Странный случай Герда Грау
        Иногда становишься свидетелем странных событий, которые не удается объяснить логикой.
        Странный случай
        Странный случай
        Эта история случилась со мной, я была ее свидетелем. Дело происходило в отеле для взрослых. Точнее, это был сегмент «чайлдфри» одного большого отеля на Средиземном море. Поскольку детей в отеле не было, то шумная анимация никого не интересовала, вечерами было тихо и пустынно. Молодожены-чайлдфри предпочитали общество друг друга в номерах, пенсионеры - книжки и телевизор в лаунж-зоне, средних лет народ потягивал халявный алкоголь в кондиционированных барах-лобби. Плюс тридцать шесть ночью - это все-таки слишком сурово для прогулок под звездами.
        Я вечерами люблю писать рассказы, поэтому сидела в своем номере с кондиционером и ноутбуком, изредка выходя покурить на балкон. Балкон полагался каждому номеру, квадратной формы, с плиточным полом, огражденный деревянными брусьями вместо перил. Брусья были толстыми и выкрашенными в зеленый цвет.
        И вот с моего третьего этажа мне был очень хорошо виден балкон на первом этаже. Здание изгибалось, он как раз получался на сгибе, прозрачный, с таким же набором мебели, как у меня - круглый столик и два кресла. Под ним в земле шла какая-то трещина с буйной растительностью, словно зеленый поток, и из этой растительности иногда после обеда выходил погулять павлин.
        В тот вечер случилось небольшое ЧП: коротнула проводка, и свет в отеле погас. Такое однажды уже было, в жару все постояльцы включают кондиционеры, и сеть перегружается, но отельные мастера быстро это исправили, свет тогда пропал от силы минут на пять-семь. Я вышла покурить в ожидании электричества, когда заметила на нижнем балконе женщину. Молодую, судя по росту и сложению, в коротких белых шортах и белой же майке. Больше разглядеть было нельзя в южных сумерках, они очень быстро сгущаются. Я подумала, что она тоже воспользовалась обрывом сети, чтобы развесить купальник или полотенце, обычное дело. Сигарета у меня закончилась, я просто сидела лицом в ее сторону, слушая цикад. А потом случилось странное.
        Женщина еще немного неподвижно постояла у перил и вдруг запрыгнула на них ногами. Чтобы была понятна степень моего удивления - перила идут на уровне метра от пола, а она взяла эту высоту одним прыжком, держась руками за перила и просто подкинув ноги вверх, широко разведя колени, встала ступнями на перекладину. Я замерла и продолжала смотреть на нее. Женщина наклонилась между колен, прогнулась в спине так, что позвоночник стал параллелен земле, про такую позу говорят «стелющаяся». Она в этом наклоне переместилась от одного колена к другому, при этом в воздухе были слышны отрывистые звуки ее дыхания, потому что цикады внезапно смолкли. Но и дыханием это назвать было бы неправильно, она просто втягивала и короткими порциями выдыхала воздух, словно принюхиваясь к чему-то, довольно громко и жадно. Меня она не видела, не смотрела вверх, но я-то ее видела хорошо! Я тихо встала, подошла к перилам и тоже стала смотреть на эти кусты под ее номером. Я была уверена, что дело в павлине, она каким-то образом чувствует его запах, но что она сделает, если он выйдет? Зачем он ей? И почему именно так?
        Внезапно проводку починили, включился свет. Женщина быстро спрыгнула с перил и теперь стояла точно так же, как стоят все люди на балконах, самым обычным способом. Свет бил сбоку, лица ее я по-прежнему не видела. Потом она развернулась и ушла в номер, плотно закрыв за собой дверь и занавески.
        Я долго думала и никак не могла понять, что я все-таки видела. Может быть, конечно, эта женщина спортсменка, прыгунья, захотелось мышцы растянуть, но клянусь, ее поза не была позой для растяжки мышц. Это однозначно была поза зверя, охотника и хищника.
        Павлина я потом снова увидела, в светлое время суток, он был жив и здоров. Но к сумеркам он всегда исчезал и больше не появлялся. Либо сотрудники отеля что-то знали и загоняли птицу в вольер, либо павлины просто дневные птицы. А женщину я больше не видела на балконе, может быть, она уехала. Постояльцы в отеле часто меняются.
        Каменный гость
        Эта история совершенно правдива и случилась со мной. Было это в прошлые выходные, когда я приехала в Париккала посмотреть мистический лес скульптора-самоучки, ныне покойного. Скульптор этот делал из бетона своеобразные фигуры людей, их называют «физкультурниками», в сети есть много фотографий, можно посмотреть их там, никуда не выезжая: все они стоят в лесу вокруг маленького домика прямо на улице.
        Солнце светило, травка зеленела, и утро было довольно ранним. «Физкультурники», надо сказать, произвели на меня странное впечатление. Сначала шокирующее, потому что слишком уж гротескными были физиономии и тела, многие туристы даже смеялись, останавливаясь рядом с зубастыми женщинами или грибом с глазами, и кто-то высказал мнение, глядя на бетонный кактус, что тут не без пейота, а потом это ощущение отступило и осталось только ощущение присутствия и полной расположенности к каменным обитателям. Местечко, впрочем, было довольно глухим и лес вокруг - самым настоящим.
        - Мерзкие, - капризно сказала моя подруга. - Такое ощущение, что смотрят на тебя.
        - Это потому, что зрачок в центре глаза, - напомнила я ей древний прием. - Так и художники рисовали в старину, чтобы был эффект направленного взгляда.
        - У них лица злобные.
        Я посмотрела внимательнее - злобными они мне не показались, разве что экзальтированными и вычурными. На головах вместо волос у них зеленел мох, такой же мох покрывал некоторых из них целиком, и у меня появилось другое сравнение - фавнические фигуры. Больше всего они походили на свиту Пана, отбившуюся от хозяина и владыки, и заблудившуюся в финском лесу.
        - Мама! - вдруг взвизгнула подруга.
        - Чего? - я посмотрела туда, куда она указала рукой.
        - У него глаза живые!
        Глаза, конечно, были не живыми, а стеклянными, просто в голове «физкультурника» были полости, сквозь которые упал солнечный свет, он и осветил стекляшки изнутри. Глаза как будто загорелись недобрым огнем, потому что зрачок был красным. Меня этот эффект привел в восторг, я стала искать еще такие фигуры - и их оказалось много. Чем дальше, тем больше они мне нравились своими безумными лицами и позами. Особенно мне понравился сидящий мальчик, он был сбоку от тропинки, я присела рядом на корточки - мне показалось, что он как будто хочет рассказать тайну, но никто не останавливался рядом с ним. Я сложила руки рупором и прошептала ему на ухо:
        - Я знаю, кто вы.
        Потом наклонила голову, чтобы услышать ответ, но конечно, мальчик мне ответить не мог, это была просто шутка. Подруга старалась держаться от фигур на расстоянии, щелкая смартфоном. Мы пошли дальше, и все время она мне говорила, что скульптор псих, а «физкультурники» - монстры. Я тогда подумала, что, наверное, нужно иметь крепкие нервы, чтобы остаться наедине с этими существами в сумерках. То, что они не просто каменные болванчики, было очевидно. В них была личная сила скульптора, и еще в них было что-то от сумеречного леса на границе миров. Мне они ужасно понравились.
        - У них должна быть главная фигура, - сказала я. - Не обязательно самая большая и приметная, но у этих существ есть лидер.
        - Откуда ты знаешь? - испугалась она.
        - Ну, просто, - я вообще-то не знала, почему я это сказала. - Давай поищем?
        - Ищи сама, - раздраженно ответила она. - Я их боюсь.
        Я пошла в сторону от главной дорожки, тропинка поднималась на холмик, и я шла просто так, подруга ковыляла следом, но вот там, в кустах, я и увидела его - главного «физкультурника». Не знаю, почему я так решила, это было просто чувство. А может быть потому, что все остальные фигуры были либо бесполы, либо в одежде, либо в трусах изо мха, а у этого был отчетливо сработанный фаллос. Он стоял, протянув вперед обе руки приглашающим жестом, и я положила ладони в его руки. Ничего, конечно, не произошло, но пальцы у него были теплыми, солнцем нагрело бетон.
        -Такое ощущение, что закат, - заметила подруга за моей спиной. - Хотя еще только десять утра. А фигуры неприятные все равно.
        Я не стала с ней спорить. Мы еще поездили по разным местам и в конце дня приехали в крепость Савонлинна. Крепость старинная, сложена из больших камней, было бы интересно погулять по ней, но мы опоздали, все посещения внутренних залов уже закончились, они в воскресенье заканчиваются в четыре часа дня. Можно было только осмотреть наружные дворы и перекрытия, что мы и сделали.
        - Мне теперь везде мерещатся эти каменные лица, - пожаловалась подруга, крутя по сторонам головой. - Как будто они идут за тобой.
        - Глупости, - рассеянно сказала я. - Просто кладка фактурная, плюс косо падающий свет.
        Она фыркнула и указала мне на картонную стойку для фотографий. Стойка представляла собой четыре фигуры на фоне крепости - средневекового мужчину, такую же женщину в красном платье с венцом, жертвенного барана и ключницу, открывающую двери в замок. У всех фигур были вырезаны лица, можно было вставить свое и сделать фото на память.
        - Вставай, - сказала она. - А я сниму.
        Я, недолго думая, сунула голову в прорезь женской фигуры, и она щелкнула смартфоном. Потом зашла большая группа, и сниматься было уже неудобно, я вышла и попросила показать снимок. Она открыла в телефоне папку с изображениями и вдруг сунула мне его в руки с тихим воплем.
        - Ну? Кто был прав?
        Я посмотрела на экран - за картонкой я была совершенно одна, три прорези для других лиц должны были остаться пустыми, но пустыми из них были только две. Ключница рядом со мной смотрела в объектив гротескным каменным лицом - каменными глазницами под выступающим лбом, выступами рта и носа. Но когда я обернулась, там был такой же пустой белый овал, как и у других фигур.
        Фото я все равно забрала себе, просто решила никому не показывать. Мало ли.
        Психро
        История о каменном госте неожиданно получила продолжение
        
        Дело было в Диктейских горах. Если кто не знает, там находится пещера, в которой родился Зевс, Психро. Наша группа высадилась у подножия хребта Дикти, и мы с нетерпением стали подпрыгивать на дорожке, ведущей вверх. Правда, прыжки быстро прекратились: жара, тысяча двадцать с лишним метров над уровнем моря, уши закладывает, сердце работает в режиме кардиотренировки. Мы медленно поползли вверх, боясь оступиться - дорога круто виляла, камни были горячими, отполированными ногами до блеска.
        - Ничего себе тут трафик, - буркнул один из мужчин нашей группы, разглядывая гладкие плиты. - Поскользнуться можно.
        - Трафик огромный, - покладисто согласилась экскурсовод Елена. - Смотрите под ноги, пожалуйста.
        - И что, все просто ходят пещеру смотреть? - не унимался мужик. - Или язычники до сих пор существуют?
        Елена засмеялась, как она всегда смеялась, тихонько и вежливо.
        - Пещера раньше действительно служила для жертвоприношений языческих культов, но в четвертом веке их запретили. Однако в нижней пещере есть озеро, в которое можно бросить монетку и озвучить Зевсу свою просьбу. Если это сделать искренне и от всего сердца, говорят, он ее выполнит.
        Я сбавила ход и пошла рядом, прислушиваясь.
        - Нужно только внимательно посмотреть по сторонам, - интимно понизив голос, еще добавила она. - Если среди сталагтитов вы увидите, что на вас смотрит лицо нимфы или фантастического существа - это хорошо, значит, он вас услышал.
        - А если не увижу? - спросила жена говорливого мужика. - Не услышал?
        Елена пожала плечами и поправила прическу, и тогда я заметила у нее на руке целую связку оберегов, христианских, узловых, которые в ходу на благословенной земле Крита. Захотелось узнать, зачем ей так много, но было неловко.
        
        Спуск в пещеру был с огромной высоты, длинный и извилистый, дорожка была освещена цветной подсветкой, зрелище фееричное. Мы быстро потеряли друг друга, но это было не страшно, все равно договорились встретиться на выходе. Я топала за людским потоком, глазея по сторонам на причудливый рельеф, и дошла до того самого озера.
        Сказать, что там было много монет - ничего не сказать. Со всех выступов на стенах в озеро стекали лавовые потоки из денег, они устилали дно озера, над которым проходила дорожка, и сверкали, как сплошной серебряный ковер.
        - Ха-ха, язычество они искоренили, - хихикнула моя подруга, щелкая во все стороны телефоном. - Оно и видно. Ты как, будешь с Зевсом разговаривать? Или просто бросишь?
        Я задрала голову и старательно стала искать глазами хоть какое-то подобие персонификации, о котором говорила Елена, но как назло, ничего такого мне не попадалось, стены пещеры были просто стенами, а сталгтиты - сталагтитами. Я постояла минуту, после чего пришлось загадать желание и бросить монетку так, без изысков. Она упала в общую массу жидкого серебра, и я даже не увидела куда. Мы пошли дальше и я отвлеклась на окружающую красоту, к тому же в нескольких местах было просто грешно не сфотографироваться на память.
        
        Уже в автобусе, листая снимки, подруга фыркнула:
        - Ну и рожа, честное слово.
        Я знаю, что не особенно фотогенична, но на "рожу" все-таки обиделась.
        - Могла бы сказать "физиономия", - буркнула я.
        - Да не твоя, а эта, - снисходительно пояснила она. - С которой ты разговаривала.
        - Разговаривала? - удивилась я.
        - Ну, я не знаю, как это назвать. Там, где ты остановилась и торчала не меньше минуты.
        - Я?
        - Нет, я, - передразнила она и передала мне через спинку сиденья телефон. - Я думала, ты для фотки позируешь, сняла уже тебя, крикнула - а ты все стоишь и стоишь. А меня, между прочим, сзади толкают.
        Я взяла телефон и посмотрела на экран. В зеленоватом мареве со стены на меня действительно смотрело… лицо? Определенно, в этом было сходство с лицом, несмотря на огромный рот, полный зубов - у него были прямо посаженные глаза и даже подобие носа. Лицо свисало со стены на длинной червеобразной шее, каменной, как все в этой пещере, и смотрело мне в глаза с расстояния нескольких сантиметров. А я смотрела на него.
        Я тупо разглядывала снимок. Обвинить подругу в подделке я не могла, во-первых, она не умеет, во-вторых, свою кепку с ветровкой я узнала бы с закрытыми глазами, но… Почему я-то никакого лица не видела? Или я просто этого не помню?
        Экскурсовод Елена мельком взглянула на экран моего телефона, тихонько кашлянула, но промолчала. А я вспомнила, что она нам тоже настойчиво советовала купить в монастыре обереги, как у нее, а я посмеялась и купила кофе.
        Может, зря.
        Они
        Мой номер находился на втором ярусе маленького корпуса, где весь верхний этаж занимали два одинаковых апартамента, зеркально расположенные относительно друг друга и имевшие крошечные балкончики рядом, протяни руку - коснешься. В соседнем номере поселилась семья с двумя детьми, младший был годовалым и после ужина стабильно спал, а вот старший (ему было лет пять) бодрствовал вместе с взрослыми. Как я поняла, он недавно перенес какое-то заболевание, не то воспаление легких, не то ларингит, потому что мать постоянно звала его на балкон.
        - Миша, иди сюда, подыши морским воздухом. Иди, говорю, тебе врач что сказал?
        Миша послушно выходил на балкон и стоял, вцепившись руками в парапет, имитирующий штукатурку рыбачьих хижин.
        Море было рядом, оно вечерами никак не выглядело, просто темный и полный провал реальности сразу за бассейнами с фонарями, но его было хорошо слышно, оно ворчало, рокотало, неустанно обрушивало на берег свои волны, словно работал какой-то бесперебойный механизм. И оно пахло, густо, влажно, солено... Миша тоже честно выполнял свою работу, втягивая морской воздух ртом и выдыхая короткими толчками через ноздри, отчего живот под майкой то надувался мячом, то опадал.
        Ночи в этой местности приходят быстро, только что темнело и уже раз - чернота непроглядная. Бассейновая цепочка фонарей под водой голубела неоном, но были еще и фонари на палках или столбиках, такие тусклые шары на ножке, они отделяли территорию отеля от пляжа. Сам пляж был огорожен низкой каменной стеной с арочными входами, после заката ее не было видно, темнота проглатывала ее первой. Я тоже любила подышать вечером, но поскольку обгорела как все северяне, то одежду некоторое время надеть не могла, потому и на балкон не выходила, а стояла, завернувшись в занавеску, чтобы меня не видели соседи. И опять мать Миши начала свой ежедневный ритуал:
        - Иди на балкон, посиди на стульчике, подыши.
        - Не пойду, - категорично вдруг ответствовал Миша.
        Это было чем-то новеньким, я поневоле прислушалась.
        - Почему не пойдешь?
        - Я боюсь.
        - Чего ты боишься? - опешила мать. - Тут же перила высокие, да и падать некуда, смотри, крыша внизу. И я рядом.
        - Я не упасть боюсь, - визгливо отозвался Миша, - я их боюсь.
        - Кого?
        - Вон, их.
        Я не выдержала и в щель занавески посмотрела, куда указывает детская рука. Она указывала на бассейн.
        - Там нет никого, - ответила мать, тоже всмотревшись в указанном направлении.
        - Нет, есть.
        - Кто?
        - Они, - Миша подошел к перилам (я даже его увидела, тощенького, в черных длинных трусах и папиной футболке), и с отвращением повторил свой жест.
        Мы с его матерью (официально и тайком) одновременно уставились на край бассейна. Темно, да, но фонари позволяют разглядеть еще лежаки вокруг бортика.
        - Видишь, черные сидят, а лица белые, - Миша повернул ее голову рукой туда, куда следовало смотреть. - Я боюсь. Они на меня смотрят.
        - Это лежаки такие, у них спинки подняты, вот и кажется, что там кто-то сидит, - мать положила ему руку на плечо. - А на самом деле никого нет.
        - Есть.
        На этот раз я с матерью не согласилась. Лежаки действительно стояли с поднятыми спинками, но ни при каком падении света прямоугольная спинка не стала бы выглядеть треугольной, а в том освещении, что давали фонари, там действительно были какие-то пирамидальные тени. Так могли бы выглядеть люди, закутанные в пледы, которые вышли к бассейну на лежаки покурить и поболтать, а может и выпить вина, которое полагалось при олл-инклюзив без ограничений.
        Мать махнула рукой на детскую причуду и увела сына укладываться спать, а я завернулась в плед и вышла на свой балкон, напрягая зрение. Если это люди, то почему сидят неподвижно? Людям свойственно менять позу во время разговора. Если они просто сидят и слушают море, то почему смотрят все в одну сторону, в сторону нашего корпуса? Это белое - это же лица? Или что? Пледы тут у всех светло-голубые, как у меня, но при любом даже слабом освещении голубой будет выглядеть светлым пятном, а не черным. А лежаки вообще окантованы белым, если в темноте растает темно-синяя середина, то белый пластмассовый край не растворится же? Коэффициент отражения света белым предметом близок к единице, черный - это почти ноль, четыре сотых от единицы, если говорить языком продавцов краски.
        Я решила дождаться момент, когда кто-нибудь из темных пирамид пошевелится, но пять минут мы (мы?) смотрели друг на друга в полном молчании и неподвижности. Белые пятна почему-то начали напоминать маску из «Крика», с провалами вместо глаз и рта, и мне стало не по себе. Даже море вдруг стало как-то иначе набрасывать свои волны на каменный берег, в другой тональности и интенсивности, совсем неуютно. Я пришла к выводу, что все-таки это не люди, а просто игра света и тени на спинках лежаков. Вернулась в номер, почистила зубы, взялась за ручку балкона, чтобы оставить на ночь его в положении «проветривание» и опять невольно посмотрела в ту сторону, которую указал Миша. Темные пирамиды с белыми пятнами никуда не делись, остались на месте, только теперь в их ряду был пробел и там отчетливо виднелся синий лежак с белым кантом.
        Пустой.
        
        Оставлять балкон открытым я в эту ночь не стала, думайте обо мне что хотите.
        Пчелы и призрак
        Надо сказать, что мой биологический род по отцовской линии уходит корнями куда-то в дебри Костромской области и теряется среди микроскопических деревушек, не имеющих в своем составе даже магазинов, исключительно натуральное хозяйство. Когда мне было восемь лет, отца неожиданно посетила ностальгия. Он списался с родней в Костроме, и мы всем составом поехали смотреть, откуда есть пошла наша фамилия, родственники были тем более гостеприимны, чем более осязаемым становился для них ответный визит к нам, в северную столицу.
        Кострома произвела на меня впечатление только Волгой, которую я собралась переплыть в одиночку, будучи хорошим пловцом, но потерпела поражение. Волга - это все-таки не Нева. Отец получил у родни ключ от дома в деревне, где когда-то жил его дед, и мы укатили туда на весь остаток его отпуска.
        
        Деревня была глухой, затерянной в лесах и полях, однако имела свои прелести, вроде игры в карты, запретной для нас с сестрой до того, скабрезных анекдотов, рассказанных местными мальчишками, и меда.
        Замечательного меда, который продавал дядя Боря.
        Дядя Боря был пасечник, жил со своими пчелами на далеком отшибе на пригорке, потому что пчелам нужно высокое место, а в деревне, которая располагалась в низинке, вела хозяйство его вторая жена, сварливая тетка, которую он не любил. Детей у него не было, и все время он проводил возле ульев. Нас с сестрой, бледных городских девчонок, он неожиданно полюбил с первого взгляда и стал давать мед просто так. Мы бегали к нему каждый день, и каждый день заставали его разговаривающим с пчелами. Пчел я боялась до смерти, близко к ульям не подходила, и мы всегда заходили со стороны домика, в конце пасеки. Он махал нам рукой от ульев, потом хромал к дому и выносил нам оттуда соты с медом в деревянной мисочке. Мисочку мы на следующий день приносили вернуть, но он снова накладывал нам меду. Так продолжалось две недели, пока не разразилась гроза.
        Гроза была страшнейшей в моей жизни, это больше походило на звездные войны, развернувшиеся прямо над нашей головой, до того все вспыхивало и грохотало. Утром, когда проглянуло солнце, мы вышли на улицу и от мальчишек узнали, что дядю Борю убило молнией, сказалось самое высокое место в округе. По их словам, от него ничего не осталось, даже угольков, и милиция уже приезжала. Мы не поверили, тогда они предложили пойти на пасеку и показать то место, где ударила молния, там, по их словам, было огромное пепелище. Сестра отказалась наотрез. Мне же не позволила гордость, и после обеда, когда из разговоров взрослых стало ясно, что ребята не врут, мы втроем пошли на пасеку.
        Набежали тучи, и нам стало как-то неуютно. Мы шли молча, я жалела доброго дядю Борю, а мальчишки по дороге потихоньку вооружались палками. Это меня насторожило. От кого они собрались защищаться?
        - Там кто-то нас ждет? - спросила я их.
        - Нет, - серьезно ответил мне маленький головастый Вован. - Это на всякий случай.
        - Для чего?
        - Мало ли, - уклончиво ответил он. - Бабка говорит, что иногда привидения бывают там, где такие смерти случаются. Вдруг и там будет? Ты вот что будешь делать?
        - Орать, - честно сказала я.
        Вован презрительно сплюнул в сторону, давая понять, что это совершенно не выход в случае встречи с привидением. Игореха, его брат, ничего не сказал. Он был старше, ходил в школу в соседнем селе, и ему не полагалось верить в привидения.
        Пасека никак не изменилась с нашего последнего посещения, все тот же серый сруб, темный от ночного дождя, все те же ульи. Мы подошли к домику и остановились.
        - Вон там, - сказал Игореха, показывая на обугленный пятак в конце пасеки, видный даже с нашего места. - Там его и прибило.
        - Понятно, - сказала я, не очень понимая, что дальше.
        - Кто пойдет? - спросил Вован. - Кто не трус, кто постоит на этом пятне? Может, его дух покажется?
        - Дурак, - сказал ему Игореха. - Иди сам.
        - А я трус, - быстро сказал Вован. - И я не собирался. Катька хотела, пусть она и идет.
        Я совершенно не хотела стоять ни на каких пятнах, кроме того, пройти между рядами ульев, полных жужжащих пчел, для меня было выше моих сил. Но дать им шанс говорить, что городские - трусы, я, понятное дело, не могла. Я набралась храбрости и пошла по дорожке к пятну, а мальчишки остались на месте. Пчелы жужжали все громче или мне так казалось от страха. Пятно и вправду было большим и даже глубоким, видимо, разряд был мощнейшим. Я дошла до него и встала в середину. Ничего не случилось. Я постояла там полминуты и повернулась, чтобы идти обратно. И тогда я увидела в воздухе тучу пчел, от них было темно. От ужаса у меня просто все остановилось внутри.
        - Не маши руками, - крикнул мне Вован. - Зажрут.
        Пчелы летали прямо возле лица, я отмахивалась от них сначала медленно, потом быстрее, они жужжали все злее, и я поняла, что мне конец. Я умру, раздутая как надувной матрас, и мама будет страшно ругаться. Я зажмурилась и, завопив во все горло "Дядя Боря!", побежала к дому.
        - Дура! - крикнул мне Игореха. - Не зови ты покойника!
        Но мне было все равно. Ураганом добежав до домика, я закрылась внутри, мальчишки еще раньше меня просочились туда же. Мы прилипли к окну и стали смотреть, не угомонятся ли пчелы. Они летали и бились о стекла, потом их стало меньше, они летали и жужжали над пятном, а потом я увидела, как пчелы в центре пятна собрались в подобие человеческой фигуры. По отвисшим челюстям моих друзей я поняла, что мне не показалось. Мы просто приросли к стеклу. Фигура вскинула руку вверх и сделала несколько движений кистью в воздухе, как махал нам дядя Боря. Потом она распалась, пошел дождик, пчелы рассосались из воздуха по домам, и только тогда мы рискнули открыть дверь. До деревни мы неслись как сумасшедшие, залезли на чердак к мальчишкам и там только перевели дух.