связанными с драгоценностями, и при этом ничего не знает о камушках в собственных ушах. Сапфиры напомнили ей, как же мало она знает историю своей прабабушки Эсси.
        - Я действительно не знаю, - смущенно проронила она.
        - Как, совсем ничего?
        - Мой прадедушка, Нейл Кирби, был владельцем судоходной компании в Бостоне. Это его подарок Эсси на пятидесятилетнюю годовщину их свадьбы.
        Знал ли американский моряк, что древние греки считали сапфир символом честности и преданности?
        - Вскоре после этого события он умер во сне, так что никто не знает, откуда на самом деле взялись эти сапфиры. Но я полагаю, что вы правы, они были куплены за гроши на Шри-Ланке.
        - Да, вполне вероятно, - сказала Люсия, сделав глоток шампанского.
        - Нейл называл Эсси - Мо сторин.
        - По-ирландски это «Мое сокровище» или «Моя любовь», - перевела Люсия. - Вот вам и прекрасная история для этих сережек.
        Люсия повернулась и окинула взглядом веселящуюся толпу.
        - Сегодня у нас тут полный зал разных историй, не так ли? Посмотрите на всех этих людей, спотыкающихся друг о друга, в надежде прикоснуться к изделиям Софии. Могу поспорить, они хотели бы прикоснуться и к изображениям на стене. - и Люсия указала на группу гостей, которые, открыв рты, глазели на изображение глазуревого колье с позолотой, сверкающего на стене.
        - Я хочу сказать, что испытывать вожделение к бесценным украшениям - это одно, но ведь каждая из этих антикварных вещиц предназначалась для конкретного человека и была создана другим конкретным человеком. И у каждой такой вещи своя особенная история.
        Кейт, соглашаясь, кивнула. Пожалуй, именно поэтому она была так заинтригована этим кольцом с крохотным алмазом.
        - Вот такие персональные творения и становятся фамильными реликвиями, - продолжала Люсия. - Например, твои сапфиры.
        У Кейт сдавило горло, когда она вспомнила открытый заливистый смех и непокорные локоны своей прабабушки Эсси. Похожие кудри покрывали крохотную головку Ноя.
        - Когда люди просто проходят рядом с такими вещами, - голос Люсии теперь звучал тише и нежнее, и Кейт пришлось напрячь весь свой слух, чтобы расслышать ее сквозь громкую музыку, - иногда этого бывает достаточно, чтобы проникнуться некой изысканностью, чем-то таким прекрасным, что дарит нам надежду. Надежду на то, что люди могут быть красивыми, заботливыми и добрыми. - Люсия взяла Кейт за руку. - Знаешь, Китс был прав, когда сказал: «красота есть истина, а истина прекрасна, вот и все».
        Красота есть истина, а истина прекрасна… Эти слова напомнили Кейт о другой вечеринке, в другом месте и в иное время.
        Теперь, конечно же, уже слишком поздно. В прошлом можно копаться, но изменить его - никогда.
        Глава 7
        Кейт
        Луисбург-сквер, Бостон, 2002 г.
        Кейт и не подозревала, что в день своего восемнадцатилетия она увидит Эсси в последний раз.
        - Вот ты где! - усмехнулась она, когда заглянула в кабинет и увидела прабабушку, стоящую перед купчей на пароход «Эстер Роуз». - Вечеринка началась без тебя. Гости в оранжерее восхищаются крокембушем. Я принесла тебе шампанское, - Кейт протянула хрустальный фужер.
        - Спасибо, моя дорогая. С днем рождения!
        Они чокнулись.
        - Что это? - спросила Кейт, заглядывая в открытый ящик письменного стола.
        - О, да это просто всякие вырезки и фотографии из Англии, которые меня заинтересовали. Я больше никогда не бывала в Лондоне. И я очень сожалею об этом - но эта дверь для меня навсегда закрыта, - ответила Эсси с печальной улыбкой. - И все же я любопытствую, что же происходит на моей родине.
        Эсси что-то достала из ящика и тут же закрыла его.
        - Вот это тебе, - протянула она Кейт маленькую деревянную шкатулочку. - Считай, что это твой подарок на день рождения… ну, или на совершеннолетие, как сама захочешь.
        Махнув рукой, Эсси со вздохом опустилась на диван.
        - Эсси, ты же устроила для меня эту вечеринку, - запротестовала Кейт. - Не надо мне больше подарков!
        - Уф! Да я просто и думать не хотела о том, что мне придется торчать в вашем бетонно-стеклянном мавзолее, который твоя мать называет домом.
        - Да он стал домом года в «Воллпейпер»!
        - Понятия не имею, что это означает, дорогуша. Твоя мать же не архитектор. У дома должна быть душа, уют… История. Я всегда боюсь, когда подолгу остаюсь в вашем доме, что он утащит меня в какой-нибудь потайной шкаф. Ну, открывай шкатулку!
        Кейт похихикала и приоткрыла крышку - там была пара сапфировых сережек. Но это были не просто сережки - Эсси любила их больше всего.
        - Я не могу это взять! - захлопнула Кейт шкатулку. - Их подарил тебе Нейл!
        - Ерунда! Я настаиваю. У меня никогда не было фамильных ценностей, если не считать унаследованных проблем, - ответила Эсси с печалью в голосе, и сразу будто постарела лет на десять. - Кроме того, я не могу их больше носить. Мои мочки отвисли уже до плеч. Смотри! - Эсси вытянула мочку уха из-под копны седых кудрей.
        Кейт рассмеялась.
        - Да ничего они не отвисли!
        Она извлекла сережки из шкатулки и подставила их к свету. Она словно заглянула в океан. Сотни раз, будучи еще маленькой девочкой, Кейт игралась с этими сапфирами, катая их по туалетному столику прабабушки.
        Странное выражение застыло на лице Эсси - смесь любви и грусти. Она достала из-под воротника длинные бусы, которые утекли золотым ручейком у нее между пальцев. Будто Эсси их не заслуживала.
        - Забирай сапфиры, Кэтрин. Я настаиваю. Каждая девушка должна иметь что-нибудь про запас в подоле своей юбки, когда отправляется в плавание. А ты, моя дорогая, поднимаешь паруса.
        Кейт присела на подлокотник дивана, растроганная подарком и еще слегка озадаченная. Шутка о запасе в подоле юбки молодой девушки показалась ей странной. Правда, Эсси всегда сыпала всякими ирландскими прибаутками… Эсси обняла правнучку за талию.
        - Они очень красивые, спасибо, - сказала Кейт, чувствуя, как на глазах наворачиваются слезы.
        Она будет скучать по вошедшим в привычку еженедельным визитам к прабабушке Эсси.
        - Бабуль, ты же будешь мне звонить?
        - Конечно, нет! Ненавижу эти ваши переносные телефоны, или как вы, молодежь, их называете. У меня он только потому, что твой отец настаивал, чтобы я всегда была на связи. Но кому же это понравится? Какое твоему отцу дело до того, чем я тут занимаюсь!
        - А что, если они не смогут с тобой связаться в экстренном случае?
        - Женщина должна сохранять некоторую таинственность вокруг себя.
        - К слову о тайнах, помнишь, я просила твоего согласия написать о тебе во вступительном эссе?
        - Ты получила мое благословение, дитя. Правда, одному богу известно, почему ты выбрала меня. Есть женщины намного интереснее, чем я.
        - Ты никогда не рассказывала о своей жизни в Лондоне. Почему уехала совсем одна… - Кейт осеклась, сожалея о проявленной неделикатности.
        Она знала подноготную лондонского прошлого Эсси - копченая сельдь по пятницам, звон Биг-Бена, отбивающего час за часом, суфражистки, митингующие у Монумента. Тощие дети, играющие на узких мощеных улочках в футбол с мячом из овечьего пузыря. Семья бедного ирландского иммигранта ютится в садовом домике. Некоторые из сестер и братьев так и не доживут до совершеннолетия. Неудивительно, что Эсси предпочла превратить свою жизнь в Лондоне в сказку - реальность, похоже, была сплошным кошмаром.
        - Прости, я не хотела совать нос не в свое дело. Просто мне всегда было любопытно, как ты построила для себя совсем новую жизнь на другом конце мира. В колледже хотят знать, как мы учимся преодолевать трудности, но…
        Она покраснела, а прабабушка потягивала шампанское. Кейт достала из сумочки копию своего эссе для вступительных экзаменов в колледж.
        - Я принесла тебе копию. Подумала, возможно, захочешь прочесть когда-нибудь.
        - Прочти сама прямо сейчас.
        - Нет! - испугалась Кейт.
        - Пожалуйста, прочти. У меня зрение совсем село…
        Спорить было бесполезно. Кейт кашлянула и начала читать:
        - Возможно, что моя тяга к сочинительству объясняется присутствием ирландской крови в моих венах. Моя ирландская прабабушка пересекла Атлантику в поисках лучшей жизни в Новом Свете для себя и своей будущей семьи.
        Эта история о девушке, корабле и сердце, полном надежд, является неотъемлемой частью меня самой, как, скажем, моя левая рука. Однако ее жизнь в Старом Свете настолько переплелась с мифами и легендами, что я никогда не уверена, где заканчивается фантазия и начинается реальность.
        Кейт взглянула поверх страницы и увидела, что Эсси, закрыв глаза, одобрительно кивала. На лице блуждала еле приметная улыбка. А может, она уснула?
        Вдруг глаза ее распахнулись, и она выкрикнула:
        - Ну, продолжай!
        - Я просто подумала…
        - Дальше, Кэтрин, - твердо потребовала Эсси.
        И Кейт повиновалась.
        - Рассказы о детстве моей прабабушки пахнут колканонном и яблочными пирогами, и еще они богаты вырытыми из земли кладами и пригоршнями старинных драгоценностей. Хотя шрамы, покрывающие ее руки, и скудные сведения о людях, которых ей пришлось покинуть, намекают на другой сюжет, менее сказочный и более мрачный.
        - Как-то театрально, не находишь, дорогая? - хмыкнула Эсси. - Это ты у матери набралась, - она махнула рукой, чтобы Кейт продолжала.
        - Я заметила, что одни истории люди оберегают, улучшают, а другие просто забывают. Как будто, похоронив прошлое, они смогут оградить будущее поколение от бед, выпавших на их долю. Но я сомневаюсь, что такая перекройка истории поможет нам обрести безупречное будущее.
        Кейт помолчала, гадая, сколько ей еще придется читать…
        Эсси выпрямилась и, вложив руку в руку, сжала их перед собой. Когда она подняла голову, в глазах стояли слезы.
        - Продолжай, дитя.
        - Ну ладно… Когда я прихожу навестить свою прабабушку на Луисбург-сквер, я присаживаюсь на ступени ее крыльца и смотрю на две статуи, что стоят в парке перед ее домом. В детстве мы с сестрой играли в футбол в этом парке. И частенько забирались на статуи. В северном конце парка стоит Христофор Колумб - гордый, мокрый, подернутый мхом. В противоположном конце - Аристид Справедливый. Два бесспорно храбрых человека - мужчины - открыватели новых земель. Но оба оставили после себя шлейф тайн, мрака и лжи.
        Эсси вздернула белоснежные брови.
        - Понятия не имею, к чему это, - сказала она с кривой усмешкой.
        У Кейт затряслись руки, ей было тяжело держать листы и читать. Голос зазвучал натужно, как у ученицы средних классов на экзаменах, но она продол- жала:
        - Существует множество свидетельств о великих людях. А как насчет простых женщин, пустившихся в далекие страны строить новую жизнь? Где же их истории?
        - Простых! - повторила Эсси, фыркнув, но Кейт и на этот раз пропустила ремарку прабабушки, переходя к сути своего эссе.
        - Я хочу посвятить себя исторической науке, чтобы исследовать, как люди строили свои жизни, свои миры… свои личностные истории. Сопоставлять противоречивые предания с имеющимися историческими фактами. Я хочу изучать жизни людей, которые преодолевали невзгоды, справлялись с моральными дилеммами и имели мужество рискнуть и пойти другим путем, свернув с предначертанного. Моя личная история сплетена с историей моей прабабушки. И однажды я надеюсь разрешить загадки прошлого ради своего будущего.
        - Ну что, приличное эссе, - сказала Эсси, нервно усмехаясь. - Похоже, ты унаследовала ирландский дар травить байки. А что, может, когда-нибудь из тебя выйдет писатель. Ты не думала об этом? Если нет, подумай… Я и не подозревала, что ты настолько была…
        - Увлечена?
        - Скорее любопытна, - рассмеялась Эсси. - Мое прелестное дитя, ну не всерьез же вы верили тем россказням, что я вам с Молли тут плела?
        - Ну… - Кейт растерянно пожала плечами.
        - Послушай, что я тебе скажу, Кэтрин, - подалась вперед Эсси. - В Бостоне у меня сложилась отличная жизнь. Прекрасная семья - плутоватые правнучки, - она похлопала Кейт по ноге. - Твой прадед и я не побоялись начать все с нуля, и… удача нам сопутствовала. И в день твоего восемнадцатилетия я должна сказать, пусть прямым будет путь твой, ну и все такое… У меня для ужина заготовлена целая речь, знаешь об этом?
        - Я и не сомневалась! - ответила Кейт взволнованно.
        О речах Эсси ходили семейные легенды, а она утверждала, что просто наверстывает упущенное.
        Эсси поднялась с дивана, в одну руку взяла трость, а другой прикрыла шкатулку, которую держала в руках Кейт.
        - Знаешь, на моих глазах ты из ребенка превратилась в мыслящую девушку. Твое эссе… - Эсси помолчала, затем подняла руку и коснулась щеки Кейт. - Я вижу, ты начинаешь понимать, что не все в этой жизни однозначно - только белое или черное. Тебе уже восемнадцать, и думаю, что могу рассказать тебе кое-что о своей молодости… Возможно, тогда ты поймешь, почему я никогда не возвращалась в Лондон, хотя это и разбило мне сердце. Я совершила ужасную ошибку, и чувство вины терзает меня и по сей день.
        В глазах у Эсси промелькнула боль, голос ее дрогнул, когда она снова заговорила:
        - За восемьдесят лет никто даже не поинтересовался по-настоящему. Ни твой дедушка, ни твой отец - у них всегда на уме были лишь одни морские линии и порты. Меня гложет червь раскаяния, Кэтрин. И все же я уверена, покинуть Лондон навсегда было правильным решением. И это не противоречит одно другому - и то и другое может быть правдой. Можно жить с сердцем, отягощенным скорбью и утратой, и в то же время наполнять его любовью и на- деждой.
        - Я не понимаю, - сказала Кейт, хмурясь. - Почему ты просто не попыталась там? Не потому же, что ты не смогла бы найти себе применение!
        - Вот что я тебе скажу: возможно, в следующий раз я приготовлю нам немного колканнона и расскажу тебе свою историю. С самого начала.
        - И про чипсайдского эльфа с зелеными глазами?
        - Откуда ты это выкопала? - прищурив глаза, поинтересовалась Эсси. - Мне кажется, у тебя в голове какая-то каша из народного творчества, моя красавица.
        - Но ты же сама потчевала нас с Молли этим народным творчеством еще в детстве.
        - Дорогуша, - улыбка Эсси смягчилась, - нам всем надо верить во что-то прекрасное. В маленькое чудо. Это поддерживает нас в тяжелые времена…
        Глава 8
        Кейт
        Лондон, наши дни
        Диджей поставил ритмичную музыку, и гости в зале закричали и пустились в пляс. В поисках Софии Кейт зашла в гостиную, отделанную дубовыми панелями. Отражаясь от мраморных колонн, музыкальный ритм сотрясал гостиную. Кейт коснулась своих сапфировых сережек, думая, что в ней есть что-то от Эсси, например, желание держать свои сокровенные мысли, свои травмы при себе.
        Эсси заполняла свою жизнь работой и благотворительностью. Были ли для нее эти свершения собственной стратегией выживания, когда она окунулась в новую жизнь по другую сторону Атлантики?
        Кейт сожалела, что так и не услышала от Эсси обещанную историю о том, почему ее прабабушка покинула Лондон и никогда туда не наведывалась. Эта тайна была похоронена вместе с ней.
        Стоя в углу гостиной под стеблями жасмина, свисающих с потолка, Кейт достала свой блокнот и пролистала страницы до рисунка пуговицы, чтобы еще раз рассмотреть его. Могла ли Эсси видеть что-нибудь из драгоценностей, найденных на Чипсайде? Захлопнув блокнот и убрав обратно в сумочку, Кейт направилась к Софии и ее мужу Джорджу.
        Кейт познакомилась с Софией в летней школе Оксфорда, где они обе готовились к защите своих докторских по истории Елизаветинской эпохи. Их связала любовь к теплому пиву и ненависть к регби. София была худощава. От своей матери-индианки она унаследовала блестящую кожу и гортанный смех, как у Греты Гарбо. После двух лет бродяжничества по Юго-Восточной Азии с рюкзаком за спиной София бросила своего мужа-голландца, которого она подцепила на ночной вечеринке в Таиланде, а вместе с ним рассталась и со своими дредами и мерзкой привычкой курить гвоздичные сигареты. Она вернулась домой и возглавила семейный бизнес, специализируясь на ювелирном антиквариате со своим кругом клиентов и шикарным офисом рядом с Нью-Бонд-стрит. В прошлом году она вышла замуж за Джорджа Грина - владельца ювелирного салона на Хэттон-Гарден и заядлого любителя регби.
        - Я так рада тебя видеть! - воскликнула София, обнимая Кейт. - Выглядишь потрясающе!
        - Обожаю женщин в смокинге. Просто шик! - сказал Джордж, целуя Кейт в обе щеки. - Рад видеть.
        - Это замечательно, что ты смогла прийти, Кейт. И спасибо, что уговорила Люсию одолжить нам пару каталожных изображений для шоу, - добавила София, сжимая Кейт руку.
        - Да я с радостью. Жаль, не могу остаться подольше. Уезжаю в Индию на днях.
        Они вышли на середину комнаты, чтобы лучше были видны изображения трех предметов из чипсайдской коллекции, спроецированные на потолок.
        - Этот флакончик берет первый приз! - сказал Джордж, указывая на помандер.
        Кейт принялась разглядывать крохотные цветы, нарисованные на глазури помандера, они были украшены опалами, рубинами, алмазами и розовыми сапфирами, что создавало ощущение живой природы. Весеннего пейзажа.
        - Вижу, что ты выбираешь самое ценное, - подмигнула Кейт Софии за спиной Джорджа. - Я бы и сегодня нацепила это на длинную цепочку.
        - Я бы тоже, - согласилась София.
        Кейт стало не по себе, когда она подумала о женщине, которая, цепляясь за такую вот изящную безделицу, - цеплялась за надежду выжить, когда во время эпидемии чумы каменные улицы Лондона тонули в отходах и мусоре, кишели нищими и крысами и были усеяны разлагающимися телами погибших горожан.
        - Интересно, спасло ли это ее, - задумчиво произнесла София.
        - Сомневаюсь! Ни один драгоценный камень не может противостоять бактериям. Правда, рубины считались оберегом от чумы. Бриллианты - охраняли, в смысле, они неуязвимы, так ведь? Опалы для облегчения головной боли, судя по всему.
        - Хороши с похмелья, - добавил Джордж, снимая с серебряного подноса у проходящего мимо официанта три бокала с шампанским и протягивая один Кейт.
        В это время размноженное изображение черно-белого кольца с одиночным алмазом из Лондонского музея засветилось на всех стенах и потолке зала.
        Для кого же оно было сделано?
        - А ты знаешь, что этот алмаз из Голконды? - спросила Кейт, указывая на изображение.
        - А-а, - протянул Джордж, разглядывая кольцо. - Так вот почему ты собралась в Индию. У меня есть клиенты, готовые заплатить любую цену за голкондские бриллианты - они такие редкие. Единственный, о котором я слышал за последние пару лет, был бриллиант чуть больше десяти каратов. Его продали на аукционе «Кристи» в Нью-Йорке более чем за двенадцать миллионов долларов. Но сейчас поговаривают, что такая цена могла бы быть лишь за один карат, - он пожал плечами. - Никто не хочет продавать. Их перестали добывать в начале восемнадцатого столетия.
        - А это не Александр Македонский писал, что голкондцы сбрасывали куски мяса к подножию своих гор, где обитали ядовитые змеи, затем посылали в долину орлов, которые приносили мясо обратно на гору, уже нашпигованное чистейшими алмазами?
        - Так выпьем за небылицы, - рассмеявшись, предложил Джордж, и они чокнулись своими бокалами.
        - Но ведь они не всегда светлые, правда же? - поинтересовалась Кейт, вспомнив легендарный голубой алмаз Хоупа, который, предположительно, был найден в Голконде.
        - Совершенно верно. Но все драгоценные камни Голконды объединяет магическое качество. Это словно смотреть в чистейшую реку, протекающую внутри камня. Раньше их так и называли - чистая вода. Если бы мне довелось продавать такой камень, я бы не отдал его первому встречному лишь потому, что он предложил наивысшую цену. Обладатель такого камня должен ценить красоту…
        - Ты старый романтик, - сказала София, расплывшись в лучезарной улыбке.
        Кейт пристально наблюдала за своими друзьями. Джордж смотрел на Софию так, словно узнал ее совсем недавно. Он явно гордился своей умной женой, и всякий раз, когда Кейт находилась рядом с этой колоритной парой, она не могла отделаться от чувства ревности. Безусловно, она очень нежно относилась к ним обоим, просто их присутствие наталкивало ее на мысли, а сможет ли она вновь обрести с кем-нибудь такую же глубокую связь.
        Они продолжали стоять и рассматривать спроецированное изображение черно-белого кольца с бриллиантом.
        - Для кого же оно было создано?! - воскликнула София неожиданно громко. - Тончайшая отделка. Сделать такое кольцо потребовалось много времени. Здесь замешана настоящая любовь, - София посмотрела на Джорджа и сжала его руку, он склонился и нежно поцеловал ее в губы.
        Кейт прильнула к бокалу и отвернулась. Краем глаза она заметила Маркуса, который беседовал с Люсией в кругу небольшой компании. Он словно почувствовал ее взгляд, обернулся, помахал ей и снова вернулся к беседе. Кейт не могла понять, что ее удивляло больше - то, что Маркус привез в Лондон смокинг, или то, что выглядел он в нем совершенно естественно.
        Она снова повернулась к своим собеседникам, как раз в тот момент, когда София подняла бокал и провозгласила тост:
        - За Голконду. Пусть она удивит тебя!
        Глава 9
        Эсси
        Лондон, июнь 1912 г.
        В пятницу после полудня Эсси, стоя на коленях возле парты, помогала отстающему ученику в классе мисс Барнс справиться с заданием по правописанию - это была часть уговора, согласованного мисс Барнс с директором школы, благодаря которому близнецы и Герти могли оставаться в школе до конца текущей четверти. Но директор предупредил: если Эсси не выплатит положенные три пенса в неделю за каждую девочку, то всех немедленно отчислят.
        А когда четверть закончится, то Герти придется оставить школу и пойти работать на фабрику вместе с Эсси. Мама уже скрепила подписью договоренности с мистером Рубеном и о размере еженедельной заработной платы Герти, и дату начала работы, несмотря на все просьбы Эсси оставить сестру в школе хотя бы до конца учебного года.
        - А как мы будем за это платить, Эсси? - кричала мама.
        Эсси, помогая мальчишке усвоить алфавит, облокотилась на парту, чтобы дать своим коленям отдохнуть.
        Когда она обратилась на фабрике к своей управляющей с просьбой отпускать ее после обеда в пятницу, чтобы она могла помогать в школе, миссис Рубен согласилась неохотно.
        - Я буду вынуждена сократить тебе зарплату, - ворчала она.
        Но когда Эсси осмелилась просить, чтобы вместо оплаты ее рабочих часов миссис Рубен хоть частично покрывала расходы на обучение сестер, управляющая встала на дыбы.
        - Это фабрика, а не благотворительное заведение, юная леди! Я буду вам весьма благодарна, если вы не будете эксплуатировать мое добродушие.
        Но на послеобеденную пятницу она согласилась. Правда, Эсси подозревала, что об этой маленькой уступке мистер Рубен так и не узнал. Несмотря на то, что миссис Рубен была деспотом в юбке, она все же по-своему заботилась о фабричных работницах. На прошлой неделе Бриджит нашла в своей корзине довольно большой отрез шерстяного сукна. И когда обескураженная девушка показала его миссис Рубен, та просто грубо отмахнулась:
        - Все равно он шел на выброс, так почему бы из него не сделать детское одеяло.
        Вот так и получилось, что Эсси согласилась помогать мисс Барнс с ее учениками читать и писать по пятницам с обеда в обмен на обучение сестер.
        - «И», - тихонько подсказала Эсси, и мальчик принялся старательно выводить букву мелом на грифельной доске.
        - Можешь припомнить три слова, которые начинаются на букву «И», Джек?
        - «История», мисс. Еще «изверг» - это как мой папа, - мальчик робко оглянулся, боясь, что его услышал учитель, но мисс Барнс вышла в другую ком- нату.
        - Еще одно, - напомнила Эсси.
        - «Искра», - мальчуган одарил ее щербатой улыбкой. - А это как вы, мисс. У вас здесь самая красивая улыбка. Не то, что у мистера Мортона, - прошептал заговорщицким голосом мальчуган и принялся рисовать букву «К».
        - Ну что ж, - погладила его по спине Эсси, поднимаясь с пола. - Благодарю вас, магистр Уэйнрайт. Вы очень любезны, - прибавила она шутливо-официальным тоном.
        Мальчуган рассмеялся, а Эсси лишь грустно улыбнулась. Как бы ей хотелось, что бы он вот так вечно сидел за своей партой, пукал и, кроша мелок, царапал на доске кривые буквы. Но вместо этого совсем скоро ему исполнится одиннадцать, и он будет вкалывать в доках со своими четырьмя старшими братьями.
        Сможет ли Эсси уберечь своих сестер от такой жестокой судьбы?
        Встав перед классом, Эсси посчитала детей с разбитыми коленками, хромых, беззубых и сутулых - почти половина класса.
        Еще больше было босых.
        Эсси пересчитала проклятия и своей семьи: с Мегги все будет хорошо, лишь бы она быстрее оправилась от простуды; девочки обязательно окрепнут, как только на ноги им поставят скобы, - для этого Эсси должна найти дополнительные деньги. По крайней мере, они все обуты. Уже кое-что…
        Эсси подошла к классной доске, где безукоризненным почерком мисс Барнс расписала задание по правописанию.
        - Когда вы закончите с алфавитом, - обратилась она к ученикам, указывая на классную доску, - я хочу, чтобы вы переписали это задание на свои доски.
        В дальнем углу класса спали трое светловолосых мальчишек - они попеременно, то утром, то вечером, подрабатывали на мельнице. Солнечные лучи, пробиваясь в окно, высвечивали рой веснушек на лице самого младшего. Он выглядел таким безмятежным, моложе своих одиннадцати лет. Мальчуган что-то быстро пробормотал и почесал нос. Эсси поморщилась. Руки у мальчика были красные, кожа потрескавшаяся и морщинистая, как у старика.
        Впрочем, как и у нее. Эсси достала из кармана фартука склянку с мазью от соседки, миссис Ярвуд, - смесь пчелиного воска с миндальным маслом, и похлопала веснушчатого мальчишку по плечу:
        - Вот, Джимми, натри этим руки. Сразу полег- чает.
        - Спасибо, мисс, - поблагодарил мальчишка, зачерпнул пальцем мазь и принялся втирать в огрубевшую от работы кожу рук.
        Эсси разгладила юбку и пошла к Герти, которая корпела над своим заданием. Когда все остальные дети писали свой урок на досках, у Герти была специальная тетрадь. Страницы тетради были разделены на три колонки. В первую колонку вписывались английские слова, а в оставшиеся две Герти должна была заносить перевод этих слов на латинский и французский языки. Глядя на сестру, Эсси испытывала гордость, пока не заметила блеск золота под рукавом Герти.
        Такую же пуговицу она видела вчера вечером.

* * *
        Фредди вернулся домой, по обыкновению грязный после земляных работ, и прошел прямо на кухню, где вокруг стола собрались все его сестры. Обычно он бывал очень уставшим и хотел быстрее умыться, поужинать и рухнуть в кровать, но в тот день он явился с работы очень возбужденным. Он дергал плечами, а руки держал в карманах брюк. Эсси сразу подумала о драгоценностях, которые рабочие пригоршнями выковыривали из грунта на Чипсайде…
        Герти как раз закончила дополнительное задание по математике от мисс Барнс и принялась рисовать близняшек с косами до плеч, заговорщически склонившихся друг к другу.
        Эсси стояла у стола, разминая листья плюща деревянной скалкой, перед тем как опустить их в кастрюльку с закипающим портвейном с корицей. На кухне стоял насыщенный сладковатый запах трав - как на Рождество. Соседка, миссис Ярвуд, научила Эсси готовить целительную настойку.
        - Глоток настойки плюща лучшее средство от перепоя, дорогуша, - заверила она.
        Так или иначе, мама пребывала в мрачном настроении, и порция этого варева усыпит ее до утра.
        И все же Эсси была расстроена, что мама потратила весь ее дневной заработок на выпивку. Самое неприятное было то, что в доме не было даже чая, чтобы разбавить огорчение.
        Близняшки не сводили с Герти зачарованных глаз. Они лишь изредка ссорились из-за того, кому передавать чернильницу старшей сестре, толкались и легонько пихали друг друга костлявыми локотками в тощие животы.
        - А кто хочет поиграть в пуговицы? - вдруг громко спросил Фредди.
        Этой игре девочек научил их отец, когда перед самым отъездом на фронт у него с мундира оторвалась медная пуговица. Мама тогда прервала игру, выпроводила детей и аккуратно пришила пуговицу обратно.
        - Я! - завизжали девочки хором.
        Мегги вскочила, бросилась к брату и обхватила руками за ноги.
        - А теперь вспомним, как это делал папа. Красиво и быстро. Протяните руки, юные леди. Обе руки. Закройте глаза. Я сказал, закройте как положено - а вы, мисс Флора Мёрфи, - только зажмурились.
        Он пощекотал ей животик, и Флора взвизгнула, хохоча и пытаясь увернуться.
        - Ну, Фредди, честное слово, - вздохнула Эсси, складывая постиранное белье. - Я старалась их утихомирить перед сном, не тревожить, чтобы они быстро заснули.
        И хотя Эсси делала вид, что отчитывает брата, когда она видела его ввалившиеся бледные щеки и уставшие глаза, от жалости у нее слабели руки. Фредди пытался заменить отца, искал денежную работу, чтобы обеспечивать всю семью, но, по сути, он был еще совсем мальчишкой, без какого-либо ремесла, без образования, и своими потугами и беспомощным оптимизмом скорее походил на Герти, чем на главу семейства.
        - Фредди, - спокойно сказала Эсси, - тебе надо поесть…
        - Ш-ш-ш, - приложив палец к губам, зашипел Фредди.
        Эсси осеклась, заметив вдруг, как старший брат стал похож на отца. Та же переносица, квадратный подбородок и мощные руки. В соответствующей одежде он бы сошел за аристократа.
        - Руки, - рявкнул Фредди, как это делал отец, и девочки, вытянувшись, как солдаты, выбросили перед собой руки и плотно закрыли глаза.
        Мегги все же оставила на мгновение один глаз открытым и тут же зажмурила.
        - Пуговица, пуговица… У кого пуговица? - приговаривал Фредди и положил пуговицу на ладошку Герти.
        Она быстро ощупала ее пальцами, затем крепко-накрепко сжала в кулачке и только тогда открыла глаза. Если бы Эсси была излишне набожной, она обязательно решила бы, что ее сестра о чем-то молилась. Скорее всего, о достатке в еде.
        - Так, хорошо, а теперь ты сама поиграй с сестрами, Герти, пока я умываюсь, - попросил Фредди, стараясь освободить ноги от прилепившихся близнецов. Но они пропустили просьбу брата мимо ушей и не обращали внимания на Герти. Усевшись под ногами Фредди, как пара щенков, прямо на песочном полу, они затеяли спор, кто развяжет брату шнурки на его грязных ботинках.
        Эсси сняла с крючка в ванной лейку, чтобы нагреть воды для брата, и, вернувшись на кухню, заметила, как обычно невозмутимое лицо Герти просияло улыбкой, когда она прятала пуговицу в карман своего фартука. Лишь мгновение перед ней была совсем другая Герти - бесшабашная и дерзкая девчонка, которую она умело прятала.

* * *
        Должно быть, Герти забыла вернуть пуговицу Фредди, и теперь она лежала у нее под уголком грифельной доски. Стараясь не привлекать внимания сестры, Эсси подошла поближе, чтобы рассмотреть пуговицу.
        Она была сделана в виде цветка розы - золотая, с едва заметными добавлениями белой и синей краски. В центре и вдоль лепестков, словно капельки росы, поблескивали красные, синие и белые камушки. Были ли это драгоценные минералы или просто цветная мастика?
        Кому могла принадлежать такая пуговица? И как же тогда выглядела сама одежда, для которой она предназначалась?
        Похоже, Фредди прикарманил эту пуговицу вчера на работе, а потом не удержался, чтобы не похвастаться перед девочками. И то, что он забыл забрать ее у Герти, когда та наигралась, тоже было похоже на Фредди. Поужинав хлебом с соусом, он еле доплелся до кровати и рухнул спать. Эсси заставит Герти вернуть пуговицу брату сегодня же вечером.
        Она некоторое время разглядывала рисунок пуговицы, который Герти оставила на странице бухгалтерской тетради под своим школьным заданием. Эту тетрадь вручил Герти их сосед - мистер Ярвуд, когда они ужинали у них на прошлой неделе. Ели гороховый суп с ветчиной, а на десерт - бисквит с черникой и сливками.
        - Дурья моя голова, купил не ту тетрадь, - сетовал мистер Ярвуд, который работал бухгалтером. - Годится только для ваших рисунков, мисс Герти.
        Используя только черные чернила, Герти смогла точно передать линию лепестков, отобразить изящную форму всего золотого изделия. Места, где, скорее всего, тоже были камни, Герти выделила тенями, так что создавалось впечатление реальных углублений.
        Эсси вспомнила, как Фредди вчера в подвале разрушенного дома поднял ком грунта и из него полилась река драгоценных камней и ювелирных изделий.
        И еще тот парень с зелеными глазами.
        Это пуговица из земли. Фредди взял ее там. Украл!
        Может, он взял что-нибудь еще?
        Эсси смотрела, как в дальнем углу классной комнаты ссорились близняшки, и у нее перехватило дыхание от нахлынувших опасных предчувствий, замешанных на страхе и надежде. Девочки знали, что им скоро придется покинуть школу.
        Эсси еще раз взглянула на пуговицу и решила сегодня же вечером поговорить с Фредди. Были ли найденные ими красивые вещицы просто цветными стекляшками или же настоящими драгоценностями? Все же Фредди не был настолько бесшабашным, чтобы вот так просто забыть что-то действительно дорогостоящее, хотя мама и частенько говорила, что когда они были еще совсем детьми, брат большую часть времени витал в облаках, забывая про все на свете.
        Только Эсси потянулась к Герти, чтобы поговорить о пуговице, как в класс вошла мисс Барнс, она улыбалась во весь рот, а в руках у нее были два огромных красных яблока.
        - Кто хочет кусочек яблочка? - обратилась она к ученикам, достала из ящика стола перочинный нож и стала резать яблоко на дольки.
        В классе поднялся хаос, загремели стулья, и взметнулась вверх волна грязных рук:
        - Я хочу!
        - Мне, мисс!
        Когда Эсси снова посмотрела на сестру, Герти сидела на своем месте и мечтательно смотрела в окно, но тетрадь была уже закрыта, и пуговицы нигде не было видно.
        Громко зазвенел школьный колокольчик, и дети гурьбой кинулись к двери, стараясь как можно быстрее оказаться на улице, чтобы успеть еще поиграть во дворе, пока не стемнеет.
        Мисс Барнс, прибираясь на своем столе, попросила Эсси подойти:
        - У нас скоро очередная летняя экскурсия. Мистер Мортон настоял, чтобы мы свозили детей в Гринвич в субботу через две недели. Я подумала, может, вы смогли бы присоединиться к нам?
        Эсси оглянулась на Герти и увидела, что та, не обратив внимания на звонок, заканчивала дополнительное задание по алгебре, которое специально для нее написала на доске мисс Барнс. Близняшки были уже на улице и наблюдали, как мальчишки катают обруч по двору. В окно классной комнаты проскользнул луч солнечного света, и Эсси вдруг подумала, какой умиротворенной выглядит Герти. Ее раздраженная возня с близняшками, когда они одевались, а потом постоянные подначивания по пути в школу, все это исчезало, как только она заходила в класс.
        - Я все собиралась спросить, ваша мать прочитала письмо, которое я передавала с тобой? - спросила мисс Барнс.
        Эсси еле заметно поежилась и снова посмотрела на Герти. Взгляд сестры был по-прежнему прикован к тетради, но она подозрительно притихла, словно замерла. Эсси знала, что Герти прислушивается ко всему, что говорит учитель. Мало что ускользало от ее внимания, несмотря на внешнюю самоуглубленность.
        - Извините, мисс Барнс, я передала его, но мама была очень… занята.
        Эсси надеялась, что молодая учительница не заметит ее смущение. Она видела перед собой опрятную девушку в туфельках на модном каблуке с открытым лицом, излучающим уверенность и веру в свое будущее.
        - Понятно, - кивнула мисс Барнс, хотя было ясно, что все наоборот. - Я так и думала, что произойдет нечто подобное.
        Она говорила тихо, с еле заметным трепетом, так, будто внутренне нервничала.
        - В конце этого семестра я ухожу. Вот прямо перед Рождеством. Мне предложили место в другой школе.
        - Поздравляю.
        - Эта школа только для девочек. Ну, для особо одаренных, вообще-то.
        Должно быть, на лице Эсси отразилось невероятное смятение.
        - Она работает уже довольно долго, - продолжила мисс Барнс. - Бывший директор - мисс Биил, даже основала при Оксфорде колледж Святой Хильды.
        - Я и не знала, что есть школы, где девочки получают полное образование, - смущенно сказала Эсси. - Хотя, я так понимаю, они существуют, иначе откуда бы у нас были такие прекрасные учителя, как вы.
        Мисс Барнс покраснела.
        - Дети будут скучать по вас, - добавила Эсси с печальной улыбкой. - Мы все будем.
        Герти перестала притворяться, что ничего не слышит, и теперь, открыв рот, вытаращилась на сестру и учительницу.
        - Вы не можете уйти, - пролепетала она, раскрасневшись.
        - Герти! - попыталась остановить сестру Эсси.
        - Что, Эсси? - повышая голос, спросила Герти и хлопнула тетрадью по столу. - Все теряет смысл, если мисс Барнс уходит! А мистер Мортон собирается вышвырнуть нас!
        И Герти разрыдалась.
        - Гертруда, мне очень жаль. Я понимаю, вы расстроены. Мне тоже больно уходить. И я буду скучать по всем вам, и особенно по тебе, - сжимая руки, заговорила мисс Барнс.
        Затем она подошла к Герти и положила руку ей на плечо. Пылкость молодой учительницы напомнила Эсси тех женщин, устроивших шествие вблизи монумента, держащихся за руки и скандирующих свои лозунги. Решительных женщин, носящих прекрасную обувь, читающих книги, получающих высшее образование или, по крайней мере, закончивших школу.
        Мисс Барнс глубоко вздохнула и обернулась к Эсси:
        - Мне сообщили уже несколько недель назад, но я не смогла сказать. Поэтому я передала с тобой для миссис Мёрфи всю информацию о моей новой школе и бланки заявлений на вступительные экзамены. Жаль, что у нее не было времени ознакомиться. Я бы хотела, чтобы Гертруда сдала вступительные экзамены.
        Герти вскинула голову, переводя взгляд то на сестру, то на мисс Барнс, одновременно и ошеломленная, и обрадованная.
        - Ой, Эсси, можно? Пожалуйста, Эсси? - захлопала в ладоши Герти, и от переполнявших ее эмоций она запрыгала на стуле.
        - Не я это решаю, Герти. Мы должны поговорить с мамой…
        Как только Эсси сказала это, улыбка исчезла с лица Герти, она закрыла свою тетрадь, стремясь поскорее выйти из класса.
        Мисс Барнс вернулась к столу и открыла свою сумку. Пока она что-то в ней искала, Эсси заметила внутри клубки зеленой и фиолетовой ленты и позавидовала их владелице. Мисс Барнс запихала их поглубже и вынула новенький, еще хрустящий, конверт с четко отпечатанной надписью: «Для родителей опекунов Гертруды Мёрфи».
        - На прошлой неделе я провела с Гертрудой несколько коротких тестов, пока остальные делали задание по арифметике, и результаты очень обнадеживающие, - сказала учительница, протягивая конверт Эсси. - Конечно, я не могу ничего обещать, но я знаю, что ежегодно для нескольких студентов выделяется стипендия. Вы должны будете съездить на выходных в Челтенхэм…
        Эсси молча покачала головой, и мисс Барнс зарделась, осознав свою ошибку. Она принялась перебирать бумаги на своем столе и, стараясь избежать встречи с взглядом Эсси, промямлила:
        - Я понимаю. Конечно. Как необдуманно с моей стороны.
        Она сложила бумаги стопкой и провела руками по волосам, притворяясь, что заправляет выбившиеся локоны обратно в пучок.
        Мисс Барнс снова заговорила, но так тихо, что Эсси пришлось податься к ней, чтобы расслышать:
        - А что, если я устрою вступительные экзамены здесь, во время классных занятий? Я смогла бы организовать это в четверг, когда у мистера Мортона еженедельная встреча с отцом Макгуайером.
        Герти уже уложила свой портфель и теперь стояла возле приоткрытого окна. Легкий ветерок играл ее растрепанными локонами. Эсси отметила, что она начала сутулиться, а цвет волос потускнел. По мере того, как умная девочка взрослела, все детские надежды лопались, как мыльные пузыри. Эсси же хотела, чтобы ее сестра становилась еще умнее, сильнее и увереннее. Возможно, в будущем она смогла бы стать учителем, как мисс Барнс.
        Эсси посмотрела на свои мозолистые ладони, она сознавала, что Герти заслуживает лучшего, чем гробить свою жизнь на фабрике. И Эсси была полна решимости помочь ей в этом. Она взяла письмо из рук мисс Барнс.
        - Спасибо. Вы очень добры. Наша мать, с ней бывает…
        - Я понимаю… Правда, Эсси. Если бы я могла забрать с собой весь класс, я бы это сделала. Но поверьте, Гертруда действительно особенная. У нее живой ум. Гибкий и пытливый. Знаешь, каждый день после уроков я иду на собрание…
        - Суфражисток? - шепотом спросила Эсси, будто ее могли арестовать только лишь за произнесение этого слова.
        - Да. А ты знаешь, зачем я хожу на эти собрания?
        - Чтобы женщины получили право голоса?
        - Не только. Я хожу и на другие собрания в Ист-Энде, которые проводит Сильвия Пэнкхерст. Она организовывает уход за детьми, пока их матери работают или учатся. Благотворительные столовые. Сбор одежды. Забудь о том, что пишут о суфражистках в газетах, Эсси. Они не праздношатающиеся девушки в красивых юбках и с ленточками на шляпках. Мы хотим перемен. Образование. Выборы. И самое лучшее, что я могу сделать для нашего движения, это обучать девочек, а они будут учить еще других. И потом мы потребуем голоса в парламенте. Присутствие в судах, в больницах. Однажды мы добьемся того, чтобы женщины могли работать где угодно.
        Эсси не отрывала взгляда от своих великоватых по размеру ботинок, надеясь, что мисс Барнс не заметит нахлынувших на нее сомнений. Женщины в университетах? На государственных должностях? Все это казалось еще менее вероятным, чем право голоса для жителей района, в котором жила семья Эсси.
        Мисс Барнс взяла Эсси за руки. У нее были теплые ладони.
        - Пожалуйста, я прошу тебя. Сделай так, чтобы ваша мать подписала это письмо.
        - Я постараюсь.
        Мисс Барнс была права. Герти успевала закончить задания по переводу, орфографии и алгебре раньше, чем большинство детей справлялось лишь с первой задачей. Когда Герти рисовала чей-нибудь портрет, ей удавалось ухватить самую характерную черту. Она была не просто умной - многие дети в классе быстро считали в уме, живо вели беседу и ловко травили байки. Но, как сказала мисс Барнс, - Герти была особенной. Чувство справедливости таилось в ее тщедушной груди, готовое вспыхнуть ярким пламенем, как фитиль факела. Она по духу принадлежала к тем неистовым женщинам в белом и мисс Барнс. Герти могла бы прожить достойную жизнь за пределами фабричных стен и смердящих переулков Саутуарка. И Эсси была полна решимости найти для нее способы не только остаться в школе до четырнадцати лет, но и получить достойное для нее образование.
        Глава 10
        Кейт
        Лондон, наши дни
        Кейт договорилась со своей троюродной сестрой - Беллой Скотт - поужинать после работы в Ковент-Гардене. Они познакомились еще подростками, после того, как мать Беллы увлеклась изучением своей родословной и принялась таскать своих упрямившихся детей по всей Великобритании, а порой и по Штатам, навещая ошарашенных родственников и вручая им сброшюрованную цветную копию составленной ею родословной.
        К счастью, Белла оказалась примерно того же возраста, что и Кейт с Молли. Их сблизило увлечение серфингом и пристрастие к любовным романам. Они таскали книги, которые мать Беллы - Мэри - покупала в букинистических лавках, и сбегали на берег океана в Род-Айленде, где провели вместе все лето. Пропадая там днями, они проглатывали одну книгу за другой, запивая молочным коктейлем, а потом, подставив ноги в песке под теплый ветер, сравнивали сюжетные линии.
        Молли с жаром критиковала прочитанное, считая, что героиня должна сама бороться за свое спасение, а не ждать, когда ее спасут. Кейт меньше обращала внимание на особенности сюжетных линий, она подсела на серию пикантных романов, действие которых проходило в эпоху Тюдоров. Хотя сейчас ей было неприятно это признавать, но, похоже, в то лето было что-то эдакое в океанской воде или ветре, что она выбрала делом своей жизни распутывание чужих тайн.
        Белла больше не проводила летние каникулы в Род-Айленде вместе со своими троюродными сестрами, так как Мэри добралась до двоюродных и троюродных родственников, осевших в Африке и на Багамах. Но Белла, Молли и Кейт навсегда сохранили дружбу, встречаясь каждый раз, когда оказывались поблизости. Как и Молли, Белла стала адвокатом, и Кейт на несколько недель останавливалась у нее в квартире в Брикстоне, когда проходила стажировку в аукционном доме «Кристи».
        И сегодня перед самой встречей Кейт получила от Беллы сообщение, что она опоздает на полчаса или даже на час, поэтому Кейт засела в баре «Ла Гоччиа», заказав себе розовый джин с тоником. Барная стойка сама по себе походила на произведение искусства - массивную бронзовую столешницу украшали бронзовые элементы в виде огромных листьев различных деревьев. Эта была своеобразная дань историческому прошлому Ковент-Гардена, где в древности цвели фруктовые сады. Кейт опустила руку под стойку и провела пальцем по хвостику дубового листа. Она подумала, что надо бы рассказать об этом баре Маркусу - было бы здорово сфотографировать эти декоративные элементы. Но тут ей принесли заказанный напиток - в хрустальном бокале с веточкой розмарина для перемешивания, и Кейт прогнала из головы все мысли о фотографе.
        Подхватив бокал, она протолкалась сквозь толпу посетителей и вышла во внутренний дворик, где села за стол, втиснутый между двумя огромными терракотовыми горшками с растущими в них папоротниками и магнолиями. Вечерние сумерки заливали кремовые стены дворика. Летний воздух насыщали запахи жасмина и камелии. И посреди этого уголка безмятежности трудно было поверить, что буквально в нескольких метрах, за стеной, по старинным мостовым спешат люди, кто с работы, кто со школы, а кто из магазина, стекаясь в подземку и разъезжаясь по всему Лондону, а кто и дальше.
        Мимо прошел официант с подносом, на котором благоухали только что вынутые из печи фокаччи с луком и розмарином, и Кейт заказала одну себе вместе с оливками. Теперь она могла достать из сумки свой рабочий блокнот. На мгновение она заколебалась, коснувшись обложки своего личного дневника, который лежал на дне сумки и который она так и не решалась открыть.
        Не решилась и на этот раз.
        Кейт достала рабочий блокнот и отыскала нужные ей материалы. Это были газетные вырезки, которые она нашла в папке с надписью «Лондон», что лежала в том же картотечном шкафу, что и рисунки Эсси. Потягивая джин, Кейт просматривала выцветшие листки.
        ГЕРТРУДА ФОРД ОТКРЫВАЕТ ЖЕНСКИЙ КРИЗИСНЫЙ ЦЕНТР В САУТУОРКЕ.
        ГЕРТРУДА ФОРД НАЗНАЧЕНА СУДЬЕЙ ПО СЕМЕЙНЫМ ДЕЛАМ В ВОСТОЧНОМ ЛОНДОНЕ.
        ГЕРТРУДА ФОРД ОСНОВЫВАЕТ СТИПЕНДИЮ ДЛЯ НУЖДАЮЩИХСЯ СТУДЕНТОВ КОЛЛЕДЖА СВЯТОЙ ХИЛЬДЫ В ОКСФОРДЕ.
        Эстер Мёрфи была пресс-секретарем бостонских суфражисток, и нет ничего удивительного в том, что она собирала статьи о движении суфражисток, о развитии женского образования на своей родине, а тем более о достижениях своей сестры.
        Кейт вдруг почувствовала, что у нее перехватило дыхание, будто кто-то сдавил ей грудь. Она с большим трудом сглотнула и постаралась сосредоточиться на разговорах, доносящихся с соседних столиков. Официантка принесла тарелку с черными оливками и горячей фокаччей, и Кейт заставила себя выговорить: «Спасибо».
        А какой бы была ее жизнь без сестры Молли?!
        Она вспомнила, как Молли выхватила из ее рук письмо с гарвардским штемпелем, как вскрыла его и как вытянулось ее лицо, когда она поняла, что это не извещение о зачислении, которое она сама получила годом раньше, а отказ.
        - Ох, Кейт. Мне так жаль… Вот дерьмо…
        А как Молли, четыре года назад, прижимала к себе новорожденную Эмму, пытаясь сообразить, как ее накормить? Измученная родами и вся мокрая от пота, со слипшимися волосами на лбу, она подняла руку и погладила Кейт по щеке. Кейт лежала рядом с сестрой на узкой больничной кровати, поддерживая Эмму, помогая малышке пристроиться к неопытному соску Молли. И потом она убаюкивала свою старшую сестру и новорожденную племянницу, переполняясь любовью к ним и заботой.
        О жизни без Молли, Джессики и малышки Эмми страшно было даже подумать.
        Кейт всматривалась в фотографию юной Гертруды в академическом одеянии. Выпускница юридического факультета с горящими глазами, и лишь морщинки на висках намекали на предстоящие ожидания и разочарования. Нечто похожее Кейт видела и на морщинистом лице Эсси.
        Гертруда Мёрфи была единственной девушкой-выпускницей в своем классе. Кейт задумалась, а каково это, быть в одиночестве среди сокурсников-парней, облаченных в строгие костюмы и галстуки? Она вспомнила свои собственные занятия по истории искусства, где никого не удивляло, что почти весь класс состоял из девушек, причем одеты они были, как и всякая калифорнийская молодежь, в джинсовые шорты, шлепанцы и футболки.
        Учиться в колледже на Западном побережье было одно удовольствие. Кейт брала студенческие ссуды и сама платила за учебу, как и другие студенты. Это освобождало ее от необходимости все согласовывать со своей семьей в Бостоне и позволяло самой решать, заниматься ей серфингом или нет, выбирать тот предмет, который ей интересен, - от французского языка и ювелирного искусства Елизаветинской эпохи до рисования с натуры.
        Но с недавних пор все повернулось вспять. Возможно, на это повлияла жизнь в старом доме на Луисбург-сквер или определенная зрелость, что приходит с годами, но Кейт захотелось обрести опору в Эсси и ее семье. И раскрытие лондонских секретов стало первым шагом к этому.
        Потянувшись за оливкой, Кейт заметила, что к ней направляется высокая привлекательная женщина в элегантных брюках, в туфлях на высоких каблуках и зеленом блейзере. В руках у нее покачивался кожаный портфельчик.
        - Извини! - выдохнула Белла, целуя Кейт в обе щеки. - Тот еще денек!
        - Трудное дело?
        - А разве другие бывают в семейном праве? - поморщилась Белла и посигналила официанту, показав ему, что будет тот же напиток, что и у Кейт.
        - Думаю, нет, - согласилась Кейт.
        Белла устало откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула, наслаждаясь теплым воздухом.
        - Пришлось выпроводить судебного исполнителя и самой утешать лишенного прав отца, - поделилась Белла.
        - Господи, какой кошмар… извини, - пробормотала Кейт, представляя своего отца и дедушку.
        Каждое лето дед часами возился со своими внучками, обучая ходить под парусом, а папа пристрастил их к серфингу.
        - Выглядит серьезно! - кивнула Белла на рабочий блокнот Кейт. - В письме ты упоминала, что заинтересовалась моей прабабушкой Гертрудой. Я уже давно жду, чтобы меня кто-нибудь спросил про нее! Перед тем как мои родители уехали на Майорку, мама оставила мне целую коробку бумаг, касающихся истории нашей семьи. Тогда она увлекалась семейной генеалогией, да еще пилатесом.
        Белла открыла свой портфель, достала картонную папку, на которой стройными заглавными буквами было написано: СЕМЕЙНОЕ ДРЕВО МЁРФИ, и передала Кейт. Древо состояло из трех ветвей, и Кейт разложила его на коленях.
        - Итак, у нас общие прапрабабушка и прапрадедушка - Клементина и Конрад Мёрфи. Клементина овдовела, когда Конрад погиб на Бурской войне. У них было семеро детей, но выжили, как получается, только наши прабабушки - Гертруда и Эстер. Вот, смотри, - Белла указала на первую ветвь древа. - Фредди, самый старший, погиб в девятнадцать лет на работе. Они разбирали старое здание рядом с собором Святого Павла. Беднягу придавило кирпичной стеной.
        - А вот и Эстер Роуз - моя прабабушка, - продолжила Кейт, разглядывая древо, - и Гертруда - твоя.
        - Да, им двоим повезло. Их младшие сестры, Флора и Мегги - близнецы, не дожили до подросткового возраста, а вот эти две девочки, что обозначены по обе стороны от Гертруды, и вовсе умерли в младенчестве от кори и коклюша.
        Паутина линий, расползающаяся под именами Клементины и Конрада Мёрфи, ранила Кейт. Она представила себе крошечные гробики в гужевой повозке, как тележка подпрыгивает и раскачивается на булыжной мостовой, направляясь на окраину Лондона, где хоронят бедняков.
        Белла уловила ее чувства и поморщилась.
        - Но у них были и счастливые времена. Гертруда и Эсси, когда им исполнилось по пятьдесят, каждый год встречались на Гавайях и вместе проводили отпуск. Я так понимаю, до этого они были слишком заняты своей карьерой и семьей. Личные бумаги Гертруды - блокноты и письма от Эсси - сейчас перешли в коллекцию галереи «Серпентайн», вместе с картинами. Если хочешь, мы можем сходить туда вместе, когда ты вернешься в Лондон.
        - Есть еще картины?
        - Да, в конце концов она стала художницей. Ее работы что-то среднее между Модильяни и Ивом Кляйном - мама их терпеть не может. А мне очень даже нравятся. У меня дома есть пара картин. От них веет счастьем… жизнерадостностью, что ли, если так можно выразиться.
        - Похоже, наша семья не обделена талантами, - сказала Кейт, достав из своего блокнота конверт и показывая рисунок с двумя смеющимися девочками. - Я думаю, это нарисовала Эсси.
        Белла нахмурилась:
        - Это Флора и Мегги, я уверена. У блокнота, который подарен «Серпентайн», такая же разлиновка, как и у этого листа, и там тоже есть рисунки девочек, очень похожие на этот. Будто они сделаны одной рукой. Но тот блокнот точно принадлежал Гертруде, ее имя написано на обложке.
        - Так ты думаешь, этих близняшек нарисовала Гертруда, а не Эсси? - спросила Кейт, чувствуя знакомый прилив адреналина, который обдавал ее всякий раз, когда ей удавалось восстановить, пусть даже в незначительной степени, исторические связи какого-нибудь предмета искусства или ювелирного украшения.
        - А возможно будет сравнить этот рисунок с теми, что в блокноте?
        - Конечно! Я позвоню в галерею и оформлю допуск.
        Кейт подняла свой бокал и с удовольствием сделала большой глоток джина. Солнце было уже совсем низко, дворик погружался в мягкие сумерки. Кейт сидела напротив Беллы, и вдруг что-то металлическое у сестры на шее бросилось ей в глаза. Прикрыв глаза от солнца ладонью, Кейт подалась к Белле:
        - Извини, могу я взглянуть на твою цепочку?
        - Это? - Белла вытянула из-под шелковой блузки золотую цепочку с кулоном. - Мама мне подарила, когда я закончила юридический колледж. А ей подарила ее мать. Скорее всего, он принадлежал Гертруде. Крупноват для меня, - продолжала Белла, рассматривая кулон, - да и для судебных заседаний слишком помпезный. Но мне почему-то нравится, как он прилегает к моей коже, так что я ношу его под блузкой. - Белла сняла цепочку и передала сестре.
        С трепетом в сердце Кейт пробежалась пальцами по цепочке, держа кулон на ладони. Он был из золота и напоминал цветок розы. На паре лепестков виднелись пятна белой и голубой эмали, но в основном кулон был чисто золотым.
        - Видишь эти крошечные квадратики? - указала Кейт на клетчатый узор, покрывающий лепестки. - Эти углубления на золоте говорят о том, что здесь были камни плоской огранки, но в какой-то момент их извлекли. И на самом деле это не кулон - изначально это была пуговица. - Кейт перевернула цветок и указала ногтем на оставшиеся отметки от напаянных в прошлом петелек, с помощью которых пуговицу и пришивали к одежде. - Видишь?
        - Я и понятия не имела, - выпучив глаза, ответила Белла. - Я не знаю, куда подевались эти камни. Я и не подозревала, что они существовали, думала, что эти углубления - просто узор. Гертруда была одной из первых женщин, которые изучали юриспруденцию в Оксфорде, может, это она выковыривала камушки, чтобы оплачивать обучение? Хотя это маловероятно. Здесь, - Белла указала на папку с родословной, - нет и намека, что у Мёрфи водилась даже лишняя мелочь, не говоря уже о сказочной пуговице, усыпанной брильянтами. Мать Гертруды - Клементина - умерла от печеночной недостаточности в богадельне, так что они уж точно не барствовали. Я всегда считала, что это был подарок Гертруде от мужа - моего прадедушки Хьюберта.
        - Возможно, в этой пуговице и не было камней, - задумчиво сказала Кейт, - тогда она могла видеть такую же, но только с камнями. - она достала из блокнота другой конверт и передала его Белле. - Вот этот набросок был среди бумаг Эсси.
        Белла внимательно рассмотрела рисунок и, постукивая по нему пальцем, сказала:
        - Один в один! Только без камней. Что это все значит? Откуда взялся этот кулон?
        - Не знаю. Но если не считать драгоценных камней, то твой кулон идентичен пуговицам, которые я видела сегодня в коллекции Лондонского музея.
        - Идентичен? Так это значит, что…
        Они молча сидели, разглядывая то рисунок, то кулон. Кейт пыталась отогнать навязчивую мысль об уголовной ответственности. Семья Эсси была бедна. И логично было предположить, что она могла хранить у себя что-то ценное, что обнаружила, например, на рабочем месте или нашла на улице, или кто-то из ее знакомых выкопал в подвале на Чипсайде. Или украл? А если так, то кто был законным владельцем?
        Для своего швейцарского клиента Кейт отслеживала путь средневекового кольца в виде черепа - мементо мори - с гравировкой античного изречения NOSCE TE IPSUM. (ПОЗНАЙ СЕБЯ.) Кольцо это было изображено на портрете знатного английского джентльмена, датированном 1567 годом, затем продано еврейскому коллекционеру в Голландию. Какие-либо документальные свидетельства о его дальнейших владельцах неожиданно обрывались на 1940-м году. Ее клиента смутило предположение, что это кольцо он приобрел у дилера, которому оно досталось от нациста. В своем отчете Кейт собиралась рекомендовать своему клиенту инициировать процесс репатриации. По ее мнению, и, скорее всего, в соответствии с международным правом, это кольцо принадлежало семье еврейского коллекционера, который оставался последним известным законным владельцем.
        Словно прочитав мысли Кейт, Белла спросила:
        - Так, а кто законный владелец этой золотой пуговицы? Откуда она взялась?
        - Честно? Я не знаю. Возможно, концы ведут к чипсайдской находке. Но в елизаветинские времена в Лондоне костюмы с такими пуговицами носили сотни богатых купцов и их жены. Нет никаких доказательств.
        Почувствовав некое замешательство Кейт, Белла снова открыла папку, откуда до этого извлекла фамильное древо, а теперь достала фотографию в цвете сепия, на которой была запечатлена изможденная женщина, прислонившаяся к деревянной прялке. На ней была толстая шерстяная юбка, фартук и стоптанные ботинки.
        - Это Клементина Мёрфи. Наша ирландская прапрабабушка.
        - Она выглядит как тяжелобольная старуха. Это было форменное преступление: обрекать женщин на такой тяжелый труд.
        Лицо Беллы помрачнело, когда она сказала:
        - На этой фотографии Клементине всего сорок.
        Кейт как будто ударили под дых. Она всматривалась в лицо на фотографии и невольно прошептала:
        - Всего на пять лет старше меня.
        - Упаси бог родиться бедняком в Эдвардианскую эпоху, если вот так выглядит процветающая экономика и бесплатное образование, о которых твердили по всей стране под гимн «Правь, Британия». Я даже представить себе не могу, каково это, беспомощно наблюдать, как умирают твои дети.
        Произнеся это, Белла осеклась, лицо ее покраснело, и она закрыла его обеими руками. Лишь спустя несколько мгновений она осмелилась опустить руки и посмотреть прямо в глаза Кейт.
        От этого взгляда Кейт стало дурно. Она подхватила локон, свисающий ей на брови, и принялась старательно заправлять его за ухо. Она знала, что сейчас начнется, и лихорадочно подыскивала способ сменить тему. Все что угодно, лишь бы предотвратить предстоящее объяснение.
        Но было уже поздно.
        - Извини, господи, мне так жаль, - пролепетала Белла дрожащим голосом и положила руку на руку Кейт, держащую пуговицу-кулон. - Нет ничего ужаснее, чем потерять ребенка.
        Все горе и вся вина, которые Кейт старалась захоронить в течение трех лет, вдруг вновь вскрылись и обострились. Она вспомнила крошечное бледное личико своего младенца, выглядывающее из пеленок, головку, увенчанную островком густых темных локонов - таких же, как и у нее, как и у Эсси. Вновь ощутила божественный запах новорожденного. Пурпурные губы. И глаза, которые никогда не открылись.
        Вся левая сторона ее тела заныла. На этой стороне она пролежала тогда на больничной койке всю ночь, обняв своего младенца и прижимая его к себе, будто пыталась вдохнуть в него хоть немного жизни.
        Джонатан просидел ночь на стуле в углу палаты, зажав голову между колен, лишенный дара речи. Все годы его изучения медицины теперь давили на него ледяной глыбой вины. Кейт понимала, что ей следовало бы поговорить с ним, попытаться утешить, объяснить, что он не виноват. Показать, как он дорог ей. Но что она могла сделать? Все слова испарились.
        Акушерка все видела и все поняла. Она ничего не говорила, просто час за часом сидела рядом с Кейт, положив руку ей на плечо, сдерживая ее рыдания, пока у Кейт не иссякли слезы. Этот простой жест помог Кейт сохранить связь с этим миром в самую мрачную ночь ее жизни.
        В конце концов Кейт заставила себя поднять голову, подставив лицо последним лучам заходящего солнца, смогла вдохнуть и выдохнуть пьянящий аромат летнего воздуха и только тогда открыла глаза, сморгнув слезы с ресниц.
        Этот прием она выработала за последние три года. Утереть слезы, загнать печали обратно в бутылку и наглухо запечатать пробку. Порой горе обрушивалось на нее с сокрушительной силой в самый непредвиденный момент. Сродни тому, как получить оглушающий удар по голове во время беспечной прогулки по улицам. Порой это походило на ласковый отлив прибоя, увлекающий тебя на дно океана. Ее врачи твердили, что со временем горе притупится. Настаивали, чтобы она продолжала идти по жизни своей дорогой. И не винить себя.
        Но как куда-то идти, когда столько потеряно?
        Как быть матерью без ребенка?
        Кейт вдруг подумала об Эсси. Возможно, она не распространялась о своей жизни в Лондоне, потому что получила там душевную травму. Так зачем разговорами бередить старую рану и распалять утихшую боль? Достаточно просто проживать день за днем.
        Кейт сглотнула, кашлянула, прочистив горло, но по-прежнему не смогла ничего сказать. Она думала о своем дневнике, спрятанном на дне ее сумки. Она всегда носила его с собой, но практически никогда не открывала. Он не был нужен ей. Та беззаботная личность, купившая себе дневник, чтобы вести записи о своей беременности, превратилась в призрак. Как и черно-белые снимки УЗИ, которые она вложила в дневник на память.
        - Все хорошо, - осмелилась произнести Белла, ее теплая ладонь все еще лежала на руке Кейт.
        Глядя на руку сестры, Кейт вспомнила, как Джонатан вот так же сжимал ее руку, пытаясь утешить, когда уже не осталось слов, лишь слезы и тишина. Было еще одно рукопожатие, последнее, когда он пришел вернуть ключи от дома на Луисбург-сквер, уезжая в Новую Зеландию. Их брак лежал в руинах, не подлежащий восстановлению.
        Кейт встретилась взглядом с Беллой и смогла слабо улыбнуться.
        - Мне так жаль, что ты потеряла Ноя.
        Да, это так. Их Ной. Их дорогой мальчик.

* * *
        Подошел официант и пригласил в зал, где для них освободился стол. Как только они сделали заказ, Белла поинтересовалась:
        - Ты давно разговаривала с Молли?
        - Мы переписывались.
        - Она беспокоится. Думает, что ты избегаешь ее.
        - Что? Да это нелепость! Просто я часто в разъездах… у меня проект за проектом.
        - Это-то ее и беспокоит. И меня, если честно. Естественно, никто из нас не застрахован от превращения в трудоголика, - Белла сделала глоток вина. - Но ты трудишься в поте лица, потому что тебе это нравится? Или потому что не можешь оставаться долго на одном месте? Да, бывают случаи, когда присутствуют оба мотива. Но, насколько я могу судить, ты пустилась в разъезды, как только ушел Джонатан.
        Кейт кивнула и тихо прибавила:
        - Ничего не могу с собой поделать. Это эгоистично, но когда я вижу Эмму…
        Белла снова сжала руку Кейт:
        - Я понимаю, это очень больно. Вы родили с разницей в несколько месяцев, и теперь ее день рождения напоминает тебе…
        - Я очень их люблю, обеих… И Джессику тоже… Но когда я смотрю на ее семью… Я… я не могу не думать о своей… не могу забыть.
        - Да никто и не думает, что ты забудешь. Но ведь ты по-прежнему часть семьи Молли. Это тоже не забывай. Сестра любит тебя безумно. Помнишь, как она врезала мне по носу, когда я дразнила тебя по поводу… - Белла замялась и поморщила нос. - Я даже не помню, по какому! Помню только, что подшучивала над тобой совсем недолго, а потом уже лежу на песке. Она была просто фурией!
        - Такой и остается. Лучше с ее дочерьми не шутить.
        Они обе рассмеялись, и как раз подоспел их заказ. Звон столовых приборов и манипуляции с тарелками окончательно разрядили обстановку. Официантка поставила перед сестрами блюда со свежей бурратой и зажаренными на углях морскими гребешками. Ели с аппетитом, переведя разговор в более комфортную плоскость, - обменивались новостями на работе, делились планами на предстоящие отпуска. Когда подошла официантка, чтобы убрать освободившиеся тарелки, они заказали по бокалу розового вина и еще фокаччи. Кейт вдруг подумала, что теплые итальянские лепешки успокаивающе действуют на ее горе. Как только официантка удалилась, Белла отправила в рот небольшой кусочек сочной бурраты:
        - М-м-м, это божественно. Надо доверять приезжим в выборе ресторанов. Если бы это делала я, то мы сейчас сидели бы в ближайшей итальянской траттории. Там хорошо, но не так здорово, как здесь.
        Белла вытерла губы салфеткой и подвинула тарелку с остатками сыра Кейт:
        - Давай налегай, а то сейчас все доем.
        Вернулась официантка с бокалами розового. Кейт сделала глоток и почувствовала умиротворение. Она точно не знала, что этому способствовало - алкоголь или зал ресторана, утопающий в зелени и летних сумерках. Она сидела смирно, стараясь не дать своим эмоциям нарушить этот покой.
        Совершенно невыносимо было сознавать, что все вокруг смотрят на тебя с жалостью. Выказывая свои добрые намерения, люди качают головой, произнося с горькой печалью: «Не представляю себе, как тебе удается каждое утро вылезать из постели».
        Так и Кейт не представляла, по правде сказать.
        Но она просыпалась, вылезала из постели и день за днем продолжала жить, пока наконец не почувствовала, что оцепенение отпускает ее. С потерей Ноя Кейт стала хвататься за любую малость, способную помочь ей снова почувствовать вкус к жизни. Чашечка идеального эспрессо. Лучи осеннего солнца на ее лице, когда она сидит на крыльце своего дома, а Эмма барахтается в желтой листве, засыпавшей парк на Луисбург-сквер. Шоколад «Вальрона».
        Со временем Кейт начала ставить перед собой небольшие цели и браться за несложные поручения. Отыскала в архивах дома Картье утерянный акварельный рисунок изумрудного оплечья магараджи - в соответствии с которым каждый камень был обмерен, взвешен и помещен на нужное место. Расшифровала примечания к описям ювелирных украшений, принадлежавших Анне Датской, а затем выяснила, какие из них были переделаны или проданы.
        И вот теперь перед ней стояла задача узнать, как маленькая золотая пуговица появилась в ее семье и действительно ли она имеет отношение к пуговицам из находки на Чипсайде, которые она видела сегодня в Лондонском музее.
        Раскапывая историю драгоценностей, Кейт часто погружалась в чужие трагедии. Но иногда, отслеживая путь какого-нибудь бриллианта, она осознавала, что и люди могут обновиться и обрести другую жизнь.
        - Я точно не знаю, откуда взялась у нас эта пуговица или кулон, - словно уловив ход мыслей Кейт, начала Белла, - но этот рисунок точно имеет отношение к нам и нашим прабабушкам. Это твоя работа, отыскивать семейные реликвии и происхождение разных драгоценностей, но, похоже, тайна чипсайдской находки станет для тебя больше, чем очередным заказом. Я часто замечаю это на своей работе. Люди идут на все, чтобы сохранить свои семьи. А когда им это не удается, они ищут нечто такое, что заполнит эту утрату в их сердцах.
        Белла умолкла и сделала глоток вина. Когда она заговорила вновь, голос ее звучал так мягко, словно летел хлопковый пух.
        - Когда все потеряно, семья разрушена, неудивительно, что цепляешься за нечто, что напоминает о счастливых временах.
        Кейт подумала о своем дневнике, потом вспомнила сапфировые серьги.
        Белла взяла со стола кулон-пуговицу, приподняла его за цепочку так, что он попал в луч света.
        - Я уверена, что это Герти сделала рисунки пуговицы. Должно быть, она видела ее или точно такую же, но еще с камушками.
        Кейт молчала и, попивая вино, обдумывала возникшую ситуацию: сегодня она видела в Лондонском музее коллекцию золотых пуговиц, и вот перед ней кулон Беллы. Если они из одной чипсайдской находки, значит, как историк, Кейт должна будет заявить об этом. В конце концов, в отчете швейцарскому клиенту она предложила ему вернуть драгоценное кольцо. Белла должна будет расстаться со своей фамильной реликвией, и эта пуговица окажется рядом с остальными в музейном хранилище.
        Это была профессиональная дилемма для Кейт, но в ней таились вопросы еще и глубоко личного характера: не украла ли Эсси эту пуговицу из чипсайдского клада? Не потому ли ее прабабушка больше никогда не посещала Лондон? Но Эсси прожила в Бостоне почти восемьдесят лет, и шансы, что ее тут же схватят, появись она в Лондоне, были ничтожны. Да и кто будет арестовывать глубоко пожилую женщину за кражу пуговицы больше полувека назад?
        Глава 11
        Лондон, 1912 г.
        Дорога из школы домой всегда занимала больше времени. Эсси поставила ведро на насыпь железнодорожного полотна, которое проходило неподалеку от их улицы, и одной ногой наступила на рельс, чтобы почувствовать вибрации приближающегося локомотива. Флора и Мегги помогали ей выискивать на полотне куски угля и складывали в ведро. Для них это была очередная игра, будто они охотились за сокровищами.
        Близняшки ползали по шпалам, просовывая под них свои маленькие ручонки, чтобы не пропустить ни одного кусочка из сыпавшихся с угольных вагонов, когда состав с грохотом проходил по этим местам. Тем же самым занимался и Фредди, только он собирал ветки и обломки досок у причалов вдоль Темзы. Так они добывали топливо, чтобы дома поддерживать огонь в старой печи и бойлере.
        Набрав полное ведро угля, сестры вытерли руки травой, что росла вдоль путей, и направились домой.
        Глядя на свое ведро угля, Эсси подумала о том проржавевшем ведре, заполненном землей и разными ювелирными украшениями, которое нашли Денни и Фредди в разрушенном доме на Чипсайде днем раньше. Как можно было забыть ком грязи, нашпигованный драгоценными камнями? Тогда она хотела подойти поближе, чтобы рассмотреть находку, но мистер Хэпплстоун приказал всем оставить свои инструменты и выйти из подвала на тротуар. Они должны были молчать о том, что видели.
        С тех пор Эсси пыталась выбросить из головы образ бригадира с простой, открытой и приветливой улыбкой. Старалась забыть то, как он коснулся полей своей шляпы, приветствуя ее, как настоящую леди. И все же ее тянуло к нему, манило, как манило Герти, которая не могла оторвать глаз от золотой пуговицы, словно увидела нечто невероятно блестящее и драгоценное, чего и существовать-то не могло. Вот так же, как эта пуговица для Герти, бригадир не мог существовать для такой, как Эсси. Хотя он и написал ей после их встречи. Его визитная карточка, отпечатанная золотыми буквами на бумаге цвета слоновой кости, лежала у нее в кармане фартука. На оборотной стороне им была составлена короткая записка.
        Дорогая мисс Мёрфи,
        Надеюсь, вы не сочтете за наглость то, что я вам пишу.
        Я очень сожалею, что наш вчерашний разговор так неожиданно прервался.
        Я был бы польщен, если бы вы согласились хотя бы переписываться со мной, если не захотите встретиться в присутствии сопровождающего, которого сами выберете.
        Передаю эту записку с вашим братом.
        Со всей искренностью,
        Мистер Э. Хэпплстоун
        Фредди так увлекся игрой с пуговицей, а потом еще долго возился с Флорой и Мегги, повисших у него на ногах, что только поздно вечером вспомнил о переданной с ним визитной карточке.
        - Какой-то он странный, этот Эдвард, Эсс, - пробормотал он, вручая послание. - Ты лучше не говори ему о том, что я принес домой…
        Эсси потянулась к карману, но тут же отдернула руку как ужаленная. Она не знала, что ей делать с посланием бригадира, поэтому решила ничего не предпринимать. К тому же у нее и так было полно хлопот с мамой, Фредди и сестрами. Да и не стоит сходить с ума из-за мужчины, которого она видела всего несколько мгновений в какой-то грязной канаве.
        Ведро с углем получилось тяжелое, и Эсси перебрасывала его с руки на руку. Когда они шли через задние дворы, из кухонных окон домов тянуло запахами готовящейся пищи, насыщая вечерний воздух гастрономическими ароматами. Эсси представляла, как хозяйки этих домов делят между своими отмытыми, краснощекими детишками спирали камберлендских сосисок, подкладывают им в тарелки картофельное пюре с тушеным ревенем, а на десерт, возможно, попотчуют кусочком еще теплого сливочного пирога.
        Близняшки бежали впереди, плечом к плечу, и, задрав носы, насыщались запахами чужих ужинов. Дома их поджидали только хлеб с салом. Впрочем, они никогда не жаловались.
        Герти плелась позади всех, подставляя руки под листву плюща, обвивающего стены, и любуясь оранжевыми настурциями и фиолетовыми анютиными глазками, распустившимися в уличных кашпо. Лондон оживал множеством красок по мере того, как дни становились все длиннее и теплее.
        Бывало, когда Эсси замечала прореху в каком-нибудь заборе, она любила поглазеть на чужие сады с огороженными клумбами и аккуратными грядками, засаженными морковью, горошком и петрушкой, представляла, каково это, ухаживать за таким большим собственным участком, а не тем заброшенным клочком земли с несколькими пучками петрушки и шалфея, да еще вьющейся фасолью, которая отчаянно цеплялась за покосившуюся ограду у них на заднем дворе.
        Герти остановилась, заинтересовавшись кустом плетистой розы, обвивающим водосточную трубу. Поднявшись на цыпочки, она потянулась к кремовым бутонам, раскрывшимся навстречу весеннему солнцу. Герти сорвала несколько лепестков, словно пыталась разобраться, как они укладываются в бутоны, и Эсси вновь удивилась ненасытной любознательности своей сестры. Как сильно изменится ее по-детски открытое лицо, когда она превратится в молодую женщину?
        Эсси посмотрела на свою руку, занятую ведром, и поморщилась от вида грязных ногтей и вздувшихся вен. Руки Герти, пусть и грязные, все еще оставались изящными и неочерствевшими. Это были руки художника. Ими только переворачивать страницы книг.
        На прошлой неделе Эсси без ведома матери имела разговор с отцом Макгуайером в церковном управлении. Священник сначала отчитал ее, а потом повторил решение директора Мортона: пособия на содержание всех трех сестер Мёрфи в школе не будет.
        - У нас просто нет свободных средств. Для всех это был тяжелый год. Представьте, если бы для каждого ребенка в приходе церковь делала такие поблажки, - ворчал отец Макгуайер, расправляясь с жирным куском стейка с гарниром из грибов и маслянистым картофельным пюре.
        Желудок Эсси ныл от голода, хотя она и старалась как можно реже вдыхать перечно-маслянистый аромат. Священник даже не взглянул на нее, выпроводив из кабинета взмахом вилки.
        Эсси была в отчаянии.
        Герти вот-вот должна будет отправиться на фабрику прикалывать воротники к рубашкам. Ее прекрасные руки начнут грубеть и кровоточить от постоянных булавочных уколов.
        Эсси нужно было срочно что-то предпринять, чтобы не допустить этого… она решилась попытаться уговорить маму позволить Герти сдать экзамены в школу для одаренных девочек, о которой говорила мисс Барнс. Но как это сделать?

* * *
        Когда они добрались до дома и Эсси прошла в жалкую кухоньку, то чуть было не споткнулась о жестяное корыто, которое они использовали для купания. Корыто было полно грязной мыльной водой и стояло перед потухшим бойлером. Похоже, мама, наконец-то проспавшись, вымылась и забыла его убрать.
        - Девочки, - обратилась Эсси к сестрам, ввалившимся вслед за ней, - сможете вытащить корыто в туалет и вылить из него воду?
        В ответ она услышала за спиной коллективный вздох и не решилась обернуться, чтобы не видеть разочарования на лицах сестер, которые не нашли на кухне ни мамы, ни ужина. Теперь нужно было действовать самой. Эсси загрузила топку бойлера углем и развела огонь, чтобы скорее приготовить ужин и согреть воды. Затем она зажгла керосиновые лампы, теплый свет которых разлился по стенам, проявив потускневшие обои с рисунками цветов, которые по углам и вовсе отслаивались и плесневели. В одном из углов стояла мамина прялка, но мотки пряжи в корзинке так и оставались нетронутыми.
        Эсси подошла к каминной полке и сняла с нее пивную кружку покойного отца. Встряхнув ее, она убедилась, что денег нет. В этой кружке мать хранила заработанные на пряже монеты. Но сегодня она была пуста. Должно быть, мама наведалась в паб «Веселый сапожник», чтобы в компании чернорабочих подлечиться порцией портера. Ну, и как обычно, укрепляла здоровье до тех пор, пока не закончились деньги.
        Эсси вышла через заднюю дверь во двор и пошла к курятнику, где и обнаружила маму. Она лежала на спине, ругаясь и размахивая руками, отгоняя от себя грязных несушек, которые садились ей на ноги, бегали по животу. Платье было все заляпано грязью. Рядом валялась корзинка для яиц.
        Эсси охнула, и руки ее безвольно повисли. Она вернулась на кухню, где Герти уже что-то строчила в свой блокнот вместо того, чтобы опорожнять корыто.
        - Герти, убери блокнот и беги за миссис Ярвуд. Живо! - приказала Эсси, не глядя на сестру, чтобы та не видела ее слез.
        Затем она снова выскочила во двор и бросилась в курятник. Подхватив мать под мышки, Эсси поволокла ее наружу. Тело матери было совершенно безвольно, и голова болталась из стороны в сторону.
        - Эсси, дорогая, - пробормотала мать. - Извини. Я только вышла собрать яйца и, похоже, споткнулась.
        - Ма! - сорвалась было Эсси, но поняла, что злиться бессмысленно.
        Мать так набралась, что все равно ничего не воспримет.
        Вместо разговоров Эсси принялась загонять кур, выскочивших за ними из курятника. Одна несушка облюбовала плетеную корзинку для яиц и не желала ее покидать.
        - Пошла! Вон! - крикнула Эсси, перевернув корзинку набок, чтобы вытряхнуть упрямую птицу, и с ужасом обнаружила, что лишь одно яйцо осталось целым.
        Должно быть, они побились, когда мама споткнулась и упала. На этой неделе они еще не собирали яйца, значит, сегодня на ужин яичницы не будет.
        Вернувшись к матери, Эсси хотела одернуть задравшийся подол платья и заметила, что у нее кровоточит колено.
        - Тебе больно, мам? - спросила она, опустилась рядом на колени и промокнула рану рукавом. - Так, теперь давай попробуем сесть.
        Мать отрицательно замахала рукой, но Эсси уже осторожно поднимала ее за плечи, присев позади на корточки. Привалившись к Эсси, мать начала икать. Когда приступ икоты прошел, она повернулась к Эсси, посмотрела на нее, потом попыталась дрожащей рукой заправить дочери выбившуюся прядь волос.
        - Эстер, знаешь, ты так на него похожа, - пробормотала она с сильным ирландским акцентом.
        - Знаю, мам, - грустно ответила Эсси.
        - И по характеру такая же, как он. На Конрада всегда можно было положиться. Он все делал для меня. Мы отправились в Лондон, потому что мои родители бросили меня…
        - Я знаю, мам… знаю, - прошептала Эсси, обняв мать за плечи и укачивая, словно ребенка.
        Она убрала с лица матери густые темные пряди волос и вытерла с левой щеки прилипшую грязь и куриный помет.
        - Я тоже скучаю по папе, - шептала Эсси. - Мы все скучаем.
        - Он подарил мне семерых чудных ребятишек.
        Эсси лишь вздохнула в ответ. Иногда она вспоминала о двух умерших малышах, которые родились - одна до Герти, другая - после. Молли унесла корь. Дидре - ДиДи - погибла от коклюша. Обе еще не умели ходить. Эсси обвела взглядом их двор - в одном углу курятник, в другом - жалкая уборная - и содрогнулась. Из кухни доносился кашель Флоры. «С этим надо что-то делать», - устало подумала Эсси.
        Мать слегка приподнялась и погладила Эсси по щеке.
        - Ты уже почти взрослая. В твоем возрасте я уже родила Фредди. Скоро ты захочешь выйти замуж.
        - Ма! - запротестовала Эсси.
        Как она могла оставить дом, когда ее мать даже не может самостоятельно подняться? Кто позаботится о девочках? Нет, она останется и будет вкалывать из последних сил, если потребуется, чтобы девочки выросли и обрели лучшую жизнь. Эсси вдруг снова подумала о женщинах в белом, марширующих вокруг Монумента. Она увидела Герти в их рядах - мечтающую о великом, строящую грандиозные планы…
        Мать оборвала ее грезы, схватив, неожиданно крепко, за подбородок.
        - Вот что я скажу тебе, мисс Эстер Мёрфи, никто ничего от тебя не получит, пока не женится. Ты слышишь меня? Ты не опозоришь имени своего отца. Девушка с таким красивым лицом и великолепной фигурой…
        - Ма! - вскинулась Эсси.
        Трудно было представить, как еще больше можно было опозорить имя отца, когда все в округе знали, что Клементина Мёрфи - пьяница. Даже священник - отец Макгуайер - был готов лично приходить к ним домой по воскресеньям, чтобы Клементина с детьми не появлялась в церкви. В последний раз, когда они приходили к причастию, их мать, стоя на коленях, выпила все вино из чаши, и ошарашенному священнику лишь силой удалось вырвать из ее рук серебряный сосуд.
        - Я вышвырну тебя на улицу, Эстер Кирби. Вы все окажетесь в исправительной колонии, стоит мне глазом моргнуть. Если только ты или кто из твоих сестер…
        Лишь появление соседки миссис Ярвуд в сопровождении Герти спасло Эсси от очередной нотации.
        - Так, Герти, поставь чайник и уведи сестер наверх. Эсси, давай-ка подымем твою мать.
        Миссис Ярвуд поправила юбку и подмигнула Эсси. Она не имела собственных детей, но, периодически появляясь в их семье, она сразу брала все бразды правления на себя, как это было заведено в ее доме.
        - Клемми, ты можешь встать? Господи, ты разбила колено? Ладно, держи мою руку. Эсси, бери ее за другую. Так, а сейчас посмотрим, сможем ли мы тебя поднять.
        Общими усилиями они подняли Клементину на ноги, помогли доковылять до кухни и усадили на стул.
        Миссис Ярвуд начала расстегивать на матери платье, но та шлепала ей по рукам и бубнила:
        - Я в порядке. Просто устала.
        - Я знаю, - соглашалась миссис Ярвуд спокойным тоном и, не моргнув глазом, принялась стягивать с тощего тела грязное нижнее белье.
        В это время Эсси бегала взад-вперед с кувшином в руках от водопроводного крана к ванне, наполняя ее холодной водой. Когда чайник закипел, она добавила кипяток в ванну и помогла миссис Ярвуд усадить туда обнаженную мать. Затем взяла мочалку и принялась намывать маму, как она это делала с младшими сестрами. Когда Эсси смывала со щек матери остатки куриного помета, та уткнулась ей в ладони, словно маленький ребенок. Но вот она снова подняла голову и посмотрела на свою дочь - налитые кровью глаза и фиолетовые круги под ними никуда не делись. Эсси отдала бы все на свете, лишь бы смыть с лица своей матери следы горя и позора.
        Тем временем миссис Ярвуд расплела волосы Клементины и вымыла их, используя несколько капель экстракта сарсапарели.
        Когда они закончили с мытьем, миссис Ярвуд поддерживала засыпающую Клементину, пока Эсси вытирала ее, а потом натягивала через голову белоснежную ситцевую ночную рубашку.
        - Давай переместимся в кровать, Клементина.
        Придерживая полусонную женщину с двух сторон, они сопроводили ее по лестнице в спальню. Металлическая кровать матери занимала практически всю комнату. Кроме нее здесь был только папин стол, который, как святыня, стоял в дальнем углу. Это все, что от него осталось. Когда четыре года назад они вынуждены были перебраться в садовый домик Ярвудов, Клементина продала все, кроме этого стола и кровати.
        Миссис Ярвуд помогла Эсси вытереть насухо волосы матери и заплести их в косичку.
        - Вот так. Утром тебе будет легче, - приговаривала миссис Ярвуд.
        Эсси перевела взгляд на обветшалые обои в цветочек, и сердце у нее сжалось.
        Утром ничего не изменится…
        Мать мгновенно уснула. На фоне белых простыней и подушек ее щеки казались порозовевшими. От нее пахло сарсапарелью.
        Миссис Ярвуд взяла Эсси за руку.
        - Ты молодец, Эсси, - сказала она. - Постельное белье у тебя белее снега, и на кухне нет и следа жира и пригара. Ты моешь и драишь весь дом каждый вечер. Клементина вот… - она замолчала.
        Бросив взгляд на покрасневшие и потрескавшиеся руки Эсси, миссис Ярвуд, покачав головой, продолжила:
        - Приходите сегодня к нам ужинать.
        - Но…
        - Никаких споров, - подняв руку, перебила миссис Ярвуд Эсси. - Я наготовила огромную кастрюлю, нам с мистером Ярвудом и за неделю не съесть. А он не любит есть одну и ту же пищу каждый день. Понимаешь? Так что вы окажете нам большую услугу.
        Эсси расплакалась. Миссис Ярвуд была так добра, но Эсси просто вымоталась. Ей хотелось лишь одного, забраться к матери в постель и уснуть. Но она помнила о маленьких исхудавших сестрах.
        - Спасибо. Я искупаю девочек, и мы придем.
        - Вот это мне больше нравится, - сказала миссис Ярвуд, обнимая и поглаживая Эсси по спине. - Увидимся через часок.
        Глава 12
        Эсси постучалась в дверь миссис Ярвуд. Сестры стояли позади - в чистых платьях и с раскрасневшимися щеками. Дверь распахнулась, и миссис Ярвуд заключила их всех разом в свои объятия. В это время на Флору напал приступ кашля. Миссис Ярвуд склонилась к ней и приложила тыльную сторону ладони ко лбу девочки. Затем она проверила лоб Мегги и отступила назад, пропуская детей в прихожую.
        - Леди, надеюсь, вы нагуляли приличный аппетит. Мистер Ярвуд уже поужинал, - сказала миссис Ярвуд, закрыв за гостями дверь и жестом приглашая их следовать за ней по коридору.
        В прихожей стоял запах жареной говядины, и девочки с нетерпением потянулись на его зов.
        Когда они проходили мимо гостиной, Эсси разглядела в ней мистера Ярвуда, который сидел в своем любимом кожаном кресле, курил сигару и читал «Таймс». Он быстро опустил газету и, расплывшись в приветливой улыбке, кивком приветствовал Эсси и ее сестер.
        - Здравствуйте, мисс Мёрфи. Здравствуйте, юные леди.
        - Добрый вечер, мистер Ярвуд, - ответила за всех Эсси, подталкивая девочек в сторону светлой кухни миссис Ярвуд.
        Оказавшись на кухне, Эсси окинула взглядом ярко-желтые стены, занавески в цветочек и дверь, ведущую в богатый овощами огород. Паркетный пол был пропитан льняным маслом и отполирован до блеска, в отличие от грязных досок на кухне у Мёрфи.
        Девочки расселись за круглым дубовым столом, уже сервированным суповыми ложками и голубыми льняными салфетками. Эсси развернула свою салфетку и жестом показала сестрам следовать за ней. Мегги подхватила свою салфетку, широким взмахом расправила ее и, рассмеявшись, разложила на коленях. Затем она выпрямила спину, словно ужинала в «Ритц».
        Тем временем миссис Ярвуд разливала суп из большой кастрюли по синим тарелкам. Флора вытянула шею, принюхиваясь к парам, исходящим из кастрюли, а Мегги вопросительно поглядывала на миссис Ярвуд, не решаясь заговорить.
        - Чечевичная похлебка с тмином. Я решила добавить сюда немного сидра, что остался от ветчины.
        - Пахнет очень вкусно, - сказала Эсси, поднимая ложку и кивая сестрам, чтобы они повторяли за ней.
        - Подождите! Еще кое-что, - всполошилась миссис Ярвуд и поспешила к холодильнику.
        Достав из холодильника кувшин, она добавила каждому в тарелку по ложке сметаны и сверху посыпала петрушкой.
        Эсси зачерпнула первую ложку и отправила в рот. Суп был жидковат, чувствовались легкая соль от ветчины и кислинка от сидра, а также сладковатость разварившейся чечевицы. Сметана придавала вязкость, а семена тмина оставляли теплый вкус аниса на языке.
        - Тмин уже оккупировал весь мой огород, - посетовала миссис Ярвуд, указывая на буйную растительность среди аккуратных грядок моркови и помидорных кустов. - Было тепло совсем не по сезону… Так, вот вам добавки, мисс Мегги.
        Миссис Ярвуд вновь наполнила пустую тарелку Мегги, приправив похлебку сметаной и зеленью.
        Эсси укоризненно посмотрела на Мегги и предупредила:
        - Не надо жадничать.
        - Чепуха! Слышать этого даже не хочу. У девочек вон ножки, как спички. Им нужно питаться. Так ведь, Герти?
        Герти оторвала взгляд от своей тарелки, где она зачарованно разглядывала сметанные узоры, плавающие в бульоне.
        - Спасибо, миссис Ярвуд, - сказала она. - Это вкуснее, чем любое блюдо короля Георга, я уверена.
        - Ешь, Герти, детка. Ешь вдоволь, - сказала миссис Ярвуд, поглаживая Герти по плечу, и, склонившись к Эсси, прошептала:
        - Я добавила лишнюю щепотку тмина специально для девочек. Это согреет их изнутри и, надеюсь, поможет избавиться от скверного кашля.
        Миссис Ярвуд была что-то вроде аптеки по соседству. Все в округе знали, если вы на мели и не имеете средств посетить врача или больницу, вы всегда можете обратиться к миссис Ярвуд. У нее всегда найдется порошок из чабреца и мирры, чтобы унять зубную боль, или мазь с лакрицей и календулой, избавляющей от сыпи, а от кашля у нее всегда есть горький сироп, подслащенный корицей, чтобы малыши могли проглотить ложечку этого зелья. Порой миссис Ярвуд оставляла ребенка у себя на пару дней, пока лихорадка не отступит.
        Подкрепившись сытной и вкусной похлебкой, девочки оживились и разговорились. Герти принялась пересказывать пьесу, которую она изучала вместе с мисс Барнс. Щеки ее пылали, когда она описывала сцену грандиозного бала в Вероне - развевающиеся подолы шелковых платьев и Джульетта, скрыв лицо под маской, кружится в танце под руку с отважным незнакомцем.
        - Вы только представьте себе зал, где стены и полы целиком из мрамора, а девушки одеты в шелковые платья разного цвета, который они могут выбирать себе сами! - восторженно говорила Герти.
        - Я бы выбрала рубиново-красный, - заявила Флора.
        - А я фиолетовый, - сказала Мегги. - А Эсси - синий. Ярко-синий.
        - Ты угадала, - включилась в игру Эсси. - Только ты позабыла мои бриллиантовые серьги и золотые пуговицы… - Эсси осеклась.
        Пуговица Герти! Что она сделала с ней? Но главное, что можно было бы с ней сделать? Фредди как-то упоминал, что к ним на развалины частенько наведывается хозяин ломбарда. Каменный, так, кажется, они его звали. В голове Эсси стал зарождаться финансовый план, и она дала себе зарок поговорить с Фредди. Возможно, ее план и не оденет их в шелковые платья, но подняться для старта поможет.
        - Я бы выбрала белое с зеленым и фиолетовыми тесемками, - сказала Герти сквозь зубы, отчего миссис Ярвуд рассмеялась.
        - Я и не сомневалась, малышка Герти, - сказа- ла она.
        Когда с супом было покончено, миссис Ярвуд нарезала говядину толстыми кусками и подала ее с жареной картошкой, зеленым горошком и морковью со своего огорода. Она сделала на одну порцию больше и завернула ее в салфетку.
        - Это возьмешь для Фредди, - пояснила миссис Ярвуд. - Бедняга… работает допоздна.
        - Спасибо. Вы нас просто балуете, миссис Ярвуд, - сказала Эсси, обрадованная, что и Фредди достанется такое вкусное блюдо.
        Девочки с завидным аппетитом принялись поглощать свои порции. Когда они закончили, Эсси подскочила, желая помочь убрать и вымыть посуду, но миссис Ярвуд ласково усадила ее на место.
        - Просто посиди и отдохни, - сказала она. - Я уберусь, когда вы уйдете. Будет чем себя занять, пока мистер Ярвуд не покончит со своим кроссвордом. Он только приступил и будет очень недоволен, если я его отвлеку!
        Говоря о своем муже, миссис Ярвуд нежно улыбнулась, и Эсси отметила, что в этот момент она превращалась в ту мечтательную невесту, что смотрела на них с фотографии в серебряной рамке, висевшей на стене у входа в кухню. Миссис Ярвуд проследила за взглядом Эсси и чуть заметно покраснела.
        - В следующем месяце будет уже тридцать лет. Он собирался отправить письмо неподалеку от станции Виктория. Мы одновременно потянулись к почтовому ящику, и, как истинный джентльмен, мистер Ярвуд позволил мне первой опустить свое письмо. Наши взгляды встретились, и вот… - теперь лицо миссис Ярвуд было краснее свеклы, и она смущенно вытирала руки о фартук.
        Флора захихикала, а Мегги уставилась на миссис Ярвуд, хлопая своими длинными ресницами. Миссис Ярвуд протянула руку и пощекотала ее под подбородком.
        - Да, я знаю, история не очень романтичная - встреча у почтового ящика! Смешно, правда? Но в тот момент я почему-то сразу поняла, что мистер Ярвуд хороший человек. Добрый. Помню, первый раз он пришел к нам в родительский дом в среду и потом стал приходить каждую среду перед вечерними бухгалтерскими курсами. Так прошло несколько месяцев. Иногда по субботам мы шли в Гайд-парк прогуляться вокруг озера Серпентайн. Съедали по мороженому. Ванильному. Или клубничному…
        Миссис Ярвуд встала из-за стола и подхватила свою тарелку.
        - Я увлеклась. Да, мы не стали Ромео и Джульеттой, но были вполне счастливы. За год скопили деньжат и поженились. Внесли первоначальный взнос за этот дом, затем выкупили и садовый пристрой, что теперь вы снимаете. В конце концов, он нам он не понадобился… Не дал нам Бог детей. Так что мы рады, что приютили такую хорошую семью.
        Эсси будет вечно благодарна Ярвудам за то, что они сдали свой садовый домик семье Мёрфи, иначе бы им пришлось прозябать с такими же нищими семьями в трущобах или, что еще хуже, в приюте. Ярвуды занимали основной дом с большей долей сада, а Мёрфи снимали пристроенную террасу с клочком земли, где хватало места лишь для курятника и пары грядок для зелени.
        Вечерние лучи солнца заливали кухню золотистым светом. Эсси глубоко вздохнула и провела ладонью по тщательно отутюженной скатерти. Откинувшись на спинку стула, она представляла, как вся их семья обедает за таким же столом - девочки, Фредди и, конечно же, мама - трезвая.
        Затем ее мысли коснулись Эдварда Хэпплстоуна - мужчины с зелеными глазами. И сетью морщинок вокруг глаз, когда он улыбался своими полными губами. Что-то произошло, когда их взгляды встретились… Следует ей ответить на его послание?
        Пока Эсси пыталась ответить на собственный вопрос, миссис Ярвуд убрала со стола последнюю грязную тарелку, с грохотом опустив ее в раковину, и с хитрым выражением на лице обернулась к гостям.
        - Мне вот интересно, а найдется ли у наших малюток в животиках еще местечко для десерта?
        У Мегги округлились глаза, и она посмотрела на Эсси, чтобы удостовериться, не розыгрыш ли это.
        - У меня тут после обеда осталось немного яблочного пирога - любимый десерт мистера Ярвуда, - сообщила миссис Ярвуд.
        Она разделила кусок пирога на четыре дольки и разложила по синим блюдцам с фестончатыми краями.
        Флора потянулась было к тарелкам, чтобы передать их сестрам, но тут послышался возглас миссис Ярвуд:
        - Погоди!
        Флора отдернула руки как ошпаренная.
        - А как же вот это? - спросила миссис Ярвуд, доставая небольшую чашку. - Взбитые сливки! До завтра они испортятся, так что придется вам получить по двойной порции.
        Эсси, когда еще только пришли, заметила на кухонном столе банку со сливками. Скорее всего, пригласив семейство Мёрфи на ужин, миссис Ярвуд вернулась домой и отправила мужа в магазин.
        - Может, хоть немного нагуляете жирку, - приговаривала миссис Ярвуд, еле заметно хмуря брови.
        - Так, а это для мисс Эсси, - объявила она, устанавливая напротив старшей сестры тарелку с самым большим куском пирога.
        Эсси не была уверена, что сможет съесть еще что-нибудь. От постоянного недоедания ее желудок уменьшился. Чтобы не показаться невежливой, она взяла вилку и начала поглощать пирог, смакуя вкус запеченного яблока, отдающего ароматом бренди.
        Заметив, как Флора, помогая пальцами, насадила на вилку внушительный кусок пирога и попыталась запихнуть его в рот, Эсси нахмурилась. Не успела она одернуть одну сестру, как Мегги собрала пальцем с опустошенной тарелки остатки маслянистых сливок и собиралась их облизать.
        - Флора! Мегги! Что за манеры?! - процедила сквозь зубы Эсси, вспоминая, как сама облизывала ложку, которой готовила мама.
        Тогда ей было не больше восьми, и мама ходила с большим круглым животом. Он напоминал ей созревшие яблоки «керри пепин», что росли у них на заднем дворе. Живот Клементины был так велик, что Эсси приходилось помогать матери завязывать тесемки на фартуке. Ох, как она любила, когда мама готовила яблочный пирог… Но так не бывало с тех пор, как погиб отец. Эсси казалось, что вместе с отцом семья Мёрфи потеряла и мать. Но для себя она твердо решила, что, по крайней мере, близняшки не будут так остро чувствовать отсутствие матери, как чувствуют это их старшие сестры и брат.

* * *
        Эсси сидела в кресле-качалке в своей крошечной спальне и шила при свете керосиновой лампы, что коптила рядом. Она доделывала штаны для Фредди, которые ей удалось скроить из старого суконного одеяла, тайком подсунутого в ее корзинку миссис Рубен на фабрике. Утром она отпарит свое изделие, и если не присматриваться к стяжкам, то получились отличные крепкие рабочие брюки.
        Перед глазами Эсси стоял безупречный костюм и выглаженная рубашка бригадира Фредди. Каково это, каждое утро облачаться в свежее белье? Еще она вспомнила его сильные руки. На мгновение игла замерла в руках Эсси, когда она представила себе, как вот такая рука ласкает ее щеку.
        От таких мыслей ее бросило в жар. Не пыталась ли она вчера на Чипсайде произвести на этого мужчину впечатление, когда вздернула подбородок, воображая, что именно так должна вести себя истинная леди? Ведь она отчаянно хотела, чтобы он увидел в ней не жалкую фабричную работницу - сестру чернорабочего, а девицу, живущую в доме с позолоченными потолками, картинами на стенах и просторными коридорами.
        Ей грезилось, что его мать или сестра, если есть таковая, обязательно должны быть среди тех протестующих у Монумента в белых платьях.
        У Эсси уже резало глаза, когда она заканчивала обметывать края брюк. Вздохнув с облегчением, она аккуратно сложила брюки у себя на коленях, затем поднялась и оставила их на стуле. Переставив лампу на тумбочку, Эсси забралась на кровать и улеглась рядом с Герти. Сестра уснула в обнимку с блокнотом, который ей подарил мистер Ярвуд. Эсси осторожно забрала блокнот и положила его на тумбочку рядом с лампой.
        Эсси понимала, что теперь следует погасить лампу и спать, но какое-то беспокойное чувство отгоняло сон. На другом краю кровати, прижавшись друг к другу, спали близняшки. Эсси приподнялась и понаблюдала, насколько часто и ровно они дышат, и отметила темные круги у них под глазами. Девочкам не было еще и десяти лет, но на их лицах уже отпечаталась стариковская усталость.
        Снаружи доносились возгласы, крики и свист - это значит, что закрывался местный паб. По узким улицам и переулкам понеслась ирландская брань - местные обитатели разбредались по домам, шатаясь и благоухая пивом. Перед глазами Эсси всплыли рваные чулки матери. Неужели и она вот так же, как эти мужчины, ковыляла домой, спотыкаясь и бранясь, зная, что завтрашний день не принесет ничего, кроме несчастья? И на этой нерадостной ноте Эсси потушила лампу, подтянула тонкое одеяло к подбородку и уснула.
        Глава 13
        Кейт
        Хайдарабад, Индия, наши дни
        Кейт тряслась на заднем сиденье такси, несущегося по ухабистой дороге, и под вопли Леди Гаги наблюдала за пляской фиолетовой фигурки пластикового бога Шивы на приборной панели. Но даже самые высокие ноты поп-дивы не могли заглушить беспрерывный вой клаксонов и рев моторов, несущихся со всех сторон хайдарабадского шоссе, ведущего к старинной мечети Чарминар. Маркус сидел на переднем сиденье, опустив окно и держа камеру наготове. Скутеры и мотоциклы сновали между рядами автомобилей, выскакивая на тротуары. Воздух был насыщен выхлопными газами и острыми, будоражащими аппетит запахами готовящейся повсюду пищи.
        Такси остановилось на светофоре, и машину тут же окружила стайка тощих ребятишек, они барабанили в двери и просовывали в окна ладошки, пока Кейт не решилась поднять стекло. Но дети не отставали, они смеялись, прыгали вокруг автомобиля, а когда он снова тронулся, стали строить пассажирам рожицы. Наглые, доведенные до отчаяния, но не озлобленные дети.
        В Хайдарабаде поистине жизнь бурлила. Кейт еще никогда не видела такого хаоса. Но и в Индии она была впервые.
        Маркус обернулся и, ухмыляясь, сказал:
        - Такое трудно сразу принять.
        - Это как… - закачала головой ошарашенная Кейт. - Как будто мир встал на дыбы!
        И хотя Кейт предупреждали, что путешествие в Индию значительно отличается от посещения других мест, она самонадеянно не придавала этому особого внимания. И вот перед ней обычная индийская улица: женщины в ярких сари и платках с корзинами на головах, а их руки украшают золотые браслеты, нанизанные в несколько слоев. Неприступные женщины-шиитки, запакованные в черные хиджабы и паранджу, идут рядом с мужчинами в распахнутых рубашках, шортах и шлепанцах, и на каждом углу неугомонные лоточники в грязных шальварах расхваливают свой товар. А на тротуарах за столиками попивают чай долговязые юнцы в развеселых футболках от рок-группы «Колдплей» или драных майках с надписью «Я ненавижу Трампа».
        Они миновали ряды обшарпанных бетонных построек, кишащих уличными торговцами, и впереди показалась мечеть Чарминар.
        У Маркуса зазвонил телефон. Он достал его и поднял перед собой, чтобы посмотреть, кто звонит, и Кейт увидела на экране надпись - «ААА Оливия». Интересно, подумала Кейт, что же такого сделала эта Оливия, чтобы заслужить эту приставку «ААА», поднимающую ее имя на первое место в списке контактов. Кейт припомнила последнюю ее встречу с Маркусом. Это было пару месяцев назад на юбилее дома Тиффани в Нью-Йорке. Но та эффектная женщина в платье от Dolce & Gabbana, с которой он там появился, явно не была этой ААА Оливией. Кейт силилась вспомнить ее имя: Наталья? Натали? У нее были синевато-стальные глаза и волосы соломенного цвета, как у русской супермодели, плюс диплом с отличием бизнес-школы Уортона и новый офис на верхнем этаже здания «Джей Пи Морган».
        Маркус слегка склонился над телефоном, пытаясь соблюсти конфиденциальность, и заговорил приглушенным голосом:
        - Лив, я же обещал! Я здесь всего на пару дней, так что мы еще сможем увидеться в Галле… Хорошо, я позвоню тебе завтра. - Маркус обернулся и перехватил взгляд Кейт. - Тоже люблю тебя, - сказал он небрежно, отключил телефон и сунул его в нагрудный карман рубашки.
        Кейт чуть не поперхнулась. Маркус произнес последние слова так легко и с такой нежностью, что это просто сбило ее с толку.
        Нет, она не переживала за русскую богиню. Наталья (или Натали) могла бы устроить настоящую революцию в их бизнесе, имея на руках новые наработки по контролю коллекций и частных приобретений, с которыми она познакомила Кейт. Так что можно было не сомневаться, что за место у ее золотой руки выстроится длиннющая очередь претендентов.
        Маркус поправил лежащий у него на коленях потертый футляр фотоаппарата. Ветер взъерошил его волосы, и одна прядь упала ему на лицо. Он поднял руку и потер подбородок, словно пытался принять какое-то решение. Руки у него были большие и сильные, мозолистые и опаленные солнцем, совсем не похожие на тонкие бледные руки музейных реставраторов и смотрителей - или даже руки хирурга Джона- тана.
        На телефон Кейт пришло сообщение от сестры: «Обедаем в следующую пятницу, если вернешься в Бостон? Только мы. Джесс работает. Эмма в детсаду. Давай запланируем!»
        Кейт быстро набрала ответ: «Конечно! К черту детсад, приводи Эмму. Жду с нетерпением. Целую».
        Белла была права. Обдумывая связь между рисунками Эсси и пуговицей Беллы, Кейт все повторяла слова сестры, которые засели у нее в голове со вчерашнего ужина: самое ценное в жизни не может быть куплено или заменено.
        Она скучала по своим еженедельным встречам с Молли, Джессикой и Эммой. Едва лишь Джонатан уехал, Кейт проводила у них по нескольку дней, лежа в обнимку с Эммой на диване перед телевизором. Они обе, вытаращив глаза, смотрели на выступления популярной музыкальной группы для детей - «Вигглз», как разодетые в цветные майки и трусы парни танцуют и распевают песенки под названием «Фруктовый салат», «Ням-ням» и «Большая красная машина». Джессика готовила приятную еду - спагетти с фрикадельками, курятину в вине и лазанью, а Молли взяла на себя бракоразводный процесс Кейт и помогала ей разобраться со счетами и квитанциями. А потом она присоединялась к ним на диване, положив голову на плечо Кейт, как делала это, когда они были детьми.
        - Твои волосы опять лезут мне в нос, - жаловалась Молли, пока симпатичный парень из «Вигглз» грозил им с экрана пальцем, извиваясь под музыку.

* * *
        Над бесконечным потоком машин все выше поднимались четыре минарета Чарминара, напоминая призрака, плавающего в раскаленном мареве. Движение становилось все плотнее и вскоре практически остановилось. Маркус рассчитался с водителем, подхватил свой кофр с фотоаппаратом и, открыв дверцу, скомандовал:
        - Пошли.
        Они оказались в круговороте уличного движения.
        - Как красиво! - выдохнула Кейт, любуясь остроконечными арками и исламскими узорами, обрамляющими мечеть по периметру.
        Маркус схватил ее за руку, притянул к себе и, лавируя между потоками рычаще-гудящих рикш и скутеров, потащил в переулок.
        - Пошли сразу на базар, - закричала Кейт, стараясь перекрыть уличный шум. - Я хочу побыстрее увидеть торговцев.
        - Прежде чем займемся делом, нам надо поесть.
        - Где? - спросила Кейт, осматриваясь.
        Неподалеку, на обочине стоял ларек, и продавец упаковывал в бумажный пакет аппетитный пирожок треугольной формы.
        - Вон там Лаад базар, - махнул Маркус в направлении, куда устремлялись толпы людей.
        Но Кейт уже была слишком голодна.
        - Погоди-ка, - сказала она, подошла к ларьку и купила два пирожка, изрядно повозившись с незнакомыми деньгами.
        - Кима самоса, - пояснил Маркус, разламывая свой пирожок пополам, который испустил насыщенный пряными ароматами пар. - Хайдарабадская кухня отличается от любой другой в Индии. Здесь эдакая смесь арабских и турецких кулинарных традиций.
        Кейт уже дожевывала свою самосу, слизывая с пальцев остатки йогурта и бараньего фарша с чесноком.
        - Невероятно вкусно, - подтвердила Кейт. - Может, еще взять?
        - Поверь моему опыту, потом не сможешь оставаться в своем номере при закрытых окнах.
        Подхватив Кейт за руку, Маркус повел ее по узкому лабиринту между рядами лотков и прилавков, заваленных рулонами яркой блестящей материи, увешанных гирляндами золотых браслетов с драгоценными камнями, заставленных глиняными горшочками с пряностями и специями разных цветов и оттенков. Наконец они вышли на центральную аллею, где ароматы специй, жареного мяса и пряного соуса карри перебивали вездесущий запах выхлопных газов.
        Они подошли к крошечному проему в стене, и Маркус остановился. Пожилая женщина в розовом сари, позвякивая золотыми браслетами на руках, усадила их на деревянные ящики за уличный столик, накрытый клетчатой скатеркой. Они попросили по бутылке пива, и Кейт прильнула щекой к прохладному стеклу, чтобы хоть немного освежиться.
        - Заказывай ты, - попросила Кейт. - Я съем все что угодно.
        - Отлично, - усмехнулся Маркус.
        У него на лбу выступили капельки пота, мятую льняную рубашку покрывали влажные пятна, но при всем при этом выглядел он совершенно непринужденно, не обращая внимания на вопящих торговцев и толпы покупателей.
        - Сколько раз ты уже здесь бывал? - спросила Кейт.
        - Четыре раза. Один раз просто как турист, когда мне было восемнадцать, и три раза по работе.
        - По работе? - удивилась Кейт, вспоминая его глянцевые каталоги модной одежды и ювелирных украшений, на которые у него были длительные контракты. Правда, однажды в аэропорту Хитроу она видела журнал «Нэшнл Джеографик» с его обложкой.
        - Озадачена, да? Ты думаешь, я занимаюсь просто модной одеждой и драгоценностями? Я обожаю моду - это провокация и люди веселятся. Люди - вот что меня действительно привлекает, а не мода…
        - Я не это имела в виду, - смутилась Кейт, чувствуя, как у нее вспыхнули уши.
        - Да я знаю, - отмахнулся Маркус, улыбаясь. - Мне нравится всматриваться в жизнь и пытаться ухватить то, что заставляет этот мир тикать. Знаешь, сколько военных фотографов снимают свадьбы?
        - Серьезно?
        - Абсолютно! Темное и светлое, Кейт. Ты не можешь постоянно пребывать на темной стороне, это раздавит тебя в конце концов.
        Маркус умолк, стиснув челюсти, и Кейт заметила, как по его лицу пробежала тень, как тогда, в лондонском музее. Он хотел сказать что-то еще, но тут на столе появился настоящий парад из зеленых пластиковых тарелок с различными яствами.
        - Боже!
        Маркус взял на себя роль гида по заказанным им блюдам.
        - Начни с вада с ростоквашей, - указал он на первую тарелку. - Клецки готовят с укропом и всякими специями, а соус - это простокваша с листиками карри, плюс ложечка йогурта, посыпанного зеленью кориандра.
        Кейт последовала его рекомендациям и, отложив себе в тарелку порцию первого блюда, начала есть.
        - Никогда не пробовала ничего подобного из индийской кухни, - отметила она вскоре.
        - В наше время люди специально приезжают в Хайдарабад ради еды, точно так, как в прошлые века приезжали за алмазами и другими драгоценными камнями.
        - А ты это не фотографируешь?
        - Еду - нет, - пожал плечами Маркус. - Это не мое. Знаешь, я люблю просто… есть. Наслаждаться моментом, смаковать компанию.
        Кейт поднесла салфетку к губам, чтобы скрыть румянец, заливший ее щеки. Да что с ней происходит? Возможно, жара и смена часового пояса берут свое.
        Следующим блюдом стал чечевичный дал, приготовленный с тамариндом, что придавало особую остроту. Потом пошли: кебабы, маринованные с чили и кориандром (такие нежные, что буквально таяли во рту), и густая малай корма с клецками из сыра панир и картофеля. Но фаворитом для Кейт стал дум бирьяни - рис басмати, приготовленный с куркумой и другими специями с добавлением маринованного мяса и поданный с арахисовой масалой, смешанной с зеленым перцем чили.
        Окунув кусочек лепешки роти в остатки масалы, Кейт любовалась архитектурными изысками мечети Чарминар, видневшейся в конце аллеи. Неподалеку от их стола располагался прилавок, увешанный нитями жемчуга. Здесь мало что менялось с течением времени, и поэтому нетрудно было представить себе, как несколько веков тому назад торговцы алмазами и шелками навьючивали волов товарами и отважно отправлялись в путь по узким тропам горных перевалов, путешествуя по Шелковому пути, ведущему в Персию. Кейт достала блокнот и записала свои впечатления. Затем быстро убрала блокнот и снова обратилась к трапезе.
        Когда они покончили с принесенными блюдами, хозяйка убрала опустевшие тарелки, налила им по чашке чая и подала с печеньем в виде полумесяца со вкусом кокоса и шафрана.
        Надкусив второй полумесяц, Кейт поинтересовалась:
        - Здесь миллион забегаловок. Почему мы пришли именно сюда?
        - Мне показал это место мой гид Аарав, когда я был здесь в прошлый раз. Кстати, ты познакомишься с ним сегодня. Он сведет нас с парой торговцев драгоценными камнями.
        Маркус улыбнулся хозяйке и, соединив ладони рук перед собой, склонился в знак благодарности.
        - Потрясающе.
        И Кейт в очередной раз поразилась, как легко и непринужденно ведет себя Маркус с женщинами. Когда она только познакомилась с ним, то не сомневалась, что перед ней, по выражению Софии, малый не промах, но Маркус оказался вежливым и внимательным партнером. И в Лондоне они, как всегда, отлично сработались. Прежде чем сфотографировать экспонат, он выспрашивал о нем мнения Саанви и Гейл и буквально засыпал их вопросами. И дело здесь было не столько в его очаровательной учтивости - в чем он, безусловно, преуспевал, а в том, что его действительно интересовала компетентная оценка музейщиков. Кейт было стыдно признавать, что она посчитала его приятную внешность и обаяние за неотъемлемые атрибуты модного фотографа-плейбоя.
        Маркус расплатился за их обед, и пожилая женщина просияла:
        - Спасибо, сэр. Приходите еще. Индия навсегда поселится в вашем сердце.

* * *
        Кейт и Маркус побрели в сторону базара. Она старалась не обращать внимания на кишащих вокруг них чумазых детей, игнорировала настырных торговцев, хватающих ее за плечи, призывая купить прекрасные изумруды, восхитительные золотые браслеты и сверкающие золотом сари. Какие-то женщины удерживали ее за руки, обещая сделать неотразимой при помощи татуировок, другие, украсив свои лебединые шеи бусами из жемчугов, извивались под ритмы индийской попсы.
        Внимание Кейт привлекли кашемировые шали, она остановилась и купила одну синюю для Молли и бордовую для Джессики. И еще браслеты из зеленого стекла.
        - Это для моей племянницы Эммы, - пояснила она Маркусу, заметив его взгляд.
        - Кому сейчас нужны изумрудные часы? - усмехнулся он и тоже купил кашемировую шаль изумительного бирюзового цвета.
        Он не стал пояснять, для кого приобрел шаль, но доплатил за подарочную упаковку.
        - Здесь нет такого зеленого, за которым я охочусь, но этот тоже чудесный.
        - Безусловно, - кивнула Кейт, наблюдая, как он убирает подарок в кофр фотоаппарата.
        Они тронулись дальше. Маркус держал в руках фотоаппарат и, пока они пробирались сквозь толпу, часто фотографировал, но делал это очень тактично, с уважением к окружающим их людям. Он никогда не наводил объектив кому-нибудь прямо в лицо. Его заинтересовывали то детали мозаики на стене, то форма медного кувшина или тарелка бараньих кебабов, поджаренных с кориандром, тмином и чесноком.
        Они снова остановились, чтобы посмотреть, как торговец специями достает из старой кирпичной печи, стоящей у него прямо позади прилавка, поднос с высушенными пряностями и размельчает их, чтобы приготовить гарам масала. Кейт купила пакетик для Молли, для которой карри, возможно, было самым любимым блюдом.
        - И мне, пожалуйста, такой пакетик, - попросил Маркус. - Хотя вряд ли у меня получится воспроизвести какое-нибудь блюдо из тех, что мы сейчас ели. Вот если только попробовать приготовить бирьяни. А ты могла бы прийти и отведать, что там у меня получится.
        - А где твой дом? Где живешь, когда не в разъездах? - спросила Кейт.
        Она вдруг поняла, что никогда его не спрашивала об этом. Они много лет были знакомы, иногда вместе работали, но она понятия не имела, где он живет.
        - В основном в Сиднее. Еще есть каморка со студией в Нью-Йорке. И в Париже, для выставок и показов.
        - Отлично, - закатила глаза Кейт, - тогда мне будет проще простого прибыть к тебе на ужин из Бостона.
        После этих слов Кейт захотелось оказаться в своем доме на Луисбург-сквер и, свернувшись калачиком на бархатном диване с кружкой горячего шоколада, погрузиться в интересную книгу. Она неосознанно потянулась к сапфировым серьгам Эсси, будто прикосновение к ним, подобно красным туфелькам Дороти, вернет ее домой. Ведь сейчас она оказалась в невероятных размеров стране Оз, и это было опьяняюще интересно и в то же время настораживало.
        Маркус посмотрел на часы:
        - У нас еще остается немного времени перед первой встречей, которую устраивает Аарав. Он будет ждать нас с торговцем алмазами вон в том переулке, откуда хорошо виден Чарминар. Очень скрытный персонаж. Торговец в восьмом поколении.
        - Наверное, много чего может порассказать о прошлом своей профессии.
        - Уверен! И здорово, что ты запланировала поездку к шахтам в Шри-Ланке. Шахты возле Ратнапуры - это совсем другое, по сравнению с местными. Я думаю, может получиться что-то весьма интересное, если связать фотографии этого базара - с помощью твоей статьи, естественно - с фотографиями шахт, чтобы люди прочувствовали путь драгоценных камней.
        - Надеюсь, - усмехнулась Кейт.
        - Завтра, после Голконды, я собираюсь съездить на пять дней в Галле, поваляться на пляже, перед тем как полезем в горы. Давай ты тоже. Я знаю, ты планировала засесть в отеле и начать писать, но кто же отказывается от отдыха у моря?
        - Маркус, - начала Кейт, волнуясь. - А ты что… с кем-то там встречаешься?
        Они шли сквозь толпу, натыкаясь на разгоряченные тела людей, и Кейт чувствовала, как их потная одежда липнет к влажной коже ее рук.
        - Я слышала, как ты по телефону… - Кейт отвернулась.
        Она не хотела, чтобы Маркус увидел ее смущение, ведь она только что проболталась, что подслушала его разговор с ААА Оливией.
        - Да, я планирую провести там несколько дней с Лив, - Маркус замялся на мгновение. - Это моя дочь.

* * *
        Ближе к вечеру, когда опустились сумерки и по всему городу разносился призыв к молитве, они оказались в плотном людском потоке. Кейт пришлось чуть ли не прижиматься к стене, чтобы избегать столкновения. Никогда еще ей не доводилось бывать в такой огромной толпе. Маркус остановился возле магазина, торгующего старинными фотографиями в диковинных рамках. Кейт заинтересовалась рядом ювелирных магазинчиков, что оказались напротив. Подсвеченные витрины сверкали образцами золотых цепочек и драгоценных камней, разложенных на бархатных подставках. У входа в магазин стояли торговцы и, перекрикивая друг друга, зазывали покупателей. Кейт достала блокнот и едва успела записать увиденное, как ее схватил за руку беззубый мужчина и потащил в магазин, куда зашел Маркус.
        - Иди посмотри, - приговаривал он.
        За прилавком стоял сутулый продавец, судя по всему, хозяин магазинчика. Он достал черно-белую фотографию победительницы конкурса «Мисс Мира» 1966 года. Ее осанка, пышные, с вороньим отливом, волосы и лакричного цвета глаза соответствовали бриллиантовой короне и скипетру. Но внимание Кейт привлекла одна репродукция, на которой, скорее всего, была запечатлена сцена из болливудского фильма - белый мужчина развалился на красном бархатном кресле. Он был разодет как хайдарабадский купец - бордово-золотистая туника, подбитый мехом халат и шелковый тюрбан кремового цвета, усеянный рубинами и бриллиантами. Кейт сразу узнала в этой фигуре одного из самых известных торговцев алмазами в древности.
        - Кто это? - спросил Маркус и прищурился, пытаясь прочесть надпись.
        Кейт улыбнулась. Она видела это лицо во многих книгах по истории.
        - Жан-Батист Тавернье. Он написал тома о своих путешествиях по Голконде. В семнадцатом веке он шесть раз совершал вояжи из Европы в Индию. Правда, здесь промышляли и другие покупатели из Великобритании, Франции, Голландии и Бельгии. А у Ост-Индской компании были здесь свои собственные торговцы драгоценными камнями.
        Кейт размышляла о голкондском неограненном алмазе, который она приметила в музее. Вполне вероятно, что он был продан на таком вот базаре, как тот, где они сейчас находились. Но куда он отправился потом? Как этот алмаз из голкондских рудников оказался в кольце, выполненном в технике шамплеве, и почему был зарыт в лондонском подвале?
        Маркус спросил у хозяина магазина, сколько он хочет за репродукцию, и расплатился, не торгуясь.
        - Да ты мог бы за эту цену купить и оригинал в масле! - удивилась Кейт.
        Маркус пожал плечами и поднял картину перед собой.
        - Знаешь, - начал он, рассматривая портрет, - мы прилетели сюда бизнес-классом, сели в такси с кондиционером и поселились в отеле, который раньше был дворцом. А такие люди, как этот персонаж, плыли на кораблях, рискуя попасть в бурю, нарваться на пиратов или подхватить цингу. Или добирались по суше, где их ждали болезни, грабежи и убийства. И плюс ко всему - жара! Ты можешь себе это представить?
        - Только не в таком халате, - указала Кейт на картину. - Но я согласна, в этом и есть притягательная сила драгоценных камней.
        Ей вспомнились слова Джорджа, что для него настоящий покупатель не тот, кто готов заплатить любую цену.
        - Когда мы прикасаемся к драгоценному камню, в нашей душе вспыхивает нечто прекрасное, - прошептала она, скорее для себя.
        Базар
        Хайдарабад, Индия, 1630 г.
        Экмель установил свой прилавок на самом краю базарной площади в нескольких шагах от Чарминара, чьи бежевые минареты возвышались над утренней дымкой, словно призрачные часовые. Базар только-только начинал оживать гулом и суетой.
        Торговец камнями развернул на прилавке шкуру, но весь свой драгоценный товар оставил спрятанным под своим тюрбаном. Он всегда предпочитал стоять по окраинам базарной площади, держась подальше от торговцев коврами, местных попрошаек и горластых торговцев бриллиантами, которые, заняв центральные ряды, громко зазывали покупателей и бранились между собой до самого закрытия рынка перед вечерней молитвой.
        Женщины в черных паранджах, лавируя между бадьями с рыбой и клетками с птицей, выбирали сушеные фрукты, орехи, бобы, рис и складывали покупки в корзины, что носили у себя за спиной. Ароматы жареного мяса, кардамона и тушеных абрикосов наполняли утренний воздух, смешиваясь с запахами пота лошадей, быков и резкой вонью шерсти коз, целое семейство которых томилось в загоне на южном конце базара.
        Раскладывая алмазы в деревянной шкатулке, Экмель заметил молодого парня, стоявшего неподвижно среди базарного хаоса. Когда их взгляды встретились, юноша вздернул подбородок. Этот гордый жест не сочетался с его изможденным лицом и грязными босыми ногами. Экмель закрыл шкатулку и запер на ключ, наблюдая, как юноша, пробиваясь сквозь толпу, шел прямо к нему.
        Когда парень был уже совсем рядом, Экмель положил руку на кинжал, висевший у него на поясе. Нужно было, чтобы этот нищий или раб ушел до того, как начнут подходить его покупатели.
        - Я хочу, чтобы ты продал для меня кое-что, - заявил юноша, остановившись напротив прилавка.
        Экмель тяжело вздохнул. Каждый день грязные мальчишки и тощие юнцы, такие же, как этот, приходили из форта Голконды или его окрестностей, босиком преодолевая горные хребты, чтобы попытаться продать здесь ворованные отрезы шелка, пыльные халаты или драгоценные камни. Он всегда гнал их прочь, что должен был сделать и сейчас, но какое-то необъяснимое достоинство этого юноши остановило Экмеля.
        - Тебя как зовут, парень? - спросил он.
        - Сачин.
        - Покажи, что там у тебя? - попросил Экмель, качая головой.
        Парень запустил пальцы под тюрбан и достал грязный тряпичный мешочек. Развязав шнурок, он вытряхнул на ладонь алмаз-сырец.
        Без колебаний Экмель подхватил алмаз между большим и указательным пальцами и достал увеличительное стекло. Камень был чистейшей воды.
        - Голконда, - выдохнул Экмель.
        Юноша кивнул.
        Экмель окинул взглядом базар - нет ли поблизости слуг короля. В последние месяцы они часто совершали облавы на рыночных торговцев, и если находили купленные у рабов ворованные алмазы, отправляли тех в темницу, а то творили что и похуже. Однако ему было жаль этого изможденного юношу.
        - Ко мне сегодня придет иностранец, посмотреть алмазы, - сказал Экмель.
        - Сможешь продать ему этот?
        - Можно попробовать, - пожал плечами Экмель. - Но мои комиссионные будут большие, учитывая обстоятельства…
        Парень никак не отреагировал.
        - Я возьму половину, - уточнил Экмель.
        Губы Сачина дрогнули, но он кивнул, соглашаясь.
        - Теперь уходи, - распорядился Экмель. - Поешь что-нибудь и приходи сюда через час.
        Сачин снова кивнул, было видно, как заходили ребра под его покрытой пылью кожей.
        Бормоча себе под нос, что жена намылит ему шею, если узнает, Экмель сунул шкатулку под мышку для надежности, достал из кошелька монету и повел парня к прилавкам с едой. Обратившись к торговцу на своем родном языке, Экмель купил полную тарелку желтого риса, приправленного пряным чечевичным соусом. Он наказал юноше не шататься по рынку и направился к своему прилавку.
        - Пожалуйста…
        Экмель обернулся.
        - Вы продадите алмаз по честной цене, правда? Мой брат умер, и нам нужно сделать подношение. Моя семья… - голос Сачина оборвался, как будто парню не хватало воздуха, и он так вымотался, что больше не мог говорить.
        Экмель коротко кивнул.
        - Я подумаю, что можно сделать.

* * *
        Иностранец появился в назначенное время, но вместо привычных темных брюк и жилета, в которых он появлялся на базаре последние месяцы, на нем красовался персидский наряд - длиннополая рубаха из красного шелка, бордовый халат и золотистый шелковый тюрбан со вшитым по центру рубином величиной с человеческий глаз. Приняв это облачение в одежды по местной моде за знак доброжелательности, Экмель выложил перед ним алмазы в деревянной шкатулке и позволил не спеша разглядывать товар. Улучив момент, он подложил в шкатулку алмаз Сачина и затаил дыхание, когда иностранец взял его и принялся осматривать со всех сторон.
        - Мы можем огранить его для вас, сэр, - предложил Экмель, жестами указывая на резчиков и полировщиков, расположившихся со своим оборудованием в дальнем конце базара.
        Иностранец покачал головой:
        - Мой покупатель предпочитает сам огранять и полировать. Сегодня я возьму этот алмаз и эти розовые сапфиры.
        Экмель назвал цену. Как он и ожидал, иностранец предложил свою. Они упорно торговались, и Экмель уже готов был уступить, но, подняв глаза, он заметил Сачина, который со стороны наблюдал за сделкой. Парень сказал, что надеется на справедливую цену для своей семьи.
        И вопреки здравому смыслу Экмель уперся.
        - Этот алмаз, сэр, из Голконды. Только о таких говорят… чистейшей воды.
        В конце концов сделка была заключена.
        - Упакуйте камни для перевозки, - потребовал иностранец.
        - Непременно!
        Экмель поместил алмаз и три сапфира в кожаный мешочек, положил его в деревянную шкатулку и обернул ее белой хлопковой тканью. И наконец он запечатал сверток красным сургучом, оставив на нем оттиск своего кольца - его купеческой грамоты. Протягивая сверток покупателю, Экмель спросил:
        - Осмелюсь поинтересоваться, сэр, откуда вы?
        - Из Антверпена, - последовал ответ. - Но эти камни отправятся со мной в Бендер-Аббас, - добавил иностранец доверительным тоном, наклоняясь к Экмелю.
        Возможно, к откровению его подвигла удачная сделка или раздразнили ароматы чая масала и мясного рагу, исходящие с противоположных рядов.
        - У меня есть рекомендательное письмо к голландскому ювелиру - Полману, - зашептал иностранец. - Говорят, он покупает только лучшие камни. И только сам их обрабатывает, - он промокнул капельки пота с раскрасневшихся щек и помахал покупкой. - Увидимся в мой следующий приезд. Хорошего дня, сэр.
        Глава 14
        Эсси
        Лондон, 1912 г.
        Субботним утром Эсси, держа за руки близняшек, старалась не отставать от Герти, Фредди и его друга Денни, когда они поднимались по Вэст-Хилл в Уондсворте. Фредди всех убедил, что было бы хорошо навестить старика Каменного Джека - владельца ломбарда, который частенько заглядывал в паб «Золотое Руно», чтобы в конце рабочего дня пропустить с работягами пинту-другую пива.
        Они вышли сразу после завтрака. Вереницы домов с однотипными фасадами тянулись вверх, огибая холм. Печные трубы дружно изрыгали клубы черного дыма.
        Но теплые дни преобразили улицы. Цветочные горшки тонули в зелени молодого папоротника, благоухали цветами барвинка, петуньи и фуксии. По стенам распустил свои зеленые щупальца плющ. Эсси приостановилась возле одного палисадника, чтобы насладиться сладким ароматом звездчатого жасмина, свисающего с изгороди. Она представила себя теплым вечером лежащей на одеяле вот в таком садике, воздух насыщен весенними ароматами, рядом Флора, Мегги и Герти, и она читает им книжку «Ветер в ивах», подаренную мисс Барнс. Отправляясь дальше, Эсси сорвала одну веточку жасмина, рассчитывая поставить ее дома в банку с водой, и когда отрастут корешки, она высадит веточку на своем бесплодном участке.
        Близняшки бежали вприпрыжку впереди всех, кружась возле фонарных столбов и лавируя между мужчинами в длинных плащах, толкающих тачки с соляными брикетами. Поравнявшись с кондитерской лавкой, они прильнули лбами к витрине, глазея на стеклянные банки, наполненные разноцветными конфетами и ирисками. Задирали головы, разглядывая лакричные косички, болтающиеся на веревочках, привязанных к потолку. Эсси могла лишь посокрушаться, что у нее нет ни пенни, чтобы купить сестрам пакетик анисовых шариков или лимонный шербет.
        - Когда-нибудь я куплю вам по целому пакету всех этих сладостей. У вас будет столько ирисок, что от них вас будет просто тошнить, - заявила Герти.
        - Не будет, - усмехнулась Мегги.
        - Никогда! - поддержала ее Флора.
        У Эсси сжалось сердце. Она не услышала от сестер ни единой жалобы, хотя на завтрак пришлось разделить вчерашние горбушки. Больше нечего было предложить. Даже яйца. И все же они весело скакали по улице и по очереди выкрикивали номера домов.
        - Одиннадцать.
        - Девять.
        - Семь! - взвизгнула Мегги, указывая на синюю дверь.
        От радости она запрыгала на месте и чуть не споткнулась о свои же ботинки.
        Эсси прочитала трафаретную надпись над входной дверью.
        Г. Ф. Лоуренс
        Антиквар
        Под надписью висела маленькая египетская статуя. Она раскачивалась на ветру и представляла весьма странное зрелище. Герти уставилась на нее как завороженная.
        Эсси поправила свою шаль на плечах и взяла Фредди за руку, не давая ему войти.
        - Ты же говорил, его зовут Каменный Джек и он держит ломбард?
        - Так оно и есть! - возмутился Фредди. - Парни в «Золотом руне» говорят, он любитель выпить…
        - Даже если то, что мы находим для него в старых домах, ничего не стоит, - вставил Денни.
        - Это мы сейчас посмотрим, - сказал Фредди, похлопывая по карману своего пальто. - Думаю, он отвалит кругленькую сумму за то, что у меня есть.
        Эсси подумала об их бригадире, чьи зеленые глаза под стать изумрудам. Эдвард Хэпплстоун. В тот день он распорядился, чтобы все прекратили работу и держали находку на высоко поднятых руках, чтобы он мог видеть ее. Но пока бригадир добрался до подвала, большинство рабочих продолжали хватать пригоршнями грунт и мусор и распихивать по карманам, прятать в кальсоны, ботинки, куда только возможно - как это сделал Фредди.
        Денни и Фредди каким-то образом удалось спрятать ком сухого грунта размером с футбольный мяч прямо там, в развалинах, а потом они перетащили его домой. Не сразу, конечно. Сначала было несколько пивных раундов в «Золотом руне». Фредди старался не переборщить с выпивкой, да и кто сможет попрекнуть его порцией тушеной говядины по-ирландски под пару бокалов пива, которые он время от времени разделял со своими друзьями? Это лучше, чем черствый хлеб и сырая постель, что ждали его дома.
        Эсси молчала. Скорее всего, Фредди и Денни потеряют работу или даже попадут в тюрьму, если кто-нибудь узнает, что они украли часть драгоценностей. Она видела в газетах сообщения о кражах на лондонских рабочих площадках. Всего несколько дней назад одно такое сообщение ей попалось на глаза в газете, в которую была завернута их копченая рыба.
        В случае, если какие-либо предметы из этой находки будут утаены, проданы или переданы другому лицу или же организации и если я не буду уведомлен об этом, лицо, совершившее подобное, подвергает себя судебному преследованию.
        Но, с другой стороны, Фредди рассказывал, как много там было всего и что никто не заметит пропажи нескольких бирюлек. Эсси вспомнила прекрасные ожерелья, которые были похожи на бутоны, скрепленные золотой цепочкой. Вспомнила драгоценные камни зеленого, голубого и красного цветов, проглядывающие из комков глины и грязи. И теперь она чувствовала себя так, будто на ней было надето очень узкое пальто, которое она не могла расстегнуть. Ей очень не нравилось сознавать, что Фредди и Денни присвоили себе то, что им явно не принадлежало. Но у нее в ушах стоял кашель Флоры и Мегги. И все, что они могли себе позволить, это растирать впалую грудь Флоры камфорным маслом и оборачивать бумагой. Их крохотная кухня была завалена мусором и битой посудой, а в камине поселились крысы. У нее перед глазами стояли нераспечатанные письма мисс Барнс, которые мама отказывалась даже вскрывать.
        Затем она представила себе, что можно было бы сделать, будь у них больше денег. Они могли бы переехать в более просторный дом - возможно, даже оборудованный канализацией. Мама могла бы оставить свою прялку, и у нее стали бы заживать руки. (А почувствовав себя лучше, смогла бы она отказаться от выпивки?) Девочки закончили бы школу. Она посмотрела на Герти, идущую впереди со своим блокнотом под мышкой. Она никогда с ним не расставалась. Эсси купила бы ей, наконец, новый блокнот.
        И Фредди мог бы пригласить в гости свою возлюбленную. Она видела, как он дважды выходил с Рози Джонс из магазина ее родителей. Но она также не могла не заметить, как нахмурился мистер Джонс, когда на прошлой неделе она пришла с близнецами в его магазин за мукой и солью. Как он окинул взглядом их поистрепавшиеся и выцветшие платья, передавая покупки. Его скривившиеся губы сказали все за него.
        - Обещаю тебе, Эсси, - успокаивал ее Фредди. - Каменный Джек обо всем позаботится.
        Но Эсси очень в этом сомневалась. Даже те, кто должны были помочь ее семье, не справились. Ни мама с папой, ни мистер Мортон в школе, ни отец Макгуайер со своим приходом. Фредди старается изо всех сил, со вздохом заключила она. Ее старший брат был оптимистом и фантазером. К сожалению, фантазиями не насытишь пустые желудки. Все держалось на ней. Она еще раз посмотрела в широко раскрытые глаза брата, полные оптимизма, еще раз подумала о том, как могла бы измениться их жизнь, и, толкнув дверь, вошла в ломбард.
        За огромным дубовым столом сидел коренастый мужчина. Его поседевшие добела волосы были тщательно уложены, а пышные усы аккуратно подстрижены. Элегантный шерстяной костюм синего цвета идеально облегал плотную фигуру. Накрахмаленный воротничок его рубашки казался ослепительно-белоснежным на фоне галстука из черного шелка - точно такие Эсси выкраивала на фабрике у Рубенов неделю за неделей. «Это и есть мистер Лоуренс», - решила Эсси.
        Бронзовая настольная лампа освещала грандиозный хаос на его столе. Поверх бумаг были разбросаны различные предметы - терракотовые вазочки, вырезанная из дерева кисть руки, сигарные коробки и несколько выщербленных железных наконечников от стрел. Стены закрывали гобелены и разнокалиберные зеркала. На книжных полках вперемешку громоздились мраморные бюсты, тома книг в кожаных переплетах, каменные топоры и разнообразная терракотовая посуда.
        Когда Эсси, а за ней и вся компания ввалились в ломбард, мистер Лоуренс поднял голову и внимательно осмотрел своих гостей через круглые линзы своих очков.
        - Входите-входите, - пригласил он их, откладывая в сторону карандаш. - А ты, будь любезна, - обратился он к Герти с извиняющейся улыбкой, - прикрой как следует дверь, хорошо? А не то этот окаянный колокольчик будет трезвонить не переставая.
        Герти захлопнула дверь и подошла к книжной полке. Она пробежалась пальцами по тисненным золотом корешкам книг, словно старалась перенести в память все их названия. Флора, открыв рот, уставилась на маленькую мраморную статуэтку обнаженной женщины, а Мегги заинтересовалась статуэткой мужчины - ее развеселил фиговый листок.
        - Доброе утро, джентльмены, - поприветствовал мистер Лоуренс Фредди и Денни, затем кивнул Эсси. - Мисс.
        Он явно был обескуражен.
        - Итак, чем я могу быть полезен?
        Фредди подошел к столу и выложил перед хозяином внушительный сверток. Сделал он это так осторожно, словно принес новорожденного. Затем он распеленал мамин фартук и подвинул под свет лампы содержимое - это был засохший ком глины, из которого поблескивали золотые ожерелья, несколько камней разного цвета и горсть пуговиц.
        - Что это тут у нас такое? - выговорил мистер Лоуренс, уставившись на ком.
        - Да вот нашли сундучок безделушек, сэр, - подсказал Денни.
        - Ах вот что, - отозвался мистер Лоуренс.
        - Парни говорят, вы могли бы отвалить деньжат… - начал Фредди.
        - Или плеснуть пивка, - влез Денни.
        Эсси осадила его испепеляющим взглядом. Она пошла с ними, чтобы быть уверенной, что Денни не подобьет ее впечатлительного брата спустить часть денег со своими друзьями в пабе. Она очень рассчитывала, что вырученных денег хватит оплатить несколько недель учебы в школе для девочек и дать передышку маминым израненным прядением рукам. Фредди соглашался с этим, но разве можно было его винить за желание покутить со своими сверстниками в пабе или сводить Роуз Джонс в кино, да, наконец, пригласить ее в гости?
        - Так что вы думаете? - спросил Фредди с нетерпением.
        Поправив очки, сползшие на кончик носа, антиквар выпрямился и, не говоря ни слова, поднял и перевернул ком - и снова заблестело золото и засияли синие камни. Когда он наконец заговорил, то, несмотря на сдержанность, тон его был благожелательным.
        - Я не уверен, - пробормотал Лоуренс. - Так откуда, вы сказали, это у вас? - посмотрел он пристально на молодых людей поверх очков.
        Парни сконфуженно заерзали, а у Денни покраснели уши.
        - Вы на какой площадке работаете? - продолжал выспрашивать антиквар.
        Денни и Фредди переглянулись, и Фредди покачал головой, подавая другу предостерегающий знак. Мистер Лоуренс слегка прищурился, и Эсси сразу увидела, что он все понял.
        - Ну, не важно, это мы можем обсудить и позже. Для начала мне нужно тщательно покопаться в этой грязи, чтобы я смог определиться с ценой.
        Он поковырял ком, и пять золотых пуговиц в виде цветочных бутонов со стуком выпали на стол. Самая большая пуговица с чередой синих камушков вдоль лепестков казалась самой красивой. Изгиб лепестка выглядел таким естественным, словно его колыхнуло дуновением ветра. Мистер Лоуренс взял крупную пуговицу большим и указательным пальцами и поднес к свету лампы, поворачивая так, чтобы камушки засверкали.
        - Интересно… - задумчиво произнес антиквар. - Кто же носил такие пуговицы?
        Затем он повернулся и указал на портрет королевы Елизаветы, висевший на стене позади него.
        - Посмотрите! Видите пуговицы на ее белоснежном жабо, золотые цепочки, обвивающие ее стан, увешанную драгоценностями шею и кольца на каждом ее пальце? Ее флоту были подвластны все океаны. Торговцы привозили в Лондон драгоценности со всех континентов. Этот город был центром мира…
        Эсси побледнела, вспомнив, как она перелицовывала пояс на своей юбке.
        - А зачем столько много пуговиц? - прошептала Мегги, трогая пальцем одну из лежащих на столе.
        - Ну что ж, девочка, - обратил на нее внимание мистер Лоуренс, - я согласен, что это весьма извращенный способ застегивать свою одежду, - он посмеялся, похлопал себя по животу и, склонившись к Мегги, добавил: - Особенно, когда тебе понадобится срочно расстегнуться после сытного жаркого из куропаток и доброй порции портвейна.
        Мегги уставилась на живот мистера Лоуренса, будто ожидала, что он вот-вот лопнет прямо у нее на глазах. Эсси же вспомнила про пуговицу Герти, которую она рисовала, и задумалась, отдала ли она ее обратно Фредди?
        Тем временем мистер Лоуренс положил руку на ком и сказал:
        - Пожалуй, я сам куплю у вас все это и готов заплатить сразу. Можем встретиться за кружкой пива. Что скажете джентльмены, если в пятницу после вашей смены?
        У Эсси похолодело внутри, когда Денни уточнил:
        - В «Золотом руне»?
        - Совершенно верно.
        - Договорились.
        Мужчины пожали друг руку руки, и Денни с Фредди поспешили к выходу, явно не желая больше оставаться в этом странном заведении, заставленном чучелами животных и вещественными призраками прошлого.
        Эсси тоже повернулась, чтобы последовать за ними, но увидела, как Герти, нахмурив лоб, стоит возле полки, пытаясь собрать воедино фрагменты терракотовой вазы с резным рисунком, словно это хитрая головоломка.
        - Ох, я уже почти отказался от этой римской вещицы. Мальчик примерно того же возраста принес мне ее с ближайшей стройки, там, где раскапывают берега старого Уолбрука, - антиквар указал на полку с терракотовой посудой.
        Ваза, что держала в руках Герти, по форме походила на оленя, правда, с отломленными рогами.
        - Я склеиваю их с помощью смеси красной охры с пчелиным воском. Вот представь себе древний Лондиний - оживленный город, раскинувшийся между двумя холмами, с красными черепичными крышами и рыночной площадью в центре. Мне нравится представлять себе римскую девушку, идущую за водой к Темзе.
        Антиквар взял из рук Герти полуразрушенную вазу, но она, казалось, забыла, что они пришли сюда по делу, и, похоже, воспринимала ломбард как нечто вроде музея.
        - Поразительно! - продолжал мистер Лоуренс. - Вот такая же девочка, как ты, могла жить со своей семьей в крошечном переулке рядом с Уолбруком. И на заднем дворе у них паслись свиньи и куры.
        Эсси живо представила себя на таком дворе.
        - Большую часть своего времени девочка, скорее всего, проводила бы на рынке, помогая своей семье. Потому что ее родители были, ну, например, кожевниками и шили вот такие сандалии. - И он поднял с полки почерневшую сандалию. - А может, они расписывали мозаичную плитку или, если у них была печь, изготавливали глиняную посуду - занимались гончарным делом, - антиквар указал на ряд терракотовых горшков. - Но каким бы ни было их ремесло, к концу дня они собирались дома. Девочка, скорее всего, садилась за шитье или что-нибудь заштопать, а мальчики, сбегав за водой, начнут умываться. Мать будет готовить жаркое в терракотовой плошке, возможно, это будет зайчатина с пшеничным зерном. Без сомнения, на рынке есть торговцы специями, так что если семья может позволить себе восточные пряности, то жаркое будет приправлено перцем, корицей или имбирем. Или же к мясу мать приготовит соус из фиников, чернослива и терна.
        Эсси почувствовала, как у нее заурчало в животе, и Флора прижалась к ней. Жизнь в римские времена казалась намного привлекательнее, чем в настоящем.
        - В углу их основной комнаты обычно стояли глиняные сосуды, наполненные оливковым маслом, красным вином или гарумом.
        - Что еще за гарум? - спросила Мегги.
        - Соус из тухлых рыбьих потрохов, - ответил мистер Лоуренс, что вызвало у Мегги легкий позыв тошноты.
        Эсси услышала, как у нее за спиной хихикнул Денни.
        - А это, - антиквар показал всем кусок терракотовой вазы, взятой у Герти, - было важной частью их жизни. Подумайте только, сколько рук повидал этот сосуд! А потом еще больше ног прошло над ним, пока он лежал в лондонском болоте.
        Затем мистер Лоуренс перевел внимание ребят на глиняный ком с выпавшими из него украшениями и продолжил свою лекцию:
        - Каждая вещь, что попадает сюда, рассказывает мне еще больше о жизни в Лондоне. Но это не просто часть истории нашего города, дитя, каждый предмет - это история человека. Как он приобрел эту вещь? Как пользовался ею? Что она значила для него - как изменила его жизнь?
        Эсси улыбнулась и посмотрела на заставленное окно, как через все препоны просачивается солнечный свет, и почувствовала, как он согревает ей руки.
        - Вы все можете приходить сюда, когда пожелаете. Я по субботам всегда здесь.
        Глава 15
        В следующую субботу состоялась школьная экскурсия в парк Гринвичской обсерватории. Дети в своих лучших воскресных нарядах собрались парами на пристани в Саутуарке, дожидаясь посадки на паром. Пестрая ватага радостно щебетала, несмотря на слишком легкие, не по погоде, платьица, разномастные стоптанные ботинки и пахнущие сарсапарелью косы. Оказавшись на борту, дети выстроились на носу парома и, дрожа от прохлады густого утреннего тумана, встречали возгласами каждую городскую достопримечательность, мимо которой шел паром до самого Гринвича.
        - Тауэрский мост!
        - Вестминстер! - первой прокричала Флора и закашлялась.
        Герти сидела, прислонившись спиной к рубке, и рисовала в своем заветном блокноте панораму города, проступающую сквозь туман и дымку промышленного смога. На ее рисунке город выглядел более мрачным и причудливым. Эсси же пыталась представить себе, каково это, плыть вот так по Темзе, минуя Лондон, выйти в океан и дальше, заходя в дальние порты, увидеть другие города, другие страны.
        Прибыв в Гринвич, дети сошли с парома, и их повели по причалу мимо торговца креветками, который жарил их на шипящей сковороде, установленной прямо на винной бочке. Полуголодные дети тянулись носами за соблазнительными запахами все время, пока мисс Барнс уводила их с пристани к воротам морского колледжа, ведущим в парк. Мистер Мортон отвесил звонкий подзатыльник мальчишке, которому краснощекий торговец сунул жареную креветку, и тот проглотил ее, почти не жуя.
        - Дети, вы пойдете дальше с мисс Барнс прямиком в парк. А у нас с отцом Макгуайером назначена встреча, но если мы узнаем, что кто-то из вас плохо себя вел… - и он перевел взгляд на провинившегося мальчугана, почесывающего затылок.
        Дети дружно вздохнули. Никто из них не хотел сегодня получить линейкой или ремнем.
        Мисс Барнс достала из кармана пальто часы, глянула на циферблат и, подхватив Герти и Эсси под локти, обратилась ко всем остальным детям:
        - Бегом за мной! Я хочу вам кое-что показать.
        Эсси успела схватить близняшек за руки, когда мисс Барнс повлекла их по дорожке с указателем Королевской обсерватории. Дорожка поднималась по крутому холму среди развесистых дубов и лип. И только завернув за крутой поворот, все увидели впереди знаменитый купол и красный шар точного времени на башне знаменитого Флемстид-хаус.
        Мисс Барнс снова посмотрела на часы.
        - Так, поторопитесь! Все встаньте вот здесь, - она выстроила класс вдоль высокой каменной стены, и Эсси сквозь ткань платья ощутила тепло нагревшихся на солнце камней.
        - И теперь смотрите! - скомандовала мисс Барнс, указывая на гигантский красный шар, который стал медленно подниматься на шпиле к указателю четырех сторон света.
        И вдруг шар сорвался и рухнул по шпилю обратно на прежнее место. Мегги и Флора радостно воскликнули, а мисс Барнс показала всем свои часы:
        - Ровно час дня по Гринвичу, - объявила она. - Я прихожу сюда каждый год, чтобы проверить, как работают мои старые часы.
        Эсси повернулась и посмотрела вниз на Темзу, представляя, как моряки, лодочники, да и все лондонцы сверяют свои часы с красным шаром. Все: и те, кто работал в городе, и кто приезжал и приплывал сюда, привозя различные товары из дальних стран, все были связаны с ними. Она вновь перевела взгляд на величественное здание обсерватории, на знаменитый красный шар и попыталась представить себе, как от этой точки разбегаются по всему земному шару линии, пронизывая все континенты, словно черные нити, - то были линии меридианов.
        От воображаемых меридианов она вдруг снова вернулась к мысли о драгоценностях, которые видела на Чипсайде. Изумруды, жемчуга и золотые колье. Пуговица Герти. Когда все это было зарыто в том подвале? Кто спрятал такое богатство и не забрал его? Эсси повторила про себя слова мистера Лоуренса: «…каждый предмет - это история человека. Как он приобрел эту вещь? Как пользовался ею? Что она значила для него? И как она изменила его жизнь?»
        Эсси огляделась вокруг - справа вид на Темзу перекрывал парк, за которым виднелась электростанция, ее огромные трубы изрыгали в небо черные клубы дыма. Если пойти вдоль реки обратно туда, откуда они приплыли, то дальний берег будет весь усеян такими трубами.
        Прямо перед ней располагались здания военно-морского колледжа. От самого берега Темзы и до обсерватории простирался парк - пологое зеленеющее поле. По нему тут и там прогуливались мужчины в цилиндрах, ведя под ручку своих дам в длинных, облегающих фигуру шелковых жакетах и элегантных шляпках. Эсси посмотрела на близняшек, отметила землистый цвет лица и впавшие глаза, но осталась довольна, что они, несмотря на худые, слабые ноги, все же умудрялись играть в прятки со своими одноклассниками.
        Эсси, мисс Барнс и Герти расстелили на траве одеяла и выложили на них бутерброды.
        - Сыр и маринованные огурчики - вкуснятина! - приговаривала Герти, разворачивая очередной бутерброд. - Еда! - закричала она.
        Со всех сторон стали сбегаться ученики, хватая нехитрую снедь и запихивая ее в рот, чтобы поскорее вернуться к игре.
        - Для чаек не осталось ни крошки, - сказала мисс Барнс. - Надо было брать больше…
        По разочарованному тону учительницы Эсси поняла, что этот перекус заслуга щедрости мисс Барнс, но никак не школы. Когда дети наигрались и, усталые, вернулись к одеялам, чтобы улечься на них, подставив свои лица теплому солнцу, Эсси, мисс Барнс и Герти пошли прогуляться вниз по холму.
        - Мисс Мёрфи! - услышала Эсси свое имя и, обернувшись, была поражена, увидев юного красавца бригадира, с которым познакомилась девять дней назад на Чипсайде.
        Она даже два раза сморгнула, чтобы убедиться, что это действительно он, и суетливо принялась разглаживать юбку, чувствуя, как по ногам прошла легкая дрожь. Ведь она думала о нем каждый день после их встречи. Конечно же, она не ответила на его послание. Да и что она могла сказать?
        Он бросился к ней навстречу и в знак приветствия снял канотье.
        - Мисс Мёрфи, я сразу вас заметил. А это, должно быть, ваша сестра - значит, вы близнецы!
        - Совсем не значит, - сказала Герти, заметно покраснев, и слегка подтолкнула Эсси локтем. Кончики ее губ растянулись в застенчивую улыбку, когда она протянула юноше руку для знакомства.
        - Это моя сестра Гертруда, - оправившись от шока, сказала Эсси. - А это ее учительница мисс Барнс. Познакомьтесь - мистер Хэпплстоун.
        Эсси замолчала, не зная, что говорить дальше. В конце концов она нашла тему:
        - Мы осматривали обсерваторию.
        - Жаль, что я вас раньше не встретил. Сам туда направлялся. А кто еще с вами?
        - Школьный класс, - кивнула Эсси в сторону холма, одергивая при этом юбку, чтобы скрыть потертые ботинки.
        - Ежегодная экскурсия, - пояснила мисс Барнс. - Мы знакомим наших учеников с деятельностью обсерватории.
        - А я решил в такой прекрасный день вывести на променад свою новую игрушку, - указал мистер Хэпплстоун на припаркованный неподалеку черный автомобиль. - Испытать двигатель.
        Они все вместе двинулись дальше вниз по склону, и мистер Хэпплстоун не переставал гордо оглядываться на свой сияющий новой краской автомобиль. У Эсси свело желудок от мысли, что поездка с мистером Хэпплстоуном на его автомобиле для нее еще менее вероятна, чем участие в марше суфражисток у Монумента.
        В этот момент подбежали близняшки и прильнули к юбке Эсси. У Мегги развязались ленточки в косах, а вся спина платья Флоры была в пятнах от травы. У обоих от солнца и беготни так раскраснелись щеки, что Эсси захотелось броситься в здание обсерватории, чтобы остановить этот момент времени навсегда.
        - А вы кто? - спросила Флора, пока Мегги пыталась откашляться после бега.
        Бригадир снял шляпу и, склонив голову, сказал:
        - Я мистер Хэпплстоун. Работаю с вашим братом Фредди.
        - А его нет с нами! - заявила Флора.
        - Флора! - одернула ее Эсси.
        Но только она собралась выговорить сестре за недостойное поведение, как рядом заиграл скрипач, и появилась группа жонглирующих клоунов. Их ярко-красные носы походили на обсерваторский шар, и девочки закружились под музыку.
        Один из клоунов, выделявшийся высоким ростом, подошел к Флоре и, взмахнув рукой, вытащил у нее из-за уха орех каштана. Открыв рот от изумления, Мегги схватила себя за ухо, пытаясь отыскать лакомство. Тогда тот же клоун потянулся к ботинку Мегги, будто хотел завязать ей шнурки, и вдруг вытянул из-под подола ее юбки монету. Мегги запрыгала, хлопая в ладоши, но клоун убрал пенни в кармашек своего жилета.
        Клоуны-жонглеры двинулись дальше, за ними следовали клоуны на ходулях, играющие на аккордеонах, замыкали шествие акробаты, исполняющие на мягкой траве перевороты колесом и сальто вперед и назад.
        Эсси и мистер Хэпплстоун оказались отрезанными процессией клоунов от всех остальных.
        - Могу я быть откровенным с вами, мисс Мёрфи? - спросил мистер Хэпплстоун, встав к ней лицом к лицу.
        - Конечно, - ответила Эсси уверенно, хотя для нее это была совершенно неизвестная ситуация и она не знала, как себя вести.
        - Я рассчитывал встретить вас здесь. Я слышал, как Фредди говорил Денни, что вы повезете детей из школы в Гринвичскую обсерваторию, и я подумал… - он слегка порозовел, его зеленые глаза манили и поддразнивали.
        Сердце Эсси учащенно забилось. Могло ли это быть правдой? Неужели он поехал в Гринвич специально, чтобы встретить ее? Скорее всего, это было только совпадение, и он просто пытается польстить ей. И когда она взглянула на него из-под полей своей шляпки, он все еще смотрел прямо ей в лицо.
        Они двинулись вниз по тропинке, солнце светило им в лицо, и вокруг порхали бабочки. У подножия холма стояла повозка мороженщика, запряженная черным клайдсдейлом. Лошадь помахивала хвостом и, нежась на солнце, посматривала на окружающий ее мир сквозь опущенные веки. Повозкой управлял улыбчивый кудрявый парень с черными усами. На нем была розовая в полоску жилетка и такого же фасона канотье.
        - Можно? - выскочила Флора перед Эсси, нахально улыбаясь.
        Мегги немного отстала. Мисс Барнс, проводив взглядом толпу клоунов, тоже подошла к Эсси.
        - Ну пожалуйста? - поддержала сестру подоспевшая Мегги.
        У Эсси в носовом платке были спрятаны два пенни - это был неприкосновенный запас на крайний случай - например, закупить на неделю овощей для супа. Но близость красивого мужчины, стоявшего так близко, что она могла коснуться его невзначай, вскружила ей голову. Эсси почти убедила себя, что может пойти на такую расточительность, как потратить эти два пенни на мороженое.
        - Кстати, я и сам не прочь полакомиться, - вмешался мистер Хэпплстоун. - Позвольте мне угостить вас. Я настаиваю.
        - Ура, мороженое! - закричали девочки и бросились к повозке.
        - Осталось только ванильное и клубничное. Шоколадного нет, - проинформировал детей мороженщик с легким итальянским акцентом.
        - Ой, клубничное, клубничное! Пожалуйста! - захлопала в ладоши Мегги.
        - Значит, клубничное, - кивнул мороженщику мистер Хэпплстоун. - Каждому по рожку, пожалуйста.
        - Каждому? - вытаращив глаза, обратилась Флора к Мегги.
        Глядя на сестер, Эсси подумала: как бы их личики не полопались от таких широких улыбок.
        Получив по мороженому, вся компания расположилась в тени ближайшего дерева. Близнецы проглотили свое мороженое в восторженном экстазе и убежали искать своих одноклассников.
        Тем временем Эсси, Герти, мисс Барнс и Хэпплстоун расселись вокруг многовекового дуба, прислонившись спинами к мощному стволу, и повели неспешную беседу. Эсси наконец-то позволила себе расслабиться, пока остальные рассуждали о времени и астрономии, о гипотетических возможностях и реальных обстоятельствах, об изменении облика Лондона. Мистер Хэпплстоун превозносил Кристофера Рена за его грандиозную работу по реконструкции собора Святого Павла и прилегающих улиц после Великого пожара. Он надеялся, что новые здания, которые строились при его участии, выдержат такое же испытание временем, что и старые. Пока Герти набрасывала в своем блокноте видовую панораму, мисс Барнс разглагольствовала об учебной программе в новой школе, куда ее пригласили. С нескрываемой гордостью она поведала о трех девушках, поступивших в школу Святой Хильды при Оксфорде. Одна решила изучать математику, другая - юриспруденцию, а третья - астрономию. Последняя сделала свой выбор благодаря подобной экскурсии.
        Эсси посмотрела на купол обсерватории, сверкающий на солнце, словно драгоценный камень. В это время мисс Барнс поднялась и объявила:
        - Если позволите, я заберу мисс Гертруду на экскурсию по обсерватории.
        - А они позволят мне посмотреть в телескоп? - вскочила Герти на ноги и с нетерпением принялась стряхивать с юбки прилипшие травинки.
        - Узнаем. Оттуда еще открывается шикарный вид на Лондон… - мисс Барнс взяла Герти под руку и повела к зданию обсерватории.
        Из рассказов мистера Хэпплстоуна Эсси поняла, что он вовсе не был бригадиром в строительной фирме, что нанимала таких, как Фредди и Денни. Эдвард Хэпплстоун был племянником владельца огромной компании, которая управляла работами по сносу и реконструкциям, проходившими по всему городу.
        Он ни словом не обмолвился о драгоценностях, которые откопала его бригада на Чипсайде, и Эсси гадала, знает ли он, что она видела и поняла, что им тогда попало в руки. Но мистер Хэпплстоун болтал о доме своего дяди в Мейфэре и о традиционных семейных обедах по воскресеньям, на которых подавали ростбиф с разнообразными гарнирами. А Эсси восхищалась покроем его льняного костюма - скорее всего, во французском стиле, судя по свободным линиям на широких плечах и зауженным бедрам. На фабрике Рубенов крой костюмов был более прямой. И вот Эсси и Эдвард сидели в парке и болтали, как будто между ними было много общего, но фасон его костюма рядом с ее огрубевшими от работы руками говорил об обратном.
        Время, казалось, завязло в полуденном мареве, и Эсси была удивлена, когда мисс Барнс, вернувшись с раскрасневшейся Герти, достала свои часы и воскликнула:
        - Господи! Нас не было целых два часа! Надеюсь, мистер Мортон и отец Макгуайер были так увлечены своим обедом в казармах морского колледжа, что не заметили нашего отсутствия.
        По интонациям мисс Барнс Эсси поняла, что для директора школы и настоятеля прихода истинной целью поездки в Гринвич была вовсе не забота о детях, находящихся на их попечении. Экскурсия помогала им создавать видимость благотворительной деятельности. На самом деле оба благотворителя улизнули сразу по прибытии на причал и с тех пор не обмолвились с детьми ни словом.
        Эсси посмотрела на вершину холма, где девочки постарше укладывали одеяла в корзинки, а младшие, включая Флору и Мегги, кувыркались на крутом склоне неподалеку. Ответственных за поездку джентльменов нигде не было видно.
        - Мне было сказано ждать их на причале в половине пятого. Так что надо поторапливаться, - сказала мисс Барнс, бросив на Эсси виноватый взгляд. - Пойдем, Герти, поможешь мне собрать детей и упаковать остатки наших вещей.
        Она повела Герти вверх по склону, оставив Эсси наедине с Хэпплстоуном.
        - Простите, что отнял у вас практически весь день, - сказал Хэпплстоун, но блеск в его глазах выдавал иное содержание этих слов.
        Или это лишь показалось Эсси? У нее перед глазами встал образ матери, лежащей в грязи с перепачканным лицом и кудахтающей курицей на животе, - он словно предостерегал ее от таких симпатичных мужчин, как этот мистер Хэпплстоун. Его изысканный костюм и беспечная улыбка наталкивали на серьезные подозрения. Но Эсси была заинтригована. Она завидовала легкости его существования. Она ходила по тем же улицам того же города, что и он, но было такое ощущение, что происходит это в разные времена и на разных меридианах. Разве он мог представить себе покрытый линолеумом пол на их кухне или медную ванну, которой она пользовалась у себя в доме? Зато представления о его мире складывались у нее из увиденного в витринах магазина «Фортнум и Мейсон», из дорогих костюмов и рубашек, которые они шили на фабрике, из французских каблучков, мелькавших под подолами шелковых платьев, когда их владелицы усаживались на кожаные сиденья автомобилей или маршировали возле Монумента. Она хранила эти образы в своем сердце как залог того, что однажды все изменится к лучшему и в ее семье.
        Мистер Хэпплстоун достал из кармана пиджака золотые часы, и Эсси вновь пронзила мысль о драгоценностях, найденных на Чипсайде. Об изумрудах, схожих по цвету с глазами мистера Хэпплстоуна.
        - Я должен возвращаться, - сказал он. - Обещал поужинать вместе со своей семьей.
        Эсси представила его в вечернем белом смокинге и вздрогнула. А он разделяет ее нежелание расставаться?
        - Если бы я не был связан этим обещанием, я предложил бы подвезти вас и ваших сестер до дома, - прибавил он.
        Эсси была тронута его заботой, но мысль о том, что этот очаровательный мужчина увидел бы ее жилище, заставила ее содрогнуться. Ей было мучительно стыдно за их садовую пристройку. И в то же время жег позор за такие недостойные чувства. Получалось, что ее семья была чем-то недостойным, что следовало скрывать.
        Но другая мысль приглушила терзания Эсси - мистер Хэпплстоун должен был быть в курсе обстоятельств ее семьи, ведь Фредди служил у него чернорабочим! И все же он искал встречи с ней. Надежда стала прорастать в ее сердце, как первые весенние побеги пробиваются сквозь нерастаявший снег. Эсси обуревало желание схватить мистера Хэпплстоуна за руку, задержать здесь хоть на несколько минут и засыпать вопросами. Она хотела расспросить его о найденных драгоценностях… Знает ли он, кому они принадлежат? Разузнать о его младшей сестре, о которой он рассказывал, что она заканчивала школьное обучение в Швейцарии. Она хотела бы знать, плавал ли он когда-нибудь вниз по Темзе и выходил ли в океан, а если нет, то мечтает ли об этом?
        Он встал и стряхнул с брюк прилипшие травинки. Затем протянул руку и помог подняться Эсси. Его рука была теплая, и в ней чувствовалась недюжинная сила. У Эсси вдруг слегка закружилась голова. Должно быть, это от жары, подумала она. Или от непривычно сладкого мороженого.
        - Я хотел бы продолжить нашу беседу, мисс Мёрфи. Могу я пригласить вас на чашку чая на следующей неделе?

* * *
        Эсси не могла думать ни о чем другом, кроме как о приглашении мистера Хэпплстоуна, пока они с мисс Барнс заводили детей на паром и рассаживали на дощатых скамьях вдоль кормовой палубы. На обратном пути дети, уставшие и слегка загоревшие, вели себя спокойнее.
        - Какое совпадение, что вы встретили вашего друга у обсерватории, - отметила мисс Барнс.
        - Он не мой друг, - ответила Эсси. - Он старший на строительной площадке, где работает мой брат. Они сносят старые здания вдоль Чипсайда.
        - Ну, он очень обрадовался, увидев тебя, - подначивала Эсси учительница, подталкивая плечом.
        Паром устремился вниз по течению, отдаляясь все дальше от купола обсерватории, сверкающего на фоне заходящего солнца, и Эсси, запрокинув голову, подставила лицо последним его лучам. Впервые она была воодушевлена ожиданиями событий предстоящей недели.
        Глава 16
        Последующие недели для Эсси пролетели в сладкой эйфории, которой она никогда раньше не испытывала, хотя основное время она по-прежнему проводила на фабрике и дома. Мистер Лоуренс сдержал свое слово и передал часть денег Фредди и Денни, встретившись с ними в «Золотом Руне».
        К сожалению, Фредди не смог удержать Денни от кутежа, тот трижды заказывал выпивку для всех посетителей паба, а потом смылся со своей долей, не расплатившись. Фредди вернулся домой пристыженный и отдал Эсси остатки своей доли. Первым делом Эсси направилась к мистеру Мортону и оплатила всю оставшуюся сумму за обучение сестер, затем погасила долги у торговца рыбой и в магазине мистера Джонса. В итоге у нее еще оставалась сумма, которой хватало на несколько месяцев сытного существования для всей семьи, при условии, что до денег не доберется мама.
        Фредди сообщил Эсси, что его с Денни и другими парнями подрядили на другую работу за городом. В прошлую пятницу он уехал и с тех пор не появлялся дома. Отец Макгуайер с радостным ехидством сообщил Эсси, что, по слухам, компания молодых работяг отправилась в Грейвзенд покутить. Эсси постаралась выказать полное безразличие, хотя чувствовала, как вспыхнули ее щеки. Она давно знала, что настоятель прихода причисляет Фредди к другим местным бездельникам, да к тому же и пьющим, как и их мать. Эсси не могла отрицать, что Фредди любил покутить с такими же работягами после окончания трудового дня, но каждую неделю он отдавал ей большую часть своего заработка, так как она вела все хозяйство в доме. А если и случалось иногда, что он растрачивал больше обычного, то лишь по беспечности. Или в пылу бахвальства. Но чего не было в тощем теле Фредди, так это корысти и жадности.
        Настоятель прихода счел необходимым поговорить с Эсси после очередного посещения мамы на дому.
        - А я вот все гадаю, откуда взялись все эти суммы? - прорычал он, глядя на Эсси поверх очков. - Я осведомлен, мисс Мёрфи, что долг вашей семьи по пожертвованиям выплачен. - при этом он демонстративно задержал свой взгляд на груди Эсси, давая понять, что источник такого чудесного финансового успеха находится именно здесь. - После обеда я всегда в исповедальне…
        Эсси была в бешенстве, но, естественно, она не могла рассказать настоятелю, откуда у них появились деньги. Она молча выслушала намеки отца Макгуайера. Ей не в чем было исповедоваться перед ним. Эсси дала себе слово, что на этой неделе признается маме, что встречается с Эдвардом. Кстати, он сам настоял, чтобы она так его называла.
        Последние несколько недель Эсси не брала сверхурочные смены на фабрике, как утверждала дома. Вместо этого они с Эдвардом ходили в кино - посмотрели картину «Французский шпион», во время сеанса Эсси позволила Эдварду держать ее за руку. Вечера они проводили в Гайд-парке, развалившись в полосатых шезлонгах, поглощая мороженое и свежие кексы, которые крошились, и теплая фруктовая начинка капала на колени Эсси.
        Время от времени Эдвард, приподнимая шляпу, приветствовал на улицах своих знакомых или демонстративно проводил ее мимо элегантных дам в меховых одеждах, с которыми здоровался у кафе и чайных. Они напоминали Эсси женщин в белых платьях и туфлях на высоких каблуках, которые собирались у Монумента - возможно, и она с Герти со временем присоединится к ним. Ведь это был лишь вопрос времени, после того как Эдвард представит ее своему кругу знакомых, своей семье. Правда, каждый раз, когда она собиралась спросить его об этом, слова застревали у нее в горле.
        Они разгуливали по музею Виктории и Альберта, пили чай с лакомствами, уединяясь в закоулках главного зала, уставленного канделябрами. Эсси подмывало спрятать какое-нибудь лакомство в носовой платок и унести домой сестрам. Однажды они пошли в музей естествознания, и Эдвард подвел ее к коллекции минералов. Он очень внимательно всматривался в крупные экземпляры необработанных сапфиров, изумрудов и алмазов и при этом ничего не говорил. А Эсси думала о том коме засохшей глины, начиненном драгоценностями, который Денни, хвастаясь, поднял над головой. Многое из этого уже попало в руки Каменному Джеку - мистеру Лоуренсу. Но, возможно, найдутся и те, кто не захочет расстаться с такой красотой.
        Ей было интересно, кто же потерял свои сокровища. Россыпи драгоценных камней, золотые пуговицы, ожерелья и кольца, оказавшиеся на столе мистера Лоуренса, поражали воображение, и трудно было поверить, что это никто не искал…
        Испугавшись своих мыслей, Эсси тут же постаралась отделаться от них. Ее семья замешана в крупном воровстве. Любой из них может угодить в тюрьму, если мистер Лоуренс заявит на них! От страха у нее скрутило живот, но в глубине души она чувствовала, что мистер Лоуренс - добрая душа. Ведь он сам настоял, чтобы Герти оставила пуговицу себе. Однако она не могла не помнить предупреждение лондонских властей, прочитанное ею на прошлой неделе в газете, в которой была завернута копченая рыба.

* * *
        По субботам они с Эдвардом посещали галерею «Серпентайн». Возвращались домой по тенистым улицам, поглядывая на свое отражение на глянцевых поверхностях входных дверей богатых домов. Эсси не забывала припасти по маленькому пакетику анисовых драже для близняшек и, придя домой, подсовывала их сестрам, пока не видит мама. В прошлую субботу она рассказала Эдварду, как Герти любит читать, и когда они проходили мимо книжного магазина на площади Пикадилли, он купил книгу «Таинственный сад» с картинками.
        - Это любимая книга моей сестры, - пояснил он Эсси свой выбор.
        - Не стоило… Это слишком…
        - Ты же сказала, что Герти настоящая художница, и я подумал, ей должно понравиться, - перебил он и положил книгу в корзинку Эсси.
        Вручая книгу, завернутую в крафтовую бумагу и перевязанную бечевкой, под подозрительным взглядом матери, Эсси солгала, что это подарок от мисс Рубен.
        - Это мне? - лицо Герти вытянулось от недоумения, когда она, развернув подарок, увидела книгу. - Новая, - мечтательно прошептала она, перелистывая плотные страницы. - А вы можете представить себе сад, весь заросший виноградником и обнесенный такими высокими стенами, что в нем можно укрыться от всего мира? И от мамы! - добавила она еле слышно. - Она никогда не найдет меня. Это слишком тяжело для пьяницы…
        - Герти, - одернула ее Эсси. - Хватит!
        - Почему ты ее всегда защищаешь? Как ты можешь это выносить? - пробурчала Герти, наблюдая, как мать пыталась открыть бутылку бледными дрожащими руками.
        - Никогда не слышала, чтобы евреи расщедривались на подарки, - проворчала мама, отхлебнув из бутылки и вновь погружаясь в свое потрепанное кресло.
        Эсси пропустила оскорбления матери мимо ушей. Сегодня евреи, а завтра итальянцы. Или поляки. Виноват тот, кто отказал в кредите, и она осталась без бутылки. Мать никого не обделяла своей злобой, и было совершенно бесполезно вступать с нею в спор, потому что, просыпаясь еле живая по утрам, она никогда не помнила, что наговорила накануне вечером.
        Миссис Ярвуд с удовольствием соглашалась присматривать за девочками по субботам. Вообще-то она даже сама вызывалась помочь, хотя на прошлой неделе и позволила себе колкое заявление:
        - В последнее время вы просто расцвели, мисс Эсси, - сказала она, ехидно прищурившись. - Так приятно видеть вас улыбающейся. - глубоко вздохнув, она вдруг перешла на шепот: - Иногда можно и погулять денек-другой, но будь осторожна, девочка. - и, погладив Эсси по руке, пожилая женщина оставила без замечаний такую странность, как воскресный наряд Эсси, в котором она теперь по субботам ходила на фабрику.
        Младшей троице было в радость проводить субботние дни с миссис Ярвуд. Они все вместе расхаживали по городским рынкам, выбирая свежий хлеб и твердые сыры. Порой устраивали пикники на берегу Темзы, но чаще проводили дни на светлой и удобной кухне миссис Ярвуд, готовя разнообразные блюда по рецептам из старинной поваренной книги, которую хозяйка чудом купила на местной ярмарке. Это были и тушенные в красном вине говяжьи щечки с картофельным пюре на сливочном масле, и свиные отбивные в яблочном сидре с фруктовой запеканкой на десерт. И когда Эсси приходила за сестрами, они встречали ее в повязанных фартучках с перепачканными мукой носами и тащили за стол, где поджидал ее ужин, приготовленный с их помощью.
        Иногда Герти записывала рецепт особо понравившихся блюд. Теперь у них был рецепт ветчины, приготовленной в сидре и подающейся с кислым соусом из крыжовника. Однажды вечером Эсси застала ее за своим блокнотом: шевеля фиолетовыми губами, Герти записывала рецепты ежевичного творога и ежевичного варенья.
        Сегодня Эсси вернулась немного раньше обычного. На кухне, среди пара и резкого запаха лимона, миссис Ярвуд диктовала Герти рецепт сиропа от кашля:
        2 ложки меда
        Щепотка листьев чабреца
        Молотый перец
        Лимонный сок (свежевыжатый)
        (Залить кипятком или горячим чаем)
        Эсси зажмурилась и прижала руку к щеке, которую поцеловал Эдвард на прощание. Это было всего лишь легкое прикосновение, но когда он наклонился к руке и она вдохнула аромат свежевыстиранной рубашки, смешавшийся с мускусным запахом его кожи, ей захотелось провести кончиком пальца по его алым губам, затем скользнуть к воротнику, чтобы коснуться шейных мышц, которые, в ее воображении, упругими рельефами тянулись к спине.
        - Извини, Эсси. Ты вся покраснела… - сказал он, отстраняясь.
        Но Эсси хотелось, чтобы он оставался рядом, несмотря на то, что она едва справлялась со своим клокочущим сердцем и странным жаром, охватившим ее бедра.
        Она чувствовала, что хочет проводить с Эдвардом все больше и больше времени. Первые несколько встреч она еще беспокоилась, что поступает неправильно, встречаясь с ним наедине. Но Эдвард всегда был так вежлив, что сбивчивые слова предупреждения матери, которые она бормотала, лежа в курином помете, стали забываться. У них все шло по-другому. Матери не дано было понять это. Беды и неудачи вычернили сознание Клементины.
        Эсси посмотрела в кухонное окно, залитое последними лучами заходящего солнца, затем перевела взгляд на миссис Ярвуд, которая, склонившись к кухонному столу, диктовала Герти рецепты ровным, ласковым голосом и при этом поглаживала спины сестрам-близнецам. В доме Ярвудов было легко, здесь жизнь текла размеренно и непринужденно. День был похож на день. И в этом была его надежность, подкрепленная любовью, смехом и нескончаемыми пирогами и вареньем.
        Эсси мечтала о подобном доме и для себя. И чем больше она виделась с Эдвардом, тем сильнее привязывалась к нему. И той ночью, когда Герти уснула, Эсси вытянула из-под руки сестры ее блокнот, открыла последнюю страницу, где решилась написать:
        Мистер Эдвард Хэпплстоун
        Мистер Эдвард и миссис Эстер Роуз Хэпплстоун.
        Но, закончив, она тут же вырвала страницу, подожгла спичкой и, стараясь сжечь все до остатка, держала, пока не почувствовала, что может обжечь пальцы, и только тогда отбросила от себя угасающий огонек. Лишь хлопья пепла плавно опустились на пол.
        Глава 17
        Кейт
        Галле, Шри-Ланка, наши дни.
        Кому: [email protected]
        От кого: [email protected]
        Тема: ТЫ У МЕНЯ В ДОЛГУ
        Содержание строки «Тема» вызвало у Кейт улыбку - в этом была вся Софи. Кейт недавно вернулась с послеобеденной прогулки по Галле и теперь сидела в гостиничном номере перед ноутбуком, раздумывая над началом статьи о драгоценностях Чипсайда. Разгуливая по ухабистым улочкам Галле и разглядывая полуразрушенные португальские церкви, изящные голландские виллы и британские пакгаузы, увитые бугенвиллиями, Кейт могла представить себе те времена, когда в местный порт заходили корабли, чтобы загрузиться экзотическими специями, редкими красителями, ценными породами черного дерева, рубинами и сапфирами.
        Она взглянула на свои сапфировые сережки, лежащие на ночном столике… Маркус забронировал для них отдельные номера в разных концах отеля. Окна ее номера выходили во внутренний двор отеля с огромным бассейном, за которым открывался вид на Индийский океан. Садясь за компьютер, Кейт открыла ставни-жалюзи, и сквозь них в номер, оборудованный кондиционером, проникал влажный воздух, пропитанный запахами морской воды, соуса самбал и старой мебели из тикового дерева.
        Освежившись глотком чая, Кейт посмотрела в окно, где возле бассейна на огромном шезлонге расположились Оливия и Маркус. Лив переняла у отца спортивную походку, взъерошенную шевелюру серфингиста и беспечную улыбку. Восемнадцатилетнюю девушку, казалось, ничего не обеспокоило, когда отец в аэропорту представил ей свою коллегу, которую он привез с собой на семейные каникулы папы с дочкой. Возможно, она просто привыкла.
        - Рада познакомиться, Кейт. Папа сказал мне, что вы историк, - улыбаясь, сказала Оливия и пожала ей руку, отчего-то слегка смутившись. - У меня скоро экзамены. Вот бы мне ваши знания - Шекспир и Остен просто убивают меня. Я серьезно!
        - Ну, мы можем как-нибудь поболтать о них. Что из Шекспира?
        - «Укрощение строптивой»!
        - А, о дерзкой Катарине!
        - А разве бывают другие Катарины? - подначил Маркус Кейт, подхватывая рюкзак Оливии с багажного транспортера.
        И теперь Оливия что-то темпераментно рассказывала отцу, дико размахивая руками и ерзая своими тощими ногами по его ногам. Кейт пожалела, что не может испытать такой австралийский кураж.
        Во время перелета из Хайдарабада Маркус обмолвился, между просмотрами фильмов, что мать Оливии Джулия - его бывшая жена - пятнадцать лет назад вышла замуж за спортивного аудитора. У Лив есть десятилетние сводные братья-близнецы - Джек и Гарри, которых она обожает.
        - Я всегда был в разъездах по работе и оставлял Джулию в Сиднее с крохой, страдающей газиками. Я не понимал… Был молод и неопытен, - Маркус поморщился. - Ей было тяжело. Это было нечестно. Я думал, что моя работа обеспечит нам стабильное будущее, - он вздохнул. - Так глупо! Я должен был быть рядом. Помогать. Это просто ирония - после того как мы расстались, я стал гораздо больше времени проводить с Лив. Научил ее кататься на велосипеде, ходить под парусом. И каждое лето я провожу в Сиднее не меньше двух месяцев. А пока я в разъездах, мы общаемся по скайпу, почти каждый день. Последние пару лет мы стараемся хоть раз выбираться куда-нибудь вместе. Правда, теперь выкраивать время для этого становится все труднее. Она очень занята! То музыкальные занятия, то сборы по гребле, экзамены, вечеринки, выходные с друзьями. Мальчики! - он замотал головой, изображая свое плачевное положение. - Папа опустился в конец списка.
        - Нормально для подростка. А Джулия? Вы… - Кейт не договорила.
        Это не ее дело, в каких отношениях Маркус со своей бывшей.
        - У нас с Джулией все хорошо. Эндрю отличный парень. Добрый, по-настоящему искренен с Лив. Они живут в старомодном коттедже с видом на залив. Джулия преподает йогу в студии по соседству. Она обрела ту жизнь, которую заслуживает? - Маркус пожал плечами, задумчиво улыбаясь, и забарабанил по сенсорному экрану, выбирая следующий фильм, что означало - разговор окончен.
        Кейт улыбнулась, наблюдая, как рассмеялся Маркус, запрокинув голову, реагируя на рассказ дочери. Ему повезло, что удалось сохранить такие тесные отношения с Оливией, подумалось ей.
        Не переставая улыбаться, она открыла сообщение от Софии:
        Надеюсь, вечеринка тебе понравилась!
        Вот этот снимок швейцарских часов в оправе из колумбийского изумруда и следующий - твой голкондский алмаз натолкнули меня на мысль… Помнишь внештатного преподавателя, который в своей лекции упоминал изумруды из Мусо в Колумбии?
        Кейт снова посмотрела в окно - Маркус и Лив были уже в бассейне, плескались, смеялись, стараясь окунуть друг друга в воду. Смуглая и бархатистая кожа Лив, со слов Маркуса, досталась ей от Джулии, зато от отца она унаследовала высокий лоб, квадратный подбородок и заразительный смех.
        Маркус обернулся и, увидев в окне Кейт, замахал руками:
        - Не хочешь окунуться?
        - Сейчас, - откликнулась она. - София Шоу из «Шоу и Сыновья» нашла зацепку по одному из экспонатов. Дочитаю ее письмо и присоединюсь.
        - Ты все пропустишь, - выкрикнула Оливия и нырнула в бирюзовую глубь бассейна.
        Кейт улыбнулась и обратилась к письму Софии, которое по содержанию было такое же спонтанное, как и рассказ ее друга на вечеринке.
        Кстати, был большой судебный процесс, инициированный Ост-Индской компанией (ты была с похмелья и не обратила внимания на этот нюанс, насколько я помню).
        Я весь вечер провела в Парламентском архиве, просматривая расшифровку юридических документов. Подлинники свидетельских показаний - это тридцать пергаментных свитков, к которым меня и близко не подпускают. Позор! Я запросила копии нескольких фрагментов, которые прилагаю. Также есть куча судовых журналов и дневников Ост-Индской компании в Британской библиотеке. Я сняла копии с некоторых страниц, если интересно… и есть полгодика свободного времени - почитай!
        Не благодари.
        София
        P. S. Не застрянь на Шри-Ланке.
        Кейт открыла вложение - это была официальная жалоба в Лондонский суд.
        28 апреля 1637 года.
        Герхард Полман, ювелир и торговец драгоценными камнями, совершал путешествия по разным странам в поисках сырья для своего ремесла… на обратном пути домой в 1631 году он загрузился на борт английского судна Ост-Индской компании, стоявшего в Персии. При себе он имел большую коллекцию самоцветов и драгоценных камней, собранную им в течение тридцати лет.
        Во время плавания Полман был отравлен Абрахамом Портером - судовым врачом, а его имущество разделено между членами экипажа корабля. Преступление вскрылось, и часть похищенного в конце концов вернулось в руки Ост-Индской компании…
        Кейт просмотрела некоторые из присланных Софией копий документов. Выяснилось, что Полмана убили сговорившиеся несколько членов команды корабля через пару недель после того, как они покинули порт Маврикия. Бандиты сорвали с трупа одежду и выбросили его за борт. Затем они набили свои вещевые мешки драгоценностями и сошли на берег до того, как «Дискавери» прибыл в Лондон - еще в Грейвзенде. Но почему София решила, что драгоценности Полмана имеют отношение к коллекции Лондонского музея?
        Кейт принялась просматривать описи содержимого сундуков Полмана и сверять их с подробнейшим каталогом музейной коллекции, составленным Саанви. У Полмана значились кожаные мешочки, заполненные чистейшими алмазами, бирюзой и натуральным жемчугом, приобретенными в Персии. После грабежа все это богатство было заложено или перепродано через ломбарды Чипсайда. Обращаясь то к свидетельским показаниям, то к каталогу Саанви, то к своим записям в ноутбуке, Кейт обнаружила, что описания многих колец и драгоценных камней из музейной коллекции были весьма похожи на описания из свидетельских показаний на процессе об убийстве и ограблении Полмана. Получалось, что Ост-Индская компания в конце концов все же вернула похищенные драгоценности.
        Но никто не мог с уверенностью сказать, что были найдены и идентифицированы все драгоценности - уж слишком много огранщиков, ювелиров и торговцев с Голдсмит-Роу на Чипсайде приложили к ним свои руки.
        Размышляя над этим, Кейт еще раз просматривала списки, пока не наткнулась на одно описание, которое заставило ее встрепенуться - зеленый самородок или изумруд почти квадратной формы с гранями в три дюйма. Она быстро произвела в уме необходимые расчеты и сравнила результат с размерами часов из музея, записанными у нее в ноутбуке. Получалось, чтобы вырезать шестигранник таких размеров, какой был у часов, нужен был самородок никак не меньше описанного. Как известно, изумруды трудно поддаются огранке из-за свойственных им дефектов - и то, что этот большой самородок выдержал такую сложную огранку, говорило о высочайшем мастерстве тех, кто создавал часы. Кейт в очередной раз восхитилась мастерами старой школы.
        Она еще раз внимательно перечитала свидетельские показания… человек был убит из-за зеленого камня.
        Кейт написала ответ:
        Спасибо, Софи! Отличная работа! Ты умница! Очень бы хотелось посмотреть на дневники членов команды «Дискавери».
        К.
        Затем она просмотрела свои записи в ноутбуке и внесла несколько новых деталей в раздел - «Изумрудные часы». Закончив, Кейт потянулась к чашке с белым чаем и сделала несколько глотков. И хотя чай давно остыл, он сохранил вкус и терпкость. Кейт захотелось выпить еще чашечку, и она потянулась за чайником. В это время пришло ответное письмо от Софии. Ее подруга была просто машиной.
        Кому: [email protected]
        От кого: [email protected]
        Тема: Дневник Роберта Паркера, судно «Дискавери», 1631 г.
        Кейт просмотрела копии дневниковых страниц, выискивая хоть какие-нибудь улики, связывающие изумрудный самородок Герхарда Полмана с часами из Лондонского музея.
        20 апреля 1631 г.
        Я так долго пробыл в трюме корабля, что точно знаю, чего хочу заполучить на суше. Абсолютно точно. Я уже и не помню, когда последний раз мое общение с людьми не состояло из пощечин от судового доктора и пинков от плотника.
        Моя работа - каждый вечер приносить в каюту голландца кружку бочкового пива и тарелку солонины с сыром. Но по его лицу я вижу, что он истосковался по жареному мясу с золотистым рисом, посыпанным зернами граната, точно так же, как и я.
        Я единственный, кого он впускает в свою каюту. А сам целыми днями просиживает за столом, полируя голубые, красные и прозрачные камни, чтобы потом украсить ими кольца и пуговицы. А вчера его стол был завален мерными кошельками с жемчугом и драгоценными камнями, от блеска которых мне показалось, что каюта горит.
        Он позволил мне подержать огромный зеленый камень, и я пережил жуткие мгновения - свет благодати и мрак проклятия одновременно.
        Затем голландец вытряхнул из кожаного мешочка, что висел у него на шее, чистейший алмаз и поднес его к свету лампы. Его голос обрел мягкость и почтительность. Словно камень, который он держал в руках, обладал особой магической силой. Даже я это ощутил. И хотя алмаз был не огранен и не отшлифован, когда я посмотрел сквозь него, он светился изнутри теплым светом. Голландец прошептал, что этот самородок из Голконды…
        Сопоставив описание из музейного каталога с откровениями Роберта Паркера, Кейт добавила несколько строк в свою статью и отправила последний абзац Софии, чтобы узнать ее мнение. В это время ее мысли вновь обратились к черно-белому кольцу - вполне возможно, что голкондский алмаз из Индии попал в Персию, а оттуда отправился в Лондон в одном из кожаных кошельков Полмана.
        Посмотрев в окно, Кейт увидела, что Маркус уже вылез из бассейна и теперь обтирался полотенцем, стоя в тени пальм. Он призывал Лив принять душ перед ужином, но дочь не обращала на него внимания и продолжала нырять. Когда он склонился к шезлонгу за своей одеждой, Кейт разглядела на его спине солидный шрам, простирающийся от поясницы до лопаток, но когда Маркус выпрямился, шрам исчез.
        Теперь он стоял и наблюдал за барахтающейся в воде дочерью с довольной и гордой улыбкой. Кейт нащупала указательным пальцем сучок на поверхности столешницы и принялась его ковырять. Нежность, с какой Маркус смотрел на Оливию, высвободила боль, засевшую в глубине Кейт, но вместе с ней всколыхнулось и нечто другое. Нечто… обнадеживающее.
        Ноутбук просигнализировал о новом сообщении. Это была София:
        Отличный задел! А теперь марш к бассейну и выпей мартини!
        Кейт захлопнула ноутбук и вышла из номера.

* * *
        Кейт и Маркус расположились возле бассейна со своими ноутбуками. Они только что отужинали кисло-рыбным карри и теперь решили еще поработать. Лив ужинала вместе с ними, затем сразу исчезла, сославшись на подготовку к экзаменам.
        - Еще пива? - спросил Маркус, подавая знаки официанту.
        Кейт откинулась на спинку кресла и томно потянулась.
        - Почему нет? - ответила она, поправила майку, прилипшую к влажным плечам, и заправила взбунтовавшиеся локоны обратно в хвост - ее ирландские кудри конфликтовали с местной влажностью.
        Смахнув пот со лба, Кейт залюбовалась лунной дорожкой, убегающей по водам океана за горизонт. Когда принесли пиво, она приложила бокал к шее, наслаждаясь прохладой. Тяжелый от влаги воздух подслащивал аромат красного жасмина.
        - После такого рая в Бостоне будет нелегко, - пошутила Кейт, но тут же ощутила, что ее тянет домой. Она скучала по своей семье.
        Посмотрев на Маркуса, Кейт встретилась с его взглядом, но на его лице уже не было привычной беспечной улыбки, наоборот - оно было мрачным и глаза полны уныния.
        - Что случилось? - встревожилась Кейт.
        - Да вот, редактирую фотографии, которые сделал на алмазных шахтах в Гане. Я там побывал перед нашей встречей в Лондоне.
        Кейт вспомнила его изможденное лицо и неопрятную одежду, но тогда она отнесла это к долгому перелету и элементарной лености. Ей и в голову не пришло поинтересоваться, откуда прилетел Маркус. Тогда ее сбила с толку доска для серфинга, которая, судя по всему, предназначалась для отдыха с Оливией. Она поднялась и встала позади Маркуса, чтобы видеть экран его ноутбука.
        С экрана смело смотрел маленький мальчик - босой, в драной одежде, лицо и грудь покрывали капли грязной воды.
        - Ему не больше четырех, - покачала головой Кейт.
        Она представила себе Эмму, уютно устроившуюся на персидском ковре в детской комнате и деловито разбирающую лего-машину, которую так усердно собирала для нее Молли.
        - Этому мальчишке еще несказанно повезло, - сказал Маркус и отрыл следующее фото.
        Кейт сразу вспомнила фотографии окопной жизни времен Первой мировой с утопающими в грязи солдатами. И здесь - измазанные грязью люди, стоя на коленях на дне огромного котлована, запустили руки по локоть в глиняную жижу. Среди них много женщин, у некоторых привязаны к спинам младенцы. Наряду с ними трудятся и дети, похожие, скорее, на комки желтой грязи.
        На следующем фото - группа молодых людей в оранжевых жилетах со светоотражающими полосами молятся, опустившись на колени посреди красной пустыни.
        - Я предложил эти фото «Нэшнл Джеографик», - пояснил Маркус, открывая файл за файлом. - Подожди, это еще не все!
        Показывая все новые фотографии, Маркус рассказывал о шахтах, где они были сделаны, о людях, которые были на них запечатлены. Вот мужчина, карабкающийся по веревке в колумбийской скальной шахте с налобным фонариком и киркой в руке. Его глаза налиты кровью, веки воспалены от черной пыли, которая заполняет шахту, когда он долбит породу в поисках изумрудов. На следующем снимке - мужчина толкает по снегу груженную породой тачку на высоте двух тысяч метров в горах Каракорум на севере Пакистана.
        - Этот парень надеется отыскать рубины, кварц или аквамарин. Если повезет, то отыщет топаз.
        На последнем фото - человек с сетью на шее и с деревянными пробочками в ноздрях погружался в бирюзовые воды моря.
        - Ловец жемчуга, - догадалась Кейт.
        Маркус тяжело вздохнул и закрыл ноутбук. Кейт положила руки ему на плечи, чтобы успокоить растревоженное фотографиями воображение. Они оба замерли, умиротворенные шумом прибоя.
        Маркус накрыл ее ладони своими и через какое-то время стал поглаживать их пальцами. Из звуков остались лишь шелест волн и их дыхание.
        Первым порывом Кейт было уйти. Вернуться в свой номер и попытаться уснуть, попытаться забыть эти фотографии. Забыть Маркуса.
        Она должна была спокойно убрать руки, попрощаться и запереть дверь в номере. Но Маркус не только погладил ей руки, он тронул ее сердце своей душевной теплотой. Кейт ощутила ее, когда рассматривала сделанные им снимки. Особенно ее тронула фотография черноглазого колумбийского мальчика с россыпью зеленых минералов на грязной ладошке. Восторг на его лице вызвал у Кейт бурю эмоций. Ее сердце пело, когда она любовалась другим снимком, где мать баюкает своего малыша прямо в грязном котловане, не сводя глаз с его личика и сжимая его крохотную ручку в своей ладони.
        Островки любви и надежды. Маркус умудрялся выхватить такие моменты жизни, которые возвышали человека над самыми ужасными обстоятельствами.
        Кейт вспомнила хранилище Лондонского музея, и в ее воображении выстроилась вереница из людей и драгоценных камней - люди вырывают минералы из недр земли, вырубают их из скал высоко в горах, поднимают с морского дна, везут горными тропами, через пустыни и моря. Ей виделись загрубелые руки, создающие золотые оправы, ограняющие и шлифующие бриллианты для прекрасных колец, которые потом станут кому символом любви, а кому - напоминанием об утрате.
        - Мне жаль, извини, - вымолвила Кейт, высвобождая руки.
        Она искренне сожалела о той глобальной несправедливости, которая творилась во всем мире и во все времена. Жаль маленького мальчика из Ганы и парнишку из Колумбии, жаль прабабушку Эсси с ее секретами, которые, как подозревала Кейт, не позволили ей вернуться в Лондон, а еще ей было жаль саму себя.
        Она сожалела о разбитом сердце Маркуса. Глядя на тени под его глазами, она поняла - под гладкой загорелой кожей и жизнерадостным поведением он скрывает свои залежи горя, сожалений и ошибок. Какими словами он мог выразить все это? Светом и тенью.
        Кейт оценила сильные плечи Маркуса, изящные линии спины. Она восхищалась его стойкостью и целеустремленностью. Его камера повидала многое - и обыденность, и красоту, и жестокость, но он не разочаровался и сумел сохранить внутри себя надежду и великодушие. Не довольствуясь наблюдением жизни со стороны, он сам ушел с головой в бурлящий котел жизни.
        А ведь совсем недавно она считала Маркуса симпатичной пустышкой. Она так сильно ошибалась!
        Кейт невольно подняла руку и провела по кудрям Маркуса. Он повернулся, вопросительно склонив голову, и прижался щекой к ее ладони. Сердце Кейт затрепетало, затем учащенно забилось. Под легким порывом морского бриза где-то захлопнулось окно, и вдруг воцарилась тишина. Их вопрошающие взоры встретились. Кейт и сама была в растерянности, обуреваемая сомнениями, заслуживает ли она этого момента наслаждения? Чувствует ли Маркус то же, что и она? Это просто мимолетное увлечение или..?
        У него почти взрослая дочь, твердила себе Кейт. В Сиднее. Но нечто более сильное, чем разумные доводы, затягивало ее все дальше. В области живота распускалось томное жжение, опускаясь все ниже. Ей хотелось отвернуться от своей скорби и отдаться этому позыву. Прильнуть к Маркусу и скользнуть руками по его спине, погладить шрам. Желание разлилось по ее венам, и она поняла, что сопротивляться ему просто безумие. Ей нужна близость…
        Кейт наклонилась и прильнула к его губам. Они были мягкими и с легким привкусом кокоса. Когда она отстранилась, Маркус властным движением привлек ее обратно, для более долгого и жадного поцелуя.
        Затем он медленно поднялся, глядя ей в глаза, и они молча пошли в ее номер. В комнате мерцала одинокая свеча, оставленная служащими отеля после вечерней уборки. Не проронив ни слова, они прошли прямо к кровати и растянулись на свежих простынях.
        Маркус прижался к ней, и она ощутила, как биение его сердца сливается с ее собственным. Она слышала его дыхание, которое становилось все громче и глубже. И в тот момент, когда ее дыхание слилось с его, последние сомнения отступили, и она потянулась к Маркусу навстречу.
        Он обнял ее, и она, запустив руки под футболку, сняла ее. Скользнув ладонями по спине, Кейт пробежалась пальцами по шраму на плече.
        - Откуда это? - спросила она, целуя шрам.
        - Поскользнулся на горном перевале в Пакистане и о камень распорол плечо. Меня эвакуировали в Исламабад и там прооперировали, - он смущенно улыбнулся. - Понимаю, звучит так, будто я какой-то морпех или спецназовец, но я не показал себя героем. У меня было два проводника. Один тащил на себе все мое оборудование, весом с него самого, второй - всю нашу еду, а я вышагивал с камерой в руках и поскользнулся на гальке, когда наклонился, чтобы завязать шнурок. Бедолагам пришлось тащить меня на себе вниз вместе со всем скарбом.
        Она еще раз поцеловала шрам, вдыхая запах его кожи, и тихо спросила:
        - Может, нам не стоит… Лив…
        - Крепко спит на другом конце отеля. Я заблокировал ей доступ в «Нетфликс». Стоило ей взяться за рабочую тетрадь по физике - сразу джетлаг обострился.
        Он начал целовать ее шею, затем плечи, спускаясь все ниже и по пути расстегивая рубашку. И вдруг, остановившись, он поднял голову.
        - Еще вопросы будут? - спросил игриво.
        У Кейт были вопросы. Миллионы вопросов. И главным по-прежнему оставалось: хорошая ли это идея? Но она закусила нижнюю губу и выгнула спину, призывая его двигаться дальше. И все вопросы растворились в ритме морского прибоя.
        Глава 18
        Все последующие дни Кейт, Маркус и Лив проводили вместе, легко совмещая развлечения с работой. Поездка в горы на шахты была запланирована на последний день пребывания на Шри-Ланке. Кейт вдруг поняла, как сильно ей не хватало общения. Как здорово было дурачиться, обедать, гулять с людьми, которые заботились о ней, а она о них.
        София была права: это замечательно - «впустить свет в себя».
        Утро начиналось с серфинга на рассвете.
        - Не знал, что ты серфишь, - рассмеялся Маркус, когда Кейт отправилась с ним на пляж, взяв в аренду доску в отеле.
        - Калифорнийский колледж. В принципе, серфинг был основной моей специализацией, - прокричала Кейт в ответ, пока они бежали по мелководью, поджидая волну.
        После серфинга наступала пора йоги у бассейна. Маркус был не в восторге после первого занятия, но Лив так на него насела, что он решил: проще согласиться, чем сопротивляться. Для Кейт вопрос, ходить на занятия йогой или нет, не стоял. С тех пор как она потеряла Ноя, утренняя зарядка - даже если это была просто ленивая прогулка по Луисбургу - стала для нее столь же важна, как воздух. Молли загрузила ей на телефон приложение YogaDay.
        - Всего пятнадцать минут в день. Обещаю, это сработает, - заверила она.
        В конечном итоге оказалось, хотя и больно было это признавать, что полноценный сон, физические нагрузки и здоровое питание помогли Кейт приручить горе и гнев, которые раздирали ее изнутри, - а не ее собственная диета из гор шоколада, бутербродов с арахисовым маслом и литрами шардоне (кто бы знал?).
        А теперь выяснилось, что и секс помогает.
        Впервые за много лет Кейт стала замечать за собой, что глупо улыбается, словно легкомысленная школьница, при мысли о мужчине. Она изголодалась по физической близости. И всякий раз, когда они с Маркусом оставались наедине, даже если просто работали за одним столом, Кейт ощущала себя так, будто ее кожа горит.
        Это стало для нее сюрпризом. За последний год Молли дважды пыталась устроить личную жизнь Кейт. Сначала был чокнутый скрипач, потом - недавно разведенный коллега по юридической фирме, но после первого же бокала шампанского Кейт понимала - ничего не выйдет.
        Она уже и не ожидала, что вновь сможет пережить эти мгновения, когда зарождение нежных чувств к мужчине сопровождается мощным натиском вожделения.
        Кейт вдруг опешила. Так вот, значит, что это было? Любовь?
        Маркус сидел возле Лив, выжимая сок из лимона на дольки манго.
        - Вот, - сказал он, передавая Кейт манго, - спас для тебя немного еды, а то Лив скоро прикончит все лепешки.
        - Папа!
        - Мне хватит и одной, Лив, обещаю, - подмигнула Кейт Маркусу.
        - Поверь, попробуешь, и уже не оторвешься, пока не умнешь все!
        Кейт присела рядом и выбрала себе хрустящую лепешку - на вид она походила на спрессованные жареные спагетти, но на вкус - как рис. Поверх лепешки она уложила толстый слой пасты из кокосовой стружки, смешанной с соусом самбал из перца чили, фиников и лука. Пряные блюда сопровождались красочным разнообразием плодов хлебного дерева, манго и кисло-сладкого рамбутана, которому Кейт отдавала предпочтение.
        Под конец принесли два эспрессо, от запаха свежего кофе Кейт невольно заулыбалась. Последние дни Маркус был ненавязчиво заботлив. Он запомнил, что она предпочитает черный кофе, а во время работы любит белый чай, разбавленный холодной водой, чтобы не обжечься. Маркус иногда давал ей дельные советы насчет чипсайдской статьи и консультировался у нее по поводу изображения изумрудных часов и помандера. В процессе работы они постоянно подшучивали друг над другом, и она была рада, что вместо неловких споров во время выбора иллюстраций к статье, как нередко случалось с другими коллегами, она наслаждалась совместным творчеством с тем, кто был заинтересован в наилучшем результате не меньше, чем она сама.
        После завтрака Маркус отправился на арендованном вертолете в горы. Лив готовилась к экзаменам, прерываясь на купание и поедание сочных плодов ассаи с травяным смузи. Кейт полдня корпела над проектом «Мементо мори» для своего швейцарского клиента, затем продолжила работу над статьей о драгоценностях Чипсайда.
        Вечером они все вместе прогулялись вдоль пляжа, полюбовались подсвеченным фортом Галле и едва успели вернуться в отель, как поднялся ветер, швыряя им в лицо песок.
        После прогулки Лив откланялась, сославшись на подготовку к экзаменам.
        - Пора браться за книжки. Не дождусь, когда этот год уже закончится.
        - Ты думаешь, она знает? - спросила Кейт на третью ночь, когда они лежали обнаженными под белыми простынями в ее номере.
        - Знает что? - спросил Маркус с явной издевкой и провел пальцем по ее бедру.
        - Я серьезно! - возмутилась Кейт, приподнявшись на локте.
        Он приподнялся ей навстречу и поцеловал в лоб.
        - Я уверен, она переживет это. Ей стукнуло восемнадцать, считай, взрослая.
        Должно быть, смущение, которое охватило Кейт, отразилось на лице, и Маркус принялся ее успокаивать.
        - Послушай, сейчас она по горло занята своими выпускными экзаменами, затем ей надо решать, что делать на следующий год. Короче, ее не интересует, чем там занимается старенький папаша. К тому же, ты ей нравишься.
        И он снова поцеловал ее, но уже в губы, скользнув рукой по талии и ниже. Затем навалился и крепко сжал в объятиях. Кейт не могла насытиться силой его рук, солоноватым привкусом кожи.
        Потом, лежа на скомканных простынях, мокрые от пота, они делились спонтанными воспоминаниями из своей жизни. Маркус рассказал о своих путешествиях на плато Кимберли в Западной Австралии, где красная пыль проникает буквально в каждую щелочку вашего тела, одежды и снаряжения. В красках описал новогодний фейерверк в Сиднейской гавани и поведал о самом удобном месте, с которого лучше всего его наблюдать. Кейт поделилась впечатлениями об осенних прогулках по Бостону и призналась в любви к дому Эсси на Луисбург-сквер, и что для нее не было прекрасней места в мире, чем солнечная кухня Эсси со стенами лютикового цвета и такими же занавесками, где всегда пахло свежей выпечкой.
        Затем, как это обычно случалось, они заговорили о работе.
        - В самый первый день я видел у тебя рисунок пуговицы, очень похожей на те, что в Лондонском музее. Есть какая-нибудь связь? - спросил Маркус.
        - Пока не уверена, - ответила Кейт, пытаясь подражать беспечному тону Маркуса. - Я нашла этот рисунок в бумагах моей прабабушки. Она родом из Лондона. А тут еще оказалось, что у моей кузины Беллы есть кулон из точно такой пуговицы. Она носит его на цепочке. Только на рисунке пуговица с камушками, а на кулоне Беллы их нет.
        - Так это целая история. Собираешься ее вставить в статью?
        - Нет, по крайней мере, пока не найду убедительных доказательств. Прабабушка не очень-то распространялась о своем детстве. Ее семья из бедных ирландских иммигрантов. Как-то я ее расспрашивала, мне тогда было восемнадцать… - Кейт в задумчивости пожала плечами. - Я все допытывалась, почему она больше никогда не ездила в Лондон, но она так и не ответила. До сих пор понятия не имею, что произошло…
        Кейт замолчала, думая о том, что, скорее всего, Эсси не желала ворошить прошлое. Боль, утраты и разочарование - весь этот скорбный багаж она запрятала глубоко в своем сердце. Как поступила и сама Кейт, выбросив из головы образ конверта с почтовой маркой Новой Зеландии, хранившийся под кипой бумаг на ее рабочем столе.
        - В основном Эсси рассказывала о простых повседневных вещах - как они ели рыбу по пятницам, как собирали уголь на железной дороге, о протестах суфражисток. Как мальчишки играли в футбол на мощеных улицах.
        - Похоже, она была неплохой рассказчицей. Значит, это у вас семейное.
        - Возможно. Правда, я предпочитаю ювелирную тему. Больше конкретики.
        - Ну, так что собираешься делать?
        - Не знаю, - промямлила Кейт и прикрыла лицо подушкой, чтобы не выдать своего отчаяния. - Я в том смысле, а что, если Эсси или кто из ее близких украли это украшение? А как еще могла появиться такая вещь в полунищей семье?
        Если ее прабабушка была воровка, то Кейт сомневалась, что сможет написать об этом в своей статье. И должна ли она? Прабабушка основала и создала в Бостоне крупную компанию, с ее именем связано множество достойных начинаний. Зачем подрывать репутацию Эсси?
        - Я не уверена, что хочу выносить это в широкую печать, - морщась под подушкой, выговорила Кейт.
        Маркус стянул с нее подушку и приподнялся, чтобы видеть ее глаза.
        - Тебе не обязательно решать это прямо сейчас. В этой истории и так хватает белых пятен.
        - Маркус, я только что отправила своему клиенту-коллекционеру отчет с требованием вернуть драгоценное кольцо еврейской семье из Голландии. Оно было изъято у них в 1940 году, когда они бежали от нацистов. Если я умолчу, это выставит меня полной лицемеркой и дискредитирует как историка.
        - Нет… не обязательно.
        - Почему?
        - Ну, во-первых, ни одно украшение из этой коллекции не являлось собственностью Лондонского музея. В семнадцатом веке музея даже не существовало.
        - Конечно, но…
        - Так кто спрятал коллекцию? В том смысле, что мы не знаем, кто был первоначальным владельцем украшений, правильно? Кроме того, каким образом эти украшения оказались у твоих родственников спустя несколько столетий после того, как их зарыли?
        - У Эсси был старший брат - Фредди. Он был чернорабочим в строительной компании и погиб при демонтаже здания неподалеку от Чипсайда. Возможно, он видел, как обнаружили этот клад в 1912 году… или сам нашел что-то.
        У Кейт язык не повернулся сказать - или украл часть найденного. Но по реакции Маркуса она поняла, что он догадался.
        - Эсси часто рассказывала нам сказку, - продолжила Кейт, - о большом ларце с сокровищами, который извлекли из-под земли. Там были жемчужные россыпи, золотые ожерелья и кольца, как для пальцев рук, так и ног. И охранял этот ларец человек с глазами цвета изумрудов. Он наложил на Эсси заклятие.
        - Что еще за заклятие?
        - Она не сказала.
        - По-моему, это типичный ирландский фольклор со всякими лепреконами.
        - Здесь другое. Она привнесла в эту сказку реальные факты из своей жизни в Лондоне. Итак, что это за таинственный человек? Лепрекон? Лепреконы известны своими злыми проказами. Она что, поймала его? - Кейт посмотрела на Маркуса и мягко толкнула в плечо. - Я серьезно!
        Маркус убрал с ее лица свисающую прядь волос и сказал:
        - Кейт, все сказки, конечно, выдумка, но по сути это истории о том, какое это грязное дело - быть человеком. Гнев, зависть… - он провел пальцем по ее животу, - похоть.
        Какое-то время они молча смотрели друг на друга, и лишь шелест вентилятора под потолком нарушал ночную тишину. Многие годы, в течение которых Маркус оценивал мир через объектив фотоаппарата, научили его фокусироваться на сути.
        - Вернемся к золотой пуговице Беллы… получается, у одной сестры в Бостоне хранился рисунок пуговицы, а у другой в Лондоне - сама пуговица. И обе пуговицы совпадают с пуговицами из музея. Получается, что пуговица - это ключ к тайне, которую ты пытаешься разгадать?
        - Не знаю, - растерянно пожала плечами Кейт. - Но боюсь, это как-то связано с причиной, заставившей Эсси навсегда покинуть Лондон.
        - Может, тогда сначала попытаться ответить на этот вопрос?
        Маркус был прав. Ей нужно расширить круг поисков. Кейт потянулась за стаканом воды, что стоял на столике возле кровати, и взглянула на свое отражение в зеркале, подсвеченное лунным светом. Все лицо было усыпано веснушками - тропическое солнце постаралось. Волосы на голове превратились в спутанную пышную копну - от влаги и морской воды. Но черты лица стали мягче и раскованнее. Исчезли острые углы плотно сжатой челюсти. Скорбь и чувство вины навсегда останутся внутри Кейт, скрытые от посторонних глаз, но когда в лунном свете она смотрела на свой нос с горбинкой и слегка обожженные на солнце щеки, то поняла, что их место занимает успокоение и счастье…
        ВНЕ ГЛЯНЦА: ЗА КУЛИСАМИ ЛОНДОНСКОГО МУЗЕЯ (ЧЕРНОВИК)
        Автор: доктор Кирби
        Фотографии Маркуса Холта
        ВОТ УЖЕ ВТОРОЕ СТОЛЕТИЕ УЧЕНЫЕ И ИСТОРИКИ БЬЮТСЯ НАД ТАЙНОЙ - КТО И ПОЧЕМУ ЗАРЫЛ БЕСЦЕННУЮ КОЛЛЕКЦИЮ ЮВЕЛИРНЫХ ИЗДЕЛИЙ, НАСЧИТЫВАЮЩУЮ БОЛЕЕ ПЯТИСОТ ПРЕДМЕТОВ РОСКОШИ, В ПОДВАЛЕ ЧИПСАЙДА В ЛОНДОНЕ. НО ПУТЬ, КОТОРЫЙ ПРОЛЕГАЕТ МЕЖДУ ДОБЫТЫМ ИЗ НЕДР ЗЕМЛИ САМОРОДКОМ И КОНЕЧНЫМ ШЕДЕВРОМ ЮВЕЛИРНОГО ИСКУССТВА, СТОЛЬ ЖЕ ИНТРИГУЮЩИЙ.
        Драгоценности не лгут. Они отражают лучшее, что есть в человеке, - красоту, преданность, милосердие, риск и надежду. Они могут служить залогом верности в любви или памятью об утраченном возлюбленном. Однако под лоском полировки и швами запайки часто скрываются обиды, ужас, чувство вины и алчность.
        Одним из старейших предметов коллекции является византийская камея из белого сапфира с высеченным изображением Христа, протягивающего святому Фоме ладони со следами распятия, а с обратной стороны камея украшена восхитительной глазурью в виде цветка…
        (вставка иллюстраций)
        (подпись: слева - направо) Ожерелья из глазури; византийская камея из белого сапфира; изящный помандер для ароматических масел; колумбийский изумруд со вставленным в него часовым механизмом; шляпная булавка в виде саламандры из изумруда (требует подтверждения); кольцо шамплеве с алмазом из Голконды.
        Глава 19
        В последний день отпуска в Галле Маркус попросил Лив отправиться вместе с ними на вертолете в Ратнапуру.
        - Не делай такое лицо, Лив. Физика, химия и этот твой великий бард могут подождать.
        Лив расплылась в улыбке, посмотрела на отца, затем на Кейт и сказала:
        - Хорошо.
        Что это за улыбка мелькнула на тинейджерском лице, озадачилась Кейт? Неужели она все понимает? Маркус обернулся и посмотрел на Кейт так, что она почувствовала себя обнаженной. Каждый раз, во время обеда, когда их руки соприкасались, ее словно било током. А вчера вечером Маркус вызвался помочь отнести в ее номер обеденную посуду. Оказавшись одни в коридоре, он прижал ее к стене и стал целовать в шею, прильнув пахом к ее бедру. У нее до сих пор вибрировал низ живота от воспоминаний.
        Все это выглядело так, словно Кейт и Маркус были дерзкие подростки, охваченные похотью, а Лив - родитель, от которого им приходилось скрывать свои нецеломудренные свидания. Они тайком прокрадывались друг к другу в спальню, когда считали, что Лив уже крепко спит, а затем ставили будильник на предрассветный час, чтобы по утрам выходить каждый из своего номера. Кейт приписывала такое свое неординарное поведение влиянию тропического воздуха.
        Маркус прочитал начало ее статьи о сокровищах Чипсайда, и они вместе редактировали фотографии изумрудных часов, помандера и камеи из белого сапфира с изображением святого Фомы.
        - А что насчет фотографий кольца шамплеве? Ты делал крупные планы? Мне бы очень хотелось взглянуть на глазурь. Было бы здорово сделать акцент на этой детали.
        - Я еще не закончил их обработку, но, как закончу, сразу пришлю на твой суд. Дай мне еще неделю.
        Единственное, чего они избегали, это разговоров о том, что будет с их отношениями дальше, когда она улетит в Лондон заканчивать свое расследование, а затем вернется домой в Бостон.
        Вместо этого, в темноте ночи, Кейт еще и еще раз прижималась щекой к его шраму на плече, словно старалась закрепить в памяти особый узор сросшейся кожи - такой похожий на узоры сапфира.

* * *
        В то утро они сначала пролетели вдоль побережья, разглядывая местных рыбаков, которые удили, стоя на шестах, вбитых в дно океана. Затем направились вглубь острова над густыми тропическими лесами и горами, чьи склоны окаймляли чайные плантации.
        Наконец они приземлились на ровной площадке поймы реки неподалеку от большого скопления открытых хижин с высокими соломенными крышами.
        - Вперед, - скомандовал Маркус, подхватывая кофр с фотоаппаратом. - Это шахты.
        Все трое выпрыгнули из вертолета и, шурша речной галькой, двинулись в сторону хижин.
        - Вот это - шахты? - спросила Лив, указывая на колодцы, которые обнаружились под крышами хижин.
        Стены колодцев были обнесены бамбуковыми подпорками, предохраняющими от обвалов.
        - Конечно! Хижина - только для защиты от солнца. Добыча возможна лишь в сухой сезон. Когда пойдут дожди, река выйдет из берегов и зальет пойму, - пояснил Маркус, накручивая на фотоаппарат широкоугольный объектив.
        Хижины располагались на расчищенном участке, но казалось, что лианы и густая листва тропического леса, притаившись всего в нескольких сотнях метров, вот-вот набросятся и поглотят долину. Залежи драгоценных камней были открыты в этом районе после того, как сточные воды вымыли их из горных пород и вынесли в русло реки. Дождевые потоки, реки и ручейки бежали с гор, оставляя на своем пути залежи голубых, розовых и желтых сапфиров, рубинов, граната и кошачьих глаз, а также длинный список всевозможных самоцветов. Здесь было столько драгоценных камней, сколько не находили ни в одной части света.
        - Ратнапура - мировая столица драгоценных камней, - объявил Маркус.
        Кейт посмотрела на вершины гор и поразилась мысли - ведь до си пор остается тайной точное местонахождение залежей этих волшебных камней. По необъяснимым причинам это развеселило и воодушевило ее. Ей понравилось, что матушка-природа не раскрывает всех своих секретов.
        Маркус подвел их к ближайшей хижине, где рабочие в белых шортах с помощью примитивной системы шкивов поднимали из колодца ведра с гравием. Видно было, как напрягаются мышцы на их спинах и шеях. Кожа блестела от пота. Маркус подозвал бригадира, который поджидал их, и представил Кейт и Лив. Договорившись с рабочими, он начал фотографировать.
        Первой не выдержала Лив:
        - Я не ожидала, что это делается так, ну… вручную. Я думала, что в наши дни все уже делают машины.
        - Открытая выработка запрещена, - принялся объяснять бригадир. - К концу сухого сезона все эти шурфы разбираются, и ямы заливает потоками вод. Рекультивация. Правительство очень внимательно следит за этим. Оно держит под контролем цены и условия труда.
        Кейт признательно кивнула и направилась к небольшой запруде на реке, где группа мужчин промывала выбранную породу в соломенных корзинах, выискивая драгоценные самородки. Старатели отвлеклись от своего занятия и приняли эффектные позы, заметив, что Маркус их фотографирует. Некоторые из рабочих, видя, что у Лив тоже есть фотоаппарат, стали махать ей, приглашая присоединиться к фотосессии. Лив махнула им в ответ и принялась настраивать объектив.
        - Это пригодится тебе для путешествий, когда закончишь школу, - сказал Маркус, вручая Лив фотоаппарат накануне. - Я знаю, он не очень удобный, зато самый компактный, а у тебя острый глаз, так что…
        Лив, не дав договорить, прыгнула на отца и обняла его.
        - Ну, это уже лишнее. Я и так балдею от нашей поездки. Это куда лучше, чем сидеть в Сиднее и зубрить, когда братишки весь вечер пинают мяч о мою дверь.
        - Да, пожалуйста. И обещаю не рассказывать твоей матери о том, как ты тут скучала по Джако и Гарри, - усмехнулся Маркус. - Тебе меня не одурачить, кроха.
        И теперь он, опустившись на одно колено рядом с Лив, показывал дочери, с какого ракурса лучше снимать шахты. Он был терпелив и четко формулировал свои советы, даже когда Лив срывалась и начинала размахивать фотоаппаратом перед его носом, сетуя, что то затвор не срабатывает, то не наводится резкость.
        - Попробуй еще раз. Ты во всем разберешься.
        Маркус посмотрел на Кейт и, слегка склонив голову набок, улыбнулся, при этом одна его бровь еле заметно приподнялась. Кейт поняла, что будет скучать по его пронзительным взглядам, когда они завтра разлетятся в разные концы мира.
        Дело в том, что вчера, когда она заканчивала работу над очередной частью статьи, ей на электронную почту пришло письмо от представителя дома Картье. Они просили Кейт, если она свободна, встретиться с их мастером по цветным эмалям мадам Парсонс в одной из их мастерских в Париже. Они собирались оставить в своих архивах эскизы от одного частного заказа и хотели, чтобы Кейт посмотрела на них. Дело, естественно, требовало предельной конфиденциальности. И Кейт подумала, что эта короткая встреча даст ей возможность поговорить с мастером о кольце шамплеве. Возможно, удастся взглянуть на этот уникальный предмет под новым ракурсом - Джейн будет в восторге!
        Поэтому Кейт сначала полетит в Париж, затем вернется в Лондон и только тогда сможет улететь домой в Бостон.
        Прошлой ночью Кейт спонтанно предложила Маркусу лететь с ней в Париж, но он должен был быть в Нью-Йорке на Неделе моды. Затем его ждали в Сиднее на выпускном Лив, который состоится через несколько недель.
        - Я обещал Лив и Джули, что приеду. Я пропустил столько драгоценных моментов, что буду проклинать себя, если пропущу и этот! - его голос поник. - Извини, если бы мог знать, что… - Маркус смотрел ей прямо в глаза.
        - Я понимаю, - сказала Кейт, чувствуя, как у нее пылают щеки.
        Она действительно поняла. Маркус глубоко погружался в каждый момент своей жизни. Но их совместный миг пролетел.
        И тут нечему было удивляться. Маркус пробудил в ней нечто новое, и она была благодарна ему за это. И если теперь Кейт и была растеряна, то лишь потому, что позволила себе подумать о будущем, тогда как последние несколько лет показали ей, насколько это бывает опасно.
        Шагнув к краю колодца, Кейт заглянула внутрь и внимательно осмотрела стены, изучая пласты донных отложений, чередующихся с пластами камня. Заинтересовала ее и налипшая грязь на жилистых руках старателей, поднимающих ведра с гравием. С запруды на реке доносился ритмичный шелест промываемого в корзинах гравия, а с гор уже сползал густой туман.
        Рядом с Кейт один из старателей перебирал промытый гравий в своей корзине, словно собирал цветы. Через множество рук проходит драгоценный камень с того момента, как его извлекают из земли. И каждый раз чья-то жизнь менялась.
        Кейт думала о миниатюрном черно-белом кольце с единственным алмазом из Голконды. И хотя алмаз был добыт, скорее всего, в XVII веке, но шахты и способ добычи там мало отличались от того, что она видела сейчас здесь. Кейт постаралась представить себе путь алмаза от шахты через форт Голконды с его толстыми стенами, под которыми они с Маркусом гуляли, затем продажу на базаре Хайдарабада под призывы к молитве, разносящиеся по всему городу с минаретов Чарминара. Алмаз, без сомнения, завернули в шелковую или хлопковую ткань, и вместе с другими товарами он отправился караваном в Бендер-Аббас, где, возможно, его и купил таинственный Полман наряду с другими драгоценными камнями. Он попытался доставить их в Англию, рискуя попасть в руки пиратов или погибнуть при кораблекрушении, но был убит своими же соотечественниками. Каким-то образом алмаз попал в руки ювелиру-ремесленнику, и тот изготовил под него изысканную оправу в технике шамплеве. Такой прекрасный алмаз, такое опасное путешествие. Кейт проследовала тем же маршрутом, в салоне комфортабельного самолета. Но было нечто, что объединяло оба эти
путешествия, - это поиск красоты, поиск истины.
        На корабле
        Бендер-Аббас, Персия, февраль 1631 г.
        Робби Паркер проверял укладку парусов, не обращая внимания на мерное покачивание судна. Команда корабля «Дискавери» была занята погрузкой. Матросы закатывали на палубу бочки с табаком, вином, пресной водой и спускали их в трюм.
        За спиной Паркера капитан и судовой врач шептались о новом пассажире.
        - Его зовут Полман - Герхард Полман, - сказал капитан, помахивая транспортными накладными.
        - Голландец? - поинтересовался врач.
        - Похоже. Он тут промышляет уже не один десяток лет. Заплатил Ост-Индской компании сто фунтов за безопасную доставку его с грузом в Лондон. Беда в том, что ему нездоровится… и это не от выпивки.
        Робби присвистнул - сто фунтов, это же громадные деньги! Почему этот пассажир заплатил так много?
        Капитан, заметив любопытный взгляд Робби, свирепо вытаращился на него и рявкнул:
        - Эй, парень, помоги! - указал он на шлюпку, подплывшую к носу корабля.
        В шлюпке лежал на носилках бледный и потный человек, судя по всему, это и был щедрый пассажир.
        Матросы с помощью лебедки очень медленно стали поднимать носилки на борт, стараясь не ударить их о поручни.
        - Все-все, уже почти закончили, - успокаивал врач пассажира, пока команда, перехватив носилки на руки, укладывала их на палубе.
        Пассажир взвыл и обхватил руками живот. Голова голландца завалилась набок, и в это время порыв ветра распахнул ворот его белой рубахи. На шее на тесемке висел кожаный мешочек. Пассажир застонал, сунул мешочек под рубаху и дрожащими пальцами застегнул ворот.
        Робби огляделся - не заметил ли еще кто-нибудь кроме него кожаный мешочек на шее голландца? Но команда была занята погрузкой на борт багажа больного пассажира - несколько массивных сундуков и куча деревянных ящиков размером поменьше.
        Корабль заскрипел, покачиваясь на ветру. Полман задрожал.
        - Спокойно! Спокойно! - пытаясь успокоить пассажира, сказал Робби.
        Он положил руку ему на плечо, а сам посмотрел на берег.
        Робби думал о девушке из портовой харчевни. Ее стан окутывали воздушные одежды из черного шелка, а темные глаза были подведены сурьмой. Золотые ленты обвивали руки, и на талии позвякивали цепочки, когда она, покачивая бедрами, подавала ему мятный чай и тарелки с горячим желтым рисом. Как ему хотелось положить руки на эти покатые бедра и прильнуть лицом к ее животу, где сквозь узкую полоску между поясом юбки и верхней накидкой проглядывала голая плоть.
        Он взглянул поверх города туда, где над горными хребтами блистало яркое солнце, и подумал, когда же он снова посетит эти берега. Сможет ли он отыскать эту девушку? И позволит ли ее отец увидеться с ней, после всех вчерашних непристойностей, творившихся за их столом, когда они упивались крепким ширазом? Ведь он даже не догадался узнать ее имя… У Робби от стыда перехватило дыхание.
        - Несите джентльмена в его каюту, - распорядился врач.
        - Один, два…
        - Подождите! - закричал пассажир и поднял руку.
        Врач зашикал на голландца, как на непоседливого ребенка.
        - Сэр! Вам будет намного удобнее в вашей каюте. Я настаиваю.
        Пассажир, не обращая внимания на замечания врача, следил за матросами, поднимающими на борт остатки его багажа. Как раз в это время один рослый матрос, тянувший веревку, случайно упустил ее из рук. Пугающе завизжали шкивы, и тяжелый сундук рухнул на палубу. Матрос выругался и подул на обожженную ладонь.
        Голландец приподнялся на локтях, пытаясь посмотреть, что случилось с его багажом. Подоспевший плотник быстро поправил покореженный сундук и принялся складывать в него вывалившийся инструмент. Робби проследил за взглядом голландца.
        Среди груды инструмента лежал зеленый необработанный камень величиной с кулак Робби. Парень уже достаточно долго пребывал на берегах Бендер-Аббаса, чтобы сразу узнать в нем изумруд. Рядом валялся кожаный мешок. При падении он открылся, выплеснув наружу струйку прозрачных камней.
        Среди россыпи особенно выделялся один камень, он сиял чуть ярче остальных, и свет его обладал легким золотым оттенком. Робби шагнул к мешку, чтобы подобрать камень, но его опередил матрос, который сгреб все камни обратно в мешок, положил его в сундук и захлопнул крышку.
        Глава 20
        Эсси
        Лондон, сентябрь 1912 г.
        - Что случилось?
        Миссис Ярвуд поджидала Эсси у входной двери своего дома. У нее был растерянный вид.
        - Флора, - выговорила хозяйка.
        В этот субботний вечер Эсси вернулась домой позже обычного. Она просто потеряла счет времени, наслаждаясь девонширским чаем из серебряного сервиза в зале универмага «Фортнум и Мейсон», куда они зашли с Эдвардом впервые.
        - Мне очень жаль, дорога… - миссис Ярвуд осеклась.
        Эсси бросилась в дом и нашла Мегги и Флору лежащими на матрасе с бледными лицами и растрепанными волосами. Им обоим обернули грудную клетку крафтовой бумагой. В комнате пахло пихтовым маслом и царил страх.
        Перед близнецами стояла на коленях мама, натирая грудь Флоры маслом миссис Ярвуд. Закончив, она взяла руку каждой девочки и прижала их к своей груди.
        В комнату вошла Герти, неся перед собой миску с горячей водой. Миссис Ярвуд принялась укутывать девочек шерстяным одеялом. Лицо у Флоры заметно посерело, а грудная клетка содрогалась при каждом вздохе. Мегги закашлялась, и после того, как приступ утих, ее голова беспомощно завалилась набок. Она посмотрела на Эсси, и кончики ее губ еле заметно шевельнулись, не осилив полноценную улыбку.
        - Я послала мистера Ярвуда за доктором, - сказала миссис Ярвуд.
        Словно очнувшись от этих слов, Эсси бросилась к близнецам. Она еще не успела ничего сказать, как послышался звук открывающейся входной двери. Эсси встрепенулась от облегчения и сжала ледяную ручку Мегги.
        - Ты скоро поправишься, - прошептала она, заметив испуганный взгляд Герти, которая так и стояла с парящей миской в руках.
        Но человек, которого привел мистер Ярвуд, вовсе не был доктором. Обернувшись, Эсси увидела в дверях отца Макгуайера, облаченного в черную рясу. Вместе с ним в комнате появился запах сигарет и аромат презрения.
        - Это круп, святой отец. У них очень слабые легкие - благослови их души, - запричитала мама. - Прошу вас.
        Эсси смотрела на Флору и Мегги, чувствуя, что сама задыхается. Герти, закатив глаза, пробормотала сквозь зубы:
        - Им доктор нужен!
        Вряд ли кто-нибудь из присутствующих не сомневался, что существует молитва, которая смогла бы спасти этих двух малюток, но священник, даже не взглянув на бледные, потные лица Флоры и Мегги и не сказав ни слова утешения их матери и сестрам, с ходу затянул «Аве Мария».
        Эсси так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в ладони. Она пыталась прочистить горло, чтобы высказать слова протеста, но все вокруг закружилось и стены стали смыкаться.
        - Святая Мария, матерь Божья, молись за нас сейчас и в час смерти нашей…

* * *
        Каждый вечер, после того как Герти засыпала, Эсси зажигала лампу, на цыпочках поднималась по лестнице к ней в спальню и брала с ее столика блокнот. Она садилась в кресло-качалку и, положив блокнот на колени, раскрывала его на странице с рисунком умерших близняшек. Она рассматривала линии рук и ног Мегги, выглядевших такими хрупкими, любовалась родимым пятном на шее Флоры, которое походило на галстук-бабочку. Пробегала пальцами по распущенным косам и целовала веснушки, словно могла вдохнуть жизнь в изображение.
        В этой комнате она укачивала близнецов в общей колыбели долгими зимними вечерами. Когда они заболевали, она натирала их тщедушные тельца бараньим или гусиным жиром, обертывала бумагой и прижимала к себе, пытаясь согреть.
        Прошло всего два дня с той субботы, когда близнецы заболели и испустили последний вздох, оставаясь до конца неразлучными. Флора продолжала прижиматься к холодеющему телу Мегги, пока они обе не покинули этот мир.
        Церковь выделила гужевую повозку и два маленьких гроба. Со дня похорон прошла уже неделя, но церемония отложилась в памяти Эсси четко и ясно. Когда повозка с грохотом покатилась по булыжной мостовой и гробики запрыгали из стороны в сторону, Эсси пожалела, что не смогла попросить возчика ехать потише. Она понимала, что девочки ничего не чувствуют, и все же…
        Эсси шла рядом с Герти, крепко сжимая ее руку. Позади шли мама и Фредди. Мама еле передвигала ноги. Фредди почти тащил ее на себе. Брат объявился в ту ночь, когда близнецов не стало. Грязный, без единого пенни и пристыженный. Когда он понял, что случилось, на его лице отразились скорбь и раскаяние - то, что испытывали все они.
        Похороны проходили в каменной церкви одновременно для нескольких ирландских семейств. Такой церемонией мог бы с успехом руководить любой сборщик налогов, настолько она была лишена каких-либо чувств.
        Вереница гробов, череда молитв. Формальная проповедь. Закончилось все погребением на участке для нищих в стороне от дороги.
        Когда священник читал проповедь, осуждая греховное поведение и призывая молиться за ниспослание прощения, Герти проворчала:
        - Теперь-то уж поздно молиться.
        - Он молится за спасение их душ, - зашипела на сестру Эсси, сверля ее строгим взглядом. - Прекрати сейчас же, а не то он может остановиться, и тогда бедные души близнецов навсегда останутся в этой ледяной церкви.
        Эсси посмотрела на витражные окна, на которых изображались различные проявления гнева Господня - молнии, костры и кресты, и пожалела, что у нее нет под рукой камня, чтобы разбить их. Что было нужно этому мстительному Богу от Мегги и Флоры?
        Отец Макгуайер с кафедры бросал свирепые взгляды на Эсси. Герти все сильнее сжимала ее руку. Миссис Ярвуд утирала слезы носовым платком, рядом стоял мистер Ярвуд, склонив голову на грудь. Мама сидела на скамье, громко шмыгая носом и теребя свою изодранную юбку.
        Это день стал худшим в жизни Эсси.
        Глава 21
        Эсси все же решилась встретиться с Эдвардом, как они и договаривались в прошлую субботу, на уже привычном для них месте - на углу Гайд-парка. Сначала она хотела послать письмо с отказом. Ее горе было еще слишком свежо. Она тосковала по близняшкам, а голова кипела от негодования. Чем она могла помочь Герти? Как ей получить образование, чтобы и ее жизнь не вылетела в трубу? Эсси даже подумывала подделать мамину подпись на согласие сдать вступительные экзамены у мисс Барнс, но не могла же она незаметно перевести Герти в другую школу.
        Это Герти настояла, чтобы Эсси пошла на встречу.
        - Я знаю, что по субботам ты не ходишь на фабрику Рубенов.
        У Эсси округлились глаза от удивления, а щеки запылали.
        - Во-первых, никто не будет петь, собираясь на сверхурочный рабочий день.
        - И что из того?
        - А то… у тебя всегда лицо светится и румянец на щеках, когда ты возвращаешься домой. И от тебя не пахнет фабрикой. На прошлой неделе от тебя пахло скошенной травой и клубникой, - пояснила Герти с понимающим взглядом. - Не думаю, что на фабрике есть такие запахи. Ну, надеюсь, я скоро все узнаю, когда начну там работать.
        - И не думай! Я этого не допущу.
        - Эс, тебе надо прекращать опекать всех нас, - Герти подошла и взяла руку Эсси. - Нет смысла…
        - Перестань говорить такое! Я не уберегла Флору и Мегги… - Эсси почувствовала, как ее замутило, и желчь обожгла горло, - но для тебя еще есть возможность…
        Герти резко отстранилась и закрыла лицо руками. Она разрыдалась, вздрагивая всем телом.
        Эсси подошла к Герти и обняла за плечи. Скорбь по близнецам переполняла их обеих. И если Эсси поддастся, она раздавит их всех. Эсси посмотрела на маму, сопящую в своем кресле, единственном несломанном в доме. Она еще не просыпалась после вчерашней бутылки виски. Фредди появился в доме только сегодня утром. Они не видели его со дня похорон в начале недели.
        - Я встречаюсь с мистером Хэпплстоуном - Эдвардом, - начала Эсси, покраснев, - с той нашей экскурсии в обсерваторию. Мы гуляем по Гайд-парку, ходим в кино. Иногда пьем чай в кафе…
        Губы Герти дрогнули, она старалась улыбнуться.
        - Рада за тебя, Эс, - прошептала Герти, затем резко повернулась и схватила старшую сестру за руку. - Ты заслуживаешь большего, - с жаром сказала она, кивая головой в сторону спящей матери.
        - Эдвард купил квартиру в Мейфэре, - выпалила в ответ Эсси. - Он хочет показать ее мне. Мы собирались туда сегодня вечером, сразу после прогулки в Гайд-парке.
        Эсси замолчала, чувство вины комом встало у нее в горле. Последнее время она часто воображала, лелеяла в себе надежду, что если Эдвард действительно так нежен с ней, как ей казалось, то, возможно, у них есть шанс на совместное будущее. Это будущее виделось ей со свежим постельным бельем, пахнущим лавандой, с отдельными спальнями - одна для Герти с письменным столом - и светло-желтой кухней, на которой тушится говядина и пекутся яблочные пироги - совсем как у миссис Ярвуд. Ведь, несомненно, это что-то да значит, что он везет показать ей свою новую квартиру. Возможно, он тоже воображал, что когда-нибудь они будут жить вместе в этой квартире…

* * *
        Они вошли, и Эдвард закрыл массивную парадную дверь его новой квартиры. Сердце Эсси замерло. Они первый раз за сегодня остались наедине.
        Фредди настоял, чтобы они пошли на свидание вместе.
        Эсси уже собиралась уходить, когда он пришел со двора, где чинил курятник, и заявил:
        - Подожди, я пойду с тобой, Эс.
        Его глаза смягчились, когда он подошел к ней и положил руку на плечо.
        - Я знаю, что ты встречаешься с Эдвардом Хэпплстоуном. Денни рассказал мне, что видел вас, - в темных глазах брата читалась обида. - Он беспокоится, что я не присматриваю за тобой, ну, когда все это случилось, а я… отсутствовал.
        Правда, как только они подошли к зданию, где располагалась квартира Эдварда, и остановились возле его огромной двери, Фредди посмотрел на свои сшитые вручную суконные брюки, пыльные сбитые ботинки и быстро распрощался:
        - Надо встретиться с парнями тут неподалеку, - пробормотал он смущенно.
        Итак, Эсси и Эдвард могли оставаться одни в новой квартире, пока Фредди не пропустит пинту пива в ближайшем пабе, а может, и две или три пинты, это уж как пойдет. Эсси не могла осуждать брата за то, что он не захотел переступать порог роскошной берлоги своего босса. Он и сам мечтал в будущем обзавестись собственным скворечником для них с Роуз Джонс, но его привязанность к матери, Эсси и девочкам делала невозможным откладывать на эту мечту ни пенни.
        Эдвард накинул на дверь цепочку, а ключ убрал в карман жилета. Затем взял Эсси под руку и повел по широкому коридору в огромную пустую комнату, где стены были оклеены сине-зелеными шелковыми обоями. Люстра, свисавшая с позолоченного потолка до пола, вдруг взмыла вверх и засветилась. Эсси ахнула.
        - Очень красиво, - пролепетала она. - Сине-зеленый мой любимый.
        - Я знаю. Запомнил, - он улыбнулся и пристально посмотрел на Эсси. - А как тебе вид из окна?
        Она подошла к эркерному окну и посмотрела на Лондон - это был совсем не тот город, который она привыкла видеть. Это был Лондон блестящих черных автомобилей, элегантных женщин в модных пальто с меховыми воротниками и манжетами и мужчин в котелках. Эсси вся затрепетала и впервые с тех пор, как умерли близнецы, почувствовала, что ее переполняет счастье. Возможно ли, что и она сможет жить в таком Лондоне? И забрать сюда свою семью? И тут она вспомнила, что еще не знакома с семьей Эдварда. Она все хотела спросить его, когда вернется из Швейцарии его сестра и когда он представит ее своим родителям, но не знала, как это сделать, чтобы не показаться бесцеремонной и навязчивой.
        Меж тем Эдвард порывался продолжить экскурсию по квартире. Они заглянули в основную спальню, затем прошли в роскошно оборудованную ванную, где ножки у ванны были в виде когтистых лап хищника, а из кранов золотого цвета всегда текла горячая и холодная вода. И наконец, осмотрели две маленькие спальни в дальней части квартиры.
        - Я планирую переехать через пару месяцев, - с гордостью заявил Эдвард.
        Он обнял Эсси и крепко сжал.
        - Но сначала я должен отлучиться из Лондона по делам компании, что принадлежит моей семье. У нас появились многообещающие перспективы в Бостоне. Может, когда-нибудь я там обоснуюсь навсегда.
        - Ты хочешь сказать, что можешь переехать в Бостон? - у Эсси перехватило дыхание, щеки запылали - как глупо было думать, что у них возможно совместное будущее, - смешно и нелепо.
        - Возможно… Со временем, - он беззаботно пожал плечами. - Посмотрим.
        - И когда ты отплываешь?
        - Завтра. Но сейчас у меня есть кое-что для тебя, чтобы ты не забывала меня, пока я в отъезде. - и, сделав паузу, он тихо добавил: - Я вернусь за тобой, обещаю.
        Эдвард достал из кармана кошелек. К нему была прицеплена крохотная заколка для волос в виде пастушьего посоха. Гребень посоха был усыпан бирюзовыми камушками.
        Эдвард отцепил заколку, и она подошла к нему, чтобы рассмотреть вещицу поближе.
        - Так это шпилька! - вырвалось у Эсси. - К нам на фабрику приходили дамы с такими шпильками в волосах. У одной из постоянных клиенток миссис Рубен была такая, усыпанная бриллиантами. Она даже позволила мне ее подержать. Ты представляешь?
        - Ну…
        И вдруг Эсси обмерла - Эдвард отвечал за проведение работ на Чипсайде. Фредди рассказывал, что у них на работе между парнями существует негласная договоренность делить между собой часть найденной добычи, а Эдварду отдавать остатки. А что, если и Эдвард утаил часть драгоценностей? Она таращилась на заколку. А чем он расплатился за эту квартиру - своими накоплениями, наследством или украденными бриллиантами? Эсси в ужасе отмахнулась от наползающей тени сомнений, успокоив себя мыслью, что Хэпплстоуны - люди состоятельные. Респектабельные. Она даже упрекнула себя в том, что могла подумать иначе, проведя рукой по стене и ощущая фактуру шелка…
        - Это тебе, - сказал Эдвард, приблизился и скрепил заколкой ее локоны. - Красиво. Как и ты, - он склонил голову набок, и в его зеленых глазах стоял лишь один вопрос.
        Эсси знала, что не должна этого делать, но, вопреки рассудку, приподнялась на цыпочки и поцеловала его. Его губы хранили вкус вишневого сиропа. На мгновение они отстранились друг от друга, но затем поцеловались с большей уверенностью. Он обнял ее, поднял и усадил на стол. Ее сердце бешено забилось, дыхание стало прерывистым, когда его пальцы скользнули по волосам, щекам, шее…
        Медленно Эдвард расшнуровал ее ботинки, и они со стуком один за другим попадали на пол. Затем, положив руки ей на плечи, он впился в нее горящим взглядом.
        Он обещал, звучало в голове Эсси. В горле у нее пересохло, сердце рвалось наружу, а ноги так и просились раскрыться, обхватить Эдварда за талию и тогда уже полностью отдаться этому новому чувству, пышущему жаром и желанием, от которого у нее ломило и ноги, и руки. Но она не знала, как себя вести, и поэтому ничего не делала, продолжая сидеть на столе, напряженно сдвинув колени.
        Вдруг Эдвард начал быстро расстегивать ее платье, стягивая его вниз, и вскоре плечи Эсси оказались обнаженными. В сумеречном свете они были кремовыми. Он начал целовать их.
        - Ох, Эсси, - шептал Эдвард, и его пальцы скользнули по ее спине. - Ты такая красивая… и эта кожа, - он глубоко вздохнул и принялся осыпать поцелуями шею, плечи, спину, спускаясь все ниже, пока ее платье не оказалось на талии. Застежки на платье царапали ее мягкую кожу.
        Эдвард выпрямился, положил ладони ей на грудь, нежно сжал и застонал. Ее спина непроизвольно выгнулась, и мгновение спустя Эсси поняла, что стянула с Эдварда пиджак и теперь возилась с пуговицами на жилете. Он опередил ее, снял жилет, стянул рубашку и швырнул на пол.
        Они прильнули друг к другу обнаженными телами, содрогаясь и прерывисто дыша. Она раздвинула ноги, подпуская его ближе, и почувствовала, как он прижимается к ней своей напряженной плотью.
        В какой-то миг Эсси заколебалась. А что, если Фредди…
        Но Эдвард жадно поцеловал ее, и она поняла, что больше всего на свете она хочет его - всего без остатка. Она жаждала его прикосновений, ощущая себя поистине… живой. Она так устала от своей потерянности, скорби и пристыженности. Что в этом было таким неправильным - вырвать для себя хоть мгновение удовольствия?
        - Эдвард, - прошептала она, схватила его руку и, запустив под юбку, притянула ее к самому горячему месту у себя между ног.
        Он судорожно задышал, опустился на колени и медленно спустил с нее панталоны. Она почувствовала, как его язык заскользил по внутренней стороне ее бедра, двигаясь все выше и выше, пока не достиг того места, где ее бедра смыкались.
        После этого, казалось, все полетело на бешеной скорости. Эсси легла на стол, Эдвард расстегнул ремень и брюки. Вот он склонился над ней, и она чувствовала сначала его пальцы, а затем он вошел в нее. Эсси впилась зубами в свою руку, когда после первых мгновений теплоты ее пронзила острая боль.
        Почувствовав ее напряжение, Эдвард остановился.
        - Извини… Я остановлюсь… Мы подождем…
        Но Эсси обхватила его руками и притянула к себе, подавшись навстречу движением бедер. Боль смягчилась.
        Нет, она не хотела, чтобы он останавливался. Ни за что.
        Когда они слились в ритмичном движении, она видела, как свет проникает в комнату и тени скользят по хрустальным канделябрам на стене. Ее каштановые локоны колыхались на поверхности стола, как воды океана. Эдвард зарылся в них лицом, когда их движения стали все быстрее и быстрее, и Эсси поняла, что она уже не в силах остановиться. Приглушенный крик вырвался из ее груди. Эдвард весь напрягся, задрожал и, наконец, замер.
        Потом он с легким стоном лег рядом с Эсси.
        - Эсси Мёрфи, - прошептал он. - Спасибо, - и, взяв ее руку, крепко сжал.
        Какое-то время они лежали рядом. Ее голова у него на груди, а он свободной рукой обнимал ее за плечи.
        - Я бы хотел, чтобы и ты поехала со мной в Бостон, - снова прошептал он так тихо, что она едва уловила его слова. - Когда-нибудь я заберу тебя.
        Еще одно обещание. Ее сердце было переполнено надеждой.
        Эсси покрыла поцелуями его грудь.
        - Это было бы замечательно, - сказала она. - Но как же Герти? Я не могу оставить ее.
        - Тише, - остановил он ее, целуя в лоб. - Я все улажу, - снова поцеловал и принялся помогать надевать платье. - Нам лучше…
        - Конечно, пока Фредди…
        Теперь они оробели, переглядывались и краснели, как школьники. Эсси отвернулась, чтобы надеть панталоны и ботинки, пока Эдвард застегивал рубашку, жилет и пиджак. Она едва успела привести в порядок волосы, как в дверь позвонили.
        - Это Фредди!
        Эдвард чмокнул ее в макушку, ободряюще обнял и пошел открывать дверь.
        - И снова привет, Фредди! Как успехи? - послышался его голос из прихожей.
        Эсси расправила юбку, еще раз проверила волосы, убрав за ухо выбившийся локон, и тут обнаружила, что чудесная заколка пропала. Он заглянула под стол, осмотрела весь пол.
        Ничего.
        Должно быть, Эдвард снял ее с волос и убрал для сохранности. Эсси вспомнила, что произошло между ними, и почувствовала, как жар заливает ее щеки.
        Ладно, он вернет ей заколку, когда они снова увидятся после его возвращения из Бостона. Всего-то восемь недель, и Эдвард снова будет с ней, как и обещал…

* * *
        Дверь распахнулась, и на пороге появилась мать Эсси. Она стояла, расправив плечи, со свечой в руке, словно свершилось появление королевы. Волосы аккуратно убраны сзади в пучок, на плечи накинута зеленая шаль, чтобы скрыть грязную блузу. Но темные круги под глазами и паутина полопавшихся капилляров на носу и бледных щеках выдавали ее истинный статус. Эсси съежилась от стыда, когда Эдвард открыл дверцу автомобиля, чтобы она могла выйти. Фредди уже несколько минут назад проскользнул в дом, оставив Эсси и Эдварда наедине, чтобы они попрощались.
        Эдвард был так любезен, что предложил отвезти Эсси и Фредди домой в столь поздний час. Они хотели отказаться, но он настоял, сказав, что все равно поедет в ресторан на прощальный ужин с друзьями, который он устраивает в честь завтрашнего отъезда. Эсси почувствовала, как у нее в груди сплетаются белые нити надежды с черными канатами смятения, когда она представила себе Эдварда в шикарном ресторане, ужинающего со своими состоятельными друзьями. Впишется ли она вообще в этот мир?
        Подойдя к двери, Эсси встретилась с ледяным взглядом матери, но скрыла свое раздражение. Ей нужно было как можно скорее увести мать, пока она не заговорит или, что еще хуже, не пригласит Эдварда войти.
        Ее раздирали стыд и смущение. Что подумает о ней ее кавалер, когда увидит, как она живет? А что, если это подтолкнет его к мысли, что ей не место в его квартире в Мейэере?
        - Не надо было нас поджидать, мам.
        - Ну, когда твой брат зашел в дом один, я заинтересовалась, кто это тебя задержал, - прищурившись, мать разглядывала сшитый на заказ полосатый костюм Эдварда, его отутюженные брюки и бежевые туфли. - А вот теперь вижу.
        - Мэм, - Эдвард снял свою бежевую шляпу-панаму и вышел на свет уличного фонаря. - Эдвард Хэпплстоун. Рад познакомиться, - он излучал спокойную уверенность человека, которому везде одинаково рады.
        - Миссис Мёрфи, - чопорно проворчала Клементина. - Уже больше половины одиннадцатого. И я рассчитываю, молодой человек, что вы не будете удерживать мою дочь на улице в столь поздний час, - она схватила Эсси за запястья мертвой хваткой. - Доброго вечера, мистер Хэпплстоун, - проронила Клементина и надменно кивнула в сторону Эдварда.
        - Всего хорошего, мэм, - помахал на прощание шляпой Эдвард. - Эстер! Увидимся…
        Но Эсси не услышала, когда и где они встретятся в следующий раз, потому что мать втянула ее внутрь и захлопнула дверь.
        - Ма! Это неприлично! Я даже не попрощалась.
        - А теперь послушай меня, мисс, - мать придвинулась так близко, что Эсси обдало запахом джина. - Этот красавчик в палевом костюме и остроносых ботинках не для таких, как ты.
        Эсси обдало жаром.
        - Но, ма…
        - Эти зеленые глаза навлекут на тебя неприятности, - мать пихнула Эсси в плечо. - Ты понимаешь меня?
        - Но, ма, он же любит…
        - Он любит то, что у тебя под подолом, Эсси, - Клементина дернула Эсси за юбку для наглядности, затем достала из кармана фартука маленькую бутылочку.
        Трясущимися руками она скрутила крышку, сделала один глоток и вздохнула с облегчением.
        Когда мать снова заговорила, голос звучал уже мягче.
        - Не глупи, дитя. Знаешь, что говорят: морской ветер меняется реже, чем мысли у слабого мужика. А он слабак, девка. Эти горящие глаза и новый костюм вмиг исчезнут, как только ты дашь ему то, чего он просит.
        Эсси почувствовала, как у нее зарделись щеки от негодования и унижения. Мать ошибалась. Сегодня было…
        Закрыв глаза, Эсси вспомнила, как пальцы Эдварда ласкали ее обнаженные плечи, снимали лиф, расстегивали платье, пока он целовал ее спину.
        Эсси затрепетала. То, что было между ними, это нечто особенное. Как ее мать могла понять такое? Бедность превратила некогда прекрасного человека Клементину Мёрфи в сломленную пьяницу. Но Эсси докажет матери, что судьбу можно изменить. Надежда восторжествует.
        Глава 22
        Кейт
        Париж, наши дни
        Кейт находилась в мастерской дома Картье, которая располагалась на верхнем этаже здания барона Османа на Рю-де-ла-Пэ в Париже. Она подошла к огромному окну, залитому солнечным светом, и посмотрела вниз. Вдоль улицы - и справа, и слева - тянулись роскошные ювелирные магазины и модные бутики. Легкий ветерок волновал элегантно оформленные навесы над парадными входами в магазины. Окна и балконы этажами выше были украшены однотипными ящиками-кашпо с красными и розовыми цветами.
        Кейт улыбнулась увиденному и почувствовала, как у нее сосет под ложечкой. Она перекусила слоеным круассаном, отщипывая по кусочку из бумажного пакетика, во время своего марш-броска от метро «Опера», и теперь жалела, что не приехала немного пораньше, чтобы посидеть за мраморным столиком в одном из уличных кафе. Попивая посредственный парижский кофе, она бы колебалась над выбором между незатейливым круассаном с малиновым джемом и более изысканным миндальным круассаном с тягучей франжипановой начинкой.
        В мастерской пахло кожей, металлом и слегка дымом. Кейт взяла за правило бывать здесь хотя бы раз в год. Для нее это был способ приобщиться к вдохновению и энергетике лучших ювелиров мира и возможность отдать должное всем профессионалам, через чьи искусные руки проходили прекрасные образцы ювелирного мастерства. И каждый раз она заново поражалась предельной отточенности их ремесла, но вместе с тем и дерзости их творческого воображения и фантазии, от которых просто захватывало дух.
        Вдоль стен мастерской были расставлены цветовые палитры и флаконы с разноцветными кристаллами. Дюжина мужчин и женщин прильнули к своим микроскопам, орудуя кисточками настолько тонкими, что ими без труда можно было разрисовать рисовое зернышко. Рабочие столы были завалены лупами, миниатюрными молоточками и наковальнями, а на коленях мастеров были расстелены традиционные замшевые салфетки, которые служили отличными собирателями мельчайших кусочков серебра, золота и платины. Граверы с помощью штихелей с алмазными наконечниками вырезали узоры на золотых заготовках колец и циферблатах для часов. Рядом ученики по эмалевому искусству измельчали стекло в порошок массивными пестиками в металлических ступках, чтобы потом, добавив в порошок воды, приготовить эмалевую пасту.
        - Доктор Кирби, рада снова видеть вас, - поприветствовала Кейт мадам Парсонс, мастер по эмали.
        - А мне всегда приятно побывать в вашей мастерской, - ответила Кейт и пожалела, что не уложила свои лохмы перед встречей с этой галльской «Анной Винтур» с ее строгим каре, шелковой блузкой и облегающей юбкой-карандаш.
        - Вот здесь у меня иллюстрации, - сразу перешла к делу мастер. - Мы посылали вам фотографии, которые будут напечатаны в каталоге, иллюстрирующие ваше эссе, но я рада, что вы нашли время, чтобы взглянуть на оригиналы. Ведь это так важно - почувствовать руку художника. Все начинается с фантазии одного человека.
        Следующие полчаса они обсуждали дизайн изощренного бриллиантового ожерелья, нарисованного цветной гуашью в различных ракурсах, с подробной проработкой каждой детали, с примерами, как бриллианты будут смотреться на шее человека и как будут сверкать.
        - Оно должно быть выставлено в галерее!
        - В этом ожерелье более трех тысяч бриллиантов. Больше, чем в изготовленном в 1928 году по заказу Махараджи Патиалы.
        Кейт подсчитала, что на изготовление такого ожерелья уйдет не меньше четырех лет, чтобы произвести огранку каждого бриллианта, изготовить каркас, собрать все воедино и отполировать.
        - Четыре года на одно ожерелье!
        - И скорее всего, его никогда не будут носить на публике, - глаза мастера таинственно блеснули, но она никогда не позволит себе неосторожность раскрыть имя заказчика.
        А вот Кейт не смогла удержаться от соблазна погадать… может, это один из ближневосточных шейхов, французская содержанка или доткомовский миллиардер?
        - Я хотела спросить, не найдется у вас несколько минут взглянуть на фото экспонатов из чипсайдской коллекции? - спросила Кейт.
        Она достала телефон и продемонстрировала мадам Парсонс фотографии Маркуса с финифтевыми ожерельями и золотыми пуговицами.
        - Господи! - вырвалось у мадам Парсонс. - Я хотела увидеть их с тех пор, как маленькой девочкой помогала отцу в его мастерской смешивать краски и убираться.
        Кейт показала еще несколько крупных планов изумрудных часов и помандера и перешла к шляпной заколке в виде саламандры.
        - Посмотрите на эту саламандру - ее спина усеяна изумрудами, а брюшко покрыто эмалью, похожей на мех.
        - Эта саламандра, - мадам постучала ноготком по экрану, - просто требует, чтобы ты о ней рассказала. Мы создаем определенный рисунок из эмалей разных цветов… ну, как этот мех, к примеру, а эмаль, как ты знаешь, это толченое стекло. Но как отделить один цвет от другого, еще не придумали. Тут в дело вступает огонь. Мы помещаем украшение в печь и разогреваем до восьмисот градусов, но мы до конца не знаем, что там получится. Это риск, - она замолчала и пожала плечами.
        - В этом даже есть какая-то ирония, учитывая, что по старым легендам считалось, будто саламандра может выходить живой из огня, - сказала Кейт.
        - Вот именно! - подхватила мадам. - А подумайте, сколько народу пережила эта самая саламандра за все эти годы гражданских войн, эпидемий чумы и Великого пожара. Сам Лондон был разрушен, сожжен и разбомблен. Видите, как сошла эмаль с ее лапок. Я думаю, она бы вообще не сохранилась за эти четыреста лет, если бы не была зарыта. Золото бы переплавили, а камни использовали для чего-нибудь другого, разве нет?
        - Возможно, - рассеянно ответила Кейт, жалея, что у нее не оказалось крупных планов черно-белого кольца шамплеве, чтобы показать мадам Парсон.
        Она попыталась описать его, показывая мадам свои наброски в блокноте.
        - Не забывай, эмаль - это язык. Здесь незабудки и анютины глазки. Это колечко было сотворено как знак любви. Чтобы создать такой рисунок, потребуется уйма времени и терпение. А затем его помещают в печь и, возможно, - пуфф! - она всплеснула руками, показывая возможность катастрофы.
        - Итак, значит, любовь. А не может это быть траурное кольцо?
        - Черное и белое. Любовь и смерть. Даже если кольцо сделано в знак траура, оно будет напоминать живущим о любви ушедших. Это то, что я обожаю в росписи эмалью, - самом выразительном и наиболее человечном ювелирном ремесле. И оно так же не изведано до конца, как и сама жизнь, разве нет? - мадам снова пожала плечами и улыбнулась.
        Кейт улыбнулась в ответ и кивнула.
        - Безусловно.
        - В этом кольце должна быть открытость и легкость. Это я знаю наверняка, потому что оно сделано из расплавленного стекла. Кроме того, если вы посмотрите на него внимательнее, то кольцо раскроется, оно само все расскажет о себе. Белое и черное будут наслаиваться друг на друга… будут проникать одно в другое, если хотите. С кольцом шамплеве вы должны позволить времени идти своим чередом…
        Мадам Парсон была права. Тайна кольца шамплеве может быть раскрыта, если Кейт сумеет разгадать символику - язык - черных и белых цветов и какова их связь с великолепным алмазом.

* * *
        Тем же вечером Кейт сидела за столиком своего любимого ресторанчика «У Жоржа», что-то машинально чиркала в блокноте и снова обдумывала цветочный рисунок на кольце с одиночным алмазом. Из головы у нее не шли последние слова мадам Парсонс:
        Черное и белое. Любовь и смерть. Даже если кольцо сделано в знак траура, оно будет напоминать живущим о любви ушедших. Это то, что я обожаю в росписи эмалью, - самом выразительном и наиболее человечном ювелирном ремесле. И оно так же не изведано до конца, как и сама жизнь, разве нет?
        Подошел официант, и Кейт заказала утиное конфи и большой бокал «Шамболь-Мюзиньи». Пир желудка по-французски - никаких загадок!
        Пока не принесли вино, Кейт еще раз изучила контуры черных незабудок, вспоминая разговор с мадам Парсонс. Слова мастера по эмали напомнили ей подарок Эсси, который она сделала Кейт в день восемнадцатилетия в кабинете дома на Луисбург-сквер, и ее последние слова: Я думаю, ты начинаешь понимать, что не все в этой жизни делится на черное и белое.
        Как и кольцо шамплеве, жизнь бывает сложной и непонятной. Мастеров вдохновляли на создание великой красоты как любовь, так и утрата. Кейт была согласна с мадам Парсонс - и любовь, и утрата - взаимосвязаны. Желание обрести любовь, стремление воссоединяться и надежда, что тебя не забудут, - все это многообразие чувств драгоценности сохраняли в себе от их первоначального создания и проносили через все последующие перерождения. Забытое вновь возрождалось. История каждого ювелирного произведения в действительности не имеет конца. Часто эта история переживает и второе, и третье, и четвертое рождение.
        Принесли вино, и Кейт сделала длинный глоток, дав напитку согреть горло. Она посмотрела на часы. В Нью-Йорке уже был час дня, и значит, Маркус вплотную занят на шоу. Должно быть, и телефон его выключен.
        И все же Кейт позвонила, просто чтобы услышать его голос. Как и ожидалось, вызов сразу переключился на голосовую почту: «Привет, с вами Маркус. Или не с вами. Короче, оставьте сообщение».
        Она сбросила вызов, не сказав ни слова, и установила телефон на беззвучный режим. Затем взяла ломтик багета, намазала соленым маслом и сделала еще один глоток вина, ругая и проклиная себя за подспудное желание видеть Маркуса рядом с собой здесь и сейчас.
        Золотых дел мастер
        Чипсайд, Лондон, 1665 г.
        Аврелия сидела рядом с отцом за рабочим столом, пока он колдовал над золотым кольцом, обстукивая его на наковальне. Вдоль стены свисали с крючков длинные золотые ожерелья, словно листопад в утреннем свете, а рядом лежал полуоткрытый бархатный мешочек, в котором мерцали жемчужины. Не обращая внимания на звон ювелирного молоточка, Аврелия смотрела сквозь приоткрытые жалюзи на противоположную сторону улицы, наблюдая, как по ней тянутся гужевые повозки, загруженные гниющими телами. Трупы вывозили за город и сбрасывали в огромные ямы. Девочка потянула за веревку на жалюзи и чуть приоткрыла их, чтобы впустить в мастерскую мягкий летний свет. Отец нахмурился. Как иностранцу, ему запрещалось открывать витрины магазина.
        Над косяком входной двери висели три ярко-красных рубина, оберегающие мастерскую от чумы, которая охватила весь Лондон. Воздух в мастерской был кисло-сладким. Каждый день мама опрыскивала комнату лимонной водой, чтобы убить вонь, проникающую с улицы. Мама хотела, чтобы отец вовсе закрыл мастерскую до тех пор, пока болезнь не отступит, но папа настоял на своем. А чем еще он мог заниматься все это время? Кроме того, папа настаивал на продолжении торговли, хотя многие лондонцы позакрывали свои лавки.
        - Как же я тогда заработаю денег нам на пропитание, любовь моя, если не буду работать?
        Аврелия заметила, как просияли глаза отца, когда он снял кольцо с наковальни, удовлетворенный результатом. Она, как кошка, вытянула шею, подставляя лицо солнцу, и почувствовала его тепло на левой щеке. В эти тяжелые дни оставалось довольствоваться вот такими крохотными очагами удовольствий.
        С прошлого лета мама заметно сдала. Тогда, в течение одной недели, умерли оба брата Аврелии - Дэвид и Джорж. И сейчас, закрыв глаза, Аврелия вспомнила, как маленькие тела заворачивали в льняные саваны.
        Это случилось год назад. С тех пор инспекторы сняли крест с дверей их магазина, который предупреждал людей о том, что здесь была чума. И все же посетителей у них было мало.
        Папа оторвал взгляд от наковальни и посмотрел на другой конец стола, где своей очереди поджидали еще два предмета.
        Аврелия взяла один из них - изумруд размером с детский кулачок. Она повертела камень в руках, чувствуя, как его углы холодят ей ладонь.
        Когда она передала изумруд отцу, он указал на защелку в камне и открыл верхнюю его часть. Внутри оказался встроен часовой механизм с изящным золотым циферблатом.
        - Мне нужно быть с ним поосторожней. Одно неверное движение напильником, и камень может расколоться.
        Аврелия пододвинула ближе к отцу кожаный футляр, в котором находился второй предмет - флакон для ароматических масел на золотой цепочке. Футляр завалился набок, и из флакона вытекла капля жидкости.
        Аврелия уловила запахи лимонного и розмаринового масел, которыми они каждое утро смазывали себе виски и запястья. Она окунула пальцы в пролитое масло и поднесла их к носу. Теперь Аврелия могла почувствовать слабое присутствие лаванды, розового масла и корицы, а также более сильный след серой амбры.
        Папа поднял флакон и повертел в руках. Белые опалы заиграли на свету, и было похоже, что флакон покрыт прозрачными перьями.
        - Взгляни на эту эмаль, - папа указал на букетик крошечных цветов, сработанный между рубинами и бриллиантами. - Может, шамплеве? - произнес папа в задумчивости, рассматривая флакон со всех сторон.
        Он осторожно положил его на кожаный футляр.
        - У меня появилась идея… - он выдвинул ящик рабочего стола и достал затертый кожаный мешочек.
        Ослабив завязки, папа с помощью пинцета извлек из мешочка прозрачный камень и поднес его к свету. Он поворачивал его из стороны в сторону, словно хотел изучить алмаз под каждым углом.
        - Бьюсь об заклад, что это из Голконды… камень чистейшей воды, видишь?
        Аврелия придвинулась ближе и разглядывала золотистый оттенок камня, пока папа подставлял каждую его грань свету.
        - Красивый.
        - Я выложил за него приличную сумму еще задолго до твоего рождения. Старик Шоу как-то купил за бесценок целый мешок драгоценных камней у матроса, попавшего в неприятности после возвращения из Бендер-Аббаса. Он загремел в тюрьму за то, что обворовал пассажира на корабле. Отсидев свой срок, матрос пустился во все тяжкие - пил, играл в карты. И погряз в долгах. Старик Шоу придержал выкупленные камни, пока на Чипсайде не утихла вся эта история с ворованными драгоценностями. По счастью, у ювелира всегда было так много работы, что он никогда не нуждался в приработках за счет спекуляции.
        Аврелия представила себе мастерскую раз в пять больше папиной, расположенную по соседству с ними, и как в ней кипит работа - огранщики, резчики, полировщики и ювелиры трудятся за своими рабочими столами.
        - И для кого этот камень, папа? - спросила Аврелия.
        Отец положил бриллиант на кожаную подстилку, расстеленную перед ним, и ответил:
        - Дорогая, так это для тебя. Я задумал сотворить тебе подарок на вашу с Джейкобом свадьбу. Или ты думаешь, старый ювелир посвятит свою лучшую работу кому-нибудь еще, кроме своей единственной дочери?
        Он подошел к наковальне и снял с ее рога тонкий золотой ободок.
        - Посмотри, я уже сформировал золотую основу. Нужно, чтобы ты примерила на свой палец.
        Пока дочь примеряла заготовку, которая со временем станет ее обручальным кольцом, отец мечтательно вздохнул.
        - Пока я не стану мастером, я не смогу иметь свое клеймо, ставить пробу и выдавать экспертное заключение.
        Он посмотрел на помандер со сломанной цепочкой, мерцающий на его верстаке, взял его в руки и принялся рассматривать эмалевые вставки.
        - Мне нужно создать свой шедевр, - вымолвил отец. - Только тогда я обрету свободу в этой стране.

* * *
        Амстердам, сентябрь 1665 г.
        Дорогая Аврелия.
        Мое путешествие продолжает радовать меня. До сих пор не могу поверить, что вот прошло уже шесть недель, как Берг де Йонг - лучший ювелир и золотых дел мастер Амстердама - пригласил меня и моего подмастерья Дирка Дженка в свою мастерскую с видом на канал. Каждый день мы сидим за длинным столом у окна, на коленях у нас страховочные подносы, обитые кожей, совсем как у нас дома. Из нашего окна на третьем этаже видно, как по каналу плывут баржи, груженные луковицами тюльпанов, сыром и салакой. Из Голландской Ост-Индии и с Цейлона в город прибывают суда, груженные тюками со специями, они же привозят огромное количество драгоценных камней. По соседству расположена пекарня, и аромат корицы проникает к нам в мастерскую и смешивается с запахами металла и припоя.
        Как я скучаю по кухне твоей матери, наполненной ароматами яблочного пирога и свежего хлеба.
        Каждое утро с нами занимаются два художника, чтобы мы действительно могли претендовать на звание «золотых дел мастер». Сейчас мы учимся рисовать цветы. Вчера я тренировался на фиалках. Начиная с лепестков, я, не отрывая ладони от листа бумаги, добивался, чтобы мои линии выходили точными и четкими. Цветы напоминали мне о тебе своим неброским очарованием и миловидностью. Затем я нарисовал ряд незабудок, в память о тех, кого мы любили и кого потеряли.
        Надеюсь, у вас с мамой все хорошо. Знаю, что могу положиться на тебя и ты позаботишься о маме и о ребенке, которого она ждет.
        До встречи на следующей неделе.
        Папа
        Глава 23
        Эсси
        Лондон, ноябрь 1912 г.
        Эсси приостановилась развешивать белье над плитой и ослабила на спине завязки фартука. Приложив влажную и прохладную наволочку к лицу, она присела на кухонный стол. У нее кружилась голова, и она чувствовала такую усталость, чего раньше с ней не случалось. На плите оставался еще целый котел с замоченным бельем, но перед тем, как его следовало развесить, у Эсси оставалось несколько свободных минут, чтобы белье до конца отмокло, и это ее очень радовало. Герти читала в комнате наверху, мама спала в гостиной, а Фредди… Да кто ж знал, когда Фредди вообще бывает дома. Эсси склонилась, чтобы расшнуровать ботинок, и почувствовала резкий прилив крови к голове. Она выпрямилась и, глядя на развешанное белье, сделала нехитрые подсчеты в голове.
        Два месяца.
        Прошло уже два месяца, когда у нее последний раз шла кровь.
        Первым ее желанием было броситься к матери и зарыться лицом у нее в коленях. Но она знала, что ни одно слово утешения не слетит с языка матери. Ее руки не коснутся головы дочери, чтобы успокоить ее. Будут только осмеяние и упреки. Мать вышвырнет ее вон, как только узнает, что старшая дочь ждет ребенка, - разве она не твердила ей об этом тысячу раз?
        Эсси ощупала свой живот. Ей показалось, что она почувствовала вибрации внутри себя. Естественно, это у нее от волнения трепетало сердце, а в голове теснились мысли об Эдварде. Она вспоминала его сильные руки, синий коридор в квартире в Мейфэре, прогулки в Гайд-парке.
        Она ничего не знала о нем с тех пор, как он отплыл в Бостон. Да она и не рассчитывала. Но если Эдвард говорил правду, что было не всегда, то он должен был вернуться в Лондон со дня на день.
        На цыпочках она прокралась в мамину комнату и стащила из папиного комода лист бумаги. Проходя мимо матери, развалившейся и храпящей в своем кресле, на обратном пути Эсси взглянула на ее серое лицо и вдруг замерла. От страха у нее задрожали ноги. А что, если это и ее будущее?
        Усмирив свои страхи и не обращая внимания на подступившую тошноту, Эсси прошмыгнула мимо сопящей матери. Вернувшись в кухню, она написала письмо своему возлюбленному.
        Дорогой Эдвард,
        Надеюсь, твой визит в Бостон прошел успешно.
        Когда мы виделись в последний раз, ты обещал, что вернешься в Лондон в ноябре, и я жду не дождусь.
        Мне нужно увидеться с тобой как можно скорее. Я беременна.
        Сперва я была потрясена, но сейчас уверена в этом. Я понимаю, что ты предпочел бы услышать эту новость непосредственно от меня.
        Я с нетерпением жду скорейшей встречи с тобой…
        Она на мгновение замялась, перед тем как закончить:
        … чтобы мы вместе смогли обсудить план действий.
        Э.
        Засунув письмо в конверт, Эсси запечатала его воском от свечи. Затем она написала адрес. Помедлив, дрожащей рукой она добавила еще одно слово, подчеркнув его:
        Личное.
        Глава 24
        Встретимся у «Фортнум и Мейсон» в 18:30
        Эдвард
        - Он поведет меня на ужин, - доверительно, почти шепотом, но с гордостью прочитала Эсси последние строчки письма Эдварда миссис Ярвуд.
        До этого она позволяла себе лишь мельком бросать взгляды в окна чайной, где столики были покрыты белыми скатертями и серебряные подносы ломились от сэндвичей с огурцами, французской выпечки и булочек с джемом и взбитыми сливками. А они, возможно, закажут грибной суп с курятиной. Им разольют его по тарелкам из позолоченной супницы и подадут с мягкими теплыми булочками и сливочным маслом. У Эсси потекли слюни.
        - Он пишет, что это важно! - она глубоко вздохнула, чтобы унять сбившееся дыхание. - Я не видела его с тех пор, как он уехал в Бостон. Написала письмо на прошлой неделе, сразу же, как он должен был вернуться, - голос Эсси звучал вполне уверенно, что не соответствовало ее самочувствию.
        При мысли об Эдварде у нее кружилась голова. Наконец-то они смогут все обсудить.
        - Я думаю, тебе следует взять у меня пальто. То, что с меховым воротником. И еще перчатки. Вернешь, когда посчитаешь нужным. И не спеши, дорогая, - сказала миссис Ярвуд.
        Голос пожилой женщины звучал мягко, но настороженно. И губы были слегка поджаты.
        - Пожалуйста, не говорите маме. Она против…
        Миссис Ярвуд нежно обняла Эсси за плечи.
        - Мама беспокоится о тебе, Эсси. И хочет для тебя только хорошего…
        Слезы хлынули из глаз Эсси, но она быстро смахнула их рукой.
        - Я в том смысле, что вы все понесли такую утрату. Ее горе, - попыталась пояснить миссис Ярвуд.
        - Я сказала Герти, что вы с мистером Ярвудом встретите ее после школы на площади Пикадилли, - перебила соседку Эсси. - Это так любезно с вашей стороны - пригласить ее на ужин. Я вам так благодарна, что вы присматриваете за ней и днем, и вечером, когда я выхожу на дополнительные смены. Только благодаря этому она сможет закончить этот учебный год.
        Ну, кроме денег с дополнительных смен, оставались еще средства от проданных драгоценностей, о которых Эсси, конечно же, не упоминала.
        Миссис Ярвуд сжала руку Эсси.
        - Да нам только в радость заботиться о Герти. Мы любим ее, как родную.
        Когда миссис Ярвуд, накинув пальто на плечи Эсси, стала помогать ей застегивать пуговицы, она вдруг приостановилась и, прижав руку Эсси к своей щеке, ласково сказала:
        - Ты просто загляденье.

* * *
        Эсси стояла под навесом «Фортнум и Мейсон», подступая все ближе и ближе к окнам универмага, стараясь уберечь юбку от летящей из-под колес грязи - автомобили и двухуровневые автобусы, пестреющие рекламой виски «Дьюарс» и «Вечерних новостей», бесконечной гудящей вереницей проползали мимо фонтана в центре площади Пикадилли.
        Сумбур и суматоха на дороге перекликались с бурлением голодного желудка Эсси.
        Я должен увидеть тебя…
        Письмо с этими словами Эдварда лежало у нее в кармане, и она постоянно поглаживала пальцами конверт. Он жаждет видеть ее так же сильно, как и она его.
        Встретимся у «Фортнум и Мейсон» в 18:30.
        Четкая твердость его почерка передавала упорную настойчивость. Страстность и пылкость. Он писал это письмо с той же твердостью в руках, с которой расстегивал ее платье и усаживал на стол. Так же твердо его сильные руки управлялись с веслами, когда они катались на лодке по пруду Серпентайн.
        Эти руки обнимали ее, когда она была убита горем после смерти близняшек.
        Порывы ледяного ветра обжигали щеки и уши Эсси, заставляя ее дрожать, но она все стояла и пыталась унять разбушевавшееся сердцебиение, вызванное мечтами, как Эдвард при встрече прижмется щекой к ее щеке и согреет ее шею своим теплым дыханием.
        В нетерпении Эсси повернулась спиной к разыгравшемуся ветру и принялась разглядывать фонтан в центре Пикадилли. Обычно она не позволяла себе даже мельком взглянуть на обнаженную статую Эроса, парящую над Лондоном. Но в тот вечер Эсси внимательно изучала греческого бога любви и вспоминала, краснея, как по ночам при свечах читала греческую мифологию из книг, которые Герти брала у мисс Барнс.
        Эти истории вызывали у Эсси такие же волнующие ощущения, отзываясь трепетом в конечностях, что и теперь, когда она рассматривала очертания рук и напряженные мускулы бронзовых ног греческого божества, готового к прыжку и вооруженного луком и стрелами.
        Эсси была на прицеле у Эроса.
        От волнения у нее все поплыло перед глазами. Очевидно, что Эдвард намерен срочно что-то сказать ей. Или спросить. Разумеется, она же сообщила ему такие новости.
        Я хочу лично обсудить план действий…
        В записке Эдвард извинялся за свое молчание, ссылаясь на то, что по возвращении из Бостона невозможно было улучить момент для письма. Суматоха в связи с новыми строительными работами в Вестминстере и Лондоне полностью поглотила Эдварда. К тому же и мама теперь следила за Эсси, как ястреб, посылая с ней то Герти, то Фредди даже по таким пустяшным поручениям, как сбегать за бутылочкой масла перечной мяты.
        Но все это уже не важно. Эдвард спешит на встречу с ней. Только он и она.
        Сгущались сумерки. Стали оживать уличные фонари.
        Эсси обернулась на витрины «Фортнум и Мейсон». В них, между вазами с белыми и розовыми лилиями, были выставлены плетеные корзины, заполненные банками с чаем, головками сыра, шоколадом и конфетами. Эсси подумала, а не такие ли корзины магазин публично отсылал в тюрьму суфражисткам, которые и били эти самые витрины. Пару лет назад об этом писали на первых полосах всех газет.
        Наступил вечер. Эсси отошла от витрин универмага и встала под фонарным столбом. У нее гудели ноги от долгой ходьбы через мост, и ей нужно было как-то стряхнуть с них нервное напряжение, иначе она не сможет спокойно сидеть за столом.
        Вглядываясь в вечерний туман, Эсси вдруг увидела образы своих сестер-близнецов. Две улыбающиеся чумазые рожицы с ямочками на щеках. У одной щеки были чуть полнее. Эсси глубоко вздохнула, чувствуя накатившую тяжесть. Она бы отдала все что угодно, чтобы еще раз почувствовать на своей ноге тычки тоненьких ножек Мегги под их кухонным столом, пока она доедала своей хлеб, подчищая им опустевшую тарелку. Закрыв глаза, Эсси представила, как склоняется над Флорой, уткнувшись носом в непослушные кудри сестры, пахнущие мылом и сарсапарелью, и заплетает их в косы.
        Резкий гудок проезжающей мимо машины спугнул ее грезы. Хихикающие рожицы близнецов исчезли в тумане, оставив на сердце Эсси ноющую рану.
        Никогда не предугадаешь, когда это горе вновь объявится. И вообще, уйдет ли оно когда-нибудь? Даже в самые счастливые минуты всегда будет казаться, что печаль притаилась в тени всего в паре шагов от тебя. Эсси снова закрыла глаза, глубоко вдыхая влажный лондонский воздух. И с каждым вздохом в груди у нее становилось свободнее и сердце успокаивалось.
        Эдвард скоро придет, и все будет хорошо.
        И не просто хорошо - все будет прекрасно.
        Услышав за спиной быстрые шаги, Эсси обернулась и не смогла сдержать улыбки, когда увидела, что к ней спешит Эдвард.
        На нем был новый костюм-тройка и щегольская шляпа-котелок, из-под которой выбился черный локон и прилип к потному лбу. Эдвард вдруг резко остановился в двух шагах от Эсси и по-военному щелкнул каблуками. Его ботинки блестели абсолютной новизной.
        Он, что, хотел поразить ее своим новым нарядом? Но Эсси была не из тех девушек, кому можно было вскружить голову таким способом. Хотя она и была польщена его странным жестом.
        - Эдвард, - кивнула Эсси и улыбнулась, как ей хотелось думать, достаточно скромно и сдержанно.
        Оторвав взгляд от безупречных туфель Эдварда, она решилась посмотреть ему в глаза. Но полы шляпы отбрасывали тень на половину его лица, и попытка не удалась.
        Наконец он сам сдвинул шляпу на затылок и окинул Эсси взглядом с головы до ног, задержав внимание на ее синем шарфе. Затем переступил с ноги на ногу и расправил плечи.
        - Привет. Эсси, я…
        Он порывисто сделал шаг ей навстречу, и Эсси показалось, что она слышит стук его сердца. Она видела, как напряжены его плечи, и вдруг подумала о гладкой коже, скрывающейся под его новенькой рубашкой, вспомнила его мощный торс, и от этих мыслей у нее свело низ живота. Как безопасно чувствовала она себя в его объятиях.
        Знакомый трепет охватил все ее тело, но она усилием воли заставила взять себя в руки, не желая выказать своих чувств.
        Лицо Эдварда раскраснелось. Эсси бросила взгляд на окна чайной, которые светились теплом и уютом, и удивилась, что он не пригласил ее сразу войти внутрь. Но Эдвард и пальцем не пошевелил, чтобы взять ее под руку или поцеловать.
        - Спасибо, что согласилась встретиться со мной так быстро, - сказал он.
        Вглядываясь в смуглое лицо Эдварда, Эсси начала обретать уверенность, но все еще была слишком смущена, чтобы признаться, что каждый день ждала весточки о его возвращении из Бостона, и когда ждать уже было нельзя, сама написала ему.
        - Я… У меня есть кое-что для тебя, - сказал Эдвард, запустив пальцы в карман жилета.
        Затаив дыхание, Эсси придвинулась к нему вплотную.
        - Могла бы ты… дай мне свою руку, - пробормотал он стыдливо.
        Эсси сняла шелковую перчатку, одолженную у миссис Ярвуд, и протянула руку Эдварду. Ее бледная кожа в свете фонаря казалась золотистой.
        У Эдварда лоб покрылся бисеринками пота, когда он несколько грубо выдавил из себя:
        - Вот… Это тебе.
        Схватив протянутую руку, он вложил в ладонь что-то жесткое и холодное. Рука Эсси дрогнула. Она сжала предмет в кулаке, не решаясь взглянуть на него. Но теперь она ощущала контуры предмета, врезавшегося в ладонь, а пальцы нащупали грани камня.
        Кольцо.
        Эсси едва могла дышать.
        Медленно она поднесла кулачок к свету фонаря и осторожно, один за другим, разжала пальцы. Взяв кольцо в другую руку, она рассмотрела его со всех сторон. Наружная сторона кольца была покрыта белой эмалью, по которой тянулись вереницей изящные черные цветы и стебельки, упираясь в крупный квадрат чистейшего камня, мерцающего в свете фонаря.
        - Брильянт, - прошептала Эсси, и подняла на Эдварда восхищенный взгляд.
        Это случилось: он сделал ей предложение! Все напряжение разом покинуло ее тело. Теперь она поняла, что его отстраненность и даже грубость были не больше, чем нервное перевозбуждение - такое же, как и у нее.
        Мама была не права. Эсси не ошибалась. Эдвард вовсе не походил на большинство мужчин. За ее грязными подолами, потрепанными ботинками и грубым голосом он сумел рассмотреть нечто особенное. Он полюбил ее, а тогда, в своей новой квартире, он показал, насколько его чувство сильно. И теперь они станут настоящей семьей. Ведь однажды он назвал ее своим неограненным алмазом.
        Правда, камень на кольце, которое она теперь держала в руках, не походил на неограненный - это был чистейший бриллиант. Но по-настоящему изысканной деталью этого кольца были черные цветы, нарисованные на белой эмали по всей окружности.
        - Ах Эдвард! - вырвалось у Эсси.
        Она вдруг вспомнила кружева, которые видела в витрине универмага «Хэрродс» в Найтсбридже, она могла бы украсить ими чепчик для их малыша. У них непременно родится мальчик, она в этом не сомневалась, с таким же широким лбом и румяными щечками. Она оденет его в бриджи и блестящие новенькие ботиночки - вылитый отец. А какие прекрасные прогулки она будет совершать с малышом в детской коляске, шагая по Чипсайду, чтобы доставить Эдварду пирог с крольчатиной и яблоками на обед. Эсси бросила взгляд на купол церкви, синеющий в лунном свете в конце улицы, и представила себе, как входит в нее в чистой обуви с ребенком на руках, укутанным в новенькое шерстяное одеяльце. Когда они вместе посещали мессу, Эдвард гордо стоял рядом с ней.
        - Оно прекрасно, - прошептала Эсси, не отрывая взгляда от кольца.
        Она протянула Эдварду левую руку, а на ладони правой поднесла кольцо. Но он по-прежнему стоял как вкопанный с багровым лицом и молчал.
        Сообразив, что ее жених просто смущен, а, возможно, еще чувствует неловкость, стоя вот так под навесом универмага, Эсси взяла и сама надела кольцо себе на палец левой руки. Улыбнувшись, она отметила, что он правильно сделал, что выбрал такое маленькое колечко, как раз для ее тонких пальцев.
        Такая заботливость! Он будет отличным мужем.
        Переступая с ноги на ногу, Эдвард достал из бокового кармана пиджака плотный бежевый конверт. С печальным видом он протянул конверт Эсси и, кашлянув, сказал:
        - Вот… Это тоже тебе.
        - Спасибо!
        Быстрым движением пальцев Эсси отогнула язычок конверта и извлекла из него лист бумаги. Поднеся листок к свету, она принялась читать то, что было на нем напечатано.
        Эдвард, оставаясь в стороне, покачивался на каблуках.
        - Это билет на пароход до Бостона, - нетерпеливо пояснил он.
        У Эсси чуть сердце не выпрыгнуло из груди. Так, значит, все это время он думал о ней, строил планы, и теперь они вместе попробуют устроить свою жизнь в Америке! Она еще раз пробежалась глазами по тексту билета и озадаченно посмотрела на Эдварда.
        - Но здесь только один билет…
        Ее охватила дрожь. Что все это значит?
        - Так, а ты… когда приедешь ты? А Герти?
        Все работы на Чипсайде были завершены, об этом ей рассказал Фредди еще на прошлой неделе. Эдвард что, получил другую работу?
        - Все улажено. Я уже поговорил с твоей матерью.
        Она вздохнула с облегчением, и вновь ее сердце запело, наполняясь теплым светом. Вот теперь мама будет гордиться ею. Она постаралась представить себе Эдварда в их гостиной, вот он, сгорбившись, втиснулся в их единственное пригодное для сидения кресло, в то время как мама стоит напротив, источая кислые запахи кухни. Ее плотно сжатые губы расплываются в невольной улыбке. Как хотелось бы Эсси присутствовать при этом моменте, когда Эдвард просил у мамы ее руки.
        - В следующую среду ты отплываешь в Бостон.
        - Но…
        Эсси не хотела начинать их новую жизнь в одиночестве. И почему она должна уезжать так скоро?
        - А как же Герти? - переспросила она взволнованно. - Я не могу ее оставить…
        В этот момент она вдруг вспомнила, как тогда у него на квартире Эдвард овладел ее телом. Как он со стоном гладил и целовал ее груди. Как ласкал языком ее соски, а затем, опускаясь все ниже и ниже, пока…
        Ее лицо пылало от стыда, а тело трепетало от желания.
        Приличные девушки не должны думать о таких вещах. Но она никогда не забудет той сладостной неги, когда они лежали после всего случившегося, прижавшись друг к другу, ее голова у него на груди, и он, поглаживая ее руку, обещал, что однажды они будут вместе.
        Эсси вновь посмотрела на билет и кольцо с бриллиантом.
        - Но где же у нас будет свадьба? И когда?
        Где-то глубоко внутри крошечная часть души Эсси возликовала от мысли, что мама увидит, как ее старшую дочь ведет к алтарю такой прекрасный молодой мужчина.
        - Это кольцо не для этого. Оно для ребенка.
        У Эсси перехватило дыхание, и она прислонилась к фонарному столбу, чтобы прийти в себя.
        - Ты… так ты не поедешь со мной в Бостон?
        В замешательстве она попятилась от Эдварда. Кольцо вдруг обожгло ей палец, словно оно превратилось в лед.
        - Мои родители, они никогда… они просто отрекутся от меня, - заговорил Эдвард, глядя на свои ботинки, не в силах встретиться с ее взглядом. - Лишат бизнеса… всего… извини, мне жаль…
        - А как же тогда, в Гринвиче? Ты сказал, что искал меня! И потом, в Гайд-парке… и в твоей новой квартире. То, что происходило между нами, ведь это совсем другое - особенное. Я это чувствовала. И ты тоже. Объясни им это, и они обязательно…
        - Я пытался, - тихо, но твердо перебил он. - Мне очень жаль, Эсси, но они четко дали понять: если я женюсь на тебе, то потеряю все.
        - Мы можем уехать в Бостон, там нас никто не знает.
        Он покачал головой.
        - Не получится, меня многие знают в Бостоне.
        - Тогда куда-нибудь еще. Да куда угодно, - теперь она уже умоляла.
        - От меня отрекутся, - снова повторил Эдвард. - Я останусь ни с чем. Ты это понимаешь?
        Эсси вдруг словно остолбенела, руки безвольно опустились. Она отлично понимала, как это ужасно - ничего не иметь. Эдварду достаточно было посмотреть на нее, на тощего беднягу Фредди, чтобы понять, какой будет его жизнь, если он лишится поддержки своей состоятельной семьи. И он не был готов на такие жертвы.
        В порыве отчаяния она закрыла лицо руками. Грудь сковала непереносимая тяжесть, она почти не могла дышать. Все получилось именно так, как предрекала мать. Стыд и позор терзали сильнее, чем яростный холодный ветер, хлеставший по ногам и щекам.
        - Ты сможешь выручить приличную сумму за это кольцо, - в голосе Эдварда появилась толика твердости. - Этого хватит, чтобы начать все заново.
        Он старался скорее убедить себя, чем Эсси. Его голос звучал монотонно и отрывисто, словно он был одним из экранных персонажей, которых они видели в кино, а не человек из плоти и крови, стоящий под накрапывающим вечерним дождем.
        - Мне жаль, Эсси, - твердил Эвард. - Я не должен был давать обещаний, которые не в силах исполнить. Имя моей семьи будет опозорено, если об этом, - он указал на ее живот, - все узнают. Единственный выход - тебе покинуть Лондон. Ну, чтобы избежать… скандала…
        На фоне накрахмаленного воротничка было видно, как раскраснелась его шея.
        - Это самое правильное решение… расстаться.
        Эсси подумала, что для него она всего лишь очередная работа, которую следует завершить. Она сморгнула набухшие слезы и подавила подкатившие комом к горлу рыдания. Эсси знала, если она сейчас заговорит, то ее стошнит прямо на его новенькие ботинки. И где-то она даже хотела этого.
        Эдвард оглянулся на площадь, как будто ему не терпелось уже уйти. Если он и видел статую Эроса с луком на изготовку, то предпочел не замечать его.
        - Надеюсь, ты не собираешься закатывать сцен, - сказал он, вновь обернувшись к Эсси. - В данной ситуации я всего лишь поступаю благоразумно, - теперь его голос звучал грубее и отстраненнее. - Я только что дал тебе чертов брильянт, Эсси, в конце-то концов!
        А Эсси вдруг вспомнила, как он выкрикнул ее имя в экстазе, и почувствовала, что готова разлететься на мелкие кусочки. Ее бравый жених превратился в грубого незнакомца.
        Ненадежного. Непредсказуемого. Самовлюбленного.
        Эсси уловила в его дыхании запах дрожжевого пива. Этот напиток делал людей мрачными и ожесточенными. Вместе с распознаванием запаха к ней пришло осознание всей той мерзости, что ожидает ее, если она не уедет из Лондона. Она вспомнила их совместные чаепития в безлюдных отдаленных забегаловках, его суетливые приветствия поднятием шляпы, когда он торопился прошмыгнуть с ней мимо дам и джентльменов в дорогих шелковых платьях и костюмах, без всякой попытки ее им представить. Эдвард никогда бы не смог гордиться тем, что его видят рядом с такой девушкой, как Эсси. И разве можно винить его за это? Эсси сама сгорала от стыда, когда ей приходилось идти со своей растрепанной полупьяной матерью в школу, или на рынок, или в церковь.
        Пришло время положить конец такому сорту стыда.
        Эдвард снова заговорил:
        - Когда доберешься до Бостона, сможешь продать кольцо…
        - Прекрати! - Эсси вскинула руку, словно отгораживалась от него ладонью.
        Она не желала больше выслушивать его наставления. И теперь не будет следовать чьим бы то ни было правилам.
        Всю свою жизнь Эсси полагала, что если следовать заведенным порядкам, то однажды и у нее все сложится. Теплая ванная комната, занавески лютикового цвета. Чистый, радостный дом и сытая любимая семья. Герти закончит школу, и Эсси сможет по праву гордиться этим знаменательным днем в ее жизни.
        Но мама оказалась права от начала до конца. Впереди ее ждала лишь работа на фабрике и общение с такими корыстолюбцами, как отец Макгуайер и мистер Мортон. И жизнь Эсси будет мало чем отличаться от жизни матери.
        Эсси хотела бы оставить ребенка, но зачем? Ребенок, зародившийся внутри нее, заслуживает большего. Она не желала, чтобы это дитя появилось в ее мире, полном отчаяния, вырождения и смерти.
        Нет, ни за что.
        Эсси резко развернулась и пошла прочь.
        - Эсси! Стой! - возмутился Эдвард, нагнал и схватил ее за запястье. - Я только что отдал тебе кольцо с брильянтом. Ты могла бы хотя бы попрощаться!
        - Отпусти, мне больно.
        - Эсси!
        Ей показалось, что кто-то зовет ее издалека, но, вероятно, это был всего лишь свист ветра и шелест моросящего дождя. Или она просто вообразила это себе, как воображала маленькие физиономии близ- няшек.
        Люди, спешащие мимо, с любопытством оглядывались на странную пару, стоящую под дождем, но, разглядев поношенную юбку и сбитые ботинки Эсси, поджимали губы и спешно отворачивались. Кого волнует, что за дела у этого молодого франта с такой замухрышкой? Она не заслуживает того, чтобы останавливаться и пускаться в выяснение.
        - Отпусти!
        Эдвард потащил ее за угол, в тень, подальше от любопытных глаз.
        - Эсси, ты должна понимать, как мне жаль. Это не моя вина!
        Она противилась встречи с его трусливыми глазами. Тогда он схватил ее за подбородок, пытаясь заставить посмотреть на него.
        - Я хочу, чтобы ты сказала, что понимаешь это!
        - Я отлично понимаю, что ты трус, - процедила она сквозь стиснутые зубы, пытаясь вырваться из его рук. - А теперь отпусти меня.
        - Успокойся. Не надо закатывать истерику.
        У Эсси задрожал подбородок. Пытаясь унять дрожь, она поморщилась.
        С дороги доносился глухой стук копыт по мостовой, потом резко прозвучал гудок автомобиля и послышался скрежет сваливающейся в кювет повозки. Лошадь вскинула голову и заржала, увлекаемая бесконтрольным движением прицепа.
        - Она сказала, отпусти! - выпалила Герти, внезапно появившаяся из тумана, и с дикими глазами бросилась на Эдварда.
        С разбега она обеими руками отпихнула его от своей сестры. Эдвард попятился назад, поскользнулся и замахал обеими руками, стараясь удержать равновесие.
        Герти схватила Эсси за локоть и, прошептав: «Быстрее», - поволокла ее к стоявшим под фонарным столбом с вытянутыми лицами мистеру и миссис Ярвуд.
        До конца своей жизни Эсси будет помнить ужас на лицах ее соседей, когда послышался удар человеческого тела о булыжную мостовую и хруст налетевшего на него металлического колеса повозки.
        Глава 25
        Кейт
        Лондон, наши дни
        Галерея «Серпентайн» расположилась в самом сердце Кенсингтонских садов - изящное и слегка чопорное строение, классические линии которого выдавали в нем бывший чайный дом. Вокруг аккуратно подстриженные лужайки. Возле галереи толпятся посетители, подставляя лица утреннему солнцу, словно подсолнухи.
        Белла поджидала Кейт в фойе.
        - Солнце просто оживило Лондон, правда?
        - А я думала, что только бостонцы помешаны на погоде!
        Белла рассмеялась и взяла Кейт под руку, когда она вошла в галерею.
        - Знаешь, мама узнала о том, что Гертруда долгие годы рисовала и живописью занималась, только после ее смерти, когда разбирала вещи на чердаке. Там же нашла ее детские дневники.
        Они прошли по длинному коридору и оказались в хорошо освещенной зале. Лишь переступив порог, Кейт остановилась, пораженная видом огромного полотна с изображением обнаженной женской фигуры со спины. Тело женщины было сапфирового темно-василькового цвета.
        Кейт разглядывала картину, когда у нее брякнул телефон. Она достала его из кармана, чтобы прочитать сообщение.
        «Извини, не было возможности набрать тебя, чтобы поболтать. Надеюсь, Париж тебя порадовал. Попробую дозвониться вечером. Скучаю, целую, Маркус».
        Типичный для Маркуса беззаботный тон, но последние слова все же тронули Кейт - «скучаю».
        Белла вопросительно посмотрела на Кейт.
        - Ты сегодня витаешь где-то еще… Смотри! Вон та картина, в точности в тех же тонах, что и твои сережки.
        - Синий всегда был любимым цветом Эсси. И моим тоже. Думаю, поэтому она и подарила их мне.
        Но только ли поэтому? Или в этом подарке скрывалось нечто большее? Неужели она пыталась этим что-то сказать Кейт?
        - Да, похоже, у сестер были схожие вкусы. В том смысле, что… - Белла указала рукой на противоположную стену, где на одной картине была изображена такая же обнаженная женщина, спящая, свернувшись калачиком, а на другой - перепрыгивала через реку, а может, и озеро.
        Подойдя ближе, Кейт увидела, что на всех картинах, по всем женским фигурам проходили еле заметные тонкие линии, словно грани, получалось, что тела были не из плоти, а как бы высечены из драгоценных камней.
        - Это изумительно. Фигуры такие чувственные. И в то же время они обладают блеском драгоценных камней.
        - Я знала, что они тебе понравятся, - кивнула Белла. - Но знаешь, по-видимому, у Герти из драгоценностей были лишь золотое обручальное кольцо, пара жемчужных сережек и вот этот кулон.
        Они шли по залу, разглядывая выставленные картины, пока не остановились напротив серии черных табличек с цитатами, вывешенных в нише стены. Может быть, музейщики таким образом рассчитывали предоставить посетителям возможность приостановиться и поразмыслить над тем, что они только что увидели.
        Сапфиры обладают красотой, подобной небесному престолу; они суть те… чьи жизни блещут правыми делами и добродетелью чистейшей.
        Марбод Реннский (епископ и поэт XI века)
        Кейт подумала об Эсси - о сборе средств для библиотек в государственных школах, об учреждении стипендий в колледжах и о ее нескончаемых инициативах по открытию бесплатных центров здоровья для женщин. И в Лондоне ее младшая сестра Гертруда занималась тем же самым. Борьба за права женщин, открытие приютов.
        Две женщины, два города.
        Кейт взглянула на золотую пуговицу-кулон, проглядывающую сквозь шелковую рубашку Беллы. По поводу пуговицы однозначного ответа не было. Никаких конкретных зацепок, только догадки и предположения. Если Кейт сможет доказать, что пуговица Гертруды из чипсайдского клада, то ее место в музее. И в то же время она принадлежит Белле.
        Не все в жизни окрашено лишь в черное или белое.

* * *
        В положенное время, предназначенное для изучения дневников, Белла и Кейт явились в специально отведенную комнату и сели за стол из красного дерева. Вошел строгий ассистент в застегнутой наглухо рубашке и теплом жакете, он принес дубовую шкатулку и поставил ее на стол. Эффектным жестом он извлек из связки ключей, висевшей у него на ремне, массивный железный ключ викторианской эпохи, открыл замок шкатулки, отщелкнул золотистые застежки и откинул тяжелую крышку. При этом раздался характерный звук - будто старая дубовая шкатулка вздохнула с облегчением, избавившись от давления массивной крышки. Брови Беллы взметнулись вверх, и она прикрыла рот рукой, чтобы подавить смешок, вызванный таким вполне театральным эффектом.
        - У вас есть час, и, пожалуйста, пользуйтесь перчатками при работе с документами.
        Кейт взяла со стола приготовленные перчатки, передала пару Белле, вторую надела сама.
        - Обязательно. Спасибо.
        Ассистент удалился.
        Кейт достала из шкатулки письма и дневники, затем разложила перед собой бостонские рисунки и взяла лупу. Белла придвинулась поближе к Кейт, когда та открыла старую бухгалтерскую тетрадь, и на первой странице они увидели надпись, сделанную явно детской рукой: Гертруда Мёрфи.
        Письма были разложены в хронологическом порядке. Первое, от Эсси, было датировано 1918 годом. Когда Кейт писала свое эссе для вступительных экзаменов в колледж, Эсси рассказывала ей, что покинула Лондон в 1913 году. Почему же от Эсси не было писем столько лет после ее отъезда из Англии?
        Дорогая Герти,
        Я каждый месяц получала от тебя письма и уверена, что ты поймешь, почему я считала, что отвечать на них до сей поры было небезопасно. Я была потрясена и одновременно горда, узнав, что ты трудишься для нужд фронта. Я молюсь, чтобы это безумие быстрее закончилось и мы смогли бы встретиться…
        Кейт улыбалась, читая рассказ о том, как ее дедушка Джозеф впервые пошел в начальную школу, как он отказывался подтягивать носки, о его вечных пятнах на рубашках и оторванных воротничках после игры на детской площадке, о ямочках на щечках и кривоватой улыбке, которые так напоминают нашего Фредди…
        Просмотрев письма, они взялись за дневники и рисунки. Архив содержал множество набросков: цыплята; смеющиеся близнецы; водосток, увитый цветами; улица с видом на купол собора Святого Павла. На каждой странице дневников теснились рисунки, и каждый был по-своему живописен. За каждым стояла своя история. Листая дневник, Кейт заметила, что некоторые страницы вырваны. Сопоставляя линии обрыва в дневнике и на привезенных из Бостона страницах, они быстро определили каждую на свое прежнее место.
        На последнем рисунке были изображены лежащие рядышком близнецы, глаза закрыты, в изголовье горящие свечи. В их лицах был такой покой, что глаза Кейт наполнились слезами.
        Белла взяла ее руку в свою и сжала.
        - Ну вот, - шепотом начала она, - я думаю, теперь мы знаем, кто автор этих рисунков.
        - Да, и я так думаю, - ответила Кейт.
        Она снова принялась просматривать дневник в надежде отыскать хоть малейший намек на золотую пуговицу или какое другое украшение. Ничего не было.
        Дойдя до последней страницы, Кейт заметила на пожелтевшей бумаге еле заметный оттиск. Предыдущая страница была вырвана, но отпечаток сделанной на ней записи остался на следующем листе. Воспользовавшись лупой, Кейт прочитала запись и узнала почерк - год за годом этим почерком она получала поздравления с днем рождения и Рождеством.
        Мистер Эдвард Хэпплстоун
        Мистер Эдвард и миссис Эстер Роуз Хэпплстоун
        Это было любопытно. Кто такой этот Эдвард Хэпплстоун? Судя по всему, Эсси второпях записала это имя в дневник сестры. В комнате мобильный телефон не ловил сигнал, так что Кейт придется подождать, когда они выйдут и она сможет погуглить это имя.
        - Имя Эдвард Хэпплстоун тебе о чем-нибудь говорит? - спросила она у кузины.
        - Нет, - ответила Белла.
        - Похоже, я задавала не те вопросы и искала совсем не там. Я пыталась связать Эсси с находкой на Чипсайде, основываясь на каких-то небылицах… Но на самом деле мне нужно заняться историей Эсси. Я практически ничего не знаю о ранних годах ее жизни. Судя по этой стопке писем, Гертруда и Эсси регулярно писали друг другу.
        - Да. Они замечательные. Обычные письма о семейных новостях - крестины, по ходу ругают Тэтчер, встречаются газетные вырезки, вот фотография Герти в академической мантии рядом с пожилой парой.
        Кейт перевернула фотографию и прочитала надпись, сделанную рукой Гертруды: «Выпускной в школе Святой Хильды. Мистер и миссис Ярвуд».
        Мистер и миссис Ярвуд… Кто они? Кейт вопросительно посмотрела на Беллу. Затем снова перевела взгляд на стопку писем, лежащих поверх рисунка спящих близнецов.
        - Вот хоть убей меня, но я не могу понять, почему Эсси никогда не посещала Лондон, - прервала молчание Кейт. - Она могла это себе позволить. Каждый год она встречалась с сестрой на Гаваях, и Герти много раз приезжала в Бостон. Но почему Эсси никогда туда не наведывалась? Я имею в виду, в Лондон. Это же ее семья, родной город. Почему она так стойко сторонилась всего этого?
        - Ну… - Белла в задумчивости теребила подбородок, - если судить по моему опыту ведения семейных дел в суде, люди покидают свои семьи по многим причинам. Я видела матерей, которые оставляли своих детей, потому что считали, что так будет лучше. Например, понимали, что с отцом или с другими членами семьи ее ребенок будет полностью обеспечен. Или чувствовали, что просто не способны заботиться о нем. Некоторые были серьезно травмированы, страдали послеродовой депрессией. Попадались просто наркоманы.
        По щекам Кейт потекли слезы.
        - Я просто даже не могу представить, как можно оставить того, кто тебе по-настоящему дорог. Будь то твой ребенок или любимая сестра, - сказала она, поглаживая пальцем на рисунке близнецов их впалые щеки.
        - Я тоже не могу представить твою боль, Кейт, - осторожно отозвалась Белла. - Потерять малыша… Джонатана.
        Кейт опустила голову, жалея, что не может погрузиться в голубые дали одной из картин Гертруды, чтобы облегчить боль и ослабить горе, сковавшее ее сердце.
        - Ты думаешь, Эсси покинула Лондон, потому что посчитала, что без нее ее семье будет лучше? - спросила она сквозь слезы.
        - Не знаю. Я познакомилась с Эсси в то лето, когда мы приезжали в Штаты знакомиться с семейным древом. Помнишь? Она на самом деле была особенной… Знаешь, это ведь с ее разрешения я впервые попробовала шампанское, на вашем заднем дворе. Она жила на полную катушку.
        Белла перефразировала цитату из Марбода Реннского, которую они видели в галерее:
        - Жизнь Эсси блещет правыми делами и добродетелью чистейшей.
        - Да, это так, но… - Кейт замялась, вспомнив загнанный взгляд Эсси, когда она виделась с ней последний раз в день своего восемнадцатилетия.
        Тогда Эсси сказала, что совершила ужасную ошибку… «с тех пор я живу с этим чувством вины». Кейт полагала, что ошибка Эсси, ее неизбывная вина в том, что она не вернулась в Лондон. А что, если эта «ужасная ошибка» заставила Эсси бежать из своего родного дома?
        - Здесь нет на это ответа, - сказала Кейт обреченно, убирая письма и дневники обратно в шкатулку.
        Положив руку на плечо Кейт, Белла сказала:
        - Кейт, если в прошлом Эсси или Гертруды есть темные пятна, может, лучше не ворошить их? Когда кто-то оставляет своих любимых, поверь моему опыту, это происходит не потому, что ему просто все равно. Возможно, это остается самым мучительным решением на всю его оставшуюся жизнь. Знаешь, в суде и на консультациях они почти всегда признают, что это переломный момент в их жизни.
        - Но…
        - Никаких но, Кейт, - замахала рукой Белла. - Иногда случается так, что у женщины нет другого выхода, как уйти. Если останется, то погибнет от рук взбесившегося сожителя, или умрет от передозировки, или навредит ребенку, будучи не в силах обеспечить его. Женщины очень редко оставляют своих любимых в крайней опасности.
        - Ты хочешь сказать, что Эсси оставила Гертруду не потому, что захотела новой жизни для себя, а потому, что посчитала, что так будет лучше для сестры?
        - Знаешь, и то и другое могло иметь место. Жизнь полна сюрпризов.

* * *
        После посещения галереи «Серпентайн» сестры разошлись - Белла поспешила на работу, а Кейт отправилась в свой отель. Она еще не закончила статью о драгоценностях Чипсайда, а срок истекал на следующей неделе.
        На столе рядом с компьютером стояла чашка остывшего чая «Эрл Грей» и возвышалась кучка шоколадных конфет с лакрицей - Кейт решила вознаграждать себя конфеткой за каждый написанный абзац. Но пока кучка заметно не уменьшилась.
        Отвлекшись в очередной раз, Кейт набрала в строке поиска: «Эдвард Хэпплстоун, 1912». И «гугл» выдал небольшую заметку из «Таймс». Читая ее, она теребила выбившийся локон, тщетно пытаясь убрать его за ухо.
        26 ноября 1912 года
        МУЖЧИНА ПОГИБ ПОД КОЛЕСАМИ ГУЖЕВОЙ ПОВОЗКИ НА ПЛОЩАДИ ПИКАДИЛЛИ
        Мистер Хэпплстоун, сын мистера Джорджа и миссис Одри Хэпплстоун, был сбит гужевой повозкой и погиб вчера вечером на площади Пикадилли. Полиция ищет свидетелей. Семья предлагает вознаграждение в 1000 фунтов за любую полезную информацию. Две женские фигуры хрупкого телосложения с темными волосами были замечены бегущими прочь с места происшествия, но они пока не опознаны. Расследование продолжается, и обвинения пока никому не выдвинуты.
        Глава 26
        Кейт
        Бостон, наши дни
        На следующий день после возвращения в Бостон Кейт встретилась с Молли и Эммой, чтобы отведать крем-суп из омаров в новом бистро с видом на реку Чарльз. Из окон бистро можно было видеть в проплывающих мимо лодках, как слаженно действуют гребцы, борясь с накрапывающим дождем и резкими порывами ветра, нагоняющими рябь на воды реки.
        Сначала Кейт выслушала новости от Молли: она собиралась стать партнером в фирме, где работала, и они с Джессикой решили обновить кухню. Джесс хотела светло-голубую, а Молли настаивала на темно-серой с отделкой из нержавеющей стали.
        - И почему меня это не удивляет? - с улыбкой заметила Кейт.
        Когда бокалы наполнили вином, Кейт достала конверт с рисунками Гертруды, которые хранила Эсси. Она рассказала, что пуговица на рисунке очень похожа на кулон Беллы, и затем показала фотографии пуговиц из Лондонского музея.
        - Ну, нарисованная пуговица выглядит точно такой же, как и на фотографиях, но это всего лишь косвенные доказательства. В суде это не будет иметь силы. Ты сказала Белле?
        - Намекнула. Естественно, показала ей эти музейные фотографии.
        - И?
        - И ничего. Но если бы у нас были убедительные доказательства…
        - Ты предложила бы ей пожертвовать семейную реликвию музею? Я тебя знаю! Но ведь никто не может определить законного владельца, Кейт. Какой тогда в этом смысл?
        - Я пока не уверена, но хочу в этом разобраться.
        Эмма перебила ее тычком в бок и сказала:
        - Я ходила на вечеринку Доры.
        - Это что-то с чем-то! - рассмеялась Молли и подняла свой бокал. - Да поможет нам Бог. Как же нам устраивать тематические вечеринки, когда они не могут даже…
        - Мама! Я же разговариваю с тетей Кейт! - возмутилась Эмма, повернулась к Кейт и стала во всех подробностях рассказывать, как она ходила на вечеринку.
        - Вечеринка была в честь дня рождения Доры. Там был праздничный торт и целый мешок конфет.
        - А я думала, что конфеты можно есть только у меня дома, - вставила Кейт.
        - Тише, - зашипела Эмма. - Мама не знает…
        От племянницы пахло молоком и душистым детским мылом, и Кейт не могла перестать гладить ее непослушные белокурые пряди. Маленькая девочка казалась ей неземным чудом. Прошло всего несколько недель с их последней встречи, но Эмма заметно повзрослела. Черты лица стали более определенными, а речь значительно четче.
        - Тетя Кейт, а ты в скольких городах побывала в этот раз?
        - В четырех.
        Эмма отсчитала четыре пальца, пятый поджала и подняла руку над головой на всеобщее обозрение.
        - А теперь ты будешь здесь? - спросила она и, сморщив нос, выпятила подбородочек.
        С такой гримасой она особенно походила на близнецов с рисунков Гертруды. Кейт наклонилась и обняла племянницу.
        - Пока да.
        Молли протянулась через стол и сжала руку Кейт.
        - Ты изменилась. Выглядишь по-другому.
        - Это загар. Моя чувствительная ирландская кожа непривычна к такому количеству солнечных лучей.
        - Нет, я не про загар. Что-то изменилось в тебе. Твоя осанка и твое… - она откинулась на спинку стула и сощурила глаза. - Ты с кем-то переспала?
        - Мол, - возмутилась Кейт и посмотрела на Эмму, которая разглядывала детскую книжку под названием «Голодная-преголодная гусеница», которую прихватила с собой предусмотрительная Молли.
        - Я так и знала! Это был тот брутальный австралийский фотограф, с которым ты работаешь над чипсайдской историей, так ведь? Маркус! Я познакомилась с ним, когда мы ходили с тобой на выставку «Тиффани» в Нью-Йорке в прошлом году, помнишь?
        - Честно говоря…
        - Да что? Это же здорово. Он шикарный! - сделав глоток вина, Молли вопросительно вскинула брови. - Ну, когда вы с ним снова увидитесь?
        - Не знаю…
        - Не знаешь когда или не знаешь, увидишься ли вообще?
        - Похоже, и то и другое, - успела промямлить Кейт, и к ним подошел официант.
        Он поставил на стол миски с парящим супом из лобстера и отдельно тарелочку с мелко нарезанным зеленым луком. Эмма получила небольшую порцию пасты и картошку фри. Молли и Кейт не преминули стащить по золотистому кусочку.
        - Эй! - замахала на них Эмма. - Это мое!
        - Твое! - в один голос подтвердили сестры и расхохотались.
        По реке по-прежнему проплывали гребные лодки. Одни гребец привлек внимание Кейт своими мощными взмахами весел. Его мускулистые сильные руки напомнили ей, как крепко обнимал ее Маркус в отеле на Шри-Ланке и как сжал ее на прощание в душном аэропорту Коломбо.
        - Ты подала на постдокторантуру? - спросила Молли.
        - Пока нет. Думаю, в данный момент это не для меня. Зато я отослала адвокату документы на развод.
        - Вот за это и выпьем! - Молли чокнулась своим бокалом о бокал Кейт. - Ну, ты в порядке?
        - Да, все хорошо.
        Впервые за последние годы она искренне ответила на подобный вопрос. Маркус все еще не прислал ей фотографии кольца шамплеве, и она не знала, когда снова увидит его и будут ли они вообще встречаться. Но в ней появились уверенность и силы, словно она вышла из дома после бури, что пронеслась над головой, и зашагала по свежей, сырой траве.
        Телефон Кейт подал звуковой сигнал, она достала его, решив вовсе отключить, но увидела имя «Маркус». Он что, читает ее мысли?
        - Извини! Сообщение.
        - Никаких телефонов за столом, - подала голос Эмма, помахав тетушке ломтиком жареной картошки.
        - Это от него, да? - всполошилась Молли. - Посмотри, как ты покраснела!
        - Не выдумывай, - пробурчала Кейт, открывая сообщение.
        Здесь просто безумие. Прости, что никак не созвонимся. Послал детальные фотографии кольца. Обрати внимание на последнюю. Скучаю. Целую.
        Кольцо Шамплеве
        Чипсайд, Лондон, весна 1665 г.
        Аврелия вздрогнула от стука в дверь. Они с матерью готовили на кухне традиционные угощения ко дню святителя Николая, но гостей - соседей и любимого Джейкоба - они ожидали лишь вечером на закате. И едва ли это были покупатели, так как все папины клиенты знали, что он со своим учеником отправился по профессиональным делам в Амстердам и Париж. И все же порой наведывались разодетые в шелка и надутые от собственной важности вельможи или купцы, но Аврелия терпеливо объясняла, что им придется подождать, пока не вернется отец.
        - Нет, милорд, я не знаю, где папа хранит свой товар, - отвечала она, скрещивая пальцы за спиной.
        Стук становился все громче, и Аврелия сказала матери:
        - Пойду посмотрю, кто там.
        Она поспешила по узкому коридору в прихожую и, отворив дверь, обнаружила на пороге Дирка Дженка - папиного ученика.
        - Мистер Дженк! Так вы же еще должны быть с папой в Амстердаме?
        - Аврелия, извините за вторжение…
        Румяное лицо ученика вмиг побледнело, когда он увидел, что к ним идет хозяйка дома, поглаживая выпирающий под фартуком живот.
        - Что здесь за шум… Мистер Дженк! Что вы здесь..? Ох! - женщина зашаталась.
        Аврелия и Дженк бросились к ней, чтобы поддержать. Вместе они проводили хозяйку в гостиную и усадили в кресло.
        Повисло молчание.
        По тому, как Дженк поджал губы и отводил взгляд, Аврелия догадалась о новостях, которые он принес, но даже не мог выговорить.
        - Когда? - спросила мама сиплым голосом.
        - Чуть больше двух недель, - ответил Дженк еле слышно. - Он заболел лихорадкой. Все случилось так неожиданно. - он указал на стул: - Могу я..?
        - Конечно, - ответила Аврелия, словно в забытьи.
        - Мне жаль, - срывающимся голосом продолжил ученик. - Он постоянно говорил о вас. С таким нетерпением ждал, когда родится ребенок и он сможет его увидеть.
        Ученик замотал головой, словно не хотел верить, что его наставник мертв.
        - Я принес вам вот это, - Дженк расстегнул свой ранец, достал свиток и конверт и передал их матери Аврелии.
        Мама развернула свиток. Документ был на голландском языке, но Аврелия узнала официальную печать Гильдии амстердамских ювелиров и прочла имя отца. В конверте было сопроводительное письмо на английском языке от золотых дел мастера де Йонга. В нем говорилось, что гильдия рекомендует папу - признанного мастером-ювелиром - к принятию его в ряды лондонской гильдии золотых дел мастеров.
        Мать, прикрыв рот рукой, еле сдерживала рыдания, в то время как Аврелию на краткое мгновение охватил восторг. Наконец-то ее отец - лучший ювелир Лондона - официально был бы признан мастером. Но как только пришло осознание, что это уже не имеет никакого значения, восторг испарился и в груди образовалась тяжесть.
        Папа умер. Его восхитительные работы - золотые ожерелья и кольца - никогда не обретут клейма мастера и законной пробы. Его изделия, зарытые в подвале, так и останутся безымянными.
        Мама, закрыв лицо руками, горько плакала. Мистер Дженк посмотрел на Аврелию и снова запустил руку в свой ранец.
        - Он просил меня, чтобы я передал вам вот это, - сказал он, доставая маленький кожаный мешочек.
        С тяжелым сердцем Аврелия взяла мешочек, развязала тесемочки и вытряхнула содержимое на ладонь - кольцо шамплеве, украшенное чистейшим алмазом плоской огранки.
        - Он сказал, что это на вашу свадьбу, - мрачно произнес мистер Дженк. - Называл его своим шедевром.
        Глава 27
        Эсси
        Лондон, 1912 г.
        - Есть что-нибудь еще? - спросил мистер Лоуренс, хмуря брови, словно силился принять трудное решение.
        Напротив него стояли Эсси и Герти, они появились в мастерской ювелира мокрые, дрожащие то ли от холода, то ли от страха. Они принесли ему ювелирную пуговицу, которую Фредди подарил Герти несколько месяцев назад.
        Эсси судорожно сглотнула и достала из кармана черно-белое кольцо с бриллиантом, что передал ей Эдвард.
        Мистер Лоуренс, взяв кольцо, поднял его к свету и покрутил между указательным и большим пальцами. Лицо ювелира просияло. Камень сверкал на свету, и мистер Лоуренс достал лупу, чтобы рассмотреть бриллиант.
        - Изумительно! Чистейшей воды. Должно быть, карата четыре.
        Герти и Эсси с надеждой переглянулись.
        - Какая изысканная огранка, - продолжал восхищаться мистер Лоуренс. - Видите вот эти углы? Они высечены специальным гравером.
        Растерянный вид девушек заставил ювелира пуститься в пояснения:
        - Гравер - это такое крошечное зубило. Когда камень уже установлен на свое место, таким зубилом добиваются дополнительного блеска. На этом камне высечены грани под совсем незначительным углом.
        Для наглядности мистер Лоуренс взял карандаш и указал, где проходят дополнительные грани на бриллианте.
        - А вот это действительно великолепно, - продолжал ювелир, рассматривая теперь цветки и соцветия, выполненные черной эмалью на внешней стороне кольца.
        - Это техника шамплеве. Видите, как переплетаются анютины глазки и незабудки на белой основе. Любовь и смерть. Интересно, изначально это кольцо задумывалось как обручальное или по случаю траура?
        Кольцо купалось в лучах света, пробивающихся сквозь витрину ломбарда. Когда мистер Лоуренс поворачивал его, рассматривая со всех сторон, казалось, что черные цветы растекаются, как капли чернил, попавшие в воду.
        У Эсси слегка кружилась голова, и ее подташнивало. Она постоянно сглатывала, но старалась казаться невозмутимой. Это кольцо предназначалось для выгодной сделки. Лично для нее оно ничего не значило. И все же она была очарована его росписью. Блеском бриллианта. Но она больше не позволила себе надеть его. Ни разу.
        - Я так понимаю, вы хотите его продать?
        Эсси кивнула, не решаясь заговорить.
        - Оно оттуда же, что и прежние вещицы?
        - Я… Этого я не знаю.
        Сказав эти слова, Эсси осознала, что кольцо никогда не предназначалось для нее. Это изысканное кольцо создавалось для рук другой женщины. Эдвард не выбирал его для нее, вкладывая в него свою любовь. За ним не стояло его заботы о ней. Он просто достал его из комка грязи и пустил в дело. И с ее стороны было бы глупо наделять кольцо какой-нибудь другой ценностью, кроме как материальной.
        Нащупав в кармане конверт с билетом на пароход, Эсси посмотрела на Герти - теперь она точно знала, что ей следует делать. Сегодня же вечером они обе покинут Лондон.
        Мистер Лоуренс положил кольцо на стол, затем встал и вышел из комнаты через маленькую дверь, проходящую прямо через стеллаж, что тянулся вдоль всей стены. Было слышно, как он ходит в соседней ком- нате.
        Герти заинтересовалась новыми вещами, появившимися на полках стеллажа, она подошла ближе, удивленно вскинув брови. Кожаная сандалия, видавший виды бронзовый кинжал и несколько ваз из граненого хрусталя.
        Когда ювелир вернулся, у него в руках был пухлый конверт кремового цвета. Кольцо и пуговица по-прежнему мерцали на его столе.
        - Вот моя плата. Полагаю, вы сочтете цену справедливой.
        Герти чуть не ахнула, увидев сумму, написанную на конверте, а руки Эсси невольно потянулись к животу. Мистер Лоуренс лишь слегка прищурился, но ничего не сказал.
        - Спасибо, сэр, - почти в унисон пробормотали девушки, когда ювелир передал Эсси конверт.
        Перед тем как спрятать конверт в карман, Эсси успела ощутить поразительную его гладкость. Ей было неловко пересчитывать деньги при нем, она это сделала, как только оказалась на улице.
        - Ну, похоже, на этом наши дела закончены, леди, - ласково сказал мистер Лоуренс. - Спасибо, что обратились именно ко мне. Надеюсь, вы посоветуете поступать так же и своим друзьям, если они найдут еще что-нибудь интересное, - он постучал пальцем себя по носу и подмигнул.
        Эсси кивнула.
        - Прощайте, мистер Лоуренс. Спасибо вам.
        Должно быть, антиквар уловил в интонации Эсси нечто такое, что не сулило продолжения их сотрудничества. Поэтому он несколько дольше положенного задержал ее руку в своей, вглядываясь в глаза девушки. Затем мистер Лоуренс скользнул взглядом с раскрасневшихся щек Эсси на набухшую грудь и дальше на располневшую талию. По лицу антиквара промелькнула догадка, но она не вызвала ни малейшей жалости. Теперь он все знал. И все понял.
        Отпустив руку Эсси, мистер Лоуренс отступил к столу, взял пуговицу и протянул Герти.
        - Вы не сможете носить ее в накрахмаленном жабо, как королева Елизавета и ее супруг, или украсить ей свое бальное платье, но я надеюсь, она принесет вам удачу. Ведь каждый художник нуждается в талисмане, не правда ли?
        - Сэр! Мистер Лоуренс, мы не можем это взять… - запротестовала Эсси, бросаясь к сестре.
        - Ерунда! - отмахнулся ювелир. - Довольно и того, что принесли мне ваши ребята в куске глины.
        Герти взяла пуговицу из рук мистера Лоуренса и подняла к свету - камни заиграли всеми цветами радуги.
        - Спасибо, мистер Лоуренс, - прошептала Герти, завороженная волшебным зрелищем.
        Слезы наполнили глаза Эсси, и ком подступил к горлу. Она была не в силах что-либо сказать, боялась, что если заговорит, то уже не сможет сдержать этот поток благодарностей, горя и страха, что переполняли ее.
        - Я… мы… не можем… - так и не сумев закончить предложения, она лишь покачала головой.
        - Пуговица твоя, - заверил антиквар Герти. - Я настаиваю. Моя мама как-то сказала мне, что у каждой девушки должно быть что-то зашито в подоле юбки на черный день.
        - Спасибо, сэр, - поблагодарила Герти.
        - Прощайте, мистер Лоуренс, - повторила Эсси и потянула сестру к выходу.
        Оказавшись на улице, Эсси повела сестру к ближайшей станции метро. Если план Эсси сработает, то уже сегодня вечером они уедут из Лондона.
        Великий пожар
        Чипсайд, Лондон, сентябрь 1666 г.
        Снаружи продолжал бушевать огонь, который вот уже несколько дней пожирал Лондон, но в подвале, куда спустилась Аврелия, воздух был прохладный и влажный. Она начала копать. Она обещала отцу, что позаботится о маме и маленьком братике, но для этого ей нужны были папины ценности.
        Порывом ветра захлопнуло дверь подвала, заточив девушку в кромешной темноте. И все же она продолжала копать.
        Она не знала, что их дом уже тоже начал гореть, а когда поняла, то было уже слишком поздно. Потолок подвала рухнул, и девушку придавило охваченной пламенем балкой. Под тяжестью балки громко хрустнул позвоночник Аврелии, и она уже ничего не чувствовала, наблюдая, как красные и синие языки пламени кружатся в танце вдоль деревянного бруса, подступая к ее юбке. Этот танец огня напомнил ей о жизни, таящейся в сокровищах, зарытых в земляном полу подвала.
        Она стремилась сдержать свое обещание позаботиться о маме и Сэмюэле, чтобы папа мог гордиться ею.
        Уже горели ее чулки, и спертый воздух стал терпким и горьким. Пламя перекинулось на юбки, и девушка закричала от неспособности что-либо изменить - покалеченная и придавленная балкой. Вскоре у нее сжалось горло, она уже не могла глотать. Дыхание стало прерываться, так как легкие наполнились дымом. Девушка уронила голову и закрыла глаза. Нарастающий жар обволакивал ее тело.
        Аврелия представляла себе лица тех, кого любила.
        Мама.
        Сэмюэль.
        Дэвид.
        Джордж.
        Джейкоб.
        Папа…
        Она молила Бога, чтобы он забрал ее к отцу и братьям до того, как пламя испепелит ее лицо. Иначе как они узнают ее?
        Аврелия вспомнила улыбку матери, малыша Сэмюэля, сжимающего ее палец в своем пухлом кулачке… первый сладостный поцелуй Джейкоба, на вкус напоминающий сливы. Последним видением, перед тем как ее сознание поглотила тьма, был образ прекрасного черно-белого кольца, которое сделал отец для ее помолвки.
        Его шедевр.
        Глава 28
        Кейт
        Бостон, наши дни
        Кейт подключила к ноутбуку дополнительный монитор. Она слегка нервничала, потому что все еще не закончила статью для Джейн. Сроки поджимали, а она ни на йоту не приблизилась к пониманию, кто закопал драгоценности на Чипсайде и почему.
        Устоявшаяся неспешная академическая система предполагала проработку всех доступных источников - печатных изданий и архивных документов, сверку дат и детальное изучение экспонатов. Заставив себя проделать все это, Кейт так и не смогла обнаружить что-то новое. В историческом расследовании очень часто ключевую роль играла чертовка удача. Никто не хотел признавать этого, но формула «в нужное время в нужном месте», конечно же, работала и здесь. Но Кейт не давали покоя слова мадам Парсонс: …если вы присмотритесь внимательнее, то кольцо раскроется, оно само все расскажет о себе. Окажется, что белый цвет и черный наслаиваются друг на друга… ну, если хотите, проникают один в другой. С кольцом шамплеве следует позволить времени идти своим чередом…
        Крупные планы кольца шамплеве, присланные Маркусом, появились на экране монитора, и Кейт принялась по очереди разворачивать их во весь экран, чтобы рассмотреть детальнее. Бархатные занавески на окнах были задернуты, а у ног дышал жаром электрообогреватель.
        Бриллиант переливался независимо от ракурса съемки, углы его золотого обрамления были слегка неровные. Кое-где эмаль откололась или же стерлась - и в этих местах просматривалось что-то, похожее на глину. Кейт еще больше увеличила фотографию и увидела то, что пыталась объяснить мадам Парсонс. Белая эмаль казалась практически прозрачной, а черная словно просачивалась в нее. То, что в реальности выглядело совершенством, при увеличении оказывалось размытым и вовсе не идеальным.
        Кейт улыбнулась, вспомнив слова Беллы, сказанные в галерее «Серпентайн». «Жизнь полна сюрпризов».
        Так оно и было.
        На мониторе всплыло уведомление - имейл от Маркуса. Кейт немедленно открыла письмо. После выставки в Нью-Йорке Маркус отправился прямиком в Колумбию, снимать местные прииски.
        На присланных им фотографиях были запечатлены люди, толкающие тачки, груженные породой, другие разбирали камни черными, как уголь, руками, и все это на фоне горного склона, переходящего в долину, богатую пышной зеленью, по которой протекала река, убегающая за горизонт. Мужчины в болотных сапогах копали, стоя по колено в грязи. На последнем снимке было изображение вытянутой руки, держащей кусок породы, из которой проглядывали изумруды. И вдруг Кейт поняла. Среди всей этой грязи, тяжелого труда и мрака только эти зеленые маяки могли заставить сердце биться быстрее. В этом была настоящая магия. Неудивительно, что коренные колумбийцы годами скрывали свои изумруды от испанских конкистадоров. Они для них были священны.
        Фотографии сопровождало письмо, явно написанное после нескольких порций пива:
        Полюбуйся! Напоминает нашу командировку.
        Только что поужинал - рис, бобы, рубленая курятина и чоризо - в компании Хесуса - моего сопровождающего. Позвони, как прочтешь это.
        Кейт тут же набрала номер Маркуса.
        - Привет! - бодро ответил он. - Я тут слегка подкорректировал свои планы. Ты сейчас у себя дома в Бостоне?
        - Дома. Вернулась к сырным тостам и пасте, - ответила Кейт, сделав глоток шардоне.
        - А я как раз мог бы навестить тебя в Бостоне на следующей неделе, если ты не против, конечно. На следующей неделе Бостонское фотографическое общество дает ежегодный обед, и я основной докладчик. Это состоится в среду. Через два дня я должен буду улететь в Сидней. Я обещал Джулии и Лив, что буду на выпускном вечере. Не могу поверить, что мой ребенок вот-вот закончит школу…
        - Представляю себе… это странно, - заполнила паузу Кейт.
        - Да, странно… Волнующе… Ну, и гордость еще… все вместе, - продолжил Маркус. - Я наделал столько ошибок, но Лив… - его голос дрогнул.
        - Лив удивительная! Ты можешь по праву гордиться ею… и Джулия тоже, - поспешила заверить его Кейт, и у нее у самой подкатил ком к горлу.
        - Спасибо, - поблагодарил Маркус уже твердым голосом. - Так как насчет следующей недели? Можно остановиться у тебя?
        Кейт колебалась.
        Она была не на шутку встревожена своими растущими чувствами к Маркусу. Он был больше чем просто приятное развлечение, и Кейт боялась, что это обернется новой душевной болью. Она сомневалась, что справится еще и с этим.
        - Кейт? - послышался теперь уже потеплевший голос Маркуса.
        Она глубоко вздохнула и смело ответила:
        - Да, пожалуйста, приезжай. Я буду дома.
        От мысли, что она скоро увидит его, прикоснется к нему, у нее поплыла голова.
        - Замечательно!
        Распрощавшись, Кейт вспомнила, что не поблагодарила Маркуса за присланные фотографии. Она еще больше увеличила масштаб изображения кольца с бриллиантом, открытом на дополнительном мониторе…
        Разглядывая изображение, она вдруг ахнула. Ей померещилось или она действительно увидела на внутренней стороне кольца еле заметную выгравированную надпись?
        Она не заметила этого в музее. И сотрудники тоже. Человеческий глаз не мог различить такое без помощи специальной лупы. Даже сейчас, при стократном увеличении, надпись выглядела как простая царапина. Она была настолько тонкая, что гравировщик должен был использовать резец с алмазным наконечником и мастерски орудовать крошечным молоточком, чтобы нанести ее на изогнутой поверхности вязкого золота.
        I GEVE ZOU VIS IN LUIF AURELIAE
        Ломая язык, Кейт прочла вслух каждое слово громко и отчетливо. И они, отразившись эхом под потолком ее кабинета, обернулись фразой: «Я дарю тебе это с любовью, Аврелия».
        И тут Кейт почувствовала, как слова в ее голове стали сливаться в предложения, одно за другим. Она накинулась на клавиатуру, печатая заключительную часть статьи для Джейн.
        КОЛЬЦО В ТЕХНИКЕ ШАМПЛЕВЕ.
        Нет более значимого символа любви, преданности, чем кольцо на пальце. Греки первыми придумали этот символ любви. Римляне дополнили его собственным шармом - и тайные надписи, вдохновленные гением Овидия, быстро стали общим правилом…
        Пальцы Кейт порхали по клавиатуре, когда она описывала незабудки и анютины глазки, цитировала мадам Парсонс и углублялась в подробности, убеждая, какое мастерство и смелость нужно было иметь, чтобы создать золотое кольцо с черно-белой эмалевой инкрустацией таких миниатюрных размеров. Она восторгалась талантливыми лондонскими ювелирами семнадцатого столетия, сетовала на разрушительный след, который оставили война, чума и пожар, уничтожившие множество исторических документов и книг. Это были истории о великом горе, предательстве и смерти, которые снова и снова ставили Лондон и его горожан на колени.
        Это кольцо с бриллиантом из Голконды пережило все беды и напасти.
        Кейт допила остатки белого вина и отстучала последнее предложение.
        Это кольцо было сделано для женщины по имени Аврелия, и без сомнений, она была любима.
        Глава 29
        Эсси
        Лондон, 1912 г.
        Эсси стояла в очереди в кассу на вокзале Паддингтон, рядом, прижавшись к ней, стояла Герти.
        Вокруг все шумело и двигалось: гудели паровозы, кричали кондуктора, требуя предъявить билеты, со свистом вырывался пар из недр паровозов. Визжали дети, кружась вокруг своих родителей, уставшие рабочие бродили в поисках свободных мест, чтобы дать ногам отдых. Можно было подумать, что весь грохот и хаос лондонских улиц сконцентрировался именно здесь, отдаваясь эхом под железными сводами арочного навеса, покрывавшего платформы.
        - Два билета второго класса до Челтнем-Спа, пожалуйста.
        Эсси старательно отсчитала монеты, а Герти уставилась на нее широко раскрытыми глазами.
        Эти билеты стали последней каплей их сверхрасточительности. В кармане передника Герти лежали два вареных яйца и толстый ломоть хлеба, завернутый в носовой платок, и это все, что они смогли взять в пятичасовую поездку. В записке мисс Барнс было сказано, что от станции Челтнем-Спа до места двадцать минут пешком.
        - Спа, - прошептала Герти, когда кассир выдал им билеты. - Значит, мы уезжаем из Лондона? Вот почему вы нарядили меня в воскресную одежду.
        Похоже, Герти думала, что они отправились на прогулку к морю… Ну да ладно, как только они сядут в поезд, у них будет достаточно времени на объяснение. Сегодня утром миссис Ярвуд показала Эсси газету.
        - Мне жаль, дорогая. Тебя будут искать, - сказала она с удрученным видом. - Может, и хорошо, что ты уезжаешь из Лондона… - всхлипывая, миссис Ярвуд прижала голову Эсси к своей груди. - Я просто беспокоюсь, что ты будешь одна. - она склонилась к Эсси, чтобы ее могла слышать только она: - в твоем-то положении…
        Эсси в порыве благодарности сжала обе руки миссис Ярвуд в своих огрубевших ладонях. Мама же, казалось, думала лишь о том, что отъезд Эсси в Бостон спасет ее от объяснений «положения» дочери отцу Макгуайеру.
        Эсси до сих пор ничего не рассказала Герти о своих планах. О них знали только мисс Барнс и Ярвуды. Она не была уверена, что сможет осуществить их, пока не увидится с мистером Лоуренсом. Это было бы слишком жестоко - обнадеживать сестру, чтобы потом эти надежды рухнули, не найди Эсси денег.
        Огромные станционные часы начали бить, и Эсси, схватив Герти за руку, побежала на платформу.
        - Живей, Герти.
        Они не могли опоздать. Это был бы крах…
        Герти бежала рядом с Эсси, прижимая к груди одной рукой свой дневник. Мужчина в надвинутой на глаза шляпе внезапно оказался у них на пути, и Герти, не сумев увернуться, ударилась об него плечом, потеряла равновесие и распласталась на перроне. Дневник отлетел в сторону, распахнулся, и отдельные листы, которые Герти вырвала, потому что посчитала, что рисунки на них не раскрывали ее замысла, высыпались и, подхваченные ветром, полетели по бетонному перрону, как осенняя листва.
        Оправившись от удара, Герти села и подняла дневник, Эсси пыталась собрать разлетающиеся страницы. Она никогда не поддерживала Герти, когда та собиралась выбросить рисунок, который не казался ей идеальным. Не позволяя сестре уничтожать рисунки дома, Эсси не собиралась оставлять их на перроне под ногами людей.
        Подхватив первый лист, Эсси узнала разлинованную страницу из бухгалтерской книги, подаренной мистером Ярвудом, и подумала, что ее сердце не сможет вместить всю благодарность, которую она испытывала к соседям за их нескончаемую доброту, с какой они относились к ее семье все эти годы. Они скрывали свои собственные печали, но со всей душой откликались на беды Эсси и девочек.
        Со страницы на Эсси смотрели смеющиеся мордочки близняшек. Сходство было такое, что у нее перехватило дыхание. Рядом с близнецами Герти нарисовала еще свою пуговицу и негодяя петуха, который вечно вырывал всю зелень на их заднем дворе. Но на рисунке петух выглядел величаво, взгляд осмысленный, а гребень гордо стоит торчком. Нарисованные простым карандашом, рисунки Герти оживали.
        Мужчина с кожаным портфелем наступил на другой лист, который прилип к подошве его ботинка. Наклонившись, он отлепил листок.
        - Благодарю вас, сэр, - пролепетала Эсси, выхватывая у него лист.
        Наспех вытерев с него грязь рукавом, она быстро собрала остальные страницы. Сунув их в карман своего передника, Эсси снова схватила сестру за руку и потащила в вагон. Служащий на перроне подал сигнальный свисток. Только сестры успели заскочить в вагон, как двери закрылись.
        Все последующие годы Эсси будет вспоминать этот день: как они бежали по перрону, как, заскочив в вагон, она плюхнулась на свое место рядом с Герти и решила не выуживать собранные страницы из кармана своего передника. Тогда она не заметила, что в этот момент в другой карман ее передника трясущаяся рука Герти сунула маленький конверт.
        Расположившись у окна, Герти открыла свой дневник и принялась зарисовывать затейливые переплетения узоров, которые образовывали железные арочные перекрытия перронного навеса.
        Герти погрузилась в другой мир, состоящий из света и теней, и уже забыла о переполохе на платформе.
        Эсси чувствовала, что ей нужно пропитаться существом этой девочки. Этим моментом. До того, как ее семья и ее сердце навсегда разорвутся напополам.
        Никто никогда не говорил Эсси, что, совершая правильный поступок, можно получить самую глубокую душевную рану.
        Глава 30
        Кейт
        Бостон, наши дни
        Кейт, стоя у окна своего рабочего кабинета и потягивая из чашки горячий шоколад, любовалась игрой полуденного света в золотистой листве парковых деревьев. Маркус возился возле двери, то раскачивая ее взад-вперед, то приподнимая и опуская. Он потратил полдня, чтобы перевесить разболтавшуюся и скрипевшую дверь, и теперь проверял надежность петель.
        - Я как раз собиралась заняться ею, - обронила Кейт.
        - Безусловно! - отозвался Маркус, улыбаясь. - Заодно и капающим краном в душе наверху.
        Кейт хотела возразить, но передумала. Она и вправду собиралась все это починить, но в последнее время так редко бывала дома подолгу, что просто не успевала нанять специалистов. А если удавалось побыть подольше, то была так плотно занята другими делами, что на это совсем не оставалось времени. И в конце концов эта забота о ремонте, преследовавшая ее повсюду, утихла сама по себе. Всю прошлую неделю Кейт в промежутках между работой над статьей о чипсайдовских драгоценностях находила удовольствие в прополке Эссиных грядок для зелени и высадки семян, надеясь, что увидит их цветение.
        Маркус отчитал свою лекцию в Бостонском фотографическом обществе и заселился в кабинет прадедушки Кейт, располагавшийся на первом этаже луисбургского дома. В скором времени ему уже надо было возвращаться в Австралию на выпускной Оливии. Он планировал задержаться в Сиднее на несколько недель, чтобы обновить свою квартиру. Лив обещала помочь - за эти несколько недель покраски и облицовочных работ она запросила половину стоимости намечавшейся поездки в Европу. Рассказывая об этой сделке, Маркус задумчиво ухмылялся.
        - Будет весело. Хотя я сомневаюсь в выборе ее цветового решения… Я-то представлял себе холодно-серые цвета плюс белый - в скандинавском стиле, а она, судя по всему, думает о лете в Сардинии. Похоже, буду жить, как во фруктовом салате!
        Кейт наблюдала за Маркусом, как он возится с дверью в своей зеленой робе, и представляла его песочную шевелюру, забрызганную ярко-желтой и голубой красками. Когда он обратил на нее внимание, Кейт послала воздушный поцелуй. Никто из них пока не обмолвился и словом, когда они встретятся в следующий раз и встретятся ли вообще. Но сейчас Маркус был у нее в гостях, спокойно занимался мелким ремонтом и каждый вечер готовил ужин из двух блюд. И Кейт искренне сожалела, что через пару дней им предстоит разлететься в разные стороны: Маркусу домой в Сидней, а Кейт в Амстердам по музейным делам.
        Когда Маркус только приехал, Кейт упомянула, что не собирается поступать в постдокторантуру в Гарварде, что ей хочется подольше побыть дома, поработать, забирать Эмму и устраивать ей объедаловку запретными блинчиками и обпиваловку молочными коктейлями.
        - Ну, если ты собираешься пробыть в доме больше недели, то все эти скрипы, протечки и хлопающие ставни сведут тебя с ума. Позволь, я помогу.
        Кейт позволила. А сама засела в своем кабинете, внося последние правки и снабжая дополнительными штрихами статью о сокровищах Чипсайда. И наконец отправила отредактированный вариант обрадованной Джейн.
        Вскоре Джейн позвонили с несколькими комментариями, но не обошлось и без весьма прозрачного подначивания.
        - Доктор Кирби - вы превзошли себя! А фотки от Маркуса… В верхнем эшелоне нескончаемый неистовый восторг.
        Понизив голос, Джей заговорщицки добавила:
        - Из вас двоих получилась отличная пара.
        Кейт молчала, ошарашенная откровенностью редактора.
        - Кейт?
        - Да, я слушаю. Спасибо.
        - Я серьезно, Кейт.
        - До свидания, Джейн, - Кейт повесила трубку в полном недоумении.
        С каких это пор ее можно было читать, как бульварную газету?

* * *
        Маркус подошел к столу, за которым сидела Кейт и сортировала накопившуюся корреспонденцию по разным стопкам - чеки в одну, выставленные за месяц счета в другую. Маркус хотел обойти стол и задел плечом висящую на стене рамку для фотографий. Он тут же взялся ее поправлять, попутно удалив пыль рукавом.
        В рамку была заключена купчая на первый пароход, приобретенный прабабушкой и прадедушкой. Пароход назвали «Эстер Роуз». Купчая была заверена печатью штата Массачусетс, внизу стояла дата и размашистая витиеватая подпись.
        - Хм! - пробурчал Маркус, словно в чем-то усомнился.
        - Что?
        Он указал на дату, проставленную на купчей, - 1915 год.
        - Просто показалось странным. Это было совсем не просто в то время, приобрести в лизинг пароход. В Европе бушевала война. Ты же говорила, что твоя прабабушка Эсси была из бедной семьи, а Нейл служил моряком на коммерческих судах, так? Как же твой прадедушка умудрился взять в лизинг пароход на жалование моряка всего через пару лет после прибытия в Бостон?
        - Понятия не имею. Знаю только, что их компания довольно быстро поднялась на поставках для военно-морских верфей. Наверное, в те годы флотские контракты были прибыльными. Эта купчая всегда здесь висела, хотя со временем у них была уже целая судоходная компания. Но дома хранился только этот первый сертификат, даже после того, как «Эстер Роуз» списали перед началом Второй мировой.
        - А мы можем посмотреть? - спросил Маркус, вытянув шею в сторону книжной полки. - Где их остальные вещи?
        - Все записи, судовые журналы, бухгалтерские книги, расписание рейсов и карты - все семья пожертвовала Бостонскому обществу в Старый Капитолий. Кстати, я там работала над своим первым исследовательским проектом.
        Кейт поднялась из-за стола, подошла к Маркусу и стала внимательно рассматривать купчую. Она была знакома ей так же хорошо, как и морщинки на лице прабабушки или плитки на крыльце дома. Сколько она себя помнила, она висела на этом месте, хотя, судя по рукаву Маркуса, с рамки очень давно никто не смахивал пыль. Кейт подумала, что обходиться с ней надо осторожно.
        Бумага пожелтела, чернила выцвели. Рамка также выглядела потускневшей, структура дерева еле просматривалась. Кейт провела пальцем по краю рамки и вытерла собравшуюся пыль о джинсы. Она слегка отстранилась, и дневной свет упал на документ. В этот момент Кейт показалось, что за задней подкладкой в нижнем углу что-то просматривается.
        - Посмотри, - указала она Маркусу на едва заметную тень.
        - Там что-то есть, - ответил он.
        Сняв рамку с крючка, Маркус понес ее к столу. Он положил рамку лицевой стороной вниз и отступил в сторону, чтобы Кейт могла подойти.
        В это время Кейт уже достала из верхнего ящика стола свои белые перчатки для работы с архивными документами. Задник был прибит гвоздиками, чтобы их извлечь, Кейт воспользовалась скальпелем. Она работала медленно, старясь не повредить дерево. Сняв задник, она положила его на ковер рядом со столом. На бланке купчей лежал небольшой клочок бумаги, и на нем от руки было написано:
        Товарный чек
        25 февраля 1915 года.
        - Ровно за месяц до оформления купчей, - прокомментировал Маркус и продолжил читать записку вслух. - Тысяча долларов за сапфиры, рубины и один бриллиант в два карата.
        - Тысяча долларов! - Кейт отложила чек в сторону и перевернула рамку, чтобы посмотреть на лицевую сторону купчей.
        - Ровно столько и на купчей, - отметил Маркус.
        Они посмотрели друг на друга. Кейт от волнения закусила нижнюю губу. Но прежде, чем она успела что-то сказать, Маркус склонился над рамкой и указал на крошечный уголок бумаги, выглядывающий из углубления в рамочной рейке из орехового дерева.
        - Кажется, здесь есть что-то еще. Видишь? Спрятано в раме.
        Взяв пинцет, Кейт извлекла бумажную полоску. Это оказался еще один листок, сложенный в виде китайского веера и втиснутый в рамку. Похоже, кто-то старался держать его как можно дальше от посторонних глаз.
        Кейт очень осторожно, изгиб за изгибом, развернула листок. К ее изумлению, этот документ не имел никакого отношения ни к купчей, ни к чеку. Это было письмо, датированное 25 ноября 1912 года.
        Кейт повернула лампу на столе, чтобы прочитать чернильные строки, написанные явно детской рукой, - выдавали округлые гласные.
        Маркус опередил ее и стал читать вслух:
        - Дорогая Эсси, я сидела наверху на лестнице и все слышала…
        Внимая словам из далекого прошлого, произносимые мягким голосом Маркуса, Кейт опустилась на диван, наблюдая, как эти слова собираются вокруг нее. Они, словно тонкие нити, сплетались в нечто подобное шали и согревали ее. Успокоившись, Кейт думала о стойкости и щедрости женщин семьи Мёрфи, которые оставались такими, несмотря на горечь и печали, выпавшие на их долю; о золотой пуговице с пропавшими драгоценными камнями, которую носит теперь Белла на цепочке, как кулон; о сапфировых сережках Эсси; о фотографии молодой женщины, стоящей со смешанным выражением гордости и печали у здания школы Святой Хильды в Оксфорде; о беременной девушке, пересекающей океан… И, конечно же, о собственном потерянном ребенке с прозрачной кожей и алыми губами.
        Каким-то образом все это было взаимосвязано.
        Страдание и надежда пронизывали письмо и смешивались с переживаниями Кейт, так что она потеряла понимание, где заканчивается история одного человека и начинается история другого. Очнулась она, лишь когда Маркус зачитывал прощальную фразу:
        - Твоя любящая сестра Герти.
        Глава 31
        Эсси
        Доки Тилбери, 1912 г.
        В порту Тилбери народу было не меньше, чем на вокзале Паддингтон. Дети стайками, словно утята, семенили за своими мамашами. Повсюду сновали носильщики в форменных жилетах, с трудом толкая впереди себя тележки, заваленные багажом. Вдоль причалов тянулись стройные ряды бочек, ожидающих, когда их по трапам закатят на борт ловкие матросы.
        Пассажиры выделялись своими выходными нарядами - пальто, шляпы, перчатки. Женщина в лисьей шубе, благоухающая ароматом гардении, прошла так близко к Эсси, что мягкий мех воротника коснулся ее щеки. Это было приятней, чем морщиться от контакта с грубой шерстяной или льняной тканями в поезде.
        Величественный лайнер «Лаконда» покачивался возле причала, пришвартованный толстыми канатами.
        Трудно было поверить, что всего через несколько часов, когда прилив достигнет своего пика, эти канаты будут отвязаны и отброшены в сторону вместе со старой жизнью Эсси.
        Сглотнув подкативший к горлу ком, Эсси украдкой взглянула из-под полей своей шляпы на Фредди. Брат выглядел очень жалким и виноватым, и горел стремлением хоть как-то помочь.
        Все они горевали по близнецам, по разрушенной семье, но каждый по-своему. Эсси крепко сжимала в руке свой маленький чемодан, не позволяя Фредди помочь нести его. Не таким она всегда представляла себе свой отъезд. Но теперь на ней было такое же платье, как и то, в котором она ходила на фабрику Рубенов, и пальто, которое она сшила из старого шерстяного одеяла.
        Подошел моряк - розовощекий, на брюках отутюженные стрелки.
        - Я могу чем-нибудь помочь, мисс? - он так мило улыбнулся, что Эсси невольно улыбнулась в ответ.
        - Моя сестра ищет…
        - Спасибо, Фредди, - оборвала брата Эсси, мягко коснувшись его руки.
        Если уж раньше у нее не было мужчины, который бы говорил за нее, то и теперь не стоило начинать.
        Переступив с ноги на ногу, она собралась с духом. Герти была бы горда за нее.
        - Вот что я ищу, - Эсси достала билет и протянула моряку.
        Молодой человек чуть наклонился, прищурился и, прочитав билет, снова выпрямился.
        - Все правильно, - сказал он. - Ваше место на нижней палубе в носу корабля. - помолчав, матрос спросил: - Вы одна путешествуете, мисс?
        Эсси вздернула подбородок и, глядя парню прямо в глаза, представляя, что именно так поступила бы Герти, ответила:
        - Да, одна, благодарю вас.
        В тот же самый момент она почувствовала какое-то колыхание в животе, как будто малыш, услышав эти слова, пихнул ее в знак протеста.
        - Хорошо, - кивнул парень. - На нижней палубе все каюты общие.
        Третий класс - словно последний плевок в ее сторону. Этот ублюдок даже не захотел раскошелиться на второй класс. Однако все, что она должна была сделать сейчас, это попасть на корабль. Когда она прибудет в Бостон, Эстер Мёрфи будет вольна выбирать себе ту судьбу, которую захочет.
        Легкий ветерок колыхал подол ее платья.
        К ним подошел другой матрос и, виновато улыбаясь, обратился к молодому моряку:
        - Офицер Кирби, извиняюсь, что вмешиваюсь, - он стрельнул глазами в сторону Эсси и Фредди, - но капитан хочет видеть вас, он на носовой палубе.
        - Спасибо, Смит. Я приду, как только покажу этой леди ее кабину. - повернувшись к Фредди, Кирби повторил: - Я провожу вашу сестру до ее места.
        Эсси поставила чемодан и обняла брата. Сквозь изношенную рубашку она ощущала, как выпирают его ребра и костлявые плечи. От него пахло дымом и гелем для волос.
        - Прощай, Фредди, - прошептала она сдавленным голосом.
        Эсси прижалась к брату еще крепче, словно старалась напитаться его запахом, запомнить изгибы его худощавого тела. Фредди всегда казался ей не старшим, а младшим братом, почти наравне с близнецами.
        - Прощай, Эс. Береги себя.
        Она отпустила брата и отстранилась.
        - Когда съедешь на новое место, обязательно пиши Герти и маме. И время от времени заглядывай к Ярвудам, хорошо?
        - Позвольте, я понесу ваш багаж, - вызвался офицер Кирби. - Хотя бы вверх по трапу. - было видно, что он по-настоящему обеспокоен. - Поднялся ветер, и я не прощу себе, если вы оступитесь и ваше добро окажется в воде.
        Этот офицер просто исполнял свои обязанности, поэтому и предлагал свою помощь. Эдвард всегда был вот таким же внимательным - вплоть до своего подлого предательства. Эсси злилась на себя за то, что не видит в поведении офицера Кирби ничего, кроме почтительности. Несмотря на все мамины прощальные увещевания, Эсси по-прежнему не хотела верить в то, что любой мужчина, с которым она познакомится, обязательно будет строить дурные планы на ее счет. Вот и теперь она чувствовала, как вспыхнули у нее уши, когда она поблагодарила офицера Кирби.
        - Порядок! Тогда прошу на посадку. - и он жестом показал Эсси, чтобы она шла впереди.
        Ухватившись за холодные поручни трапа, Эсси ощутила, как ее лица коснулся солнечный зайчик. Она сделала несколько шагов и обернулась. Фредди удерживал офицера за плечо и что-то настойчиво ему говорил.
        Кирби неспешно кивал. Ветер донес до ушей Эсси последние слова брата.
        - Если бы вы смогли присмотреть за ней…
        Прежде чем снова кивнуть, офицер посмотрел в сторону Эсси, и на мгновение их взгляды встретились.
        - Да. Конечно. За девушкой я присмотрю. Хотя должен отметить, вы уж меня простите, но у нее вид человека, способного постоять за себя.
        - Да, она у нас такая! - рассмеялся Фредди, но в его смехе было больше грусти, чем веселья.
        - И все же, молодая женщина одна в третьем классе…
        Офицер снова кивнул, и Эсси отвернулась, не желая, чтобы мужчины узнали, что она подслушивала.
        Брат старался хоть как-то помочь, сделать что-то полезное. Он винил себя в том, что не уберег близняшек. Не уберег ее от Эдварда.
        Эсси вдруг вспомнила этот звук удара головы о мостовую, лязганье колеса и ржание лошади.
        Эдвард оказался трусом, но он не заслуживал смерти под колесами телеги. Это был трагический несчастный случай, о котором она будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
        Эсси пыталась унять разгулявшиеся в ней чувства вины, горя и тоски. Она не позволит им проникнуть в растущего малыша. Она не допустит, чтобы Эдвард - ужасная ошибка - стал определяющим событием в ее жизни и в жизни ее ребенка. Она найдет способ жить и с этой виной, и с собственными горестями, но ребенок заслуживает чистого листа, и она даст ему это. С такими мыслями она взошла по трапу и ступила на палубу корабля, готовая отправиться к берегам своей новой жизни.
        Посмотрев вниз на причал, Эсси увидела, как серое море пассажиров оттесняет Фредди от трапа, она едва могла разглядеть его бледные черты лица.
        Ветер обжигал ее лицо, мокрое от слез, но она не прятала его, а глубоко вдыхала насыщенный морской воздух. Одинокая чайка кружила над головой, заглушая своим пронзительным криком гомон семейных прощаний и шепот последних слов, доносящихся с пирса.
        Эсси, конечно же, не могла знать, что ждет ее в водах Атлантики или на другом континенте. И, сама себе удивляясь, она, вцепившись обеими руками в бортовое ограждение, принялась молиться за содрогающийся пароход, за капитана и невозмутимого офицера с участливыми глазами, чтобы они в целости и сохранности доставили ее на берег - к ее новой жизни.
        Глава 32
        Эсси и думать не могла, что во время рейса снова влюбится, но именно это и произошло.
        Первый помощник - мистер Нейл Кирби - умудрился раздобыть «запасную» каюту в первом классе и проследил, чтобы Эсси беспрепятственно переселилась на верхнюю палубу. Когда он оставил ее одну в сверкающей каюте с мягким ковром и пуховыми подушками, Эсси спрятала свой потрепанный чемодан под стол, рухнула на огромную кровать прямо в пальто и ботинках и проспала восемь часов. Когда она проснулась, в каюте было уже темно. Эсси разделась и снова уснула, теперь уже до утра.
        Эсси до конца не осознавала, какую цену ей пришлось заплатить за заботу о матери и сестрах. Все ее силы уходили на их защиту и воспитание. Ее отчаянная борьба за возможность Герти закончить школу и желание уберечь маму от богадельни истощили ее. Эдвард соблазнил ее идиллией - то были краткие и блистательные моменты счастья и комфорта. Проблески иной жизни.
        Но любовь Эварда принадлежала Эсси не больше, чем кольцо, которое он ей подарил, и остальные драгоценности, что Фредди нашел на Чипсайде.
        А вот первый помощник Кирби весьма быстро доказал, что его забота - прежде всего комфорт и спокойствие Эсси.
        Полюбить Нейла было легко. Он находил время для всех нуждающихся пассажиров на борту «Лаконды», чтобы хоть как-то облегчить их путешествие. Он отыскал трость для с трудом передвигавшегося мистера Дирка и порой сам сопровождал его во время вечернего оздоровительного моциона. Он добился перевода многодетной семьи из третьего класса в резервную кабину первого, чтобы судовой врач смог обеспечить лечение их больного ребенка. А когда он заметил, что желудок Эсси не принимает сосиски с пюре, что подавали на обед в столовой третьего класса, то договорился с коком, чтобы тот приносил в ее каюту кувшин «гиннесса» и порцию крекеров.
        - Вам надо набираться сил. И для своего здоровья… и для развития малыша.
        Эсси подняла на него ошеломленный взгляд, их глаза встретились.
        - Как вы это… - пробормотала Эсси.
        Первый помощник пожал плечами и ловко уклонился от прямого ответа:
        - У пацаненка моей сестры, знаете, такие розовые налитые щечки… - и тут у первого помощника у самого зарделись щеки до самых ушей.
        Позже Эсси поймет, что «розовые налитые щечки» - очаровательная семейная черта Кирби.
        - Это того стоит, уж поверьте мне, - ласково добавил Нейл.
        И она последовала его совету.
        Эсси поверила в доброту Нейла. В его постоянное великодушие и искренность.
        И Нейл настолько доверился Эсси, что не стал ворошить грязь и ошибки ее прошлого.
        И так, среди вздымающихся вод Атлантики, они договорились подвести черту под прошлым и вместе перешагнуть ее. В среду, ясным полднем, их поженил капитан на своем мостике в присутствии группы любопытствующих доброжелателей в качестве свидетелей. Нейл предлагал дождаться, когда они доберутся до Бостона, и обвенчаться в церкви, но Эсси отказалась.
        Как-то, во время вечерней прогулки по верхней палубе, Нейл рассказал Эсси, что вынашивал планы открыть свою собственную судоходную компанию.
        - Ну, теперь уже нашу компанию, - поправился Нейл. - Но я не могу… Не хочу… - он помолчал, затем решительно продолжил: - Я хочу сказать, что это моя мечта, и если она не может стать твоей или ты хочешь попробовать что-то другое - не проблема, мы можем пойти и другим путем.
        Эсси ни на минуту не усомнилась в мечте Нейла. Наоборот, она уже представляла себя разбивающей бутылку шампанского о борт их первого корабля, как это делают в кино.
        - Я могу вести бухгалтерию твоей… нашей компании, - воодушевленно предложила Эсси. - Наш сосед мистер Ярвуд служит бухгалтером, и он показывал мне, как вести бухгалтерские книги.
        Она подхватила теплую руку своего мужа, вспоминая мистера и миссис Ярвуд, сидящих за столом в своей светлой кухне, и как они помогали девочкам справиться с домашним заданием, и как мистер Ярвуд терпеливо объяснял Эсси предназначение красных и черных колонок.
        Скоро и у нее будет собственный дом со светлой и опрятной кухней, любящий муж и любимый ребенок. Это была ее личная мечта, а все остальное - лишь приятное дополнение.
        Нейл поддерживал свою жену до самой своей смерти, благослови Господь его душу.

* * *
        Но тогда, в первый день своего пребывания на борту «Лаконды», когда лайнер только выходил из порта Тилбери, Эсси сидела на кровати в общей каюте на нижней палубе, рядом лежал маленький чемодан с ее скудными пожитками. Она достала из переднего кармана фартука носовой платок, чтобы утереть слезы. Только тогда она вспомнила о рисунках Герти, которые она собрала с платформы на вокзале. А в другом кармане обнаружился маленький конверт с письмом от Герти.
        Кто бы мог подумать, что с этого письма начнется история судоходной компании с сотней кораблей?
        Глава 33
        Кейт
        Бостон, наши дни
        Кейт и Маркус поднимались вверх по винтовой лестнице в библиотеку Старого Капитолия.
        Их встретила архивист в клетчатой юбке, на ногах простые, но удобные туфли, на лице приветливая улыбка.
        - Доктор Кирби! - хлопнув в ладоши, воскликнула она. - Я Верити Дойл. Как здорово! Перед тем как вы начнете, я вынуждена спросить, ваш интерес к судовым журналам компании Нейла Кирби связан с семейными изысканиями или вы здесь в качестве профессионального историка? Я просто не смогла удержаться… Я всегда интересуюсь спецификой исследований, которые проводят наши гости. Любопытство заставляет наш мир все время двигаться вперед, не так ли?
        - Безусловно! В моем случае присутствуют и личные интересы, и профессиональные. Но если честно, я и сама не уверена, где начинается личное или где заканчивается профессиональное.
        - Ну, а я с сожалением могу констатировать, что вот уже многие годы никто не прикасался к этим документам. А ведь это удивительная история: моряк торгового флота сначала становится владельцем одного корабля, а затем и целой флотилии. Семья Кирби, без сомнений, достигла выдающихся результатов. И людьми они были замечательными. Пока ваши прародители благоденствовали, благоденствовал и Бостон.
        - Спасибо. Это очень любезно с вашей стороны.
        - Они оставили солидное наследие, - сказал Маркус, направляясь к книжной полке.
        - И не только здесь, но и в женских клиниках, школах…
        - Да, конечно, - поспешно согласилась Кейт.
        Она вспомнила архив Гертруды в «Серпентайне» и тихонько вздохнула - стопки газетных вырезок со статьями о достижениях Гертруды, огромная кипа писем, которыми обменивались сестры, фотографии, поздравительные открытки, некролог Джозефа и моментальные снимки с крестин Беллы. И, конечно, дневники с множеством рисунков, передающих все оттенки детских травм, утрат и скорби. Две маленькие девочки, уснувшие навсегда. Две свечи. Но на той же самой странице, словно втиснутые вопреки всему и не желающие быть уничтоженными, неоспоримо присутствовали и радость, и жажда жизни, и вдохновение.
        Гертруда и Эсси получили шанс на другую жизнь, и они ухватились за эту возможность обеими руками.
        Пока Маркус осматривал комнату, Кейт наблюдала за ним. Линии его торса едва просматривались под старой свободной футболкой, но и этого было достаточно, чтобы вызвать у Кейт легкий трепет внизу живота. Но эта его непринужденная манера, граничащая с развязностью, быстро успокаивала ее. Он был заботлив и добр и не отступился, пока не выдернул ее из тьмы депрессии. На своем примере он показал ей, как, осознав ошибки прошлого, простил себя. Он выложился целиком. И это сработало.
        Архивист достала ведомость, в которой был перечень всех документов, содержащихся в коллекции.
        - У нас есть договоры купли-продажи, судовые журналы, таблицы рейсов и пара личных дневников.
        Она указала на полку, где в кожаных переплетах хранились судовые журналы, затем на картонную коробку на столе.
        - Боюсь, меня ждут на совещании, - взглянув на часы, объявила Дойл, - а потом надо закончить с каталогами. Но вы чувствуйте себя как дома. Все материалы, подаренные вашей семьей, - здесь.
        - Еще раз спасибо, что так быстро предоставили нам доступ, - сказала Кейт, провожая Дойл до двери.
        Маркус уже стоял у полки, просматривая корешки судовых журналов.
        - Ты говорила, ноябрь 1912-го? - спросил он, остановившись напротив корешка с надписью «Лаконда».
        Сняв журнал с полки, он передал его Кейт.
        Она рассматривала выцветшие строки, написанные рукой ее прадеда. Большинство текстов, которые Кейт довелось читать в музеях, снабжались современным переложением и краткой аннотацией. Но здесь, открыв журнал и увидев небольшие заметки и наброски рисунков, она поняла, что это личный судовой журнал моряка - своего рода дневник.
        Кейт провела пальцем по полю страницы, изумляясь рисункам Нейла Кирби. Здесь была и макрель, и черный морской окунь с анатомическими пометками, и вздымающийся над волнами китовый хвост. Целая страница была посвящена описанию ландшафта острова и скалистого мыса.
        Склонившись над раскрытым дневником, Кейт, казалось, чувствовала запах морской воды и чернил. Запах истории ее семьи.
        Маркус начал читать название столбцов:
        - Широта. Долгота. Расстояние. Ход…
        Перевернув страницу, он пробежал глазами по тексту и шумно вздохнул.
        - Послушай-ка вот это: «Сегодня я встретил женщину, на которой хотел бы жениться. Эстер Мёрфи, но она предпочитает, чтобы ее называли Эсси. У нее ирландская кровь и такая улыбка, что я готов вечно показывать фокусы, лишь бы она была рядом».
        Маркус пролистнул еще несколько страниц.
        - Информация о ходе плавания, перечень снаряжения… Ох, подожди, датировано серединой декабря 1912-го. Это что же, две недели спустя?
        Он положил дневник на стол. На левой странице был рисунок - чайки парят над волнами. На правой - запись:
        В течение двух недель я просил кока оставлять кувшинчик «гиннесса» и немного сухих галет в каюте Э., чтобы она могла подкрепиться после наших вечерних прогулок по палубе.
        Э. думает, я не замечаю приступы тошноты, влажные ладони и проступающий пот на висках. Точно такие же симптомы были и у моей матери, и у сестры, когда они ждали ребенка.
        - Что? Эсси уже была беременна? Но они же только встретились…
        Э. думает, я не замечаю…
        Эсси замечала. История о том, как Эсси согласилась выйти замуж за Нейла Кирби посреди Атлантики, стала семейным преданием. Начинался шторм, корабль кренился с борта на борт, вздымаясь на вершины накатывающихся волн. Эсси стояла на палубе, вцепившись в поручни, страдая от морской болезни. Нейл уговорил ее вернуться в каюту и потом сходил за «гиннессом» и сухими галетами.
        «Доброта и надежность, Кэтрин, - вот что ты должна искать в мужчине. Твой прадедушка Нейл в течение всего перехода через Атлантику заботился о больных, наставлял молодых моряков в освоении мореходного искусства, помогал им разобраться в премудростях навигации и судовой оснастки… Я никогда не слышала, чтобы он повышал голос или бранился. То же самое было и с Джозефом, когда он учил его ходить под парусом на швертботе или кататься на велосипеде. А тем более, когда мальчик осваивал свой первый автомобиль, господи спаси и сохрани! Нейл всегда был рядом, как и подобает настоящему отцу».
        Говоря это, Эсси мечтательно улыбалась.
        Прадедушка Кейт, возможно, и осыпал свою жену всевозможными подарками на протяжении их совместной жизни, но когда Эсси говорила о Нейле, это было всегда с какой-то особой простой нежностью, за которой чувствовался глубоко любящий человек, готовый заботиться о своем спутнике с той же взаимной преданностью. В истории Эсси главный герой - не сверкающие украшения, а Нейл. Для Эсси поступки важнее драгоценных камней.
        Нейл приносил ей в постель чашку ирландского чая каждое утро до последнего дня своей жизни. Каждый вечер перед сном он заранее украшал стол для завтрака вазочкой с розами или незабудками, которые собирал в саду. Под окном Эсси Нейл посадил розы, чтобы она любовалась их цветением в летнее время, а на зиму вывешивал за окном гирлянды.
        У Кейт вдруг перехватило дыхание, когда она в очередной раз пробежала глазами по строчкам:
        «…приступы тошноты, влажные ладони и проступающий пот на висках. Точно такие же симптомы были и у моей матери, и у сестры, когда они ждали ребенка».
        Кейт на себе испытывала все эти симптомы, когда была беременна.
        Она положила обе руки на живот и на мгновение закрыла глаза - желая унять всколыхнувшуюся боль, но невольно продолжала цепляться за воспоминания о тех первых признаках новой жизни в ее теле.
        Глава 34
        Эсси
        Луисбург-сквер, Бостон, апрель, 1994 г.
        Эсси опустилась в кресло-качалку, выставленное на веранду. В руке у нее был бокал с лимонадом, который ей принесла на подносе добрая подруга и помощница по дому миссис Маккей.
        День был воскресный и очень влажный, что обещало к вечеру шквалистый ветер с Атлантики. Но сейчас солнце было еще высоко, расплываясь в знойном мареве, и Эсси нравилось, что лимонад миссис Маккей мало отличался от натурального лимонного сока. Взболтнув бокал, она допила остатки, выудила из бокала несколько кусочков льда и, завернув их в носовой платок, приложила к шее. Облегчение не заставило себя ждать. Эсси сидела и наблюдала, как ее правнучки играли в футбол в парке через дорогу. Как эти девчонки могли без устали носиться за мячом в такую удушающую жару, не укладывалось у нее в голове.
        Сын и правнук Эсси были сейчас на заднем дворе и наверняка жарили дорогущие стейки, а их гламурные жены сервировали обеденный стол, выставляя картофельный салат и вареную кукурузу со сливочным маслом, приправленную лаймом и перцем. После обеда, расправившись с десертом, они поболтают о том, что в Кембридже строится целый поселок для пенсионеров под названием «Солнечные берега». Две недели назад после очередного обеда, закончившегося чересчур сладким и липким финиковым пудингом, Эсси были оставлены глянцевые рекламные буклеты, так сказать, для размышления.
        Но Эсси не собиралась покидать свой дом, не говоря уж о том, что в радиусе ста миль от Бостона не было ни одного «солнечного берега». Она знала, что ни ее сын, ни его отпрыски, конечно же, никогда этого не поймут. Они просто беспокоились за нее. Заботились. Но как Эсси могла объяснить своей семье, со всей их привилегированностью, комфортабельными домами и блестящим образованием, что этот дом такая же ее часть, как, скажем, рука? В нем воплотилось все, о чем она грезила еще ребенком в Лондоне. Кров, книги, пища. Семья.
        В скором времени этот дом перейдет следующему поколению, и она надеялась, что он всегда будет полон ребятней, смехом и этими безобразными пластиковыми игрушками.
        Эсси любила, когда ее неугомонные правнучки гостили у нее. И пусть они с пронзительным визгом носились по лестнице вверх-вниз, возили грязными пальцами по обоям и бесцеремонно разбрасывали свои книги и лего по всему полу, обрекая всех остальных на постоянные спотыкания.
        Мяч был у Молли, но Кэтрин решительно блокировала сестру. Замелькали руки и ноги, то сплетаясь, то разлетаясь в разные стороны. Кожа девочек лоснилась от летнего загара, волосы, стянутые на затылке в хвосты, ниспадали на плечи. Завладев мячом, Кэтрин обошла старшую сестру и забила гол. Хлопнув по рукам, они пустились в пляс, размахивая руками и вихляя тощими попами, - восхитительно развеселые и дерзкие.
        Эсси смотрела на девочек и вспомнила, как лондонские мальчишки играли в футбол надутым овечьим мочевым пузырем на задворках Саутуарка. Они тоже трясли над головами кулаками, когда забивали гол. Вспоминала, как мечтательно смотрели на них Флора и Мегги, готовые, задрав юбки, влиться в игру.
        У Эсси сдавило грудь, когда она подумала о худых, искривленных ногах близняшек. Прошло уже больше семидесяти лет, но скорбь до сих пор болью отдавалась у нее во всех костях.
        Никто никогда не скажет вам, что с годами прежние горести и радости угаснут и отхлынут, как волны.
        Сегодня эти грязные девчонки, скачущие по парку босиком в джинсовых шортах, - совершенны.
        Вот они склонили друг к другу свои веснушчатые мордочки, обмениваясь секретами, и Эсси на мгновение увидела в них своих сестер, и сердце наполнилось уверенностью, что частицы крови Герти, Флоры и Молли текут по венам этих славных, пышущих здоровьем юных девушек. Молли и Кэтрин обязательно закончат школу. Скорее всего, пойдут в колледж. Им самим выбирать свой путь.
        Кэтрин, которой наскучил футбол, теперь взбиралась на статую Христофора Колумба. Ухватившись за довольно внушительный нос мореплавателя, она пыталась перебросить ногу через его плечо. Что ждет этих девочек впереди? - размышляла Эсси. Молли была более откровенной: не по годам развитой и красноречивой. Возможно, она станет адвокатом, как ее лондонская двоюродная прабабушка. Младшая, Кэтрин, которая уже забралась на плечи Колумба и теперь пребывала в своих мыслях, была более спокойной и рассудительной. Она любила смыться в библиотеку и уйти с головой в чтение книг. На прошлой неделе Эсси застала свою раскрасневшуюся правнучку за чтением романа Джеки Коллинз, хотя Кэтрин заявляла, что ей нужно подняться в библиотеку дочитать «Крошку Доррит» Чарльза Дик- кенса.
        К тому же, она была очень любопытна. Особенно ей нравилось сидеть за туалетным столиком Эсси и копаться в шкатулке для украшений и расспрашивать о каждой вещице.
        Буквально сегодня утром Кэтрин присела рядом с Эсси на диван - от нее пахло яблоками, потом и скошенной травой - и погладила пальцем сапфировые сережки Эсси.
        - Как называются эти камни?
        - Сапфиры.
        - Их тоже подарил прадедушка Нейл?
        - Ну, да… Он отдал камни ювелиру, и тот сделал из них сережки.
        - Люблю синий. Они подходят к твоим глазам. Вообще, синий мой любимый цвет.
        - Мой тоже, - ответила Эсси, чувствуя, как ком подкатывает к горлу.
        Она прикрыла глаза руками, пытаясь скрыть назревающие слезы. Она не имела права плакать. Это горе было под запретом с тех самых пор, как Эсси покинула Лондон много лет назад. Она и Герти - вместе с Ярвудами - поклялись никогда и никому не говорить о случившемся на Пикадилли.
        - Лучше бы вам, девочки, уехать подальше, - советовал мистер Ярвуд, когда она сидела за столом в их светлой кухоньке. - Весьма скоро полиция разберется, что к чему. Конечно, вы бы могли настаивать на самообороне - мы видели, как он поднял на тебя руку, - но если его влиятельная семья не примирится и решит бороться, то, боюсь, судья, скорее всего, примет их сторону. Ты и сообразить не успеешь, как окажешься в тюрьме.
        - Но это же я… - всхлипывая, пробурчала Герти.
        - Замолчи, Герти. Ты поступила правильно, защищая свою сестру. Но ты, Эсси, завтра же должна сесть на этот корабль. Наверняка найдутся люди, которые знали о ваших отношениях с мистером Хэпплстоуном.
        - Но я не могу! Я никуда не поеду.
        - Ты должна. Останешься - попадешь в тюрьму. Послушай, попытайся взглянуть на это, как на перспективный шанс. Используй его по максимуму. И не смотри назад с сожалением. Герти же может остаться с нами. Для нас она как родная.
        Это был еще один удар для Эсси.
        - Спасибо. Спасибо за все. Я была бы вам очень благодарна, если бы вы смогли присмотреть за Герти. Пошли, Герти, домой, пора ложиться спать. Миссис Ярвуд, могли бы вы пойти с нами? Я уложу Герти, а потом расскажу вам и маме мой план…
        Позже, когда Эсси провожала соседку и пожелала ей спокойной ночи, миссис Ярвуд хлопнула в ладоши и сказала:
        - Прекрасно, и я, и мистер Ярвуд будем счастливы вам помочь. А тебя я вот что скажу - никаких сожалений. Только любовь.
        И Эсси нашла свою любовь. Пятьдесят лет она была в браке с прекрасным, добрым человеком. Лишь единожды суждено было ей ошибиться в мужчине.
        И вот…
        Некролог во вчерашней газете стал настоящим шоком - ведь несколькими неделями ранее семья обменивалась новостями по телефону. Эсси была уже слишком стара для поездки в Лондон и поэтому не могла присутствовать на похоронах.
        Эсси достала из кармана свернутый лист - это была вырезка из лондонской «Таймс». Дрожащими руками она развернула ее и разгладила, положив на колено.
        НЕКРОЛОГ
        ГЕРТРУДА МЭРИ ФОРД
        1898 - 1994
        Бывший главный магистр Вестминстер-Сити Гертруда Мэри Форд скончалась в своем доме в Южном Кенсингтоне на 96-м году жизни.
        Миссис Форд большую часть своей юридической карьеры посвятила поддержке женщин и детей с ограниченными возвожностями, которые жили в крайней нужде или были жертвами семейного насилия.
        Во время Первой и Второй мировых войн она приостанавливала свою учебу, чтобы днем работать в школах, а вечерами помогать в госпиталях, и несмотря на это выстроила прекрасную научную и юридическую карьеру.
        Известная как защитница прав женщин, она первая назначила женщину главой адвокатской конторы и постоянно агитировала за то, чтобы больше женщин сдавали экзамены на адвоката.
        «Я буду вечно благодарна тем добрым людям, что дали мне возможность получить образование. Я верю, что каждому нужен и второй, и третий, и четвертый шанс».
        Лорд Тони Рашсмит сказал, что профессор Форд оставила неизгладимый след в британской правовой системе. «Нам будет не хватать ее острого ума и мудрых решений. Многие сбившиеся с правильного пути подростки обязаны миссис Форд своей социальной реабилитацией. Она предпочитала разбираться в причинах преступления, чем просто назначать наказание».
        Гертруда Мэри Форд (в девичестве Мёрфи) родилась в многодетной семье ирландских иммигрантов Клементины и Конрада Мёрфи. Она была стипендиатом Челтнемского женского колледжа и Оксфордского университета.
        Не ограничившись своей фантастической карьерой на поприще юридической практики, а затем и правовой науки, Форд провела дебютную выставку своих акварелей под названием «Сокровище» в галерее «Серпентайн» в прошлом году. На каждой картине изображена женская фигура, высеченная из драгоценных камней. В ходе интервью для «Санди Таймс» арт-критик Джойс Оксли спросила миссис Форд о ее явном предпочтении синего цвета специфичного оттенка, на что миссис Форд заметила, что правильно было бы называть этот цвет - сапфировый. В своей вступительной речи на открытии выставки миссис Форд сказала, что посвящает ее своим сестрам, «которые и были ее настоящими сокровищами».
        В 1937 году Гертруда Мёрфи вышла замуж за Хьюберта Форда, военного врача, который погиб в Нормандии во время Второй мировой войны. Двадцать лет назад умерла от рака ее единственная дочь. У миссис Форд остались внучка Люси Скотт, проживающая в Суффолке, и праправнучка Белла Скотт.
        Эсси сидела на крыльце дома и рассматривала фотографию, где Герти, облаченная в академические регалии, с шарфом чести на шее, стояла рядом с миссис и мистером Ярвуд. То письмо, которое Герти подсунула ей при прощании, было надежно спрятано в деревянной фоторамке, что висит у нее в кабинете. Это правильно, держать важные документы вместе.
        Однажды - когда Эсси уже не будет, - возможно, кто-нибудь из этих двух непоседливых девочек прочтет его.
        К тому времени вся муть прошлого окончательно осядет, и их никогда не коснется темное наследие семьи Мёрфи. Хотя Эсси так и подмывало извлечь письмо из тайника, чтобы просто прижаться к нему своей щекой и удостовериться, что ее сестра жила, существовала, но она знала, что не сделает этого. Кроме того, она перечитывала его так часто, что оно едва не порвалось вдоль линий сгиба.
        Эсси знала письмо наизусть - слово в слово.
        Воспоминания оборвали вопли Кейт и Молли, которые, заметив, что их прабабушка вышла на крыльцо, прибежали из парка. Она налила им из кувшина по стакану лимонада, которые были выпиты залпом.
        - Расскажи нам одну из твоих историй, бабушка Эсси, - попросила Молли, протягивая стакан, чтобы заполучить новую порцию лимонада.
        - Пожа-а-алуйста! - подхватила Кейт, протягивая и свой стакан. - Расскажи ту, про драгоценности. Она моя любимая.
        Эсси смотрела на взъерошенных девочек, усаживающихся у ее ног.
        - Хорошо, только недолго. Миссис Маккей скоро придет звать нас на обед. Ваш отец, должно быть, уже превратил стейки в горы пепла. Мне придется вынимать свои вставные зубы, пепел можно есть и без них.
        Молли закатилась от смеха. Кейт смотрела то на сестру, то на прабабушку, словно прикидывала, как сильно ей следует смеяться.
        - Ладненько. Вы ж верите в зарытые сокровища? Давным-давно в Лондоне на Чипсайде из-под груды развалин рабочие извлекли ведра и сундуки с драгоценностями. Рабочие были так потрясены увиденным, что один из них попятился, споткнулся и свалился в яму, откуда только достали клад.
        Молли снова рассмеялась.
        - А что было в ведре? - спросила Кейт, которую всегда интересовали детали.
        - Я к этому и веду. Рубины и изумруды величиной с ваши кулаки, бусы из жемчуга, мешочки с бриллиантами. Броши и прекрасные ожерелья, похожие на венки из ромашек. Когда рабочий поднял ком земли размером с ваш футбольный мяч, из него посыпались сапфиры, золотые кольца и пуговицы. Клянусь, вы никогда не видели в своей жизни такого фейерверка блеска и сияния.
        Молли охнула.
        - А что они сделали с этими сокро…
        - А ты их трогала? - перебила Кейт.
        Эсси молчала и с удивлением смотрела на девочек.
        - Кто здесь рассказывает историю? - наконец строго спросила она. - Никаких вопросов до конца истории, пожалуйста. Так, на чем я остановилась? Так… Никому не дозволялось трогать драгоценности. Там был мужчина с глазами, зелеными, как изумруды. Он околдовал меня, - Эсси пощекотала животик Кейт.
        - Он что, был прекрасный принц? - недовольно спросила Молли. - Ну почему в каждой сказке должен быть принц?
        «Эта определенно вырастет в прокурора, - усмехнулась Эсси. - И Бог тому в помощь, кто пойдет против нее».
        - Ну, если вы позволите мне рассказать до конца, маленькая мисс Большая Нетерпеливость, я думаю, вы узнаете…
        Но в это время в дверях появилась миссис Мак- кей.
        - Время обедать, - объявила она. - Давайте, барышни, помогите вашей прабабушке.
        Сестры подскочили и кинулись наперегонки помогать Эсси, слишком энергично подхватив ее под руки. А Эсси думала, что было бы хорошо, если бы девочки каждый день обедали у нее и вот так, споря и препираясь, тащили ее к обеденному столу. Ей не хватало этой энергии, простого человеческого прикосновения.
        Пока она шла по коридору, увлекаемая девочками к выходу на задний двор, где в саду поджидали их остальные члены семьи, сердце Эсси наполнилось решимостью.
        К черту эти «Солнечные берега», ее место здесь, в Луисбург-сквер рядом с семьей. Этот старый дом не должен остаться без смеха, детей и пищи.
        Им придется выносить ее отсюда в ящике.
        Из сада повевало запахом жареной кукурузы и сладким ароматом звездчатого жасмина.
        Эсси склонилась к головкам девочек и сказала:
        - А суть моей сказки проста, девочки: не ослепляйтесь блеском зеленых глаз, сверканьем бриллиантов и изумрудов; настоящее сокровище прямо здесь.
        Эсси обняла детей за плечи и прижала к груди.
        - Где? - спросила Молли, разглядывая сапфировые сережки Эсси, все еще пытаясь узнать судьбу найденных сокровищ.
        А Кейт крепче обняла Эсси в ответ, словно говоря: «Я понимаю, о чем ты, бабуля».
        Эсси улыбнулась своей младшей правнучке и шепнула ей на ухо:
        - И не забывай об этом никогда, моя дорогая.
        Глава 35
        12 ноября 1912 г.
        Милая Эсси,
        Я сидела наверху на лестнице и все слышала.
        Единственное, что я смогла сделать тогда, это не броситься вниз к тебе в объятия. У меня сердце разрывалось, когда ты пообещала маме и миссис Ярвуд, что непременно покинешь Лондон. Но если бы я сбежала с тобой, я была бы только обузой. Я это понимала.
        Ты все свое время тратила на нас - растила, воспитывала и любила так сильно, как может не каждый родитель. Теперь тебе нужно воспитывать своего собственного малыша.
        Я буду вечно благодарна тебе за то, что ты устроила меня в школу. И я выполню все, что обещала, как бы тяжело это ни было. Ты будешь гордиться мной.
        Моя дорогая Эсси, получи мой прощальный подарок. После нашего последнего визита к мистеру Лоуренсу, когда он вернул мне пуговицу, я вынула из нее все драгоценные камни для тебя, меня и мамы.
        Но теперь я поняла, что ты отдала нам практически все, ничего не оставив себе.
        Проверь подол своей юбки. Я подумала, что камни цвета моря - идеальный подарок для тебя.
        Я буду думать о тебе каждый день по эту сторону океана. Моя любовь к тебе могла бы наполнить всю Атлантику.
        Твоя любящая сестра,
        Герти
        Эсси была потрясена, обнаружив, что Герти вшила камни в подол ее юбки.
        Она рассказала Нейлу о находке в их первую брачную ночь, когда они лежали, обнявшись, и он поглаживал ее округлившийся живот. Их ноги переплелись, разгоряченная кожа покрылась испариной после долгой ночи робкой и нежной любви.
        В ту первую ночь Эсси пообещала, если Нейл всерьез решит арендовать корабль, она продаст камни, и вырученные средства пойдут на залог.
        Он уткнулся лицом в ее кудри и крепче сжал в объятиях.
        - Они твои, делай с ними что хочешь. Я уже получил свое сокровище, Mo storin[3 - Моя возлюбленная (ирланд.).].
        Он не разжимал объятий, пока волны не увлекли их обоих в глубокий сон.
        Так совпало, что соседнюю каюту в первом классе занимал геммолог из компании «Тиффани и К°», который возвращался из Лондона, где делал закупки для своих клиентов-коллекционеров в Соединенных Штатах, в частности, для известного нью-йоркского банкира Дж. П. Моргана.
        Его глаза округлились, когда он увидел сапфиры из подола Эсси, а потом стали еще круглее, когда он исследовал их под лупой.
        - Восхитительно, - выдохнул геммолог.
        Они договорились о цене и скрепили соглашение рукопожатием.
        - Мне кажется, они с Цейлона - прекрасные. Вы говорите, купили их в Лондоне?
        Эсси кивнула и напряженно сглотнула.
        Но вопросов больше не последовало. Покупатель лишь кивнул в ответ, окинув взглядом поношенные ботинки и самодельное выходное платье продавца.
        - Обещаю, когда-нибудь я куплю тебе такие, Эсси, - прошептал Нейл, когда они вернулись в каюту, спрятав полученный чек в капитанский сейф.
        - Да я не… - попробовала возразить Эсси, но он поднес ее руку к своим губам и поцеловал, потом медленно снял с нее платье, нижнее белье и поцелуями проложил путь от ее губ к животу, и все ее невысказанные слова растворились.
        Эпилог
        Кейт
        Бостон, восемь месяцев спустя
        Кейт сидела на своем диванчике павлиньей расцветки, примостив ноутбук на огромный живот. На кофейном столике исходили струйками пара две чашки какао. Под ними виднелось приглашение на открытие эксклюзивной выставки в Лондонском музее, которая состоится через шесть месяцев. Приглашение было выполнено на толстом картоне с технологией тиснения. Картон был настолько плотным, что Кейт часто использовала его в качестве подставки.
        Это Люсия настояла на том, чтобы отложить проведение торжества открытия выставки до тех пор, когда Кейт и Маркус смогли бы присутствовать. Она даже приписала на обороте приглашения: «С нетерпением жду встречи с вами. Могу я рассчитывать, что она станет идеальным поводом для запуска вашего следующего проекта?»
        Каждый раз, когда Кейт с Маркусом начинали строить планы на совместное будущее, у нее перехватывало дыхание, но Маркус, глядя прямо в глаза Кейт, обхватывал ее живот, и дыхание восстанавливалось. Он никогда не отмахивался от ее физических страданий. И постоянно заговаривал ее страхи, раздувающиеся вместе с животом.
        - Я все понимаю, я с тобой, я здесь, - шептал он снова и снова, пока ее страх не замещался чем-то иным… иным и более спокойным.
        Ребенок развивался и рос наравне с воодушевлением и восторгом Кейт, и в то же время страх так и не рассеивался окончательно. Как такое могло быть?
        Глядя на жизнь Эсси, Кейт теперь понимала, как в одном сердце могут уживаться и горе, и радость одновременно. И так же, как Эсси, Кейт начала обустраивать свою жизнь с людьми, которых любила. Она извлекла максимум удовольствия от недавней поездки из Лос-Анджелеса в Солт-Лейк-Сити вместе с Лив и Маркусом. Они сделали остановку в Большом каньоне, где отец с дочерью отправились на конную прогулку по окрестностям, пока Кейт делала необходимый ей массаж и натиралась грязевым скрабом.
        По окончании поездки Лив улетела домой, пообещав вернуться и погостить с месяц, когда родится ее сводный братик.
        - Доверься мне, я заклинатель младенцев, - поведала она, иронично усмехаясь. - Глянь, какие у меня смирные братья! - и рассмеялась.
        Кейт растрогалась и в знак благодарности обняла падчерицу. Она уже не могла дождаться, когда же вновь будет спотыкаться о походный рюкзак Лив, набитый подкисшей походной одеждой и вечно валявшийся в коридоре прямо под ногами.
        После того как малыш родился и окреп, Кейт с Маркусом совершили поездку в Лондон, чтобы присутствовать при передаче Беллой пуговицы, доставшейся ей от прабабушки, которую она носила как кулон, в музей. Осень они провели в доме на Луисбург-сквер в суетной компании Эммы, Джессики и Молли. Их подрастающий малыш присутствовал на всех семейных посиделках, устроившись в слинге на груди у Маркуса. Кейт стала участвовать в наставнической программе для молодых историков при Старом Капитолии.
        Поерзав ногами, Кейт пихнула Маркуса.
        - Кажется, я закончила последнюю главу, - объявила она. - Твоя знакомая Натали из «Дж. П. Морган» очень помогла. Она отыскала чек, выписанный на имя Эсси, и прислала мне его скан по электронке. Это подтверждает, что Джон Пирпонт Морган купил камни у Эсси. И на эти деньги они основали свою судоходную компанию.
        Кейт ощупала сережку в ухе, чувствуя большое облегчение от того, что чек от Моргана еще и доказывал, что серьги были просто подарком внимательного мужа своей любимой жене.
        - Здорово, - отозвался Маркус, глядя на нее поверх экрана своего ноутбука и улыбаясь. - А я могу ознакомиться с концовкой?
        - Конечно, - Кейт подскочила, забрала у Маркуса ноутбук и положила на стол, а взамен вручила свой.
        Затем примостилась рядом, положив подбородок ему на плечо.
        - Что, серьезно, так и будешь глазеть, пока я читаю?
        - Пожалуй!
        ДРАГОЦЕННОСТИ ЧИПСАЙДА
        Записки о драгоценностях и семье.
        - Я посижу с тобой, ты читай, а я пока выпью какао, - сказала она, убирая подбородок с плеча и просто прижимаясь к нему теснее.
        Маркус начал читать.
        Моя работа как историка ювелирного искусства заставляет погружаться в трагедии прошлого.
        Но иногда, раскручивая историю и прослеживая путь того или иного драгоценного камня - отблеск бриллианта, оттенок изумруда, деталь узора на эмали шамплеве, следы припоя на обратной стороне золотой пуговицы, - я убеждаюсь, что, как и драгоценности, люди, оказавшись в иной обстановке, могут обрести иную жизнь…
        Моя прабабушка Эсси Кирби была не из богатого сословия. Ирландка по крови, она отправилась из Англии в Бостон с одним чемоданом, в котором имелись чистая блузка, накрахмаленный фартук и запасная сорочка. Эсси ступила на американскую землю с новоиспеченным мужем и в положении.
        Мы знали эту историю о ребенке - моем дедушке Джозефе. Вернее, мы думали, что знаем.
        Мой прадедушка - Нейл Кирби - начинал моряком торгового флота, затем создал собственную судоходную компанию и стал зарабатывать на морских перевозках из Бостона. Сделанные на заказ сапфировые серьги были его подарком Эсси на пятидесятилетнюю годовщину их свадьбы.
        Вскоре он тихо скончался во сне, выкурив напоследок любимую сигару и глотнув карибского рома. И моя семья так и не узнала историю происхождения этих сапфиров, но по их бархатно-синему цвету я предположила, что они были куплены за бесценок на Шри-Ланке, еще когда британцы называли остров Цейлон.
        Мой отец, Джозеф-младший, будучи еще малолетним ребенком, в нарядной рубашке, заправленной в опрятные штанишки, присутствовал на этом торжественном ужине в честь юбилея свадьбы его дедушки и бабушки. Но сколько я себя помню, он любил плести небылицы о том, что прекрасно помнит, как блестели глаза дедушки, когда он вручал эти серьги своей любимой Эсси Роуз и старческим голосом тихо нашептывал по-ирландски: «Mo storin».
        Мое сокровище. Моя любовь…
        - Ну что? - спросила Кейт, вглядываясь в лицо Маркуса.
        Чашка с какао обжигала ей руки, так сильно она ее сжимала.
        - Ну что… замечательно. Это история о тебе, Эсси и Белле. Кто бы мог подумать, что история с зарытыми драгоценностями прольет свет на историю вашей семьи - о разбитом сердце, утратах и…
        - Убийстве? - поморщилась Кейт. - Это уже слишком, да?
        Маркус усмехнулся и обнял ее.
        - Вообще-то, я хотел сказать - любви. Огромной и чистой любви.
        Он чмокнул ее в нос, потом поцеловал в губы, ощутив привкус шоколада, корицы и надежды.
        - Постой! Я хочу добавить еще кое-что, а потом отошлю это моему издателю.
        Поставив чашку на стол, Кейт схватила ноутбук. Вернувшись к титульной странице, она перепечатала посвящение:
        Эсси, указавшей мне, что следует искать в жизни.
        И Маркусу, который помог это найти.
        От автора
        «Потерянные сокровища» - это художественное произведение, вдохновленное подлинной историей знаменитого клада, который был обнаружен в 1912 году в Лондоне в подвале снесенного здания на Чипсайде. Драгоценности из этой находки составили существенную часть коллекций ювелирных изделий Лондонского музея, а также Британского музея и музея Виктории и Альберта.
        Чипсайдский клад - одна из самых известных и загадочных находок в мире. Почему были забыты около пятисот различных драгоценных камней и украшений, зарытые в подвале? Почему никто так и не претендовал на них в последующие годы? Каковы имена тех рабочих, которые непосредственно обнаружили клад в 1912 году?
        Эти вопросы до сих пор остаются без ответа.
        «Потерянные сокровища» - это выдуманная история, в которую вплетены реальные факты. Хронология событий была изменена и подстроена под сюжет. Сцены в Лондонском музее в книге вымышленные, как и драгоценности, которые я описываю.
        Мастерская «Картье» также является вымышленной, а за ее основу была взята мастерская, представленная на выставке «Картье» в Национальной галерее Австралии в Канберре в 2018 году.
        Я люблю оживлять забытые фрагменты истории - в частности, истории, связанные с женскими именами, которые долгое время оставались без внимания или просто игнорировались. Для меня роман начинается с тех моментов истории, которые нам еще не известны, именно на них я строю свой художественный мир. Это дает мне возможность изучать как темные, так и светлые стороны человеческой природы.
        В 1600-х годах Чипсайд был центром торговли золотом, серебром и драгоценными камнями, которые стекались со всего мира в Лондон. Однако этот век был омрачен страшными пожарами, чумой и революцией - империя стремительно росла и развивалась… Лондон семнадцатого века был процветающим городом, но также полон смутами. Существовало миллион причин, по которым кто-то не смог вернуться за своими драгоценностями…
        В 1912 году Лондон снова был охвачен беспорядками, граничащими с войной, женщины митинговали на улицах, требуя права голоса. Обе эти эпохи, как мне кажется, являются благодатной средой для того, чтобы рассказывать истории, главными героинями которых являлись бы сильные и интересные жен- щины.
        Что касается Кейт, моей главной героини современности, я восторгаюсь работой историков, музейных хранителей и реставраторов по всему миру. Они трепетно погружаются в наше прошлое, чтобы мы могли строить наше будущее, а иногда и преподают нам урок, успокаивают или предупреждают, когда необходимо. Этот роман - своего рода мое благодарственное письмо за столь важную работу в библиотеках, музеях и галереях по всему миру.
        Люди могут не придавать значения драгоценностям: кольцам с бриллиантами, ожерельям, золотым пуговицам - считая их незначительными и поверхностными. Но история одного маленького драгоценного камня может рассказать о многом: о торговле и глобализации, тенденциях дизайна, экономике и политике. А также поведать об усердии и мастерстве.
        Наконец, история всякого драгоценного камня всегда связана с властью, любовью и преданностью. Идеальная отправная точка для романа, верно?
        Хочу выразить особую благодарность всем мастерам-ювелирам, создающим прекрасные работы. Когда вы покупаете сделанное на заказ украшение, оно действительно изготавливается с невероятной тщательностью и трудолюбием. Моя подруга Эмма Гудсир, ювелир и владелица мельбурнской галереи-магазина e. g.etal, проявила массу терпения, когда пыталась объяснить мне, какими чертами характера должен обладать человек, который зарабатывает на жизнь ювелирным ремеслом. Она даже позволила мне поехать с ней на выставку «Картье» в Канберре и не пожалела времени, чтобы познакомить меня с инструментами, процессами огранки и установки драгоценных камней, правилами дизайна и роли ювелира и эмальера.
        Все персонажи моего романа «Потерянные сокровища» вымышлены, но прототипами двух героев стали реальные люди, чьи истории я не могла обойти стороной. Житель Лондона Джордж Фабиан Лоуренс, по кличке Каменный Джек - антиквар и ростовщик. Молва гласит, что он скупал все ценные находки у рабочих, занятых на сносе старых домов, поджидая их на улицах и заводя знакомства в пабах. В ходе моих поисков этот ростовщик-антиквар оказался добродушным и увлеченным историком-любителем, поэтому я не смогла удержаться от соблазна, чтобы не придумать ему небольшую роль в своем романе. Рассказ об этом человеке из первых рук смотрите в классических мемуарах журналиста Г. В. Мортона «В поисках Лондона».
        Второй персонаж, упоминающийся в моем романе, - Герхард Полман, голландский торговец, также реальная личность. Более подробные описания смотрите в книге Криса Лейна «Цвет рая: Изумруд в эпоху пороховых империй» (Colour of Paradise: The Emerald in the Age of Gunpowder Empires) и оригинальных стенограммах, записанных и переведенных в (A Calendar of Court Minutes of the East India Company 1635 - 1639, Ethel Bruce Sainsbury (ed.) (Oxford, Clarendon Press, 1907, с. 261 - 262).
        Я включила эти книги в раздел «Дополнительная литература», а также указала и другие источники для тех, кто интересуется историей и фактами о чипсайдском кладе. Также есть список ссылок, перейдя по которым вы можете увидеть подлинные драгоценности из чипсайдского клада. При посещении Лондонского музея, пожалуйста, не просите смотрителей показать вам эти драгоценности из спецхранилища. Согласно объявлению на веб-сайте музея - сокровища Чипсайда в настоящее время не выставляются. Для постоянной экспозиции клада построена специальная галерея в новом филиале музея в Вест-Смитфилде, который планируется открыть в 2024 году. ( Вы можете увидеть несколько изделий, которые, предположительно, принадлежат сокровищнице Чипсайда, среди впечатляющих ювелирных коллекций в Британском музее и Музее Виктории и Альберта.
        Мой старший сын Генри сопровождал меня в поездке в Лондон, куда я направилась в поисках материалов для моего романа. Он оказался вдумчивым, рассудительным и забавным попутчиком, желающим впитывать в себя новые знания. Он не пропустил ни одной пешей экскурсии по историческим местам, ни одного посещения музея или галереи, правда, при одном условии - наличие вкусного обеда! Я с нетерпением жду наших будущих совместных приключений.
        Джейн и Морис Кронли любезно предоставили нам целый этаж в своем великолепном лондонском доме, сориентировали нас, показали важные исторические места, объяснили автобусную сеть, порекомендовали рестораны и познакомили с нужными людьми. Было так приятно в конце насыщенного событиями дня сидеть в вашей солнечной оранжерее с видом на сад с бокалом вина и размышлять о том, к чему может привести задуманная история. Надеюсь, вам понравится моя книга.
        Спасибо команде Британского музея, которая предоставила для меня (и Генри!) доступ к некоторым вещам, предположительно из сокровищницы Чипсайда. Сидеть тихо и представлять, где эти драгоценные камни начали свою жизнь, размышлять, в чьих руках они побывали, сколько преодолели торговых путей и океанов, прежде чем были превращены в ожерелья и пуговицы, - все это просто ошеломило меня.
        Спасибо моим беллотским дамам - группе талантливых мельбурнских писательниц, которые стали так близки моему сердцу. Отдельное спасибо Салли Хепворт, Лизе Айрленд и Джейн Кокрэм за то, что они сделали мой писательский марафон намного забавнее, чем он мог быть.
        Ура моей бесстрашной команде бета-ридеров: Саре Джеймс Бутчер, Кейт Дэниел, Кейт О’Доннелл и Сью Пикок. Серьезно, девушки, вы обладаете невероятной способностью поддерживать во мне вдохновение и желание писать, даже указывая на некоторые серьезные недостатки! Спасибо моей команде редакторов и издателей: Кристе Маннс и Аннет Барлоу из Allen & Unwin Australia и Тессе Вудворд из William Morrow в США - что бы я делала без ваших конструктивной критики и добрых слов? Вы - просто сокро- вище!
        Я навсегда останусь в долгу перед моим агентом Клэр Форстер из Curtis Brown, а также британской командой Curtis Brown и Стейси Теста из Дома писателей в Нью-Йорке за неоценимую поддержку моим писательским начинаниям.
        Наконец, любовь и благодарность моей семье: Алексу, Генри, Джемайме и Чарли - я готова пересечь любой океан ради вас.

* * *
        Это художественное произведение, но я очень уважаю всех тех людей, чьи жизни коснулись тех времен и лишений, той политики и тех обстоятельств, о которых я пишу. Мои мысли всегда с этими людьми и их семьями.
        Если вам нужно связаться и поговорить с кем-то после прочтения этого романа, пожалуйста, свяжитесь с нами beyondblue.com.au или позвоните в службу поддержки Lifeline по телефону 13 - 11 - 4.
        Источники
        Список всех источников, к которым я обращалась во время написания книги, слишком велик, поэтому приведу лишь основные ресурсы.
        ПЕШИЕ ЭКСКУРСИИ
        Вестминстер
        Великий лондонский пожар и Чума
        Лондон Диккенса
        Саутуарк
        Лондон Эдвардианской эпохи
        Городские рынки
        Движение суфражисток - тур с историком и писателем Йеном Портером
        МУЗЕИ
        Лондонский музей (экспозиция - Суфражистки: Избирательное право для женщин, 2018)
        Британский музей, Лондон
        Музей Виктории и Альберта, Лондон
        Музей естествознания, Лондон
        Ювелирный дом «Голдсмит» (библиотека), Лондон
        Королевская обсерватория, Гринвич
        Национальная галерея Австралии, Канберра (выставка «Картье», 2018).
        Книги
        УКРАШЕНИЯ
        The Cheapside Hoard: London’s Lost Jewels, Hazel Forsyth (London, Philip Wilson Publishers, 2013)
        Silversmiths in Elizabethan and Stuart London: Their Lives and Their Marks, David M. Mitchell (Woodbridge, The Boydell Press, 2017)
        Jewels and Jewellery, Clare Phillips (London, V&A Publishing, 2008)
        Treasures and Trinkets: Jewellery in London from Pre-Roman Times to the 1930s, Tessa Murdoch (London, The Museum of London, 1991)
        Rings: Jewelry of Power, Love and Loyalty, Diana Scarisbrick (London, Thames and Hudson, 2017)
        The Crown Jewels: The Official Illustrated History, Anna Keay (London, Thames and Hudson, 2017)
        The Colour of Paradise: The Emerald in the Age of Gunpowder Empires, Kris Lane (London, Yale University Press, 2010)
        Diamonds and Precious Stones, Partick Voillot (London, Thames and Hudson, 2010)
        Cartier: The Exhibition, Margaret Young-Sanchez (Canberra, National Gallery of Australia, 2018)
        Jewel: A Celebration of Earth’s Treasures, Judith Miller, (London, Dorling Kindersley, 2016).
        ЖИЗНЬ В ЛОНДОНЕ
        Lost Voices of the Edwardians, Max Arthur (London, HarperCollins Publishers, 2006)
        The Edwardian Guide to Life, Cornelia Dobbs (West Sussex, Summersdale Publishers, 2011)
        Butcher, Baker, Candlestick Maker: Surviving the Great Fire of London, Hazel Forsyth (London, I. B. Tauris & Co Ltd, 2016)
        1666: Plague, War and Hellfire, Rebecca Rideal (London, John Murray, 2016)
        Victorian and Edwardian London from Old Photographs, John Betjeman (London, B. T. Batsford Ltd, 1969)
        Dynamite, Treason and Plot: Terrorism in Victorian and Edwardian London, Simon Webb (Gloustershire, The History Press, 2012)
        Pepys London: Everyday Life in London 1650-C1703, Stephen Porter (Gloustershire, Amberley Publishing, 2012)
        Diamond Street: The Hidden World of Hatton Garden, Rachel Lichtenstein (London, Penguin Books, 2012)
        Samuel Pepys: Fire, Plague and Revolution, Margarette Lincoln (ed.) (London, Thames and Hudson, 2015)
        The A-CZ of Edwardian London, Anne Saunders (ed.) (London, London Topographical Society, 2007)
        Women in England 1500-C1760: A Social History, Anne Laurence (London, Phoenix Press, 2002)
        Suffragette: Autumn Women’s Spring, Ian Porter, (Leicestershire, Matador, 2014)
        In Search of London, H. V. Morton (London, Methuen, 1951)
        London’s Triumph: Merchant Adventurers and the Tudor City, Stephen Alford, (London, Penguin Books, 2017)
        Edwardians: London Life and Letters 1901-C1914, John Patterson (Chicago, Ivan R. Dee, 1996)
        Booth’s Maps of London Poverty: East and West 1889, Charles Booth (London, Oldhouse Books, 2013)
        Edwardian England: A Guide to Everyday Life, 1900 - 1914, Evangeline Holland (London, Plum Bun Publishing, 2014)
        Видеоматериалы и документальные фильмы о сокровищах Чипсайда:
        ЕДА
        The Land That Thyme Forgot, William Black (London, Bantam Press, 2005)
        The Modern Herbal Dispensary: A Medicine Making Guide, Thomas Easley and Steven Horne, Berkeley CA, North Atlantic Books, 2016)
        Culpeper’s Complete Herbal: Over 400 Herbs and their Uses, Nicholas Culpeper, (London, Arcturus Publishing Limited, 2018)
        A Modern Herbal: The Medicinal, Culinary, Cosmetic and Economic Properties, Cultivation and Folk-Lore of Herbs, Grasses, Fungi, Shrubs & Trees with their Modern Scientific Uses, Mrs M. Grieve (USA, Stone Basin Books, 1931)
        The National Trust Farmhouse Cookbook, Laura Mason (London, National Trust Books, 2009)
        London Eats Out: 500 years of Capital Dining, Grossman, Ehrman et al. (London, Philip Wilson Publishers, 1999)
        notes
        Примечания
        1
        Горячие бутерброды.
        2
        Колканнон - традиционное ирландское блюдо, готовится из картофельного пюре и капусты.
        3
        Моя возлюбленная (ирланд.).