Homo sapiens? Как мы все про***ли Том Филлипс
  Современные люди топчут землю уже более 70 тысяч лет и с тех пор многому научились. Они (мы) освоили ремесла и торговлю, развили культуру и искусства и забрались выше других по пищевой цепи. Но не все давалось нам легко: иногда мы вопиющим образом умудрялись все прощелкать.

  В этой книге свиты воедино история, наука, политика и популярная культура, то есть с ее страниц открывается панорамный вид на славу человечества… и его бездарность. Даже самые незначительные, казалось бы, просчеты, могут полностью поменять мир и курс истории, и это совершенно очевидно, если вспомнить - как и автор - Люси, нашего первого известного предка, которая упала с дерева и умерла, австрийскую армию, которая спьяну атаковала саму себя, затосковавшего по дому британца, завезшего в Австралию кроликов…
  Т. Филлипс
  Homo sapiens? Как мы все про***ли

* * *
  Пожалуй, меня едва ли поймут, если я посвящу книгу с таким названием своей семье. Поэтому я посвящаю ее всем, кто хотя бы однажды опростоволосился. Вы не одиноки.
  Пролог
  На заре конфузов
  ДАВНЫМ-ДАВНО, НА РАССВЕТЕ, когда солнце поднималось над речными долинами и равнинами Эфиопии, молодая обезьяна устроилась на дереве.
  Нам никак не узнать, о чем она размышляла в тот день или чем занималась. Возможно, она подумывала отправиться на поиски еды или возлюбленного или собиралась посетить соседнее дерево, которое могло оказаться лучше того, где она расположилась. Но она и представить не могла, что события того дня сделают ее самой знаменитой представительницей своего вида. Впрочем, если бы вы даже нашли способ рассказать ей об этом, смысл слова «слава» все равно от нее бы укрылся. Она не понимала также, что она в Эфиопии, поскольку все происходило за миллионы лет до того, как кому-то пришла светлая мысль прочертить линии на карте, дать имена образовавшимся фигурам и начать за них войну.
  Эта обезьяна и ее семейство немного отличались от других приматов, которые жили в то же время: в строении их бедер и ног было нечто необычное, и это позволяло им передвигаться по-новому. Эти обезьяны начали спускаться с деревьев и прогуливаться по саваннам на двух задних ногах. Эта перемена со временем приведет к появлению меня, и вас, и всех людей на планете. Обезьяна не знала этого, но ее век пришелся на начало одной из самых удивительных историй. Это было у истоков великого пути человека.
  А после она упала с дерева и умерла.
  Примерно через 3,2 миллиона лет другая группа приматов - некоторые из них теперь обладают степенями кандидатов и докторов наук - выкопала ее окаменевшие останки. Поскольку дело было в 1960-е и копавшие слушали популярную песенку невменяемых ливерпульцев, они решили назвать ее Люси[1 - Речь о песне «Битлз» Lucy in the Sky with Diamonds. - Прим. перев.]. Она была представительницей совершенно нового вида, теперь он зовется Australopithecus afarensis. И этот вид объявили «недостающим звеном» между обезьяной и человеком. Находка Люси заворожила весь мир: о ней говорили за семейным столом, ее скелет несколько лет кряду возили по США, а теперь это главный экспонат Национального музея в Аддис-Абебе.
  И все же единственная причина того, что мы узнали об этой неуклюжей обезьяне, в том, что она, говоря откровенно, все прошляпила. В ретроспективе это и стало шаблоном для всех событий, которым суждено было последовать.
  Это книга о человечестве - о нас - и нашем замечательном умении прошляпить, прощелкать, профукать, прохлопать, спустить в трубу любую возможность, все на свете. О том, почему на любое достижение, заставляющее гордиться званием «человек» (искусство, наука, бары), всегда найдется что-то еще, отчего хочется зажмуриться и покачать головой от недоумения и отчаяния (война, загрязнение окружающей среды, бары в аэропортах).
  Весьма вероятно, что - вне зависимости от ваших личных и политических убеждений, - оглядевшись и оценив состояние мира вокруг, не так давно вы подумали про себя: «Черт подери, что же мы натворили?»
  Эта книга должна чуть-чуть утешить вас: не стоит нервничать, мы были таким всегда. Да что уж там, мы все еще здесь! (Правда, сейчас, когда я пишу это, до «ядерного» саммита между Дональдом Трампом и Ким Чен Ыном - который, впрочем, может случиться или не случиться, может пройти хорошо или наоборот, - остаются считаные недели. К несчастью, я должен сдать текст до того, как все мы узнаем дату нашей смерти. Но я буду исходить из предположения, что если вы читаете эту книгу, то вам удалось дотянуть по крайней мере до конца июля 2018-го.)
  Есть немало книг о величайших достижениях человечества, талантливых лидерах, гениальных изобретателях, об упрямом человеческом духе. Не меньше существует опусов о наших ошибках: и просчетах индивидуумов, и промахах целых сообществ. И куда меньше - о том, как нам удается совершать в корне, катастрофически неверные действия снова и снова.
  В духе тех шуток, которые так любит разыгрывать Вселенная, причины для наших грандиозных неудач зачастую те же, что некогда позволили нам отделиться от звериного стана и возвыситься над ним. Мы умеем видеть закономерности, мы можем рассказать о них сородичам, мы способны вообразить будущее, которое еще не настало: если мы изменим вот это, случится вот то и мир станет немного лучше.
  Проблема только в том… да, мы не слишком хорошо справляемся с любой их этих задач. Честная оценка прошлых достижений человечества на этом поприще походит на исключительно жестокий ежегодный отчет начальника, который вас ненавидит. Мы видим связи там, где их нет. Наши навыки общения, мягко говоря, не всегда удовлетворительны. И что уж нам совсем не удается, так это фиксировать те случаи, когда мы упустили из виду, что изменение вот того приведет также к изменению вон того вот там, а еще вон того там похуже, и кроме прочего, боже, нет, только не этого вот здесь. Неважно, как высоко заберется человечество, неважно, как много сложностей мы преодолеем, какая-нибудь катастрофа всегда будет таиться за углом. Взять хотя бы пример из истории: вот вы Сигурд Могучий (второй ярл Оркнейских островов, живший в IX веке), на коне вы возвращаетесь домой, чтобы разделить триумф от победы в битве с вашим заклятым врагом Маэлом Бригте по прозвищу Торчащий Зуб, и его голова подвешена к вашему седлу. И уже в следующий момент вы… в общем-то, вы все еще Сигурд Могучий, но пару дней спустя вы умираете от инфекции:
выступающий зуб на обездоленной голове вашего заклятого врага проделал дыру в вашей голени, пока вы, торжествуя, добирались домой. Все верно: в военную историю Сигурд Великий вошел как человек, сраженный врагом, с которым он покончил несколькими часами ранее, и это сомнительное достижение. И это урок нам всем. Во-первых, о вреде гордыни, а во-вторых, о том, что нужно выбирать врагов из числа тех, кто должным образом заботится о своем прикусе. Именно о гордыне и ее трагических последствиях и пойдет главным образом речь в этой книге. Так что поклонники исторической стоматологии, напротив, рискуют сильно разочароваться.
  (И ничего, что Сигурд Могучий и Маэл Бригте решили сразиться только потому, что Сигурд бросил противнику вызов - призвал к бою, в котором выступило бы по 40 воинов с каждой стороны. Маэл Бригте принял его, и Сигурд объявился с 80 вооруженными мужами. Из всей этой истории с Сигурдом можно, наверное, извлечь и еще один урок: никогда нельзя вести себя, как распоследний негодяй. И это, что забавно, тоже один из лейтмотивов этой книги.)
  Сигурд - один из многих исторических персонажей, которые запомнились в большей степени за свои неудачи, а не победы. В следующих десяти главах мы окинем взглядом всю историю человечества и составим длинный список неудачников. Вниманию тех, кто не любит злорадствовать: может быть, сейчас вам как раз стоит отложить книгу.
  История человеческого прогресса начинается с нашего умения думать и творить. Это и отличает человека от животного. Но именно из-за этого мы регулярно выставляем себя идиотами.
  В первой главе, озаглавленной «Почему мозг такой бестолковый», мы увидим, чем ход мыслей наших предков отличался от современного, и постараемся осознать, что наши попытки разобраться в устройстве мира при помощи разума терпят крах из-за его выкрутасов. И мы принимаем ужасные, жуткие решения.
  Во второй главе «Хорошо же мы устроились» мы проследим историю человечества до того времени, когда мы научились земледелию и стали формировать мир вокруг нас… и неизменно устраивали кавардак в местах своего обитания. И здесь мы столкнемся с талантом, который еще никогда не изменял нам, - мы совершенно неспособны сосредоточенно подумать над вопросом: эй, а что плохого может случиться, если мы изменим русло этой реки?
  Затем мы вспомним наши неуклюжие попытки контролировать природу - в главе «Всюду жизнь». Среди прочего мы узнаем, как великий Мао и чудаковатый поклонник Шекспира спровоцировали зеркальные по сути катастрофы, категорически недооценив роль птиц.
  По мере того как ранние общества развивались, становилась сложнее их структура. Стало ясно, что нам нужен кто-то, кто принимает решения. В четвертой главе «Делай, как говорят» мы убедимся, что эту ответственность неизменно возлагали на самых негодных людей. В пятой главе «Власть народу» мы затронем тему демократии, чтобы разобраться, насколько этот формат лучше.
  Хотя нам и удалось создать для себя какую-никакую среду, потенциал человечества в деле выставления себя на посмешище не мог реализоваться полностью, пока мы не начали путешествовать, пока не встретились наши цивилизации. Здесь-то уж мы пустились во все тяжкие и понаделали удивительных, катастрофических глупостей. В главе «Война? А какой от нее толк?» мы познакомимся с длинной историей бессмысленных битв и конфликтов и разберем несколько самых абсурдных примеров, в том числе случай, когда армия умудрилась проиграть битву, хотя противник даже не явился на поле боя, и эпизод, когда до мелочей выверенный план атаки превратился в мусор, потому что кое-кто не учел смены часовых поясов.
  Мы отправимся навстречу неизведанному вместе с героями-первопроходцами эпохи Великих географических открытий в седьмой главе - «Развеселая колониальная вечеринка». Из нее мы узнаем, что (простите, спойлер) колониализм был ужасен.
  Глава восьмая «Дипломатия для чайников и/или современных президентов» научит нас деликатности во взаимодействии с другими культурами и расскажет историю о шахе Хорезма, который принял самое провальное политическое решение из возможных. (И тогда пришлось подпалить несколько бород.)
  Прогресс в области науки и технологий, имеющий место в последние несколько веков, подготовил приход эры удивительных инноваций, стремительных изменений и свежих, замечательных возможностей опозориться. Об этом речь пойдет в девятой главе «Чертовы технологии, чертово излучение». В ней мы увидим, что не всегда науке удается ухватить суть вещей верно, и поговорим в том числе о загадочном излучении, которое могли видеть только французы, и о человеке, который совершил сразу две наиболее чудовищные ошибки XX века.
  Перемены нынче происходят так быстро, что современный мир может запросто сбить с толку. В десятой главе «Кратко о том, как мы ничего заметили» мы оглянемся назад и вспомним нередкие случаи, когда не смогли спрогнозировать приближение ужасных новых явлений и событий.
  И в завершение, в главе «Как прошляпить будущее», мы сделаем пару аргументированных догадок и представим себе следующие два века, когда будет торжествовать человеческая глупость. Мы заключим, что, всего вероятнее, люди окажутся в космической ловушке, которую сами смастерили для себя из мусора и отходов.
  Это книга по истории и о том, как все сделать не так. А потому вполне естественно было бы упомянуть и о том, что зачастую мы совершенно не так толкуем историю. Проблема в том, что история - очень подвижный предмет, ведь никто не потрудился записать подавляющее большинство фактов и событий, а те, кто таки делал записи, могли ошибаться, или выжить из ума, или врать, или быть воинствующими расистами (а зачастую все недостатки совмещались в одном человеке). Мы узнали о Сигурде Могучем, потому что нелепый эпизод с его участием описан в двух документах - в сагах свода «Круг Земной» и в «Саге об оркнейцах». Но откуда нам знать, что они достоверны? Как мы можем быть уверены, что это не смешная нордическая шутка, которой мы не понимаем? Мы не можем, никак. Несмотря на огромную работу, проделанную историками, и археологами, и специалистами в десятке других областей. Объем информации, в которой не приходится сомневаться, микроскопический по сравнению с тем, чего, как мы точно знаем, мы не знаем. А того, чего мы не знаем, не зная даже того, что мы этого не знаем, еще больше… но мы не знаем наверняка, к
сожалению.
  Я хочу сказать вот что: вероятность того, что в эту книгу о конфузах не попало ни одного конфуза, признаюсь, минимальна. Если вдруг контекст будет расплывчатым, я постараюсь дать необходимые пояснения - что мы знаем точно, а о чем можем только догадываться. Я старался избегать историй, которые «слишком хороши, чтобы быть правдой», апокрифических мифов и бородатых исторических анекдотов, которые, кажется, увеличиваются в длине с каждым пересказом. Надеюсь, я нигде не передернул.
  И это вновь возвращает нас к Люси, которая свалилась с дерева 3,2 миллиона лет назад. Откуда мы знаем, что она свалилась оттуда? Ну как же, в 2016 году группа исследователей из США и Эфиопии опубликовала статью в журнале Nature, ведущем научном журнале мира. Они провели томографию окаменевших костей Люси и создали трехмерное компьютерное изображение ее скелета. Они выяснили, что трещины в ее костях - точно такие же, какие бывают в костях любого живого существа, и что они так никогда и не заросли: это указывает на то, что Люси была жива, когда кости повредились, но вскоре после этого умерла. Ученые проконсультировались со множеством хирургов-ортопедов, и все они сошлись во мнении: так выглядят переломы пациента, который упал с высоты. Перелом верхней конечности показывает, что с ее помощью она попыталась остановить падение. Геологические изыскания показали, что ареал обитания Люси - лесистая равнина у реки, то есть там не было скал или выходов горной породы, откуда она могла рухнуть. И какой мы делаем вывод? Люси упала с дерева.
  Это замечательное исследование, и оно было хорошо встречено другими экспертами в области. Проблема только в том, что нашлось все же несколько ученых - включая Дональда Джохансона, кто и обнаружил Люси, - которых статья не убедила. Он твердили: «Дружище, ее кости были переломаны, потому что это и случается с костями, которые пролежали в земле 3,2 миллиона лет». (Я немного перефразировал.)
  Итак… Люси и вправду упала с дерева? Может быть. Это даже вероятно. Во многом это и есть главный фокус этой книги: мы мастерски овладели научной дедукцией и все же можем ошибаться. Можно быть чемпионом мира в своей области, сделать успешную карьеру и иметь за плечами ряд публикаций в самых престижных журналах о революционных открытиях, от которых коллеги уронили челюсть на стол, которые повлекли за собой прорыв в области палеонтологии и физики, вычислительных наук и медицины, криминалистики и геологии, которые позволили нам заглянуть в мир, существовавший миллионы лет назад, чего еще не бывало в истории… и все-таки может явиться кто-то, кто скажет: «Муахаха! Нет». Как раз тогда, когда вам кажется, что все разложено по полочкам, в игру вступает неистребимый человеческий дар - все прошляпить.
  Помните о Сигурде Могучем.
  Глава первая
  Почему мозг такой бестолковый

* * *
  ЭТО НАЧАЛОСЬ ПРИМЕРНО 70 000 ЛЕТ НАЗАД - именно тогда человечество всерьез приступило к разрушению мира. В это время наши предки начали мигрировать из Африки и распространяться по планете - сначала в Азию, а затем в Европу. Многим людям это пришлось не по душе по той причине, что к тому моменту наш вид, Homo sapiens, был не единственным человеческим видом на Земле, далеко не единственным. Ученые спорят о числе человеческих разновидностей, которые обретались в наших краях. Собрать обрывки ДНК и попробовать определить, что считать отдельным видом, а что подвидом, а что странноватым вариантом вида, - это занятие не из легких. (Это также идеальный способ ввязаться в спор, если вы оказались среди палеонтологов, которым как раз нечем заняться.) Но как бы их ни классифицировали, выходит, что тогда на планете точно существовала еще пара видов человека, самый известный из которых - Homo neanderthalensis, или просто неандерталец, как его по-свойски зовут. В результате обильной миграции из Африки они распространились почти по всей Европе и большей части Азии, где провели к тому времени более 100 000 лет. И
им в целом жилось хорошо.
  К несчастью, всего несколько десятков тысяч лет спустя - в мгновение ока по эволюционным меркам - наши предки грубо вторглись в их мир, и неандертальцы в компании всех прочих наших родственников исчезли с лица земли. По укладу, который зарекомендовал себя в разные исторические эпохи, когда мы только появлялись, нам удавалось поддерживать добрососедские отношения. Но в течение нескольких тысяч лет, когда продолжалось продвижение современного человека вглубь чужих территорий, останки неандертальцев постепенно исчезали из геологической летописи. От них осталась только парочка призрачных генов, которые до сих пор прячутся в нашем биологическом коде. (Очевидно, что имело место смешение неандертальцев и их покорителей, которые вскоре вовсе сместили их. Если вы родом из Европы или Азии, велики шансы, что примерно 1 -4 % вашей ДНК вам подарили неандертальцы.)
  Как и почему мы выжили, тогда как наши двоюродные братья навсегда укатили в местечко Вымиратово, - другой предмет для разногласий. Изрядная часть наиболее вероятных объяснений так или иначе будет затронута в той книге. Мы могли по неосторожности изничтожить всех неандертальцев, потому что принесли с собой болезни, которым он не могли сопротивляться. (Большая часть истории человечества - это и вправду история болезней, которые мы подхватили во время путешествий и распространили.) Возможно, нам легче было приспособиться к меняющемуся климату. Данные свидетельствуют также, что наши предки формировали б?льшие социальные группы, что они взаимодействовали и обменивались товарами на большей территории, чем интровертные и довольствовавшиеся малым неандертальцы. А это означало, что Homo sapiens могли рассчитывать на больший объем ресурсов, когда вдруг похолодало.
  Или, может, мы просто убили их. Ведь, в общем, так мы обычно и поступаем.
  Несмотря на всю правдоподобность, едва ли в ответе за все только один фактор, потому что так не бывает. Но большинство самых убедительных объяснений имеют одну общую черту: они отсылают к тому, как работает наш мозг. Я совсем не хочу сказать, что неандертальцы вымерли, потому что они глупые, а мы умные. Они отнюдь не походили на туповатых увальней, какими их рисует популярная культура. Их мозг был такого же размера, как и наш, они тоже умели изготавливать орудия, контролировать огонь, создавать абстрактные произведения искусства и украшения - следы этого найдены в Европе, и эти артефакты относятся к эпохе, на десятки тысяч лет отстоящей от того времени, когда явились наши предки и стали устанавливать всюду свои порядки. Вернее всего, наше превосходство над неандертальскими кузенами было в образе мышления, касается ли это приспособляемости, или производства более продвинутых орудий труда, или более сложной социальной структуры, или общения между разными группами.
  Есть что-то особенное в том, как мы, люди, думаем, и это выделяет нас. Ну да, это очевидно. Это кроется уже в самом названии нашего вида: Homo sapiens, то есть «человек разумный» с латыни. (Скромность, скажем прямо, никогда не отличала нас как вид.) И чтобы воздать должное нашему эго, заметим, что человеческий мозг - это поистине удивительный механизм. Мы видим закономерности в том, что окружает нас, и на их основе умеем строить догадки о том, как устроены вещи, выстраивать сложные когнитивные модели мира, а он, как известно, больше, чем сумма видимых предметов и явлений. А на основе этих когнитивных моделей мы можем вообразить то, чего не видели: мы научились предвидеть перемены в мире, которые могут улучшить нашу среду. Об этих идеях мы сообщаем остальным, и они совершенствуют их, хотя нам это изначально не пришло в голову. Так знание и изобретения рождаются из совместных усилий и предаются из поколения в поколение. Кроме того, мы умеем убеждать многих работать плечом к плечу над осуществлением плана, который существовал когда-то только в нашем воображении, - все для того, чтобы воплотить нечто
огромное и важное, что было бы не под силу одному человеку. И это повторяется много-много раз в сотнях тысячах разных контекстов, и то, что некогда было диким и новым, превращается в традицию, и после появляются другие новшества, пока в конце концов не получится то, что мы называем «культура» или «общество».
  Поразмыслите об этом в таком ключе: сначала мы заметили, что округлые предметы скатываются с холма лучше, чем угловатые и непропорциональные. После мы додумались, что если отколоть от предмета ненужное, придав ему сходство с шаром, он станет катиться лучше. Дальше мы показали другу нашу новую круглую и катящуюся штуковину, которая навела его на мысль о строительстве тележки из четырех таких штуковин. Затем появляется целый флот церемониальных карет, чтобы до всех людей докатились лучи славы великодушного, но беспощадного правителя и изобретателя. И в завершение мы катим по трассе А10 в красном Opel Insignia, слушаем диск с классическими рок-балладами и выкрикиваем ругательства зазевавшемуся дальнобойщику. (ВАЖНОЕ ЗАМЕЧАНИЕ ИЗ СООБРАЖЕНИЙ ПЕДАНТИЧНОСТИ: это вопиюще неточная и карикатурная история изобретения колеса. Как ни странно, колеса изобрели довольно поздно по сравнению с другими вещами - когда цивилизация безрадостно мыкалась без них уже больше тысячи лет. Первому колесу в археологической истории примерно 5,5 тысяч лет, оно было найдено в Месопотамии и использовалось вовсе не для
транспортировки: это гончарный круг. Кажется, что прошла еще как минимум пара десятков лет до того, как на кого-то снизошло озарение, и он перевернул колесо набок, чтобы возить все и всюду. Так и начался процесс, который в конечном итоге приведет к дорожной полиции. Приношу свои извинения исследователям колес, которых оскорбил предыдущий абзац - он был всего только иллюстрацией.)
  Человеческий мозг удивителен, и вместе с тем он чрезвычайно странен и склонен совершать жутчайшие просчеты в самый неподходящий момент. Мы часто делаем неверный выбор, верим в глупейшие вещи, игнорируем подсказки прямо у нас под носом и составляем схемы, в которых нет вообще никакого смысла. Наш ум может выстроить игру оркестра или спланировать город, ему далась даже теория относительности. И все же он на пять минут повергает нас в болезненные и отчаянные сомнения, не в силах решить, какие чипсы выбрать.
  Так как же наше уникальное мышление позволило нам создать невероятный мир, который отвечает нашим запросам, при этом делать выбор в пользу наихудшей из опций, хотя с самого начала было очевидно, какая это ужасная идея? Вкратце: как мы умудрились запустить человека в космос и высадиться на Луне, хотя все еще время от времени отправляем ЭТОТ текст своей бывшей? В конечном итоге это сводится к тому, как наш мозг развивался.
  Дело в том, что эволюция - не слишком «умный» процесс, она бестолкова в самом своем основании. Имеет значение только то, удается ли живому организму достаточно долго уворачиваться от тысячи возможных и страшных смертей, поджидающих за каждым поворотом. Если да, то его гены перейдут к следующему поколению - получите, распишитесь. Если нет… ну что ж, ему не повезло. Это означает, что эволюция не заглядывает в будущее. Если некая черта дает организму преимущество прямо сейчас, она будет отобрана, даже если она загромоздит генетический код ваших пра-пра-пра-пра-пра-правнуков чем-то, что безнадежно устарело. Маловероятно и то, что она могла предвидеть полезность этих черт заранее: «Конечно, сейчас это жутко мешается, но многим потомках через миллион лет она весьма пригодится, верьте мне». Да, это полная чушь. Эволюция успешна не потому, что она планирует наперед: она просто-напросто выбрасывает в опасный и беспощадный мир гигантское количество голодных и похотливых существ и смотрит, кто подержится дольше.
  Это означает, что наш мозг - отнюдь не продуманный до мельчайших деталей орган, созданный для решения сложнейших головоломок. Это скорее набор трюков, и шаблонов, и «хаков», которые дали нашим предкам двухпроцентное преимущество в поисках еды или трехпроцентное - в коммуникации («Ой-ой, гляди туда, там лев!»).
  Эти механизмы (они называются эвристическими, если хотите перейти на язык терминов) абсолютно необходимы для выживания, для общения, для обучения при помощи опыта: нельзя сесть и выработать все базовые принципы. Если бы каждый раз, когда нам нужно было избежать шока от восхода солнца, нам приходилось бы начинать что-то вроде конгнитивного эквивалента широкомасштабного рандомизированного и контролируемого исследования, мы бы не ушли далеко как вид. Когда вы наблюдали поднимающееся из-за горизонта солнце несколько раз, мозг подумает только: «Хм, солнце всходит», и это разумно. Точно так же, если Джефф расскажет вам, что его жутко скрутило, когда он поел фиолетовых ягод с того куста у реки, лучше всего поверить ему и не проверять на себе.
  Но здесь и начинаются проблемы. Хотя шаблоны в нашем мозгу полезны, они (как и все шаблоны) порой толкают нас на неверный путь. И в мире, где нам приходится решать более сложные задачи, чем пищевые, это происходит куда чаще. Говоря прямо, в подавляющем большинстве случаев ваш мозг (и мой, и все вообще мозги) ведет себя, как клинический идиот. Возьмем, например, ту самую способность видеть взаимосвязи. Проблема в том, что наш мозг настолько помешан на их выискивании, что начинает видеть их всюду - даже там, где их нет. Не большая беда, если это проявляется только тогда, когда мы смотрим на ночное небо: «Смотри-смотри, вон там лиса гонится за ламой». Но когда воображаемая схема заставляет вас думать, что все преступления совершаются представителями одной этнической группы… в общем, это очень мешает.
  Для этого явления существует множество терминов, например «иллюзорная корреляция» или «кластерная иллюзия». Во время Второй мировой войны многие лондонцы были уверены, что немецкие ракеты «Фау-1» и «Фау-2» (новое грозное оружие) разили в городе строго определенные цели, и потому они искали укрытие в тех местах, которые считали безопасными, - а также предполагали, что в менее затронутых войной столичных районах прятались немецкие шпионы. Это несколько обеспокоило британские власти, и они наняли статистика по имени Р. Д. Кларк, который взялся проверить, правда ли это.
  И что же он выяснил? «Цели» оказались выдумкой горожан, призраками, рожденными даром видеть причинно-следственную связь. Немцы не могли похвастаться технологическим прорывом (созданием управляемых ракет), а Кларкенуэлл отнюдь не являлся оплотом вермахта и там не укрывались секретные агенты. Самолеты сбрасывали снаряды в направлении города наобум. Но люди видели за этим хитроумный план, потому что им был дан мозг.
  Даже подкованные профессионалы могут пасть жертвами подобных иллюзий. Например, многие медицинские работники подтвердят, что полнолуние всегда обещает неспокойную ночку в приемном отделении: наплыв пациентов, странные травмы и психопатическое поведение. Провели даже исследование, и оно показало, что все это неправда: нет никакой связи между фазами Луны и загруженностью больниц. Но целая орда талантливых, опытных врачей будет клясться всеми святыми, что зависимость существует.
  Почему? Вера, в конце концов, не берется из ниоткуда. Убеждение в том, что Луна сводит людей с ума, бытует уже много веков. Отсюда и взялось слово «лунатик», отсюда и пошли россказни об оборотнях. (Это также может иметь отношение к корреляции между фазами Луны и женским менструальным циклом.) И что самое интересное, это могло быть правдой в некоторый период времени! До изобретения искусственного освещения - особенного уличного - свет Луны имел большее значение для людей. По одной из теорий, бездомные, которые спали на улицах, не могли сомкнуть глаз в полнолуние, и бессонница усугубляла их душевные заболевания, если такие были. (Мне очень нравятся теории о пиве, поэтому сделаю альтернативное предположение: люди, возможно, сильнее напивались, если знали, что точно разглядят путь до дома и не заблудятся, что их не ограбят и что они не споткнутся, и не окажутся в канаве, и не помрут там.)
  Откуда бы ни пришла эта идея, она фиксируется в культуре уже очень давно. И с тех пор как вы услышите, что полнолуние знаменует время безумия, вы станете запоминать все ночи, когда так и было, и не замечать те, когда это было не так. Не желая того, ваш мозг увидел закономерность в бессистемности. И все это из-за когнитивных шаблонов, которые он задействует. Главные из них - это эвристика привязки и эвристика доступности, и оба они доставляют нам бесчисленные заботы. «Привязка» в данном случае означает, что если вы пытаетесь принять какое-либо решение, особенно когда вводных данных не так много, вы оказываетесь под гипертрофированным влиянием первого из же из услышанных мнений. Например, представьте себе, что вас попросили оценить какую-либо вещь, причем вы заведомо не располагаете достаточными знаниями, чтобы вынести ответственное суждение. Скажем, это был дом со случайной фотографии. (Примечание для миллениалов: дома - это такие большие строения из кирпича, которые вы никогда не сможете себе позволить.) Поскольку вы ровным счетом ничего не смыслите в ценах на недвижимость, вы смотрите на фото,
прикидываете, насколько вычурным выглядит этот дом, и тыкаете пальцем в небо. Но ваша догадка уже не будет такой спонтанной, если кто-то предложил примерную стоимость, например, спросив: «Как думаешь, этот дом дороже или дешевле 400 000 фунтов?» Важно понимать, что этот вопрос не содержит ни грамма полезной информации (вам же не рассказали, за сколько были проданы другие дома в этом районе). И все же те, кто получил в виде «подсказки» сумму в 600 000 фунтов, в среднем называют более высокую цену, чем те, кто услышал о 200 000 фунтов. Хотя вопрос совершенно неинформативен, он влияет на ваше суждение, поскольку вы получили «привязку». И мозг хватается за нее и от нее отталкивается.
  Иногда доходит до смешного: информация, на которую мы ориентируемся, может быть категорически бесполезной - как и наугад выбранное число, - но мозг все равно цепляется за нее и подгоняет под нее наши решения. И это тревожно. В книге «Думай медленно… Решай быстро» Даниэль Канеман приводит в пример эксперимент 2006 года, в котором участвовала группа профессиональных немецких судей. Им были предъявлены материалы дела против женщины, которая обвинялась в магазинной краже. Судьям предложили подбросить кости, вес которых был отрегулирован (об этом они не знали) таким образом, что сумма точек на двух сторонах могла быть равна 3 или 9. Затем их спросили, нужно ли приговорить женщину к заключению, более или менее продолжительному, чем выпавшее число. В конце концов им предстояло выдвинуть окончательное суждение о справедливом сроке. Наверное, вы уже догадались, каким был результат. Судьи, которые выбросили большее число, приговорили подсудимую к куда более долгому заключению, чем те, кому выпало меньшее число. В среднем же, если бы судьи и вправду подбрасывали кубики, женщина провела бы в тюрьме на три
месяца дольше. И это неутешительно.

«Доступность» подразумевает, что вы принимаете решения на основе той информации, которая первой поросится вам на ум. То есть вы не оцениваете дотошно абсолютно весь доступный вам информационный багаж. Это означает, что мы склонны формировать наши представления о мире на фундаменте недавних событий или того, что нам особенно запомнилось. Таким образом, вся груда вечных максим и премудростей, которые, возможно, куда точнее передают суть повседневности, просто… стирается из памяти.
  Именно поэтому сенсационные новостные сводки об ужасных преступлениях заставляют нас верить в то, что уровень преступности выше действительного, тогда как сухие выкладки об улучшении криминальной статистики не производят на нас такого впечатления. В частности поэтому многие больше боятся крушений самолетов (редких, из ряда вон выходящих), чем автомобильных аварий (ежедневных и потому менее впечатляющих). По этой причине терроризм вызывает молниеносную реакцию со стороны общественности и политиков, хотя на более опасные, но заурядные угрозы для жизни закрывают глаза. В период с 2007 по 2017 год в США больше людей погибли от собственных газонокосилок, чем от рук террористов. В эпоху публичности американскому правительству впору начать войну против газонокосилок. (Впрочем, будем честными: ввиду последних событий этого не стоит исключать.)
  Взятые вместе, эвристика привязки и эвристика доступности здорово повышают вероятность бестолкового выбора в форс-мажорных ситуациях и так или иначе влияют на незначительные каждодневные решения, которые мало на что влияют. Если же вы намерены принять ответственное, взвешенное решение, которое учитывает всю сложность современного мира, они могут превратить вашу жизнь в кошмар. Ваш мозг будет всеми силами пытаться вернуться в зону комфорта - поближе к тому, о чем вы уже слышали или что первым приходит в голову.
  Отчасти они также в ответе за то, почему нам не дается оценка рисков и предвидение катастрофических последствий одной из многих доступных опций. В действительности в нашем мозгу независимо существуют две системы, помогающие оценивать опасность: инстинктивная и быстрая наравне с медленной и взвешенной. Проблемы начинаются, когда они вступают в противоречие. Одна часть мозга спокойно произносит: «Я проанализировала все данные и пришла к заключению, что опция 1 самая рискованная», а вторая выкрикивает в ответ: «Но опция 2 выглядит жутковато!»
  Разумеется, вы можете подумать, что мы в состоянии перехитрить самих себя и вытолкать наш мозг из зоны комфорта. Мы ведь умеем игнорировать голос инстинкта и прислушиваться к более осознанному шепоту, правда? Чтобы здраво оценить ситуацию. К сожалению, придется принять во внимание также нашу склонность искать подтверждения своим взглядам.
  До того как я сел писать эту книгу, я был уверен что поиск аргументов в пользу имеющейся точки зрения - главная проблема, и все, что я прочел с того момента, подтверждает мою правоту. В этом-то и вся сложность: наш мозг ненавидит быть неправым. Из-за такой вредной привычки мы, как ракета с лазерной системой наведения, вцепляемся в самые ничтожные свидетельства в пользу наших взглядов и убеждений, блаженно игнорируя целые батареи аргументов, доказывающих что мы совершенно сбились с пути. В бытовой ситуации это объясняет, например, почему мы предпочитаем получать новости от источника, который в целом разделяет наши политические взгляды. В своем крайнем проявлении этот феномен может указывать, почему вам ни за что не переспорить приверженца теории заговора: именно потому что мы тщательно отбираем события, которые хорошо вписываются в нашу картину мира, и отбрасываем те, что выпадают из нее.
  Впрочем, от этого все же есть кое-какая польза: мир сложен и беспорядочен, он со скрипом выдает нам свои тайны - он совсем не похож на слайд презентации с аккуратным списком. Формирование когнитивных шаблонов означает, что мы выпускаем из поля зрения бесполезную информацию, сосредотачиваясь на верных подсказках. Только вот отбор действительно стоящий информации подобен игре в русскую рулетку.
  Но дальше - больше. Наш мозг все отчаяннее сопротивляется допущению, что он мог дать сбой. Можно подумать, что, едва приняв решение, воплотив его в жизнь и убедившись, что все летит к чертям, нам по крайней мере становится легче время от времени передумывать. А вот и нет. Это называется искажение в восприятии сделанного выбора. Термин означает, что как только мы выбрали курс, мы не можем проститься с мыслью, что он верен, - так тонущий матрос хватается за щепку. Мы даже возвращаемся к воспоминаниям о том, как и почему мы так решили, чтобы еще больше утвердиться в своей правоте. Поэтому вы, морщась, хромаете на обе ноги в новых ботинках и пытаетесь убедить всех, что они добавляют вам значимости, хотя вам и приходится передвигаться аллюром. На более высоком уровне эта привычка становится причиной упорной настойчивости министров в правительстве: переговоры проходят прекрасно, наблюдается невиданный прогресс. Хотя все очевиднее становится, что дело - табак. Выбор сделан, и он не может быть неверным, потому что мы сделали его.
  По некоторым данным, в определенных обстоятельствах даже опасно сообщать людям, что они не правы. Если вы терпеливо и по пунктам разъясните им, почему вы так думаете, они, возможно, только упрочатся в своих взглядах. Столкнувшись с тем, что можно расценить как оппозицию, их сопротивляемость удваивается, и люди встают на свои позиции еще прочнее. А потому не стоит спорить с вашим расистски настроенным дядюшкой в социальных сетях или объявлять всем, что вы решили стать журналистом. Может оказаться, что вы заведомо обречены: вы только испортите настроение себе и разозлите других.
  Это не означает, что люди не умеют принимать сбалансированных и мудрых решений: разумеется, они могут. В конце концов, вы читаете эту книгу. Поздравляю: вы сделали прекрасный выбор! Я только имею в виду, что мозг чинит невероятное число преград на нашем пути, полагая, что поступает во благо.
  Само собой, если мы не можем решить даже за себя, проблема усугубляется, когда решение должно быть коллективным. Мы социальные животные, и нам совсееем не по нраву быть белой вороной. Посему мы так часто не прислушиваемся к полезным подсказкам инстинктов, чтобы не выделяться.
  По этой причине, когда группе людей нужно договориться и идея общности довлеет над каждым из ее членов, возражения отметают в сторону или вовсе не озвучивают из-за общего напряжения. Ведь мало кто отваживается выговорить вслух: «Вообще-то я не уверен, что это очень умная мысль». А потому мы очертя голову переходим на сторону большинства: видя, что другие люди делают что-то или во что-то верят, мы хотим подражать им, быть частью толпы. В детстве ваша матушка наверняка спрашивала: «А если бы все спрыгнули с моста, ты бы спрыгнул тоже?» И честный ребенок отвечал: «Да, вернее всего, спрыгнул бы».
  Дополняет картину тот факт, что мы, как правило, считаем себя неотразимыми, хотя это не так. Вы можете называть это гордыней, а можете завышенной самооценкой. Можно также обозвать таких людей засранцами. Так или иначе, исследования показывают, что мы сильно переоцениваем свою сообразительность. Если попросить студента предположить, насколько хорошие баллы он получит по сравнению с другими студентами, подавляющее большинство включит себя в 20 % самых успешных учеников. Едва ли кто-то признается: «Да, наверное, мои оценки ниже средних». (Чаще всего, впрочем, оценка попадет в диапазон между 10 и 20 процентами. Это примерно как заказать бокал вина, которое лишь немногим дороже самого дешевого.)
  Широко известна когнитивная проблема, известная как эффект Даннинга - Крюгера. Это могло бы быть прекрасное название для рок-коллектива из 1970-х, однако это - святой покровитель этой книги. Впервые это явление было описано психологами Дэвидом Даннингом и Джастином Крюгером в работе «Неподкованные невежды, или Почему неумение признавать собственную некомпетентность ведет к завышенной самооценке». Ученые собрали доказательства для феномена, который все мы наблюдали в собственных жизнях. Те, кого можно назвать хорошими специалистами в некоторой области, как правило, довольно скромны, упоминая о своих способностях. Те же, кто не обладает никакими талантами, зачастую чрезвычайно самонадеянны. Мы буквально ничего не знаем о собственных фиаско, а потому нам так сложно осознать, какие мы в действительности невежды. И мы продолжаем ошибаться, находясь в блаженном неведении, что все, что бы мы ни получили в итоге, жутко, до ужаса неверно. (Как докажут следующие главы этой книги, из всех ошибок, которые допускает наш мозг, уверенность и оптимизм, возможно, самые опасные.)
  Все эти когнитивные заблуждения громоздятся одно на другом, и их стопка и называется обществом. Именно поэтому мы совершаем одни и те же промахи снова и снова. Ниже я перечислю некоторые из них: рассматривайте это как справочник ключевых понятий для всего, что будет сказано дальше.
  Для начала, наше стремление осознать мир и обнаружить в нем закономерности подразумевает, что мы тратим довольно много времени на то, чтобы убедить себя в том, что мир устроен определенным образом, хотя вообще-то это не так. Речь и о малозначительных личных предрассудках, и о совершено неверных псевдонаучных теориях, и это объяснят, почему мы так легко поддаемся пропаганде и «покупаемся» на газетные «утки». Но самое буйное веселье начинается, когда некоему персонажу удается убедить большую массу людей в том, что его гипотеза об устройстве мира верна, и она становится религией и идеологией, и на ее почве вырастают прочие «гениальные» идеи, которыми человечество развлекало себя на протяжении всей своей биографии.
  У людей также плохо получается планировать и оценивать риски. Отчасти потому что составление прогнозов - ремесло не из легких, особенно если требуется предсказать эволюцию чрезвычайно сложной системы, например, погоду, поведение финансовых рынков или человеческого общества. Но известное влияние имеет и то, что однажды мы уже составили картину будущего, которая чем-то нам мила (часто потому что она согласуется с нашими убеждениями). А потому мы радостно игнорируем любые противоречащие ей данные и отказываемся слушать тех, кто указывает на наши заблуждения. Одна из главных причин для такого самонадеянного подхода к планированию - это, конечно, жадность. Замаячившие вдалеке быстрые деньги гарантированно лишат человека всякого самоконтроля: как оказалось, нам плохо дается анализ трат и доходов, если возможность получения дохода слишком привлекает нас. Люди готовы не только карабкаться на высокие горы и пересекать океаны, если риск обещает богатства (иногда иллюзорные), - мы с готовностью отбрасываем преставления о морали, этике и собственности.
  Жадность и эгоизм часто объединяются, чтобы породить еще одну распространенную ошибку: мы, действуя вместе, портим друг другу жизни, только потому что хотели получить выгоду для себя. В области наук о социуме подлянки такого рода проходят под именами «социальная ловушка» или «трагедия общинных владений». Это означает, что группа людей делает что-то, что само по себе не принесет никакого вреда в ближайшем будущем, но когда этим занято большое количество особей, в долгосрочной перспективе их ждет громогласное фиаско. Например, мы можем испортить общий ресурс, слишком часто обращаясь к нему - вылавливая из водоема слишком много рыбы, которая не успевает воспроизводить себя. Похожее понятие есть и в экономике - «отрицательный внешний эффект». Описываемая им ситуация подразумевает, что непосредственные участники сделки получают свою выгоду, тогда как стороны, не имеющие к сделке никакого отношения, несут убытки. Классический пример тому - загрязнение. Если вы покупаете продукцию фабрики, это хорошо и для вас, и для производителя, но может быть плохо для жителей населенных пунктов ниже по течению реки,
куда фабрика сливает свои отходы.
  Эта группа ошибок стоит за довольно большой долей неудач человечества, причем как в условиях капитализма, так и в коллективных хозяйствах, и затрагивает огромный спектр вопросов - от изменения климата до совместных попыток оплатить один счет в кафе. Мы знаем, что не очень-то хорошо платить меньше, чем должен, но если все остальные поступают именно так, мы не хотим остаться в дураках и делаем как все. И вот мы пожимаем плечами и произносим: «Это не моя проблема, друг».
  Еще одна распространенная ошибка - это предрассудки, то есть наша привычка делить людей на «нас» и «их». Кем бы ни оказались «они», мы с легкостью поверим в любые жуткие россказни о наших антиподах. В этом месте сливаются воедино все когнитивные предубеждения и чествуют человеческую узколобость: мы дробим мир согласно шаблонам, которых может и не существовать, мы выносим поспешные суждения, основанные на первой мысли, которая приходит в голову, мы выбираем свидетельства, которые подкрепляют наш взгляд на вещи, мы отчаянно стараемся вписаться в группы и преданно веруем в собственное превосходство без каких-либо на то объективных причин. (Это неоднократно отразилось даже на содержании этой книги. Поскольку это история человеческих промахов, за парочкой исключений это история промахов мужчин, причем чаще всего белых. Все потому, что чаще всего именно им предоставлялась уникальная возможность все прошляпить. В целом это, конечно, не слишком хорошая предпосылка для книги по истории - поступки античных белых мужчин, но принимая во внимание выбранную тему, думаю, это вполне справедливо.)
  Кроме того, наше желание быть частью толпы означает, что мы чрезвычайно предрасположены к причудам, безумствам и маниям всех сортов - короткоживущей, вдруг вспыхивающей одержимости, которая вдруг охватывает общество, предварительно вытолкав в окно всякую рациональность. Они могут принимать различные формы. Некоторые могут быть исключительно физическими, как необъяснимые[2 - Существует предположение, что приступы были связаны с отравлением спорыньей - родом грибов, поражавшим злаковые растения. Спорынья имеет наркотическое действие. - Прим. перев.] танцевальные мании, периодически накрывавшие Европу на протяжении семи столетий в Средневековье. Тогда сотни тысяч людей, не в силах противостоять внезапному желанию пуститься в пляс, выходили на улицы, некоторые из них умирали от истощения и инфарктов.
  Другие мании - финансовые, и они образуются при слиянии жажды денег с желанием быть частью толпы. Именно это заставляет нам верить в реалистичность любых схем быстрого обогащения. (В Лондоне в 1720 году все лихорадочно вкладывали в «Компанию Южных морей», и группе проходимцев даже удавалось продавать акции с таким описанием: «компания для проведения в жизнь прибыльнейших предприятий, хотя никто не знает, каких именно». Так и получаются финансовые мыльные пузыри - когда фактическая стоимость чего бы то ни было значительно меньше воображаемой. Люди начинают вкладывать во что-либо отнюдь не потому, что они верят в присущую объекту финансирования ценность, а потому, что пока остальные верят в нее, на этом можно заработать. Разумеется, реальность рано или поздно лягнет прохвостов, многие потеряют кучу денег или, может, ко дну пойдет целая экономическая система.
  Другая разновидность маний - массовая паника, которую зачастую основана на слухах, подпитываемых нашими страхами. Поэтому «охота на ведьм» в той или иной форме имела место в истории почти каждой культуры, во всех странах мира (примерно 50 000 человек погибли по всей Европе с XVI по XVIII век).
  И это лишь некоторые из промахов, которые случаются с утомительной предсказуемостью на протяжении истории человеческой цивилизации. Но, конечно, прежде чем мы по правде возьмемся за них, нужно построить цивилизацию.

5 самых странных помешательств в истории

• ТАНЦЕВАЛЬНАЯ МАНИЯ (ИЛИ ТАНЦЕВАЛЬНАЯ ЧУМА). Вспышки необъяснимых, неконтролируемых позывов к танцу наблюдались по всей Европе между 1300-ми и 1600-ми годами, иногда они фиксировались сразу у тысяч людей. Ученые до сих пор не нашли однозначной причины.

• ОТРАВЛЕНИЕ КОЛОДЦЕВ. Примерно в то же время людей охватила массовая паника из-за слухов о том, что кто-то отравлял колодцы с водой. И в этом обычно обвиняли евреев. Встревоженность населения привела к мятежам и поджогам еврейских домов.

• КРАЖА ПЕНИСА. Случаи паники, причиной которой были слухи о том, что злые силы воруют пенисы или значительно сокращают их размеры, фиксировались по всему миру. В средневековой Европе в этом винили ведьм, в Азии - отравленную еду, в Африке - колдунов.

• ЭПИДЕМИЯ СМЕХА. С 1960-х годов во многих африканских школах наблюдалась эпидемия безудержного смеха. Самый известный случай, имевший место в Танзании в 1962 году, длился полтора года, из-за него даже пришлось на время закрыть школы.

• «КРАСНАЯ УГРОЗА». Классический пример «моральной паники». Волна антикоммунистической истерии прокатилась по Соединенным Штатам в 1940-е и 1950-е годы на фоне распространяемых СМИ и политиками-популистами слухов о том, что советские агенты вторглись абсолютно во все сферы американской общественной жизни.
  Глава вторая
  Хорошо же мы устроились

* * *
  ПРИМЕРНО 13 000 ЛЕТ НАЗАД В КРАЯХ Плодородного полумесяца, которые входили во владения правителей Древней Месопотамии, люди начали вести себя необычно. Случилось то, что можно назвать сменой образа жизни, хотя в данном случае речь шла не только о новой стрижке и покупке абонемента в спортзал. Они впервые изменили привычке добывать пропитание, блуждая по окрестностям, и сделали финт ушами - заставили еду идти к ним в руки. Они начали выращивать культуры.
  С развитием земледелия не только стало проще ухватить что-нибудь на обед: оно полностью перевернуло человеческое общество и вызвало глубинные изменения в природе. До появления хозяйственной деятельности группы населения обыкновенно мигрировали со сменой времен года - туда, где можно было найти пищу. Но если вы насажали целое поле риса или пшеницы, вам приходится оставаться поблизости, чтобы присматривать за ним. Так появились постоянные жилища, деревни, а через некоторое время и небольшие города. Ну, и все, что там обычно происходит.
  Земледелие было таким прекрасным изобретением со всех точек зрения, что оно зародилось во многих местах совершенно независимо, и очаги земледельческой культуры отстояли друг от друга по времени на тысячи лет и располагались на разных континентах - в Месопотамии, Индии, Китае, в Центральной и Южной Америках, и это по меньшей мере. Между тем существует школа мысли, приверженцы которой утверждают, что в действительности земледелие не было главным нашим скачком вперед. Что оно вообще может быть чудовищной, просто чудовищной ошибкой.
  Начать хотя бы с того, что земледелие стоит у истоков такой забавной концепции, как «экономическое неравенство»: именно тогда стали появляться элиты, владевшие б?льшим количеством ресурсов, чем все остальные, и они стали раздавать распоряжения всем вокруг. Оно также могло положить начало войнам как таковым, ведь если есть деревня, то над ней автоматически повисает опасность: в любой момент на нее могут напасть жители соседней деревни. Кроме того, земледелие принесло новые болезни: совместное проживание на достаточно большой территории создавало условия для распространения эпидемий. Есть также свидетельства, что общества, в которых возделывание земли не было принято, ели больше, работали меньше и могли, таким образом, быть здоровее.
  В целом (как следует из этой концепции) огромная доля того, что так портит современную жизнь, случилась, потому что тысячи лет назад кто-то воткнул в землю горсть семян. Земледелие прижилось в древних цивилизациях отнюдь не потому, что оно делало лучше хоть чью-нибудь жизнь, а потому, что оно давало дарвиновское преимущество: древние фермеры могли размножаться быстрее (поля могли прокормить больше людей, и как только отпала необходимость в бесконечных передвижениях, можно было заводить следующего ребенка, не дожидаясь, пока предыдущий встанет на ноги). Более того, земледельцы могли отвоевывать у кочевников все больше и больше земли, постепенно вовсе изгоняя их. Говоря словами Джареда Даймонда, приверженца того мнения, что земледелие было большой ошибкой, «мы вынуждены были выбирать между сокращением популяции или увеличением объема производства продовольствия, и мы выбрали последнее, что в результате привело к голоду, конфликтам и тирании». Об этом говорилось в его статье 1987 года, размещенной в журнале Discover. Словом, предпочли количество качеству. Человек классический, что тут скажешь. И в
дополнение ко всему… этому [делает неопределенное объемистое движение рукой, указывающее на состояние мира вокруг] земледелие толкнуло нас на путь, который приведет к более очевидным, более эпичным промахам. На заре земледелия мы начали менять свою среду - в конце концов именно так воплощает себя фраза «вести сельское хозяйство». Вы берете растения и помещаете их туда, где сами он расти не планировали. Вы начинаете менять ландшафт. Вы избавляетесь от того, что не хотите видеть, чтобы разместить побольше того, что вам нужно. Так или иначе выходит, что продумать все это наперед мы совершенно не в состоянии.
  Мир, в котором мы живем, до самых глубин отличается от того, где наши предки выращивали первые семена 13 000 лет назад. Земледелие изменило мировой ландшафт и распространило виды по разным континентам, тогда как города, и промышленность, и наше врожденное свойство выбрасывать за окно весь мусор перепачкали почвы, моря и воздух. И хотя мы и не желаем навлечь на себя гнев матушки Природы, мы не всегда понимаем, что все естество вокруг нас не было создано лишь для того, чтобы принять наши отходы. Но именно это и случилось в США в первой половине XX века. Как часто бывает в таких случаях, поначалу все начало процветать. Америка расширяла свои владения на запад, и многим довелось из собственного опыта узнать, что же такое американская мечта. Политика государств побуждала граждан переезжать на новые земли и заниматься сельским хозяйством: переселенцам обещали бесплатные участки земли на Великих равнинах. К сожалению, к началу века большая часть пригодных для земледелия земель - то есть с доступом к достаточному количеству пресной воды - была занята. Энтузиастов, готовых выращивать что бы то ни было на
засушливых почвах, было уже не так много, а потому правительство удвоило норму земли, которую смельчак мог получить. «Хм, заманчивое предложение», - рассудили переселенцы. Хотя это намерение приспособить каждый клочок земли в ретроспективе и не выглядит как величайшая идея всех времен, все же нашлось несколько причин, чтобы отправиться туда. Во-первых, романтическое и ностальгическое стремление, присущее нации фермеров-переселенцев, а во-вторых, прагматические соображения - страна все больше нуждалась в продовольствии. Но было и хитроумное научное основание, граничащее с религией: теория, что «дождь последует за плугом» - что нужно только начать обрабатывать землю, и над полем тут же разверзнутся грозовые тучи, обратив пустыню в плодородные земли, покрытые сочной зеленью. Согласно этому предположению, причиной замедлившейся экспансии земледелия в Соединенных Штатах была слабая воля граждан новой страны. Как в фильмах Кэвина Костнера, но с урожаями зерновых вместо призраков, играющих в бейсбол. Если заниматься землей, урожай не заставит себя ждать. Они верили в это, поэтому даже немного кощунственно
указывать, что в действительности в середине XIX века, когда предрассудок зарождался, дожди начинались там, где располагались фермеры, исключительно потому что в те годы вообще наблюдалось необычайно много осадков. Но тех дождей, к сожалению, не хватило на вечность.
  Однако когда началась Первая мировая война, все американские пашни пришлись очень кстати: в Европе объем производства продуктов питания сильно упал, и США смогли принять эстафету. Цены зашкаливали, дождей выпадало много, и правительство обеспечивало фермеров щедрыми субсидиями, если они выращивали пшеницу. Конечно, они стали выращивать ее и так распахали еще больше прерий.
  Впрочем, сразу после войны цены на пшеницу резко упали. И если кому-то довелось быть фермером, выращивающим пшеницу в те времена, он не мог заработать на ней достаточно и рано или поздно приходил к такому - довольно закономерному - решению проблемы: сеял еще больше пшеницы. Фермеры закупали более дорогие механические плуги и сильнее разрушали почвы. А чем больше пшеницы на рынке, тем ниже цены на нее, что… и так далее до бесконечности.
  И вот неожиданно дожди прекратились. Почва высохла, и корни трав, которые удерживали верхний плодородный слой на протяжении прошлых засух, не справлялись со своей функцией, поскольку трава также высохла. Почвы обратились в пыль, ветер собирал ее в огромные черные облака, которые носились по пустыне. И эти жуткие вихри - «черные вьюги», как их назвали, - заслоняли солнце, наполняли воздух твердой взвесью и сокращали видимость до нескольких метров. Это стало символом явления, получившего название Пыльный котел, или Пыльная чаша. В самые плохие годы не бывало ни единого летнего дня, когда по местности не прокатилась такая буря, и даже когда ветер стихал, пыль продолжала висеть в воздухе. Иногда местные жители не видели солнца по несколько суток. Масштабы этого природного бедствия были поразительными, многие из бурь проходили тысячи километров и накрывали плотным землистым смогом такие города, как Вашингтон и Нью-Йорк, они оставляли на кораблях в сотнях километрах от Восточного побережья внушительный слой пыли. Засухи и пыльные бури осаждали это регион почти десять лет. Это полностью уничтожило
экономику и вынудило несколько миллионов людей покинуть насиженные места. Многие из них никогда больше не вернулись, обосновавшись еще восточнее, многие осели в Калифорнии. В некоторых районах почвы так и не восстановились, даже когда вернулись дожди.
  Американский Пыльный котел - один из многих известных примеров того, какими могут быть непреднамеренные последствия бездумного обращения с окружающей средой. Их великое множество: от крупномасштабной геоинженерии до крупинок пластика в морской воде, от обезлесения до капризных и непредсказуемых рек.
  Возьмем, к примеру, Аральское море (только чтобы увидеть его, вам придется собираться очень быстро, потому что от него не так уж много осталось). Так вот, Аральское море, хотя в его названии и фигурирует слово «море», - это не море вовсе. Это соленое озеро, хотя и очень-очень большое - 68 000 квадратных километров, некогда одно из самых больших озер в мире. Проблема только в том, что никаких 68 000 квадратных километров больше нет. Теперь его площадь едва превышает 7000 квадратных километров, хотя уровень воды в нем и его границы все время меняются. Когда-то оно было размером с Ирландию, а теперь сжалось почти в 10 раз и потеряло почти 80 % воды. Кроме того, это больше не единое озеро: оно разделилось примерно на четыре маленьких озерца. Примерно, потому что одно из озер уже могло исчезнуть. То, что осталось от Аральского моря, - это мертветчина, в прямом и переносном смысле: призрачный засоленный и безжизненный[3 - По некоторым данным, в озере таки обитает фитопланктон. - Прим. перев.] водоем, на прежних берегах которого - в километрах от берегов нынешних - ржавеют и разрушаются корабли,
десятилетия назад поставленные на прикол. Тут возникает вопрос: как вообще можно было прошляпить целое море? (Ну, или большое озеро.)
  Ответ очень прост: нужно только изменить русла двух рек, которые впадают в него. Ведь нас посетила гениальная мысль - выращивать хлопок в пустыне. Именно этим и занимались советские землепашцы начиная с 1960-х годов, поскольку стране был необходим хлопок, больше хлопка. И вот они решились на грандиозный проект по отводу воды из Амударьи (которая впадала в Аральское море со стороны Узбекистана) и Сырдарьи (которая приносила воду из Казахстана) для орошения безнадежной пустыни Кызылкум: ее надлежало превратить в плантацию монокультуры, которая будет обеспечивать потребности советской хлопчатобумажной промышленности. Справедливость ради нужно сказать, что план по ирригации потенциальных плантаций в Туркменистане, Казахстане и Узбекистане отчасти удался: хотя он был и очень затратным, поскольку пустыни славятся своей сухостью и сверхспособностью впитывать влагу - примерно 75 % отведенной из русел воды так и не попали на сельскохозяйственные поля. (Также имело место применение химически небезопасных дефолиантов, что привело к росту младенческой смертности и увеличению числа врожденных заболеваний.)
Оросительная система пошла на пользу зарождающейся хлопковой промышленности Средней Азии, но она полностью уничтожила Аральское море и его окрестности. Не похоже, что это случалось еще хоть с каким-то водоемом - чтобы из-за ослабевания притока воды в озеро приходилось попрощаться с большей его частью.
  Начиная с 1960-х годов озеро начало сокращаться в размерах, а с 1980-х годов - со все увеличивающейся скоростью, и этот процесс идет до сих пор. Вклад дождевой воды в пополнение ресурсов водоема приближался к одной пятой, остальное приходилось на реки. Когда реки перестали играть такую роль, воды оказалось недостаточно, чтобы компенсировать потери от испарения воды. Уровень воды начал падать, появились новые острова и перешейки. На рубеже тысячелетий озеро разделилось на две части: меньшую северную (Северное Аральское море) и большую южную (Южное Аральское море), посреди которой возник крупный остров. Вода продолжила убывать, а потому остров все разрастался, пока наконец между западной и восточной частями озера не осталась тонкая ленточка воды. В конце концов они обособились тоже, а летом 2014 года фотографии со спутника показали, что восточная часть полностью пересохла, обнажив под собой пустыню. Восточная чаша все же иногда заполняется водой - в зависимости от характера погоды.
  Ситуация не из простых. Но все осложняется еще и тем, что когда исчезает озеро, никуда не девается все то, что было растворено в воде. Особенно соль. Когда Аральское море стало пересыхать, концентрация соли в оставшихся водах возрастала, что делало их совершенно непригодными для жизни. Соли на единицу объема стало примерно в 10 раз больше, и это убило всех живых существ и уничтожило рыболовный промысел в регионе, который обеспечивал 60 000 рабочих мест. И не только это: промышленные и сельскохозяйственные загрязнители также стали более концентрированными и плотным слоем укрыли возникшие из-под воды новые земли. Пустыни есть пустыни: ветер подхватил тонны токсичной пыли и соли с открывшихся просторов и бросил их на деревни и города, построенные по берегам бывшего озера. А там жили миллионы людей. Тут же подскочил уровень респираторных и раковых заболеваний.
  Но это не приговор для Аральского моря. Недавние (и очень дорогостоящие) попытки вернуть часть воды в русла рек благотворно сказались на Северном Аральском море, туда даже пожелали вернуться некоторые виды рыб. Однако Южное Аральское море - это, как кажется, отрезанный ломоть. Но оно остается свидетельством нашей слепой уверенности в том, что мы можем инициировать широкомасштабные изменения среды нашего обитания без каких-либо последствий для себя.
  Как ни странно, это был не первый раз, когда нечто подобное случилось с одной из рек-участниц описанной выше экологической катастрофы. Не уверен, что существует речная книга рекордов и номинация за наибольшее число случаев изменения русла, но Амударья точно попала бы в короткий список. На протяжении веков и сама природа, и череда политических режимов попеременно меняли течение реки: она впадала то в Аральское, то в Каспийское море, то в оба одновременно. Считается, что во II веке н. э. она упиралась прямо в пустыню, где испарялась. Пока наконец она не направилась в Аральское море. В начале XIII века она пережила наиболее кардинальное вмешательство со стороны Монгольской империи (подробнее об этом вы прочтете в последней главе): добрая половина ее вод была перенаправлена в Каспийское море. Однако река снова вернулась в Аральское море незадолго до начала XVII века. В 1870-е, задолго до появления Советского Союза, Российская империя всерьез рассматривала план по переброске вод Амударьи снова в Каспий: тогда сочли, что пресная речная вода, смешивающаяся с солеными водами озера, расходуется зря. Но… так
это не работает, друзья мои.
  Именно земледелие заставило нас радикально менять природу, и часто мы не могли предвидеть последствий. Но теперь мы поступаем так же не только во имя урожаев. Сельское хозяйство было в значительной мере вытеснено промышленностью и необоримым и бездумным стремлением человечества зарыть в землю то, что ему больше не нужно. Примером неожиданности, которая может последовать за тем - пожар на реке Кайяхога теплым летним днем 1969 года, около полудня. Как вы понимаете, реки не должны себя так вести. Для тех читателей, кто слабо знаком с теорией рек, поясню: реки - это большие естественные каналы для находящейся в движении воды, а воду, как правило, не причисляют к воспламеняющимся веществам. Реки выполняют целую массу работы: они переносят воду с возвышенностей к низменностям, с их помощью метафорически описывают ход времени, они оставляют на своем месте высохшие русла, чтобы дети могли припомнить хоть что-то из своих уроков географии. Но вдруг покрыться языками пламени… это совершенно не о них.
  Так вот, реке Кайахога этот трюк удался. Более того, это был уже не первый подобный случай в ее биографии. Совсем не первый. Сказать по правде, Кайахога, которая медленно петляет по северным промышленным районам Огайо, делит Кливленд на две части и после впадает в озеро Эри и которую один из кливлендских градоначальников XIX века описал как «сточную канаву в центре города», была такой грязной, что пожары на ней случались не меньше 13 раз за последний 101 год. Она горела в 1868, 1883, 1887, 1912 (от последовавшего за пожаром взрыва погибли пять человек), 1922 и 1930 годах. В 1936-м пожар был таким крупным, что его не могли потушить пять дней кряду. И это, я настаиваю, нетипично для рек. Она снова загорелась в 1941 году, и в 1948-м, и после - с наиболее печальными последствиями - в 1952-м, когда вспыхнуло масляное пятно толщиной в три сантиметра, спровоцировав серьезное возгорание, от которого пострадали мост и корабельный док и убытки от которого оцениваются в 1,5 млн долларов.
  По сравнению с пожаром 1952 года пожар 1969-го был детским лепетом. Тогда можно было стать свидетелем впечатляющего зрелища: загорелись загустевшая масляная смесь, промышленные отходы и мусор. Вся эта груда пылающего хлама (языки пламени достигали высоты пятого этажа) постепенно опускалась на дно реки. Пожарным всего за полчаса удалось установить контроль над пламенем - очевидно, кливлендская пожарная команда успела набраться опыта в тушении речных пожаров. Горожане, судя по всему, так привыкли к происшествиям такого рода, к чертовым пожарам на этой дурацкой реке, что этот случай удостоился заметки длиной в пять небольших абзацев в глубине местной газеты.
  Но если отношение многострадальных жителей Кливленда к речным пожарам можно описать фразой «ох, опять», этого совсем нельзя сказать об остальных американцах. Многое изменилось с тех пор, как Кайахога горела в последний раз. В конце концов, это было в шестидесятых, а тогда общество уже пережило шок от совершенно новых идей: «вести меньше войн», «перестать быть такими расистами» и «может быть, уже хватит насиловать нашу планету». А потому журнал Time, обратившийся к пожару несколькими неделями позже, вписал его в контекст пространной статьи о состоянии американских рек - она вышла под заголовком «Американская канализационная система и цена оптимизма». В ней помещалось, в частности, такое памятное описание событий в Кливленде: «Шоколадного цвета, маслянистая, бурлящая от выходящих наружу газов, она скорее сочится, чем течет… открытая канализация, приносящая в озеро Эри пенистые грязные волны». Эта журнальная статья захватила внимание нации, и люди по всей стране стали требовать перемен в известной степени благодаря потрясающей воображение фотографии, сопровождавшей текст, - на ней пожарные отчаянно
стараются потушить лодку, объятую пламенем, поднимающимся от воды. Вообще говоря, та лодка была снята не в 1969-м: это была архивная фотография 1952 года, потому что пожар 1969-го потушили так быстро, что на место не успел прибыть ни один фотограф и ни одна съемочная группа. Кадр не произвел впечатления на страну в 1950-е, но теперь пришелся как нельзя кстати. Иногда правильно выбранный момент решает все.
  С 1800-х годов промышленные предприятия Огайо радостно сливали отходы да и продукты производства в Кайахогу. По этому поводу случались регулярные, но вялые протесты. Так, СМИ, политики и общественность время от времени выступали с заявлением: «Ммможет, нужно что-то уже сделать с этим?» Но никто ничего не делал. Несколько полумер приняли после войны, но они в основном были нацелены на то, чтобы сделать реку безопасной для кораблей, но не побороть склонность этих вод к спорадическим возгораниям.
  И все же немного несправедливо, что именно Кайахога стала национальным символом человеческого бездействия перед лицом уничтожения природы: за год до пожара городские власти Кливленда таки приняли пару законов, чтобы в конце концов очистить реку. Некоторые городские чиновники весьма оскорбились тем фактом, что река в их ведении стала визитной карточкой удручающего состояния американской водной системы (до такой степени, что об этом даже стали слагать песни). «Мы тут кое-что уже предприняли, чтобы кое-что здесь почистить, а потом начался пожар», - сказал один из них в свое оправдание.
  В конце концов, их река была в стране не единственной, которая горела. Река Баффало вспыхнула в 1968 году, за год до пожара на Кайахоге. А река Руж в штате Мичиган загорелась всего через несколько месяцев после Кайахоги, в 1969-м. («Если у вас есть река, которая горит, у вас есть проблема - и причина разразиться плачем», - с горечью писала газета Detroit Free Press после этого инцидента.) Кайахога также не единственная река в США, которая горела несколько раз. В XIX веке река Чикаго периодически вспыхивала, причем каждый раз жители собирались у берегов, чтобы поглазеть на это, будто на торжества по случаю Дня независимости. Ей, несомненно, стоит присудить победу в номинации «Река в Америне, горящая регулярнее других».
  И все же история о полыхающей реке сделала свое дело - нация начала действовать. Зарождающееся движение в защиту окружающей среды, уже подготовленное литературой по теме, например книгой Рейчел Карсон 1962 года «Безмолвная весна», стало конденсироваться. (Первый День Земли был объявлен уже в следующем году.) Конгресс заставили действовать, и в 1972 году он проголосовал за Закон о чистой воде. Постепенно состояние водных артерий США улучшилось, и теперь о пожарах на реках ничего не слышно. Это история с хорошим концом - редкость для этой книги, - люди в кои-то веки сделали то, что должны были, чтобы дела пошли в гору. И абсолютно исключено, что администрация Трампа когда-нибудь попытается отменить стандарты чистой воды, вдруг обеспокоившись тем, что промышленным предприятиям запрещено в должной мере загрязнять реки. Ха-ха. [Закрывает руками уши] О, мне только что сказали, что как раз это они только что сделали.
  Огромные массы речной воды, объятые пламенем, - одно из самых драматических доказательств того, что едва природа оказывается в руках человека, над ней тут же нависает опасность. Но отнюдь не единственное. В мире полно таких примеров: куда бы мы ни отправились, на том месте тут же возникал жуткий кавардак. Знаете ли вы, что в Мексиканском заливе есть обширная мертвая зона? Это огромная полоса с разрушенной экосистемой, простирающаяся от мест, куда сходит вода с сельскохозяйственных полей на юге США, щедро разбавленная удобрениями. Из-за этого здесь буйным цветом цветут водоросли, забирая из воды кислород и убивая все живое, отличное от них самих. Отличная работа, ребята!
  Или как насчет нашей безответственной любви к разбрасыванию мусора повсюду? Мало кто задумывается, что все это придется куда-то сложить. Из-за нее образовались гигантские свалки электрохлама в китайском Гуйю. Это печально известные просторы площадью более 30 квадратных километров, рельеф которых образуют горы нежеланных устройств со всего мира - морально устаревших ноутбуков и прошлогодних моделей смартфонов. С технической точки зрения в городе занимаются переработкой, что неплохо! К несчастью, до недавнего времени это был ад на земле, облака густого черного дыма застилали небо, в воздухе пахло жженой пластмассой, а токсичные тяжелые металлы напитывали и землю, и организмы местных жителей, когда лом промывали в соляной кислоте. (Так продолжалось до тех пор, пока - несколько лет назад - за ситуацию не взялось китайское правительство. Были приняты более высокие стандарты здравоохранения и безопасности, и после этого один из горожан признался газете South China Morning Post, что качество воздуха значительно улучшилось. «В воздухе слышно только, как горит металл, и то если вы находитесь очень
близко».)
  Возможно, наше самое впечатляющее произведение - Большой тихоокеанский мусороворот. Это почти что поэтично, что посреди океана расположилась огромная, вращающаяся мусорная свалка, получившаяся из всего того, что мы бездумно выбросили. По площади она примерно равна штату Техас, и Северо-Тихоокеанское течение постоянно раскручивает ее, разнося отходы по окрестностям. В основном она состоит из микроскопических частиц пластика и фрагментов рыболовных снастей и невидима невооруженным глазом, но морские жители остро ощущают ее присутствие. Ученые не так давно подсчитали, что мы произвели примерно 8300 миллионов тонн пластика с тех пор, как мы начали широко использовать его, то есть с 1950-х годов. И из этого количества мы выбросили около 6300 миллионов тонн, который теперь болтается по поверхности планеты. Ура человеку.
  Но если вам нужен действительно ядовитый пример по неосторожности причиненных человеком разрушений, нужно внимательнее присмотреться к острову, покрытому огромными каменными головами.
  МЫ ТЕРЯЕМ ГОЛОВЫ
  КОГДА ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ ВЫСАДИЛИСЬ НА ОСТРОВЕ Пасхи в 1722 году, они были ошарашены. (Голландская экспедиция искала континент, который предположительно существовал, но не был открыт. Дурачье!) Как могли представители этой крошечной, абсолютно изолированной полинезийской народности, в распоряжении которой не было современных технологий и даже деревьев, воздвигнуть огромные, художественно осмысленные статуи? Некоторые из них достигали высоты 21,5 метра и весили почти 90 тонн, и такие изваяния покрывали большую часть острова.
  Очевидно, что голландцы недолго пребывали в изумлении: они быстренько проделали обычную европейскую штуку, то есть застрелили нескольких местных жителей после ряда недопониманий. В течение следующих десятилетий прочие путешественники из Старого Света поддерживали традиционную европейскую манеру вести себя в местах, только что открытых ими: они принесли новые смертельные болезни, загнали аборигенов в рабство и вообще вели себя довольно тоталитарно. (См. главу о колониализме.)
  В последовавшие века белые люди не уставали строить теории, чтобы объяснить, как те загадочные статуи появились на острове, населенном такими примитивными обитателями. В основном это были неубедительные рассуждения о том, как представители более развитых обществ пересекли океан или как на остров вторглись пришельцы. («Это были пришельцы» - популярное и, по всей вероятности, чрезвычайно рациональное решение головоломки, по условиям которой небелые люди построили то, что не могли построить согласно предположениям белых людей.) Ответ на этот вопрос, конечно, очевиден: полинезийцы откуда-то привезли их.
  Когда полинезийцы впервые ступили на берега Рапа-Нуи (таково название острова Пасхи на местном - рапануйском - языке), их цивилизация уже относилась к числу величайших в мире: она исследовала и обжила острова, разбросанные в океане в тысячах километров друг от друга. Между тем европейцы чрезвычайно редко отлучались со своего заднего двора.
  Жители Рапа-Нуи были носителями развитой культуры, общины взаимодействовали друг с другом, они занимались земледелием, иерархическая структура была разветвленной, существовало даже маятниковая миграция: то есть в общем-то вся та ерунда, которую мы, как правило, ассоциируем с понятием «быть продвинутым». Статуи, или moai на местном языке, были величайшим достижением искусства, сформировавшегося в полинезийских обществах. Они имели и духовное, и политическое значение: это дань почтения к предкам, лица которых они носили, и кроме того, символ престижа для тех, кто распорядился соорудить их.
  И вот ребус перевернулся с ног на голову: исследователи стали выяснять, не как туда попали статуи, а куда подевались все деревья. Чтобы водрузить эти гигантские изваяния на место, людям Рапа-Нуи понадобилась бы целая тонна гигантских бревен. Вставал также вопрос: как могущественная цивилизация, которая забросила на остров этих людей, превратилась в крошечное сообщество фермеров - ведущих примитивное хозяйство и перемещающихся на побитых каноэ, - которые встретили (а после погибли от рук) первых голландских моряков?
  Разгадка в том, что народу Рапа-Нуи не повезло, и одновременно он серьезно просчитался. Не повезло в том, что, как выяснилось, география и экология их острова были необычайно чувствительны к последствиям обезлесения. Как объясняет Джаред Даймонд (тот самый тип, что назвал земледелие величайшей ошибкой) в своей книге «Коллапс» - в которой главным образом речь идет о рапануйцах, - остров Пасхи по сравнению с прочими островами Полинезии маленький, сухой, плоский, холодный и расположен слишком далеко от остальных; каждый фактор снижает вероятность того, что те деревья, что были уничтожены, естественным образом вырастут снова.
  Рапануйцы просчитались, потому что в своих попытках строить более совершенное дома и быстрые каноэ, развивать инфраструктуру, чтобы продолжать воздвигать памятники, они вырубали леса, возможно, не осознавая, что те уже будет не вернуть… пока деревьев совсем не осталось. Это была настоящая трагедия общинных владений. Никто из тех, кто от случая к случаю срубал одно-два дерева, не нес ответственности за последствия. Но вот настал день «икс»: теперь ответственность лежала на всех.
  Тем временем последствия были ужасающими для целого народа. Без каноэ они не могли рыбачить в открытом океане; незащищенная и неукрепленная корнями деревьев почва начала разрушаться при дожде и ветре, она утратила плодородный слой; все чаще случались оползни и сели, которые сметали целые деревни. Кроме того, когда выдавалась холодная зима, жителям приходилось сжигать всю оставшуюся на острове растительность, чтобы обогревать дома.
  По мере ухудшения ситуации росла конкуренция между группами за обладание все более скудными ресурсами. Это привело к положению трагическому, но странным образом вполне предсказуемому: на тяжелые обстоятельства - когда люди не удовлетворены социальным статусом, когда их покинули силы сопротивляться, когда им нужно, чтобы кто-то уверил их в том, что они не совершили только что ужасной ошибки, - они зачастую реагируют одинаково. Ни не остановились. В действительности они даже стали в два раза прилежнее. Население Рапа-Нуи отдались сооружению изваяний еще большего размера, потому что… ну, примерно так поступают все представители человечества, столкнувшись с проблемой, которую им не удается решить. Последние изготовленные на острове истуканы навсегда остались лежать в каменоломнях, другие лежали опрокинутыми по соседству - они так и не были установлены в запланированном месте, культовую программу пришлось свернуть.
  Полинезийцы были ничуть не глупее нас с вами, они прекрасно отдавали себе отчет в том, что происходило вокруг. Может быть, вы думаете, что категорически бестолково то сообщество, которое, оказавшись перед лицом потенциальной экологической катастрофы, игнорирует проблему и даже продолжает совершать действия, которые привели к ней? Что ж. Может, стоит оглядеться вокруг? (А потом, пожалуйста, отключите отопление и вынесите рассортированный мусор.)
  В книге «Коллапс» Джаред Даймонд размышляет над вопросом: что говорил тот житель острова Пасхи, который рубил последнюю пальму? Это очень хороший вопрос, и на него не так просто ответить. Возможно, в переводе с рапануйского это было что-то вроде: «Один раз живем!» Однако интереснее даже было бы знать, о чем думал абориген, который валил предпоследнюю, или третью с конца, или четвертую пальму. Если использовать историю человечества как подсказку, то весьма вероятно, что его голова была занята мыслями с таким лейтмотивом: «Это не моя проблема, ребята».

7 удивительных достопримечательностей, которые вы никогда не увидите, потому что люди уничтожили их

• ПАРФЕНОН. Одна из жемчужин Древней Греции. Однако именно это сооружение турецкие воины выбрали в качестве порохового склада в 1687 году, во время войны с Венецией. И венецианцы наконец хорошенько прицелились - и вот нет больше Парфенона.

• ХРАМ АРТЕМИДЫ. Одно из семи чудес Древнего мира - вплоть до 356 года до н. э., когда парень по имени Герострат спалил его дотла, потому что ему не хватало внимания.

• ОЗЕРО БОЕУНГ-КАК. Это было самое большое и красивое озеро в столице Камбоджи Пномпене до тех пор, пока власти не решили заполнить его песком, чтобы соорудить апартаменты класса «люкс». Теперь это лужа.

• БАМИАНСКИЕ СТАТУИ БУДДЫ. Восхитительные статуи Будды Шакьямуни высотой более 30 метров в Центральном Афганистане… были взорваны боевиками движения «Талибан» в 2001 году, приписавшими их к числу «идолов». Что за бред.

• НОМУЛЬ. Великая пирамида майя, один из наиболее ценных артефактов индейской культуры в Белизе… разрушена в 2013 году какими-то строительными подрядчиками, которые искали гравий для строительства дороги поблизости.

• РЕКА СЛИМС. Широкая река в канадской провиции Юкон, которая полностью исчезла в течение всего четырех дней в 2017 году - из-за изменений климата отступил ледник, который питал ее.

• ДЕРЕВО ТЕНЕРЕ. Дерево, получившее известность из-за своей удаленности от какой-либо другой древесной растительности, посередине пустыни Сахара. Но в 1973 году, хотя это и было единственное дерево на 400 километров, водитель грузовика умудрился въехать в него.
  Глава третья
  Всюду жизнь

* * *
  ПЕРВЫЕ ФЕРМЕРЫ НЕ ТОЛЬКО СОВЕРШЕНСТВОВАЛИ сельскохозяйственные культуры: тысячи лет назад они также начали делать еще кое-что, что неожиданным и странным образом изменит окружающую среду, - они стали приручать животных. Вообще говоря, самое первое животное совершенно точно было одомашнено раньше, чем начало развиваться земледелие, - раньше на тысячи лет. Впрочем, может статься, что это скорее было счастливой случайностью, чем продуманным поступком. Первыми были приручены собаки, и кажется, что это случилось от 40 до 15 тысяч лет назад то ли в Европе, то ли в Сибири, то ли в Индии. А может, и в Китае или где-то еще (причина неопределенности - «лохматая» ДНК собак, которые имеют обыкновение сношаться с любыми другими собаками, которые встречаются им на пути). Но также возможно, что некий предприимчивый охотник и собиратель из числа наших предков проснулся однажды утром и произнес: «Я собираюсь подружиться с волком, и он будет паинькой». Хотя куда более вероятно, что собаки (во всяком случае поначалу) приручились сами. Наиболее вероятная теория происхождения собаки такова: волки стали следовать за
людьми, потому что у тех была еда и они имели привычку выбрасывать объедки. Со временем те волки привыкали к людям все больше и больше, а люди между тем стали осознавать, что довольно удобно иметь под рукой дружелюбного волка, потому что он помогает обороняться и охотиться. А еще они были такими пушистиками, да-да. Когда земледелие приняло серьезные масштабы, люди поняли, что то, что они проделали с растениями, может сработать и в случае с животными, и тогда им вовсе не придется ходить на охоту. Примерно 11 тысяч лет назад козы и овцы были одомашнены в Месопотамии. Через 500 лет после того крупный рогатый скот приручили в Турции и на территории современного Пакистана. Свиней приручали дважды, около 9 тысяч лет назад - в Китае и снова Турции. В степях, где-то в районе современного Казахстана, человеку удалось приручить лошадей - около 6 -5,5 тысяч лет назад. Между тем в Перу примерно 7 тысяч лет назад люди одомашнили морскую свинку. Это, конечно, звучит не так впечатляюще, но это и вправду было здорово. Одомашнение животных и вправду имело массу положительных сторон: запасы белка, которые всегда под
рукой, шерсть, из которой можно изготовить одежду, и навоз для удобрения почв. Разумеется, не все было так гладко, как уже упоминалось в предыдущей главе. Когда животные живут так близко к людям, болезням проще распространяться; обладание лошадьми или коровами, кажется, породило имущественное неравенство; использование лошадей и слонов в военных целях сделало войну куда более… войноподобной.
  Кроме того, одомашнение животных дало нам понять, что мы хозяева природы и что отныне растения и животные будут подчиняться нашим желаниям. К сожалению, как мы увидим дальше, все устроено немного сложнее. Святая уверенность человечества в том, что оно может заставить все прочие живые существа делать то, что пожелает, как правило, выходит нам боком.
  Итак, год 1859-й, Томас Остин заскучал по дому. Он был англичанином, но приехал с колонистами в Австралию еще подростком. Теперь, по прошествии пары десятилетий, он был преуспевающим землевладельцем и овцеводом, который распоряжался участком почти в 120 квадратных километров поблизости от Виктории. Он с энтузиазмом отреагировал на зов, который ему посылали унаследованные от предков просторы: будучи увлеченным спортсменом, он разводил и дрессировал беговых лошадей, а большую часть своих владений он обратил в заказник, где привольно чувствовали себя дикие звери и где он любил охотиться. Его имение приобрело такую хорошую репутацию в австралийском высшем свете, что даже герцог Эдинбургский всегда навещал его, когда ему доводилось бывать в Австралии. На его кончину через много лет газеты отозвались некрологом, где говорилось, что «нельзя отыскать более благородного представителя старого английского поместного дворянства ни здесь, ни на родине».
  Твердое намерение Остина вести образ жизни, традиционный для поместного сквайра, на обратной стороне Земли заставляло его принимать все возможные меры, чтобы хотя бы в мелочах скопировать старую добрую Англию. Здесь-то он и опростоволосился.
  И все потому что Томас Остин решил, что охота станет куда более приятным занятием, если импортировать некоторых классических обитателей английских лесов (местные сумчатые, очевидно, были ему не слишком по душе). Он заставил своего племянника на корабле доставить куропаток, фазанов, зайцев, черных дроздов. И - что и погубило дело - он распорядился привезти 24 английских кроликов. «Едва ли кролики принесут хоть сколько-нибудь вреда, - рассуждал он, - но они точно будут напоминать мне о родине, не говоря уже об английской охоте».
  И он был очень, очень неправ насчет количества вреда. Однако он попал в яблочко, когда говорил об охоте.
  Остин был не первым, кто привез кроликов в Австралию, но именно его кролики несли весомую долю ответственности за ту катастрофу, которой суждено было грянуть. Проблема кроликов в том, что они размножаются… как кролики. Масштаб бедствия позволяет оценить один тот факт, что в 1861 году, всего через пару лет после отгрузки первой партии ушастых, в письме Остин хвастал «тысячами диких английских кроликов во владениях». Но и на этом их популяция не остановилась. Уже через десяток лет после того, как на волю была отпущена первая партия, каждый год в Виктории отстреливали два миллиона кроликов, причем даже это не могло сдержать роста их численности. Вскоре кроличья армия распространилась по всей Виктории, продвигаясь, по некоторым подсчетам, на 125 километров в год. К 1800 году они достигли Нового Южного Уэльса, к 1886-му - Южной Австралии и Квинсленда, к 1890-му - Западной Австралии, к 1900-му - Северной территории. В 1920 году, на пике кроличьего нашествия, численность популяции этих животных на материке оценивалась в 10 миллиардов. На каждые 2,5 квадратных километра приходилось примерно 3000 кроликов.
Вполне можно было констатировать, что Австралию покрывали кролики.
  Кролики не только плодились, они еще ели (в конце концов, плодясь, недолго и проголодаться). Они поели всю растительность, обнажив землю и поставив на грань вымирания многие виды растений. Борьба за пропитание грозила подвести под монастырь также многие виды австралийских животных. Кроме того, корни растений уже не могли удерживать почвы, а потому начались их эрозия и выветривание.
  Насколько далеко все зашло, стало ясно к 1880-м, и местные власти перепробовали все возможные хитрости. Ни один из способов, к которому они прибегли, не мог остановить яростное вторжение травоядных. Администрация Нового Южного Уэльса выступила с отчаянным призывом - разместила объявление в газете Sydney Morning Herald, пообещав выплатить «25 000 фунтов тому или тем, кто сообщит о методе или процессе, до того в колонии неизвестном, который поспособствует эффективному уничтожению кроликов».
  В последовавшие десятилетия австралийцы отстреливали их, травили и ставили ловушки. Они поджигали и окуривали места их обитания, загоняли в их норы хорьков, которые выгоняли их наружу. В 1900-е они построили забор длиной более полутора тысяч километров, чтобы не допустить засилья кроликов в Западной Австралии. Но это не помогло: оказалось, что кролики умеют рыть тоннели и, судя по всему, сигать через изгороди.
  Австралийская кроличья проблема - одно из наиболее ярких доказательств того, что соображаем мы довольно долго: экосистемы устроены чрезвычайно сложно, и вмешательство в них сопряжено с огромными рисками. Животные и растения не станут играть по вашим правилам, если вы вдруг решите перевезти их с одного места на другое. «Всюду жизнь, - как сказал однажды один философ. - Она покоряет новые территории, сметая барьеры на своем пути, и это может принести кому-то страдания и даже поставить под угрозу. Но все так, как оно есть». (Ладно, это был Джефф Голдблюм из «Парка юрского периода». Великий философ, как я уже упоминал.)
  В общем, жизнь сыграла злую шутку - дважды. В первый раз австралийцы наломали дров, когда привезли на континент кроликов, а во второй - когда попытались поставить точку в этом вопросе. Несколько десятков лет австралийские ученые экспериментировали с биологическим оружием против кроликов: в 1950-е в надежде прикончить их они распространяли разнообразные заболевания, в частности миксоматоз. Какое-то время это отлично работало, и кроличья популяция заметно уменьшилась. Но метод не прижился, поскольку переносчиком вируса были москиты: оружие не работало в тех областях, где москиты не обитали, и в конце концов выжившие кролики выработали иммунитет к болезни. Их численность снова поползла вверх.
  Но ученые не сдавались и разрабатывали новые биологические агенты. В 1990-е они работали над вирусом геморрагической болезни у кроликов. Эксперименты с вирусами - опасная штука, а потому ученые занимались исследованиями на острове у южного побережья, чтобы сократить риск распространения вируса на материке. Так вот. Угадайте, что было дальше.
  Таки да. В 1995 году вирус своевольно покинул лабораторию и распространился на материке. Жизнь вырвалась на свободу, в этот раз оседлав мух особого вида. Однако нечаянно выпустив в мир смертельный (для кроликов) патоген, ученые не без удовлетворения отметили, что… он работает. За 20 лет, которые прошли со времени того инцидента, благодаря геморрагической болезни численность кроликов в Южной Австралии снова снизилась, тогда как растения заколосились, а животные, оказавшиеся на грани вымирания, получили возможность размножаться. Так будем же надеяться, что вирус геморрагической болезни у кроликов не обнаружит каких-нибудь побочных эффектов.
  Австралийские кролики - отнюдь не единственное подтверждение того правила, что животных лучше оставить там, где мы их обнаружили. Например, так стоило поступить с нильским окунем, прожорливым хищником, достигающим двух метров в длину, который, как вы догадались, родом из вод Нила. Однако британцы-колонизаторы Восточной Африки имели на него определенные виды. Они посчитали, что все только выиграют, если переселить эту рыбу в озеро Виктория, самое больше озеро в Африке. В нем на тот момент уже водилось множество самой разной рыбы, и местные рыбаки были вполне счастливы, вылавливая ее. Но британцы решили, что нет предела совершенству. Самую большую группу рыб в озере в те времена образовывали разнообразные цихлиды, эти маленькие симпатичные рыбки, которых так любят аквариумисты. К сожалению цихлид, в колониальной администрации их терпеть не могли и считали мусором. И чиновники постановили улучшить озеро Виктория, запустив в него крупную рыбу помоднее. И рыбалка тогда станет сущим удовольствием, рассудили они. Многие биологи предупреждали их, что это плохая идея, но в 1954 году они все-таки выпустили
нильского окуня в озеро. И нильский окунь сделал то, что сделал бы любой окунь на его месте: он прогрыз себе дорогу в начало пищевой цепочки, поедая вид за видом.
  Британцы оказались правы в одном: в том, что рыбалка на озере и вправду стала отменной. Рыболовецкий промысел процветал, окунь оказался популярным и у коммерсантов, которые продавали улов как продукт питания, так и у рыбаков-спортсменов. Но тогда как оборот в рыболовецкой отрасли вырос в пять раз, обеспечив работой сотни тысяч человек, число видов рыб в озере Виктория в разы сократилось. Более 500 видов стали вымирающими, включая примерно 200 видов несчастных цихлид.
  Но выйти из-под контроля могут не только животные. Кудзу, или пуэрария дольчатая, - вьющееся растение, распространенное в Азии, которое массово завозили в США в 1930-е годы, чтобы решить проблему, о которой мы уже упоминали - проблему пылевых облаков. Власти надеялись, что быстро растущий вьюн поможет укрепить почву и остановить эрозию почв. И кудзу справлялась с этим вполне успешно. К несчастью, не хуже у нее получалось опутывать другие растения, даже деревья, а также дома, машины и вообще все, что попадалось на пути. Она так распространилась на юге США, что о ней даже стали говорить: «вьюн, который съел юг».
  Справедливости ради нужно сказать, что кудзу - совсем не демоническое растение наподобие триффида, как рассказывается в некоторых городских легендах. А последние исследования и вовсе установили, что вьюны покрывают меньшую площадь, чем было принято думать. И все же там, где 80 лет назад кудзу не было и в помине, теперь дикие заросли, и это растение входит в официальный правительственный список злостных сорняков. Впрочем, самое время пожалеть кудзу: на назойливое растение нашлась управа в виде назойливого насекомого. Примерно в 2009 году японскому полушаровидному щитнику удалось пересечь Тихий океан. Должно быть, он был весьма обрадован, приземлившись в Атланте и обнаружив, что здесь все заросло кудзу, которую он так любит. В течение трех лет он распространился по трем штатам, поглотив примерно треть всей вьющейся биомассы. Если вы вдруг подумали, что это хорошо, что проблема кудзу решена, спешу предупредить: все не так просто. Щитники также уничтожают урожаи сои, главный источник дохода в некоторых затронутых штатах. Нечаянное решение одной проблемы создало новые сложности.
  Наше неистребимое желание поселить новые виды там, где они не имеют права быть, не ограничивается даже имеющимся набором видов: иногда нам удается создать целый новый вид. Именно это произошло в 1956 году, когда бразильский ученый Уорик Эстевам Керр привез из Танзании несколько пчелиных маток, чтобы скрестить их с европейскими пчелами: он рассчитывал, что совокупность особенностей тех и других даст в результате вид, лучше приспособленный к бразильским условиям.
  К сожалению, через год генетических экспериментов случилось то, что всегда случается в таких случаях. Хранитель пчел и сотрудник лаборатории в Риу-Клару, города к югу от Сан-Паулу, умаялся. Двадцать шесть африканских пчелиных маток вылетели за пределы лаборатории в сопровождении их личных роев европейских пчел, и все они обосновались в Бразилии. Пчелиные матки стали без особого разбора спариваться со всеми пчелиными особями мужского пола, создав таким образом несколько гибридных веток разных видов. Эти «африканизированные» пчелы стали быстро распространяться по всей Южной Америке, затем Центральной Америке и наконец по США. Они мельче и несут меньше яда, чем те пчелы, что были до них, но они куда агрессивнее обороняют свои ульи и могут жалить до десяти раз. Около тысячи человек погибло от их жал, а потому этих насекомых окрестили «пчелами-убийцами». Что немного несправедливо. Их просто неправильно поняли.
  Между тем две истории особенно выделяются на скрижалях истории о том, как люди пытались постигнуть сложность экосистем и осознать, как опасны могут быть последствия нарушения хрупкого равновесия в природе. В разных уголках планеты с разницей в несколько тысячелетий фанатичный диктатор и эксцентричный любитель литературы совершили зеркальные ошибки, которые имели глубокое влияние среду. Ошибки и того, и другого имели одно и ту же причину: они категорически недооценили птиц.
  НЕЛЬЗЯ НЕДООЦЕНИВАТЬ ПТИЦ, ИЛИ ОКЛЕВЕТАННЫЕ ВОРОБЬИ
  Кампанию Мао Цзедуна по борьбе с сельскохозяйственными вредителями и распространителями болезней (четырех) нужно рассматривать как одну из наиболее катастрофических, но притом успешных инициатив в области здравоохранения. Для достижения ее целей сплотились все слои китайского общества, и им удалось перевыполнить планы политического руководства, что ошеломляет. Реализация половины задач (то есть двух из четырех) почти наверняка привела к масштабным и значительным усовершенствованиям в области здоровья нации. Можно подумать, что половина - это не так уж и плохо. Но проблема в том, что четвертая цель в итоге обернулась десятками миллионов смертей.
  Корень проблемы кроется все там же - в неспособности понять, что экосистемы сложны и непредсказуемы. Ну хорошо, давайте просто подселим сюда этот вид, а там немного сократим численность парочки других видов - так мы рассуждаем. И дела пойдут на лад. И в этот момент непреднамеренные следствия обрушиваются нам на голову вместе с их верными друзьями - побочными эффектами и чередой неудач, и тут же устраивают разрушительную вечеринку.
  В конце 1949 года, когда коммунистическая партия во главе с Мао пришла к власти в Китае, медицина в стране находилась в глубоком упадке. Инфекционные болезни, от холеры до чумы и малярии, процветали. Если всерьез смотреть на намерение Мао превратить по большей части аграрную страну, только что освободившуюся от феодализма, в современную промышленную державу, то он был прав в том, что нужны были чрезвычайные меры. Некоторые меры были очевидными и болезненными: массовая вакцинация, улучшение санитарных условий и все в таком духе. Проблемы начались там, где Мао решил возложить ответственность за государственные беды на животных.
  Москиты распространяли малярию, крысы - чуму, и с этим было сложно спорить. И вот вся страна встала на борьбу за сокращение их количества. Но Мао на том не остановился. Если бы это была кампания против всего двух болезней, все еще могло бы закончиться хорошо. Но Мао решил (не потрудившись спросить, например, экспертов, или что-то в этом духе) объявить врагами два других, дополнительных вида. Нации предстояло избавиться мух, потому что они были надоедливыми. И кто же был четвертым? Воробьи. Проблема воробьев была в том - так рассуждали в правительстве, - что они поедали зерно. Один воробей мог съесть до 4,5 килограмма зерна за год - того самого зерна, которым можно было накормить китайский народ. Они провели подсчеты и определили, что, уничтожив миллион воробьев, удастся прокормить порядка 60 000 человек. Кто станет с этим спорить?
  Масштабная кампания началась в 1958 году, и это была замечательная кампания. По всей стране были расклеены плакаты, призывающие всех, от мала до велика, выполнить свой долг и умертвить так много вредителей, сколько возможно. «Птицы, - провозгласили власти, - это общественные животные капитализма». Люди вооружились мухобойками и винтовками, а школьников учили, как подстрелить максимальное количество воробьев. Ликующие толпы птицененавистников вышли на улицы с транспарантами, все они вступили в войну против воробьев. Воробьиные гнезда разоряли, их яйца разбивали, люди колотили палками по кастрюлям и сковородам, чтобы согнать их с деревьев и не дать присесть на ветки снова. И изможденные птицы замертво падали на землю. Только в Шанхае, по некоторым оценкам, в первый день кампании погибли 200 000 воробьев. «Ни один не может удалиться, - писала китайская “Жэньминь жибао”, - пока битва не будет выиграна». И битва и вправду окончилась победой - с той точки зрения, что люди достигли изначально поставленных целей. Это был триумф, оглушительный успех человечества в борьбе против мелких животных. В ходе
кампании были убиты примерно 1,5 миллиарда крыс, 11 миллионов килограммов москитов, 100 миллионов килограммов мух и… миллиард воробьев. К сожалению, вскоре стало ясно, в чем власти ошибались: уничтоженные воробьи ели не только зерно. Они ели еще и насекомых. В частности саранчу. Внезапно освободившись из клещей хищников, которые сдерживали рост популяции, китайская саранча плодилась и торжествовала, будто бы каждый новый день был праздником. В отличие от воробьев, которые и могли склевать немного зерен там или здесь, саранча заполонила китайские сельскохозяйственные поля, их покрывали тучи прожорливых насекомых. В 1959 году правительство наконец прислушалось к голосу настоящего эксперта (орнитолога Цо-сын Чэна, который пытался рассказать людям о том, что они творили ужасное), и воробьев вычеркнули из списка вредоносных животных, заменив на постельных клопов. Но было уже слишком поздно: нельзя вернуть миллиард воробьев по щелчку пальцев, однажды уничтожив их.
  Внесем ясность: кампания против воробьев была не единственной причиной голода, охватившего Китай между 1959 и 1962 годом - к нему привела череда безобразных решений. Партия проводила политику отказа от традиционного натурального сельского хозяйства в пользу выращивания культур, продажа которых могла дать высокую прибыль, и претворяла в жизнь пакет новых разрушительных сельскохозяйственных реформ, основанных на псевдонаучной теории советского биолога Трофима Лысенко. При этом центральный аппарат правительства присваивал всю продукцию отрасли, отнимая ее у фермерских сообществ, каждый из участников забирал свой кусок. Инициативы, которые заставляли чиновников на каждом уровне рапортовать о положительных результатах, ввели в заблуждение партийных лидеров: они были убеждены, что все в полном порядке, что в стране предостаточно еды. Это означало ровно противоположное: в Китае не было амортизирующего запаса продовольствия, чтобы переждать несколько лет непогоды и неурожаев (в одних частях страны лили дожди, в других были засухи).
  Но и истребление воробьев, и последующее уничтожение урожаев насекомыми во многом приблизили катастрофу, которая вскоре грянула. Оценки числа жертв последовавшего голода разнятся: эксперты приводят цифры от 15 до 30 миллиардов человек, и от самого факта, что мы не знаем даже, действительно ли умерли те «дополнительные» 15 миллиардов человек, веет ужасом.
  Вы надеетесь, должно быть, что таким образом человечество усвоило главный урок, который должно было вынести из этих событий: не играйте с природой, если вы полностью не уверены в характере следствий вашего вмешательства (хотя и в этом случае это не слишком здравая мысль). Но судя по всему, это не так. В 2004 году китайское правительство издало постановление о массовом уничтожении млекопитающих, от циветт до бобров, из-за распространения вируса атипичной пневмонии. И это подсказывает нам, что способность человечества учиться на собственных ошибках так же неубедительна, как и раньше.
  НЕЛЬЗЯ НЕДООЦЕНИВАТЬ ПТИЦ, ИЛИ ШЕКСПИР В ПАРКЕ
  Юджин Шиффелин совершил практически ту же ошибку, что и товарищ Мао, но только наоборот. Тогда как промах Мао был спровоцирован заботой о здоровье нации и диктаторскими замашками, неразбериха в экосистеме, виновником которой был Шиффелин, - рукотворная природная катастрофа, не исчерпавшая себя по сей день, - полностью была причиной его причуды. То, что содеял Шиффелин однажды, в холодный день ранней весной 1890 года, посеяло семена болезни, которая ежегодно уничтожала урожаи на миллионы долларов. Она даже стала причиной авиакатастрофы, в которой погибли 62 человека. Что-то многовато вреда от человека, который всего-навсего пытался выставить себя громадным поклонником Шекспира. Шиффелин был преуспевающим производителем лекарств из Нью-Йорка. Но несмотря на большой потенциал фармацевтической отрасли в деле досаднейших просчетов, он повысил степень хаоса в окружающей среде благодаря не своей профессии, а своему хобби. Он очень пристально следил за модными веяниями своего времени, а как раз тогда все поклонялись шекспировским пьесам и имели привычку переселять виды из одного места в другое.
  Тогда западный мир переживал шекспировское возрождение и охотно потреблял все, что имело отношение к классику. Посему в популярной культуре Бард приобрел примерно тот же статус, каким сегодня обладает Бейонсе. Между тем из Франции по всей Западной Европе стали распространяться группы людей, называвших себя «обществами акклиматизации»: это были добровольцы из числа обеспеченных граждан, которые пытались укоренить у себя на родине иноземные виды животных и растений. (Это было за много лет до того, как люди наконец смекнули, какая это ужасная идея.)
  Заблуждение Шиффелина коренилось в его социальной роли: он был председателем Американского общества акклиматизации, базировавшегося в Нью-Йорке, и одновременно был преданным и безумным фанатом Шекспира. И вот в голову ему пришел упоительный, оригинальный план. Нет лучше способа выразить почтение величайшему поэту, писавшему на английском языке, чем привезти в США абсолютно все виды птиц, когда-либо упоминавшихся в его произведениях, не так ли? И Американское общество акклиматизации принялось за работу.
  Поначалу они переживали одну неудачу за другой: некоторые птицы, например жаворонки, снегири, певчие дрозды, были выпущены в дикую природу (уж какая могла быть в наличии в городе), но они не прижились и вымерли, просуществовав в непривычной среде несколько лет. И вот 6 марта 1890 года Юджин Шиффелин при содействии своего ассистента, одну за другой открывая клетки, выпустил в Центральном парке 60 европейских скворцов.
  Нельзя винить в этом всем Шекспира, но все же: если бы он иначе оформил гиперболу в Акте I, сцене III «Генриха IV» (часть I), история могла бы пойти совсем по другому руслу. В этой сцене персонаж по имени Хотспер, заявляя о своем твердом намерении продолжать давить на короля, чтобы тот заплатил выкуп за своего сводного брата Мортимера (хотя король запрещал даже упоминать Мортимерово имя), говорит следующее:

  Я обучу скворца, чтоб только слово
  Он «Мортимер» умел произносить,
  И подарю ученую ту птицу
  Я королю: пусть слушает и злится![4 - Перевод П. А. Каншина.]
  Это единственный случай, когда Шекспир вообще упоминает скворцов. И ни одной строки больше об этой птице во всем собрании сочинений. Но и этого было достаточно для Юджина.
  Те 60 скворцов были выпущены в 1890 году, а в 1891-м Шиффелин вернулся в парк с дополнительными 40. В самом начале скворцам приходилось не слишком-то сладко - первые годы их существования на новом месте зимы были довольно суровыми, и только 32 особи из сотни уцелели. Все указывало на то, что они последуют за своими незадачливыми предшественниками, которые отчаянно били крыльями, спасаясь из Соединенных Штатов. Но скворцы - это выносливые и разносторонние животные, которым не впервой было приспосабливаться к новым условиям и локтями расчищать себе дорогу к спасению. По иронии судьбы небольшая стайка этих птиц нашла укрытие от стихии под парапетом Американского музея естественной истории - здание, воздвигнутое во имя сохранения естественной истории нации, поспособствовало тому, чтобы в корне поменять ее. Постепенно численность скворцов начала расти. И расти. И расти. Не прошло и десяти лет, как скворцы стали встречаться в Нью-Йорке повсеместно. К 1920-м годам они заселили уже добрую половину страны. К 1950-м их стали замечать в Калифорнии. Сегодня в Северной Америке насчитывается порядка 200
миллионов негодяев, и вы встретите их всюду, от Нью-Мексико до Аляски.
  По формулировке газеты New York Times они стали «одними из самых назойливых и дорогих птиц в США». Или, как выразился корреспондент Washington Post, «самой ненавистной птицей в Северной Америке». Огромные галдящие стаи, которые могут насчитывать до миллиона особей, осаждают поля с посевами пшеницы и картофеля и разоряют зерновые склады. Они агрессивны, они сгоняют аборигенные виды птиц с их гнезд, они распространяют болезни, от которых страдают и люди, и скот - от грибковых инфекций до сальмонеллы. Они гадят абсолютно везде, и все это жутко воняет.
  Огромные стаи дроздов представляют угрозу для воздушных путешественников: в Бостоне в 1960-м примерно 10 000 птиц атаковали самолет, который поднимался в воздух из бостонского аэропорта Логана. Они вывели из строя двигатели, и самолет рухнул на землю - в катастрофе погибли 62 из 72 пассажиров.
  Скворцы - вредители, угроза для здоровья и значительная финансовая нагрузка на экономику сельского хозяйства Северной Америки. И единственная причина их появления на континенте - причуда богатенького гражданина, который слишком увлекся своими хобби и не потрудился остановиться и подумать, что из этого всего может выйти. Если бы он всерьез занялся бегом трусцой или изготовлением акварелек в домашних условиях, ничего этого не случилось бы.
  Но с другой стороны, подозреваю, скворцы помогают сдерживать рост популяции насекомых, так ведь?

5 других видов, которые мы поселили там, где их не должно быть

• КОШКИ. Все любят кошек. Не любят только в Новой Зеландии, где не было никаких хищных млекопитающих, пока мы не привезли с собой котиков. И этому совсем не обрадовались аборигенные виды, особенно упитанные нелетающие попугаи какапо.

• ТРОСТНИКОВЫЕ ЖАБЫ. Как и кролики, тростниковые жабы (исконные обитатели Южной Америки) были импортированы в Австралию с благими намерениями - на этот раз для поедания вредителей, тростниковых жуков. Но есть жуков они не стали. Зато съели почти всех остальных.

• СЕРЫЕ БЕЛКИ. Когда американскую серую белку привезли в Британию и Ирландию, она тут же начала качать права и запугала местных белок до такой степени, что те оказались на грани вымирания.

• АЗИАТСКИЙ ТИГРОВЫЙ КОМАР. Особенно надоедливый и способный в теории распространять заболевания (он готов питаться круглые сутки - в отличие от многих других видов), этот москит известен географией своих перемещений. Он перемахнул из Японии в Америку в 1985 году вместе с грузом бывших в употреблении покрышек.

• СЕВЕРНЫЙ ЗМЕЕГОЛОВ. Глядите. Если вы вдруг соберетесь поселить азиатский вид в Америке, проследите, чтобы это была не прожорливая плотоядная рыба, которая может ходить по воде и обходиться без жидкости на протяжении нескольких дней. Плачевный сценарий напрашивается сам собой.
  Глава четвертая
  Делай, как говорят

* * *
  ПО МЕРЕ ТОГО КАК ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОБЩЕСТВА обретали всю большую сложность - деревни становились городками, а городки - городами, - мы все ближе подходили к проблеме, с которой сталкивается любая крупная группа особей, должная решить какую-либо сложную задачу, причем неважно, будет ли это создание цивилизованного общества или выбор заведения для праздничного ужина. В конечном итоге вам все равно понадобится кто-то, кто примет это решение. Мы не так много знаем о том, как были организованы ранние общества. Поскольку от человеческой природы все равно никуда не деться, готов поспорить, что и тогда были люди, которым нравилось управлять всеми остальными. Хотя и не совсем понятно, когда это стало работой, а не простым хобби.
  Что мы знаем, так это то (как уже упоминалось), что вскоре после изобретения земледелия человечество выдумало и неравенство. Так держать, ребята. Археологи могут судить об этом по размерам домов в древних поселениях. Прежде всего разница между ними не так уж и велика. Общества производят впечатление довольно эгалитарных. Но в течение нескольких тысячелетий после того, как люди стали возделывать землю, начинает формироваться элита, и эти люди строят б?льшие и более причудливые дома. На территории обеих Америк разрыв между бедными и богатыми начинает разрастаться примерно через 2500 лет со времени основания сельского хозяйства, тогда как в Старом Свете он увеличивался не переставая. Почему? Одно из возможных объяснений в том, что в Европе у людей были тягловые животные, например лошади и крупный скот, которых моно было использовать для передвижений или работы на полях. И это весьма способствовало накоплению личного капитала, который передавался от поколения к поколению. И так появился тот самый 1 % богачей.
  В какой-то момент эти элиты перестают быть лишь немногим состоятельнее всех прочих и берут власть в свои руки. Духовные и религиозные лидеры в древних обществах, пожалуй, были больше всего похожи на правителей, но кое-что изменилось примерно 5000 лет назад в Египте и Шумере (примерно в его границах лежит современный Ирак), и - вуаля - у нас уже есть первый пример всеми любимой модели правления - абсолютной династической монархии! Сохранилась шумерская каменная табличка, на которой очень кстати перечислены все правители (и одна-единственная правительница) по порядку. Вполне вероятно, что это самые первые правители в истории человечества. Минус только в том, что весомая часть информации - полная чушь. Так, документ утверждает, что первый из упомянутых царей Шумера, Алулим, правил 28 800 лет, что, честно говоря, мало похоже на правду, поскольку даже по состоянию на сегодняшний день ему отмерено еще 22 000 лет правления.
  Так почему же человечество снова и снова предпочитает возложить ответственность за все на свете на одного-единственного, невнятного своего представителя? Очевидно, что поначалу у людей был не такой уж большой выбор: первые властители могли захватить власть силой или в результате давления иного рода. Но все это, кажется, связано также с войной: династия фараонов Египта началась тогда, когда страну объединили завоеватели, а шумерские цари появляются в период острого конфликта между городами. Вскоре после этого, в 2334 году до н. э., когда шумерские цари находились у власти уже несколько веков, их государство захватил аккадский царь Саргон Древний, который как раз занялся созданием первой империи в истории человечества. В Мексике, в долине Оахака, по свидетельствам археологов все эти факторы сложились воедино. Поселение Сан-Хосе-Моготе у самых свои истоков было маленькой деревней. Расслоение общества здесь отсутствовало, оно было полностью эгалитарным. Таким было положение вещей вскоре после начала земледелия - примерно 3600 лет назад. В течение следующего тысячелетия обострились мелкие конфликты с
соседними деревнями, распределение ресурсов стало неравным и появилась иерархия. И наконец около 2400 года власть перешла к вождям, население долины взялось за оружие, жители Сан-Хосе-Моготе покинули насиженные места, поднялись выше в горы и стали строить оборонительные укрепления.
  Так что же было вначале: лидеры или войны? Этот вопрос напоминает о вечной дилемме о курице и яйце. Однако и два этих политических понятия тесно взаимосвязаны, и к сожалению, вам придется поразмыслить над этим, если вы захотите сохранить статус небольшой эгалитарной деревеньки. Но для поклонников войн есть и хорошие новости: через пару глав мы поговорим об этом более детально, а теперь сосредоточимся на лидерах.
  Знаю, сложно поверить в следующее утверждение в наши благополучные, просвещенные времена, но время от времени те люди, которые оказывались во главе государств, не очень подходили для этой должности. Хотя не так уж это и удивительно: нужно быть немного сумасшедшим, чтобы вообще захотеть управлять страной. Многим достаточно уже и того, что выбрать носки поутру - страшная пытка. А теперь представьте себе, что такой выбор придется сделать за всех подопечных граждан. Конечно, существует множество типов лидеров, и все они могут встать поперек горла своим народам. Имеются автократы в разной обертке: династические правители, наместники Бога, воинственные захватчики и разнообразные диктаторы. О да, у нас есть еще и демократические выборы, и мы бегло окинем взглядом конфузы демократической системы в следующей главе. А в этой рассмотрим самых некомпетентных, жутких и просто безумных автократов в истории.
  Пожалуй, начнем с Ин Чжэна, первого императора объединенного Китая и человека, который, как ни странно, начал формирование современного мира: в нем сочетались дальновидность и жесткость - которая, впрочем, давала хорошие результаты, - и именно они отличали его манеру управлять людьми. К сожалению для него самого, Ин Чжэн также был большим фанатом игры в злодея и много трудился над созданием такой иллюзии. Он объединил семь враждующих царств и создал единое политическое пространство благодаря хитрой дипломатической тактике, а именно тактике завоевания каждого из них. Никому до этого такое не удавалось: в 222 году до н. э., когда Рим только раздумывал о выходе за пределы Италии и создании империи, Ин Чжэн уже занимался обустройством обширного и единого государства, которое переживет более поздних европейских собратьев.
  И не только это. Он также провел в жизнь ряд реформ, которые задали стандарты организации современных государств. Так, он сузил сферу влияния феодалов и учредил централизованный бюрократический аппарат, стандартизировал письменный язык, валюту и системы мер, вложил в создание единой инфраструктуры, построив ветвистую сеть дорог и основав подобие почтовой службы. Ах да, он также возвел первые участки того, что позже получит имя Великая Китайская стена.
  И… что же с ним не так? К сожалению, всего этого он добился, подавляя любую оппозицию, подвергая гонениям неугодных философов, казня всех несогласных, загоняя в рабство простых крестьян, должных трудиться на государственных стройках. Хотя это не так уж и необычно, если вы хотя бы в общих чертах знакомы с историей. Между тем кажется удивительной цель, для достижения которой он употреблял свою беспрецедентную централизованную власть: чтобы озадачить своих подданных поисками эликсира жизни, для чего им как раз пригодились выстроенные Ин Чжэном дороги. Амбициозный правитель был одержим бессмертием и рассчитывал, что его могущество поможет ему раскрыть секрет вечной жизни.
  Он рассылал указы во все уголки страны, настаивая на том, что все, от врачей до солдат и торговцев в больших городах и богом забытых селениях, должны поспособствовать его утопичным устремлениям. Свою личную цель он сделал задачей государственной важности - его придворные получали регулярные отчеты о положении дел, а также травы и эликсиры, которые ему предлагалось испытать на себе. Он также заставил всех докторов проходить государственную регистрацию. В некотором смысле это была ранняя форма системы здравоохранения. Но во всех прочих смыслах это было на нее совсем не похоже. К несчастью для китайского правителя, хорошая медицинская система работает совсем иначе, и его стремление к бессмертию - вполне в злодейском духе - и стало его главным проколом: считают, что большая часть «эликсиров», которые он пробовал, содержала ртуть. Разумеется, они его убили. (И вернее всего, он еще и помучился от безумия, вызванного отравлением этим тяжелым металлом, перед смертью, и именно этого так не хватало властному, ненасытному абсолютному правителю, каждое слово которого было законом.)
  К моменту его смерти он уже так смертельно всем надоел, что народ взбунтовался практически немедленно, и всего через несколько лет сцену покинул и его наследник. Династия Цинь просуществовала недолго, хотя страна, которая стала ее наследницей, по сей день считается супердержавой. Впрочем, им так никогда и не удалось найти эликсир бессмертия.
  Задержимся в Китае еще ненадолго, но перенесемся на 17 веков вперед - в год 1505. Если вам нужно убедительное доказательство того, что не стоит ставить во главе государства человека с темпераментом испорченного ребенка, то стоит приглядеться к императору Чжэндэ (при рождении - Чжу Хоучжао).
  С одной стороны, у него не было совсем никакого желания решать государственные вопросы - с б?льшим удовольствием он охотился на тигров и проводил время с бесчисленными женщинами. Да, он не был идеальным, но приходилось иметь дело с тем, что есть. Ситуация усугубилась, когда он выдумал для себя alter ego - на время он становился решительным полководцем по имени Чжу Шоу. Этому воображаемому военному император выдавал распоряжения, например, дать битву на севере страны, а тот им беспрекословно следовал. И это по счастливому стечению обстоятельств помогало ему увильнуть от исполнения своих императорских обязанностей на много месяцев. Странно, не так ли?
  Но не так странно, как то, что он повелел организовать внутри дворца точную копию городского рынка и заставлял своих вельможных чиновников и военных разыгрывать торговцев, а сам одевался как простой горожанин и расхаживал среди них, совершая покупки. И если император замечал хоть один сердитый взгляд со стороны невольного актера, для которого такое времяпровождение было весьма унизительным, он увольнял его со службы. Или что похуже. Да, похоже, это было самой большой его странностью.
  Хотя как-то в преддверии праздника фонарей он с чего-то решил, что лучше всего хранить весь порох внутри дворца. И это закончилось именно так, как вы подумали: взрывоопасно. (Он сумел укрыться от огня, но все равно умер в возрасти 29 лет от болезни, которую подхватил, вывалившись из лодки. Вот черт.)
  Проблема наследования власти в том, что очень часто она переходит к человеку, который охотнее бы занялся чем угодно еще, кроме управления государством. Так и случилось с императором Чжэндэ. Так и произошло с бедным Людвигом II, королем Баварии. В отличие от многих других правителей в нашем списке безумный король Людвиг был практически безвреден, он всего-навсего нисколько не интересовался повесткой вверенного ему королевства. Вместо этого он занимался превращением своей жизни в сказку.
  Если взглянуть на историю королевских сумасбродств, сложно не заметить, что нередки совпадения между наиболее яркими экземплярами. В частности, историки очень часть используют слова «сумасшествие» или «эксцентричность», чтобы закодировать «недостаточную гетеросексуальность». (Особенно стоит отметить шведскую королеву Кристину: она отказалась выходить замуж, предпочитала мужское платье, не расчесывала волосы и завела «подружку». Когда ее заставили подыскать себе мужа, она отказалась от трона, покинула страну и, окончательно простившись с кружевами и завивками, прибыла в Рим. В Вечный город она въехала верхом на коне и в наряде амазонки.)
  Мы можем лишь по косвенным признакам догадываться, какой сексуальной ориентации придерживались разные исторические фигуры (и нам нужно помнить, что идея гомосексуализма как особенного, исключительного свойства укоренилась в западной культуре только в последние 150 лет). Но даже если и так, я едва ли промахнусь, если назову Людвига II супер-пупер-геем. Он был застенчивым, творческим мечтателем, которому до глубины души были безразличны политика и военное дело. Вместо этого, взойдя на престол в довольно нежном возрасте - ему было всего 19, - он отошел от общественной жизни и приготовился стать покровителем искусств. Более того, ему это прекрасно удалось. Он вкладывал казенные деньги в театр, не скупился на гонорары для талантливых актеров и музыкантов. И его стараниями Мюнхен постепенно превратился в культурную столицу Европы. Он был преданным поклонником Вагнера и даже стал его личным покровителем: он поддерживал композитора словом и деньгами на излете его карьеры, давая тому возможность завершить оперные шедевры, тогда как все остальные всяческие пытались выжить его из города, потому что он вел
себя как паршивец.
  Кроме того, Людвиг был увлечен замками. Он хотел, чтобы в Баварии было много сказочных замков. Для их проектирования он чаще прибегал к услугам художников сцены, а не архитекторов, он тратил целые состояния на строительство нарядных и вычурных крепостей. Пример тому - замки Линдерхоф, Херренхимзее и особенно знаменитый Нойшванштайн, выстроенный на скалистом выступе в Альпах, поблизости от того места, где прошло детство короля.
  Все это несколько вредило благополучию Баварии. Нельзя сказать, что Людвиг был совершенно невнимателен к своим прямым обязанностям. Нет, он занимался положенной ему по должности бумажной работой, но не уделял ей достаточно времени - чтобы поскорее вернуться к своей подлинной страсти. Кроме того, непомерные траты на нужды искусства привели государственную казну в плачевное состояние. Король также игнорировал публичную сторону своей должности и проявлял интерес к кавалерии по той только причине, что там служило множество бравых, годных мужчин.
  По прошествии лет встал также вопрос наследника. Как и все короли, Людвиг постоянно находился под сильным давлением: от него ожидали женитьбы и производства потомства. Он обручился с одной герцогиней, которая разделяла его любовь к Вагнеру, но незадолго до даты свадьбы он перенес торжества, и так происходило несколько раз, пока наконец он не отменил мероприятие вовсе. Людвиг никогда так и собрался жениться.
  Долги короля росли, более и более изощренными становились его проспекты в области замкового строительства, а потому в игру вступили его враги. Они пошли давно проторенной дорожкой - объявили его сумасшедшим. Сейчас не исключают, что в семье Людвига имелись некоторые проблемы с душевным здоровьем (его тетушка Александра полагала, что внутри нее находится стеклянное пианино, но это не помешало ей сделать карьеру литератора). Между тем из четырех докторов, которых заговорщики убедили подписаться под диагнозом короля, ни один не осматривал его и всего один однажды встречался с ним (12 лет назад). Среди доказательств полной непригодности Людвига для трона приводился, в частности, тот факт, что он запрещал слуге добавлять молоко в его чашку с кофе.
  Но прием сработал, и даже несмотря на усилия дружественной баронессы, которой время от времени приходилось отбиваться от государственных поверенных при помощи зонтика, Людвига оттеснили от власти и отправили в заключение (а нет, простите, его поместили «на лечение») в один из замков к югу от Мюнхена. Подозрения, что не все было чисто в этой истории, только усилились, когда тремя днями позже Людвиг и его доктор были найдены мертвыми в неглубоком озере. Словом, погибли они при что ни на есть «загадочных обстоятельствах».
  Но все в каком-то смысле смеялся последним все же Людвиг. Так что же те замки, на которые он не жалел никаких средств? Они известны теперь во всем мире: замок Нойшванштайн - символ Баварии, туда ежегодно приезжают миллионы туристов со всего света, что положительно сказывается на экономике этой немецкой земли. Если бы заговорщики не избавились от Людвига, помешав ему реализовать все свои планы, быть может, на балансе баварцев было бы сейчас куда больше достопримечательностей. Так что опростоволосился в данном случае не мечтательный бедняга Людвиг, а его предатели. Если вы даже никогда не слышали о Нойшванштайне, вы выдели его тысячу раз. Его романтические башни и шпили послужили прообразом замков в мультфильмах о Золушке и Спящей Красавице, снятых на студии Уолта Диснея. Уже сами его очертания стали ассоциироваться с величайшей в мире развлекательной компанией. Всякий раз, когда вы видете падающую с неба звезду, которая роняет звездную пыль сказочный замок на диснеевском логотипе, вспомните о Людвиге, чья мечта продолжает жить.
  Людвиг, впрочем, был не единственным правителем, чьи фантазии и устремления лежали в разных плоскостях с политикой. Его тяга к строительству замков по крайней мере была логичной в контексте эпохи и монархической системы. Меньше ему подошла бы карьера, скажем, увлеченного и неустанного карманного воришки.
  Кстати о воришках. Король Египта Фарук I вошел в историю через другую дверь. Кто-то даже может сказать, что единственный значимый поступок в своей жизни он совершил тогда, когда стащил часы Уинстона Черчилля в ходе важной встречи во время Второй мировой войны. Кому-то он запомнится в лучшем случае слегка эксцентричным человеком, тогда как для некоторых он был абсолютной легендой, королем розыгрыша.
  Но масштаб личности Фарука этим не ограничивается.
  Хотя он был богаче, чем любой из нас может себе представить, Фарук - второй и последний взрослый король Египта - просто обожал мелкое воровство. И воровал он у великих, и у благодетелей, и у простых людей. Он распорядился освободить из тюрьмы воришку, заслужившего в Египте чуть ли не самую дурную славу, чтобы тот научил его воровать по науке. На пути в Тегеран в Египте некоторое время оставалось тело не так давно умершего иранского шаха, и Фарук стащил из гроба инкрустированный драгоценными камнями меч и другие ценности. (Естественно, последовал дипломатический скандал.)
  Но не только тяга к карманным кражам намекала, что король из Фарука негодный. Он был также знаменит своим хорошим аппетитом, любовью к вечеринкам и мотовству. Как-то его даже назвали «желудком с головой»: придя к власти симпатичным и подтянутым подростком, он вскоре увеличился в размерах, и вес его перевалил за 120 килограмм. Ему так нравилась его государственная машина - красный «Бентли», - что он официально запретил кому бы то ни было еще в Египте иметь красную машину. Он собрал обширную коллекцию второразрядной порнографии. Транжира и заядлый любитель азартных игр, он окружил себя аферистами, мошенниками и взяточниками. Однажды ему приснился кошмар, в котором на него напали львы. Едва пробудившись, Фарук потребовал отвезти себя в каирский зоопарк, где тут же застрелил обидчиков.
  С ним можно было бы ужиться даже при таком наборе «достоинств», если бы он настойчиво не отдалял от себя людей иными способами. Великобритания нехотя признала независимость Египта в 1922 году, но сохраняла неприятное большинству военное присутствие в стране, а потому многие подданные Фарука рассматривали монарха как марионетку Запада. Британцев же в свою очередь все больше раздражало то, что Фарук недостаточно хорошо исполнял роль марионетки. (Более подробно об этом будет сказано в последней главе о колониализме.)
  Когда началась Вторая мировая война, многие отвернулись от Фарука не только из-за инцидента с часами Черчилля. Было много других мелких поводов: например, король отказался погасить свет в своем дворце в Александрии во время немецкой бомбардировки. И еще послал записку Адольфу Гитлеру, где сообщил, что рад будет вторжению нацистов, потому что так надеется избавиться от британцев.
  Фарук почти преодолел враждебность, с опозданием объявив войну странам «оси» - как раз в тот момент, когда боевые действия уже окончились. Но это не слишком помогло ему продержаться подольше. Его сместили с трона в результате военного переворота 1952 года (его шестимесячный сын технически был королем Египта чуть меньше года - пока монархию не отменили), и остаток жизни он провел в Монако и Италии. Как сообщал журнал Time, там он еще раздобрел и стал еще настойчивее увиваться за женщинами. В конце концов он скончался вполне в традиционной для изгнанных лидеров манере - от сердечного приступа в возрасте 45 лет, покуривая сигару после обильного ужина в римском ресторане. (Для информации: Черчилль не счел шутку с часами смешной и потребовал вернуть хронометр.)
  Наверное, вы надеетесь, что качество наших правителей хоть немного улучшилось с течением лет… Но нет, и в наши дни на свете полно лидеров, которые могут предъявить своим почившим коллегам ошеломляющую профнепригодность. Например, Сепармурат Ниязов, более 20 лет управлявший Туркменистаном - с советских времен, в эпоху независимости и до самой своей смерти в 2006 году. Он прекрасно иллюстрирует тот факт, что вокруг диктора всегда можно выстроить культ личности, даже если сам диктатор не отличается сообразительностью.
  Более двух десятилетий пожизненный президент Ниязов управлял страной по собственному капризу, и все его выдумки были странными. Он потребовал, чтобы его именовали «Туркменбаши», то есть лидер туркмен. Он приказал убрать собак с улиц столичного Ашхабада, потому что ему не нравился их запах. Он запретил бороды, длинные волосы для мужчин и золотые зубы. Ниязов любил высказываться в отношении телевизионных персонажей и однажды запретил дикторам новостных программ носить грим, потому что тот мешал ему различать женщин и мужчин. Он запретил оперу, балет и цирк, пение под фонограмму, проигрывание музыкальных записей во время свадеб и подобных мероприятий. А также он запретил слушать радио в автомобиле.
  В Ашхабаде он воздвиг огромную позолоченную статую в свою честь, которая поворачивается вслед за солнцем. Он обожал называть вещи своим именем. В 2002 году он переименовал январь в Туркменбаши, а апрель стал Гурбансолтан-эдже - в честь его матери. Главный город также стал именоваться Туркменбаши, а хлеб тоже называли именем его матушки. Аэропорт Ашхабада носил название «Международный аэропорт Сепармурата Ниязова». Он учредил новый национальный праздник в честь дынь, а особенно нового сорта дыни-канталупы, которая звалась - угадайте с трех раз - Туркменбаши.
  Он написал книгу «Рухнама», отчасти это был сборник поэзии, отчасти - автобиография, еще немного там было от урока недостоверной истории и немного - от пособия по работе над собой. Тому, кто заявил о своем неодобрении книги, грозили пытки. Чтобы сдать экзамен на получение водительских прав, нужно было быть знакомым с ее содержанием. Ниязов закрыл все провинциальные библиотеки, оправдав этот тем, что кроме «Рухнамы» и Корана ничего знать не требуется. По его распоряжению в Ашхабаде был воздвигнут огромный памятник его титульной литературной работе, он также поворачивался и проигрывал записи некоторых пассажей через равные промежутки времени. Чтобы попасть в рай, настаивала официальная пропаганда, нужно было прочесть эту книгу. (Возможно, она была продиктована самим Святым Духом.)
  Диктатор спускал колоссальные суммы на возведение нелепых зданий, например, ледового дворца в пустыне, гигантской пирамиды и мечети, строительство которой обошлось в 60 миллионов фунтов и которую он назвал «Душой Туркменбаши». По его указу на уединенной горе построили лестницу из бетона, и каждый государственный служащий должен был совершать 37-километровую прогулку по ней ежегодно. В 2004 году он изъял из государственной системы здравоохранения 15 000 служащих и заменил их военными. Он закрыл все больницы, кроме столичных, прокомментировав этот так: если люди заболеют, они могут приехать в Ашхабад. Он заменил клятву Гиппократа на клятву Туркменбаши. Говорят, что Ниязов перехватывал контрабандные наркотики и удерживал их для себя: в полумраке своей резиденции он выпускал пули по своим невидимым врагам. Свободной прессы в Туркменистане не существовало, диссиденты подавлялись, и все общественные группы, политические и религиозные объединения должны были регистрироваться в Министерстве справедливости. У здания этого министерства стояла Фемида, и нельзя было не заметить, что она была на удивление похожа
на мать Туркменбаши.
  Не совсем однако ясно, какие более общие уроки можно извлечь из долгого и вопиющего правления Ниязова. Разве что такой: если вам вдруг покажется, что вы ведете себя сходным образом, пожалуйста, пожалуйста, остановитесь.
  Но каким бы ужасным ни был Туркменбаши и как бы ни страдали туркмены на протяжении двух десятков лет, когда он находился у власти, все же не он возглавляет список самых злополучных автократов. История знает лидеров и более злобных, и даже более бездарных. Если вам нужен пример того, в какой тупик может завести автократия, то сложно придумать что-то лучше Османской империи: он как нельзя лучше доказывает, что беда и вправду не приходит одна.
  ЗОЛОТАЯ КЛЕТКА
  Очень немногим государствам так же не повезло с правителями, как Османской империи в первой половине XVII века. К именам двоих из них историки позднее присовокупили эпитет-прозвище «Безумный», а это плохой знак во всем времена. Хуже того, еще один султан, который в историографии не зовется безумным, возможно, больше других заслуживает это имя. Принимая во внимание тот факт, что двое из них были братьями, а третий - их дядюшкой, логично будет предположить, что дело в какой-то генетической неполадке. Вся эта история не дает отделаться от ощущения, которое лучше всего выражают слова: «Так чего же вы ожидали?» Если кто-то и вправду пытается создать систему, приспособленную для производства нестабильных правителей, нельзя придумать ничего лучше.
  Дворец Топкапы в Стамбуле был в те времена не особенно спокойным и безопасным местом, особенно для сына действующего султана. Проблемой были его братья, во всяком случае они становились проблемой, как только действующий султан умирал и все начинали яростно претендовать на престол.
  Как и во всех монархиях той эпохи, кровавые сражения за право престолонаследия стали доброй традицией в Турции - традицией, которая так некстати перерастала в затяжную гражданскую войну. Это было не слишком удобно для всех участников, а особенно тех, кто собирался расширять свою империю. Поэтому сыновья султана, как правило, почитали более эффективным предупредить всякую конкуренцию между наследниками… просто-напросто покончив со всеми братьями.
  Оборотной стороной братоубийства была постоянно нависающая угроза того, что правящая в Османской империи династия внезапно могла пресечься, если султан вдруг покидал мир, не оставив ни сыновей, ни живых братьев, которые могли бы занять его место. Примером тому милая история султана Мехмеда III, который умертвил не меньше 19 своих младших братьев на пути к власти, которая таки досталась ему в 1595 году. Все тогда согласились с тем, что это было немного слишком. А потому начиная с правления Ахмеда I, наследника Мехмеда, желающие стать султанами прибегали к компромиссу - кафесам, что в переводе означает «клетка», где можно было держать своих братьев. Но эта «клетка» была не в полной мере клеткой. Это была довольно роскошная, со вкусом оформленная башня рядом с гаремом, которая все же обладала некоторым сходством с тюрьмой. Например, ее нельзя было покинуть.
  Когда Ахмед I стал султаном в 1603 году, он вдруг порвал с традицией убивать братьев и позволил своему младшему брату Мустафе наслаждаться жизнью и дальше. Тот факт, что Ахмеду тогда было 13, а Мустафе 12 лет, мог сыграть известную роль в этом решении - султан не смог бы даже зачать сына еще как минимум год. Возможно также, что ему стало жаль Мустафы, который был, как кажется, довольно хрупким юношей. Может показаться, что Ахмед был почти что… милашкой?
  В любом случае, вместо того чтобы убить Мустафу, он отослал его жить в башню, а сам продолжил быть султаном. И все шло гладко до 1617 года, когда Ахмед умер от тифа. К тому моменту он произвел на свет ораву мальчиков, которые с технической точки зрения должны были унаследовать трон. Но обстоятельства сложились не в их пользу: все они были еще очень малы, когда не стало отца, а придворные плели хитроумные интриги (в основном любимая жена Ахмеда Кёсем, которая не хотела, чтобы ее сыновей убили, если бы пришли к власти их старшие сводные братья). Так, приближенным султана удалось изменить линию престолонаследия. Вместо того чтобы сделать наследником старшего сына Ахмеда, Османа, они пригласили на трон младшего брата Мустафу. И вот он стал Мустафой I.
  Справедливости ради нужно отметить, что не все прошло хорошо. Мустафа не был создан для работы султана. Идея ему не слишком понравилась, и популярности этого решения не способствовало и то обстоятельство, что первые 12 лет жизни он провел в ожидании, что рано или поздно его старший брат казнит его, а последующие 14 - взаперти, ничем особенным не занимаясь, только покуривая опиум и развлекаясь с выделенными для него наложницами. Могущественные придворные евнухи надеялись, что если снова вывести его в свет, он сможет сосредоточиться на чем-нибудь более важном. Но нет.
  Главными особенностями подхода Мустафы к управлению империей было неумеренное хихиканье, дерганье визиров за бороды и сшибание с них тюрбанов, когда те пытались доложить ему о делах государственной важности. Он имел обыкновение назначать на важные посты совершенно случайных людей, например, фермеров, которых он встретил во время охоты. В прогулках по дворцу его сопровождали две абсолютно голые рабыни, а рыбок он кормил серебряными и золотыми монетами.
  Все это продолжалось примерно три месяца, пока наконец Мустафа по горло не надоел всем. И его сменил 14-летний Осман. Кое-как ему удалось избежать смерти и во второй раз, и его снова заточили в башне. И все было бы ничего, но Осман II оказался амбициозным, самобытным султаном, настроенным на реформирование системы и отказывающимся соблюдать традиции. (Ну, почти так. Ему таки удалось прикончить одного братца за время правления - как дань традициям.) Просчет Османа состоял в том, что он вывел из себя османскую военную элиту, янычаров, обвинив их в том, что те не смогли выиграть битву, которую он возглавил. В наказание султан закрыл заведения, завсегдатаями которых они были, запретил им курить и пить, а после пригрозил и вовсе распустить их и заняться муштрой альтернативной армии в Сирии.
  Изначально суждения Османа об эффективности янычаров были отчасти здравомысленными, но сами янычары, что не удивительно, были не во восторге от такого плана. По этой причине Осман II занял особое место в истории Османской империи: он был первым до времени отошедшим к Аллаху султаном - его убили представители его собственной армии, хитроумно сочетавшие удушение и «сдавливание яичек». А потом, в отсутствие какого бы то ни было преемника, Мустафа снова был изъят из своей «клетки». И ему пришлось… тяжело.
  Неясно, полагал ли кто-нибудь и вправду, что еще четыре года заключения наконец образумят его, но если так, то они быстро разочаровались в своей вере. Мустафа очень скоро взялся за свое. Начнем с того, что когда посланники двора явись к нему и сообщили, что он снова работает султаном Османской империи, он забаррикадировался в своей тюрьме и отказался покидать ее. Он объяснил (и в этом была логика), что не хочет быть султаном. В конце концов им удалось вытащить его наружу через отверстие в крыше и привези во дворец, и по его коридорам и комнатам Мустафа бегал в отчаянных поисках Османа II. Он был уверен, что тот все еще жив и прячется в комоде. Он смекнул, что если найдет Османа, тот сможет продолжить быть султаном, а ему не придется этого делать.
  Все это продолжалось следующие 17 месяцев (и за это время Мустафа по крайней мере нашел время поставить во главе главной мечети погонщика осла, которого встретил на улице). И все в очередной раз решили, что уже достаточно. Даже мать Мустафы поддержала предложение избавиться от него в очередной раз, но с тем условием, что исполнители подыщут способ не убивать его. Замечательно то, что все согласились, и Мустафу отправили доживать свой век в заключении. Так ему удалось побыть султаном дважды и ни разу не быть убитым.
  Новый султан Мурад IV обладал двумя главными достоинствами с точки зрения влиятельных турецких чиновников: а) не было прямых свидетельств его безумию, и б) ему было всего 11 лет. Его мать Кёсем, матерый политический игрок сама по себе, хорошо провела следующие несколько лет, управляя государством от лица марионеточного султана. Но потом Мурад IV повзрослел, и стало очевидно - хотя свидетельств его безумию с медицинской точки зрения так и не было, - что он первостепенный, отъявленный негодяй. Он унаследовал империю, которая отчасти все еще сохраняла форму, и решил утвердиться во власти. И сделал это жестко. Он решил, что его сводный брат Осман пошел на полумеры, запретив разное только военным, и потому Мурад запретил курение, алкоголь и особенно кофе для всех жителей вверенных ему территорий.
  В списке дел, призванных вывести из себя всех и каждого, запрет кофе в Турции можно приравнять к запрету сыра во Франции, оружия в Америке… и национальных стереотипов в Великобритании. Но Мурад был настроен решительно. Он так ненавидел потребителей кофе, что установил патруль на улицах. Вечерами одетые в гражданское люди искали тех, кто смел пить кофе, и казнили их на месте.
  В те промежутки времени, когда он не продавливал свои антикофейные законы, он занимался другим своим хобби: казнил подданных по любой другой причине, которая взбредала ему в голову, - за исполнение неправильной музыки, за слишком громкие разговоры, за пешие и лодочные прогулки в опасной близости от его замка или просто за то, что кто-то родился женщиной. Он ненавидел женщин.
  К концу своего правления Мурад уже даже не искал никакого туманного повода, чтобы казнить кого-нибудь. В бешенстве он просто носился повсюду с мечом наперевес и разил всякого несчастного, который попадал ему под руку. Были проведены подсчеты, и может статься, что от его рук погибли около 25 000 человек, и это всего за пять лет его семнадцатилетнего правления. То есть примерно в день он убивал по 13 человек. И здесь нужно подчеркнуть, что как раз у этого султана не было прозвища Безумный.
  И разумеется, он умертвил большинство из тех братьев, которых не тронул Осман.
  Мурад IV умер в 1640 году (от цирроза печени, что немного удивило его подданных, которым он запрещал всякие возлияния), и на тот момент в живых оставался только один брат - Ибрагим. Тот провел уже 25 лет своей жизни в заключении - и в постоянном страхе перед неизбежной, как ему казалось, гибелью. И не так уж он был неправ: Мурад, лежа на смертном одре, и вправду распорядился убить Ибрагима - он предпочел бы, чтобы династия пресеклась, лишь бы не дать ему взойти на трон. Но казнь не состоялась по единственной причине: как часто бывает в жизни братьев-забияк, вмешалась их мать Кёсем и помешала членовредительству.
  И вот все уже приготовились вздохнуть с облегчением от того, что Мурад наконец покинул сцену, но Ибрагим быстро вернул их в чувства. И даже если он не был безумен, когда оказался в заточении, он определенно сошел с ума, когда покинул тюрьму. Как и Мустафа в свое время, он возвращался в мир без особой охоты, поскольку был уверен, что это трюк его старшего братца, задумавшего наконец с ним покончить. Придворным удалось убедить его в обратном, только когда они предъявили ему труп Мурада. Едва беспокойство нового султана удалось побороть, Кёсем, возможно, осознав, что ее сын не слишком подходит для роли правителя, предложила ему вместо того посвящать больше времени наложницам. И Ибрагим, к сожалению, с достойной лучшего применения серьезностью отнесся к ее предложению.
  Вдобавок к прочим его дурным предрасположенностям (например, нездоровому увлечению мехами - он носил шубы круглый год и требовал, чтобы каждая комната во дворце была убрана максимальным количеством меха) Ибрагим был сексуально озабочен и ненасытен в буквальном смысле. Это вполне подходило Кёсем, которая тем временем занималась политикой от его имени. Она позаботилась о том, чтобы число рабынь в его гареме увеличивалось, а его самого потчевала афродезиаками, чтобы утомление и импотенция не лишили Ибрагима мужской силы и чтобы он мог только изредка отвлекаться на решение государственных задач.
  Сексуальные привычки Ибрагима - и здесь я буду предельно откровенным - были не самыми гуманными. Как вспоминал несколькими годами позже господарь Молдавского княжества Димитрий Кантемир, «в саду при дворце он часто собирал всех девственниц, заставлял их раздеться догола и носился среди девушек, издавая при этом ржание, как жеребец, насиловал ту или другую, грубо толкая и раздавая тычки».
  Бывало и похуже. Как вспоминал Кантемир, однажды во время поездки Ибрагим заметил корову, и его так увлек вил ее гениталий, что он распорядился сделать с них слепок, а после золотые копии этого слепка, и их он разослал по всей империи и приказал своим подданным найти женщину, чьи гениталии походили бы на коровьи.
  Так-то.
  (Смягчающее обстоятельство: нужно заметить, что Кантемира нельзя считать абсолютно объективным источником. С одной стороны, он жил и учился в Константинополе, говорил по-турецки и сообщал обо всем этом всего через пару десятилетий после предполагаемых событий. С другой стороны, его книга называлась «История взлета и упадка Османской империи»[5 - Historia Incrementorum atque Decrementorum Aulae Othomanicae (лат.). - Прим. перев.], и она была написана вскоре после того, как Молдавия сменила подданство - с турецкого на российское, а предварительно потерпела безнадежное поражение. Сам же Кантемир был устранен от власти и отправлен в ссылку. То есть ему было из-за чего дуться. Между тем Османская империя, переживавшая предполагаемый «упадок», просуществовала еще два века.)
  Ибрагимовы поиски женщины своей мечты - неизвестно, как на его выбор повлияла та встреча с коровой, - увенчались успехом: она обнаружилась в Армении. Ее называли Сечир Пара (то есть «кусочек сахара»), и она благополучно стала его любимой наложницей. И в этот момент ситуация начинает выходить из-под контроля: С. П. как-то нашептала Ибрагиму, что одна из наложниц неверна ему. И это привело султана в такое бешенство, что он полоснул собственного сына ножом по лицу, потому что тот попытался шутить на эту тему. Он так и не смог выяснить, какая из 280 женщин из его гарема изменила ему, а потому приказал спрятать всех - за исключением двух - наложниц в мешки и утопить в Босфоре. И только одна из них смогла спастись. Через некоторое время после того Кёсем, опасаясь непомерно выросшего влияния С. П., пригласила ее поболтать за ужином о девичьем, но вместо того стремительно лишила ее жизни. (Ибрагиму она сказала, что его любимая жена умерла от внезапного приступа болезни.)
  К этому времени экстравагантные выходки Ибрагима всем встали поперек горла, и казенные издержки на его привычки в интимной жизни и в оформлении помещений стали непомерно высокими. У него было несколько сыновей, а потому сохранность династии была обеспечена. Даже Кёсем согласилась с тем, что все зашло слишком далеко, и присоединилась к заговору против него. И вот во второй раз за последние 20 лет янычары взбунтовались, толпа разорвала на части великого визира, а после препроводила Ибрагима в его тюрьму. Он провел десять последних дней своей жизни там, где прошла большая часть его детства: заговорщики решили немного поменять условия заговора и вскоре убили его.
  История Порты этого периода больше похожа на описание лихорадочного ночного кошмара с реками крови - даже «Игра престолов» на этом фоне выглядит эпизодом из жизни пастушков, - иногда и впрямь сложно поверить в то, что все это было на самом деле. Это хороший пример ситуации, где сложно отличить историческую правду от пропаганды, должной оправдать политические бунты и убийства. Эти события - не только повесть о сумасшедших мужчинах и нескольких властных женщинах, которые старались поддерживать в государстве стабильность. Во многих частях мира это была эра новых технологий и радикальных экономических перемен, эра, когда миллион людей переходили из подданства одной страны в подданство другой, страны меняли очертания, войны вспыхивали то там, то здесь. И Османская империя не была исключением. Ко второй половине XVII века, когда период нестабильности наконец подошел к концу, турки наконец распрощались с институтом братоубийства и гражданской войной, положили начало новой экономической политике и поменяли систему государственного управления - феодальный абсолютизм на современную бюрократию. И хотя все
это и положило начала упадку Порты, в целом можно сказать, что они легко отделались!
  Впрочем, это едва ли утешит тех, кого лишили жизни до пришествия нового мира.

5 правителей, которым не стоило ничего доверять

• КАЙЗЕР ВИЛЬГЕЛЬМ II. Немецкий кайзер Вильгельм II считал себя мастером переговоров и обладателем редкого дипломатического таланта. По правде сказать, его единственным даром было умение оскорблять представителей всякой страны, с которыми ему доводилось встречаться. И это немного объясняет, почему началась Первая мировая война.

• ЯКОВ VI, ИЛИ ЯКОВ I. В конце концов, его нельзя назвать совсем уж плохим королем - он объединил короны Шотландии, Англии и Ирландии, по его распоряжению также перевели на английский Библию. Но его страстью была охота на ведьм, и он лично курировал пытки ведьм и даже написал книгу о его личном прогрессе в этом ремесле.

• КРИСТИАН VII БЕЗУМНЫЙ. Датскому королю Кристиану VII не повезло во многих отношениях, но можно сказать, что его порочное и неконтролируемое увлечение мастурбацией заслуживает жалости в наименьшей степени.

• ЦАРЬ ПЕТР III. Он обожал играть в солдатиков. Много лет он не находил времени, чтобы узаконить брак с Екатериной II (позже Великой - когда она наконец отстранила его от власти), потому что всего себя посвящал военным играм на паркете. Однажды он даже учинил настоящий суд над крысой, которая обглодала одну из его игрушек.

• КАРЛ IV КРАСИВЫЙ. Этот король Франции лучше всего известен своим убеждением в том, что сделан из стекла и в любой момент может разбиться. Его печальная эпоха закончилась вскоре после того, как англичане уговорили его подписать соглашение, которое провозглашало отпрысков английской монархии наследниками французского престола, таким образом гарантировав войну длиной в столетие.
  Глава пятая
  Власть народу

* * *
  БЛАГОДАРЯ ТАЛАНТУ АВТОКРАТОВ СОВЕРШАТЬ невероятные промахи оперного размаха в некоторых государствах попытались смягчить эффект от них, прибегнув к ловкой увертке под названием «демократия». С переменным успехом, это нужно отметить.
  Где демократию опробовали впервые - предмет спора: коллективное принятие решений, это можно сказать с некоторой уверенностью, было отличительной чертой небольших ранних обществ. Есть также свидетельства, что нечто напоминающее демократию существовало в Индии около 2500 лет назад. Но широко признается, что греческому городу-государству Афинам принадлежит заслуга по внедрению и осмыслению этого политического режима. Причем произошло это примерно в то же время - около 508 года до н. э.
  Конечно, ключевые особенности демократического режима (открытость правительства гражданам и выборы, при помощи которых граждане могут избавиться от неугодного правительства) во многом зависят от того, кого, собственно, считают гражданином. И на протяжении многих веков и во многих странах в их число не входили несколько незначительных категорий людей, например, женщины, бедняки или этнические группы. Ведь нельзя же раздавать полномочия и власть направо и налево, верно?
  Другая проблема демократии в том, что она обычно нравится людям, если они ожидают, что та может наделить их общественным весом; однако демократия уже не кажется такой симпатичной, если грозит отобрать общественный вес. А потому необходимо все время проделывать огромное количество работы, просто чтобы такая форма правления продолжала существовать. Например, в Древнем Риме много экспериментировали и прибегали к разнообразным хитрым приемам, чтобы демократия не скатилась к автократии. Один из них - разделить между двумя людьми полномочия консула - самого влиятельного чиновника из всех выборных, который распоряжался и военными, и гражданскими делами. Они избирались на год, ежемесячно менялись наиболее ответственными полномочиями и ставились во главе двух из четырех легионов римской армии. И это было очень умно, потому что гарантировало, что абсолютная власть не окажется вдруг в руках единственного человека.
  Однако когда для одной и той же битвы требовались все четыре легиона, наступал разлад. Так было и в 216 году до н. э., когда римляне дали битву при Каннах - они противостояли карфагенским войскам, возглавляемым Ганнибалом, большим фанатом боевых слонов. Тогда армию направляли консулы Луций Эмилий Павел и Гай Теренций Варрон, и командование сменялось ежедневно. И дело осложнялось тем, что они были не в полной мере согласны друг с другом в отношении тактики. Сегодня руководил войсками осторожный Павел, завтра - более безрассудный Варрон, и так далее. Ганнибал, который хотел вовлечь римлян в активные боевые действия, просто дожидался, когда во главе встанет Варрон, и его желания тут же становились действительностью. В результате армия Рима была буквально растоптана.
  Говоря по правде, римляне придумали способ пресечь такое разделение: они назначали «диктатора», который наделялся абсолютной властью в критические периоды, но при этом он должен был понимать, что ему придется устраниться, как только нейтрализуется ситуация, из-за которой он был назначен. (По иронии судьбы, незадолго до битвы при Каннах римский Сенат избавился от диктатора, поскольку ему не понравилась его тактика.) В теории это была прекрасная идея, но в основе ее лежало сомнительное правило - некий человек, которого только что наделили неограниченными полномочиями и правом командовать огромной арией, должен был распрощаться со всем этим по собственной воле. Однако так и они и поступали, пока не появился Юлий Цезарь. Он решил, что власть его вполне устраивает и что он с удовольствием останется при ней подольше, если остальным все равно. Для Цезаря это закончилось плачевно и даже кроваво, но и его последователи тоже решили, что абсолютная власть - отличная штука, и Римская республика быстренько превратилась в Римскую империю.
  Весьма замечательны некоторые приемы, изобретенные демократическими системами, чтобы обороняться от попыток ненасытных политиков обрести неуместное влияние. Если вас смущает, скажем, американская система выборщиков, то скажите спасибо, что вы никогда не жили в Венецианской республике. За много веков до рождения первого выборщика Венецией правили дожи, для избрания которых запускали, возможно, самую сложную избирательную систему в истории.
  Дож находился в должности пожизненно, и в голосовании участвовали около сотни[6 - Численность Большого совета росла со временем - от нескольких десятков до нескольких тысяч человек. - Прим. перев.] членов Большого совета - и здесь заложен коррупционный потенциал. Избирательная система обрела форму в 1268 году, и ее целью было пресекать попытки вмешательства в выборы. И вот как избирался дож Венеции: сначала все члены совета тянули жребий, и так избирались 30 человек; эти 30 человек также тянули жребий, и их оставалось 9; эти 9 избирали 40 членов совета, число которых сокращалось до 12 при помощи все того же жребия; эти 12 избирали 25 членов совета, 16 из которых отсеивались все тем же путем; новые 9 членов избирали еще 45, число которых доводилось до 11, и эти 11 выбирали еще 41 человека - и вот в десятом круге всего процесса 41 человек выбирал дожа.
  Попробуйте прочесть это вслух на одном дыхании.
  Очевидно, что это полное безумие, и прогнозирование результатов того процесса должно было быть кошмаров для политических экспертов того времени. Но нужно отдать должное венецианской знати: эта система, как кажется, была довольно успешной (для знати, само собой), поскольку она продержалась более 500 лет, и эти годы были временем процветания республики. Пока в 1797 году ее не захватил Наполеон Бонапарт.
  Говоря откровенно, этот факт делает Венецию маяком стабильности, особенно если принять во внимание тот факт, что ко времени написания этой книги в Италии - и это прискорбно - сменилось 65 правительств и 43 премьер-министра за 72 года, со времени окончания войны. Для сравнения: в Великобритании пост премьер-министра переходил от одного политика к другому всего 15 раз за тот же отрезок времени (но и там, и там были люди, которые занимали эту должность более одного раза). Важно указать, что ситуация такова именно ко времени написания книги, поскольку я вынужден буду сдать рукопись как раз в разгар планового, очередного конституционного кризиса в Италии. А когда книгу опубликуют, можно ожидать правительства № 43 и премьер-министра № 66 или следующих. Ради точности предусмотрю здесь пропуск, чтобы вы могли вписать верное число итальянских правительств на момент прочтения: с 1946 года в Италии сменилось [] правительств. (Загляните на сайт howmanygovernmentshasitalyhad.comhowmanygovernmentshasitalyhad.com(чтобы проверить цифру. Наверное, лучше вписать ее карандашом.)
  Демократия так хрупка, потому что политика, которая казалась разумной в условиях милой либеральной демократии, может основательно испортить жизнь, если к власти придет более авторитарный режим. Например, взглянем на Мексику первой половины XIX века. Тогда власти нового независимого (от Испании) государства решили поискать хорошее применение необихоженным землям, лежавшим в северном штате Техас. Они хотели создать буферную зону между владениями агрессивно настроенных индейцев команчи и западным соседом, активно расширяющим границы на запад. И вот мексиканцы стали призывать американских владельцев ранчо и фермеров селиться в этих местах, и для этих целей они передали большие участки земли так называемым импресарио - агентам, должным привлекать американских переселенцев (тот факт, что в те времена еще не действовало никаких соглашений о выдаче, сыграл роль для некоторых).
  Власти стали понимать, что ситуация выходит из-под контроля, когда очевидным стали разросшиеся политические полномочия некоторых импресарио: некоторые переселенцы не желали интегрироваться и подчиняться законам мексиканского правительства. Напуганные мексиканцы в 1830 году попытались резко запретить дальнейшую миграцию из США, но обнаружили, что бессильны противостоять наплыву иммигрантов из соседней страны.
  Ситуация достигла своего апогея, когда сравнительно либеральное правительство сменилось авторитарным - его возглавлял президент Антонио Лопес де Санта-Анна. В 1835 году он разогнал конгресс Мексики и стал продавливать внушительные изменения конституции страны, которые привели к централизации власти, а его самого возвели в ранг диктатора. Он также стал силой подавлять протесты в Техасе, что можно было считать демаршем против сообщества американских переселенцев. Так он только усугубил напряженность и вскоре получил полноценное революционное восстание. К 1836 году, после войны и битвы за Аламо, получившей печальную известность, Техас провозгласил свою независимость. К 1845 году он вошел в состав Соединенных Штатов: вместо того чтобы создать буфер, должный сдержать американское наступление, Мексика потеряла важный опорный пункт.
  Из этого можно извлечь несколько различных уроков. С одной стороны, это «нельзя поощрять иммиграцию, а потом противостоять этим самым эмигрантским сообществам». С другой - «нельзя исходить из того, что демократия будет процветать вечно, потому что именно тогда все и полетит в тартарары». Демократия, конечно, в известной степени зависит от качества принимаемых избирателями решений. Например, в 1981 году маленький калифорнийский городок Санол выбрал в мэры собаку. Боско Рамос, черный метис лабрадора, оказался популярнее двух представителей человеческой расы и одержал ошеломительную победу, и все благодаря его владельцу Брэду Леберу, который заявил его участником выборов после вечера, проведенного в баре за выпивкой и бредовыми разговорами. Однако нужно отметить, что жители Санола были вполне довольны Боско и что все прошло довольно гладко: собачку всюду хвалили, и он проработал мэром десять лет, до самой своей смерти в 1994 году. Один из старожилов вспомнил заметку в газете San Jose Mercury News от 2013 года, где говорилось, что мэр «любил проводить время в местных барах и рычал на тех, кто не
подкармливал его». Ходили слухи, что он стал отцом целого выводка щенков от многочисленных распущенных самок со всего города. И это так, если честно, очень похоже на обычную для политика манеру вести себя. О Боско в его родном городе вспоминают с любовью, и бронзовый памятник ему стоит в Саноле по сей день. Он только однажды оказался замешан в международном скандале: когда китайская газета «Жэньминь жибао», или «Народная газета», в разгар политического переполоха после событий на площади Таньаньмэнь в 1989 году воспользовалась примером Боско, чтобы попенять на западную демократию, которая «не видит разницы между людьми и собаками». И Боско тогда присоединился к пикету китайских студентов в защиту демократии у стен консульства КНР в Сан-Франциско.
  Избрание Боско мэром, пожалуй, можно назвать неожиданным, но его точно нельзя назвать самым странным существом, отличным от человека, которое побеждало на выборах. Это почетное звание следует присвоить тальку для ног Pulvapies, который избрали мэром маленького городка Пикоаца в Эквадоре в 1967 году. Тальк даже не был официальным кандидатом на этот пост, но его производитель запустил национальную избирательную кампанию со слоганом «Голосуйте за кого угодно, но если вам нужны благополучие и гигиена, голосуйте за Pulvapies». И в день голосования дезодорант для ног получил тысячи голосов избирателей Пикоацы (имя своего кандидата они вписывали в окошко в бюллетене), вырвавшись вперед в политической гонке - к зависти многочисленных людей-кандидатов.
  И все же, хотя избрание предмета на важный государственный пост - весьма оригинальный ход, если вы хотите совершить наиболее впечатляющий демократический провал, лучше все голосовать за людей. И это прекрасно демонстрирует тот факт, что избрание талька для обуви мэром было не худшим решением в политической истории Эквадора последних лет. Эта честь принадлежит президенту страны Абдале Букараму, получившему этот пост в 1996 году. Букарама, бывшего начальника полиции, мэра и рок-певца, который вступил в предвыборную гонку под псевдонимом собственного сочинения El Loco, то есть Безумный, ждала оглушительная победа по итогам популистской президентской кампании, обличавшей местные элиты. Еще в должности начальника полиции он получил известность как борец с мини-юбками: он настигал бесстыдниц на своем мотороллере и разрывал подрубочные швы, чтобы ткань прикрыла еще немного тела. Об этом писала New York Times, когда он только пришел к власти. В качестве мэра он был славен облавами на предпринимателей ради получения взяток, а в 1990 году он даже бежал в Панаму, чтобы спасть от обвинений в коррупции. Во время
президентской компании он удивил избирателей нетрадиционным форматом митингов и роликов: зачастую Букарам выступал в роли певца, а его музыканты всюду сопровождали его в поездках по стране. Это подействовало на рабочий класс Эквадора, которому Букарам пообещал также, что положит конец неолиберальной политике приватизации и экономии, которой придерживались действующие власти. Некоторые особенности, которые могли бы тут же поставить крест на карьере прочих политиков - например, его гитлеровские усы или тот факт, что, по его признанию, Mein Kampf была его любимой книгой, - не слишком помешали его успеху.
  Едва вступив в должность, он поспешил озадачить беднейших жителей своей страны, которые голосовали за него. Через несколько месяцев он представил экономический план: неолиберальную программу, которая удваивала темпы приватизации и усиливала меры экономии, с которыми он пообещал бороться. Ах да, он также попытался увеличить длину президентского срока. И наговорил лишнего в своей речи по поводу новой экономической политики, пойдя в атаку на газету, которая неодобрительно отзывалась о его действиях.
  Он не простился с репутацией оригинала и по прошествии времени в должности президента. Он выпустил песню под названием «Безумец, который любит», провел встречу с Лореной Боббитт (получившей известность за то, что отрезала пенис своего мужа) и направил средства от продажи своих усов на благотворительность. Кроме того, если газетные репортажи того периода достоверны (иногда сложно сказать, какие обвинения правдивы, а какие - полная чушь), он неофициально поставил своего несовершеннолетнего сына во главе таможенной службы и, как писали, закатил большую вечеринку по случаю первого миллиона долларов, заработанного сынишкой. Тогда минимальная зарплата в Эквадоре составляла 30 долларов: надеюсь, понятно, почему эта новость вызвала такое раздражение.
  Неудивительно, что общественное мнение довольно быстро стало осуждать Букарама. Люди выходили на улицы, чтобы высказаться против его президентства. В результате он лишился своих полномочий раньше времени - всего через полгода после вступления в должность - на том основании, что был «ментально некомпетентен». (Почти наверняка это была всего лишь отговорка, но если вы собираетесь баллотироваться под псевдонимом Безумец, вы лишаете себя алиби). Его также обвинили в растрате миллионов долларов, и бывший президент снова спрятался в Панаме. Эта история многому может научить нас, но главный урок, пожалуй, таков: если кто-то носит гитлеровские усы, то это может оказаться предупреждающим сигналом.
  И рассуждая об этом всем… нельзя полностью проиллюстрировать, как может демократия стать пугающей пародией на саму себя, не затронув - что уж там - личности Гитлера.
  ГИТЛЕР
  Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ВЫ СЕЙЧАС ПОДУМАЛИ. Рассказать о Гитлере внутри книги об ошибках, которые мы совершили как вид, - не самый смелый шаг. «Ого, никогда не слышали о нем, это просто исторический самородок», - примерно так вы сейчас рассуждаете.
  Однако кроме того, что он - и это совершенно очевидно - был маньяком и питал нездоровую страсть к геноциду, у его личности был еще один аспект, который мы зачастую упускаем из вида. Хотя в популярной культуре он давно стал предметом насмешек, мы все же склонны соглашаться с тем, что нацистский режим был беспощаден и эффективен и что великий диктатор потратил больше всего времени на… собственно, на диктовку. А потому нужно помнить о том, что Гитлер был некомпетентным, ленивым и эгоцентричным помешанным, а его правительство - парадом клоунов. По правде говоря, это, быть может, и поспособствовало его приходу к власти, поскольку его последовательно недооценивали немецкие элиты. Пока он не стал канцлером, многие его оппоненты считали его смешным, со всеми этими грубыми речами и жалкими собраниями. Реактор одного журнала назвал его «патетическим болваном», а другой окрестил его партию «сборищем бездарей» и предупредил сограждан, что не стоит «переоценивать партию ярмарочных петрушек».
  Даже когда национал-социалисты стали самым многочисленным блоком в рейхстаге, многие считали Гитлера легкой мишенью, сотрясающим воздух идиотом, которого с легкостью могут контролировать умные люди. Франц фон Папен, только что смещенный канцлер Германии, который был категорически настроен вернуть себе власть, решил, что может использовать Гитлера как инструмент, а потому вступил в переговоры о создании коалиции в правительстве. Дело было сделано в январе 1933-го, и Гитлер стал канцлером, а фон Папен - вице-канцлером. Поскольку должности министров занимали его соратники по консервативному лагерю, фон Папен был уверен в своем успехе. «Мы наняли его», - уверил он знакомого, который пытался предостеречь его от ошибки. «Через два месяца, - сообщал он другому знакомому, - мы загоним Гитлера так далеко в угол, что он завизжит».
  Но вышло все совсем не так. За два месяца Гитлер полностью захватил власть в стране и к тому же принудил рейхстаг принять закон, согласно которому он получал право обходить конституцию, президента и сам рейхстаг. То, что однажды было демократией, вдруг перестало быть ею.
  Так почему же немецкие элиты так упорно не желали признавать Гитлера? Возможно, потому что они не ошибались в оценке его умственных способностей. Но они не понимали, что так его амбиции было не умерить. Как выяснится позже, Гитлеру совершенно не удавалась роль лидера правительства. Пресс-секретарь НСДАП Отто Дитрих в своей книге «Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933 -1945»[7 - Dietrich O. The Hitler I Knew. - London: Methuen, 1957. - Прим. перев.] писал, что за двенадцать лет управления страной Гитлер произвел величайшее смятение в правительстве, какой только возможно в цивилизованной стране.
  Гитлер ненавидел читать отчеты и часто принимал решения, даже не заглянув в документы, которые готовили для него его помощники. Вместо того чтобы обсуждать политические ходы со своими подчиненными, он заставлял их выслушивать спонтанные, неуместные и громогласные речи о том, что было у них на уме. И они ненавидели это, поскольку не могли работать, пока он не окончит.
  Его правительство перманентно пребывало в состоянии хаоса, а чиновники не могли понять, чего он добивается от них. Никто не был до конца уверен, кто за что отвечает. Он бесконечно откладывал принятие сложных политических решений и в конце концов зачастую полагался на внутренне чутье, так что даже его союзники не имели представления о его планах. Его «ненадежность заставляла всех, с кем он работал, рвать волосы на голове», как его конфидент Эрнст Ганфштенгль позднее напишет в книге своих воспоминаний Zwischen Wei?em und Braunem Haus («Гитлер. Утраченные годы. Воспоминания сподвижника фюрера»). А это означает, что вместо того чтобы исполнять свои обязанности, они подсиживали друг друга в попытках заслужить благосклонность Гитлера или вовсе избежать внимания с его стороны - в зависимости от того, в каком тот был настроении.
  Историки спорят, намеренно ли Гитлер вел себя таким образом, чтобы добиться своего, или он и вправду был никудышным руководителем. Сам Дитрих делает вывод, что это была хитроумная тактика, должная посеять хаос и разделить людей. Нельзя отрицать, что Гитлеру это прекрасно удавалось. Но если приглядеться к привычкам Гитлера, сложно отделаться от ощущения, что все произошедшее - следствие прихода к власти в стране самовлюбленного лентяя.
  Гитлер был невероятно ленив. По словам его адъютанта Фрица Видемана, даже находясь в Берлине, он не мог встать с постели раньше 11 утра, а до обеда не занимался ничем особенно важным, разве что читал заметки о себе самом - вырезки из газет бесперебойно поставлял ему Отто Дитрих. Но ему вовсе не нравилось находиться в Берлине, где все вечно пытались занять его чем-нибудь. Он пользовался любой возможностью, чтобы ретироваться и спрятаться в альпийской резиденции Бергхоф, где он делал еще меньше обычного. Там он даже не покидал свою комнату до двух часов дня и большую часть времени проводил за прогулками или просмотром фильмов до рассвета.
  Гитлера увлекали репортажи из жизни звезд, и часто кажется, что именно с этого угла он смотрел на себя самого. Однажды он назвал себя «величайшим актером в Европе», а другу писал: «Думаю, что моя жизнь - величайшая повесть в истории мира». Многие его привычки кажутся странными или даже детскими. Так, он отправлялся подремать несколько раз в день, грыз ногти за общим столом и был таким сладкоежкой, что съедал за обедом «изрядное количество пирога» и «клал в чашку такое количество сахара, что для чая не оставалось места».
  Его невежество мешало ему чувствовать себя в безопасности: он или игнорировал ту информацию, которая расходилась с его устоявшимися представлениями, или полагался на мнение других. Говорили, что он рвал и метал, если кто-то осмеливался поправлять его. «Как можно было говорить правду, когда его тут же наполняла злость, если такая правда не подходила ему?» - сокрушался Видеман. Он терпеть не мог, когда над ним насмехались, но любил высмеивать других людей (он пародировал тех, кто не нравился ему). Также ему необходимо было одобрение со стороны тех, кого он презирал. Его настроение резко улучшалось, если в газетах лестно отзывались о нем.
  Мало что из этого было секретом для его современников. Именно поэтому мало кто принимал его всерьез, пока не стало слишком поздно. От него отмахивались, называя «полубезумным негодяем» или «оратором, от которого разит пивом». В некотором смысле они были правы. Но если подходить к вопросу с другой, куда более важной стороны, они были максимально неправы. Личные промахи Гитлера не помешали его необъяснимому чутью на верную политическую риторику, которая возбудила симпатию у широких масс. Как выясняется, необязательно иметь под рукой особенно разумное или эффективное правительство, чтобы вершить несправедливость.
  Когда происходит что-то ужасное, мы склонны считать, что за этим стоит некий злонамеренный разум. И это понятно: как все могло полететь к черту, если не все это как по нотам не разыграл какой-нибудь злой гений? Недостаток этого подхода в том, что если мы с ходу не можем вычислить того самого злодея, мы расслабляемся, потому что все, конечно, будет хорошо. Но история подсказывает, что это ошибка, и ее мы совершаем снова и снова. Многие события, случившиеся по вине человека, не были результатом усилий злодеев. Напротив, они были следствием триумфального шествия идиотов и психов, которых без особых закономерностей болтало по жизни, и им во многом поспособствовали самоуверенные люди, считавшие, что могут контролировать это шествие.

6 правительственных инициатив, которые вышли боком

• ПОДУШНЫЙ НАЛОГ С ИЗБИРАТЕЛЕЙ. Светлейшие головы в правительстве Маргарет Тэтчер предложили налог, который посчитали более справедливым: его размер был одинаковым для всех, бедных и богатых. По факту это привело к подушной неуплате, забастовкам, а Тэтчер в конце концов пришлось уйти в отставку.

• СУХОЙ ЗАКОН. Попытки американских властей запретить употребление алкоголя в 1920 -1933 годах действительно сократили число пьющих. Но это также позволило организованной преступности монополизировать алкогольную промышленность, и он процветала в некоторых регионах.

• ЭФФЕКТ КОБРЫ. В качестве меры контроля за вредоносными животными британское правительство объявило вознаграждение за мертвую кобру. А потому люди стали разводить кобр, чтобы потребовать вознаграждение. Тогда британцы отменили его. И люди отпустили бесполезных кобр на волю. Результат: еще больше кобр.

• ЗАКОН СМУТА - ХОУЛИ О ТАРИФЕ. Великая депрессия набирала обороты в 1930 году, и правительство США ввело большие пошлины на импортные товары, чтобы поддержать отечественную промышленность. Однако разразившаяся торговая война только усугубила глобальный спад.

• СИРОТЫ ДЮПЛЕССИ. В 1940-е и 1950-е годы в Квебеке правительство предложило церковным общинам субсидии, чтобы те позаботились о сиротах и душевнобольных. Но выплаты для душевнобольных были в два раза больше, чем для сирот, поэтому тысячам сирот приписали несуществующее душевное заболевание.

• HOY NO CIRCULA[8 - В дословном переводе с испанского: «Сегодня [ваша машина] не едет». - Прим. перев.](«ДЕНЬ БЕЗ МАШИНЫ»). В 1989 году в Мехико попытались сократить загрязнение воздуха, запретив определенным машинам передвигаться по городу в определенные дни. Но вместо того чтобы воспользоваться автобусом, люди стали покупать больше машин, чтоб всегда иметь под рукой ту, что можно водить.
  Глава шестая
  Война? А какой от нее толк?

* * *
  ЛЮДИ ОБОЖАЮТ ВОЕВАТЬ. Во многом это наша отличительная особенность. Самые древние свидетельства об организованном массовом насилии в археологической летописи относятся к эпохе, отстоящей от нашей примерно на 14 000 лет, - все происходило в Джебель-Сахабе, в долине Нила. Но давайте будет честными с собой: скорее всего, стычки случались и намного раньше. Между тем (как упоминалось пару глав назад) пример мексиканского города Оахака говорит в пользу той версии, что вскоре после того как появились деревни, появились и конфликты между их обитателями. А там уже все пошло по возрастающей.
  По оценкам историков, 90 -95 % всех известных науке обществ участвовали в военных действиях почти регулярно. Те немногие, которым удалось избежать этой участи, чаще всего были довольно изолированными и вели кочевой образ жизни или занимались собирательством. Но у этого исторического правила есть одно замечательное исключение. Это Хараппская цивилизация, которая зародилась в долине Инда около 5000 лет назад и после распространилась по территориям, которые сегодня входят в состав Афганистана, Пакистана и Индии. Она развивалась почти одновременно с цивилизациями Египта и Месопотамии, и это было прогрессивное сообщество, к нему принадлежали миллионы людей. Хараппская культура создала города с продуманной планировкой, где были водопровод, канализация и общественные бани. Кроме того, ее продуктами были инновационные технологии и искусство, и их торговцы обменивали на другие блага в далеких землях. Как кажется, войн там не существовало. Совсем. Археологи уже век занимаются раскопками на месте хараппских городов, и им не удалось найти весомых доказательств того, что эти поселения когда-либо подвергались
нападениям и разорялись, - только несколько намеков на основательные укрепления или оборонительные постройки, никаких изображений военных действий в хараппском искусстве, ничего, что указывало бы на существование армии или большого арсенала оружия. (Интересно также то, что в отличие от других сходных цивилизаций того же периода они не воздвигали ничего похожего на памятники великим предводителям.)
  Такие вводные побуждают некоторых представлять себе хараппцев как идеализированную разновидность протохиппи, и это забавная идея, но она скорее относится к области желаемого, а не реального. Хотя и они и вправду кажутся довольно расслабленными гражданами, которые хорошо ладили с соседями, у них было одно преимущество, позволявшее им не уделять обороне столько внимания: занимаемая ими территория была естественным образом хорошо защищена от потенциальных захватчиков, и потому хараппским городам легко было избегать войн. Также возможно, что мы до сих просто-напросто не обнаружили нужных свидетельств. И если так, то это уже не первый случай, когда древняя цивилизация заслужила славу миролюбивой, но ее добрая репутация в значительно мере пошатнулась в результате более поздних открытий. Хараппская письменность до сих пор не была полностью дешифрована, так что сохраняется вероятность, что когда это наконец произойдет, мы прочтем: «Гыгы, давайте спрячем все военные причиндалы, чтобы сбить археологов с толку». И все же в настоящий момент все указывает на то, что в то самое время, когда другие цивилизации были
поглощены войнами и завоеваниями, хараппское общество переживало расцвет, и это длилось примерно 700 лет, и нет оснований заподозрить его в участии во внешнем конфликте любого рода. А после хараппская цивилизация вдруг… исчезает из истории. Люди начали покидать города и возвращаться в деревни. Изменение климата, имевшее место в 2200 году до н. э. и повлекшее упадок некоторых других ранних цивилизаций, сделало долину Инда засушливой и менее плодородной. Слишком многочисленное население и использование слишком больших площадей для земледелия могли привести к нехватке продуктов питания. Кроме того, как и все густонаселенные города, хараппские поселения были подвержены быстрому распространению болезней. Какой бы ни была причина, 3500 лет назад города обезлюдели, и короткая мирная перебивка в истории человечества подошла к концу. Между тем все прочие народы планеты продолжали разрастаться и воевать.
  (Не исключено также, что главной ошибкой хараппской цивилизации была как раз ее миролюбивость и что цивилизации в принципе нуждаются в войнах для устойчивого развития. Развлеките себя сегодня мыслями об этом.)
  Нам посчастливилось жить в относительно спокойном мире, но вы, должно быть, заметили, что парочки-другой войн нам все же не удалось избежать. Численность погибших в результате военных действий на протяжении последних десятилетий сокращалась, и некоторые аналитики предположили, что мы вступили в новую эру мира, рациональности и международной дружбы. Но если честно, говорить о этом пока рановато: в конце концов, мы сравниваем нынешние ежегодные потери с пиковыми значениями времен Второй мировой войны. Возможно, человечество решило немного передохнуть, чтобы потом взяться за оружие с прежним пылом.
  Надеюсь, что для читателя довольно очевидно, что в книге о промахах война может рассматриваться только как промах того или иного индивида. Но в дополнение к тому, что войны сами по себе - это плохо, это хаос и узколобость военных начальников, это бравада и глупость, они еще и повышают риск сплоховать, который и так высок у представителей человечества. Война - это массовый приток крови к голове, или, говоря иными совами, это гарантия эпичного провала.
  Ничто не иллюстрирует это утверждение лучше, чем битва при Кадисе, более справедливым названием для которой было бы позорный разгром при Кадисе. В 1625 году англичане решили, что пора наконец как следует накостылять испанцам. Король Яков VI и I (тот самый, что объединил королевство, перевел на английский Библию и охотился на ведьм) только что умер, оставив за главного своего сына Карла I. Карл, демонстрируя весь такт и благоразумие, на которые он был способен и которые в итоге оставят его без головы, имел зуб на испанцев с тех пор, как они не дали ему жениться на одной из своих принцесс, и он хотел возмездия. Он и его соратники поначалу решили прибегнуть к старой, доброй тактике - устроить пиратскую облаву и украсть все золото и серебро, которые везли из Нового Света испанские корабли.
  В ноябре того года 100 кораблей и 15 000 солдат объединенной англо-голландской армии вошли в Кадисский залив на юго-западе Испании. Они явились грабить, и решительность была их девизом. Однако флот был крайне дезорганизован и к тому же прибыл слишком поздно, а потому он упустил испанские корабли с их сокровищами на пути из Америки. Но все же - время возмездия пришло.
  К несчастью, еще до того как корабли достигли Кадиса, стало ясно, что запасы воды и продовольствия на борту слишком скудны. А потому когда захватчики высадились на берегу, глава экспедиции сэр Эдвард Сесил решил расставить приоритеты именно так, как подсказывало оголодавшим солдатам их нутро: прежде всего они принялись искать фураж, отложив все битвы на потом. И разумеется, войска тут же занялись тем, что и сегодня делает за границей любой англичанин: они прямиком двинулись к кадисским винным складам. Там они восполняли силы и приходили в себя.
  Осознав, что войска разомлели и пришли в полную негодность, Сесил принял разумное решение распрощаться с оригинальным планом. Он приказал солдатам отступать и грузиться на корабли, чтобы с позором улизнуть восвояси. Большинство повиновались, но порядка 1000 человек были настолько пьяны, что им пришлось остаться: они слонялись по Кадису до тех пор, пока не вернулись испанцы и не расправились с ними.
  Вот так англичане не справились с вторжением в Кадис.
  Выпад англичан против испанцев зачастую можно найти в списке самых драматичных военных просчетов. И по правде говоря, если не принимать во внимание массовую казнь, все это и впрямь выглядит блестяще. Явиться, не наесться, но напиться до чертиков, буянить и потерять по пути пару товарищей - это классический сценарий праздника. Если бы вместо развертывания боевых действий мы бы регулярно посылали многочисленный десант в чужие страны, чтобы он пил литрами местное вино и без цели шатался по местным городам и местечкам, мир, возможно, был бы куда более благополучным местом, а люди были куда счастливее. Когда я написал это, мне вдруг пришло в голову, что именно так и обстоят дела в Европейском союзе.
  Алкоголь - сейчас я вас огорошу - сыграл главную роль в большом числе самых глупых инцидентов, какие только случались на поле боя. Так и было в битве - если ее можно так назвать - при Карансебеше 1788 года. Этот эпизод производит впечатление, поскольку австрийской армии удалось понести значительные потери несмотря на то, что неприятель не явился. Как оказалось, врагам австрийцев (тогда они как раз воевали против Османской империи) вообще не было известно о том, что битва состоялась, они выяснили это только время спустя. Сложно сказать точно, что там произошло. Ясно только то, что австрийская армия отступала в ночи через город Карансебеш (на территории современной Румынии) и сквозь сон и усталость следила за турецкими преследователями. И тут мнения о произошедшем расходятся. По одной версии, военное подразделение из румынской Валахии стало распространять слухи о том, что пришли турки, - чтобы посеять панику, которая позволила бы им ограбить обозы, сопровождавшие войска. По другой версии, группа офицеров-кавалеристов встретила валахского фермера с возом бренди и тут же решила, что у них за плечами
был долгий и тяжелый день в седле, а потому они заслужили отдых и развлечения. Через некоторое время появились пехотинцы и с укором поинтересовались, собираются ли сослуживцы делиться алкогольной добычей. И как раз в этом месте случился скандал. Какой бы ни была истинная причина (в разных вариантах этой истории один род войск пытается перевалить вину на другой), большинство источников сходятся в том, что кризис наступил тогда, когда некто выстрелил в воздух, а некто другой стал кричать: «Турки! Турки!» Пьяные - всего вероятней - кавалеристы решили, что все это всерьез, а потому они вскочили на лошадей и понесли весть дальше: «Турки, турки!» Здесь начинается жуткая паника, все силятся спастись от воображаемых врагов. В темноте, смятении и, возможно, состоянии алкогольного опьянения сталкиваются две колонны австрийских бойцов, одна принимает другую за вражескую, и все принимаются неистово палить друг в друга.
  К тому моменту, когда все участники трагедии наконец поняли, что никаких турок поблизости нет, значительная часть австрийских отрядов рассеялась, повозки и пушки были перевернуты, изрядное количество запасов было утеряно или испорчено. На следующий день турки и вправду достигли тех мест и обнаружили множество трупов и разрозненные остатки их лагеря.
  Оценки потерь сильно расходятся. Кое-где упоминается только, что «многие» были убиты или ранены. Другой источник сообщает, что 1200 человек были ранены. А император Иосиф II с зашкаливающей уверенностью утверждал в одном из писем, что австрийские войска потеряли не только еду и палатки, но и три артиллерийских орудия. В наиболее известных сообщениях о произошедшем говорится о 10 000 погибших, но почти наверняка это число выдумал какой-нибудь артист, чтобы добавить в историю красок. В сухом остатке: что-то случилось, какие-то люди погибли или не погибали, но все единогласны в том, что ситуация была глупейшая.
  Думаю, что это как раз и называют туманом войны, или туманом неизвестности.
  Другой прекрасный пример виртуозного владения военной тактикой предлагает нам осада Петербурга во время Гражданской войны в США - тогда войска юнионистов обратили тактическую победу в унизительное происшествие, причем подошли к вопросу творчески. Они заблокировали бойцов Конфедерации внутри форта и целый месяц готовились к смертельному удару, которым разят из жалости к умирающему. Они собирались покорить крепость при помощи хитроумного маневра - прорыв подземный тоннель длиной более 150 метров, который планировали обильно начинить взрывчаткой.
  И вот они наконец взорвали стену ранним утром 30 июля 1864 года, и мощь взрыва ошеломила свидетелей. В результате погибли сотни солдат армии Юга, а над тоннелем остался гигантский кратер глубиной более 9 метров и длиной в 52 метра. Проведя несколько минут в изумлении, войска Севера наконец бросились в атаку, но к сожалению, это были уже не те войска, которые муштровали целыми днями, чтобы отработать тактику, к которой следовало прибегнуть, проникнув во вражеский форт. А все потому, что солдаты, проходившие муштру, были чернокожими, и в последнюю минуту командующий войсками Севера распорядился заменить их на белокожих подчиненных, чтобы не случилось конфуза. И вот белокожие солдаты атаковали позиции южан… и тут ж свалились в кратер. Возможно, они полагали, что он может послужить хорошей защитой от вражеских выстрелов. Но так не случилось. Когда южане оправились от шока после взрыва, они вдруг осознали, что взяли в кольцо огромную яму, наполненную захватчиками, которые не могли выбраться из нее. Тем временем подкрепление со стороны северян продолжало прибывать, и по каким-то неведомым причинам они
предпочитали размещаться в воронке, уже занятой их единомышленниками. Командующий войсками Конфедерации впоследствии назвал это соревнованием в стрельбе по индейкам.
  Главный урок, который мы можем извлечь из этого: смотрите под ноги и не падайте в ямы.
  Другое важное правило, которое нужно усвоить каждому начинающему военному стратегу, - коммуникация в военное время чрезвычайно важна. Как раз это пришлось усвоить воителям острова Гуам в Тихом океане во время Испано-американской войны 1898 года. Тогда испанские колониалисты и вовсе забыли предупредить островитян о том, что в разгаре была какая-то война. Испанцы недоглядели, и в результате, когда небольшой американский флот подошел к подозрительно незащищенным берегам Гуама и пустил 13 зарядов по старому испанскому порту Санта-Крус, гуамские сановники взошли на весельные лодки, приблизились к боевым кораблям и принялись благодарить американцев за бурное приветствие, попутно извиняясь, что в настоящий момент они не могут ответить любезностью на любезность, поскольку их пушки размещены на другой стороне острова.
  Немного помявшись, американцы объявили, что вовсе не собирались здороваться, а готовились ввязаться в битву, потому что в разгаре была война. Сановники, немного раздраженные тем фактом, что они теперь были военными пленниками, объяснили, что не получали никаких посланий из Испании последние два месяца, а потому понятия не имели, что в мире такое творится. Они немного поспорили о том, что следует предпринять, и как раз тут в истории появляется новый персонаж - местный торговец, который, как оказалось, был старым другом американского капитана. Гуам официально сдался несколькими днями позже и с тех самых пор входит в состав Соединенных Штатов.
  Как виду, нам не слишком хорошо удается следовать правилам типа «никогда не повторяйте ошибок такого-то». Но существует лишь несколько примеров тому столь же прекрасных, как эпизод из недалекого 1941 года. Тогда Гитлер точь-в-точь повторил ошибку Наполеона, которую тот совершил 129 годами ранее, - ту самую, которая поломала до того довольно успешные планы обоих по покорению всей Европы. И этой ошибкой, конечно, было вторжение в Россию.
  Единственный успешный поход на Россию - а точнее, на Киевскую Русь, потому что России тогда не существовало, - осуществили монголы, и это уникальный случай в истории с этой точки зрения (и в этом мы убедимся через несколько глав). Полякам это удалось также, но они продержались недолго (хотя на пару лет они заняли Москву[9 - Речь о польско-литовской оккупации Москвы 1610 -1612 гг. - Прим. перев.]) и вскоре были выдворены восвояси. Дело также плохо кончилось и для шведов: они потерпели поражение, которое помогло покончить со Швецией как империей. Словом, из сказанного нужно усвоить: не суйтесь туда.
  Логика Наполеона, направившая его на восток, в общем и целом понятнее логики Гитлера - если сравнивать двух лидеров. Впрочем, Гитлер едва ли руководствовался провальным планом Наполеона, панируя нападение на СССР. В то же время и Наполеон был вполне уверен в победе, ведь у его Grande Armee был такой же впечатляющий список военных достижений, как у «Манчестер Юнайтед» - футбольных. Кроме того, он имел зуб на царя Александра I, который, по его мнению, подрывал экономическую блокаду британцев со стороны Франции. И это было единственным разумным доводом, кроме довлевшего над всем желания покорить всю Европу. Однако препирательства по поводу торгового эмбарго - не слишком надежный повод для вступления в вооруженный конфликт с массивным государством. Если выбирать главную среди всех ошибок Наполеона, то она в том, что он неизменно начинал войну, если хотел добиться своего. Дипломатия и переговоры отнюдь не были его сильной стороной. Поскольку вторжение в чьи-либо границы было всегда предрешено, в этом случае Наполеон, возможно, поставил на Российскую империю, а не на Британию, поскольку от первой
Францию отделяла парочка других государств. Зная, что российский климат оставлял ему всего только три месяца на то, чтобы обтяпать операцию захвата, он предложил стратегию: направиться сразу к Москве, вынудить русских дать генеральное сражение, которое он, конечно, выиграет благодаря своей армии, на стороне которой были профессионализм и мотивация рисковать жизнями (французские солдаты отнюдь не были бесталанными наемниками, которыми командовали аристократы).
  К сожалению, это был один из тех планов, который хорошо выглядит на бумаге, но полностью зависит от того, насколько успешными будут попытки заставить оппонентов делать то, что вам нужно. Российские войска и вправду позволили французам почти что маршем пройти до самой Москвы: они непрерывно отступали, избегая крупных сражений и буквально сжигая за собой мосты и уничтожая все, что могло бы послужить врагу, - они дожидались прихода зимы, которая должна была сделать свое дело. К тому времени, как Наполеон осознал, какие правила игры навязывает неприятель, спасаться от холодов было уже поздно, и изможденная французская армия была обречена на долгий, изнурительный и для многих смертельный поход домой. В остальной Европе вдруг увидели слабые стороны там, где раньше видели сильные, и это стало началом конца для Наполеона.
  В 1941 году Гитлер оказался в сходной ситуации: вторжение в Великобританию представляло сложности - она все-таки расположена на островах, и он решил, что воспользуется теплыми летними месяцами, чтобы напасть на Советский Союз. Вообще-то незадолго до того Германия и СССР подписали договор о ненападении… но конце концов, он был нацистом, а они - коммунистами, которых положено было ненавидеть.
  Гитлер изучил стратегию Наполеона и надеялся изобрести хитрый план, чтобы избежать тех же ошибок. Он не стал направлять все силы на Москву, а разделил армию на три фронта, целью которых, кроме столицы, были Киев и Ленинград. В отличие от Наполеона он также не стал отступать при первых заморозках, а продолжать упорно отбиваться и атаковать. И это не сыграло ему на руку. Он не отдавал себе отчета в том, что хотя тактика и была другой, план в общих чертах был прежним (разить быстро и решительно, легко выигрывать крупные сражения, исходить из того, что все это вскоре заставит врага поднять белый флаг). Прежними были и его недостатки: он принял за аксиому, что неприятель станет следовать его сценарию, и не составил плана Б на тот случай, если по загадочным причинам враг поступит иначе. Кроме того, он вновь полностью проигнорировал суровость русской зимы. Среди немецких офицеров, приближенных к Гитлеру, было множество тех, кто мог бы указать ему на этот факт. Однако если в душе фюрера вдруг усугублялся его недоверчивый скептицизм, он держал окружение в полном неведении о своих планах или открыто лгал ему.
Таким образом процесс принятия решений опирался одновременно на гордыню, капризность и склонность прятать голову в песок.
  У его стратегии были те же недостатки, что и у Наполеоновой. Примерно таким же был и исход, разве что куда большими были потери. Немцы смогли подчинить изрядные по площади территории и одержали победы в нескольких битвах, но Советский Союз не сдался и не испарился, как предписывал сценарий. Советские войска использовали тактику выжженной земли и держали немцев в напряжении до наступления холодов, и именно в этот момент оказалось, что у захватчиков нет подходящей одежды, достаточного запаса продовольствия и незамерзающих жидкостей и смазок для танков. Гитлер приказал не сдаваться и бороться на лютом холоде и не велел отступать, что не принесло плодов - только новые человеческие жертвы. Во второй раз в истории армия, которая захватила большую часть континентальной Европы, катастрофически завязла в снегах во время ненужного вторжения в Россию, что в корне изменило ход войны.
  К тому же в то самое время союзники Германии в Японии отвлеклись на организацию атаки базы Перл-Харбор, тем самым втянув в войну еще одного мощного участника, который всеми силами пытался избежать того. Если бы не два этих бездарных решения, Германия и союзники вполне могли бы провести успешную военную кампанию. И это доказывает, что иногда неспособность людей принимать взвешенные и обдуманные решения в долгосрочной перспективе может сыграть на руку всему человечеству (если, конечно, вы не фанаты Гитлера).
  И вот американцы и японцы схлестнулись в битве в Тихом океане, и над водой повисла дымка из-за перекрестного огня. Так было в случае с островом Кыска, безжизненным, но стратегически важным, который находится в северной части Тихого океана, на полпути между Аляской (анклавом которой является) и Японией. Это был один из двух островов, захваченных японцами в 1942 году в разгар Второй мировой войны, что весьма напугало и удивило американцев, поскольку в последний раз они отбивались от британцев в 1812 году и с тех пор на их территорию никто не покушался. Даже если принадлежавший им кусок суши был микроскопическим и находился в тысячах километров от столицы.
  Летом 1943 года 34 000 американских и канадских солдат готовили операцию по захвату Кыски. Они все еще зализывали раны после военной кампании по возвращению острова Атту, а она была ознаменована кровопролитными битвами - японцы сражались не на жизнь, а на смерть. Потому командный состав был убежден, что предстоящее сражение будет таким же ожесточенным. Высадившись на острове 15 августа, союзники оказались внутри густого тумана, и холод пронизывал их до костей. И в этих адских условиях - низкая температура, ветер и дождь, нулевая видимость - они вслепую, шаг за шагом двигались по гористой местности, стараясь избегать мин и закладок, а вокруг них в тумане то и дело вспыхивали залпы обстрела со стороны невидимого врага. Целые сутки они увертывались от снайперского огня и мучительно ползли вверх по склону по направлению к центру острова. Их продвижению сопутствовали спорадические глухие разрывы артиллерийских снарядов, стаккато начинавшихся там и здесь перестрелок и неразборчивые выкрики, которые могли быть приказами или слухами о близости японских войск.
  Только на следующий день они смогли подсчитать потери: 28 убитыми, 50 ранеными. И тут они осознали правду - на острове не было никого, кроме них. Японцы покинули остров почти за три недели до этого. Американские и канадские солдаты стреляли друг по другу.
  Эти события могли бы сойти за досадную, но типичную для человечества и потому понятную ошибку, если бы не одно но. Воздушная разведка за несколько недель до высадки сообщала командующим, что перестала замечать активность японцев на острове. Разведчики сделали вывод, что противник эвакуировался. Но опыт обратного захвата острова Атту убедил командующих в том, что японцы никогда не отступают, и потому они проигнорировали отчеты разведки. Желание найти подтверждение своей точке зрения зашкаливало. Более того, командиры были так уверены в своих прогнозах, что отклонили предложение разведчиков отправить в сторону острова еще несколько самолетов, чтобы перепроверить данные. Из этой истории нам нужно вынести следующий урок: избегайте ожиданий и предположений.
  Двумя годами позже, в апреле 1945 года, всего за несколько недель до конца Второй мировой войны, немецкая подлодка U-1206 патрулировала воды у северо-восточного побережья Шотландии. Шел девятый день ее первой военной операции. Это было судно, обустроенное по последнему слову техники, быстрое и незаметное, на борту было много технических новинок. Кроме прочего, там установили и туалет нового типа, который выстреливал человеческими испражнениями в толщу воды, а не хранил их внутри септика.
  Единственным недостатком новой уборной было то, что ею было чрезвычайно сложно пользоваться. Настолько сложно, что 14 апреля капитан вынужден был позвонить инженеру, чтобы справиться о том, как воспользоваться сливом. И это совсем не тот вопрос, который стал бы задавать человек, пользующийся определенным авторитетом. К несчастью, инженер разбирался в туалетных делах ничуть не лучше. В попытках обуздать механизм он повернул не тот вентиль… и кабину туалета стала заполнять крайне неприятная смесь морской воды и человеческих экскрементов.
  Нет, я не знаю, кто принял это решение - разместить в туалете вентиль, который так напоминает рычаг слива воды, но вопреки всему впускает внутрь передовой немецкой подлодки морскую воду. Но предполагаю, что он принадлежал к той же философской школе, что и умник, который вывел вытяжку к реакторному блоку «Звезды Смерти» из «Звездных войн».
  В затоплении кабины жгучим коктейлем из фекалий и соленой воды мало хорошего, но дело приняло совсем уж трагический оборот, когда зловонные стоки просочились через пол в батарейный отсек: проектировщики расположили батареи крайне удачно - прямо под туалетом. Это привело к тому, что батареи стали источать облака ядовитого хлора, и капитану Шлитту не осталось ничего, кроме как отдать приказ всплывать. И на поверхности его судно было тут же атаковано британскими военно-воздушными силами. Экипажу пришлось стремительно покинуть подлодку. Так, подлодка U-1206 - единственная затопленная во время Второй мировой войны из-за непродуманной конструкции туалета.
  Этот случай должен напомнить нам всем о непревзойденной важности продуманного дизайна пользовательского интерфейса в условиях высокого давления, а также необходимости стратегического обособления жизненно важных элементов инфраструктуры. Но если честно, я включил этот эпизод в книгу только потому, что он очень смешной.
  Совершенно очевидно, что военный успех невозможен без продуманного плана. Однако случается, что план слишком хитроумен и злонамерен, чтобы быть удачным. Если вы когда-нибудь играли в шахматы с кем-то, кто умеет это в разы лучше вас, вам известно, как это обычно бывает: вы часами продумываете ходы, чтобы загнать противника в ловушку, и только спустя время осознаете, что он предвидел каждое движение ваших фигур и что вы нанесли поражение самому себе. Примерно это и произошло с французским генералом Анри Наварром во Вьетнаме - с той только разницей, что он руководил войсками, а не передвигал по доске шахматные фигуры. Как и в случае с его соотечественником Наполеоном, его план можно было считать выдающимся только до тех пор, пока неприятель в точности следовал ему.
  Стоял 1953 год. Целью Наварра было унизительное и бесповоротное устранение от власти коммунистов - членов организации Вьетминь (которая очень раздражала французов, поскольку ей удалось провести несколько весьма успешных восстаний против колониальных властей во французском Индокитае). Это было нужно для ослабления коммунистического влияния в грядущих мирных переговорах. И вот он решил заманить их в западню. Он основал новую опорную базу в отдаленном районе, которая угрожала каналам поставок Вьетминь, что, как ожидал Наварр, спровоцирует открытое сражение. База в Дьенбьенфу была окружена горами, покрытыми густым тропическим лесом, и это было преимуществом для вьетнамцев: они получили укрытие и обзорный пункт. У французов не было никаких укреплений. Сложно было противостоять искушению и не напасть на такой стратегический пункт. Но (было прописано в плане) передовые французские вооружения с легкостью должны были отбить атаку: превосходство французов в воздухе должно было исключить сбои в обеспечении всем необходимым, а огневая мощь должна была обеспечить победу в битве, поскольку силы Вьетминь не смогут
транспортировать тяжелое вооружение через джунгли. Исключительно умный план. Наварр распорядился об оснащении базы и затаился.
  И ждал. И ждал. Но месяцами ничего не происходило. Атака так и не случилась. Так чем же были заняты коммунисты?
  Оказалось, что они были заняты как раз таки транспортировкой тяжелого вооружения через лес. Вьетнамские войска и местное гражданское население потратили несколько месяцев на то, чтобы разобрать орудия и на собственных спинах фрагмент за фрагментом перенести на многие километры через малопроходимый лес к Дьенбьенфу, а после собрать орудия снова. Завершив эту работы, они ждали начала сезона дождей. Когда французы просто-напросто увязли в грязи и их пилоты уже не моги различить того пункта, куда следовало сбрасывать поставки, вьетнамцы атаковали. Солдаты Наварра, ожидавшие наступления босоногих крестьян с доисторическими винтовками наперевес, были весьма удивлены, когда их база подверглась полноценной бомбардировке со стороны передовой артиллерии, которой, как они до того полагали, не существовало.
  Французские войска держали осаду на протяжении двух месяцев, пока их наконец не вытеснили коммунисты. Масштаб и характер поражения были столь унизительны и сокрушительны, что французское правительство пало, а Вьетминь смогла провозгласить независимость Северного Вьетнама. Что было дальше, всем известно: Вьетнам оказался поделенным на две части, и остатки Вьетминь, сохранявшиеся в Южном Вьетнаме, стали именовать себя Национальным фронтом освобождения Южного Вьетнама, или Вьетконг; последний поднял ряд ожесточенных восстаний против южного правительства. Американцы решили вмешаться, чтобы поддержать союзников на юге - по причине холодной войны и всеобщей компании против коммунизма, и в результате оказалось, что Дядя Сэм ничуть не лучше французов, поскольку ввязался, по сути, в ту же войну. Как следствие, война во Вьетнаме продолжалась почти два десятка лет, погибли от полутора до трех миллионов человек. И все это отчасти произошло потому, что Анри Наварр предложил выставить чрезвычайно хитрую ловушку.
  Но в анналах незадачливой военной истории можно отыскать и другую попытку усугубить холодную войну, еще более нетривиальную. И речь пойдет о предубеждениях небольшой группы людей, которые стали свидетелями того, как сверхдержаву унизило государство третьей лиги.
  ОПЕРАЦИЯ «ХАЛТУРА»
  Фиаско американцев, попытавшихся вторгнуться на Кубу со стороны залива Кчинос, или в буквальном переводе - залива Свиней, это не только классический пример группового мышления: именно с этими событиями связан этимологически сам термин «групповое мышление», или groupthink по-английски. Автором неологизма является психолог Ирвинг Дженис, который приложил немало усилий, чтобы разобраться, как администрация президента Кеннеди смогла довести ситуацию до точки невозврата.
  Операция в заливе Кчинос - и это совершенно очевидно - была наиболее унизительным эпизодом в длинной череде комичных проколов Соединенных Штатов, не оставлявших попыток сместить правительство небольшого острова у самого своего порога. Но нужно отдать истории должное: этот эпизод был не самым странным. (А самый странный, возможно, тот, когда ЦРУ закупило огромное количество моллюсков, должных покончить с Фиделем Кастро, нырявшим с аквалангом: моллюски были заминированы.)
  В основе своей план выглядел так: США готовят группу кубанских диссидентов, которые поднимают восстание при поддержке американской авиации. Увидев, с какой легкостью дались мятежникам первые победы над недовооруженными силами Кубы, островитяне провозглашают мятежников освободителями и поднимаются на борьбу с коммунизмом. Вуаля. Именно этот план они уже реализовали в Гватемале в конце концов.
  Поезд начал сходить с рельсов, когда в президентских выборах победил Джон Ф. Кеннеди, а не Ричард Никсон. Тогда как в основе плана лежал прогноз, согласно которому главным в Овальном кабинете Белого дома должен был стать Никсон, тогда вице-президент и сторонник плана. Кеннеди был не так воинственен и не спешил - и в этом было разумное зерно - начинать кампанию против Советов, а потому настоял на некоторых изменениях: американское участие в операции должно было быть максимально незаметным (что отменяло поддержку с воздуха), а место высадки следовало выбрать вдали от больших скоплений гражданского населения, что полностью исключало возможность спровоцированного восстания.
  Уже в тот момент должно было стать ясно, что эту оптимистичную некогда операцию пока сворачивать, поскольку в ней не осталось ровным счетом никакого смысла. Но все вокруг все же продолжали прикладывать усилия, будто бы ничего не произошло. Никто не задавал вопросов, никто не пытался оспорить планы и построения. Историк Артур Шлезингер, советник администрации Кеннеди и противник операции, позже признался, что посвященные высадке на Кубе встречи проходили в «любопытной атмосфере предопределенного согласия», и хотя сам он считал план глупым, во время заседаний он никогда не высказывался на этот счет. «Единственное, чем я могу объяснить то, что не сделал ничего существенного, а лишь задал пару робких вопросов, это тот факт, что если даже кто-то и вознамерился бы кричать об абсурдности происходящего, его крик заглушили бы обстоятельства дискуссии», - писал он. Говоря по правде, любой из нас хоть раз оказывался на подобном заседании.
  Когда американцы приступили к операции, все, что можно пойти не так, пошло не так. Поскольку авиация США в рамках этой кампании не имела возможности что-либо противопоставить авиации Кастро, кубинские изгнанники организовали вылеты боевых самолетов из Никарагуа, причем те были замаскированы под самолеты Кубы. План был таков: одному из самолетов предстояло на виду у всех приземлиться в Майями, а пилоту - объявить миру, что он является кубанским перебежчиком, который решил самостоятельно бомбить воздушные базы. Вера в эту хитрую уловку продержалась ровно столько, сколько люди не замечали, что его самолет не совсем такой, какие используют кубанские ВВС. Группу десантников, должную высадиться на острове под покровом ночи, быстро заприметили местные рыбаки и вместо того, чтобы приветствовать своих спасителей, подняли тревогу и стали палить по ним из винтовок. («Мы думали, что это вторжение, что нужно быть осторожнее! Думали, они собираются напасть», - вспоминал один из рыбаков, Грегорио Морейра, в эфире радио ВВС в день пятидесятой годовщины операции.) Американские воители вскоре обнаружили, что в песке
того пляжа, с которого они собирались нанести сокрушительный удар по режиму Кастро, категорически вязнут ноги. Им стало еще сложнее преодолеть его, когда явились крупные отряды кубанских военных (довольно эффективных и совсем не безнадежных) и открыли огонь. Как и кубанский самолет, который, как выяснилось, так и не удалось уничтожить незадачливым бомбардировщикам.
  И здесь пляжным десантникам и вправду весьма пригодилась бы поддержка какого-нибудь американского самолета, но Кеннеди к тому моменту был настолько деморализован тем фактом, что все разоблачили кубанского пилота-перебежчика, что не дал согласие на участие авиации. А потому американцы на несколько дней застряли на том пляже и отчаянно сражались, по мере того как их запасы таяли.
  Через три после начала обреченной операции стало ясно, что войска никогда не выберутся с проклятого пляжа без масштабного вмешательства, а потому Кеннеди в конце концов дал задний ход и разрешил использовать авиацию. Но к тому моменту кубинские пилоты уже почувствовали себя преданными из-за манеры операции и отказались лететь. Тогда США оставили все попытки скрыть причастность к происходящему и привлекли членов Национальной гвардии Алабамы, которые должны были направиться на Кубу на замаскированных самолетах. И их должны были сопровождать несколько вопиюще американских бомбардировщиков. Это повышало шансы пляжных десантников на успех. Однако все позабыли - и это стало финальным аккордом громогласной некомпетентности, - что Никарагуа, где находились бомбардировщики, и Майями, где были дислоцированы бойцы, находятся в разных часовых поясах. А потому две группы самолетов так и не смогли встретиться. Несколько из них было подбито.
  В результате Соединенные Штаты выставили себя на посмешище перед всем миром, Фидель Кастро занял еще более прочную позицию во власти, а более 1000 американских солдат оказались в плену, и через несколько лет американскому правительству придется уплатить более 50 миллионов долларов за их освобождение.
  С другой стороны, Кеннеди научился кое-чему на собственном печальном опыте. И возможно, это и спасло всех годом позже, во время Карибского кризиса: политики не принимали решений в порыве чувств. И к счастью, в американской истории не было больше случаев, когда бы лидеры этой страны, ведомые коллективным разумом, предприняли бы непродуманную атаку туманной целесообразности и без четкого плана отступления.
  Ой.

6 самых бессмысленны войн в истории

• ВОЙНА ЗА ДУБОВОЕ ВЕДРО. Примерно 2000 человек погибли в 1325 году - во время войны между итальянскими городами-государствами Моденой и Болоньей. Она началась из-за того, что моденские солдаты украли дубовое ведро в Болонье. Модена победила… и тут же было украдено еще одно ведро.

• АНГЛО-ЗАНЗИБАРСКАЯ ВОЙНА. Самая короткая война в истории: она длилась чуть более получаса. Занзибарский султан, который был не слишком симпатичен британцам, заявил о претензиях на трон. Он забаррикадировался во дворце, и британцы открыли огонь по нему. Через 38 минут султан бежал.

• ФУТБОЛЬНАЯ ВОЙНА. В 1969 году напряженные отношения между Сальвадором и Гондурасом переросли в настоящий вооруженный конфликт. События подстегнули драки и насилие во время отборочных матчей между командами этих стран во время чемпионата мира. (Сальвадор выиграл в футбол, война окончилась вничью.)

• ВОЙНА ЗА УХО ДЖЕНКИНСА. Колониальная война между Британией и Испанией, которая длилась больше 10 лет и унесла десятки тысяч жизней. Она началась в 1739 году из-за того, что кто-то членов экипажа испанского капера отрезал ухо английского капитана[10 - Это ироничное название. В действительности война велась за господство в Карибском море и Новом Свете. - Прим. перев.]. К моменту окончания именно этого конфликта, то есть через три года, из-за усугубившихся противоречий разразилась Война за австрийское наследство, в которую были втянуты все крупные европейские страны.

• МЯТЕЖ РОБЕРТА КУРТГЁЗА. Роберт III по прозвищу Куртгёз был старшим сыном Вильгельма Завоевателя и был вынужден поднять мятеж против собственного отца. Дело было в том, что тот не счел нужным как следует наказать младших братьев Роберта, которые опрокинули на голову братца полный ночной горшок[11 - Разумеется, причиной мятежа были политические притязания. - Прим. перев.].

• ВОЙНА ЗОЛОТОГО ТРОНА. Война между Британской империей и народом Ашанти в Западной Африке началась тогда, когда британский генерал-губернатор выразил недовольство тем, что ему как представителю власти, предлагают сидеть на простом стуле, и потребовал для себя Золотой Трон - священную реликвию ашанти, сидеть на которой не дозволялось. Британцы выиграли войну, но на Троне никому посидеть так и не довелось.
  Глава седьмая
  Развеселая колониальная вечеринка

* * *
  МЫ, ЛЮДИ, ПОЗНАЕМ И ИССЛЕДУЕМ, открываем новые горизонты, и это одна из наших базовых характеристик. Именно поэтому наш вид и родственные ему виды распространились по миру, а численность - наша и их - многократно умножилась - по щелчку пальцев, если отмерять время по эволюционной шкале. И именно это наше свойство сформировало современный мир - бессмысленный, хаотичный и зачастую совершенно несправедливый продукт многих тысячелетий миграции, торговли, колонизации и войны.
  Именно жажда познания подтолкнула Христофора Колумба к рисковому морскому путешествию через неизведанные просторы Атлантики в 1492 году… и в результате несколько месяцев спустя он натолкнулся на груду торчащих из воды камней - вышло по-дурацки. Эта находка была предтечей эпохи Великих географических открытий, но великими эти открытия были исключительно для тех, кому посчастливилось не быть жителем вновь открытых территорий. Наземные торговые пути между Европой и Азией, по которым так легко и приятно было перевозить товары, когда Монгольская империя тянулась почти через весь материк (подробнее об этом чуть ниже), оказались перекрыты, и все благодаря счастливому совпадению: в Европе началась эпидемия чумы, а Османская империя стала активнее претендовать на мировое влияние. И вот европейцы, жаждущие богатства и вооруженные новыми технологиями и знаниями, устремили взоры за море. И то, что начиналось с желания вести торговлю с Азией, Африкой и только что открытыми Америками, вскоре переросло в операцию по захвату и подавлению.
  Всем известно, что Колумб открыл (то есть «открыл») Америку случайно, по ошибке уткнувшись в острова Карибского бассейна, когда искал кратчайший путь в Индию (чтобы достигнуть ее, отнюдь не требовалось огибать южную оконечность Африки). Но мнения расходятся и по вопросу о том, в чем именно заключалась его ошибка. Согласно распространенному мнению, случившееся доказало правоту Колумба, который был приверженцем еретической теории о том, что Земля круглая. Тогда как суеверные и глуповатые соотечественники верили, что его корабль свалится с края Земли, что он обречен. Мне жаль это признавать, но это вопиющая чепуха. В действительности в то время большинству образованных (и необразованных тоже) европейцев было известно, что мир кругл, и он был таковым в их сознании уже довольно долго. Это относилось к области общего знания, и даже богослов Фома Аквинский более чем за 200 лет до Колумба упоминал этот факт как абсолютную истину, с которой все были согласны. Принимая во внимание тот факт, что и по сей день имеется некое меньшинство людей, отказывающихся верить в официальную, навязанную Большим Братом теорию,
нельзя исключать, что и в XV веке теория плоской Земли могла иметь некоторое количество поклонников. На 2019 год эти неортодоксальные верующие запланировали круиз, который станет для них замечательной возможностью протестировать свои убеждения. Вот и славно. И таки нет, не споры об округлости Земли были всему причиной. Скепсис в отношении Колумбова предприятия имел совсем другие истоки: Колумб перепутал все измерения, и потому его вычисления были в корне неверны.
  Генеральный план экспедиции основывался на его личных подсчетах - размеров Земли и пропорций Азии. И оба значения он высчитал совершенно неправильно. Во-первых, он исходил из того, что Азия во много раз длиннее, чем на самом деле (а она и вправду довольно длинная), а потому, на его взгляд, Япония находилась в нескольких тысячах километров от фактического местонахождения. Но что еще хуже, так это то, что все его расчеты длины экватора были основана на работах персидского астронома IX века Абу-ль-Аббас Ахмад ибн Мухаммад аль-Фергани. Не слишком удачный выбор… ведь к тому времени доступны были и более точные подсчеты. Например, греческий математик Эратосфен Киренский за 1700 лет до того дал вполне реалистичную оценку земной окружности. Но это была не самая большая ошибка мореплавателя. Глупее всего он поступил, приняв «милю» персиянина за древнеримскую милю, которая приблизительно равна 1482 метрам. Но это совсем не то, что имел в виду древний астроном. Результаты его подсчетов выражались в арабских милях, одна приблизительно равна 1982 метрам. То есть когда аль-Фергани утверждал, что нечто отстоит на
n миль, он подразумевал куда большее расстояние, чем представлял Колумб.
  Поклонники фильма «Это - Spinal Tap» понимают, что там произошло. Он перепутал одну единицу измерения с другой, совершенно непохожей, а потому его модель земного шара была до смешного мала. Колумб полагал, что мир на четверть меньше, чем в действительности. Мы помним, что он также сместил Японию на несколько тысяч километров и исходя из таких вводных рассчитал количество продовольствия - мореплаватель готовился к куда менее продолжительному путешествию. Множество современников Колумба пытались убедить его в том, что он напутал с размерами, но он полностью полагался на свои расчеты. Стало быть, ему весьма и весьма повезло, когда в конце концов он натолкнулся на Карибские острова. (Никому тогда не приходило в голову, что где-то на свете есть еще один континент, который при этом не является Азией.)
  Возможно, стоит также заметить, что его заблуждение насчет размера мили, который имел в виду аль-Фергани, говорит о том, что Колумб придерживался европоцентристских взглядов! Но справедливости ради скажем также, что это отнюдь не самый большой вред, который нанес европоцентризм мореплавателя.
  Интересно было бы знать, как развивалась мировая история, если бы Колумб умел считать и никогда не отважился бы на такое путешествие. Наверное, примерно так же. Разве что по-португальски сейчас говорило бы чуть больше народу. В те времена португальцы обладали самым сильным флотом и самыми лучшими навигационными приборами в Европе (экспедицию Колумба финансировала Испания, а Португалия сразу отказалась от этой идеи, убедившись, что в его математических расчетах царит вопиющий беспорядок), и по этой причине в последующие годы португальские моряки частенько причаливали к берегам обеих Америк. Педру Алвариш Кабрал высадился в Бразилии в 1500 году. Через год братья Корте Реал, Мигель и Гашпар, достигли берегов Лабрадора или, по другой версии, Ньюфаундленда, где тут же похитили 57 человек из числа местных жителей и - задавая траекторию будущим событиям - продали их в рабство.
  Говоря по правде, единственное, что могло бы изменить отношения между Старым и Новым Светом, - чей-то, все равно чей, порыв сдержать естественное желание пришельцев убивать или похищать первого встречного. За целых пять веков до Колумба первое европейское поселение на американском берегу основали викинги. Тогда Лейф Эрикссон по прозвищу Счастливый вышел в плавание от берегов Гренландии, где викинги также основали колонию. И северные моряки сошли с корабля на земле, которую назвали Винландом («Страной вина»; весьма вероятно, что это и есть сегодняшний Ньюфаундленд). По сравнению с пустынными и довольно-таки безрадостными гренландскими пейзажами леса и плоды Винланда должны были очень обрадовать викингов - а они и вправду основали там поселение и вели торговлю в течение нескольких лет. К сожалению, перспективы торговли с местными жителями (возможно, это были люди культуры Туле, или скрелинги, как их называли викинги) слегка омрачили те события, которые имели место при встрече аборигенов и мореплавателей.
  Это была первая встреча европейцев и американцев в истории, и проходила она примерно так: викинги обнаружили группу местных жителей, которые спали под своими каноэ, перевернутыми вверх дном, и убили их.
  Ребята, какого черта?
  Неудивительно, что после такого местные не очень-то хотели торговать с пришельцами и что обычными стали враждебные выпады с обеих сторон. И в одной из битв боязливые викинги, вооруженные мечами, почти уступили противнику, обратившему против них «шесты с огромным набалдашником на конце (вероятно, это был наполненный мочевой пузырь животного), которые пролетали над головами воинов и, падая, издавали ужасающий звук». Викингов так напугало невиданное шарообразное орудие, что они сдались бы, если бы Фрейдис Эриксдоттир, сестра Лейфа, не отвлекала бы аборигенов, обнажив свою грудь.
  В результате этой и ряда других чуть менее странных битв колония викингов так и не прижилась на континенте: гренландские викинги оставили ее спустя пару десятилетий. Более того, поселение викингов в Гренландии - возникшее прежде всего благодаря Эрику Рыжему, сосланному туда за убийства, - постепенно захирело и полностью вымерло в течение следующих веков, поскольку все прочие континентальные викинги перестали уделять ему внимание.
  Если бы обстоятельства в Винландии сложились иначе - если бы там пролилось меньше крови, например, - история и вправду могла бы подчинится совсем другому сценарию. Если бы еще тогда удалось наладить торговое сообщение между Америками и Европой, а вместе с ним и обмен знаниями и опытом, у народов трех континентов была бы возможность узнать друг друга постепенно. Это означало бы, что разница в уровне технологий и вооружений, которая усугубила последствия европейской колонизации XVI века, не так бросалась бы в глаза. (Это также дало бы возможность американцам выработать иммунитет к инфекционным болезням Старого Света, и им не пришлось бы страдать от целого букета заразы разом.)
  Не лишено оснований и то предположение, что все сложилось бы по-другому, если бы Абубакар II, правитель империи Мали XIV века, вернулся бы из странствия, которое предпринял. Император одной из величайших и богатейших империй той эпохи, которая занимала изрядную часть Западной Африки, оставил трон, власть и казну из любопытства: ему хотелось выяснить, был ли другой берег у океана, омывавшего его владения. В 1312 году он отправился в плавание из порта в современной Гамбии, предположительно с флотом из 2000 кораблей, и ни одно из них никто больше не видел. Некоторые малийские историки предполагают, что он мог высадиться на берегах Бразилии. Но если даже и так, он никогда не вернулся, что - скажем честно - важнейшее условие успешной кампании по освоению новых земель.
  Не исключено, что никак иначе быть не могло, и колониализм - то, что должно было случиться, что у нас в крови. Если посмотреть на историю с высоты птичьего полета, мы увидим, что это череда взлетов и падений огромных империй, истреблявших друг друга. Как и в случае с сельским хозяйством, лидерством или войной - то есть всем тем, что помогало продлить век той или иной империи, - они сохраняли устойчивость отнюдь не потому, что это лучший долгосрочный план для всего человечества, а потому что если кто-то решил создать империю, всем прочим приходится подчиниться или уйти с дороги. Это примерно как драка в салуне на Диком Западе, только многие уже не поднимаются, когда вновь начинает звучать пианино.
  Колумб нечаянно потопил свой корабль «Санта-Мария» у берегов Эспаньолы[12 - Ныне Гаити. - Прим. перев.] в 1492 году, и уже тогда численность аборигенного населения острова, таино, составляла несколько сотен тысяч человек. Спустя чуть больше 20 лет, когда испанцы уже успели развернуть горнодобычу, установить рабство и принести болезни, на острове оставалось только порядка 32 000 человек. Колумб не слишком хорошо считал, да, но не это было самой большой его ошибкой.
  Не только историкам позволено давать моральную оценку свершившемуся. Они пытаются описать быт ушедших времен, поместить факты в его контекст, понять и объяснить, как проживали жизни давно ушедшие люди, а также отыскать те узы, узы власти и враждебности, которые породили тот мир, в котором мы живем сегодня. Можно проделать все это, не называя людей и события порочными или благородными. Принимая во внимание бесконечную сложность всего этого, едва ли это так просто - не сформировать и не навязать суждений на этот счет.
  К счастью, навязывание суждений - непосредственная цель это книги. Так что давайте-ка с ходу проясним кое-что: колониализм - это плохо. Очень, очень плохо.
  Насколько плохо? По одной из оценок, вторжение европейцев только в XX веке унесло жизни примерно 50 миллионов человек. И эта цифра значительно вырастет, если мы прибавим число жертв преступлений Гитлера, Сталина, Мао… И это в тот век, когда колониальные империи одна за другой терпели крах. В течение столетия, отсчет которому был дан тогда, когда на берега Америк ступили европейцы, по самым консервативным оценкам погибло 90 % населения обоих континентов - от совокупности причин: болезней, насилия и принудительного труда. То есть десятки миллионов человек. Точнее сказать сложно только потому, что мы не знаем, сколь велико было население континентов до того. Мы не имеем никакого представления о том, что потеряли.
  Разумеется, одно только количество смертей, какой бы ужасной ни казалась его неточность, не расскажет обо всем, что было. Торговля африканскими рабами, создание концентрационных лагерей, сексуальное рабство в Японии, испанская энкомьенда на территории обеих Америк (когда конкистадоров награждали бригадами рабочих из числа местных жителей, как если бы начинающим карьеру работникам ссуживали человеческие акции) - список ужасов длинен и невыносимо печален. Добавьте к этому мириады мировых культур, которые исчезли с лица земли, утраченные традиции и историю, бездумное и незаконное перекачивание денег из одной части мира в другую, что так заметно по набору перспектив и уровню комфорта, которые находятся в прямой зависимости от места рождения.
  В общем, все так, как я говорил. Плохо. Эта часть книги не такая веселая, как остальные. Простите. Все это, быть может, не стоит повторять, но как раз сейчас мы находимся на гребне волны соглашательства с колониальной политикой. Если вкратце, главный аргумент таков: выгоды от колонизации для аборигенов и их потомков - модернизация экономик, создание инфраструктуры, обмен научными, в том числе медицинскими, знаниями, внушение представлений о верховенстве закона - перевешивают вред тех ошибок, которые мы совершили. Но в какую бы форму мы ни облекали эти споры, в сухом остатке мы имеем постулат о том, что все колонизированные народы были нецивилизованными, не способными к самоуправлению, не чувствительные к прогрессу и не способные эффективно использовать те ресурсы, которые даровала им природа. Они просто-напросто сидели на своих золотых горах - дураки! - не имея ни малейшего представления о том, что делать с ними.
  Все, что мы знаем о доколониальных обществах, основано скорее на мифах, чем на фактах, и некоторые страны, которые в ретроспективе обладали временным и продиктованным обстоятельствами военным превосходством, склонны считать, что этот исторический эпизод давал им моральное право выстраивать миропорядок. Более того, доводы в пользу колониализма базируются на невысказанном убеждении, что без колонизации остаток мира за пределами Европы пребывал бы в состоянии застоя на протяжении пяти последних веков. Некоторые любят также рассуждать о том, что нет другого пути для плодотворного международного обмена научными знаниями и достижениями техники, кроме как тот, что избрали колонизаторы - вторгшиеся в чужие земли и объявившие их своей собственностью. А если бы не они, народы навсегда застряли бы в XVII веке. Теперь это кажется маловероятным, особенно если принять во внимание трансграничный обмен идеями - который и привел к лидирующей роли Европы в технологическом прогрессе. Но разумеется, невозможно признать абсолютную правоту ни одной, ни другой стороны хотя бы потому, что в мире недостаточно стран, у
которых нет колониального прошлого. Как, например, у Таиланда - это одно из немногих государств, которым удалось увернуться. Только что «Гугл» рассказал мне, что в Таиланде все же есть электричество, но с такими аргументами каши не сваришь.
  Но в конечном счете это разговор слепого с глухим, ведь чтобы отличить плохое от хорошего, люди, как правило, не ждут несколько сотен лет и не проводят по их итогам ретроспективный анализ выгод и потерь ото всего, что натворили предки и они сами. Больше это похоже на попытку оправдать то, во что они хотят верить, и эту попытку предпринимают в считаные секунды после того, как просчет становится свершившимся фактом. В результате любая беседа о колониализме - это спор двоих, один из которых орет: «Зато поезда!», а другой отвечает: «Вы забываете о Амритсарской бойне!» И так продолжается до тех пор, пока оба не утратят жажду жить. (Для порядка упомянем, что поезда, конечно, нельзя считать противовесом бойням с моральной точки зрения, и я заявляю это как страстный любитель железных дорог.)
  Я совершенно не имею в виду, что колониализм в ответе за все грехи человечества, что совершенно не так. Или что до прибытия колонизаторов общества, которые они готовились колонизировать, были оазисами благоденствия, мира и дружелюбия, где все жили в гармонии с природой. Нет и нет. Я надеюсь, что, дочитав до этого места, вы убедились, что проявления глупости и низости были характерны для человечества на протяжении всей его истории. А потому это всего-навсего означает, что нам, как биологическому виду, стоит осознать, что в действительности случилось, а не ностальгически томиться по имперской славе, сохранившейся в незатейливых рассказах о прошлом.
  Возьмем хотя бы такой пример - идею о том, что колониализм принес просвещенное правление и провозгласил верховенство закона на колонизированных территориях. Она никак не вяжется с сутью многочисленных соглашений, заключенных между европейской администрацией и коренным населением: положения тех документов на «торжество закона» и не намекают. Это утверждение весьма удивило бы, скажем, коренные народы Северной Америки, которые подписали сотни документов с британским и после американским правительством, которые таки нарушили абсолютно все и отобрали у них землю. Это было бы сюрпризом и для новозеландского народа маори, подписавшего с Великобританией договор в Ваитанги: из-за ряда ошибок в переводе с английского на язык маори возникла весьма неловкая двусмысленность в отношении самого предмета договора. От удивления подняли бы брови и представители южноафриканского народа коса - жители Британской Каффрарии (да, они действительно назвали колонию по оскорбительному эвфемистическому именованию чернокожих - «каффир»[13 - Южноафриканцы изначально применяли это уничижительное обращение к представителям
группы народов банту. - Прим. перев.]): в 1847 году они наблюдали, как новый наместник Британской империи сэр Генри Смит, хохоча, рвал на куски мирное соглашение, а после пригласил глав кланов поцеловать его сапоги. И это не случайные метафоры. Он действительно так поступил. И ничего не стоит тот факт, что британцы в основном вспоминают сэра Генри Смита как блистательного исторического персонажа, увековеченного в популярной романтической новелле о его сказочном браке с [проверяет заметки] с 14-летней девушкой.
  Все это вновь возвращает нас к заглавной теме этой книги: укорененной и неизживной способности дурачить себя ложными представлениями о том, что мы в реальности делаем. Поддержание империи на плаву требует активных и неустанных попыток мифологизировать ее настоящее и исказить представления о ее прошлом. Этот диссонанс имел место с самого начала: именно поэтому записи Колумба указывают на его святую веру в то, что он воплощал Божий замысел, рассказывая о Христе и в то же самое время оценивая потенциал таино как рабов и вассалов. Поэтому англичане по приказу уничтожили десятки тысяч собственных колониальных записей - в буквальном смысле сожгли и выбросили груды документов море, - чтобы стереть историю и спровоцировать коллективную амнезию. (В истории Уганды и Великобритании этот факт получил максимально прямолинейное название «Операция “Наследие”»). И нет более очевидного доказательства, чем, пожалуй, тот прискорбный эпизод, когда король Бельгии Леопольд II приобрел в личное пользование более двух миллионов квадратных километров земли в бассейне реки Конго и превратил эти угодья в уродливый
концентрационный лагерь[14 - Этот период в истории африканской страны называют бельгийским геноцидом Конго. - Прим. перев.]. Он принуждал жителей к рабскому труду, и в течение 20 следующих лет это унесло жизни примерно 10 миллионов человек. Горькая ирония в том, что по документам все эти ужасы вершились в благотворительных целях. В 1885 году земля была передана некоммерческой организации - Африканской международной ассоциации, которую и основал король Леопольд. Это случилось на Берлинской конференции - на встрече, в ходе которой европейские страны делили между собой Африку, усугубив и доведя до новых пределов их колонизаторские устремления. Филантропическая миссия Международной африканской ассоциации, как предполагалось, состояла в том, чтобы принести «цивилизацию» народам Конго. Однако на деле организация превратила страну в гигантскую каучуковую плантацию, и работников наказывали смертью за невыполнение производственных планов - или отрезали им ноги, руки или носы. Поскольку бельгийцы хотели убедиться в том, что их контингент не расходует дорогие пули почем зря - на что-то, отличное от
убийства, - солдат обязали предъявлять отрезанные руки, чтобы продемонстрировать, как много людей они лишили жизни. Одна пуля - одна рука. Так, корзины с отрезанными руками стали своего рода валютой в тех краях, и ее с равной охотой получали и от живых, и от мертвых. Разумеется, Леопольд назвал страну Свободным государством Конго. Таки да. Колониализм - это плохо.
  Но эта книга о провалах, а колониализм, хотя и был определенно плох, не был провалом. Если вам удастся не принимать во внимание этику, а оценить то, что получилось в сухом остатке, вы увидите, что колониализм во многом был головокружительно успешен и что люди, стоявшие за ним, зажили как короли (в особенности те, что уже были королями.)
  Так, общая картина такова: колониальным властям удалось сказочно разбогатеть, обокрав оставшуюся часть мира. Но так мы упускаем из виду тот факт, что погоня колониалистов за африканскими землями была до вульгарности бестолкова. Колониалисты воображали себя героически искателями приключений, их манили легкие деньги, и это означает, что многие из тех, кто принял участие в этом империалистическом проекте, были, говоря грубо, простыми идиотами.
  Тот век открытий и завоеваний знал много примеров эффекта Даннинга - Крюгера. Бессчетное множество вопиюще неквалифицированных, неопытных и зачастую невменяемых людей ставили во главе экспедиций или даже колоний почти исключительно на том основании, что они были чрезвычайно самоуверенны и тем походили на правильных кандидатов. Взять хотя бы Джона Ледьярда, которому англичане поручили целую экспедицию по поиску вожделенного источника реки Нигер, хотя его представления об Африке сформировались во время одной короткой побывки на южной оконечности на морском пути. Он был уроженцем Коннектикута, тогда - британской колонии, и завоевал репутацию великого исследователя благодаря популярной книге о его путешествиях на корабле капитана Кука. Однако его одиночные путешествия не были такими выдающимися. С чем нельзя поспорить, так это с тем, что он мастерски умел заводить дружбу с важными людьми и убеждать их одолжить ему денег. Его первым предприятием была идея меховой компании, которая никак не могла материализоваться. Зато когда он разыскивал деловых партнеров в Париже, он заручился поддержкой различных
знаменитостей, включая Томаса Джефферсона, маркиза де Лафайета и нескольких других личностей, которые остались за кулисами бродвейского «Гамильтона», - притом на совершенно другую экспедицию. Это был смелый план по пересечению России из конца в конец, до Берингова пролива, переправке на Аляску и исследованию западного побережья обеих Америк. Джефферсон, кто и выдумал все это, описывал Ледьярда как «бесстрашного гения… мужественного и предприимчивого».
  Ледьярд оказался без портянок, едва добравшись до Санкт-Петербурга, но одолжил немного денег и сумел добраться до Иркутска, где и завершилась его экспедиция, когда его арестовали как шпиона. И вот Ледьярд без гроша в кармане наконец вернулся в Лондон в 1788 году, и тут ему предоставилась возможность возглавить экспедицию в края, которые англичане называли «чернейшей» Африкой. Хотя он не говорил по-арабски и в его послужном списке было немало белых пятен, секретарь Африканской ассоциации, которая нанимала кадры для этого предприятия, был мгновенно очарован. Мистер Бофой, секретарь, с придыханием вспоминает, что при первой встрече с Ледьярдом он был поражен «его мужественностью, его широкой грудью, открытостью его лица и пылом в его глазах… Я спросил его, когда он был бы готов отправиться в путь. “Завтра утром,” - был ответ». Может показаться, что вечера недостаточно для подготовки экспедиции в непокоренные земли, на континент, который наш герой лишь однажды видел с корабля… Но означает лишь, что ваша грудь не так широка, как у Джона Ледьярда.
  В конце концов Ледьярд не смог продвинуться дальше Каира, где стал жаловаться на печень. Он попытался излечить самого себя, принимая серную кислоту, и она - естественно - убила его. Он умер в январе 1789 года. Польза от его африканского приключения сводится к описанию нескольких караванных маршрутов, египтян и Нила: в письмах к Томасу Джефферсону египтян он назвал тупоумными, а Нил - не таким прекрасным, как река Коннектикут.
  Или был еще Роберт О’Хара Берк, импозантный бородатый ирландец, полицейский, у которого был вздорный характер, а внутренний компас был безнадежно неисправен. В 1860 году он пустился исследовать центральную часть Австралии, двигаясь от Мельбурна к северо-восточному побережью. Покинув город под улюлюканье толпы, они двинулись в глубь континента, но скорость из продвижения была весьма невысока. Все дело в том, что исследователи прихватили с собой 20 тонн оборудования, к том числе такие незаменимые вещи, как стол с дубовыми ножками и столешницей из кедра, дубовые стулья, китайский гонг и 12 щеток от перхоти.
  Из-за непростого характера Берка и его полной профнепригодности текучка среди членов экспедиции была высокой: многих он уволил сам, другие сбегали по собственному желанию. Однажды неубедительная скорость исследовательского каравана все же убедила его сбросить часть запасов, и Берк решил, что отказаться стоит от оружия, боеприпасов, а также запасов лаймов, которые помогали бороться с цингой. В конечном счете, проделав путь чуть больше, чем в 3000 километров, оставив позади большинство участников предприятия и прихватив лишь троих человек и несколько верблюдов, полумертвый Берк дошел до мангровых болот в 20 километрах от побережья и повернул назад, не в силах их преодолеть. Он умер на обратном пути, успев только отблагодарить нескольких аборигенов - несколько человек шли за ними и предлагали изможденным мужчинам помощь и еду - выстрелом из ружья.
  Даже колониальных исследователей, которые добились успеха с технической токи зрения, сложно назвать гениями. Например Рене-Робер Кавелье де Ла Саль. Этот француз провозгласил изрядную долю прибрежных территорий со стороны Мексиканского залива собственностью Франции. Он и назвал эти земли Луизианой, как по сей день называется штат. Один из французских чиновников описывал его как «наиболее способного» из всех известных ему людей. Изначально его позывы к исследованиям были вызваны намерением найти дорогу в Китай, пробравшись через Огайо насквозь. Ему также было не занимать наглости - а это не очень хорошее качество для исследователя, - которая очень раздражала всех его спутников. Это завершающая экспедиция 1687 года была попыткой отвоевать Мексику у испанцев силами воинства, состоявшего всего из 200 французских солдат. Они ссорились на протяжении всей кампании, потеряли несколько кораблей, промахнулись мимо места высадки на 1000 километров, и… компаньоны Кавелье убили его где-то в Техасе.
  Но нигде самообман и гордыня колонизаторов не проявились так ярко, как в истории края, который никогда не был колонией. Это была неудачная попытка народа стать игроком мировой на мировой арене, которая кончилась его обнищанием и унижением. Это грустная сказка о Шотландской империи.
  ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ РАСКОЛОЛ ШОТЛАНДИЮ
  У Уильяма Патерсона, как и у многих из тех, чьи имя значится в колонке «Убытки» в учетной книге истории, было видение. Более того, у него были также въедливость и умение убеждать остальных последовать его видению. По профессии Патерсон был банкиром и финансистом, но торговцем в душе. Это был человек, в котором соединились строгость актуария, душа поэта и талант ревностного проповедника. И поэтому так сложно было против него устоять. И как неловко все вышло: видение именно этой прекрасной личности обернулось тысячами убитых вдобавок к финансовому краху его родной страны - Шотландии, - которой к тому же пришлось искать помощи у своего южного соседа. По правде говоря, если бы не разрушительные планы Патерсона, мы могли бы не узнать Соединенное Королевство таким, какое оно есть сегодня.
  Это история страны, которая пошла на риск и стала заложницей больших амбиций, поверив прокламациям уверовавших в них и проигнорировав экспертные мнения. Эта страна упрямо отказывалась признавать реальность и менять курс, даже когда мир посылал ей отчетливые сигналы о том, что она могла ошибиться. (Это также история о том, что все англичане - жлобы, но это понятно и так.)
  Видение Патерсона подсказывало ему, что Шотландии уготовано будущее большой империи, которая станет сердцем мировой торговли. И он точно знал, где должен располагаться заморский форпост этой империи - в утопающем в свежей зелени райском уголке по ту сторону Атлантики, в осевой точке обеих Америк. Это место звалось Дарьен. Между 1698 и 1699 годом около 3000 колонизаторов покинули берега Шотландии. Их ободряла волна патриотических настроений на родине и почти половина шотландской казны. Они надеялись отыскать этот земной рай Патерсона и основать там империю; от этих мыслей кружилась голова. XVII век не успел еще подойти к концу, а переселенцам уже стало ясно, что это не совсем рай. Более того, большинства из них уже не было в живых, а тем, кто остался, стало казаться, что с таким же успехом можно было вытрясти государственную казну в океан.
  Справедливости ради нужно отметить, что не все видения Патерсона привели к катастрофе. Одно из его провидческих предприятий дожило до наших дней: в 1691 году он впервые предложил создать Банк Англии, а в 1694 году стал его сооснователем. (На тот случай, есть кому-то интересно: через год после того, как шотландец основал Банк Англии, англичанин основал Банк Шотландии.) Во многом Патерсон все же намного раньше прочих разглядел очертания нового мира, в котором мы живем сегодня, - мира глобализации и трансграничной торговли. Он был и оптимистом («торговля может подстегнуть торговлю», как он писал, а «деньги - приносить деньги на другом краю света»), и упрямцем. Своим поведением он вывел из себя прочих управляющих Банка Англии и был вынужден уйти в отставку менее чем через год после его основания. И так Патерсон вернулся к мысли, которая одолевала его уже много лет: о торговой колонии в Дарьене, на восточном побережье Панамского перешейка. Это тонкая полоска земли, самая узкая часть Американского континента. Еще за века до начала строительства Панамского канала было ясно, что через Панаму проще всего
пробраться из Атлантического в Тихий океан. То есть это не совсем просто, потому что местность не так уж и легко пересечь, но все же быстрее и проще, чем пускаться в полное опасностей морское путешествие вдоль побережья, огибать южную оконечность Южной Америки - мыс Горн - или идти через Магелланов пролив. Патерсон не жалел патетических выражений, когда размышлял о том, как Дарьен свяжет два океана: «Дарьен станет дверью морей, ключом ко Вселенной». Это было в те времена, когда освоение заморских территорий европейцами приблизилось к своему пику, и Шотландия также хотела принять в нем участие. К 1690 году испанцы и португальцы уже почти два века черпали ресурсы для собственного процветания в своих заморских колониях. Не так давно к ним присоединились англичане и голландцы, и они тоже делали большие успехи. Европейцы теперь пытались создать мировые империи, насаждая свое правление в Азии, Африке и в обеих Америках: изначально выбранная стратегия «вломиться с оружием и забрать все богатства» по-прежнему обещала немалую наживу, и тенденций к ослаблению ее эффективности пока не было замечено.
  Век империй был также веком финансовой революции: колониализм прогрессировал и разрастался не только за счет государств, а еще и за счет государственных публичных «акционерных» компаний, которые размывали границы между меркантильными интересами дельцов и геополитикой. Среди них были и такие печально известные гиганты, как Английская Ост-Индская компания и Голландская Ост-Индская компания, и именно эту модель собирался повторить Патерсон, когда затевал колонизацию Дарьена. Сфера влияния этих компаний покрывала весь мир, они были невероятно богаты и могли поспорить со многими государствами, когда речь заходила о могуществе. Эти компании и вправду иногда устанавливали собственные законы и имели огромное влияние на правительства стран-учредительниц. (Как непохоже на наши дни.)
  Кроме того, 1690-е годы были также временем неопределенности и сомнений для Шотландии. С тех самых пор, как Яков VI - тот самый, что заказал новый перевод Библии, - в 1603 году отправился на юг и объединил короны Шотландии, Англии и Ирландии, в шотландцах поднялся мятежных дух. Да, они входили в союз, но обладали политической независимостью: у них был свой парламент, свои законы и собственная валюта. В некоторых кругах шотландского общества назрели подозрения, что их попытались облапошить. Объединение корон, рассудили они (и были отчасти правы), было фикцией, оно призвано было подыграть интересам англичан. По их мнению, Шотландии была уготована роль бедной падчерицы: лондонские указы всегда будут выгодны Англии, которая попытается обобрать Эдинбург.
  И эти настроения усиливались по мере того, как другие продолжали настаивать на более тесном союзе с южным соседом. Атмосфера накалилась еще больше в ходе финансового кризиса 1690-х годов: английская казна опустела, король пытался рассчитаться за свои войны за рубежом, в Шотландии начался тяжелый семилетний период экономического спада, неурожаев, голода и обнищания. Вместо того чтобы заставить шотландцев испугаться и отказаться от рисковых предприятий, этот период неблагополучия подготовил плодородную почву для любого, кто готов был давать обещания: люди могли довериться человеку, который брал на себя обязательство переломить ситуацию. А потому, когда Патерсон озвучил свои планы в отношении Дарьена, за них ухватись с большим энтузиазмом, поскольку разглядели в этом путь к независимости, возможность освободиться от паутины и взять под контроль собственное будущее.
  Вообще говоря, Патерсон никогда не рассматривал свою схему как патриотический акт: напротив, он попытался убедить другие страны поддержать его проект, пока наконец ему не пришлось обратиться к властям на родине. И даже когда «права» Шотландии на это предприятие узаконили в 1695 году (парламент Шотландии проголосовал за наделение «Компании по торговле Шотландии с Африкой и Индиями» широкой свободой действий и предоставлении ей непомерно щедрых условий), Патерсон не оставлял попыток изыскать средства в Англии. Именно здесь все пошло наперекосяк - основатели компании впервые начали игнорировать тревожные сигналы, что посылал им космос.
  Хотя нельзя сказать, что все так уж пошло наперекосяк. Все было вполне логично. Слишком логично, как позже выяснилось. В Лондоне у Патерсона была репутация хорошего торговца, к этому примешался безудержный энтузиазм в отношении акционерных обществ с глобальными амбициями, и все это означало, что «Компания по торговле» с легкостью отыскала спонсоров, которые пожертвовали в совокупности примерно 300 000 фунтов - немалые деньги. К несчастью для них, интерес к шотландскому предприятию был столь велик, что не мог ускользнуть от внимания Ост-Индской компании. Мягко говоря, старожил в этой области не слишком благожелательно отнесся к перспективе завести себе конкурента. Как и все прочие лондонские торговые компании в тот год, они понесли большие убытки и были весьма насторожены из-за творящегося экономического беспредела. И в этих условиях шотландская торговая компания не озвучила Панаму как свою главную цель и (наивно надеясь сберечь свой секрет) даже не упоминала о намерении снарядить экспедицию в Америку. Вместо того, как и демонстрировало название предприятия, они готовились сфокусироваться на Африке
или Ост-Индии. Вполне предсказуемой реакцией на это Ост-Индской компании была, если перефразировать, такая: «Только через мой труп!» Так торговый гигант, богатство и влияние которого были неразрывно связаны с английским империалистическим прожектом, задействовал доступные ему каналы, чтобы повлиять на ситуацию. Это был первый урок для шотландской компании, введение в принципы суровой международной торговли: никто не станет кивать и улыбаться, если вы решите много торговать со всем миром, причем на своих собственных условиях.
  Английский парламент привело в негодование решение шотландский законодателей: они рубили сук, на котором сидели, когда гарантировали новой компании возможность свободной торговли - полное освобождение от налогов и импортных пошлин на 21 год. Английских парламентариев интересовало, как это повлияет на торговые и таможенные отношения между соседями и кто вообще позволил шотландцам принять такой закон. Поскольку четкая граница между Англией и Шотландией отсутствовала, они предупредили, что «шотландцы будут неизбежно привозить упомянутые товары в Англию украдкой… к величайшему неудовольствию главы вашей таможенной службы».
  Английский парламент провел расследование, подготовил доклады и пригрозил отстранить от полномочий любого, чья связь с шотландской компанией будет доказана. Король Вильгельм III Оранский, встав на сторону англичан (что никого не удивило), сообщил, что Его Королевское Величество негодовало. В этот момент все финансовые обещания лондонских спонсоров растворились в воздухе.
  То же произошло, когда компания попыталась получить средства за рубежом, в центрах торговли того времени - Амстердаме и Гамбурге. Представители Голландской Ост-Индской компании были ничуть не более благожелательны по отношению к возможному конкуренту, чем коллеги в Англии. Их усилия - в сочетании с усилиями пронырливого английского дипломата, проведшего превосходную атаку при помощи сарафанного радио, - привели к тому, что Патерсон и его партнеры провели множество бесед за чашкой чая, где из них выпытывали новые сведения об их планах, но которые так и не принесли никаких дивидендов.
  Меры англичан по отвращению иностранных инвесторов от шотландской авантюры имели колоссальный успех за границей, но на самих шотландцев это произвело обратный эффект. Их переполняла досада от того, как англичане позволяют себе обращаться с ними, и потому они с ликованием встретили планы Патерсона - для них это была не только надежда на финансовый успех, но и национальный символ. Возможно, Патерсона и не интересовала объединительная и патриотическая сторона его предприятия, а он только намеревался на практике проверить свои теории, но, будучи опытным дельцом, он оседлал волну благоприятствующих общественных настроений и приурочил к ним свой экономический эксперимент.

26 февраля 1696 года в Эдинбурге открылась продажа ценных бумаг компании, и она привлекла огромные толпы народа, что было не вполне закономерно для того времени. Шотландцы по-крупному вкладывали в нее. Тогда Шотландию нельзя было назвать богатой страной, но и нищей она не была - даже на протяжении семилетнего кризиса. Как и везде в Европе, там нарождался средний класс, и именно его представители проявили наибольший энтузиазм по отношению к компании. Это было не похоже на ситуацию вокруг других подобных предприятий, в том числе Ост-Индской компании: они получали средства в основном от представителей знати и богатых торговцев. Историки и Дугласс Уотт, проштудировавший записи о шотландской фирме для своей книги «Цена Шотландии», сходятся на том, что главными инвесторами были мелкие незнатные землевладельцы. Но не только они. Социальный срез группы жертвователей показывает, что здесь были и влиятельные личности, и юристы, и врачи, и священники, и учителя, и портные, и солдаты, и часовщики, по крайней мере один варщик мыла и даже несколько обеспеченных слуг. Оптимизм был заразителен. Рассказы о несметных
богатствах будущих колоний переходили из уст в уста, компании посвящали песни и стихи, верующие молились о ее успехе.
  Сложно дать точную оценку - история капризна, а к тому же в то время в Шотландии ходили сразу две валюты, - но по оценке Уотта, в казну торговой компании перетекло от одной шестой до половины совокупной денежной массы Шотландии в то время. Если учесть все обязательства полностью (ведь только часть из них была уплачена наличными авансом), возможно, обещанная сумма превысит общее количество наличности в стране.
  А это, вообще говоря, не очень-то хорошо.
  Кажется, Патерсон хорошо понимал, как извлечь выгоду из одержимости своих сограждан собственной авантюрой. Он сам рассуждал о происходящем в той манере, что присуща сегодняшним дискуссиям о «вирусных» видеороликах, например. В 1695 году в одном из писем он сообщил: «Если дело не встречает пыла первых дней, добыть средства удается редко или не удается вовсе, поскольку людьми движет в основном чужой пример, а не разум». Ключевым фактором могло быть то обстоятельство, что подписная книга компании была не закрытой, а публичной, и учредители настойчиво публиковали выдержки из нее, чтобы всем было известно, кто доверил им свои средства. И Патерсон метил в тех, кого можно было назвать влиятельными общественными фигурами («лидерами мнений», если вы позволите), в надежде, что те станут примером для других, что они окажут на публику большее влияние, чем аргументы разума. Это было чем-то вроде «кикстартера» XVII века: поддержка компании перестала быть личной финансовой инициативой, а превратилась в публичную декларацию преданности. И те, что не задекларировали ее, сильно выделялись на общем фоне.
  Разумеется, это привело к социальному напряжению, степень которого росла в геометрической прогрессии: атмосфера была такова, что противникам и скептикам агрессивно затыкали рты. В 1696 году Джон Холланд (тот самый англичанин, что основал Банк Шотландии) с досадой записал, что когда он попытался выступить с критикой этой схемы, его обвинили в шпионаже в пользу Ост-Индской компании. «Национальное желание вести торговлю с Африкой и Индиями таково, - писал он, - что из-за него многие настроены против меня; и из-за того, что они не могут ответить на мои возражения против предложенного плана, они рассказывают друг другу, что не следует верить мистеру Холланду, потому что тот англичанин… всякому человеку стало опасно свободно выражать свое мнение об этом деле, людям боязно заявлять о своих мыслях по этому поводу…»
  Взрывная смесь из гнева в отношении политики Англии и зарождающейся патриотической самоуверенности, щедрых обещаний и смелого видения, а также ловкое превращение финансовой поддержки в демонстративный акт и старомодная и непреходящая жажда быстрой наживы создали благоприятнейшую среду для запланированной экспедиции. И вот это случилось: 14 июля 1698 года пять судов покинули порт Лита под романтические выкрики толп провожающих. На борту был и сам Патерсон, а также еще 1200 душ, уверовавших в светлое будущее на берегах Центральной Америки, где Патерсон никогда не бывал.
  Ах да, разве я не упомянул об этом? УИЛЬЯМ ПАТЕРСОН НИКОГДА НЕ БЫВАЛ В ДАРЬЕНЕ.
  Почему наш добрый друг зациклился на Дарьене как площадке для своего великого торгового эксперимента, так и осталось загадкой. Несомненно, будучи торговцем, он провел довольно много времени в странах Карибского бассейна, но ни в его биографии, ни в его доступных записях не содержится никаких свидетельств того, что он когда-либо приближался к Панамскому перешейку. Все указывает на то, что он был наслышан о нем от пиратов. (В золотой век пиратства, когда повсеместно орудовали настоящие, а не мультяшные пираты Карибского моря, за спиной у них зачастую стояли правительства, желавшие с их помощью застращать колониальных конкурентов. Хотя иногда пираты стращали всех и по собственной инициативе.)
  Также неясно, как Патерсону удавалось убедить других управляющих компаний в своих взглядах на Дарьен как оплот будущей Шотландской империи, если в его распоряжении были лишь слухи. Разумеется, у них было немало возможностей поменять ход событий: в 1697 году, за год от отправки флота, они и вправду вплотную подошли к идее оставить эту затею и заняться вместо того воплощением более скромных замыслов.
  Они начинали отдавать себе отчет в том, что компания, в которую в результате акции по сбору средств в Эдинбурге перетекло огромное количество наличных денег, сильно превысила бюджет и уже не могла гарантировать, что даже вырученных денег хватит на реализацию первоначальных амбиций. (Они приняли глупое решение закупить современнейшие корабли на континенте, тогда как большинство их конкурентов арендовали большую часть своих флотилий. Возможно, так они пытались возвыситься в глазах потенциальных голландских и немецких инвесторов - примерно как инновационные компании, не получающие дохода, но арендующие роскошные офисы в самом центре города.) Под рукой у управляющих было множество экспертов, которые не делали больших ставок на жизнеспособность экспедиции и призывали потратить собранные средства на менее масштабные торговые проекты в Азии. Им были известны все подводные камни, которые могли ожидать путешественников в Дарьене, и они даже предлагали в качестве цели несколько других, более удачных пунктов назначения в Америке. Но эта группа трезвомыслящих, хорошо образованных и чрезвычайно уважаемых
индивидуалистов убедила себя в том, что все делает правильно, и не стала сворачивать с выбранного пути.
  Что это за подводные камни, стало известно уже вскоре после того, как колонисты прибыли на место в начале ноября 1698 года. Многим из них даже не было известно, что они плыли в Дарьен: распоряжения огласили только тогда, когда корабли уже давно отчалили, - ведь компания отчаянно пыталась сохранить свои планы в секрете от конкурентов.
  Поначалу всем казалось, что все прекрасно. Поселенцы были поражены природными красотами той местности и новыми для них зверями: сухопутными черепахами, и ленивцами, и гигантскими муравьедами. Местный коренной народ губа казался дружелюбным, аборигены даже рассказали, что в нескольких километрах оттуда были золотые рудники. Поселенцев не покидало чувство восторга от «чудеснейшей из всех бухт», естественным образом защищенного от стихии побережья длиной примерно три километра, где, как полагал Хью Роуз, один из колонистов, можно было разместить «1000 самых лучших в мире кораблей». Другой анонимный мемуарист докладывал, что «почва жирна, воздух хорош, а температура умеренна» и что «все способствует здоровью и удобству».
  Сообщение о «здоровье» явно было преувеличением. Задолго до этого некоторые из колонистов стали болеть и умирать. Жена Патерсона ушла в числе первых - меньше чем через две недели после высадки на чужом берегу. Через несколько дней после того не стало и священника, который должен был окормлять переселенцев. Но несмотря на эти трагедии, люди сохраняли уверенность в будущем. Они назвали бухту Каледонией - это историческое название Шотландии - и вознамерились немедленно возвести первый город в этом месте, который впоследствии решили назвать Новым Эдинбургом. И так они были обрадованы своими находками, что снарядили главного бухгалтера экспедиции Александра Гамильтона (не персонажа мюзикла) в командировку на родину: он должен был вернуться на проходившем корабле французских пиратов и возвестить об их достижениях. Самым явным сигналом о том, как плохо в действительности шли дела, было то, что корабль Гамильтона пошел ко дну, едва отплыв от берегов Каледонии.
  И тогда для поселенцев стало очевидно, почему такая большая природная бухта совсем не используется другими колонизаторами. Как и в случае с отелем «Калифорния», заплыть в нее было плевым делом, не то что выбраться из нее в открытое море. Преобладающие ветры дули таким образом, что, выходя из укрытия бухты, корабли увлекались назад, в корму им били огромные волны. Корабль Гамильтона разнесло в щепки за каких-то полчаса, почти половина экипажа при этом утонула. (Сам Гамильтон спасся, и ему удалось таки добраться до Шотландии, чтобы рассказать всем, как прекрасно шли дела у переселенцев.) Опытные моряки предупреждали компанию, что ее большие и дорогие корабли с мелким килем совершено не приспособлены для условий Карибского моря, но они не прислушались к их мнениям. Многим покажется, что если кто-то обещает создать торговую колонию, то его должна насторожить мысль о том, что корабли будут стоять в бухте большую часть года… Но нет.
  Спорно также и то, что они вообще продумали торговую сторону предприятия. Согласно Дугласу Уотту, хотя компания и подчеркивала свою коммерческую миссию, она потратила чрезвычайно мало на закупку товаров, которые могли заинтересовать аборигенов. Преимущественно это было изобилие тканей, но также шотландцы привезли с собой более 200 завитых париков, внушительный ассортимент модной обуви и огромное количество расчесок. (Последние, вероятно, прихватили в надежде, что местные жители уронят челюсть на грудь при виде расчески и захотят быстренько выменять на нее свои земли. Однако все выглядит так, будто бы народ губа не придал их существованию ни малейшего значения.) С другой стороны, если целью миссии было основание поселения, они могли обойтись и меньшим количеством париков, но запасти немного больше инструментов и орудий.
  Когда переселенцы приступили к возведению Нового Эдинбурга, они пали духом. Это была работа на износ, и делать ее приходилось при нешотландских погодах. Два месяца они отчаянно продирались через густые джунгли, но дебри и не думали уступать. И тогда предводители миссии решили, что начали строить в совершенно неподходящем месте («одна трясина», как писал об этом Патерсон). Народ совсем сник. После начались дожди, а дождь в Панаме - это совсем не то же самое, что дождь в Шотландии. Мемуарист Роуз также вскоре изменил свое мнение об этих местах - теперь он писал: «У побережья и вообще везде вокруг бухты полно мангровых деревьев и болот, что очень неблагоприятно». Болота - это более чем неблагоприятно. Болезнь уже убила жену Патерсона и теперь забирала жизни все большего числа колонистов. Неясно, что это была за болезнь, - в заметках она значится как «лихорадка». Но вернее всего это была малярия или желтая лихорадка, которую могли вызвать москиты из окрестных болот. (Конечно, обе эти болезни и сами были колонистами - они также были доставлены европейцами из Старого Света.) Поселенцы умирали все
чаще. Те же, кто не заразился лихорадкой, разрушали здоровье другими способами - благодаря тому факту, что одним из бонусов экспедиции за океан, по решению учредителей компании, был неисчерпаемый запас спиртного. Народ Каледонии стал топить свое горе в бокалах с ромом и бренди, а это не способствовало скорейшему завершению строительства Нового Эдинбурга. Немного погодя администрация колонии решила оставить попытки достроить город и сосредоточиться на создании форта, поскольку поселенцы чрезвычайно утомились от постоянных нападений испанцев.
  Ах да. Испанцы. Видите ли, мы до сих пор обходили стороной самый большой, но до боли очевидный недочет схемы Патерсона: испанцы были вообще-то совершенно уверены, что Дарьен уже принадлежал им.
  Поводом для их уверенности было несколько мелочей. Например, тот факт, что начали осваивать Панамский перешеек пару веков назад. Ну и еще он был ключевой точкой маршрута, по которому награбленные южноафриканские золото и серебро следовали в Испанию. И поскольку Дарьен как раз лежал между трех узловых городов испанских колонистов, они уже побывали тут некоторое время назад, но благоразумно покинули из-за всех тех сложностей, которые только теперь открылись доблестным шотландцам. Так что смешно было даже предположить, что Испания вдруг позволит начинающему государству изящно впорхнуть в собственные владения и обосноваться там. Как шотландские авантюристы вообще могли подумать, что испанцы допустят такое? Есть над чем задуматься. Однако в данном случае можно приблизительно представить себе, что было у них на уме. Клюнув на романтические пиратские рассказы об успешных атаках испанских фортов в этой местности, они могли уверовать в то, что армия и флот европейской империи были не более опасны, чем огородное пугало, что славные дни величайшей морской державы были уже на излете. Несмотря на то, что
испанский флот превосходил шотландский (соотношение было примерно 1: 0), они наивно полагали, что если смогут отразить несколько атак в самом начале, то разоблачат блеф оппонентов. Но… все вышло немного иначе. Упомянем на всякий случай, что Испании необязательно было начинать прямое наступление. Попытки англичан сбить с шотландцев спесь можно назвать травматичными для последних, но и они ни в какое сравнение не шли с тем, что готовили испанцы. Они очень оперативно и с дипломатической вежливостью довели до сведения короля Уильяма, что предприятие шотландцев - как раз то, из-за чего начинаются войны. Только покончив с очередной и привычной уже войной Англии с Францией, Уильям совсем не хотел портить отношения с Испанией, а потому немедленно распорядился, что ни одна подвластная Лондону территория и ни один корабль, ходивший под ее флагом, не должны поставлять шотландцам продовольствие, оказывать помощь и взаимодействовать с ними в любой другой форме.
  Когда эти новости долетели до Каледонии, поселенцев взяла тоска. Они не получали вестей от своих семей с тех самых пор, как очутились там; не было и никаких новых поставок провизии, хотя они постоянно просили об этом островных соотечественников. Теперь связи между и ними и родиной окончательно перерезали, и не было никакой надежды найти союзников на проклятом перешейке.
  Еще до того, как было наложено эмбарго, поселенцы успели отбить одну небольшую атаку испанцев, о которой их предупредил капитан английского корабля, отправленного в Карибское море, чтобы шпионить за незадачливой колонией. (Как ни прискорбно, этот корабль достиг Дарьена раньше Патерсона, потому что все попытки компании, снаряжавшей колонистов, сохранить дело в секрете пошли прахом.) Эта маленькая победа ненадолго подняла боевой дух, но эффект быстро сошел на нет: вскоре один из шотландских кораблей был захвачен испанцами, когда высматривал по берегам покупателей для привезенного из Нового Света товара. Экипаж бросили в тюрьму, а груз изъяли.
  И вот настал тот прекрасный день, когда часть населения Каледонии отошла к праотцам, другая - готовилась это сделать, третья - коротала дни в тюрьме, а все, кто остался, до смерти устали, изголодались и мучились от похмелья. Именно тогда жителей Дарьена достигла новость о том, что они оказались в полной изоляции, и это была последняя капля. Почувствовав себя брошенными на произвол судьбы, большинство из них пожелали оставить Дарьен и несолоно хлебавши отправиться домой.
  И вот всего через девять месяцев после того, как Уильям Патерсон высадился на берегу, о котором мечтал много лет, овдовев и разболевшись, он уезжал тоже: его внесли на борт корабля, направлявшегося прочь оттуда. Лихорадка не убила его, но Дарьена он больше не увидел. Патерсон был разбит физически, и для него дорога в Шотландию через Ямайку и Нью-Йорк была столь же невыносимой, что и время, проведенное на Панамском перешейке. Почти неделю они пытались выбраться из своей тихой бухты, и сотни людей умерли в дороге. Один корабль затонул, а другой был сильно поврежден. Только одно судно смогло осилить путь до родных скалистых берегов. К сожалению, оно причалило слишком поздно и не сумело предостеречь от фатальной ошибки следующую флотилию, отправленную в Дарьен, чтобы справиться о судьбе первых поселенцев.
  Да-да, вы все поняли правильно: администрация «Компании по торговле Шотландии с Африкой и Индиями» в конце концов решила отправить горемыкам запоздалую помощь - как раз тогда, когда было уже слишком поздно. Вторая экспедиция прибыла в Дарьен в конце ноября 1699-го и обнаружила лишь разруху и ветер: выжженные руины Нового Эдинбурга, заросший форт и тьму мелких могил. Вопреки здравому смыслу новоприбывшие решили остаться, возобновить строительство и попытаться удержать эту землю, периодически пополняя запасы продовольствия. Но в результате лихорадкой скосило еще больше людей, а испанцы смогли доказать, что отнюдь не немощны.
  Через несколько месяцев испанцы явились во всеоружии, чтобы шотландцы поняли наконец, кто был там хозяином. Несмотря на эпидемию лихорадки, колонисты держали осаду некоторое время, но к апрелю они вынуждены были сдаться. Шотландская империя рухнула, не успев появиться.
  Может быть, оттого, что испанцы понимали, как эффектно, поджав хвост, будут удирать пораженные враги и как это поможет происпанской пропаганде, или оттого, что они просто пожалели несчастных и бестолковых переселенцев, они позволили им уйти. И снова на обратном пути лихорадка унесла жизни нескольких сотен человек. При сильном шторме потонули еще два корабля - они потянули на дно еще сотню душ, включая счетовода-неудачника Александра Гамильтона. Хотя он едва добрался до Шотландии после первого кораблекрушения, зачем-то пожелал вернуться в Дарьен вновь.
  Всего в обеих экспедициях приняли участие около 3000 человек, и от 1500 до 2000 погибли - или в Каледонии, или на пути оттуда. Многие из выживших так и не смогли вернуться в Шотландию.
  Для жителей Эдинбурга и всей Шотландии неудача колонистов стала огромным потрясением. Плохие новости постепенно распространялись по региону в течение 1700 года. Политическая обстановка там как раз накалилась, и эта трагедия стала поводом для новой волны дебатов: одна сторона порицала администрацию предприятия за позорный провал, другая - английских предателей за их вмешательство. В Эдинбурге прошли мятежи в поддержку компании. Одного негодующего колониста, написавшего несколько обличавших администрацию компании памфлетов, обвинили в богохульстве; троих шотландцев, выступивших в поддержку компании и нацарапавших провокационный лозунг против властей, безуспешно пытались судить за измену. Уже неважно было, что произошло на самом деле, - играло роль только то, на чьей ты был стороне.
  У этих событий были не только политические, но и финансовые последствия: в разгар экономического кризиса большая доля национальных богатств была утоплена в море. Частные жертвователи потеряли большие суммы денег, которые, как казалось, уже было не вернуть. Шотландия была унижена и ослаблена.
  Разумеется, у всякого крупного политического поворота больше одной причины. Силы, подталкивавшие Шотландию к объединению с Англией, были разнородными, и они не возникли вдруг, как только Патерсону пришла в голову та революционная идея. Вспомним, что это был конец XVII века, а тогда заключали союзы и передвигали границы по нескольку раз в неделю. Но нельзя не признать, что негативный вклад дарьенского предприятия был весом. Особенно явно это стало несколько лет спустя, когда в рамках соглашения о присоединении Шотландии Англия предложила той финансовую помощь, чтобы спасти от банкротства - не только регион целиком, но и частных инвесторов «Компании по торговле Шотландии с Африкой и Индиями». Причем им были обещаны выплаты в размере внесенных сумм, помноженных на проценты.
  Многие сочли это взяткой. «We’re bought and sold for English gold»[15 - «Но золотом английским нас / На торжище купили». Цитата из стихотворения «Шотландская слава». Перевод С. Я. Маршака.], - как напишет через 80 лет Роберт Бёрнс. Некоторые расценивали происходящее как подлость - сценарий, разыгранный англичанами, чтобы стреножить Шотландию и не оставить ей выбора. Все прочие только порадовались, получив свои деньги назад. Патерсон тоже был за объединение.
  В мае 1707 года на карте появилось Соединенное Королевство. В августе караван из дюжины повозок под вооруженной охраной показался на улицах Эдинбурга - в Шотландию доставили почти 400 000 фунтов.
  Здесь нельзя упустить из виду вот что: Патерсон не так уж и заблуждался. Панама и вправду была злачным местом для колонии: археолог Марк Хортон в 2007 году исследовал перешеек и пришел к заключению, что предложенные Патерсоном торговые маршруты из Дарьена были вполне реалистичны. И его прогнозы о развитии мировой торговли - не такая уж и утопия, если смотреть из дня сегодняшнего. Более того, он подавал свою затею как ненасильственную альтернативу тем ужасам, которые творили имперские силы в других колониях. Он писал, что торговля может принести богатства, и при этом не придется «брать на себя вину и проливать столько крови, как Александр Великий или Цезарь». Откровенно говоря, на основе таких заявлений его можно считать просветленным. (Хотя не стоит преувеличивать: восторженные рассуждения о нетронутых золотых копях Дарьена намекают на то, что многие из поддержавших экспедицию надеялись получить свою долю природных богатств.)
  Приговором для того предприятия стала непроходимая, дремучая неспособность участников справиться со сложными задачами. Они отмели в сторону все детали, например, не стали тщательно выбирать подходящие корабли и товары для торговли с местным населением. Они полностью проигнорировали общую картину, например, геополитические следствия их выпада. Вместо этого, когда на пути встречались помехи и препятствия, они не оставляли веры в свою бредовую идею и еще настойчивее убеждали себя, что все делают правильно. Это классический пример группового мышления.
  По сей день шотландцы не пришли к единому мнению в отношении Дарьена. В 2014 году, когда власти провели референдум о независимости, этот случай частенько вспоминали. Националисты - чтобы показать, что Англия всегда искала способ саботировать и подавить Шотландию; юнионисты - чтобы подчеркнуть, как опасно бывает разменивать стабильность на утопические мечты.
  Как и у сказки, у этой истории есть мораль. Она о стране, упорно отказывавшейся от политического союза со своим ближайшим географическим соседом и торговым партнером ради фантазии о безграничном мировом влиянии, о чем кричали фанаты свободной торговли, которым не давала покоя мысль об империи. Они прикрыли свои расплывчатые планы патриотической риторикой и выкриками об оскорбленных национальных чувствах и упорно игнорировали предупреждения сведущих людей о том, во что все это может вылиться.
  Не могу придумать, с чем это сравнить.

5 других путешественников, чьи путешествия не задались

• ГРАФ ЛУИ АНТУАН ДЕ БУГЕНВИЛЬ. Этот мореплаватель был первым французом, совершившим кругосветное путешествие. Он добрался аж до Большого Барьерного рифа, но в том месте развернулся - и не открыл Австралию.

• ДЖОН ЭВАНС. Валлийский исследователь пять лет блуждал по просторам Нового Света в 1790-е годы в поисках мифического племени валлийских индейцев. Он побывал в плену у испанцев, которые приняли его за британского шпиона, но племя таки нашел. Это были манданы, и они не имели никакого отношения к Уэльсу.

• ВИЛЬЯЛМУР СТЕФАНССОН. Этот канадский исследователь был убежден, что Арктика - гостеприимный простор, а потому он снарядил экспедицию в те края в 1913 году. Когда его корабль застрял во льдах, он сообщил экипажу, что во главе компании из нескольких человек отправляется на поиски пропитания, но назад не вернулся. Нет, он не погиб - он сбежал.

• ЛЬЮИС ЛАССЕТЕР. В 1930 году Лассетер и группа авантюристов отправились в глубь Австралии, в пустынные области материка, чтобы отыскать «хребет» из чистого золота, который Лассетер, по его словам, видел до этого. Но его не существовало и не существует. Поэтому в конце концов единомышленники покинули Лассетера, его верблюды также разбежались, когда он отлучился в туалет, и путешественнику ничего не оставалось, как умереть в песках.

• САЛОМОН АВГУСТ АНДРЕ. Шведскому инженеру и естествоиспытателю пришла в голову блестящая идея - организовать экспедицию на Северный полюс на воздушном шаре. Туда он и отправился, несмотря на то, что почти никто не давал оптимистичных прогнозов. Все три члена экипажа воздушного судна погибли во льдах.
  Глава восьмая
  Дипломатия для чайников и /или современных президентов

* * *
  В ЭПОХУ ВЕЛИКИХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ОТКРЫТИЙ люди стали перемещаться по свету куда активнее, и куда больше стало поводов для случайных войн всех сортов - ведь стран, на которые можно напасть, тоже стало куда больше. Но если предположить, что по крайней мере иногда люди действительно стараются избежать конфликта, то (хотя нам никогда и не удастся повторить успеха людей хараппской культуры) дипломатия - это та штука, которая нам нужна. Дипломатия - это искусство не вести себя как мерзавец, присущее большой группе людей и применимое к другой большой группе людей. Ну или хотя бы умение признавать тот факт, что все мы иногда бываем мерзавцами, - но давайте не будем делать из этого скандала, ладно?
  К сожалению, и это нам не слишком хорошо удается. Главная проблема международных отношений проистекает из более фундаментальной проблемы взаимодействия между людьми, и она имеет два аспекта:
  а) приятно доверять людям;
  б) но не слишком-то!
  И эта дилемма просвечивает через историю почти любого столкновения культур. К несчастью людей, в нем задействованных, никогда нельзя сказать наверняка, какую степень доверия следует испытывать. Да и до сих пор мы не слишком хорошо разобрались в этой проблеме. Зато сегодня нам доступна роскошь заглянуть в чужое прошлое и пробурчать: «Надо же быть такими дураками. Ну нет».
  Это та самая проблема, с которой столкнулись люди таино, впервые встретив Колумба: при первом знакомстве они доверчиво приветствовали иноземцев, и те были удивлены их дружелюбием и щедростью. Разумеется, Колумб отреагировал так же, как и любой нормальный человек, с которым обошлись по-добрососедски. «Из них получатся прекрасные слуги», - рассудил он. А через пару дней ему пришла еще одна рациональная мысль: «И пятидесяти моих людей будет достаточно, чтобы подчинить их и заставить делать все, что потребуется». Милый Колумб.
  Примерно то же самое, но в более крупном масштабе, случилось несколькими десятилетиями позже: тогда правитель ацтеков Монтесума принял очень, очень неудачное решение в отношении намерений Эрнана Кортеса. Ацтеки, или мешика, как они сами называли себя, создали большую империю, простиравшуюся от океана до океана через центральную часть современной Мексики. Монтесума управлял ею из столичного города Теночтитлана, самого большого и прогрессивного города на континенте (на его месте теперь стоит Мехико). И все там было чудесно, пока Кортес не высадился на побережье Юкатана - в 1519 году.
  Кортес был не просто конкистадором, а беглым конкистадором - вообще говоря, испанский губернатор Кубы, не доверявший ему, устранил его с должности предводителя исследовательской миссии, но Кортес просто-напросто забрал корабли и команду и сбежал. Вскоре после прибытия он намеренно потопил корабли, чтобы прекратить мятежи и отрезать для экипажа путь на Кубу. Я хочу сказать, что Эрнан Кортес совсем не умел работать в команде. И когда все пути назад были перерезаны, скрываясь от собственных соотечественников, он хватался за всякую возможность, которая не имела отношения к завоеваниям.
  Когда Монтесума услышал о прибытии Кортеса - а он оказался всего в 350 километрах от Теночтитлана, - он очень занервничал, и это понятно. К сожалению, он не смог решить, что бы предпринять. Он колебался между отправкой ему щедрых даров и грозных предупреждений о том, что ему не стоит соваться сюда. Между тем Кортес был поглощен извлечением выгоды из мексиканских слабостей. Но проблема была в следующем: это тоже была империя, притом порой довольно суровая. Имелось множество местных племен и народностей, которые не были большими поклонниками Монтесумы, и по мере продвижения вглубь страны Кортес прибегал к сочетанию мягких уговоров, плутовства и - время от времени - массовой резни, чтобы убедить население дружить с ним против Теночтитлана. И это должно было бы послужить знаком для Монтесумы - того, что, возможно, дружбы из этого не получится, но правитель ждал. Не исключено, что нерешительность Монтесумы усугубилась из-за предположительно распространенной веры в то, что Кортес был воплощенным богом неба Кетцалькоатлем. Однако это подтверждается только лишь тем, что Кортес много писал об этом в
письмах, и откровенно говоря, это похоже на его собственные выдумки.
  Когда Кортес наконец доехал до Теночтитлана в компании сотни испанских солдат и полчища его новых союзников, Монтесума наконец принял свое решение, хотя многочисленные советники настаивали, что идея так себе. Честно говоря, неясно, могло ли в той ситуации вообще существовать правильное решение… но то решение все равно никуда не годилось. Он пригласил испанцев в город как почетных гостей. Он осыпал их дарами, выделил им лучшие покои. И это не слишком хорошо кончилось. В течение следующей пары недель Кортес организовал переворот, взял Монтесуму в заложники, лишил его возможности покидать двор и сделал из него правителя-марионетку. Перво-наперво испанцы потребовали ужин, а сразу после этого принудили его рассказать, где хранилось золото.
  И все развалилось в первой половине 1520 года - по иронии судьбы как раз тогда, когда Кортес пытался дать отпор испанским войскам, отправленным кубинским губернатором разведать и прекратить все, что бы ни натворил Кортес. Один из его лейтенантов, оставленный блюсти порядок в столице, ни с того ни с сего решил убить всех знатных мешика, которые собрались в храме по случаю религиозного праздника. И этим он вывел из себя всех представителей этого народа, они подняли восстание, и Кортес вернулся в мятежную столицу. Он приказал Монтесуме распорядиться, чтобы его люди прекратили враждебные действия. Они не послушались, и тут Монтесуме пришел конец. В испанских источниках говорится, что разъяренная толпа мешика забила его камнями. Вернее же всего, он был убит испанцами, когда стало ясно, что на роль марионетки он больше не годится. В кровопролитных сражениях прошло чуть больше года, и испанцы полностью покорили империю ацтеков, а Кортес, вдруг получивший назад расположение своих начальников, был поставлен губернатором Мехико.
  Наверное, никто не смог бы остановить вторжение испанцев, но все же решение Монтесумы встретить их как дорогих гостей должно войти в историю международных отношений как наиболее скверное. Сказать по правде, если бы мексиканское правительство поразмыслило над этим эпизодом 300 лет спустя, когда стало поощрять переезд американцев в Техас, то главный урок правителя Монтесумы («Боже, Мексика, перестань уже всюду приглашать белых людей!») мог бы коренным образом изменить ход истории.
  Однако это не сильно испортило репутацию Монтесумы - в хит-параде неудачных внешнеполитических решений он не один. Роковую природу правильного выбора друзей можно разглядеть и в биографии Публия Квинтилия Вара, пропретора Германии, провинции Римской империи, жившего в IX веке. Он попытался провернуть классическую завоевательную операцию: выбрать представителей местной знати, которые могли бы встать на его сторону, и таким образом добиться относительно благожелательного отношения крестьян. К несчастью, он решил довериться Арминию, вождю местного племени, поскольку тому пожаловали римское гражданство и даже доверили вспомогательное подразделение римской армии. Хотя его и предупреждали, что его конфидент может оказаться не совсем честным, он предпочел поверить его сообщению о том, что германские племена взбунтовались и что это восстание нужно подавить. Арминий повел Вара и его римские легионы прямо в засаду, которую он сам организовал. Ему стоило только разыграть старый трюк: «Я поскачу вперед и проверю, что там». Целых три римских легиона были раздавлены и рассеяны (и это стало самым страшным военным
поражением в их истории), и экспансия Римской империи к северу была остановлена, едва успев начаться.
  Полной противоположностью этих доверчивых правителей были правители китайской династии Мин, проводившие внешнюю политику самоуничтожения. На опыте последних принято изучать опасности изоляционизма. На протяжении первых трех декад XV века китайский военный флот считался одним из величайших в мире, и командовал им легендарный флотоводец Чжэн Хэ. На китайских кораблях могли одновременно разместиться 30 000 человек: в состав флота входило до 300 суден, включая гигантские парусники с девятью мачтами, превосходившие по размеру любые другие, что выйдут в море в следующие несколько веков. В распоряжении моряков были даже плавучие фермы, где выращивали овощи и содержали стада животных.
  Более того, китайцы отличились тем, что в те времена использовали свою морскую мощь не для того, чтобы покорять новые территории. Они и вправду посвящали много времени борьбе с пиратами, и кроме того, флот был весьма полезен в качестве красноречивого намека на обратный ответ тем странам, которые подумывали преступить черту… но вообще говоря, за время всех семи путешествий Чжэн Хэ к портам Азии, Аравии и Восточной Африки его флот лишь однажды был втянут в относительно пустяковую войну. Вместо того он преимущественно бросал якорь в таких отдаленных гаванях, как Малакка, Маскат и Могадишо, чтобы… обменяться дарами. Китайцы преподносили ткани и драгоценные металлы и получали взамен широкое разнообразие подношений, включая невероятные количества диких животных. Однажды они привезли из Кении жирафа. Согласитесь, все это довольные милые способы проявления громадного имперского могущества по сравнению с альтернативами. И потому особенно озадачивает тот факт, что после сметри Чжэн Хэ династия Мин… как бы это сказать… прервалась. Они забросили свой флот. В рамках резкой и чрезмерной реакции на непрекращающиеся
вылазки японских пиратов они возродили забытую политику «хайцзинь», то есть запретили морскую торговлю. Правители были заняты сражениями с монголами на востоке, а потому заморские дипломатические миссии считали дорогостоящей прихотью. Они считали, что средства лучше пустить на другие проекты, например строительство огромной стены на границе.
  В последующие годы Китай становился все более изолированным, отгораживался от мира. Тот факт, что это произошло в пору, когда европейские моряки начали исследовать земной шар, имел двоякий эффект. Это означало, что когда европейцы показались в азиатских водах пару десятилетий спустя, не было мощной державы, которая могла бы встать у них на пути, и что Китай вроде бы как пропустил научный и технологический прогресс, который стал заметно ускоряться. Пройдет еще много лет до того, как Китай вновь обретет статус важного игрока мировой политики.
  И в очередной раз вспомним о том, что дипломатические решения в определенном смысле - это попытка предугадать, как баланс силы сместится в будущем. Поскольку это совершенно невозможно сделать даже с минимальной точностью, неудивительно, что люди так часто промахиваются. В Швейцарии в конце весны 1917 года, в самом разгаре Первой мировой войны, человек средних лет с забавной бородкой подготовил немецкому правительству предложение. Он был русским, и он отчаянно желал попасть на родину, где бурлили политические страсти. Однако война сделала поездку через всю Европу положительно невозможной.
  Самый разумный путь в Россию пролегал через Германию, но чтобы попасть туда, требовалось разрешение властей. Немцы же были не в восторге от его политических идей. Заход простой. Несмотря на все разногласия, враг у него и у немцев был один: российское правительство. Особенно оно не нравилось ему, и он собирался даже его свергнуть. Немецкие войска сражались на нескольких фронтах, и военачальники заключили, что любой маневр, который сможет оттянуть русских от линии фронта, будет кстати. И Германия согласилась. Они разместили этого человека, его жену и еще 30 их соотечественников в поезде, который доставил их к северному порту, и оттуда все они продолжили путь домой через Швецию и Финляндию. На передовой отряд они походили мало, но это было лучше, чем ничего. Немцы даже дали им немного денег и продолжили оказывать им финансовую поддержку в последовавшие месяцы. Вернее всего, они вообразили, что, как и большинство политически одержимых со странными мотивами, этот человек немного развеет тучи, ненадолго отвлечет внимание, а затем растворится в тумане. Кстати, тем человеком был Ленин. Владимир Ильич
Ульянов, более известный как Ленин (1870 -1924).
  И теперь во многих отношениях немецкий план заработал идеально. Лучше, чем они ожидали! Большевики не только действовали российским властям на нервы и отвлекали их - они просто размазали их по стенке. Чуть более чем за полгода со Временным правительством было покончено, Ленин пришел к власти, а вскоре было провозглашено новое советское государство. Немцы получили перемирие, о котором и мечтать не могли в апреле, когда махали вслед уходящему поезду с русскими на борту.
  Но в дальносрочной перспективе этот план уже нельзя было назвать таким уж удачным.
  Для тех, кто в танке: прекращение огня на Восточном фронте не помогло немцам выиграть войну. А впоследствии отношения между амбициозным Советским Союзом и сердобольными немецкими помощниками испортились. Пройдет еще только пара десятилетий и еще одна мировая война, и половина разделенной Германии окажется под советским контролем.
  Немцы наступили на старые грабли, поверив, что враг их врага сможет стать их другом. Иногда это действительно так, но вот только у дружбы может оказаться небольшой срок годности. И это заблуждение о врагах врагов таится позади поразительного количества неудачных исторических решений, а также объясняет несколько веков чрезвычайно противоречивой европейской истории.
  Другим именем для этого феномена может быть «послевоенная внешняя политика США». За время затянувшегося периода, когда все в мире делали глупости (он назывался холодной войной), США сделались союзниками со всеми, кто не был коммунистом. Многие из новых друзей были обыкновенными негодяями (см.: разнообразные диктаторы Латинской Америки, череда жутких правителей Вьетнама). И поверх этой главной проблемы частенько наслаивалось еще одно отягчающее обстоятельство: у всех этих союзников частенько оказывалась привычка недолюбливать Америку.
  Задумайтесь, что только за несколько последних десятилетий США оказались вовлечены в вооруженный конфликт с «Аль-Каидой», которая была сформирована афганскими моджахедами, то есть теми, кого ранее американцы поддерживали, поскольку те оказывали сопротивление СССР. (Я настоятельно рекомендую посмотреть фильм о Джеймсе Бонде 1987 года «Искры из глаз», если вам нравится кричать в сторону экрана телевизора: «ДА ЧТО Ж ТЫ ТВОРИШЬ?!» Бонд сотрудничает с моджахедами, во главе которых стоит героический персонаж - учтивый бен Ладен с изящным английским акцентом. Но главный саундтрек был славным).
  В те времена США также были вовлечены в вооруженный конфликт с Ираком, который американцы некогда поддерживали по причине его противостояния Ирану, стране, которая противостояла США по причине того, что те поддерживали прежнего иранского диктатора, который также противостоял СССР.
  И они также ведут войну против Исламского государства, которое выросло на почве той деятельности, которую вела «Аль-Каида» в послевоенном Ираке. И теперь это как минимум трехсторонний конфликт, в котором США противостоят режиму, который поддерживали ранее, а после попытались оказать поддержку его врагам, но оказалось, что некоторые из врагов вражеского режима были друзьями Исламского государства, которое и враг США, и враг врагов США, хотя некоторые другие друзья - враги обоих. О, и Россия принимает участие в этом всем по той же старой, доброй причине.
  И это только в одной части мира.
  Между тем международная политика - это очень сложно. Там не так много места для высоких идеалов, и суровая прагматичная реальность толкает на союз с теми, кого удается добыть, а не теми, кого добыть хотелось бы. Но большинства проблем, с которыми мы сталкиваемся раз за разом, можно избежать, если запомнить: чаще всего враг нашего врага - такой же подлец, как первоначальный враг.
  Но в истории действительно плачевных дипломатических промахов один стоит особняком.
  КАК ПРОШЛЯПИТЬ ИМПЕРИЮ (НЕ ВСТАВАЯ С ПОСТЕЛИ)
  В 1217 году Ала ад-Дин Мухаммед II, шах пространной и могущественной империи - Хорезма, получил послание от главы нового государства на Востоке, которое набирало силу. «Я повелитель земель восходящего солнца, - говорилось в нем, - а ты повелеваешь там, где солнце садится. Давай же заключим соглашение о дружбе и мире». Он предлагал торговую сделку между двумя соседями ради огромной взаимной выгоды.
  И в этот момент шах Мухаммед II принял два наихудших решения за всю историю дипломатии. В те времена Хорезм был наиболее важной империей в мире, простиравшейся почти от самого Черного моря на западе до гор Гиндукуш на востоке, от Персидского залива на юге до казахских степей на севере. Оно занимало огромную территорию, на которой ныне помещаются, целиком или отчасти, Иран, Узбекистан, Туркмения, Таджикистан, Азербайджан, Афганистан и прочие. Европу тогда отделял от эпохи Возрождения целый век, а то и два, а Хорезм уже находился в эпицентре развитого мира. Великий шелковый путь, соединивший Запад и Восток, проходил через города этой империи, и вдоль него текли товары и идеи. В сфере влияния шаха билось сердце исламского мира, он стоял во главе государства с самой богатой и наиболее развитой культурой. Самарканд, Бухара, Мерв - жемчужины Хорезма - входили в число прославленных городов Центральной Азии, здесь цвели науки, инновации и культура.
  Возможно, вы подумали сейчас: «Хм, странно. Я никогда не слышал о Хорезме». И на то есть причина. Понимаете ли, послание, полученное шахом, было от человека по имени Чингисхан. И только через пару лет после того неудачного решения… от Хорезма ничего не осталось.
  Стоит отметить, что, насколько история может судить, предложение дружбы Чингисхана было совершенно искренним. К тому моменту великий воин достиг всех своих целей: он покорил и присоединил кочевые народы Северного Китая, а также прилегающих территорий к своей Монгольской империи в результате серии военных походов, от относительно легких до чрезвычайно кровавых. Ему все еще предстояло несколько битв на Востоке, но планов продвигаться на Запад у него не было. Ни его амбиции, ни желания не простирались далее того. Более того, вскоре ему должно было исполниться 60 лет. Дела окончены, время планировать спокойную пенсию.
  И только недавнее завоевание Каракитайского ханства, империи перемещенных китайских кочевников, находившейся примерно на месте современной Киргизии и сопротивлявшейся его правлению, привело Чингисхана на порог Хорезма и установило новую границу между монгольским и исламским миром. Как часто случается на границах, особенно нечетких, уже тогда имело место неудачное вооруженное столкновение между монгольскими войсками и хорезмцами. Это случилось тогда, когда Мухаммед II и его воины явились, чтобы дать сражение какому-то своему врагу, но застали на месте только надоедливых монголов - они оказались на месте первыми и уже обратили врага в бегство. И это было даже не в первый раз. У Чингисхана, кажется, была привычка являться первым и выигрывать войны, в которых планировал поучаствовать Мухаммед. И это, возможно, объясняет скороспелую реакцию шаха на протянутую Чингисханом после той переделки оливковую ветвь. Не исключено, что он был немного раздосадован и унижен тем, что монголы продолжали похищать его славу. (Его также должно было вывести из себя то, что они были прекрасными стратегами… но, видимо, не
вывело.) Вдобавок к тому в отношениях между Хорезмом и монголами наблюдались проблемы, вызванные необходимостью прибегать к помощи переводчиков. «Я повелитель земель восходящего солнца, а ты повелеваешь теми, где солнце садится» - так, вероятно, Чингисхан высказался об основах географии Востока и Запада и признал, что оба правителя находились (почти) на равных. Но есть и альтернативный перевод этого текста: «Я повелитель восхода, а ты - заката». И вот уже Чингисхан затмевает собой полнеба. Могло ли статься, что для правителя, страстно желающего победить в своих битвах самостоятельно, это прозвучало как: «Моя власть крепнет, а твоя - увядает, хаха»?
  В дальнейшем диалог между Мухаммедом и Чингисханом, который они вели через странствующих туда-обратно гонцов, больше напоминал пассивно-агрессивную комедию нравов. Чингисхан чувствовал себя облагодетельствованным, получая шелка от шаха («Он правда думает, что мы ничего такого не видели?»). В ответ он преподнес шаху огромный слиток золота, вероятно, пытаясь сказать, что у монголов тоже были красивые вещи, хотя они и жили в «палатках». И здесь Чингисхан повторно заявил о своем желании жить в мире: «Более всего я желаю жить с тобой в мире. Я буду обходиться с тобой, как с моим сыном». И это жутко задело Мухаммеда, которому совсем не нравилось, когда его называют «мой сын». (Кстати, будет еще смешнее, если сказать «сын мой», как осипший гангстер из лондонской подворотни.) И все же, поскольку протокол и все формальности были соблюдены (хотя мелкодушие уже проглядывало), Чингисхан был уверен, что его просьба о мирной торговле была принята. Для тех, кто не в курсе: это была бы беспроигрышная сделка для обоих. «Знаешь, моя страна - это кучка воинов и серебряный рудник, у меня нет никакого желания
присоединять новые земли, - сообщалось Мухаммеду. - Мы одинаково заинтересованы в развитии торговли между нашими землями».
  И вот Чингисхан отправил первых торговых паломников в Хорезм. Караван был подготовлен на его личные средства, его сопровождал его собственный посланник. 450 торговцев, 100 воинов, 500 верблюдов, повозки, груженные серебром, золотом и нефритом. Прежде всего они намеревались убедиться, что хорезмское эмбарго на трансграничную торговлю с Монгольской империей снято. Все с нетерпением ждали, когда это случится, особенно в пределах Хорезма. Объединение Чингисханом земель Северного Китая в теории сделало прохождение по Шелковому пути куда более легким делом, и торговцы во всем исламском мире не могли дождаться того момента, когда наконец смогут вторгнуться на китайский рынок. Но нервное отношение шаха к своим территориям пресекло такую возможность. Но вообще, когда караван торговцев и товаров вошел в северный хорезмский город Отрар в 1218 году, могло показаться, что хорошие времена вернулись.
  И вот дела пошли очень худо, совсем наперекосяк, причем для большой части мира.
  Вместо того чтобы поприветствовать пришельцев, показать, где можно припарковать верблюдов, предложить чашечку хорошего чая, Каир-хан, правитель Отрара, выбрал совсем другую стратегию. Он приказал убить их всех и взять все, что те привезли. Это была злодейская неожиданная атака, и только один человек из 550 выжил - потому что ушел в баню, когда началась резня, и спрятался там.
  Инцидент потряс мир. Это было покушением на все приличия, на гостеприимство и обычный здравый смысл. Каир-хан объяснил свой поступок тем, что, по его предположению, все те люди были шпионами, и это было абсурдное оправдание. Сами торговцы даже не были монголами - в основном мусульманами-уйгурами. Открылась новая перспектива: мусульманские торговцы в мусульманском городе на крупном торговом пути могли быть уничтожены местными властями под неуклюжим предлогом, и эта перспектива, мягко говоря, не радовала и не способствовала торговле. И абсолютно никто не мог поверить, что Каир-хан мог сотворить что-то столь вопиющее - в империи, благосостояние и престиж которой зависели от торговли, - без разрешения шаха или его прямого распоряжения.
  Если и были какие-то сомнения в том, что Мухаммед вознамерился развязать с монголами вражду, они вскоре растаяли. Невероятно, но несмотря на бойню в Отраре, Чингисхан решил дать ему второй шанс. Торговое соглашение все еще было важно для монголов (к слову, их завоевательная кампания не пошла на пользу сельскому хозяйству у них дома, а потому им приходилось кое-что покупать). И тогда Чингисхан отправил троих послов, мусульманина и двоих монголов, чтобы установить ясность в отношениях с монголами. Он требовал наказания для Каир-хана, компенсацию за их товары и возвращение к миру.
  Не подумав извиниться, шах обезглавил мусульманского посла и подпалил бороды монголов. Униженных и изуродованных посланников он отправил назад к Чингисхану. Почему? Вот правда - зачем было так поступать? Мухаммед что, действительно начал войну с Чингисханом, потому что ему не понравилось указание на закат солнца? Это возможно, и это объяснение ничуть не глупее прочих. Но в то же время стоит заметить, что паранойя Мухаммеда кое-чем отличалась от простого оскорбленного мужского достоинства. Мухаммед имел турецкие корни, в его родословной были рабы, и потому в мусульманском мире на него смотрели свысока, в том числе персидская и арабская знать в соседних государствах. Его империя была почти так же молода, как империя Чингисхана, и внутри нее не было единства. У него были сложные отношения с матерью, что никогда не бывает на руку. Кроме того, он давно конфликтовал с Ан-Насиром Лидиниллахом, халифом Багдада, которого подозревал в заговоре с монголами с целью свергнуть его. (По справедливости говоря, не исключено, что халиф и вправду был в сговоре с монголами, но это было бы контрпродуктивным шагом для
всех участников.) А неудавшаяся попытка захватить Багдад в 1217 году, когда войска Мухаммеда застряли в снегу, силясь перевалить через какую-то гору, вероятно, в очередной раз заставила его разочароваться в своей профпригодности. Более того, он мог просто недооценить угрозу, которую представлял Чингисхан. И вот вам хорошее подтверждение тому правилу, что нужно получить как можно больше информации и не принимать поспешных решений. Итак, безбородые монгольские послы направились домой, чтобы рассказать о провокации Мухаммеда, а один из посланников шаха спешил в обратном направлении, готовясь рассказать, как сильно монгольское войско. Выяснив, против кого он только что восстал, шах отреагировал - перефразируем - так: «Ой».
  Чингисхан вскарабкался на Бурхан-Халдун, гору близ места его рождения, куда он традиционно поднимался, обдумывая новую войну, и там молился три дня и три ночи. Затем он отправил третье, последнее послание Мухаммеду, и на этот раз оно было достаточно прямолинейным, чтобы не быть неверно истолкованным. «Готовься к войне, - сообщил он шаху. - Я иду на тебя с войском, которому ты не сможешь противостоять».
  Чингисхан выдвинулся на Хорезм со своей армией в 1219 году. К 1222 году государство Хорезмшахов исчезло с карты мира. Оценки очень разнятся, но вполне вероятно, что численность монголов немного превышала 100 000 человек, тогда как войско шаха было минимум в два раза больше. Более того, они сражались на знакомой местности. Неважно. Мухаммед растерял преимущество домашнего сражения, решив дождаться монголов за хорошо укрепленными городскими стенами, посчитав, что осады врагу никогда не удавались. И вообще-то они вправду им никогда не удавались, но Мухаммед не учел, что монголы схватывали на лету. Первая осада в этой войне (кстати сказать, осада Отрара) длилась несколько месяцев. Большинство последующих осад длились по несколько недель или дней. Армия монголов быстро реагировала, адаптировалась, была дисциплинированной и подчинялась здравому смыслу. Чингисхан разделил войска, чтобы атаковать с неожиданных направлений, отрезать пути для подкрепления и одновременно взять несколько целей. Они привыкли к оперативному взаимодействию и быстро меняли тактику, внедряли стратегии и вооружения тех, кого
завоевывали. И они были чрезвычайно, чрезвычайно беспощадны.
  Монголы пронеслись через Хорезм с ужасающей скоростью. Всякому городу, что они готовились взять, предлагалось сдаться, и те, что сдавались, получали сравнительно милосердное обхождение («сравнительно» подчеркнуть): разумеется, жителей лишали всего нажитого имущества, но большая часть населения оставалась в живых. Но если город не сдавался или бунтовал после, монголы вели себя бессердечно.
  Судьбу Нишапура, где родился Омар Хайям и где в битве погиб любимый зять Чингисхана, было позволено решить его скорбящей вдове: в результате все до единого жителя города (горстка искусных ремесленников не в счет) были казнены, и 17 000 их черепов были сложены в огромные пирамиды. Бойня продолжалась 10 дней, и монголы убили также всех кошек и собак в городе - просто до кучи. В Гургандже, одном из немногих городов, которому удалось удерживать осаду несколько месяцев, они вскрыли плотину на Амударье, и на людей обрушилась огромная смертоносная волна, стершая город с лица земли (и направление течения реки изменилось на несколько столетий, как упоминалось несколько глав назад). Оба этих события произошли в один и тот же месяц 1221 года, и наверное, это был один из наиболее трагических месяцев в истории.
  Чингисхан знал цену террора для пропаганды и обнаружил, что преимущественно грамотный мусульманский мир весьма ему в этом помог: он не забывал убедиться, что по империи рассылают письма, рассказывающие о его завоеваниях, поскольку так прирастала вероятность того, что следующие несколько городов сдадутся без боя. В то же время он старался уважительно относиться к религии, зачастую удостаивая более нежного обращения особенно чтимые города. Несмотря на дикость и бесчеловечность, Монгольская империя при Чингисхане была на удивление толерантной - до такой степени, что, возможно, именно там впервые в мире была гарантирована свобода вероисповедания. Это было выгодно с прагматической точки зрения, конечно: противникам было легче разглядеть выгоды поражения, если они были уверены, что эта война несвященная, и потому религиозные меньшинства превращались в потенциальных союзников. Когда пала Бухара, центр мусульманской теологии, а это случилось в начале 1220 года, Чингисхан распорядился не трогать Большую мечеть, хотя город был разрушен. Он даже посетил эту мечеть - единственный зафиксированный в источниках
случай, когда он сам вошел в покоренный город. Он был большим поклонником походных палаток и открытых пространств, его богом было вечное голубое небо, и потому он не видел особого смысла в городах - их разве что можно было захватить.
  И что же Мухаммед, чья вопиющая дипломатическая некомпетентность и была причиной всех этих бесчинств? Спрятавшись в Самарканде, городе-побратиме Бухары, шах почувствовал неладное. Бухара пала, он бежал из города и провел следующий год за тем, что с некоторым запасом можно назвать оборонительными боями, а без запаса - побегом. Чингисхан отправил на его поимку 20 000 воинов, и они преследовали шаха по всей его рушащейся империи. Им не велено было возвращаться, пока не поймают или не убьют его. Погоня привела их к берегам Каспийского моря - шах попытался укрыться на одном из островов. И на этом острове нищий, обезумевший бродяга, бывший шах, умер от пневмонии в январе 1221 года.
  Если бы Чингисхан оставил наступление, когда виновник его гнева оказался бы мертв, то имя Мухаммеда сегодня, возможно, фигурировало только в сносках внутри книг по истории. Однако он не остановил его. Разрушение Хорезма продолжилось и в 1221 году, и насилие стало еще более суровым. Чингисхан отдавал недвусмысленные приказы об уничтожении целых городов, осмеливавшихся дать ему отпор, - Нишапура, Гурганджа, Мерва и других.
  И когда Хорезмская империя сравнялась с землей, Чингисхан… продолжил поход, возможно, впечатленный тем, как легко ему все давалось. Первоначальная незаинтересованность в расширении своей империи на запад сменилась сильным желанием проверить, как много земель он сможет еще завоевать. Он уже присвоил большую часть мусульманского мира в Азии и потому двинулся в сторону Европы. Чингисхан умер в 1227 году, и его сыновья и внуки продолжили экспансию. В период расцвета Монгольская империя была самой большой из когда-либо существовавших на суше, она простиралась от Польши до Кореи.
  Через несколько поколений она раскололась, и внутри нее начались междоусобицы и фракционная борьба, как часто бывает в империях, но монгольское наследие сохранялось в некоторых местах куда дольше - вплоть до XX века. В Бухарском эмирате, которым правили прямые наследники Чингисхана вплоть до 1920 года, ханская власть окончательно пресеклась только с приходом большевиков. (В 1838 году британский солдат по имени Чарльз Стоддарт, отправленный в Бухару с дипломатической миссией - сделать эмират частью Британской империи, по иронии судьбы воспроизвел глупость Мухаммеда в микромасштабе: время от времени он позволял себе обидные замечания по адресу эмира Насруллы без объективной на то причины и за это угодил в яму с насекомыми. Там он провел несколько жутких лет, и все это время его плоть поедали насекомые, пока наконец британского посланника не казнили. Не связывайтесь с ханами.)
  Культура, история, письменные свидетельства захваченных монголами государств были полностью уничтожены, целые народы покидали родные места; сколько миллионов людей погибло от монгольского оружия, нельзя подсчитать. Но есть и светлая сторона… своего рода: объединение и стабилизация тех самых торговых путей, из-за которых и заварилась вся эта каша, привели к культурному обмену на всем континенте, что и помогло начаться Новому времени на большей части материка. Минусом было то, что люди обменивались не только культурными идеями, но и болезнями, в том числе бубонной чумой, от которой погибли еще несколько миллионно в человек.
  И все потому, что человек с нежным эго решил, что дипломатия - для неудачников и что простая просьба о торговом сотрудничестве была разновидностью подлого заговора. Ала ад-Дин Мухаммед, сын мой, ты балбес!
  Еще 4 впечатляющих провала в международных отношениях

• АТАХУАЛЬПА. Правитель инков в 1532 году совершил почти ту же ошибку, что и Монтесума, столкнувшийся с испанскими завоевателями. Но он поступил еще глупее: напился перед тем, как дать бой испанцам, и завел своих воинов в очевидную ловушку.

• ВОРТИГЕРН. Король Британии, столкнувшийся после исхода римских легионов с недостатком защитников в борьбе с пиктами, пригласил в страну саксонских наемников. И саксы вместо того, чтобы сражаться за короля, сместили его.

• ФРАНСИСКО СОЛАНО ЛОПЕС. Парагвайский лидер, которому удалось втянуть свою маленькую страну в войну с более внушительными по размеру странами - Бразилией, Аргентиной и Уругваем. По оценкам, погибла почти половина населения Парагвая.

• ТЕЛЕГРАММА ЦИММЕРМАНА. В 1917 году Германия отправила в Мексику секретную телеграмму, где предлагала вступить военный союз в том случае, если США вступят в Первую мировую войну. Мексике были обещаны Техас, Нью-Мексико и Аризона. Когда британцы перехватили ее, они поторопили США вступить-таки в войну (а Мексику это предложение вообще не интересовало).
  Глава девятая
  Чертовы технологии, чертово излучение

* * *
  ЧЕЛОВЕЧЕСТВО ХАРАКТЕРИЗУЕТ, как, кажется, я уже упоминал, тяга к открытиям, к расширению горизонтов. Именно необходимость познавать побудила NASA в 1998 году запустить в зияющую черноту космоса аппарат Mars Climate Orbiter для исследования марсианского климата. И уже через несколько месяцев штуковина вмазалась в облако космических булыжников.
  Как бы демонстрируя неотъемлемую особенность человечества делать одни и те же ошибки много раз подряд, чуть более чем через пять сотен лет после Колумба, спутавшего единицы измерения, обсчитавшегося и высадившегося в итоге подле американского континента, люди, стоявшие за запуском аппарата, спутали все в расчетах, обсчитались и получили повалившийся на поверхность Марса космический зонд.
  Следующий шаг человечества в его шествии сквозь историю - это научная революция, начавшаяся в VI веке с писем и книг, которыми обменивались философы по всей Европе. Вообще говоря, это была не столько революция, сколько введение друг друга в курс дела. По большей части европейцы заново открывали для себя знание, которое было добыто цивилизациями прошлого. Но этот процесс шел рука об руку с развитием торговли - предметом которой всегда с охотой делали новые знания и технологии, - завоеваниями и путешествиями по миру, и это соседство в следующие два столетия стало причиной того, что нам открылись до того невиданные оттенки мира. Мы не только получили научные знания, но приняли на вооружение саму идею науки - отдельную дисциплину с присущей методологией, а не разновидность мыслительного процесса.
  Скорость технологического прогресса все нарастала - до тех пор пока в городах на севере Британии в XVII и XVIII веках, куда стали привозить много дешевого хлопка с американских плантаций, не назрела новая революция. На этой раз она затронула методы производства: машины позволили наладить массовое производство, и эта тенденция распространится по миру, навсегда изменит наши города, среду, экономики и позволит нам заказать электрическую ванночку для ног на Amazon в три часа ночи, будучи пьяным.
  На заре века науки, технологий и промышленности мы получили возможности, о которых наши предки не смели и мечтать. Однако к несчастью, они также предоставили нам столько шансов опростоволоситься, сколько у нас никогда не бывало. Когда Колумб запутался в цифрах, он по крайней мере обречен был сделать все свои ошибки на поверхности земли. Теперь же, как показывает история аппарата Mars Climate Orbiter, мы научились косячить и в космосе.
  Ошибка в расчетах, выполненных для аппарата, начала проявляться только через несколько месяцев после начала миссии, когда операторы на Земле попытались внести небольшие изменения в траекторию его полета, чтобы тот не отклонялся от курса, но все поправки возымели совсем не то действие, которого ожидали. Но как далеко это все зашло, стало очевидно только тогда, когда аппарат приблизился к Марсу и попытался занять орбиту вокруг него. Контакт с Землей был утерян сразу же.
  В результате расследования стало ясно, что произошло. Orbiter использовал стандартную метрическую единицу - ньютон - для измерения импульса (меры механического движения тела). Между тем программное обеспечение компьютеров на Земле, поставленных подрядчиком, опиралось на британскую единицу измерения фунт-силу. Каждый раз, когда они добавляли мощности двигателям аппарата, эффект в более чем в раза превышал ожидания, а потому Mars Orbiter оказался почти на 150 километров ближе к поверхности Марса, чем предполагалось. Когда он попытался выйти на орбиту, то сильно ударился об атмосферу, и в результате техническое чудо стоимостью 327 миллионов долларов в одно мгновение развалилось на куски.
  Наверное, это было унизительно для NASA, но не исключено, что им удалось утешиться тем фактом, что то был далеко не единственный глупый прокол в области науки и технологий. Другой пример относится к эпохе космической гонки, но не имеет к ней никакого отношения: ученые на всей территории США обнаружили, что участвуют в соревнованиях другого рода в 1969 году, - наперегонки с советскими коллегами они силились познать тайны революционной находки, совершенно новой формы воды.
  Это было на пике холодной войны, и эта всепоглощающая идеологическая показуха сказывалась не только на геополитических маневрах, на стратегии ядерного противостояния и структуре теневого шпионского мира. Она также стала причиной состязания между учеными-коммунистами и учеными-капиталистами, натужно демонстрировавшими потенциал науки и инженерии. Новые открытия и технологические прорывы сменяли друг друга с такой скоростью, что становилось дурно, и над всем эти довлел страх остаться далеко позади конкурентов. В июле того года человек совершил прогулку по поверхности Луны - туда его послало американское правительство, ошарашенное чередой советских достижений, перевернувших страницу в освоении космоса. И на фоне этих грандиозных, достойных увековечения на киноленте событий обнаружение новой формы воды казалось не более чем морщинкой на ткани истории. Впервые на нее указал Николай Федякин в 1961 году, он работал в провинциальной костромской лаборатории вдали от главных научных центров СССР. Но потенциальную важность этого открытия осознали только тогда, когда его работа была замечена Борисом Дерягиным
из Института физической химии в Москве. И все же за пределами Советского Союза открытие интереса не вызвало. И только в 1966 году, когда Дерягин выступил с докладом о своих находках на конференции в Англии, международное сообщество выпрямилось в креслах и стало записывать. Гонка началась.
  Вода с новыми свойствами, или поливода, как ее называют теперь (тогда для ее обозначения использовались также термины «аномальная вода» или «модифицированная вода»), обнаруживала замечательные свойства. Федякин и Дерягин установили, что процесс конденсации и пропускания обычной воды через ультратонкие капилляры из чистейшего кварца каким-то образом заставлял ее радикально менять структуру - и химические свойства. Поливода замерзала не при 0?C, а при -40?C. Кипела он также при зашкаливающей температуре минимум 150?C, а может, и все 650?C. Она была более вязкой, чем простая вода, - может, и не жидкость вовсе, - более густой и маслянистой. Согласно некоторым описаниям она напоминала вазелин. Нож оставлял на ней след.
  Сначала английские, а после американские ученые взялись повторить работу советских противников. И это было сложно, поскольку необходимые для эксперимента капилляры производили небольшими партиями: некоторые лаборатории не могли повторить технику вовсе, а другие вырвались вперед, сумев произвести невероятное количество аномальной воды. И именно в одной из таких американских лабораторий случилась следующая революция: было синтезировано достаточное количество поливоды, чтобы провести спектральный анализ в инфракрасном диапазоне. Его результаты были опубликованы в престижном журнале Science в июне 1969 года, за месяц до того, как Армстронг прогулялся по Луне. И со времени выхода этой статьи ученые взялись исследовать вещество наперегонки. В ней было не только подтверждение радикально отличающихся свойств этой жидкости в сравнении с обычной водой, а еще и обоснования того: результаты указывали на то, что это была полимерная версия простой воды, то есть отдельные молекулы H^2^O соединялись в крупные решетки, что делало вещество более стабильным. И так аномальная вода получила имя поливода.
  В декабре 1969 года в журнале Popular Science писали, что открытие «поливоды перевернет основы химии». Там также содержались пространные рассуждения о ее возможном применении в системах охлаждения, в качестве смазки для двигателей или в ядерных реакторах. Она объясняла много природных феноменов: поливода была обнаружена в глине, и именно благодаря ей глина сохраняла пастообразную консистенцию до обжига при высокой температуре, нейтрализующей эту воду. Поливода могла растолковать некоторые погодные явления, если небольшие ее количества участвовали в образовании облаков. И она совершенно точно содержалась в теле человека.
  Это открытие наверняка привело бы к созданию нового раздела химии, поскольку многие лаборатории отчитались о получении других полимеризованных версий базовых химических жидкостей: полиметанола, полиацетона. От этой затеи даже повеяло опасностью: некоторые опасались, что она может получить применение в военной отрасли и даже стать основой для нового оружия: ее структура предполагала, что она находится на более низком энергетическом уровне, чем простая вода, а это давало основания предполагать, что взаимодействие поливоды и воды может вызвать цепную реакцию, провоцирующую перестройку простой воды и ее превращение в полимер. Всего капля поливоды, попавшая в стратегический водоем или реку, как следовало из теории, могла постепенно изменить все водную массу, обратив ее в сироп. Так можно было лишить водных запасов целую страну.
  По тревоге издания Science поднялось американское правительство. Агенты ФБР допросили всех исследователей, задействованных в разработках: им нужно было заполучить в свои руки все данные о революционных открытиях. О поливоде нервно писали все СМИ, от New York Times до мелких местечковых газеток: США отставали от русских? Изучение поливоды стало приоритетом, на него выделили средства. Сотни научных работ на эту тему были опубликованы только в 1970 году. «Хорошие новости, - с облегчением рапортовал The Wall Street Journal в 1969 году, когда был освоен первый бюджет, - США, похоже, наверстало отставание в области поливоды, и Петагон субсидирует усилия по разработке более совершенных поливодных технологий, чем советские».
  Наверное, вы уже догадались, правда? Вы уже довольно давно читаете эту книгу, и вам должно быть совершенно очевидно, что история о поливоде закончилась не научным триумфом - все хлопают друг друга по плечу, каждому второму выдают Нобелевские премии. Но только в начале 1970-х годов, после многолетних исследований в лучших лабораториях и под руководством талантливейших ученых со всех континентов на свет вышла правда: никакой поливоды не существует. Нет ее. То, что открыли Федякин и Дерягин и что исследователи со всего мира пытались получить много лет, дотошно исследовали и воспроизводили, было субстанцией, которую с наибольшей точностью описывает словосочетание «грязная вода». За всеми чудесными свойствами поливоды, как оказалось, стояли обычные примеси, которые прокрались на стерильное оборудование. Один скептически настроенный американский ученый, Дэнис Руссо, сумел повторить результаты спектрального анализа поливоды почти с ювелирной точностью при помощи нескольких капель собственного пота, выжатых из футболки после гандбольного матча. И контроль над этой загадочной жидкостью сверхдержавы
стремились заполучить в разгар холодной войны. Пот. Очень неловко.
  Нельзя сказать, что не были слышны голоса других скептиков: многие ученые подозревали, что научные основания «открытия» неудовлетворительны. Один из них даже заявил, что он бросит занятия химией, если окажется, что поливода и вправду существует. Но часто бывает тяжело опровергнуть что-то, во первых, потому что в глубине души всегда сидел страх - вдруг твоя поливода не делает того, что положено поливоде, по той простой причине, что ты сделал неправильную поливоду. Получить хоть сколько-нибудь значительное количество поливоды было сложно, и более того, в нервозной атмосфере холодной войны занятые передовой наукой ученые с нескольких континентов видели то, что им велено было видеть, и весьма преувеличивали неясные или противоречивые результаты экспериментов. Вся эта научная передряга была следствием навязывания точки зрения.
  Прежде чем все признали, что вся возня с поливодой была ошибкой, прошли годы - годы с момента первых научных статей, отрицающих существование поливоды (в том числе в журнале Science в 1970 году). Эллисон Тейлор, один из скептиков, поучаствовавший в окончательном разоблачении поливоды, в 1971 году писал в журнале национальной лаборатории Оак-Ридж: «[Мы] с самого начала знали, что они неправы, и я полагаю, что многие, кто не принимал в этом участия, знали тоже, но никто из главных протагонистов не подал виду, что признает эту точку зрения». Popular Science в июне 1973 года даже опубликовала статью под заголовком «Как вырастить собственную поливоду» и подзаголовком «Некоторые эксперты уверяют, что этого вещества не существует. Но есть способ добыть ее в количестве, достаточном для ваших личных экспериментов».
  Это было далеко не первое происшествие подобного рода. Разумеется, на заре науки (еще до того, как изобрели само слово «наука») было полно популярных теорий, которые оказались совершенно неверными. В XVIII веке говорили о флогистоне, таинственной субстанции, содержащейся во всем, что может гореть, и высвобождаемой во время горения. В XIX веке был светоносный эфир, невидимая, пронизывающая Вселенную сущность, проводящая свет. Однако эти глупости имеют одно важное отличие: это были попытки объяснить что-то, чего не могла объяснить наука того времени. И примерно так и работает научное знание.
  История науки - относительно приличное повествование по одной причине - наука (по крайней мере в теории) начинается с разумного, но обесценивающего себя же предположения, что большая часть наших представлений об устройстве мира окажется ложной. И научные методы нужны, чтобы спрямить тропинку к истине, найти верное решение, и это происходит постепенно, то есть со временем мы оказываемся все менее и менее неправы. Итак, у вас есть идея о том, как все устроено; чтобы проверить, если у нее право на существование, вы стараетесь отыскать то, что в ней может быть не так. Если вам не удается доказать, что вы неправы, вы делаете еще попытку или делаете попытку вверх ногами. И через некоторое время вы сообщаете миру, что вам не удалось доказать свою неправоту, после чего все остальные стараются доказать, что вы заблуждаетесь. Если ни у кого из окружающих это тоже не получится, медленно они начнут свыкаться с мыслью, что вы можете оказаться правы или по крайней мере чуть менее неправы, чем выразители альтернативных точек зрения.
  Конечно, в реальности все происходит немного не так. Ученые похожи на остальных людей: они тоже исходят из той опасной предпосылки, что их взгляд на мир - правильный, игнорируя всех, кто с этим спорит. А потому все инструменты науки - рецензирование, повторение экспериментов и прочее - нужны как раз для того, чтобы пресечь это безобразие. Но это не слишком эффективная «защита от дурака», потому что групповое мышление, мода, политическое давление и идеологические шоры тоже встречаются в жизни ученых.
  Вот так можно получить критическую массу ученых из разных научных институтов разных стран, которые убеждают себя, что видят одну и ту же воображаемую субстанцию. И сага о поливоде - не единственный такой случай: за шесть десятилетий до того научный мир потрясло открытие совершенного нового вида излучения. Эти замечательные лучи (которые оказались мифическими) назвали Н-лучами. Они были «обнаружены» во Франции и имя свое получили по городу Нанси, где работал Рене Блондло, обладатель многих почетных званий и наград, признанный физик-экспериментатор большого таланта и усердия. Это было в 1903 году, менее чем через 10 лет после открытия рентгеновских лучей (X-лучей), которое «запустило волну» через эту научную область, и потому люди с понятным трепетом ожидали, что могут быть открыты и новые виды излучения - там, здесь и повсюду. Более того, как и в случае с поливодой, речь шла о международном соперничестве. Рентгеновское излучение было открыто в Германии, но французам также хотелось урвать немного научной славы.
  Блондло впервые обнаружил Н-лучи случайно. По правде говоря, он занимался исследованием рентгеновских лучей. Оборудование для его экспериментов порождало искру, которая становилась ярче при прохождении рентгеновских лучей, и ни с того ни с сего он заметил вспышку, которая не могла быть вызвана никакими лучами в тот момент времени. Он копал глубже, собирал новые данные и весной 1903 года объявил о своем открытии в журнале Французской академии наук. И довольно быстро значительная часть представителей научного мира помешалась на Н-лучах… В следующие несколько лет более 120 ученых опубликовали более 300 работ о необычайных свойствах новых лучей (сам Блондло написал 26 из них). А Н-лучи и вправду демонстрировали интригующие качества. Их испускали пламя определенного вида, раскаленное железо и Солнце. Как установил коллега Блондло, Августин Шарпентье, их испускали также живые существа и ткани: лягушки и кролики, человеческий мозг и бисепцы. Н-лучи могли проходить сквозь металлы и дерево, могли передаваться на расстояние по медному проводу, но не могли преодолевать преграду в виде воды и каменной соли. Их
можно было сохранять в кирпичах. К несчастью, не всем столь же успешно удавалось воспроизводить и наблюдать Н-лучи. Некоторые другие именитые ученые так и не смогли убедиться в их существовании, хотя Блондло очень любезно делился своими методами. Возможно, потому что их было чрезвычайно сложно обнаружить: к тому моменту Блондло стал выявлять их при помощи не искры, а фосфоресцирующего листа, который демонстрировал мягкое свечение под воздействием Н-лучей. Проблема была в том, что перемена в свечении этого листа была столь неприметна, что уловить ее можно было лишь в совершенно темном помещении и только по прошествии 30 минут, которые требовались на темновую адаптацию глаз экспериментаторов. Да, и лучше всего было заметно, если смотреть на лист не прямо, а искоса. И все потому, что ни одна пара глаз не станет шутить с хозяином шутки, если он просидел в темной комнате полчаса, искоса глядя на слабое свечение.
  Скептики, не признававшие Н-лучи - а таких было много, - не могли не заметить одну красноречивую особенность помешательства на новом виде излучения: вообще все ученые, которым удалось зафиксировать Н-лучи, были французами. Имелась пара исключений в Англии и Ирландии, но в Германии или США узреть лучи никому не удалось. И этот факт стал порождать не только скептицизм, но и явное раздражение. Так, Французская академия наук выделила работу Блондло одной из наиболее престижных наград во французском ученом мире. И вслед за этим событием немецкий кайзер приказал Генриху Рубенсу, одному из ведущих специалистов по излучению, воспроизвести эксперимент Блондло, на что тот убил две недели, но вынужден был униженно отступить.
  Все это сподвигло Роберта Вуда, американского физика, навестить Блондло в его лаборатории в Нанси во время визита в Европу по случаю научной конференции. Блондло был рад поприветствовать Вуда и продемонстрировать ему свои последние открытия, но у Вуда был немного другой план. Одним из наиболее странных свойств загадочных лучей было то, что они, подобно тому, как свет преломляется, проходя через стеклянную призму, преломлялись, проходя через алюминиевую призму, - в результате на листе возникал своеобразный узор. Блондло с удовольствием продемонстрировал это Вуду, зачитывая вслух результаты расчетов для распределения элементов спектра. Вуд затем спросил его, не согласится ли он повторить эксперимент, и Блондло тут же согласился. Вуд же выступил суровым надзирателем от науки или, говоря другими словами, разыграл Блондло. В темноте, пока Блондло не видел, он просто-напросто сунул призму в карман. Не подозревая, что его экспериментальная конструкция лишилась важнейшего компонента, Блондло продолжил фиксировать длины волн спектра, которого не могло там быть.
  Вуд подытожил свои наблюдения в обходительно-разоблачительном письме в журнал Nature осенью 1904 года: «Проведя три часа или более за наблюдением разнообразных экспериментов, я не только неспособен сообщить о каком-либо свидетельстве, подтверждающем существование лучей, но и твердо убежден, что те немногие опыты, что дали положительные результаты, были в той или иной мере заблуждением». После этого интерес к Н-лучам сошел на нет, хотя Блондло и несколько других уверовавших не поддались общественным настроениям, не оставляя попыток доказать, что все это время они изучали отнюдь не мираж.
  Истории о поливоде и Н-лучах должны насторожить нас всех: даже ученые попадают в те же ловушки, что и мы все. Но это также истории о том, как наука… работает, да. Хотя в ретроспективе ажиотаж вокруг обоих открытий, мягко говоря, не сделал чести некоторому количеству профессионалов высокого класса, ни одно из увлечений не продлилось более нескольких лет - скепсис и жажда надежных доказательств взяли верх. Так держать.
  Однако эти примеры относительно безобидны, а ведь имело место огромное множество ложных открытий, которые не просто подмочили репутацию парочке ученых. Например, построения Френсиса Гальтона.
  Несомненно, Гальтон был гением и полиматом, но также и странноватым типом, жуткие идеи которого привели к ужасным последствиям. Он приходился Чарльзу Дарвину двоюродным братом и добился значительных успехов во многих дисциплинах: он был пионером научной статистики и ввел понятие корреляции, его работы в столь далеко отстоящих друг от друга областях, как метеорология и криминалистика, все еще актуальны - мы все так же составляем карты погоды и идентифицируем людей по отпечаткам пальцев.
  Он был помешан на измерении всего подряд и применении научных критериев ко всему, что попадало ему под руку: среди писем, опубликованных в журнале Nature, есть одно, в котором оценивается число мазков на картине (тогда ему как раз жутко надоело позировать для портрета), и еще одно от 1906 года, озаглавленное «Разрезание круглого пирога согласно научным принципам» (в двух словах: не отрезайте бортики - лучше всего прямые надрезы, проходящие через центр, чтобы после можно было соединить части и не дать им зачерстветь).
  Но его увлечение завело его дальше английских застольных хитростей. Ради одного из наиболее одиозных своих расследований Гальтон кружил по городам и городишкам Британии, чтобы после показать на карте, в каких районах женщины наиболее привлекательны. Он садился в неком общественном месте и прятал в кармане маленьких прибор, который он сам называл дыроколом. Это был наперсток с иголкой, которой он прокалывал дырки на размеченном листке бумаги - так он фиксировал свое мнение на счет сексуальной привлекательности всякой проходившей мимо женщины. Конечным продуктом его трудов стала национальная карта красоты, во многом похожая на его погодную карту, согласно которой женщины Лондона были наиболее симпатичными, а женщины Абердина - наименее. Во всяком случае с точки зрения статистика-извращенца, делавшего пометки о годности прохожих при помощи иголки в своем кармане, а такое мнение, согласитесь, не самое объективное.
  И то же самое сочетание качеств - потребность измерять человеческие особенности и полное безразличие к человеческой сущности тех, кого он измерял, - помогло Гальтону внести свою печальную лепту в мировую науку. Я о его изобретении евгеники. Он твердо верил, что гениальность наследуется и что успех человека в жизни обусловлен его внутренней природой, а не благоприятным стечением обстоятельств. И потому он верил, что браки между людьми, «породу» которых стоит продолжать, должны поощряться, возможно, даже материально, чтобы улучшить качество человеческой массы; линии же нежелательных личностей, например слабоумных или нищих, нужно пресекать.
  В первой трети XX века евгеника стала популярна по всему миру, и на Гальтона (жизнь его уже близилась к концу) смотрели как на героя. 31 американский штат принял закон о стерилизации: к тому времени - в 1960-х годах, - когда последний из штатов отменил его, более 60 000 человек в психиатрических лечебницах США были насильно стерилизованы, причем большинство из них были женщинами. Сходное число людей были стерилизованы в Швеции, правительство которой боролось за «этническую гигиену», и только в 1976 году меру наконец запретили. И конечно, Германия нацистов… Но вы и сами знаете, что там произошло. И сомневаться не приходится, что Гальтон был бы в ужасе, если бы прожил достаточно, чтобы узнать, что творят во имя «науки», которую он основал. Впрочем, это не делает его идеи ни на грамм менее безумными.
  Но был ведь еще Трофим Лысенко, советский агроном, до безобразия плохие предложения которого стали причиной голода и в СССР (см. главу 3), и в Китае. В отличие от Гальтона Лысенко не отметился никакими положительными научными достижениями, которые могли бы сгладить впечатление о нем. Он просто был совершенно неправ. У Лысенко была довольно заурядная родословная, но он быстро продвигался по карьерной лестнице благодаря тому, что однажды отрапортовал о разработке «яровизации» семян, которая позволяла получать более ранние и устойчивые к холоду культуры. В конце концов он стал любимчиком Сталина, и это помогло ему в насаждении своих бредовых идей среди прочих разумных членов советского научного сообщества.
  Да, эти идеи не были верными. Даже близко. Однако они подходил под идеологические предрассудки начальников Лысенко. Несмотря на то, что генетика как наука уже вполне сформировалась к 1930-м годам, Лысенко полностью проигнорировал ее и даже отрицал, что гены вообще существуют, потому что проповедовал индивидуалистический взгляд на мир. Генетика предполагала, что реакции организма стабильны и неизменны, тогда как Лысенко утверждал, что, изменив среду, можно улучшить организм и что эти изменения унаследует потомство. Если среда будет правильной, одни культуры могут даже обращаться в другие - так он учил. Семена зерновых следовало, согласно его наставлениям, высаживать ближе друг к другу, поскольку растения одного «класса» не станут бороться за ресурсы. Все это было чушью. Более того, это было совершенно очевидно: все попытки применить эти наставления на практике заканчивались потерей урожая. Но это не остановило Лысенко: он нисколько не потерял в политическом весе и продолжил борьбу со своими научными оппонентами - тысячи советских биологов были уволены, оказались в тюрьмах или были убиты, и все
потому, что отказались предать генетику и смириться с лысенковщиной. И только в 1964 году, когда Хрущев отошел от власти, шарлатан Лысенко также был смещен со всех постов. Его след в истории - миллионы смертей и отставание советской генетики на десятки лет.
  Ошибки Лысенко были поддержаны коммунистами, а следующий случай - исключительно капиталистический. Это история о человеке, который сумел совершить не одну, а целых две наиболее чудовищных ошибки в истории науки, и это за какие-то десять лет.
  ОНИ ЗАПУТАЛИСЬ
  В 1944 году инженер, химик, гений и изобретатель Томас Миджли-младший, открытия которого во многом поспособствовали формированию современного мира, умер в возрасте 55 лет в своей постели. Такая смерть может показаться довольно мирной, но только не в этом случае. Несколько лет назад после обострения полиомелита его парализовало ниже пояса, и Миджли не мог смириться с унижением, которое означала бы посторонняя помощь в перемещении из постели и назад, а потому и здесь он нашел применение своему таланту изобретателя. Миджли создал сложную систему рычагов, чтобы справляться с этим самостоятельно. И все это весьма славно функционировало вплоть до того дня в ноябре: что-то пошло не так, и его нашли задушенным веревками его же механизма. Есть горькая ирония в том, как он умер, но Томас Миджли упоминается в этой книге по другой причине. Он упоминается здесь, потому что - и в это сложно поверить - тот факт, что его убило его собственное изобретение, не дотягивает до уровня двух других катастрофических просчетов в его жизни. Вообще говоря, какой меркой ни измерь, его следует считать одним из самых
незадачливых людей.
  Томас Миджли-младший (1889 -1944) был тихим, умным человеком, который провел большую часть своей жизни в Колумбусе, штат Огайо. Он был из семьи изобретателей и не получил систематического химического образования, но решение сложных задач из самых разных областей было его коньком: он умел всецело анализировать явления, а с другой стороны, имел привычку наугад, но бесперебойно предлагать разгадки, пока какая-нибудь наконец не подходила. В 1910-х и 1920-х годах он занимался «взрывами» в автомобильных моторах - распространенной проблемой того времени: двигатели тряслись и дергались, особенно когда натужно работали. И это не только портило впечатление об автомобилях того времени, но и плохо влияло на расход топлива - тогда все были весьма обеспокоены тем, что мировые запасы нефти иссякнут в ближайшее время. Миджли и его начальник Чарльз Кеттеринг подозревали, что причиной щелчков было то, что двигатель использовал горение неравномерно, а не какой-либо еще фундаментальный недостаток конструкции. Так, они задались целью отыскать присадку, которая свела бы этот эффект на нет. Вначале - и это практически
невозможно объяснить с точки зрения здравого смысла - они решили, что «красный цвет» решит проблему. Миджли попытался отыскать красный краситель, но в лаборатории его не нашлось. Однако он выяснил, что йод имеет красноватый цвет и хорошо растворяется в автомобильном топливе. Ну, и он воскликнул: «Вот же черт!» - залил галлон йода в бензин и закачал все это в автомобиль.
  Это сработало.
  Это было глупое стечение обстоятельств, но эти двое зацепились за него, посчитав доказательством того, что они были на верном пути. Йод сам по себе был не вполне рабочим решением: он был слишком дорог, и слишком сложно было произвести его в том количестве, какое им понадобилось бы. Но и того было достаточно, чтобы они решительно продолжили работу. За несколько последовавших лет они перепробовали от 144 до 33 000 различных компонентов - цифра зависит от того, откровениям какой корпорации вы верите. Утверждение может показаться неточным, но есть веская причина тому, почему компании, финансировавшие их работу, имели весьма туманное представление о процессе исследований.
  Причина в том, что вещество, на котором они в конце концов остановились, было свинцом (точнее, жидкое соединение тетраэтилсвинец, или ТЭС). А свинец - это смертельный яд. Среди прочего он вызывает повышение кровяного давления, проблемы с почками, пагубно влияет на формирование плода и может быть причиной повреждения мозга. Особенно небезопасен свинец для детей.
  Эту историю о Миджли обычно приводят как пример истории о непреднамеренном вреде… Но вообще-то нет. Если, конечно, отравление целых поколений по всему миру не было его целью. Но ведь никто из производителей или популяризаторов этилированного бензина еще ни разу не всплеснул руками и не воскликнул: «Ой, какая жуткая неожиданность!» Тот факт, что свинец был ядовит, не был открытием - все знали об этом уже которую тысячу лет. Еще до того, как первый газовый насос начал поставлять новое, не взрывающееся топливо в начале 1923 года, медики предупреждали, что это была ужасная, отвратительная идея. Уильям Кларк из Национальной службы здоровья США составил обращение, в котором писал, что использование тетраэтилсвинца представляет «серьезную угрозу здоровью нации», и предсказал (совершенно точно) высокую вероятность того, что «на оживленных магистралях оксид свинца будет оставаться в нижних слоях атмосферы». Ведущий токсиколог в 1924 году выступил с еще более удручающим прогнозом: по его мнению, «отравление свинцом будет насаждаться с таким тщанием, что этилированный бензин станут использовать по всему миру…
и только после общество и правительства осознают, что произошло».
  Самое удивительное в том, что свинец был не единственным решением проблемы. За несколько лет, что минули с революционного открытия действия йода, команда Миджли сообщала о миллионе других эффективных присадок. Одна из них была гениальна по своей простоте - этанол. Это простой спирт мог служить топливом сам по себе, и он годился для обеззараживания кожных ран и очистки ран душевных. Он также помогал справиться со щелчками в моторах, причем производство больших объемов было бы дешевым и незатруднительным. По правде говоря, многие годы команда Миджли продвигала этанол как наилучшее решение проблемы раннего автомобилестроения. Так почему же они оставили эту идею и стали напирать на применение свинца, хотя всем было известно, что он ядовит как черт знает что? Вы удивитесь - причина была в деньгах.
  Недостатком этанола было то, что его производство было слишком дешевым и слишком простым. А самое страшное - на него нельзя было оформить патент. В 1918 году компанию Чарльза Кеттеринга Delco купил автомобильный гигант General Motors, и потому на исследователей серьезно давили - они должны были приносить прибыль, а не латать дыры в бюджете время от времени. Получить этанол так просто, что кто угодно может сделать это дома, а потому обратить его в источник стабильного дохода не представлялось возможным. Поэтому они сделали ставку на свинец.
  Если вы вдруг подумали, что Томас Миджли был несчастным изобретателем, труд которого нагло эксплуатировали гадкие плутократы, скажу - не-а. В действительности он предложил использовать свинец и настаивал на этом впоследствии. Он даже подсчитал, что они смогут брать по три цента с каждого галлона этилированного бензина и захватят 20 % топливного рынка, если запустят агрессивную рекламную кампанию. Как и во многих других вещах, в этом он ошибался, поскольку категорически недооценивал последствия своей работы, а они проявились в полной мере чуть более чем через десятилетие: тетраэтисвинец под торговой маркой Ethyl («Этил»), которая ровном счетом никак не намекала на присутствие свинца, захватила 80 % американского рынка.
  И все это время Миджли и General Motors настаивали на полной безопасности продукта, несмотря на обилие так называемых тревожных звонков. Набатных колоколов, подсвеченных кислотным неоном. Например, в 1923 году, когда «этил» впервые поступил в продажу, самому Миджли пришлось взять месячный отпуск на работе из-за дурного самочувствия, вызванного свинцовыми испарениями. Кроме того, рабочие на заводах, производивших топливо, умирали. Пятеро рабочих умерли от отравления свинцом на заводе «Бэйвей» в Нью-Джерси, еще 35 попали в больницу, причем многие из них сошли с ума из-за действия свинца на нервную систему. В одном медицинском протоколе сообщалось: «У пациента возникает суровая маниакальность - он кричит, прыгает с кровати, портит мебель и ведет себя так, будто у него белая горячка». Шестеро рабочих химического завода в Дипуотер, Нью-Джерси, умерли. Среди их коллег были распространены галлюцинации, вызванные парами свинца, за что предприятие прозвали Домом бабочек. Смерти рабочих привлекли внимание New York Times, и материал об этом вышел на первой полосе. Из-за проблем в общественной сфере продажи
«этила» приостановили, и главный врач США спешно сформировал комиссию, должную сделать вывод о безопасности топлива.
  А после, совершив примечательный корпоративный кульбит, который станет образцом для целой череды подобных картельных уверток XX века, компании, стоявшие за гигантом Ethyl Gasoline Corporation - General Motors, Standard Oil и гиппопотам химической промышленности DuPont, - сумели обратить кризис в отношениях с общественностью в преимущество. Это был классический пример ситуации, когда ответственные люди отвечали совершенно не на тот вопрос. Люди были так обеспокоены смертями на стадии производства, что в конечном итоге американский главврач выступил с вердиктом только по этой проблеме. Комиссия, которую вполне убедили обещания компаний принять дополнительные меры безопасности на фабриках - как в своих показаниях заявил Миджли, ТЭС «был не столько опасным ядом, сколько коварным», - постановила не запрещать производство «этила». Но совершенно без внимания оставили куда боле «жирный» вопрос о том, что широкая публика дышала парами свинца: по давней традиции это стало поводом для будущих исследований. Решение комиссии было подано народу и политикам так, что создавалось впечатление, будто этилированный
бензин полезен для здоровья, а все его «грехи» забыты и прощены.
  Если вдруг вам интересно, что за «будущие исследования» такие, сообщаю, что на протяжении следующих 40 лет почти все они финансировались компаниями, производившими этилированный бензин, или даже проводились их сотрудниками. И - вы удивитесь - результаты были непоследовательными! А все потому, что все производители ядовитого топлива хотели показать, что единого мнения не существовало, а потому было бы очень неправильно и очень плохо прекратить производство этого прекрасного бензина, который поспособствовал «сбыче» такого количества «мечт». И когда в вопросе об этилированном бензине воцарилась отрепетированная ясность, все границы растаяли. Благодаря ему не только прекратили «чихать» моторы, но и появилось целое поколение качественно новых двигателей, более мощных, что превратило автомобиль из практичного, но неуклюжего драндулета в быстрый, нарядный и блестящий предмет вожделения. Агрессивная рекламная компания давила на страх остаться на руках с нерасторопной гадкой машиной, заправленной обычным бензином. Топливо конкурентов, в том числе тех, что использовали этанол, за который на протяжении многих
лет высказывалась команда Миджли, становилось предметом насмешек и считалось товаром второго сорта. Когда за здоровье людей забеспокоились в других странах, где начали использовать этилированный бензин, со страхами вполне эффективно боролись («Американцы сказали, что он нормальный»). Главный врач Хью Камминг даже поддерживал связи с его коллегами за океаном и неизменно сообщал, как новый бензин безопасен.
  Этилированный бензин стал стандартным видом топлива по всему миру: на его стороне были до жути корявые научные исследования и тот факт, что мощная машина - это модно и что она позволяет уехать дальше. Благодаря прогрессу в технологии добычи нефти ожидаемая нехватка топлива, которая и была главной причиной работы над бензиновыми присадками, так и не стала реальностью. И потому польза от свинца сводилась к тому, что человечество научилось производить более производительные машины. Эпоха автомобилей как раз наступила, и все больше людей на планете получили возможность дышать испарениями свинца.
  Проблема свинца в том, что он не распадается. Некоторые токсины со временем становятся мене опасными, а свинец накапливается - в воздухе, почвах, в теле человека, животных и растений. В отчете британской Королевской комиссии по загрязнению окружающей среды за 1983 год сообщалось: «Весьма сомнительно, что какая-либо часть земной поверхности не была загрязнена антропогенным свинцом». Дети оказались под особой угрозой, поскольку их тела накапливали в пять раз больше свинца, чем тела взрослых. По некоторым оценкам, только в США между 1920-ми и 1970-ми годами уровень свинца в крови 70 миллионов детей был запредельным. Последствия отравления тяжки. По подсчетам Всемирной организации здравоохранения ежегодно в мире сотни тысяч людей умирают от болезней, связанных с отравлением свинцом, например болезней сердца. Отравление влияет не только на физическое здоровье: свинец также блокирует неврологическое развитие детей - из-за него снижается уровень интеллекта в затронутых сообществах, более 12 % заболеваний, связанных с интеллектуальным развитием, вызваны, как считают, свинцом. Он также становился причиной
поведенческих отклонений, например антисоциального поведения, и это дает основание предполагать одно из самых ужасающих последствий деятельности Томаса Миджли-младшего. Важно подчеркнуть, что на настоящий момент это лишь неподтвержденная гипотеза, но множество исследователей указывают на то, что резкое увеличение числа уголовных преступлений, фиксируемое по всему миру в послевоенные годы, хорошо коррелирует с темпами увеличения свинцовых выбросов. Уровень преступности, который дал жизнь множеству культурных предрассудков - одичавшие подростки, города после апокалипсиса, жуткого вида сверххищники и вся эта муть из 1990-х, - это, по сути, историческая аномалия, глобальный сбой, который сложно объяснить и который, я надеюсь, теперь уже в прошлом. И вот, в стране за страной вне зависимости от социальных или политических особенностей уровень преступности вдруг зашкаливал через пару десятилетий после того, как там появлялся этилированный бензин. Другими словами, когда дети, подвергшиеся влиянию большого объема свинецсодержащих выхлопов, достигали юношеского возраста. И эта корреляция работает даже задом
наперед: в последние несколько десятилетий по всему миру наблюдается значительное падение уровня преступности, и это опять-таки не зависит от социальной политики государства. И этот эффект, как представляется, фиксируется примерно через 20 лет после того, как каждая отдельная страна запретила свинцовые присадки. Это наблюдали раньше в тех странах, что запретили тетраэтисвинец раньше других; спад преступности был более стремительным там, где ТЭС вывели из обращения довольно резко, а не постепенно снижали его долю на рынке.
  Повторюсь, корреляция - это совсем не обвинение, на данный момент это вообще не более чем домысел, подтвержденный некоторыми косвенными доказательствами. Из-за этических соображений, которые неизбежно возникнут, если вы попытаетесь накачать кучу детей свинцом, а после станете ходить вокруг них, чтобы посмотреть, сколько преступлений они совершат через 20 лет, этого, быть может, никогда не удастся доказать ни так, ни иначе. И вот что мы имеем: миллионы смертей, яд в каждом уголке нашей планеты, знание о том, что яд содержался в крови многих поколений детей и влиял на их интеллектуальные способности (и к слову сказать, это те самые поколения, которые были в ответе за СУДЬБУ ЦЕЛОЙ ПЛАНЕТЫ ПОСЛЕДНИЕ 40 ЛЕТ), вероятность того, что мы могли стать причиной волны преступности, которая полностью изменила наши взгляды на общество, и все это просто потому, что… Томас Миджли хотел выручить с каждого галлона на три цента больше. Что ж, это затянувшаяся и очень невеселая шутка.
  Сам же Миджли и не думал почивать на лаврах, когда изобрел этилированный бензин. Он любил изобретать и вскоре занял себя другими инженерными заботами - ему предстояло совершить еще одну катастрофическую ошибку.
  Эксперименты ради поиска более совершенного бензина продолжались годами, новое же открытие не заставило себя долго ждать. Вообще, если верить корпоративной легенде, ото дня, когда Миджли сообщили о проблеме, до дня, когда он нашел решение, прошло всего три дня. В отличие от истории со свинцом эта - о непреднамеренных последствиях: никто не игнорировал прямых свидетельств, никто не замалчивал рисков. Поскольку никаких тревожных звонков не было слышно, все просто решили, что все будет хорошо.
  На этот раз Миджли предложили разобраться с охлаждением вещей и продуктов. Стоял 1928 год, до начала эры механического охлаждения (до нее добыча и доставка льда была процветающей отраслью - огромные количества ледяных глыб откалывали в более прохладных уголках мира, чтобы жители более теплых мест могли охладить что-нибудь). Сложность была в том, что все вещества, что в те времена использовали для охлаждения, были а) хорошими и б) очень опасными. Они были легко воспламеняемы или могли запросто отравить кучу людей, если случалась утечка. Так, через год после того, как Миджли начал заниматься охлаждением, от утечки хлорметана в кливлендской больнице погибли более 100 человек. Стоит ли удивляться, что это немного тормозило широкое распространение систем охлаждения. Цель была очень простой: найти дешевое негорючее и нетоксичное вещество, которое будет выполнять те же функции, что и современные хладагенты. General Motors не так давно купила компанию по производству холодильного оборудования, которую переименовали во Frigidaire, и она знала, что если решит проблему, заработает целое состояние.
  На этот раз подход Миджли был более системным (в конце концов, к тому моменту он занимался химией уже больше 10 лет). Изучая химические свойства известных хладагентов, он быстро обнаружил, что фтор - подходящий кандидат, а идеально было бы использовать его соединение с углеродом, чтобы нейтрализовать яд. И он буквально запулил этой идеей в своих заказчиков: первым веществом, которое его команда предложила протестировать, был дихлордифторметан. В наши дни он лучше известен под именем торговой марки «фреон».
  Ко всеобщему одобрению членов Американского химического общества Миджли продемонстрировал безопасность нового вещества, театрально набрав его в легкие и после задув свечу. Нетоксичное, негорючее и прекрасно охлаждает. Идеально. Да и вообще, он открыл не одно соединение, а целый класс соединений со сходными химическими свойствами. Они получили название «хлорфторуглероды», или CFS, как говорят химики.
  К несчастью, в начале 1930-х годов никто еще не знал точно, что такое озоновый слой и какое значение имеет этот тонкий слой молекул в стратосфере для защиты поверхности Земли от вредоносных солнечных ультрафиолетовых лучей. Люди совершенно точно понятия не имели, что хлорфторуглероды, совершенно безвредные на уровне моря, становились совершенно невыносимыми, попадая в верхние слои атмосферы, где то самое ультрафиолетовое излечение заставляло их распадаться на составляющие, и один из составляющих - хлор - разрушал озон, лишая планету защитной оболочки.
  Честно говоря, никто точно так же не подозревал, что хлорфторуглероды станут применять не только для охлаждения. Очень быстро люди смекнули, что эти новые замечательные и чрезвычайно безопасные вещества могут иметь массу других применений, например выступать в роли газа-вытеснителя в аэрозольной упаковке. И тут история снова поупражнялась в черном юморе: во время и после Второй мировой войны хлорфторуглероды использовали для распыления инсектицидов, включая тот, что можно назвать классическим примером крупномасштабного химического заблуждения, - ДДТ, дихлордифенилтрихлорметилметан, кошмар, вызывавший уродства плода. После войны в аэрозольные баллончики стали закачивать все подряд, от краски до дезодоранта. А эти газы в свою очередь стали накачиваться в атмосферу: огромные объемы поднимались на большую высоту, и там они грозили разрушить озоновый слой.
  Хорошо в этой истории то, что на этот раз человечество осознало проблему до того, как люди стали умирать пачками. Ю-ху! Очко в пользу человечества! В 1970 году (как раз когда мы стали пытаться отказаться от этилированного бензина) установили, что дыра в озоновом слое растет, и указали на связь этого события с хлорфторуглеродами. Людей предупредили: если разрушение озона продолжится с той же скоростью, вскоре люди почувствуют воздействие более мощного ультрафиолетового излучения, и всего через несколько десятилетий мы столкнемся с эпидемией рака и слепоты. И с 1970-х до 1990-х люди плотно занимались наследием Томаса Миджли - оба его главных изобретения были или запрещены полностью, или поэтапно выведены с рынка в большинстве стран мира. Но в окружающей среде все еще очень много свинца - он не распадается и не исчезает, и избавиться от него ужасно сложно. С другой стороны, дети больше не вдыхают его в таких количествах, и количество свинца в их крови теперь значительно ниже опасного уровня. Ура. А озоновый слой медленно восстанавливается, потому что хлорфторуглероды почти всюду запретили. Если все
пойдет хорошо, он должен вернуться в предмиджлевское состояние к… 2050-м годам. Так держать.
  О репутации Миджли удачно выразились в журнале New Scientist, назвав его человеком-катастрофой, а по словам историка Дж. Р. Макнилла (их можно прочесть в его книге «Что-то новенькое на свете» (Something New Under the Sun), этот человек «оказал большее влияние на окружающую среду, чем любой другой организм за всю историю Земли».
  Но верным также будет утверждение, что при его участии сформировался современный мир, зачастую неожиданным образом. Бензин с антидетонирующей присадкой сделал автомобиль доминирующим средством передвижения во многих частях света, и не только средством - он стал демонстрацией статуса и способом мощно заявить о своей личности и независимости. Хлорфторуглероды не только дали жизнь вашему холодильнику, но и позволили появиться кондиционерам воздуха, без которых многие города мира просто не смогли бы существовать в нынешнем виде. Его главные изобретения даже работают в команде: более мощные автомобили со встроенным кондиционером делают дальние путешествия куда более реальными и даже приятными. Широкие просторы американского Запада и большая часть Ближнего Востока - возьмем хотя бы эти два примера - были бы совсем другими без изобретений Томаса Миджли.
  Они опосредованно подействовали на культуру в более широком смысле, например, в Америке кондиционеры впервые стали появляться в кинотеатрах, и в том числе поэтому популярность походов в кино как вида досуга выросла во времена Великой депрессии, культурное влияние золотого века кино и киноиндустрии стало очевидным, что и дало нам основания считать кино главным развлечением XX века. И вот что я хочу сказать: Томас Миджли придумал Лос-Анджелес, не мыслимый без машин и кондиционеров… и кино. Так что в следующий раз, когда окажетесь в кинотеатре, где будете смотреть бестолковый голливудский фильм о полицейском, который играет не по правилам, пытаясь совладать с зашкаливающим уровнем преступности, вспомните, что вообще все, что вы видите, слышите и ощущаете, может быть следствием того факта, что Томас Миджли-младший предполагал, что полученные им химические вещества безопасны и что с одного галлона он получит на три цента больше.

6 ученых, которых убили их собственные открытия

• ДЖЕСС УИЛЬЯМ ЛАЗИР, американский врач, с точностью доказал, что переносчиком желтой лихорадки являются москиты. Он позволил одному из москитов-переносчиков укусить себя. Он умер, а его теория оказалась верной.

• ФРАНЦ РЕЙХЕЛЬТ - австрийско-французский портной. В 1912 году он решил протестировать новый парашютный костюм собственной изощренной конструкции и, надев его, прыгнул с Эйфелевой башни (хотя первоначально собирался использовать куклу). Разбился в лепешку.

• ДАНИЭЛЬ АЛСИДЕС КАРРИОН ГАРСИЯ - перуанский студент-медик, которому суждено было исследовать болезнь Карриона. Разумеется, тогда ее еще не назвали болезнью Карриона. Ее назвали так после того, как он привил себе возбудителя, взяв кровь из бородавки на теле больного… и умер.

• ЭДВИН КАТСКИ в 1936 году хотел выяснить, почему кокаин - его тогда использовали в качестве обезболивающего - имеет отрицательные побочные эффекты. Он ввел себе слоновью дозу и провел ночь у себя в кабинете, покрывая его стены медицинскими наблюдениями, записанными чрезвычайно неразборчивым почерком. А затем умер.

• КАРЛ ВИЛЬГЕЛЬМ ШЕЕЛЕ - гениальный шведский химик, открывший множество элементов, включая кислород, барий и хлор. У него была привычка пробовать на вкус свои открытия, и в 1786 году он умер, близко соприкоснувшись в том числе со свинцом, плавиковой кислотой и мышьяком.

• КЛЕМЕНТ ВАЛЛАНДИГЭМ - адвокат, придумавший криминалистику в ее зачаточном виде. Защищая человека, обвиненного в убийстве, он доказал, что предположительная жертва застрелила себя сама случайно… случайно застрелив себя самого. Он умер, но его подопечный был оправдан.
  Глава десятая
  Кратко о том, как мы ничего не заметили

* * *
  СКАЖЕМ ЧЕСТНО, современный мир - странное место. Мы живем в то время, когда в технологической и социальной сферах все меняется так быстро, что начинает мутить. В нашем образе жизни все может перевернуться с ног на голову на памяти одного поколения, или за одно только десятилетие, или даже всего за год. Кажется, что постоянно происходит что-то новое. И все же в то же самое время сложно избавиться от ощущения, что мы все чаще платим за ошибки нашего прошлого. Удивительным образом нам удается не замечать, что мы готовимся совершить их вновь. Как не один раз упоминалось на всем протяжении первой главы, мы никогда не обладали гениальной способностью предсказывать будущее и планировать его, и набирающие в последние два века скорость перемены не сильно помогают нам в этом. Мы постоянно находимся в окружении новых, блестящих вещей и событий, и потому все знакомые нам эвристические правила летят к чертям. Когда на нас обрушивается поток информации, мы - и это неудивительно - не способны ее обработать и оттого беспомощно подбираем те ее крупицы, что стыкуются с нашими предрассудками. Как хотя бы кто-то из
нас может судить о том, стал ли он жертвой эффекта Даннинга - Крюгера, если мы обречены постоянно учиться новому? Мы живем в век, когда что-то без конца случается в первый раз, и мы или не замечаем этого, или игнорируем тех, кто обратил на это внимание. Увы, не все новое хорошо. Спросите об этом Мэри Уорд.
  Мэри Уорд была пионером во многих областях. Она родилась в аристократической семье в ирландском графстве Оффали в 1827 году, и это была непростая семья: с малых лет она была окружена учеными - наукой занимались и ее родственники, и посетители, которых они принимали. Ей повезло: родители могли не только подпитывать ее интерес к науке, но и оплатить все связанные с ним расходы. Заметив интерес маленькой дочери к природе, родители подарили ей микроскоп, самый лучший из имевшихся в стране в то время. Это был замечательный подарок, поскольку с его помощью удалось выяснить, что Мэри могла зарисовывать образцы, увиденные через окуляр. (Подростком она также набросала конструкцию Левиафана из Парсонстауна, 72-дюймового рефлектора, построенного ее кузеном Уильямом Парсонсом, бывшим президентом Королевского общества; до 1917 года он считался самым большим телескопом в мире.)
  Повзрослев, Мэри вступила в переписку со многими учеными, и некоторые из них заказали у нее иллюстрации для своих книг, оценив ее художественный талант. Затем в 1857 году, разочаровавшись в качестве доступных книг по микроскопии, она решила отпечатать книгу с собственными рисунками. Испугавшись (и не без причины), что ни один издатель не возьмется за это, потому что она женщина, она на свои средства опубликовала 250 экземпляров. Они разошлись, и это привлекло внимание издателя, который посчитал, что красота ее рисунков и качество ее текста, возможно, извиняли ее принадлежность к женскому полу и что ею можно было пренебречь. Книга была опубликована под заголовком «Мир чудес, раскрытый микроскопом» и стала книжной сенсацией. Ее допечатывали восемь раз за следующие 10 лет, и она стала первой книгой из той категории, которая сегодня зовется научно-популярной литературой.
  И это был далеко не конец ее карьеры писателя научно-популярной литературы. Она написала еще две книги, включая книжку о телескопе, походящую на ту, что была издана ранее о микроскопии, и обе они выставлялись на выставке 1862 года в Хрустальном дворце. Она также проиллюстрировала множество других научных работ выдающихся ученых, публиковала научные статьи в нескольких журналах - среди них хорошо принятое исследование о камышовых жабах - стала одной из всего троих женщин, получавших рассылку Королевского астрономического общества (еще одной была королева Виктория). Однако она так и не получила научной степени, потому что женщинам это не позволялось. Кроме… Но все это преамбула. Хотя Мэри Уорд была талантливой женщиной, прожившей замечательную жизнь, мы помним ее сегодня не по этой причине. Но, может, и должны. Но нет. И все из-за происшествия, имевшего место в Парсонстауне 31 августа 1869 года. В тот день - ей тогда было 42 года - она со своим мужем, капитаном Генри Уордом, ехала в автомобиле на паровой тяге. Эта машина была самодельной - наша героиня всегда была окружена учеными, поэтому,
разумеется, такой машина и была. Ее построили сыновья ее кузена Уильяма Парсонса. Вождение подобных автомобилей тогда было в новинку, они были лишь предвозвестниками нового века. Машины с паровым двигателем веком ранее изобрели во Франции, но должны были пройти годы, прежде чем появилось нечто, что мы сегодня могли бы опознать как машину. Что это были за устройства… Неуклюжие и несуразные штуковины, которые повсеместно подозревали в порче дорог. Но и они были настолько убедительны, что Великобритания несколькими годами ранее, в 1865 году, приняла закон, регулирующий их использование. И все же они были редкими, экспериментальными диковинами. Из многих миллиардов людей, что когда-либо жили на этой планете, лишь маленькая доля доли процента ездила в автомобиле, и Мэри Уорд принадлежала к их числу.
  По имеющимся записям, машина катилась по главной торговой улице Парсонстауна со скоростью 3,5 мили в час, а затем она резко свернула на пересечении с Камберлэнд-стрит, у церкви. Может быть, это была обыкновенная неудача. Может, дорога была неровной и не предназначалась для транспортных средств сложнее телеги или конного экипажа. Может, они и не задумывались, как вообще можно резко свернуть, потому что управление автомобилем и управление лошадью - две совершенно разные вещи, которые несут разные риски. Вероятно также, что Мэри была просто-напросто захвачена новым опытом и с восторгом размышляла о будущем и за этими мыслями слишком сильно перегнулась через кузов, чтобы посмотреть, как убегает вдаль дорога позади автомобиля. Какой бы ни была причина, машина немного подпрыгнула, и Мэри оказалась выброшенной из кузова под колеса. Они проехали по ее шее, смерть была почти мгновенной. Мэри Уорд была первым человеком в истории мира, который погиб в автомобильной аварии. Она многое сделала впервые в истории, но не всегда нам дано выбирать, в чем мы будем первопроходцами. В наши дни каждый год в мире в
автокатастрофах погибают примерно 1,3 миллиона человек. Будущее тем временем имеет неприятную привычку наступать быстрее, чем мы ожидали, а мы все так же силимся предсказывать его.
  Например, в 1825 году Quaterly Review прогнозировала, что у поездов нет будущего. «Что может быть абсурднее той перспективы, что локомотивы станут ездить вдвое быстрее дилижансов?» - вопрошал автор статьи. Всего несколько лет спустя, в 1830 году, Уильям Хаскиссон, член британского парламента и бывший государственный министр, был зван на церемонию открытия железной дороги между Ливерпулем и Манчестером. Он катил из одного города в другой с герцогом Веллингтонским и прочими титулованными особами. Они остановились на полпути, чтобы пополнить запасы воды для парового двигателя, и пассажирам велели не покидать вагонов, но они ослушались. Хаскиссон решил, что он должен подойти к герцогу и пожать ему руку, поскольку до того они немного повздорили, и по этой причине он стоял с противоположной стороны путей. Как раз тогда показалась «Ракета»[16 - Один из первых паровозов, построенный в 1829 году, и первый паровоз с трубчатым паровым котлом. - Прим. пер.] Джорджа Стефенсона, мчащаяся в противоположном направлении. Пассажиров попросили освободить пути для поезда, но Хаскиссон, для которого ситуация была
совершенно новой, растерялся и не знал, куда ему нужно бежать. В результате вместо того, чтобы занять место рядом с другими пассажирами вдали от путей, он попытался взгромоздиться в вагон Веллингтона, и дверь, в которую он в отчаянии вцепился, открылась нараспашку, а Хаскиссон оказался прямо по курсу «Ракеты». И так Уильям Хаскиссон стал первым человеком в истории, погибшим под колесами паровоза.
  В 1871 году Альфред Нобель так отозвался о своем изобретении динамита: «Может быть, мои заводы скорее положат конец войнам, чем ваши собрания: в тот день, когда две армии смогут уничтожить друг друга за одну секунду, все цивилизованные народы, конечно, наполнятся ужасом и распустят войска». В 1873 году фондовые рынки по всему миру обрушились, когда из-за паники спекулянтов наконец лопнул финансовый пузырь. Глобальная экономическая депрессия продлилась несколько лет. Через несколько лет после Нобеля, в 1877 году, Ричард Гатлинг, изобретатель картечницы Гатлинга, писал другу о своей надежде на то, что его изобретение положит начало новой эпохе более гуманной войны. Он писал, как тронут он был своей инженерной идеей, поскольку «почти каждый день становился свидетелем отправки войск на фронт и возвращению раненых, больных и мертвых… Мне пришло в голову, что если бы я смог изобрести машину, которая благодаря скорости стрельбы позволяла бы одному человеку исполнять боевые обязанности сотни, то это в значительной мере сняло бы потребность в огромных армиях, а следовательно, значительно меньше людей станут
воевать и страдать от ран».
  Также в 1977 году Карл Ортон, президент Western Union, отказался от предложения Александра Белла продать ему права на телефон: «Зачем компании эта электрическая игрушка?»
  В 1888 году группа миссионеров-методистов в Чикаго остро нуждалась в средствах и, чтобы добиться их, придумала то, что сами миссионеры называли «странствующим ящиком для пожертвований». Они разослали 1500 одинаковых писем, в которых выражалась просьба пожертвовать им 10 центов и передать это письмо троим друзьям. Они смогли заработать более 6000 долларов, но многие вышли из себя, получив письмо несколько раз. Так родилось круговое письмо.
  В 1897 году выдающийся британский ученый лорд Кельвин предсказал, что «у радио нет будущего». А также в 1897 году New York Times хвалила Хайрэма Максима, выдумавшего пулемет. Это оружие было таким устрашающим, что войны должны были прекратиться. В статье говорилось, что пулемет Максима - это «миротворческое и мирохранительное орудие устрашения», которое «благодаря своей разрушительной мощи заставит народы и правителей серьезнее задумываться об исходе войны, едва их посетит мысль о завоеваниях».
  В 1902 году выдающийся британский ученый лорд Кельвин в одном интервью предсказал, что полет через Атлантику был утопией и что «ни один дирижабль и ни один аэроплан никогда не преодолеют ее». Братья Райт совершили свой первый полет 18 месяцев спустя. Орвилл Райт в письме от 1917 года вспоминал: «Когда я и мой брат сконструировали и подняли в воздух первую летательную машину, способную нести на своем борту человека, мы были уверены, что принесли в мир изобретение, которое исключит вероятность войн в будущем. И не мы одни думали так. Это подтверждается тем, что Французское общество мира вручило нам медали за это изобретение».
  В 1908 году лейтенант Томас Селфридж занял место пассажира рядом с Орвиллом Райтом, пилотировавшим самолет во время демонстрационного полета. Когда самолет зашел на пятый круг вокруг Форт-Майерс в Виргинии, пропеллер сломался и машина рухнула на землю. Селфридж погиб, Райт выжил. Он стал первым человеком в истории, погибшим в авиакатастрофе.
  В 1912 году Гульельмо Маркони, один из изобретателей радио, предположил, что «наступление эры беспроводной связи сделает войну невозможной, потому что он сделает войну смехотворной». В 1914 году разразилась мировая война.

16 октября 1929 года выдающийся экономист Ирвинг Фишер из Йельского университета предсказал, что «цены на бирже достигли того уровня, который можно писать как стабильно высокое плато». Через восемь дней фондовые рынки по всему миру обвалились, когда лопнул пузырь, образовавшийся из-за доступности долговых ценных бумаг. Мировая экономическая депрессия затянулась на годы. В разгар финансового кризиса избиратели во многих демократических странах все чаще реагировали на популистские лозунги авторитарных лидеров.
  В 1932 году Альберт Эйнштейн предсказал, что «нет ни малейших признаков того, что [ядерную энергию] когда-либо можно будет обуздать».
  В 1938 году британский премьер-министр Невилл Чемберлен вернулся домой после поездки в Германию, где он заключил соглашение с Адольфом Гитлером, и предсказал: «Я думаю, что на наш век этого мира хватит. - И добавил, - Отправляйтесь домой и хорошенько выспитесь». В 1939 году началась Вторая мировая война.
  В 1945 году Роберт Оппенгеймер, тот самый, что возглавил программу по разработке атомной бомбы в Лос-Аламосе, написал: «Если это оружие не убедит людей в необходимости положить конец войне, ничему, что когда-либо покинет научную лабораторию, это не удастся». И несмотря на эту его надежду, а также надежды Нобеля, Гатлинга, Максима и Райта, мы все еще воюем, хотя мы и вправду еще не начали ядерной войны (это верно на момент написания этой фразы). Так что Оппенгеймер получает очко.
  В 1966 году выдающийся архитектор Ричард Бакминстер Фуллер предсказал, что к 2000 году «на фоне общего многообразия политика просто растворится».
  В 1971 году погибли советские космонавты Георгий Добровольский, Виктор Пацаев и Владислав Волков. Они были первыми людьми, погибшими в космосе: произошла разгерметизация спускаемого аппарата «Союза-11», когда они возвращались на Землю с космической станции.
  В 1977 году Кен Олсон, президент корпорации Digital Equipment, предсказал, что компьютерный бизнес всегда будет нишевым: «Ни у одного человека не может быть никакой потребности в домашнем компьютере». В 1978 году Гэри Туэрк, менеджер по продажам корпорации Digital Equipment, разослал непрошенное электронное письмо с рекламой продукции его компании 400 получателям по сети Arpanet, самому раннему прототипу Интернета. И это была первая в мире спам-рассылка. (И по его словам, она сработала: благодаря этой почтовой кампании корпорация продала приборы совокупной стоимостью миллионы долларов.)
  В 1979 году Роберт Уильямс, рабочий на заводе «Форд» в Мичигане, стал первым человеком в истории, которого убил робот. В декабре 2007 года автор финансовых обзоров Ларри Кудлоу написал в статье для National Review: «Никакого экономического спада не предвидится. Этого не случится… Бум Буша все еще ощущается, притом явно. Он длится уже шестой год, и дальше будет только лучше. Да, это все еще история успеха, какого мы никогда не знали». В декабре 2007 года американская экономика вошла в рецессию. (В момент написания статьи Ларри Кудлоу был директором Национального экономического совета Соединенных Штатов.) В 2008 году фондовые рынки по всему миру обрушились, когда лопнул пузырь, образовавшийся из-за доступности долговых ценных бумаг. Мировой экономический кризис тянулся несколько лет. И в разгар финансового кризиса избиратели во многих демократических странах все чаще реагировали на популистские лозунги авторитарных лидеров.
  В августе 2016 года умер 12-летний мальчик и еще по меньшей мере 20 других людей из числа оленеводов попали в больницу вследствие вспышки сибирской язвы на полуострове Ямал. Сибирскую язву не фиксировали в этом регионе последние 75 лет. Вспышка случилась летом, когда тот район накрыло волной аномального тепла - температура превосходила норму на 25 °C. От жары стала таять вечная мерзлота, растопленными оказались ледяные пласты, образовавшиеся десятки лет назад и хранившие остовы северных оленей, умерших из-за предыдущей вспышки сибирской язвы в 1941 году. Во льду десятками лет, веками или дольше могут сохраняться патогенные организмы - живые, но спящие. Болезнь дремала в сибирских сугробах при низких температурах с тех самых пор, как зимы в России были такими суровыми, что остановили армию Гитлера. И они дожидались того времени, когда наконец освободятся из своего ледяного плена. И это случилось в 2016 году (это был самый жаркий год во всем мире за всю историю наблюдений). Нагревшийся мир вновь освободил бактерии, заразившие более 2000 северных оленей, а те заразили людей.
  Так и подмывает сказать, что никто не мог предвидеть катастрофы такого изощренного рода, но в действительности пятью годами ранее двое ученых предсказали, что именно это и должно случиться, если климат изменится еще сильнее: что вечная мерзлота постепенно отступит, снова впустив в мир давно дожидавшиеся внутри нее болезни. И этот процесс будет продолжаться по мере того, как растет температура, - время будто бы пойдет вспять, и это забавный эффект. Мы вернемся в те времена, когда Томас Миджли натужно трудился в своей лаборатории, Юджин Шиффелин открывал клетки в парке, Уильям Паттерсон мечтал об империи, и все это на фоне кумуляции признаков промышленной революции. Мы пока не знаем, сколько людей погибнет от изменения климата за новое столетие, не знаем, как это изменит наше общество, но нам известно, что по крайней мере одна из жертв этого процесса лишилась жизни из-за непредвиденных последствий решения нашего вида поднять из могилы зомби-вирус. Вероятно, эта жертва не последняя.

7 мая 2016 года, чуть менее полутора века спустя с того утра, как Мэри Уорд отправилась на судьбоносную автомобильную прогулку, человек по имени Джошуа Браун катил по дороге в окрестностях Уиллистона, штат Флорида, на своей «Тесла» Model S, которую перевел в режим автопилота. Позднее расследование покажет, что за 37 минут поездки его руки находились на руле всего 25 секунд; остальное время он полагался на программное обеспечение, которое контролировало машину. Когда на дороге неожиданно оказался грузовик, ни Баун, ни компьютер не заметили его, и машина врезалась в этого гиганта. Джошуа Браун стал первым человеком в истории человечества, который погиб в автокатастрофе с участием беспилотного автомобиля.
  Добро пожаловать в будущее.
  Эпилог
  Как прошляпить будущее
  В АПРЕЛЕ 2018 ГОДА СООБЩАЛОСЬ О СДЕЛКЕ, по условиям которой в Австралии должны были вновь открыть некогда закрытую электростанцию, работавшую на угле. Это было довольно странно по одной простой причине - тогда как мир пытается отказаться от ископаемого топлива, использование которого ведет к изменению климата, вдруг открывается целая электростанция. Но еще более странным было то, что подтолкнуло к такому решению. Компании, занимавшейся добычей криптовалюты, понадобилась дешевая электроэнергия.
  Биткоин - самая известная из криптовалют, но экосистема этих штуковин стремительно расширяется, по экспоненте, по мере того, как компании выдумывают и запускают новые, чтобы урвать свое во всеобщей погоне за цифровыми деньгами. Эти валюты добывают, конечно, не так, как золото. Это всего лишь обрывки компьютерного кода, и большинство из них основаны на так называемом блокчейне. Внутри этой технологии каждая виртуальная монета обладает не только символической ценностью, но и несет в себе информацию обо всех операциях с собой же. Для создания криптовалют необходимы мощные компьютеры, они же нужны, чтобы обработать ученый журнал каждой «монеты». И эти компьютеры пожирают гигантские объемы электричества: оно расходуется на содержание громадных и все разрастающихся серверов, которые занимаются добычей криптовалют, и на их охлаждение (они жутко греются во время работы).
  Криптовалюты не обладают никакой «встроенной» ценностью, по определению не существует никакого органа, который регулировал бы их и направлял их потоки. Единственный предел - стоимость обработки данных для их создания и обмена. Однако вера некоторых людей в то, что это и есть валюты будущего, привела к тому, что стоимость многих взлетела до небес - поскольку многие согласились с тем, что они и вправду чего-то стоят. Или уж по меньшей мере с тем, что через минуту возникнет другой неудачник, кто поверит в то, что их цена больше вложенных в них усилий, и так до тех самых пор, пока следующего неудачника не найдется. Итак, их цена очень колеблется, и это полностью зависит от настроений на рынке. Это классическое финансовое помешательство: пузыри на биржах возникают и лопаются время от времени, поскольку все пыжатся не остаться с совершенно бестолковым грузом на руках, когда музыка вдруг перестанет играть. Но как и большинство помешательств, это имеет непосредственное влияние на осязаемый мир. Дело не только в Австралии, вновь открывающей морально устаревшую электростанцию: в сельских областях на западе
Америки через 170 лет после того, как золотая лихорадка принесла туда потоки людей, соблазнившихся перспективой в одночасье разбогатеть, вспыхнула новая золотая лихорадка. Привлеченные дешевой электроэнергией, низкими арендными ставками и огромным простором для строительства, фирмы по добыче криптовалют инвестируют сотни миллионов в создание огромных прожорливых криптодобывающих предприятий в крошечных городках в штатах Вашингтон, Монтана, Невада и прочих. Жители одного из городов, куда въехали эти флибустьеры XXI века, жалуются, что круглосуточный рее серверов не дает им спать, что серьезно влияет на здоровье людей и отпугивает животных. По одному из прогнозов к концу 2018 года биткоинодобывающие «фермы» будут потреблять столько же электроэнергии, сколько все население Австрии.
  Эта книга об ошибках и промахах, что мы совершили в прошлом. Но как насчет тех ошибок, которые мы совершаем сейчас, и тех, что мы готовимся сделать в будущем? Какую форму могут обрести наши провалы в грядущие годы?
  Как мы выяснили, составление прогнозов - верный способ стать посмешищем для историков будущего. Может быть, через десятки лет, через века человечество станет совершать совершенно новаторские и оригинальные ошибки, а может, найдет способ вообще покончить с промахами. Но если вы вдруг собирались заключить с кем-то денежное пари на этот счет, то вернее всего будет поставить на то, что мы продолжим делать абсолютно те же глупости, что и в прошлом.
  Взять хотя бы то, что лежит на поверхности.
  Из всех веществ, которые мы невзначай закачивали в окружающую среду, решив, что, наверное, все будет в порядке, только углерод, который мы радостно жжем с тех самых пор, как началась промышленная революция, действительно в состоянии испортить всем жизнь. Антропогенное изменение климата - это реальность и потенциальная угроза для многих сообществ по всему миру и многих признаков цивилизации. Это хорошо обоснованный научный факт, и чрезвычайно глупо сопротивляться ему. Мы уже прошли тот этап в науке, когда вдруг могут возникнуть новая поливода или Н-лучи и когда через несколько лет все станут краснеть за них. И все же в мире находятся люди, отрицающие изменение климата по разным причинам - финансовым, политическим, из-за примитивного удовольствия от роли восставшего против всех дятла. И поэтому нас вновь и вновь отбрасывает к стадии споров о том, правда ли это, тогда как кажется, что мы могли бы добиться какого-нибудь успеха, если бы осмелились перейти к стадии реальных действий. Это один в один напоминает ту игру, в которую решили в сове время сразиться производители этилированного бензина: не нужно
ничего опровергать - достаточно лишь вытолкать судей из зала на достаточный срок, чтобы все это время купаться в приятных и теплых денежных потоках.
  И вот все человечество будто бы заткнуло уши и кричит: «Что? Что?! Я вас не слышу!» Тогда как нам давно пора бегать кругами в панике, потому что наш дом горит… а это отчасти правда. С 2000 года уже случилось 17 из 18 самых жарких лет за всю историю наблюдений. В апреле 2018 года, в первый раз за нашу геологическую эпоху уровень углекислого газа в атмосфере преодолел барьер в 410 частей к миллиону. В последний раз он достигал такой высокой отметки в середине плейстоцена, примерно 3,2 миллиона лет назад - как раз когда Люси повалилась с дерева. Если вдруг вы подумали: «А, да ну и что. Если такое уже бывало, то ничего страшного», то знайте, что тогда уровень океана был более чем на 18 метров выше, чем сейчас.
  Ах да, диоксид углерода влияет не только на климат. Вообще говоря, уровень CO^2^в атмосфере держат под контролем океаны - они впитывают часть общего объема. Хорошие новости, а? А вот и нет. Океанская вода, как и ваш бойфренд, довольно предсказуема. Другими словами, она скорее щелочная, чем кислотная. Но поглощая углекислый газ, она становится более кислотной, а чем выше уровень кислотности в океане, тем хуже себя чувствуют морские обитатели, от моллюсков до крупных рыб.
  Ах да, и проблема усугубляется, если к тому же повышается температура воды. А она повышается. Если вам нужно доказательство того, что в океане стало совсем скверно, вспомните хотя бы Большой Барьерный риф - одно из действующих чудес природы. Живое там вымирает с тревожной скоростью: два года подряд кораллы на огромной площади гибнут, оставляя на цветном коралловом полотне серые пятна.
  Ребята… Кажется, мы жутко облажались.
  Разумеется, это не единственная смертельная угроза, под которую мы подставили себя, к которой мы двигались так энергично и решительно. Но у нас есть выбор. Например, в 2018 году сообщалось, что ученые зафиксировали резкое повышение уровня хлорфторуглерода в атмосфере. Где-то в мире, вернее всего, в Азии, кто-то начал производить предположительно запрещенное изобретение Томаса Миджли. Это может свести на нет положительную динамику, наблюдавшуюся последние 10 лет в состоянии озонового слоя. Получите пятерку за талант учиться на своих ошибках.
  Или возьмем сопротивление бактериям и вирусам. Антибиотики и прочие противомикробные препараты были огромным прорывом в медицине XX века, который спас множество жизней. Но так же, как народ острова Пасхи рубил деревья - слишком яро, так и мы стали использовать препараты слишком много и слишком часто. Проблема в том, что каждый раз, когда вы принимаете антибиотик, растет вероятность того, что один из видов микробов разовьет свою устойчивость к нему. И вот вы уничтожаете конкуренцию между ними. Это и есть ускоренная эволюция: наши действия порождают новые колонии устойчивых к антибиотикам супертварей, которые вполне способны спровоцировать эпидемии всех старых, недобрых болезней (и нам не придется для этого подогревать тундру). В результате в мире начинает ощущаться нехватка эффективных антибиотиков. Однако проблема еще и в том, что антибиотики - недостаточно прибыльное дело, и фармацевтические компании не горят желанием вкладываться в производство новых наименований. По одной из оценок уже сейчас порядка 700 000 человек в мире ежегодно умирают от болезней, возбудители которых устойчивы к действию
антибиотиков.
  А может, все накроется медным тазом, потому что мы упорно доверяем принятие решений компьютерным алгоритмам, надеясь, что это сделает их лучше и мудрее и что нас не в чем будет упрекнуть, если все пойдет не так. И алгоритмы, которые управляют роботизированными машинами, это только один пример. Так, алгоритмы решают, какие акции покупать, какие новости показывать нам в соцсетях и насколько вероятно, что однажды осужденный совершит новое преступление. Мы надеемся, что они более рациональны, чем люди. В действительности же они так же раздувают предрассудки и неверные предположения, которые мы закладываем в них.
  Но беспокойство по поводу передачи права голоса нашим компьютерам этим не ограничивается, поскольку с космической скоростью продолжаются разработки искусственного интеллекта. Некоторые опасаются, что если нам удастся создать ИИ куда умнее и способнее нас, то он вполне может на нас ополчиться. Он сможет манипулировать нами и решать нашими силами свои задачи, он может заподозрить в нас угрозу и уничтожить нас, может просто-напросто не заметить, что люди имеют значение, и все кончится тем, что мы будем казаться ему теми занудами, что мешают ему наводнять мир, например, скрепками (или чем угодно еще - в зависимости от той задачи, что мы первоначально поставили перед ним). Та перспектива, что мы можем создать грозное чучело, кажется отдаленной, но все большее число умных людей - и это меня беспокоит - все чаще принимают ее всерьез.
  А может, мы просто подорвем себя, затеяв ядерную войну.
  Впрочем, провал может оказаться и не таким грандиозным Не исключено, что мы обречем себя на уродливое будущее из-за собственной лени. С тех пор как мы разорвали тягучие объятия Земли и вступили в космическую эру, мы применяли привычный подход и к тому, что нам больше не пригодится в космосе, - как и прочий мусор, что мы производим, мы просто выбрасывали все. В конце концов, космос очень большой. Кто вообще это заметит?
  Познакомьтесь с синдромом Кесслера. Это явление описал ученый NASA Дональд Кесслер еще в 1978 году, и это и поныне не мешает нам зашвыривать в космос всякую дрянь. Проблема в том, что когда вы выбрасываете что-то на орбиту, оно никуда не девается. Это не то же самое, что метнуть из окна машины пакет от чипсов на полном ходу и тут же забыть о нем. Космический мусор продолжает вращаться по орбите примерно с той же скоростью и по той же траектории, что и та штуковина, из которой его выбросили. И иногда он сталкивается с другим мусором. Беда в том, что из-за скорости, с которой объекты вращаются по орбите, столкновение может быть чрезвычайно разрушительным. Одно-единственное столкновение с крошечным кусочком материи может обернуться катастрофой - могут разрушиться спутники или космические станции. И из-за этого столкновения - вы правильно угадали - в космосе оказывается еще больше неуправляемого мусора, и он тоже может столкнуться с чем-нибудь еще. И вот что предсказал Дональд Кесслер: постепенно в космосе станет так тесно, что процесс дойдет до критической точки - каждое столкновение станет
порождать еще больше столкновений, пока наконец нашу планету не окутает плотное облако высокоскоростных мусорных ракет. Результат будет таким: спутники станут бесполезными, а запуск чего бы то ни было в космос будет сопряжен со смертельным риском. И мы будем привязаны к земле во всех смыслах.
  В некотором роде это стало бы поэтичным, хотя и довольно странным завершением пути, на который так и не удалось ступить Люси миллионы лет назад. Все наши исследования, этот прогресс, эти мечты и величественные понятия… и вот чем мы кончим - заключением на собственной планете, в тюрьме, которую мы построили сами из собственного мусора.
  Но что бы ни готовило нам наше будущее, какие бы сногсшибательные перемены не поджидали нас в следующем году, через 10 лет или через 100, все говорит о том, что мы продолжим вести себя так же глупо, как привыкли.
  Мы будем винить других людей в наших бедах и изобретать многослойные вымышленные миры, чтобы не думать о своих грехах.
  Мы станем прислушиваться к популистским лозунгам в разгар экономических кризисов.
  Мы будем жаждать денег. Мы поддадимся стадному чувству, помешательствам и предрассудкам. Мы станем говорить себе, что наши планы - это очень хорошие планы и что ничего не может пойти не так.
  Или нет?.. Может быть, именно теперь мы изменимся и наконец усвоим те уроки, что нам преподала история. Может быть, я просто сгущаю краски. Может, неважно, насколько бестолковым и гнетущим кажется сегодня мир, ведь человечество все равно умнеет и просвещается и нам всем так повезло, что мы живем на заре новой эпохи, где нет места нашей обыкновенной лаже. Может быть, мы и вправду сумеем стать лучше.
  Однажды, возможно, мы заберемся на дерево и не свалимся с него.
  Дополнительные материалы
  Должен признать, что я особенно много позаимствовал из нескольких книг, готовя некоторые главы этой книги. (Часть из них уже упомянута выше.) Все их стоит прочесть, чтобы глубже погрузиться в те события и проблемы, которых я лишь коснулся на этих страницах.

«Думай медленно… решай быстро» Даниэла Канемана уже упоминалась в блоке о когнитивных странностях, и в ней рассказывается о многом, что мы успели понять о работе нашего ума. А «Красочная история народных помешательств» (A Colorful History of Popular Delusions) Роберта Бартоломью - это замечательный путеводитель по маниям, безумствам, причудам и тревогам.

«Коллапс» Джареда Даймонда также упоминается в тексте, и оттуда я почерпнул массу сведений об острове Пасхи (и влияние книги прослеживается во всей главе).

«Гитлер. Том 1. Восхождение 1889 -1939 годов» (Hitler: Volume I: Ascent 1889 -1939) Фолкера Ульриха - источник большей части сказанного о Гитлере (а фанаты элегантных литературных подкастов также распознают отголоски замечательной рецензии Митико Какутани на эту же книгу).
  Другая книга, на которую я пару раз ссылался выше, - «Цена Шотландии. Дарьен, Союз и богатство наций» (The Price of Scotland: Darien, Union and the Wealth of Nations) Дугласа Уотта, и это проницательный и тщательный разбор мошенничества Уильяма Патерсона.
  Книги Фрэнка Маклинна «Чингисхан. Человек, покоривший мир» (Genghis Khan: The Man Who Conquered the World) и Джека Везерфорда «Чингисхан и создание современного мира» (Genghis Khan and the Making of the Modern World) были важны для главы о Хорезме.
  Я также хочу указать на несколько книг о том же предмете, что и эта: «100 ошибок, которые изменили историю, или Промахи, разорившие империи, разрушившие экономики и изменившие мировой курс» (100 Mistakes that Changed History: Backfres and Blunders That Collapsed Empires, Crashed Economies, and Altered the Course of Our World) Билла Фосета и «Гигантская книга неудачников» (The Mammoth Book of Losers) Карла Шоу. Обе они доставили мне удовольствие и рассказали о великолепных неудачах, о которых я не знал раньше.
  Благодарности
  Эта книга никогда бы не увидела свет без помощи очень многих людей. Прежде всего я должен поблагодарить моего агента Энтони Топпинга: если бы не он, я в буквальном смысле не написал бы всего этого. Алекс Кларк, Кейт Стивенсон, Элла Гордон, Бекки Хантер, Роберт Чилвер и вся команда компании Headline, мне было очень приятно работать с вами, и мне очень жаль, что я сорвал все сроки. Мне также хочется сказать спасибо Уиллу Мою и его коллегам из Full Fact за то, что они, кроме прочего, нашли в себе силы долго ждать.
  Моя семья - родители Дон и Колетт, а также мой брат Бен, настоящий историк, - поддерживали меня на всем протяжении работы. Ханна Джевелл вдохновила меня написать смешную книжку по истории, делилась соображениями и разделяла мои взгляды на призраков. Кейт Арклесс-Грей всегда готова была помочь благоразумным советом, сочувственно выслушать и побыть дома вместо меня, что было так жизненно необходимо. Маха Атал и Крис Эпплгейт с готовностью осуждали со мной замыслы и выдвигали бесчисленные предложения. Как и Ники Ривз. Я также должен поблагодарить всех историков из «Твиттера», на познания и поддержку которых можно было положиться. В частности речь о Греге Дженнере (которого я вольно перефразировал в самом начале книги) и Ферне Ридделле. Пожалуйста, купите и их книги тоже. Не устаю перечислять людей, чтобы читатели думали, будто у меня полно друзей. Дэмиан и Холли Кайя, Джеймс Болл, Роуз Бьюкэннон, Амна Салим и многие другие не прочь были поговорить и выпить со мной. На завершающей стадии работы я постоянно натыкался на Келли Оакс, и это мотивировало меня как раз в нужной степени. Хочу также
поблагодарить Тома Чиверса за тот обед, что так и не состоялся, - мне очень даль. Группа CHVRCHES выпустила мощный новый альбом, пока я писал эту книгу, и я включаю их во второй блок благодарностей из одной только надежды на то, что кто-то бегло просмотрит эту часть, чтобы опознать знакомые имена, не выясняя контекста. И этот читатель подумает, что жизнь моя куда более гламурна, чем она есть в действительности. По той же причине я хочу поблагодарить Бейонсе, Кейт Бланшетт и призрака Дэвида Боуи.
  Само собой разумеется, что за все промахи в этой книге стоит винить меня одного, они не имеют ровным счетом никакого отношения ни к кому из перечисленных. Не считая призрака Дэвида Боуи.
  Об авторе
  Том Филлипс - журналист, комик и лондонец. Он был шеф-редактором новостного портала BuzzFeed UK, и в этой должности он совмещал написание серьезных новостных обзоров и сочинение шуток.
  Он также был участником команды комиков, имевшей бурный, хотя и непродолжительный успех, работал на телевидении и в парламенте, даже выпускал собственную газету, что, впрочем, длилось недолго.
  В Кембридже Том Филлипс изучал археологию и антропологию, а также историю и философию науки. А потому его приятно удивил тот факт, что ему удалось написать книгу, для которой все эти знания пригодись.
  notes
  Сноски

1
  Речь о песне «Битлз» Lucy in the Sky with Diamonds. - Прим. перев.

2
  Существует предположение, что приступы были связаны с отравлением спорыньей - родом грибов, поражавшим злаковые растения. Спорынья имеет наркотическое действие. - Прим. перев.

3
  По некоторым данным, в озере таки обитает фитопланктон. - Прим. перев.

4
  Перевод П. А. Каншина.

5
  Historia Incrementorum atque Decrementorum Aulae Othomanicae (лат.). - Прим. перев.

6
  Численность Большого совета росла со временем - от нескольких десятков до нескольких тысяч человек. - Прим. перев.

7
  Dietrich O. The Hitler I Knew. - London: Methuen, 1957. - Прим. перев.

8
  В дословном переводе с испанского: «Сегодня [ваша машина] не едет». - Прим. перев.

9
  Речь о польско-литовской оккупации Москвы 1610 -1612 гг. - Прим. перев.

10
  Это ироничное название. В действительности война велась за господство в Карибском море и Новом Свете. - Прим. перев.

11
  Разумеется, причиной мятежа были политические притязания. - Прим. перев.

12
  Ныне Гаити. - Прим. перев.

13
  Южноафриканцы изначально применяли это уничижительное обращение к представителям группы народов банту. - Прим. перев.

14
  Этот период в истории африканской страны называют бельгийским геноцидом Конго. - Прим. перев.

15

«Но золотом английским нас / На торжище купили». Цитата из стихотворения «Шотландская слава». Перевод С. Я. Маршака.

16
  Один из первых паровозов, построенный в 1829 году, и первый паровоз с трубчатым паровым котлом. - Прим. пер.