Библиотека / Философия / Лукьянов Аркадий : " Д Ж Валеев Как Мыслитель России " - читать онлайн

Сохранить .
Д Ж Валеев как мыслитель России Аркадий Викторович Лукьянов
        Лукьянов Аркадий Викторович
        Д Ж Валеев как мыслитель России
        Лукьянов А.В. (БашГУ)
        Д.Ж. Валеев как мыслитель России
        Обращаясь к творчеству Д.Ж. Валеева, легко попадаешь под обаяние его мысли и личности. Это не так уж и плохо если, мысль богата содержанием, а личность противоречива и по-своему прекрасна.
        Из всей совокупности проблем, которые ставил профессор Д.Ж. Валеев, мне особо импонируют те, что лучшее и полнее отвечают общему замыслу - показать его как одного из интереснейших умов в истории общественной мысли современной России, как гуманиста и человека, устремленного к правде и справедливости. Вполне осознавая, что исполнение такого замысла (даже в достаточно сжатом изложении) - задача весьма многотрудная, я рассчитываю прежде всего на снисходительность и понимание читателя, на его поддержку избранной мною темы.
        Метафоры есть, к сожалению, одно из многого, что приводит меня в отчаяние, когда я что-либо сочиняю. Так, что, что считается любовью, справедливостью, бескорыстием, это лишь, как пишет Ф. Кафка, "удивительным образом" ослабленные социальные пороки1. замечательно поэтому то, что Д. Ж. Валеев отлично осознавал всю противоречивость стремления человека к счастью и любви. Он чувствовал всю сладость грусти и то, как из глубин своей слабости человек часто поднимается с обновленными силами.
        Его творчество, пожалуй, пронизывают две главные темы, два главных интереса - интерес к тому, как рождаются моральные нормы и как затем они трансформируются в правовые и глубокий интерес к башкирской литературе, культуре, обычаям. Все эти поиски и устремления достаточно полно отражены в его сочинениях, краткая информация о которых содержится в книге П.В. Алексеева "Философы России XIX - XX столетий. Биографии, идеи, труды"2.
        Д.ж. Валеев - его можно считать учеником и непосредственным последователем Л.Н. Когана - жил и работал в Башкирии; по крайней мере львиная доля его деятельности связана с Башкирским государственным университетом. Здесь он заведовал кафедрой этики, эстетики и культурологии, здесь он создал философскую школу, которая получила широкую известность не только в Башкирии, но и за ее пределами. До того. Как он сформировал свое учение, он изучал философские системы Б. Спинозы, Д. Юма и И. Канта, стремясь придать ему объективную внутреннюю связь. Решительный шаг к разработке своей теории был сделан в тот момент, когда он принял в качестве отправного пункта ту мысль, что первые моральные нормы не могли быть только запретами, а имели синкретическую структуру, т.е. содержали как императивы активного поведения, так и запреты.
        Как показывает история развития философской мысли в России за последние тридцать лет, это положение остается тем интенциональным центром, вокруг которого вращается вся этическая и социально-философская мысль. Если мы действительно глубоко задумаемся над этой достаточно простой мыслью, то не сможем не сделать другой решительный шаг, связанный с осознанием первой моральной нормы как последней тайны свободы. Ведь если данная норма была бы только запретом, то в этом случае она рождала бы исключительно страх-боязнь, который а представляет собой чисто эмпирический феномен и не выводит человека из животного состояния.
        Поэтому совершенно очевидно, что уже самая первая моральная норма была связана с таким страхом, который представлял собой экзистенциально-онтологическую характеристику человеческого "Я", некое неопределенной и "метафизическое" чувство, некое томление или страх-тоску (например, страх утратить то, к чему ты прирос душой и телом). Именно этот последний страх, с которым только и связан нравственный и культурный прогресс человечества, есть своеобразная и самая первая рефлексия над влечением или желанием, которое составляет, как мне думается, некое пра-бытие и благодаря которому уже впоследствии рождается мир правовых реалий. Генезис морали оказался самым теснейшим образом связанным с генезисом права, так что "в ходе этого процесса на стадии трансформации отдельных нравственных норм в правовые возникло обычное право, которое в свою очередь явилось источником права писаного"3.
        Рассматривая мораль и право в их генезисе, невольно наталкиваешься на следующую мысль: в самой основе первой моральной нормы должна быть уже дана возможность более совершенного, которая изначально in statu merae potential может существовать лишь в виде влечения, бессознательного стремления, смутной воли. Но стремление этой воли опять-таки не может быть направлено ни на что другое, кроме нравственного Абсолюта. Целью последнего выступает исключительно то, чтобы его бессознательная основа открылась самой себе, что и достигается в праве. Право есть, таким образом, стремление к самообъективированию воли. Это стремление постоянно порождает в нравственном Абсолюте изображение его самого, его самообнаружение, а последнее заключается в том сознательном элементе, который неизбежно присутствует в нравственном действии и который уже Я.Бёме назвал Sophia**. Итак, к бессознательной воле присоединяется разум, который лучше всего было бы определить как нравственный разум нравственный мотив. Ведь "любое человеческое поведение", как замечает Д.Ж. Валеев, "опосредуется нравственным мотивом, который выступает
приводным механизмом человеческого общения. Без нравственного мотива человеческое общение обретает формальный характер, теряет теплоту и искренность"4.
        ___
        * - "в состоянии чистой потенции" - (лат.).
        ** - "София, мудрость, разум" - (греч.).
        Такова его главная мысль, если продумать ее до логического конца. Но прежде чем пойти дальше, необходимо поразмыслить еще вот над чем. Возможность, о которой я упомянул выше, если лишь тогда в полной мере возможность, если она желанна. Возможность мира правовых реалий, мира, отличного от нравственного бытия, обнаруживается исключительно как возможность. И, напротив, этой возможности нет, если она не желанна нравственному сознанию. Эта возможность является последнему как нечто прежде не существовавшее, как новое, неожиданное, как то, что приходит после него (не случайно поэтому Д.Ж. Валеев подчеркивает, что в ходе генезиса морали и права возникает стадия трансформации отдельных нравственных норм в правовые).
        Возможность правового мира открывается нравственному началу, или истинно сущему, как предмет воления. Это начало я могу представить себе в качестве творца того бытия, которого еще нет и посредством которого оно как бы освобождается от своего необходимого субстрата (феноменальным измерением этого последнего выступает запрет), над которым оно уже не властно. Так, в космической одухотворенной любви мы открываем миры, которых еще нет и посредством этого противопоставляем себя часто тому, что опережаем всякую мысль.
        Представьте себе того творца, который властвует над еще не существующим, но возможным и, если таковое есть, случайным бытием! Представьте себе, что это случайное бытие действительно возникло, тогда оно с необходимостью встретиться с невозникшим бытием или с подлинно нравственным бытием. Ведь и время не гомогенно вечности, а положено наряду с ней, положено как нечто иное.
        Итак, учение Д.Ж. Валеева есть учение, повергающее мышление в состояние крайнего беспокойства. Несомненно, что именно этот духовный огонь своим неодолимым очарованием привлекает сердца столь многих его молодых последователей. Несмотря на множество нападок (и справедливых, и несправедливых) его учение не становится устаревшим и тот, кто хотя бы раз в жизни не погрузился в его глубины, не может надеяться на то, что когда-нибудь придет к еще большим духовным свершениям.
        Д.Ж. Валеев всю свою жизнь стремился выступать как практический философ, но часто говорил только как теоретик. Однако теоретическая философия все же составляет лишь одну половину его учения и его личности. В данном отношении он чем-то был похож на И.Г. Фихте, большую половину личности которого составлял характер борца. Развиваемая Д.Ж. Валеевым нравственно-этическая парадигма имеет самое непосредственное отношение не только к социально-политическим, но и к национальным отношениям. В этой связи он пытался применить идеи Фихте, изложенные в "Речах к немецкой нации", к социальным и духовным реалиям современной России и Башкортостана.
        Его особенно привлекали две идеи Фихте. Первая связана с тем, что народ должен обладать первенством по отношению к государству. Вторая - это идея нравственного возрождения, которая может стать основой возрождения любой нации. "Это единственно жизненная и гуманистическая альтернатива, - говорит Д.Ж. Валеев на первых международных фихтевских чтениях, состоявшихся в г. Уфе 19 мая 1992 года, - всем остальным средствам этнического возрождения народов, многим из которых в условиях советского и российского тоталитаризма угрожало полное исчезновение. Все иные - кроме морального - средства национального возрождения менее эффективны, а некоторые из них, особенно игнорирующие гуманистическое начало и нравственность, под влиянием перипетий сложной политической обстановки быстро трансформируются в национализм и шовинизм"5. Поэтому Фихте был особенно прав. Когда считал, что основой национального возрождения может быть духовное, нравственное возрождение. Это связано во многом с тем, что моральное начало выше этнических предрассудков6.
        Продолжая эту мысль дальше необходимо отметить, что последнее основание нации составляет ее духовная конституция. Язык, как бы его ни понимали, может выступать только в качестве органона духовной идеи. Напротив, благодаря духовной конституции язык становится тем, чем он является. Важнейшие компоненты данной конституции есть одновременно базисные паттерны духа. Так, З.Я. Рахматуллина в этом отношении верно замечает, что базисные паттерны башкирского духа (башкирской традиции) суть коллективизм, патриотизм, гражданственность, свободолюбие, веротерпимость, стремление к социальной справедливости7. Глубинные, жизнеопределяющие ценности и нравственные ориентиры изначально укоренены "в священных архетипах народа"8. Именно поэтому Фихте и призывал отыскать трансцендентальное начало в самом разуме и лишь таким образом создать собственно философию. Нация только в том случае соответствует своему понятию, если она создает собственное государство и собственную философию. Такова - одна из основных идей И.Г. Фихте и Д.Ж. Валеев не только на словах, но и на деле стремился воплотить эти мысли в действительность.
Он больше хотел быть, чем казаться. Его отличали прилежание и последовательность, доверчивость и простодушие, критичность и смелость суждения, иногда переходящая в резкость.
        Может показаться, что мое представление об этом человеке не очень лестно. Однако истинному духу этого мыслителя оно не может нанести ущерб. Его идеи были не только его идеями, но в значительной степени и идеями его эпохи. Глубина охвата, свойственная его духу, его поразительный по своей многогранности творческий дар, отчасти проявившийся в его художественном творчестве, его поэтические и музыкальные устремления - все это делает Д.Ж. Валеева гордостью башкирского народа и всех россиян, и таковым он останется навсегда.
        Если при своем большом даровании он не смог сделать всего того, что хотел, то виной тому - мертвенность нашего времени, пришедшего на смену авторитарной эпохи. Эпоха, в которую мы теперь вступили, есть эпоха пустой свободы, когда ценится только все понятое, приятное и удобное. Но есть личности (к ним, безусловно, принадлежал и мой покойный наставник), которые пытаются как бы "задержать" всю массу времени на одном и том же месте, т. е. выразить дух эпохи, запечатлевающий себя в своем неуклонном стремлении к истине, в стремлении создать не только хороших, но и людей великих в нравственном отношении.
        Литература
        1. См. Кафка Ф. Дневники. Пер. с нем. - Харьков: Фолио; М.: ООО "Фирма"Издательство АСТ", 1999. - С. 381. 2. Статьи о профессоре Д.Ж. Валееве выходили во всех четырех изданиях книги "Философы России XIX - XX столетий". (См. издания 1993, 1995, 1999, 2002 гг.). здесь мы берем последнее издание. - П.В. Алексеев. Философы России XIX - XX столетий. Биографии, идеи, труды. - 4-е изд., перераб. И доп. - М.: Академический Проект, 2002. - С. 162. 3. Там же. - С. 162. 4. Валеев Д.Ж. О нормативности как объективном свойстве культуры и специфики социальных норм // Нормативные основы культуры: Материалы региональной научной конференции. - Уфа: РИО РУНМЦ Госкомнауки РБ, 2001. - С. 9. 5. Валеев Д.Ж. Этика Фихте и современность // Фихте и конец XX века: "Я" И "Не-Я" (Отв. ред. и сост.: А.В. Лукьянов, А.Ф. Кудряшев и В.И. Метлов). Уфа, 1992. - С. 132. 6. См.: Там же. - С. 132. 7. См.: Рахматуллина З.Я. Традиция башкирского этноса как социокультурное явление (философский анализ). - Авт-т дисс. Доктора филос. наук. - Уфа, 2000. - С. 24. 8. См.: Там же. - С. 24.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к