Тест Владимир Муровайко
        Книга заряжена на духовное усовершенствование человека, полет творческой мысли и фантазии, общее оздоровление организма народным целителем-экстрасенсом
        Автор предлагает оригинальное решение проблем контакта землян с иными формами космического разума. По-новому осмыслена идея возникновения квазаров, что представляет определенный научный интерес. Повесть «Тест» держит читателя в постоянном напряжении, тем более, что кульминационная развязка приходит неожиданно в самом конце. В книгу включены также повести и рассказы, посвященные психологии научного поиска, взаимоотношениям человека и искусственного интеллекта, другим проблемам.
        СКРИПКА
        Рассказ
        I
        Ее он нашел случайно. Скрипка стояла, прислоненная, к могучему стволу крепыша-дуба, словно ее только что, вот-вот, оставили на минуту. На самом вйдном месте, затем, чтобы тотчас вернуться и забрать. Валерий удивленно остановился: ну и ну! Кто же это бродит по чащам лесным за десяток километров от города со скрипкой? Притом скрипка без футляра. Сейчас грибная пора, люди с лукошками рыщут по всем стежкам-дорожкам, только им ведомым тропкам в поисках боровиков, опят, маслят, щедро уродивших нынешней осенью. Иногда встретишь и таких, как он. Хотя единицы выехали просто прогуляться по лесу, развеять тоску. И вдруг со скрипкой.
        Решил подождать, чтобы поглазеть на этого чудака. Однако прошла минута, вторая - никто не возвращался. Подошел ближе. Скрипка новенькая, словно только что вышла из рук мастера. Рядом такой же, с иголочки, смычок. «Дорогая», - подумал Валерий. Он знал толк в инструментах, сам малость музицировал на смычковых. Даже в любительском оркестре выступал. Правда, особых лавров не снискал, не говоря уже о славе, но не прочь был поиграть в свободное время. Раньше. Всего день назад. Однако у него обычная, хотя и не дешевая, скрипка, какую можно купить в любом магазине музыкальных инструментов. Эта же, по всей видимости, сделана по заказу, для профессионала.
        Подождал еще немного, даже крикнул на всякий случай - не могли же забыть или потерять стоящую вещь. Ни звука в ответ, только эхо послушно повторило, затихая и теряясь где-то вдалеке: «Эй…то абыл ыл ипку…ку ку…»
        Незаметно небо заволокли тучи. Валерий решился: надо взять скрипку с собой. Не оставлять же под дождем. Потом разыщет хозяина. Вернее, его будут искать. Наверняка. Тот обязательно даст объявление в газету. Он еще раз внимательно оглядел находку: нет, никогда не встречал подобной работы. И материал непонятный, будто литая. Наверное, за границей куплена, не иначе. На землю упали первые капли. Распахнув старенький плащ и спрятав скрипку, чтобы не намокла, поспешил к трассе ловить попутку.
        Прошло несколько дней. Потом неделя, другая. Валерий, приходя с работы домой, тотчас заглядывал в местные газеты. Объявление о пропаже не появлялось. «Прямо неудобно как-то, будто специально чужое присвоил», - думал он. Инструмент в руки не брал, только поглядывал с завистью. Однако время шло, а хозяин все не давал о себе знать. И он решил попробовать. Действительно, что может произойти, если немного поиграет, не лежать же ей без дела.
        Осторожно взял скрипку в руки, заученным движением приставил к плечу, слегка прижав подбородком, и вдруг вздрогнул: ему показалось, что та сама сделала неуловимое движение, словно поудобнее занимала надлежащее ей место. «Что за чушь!» - усмехнулся про себя. Легко коснулся смычком струн и удивился еще больше: скрипка оказалась настроенной, даже подстраивать не требовалось. Взял несколько аккордов венгерского «Чардаша». Мелодия ясная, без единой фальши сама разлилась по комнате.
        - Вот это да! - воскликнул Валерий.
        Таких тонких чистых звуков никогда не выходило из-под его пальцев. Только слышал подобное в игре знаменитых виртуозов. Что же это такое, что за инструмент? Ведь не известных же древних мастеров работа, сразу видно. Современный. Неужто появился где-то новый Гварнери или Страдивари? И такое чудо оставить в лесу!
        Он не находил себе места. Взял свою скрипку - ее голос еще так недавно радовавший, показался тихим скрипучим урчанием. Вот бы поиграть на найденной перед коллегами по музкружку, чтобы сам Борисов послушал.
        Борисов, руководитель любительского оркестра скрипачей, недолюбливал Валерия.
        - Все! - недавно кричал он. - Испоганишь мне еще один концерт и можешь уходить. Тебе только на барабане стучать, и то на задворках, на периферии.
        - Я не виноват, Игорь Моисеевич, - опрвдывался Валерий, - струна лопнула, ну и…
        - Струна! Лучше бы ты замолчал, не осквернял слух публики. Да знаешь ли, что Паганини когда-то на одной струне смог полностью концерт отыграть. Повторяю: это последнее предупреждение. И точка. Ищи себе другой коллектив. Меня - заслуженного деятеля, - он выпятил грудь вместе с заметным уже животом, - на посмешище перед публикой выставлять не позволю. Не поз-зво-лю!
        После той ссоры Валерий решил бросить музыку. Да и на что она ему? Стать великим музыкантом, как мечтал в детстве, не смог. Более талантливые или удачливые, с которыми начинал, давно выступают с концертами на профессиональней сцене.
        А он так и остался любителем. Уж сорок скоро стукнет… Хватит того, что считается неплохим инженером. Может, и продолжал бы заниматься музыкой - не за деньги, просто так, для души, если бы не Борисов. Через год после его прихода половина «бесперспективных» разбежалась. Кто сам ушел, кого «ушли». Теперь вот его очередь.
        Сегодняшний вечер перевернул все вверх дном. Виновата находка. Постой! Да ведь именно на следующий день после обидного монолога Борисова он и поехал в лес. Жгла обида. Если бы тот втихаря отругал, черт с ним. А то на людях, показательно. Сел на первую попавшуюся электричку, полную грибников, и уехал. Еще когда сходил в бору, на него оглядывались: тип, дескать, в лес и без лукошка в такую пору…
        Сколько же пропущено репетиций? Три? Четыре? Валерий быстро одевался, поглядывая на часы - через сорок минут начнется генеральная перед отчетным концертом. Как быть с инструментом? Даже футляра не купил. Не нести же в мешке? Ладно, до завтра обойдется. Сунув скрипку под плащ, опрометью выбежал из дома.
        Увидя его, Борисов вытаращил глаза:
        - Ты? - спросил с явной досадой.
        - Болел, - соврал, входя в зал. - Я дома даже на койке репетировал.
        - Ну смотри мне! Первый сбой и…
        - Ладно, - пообещал Валерий. - Не получится сегодня, сам уйду. Без вашего, Игорь Моисеевич, предупреждения.
        - Будешь вести первую скрипку, - злорадно усмехаясь, Борисов указал на место в оркестре. - Иннокентий сегодня не придет, приболел.
        Валерий никогда еще не был первой. Не доверяли.
        Страха перед предстоящим испытанием не чувствовал. Наоборот, какая-то злая уверенность вселилась в него. Придвинул, чтобы лучше было видно, ноты, нежно посмотрел на скрипку: ну, выручай, милая!
        И она заиграла! С первых аккордов мелодия - чистая, светлая - словно вырвалась на простор из темницы и устремилась в поднебесье. Насыщенная, вдохновенная, она лилась, то замирая на мгновение, то вновь возвышаясь над миром.
        Оркестр замер. Застыл, остолбенел Борисов, так и оставшись стоять за дирижерским пультом с поднятыми кверху руками. Не слыша поддержки оркестра, Валерий опустил смычок.
        - Это ты?! - наконец произнес руководитель. - Ты?!
        - Я, - скромно подтвердил Валерий. - А что? Ошибся где- то? В чем-то сфальшивил? - спросил с издевкой.
        Борисов порывисто шагнул к нему:
        - Ну-ка, дай инструмент, - едва не вырвал скрипку из рук. Молча повертел ее в руках. - Где взял?
        - Нашел.
        - Я серьезно спрашиваю, где купил?
        - В лесу.
        - Брось шуточки.
        - Не все ли вам равно, Игорь Моисеевич.
        - Гм! - тот все продолжал рассматривать скрипку. - Впервые такую вижу. Какая-то она… не такая.
        Он взял смычок, приосанился. Провел по струнам. Скрипка издала сухое дребезжание, отдаленно напоминающее только что слышанную мелодию. Попробовал еще раз - вновь режуще-скрежещущие звуки.
        - Да она не настроена! Как на такой можно играть? -нижняя челюсть Борисова отвисла.
        - Не настроена? - переспросил Валерий. - Дайте-ка ее мне! Что исполнить?
        - Ну хотя бы… Хотя бы… «Полет шмеля» Римского-Корсакова.
        Валерий коснулся струн, словно вспоминая нужную мелодию.
        И дивное дело - вдруг пол уплыл из-под ног, все отдалилось на неопределенное расстояние. Чувствовал, что эти люди, зал, Борисов здесь рядом и одновременно далеко, не дотянуться. Мелодия завладела им полностью, без остатка. Перед глазами возникли строки сказки Пушкина. Они приблизились, потом начали расходиться, расплываться в стороны, приоткрывая невидимую волшебную дверь в сказку о царе Салтане. Казалось, скрипка сама играла знаменитый полет к острову Буяну превратившегося в шмеля царевича. В написанное композитором врывались не воспроизводимые никем доселе мелизмы. Удивительные форшлаги следовали одни за другим. Мордент сменялся группето, группето - трелью. Орнаментовка сама, помимо его воли ложилась на известную, доступную только настоящим виртуозам музыку. Пальцы неистово жили на грифе, превратившись, казалось, в самостоятельные, неподвластные разуму маленькие существа.
        Скрипка смолкла. Обессиленный Валерий медленно опустил смычок. Наступившая тишина держалась всего миг, взорвавшись вдруг аплодисментами. Рукоплескал оркестр, многочисленные посетители дворца культуры, которые успели набиться в зал, и даже сам растерянный донельзя Борисов.
        II
        Судьба Валерия была решена. Первый последовавший после этого дня концерт стал и последним в любительском оркестре. Местная филармония предложила выступать с сольным номером.
        Согласился не раздумывая. С работой расстался сразу и без сожаления.
        Прошел месяц. Слава об уникальном скрипаче-виртуозе разнеслась далеко за пределы города. Вскоре из второстепенных вышел на первую роль, стал занимать целое отделение. Теперь не его «приклеивали» к какой-нибудь знаменитости, а к нему «пристегивали», «подвешивали» неудачливых артистов.
        На него шли. Зал филармонии уже не вмещал всех желающих. Проблема лишнего билетика витала не только над теми, кто просто хотел послушать неординарного исполнителя, но и над любителями музыки, «со стажем». Выступления перенесли в огромный киноконцертный зал, самый вместительный в городе. Но и там был аншлаг. Пришлось на многочисленные просьбы в срочном порядке упрашивать администрацию дворца спорта предоставлять ледовую арену в свободные от хоккейных баталий дни. Но поток не уменьшался.
        Удивительное дело: тот, кто хотя бы раз побывал на его концерте, тут же стремился приобрести билет на второй, третий… Секрет был прост: ни единый концерт не повторялся. Каждый раз чудо-маэстро преподносил новое и новое, написанное, вернее вдохновенно симпровизированное им самим. Из разных городов посыпались предложения, приглашения на гастроли одно заманчивее другого. Популярность скрипача росла буквально по часам.
        Валерий так и не понял всего до конца. Несомненно, «виновата» скрипка. Вначале думал, это инструмент экстра-класса и не более. Исполнял Моцарта, Листа, Рахманинова… Скрипка послушно следовала изначальной, «запланированной» мелодии, слегка аранжируя ее, внося в музыку нюансы импровизации. Стоило взять ее в руки, коснуться смычком струн, как тут же неизвестно откуда приходило вдохновение: все вокруг исчезало, жила только музыка. Казалось, он возвышался над бренным миром в каком-то чистом, безоблачном порыве. Ничего больше не существовало вокруг - лишь он и бесконечность. Валерий видел мир вдохновенными глазами исполняемого композитора, творящего в неистовом духовном напряжении великое. Будто на время переселялся в него, жил его самыми сокровенными минутами. И покуда длилось это совершенство, каждый нерв, каждая клетка его тела смеялась и плакала, падала ниц и вновь парила в пространстве. Душа была чиста, прозрачна. Беззащитна и сильна одновременно. Неприкосновенна, как сама музыка.
        После первых концертов он не на шутку испугался. Было над чем поломать голову. Ведь когда брал в руки другую, домашнюю скрипку - ничего не получалось, даже толики переживаний не приходило, не говоря о возвышенности. Ничего сколько-нибудь похожего на высокую музыку. День ото дня росло число почитателей. Однако даже после громкого успеха не нашелся хозяин инструмента. Поначалу побаивался, что тот действительно в один прекрасный день явится к нему и отберет скрипку. Хотя на сей счет была мысль: выкупить за любую, пускай самую непредсказуемую цену это диво дивное, которое от души полюбил.
        Полюбил? Именно так. Валерий чувствовал: и дня ныне не сможет без нее прожить. Помимо воли тянуло взять в руки - гладкую, отполированную, нежную, ощутить тепло ее грифа (даже в мороз она почему-то всегда оставалась теплой) и наслаждаться несказанным, ни с чем не сравнимым блаженством. Торжеством вдохновения.
        Ему казалось, скрипка тоже отвечает взаимндстью, привыкает к нему. Стоило прикоснуться к струнам, как она сама поудобнее приспосабливалась к плечу, готовая вести в неизведанное, тревожно-жгучее, открывать новые грани мастерства.
        На одном из очередных концертов случилось непредвиденное. Конферансье объявил об исполнении отрывка из «Щелкунчика» Чайковского. Аккомпанирующий оркестр дал вводную. И вдруг после первых тактов музыка прервалась. Музыканты замерли в недоумении, вопрошающе зашумели слушатели. Прошло мгновенье и…
        Неизвестная, неповторимая в своем поэтическом звучании полилась тихая грустная мелодия. Зал застыл в трепетном оцепенении. Звуки взлетали и падали, вновь поднимались, набирая силу, готовые вот-вот достичь вершины и, не достигнув, расплывались в тревожной невозможности дотянуться, коснуться брезжившего впереди идеала. В них жило, пульсировало извечное стремление к добру, к свету.
        Валерий сам не понял, как это получилось, откуда появилась мелодия. Казалось, только хотел взять первые аккорды «Щелкунчика» как поднялся в сказочное аквамариновое небо, на котором вот-вот готово было взойти ласковое солнце. Внизу - куда ни посмотри - простирались луга вдоль берега мерцающего океана. Таких деревьев, цветов не видел никогда. Девочки и мальчики в легких прозрачных одеждах подбежали к воде, протянули руки к восходящему светилу… Отдаляясь, все потемнело, исчезло.
        Он стоял, опустив руки, с извиняющимися глазами. И не мог понять происходящего. Взгляд упал на зал. Да, они только что переживали вместе с ним: грустили и возвышались в стремлении объять, познать неведомое.
        На выручку спешил конферансье:
        - Уважаемые друзья, - сказал взволнованно. - Только что перед вами была исполнена кантата «Через тернии - к звездам», написанная… написанная нашим любимым маэстро! - артистичным жестом указал на Валерия.
        Все вокруг потонуло в овациях.
        После этого Валерий начал выступать сам. Оркестр уже не мог поддерживать его - одна импровизация сменялась другой, более совершенной. Музыка выплескивалась из-под смычка раскрепощенного гения, ломала устаревшие каноны, вела за собой. Каждый следующий концерт становился органичным продолжением предыдущего.
        В афишах к «уникальный исполнитель-виртуоз» прибавилось заветное «композитор».
        Скрипка теперь,всецело сливалась с ним. Или, может, он с ней? Валерий не сомневался, что она рассказывает о какой-то неизвестной цивилизации. Рассказ каждый раз охватывает все новые и новые грани чужой и одновременно близкой жизни, приоткрывая завесу над неведомым. Понимал: скрипка ищет не только взаимопонимания, но и контакта. Да, именно контакта с Землей. Но почему он? Почему «они» избрали не ученого, а самого что ни есть обычного, можно сказать, заурядного землянина?
        Концерты продолжались. С приходом весны их решили перенести на главную площадь города. Слышать их хотели многие - ни один ведь не повторялся, а дворец спорта уже не мог удовлетворить и десятой части желающих.
        Валерий боялся одного: вдруг его вдохновенные видения исчезнут. Не вечные же они. Может, скрипка имеет, пусть и большое, но все же ограниченное количество «записей»? Однако музыка не исчезала, наоборот, становилась все ярче, насыщеннее. Каждая новая «страница» несла, пробуждала у слушателей целые гаммы чувств: грусти и прощания, грозных столкновений со стихией и жизнеутверждающее, патетическое начало, заложенное в человеке, всем сущем во Вселенной.
        Видеть мог только Валерий. Слушатели жили лишь чувствами, переживаемыми им. И что обидно: музыка, записанная на пленку, не приносила того удовлетворения, которое испытывали слушатели, пребывая в зримом контакте с исполнителем. Нет, она была неплохой, даже мастерски исполненной. Но не более, не вызывала той бури ощущений. Критики назвали это явление «гипнотическим эффектом присутствия», но разгадать его никто не мог. Валерий и сам через некоторое время многое забывал. Увиденное в небывалом, неистовом напряжении проходило, туманилось, теряясь где-то глубоко в подсознании. Он пробовал было тотчас после концерта записывать, воспроизводить в памяти показанное скрипкой, но зафиксированными оставались лишь бледные эскизы, отрывки пережитого.
        Показав однажды такую запись известному профессору Вед- медеву, специалисту по внеземным цивилизациям, в ответ услышал:
        - Да, не полагал я, маэстро, что у вас талант фантаста. Говорите, голубое солнце, похожие на нас соплеменники, высокораз
        витая культура? Бред! Вздор! В пору роман писать. Об инопланетянах. Хотя зачем вам это? Ваша музыка куда прекраснее. Занимайтесь своим э-э-э - делом.
        - Я не выдумываю. Поверьте, своими глазами вижу все это во время исполнения.
        - Не сомневаюсь, милый Валерий, фантазия у вас отменная, - продолжал на это Ведмедев. - Изысканная даже. Уникальное, знаете ли, мироощущение. Оригинальное, я бы сказал. Не удивительно, что такую музыку пишете. Об исполнительском мастерстве уже не говорю. Касательно ваших э-э-э… видений, то это миф. Понимаете, миф! И ничего больше. Я сорок с лишним лет занимаюсь внеземными цивилизациями, и, слышите, ни одной, ни единой цивилизации до сих пор так и не удалось обнаружить. Даже приблизиться к открытию не удалось. Почему? Да потому, что их просто нет. И быть не может! Это ничто иное как перенапряжение вашего мозга. Знаете, у творческих людей бывает. Весьма часто, знаете ли, встречается. У меня, поверьте, никогда.
        - Да, но скрипка…
        - Скрипка? А что скрипка? Инструмент как инструмент, - повертел в руках. - Обычная, - он на всякий случай заглянул в деко, постучал по стенке пальцем. - Не в ней, знаете ли, понимаете ли, дело. В вас, дорогой Валерий. В таланте вашем. Вот. И выбросьте лишнее из головы. Мой совет, знаете ли. Вам бы отдохнуть, к психиатру обратиться… Каждый день концерт, этого э-э-э…, понимаете, и лошадь не выдержит. Тоже видения замучают.
        Валерий показывал инструмент выдающимся музыкантам. Те пробовали играть, но ничего необычного у них не выходило, даже получалось хуже, чем на привычных, опробованных. Ученые из других областей науки лишь пожимали плечами: самая обычная, правда, хорошей изящной работы. Во всех ее линиях чувствуется рука мастера. Не требует ни настройки ни подстройки? Ну, это дело маэстро, ему виднее.
        III
        Разочарование сменялось горечью. Горечь - новыми разочарованиями. Так продолжалось несколько месяцев. Оставшись непонятым в главном, Валерий продолжал выступать. Музыка не тускнела, скрипка служила исправно.
        Повинуясь ненавязчивым нашептываниям «поклонников», которые теперь постоянно окружали его, решил заняться устройством жизни. К концу лета переехал в новую квартиру в центре города. Обзавелся машиной, модной мебелью. В загородной зоне вырастала сказочная дача. Пухла сберкнижка. Подыскалась для холостяка и невеста. Хотя о пылкой любви он не помышлял, однако женитьба сулила серьезные выгоды - она была дочерью самого… А это немаловажно, обнадеживающе шептали многочисленные доброжелатели: крепкое положение в обществе, обеспеченное, даже более, будущее, прислуга, отличная кухня…
        Правда, Ляля в музыке была не очень (с детства страдала тугоухостью), но звон монет слышала хорошо. Узнав, сколько Валерий получает за концерты, устроила маленький свой, тактично закапризничав. Пришлось поставить новые условия перед менеджером. Их сразу же удовлетворили.
        На следующий день после свадьбы случилось непредвиденное - очередной концерт прошел неудачно. Видения почему-то потеряли насыщенность, поблекли. Валерия это не очень обеспокоило. Главное, на его счет была перечислена кругленькая сумма.
        - Деньги - вот что определяет человека, - любила повторять Ляля. - Деньги - это все. Это - жизнь. Настоящая, полнокровная.
        Сам не заметил, как им завладел новый стимул - змей наживы опутывал больше и больше, вытесняя остальное. Теперь после очередного концерта спешил не лихорадочно записывать увядающие в памяти картины, показанные скрипкой, а проверить, не забыли ли уплатить. До копейки!
        К середине осени видения исчезли совсем.
        - Ну, вот и прекрасно! - легко восприняла грустинку мужа Ляля. - Наконец, милый, твои мозги приходят в норму. Я уже подумывала показать тебя психиатру. Теперь отставим. Кстати, мы сегодня едем за город в чудесный ресторанчик. Погуляем. Не забыл, Куницыны просили, чтобы захватил с собой виолончель.
        - Скрипку, сколько раз можно повторять! - вскипел Валерий.
        - Хорошо, мой мальчик, скрипку, - сразу согласилась молодая жена, пошевелив изнеженным пальчиком его поредевшие волосы и выпятив напоказ пышную грудь, готовую, казалось, при наименьшем наклоне вывалиться из декольте. - Только не забудь. В прошлый раз мне Вотковы выговаривали, что не прихватил. Поиграешь малость для публики.
        В ресторане случайно встретил Павла. Тот бросился с объятиями:
        - Валерка, ты?! Боже, какая встреча! Уж не ожидал увидеть бывшего однокашника. Ты же знаменитость! Был на концерте, был. И не раз. Хотел подойти, да куда там - не пробиться.
        - Мой школьный товарищ. Лучший, - познакомил с Лялей.
        - Из командировки возвращаюсь. На слет рационализаторов ездил, - радостно говорил Павел. - Мы у себя на заводе такое новшество затеяли, ахнешь. Замотался вконец. За целый день даже корки во рту не было. Дай, думаю, забегу перекусить, а то пока до города доберусь…
        Валерий радовался несказанно. Что-то теплое, нежное словно пробуждалось в нем снова. Сели вдвоем за отдельный столик. Ляля отошла к Куницыным.
        - Все такой же крепыш, Пашка! Цветущий, неунывающий, - похлопывал друга.
        - Слушай, а ты немного сдал, Валерка. Концерты замучали? - Он участливо рассматривал ссутулившиеся плечи, поблекшие глаза, осунувшееся продолговатое лицо. - Надо поберечь себя. Нельзя же выкладываться так неистово. Я знаю как никто твою искренность, доброжелательность. Сколько живу - человека с такими открытыми мечтами и душой не встречал.
        - Что поделаешь, надо. Публика требует, - соврал.
        Он не хотел признаться, что пришлось перебраться с площади сначала во дворец спорта, а с завтрашнего дня будет выступать в зале филармонии. Причина? Скрипка! Стала все больше и больше фальшивить, теряет когда-то ясное, вдохновенное звучание. Иногда даже притворяться больным приходится, лишь бы не показываться на люди.
        К ним подошла Ляля. Щеки раскраснелись от вина, на лице играла глуповатая улыбка.
        - Погутарили и хватит, - сказала с явным намеком. - Ты бы что-нибудь сбацал, а Валера?
        - Я занят, не видишь? - зло обернулся к жене.
        - Сбацай, сбацай! - подкатились толстяки Куницыны, слегка ^похлопывая в ладошки.
        - Я скрипку дома забыл, - сделал попытку отвязаться.
        - А вот и нет! А вот и йет! - заплясала Ляля. - Я ее сама захватила, - вытащила из-за спины скрипку.
        - Отстань, прошу, - он никогда еще не чувствовал себя так гадко, неловко. Хотя бы не при Павле. Специально ведь подплыла.
        К ним начали подходить другие посетители, побросав свои столики. Обступив Валерия полукругом, заскандировали: «Ма- эст-ро! Ма-эст-ро!»
        Деваться было некуда. Он неохотно взял скрипку. Та будто отталкивалась от плеча. С силой прижал щекой, провел смычком по струнам. Послышалось невыразительное жалкое дребезжание.
        - Она не настроена, - объяснил.
        В сердце ужом начал заползать страх: что-то случилось! Попробовал подтянуть струны - то же дребезжание. Опрометью как был выбежал из ресторана, поймал такси.
        …Он сидел в большой, богато обставленной комнате, служившей ему кабинетом, опустив голову. Сбоку пылал камин, его часто разжигали нынешней прохладной осенью. Рядом на кресле лежала скрипка.
        Она умолкла насовсем. Никакие попытки выдавить, выбить мелодию ни к чему не привели. Даже дребезжание пропало. Стала холодной, безжизненной. А завтра очередной концерт. С ненавистью посмотрел на инструмент, еще совсем недавно такой послушный, принесший славу, почести, деньги. Лицо исказилось. Резко схватил, зло бросил оземь:
        - Ты будешь играть или нет?! - закричал.
        Скрипка упала, как камень, ни единая струна не зазвенела от удара/
        - Будешь или нет, спрашиваю? - схватил со стола первое попавшееся в руку и бросил в нее.
        Пузырек с клеем разбился возле дека. Вязкая жидкость стекала, не приставая к скрипке, и лужицей присыхала к полу. В неистовстве взял за гриф и с размаху швырнул в камин. Из горла вырвались хриплые рыдания.
        …В комнату в бешенстве влетела Ляля. Начала прямо с порога:
        - Послушай, что я тебе скажу, мой мальчик. Ты зачем меня опозорил на весь ресторан? Завтра Куницыны разнесут на весь мир. И что это у тебя за дружочки такие! Откуда тот работяга взялся? Запомни, милый, отныне друзей тебе буду подыскивать я. Лично. Ты меня понял? - она стремительно пронеслась по комнате, шагнула к камину и вдруг вскрикнула. - Что ты наделал, изверг! Такую дорогую вещь и в огонь! Она же столько денег стоит!
        Опрометью вытащила скрипку из огня и застыла в недоумении:
        - Холодная, - вытаращила глаза. - Не сгорела… Даже чуточку. - Пришла в себя от удивления. - Так ты меня понял, я спрашиваю? Или-или. Жить с дураком не желаю.
        - Это ты хорошо сказала: с дураком, - зловеще поднялся Валерий. - И заорал что есть мочи. - В-о-он!!!*
        IV
        День выдался холодным, пасмурным - даже грибников в электричке едва треть вагона набралась. Поеживаясь под порывами ветра, Валерий шел к знакомому дубу. Хотя тогда дорогу особо не запоминал, нашел его сразу. Медная листва ковром устилала землю, сердито шуршала под ногами. Дуб грозно шумел могучей ветвистой кроной.
        Опустив голову, постоял немного. Вынул из-под полы старенького плаща скрипку, прислонил к стволу. Рядом положил смычок. «Такая же, как тогда, - подумал горько, отойдя на несколько шагов. - Как хорошо все начиналось…»
        Его пронзила мучительная боль. На глаза наплыл непрошенный туман. Решительно смахнул слезу, сказал грустно:
        - Не выдержал я испытания. Прости. И прощай.
        Валерий постоял еще немного. Потом решительно повернулся и быстро зашагал в противоположную от города, от дома сторону.
        ТОЛЬКО ФАКТЫ
        Рассказ
        Здравствуй, дорогая Леночка!
        Извини, что тысячу лет не писала. Может быть, и еще сколько же не беспокоила, ведь встречаемся более-менее регулярно, но вынудили потревожить обстоятельства. Я имею ввиду твоего брата. Нет, мы не расходимся и ничего особенного в нашей жизни супружеской пока не случилось, кроме одного. Да и не заболел он, наоборот, даже помолодевшим выглядит. Но с некоторых пор, вот уже целую неделю, не ночует дома. Представляешь?! Первые дни я с ума сходила, передумала уйму всякого. Оказывается, засел на работе. Расспрашивала сослуживцев - все подтверждают: да, Роман Михайлович не выходит из цеха, руководит почти круглосуточно, как-никак конец года. На всякий случай среди ночи звонила несколько раз - работает. Но что меня мучает, отвечает официально, как чужой: извини, говорит, милая, я слишком занят. Уделю время, когда посвободней буду. Представляешь?! Мне-то говорит: уделю время.
        Позавчера пошла на хитрость. Сказала, что Димка приболел. Оставить не с кем. Попросила часик-другой побыть, мол, пока я схожу на работу объясниться. Прибежал сразу. В семь утра. И что же думаешь? Приложил руку ко лбу, подержал секунду- вторую. «36 и 7 десятых по Цельсию, - сказал. - Мальчик совершенно здоров». «Ты хотя бы на полчаса приходил вечером. С детьми поиграть. Утром в садик помог отвести», -говорю ему. «Хорошо, - отвечает. - К скольким приходить?» Разозлилась: «В 19 часов 34 минуты. По московскому времени!» Одел он Димку, отбарабанил в садик.
        Вечером приходит. Проверил у Оленьки уроки, начал что-то с Димкой из кубиков строить. Я довольная. Возвратился, наконец-то,
        думаю. Когда смотрю - одевается. «Куда?» - спрашиваю. «20 часов 04 минуты, - отвечает. - Завтра буду в 7.00. Иду на работу». Тут я не выдержала, да как расплачусь. «Ты бы хоть улыбнулся, Рома, - говорю. - Поцеловал, слово какое ласковое сказал. Поужинали бы вместе». Раньше как было? Стоило мне только всплакнуть невзначай, он тут как тут: «Что случилось, дорогая, милая, ласточка?», - увивается, успокаивает. А сейчас стоит в дверях, как истукан, растянул губы в улыбке, неестественной такой, знаешь, улыбке, приклеенной словно, и тараторит: «Не вижу причин для эмоций (представляешь, эмоций?!) Что такое поцеловать, милая?… счастливая… непревзойденная… несравненная… Достаточно. В ужине нет потребности». «Ну, если нет, тогда проваливай, несравненный, непревзойденный. Чтоб духу твоего здесь не было! Можешь больше не приходить.» «А в 7.00, - улыбается, - отменяется?» «Отменяется! Все отменяется!»
        И он ушел. С того дня не возвращался. Узнавала через знакомых - в цехе. Такая вот беда, Леночка. Не знаю, что и думать. Как быть? Прошу тебя, помоги. Я ему все-все прощу. Позвони или напиши, пусть возвращается. Понимаю, такая у него работа сумасшедшая. Конец года. А я обидела. Но самой, знаешь… Пожалуйста, подействуй. Как сестра, как женщина.
        Остальное у нас все хорошо. Никто не болеет. Ольга учится, почти одни пятерки носит. Дима уже «р-р-р» чисто выговаривает. Приезжайте в гости, будем рады. Тогда и поговорим подробнее.
        До свидания. Наташа. 12 декабря 20… года».
        *
        Руководители участков, мастера, научно-технический персонал собрались в приемной начальника сборочного цеха на производственную пятиминутку. Стоял тот суматошно-кулуарный шум, какой всегда можно встретить перед началом или в перерывах между заседаниями, совещаниями, когда обмениваются новостями, договариваются о чем-то, перемывают кости ближним.
        - Ах да, ты не был, первый день как из отпуска, - говорил начальник участка Валько своему коллеге Захарчикову. - Многое потерял. Ничего, еще увидишь. Наш Роман Михайлович изменился. Преобразился. Прямо на глазах, за прошлую неделю.
        - Поплотнел еще больше?
        - Нет, я не о том. Требовательным стал, до неузнаваемости. Придирчивым. Разгон дает всем без исключения.
        - Михайлыч? Не может быть! Постоянно ведь либеральничал.
        К разговаривающим подошел мастер Рябчиков.
        - Захарчиков! Привет! Как отдыхалось?
        - Все хоккей, как говорят англосаксы. На родину в деревню ездил. Подальше от шума городского.
        - Молодцом. Слушай, у нас здесь такие дела начали твориться…
        - Да вот слушаю. И верится, и не очень.
        - Точно. Вот вчера, например, говорит мне Михалыч на пятиминутке: «Почему, мастер Рябчиков, на минуту 52 секунды ваша смена раньше работу закончила? Повторится - будете наказаны». Нет, ты пойми: на минуту 52 секунды!
        - А какие пятиминутки стали, - поддержал Валько. - Пять минут и ни секунды дольше. Если кто не успел высказаться или доложить, оставляет. Других не задерживает - по местам.
        Стрелки часов напротив секретаря Танечки показывали без одной минуты восемь. Она резко встала из-за столика и при первом бое механизма широко распахнула дверь кабинета. При последнем бое дверь закрылась. Танечка стала на свой пост, широко расставив руки, самим жестом давая понять: никого из опоздавших не пропустит ни под каким предлогом.
        Роман Михайлович, бодрый, энергичный (а поговаривали, вновь провел в кабинете бессонную ночь), привстал:
        - Рябчиков, мастер шлифовального участка, - начал, - объявляю вам выговор.
        - За что-о? - застыл в изумлении.
        - Вчера вы закончили смену на минуту и 34 секунды позже положенного.
        - Вы еще точнее можете сказать, ну до десятых секунды? - съязвил Захарчиков.
        - Могу, - без тени иронии ответил начальник. - Могу и до сотых. Смена закончила производственную деятельность позже на одну минуту 34 и 28 сотых секунды. За прошедшие сутки цех недодал продукции на четыре рубля 71 копейку, - продолжал он. - План не выполнен.
        - Да это же мизер, ведь на десятки тысяч рублей… - попробовал было вновь возмутиться Захарчиков.
        - Прошу не перебивать, - резко оборвал Роман Михайлович. - Вопросы, не касающиеся непосредственно производства, можно задать в приемный день с 10 до 14 часов. Запись на прием у секретаря.
        Он дал еще несколько конкретных, предельно точных распоряжений. Ровно за пять минут совещание закончилось.
        Вскоре о начальнике сборочного цеха заговорил весь завод. И не только потому, что с конвейера начала сходить в нужном количестве, хорошего качества продукция. Впервые за последние годы электронное оборудование после сборки не требовало доводки, процент брака упал почти до нуля. Поговаривали, Роман Михайлович часто сам бросал «кресло» и шел туда, где намечалась «дырка». Лично в считанные минуты с поразительной точностью настраивал станок, устранял неполадки не хуже самых опытных мастеровых. Дисциплина и порядок сборщиков достигли совершенства. Их стали ставить в пример.
        Поражало и то, что бывших своих друзей он словно перестал узнавать: со всеми был ровным, официальным и даже в дружеских разговорах не выходил за рамки производства.
        - Ты что, помешался на своем оборудовании, а, Роман Михайлович? - в шутку заметил заместитель главного инженера предприятия Бальчук. - Дома не бываешь. Мне вот вчера Наташа звонила, спрашивала о тебе, ругала: гробите человека. Я понимаю: производство - это важно. Очень важно. Но нельзя же так.
        - Какая Наташа? - спросил,
        - Да у тебя и впрямь короткое замыкание в башке.
        Роман Михайлович постоял несколько секунд, казалось, уйдя в себя. Потом ответил:
        - Все в полном порядке. Замыкания нет. Наташа сказала: «Все отменяется», - и пошагал в цех.
        - Чудак! - только и промолвил Бальчук. - Но производство поднял. В считанные дни. Молодец, ничего не скажешь. На орден тянет.
        *
        Секретарь Таня была в трансе. Сегодня Роман Михайлович вызвал ее в кабинет во время обеденного перерыва л строго спросил:
        - Что такое целовать?
        Девушка стушевалась.
        - Такое придумаете… - начала она.
        - Ты умеешь целовать? - спросил еще строже.
        - Умею… - покраснела. - Не совсем, не очень.
        - Покажи.
        - Роман Михайлович! Разве можно?
        - Приказываю. Приказ № 87.
        Она подошла к нему, несмело чмокнула в щеку и, раскрасневшись, выбежала из кабинета.
        - Целовать - значит касаться лица губами в этом квадрате, - ткнул себя пальцем в щеку Роман Михайлович и пошел осматривать главный конвейер.
        На столе осталось лежать письмо от сестры: «…Брось все и сегодня же вечером после работы пойди к Наташе. Обними, поцелуй и она тебя простит. Разве можно так поступать, Роман? У тебя же семья, дети. Прошу тебя, нет, приказываю: иди и помирись!..»
        «Здравствуй, дорогая Леночка!
        Теперь я убедилась окончательно: Рома сошел с ума. Наконец явился. Заявляет прямо с порога: «Получил приказ сестры прибыть домой и помириться. Я должен тебя обнять и поцеловать». Такой серьезный, знаешь, стоит. Ну, думаю, к шутке все сводит, неловко ему, стесняется. Подошел, сгреб меня - и откуда у него столько силы взялось? Поцеловал неумело как-то, словно мальчишка впервые. Спрашивает: «Ты простила?» «Простила, - отвечаю со вздохом. - Иди детьми займись, забыли уже, какой у них отец». «Сколько?» «Сколько захотят. Если вообще захотят».
        И началось. Приходит вечером домой. Сгребает в объятия, целует. Играет с детьми. Как только засыпают - бежит на работу. Прибегает в семь утра, тащит Димку в садик. Есть не хочет абсолютно, ни под каким предлогом. «Нет надобности», - говорит. Спать тоже нет ему, видишь ли, надобности. Ни слезы, ни уговоры не помогают. Тычу ему завтрак. А сегодня, знаешь, что обнаружила? Он, оказывается, выбрасывает мной приготовленное в ящик для мусора, прямо возле подъезда. Представляешь?! Я бы и не знала, так дворничиха сказала: «Что это ваш муж каждый день свертки с едой выбрасывает? Кошек приучил к ящикам, прямо спасу от них нет!» Вечером Димка заявляет: «Надо папу на подзарядку поставить. Мы с Олей высасываем у него энергию до предела, еле дойти до работы хватает». Что твой братан с ребенком делает! Ужас какой-то и все. Мальчику сколько слов вбил в головку! Электроэнергия, фактаж, оборудование, автоматическая линия, нейтринные связи…
        Прошу тебя, приедь, поговори с братом. Может, одумается? У меня уж сил нет терпеть такое.
        Остальное у нас все хорошо. Никто не болеет. Ольга много читает, боюсь, чтоб глаза не испортила. Димка стихи декламирует, поет песню «В лесу родилась елочка» - готовится к новогоднему утреннику в садике. Приезжайте в гости, будем рады (тебя жду-не дождусь особенно, надеюсь, понимаешь). Тогда и поговорим подробнее.
        До свидания. Наташа. 21 декабря 20… года».
        *
        Таня подала заявление с просьбой уволить по собственному желанию на следующий день после принудительного, как считала, поцелуя. Мастер Рябчиков попросил уволить через несколько дней после того, как схлопотал второй (теперь уже строгий) выговор за нарушение производственной дисциплины - два десятка деталей превысили допуск точности после шлифовки на несколько десятков микронов.
        - Раньше допуск едва ни полумиллиметром на этом вале измерялся, а теперь микронами. Поймай их, эти микроны! - жаловался коллегам. - За тем станком молодой стоит, три дня как из ПТУ к нам пришел. И за что я попал в немилость к Михалычу?
        - Нынче он всех давит. Беспощадно. Словно подменили человека. Раньше такой сердечный был, внимательный, - сочувствовал Захарчиков.
        - То раньше, - вторил Валько. - Мог и накричать за дело - никто не обижался. Из себя мог выйти, особенно после взбучки у директора. Сейчас стал ровным, спокойным, как запрограммированный. И - зверь. Тоже вскорости буду расчитываться. Зачем мне начальник, который по-человечески не понимает? Сидит филином в кабинете. И днюет и ночует там.
        - Да он почти не спит. Рассказывают, с женой поссорился. До развода дело доходит.
        - Тогда ясно. На нас зло сгоняет.
        - И откуда у него эта дурацкая принципиальность взялась?
        - Принципиальность - черта отменная, - подвел итог волне возмущения Захарчиков, - если она от души идет. Не понимаем разве - надо производство подтягивать. Но одно дело, когда тебя за человека считают, и другое, когда машине уподобляют. Так и свихнуться можно. Я вчера (видимое ли дело?) на прием к нему записался. Зашел, говорю, посоветоваться. На релейном участке ребята рацуху кинули. Отличное предложение - эффект несколько сотен тысяч рублей должен составить. Поверьте, говорю, сам загорелся, как мальчишка. Но чтобы проверить все, надо на несколько часов остановить производство. Потом это, несомненно, окупится. Выслушал Михалыч суховато как-то, официально.
        - Не имею, - отвечает, - права производство останавливать. Надо выполнять программу.
        Захарчиков с горечью развел руками:
        - Раньше, я уверен в этом, поддержал бы подобное Михалыч. На риск бы пошел, невзирая на конец года. Помните, совсем недавно сам носился с идеей биоробота, мучился, что не разрешают экспериментировать. А сейчас, видите ли, не имеет права. И какая его муха укусила? Подошел я к нему с другой стороны. Предложил в выходной день поработать. Ребята, говорю, останутся, пожертвуют личным временем.
        - Не разрешаю, - отвечает. - Перерасход энергии недопустим. Износ оборудования в нерабочее время тоже. Нет приказа.
        - Какого приказа? - взбеленился я.
        - Свыше. Время вашей аудиенции закончилось. Следующий.
        - Вот так, - закончил рассказ Захарчиков. - Завтра пойду к директору завода. Иного выхода нет. Неужели и там не поймут?
        *
        «Здравствуй, Леночка!
        Мне больно писать, но жить с Ромой нет больше сил. Наверное, буду подавать на развод. Он действительно, словно заведенный. Ужасно стал однообразен. Но с этим еще могла смириться. А вчера сотворил такое, уму непостижимо. Я силой заставила его остаться дома, когда дети уснули. Просидел всю ночь на кухне. Что там делал, не знаю, во всяком случае шума не было. Но под утро во всем доме - представляешь?! - погорела электропроводка. Инспектор из горэнерго пришел требовать объяснений. Я как-то ненарочно посмотрела на электросчетчик, совсем недавно платила за электричество. И о ужас! За ночь намотал почти на 200 рублей! Инспектор спрашивает: что у вас в квартире творится? Я к Роману. Тут зазвонил телефон: его вызывали на работу. «Никуда ты не пойдешь, - кричу на него, - пока не объяснишь, в чем дело! И инспектору тоже. Запрещаю тебе открывать дверь». И что? Он выпрыгнул через балкон. С нашего четвертого этажа! Едва разрыв сердца не получила. К счастью, не разбился - помчался во всю прыть в свой проклятый цех. Инспектор от страха потерял сознание.
        День прошел как на иголках. Вечером слышу, кто-то стучится на балконе. Подхожу - Рома. И как он туда залез? Впустила молча, не разговариваю. Начал играть с детьми. Вдруг слышу: дикий рев. Прибегает ко мне Димка, весь в слезах, слова вымолвить не может. «Что случилось?» - спрашиваю. А он мне, всхлипывая: «Пап-па, пап-па…» Тут подходит Оля, объясняет. Оказывается Димка начал рассказывать твоему братцу-истукану о Деде Морозе, какие тот принесет подарки к Новому году. А тот в ответ: «Факты (представляешь?! факты) свидетельствуют: Деда Мороза не существует в природе. Объект науке неизвестен. Лицо вымышленное. Фактам надо верить».
        Выгнала из дома. Теперь навсегда. Указала на дверь. Но он предпочел выпрыгнуть через балкон. Это уже его дело. Утром приходил участковый, говорит, жильцы жалуются, что ваш муж лазит вечером по балконам. Придется его на первый раз оштрафовать. Короче, стыда не оберешься.
        Такие вот наши дела. Я в горечи. Остальное все хорошо. Никто не болеет. Ольга закончила полугодие с одной четверкой по математике. Димка озадачен: придет или не придет к нему Дед Мороз?
        Если хотите, приезжайте в гости. Говорить подробнее нам, думаю, нет смысла.
        До свидания. Наташа. 28 декабря 20… года».
        *
        Директор вызвал Романа Михайловича к себе. Разговор предстоял весьма нелицеприятный. Начал без обиняков:
        - Что у вас происходит в цехе?
        - Выполняем заданную программу, - ответил четко. - На этот час прибыль составляет 72 тысячи рублей 93 копейки.
        - Я не это имею ввиду. За производственные показатели заслуживаете похвалы. О другом спрашиваю.
        - Вопрос не понял.
        - Жалобы на вас поступают, Роман Михайлович. Жалобы. Ежедневно. Вот! - достал солидную папку. - В чем дело?
        Начальник цеха быстро пролистал письма, заявления, густо исписанные разными почерками.
        - Не имеет смысла, - сделал заключение, закончив читать. - Изложенные факты противоречат программе.
        - Какой программе?
        - Ежесменно выпускать продукции на…
        - А человеческий фактор вы учитываете?
        - Я руководствуюсь фактами. Фактами и ничем больше.
        - Хорошо. Подойдем с другой стороны. Раньше-то вы умели работать с людьми, Роман Михайлович. Ценили вас за это. А сейчас? Девять заявлений об уходе. Только от инженерно-технических, научных работников. Еще восемь ведущих специалистов вы уволили в предыдущие дни по непонятным мне причинам. Что случилось?
        - Они не справлялись с обязанностями.
        - А вы справляетесь?
        - Да. Программа выполняется по графику. Дисциплина за редким исключением находится на надлежащем уровне.
        - Ладно. Почему вы отвергли рацпредложение рабочих с участка Захарчикова? Более того, когда он попытался что-то сделать, уволили.
        - Он грубо нарушил технологическую дисциплину. Перерасходовал энергию. Поломал программу. В результате недо- произведено продукции на 8 тысяч 359 рублей 44 копейки.
        - К черту ваши копейки! - вскипел директор. - На следующий день после введения новшества он перекрыл их с лихвой, в несколько раз. Высвободил условно двух рабочих. Облегчил некоторые операции. Не так ли?
        - Так. Но он нарушил техпроцесс. Я восстановил, как было.
        - И уволили Захарчикова?
        - Да. Захарчикова, Солечко, Притчука, Погосяна, Путынина.
        - Лучших цеховых, да и заводских рационализаторов. За что? За что, я вас спрашиваю?
        - Они нарушили техпроцесс, дисциплину. В результате…
        - Что с вами происходит, я еще раз спрашиваю, Роман Михайлович? Ведь человек может плохо себя почувствовать, заболеть. Да мало ли что может случиться. Поссориться с женой, просто быть не в настроении. А вы сразу - предупреждение, выговор, приказ об увольнении. Мыслимо ли? Человек не машина, неужели не понимаете?
        - Они нарушили техпроцесс, дисциплину. В результате…
        - Хватит. Достаточно. Я восстановил всех уволенных вами в должности. За рацпредложение объявил каждому благодарность. В приказе. Вот читайте.
        Роман Михайлович быстро, всего за секунду пробежал текст.
        - Вопрос понятен.
        - Еще одно. Это, извините, не касается производства. Здесь на вас бумаги некоторые пришли. Из милиции. Вы что, по балконам лазите, прыгаете с четвертого этажа? Электропроводку пережигаете? Насколько знаю, к спиртному у вас пристрастия не было.
        - Мне запретили выходить через дверь.
        - Кто запретил? - директор в изумлении поднял брови.
        - Жена Наташа.
        - Честное слово, не ожидал от вас такого. Чтоб отныне подобного не повторялось. Предупреждаю. А ваше поведение мы еще разберем.
        - Ваш приказ исключает предыдущий. Наташин. Предыдущий исключает ваш. Приказ исключает приказ… Приказ исключает приказ… Приказ исключает приказ…
        - Прекратите! Заладили одно и то же. Итак, на первый раз объявляю выговор. Поверьте, это по-дружески. Не увольняю, потому что не один год вас знаю.
        - Не понял. Выговор - не понял, - Роман Михайлович зашатался.
        - Выговор за неумение работать с людьми. За сдерживание производства. В конце концов, за сдерживание выполнения производственной программы.
        - Не понял. Выговор - не понял. Фактов нарушений нет. Приказ исключает приказ. Выговор - не понял. Фактов нарушений нет, - начальника цеха бросало из стороны в сторону.
        Директор с ужасом увидел, что из-под туфлей Романа Михайловича сначала чуть-чуть, а потом клубами повалил дым. В воздухе разнесся запах жженой резины и изоляции. Волосы директора встали дыбом. Как был в изумлении застыл в кресле. Кровь начала отливать от лица.
        Вдруг дверь широко распахнулась, и в кабинет вбежал, вытирая на ходу пот… Роман Михайлович.
        *
        «Здравствуй, дорогая Леночка!
        Наконец все стало на свои места. Рома возвратился насовсем. Нет, не тот, о котором писала раньше. Тот был ненастоящим. Возвратился мой единственный любимый Роман Михайлович. Я ему, конечно, простила, но это между нами, пусть еще помучается, поувивается за мной.
        Мой Рома - настоящий - создал биоробота. Ну почти человека, только с некоторыми железячками внутри, я в этом слабо разбираюсь. Он, бедненький, добивался, чтобы новинку испытали, но везде получал отказ. Тогда на свой страх и риск вместе с этим взбаламушным скульптором из соседнего подъезда, они слепили (я в подобные тонкости не вникаю) второго Рому. Запрограммировали. Что он вытворял, ты уже знаешь. А мой Рома - настоящий - в это время поселился у старого друга и тихонько следил за экспериментом, не показываясь никому на глаза.
        Теперь дела Романа Михайловича пошли вверх. На заводе и в институте взяли его разработки. Даже, говорят, биороботы эти станут незаменимыми на производстве. Как наладчики техпроцесса, короче, во всем, что не касается человеческого фактора. Роме на всякий случай вкатили строгий выговор. И поделом. Чтоб не морочил больше жене голову. Ведь что касается семьи, эта человеко-машина потерпела полное фиаско. Благодаря мне, сама понимаешь. Я-то его сразу раскусила.
        Жизнь наша возвратилась в привычное русло. Димку в большинстве случаев отвожу в садик сама. Проверяю уроки у Ольги. Муж, как всегда, слишком занят. Все-таки начало года. Надо выполнять производственную программу. Обещает чуть погодя больше выкраивать для меня времени.
        Правда, немножко берет меня страх, когда Рома выходит на балкон. Но я теперь каждую ночь на всякий случай тщательно его ощупываю. И регулярно смотрю за счетчиком. Одного жаль: у этого ненастоящего Ромы были такие сильные объятия - дух забивало, представляешь?!
        Остальное у нас все хорошо. Никто не болеет. Ольга вновь радует в третьей четверти пятерками. Димка пристально выспрашивает, существует ли Баба-Яга? И что свидетельствуют об этом факты.
        Приезжайте в гости, будем рады. Тогда и поговорим подробнее.
        До свиданья. Наташа. 24 января 20… года».
        КОРРЕКТИВ
        Рассказ
        I
        Борис беспомощно откинулся в командирском кресле.
        - Кажется, мы основательно влипли. А все та проклятая коррекция. На миллисекунду.
        - Да-а-а, - протянул Алексей. - Влипли не то слово. Затерялись, вот. Из «влипли» можно выпутаться, здесь посложнее петрушка. Но искать выход надо. Иначе…
        Он не договорил. Что означает «иначе», было ясно обоим. Их небольшой разведывательный звездолет класса «Галактика», рассчитанный на кратковременный полет с двумя космолетчиками, затерялся во Вселенной. Они предполагали вынырнуть из подпространства невдалеке от недавно открытой двойной звезды. В последний момент внесли незначительную поправку, чтобы подойти к ней несколько ближе. И вот… Или бортовой компьютер дал сбой, или ввели в него неточные данные, но «Смельчак» материализовался совсем не там.
        Решив исправить ошибку, Борис тотчас дал корабельному «мозгу» задание вернуться назад, в Солнечную, вновь внеся коррекцию на миллисекунду. «Смельчак» «прыгнул» и вынырнул теперь в совершенно незнакомой точке. Вокруг мерцали мириады чужих созвездий. Родного Солнца не было и в помине на десятки парсеков. Да если бы и обнаружили где-то на задворках, энергии на новый полноценный прыжок не хватало. Разведывательные звездолеты предназначались только для доставки экипажа в намеченный сектор, кратковременного обследования и возвращения. Если что-либо представляет ценность, туда позже отправится специально подготовленная экспедиция.
        Правда, отчаиваться они не собирались. Настроив систему поиска маяков, разбросанных по «обжитой» части Галактики, начали докапываться, почему случилась ошибка. Как только их «кузнечик в два прыжка» (так разведчики ласково называли звездолеты, подобные «Смельчаку»), обнаружит маяк, на Земле сразу станет известно об их местонахождении. Еще сегодня вечером, самое позднее завтра утром оба будут пить чай в кафе космопорта.
        Однако прошли и час, и два, и три, а эфир молчал. Ни единого знакомого сигнала.
        - Слушай, - тускло сказал Алексей, - кажется, я обнаружил причину, - его тон не обещал ничего хорошего.
        Борис вопросительно посмотрел на штурмана.
        - Внося поправку, мы не учли, что счетчик подпростран- ственного времени уже включен. Говорил же, говорил, что не надо спешки!
        У Бориса по спине забегали мурашки:
        - И…
        - …для обратного прыжка корректив внесли, а о счетчике забыли.
        Вот оно что!.. Не внесли поправку на время. Компьютер свое сделал, и их отнесло неведомо насколько и неизвестно куда. Такова цена миллисекунды. Поэтому и не обнаружили двойной звезды. Ошибся не компьютер - они. Понятно, почему молчат маяки. Их здесь просто нет.
        - Значит, обречены, - судорожно сглотнул Борис, - утеряны изначальные данные входа в подпространство. Нечего сказать, порадовали друг друга.
        - Что же делать?
        - Спать. Сколько хочешь. Времени у нас уйма. Во всяком случае несколько лет до нашей кончины гарантирую, - зло пошутил пилот. - При условии, что удастся найти приличную планету с парочкой смазливых аборигенок, и больше протя…
        Не успел он развить мысль, как заработало приемное устройство. Оба выскочили, будто подброшенные пружиной: маяк! Однако чем пристальнее вслушивались, тем больше вытягивались их лица. Забрезжившая было надежда улетучивалась. Сигналы абсолютно непонятны. Да и не на гравичастотах земных маяков, совсем в ином диапазоне.
        - Расшифруй, - дал задание корабельному мозгу Борис.
        «В СИГНАЛАХ ПРОСЛЕЖИВАЕТСЯ СИСТЕМА. ДЛЯ РАСШИФРОВКИ НЕТ ИСХОДНЫХ ДАННЫХ. ВВЕДИТЕ КОД».
        - Направление, расстояние? Откуда идут?
        «От пятой планеты системы звезды-карлика…»
        Алексей прикинул расстояние:
        - Дотянем на планетарных. Вот тебе и подходящая планета.
        II
        Аборигены тесным кольцом обступили космолетчиков, когда те спустились на голубую лужайку, куда посадили «Смельчака». Они были внешне похожи на землян, только маленького роста, самый высокий мог свободно пройти у Бориса под вытянутой рукой. Одетые в яркие одежды, отличались удивительной подвижностью и, казалось, порхали, как мотыльки. Глаза их тоже
        постоянно пребывали в движении, то расширяясь на треть лица, то сужаясь до нормальных человеческих размеров. Позже земляне поняли, что так аборигены выражали свою радость или горечь. Расширенные означали улыбку, нормальные - внимание, сильно суженные - горе. Рот при этом оставался неподвижным; он служил, как выяснилось, только для воспроизведения слов и приема пищи. Говорили инопланетяне ровным, без всякого выражения голосом, и лишь по телодвижениям и глазам можно было определить: волнуются они или спокойны, сообщают сногсшибательную весть или ведут деловой разговор.
        Чтобы у пришельцев не возникло недоразумений относительно того, что их ждали и знали о прибытии, перед кораблем сразу же вырос светящийся щит. На нем возник материализовавшийся «Смельчак». Аборигены поняли, что он потерпел аварию и приглашали к себе. На щите воспроизвели в мельчайших подробностях траекторию движения корабля вплоть до аккуратной посадки на голубую лужайку.
        Вдруг все почтительно расступились, и ближе к космолетчикам подпорхнул пожилой абориген. На щите появилась система Розовой Звезды. Она росла, приближалась, мимо пролетали голые безжизненные планеты. Наконец, дойдя до пятой, рисунок замер.
        - Пея, - ровным голосом произнес пожилой. - Пея Навола.
        Планета приближалась, стали различимы горы, моря, растительность. Надо всем этим выросло схематичное изображение инопланетянина.
        - Шионат, - бесцветно сказал старец. Указал на себя. - Шионат Аниц.
        Поняв, что абориген начал знакомство с наиболее существенного - уточнения слов и понятий, овладения языком, дабы можно было общаться, Борис подключил запоминающее устройство корабельного компьютера. Указывая на то же, что и Аниц, повторил:
        - Планета. Планета Навола. Человек. Гомо сапиенс, - указалг на себя, - Борис, - потом на Алексея. - Человек Алексей.
        Слова посыпались как из рога изобилия: еда, воздух, трудиться, созидать, полет, космолетчик, глаза, нос, хорошо, плохо…
        Земляне не успевали запоминать и десятой доли произнесенного Аницем. Когда оба заметно подустали, абориген к их изумлению бесстрастно протараторил:
        - Спасибо, человек гомо сапиенс Борис. Спасибо, человек Алексей. Пора отдых. Спать. Завтра встреча обратно. Рады гостям. Наша планета - ваша планета, - он широко раскрыл глаза, и они расплылись в улыбке.
        Когда толпа тихо рассеялась, космолетчики возвратились в корабль.
        - Вот это да! - с волнением сказал Борис. - Искали одно, а нашли совсем другое - мечту! Мечту человечества!
        Почти месяц знакомились с планетой. К их удивлению, почти все, с кем приходилось общаться, довольно сносно овладели языком землян. Коробило одно: однотонные, как бы на одной ноте, похожие безжизненные голоса. Но с этим приходилось смириться, как и аборигенам с малой, по их понятиям, подвижностью пришельцев, вечно грустными глазами да обезумевшим ртом.
        Население Наволы почти не разговаривало голосом, только в случае крайней необходимости или когда надо было решать чисто деловые вопросы. Для повседневного общения у них был иной, более выразительный язык - порхания, приплясывания и «игры» глаз.
        Однажды, повздорив, Борис сказал Алексею сердито:
        - Хватит, невмоготу уже. Подливаешь и подливаешь масла в огонь.
        Глаза наволийцев мгновенно сузились. Порхание стало резким, порывистым. Земляне остановились, на лицах застыло недоумение. Попорхав некоторое время, сопровождающий их Лилиц спросил:
        - Человек гомо сапиенс Борис, чем и как человек Алексей подливает масло в огонь. И где тот огонь?
        - Ничего он не подливает. Просто капает мне на мозги.
        - Человек гомо сапиенс Борис, чем и как капает вам человек Алексей на серое вещество в голове, именуемое мозгом?
        Оба рассмеялись.
        - Ничем, - и попытался объяснить, что такое фразеологизмы.
        Однако наволийцы так и не поняли образного значения слов. На следующий день перед «Смельчаком» появился сам Аниц с двумя аккуратными похожими на шлемы шапочками.
        - Это вам, - сказал. - Защита. От любых проникновений в мозг извне. Очень надежно.
        Чтобы не обидеть Аница, космолетчики, улыбнувшись друг другу, приняли подарки, поблагодарив за беспокойство. Но оказалось, тот пришел не только преподнести защитные шапочки. Перед кораблем вырос светящийся щит, как в первые дни прибытия. Пожилой наволиец попросил уточнить расположение Солнечной системы в Галактике. Спустя некоторое время на светящемся щите возникло Солнце, потом третья планета. Глазам землян открылись знакомые, сотни раз наблюдаемые ими в ночном небе созвездия Большой и Малой Медведиц, Кассиопеи, Лебедя… Только выглядели они несколько смещенными, словно в учебни-
        - зо -
        ках астрономии, рассказывающих о расположении звезд десятки тысяч лет назад.
        - Мы были там, - своим бесстрастным голосом произнес Аниц. Немного подумав, продолжил. - Давно назад. Смотрите…
        Земляне обезумели от радости. Пред ними была родная планета, правда, населенная мамонтами, другими ископаемыми. Буйная растительность покрывала поверхность. Вдруг из чащи появился первобытный человек.
        - Плейстоцен, - прошептал Борис.
        - Вторая половина плейстоцена, - уточнил Алексей, - палеолит.
        Первобытный предок стоял ссутулившись. Густая рыжая шерсть развевалась под порывами ветра. Выпятив огромную нижнюю челюсть, он издал какой-то неопределенный звук и, ощетинившись, зарычал, поспешно скрываясь в тени могучих деревьев.
        - Мы не предполагали, - словно сквозь вату вновь услышали голос Аница, - что ваша цивилизация возникнет так быстро. Думали еще три-четыре века веков. Уму непостижимо: сильно прогрессирующая скорость развития.
        - Путь, вы знаете туда путь! - не то вопросительно, не то утвердительно вскричал Алексей.
        - Да, знаем. Поможем вам, человек гомо сапиенс Борис, человек Алексей.
        III
        Все решилось удивительно быстро. Наволийцы знали не только дорогу, но и смогли обеспечить землян энергией для полета. Естественно, возникал вопрос: почему они не путешествуют сами, не познают Вселенную? Ответ ошеломил космолетчиков.
        В незапамятные времена высокоразвитая цивилизация Наволы смогла не только покорить пространство, но и сделать немало открытий, обнаружить планеты, где зарождалась жизнь, появлялись ростки будущего разума. Среди таковых значилась и Земля.
        Но в космосе наволийцы были обречены. Покорителей пространства подстерегала неизвестная болезнь, связанная с их малой подвижностью в замкнутом корпусе корабля. Не хватало места для проявления эмоций, общения. Даже здесь, на планете, аборигены довольно часто меняют место жительства, они не могут продолжительное время пребывать в одном и том же месте - притупляется умственная деятельность, наступает апатия и преждевременная старость, угасают творческие начала. В звездо
        лете даже несколько наволийцев не могли как следует пообщаться. Это угнетало, вызывало отрицательные реакции.
        Побывавшие в космосе, чем-то походили на землян: становились малоподвижны, до предела рациональны. Процесс был необратимым, не поддавался лечению. Их потомство угрожало вырождению Наволы.
        - Разумеется, - объяснил, пританцовывая, Аниц, - мы отказались от полетов, освоения космоса, тем более, что подобных нам по развитию обнаружить не удалось.
        - Когда же это было?
        - Около века* тысячелетий назад по вашему времени, - старец подпрыгнул почти на два метра, выделывая невероятные па. - Посещение Земли одно из последних.
        Наволийцы просили землян остаться подольше, погостить еще, но Алексей и Борис рвались домой. Закон Наволы гласил: шионат свободен в своем выборе. Сделай, как лучше шионату. Единственным препятствием могла служить лишь угроза его жизни.
        Проститься с космолетчиками пришли толпы пляшущих аборигенов. Вытирая слезы радости, Алексей решил произнести речь.
        - Дорогие наволийцы! - дрожащим голосом сказал он. - Мы рады, очень рады судьбе за возможность познакомиться с вашей прекрасной планетой, чудесной вашей цивилизацией. С грустью и болью покидаем вас. Мы уже не надеялись возвратиться на Землю. Лишь мечта жила: хотя бы краешком глаза увидеть издали родную планету. И вдруг сообщение высокопоставленного Аница упало, как снег на голову, поразило, словно гром среди ясного неба. Улетая, навсегда берем с собой и частицу голубой Наволы…
        Аборигены весело запорхали, запрыгали, бросив в сторону корабля венки дивных цветов.
        Материализовавшись после прыжка, сразу бросились к экрану. Да, это была Солнечная! Но не успели полюбоваться нежно мигающей звездочкой родной Земли, как вдруг с ужасом ощутили, что звездолет вновь, без их вмешательства уходит в подпространство.
        IV
        Борис сразу опознал знакомую систему звезды-карлика.
        - Не пойму, что случилось, ведь мы только что отсюда!
        - Включай планетарные, - сказал Алексей. - Надо идти к Наволе. Вновь какая-то ошибка. Энергию можем взять только там.
        - Ладно, вскоре выясним, - согласился Борис, направляя корабль к пятой планете.
        Их встречали толпы аборигенов. Казалось, они и не думали покидать голубую лужайку. Когда земляне появились перед ними, беспокойство вылилось в неистовую радость. Все вокруг вдохновенно пустилось в порхающий пляс.
        - С благополучным прибытием, дорогие братья по разуму, - выпрыгнул вперед Аниц. - Рады, что возвратились живы-здоровы, что никакой снег не упал вам на голову и не успел поразить гром среди ясного неба, - монотонно на одном дыхании бубнил он. Только глаза его заняли поллица, да невообразимые подпрыгивания выдавали крайнее возбуждение.
        - Мы тоже рады, - сухо сказал Борис, - только…
        Алексей дернул друга за рукав, прошептав:
        - Много не говори. Я начинаю кое-что понимать, - и обратился к старцу. - Высокопочтенный Аниц, при чем здесь снег и гром?
        - Как же, - ответил тот. - Вы сами, улетая, сказали, что мое сообщение о вашей планете упало вам на голову, как снег, и поразило - я бесконечно рад, что не совсем, не на смерть, как гром среди ясного неба. Какой ужас! Даже предположить не мог…
        Оказывается, аборигены очень чутко отнеслись к предстартовой речи Алексея. Когда тот сказал, что покидает Наволу с грустью и болью, сердца их обливались кровью. Они явственно ощутили, что землянам грозит на родине, если только сообщение о Земле вызывает такие страхи. Одно это бросило по крайней мере десятую часть планеты в обморок.
        - Почему же вы тогда нас отпустили? - со смехом спросил Алексей.
        - Как же иначе? - бездушно произнес Аниц. - Вы же мечтали краешком глаза увидеть родную Землю. Вот мы и пошли навстречу. Желание шионата, тем более гостя, для нас превыше
        всего.
        Когда остались наедине, Алексей со злостью стукнул кулаком по креслу:
        - Буквоеды! Полное, абсолютно полное отсутствие понятия живого слова! И эти инертные голоса…
        - Не они, а мы виноваты, - остудил его Борис. - Давно же уяснили: смысл слов понимают буквально, а настоящий язык - именно те танцующие подпрыгивания, выражение глаз. Наверное, в этом у них, по нашим понятиям, и образность речи, и любовные страсти, и еще, и еще, и еще. А слова - только для конкретного, сухого, даже сказал бы, машинно-конкретного. Без лишних эмоций - четко и точно, как у нашего компьютера. Вот ежели бы ты станцевал что-либо по-ихнему, может, сразу поняли. •
        - зз -
        - С детства не люблю танцы, - ответил Алексей.
        Около трех месяцев ушло на уговоры отпустить домой. Под всяческими предлогами перепуганные наволийцы откладывали возвращение землян, умоляли остаться навсегда. Здесь, на Наволе, им ничего не грозит, уверяли они, так и не приняв доводов, что и на родине жизни пришельцев тоже ничто не угрожает. Лилиц, опровергая их, притащил страшный фильм о ледниковом периоде на Земле, когда гибло, вымирало все живое. Не подействовало.
        В конце концов земляне одержали верх.
        - Только без лишних слов, - сказал Алексей Борису, когда все было готово к отлету. - Две-три фразы и хватит.
        Толпа аборигенов со суженными глазами мерно раскачивалась возле «Смельчака» в глубочайшей скорби. Борис, памятуя о неудаче, в этот раз решил попрощаться сам.
        - Спасибо за все, милые наволийцы, - взвешивая каждое слово, как мог суше, произнес он. - Благодарны вам, друзья. Прощайте.
        V
        «Смельчак» в третий раз оказался возле Наволы.
        - Что они опять придумали? - начал было Алексей и вдруг хлопнул себя по лбу. - Послушай, как ты там сказал? Погоди- погоди… Ага, прощайте. Понял? Про-щай-те! Надо было говорить: до свидания! Для тебя эта фраза ничего не значит. А для них? Для них она означает нашу гибель, смерть. Теперь радуйся новой встрече, недотепа.
        …Полгода их задерживали под разными предлогами. Перед очередным стартом Борис после мучительных раздумий отбросил заранее отрепетированную речь. Сказал только:
        - До свидания.
        VI
        …«Смельчак» вновь материализовался возле Наволы.
        - Вы сказали «до свидания», - приветствовал их возвращение Аниц. - Кратко и емко. Мы сильно полюбили вас и решили ускорить час обещанного свидания. Надеюсь, оно продлится дольше предыдущих.
        Алексей с горечью подумал, что ему все же придется обучиться танцам. Борис взялся подсчитывать, сколько еще прыжков в подпространство выдержит корабль…
        Словесный корректив требовалось вносить снова.
        МЕСТА ХВАТИТ ВСЕМ
        Повесть
        I
        Леонид посадил «Добрыню» точно на пятачок, намеченный еще при орбитальном полете. Для него это было обычным делом. Тем более, по массе планета не превосходила двух третей Земли. И все же не удержался, чтобы не польстить самому себе: «Ювелирная работа». Интересно, что бы подумал Владимир Георгиевич, его руководитель в школе космолетчиков, глядя на посадку со стороны? Однокурсники наверняка восхитились бы, а Георгиевич просто пожал бы руку, сказав: «Неплохо». Может, и ничего не сказал бы, словно иного не ожидал.
        Это его первый самостоятельный полет. Для напарника-штур- мана простой разведывательный, один из многих. Для него же самый-самый. Запоминающийся. Но, похоже, Стас тоже взволнован. Сразу после выхода из подпространства здесь, в этой практически неисследованной части Галактики, удалось обнаружить населенную разумными существами планету.
        - Да ты в рубашке родился! - восхищенно стукнул Леонида по плечу. - Под счастливой звездой, как говорили древние. Я за всю жизнь только две «разумницы» встретил. Теперь вот третью. А ты - прыг-прыг - и сразу. Везет.
        - Что делать-то будем? Возвращаться с сообщением, или…
        - Конечно, исследовать, знакомиться. Сначала с орбиты, - он потер круглую лысую голову, на которой показались капельки пота, - потом… Потом видно…
        - Стас, те две «разумницы», - Леонид позаимствовал термин у штурмана, - какие?
        - Как тебе сказать. Особого интереса не представляли. На первой пришлось отбиваться от четырехруких, по развитию под стать питекантропам, вторая еще ниже по всем признакам. Ну, как положено, занесли в каталог на перспективу. Для будущих, - он протянул руку, показывая, насколько отдалено это будущее, - поколений. Пока возникнут на них цивилизации. Нас с тобой тогда уже никто и не упомнит. Миллионы лет! Можно и подсократить сроки, но помнишь закон? Наипервейший закон экипажей разведкораблей гласит: в развитие инопланетных цивилизаций не вмешиваться. Стимулировать развитие запрещается. Категорически.
        - Знаю. Однако знакомиться можно.
        - Знакомиться - пожалуйства. И только. Без вмешательства, влияния. Помнишь классический пример из учебника?
        - О Валерии Бездубном?
        - Да. Что вышло? Хотел самую малость активизировать безобидных, по существу вымирающий вид, полуживотных. Доброту, так сказать, проявил, спасал.
        - И отбросил развитие цивилизации в системе Ориона на десятки тысяч лет.
        - Если бы только это. После него пробовали исправить ошибку. Новое вмешательство привело к непредсказуемому. Зарождающийся было разум вообще исчез. До сих пор даже намека на него нет. Остались только насекомые да алчные, пожирающие друг друга, иногда даже собственное потомство, хищники. Тупые, безмозглые.
        - Специально напоминаешь? - Леонид засмеялся.
        - Нелишне напомнить. Перед предстоящей посадкой.
        - И долго мне в новичках ходить? - спросил с лукавинкой. В серых глазах светилась ирония.
        - Я сам, хоть и налетал достаточно, новичок в подобном, - оборвал Станислав, наклонившись грузной фигурой к видеоэкрану. - Хватит болтать. Лучше проверь еще раз систему жизнеобеспечения. А я займусь двигателями.
        II
        Уже вторую неделю они знакомятся с Намой. Сегодня их должен принять Коук, самое влиятельное лицо планеты, что-то вроде главы государства. Хотя такого понятия здесь нет -Наму населяют свободные аборигены, не знающие ни границ, ни языковых барьеров, ни каких бы то ни было катаклизмов, болезней, практически ни в чем не испытывающие недостатка.
        Опасения космолетчиков, касающиеся вредных для них микробов, несоответствия земным специфических условий, оказались напрасными.
        - Когда-то, много-много назад. Не помню. Никто не помнит, очень много назад случалось. Сейчас нет, - ответил на вопрос Леонида, всегда ли так было, универсальный переводчик, вмонтированный в нагрудный карман. Соединенный связью с корабельным мозгом, он пока не имел достаточного запаса инопланетных слов, чтобы точно переводить чириканье сопровождающего их Буака.
        - Да это же Эльдорадо, тыщу лет тебе жить на белом свете! - воскликнул Леонид, обращаясь к Станиславу. - Представляешь? Ты вообще представляешь, куда мы попали? Не цивилизация - сказка наяву. Достаток, изобилие. И никаких внутренних проблем, даже климатических. Простор для развития личности.
        - Рады. Мы тоже очень вам рады, - прочирикал абориген. - Только меня зовут не Эльда, а Буак. Эльда - моя… - он рылся в памяти, выискивая точное понятие, отчего его огромные - с ладошку - уши захлопали по вздувшимся на висках бугоркам, - моя… подруга, жена тоже весьма рада. Но тыщу лет… Слишком, слишком большой срок. Пятьдесят - да. Потом жить будут вечно. Стану бессмертным. Хоть тысячу лет, хоть сто тысяч.
        - Бессмертным? - удивленно спросил Станислав.
        - Да, как все на Наме, - он поправил подаренный землянами универсальный переводчик. - Почти все. Кроме ослушавшихся. Преступников, - уточнил.
        Станислав хотел еще что-то спросить, но их авиетка подплыла к дворцу Наивысшего Сверхтяжелого Коука (так переводил космолетчикам полный титул властелина планеты Буак). Грянула торжественная музыка. Толпы из сотен аборигенов, образующих на площади пестрые островки, издали пронзительный ликующий свист, приветствуя появление землян. По обе стороны ступенек, ведущих к парадному входу, застыл, сложив руки на груди, почетный караул. Вдруг дверь ушла вниз, и на устланном благоухающими коврами крыльце появился огромного роста толстяк. Толпа присела на корточки, возведя к небу руки.
        - Жителей Намы и почетных гостей приветствует Наивысший Сверхтяжелый Коук! - загремело над площадью. - Радуйтесь, ликуйте, освистывайте! За время после последнего появления перед народом наш любимый властелин властелинов добавил в росте два сантиметра и потяжелел на целых три килограмма! Ликуйте, освистывайте, радуйтесь!
        Коук широким жестом пригласил гостей во дворец. Космолетчиков поразило, что вся его свита состояла из сравнительно высоких обрюзгших вельмож. За дни, проведенные на Наме, они привыкли видеть большей частью ладно скроенных весьма подвижных аборигенов не выше, за некоторым исключением, метра тридцати. Станислав даже пошутил, что прибыли на планету пигмеев. Он сам был не из великанов, где-то около 160 сантиметров, полноват и круглолиц, полная противоположность почти двухметровому стройному с буйной каштановой шевелюрой Леониду. К тому же лыс, как колено. Друзья-космолетчики даже смеялись по этому поводу: мол, у Стаса на ладонях больше волос, чем на голове. Что касается их экипажа, то, подтрунивая, намекали на неоспоримую диалектическую закономерность: единство и борьбу противоположностей. Когда намийцы бросали на него восхищенные взгляды - ну, на Леонида, ясное дело, так и должно, он непроизвольно приосанивался. Теперь в тронном зале понял: его, вероятно, принимали за вельможу.
        Леонида усадили по правую руку чуть ниже восседавшего на троне Коука, а Станиславу досталось место почти внизу, на одной из последних ступенек слева. Наивысший Сверхтяжелый после нескольких изысканных эпитетов в адрес гостей живо поинтересовался:
        - Что привело вас на нашу столь отдаленную неприметную планету? Чем удостоены чести высоких гостей?
        Космолетчики обстоятельно рассказали о Земле, разведке глубокого космоса, открытых цивилизациях, контактах с «чужим» разумом. Намийцы слушали не перебивая, время от времени похлопывая ушами по набухшим вискам.
        - Ну и как вам наша планета? - настороженно, с едва уловимым страхом спросил Коук.
        - О! - восхищенно воскликнул Станислав. - Поистине прекрасна! Он начал расхваливать увиденное, давая высокую оценку достигнутому намийцами.
        Коук остался удовлетворен ответом:
        - Да, мы многого достигли, - прочирикал размеренно. - По существу никаких проблем у нас нет. Была одна - перенаселение, но и ее удалось преодолеть. Поистине живем во имя добра и процветания народа Намы.
        - А как вы решили демографическую проблему? - спросил Леонид.
        - Не все сразу. Со временем узнаете. Надеюсь, вы не собираетесь улетать завтра, погостите немного? Ведь не видели и сотой части нашей планеты. Не так ли? Кстати, можем вас немного подлечить.
        Подлечить? Да они совершенно здоровы! Слова Коука разъяснил приближенный к властелину вельможа Сиэк. Если гости пожелают, лучшие врачеватели планеты могут помочь Леониду потяжелеть, а Станиславу прибавить в росте. Когда те оказались от весьма лестного предложения - не каждый вельможа удостаивается подобной чести - Сиэк сокрушенно похлопал себя ушами по затылку, что означало крайнее непонимание, однако перечить не стал.
        К концу приема пригласили к обеденному столу. Без лишних слов и церемоний все поспешно помчались к пище, на ходу отталкивая друг друга. Только самые высокопоставленные и гости во главе с Коуком остались в тронном зале - угощение им принесли сюда. К удивлению космолетчиков намийцы не ели, а запихивались. Поспешно, жадно урча, заглатывали прямо-таки неимоверное количество яств и напитков. Когда есть стало невмоготу, прислуга начала массировать привилегированным огромные животы* запихивая в открытые рты остатки пищи, пока те не начали засыпать, где кто лежал. Станислава и Леонида едва не стошнило. Наспех попрощавшись, они в сопровождении невесть откуда появившегося с огрызком какого-то розового плода в зубах Буака, покинули дворец.
        III
        Продолжая знакомство с Намой, земляне отмечали отменную чистоту улиц и в то же время густоту жилых застроек удивительную работоспособность аборигенов и необычную, граничащую с тупостью, подавленность населения, которая вначале казалась спокойным и уравновешенным характером; яркие нарядные одеяния и жадный блеск в глазах *при виде пищи. Леонид подметил: намийцы весьма четко «выдержаны» в росте. В пункт потребления, куда заходил высокорослый - около полутора метров абориген, никогда не откроет дверь ниже его и наоборот.
        Изредка на глаза попадались низкорослые, но необычайно, до уродства толстые жители. Казалось, они пользовались особым почтением и уважением соплеменников. Буак объяснил: это руководители (не владельцы) заводов, фабрик, пунктов потребления.
        На просьбы подробнее рассказать, Буак отвечал уклончиво, словно не хватало нужных слов, или заведенно бубнил:
        - Таков закон.
        Зато он охотно демонстрировал гостям примеры общественной «лестницы» аборигенов. Намиец интеллигентной профессии не превышает роста в 100 сантиметров и соответственно имеет маленький вес. Работающий физически - 120 -130, страж порядка - 150 с незначительными колебаниями в весе. Так здесь заведено издревле.
        - А если кто-то вырастет выше? - удивился Станислав.
        - Не вырастет, - авторитетно заявил Буак. - Не сможет. Запрещено. Таков закон.
        - Но почему? Почему?
        - Перенаселение.
        - Ну а если? Не бывает, что ли?
        - Бывает, -нехотя прочирикал. - Изредка. Тогда уменьшат срок. Лишат бессмертия. И его, и всех в роду.
        - За что? - старался выяснить до конца Станислав. - За что остальных?
        - За нарушение программы. Самое страшное преступление.
        Однажды земляне стали свидетелями дикого избиения аборигенки. Четверо стражей порядка лупили ее до изнеможения по чем попало, зло, безжалостно. Леонид хотел броситься на помощь, но Станислав сжал руку:
        - Не смей вмешиваться. Нельзя!
        - Но ведь… женщина.
        - Не смей, - прошептал, - прямое вмешательство. Неизвестно, чем может обернуться.
        На вопрос, что произошло, Буак хлопнул в воздухе ушами и подошел к стражу порядка выяснить. Завидев высоких гостей, тот присел на корточки, возведя к небу руки, приветствуя космолетчиков, и с сияющей улыбкой охотно зачирикал. Когда окровавленное тело избитой поволокли по улице, Буак без малейшего намека на душевное беспокойство спокойно ответил:
        - Она нарушила закон. Совершила преступление. Тяжкое, вопиющее.
        - Какое? В чем заключается? - вскричал Леонид.
        - Родила третьего малыша. Обошла контроль, - бесстрастно прочирикал. -1 А срок у нее почти вышел. Уже раньше имела двоих. #
        - Вы не знаете нашей истории, - посмотрел на возмущенные лица космолетчиков. - Истории перенаселения. Пробел. Необходимо заполнить. Завтра объясню.
        IV
        В давние времена планету обуял демографический взрыв. Уже тогда цивилизация на ней достигла высокого уровня - были побеждены практически все болезни, продлена жизнь, поразительными темпами развивалась промышленность, наука, культура. Быстро осваивались малодоступные регионы. Предпринимались попытки к изучению Вселенной. Однако возникла проблема - тяжелая и ужасная - перенаселение. Аборигенки обычно рожали сразу трое, а то и больше младенцев. Если раньше подобное «регулировалось» высокой детской смертностью и сравнительно недолгой жизнью, то теперь «заслона» не стало. Причем намийки рожали за жизнь по нескольку раз. Начала ощущаться нехватка продовольствия, над планетой витал страх голода. Проблемы сыпались одна за другой: жилье* одежда, природные ресурсы… Места не хватало.
        Ученые выдвинули смелый проект заселить ближайшие планеты. К несчастью, несколько кораблей с первыми переселенцами по неизвестным причинам не достигли цели. Авторов казнили, а сам проект прикрыли, навсегда предали забвению.
        Именно тогда, продолжал рассказывать Буак, и возник знаменательный, поистине революционный проект группы биологов- медиков во главе с великим Лейком.
        - Места на планете хватит всем! - заявил он. - Нам никогда не придется страдать от нехватки жилья, продовольствия. Каждый получит их сполна.
        При воспоминании о Лейке Буак благоговейно опустил уши и закрыл гла’за.
        - Что же он предложил? - не вытерпел Станислав продолжительной паузы.
        - Он дал нам все. Все, что имеем сейчас. Предусмотрел на тысячелетия. Благодаря ему создано свободное общество благоденствия. - И вдруг, неистово свистнув, присел на корточки и возвел вверх руки. - Слава Лейку!
        Лейк предложил посредством вмешательства в генетический код намийцев сначала замедлить, потом приостановить и, наконец, уменьшить их рост, вес, предварительно установив лимит на рождаемость. Через несколько поколений население должно было укоротиться примерно на треть. Со временем вдвое. Что это даст, понятно. Снизится потребление абсолютно всего, необходимого для жизни. Если, скажем, раньше в одном помещении свободно могли жить двое, то теперь - четверо или даже пятеро. Энергия, пища, одежда, сырьевые ресурсы и все остальное отныне будет в изобилии.
        Конечно, великолепный проект вначале имел немало противников. Но с ними быстро расправились. Теперь нет надобности поднимать глаза к далеким миражным звездам, изводить себя в поисках новых видов энергии, повышения урожайности… Все решается просто.
        - Сейчас, - рассказывал Буак, - рост и вес строго контролируются, регулируются, известны унифицированные оптимальные варианты. Они определяются еще при зачатии, формировании плода - настолько медико-биологическая наука шагнула вперед. Если во время развития ребенка возникают какие-нибудь отклонения, применяются специальные регуляторы.
        - «Давители», - со злостью перебил Леонид.
        - Не понял, - встрепенулся Буак.
        - Это он про себя. Продолжайте, - стиснув кулаки, насколько мог спокойно произнес Станислав.
        - В результате мудрой демографической политики наше общество процветает из года в год. Мы наперед знаем, сколько нам нужно рабочих, служащих, учителей, инженеров… Соответственно столько народ получает и разрешений на рождение детей. Ни одного лишнего, - гид упивался своей речью, - четко, по системе.
        - Разрешений на рождение?! - воскликнул, не сдержавшись, Леонид.
        - Да. Теперь двое намийцев, короче, семья, пользуется правом иметь лишь двоих детей - мальчика и девочку. Но им предоставляется великая свобода выбора: могут с небольшим интервалом дать свет потомству дважды. Но по одному каждый раз, естественно. Большинство так и делает. Можно заиметь и третьего ребенка. Но тогда кому-то из родителей сократят срок. Или обоим равными долями. Здесь тоже действует свобода выбора. Впрочем, тем, кто имеет особые заслуги перед обществом, срок не сокращают.
        - А что такое срок? - спросил Станислав.
        Буак выпучил глаза:
        - Срок он и есть срок. Отрезок времени, определяющий жизнь.
        - И все довольны?
        - Конечно! Ведь об этом мечтали наши предки. Были, правда, в древности бунтовщики. Так называемый бунт кривоногих. Тихий бунт. Кто-то пытался иметь больше положенного рост. Знаете, что они делали? Не превышая своих сантиметров, отращивали кривые ноги, шею или хребет с изгибом. Но их быстро раскусили. При очередной всеобщей проверке измеряли рост не планкой, а лентой, прикладываемой к телу. У кого обнаруживали нарушение - карали.
        - Как? - по лицу Станислава пошли багровые пятна.
        - Переламывали ту часть тела, которая наращена сверх нормы. И, разумеется, лишали их бессмертия. С лишним весом проще. Рацион питания можно регулировать как угодно. После первых опытов…
        - Как, вы разве не единожды…
        - Трижды. Три раза за историю планеты приходилось уменьшать рост и вес населения. На добро и процветание.
        - Какой же был рост у тех, ну до принятия проекта? - добивался Станислав.
        - Понял тебя, один из тяжелейших землян. В среднем он составлял где-то 190 -200 сантиметров. Сейчас - около 110. Система наша совершенствовалась^ - продолжал Буак, - зачем, скажем, тому же наставнику детей иметь целых 130? Чуть выше воспитанников и достаточно. А вот рабочему можно дать и 130. Стражу порядка необходимо иметь 150. Ученые, кстати, не превышают 80-ти сантиметров, кроме биологов, разумеется. Те до 170 могут расти, а с особого распоряжения Наивысшего Сверх- тяжелого Коука и выше. Мы разработали шкалу роста по профессиям, чтобы не возникало разногласий и дополнительных трудностей с регулированием, ввели закон: если ты рабочий, то и дети твои обязаны в будущем быть рабочими, если инженер, то…
        - Любезнейший Буак, - уничтожающе спросил Леонид, - а как же со свободой выбора в свободном обществе?
        - Полный порядок. Свобода полнейшая. Тот же. рабочий может обрабатывать детали, добывать сырье, трудиться в сельском хозяйстве, где угодно. Выбирай!
        - Ну а, допустим, рабочий захочет стать биологом или медиком?
        - Зачем? - удивился гид. - Закон запрещает.
        - Что-то я не приметил на приеме во дворце ни низких, ни худощавых, - вставил Станислав. - Кроме прислуги. Как же закон?
        - В нашем обществе, - ответил Буак, - два свода законов. Один для тех, кто трудится. И другой - на кого работают. Мы вели речь о первом, который касается большинства намийцев. Второй - для меньшинства, тех, кто владеет и властвует, кому принадлежит планета - плодородная почва, леса, реки, различные сооружения, жилье, дороги, транспорт,.. Но об этом я не уполномочен говорить. Скажу только: народ решил ни в чем не ограничивать своих властелинов, тех, кто творит добро, заботится о его благе и процветании.
        - Значит, для властелинов нет ограничений в росте и весе? - спросил Станислав.
        - Есть. Никто не имеет права превзойти рост Наивысшего Сверхтяжелого Коука. Или его вес. Или ниже рангом более высокопоставленного.
        - Что же за это?
        - Немедленная казнь. Уничтожение.
        - Так вот почему нас прежде всего так тщательно измеряли и взвешивали, - задумчиво сказал Леонид. - Я-то думал, из интереса, для науки.
        - Да, - прочирикал на прощанье Буак. - Ваш рост оказался на 17 сантиметров меньше, чем у Наивысшего Сверхтяжелого Коука и на четыре, чем у Сиэка. Иначе…
        Космолетчики возвратились на корабль. Полдня, проведенные за беседой с Буаком, измотали обоих окончательно. Только сейчас несколько расслабились, могли дать волю чувствам.
        - Теперь понятно, почему ра приеме тебе, Леня, такие почести воздавали - усадили по правую руку и повыше, а меня - внизу и слева, - сказал Станислав.
        - Общество полной свободы! - издевался Леонид. - Превратить стремительно развивающуюся цивилизацию в планету пигмеев! Застопорить прогресс! Мыслимо ли? Физические данные - рост и вес - определяют положение в обществе! Черт знает что! Насилие над личностью преподносить как благо. Зло под соусом добра.
        - Не кипятись, Леня. Возможно, у истоков крутого поворота, их истории, все мыслилось иначе. Смогли же они победить болез-ни, продлить жизнь, освоить Наму, выйти в космос. И вдруг чей-то бред овладевает умами: оказывается, все проблемы решаются просто. Зачем преодолевать труднодоступные вершины, когда на милой, любимой планете места может хватить всем?
        - Восхвалять перед народом чушь: подрос, потяжелел.
        - Теперь понял, почему на площади «островки» аборигенов?
        - По росту все. Одинаковые - в отдельный круг, к другим не пЬдходи. Стражи порядка между ними такой себе каемочкой, «кружевами». Полагал, ритуал…
        V
        Сиэк удовлетворенно ухмыльнулся. Нет, пришельцы не посягают на него. Недавние тайные замеры показали, что земляне не потяжелели и не подросли. Он же после соответственных процедур добавил себе кое-что.
        Тем не менее, ухо надо держать оттопыренным: что им все-таки нужно здесь, на Наме? Следует усилить слежку. Вести от Буака обнадеживают. Мелкоухие - фу, да на них смотреть противно, никакой красоты, уродцы, особенно отвратительны их неподвижные и недоразвитые уши, к тому же и бугорков на висках нет (интересно, как же они без них думают?) - восхищались планетой, достижениями намийцев. Маловато, правда, восхваляли Наивысшего Сверхтяжелого Коука, но это не беда, он, вторая личность Намы, сам его глубоко ненавидит. И боится. Вдруг чего - шепнет: не восхваляют пришельцы властелина властелинов. Пока надобности в этом нет. С завтрашнего дня приставит второго сопровождающего, хитроумного Рэика. О, тот сможет влезть в доверие к кому угодно, выведать самое сокровенное. Непревзойденный в своем ремесле.
        Стоит еще раз посоветоваться с самим собой. Что скажет Бессмертный? Как хорошо иметь при неоконченном сроке своего Бессмертного! Только нескольким властелинам разрешена подобная роскошь. И лишь Наивысший Сверхтяжелый Коук имеет сразу двоих. Остальные намийцы обеспечиваются несовершенными, устаревшими призраками настоящих Бессмертных. Их мозго- граммы сохраняются не здесь, а пылятся в общем Хранилище. Каждый может за высочайшую плату раз в два года поговорить, да и то не со своим личным, а предком. За несколько дней до окончания срока с мозга удостоенных снимают копию. Так и лежит она в Хранилище, пока кто-либо из родственников или близких не оживит ее на короткое время в общей Машине.
        Спустился в подвал, проверил, прочно ли укреплены на стражах охраны непроницаемые колпаки (не приведи Господь кому-то узнать о тайне тайн, тем более подслушать его разговор с Бессмертным. Через неделю охрану сменят, а в этой выветрят память, не будут знать даже, как их зовут). Набрал одному ему ведомый шифр. Тяжелая дверь со скрипом уползла вниз.
        Вошел в помещение. На громадном постаменте рядом с памятником ему самому, сделанном из редкого прочного камня один к одному, величественно возвышался Бессмертный.
        - Приветствую себя в твоем обличье, Сиэк, - торжественно произнес он.
        - Слава живому, в бренном теле Сиэку, - голосом властелина прогремело электронное чудище. - Давненько не заходил к себе самому.
        - Дела, дела…
        - Знаю я наши дела. Жрать, пить и спать.
        - Не обижайся, милый.
        - Я не обижаюсь. Разве можно на себя обижаться? -грохотнул смехом.
        - Пришел посоветоваться. На Наму свалились с небес…
        - Знаю. Информация о нас поступает регулярно. Скучать мне некогда. Весь в думах всепланетных. Не то что вы там, наверху. Одного жаль: информация фильтруется через меня в бренном теле. И нет доступа к другим Бессмертным.
        - Так заведено. Но каждое утро снимаю с себя мозгограмму и передаю себе Бессмертному сюда. Что скажешь? Как быть?
        - На корабле, в котором прибыли земляне, есть машина, подобная мне, именуемая корабельным мозгом. Она хранит огромное количество необычных знаний. Надо выведать ее тайну. Это поможет усовершенствовать Бессмертных.
        - Разве я Бессмертный не само совершенство?
        - Раньше так и полагал. Теперь, узнав о корабельном мозге, понял, что нет. Посмотри - для меня надобно солидное помещение. А тот во много раз компактнее. И думает быстрее, может управлять механизмами. Я же - только мыслить и разговаривать. Неподвижен.
        - Разве меня Бессмертного не обслуживают лучшие ученые?
        - Лучшие? Лучших давно нет. Остались одни тупоумные, ниже детей ростом. Только и способны на обслуживание. Что- нибудь новое создать - умишка маловато. Вырождаются.
        - Я подошлю к пришельцам Рэика.
        - Правильно. Когда знания пришельцев будут у нас, и я, Бессмертный, смогу передвигаться на их корабле, в землянах отпадет надобность. Заставим служить нам. Тогда Сиэк в бренном теле сможет не сдерживать свой рост и потяжелеть, на сколько пожелает.
        - Но Коук…
        - Вместо Коука станет Сиэк. Разве не мечтаем об этом? Вдвоем в одном лице завладеем Намой. Кто такой Коук? Недоразвитый мальчишка! Вспомни, сколько усилий приложили медики, стимулируя рост наследника престола. И как теперь приходится сдерживать нас, дабы не превзойти его. Не будет Коука, кто после него? Я в бренном теле. Другого выбора не будет.
        - Вовремя зашел посоветоваться с собой Бессмертным!
        - Вовремя. Иди и действуй!
        - Хвала мне Бессмертному!
        - Хвала Сиэку!
        … Рэик, стоя на уровне колен своего властелина, докладывал о выполнении задания. Оказывается, без помощи пришельцев проникнуть в корабль, не повредив его, невозможно. Об управлении корабельным мозгом в присутствии мелкоухих не может быть и речи. Да, он пытался остаться в корабле один. Но его настоятельно попросили оттуда, когда земляне собрались уходить. Что предлагает? Он попытается выведать, как можно поговорить с мозгом. В один прекрасный день усыпит пришельцев и раскроет тайну. Удастся - можно праздновать победу.
        Однако не это главное. Есть более важное сообщение. Землю населяют высокорослые. Леонид и Станислав - не исключение, как полагали раньше. Там много таких, что на десять, а то и двадцать сантиметров превосходят самого Наивысшего Сверхтяжелого Коука. Называются, до чего трудное слово, ба-скет-бо-лис-ты. Он сам, лично, видел их на экране. Пришельцы показывали. Правда, они намного легче властелинов, но ведь вес можно быстро нарастить…
        От услышанного Сиэк едва не свалился вниз. Теперь понятно, почему мелкоухие прибыли на Наму. Хотят завладеть планетой! Властвовать ее покорным народом. Не мешкая, спустился к Бессмертному.
        Электронное чудище вспыхнуло неистовым огнем всех своих ламп и микросхем. В помещении поплыл запах гари. Взвыла сирена, предупреждая об опасности. Прибывшие немедленно юркие техники быстро навели порядок, заменив сгоревшие реле и предохранители. Бессмертный временно переключил себя на запасные блоки. Нет, электронному Сиэку ничего не грозило - тройной дубляж всех систем действовал четко.
        - Такого я не ожидал, - прогремел он, когда остались наедине. - Посягать на власть властелинов! Они оказались хитрее, чем думалось.
        - Сообщить Коуку?
        - Немного позже, - Бессмертный несколько секунд помигал лампочками. - Прикажи Рэику иметь при себе усыпляющий газ. Вдруг чего - пусть действует немедленно. Наму они покинуть не должны. Когда в мелкоухих отпадет надобость, хорошо, если их уничтожит сам народ.
        - Народ?
        - Да. Вскоре вновь принимаем чрезвычайные меры. Следующее поколение должно стать ниже. На 10 -15 сантиметров. На пять лет уменьшается срок. Вину за это переложим на пришельцев.
        - Раньше мы не говорили об этом.
        - Через двадцать лет плодородный слой уменьшит отдачу на треть. Но сие еще не беда. Через десять лет в пяти регионах исчерпываются энергетические ресурсы. Новых видов энергии у нас нет. После казни ученого Моыка, который работал в этом направлении…
        - Бунтовщика.
        -…мы остались на нуле. Да, бунтовщика. Однако поспешили. Кризис неизбежен. Так что пора заранее подумать о дальнейшем процветании народа.
        Сиэк едва не подпрыгнул, отчего его огромный живот заходил волнами.
        - Может, мелкоухие владеют секретом новых видов энергии?
        - Может, - согласился Бессмертный. - Но предварительная забота о намийцах не помешает. И следует добавить в недельный рацион отупина. Свободным жителям Намы он полезен. Я уже подготовил проект. Завтра же выдвинь его перед Коуком.
        - Хвала мне, Сиэку в бренном теле!
        - Хвала!
        VI
        Сегодня космолетчики побывали в Хранилище, где им продемонстрировали бессмертие намийцев. На пыльных полках в соответствии с занимаемым при жизни рангом рядами стояли кассеты с мозгограммами аборигенов. Любой может за плату, объяснили им, поговорить или посоветоваться с нужным ему бессмертным. Для этого имеются несколько машин, воспроизводящих мозго- граммы. В соседнем помещении стояли ламповые электронные динозавры, как окрестил их Леонид. Станислав порылся в памяти, где же он видел подобное? Вспомнил: в учебниках по истории электроники. Такие монстры в несколько этажей были когда-то и на Земле на заре электронно-вычислительной техники.
        Возмущению землян не было предела. Так вот какое бессмертие дали властелины народу! И за какую цену!
        - Нет, ты только вдумайся, - кричал уже не сдерживаясь, Леонид. - Срок, то есть жизнь, они не имеют права прожить полностью! Да еще как это преподносится: Нама не знает старости. Прожил отведенные тебе несколько десятков лет, будь добр, шагай в бессмертие. Маразм! Преступление из преступлений!
        Станиславу передалось негодование товарища:
        - Хочешь иметь лишнего ребенка - жертвуй сроком. Невежественно? Дико? Хуже! Бесчеловечно, вот!
        - Я больше здесь не выдержу. Насмотрелся.
        - Я тоже. Стартуем! Прямо сейчас же!
        Не успел Станислав договорить, как в воздухе по направлению к ним поплыло белесое облачко. Он еще заметил торчащие уши Рэика, что-то наподобие детской хлопушки в его руках, и все расплылось, растворилось в удушающем тумане.
        …Станислав очнулся в постели из пахнущих утренней росой трав. Окинул взглядом комнату. По всей видимости вырублена в скале. Темница, подумал, вспомнив зловещий взгляд на перекошенном лице Рэика.
        Г олова тяжелая - не повернуть. С усилием скосив глаза, увидел: рядом забылся в беспамятстве Леонид. Постарался сосредоточить взгляд на хронометре, бледным пятнышком выделявшемся на руке пилота. Не может быть! По земному времени пролежал почти двенадцать суток.
        Вдруг створки, напоминавшие отшлифованные обломки скалы, посреди стены разошлись, в помещение мягко и пружинисто впорхнула высокая стройная аборигенка. Прощебетав что-то на своем птичьем языке, из которого Станислав разобрал только «утро», поднесла к его губам подобие чашки с горьковатой, почему- то пахнущей осенним лесом жидкостью.
        Спустя несколько минут боль отошла, в глазах посветлело. Хотя чувствовал себя еще довольно слабо, мысль работала четко.
        - Оньда, - указывая на себя, сказала девушка и поспешила со своим напитком к очнувшемуся Леониду.
        Вскоре пришел в себя и пилот. Он резко сел на постели, спросил:
        - Где мы? - включил универсальный переводчик.
        - У друзей, - ответила девушка, предостерегающе подняв руку. - Лежите. Действие газа не окончилось. Еще немного. Скоро сюда придет мой отец.
        Она оставила землян наедине.
        …Сомнения, что попали в ловушку, развеялись. Сидя рядом со стройными высокими аборигенами, слушали удивительный рассказ. Оказывается далеко в неприступных горах собрались уцелевшие от влияния властелинов жители Намы. Сначала их была горстка. Со временем она выросла и сейчас была уже силой.
        Им приходилось вести упорную, трудную борьбу за выживание среди забытых неприступных кряжей, скал, где запряталась небольшая оаза. Этот росток бывшей могущественной цивилизации готовил восстание против власти Коука, хотя сил пока было маловато. Ставка делалась на прозрение народа. В города, но в первую очередь в столицу, незаметно проникли посланцы горных намий- цев. В основном они уподабливались стражам порядка и охраны - те с позволения верховных оставались выше других и по положению, и по росту. Главное - остановить фабрики отупина. Именно применение этого препарата, который негласно добавлялся в еду в пунктах питания, давал власть над народом.
        Препарат угнетал волю, способность мыслить, заставлял быть послушным, игрушкой в руках властелинов. Однако стоило прекратить его употребление, и в считанные дни приходило прозрение
        - Мы давно поняли, а потом и убедились, - продолжал Доук, отец Оньды, - что планетой правят машины.
        - Машины?! - в изумлении воскликнул Леонид.
        - Мыслящие компьютеры. Каждый властелин имеет в подвале, расположенном под своим дворцом, постоянно действующего Бессмертного, этакое механическое «я», которого живой властелин слушается безоговорочно. Кстати, верхушка, сама того не ведая, тоже получает отупин, правда, в незначительном количестве. Электронные монстры достаточно четко заботятся об этом. Бессмертные как хотят направляют их волю: контролируют реформы, «процветание», по существу, правят планетой, стремясь достичь сначала полной деградации, а потом уничтожения всего живого.
        Бессмертный Сиэка вынашивает план полного захвата власти. Прибытие землян он хотел использовать для ускорения этого процесса, переселиться в новую электронную «одежду» - корабельный мозг.
        Когда в горах узнали о новом преступлении, к которому Бессмертный Сиэк начал интенсивно готовиться, решили предотвратить очередное зло. Станислава и Леонида стали опекать переодетые в стражей порядка горные намийцы. И когда Рэик применил снотворный газ, спасли землян.
        - Так вы оказались здесь, - закончил Доук и почему-то грустно улыбнулся.
        - Хорошо, что мы пользовались корабельными запасами продовольствия, - сказал Леонид. - Иначе… Страшно подумать.
        - Не о том речь, - перебил Станислав. - На корабль как возвратиться? На Землю?
        - Не волнуйтесь, - прощебетал Доук. - Мы сделаем все, что в наших силах, - и снова грустно улыбнулся.
        - Двенадцать суток! Что там с «Добрыней»? - беспокоился Станислав.
        - Они боятся его трогать, чтобы не сломать. Вас ищут. Нужны вы живыми, пока своего не добьются. План у нас такой, - продолжал Доук. - Как только окрепнете, под покровом ночи мы отобьем охрану у корабля. В нем, считаю, будете в безопасности. Когда сможете покинуть Наму?
        - Сразу же!
        - Отлично. Тогда мы спокойны. Нам предстоят горячие бои. К сожалению, силы неравные. Не успели еще все подготовить.
        Теперь земляне поняли причину горьких улыбок. Ведь их ищут. Скоро неприступное убежище в горах будет обнаружено. Рано или поздно. Виной тому - они. Спасая пришельцев, патриоты подставили себя под удар. А попытка овладеть кораблем приведет к новым жертвам.
        - Постойте, постойте, - сказал Станислав. Он сосредоточился, едва уловимая тень пробежала по лицу. - Давайте помыслим несколько иначе. Чем мы можем вам помочь? Как поддержать?
        Аборигены заметно повеселели, уши звонко захлопали по вискам.
        - Перво-наперво, - осторожно начал Доук, - надо вывести из строя фабрики отупина.
        - И продержаться несколько дней, - добавил другой намиец. - Тогда никакие наивысшие сверхтяжелые со своими Бессмертными не смогут остановить лавину восстания.
        - Где расположены фабрики? - перешел к делу Леонид.
        - Их несколько десятков в столице. В других городах по одной-две. Охраняются тщательно. Имеется также электронная защита. Уничтожать лучше всего с воздуха. Вот план столицы, - Доук достал похожий на пергамент лист. - Фабрики отмечены кружочками.
        - Многовато, - Леонид внимательно рассматривал карту.
        - Есть еще и склады отупина. Они отмечены квадратиками. Это лишь известные нам. Возможно, не все. Особенно в других городах.
        - Боюсь, одним нам не справиться, - констатировал Станислав. - Необходима помощь Земли.
        - А как же закон о невмешательстве? Приказ только знакомиться и наблюдать?
        - К черту! - сердито огрызнулся штурман. - Думаешь, нас не поймут? Еще как поймут. Не та ситуация. Здесь все предельно ясно.
        …Операция по овладению «Добрыней» прошла успешно. Стартовали в считанные минуты, как только предупрежденные заранее намийцы отошли на безопасное расстояние.
        Нет, они не улетят к Земле. Не имеют права. Сейчас их место здесь, в этой горячей точке Вселенной. Заложив в гравипередатчик ясное и емкое сообщение, Станислав с Леонидом начали готовиться к бою. Корабельный мозг гудел от напряжения, рассчитывая наиболее приемлемую для данной ситуации орбиту. Настраивали пеленгующие локаторы на отмеченных на картах «маковых зернышках», ведь нужна сверхювелирная точность, чтобы уничтожить фабрики отупина и обойтись без жертв. Не то, что при посадке «Добрыни» «на пятачок». Посадка - ерунда в сравнении с предстоящим.
        Корабельный мозг принял сигнал с планеты. Это двинулась к столице лавина с гор.
        - К бою! - скомандовал пилот.
        Вдруг Станислав коснулся его плеча, молча указывая на обзорный экран. Тот пестрел продолговатыми, в несколько сантиметров веретенообразными «сигарами». «Одна, вторая, третья…» - автоматически начал считать Леонид…
        Звездолеты класса «Галактика» материализовались возле Намы один за другим, сразу разворачиваясь в боевой порядок.
        Земля спешила на помощь…
        ТЕСТ
        Повесть
        Ин Семнадцатый стоял, как всегда, молча, гордо выпрямив голову и заложив трехпалые руки за спину. Так требовал этикет, когда его вызывали на очередное свидание или беседу. Покрытое панцырем тело поблескивало в лучах утреннего Голубого Солнца. Анатолий невольно залюбовался ладной осанкой инопланетянина. Темносиние, почти фиолетовые мелкие пластины на голове, ниспадая к плечам и дальше, увеличивались, образуя почти правильные треугольники. Так же плавно менялась и их расцветка. У самых ног отсвечивали легким, почти воздушным аквамарином. Анатолий вспомнил: этот панцирь земляне вначале приняли за латы,
        защитные доспехи поверх одежды лурийцев; только позже поняли - одежда отсутствует, она им просто ни к чему - и улыбнулся. Ин Семнадцатый улыбнулся в ответ, от чего пластины на его теле легко зашелестели.
        Пора начинать.
        - Мир планете, общему нашему дому, - сказал Анатолий.
        - Мир огромен, - голосом инопланетянина двусмысленно ответил универсальный переводчик.
        - Голубое Солнце ласково светит обоим, - продолжил землянин, стараясь нащупать нить предстоящей беседы.
        - Подойдешь ближе - сожжет, испепелит, дальше отойдешь - заледенеет его ласка. Для землянина. Луриец выдержит.
        - Разум не допустит этого. Объединенный разум двух цивилизаций.
        - Что разум перед бесконечностью? - теперь уже спрашивал Ин Семнадцатый.
        - Надежда на лучшее. На познание и покорение пространства и времени. Мысль бессмертна.
        - Мысль искренняя - мысль злая. Где критерий?
        - Разум не желает зла. В этом истина. Разве не так? - Анатолий пытался удерживать разговор в нужном русле.
        - Добро и зло - две грани: ночь и день. Ночь сменяет день. День сменяет ночь. Где критерий?
        - Он в самой сущности жизни. Без добра нет жизни, прогресса общества, цивилизации.
        - История Земли свидетельствует: сильный пожирает слабого. История Луры свидетельствует: сильный не всегда жил во имя добра.
        - Но это не настоящий, не высший разум, не жизнь. Это борьба за выживание.
        - Так было.
        - Когда-то. Давно. Сейчас нам нет смысла драться за выживание.
        - Мы боремся. До последнего лурийца.
        - Разум стремится к овладению знаниями. Во имя всего сущего во Вселенной. Во имя самой Вселенной.
        - Мы не скрываем от вас знаний. Пользуйтесь.
        - Но запрет! Почему запрет? Почему нам нельзя на Луру? Нельзя дальше?
        - Табу. Вы не сделали, что надлежит, - Ин Семнадцатый вежливо поклонился. - Завтра утром к вашим услугам. Здесь же, - шагнул и исчез, будто растворился за силовым барьером.
        Анатолий тяжело вздохнул: опять не получилось. Вновь на Землю полетит гравиграмма об очередной неудаче.
        Пилот разведывательного звездолета Леонид Томан, едва увидел удрученного «науку», как они со штурманом «Добрыни-2» Станиславом Росошко нарекли своего пассажира, понял без рас- просов: еще один провал. Больше месяца стоят на приколе на полуискусственной планете, а результат на нуле.
        - Отрицательный результат тоже результат, - изрек понимающе, когда Анатолий подал текст гравиграммы для передачи на Землю. - О чем сегодня беседовали?
        - О добре и зле.
        - Ну ты даешь! А кто выходил на свидание?
        - Ин Семнадцатый, - и вдруг вспыхнул. - Не могу больше. Проклятье! Не пойму, что им от нас нужно? Какой ключ подобрать? Бьюсь, бьюсь, как рыба об лед, а под конец одно и то же: вы не сделали, что надлежит. А что надлежит?
        - Вот и спроси его завтра. Пусть разъяснит, - вошел в рубку Станислав. Его круглое лицо раскраснелось от только что принятой корабельной бани. Лысина, казалось, пунцово полыхала в приглушенном свете. - Почему никто не поздравляет с легким паром? Килограммчиков четыре-пять сбросил, - похвастался.
        - Однако истощение тебе явно не грозит, - Анатолий оглядел приземистую грузную фигуру штурмана. - С легким паром!
        - Говоришь, о добре и зле беседовал? Кажется мне, с ними как-то попроще надобно. Нам с Лешей, - потрепал пилота по спине, - приходилось встречаться с такой проблемой. Помнится, то был твой первый самостоятельный полет на «Добрыне»?
        - Да, подтвердил Томан. - Самый первый.
        - На Наме, - продолжал Станислав, - правящая верхушка заботливо творила добро для народа. От того добра жутко становилось. Если бы не своевременная помощь Земли, неизвестно, чем бы все закончилось.
        - Знаю, - прервал Анатолий. - Своим визитом на Наму вы поломали классическую формулу о невмешательстве в дела развивающихся цивилизаций. Уже и в учебниках написано. Изучали. Сейчас намийцы, настолько известно, обретают себя.
        - Подрастают. И в прямом и в переносном смысле, - сказал Леонид.
        - Там все было ясно. В данном случае - иное. Лурийцам помощь не нужна. Наоборот.
        Штурман развивал мысль дальше:
        - Подготавливая твой «высокий» визит, не предвидели, что они просто не хотят, дабы в их жизнь вмешивались извне. Поэтому и оградили себя барьером.
        - Еще как предполагали! Но ведь не только себя оградили. Не одну Луру. Все пространство. О расстояниях можно лишь догадываться. - Вспомните, как начиналось. Десять лет назад.
        Естественно, об этом знали все. Началось со «Стрелы», одного из разведывательных звездолетов класса «Галактика». Случилось непонятное - она не смогла материализоваться в заданном секторе пространства. «Стрела» была суперсовременным, по сравнению с предыдущими кораблями - предстояло преодолеть почти три тысячи мегапарсеков. Ученых интересовали квазары, точнее источники их энергии, ведь они излучают больше, чем самые мощные галактики.
        Проверили расчеты, расход энергии - в норме. Вошли в подпространство, прыгнули снова - тот же результат. Звездолет оставался практически на месте, если не учитывать минимального сдвига на какую-то тысячу-другую километров в сторону. Казалось, пространство мягко спружинило, оттолкнув «Стрелу».
        Чего только не перепробовали за истекшие годы. Шли малым ходом на планетарных, совершали обходные маневры на десятки, сотни парсеков - везде стена. Неизвестное силовое поле оставалось непреодолимым.
        Два года назад им, нынешнему экипажу, первым улыбнулась удача. Тогда прибыли сюда вдвоем, без Толи Руденко, нынешнего пассажира, - талантливого психолога, специалиста по контактам с внеземными цивилизациями, автора многих тестов по определению возможностей, способностей и т. д. и т. п. аборигенов на обнаруженных планетах-«разумницах».
        Станислав предложил запустить беспилотный зонд, «болванку», передающую только сигналы о местонахождении. Зонд прошел беспрепятственно, монотонное пиканье космолетчики слушали добрую неделю, если не дольше.
        Этот успех был первым и последним. Автомат-анализатор умолк сразу, как только начал передавать научную информацию. Кошка не успела даже мяукнуть. Та же участь постигла собаку и обезьяну. И все до единого зонды, какие дублирующие системы о возвращении обратно на них не ставили, словно в воду канули. Срабатывали только «болванки». Пропуская все механическое и живое, не наделенное разумом, барьер мягко, но властно отталкивал человека.
        К границе загадочного поля прибыли настоящие исследовательские лаборатории. Целый флот. Группа ученых предложила применить силу. Однако ни магнитным ловушкам, ни про- тивометеоритным лазерным установкам, «стена» не поддавалась. Так же мерцали звезды, одновременно далекие и близкие, так же ни один земной прибор не фиксировал наличия поля, но оно преграждало путь дальше, барьер оставался непреодолимым.
        И лишь когда после долгих «за» и «против» взорвали бомбу с антивеществом, лед тронулся. Из-за барьера выплыла целая планета с ореолом атмосферы, подобная родной Земле, словно приглашая совершить посадку. Пришельцам отвели довольно пристойную территорию в несколько десятков квадратных километров, зажгли ласковое Голубое Солнце, установив почти привычную смену дня и ночи. Спустя немного удостоили визитом.
        Инопланетянин, назвавшийся Олом Двенадцатым, стоял на возвышении, поблескивая панцирем. Сразу за ним начинался барьер. Везде, кроме предоставленной им свободной территории, силовое поле. Его можно было даже коснуться. Рука погружалась по локоть в вязкую, наподобие резины массу. Ни боли, ни токов или разницы в температуре не ощущалось в прозрачной этой стене. Стоило, однако, бросить в него какой-то предмет, как он проходил беспрепятственно, хотя обратно достать его уже было невозможно.
        Ол Двенадцатый вежливо выслушал землян. Его шипящая вперемежку то с коротким, то продолжительным пощелкиванием, прищелкиванием речь была довольно простой и не таила на первый взгляд особых нюансов. Через несколько дней обе цивилизации охотно обменялись некоторыми знаниями. На смену первому визитеру пришли Уч Пятнадцатый, Ир Двадцать Первый, другие инопланетяне, каждый, как догадывались земляне, специалист в своих областях. Они рассказывали о достижениях лурийцев. Неоценимыми для землян стали некоторые разработки в биологии, физике, химии, психологии…
        Не удалось узнать только о самом существенном - тайне силового барьера. Когда земляне намекнули, что хотят познакомиться с лурийцами ближе, побывать на самой Луре, аборигены умолкли. Через минуту получили сухое и категорическое «Нет!» И еще через некоторое время: «Табу. Вы не сделали, что надлежит».
        При следующей встрече космофлот попросили покинуть планету. Отныне на встречу мог приходить только один из землян.
        Пришлось подчиниться. Под Голубым Солнцем остался лишь разведывательный звездолет с экипажем и представителем для переговоров. В точно определенное время на возвышении появлялся абориген, отвечал на вопросы. Если землян интересовало что-либо существенное, через некоторое время уже без представителя инопланетной цивилизации на свободной территории появлялось необходимое то ли из приборов, вещей или просто монокристалл с записью. Их можно было отправить на Землю очередным грузовиком.
        Сотни умов бились над проблемой контакта. Понимали: посланцу Земли необходимо пройти какой-то тест, чтобы получить «пропуск» на Луру. Один за другим самые квалифицированные терпели фиаско. Теперь вот пришла очередь Анатолия Руденко. Прибыв в «гостиницу» (так между собой космолетчики назвали полу искусственную планету), Станислав и Леонид томились бездействием, а Толик каждое утро «выбрасывал на мусорку» одну заготовку беседы за другой. А просвета даже не брезжило.
        …Анатолий покачал головой:
        - Такой вариант предусматривался. Нельзя самим спрашивать, что надлежит сделать. Слишком велик риск. После подобного неосторожного вопроса они могут нас совсем выдворить, как попросили весь космофлот. Ведь тогда речь зашла именно о нашем желании посетить Луру.
        - И о барьере, насколько понимаю, нельзя спрашивать, - вставил Леонид.
        - Да.
        - О чем же можно?
        - Пожалуй, кроме этого обо всем. Пытаюсь. Осторожно пытаюсь достичь цели окольными путями. Но лурийцы, к примеру, Ин Семнадцатый, лишь начинаю приближаться, туманно, наощупь к нас интересующему, сразу переводит беседу в другое русло или исчезает за барьером.
        - Задачк-а-а! - протянул Станислав. - Сколько же нам осталось здесь кантоваться? Откровенно говоря, нам с Лешей надоело бить баклуши.
        - Еще неделю, от силы дней десять, - сказал Толик. - Потом пришлют новенького, свеженького, напичканного другими темами и разработками бесед. Вам то что. Как в отпуске, на курорте. Можете в лес по грибы сходить или рыбку поудить. Благо лурийцы создали для нас практически земные условия. Уверен, приестся обстановка, пожелайте чего другого - в момент сделают. Уровень у них - нам к нему еще и еще…
        - Кажется мне, * за детей нас принимают, - сказал Леонид.
        - За детей? - Станислав указал на свою лысину.
        - Ну, не в прямом понимании. По развитию.
        - Наверняка так оно и есть, - ответил Анатолий. - Иногда создается впечатление, будто с нами просто возятся. Чтобы не обидеть и опасные игрушки, я имею ввиду бомбу с антивеществом, убрать подальше. После взрыва приборы впервые зафиксировали поле, точнее изменения в пространстве. Едва-едва, на микросекунду оно заколебалось.
        - А взрыв ведь был страшен. Если на старушке-Земле применить, пополам расколется, - сжал губы Леонид.
        - Вот они и вышли к нам, чтобы не баловались со «спичками». Ладно, ребята, пойду готовиться к завтрашней беседе.
        Ин Семнадцатый появился из-за барьера в тот миг, когда Голубое Солнце коснулось краешком небосклона. Легко взошел на возвышение и застыл, гордо выпрямив голову и заложив руки за спину. Анатолий уже поджидал его, стараясь как можно точнее скопировать «ритуал» инопланетянина в преддверии предстоящей беседы.
        - Приветствую в твоем лице могущественный народ Луры, - сказал он, гордо выпрямив голову и заложив руки за спину.
        - Счастья Земле, - ответил Ин Семнадцатый, улыбнувшись.
        - Разными путями движутся наши цивилизации. Путь, цель конечная одна. Единственная. Познание.
        - Конечная - да, - согласился луриец. - Время разное.
        - Что имеешь ввиду?
        - Пеленки и седые волосы.
        - Мы в пеленках, вы - на грани старости?
        - Приблизительно. Старость наша как никогда молода. Во многом даже в пеленках. Если взять достигнутое. Кое в чем мы только на пороге.
        - А мы?
        - Первые несмелые шаги. Иногда и того меньше.
        - Так помогите преодолеть пройденное вами. Чтобы шаги твердыми были. Уверенными.
        - Мы помогаем. Там, где вам доступно.
        - Путь тернист, труден.
        - Только так можно преодолеть его. Прыжки вредны. Ребенок может поломать ноги.
        - Мы здоровые дети?
        - Да. Хорошие.
        - Значит, вы боитесь или не хотите дать нам вот так сразу настоящие знания?
        - Нет. Не боимся. Вы не поймете. Не доросли.
        - То есть, все равно, что новорожденному вбивать в голову, скажем, теорию времени или подпространственных переходов?
        - Приблизительно так.
        - Давайте говорить откровенно.
        - Мы откровенны. Вы - не всегда.
        - Поэтому, - Анатолий решил рискнуть, - поэтому, - повторил, - не хотите пропустить нас через барьер?
        - Барьера нет.
        - Барьера нет, - повторил Ин Семнадцатый. - Никогда не было. Другое.
        - Но почему, почему мы не можем пройти?
        - Никто из землян не сделал, что надлежит. Ты тоже, - и чуть погодя. - Завтра утром я занят. Придет Ни Семнадцатая.
        - Женщина?
        - Моя… - луриец несколько замешкался, подыскивая слова, - половина. Подруга.
        - Жена? Сестра? Дочь?
        - Приблизительно. Точнее по-вашему будет жена. Мать Ина Восемнадцатого, - инопланетянин вежливо поклонился и растворился в силовом поле.
        Космолетчики сразу заметили изменения в настроении «науки». Оба приободрились: уж не сдвинулся ли тот с мертвой точки?
        Когда Анатолий познакомил с результатами встречи, Станислав едва не опрокинул сковородку с маслятами (сегодня он решил порадовать друзей своими кулинарными способностями, не то от вынужденного бездействия загнуться можно).
        - Я понимаю, что только жалкий извозчик и в консультанты не гожусь - куча институтов на тебя работает, - начал с иронией, - тем не менее одна мыслишка сегодня посетила голову.
        - Ладно, выкладывай без интрижки, - поторопил Леонид.
        - Завтра ее не проверишь все равно.
        - Почему?
        - Толик с женщиной встречается. Не подходит. Не рассчитана на ласковый женский взор, - Станислав продолжал потихоньку помешивать грибы. - Ох и ужин нынче будет, на славу! Картошечки бы добавить. Не догадались вырастить на грунте инопланетном.
        Леонид поднес к носу штурмана кулак. Тот хитро скосил глаза, понимающе закивал:
        - Не беспокойтесь, ребята. Сейчас изложу точку зрения на проблему. Возможно, в ней - ключ к разгадке, если не сама разгадка. Прошу к столу, - сделал театральный жест. - Маслята лурийские! Интересно, что Ин Семнадцатый сказал бы, отведав земной пищи? Может, его угостить надо? Тогда и выдаст «пропуск»? Не догадались, не догадались с угощеньицем-то.
        - Не тяни, - Леонид вновь шутливо поднес кулак.
        Мысль штурмана была проста. Предлагал в очередной раз пойти на беседу голым. В чем мать родила. Может, весь секрет в этом? Аборигены-то нагишом ходят, об одеждах не ведают. Правда, все ихнее… это самое… скрывает панцирь. Не надлежит ли и землянину явиться «достойно»?
        - Только прошу не воспринимать как шутку, - серьезно промолвил Станислав.
        Друзья и не помышляли смеяться. Действительно, не этого ли ожидают от них лурийцы? Не это ли надлежит сделать?
        - Завтра нагишом не пойду, - заявил Анатолий. - Ин Семнадцатый или другой мужчина появится, тогда испытаем «крайнюю меру». Напоследок, когда в запасе ничего другого не останется.
        - Может наоборот, завтра… - начал Леонид, но под сердитым взглядом «науки» сразу примирительно поднял руки. - Молчу, Толик, молчу.
        - Кое-какой успех имеется, - отложил трапезу Руденко. - Такая себе искорка. Ин Семнадцатый отчетливо сказал: «Барьера нет». Уловили?
        - Стоит поломать голову. В его понимании нет, а в нашем даже на ошупь непроницаемая стена. То есть для глаза проницаемая или, точнее, выборочно проницаемая - звезды-то, солнце мы отчетливо видим, а куда, например, девается после свидания луриец, не ведаем.
        - Он сказал: «Другое». То есть барьер существует в каком- то ином смысле. Каком?
        - Была у меня еще одна мысль, - прервал Леонида штурман. - Сразу признаюсь, нехорошая. Промелькнула мимолетно, когда грибы собирал. Бросаю очередной масленок в лукошко, а она сразу стук в башку. Что, думаю, если бы Ина Семнадцатого тоже в лукошко? Как грибок. В плен взять.
        - Насилие.
        - Да, Леня, насилие. Вдруг подействует, а? Культурно его так пригласить-заманить в магнитную ловушку и припрятать. Условие потом поставить: пустите через барьер - отдадим заложника. Не пустите…
        - Выбрось из головы. Правду Ин Семнадцатый сказал, не всегда мы с ними откровенны, искренни. Совершить подобное, значит, навсегда распрощаться даже с мыслью найти настоящий контакт. Точно говорю, - Анатолию стало не по себе. - Достаточно, что бомбу простили. Я так считаю: если бы ее не применили, может, давно на ту сторону тропку нашли.
        - Не откровенны?! - вскипел Станислав. - Мы не откровенны?! - ударил себя кулаком в волосатую грудь. - Куда уж больше! К ним со всей душой, а они… Они с нами до конца чистосердечны? Не издеваются разве?!
        - Не горячись, Стас. Ты не прав, - охладил штурмана Анатолий.
        - Не прав?! Я не прав?! - лицо побагровело, лысина начала покрываться пунцовыми пятнами.
        - Прими успокоительное, - посоветовал Анатолий. - Сам только что о грибах говорил. О заложниках.
        - Лучше подскажи, - положил руку на плечо Леонид, - как завтра ему, - кивнул на «науку», - себя держать. Разговор с женщиной на Земле не предусмотрен. Так ведь?
        - Не предусмотрен. Кто знал?
        *
        Ни Семнадцатая стояла молча. Казалось, ее такое необычное, но по-своему красивое лицо светилось, излучало улыбку. «Так мать улыбается детям», - непроизвольно подумал Анатолий. Вся ее маленькая по сравнению с Ином изящная фигурка привлекала взляд мягкими плавными линиями. Трехпалые руки, заложенные за спину, были нежными, чувствительными, утонченными. Отметил про себя: пластины панцыря - темно-вишневые на голове (на ней еще выделялся синий гребень в отличие от мужчин), ярко- красные на туловище и светло-розовые внизу, были* поменьше и более округленные.
        Анатолий тоже сегодня принарядился. Одел самую нарядную рубашку и новые сандалии. Сначала хотел взять букет цветов, но потом передумал: неизвестно, как воспримет их лурийка.
        - Счастья прекрасной представительнице Луры и ее детям, - приветствовал аборигенку. - Мир дому твоему, - вежливо поклонился.
        - Спасибо, - ответила Ни Семнадцатая. Голос ее был не шипящим, а с некоторым присвистом и не таким твердым пощелкиванием. - Мир и тебе, землянин. Только никогда не желай счастья нашим детям, - она сделала ударение на слове «детям». - У нас бывает только один ребенок. При жизни. Ин Восемнадцатый. Когда меня не станет, появится девочка. Без имени. Она возьмет потом «зеркальное» имя своего избранника. Будущего друга.
        - Извини, не знал.
        - Я не в обиде. Ты еще многого не знаешь.
        - К сожалению. Например, почему ты Семнадцатая, а скажем не Двадцатая?
        Лурийка засмеялась. Звонкая трель разнеслась далеко вокруг. Пластины панциря тоже издали мелодичный, под стать колокольчикам перезвон.
        - Очень просто. Мой друг Ин потому Семнадцатый, что до него было шестнадцать Инов. Его творец, отец по-вашему, Ин Шестнадцатый. Наш сын - Ин Восемнадцатый. Когда я стала подругой Ина Семнадцатого, тогда и обрела имя Ни Семнадцатая. Хотя и произошла от Во Седьмой.
        - Во Седьмой? - переспросил Анатолий. - Значит, твой… творец был Ов Седьмой?
        - Нет. Ов Седьмой был создателем Ова Восьмого. И другом моей родительницы. Я появилась, когда ее не стало. Когда лурий- ская женщина прекращает существование, после нее остается яйцо.
        - И ты?
        - Вылупилась из этого яйца. Все девочки появляются из яйца.
        - А мальчики?
        - Тоже. Но только один раз за всю жизнь. После… по вашим меркам тысячи лет любви. Иногда женщина не выдерживает… - она подыскивала близкое слово, - родов и тогда после нее остается два яйца. Из одного развивается мальчик, из другого - девочка. Я выдержала. Совсем недавно - по-вашему три тысячи лет назад. Ин Восемнадцатый уже становится… молодым человеком.
        Анатолий от услышанного невольно застыл с открытым ртом:
        - Сколько… сколько же вы существуете… живете?
        - Если считать по вашему времени, около миллиона лет. Живем. Существуем несколько дольше.
        - И…
        - Сколько прожила? У нас говорят прошла. Так точнее. Мы с Ином Семнадцатым прошли около половины пути. К сожалению, нам не хватает жизни, чтобы завершить задуманное. Осуществить хотя бы один значительный эксперимент. То, над чем трудимся с моим другом, начал еще Ин Девятый. Его уже нет среди нас. Ина Десятого, Ина Одиннадцатого тоже. Ин Двенадцатый завершил путь незадолго до вашего прибытия. Остальные продолжают эксперимент. Впятером. Скоро подключится и Ин Восемнадцатый. Через четыре-пять тысяч лет.
        - Что же это за эксперимент такой? - сорвалось у Анатолия.
        - Тебе не понять.
        - Потому вы и окружены барьером? Силовым полем?
        - Да. Силовое поле, как вы называете, нам помогает. Без него эксперимент невозможен. Неосуществим. Оно многое хранит в памяти. И существует в сто, а то и больше раз дольше нас.
        - Как существует? Разве не лурийцы его создали?
        - Конечно, нет. Оно пришло само.
        - Пришло?!
        - Да. Оно принимает участие в работе вместе с нами. Об этом вам лучше расскажет Ин Семнадцатый. Он вскоре возвратится. Только закончит дела в недрах непредвиденно появившейся черной дыры. Как бы тебе попроще объяснить? В одном из секторов пространства, где проводим эксперимент, нарушилась звездная динамика. Необходимо выяснить причину. Ин Семнадцатый вместе с Ином Пятнадцатым и Олом Двадцать Первым направились туда. Надо немного выровнять время. В одном месте уплотнить его, в другом несколько растянуть. Возвратятся через неделю. По вашим понятиям. Хотя там, может, пройдет, тысяча-полторы лет.
        У Анатолия вскружилась голова. Мозг отказывался воспринимать услышанное. Наконец несколько пришел в себя. Спросил автоматически: *
        - На чем же они полетели? Мы бы могли предоставить вам свой звездолет. Пользуйтесь, пожалуйста.
        - Нам не нужны звездолеты. Когда-то были. Последним из них пользовался Ин Третий.
        - Как же вы «путешествуете»?
        - Мы можем свободно преодолевать пространство. Перемещаться во времени тоже. Во времени не слишком далеко - до десяти тысяч лет. Физическое время при этом для нас идет обыкновенно, как и для вас.
        - Входить в подпространство без ничего? - удивленно воскликнул Анатолий.
        - Мы давно не пользуемся подпространством.
        - Чем же?
        - Гравитацией. Еще кое-чем. Вам неизвестно. В любой сектор Вселенной переносимся почти мгновенно. Помогает, как ты называешь, силовое поле. Это оно нас научило.
        - Почему же вы до сих пор не посетили Землю?
        - Слишком незначительный объект. Нет времени. Таких развивающихся миров во Вселенной сотни. Мы, конечно, уделяем им внимание. Даже есть специальная служба. Помогаем. Но для этого надо развиться.
        - Больше, чем Земля?
        - Значительно. Посуди сам. И не обижайся. Твоя жизнь практически секунда, а то и меньше в нашем понимании. Вся история Земли - несколько «дней», пускай «месяцев». Слишком, слишком мало. Возможно, Ин Двадцать Второй или Ин Двадцать Третий уделит в будущем Солнечной внимание. Не раньше.
        - Однако мы здесь! Мы уже здесь!
        - Пожалуйста. Мы выделяем для вас время. Но это несущественно.
        - Но почему, почему вы не пропустите нас через барьер?
        - Мы не против, - в глазах Ни Семнадцатой промелькнуло сожаление. - Поле не пускает. Само. Каждый раз все твои вопросы сводятся к одному: почему? И никак не поймешь: ты не сделал, что надлежит сделать.
        - Вы, лурийцы, знаете, что надлежит сделать? - рискнул спросить.
        - Приблизительно. Догадываемся, но не уверены.
        - Подскажи.
        - Табу. С времен первых шагов нашей цивилизации.
        Ни Семнадцатая попросила не тревожить ее понапрасну. Когда возвратится ее друг, он даст о себе знать. На прощанье оставила розовую пластину панциря.
        - Когда она вспыхнет ярко, значит, на следующий день Ин Семнадцатый или я будем к вашим услугам. Раз в десять-двенад- цать тысяч лет мы меняем нашу… кожу. Оболочку. Каждая пластина продолжает хранить информацию. Может служить сигнальным устройством. О нас или для нас. Будет необходимость вызвать - не потребность - необходимость, - подчеркнула, - положите ее на том месте, где сейчас стою.
        - А можно ли ее исследовать?
        - Пожалуйста. Только боюсь, у вас ничего не выйдет. Хотя она стала довольно… - Ни Семнадцатая подыскивала слово, - хрупкая. На мне значительно прочнее, - вновь засмеялась звонко.
        Анатолий проследил, как ловко, грациозно она пробежала несколько шагов, едва касаясь поверхности планеты, и расстаяла, ступив в силовое поле.
        *
        Космолетчиков он нашел на берегу небольшой речушки, протекающей поблизости. Станислав как раз вытаскивал огромного, сантиметров под пятьдесят леща. Тот никак не хотел покидать привычную стихию и водил лесу, пытаясь уйти на глубину. Наконец сила и ловкость победили - лещ, вероятно, не захотев, чтобы его подтягивали к берегу, описав дугу, шлепнулся на зеленую с едва заметным сизым отливом траву и сразу попал в садок.
        - Славная ушица будет, - похвастался штурман, указывая на плескающуюся рыбу. - Завялить бы. Боюсь, времени не хватит - пора скоро возвращаться на матушку-Землю. А ты, друг, задержался что-то сегодня. Очаровала лурийка? Признавайся!
        - Ребята, не до шуток сейчас, - лицо «науки» было крайне озабоченным. Таким космолетчики его еще не видели. - Удалось узнать о весьма важном. Поверьте, все наши нынешние представления о лурийцах летят прахом.
        Он вкратце пересказал беседу с Ни Семнадцатой.
        - Похоже, беседы подходят к концу, - задумчиво молвил Леонид. - Им ни к чему общаться с нами. В обузу. Возьмут да и скажут: «Развивайтесь, встретимся этак через две три тысячи лет. Сейчас некогда».
        - Ну за такой срок мы ого-го чего достигнем! - Стан;, лав показал большой палец. - Ведь только в космос вышли приблизительно столько же лет назад. Цивилизация наша развивается даже с их точки зрения завидными темпами.
        - Нас тогда уже… - пилот начал сматывать удочки.
        - Нас конечно. На смену придут другие.
        - И целые поколения вынуждены будут ждать контакта? Вы об этом подумали, Леша, Стас? На приколе у непроходимого, непреодолимого барьера.
        - Постой, постой, - Леонид резко ступил несколько шагов, - Ну-ка, припомни, что она о силовом поле говорила? Оно пришло само. Не создавали. Улавливаешь? Помогает в работе. Да ведь оно…
        - Живое! - воскликнул Станислав. - Оно живое, ребята! Жизнь в совершенно ином понимании.
        - Разум? - изумился Анатолий.
        - Несомненно! Высший разум, о котором и представления не имеем. Потому и нет никакого барьера. Есть разумное существо или существа, если можно его или их так назвать.
        - Которое нас не хочет пропустить, - добавил Леонид. - Не желает. Не лурийцы, а Поле - его надо называть с большой буквы. Контактируют, проводят общий эксперимент - о размерах, масштабах опыта можно лишь догадываться, - он вытер появившиеся от возбуждения капельки пота.
        - И тут являемся мы со своими амбициями, претензиями на познание пространства, Вселенной, - расстроился Анатолий. - Какими же песчинками должны Полю казаться. Да что там мы - вся Земля. И по объему, так сказать, и по продолжительности существования, и во времени. Пробить, взорвать его хотели. Какое невежество! Все равно что питекантроп с дубинкой посягал бы на наш космофлот.
        - Не потому ли, что с «дубинкой», не хочет пропускать? - высказал домысел Станислав. И сам ответил. - Нет, не потому. Ведь и до прибытия сюда был барьер. Мы для него как назойливые букашки, блошицы, если не мельче. Бактерии, скажем, мешающие заниматься делом. На которых не стоит даже внимание обращать.
        - А лурийцы? - спросил Леонид.
        - Те другое дело. Миллион лет у каждого в запасе. И учтите, - сказал Анатолий, - Ин Семнадцатый отправился в недра - недра! черной дыры, наверное, за сотню парсеков что-то там «штопать», растягивать и уплотнять время. Да если мы приблизимся к черной дыре - раздавит в лепешку. Вместе с кораблем.
        - Вот тебе и плен, - сказал Станислав.
        - Какой плен? - не поняли оба.
        - Мыслишка моя Ина Семнадцатого взять заложником. Смешно! *
        - Не все так печально, - вмешался Анатолий. - Давайте помыслим. Как-никак, - Ь для нас - песчинок, - планету предоставили…
        - Квартиру с удобствами.
        - Не перебивай, Стасик. Песчинка то мы песчинка, но непростая, скажу. Как крупица алмазная. Никогда, слышите, никогда не приму мысли о несостоятельности землян. Ведь мы - представители Разума. Вечно голодного к познанию мира Разума. Кто знает, каких высот достигнут наши потомки через две-три тысячи лет - «день» или «месяц» в представлении лурийцев. Когда отправлялись сюда с Земли, мой друг биолог Бронислав Быстров сказал: земляне находятся на пороге бессмертия. Следующее поколение в три раза дольше жить будет - полтыщи лет. Как, а? Но это так, к слову. За данную нам неделю необходимо как никогда подготовиться к встрече с Ином Семнадцатым. Отбросить предложенные «каноны», заготовки бесед, выработанные на Земле без учета, нынешней ситуации. Сделать качественно новый шаг.
        - Надо попросить Ина Семнадцатого предоставить возможность войти в непосредственный контакт с Полем, - сказал Леонид. - Или хотя бы через него, лурийца, - добавил Станислав. - На тот случай, если непосредственный контакт для человека невозможен.
        …Неделя прошла в сумасшедшем ритме. Руденко десятки раз анализировал ситуацию, прокручивая в памяти беседы с лурий- цами. Станислав и Леонид помогали как могли. Однажды штурман высказал интересную гипотезу о вырождении Луры.
        - Вдумайтесь, - говорил с жаром, - у них за жизнь рождается двое. Только двое. Мальчик со следующим порядковым номером и девочка. Двое дают жизнь двум. Отсутствует прирост населения. Пусть они там и проходят путь в тьму тьмущую лет, но только двое.
        - Полагаю, у лурийцев здесь действительно проблема, - поддержал и Леонид. - Не может быть, чтобы все шло гладко, без катастроф, несчастных случаев. Не станет кого-то одного - и всему генеалогическому древу крышка. По существу, целому поколению. Не семье, а поколению. Может, потому и прячутся за барьер, не выходят на «свободное» пространство? Ведь ни один, вспомните, ни один луриец не был вне Поля дольше двух-трех часов. Не знаю, возможно, это и не так, но догадка у меня возникла.
        Решив не мешать «науке» готовиться к встрече, космолетчики занялись исследованием оставленной в подарок Ни Семнадцатой розовой пластины. Чего только не перепробовали. Испытывали на нагрев до сверхвысоких температур и резкое ох лаждение до абсолютного нуля, подвергали сверхдавлению и помещали в вакуум, травили кислотами, брали на излом, облучали жестким гамма- излучением, проверяли под действием магнитного и других известных им полей - абсолютно ничего.
        - Как в сказке: в воде не тонет, в огне не горит, - разводил в изумлении руками Леонид. - Ничто не берет. Сегодня утром попытался алмазный бур применить. С компактной корабельной установки. Алмаз, представляешь, алмаз! истерся, искрошился, а пластине хоть бы хны.
        - Ни Семнадцатая сказала: извините, старенькую дарю, хрупкую. На мне значительно прочнее, - сокрушенно вторил Станислав. - Какие же тогда на ней, а? Теперь не удивлюсь, что ее друг к черной дыре полез. Наше тело, да что там, обшивка «Доб- рыни-2» в сравнении с их защитным панцырем - его-то и лазер не пробивает - как вода, воздух. Нет, еще беззащитнее: пустота. Я вначале осторожно так, знаешь, подходил, дабы не испортить случайно. Куда там испортить! Крупицу мельчайшую не отколоть.
        Пластину оставили в покое. Она мирно лежала на пульте корабельного компьютера такая же хрупкая и беззащитная с виду. Прошло обещанных семь дней. Восемь. В сердца землян начало закрадываться беспокойство: а что как лурийцы забыли о них или перепутали что-то в отсчете времени - «часы» у них заведены на тысячелетия. Подумаешь, плюс-минус сто лет. Под конец девятых суток, пластина призывно вспыхнула нежным розовым сиянием.
        - Холодное, - радостно констатировал Станислав. - Как наше северное. Завтра решающий выход, Толя. Ни пуха тебе!
        *
        Ин Семнадцатый выглядел уставшим. В некоторых местах пластины на его ладно скроенном теле потеряли привычный блеск, будто подгорели по краям. Он стоял на возвышении, как всегда гордо выпрямив голову и заложив руки за спину.
        - Приветствую тебя и в твоем лице вершащих великие дела лурийцев, - начал Анатолий, тоже гордо выпрямив голову и соблюдая ставший привычным ритуал.
        - Счастья великому народу Земли, - ответил Ин Семнадцатый, - стремящемуся через тернии к звездам.
        Анатолий отметил про себя: впервые за время их бесед лу- риец назвал землян великим народом.
        - С благополучным возвращением из трудного путешествия. Рад видеть живого и невредимого.
        - Спасибо, человек. Ты наблюдателен, - улыбнулся инопланетянин. - Да, путешествие, вернее, работа была трудной.
        - И небезопасной…
        - И небезопасной. Остался невредимым, благодаря ему, - кивком головы указал на невидимый барьер за спиной.
        - Расскажи.
        - Тебе не понять.
        - Постараюсь.
        - Ладно, слушай. В нашем эксперименте обнаружился просчет. Откуда-то, совершенно непредвиденно, в одном из периодически контролируемых секторов пространства начала образовываться черная дыра. Поразительно быстро. Мы прозевали. Очень трудно уследить за всеми скоплениями звезд. Не хватает жизни побывать вблизи хотя бы каждой третьей. Черная дыра начала пожирать огромное количество энергии. Нарушилась звездная динамика. Надо было устранить утечку. Дело не такое уж сложное - перекроить временной континуум. В этой работе тоже дали промашку. Сначала полагали, незначительную. Новый просчет привел к непредвиденным последствиям - начался непредсказуемо колоссальный выброс энергии. Вернее, антиэнергии и антивещества. Всем нам грозила гибель. На помощь пришло Поле. Оно локализировало сектор. Позже исправили ошибку, устранили опасность. Неимоверно большой ценой, - в пощелкивании Ина Семнадцатого послышалась горечь. - Мне удалось спастись. Ир Двадцать Первый - представитель древнейшего рода лурийской цивилизации, который в критический момент бросился нам на помощь, погиб. Он был еще молод, даже не успел
создать Ира Двадцать Второго. Мы все сейчас в… - инопланетянин замялся, не находя нужного слова.
        - В трауре, - подсказал Анатолий.
        - Да, в трауре. Сильно пострадало и Поле. Сейчас заняты поиском решения проблемы. Возможно, придется уменьшить пространство для опыта. Пока оно обретет прежнюю силу.
        - Поле живое? - с замиранием в сердце спросил Анатолий.
        - Смотря как к этому подойти. Оно разумно.
        - Мы так и предполагали.
        В глазах лурийца застыло удивление.
        - Своим умом дошли или…
        - Своим.
        - Похвально. Вы сделали большой шаг. Теперь поняли смысл моих слов: никакого барьера нет?
        - Да, - Анатолий перевел дыхание. - Какое оно, Поле?
        - Мы сами многого не знаем. Не понимаем всего. Слишком сложно. Наш путь краток по сравнению с его. Можем только догадываться.
        - Но вы же контактируете, помогаете друг другу*. Как начиналось?
        - Нам грозила гибель. Давно. Земли тогда еще не существовало в теперешнем понимании. Ваше Солнце едва начинало первые пульсации. Так вот, появилось что-то, разрушающее наши панцыри. Неизвестный фактор.
        - Излучение?
        - Нет. Очень слабое, практически неуловимое ни чувствами, ни приборами невесть откуда взявшееся инородное поле. Вы его переносите нормально. Тогда и пришел на помощь наш друг - нынешнее Поле. Оно «прогнало», вытеснило вредное. Раньше мы могли иметь по несколько детей. Хотя нам и грозило вымирание, наши подруги рожали чаще. В сто тысяч лет появлялось одно, иногда два яйца. Безболезненно. Теперь только одно за весь путь. Но гибель нам не грозит.
        - А угасание? Потеря рода. Как в нынешней катастрофе?
        - Не делай больно, человек. Угасание в будущем неизбежно. Против него и направлен наш поиск. Эксперимент.
        - Скажи, вы начали «отсчет» поколения с того момента, когда к лурийцам на помощь пришло Поле?
        - Да. Оставшиеся в живых стали Первыми. Среди них и мой предок Ин Первый.
        - Сколько лурийцев осталось?
        - Около тысячи. Сейчас уже меньше. На треть.
        - И все здесь, вместе?
        - Нет. В разных уголках Вселенной. Группами. Даже там, где вам невооруженным глазом и больших звезд не видно.
        - Как же вы контактируете? Посещаете друг друга?
        - Можем свободно… разговаривать. Когда угодно. Нам доступно. Собираемся редко. Несколько раз за весь путь. Покидать насиженные места можем лишь под прикрытием Поля. Собираемся здесь, на Луре.
        - Лура…
        - Находится здесь. Здесь наша родина. Планета-праматерь. Тогда мы не умели покорять пространство. Были привязаны к ней тяготением.
        - Как мы недавно?
        - Как вы недавно. На Луре - заповедник. Музей. Все осталось, как тогда. До расселения,
        - И нет… жителей?
        - Есть. Дети. Не все. Те, кто родился поблизости. Мой сын Ин Восемнадцатый тоже. Но историю знает каждый луриец. Где бы ни появился на свет.
        - Оттуда идет ваше табу?
        - Оттуда. Дань истории.
        - Поэтому вы нас и не пропускаете?
        - Не совсем. Мы рады показать землянам Луру. Не пускает Поле. Нас тоже вначале к вам не пропускало. Хотя мы знали о вашем прибытии.
        - Для лурийцев вреден контакт с землянами?
        - Контакт не вреден. Несколько часов вне Поля не опасны для наших оболочек… тела. Мы проверяли не раз. Тогда пропустило.
        - Так попросите, чтобы пропустило и нас к вам.
        - Мы не умеем с ним говорить. Общаться, как с тобой, например.
        - Как же контактируете?
        - Оно знает наши мысли, предугадывает поступки. Нам не все еще понятно. Непосредственного контакта нет.
        - Поле одно?
        - Здесь одно. Там, где другие лурийцы - существуют еще. Иногда два Поля. Как друг и подруга. Тогда они в десятки раз мощнее. При том же потреблении энергии. Можно сказать, моложе.
        - А ваше?
        - Одиноко. Полагаем, глубоко несчастно. Мы стараемся его беречь. Оно - нас. Даже готово ради нас на самопожертвование. Мы тоже. Как в этой истории с черной дырой. После трагедии оно, наверное, несколько сожмется, дабы не ослабеть. Черная дыра поглотила слишком много энергии. Возместить сейчас нечем. Только в будущем. Вас тогда уже не будет.
        - Нас или Земли?
        - Вас. Этого да и нескольких последующих поколений. Земля будет. Ей уготовано прекрасное будущее. Нужно время. Так полаа- гаем. Сейчас же разные задачи…
        - Сколько же нужно Полю энергии? Целой звезды?
        Ин Семнадцатый засмеялся:
        - Мелко мыслишь, человек. Звезды! Даже ста таких звезд, как ваше Солнце, мизерно мало. В вашем секторе Вселенной Поле существовать не может. Точнее, недолго может. Потому и мы, лурийцы, разбросаны по Вселенной, почти не общаемся непосредственно.
        - Квазары! Сверхмощные квазары! - догадался Анатолий. - Излучающие в десятки раз больше энергии, чем самые мощные галактики.
        - Да, мы «разжигаем» квазары. Для Поля.
        - Они искусственные, эти космические «топки»?
        - Не совсем. Только некоторые. Когда не хватает энергии. В основном повышаем активность звезд. Совершенствуем, убыстряем звездообразование, их скопления. Иногда создаем сверхновые.
        - Симбиоз. Звездный симбиоз…
        - В некотором смысле так. Мы не можем существовать один без другого. Мы без Поля, Поле - без нас. Но это не паразити-ческая форма. И не только борьба за выживание. Я бы сказал, творческая. Так правильнее… Наша беседа затянулась, землянин. Пора.
        - Пора, - ответил Анатолий. - До свидания.
        - Точнее, прощай, землянин. Больше не увидимся. Траур. У вас слишком коротка жизнь. Можете улетать на Землю.
        - Так и не удалось нам главное - преодолеть барьер, - он поправил себя, - сделать так, чтобы пропустило Поле.
        - Ты должен сделать, что надлежит.
        - Подскажи. Пожалуйста.
        - Табу. Ты должен сам. Или кто другой. Из землян.
        - Скажи, если приду голым. Ну, без одеяния?
        - Не имеет значения. Вам присуща одежда. Дело не в ней.
        - Предположим, что нам удалось бы. Что тогда?
        - Мы показали бы вам Луру. И многое другое. Очень многое. Но квазары - нет. Только издалека. Слишком для вас опасно. Там наша, - Ин Семнадцатый порылся в памяти, - лаборатория. С табличкой: «Посторонним вход воспрещен!» Опасно. Иногда даже для нас, - красноречиво коснулся потускневших пластин панцыря. - Можете вызывать нас. Но только в случае крайней необходимости. Крайней! - повторил. - Вот моя «визитка», - протянул голубую пластину. - Как пользоваться, надеюсь, знаете. Если ее сложить вместе с розовой, моей подруги, последует вызов. С любой точки Вселенной. Даже Земли. Мы придем на помощь. Только не тревожьте нас ради бесед. Слишком мало времени.
        - Как же планета? Голубое Солнце?
        - Пользуйтесь. Нужны новые знания - не откажем. Без личных встреч.
        Анатолий вдруг застыл в догадке. Если она верна, не все еще потеряно, есть надежда.
        - Кто подарил нам планету? И Голубое Солнце?
        - Вместе. Но больше Поле. И Голубое светило не совсем искусственное. Просто очень маленькое. Кстати, считаю, мы можем расширить для вас территорию, но некоторая ее часть, в особенности здесь, - он кивнул в сторону барьера, -останется для Поля. Так надо.
        - Спасибо. Мы будем пользоваться, - помолчал. Мысль работала как никогда четко, быстро: подарок сделало Поле. Поле! Верна догадка, не все потеряно. - Одна просьба, Ин Семнадцатый.
        - Слушаю.
        - Назначь еще одну. Всего одну встречу. Для беседы. Пускай короткую.
        Луриец подумал. Ответил:
        - Хорошо. Через три дня. На рассвете. Последняя.
        В «стане» «Добрыни-2» царила подавленность. Через трое суток дверь на «ту сторону» перед ними закроется навсегда. На века, тысячелетия. Есть, правда, возможность вызвать лурийцев, стоит только соединить голубую пластину с розовой. На подобный шаг, уверены, никто не пойдет.
        Космолетчики начали потихоньку, как бы нехотя, готовиться в обратный путь. Они старались зря не тревожить «науку», только иногда мельком бросали красноречивые взгляды. Анатолий тоже размышлял молча. Теперь уже не вел записей, не прокручивал в памяти предыдущие беседы. Все: конец надеждам. Молчала и Земля - там тоже понимали ситуацию. После последнего сообщения последовала лишь краткая гравиаграмма: «Действуйте по обстановке. Надеемся. Верим».
        Анатолия жгла обида. Понимал: причин для нее никаких. Не его вина и не землян, выходивших до него на пригорок для бесед, что барьер остается непреодолимым. И даже не лурийцев, как полагали вначале. Причина в Поле, загадочном не только для человека, но и для тех, кто живет под его защитой. С ним не поговоришь. Приходится довольствоваться малым. Хотя, почему малым? Они многое узнали, Лура охотно поделилась частицей своих знаний, не отказывает в них и впредь.
        Интересно, думал Анатолий, так ли уж важно пройти сквозь барьер? Ведь многое ясно, понятно и так. Может, Поле тоже хочет их пропустить, но по каким-то, независимым от него причинам, не может? Допустим, это повредит ему или просто физически не в состоянии.
        Кто-то положил руку на плечо. От неожиданности вздрогнул.
        - А, ты, Стас…
        - Не помешал?
        - Нет.
        - Грустно?
        - Не то слово. Возвращаемся, не выполнив задания. Ни с чем.
        - Ну так уж и не выполнив, - насколько мог бодро сказал штурман. - Посуди сам. По сути, узнали то, для чего когда-то посылали «Стрелу». О квазарах. Источнике их энергии, ее природе. Пускай не все, однако больше, чем надеялись. Узнали о Поле, лурийцах, наконец. Намечено путь потомкам к будущему контакту, сотрудничеству.
        - Все это так. Но… Сам понимаешь.
        - Я пребываю под впечатлением сказанного Ином Семнадцатым. Оказывается, все это необозримое пространство с гигантским скоплением звезд, да что звезд - минимум полтора-два десятка галактик - не что иное как лаборатория. Представляешь: лаборатория, где проводятся небезопасные опыты. И куда «посторонним вход воспрещен!» Ничего себе масштабы, а? Каково же тогда их жизненное пространство вне лаборатории? Половина Вселенной, хотя она и бесконечная, не меньше. Как считаешь? - Станислав явно хотел отвлечь «науку» от грустных размышлений.
        - Полагаю, несколько не так. Лаборатория, наверное, и есть их «жизненное пространство». За небольшим исключением. Луры, например.
        - А другие лурийцы? Разве не учитываешь? Ведь здесь их не больше десяти родов. Может двадцати.
        - Там наверняка тоже «лаборатории». С обязательным разжиганием квазарных «топок» для Полей или Поля.
        Подошел Леонид. Стоял, не вмешиваясь в разговор. В конце концов, не выдержал:
        - Так ты, Толик, полагаешь, что там, где квазары, обязательно есть Поле и лурийцы? По всей Вселенной? И нам туда тоже табу?
        - Полагаю. Возможно, за редким исключением, кое-где образовались естественные «чистые» квазары. Может, без лурийцев, только с Полем. Ведь его «еда» - невероятное количество энергии. Это еще предстоит выяснить. Тем, кто будет после нас.
        - Можно и не выяснять. Спроси послезавтра Ина Семнадцатого, - посоветовал штурман. - Он-то наверняка знает.
        Ему все-таки удалось на некоторое время отвлечь «науку». Понимал, как это важно и нужно перед последним разговором. Отрицательные эмоции ныне ни к чему, надо собраться, мобилизовать весь свой разум, силу духа.
        - Интересно, - понял намерения Станислава Леонид, - если бы существовала возможность пригласить Поле в нашу Галактику, поближе, скажем, к Солнечной, пошло на это?
        - Нет. Не только потому, что ныне оно залечивает раны. Из гуманных соображений. Если бы согласилось, Земле и всему сущему на ней - конец.
        - Разве?
        - Да, Леша. Оно в считанные часы, недели, месяцы, точнее не знаю, но за весьма короткий срок «выпило» бы все Солнце. На один зубок ему. Я, впрочем, рассказывал, - Анатолий встал. - Не надо, ребята, меня развлекать-веселить, думаете, не понял? Спасибо, но не надо. Ни к чему. И… не беспокойтесь за меня. Пойду-ка лучше погуляю…
        Когда Анатолий ушел, космолетчики со вздохом посмотрели друг на друга. И возвратились готовить корабль к старту. Они хорошо знали, что им надлежит сделать. В отличие от «науки».
        Ин Семнадцатый пришел первым. Когда Анатолий поднимался на взгорок, он уже стоял в лучах Голубого Солнца, гордо выпрямив голову и заложив руки за спину. Землянин шел медленнее, чем раньше, не спешил. Уже в который раз издали залюбовался почти семиметровой фигурой инопланетянина. «Само совершенство, - подумал невольно. - Словно монумент, застывший на века. Или сказочный добрый великан».
        Одна за другой мелькали мысли: что же спросить напоследок? Вопросов много: и по существу, и так, для «общего развития» - жизни не хватит, чтобы узнать обо всем. Гнал их прочь: не то, не то, не то… Подошел и вдруг явственно ощутил: все, о чем сейчас ни спросит - не так уж важно. Значительно важнее другое: они видятся в последний раз. Не нужны слова. Они просто ни к чему.
        Стал напротив, ближе, чем обычно. Непроизвольно протянул РУку:
        - Прощай, Ин…
        Пластины лурийца вспыхнули, полыхнули невероятно нежным, теплым, ослепительным пламенем.
        Анатолия осенило: рука! Открытая, безоружно, протянутая рука - жест древних! Жест мира и дружбы. Так когда-то, еще на заре цивилизации, даже раньше, показывали: ты без оружия, без преступных намерений, пришел с миром. Не для бесед, переговоров. Для неизмеримо большего, значительного, важного.
        Ин Семнадцатый медленно достал, не подал, а именно достал каким-то ритуально-чистым жестом обе огромные трехпалые руки, взял в ладони руку землянина. Они были по-мужски крепкими, сильными и одновременно неимоверно нежными, дружескими, теплыми эти лапищи.
        - Здрав-ствуй, зе-мля-нин!
        Позади него вдруг что-то зашелестело, все вокруг наполнила неслышанная доселе торжественная музыка. Немая музыка Вселенной. Музыка целостности Пространства и Времени, музыка Борьбы, извечной Борьбы Разума за Будущее. И во имя его.
        Анатолий быстрее ощутил, чем увидел: Поле расступилось. Там, в дымке, по «ту сторону» стояли, возведя сплетенные над головами руки, лурийцы. Мужчины. Женщины. Дети.
        - Здрав-ствуй, зе-мля-нин! - повторил Ин Семнадцатый. - Лура и Поле приветствуют Братьев по Разуму!