Думай о галактиках, бэби! Герда Грау
Надежда умирает последней. Даже если это надежда всего человечества.
Думай о галактиках, бэби!
Глава 1
- Смирение, - философски сказал Ван, и постучал костяшкой пальца по металлической пластинке в двери. - Когда ничего нельзя изменить, остается делать вид, что все под контролем, хотя ты ни черта не понимаешь и в глубине души можешь быть абсолютно против.
- Смирение - другое имя усталости, - отозвалась Дьюи. - Постучи погромче, я замерзла.
- Если бы ты достигла просветления, тебя не волновали бы такие мелочи, - он снова постучал по пластинке. - Здесь нельзя шуметь, кстати.
- Почему?
- Горы нестабильны. Риск любого такого Дандарата.
- Какого еще Дандарата?
- Так, читал где-то про монастырь с таким названием, еще в детстве.
- До Третьего Удара?
- До Второго. Я старше, чем кажусь.
Дверь распахнулась и лысый старик в бесформенной одежде терпеливо уставился на пришедших, спрятав морщинистые руки в длинные широкие рукава.
- Мы просили о встрече, - неловко сказал Ван. - Нам обещали содействие. Это Дьюи, а я Ван из Международной…
- Не надо, - вдруг ясным и трезвым голосом произнес старик. - Я вас вижу. Вы можете войти.
Ван и Дьюи переглянулись, скинули одновременными движениями капюшоны парок и переступили порог. В помещении было темно, но дальняя дверь вела куда-то, где явно горел огонь. После бесконечных просторов белизны под серыми тучами яркий желтый свет вызывал желание плакать.
- Я проведу вас, но разговаривать с ним вам придется самим, - предупредил старик. - Не исключено, что он не захочет вам помочь, как не исключено и обратное.
- Подождите, если он не хочет помочь, зачем согласился на встречу? - насторожилась Дьюи.
Старик пожал покатыми плечами.
- У него нет своих желаний, - ответил он. - Здесь их ни у кого нет. Помощь зависит от вашего желания получить ее.
Они втроем остановились перед деревянной дверью с железным кольцом, которым старик еле слышно звякнул, прежде чем войти. Ван поспешил за ним, чтобы увидеть знаменитость. Дьюи остановилась у него за плечом, недоуменно глядя на матрас на полу, потом на своего спутника - по ее представлениям человек, избавившийся от всех желаний, должен быть как минимум совершеннолетним. Старик сдержал усмешку, отступил назад и растворился за дверями.
Знаменитости было от силы четырнадцать, может быть пятнадцать, возраст трудно читался на круглом, лишенном мимике лице. Большие уши на стриженой голове выглядели локаторами, словно у летучей мыши.
- Восемнадцать, - вдруг сказала знаменитость.
- Что восемнадцать? - глупо повторил Ван.
- Зим. Мне. Вы пришли узнать мой возраст?
- Нет. Конечно, нет.
Ван посмотрел в глаза-щелочки подростка, тот двинул надбровными дугами, лишенными растительности, что должно было означать не то поощрение, не то вежливое приглашение.
- Я не знаю, как начать, точнее, как объяснить, потому что все это совершенно антинаучный бред, но… - Ван набрал воздуха в легкие. - Одним словом, нам нужна астральная связь с космическим кораблем.
Глаза подростка все-таки раскрылись, они оказались черными, словно маслины, но вопросов он не задал, поэтому Ван продолжил:
- Колонисты улетели еще пятьдесят лет назад, по нашим подсчетам они должны были достигнуть Глизе в прошлом году, но никакой связи с ними нет уже несколько лет. Они наша единственная надежда.
- Почему? - в голосе подростка не было любопытства, только равнодушное уточнение обстоятельств.
- Черт его знает, - хмуро отозвался Ван, забыв, что разговаривает с монахом. - Не то природа обиделась, не то боги нас разлюбили все какие есть на свете. Планета гибнет. Если бы колонистам удалось основаться на Глизе, это дало бы людям надежду и цель. Сейчас у нас нет ни того, ни другого. Честно говоря, ничего у нас уже нет.
Он посмотрел на Дьюи, та сидела на полу, подперев щеки кулаками, и лицо ее было похожим на какого-то каменного божка.
- Помогите нам… как это назвать, даже не знаю, но ведь как-то вы это делаете, раз достигли боддхи. Они не могли умереть, корабельная система интеллекта защитила бы их от всего, что может случиться в космосе, я уверен, что люди живы. Так какого же…
Ван не договорил, тяжело дыша, Дьюи тоже хранила молчание. Знаменитый подросток подтянул к себе ноги и уперся в колени круглым подбородком. В помещении наступила тишина, прерываемая только потрескиванием масла в светильнике. Черные тени плясали на стенах и Дьюи уже начала клевать носом, когда монах вдруг тоскливо произнес:
- Кретины вы конченые.
Ван вздрогнул и поднял голову, в немом недоумении уставившись на подростка - он не мог этого сказать. Но тот, двигая румяными губами, повторил ругательство.
- Я не… - растерянно начала Дьюи, но Ван вдруг схватил ее руку и сдавил пальцы.
Черные тени съежились, словно в помещении прибыло света. Подросток поднял голову и посмотрел на них с отчетливой мрачной злобой.
- Кто программировал этот сраный корабельный скайнет? Ты, Ванчик?
- Я, - пробормотал Ван, пытаясь определить, кто сейчас говорит с ним через чужой рот. - Вы целы?
- Целы, мать твою, все как есть, в крио-камерах плаваем в растворе, твой искин нам дровишек подбрасывает, чтобы мы окончательно не замерзли. Он же так был запрограммирован тобой, да? Чтобы мы ни в чем не нуждались?
- Высшее целеполагание, - слабеющим голосом ответил Ван. - Счастье людей приоритетно.
- Приоритетно, говоришь? А знаешь, что он сделал, когда мы вышли из прыжка? Никого он не разбудил. Он лег в дрейф! Он, сука, лег в дрейф, потому что на всем, мать его, корабле, не осталось ни одного человека, чьи желания нужно удовлетворять. Вечная жизнь, вечное блаженство. Гори ты в аду, придурок, вместе со своим счастьем.
Светильник с треском вспыхнул и погас, комната погрузилась в непроглядную темноту. Спустя минуту Ван грузно добрел до двери и вышел, споткнувшись на пороге. Дьюи догнала его, взяла под руку, но он не обратил на это внимания.
Подросток беззвучно прошел следом за ними и остановился на крыльце монастыря, задумчиво глядя на покрытую мертвым пеплом пустыню и оранжевый ряд монахов, бесстрастно перебирающих четки с закрытыми глазами.
|
