Владимир Гриньков
        Санитар
        Вместо пролога
        Ему удалось выйти из палаты незамеченным. Он крался по коридору, а воздуха уже не хватало, хоть широко раскрывал рот, а все равно чувствовал, что задыхается. Он не знал, где находится дверь, ведущая на улицу, и шел наугад. Лицо его стало пепельно-серым, и липкая слюна сбегала по подбородку.
        Санитар стоял у окна и обнаружил человека за своей спиной слишком поздно. Едва успев обернуться, получил сильный удар в лицо. Санитара спасло то, что он стремительно поднял руку, защищаясь, и, когда оказался на полу, закричал, призывая на помощь. Сбежались люди, скрутили больного, а он все бился и рычал, озверев; на перекошенном лице застыли капли пота.
        - Я вас всех убью! Этой же ночью! Мне плохо! Плохо! Плохо!
        Он вдруг начал биться головой о кафельный пол, и санитарам многих усилий стоило его сдержать.
        Лечащий врач стоял над ним с мрачным выражением лица.
        - Нельзя его больше таблетками пичкать, - сказал один из санитаров. - Доходит он уже.
        - Не тебе решать! - оборвал его доктор. - Ты лучше следи, чтобы он не сбежал.
        - От нас не сбежит.
        Было двадцать четвертое сентября. За окном психиатрической больницы в городе Костроме синела туча.
        1
        Он уже знал, как будет убивать Самсонова. Только не нож, крови он боится. Ударить чем-то тяжелым, чтобы сознание потерял, а дальше с ним можно делать все, что заблагорассудится. Лучше всего, конечно, удавить. Накинуть на шею ремень, затянуть. Одна или две минуть! - и все кончено. Да, именно так. Сначала оглушить, потом душить ремнем.
        Самсонов, еще пока живой и невредимый, подошел к машине, крикнул в приоткрытое окно:
        - Паша, открой заднюю дверцу!
        Руки у него были заняты бутылками шампанского и всякой снедью - накупил всего, лопнет ведь, пока съест. Барсуков открыл дверцу. Самсонов сложил покупки на сиденье, повернул свое багрово-сытое лицо, хмыкнул:
        - Вот они, подарки от западных пролетариев пролетариям восточным.
        Барсуков усмехнулся в ответ, хотя в душе не согласился - какой уж там восточный пролетариат, достаточно на оплывшее лицо Самсонова посмотреть, чтобы понять - не в каменоломне человек работает; а тот уже шумно сел за руль, поерзал, угнездился, завел двигатель.
        Мерседесовский движок плавно заработал.
        - Бензина, наверное, много жрет? - предположил Паша.
        - Больше, чем "Запорожец", - засмеялся Самсонов.
        - По нынешним временам дорого выходит.
        - А что такое дорого?
        Самсонов с места рванул, и Паша поспешно оглянулся: он видел, что слева приближается легковушка и надо было бы ее пропустить, - конечно, они не успеют разогнаться, нагонит она их и ударит в зад, - но "Мерседес" уверенно набрал скорость, увеличивая спасительное расстояние.
        - Ты всегда так ездишь?
        - Угу, - кивнул Самсонов и зевнул, широко раскрыв рот, больше похожий на пасть.
        Барсуков отвернулся к окну. Зря он сел в машину - и на троллейбусе доехал бы неплохо. Подумаешь, соседи по дому. В детстве они с Виталиком были ровней и компанию водили, а теперь все изменилось: здороваются, встречаясь, и улыбки при этом на лицах. Но это и все, пожалуй, что от прежней жизни осталось.
        На перекрестке Самсонов притормозил. Красный глаз светофора разглядывал сидящих в машине людей.
        - Куда этим летом едешь? - поинтересовался Самсонов.
        По тону Паша догадался, что не в нем дело, просто Самсонов о своих планах рассказать хочет, а вопрос этот так, для затравки. Пожал плечами, сказал как можно безразличнее:
        - Не знаю, не решил еще.
        Хотя решать особенно нечего было: отпуск дома проведет, как и в прошлом году. Сказал - и сжался внутренне, потому что сейчас Самсонов начнет хвастаться, и останется лишь неискренне улыбаться, ощущая собственную неполноценность.
        - А я в этом году - на Канары.
        Конечно, на Канары. Куда же еще эта сволочь может отправиться? По географии у него в школе были двойки, и других мест на земном шаре он не знает, естественно. По рекламе ему известны три точки отдыха: Копакабана, Варадеро и Канары. Копакабана в Бразилии, далеко и дорого - отпадает. Варадеро не подойдет, потому что там социализм, Кастро и карточки на продукты. Остаются Канары.
        - Давно хотел побывать там, - продолжал Самсонов. - Уже почти все мои знакомые съездили, один я как лопух.
        Рисуется, сволочь. Паша изобразил на лице понимающую улыбку, но ему сейчас было нехорошо. Вот если бы ударить Самсонова - прямо в пухлый рот кулаком, и чтобы кровь брызнула. Паша не любит крови, но сейчас пусть будет. Сжал непроизвольно кулаки. Светофор перемигнулся на зеленый. Самсонов тронул машину с места.
        - Отдохну, - сказал он и вздохнул.
        Его вздох неожиданно не показался Паше наигранным.
        - Устал от работы, от дураков, которые окружают, от неразберихи вокруг, от баб.
        - И от баб? - усмехнулся Барсуков.
        - И от них тоже. Они дуры, Паша.
        - Все?
        - Все до одной.
        - Прогони.
        - Не получается. Липнут.
        Паша опять отвернулся. Зря он в машину сел. Хотел себя ровней Самсонову почувствовать? Так на вот тебе, утрись. Вздохнул судорожно.
        Въехали во двор. Самсонов притормозил у Пашиного подъезда.
        - Спасибо за доставку, - изобразил улыбку Паша.
        - Не стоит благодарности.
        На лавочке сидел Петр Семенович. Поздоровался первым и шутливо поинтересовался:
        - С личным шофером ездишь?
        - Угу, - кивнул Паша. - Ну что, Семенович, бежим завтра?
        - Как обычно - в семь.
        Самсонов у соседнего подъезда выгружал из "Мерседеса" покупки.
        - Некоторые люди позволяют себе вести более роскошный образ жизни, чем средний обыватель, - усмехнулся Петр Семенович.
        - Так ведь зарабатывают.
        - Не зарабатывают, - поправил Семенович. - Воруют.
        - За руку не поймали - значит, не вор.
        - Не поймала милиция. А люди вокруг на что? Мы разве ничего не видим? Все в наших руках.
        Самсонов захлопнул дверцу машины и скрылся в подъезде. "Их никто не любит, - подумал Паша. - Но все делают вид, что ничего не происходит".
        2
        С семи до семи тридцати утра Паша бегал на стадионе - через два дома, близко и удобно. Много лет назад, когда новостройки подступили вплотную к старому парку, часть деревьев вырубили, поставили футбольные ворота - получился стадион. Паша к бегу пристрастился еще в армии, а когда вернулся домой, занятия не бросил, чтобы форму не терять, - и бегал каждое утро. Петр Семенович к нему по-соседски пристроился, но был Паше неровня, здоровье уже не то. Неспешно наматывал круги, пока Паша, отбегав свою норму, со зверским выражением лица отрабатывал удары, после чего они вдвоем делали пару прощальных кругов по стадиону.
        Сегодня Паша был явно не в духе, не балагурил, как обычно, и Семенович молчал, почувствовав недоброе Пашино настроение. Бегунов вроде них было немного. Помятого вида мужики под ближайшим деревом разливали водку по стаканам.
        - Во дают! - буркнул Семенович. - Прямо с утра. - Барсуков покосился в их сторону, но ничего не сказал.
        - И где люди деньги берут на это дело? - озаботился Семенович.
        - Зарабатывают.
        - Не-е, Паша. Воруют.
        - И эти тоже, что ли?
        - Почему "и эти"?
        - Самсонов, вы вчера сказали, ворует. Эти - тоже воруют?
        - Конечно, воруют. Только разные у них масштабы. Самсонов твой...
        - Он не мой! - сказал поспешно-раздраженно Барсуков.
        - Не твой, ладно. Так вот Самсонов вагонами ворует...
        - Вы еще скажите - составами.
        - Может, и составами, - согласился Семенович. - А эти - кто с завода что унесет, кто дома украдет безделушку какую да и продаст.
        - Так вы всех в воры запишете.
        - Это ты за Самсонова обиделся? Напрасно, Паша. По нему тюрьма давно плачет. Ты ведь не ездишь на "Мерседесе", правда?
        - "Мерседес" - еще не преступление.
        - У нас, Паша, "Мерседес" - преступление. Потому что человек не может даже на "Запорожец" себе накопить. У нас другая жизнь и другие о ней представления.
        - Значит, все должны только на "Запорожцах" ездить?
        - Нет, не все. Только самые лучшие. А большинство - на трамвае.
        - Это же бедность!
        - Нет. Это - равенство, пусть понемногу - но всем. Как при Брежневе.
        - Хорошее было время?
        - Да, очень. В двадцатом веке для русского человека не было лучшей жизни.
        - А раньше?
        - Раньше - это когда?
        - До революции. Говорят, лучше было.
        - Лучше не было, Паша. Потому что хорошо жилось не всем.
        - А при Брежневе - всем?
        - Да. При Брежневе - всем.
        - И вам?
        - И мне.
        Барсуков взглянул на часы. Семь тридцать пять.
        - Пора, - сказал он.
        Вышли на асфальтовую дорожку, ведущую к дому.
        - Такие, как Самсонов, очень опасны, - сказал Семенович.
        Он дышал тяжело, нельзя ему много бегать все-таки.
        - Чем же опасны? - удивился Паша.
        Он надеялся, что старик ему все разъяснит сейчас, разложит по полочкам.
        - Тем опасны, что рушат веру человека в себя. Понимаешь?
        - Нет.
        - Человеку внушают с детства: учись, набирайся знаний, работай честно - и будешь жить достойно. И вдруг появляется Самсонов... Он, кстати, хорошо в школе учился?
        - Нет.
        - Я так и думал. Так вот, появляется этот двоечник Самсонов, и выясняется, что не надо ничего - ни учиться, ни работать. Главное - успеть вовремя захапать. Схватить, понимаешь?
        - Понимаю, - кивнул Паша и засмеялся.
        - Чему ты смеешься?
        - Как-то вы так сказали... С раздражением, что ли, горячо.
        Солгал. Не потому засмеялся. Просто Семенович будто его собственные мысли прочитал - оттого и развеселился.
        - Тут смеяться нечему, - сказал Семенович. - Выбраковка нужна. В природе больные да ущербные уничтожаются. И у людей так же должно быть. Если с червоточинкой - значит, под корень.
        - Так кто же они, санитары леса? Те, которые будут выбраковывать? Милиция?
        - Им самим санитар нужен сейчас.
        - А кто же тогда?
        - Не знаю, Паша.
        3
        В хозяйственном покупателей почти не было... Паша прошелся вдоль прилавка, остановился у застекленной витрины. Перед ним лежали ножи - большие, маленькие, на выбор. Один, с массивной, деревянной ручкой, имел внушительный вид. Не для резки хлеба нож.
        - Покажите, - попросил Барсуков, ткнул пальцем, показывая, что именно ему нужно.
        Нож лег в ладонь удобно. Рукоятка была прохладной. Паша тронул пальцем лезвие. Продавщица смотрела на него без особого интереса.
        - Сколько стоит?
        - Там ценник есть.
        - Сказать тяжело? - буркнул Паша.
        Продавщица промолчала.
        - В кассу платить или вам?
        - В кассу.
        Паша вернулся к прилавку с чеком. Продавщица уже завернула нож в бумагу.
        - С каких это пор вы холодным оружием стали торговать? - поинтересовался Паша.
        - Каким оружием? - изумилась продавщица.
        - Вот этот нож - оружие ведь.
        - Ты не остри, - перешла на "ты" продавщица.
        Каждый второй покупатель-мужчина пытался с ней острить, и ей это уже надоело.
        Он будто забыл, что должен делать дальше, и вдруг обрушил удар кулака на хлипкую дверцу шкафа - дверца с треском разлетелась на две половины.
        4
        Паша стоял на остановке и ждал троллейбус. Сегодня он в машину к Самсонову не сядет, он это твердо решил.
        Паша встал за деревом так, чтобы его не было видно с дороги. Когда подошел троллейбус, заскочил в салон поспешно, выглянул в окно и тут же себя одернул: "Прав был Семенович. Опасность этих людей в том, что посмотришь на них и себя уважать перестанешь. Ну чего распсиховался?" К своему подъезду он подходил уже почти успокоившись, как вдруг очень некстати за спиной заурчал двигатель крадущегося следом автомобиля. Оглянулся, уже зная заранее, кого сейчас увидит. Это был самсоновский "Мерседес", сам Виталик расплылся в улыбке, отчего стал еще шире, а в машине, кроме него, - три девицы.
        - Привет! - крикнул Самсонов в приоткрытое окно.
        Девицы таращились равнодушно-вежливо.
        - Пойдем ко мне, Паша!
        Барсуков в гостях у Виталика не был уже целую вечность, с самой школы наверное, и от неожиданности пробормотал, немного растерявшись:
        - Зачем к тебе-то?
        Самсонов засмеялся:
        - Разве нужна причина, чтобы в гости ходить?
        И опять Паша почувствовал, как нехорошо ему становится. Хотел уйти, скрыться, но остался стоять на месте, побоявшись показаться смешным. Самсонов его нерешительность принял по привычке за покорность, махнул рукой - пошли, мол! - и покатил на "Мерседесе" к своему подъезду. Барсуков на ватных ногах пошел следом, не в силах себе объяснить, почему поддался этому подонку, ведь подонок же, подонок, любому ясно. А девицы уже высыпали из машины и стояли в ожидании, переминаясь нетерпеливо с ноги на ногу - молодые кобылки.
        Самсонов извлек из салона два объемистых пластиковых пакета, в которых угадывались бутылки и какие-то свертки, сунул их в руки Паше, коротко бросил:
        - Поднимайся ко мне, я сейчас, - а сам пошел вокруг своей машины, пристально всматриваясь в полированный бок "Мерседеса" - то ли царапины высматривал, то ли еще что.
        Барсуков прошел с хмурым видом мимо девиц, вошел в подъезд. Никто не последовал за ним, и на пятый этаж в лифте он поднимался в одиночестве, кляня себя последними словами за бесхребетность. Ведь как с пацаном с ним Самсонов обращается, какое он имеет право, падаль? Пока лифт поднялся, Паша уже вскипел окончательно и под дверью самсоновской квартиры не выдержал, швырнул пакеты на бетонный пол. Бутылки звякнули жалобно. Кажется, разбились. Паша для верности пнул один из пакетов ногой, нажал кнопку вызова лифта, тот уже успел уйти. Через некоторое время, что Барсукову показалось целой вечностью, дверцы лифта открылись, на площадку вывалила вся компания во главе с Самсоновым. Виталик увидел пакеты на полу и винную лужу, расплывшуюся под ними, спросил без малейших признаков укоризны в голосе:
        - Уронил, что ли?
        И не успел еще Паша ничего ответить, как Самсонов сказал добродушно:
        - Вот недотепа.
        И его добродушие было особенно обидно. Если бы он нахмурился или, что еще лучше, закричал - было бы ясно, что это его задело, показал бы свою жмотливость и, следовательно, никчемность, но теперь получалось, что крайний - Паша, это он, недотепа, разбил по неосторожности бутылки. В глазах девиц Паша прочитал насмешку, и это его окончательно лишило уверенности. Он пробормотал что-то невразумительное, а Самсонов уже заглянул в пакеты и сказал успокаивающе:
        - Одна бутылка только разбилась. Так что ноу проблем.
        Паша топтался, не зная, уйти ему или остаться, а Самсонов тем временем открыл дверь квартиры, сделал широкий жест рукой и раскатисто произнес:
        - Пр-р-р-рошу!
        И только сейчас Паша заметил, что Самсонов нетрезв. Не боится никого - вся ГАИ у него в друзьях, наверное, Самсонов ему эту мысль до конца не дал додумать, втолкнул в квартиру, сам вошел последним. Девицы уже перешли в холл, и Самсонов придержал Пашу в прихожей, зашептал пьяно на ухо:
        - Выручай, Паша! Не собирался сразу троих везти, а получилось. Что делать мне с ними? Возьми на себя, а?
        - Всех троих, что ли?
        - Ну-ну! - погрозил Самсонов пальцем. - Жеребец нашелся. Самая высокая, Валюха, - моя. Я с ней когда уединюсь, займи оставшихся умным разговором. Ты умеешь, я знаю.
        Он, оказывается, Барсукова в гости пригласил, чтобы Паша девиц его развлекал.
        - Ну? - сказал Самсонов и некрасиво икнул. - Договорились?
        А ответа он, как оказалось, и не ждал, втолкнул Пашу в комнату и сказал из-за спины:
        - А вы знакомьтесь, девушки. Это Паша, мой закадычный друг. Спортсмен и десантник.
        - Валентина.
        - Людмила.
        - Роза.
        Представились поочередно, невыносимо жеманничая при этом. Самсонов тем временем вываливал содержимое пакетов на стол, махнул неопределенно рукой, сказал капризно:
        - Девочки, разберите здесь все как надо.
        Повернулся к Барсукову:
        - Паша, не стой столбом. Открывай бутылки. Брось свою сумку, что ты в нее вцепился.
        Паша сумку переложил из руки в руку и тут вспомнил о ноже.
        - Я ее там, в прихожей, положу, - зачем-то сказал он и вышел из комнаты.
        Оставшись один, извлек из сумки нож, повертел в руках. Рядом висело зеркало, он отступил на шаг, нож держал на отлете, словно приготовился к удару. Может быть, он и не боится крови? Понапридумывал неизвестно чего, сам себя запугал.
        Шорох. Барсуков оглянулся поспешно и увидел Розу. Она стояла на пороге.
        - Что?! - спросил Паша хрипло и спрятал нож за спину.
        - Виталик на поиски отправил, - сказала Роза и улыбнулась. - Иди, говорит, найди этого отшельника.
        - Я сейчас, - бросил Паша с досадой.
        Спрятал поспешно нож в сумку.
        Стол уже был накрыт. Барсукову досталось место рядом с Розой, он сел с хмурым видом, но тут же хмурость с лица согнал и даже улыбнулся, потому что Роза ему улыбнулась.
        - В общем, так, - сказал Самсонов и поднял рюмку с водкой. - Пьем!
        - За что? - спросила томно Валентина.
        - Все за то же.
        Ответ был, по-видимому, исчерпывающим, потому что вопросов больше не последовало. Выпили. Самсонов пьяно подмигнул Паше. Паша улыбнулся в ответ, а сам вспомнил вдруг, как вчера сидел в самсоновской машине и выстраивал план казни. Он не мог сказать, что ненавидит Самсонова. Просто хотелось представить, как будет умирать этот мерзавец, который думает, что весь мир - для него и в этом мире нет ничего, кроме счастья.
        - А вы чем занимаетесь?
        - А? - встрепенулся Барсуков.
        Роза смотрела на него доброжелательно-вопрошающе.
        - Чем вы занимаетесь?
        Вот оно, слово, - "занимаетесь". Не работаете, а занимаетесь. То, что делает Самсонов, называется "заниматься". Ведь это не работа. А Паша как раз работает, таскает на своем горбу тяжести. И в этом между ними разница. Роза этой разницы пока не видит, не предполагает еще, что у Самсонова приятель может быть из тех, кто "работает", а не "занимается", есть такое понятие - человек определенного круга. Так вот он, Паша, из тех, кто таскает на себе тяжести, матерясь и обильно потея, а потом пьет водку, купленную на деньги, которые заплатил щедрый покупатель из Орла.
        - Я грузчик, - сказал Паша, и на его лице заходили желваки.
        Разговор за столом мгновенно стих. Все теперь смотрели на Барсукова.
        - Зачем же с таким надрывом, Паша? - пожал плечами Самсонов.
        Как он умудряется любую фразу произнести так, что сразу ощущаешь собственное ничтожество? Барсуков побагровел, хотел ответить что-то, но опять его ответ никому не был нужен, потому что Самсонов вдруг грузно поднялся из-за стола, сказал, отдуваясь:
        - Ладно, продолжайте пока. А я Валентине пару слов скажу наедине.
        Валентина поднялась тоже, предварительно промокнув уголки рта салфеткой, вышла вслед за Самсоновым в соседнюю комнату. Дверь за ними закрылась. В комнате повисла тишина.
        - Насчет той поездки все в силе остается? - прервала затянувшуюся паузу Роза.
        Людмила кивнула, прикурила сигарету от спички.
        - Да, я видела его на прошлой неделе, - сказала она и бросила обгоревшую спичку в бокал. - Он сказал, что поедем.
        - Но почему долго-то так?
        - С машиной что-то было. Но теперь все в порядке.
        Паша мрачно разглядывал обои на противоположной стене. Ему было страшно от осознания собственной ненужности. В соседней комнате, за дверью, взвизгнула женщина. Наверное, Самсонов вел с ней слишком уж жаркий разговор. Паша поднялся, вышел в прихожую. Никто не остановил его и даже не спросил, уходит ли он и почему не хочет остаться.
        У дверей лифта стоял, закрыв глаза и пытаясь унять свое разбушевавшееся сердце.
        "Я убью его, - подумал вдруг. - Сегодня ночью".
        Створки лифта открылись. Барсуков вошел в лифт и нажал кнопку первого этажа.
        5
        Из квартиры он вышел, когда уже совсем стемнело. Вниз спускался не лифтом, а по лестнице, чтобы не столкнуться ни с кем ненароком, - здесь, на лестнице, он мог притаиться и переждать, если что. Из подъезда выскочил незамеченным, прокрался вдоль стены, юркнул в дверь. И здесь обошелся без лифта. Поднялся на пятый этаж, сторожко прислушиваясь. Где-то наверху, несмотря на поздний час, гремела музыка.
        Барсуков позвонил в дверь самсоновской квартиры. Звонок пропел нежно и смолк, только гремела по-прежнему музыка наверху. Никто не открывал, и Барсуков позвонил еще раз. Нож он держал в кармане, не на виду, и чувствовал, как взмокла рука. Вынул ее из кармана, помахал в воздухе. Щелкнул замок двери, сонный Самсонов в домашнем халате вышел на площадку, всмотрелся, буркнул:
        - Ты, Паша? Ты чего убежал сегодня, а?
        И, по привычке не дожидаясь ответа, ушел в глубь квартиры, оставив распахнутой дверь. Барсуков вошел поспешно следом, захлопнул дверь и замер, вслушиваясь в звуки самсоновской квартиры. На кухне монотонно гудел холодильник. В комнате послышалось бульканье переливаемой жидкости.
        - Ты убежал чего, спрашиваю?
        Барсуков отлип от двери и перешел в комнату. Самсонов сидел на диване со стаканом пенистого пива в руке. Горел торшер, больше света в комнате не было. Самсонов уже спал, судя по всему.
        - Я ушел, потому что ждать надоело, - сказал Барсуков.
        - Ты не стой, садись.
        Паша осторожно опустился в кресло напротив Самсонова. Нож он сжимал в руке, но из кармана его не доставал пока. Самсонов отпил из стакана пиво, спросил равнодушно:
        - Будешь?
        - Нет, не надо. Долго вы еще сидели?
        - Не знаю, - сказал Самсонов. - Я заснул. Просыпаюсь - они уже ушли.
        - Девчонки?
        - Да.
        Самсонов провел ладонью по лицу, шумно вздохнул и залпом выпил остатки пива.
        - Надрался я сегодня сверх меры.
        Покачал головой, поднялся, вышел на кухню. Паша сорвался с места, бросился следом, но на пороге замер, потому что Самсонов обернулся через плечо, раскупоривая очередную бутылку пива.
        - А тебе чего не спится? - вспомнил наконец Самсонов о том, что время позднее.
        Барсуков пожал неопределенно плечами, метнул взглядом по сторонам. В мойке грязной посуды не было. Самсонов склонился, опуская пустую бутылку на пол. Халат на его спине был усеян аляповатыми красными цветами. Паша сделал шаг вперед и ударил Самсонова ножом в спину, тот громко охнул, и Паша, испугавшись, отступил на шаг, оставив нож торчать в самсоновской спине. Красные цветы стремительно тонули в крови. Самсонов упал на колени и хотел, кажется, к Паше обернуться, но не смог и рухнул вниз лицом. Он хрипел, но хрип был негромкий, и вряд ли кто-то мог бы его услышать. Паша молча стоял над поверженным Самсоновым и никак не мог заставить себя наклониться и взять в руки свой нож, но без него уйти никак не мог и поэтому, пересилив себя, склонился, выдернул нож из тела Самсонова и вышел поспешно из кухни, прихватив попутно полотенце - его кровью из раны обрызгало.
        Квартира у Самсонова была двухкомнатная. В той, второй, комнате Паша не бывал с самого своего детства и вошел в нее, любопытствуя, зажег свет и замер. На кровати белая как мел сидела Валентина. Она была не одета и прикрывалась простыней, а в глазах - граничащий с безумием ужас. Барсуков растерялся и механически вытирал и вытирал нож - тот уже был чистый, а он все тер лезвие бурым от крови полотенцем. Пришел в себя наконец и спросил хрипло:
        - Ты все слышала?
        Она не ответила и даже не кивнула. Паша подумал, что она в шоке, сделал шаг в ее сторону, но она вскрикнула и сползла с кровати на пол. У нее начала некрасиво трястись нижняя челюсть.
        - Не бойся, - сказал Паша и поморщился.
        Чтобы Валентина успокоилась, он спрятал нож в карман.
        - И не надо его жалеть. Он сволочь.
        Задумался, спросил через время:
        - Ты любила его?
        Она поспешно замотала головой.
        - Это выродок. Таких надо уничтожать, как бешеных псов, - сказал Паша.
        Оглянулся по сторонам, увидел кресло у двери, сел:
        - Мы с ним в одном классе учились. Учителя от него плакали.
        Валентина смотрела на него остановившимся взглядом.
        - Он - никто. Ноль. Понимаешь? Ноль, почувствовавший себя хозяином жизни. Но это не так!
        Ударил ладонью по колену. Валентина вздрогнула, но он этого не заметил.
        - Мы не должны прогибаться перед хамами! Никогда!
        Собственный вскрик его испугал. Он замолчал и смотрел на Валентину долго, потом вздохнул и опустил глаза:
        - Он не имел права так обращаться с людьми. Не имел!
        Опять взглянул на Валентину и только теперь, похоже, заметил, что она сидит на полу. Попросил:
        - Поднимись с пола. Сядь на кровать. Простудишься.
        Она поднялась поспешно, приоткрыв обнаженную грудь.
        - Ты оденься, - предложил Паша.
        Она замешкалась, но лишь на мгновение, отбросила в сторону простыню и стала одеваться. Груди у нее были тощие и обвислые. Паша отвернулся.
        - У него родители были алкоголики. Мать умерла от водки, перепила однажды. А отец живой, сейчас он в Туле. Ему Виталик квартиру там купил - чтоб папанька мог пьянствовать, ему не мешая. Ты папаньку его знаешь?
        - Нет, - сказала Валентина. Это было первое слово, которое Паша от нее услышал.
        - Презанятный тип.
        Она уже оделась, только колготки не надела, сунула их поспешно в сумочку.
        - Колготки надень, - сказал Паша и осторожно опустил руку в карман, где у него лежал нож.
        Поднялся с кресла. Валентина вскинула голову и смотрела на него тревожно.
        - Деньги у тебя есть на такси? - спросил Паша.
        - Есть.
        - Далеко живешь отсюда?
        - На улице Никитина.
        - Далеко. Ты колготки-то надевай. Свежо на улице.
        Она склонилась над сумочкой. Паша ударил ее ножом в шею, она вскрикнула и завалилась на бок, и тогда он ударил еще дважды - под грудь, туда, где, по его разумению, находилось сердце.
        Вытер нож все тем же полотенцем, прошелся по квартире, заглянул на кухню. Самсонов лежал на полу в луже крови. Он не был сейчас ни грозен, ни спесив. Паша засмеялся негромко. Вернулся в комнату, остановился перед сервантом, заставленным хрусталем. За стеклом была фотография: улыбающийся Самсонов старательно таращился в объектив. Фото Паша взял с собой.
        В подъезде не было никого, только гремела где-то наверху музыка. Паша по лестнице спустился вниз, выглянул осторожно из подъезда. Никого не было вокруг. Где-то вдалеке затявкала сирена и тут же замолкла.
        6
        Утром, едва проснувшись, Паша увидел Самсонова. Виталик улыбался ему с фотографии. Накануне Паша повесил снимок на стену и теперь разглядывал его, лежа на кровати.
        "Вот так, оказывается, все просто в этой жизни. Как дела, Виталик? "Мерседес", бабы на выбор, Канары. Нормально, а? Наслаждаешься жизнью?" Паша отвернулся лениво, прикрыл глаза. Почти сразу зазвенел поставленный на без четверти семь будильник, но он даже руку не протянул, дождался, пока будильник сам захлебнется, и только после этого поднялся.
        Он обнаружил вдруг, что все иначе сегодня выглядит. Будто солнце светит по-другому. Предметы вокруг были все те же, и он сам как будто не изменился - но уже был другим. Темно и неуютно, мерзость жизни липнет, пачкая душу, и просвета не видно; он, Паша, не жил все последнее время, а медленно и неотвратимо умирал. Врачи яйцеголовые называют это депрессией и еще какими-то словами заумными, но что они понимают? Как одним или парой слов можно все происходящее с человеком объяснить? Всю эту боль, когда ни одного доброго лица вокруг, когда кровью плакать хочется, и не веришь уже, что нужен хоть кому-то, и трудно понять, надо ли жить вообще.
        И вдруг сегодня, когда уже и не верилось, что такое возможно, - необыкновенная легкость. Паша к снимку самсоновскому подошел и долго в него всматривался, поигрывая мускулами.
        "Я просто раскис немного, - подумал, - расслабился и едва не был раздавлен. Чушь все собачья".
        В него входила новая энергия. Физически он почти ощущал, как наливаются силой мышцы. Укололо на мгновение воспоминание о Валентине, но Паша жалость задавил, она и должна была погибнуть, если уж оказалась в самсоновской квартире.
        Петр Семенович ждал у подъезда. Поздоровались, побежали неспешно к стадиону. У самсоновского подъезда Паша головы даже не повернул, пробежал мимо с равнодушным видом.
        - Свежо, - прокряхтел Семенович.
        - Угу.
        Больше ни словом не перекинулись. Паша был молчалив и даже угрюм на вид. На стадионе бегал рассеянно и свои занятия закончил на пять минут раньше обычного. Семеновича дожидаться не стал, прощально махнул рукой и побежал к дому. На этот раз не выдержал, у самсоновского подъезда убавил шаг и даже позволил себе голову повернуть. Из-за двери вышла баба Даша, подслеповато прищурилась.
        - Здравствуйте, - сказал Барсуков.
        Баба Даша узнала его по голосу, закивала торопливо с блаженной улыбкой. Никто не знает еще, что Самсонов убит. Все тихо.
        Он поймал себя на мысли, что совершенно не тревожится. Собран и строг. Когда он так подумал о себе, ему стало хорошо. Вот таким он себе нравился.
        Ехал в троллейбусе и был задумчив. Из этого состояния его уже на складе вывел Дегтярев. Увидел Пашу, крикнул из-за стеллажей:
        - Привет, каратист! Как здоровье?
        - Нормально.
        - А душевное состояние? Что говорят врачи?
        - Какие врачи? - спросил Паша, насторожившись.
        - Светила психиатрии.
        Паша посмотрел на разбитый накануне шкаф, вздохнул:
        - Ты из-за этого, да?
        - Ага. Оно бы все ничего, да я опасаюсь, что ты после шкафа за мою черепную коробку примешься.
        - Ты не заедайся, - буркнул Паша почти добродушно. - И тогда можешь ничего не бояться.
        - Дури в тебе много, - сказал Дегтярев печально. - И чего ты при такой силе в грузчиках прозябаешь? Пошел бы в охрану.
        - В какую охрану?
        - Телохранителем.
        - Прислуживать?! - вскинулся Паша. - Этим тварям?!
        - Каким тварям? - вежливо поинтересовался Дегтярев.
        - Которые рожи поотъедали и в свои красные пиджаки уже не влазят.
        - Секунду, гордый ты наш. А на кого ты сейчас работаешь?
        - Ни на кого! - огрызнулся Паша, все больше мрачнея.
        - Нет, шалишь. И у нашего склада есть хозяин - такая же краснопиджачная сволочь. Но просто он далеко от нас с тобой...
        - Вот именно! Далеко! - вскрикнул Паша. - Я здесь деньги зарабатываю своим горбом и никому ничем не обязан.
        Дегтярев вздохнул и ушел за стеллажи.
        - Живи проще! - сказал он оттуда. - Меньше взвинченности. Больше любви к ближним.
        - Я ненавижу их! - не сдержался Паша. - Я их давить, гадов, готов! Я этих жлобов...
        Он замолчал, потому что Дегтярев демонстративно загремел пустыми ведрами - не хотел слушать. Паша дышал тяжело, душила злоба. Ему понадобилось время, чтобы успокоиться.
        Подкатил грузовик. Экспедитор выложил на стол платежные документы. Дегтярев перебрал бумаги, сказал вполголоса:
        - Сорок восемь выписано.
        - До обеда управимся? - спросил экспедитор.
        - А это смотря как работать.
        - А если ударно?
        - А сколько?
        - Соточку.
        - Я пожалуюсь, - пригрозил экспедитор.
        - Кому? - якобы озаботился Дегтярев.
        - Начальству вашему.
        - Ага, - уяснил Дегтярев. - А наше начальство нам нормы выработки определило.
        Он показал на лежащий под стеклом лист с лиловой печатью:
        - Читать умеете? Так вот до вечера с вашим грузом провозимся.
        Дегтярев этот листочек сам сфабриковал, и еще ни разу не было осечки.
        - Я думаю, договоримся, ребята, - сдался экспедитор и расстегнул портмоне.
        Получив деньги, Дегтярев пошел за стеллажи, отсчитал половину, протянул Паше. Паша взял деньги.
        - Вот я не пойму тебя, - признался Дегтярев. - Такой правильный на словах, а деньги сверху берешь.
        - Я эти деньги своим потом зарабатываю!
        - Своим потом ты зарплату зарабатываешь, - пояснил Дегтярев будто маленькому. - А все, что сверху, - это как называется?
        - Как?
        Дегтярев не ответил, ушел.
        7
        Милицейская машина стояла у самсоновского подъезда. Паша погрустнел и замедлил шаг. Ему сейчас хотелось даже развернуться и уйти, но не смел, шел как заведенный. Милиционер у машины обернулся и посмотрел на Пашу.
        - Привет, - произнес со скамеечки Семенович.
        - Здравствуйте. Случилось что?
        Паше был противен его собственный голос.
        - Самсонова убили.
        - Виталика? - изобразил ужас Паша. - Когда?
        - Ночью, видимо. Вчера вечером еще живой был. Два трупа. Он и девица его.
        - И девица?
        - Да. Из тех, что с ним водились. Знаешь ведь?
        - Я не присматривался.
        Из самсоновского подъезда вышла баба Даша.
        - Увезли их уже? - спросил Барсуков.
        - Полчаса назад, - ответил Семенович. - В пакетах пластиковых, как мусор.
        - Нельзя так о мертвых, Семенович.
        - Он плохо жил и плохо умер, - сказал старик упрямо.
        - Вы не любили его.
        - Да и ты тоже, Паша.
        Семенович поднял глаза и внимательно посмотрел на собеседника. Паша сделал вид, что рассматривает милицейскую машину.
        - Милиция теперь все здесь перероет, - сказал почти равнодушно.
        Его сейчас нож беспокоил - нож-то он в своей квартире оставил. Глупо.
        - Ничего здесь милиция не перероет, - не согласился Семенович. - У них до таких пустяков руки теперь не доходят.
        - А до чего доходят?
        - Не знаю! - выпалил старик, неожиданно озлобляясь.
        Паша поднялся в свою квартиру. Прошел в ванную, достал из укромного места нож. Крови на лезвии не было. "Я зря испугался, наверное, - подумал он. - Ну кто здесь будет искать?"
        В комнате наткнулся взглядом на портрет улыбающегося Самсонова. Сейчас Самсонов лежал в пластиковом мешке. В мешке душно, как на Канарах летом. Или на Канарах не душно? Бедняга Самсонов, ему никогда этого не узнать уже.
        Паша поужинал, включил телевизор, и почти сразу же раздался звонок. Вертя бездумно нож в руке, Паша подошел к двери, взглянул в "глазок" и отшатнулся - за дверью стоял милиционер. Барсуков вбежал в комнату, заметался, но опять позвонили, и он замер - на мгновение, - швырнул нож под диван, сорвал со стены фото самсоновское и уже знал, что откроет дверь, не посмеет не открыть, хотя и трясся от охватившего его страха.
        К его удивлению, милиционер на него не бросился, когда дверь открылась, а остался стоять на лестнице, за порогом, и только спросил негромким голосом, в котором читалась усталость:
        - К вам можно?
        Паша отступил в глубь коридора, милиционер переступил порог и только после этого поздоровался:
        - Здравствуйте.
        - Здравствуйте, - нашел в себе силы Паша, но чувствовал уже, что умирает.
        - Вы - Барсуков?
        - Да.
        - Я с вами хотел поговорить.
        - Проходите.
        Паша почти автоматически все делал сейчас. Милиционера повел не в комнату, а на кухню, потому что в комнате - об этом он все время помнил - под диваном лежал нож. Тот самый.
        - Вы об убийстве в вашем доме слышали?
        Милиционер, задавая вопрос, в глаза Паше не смотрел, потому что в этот момент опускался на табурет.
        - Мне сосед сказал.
        - Знаете, значит?
        - Без подробностей.
        - Погибший - ваш друг?
        - Почему же - друг?
        - Значит - не друг?
        - Не друг.
        - А соседи сказали...
        - Какие соседи? - спросил поспешно Паша.
        - Ваши соседи, - обернул к нему свое усталое лицо милиционер. - Они сказали, что вы дружны были с погибшим.
        - Нет!
        Милиционер смотрел на Пашу внимательно и казался несколько удивленным.
        - Мы в детстве дружили.
        Ах, как плохо он сказал. В детстве дружили, а сейчас - нет. Поссорились? А почему? Так ниточка и потянется.
        - А потом рассорились? - спросил милиционер.
        - Нет, - сказал Паша, внешне оставаясь спокойным. - Просто во взрослой жизни - свои заботы. Вы согласны?
        - Пожалуй.
        Хороший ход! Чуть-чуть укрепить надо свои позиции.
        - Поэтому, хотя мы и довольно часто встречались, целые дни вместе, как в детстве, уже проводить не могли, - позволил себе улыбнуться, но только слегка.
        - Встречались - как? - Милиционер посмотрел на Барсукова и выразительно щелкнул себя по кадыку.
        - Не обязательно.
        Да, именно так надо сказать - "не обязательно". Вроде - да, а вроде и нет.
        - На улице, возле дома, встречались иногда. Идешь после работы...
        - Он легко шел на контакт? Всегда останавливался, разговаривал?
        - Конечно.
        Черта с два! В последнее время даже не всегда здоровался.
        - И о чем говорили?
        - Кто?
        - Ну вы с ним.
        - А, мы.
        Паша задумался, голову повернул и едва не вздрогнул, а сердце сжалось. Отсюда, из кухни, была часть комнаты видна, диван, а под диваном, в пыли, лежал нож. Милиционер сидел спиной к двери, но, когда он повернется, нож увидит, конечно.
        - Так о чем говорили? - спросил милиционер.
        - А?! - вздрогнул Паша.
        Он потерял нить разговора. Пара секунд у него была на то, чтобы решить, как дальше поступать.
        - Жалко его, - пробормотал. - Росли вместе.
        Со стороны его растерянность выглядела как скорбь.
        - Вы на вопрос не ответили, - устало, но настойчиво повторил милиционер. - О чем с Самсоновым разговаривали?
        - Так, чепуха всякая. "Привет!" - вот и весь разговор.
        - О делах говорили?
        - О каких?
        - О его, о ваших.
        - Почти никогда.
        - Почему? - озаботился милиционер.
        - Я - грузчик, он - фирмач. Какие могут быть точки соприкосновения?
        - У него были враги?
        - Я же говорю...
        - Я не о работе. Здесь, в вашем районе, были? - Барсуков пожал плечами.
        - Он вообще конфликтный?
        - Самсонов?
        - Да. Самсонов.
        - Особенно с окружающими не церемонился.
        - Что вы имеете в виду?
        - Он как бульдозер. Есть цель - и он прет к ней напролом, по пути давит все.
        - И в последнее время?
        - Да.
        - Несколько примеров, если можно.
        - Н-не знаю, - сказал Паша неуверенно. - Я и не вспомню сейчас ничего конкретного. Просто бывает такое ощущение от человека. Он еще вроде и не сделал ничего, а чувствуешь, что - бульдозер.
        - И лучше отойти в сторону, - подсказал милиционер.
        - И лучше отойти.
        - Но некоторые не отходят.
        - Не отходят, - согласился спокойно Паша.
        Он поднялся со своего места и прикрыл дверь, ведущую в комнату. Теперь нож под диваном не был виден.
        - Соседи обижались на Самсонова?
        - За что?
        - Ну мало ли.
        - Не замечал.
        - А завидовали? Жил он широко, кажется.
        - Не знаю, - равнодушно пожал плечами Паша. - В чужую душу не заглянешь.
        - Значит, не было у него врагов в здешних местах?
        - Не замечал.
        Милиционер кивнул. Его любопытство иссякло, кажется.
        - Вы найдете тех, кто это сделал? - позволил себе поинтересоваться Барсуков.
        - Вряд ли.
        - Неужто? - изумился Паша тому спокойствию, с которым ему ответил милиционер. Не спокойствие, а равнодушие.
        Милиционер поднялся.
        - Это они между собой разбираются, - сказал.
        - Они - это кто?
        - Ворье, бизнесмены эти. Хапнул лишнего - в гроб. Знаешь много - в гроб. Дорогу сильному перешел - в гроб. Друг друга съедают, как пауки.
        - Значит, и искать не будете?
        - Будем, - все так же равнодушно сказал милиционер. - Только не найдем никого. Ни одного еще по подобным делам не нашли за последние полтора года. Одна мразь уничтожает другую - чего же нам-то в их дела лезть. У нас и так работы полно.
        Только сейчас, кажется, вспомнил о том, что Барсуков вроде как друг покойному. Смягчился:
        - Будем искать. Будем.
        "Их все ненавидят - этих краснопиджачных, - подумал Паша. - С червоточинкой, правильно Семеныч сказал".
        - Спасибо.
        - За что? - удивился Паша.
        - За беседу.
        Паша проводил милиционера до дверей и потом долго стоял в коридоре. Перешел к зеркалу. Понравился себе. Спокоен и строг. Никто и никогда не возьмет над ним верх.
        "Как бешеных псов уничтожать. Тех, кто вознесся".
        Как звучит хорошо. Как песнь. Как гимн. День за окном догорал кроваво.
        8
        Конечно, он испугался в первый момент. Вздрогнул, когда кто-то взял его за рукав, поспешно обернулся и увидел Марию Никифоровну - учительницу свою любимую. Испуг так силен был, что он даже не смог поначалу с мышцами лица совладать и зубы сцепил, чтобы челюсть нижняя не дрожала.
        - Пашенька! - пропела Мария Никифоровна. - Сколько я тебя уже не видела?
        Он смог наконец, не разжимая зубов, улыбнуться, но улыбка вымученной оказалась.
        - Где ты сейчас, Паша? Чем занимаешься?
        - В конторе одной работаю.
        - Интересная работа?
        Мария Никифоровна взяла его под руку, и они пошли по улице.
        - Интересная, да, - сказал Барсуков после паузы.
        Учительница заглянула ему в глаза и улыбнулась. Ее улыбка была доброй.
        - Я так рада, что тебя встретила. Я всем своим бывшим ученикам радуюсь, но сейчас просто счастлива. Ты не женился?
        - Уже развелся.
        Мария Никифоровна взглянула на него тревожно-вопросительно.
        - Стервой оказалась, - пояснил коротко Паша.
        Учительница кивнула, соглашаясь. Действительно, надо быть дрянью, чтобы не ужиться с таким славным парнем.
        - На работе все нормально?
        - Да.
        - Я рада за тебя. Знаешь, я ведь всегда выделяла тебя в школе.
        Это было правдой. Паша почувствовал, как сжалось у него сердце. Ему было тепло и хорошо сейчас - как бывает рядом с матерью, когда она одаривает лаской.
        - Я знала, что ты вырастешь Человеком. С большой буквы, понимаешь?
        Он кивнул.
        - Верила в тебя. И не обманулась. Да?
        Заглянула в глаза требовательно. Паша кивнул и отвернулся. В нем поднялась теплая волна, и он испугался, что сейчас выступят слезы. Лоточник у дороги продавал цветы.
        - Идемте, - сказал он.
        - Куда?
        - Идемте, идемте.
        Лоточник смотрел на них благожелательно и с ожиданием.
        - Розы, - попросил Паша. - Пять штук. Вот эта... и эта...
        Он начал перебирать цветы, но вдруг откуда-то сбоку появился невысокий парень, пахнул на Пашу дорогой французской водой, сказал лоточнику торопливо:
        - Леша! Букетик, быстренько!
        Паша на парня взглянул выразительно, а тот его даже взглядом не удостоил, извлек из кармана хороший кожаный бумажник.
        - Я первый, - сказал Паша и сразу же понял, как глупо это звучит.
        - Что? - обернулся наконец парень.
        У него был такой вид, будто Пашино присутствие он обнаружил только что. Да так оно и было, наверное. Мария Никифоровна стояла рядом и все это видела. Паша понял: что бы он ни сказал сейчас - все будет нелепо. Лоточник уже собрал букет и вкладывал его в шелестящий пластиковый футляр. Мария Никифоровна дотронулась легонько до Пашиной руки. Парень взял цветы и ушел.
        - Я вас слушаю, - сказал лоточник благожелательно.
        Его вежливость казалась теперь издевательской.
        - Пять роз! - сказал Паша, злясь.
        Отвернулся. Тот парень, что купил цветы первым, входил в двери стоящего через дорогу дома.
        - Какие розы выбираете? - спросил продавец.
        - Самые красивые, - буркнул Паша, не оборачиваясь.
        Рядом с дверью, за которой скрылся парень, висела какая-то табличка. Паша силился прочесть, что на ней написано, но не смог.
        - Пожалуйста, - протянул лоточник букет.
        Паша расплатился, обернулся к учительнице:
        - Это вам.
        - Мне? - Она искренне удивилась. - Пашенька!
        - Берите, - сказал Барсуков, внутренне раздражаясь. От того доброго состояния души, которое переполняло его еще три минуты назад, не осталось и следа.
        - Какие чудесные розы, - сказала негромко Мария Никифоровна. - А пахнут как! Спасибо, Паша.
        Она улыбнулась вдруг.
        - Если бы я знала, что цветы ты покупаешь мне...
        - И что же?
        - Я увела бы тебя оттуда.
        Сказала так, наверное имея в виду того хама. Паша сузил зло глаза и отвернулся. Они прошли довольно значительное расстояние, прежде чем он произнес:
        - Ненавижу таких.
        - Каких?
        - Таких, как этот хлыщ, который влез без очереди. Я их голыми руками душить готов!
        - Пашенька...
        Но он уже не мог сдержаться и заговорил горячо, почти закричал:
        - Все дозволено им! Не дозволено даже, а сами, сами захапали себе право решать, что хорошо, что плохо. И везде вокруг них - нищета, горе, слезы и подлость, подлость!
        Нервно рванул ворот рубашки. Нехорошо сейчас выглядел, страшно.
        Мария Никифоровна вздохнула:
        - Хамства и несправедливости больше стало. Время такое, Пашенька. Страшное время.
        Она уже не выглядела счастливой, как полчаса назад.
        - Как тяжело. Жить невозможно стало просто.
        Она не имела права так говорить. Потому что всю жизнь была для Паши учительницей - человеком, который всегда и все знает. Ему хотелось ей помочь, он вспомнил вдруг, что знает способ, как с действительностью примириться, что не все так страшно, и он сам в растерянности пребывал еще совсем недавно, еще несколько дней назад, но сейчас вот изменилось для него все, он даже к Марии Никифоровне обернулся, чтобы своим секретом поделиться, все готов был ей сейчас рассказать - и о бедах своих, о неприкаянности и о том, как пришло облегчение со смертью ненавистного Самсонова, - но только успел об этом подумать и не сказал ничего вслух. Он вдруг увидел перед собой слабую пожилую женщину в нелепом поношенном берете, который носила она, наверное, еще со времен своей молодости. Что она могла сделать? Ей не дано было быть сильной. Только он, Паша, может ее защитить.
        - Я рада, что ты не такой, как они. В тебе осталась чистота, за которую я тебя всегда любила.
        Улыбнулась.
        - Я всегда верила в тебя. - Но он не смог защитить ее сейчас там, возле лотка с цветами.
        - Ты многого добьешься.
        - Да.
        Он вдруг остановился.
        - Я, наверно, задерживаю тебя? - обеспокоенно спросила Мария Никифоровна.
        - Нет, что вы.
        Но сам демонстративно посмотрел на часы.
        - Ты иди, Пашенька. Рада была тебя увидеть. - Сжала легонько его руку. - И спасибо за цветы.
        - Не надо благодарить. До свидания, Мария Никифоровна.
        - До свидания.
        Барсуков перебежал через дорогу и пошел обратно. Лоточник все так же стоял со своими цветами. Но теперь его и Пашу разделяла пыльная лента дороги. Возле здания, в котором скрылся парень с букетом цветов, Паша не убавил шаг, лишь повернул голову и скользнул равнодушным взглядом по вывеске у двери. Там было только два слова: "Фирма "Спектр".
        Барсуков миновал перекресток и в киоске купил несколько газет - тех, в которых было много рекламы.
        9
        Торговали автопокрышками. Приглашали в тур по Франции. Обещали за два сеанса излечить от алкоголизма.
        Через некоторое время Паша утомился и тексты рекламных объявлений читать перестал, высматривал лишь названия фирм, эти объявления разместивших.
        По телевизору передавали футбол. Румыны проигрывали нашим с разницей в один мяч. Они сведут-таки вничью - еще вчера сыграли, и Паша результат знал.
        "Спектр". Он даже приподнялся на диване, стал читать лихорадочно: "Открываем фирмы "под ключ" в течение трех дней". Дальше шел телефон.
        Барсуков позвонил. На том конце провода ему ответил томный женский голос:
        - Алло.
        - Это "Спектр"?
        - Да.
        - Я по объявлению. Вы фирмы открываете?
        - Да.
        - А что такое "под ключ"?
        Он все еще никак не мог решить, о чем должен расспросить свою невидимую собеседницу.
        - Регистрация, постановка на учет, изготовление печати и штампа, - заученно перечисляла женщина.
        - И все это за три дня?
        - Можно и быстрее. Но будет дороже.
        - Как к вам подъехать? - изобразил интерес Паша.
        - Мы находимся на Семеновской. Вторым трамваем едете до вокзала...
        - На Семеновской? - переспросил недоверчиво Паша.
        Улицу, на которой был расположен "Спектр", он знал прекрасно. Называлась она Вологодская.
        - На Семеновской, - сказала невозмутимо женщина.
        - А не на Вологодской?
        - Вы вообще куда звоните?
        Паша положил трубку на рычаг. Это был не тот "Спектр".
        Вышел на кухню, набрал в стакан холодной воды, вернулся в комнату. Самсонов улыбался ему с фотографии. Паша вздохнул и принялся за газеты. "Импортные продукты и промышленные товары. Оптом и в розницу. Гибкая система скидок". Телефон в объявлении был другой - не тот, по которому он звонил десять минут назад. Набрал номер, трубку сняли после первого же гудка.
        - "Спектр", - сказал мужской голос.
        - Я по объявлению.
        - Я вас слушаю.
        - Хочу узнать, что у вас есть из импортных продуктов.
        - Сливочное масло, колбасы, прохладительные напитки. Еще есть сигареты. Они вас интересуют?
        - Интересуют, - сказал Паша, - "Мальборо" есть?
        Он не курил, и "Мальборо" было единственной маркой импортных сигарет, о существовании которых он знал.
        - Есть. Будет лучше, если вы подъедете прямо к нам, посмотрите на месте.
        - А где вы находитесь?
        - Вологодская, двадцать три. Если ехать от центра, это по правой стороне.
        - Спасибо, - сказал Паша. - До которого часа вы работаете?
        - До шести. Вы подъедете?
        - Да.
        - Сегодня?
        - Да.
        - Ждем. Спросите Никифорова - это я.
        - Хорошо.
        Паша положил трубку.
        В ванной достал из укромного места нож. Лезвие тускло блестело. Провел осторожно ладонью, остался доволен. Посмотрелся в зеркало. Был бледен немного, но в общем выглядел неплохо. А если улыбнуться слегка? Позволил уголкам губ чуть дрогнуть и приподняться. Так лучше.
        Зашел в комнату за сумкой. Встретился взглядом с Самсоновым. Тот улыбался, словно хотел сказать, что не помнит причиненного ему зла.
        - Скоро у тебя дружок появится, - сказал ему Барсуков. - Такой же бедолага, как ты.
        Нож он положил в сумку. Вышел из квартиры, хлопнув дверью.
        10
        У входа в "Спектр" Паша остановился почему-то, оглянулся нерешительно по сторонам. Лоточника с цветами на противоположной стороне улицы уже не было, ветер гонял по асфальту обрывки бумаг.
        Охранник за старым колченогим столом приподнялся при Пашином появлении:
        - Вы к кому?
        - К Никифорову, - ответил спокойно Паша и бросил быстрый взгляд вдоль коридора.
        Людей в коридоре не было.
        - Минуточку, - сказал охранник и щелкнул клавишей переговорного устройства. - Андрей Викторович, к вам посетитель, - обернулся к Паше: - Кто вы?
        - Я насчет сигарет, - сказал Паша поспешно. - Звонил ему сегодня.
        - По сигаретам, - уточнил охранник в переговорное устройство.
        - Я сейчас выйду, - отозвался голос.
        Охранник отвернулся, явно скучая. Паша, встав к нему боком, переложил нож из сумки в карман. Руки были влажными, и он вытер их о брюки, поморщившись от досады.
        В глубине коридора появился человек. Лица его Паша не видел, только силуэт, но рост и походка человека показались ему знакомыми, и он напрягся внутренне.
        Человек миновал коридор, и, когда вступил в полосу света, Паша обмяк - не тот.
        - Это вы по поводу сигарет?
        - Да, - сказал Паша. - Вы Никифоров?
        - Я. Идемте.
        Почти все двери в коридоре были закрыты, а в открытые Паша заглядывал с жадным любопытством, надеясь увидеть с в о е г о, но люди все были не те, и он разволновался, подумав, что его визит может оказаться безрезультатным.
        - Кроме сигарет, вас еще что-то интересует? - спросил Никифоров.
        - Из продуктов я присмотрю, возможно, что-нибудь, - сказал Паша, заглядывая в очередную комнату, дверь которой была открыта. - Но главное - сигареты.
        - У вас мелкий опт?
        - А? - не понял Паша.
        - Мелким оптом товар берете?
        - Да.
        Его запросто могли здесь расколоть.
        - Свои точки у вас?
        - Да.
        Вот черт. Его отвлечь надо.
        - "Мальборо" у вас есть? - спросил Паша.
        Он знал уже, что есть, но еще знал, что должен сам сейчас вопросы задавать, потому что Никифоров этот слишком уж любопытен.
        - Есть, - ответил Никифоров. - Мы их напрямую завозим.
        - Перебоев не бывает?
        - Нет, не бывает. Сигареты у нас в наличии есть всегда.
        Паша кивнул, напустив на себя значительный вид. Они поднялись на второй этаж. Никифоров одну из дверей распахнул, предложил:
        - Входите.
        В комнате никого не было. Стол, два стула, кондиционер в окне. На журнальном столике у стены - разноцветье сигаретных пачек. Никифоров выдернул из стопки лист бумаги, положил его перед гостем.
        - Наш прайс-лист. Можете ознакомиться с ценами.
        Паша опустился на стул. Нож в кармане неприятно упирался в его ногу. Пробежал глазами по столбику цен. Дешевле всего стоила "Прима".
        - "Прима" - это же не импортные сигареты? - поинтересовался у Никифорова.
        - Наши. Без фильтра. Вы сами, наверное, некурящий?
        - Некурящий, - согласился после паузы Барсуков.
        Это признание, по крайней мере, ему ничем не грозило.
        - Они очень неплохо идут, кстати.
        - Вы о "Приме"?
        - Да. Главное, их продавать в тех районах, где народ попроще. Вы где торгуете?
        - Я? - озаботился Паша и принялся соображать лихорадочно, где в их городе встречается народ попроще. - У меня точки в районе цементного завода.
        - Тогда этот товар для вас.
        - Я тоже так думаю, - согласился Паша.
        Он вдруг увидел дальнейший ход их с Никифоровым беседы. Знал уже, о чем говорить.
        - Я больше возьму сигарет, чем предполагал вначале, - сказал он. - Поэтому не стану брать сейчас ничего, подъеду еще раз, но уже с машиной.
        Да, именно так. Будет еще один визит - и теперь у него есть легкообъяснимая причина для этого.
        - Хорошо, - кивнул Никифоров. - Когда вас ждать?
        - Завтра или послезавтра. Не знаю точно. - Барсуков поднялся. Нож перестал наконец давить на ногу.
        - Я провожу вас, - предложил Никифоров.
        - Я дорогу помню.
        - Нет-нет, у нас так не положено.
        Он все-таки напрасно рассчитывал сделать все прямо здесь. У них порядки, оказывается, строгие. Плюс ко всему - охрана.
        Вышли вдвоем из комнаты, спустились на первый этаж. Прошли половину коридора, как вдруг кто-то окликнул Никифорова. И Паша тоже обернулся - и узнал. Тот самый, который цветы покупал. Вышел из комнаты, дверь за собой прикрыл. На двери табличка: "Охлопков Е. И. Заместитель директора".
        - Андрей, что с Мурманском?
        - Платеж пошел, Евгений Иванович, - ответил Никифоров.
        Значит, это Охлопков и есть.
        - Ты не тяни с этим! Мы с тобой договаривались...
        - Евгений Иванович! - взмолился Никифоров. - Нет проблем, и волноваться не о чем! По сигаретам как раз нормально все. Берут люди, берут. Вот человек только что был у меня, - показал в подтверждение на Пашу. - За день десятка два покупателей проходит.
        Охлопков повернулся и посмотрел на Барсукова. Паша чуть прищурился. Он не мог понять, узнал ли его этот парень.
        - По какому товару работаете? - спросил Охлопков.
        - "Приму" у нас берет, - ответил за Пашу Никифоров. - В районе цементного торгует.
        Охлопков запер дверь своего кабинета на ключ, направился к выходу.
        - Я давно тебе говорил, что надо тем районом заняться, - буркнул, не оборачиваясь.
        Никифоров с Пашей шли за ним следом, отставая на шаг.
        - Разве трудно пробить торговые места?
        Остановились возле охранника.
        - Ты займись этим, - сказал Охлопков.
        Никифоров кивнул. Охлопков вышел на улицу.
        - До свидания, - сказал Никифоров Паше. - Значит, буду вас ждать.
        Пожал руку. Паша вышел из здания и остановился. Охлопков открывал дверцу стоящего у тротуара "Ауди". Паша опустил руку в карман с ножом и вздохнул. Не мог представить теперь, как ему поступить дальше. Охлопков обернулся, увидел его, спросил неожиданно.
        - Вам куда сейчас?
        Паша промолчал, растерявшись.
        - Если в сторону цементного - я подвезу вас.
        Он явно Пашу не узнал. Там, возле лоточника, Паша для него был пустым местом. И сейчас, если даже Пашино лицо Охлопкову покажется знакомым, он вряд ли вспомнит, где и когда этого парня видел.
        - Спасибо, - сказал Паша. - Вы меня очень выручили.
        Он сначала хотел на заднее сиденье сесть, но потом передумал - садиться впереди надо, больше простора для действий. Ударить ножом в грудь, он и не пикнет.
        Паша сел в машину, хлопнул дверцей. Нож опять упирался ему в ногу.
        - А кроме "Примы", что еще у вас идет? - поинтересовался Охлопков, заводя двигатель.
        - "Мальборо", - ответил коротко Паша.
        - "Мальборо"? - подивился Охлопков. - Ну надо же.
        От него все так же пахло туалетной водой, как там, возле лоточника, и это было нехорошо и унизительно - Паша из-за этого запаха слишком явственно вспоминал свое унижение.
        Они не успели еще отъехать, как вдруг выбежал из дверей Никифоров, крикнул:
        - Евгений Иванович! Вам Подбельский звонит!
        Паша увидел, как поморщился Охлопков.
        - Скажи ему, что я уехал.
        Никифоров кивнул и скрылся за дверью. Он видел, конечно, что Паша сел к Охлопкову в машину. И тем самым продлил Охлопкову жизнь. Все сорвалось, сегодня не получится ничего. Паша вздохнул. Нож упирался ему в ногу.
        - А продукты идут?
        - А? - встрепенулся Паша.
        - Продукты у вас идут хорошо? Или вы ими не занимаетесь?
        - Не занимаемся.
        - Интересная вещь, - сказал Охлопков. - Есть прямо-таки мертвые точки, где какие-то товары не идут совершенно. Брать будут, если только их бесплатно раздавать.
        - Да, - подтвердил Паша. - Так бывает.
        Запах туалетной воды становился совсем уж невыносимым. Паша приопустил стекло.
        - Жарко? - спросил Охлопков.
        - Да, жарко.
        - Когда самая жара начнется - придется бросить все и удирать отсюда.
        - "Ага, - подумал Паша. - На Канары. Один уже отправился".
        - Вы на Канарах были когда-нибудь? - спросил неожиданно для самого себя.
        - Нет. Не доехал еще, - засмеялся Охлопков.
        Ну что ж, Самсонову будет неплохая пара. Вместе отдохнут.
        - Вам где возле цементного?
        - Я сейчас выхожу. Вон там, за остановкой, остановите, пожалуйста.
        Охлопков затормозил. Паша открыл дверцу машины:
        - Кстати, если не секрет, - какой вы водой пользуетесь?
        - "Месье N".
        - Французская?
        - Чистая Франция.
        - Надо будет запомнить! Всего хорошего, - сказал Паша.
        - До встречи.
        Охлопков махнул рукой на прощание и тронул автомобиль с места. Он не знал, что ему даровано право прожить еще кусочек жизни.
        11
        - Готовься, трезвенник, - сказал Дегтярев.
        - К чему? - поинтересовался Паша.
        - День рождения у меня.
        - Когда?
        - Двадцать второго.
        - Я приглашен?
        - Естественно. Но чтоб без фокусов - водку пить.
        - Не люблю я водку.
        - Она расслабляет, Паша. Дает возможность забыть о мерзостях жизни.
        - Я не хочу о них забывать. Я от жизни не прячусь. Принимаю ее такой, какая она есть.
        - Она мерзкая.
        - Она такая, какая есть, - повторил упрямо Паша. - Ее не надо бояться. И никого не надо бояться.
        - Ты честен и смел, - усмехнулся Дегтярев.
        - Да! - вскинулся Паша. - Да! Да! Да!
        - И прожить свою жизнь хочешь так, "чтобы не было мучительно больно..."
        - Да!!
        Казалось, Паша сейчас бросится на Дегтярева. Дегтярев вздохнул и на всякий случай ушел за стеллажи.
        - Однако при всей своей честности ты с женой лихо разобрался, - сказал он оттуда.
        - А как я с ней разобрался? - спросил Паша, непроизвольно сжимая кулаки.
        Дегтярев этого не видел и поэтому ответил спокойно, даже с издевкой:
        - При разводе себе квартиру отхватил - ее квартира была-то, Светкина.
        - Ей мама с папой еще одну купят, - сказал Паша зло. - Наворуют денег и купят.
        - Они не воры, они - честные труженики.
        - Честные труженики икру ложками не жрут. И две машины на семью честные труженики не могут иметь.
        - А сколько могут, Паша?
        - Одну.
        - Это ты так решил?
        - Я.
        - А кто ты такой?
        - Я - Павел Барсуков.
        - И имеешь право?
        - И имею право.
        Дегтярев вышел наконец из-за стеллажей, руки держал в карманах и вообще вид имел праздный.
        - Это у тебя от зависти, Паша.
        - Я не завидую никому.
        - "Не завидуем никому! С нами вождь, товарищ Ким Ир Сен!".
        - Это что?
        - Любимая песня северокорейских трудящихся.
        - Пошел ты к черту! - поморщился Паша и стал собираться.
        - Тебя подождать?
        - Жди, если хочешь, - буркнул Паша.
        Он не любил таких разговоров, которые случались у них с Дегтяревым частенько.
        До троллейбусной остановки шли молча, и когда в троллейбус вошли - тоже не разговаривали. Дегтярев не выдержал первый, сказал примирительно:
        - Ну чего мы с тобой собачимся?
        - Мы не собачимся.
        Настроения у Паши не было никакого. Совсем. Все чувства умерли.
        - Ты один будешь? - спросил Дегтярев.
        - Когда?
        - На моем дне рождения.
        - Да. Один.
        - Хочешь, я приглашу кого-нибудь? Специально для тебя.
        - Не хочу я ничего, - ответил Паша равнодушно и отвернулся.
        Они как раз ехали по Вологодской. Сейчас будут проезжать мимо "Спектра". Мелькнула за окном знакомая дверь. Машина у здания стояла только одна - "Ауди". Паша поднялся с места суетливо.
        - Ты выходишь? - удивился Дегтярев.
        Им еще предстояло проехать четыре остановки.
        - Да, - буркнул Паша. - Мне надо. До завтра.
        - Пока.
        От остановки Паша шел медленно. Его внезапный порыв, похоже, угас. Да, увидел "Ауди". Охлопкова машина. И что? Он ведь даже нож не брал с собой сегодня.
        Не доходя до "Спектра", перешел на другую сторону улицы. Лоточник, тот самый, складывал в коробки не распроданные за день цветы. Паша неспешно прошел мимо, скользнул взглядом по зданию напротив. Никифоров говорил, что они до шести работают. Сейчас без десяти минут шесть. Охлопков вместе со всеми уходит? Он еще не знал, как поступит дальше. Просто встал под дерево, смотрел скучающе на прохожих.
        В две минуты седьмого из дверей "Спектра" стали выходить люди. Паша встал за дерево, оперся на него плечом, руки в карманах держал. Охлопков не появлялся по-прежнему. Если он выйдет на улицу один, можно будет подойти к нему, заговорить. Потом попросить, чтобы подвез. Ах да, ножа у него нет с собой. Паша вздохнул, досадуя, и пошел по улице медленно. Он ничем не отличался от прохожих, совершенно ничем.
        В скверике у филармонии взял бутылку пива, сел на лавочку. Девушка, сидевшая с книгой, посмотрела на Пашу, книгу закрыла, поднялась и пошла прочь.
        В шесть двадцать пять - Паша посмотрел на часы - он поднялся и направился к "Спектру". Охлопковский "Ауди" он увидел еще издали - значит, не уехал еще. Его, Пашу, дожидается. Паша недобро усмехнулся. Вошел в двери. Охранника за столом не было. Сердце вдруг забилось учащенно. Паша прошел по коридору стремительно, но ступать старался мягко, чтобы его шаги не были слышны. Дверь в кабинет Охлопкова была приоткрыта. Паша оглянулся поспешно - охранник у входа так и не появился - и вошел в кабинет.
        Охлопков был один. Поднял голову, взглянул на вошедшего настороженно, но настороженность его почти мгновенно растаяла - узнал.
        - Здравствуйте, - поздоровался первым.
        Паша кивнул.
        - Вы по поводу сигарет, наверное?
        И опять Паша кивнул. Он ни слова сейчас не мог произнести почему-то. Охлопков клавишу переговорного устройства нажал, сказал, от Паши отвернувшись:
        - Андрей! Ты есть?
        После недолгой паузы обернулся к Паше:
        - Ушел уже Никифоров. А вы договаривались?
        - Да, - ответил Паша односложно.
        - Что ж он вас не дождался, - сказал Охлопков с досадой. - А вы хотели забрать сигареты?
        - Да.
        - Подождите немного. Я освобожусь сейчас.
        - Хорошо, - сказал Паша и опустился в кресло.
        Он не знал, что будет потом, когда Охлопков освободится. А тот шелестел по бумаге ручкой, писал что-то. Ручка была хорошая, дорогая. А сам Охлопков был похож на школьника. Такие обычно сидят за первой партой и учатся на одни пятерки.
        - А где вы раньше работали? - спросил неожиданно Паша.
        Охлопков поднял голову, нахмурился, вникая в вопрос:
        - "Раньше" - это когда?
        - После института.
        - В райкоме комсомола.
        - А потом перешли в "Спектр"?
        - Нет, потом перешел в горком.
        - Чего горком?
        - Комсомола.
        - А я думал - партии.
        - Нет, - улыбнулся Охлопков. - До партии я не дорос.
        - А что же так?
        - Перестройка, - пояснил Охлопков.
        Он поднялся из-за стола, открыл холодильник. Паша увидел ряд бутылок и жестяные банки с импортным пивом. Банки стояли в самом низу, и Охлопков наклонился, спросил, не оборачиваясь:
        - Пиво будете?
        А Паша уже рядом был, ему одного мгновения хватило на то, чтобы с кресла подняться и преодолеть разделяющее их с Охлопковым расстояние. Он еще успел по пути схватить со стола подставку для ручек - у подставки было массивное металлическое основание, и она легла в руку весомо и удобно. Охлопков уже распрямлялся, но встать в полный рост Паша ему не дал, ударил. Хотел по голове ударить, а получилось куда-то в шею, по позвоночнику, как Паше показалось, и Охлопков рухнул лицом в холодильник, произведя неимоверный шум. Паша сразу отступил, метнулся к двери, прислушался. Он ожидал, что на шум прибежит охранник, и готов был его встретить, но в коридоре было тихо. Паша вернулся к лежащему без чувств Охлопкову.
        Ремень у Охлопкова был хороший, кожаный. Паша смастерил петлю, накинул на шею Охлопкову, затянул. Чтобы вернее было, даже придавил Охлопкова ногой. Тот захрипел, но очень скоро затих. Все. Паша своим носовым платком вытер аккуратно ремень, затем подставку для ручек. Подошел к двери, приоткрыл, выглянул в коридор осторожно. Охранник сидел на своем месте, за столом. Миновать его незамеченным не было никакой возможности.
        Паша вернулся к столу, постоял несколько мгновений в задумчивости, обернулся к окну. Решетка. Скользнул взглядом по комнате, увидел переговорное устройство. И вдруг мысли потекли равномерно-размеренно, никакого хаоса, и так четко Паша видел все, что ему предстоит делать дальше, что даже сам собственному спокойствию подивился. Пальцем, защищенным платком, ткнул в клавишу под надписью "Охрана", сказал по-охлопковски, чуть гнусаво:
        - Охрана! Охрана есть?
        Щелкнуло в динамике, мужской голос отозвался:
        - Я слушаю.
        - Я здесь, наверху, - сказал Паша. - Поднимитесь ко мне немедленно.
        И сразу же - к двери. Замер, весь превратившись в слух. Охранник за дверью протопал по коридору поспешно. Паша дождался, пока стихнут на лестнице шаги, свет погасил, выскользнул из кабинета, прикрыв плотно дверь, и мимо стола, за которым обычно охранник коротал время, - на улицу.
        А мысли по-прежнему были четкие. Будто не он сам, а кто-то извне решал, как ему дальше поступать, подсказывал. Умерить шаг, не суетиться. Лицо спокойнее. Не гонится ведь за ним никто. И никто его не видел. Все чисто.
        Входя в троллейбус, помог подняться на ступеньку старушке. Та обернула к нему сморщенное лицо, прошамкала:
        - Шпащибо, шынок.
        - Не за что, - буркнул Паша. - Езжай, бабуля. Далеко ехать-то?
        - До Попова.
        - Это где же?
        - Бывшая Ленина. Поможешь, шынок, выйти?
        - Помогу.
        Не выдержал, достал деньги, сунул старушке в сухую ладонь. Она закивала быстро-быстро, не спрашивая ни о чем и ничего не говоря, и у Паши сердце сжалось.
        Дома Паша умылся, долго тер мочалкой руки, пока не понял - глупости это все, не было ведь крови, ни единой капельки не было. Просто он от неприятных ощущений избавиться пытается. "А они были, эти неприятные ощущения?" Распрямился, посмотрел на свое отражение в зеркале. "Нет, - признался себе, - все нормально".
        Он понял вдруг, что силен, сметлив и удачлив. Он лучше их всех - этих краснопиджачных. Лучше и умнее. Он враг им, потому что честен. Они себя хозяевами жизни считают. Но какой ты хозяин, если своей собственной жизнью не распоряжаешься?
        Засмеялся счастливо. Он, Павел Барсуков, будет решать, достоин человек или нет. И недостойных - как сорную траву. Как безнадежно больных и выродившихся. Кто-то должен быть санитаром. Все превозмочь и взять грязную работу на себя. Кто-то должен этим заниматься.
        Вернулся в комнату, включил телевизор. Показывали какое-то село. Дома вдоль улицы выстроились в ряд. По разбитой дороге полз трактор. Выключать телевизор не стал, вышел на балкон, оперся о перила, смотрел задумчиво вдаль.
        Когда он появился на балконе, человек, стоявший внизу, отступил поспешно в тень дерева, укрылся за листвой и разглядывал сторожко стоящего на балконе Пашу. Разглядывал долго, пока Паша не скрылся в квартире. Потом развернулся и быстро пошел прочь.
        12
        - Ты приболел, наверное, Паша? - сказал Петр Семенович.
        Он сидел на лавочке и газету отложил, когда Паша появился.
        - Здравствуйте, - ответил Паша. - С чего вы взяли, что я болею?
        - Два раза уже без тебя по утрам бегаю.
        Барсуков пожал плечом неопределенно:
        - Спится хорошо сейчас, Семенович.
        Он не хотел больше эту тему обсуждать и разговор перевел на другое, кивнул на газету:
        - Что пишут?
        - Про Самсонова покойного пишут.
        - Да ну? - напрягся Паша, но руку к газете не протянул, изображал равнодушие. - И что же про него пишут?
        - Там не только про него. Засуетилась вся эта нечисть.
        - Какая нечисть?
        - Буржуи новоявленные. Слезы по щекам размазывают, жалуются, что невмоготу им жить.
        Петр Семенович газету развернул:
        - Говорят, террор против них развязан.
        Паша уже увидел фотографию в газете: Охлопков, еще живой, смотрел на него со снимка недружелюбно.
        - Только недавно Самсонова убили, а сейчас вот еще одного. - Семенович ткнул пальцем прямо в глаз Охлопкову. - И буржуи запищали: милиция, мол, их не бережет и бандитов не ищет, - засмеялся невесело. - Как будто нас милиция бережет.
        Паша наконец осмелился руку за газетой протянуть, потому что нашел уже силы полное равнодушие на лице изобразить.
        - Этого убили, что ли?
        - Его самого.
        Здесь целая статья была, оказывается. Паша пробежал глазами первые строчки. Президент Ассоциации предпринимателей Подбельский взывал к властям.
        - Испугались, видишь, - сказал Петр Семенович недобро. - А то, что людям уже житья нет, что многие в петлю готовы залезть, - им до этого дела нет.
        - Это все внутренние их разборки, - сказал Паша, вспомнив слова милиционера. Того, что приходил к нему после убийства Самсонова.
        - Э-э, нет, - качнул головой Петр Семенович. - Когда внутренние разборки - эти прощелыги прилюдно не плачутся. Знают, за что их собрат поплатился, и молчат. Здесь другое, Паша.
        - Что же именно? - спросил Паша бесцветным голосом и газету опустил на колени, чтобы не было видно, как у него руки дрожат.
        - Они оттого засуетились, что кто-то чужой в их жизнь вторгся. Со стороны, понимаешь?
        - Нет, - признался Паша.
        - Чужой кто-то, не из их среды. Всех своих они наперечет знают. И вот сидит пахан ихний...
        - Пахан - это у уголовников, - напомнил Паша.
        - А они и есть уголовники. Воры, Паша. На народном горбу в рай въехать хотят. И вот сидит ихний пахан, значит, и решает: того вон помиловать, а того - казнить. И вдруг - одна смерть, за ней сразу другая. Что? Почему? Кто распорядился? Пахан ведь такой команды не давал. И они понимать начинают, что кто-то извне их бьет. Чужой, стало быть.
        - А за что бьет-то? - спросил Паша, мертвея лицом. Ему очень плохо было сейчас. Плохо и страшно.
        - Кто знает - за что? Может, верх хотят взять над ними. Может, мстит за что.
        - Это хорошо или плохо?
        - Для кого?
        - Для людей. Для всех нас.
        - Нам от этого не плохо, - сказал Семенович. - А если нам от этого не плохо, значит, нам уже хорошо.
        И засмеялся, но смех его был недобрый.
        - Я возьму газету, почитаю.
        - Возьми, - согласился Семенович. - Мне ни к чему она.
        Поднялся с лавочки. И Паша поднялся.
        - Бежишь завтра? - спросил Семенович.
        - Бегу.
        - Ну и ладненько. Как обычно, в семь?
        - Да.
        Семенович потянулся.
        - Ну ладно, пойду я, - сказал он. - Внуки пришли, сегодня у нас пирог с яблоками. Пирог с яблоками любишь?
        - Люблю. Только не ел его уже лет десять.
        Дома Паша прочитал статью. Подбельский этот хитро все по полочкам разложил. Столько-то в городе предпринимателей. Столько-то они создали рабочих мест и столько-то в казну денег платят в виде налогов. Огромная, словом, польза от них. Самые незаменимые члены общества. Но общество их, родимых, не бережет, как следовало бы. И распоясавшиеся бандиты режут несчастных бизнесменов, как овечек. Насчет бандитов Паша не согласился с Подбельским. И о пользе краснопиджачных Подбельский перегнул, конечно. А все остальное верно.
        Фотографию Охлопкова Паша вырезал аккуратно и повесил ее рядом с фотографией Самсонова.
        - Вот тебе дружок, Виталик, - сказал почти дружелюбно. - На Канары вместе поедете.
        Отступил на шаг, склонил чуть набок голову, рассматривая фотографию. Остался доволен.
        - Вас тут целая галерея будет, ребята, - сказал. - Попомните мое слово. Я никогда никого не обманывал в своей жизни. Мама научила, что врать нехорошо.
        Зазвонил телефон. Паша прошел лениво в прихожую, где стоял аппарат, снял трубку, сказал, растягивая слово:
        - А-л-л-о.
        В трубке он слышал тишину, и ничего больше. Поморщился, повторил, уже не растягивая:
        - Алло!
        Прозвучало резко и требовательно. И тут он услышал чужое дыхание. Там, в трубке. Станция их соединила, оказывается. А ничего не было слышно потому лишь, что человек на том конце провода молчал.
        - Алло! - крикнул Паша.
        Человек положил трубку. Теперь Паша слышал короткие гудки. Швырнул трубку на рычаг и вдруг почувствовал, как бежит по спине холодный противный пот. Включил свет, взглянул на себя в зеркало и отшатнулся, испугавшись собственного отражения.
        Он совсем белый был. Даже мертвецы такими бледными не бывают.
        13
        Следователь оказался злым. Паша еще не успел сказать ни слова, а тот подошел и ударил Пашу в лицо. Паша вскрикнул и проснулся. Часы показывали без десяти семь. Ласковое утреннее солнце заглядывало в окно.
        Паша повернул голову, увидел фотографии Самсонова и Охлопкова и вспомнил о вчерашнем телефонном звонке. Поморщился, будто у него заболела внезапно голова. Воспоминания были неприятные. Думал о том, проклятом, звонке все время, пока умывался и пока спускался на лифте вниз.
        На улице было свежо, ночью прошел дождь.
        "Я напрасно боюсь, - подумал неожиданно. - Вряд ли это милиция. Они не будут играть в кошки-мышки и дышать противно в телефонную трубку. Если бы у них было что-то на меня, меня забрали бы в два счета". Еще издали он увидел Семеновича. Тот уже наматывал круги по стадиону. "Кто-то мог ошибиться номером. Или подшутить. Дегтярь, например. Тот может, у него ума хватит".
        - Здравствуй, Паша, - сказал Семенович и посмотрел внимательно. - Ты плохо спал, что ли?
        - Нормально спал, - огрызнулся Паша.
        - А круги-то под глазами...
        Паша не ответил, побежал по кругу. Какой-то здоровяк выгуливал овчарку неподалеку. Овчарка подняла голову и наблюдала за Пашей.
        - Утром хорошо, - сказал Семенович, нагоняя. - А днем уже жарко. Лето будет душное, с грозами.
        - А вы откуда знаете?
        - Знаю, - ответил Семенович и ничего не стал пояснять.
        Пробежали круг.
        - Статью-то прочитал? - спросил Семенович.
        - Прочитал, - ответил Паша и даже плечами пожал, давая понять, насколько ему все прочитанное неинтересно было.
        - Трясутся.
        - Кто? - не понял Паша.
        - Жулики. Подбельский этот, наверное, оттого и размахнулся на целую статью, что боится.
        - Что в подарок можно купить? - спросил невпопад Паша.
        Ему разговор на другое перевести хотелось.
        - Кому подарок? - поинтересовался Семенович.
        - Парню. День рождения у него.
        - А сколько лет исполняется?
        - Двадцать шесть. Или двадцать семь. Да какая разница, в конце концов.
        - Разницы нет, - согласился Семенович. - Ты ему подари что-нибудь для коллекции.
        - Какой коллекции?
        - Он собирает что-нибудь, наверное.
        - Ничего он не собирает.
        - Этого быть не может. Все люди что-нибудь собирают. Марки, пустые сигаретные пачки, пластинки патефонные...
        - А вы что собираете, Семенович?
        - Я, Паша, деньги собираю. На гроб себе.
        - Ничего себе увлечение, - буркнул Паша. - И много собрали?
        - На сам гроб уже собрал. Теперь на крышку собираю.
        Паша посмотрел на старика внимательно:
        - Какое-то настроение у вас, Семенович, нехорошее. Случилось что-то?
        - Случилось, Паша. То случилось, что радости в жизни нет.
        - А внуки?
        - Это все не то, Паша. Внуки - это радость, но не счастье. Счастье, оно знаешь когда? Когда все ровно в жизни. Без болезненных падений и травм. Когда знаешь, что завтра будет не хуже, чем сегодня.
        - И этого достаточно для счастья?
        - Этого достаточно.
        Здоровяк с овчаркой удалялся. Кроме Паши и Семеновича, никого больше не было на стадионе.
        - Мы одни с тобой бегаем, Паша. По старой привычке. Никто не ходит уже сюда. Не хотят. Незачем. Потому что нет впереди ничего.
        - Значит, цель нужна?
        - Ты о чем?
        - Цель впереди человек видеть должен, чтобы дальше жить?
        - Да, Паша. Вот ты видишь цель своей жизни?
        - Вижу.
        - В чем она?
        Паша пожал плечами, не ответил. Семенович вздохнул.
        - Мне пора, - сказал Паша. - Я на работу опоздаю.
        В квартире было тихо и пахло пылью. Самсонов и Охлопков встретили Пашу.
        Семенович прав. У каждого человека есть коллекция. И он, Паша, начал собирать. Взял в руку фломастер, написал на фото Самсонова - "" 1". Потом на фото Охлопкова - "" 2".
        - Это для учета, ребята, - сказал. - Чтобы не запутаться. Вас у меня много будет.
        14
        Продавщица, увидев Пашу, поправила легким движением прическу.
        - Мне подарок надо подобрать, - сказал Паша.
        - Жене, наверное, - расстроилась продавщица.
        - Нет, другу.
        Улыбнулся широко. И девушка улыбнулась в ответ.
        - Сколько другу лет? - спросила.
        - Двадцать семь.
        - Купите ему туалетную воду.
        - А у вас есть "Месье N"?
        - Есть.
        А он, спросив, уже и сам увидел.
        - Покажите, пожалуйста.
        Черный изящный флакон.
        - Чистая Франция?
        - Да, - сказала девушка. - Насчет этого не беспокойтесь.
        Запах был тот самый.
        - А вам самой эта вода нравится?
        - Очень. Модный запах.
        - А запах может быть модным? - удивился искренне Паша.
        - Естественно.
        У этой краснопиджачной сволочи особенная жизнь. Даже запахи делятся на модные и немодные.
        - А я всегда любил "Красную Москву", - буркнул Паша.
        Девушка улыбнулась, по достоинству оценив его шутку.
        - Так вы будете брать?
        - Буду. Платить в кассу?
        - Касса здесь, в отделе.
        Выйдя на улицу, Паша остановился за углом магазина, достал из сумки флакон с водой. Флакон был с кнопкой. Паша поднес флакон к ладони. Проходившая мимо девушка оглянулась, усмехнулась отчего-то, но Паша не смутился. Потер ладонью лицо. Запах стал явственнее. Раньше это был запах Охлопкова. Теперь будет его, Пашин, запах. Он у Охлопкова забрал и право на жизнь, и право на запах. Он, Паша, теперь распоряжается всем.
        Дегтярев-таки не удержался, завелся, когда Паша пришел на работу. Втянул ноздрями воздух, покачал головой:
        - Что за благоухание, мой милый? Любовь вошла в твое сердце? "Весна идет, весне дорогу"?
        - Это "Месье N", - ответил невозмутимо Паша.
        - Что-что? - не понял Дегтярев.
        - Французская вода. Самая модная.
        - Ты готовишься к моему дню рождения, - догадался Дегтярев.
        - Возможно.
        - Подарок для меня уже присмотрел?
        - Нет пока, - сказал Паша серьезно.
        Дегтярев опустился на стоящую у стены лавку, но не сел, а растянулся на ней, закурил.
        - Будет весело, - сказал мечтательно.
        - Ты о своем дне рождения?
        - Ага. Я для тебя девушку присмотрел уже.
        - Мне девицы не нужны.
        Дегтярев повернул голову и пристально посмотрел на Пашу. В его глазах прыгали чертики.
        - У тебя все в порядке, Паша?
        - Да.
        - И сексопатолог обещает вернуть тебе силы?
        - Ты о чем? - нахмурился Паша.
        - О тебе. И о твоих отношениях с женщинами. Ты ими интересуешься вообще-то?
        - Они безразличны мне.
        - Заметно. Светка твоя, наверное, потому тебе рога и наставила.
        - Никто мне рога не наставлял, - сказал Паша мрачно.
        - А тот лейтенант, о котором ты мне рассказывал...
        Дегтярев не договорил, потому что Паша вдруг навалился на него сверху и придавил шею деревянным обломком так, что Дегтярев захрипел. Сигарета вывалилась из его рта.
        - Никогда больше не позволяй себе шутить надо мной, - сказал бесцветным голосом Паша.
        Дегтярев хрипел и пытался высвободиться, но у него ничего не получалось.
        - Запомни это, и у тебя не будет проблем, - сказал Паша.
        Отбросил палку в сторону, стал переодеваться как ни в чем не бывало. Дегтярев сел на лавке, поглаживая осторожно шею. Паша стоял к нему спиной. Дегтярев вдруг бросился на него, но оступился и упустил момент. Паша резко обернулся и набегающего Дегтярева встретил ударом кулака. Дегтярев охнул и опрокинулся навзничь.
        - Не надо делать этого, Дегтярь, - сказал Паша. - Ты не враг ведь мне, и я тебя не трону. Но ты должен помнить, что я - Барсуков.
        - Ты спятил, - сказал с пола Дегтярев. Рот его был разбит, и текла кровь. - Ты ненормальный, Пашка. Псих.
        - Я нормальный, - не согласился Паша. - Гораздо нормальнее, чем ты можешь это себе предположить.
        Протянул Дегтяреву руку, предлагая помощь, но тот поднялся сам, вышел из склада.
        Работы для них с утра не было. Паша, переодевшись в спецовку, сел на лавку, перелистал неспешно газету. Дегтярев был большой охотник до газет, всегда покупал в киоске. В номере ничего интересного не было. Только одной статьей Паша заинтересовался. В ней рассказывалось о каком-то Ектенбаеве. Этот самый Ектенбаев попал под суд, уличили его в финансовых махинациях. Но суд его виновным не признал. Написавший статью журналист от восторга захлебывался, живописуя работу справедливого суда: "Вот-де и до нас дошли нормы цивилизованного права. Если нет против человека улик - значит, не виновен он". "Как будто не знал, не догадывался, в чем все дело. Ектенбаев этот поделился с кем надо - вот и весь секрет. Теперь на свободе гуляет. Где он работает-то? Ага, вот. Ассоциация "Союз". Знакомое вроде название. Или просто встречается часто? Там "Союз", здесь "Союз" - а может оказаться, что все не то".
        Скользнул по строчкам взглядом. Под статьей фамилия журналиста стояла - Иванов. Псевдоним, похоже. Перевернув газету, нашел телефон редакции. Дегтярев в склад так и не вернулся. Обиделся, должно быть. Оно и к лучшему сейчас.
        - Алло, редакция, - сказали в трубке.
        - Мне нужен Иванов.
        Паша совсем не рассчитывал на успех, но ему вдруг ответили:
        - Вы перезвоните по другому телефону, - и продиктовали номер.
        Паша номер телефонный записал, но звонить не стал. Он сейчас был как охотник, который знает, что не следует торопиться. Ни к чему спешка. Он осторожным должен быть. И тогда все у него получится. Как дела у вас, мистер Ектенбаев? Откупились? Все нормально?
        15
        Иванову Паша позвонил в пятницу, во второй половине дня. Набрал номер и, когда трубку на том конце провода сняли, произнес голосом мягким и значительным:
        - Добрый день. Могу ли я поговорить с Ивановым?
        - Это я. - Голос отвечающего звучал устало.
        - Я хотел бы встретиться с вами.
        - Кто вы?
        - Не могу назвать себя. Думаю, причину этого вы поймете.
        Паша разговор вел осторожно. Главное было - не спугнуть и одновременно заинтриговать. Иначе Иванов этот на встречу не придет.
        - У меня есть материалы кое-какие, связанные с одним человеком, вы знаете его.
        - О ком идет речь?
        - О Ектенбаеве.
        В разговоре возникла пауза. Паша выждал немного, но знал, что должен дальше вытягивать нить разговора, нельзя дать оборваться этой нити.
        - И я хотел бы встретиться с вами, чтобы вы помогли мне выйти на Ектенбаева.
        - Я не знаю, где он, - сказал быстро Иванов.
        Паша понял, что поторопился. Иванов испугался чего-то.
        - Жаль, - пробормотал Паша, но в следующий момент стало понятно, что ничего страшного не случилось, потому что Иванов спросил, придав голосу оттенок равнодушия:
        - А что это за материалы?
        За напускным равнодушием прочитывался интерес.
        - Очень интересные бумаги, - сказал Паша, помявшись немного для вида.
        И опять пауза возникла. Оба выжидали. Иванов не выдержал первым:
        - Я мог бы поискать Ектенбаева.
        Это уже хорошо.
        - Правда, я не знаю, где он сейчас.
        Естественно. Ты был просто обязан эту фразу произнести. Для собственного же спокойствия.
        - Но прежде неплохо было бы с документами этими ознакомиться.
        Еще как неплохо было бы.
        - Документы я только Ектенбаеву могу показать, - сказал Паша. - Слишком они серьезные.
        - Нет, - произнес Иванов. - Так ничего не выйдет. Я должен увидеть все своими глазами.
        Ектенбаев, похоже, в глубокое подполье ушел.
        - Хорошо, - сказал Паша. - Я дам вам один документ, но только один. Вы мне его вернете потом.
        - Хорошо! - поспешно согласился Иванов. - Когда мы с вами встретимся? Вы можете ко мне в редакцию подъехать?
        - Да вы что?! - ужаснулся Паша почти искренне.
        - А как же тогда?
        - У вас есть машина?
        - Есть.
        - Встретимся с вами завтра на шоссе, которое идет на Гороховку. На пятнадцатом километре, возле километрового столба.
        - А может, все-таки в городе?
        - Нет, - сказал Паша. - Ни в коем случае.
        - Хорошо, на шоссе. Во сколько?
        - Ждите меня в промежутке между десятью и десятью тридцатью утра. Непременно будьте один.
        Паша подумал и повторил:
        - Непременно один!
        - Хорошо.
        - Как вы выглядите?
        - Невысокого роста, белая футболка, солнцезащитные очки.
        - Я понял. И еще у меня просьба. Не сидите в машине, а стойте рядом с ней - это мне знак будет.
        - Знак о чем?
        - О том, что все нормально.
        Иванов промолчал.
        - Вы меня поняли? - спросил Паша.
        - Понял, да.
        - И - никого рядом.
        - Это я тоже понял.
        - До завтра, - сказал Паша и повесил трубку на рычаг, не дожидаясь ответа.
        16
        Проснулся он рано, но собирался долго и основательно. Побрился и позавтракал, у окна постоял в задумчивости. Положил в сумку нож. Сначала нож завернул в тряпку, но потом решил, что неправильно делает: нож ему понадобится для дела почти сразу же, и некогда будет тряпку разворачивать. Нож из тряпки извлек, положил в сумку просто так, но и тряпку не убрал, тоже в сумке оставил - пригодится, ему ведь надо будет чем-то кровь вытирать.
        Часы показывали без десяти девять. У него в запасе был час и десять минут. Вышел неспешно из дома. Петр Семенович увидел его из окна, выглянул, крикнул:
        - Ты чего не бегал сегодня, Паша?
        - Проспал.
        - Суббота, - согласился Семенович. - Рабочий человек имеет право.
        По дороге к троллейбусной остановке Паша зашел в галантерейный магазин, купил хороший кожаный ремень. Он знал уже, какой ремень покупать. Такой, как у Охлопкова покойного.
        - Там отверстия не очень удачно сделаны, - сказала девушка-продавщица, заворачивая ремень в бумагу. - Он для полных людей. Так что придется вам шилом поработать.
        - Не придется, - буркнул Паша. - Я не для себя беру. Подарок.
        - А тот, кому вы дарите, - он полный?
        - Полный, - сказал Паша. - Он большой и толстый.
        - Тогда подойдет.
        - Я и не сомневался.
        В центре Паша пересел с одного троллейбуса на другой и через полчаса оказался на окраине. Прошел два квартала, миновал пост ГАИ и метров через двести остановился. Это было то самое шоссе на Гороховку, и теперь ему надо было поймать попутную машину.
        Часы показывали без пяти десять. Еще десять минут он потерял, прежде чем какой-то парень на синем "жигуленке" притормозил рядом с ним.
        - Подбросишь? - сказал Павел. - Мне здесь недалеко.
        - Садись.
        Паша сел на заднее сиденье, сумку положил на колени.
        - На природу? - спросил парень.
        - Да. Приятель меня должен на трассе ждать.
        Промелькнул столб десятого километра. Паша сжимал и разжимал осторожно пальцы рук, словно они затекли у него.
        - Лето жаркое будет, - сказал парень.
        - Да, - согласился Паша. - Душное и с грозами.
        Он повторил слова Семеновича. Четырнадцатый километр.
        - Ты не гони сильно, - попросил Паша. - Где-то здесь он должен быть, приятель мой. Как бы не пропустить.
        Он увидел впереди машину. Та стояла на обочине. И рядом с ней прохаживался человек.
        - Кажется, это он, - сказал Паша.
        Парень сбросил скорость. Они уже совсем близко были от стоящей на обочине машины. Сразу за машиной высился километровый столб. Пятнадцатый километр. Паша бросил быстрый взгляд по сторонам. Вдоль дороги тянулась лесополоса. Кустарник, густой и высокий, казался непроходимой стеной.
        - Это он? - спросил парень.
        Невысокого роста человек в белой футболке и солнцезащитных очках. Лысоват. Лицо худое и нервное.
        Парень оглянулся на Пашу.
        - Нет! - сказал Паша быстро. - Не он это. Дальше едем.
        Он не мог объяснить себе, почему испугался. Но выйти из машины его никто не мог сейчас заставить. Иванов остался на шоссе далеко позади. Паша вытер ладонью лоб.
        - Жарко, - сказал.
        - Да у меня и так вроде окно открыто, - пожал парень плачами.
        Когда впереди показались окраинные дома Гороховки, Паша вздохнул, сказал печально:
        - Надо же, нет его.
        - Может, проскочили?
        - Нет, я внимательно смотрел. Ты останови здесь где-нибудь. Я выйду.
        Вышел из машины, дождался, пока она не скрылась в Гороховке, перешел на другую сторону дороги. Было уже тридцать пять минут одиннадцатого. Его подобрал "КамАЗ". Водитель явно клевал носом и Пашу взял, лишь бы хоть с кем-то поговорить, но Паша был молчалив и хмур - до самого того столба. Иванова и его машины не было уже. Паша вздохнул и откинулся на спинку кресла.
        - Что, земляк, жизнь тяжелая? - спросил шофер.
        - Нормальная жизнь, - огрызнулся Паша. - Ты за дорогой лучше смотри, пост ГАИ скоро проезжать будем.
        Доехал до города и вышел из машины, не попрощавшись.
        17
        В понедельник утром он позвонил Иванову. Трубку сняли после первого гудка.
        - Алло?
        Это был голос Иванова.
        - Это я, - сказал Паша. - Узнали?
        - Почему вы не приехали в субботу? - вместо ответа спросил Иванов.
        Он нервничал, кажется.
        - Я приехал. Но все сорвалось, потому что вы не выполнили моего условия?
        - Какого условия?
        - Вы были не один.
        - Один! - сказал Иванов поспешно.
        - Не один, - повторил упрямо Паша.
        Опять ему будто кто-то подсказывал, что именно говорить он должен.
        - Я же предупреждал вас.
        - Наш разговор все равно происходил бы один на один.
        Значит, все-таки был кто-то. Прятался где-то поблизости. Наверное, в лесопосадке.
        - Так не пойдет, - сказал Паша. - Никто не должен присутствовать при нашей встрече. Никто!
        Помолчал.
        - Мы встретимся с вами сегодня.
        - Когда именно?
        - Я сообщу вам. Ждите моего звонка, - сказал Паша и положил трубку.
        Он все рассчитал. Позвонил ровно в пять - так у них совсем не останется времени на подготовку. Когда твой противник в цейтноте - ты уже наполовину победил.
        - В пять тридцать с вокзала уходит электричка на Борисово, - сказал Паша. - Садитесь в нее и будьте в последнем вагоне. Не в самом вагоне, а в переднем тамбуре.
        - В каком это - переднем?
        - По ходу поезда. В вагоне два тамбура: передний и задний. Будьте в переднем. Стойте с правой стороны по ходу поезда, у самой двери. Я подойду к вам сам.
        Иванов мог не согласиться. И весь Пашин план рухнул бы. Но после непродолжительной паузы Иванов сказал:
        - Хорошо.
        - Вы один должны быть, - напомнил Паша.
        Он приехал на вокзал за пять минут до отправления поезда. Пошел неспешно вдоль состава. В тамбурах стояли люди. Кто-то курил. В переднем тамбуре предпоследнего вагона он увидел Иванова. Тот нервничал. Паша прошел мимо, даже не убавив шаг, и вошел в вагон едва ли не в самой голове состава.
        - Будьте внимательны! - сказал голос в динамике. - Электропоезд отправляется.
        Раздалось шипение, но двери не закрылись - это было последнее предупреждение о том, что сейчас они закроются. Паша заглянул в вагон. Людей было много. Створки дверей за Пашиной спиной сомкнулись с шипением.
        - Следующая остановка - Екатериновка, - сказал голос в динамике.
        - В честь Екатерины, царицы-то, - пояснил стоящий в тамбуре старичок, обращаясь почему-то к Паше.
        Паша пожал плечом и отвернулся. Когда они миновали Екатериновку, Паша пошел медленно по вагонам. Следующая остановка - Лесное. К ней он хотел подгадать. Прошел через тамбур, в котором стоял Иванов. Кроме Иванова, никого в тамбуре больше не было, но Паша не остановился, не заговорил, вообще ничем не выдал своего интереса к стоящему у дверей человеку. Скользнул равнодушным взглядом и прошел в вагон.
        В Лесном стоянка совсем короткая была: зашли и вышли, и, когда потянулась за окном платформа, Паша вышел в тамбур, но не первым, а за людьми. Он не хотел до поры попадаться Иванову на глаза.
        Состав остановился, открылись двери. Все, кроме Паши и Иванова, вышли. Зашел только один человек, да и тот не задержался в тамбуре, прошел в вагон.
        - Осторожно, двери закрываются, - сказал голос в динамике.
        Где-то в дверях зашипело предупреждающе.
        - Давай выйдем! - произнес быстро Паша. - Я насчет Ектенбаева.
        Он увидел, как дернулся Иванов и как побледнел, но уже знал, что делать дальше, и вытолкнул журналиста на платформу, хотя тот и упирался - слегка. Сам выскочил следом. Двери закрылись. Состав тронулся, увеличивая скорость. Иванов смотрел на Пашу почти со страхом.
        - Вы все-таки пытались меня обмануть, - догадался Паша. - С вами был кто-то, да? Не в тамбуре, а там, в вагоне?
        Иванов молчал. Значит, правда все. И он, Паша, все верно рассчитал. И их перехитрил. Засмеялся, сказал дружелюбно:
        - Вы напрасно боитесь меня. Это я должен опасаться - всех и каждого, имея такие документы на руках, - и хлопнул ладонью по сумке.
        В сумке были только нож, тряпка, чтобы кровь вытирать, и ремень, на тот случай, если придется Иванова душить. Документов никаких там не было. Но Иванов об этом не знал. Оглянулся по сторонам, сказал:
        - Ну, где мы с вами присядем?
        И Паша тоже оглянулся. Никого не было на платформе, кроме них. Узкая тропинка сбегала с насыпи вниз и терялась меж деревьев.
        - Идемте под деревья, - предложил Паша. - Неуютно мне на открытом месте в последнее время.
        Пошел вперед, не дожидаясь. Сказал через плечо:
        - А я, когда мне бумаги эти в руки попали, не знал, как на Ектенбаева выйти. И вдруг - статья эта ваша в газете. Ну, думаю, вот тот человек, который мне поможет.
        Обернулся и увидел в глазах Иванова граничащую со страхом настороженность. Опять засмеялся:
        - Да вы не думайте, я с вами поделюсь, если поможете мне и все получится.
        Знал, что не это Иванова тревожит сейчас, но сделал вид, что не понимает.
        Спустились по тропинке вниз. Деревья стояли стеной. Иванов остановился, сказал:
        - Можем поговорить здесь.
        Туда, в лесок, не заманить его. Паша кивнул согласно, снял сумку с плеча, оглянулся, будто искал, где трава помягче, и увидел пенек за деревьями и поваленное дерево рядом.
        - Вот, - показал рукой. - Идеальное место.
        Пошел вперед. Иванов был вынужден последовать за ним.
        - Предупреждаю сразу, - сказал Паша, - из всех документов я привез только один. Самый, можно сказать, безобидный. Но вы убедитесь, что для Ектенбаева это интересно.
        Сел на поваленное дерево. Расстегнул сумку. Иванов остался стоять. Он был ближе к платформе, чем Паша. На целых два шага. И думал поэтому, что может спастись.
        Паша вдруг наклонился и посмотрел куда-то за спину Иванова, сказал с досадой:
        - Ах, черт!
        Иванов обернулся поспешно, не увидел ничего необычного, а в следующий миг что-то неприятно ткнулось ему в грудь, под левый сосок.
        - Тихо! - сказал Паша. - Иначе не выживешь!
        Иванов глаза опустил и увидел нож. Он вдруг ясно представил себе, как сейчас нож войдет в его тело - с хрустом рвущейся кожи и ужасной болью, - и едва не лишился чувств.
        - Ты мне не нужен, - сказал Паша быстро. - Мне нужен Ектенбаев.
        Журналист молчал.
        - Скажешь, где я могу его найти, - и иди с миром, - Паша ткнул ножом сильнее.
        Иванов охнул и хотел отступить на шаг, но Паша вдруг наступил ему на ногу и толкнул резко ладонью. Иванов упал. Он был бледнее мела, и на фоне травы это было очень заметно. Паша сел на него сверху, опять ткнул ножом под сосок и сказал равнодушно:
        - Ну?
        - Я и сам ничего не знаю, - сказал хрипло Иванов.
        - Врешь.
        - Нет.
        - Врешь.
        Иванову еще несколько секунд понадобилось на то, чтобы решить, что для него важнее.
        - Я не знаю, где он, - сказал. - Поверь мне. Я не общаюсь с ним напрямую.
        - Через кого-то, да?
        - Да. И если вы хотите, я могу завтра...
        - Не надо завтра. Говори, через кого ты связь держишь.
        - В кафе "Стрела"...
        - Это которое возле вокзала?
        - Да, слева там, возле остановки. Так вот в кафе этом работает барменом парень.
        - Имя как?
        - Не знаю.
        - Не знаешь? - удивился Паша.
        - В лицо я его знаю.
        - Выглядит он как?
        - Невысокий, вроде меня. Лет под тридцать. Усики - как у белогвардейского офицера в старых фильмах.
        - Он знает, где Ектенбаев?
        - Я не знаю этого. Прихожу к этому парню, говорю, что нужен Ектенбаев, и вечером мне звонят.
        - Кто звонит?
        - Ектенбаев.
        - Сам?
        - Да.
        Вот черт. Дело принимает неприятный оборот.
        - А чего же он так прячется?
        Иванов промолчал.
        - Ты в молчанку-то не играй, - посоветовал Паша. - Себе дороже, поверь.
        - Я не знаю ничего.
        - Так я тебе расскажу, - произнес Паша дружелюбно. - Не все чисто с этим Ектенбаевым. Да?
        Иванов молчал.
        - И прячется он потому, что хотя и откупился от суда, а грех за собой чувствует. Да?
        - Наверное, - сказал Иванов.
        Значит, все так и есть.
        - Денег много получил?
        - Каких денег? - не понял Иванов.
        - За статью свою в газете.
        - Не получал я ничего.
        - А за что же марался тогда?
        Иванов закрыл устало глаза. И Паша воткнул нож ему в грудь, навалившись сверху. Навалился - и тут же отпрянул, чтобы кровью не запачкаться. Нелепо как-то Иванов сейчас выглядел. Некрасиво.
        Паша вышел на платформу и через четверть часа уехал с первой подошедшей электричкой.
        С вокзала сразу домой не поехал, зашел в кафе "Стрела". Бармен за стойкой ловко орудовал бутылкой и высокими стаканами. Усики у него были ниточкой. Как у белогвардейского офицера в старых фильмах.
        Покойный Иванов не соврал.
        18
        Паша выждал три дня, ровно столько, сколько надо было - по его разумению. Он каждый свой шаг просчитывал и знал, как должен поступать.
        Номер телефона бара "Стрела" он узнал в справочной, позвонил из телефона-автомата, попросил бармена позвать.
        - Которого? - спросили его.
        - Того, что с усиками ниточкой, - ответил Паша и услышал, как на том конце провода его невидимый собеседник крикнул кому-то:
        - Тебя, Толик!
        Теперь Паша имя этого человека знал и, когда тот трубку взял, сказал деловито-сухо:
        - Здравствуй, Толик!
        Тот еще только успел ответить: "Здравствуйте", а Паша уже снова заговорил, он вел разговор и точно знал, что за чем говорить должен:
        - Так не пойдет, Толик, так мы не договаривались. Я вам бумаги ектенбаевские передал, а результат где? Я ведь не все передал, ты так и скажи Ектенбаеву. Если он шутить со мной вздумал, как бы не пожалел потом.
        - Какие бумаги? О чем речь? - Толик растерялся, похоже, и Паша знал уже, что верный тон выбрал, все правильно говорит.
        Сказал сухо в трубку:
        - Я Иванову бумаги отдал и сказал ему: срок - одни сутки. Трое суток прошло - где деньги? Со мной нельзя так. Я обижусь.
        - Иванов не передавал ничего.
        Паша и сам знал это. Но суровость в голосе не смягчил, сказал, уже явно раздражаясь:
        - Через два часа ответ мне должен быть! Или я оставшиеся у меня бумаги по другому адресу передам! Понял? Я перезвоню.
        И трубку бросил. Он зацепил их, кажется, надежно. Несуществующими бумагами они заинтересовались очень, а Иванов неожиданно пропал, и они пребывают в панике. Теперь выясняется вдруг, что Иванов бумаги получил-таки. Вот загадка, попробуй разгадай.
        Через два часа Паша перезвонил Толику. Тот говорил голосом тихим и вкрадчивым:
        - Я бы с вами хотел встретиться. Для разговора.
        - Нет! - сказал Паша жестко.
        Если уж ты рыбу подсек, то вести ее надо уверенно, слабины не давать, иначе соскочит.
        - Я встречусь только с самим Ектенбаевым. С глазу на глаз. Лично.
        Толик хотел что-то вставить, но Паша говорить ему не позволил.
        - В девять вечера Ектенбаев должен стоять у входа в твою "Стрелу". Один, иначе я не подойду к нему. Вы пытались уже обмануть меня один раз, я вам даю последнюю попытку. Если сегодня ничего не получится - я с вами больше дела не имею.
        Положил трубку и вышел из кабины телефона-автомата. До девяти вечера еще была целая вечность. Побродил по улицам, поехал домой. Паша сейчас был абсолютно спокоен. Сам этому удивился - наверное, привыкает. Это как работа для него. Ничего особенного.
        Поболтал с бабой Дашей. Та жаловалась на боль в суставах, Паша посочувствовал, спросил, может, лекарство какое от этой напасти есть.
        - Могила все вылечит, - сказала баба Даша почти жизнерадостно.
        - Рановато вы о могиле-то, - не согласился Паша.
        - В самый раз. Человек подготовиться к этому должен.
        "Должен, да не всякий, - подумал Паша. - Ектенбаев вон еще сколько прожить собирается, наверное. А жить-то осталось всего ничего".
        Взглянул на часы. Ектенбаеву жить оставалось четыре часа тридцать минут. Плюс-минус пять минут. Но это роли не играет. За пять минут не наживешься.
        19
        К вокзалу Паша приехал без двадцати девять. Уже совсем темно стало, привокзальная площадь освещалась призрачным светом фонарей. Лица людей казались неживыми. Паша пересек площадь, на стоянке такси склонился к открытому окну машины. Водитель подремывал устало, намаялся за день, наверное.
        - На Борщаговку едем, друг? - спросил Паша.
        - Куда именно?
        - К ремонтному заводу.
        - Нет, - сказал шофер. - Места там глухие. Клиентов даже днем не сыскать. Назад пустым буду ехать. Холостой пробег, - и развел руками.
        - А если я плачу?
        - Денег не хватит.
        - У меня хватит.
        - Тогда садись.
        Часы показывали без десяти девять.
        - Только мы по дороге в одно кафе заскочим, - сказал Паша.
        - Ну, начинается, - протянул шофер недовольно. - Мы так с тобой не договаривались.
        - А оно здесь, кафе-то, - сказал Паша примирительно. - "Стрела". Знаешь?
        - Знаю.
        - Подъезжаем, я туда на минуточку заскакиваю - и едем дальше.
        - Две минуты жду, - сказал шофер, все больше мрачнея. - И уезжаю.
        - Договорились.
        Над входом в "Стрелу" помигивали лампочки. Секунда света, секунда тьмы. У двери стоял кто-то, но лица Паша не рассмотрел. Сказал шоферу, напрягаясь:
        - За углом останови.
        Повернули, остановились. Паша сунул в ладонь шоферу купюру:
        - Чтоб не думал, что я убегу.
        И сумку тоже в машине оставил. Нож в карман переложил. Остановился, прежде чем из-за угла выйти, взглянул на часы. Без трех минут. Вышел из-за угла вразвалочку. Тот, у входа, все так же стоял неподвижно и головы даже не повернул, когда Паша появился. Паша за его спиной встал, нож в кармане сжимая, но не доставал его пока, произнес негромко:
        - Ектенбаев...
        То ли спрашивал, то ли утверждал. Человек обернулся, спросил удивленно:
        - Что?
        Пьяный. И не Ектенбаев.
        - Ничего, - сказал Паша. - Все нормально.
        Только теперь, стоя рядом с незнакомцем, он увидел, что тот шатается.
        - Что-то плохо мне, - сказал пьяный. - Просто жуть.
        - Да, брат, бывает, - согласился Паша.
        - Ты не поможешь мне?
        - Чем?
        - За столик бы мне, в кафе.
        - Чушь, - сказал Паша. - Тебя там вконец разморит. Здесь побудь, на воздухе.
        Пьяный вдруг упал неловко, подогнув руку. Открылась дверь кафе, кто-то вышел и встал за Пашиной спиной. Паша обернулся резко. Лампочки над входом вспыхнули в очередной раз. Лицо у человека было скуластое. И разрез глаз - азиатский.
        - Так это ваш друг? - сказал Паша спокойно и показал на лежащего человека.
        - Почему же мой? - спросил настороженно азиат.
        - Вы же Ектенбаев, наверное?
        Паша фразы произносил как по-писаному, он почему-то знал, что именно так говорить надо, а не иначе.
        - Подходит ко мне и спрашивает: "Это ты Ектенбаев?" Я ответить ничего не успел, а он вдруг завалился. Пьяный, что ли? Или почувствовал себя нехорошо?
        Ектенбаев разволновался отчего-то, сделал шаг вперед и склонился над лежащим. Паша его ножом ударил в тот самый миг, когда лампочки в очередной раз гасли. И уже в темноте наугад еще дважды ударил, чтоб наверняка, и побежал за угол. Когда свет вспыхнул, Паши уже не было у входа, он в такси садился и говорил, запыхавшись, будто после стометровки:
        - Вот и сделали все дела. Едем.
        - Едем, - согласился шофер и завел двигатель. - Последний пассажир ты у меня сегодня.
        - А чего же так? - озаботился Паша.
        - Хватит. Всех денег не заработаешь, - вздохнул. - А хотелось бы.
        - Семья, да? - догадался Паша.
        - Не то слово - семья. Три дочки, это говорит тебе о чем-нибудь?
        - Ага, - сказал Паша. - Приданое всем троим нужно, да?
        - То-то и оно. Чтоб перед людьми не было стыдно.
        - А что же ты на парней не расщедрился?
        - Это не я, - сказал шофер. - Это жена сплоховала.
        - Да ну? - не поверил Паша.
        - Конечно, жена. Я со своей стороны все сделал, что от меня зависело.
        - А что от тебя зависело?
        - Зачать.
        - Да, - сказал Паша. - Нелегкое дело. Не надорвал здоровье-то на этом?
        - Ты зря смеешься, - обиделся шофер. - От нас, мужиков, очень многое в этом деле зависит.
        - Это точно, - согласился Паша.
        Вспомнил вдруг, о чем хотел спросить:
        - Так три раза промахнулся и решил не рисковать больше? Вдруг опять девчонка?
        Шофер помолчал, потом сказал со вздохом:
        - Может, я и дурак, и опять вляпаюсь с этим делом. Но не удержался вот. Опять жена на сносях.
        - Ну ты герой! - восхитился Паша. - И скоро прибавление?
        - Врачи говорят - месяц остался. Тебе где остановить-то?
        - Сразу за заводом. Я тебе покажу.
        За заводом начинался частный сектор. Свет из окон домов не пробивался из-за высоких заборов.
        - Останови вот здесь, - сказал Паша.
        Машина остановилась. Паша ударил шофера в грудь, нож в первый миг ткнулся во что-то твердое, - наверное, в ребро, - но сразу же скользнул ниже и прошел в тело по самую рукоятку. Шофер вскрикнул:
        - Ти-ш-ш-ше! - прошипел Барсуков.
        Он щелкнул рычажком, выключил фары. Теперь совсем темно стало, Паша запер изнутри дверцу со стороны водителя, заглушил двигатель. Посидел мгновение, размышляя, все ли сделал правильно. Вдруг вспыхнул сзади свет, приближалась машина. Паша замер и сидел, не шелохнувшись, все время, пока автомобиль не миновал их, после чего из машины выскочил, направился поспешно к заводу. У самой проходной была автобусная остановка, но Паша ее обошел стороной, потому что знал: когда его искать будут, то непременно постараются найти людей, стоявших в этот час на остановке. И его, Пашу, в два счета вычислят.
        Прошел два квартала и только тогда сел в троллейбус. Свет в салоне был тусклый. Паша встал на задней площадке, отвернулся к окну. И правильно сделал, как потом оказалось.
        Уже дома обнаружил на рубашке кровавое пятно. Попытался отстирать, но не смог. Высушил рубашку и утром сжег ее в тазу, а пепел спустил в канализацию.
        Ему немного не по себе было от вчерашнего, вспоминался таксист - лишняя жертва. Но по-иному и нельзя было. Ни одного свидетеля, никогда - это надо за правило взять. И тогда он будет неуязвим.
        20
        Паша теперь сам покупал газеты и, когда выпадало свободное время, прочитывал их от начала до конца. О последних событиях не писали ничего. В рубрике "Криминальная хроника" сообщалось о набегах на коммерческие ларьки и о разгроме притона наркоманов. Об интересующих Пашу убийствах не было ни строчки.
        - Ты всерьез взялся за повышение образовательного уровня, - сказал Дегтярев.
        Он после их последней ссоры отошел немного, но не совсем, и задирал Пашу теперь с каким-то ожесточением.
        - Да, - согласился спокойно Паша. - Ученье-то, как говорится, свет.
        Газет у Паши была целая стопка, и он перелистывал их одну за другой, не находя того, что его интересует. Это повторялось каждый день. Он сначала пролистывал газеты, а потом принимался за тщательное их изучение, надеясь, что все-таки есть то, что он ищет, надо лишь поискать.
        - Ты неправильно поступаешь, - сказал Дегтярев.
        - Это ты о чем?
        - На своих нападаешь.
        Ах, вот оно в чем дело. Дегтярев все эти дни страдал, похоже. Гораздо сильнее страдал, чем показывал это внешне.
        - Прости, если я тебя обидел, - произнес Паша равнодушно.
        Его равнодушие было обидным. Дегтярев закурил.
        - Ты хочешь показать свою крутизну, да? - спросил он, глядя с прищуром на кольца сигаретного дыма. - Самоутверждаешься таким образом?
        Паша перевернул страницу газеты, посмотрел на Дегтярева внимательно.
        - Я тебе ничего не хочу доказать, - буркнул.
        - А кому ты хочешь доказать? - вскинулся Дегтярев.
        Сигарета в его руке дрожала.
        - Мне не хочешь доказать? А кому хочешь - себе? Или еще кому-то?
        - Доказывать ничего не надо. Аксиома в доказательствах не нуждается.
        - Какая аксиома?
        - Которая гласит: никто и никогда меня, Барсукова, не согнет.
        "Три ножевых ранения. Но потерпевший жив". Газета дрогнула в Пашиных руках. Под заголовком была короткая, на несколько десятков строк, заметка. Сообщалось о нападении на известного предпринимателя, председателя ассоциации "Союз" Ектенбаева. Неизвестный нанес ему три ножевых ранения и скрылся. Ектенбаев жив и находится в одной из городских клиник. Первые показания следствию он уже дал.
        - Ты все не можешь понять, Паша, что не прав, - сказал Дегтярев, пуская дым кольцами.
        Паша, бледный, сидел с газетой в руках, но ничего в ней не видел, похоже.
        - Я же на тебя не злюсь, когда ты что-то не так сделаешь, - сказал Дегтярев и голову повернул.
        Опустил руку с сигаретой, всмотрелся в Пашино лицо, спросил обеспокоенно:
        - Что-то случилось?
        Он громко спросил, и Паша вздрогнул. Вскинул голову, посмотрел на Дегтярева так, будто только что в чувство пришел.
        - Что-то случилось? - повторил вопрос Дегтярев.
        - Ничего не случилось. Нормально все.
        Паша лгал. То, что случилось, было ужасно. Ектенбаев, эта сволочь Ектенбаев, его, Пашу, видел и остался после этого в живых. И уже дал показания следователю. Вычислить Пашу - лишь вопрос времени. Отложил газету в сторону, взглянул на Дегтярева. Тот смотрел по-прежнему с тревогой.
        - Ты завязывай с такими разговорами, - сказал Паша негромко. - Нервируют они меня чрезвычайно. Вот и сердце что-то прихватило.
        То, что говорил, выглядело убедительно.
        - Может, таблеток? - предложил Дегтярев. - Что пьют-то в таких случаях. Или лучше не таблеток - водочки. А?
        - Водочки мы еще попьем, - смог улыбнуться Паша.
        Чувствовал, что надо улыбнуться обязательно.
        - На твоем дне рождения.
        Дегтярев кивнул, соглашаясь, затянулся сигаретой.
        Черта с два Паша к нему на день рождения пойдет. Уехать надо. Сегодня же, без задержек. Оставить этот город, отступить на время. Пусть ищут. Не найдут. А он выждет и вернется. И еще покажет себя. Отложил газету в сторону.
        Что происходит-то? Борьба. Он - против них. Они сильны, этого не отнять. Но уехать насовсем - значит сдаться. Подчиниться их силе, признать свое поражение. Нет, он вернется непременно, и о нем еще заговорят.
        Думал об этом весь вечер. И когда домой с работы возвращался - тоже думал.
        Троллейбус, в котором Паша ехал, на светофоре остановился. Через дорогу, чуть впереди, виднелся за деревьями белый корпус центральной "неотложки". Это сюда, наверное, Ектенбаева раненого привезли поначалу. А потом? Увезли? Или здесь оставили? Но в любом случае он где-то в больнице, не домой же его отпустили с тремя ножевыми ранениями. Значит, можно вычислить. Он под охраной, конечно. Но как до него добраться - это уже другой вопрос. А сначала - вычислить.
        Паша так разволновался, что едва дождался своей остановки. Выскочил из троллейбуса, пошел по тротуару, едва не срываясь на бег. Он уедет сегодня - если у него сейчас не получится ничего. Но прежде надо все-таки попробовать. Если он их перехитрит и до Ектенбаева доберется - ему никто тогда не угрожает. Ектенбаев дал его словесный портрет, но это чепуха все, несерьезно. Под этот портрет подойдут тысячи людей. Значит, только на опознании Пашу смогут уличить, когда его поставят перед Ектенбаевым и спросят: "Этот вас ножом ударил?" А тот скажет: "Да!"
        И непременно забьется в истерике. И тогда Пашу расстреляют. Прежде навешают на него десятка два убийств нераскрытых - должен же кто-то за них отвечать - и расстреляют. Семь бед - один ответ, как говорится.
        Но если Ектенбаев умрет, некому будет сказать это беспощадное "да!".
        Дома Паша раскрыл телефонный справочник, выписал номера всех городских больниц. Звонить решил не из дома - сразу определил для себя, что не будет этого делать, иначе в два счета засветится.
        Телефон-автомат нашел в месте поглуше, чтобы людей вокруг немного было и ему не мешали. Сначала позвонил в "неотложку", сказал голосом сильно занятого человека:
        - Это подполковник Петряев из УВД.
        Подполковник - это то самое было. Звучит. И сочетание какое - подполковник Петряев из УВД.
        - Там у вас наши ребята должны быть. Ну те, что Ектенбаева раненого охраняют. Пригласите кого-нибудь из них к телефону. Срочно! Скажите - Петряев звонит!
        - Я не пойму, о ком вы говорите, - ответил женский голос. - Кто кого охраняет?
        - Ектенбаева охраняют, - повторил Паша. - Вы что, не в курсе?
        - У нас нет таких.
        - Да есть! - сказал Паша с досадой. - Просто в известность, наверное, не поставили.
        И нажал на рычаг. Возможно, и нет там никакого Ектенбаева. А может, и есть. Просто команду персоналу дали - молчок. Или вообще не сказали ничего, в тайне держат.
        Паша обзвонил еще несколько больниц, но результат все тот же был. При очередном звонке женский оробевший голос сказал ему:
        - У нас никого из милиции здесь нет.
        - Что же они, ушли? - громыхнул почти естественно Паша. - Бросили все, никого не предупредив, и нет их? А Ектенбаев-то сам есть? В хирургическом, посмотрите в своих списках.
        - Ектенбаев есть.
        - Есть?! - выдохнул потрясенный Паша, не веря еще.
        - Есть, - повторила женщина. - Двадцать первая палата.
        - Да я знаю, что двадцать первая, - сказал Паша быстро. - Но ребята-то наши - неужели ушли?
        - Нет там никого, - сказала женщина.
        Ектенбаев нашелся! И его никто не охранял!
        Единственное, на что Паша позволил себе потратить время, - забежал в квартиру за ножом.
        21
        Больница, в которую Барсуков приехал, находилась на самой окраине города. Тянулись-тянулись дома, и вдруг парк большой, а перед ним - небольшая площадь. Здесь троллейбусы разворачивались и уходили обратно в город - конечная остановка. За парком, в сумраке старых деревьев, - больница.
        Паша пошел по неширокой аллее к больничному корпусу. Он медленно шел, но не от нерешительности, а потому, что некуда ему была спешить. С мыслями надо собраться, пока идет. Значит, так: он - подполковник Петряев. Это на тот случай, если кто-то его остановит. Нет, подполковник не годится. Он покачал головой. И как раньше об этом не подумал? Это он по телефону мог подполковником назваться, а здесь, когда его будут видеть, - ну кто поверит, что в милиции такие молодые подполковники? Капитан. Подумал. Да, капитаном может назваться. Капитан Петряев. Что за фамилию он себе дурацкую выдумал? Петряев. Может, как-то иначе? Соболев. Или Соколов. Красивые фамилии. Подумал. Нет, не пойдет. Слишком по-киношному звучит, это в фильмах любят звучные фамилии. Пусть уж останется Петряев. Ближе к жизни.
        Подумал вдруг - какая чепуха в голову лезет. И еще подумал, что спокоен на удивление.
        В холле на первом этаже он рассчитывал кого-нибудь увидеть - дежурного, или как это у них называется, но не было никого. Горел тусклый свет - и никого.
        Прошелся полутемным коридором, вглядываясь в таблички на дверях. Манипуляционная. Еще одна манипуляционная. Дежурный врач. Из-за двери свет. Перевязочная. Нет, это не здесь.
        Поднялся на второй этаж. На лестнице ему встретилась медсестра. Взглянула на него быстро, опустила глаза. Паша хотел у нее спросить, где тут хирургическое отделение, но не решился. Когда его искать начнут, эта девушка не должна вспомнить, что кто-то у нее про хирургическое отделение спрашивал.
        Отделение нашел на третьем этаже. Длинный ряд дверей. Сразу у входа в отделение - дверь с табличкой "Дежурная медсестра". Мимо нее Паша прошел осторожно. Было пустынно, лишь мелькнул где-то в конце коридора силуэт человека и исчез, будто и не было его. Возле двадцать первой палаты Паша остановился на мгновение, оглянулся - не было никого вокруг - и стремительно вошел в палату, сжимая в кармане нож.
        Лампа под потолком светила неярко. Четыре человека, лежавшие на кроватях, повернули одновременно головы и теперь рассматривали молча Пашу. Старик. Два мальчишки. И мужчина лет пятидесяти. Ектенбаева не было среди них. Ловушка?
        - Ектенбаев где?! - спросил Паша отрывисто.
        У него совсем не было времени.
        - Не Ектенбаев, - сказал один из мальчишек. - Ердынбаев. Это я.
        Смотрел серьезно. А Паше казалось - издевается.
        - Какой же ты Ердынбаев? У тебя рожа русская.
        - У меня мама русская, - сказал мальчишка. Про папу промолчал.
        - А Ектенбаев здесь был? - спросил Паша на всякий случай.
        Но понимал уже, что проиграл.
        - С глазами такими узкими, скуластый. На казаха похож. Фамилия - Ектенбаев.
        - Нет, - сказал старик. - Не было здесь такого.
        Паша вышел в коридор. Медсестра, проходившая мимо, остановилась, спросила:
        - Вы что здесь делаете? Время неприемное уже.
        - Ухожу, - сказал Паша. - Извините, девушка.
        Уже на улице подумал, что оно и к лучшему, быть может, что Ектенбаева он не нашел. Пришлось бы тогда всю палату вырезать, чтоб свидетелей не оставлять. Поморщился, представив себе эту картину. Темнота обступала его со всех сторон. Задумался - смог ли бы убить всех. Получалось, что смог бы.
        22
        Домой Паша ехать боялся. Ему было нехорошо, тревожно. Пересаживался из троллейбуса в троллейбус, кружил по улицам. В какой-то миг голову поднял и обнаружил, что стоит перед "неотложкой". К ней его и влекло все время, оказывается. Потоптался в нерешительности, пошел по аллее несмело. У ярко освещенного входа в больничный корпус он остановился, постоял, вглядываясь в открывшуюся ему за стеклом картину: больничный холл, цветы в углу, за стойкой - вахтерша. Обернулся на шум: за углом скрылась машина "Скорой помощи". Такая же, наверное, привезла сюда и Ектенбаева. Паша направился за угол.
        Неширокий пандус, "Скорая" на него уже заехала. Выносят из машины человека, кладут на каталку, увозят в распахнутые двери корпуса. Над входом - светящееся табло: "Приемный покой". Да, это здесь.
        Паша в двери не пошел, опустился на лавочку неподалеку от входа. Седовласый мужчина в белой рубахе и белых нелепых штанах - санитар, наверное, - покосился на него и отвернулся, потеряв мгновенно интерес. Еще две женщины были в белых халатах, сидели на соседней лавочке, и все трое они дымили сигаретами.
        - Вы здесь работаете? - спросил Паша.
        - Работаю, да, - ответил мужчина, не повернув головы.
        - Я знакомого своего ищу, не могу найти. Его сюда должны были привезти.
        - Сегодня?
        - Нет, пару дней назад.
        - Это в списках надо смотреть. В холле. Там, за углом.
        Махнул рукой. Паша молчал. Не знал, что дальше должен говорить. Боялся мучивший его вопрос задать, здесь всех проинструктировали наверняка, и едва Паша о Ектенбаеве заикнется, этот, в белом халате, свистнет кому надо.
        - А что с приятелем-то случилось? - спросил неожиданно санитар.
        Он своим вопросом Пашу врасплох застал, Паша растерялся, потому что о Ектенбаеве хотелось все узнать, и боялся он этого ужасно.
        Выдавил из себя через силу:
        - Порезали его.
        - Ножевые, что ли?
        - А? - не понял Паша.
        - Ножевые, говорю, ранения?
        - Да. Ектенбаев его фамилия. Слышали, может?
        Санитар вдруг обернулся резко, так резко, что Паша вздрогнул и приподнялся непроизвольно, но распрямиться не смог, так и стоял, будто в сомнении - уйти ему отсюда или остаться.
        - А он что - друг ваш? - спросил санитар подозрительно.
        Их проинструктировали. Паша распрямился наконец и руку опустил в карман, где у него нож лежал. Этого он завалит, конечно, тот и пикнуть не успеет. Покосился на сидящих на соседней лавочке женщин. От них опасности можно не ждать, что они ему сделают. Закричат, конечно, визгу здесь будет до самого неба, но Паша уже далеко будет.
        - Это друг ваш? - повторил санитар, изображая теплоту и участие в голосе.
        - Да, - сказал Паша дерзко. - Скуластое такое лицо у него, азиатское.
        - Он умер.
        Он что угодно мог другое сказать, но только не это. Это с толку сбивало.
        - Умер? - удивился Паша.
        - Умер, да. Прямо здесь, в приемном покое. Его даже в операционную поднять не успели.
        Он время тянул, кажется. Момент поджидал. Паша нож сжал крепко, сказал:
        - Нет, вы путаете. Приятель мой живой - мне так сказали. Значит, вы о ком-то другом говорите.
        - Вашего приятеля где порезали? Возле железнодорожного вокзала?
        - Да, - вырвалось у Паши. Он растерялся окончательно. - Там возле вокзала кафе "Стрела" есть...
        - Вот оттуда его и привезли.
        Санитар обернулся, спросил у сидевшей неподалеку женщины:
        - Валя, ты дежурила в ту смену, когда казаха этого привезли?
        - С тремя ножевыми? Да, - ответила и затянулась сигаретой.
        Санитар обернулся. У Паши вид был что надо - сама скорбь. Но это не скорбь была вовсе, а растерянность.
        - Умер он, - сказал санитар, глядя на Пашу с сочувствием. - Такие дела.
        - А мне сказали...
        - Нет. Ошиблись, значит. Он без сознания был, когда его привезли. Много потерял крови. Возле кафе лежал, и думали, что пьяный. А время уходило. И он вот так, не приходя в сознание...
        - Вот черт, - пробормотал Паша.
        Он все еще никак не мог поверить.
        - Милиционер тут над ним колдовал, - сказал санитар. - Показания снять хотел.
        - И - что? - спросил Паша бесцветным голосом.
        - А ничего. Умер он.
        Паша опустил голову.
        - Вот времена, - сказал санитар печально. - Людей режут, как скотину. Мы здесь такое видим иногда, что прости-помилуй.
        Поднялся. Прежде чем уйти, сказал мягко:
        - Я сочувствую вам. Но не всегда врачи могут что-то сделать.
        Пошел прочь, опустив безвольно плечи. И Паша понял вдруг, что санитар ему правду сказал. Нет Ектенбаева в живых. Умер. А заметка эта непонятная в газете - фальшивка. Просто так надо было кому-то. Милиции, наверное. Они его, Пашу, напугать пытались. Из равновесия душевного вывести. Вот, мол, жив Ектенбаев-то. И о нападавшем уже рассказал все. А Ектенбаев им не рассказал ничего. Потому что умер.
        Паша побрел по ночным улицам. Вышел к ресторану. Играла музыка. Деревья в свете фонарей отбрасывали причудливые тени. Все было хорошо. Расчудесно даже. Паша не удержался, подпрыгнул и сделал рукой такой торжествующий жест, как спортсмен, завоевавший олимпийскую медаль. Засмеялся счастливо.
        Из тени деревьев вышел милицейский патруль.
        - Эй! - сказал один из милиционеров. - Остановись!
        Паша обернулся, еще не погасив на лице улыбку, а в следующий миг вспомнил - у него в кармане нож. Тот самый нож. Но сделать уже ничего было нельзя.
        23
        - Сюда иди! - сказал один из милиционеров.
        Патрульных было двое. Лиц и не разобрать, видно только - один повыше, второй низкорослый, Паше он и до плеча не доставал, наверное. Вот этот низкорослый и сказал: "Сюда иди!"
        Барсуков к ним направился на ватных ногах, очень хотелось руку в карман опустить, к спасительному ножу, но не посмел. Подошел, но не близко, в двух шагах от патрульных остановился, замер, только сердце колотилось бешено.
        - Как дела, дружок? - спросил низкорослый почти ласково, но от этой ласковости в голосе Паше стало совсем плохо.
        Патрульный подошел к нему и вдруг резко хлопнул Пашу по карману брюк - проверял, нет ли там чего. Хлопнул он по левому карману, потому что у него правая рука была свободна, а в левой он рацию держал милицейскую. У Паши левый карман пуст был, нож в правом лежал, милиционер должен был рацию из одной руки в другую переложить, что он сделал достаточно быстро, но прежде чем он правым Пашиным карманом занялся, где-то за деревьями раздался крик и звон разбитого стекла.
        Оба патрульных резко обернулись на шум, и Паша понял вдруг, что ему шанс предоставляется от ножа избавиться. Он опустил руку в карман, но низкорослый патрульный оглянулся, бросил Паше с угрозой в голосе:
        - Стоять!
        И опять кто-то закричал за деревьями - совсем близко. Низкорослый крикнул Паше:
        - На землю! Ложись! Лицом вниз!
        Паша замешкался, и тогда патрульный, чтобы его поторопить, ударил Пашу ногой. Целился в пах, но промахнулся, по ноге попал, и Паша упал стремительно на землю, потому что испугался.
        - Славик! Давай! - скомандовал низкорослый своему напарнику. - Я этого здесь подержу.
        Высокий кивнул и скрылся за деревьями. Патрульный, оставшийся с Пашей, стоял от него в двух метрах, к Паше вполоборота, и вслушивался с нетерпением и тревогой в звуки за деревьями. Там вдруг опять закричали, но теперь это был, кажется, милиционер, и сразу - топот убегающих, крик "стой!" и после него - два пистолетных выстрела, и не очень громких.
        - Встать! - рявкнул Пашин сторож.
        Он схватил Пашу за локоть и потащил вперед, туда, где выстрелы прозвучали; все действительно происходило совсем рядом - пробежали немного, открылась вдруг аллея, киоск ярко освещенный с разбитой витриной и два человека: милиционер и какой-то парень. Лицо у парня все в пятнах было почему-то, но когда он голову повернул, под светом Паша рассмотрел - не пятна это, а кровь.
        - Они пьяные совсем, - говорил парень. - Подошли, вроде как сигарет купить хотели, и вдруг один прутом железным по стеклу - хрясь!
        - Славик! Ты стрелял? - спросил низкорослый напарника.
        - Я. В воздух.
        - Мог бы и по ним.
        - А потом - служебное расследование? - сказал патрульный и спрятал в кобуру пистолет, который до этого держал в руках. - И чтобы по комиссиям затаскали, как Нефедова? И из-за кого? Из-за торгаша этого? - кивнул в сторону парня с окровавленным лицом.
        Тот ладонью по лицу провел, морщась и кровь размазывая, сказал:
        - Я знаю, где их искать. Если сейчас сразу пойти, можно их застать...
        - Ты заткнись! - скомандовал низкорослый и вдруг ударил парня в грудь коротким резким ударом.
        Тот не удержался на ногах и упал. Проскулил с земли:
        - Ты что? С ума сошел?
        - Поговори! - рассвирепел неожиданно низкорослый и ударил лежащего ногой.
        Паша в этот момент осторожно достал из кармана нож и бросил его в сторону, под деревья.
        Патрульный еще пару раз ударил парня, приговаривая:
        - Разожрались на спекуляции. Охраняй вас еще... - Напарник схватил его наконец за плечо, сдерживая, пробасил участливо:
        - Ну что ты в самом деле. Оставь его.
        - Мы жизнью рискуем из-за этой падали! - выкрикнул тонким голосом низкорослый.
        Парень на земле поскуливал. Он плакал, кажется. Низкорослый обернулся и увидел вдруг Пашу. Лицо у патрульного было злое, хотя вспышка гнева уже прошла. Паша теперь себя почти в безопасности чувствовал - после того как от ножа избавился. И взгляд изображал совершенную невинность.
        - Пошел отсюда! - сказал патрульный.
        Паша не поверил сначала. Стоял, не двигаясь с места, так что милиционеру пришлось прикрикнуть:
        - Пошел вон! Иначе заберу сейчас!
        Они его и вправду забрали бы, понял Паша, но только если бы не избили сгоряча этого продавца из палатки. Теперь им Паша не нужен. Опасен даже. Потому как свидетель.
        - Все понял, - сказал Паша и развел руками. - Уже ухожу.
        Попятился под деревья, потом развернулся и ушел твердым шагом. Здесь еще его нож оставался, нельзя же его так оставлять, но сейчас Паша ничего не мог сделать. Он прошел через сквер и остановился на автобусной остановке. Стоял долго. Наконец подошел автобус - последний, наверное, на сегодня, - но Паша в него не сел, дождался, пока автобус уйдет, развернулся и пошел в сквер, к той самой палатке. Если милиционеры ушли уже, он может свой нож разыскать.
        Дверь палатки была открыта. Палаточник копошился внутри, погромыхивая какими-то банками. Паша оглянулся по сторонам, выждал пару минут - никого не увидел рядом. Место, куда он нож бросил, Паша помнил лишь приблизительно. Склонился к траве, провел осторожно ладонью, потом шаг вперед сделал и еще один шаг - и наткнулся на нож. Поднял из травы, положил в карман, стремительно распрямился. Что-то встревожило его, он обернулся резко и увидел того самого парня из палатки, тот стоял в проеме двери и смотрел на Пашу. Смотрел долго, потом сказал вдруг:
        - Что-то мне твое лицо знакомо.
        - Я с милиционерами был.
        - С какими милиционерами?
        - Теми, что били тебя.
        - А ты не милиционер?
        - Нет. Меня самого забрали - ни за что. А потом тобой занялись - и меня отпустили.
        Парень вышел из палатки.
        - Послушай! - сказал он. - Ты же видел, как они меня били!
        Паша не ответил.
        - Ведь видел же! - повторил упрямо парень.
        - Видел, - согласился наконец Паша.
        - Нельзя им этого спускать!
        - Чего - "этого"?
        - Того, что они так со мной обошлись.
        - Обошлись они с тобой по чести.
        - Ты не очень-то шути! - обозлился парень.
        Паша молча развернулся и пошел прочь.
        Домой пришел в третьем часу ночи. Заварил чай, ждал, пока настоится. И вдруг зазвонил телефон - часы уже без пяти три показывали. Снял трубку, удивленный:
        - Алло?
        И снова услышал в ответ тишину. Его невидимый и неразговорчивый "собеседник" дышал напряженно в трубку - его дыхание Паша слышал. И вдруг короткие гудки. На Пашу вдруг накатила такая волна страха, что он трубку на рычаг швырнул, будто она ему руку обожгла. Стоял, не смея почему-то шага сделать, только потом понял - ждал повторного звонка, но не позвонили. И тогда Паша почувствовал, что его трясет. Это была не просто дрожь. Он никак не мог справиться с собой. Всю ночь просидел у окна, напряженно всматриваясь в темноту, и только утром, когда рассвело немного, задремал. И почти сразу увидел Охлопкова покойного. Тот гримасничал своим синюшным лицом и спрашивал настойчиво:
        - За сигаретами ты когда к нам придешь?
        Его лицо было так неприятно, что Паша проснулся. Рукой по лбу провел, стер ладонью что-то влажное - кровь! Паша вскрикнул, но потом осмелел-таки, на руку взглянул и рассмеялся нервно - не кровь, пот. Холодный пот. Нервы совсем ни к черту стали.
        24
        В этот день работалось тяжело. С утра прибыл грузовик из Питера, но едва загрузили наполовину, как примчался из офиса посыльный, распорядился - выгружай, что-то там у них неладно оказалось с бумагами. Дегтярев выругался, ушел обиженно в склад. Паша следом пошел. Дегтярев лежал на лавке, курил нервно. Увидел Пашу, сказал, не сдержавшись:
        - Ты видел этих идиотов?! Будто машину погрузить-разгрузить то же самое, что бумажку в ихнем офисе со стола на стол переложить!
        Паша не ответил. Дегтярев озабоченно взглянул на него:
        - У тебя случилось что? Какой-то ты не такой сегодня. Круги под глазами.
        - Не спал.
        - О работе думал, - хохотнул Дегтярев.
        - Авария у меня.
        - Авария? - Дегтярев приподнялся на локте, заинтересовавшись.
        - Потоп в квартире. Всю ночь воду вычерпывал.
        - Трубы прорвало?
        - Да. Квартира и за две недели не просохнет, наверное.
        - Вот дела, - сказал Дегтярев, успокаиваясь.
        Вошел в склад хозяин питерского грузовика, спросил:
        - Может, не будете пока ничего выгружать? А, ребята? Я в ваш офис сейчас подъеду, попробую все утрясти.
        - У нас команда - выгружать, - сказал Дегтярев капризно. - Значит, будем выгружать.
        - А если я вопросы утрясу? Дурная работа получится.
        - Ну отчего же дурная? - не согласился Дегтярев. - Там уже вечер будет. Семнадцать часов - конец рабочего дня. А? - И посмотрел на питерца дерзко.
        - Но вы же постараетесь, и до пяти часов...
        - Стараются студенты на сельхозработах, - сказал Дегтярев веско. - Для нас это пройденный этап.
        - Я заплачу.
        - Естественно, - кивнул, соглашаясь, Дегтярев. Он и не ожидал иного.
        - Так вы пока не будете выгружать?
        - Не будем, - пообещал Дегтярев. Хозяин грузовика ушел.
        - Слушай, а у тебя я могу пожить пока? - спросил Паша.
        Дегтярев посмотрел на него задумчиво.
        - Неделю, - сказал Паша. - Недельку или две. У меня небольшой ремонт делать придется.
        - Хорошо. Я родителей в деревню отправлю. Они давно собирались - пусть едут. А мы с тобой вдвоем, по-холостяцки. И день рождения как раз приближается.
        Паша кивнул благодарно и отвернулся. Очень удачно все у него сложилось. Уйти из этой квартиры, скрыться. Эти странные звонки телефонные - неспроста. Не милиция это, конечно. Но кто - не понять. И чего хотят от него - неизвестно.
        В конце дня подъехали двое на иномарке. С собой привезли из офиса распоряжение: отгрузить предъявителям сего четыре упаковки изделия " 16. Паша не знал, что там внутри коробок этих и что это за изделия " 16.
        Передал записку Дегтяреву, тот ушел в склад, Паша у машины остался. Двое приехавших - оба в дорогой коже и с перстнями на руках - курили неподалеку, переговаривались вполголоса.
        - Нет, на это я не пойду, - сказал один, продолжая начатый ранее разговор. - Если бы раньше! А теперь - нет. Подбельский распорядился - не заниматься этим. А мне моя голова дороже.
        - Дался тебе этот Подбельский! - произнес с досадой второй.
        - Он хозяин. Царь и бог этого города. И не мне с ним тягаться.
        Вышел из склада Дегтярев. Сложил аккуратно коробки в распахнутый вместительный багажник.
        - Все? - спросил один из приехавших.
        - Четыре упаковки - как написано, - пожал Дегтярев плечами. - Вот здесь распишитесь.
        Машина уехала.
        - Что задумчив? - спросил Дегтярев, неизвестно отчего развеселившись.
        Паша пожал неопределенно плечами. Он пытался вспомнить, где раньше мог слышать фамилию Подбельского. Никак не вспоминалось.
        25
        Петр Семенович так спешил, что едва не сбил Пашу с ног. Охнул, отступил на шаг.
        - Здравствуй, Паша, - сказал. - Ты уж извини.
        - Ничего страшного. Торопитесь?
        - Жену иду встречать. Она к сестре ездила - надо встретить.
        - На вокзале?
        - На каком вокзале? На остановке троллейбусной.
        - Близко идти-то.
        - Идти близко, да боязно. Времена такие, Паша. Никто себя не может спокойно чувствовать. Про убийства-то эти слышал?
        - Про какие убийства? - напрягся Паша.
        - Да буржуев наших доморощенных, спекулянтов проклятых резать начали одного за другим.
        - Не слышал, - сказал Паша медленно. - И что, многих уже убили?
        - Четверых или пятерых.
        - Ух ты? - изумился Паша. - Многовато будет.
        Сам он число убитых знал. И так много, как Семенович говорит, не получалось. Нет, если считать таксиста и Валентину эту несчастную, то да - как раз пятеро и выходит. Да, журналист еще.
        - Буржуев бьют - а вы боитесь? - сказал хмуро Паша.
        - Сейчас всех бьют, - ответил Семенович печально. Встрепенулся вдруг: - Ладно, пойду я.
        Прошел несколько метров, прежде чем Паша его нагнал и остановил. Паша хотел сказать, что не надо Семеновичу никого бояться, не против него направлено все происходящее, и что кому, как не ему, Паше, об этом знать, но в глаза старику заглянул и осекся.
        - Ты чего, Паша?
        - Это я так. - А у самого плечи уже опустились безвольно, развернулся и пошел прочь.
        Дома собрался поспешно, вещи сложил в сумку самые необходимые, которые могли ему понадобиться, пока у Дегтярева жить будет. В один момент на руки свои взглянул и увидел - дрожат. И понял - боится, что телефон сейчас зазвонит, он трубку поднимет и опять услышит в ней тишину. Так испугался, что провод телефонный оборвал - пусть теперь попробует позвонить. Засмеялся злорадно, но страх не ушел, лишь спрятался где-то глубоко.
        Уже в самом конце, собрав сумку, достал из тайника нож. Долго смотрел на него и вдруг поднес к губам, поцеловал и тут же отпрянул, едва не отшвырнув нож с отвращением, - вспомнил вдруг, что это лезвие в чужую плоть входило и все было в крови. Он кровь смыл, конечно, но какие-то мельчайшие частицы остались, наверное. Поморщился, спрятал нож в сумку.
        Из подъезда вышел поспешно и направился к остановке, но не видел, что человек, стоявший за деревьями, пошел следом, отставая на двадцать метров и укрываясь за спинами прохожих. Паша в какой-то момент оглянулся - но не увидел ничего подозрительного.
        Петр Семенович жену встретил, Паша их увидел у самой остановки.
        - Бежим завтра? - спросил старик.
        - Нет, не получится. - Паша на свою сумку кивнул: - К другу уезжаю.
        - В другой город?
        - Нет. Здесь, у нас. Просто у него так обстоятельства сложились...
        Замешкался на мгновение, не зная, как объяснить, чтобы правдиво выглядело.
        - Обстоятельства семейные. Беда приключилась, словом.
        - Ну ты нас не покидай надолго, - сказал Семенович.
        Подошел троллейбус, распахнул двери.
        - Неделька, - сказал Паша. - Или две. Не больше.
        Последние слова уже на бегу произнес, потому что двери троллейбуса уже вот-вот должны были закрыться и Паша хотел успеть. Вбежал в салон, двери за его спиной сомкнулись мягко, и троллейбус тронулся.
        Человек, шедший за Павлом следом от самого подъезда, от остановки слишком далеко находился в этот момент - и Пашу упустил.
        26
        - Родителей я уже отправил, - сказал Дегтярев. - Так что мы вдвоем с тобой. Ужинать будем?
        - Будем, - кивнул Паша. - Проголодался я.
        - Уехали родители. Наказали хорошо себя вести, дверь чужим не открывать, по улицам поздно не ходить. Эти последние убийства совсем их запугали.
        - Я вот хлеба горячего купил, когда к тебе шел, - сказал Паша. - И кефир. Ты любишь кефир?
        - Не очень.
        - А я люблю. Так о каких убийствах ты говоришь? - спросил он будто невзначай, со спокойным выражением на лице, только сердце забилось учащенно.
        - Таксиста зарезали недавно. Еще бизнесмена какого-то. И самое интересное... - Дегтярев повернулся к Паше, посмотрел внимательно.
        - Что? - поинтересовался Паша, все так же оставаясь внешне спокойным.
        - Самое интересное - хотя убийства в разных местах произошли, убийца - один и тот же человек.
        - Да? - растерянно произнес Паша и почувствовал, что багровеет. - А откуда же известно, что один и тот же убивал?
        - Ну, не знаю, - замялся Дегтярев. - Говорят так.
        - Мало ли что говорят.
        - Рассказать могут что угодно, - согласился Дегтярев. - Но как-то установили, наверное. Кажется, характер ран.
        - Характер ран? - изогнул дугой брови Паша.
        - Да. Этот человек в обоих случаях одним и тем же ножом орудовал, наверное.
        Вот оно что. Как же это сразу не пришло ему в голову.
        - И еще - характер самого ранения, - добавил Дегтярев. - "Почерк убийцы", как в детективах пишут: направление удара, глубина раны во всех этих случаях сходятся.
        - Ну их всех к черту, - отмахнулся Паша. - Ужинать давай.
        Он уже не мог слушать Дегтярева, потому что понял вдруг, какой он опасности подвергается. Ему открылось, как глупо и неосторожно он действовал. То, что Дегтярев рассказывает, - это ведь не все, это на поверхности лежит. А сколько еще у милиции способов разных.
        - Яичницу будешь? - спросил из кухни Дегтярев.
        - Буду.
        Паша в кухню не пошел, остался в комнате. Ему успокоиться надо было. Через пять минут подошел к зеркалу, всмотрелся в свое отражение. Выражения испуга на лице не было. Только суровость какая-то, но это не страшно, это у него обычное выражение.
        Выглянул из кухни Дегтярев, пригласил к ужину. На столе стояла непочатая бутылка водки.
        - Ну что, трезвенник? - сказал Дегтярев и на водку показал. - Будешь сопротивляться?
        - Наливай.
        - Ого! - сказал Дегтярев, взглянул с интересом. - В твоей жизни, я чувствую, происходят большие изменения.
        А Паше сейчас хотелось одного - водкой страх вглубь загнать. И еще - чтобы руки не дрожали. Он раскис совсем в последнее время.
        Выпили.
        - Слушай! - сказал Дегтярев. - Когда гости придут...
        - Какие гости? - встрепенулся Паша.
        Он никого не хотел видеть сейчас.
        - На мой день рождения.
        - А-а, - протянул Паша, успокаиваясь.
        - Так вот, когда гости придут - ты не говори им, что мы с тобой грузчиками работаем.
        - Это почему же?
        Дегтярев улыбнулся застенчиво, разлил водку по стаканам.
        - Знаешь, я не говорю никому об этом, - сказал. - Встретимся, бывает, на улице. "Привет!" - "Привет!" - "Где работаешь?" - "Так, в конторе одной". - "Купи-продай, а?" А я отвечаю: "Да". И все. Они думают, что я по бизнесу. А у нас сам знаешь какой бизнес.
        Выпили.
        - А что же ты грузчиком работаешь, если тебе работа эта не по душе?
        - Паша, я бизнесом-то занимался.
        - Неужели?
        - Ага. Только бизнес странный какой-то. Купил, продал, подсчитал доход - и получается, что лучше бы на зарплате какой-либо сидел. Деньги те же, зато не клят, не мят.
        - И люди уважают, - подсказал Барсуков.
        - Да, и люди уважают.
        Дегтярев посмотрел подозрительно на бутылку с водкой.
        - Она некрепкая какая-то.
        - Облегченная, - пояснил Паша. - Для детей младшего и среднего школьного возраста.
        - Нет, Паша. Для таких - ситро "Буратино".
        - Это в нашем с тобой детстве было "Буратино", Дегтярь. А сейчас ребятишки водку пьют с самого детского сада.
        Паша склонился через стол к Дегтяреву, сказал тяжело, с придыханием:
        - Знаешь, почему я их ненавижу всех?
        - Кого, Паша?
        Дегтярев отклонился немного, отчего-то разволновавшись.
        - Краснопиджачных этих. Я их за то ненавижу, что они всю нашу жизнь прежнюю сломали.
        - Это не они, Паша.
        - Они! И теперь детишки по помойкам лазают и водку пьют, им "Сникерсы" вонючие дороже всего.
        - Да, - сказал Дегтярев печально, издевку в голосе подавив. - Из-за "Сникерсов" этих фабрика "Красный Октябрь" простаивает.
        - Ты не шути со мной! - вдруг озлобился Паша и грохнул кулаком по столу.
        Дегтярев отодвинулся еще дальше, сказал примирительно:
        - Я и не думал шутить. Откуда мне было знать, что я святого коснулся своими грязными руками.
        Паша не сдержался, схватил со стола водочную бутылку, удар о раковину - в руке осталось бутылочное горлышко. Дегтярев поспешно поднялся и скрылся в комнате. Паша в себя приходил долгие пять минут. Ярость уже прошла, наваливалась усталость, хотелось лечь и лежать, и чтобы не думать ни о чем.
        Дегтярева в комнате не было. Паша нашел его на балконе. Встал рядом, Дегтярев при этом даже головы не повернул.
        - Ты не обижайся на меня, - сказал Паша.
        Ответа не было.
        - Глупо это все.
        И опять Дегтярев промолчал. Паша вздохнул, ушел в комнату. Страх покинул его. То ли водка сказывалась, то ли вспышка ярости внезапная ему сил придавала. Но он не боялся сейчас никого. Достал из сумки туалетную воду, брызнул себе в лицо. Дегтярев, вошедший в комнату через несколько минут, потянул носом воздух, сказал:
        - Ого, как пахнет.
        Он тоже отошел, кажется. И готов был помириться. Спросил:
        - Как называется?
        - "Месье N". Я говорил уже тебе.
        - Да-да, - вспомнил Дегтярев. - Ты где покупал эту воду?
        - Я не покупал. Мне ее привезли из Франции.
        He смог бы себе объяснить, зачем солгал. Но очень хотелось, чтобы вот так - из Франции.
        - Хорошая вода, - похвалил Дегтярев.
        Паша склонил голову, соглашаясь.
        - Тебе фамилия Подбельский ни о чем не говорит? - спросил неожиданно.
        - Нет. А кто это?
        - Я и сам не знаю: Сегодня днем там, на складе, двое ребят на иномарке... Помнишь?
        - Помню. Приезжали, четыре упаковки "шестнадцатых" забрали. Ну так что?
        - И вот они разговаривают между собой, и один говорит: я, мол, сделал бы это - что именно, не говорит, - но Подбельский запретил.
        - А-а, - сказал Дегтярев. - Вспомнил. Слышал я об этом Подбельском. Он у нас в городе верховодит в Ассоциации предпринимателей.
        - Самый главный, что ли?
        - Вроде того...
        - И ребята те тоже сказали - царь и бог. Тебе на день рождения что подарить? - привычно перевел разговор на другое Паша.
        - Воду, как у тебя.
        - Не получится.
        - Почему? - удивился Дегтярев.
        - Это для самых крутых вода.
        - А я, значит, не крутой?
        - Нет.
        - А ты?
        - А я - да.
        - Понятно.
        Дегтярев вздохнул, но оспаривать не стал, хватит им на сегодня этих разговоров.
        - Спать будем ложиться? - спросил. - Я тебе шикарную раскладушку приготовил.
        - Мне все равно. Кстати, я в половине седьмого встаю.
        - Отчего же так рано?
        - Бегаю.
        - Здоровье бережешь?
        - Да.
        - Желаю успеха.
        27
        О Ектенбаеве, оказывается, статья в журнале была напечатана. Называлась статья "Пауки". Журналист - не свой, не местный - писал о том, что нет сил уже совладать с преступниками. В прошлые времена детективы тем заканчивались, что преступник пойман. Подразумевалось, что дальше уже неинтересно - будет суд и законное наказание. Естественно, за преступлением следует наказание. И вдруг все изменилось. Преступник - пойманный и изобличенный - не обязательно будет наказан. И улики, против него собранные, тоже ничего не весят. Все ясно, казалось бы. Вот преступление. Вот подсудимый. Вот улики, доказывающие неопровержимо вину подсудимого. А вот - оправдательный приговор суда. "Вы хотите сказать, что так не бывает? - вопрошал в своей статье журналист. - Что ж, извольте. Вот вам реальная, из жизни, история". И дальше на четыре страницы - статья о Ектенбаеве.
        Ектенбаев этот умудрился большие деньги из казны получить - на инвестирование социально значимых программ, как было написано. Но когда прошло некоторое время, выяснилось: не сделано ничего. И денег нет. За Ектенбаева взялись всерьез, выяснили, что деньги он попросту разворовал - обналичил, и после этого их следы затерялись. Грозил ему за это немалый срок. Но судья почему-то решил, что Ектенбаев невиновен. А все вокруг сделали вид, что судья прав.
        Была в журнале и фотография. Несколько человек - хорошо одетые, сытого вида мужчины - стоят в тени дерева, улыбаются в объектив. Ектенбаев был стрелкой указан, но Паша его и без стрелки узнал бы, конечно. Хоть и коротка была их встреча, но лицо Паша запомнил. Ектенбаев, как и все на фотографии, улыбался тоже. Дела у него в ту пору, наверное, шли неплохо. Не боялся ничего. Знал, что откупится. Но не знал, что есть такой человек - Паша Барсуков. А иначе не улыбался бы беззаботно.
        - Любишь старые журналы листать? - поинтересовался Дегтярев.
        Паша поднял голову и сказал равнодушно:
        - Не такой уж он и старый, этот журнал.
        Знал, что говорил, - с Ектенбаевым история и вправду не такой давней казалась.
        - Про наш город написано.
        - Да, - кивнул Дегтярев. - Я читал.
        Потянулся.
        - Ты все выходные так проводишь?
        - Как? - спросил Паша.
        - Лежа на диване.
        - А что в этом плохого?
        - Ничего.
        - И я так думаю, - сказал Паша и отвернулся.
        - Одному плохо, - неожиданно встрепенулся Дегтярев.
        - Неужели?
        - Ты когда женат был, по-другому жил, наверное.
        - Точно так же, - ответил Паша сухо.
        - И к жене не тянет?
        - Нет.
        - Она ведь в другом городе теперь живет?
        - Да.
        - И ты к ней не ездил?
        - Какое твое дело?! - взорвался Паша, отшвырнув журнал. - Ну что ты вечно в душу лезешь!
        Дегтярев взглянул на него почти испуганно, но промолчал.
        - Не лезь ты ко мне с расспросами! - сказал Паша уже более мирно, словно извиняясь. - Давай о чем-нибудь попроще побеседуем.
        Поднял журнал с пола, раскрыл нервно - как раз на той странице, где фото с Ектенбаевым было. Надо будет снимок вырезать. И повесить в своей квартире на стену - рядом с Самсоновым и Охлопковым. Друзья по несчастью. Но вот этот, с Ектенбаевым рядом, - уж больно лицо его знакомо. Где он мог его видеть? Приблизил к глазам, всмотрелся. Нет, не вспомнил.
        28
        В понедельник Паша заехал к себе домой - вечером, после работы. Когда к Дегтяреву собирался переезжать, забыл бритвенный прибор. Вроде пустяк, а неудобство огромное.
        Вошел в квартиру, остановился на пороге, вслушался почему-то. Тихо. Тикали в комнате часы. Капала вода из крана. За окном кто-то кричал: "Леха! Ле-е-е-ха-а!" Паша тщательно запер за собой дверь и только после этого прошел в комнату. Сердце отчего-то сжалось недобро - эти стены ему сейчас казались враждебными. И оставаться здесь надолго не хотелось. Как он вернется сюда? Не век же ему у Дегтярева жить. Дегтярев говорит - к жене езжай. Если бы он знал! Паша поморщился.
        Чтобы не слышать собственных шагов, включил телевизор. В студии сидели несколько человек, отвечали на вопросы молоденькой журналистки. Что-то о развитии местной экономики и рыночных отношениях. Паша даже не вслушивался, ему лишь шумовой фон нужен был - чтобы тишина не давила на нервы. В ванной взял бритвенный прибор, бросил в сумку. Задумался: что-то еще он должен с собой взять, и вдруг услышал явственно из комнаты - Подбельский. Вбежал в комнату, впился глазами в экран. Один из присутствующих в студии - его сейчас как раз и показывали - говорил о том, что предприниматели, конечно, помогут с инвестициями, но надо и им, предпринимателям, помочь. В нижней части экрана тем временем строчка побежала: "Подбельский Д. Н. Президент Ассоциации предпринимателей". Паша из сумки извлек поспешно дегтяревский журнал, раскрыл, надрывая в спешке страницы. Вот он, человек этот, на фото рядом с покойным Ектенбаевым стоит. Значит, Подбельский. Самый главный у них, как те ребята возле склада сказали.
        Паша взял ножницы, вырезал фото из журнала, потом снимок надвое разрезал, в аккурат между Подбельским и Ектенбаевым. Они теперь порознь были. Как в этой жизни. Один мертв уже. Второй по телевизору выступает, цел и невредим.
        Фото с Ектенбаевым Паша повесит на стену. Ему показалось даже, что Охлопков глаза скосил, разглядывая своего нового соседа.
        - Не узнаешь? - засмеялся Паша. - Вместе небось воровали?
        Он вдруг улыбку с лица согнал и в глаза Охлопкову вгляделся. Не рассматривал его, а вспоминал просто, как уезжал с этим парнем на его машине от офиса "Спектра", и вдруг на улицу выскочил... как же фамилия его?.. который пытался Паше сигареты продать... ага, Никифоров! И вот Никифоров этот из дверей выскочил и говорит Охлопкову: "Вам Подбельский звонит".
        У Паши теперь такое чувство было, словно он непроизвольно чье-то присутствие ощущал. То есть знал о существовании человека. Не знал еще, как того зовут, и даже как он выглядит - не знал. Но знал, чувствовал, что он есть - тот человек. И им еще предстоит встретиться. Всматривался в лицо Подбельского. Ему, наверное, под пятьдесят. Жесткое лицо, неулыбчивое. Когда говорит, смотрит на собеседника прямо и почти без эмоций - так смотрят люди, знающие себе цену. Царь и бог. Местный крестный отец. Он что-то там запретил делать, и эти двое - в кожаных куртках, с перстнями золотыми - подчинились беспрекословно. Передача закончилась. Получалось, что Подбельский как бы итоги подводил всему сказанному. Он говорил, а все слушали. Нет, не слушали - внимали. Именно так, внимали, выказывали искренний интерес.
        Паша выключил телевизор, подхватил сумку. Встал среди комнаты, оглянулся - не забыл ли чего, не вспомнил, вышел из квартиры и запер дверь. Теперь, вне этих стен, он чувствовал себя спокойнее. Ничто не давило на него. Лифта не стал дожидаться, сбежал по лестнице вниз, повеселев, и вышел на улицу, не заметив притаившегося в подъезде человека.
        Человек выждал несколько мгновений, вышел из своего укрытия и направился за Пашей. Что заставило Пашу оглянуться? Он и сам не мог себе объяснить. Просто повернул голову и увидел человека, не человека даже, а лишь силуэт неясный, - когда Паша оглянулся, тот вдруг отступил стремительно назад, в сумрак подъезда, и что-то Паше подсказало - надо вернуться. Бросился назад, еще и не успел далеко отойти, вбежал в подъезд, прислушался. Никого. Лифт стоял на первом этаже. Паша открыл его двери - пусто. Но ведь видел же он кого-то. И видел, как тот поспешно от Паши прятался. Паша расстегнул дрожащими руками сумку, но нож доставать не стал, положил его сверху, прикрыл ладонью. Стал подниматься по лестнице, почти не дыша. Второй этаж, третий. По-прежнему никого. Чем выше шел, тем быстрее хотелось подниматься. Чувствовал себя охотником, загоняющим зверя. И еще не успел до самого верха дойти, как осенило - это тот человек, который звонил ему. И едва это понял - волна страха накатила и накрыла с головой. Паша уже не мог сдержаться, нож из сумки выхватил и помчался по ступеням наверх, преодолевая два последних
пролета.
        Никого не было и на верхней лестничной площадке. Чердачное окно заперто на замок. Паша остановился в растерянности и даже нож в сумку не спрятал. Стоял, оглядываясь, и со стороны был похож на обиженного и ничего не понимающего ребенка. Он видел силуэт скрывшегося в подъезде человека. Но никого в подъезде не нашел.
        Щелкнул дверной замок. Паша поспешно спрятал нож. На площадку вышел Петр Семенович, увидел Пашу, улыбнулся приветливо и чуть растерянно одновременно.
        - Здравствуйте, - сказал Паша.
        - Здравствуй. Какими судьбами здесь?
        - К вам иду, - солгал Паша. - Заезжал к себе - и решил зайти.
        - Так заходи. - Семенович распахнул дверь, приглашая в квартиру.
        - Нет-нет. - Паша отступил на шаг. - Вы ведь собрались куда-то.
        - На лавочку, - засмеялся Семенович. - В моем возрасте любой поход заканчивается сидением на завалинке.
        - Ладно, не прибедняйтесь.
        - Как товарищ твой?
        - Какой товарищ?
        - У которого ты живешь. Говорил, проблемы у него.
        - А-а, вы о нем. Ничего, справляется, - сказал Паша неопределенно.
        Вошли в лифт. Семенович нажал кнопку первого этажа.
        - А я не бегаю без тебя, Паша.
        - Чего же так?
        - Скучно одному. Может, собаку мне завести?
        Паша не ответил.
        - А чем кормить ее? - продолжал Семенович. - С моей-то пенсией. Сдохнет ведь с голоду. Человек на такую пенсию может прожить. Собака - ни за что.
        Вышли из лифта. Паша остановился вдруг, перегнулся через перила. Дверь в подвал была открыта.
        - Ты чего, Паша?
        - А дверь в подвал не закрывают разве?
        - Не закрывают, Паша. Раньше закрывали, но мальчишки срывают замок раз за разом.
        - Мне показалось, что там есть кто-то.
        - Мальчишки, я же говорю.
        - Надо бы их прогнать.
        Паша подошел к двери. Из подвала тянуло сыростью и плесенью. Темнота в подвале показалась ему зловещей, и он отступил на шаг.
        - Брось, - сказал за его спиной Семенович.
        Паша поднялся поспешно из подвала, вышел из подъезда первым. Он почти наверняка знал теперь, что человек действительно был, ему не показалось. И человек этот скрылся в подвале. И сейчас где-то там прячется, наверное. Паша вздрогнул непроизвольно. Увидел, что Семенович это заметил, пояснил:
        - Прохладно почему-то.
        - Вечер, - сказал Семенович. - Обычное дело.
        - До свидания.
        - Уходишь уже?
        - Да.
        - Ну счастливо, Павел.
        До остановки Паша шел быстрым шагом, едва не бежал. Пока ждал троллейбус, оглядывался нервно, но ничего подозрительного не было вокруг и никто к нему интереса не проявлял. Паша все равно нервничал, и спокойствие пришло, - хотя и не полное, - только когда он добрался до квартиры Дегтярева.
        Передача закончилась, и ее участники вышли из здания Телецентра к машинам, которые их поджидали. Подбельский шел немного позади остальных, разговаривал с Мухатовым - начальником Управления внутренних дел города.
        - Темные истории, - говорил Мухатов негромко, почти доверительно. - Пытаемся выйти на убийцу...
        - Или убийц, - подсказал Подбельский.
        - Или убийц, - легко согласился Мухатов. - Не знаем пока.
        - Обстановка среди предпринимателей нездоровая.
        - Неужели? - Мухатов сделал вид, что удивился. - Бояться-то вроде нечего, - оглянулся, кивнул на идущих рядом охранников Подбельского.
        Подбельский засмеялся невесело:
        - Не обо мне речь. Я не боюсь никого. Но охрана ведь не у каждого есть. Люди тревожатся. Им война объявлена. Нет, не война даже, а охота. На войне хоть враг известен. А здесь? Бьют из-за угла...
        - Мы ищем, - сказал Мухатов. - И думаю, найдем!
        "Найдем! - подумал Подбельский, раздражаясь. - А сам радуется, наверное. Пусть грызутся между собой, думает. Перережут друг друга - милиции меньше работы".
        Но вслух сказал:
        - Вы уж постарайтесь.
        - Непременно, - кивнул Мухатов. - Кстати, спросить.
        Подбельский изобразил внимание.
        - Бармен один пропал. В кафе "Стрела" работает. Не слышали? - Мухатов спросил и скользнул по лицу Подбельского почти равнодушным взглядом.
        - Нет, - качнул головой Подбельский. - У меня столько дел, что не хватает времени на знакомство с людьми калибра этого вашего бармена. А почему вы спрашиваете? - И он тоже, как и Мухатов, равнодушие на лице изобразил.
        - Это тот самый бар, возле которого убили Ектенбаева. Помните такого?
        - Ектенбаев? - наморщил лоб Подбельский и повторил несколько раз, вспоминая: - Ектенбаев... Ектенбаев... Ектенбаев... Знакомая фамилия. Где я мог ее слышать?
        - Это тот, которого суд оправдал. Не успел, бедняга, порадоваться свободной жизни, как его убили.
        - Ах да, - вспомнил Подбельский. - Но в газетах, кстати, было написано почему-то, что он жив.
        - Не жив, нет. Он умер почти сразу, даже в сознание не пришел.
        - А информация эта в газетах?
        - Хотели убийцу попугать.
        - Ну как, получилось?
        - Не знаем пока, - засмеялся Мухатов. - Вот поймаем его - и спросим. Так не знаете ничего о бармене том?
        - Нет, не знаю.
        - Жаль.
        Мухатов попрощался и сел в свою машину. Подбельский оглянулся. Все разъехались уже. Мимо проходила шумная нетрезвая компания. Один из охранников Подбельского расстегнул быстрым движением пуговицу пиджака, обнажая рукоять пистолета. Подбельский заметил это, засмеялся:
        - Ты фильмов насмотрелся? А, Виталик?
        Охранник пожал плечом, но головы к шефу не повернул, провожал хмурым взглядом пьяную компанию и расслабился немного, лишь когда те удалились.
        Сели в машину.
        - Меня Мухатов про бармена спрашивал, - сказал Подбельский.
        - Что именно? - повернул голову охранник.
        - Не знаю ли я, куда тот подевался.
        - А вы?
        - А как ты думаешь?
        - Сказали, что не знаете.
        - Догадливый, - засмеялся Подбельский невесело. Спросил вдруг: - Как он?
        - Говорит, что не знает ничего.
        - Совсем ничего?
        - Да. Что человек просто звонил ему по телефону. Голос бармену не знаком.
        - Но почему тот человек именно ему звонил? Откуда он мог знать, что на Ектенбаева именно через бармена этого выходить надо?
        Охранник пожал плечами.
        - Ты нажми на него! - сказал Подбельский, раздражаясь. - Он должен что-то знать.
        - Да мы и так стараемся.
        - С мордобоем-то поаккуратнее.
        - Есть и другие способы, - буркнул охранник.
        Подбельский вздохнул.
        - Я тебе еще сутки времени даю, - сказал он. - И если ничего не удастся узнать - заканчивайте с ним, раз милиция его исчезновением заинтересовалась - это опасно. Не тяните.
        - Хорошо, - сказал охранник.
        29
        У Дегтярева, как оказалось, друзей было множество, и пришлось у соседей просить еще один стол, чтобы все поместились. Гости приходили один за другим, Паша их уже встречал на правах хозяина, если в этот момент Дегтярев не мог сам выйти на звонок. Открыл дверь в очередной раз - знакомое какое-то лицо, настолько знакомое, что даже вздрогнул, хотя и не мог вспомнить, где эту девушку раньше видел. И она, кажется, тоже его узнала, даже отступила на шаг, а тем временем в прихожую Дегтярев ворвался, сказал:
        - Кто там, Паша?
        Выглянул из-за Пашиного плеча:
        - А, Роза! Проходи! Вот он я и уже жду поздравлений.
        И когда Паша услышал имя девушки - вспомнил, где видел ее. Она приходила в гости к Самсонову покойному. В тот самый день, когда Паша Самсонова и подружку его убил. Он почувствовал, что меняется в лице, и отступил в глубину коридора, пропуская Дегтярева вперед и будто им загораживаясь.
        - Розочка-Розуля! - пел Дегтярев. - Цветочек наш!
        На правах именинника поцеловал гостью. Паша стоял рядом, не уходил. Чего разволновался? Ну была она в самсоновской квартире. И что? Случайная знакомая, пришла-ушла. Она, может, и не знает о случившемся. Естественнее надо быть с ней. Кажется, она его узнала. Ну так тем лучше. Знакомые, стало быть. Натянул на лицо улыбку, сказал, стараясь голосу придать игривость:
        - А мы знакомы, кажется? Мир тесен, Роза.
        Она улыбнулась несмело в ответ:
        - Да, как видите.
        - Можно, я буду опекать вас сегодня?
        - А почему именно вы?
        - Я один, - сказал Паша. - И, кроме Дегтярева, никого здесь больше не знаю.
        - Что ж, - легко согласилась она. - Пусть так будет.
        Когда сели за стол, они оказались рядом.
        - А вы откуда Дегтярева знаете? - поинтересовался Паша.
        - Учились вместе.
        - В школе?
        - Да.
        - Он был в вас влюблен?
        - Не думаю.
        - Но вы, наверное, единственная его одноклассница здесь. Значит, любит и помнит.
        Засмеялась:
        - Нет, не в этом дело. Просто я живу неподалеку.
        - Вот как? Так мы с вами теперь соседи.
        Роза взглянула непонимающе:
        - Неужели? Разве вы здесь живете? Я думала...
        Она осеклась.
        - Что вы думали, Роза?
        - Думала, что не здесь живете.
        - А где же?
        - Самсонов, у которого мы с вами встретились...
        У Паши сердце оборвалось.
        - ...представил вас как друга детства и соседа по дому. И я подумала...
        - Я действительно в том доме живу, где и Виталик. - Паша сейчас так говорил, будто Самсонов жив. Он не знал, знает ли Роза о его смерти, и старался быть осторожным. - Но на время перебрался к Игорю, - кивнул на Дегтярева.
        - Почему?
        - Что "почему"? - не понял Паша.
        - Почему к Игорю перебрались?
        - Обстоятельства, - сказал Паша.
        Подняли фужеры с шампанским. Дегтярев со смущенным видом выслушивал поздравления.
        - А вы почему одна? - спросил Паша.
        - А вы? - ответила Роза вопросом на вопрос.
        - У меня нет никого.
        - Вот и у меня та же причина.
        Больше они о Самсонове не говорили, и Паша успокаивался понемногу. Стало шумнее, народ заметно охмелел. Кто-то уже опрокинул тарелку с винегретом. Дегтярев выставлял на стол новую порцию спиртного.
        - Жарко, - сказала Роза.
        - Можем выйти на балкон.
        На балконе людей было много. Они протиснулись к краю и теперь стояли рядом, едва не прижимаясь друг к другу.
        - Тебе нравится здесь? - спросил Паша, переходя на "ты".
        - Да, компания подобралась веселая. А ты откуда Игоря знаешь?
        - По работе, - сказал Паша осторожно.
        - Вместе занимаетесь переноской тяжестей? - улыбнулась Роза.
        - Каких тяжестей? - Паша сделал вид, что не понял.
        - Вы же грузчики?
        - Откуда ты знаешь, что Дегтярев грузчик?
        Дегтярь ведь из этого страшную тайну делал.
        - Знаю.
        - Давно?
        - Да.
        Паша улыбнулся, сказал:
        - А он таится.
        - Он никому не говорит, - кивнула Роза, - но все знают. - Передернула плечами. - Свежо. Я в комнату зайду.
        Паша было за ней пошел, но она его остановила жестом, ушла, Паша потоптался на балконе, явно скучая, он никого здесь не знал, и никто ему не был интересен, и через десять минут не выдержал, отправился на поиски Розы. Нашел ее на кухне, она была с Дегтяревым, и когда Паша появился, они оба обернулись разом, Дегтярев улыбнулся почти приветливо, но видно было - Паша помешал. Он по этому поводу комплексовать не стал, опустился на табурет, взял руку Розы в свою - со спокойствием и уверенностью в своем праве так поступать.
        - Скучно мне одному, - сказал.
        Он выпил сегодня немало, и люди все вокруг были беззаботны и веселы - и не потому ли вдруг ушло прочь напряжение всех последних дней, когда он не мог позволить себе расслабиться. Он был среди людей до этого, видел их и с ними разговаривал, но чувствовал непрестанно свою от них отчужденность, словно между ним и людьми какая-то прозрачная стена была. И вдруг сегодня эта стена исчезла, и он себя почувствовал спокойнее, растворился, стал как все - и отдыхал теперь. Хотелось тепла и ласки и чтобы проснуться завтра утром - и увидеть рядом с собой кого-то.
        Притянул Розу, посадил к себе на колени. Она не сопротивлялась.
        - Оставайся сегодня здесь, - сказал. - У Дегтярева две комнаты, поместимся.
        А рука уже скользнула ей под платье. Роза Пашину руку не стряхнула, но качнула головой:
        - Не останусь.
        - Почему? - спросил он капризно, уже возбуждаясь.
        - Я не могу так. - И заглянула Паше в глаза.
        В ее глазах невозможно было прочесть что-либо. Паша взгляд отвел, спросил:
        - А как ты можешь?
        - Если хочешь, к тебе поедем.
        - Прямо сейчас! - сказал Паша быстро.
        - Да.
        Вошел в кухню Дегтярев.
        - Мы уезжаем, - сказал Паша.
        Он Розу так рукой придерживал, что Дегтярев и спрашивать ни о чем не стал, пожал плечами, но на Пашу при этом взглянул как-то по-особенному.
        - Ты иди, собирайся, я сейчас. - Паша Розу подтолкнул легонько и, когда они с Дегтяревым с глазу на глаз остались, спросил, хмурясь: - Ты чего на меня косишься? Она же не твоя.
        - Да мне все равно, - опять пожал плечами Дегтярев, но осталась какая-то недосказанность между ними.
        Паша махнул рукой, ничего не сказав.
        30
        Барсуков распахнул дверь своей квартиры, сделал приглашающий жест рукой:
        - Прошу!
        Роза на пороге замешкалась, словно раздумывала, входить ей или нет.
        - Я один живу, - сказал Паша.
        Включил в прихожей свет.
        - Что с твоим телефоном? - удивилась Роза.
        Оборванный шнур лежал на полу.
        - Зацепился случайно, - буркнул Паша, пнул шнур ногой.
        Прошел в комнату. Роза вошла следом, и вдруг Паша замер - фотографии убитых им людей висели на стене, на самом видном месте, и он об этих снимках только сейчас вспомнил. Обернулся к Розе поспешно - успела ли она эти фотографии увидеть, - а она ему ответила взглядом, в котором опять Паша не прочитал ничего, не смог прочесть. Взял ее за плечи, развернул так, что теперь она к фотографиям тем оказалась спиной.
        - Ты на кухню иди, чай приготовь. Что-то сухо во рту.
        Она кивнула послушно и ушла на кухню. Паша сорвал фотографии со стены, открыл поспешно ящик стола.
        - А где спички у тебя? - услышал за спиной, и так это неожиданно было, что вздрогнул, швырнул снимки в ящик и задвинул его с грохотом.
        Сказал, боясь почему-то обернуться:
        - Там над плитой шкафчик есть. В нем спички лежат.
        Услышал через несколько секунд, как зажегся на кухне газ, и только тогда от стола отошел, перевел дух. Как неосторожен и неосмотрителен он. Нельзя так.
        Чай пили в полном молчании. Паша не мог объяснить себе, что происходит с ним. Отчего он так скован? Потому что Розу к себе привел? Отставил чашку, приобнял Розу. Она не отодвинулась, лишь замерла под его рукой.
        - Пошли, - сказал Паша.
        Раздеться ей не дал, сорвал одежду сам - грубо, так, что пуговицы отлетали - взял ее почти с ожесточением. Она не противилась, была несуетлива и почти безжизненна, и только когда Паша утомился и опрокинулся на спину, услышал - плачет. Повернул, удивленный, голову:
        - К чему рыдания эти? А?
        Она не ответила, отвернулась. Ее спина была светлой и гладкой. Паша провел по ней кончиками пальцев, будто пробуя на ощупь, и почувствовал вдруг, что Роза дрожит. Приподнялся на локте, попытался ей в лицо заглянуть, но она в подушку зарылась.
        - Грубоват я был немного, согласен, - признался Паша.
        Он утомился сильно, и каждое слово ему с трудом давалось. Заснул быстро, но спал очень беспокойно. Тесно ему как-то было, нехорошо. Ворочался, вскрикивал во сне и в один из таких моментов проснулся. Лежал, пытаясь в ночной темноте хоть что-то рассмотреть, и еще понять хотел, что его так растревожило. И вдруг вспомнил о Розе, рукой провел - пусто. Он был в постели один. Вскочил заполошно, побежал по квартире, включил везде свет. И вдруг из темноты кухни - призрак, весь в белом. Паша вздрогнул, едва не вскрикнув, но призрак вдруг в Розу превратился. Роза, босая, стояла перед ним, кутаясь в простыню.
        - Ты поднялась почему? - спросил Паша, загоняя страх вглубь.
        - Беспокойно ты спишь. Кричишь все время.
        - Не буду больше, - пообещал Паша.
        Взял ее за руку, потянул за собой в спальню. На этот раз долго не мог заснуть, ворочался и только под самое утро уже забылся. Проснулся скоро. Солнце прямо в глаза светило. Голову повернул и увидел рядом Розу. Она спала, кажется.
        Поднялся, умылся, позавтракал неспешно. Прежде чем уйти, написал для Розы записку: "Не уходи. Дождись меня".
        Вышел из квартиры, захлопнул дверь. Такое чувство было, будто что-то не так сделал. Думал об этом все время, пока вниз спускался. Но так и не вспомнил.
        31
        Дегтярев опоздал на работу на два часа. Когда пришел, Паша его лицо увидел - опухшее и красное - и не стал ни о чем спрашивать даже, кивнул молча, здороваясь.
        - Твое счастье, что ты ушел вчера, - сказал Дегтярев, морщась. - Напились до поросячьего визга. Колюня едва с балкона не упал. Ты Колюню знаешь?
        - Нет.
        - Порядочная сволочь, - признался Дегтярев. - Напился, перелез через перила балкона и кричит: "Щас прыгну!" Полчаса мы его уговаривали, чтобы он не дурил.
        - Ну и как?
        - Уговорили. А он, когда в комнату вернулся, и говорит: "Я прыгать и не собирался. Просто хотелось посмотреть, как вы все вокруг меня бегать будете". Представляешь?
        - А я бы не уговаривал его, - сказал Паша.
        - Ты бы не уговаривал, - согласился Дегтярев. - Характер не тот. Ты чем, кстати, вчера Розку так напугал? - вспомнил вдруг.
        - Напугал? - изумился Паша.
        - Ясное дело - напугал. Сидим мы с ней на кухне, о том о сем разговариваем, а она вдруг спрашивает меня: "Как думаешь, дружок твой, Паша, может человека убить?"
        Барсуков почувствовал, как становится холодно внутри.
        - С чего это вдруг она вопросы такие задает? - спросил деревянным голосом.
        - Не знаю. Это же ты с ней на балконе разговаривал о чем-то.
        Паша моментально всю их беседу с Розой в уме прокрутил. Не было ничего такого сказано, что могло бы подобные вопросы спровоцировать.
        - Глупости, - пробормотал непроизвольно. - Не было ничего.
        Дегтярев поморщился, у него голова, похоже, сильно болела, сказал:
        - Она вообще девочка мнительная. И спрашивала будто на полном серьезе.
        Это было как-то связано с тем, что она вчера плакала? Смятение охватило Пашу, хотелось домой вернуться, казалось, что только там к нему спокойствие придет. Придвинул к себе телефон, начал номер набирать и вспомнил - провод-то оборван, не дозвонишься. И с работы не уйдешь.
        Дождался обеденного перерыва едва-едва, выскочил на улицу, остановил такси. Всю дорогу, пока ехал, хотелось шофера подгонять, еле сдерживал себя. У подъезда сидел на лавочке Петр Семенович. Поздоровался приветливо, но Паша возле него не остановился, промчался по лестнице вверх, не в силах лифт ждать. Позвонил в дверь, одновременно доставая из кармана ключи. Никто ему не открыл, ему уже совсем не по себе стало, едва ключом в замочную скважину попал - руки тряслись и не слушались совсем.
        Вбежал в квартиру, крикнул с порога: "Роза!" Комната ответила безмолвием. На столе его записка лежала, которую он Розе оставил. Прошелся стремительно по комнатам, даже на балкон выглянул. Ушла. Тревога в сердце разрасталась, скоро заполнит все и прорвется - чем-то? Стоял посреди комнаты, вращая бешено глазами, и вдруг взгляд на стол упал - верхний ящик был выдвинут немного. И тогда он понял. В свою догадку еще боялся поверить, но знал уже, что произошло. Выдвинул ящик стремительно - фотографий не было! Он их вчера сюда бросил: Самсонов, Охлопков, Ектенбаев, все его жертвы недавние, и еще Подбельского фото. Вот откуда вопрос ее, который она Дегтяреву задала, - может ли он, Паша, человека убить. Лента памяти прокрутилась назад. Розу эту он в своей жизни еще только один раз видел - у Самсонова покойного в гостях. Что было-то тогда? И вспомнил - он стоит в прихожей и нож в руках держит. И вдруг появляется Роза, Значит, видела она нож. Наверное, не придала этому значения поначалу. А потом узнает о смерти Самсонова и Валентины этой, свидетельницы невольной. Розе говорят, что их зарезали обоих. И тут она
о ноже вспоминает.
        Паша едва не застонал от душившей его бессильной ярости. Так мечется попавший в капкан зверь. Еще жив, но чувствует уже подсознательно, что обречен.
        Положил в карман нож, выбежал на улицу.
        - Опаздываешь? - спросил с лавочки Семенович.
        - Ага. - Задержался лишь на мгновение - чтобы спросить только: - Перед моим приходом девушка не выходила из подъезда?
        Обрисовал, путаясь в словах, как Роза выглядит.
        - Я утром ее видел, - сказал Семенович. - Выскочила из подъезда и помчалась.
        - Куда?
        - К остановке. На работу, может быть, опаздывала.
        Паша мог бы поверить в то, что она на работу опаздывала. Если бы из его квартиры не исчезли фотографии. Те самые.
        32
        Дегтярев в одиночку загружал небольшой фургон. Ему до сих пор не полегчало после вчерашнего, и вид он имел бледный.
        - Я помогу тебе сейчас, - бросил на ходу Паша. - Вот только переоденусь.
        Забежал на склад - и сразу к шкафчику, где одежда хранилась. Обшарил поспешно карманы дегтяревских брюк, нашел блокнот, раскрыл на букве Р. Розы было две: против первого имени просто номер телефона и адрес. Улица была та же самая указана, на которой Дегтярев жил. Роза говорила, что они соседи. Значит, ее это номер.
        Позвонил, трубку телефонную с такой силой сжимал, что казалось - еще одно усилие небольшое, и раздавит ее.
        - Алло? - сказал женский голос.
        Голос был настороженный. Ее, Розы, голос.
        - Нину позовите, пожалуйста, - сказал Паша первое, что в голову пришло.
        - Здесь нет такой. Вы номером ошиблись.
        - Извините.
        Бросил трубку на рычаг, закрыл лицо руками, размышляя. Значит, она сейчас дома. Нельзя медлить. Надо достать ее, пока она не успела ничего сделать. Почему-то уверен был - что не успела пока, не донесла.
        - Тебе плохо?
        - А?! - вскинулся Паша.
        Над ним стоял Дегтярев.
        - Плохо, что ли?
        - Неважно себя чувствую.
        - И я. - Дегтярев присел рядом.
        Паша дегтяревский блокнот положил незаметно в карман.
        - Переборщили мы вчера, - вздохнул Дегтярев.
        Наконец Паша решился.
        - Я уйду, - сказал он. - Ты прикрой меня в случае чего. Ладно?
        - Что, совсем плохо?
        - Да.
        Дегтярев кивнул, ему одного, кажется, хотелось - чтобы день сегодняшний закончился прямо сейчас, немедленно. Спросил лишь:
        - Ты у меня сегодня ночуешь?
        - Да.
        Паша сказал это и вдруг всполошился, поспешно поправился:
        - Нет, не получится. Дома у себя переночую.
        Он подумал, что, если будет кровь, лучше ему не к Дегтяреву, а к себе потом поехать.
        - А сырость?
        - Какая сырость?
        - У тебя же трубы прорвало.
        - А, ты об этом, - вспомнил Паша. - Уже не так плохо, как раньше было.
        - Тогда до завтра, - сказал Дегтярев и поднялся.
        - До завтра, - отозвался Паша.
        Оставшись один, он заглянул в блокнот, запомнил номер дома и квартиры, блокнот вернул на место и вышел из склада, держа в руках сумку. В сумке у него лежал нож.
        Когда вошел в троллейбус, то увидел милиционера. Тот сидел у окна и на Пашу даже не взглянул. Паша встал спиной к милиционеру, так и ехал и все время чувствовал напряжение, такое, что мурашки по коже.
        На дегтяревской остановке вышел. Дом Розы совсем недалеко оказался. Паша теперь был собран и на все готов. Еще не знал, как именно себя поведет, но кто-то там внутри его поступками управлял - и в нужный момент этот "кто-то" подскажет ему, что он должен делать.
        Дом был старый, пятиэтажный, без лифта. Паша по лестнице поднялся, расстегнул сумку, нож в руку взял и только тогда в нужную ему дверь позвонил. Дверь была без глазка, и это ему понравилось. Сначала тихо было, потом вдруг женский голос спросил из-за двери:
        - Кто?
        - Это с избирательного участка, - сказал Паша. - Списки сверяем. Откройте, пожалуйста.
        Он и сам тому удивился, как складно все у него получилось. Замок щелкнул, дверь распахнулась, и он увидел Розу. И, даже ее увидев, еще не знал, что должен предпринять, а она вдруг закричала истошно-испуганно и отступила в глубь темного коридора, и ее крик Пашу из оцепенения вывел. Он знал уже, что будет дальше. Переступил через порог, дверь за собой захлопнул, чтобы крик приглушить, а Роза и не кричала уже, пятилась от него молча, с выражением неописуемого ужаса на лице. И по лицу ее Паша видел - он не ошибся. Она все знает. И фотографии она взяла.
        Роза наткнулась на стену, больше ей отступать было некуда, и тогда Паша к ней подошел и ударил ножом в живот - она охнула, рану руками зажала и опустилась обессиленно на пол. Паша видел, как между пальцев ее заструилась кровь.
        - Фотографии где? - спросил.
        Роза молча смотрела на него. Глаза еще ясные были, но Паша чувствовал - еще немного, и она сознание потеряет.
        - Где фотографии? - повторил, стараясь успеть.
        - Их нет.
        Не пыталась даже отпираться.
        - Как - нет?
        - Я выбросила их.
        Паша ей к лицу нож поднес. Лезвие ножа было в крови.
        - Ну? - сказал требовательно.
        Она закрыла глаза. Нет, нельзя так.
        - Скажи - и останешься живой, - сказал зачем-то шепотом.
        Что угодно готов был сейчас пообещать, даже то, что сам в милицию пойдет и сдастся - только бы она фотографии отдала.
        - Их нет, - повторила она слабым голосом.
        - А где?
        Не удержался, ударил ее кулаком в лицо. Голова безвольно откинулась, слышно было, как она ударилась о стену.
        - Я отправила их.
        - Куда? - Паше показалось, что он сейчас сознание потеряет.
        - В милицию.
        - В какую милицию? - закричал, но уже почувствовал, что что-то страшное произошло, непоправимое.
        - В милицию, - повторила она. - Заклеила в конверт и в ящик бросила.
        - В какой?
        - В почтовый.
        - Знаю, что в почтовый! Где он? Ящик этот где?
        - Не помню.
        Ее голос раз от раза становился все слабее. Паша, пытаясь унять охвативший его страх, схватил Розу за волосы, поднял ее голову, сказал хрипло, заглядывая в мутнеющие глаза:
        - Если не скажешь сейчас, в какой ящик конверт бросила, я убью тебя.
        Он мог бы и не говорить этого. Она и так знала, что умрет. Не тешила себя несбыточной мечтой выжить. Ведь никто не мог прийти ей на помощь.
        - Я знала, что это ты, - сказала она с усилием. - И Валю... И Самсонова.
        - Чушь, - буркнул Паша.
        - Я нож видела.
        Да, она видела в тот раз нож.
        - ...почти уверена была... но хотела убедиться... пыталась выследить тебя...
        - Это ты мне звонила?! - осенило Пашу. - Да?
        - Да.
        Он рассмеялся нервно.
        - Стерва! - сказал, не удержавшись. - Напугала меня. Ты следила за мной?
        - Да.
        - И однажды в подвале спряталась, да?
        - Да.
        И тогда Паша ударил ее по лицу ногой - с удовольствием ударил, ему вдруг легко стало и весело.
        - Кому говорила обо мне?
        Она не ответила, завалилась на бок. Кажется, потеряла сознание. Паша прошел в комнату. Однокомнатная квартира. Фотографии каких-то стариков на стенах. Репродукции картин. Паша взял в руки Розину сумочку, ту самую, с которой она к нему домой приходила, вытряхнул содержимое на стол. Помада, кошелек, связка ключей. Фотографий не было.
        Вернулся в прихожую, склонился над Розой, с силой встряхнул ее. Она открыла глаза.
        - Что кроме фотографий ты вложила в конверт?
        Она ничего не могла произнести, лишь слабо качнула головой.
        - В какой ящик ты конверт бросила?
        Хотел опять ее ударить, но сдержался, испугавшись, что она опять сознание потеряет и он ничего не успеет узнать.
        - Минуту тебе даю! - объявил.
        Он блефовал. Это не он давал минуту. Это Роза ему минуту давала. Потому что больше у нее самой времени не было. Паша ее голову приподнял и увидел - в глазах уже жизни не было. Опасаясь испачкаться кровью, взял Розу за волосы, положил ее так, что она теперь лежала спиной вверх, и стал методично удары наносить - один за другим, не останавливаясь. Мстил за то, что она на его пути встала. За то, что выследила. За то, что фотографии украла. И еще за страх за свой мстил Барсуков.
        33
        Мухатов позвонил Подбельскому во второй половине дня.
        - Вы бы подъехали к нам в управление, Дмитрий Николаевич.
        - Как срочно?
        - Да чем быстрее, тем лучше.
        - А что за спешка такая? - поинтересовался Подбельский.
        - Не по телефону, - сказал Мухатов. - Приезжайте, словом. Пропуск я для вас закажу.
        Подбельский, положив трубку на рычаг, вызвал к себе в кабинет начальника охраны.
        - Что с барменом из "Стрелы"?
        Охранник посмотрел на Подбельского долгим взглядом, размышляя, как лучше сказать.
        - Не добились мы ничего.
        - Плохо, - пожурил Подбельский. - Ну а дальше-то что?
        - С барменом?
        - Да, с барменом.
        - Он исчез.
        - Надежно?
        - Да.
        - А мне вот полковник Мухатов почему-то звонит. Не по этому ли поводу?
        Подбельский спросил и взглянул на начальника охраны требовательно.
        - Нет, - сказал тот твердо. - Бармена так далеко спрятали, что его никакой экстрасенс не найдет.
        - Ты не очень-то хвастай, - нахмурился Подбельский. - Ладно, иди.
        В управление к Мухатову он отправился через полчаса. Все дела отложил, потому что знал: все равно ничем заниматься теперь не сможет, будет думать об этом мухатовском звонке.
        Полковник его встретил не так, как обычно, слишком сосредоточен был, и Подбельскому это не понравилось, хотя он вида и не подал.
        - Садитесь, - Мухатов на стул кивнул и, пока Подбельский усаживался, выложил что-то на стол.
        Подбельский глаза поднял и увидел фотоснимки. Их три было. И на одном из них - крайнем справа - он узнал Ектенбаева. Перевел взгляд и на соседнем снимке тоже узнал человека - Охлопкова. Только третьего он не узнал. Но догадался.
        - Этот тоже мертв? - спросил, показав пальцем.
        - Да. Самсонов его фамилия. Самым первым погиб из этой троицы. Тоже предприниматель, кстати.
        Подбельский уже взял себя в руки, поднял голову, и в его глазах Мухатов прочитал спокойствие. Подбельский ждал объяснений.
        - Интересные фотографии, - сказал полковник.
        Подбельский голову склонил, соглашаясь. Он невозмутим был сейчас.
        - Но это не наши оперативные материалы, вот ведь штука какая. Снимочки эти по почте к нам пришли.
        - По почте? - не понял Подбельский.
        - По почте, да. Нам их прислали.
        - Кто?
        - Неизвестно.
        Мухатов извлек из папочки конверт, положил на стол перед Подбельским. Конверт был чист, только там, где надо адрес получателя указать, темнела написанная торопливой рукой строчка: "В милицию".
        - Письмо было брошено в почтовый ящик в районе ЦУМа, - сказал Мухатов. - На почтамте обратили внимание на странный адрес и передали письмо нам, не вскрывая.
        - И зачем вы мне это показываете?
        - А я не все пока вам показал, - сказал Мухатов. - В письме этом еще один снимок был.
        Достал карточку из папки, положил на стол. На карточке был Подбельский.
        - Вот так-то, - развел руками Мухатов.
        Только теперь, похоже, выдержка Подбельскому изменила. Он взял снимок дрогнувшей рукой, всмотрелся. На снимке он был обведен красным фломастером.
        - И что это может означать, по-вашему? - спросил, глаз не поднимая.
        - Это предупреждение.
        - Чье?
        - Не знаю пока. Но это точно предупреждение. Сигнал.
        - Я - следующий?
        Мухатов вздохнул.
        - Не молчите, - попросил Подбельский. - Я должен знать. И соответственно себя вести.
        Мухатов промолчал.
        - В конверте четыре фотоснимка, - сказал он. - Трое из сфотографированных убиты. Один жив. Но на снимке обведен фломастером.
        Вдруг склонился через стол, заглянул в глаза Подбельскому:
        - У вас есть враги?
        - У кого же их нет?
        - Необычные враги. Такие, которые на убийства способны.
        - Не знаю.
        - Подумайте.
        - Не знаю, - упрямо повторил Подбельский, а по глазам видно было - просчитывает, кто мог бы ему приговор вынести. Перебрал в памяти всех, кто на подобное был способен, сказал: - Ничего путного в голову не приходит.
        - Вы должны нам помочь.
        - Я бы и рад...
        - Должны помочь, - повторил Мухатов. - Зацепку какую-то дать. Иначе мы на человека этого не выйдем.
        Подбельский нервно барабанил пальцами по столу.
        - Это не из наших, - сказал наконец.
        - Что это значит - "не из наших"?
        - Не из нашего города люди.
        - Неужели?
        - Да. Из местных никто бы не посмел.
        - А извне?
        - Не знаю.
        - Кто-то вас под себя подмять хочет?
        Мухатов пытался вызвать Подбельского на откровенный разговор. Не было у него пока никаких зацепок. Не просматривался этот убийца совершенно.
        - Угроз не было, - произнес Подбельский медленно.
        - Прямых угроз, - уточнил Мухатов.
        - Ни прямых, ни косвенных.
        - Послушайте! - Мухатов собеседнику в глаза заглянул почти просяще. - Вы в своих кругах обстановку знаете лучше, чем я.
        - Не прибедняйтесь.
        - Правда, Дмитрий Николаевич. И то, что для меня - тайна, вы, быть может, как в книге читаете. А? Ну подумайте хорошенько, кто мог бы вас считать своим врагом. Представьте, что вы можете помешать какой-то сделке...
        - Это чушь все.
        - Вы так думаете? - опечалился Мухатов.
        Склонился к собеседнику, произнес заговорщицки:
        - Вы только намекните - кто. А дальше мы все сами сделаем.
        Подбельский поморщился:
        - Я со своими врагами сам разберусь.
        Мухатов понял, что разговор сломался. Не будет ничего больше. Пустая трата времени.
        - Я для вас все сделал, что мог, на сегодняшний день, - сказал полковник.
        Подбельский благодарно голову склонил.
        - И у меня к вам только одна просьба: если что-то где-то когда-то услышите и узнаете, сообщите мне, пожалуйста.
        - И я вас об этом же прошу, - сказал Подбельский. - Вы информируйте меня.
        Распрощались. Подбельский спустился вниз, к машине. Охранник открыл дверцу.
        - Будь готов к неожиданностям, Виталик, - сказал ему Подбельский, прежде чем в машину сесть. - Кто-то на меня охоту начал.
        - Вы не знаете - кто?
        - Если бы знал - уже размазал бы по стенке, - сказал Подбельский.
        Подумал, сел на заднее сиденье. Обычно он предпочитал сидеть впереди.
        34
        Утром следующего дня начальник охраны выложил на стол перед Подбельским два листка бумаги, плотно усеянных рукописным текстом.
        - Перечень мероприятий, - пояснил кратко.
        - Каких мероприятий?
        - По мерам безопасности.
        - Ты мне канцелярию не разводи. На словах расскажи, что предлагаешь.
        - Начну с самого надежного варианта. Вам надо уехать из города.
        Подбельский рассмеялся, не удержавшись:
        - Ты фантазер, Виталик. Большой фантазер. Об этом и речи быть не может.
        Начальник охраны сохранял невозмутимый вид, потому что заранее знал, что на отъезд Подбельский не согласится.
        - В таком случае меры следующие, - сказал он. - Блокировать здание ассоциации, никого из посторонних в офис не впускать, наружную охрану увеличить втрое. Привлечь еще две или три машины-"обманки"...
        - Это что?
        - Это машины той же марки, в которой вы ездите сейчас. Вы будете ездить то в одной, то в другой, а в какой из них находитесь в настоящий момент - неизвестно. Просто идет колонна машин - и поди разберись, где кто.
        - Хорошо, - кивнул Подбельский. - Дальше что?
        - Жить придется вне города.
        - В чистом поле, - сказал иронично Подбельский.
        - Не в поле - на бывшей обкомовской даче, - сказал начальник охраны невозмутимо. - Там место идеальное. На километр все вокруг просматривается, никто не подойдет незамеченным.
        - А разве эта дача пустует?
        - Там пансионат сейчас. Но к завтрашнему дню всех оттуда выселят, я уже договорился.
        - Что еще?
        - Теперь меры превентивного характера. Необходимо проверить тех, с кем были трения в последнее время.
        - Ты думаешь, что кто-то из них мог бы...
        - Я не знаю. Надо проверить. Вот список. - Начальник охраны выложил на стол листок с двумя десятками фамилий. - Возможно, вы кого-то еще сюда внесете.
        - Хорошо, ты мне его оставь, я посмотрю.
        - Не затягивайте это надолго. Сегодня этими людьми уже должны заняться.
        - Кто?
        - ФСК.
        - ФСК? - изумился Подбельский.
        - Неофициально, - пояснил начальник охраны. - Все на личных связях.
        - Ты не пугай меня, - успокоился Подбельский. - Ладно, дальше давай.
        - Я приказал отслеживать тех, кто из других городов прибывает и имеет контакты с местными. Если что-то интересное будет - мне доложат.
        Он замолчал и взглянул на Подбельского.
        - У тебя все?
        - Нет, - качнул головой начальник охраны. - Обстановка очень непростая, и люди должны быть уверены...
        - Какие люди?
        - Охрана.
        - Понятно. Так в чем они должны быть уверены?
        - В том, что они могут спокойно свой долг выполнять, не боясь ничего.
        Подбельский понял наконец.
        - Я всю ответственность беру на себя, - сказал коротко.
        Эта фраза означала, что охране предоставлена свобода действий. И если будет какой-то инцидент - пусть даже со смертельным исходом, - никого из охраны не накажут. Подбельский прикроет.
        - У меня все, - сказал начальник охраны.
        - Иди, Виталик, работай.
        35
        Дегтярев спешил на работу, когда его окликнули по имени. Оглянулся и увидел стоящего в переулке Пашу. Присвистнул удивленно:
        - Ты где пропадаешь?
        Подошел ближе. Паша был небрит и выглядел неважно.
        - Приболел, - сказал Барсуков и метнул быстрый взгляд вдоль улицы. - Не ищут меня на работе?
        - Федосов спрашивал.
        Федосов их начальником числился.
        - И все?
        - А кто еще может интересоваться?
        - Да, конечно, - согласился Паша поспешно. - И что же он спрашивал?
        - Где, мол, Барсуков?
        - А ты?
        - Сказал, что заболел.
        - Правильно.
        Паша прятался все эти дни и дома не ночевал. Боялся, что его схватят. Но все спокойно было, и на работе вот, если Дегтярю верить, никакого шума.
        - Я сегодня вечером к тебе приду, если не возражаешь.
        - Приходи, - легко согласился Дегтярев.
        Значит, соврала Роза насчет фотографий. Не отправляла она их никуда. За свой обман жизнью поплатилась, дура.
        Домой Паша не пошел, прослонялся день по городу, а вечером заявился к Дегтяреву. Принял душ, но бриться не стал, решил бороду сберечь на всякий случай. Утром следующего дня на работу не пошел, отправился в центр. Двухэтажный старинный особняк со скромной табличкой у входа "Ассоциация предпринимателей" он присмотрел еще накануне. Паша шел без ножа, это была разведка, потому что увиденное им накануне ему очень не нравилось - у входа в здание стоял парень в камуфляже и большинство людей заворачивал, в здание не впускал. Лишь единицы могли пройти - эти люди подолгу стояли под дверью, у переговорного устройства, что-то в это устройство объясняя. Охрана была поставлена серьезно - понял Паша.
        Он прошел мимо здания не останавливаясь. Охранник на него даже не взглянул, был занят разговором с женщиной - что-то объяснял той раздраженно.
        Паша перешел на другую сторону улицы, сел на лавочку в сквере. Отсюда ему вход в особняк был виден как на ладони. Полчаса понадобилось, не больше, чтобы уяснить - не попасть в это здание незамеченным. И вообще, от этой мысли лучше отказаться.
        Подкатила к особняку колонна в четыре машины. Из них стремительно повыскакивали люди, их много было, но никакого хаоса в движениях, рассыпались вдоль машин, и вдруг мелькнул знакомый Паше профиль - кажется, Подбельский. Мелькнул и исчез сразу же в дверях. Люди, выскочившие из машин, прошли за ним в особняк, кортеж отъехал, и опять пустынно и тихо стало - лишь переминался с ноги на ногу одинокий охранник.
        Паша со скамейки поднялся и пошел прочь. Пустая жестянка из-под пива лежала на тротуаре. Паша поддел ее ногой с остервенением.
        В троллейбусе ехал мрачный и задумчивый. Получалось, Подбельский этот ему не по зубам. Ему только казалось, что все в его руках, все сделает как захочет. А выяснилось, что силен он только против шушеры мелкой, против Самсонова-алкоголика да Охлопкова, который сигаретами потихоньку приторговывает. А Подбельский вот не по зубам.
        Мелькнул за окном, обгоняя троллейбус, "Мерседес". На переднем сиденье Паша успел заметить блондинку - с сигаретой в руке, голые ухоженные колени белели дразняще.
        - Жируют, - сказал мужской голос за Пашиной спиной неодобрительно.
        - За наш счет, - отозвался второй.
        - Дожируются, - сказал первый. - Кровью харкать будут.
        - Уже харкают. Их бить начали, подонков.
        - Кто?
        - Не знаю. Говорят, банда объявилась в городе. Убивают буржуев этих, одного за другим.
        Паша слушал, не смея головы повернуть.
        - Так то не банда, значит, если буржуев бьют. То настоящие ребята.
        - Ага. Давно надо было.
        Зашевелились сзади, потянулись к выходу. Еще говорили о чем-то, но Паша уже слов не мог разобрать. Этот разговор ему уверенности придал.
        Это ничего, что охрана. Не может быть, чтоб не смог он до Подбельского добраться. Нельзя ему отступать. Да, они сильны. Со всех сторон себя прикрыли, хотят в безопасности пребывать. Но быть такого не может, чтоб лазейки не осталось. Ищи, Паша. С ними можно справиться. Правильно думал - все, что прежде полегли от его руки, мелкой шушерой были. Подбельский - вот настоящая цель. И если по нему ударить - только тогда настоящий шум будет.
        Выйдя из троллейбуса, пошел через улицу. Вдруг выскочил откуда-то сбоку мотоциклист, пронесся мимо, едва Пашу не зацепив, и скрылся за углом в мгновение, будто и не было его.
        У Паши план в голове оформился прежде, чем он успел до квартиры Дегтярева дойти. Купил в киоске газету, в разделе частных объявлений отыскал то, что ему нужно. Позвонил из телефона-автомата.
        - Я по объявлению, - сказал. - Вы продаете ружья?
        - Да.
        Голос принадлежал пожилому человеку.
        - Но вы ведь знаете, что нужно иметь оформленное разрешение.
        - Конечно, конечно, - согласился Паша. - Когда посмотреть можно?
        - Хоть сегодня.
        - Вечером?
        - Хорошо, вечером.
        Паша записал адрес и трубку повесил на рычаг. Ему надо было еще успеть за ножом заехать.
        36
        Старик был один в квартире. Паша в этом убедился сразу, пройдя со скучающим видом по комнатам.
        - Вы ведь знаете, просто так я не могу ружье продать, - напомнил старик. - Разрешение...
        - Да, я знаю, - кивнул Паша. - Вас как звать?
        - Анатолий Егорович.
        - Я все знаю, Анатолий Егорович.
        Склонился к старику, заглянул в глаза, улыбнулся скупо. Добавил на всякий случай:
        - Я сам из этих органов, которые решают - кому разрешить, а кого завернуть.
        Хлопнул фамильярно по плечу, сказал:
        - Ну, где ружье-то?
        Старик открыл плохо покрашенную дверь в углу комнаты, щелкнул выключателем, и осветилась кладовочка крохотная - метр на метр. По стенам инструменты развешаны были - все в порядке, старик в этом толк знал, похоже. Ружье он хранил в металлическом ящике. Склонился, кряхтя, щелкнул замочком, откинул крышку ящика.
        Ружье оказалось старым и невзрачным. Паша, наверное, не мог маску равнодушия на лице удержать, потому что старик, взглянув на него, торопливо заговорил и, как Паше показалось, с обидой:
        - Оно чудесное, ружье-то это. Сейчас не делают таких. Здесь все настоящее и все на совесть.
        Любовно погладил рукой вытертый приклад:
        - Хожено-перехожено с ним.
        Оно был длинновато - так Паше показалось. С таким не подойдешь незаметно. Опять не смог сдержаться, вздохнул.
        - В ружье не внешность ценится, - сказал наставительно старик, истолковав по-своему Пашин вздох.
        - Не подходит оно мне.
        - Почему?
        - Длинное.
        - Длинное? - изумился старик.
        - А как обрезы делают? - спросил неожиданно Паша.
        - Обрез - он обрез и есть. Отпиливают часть ствола...
        - Ножовкой?
        - Ножовкой, да. А то еще надпилят - не до конца, понимаешь? - и в бочку с водой - б-бах!
        - Стреляют?
        - Да. И надпиленная часть отрывается.
        Паша вдруг протянул руку и взял ружье. Оно оказалось тяжелее, чем он думал. Погладил рукой холодный ствол. Да, можно обрезать. Совсем коротким сделать. И тогда обрез даже в сумке носить можно будет.
        - Но из этого ружья обрез не получится, - сказал старик.
        - Почему? - вскинул ресницы Паша.
        - Негоже такую вещь портить. Пусть ружьем и останется.
        Протянул руку, намереваясь забрать ружье, и Паша отступил непроизвольно. Старик на него удивленно взглянул, еще не понял ничего, а в следующий миг уже поздно было, Паша его ударил прикладом в голову, и старик рухнул на пол. Он сознание потерял, кажется, но Паша остановиться не мог, наносил и наносил удары, все больше стараясь попасть по голове, и вдруг что-то брызнуло в стороны. Паша всмотрелся, замерев - это щепки были, деревянный приклад не выдержал и разлетелся на куски.
        Старик на полу лежал в луже крови с разбитой головой, да он и умер уже, наверное. Паша прошел в кладовку, отыскал там ножовку, принялся отпиливать остатки приклада. Почти справился уже, как вдруг позвонили в дверь - он замер и дышать перестал, а в дверь опять позвонили, теперь настойчивее, чем в первый раз.
        И вдруг Пашино оцепенение ушло. Он поднялся легко и упруго, пошел неслышно к двери, доставая на ходу нож. Страх пропал. Паша посмотрел в "глазок". На лестничной площадке женщина стояла, немолодая уже - не старика ли этого дочь? Паша видел, как она потянулась к звонку, в третий раз позвонила. И почти сразу ушла. Паша ее шаги на лестнице слышал. Ему нельзя больше было здесь оставаться. Бросился в комнату, распахнул дверцу шкафа. Белье, покрывала какие-то ветхие. Одно из покрывал выхватил наугад, завернул в него ружье. Не пойдет, нет. Слишком подозрительно выглядит. Первый же милиционер его на улице остановит. Взгляд упал вдруг на коврик у кровати - небольшой и вытертый. Ноги старика лежали на нем, Паша их сдвинул в сторону грубо, ружье в коврик завернул и увидел - то, что надо. Коврик и коврик, и не видно, что внутри есть что-то.
        Вдруг зазвонил телефон. Паша вздрогнул, но почти сразу догадался - это та женщина. Откуда-то с улицы звонит, не может понять, почему старик ей дверь не открыл. Нельзя здесь задерживаться больше. Коврик подхватил, вышел из квартиры. Пока по лестнице спускался, ожидал с замиранием сердца, что женщину ту встретит. Но не было никого, и у подъезда тоже никого, только у забора сцепились двое мальчишек, не поделили что-то, наверное. Паша повернулся к ним спиной и зашагал прочь.
        37
        Ачоева Подбельский впервые увидел в кабинете у мэра. Невысок ростом, смугловат, в дорогом костюме с золотыми запонками. Запонки эти Подбельскому первым делом в глаза бросились - как-то вызывающе они смотрелись.
        - Знакомьтесь, - сказал мэр. - Это господин Ачоев, из Москвы. А это Подбельский Дмитрий Николаевич, президент Ассоциации предпринимателей города.
        Поздоровались. Рука у Ачоева была маленькая и сухая, как и он сам. Подбельский отметил для себя, что московский гость имеет несколько скучающий вид. Равнодушный даже, можно сказать.
        - С интересным предложением господин Ачоев к нам прибыл, - продолжал мэр. - Предлагает за шесть месяцев по всему городу создать сеть заправочных станций. По европейским стандартам, заметь, - повернулся к Подбельскому. - Бензин предполагает брать прямо с нашего нефтеперерабатывающего завода.
        - А квоты? - спросил быстро Подбельский.
        - Москва эти квоты дает.
        Подбельский не сказал на это ничего, лишь посмурнел лицом. Ачоев скучал по-прежнему.
        - Вот я и подумал, что надо бы вас свести вместе, - сказал мэр. - Обсудите этот вопрос, а потом уж соберемся вместе и решим, что и как.
        Подбельский выразительно взглянул на мэра, тот отвел глаза.
        - Вы располагаете временем? - спросил Подбельский Ачоева, с трудом подавив тяжелый вздох.
        - Да, время у меня есть.
        - Предлагаю поехать в ассоциацию, там все и обсудим.
        Распрощались с мэром, вышли на улицу, к машинам. Охранники Подбельского напряженно всматривались в лица прохожих.
        - У меня дела здесь еще, - сказал Подбельский своему спутнику. - Минут двадцать все займет, не больше. Вас отвезут сейчас в ассоциацию, а я подъеду следом. Хорошо?
        И, не дожидаясь ответа, самолично распахнул дверцу автомобиля перед Ачоевым. Тому ничего другого уже не оставалось, как в машину сесть.
        - Виталик! В ассоциацию его пусть отвезут! - распорядился Подбельский. - Сам с ребятами меня здесь жди.
        Начальник охраны кивнул, но запоздало, потому что Подбельский уже скрылся в дверях мэрии.
        Мэр был один в кабинете и Подбельского встретил хмурым взглядом.
        - Откуда он взялся? - спросил Подбельский с порога. - Кто он такой?
        - Ачоев.
        - Да я знаю, что Ачоев.
        - Сегодня утром у меня объявился. А перед самым его приходом - звонок из Москвы. Так и так, мол, прибудет человек, примите его, пообщайтесь. Пообщались, - и опять вздохнул.
        - Он что, думает, мы ему дадим эти заправки построить? И деньги качать насосом?
        - Он не думает, - сказал мэр. - Он знает, что так и будет.
        - Да пошел он к черту! - взорвался Подбельский. - Стоит только не дать ему разрешения на строительство...
        - Разрешение придется дать...
        Подбельский изумленно посмотрел на мэра.
        Он не объяснял ничего, но Подбельский сам все понял. Того человека, который сегодня из Москвы звонил, мэр ослушаться не мог. Подбельский забарабанил пальцами по столу, просчитывая варианты.
        - Ему нефтеперерабатывающий наш может бензин не отпускать, - сказал будто задумчиво.
        - Москва ему квоты выделяет, - напомнил мэр.
        - Москва квоты выделяет, а бензина вот нет. Такое бывает. - Подбельский раздраженно похлопывал ладонью по крышке стола.
        - Бывает? - переспросил с надеждой мэр.
        - Еще как бывает, - подтвердил Подбельский.
        Кажется, он верный ход нащупал. Если завод бензина не даст Ачоеву, то мэр здесь будто и ни при чем. Во всем директор завода виноват. А у него, у директора этого, совсем другие начальники, и человек, сегодня мэру звонивший, директору вовсе не указ.
        - Это вариант, пожалуй, - сказал Подбельский, уже успокоившись.
        - Ты повежливее с ним, - попросил мэр.
        - С Ачоевым?
        - Да.
        - Мы ему всяческую поддержку окажем. Пусть строит свои станции.
        Он построит их - но ни одна не заработает. И зачем они тогда будут нужны, если на них вовек бензина не сыщешь? Конечно, он бензин из других регионов может везти - но ни за что такой бензин дешевле местного не будет. Гуд-бай, мистер Ачоев. Подбельский не удержался, усмехнулся. Он всякий раз радовался, когда просчитывал какую-то комбинацию и видел, что она выигрышна. Сегодняшняя комбинация была выигрышна стопроцентно.
        - Я поехал. - Он чуть кивнул мэру. - Меня Ачоев ждет, мы с ним поговорим.
        Подбельский вышел на улицу. Начальник охраны распахнул перед ним дверцу. Подбельский вдруг будто вспомнил что-то, нахмурился и всю дорогу до офиса сидел мрачный. Когда приехали, из машины не вышел сразу, придержал за плечо сидевшего на переднем сиденье начальника охраны, а водителю сказал:
        - Ты выйди пока. Поговорить нам надо.
        И когда они остались с глазу на глаз, сказал, растягивая задумчиво слова:
        - Я вот о чем подумал вдруг, Виталик. Эти последние события никак не связаны с нашим московским гостем?
        Начальник охраны смотрел непонимающе. Подбельский это заметил и пояснил:
        - Гонец из Москвы приехал, хочет влезть на нашу территорию. Влезть грубо и бесцеремонно. Все бензиновые дела на себя переключить. Те люди, которые это задумали, понимают, конечно, что мы сопротивляться будем. И вся вот эта возня вокруг меня не оттого ли, что ослабить меня хотят, из игры вывести, чтобы не мешал?
        Подбельский выглядел сейчас расстроенным. Потому что понял вдруг, что если правда это, то ему не уберечься. Никакая охрана не спасет.
        - Надо срочно узнать, что за человек этот Ачоев. Выясни, Виталик, что о нем в Москве известно. Откуда он вообще взялся, черт бы его побрал.
        Начальник охраны с готовностью кивнул.
        - Я про двух убитых знаю, чем они занимались, - сказал Подбельский. - И про Ектенбаева, и про Охлопкова. А третий по какой части - ты не в курсе?
        - Я справки наводил. Он занимался бензином.
        - Да, конечно, бензином, - кивнул Подбельский с хмурым видом.
        Он почти уверен был теперь, что прав в своих подозрениях.
        - Сутки тебе даю, - сказал жестко. - Выясни все по Ачоеву в Москве - раз. Узнай, с кем он здесь, у нас, контактирует, - два.
        И опять напомнил:
        - Сутки тебе срок!
        Распахнул дверцу, вышел из машины. Увидел краем глаза, как один из охранников остановил на тротуаре женщину, преграждая ей путь, пока Подбельский пройдет. Женщину охранник остановил грубо и даже толкнул, кажется, но Подбельский не вмешался, прошел стремительно в офис.
        38
        Информацию по Ачоеву начальник охраны уже к вечеру собрал, и то, с каким хмурым видом он положил подготовленные бумаги перед Подбельским, лучше всего говорило - дело серьезное. Подбельский с бумагами ознакомился молча, потом отложил в сторону и долго сидел, задумчивый, только спросил раз:
        - Из надежных источников информация?
        - Да.
        Ачоев Сулейман. Шестидесятого года рождения. Руководитель ассоциации "Импульс". Сфера деятельности: нефтедобыча и нефтепереработка, кредитно-финансовые операции. Против "Импульса" за последние два года четырежды возбуждались уголовные дела, и ни разу это не окончилось приговором. На протяжении последнего года развивает собственную сеть автозаправочных станций. Такие сети создал в трех областях России, вытеснив с рынка местных предпринимателей. В двух областях из трех местные отступили после того, как при невыясненных обстоятельствах были убиты люди, препятствовавшие внедрению Ачоева. В третьем случае Ачоев взял верх над конкурентами после того, как против них было возбуждено уголовное дело. Дело вела специально присланная из Москвы группа. Результат: сроки от восьми до пятнадцати лет и один смертный приговор. Смертный приговор в исполнение приведен.
        - Что думаешь обо всем этом? - спросил Подбельский, тяжело взглянув на начальника охраны.
        Тот пожал плечами неопределенно. Ох, неспроста мэр в тень ушел, предоставив Подбельскому действовать самостоятельно. Знает, наверное, что-то такое, о чем другим неведомо. И расклад теперь такой получается. Он, Подбельский, остается с Ачоевым один на один. Да, он хозяин в этих местах сейчас. Пока хозяин. Если Ачоев возьмет верх, все здесь изменится. Поток денежный по другому руслу пойдет, Подбельский у пересохшего ручья окажется, а это крах. Кто был всем, тот станет никем. Такая арифметика.
        Сидел, методично сжимая и разжимая пальцы руки, думал. Все верно он делает пока. Ачоеву обещана поддержка, и тот из кабинета Подбельского ушел окрыленный. Мэр даст ему разрешение на строительство, но не сразу, время потянет, на то и чиновник, чтобы власть свою показать. Значит, у Подбельского небольшой срок есть, с месяц примерно, чтобы подготовиться. Директор нефтеперерабатывающего завода делать будет то, что ему Подбельский скажет, а чтобы и мыслей у него не было к Ачоеву переметнуться - надо у него все излишки бензиновые выбрать. Это несложно, гонцы из соседней области совсем недавно к Подбельскому приезжали, просили бензин. Вот им излишки эти и сольют, чтоб Ачоеву ничего не досталось. Тот, конечно, возмущаться будет и о квотах напомнит, но для квот этих нужна нефть дополнительная, милый ты наш, и пока Москва краник переключит и нефть дополнительная сюда поступит, еще время драгоценное уйдет. И нефть, мистер Ачоев, еще ничего сама по себе не значит. Ее переработать еще надо, а мощностей не хватает.
        Комбинация опять получалась недурная, но Подбельский не радовался сейчас нисколько. Потому что все будет идти до тех пор хорошо, пока Ачоев не ощутит противодействия. А едва ощутит - искать начнет того, кто ему палки в колеса вставляет, и очень скоро на Подбельского выйдет. И тогда Подбельскому конец.
        - Кто за ним стоит? - поднял глаза на начальника охраны.
        - Конкретные фамилии не знаю. Но у него покровители в правительстве. Кроме того, контролируемые Ачоевым фирмы финансировали последние выборы.
        - Ну и как? - поинтересовался Подбельский с нехорошей усмешкой. - Успешно?
        - Около десятка ачоевских протеже прошли.
        - И трудятся теперь на благо родины.
        Ох, неспроста мэр устранился. У него нюх на опасность. Он и при коммунистах не на последних ролях в области был, и сейчас не затерялся.
        - Охрану проинструктируй, - сказал Подбельский. - Время пришло смутное, всякое может случиться.
        Он в своем городе сейчас себя не чувствовал спокойно. Но страха не было. Азарт и агрессивность. Задор бойцовский. И с Ачоевым этим он еще потягается.
        - Из местных с кем Ачоев знается?
        - Только с людьми, от которых зависит вопрос со строительством.
        - А именно?
        - Коммунальщики, архитекторы...
        - Архитекторы тут при чем?
        - Он ведь проект согласовать должен.
        Вот это очень хорошо. Архитекторы ему согласовывать проект долго будут.
        - С мэром он встречается, - продолжал начальник охраны.
        - Про мэра я знаю. Еще с кем?
        - Вроде все.
        - Ладно, спасибо. Можешь идти.
        Он не так силен, этот Ачоев, если разобраться. Его слабость в самонадеянности. Ни с кем из местных он работать не хочет, надеется на своих московских покровителей. А чтобы на новом месте закрепиться, надо корни пустить. Ачоев этого не хочет понять. Тем хуже для него.
        39
        В досье, которое Паша начал собирать, материалов пока было совсем мало. Вырезанная из журнала фотография Подбельского. Его же статья из газеты. Фотография особняка, в котором располагалась Ассоциация предпринимателей. Больше не было ничего.
        Паша знал, что несерьезно это - досье и тому подобное. Не по силам ему одному замещать целую разведку. Но материалы на Подбельского собирал все-таки. Чтобы самого себя убедить в значительности задуманного. Чувствовал подсознательно, что враг у него на этот раз нешуточный.
        В один из дней проснулся, открыл глаза - и вдруг мелькнула мысль, что неспроста он Подбельским занялся. Он все увереннее себя чувствовал в последнее время, будто груз с плеч сбросил. Ушло ощущение неприкаянности и ненужности. Каждый день для него теперь был наполнен смыслом. О смысле этом он много раньше думал, а ответ только сейчас пришел: каждому человеку жизнь дана для самоутверждения. Человек науки постигает, чтобы только доказать всем - могу! Карьеру свою строит, локтями себе помогая, - могу! Каждый наверх хочет, а места там совсем чуть-чуть, и схватка идет нешуточная. Кто-то сдается, не в силах бороться дальше. И только самые крепкие остаются. Он, Паша, крепкий. И доказывает это ежедневно. Другим доказывает? Нет, себе. Не так страшна жизнь, если не сдаешься. Если не позволяешь никому над собой возвыситься.
        Паша теперь не жил у Дегтярева. Помехой ему был Дегтярь. Барсуков сделал обрез из стариковского ружья. Целая эпопея была, но справился в конце концов. За городом, в укромном месте, пострелял из обреза, примериваясь. Точность никудышняя оказалась, но это если с большого расстояния стрелять. А если метров с пяти, на что Паша и рассчитывал, то дробь ложилась кучно. Подбельского и до больницы довезти не успеют.
        Еще был нужен мотоцикл. Именно так: подъехать неожиданно, когда Подбельский из машины выйдет, - ружье до поры под курткой будет спрятано, - остановиться напротив и стрелять в упор. Здесь главное - шок. В первые мгновения охрану парализует, конечно, слишком для них неожиданным окажется нападение, и этих секунд Паше должно хватить. Даже если ему вслед начнут стрелять, вряд ли попадут: у охраны, насколько Паша смог рассмотреть, только пистолеты. А из "макарова" не очень-то и попадешь, если до цели добрых тридцать или сорок метров - на столько Паша надеялся успеть отъехать, прежде чем по нему начнется стрельба.
        По утрам Паша бегал с Семеновичем. Тому пробежки эти единственной отрадой были, кажется. Говорили о жизни. Семенович все больше рассказывал что-то, а Паша не перебивал, он о своем думал. План покушения ему все больше нравился. И детали он все новые и новые придумывал. В один из дней увидел бегуна - тот спрятал глаза за солнцезащитными очками, - и вдруг осенило Пашу: шлем мотоциклетный надо с затемненным стеклом покупать. Тогда Пашино лицо не увидит никто. Так подробности предстоящего покушения прорисовывались.
        В один из дней поймал себя на мысли, что уже готов. И время тянуть больше негоже. Купленный с рук мотоцикл дожидался в надежном месте. Обрез был уложен в сумку, и его оставалось только зарядить.
        Вечером, после работы, отправился в последний раз к офису ассоциации. Хотел посмотреть место, чтобы все прошло без неожиданностей.
        Из троллейбуса вышел за одну остановку, дальше отправился пешком. Шел с довольно беспечным видом, даже руки в карманы заложил, и у самого особняка замедлил шаг, вглядываясь во все происходящее вокруг внимательным и настороженным взглядом. Охранник у дверей привычно скучал. На окнах первого этажа были опущены жалюзи, отгородились от улицы, будто в осаде пребывали. Паша перевел взгляд на мостовую. Вот здесь, у тротуара сразу, обычно и останавливается машина Подбельского. Машин этих подкатывает одновременно несколько, и невозможно определить до поры, в которой из них Подбельский находится, но вот когда они останавливаются, машина с Подбельским оказывается в аккурат напротив входа в особняк - так всегда бывало, и Паша это заметил.
        Он метнул взгляд вдоль улицы. Стоять со своим мотоциклом он будет перед тем вот перекрестком. И с места тронется, когда Подбельский к особняку подъедет, но еще из машины не выйдет. Прикинул расстояние. Нет, не годится. Слишком поздно он подъедет. Подбельский успеет к тому времени из машины выйти и дойти до дверей особняка. Охрана его от улицы закроет, и тогда стреляй не стреляй - никакого проку.
        Паша уже прошел мимо особняка и остановился на перекрестке.
        Нет, все немного иначе надо делать. От перекрестка стартовать сразу, едва появится кортеж. И тогда как раз получается.
        Паша обратно пошел, к особняку.
        Вон он едет, а оттуда, с той стороны, как это обычно бывает, машины приближаются. Паша специально не торопится, дает им возможность к особняку подъехать. И поравняться с машинами он должен в тот самый момент, когда они остановятся и Подбельский на тротуар ступит. Это всегда очень быстро происходит, Подбельский выходит из машины и скрывается в особняке, не задерживаясь ни на сколько, но в самый первый момент от дороги его никто не прикрывает. Паша, когда на лавочке напротив сидел, неизменно видел спину выходящего из машины Подбельского. Вот этот момент Паше и надо поймать.
        Он в задумчивости пребывал, и вдруг заскрипели рядом тормоза, он встрепенулся, возвращаясь к действительности, и увидел притормозившие у тротуара автомашины, поспешно выскакивающих из них людей и почти сразу увидел Подбельского, но в следующий миг Пашу уже грубо оттеснил в сторону один из охранников, он даже за плечо Пашу схватил, и тогда Паша его ударил. Это был удар лейтенанта Берсенева. Паша у него во взводе служил, и Берсенев сказал ему однажды: "Удар сейчас один покажу, которого ни в одном учебнике нет". Показал на манекене - в первый раз, а позже этот удар Паша видел в жизни. Это тогда случилось, когда один из старослужащих, напившись до потери рассудка после нехорошего письма из дома, рвался в оружейную комнату и уже успел ранить дневального, и вдруг появился Берсенев - безоружный, а у старослужащего в руках штык-нож был, и силы казались неравными, но Берсенев вдруг ударил его знакомым Паше ударом, и его противник, грозный еще мгновение назад, упал безжизненно Берсеневу под ноги.
        И точно так же упал сейчас на пыльный асфальт охранник, а Паша сделал шаг назад и в оборонительную стойку встал так, что видно было - он не атакует, а готовится защищаться. Охранники метнулись к нему собачьей сворой, но Подбельский крикнул:
        - Не трогать!
        И все вдруг замерли. Самый ближний к Паше охранник всего в полуметре от него стоял, и под незастегнутой полой пиджака Паша видел рукоятку пистолета в раскрытой кобуре.
        Подбельский Пашу рассматривал с интересом. Его лицо было гладко выбрито, настолько гладко, что подбородок глянцевым казался. Почему-то именно этот холеный подбородок Паше все время лез в глаза.
        - Хороший удар, - сказал Подбельский. Паша не отреагировал на это никак.
        - В армии служил?
        - Да.
        - Спецназ?
        - ДШБ.
        - Что это? - не понял Подбельский.
        - Десантно-штурмовой батальон.
        - Чему же вас там еще учили, кроме того, что головы людям разбивать?
        - Вот этому, например.
        Паша молниеносным движением выхватил пистолет из кобуры расслабившегося не в меру охранника. Тот лишь вздрогнул, но ничего не успел сделать, и только один из охраны метнулся вперед и встал между Пашей и Подбельским. Паша, чтобы охрану не нервировать, пистолет взял за ствол, помахал им в воздухе. Обиженный Пашей охранник потянулся за пистолетом, но Подбельский сказал ему, посмеиваясь:
        - Стоять!
        Напряжение в его глазах сменялось заинтересованностью. Паша это видел.
        - Хорош, - сказал Подбельский. - Чем в этой жизни занимаешься?
        - Живу.
        - Тоже неплохо. А на жизнь чем зарабатываешь?
        - Грузчиком работаю.
        - Грузчиком?! - удивился Подбельский.
        Паша его удивление абсолютно спокойно воспринял.
        - Ты зайди завтра с утра, - сказал Подбельский. - Негоже в грузчиках ходить. Скажешь, что ко мне, - тебя пропустят. Подбельский моя фамилия.
        Паша хотел сказать, что фамилию своего собеседника знает, но в последний момент прикусил язык.
        Подбельский, не попрощавшись, скрылся в особняке.
        40
        Паше долго не удавалось заснуть в эту ночь. Все с ним происходящее казалось нереальным. Не выдержал, поднялся с кровати, зажег свет. Часы показывали половину третьего.
        Подбельский с журнальной фотографии смотрел на Пашу совсем как в жизни вчера. Холодный всепроникающий взгляд знающего себе цену человека.
        Это не Самсонов бесшабашный. Это настоящий хищник. Царь природы. Лев.
        Папочку Паша спрятал, свет погасил и только теперь смог заснуть. Заставил себя, потому что день завтра предстоял чрезвычайно важный. Архиважный, как товарищ Ленин любил говорить.
        Утром он брился аккуратно и долго и вдруг себя на мысли поймал, что хочет такой же глянцевости подбородка добиться, как у Подбельского. Но не получалось почему-то, то ли бритва была не такая, то ли кремом Подбельский пользовался особенным. Бритву Паша выбросил с досадой. Не получалось у него ничего, еще и порезался вдобавок.
        К офису Подбельского абсолютно спокойным ехал, и только уже возле самого особняка сердце забилось учащенно. Он сейчас Подбельского представлял не иначе как сильным хищным зверем, а особнячок этот, получалось, был логовом. Туда, в логово, Паша и шел. Вчера, во время нечаянной встречи с Подбельским, Пашины планы в одно мгновение изменились. Ему шанс предоставлялся к врагу своему приблизиться настолько близко, как и не мечталось. И этот шанс он хотел использовать сполна.
        Охранник в камуфляже вход в особняк загораживал, на Пашу взглянул внимательно и спросил недружелюбно-коротко:
        - Куда?
        - К Подбельскому.
        - По какому вопросу?
        - Он пригласил меня.
        Подбельский, наверное, редко кого приглашал, потому что охранник невозмутимость со своего лица согнал и всмотрелся в Пашино лицо с интересом и недоумением.
        - Кто вы? - спросил. - Как о вас доложить?
        - Скажите, Барсуков пришел. Тот самый, который вчера телохранителя на землю уложил.
        В глазах охранника уже совсем откровенный интерес вспыхнул, он обернулся к переговорному устройству и сказал в него:
        - Виталий Викторович! Барсуков - к Подбельскому. Это тот самый, который вчера Славика чуть не покалечил.
        О Пашиных подвигах здесь все уже наслышаны были, наверное. Паша усмехнулся в душе, но внешне вид сохранял невозмутимый.
        - Пропусти, я его встречу, - сказал голос в переговорном устройстве.
        Что-то щелкнуло за дверью, она приоткрылась сама собой, и охранник сказал, теряя заметно к Паше интерес:
        - Пройдите!
        Теперь Паша не по его ведомству проходил, его дело было - за улицей наблюдать, и Паша опять для себя отметил, что все серьезно очень здесь поставлено, и он был прав, когда к Подбельскому по-особенному относиться решил. Сильного противника уважать надо. Иначе не выжить.
        Дверь за Пашиной спиной захлопнулась, и он теперь стоял в небольшой комнатушке - совсем один, и его рассматривал бесцеремонно черный глаз телекамеры над дверью напротив. Паше это не понравилось, и он отвернулся, спрятав руки в карманы и тем самым беспечность свою выказывая.
        Он недолго ждал, вдруг щелкнул замок в двери напротив, и появился человек. Его лицо показалось Паше излишне угрюмым.
        - Идемте, - скомандовал угрюмый.
        Он именно скомандовал, а не предложил.
        За дверью Паша увидел охранника. Тот в обычном костюме был, но из-под расстегнутого пиджака торчала рукоятка пистолета. Охранник скользнул взглядом по Пашиному лицу, но равнодушие изображать не стал и глаз не отвел - работа у него такая была.
        Паша с провожатым миновал коридор. Ноги по мягкой дорожке ступали, и казалось, нет здесь звуков, в этом здании, безжизненно все, но вдруг за одной из многочисленных дверей зазвонил телефон. Паша вслушивался, ловя звуки, он как один сплошной нерв сейчас был - все впитывал, запоминал.
        Поднялись на второй этаж, провожатый одну из дверей открыл, Пашу вперед пропустил и сказал в спину:
        - Здесь оставайтесь.
        В комнате еще два человека было, но Паша почему-то сразу определил, что они не гости, как он, и вдруг понял, что эти люди из охраны, здесь никого, оказывается, не оставляли в одиночестве ни на минуту. Охранники в шахматы играли, при Пашином появлении повернули одновременно головы и рассматривали его долгие несколько секунд, после чего отвернулись и опять за шахматы принялись. У них такой вид был сейчас, будто Паши и не существовало, но впечатление было обманчиво, и в один момент, когда Паша обернулся неожиданно, он взглядом с глазами охранника встретился - тот его рассматривал, оказывается, и не успел вовремя взгляд отвести. Паша губу закусил и отвернулся. Неуютно ему сделалось. Стены здесь холодом дышали, и даже взгляды окружающих казались холодно-колючими.
        Вошел Пашин провожатый, остановился в дверях, молча показал жестом: "За мной!"
        Пошли коридором, за углом завернули и оказались в небольшом тупике, здесь была одна-единственная дверь, но она так разительно отличалась от остальных дверей в этом здании, что Паша сразу понял - именно за ней Подбельский и находится.
        Но Подбельского за дверью Паша не увидел. Сидела секретарша, по Паше скользнула взглядом и тут же потеряла к нему интерес. Провожатый следующую дверь открыл, и опять Подбельского не было, трое крепких парней, охрана, скучали в креслах. Паша напрягся отчего-то, проходя мимо них, и вдруг провожатый дверь перед ним открыл, а за ней - огромный, как спортзал, кабинет, ковры на полу, опущенные жалюзи на окнах, и в самом конце кабинета, за большим черным столом, - сам Подбельский. Он навстречу гостю не встал, показал на длинный ряд стульев напротив:
        - Присаживайтесь, - и какие-то бумаги в сторону отодвинул, демонстрируя внимание к посетителю.
        Паша на предложенный стул опустился, кончики пальцев у него подрагивали от напряжения, и он руки в кулаки сжал, чтобы это заметно не было. Его провожатый из кабинета не ушел, но и не сел, а стоял в метре от Паши, как сторожевой пес.
        Да он и был, наверное, псом из той своры охранников и службу здесь нес, похлебку хозяйскую отрабатывая.
        - Звать как? - спросил Подбельский.
        На его столе светилась лампа, освещая нижнюю часть лица, и опять Паша этот подбородок глянцевый увидел.
        - Барсуков Павел.
        - Значит, в грузчиках ты у нас числишься.
        - Не у вас, - поправил Паша. - По другому ведомству.
        - Не у нас, действительно, - поправился с усмешкой Подбельский. - Но все равно грузчиком.
        - Да.
        - Жена есть?
        - Нет.
        - Родители?
        - Они у меня в Костроме живут.
        - А тебя чего так далеко занесло от Костромы? - удивился Подбельский.
        - Получилось так.
        - "Получилось так" - это нехороший ответ, - скорчил гримасу Подбельский. - Тебя ветром носит, что ли? Жизнь крутит как хочет?
        - Почему же? - не согласился Паша, напрягаясь.
        - Барахтаешься, значит.
        - А?
        - Ну, борешься с ветром этим, да? Не даешь жизни крутить тобой как попало?
        - Да, - согласился Паша степенно.
        - И потому грузчиком работаешь, - сказал Подбельский с серьезным видом.
        Ах, как он его срезал! Паша побагровел и кулаки еще крепче сжал. Нельзя, нельзя расслабляться, общаясь с этим человеком! Он хитро разговор строит, просто говорит и вроде как с пониманием и сочувствием относится, а едва ты замякнешь, расслабишься, он тут же тебя носом в грязь, показывает, кто ты есть такой на самом деле.
        Обида, почти детская, на Пашином лице проявилась, и Подбельский это заметил, усмехнулся, но не торжествующе, для него это обычное дело было, и Пашу на колени ставить он не собирался, так просто уколол по привычке, чтобы место свое знал.
        - Чем заниматься хотел бы? - спросил почти примирительно.
        Но Паша теперь как еж был, сказал с угрюмым видом:
        - Космонавтом стать хочу.
        - Ершистый! - засмеялся Подбельский. - Обиделся, да? Ты вон моего человека вчера покалечил, неделю парень на больничном теперь проведет, а больничный-то из моего кармана - и то я не обижаюсь. А?
        Спросил и в глаза заглянул. Он хитрый, Подбельский этот. Про охранника своего неудачливого неспроста сказал, показать хочет, что Пашину вчерашнюю выходку оценил по достоинству и не сердится нисколько, дружбу свою предлагает, но словам этим Паша теперь цену знал и потому сказал осторожно:
        - Надеюсь, ничего страшного?
        - Ты о чем?
        - Об охраннике этом.
        - А, понятно. Да нет, ничего вроде.
        Подбельский голову к стоявшему истуканом Пашиному провожатому обернул, поинтересовался мимоходом:
        - Все нормально у Славика?
        - Да.
        - Вот видишь, - сказал Подбельский Паше. - Все обошлось. А ты у нас в космонавты просишься. Прямо из грузчиков.
        Опять уколол, сволочь. Паша зубы сцепил, и вновь от Подбельского ничего не укрылось, он засмеялся. Осторожным надо здесь быть. Очень осторожным.
        - Что ж ты в охрану-то не пошел? - спросил Подбельский.
        - В какую охрану?
        - Ну, в банк какой-либо или фирму приличную.
        Потому не пошел, что ненавидел всех этих краснопиджачных, но нельзя было говорить таких слов, и Паша пожал плечами, бросил равнодушно:
        - Не звали, вот и не пошел.
        - Специальное приглашение, значит, нужно? - уточнил Подбельский.
        Паша не ответил, чтобы на очередную колкость не нарваться. Подбельский на высокую спинку кресла откинулся, смотрел на собеседника внимательно, с прищуром.
        - Я работу тебе хочу предложить, - сказал наконец.
        Паша замер. Он ждал такого поворота разговора, но все равно слова Подбельского неожиданными для него оказались. Выслеживая зверя, уже до логова добрался - и вдруг выяснилось, что все даже лучше идет, чем предполагалось.
        На всякий случай пожал плечами, не знал, что следует говорить в подобных случаях. Благодарить? Или о будущей зарплате спрашивать? Боялся спугнуть удачу и потому молчал.
        - Хотел бы работать у меня?
        - Кем? - спросил наконец Паша, потому что чувствовал - нельзя дольше в молчанку играть.
        - В перспективе - в охране.
        - А до того?
        - Поваришься в нашем котле, присмотришься.
        "Это вы ко мне присмотритесь", - подумалось. Но вслух не сказал ничего, смотрел на Подбельского уверенно.
        - Я сам знаю, какая работа - для меня, - огрызнулся зачем-то Паша.
        - Неужели?
        Он опять выпустил иголки.
        - Ну в охране - это для тебя работа? - осведомился Подбельский, в очередной раз предлагая Паше мир.
        - Для меня.
        - Вот и отлично. В своем батальоне штурмовом ты кем был?
        - Командиром отделения.
        - Ого, - сказал Подбельский уважительно. - А где служил?
        - На границе с Китаем.
        - Отважный парень, - произнес Подбельский серьезно. - Китайцы, наверное, боялись жутко.
        - Кого? - нахмурился Паша.
        - Тебя.
        Паша не выдержал. Крикнул, глядя Подбельскому в глаза:
        - Мне не нравится, когда надо мной смеются!
        Его провожатый сделал быстрый шаг вперед и положил тяжелую руку на Пашино плечо.
        - Хорошо, не буду, - согласился Подбельский просто.
        Он Паше в глаза смотрел - и читал в них что-то.
        - Тебе ведь уволиться придется с прежнего места?
        - Да.
        - Много времени на это понадобится?
        - День или два.
        - По закону могут заставить отработать еще две недели.
        - Не заставят.
        - Уверен?
        - Да.
        - Что ж, приходи. Когда появишься, спросишь Виталия Викторовича, - Подбельский на провожатого Пашиного кивнул. - Он теперь тобой заниматься будет.
        Руки над крышкой стола приподнял, показывая, что разговор окончен. Паша кивнул, прощаясь, и к двери развернулся, и вдруг Подбельский ему в спину вопрос задал:
        - А ты меня ни о чем спросить не хочешь?
        В вопросе плохо скрытое удивление читалось.
        - О чем я спрашивать должен?
        - О зарплате, например.
        Все-таки о зарплате ему следовало спросить. Иначе получалось, что к Подбельскому он по какой-то иной, неведомой причине рвется. Это подозрительно. Первый прокол.
        - Если вы заинтересованы, - сказал Паша медленно, - то и платить будете нормально.
        Подумал, добавил:
        - А не были бы заинтересованы - не приглашали бы для этого разговора.
        Он точно свой ответ выстроил. Теперь так получалось, что не он, Паша, интерес проявлял. Что это самого Подбельского инициатива.
        Подбельскому ответ понравился. Он голову склонил благосклонно - и на этом беседа их завершилась.
        Виталий Викторович, по-прежнему угрюмо-молчаливый, Пашу до выхода довел и только здесь с ним распрощался.
        Охранник у двери смерил Пашу заинтересованным взглядом.
        - Пока, - сказал ему Паша. - До встречи.
        И пошел по улице. Он шел прямо, плечи развернув, и был похож на человека, уже много в этой жизни повидавшего. У него сегодня особенный день был. Он прямо на жертву свою будущую вышел - и уже знал, что все у него получится.
        41
        Дегтярев из-за стеллажей вынырнул словно призрак. Был желт лицом отчего-то, или ночью недоспал, или здоровье пошаливало.
        Паша ему молча кивнул и продолжал деловито вещи свои в сумку складывать.
        - Случилось что? - поинтересовался Дегтярев.
        - Ты о чем?
        - Спецовку свою почему забираешь?
        - Ухожу, Дегтярь. Оставляю на тебя все складское хозяйство.
        - Брось! - сказал Дегтярев недоверчиво. - Быть не может.
        - Что ж мне, всю жизнь в грузчиках ходить?
        - На повышение пошел? - осведомился Дегтярев осторожно.
        - Вроде того.
        - И где ж ты теперь будешь пользу Родине приносить?
        - В охране.
        - Охранять-то что будешь?
        Паша засмеялся. После паузы сказал:
        - Человека одного.
        - Героя-папанинца? - уточнил Дегтярев. - Или космонавта какого секретного?
        Паша на него взглянул тяжело, но промолчал. Закончил вещи складывать, сумку незастегнутую в сторону отодвинул.
        - Паш! - прогундосил Дегтярев. - Ну не темни! А? Скажи, куда идешь. Может, и я туда.
        - Тебе нельзя туда, - сказал Барсуков серьезно. - Туда маленьких не берут.
        - Во мне метр семьдесят восемь роста, - оскорбился Дегтярев.
        - Вот я и говорю - маленьких не берут.
        Паша вдруг вспомнил о чем-то, руку в сумку запустил и извлек оттуда флакон с туалетной водой.
        - Держи, - сказал. - На память.
        - Ух ты! "Месье N". Как у тебя, да, Паш?
        - Это я тебе свой дарю.
        Тогда, в кабинете, Паша уловил исходящий от Подбельского запах. Это был запах силы. Запах уверенности. Таким запахом зверь дает понять, что готовится к нападению. "Месье N" - вода для слабых и неудачливых. Это Паша понял.
        Дегтярев в руки флакон взял, рассматривал его почти восхищенно.
        - Ты, видно, на хорошее место идешь, - сказал наконец. - Кого охранять будешь все-таки?
        - Сказал же - человека одного.
        - Буржуя? - вдруг осенило Дегтярева.
        Паша мускулом лица дернул, и это от Дегтярева не укрылось.
        - Ба! - сказал он потрясенно - Наш Робин Гуд в услужение подался! И к кому? К краснопиджачным!
        - Я никуда не подался! - зло ответил на это Паша.
        - Они плохие, Паш! - продолжал Дегтярев, словно его не слыша. - Они бяки! Они из трудового народа кровь пьют!
        - Отделал бы я тебя! Но не хочется в последний день...
        - А что случилось, Паш? Почему этот день для тебя последний? У тебя-то как раз новая жизнь начинается. Новые интересные люди. А?
        Паша сумку наконец застегнул, закинул ее на плечо.
        - Дурак ты, Дегтярь. И был им всю жизнь.
        - Маленького любой обидеть может, - сказал Дегтярев понимающе.
        - А ты не лезь под колеса, тебя и не раздавят.
        Паша это почти по-дружески сказал. Не хотелось ссориться на прощание. И чтобы свое расположение выказать, спросил, в глаза Дегтяреву заглядывая участливо:
        - Ты почему выглядишь неважно?
        - Нет, нормально все, - встрепенулся Дегтярев и даже улыбнуться попытался, но в глазах его Паша теперь уже точно видел тоску.
        - Я же вижу! Что-то серьезное, да?
        - Розу убили.
        От этих слов Паша вздрогнул, не смог удержаться. Долго смотрел на Дегтярева молча, а со стороны это выглядело, будто не понимает он, растерялся просто и не знал, как ему на слова Дегтярева реагировать следует. Дегтярев заметил его растерянность и пояснил:
        - Это та самая Роза, которая на моем дне рождения была.
        - Неужели? - смог изобразить накатившее внезапно изумление Паша.
        - Да. Девять ножевых ранений.
        - Кто?
        Спросил и опустил глаза, а руки в карманах в кулаки сами собой сжались.
        - Не знаю. Ее в квартире нашли. Лежала в луже крови.
        Паша глаза смог поднять наконец и увидел - у Дегтярева губы дрожат, вот-вот заплачет. "Он на нее виды имел, - осенило вдруг Пашу. - Точно-точно, неспроста у него глаза такие были, когда я Розу с вечеринки уводил. Дегтярь тогда за напускным весельем боль свою скрывал. Так и держал бы подле себя потаскушку эту, - озлился Паша внезапно. - Не бегала бы, не выслеживала - и жива была бы сейчас".
        - Вот черт! - сказал Паша, хмурясь.
        - А ты не знал?
        - Нет, - это он уже после паузы произнес.
        - Ее похоронили уже.
        Точно, глаз на нее Дегтярь положил.
        - Ты был на похоронах?
        - Да.
        И лицо Дегтярева противно скривилось. "Наверное, плакал на похоронах", - подумал Барсуков.
        - Жаль, - сказал Паша.
        Руку протянул Дегтяреву. Попрощались.
        - Ты заходи, - сказал Дегтярев.
        Он сейчас одиноким и покинутым выглядел. От него будто пахло несчастьем.
        - Ладно, - ответил Паша без энтузиазма.
        У него совсем другая жизнь начиналась. И все прошлое уходило прочь. Их с Дегтяревым пути-дорожки вряд ли пересекутся когда. Так он думал.
        42
        Дел в мэрии у Подбельского вроде и не было, но не удержался, заехал. Мэр принял его сразу, хотя и не стал скрывать, что занят чрезвычайно - какие-то бумаги лежали перед ним на столе, и он их убирать даже не стал и в сторону не сдвинул. Поднял на Подбельского глаза, кивнул, приветствуя.
        - Как с аукционом? - спросил Подбельский.
        Он издалека начал, к главному пока не подступаясь.
        - Четыре магазина в этот раз продавать будем.
        - Из первого списка или из второго?
        - Из второго.
        - Там рыбный магазин продается - у меня на него есть желающий.
        - Откуда твои желающие деньги такие берут? - сказал мэр с усмешкой. - Все магазины уже скупили в городе.
        - Деньги не проблема. Если Гознак их печатает, должны же они у кого-то скапливаться в конце концов?
        - Да что-то они скапливаются всегда не у тех, у кого хотелось бы. Вон сын мой...
        - А что сын? - заинтересовался Подбельский.
        - Влез парнишка в бизнес, а денег нет на раскрутку.
        - Пусть кредит возьмет.
        - А проценты возвращать?
        - Проценты бывают божеские.
        - Божеские - это сколько?
        - Десять процентов годовых.
        - Неужели? - изумился мэр. - И где же это такие кредиты дают?
        - А пусть он ко мне подъедет, я подскажу. Завтра устроит?
        - Да.
        - Вот и хорошо. Да, кстати, - Подбельский к началу разговора вернулся: - Значит, получается с рыбным магазином?
        - Думаю, получится.
        Подбельский кивнул удовлетворенно.
        - Что с гостем нашим московским? - спросил Подбельский как бы вскользь.
        - Документы он заявительные подал.
        - Уже подписаны?
        - Нет еще.
        - Месяцок, наверное, будут по кабинетам путешествовать, - высказал предположение Подбельский, затуманивая задумчиво взор.
        Мэр на всякий случай пожал плечами.
        - Потом еще архитекторы ему бумаги согласовывать будут месяц.
        - Архитекторы визу уже дали, - сказал мэр.
        Подбельский даже вздрогнул от неожиданности, и задумчивость его исчезла.
        - Уже? - изумился он недовольно.
        - Да. Не возражают.
        Невероятно это было. Просто необъяснимо.
        - Панькин подписал? - смог только уточнить Подбельский.
        - Да. Я его подпись на бумагах сам видел.
        Подбельский охватившую его растерянность сумел затаить наконец, сказал с видом почти равнодушным:
        - Ну ладно, что уж теперь.
        Хотя все клокотало в нем. Даже когда к машине спускался, еще злился он на Панькина.
        Сел в машину, начальник охраны хотел за ним дверцу захлопнуть, но Подбельский за ручку рванул сам, хлопнул дверцей зло. Начальник охраны сел впереди.
        - Панькин бумаги подписал! - сказал ему в спину Подбельский.
        - Так быстро?
        - Ага. Как самолет реактивный, "ТУ-144", сволочь.
        - Ачоев ему денег дал, что ли?
        - Откуда же я знаю? Ты сгоняй туда, Виталик.
        - В архитектуру?
        - Да. Поговори с Панькиным. Чтоб не чудил.
        - Хорошо. Сегодня ехать?
        - Сегодня, да.
        Всю дальнейшую дорогу до офиса Подбельский молчал. Уже у самых дверей его прорвало:
        - Прямо сейчас к Панькину езжай! И чтоб...
        Оборвал себя на полуслове, грохнул дверцей машины, вылезая.
        Панькин на месте был, когда Виталий к нему пожаловал. В глазах архитектора мелькнула настороженность, но он овладел собой сразу же и даже улыбнуться сумел, хотя это ему стоило некоторых усилий.
        - Какими судьбами? - спросил добродушно.
        - Ты ваньку не валяй, - нахмурился Виталий и дверь за собой плотненько прикрыл.
        Панькин улыбку мгновенно с лица согнал и даже как будто в размерах уменьшился.
        - Что такое? - пробормотал архитектор.
        - К тебе бумаги недавно поступали по заправочным станциям?
        - Были, да, - без особого энтузиазма подтвердил архитектор.
        - И ты их подписал?
        - Бумаги в порядке...
        - Ты за дурака меня не держи! - сказал Виталий и ладонью по крышке стола ударил, отчего Панькин вздрогнул непроизвольно. - Ты что, хочешь все деньги в мире заработать?
        - Какие деньги?
        - Которые Ачоев тебе заплатил.
        - Какой Ачоев?
        Начальник охраны через стол перегнулся и Панькину в глаза заглянул.
        - Да ты и вправду чудишь чего-то, - сказал недобро. - Какого черта ты бумаги подписал? Был же уговор с тобой...
        - Бывают ситуации...
        - Был уговор! - резко напомнил Виталий.
        - Так вы и решайте там между собой все вопросы! - не выдержал Панькин. - А меня не надо крайним делать!
        - Сколько денег они тебе заплатили?
        - Нисколько!
        Виталий хотел уже было опять вскипеть, но подумал вдруг, что это запросто могло быть правдой. Панькин уловил, наверное, откуда ветер дует. И бумаги подписал за так, силу Ачоева почувствовав.
        - В общем, визу свою тебе отозвать придется, - сказал Виталий и откинулся на спинку стула, давая понять, что он все сказал.
        - Нет!
        Панькин это так твердо произнес, что начальник охраны не сдержался и позволил проявиться изумлению на своем лице.
        - Не понял, - сказал медленно.
        Архитектор не ответил ничего, но в его взгляде легко прочитывалась решимость.
        - Тебе невдомек, наверное, каких ты дров наломал, - сказал Виталий, все еще увещевая почти по-отечески. - Тобой недовольны очень. Понимаешь?
        Молчание.
        - И ошибки свои собственные надо исправлять. Как можно быстрее, пока еще не поздно.
        Молчание.
        - От тебя никто ничего невозможного не требует. Хочешь завизировать - пожалуйста. Но не сразу. Месяцок времени еще надо потянуть.
        Панькин молчал по-прежнему.
        - Ты понял меня? Подпись отозвать надо. Временно, на месяц.
        - Нет! - сказал снова архитектор и затрясся, словно попал под напряжение.
        - Ты боишься, - кивнул Виталий понимающе. - Ачоева боишься.
        - Не знаю я никакого Ачоева.
        - А кто же к тебе с бумагами приходил?
        - Не знаю. Я фамилию не спрашивал.
        - Послушай. Если боишься кого-то, визу отзови и уйди в отпуск. На месяц. Уедешь из города, отдохнешь где-нибудь на юге. А через месяц вернешься и завизируешь бумаги - все чин-чином. Но месяц отсрочки нам как воздух нужен.
        - Я визу отзывать не буду.
        "Его припугнули, наверное, хорошо, - подумал Виталий, - даже сейчас в глазах страх читается".
        - Сроку тебе даю сутки, - подытожил Виталий, заметно ожесточаясь. - Если виза отозвана не будет, кто-либо другой ее отзовет.
        - Мою визу не отзовет. Не имеет права.
        - Твою визу может городской архитектор отозвать.
        - Я - городской архитектор, - напомнил Панькин.
        - Пока.
        - Что, снимут меня? - усмехнулся невесело Панькин.
        - Снимать - это долго. Просто другого назначат. Вместо убывшего. Это быстро очень, поверь.
        - А я куда же убуду?
        - Ты под машину попадешь.
        - Я осторожно улицу перехожу, - попытался острить Панькин.
        - Все ее осторожно переходят. А смертность на дорогах все равно растет.
        Архитектор сильно побледнел.
        - В исполкоме сейчас эти бумаги лежат, - сказал Виталий почти равнодушно. - У коммунальщиков, кажется. Я им перезвоню завтра вечерком.
        Поднялся и вышел из кабинета, не попрощавшись.
        43
        Паше место определили в одной из комнат первого этажа. Комнатушка была совсем крохотной, и, кроме Паши, там находилась еще одна девушка. Когда начальник охраны ввел Пашу в комнату и, прежде чем уйти, предложил располагаться, девушка со своего рабочего стола поспешно смела какие-то бумажки и пару фотографий, словно пытаясь их от чужого взгляда уберечь. Потом туфли с видного места убрала, спрятала в шкаф.
        - Ты не переживай, - сказал Барсуков, улыбнувшись скупо. - Я ненадолго здесь. И тебя не стесню.
        - Ненадолго?
        - Меня в охрану переведут скоро. Тебя как звать?
        - Рита. А вас?
        - Паша. Только давай на "ты", ладно?
        - Хорошо.
        - Чем занимаешься здесь, Рита?
        - По базам данных гуляю, - кивнула она на компьютер.
        - Интересно?
        - Нет.
        - Нет? - удивился Паша.
        - Неинтересно, - подтвердила девушка и вздохнула почему-то.
        - Зато в игры компьютерные можно играть.
        - Можно, конечно. Но и это надоедает.
        И в этой комнате жалюзи были опущены.
        - Почему окна закрыты? - спросил Паша.
        - О, с этим строго у нас сейчас.
        - Сейчас? Раньше не было так?
        - Не было. Последние недели только.
        - Почему?
        - Для безопасности.
        - Чьей?
        - Говорят - общей. Но вообще Подбельского берегут.
        - Чтоб не убежал? - пошутил Паша.
        - Чтоб не застрелили, - ответила Рита без тени улыбки.
        - Ему угрожают разве?
        - Напрямую - нет, насколько я знаю. Это из-за последних событий все.
        - Каких событий?
        - Тех, что с предпринимателями связаны. На них охоту кто-то открыл. А ты что, не слышал разве?
        - Нет, - коротко ответил Паша.
        - В конторах, подобных нашей, только и разговоров об этом. Все коммерсанты в панике.
        Это новостью прозвучало для Паши. Он не знал подробностей.
        - Неужели?
        - Да. Многие семьи свои из города поотправляли. Некоторые, я слышала, даже дела свои свернули на время.
        - На какое время?
        - Пока маньяка этого не поймают.
        - А он один, этот маньяк? - спросил Паша и замер невольно, ожидая ответа.
        - Неизвестно, - девушка пожала плечами. - Никто ведь не видел.
        - И нам, значит, опасность угрожает?
        Она улыбнулась, качнула головой:
        - Нам нет.
        - Уверена?
        - Говорят, что убивают только тех, кто наверху.
        - Убивают феодалов, а деньги раздают бедноте, - сказал Паша понимающе. - Прямо Робин Гуд какой-то.
        И опять Рита улыбнулась.
        - Да, прямо как в старину, - согласилась она. - Я в детстве про благородных разбойников фильмы любила.
        - Одобряешь?
        - Что именно?
        - Убийства эти?
        Она нахмурилась:
        - Убийства - нет. Это ужасно.
        - Но нас ведь не касается, - возразил Паша беспечно.
        - Зло не может не касаться. Его на всех с избытком хватает.
        Она была в чем-то права, конечно. Тот же таксист погиб потому лишь, что оказался свидетелем.
        - А может, у людей надежда появится, - сказал Паша, нахмурившись. - Кто-то должен зло наказывать.
        - Зло не наказывается злом.
        "Книжек начиталась, дура", - решил Барсуков, а вслух спросил:
        - Ты книжки любишь читать?
        - Очень.
        - В институте училась?
        - Почему училась? И сейчас учусь. В инязе.
        - Заочное?
        - Вечернее.
        - Дневное не потянула?
        - Работать надо.
        - Деньги? - спросил Паша понимающе.
        - Да. Мы с мамой вдвоем.
        - А отец?
        - Я его не помню даже.
        - Умер?
        - Почти.
        - "Почти" - это как?
        - Я не видела его никогда. Он ушел, когда до моего рождения еще две недели оставалось.
        - Ненавидишь?
        - Как можно ненавидеть человека, которого даже не видела ни разу?
        - А я бы не простил.
        - А кто нам дал право судить?
        - А этого права не надо ждать. Его надо брать и судить, как считаешь нужным.
        Рига качнула головой, сказала негромко:
        - Давай не будем больше об этом.
        Работа у Паши оказалась не пыльная. Виталий Викторович, начальник охраны, снабдил его стопкой книг и журналов по проблемам охранной службы, наказав ознакомиться прилежно. Паша книжки эти полистал и понял, что они его ничему не научат - такие же люди их писали, как и он сам, а в некоторых вопросах он даже опытнее оказался, чем писаки эти.
        Сдвинув книжки в сторону, он поболтал с Ритой ни о чем, после чего, заскучав, отправился на осмотр особняка, в котором ему работать придется. На первом этаже неожиданностей не было, но когда Паша наверх по лестнице решил подняться, его остановил возникший из ниоткуда охранник, сказал твердо, даже не спросив ни о чем предварительно:
        - Нельзя!
        - Я работаю здесь, - попытался втолковать ему Паша.
        - Вы не здесь работаете, - охранник за спину кивнул, на лестницу, путь к которой Паше преграждал. - Ваше место в девятнадцатом кабинете.
        Номер кабинета он точно назвал, и Паша этому факту поразился неимоверно. Все-таки охрана у них здесь была изумительно поставлена. Он в очередной раз имел возможность убедиться в этом.
        44
        Подбельского Паша увидел на следующий день. Тот только что в офис приехал и к лестнице шел, сопровождаемый охраной. Вид имел озабоченный, но Пашу, стоящего в отдалении, все-таки приметил, приостановился на мгновение, спросил:
        - Как работается?
        - Нормально.
        - Ты зайди ко мне минут через двадцать. Поговорим.
        Он Паше новую работу предложить хотел, похоже. Паша с этим настроением в кабинет Подбельского и шел. Но сейчас события не торопил нисколько, видел, что все продвигается так, как ему, Паше, надо. Охрана, уже предупрежденная, видимо, Пашу пропустила безропотно.
        - Я спросить тебя хотел, - сказал Подбельский негромко, оторвавшись от бумаг.
        Паша на него глаза поднял, изображая внимание и готовность отвечать.
        - В психушку ты за что попал?
        Сердце Пашино оборвалось и рухнуло куда-то в бездну. Он сказать что-то хотел, но лишь шевельнул губами по-рыбьи безмолвно - и все. А Подбельский смотрел на него по-прежнему вопрошающе.
        - Это давно было, - пробормотал Паша и сам понял, как глупо его слова прозвучали.
        - Я знаю, - кивнул Подбельский. - В армии еще. Но все-таки - за что?
        Они многое знали о нем, оказывается. Проверяли, что ли?
        - Так надо было, - сказал Паша.
        - Кому?
        - Ну, не знаю, как сказать. Мне было надо. Командирам моим.
        - Для чего?
        - Чтоб в тюрьму не попасть.
        Подбельский на него смотрел исподлобья. С холодком во взгляде, отстраненно как-то. Паша понял вдруг, что его работа здесь окончена, не успев начаться. Не поправить уже ничего. И заново не слепить. Разбилось.
        - За что же тебе тюрьма грозила?
        - Я типа одного покалечил, - сказал Паша неохотно.
        - Сильно покалечил?
        - Вторая группа инвалидности.
        - Ого! - все так же холодно сказал Подбельский. - И за что ты его так?
        - Он молодых унижал.
        - Но это же вроде давно повелось?
        - Потому что молчат все! - вскинулся Паша и кулаки сжал.
        - А ты, значит, не молчал.
        - Не молчал.
        - Робин Гуд, словом.
        Он уколоть Пашу хотел, наверное, но сейчас это у него не получилось.
        - Да, - сказал Паша. - Робин Гуд, если вам так больше нравится.
        - А парня калекой сделал.
        - Из-за него два человека погибли.
        - Вот как? - вскинул брови Подбельский.
        - Он солдата-первогодка так замордовал, что тот не выдержал и повесился ночью. И сразу после этого отец того первогодка умер. Прямо на похоронах сына - сердце не выдержало.
        Подбельский на Пашу смотрел внимательно. В разговоре возникла пауза.
        - И ты, значит, не захотел в тюрьму идти, - напомнил Подбельский, подвигая дальше разговор. - И закосил под психа.
        - Это не я. Это лейтенант Берсенев, взводный наш, присоветовал.
        - Он заодно с тобой был, значит?
        - Он был за справедливость.
        - А справедливость - это ты, - уточнил Подбельский.
        - Да, - согласился невозмутимо Паша. - Он добился, чтобы меня на экспертизу психиатрическую отправили.
        - И что в результате?
        - Меня комиссовали.
        - С диагнозом?
        - Да.
        - Но ведь врачи не знали, что тебе всего-навсего надо от тюрьмы отвертеться. Значит, ты и вправду "того"?
        Подбельский сказал это и на Пашу посмотрел холодно. Он не столько, кажется, в Пашиной ненормальности хотел убедиться, сколько ждал, что Паша ответит на это.
        - Разве я похож на ненормального?
        - А что врачи говорят? - не отступал Подбельский.
        - Не знаю.
        - Как так? Разве они не наблюдают за тобой?
        - Нет.
        Подбельский засмеялся вдруг.
        - Вот почему ты от Костромы так далеко оказался, - произнес он почти весело и опять на Пашу внимательно посмотрел. - От врачей убегал, да?
        Паша не ответил, только нахмурился.
        - Ты зря это от Виталия Викторовича скрыл, когда с ним беседовал, - сказал Подбельский.
        - Я не скрывал ничего. Разве я обязан отчитываться?
        - Понятно, - согласился Подбельский. Дверь кабинета открылась, и заглянул начальник охраны.
        - Я на минутку, - сказал, через порог не переступая. - Панькин вчера визу свою отозвал.
        - Наконец-то до него дошло, - буркнул Подбельский. - Передай ему...
        - Его в городе нет.
        - А где же он?
        - Отпуск взял и уехал.
        Подбельский усмехнулся.
        - Ну надо же, - сказал. - И что за спешка? Ты, кстати, нужен мне.
        Виталий вошел. Подбельский к Паше обернулся:
        - Можешь идти. Все пока.
        Когда дверь за Пашей закрылась, Подбельский сказал начальнику охраны:
        - Чепуха это все, что он в психушке лечился.
        - Что - липа? - не поверил начальник охраны. - У меня сведения точные.
        - Нет. То, что он лечился, - это правда. Его от излишней агрессивности излечить пытались, по-моему. Он ершист.
        - Может, выгнать его?
        - Не надо. Такой нам и нужен - честный до безумия.
        Подбельский фразу произнес и задумался, потом повторил:
        - Честный до безумия.
        Ему это определение понравилось.
        - Все-таки психушка, - напомнил ему начальник охраны.
        - А где критерий нормальности? - спросил Подбельский. - Один первогодка до смерти доведет, но ему группу инвалидности и статус потерпевшего. А другой справедливость устанавливал, как он ее себе представляет, - и он ненормальный.
        Махнул в воздухе рукой неопределенно, словно под разговором черту подводя, сказал напоследок:
        - Ты по нему поработай еще, по Барсукову этому. Он парень непростой. Интересный очень парень.
        К офису Подбельского Ачоев приехал на белом "Мерседесе" с московскими номерами. В машине, кроме Ачоева, были еще трое, но в особняк он прошел один.
        Подбельский гостя встретил подчеркнуто доброжелательно, из-за стола поднялся и вместе с гостем сел на диван, давая понять, что они равны здесь.
        - Как наши успехи?
        Ачоев на собеседника быстрый взгляд бросил, ответил односложно:
        - Дело движется.
        Добавил, подумав:
        - Хотя очень медленно, конечно, бумаги чиновники оформляют.
        - Бюрократия, - Подбельский даже руками развел - и сами, мол, мучаемся с этим.
        - Иногда такое впечатление возникает, будто кто-то палки в колеса вставляет.
        - Специально, что ли? - не поверил Подбельский.
        - Специально, конечно.
        Ачоев вдруг рукой взмахнул беззаботно:
        - Ну да это ладно, с этим мы справимся.
        - Сумеете?
        - Конечно. А почему у вас сомнения возникли?
        - Вы новый человек в нашем городе. И поначалу нелегко определиться, наверное, кто есть кто.
        - Это все просто очень, - засмеялся Ачоев, но глаза холодными оставались. - Кого-то купим, кого-то убьем - шучу, извините, - и на Подбельского взглянул, все еще смеясь.
        - Такое даже в порядке шутки не советую, - сказал Подбельский, изображая заботливость.
        - Почему?
        - Сейчас вся милиция местная на ногах. У нас тут истории неприятные происходят, и если с подобной шуткой в поле зрения попасть...
        Ачоев угрозу прочел без труда.
        - Некоторые не понимают просто, в какое дело ввязываются, - сказал он. - Подпишет бумаги, потом вдруг задний ход дает.
        - Кто это? - опять изумился Подбельский.
        - Архитектор ваш ни с того ни с сего вдруг свое же согласование отозвал. С чего бы? Он всегда так поступает?
        - Не знаю. Я с ним практически не сталкивался.
        - И повлиять на него не можете?
        - Не могу. Как же я на него повлияю?
        Ачоев на собеседника посмотрел долгим взглядом. Он не поверил, кажется.
        - Было бы лучше, если бы подобных заминок не происходило, - сказал Ачоев твердо.
        - Кому лучше? - уточнил Подбельский.
        - Всем.
        - Возможно.
        - Конфронтация к добру никогда не приводила.
        - Конечно.
        - И чем раньше это поняли бы...
        - Кто?
        - Все.
        - Послушайте, - Подбельский ногу на ногу закинул. - Наш разговор как-то странно складывается. Мы разговариваем ни о чем.
        - Разговор конкретный. Очень.
        - И в чем же...
        - Речь идет о сети моих бензоколонок.
        - Ваших? - уточнил Подбельский.
        - Да, моих.
        - А какое же я к ним имею отношение?
        - Никакого.
        - Вот видите, - сказал Подбельский и даже руками развел.
        Он обескуражен был сейчас, если честно. Не ожидал, что Ачоев себя столь вызывающе поведет и попытается свою силу и независимость от всех продемонстрировать.
        - И было бы лучше...
        - Кому? - опять уточнил Подбельский.
        - Всем, - повторил Ачоев, уже раздражаясь. - Так вот, было бы лучше, если бы никто не мешал. И если вы эту мысль донесете...
        - До кого?
        - До заинтересованных лиц.
        - Ага! - восхитился Подбельский, будто подловив собеседника на слове. - Так есть заинтересованные? Может, с ними и надо разговаривать и компромиссы искать?
        - Компромисса не будет.
        Кажется, Ачоев переходил к угрозам. Подбельский вздохнул.
        - Утомительный разговор, - признался он. - И, по-моему, бесплодный.
        - Бесплодный?
        - Да.
        - Очень жаль.
        Ачоев поднялся и пошел к дверям, не попрощавшись.
        Он спустился вниз, к машине. Его спутники скучали. Ачоев сел на переднее сиденье, бросил быстрый взгляд на особняк.
        - Ну как? - спросил его один из сидящих сзади.
        - Это он, Подбельский, все тормозит, - сказал Ачоев зло.
        - И ни на что не реагирует?
        - Нет.
        - Что делать думаешь?
        - Сюда человека надо прислать. Пока Подбельский живой ходит - дела не будет.
        Оглянулся, посмотрел на собеседника внимательно, спросил:
        - Сколько времени тебе понадобится, чтобы сделать все?
        Тот пожал плечами, подумал:
        - Недели две, наверное.
        - Много, - сказал Ачоев. - Неделю тебе даю.
        Неделю он еще дозволял Подбельскому пожить. Не больше.
        45
        Ресторанчик Паше показала Рита. Он недалеко совсем от их особняка был - в тихом переулке. Паша сюда и не заворачивал никогда. Небольшой зал, столики друг от друга отгорожены - уютно.
        - Я обедаю здесь иногда, - сказала Рита и дружески улыбнулась подошедшему официанту. - Мне как обычно, Саша.
        Саша на Барсукова глаза скосил выжидательно.
        - Мясное есть что-нибудь?
        - Шницель.
        - Хорошо, пусть будет шницель.
        - Спиртное?
        - Я не пью. - Паша на спутницу свою взглянул.
        Рита качнула головой, отказываясь. Саша ушел.
        - Меня вышибут скоро, - объявил Барсуков, задумчиво в сторону глядя.
        - Не может быть, - вырвалось у Риты. - За что? Ты ведь только пришел.
        - Пришел, но не пришелся.
        - Как это?
        - Ко двору не пришелся. С Подбельским был разговор...
        - И он тебя уволить пригрозил?
        - Нет, напрямую не сказал ничего. Но разговор такой был, что...
        Паша махнул рукой. Дальше продолжать не хотел. Там было про психушку и прочие неприятные вещи. Уж лучше промолчать.
        - Жалко, - сказала Рита.
        - Почему?
        Она задумалась и вдруг улыбнулась смущенно:
        - И сама не знаю - почему. Ну пришел человек работать, пусть и работал бы.
        - Да мало ли мест хороших.
        - Это - хорошее.
        - Чем же?
        - У Подбельского работать - большое дело.
        - Что он - платит хорошо?
        - Я не о том, Паша. Подбельский - он настоящий хозяин. За ним - как за каменной стеной. У меня знакомые уже по пять мест сменить успели; то фирма развалится, то зарплату месяцами не платят.
        - А он, значит, крутой.
        - Кто?
        - Подбельский.
        - Да. Хотя я словечек этих новомодных не люблю. Правильнее будет - хозяин.
        - Хозяин, а сам в особняке этом как в осажденной крепости. И мы вместе с ним, - Паша это почти с насмешкой произнес.
        - У него есть враги.
        - Неужели? - изобразил удивление Паша - Тот самый Робин Гуд?
        Ответ он заранее знал, и ему этот ответ был приятен.
        - Мне кажется - нет.
        Пашино лицо вытянулось.
        - А кого же Подбельский опасается? - спросил он, еще не веря, что не о нем разговор.
        - У него неприятности какие-то, не знаю всех подробностей. Ребята говорят...
        - Какие ребята?
        - Те, что в офисе работают. Они говорят, что кто-то под Подбельского копает.
        - Милиция?
        Рита засмеялась.
        - Ты что, Паша? Какая милиция? Милиции Подбельский не боится.
        - Это она его боится?
        - У них пакт о взаимном ненападении. Подбельский видимость порядка здесь поддерживает, а милиция за это не лезет в его дела.
        - А если Подбельский перестанет порядок поддерживать?
        - Тогда начнется беспредел.
        - И что произойдет?
        - Начнут делить сферы влияния, появятся трупы, а кому это нужно?
        - Значит, Подбельский - он самый главный здесь?
        - Ну не то чтобы самый главный. Но предприниматели его все боятся. Так что свою часть договора с властями он выполняет.
        - Так кто же под него тогда копает?
        - Не знаю. Паша. Кто-то со стороны. Я слышала, что Подбельского подмять хотят, а он не сдается - характер не позволяет.
        Характер - это она верно сказала. Подбельский агрессивен. И никого на свою территорию не пустит.
        - Его ухлопать могут, - сказал понимающе Паша.
        - Запросто. Такие вещи происходят легко и быстро.
        Все это было для Паши новостью. Он думал, что это его боятся. И пропустил тот момент, когда переменилось все.
        - А он силен?
        - Кто?
        - Подбельский. Свалить его, как эти люди пытаются, - легко?
        - Я думаю - нет. Эти люди - чужаки. Со стороны откуда-то. И Подбельскому помогать будут.
        - Кто?
        - Все местные. И власти, и предприниматели. Потому что это их общий хлеб.
        Пришел официант, поставил на стол блюда.
        - Что-нибудь еще? - спросил.
        - Принеси сигарет, Саша.
        - У нас только болгарские.
        - Пусть будут болгарские.
        Рита улыбнулась официанту ободряюще. Тот ушел.
        - А ты куришь?
        - Нет, - сказал Паша.
        - И не пьешь?
        - И не пью.
        - Все-таки бабы дуры у нас, - вздохнула Рита. - Такой парень пропадает, и ни одной невесты рядом.
        46
        Хорошо, что Паша в сумку нож не положил. Будто кто-то нашептал ему, как поступить, - и он с пустой сумкой на работу отправился.
        Охранник в дверях его не остановил, лишь скользнул по сумке взглядом и отвернулся, равнодушие демонстрируя, Паша в душе усмехнулся беспечности охраны и спокойно в здание вошел. А там его уже поджидали. Двое охранников вдруг вынырнули из боковой двери и к Паше подступились.
        - Извиняемся, - сказал один из них. - Что в сумке у вас?
        Паша понял, что тот, у двери, уже успел с товарищами своими связаться - и его встретили, когда он уже и не ожидал.
        Отступил на шаг, сказал, лицом мрачнея:
        - В сумке ничего особенного, ребята.
        А один из них уже руку тянул требовательно, и Паша знал, что не избежать досмотра, но время тянул, потому что знать хотел - насколько решительно они действовать будут.
        - Покажите, - попросил охранник.
        Паша сумку за спину спрятал.
        - Я работаю здесь, - сказал. - У вас нюх расстроился, ребята, - и посмотрел насмешливо.
        Он их разозлить хотел, но не получалось пока.
        - Нет разницы - работаете вы здесь или нет, - сказал охранник.
        Это новостью было. Рита ничего не рассказывала о подобных вещах. Подбельского здорово напугали, похоже.
        Появился Виталий Викторович. Шел по коридору, вроде в свои мысли погруженный, но ничего от него не укрывалось здесь, он остановился в полуметре, спросил сухо:
        - Что происходит?
        - Сумка, - ответил один из охранников односложно.
        Они, похоже, друг друга с полуслова понимали, потому что без дальнейших пояснений начальник охраны сказал:
        - Покажите, что внутри!
        Паша с нехорошей усмешкой сумку распахнул и едва не в лицо охраннику ткнул ею. Тот на Пашу взглянул быстро, и опять в его взгляде не было ни раздражения, ни агрессии - ничего. Просто человек свое дело делал. Серьезно у них здесь все. Очень серьезно.
        Охранник рукой по дну сумки быстро скользнул и отступил на шаг, давая понять, что досмотр окончен.
        - Вы хоть бы объяснили, что ищете, - сказал Паша, сузив глаза. - А то мне и неведомо, что можно сюда проносить, что нельзя.
        - Когда принесете то, что нельзя, мы вас поправим, - сказал Виталий, no-прежнему сохраняя сухость в голосе.
        Махнул рукой, и охранники скрылись в комнате.
        - Идите за мной, - распорядился Виталий.
        В своем кабинете за стол садиться не стал, а Пашу усадил в кресло, и теперь получалось, что Виталий Викторович над Пашей возвышается, и от этого неуютно как-то было.
        - Я спросить хотел...
        Паша напрягся отчего-то непроизвольно.
        - Вы ведь развелись с женой...
        Сердце сжалось.
        - Почему?
        Вопрос как выстрел. Паша глаза поднял. Начальник охраны смотрел на него внимательно. Излишне внимательно.
        - Характерами не сошлись, - произнес Паша.
        На него будто давило сейчас что-то.
        - Слишком общо.
        - А что, с подробностями надо? - обозлился Паша.
        - Да.
        - Она икает во время полового акта, - сказал Паша и посмотрел на начальника охраны дерзко. - А мне это не нравилось.
        - Чушь, - сказал тот спокойно.
        Им все одно было - что в сумку чужую залезть, что в душу.
        - Вы расскажите все-таки, - предложил Виталий Викторович.
        - Откуда такой интерес ко мне? - спросил Паша, уже тоскуя.
        - Не лично к вам, - уточнил начальник охраны. - Мы всех проверяем, кого принимаем на работу.
        - Значит, так, - Паша пальцы стал загибать. - За границей родственников не имею. Во время войны на оккупированной территории не был...
        - С женой связь поддерживаете?
        - А? - вскинулся от неожиданности Паша.
        - С женой бывшей связь поддерживаете?
        - Нет.
        - А подруга у вас есть?
        - Нет.
        - Совсем никого?
        Паша глаза прикрыл, бешенство свое загоняя вглубь.
        - Совсем никого? - повторил Виталий Викторович.
        - Совсем, - подтвердил Паша сквозь зубы.
        - Жаль.
        Это неожиданно было.
        - Почему? - опешил Паша.
        Виталий Викторович опустился наконец и ногу на ногу закинул.
        - Мне нужно, чтобы мои люди всегда в порядке были, - сказал. - Накормленные и отдохнувшие. Тебе ведь в охране работать.
        - Я пока что по вашей милости книжки читаю, - буркнул Паша.
        - С книжками покончено. Завтра у тебя смена.
        Паша голову вскинул.
        - Подбельский распорядился тебя в охрану включить.
        Паша сразу даже не поверил.
        - Завтра? - уточнил Паша.
        - Да, завтра. К семи утра сюда придешь.
        Паша кивнул торопливо. Он думал, что на нем крест поставлен. Но Подбельский все иначе решил.
        - А оружие?
        - Какое оружие? - не понял начальник охраны.
        - Оружие мне выдадут?
        Виталий Викторович засмеялся.
        - Нет. Голыми руками противника укладывать будешь. Сумеешь? - спросил, а глаза смеялись.
        - Сумею, - сказал Паша. - В чем вопрос.
        Он сегодня эксперимент ставил - можно ли в здание оружие пронести. А оказалось - не нужно этого ничего. Подбельский, осторожность потеряв, сам убийцу своего приближает.
        47
        Паша к офису приехал в одну минуту восьмого. Четыре одинаковые легковушки стояли в ряд, и никого не было подле них, лишь прохаживался неподалеку охранник. Паша его хотел спросить, где все, как вдруг дверца одной из машин открылась, и Виталий Викторович ступил на асфальт. Вид у него был недовольный, Паша смутился отчего-то и навстречу пошел, ему еще шагов пять до начальника охраны оставалось, когда тот сказал:
        - Почему опоздал?
        Паша, не зная, что ответить, промолчал.
        - В семь! - Начальник охраны палец к небу поднял. - Я сказал - в семь! А ты опоздал.
        И опять Паша промолчал.
        - Садись в последнюю машину. Тебе там объяснят, что делать будешь.
        Паша дверцу с зеркальными стеклами распахнул и увидел сидевших в машине охранников. Их четверо было - два впереди и два сзади, и один из охранников сказал по-свойски:
        - Запрыгивай! - и подвинулся, место освобождая.
        Паша захлопнул за собой дверцу, и машины тронулись сразу же - это его они дожидались, оказывается.
        - Строго здесь у вас, - буркнул Паша.
        - Ты о чем?
        - О дисциплине.
        - Это да.
        Сидевший впереди человек вдруг сказал, не оборачиваясь:
        - Выскочкой будешь.
        И по тому, как все в машине затихли разом, Паша понял, что сказанное к нему относится.
        - Кем? - уточнил он.
        - Выскочкой, - все так же не оборачиваясь, сказал человек. - Куда бы мы ни приехали - ты в машине остаешься. Твоя задача - по сторонам смотреть, обстановку оценивать.
        - А снаружи нельзя ее оценивать - обстановку-то? - не понял Паша.
        - Снаружи нельзя. Здесь, в машине, ты невидим. Стекла зеркальные. Тебя не видят - и не ожидают поэтому. А если кто-то подозрительный приблизится, ты выскакиваешь неожиданно - потому и зовется это "выскочкой"...
        - Ага! - осенило Пашу. - Значит, он бежит на Подбельского с "наганом", и тут выхожу из машины я - весь в белом. Но без "нагана".
        Человек обернулся наконец, и Паша увидел его глаза. Светлые и безжизненные.
        - Ты говорлив очень. Здесь это не ценится.
        Неприятная тишина повисла в салоне. Паша отвел взгляд и стал на дорогу смотреть. Их колонна уже выехала из города и теперь мчалась по шоссе, держась строго на разделительной полосе. Встречные машины жались к обочине, отчаянно сигналя неизвестным нахалам. Одну за другой проскочили две деревни и вдруг свернули с шоссе, Паша успел лишь заметить указатель: "Пансионат "Сосновая горка". Здесь машин не было вовсе. Через несколько минут остановились у железных ворот. Те открылись сами собой, три машины проехали вперед, а Пашина осталась на месте. Двое из сидевших с Пашей охранников вышли из автомобиля и направились неспешно к воротам. Их пропустили на территорию беспрепятственно, а через минуту вдруг ворота распахнулись, и вырвалась на дорогу колонна из трех машин. Четвертая, Пашина, тут же им в хвост пристроилась и помчалась послушно, оставляя двоих седоков.
        Паша на сидевшего впереди человека взглянул с беспокойством, а тот сидел истуканом и не тревожился нисколько, - значит, так надо было, чтобы те двое здесь остались.
        Въехали в город, миновали городской рынок и центр, подъехали к офису. Еще остановиться не успели, а сидевший впереди человек уже дверцу распахнул, едва успев Паше через плечо бросить: "Здесь оставаться!" - наружу выскочил. И почти сразу Паша Подбельского увидел. Тот, оказывается, прямо перед Пашей был, в третьей по счету машине. Подбельский не замешкался ни на мгновение, прошел стремительно в офис, Паша на спинку сиденья откинулся, и вдруг шофер сказал ему:
        - Сзади смотри!
        Паша вздрогнул и обернулся поспешно. Утренняя пустынная улица. Далеко, за перекрестком, шла старушка. От остановки отходил троллейбус. Паша к водителю обернулся, недоумевая:
        - Что случилось?
        - Ничего, - сказал шофер и в зеркало Пашино отражение поймал. - Ты ворон не лови. На работе ведь.
        - Первый день у меня сегодня, - сказал Паша. - Простительно.
        - Шеф за такие промашки голову снимает.
        - Подбельский? - уточнил Паша.
        - Зачем Подбельский? Виталий Викторович, начальник охраны. Он самый жестокий здесь человек.
        Водитель это таким тоном сказал, что Паша не понял - всерьез тот говорит или пошутил.
        48
        Ачоев из города уехал внезапно. Подбельский об отъезде от мэра узнал, тот ему сказал как бы между прочим:
        - Уехал Ачоев.
        - Да? - кинул Подбельский бесстрастно.
        Уехал так уехал. Все равно вернется. Интерес у него здесь, куда же денется.
        Но Ачоев не просто уехал. Он в городе не хотел оставаться, потому что прибыл из Москвы человек специальный. Ачоев никогда его в глаза не видел, и тот об Ачоеве не знал ничего, да и слышал ли когда - неведомо. Но они к одному делу касательство оба имели, просто столько звеньев пролегало между ними, что и не понять сразу, что это одна цепь.
        Человека этого звали Костиком. Он в город приехал вечером, его не встречал никто, но дом нужный он отыскал быстро. Одноэтажный дом в частном секторе. Ключ под крыльцом лежал, как его и предупреждали. Открыл дверь и вошел, в доме нежилым пахло, и Костик поморщился даже. Любил уют и в командировках, подобных этой, страдал всегда от неустроенности. В холодильнике, правда, обнаружились продукты, все совсем свежее было, и Костик поужинал с удовольствием.
        В половине девятого к нему гость пришел, молодой парень с округлым лицом. Парень назвался Михаилом, обошел, всматриваясь, комнаты, после чего сел на скрипучий древний диван и закурил. Костик ждал молча.
        - До человека того нелегко добраться, - сказал Михаил. - Загородился со всех сторон - не подступиться.
        Взглянул на собеседника с прищуром, сигаретный дым ему глаза ел.
        - Как думаешь действовать в такой обстановке?
        - Никак, - пожал Костик плечами. - Уговора такого не было, чтоб я его еще и выслеживал. Меня вывести на него должны - так обещали.
        - Права свои знаешь, - сказал Михаил уважительно и задумался надолго.
        Им сроку два дня дали на то, чтобы справиться, и он нервничал немного.
        - В берлоге его не достать, - сказал Михаил после паузы.
        - В берлоге?
        - Ну там, где он отлеживается после дневных забот. Целый пансионат оккупировал. Охрана везде, не подступишься. Возле офиса бить надо.
        - Охраны много у него?
        - Три машины.
        - Его к самому входу в офис подвозят?
        - Да.
        - Плохо.
        - Да, - опять сказал Михаил.
        - А напротив?
        - Что - напротив?
        - Напротив что за дом? Перед офисом этим.
        - Там нет дома. Сквер.
        - Плохо.
        И опять Михаил согласился. Помолчали.
        - Машина есть у тебя? - спросил Костик.
        - Есть.
        - Отвезешь меня туда завтра.
        - Там нельзя светиться.
        - Я знаю. Но вслепую не работаю. Никогда.
        Михаил посмотрел на собеседника внимательно. Спросил:
        - А что - много дел таких было?
        - Про самое последнее из них могу рассказать. Уложил одного типа, который слишком много вопросов задавал.
        - Крутой, - обиделся Миша.
        Костик вздохнул.
        - Устал я, - сказал он. - Давай закругляться.
        - Во сколько заехать за тобой?
        - В девять.
        - Не поздно?
        - Нет. Как раз на дорогах столпотворение. Кто там на нас внимание обратит?
        49
        Михаил за Костиком заехал в девять, как и договаривались. Машина у него была так себе - потрепанная "девятка". Сама машина бежевая, а крылья передние - черные. Недавно заменил, видно, и перекрасить не успел. Костик на эти крылья взглянул и поморщился:
        - Еще более заметную найти не мог, что ли?
        Михаил пожал плечами - другой не имею, мол.
        Костик сзади сел, забился в угол, снаружи и не видно почти было. Сказал коротко:
        - Поехали!
        - Прямо к офису тебя везти?
        - Да. Когда подъедем, не гони сильно, потихонечку.
        Ехали молча. Костик равнодушно разглядывал улицы незнакомого города. Отметил про себя, что пыльно и неустроенно здесь.
        - Подъезжаем! - сказал Михаил и обернулся даже. Его лицо казалось встревоженным.
        - Ты так не подпрыгивай, - посоветовал Костик. - Ничего ведь не произошло.
        - А я и не подпрыгиваю.
        Светофор на перекрестке перемигнулся на зеленый.
        - Справа смотри! - бросил Михаил. - Особнячок видишь? Это здесь.
        - Это там, где парень маячит?
        - Да. Это охрана.
        - Он все время стоит у дверей?
        - Неотлучно.
        Они проехали мимо особняка медленно.
        - За перекрестком развернешься и встанешь, - сказал Костик.
        Он голову повернул и увидел скверик. Опять пожалел, что напротив особняка нет дома. Все не так просто, как он предполагал поначалу.
        Михаил вывернул руль и подогнал машину к обочине. Впереди, за перекрестком, они увидели особняк и охранника у дверей.
        - Он здесь уже? - спросил неожиданно Костик.
        - Кто?
        - Человек этот.
        Михаил понял, что речь идет о Подбельском.
        - Да, должен приехать. Он без четверти девять в офисе появляется.
        Взглянули на часы.
        - А сейчас половина десятого.
        - С какой стороны он подъезжает?
        - Оттуда, - Михаил махнул рукой вдоль улицы.
        - Машин много?
        - Три или четыре. Когда как.
        - Но он не в первой и не в последней, - предположил Костик.
        - Да. Я из сквера несколько раз наблюдал.
        - Подъехал он - и что дальше?
        - Вон! - вдруг вскинулся Михаил и рукой вперед показал. - Он едет!
        Костик приподнялся лениво на сиденье и кинул притупленный равнодушием взгляд, Михаил обернулся возбужденно.
        - Не мельтеши, - сказал Костик. - Мешаешь.
        Машины тем временем миновали перекресток.
        - Вперед! - бросил отрывисто Костик. - С места пошел!
        Михаил, не понимая ничего, включил передачу, и машина тронулась с места. Колонна, шедшая им навстречу, уже достигла особняка и остановилась. Охранники высыпали из машин и образовали у входа в особняк полукольцо. Мелькнул силуэт холеного мужчины...
        - Это он?
        - Да!
        ...Мелькнул и исчез в дверях. Костик на спинку сиденья откинулся и взглянул на особняк, который они как раз миновали.
        - Теперь куда? - спросил Михаил.
        - А ты езжай, езжай. Покатай меня по городу немного. Время есть?
        - Сколько угодно.
        - Вот и хорошо.
        - А что посмотреть хотел бы?
        Михаил, не дождавшись ответа, обернулся и увидел, что Костик и не слушает его вовсе. Потому и попросил по городу покатать, наверное, что так ему думалось лучше.
        Покружили по городу с полчаса, Костик вдруг встрепенулся и сказал:
        - Возвращаемся к офису этому. С той стороны заезжай, где мы с тобой стояли. Но не останавливайся.
        Подъехали к перекрестку.
        - Тот вон особняк, да? - узнал нужный дом Костик и на часы взглянул. - Ты поезжай, поезжай, Миша.
        А сам глазами вдоль улицы стрелял, словно вымерял что-то. И когда мимо особняка проезжали, Костик голову резко повернул и в стоящего у двери охранника взглядом выстрелил - этот взгляд-выстрел Михаил в зеркало заднего вида подсмотрел. И почти сразу Костик к нему повернулся и засмеялся.
        - Все нормально, Мишаня, - сказал и даже руки потер, такое у него настроение хорошее сейчас было. - Сделаем мы его. Только одно условие необходимо выполнить - от перекрестка стартовать без задержек, сразу, едва только кортеж на горизонте появится. Улавливаешь?
        - Нет, - признался Миша.
        - Мы с тобой за перекрестком будем стоять. Там, где стояли сегодня. Появляется кортеж...
        - Нет!
        - Что - нет!
        - Я в этом не участвую!
        - А, вон ты о чем, - сказал Костик лениво. - Мне-то зачем говоришь об этом?
        - Я не обязан!
        - Мне не надо об этом говорить, - повторил Костик. - Ты это скажи своему папе, который меня сюда вызвал. И еще ему передай, что я уехал. Условия работы не обеспечены. Так дела не делаются.
        - Как они делаются? - спросил Михаил упавшим голосом.
        - Так, как вы их делаете в этом городишке. Твой папа хочет человека завалить, у которого десять стволов в охране. И при этом исполнителю ассистента такого дает, который дело гробит, не морщась.
        Костик говорил, а сам в окно смотрел. И внешне он был абсолютно спокоен.
        - В общем, так, Мишаня. Отвези-ка ты меня на вокзал. Уезжаю, скучно мне здесь. А с папой своим сам разбирайся.
        Михаил на дорогу смотрел мрачно и руль в руках так сжал, что костяшки пальцев побелели.
        Попетляли по улицам.
        - Долго еще до вокзала? - полюбопытствовал Костик.
        За окном тянулись нескончаемые заборы частных владений. У железных, давно не крашенных ворот Михаил машину остановил.
        - Это тот дом, где я ночевал, - констатировал Костик. - Но мы же договаривались, что ты к вокзалу меня отвезешь.
        - Я согласен, - сказал Михаил коротко.
        Его круглое лицо казалось обиженным.
        - Значит, едем завтра? - уточнил Костик.
        - Да.
        - В восемь за мной приезжай. Ты не бойся, Мишаня. Ничего страшного в этом нет. - Костик наклонился вперед и Михаила по плечу ладонью хлопнул. - От тебя не требуется ничего. То же самое будешь делать, что и сегодня делал, - машину вести. Ровненько и на большой скорости. Все. А остальное уже моя забота. Тридцать секунд все это займет. Поверь.
        Еще раз бледного лицом Мишаню по плечу хлопнул и вышел из машины. В воротах скрылся, не оглянувшись даже напоследок.
        50
        Барзыкин, директор нефтеперерабатывающего завода, в пансионат к Подбельскому приехал поздним вечером. Вышел из машины, покосился на стоявших под фонарем охранников. Теплая темнота опустилась на землю. Пахло вечерними цветами - сладко и назойливо.
        Появился начальник охраны, поздоровался.
        - Люди год вкалывают, чтобы в пансионате отдохнуть, - покачал головой Барзыкин шутливо. - А вы себе условия райские создали, не дожидаясь очередного отпуска.
        - Лучше бы их не было, этих условий райских, - буркнул начальник охраны.
        Махнул рукой досадливо, сказал:
        - Идемте. Дмитрий Николаевич вас ждет.
        В просторном холле сидели охранники. И на втором этаже - тоже. "Неважные у Подбельского дела", - понял вдруг Барзыкин.
        Слухи до него и прежде доходили, но сегодня сам имел возможность убедиться. Подбельский пошатнулся. Да так, что и скрывать это стало невозможно.
        Вошли в комнату. Подбельский поднялся навстречу, широко улыбаясь, а у самого, как заметил Барзыкин, под глазами круги. Не до веселья ему сейчас, как видно.
        - Как дела?
        - Нормально, - пожал плечами Барзыкин.
        - Поужинаем?
        - Неплохо бы. Я прямо с работы.
        Подбельский коротко кивнул начальнику охраны, и тот исчез, будто и не было его здесь.
        - Опять цены на нефть меняются, - продемонстрировал знание предмета Подбельский.
        - Я привык уже.
        Подбельский достал из шкафа запечатанную бутылку "Смирновской" и две крошечные стопки.
        - Бензин весь уходит? Излишков нет?
        - Откуда же излишки? Покупатели в очереди стоят, чтобы свою долю выбрать.
        - Ко мне здесь приезжали люди недавно...
        Барзыкин голову повернул и посмотрел внимательно.
        - ...просили бензин.
        - Кто? - поинтересовался Барзыкин.
        - Из соседней области коммерсанты.
        - Лишнего нет у меня.
        - Им много не надо.
        - Лишнего нет, - повторил Барзыкин упрямо.
        Подбельский водку по стопкам разлил, сказал:
        - Они деньги платят. Почему бы не поговорить с людьми?
        - А что за интерес?
        "Как сказать ему, что весь интерес в том только, чтоб излишки бензина выбирать полностью, до капли?" - вертелось в мозгу Подбельского.
        - Пока ничего серьезного, - сказал Подбельский осторожно. - На перспективу работаем. Эти люди нам еще пригодятся.
        - У меня и нефти под их заказ нет.
        - А если она поступит - нефть эта? Тогда бензин будет?
        Подбельский сейчас не о соседях-коммерсантах думал, а Ачоева в голове держал.
        - А перерабатывать эту нефть на чем? У меня мощности не резиновые.
        - И вклиниться никак нельзя? - усомнился Подбельский.
        - Никак.
        "Так-так-так. Очень хорошо. Великолепно даже. Теперь еще вот этот вариант попробуем просчитать".
        - А если кого-то подвинуть?
        - Как это? - не понял Барзыкин.
        - Ну вот нужен бензин, предположим. Так?
        - Так.
        - Но лишнего вроде как нет. Так?
        - Так.
        - И вот мы берем кого-то из ваших постоянных клиентов и в сторону его отодвигаем. Подожди, мол. И людям со стороны этот бензин отдаем. А?
        - Нет, - качнул головой Барзыкин.
        - Почему? - быстро спросил Подбельский.
        - У меня ведь договора. Долгосрочные. И меня штрафами разорят.
        - Ой ли! - Подбельский даже рукой махнул. - Кто?
        - Клиенты.
        - Да они не пикнут. Пусть попробуют только претензии выставить.
        - И что? - спросил Барзыкин и посмотрел внимательно.
        - Мы своих людей к ним пришлем. И люди эти объяснят, что не надо шуметь и обижаться.
        Барзыкин кивнул.
        - А клиенты в свою очередь своих людей пришлют, - сказал он. - И будет большая драка.
        Значит, ссориться он ни с кем не захочет. И с ним, Подбельским, в том числе. Значит, и Ачоеву навстречу не пойдет. Но при одном условии - что Подбельский этого Ачоева пересилит. Сам в стороне все это время будет оставаться. И подчинится победителю. Справедливо.
        Вошел начальник охраны.
        - Готово, Виталик? - спросил Подбельский.
        Начальник охраны кивнул.
        - Идемте. - Подбельский поднялся с дивана.
        В соседней комнате был накрыт стол на двоих.
        "В обычное время он теперь ужинает в одиночестве", - подумал Барзыкин.
        - Как семья? - поинтересовался на всякий случай.
        - Нормально.
        Ходили слухи, что Подбельский свою семью отправил во Францию. Но никто этого не знал наверняка.
        - Сегодня харчо у нас, - сказал Подбельский. - Любите харчо?
        - Я все люблю.
        Ночи за окном не было видно. Тяжелая штора отгораживала их от звезд. И от чужих глаз. Барзыкин вдруг поймал себя на мысли, что ему неуютно здесь. Каждую секунду хочется оглянуться и убедиться, что находишься в безопасности.
        - Как насчет сауны? - спросил Подбельский.
        - Нет-нет! - запротестовал Барзыкин.
        Сама мысль о том, что придется задержаться здесь, была ему неприятна.
        - Значит, бензина у вас лишнего нет, - вернулся Подбельский к разговору.
        Вдруг рассмеялся и вилкой шутливо погрозил:
        - Ох, ну чтобы только так потом не получилось, что мне нет бензина, а кому-то есть!
        И Барзыкин понял, что ради фразы этой единственной весь разговор и состоялся. Внешне своей догадки не выдал, пожал плечами, сохраняя равнодушие.
        - Если бензина нет, Дмитрий Николаевич, так его ни для кого нет. Вы уж извините, - и руками развел.
        Больше они к этой теме не возвращались. Поужинали, разговаривая ни о чем, Барзыкин вдруг на часы взглянул и засобирался.
        - Поеду я, - сказал. - Завтра с раннего утра начнутся хлопоты.
        - Что-нибудь особенное?
        - Нет. Обычные хлопоты. Текучка.
        Подбельский гостя проводил вниз, но на улицу не вышел. Остановился в холле, руку Барзыкину пожал. "Боится", - понял Барзыкин. Ему опять показалось здесь холодно и неуютно. Кивнул на прощание и поспешно вышел.
        Подбельский вернулся к себе. Начальник охраны скользил за ним безмолвной тенью. Одиноко. Очень одиноко. Он один против Ачоева. И никого рядом. Кольнуло где-то в сердце. Подбельский скривился непроизвольно.
        - Что случилось? - встревожился Виталий.
        - Нормально все, Виталик. - Подбельский даже улыбнуться смог. - Все нормально. На пять баллов.
        Помолчал.
        - Ты домой езжай. Поздно уже.
        - Завтра - как обычно?
        - Да. К восьми приезжай.
        Подбельский свой деловой дневник на нужной странице открыл.
        - Ого, - сказал. - Дел-то завтра сколько.
        День был плотно расписан - минута за минутой. До позднего вечера.
        Но утром, без четверти девять, Подбельского у офиса должен был Костик поджидать. Только Подбельский об этом еще не знал ничего. Не записано это было в дневнике.
        51
        Михаил за Костиком без десяти восемь приехал. Вошел в дом, дверь незапертой оказалась, и в комнате увидел Костика. Тот сидел за столом и ел батон, запивая кефиром. Голову на шум повернул, сказал буднично:
        - А, это ты. Кефир будешь?
        Никаких эмоций. Может, рисуется?
        - Нет, спасибо, - отказался Михаил и рукой махнул нелепо как-то, словно муху отгонял, а в глазах при этом двоилось.
        - Хороший кефир у вас, - все так же буднично сказал Костик. - У нас не такой.
        - Неужто в Москве хуже?
        Костик на этот вопрос голову повернул и на собеседника посмотрел долгим, задумчивым взглядом.
        - У вас лучше, - сказал после паузы.
        Михаил понял вдруг, что эта пауза означала - Костик вовсе и не из Москвы мог быть. Хотелось спросить, где тот живет, но что-то удерживало. Костик тем временем кефир допил, а батона кусок еще оставался, и он этот кусок рассматривал с сожалением - жалко было оставлять. Вздохнул, в сторону отложил.
        - Восемь уже, - напомнил Михаил.
        - Без трех, - поправил его Костик, даже не взглянув перед тем на часы, и это удивительно было, но опять ни о чем спросить Михаил не решился.
        Костик из-за стола поднялся и потянулся с удовольствием.
        - Папа нам для твоего номера машину другую выделил, - похвастался Михаил.
        Костик ничего не ответил, словно не слышал, отвернулся к дивану, на котором стояла раскрытая сумка, и над сумкой той склонился, а через мгновение обернулся, и в его руках Михаил увидел автомат. Коротенький, весь угловатый какой-то, на брусок похожий. Даже два бруска - Костик их соединил одним движением, и получился автомат с рукояткой. Костик все делал размеренно и совсем не страшно, но все равно у Михаила в горле пересохло. Он и в лице, наверное, сейчас переменился, да только Костик на него не смотрел вовсе, своими мыслями занят был. Подумал, достал из сумки легкую куртку, надел.
        - Едем? - предложил.
        Михаил первым вышел из дома, сел в машину и в руль вцепился с ожесточенным выражением лица. Он нервничал неимоверно и не очень хорошо себя контролировал сейчас. Костик шумно сел на заднее сиденье, Михаил обернулся и увидел автомат, тот из-под куртки выглядывал. Костик его взгляд перехватил, куртку запахнул и засмеялся:
        - Эй, ямщик, гони-ка к "Яру"!
        Фраза какая-то известная, но Михаил никак не мог вспомнить, откуда она, мучительно не мог вспомнить, и так от собственного бессилия страдал, что лоб нахмурил до глубоких морщин. Включил первую передачу, сцепление бросил излишне резко, машина задергалась, трогаясь с места.
        - Э-э, браток! - сказал с заднего сиденья Костик. - Плохо спал, да?
        Он Мишино отражение в зеркале заднего вида рассматривал, но Михаил с ним взглядом встретиться почему-то боялся и таращился старательно на дорогу, будто дело не утром происходило, а вовсе даже наоборот, ночью глубокой, когда не видно ни зги.
        - Ты спокойно поезжай!
        Миша зубы сцепил.
        - И не гони, - сказал Костик. - А не то встретимся с гаишником каким-нибудь. Плохая примета.
        - Плохая? - переспросил Михаил и облизнул сухие губы.
        - Ага, - подтвердил его пассажир. - Такая примета - к смерти.
        Михаил в его отражение взглядом стрельнул, но так и не понял, всерьез ли тот говорит.
        Теплый воздух вырвался через открытое окно. Михаил левую руку вдоль дверцы свесил, поймал ладонью упругий встречный ветерок.
        - Пыльно у вас как-то, - сказал Костик.
        - А у вас?
        - У нас не так.
        - "У нас" - это где? - решился Михаил.
        - В Кобелях, - засмеялся Костик. - Ты за дорогой лучше следи, Штирлиц.
        Михаил обиделся и больше ни о чем спрашивать не стал.
        Подъехали к перекрестку, остановились.
        - Двигатель не глуши, - сказал Костик, и сейчас его голос совсем иначе звучал, не так, как прежде.
        Ни капли веселья в нем не было.
        - Когда кортеж впереди появится, сразу трогай. Не гони, осторожненько веди. Мы напротив особняка должны оказаться в тот самый момент, когда тип этот из машины выйдет. Сможешь?
        - Попробую, - произнес Михаил хрипло.
        Ему сейчас хотелось оказаться далеко-далеко от этого места.
        52
        На территории пансионата Паша очутился впервые. Двухэтажный, из красного кирпича корпус. Аккуратные аллеи. Ажурные светильники - и ни одного разбитого.
        - Он отдыхает здесь? - спросил Паша у шофера.
        - Кто?
        - Подбельский.
        Шофер засмеялся:
        - Отдыхает, да. Жизнь продлевает свою.
        Таким тоном это произнес, что Паша в лицо собеседника всмотрелся, пытаясь в нем прочесть что-то, но шофер сразу же улыбку погасил под маской невозмутимости, будто и не он только что смеялся.
        Машины в ряд выстроились у входа в корпус, охранники растянулись цепочкой и разглядывали, скучая, окрестности, но их кажущейся беззаботности Паша цену уже знал. Он сидел на заднем сиденье автомобиля и наблюдал за происходящим, никем не видимый.
        Охрана Подбельского казалась крепкой монолитной стеной, в которой ни слабины, ни щели, все выверено, все продумано. Но были моменты, когда Паша чувствовал - вот оно, здесь непрочно, и можно к Подбельскому подобраться, особенно не рискуя, а в следующий миг сердце сжималось, и хотелось глаза закрыть и забыть о том, о чем думал всего секунду назад, - нет, не получится так, погорячился он - и так до следующего раза. Несуразности мелкие он уже начал замечать, человек со стороны этими возможностями нечаянными не мог бы воспользоваться, просто не знал о них, но отсюда, изнутри, Паша несуразности эти видел, запоминал и планы строил. Все еще очень зыбко было, ненадежно, но он знал, что надо ждать терпеливо - и все у него получится.
        Охранники вдруг переместились разом, у входа в здание образовалось плотное полукольцо, и к машине вышел Подбельский. Его сопровождал один лишь Виталий Викторович, что-то говорил поспешно в зажатый в руке радиотелефон.
        Подбельский сел в одну из машин, охранники по машинам расселись в одно мгновение, и колонна по аллее покатилась к воротам. Автомобиль, в котором Паша находился, сегодня шел первым.
        - Всегда будем первыми ездить? - спросил Паша у водителя.
        Тот пожал плечами.
        - Это не я решаю.
        - Подбельский?
        - Нет.
        - Виталий Викторович?
        - Да. И он, кажется, не всегда знает, кого под каким номером в колонне пустит через секунду.
        Водитель поймал отражение Паши в зеркале заднего вида и улыбнулся ему. Паша улыбнулся ответно.
        Утреннее шоссе было почти пустынно. Солнце еще не поднялось высоко, и асфальт черным казался, будто кто-то невидимый, трудясь всю ночь, уложил новое покрытие.
        Двое охранников, которые в одной машине с Пашей ехали, с напряжением смотрели на ленту шоссе. Казалось, рассмотреть они там хотят что-то такое, что только одним их глазам доступно, но не видят пока и потому тревожатся.
        Едва в город въехали, что-то щелкнуло в динамике, и незнакомый сердитый голос сказал отрывисто:
        - Первый! Левее!
        И водитель Пашиной машины послушно и тренированно поправил руль, отчего машина переместилась левее, почти на разделительную полосу, отжимая встречный транспорт к обочине. Их машина не совсем по правилам ехала, и на одном из перекрестков гаишник им даже жезлом махнул, приказывая остановиться, но в следующий миг колонну узнал и даже под козырек взял, заглаживая свою оплошность.
        - А мог бы и погнаться, - усмехнулся Паша. - Нарушителей положено задерживать.
        - Он нам из пистолетика своего по колесам, а мы по нему - из десяти стволов, - засмеялся один из охранников. - В две секунды решето сделаем.
        Паша уловил, что не все шутка в сказанном. Вжался в спинку сиденья, представив вдруг, как выскакивает из машины охрана и палит по попавшему в неожиданный переплет гаишнику. Но почти сразу напряжение его отпустило, вспомнил, как он в тот день подловил охранника, пистолет выдернул из кобуры, а тот и охнуть не успел. Так что не все гладко у вас, ребята. Вы скопом предпочитаете действовать, сворой, а когда сворой - чутье притупляется. Или нет? Вот вопрос так вопрос.
        Вдруг открылась впереди улица, та самая, на которой их особняк стоял. Машин не было почти, улица просматривалась во всю длину. Один перекресток, особнячок за ним, и дальше - следующий перекресток. За этим вторым перекрестком машина стоит. На том самом месте, где он, Паша, собирался кортеж Подбельского подкараулить на своем мотоцикле. Паша о том вспомнил и на охранников покосился. Те невозмутимо вперед смотрели. Интересно, как среагировали бы они на Пашу. Вот едут они, так же точно, как сейчас. Смотрят вперед, видят Пашу и его мотоцикл. Расстояние большое еще. Паша метнул взгляд вдоль улицы. Мотоцикл, предположим, уже трогается. Паша увидел вдруг, как тронулась с места машина - та самая, которая за перекрестком стояла. Но она странно поехала как-то, светофор уже с зеленого через желтый на красный перемигивался - а она как раз и поехала, нет чтобы раньше перекресток миновать. Неужели проедет на красный? Нет, остановилась. Паша машину уже хорошо рассмотрел - "восьмерка" или "девятка" жигулевская, вишневого цвета. Вдруг Паша вспомнил, что накануне в этом месте тоже "жигуль" стоял, у него крылья были
черные, он тогда еще тронулся неожиданно и мимо остановившегося у особняка кортежа пронесся.
        Сердце Пашино сжалось отчего-то, он встревоженно на охранников взглянул, но тут же опять к машине той обернулся, а она уже перекресток миновала - проехала-таки на красный! - и приближалась стремительно.
        Кортеж остановился, охранники из салона выскочили, оставляя Пашу с водителем наедине и еще с машиной той странной. Подбельский как раз готовился на асфальт ступить, и потому охрана кучно стояла и на дорогу никто не смотрел, кажется. "Жигуленок" приближался, очень упорно прижимаясь к осевой линии, и вдруг Паша крикнул срывающимся голосом:
        - Вперед! Вперед! Отжимай!
        Они бы время упустили, если бы шофер на Пашин крик обернулся, но он, как и Паша, смотрел вперед, на несущуюся против всяких правил машину, и потому то, что дальше произошло, одновременно с Пашей увидел: вдруг показался из открытого бокового окна короткий автоматный ствол.
        - Вперед! - заорал Паша. - В лоб его бей!
        Водитель сразу вторую передачу воткнул и рванул машину с места, одновременно руль влево выворачивая. Он "жигуленку" в лоб целился, но понимал, что скорее всего тот отвернет, попытается уйти от столкновения, так и получилось. Они "жигуленка" от кортежа отжали, тот вильнул в последний момент, но скорость уже успел набрать приличную, и хотя столкновения с машиной сумел избежать, вылетел на обочину и, увязая в сыром после ночного дождя грунте, врезался в дерево.
        Охрана метнулась к разбитой машине, но вдруг открылась задняя дверца, и из нее вывалился человек с автоматом в руках. Это его ошибкой было - что он оружие в салоне не оставил, потому что при виде автомата охрана трусливо открыла торопливый огонь, и за неполные десять секунд они изрешетили и машину, и находившихся в ней людей.
        - Вот черт! - сказал водитель и к Паше обернулся, а тот сидел безмолвно, и даже жизни в глазах не было.
        Кто-то снаружи рванул дверцу, крикнул:
        - Живы?!
        И даже от этого крика Паша не встрепенулся и головы не повернул.
        - Он в шоке, - сказал водитель.
        - Сам ты в шоке, - огрызнулся Паша.
        И тогда водитель засмеялся. Смех его был дробный, будто горошины по крыше стучат.
        Подбежал Виталий Викторович, заглянул в салон:
        - Это ты его в сторону завернул, Петрович?
        Никто не говорил спокойно сейчас, все кричали почему-то.
        - Это не я. Это Барсуков.
        Начальник охраны глаза скосил и на Пашу так посмотрел, будто в первый раз его видел.
        - Ты? - спросил.
        Паша безмолвно пожал плечами.
        - Он, он, - сказал водитель и опять засмеялся нервно. - Как заорет мне на ухо: "Вперед! Отжимай!" Я и погнал. Неплохо, а?
        Паша вышел наконец из машины. У разбитого "жигуленка" суетились охранники. Человек, лежавший у заднего колеса, смотрел в небо удивленно. Одна из пуль попала ему прямо в лоб, было чему удивляться. Паша в лицо покойника всматривался долго, и вдруг начальник охраны тронул его за плечо и сказал негромко:
        - Ты домой езжай, Паша. Тебя отвезут.
        Пашин рабочий день только начинался еще, а его домой отправляли почему-то, но он не удивился этому нисколько, послушно пошел за начальником охраны.
        - Петрович! Отвези его! - сказал Виталий Викторович. Водитель кивнул и завел двигатель.
        Ехали они молча, только уже у самого Пашиного дома водитель сказал негромко:
        - Чертова работа! Без головы остаться можно.
        И плечами повел, будто озяб. Паша не ответил ему ничего, вышел из машины, не попрощавшись. У лифта увидел Петра Семеновича, поздоровался.
        - Как дела, Паша? Ты бледный какой-то.
        - Это ничего, пройдет, - ответил, а самому неприятно было, что бледен.
        - Все нормально у тебя?
        - Да. Все хорошо. Просто отлично.
        Вошел в лифт и спокойно вздохнул, только когда створки закрылись и он остался один.
        53
        - Это Ачоев, - сказал Подбельский.
        Он прохаживался нервно из угла в угол, но все время так получалось, что между ним и окном оказывалось не менее трех метров. Нервничал явно и не мог этого скрыть.
        - Он в город так и не вернулся, Ачоев-то?
        - По моим сведениям - нет.
        - Алиби себе обеспечивает, - усмехнулся недобро Подбельский.
        Заглянула в кабинет секретарша, доложила:
        - Дмитрий Николаевич! К вам полковник Мухатов!
        - Проси! - Подбельский рукой сделал приглашающий жест и, поморщившись, сказал начальнику охраны: - Вот и милиция пожаловала.
        Мухатов вошел с видом чрезвычайно озабоченным и, не поздоровавшись даже, руками развел обескураженно:
        - Ну как же это так, Дмитрий Николаевич!
        Будто сам Подбельский был в происшедшем виноват. Потом вдруг до него дошло, что не с того начал, нагнал на лицо извиняющуюся улыбку, сказал участливо:
        - Хорошо хоть, обошлось все. Никто не пострадал?
        Вспомнил об увиденных внизу трупах нападавших, уточнил:
        - Из ваших никто не пострадал?
        - Из моих - нет. Да вы садитесь.
        - Спасибо, - склонил голову Мухатов и в кресло опустился. - Мои люди уже занимаются там, внизу, но без вашей помощи не обойтись никак.
        Заглянул в глаза, демонстрируя дружелюбие:
        - Кто бы это мог сделать, Дмитрий Николаевич? А?
        Вкрадчиво спросил, душевно даже. Подбельский качнул головой, вздохнул, ответил, голосу искренность придавая:
        - Если бы знать!
        - Знать-то не знаете, конечно, - легко согласился Мухатов и неожиданно опять к главному подступился, из-за чего и пришел: - Но догадываться можете.
        - Если бы я догадывался, - сказал Подбельский медленно, с расстановкой, - то человек этот рядом со своими неумехами лежал бы там, внизу.
        Он иначе хотел бы сказать, что до Ачоева еще добраться надо, и тогда уже он рядом и ляжет, но сказать этого не посмел. Умел себя в руках держать, когда требовалось.
        - А у меня версии есть кое-какие, - сказал вдруг Мухатов, все так же вкрадчиво.
        - Вот как? - изумился искренне Подбельский, враз насторожившись.
        Он, не удержавшись, даже переглянулся с начальником охраны, но Мухатов этого не заметил, кажется.
        - Да-да, версия, - подтвердил полковник.
        Он теперь об одной версии говорил, а не во множественном числе, но все равно Подбельский тревожился отчего-то.
        - Происшествие сегодняшнее как-то связано с письмом.
        - С письмом? - наморщил лоб Подбельский, силясь вспомнить.
        - Да, с тем самым письмом, которое к нам по почте пришло. С фотографиями, помните? Там еще и ваш снимочек был.
        Подбельский кивнул, давая понять, что помнит, безусловно.
        - События одного ряда, - сказал Мухатов и руками развел - такие, мол, дела.
        - Возможно, - согласился Подбельский, заметно успокаиваясь.
        Начальник охраны все это время молчал, и Мухатов к нему обернулся, словно к разговору приглашая.
        - Все равно непонятно, - подключился Виталий. - Кто это делал, зачем? Может, вам известно?
        Он как-то ловко разговор на Мухатова переводил, отфутболивал еще не родившиеся вопросы, и Подбельский, это уловив, усмехнулся едва приметно.
        - Мы ищем, - сказал Мухатов миролюбиво и из кресла поднялся, прошелся неторопливо по кабинету, остановился у окна.
        Внизу, в сквере, эксперт из городского управления склонился над трупом и рассматривал его с холодным интересом. Полковник вздохнул и отвернулся. Подбельский, до этого смотревший ему в спину, успел свой интерес пригасить и даже глаза опустил - казалось со стороны, что в задумчивости пребывает.
        - А из пришлых, со стороны то есть, никто вам не угрожал в последнее время? - спросил вдруг Мухатов.
        Подбельский ему в глаза взглянул быстро и понял, что вопрос очень конкретный, что Мухатов значительно больше знает, чем показывает.
        - Н-нет, - ответил Подбельский с растяжкой. - Никто.
        - Странно.
        - Почему?
        - Убийца-то со стороны был подослан.
        - Вот как? - изумился Подбельский информированности милицейской.
        Он еще хотел спросить, верны ли сведения, но понял вдруг, что Мухатов не наобум сказал, что знает, о чем говорит.
        - Но это еще ничего не значит, - выдавил Подбельский. - Кто-то из местных мог бы заказать убийство, а исполнителя взяли со стороны.
        - Вполне возможно, - легко согласился Мухатов, и стало ясно - более бессмысленно от него искренности ждать, и так сказал много.
        - Значит, никого не подозреваете? - на всякий случай уточнил полковник.
        - Нет.
        Мухатов наконец отлип от окна, за которым трупы грузили в старенький грузовик, и перешел в центр кабинета.
        - Я буду вынужден ваших людей допросить, - сказал он.
        - Хорошо.
        - И еще - прокуратура уголовное дело возбудит непременно.
        - Почему? - вскинулся Подбельский.
        - По факту убийства, - сказал из-за его спины начальник охраны. - Так положено.
        - Да, - подтвердил Мухатов. - Все останется без последствий.
        Подбельский, успокоившись, кивнул. Мухатов попрощался и вышел.
        - Вот дела! - сказал Подбельский с досадой. - Чуть не скосили меня сегодня. А кто тревогу поднял?
        - Какую тревогу?
        - Первым кто киллера увидел?
        - Барсуков.
        - Новенький?
        - Да.
        Подбельский засмеялся, и морщины у него на лбу разгладились.
        - Я же говорил тебе - он парень что надо.
        - Угу. Только псих, - угрюмо подтвердил Виталий Викторович.
        - Ты не взбрыкивай! - опять нахмурился Подбельский. - Чего взъелся-то на него?
        - Я по работе своей прежней знаю...
        - Знаем мы твою прежнюю работу, - сморщился Подбельский.
        - Я по работе своей прежней знаю, - ровным голосом упрямо повторил начальник охраны, - что если где какую зацепку нашли у человека - все, крест на нем надо ставить и дальше его не разрабатывать.
        - Ну почему же? - спросил Подбельский с досадой.
        - Потому что их и чистых сколько угодно. Из них и надо выбирать. А если на нем пятнышко есть, то всегда так оказывается, что пятнышко это не единственное. Ковырнешь, а там внутри гниль.
        - Он мне сегодня жизнь спас.
        Начальник охраны на это не ответил ничего, но вид имел столь хмурый, что ясно было - не одобряет беспечности Подбельского.
        - Ты на меня не серчай, - сказал Подбельский, смягчаясь. - Я твоему опыту доверяю полностью. Но оставь ты мне этого парня, а? Нравится мне он чем-то. Есть в нем злость какая-то затаенная. А? Не замечал? Какая-то агрессивность, которую он в глубь себя загнать хочет, но не всегда ему это удается.
        Начальник охраны плечами пожал и отвернулся. Подбельский сделал вид, что уже позади все.
        - Ты охрану усиль, - сказал. - И здесь, возле офиса, и в пансионате. И если кто подозрительный...
        Он голову к начальнику охраны повернул, и их взгляды встретились.
        - ...пусть охрана косит без предупреждения, - закончил Подбельский свою мысль.
        Подумал, сказал коротко:
        - У меня все.
        Виталий поднялся с дивана и направился к двери.
        - Пришли ко мне Барсукова, - сказал в спину Подбельский.
        - Его нет здесь.
        - А где?
        - Дома. Я отпустил его. Он в шоке, кажется. Испугался немного.
        - Хорошо, завтра пришлешь, - сказал Подбельский и вдруг вспомнил: - А у типа того, который нападал, что за оружие было?
        - Автомат спецназовский.
        - Мощный, да?
        - Магазин опорожняется в одно мгновение. Пули ложатся кучно, одна в одну.
        - И рана большая после этого?
        - А там не рана, - ответил Виталий Викторович. - Просто одна большая дырка.
        Подбельский повел плечами:
        - Ладно, иди. И пришли мне Барсукова завтра.
        54
        Паша лежал на диване, положив руки под голову, и обои на стене рассматривал внимательно. Себе не мог объяснить, почему именно так поступил сегодня, под пули полез. Пули, если разобраться, Подбельскому предназначались, и не этого ли он, Паша, и хотел. Прикрыл глаза, задумался. Получалось, что нет - не этого. С Подбельским у него свои счеты были. Он, Паша, должен был с ним лично разобраться, в этом весь смысл. Человек в жизни по ступенькам шагает. Либо вниз, либо вверх. Все выше и выше. Нельзя без цели, потому что тогда уважать себя перестанешь. Самсонов - это очень просто, и уверенности в себе не добавляет нисколько. И даже Охлопков не добавляет. И Ектенбаев тоже.
        Тут он задумался. Нет, неправильно. Ектенбаев все-таки не шутка. Он прятался и недосягаемым казался, но Паша его выследил. Как зверя. Хитрого и осторожного. Паша его выманил и убил и может Ектенбаева себе в плюсы записать. Вот она, ступенька. Сначала, значит, Самсонов с Охлопковым, а потом уже Ектенбаев. А следующая ступенька - Подбельский. Все очень ладно теперь выстраивалось. Подбельский ни на кого из предыдущих не похож. У него повадки другие. Настоящий хищник. И можно головы запросто лишиться, если осторожность потеряешь. Тут уж кто кого - такой расклад.
        Паша размышлял, и напряжение сегодняшнего утра уходило из него постепенно. Картины сегодняшнего утра еще возникали в сознании, но уже как-то размыто, он теперь будто со стороны видел происходящее и не заметил, как уснул. Ему снилась почему-то Роза. Паша ее пытался ударить, а кулак проходил через Розу, будто она бесплотной была. Роза смеялась, и в ее смехе издевка слышалась. Паша проснулся. Уже вечер наступил, за окном небо из раскаленно-белого стало синим, и кто-то на улице смеялся заразительно, этот смех Паша и слышал, наверное, сквозь сон.
        Он умывался долго, плескал холодной водой в лицо, а когда на себя в зеркало посмотрел, понял, что не отдохнул нисколько - под глазами темные круги и взгляд какой-то затравленный. Улыбнулся, но даже такой сам себе не нравился.
        "Боюсь Подбельского, - понял вдруг. - Оттого и тревожно. Холодно и пусто внутри - и как избавиться от этого чувства?"
        Включил телевизор, пытаясь забыться. Но не получалось ничего. Смотрел на экран и не видел, что там происходит.
        Может, отступить? Не предпринимать ничего? Черт с ним, с Подбельским. Павел взгляд на знакомый до мелочей фотоснимок перевел. Нет, не отступить ему уже. Только тогда спокойствие придет, когда он с Подбельским справится.
        55
        Что-то неладное происходило. Все вроде как накануне было: автомобили в ряд перед корпусом выстроились, охрана рассыпалась реденькой цепочкой, но отличалось все от вчерашнего неуловимо - и Паша понять не мог чем. Вышел из корпуса Подбельский, его, как и накануне, сопровождал Виталий Викторович, и даже так же точно в радиотелефон бубнил, и все-таки что-то изменилось.
        Двое охранников сели в машину, в которой Паша находился, один из них буркнул: "Поехали!" - и такие мрачные они оба были, что Паша поежился даже.
        Тот, что впереди сидел, сказал вдруг:
        - А это уже не мое дело. Я за себя одного ответчик.
        Они продолжали какой-то неприятный для обоих разговор, начатый ранее.
        - Виталя недоволен будет, - сказал второй.
        - А мне все равно. Я с ним детей крестить не собираюсь.
        Водитель машину вел излишне нервно. На трассе, обгоняя грузовик, ни с того ни с сего вильнул вправо, подрезав его, и сидевший впереди охранник не сдержался, сказал сквозь зубы:
        - Ты вправо зачем полез? Левее должен держать. Или забыл?
        И Паша вдруг догадался, что ничего не забыл водитель, очень хорошо все помнит, и вчерашнее тоже. Потому они все сегодня будто чумные - боятся. Впервые убедились наглядно, какая опасность Подбельскому угрожает. И вспомнили все разом о семьях своих и стариках, родителях. Паша в душе усмехнулся и на своих спутников взглянул искоса. То-то веселья у них сегодня поубавилось. Поняли неожиданно, что их не только для того наняли, чтобы зарплату регулярно выплачивать.
        - Я бы на месте Подбельского не очень-то сейчас по городу разъезжал, - сказал Паша.
        Ему не ответил никто. Только уши у сидевшего впереди охранника побагровели неожиданно. И Паша опять внутри усмехнулся.
        - Вчера кое-кто испугался, наверное, - продолжал Паша.
        Сидевший впереди вдруг обернулся резко и бросил раздраженно:
        - Ты болтай поменьше!
        И добавил, понизив тон:
        - На работе все-таки.
        Это он свое раздражение прорвавшееся загладить пытался.
        - А ты меня не учи, - ответил Паша. - Я свою работу не хуже тебя выполняю.
        В машине повисла тяжелая тишина.
        У особняка водитель не остановил машину, проехал чуть вперед и вдруг руль вывернул и перегородил дорогу. Оба охранника еще до полной остановки из салона выскочили, как тренированные псы.
        - Что такое? - спросил удивленно Паша.
        - Новые инструкции, - буркнул водитель.
        Они дорогу перегораживали, и шедший по встречной полосе троллейбус остановился и засигналил требовательно. Через стекло Паша видел лицо водителя троллейбуса, тот что-то кричал раздраженно, но слов не было слышно, и казалось, что тот только раскрывает рот, кривляется. Охранники на происходящее не реагировали никак, стригли по сторонам взглядами обеспокоенно.
        Паша оглянулся и увидел, как мелькнул на мгновение силуэт Подбельского. Закрылись двери особняка. Водитель машину с места тронул, освобождая дорогу троллейбусу. Сказал сквозь зубы:
        - Это черт-те что, конечно.
        - Что именно? - поинтересовался Паша.
        - Все! - сказал водитель, озлобляясь.
        Подошел Виталий Викторович, склонился к окну:
        - Барсуков! Зайди к Дмитрию Николаевичу!
        - Прямо сейчас?
        - Да.
        И начальник охраны не в себе был сегодня, кажется.
        Паша поднялся на второй этаж. Секретарша голову подняла, когда он в приемную вошел.
        - К Дмитрию Николаевичу.
        - Да, - кивнула она. - Он ждет вас.
        Подбельский из-за стола поднялся и даже пошел навстречу, чего никогда прежде не делал. Руку пожал, предложил сесть в кресло. От него все тот же запах исходил. Запах уверенности в собственной силе, как Паша для себя определил.
        - Я поблагодарить тебя должен, - сказал Подбельский. - Ты молодцом вчера себя показал.
        Паша не ответил ничего.
        - Рад, что в тебе не ошибся.
        Благодарность благодарностью, а фразы так строит, что сразу видно, кто хозяин.
        - Будем считать, что экзамен ты сдал.
        "Я жизнь тебе спас, сволочь. Неужели ты не понимаешь этого?" - хотелось крикнуть Паше. Он никогда себя уверенно не чувствовал, находясь рядом с Подбельским.
        - Как же ты рассмотрел его?
        - Кого?
        - Киллера этого.
        - Машина подозрительной показалась.
        - Почему?
        - Очень уж в удобном месте она стояла.
        - Вот как? - вскинул брови Подбельский и головой покачал.
        - А потом, он на красный свет поехал, - продолжал Паша. - Когда мы у особняка появились. Потому я за ним и следил.
        - Страшно было?
        - Нет.
        Подбельский на Пашу взглянул испытующе, потом отвел глаза:
        - Премию получишь.
        Паша молчал.
        - Тысячу долларов.
        Повернулся, опять посмотрел испытующе.
        - Молчишь почему? - не выдержал Подбельский. - Мало, что ли?
        - Да нет. - Паша пожал плечами. - Нормально все.
        В кабинет заглянул без стука Виталий Викторович.
        - Заходи, - сказал Подбельский.
        Начальник охраны прошел по кабинету, в руке какие-то бумаги держал, хотел на диван сесть, но Подбельский произнес нетерпеливо:
        - Что там у тебя?
        Виталий Викторович на Пашу быстро взглянул, мешал ему Паша, наверное. Подбельский понял, усмехнулся:
        - При нем говорить можешь.
        Свое расположение к Паше демонстрировал. Виталий Викторович губы поджал и листки положил на стол перед Подбельским. Тот их один за другим перебрал торопливо, поднял глаза непонимающе.
        - Что? - спросил коротко.
        - Заявления об уходе, - сказал начальник охраны. - Шесть человек разом написали.
        Выглядел он мрачновато.
        - После вчерашнего, да? - произнес Подбельский понимающе. - Вот так гвардия. Одни паникеры.
        Начальник охраны побагровел.
        - Хорошо ты людей подбирал в охрану, - сказал Подбельский, все больше раздражаясь.
        Его, кажется, злоба душила, и он уже сдержаться не мог.
        - А они после первых же выстрелов в стороны сыпанули, как шавки! - закричал Подбельский.
        Паша вздрогнул от этого крика и на начальника охраны быстро взглянул. Тот совсем бледный стоял, глаза опустил, а руки - это Паша видел - дрожали. И Подбельский эти руки дрожащие тоже видел, наверное, потому замолчал вдруг, а когда вновь заговорил, голос его был тих и бесцветен, будто и не кричал он только что:
        - Так вот что, Виталик, шестерку эту великолепную гони на все четыре стороны. С треском, чтоб шуму побольше было. И на их место новых набери. Надежных. Понял? Чтобы я в них уверен был, как в тебе.
        Последнюю фразу специально сказал, наверное. Чтобы начальник охраны грубость прежнюю ему простил.
        Виталий Викторович кивнул, спросил глухо:
        - Можно идти?
        - Иди, - махнул рукой Подбельский.
        Начальник охраны из кабинета вышел и дверь за собой прикрыл осторожненько, а Подбельский ему вслед смотрел задумчиво, будто и не было Паши в кабинете. Но вот встрепенулся, и взгляд наполнился жизнью.
        - В охрану ты почему пошел? - спросил неожиданно.
        - Потому что вы позвали, - ответил Паша первое, что на ум пришло, а сам растерялся, не зная, как следовало бы ответить, и даже эту свою растерянность не смог до конца скрыть, но Подбельский ничего не заметил, кажется, взглянул на Пашу понимающе.
        - Я серьезно спрашиваю, - сказал.
        - Не в грузчиках же мне всю жизнь ходить, - произнес осторожно Паша.
        Он будто нащупывал безопасную тропинку в болоте разговора.
        - Грузчик - это, может, даже более завидная работа, чем охранник.
        - Чем же? - не сдержался Паша.
        - Охранник - как-то слишком уж это зависимо.
        - На побегушках, да? - уточнил Паша.
        - Да.
        - А я не собираюсь на побегушках быть.
        - А я знаю, - засмеялся Подбельский, но глаза серьезными оставались. - Потому и спрашиваю - почему пошел на эту работу.
        Очень серьезный разговор начинался. Паша это почувствовал, и сердце у него сжалось. Здесь тебя прощупывают, даже благодарность вынося за спасенную жизнь.
        - Время приходит, когда все в жизни надо поменять круто, - сказал Паша. - У каждого человека так бывает, наверное.
        Специально последнюю фразу произнес. Хотел, чтобы Подбельский ситуацию эту и на себя примерил, это его отвлечет.
        Но Подбельский не задумался ни на мгновение, сказал:
        - Такое бывает. Но тогда только, как правило, когда не все ладно в жизни.
        Паша уже знал, о чем Подбельский его в следующий миг спросит. И тот спросил:
        - А что у тебя в жизни неладно?
        - Нормально все, - отозвался Паша глухо.
        Взглянул Подбельскому в глаза и понял, что тот ответом не удовлетворен. Лучше уж не лгать. Говорить как есть, но не все. Полуправда - она всегда правдиво выглядит.
        - Я не знаю, - сказал Паша. - Просто вдруг такой момент пришел, когда чувствую - самим собой недоволен. Все поменять захотелось разом.
        - А тут - я, - сказал понимающе Подбельский.
        - Да.
        - Вот это похоже на правду.
        Подбельский засмеялся вдруг и пальцем шутливо погрозил:
        - И все равно не все мне рассказываешь.
        И Паша тоже засмеялся. С облегчением, потому что понял - не будут ему больше сегодня вопросов задавать.
        - Не все рассказываю, - кивнул. - Да и зачем оно вам?
        - И то правда, - согласился Подбельский. - Ладно, иди. Мне работать надо. Зайдешь к Виталию Викторовичу, он тебе скажет, какие документы принести.
        - Для чего?
        - Разрешение на ношение оружия тебе оформим.
        - Оружия? - переспросил Паша, еще не до конца поверив.
        - Да. Негоже тебе без оружия в охране работать.
        56
        Дегтярев позвонил сам. Паша его голос в телефонной трубке не сразу и узнал. Даже спросил в первый момент:
        - Кто это?
        - Дегтярев.
        - А, Игорек. Давно не слышал тебя.
        Это правдой было. Казалось, целая вечность прошла с того дня, когда в последний раз виделись.
        - Как дела?
        - Нормально, - сказал Паша.
        Он искренне сейчас говорил.
        - Работаешь?
        - Угу.
        Пауза повисла между ними. Пустота, вакуум, ничто.
        - Может, встретимся? - предложил Дегтярев.
        - Зачем? - сорвалось у Паши с языка.
        И опять возникла пауза.
        - Ну ладно, - пошел на попятный Паша. - Ты где сейчас?
        Дегтярев молчал первое время, будто и сам еще не решил, соглашаться ли ему на встречу.
        - Алло! - позвал его Паша. - Ты не слышишь меня разве?
        - Слышу.
        - Знаешь, где я живу? Подъезжай.
        Дегтярев вдруг трубку положил, не ответив ничего, и Паша в догадках терялся, приедет ли тот. Дегтярев приехал, позвонил в дверь коротким звонком, и когда Паша ему открыл, даже отступил на шаг и сказал, не сумев сдержаться:
        - Ну ты даешь, Дегтярь!
        Он плохо выглядел. Он очень плохо выглядел. Такой вид бывает у тех, кому жить осталось до следующей электрички. Электричка приближается, и человек вдруг бросается под нее. Все. Конец. Занавес жизни опускается.
        - Случилось что? - спросил Паша. - С работы выгнали? Квартиру обокрали?
        - Нет, ничего, - Дегтярев качнул головой как-то безвольно.
        Лицо у него серое было.
        - На мое место взяли кого-нибудь? - поинтересовался Паша, чтобы хоть чем-нибудь его отвлечь.
        - На склад?
        - Да, на склад?
        - Нет еще.
        - Как же ты один управляешься?
        - Никак. Я на работу не хожу.
        - Не ходишь? - удивился Паша.
        Он Дегтярева за плечи взял и встряхнул сильно:
        - Что с тобой, Дегтярь?
        Тот вдруг голову в руки уронил и заплакал. Безутешно, по-бабьи.
        Паша налил в стакан водки, встал над плачущим:
        - Возьми, выпей.
        Дегтярь все еще руки от лица не мог оторвать, и Паша его голову запрокинул силой. Лицо у Дегтярева было мокрое.
        - Выпей! - сказал Паша, брезгливо поморщившись.
        Смотрел с неприязнью и потом стакан обратно не принял, отступил на шаг.
        - Что за истерика? - спросил Паша.
        Дегтярев рукавом рубашки вытер лицо:
        - Это не истерика, Паш.
        - А что?
        - А-а, пустяки все. Ты лучше о себе расскажи.
        - Что именно?
        - Как работа, как жизнь. Мне интересно.
        Интереса в его голосе не читалось нисколько. Говорил без интонации, как робот.
        - Работа как работа, - сказал Паша.
        - Платят много?
        - Хватает.
        - Доволен?
        - Как слон.
        Дегтярев кивнул, будто и не ждал иного ответа.
        - А ты-то отчего раскис? Почему на работу не ходишь?
        - Некогда, Паш.
        - Неужели? Чем же ты занят, если не секрет?
        Дегтярев глаза поднял, и в них такая тоска читалась, что Паша взгляд отвел, не выдержав.
        - Я на могиле целыми днями.
        - У Розы? - вырвалось у Паши.
        - Да.
        Это неожиданно было.
        - Ты совсем плохой, Дегтярь.
        - Зато ты хороший.
        - Я серьезно.
        Дегтярев вдруг опять заплакал. Он на маленького мальчика был сейчас похож. Его обидели нечаянно, и никого рядом не оказалось, кто мог бы утешить.
        - Хватит! - крикнул Паша.
        Дегтярев вздрогнул и затих. Голову в плечи вжал, будто ожидал удара. А Паша и вправду был готов ударить его, но что-то удерживало. Не жалость, а скорее брезгливость.
        - Хватит реветь, - буркнул.
        Этот слизняк, оказывается, умел любить. Класс простейших, семейство примитивных. Они еще и размножаются, оказывается.
        - Ее не вернешь уже, - сказал Паша.
        Подбодрить вроде хотелось, а получилось, будто злорадствовал. Дегтярев на него глаза свои безжизненные поднял, и Паша опять взгляд отвел. Он за жалостью пришел. Свою порцию участия получить хочет.
        - Надо к жизни возвращаться, Игорек. Вперед смотреть. Цель какую-то видеть.
        - Я ее вижу.
        - Видишь? - удивился Паша.
        - Да, вижу.
        - Мне скажешь?
        - Скажу. Мне человека одного найти надо, - произнес Дегтярев и глаза на Пашу поднял.
        - Кого же?
        - Того, кто Розу убил.
        Паша едва сдержался, чтобы глупостей не наделать. Злость свою и изумление внезапное сумел утопить, выдержал паузу, дыхание прервавшееся восстанавливая, потом сказал:
        - Как же ты найдешь его? Даже милиция найти не может.
        Последнюю фразу чуть ли не с гордостью произнес.
        - А я найду, - сказал Дегтярев. - Потому что знаю, где искать надо.
        - Неужели? - спросил спокойно Паша.
        - Да. Убийцу видели.
        - Кто?! - не смог на этот раз удержаться Паша.
        - Соседи.
        Дегтярев на него смотрел обволакивающим взглядом. Так паук обволакивает паутиной свою жертву.
        - Соседи, - повторил Дегтярев. - Из квартиры напротив. Двое старичков. Убийца от Розы выходил и их не заметил.
        Вдруг вскинулся и закричал:
        - Он их не заметил! Представляешь?! А они его видели! И опознают непременно! Они все рассказали! И им надо лишь этого убийцу показать! И тогда они...
        Он захлебнулся в крике и выглядел безумным. Но безумцем не был, Паша вдруг ясно это увидел, и ему страшно стало.
        - Это чепуха все, - пробормотал, не столько Дегтяреву переча, сколько себя успокаивая. - Ну и что, что видели? Город большой.
        - А я найду!
        Дегтярев сейчас жестоким выглядел. От слез былых и следа не осталось.
        - Приметы-то известны, - сказал. - А остальное уже совсем просто.
        - А что за приметы хоть? - спросил Паша, чувствуя, что погибает.
        - Парень молодой, высокий. Стрижка короткая.
        Дегтярев вдруг хохотнул сухо:
        - На тебя похож, в общем.
        - Да? - произнес Паша, не поднимая глаз.
        Он уже просчитал все, и так получалось, что нельзя этого слизняка из квартиры выпускать. А Дегтярев вдруг поднялся со стула легко, бросил:
        - Пошел я, ладно.
        И Паша обмяк почему-то.
        - Тебе помочь, может, чем-то? - нашел в себе силы спросить.
        - В чем?
        - В поисках.
        - Не надо, Паш. Я его сам найду. За мной не заржавеет.
        Сказал и вышел из квартиры стремительно, хлопнув дверью напоследок.
        57
        Подбельский не мог не заехать к мэру. Слухи о неудавшемся покушении уже ползли по городу, обрастая подробностями просто фантастическими, и так получалось - надо к Хохрякову заехать, поговорить, пока ему не нарассказывали чепухи всякой.
        - Заходи, Дмитрий Николаевич! - сказал мэр, изображая дежурное радушие, а в глазах вопрос читался. Смотрел он на гостя испытующе.
        Подбельский на жесткий казенный стул опустился, сказал с улыбкой:
        - Не пора ли мэру мебель в кабинете на более мягкую менять?
        - На какие средства? - пожал Хохряков плечами. - В этот кабинет все приходят только просить...
        Паузу сделал, будто задумался, опечалившись.
        - ...а чтобы принести что-то - не дождешься.
        - Сынок, может, поможет? - высказал предположение Подбельский. - Как дела у него?
        Вроде между прочим интересовался, а сам разговор на выигрышную тему поворачивал. Мэр это уловил, кивнул сдержанно-благодарно:
        - Все нормально у него теперь.
        Фраза дежурно звучала, если бы не слово "теперь". "Теперь" означало - после того как Подбельский помог кредит получить задаром практически. О кредите сейчас ни слова сказано не было, но оба поняли друг друга.
        - И у нас все нормально, - продолжил Подбельский и скупую улыбку на лице изобразил. - Хотя между делом приходится еще и от пуль уворачиваться.
        Это он к главному приступал, ради чего и приехал, собственно.
        - Слышал я, слышал, - мэр покачал озабоченно головой. - Какой ужас, а?
        - Пустяки, - проявил мужество Подбельский.
        - Мне Мухатов рассказывал, что у нападавшего этого какой-то автомат особенный...
        - Спецназовский, - кивнул Подбельский.
        - И где они их берут?
        - Сам удивляюсь.
        - А как думаете - не будет ли еще чего? - спросил Хохряков и на собеседника посмотрел внимательно.
        Он знать хотел, не начнется ли теперь война, где будет много трупов.
        - Вряд ли, - успокоил его Подбельский.
        Это важно было для него сейчас - дать понять мэру, что он, Подбельский, обстановку контролирует полностью и его позиции не ослабли нисколько.
        - Вот и хорошо, - склонил голову мэр.
        Можно было заканчивать беседу.
        - По гостям московским ничего не слышно? - будто между прочим поинтересовался Подбельский.
        - О ком речь? - на всякий случай не понял мэр.
        - Те, что по бензиновым делам приезжали.
        Подбельский об Ачоеве говорил сейчас.
        - А-а, - протянул мэр. - Был как раз сегодня он у меня.
        - Кто? - изумился Подбельский.
        - Как - кто? - в свою очередь удивился мэр. - Человек этот, который бензоколонки строить хочет.
        - Ачоев? - уточнил Подбельский, не веря еще.
        - Да, Ачоев.
        - Сегодня?
        - Час назад от меня ушел.
        Подбельский сказать хотел, что это невозможно, что это против всяких правил, но на него немота вдруг напала, и он, смешавшись отчего-то, поднялся, руку для прощания протянул, кивнул головой коротко и вышел.
        Он по длинным пыльным коридорам мэрии шел и не видел ничего у себя под ногами, в одном месте споткнулся, и на него оглянулись, а он и этого не заметил. Виталий его на первом этаже ожидал, сделал шаг навстречу, спросил обеспокоенно:
        - Случилось что?
        К Подбельскому уже дар речи вернулся, и он смог произнести наконец:
        - Ачоев в городе.
        Он свое отражение в зеркале поймал и не узнал себя - бледный незнакомец смотрел на него из зеркала растерянно.
        Сели в машину. Начальник охраны молчал мрачно.
        - Ачоева найти надо! - сказал Подбельский.
        К нему способность мыслить вернулась.
        - Вычислить, где он остановился. Это первое. Далее - с кем из местных контактирует. Без местных покушение не получилось бы у него.
        - Один из тех двоих в машине был наш, местный, - сказал вдруг Виталий.
        - Откуда знаешь? - быстро повернулся к нему Подбельский.
        - Я с Мухатовым сегодня разговаривал по телефону. Они уже труп опознали.
        - А второй?
        - Второй - что?
        - Второй труп опознан?
        - Не наш.
        - Приезжий, - кивнул Подбельский, словно и не ждал иного. - Киллер. А местный у него на подхвате. Ты узнай непременно - откуда он, этот местный.
        - Хорошо.
        - Сколько у тебя сейчас человек в подчинении?
        - Четверо, - ответил Виталий Викторович и вздохнул.
        - Новых ищешь?
        - Ищу.
        - Когда они будут?
        - Неделю надо на это минимум.
        - За неделю Ачоев до меня доберется всенепременно.
        - Можно пока взять людей из наружной охраны.
        - Откуда? - не понял Подбельский.
        - Из тех, которые особняк охраняют и пансионат.
        - А что они умеют? - спросил Подбельский и усмехнулся невесело.
        И опять начальник охраны вздохнул.
        - Форму камуфляжную они умеют красиво носить.
        - То-то и оно.
        Подъехали к офису. У входа стоял белый "Мерседес".
        - Чей? - спросил Подбельский, насторожившись.
        - Не знаю. Номера московские.
        Шедшая впереди машина встала так, что закрыла теперь Подбельского от "Мерседеса". Из машины вышел Паша и направился к "Мерседесу" неспешно.
        - Молодец, - сказал Подбельский. - Работу свою знает.
        Выскользнул из салона и вошел в особняк. Почувствовал, что напряжение его отпускает, только в тот момент, когда входная дверь за его спиной захлопнулась. Начальник охраны шел следом, отставая на полшага.
        - И еще, - сказал вдруг Подбельский. - Придется пока разъезды по городу до минимума сократить.
        Было видно, что об этом всю дорогу от мэрии думал.
        - Может быть, совсем из пансионата не выезжать?
        - Ты шутишь? - обернулся к начальнику охраны Подбельский.
        Но тот не шутил, похоже.
        В комнате перед приемкой на диване сидел охранник. Один сидел, а не несколько, как это обычно бывало, и Подбельский вздохнул тяжело.
        - Это не годится никуда! - не выдержал и заговорил, от слова к слову все более раздражаясь. - Надо хоть у Мухатова людей попросить! На первое время. Мы здесь без прикрытия совершенно...
        Дверь в приемную распахнул быстрым нервным движением и вдруг остановился на пороге резко, будто о стену ударился. Начальник охраны из-за его спины выглянул и увидел Ачоева. Тот, притомившись, наверное, в ожидании, со стула резко поднялся, кожаную папочку из руки в руку переложил и сказал, глядя на Подбельского серьезно-внимательно:
        - Здравствуйте.
        Здравия Подбельскому желал, получается.
        Подбельский, растерявшись окончательно, кивнул ему молча в ответ и на начальника охраны оглянулся, а тот шефу ответил преданно-спокойным взглядом, давая понять, что тревожиться не о чем, вот он, начальник охраны, - рядом и какое же может быть в таком случае беспокойство.
        - Вы ко мне? - спросил Подбельский.
        - Да, - ответил Ачоев.
        - Если вы позволите... Мне необходимо пять минут...
        - О чем речь, - сказал Ачоев и вновь на стул опустился, будто и не ждал иного к себе отношения.
        Подбельский в кабинет прошел, увлекая за собой Виталия Викторовича, и, когда они вдвоем оказались, сказал торопливо:
        - Я его приму сейчас, а ты будь рядом. За спиной у него стой, понял? Чтобы он дыхание твое чувствовал.
        Перевел дух, потер лоб ладонью ожесточенно:
        - И еще - Барсукова сюда вызови. Он тоже пусть будет.
        Ни один мускул на лице начальника охраны не дрогнул, но в глазах метнулось что-то, Подбельский это заметил и сказал устало, без раздражения:
        - Не надо характер показывать, Виталик. Делай то, что я тебе говорю.
        - От вас я могу с Барсуковым связаться?
        - Да. И еще ребятам на улице скажи, чтобы глаз с "Мерседеса" не спускали. Ачоевская это машина.
        Паша вошел в кабинет через пару минут. Подбельский в кресле за своим столом сидел и голову поднял быстро.
        - Сюда подойди.
        Показал рукой - слева от стола, как раз получалось так, что Паша между Подбельским и Ачоевым стоять будет.
        - Здесь встань. Ко мне гость зайдет сейчас, ты с него глаз не спускай. И если он резко вдруг пошевелится - бей.
        Паша на Подбельского взглянул понимающе, но тот не пояснил ничего. И Паша решил переспросить:
        - Бить?
        - Да. Так, как ты Славика в тот раз на землю уложил. Помнишь?
        Паша кивнул. Подбельский на какую-то клавишу нажал, бросил коротко секретарше:
        - Пригласи Ачоева!
        Ачоев вошел и остановился в дверях, словно взгляды присутствующих в кабинете его остановили. Напряжение, почти неприкрытое, чувствовалось.
        - Прошу, - сказал Подбельский и рукой на стул показал.
        Стул почти посередине кабинета стоял. И выглядел очень одиноко. Ачоев губы поджал, сел на стул, и Виталий Викторович тут же к нему сзади приблизился неслышно.
        - Я слышал, у вас были неприятности, - сказал Ачоев.
        - Да, - кивнул Подбельский невозмутимо, только жилка на виске запульсировала при этом. - Но мы с проблемами своими справились.
        - Надеюсь, ничего особенного?
        - Абсолютно, - подтвердил Подбельский.
        - Я рад, что все обошлось и вы в добром здравии находитесь.
        Ачоев папочку свою на коленях распахнул - Паша при этом напрягся - и сказал деловито, давая понять, что прежде лирика была, а теперь вот они к главному переходят.
        - Я в свои планы решил внести изменения кое-какие. - Подбельский голову набок склонил, обозначая любознательность. - Практика сама по себе негодная - пытаться в незнакомой местности без проводника обходиться.
        Ачоев наконец нашел нужную бумагу, поднял глаза на Подбельского.
        - Почему бы нам вместе не действовать?
        - Не понимаю, - признался Подбельский.
        - Почему бы сеть автозаправочных станций нам на паях с вами не обустраивать?
        - Вы мне предлагаете в долю войти? - уточнил Подбельский и быстро на начальника охраны взглянул.
        - Да.
        Это было невероятно. Подбельский знал, что такого просто не может быть. И потому не верил.
        - И что же вы предлагаете? - спросил, пытаясь выиграть время.
        - Двадцать процентов. - Ачоев взмахнул листком бумаги, который в руках держал.
        - Мне?
        - Вам.
        - Вы шутите, - демонстративно оскорбился Подбельский.
        Он все еще не понимал ничего.
        - Это хороший процент, - сказал Ачоев, глядя собеседнику в глаза.
        - Это жуткий процент.
        - А какой процент не жуткий?
        - Двадцать.
        Ачоев взглянул на Подбельского удивленно.
        - Вам - двадцать, - пояснил тот.
        - А вам, значит, восемьдесят?
        - Совершенно верно. - Ачоев засмеялся сухо.
        - Так не бывает, - сказал он.
        Подбельский и сам знал, что не бывает. Но не смутился нисколько. Предложил:
        - Мы вместе должны подумать.
        - А я не против. Назовите нормальную цифру.
        - Пятьдесят, - сказал наугад Подбельский.
        - Это надо обсуждать.
        - И обсуждать нечего. Пополам - отличный вариант.
        - Но вы обеспечиваете строительство, - сказал Ачоев, будто отступая.
        - Согласен.
        - И договариваетесь с нефтеперерабатывающим заводом.
        - О переработке, - уточнил Подбельский. - Но не о квотах.
        - Да. Квоты на нефть я обеспечу.
        Ачоев папочку прикрыл.
        - И еще, - сказал он, - бумаги почему-то мои застряли.
        - Какие бумаги?
        - По станциям заправочным. Ускорить нельзя никак?
        - Попробуем, - пообещал Подбельский.
        Он уже что-то понимать начал, и сердце сжалось от недобрых предчувствий. Ему особенно неуютно было под взглядом Ачоева, тот на него смотрел очень спокойно. Слишком спокойно. Демонстративно спокойно. Холодно было под этим взглядом.
        - Я рад, что мы друг друга поняли, - сказал Ачоев и поднялся.
        Паша опять напрягся. Ачоев шаг вперед сделал, руку Подбельскому протягивая. И Паша тоже вперед шагнул и теперь стоял так, что Ачоева от Подбельского загораживал.
        - До свидания, - сказал из-за Паши Подбельский.
        Ачоев кивнул с хмурым видом, развернулся и вышел вразвалочку из кабинета.
        - Он что - мир предлагал? - вырвалось у начальника охраны.
        - Черта лысого! - воскликнул Подбельский возбужденно и из-за стола выскочил, зашагал по кабинету, ероша волосы на голове резкими движениями рук. - Он время выгадывает. Ты понял?
        Остановился, руки в карманы брюк спрятал.
        - У него не получилось ничего. Мы киллера его завалили. Все, провал. И ему теперь время нужно, чтобы все заново подготовить. Ах, хитер! Наглый, гад!
        Опять голову руками обхватил.
        - Меня успокоить пытается, - сказал, размышляя вслух. - Время идет - я нюх теряю. Это понятно. А он снова бьет.
        Паша на Подбельского смотрел, ничего не понимая. При нем такие разговоры впервые велись.
        - Мы еще обсудим это, - сказал Виталий и на Пашу глазами показал.
        - Ах да! - спохватился Подбельский.
        Пашу по плечу потрепал, улыбнулся, глаза серьезными оставались:
        - Спасибо тебе. Молодцом держался. Теперь иди.
        Выпроводил Пашу, вернулся к столу.
        - Что делать с ним будем? - спросил Виталий.
        Подбельский понял, что речь об Ачоеве идет.
        - Я подумаю, - сказал.
        Встал у окна, но так, чтобы его с улицы не было видно. Думать не о чем было. С Ачоевым кончать надо. Но так, чтобы и своей головы при этом не лишиться.
        - Он грубо действует, - сказал начальник охраны.
        - Да.
        - Против всяких правил.
        - Да.
        - Так чего же с ним церемониться?
        Подбельский обернулся и на Виталия Викторовича посмотрел внимательно. Они об одном и том же думали.
        - Я подумаю, - опять повторил Подбельский.
        Не хотел больше говорить на эту тему.
        58
        - Привет! - сказала Рита и подарила Паше улыбку. - Давненько не видела тебя.
        Паша и не думал, что она может по нему скучать.
        - Почему хмурый? - Она его легонько за рукав тронула.
        - Так, - Паша пожал плечами неопределенно.
        Мимо прошел Виталий Викторович, вид имел чрезвычайно озабоченный. Взглянул на Пашу, но отстраненно как-то, и даже, наверное, не заметил.
        - Говорят, тебе Подбельский жизнью обязан? - спросила Рита.
        - Преувеличиваешь.
        - Это не я. Это вокруг говорят.
        - Кто?
        - Все.
        - И что же именно говорят? - спросил Паша, чтобы только разговор сколько-нибудь поддержать.
        Неспокойно было на душе. Хотелось уйти. Убежать от всех, спрятаться.
        - Мне все мои знакомые уже уши прожужжали: "Ритка, что там у вас происходит? Кто-то охотится на твоего шефа?" Слухи по городу ходят. Мать советует уйти.
        - Почему?
        - Боится, что и мне достанется.
        - Тебе не достанется, - сказал Паша уверенно.
        - Как знать, - не согласилась Рита. - Бомбу подложат, и все взлетим.
        - Здесь охрана. К особняку не подпустят никого.
        - Охрана! - усмехнулась Рита. - Одно название. После покушения разбежались, как зайцы. А ходили здесь, выкобенивались, пистолетами размахивали.
        - Не все разбежались, - оскорбился Паша.
        - Я не о тебе, - Рита опять до его руки дотронулась. - Ты молодец у нас.
        Паша поморщился.
        - Нет, правда. Я как-то сразу почувствовала, что ты не такой, не похож на них всех.
        Вдруг приблизила свое лицо и заглянула Паше в глаза:
        - Но я тебе сказать хотела...
        Опять прошел мимо Виталий Викторович. Рита на него оглянулась и не продолжала, пока начальник охраны не отошел достаточно далеко.
        - ...хорошо, что ты смелый. Но то, что после случившегося здесь остаешься, - в этом ничего хорошего нет.
        - Почему? - удивился Паша.
        - За что ты голову свою положить готов? Или точнее - за кого? За Подбельского?
        Паша нервно головой мотнул, но Рита этого не заметила, кажется.
        - Просто жалко будет, если с тобой что-то случится. Все это того не стоит.
        - Что - это?
        - Эти люди, Паша.
        - Ты о Подбельском говоришь?
        - Да. Они там, наверху, не поделили что-то...
        - Они - это кто?
        - Ну, Подбельский и те люди, которые за ним охотятся. У них свои дела. Темные. И зачем тебе в это лезть?
        - Я не лезу.
        - Лезешь. Прямо под пули.
        - Ты глаз на меня положила? - спросил сбитый с толку Паша.
        Рита мгновенно отстранилась и даже губы поджала, давая понять, как он сильно ошибается.
        - Просто ты нормальный парень. И обидно будет...
        - Я это слышал уже.
        В конце коридора снова появился начальник охраны, крикнул:
        - Барсуков! Едем!
        - Не переживай, - шепнул Паша. - Все будет хорошо.
        Рита не ответила.
        Машины уже стояли у входа. Четверо охранников - осколки былой гвардии - не смотрелись грозной силой.
        - Маловато народу, - буркнул Паша.
        Виталий Викторович похлопал его ободряюще по плечу:
        - Мы еще людей набрали. С завтрашнего дня к работе приступают.
        И сразу же на главное переключился:
        - В первую машину садись, Барсуков. Твоя забота - встречный транспорт. Отжимай влево всех.
        - Водитель и сам знает.
        - Новый водитель сегодня, - опять помрачнел лицом начальник охраны.
        Значит, и Петрович, бессменный шофер, решил не играть с судьбой.
        Новенький - рыжеватый парень лет двадцати - поздоровался первым, когда Паша в машину сел.
        - Первый день сегодня? - спросил Паша вместо приветствия.
        - Ага.
        - Что делать тебе - рассказали?
        - Возить.
        - "Возить", - рассмеялся Паша. - Возить будешь, когда тебя с этой машины на троллейбус пересадят.
        Говорил, а сам по сторонам стрелял взглядом. Охранники у входа уже напряглись, это всегда происходило перед самым выходом Подбельского, и точно: пять быстрых секунд прошло - вышел Подбельский, сел в одну из машин. Паша не удержался, проследил его появление и в который уже раз самообладанию Подбельского подивился - тот, зная даже, какая ему грозит опасность, не суетился, в машину не юркнул поспешно, а, напротив, вид имел сдержанный и деловитый.
        Паша к водителю обернулся, бросил коротко:
        - Поехали!
        В следующий миг спохватился:
        - Тебе дорогу надо показывать, да?
        - Я знаю.
        - Откуда?
        - С начальником охраны полночи проездили, маршрут изучали.
        - В пансионат?
        - Да.
        - Но Подбельский не только в пансионат да офис ездит.
        Паша сказал и прикусил язык. Вон оно как все складывается. Один маршрут только водителю показали - из пансионата в офис и обратно. Больше никуда пока Подбельский ездить не собирался. Серьезное дело. Права по-своему Рита была - умный здесь не задержится, да и не осталось их никого, умных-то, разбежались все. А среди оставшихся - он, Павел Барсуков. Поежился и на идущие следом машины оглянулся.
        - Не отстают? - спросил водитель.
        - Нет.
        Об этом он и не подумал совсем. Легенда должна быть - для всех, кто заинтересуется ненароком, - почему это он остался, что держит его около человека, рядом с которым ходит беда.
        Стал варианты перебирать. Недалекость собственная. Это во-первых. Запросто можно валенка из себя разыграть. С детства, мол, ушибленный. Учителя от непроходимой тупости Пашиной плакали и грозились его в спецшколу сплавить. Дальше что? Конечно, деньги. Подбельский неплохо платит, другие меньше - так что еще одно объяснение готово. По молодости, мол, деньжат подзаработать хочется, не век же в грузчиках мыкаться. Ладно, с этим ясно. Еще можно про пистолет сказать. С детства мечтал оружие в руках держать. Подбельский вот обещал обеспечить. И когда об этом говорить, улыбнуться жизнерадостно непременно - тупость свою показать. Большой вроде вырос, а ума ни грамма.
        Все гладко очень получалось, Паша даже улыбнулся довольно и на дорогу, стелющуюся под колеса, посмотрел. Протянул руку и осторожно руль влево довернул.
        - Левее держи, - сказал водителю. - По осевой иди. Не бойся. Это встречные тебя должны бояться.
        - Что же ему бояться, если он на "КамАЗе"? - спросил спокойно водитель, но осевую не покинул. - Сомнет в лепешку. Так какой смысл подставляться?
        - Ты за это деньги получаешь, - сказал Паша, стараясь строгим казаться.
        - Я деньги получаю за то, что баранку кручу. А все остальное - не мое дело.
        Петрович, однако, менее разговорчив был. Видно, совсем тяжело сейчас на это место человека найти.
        Свернул с трассы. До пансионата недалеко осталось.
        - А правда, что на шефа нашего покушение было? - спросил водитель.
        - Правда, - ответил Паша с неохотой.
        - А кто?
        - Залетные какие-то. Знаешь откуда об этом? Кто-то из наших сказал?
        - Нет. В городе слухи разные ходят.
        - И что говорят? - Паша интерес изображал ленивый очень, но на самом деле любопытство так проняло, что он почти забыл об осторожности.
        - Говорят, что охота идет на бизнесменов. Одного убили, другого, теперь вот к Подбельскому этому подбираются.
        - И как, по-твоему, доберутся до него?
        Водитель засмеялся неожиданно.
        - А вот это интересное самое, - сказал. - Кто кого. Как в тотализаторе, а?
        И на Пашу посмотрел весело.
        - Ты зря смеешься, - почему-то рассердился Паша. - Все мы под прицелом сейчас. И чего тебя на такую работу опасную понесло?
        Водитель к нему голову повернул и посмотрел внимательно.
        - Зарплата хорошая, - сказал после паузы. - Можно и рискнуть.
        Очень хорошо. Он так точно ответил, как сам Паша пять минут назад дня себя придумал. Значит, аргумент весомый.
        - И все? - спросил Паша на всякий случай. - Единственная причина - деньги?
        - Конечно, - ответил водитель, не задумываясь. - А разве этого мало?
        Значит, высокая зарплата - сильный довод. А Паша еще и недомыслие свое покажет, и любовь к оружию. Все верно он рассчитал. Вряд ли его вычислят или просто заподозрят.
        Распахнулись железные ворота, автомобили въехали на территорию пансионата и у корпуса остановились. Паша из машины выскочил первым, спиной к корпусу встал, как учили. Близко деревья шелестели листвой, и никого не было рядом. Паша подумал вдруг, что его присутствие здесь практически бессмысленно. Даже если увидит кого-то подозрительного, что он сделает, безоружный? Крикнет? Тревогу поднимет? Вряд ли это поможет. Подбельский этого не может не понимать. Значит, оружие ему скоро выдадут.
        Начальник охраны окликнул Пашу, показал рукой - в корпус зайди. Подбельского уже не было здесь, проскользнул неслышно весенним ветерком.
        - Поднимись наверх, - сказал начальник охраны. - Дмитрий Николаевич ждет тебя.
        У нужной двери сидел в кресле охранник. Поднял на Пашу красные почему-то глаза.
        - Мне к Подбельскому, - сказал Паша.
        - Проходи.
        Подбельский сидел в кресле, развалился небрежно и даже галстук так распустил, что уж лучше бы вовсе его снял. Паша этого человека впервые видел таким расслабленным, но это лишь мгновение продолжалось. Подбельский глаза на Пашу поднял и сказал негромко, но властно:
        - Сядь! - и на кресло показал.
        Он теперь прежним Подбельским был, и никакой распущенный галстук не мог в заблуждение ввести.
        - Как жизнь? - спросил Подбельский.
        Паша растерялся от неожиданности и счел за лучшее промолчать, но сидящий напротив человек смотрел на него так требовательно, что само собой разумелось - Паша должен ответить.
        - Ничего, - сказал осторожно. - В порядке все.
        - Здесь теперь будешь дежурить. У входа в номер видел человека?
        - Да.
        - Сменишь его. Вторые сутки не спит парень.
        Вот почему у него глаза такие красные. Людей в охране не хватает, и они по две смены дежурят.
        - Мне оружия не выдали.
        Подбельский глаза поднял и так на Пашу взглянул, что тот понял - не то сказал.
        - Ты и без оружия парень что надо, - усмехнулся Подбельский угрюмо.
        Показал рукой - иди.
        Паша вышел из номера и нос к носу столкнулся с Виталием Викторовичем. Тот его и поджидал, похоже, потому что сказал сразу же:
        - Твое место здесь, - и на кресло показал рукой.
        Кресло уже пустое было. Охранник с красными глазами получил-таки возможность забыть о бдительности на время.
        - Чужого никого сюда не пустят.
        Начальник охраны сейчас о том говорил, что вокруг еще есть охрана и Паша не один здесь.
        - Но ты не зевай и ни одного человека не пропускай к Подбельскому без его или моего разрешения.
        Паша кивнул молча.
        - Не дремать, не курить, не отлучаться.
        Виталий Викторович показал на кнопку в стене:
        - Нажмешь, если я понадоблюсь.
        Сухо разговаривал. Недобро как-то.
        - Я только спросить хотел, - произнес Паша.
        Глаз не опускал. А чего ему бояться этого человека?
        - Вы всегда так разговариваете со мной...
        - Как? - быстро спросил начальник охраны, сухости в голосе не убавив нисколько.
        - Будто мной недовольны.
        - Не я тебя брал на работу, Барсуков.
        - И что же с того?
        - Ничего. Мне тебя в охрану дали - я с тобой работаю.
        - А сами меня не взяли бы, да? - осенило Пашу.
        - Это не имеет значения.
        А по глазам было видно - не взял бы.
        - Еще будут вопросы?
        - Нет, - сказал Паша.
        Виталий Викторович развернулся и через несколько мгновений исчез, некоторое время только слышны были удаляющиеся шаги. Паша подошел к двери неслышно, остановился. Он знал - за дверью находится Подбельский. Совсем рядом. Сердце сжалось. Это всегда случалось, когда Паша волновался.
        59
        Никто не появлялся на этаже, на котором Паша дежурил. Унылую, обволакивающую тишину Паша вдруг ощутил почти физически и даже вздрогнул, так ему муторно стало. Повел взглядом вдоль длинного коридора. На улице вечерело, и под своды здания подкрадывался сумрак. Краски поблекли, и все вокруг приобрело сероватый оттенок.
        Паша у кресла встал и прошелся бесшумно по мягкой дорожке. У двери, за которой Подбельский должен был находиться, остановился, вслушиваясь, но не донеслось ни звука. Он задумчиво разглядывал кнопку в стене - нажми, и появится Виталий Викторович, разрушит своим появлением воздвигнутую каким-то злым магом ватную стену тишины. Паша до кнопки дотронулся легонько пальцем, но нажимать не стал, погладил осторожно, будто это было живое существо. И едва руку от кнопки убрал - услышал шаги на лестнице. Кто-то поднимался на второй этаж - неспешно и грузно. Паша у двери в номер Подбельского встал вполоборота и замер, не опуская глаз с входа на лестницу.
        Появился Виталий Викторович, но не один, за ним следом шел высокий немолодой мужчина, одет он был модно, но неряшливо как-то, узел галстука опустился вниз и был в сторону сдвинут, и едва Паша успел подумать, что никак эти краснопиджачные не научатся толком одежду носить, как вдруг распахнулась дверь и Подбельский вывалился оттуда с блаженно-радостным выражением лица, обхватил незнакомца руками и забормотал добродушно:
        - Юра! С приездом!
        От новоприбывшего на Пашу пахнуло дорогим одеколоном и хорошим коньяком. Насчет коньяка Паша не ошибся, потому что Юра забасил что-то в ответ, и стало видно, что он сильно нетрезв. Виталий Викторович стоял с каменным выражением лица.
        - Юра, заходи, - сказал Подбельский и в глубь номера показал рукой. - Я здесь теперь обретаюсь.
        - Вот так хоромы у тебя, - хохотнул гость. - Целый дворец. А я до сих пор в своей пятикомнатной теснюсь.
        Они вошли в номер, и Подбельский дверь закрыл. Он так себя вел, будто никого здесь больше и не было - ни Паши, ни начальника охраны. Виталий Викторович развернулся и ушел, не сказав ни слова, а через несколько минут появился вновь, но уже с картонной коробкой в руках, из которой торчали горлышки бутылок и какая-то снедь. В номер он вошел без стука, но дверь, войдя, за собой прикрыл плотно, и опять у Паши в душе заскребли кошки. Из номера теперь до него доносились приглушенные звуки разговора, но это не помогло Барсукову избавиться от ощущения собственной ненужности. Это угнетало его и не давало распрямиться. Виталий Викторович еще пару раз уходил и возвращался, но Паше ни слова не сказал и не взглянул даже ни разу. В этом спектакле Паше, похоже, досталась роль человека из массовки. Роль без слов, просто стоять истуканом.
        В очередной раз из номера выходя, Виталий Викторович дверь прикрыл неплотно. Так торопился, что не закрыл ее и ушел, а Паша, мимо проходя неслышно, уловил обрывок фразы:
        - ...дела серьезные пошли, Юра...
        Голос принадлежал Подбельскому. Паша у косяка остановился и замер. В нем сейчас проснулось почти детское любопытство.
        - Может, ты преувеличиваешь? - Это уже Юра басил.
        - Куда уж там преувеличивать - киллера подослали.
        - Чего хотят от тебя? Подмять?
        - Подмять, да. Это моя территория, Юра. Я здесь хозяин. И я об этом знаю, и они об этом знают. И нам не ужиться.
        - Они не хотят делиться? Или ты сам не хочешь этого?
        - Никто этого не хочет. Предложили мне в долю войти...
        - О!
        - Да чепуха это все, Юра! Я поторговался для блезиру, даже выторговал себе половину - но все обман, я же вижу. Они еще одного киллера готовят, наверное, и им время нужно.
        - Первым ударь! Что ж они, шакалы, на твоей территории...
        - Да знаю я это все! Но мне самому времени хоть немного надо. Сейчас затаились все, Хохряков, сволочь...
        - Кто такой Хохряков?
        - Мэр наш. Как запахло жареным, в тень ушел. Ждет, чья возьмет, с победителем и будет дело иметь. И все они так. И милиция, и...
        - Ни от кого нет помощи?
        - Ни от кого, Юра.
        Звякнуло стекло о стекло.
        - Будем! - Голос Подбельского.
        Слышно было - выпили.
        - Но я сомну их, - сказал Подбельский и вдруг засмеялся. - Во мне сейчас азарт прямо охотничий разыгрался. Знаешь, как у зверей? У каждого своя территория. И если чужой вторгся - война. Потому что двоим здесь не жить. Или я, или ты. Да? Насмерть, только так. Потому что территория - это твоя жизнь. Добыча, пища. И если ты вожак и во главе стаи...
        - Ты заигрался, Дима.
        - А-а, брось. Я с ними справлюсь. И всем докажу, что я, Подбельский, здесь, на этой территории, имею право...
        - Ты Валентину отправил?
        - С детьми. Каждый вечер им звоню.
        - И сам поезжай.
        - Нет, Юра. Уехать - значит сдаться.
        Паша едва успел от двери отпрянуть - вдруг услышал на лестнице шаги. Встал в отдалении от двери, с каменным лицом. Виталий Викторович прошел мимо, даже не взглянув по обыкновению. Дверь за собой на этот раз прикрыл плотно.
        60
        Гость от Подбельского уехал за полночь. На ногах держался нетвердо и был мрачен почему-то, Подбельский его по плечу похлопывал и говорил:
        - Тебя в самолет не пустят, если букой будешь.
        - Пусть попробуют только, - еще больше помрачнел Юра. - Я их всех на пенсию досрочную поотправляю.
        Спустились вниз, но на улицу Подбельский не вышел, простился с гостем в вестибюле, и они долго стояли, обнявшись. Как-то картинно все выглядело - в сумраке, при полупогашенных лампах, молчаливые охранники застыли безмолвными тенями, и в центре - двое обнявшихся мужчин. И только когда Юра отпрянул резко и решительно, Паша увидел слезы - их и не было почти, лишь блеснуло что-то в глазах и исчезло тут же. Юра развернулся и пошел прочь, уже вышел даже из коридора, но вернулся вдруг и пьяно крикнул, через порог не переступая:
        - Я всех поубиваю в этом городишке, Дима, если с тобой случится что-то!
        Подбельский дернулся, будто хотел за гостем своим броситься следом, а тот уже по ступенькам вниз сбежал и в машину садился.
        Подбельский развернулся и пошел к лестнице. Паша следом за ним тенью скользнул и опять коньячный аромат уловил - ну почему они все так коньяк любят пить? И едва Паша подумал об этом, как Подбельский спросил у него, не оборачиваясь:
        - Коньячку хочешь?
        Паша оглянулся даже - его ли спрашивают, и когда понял, что его, ответил коротко:
        - Я не пью.
        - И я не пью.
        Подбельский в свой номер вошел, дверь открытой оставил, и так получалось, что и Паша должен войти.
        В номере было душно. Открытые бутылки на столе, остатки закуски.
        - Садись, - сказал Подбельский и самолично разлил коньяк по стопкам.
        Одну взял себе, вторую к Паше придвинул. Спросил:
        - За что пьем?
        - За удачу, - ответил Паша, подумав.
        - Чью?
        - Вашу.
        Подбельский нахохлился как-то за столом, выглядел он усталым.
        - Ладно, - сказал. - Давай за мою удачу.
        Выпили.
        - Знаешь, я благодарен тебе, - сказал Подбельский. - За тот случай.
        Он о покушении неудавшемся говорил. Паша плечами пожал, давая понять, что уже забыто все.
        - Не страшно?
        - Что именно? - не понял Паша.
        - Работать у меня.
        - Нет.
        - А если опять?
        Паша решил сделать вид, что не понял.
        - О чем вы? - спросил.
        - А если опять покушение?
        - Посмотрим.
        - Посмотреть хочешь? - Подбельский придвинулся.
        Глаза у него совсем не пьяные были.
        - В следующий раз тебе, может, уже так не повезет.
        - Не повезти всем может, - дерзко сказал Паша.
        Подбельский от неожиданности засмеялся.
        - Ты прав, - кивнул. - И мне тоже.
        Откинулся на спинку дивана, голову чуть набок склонил.
        - Почему ты остался? Не ушел, как остальные?
        - Не все ведь ушли, - сказал Паша осторожно.
        - Ты ведь не дурак, насколько я тебя понял. А не ушел. А?
        Получалось, что все, кто не ушел, дураки.
        - Зарплата.
        - Что? - переспросил Подбельский.
        - Зарплата здесь хорошая.
        - Да ты за идиота меня держишь, кажется.
        Паша покраснел.
        - Почему же...
        - Держишь, держишь, - сказал Подбельский убежденно. - Ты ведь не глуп, Барсуков. И понимаешь, что жизнь дороже этих денег.
        И Паша понял вдруг, что не годится все, что он для себя понапридумывал. И про зарплату, и про оружие. И когда это понял - растерялся. Не знал, что говорить. А Подбельский смотрел на него внимательно и явно ответа ждал. Уже что-то решил для себя, наверное, и теперь хотел Пашин ответ со своими выводами сопоставить.
        - Н-не знаю, - сказал Паша неуверенно. - Не хотел бы говорить на эту тему.
        - Так не знаешь или не хочешь?
        - Не хочу, - сказал Паша, подумав.
        - А мне вот интересно.
        Не отцепится. И вообще, отмолчаться - себе дороже выйдет. Надо полуправдой обойтись, как в прошлый раз.
        - Я из-за вас остался, мне кажется.
        - Из-за меня? - изумился Подбельский, и, кажется, искренне.
        - Когда работаешь на какого-то человека, человек этот... его характер, привычки... не знаю, как объяснить... - Паша терялся сейчас, слова подыскивая.
        - В общем, отношения между шефом и подчиненным...
        Опять он замялся.
        - Собака ищет властного хозяина, - подсказал вдруг Подбельский.
        Паша на него глаза поднял стремительно.
        - Да, - произнес, подумав.
        - Я не сказал ничего обидного? - уточнил Подбельский.
        - А разве можно обижаться на правду?
        Ах, как гладко получилось! Разговор в такое русло перетек, где изгибы плавны и берега пологи. Есть подводные камни, но если осторожненько продвигаться, то опасаться нечего.
        - Хотя мне сравнение с собакой не нравится, - сказал Паша на всякий случай, чтобы гонор показать.
        - Я не о тебе лично, - отступил Подбельский.
        - Я сказать хотел, что мне не все равно, на кого я работаю. Быть наемным работником - тяжкий труд.
        - Морально?
        - Да, морально. Психологически давит.
        - Но других не давит ведь.
        - Других не давит, потому что они как лошади. Их объездили, запрягли, и они знают наперед, на всю оставшуюся свою лошадиную жизнь, что это их удел. Сила привычки. Да? Вы понимаете? Любовь к спокойствию и порядку, устанавливаемому некоей внешней силой. И особую прелесть даже в этом чувствуют. Этакое самоистязание. Больно, противно, а почему-то нравится.
        - Ты мрачно на жизнь как-то смотришь.
        - Я смотрю на нее правильно.
        - Правильно, но не для наемного работника. Не для лошади.
        Подбельский говорил и в глаза Паше смотрел. И во взгляде его читались вызов и холодный интерес. Интерес ловца бабочек, уже приготовившего булавку. Ценный экземпляр. Сейчас поймает и проткнет булавкой.
        - А я не лошадь! - вскинулся Паша.
        - Но ты же сам сказал: наемные работники - те же лошади...
        - Я не лошадь!
        - Ты - не лошадь. Ты Паша Барсуков, - согласился Подбельский, а в глазах насмешка была, граничащая с издевкой. - Так легче тебе?
        У Паши сердце бешено колотилось, и он готов был броситься на сидевшего перед ним человека, но что-то удерживало его. От неподвижности собственной и обрушившейся вдруг беспомощности в глазах у Паши потемнело. Он глаза ладонью прикрыл непроизвольно.
        - Ты не кипятись, - донесся до него откуда-то издалека голос Подбельского. - Шутю я.
        И это его "шутю" было совершенно оскорбительным.
        - Мне надо идти, - сказал Паша.
        - Хорошо, - согласился Подбельский и зазвенел стаканами. - Вот только выпьем давай по маленькой, чтобы братику моему в небе было уютно.
        Паша глаза открыл наконец. Подбельский перед ним на диване сидел расслабленно.
        - Это брат мой был, - сказал Подбельский. - Юра. Примчался из другого города, прослышав о делах моих неважнецких.
        Усмехнулся невесело.
        - Почему "неважнецких"? - проявил неосведомленность Паша.
        - Потому, - ответил Подбельский односложно и выпил свой коньяк.
        Открылась дверь, вошел начальник охраны.
        - Улетел? - обернулся к нему Подбельский.
        - Да.
        Подбельский кивнул удовлетворенно. Щеки его обвисли, как у собаки.
        - Что завтра? - спросил, и щеки заколыхались, задвигались.
        - Завтра, Дмитрий Николаевич, пополнение принимаем.
        - Какое пополнение?
        - Охрану набрали.
        - Охрана мне эта, - Подбельский пальцем погрозил. - Опять вшивоту набрал - после первого выстрела разбегутся?
        - Посмотрим, - ответил Виталий Викторович, мрачнея.
        - Посмотрим, - в тон ему ответил Подбельский. - Отчего не посмотреть.
        Паша за дверь выскользнул неслышно. Пустой коридор был полутемен, по углам прятались тени.
        61
        Утром Паша проснулся, потому что в холле зябко стало. Он обнаружил себя сидящим в кресле у двери в номер, в котором Подбельский жил. По коридору легкий сквознячок гулял, где-то накануне забыли окно закрыть, и сырой утренний воздух заполнил пространство. Взглянул на часы - половина седьмого. Во сколько же он заснул? В три часа ночи он еще слонялся по коридору, вымеряя шагами мягкий цветастый ковер. Потом в кресло опустился и отключился практически мгновенно. Не видел ли его начальник охраны спящим? Подумал и решил, что вряд ли. Если бы он увидел - непременно разбудил. И крика тогда не миновать.
        Паша нашел номер, дверь в который не заперта была, умылся и на свой пост вернулся за пять минут до появления Виталия Викторовича.
        Начальник охраны поздоровался с Пашей хмуро, стукнул в дверь условным стуком, и та открылась в следующий миг - на пороге Подбельский стоял, уже побритый до привычной глянцевости и одетый. Он Виталия Викторовича в номер пропустил, посторонившись, и, прежде чем дверь закрыть, сказал негромко, так, что один только Паша его слова и услышал:
        - Спишь на посту. Не годится!
        И дверь закрыл плотно, оставляя Пашу в одиночестве багроветь от смущения и досады.
        В половине восьмого дверь открылась - так же неожиданно, как и в прошлый раз, - и в коридор вышел Подбельский. Он прошел мимо Паши, не взглянув на него даже, и только спешащий следом Виталий Викторович махнул молча рукой - иди за нами, мол, уезжаем.
        Уже стояли внизу машины, и не выспавшиеся, хмурые охранники переминались с ноги на ногу, изображая усердие. Подбельский, не здороваясь ни с кем, сел в машину, Паша бросился к автомобилю, стоявшему первым, и едва в салон сел, колонна двинулась.
        - Как ночка? - спросил водитель.
        - Нормально, - буркнул Паша.
        Солнце уже поднялось над деревьями, он такие дни любил, но сегодня не радовался нисколько, его тревога не покидала, и он мучился и от этого состояния предчувствия чего-то нехорошего.
        Машины уже вырвались на шоссе и рвались к городу гончими псами, распугивая всех, кто на дороге в этот ранний час оказался. Водитель во вкус, кажется, вошел, и ему уже мало было по осевой ехать, он все норовил на встречную полосу сбиться, и Паша в какой-то момент не выдержал, сказал зло:
        - Куда несет тебя? Не забирай влево так!
        - Да я проверяю их, - усмехнулся водитель.
        - Кого - "их"?
        - Встречных. Насколько позволят мне к обочине их прижимать.
        - Тебя в детстве пионерском не били?
        - А у меня его не было - детства пионерского.
        - Врешь, - не поверил Паша.
        - Не вру. В октябрятах я еще походил, а как только к пионерам подступился - их и отменили.
        - Много потерял, - буркнул Паша.
        - Ага, - легко согласился парнишка. - Вырос вот - и о детстве вспомнить нечего.
        Непонятно было - шутит или всерьез говорит.
        Впереди замаячили высотки городской окраины. И Паша в мгновение все про себя понял - почему ему нехорошо так. Он в город этот возвращаться боялся. Чужим город казался, жестоким. В нем жили враждебные Паше люди. Зловещими представлялись двое тихих на вид старичков, соседи Розы покойной. Они Пашу видели и могли на него указать. Там, в пансионате, он себя спокойнее чувствовал, почти в безопасности. А в город возвращаясь, покой терял. Даже в спинку сиденья вжался, будто раствориться хотел, исчезнуть.
        На светофоре остановились - красный свет.
        - "Мигалку" на крыше надо поставить.
        - А? - вскинулся Паша, страх вглубь загоняя.
        - "Мигалка", говорю, нам нужна, - повторил водитель. - Чтобы мы перекрестки без остановки проскакивали.
        - Ага, - поддакнул Паша. - И еще крылья к каждой машине приделать. Вообще красота.
        Он зря боится, наверное. Ведь почти не появляется на улицах. Надо попроситься в пансионат этот, чтоб и жить там. И тогда - из пансионата в офис, из офиса в пансионат. И никто его не увидит, никто не опознает. А время - тик-так - идет, а память у старичков дырявая, и через пару недель поди вспомни, как убийца тот неведомый выглядел. Именно так - отсидеться он должен. Ну чего раскис-то? Все нормально.
        Приободрился даже. Уже к офису подъезжали. Паша напрягся вдруг, впереди, у самого особняка, люди стояли - с десяток, не меньше. Наклонился к лобовому стеклу, всматриваясь с тревогой.
        - Пополнение, - сказал водитель.
        Паша к нему обернулся, все еще не понимая.
        - Новые люди в охрану.
        Остановились у особняка. Новички - молодые и высокие, как на подбор, парни - глазели, любопытствуя. Паша из машины выскочил первым и оттеснил их к стене, руки широко расставив.
        - В сторону! - приговаривал при этом. - В сторону!
        Лицо намеренно зверское делал, чтоб доходчивее было.
        Подбельский тем временем из машины вышел и к особняку направился. Он тоже новичков видел, но не остановился, прошел в распахнутые услужливо двери.
        Паша расслабленно отступил от опекаемых им новичков, голову повернул и вдруг увидел Дегтярева. Тот с сумкой шел по тротуару, на работу спешил, как видно, и на Пашу во все глаза смотрел. Паша под его взглядом побагровел даже, смешался и глаза опустил, вспомнились вдруг слова дегтяревские: "Ба, да наш Робин Гуд в услужение к краснопиджачным подался!" Паша в тот раз невинность святую разыгрывал, а правда-то вот она - прислуживает, да еще рьяно как, ах нехорошо как получилось. Паша глаза наконец поднял - Дегтярев остановился и на него смотрел молча и без улыбки, и тогда Паша, смешавшись окончательно, в двери особняка юркнул и почувствовал, как выступает на лбу липкий пот.
        Рита промелькнула, улыбнувшись приветливо, Паша только кивнуть механически смог ей в ответ и наверх поднялся, к кабинету Подбельского. Сам Подбельский в приемной был, стоял посреди комнаты, перебирал поступившую почту. Начальник охраны скучал у окна. Телефон пропел призывно, секретарша трубочку сняла, послушала, что ей сказали, и к Подбельскому обернулась:
        - Дмитрий Николаевич! Вас!
        Подбельский трубку к уху прижал:
        - Да. Подбельский.
        Сосредоточенно-строгим стал.
        - Когда? - не спросил, а вскрикнул почти.
        Паша увидел, как напрягся Виталий Викторович.
        - Нападавшие скрылись?
        Лицо у Подбельского вдруг совсем белым стало. Он трубку на рычаг бросил и сказал отстраненно как-то, словно еще из разговора не вышел:
        - Барзыкина сегодня убили. Утром.
        Барзыкин - фамилия эта в городе была известна всем. Директор нефтеперерабатывающего завода.
        - Ачоев? - спросил начальник охраны быстро.
        - Ну не я же! - рявкнул Подбельский, а бледность уже отступила с его лица, оно багровым становилось.
        Прошел стремительно в кабинет, хлопнул дверью зло.
        62
        День для знакомства с новыми охранниками не самый удачный выдался. Подбельский за своим столом мрачный сидел и вроде как не присутствовал здесь вовсе - таращил задумчиво свои темные глаза, пребывая в полной неподвижности, а сидевший от него по правую руку Виталий Викторович читал "объективен" на новичков голосом тихим и монотонным, словно боялся Подбельского потревожить. В "объективках" стандартная информация была: когда и где родился, что закончил, где работал прежде.
        Паша у двери сидел. Новички заходили по одному, в их отсутствие Виталий Викторович на следующего посетителя кабинета уже успевал информацию выдать, и когда человек входил, Паша у него как раз за спиной оказывался. Вошедший не знал, что о нем присутствующим уже доложено, и было в этом что-то такое, от чего Паша хмурился. Понял вдруг, что и его просвечивали так же. Неприятно обнаруживать, что тебя обсуждали в твое отсутствие.
        Подбельский молчал все время, ни одного вопроса не задал. Очередной охранник входил, Виталий Викторович на него смотрел, потом взгляд на Подбельского переводил и, наткнувшись на молчаливое безучастие последнего, давал понять коротким резким движением руки, что аудиенция окончена. Охранник разворачивался и шел к дверям, вот теперь и Паша его лицо видел - на нем удивление написано было, недоумение даже. Еще бы - зачем приглашали, если даже не сказали ни слова. Паша подумал, что Подбельский совсем отключился, не контролирует ситуацию, как вдруг тот сказал:
        - А почему он в армии не служил?
        Очередной охранник только что вышел из кабинета, следующий еще не был приглашен.
        - Кто? - Виталий Викторович обернулся.
        - Вот этот, который только что перед нами стоял.
        - Он в институте учился. Оттуда не брали в армию.
        - А специальность у него какая?
        - Металлург.
        - Я не о том, - сказал Подбельский, а глаза у него по-прежнему безжизненными были. - В охрану он как попал? Все, кто до него были, служили либо в МВД, либо в безопасности. А этот?
        - Этот спортсмен.
        Виталий Викторович медленно говорил, будто слова подбирал. Ему самому все ясно было, а собеседнику - совсем ничего, и он объяснить хотел, почему человек с такой биографией в этом кабинете оказался.
        - Мастер спорта. Я на него давно глаз положил.
        - А мне плевать, что ты там на него положил, - сказал Подбельский, уже явно раздражаясь, и это с его стороны первое проявление хоть каких-то чувств было за последний час. - Из спортсменов одни рэкетиры получаются.
        - Из "качков" рэкетиры получаются, - осмелился перечить начальник охраны, темнея лицом.
        - А этот, значит, не "качок"?
        - Он первое место на юношеском чемпионате взял.
        - По шахматам? - нехорошо усмехнулся Подбельский.
        - По боксу.
        - Вот! - Подбельский по крышке стола постучал сердито. - Из боксеров самые хорошие рэкетиры и получаются.
        Виталий Викторович дышал тяжело и был на обиженного ребенка похож. Подбельский, заметив это, сказал примирительно:
        - Ладно, посмотрим. Время покажет. Как фамилия его - напомни.
        Виталий Викторович в бумаги свои заглянул, ответил сухо:
        - Пыляев.
        - Пыляев, - повторил Подбельский, запоминая.
        И вдруг резко повернулся к начальнику охраны, заговорил торопливо:
        - Но Барзыкина-то завалили! А? Видел крутых таких? Всерьез за наш город взялись!
        Виталий Викторович бросил быстрый взгляд на сидевшего у двери Пашу. Подбельский этот его сторожкий взгляд перехватил, но не мог уже остановиться - слишком мучило его все это, с самого того момента, когда об убийстве услышал.
        - Они ситуацию хорошо чувствуют, Виталик. Как мы с тобой. Нюх у них, понял? Сразу просчитали все слабые места в своем плане. Нефтеперерабатывающий не даст им бензина - так они с Барзыкиным прежде разобрались, чем он им отказать успел. Упреждающий удар! Нет, ты понял?
        Подбельский даже головой покачал, отдавая должное предусмотрительности своих врагов.
        - Теперь кто бы директором ни стал - первая мысль будет у него о Барзыкине. Жить захочет. Да? И когда к нему за бензином придут - он что сделает?
        Спросил и сам себе ответил уверенно:
        - Даст! Даст бензин, Виталик!
        И опять начальник охраны на Пашу метнул полный тревоги взгляд.
        - А дальше знаешь что? - Подбельский виски потер ожесточенно, потому что уже все дальнейшие шаги врагов своих просчитал, и картина получалась безрадостная. - Теперь все, кто к этому делу с заправками причастен, - мэр, Панькин, архитектор этот недоучившийся, - жутко покладистыми станут. А, Виталик? Улавливаешь?
        Взгляд Подбельского наткнулся наконец на Пашу. Во взгляде том не было ни страха, ни растерянности. Одна только готовность действовать.
        - Ты иди, Барсуков, - сказал Подбельский. - Закончились пока смотрины, перерывчик сделаем.
        И рукой в воздухе помахал, Пашу выпроваживая. Для него сейчас Паша был как пустое место.
        Паша из кабинета вышел и у окна встал. Жалюзи были опущены, и улица виднелась сквозь них полосками.
        Если сейчас Подбельского убить - все на врагов его спишут. Тех самых, которые Барзыкина убили. А он, Паша, Робин Гуд, на этот раз в стороне останется. И он понял вдруг, что не хочет этого - безвестности, безымянности собственной. В неудачный момент он на Подбельского вышел, тот в опасности и со всех сторон обложен. И геройства нет никакого в том, чтобы его сейчас добить. Выждать надо немного. Если Подбельский со своими врагами справится и снова силу обретет - вот тогда и надо бить. Когда он на вершине будет.
        По улице проехала машина. Старичок переходил дорогу торопливо. Мелькнул и исчез, его жалюзи закрыло.
        Он, Паша, со своими делами пока разобраться должен. Нельзя в постоянном страхе жить. Слабый всю жизнь боится. Сильный уничтожает причину своего страха. Те двое старичков, соседи Розы, - они единственные ведь были, кто Пашу в тот день видел. Роза еще видела, но она не скажет ничего. Мертвые не разговаривают. А старички живы пока.
        63
        Во второй половине дня Паша у начальника охраны отпросился и с работы ушел. Дома извлек из тайника нож, качнул его на ладони. Часы половину третьего показывали - самое время для Паши, не вечером же ему этим заниматься. Вечером и не откроют ему еще, чего доброго.
        Переоделся в старое, чтобы не жалко было после эту одежду выбросить.
        К нужному дому ехал на троллейбусе. Знакомую пятиэтажку увидел еще издали, даже сердце екнуло, но он себя держал в руках и на остановке сошел спокойно, чересчур спокойно, даже и это отметил для себя.
        Пятиэтажка была та самая, в которой Роза жила прежде. Паша поднялся к знакомой двери, но не сюда ему было нужно, а в квартиру напротив, где жили старички-разведчики, Пашу ненароком вычислившие, в дверях их квартиры "глазок" круглился, и это Пашу чрезвычайно опечалило. Он ведь, когда сюда добирался, уже выстроил план, знал, как действовать будет: когда спросят его из-за двери, кто он и что ему нужно, он ответит, что родственник Розы, что издалека приехал и понять не может, отчего это она ему не открывает. Старички дверь распахнут мгновенно, старые люди чрезвычайно любят на чужое горе поглазеть, а как не поглазеть на родственника, который еще не знает, что Роза, бедная, умерла, вот горюшко-то горе, и еще старички посочувствовать любят, и это тоже придавало Паше уверенности. В общем, все очень гладко было до тех самых пор, пока он перед дверью соседской не оказался, и вот тут его план рухнул.
        Он не мог родственником Розы назваться, вообще имя это упоминать не имел права, потому что едва он о Розе скажет, как его узнают непременно.
        Паша так растерялся, что даже от двери отступил, и стоял в нерешительности, еще не придумал ничего, но чувствовал, что срывается все, не получается у него сегодня. Правую руку в кармане держал, поглаживая лезвие ножа, пребывая в задумчивости, как вдруг щелкнул замок - в той самой двери замок, у которой он стоял, - и на площадку вышел мальчишка, внук тех самых стариков, наверное. Он бросил на Пашу быстрый взгляд и хотел уже дверь квартиры за собой захлопнуть, и тогда Паша спросил, с места не трогаясь, чтобы прежде времени мальчугана не напугать:
        - А бабушка с дедушкой дома?
        Спросил и сжал в кармане рукоять ножа. Опять, как в случае с Розой, кто-то невидимый, пребывающий вне Паши, вел его, не просто подсказывал, как поступать, а управлял. Пацана он не отпустит, конечно, нельзя этого делать.
        - Я не знаю, - ответил парнишка, растерявшись заметно, и эта его растерянность Пашу насторожила.
        - Я брат Розы, - сказал он.
        Парнишке про Розу мог сказать, не видел в этом опасности. И едва произнес это имя, как увидел - все правильно он делает. Парнишка глаза широко раскрыл и смотрел на Пашу с интересом, во взгляде его не было ни страха, ни настороженности. Дверь квартиры все еще открытой оставалась.
        - Ее убили, - сказал Паша и скорбно вздохнул. - Ты ведь знаешь, да?
        - Да, - парнишка кивнул участливо.
        Контакт состоялся.
        - Роза рассказывала мне про своих соседей-старичков. Это твои бабушка и дедушка, наверное?
        - У меня только одна бабушка. Мамина мама. Но она не здесь живет.
        - Подожди, - попросил Паша.
        Он не понимал ничего и волноваться начал.
        - Мне Роза говорила...
        Парнишка его слушал благожелательно и даже с почтением.
        - ...что в квартире напротив, вот в этой самой, значит...
        Паша на распахнутую дверь показал.
        - ...такие хорошие старички живут.
        - Нет, - сказал мальчишка. - Здесь мы с мамой живем.
        - А папа? - уточнил Паша.
        - Чей?
        - Твой.
        - Он не живет с нами.
        Значит, это не та квартира была.
        - А дедушка есть у тебя? - спросил Паша на всякий случай.
        - Нет. Умер.
        - Давно?
        - Очень давно. Меня не было еще.
        Точно, не та квартира.
        - Да, брат, я ошибся, - улыбнулся Паша виновато и руку с ножом в кармане разжал.
        Рука затекла уже.
        - Но ты уж подскажи мне, в какой из квартир здесь старики живут.
        Он подумал вдруг, что слишком подозрительно это все выглядит - он сам и его расспросы, - и добавил поспешно:
        - Роза у старичков этих одну вещь брала, да вернуть не успела.
        Эта версия ему самому показалась правдоподобной.
        - Здесь нет никаких старичков, - сказал мальчишка.
        - На всей лестничной площадке?
        Это невероятно было. Невозможно просто.
        - Вот черт! - пробормотал Паша.
        Он уже свою растерянность не мог скрыть. Оставалось лишь проверить, все ли так было, как мальчишка говорил.
        - Водичкой попоишь меня? - спросил.
        Мальчишка на пороге замялся, не зная, можно ли незнакомого человека в квартиру впускать, но Паша его подтолкнул вперед осторожно, но решительно, и они уже вдвоем оказались в полутемной прихожей.
        - Неси воду, - сказал Паша голосом мягким и дружелюбным. - Я здесь подожду.
        Но едва мальчишка скрылся на кухне, Паша в комнату прошел. Ничто здесь не говорило о присутствии пожилых людей.
        - Вам из холодильника? - спросил из кухни мальчишка.
        - Да, - ответил Паша. - Похолоднее что-нибудь.
        Еще одна комната была здесь. Паша дверь открыл мягким быстрым движением и встал на пороге. Модели самолетов свисали с потолка, пикировали на Пашу. Со стены улыбались ребята из "ПЭТ ШОП БОЙЗ". Хороший плакат. Большой и яркий.
        Мальчишка подошел сзади и встал за Пашиной спиной.
        - Это твоя комната, да? - спросил Паша.
        - Да.
        - Хорошие самолеты.
        Взял из рук парнишки стакан с холодной водой, выпил залпом:
        - Спасибо.
        Не было здесь никаких старичков. В природе не существовало.
        - Значит, старички не живут здесь? - спросил Паша, не надеясь уже ни на что.
        - Не живут.
        Бросил взгляд на дверь Розиной квартиры. Белая полоска бумаги с неразборчивой лиловой печатью соединяла дверь и дверной косяк. Опечатано. Наверное, с того самого дня.
        - И не приезжал никто? - полюбопытствовал Паша.
        - Куда?
        - К Розе на похороны.
        - Родители были.
        - Уехали уже?
        - Да.
        Похороны, наверное, не слишком многолюдными оказались. Родители. С работы Розиной кто-нибудь. И еще безутешный Дегтярев.
        Паша вдруг голову вскинул, будто его током ударило.
        - Что? - посмотрел вопросительно парнишка.
        Они вдвоем по грязной, давно не мытой лестнице спускались.
        - Ничего, - сказал Паша. - Это я про знакомого одного вспомнил.
        И руку непроизвольно в карман с ножом опустил.
        - К нему поедете, да?
        - Ага, - кивнул Паша согласно. - Проведаю.
        Конечно, к Дегтяреву надо ехать. И думать не о чем. Только там можно уяснить, что за история эта со старичками непонятная.
        - До свидания, - сказал парнишка вежливо.
        - Бывай, - ответил Паша.
        Руку на прощание не подал, он в ней нож по-прежнему сжимал неосознанно.
        64
        Дегтярева дома не оказалось. Паша, еще не веря в неудачу, даже ногой по двери запертой ударил, и вдруг дошло до него, что на работе ведь Дегтярь, справился слизняк со своей меланхолией.
        Отправился на склад, еще не представляя, как действовать будет. Все-таки место такое - посторонние и все такое прочее, не годится так. Но зря переживал, как оказалось. Пока доехал, рабочий день закончился, и Пашу запертые ворота встретили. Там, внутри склада, - он знал - должен был ночной сторож находиться, но Паша в ворота не постучал, осторожность проявляя, - нельзя, чтобы его кто-нибудь видел здесь разыскивающим Дегтярева.
        Вернулся опять к дому, где уже побывал, позвонил в дверь. Стоял, замерев, в ожидании, даже дыхание затаил, как вдруг щелкнул замок, дверь открыл Дегтярев. Увидел Пашу, изменился в лице в одно мгновение и отступил, наткнувшись при этом на лежащую в беспорядке обувь, едва равновесия не потерял, но на ногах удержался-таки. Паша за ним следом в прихожую вошел стремительно и дверь за собой захлопнул. Правую руку держал в кармане, нож сжимал почти судорожно. Дегтярев на Пашину правую руку смотрел со страхом, который уже скрыть не мог, Паша его взгляд перехватил, разжал-таки застывшие в мертвой хватке пальцы и высвободил руку из кармана, нож при этом не вытащив. Улыбнулся.
        - Привет! - сказал, а сам в звуки квартиры вслушивался - нет ли здесь кого еще.
        - Привет.
        - Один?
        - Да.
        Паша позволил себе расслабиться. Опять улыбнулся дружелюбно:
        - Все нормально у тебя?
        - Нормально, - ответил Дегтярев и судорожно перевел дыхание.
        Они по-прежнему в прихожей стояли, друг против друга.
        - Приглашай в комнату, - подсказал Паша.
        И только тогда Дегтярев рукой махнул в распахнутую дверь - проходи, мол. А сам с места не двинулся, и так получалось, что он у Паши за спиной останется, если Паша в комнату первый войдет.
        - Я на работу к тебе сегодня ездил.
        - Зачем? - не сдержал удивления Дегтярев.
        - Соскучился почему-то.
        Паша его в комнату втолкнул, не грубо, впрочем, и сам вошел следом.
        - Знаешь, когда меняешь место работы и попадаешь в другой коллектив...
        Дегтярев на него посмотрел туманным взглядом. Затравленно как-то. Паша вздохнул, ему опять муторно становилось:
        - Запах какой-то у тебя здесь...
        Сказал только для того, чтобы не молчать. А запах и вправду был в комнате неприятным. И еще несчастье. Запах несчастья здесь витал, вот что.
        - Я открою балконную дверь, - дернулся было Дегтярев.
        Паша ему руку на плечо положил и сжал несильно.
        - Не надо, - сказал. - Садись.
        Вдавил Дегтярева в старое кресло, сам сел напротив на колченогий стул. Ноги расставил широко и властно. Дегтярев сжался почему-то и совсем уже испуганным выглядел.
        - Чем занимаешься? - спросил Паша.
        - Сейчас?
        - Сейчас ты напротив меня сидишь, - усмехнулся Паша. - Вообще чем занимаешься, спрашиваю.
        - Работаю.
        - Все там же?
        - Да.
        - На мое место взяли кого-нибудь?
        - Нет.
        - Один справляешься?
        - Да.
        До смешного односложно и быстро отвечал Дегтярь. Как приборчик примитивный.
        - Я вижу, ты отошел уже немного.
        - А? - не понял Дегтярев.
        - Лучше, говорю, выглядеть стал.
        - После чего?
        - После похорон Розы.
        Дегтярев вздрогнул и побледнел в одно мгновение. Они к главному в их беседе подступались, и оба это поняли.
        - А дни жаркие настали, - вдруг сменил тему разговора Паша.
        Дегтярев на него во все глаза смотрел и боялся пошевелиться, кажется.
        - Жарко, говорю.
        - Да, - кивнул Дегтярев, спохватившись.
        - Попить есть что-нибудь у тебя?
        - Попить?
        - Да. Сок, компот - хоть что-нибудь.
        - Пиво. Будешь?
        - Буду.
        Дегтярев с места не сдвинулся, не шелохнулся даже, и все смотрел на Пашу остановившимся взглядом.
        - Ну? - произнес Паша вопросительно-требовательно.
        Только тогда Дегтярев поднялся и направился на кухню нетвердым шагом. Было слышно, как он звенел стаканами, потом вдруг стихло все.
        - Дегтярь! - позвал Паша.
        Тишина. Паша поднялся резко, опрокинул стул и на кухню бросился. Дегтярев у стола стоял, на шум обернулся, и Паша увидел его лицо, мокрое от слез.
        - Что случилось? - спросил почти участливо.
        Дегтярев опять не отозвался, растер слезы по лицу рукавом рубашки. В руке держал ключ для открывания бутылок. Стал бутылку открывать, и не получалось - руки дрожали. Паша, за ним наблюдая, поморщился.
        - Ты убил ее! - выпалил неожиданно Дегтярев.
        Паша вздрогнул и попытался Дегтяреву в глаза заглянуть, но тот веки опустил, и со стороны могло показаться, что вот-вот задремлет он. Только движения его выдавали - резкие были чересчур, нервные.
        - Ты о чем? - медленно сказал Паша, но чувствовал: дрожит у него голос.
        - Я о Розе.
        Дегтярь по-прежнему глаз не поднимал, возился с бутылкой, целиком ею был поглощен, казалось.
        - Я Розу убил? - спросил Паша, намеренно придавая голосу удивление.
        - Да!
        Уверенно ответил. Хотя и было видно, что дрожит как осиновый лист.
        - Откуда сведения? - полюбопытствовал Паша, унимая дрожь. - Приснилось? Или цыганка что-то нагадала?
        - За что? - вдруг выкрикнул Дегтярев, и так истошно крикнул, что понятно было - боль, копившуюся все эти дни, выплеснул. - Убил ее за что?
        - Любил ее?
        - Ты этого не трогай!
        - Любил, - протянул понимающе Паша. - А она тебе, значит, взаимностью не отвечала?
        - Ты этого не трогай! - опять выкрикнул Дегтярев.
        - Твоя эмоциональная душа этого не выдерживает, - доверительно произнес Паша.
        Он сейчас слова Подбельского едва ли не слово в слово повторил. И ситуация была очень похожая. Только он теперь на месте Подбельского был, а Дегтярев - на его, Пашином, месте. Хотя нет, неправда. Паша Подбельскому не дал возможности над собой посмеяться. Тем и отличается от Дегтярева.
        - А она и не могла тебя любить, - сказал Паша. - Девушки любят сильных. А слабых они только жалеют. Она могла лишь жалеть тебя, Игорек.
        Говорил почти ласково, а сам на Дегтярева смотрел с холодным и почти брезгливым любопытством. Так смотрят на простейших и примитивных, изучая их во имя науки. Уколол побольнее - и ждешь реакции - как-то поведет себя, сожмется или просто убежит.
        - Ты слизняк, - произнес Паша и на холодильник локтем оперся. - И дети твои слизняками родились бы. Зачем это, а? Зачем землю мусором покрывать?
        Дегтярев голову в плечи втянул. Казалось, что сознание сейчас потеряет.
        - И сам ты знаешь, что слизняк. Да?
        Дегтярев молчал.
        - С чего взял-то, что я ее убил?
        Молчание.
        - Хорошо, - сказал Паша. - Давай договоримся. Сделку заключим. Ты на мои вопросы отвечаешь, а я тебе за это расскажу, что Роза о тебе говорила - в тот самый день.
        Окончание фразы с расстановкой произнес, значительно - чтобы совсем уж понятно было, о чем речь идет. И Дегтярев понял, вскинул голову и Паше в глаза заглянул.
        - Ну? - сказал Паша. - Согласен?
        - Да.
        А иначе и быть не могло. Паша его зацепил основательно. Нужную струну нащупал и тронул ее осторожненько. Бережно тронул, чтобы не порвать ненароком. Рано было ее рвать.
        - Она тебе рассказывала обо мне? - Паша спросил и ответа ждал, как приговора.
        - Нет.
        - С чего ты взял, что я - убийца?
        - Догадался.
        - Но все с нее началось, с Розы? Да?
        - Да.
        - С ее смерти?
        - Нет.
        - Нет?! - изумился Паша и принялся события последнего времени в памяти перебирать лихорадочно.
        - В день моего рождения мы с ней разговаривали. И она спросила у меня вдруг - можешь ли ты человека убить? Я в тот раз значения этому не придал...
        - А когда придал? - спросил Паша быстро.
        - Когда ты убил ее.
        Паша дернулся, но смолчал.
        - Я тогда все это сопоставил...
        - Сыщик! - выдохнул Паша восхищенно. - Ну, голова! Ну, молодец!
        А самому уже нехорошо становилось. До дрожи. До дурноты. Только сейчас понял, как беспечен был. Беспечен и самонадеян.
        - Дальше! - произнес требовательно.
        - Что - дальше?
        - Потом что было? Ты следил за мной, да?
        Вспомнил вдруг, как Дегтярев его увидел у офиса утром.
        - Выслеживал?
        - Нет.
        - А у офиса оказался почему?
        - Случайно. На работу шел.
        Что-то было у Дегтярева во взгляде. Недосказанность какая-то.
        - Ты не все говоришь.
        - О чем? - спросил Дегтярев.
        - Обо мне. Что-то такое знаешь...
        Паша замялся.
        - Интересное что-то знаешь - и молчишь.
        Пауза в разговоре.
        - Нарушаешь условия нашего договора, - сказал Паша. - Ты мне - обо всем откровенно. Я тебе - слова Розы. А?
        Дегтярев промолчал, но лицо его уже пошло пятнами, что-то происходило с ним.
        - Сегодня утром у тебя глаза такие были, - Паша задумался даже, определение подыскивая, - будто прозрение на тебя снизошло.
        - Знаешь, бывают в жизни догадки страшные, - произнес глухо Дегтярев. - Обрушивается внезапно на человека, и верить не хочется, потому что страшно, а умом понимаешь - правда все.
        - И что же за догадка? - спросил Паша. - Насчет меня, да?
        - Да. Я ведь не знал точно, куда ты ушел, где работаешь теперь.
        - И вдруг меня увидел, - подсказал Паша. - Сегодня.
        - Увидел, - все так же глухо подтвердил Дегтярев.
        По лицу его судорога прошла, он скривил губы некрасиво и произнес с усилием:
        - Ты не мог просто так пойти к ним работать.
        - К кому?
        - К людям этим. Ты ненавидишь их.
        - Отчего же? - взглянул Паша испытующе.
        - Не знаю. Но это правда.
        - Ладно, пусть так, - не слишком охотно признал Паша. - И дальше что?
        - Ты задумал что-то. Это страшно. И очень жестоко.
        - О чем ты говоришь?
        - Знаешь, о чем.
        Губы Дегтярева искривились некрасиво.
        - А я скажу тебе, - Паша от холодильника, на который опирался, отстранился и руки на груди скрестил. - Обо мне эти люди не знают ничего. И очень об этом пожалеют после.
        - Я знаю.
        - Что ты знаешь? - произнес с усмешкой Паша. - Что можешь знать ты, Игорек? Человек, которого женщины не любят, а жалеют только.
        Почему-то именно так ему было особенно приятно говорить.
        - Зачем? - прошептал Дегтярев. - Зачем ты сделал это?
        Он о Розе говорил, кажется. Паша вспомнил вдруг об обещании своем.
        - Я о Розе еще не сказал тебе. Ты ведь знать хотел, что она о тебе говорила в свой последний день.
        Дегтярев глаза на Пашу поднял стремительно и замер в ожидании. То, что произнесено должно было быть, высшей ценностью являлось для него. Ничто значения уже не имело. Только эти несколько фраз - любимой, но отвергающей его женщины. Последние слова, переданные через ее убийцу. Под этим взглядом дегтяревским можно было и покривить душой, не говорить правды. Но у Паши не было жалости в душе. Смотрел на замершего в ожидании Дегтярева холодным взглядом естествоиспытателя.
        - Так вот какая штука, Игорек, - сказал медленно, растягивая зачем-то слова. - Дело в том, что речи о тебе не было вовсе. Пустое место ты для нее. Я же тебе говорил.
        Дегтярев глаза закрыл. Он умер уже, и сомнений в этом не оставалось ни малейших. Организм функционировал еще, и сердце билось, но чувства умерли, и теперь сколько ни коли бабочку булавкой - она не шелохнется.
        - Ты сам виноват, - сказал Паша. - Потому что не умеешь быть сильным.
        - Да, - прошептал Дегтярев, глаз не открывая. - Ты прав, Барсуков.
        Он Пашу по фамилии назвал, словно возводил между ними непреодолимую стену. Порознь они теперь.
        - Я - ничто. Ноль. Прах и мерзость. За себя не мог постоять никогда. И когда к Розе не осмеливался подойти, объясниться. И когда ты уводил ее к себе, на меня и на нее наплевав...
        С болью говорил Дегтярев; но боль где-то очень глубоко в нем сидела, только угадывалась.
        - И когда ты убил ее. Я ведь сразу понял - кто. Сразу, едва мне сказали о ее смерти. И опять струсил.
        - Слизняк, - сказал Паша. - Я же говорил.
        А Дегтярев все не открывал глаз.
        - Да, ты прав, - согласился. - Есть такая порода людей: их давят, а они не пищат даже.
        - Таких большинство, - подсказал Паша будто в утешение.
        И опять Дегтярев согласился:
        - Да, большинство.
        И наконец глаза открыл. В них уже безумие читалось. Паша свои руки, которые до сих пор скрещенными на груди держал, расцепил и правую руку опустил в карман, нащупал нож.
        - Их потому и давят, безголосых, - сказал Паша. - Ведь ты, даже многое обо мне зная, не сделал ничего. Побоялся. И сейчас боишься.
        Опять он на Дегтярева с брезгливостью смотрел.
        - Знаешь ведь, что я ублюдка этого, Подбельского, прикончить хочу - и не заявил даже. А телефон - вот он, рядом, - Паша на аппарат кивнул. - Звони. Ноль-два. Знаешь этот номерок?
        Дегтярев на него смотрел затравленно. Во взгляде ничего не читалось, кроме пожирающего его безумия.
        - Ну, - подбодрил его Паша. - Смелее.
        Он опять себя естествоиспытателем ощущал.
        И вдруг Дегтярев, глаз с него не спуская, руку на телефонную трубку положил.
        - Давай, давай, - кивнул Паша.
        Ему уже по-настоящему интересно было - решится Дегтярев или нет. Не верилось, что решится. И даже тогда не верилось, когда трубка была снята. Дегтярев диск нащупал трясущейся рукой и повернул его - ноль набрал.
        - Теперь двоечку, - подсказал Паша. - И на том конце провода дяденька милиционер отзовется.
        Он старался спокойствие сохранить, а сердце колотилось бешено.
        Дегтярев двойку набрал и теперь стоял, прижав к уху трубку. Вид у него совершенно идиотский был. Он окончательно спятил, конечно. И вряд ли понимал сейчас, что делал.
        - Не надо мне ничего доказывать, - произнес Паша со вздохом.
        А Дегтярев, его не дослушав, вдруг заговорил в трубку быстрым лихорадочным говором:
        - У Подбельского в охране человек работает...
        Паша из кармана нож выхватил и к Дегтяреву бросился, а тот отступил стремительно за холодильник и тем еще несколько мгновений выиграл.
        - ...который хочет его убить. Его фамилия...
        Паша дотянулся до него наконец и ножом в грудь ударил. И как раз на выдохе, когда Дегтярев фамилию должен был произнести, получился хрип. Дегтярев, трубку выронив, вдоль стены на пол съехал. Паша трубку с пола подхватил и поднес к своему уху осторожно.
        - Алло! - звучал мужской голос на том конце провода. - Говорите! Я вас слушаю!
        Сдерживая дыхание, Паша трубку на рычаг положил и к Дегтяреву обернулся. Тот сидел, голову безвольно свесив на грудь, а кровавое пятно вокруг раны расплывалось стремительно. Паша Дегтярева взял за волосы, голову запрокинул и ударил его в шею ножом. Он горло ему хотел перерезать, не получилось с первого раза, опыта не было, но в конце концов справился, только в крови испачкался, и пришлось в ванной эту кровь смывать, теряя драгоценное время. Паша не сомневался, что по звонку адрес звонившего вычислят и немедленно приедут сюда, но опять кто-то невидимый подсказывал ему, как действовать надо, что нельзя торопиться сейчас, он все предусмотреть должен.
        Смыл кровь тщательно. Нож промыл. Платком своим вытер отпечатки пальцев на телефонной трубке. Тот, невидимый, ему подсказывал, что теперь он все сделал, что был должен, и может уходить. Остановился над Дегтяревым. Тот в луже крови лежал.
        - Что ты доказать мне хотел? - спросил у него Паша. - Что ты не слизняк и на что-то способен?
        Перешел в комнату и вдруг увидел на столе "Месье N". Та самая туалетная вода, которую он Дегтяреву подарил. Взял в руку флакон, вернулся в кухню и содержимое флакона на труп вылил. По кухне разлился густой и терпкий запах. Паша отпечатки пальцев на флаконе вытер платком, распрямился.
        Запах очень сильный был. Прямо-таки тошнотворный.
        - Это запах неудачников, - сказал Паша Дегтяреву. - Тех, которые умирают.
        Подумал и добавил:
        - Запах смерти.
        Это определение ему очень понравилось. Сильным и мудрым себя чувствовал сейчас. Вышел из квартиры, прикрыл плотно дверь. И дверную ручку тоже платком вытер.
        65
        Ачоев для встречи с Подбельским на территорию пансионата приехал. Выглядел невозмутимым, как всегда, его смуглое лицо абсолютно ничего не выражало. Виталий Викторович его встретил и проводил на второй этаж, к Подбельскому, незамедлительно.
        Стол в номере, где Подбельский жил, был бумагами завален - большая часть работы теперь здесь выполнялась, настоял-таки начальник охраны на том, чтобы выезды в город сократились до минимума.
        Из смежной комнаты сам Подбельский появился, кивнул коротко и руку гостю пожал. И сразу следом за Подбельским Паша вошел, встал у двери безмолвным истуканом, как велено было. Ачоев на него покосился, но тут же взгляд отвел и не сказал ничего по этому поводу, хотя и было видно, что нервирует его Пашино присутствие, слишком демонстративно все делалось.
        - Как наши дела продвигаются? - спросил Подбельский.
        Он намеренно сказал "наши", демонстрируя свою лояльность Ачоеву. Таковы были правила игры.
        Ачоев папочку свою раскрыл, извлек из нее нужные бумаги.
        - Дело движется, - сказал. - Архитектура нам дала "добро".
        - А разве Панькин вернулся? - вырвалось у Подбельского. - Он в отпуске был.
        - Не вернулся, - сказал спокойно Ачоев. - Его заместитель бумаги подписал.
        - А он имеет право?
        - Да.
        Подбельский сумел-таки маску недоумения с лица стереть и теперь демонстрировал одну лишь деловитость.
        - Очень хорошо, - кивнул. - Что дальше нам предстоит делать?
        - Строить заправочные станции надо. Пора. Я затем и приехал.
        - Что требуется? - полюбопытствовал Подбельский.
        - Хороший подрядчик из местных. У вас, я думаю, есть кто-то на примете.
        Подбельский кивнул.
        - Вот им и надо заказ отдать. И чтобы через месяц все готово было.
        Это как приказ прозвучало. Приказ, не подлежащий обсуждению, Подбельский сдержаться пытался, но не смог.
        - Отстроиться быстро сможем. Но с бензином как быть? Барзыкин ведь убит. Вы слышали, наверное.
        И в упор на Ачоева посмотрел. Это как вызов было. Но Ачоев не смутился нисколько.
        - Да, неприятная история, - сказал спокойно. - Но нас с вами она никаким боком не касается.
        Паша на Подбельского почти все время смотрел и видел, как у того на виске пульсирует жилка. Казалось, лопнет вот-вот.
        - Почему же не касается? - спросил Подбельский голосом излишне спокойным и негромким. - Нефтеперерабатывающий завод без хозяина остался. К кому мы за бензином обратимся?
        - К новому директору.
        - Его нет пока.
        - Он уже назначен.
        Паша видел, как при этих словах Подбельский вздрогнул.
        - И кто же этот человек?
        - Мордюков его фамилия.
        - Мордюков, - нахмурился Подбельский. - Не припомню что-то такого.
        - А он не здешний.
        - Откуда?
        - Из Тюмени.
        - Что за человек?
        - Хороший человек, - дал оценку Ачоев. - Я его давно знаю.
        Его, Ачоева, человек был директором поставлен. И даже Паша это понял.
        - Что ж, по крайней мере, ситуация прояснилась, - сказал Подбельский.
        Он уже не мог скрыть своего подавленного состояния. И выглядел неважно. Паша таким его никогда не видел.
        - Так что с бензином сложностей не будет, - закончил Ачоев. - Возвращаемся к нашим заправочным станциям. Сколько времени вам потребуется на строительство?
        Несколько минут, все изменилось - и в интонациях самого разговора, и в словах. Прежде они равными выглядели - Подбельский и Ачоев, но вдруг сломалось все после того, как выяснилось - Ачоев верх берет. Уверенно и неостановимо идет вперед, подминая всех. Барзыкин на его пути стоял - и Ачоев в два счета эту проблему решил. Просто и страшно. И, даже не сказав ни слова об этом, дал понять Подбельскому, что и в следующий раз не остановится.
        - Сколько времени потребуется? - повторил вопрос Ачоев.
        Так спрашивает заезжий начальник у пьяницы-прораба, и прораб знает - что бы ни ответил он сейчас, его слова услышаны не будут: начальник свои сроки знает и на них ориентируется, и все по его планам сложится, как он захочет, как ни доказывай, что нереально это все.
        - Пара месяцев, - сказал Подбельский.
        Он все так же неважно выглядел.
        - Много, - качнул головой Ачоев. - Не можем мы столько ждать.
        "Мы" сейчас означало не Ачоев с Подбельским, а Ачоев и еще какие-то люди. Подбельского в сторону отодвинули бесцеремонно. А когда он свою роль выполнит, его и вовсе выбросят, как ставшую ненужной вещь.
        - Постараемся быстрее, - сказал безвольно Подбельский.
        Паша страдал, на него глядя. И поверить не мог, что перед ним тот самый человек, которого он равным себе считал прежде.
        - Быстрее - это месяц, - определил Ачоев.
        Он уже папочку свою закрыл, и было видно, что разговор стремительно катится к завершению. Паша повернул голову и увидел Виталия Викторовича. Тот у входной двери стоял и смотрел в спину Ачоеву с нескрываемой ненавистью. Будто взглядом пытался испепелить мерзавца. Начальник охраны, похоже, сильнее своего шефа оказался. И не хотел сдаваться ни за что. И снова Паша тому поразился, как это он мог так в Подбельском ошибиться. Вся его сила, весь гонор его оказались мишурой. Подул холодный и беспощадный ветер жизни - и облетело все, оставив на обозрение неприглядную суть.
        - Я перезвоню вам через неделю, - сказал Ачоев и поднялся с кресла. - Узнаю, как идут дела со строительством.
        Он даже момент окончания разговора теперь определял. Как истинный хозяин. Подбельский протянутую ему руку пожал излишне поспешно, и это со стороны очень нехорошо смотрелось.
        - Павел, проводи гостя! - сказал Подбельский.
        Ачоев уже к выходу шел, и Паша направился следом, хмурясь. Ему невыносимо тяжело было сейчас приказы Подбельского выполнять.
        Спустились вниз, на первый этаж.
        - Ты в охране у него, что ли? - спросил неожиданно Ачоев.
        - Да, - ответил Паша односложно.
        - Я слышал, недавно новых людей набрали.
        То ли вопрос, то ли утверждение. Паша не ответил на это ничего. Шедший впереди Ачоев обернулся, в Пашино лицо всмотрелся и рассмеялся коротко:
        - Тайну хранишь, да?
        И неожиданно добавил после паузы:
        - Надо знать, кому служить.
        Дошли до машины, Ачоев дверцу распахнул. Паша у него за спиной стоял, руки в карманы заложив, будто хотел показать, что он Подбельскому не чета и прогибаться не собирается, но Ачоев этой тихой демонстрации не заметил, сел в машину и дверцей хлопнул. "Мерседес" с места сорвался и резво покатился по аллее.
        Паша наверх вернулся, дверь в номер Подбельского открыл неслышно и вошел.
        - Все нормально идет, Виталик! - говорил Подбельский, вышагивая по номеру пружинящими молодецкими шагами. - Он уже полностью в своем превосходстве уверился, и нам только на руку это.
        Подбельский до угла комнаты дошел, развернулся, и теперь Паша его лицо увидел. На нем и следа не оставалось от былой покорности, почти рабской. Подбельский на Пашу взглянул быстрым и почти веселым взглядом, и Паша понял вдруг, что произошло. Все обманом было, игрой, лицедейством. Он сейчас прежнего Подбельского видел - сильного и уверенного в себе.
        - Барзыкина он убил, конечно, - сказал Подбельский.
        Виталий Викторович на вошедшего в номер Пашу взглянул обеспокоенно, но Подбельский этой его тревоги не заметил, казалось, вовсе.
        - И на место Барзыкина своего человека посадил мгновенно.
        Подбельский переносицу потер.
        - Ах, как быстро у них все получается, - произнес, почти восхищаясь чужой поворотливостью. - Поднаторели в этих делах. Все как по накатанному у них идет.
        - Нельзя больше тянуть, - сказал Виталий Викторович мрачно. - Сомнут.
        - Сомнут, - на удивление легко согласился Подбельский.
        И добавил, засмеявшись:
        - Если поддадимся!
        Им можно было залюбоваться сейчас. Сила и уверенность в себе. Хищник. Только вперед и вверх. У Паши сердце сжалось при мысли о том, как он еще несколько минут назад ошибался. Не рассмотрел, не увидел игру. И едва осторожность не потерял. Ведь знал же, что с Подбельским всерьез все, ничего не бывает проходного и необязательного - все равно позволил себя обмануть.
        - Но Хохряков-то! - воздел руки к небу Подбельский. - Неужто не знает о новом директоре, которого Ачоев из своей Тмутаракани привез?
        Снял трубку быстрым движением, набрал номер телефона мэра:
        - Дмитрий Семенович? Это Подбельский. Здравствуйте. До меня слухи странные доходят, будто на нефтеперерабатывающем новый хозяин появился...
        Замолчал, слушая, что ему на том конце провода говорят, и головой качал, поджав губы недовольно.
        - Да, - сказал он в трубку. - Конечно.
        И после этого на рычаг нажал, обрывая разговор.
        - А он знал обо всем, оказывается, - сказал задумчиво, телефонную трубку в руке сжимая. - Все так же не хочет в это дело влезать.
        Тряхнул головой, будто наваждение сбрасывал.
        - Что ж, Виталик, пора нам действовать.
        Прошелся по номеру, руки в карманы брюк заложив.
        - Для начала надо дать понять всем, что ничего не изменилось. Ты позвони на телевидение, Виталик, пусть съемочную группу сюда пришлют, я интервью дам.
        - О чем?
        - Не о чем, Виталик, а для чего. Пусть видят, что все нормально у нас, это сейчас важно. Дальше...
        Подбельский посреди комнаты остановился и подумал несколько мгновений:
        - Дальше еще нужно об Ачоеве справки навести: где остановился на этот раз, с кем из местных контактирует.
        Обратил наконец внимание на Пашу:
        - Пока все, Павел. Можешь на свой пост возвращаться.
        Выпроваживал, потому что у них с начальником охраны очень интересный разговор начинался. Об Ачоеве. И о том, что с этим человеком делать. И Паше при этом совершенно ни к чему было присутствовать.
        Паша в коридор вышел и дверь за собой прикрыл плотно. Он подумал сейчас, что недооценивал Подбельского все-таки. Тот непременно верх над Ачоевым возьмет. Никаких сомнений нет в этом.
        66
        Вечер принес долгожданную прохладу. Двое охранников у входа в корпус таращились лениво в выползающий из-под деревьев сумрак, первый предвестник близкой ночи. Луна уже поднялась, но не высветилась еще отчетливо, только примеривалась, разглядывая землю подслеповато.
        Паша от окна отвернулся и подошел к своему креслу. Рассчитывал сегодня, что его сменят к ночи и он сможет домой вернуться, отоспаться после столь долгого дня, но не получилось ничего, Виталий Викторович его на ночь оставил дежурить - приказы не обсуждаются.
        Подбельский из пансионата за целый день так и не выехал никуда, в своем номере пребывал неотлучно, а к нему гости все ехали и ехали, сменяли друг друга, не задерживаясь надолго, и это чередование знакомых и незнакомых Паше лиц яснее ясного говорило о том, что Подбельский и вправду не растерялся, выстраивает некую хитроумную комбинацию. Паша уже не сомневался нисколько, что у шефа все получится в конце концов.
        Из своего номера Подбельский уже за полночь вышел, в джемпере просторном, даже галстук снял, расслабившись. Под глазами темные круги намечались, и опять он несколько устало выглядел, но уверенность в нем светилась, что не зря его труды и заботы и что все сделанное на пользу пойдет.
        - Да ты заснул на посту, кажется, - сказал Подбельский, руки в карманы брюк закладывая.
        - Нет, что вы? - попытался поспешно оправдаться Паша.
        - Спишь, спишь, - протянул Подбельский и засмеялся неожиданно, и только теперь Паша понял, что не всерьез это все, отдыхает Подбельский, задирается, развлечься ему захотелось.
        - Кого я в охрану набрал, сам иногда поражаюсь, - Подбельский даже головой покачал. - Один из спортсменов-рэкетиров, другой спит на посту и пузыри пускает.
        Паша нахмурился, но Подбельский сделал вид, что не заметил этого.
        - А чуть шуму немного случилось - и разбегаются, как зайцы.
        Это уж слишком было.
        - Не все разбегаются! - сказал Паша, хмурость на лице сохраняя.
        - Ах да! - словно только что вспомнил Подбельский. - Я и забыл - к тебе это не относится. Обиделся, да?
        И в глаза заглянул участливо, но Паша цену этой участливости знал.
        - Ты у нас герой, - продолжал Подбельский. - Сорвиголова. Мне бы с десяток таких хлопцев, как ты...
        - Да ну! - отмахнулся Паша.
        Он понимал, что Подбельский его просто провоцирует, но не мог этого сносить спокойно.
        - Да-да, я забыл, - закивал Подбельский поспешно, а сам в Пашино лицо всматривался с плохо скрытым интересом.
        Толкнул дверь своего номера, сделал широкий жест рукой:
        - Заходи. Что мы с тобой в коридоре беседуем, словно неприкаянные.
        Заскучал, видимо, совсем. Искал шута, который его развеселить мог бы. Тут Паша под руку и попался.
        - Заходи, - повторил Подбельский, уже нетерпение проявляя.
        Паша через порог переступил, на самого себя злясь за то, что подчиняется этому человеку.
        Рабочий стол Подбельского все так же бумагами был завален. Только угол стола занимала початая бутылка коньяку. В номере пахло дорогими сигаретами.
        - Вот накурили, а, - сказал Подбельский с досадой.
        Потянулся было к окну и вдруг отстранился стремительно и к Паше обернулся. Снайперов опасался, наверное. И хотел, чтобы Паша окно открыл. Стояли, смотрели друг на друга безмолвно, и вдруг Подбельский рассмеялся, до окна дотянулся и распахнул его.
        - Давай выпьем, - предложил.
        Застоявшийся сигаретный смрад уплывал в окно, уступая вечерней свежести.
        - За здоровье! - предложил тост Подбельский и первым выпил.
        Паша его примеру последовал.
        - А ты, наверное, решил, что я сдрейфил?
        - Когда? - на всякий случай изобразил недоумение Паша.
        - Только что - когда окно хотел открыть.
        - Нет, не думал я ничего такого! - сказал Паша поспешно.
        - А я как раз-таки сдрейфил, - легко признался Подбельский, глядя на него насмешливо. - Испугался, что пульнут в меня из-за деревьев.
        И тут он Пашу переиграл. Ему бессмысленно лгать, он насквозь видит человека. А там, внутри у каждого, - ничего хорошего, если разобраться. И потому Подбельский людей презирает. Всех сразу. Скопом.
        - Ты зачем лебезишь? - спросил Подбельский, вновь коньяк по стопкам разливая.
        - Я не лебезю... не лебежу...
        Паша окончательно смешался, поняв, как неприглядно выглядит со стороны. Подбельский к нему стопку с коньяком придвинул резким и чуть брезгливым, как Паше показалось, движением.
        - Пей! - сказал.
        И передразнил:
        - "Не лебезю"!
        Очень обидно было. Паша этой обидой умывался, и она ему лицо обжигала. Выпил коньяк залпом.
        - Так коньяк не пьют, - сказал негромко Подбельский.
        Под его взглядом все получалось невпопад. Он подавлял, показывал, кто ты есть на самом деле. Ничто. Ничтожество. Слизняк. Паша вдруг Дегтярева покойного вспомнил, и судорога по лицу прошла - так ему ужасно было сравнить себя с Дегтяревым. А ведь если разобраться, разницы между ними и нет никакой.
        А Подбельский уже новую порцию коньяку налил.
        - Медленно пей, - напомнил.
        В глазах насмешка читалась. А теплоты во взгляде не было. Один холодный интерес. Паша и этот коньяк выпил залпом, посмотрел на Подбельского с вызовом.
        - Да ты мне что-то сказать хочешь, по-моему, - сказал тот, слова растягивая. - А, дружок?
        - Хочу! - сорвался Паша.
        Ему надо было сдерживать себя, но он не мог - перед глазами Дегтярев стоял все время, лицо в слезах, слизняк, одним словом, и так страшно было оказаться на него похожим.
        - Ладно, - кивнул Подбельский и опять в Пашину стопку из бутылки плеснул. - Выслушаем тебя с вниманием необыкновенным.
        Сам он после первого раза уже не пил, только подливал Паше. Бутылку коньячную Подбельский в руке держал красиво очень - изящно и уверенно. Рука у него была сильная. Рука хозяина.
        - Тебе не нравится, как я с тобой обхожусь, да? - спросил вдруг Подбельский.
        - Да!
        - Так ведь заслуживаешь.
        - Не заслуживаю!
        - Заслуживаешь, - повторил Подбельский твердо, разглядывая Пашу с холодным интересом.
        - Нет!
        Паша понял вдруг, что, если не изменит сейчас ничего, не сумеет за себя постоять, Подбельский его сломает. Навсегда слизняком сделает.
        - Я не люблю, когда из меня шута делают, - сказал Паша, бешенством наполняясь.
        Его злость душила, он уже и не контролировал себя.
        - Я никогда и никому обид не прощаю!
        - Надо же! - сказал с фальшивой почтительностью Подбельский. - Ну прямо как я!
        - Я унижение ненавижу! - крикнул Паша.
        Он так кричал, что даже слюной брызнул невольно на рукав Подбельского, и тот каплю смахнул быстрым осторожным движением, с Паши не спуская заинтересованного взгляда.
        - Ая-яй! - сказал Подбельский. - Какой горячий! А? Огонь! Твои обидчики, наверное, очень жалеют после...
        - Да!
        Подбельский кивнул понимающе.
        - Ты одариваешь их хорошими оплеухами, - сказал.
        Паша чувствовал, как сердце колотится. Вот-вот выскочит.
        - Виталий Викторович меня про жену как-то спрашивал, - сказал медленно и глухо. - Я развелся с ней, стервой. Потому что сволочью была.
        - Мужской поступок, - одобрил Подбельский. - Ты ее примерно наказал.
        - Она в другой город уехала, к родителям, - продолжал Паша, не обратив внимание на издевку в словах Подбельского. - А я за ней следом поехал - не сразу, конечно, а спустя полгода после развода - и убил. И ее убил, и ее родителей.
        Сказал - и только теперь глаза на Подбельского поднял. В них не читалось ничего. Абсолютно.
        - Это ты так крутизну свою показать хочешь, - сказал Подбельский после долгой паузы. - Но меня этим не проймешь. Я байкам не верю.
        - А я никому ничего доказывать не хочу, - произнес Паша. - В этом-то вся и штука.
        Сам себе налил коньяку из бутылки и выпил залпом.
        - Не верите, да? - спросил.
        - Тройное убийство! И чтобы ты после этого на свободе ходил?
        Подбельский руками развел, давая понять, что и так все ясно - блеф, мол, о чем же здесь говорить.
        - Дураком не надо быть, - сказал Паша назидательно. - Я ведь не сразу к ней поехал. Время выждал. В квартиру зашел так, что меня никто посторонний не видел. И всех троих убил.
        Напряжение его уже оставляло, апатия обволакивала. Очень хотелось спать, и Паша с трудом удерживался на границе между явью и сном.
        - Зачем же убил? - полюбопытствовал Подбельский.
        - Я обиду не прощаю.
        - Никому?
        - Никому.
        Подбельский на Пашу взглянул испытующе:
        - А ведь я тебя в милицию сдам, дружок.
        - Не сдадите, - отозвался Паша спокойно.
        - Разве? - удивился Подбельский.
        - Да.
        Паша головой тряхнул, сон отгоняя прочь.
        - Я ведь здесь кое-что тоже слышал, - произнес он с расстановкой.
        Угрозы в голосе не было нисколько. Просто ставил человека в известность - и все.
        - И получается, по большому счету, так, что мы с вами в чем-то похожи, Дмитрий Николаевич.
        Теперь Паша имел право так говорить. И странным даже казалось, что находил совсем недавно что-то общее между собой и Дегтяревым этим нелепым. Подбельский на него смотрел хмуро, но в хмурости строгость не читалась. Скорее - задумчивость.
        - Что? - спросил Паша спокойно. - Убьете? Уберете свидетеля ненужного?
        - Я сразу в тебе заметил что-то, - сказал Подбельский, ничего на вопрос не отвечая. - Все-таки есть у меня нюх на людей.
        А в интонации ни капли превосходства теперь не было. Двое равных разговор вели.
        - Ты еще совсем пацан, Павел. Как мальчишка, который хочет взрослым подражать, и для того затягивается сигаретой. Только ты вместо сигареты хвастаешься убийством.
        - Вы поверили? - спросил Паша.
        Подбельский плечами пожал.
        - Неважно, что там человек в прошлом сделал. Гораздо интереснее, на что он способен в будущем.
        Теперь и себе коньяк налил, сделал небольшой глоток.
        - Иди отдыхай, - сказал. - На первый этаж спустишься, там специальные комнаты отдыха для охраны есть.
        - У меня дежурство, - напомнил Паша.
        - Я скажу Виталию Викторовичу, чтобы он тебя заменил кем-то. Из тебя сейчас охранник никакой.
        Это было правдой. Паша со сном боролся, как мог, но схватку явно проигрывал.
        Подбельский его из номера выпроводил, вернулся к столу и, сняв телефонную трубку, Виталия Викторовича к себе вызвал. Тот пришел через минуту, свежий, будто после утреннего душа.
        - Что с телевидением? - спросил Подбельский.
        - В девять утра здесь будет съемочная группа. Интервью с вами выйдет в вечернем выпуске новостей.
        - Этого мало, - качнул головой Подбельский. - Пусть еще пару раз его прокрутят. И непременно на утро следующего дня.
        - Хорошо.
        - Теперь об Ачоеве. Что о нем известно?
        - В гостинице он остановился.
        - В гостинице? - изумился Подбельский.
        - В гостинице, - подтвердил начальник охраны.
        И добавил:
        - Не опасается ничего. Уверенно себя чувствует.
        - Ну, мы ему крылья-то подрежем, - пообещал Подбельский.
        Начальник охраны ожидал, что он расскажет наконец, когда и как Ачоеву крылья будут подрезать, но опять они этой темы не коснулись почему-то.
        - И еще вот что, - Подбельский сказал, явно беседу к финишу направляя. - Одну вещь для меня узнай.
        Палец поднял предостерегающе и уточнил:
        - Но только осторожно! В общем, меня судьба жены Барсукова, охранника нашего, интересует.
        Подумал, поправился:
        - Бывшей жены. Они развелись, жена отсюда уехала. Узнай, что с ней дальше было. Это возможно?
        - Да.
        - Ладно, иди, - сказал Подбельский и зевнул. - День сегодня какой-то...
        Хотел определение подыскать, но не смог и тогда произнес утомленно:
        - Черт знает что!
        67
        Утром телевизионщики сделали интервью с Подбельским и уже в двенадцатичасовом выпуске новостей показали его в первый раз. Подбельский выглядел уверенным и спокойным. Удачливый бизнесмен. Настоящий хозяин.
        Паша интервью смотрел в номере пансионата, где ему довелось заночевать. Он спал, как вдруг вошел кто-то из охранников, щелкнул клавишей, включая телевизор.
        - А? - вскинулся Паша.
        - Ты спишь, как пожарник, - сказал охранник.
        - А сколько времени?
        - Двенадцать.
        - Двенадцать?
        Как раз показывали Подбельского, Паша вдруг о вчерашнем вспомнил. Он зря сорвался, теперь сердился на себя за это.
        - Подбельский здесь? - поинтересовался.
        - Да, - ответил охранник, не отрываясь от экрана. - Ну надо же - только сегодня снимали, а уже показывают.
        Подбельского Паша увидел в коридоре. Тот был возбужден и весел. Что-то говорил спешившему за ним следом Виталию Викторовичу, Паше при встрече кивнул, как старому знакомому:
        - Как самочувствие?
        - Нормально, - доложил Паша.
        - Ты отдыхай пока. С вечера на дежурство заступишь.
        Паша в город уехал попутной машиной. Дел у него особых не было, но не хотел в пансионате оставаться, скукой там веяло отовсюду.
        Город его встретил жарой и поднятой в воздух пылью. Паша побродил по улицам, но удовольствия от этого не испытал нисколько. Люди перед глазами мельтешили, раздражая одним своим присутствием, и Паша укрылся от них в парке, забравшись в самое укромное место.
        Сидел на лавочке, листва над головой шелестела успокаивающе, и опять вчерашнее вспомнилось. Интересно, поверил ему Подбельский или принял все за пьяную выходку? Паша вздохнул и глаза закрыл, за себя переживая. Поверил, конечно. И даже его сегодняшнее поведение это выдавало. Пашу в город отпустил намеренно, давая понять, что все между ними останется, что Пашу негодяем не считает. Вроде как доверие оказывает.
        Паша размышлял абсолютно спокойно. Будто не о себе думал, а о ком-то постороннем. Да, сплоховал вчера немного. Раскрылся. Но иначе и нельзя было. Или позволить Подбельскому сломать себя, или нужно зубы показать. Только так. Еще один путь - бросить все и уйти. Но тогда ему к Подбельскому так близко уже никогда не подобраться. Значит, все верно он сделал.
        От этой мысли повеселел, и даже легче ему теперь дышалось. На выходе из парка купил себе две порции мороженого. Солнце уже к крышам домов скатилось и не пекло сильно, подустав заметно за день.
        Марию Никифоровну Паша увидел первым. Она из троллейбуса вышла с лицом задумчиво-озабоченным и мимо прошла бы, если бы Паша ее не окликнул. Обернулась, разулыбалась, узнав:
        - Здравствуй, Пашенька!
        Она по-прежнему для Паши оставалась все той же учительницей, которую он по школе еще помнил.
        - Здравствуйте, - сказал искренне и даже голову склонил. - Хотите мороженого?
        - Нет, спасибо.
        Улыбка у нее была доброй, так обычно матери своим детям улыбаются.
        - Цветы твои как долго простояли.
        - Какие цветы? - не понял Паша.
        - Которые ты мне в прошлую нашу встречу подарил.
        Дарил, точно. Тогда еще Охлопков, покойный, влез без очереди. Как давно это было, целую вечность назад. Должна была вот эта, вторая встреча состояться, чтобы Паша себя прежнего вспомнил и обнаружить смог, как изменился он. Но выдержал, улыбнулся.
        - Все хорошо у тебя?
        - Да, Мария Никифоровна.
        Жаль, что не мог рассказать ей, насколько хорошо. Он жизнь свою смыслом наполнил и уважение обрел. К самому себе.
        - Я недавно Леночку Погороднюю видела. Помнишь ее?
        - Погороднюю? Да.
        Паша все еще не мог от пелены приятных мыслей освободиться.
        - Она мне новость такую сказала...
        Увидел наконец глаза учительницы и улыбку блаженную с лица согнал в одно мгновение.
        - Виталика Самсонова убили.
        - Неужели? - вырвалось у Паши непроизвольно.
        - Ты разве не знал?
        - Знал, конечно, - поспешно исправился Паша.
        Как он мог не знать, если они в одном доме жили.
        - Как жутко! Жутко несправедливо.
        - Да, - нахмурился Паша. - Несправедливо.
        Было что-то такое в его интонации, что заставило Марию Никифоровну тронуть легонько за рукав и сказать примирительно:
        - Ты не очень-то дружен был с ним, как я помню по школе. Но сейчас тебе с ним делить нечего.
        - Вы и сами были от него не в восторге.
        - Не надо об этом.
        - Были не в восторге, - повторил упрямо Паша.
        Мария Никифоровна посмотрела на него.
        - Да, - сказала после паузы. - Виталик доставлял немало хлопот.
        - Ну почему вы обтекаемо так говорите! - не сдержался Паша, раздражаясь все больше. - Почему не скажете, что Самсонов был балбесом и хулиганом, от которого плакали учителя. И из балбеса он вырос в хама.
        - Не надо так о покойнике, Паша.
        - Надо! Я вещи своими именами называю - и только. Самсонов хамом был. Хамом и негодяем. Недоучка, возомнивший себя неизвестно кем!
        Мария Никифоровна опять Пашу за руку взяла:
        - Не надо, Паша. Умей прощать людей.
        - Нет!
        - Относись к ним с пониманием.
        - Нет! - упрямо повторил Паша. - Нельзя быть слабым. Нельзя дать возвыситься над собой хамам. Они не церемонятся с нами. Так почему мы должны лебезить перед ними?
        Мария Никифоровна заглянула Паше в глаза, и в ее взгляде читались тревога и боль.
        - У тебя действительно все нормально? - спросила.
        - Да. А почему вы интересуетесь этим?
        Не ответила, глаза опустила и даже вздохнула, не сдержавшись.
        - Знаешь, я всегда к тебе по-особенному относилась.
        - А сейчас?
        - И сейчас, Паша. Ты всегда был честным и справедливым. И, кажется, не изменился. Но не дай войти в тебя злости.
        Подняла на него глаза, в уголках блестели слезинки.
        - Вы плачете?
        - Нет. Просто я очень за тебя переживаю.
        - У меня все хорошо.
        - Да.
        Кивнула, а по глазам видно было - не верит.
        - Честное слово!
        - Да, - опять кивнула она.
        Вдруг взмахнула рукой, обозначая прощание, и пошла прочь.
        Паша в пансионат вернулся, когда уже темнеть начало. Поднялся на второй этаж, заглянул в номер к Подбельскому. Тот голову от бумаг поднял, спросил односложно:
        - Что?
        - Я вернулся, - доложил Паша.
        - Виталия Викторовича предупреди. Пусть он тебя на ночное дежурство определит.
        Начальника охраны искать не пришлось, как раз по коридору вышагивал, к шефу направляясь.
        - Подбельский сказал, чтобы я в ночную смену заступил.
        - Хорошо, Паша.
        Это первый случай был, когда Виталий Викторович Пашу по имени назвал. Скользнул по Пашиному лицу взглядом каким-то особенным и в номере Подбельского скрылся.
        - Мэр звонил, - сказал Подбельский, когда Виталий Викторович вошел. - Интересуется, как работы по заправочным станциям продвигаются. Заботу отеческую проявляет, - засмеялся. - Умыли мы их, Виталик. С интервью этим здорово придумали. Теперь бы еще Ачоева дожать.
        - Я давно поговорить о нем хотел, - откликнулся Виталий Викторович с готовностью.
        Тема Ачоева была для него больной, и он давно хотел в этом определиться. Но Подбельский руку поднял, его останавливая, сказал коротко:
        - Позже об этом поговорим.
        Значит, не созрел еще.
        - Вы о жене Барсукова узнать просили, - послушно переключился Виталий Викторович на другую тему.
        - И что же? - вскинул голову Подбельский.
        - После развода с Барсуковым она уехала к своим родителям в Саратов.
        - А дальше?
        - Спустя полгода она была убита при невыясненных обстоятельствах. Вместе с престарелыми родителями.
        - Ая-яй! - покачал головой Подбельский скорбно. - Как жестоко все в этом мире устроено.
        Почти искренне сейчас говорил.
        - Убийца не найден, - сказал начальник охраны.
        - Да, сейчас это обычное дело, - согласился со вздохом Подбельский.
        Он отвернулся к окну и долго смотрел, будто хотел что-то увидеть сквозь жалюзи там, над верхушками близких деревьев.
        - Ты Пыляева от меня убери, - попросил неожиданно, вне связи с предыдущим разговором.
        - Почему? - почти оскорбился Виталий Викторович.
        - Ну не охранник он. Ты понимаешь? Его уровень - ларьки громить.
        - Он институт окончил, между прочим.
        - А институт ума не прибавляет, - сказал Подбельский. - Знаний - да. А ума - ни капли.
        Начальник охраны стоял, губу закусив накрепко.
        - Ты мне характер свой не демонстрируй, - попросил Подбельский. - И чего ты за Пыляева этого держишься так?
        - У меня людей в охране не хватает, Дмитрий Николаевич.
        - С уходом Пыляева не убудет.
        Подбельский в лицо собеседника всмотрелся и рассмеялся, сдержаться не сумев.
        - Брось! - сказал. - Ну что ты распереживался, в самом-то деле?
        68
        Полковник Мухатов примчался в пансионат глубокой ночью. Паша на втором этаже дежурил, возле номера Подбельского, как вдруг за окном, где черным-черно было прежде, замелькало что-то ярко-синее, вроде на молнии похоже, но без раскатов грома. Паша в окно выглянул и увидел милицейскую машину с включенной "мигалкой" на крыше, а вокруг машины - суета непонятная. Люди в отсветах "мигалки" двигались призраками, перетекли вдруг в корпус, и через минуту Паша увидел на экране Виталия Викторовича и милицейского полковника. Они еще до номера Подбельского дойти не успели, как вдруг открылась дверь, и сам Подбельский выглянул - он в майке был и в наспех надетых брюках, щурился сонно.
        - Что случилось? - спросил.
        Полковник Мухатов руку Подбельскому пожал, произнес отрывисто:
        - Плохие новости!
        - Прошу! - Подбельский шаг в сторону сделал, гостя в номер приглашая.
        Мухатов вошел, Виталий Викторович следом, Паша в коридоре оставался, но Подбельский совершенно неожиданно и ему показал - войди. Паша переступил порог и так и остался стоять, прислонившись неприметно к косяку, а Подбельский следом вошел и дверь за собой закрыл плотно.
        - Итак, - сказал он. - Плохие новости. Какие же?
        Мухатов взглядом скользнул по Виталию Викторовичу и Паше, и тогда Подбельский руку поднял и произнес успокаивающе:
        - Все нормально, при этих людях можно говорить.
        Дверь в соседнюю комнату была открыта. Паша видел неприбранную кровать и стоящий в углу телевизор.
        - Такие дела, - сказал Мухатов медленно, будто с мыслями собирался. - Сигнал к нам поступил...
        Голову повернул и посмотрел на Подбельского исподлобья.
        - Сообщили нам, Дмитрий Николаевич, что в вашей охране человек служит, который намеревается вас убить.
        Тишина в комнате такая густая повисла, что Паша почувствовал - нечем дышать. Медленно, словно это ему с трудом давалось, повернул голову и на Подбельского посмотрел. Тот почти невозмутимым выглядел, только губу нижнюю закусил. Можно было подумать, глядя на него со стороны, что он в глубокой задумчивости пребывает.
        - Кто? - спросил он вдруг отрывисто.
        И Паша от его вопроса вздрогнул, только никто этого не заметил.
        - Не знаю, - ответил Мухатов. - История эта случайно всплыла. Пару дней назад в один из райотделов неизвестный позвонил. Сказал, что в охране у Подбельского работает человек, который своего хозяина убить хочет. И все, разговор прервался. Со стороны это так выглядело, будто кто-то пошутил и вдруг своей же шутки испугался. И еще накладочка вышла - дежурный, на звонок отвечавший, не знал, кто такой Подбельский. Ничего ему не говорила ваша фамилия, Дмитрий Николаевич.
        Мухатов даже руками развел, словно извиняясь за своего незадачливого подчиненного.
        - Звонок даже фиксировать не стали. А сегодня вечером дежурный этот сидит дома, телевизор смотрит, а там интервью с вами передают. И до него доходит наконец, кто такой Подбельский...
        - Что у вас еще есть, кроме этого звонка?
        - Ничего, - ответил Мухатов и снова руками развел.
        - Совсем ничего?
        - Совсем.
        - Но ведь это может быть розыгрышем.
        - Могло бы быть, - поправил Мухатов. - Если бы не...
        Он замялся, слова подыскивая.
        - Если бы не все эти события последние.
        - Вы об убийствах говорите?
        - Да. И чует мое сердце...
        - Хорошо, пусть так! - оборвал милицейские сантименты Подбельский. - Но что делать?
        - Охрану сменить! - быстро ответил Мухатов, будто давно этого вопроса ждал. - До единого человека! Всех! Одним махом!
        - Это невозможно.
        - Почему?
        - Время нужно, чтобы новых людей набрать.
        - Но их нельзя держать возле себя! - вскинулся Мухатов. - Никого! Ни в коем случае!
        - Без охраны я не могу, - напомнил Подбельский.
        - Я вам своих людей дам.
        - Каких своих людей? - не понял Подбельский.
        - Из городского управления. Посторожат вас первое время.
        - Нет! - резко ответил Подбельский.
        - Почему? - изумился Мухатов.
        И Паша тоже удивился. Ему самому предложение полковника представлялось разумным.
        - Нет! - повторил Подбельский.
        Кивнул в сторону Виталия Викторовича, пояснил с усмешкой:
        - Мой начальник охраны ни за что не согласится на подобное. А я супротив него не пойду.
        Видно было, что ваньку валяет, что не всерьез все это, просто не хочет истинную причину отказа называть.
        - Вам виднее, - вздохнул Мухатов.
        Он выглядел немного обиженным.
        - Может быть, еще и неправда все это, - сказал Подбельский примирительно.
        Начальник охраны взглянул на него хмуро, но промолчал.
        - А что вы еще можете нам предложить, кроме смены охраны? - спросил Подбельский у Мухатова.
        Тот пожал плечами.
        - Надо всех прошерстить, - ответил. - По биографиям пройтись.
        У Паши сердце сжалось.
        - Если копнуть поглубже, то у любого человека можно найти много интересного, - сказал полковник.
        - Мы можем предоставить информацию, которую имеем, - предложил Подбельский.
        - По охранникам своим?
        - Да. У нас на каждого досье есть.
        - Хорошо. Мы вашу информацию со своей сопоставим...
        - А у вас что за информация?
        - По людям, которые на вас работают.
        - У вас что - на всех досье есть? - спросил Подбельский.
        - Ну почему на всех? - смутился Мухатов.
        - Точно - на всех! - определил Подбельский и пальцем погрозил. - И на меня уже бумаги собрали, чувствую. Продайте, а?
        Вроде в шутку говорил.
        - Хорошо, - легко согласился полковник. - Продам. Но не сейчас.
        - А когда?
        - Когда на пенсию меня отправят. Денег будет не хватать, и я досье вам предложу купить.
        - Хорошо. Заранее благодарю.
        Шутили, но невесело как-то. Слишком скользкой темы коснулись.
        Подбельский по номеру прошелся, все так же в майке был, будто давних и хороших друзей принимал. Собрались по старой привычке на кухне, какие уж там церемонии. Полковник за ним следил внимательно и строго. Виталий Викторович сидел, опустив глаза в пол, и очень неважно выглядел. Не то чтобы он растерян был. Скорее - подавлен. Такое состояние, когда не реагирует человек ни на что.
        - Будем ждать утра, - сказал Подбельский. - Все равно сейчас не придумаем ничего путного. У меня, если честно, голова совсем не соображает.
        Улыбнулся вроде бы виновато, но Паша, его зная, видел - в работе сейчас Подбельский, просчитывает что-то в уме, размышляет, и вовсе его в сон не клонит.
        Мухатов поднялся с кресла.
        - Если хотите, я все-таки своих людей пришлю, - предложил.
        - Нет! - отрезал Подбельский.
        - Не на смену вашим людям, - пояснил Мухатов. - Для того чтобы укрепить.
        - Нет!
        - Как знаете.
        Мухатов, казалось, обиделся. Руку протянул, прощаясь.
        - Спасибо вам огромное за информацию, - сказал Подбельский, чтобы неловкость сгладить. - Я буду вам обязан.
        Полковник кивнул, прощаясь, и из номера вышел.
        - Проводи его, Виталик, - попросил Подбельский.
        Начальник охраны, до того будто в полусне пребывавший, голову резко вскинул и зашептал, в глаза Подбельскому заглядывая:
        - Соглашаться надо, Дмитрий Николаевич! Пусть Мухатов своих людей даст! Пусть даст!
        Почти с мольбой слова произносил. Подбельский ему руку на плечо положил, сказал негромко:
        - Нельзя этого делать, Виталик. Я тебе позже все объясню, - и подтолкнул начальника охраны к двери. - Проводи Мухатова.
        Виталий Викторович скрылся за дверью. Подбельский прошелся неспешно по номеру, по-хозяйски руки в карманы брюк заложив, было видно по лицу - думает. Из угла в угол прошелся и вдруг остановился как раз напротив Паши. Сказал, все еще будто в задумчивости пребывая:
        - А ведь я знаю, кто из охраны меня убить хочет.
        - Кто? - у Паши вырвалось, и он сейчас собственного голоса не узнал.
        Подбельский свой взгляд на нем наконец сфокусировал и ответил коротко:
        - Ты!
        69
        Всем охранникам с первого дня оружие выдали. Кроме него, Паши. Он с приходом новичков себя уже чуть ли не старожилом здесь чувствовал, а оружия так и не получил до сих пор. И биографией его подробно интересовались - и Подбельский, и Виталий Викторович. А он, даже их пристальный интерес ощущая, промашку непростительную допустил - рассказал под настроение Подбельскому о своих подвигах, о том, как жену свою бывшую прикончил, ее престарелых родителей при этом не пожалев. Глупо и необдуманно все. Паша зажмурился даже на мгновение и тут же глаза вновь открыл.
        Подбельский стоял напротив, руки в карманах держал и на Пашу смотрел спокойно-строго, как смотрят на взрослеющих сыновей отцы - они уже пожили немало, все видят и все знают, и бесполезно пытаться обмануть.
        - Чушь! - сказал Паша резко.
        Он еще не знал, о чем дальше будет говорить, но решил, что первым именно это слово должно быть произнесено.
        - Ты сядь, - Подбельский рукой на кресло показал, но Паша сделал вид, что этого не заметил.
        Если он сядет, Подбельский над ним возвышаться будет, а это проигрышно для Паши, психически проигрышно, ему сейчас даже такие частности приходилось учитывать. Разговор на равных должен идти, только в этом есть шанс.
        - Я сразу приметил в тебе особенности кое-какие, - сказал Подбельский.
        Он задумчивым выглядел, будто перебирал в памяти картинки, с Пашей связанные.
        - У меня нюх на таких, как ты.
        - И вы уверены, что не ошибаетесь?
        - Конечно, - ответил Подбельский и спокойно на Пашу взглянул. - Ты на убийство способен. Уже переступил однажды через кровь - и это тебя не страшит нисколько.
        - И давно?
        - Что? - не понял Подбельский.
        - Давно вы обо мне это знаете?
        - С самого начала твоей работы у меня.
        Что-то не стыковалось теперь. Будто трещина появилась в прежде гладких соображениях Подбельского. Паша еще не понимал подоплеки происходящего, но обострившееся вмиг чутье подсказало ему - Подбельский не все сказал. И вряд ли этот разговор для того завел, чтобы Пашу на чистую воду вывести.
        - Так сдайте меня в милицию, - предложил Паша.
        Он чувствовал сейчас, что произносимое им абсолютно для него безопасно.
        - Сдам, - кивнул Подбельский, но без энтузиазма особого.
        - А я вам скажу, почему вы меня не сдадите.
        - Почему? - оживился Подбельский.
        Он и сам чувствовал, наверное, что Пашу в руки правосудия не передаст ни за что, и не мог понять, почему это делает. И вдруг объявился человек, который ему, Подбельскому, может объяснить подоплеку его собственных поступков.
        - Потому что все это - блеф.
        - Ты о чем?
        - О ваших словах, Дмитрий Николаевич. Вы блефуете, когда говорите о том, что знаете своего будущего убийцу. Выбрали почему-то меня на эту роль, но и сами понимаете, что я на нее никак не подхожу.
        Паша сейчас говорил с необыкновенным спокойствием в голосе. Все больше укреплялся в мысли, что на верную дорожку выруливает. Не было в поведении Подбельского напора. И это лучше всего Паше объясняло, что надо инициативу в свои руки брать.
        - Ну почему же! - возразил Подбельский.
        В его голосе слышалась вялость какая-то.
        - Ты-то как раз на эту роль идеально подходишь. Кровь на тебе, Паша. Я ведь проверял. Не соврал ты в прошлый раз, когда рассказывал мне о жене, тобой убиенной.
        Вот это окончание фразы - "тобой убиенной" - Паше о многом очень сказало. Не всерьез здесь было все. Совсем иначе разговор шел бы, будь Подбельский уверен в своих подозрениях.
        - Там мотив был, - сказал Паша. - Эта потаскуха получила то, что заслужила.
        - А я?
        - А что - вы?
        - А я за что получить должен?
        - Вы? - кивнул Паша и в глаза Подбельскому посмотрел почти с насмешкой. - Вы-то чем предо мной провинились?
        - Я - ничем. Ты не по собственной инициативе на меня вышел. Тебя подослали.
        - Кто? - изумился неподдельно Паша.
        - Ачоев! - быстро ответил Подбельский, глядя собеседнику в глаза испытующе.
        Паша засмеялся, но глаз не отвел, нельзя этого было делать, он чувствовал.
        - Значит, подослали меня? - переспросил. - Я только напомнить хочу, что на работу к вам не напрашивался. Вы мне предложили ее сами. А?
        И голову набок склонил, Подбельского разглядывая.
        - Пригласил, - согласился Подбельский. - После того как ты - совершенно случайно - у моего офиса оказался.
        Эта фраза как обвинение звучала.
        - Я, значит, возле вашего офиса нарочно оказался, - кивнул понимающе Паша. - Так, мой вам совет: вы всех подозревайте, кто мимо по улице проходит.
        Он верный тон выбрал. Он понял уже - не потому Подбельский этот разговор начал, что его к стенке хотел припереть. Дмитрий Николаевич играл свою игру. Проверял, похоже, Пашу, хотя пока и непонятно было для чего.
        - И еще, - сказал Паша. Он последнюю точку хотел поставить в их беседе. - Если я хочу, чтобы вы умерли, - почему я помешал убить вас тому бедолаге, которого охрана так запоздало изрешетила? Мне достаточно было только сделать вид, что я не заметил опасности, и на меня даже подозрение бы не пало.
        Открылась внезапно дверь, Виталий Викторович заглянул в номер. Подбельский ему рукой показал - входи, сам опустился наконец на диван. В лице не было и остатка той живости, с которой только что с Пашей разговаривал, одна лишь усталость.
        - Ну? - сказал Подбельский угрюмо. - Хороши новости?
        Виталий Викторович не сдержался, удрученно вздохнул.
        - Ты не вздыхай! - взорвался Подбельский. - Ты дело свое делай! Здесь, возле меня, киллер ходит! Ты сам в его руки пистолет вложил! Сам! Теперь расхлебывай!
        Лицо начальника охраны обрело совсем уж мрачное выражение.
        - Может быть, информация еще и не подтвердится, - предположил он.
        - Да какого черта! - опять закричал Подбельский. - Это я...
        Он ткнул себя в грудь пальцем.
        - ...я могу думать, что информация неверная. А твоя работа - всегда предполагать, что опасность реальная! Всегда! Днем и ночью! Я в постели с женой лежу, а ты должен думать - не враг ли она мне, не исходит ли опасность от нее!
        - От женщин всегда опасность исходит, - буркнул Виталий Викторович.
        Подбельский оборвал свою речь и посмотрел на начальника охраны с изумлением. И вдруг рассмеялся.
        - Ты не философствуй, - сказал он, но в голосе уже не было агрессии. - Не прав ты, Виталик. Где-то промашку допустил.
        Вспомнил вдруг причину своего беспокойства в последние дни:
        - Я очень серьезные подозрения имею по поводу Пыляева.
        Виталий Викторович поморщился, как при зубной боли. Подбельский этого демонстративно не заметил.
        - Я ведь сразу тебе сказал, Виталик, - обрати внимание на этого человека.
        - Мы его проверяли.
        - Плохо, значит, проверяли. Вот помяни мое слово - Мухатов им займется и что-нибудь непременно откопает.
        - Мухатов на кого хочешь материал найдет.
        - И на меня? - спросил Подбельский, усмехнувшись.
        - На вас - не знаю, - ответил Виталий Викторович дипломатично. - А на всех остальных - запросто.
        И опять у Паши сердце сжалось. В комнате душно было. Хотелось свежего воздуха вдохнуть.
        - Ладно, - сказал Подбельский. - Посмотрим. Для начала Пыляева из охраны убери. Дай ему отгул или в командировку пошли - что хочешь сделай, но чтобы я его за своей спиной не ощущал.
        Виталий Викторович кивнул обреченно-покорно.
        - Далее. Из пансионата не выезжаем в эти дни никуда. Пока ситуация с этим киллером неизвестным не прояснится. И на всякий случай никого к моему номеру близко не подпускать. Это второе. И теперь третье. На завтра пригласи сюда мэра, Мухатова, из архитекторов кого-нибудь, еще из коммунальщиков и обязательно - Ачоева.
        Начальник охраны поднял голову и взглянул непонимающе.
        - Устроим презентацию нашего с Ачоевым проекта, - пояснил Подбельский и рассмеялся сухим невеселым смешком. - Телевизионщики пусть снимут это мероприятие. Так надо.
        Вдруг обернулся к Паше и сказал:
        - Ты можешь идти.
        Фразу произнес мягко, почти дружески. Будто сказать хотел о том, что не стоит на него сердиться за сегодняшнее. Маленькую проверочку Паше устроил, но понимать надо - ситуация очень сложная, и без этого не обойтись. Паша кивнул, давая понять, что не сердится нисколько, и из номера вышел.
        Он сегодня перехитрил самого Подбельского. И яснее ясного теперь видел - сможет справиться с этим человеком.
        70
        Сначала мэр приехал, спустя десять минут прибыл полковник Мухатов. Еще какие-то люди появились один за другим, их Паша не знал, никогда прежде не видел.
        Гостей встречал Виталий Викторович, провожал в расположенное на первом этаже кафе. Все столики там были сдвинуты в один ряд, так что один большой общий стол получался, и безмолвные официанты расставляли поспешно последние блюда.
        Приехал Ачоев. Паша за Виталием Викторовичем следил и увидел, как тот напрягся, увидев Ачоева. Поздоровался подчеркнуто вежливо и до кафе проводил. Через минуту сам Подбельский появился. Значит, ждал, когда Ачоев приедет. Обошел гостей, с каждым поручкался персонально, рядом крутились телевизионщики, слепили светом софитов.
        Виталий Викторович ввел в зал охранников, те скользнули тенями вдоль стен и замерли каждый на отведенном заранее месте, не привлекая к себе ни малейшего внимания. Один из них совсем рядом с Пашей оказался, Паша даже его дыхание слышал, покосился недовольно, но промолчал, здесь у каждого своя работа была.
        - Прошу к столу! - сказал Подбельский. - Мы сегодня собрались по очень значительному поводу.
        Мэр и Мухатов так сели, что между ними как раз два свободных места оказалось - для Подбельского и Ачоева. Демонстративно, значит, подчеркивали, что нейтралитет соблюдают, и их обоих - и Ачоева и Подбельского - считают равными, и готовы дело с любым из них иметь. Или с обоими сразу, если они между собой договорятся-таки полюбовно.
        - Всего-то и делов - мэр приехал, - негромко сказал за Пашиной спиной охранник. - А я думал, самого президента ожидаем.
        - С чего бы это? - спросил, не оборачиваясь, Паша.
        - Наш шеф такие меры предосторожности принял. Даже оружие у нас забрал.
        - Забрал? - не поверил Паша. - Пистолеты?
        - Ага. Я и подумал: не иначе президента в гости ждем, и чтобы эксцессов не было никаких...
        Значит, и вправду Подбельский охране не доверяет. Всех, кто приближен, оружия лишил. Так ему спокойнее. Паша в душе усмехнулся, но внешне сохранял невозмутимость.
        - Мы рады, - говорил Подбельский тем временем, - что можем помочь городу, в котором живем. У нас не так много сил, чтобы сразу, одним махом, изменить жизнь к лучшему. Но мы можем делать это постепенно, шаг за шагом. И сегодня мы такой шаг делаем.
        Повернулся к Ачоеву, давая понять, что и от его имени говорит тоже.
        - Пусть это будет нашим подарком городу. Какой пустяк - новые заправочные станции, но из таких, с позволения сказать, пустяков складывается наша с вами жизнь. И если благодарные горожане...
        - Послушай! - сказал негромко Паша, по-прежнему не оборачиваясь. - А у тех, кто на улице, тоже оружие забрали?
        - Нет, - ответил охранник.
        Все верно. Тех, кто поближе, оружия лишили.
        - Я Пыляева не вижу почему-то, - вспомнил Паша.
        - Виталий Викторович его выгнал.
        - Выгнал? - удивился Паша.
        - Да. Придрался из-за чего-то и велел из пансионата убираться.
        - Совсем выгнал?
        - Не знаю. Но крика много было.
        Ачоев поднялся со своего места и сказал короткую речь. Он новый человек в этом городе, мол, но видит, что здесь многого можно добиться, и рад работать с такими людьми, которые сейчас его окружают.
        Теперь уже и Хохрякову надо было слово сказать. Мэр поблагодарил за то, что Подбельский с Ачоевым о нуждах вверенного ему города помнят, и всяческую поддержку обещал.
        Паша, слушая эти речи, искренности в словах говоривших не улавливал нисколько. Каждый играл в свою игру, держа собственный интерес в уме.
        Подбельский себя явно хозяином чувствовал. И всячески это подчеркивал - и уверенным видом, и репликами. Паша за ним следил краем глаза, и в душе чувство было - будто он о Подбельском такое знает, что тому и самому о себе неведомо. Куражился Подбельский, барина из себя изображал - а уже был приговорен. И жить ему осталось... Паша лоб наморщил, прикидывая. До конца этой недели, наверное. Вряд ли дольше. Подбельский опять в силе был. Переборол врагов своих, похоже. И теперь его смерть очень своевременной будет. Он сейчас на вершине успеха и гостей своих собрал, чтобы только это продемонстрировать. Но не могут на вершине быть двое одновременно. Или он, или Паша. Если разобраться - они на равных соперничают, просто каждый свою стезю избрал. Подбельский через бизнес хочет первым стать, а он, Паша, другой дорогой идет. Каждый по-своему самоутверждается.
        Телевизионщики свою работу закончили и собирались уже, аппаратуру пакуя. За столом еще продолжался банкет, но вяло как-то. Похоже было, что все и затевалось для того только, чтобы материал для вечернего выпуска новостей подготовить. Уехал мэр, за ним следом и остальные потянулись по одному. Обнаружив это, и Ачоев засобирался. Подбельский его удерживать не стал, попрощался прямо здесь же, у стола, на улицу провожать не вышел. Потом обернулся, Пашу взглядом отыскал, махнул рукой - за мной иди.
        Поднялись на второй этаж.
        - Возле меня держись, - сказал Подбельский. - Мне кто-нибудь надежный нужен за спиной.
        Паша едва удержался, чтобы не усмехнуться при этих словах. Он уже примерился, куда ударил бы Подбельского. Под левую лопатку. Даже если в сердце не попадет, то хотя бы лишит того возможности сопротивляться. И сможет добить спокойно.
        Подбельский дверь своего номера открыл, Паша уже примерился в кресло сесть, где обычно время дежурства коротал, но Подбельский ему бросил коротко:
        - Ко мне заходи, поговорить с тобой хочу.
        Паша вошел в номер.
        - Дверь закрой, - сказал Подбельский. - Поплотнее.
        Стоял у окна, задумчиво глядя на верхушки деревьев. Паша терпеливо ждал. Подбельский обернулся наконец. И сказал голосом совершенно будничным:
        - Ты должен убить Ачоева.
        71
        Виталий Викторович, провожая до машины полковника Мухатова, поинтересовался будто невзначай:
        - Как наши дела продвигаются?
        - Это вы о чем? - не понял Мухатов.
        - О проверке наших людей.
        - А-а, об этом.
        Полковник руками развел и даже усмехнулся.
        - Вы этой ночью только нам материал предоставили, - сказал. - А уже требуете результатов. Хоть пару дней нам дайте.
        И спросил, озаботившись:
        - Вам, наверное, житья теперь нет из-за этой новости - про киллера-то?
        - Да, бессонница мне на ближайшее время обеспечена.
        - Найдем, - пообещал Мухатов. - Если только это правда - найдем всенепременно.
        Вдруг приблизился к Виталию Викторовичу вплотную, сказал заговорщицки:
        - А вы, быть может, знаете, кто смерти Подбельского ждет с нетерпением, а? - И в глаза заглядывал, участие демонстрируя.
        - Нет.
        - Неужели? Если мы будем знать, кто мог бы это убийство заказать...
        - Нет! - повторил Виталий Викторович. - Никого не подозреваю, совершенно.
        - Жаль, - остыл полковник.
        После этого они распрощались. Виталий Викторович территорию пансионата обошел неспешно, проверяя охрану, и остался удовлетворенным. Поднялся наверх, постучал в дверь к Подбельскому. Войдя, обнаружил, кроме Подбельского, еще и Пашу. Тот на диване сидел и был бледен немного. Или это так свет из окна на него падал? Паша на Виталия Викторовича быстрый взгляд бросил и тут же глаза опустил.
        - Проходи, Виталик, - сказал Подбельский. - У нас тут интересный идет разговор.
        Дождался, пока начальник охраны в кресло опустится, и мысль свою закончил:
        - Пора нам от Ачоева избавиться.
        И опять на начальника охраны быстрый взгляд бросил. Тот молчаливо-сосредоточен был.
        - Прошлое покушение на меня - его рук дело, - сказал Подбельский. - Я не сомневаюсь в этом нисколько. И опять он ко мне подбирается. Если промедлим, не ударим первыми - нам конец.
        Он от начальника охраны отвернулся и к Паше приблизился.
        - Сделаешь это, Павел.
        Говорил уверенно, как о деле решенном.
        - Неожиданно как-то, - сказал Паша несмело.
        Подбельский на него смотрел в упор.
        - Вряд ли я смогу.
        - А я не спрашиваю - сможешь ли. Отказов не бывает в таких случаях.
        - Что, убьете? - спросил Паша. - Если откажусь...
        - Да, - ответил Подбельский. - Запросто.
        Было видно, что не шутит. Он свои виды имел на Пашу, оказывается. И проверку накануне устроил, потому что знал уже, на что ему Паша сгодится.
        - Я не хочу, - сказал Паша. - Вот хоть режьте меня.
        - Ты не очень хорошо происходящее понимаешь, - неожиданно подключился к разговору Виталий Викторович. - Тебя никто упрашивать не собирается. Здесь это не принято. И если Дмитрий Николаевич тебе это дело доверил...
        - А я о доверии таком не просил, - огрызнулся Паша.
        - Ты - человек команды, - продолжал начальник охраны, не обращая ни малейшего внимания на Пашины слова. - У нас всех одно общее дело.
        - Если дело общее - давайте все вместе пойдем и Ачоева этого завалим, - предложил Паша.
        Он еще что-то хотел добавить, но Виталий Викторович на него так посмотрел, что Паша осекся и даже сжался непроизвольно, будто удара ожидал.
        - Ачоев - очень опасный тип, - сказал из-за Пашиной спины Подбельский. - Он - настоящий враг. Умный, жестокий. С ним нам не ужиться. Тебе нечего опасаться, Павел. Все продумано, срывов не будет. В нашу сторону никто даже косого взгляда не бросит, поверь. И презентация сегодняшняя не просто так состоялась. Все городское начальство здесь было, ты же видел. И после этих посиделок они решатся нас обвинить в убийстве Ачоева? Да ни за что! Мы в безопасности, Павел.
        - А я?
        - Мы - это значит и ты тоже, - сказал Подбельский наставительно.
        Они его убьют, вдруг понял Паша. Сразу после того, как он убьет Ачоева. Вот откуда эта откровенность Подбельского. Ощущение такое было, словно оказался неожиданно в комнате со змеями. И убежать нельзя, и оставаться страшно. Паша глаза опустил, с силами собираясь, а кто-то невидимый, вне его пребывающий, уже нашептывал ему что-то. Слов еще было не разобрать, и Паша вслушивался в этот неосязаемый шепот, потому что помнил по прежнему опыту - надо этому нашептыванию подчиниться, и все получится так, как надо.
        - Ну? - спросил Подбельский.
        - Расскажите, как вы себе все представляете, - попросил Паша.
        Он уже знал, кажется, как поступать должен, но не торопился, шел вперед осторожно, нащупывая верный путь.
        - Ачоев в гостинице живет, - сказал Подбельский. - Один занимает номер люкс. Ты придешь к нему поздним вечером, часиков этак в одиннадцать. И сделаешь все как надо.
        - А оружие? - быстро спросил Паша.
        - У тебя будет пистолет. Там, в номере, его не бросай. С собой забери.
        - Дальше что?
        - Спустишься вниз, за гостиницей тебя будет машина ждать. Все.
        - Что - все?
        - От тебя ничего больше не требуется.
        Паша вздохнул и к окну отвернулся.
        - Не годится, - сказал. - Меня так в два счета вычислят.
        - А что ты предлагаешь?
        - Я из города должен уехать. Сразу, как только все произойдет.
        - Пусть так, - согласился Подбельский, подумав. - Денег я тебе дам.
        Так получалось, что Паша уже как бы согласился.
        - Иди отдыхай, - сказал Подбельский. - К вечеру чтобы как огурчик был.
        - А что, сегодня? - вскинулся Паша.
        - Конечно. Сегодня в гости к Ачоеву поедешь.
        Паша на первый этаж спустился. Он уже план собственных действий составил, оставалось детали кое-какие продумать. Схема, начерченная Подбельским, легко читалась. Он руками Паши хотел от Ачоева избавиться. Дальше очень просто все - завозят его в укромное место и убивают. Лучше, чтобы и следов Пашиных не оставалось. А если эту схему иначе выстроить? Пистолет ему здесь дадут наверняка. Вот оно - оружие. А вот - Подбельский. И не надо уже ни к какому Ачоеву ехать. А смерть на Ачоева и спишут, конечно. Давно тот к Подбельскому подбирался. И вот настиг наконец. Все гладко получалось, и Паша засмеялся, поняв, что Подбельского перехитрил. Он сейчас окончательно утвердился в мысли, что они похожи необыкновенно. Подбельский, как это внезапно открылось, и сам небезгрешен был. Не терпел, если кто-то выше его подняться пытался. Любил быть сильным. А слабые, оказавшиеся рядом с ним, умирали. Он, как и Паша, - санитар. Слабых да увечных со своего пути убирает, не задумываясь.
        Паша даже задремать смог, а когда пробудился - за окном серо было. Вечер надвигался. Паша умылся и поужинал, выпив пакет кефира.
        Подбельского он нашел сидящим в кресле перед телевизором. Тот голову повернул, сказал будничным голосом:
        - Садись. Сейчас кино закончится - поговорим.
        Все так выглядело, будто ничего особенного не происходило.
        Вошел без стука Виталий Викторович.
        - Готово? - спросил Подбельский, не оборачиваясь.
        - Да.
        На экране телевизора поплыли титры.
        - Какие жалостливые фильмы снимают! - сказал Подбельский. - Просто жуть!
        Он поднялся из кресла. Был одет в костюм и даже при галстуке, будто собирался куда-то.
        - Виталий Викторович все тебе объяснит по дороге, - сказал, покачиваясь с пятки на носок.
        - А пистолет? - быстро спросил Паша.
        - На месте получишь.
        Все складывалось не так, как предполагал Паша. Совсем не так.
        - Идем, - сказал Виталий Викторович.
        - Вы со мной едете? - спросил Паша потерянно.
        - Да.
        - И еще, - сказал Подбельский. - Деньги, о которых я говорил.
        Вынес из соседней комнаты небольшой чемоданчик.
        - Ого, - усмехнулся Паша невесело. - Мне этого на всю жизнь, наверное, хватит.
        - Любую сумму можно потратить за месяц.
        - А потом? - спросил Паша.
        - Потом ты вернешься ко мне. И мы еще поработаем вместе.
        Они действительно собрались его убить. Рассчитывают, что завтра уже смогут о Паше забыть. Но у него были свои собственные расчеты.
        - Хорошо, - сказал как можно беспечнее и руку за чемоданчиком протянул.
        - Э-э, нет, - засмеялся Подбельский. - Деньги тебе Виталий Викторович отдаст, когда все гладко пройдет.
        Они играли с ним, как со щенком. За недоумка держали. Паша рукой махнул и из номера вышел. Виталий Викторович шел следом.
        Спустились вниз. У входа в здание одиноко стоял "жигуленок". Виталий Викторович сел за руль. Паша устроился сзади.
        - Все очень просто, - сказал начальник охраны, когда они выехали за ворота. - Лифтом поднимаешься на шестой этаж. Ачоев остановился в шестьсот восьмом номере. Постучишь в дверь. Если спросят - кто, ответишь, что из службы охраны отеля. Он откроет, ты заходишь...
        - Он меня знает в лицо.
        - Ну и что?
        - А я ему скажу, что из службы охраны.
        - Ты ему об этом еще при закрытой двери скажешь. А когда он дверь тебе откроет - уже не имеет значения, узнает ли он тебя. Сразу стреляй.
        - В голову стрелять?
        - Без разницы. Хоть в грудь. Он упадет, и вот тогда ты ему в голову выстрелишь - для надежности.
        - Шуму, наверное, будет много.
        - Пистолет с глушителем. Так что не бойся ничего.
        Паша ладонью провел по лбу. Рука стала мокрой.
        Они запросто могут его переиграть. Уже переигрывают, Паша по их сценарию свою роль играет.
        - Пистолет вы мне дадите?
        - Да.
        Больше не разговаривали. Каждый думал о своем. Только когда к гостинице подъехали, Виталий Викторович рукой показал куда-то вперед:
        - Я там буду стоять, за углом.
        Склонился и из-под сиденья извлек пистолет с привинченным глушителем.
        - Я же не понесу его прямо так, - сказал Паша дрогнувшим голосом.
        Его нервы сейчас напоминали тонкий волосок - вот-вот оборвется. Он не знал, чего больше боится: того, что Ачоева убить должен, или всех последующих событий. Сейчас, пока Ачоев еще жив, и сам Паша вроде как в безопасности. Но после смерти Ачоева его собственная жизнь уже ничего не стоит. И если он ошибется...
        - На! - сказал Виталий Викторович и пластиковый пакет протянул. - Заверни, так будет лучше.
        Паша из машины выбрался неуклюже, хлопнул дверцей.
        Уже совсем стемнело. Тусклые фонари у входа в гостиницу тщетно пытались прогнать прочь сумрак. Пожилая администраторша сонно клевала носом за высокой стойкой. Паша направился к лифту, но, увидев там двух женщин, переменил намерения и вышел на лестницу. Здесь было пустынно и тихо. Паша поднялся на два этажа и на лестничной площадке развернул пакет с пистолетом. Извлек обойму. В ней было только два патрона. Он не испугался, потому что ожидал чего-нибудь подобного. Теперь не сомневался нисколько, что его хотят убить. Два патрона для Ачоева, и Паша остается без оружия. Но Подбельский и помыслить не мог, что Паша голову от страха не потеряет, додумается прежде оружие проверить.
        Паша пистолет с предохранителя снял, прикрыл пакетом и стал подниматься наверх. Он обнаружил, что страх его покидает стремительно. И причину он тогда понял - начал Подбельского переигрывать. С той секунды, как патроны в обойме проверил. Они его хотели перехитрить. Но недооценили.
        Ачоева он все равно убьет. За его спесивость. А потом уже - очередь Подбельского.
        На площадке шестого этажа он остановился и прислушался. Тишина. Сюда, на лестницу, никакие звуки не доносились. Паша дверь приоткрыл и выглянул в коридор. Никого.
        Напротив номера шестьсот восьмого Паша остановился, оглянулся по сторонам и достал из пакета пистолет. Уже знал, что Ачоеву скажет, и потому нисколько не волновался. Постучал осторожно в дверь - глушителем постучал, и потому стук получился негромким, но требовательным. Пистолет Паша держал на уровне лица стволом вверх, приготовился уже, и теперь ждал, когда Ачоев его из-за двери спросит: "Кто?" Но дверь внезапно открылась, она распахнулась широко, на пороге стоял Ачоев. Все в одно мгновение спрессовалось - Паша от неожиданности растерялся, Ачоев увидел человека с пистолетом. Паша автоматически ему в лицо пистолет направил, Ачоев на шаг назад отступил - и вот тут Паша выстрелил. Раздался негромкий хлопок, и Ачоев упал. Пуля ему попала между глаз, и он был, несомненно, мертв. Паша в номер вошел, прикрыл за собой дверь. Один патрон сэкономил, как и хотел, и чувствовал, что все теперь как нельзя лучше складывается.
        Из небольшого и тесного коридорчика, в котором он находился, Паша в комнату прошел. Здесь был столик накрыт на двоих, Ачоев кого-то ожидал, наверное, и следовало поторопиться. Еще одна дверь была - в смежную комнату, - Паша ее толкнул и вздрогнул. У кровати стояла девица - в одном нижнем белье - и нервно мяла в руках платье. Ачоев, оказывается, гостью привел. И, еще не покормив ее ужином, собирался уделить ей немного своего драгоценного времени.
        Паша в руке по-прежнему держал пистолет, бесполезно было его прятать - девица уже увидела оружие.
        - Ты кто? - спросил Паша.
        - Ольга.
        Он засмеялся.
        - Да мне твое имя ни к чему, - сказал. - Ты шлюха?
        Ольга молчала, глядя на него широко раскрытыми глазами. Паша пистолетом дернул демонстративно.
        - Проститутка, спрашиваю?
        Он все еще никак не мог решиться истратить на нее пулю. Тогда осложнится все для него неимоверно.
        - Да, - ответила она, не сводя взгляда с пистолета.
        - И сколько берешь за услуги?
        - Сто.
        - Сто долларов? Оно того не стоит, - сказал Паша наставительно.
        Подумал.
        - Раздевайся! - скомандовал после паузы.
        Ольга замешкалась, но лишь на мгновение, потому что Паша опять повел пистолетом, и тогда она стала торопливо расстегивать бюстгальтер.
        - Мне это не нужно, - засмеялся Паша. - Трусики снимай.
        Она подчинилась. Паша приблизился; развернул Ольгу лицом к кровати и с силой толкнул. Она упала на колени.
        - Ничего, если я буду сзади? - спросил Паша.
        Ольга не успела ответить, потому что в следующий миг Паша выстрелил ей в затылок. По накрахмаленному постельному белью брызнуло алым.
        - Стерва! - сказал Паша зло.
        Он остался без патронов и сердился неимоверно. Хорошо еще, что повел себя правильно и эта дура не начала кричать.
        Пистолет спрятал в пакет, вышел из номера, переступив через лежащего у двери Ачоева. Лифтом не поехал, спустился по лестнице. Администраторша все так же безуспешно боролась со сном. Где-то мурлыкало радио.
        Машину с Виталием Викторовичем Паша обнаружил за углом. Двигатель урчал нетерпеливо. Паша сел на переднее сиденье. Он уже все просчитал, и получалось не так уж плохо.
        - Все? - спросил начальник охраны.
        - Да. Едем!
        Паша сидел к Виталию Викторовичу вполоборота и в руке сжимал рукоятку пистолета.
        - Он один был?
        - Да, - солгал Паша.
        Выехали за город.
        - Патронов в обойме почему-то всего два оказалось, - сказал Паша. - Но я один сэкономил.
        Пистолет из пакета выдернул и к лицу начальника охраны его поднес:
        - Останови!
        Тот подчинился. Паша левой рукой нащупал под костюмом Виталия Викторовича кобуру, забрал пистолет.
        - Вот так-то, - сказал. - Перехитрить меня хотели?
        Злости не было в голосе. И чего злиться, если знаешь, что все получается у тебя. Проверил оружие. Этот пистолет был снаряжен полной обоймой.
        - Вы зря со мной в эти игры решили играть, - сказал Паша.
        - Я не играю ни во что.
        - Играете. И вы, и Подбельский. Со мной нельзя так.
        - Павел, ты делаешь не то!
        - Я все правильно делаю. Едем!
        - Куда?
        - В пансионат.
        Паша пистолет с предохранителя снял.
        - Если не будешь дергаться, останешься в живых.
        Он начальника охраны собирался застрелить, когда с шоссе к пансионату свернут, но говорить об этом нельзя было. Человек подчиняется, пока сохраняет надежду. Надежда выжить, как ни странно, парализует волю.
        - Что происходит, объясни, - попросил Виталий Викторович.
        - Сам знаешь, - ответил Паша и даже головой покачал, поняв, за какого дурака его эти люди держали.
        Левой рукой зацепил лежавший на заднем сиденье чемоданчик, положил к себе на колени.
        - Не поскупился Подбельский на деньги, - сказал Паша с иронией. - А? Много денег здесь, как думаешь?
        - Думаю, много.
        - А я думаю - совсем ничего. Вы ведь не собирались со мной расплачиваться. А?
        - Проверь, - спокойно сказал Виталий Викторович, не отрывая взгляда от дороги. Лента шоссе стелилась под колеса.
        - Проверю, - усмехнулся Паша.
        Открыл замки.
        - Ну? - сказал. - Сумму назови! Быстро! Сколько денег?
        - Не знаю.
        - Ноль! - засмеялся Паша. - Ничего там нет!
        Распахнул чемоданчик. Взрыв разорвал их обоих на куски. Объятая пламенем машина сорвалась с ленты шоссе в кювет.
        72
        Подбельский сидел в кабинете у мэра. Выглядел неважно после бессонной ночи, но крепился.
        - Никого конкретного не подозреваете? - спросил Хохряков.
        - Нет.
        - И мыслей по этому поводу никаких?
        - Не наши это.
        - Не наши? - вскинул ресницы Хохряков.
        - Конечно. Из своих никто бы не решился. Я и Мухатову то же самое сказал.
        - Ты с ним разговаривал?
        - Да.
        - Возьми его людей к себе в охрану. Хотя бы на время.
        - Не надо, - сказал Подбельский. - Сам справлюсь.
        Помолчали.
        - Знаешь, - сказал мэр негромко. - Может, оно и не очень хорошо - на костях покойницких плясать. Но если честно - я рад, что ты будешь этими заправками заниматься. Один ты.
        "Один ты" означало - без Ачоева. Тот был чужим человеком. Чужим и враждебным. Но теперь он умер. Совершенно неожиданно. Надо же, какие бывают в жизни совпадения.
        - Жалко Ачоева, - сказал Подбельский на всякий случай. - Но мы и без него справимся.
        И на мэра выразительно посмотрел. Тот кивнул понимающе.
        - Помощь тебе потребуется?
        - Нет, - качнул головой Подбельский. - Вот только бумаги...
        - Что - бумаги?
        - Чтобы без заминок обошлось. Подписи там всякие, то да се.
        - Хорошо, - сказал Хохряков. - Я прослежу.
        Распрощались. Подбельский спустился вниз, сел в машину. Запиликал негромко телефон. Голос брата в трубке звучал тревожно:
        - Что случилось?
        - Все нормально, Юра, - ответил Подбельский.
        - У тебя какой-то шум был прошлой ночью, как мне сказали.
        - Да. Двоих людей из моей охраны убили. И еще - компаньона моего, Ачоева. Я тебе о нем рассказывал. Помнишь?
        Брат понял наконец, что к чему.
        - А-а, - протянул он. - Да, да. Какая жалость.
        Но скорби в его голосе не было ни грамма. Подбельский ему еще при последней встрече сказал, что хочет от своего начальника охраны избавиться. Хороший исполнитель. Верный пес. Но уж слишком много знает. И, в отличие от собаки, умеет говорить.
        - Ты поосторожнее там, Дима.
        - Да, конечно, - пообещал Подбельский.
        И вдруг ладонью трубку прикрыл, сказал водителю, пальцем на пустырь показывая:
        - Через месяц здесь будешь заправляться бензином.
        - Здесь? - удивился водитель. - Так нет же ничего.
        - Будет, - засмеялся счастливо Подбельский. - Куда оно денется?
        Оглавление
        - Вместо пролога
        - 1
        - 2
        - 3
        - 4
        - 5
        - 6
        - 7
        - 8
        - 9
        - 10
        - 11
        - 12
        - 13
        - 14
        - 15
        - 16
        - 17
        - 18
        - 19
        - 20
        - 21
        - 22
        - 23
        - 24
        - 25
        - 26
        - 27
        - 28
        - 29
        - 30
        - 31
        - 32
        - 33
        - 34
        - 35
        - 36
        - 37
        - 38
        - 39
        - 40
        - 41
        - 42
        - 43
        - 44
        - 45
        - 46
        - 47
        - 48
        - 49
        - 50
        - 51
        - 52
        - 53
        - 54
        - 55
        - 56
        - 57
        - 58
        - 59
        - 60
        - 61
        - 62
        - 63
        - 64
        - 65
        - 66
        - 67
        - 68
        - 69
        - 70
        - 71
        - 72