Роман Глушков
        Последний барьер
        (Алмазный мангуст-4)
        Когда вы играете с Фишером, вопрос не в том, выиграете вы или нет; вопрос в том, выживете вы или нет.
        Борис Спасский, международный шахматный гроссмейстер.
        Будучи на вершине, ты находишься над бездной.
        Станислав Ежи Лец.
        Глава 1
        - У Рижского вокзала
        Стою я молодой.
        Подайте Христа ради
        Червончик золотой...
        - пропела себе под нос Динара Арабеска, выйдя вместе со мной, нашим общим приятелем Жориком Дюймовым и доктором Тиберием Свистуновым на площадь перед упомянутым питерской следопыткой Московским вокзалом. Правда, назвать это площадью сегодня было трудно. Вздыбленный огромными пластами асфальт, на котором еще виднелась дорожная разметка, и зияющие там и сям наполненные талой водой воронки делали окружающее нас пространство проходимым разве что для танков и шагающей техники. Ну и еще для нас - пеших бродяг, способных отыскать проход среди луж, нагромождений глыб и прочего скопившегося здесь за последние годы хлама.
        - Если мне не изменяет память, петь эту песенку следовало бы, стоя не у Рижского, а у Курского вокзала, - уточнил Тиберий, окидывая взором раскинувшуюся перед нами мрачную панораму. - Хотя вы правы: принципиальной разницы нет. Особенно беря во внимание, что рядом с Курским вокзалом нынче не только не попоешь, но и просто спокойно не постоишь.
        Верно подмечено. По сравнению с Курским вокзалом - одним из излюбленных мест скопления здешнего техноса - Рижский выглядел не в пример безмятежнее. Если, конечно, можно назвать безмятежным наполовину обращенный в руины, некогда весьма приглядный исторический архитектурный ансамбль. Постройки его правого и левого крыла были давно сровнены с землей, но центральная часть комплекса продолжала возвышаться среди окружающего ее хаоса и разрухи. Крыша здания также обвалилась, и укрыться от непогоды в главном зале бывшего вокзала ныне было невозможно. Что, впрочем, не так уж критично, пока в нем оставались служебные помещения с уцелевшими потолками.
        - Извините, Геннадий Валерьич, - подал голос самый молодой и недотепистый - но отнюдь не лишний - член нашей компании Жорик Дюймовый, - я вас сегодня об этом уже спрашивал, но вы тогда сказали, что мы потолкуем чуть попозже...
        - Ты говоришь о том, почему человек Мерлина выбрал для встречи именно эти развалины, так? - перебил я напарника, припомнив наш давешний несостоявшийся разговор.
        - Ага. - Жорик кивнул и покосился на Динару, с которой его связывали более близкие, чем просто приятельские, отношения. Но Арабеску озадачившее Дюймового обстоятельство не интересовало. Будучи более опытным, чем ее кавалер, сталкером, она заранее знала, что мы прибыли в особенное для нашего покровителя Семена Пожарского - Мерлина - место. - До сих пор не возьму в толк, зачем этот "жженый" сталкер попросил нас ждать его тут, а не у тамбура. Ведь в Курчатнике нам было бы гораздо проще пересечься.
        - Во-первых, потому что посланец Семена прибудет сюда не через тамбур, а через Барьер, - пояснил я, уже посвященный в эти подробности. - А во-вторых, Рижский вокзал для Мерлина и его друзей - нечто вроде местного святилища. Когда раньше он со своей группой прибывал в Московскую локацию и сталкеры об этом узнавали, они знали, что всегда могут встретиться здесь со своим кумиром и благодетелем. А не встретиться, так хотя бы оставить для него послание. Ну а те, кому не доводилось застать в "святилище" ребят из команды Пожарского, пользовались Плитой Надежды. Неужто, Жорик, ты никогда не слышал о Плитах Надежды? Я, конечно, понимаю, что гордым рыцарям Ордена было несолидно ими пользоваться, но все-таки?
        - Почему не доводилось? Слышал, ясен пень. Кто же в Пятизонье не слышал об этих ваших... Плитах? - пожал плечами Черный Джордж, но по его дрогнувшему голосу было очевидно, что ни о чем таком он прежде понятия не имел.
        - Жаль, что Зона лишила Мерлина обеих ног и теперь он не может здесь появляться, - горестно вздохнула Динара и призналась: - Когда я в "Светоче" впервые узнала об этом, то очень расстроилась и целые сутки напролет, словно школьница, в подушку проревела. Без Семена все стало по-другому. Нет, конечно, мир не перевернулся, но он уже не тот, что был прежде... Кстати, заметили, как тут сегодня безлюдно? А раньше у Рижского вокзала постоянно отирались какие-нибудь вольные сталкеры, которые шли мимо и надеялись, что вдруг им повезет застать Пожарского у Плиты Надежды...
        Весна под куполами Барьеров лишь в самом ее "мокром" начале напоминает весну за пределами Пятизонья. Когда же в Большом мире наступает пора всеобщего цветения и благоухания, здесь все становится таким, каким вам придется наблюдать это вплоть до следующего выпадения снега. Безрадостная картина мертвого и чуждого человеку мира, в котором ощущается катастрофическая нехватка зеленых красок...
        И все же, едва в Зоне начинает таять снег, а бегущие ручейки журчат и переливаются под здешним мутным солнцем, я, затихнув, обожаю слушать эти звуки и глядеть, прищурив свой единственный глаз, на искрящиеся повсюду блики. Порой, когда обстановка благоприятствует и у меня нет срочных дел, я могу пребывать в таком отрешенном состоянии довольно долго: полчаса, час... В эти моменты душу мою переполняют столь дивные ощущения, что в двух словах не опишешь. Но если все же попробовать, то... ностальгическая эйфория - вот, пожалуй, самое точное им определение. Все ручьи, созерцанию коих я предавался, как будто сливались передо мной в кристально чистый поток, который накатывал на меня, вынуждая погружаться в него с головой. Его животворные воды вымывали из моей души грязь и кровь, что налипали к ней весь минувший год. А затем поток вновь распадался на мелкие струи и устремлялся дальше, возвращая всю отобранную у меня мерзость в гадкую землю Зоны.
        В Большом мире звон капели и журчанье талых вод испокон веков служат предвестниками скорого пробуждения природы от зимней спячки. Здесь они не предвещают ничего, кроме глубокой, скользкой и чавкающей под ногами грязи. А также новых водных преград, что встанут у вас на пути там, где прежде пролегали нахоженные тропы. Даже биомехи, которым грязь и вода не доставляли особых неудобств, предпочитали не рыскать в эти недели по локациям, а отсиживались в сухих местах, где на их конечности, гусеницы и колеса не налипала раскисшая глина. Это обстоятельство пусть немного, но компенсировало те неприятности, какие нервируют сталкеров, путешествующих по Пятизонью в разгар сезонных распутиц.
        На рост автонов весенняя оттепель почти не влияла, разве что они становились не такими ломкими, как на морозе. Им не требовались тепло и солнце. Металлорастения росли даже под снегом, и лишь от его глубины зависело, удастся ли сталкерам пройти зимой напрямик через те или иные стальные дебри. Весной эта лафа заканчивалась, и бродягам опять приходилось корпеть над спутниковыми картами, производя новую перепланировку маршрутов.
        Что за потоп разразится в апреле под Новосибирским Барьером, и подумать страшно; надеюсь, вы не забыли, по каким чудовищным снегам нам пришлось путешествовать там в феврале этого года? Однако в Москве, куда мы заявились позавчера всей нашей бандой (или, если угодно, четырехсторонней коалицией), все было не так мрачно. Точнее говоря, не мрачнее, чем обычно бывает здесь в марте. Московская весна наступала месяцем раньше сибирской, так что тающий столичный снег, ручьи, лужи и грязь не стали для нас неожиданностью. К тому же мы телепортировались сюда не напрямую из Сибири, а из более теплого Чернобыля, куда отправились сразу, как только добрались до Новосибирского тамбура.
        Мы проторчали в Чернобыле две недели. Отсиживались в моем убежище, зализывали раны и периодически наведывались инкогнито на крупнейший рынок Пятизонья - Обочину. Там мы узнавали последние новости и через доверенных людей вышли на связь с находящимся по ту сторону Барьера Мерлином. Последние четыре месяца я, Черный Джордж и Арабеска были не по своей воле оторваны от сталкерского мира и теперь наверстывали упущенное, знакомясь с изменившимися за это время порядками.
        После всех масштабных потрясений и баталий 2057 года, которые уже назывались не иначе как Технореволюцией, Орден Священного Узла заметно подрастерял силы и до сих пор не обрел в Зоне былую власть. Я мог бы порадоваться этому факту, но только не сегодня, когда моими главными врагами стали военные. Они, подобно Ордену, тоже были не в курсе, жив я или мертв. Но если для узловиков я бесследно исчез еще прошлой осенью, то для армейских чистильщиков, которые держали меня в плену, - лишь три недели назад. И потому вряд ли они прекратят мои поиски, пока не увидят хотя бы одно из семи доказательств моей гибели - алмаз весом в пятьсот карат.
        Сбежавшая вместе с нами из плена Арабеска обрадовалась, когда разнюхала, что ее группировке - Питерцам - ослабление Ордена пошло исключительно во благо. Она разрослась, а ее лидеры - такая же дерзкая "молодежь", как и сама Динара, - наконец-то обрели в Сосновом бору тот авторитет, к какому всегда стремились. И если бы не полученный нами ответ от Семена, после Чернобыля мы, скорее всего, рванули бы на север - туда, где нас было бы сложнее всего отыскать. Но пришедшая из Большого мира весточка не оставила нам выбора. Инвалид Пожарский откликнулся на нашу просьбу: пообещал прислать нам надежного помощника и назначил место встречи с ним у Московской Плиты Надежды. Что было весьма символично, но не слишком благоразумно, ибо соваться раньше времени в локацию, где мы планировали вскорости учинить очередное беззаконие, мне не хотелось.
        "Альтитуда"...
        Сегодня это название стало для меня таким же наваждением, как имя Моби Дика для капитана Ахава, разве что с ума я вроде бы пока не сошел.
        Испытательный полигон "Альтитуда", филиал научного центра "Светоч", куда все мы и ожидаемый нами помощник от Мерлина собирались вторгнуться, располагался на западном берегу канала Москва - Волга, в Химках, южнее МКАД. Беглый военный ученый Тиберий рассказывал, что когда-то на месте этого секретного объекта стоял какой-то крупный пансионат. Сегодня на той территории площадью примерно в четверть километра возвышалось Городище. Нетипично маленькое - прочие "муравейники" техноса были многократно крупнее и выше Химкинского - и черное, словно выстроенное целиком из вороненой стали, оно, по гипотезе того же Свистунова, возникло там не случайно. И вдобавок являлось искусственным.
        Вообще искусственных Городищ, то есть Городищ, созданных людьми, а не техносом, здешняя история еще не видывала. Хотя на самом деле такой проект уже существовал. Правда, лишь в теории. Его автор - бывший коллега Тиберия и сотрудник "Светоча" Давид Талерман - не сумел заставить Центр поддержать его дорогостоящую и небезопасную идею и в знак протеста уволился. Но не покинул Зону, а решил остаться в ней и воплотить-таки свой проект "Исгор" в жизнь. Только, разумеется, уже нелегально, без участия в нем военных ученых.
        Спевшись каким-то образом с одним из самых грозных и разумных монстров Пятизонья - Трояном, - Талерман (мы также знали его под прозвищем Умник) создал на пару с ним исполинского биомеха Жнеца. Которому предстояло ни много ни мало очистить под Исгор целую локацию: Керченский остров. Однако прожектеры допустили один досадный просчет, ставший в итоге для их стратегии фатальным. Похитив и поработив лучшего сталкера Пятизонья Мерлина, дабы тот помогал им управлять Жнецом, Умник не предполагал, что наши поиски без вести пропавшего товарища увенчаются успехом. И что в итоге тот будет спасен, а Жнец - разрушен. Ради чего, впрочем, нам тоже пришлось многим пожертвовать. Для Семена его спасение завершилось ампутацией обеих ног, а я, Жорик и Динара угодили в лапы запоздавших на битву, но успевших пленить нас чистильщиков.
        Далее наша и Талермана истории вновь разошлись. Мы были заточены на три месяца в подвалах "Светоча", а поумеривший амбиции Давид, судя по всему, приступил к реализации своего резервного плана.
        Помимо ангара, где создавался Жнец, у ученого-нелегала имелась еще одна техническая база: полигон "Альтитуда". Прежде чем прибрать к рукам собственность Центра, Давиду пришлось разобраться с кое-какими проблемами. Искусственный интеллект "Альтитуды" напрочь вышел из-под контроля, стал опасен, и потому этот научный объект был законсервирован его бывшими хозяевами на неопределенный срок. Входы в него блокировались бетонными заглушками, а некоторые ярусы заполняла вода протекающего неподалеку канала.
        Умник ни за что не смог бы проникнуть внутрь этой гигантской ловушки и обосноваться там без помощи своего компаньона Трояна. Но с его поддержкой у Давида это неплохо получилось. И за полгода до того, как Жнец отправился в свой короткий, но разрушительный рейд, над Химками взметнулись ввысь черные стальные всходы. Очевидно, это и был тот самый искусственно выведенный, экспериментальный вид металлорастений, которому предстояло со временем произрастать на Керченском острове. Вдобавок Городище не позволяло приблизиться к "Альтитуде" военным, которые прежде регулярно проверяли заглушки на законсервированном объекте.
        Для каких целей Талерману потребовалась энергия редкой ловушки под названием "Лототрон", мы могли лишь догадываться. Но то, с какой жестокостью он воевал за обладание ею со своими бывшими собратьями из "Светоча", свидетельствовало: Умник не остановится абсолютно ни перед чем. Тем более теперь, помимо Трояна, у него появились и другие соратники: неведомые нам, хорошо оснащенные сталкеры и боты-мигранты Гордии - созданные Давидом существа, обязанные служить в Исгоре культиваторами, контролирующими его рост.
        Мы знали обо этом, поскольку стали невольными участниками той войны, что развернулась в Новосибирске три недели назад. Как и почему мы там очутились, вы, полагаю, еще не забыли: Центр заставил Динару под дулом пистолета вести к "Лототрону" его экспедицию, а я и Дюймовый последовали за Арабеской, когда исхитрились задать деру от наших тюремщиков.
        Самым странным членом нашей компании был Тиберий Свистунов, он же доктор Зеленый Шприц. Этот гениальный псих стал свидетелем нашего с Жориком побега и добровольно примкнул к нам, так как был уверен, что с помощью "Лототрона" сумеет постичь тайну моего феномена. И, став первооткрывателем нового вида энергии, неплохо на этом заработает. Ну и, разумеется, попутно избавит меня от моего энергетического углеродного симбионта. Вплавленные же в мое тело алмазы ценой в триста миллионов долларов как таковые Свистунова не интересовали. Согласен, в это верится с трудом. И тем не менее за время нашего с Тиберием совместного путешествия по снегам Новосибирска он так и не воспользовался шансом завладеть моими сокровищами. Чем доказал, что имеет право считаться если не моим другом, то человеком, которому я также могу доверять.
        И вот, в результате этих сибирских злоключений, в коих нам повезло выжить и повторно избежать застенков чистильщиков, мы и "Светоч" остались ни с чем. А главный приз этого турнира - "Лототрон" - был упакован в специальный контейнер и отправился с победителем-Умником в Москву, на полигон "Альтитуда". Именно так предположил доктор Зеленый Шприц, которому довелось поработать в прошлом с Талерманом. И который мог в принципе догадаться о том, где прячется Давид и что он замышляет. Нам оставалось лишь заручиться поддержкой Мерлина и нанести визит в Химкинское Городище, дабы самим проверить, прав Тиберий или нет. И риск, какому мы себя при этом подвергали, был полностью оправдан. По крайней мере для меня, ведь в этом рейде я поставил на кон больше всех: собственную жизнь и возвращение к ждущей меня за Барьером семье полноценным здоровым человеком...
        Хлюпая ботинками по раскисшей грязи и внимательно глядя под ноги, чтобы ненароком не угодить в ловушку, я и мои спутники пересекли привокзальную площадь. Петляние между завалами с оружием наготове в ожидании того, что вот-вот на нас отовсюду набросится враг, напоминало виртуальную игру-тир, вроде "Doom - VIII", в какую я с упоением резался в школе. Разве что в той легендарной "стрелялке" графика была поярче, руины - эстетичнее, а монстры - не такими живучими. Оно и неудивительно, ведь тогдашние создатели подобных игр еще понятия не имели, каким станет реальный мир, когда его населят не менее реальные чудовища.
        Расстояние, пройдя которое в "Doom - VIII" игрок прикончил бы полсотни монстров, наяву мы преодолели, не сделав ни единого выстрела. Стрелок виртуального тира наверняка заскучал бы от такого бездействия. Но нас оно, разумеется, порадовало, пускай и согнало с меня и остальных семь потов. Изучив развалины изнутри через пробоины и пустые оконные проемы, мы так и не обнаружили ничего подозрительного. После чего с оглядкой поднялись по растрескавшейся лестнице и вошли в главный зал Рижского вокзала через давным-давно выбитые двери.
        Здесь, как и снаружи, также никто не открыл по нам огонь и не бросился на нас, громыхая сервоприводными конечностями и скрежеща по бетону стальными когтями. Равно как никто не вышел при виде нас из-за укрытия с дружелюбными приветствиями. Это означало, что мы опередили посланника Мерлина, явившись к месту встречи раньше его. И теперь нам придется сидеть здесь, замаскировавшись, и терпеливо его дожидаться.
        Ладно, пусть так - тоже не самый плохой вариант. Было бы хуже, притащи мы за собой на хвосте стадо биомехов или отряд чистильщиков, которые превратили бы наше спокойное ожидание в маленький шумный Сталинград. Отвратительное это занятие - удерживать круговую оборону, не имея возможности покинуть занимаемую территорию. Так что будем усердно молиться, чтобы удача благоволила к нам и дальше.
        Немного расслабившись, мы опустили оружие и разошлись по залу обустраивать себе огневые позиции на случай внезапной вражеской атаки. Однако Жорик первым делом направился не к окнам, а к свисающему почти до пола одному из обрушенных пролетов потолочного перекрытия. После чего встал напротив этого обломка железобетонной плиты, важно покивал и молвил:
        - Так вот ты какая, Плита Надежды! Ну да, примерно такой я тебя себе и представлял. Даже не верится, что на этом вот месте стоял когда-то сам великий Мерлин и читал вот эти надписи.
        Восхищение, с которым Дюймовый это произнес, вызвало у его пассии Динары вовсе не понимание, а нервный смешок.
        - Какой же ты забавный, Джорджик, - прыснув в кулак, заметила она и укоризненно покачала головой. - Нет, кое в чем ты, конечно, прав: Пожарский действительно не раз стоял на этом самом месте. Вот только читал ли он внимательно то, что здесь написано, я сильно сомневаюсь.
        - Как это, блин, не читал?! Не может быть! - недоверчиво округлил глаза Дюймовый. А затем, нахмурившись, подошел вплотную к плите, стер с ее края перчаткой пыль и прочел вслух первую открывшуюся его взору надпись:
        - "Все узловики - уроды и извращенцы! Они дрючат технос, а технос дрючит их. И еще они..."
        Далее следовало пространное откровение, в котором упоминались такие шокирующие подробности интимной жизни узловиков, в сравнении с которыми их сношения с биомехами выглядели просто невинной детской шалостью.
        - "...по очереди друг другу в рот", - тем не менее прилежно дочитал до точки Жорик. По мере того как он подбирался к концу чьих-то откровений, его круглощекая физиономия краснела все больше и больше. И когда сталкер умолк, румянец неловкости растекся по ней от кончиков ушей до самой шеи. А может, и ниже - этого под одеждой было уже не видно.
        - Извините, - пробормотал обескураженный Черный... или, вернее, в данный момент Пунцовый Джордж. - Это не я придумал! Так на Плите Надежды написано. Слово в слово. Но какая сволочь посмела здесь такое нацарапать?! Неужто у нее после этого руки не отсохли?!
        - Если бы у всех, кто в Зоне пишет на стенах похабности, отсыхали руки, - рассудил я, - старый барыга Упырь озолотился бы, поставляя сюда грузовиками протезы верхних конечностей. - После чего, не желая больше смотреть на негодующего напарника, просветил его, в чем он ошибся. - Все в порядке, дружище. Просто ты не к той плите подошел. Это - всего-навсего обычный обломок потолка, и только. А настоящая Плита Надежды - вон она, в дальнем углу.
        И указал Жорику на прислоненный к стене большой - площадью около шести квадратных метров - металлический щит. Он и являл собой главный атрибут ныне заброшенного сталкерского святилища. На щите также лежал слой пыли. Но даже издали можно было определить, что пыли не так уж много и что ее периодически стирают, дабы прочесть сокрытые под ней надписи или нанести новые.
        Читают ли их сегодня люди Мерлина? И вообще как часто за последние полгода они сюда наведывались? Все послания наносились на Плиту Надежды миниатюрными лазерными резаками, которые имелись в кармане почти у каждого сталкера. Прежде, появляясь на Рижском вокзале, Пожарский или члены его команды тщательно сканировали эти надписи. А потом оплавляли боевыми имплантами поверхность Плиты, стирая с нее всю переписанную информацию, чтобы освободить место для новой и дать понять бродягам, что их старые "надежды" не оставлены без внимания. А вот исполнятся они или нет, это уже кому как посчастливится. Пусть Мерлин и считался у вольных сталкеров святым чудотворцем, тем не менее всемогущим богом он, как любой другой человек, не был. Что лишний раз и подтвердилось, когда жестокосердная Зона отняла у Пожарского ноги.
        Плиту Надежды испещряли десятки надписей, под многими из которых была проставлена еще прошлогодняя дата. Это удручало. Однако "жженый" сталкер, с которым мы должны были встретиться, наверняка не пройдет мимо этих посланий и скопирует их себе на мини-комп. По крайней мере, хорошо знающие Семена и его собратьев я и Динара в этом почти не сомневались.
        Близилась ночь, и настала пора подумать о ночлеге. Отмахав за день по слякоти и скользкой грязи изрядный путь, все мы вымотались, как собаки. Завтрашний день тоже не обещал быть легким, и отдых был нам просто жизненно необходим.
        Отыскав в разгромленном вокзале относительно приличное помещение - судя по разбитому кафелю на стенах и сохранившейся больничной кушетке с отломанными ножками, когда-то здесь располагался медпункт - в нем мы и устроились. Не забыв, разумеется, выставить дозорного.
        Ночной караул несли по давно отработанной схеме. Первым на вахту выходил я. Как наиболее выносливый из всех нас и потому наименее уставший, я мог просидеть в темноте, не смыкая глаз, довольно долго - чуть ли не полночи. После чего мне на смену являлась немного отоспавшаяся и отдохнувшая Динара. Усиленные имплантами ночного видения глаза следопытки оберегали наш покой до самых предрассветных сумерек. И когда видимость вокруг нашего убежища мало-мальски прояснялась, наступал черед дежурить Черному Джорджу и Зеленому Шприцу. Уповать на их наблюдательность особо не приходилось, хотя и тот и другой, надо отдать им должное, относились к делу со всей ответственностью. Но дабы они все же не засыпали на постах, им поручалось обозревать округу сразу вдвоем. И не более двух часов - пока окончательно не рассветало.
        Жорик, само собой, был недоволен такой поблажкой, кричал, что он уже матерый сталкер и требовал, чтобы я доверил ему полноценную смену. Я всякий раз обещал над этим подумать, но дальше моих обещаний дело пока не заходило. Зато с Тиберием подобных разногласий не возникало. За время скитания с нами он тоже поднабрался кое-какого опыта, но, тем не менее, оценивал свои силы трезво. И ни словом не возражал против заведенного у нас караульного распорядка.
        Оставив товарищей готовить скудный ужин и отходить ко сну, я вскарабкался на верхушку фасадной стены - наилучшая наблюдательная позиция, какую я мог подобрать. И дабы не маячить на фоне ночного неба, спрятался за расколотым надвое круглым мезонином, в центр коего прежде были вделаны большие механические часы. Накрывшись маскировочной сеткой, я стал почти неотличим от кучи мусора, на которой сидел, и мог быть обнаружен разве что с верхних этажей возвышающейся неподалеку гостиницы. Да и то маловероятно, поскольку подобные руины бродяги, как правило, обходят стороной.
        Двадцатиэтажный корпус отеля выглядел так, словно его разрубили исполинским тесаком аж до самого фундамента. Однако, несмотря на зияющий посередине сквозной пролом, половинки высотки не упали. И теперь они напоминали не одно, а два стоящих по соседству здания, готовых, казалось, обрушиться даже от легкого чиха. Большинству сталкеров хватало одного взгляда на них, чтобы отправиться искать себе иное, не столь шаткое убежище.
        И все равно мой обшаривающий окрестности взор то и дело возвращался к мрачным провалам гостиничных окон. Виной тому были ходящие по небосводу низкие тучи и пробивающийся через купол Барьера мутный свет луны. Те тучи, какие загораживал от меня отель, не исчезали полностью из моего зрения, а продолжали мелькать в оконных проемах. Отсутствие в них стекол позволяло видеть небо сквозь обе половины высотки, словно сквозь крупное сито. И когда за ними проплывало очередное облако, оно, подсвеченное луной, создавало иллюзию, что на верхних этажах гостиницы творится какая-то суета. От окна к окну перебегали зловещие тени, как будто здание захватывали отряды неведомых мне сил. Которые, конечно же, знали о нашем близком присутствии и теперь, заняв стратегическую высоту, поспешно рассредоточивались по огневым позициям.
        Не сказать, чтобы проказы туч меня сильно нервировали, ведь я знал, чем порождена эта иллюзия. И все-таки, когда однажды мне почудилось, как сразу несколько теней пронеслись против движения облачного фронта, я был почти готов поднять тревогу, швырнув камень на порог комнаты, где дрыхли мои спутники. Доктора и Жорика это могло и не разбудить, зато спящей вполглаза Динаре такой побудки будет вполне достаточно...
        Но сигнальный булыжник так и остался у меня в руке, а сон товарищей - не потревоженным. Мало ли что вдруг мне померещилось в темноте! Игра воображения - штука коварная, и если из-за каждого своего подозрения я начну бить в набат, этак нам вообще ночи напролет спать не придется. Между вокзалом и отелем не меньше полутора сотен метров. Кто бы ни бегал по этажам последнего - люди, биомехи или мои галлюцинации, - в данный момент они нам не угрожают. В противном случае они вели бы себя более осторожно и скрытно. Вот когда выйдут на привокзальную площадь, тогда посмотрим, что почем. А пока пускай дальше мельтешат себе на здоровье, как им заблагорассудится.
        Звуки и тени ночной Зоны - тема для отдельного разговора. Мир техноса - не животный мир, и его жизнь не разбита на суточные циклы. Поэтому от заката до рассвета здешняя стальная фауна ведет себя так же, как днем. То есть разъезжает, разгуливает и летает по локациям, громыхая, рокоча, свистя, лязгая, скрежеща и издавая прочий нервирующий сталкеров шум. Который в итоге сливался в общий шумовой фон, напоминающий гул машиностроительного завода. А вспышки пламени и столбы пара, что вырывались из вулканических разломов, лишь усиливали подобное ощущение. Лишь росчерки лазерных трассеров да разрывы плазменных гранат и снарядов не вписывались в эту "промышленную" атмосферу. И неустанно напоминали вам, что грохот сей являет собой отзвуки отнюдь не созидательной, а разрушительной деятельности.
        Чем дольше я жил в Зоне, тем больше мне казалось, что мир, где есть чистые реки, бескрайние леса, голубые океаны, заснеженные горные пики, усеянное звездами небо и нет ни одного стального чудовища - это какой-то другой мир, который однажды мне попросту приснился. Сегодня даже не верилось, что он - не сказка и существует в реальности, стоит лишь пересечь Барьер и удалиться от Пятизонья на сотню-другую километров. Однако грезить об этом чудесном мире, неся ночной караул, было неразумным занятием. Поэтому я суровым волевым усилием изгнал из головы провокационные мысли и вновь сосредоточился на наблюдении за округой.
        Динара не могла карабкаться по стенам столь же лихо, как я. Ей пришлось подниматься на верхотуру по сброшенному мной оттуда альпинистскому фалу. Можно было не смотреть на часы, дабы определить, что пунктуальная питерка явилась на смену минута в минуту - ровно в час тридцать пополуночи. Взобравшись на пост, она взяла у меня маскировочную накидку и, зевнув, поинтересовалась, на что ей следует обращать особо пристальное внимание. Я не стал рассказывать ей о своих галлюцинациях, тем более что последние пару часов они меня не беспокоили. Заметил лишь, что ветер усиливается, и, значит, Динаре нелишне бы обвязаться на всякий случай страховкой. А то не ровен час еще оступится и сорвется вниз - угроза, вполне реальная даже для многоопытной следопытки.
        Арабеска не стала передо мной бравировать. Вдвое укоротив привязанный к стенной арматуре фал, она послушно прикрепила другой его конец к своему поясному ремню. После чего подергала за трос, убедилась, что карабин на нем крепок, и неожиданно рассмеялась. Правда, сделала это негромко и как-то не слишком весело. На меня она при этом не глядела, а стало быть, объяснять мне причину своей загадочной усмешки ей явно не хотелось.
        - В чем дело? - все же полюбопытствовал я, удивившись странной реакции Динары на вполне обычную страховочную процедуру.
        - Да так, ничего особенного, - отмахнувшись, бросила питерка с неохотой. Чем подтвердила, что у нее и впрямь нет желания озвучивать свои мысли.
        Я пожал плечами, не стал настаивать - не хочет, не надо - и собрался было отправиться спать. Но Арабеска опять-таки неожиданно передумала и спустя несколько секунд заявила:
        - Просто забавно, как это ты и твой напарник решили не сговариваясь усадить меня сегодня каждый на свой поводок. У тебя, как видишь, это сразу получилось. А вот Джорджику повезло меньше, хотя он, конечно, очень старался...
        И она снова грустно усмехнулась. Так, словно сочувствовала кавалеру и одновременно извинялась перед ним из-за постигшей его неудачи. Вот только в чем эта неудача заключалась?
        - Боюсь, я все равно не понимаю, - признался я. - Жорику-то с какой стати тебя на веревку сажать? Это у вас что, такая новая любовная забава? Или у парня от буйства гормонов уже психические заскоки начались?
        - Про поводок - это я, разумеется, сказала в переносном смысле, - пояснила Динара, усаживаясь за обломок стены и устремляя взор вдаль. Однако мысли ее, похоже, витали совсем в другой области. - Вчера после ужина, когда Тиберий завалился спать, Джорджик отвел меня в сторону и сделал мне предложение... Ну, ты догадываешься, какое. То самое, которое свободолюбивые женщины вроде меня и воспринимают как наброшенный на шею поводок. Давно подозревала, что у Джорджика язык чешется ляпнуть мне что-то подобное. Но я полагала, что пока мы не разберемся с "Альтитудой", у него хватит ума воздержаться от своих признаний... Не хватило - не воздержался. Хотя это в его стиле: еще больше усложнить дела там, где и без него проблем выше крыши.
        - Проклятие! Только этого нам сейчас не хватало! - выругался я. И, передумав спускаться со стены, присел рядом со следопыткой. Но вместо того чтобы порадоваться благородству напарника, лишь озадаченно нахмурился. - Только не говори, что ты ответила ему отказом. Черный Джордж, конечно, парень крепкий, но, боюсь, такой удар он не переживет. Особенно после того, как ты почти полгода отвечала ему взаимностью.
        - Вот еще! И почему вдруг сразу отказом?! Почему я должна была так поступить с Джорджиком? Разве он это заслужил? - встрепенулась питерка и впервые с начала нашего разговора посмотрела на меня. Помимо удивления в ее голосе также звучала обида.
        Я сделал неприятный для себя вывод: отношения Динары и Жорика зашли гораздо дальше, чем мне казалось. Настолько далеко, что в них успел увязнуть не только простак Дюймовый, но и тертая шельма Арабеска. И теперь при их разрыве грозило разбиться уже не одно сердце, а сразу два. Что, сами понимаете, плохо. Везде, где есть разбитые сердца, всегда полным полно лишних проблем. Причем таких, какие возникают буквально на ровном месте и могут на корню разрушить даже сплоченную коалицию вроде нашей.
        Любопытно, что же такого уникального было в недотепе Жорике и не было в грозном рыцаре Ипате - прежнем ухажере Динары, что о гибели последнего она практически не сожалела, а о чувствах первого так искренне пеклась?..
        - Я сказала Джорджику, что очень тронута и что мне нужен срок для обдумывания его предложения, - продолжала следопытка, видимо, ощущая нестерпимую потребность перед кем-нибудь выговориться. - И это вовсе не отговорка, а чистейшая правда. Мне действительно необходимо время, чтобы все это обмозговать, ведь решать такие серьезные вопросы здесь и сейчас - не самое лучшая идея, верно?
        Вряд ли я подходил на роль ее исповедника, но более приличной кандидатуры у Динары под рукой попросту не было. В конце концов, не перед Тиберием же ей изливать душу? У нашего ученого спутника голова забита своими мыслями и планами. Настолько эпохальными и грандиозными, что рядом с ними личные проблемы Арабески покажутся Свистунову просто смехотворными.
        - Прежде я никогда не наблюдал у тебя тяги к подобным рефлексиям, - заметил я, сменив тон с раздражительного на сочувственный. - И вообще понятия не имел, что такая девушка, как ты, на это способна. Неужто Керченские казематы на тебя так повлияли?
        - Вполне возможно, - не стала отрицать Динара, пробывшая, как и мы с Дюймовым, почти всю минувшую зиму узницей "Светоча". - По крайней мере хоть в одном польза от той тюрьмы оказалась. В камере у меня была уйма свободного времени, чтобы хорошенько поразмыслить о собственной жизни...
        - Да уж, - пробормотал я и поежился, припомнив собственный, более жесткий тюремный режим.
        - ...Вот с тех пор, видимо, я и стала такой рассудительной, - заключила Арабеска. - Каждый свой поступок, какой начиная со школьных лет отложился в памяти, дотошно обдумала. Так, будто сама над собой судебный процесс проводила, честное слово. И пришла в итоге к неутешительному выводу, что пора бы мне со сталкерством завязывать. К тому же безногий Мерлин постоянно перед глазами маячит, будто наваждение. Ясно, что не к добру это и что второй шанс одуматься судьба мне вряд ли предоставит. В общем, доделаю все дела, раздам долги, а потом, пока не поздно, выйду из игры, здоровье у Семена в клинике поправлю и махну на юг, где открою какой-нибудь маленький бизнес. Денег я скопила достаточно, а если не хватит, книгу о своих похождениях в Зоне накропаю. Скандальную, разумеется, с кучей интимных подробностей, когда и с кем я тут шашни крутила... Обо всех напишу: о Мерлине, об Ипате, о тебе, пусть даже у нас с тобой ничего не сложилось, о прочих своих воздыхателях... А как иначе? Другие-то мемуары задорого не продашь, а за такими ко мне журналисты сами в очередь выстроятся.
        - Прекрасно тебя понимаю, - кивнул я. - Похвальный, взрослый выбор. Отрадно, что ты дошла до него собственным умом... Только вот при чем здесь Черный Джордж? Зачем тебе было охмурять этого простака, который моментально втрескался в тебя по уши, если ты твердо надумала бросить Зону и податься на юга?
        - А ты не догадываешься? Ведь тут нет совершенно никакой тайны, - снисходительно усмехнулась Динара.
        Я не нашелся что ответить, и лишь молча развел руками. Арабеска сокрушенно покачала головой, но до объяснения все-таки снизошла:
        - Все женщины мечтают встретить когда-нибудь идеального мужчину. Мужчину своей мечты. И я - отнюдь не исключение. Вот только я не из тех наивных барышень, которые сидят и ждут, когда к ним прискачет их принц на белом коне. Динара - девушка не гордая, она сама запросто к своему принцу без лишних церемоний на порог заявится. А потом, если меня взашей не выгонят, я и принца до нужной кондиции облагорожу, и коня ему в подходящий цвет перекрашу. Каждый сам кузнец своего счастья, разве не так?
        - И ты что, всерьез намерена выковать из Жорика свой идеал женского счастья? Ты - человек, который разбирается в людях, пожалуй, лучше самого Мерлина? Не слишком ли неподходящий металл ты выбрала для такой судьбоносной ковки? Положим, он и впрямь благородный - и по поступкам, и по происхождению. Но вот остальные его параметры... как бы это помягче выразиться... Удовлетворяют ли они кузнеца, который волнуется о качестве своего изделия?
        - Ипат и Мерлин - вот из кого я никогда своего принца не сотворила бы, - призналась питерка. - Потому что это сталь совсем иного порядка. Крепкая, закаленная, несгибаемая, тугоплавкая... Но, увы, совершенно не ковкая, как ты ее ни нагревай и каким молотом по ней ни бей. Ты, Гена, - материал более податливый, но с тобой возникли бы иные трудности. Во-первых, для отлива из тебя нужного изделия мне потребовалась бы чересчур сложная форма, и нет гарантии, что ты согласился бы ее принять. А во-вторых, на тебе уже выбито клеймо другого кузнеца, чью работу мне вряд ли улучшить, а вот испортить - легко. Чего мне из уважения к чужому труду делать совсем не хочется...
        - Ишь ты какая специалистка! - подивился я, впервые в жизни слыша о себе столь поэтическую и, надо признать, меткую характеристику.
        - ...Зато Джорджик - болванка, безупречная во всех отношениях. У него есть гордость и принципы, а значит, эта сталь достаточно крепка и надежна. И в то же время она гибкая настолько, что любой толковый кузнец счел бы ее настоящей находкой. Я могу без особых усилий перековать Джорджика из недотепы в тот тип мужчины, какой мне необходим. Тут главное - не перестараться с закалкой и не дать металлу стать хрупким, поскольку тогда ничего, кроме жалкого подкаблучника, из этого парня не выйдет. Но подкаблучник мне даром не нужен. Мне нужен тот, на чье плечо я всегда могла бы опереться. Не сегодня, не завтра и не через год, а всегда, понимаешь? То есть даже тогда, когда в этом мире у меня не останется, кроме Джорджика, ни единой опоры. А он, при всех своих нынешних недостатках, человек именно такой редкой породы. Впрочем, кому я об этом рассказываю? Разве стал бы ты - самый мнительный из всех типов, какие только бродят по Зоне, - брать в напарники сталкера, к которому испытывал хотя бы малейшее недоверие?
        Крыть эту карту мне было нечем. И потому оставалось лишь признать: да, в плане преданности товарища лучше Дюймового сыскать трудно. И тот факт, что он упрямо не позволял мне отговорить его от участия в сегодняшнем походе, лишний раз об этом свидетельствовал.
        - Люблю ли я по-настоящему Джорджика или нет? Даже не знаю, - проговорила Арабеска, предугадав вопрос, который я ей еще не задал. - Вот Ипата я точно любила, тут спорить нечего. Первое время и вовсе любила аж до умопомрачения. Предложи он мне тогда вступить в Орден, клянусь, я без раздумий так и сделала бы. Но Ипат мне этого никогда не предлагал. Он чувствовал, что в Священном Узле с его порядками мне придется тяжко. Ипат поступил благородно, не став лишать меня свободы. Даже тогда, когда я была готова ради него порвать с Питерцами и добровольно присягнуть орденскому гербу. Однако сам Ипат выйти из Ордена был не в состоянии, даже умоляй я его об этом, ползая перед ним на коленях. Рыцарские идеалы стояли для него превыше наших отношений, и в итоге наш роман завершился так, как он должен был завершиться. Буйство гормонов улеглось, страсть угасла, и остались лишь двое обычных, ничем не обязанных друг другу любовников. Да и те вскоре разбежались по своим делам, поскольку жили, по сути, в двух разных мирах, даром что под одним Барьером... С Мерлином - примерно та же история. Только ему приходилось
делить меня не с Орденом, а уже со всем Человечеством, которому он беззаветно служил. Глупому Джорджику далеко и до Ипата, и до Мерлина. Зато мы дышим с ним одним воздухом - воздухом свободы - и ходим по одной земле одними тропами. Чтобы быть вместе, нам не надо идти на компромиссы с собственной совестью и поступаться ради друг друга принципами. Я позову Джорджика, и он с радостью побежит за мной хоть на край света. Или как в Новосибирске: примчится мне на выручку с другого края света, не разрываясь при этом между мной и дурацким долгом перед Орденом или Человечеством. Ну разве не здорово? Разве не о таком самоотверженном принце мечтает каждая женщина? И то, что он при этом наивен и чуть глуповат, сущие пустяки. Разум - дело наживное. Если я увезу Джорджика с собой на юг и всерьез возьмусь за этого парня, ручаюсь, через год ты его, поумневшего и остепенившегося, совсем не узнаешь. И тебе никогда больше не придет в голову над ним насмехаться.
        - Сделай так, и я буду у тебя за это в неоплатном долгу, - совершенно серьезно сказал я, склонив голову в знак признательности. - Ты права: я не сумел выпроводить Жорика из Зоны, но у тебя это наверняка получится. И раз уж вы упорно отказываетесь проваливать отсюда прямо сейчас, обещаю: я постараюсь, чтобы в будущем вы оба пересекли Барьер целыми и невредимыми, чем бы вся эта история ни закончилась...
        Глава 2
        Чем завершится наш крестовый поход на "Альтитуду", не мог знать никто. Но активные события в нем начали происходить раньше, нежели нам того хотелось. Не прошло и двух часов после нашего с Динарой ночного разговора, как мы угодили в очередной переплет. И весьма серьезный. По крайней мере мы не вляпывались ни во что подобное с тех пор, как смогли унести ноги из Новосибирска.
        Наш условный сигнал тревоги, как вы помните, подавался при помощи камня, бросаемого дозорным на порог комнаты, где мы расположились на ночлег. Мой сон столь же чуток, как сон нашей следопытки. Так что заметь она опасность и швырни булыжник, я вскочил бы на ноги еще до того, как стих вызванный им грохот. Вскочил бы и поднял остальных. После чего все мы вмиг разбежались бы по боевым постам и лишь потом выяснили у Динары, какую угрозу она засекла.
        Однако тревожный сигнал, что прозвучал за час до рассвета, был не тем, о котором мы договаривались. Да и сигналом он мне поначалу совсем не показался. Вместо стука упавшего камня я был разбужен длинной очередью "карташа" и ударами пуль, впивающихся снаружи в стену комнаты. Впрочем, когда я, подорвавшись с одеяла, засел у двери и держал наготове свой компактный дробовик, никто по нам уже не стрелял. Очередь отгремела, но другие выстрелы ей вслед не раздались. Как не были слышны и прочие подозрительные звуки. Лишь в руинах вокзала шумел ветер, да от изрешеченной пулями стены отваливались куски кирпичной кладки.
        И ни криков, ни топота, ни мелькающих во мраке теней тех ублюдков, которые обстреляли нас в ночи пока неясно, с какими целями!
        В отсутствие последних ничего плохого не было. Напротив, открыв раньше времени огонь и промешкав со штурмом, враги утратили фактор внезапности и усложнили себе задачу; судя по всему, нас атаковали малоопытные, пугливые бандиты, а не чистильщики или Орден. А вот подозрительное молчание Динары настораживало. Похоже, что стреляли все-таки не наугад, а по ней. И похоже, не промахнулись...
        Кричать "Подъем!" не имело смысла. Короткий обстрел успел разбудить и Жорика, и Тиберия. Пока я прислушивался и вглядывался во мрак своим алмазным оком, они также вскочили с одеял, похватали оружие и припали к стене по другую сторону дверного проема. Но рассиживаться здесь не следовало. Один меткий бросок плазменной гранаты, и мы, не успев выскочить, тут же дружно обратимся в пепел...
        - По местам! - скомандовал я и первым покинул комнату. После чего, пригибаясь, метнулся к своей огневой позиции. Она находилась у фасадной стены, аккурат под наблюдательным постом Динары. Соратникам, согласно договору, предписывалось удерживать противоположный край обороны. Туда они без пререканий и устремились, едва я подстегнул их к действию собственным примером. Дюймовый еще не сообразил спросонок, что с Динарой стряслось неладное, и это играло нам на руку. Я боялся даже представить, что с ним случится, когда он увидит тело своей пассии. Но было совершено очевидно, что при этом Черный Джордж утратит рассудок и перестанет подчиняться приказам.
        Никто не обстрелял нас при выходе на огневые рубежи. Ага, значит, неизвестный противник не видел, что происходит внутри вокзала. Ну что ж, пусть теперь приближается - милости просим! Позиции у нас хорошие, укрепленные. Их в свое время бойцы самого Мерлина оборудовали, и подобраться к вокзалу незамеченным трудно даже во мраке. А когда начнет светать, врагам и подавно не подойти сюда без потерь.
        Вот только что делать с Динарой, если она вдруг не мертва, а лишь ранена? Снять ее со стены так, чтобы самому не угодить под выстрелы, практически нереально. Но и не попытаться оказать ей помощь мы тоже не могли. И как врагу удалось рассекретить укрытие следопытки, да еще издали? Видимо, не так уж малоопытен и пуглив, каким показался мне в первые минуты нашего столкновения.
        Эх, жаль, оружие у меня не очень-то пригодное для позиционной войны! Допотопный помповый дробовик "Ультимар": короткоствольный, пятизарядный и плохо подходящий для расстрела облаченных в доспехи сталкеров. Но тут виноват уже не я, а скудный ассортимент Обочины. Купить на ней старое пороховое оружие - а современное, вы ведь помните, в моих руках быстро выходит из строя, - с каждым годом становится все сложнее. Вот и при последнем визите на рынок мои доверенные лица Динара и Жорик приобрели антикварный "ствол", что был в наличии, а не тот, каким я хотел бы разжиться. А поскольку в наличии у тамошних торговцев в тот день обнаружились лишь "Ультимар", пулемет "Миними", "М-16" и пара стареньких "Калашниковых", пришлось выбирать оружие, с каким мне будет сподручнее всего заниматься верхолазанием. Которым я - вы ведь и этого не забыли, правда? - владею в совершенстве благодаря своему аномальному энергетическому симбионту, по милости которого я и получил прозвище Алмазный Мангуст.
        Зато патронов к "Ультимару" и старых осколочных гранат у меня полно. Последние и компенсируют недостаточную огневую мощь моей "пушки". Эти грозные раритеты подорвут не только местного бандита, но и облаченного в современные доспехи чистильщика. Тем более что я сижу в крепкостенном укрытии и мне нет нужды метать гранаты чересчур далеко.
        Выложив перед собой три потертые и, как хотелось надеяться, исправные лимонки, я обернулся и удостоверился, что товарищи также готовы к обороне. А затем устроился так, чтобы не маячить на виду и в то же время держать под контролем привокзальную площадь. И только после этого прислушался к тому, что происходит у меня над головой, на дозорном посту. Мертвецы не издают звуков, но раненый так или иначе не сможет лежать без стонов и не корчась от боли. Ну, если, конечно, он при этом не контужен или не впал в кому.
        Звуки сверху доносились, и довольно отчетливые. Правда, они не походили на те звуки, какие я ожидал услышать. Это были не стоны и не возня, а скрежет металла о камень. Негромкий, ритмичный и какой-то подозрительно неспешный - как будто Динара не страдала от ран, а лениво выцарапывала на стене рисунок или надпись.
        Увидеть отсюда дозорный пост было невозможно, но я все равно задрал голову и всмотрелся в темноту. И вздрогнул, когда вдруг обнаружил, что Арабеска находится не на вершине стены, а... всего лишь в пяти метрах надо мной!
        Прицепленная за пояс к страховочному фалу, она висела на нем горизонтально, лицом вниз. Ее конечности, очевидно, свела судорога, поскольку в правой руке питерка все еще сжимала "карташ". Он и издавал привлекшие мое внимание звуки, скребя прикладом о карниз по мере того, как Динара покачивалась на тросе. Но эти мерные, затухающие колебания были вызваны ее падением со стены, а не попытками отцепиться от фала. Таковых попыток и не предпринималось - наша дозорная не подавала ни малейших признаков жизни.
        - Эй! - окликнул я ее громким шепотом. - Эй, Динара! Ты меня слышишь? Как ты там? Куда тебя ранили? Да отзовись же, эй!..
        Ни ответа, ни стона, ни даже намека на таковой...
        Чертыхнувшись, я поводил ладонью над головой, намереваясь поймать капающую сверху кровь. Однако не обнаружил и ее. Хотя это еще ни о чем не говорит. В теле Арабески имеются кровоостанавливающие импланты, которые при ранениях автоматически пережимали и сшивали разорванные сосуды. Очень полезные сталкерские примочки. Но от них нет проку, если пуля убивает их носителя мгновенно или наносит ему слишком тяжкие, несовместимые с жизнью повреждения.
        Я невольно отметил, каким образом Динара удерживает автомат: за рукоять. А указательный палец следопытки, кажется, лежит на спусковом сенсоре. Очевидно, в последний момент она все же заметила опасность и схватила оружие, но воспользоваться им ей не удалось.
        Или удалось?.. Постойте-ка! А не Арабеска ли это, случаем, перебудила нас выстрелами? Судя по тому, куда направлен ствол ее "карташа" - вполне возможно. То, что атаковало Арабеску и сбросило ее со стены, не вырубило ее сразу. За миг до того, как лишиться чувств, она, повиснув на тросе, все же смогла подать сигнал тревоги. И, успев расстрелять автоматный магазин в стену, отключилась.
        Или все-таки погибла?
        Выяснить это наверняка можно было одним способом: взобраться на дозорную площадку, отвязать фал от арматуры и, стравливая его вниз, опустить Динару к подножию стены. Задача не особо сложная. Но ради этого мне придется на несколько минут оставить пост.
        Я вновь обвел пристальным взглядом площадь: никого. Пожалуй, нужно рискнуть. Тем более пока я буду возиться с тросом, по-прежнему смогу не выпускать из виду подступы к вокзалу. Главное, держать ушки на макушке и помнить: сейчас наверху гораздо опаснее, чем внизу, где враг еще до нас не дотянулся.
        Забросив за спину "Ультимар" и подобрав слетевшую с Динары маскировочную сетку, я вскарабкался уже знакомым мне маршрутом на наш высотный пост. После чего, практически слившись со стеной, попытался вычислить затаившегося снаружи противника.
        Тщетно. Видит ли он, в свою очередь, меня? Это можно проверить. Скрутив сетку в рулончик, я взялся понемногу высовывать его край то с одной стороны мезонина, то с другой. Так, будто я потерял терпение и, привстав на ноги, стал перемещаться туда-сюда, чтобы получше осмотреться.
        Противник на провокацию не поддался. Хотя поразить мелкую цель, которой я его дразнил, он теоретически мог - попал ведь он каким-то образом в прятавшуюся питерку? Ну что ж, раз такое дело, значит, займусь ею. Надеюсь, моя помощь не запоздала, и мы еще в силах ее спасти...
        Я отвязал верхний конец фала, но отматывать его от арматуры не стал. Ей еще предстояло сыграть роль блочного устройства, которое облегчит мне труд: позволит в одиночку удержать Арабеску на весу и плавно опустить ее на землю. Я уселся на пол и, упершись ногами в стену, начал понемногу стравливать выскальзывающий из рук трос. Даже с доспехами следопытка весила не более семидесяти килограммов. Так что дело у меня пошло споро и не грозило затянуться надолго.
        Впрочем, не затянулось оно совсем по иной причине.
        Все, что произошло потом, шло уже вразрез с моими планами, пускай и было в принципе предсказуемо. Я всячески оттягивал момент, когда до Черного Джорджа дойдет горькая правда, но он все равно узнал о судьбе подруги раньше, чем мне того хотелось бы. Узнал и, разумеется, тут же утратил рассудок.
        Заметив над главным входом какое-то копошение, Дюймовый присмотрелся и безошибочно опознал во мраке болтающуюся на тросе Арабеску. Ее неподвижная и неестественная поза вмиг навела на нужную догадку даже такого тугодума, как Жорик.
        - Динара! - надрывно вскричал он. И, оставив позицию, бросился к опускаемому мной на землю телу его пассии.
        Однако, едва он достиг центра зала, как что-то молниеносное врезалось ему в нагрудные доспехи и, прилипнув к ним, сверкнуло неяркой красной вспышкой. Вместе с этим до моих ушей долетел звук, похожий на сдержанное чихание, донесшееся словно из жестяной бочки: "С-с-чхин-н-нь!"
        Несмотря на приглушенные звук и свет, которые испустил снаряд, его удар при попадании в цель был практически сравним с пулевым. Бегущего Жорика отшвырнуло на несколько шагов назад, и он, задрав ноги, грохнулся навзничь на грязный бетонный пол.
        С-с-чхин-н-нь!..
        Второй выстрел, сделанный неизвестным врагом из неизвестного мне оружия, должен был угодить в меня. И угодил бы, не встрепенись я после первого "чиха" и не выпусти от неожиданности Динарин трос.
        От усилия, с каким я его держал, когда он выскользнул из моих пальцев, я резко откинулся назад и упал спиной на дозорную площадку. Это меня и спасло. Снаряд просвистел над моим лицом и врезался в стену мезонина, в которую я упирался ногами. Вновь сверкнула бледная красная вспышка. От снаряда - черного цилиндрика величиной со стопку - во все стороны разбежались короткие красные молнии, после чего он так и остался торчать в кирпиче, не то вонзившись в него, не то вплавившись.
        Любопытная дрянь. Слишком сложная для быстрого убийства, осуществить которое было бы куда проще обыкновенной пулей. Но таращиться на разрядившийся цилиндрик мне было некогда. Упав на спину, я, не вставая, тут же откатился к краю площадки и залег за торчащим из стены обломком потолочной балки. Он являл собой нечто вроде невысокого бортика и мог на короткое время дать мне укрытие.
        Думать о Жорике и об Арабеске, которая по моей милости грохнулась ниц с двухметровой высоты, означало терять понапрасну время. Вместо этого я чуть высунулся из-за балки, быстро окинул взором вокзальные стены и в следующую секунду скрылся обратно. Разглядеть многое за этот миг было, конечно, нельзя. Но я видел, откуда прилетел снаряд, и потому знал, куда именно смотреть.
        С этого направления мы точно не ждали нападения. По крайней мере нападения врагов, которые передвигаются по земле. Для них было практически невыполнимой задачей прорваться сюда с флангов. Разрушенные правое и левое крылья вокзала превратились в непреодолимые завалы. В них завязли бы даже паукообразные боты-штурмовики - самые вездеходные представители сухопутного техноса. Вдобавок там, скорее всего, встречались ловушки, чья аномальная энергия также поспособствовала формированию курганов из глыб и арматуры. Но даже если бы кому-то из сталкеров или биомехов удалось преодолеть эти нагромождения, перед ними встали бы финальные препятствия - боковые стены главного зала. Все сквозные проходы в них были завалены обломками, и у нападающих, помимо отступления, осталось бы два пути: перелезать через десятиметровые барьеры или взорвать их. Оба этих варианта выглядели слишком опасными и трудоемкими в сравнении с обычными, грамотно скоординированными атаками, какие можно было бы провести одновременно с площади и от железной дороги.
        Наши новые противники - я успел насчитать двоих - похоже, не искали в жизни легких путей. Преодолев впотьмах завалы правого крыла, они взобрались на стену главного зала, откуда и взялись обстреливать нас из своих странных винтовок. Немудрено, что им удалось перехитрить Динару, ожидавшую нападения оттуда в последнюю очередь. Чтобы ее подстрелить, снайперу было достаточно закрепиться у вершины стены, высунуться из-за нее, засечь нашего дозорного, прицелиться и нажать на спуск. После чего этим мерзавцам оставалось лишь спуститься по тросам в зал и захватить нас, спящих, врасплох.
        Этого не случилось, что, надо полагать, было заслугой Арабески. Дав предупредительную очередь, она попросту вспугнула противника. Дабы не угодить под наши пули при спуске, он предпочел вновь спрятаться за стеной и выждать. И когда тревога улеглась, а мы решили, что враг отказался от нападения, тогда-то он и напомнил о себе повторно.
        Один из замеченных мной негодяев уже вылез на вершину стены и, присев на одно колено, нацелил оружие на мое укрытие. Это он подстрелил Жорика и едва не прищучил меня, поскольку его товарищ еще только выбирался к нему на позицию. Больше ничья башка над преградой не торчала, и я сделал вывод, что ублюдков всего двое. Жаль, у меня не было времени получше их рассмотреть. Но даже за то мгновение, что я их видел, удалось понять: экипировка этих парней столь же странная, как их винтовки.
        Я не носил сталкерские доспехи, поскольку они мешали мне заниматься верхолазанием. Мои нынешние противники, очевидно, не пользовались ими по той же причине. На их гибких, сухощавых фигурах были надеты усиленные защитными пластинами эластичные комбинезоны, немного похожие на водолазные. Которые, должно быть, были не только прочными, но и достаточно легкими, чтобы прыгать в них ночью по завалам. Шлемов у врагов не имелось. Их роль выполняли комбинезонные капюшоны с пристегнутыми к ним масками, закрывающими нижнюю половину лица. Верхние половины, покрытые камуфляжным кремом, сливались по цвету с одеждой. Поэтому даже днем я вряд ли сумел бы толком рассмотреть и запомнить физиономии этих гадов.
        Слишком профессионально экипированы они для обычных бандитов, что ни говори. Да и подготовлены отменно: мыслят нетривиально, не боятся действовать ночью и способны наносить по-настоящему коварные удары. На кого они работают, хотелось бы узнать? Но не сейчас - позже. Сначала надо выяснить кое-что другое: знают ли эти хитрецы, с кем имеют дело. И если да, насколько они подготовились к нашей недружеской встрече.
        В отличие от фасадной стены, на которой находился я, боковая была заметно уже. Ее верхний край после обрушения крыши представлял собой ломаную линию, подобную графику акционерных котировок во время биржевых лихорадок. Перелезть через такой зубчатый барьер было возможно. Но вот передвигаться по его вершине прыжками умел лишь один из известных мне обитателей Пятизонья - ваш покорный слуга. Мой энергетический симбионт (или, по версии доктора Свистунова, - аномальная аллергия) наделял меня достаточной силой и ловкостью. За счет чего он выживал сам и позволял выживать мне - своему бессменному носителю. И сейчас сложился весьма благоприятный момент для того, чтобы воспользоваться моим тактическим превосходством и контратаковать противника по всем правилам военного искусства - на "переправе".
        Какими бы матерыми спецами ни были эти двое, им требовалось как минимум полминуты, чтобы перецепить кошки и перебросить фалы для спуска по внутренней поверхности стены. Все это время верхолазам приходилось балансировать на узкой, неровной опоре. Причем со спусковыми устройствами возился лишь один из них. А второй был вынужден его прикрывать, поскольку сразу оба не рискнули поворачиваться ко мне спинами.
        Прежде чем приступить к делу, они обстреляли мое укрытие, дабы отбить у меня желание высовываться. На сей раз огонь велся обычными пулями. По тому, как быстро враги сменили его режим, я смекнул, что они вооружены компактными штурмовыми комплексами типа "ИПП плюс мини-картечница (ракетница, лазерный пульсатор, парализатор и т. п.)". Все до единого выстрелы угодили в бортик, за которым я прятался, хотя тот был невысок - едва скрывал меня, лежащего на животе. Ни одна очередь не прошла выше. О чем это говорит помимо того, что противники - хорошие стрелки? О том, что они старались не попасть в стену рядом со мной, поскольку срикошетившая от нее пуля могла меня зацепить. Планируй они заполучить мой труп, к чему, спрашивается, им сдалась бы такая меткость?
        Впрочем, нежелание этой парочки убивать нас не было чем-то из ряда вон выходящим. Егеря Ковчега, ищущие биологический материал для своих исследований; рыцари Ордена, пополняющие свои ряды порабощенными вольными сталкерами; наемники, поставляющие живой товар и тем и другим... Кто из них выследил нашу компанию, не имело значения. И уж тем более это не обязывало меня проявлять к охотникам за нашими головами ответный гуманизм.
        Перекатившись на спину, я приподнял "Ультимар", положил его стволом на бортик, навел его примерно туда, откуда летели пули и, едва огонь стих, дал, не глядя, подряд два выстрела картечью. Расстояние до ублюдков было невелико, и я расслышал, куда попал. Звук, что издает дробь при попадании в кирпичную стену и в защитные пластины доспехов, заметно различается. По крайней мере один мой заряд достиг цели. Вскочив на колени, я моментально определил, кого из противников зацепил первыми выстрелами, после чего выпалил в того верхолаза, которому от меня покамест ничего не перепало...
        Как отмечалось мной ранее, стрелковое оружие полувековой давности уступает импульсному по убойности и практичности. Зато психологический эффект, какой оно производит на жертву, даже если вы промазали, равносилен легкой контузии. Те нынешние вояки, которые в буквальном смысле никогда не нюхали пороха - и тем паче не слышали, как он взрывается, - реагируют на выстрел порохового патрона одинаково: впадают в кратковременное замешательство. Особенно когда этот выстрел произведен по ним.
        Головорезы, с которыми я столкнулся, были опытными, носили современную амуницию, и я не надеялся уложить их наповал с двадцати шагов из короткоствольного дробовика. Однако патрон двенадцатого калибра - это вам не новогодняя петарда. И коли он рявкнул в вашу сторону, равнодушным он вас не оставит. Уж поверьте, будь вы хоть обвешанным с головы до пят медалями ветераном дюжины войн.
        Первый ошарашенный мной из "Ультимара" мерзавец схлопотал не весь заряд картечи, а от силы его треть. Поэтому и устоял на ногах, разве что покачнулся, но успел вовремя схватиться за стенной выступ.
        Второму негодяю, которого я обстрелял уже не наугад, повезло меньше. Он едва успел присесть, намереваясь заняться фалами, как по нему тут же хлестанула свинцовая россыпь. Рассеяться на таком расстоянии картечины еще не могли и уложились в цель на загляденье кучно.
        Заряд дроби отбросил противника назад, как будто ему с размаху влепили по груди молотом. Попробуй-ка тут сохранить равновесие на опоре шириной в полметра! Подстреленный враг, всплеснув руками, сорвался со стены и скрылся с моих глаз, не успел я загнать в патронник новый патрон. Щелчок помпового механизма и глухой стук упавшего тела, которое, что любопытно, при этом героически молчало, прозвучали почти одновременно. Но радоваться некогда. Меня уже искал луч целеуказателя ИПП другого стрелка, и задерживаться на одном месте мне было нельзя.
        После такого отпора любой охотник за головами без колебаний превратил бы потенциальный живой товар в уже не столь прибыльный мертвый. Но эти молчаливые ублюдки являли собой образец профессиональной выдержки и хладнокровия. Вместо ожидаемой мной автоматной очереди опять раздалось "чихание", и в меня полетел новый цилиндрик, заряженный неизвестной мне энергией - судя по всему, не смертельной, а просто парализующей. Что, разумеется, не умаляло нависшую над нами угрозу, ибо вот уже пять лет несвобода и смерть являлись для меня синонимами.
        Противник стрелял навскидку, да к тому же одной рукой, поскольку второй он все еще держался за выступ. Не лучшие условия для поражения быстро движущейся цели, в которую я преобразился мгновением раньше. Или, точнее, цели, резво скачущей по фасадной стене в контратаку.
        Снаряд торопливого охотника просвистел примерно в метре надо мной и унесся в темноту. Я же и не думал больше таиться. Мой патронташ лежал внизу вместе с гранатами, а в подствольном магазине "Ультимара" оставалось лишь два патрона. И расстреливать их следовало с умом. Ведь в случае промаха я окажусь от врага на невыгодной мне дистанции, не имея шанса ни выстрелить в него, ни дотянуться до него ножом, ни улизнуть от его снарядов.
        Попасть в противника, сигая с одного зубчатого выступа на другой, задача не из легких. Впрочем, сейчас моя стрельба необязательно должна быть меткой. Удастся хотя бы сбить противнику прицел и не дать поразить меня на подходе - значит, можно считать, полдела сделано.
        Бах!
        С-с-чхин-н-нь!
        Очередной обмен любезностями. Два промаха. Но если мой враг этим раздосадован, то меня такой расклад вполне устраивает.
        Все мое внимание сосредоточено на стенных зубцах, по которым я скачу, словно двуногий архар. Еще слишком темно, чтобы полагаться при такой акробатике на обычное зрение. Но алмаз в моей левой глазнице - один из семи аномальных сгустков, что испещряют мое тело, - видит во мраке контуры окружающих меня объектов. Включая все нужные мне выступы. Жаль, мои глаза не вращаются автономно один от другого, будто у хамелеона. Приходится следить за врагом боковым зрением. И им же - целиться. Но жать на спусковой крючок я повременю. В ушах у противника еще звенит грохот моего последнего выстрела. Поэтому рановато делать ему очередной впрыск адреналина, когда он не отошел от предыдущего.
        С-с-чхин-н-нь!
        Проклятый сукин сын!.. А он парень не промах... слава богу, пока лишь в фигуральном смысле. Не паникует, хотя в магазине его пушки также осталось не больше двух-трех шоковых снарядов. Я перепрыгнул на очередной зубец, и именно в эту секунду вражеское оружие "чихнуло". Выпущенный им цилиндрик пронесся настолько близко от меня, что я даже мельком заметил разгорающееся в нем красное свечение.
        Все ясно: стрелок старается предугадать, куда именно я прыгну, и бьет на опережение. Чтобы подойти к нему достаточно близко, мне предстоит пробежать еще по трем-четырем выступам. Но если противника не подведет глазомер и его рука не дрогнет, он достанет меня уже следующим выстрелом!
        С-с-чхин-н-нь!..
        Глазомер у ублюдка отменный. И руки у него растут из правильного места. Он стреляет аккурат туда, куда нужно, и в нужный момент. Даже если это заслуга вживленного во вражью башку тактического импланта, он выдал своему носителю верную информацию, правильно рассчитав скорость и траекторию моего передвижения.
        В одном ошибся стрелок: в том, что на сей раз я сиганул не на вершину зубца, а во впадину, через которую вроде бы намеревался перемахнуть. Снаряд пронесся там, где я должен был сейчас теоретически находиться, но практически отсутствовал. Впрочем, отсутствовал крайне недолго. Обойти препятствие справа или слева я не мог, и мне в любом случае предстояло преодолевать его поверху. И сделать это было необходимо до того, как враг поймет, что опять промазал, и подготовится к очередному выстрелу.
        Израсходованный им зазря снаряд еще не упал на площадь, а я уже вскочил на выступ. В дробовике оставался последний патрон, и истратить его следовало так, чтобы мне не было потом мучительно больно за бесцельно выпущенную картечь...
        Бах-с-чхин-нь-ГРАКХ!!!
        Произошло то, чего я больше всего опасаюсь. Противник мгновенно осознал свой просчет, предугадал мои действия и повторно нажал на спусковой сенсор. Причем нажал тогда же, когда я спустил курок "Ультимара". Вражеский автомат все еще нацелен на верхушку выступа, и у меня нет ни единого шанса разминуться с мчащимся мне навстречу снарядом...
        ...Чего опять-таки не происходит!
        Едва вылетев из ствола, цилиндрик напоролся на картечь и разорвался с оглушительным треском где-то на полпути между нами. В воздухе вспыхнул и тут же погас клубок из длинных красных молний. Увернуться от них не удается никому из нас. Куда при этом попадал свинец, я уже не вижу. Но если он не испарился при взрыве, значит, помимо энергетического удара, мой враг заработал еще и дробовой.
        Нет, назвать это полноценным энергетическим ударом все-таки нельзя. Точнее, он вообще не похож на удар. Молниевые плети стегают меня, и не успеваю я испугаться, как все мои конечности наливаются тяжестью, будто воздух вокруг вдруг в одно мгновение превратился в прозрачный кисель. Что, разумеется, всего лишь иллюзия. Это не воздух загустел, а все мои мускулы охватила предательская скованность. Они по-прежнему подчиняются головному мозгу, но исполняют его приказы с такой неохотой, что иначе как мышечной забастовкой это назвать нельзя. Мое тело движется по инерции вперед, но ноги за ним больше не поспевают. Сделав три шага, я валюсь ниц, выронив в падении отныне бесполезный дробовик и выставив руки перед собой, дабы не разбить лицо о кирпичи...
        Краем глаза я заметил, что мой противник испытывает те же проблемы, только упал он не вперед, а назад. Но сейчас меня беспокоил не он. Как в таком заторможенном состоянии мне удержать равновесие и не навернуться вниз? Задача, которая обычно не отняла бы у меня сил, теперь кажется столь же неосуществимой, как покорение Эвереста. Мне удалось кое-как ухватиться за край вершины, пока мое тело неминуемо сползало со стены. Помешать этому я уже не мог и в итоге оказался в незавидном положении: повис вниз ногами над главным залом и не мог подтянуться, чтобы вытащить себя обратно на стену.
        Радовало то, что я уцепился за нее достаточно крепко. По крайней мере в ближайшие минуту-две не сорвусь, это точно. Но что потом? Если за это время ко мне не вернется подвижность, я все равно упаду и переломаю себе ноги. Или сверну шею - смотря как меня угораздит приземлиться. Окликнуть Тиберия? Но чем эта сильная умом, но не телом ученая крыса сумеет мне помочь? И что он вообще сейчас делает, хотелось бы знать?..
        Все ясно: я напоролся на неполноценный заряд парализующей энергии. Но вот насколько неполноценный? Поди определи! Никакого облегчения я не замечал. Скорее наоборот, чем дальше, тем конечности тяжелели все больше и больше. Или мои руки-ноги всего лишь затекают от усталости? Но как бы то ни было, раньше они не подвели бы меня вот так сразу, без упорной борьбы.
        Также угодивший под молниевый сполох да вдобавок ошарашенный картечью мой противник тем не менее ощущал себя не в пример лучше. Даже упав навзничь, он умудрился удержаться на стене. А вскоре уже сидел на ней верхом и, дотянувшись до ближайшего фала, взялся его выбирать. Вставать на ноги охотник не спешил. Судя по всему, опасался, что, встав, утратит равновесие. И все же у него хватало сил себя спасать, а вот у меня - нет. Обидно. Тем паче что правда была сейчас на моей стороне.
        Вытянув трос, негодяй перебросил его через стену, но не перецепил кошку, а, зажав ее в кулаке, пополз в мою сторону. Оружие он поместил в специальный магнитный зажим на спине, из чего следовало, что стрелять в меня охотник не собирается. Или собирается, но позже - после того как поможет мне выпутаться из дерьма, в какое я вляпался.
        Прицепив кошку рядом со мной и проверив, надежно ли она закреплена, враг сначала улегся на живот, развернулся поперек стены, а затем, манипулируя одними ногами, пропустил через них фал так, чтобы на него опереться. Потом, держась за стену, скатился по тросу ниже. И лишь когда смог прицепить к нему висевшую у него на поясе альпинистскую мини-лебедку, дал мне лаконичный совет:
        - Не хочешь падать - спускайся за мной. И, смотри, без глупостей.
        Голос у ублюдка был бесстрастным, как будто мы не стреляли только что друг в друга, а тренировались тут мирно на пару в спортивном верхолазании. Не дожидаясь ответа, он скатился по лебедке на землю и, отцепившись от фала, взял в руки оружие. Смотреть вниз мне было жутко неудобно. Поэтому я не увидел, а, скорее, почувствовал, что моя задница находится на прицеле автомата. И что как минимум один шоковый снаряд у моего спасителя еще найдется.
        Что ж, без глупостей, значит, без глупостей... Да и где взять на них силы? Дай бог ухватиться за трос и не свалиться при спуске, а про дальнейшее сопротивление не стоит даже заикаться. Что будет завтра, неизвестно, но на сегодня я свое отвоевал...
        Пока я, стиснув зубы и еле-еле шевеля конечностями, перебирался на фал, внизу произошло кое-что интересное. А именно: дал о себе знать отмалчивавшийся до сего момента Зеленый Шприц.
        Его огневая позиция располагалась в противоположном углу зала и была не видна со стены. Сам Свистунов также вряд ли видел охотников и забеспокоился лишь тогда, когда расслышал выстрелы. Между вражеским "чихом", что вывел из игры Дюймового, и тем, от которого не успел увернуться я, прошло около двух минут. За это время осторожный, не терпящий суеты доктор мог разве что высунуться из укрытия, осмотреться и мало-мальски разобраться что почем. И то, что после этого он не зарылся в обломки, а вступил в бой, несомненно, делало ему честь.
        Впрочем, истинными причинами свистуновской отваги были, как всегда, обычный прагматизм и математический расчет. Заметь Тиберий не одного врага, а хотя бы двоих, вряд ли у него хватило бы духу показаться им на глаза.
        Как и прочие члены нашей коалиции, исключая из их числа меня, Свистунов также был вооружен "карташом". Вот только стрелял он отвратно, поскольку сталкерский стаж беглого ученого не превышал и месяца. Зато один закон выживания в Зоне он усвоил хорошо: нет ничего зазорного в том, чтобы выстрелить исподтишка в более сильного врага. И вот настал час, когда доктору представился шанс опробовать это на практике и послушать, что скажет ему на сей счет его совесть. Прежде он умертвлял сталкеров лишь в стенах своей лаборатории и в сугубо научных целях. Сегодня утром Тиберий впервые в жизни готовился убить, чтобы выжить и довести до конца задуманную им авантюру.
        Хорошо, что он недолго колебался. Плохо, что ему достался не просто опытный, а воистину матерый враг. Чем именно прицелившийся в него доктор себя выдал - возней, сопением или щелчком автоматного предохранителя, - я не расслышал. Но когда свистуновский палец нажал на спусковой сенсор, охотника на прежнем месте уже не было. Очередь Тиберия прошила пустоту и впилась в стену аккурат подо мной, еще толком не прицепившимся к тросу.
        Чуткий охотник, разумеется, не растворился в воздухе, а всего лишь упал за ближайший обломок; тот самый, на котором были начертаны нелицеприятные откровения об Ордене Священного Узла. Опростоволосившийся Зеленый Шприц засек, куда сбежала его цель, и не придумал ничего лучше, как обстрелять ее укрытие. Но это оказалось бесполезным занятием, поскольку плита была слишком массивной и непрошибаемой для пуль.
        И все же появление на поле боя союзника давало мне пусть незначительное, но преимущество.
        - Не дай ему высунуться, доктор! - прокричал я сверху, когда убедился, что убивать Свистунова охотник также не намерен. Засев за обломком, он не открыл ответный огонь из автомата, а взялся без суеты и спешки перезаряжать спаренный с ним шокер. - Сам тоже не торчи на виду! И не трать зазря патроны! Стреляй, как тебя учили, ясно?!
        Вместо ответа Зеленый Шприц присел за обвалившийся лестничный пролет и выпустил по позиции врага короткую очередь. Тот даже не вздрогнул, продолжая как ни в чем не бывало засовывать снаряды в специальный, не отделяемый от оружия магазин. Судя по спокойствию охотника, он был уверен в том, что контролирует ситуацию. Даже несмотря на то, что сейчас его самого - ослабевшего, подобно мне, - держал под контролем готовый стрелять на поражение Свистунов.
        Опутав фал вокруг правого предплечья и левой ноги, я зажал его между ботинками, после чего отпустил наконец край стены и съехал к ее подножию. Я сжимал трос изо всех оставшихся во мне сил, но спуск все равно выдался быстрым. Достигнув земли, я не устоял на ногах и плюхнулся на бок. Сразу выяснилось, кто из нас с охотиком больше пострадал от красных молний. У того хватало прыти, чтобы вести бой с Тиберием. Мне едва удалось подняться с пола, но удержаться в вертикальном положении - уже нет. Ноги подкашивались, руки почти не двигались, а голова кружилась. Похоже, весь остаток моей энергии ушел на то, чтобы не позволить себе сорваться со стены. И теперь мне пришлось вновь опереться на нее, поскольку внизу я чувствовал себя столь же беспомощным, как и наверху.
        Завидев это, Свистунов, пригнувшись, выскочил из-за укрытия и, стреляя короткими очередями, поспешил мне на подмогу. Враг не показывался, да и кому на его месте хотелось бы подставляться под пули? А помощь доктора пришлась бы мне весьма кстати. Если, опираясь на его плечо, я сумею отойти на свою огневую позицию, где лежат гранаты, охотнику от нас за обломками уже не схорониться. Главное, чтобы он просидел там еще хотя бы полминуты. И тогда я ему очень не позавидую...
        С-с-чхин-н-нь!
        Не добежав до меня всего несколько шагов, Зеленый Шприц споткнулся, взмахнул руками и, выронив "карташ", растянулся на полу. Столь же недвижимый, как лежащие поодаль от него Жорик и Динара...
        Но как такое вдруг могло произойти? Я был готов отдать руку на отсечение, что охотник не высовывался из-за своей плиты! А выстрелить оттуда незаметно было попросту нереально.
        Все правильно: он и не стрелял в Тиберия. Летающий шокер угодил тому в спину, в то время как доктор был повернут ко вражескому укрытию лицом.
        Ну конечно: зашедший с другого фланга третий охотник! Или, вернее, не с фланга, а сзади - со стороны железнодорожных путей. Гибкая тень проскользнула в окно, у которого прежде дежурил Свистунов и, держа оружие на изготовку, устремилась в нашем направлении. Очевидно, этот противник выжидал, когда его соратники-верхолазы отвлекут на себя все наше внимание, чтобы затем, не утруждая себя штурмом завалов, подобраться к нам по земле. И дождался, заодно устранив Зеленого Шприца. А вместе со вторгшимся в вокзал стрелком убежище покинул и мой недавний спаситель. Он только что перезарядил оружие и был готов обездвижить меня окончательно.
        Битва была окончена. Но я все никак не мог угомониться: оттолкнулся от стены, на которую опирался, упал на колени и пополз к распластавшемуся на полу Тиберию. Или, вернее, к его "карташу". На что я надеялся, непонятно. Но инстинкт самосохранения не позволял мне пренебречь моим последним шансом на защиту. Бывают ведь в жизни чудеса, согласитесь. Но каким образом узнать, могу я рассчитывать на чудо или нет, если не прилагать к этому никаких усилий?
        Увы, но усилия, на какие я подвиг себя сейчас, на чудотворные не тянули. Третий охотник подоспел ко мне раньше своего товарища и прежде, чем я дополз до оружия. Вероятно, поэтому он не стал "чихать" в меня из парализатора, а лишь наподдал мне ботинком по ребрам. Да и то, похоже, для острастки. Удар был несильным, но чтобы погасить во мне тлеющий дух сопротивления, хватило и такого.
        Я упал на бок и замер без движения. Ощущения были такие, словно прозрачный кисель, в какой я погрузился после контакта с красными молниями, теперь загустел в пастилу, двигаться в которой было уже совершенно невозможно. Странно, почему я еще умудрялся в ней дышать.
        Впрочем, тот факт, что эти ловцы взяли меня и моих товарищей живьем, выглядел еще более странно...
        - Дело сделано. Думаю, можно докладывать об исполнении, - лаконично подытожил третий охотник, когда его напарник присоединился к нам. Судя по его неловким движениям, он, подобно мне, также "плавал в киселе". Но чувствовал он себя при этом все-таки бодрее, чем я.
        - Можно докладывать, - согласился тот. Поскольку из всей их группы я заметил его первым, то не мудрствуя лукаво и окрестил его мысленно Первым. - Только давай ты. У меня связь не контачит. Этот шустрик мне висок дробью оцарапал и, кажется, мю-фон повредил... Что с Бекаром?
        - Ушибся крепко, но ходить вроде бы может, - ответил Третий. У него в отличие от занятого перестрелкой Первого было время поинтересоваться судьбой сброшенного мной со стены Второго. - Повезло Бекару: на наклонную поверхность загремел и уже по ней скатился на землю.
        - Сам из завалов выберется?
        - Не выберется - со мной свяжется, попросит помочь... Ладно, не отвлекай: я - на доклад.
        Третий отошел к стене, отвернулся и, активировав вшитый ему в висок имплант мю-фона, приступил к переговорам с четвертым членом их группы - надо полагать, командиром.
        Именно командиром, а не главарем банды, поскольку ни бандой, ни наемничьей компанией эти ребята точно не были. Сковавшая меня беспомощность плохо влияла на ход мыслей, однако я не мог не отметить дисциплину и хладнокровие, которое пленившая нас троица сохраняла не только в бою, но и по его завершении. Любой бандит или наемник на их месте после поимки Алмазного Мангуста впал бы в немалый восторг. И не устоял бы перед искушением если не вырезать, то хотя бы рассмотреть вблизи и потрогать мои алмазы. Эти чистильщики обладали завидной по сталкерским меркам выдержкой, чем повергли меня в замешательство.
        В каком подразделении они служат и кому подчиняются? Не далее как в октябре прошлого года я уже попадал в лапы военных. Но даже суровые бойцы спецназа не могли тогда скрыть радость после моей поимки. А эти головорезы не выказывали никаких эмоций и вели себя так, будто провернули обычную рутинную работу, ни больше ни меньше. Естественно, я не мог не спросить, кто они такие, поскольку сами они откровенничать со мной явно не торопились.
        - Не твое дело! - отрезал Первый, отбирая у меня нож и дотошно обшаривая мою одежду в поисках иного скрытого оружия. Предрассветные сумерки позволили мне изучить вблизи экипировку охотника. Уникальная, практичная, идеально подогнанная по фигуре и явно не дешевая. Но без знаков различия и прочих воинских атрибутов.
        Какие отсюда следуют выводы?
        Не знаю, как вам, а мне в голову могла прийти только одна догадка. Которую я немедля и проверил.
        - Триплекс-два-шестнадцать-Горгона-игрек-пять-Алабама. Глубина погружения - дно, - пробубнил я под нос белиберду, смысл которой, уверен, вам абсолютно ни о чем не скажет. Тем не менее я не бредил и полностью отдавал себе сейчас отчет. Равно как и эти охотники не должны были проигнорировать мое бормотание. Никак не должны, ведь если они - те, о ком я думаю, - мои слова их как минимум насторожат. - Повторяю: Триплекс-два-шестнадцать-Горгона-игрек-пять-Алабама. Глубина погружения - дно. Повторяю: Триплекс-два-шестнадцать...
        Бинго! В самую точку!
        Когда я понес околесицу, Первый ощупывал голенища моих ботинок, проверяя, не запрятал ли я в них второй нож или какую-нибудь мелкую стреляющую хренотень. Но стоило мне произнести кодовую информацию, как головорез моментально прекратил свое занятие, замер и пристально уставился мне в глаза. Когда я повторил код, Первый уже торопливо поднялся на ноги. А едва я заговорил в третий раз, как левая рука охотника зажала мне рот, а правая принялась ощупывать виски и шею, ища не обнаруженный при первом обыске миниатюрный микрофон. Этих ребят, безусловно, проинструктировали насчет того, что я не пользуюсь имплантами. Но техника постарее и попроще в моих руках ломается не сразу, поэтому тут я мог и не блефовать.
        Микрофона на мне не отыскалось. Не было его у меня и во рту, куда охотник бесцеремонно заглянул, чтобы осмотреть мои зубы и найти среди них с помощью фонарика замаскированный передатчик. До выдирания самих зубов дело, слава богу, не дошло, а то бы я горько пожалел о том, что вообще осмелился на свою провокацию. Не дошло дело и до расспросов. Вместо них Первый подошел к Третьему и, оторвав его от переговоров по мю-фону, сообщил ему о моей выходке. Третий жестом велел напарнику подождать, после чего, видимо, передал командиру мои последние слова.
        Все правильно. Еще бы он их не передал! А вы бы не позвонили своему товарищу, если бы кто-то вдруг невзначай поведал вам, что у него возникли серьезные проблемы?
        У захвативших нас охотников таких проблем, какими я их напугал, не было. Но они не имели об этом понятия, пока не проконсультировались со своим командиром. Лишь он мог знать наверняка, что я блефую, поскольку для него было плевым делом проверить мои слова. Не прошло и полминуты, как Третий получил ответ на свой запрос и, посмотрев на Первого, отрицательно помотал головой. После чего оба они обернулись и молча уставились на меня испытующими взорами.
        Я тоже таращился на них. И хоть старался делать это подобно им - бесстрастно, - все же мне не удалось скрыть свое удовлетворение. Радости от него, правда, не было никакой, но моя догадка подтвердилась, и это главное. Теперь я имел представление, кому именно повезло сегодня захватить меня живьем и без потерь...
        В бытность мою военным пилотом я и мои собратья по вертолетному ремеслу выполняли в зонах боевых действий всевозможные задачи. В том числе занимались воздушной разведкой. Она включала в себя наблюдение не только за противником, но также контроль за перемещением и расположением собственных наземных сил. И если в маневрах или дислокации последних обнаруживались какие-либо изъяны, мы - вторые после орбитальных спутников небесные опекуны армии - исправно докладывали об этом в штаб.
        Делалось это всегда на кодированных частотах. Но в особых случаях мы перестраховывались и шифровали информацию, что передавалась даже по закрытым каналам. К таким особым случаям относилось неожиданное обнаружение наших разведгрупп, которые по какой-либо причине могли демаскировать себя для наблюдателей с воздуха. Нечасто, но подобное случалось - идеальных исполнителей не бывает даже среди аккуратных рыцарей плаща и кинжала. И тогда я извещал штабного координатора разведчиков о том, что его ребята засветились. И если сами они при этом не находились в режиме полной электронной невидимости, мой предупредительный сигнал попутно транслировался и им.
        Код был аналогичен тому, которым я разоблачил охотников. Количество существительных в первом предложении соответствовало количеству замеченных мной разведчиков - трем. Идущие друг за другом числа следовало плюсовать. Число, стоящее после латинской буквы - отнимать от полученной суммы. Результат вычитания - в нашем случае это "тринадцать" - соответствовал порядковому номеру в секретном штабном реестре, где были описаны ситуации, оповещать о которых командование следовало шифрованным текстом. В тринадцатом пункте данного списка - этого я не забыл - как раз и значилась "рассекреченная разведгруппа".
        Насколько серьезно она рассекречена, сообщалось во втором предложении. Оно могло быть любым, лишь бы смысл его четко указывал на этап некой проделанной работы. И чем ближе она была к финалу, тем хуже обстояли дела у объекта моего наблюдения. Если бы я сказал не "Глубина погружения - дно", а "Погружение продолжается" или "Погружение на малую глубину", это означало бы, что разведчики еще не засветились полностью, а либо видны мне с воздуха, но, скорее всего, не замечены противником, либо почти не видны, но напомнить им об осторожности все же стоит...
        Вряд ли сегодня военная разведка пользовалась кодами шестилетней давности. Но кто сказал, что я извещаю о пленивших меня ублюдках их командование, а не какое-либо другое? Вот почему Первый сразу же заткнул мне рот и доложил об этом своему координатору. Который, обладая более высоким уровнем доступа к секретной информации, тут же проверил, какие армейские подразделения пользуются в Зоне устаревшим шифровальным алгоритмом. И, выяснив, что никакие, заверил своих оперативников, что пленник всего-навсего валяет дурака. Или, что более вероятно, проверяет, как вы, дуболомы, на это отреагируете, и поймет, что за контора его повязала.
        Третий "дуболом"... или, согласно моей персональной классификации, "дуболом" по прозвищу Второй, приковылял к товарищам, когда они уже отволокли меня и моих товарищей к главному входу и уложили рядком, очевидно, в ожидании какого-то транспорта. Этот оперативник неведомого мне спецподразделения почти не отличался от своих собратьев по группе. Столь же безликий и невозмутимый, как остальные, он прихрамывал после падения со стены и старался поменьше двигать левой рукой, которую он, судя по всему, здорово ушиб. Разговаривали охотники между собой вполголоса и так, чтобы я их не расслышал. За свою шутку я не удостоился от них даже словесного оскорбления, не говоря уж о воспитательных тумаках. В плане гуманности к пленникам эти спецназовцы являлись более чем добросовестными блюстителями Женевской конвенции. Воистину, редчайший для здешних краев тип головореза. Не чета тем чистильщикам, что изловили нас в прошлом году и не отказали себе в удовольствии намять нам бока прикладами.
        Похожие друг на друга, словно колпачки наперсточника, охотники постоянно мельтешили у меня перед глазами. Неудивительно, что вскоре я попросту запутался, кого из них величать Первым, кого Вторым, а кого Третьим. И потому обозвал их более красноречиво: Нормальный, Медленный и Хромой.
        Поскольку лежание и бездействие понемногу возвращали мне силы, я был, от греха подальше, скован наручниками. Мои товарищи, из чьих доспехов по-прежнему торчали мерцающие багровым светом шоковые цилиндрики, все еще пребывали без сознания и не нуждались в кандалах. Медицинская помощь потребовалась лишь Арабеске, расквасившей себе нос после того, как я нечаянно уронил ее со страховочного фала лицом на бетон.
        То, что нос бедняжки был лишь расквашен, а не сломан, я узнал от Медленного, который проверил самочувствие всех пленников. Склонившись над Динарой, он отер у нее с лица кровь салфеткой, затем ощупал ей переносицу и, не найдя ни вывиха, ни перелома, удовлетворенно буркнул: "Повезло сучке!" После чего вставил пациентке в ноздри кровоостанавливающие тампоны. И напоследок залепил у нее на подбородке хирургическим клеем обнаружившееся под стертой кровью мелкое рассечение.
        Я же смотрел на работу Медленного и продолжал недоумевать над нашими подозрительно гуманными противниками. Смотрел и помалкивал, так как спрашивать их об истинных причинах этой гуманности явно не имело смысла...
        Глава 3
        После доклада Нормального по мю-фону миновало примерно полчаса - самое время прибыть сюда какому-нибудь эвакуационному транспорту. Однако что именно за нами было выслано - вертолет или бронетранспортер, - мы так и не узнали.
        Механический шум, который вдруг донесся до нас на рассвете, не походил ни на стрекот "вертушки", ни на гул бронетехники. И вообще, то, что двигалось сейчас на северном краю площади, ныне уже не считалось творением человеческих рук. Тяжелая, сбивчивая поступь, вкупе с железным скрипом и завыванием сервомоторов, давали понять, что к Рижскому вокзалу пожаловал сам Дикий Сварщик - крупный биомех-ремонтник, перемещающийся на шести конечностях и считающийся в среде техноса полевым лекарем.
        Я лежал на полу у стены и не видел монстра. Но был готов поспорить, что правильно угадал, кто он такой, по громыханию его шагов. Впрочем, заключить по этому поводу пари было не с кем. Встревоженным шумом охотникам вмиг стало не до нас. Все они, пригнувшись, тут же рассредоточивались у окон, из которых северная часть площади просматривалась лучше всего.
        Дальнейшее поведение Нормального, Медленного и Хромого было легко предсказуемо. Если Дикий Сварщик их заметит, он не ринется в бой сам, а оглушительно заревет, сзывая себе на подмогу всех окрестных биомехов. И те, сбившись в стаю, не позволят людям обидеть своего любимого "Айболита". Все, что требовалось охотникам, это стать тише воды, ниже травы до тех пор, пока Сварщик отсюда не уйдет. Элементарная, зато самая эффективная тактика при столкновении с этой вредной и крикливой тварью.
        Однако, вопреки моему прогнозу, произошло совершенно обратное. Вместо того чтобы сидеть и помалкивать, спецназовцы внезапно все как один разразились бранью. Негромкой и сдержанной, но, заслышав ее, я не поверил своим ушам. Крутые, как склоны Эвереста, парни, которые даже мою картечь сносили, стоически стиснув зубы, взялись материться при виде монстра, который топтался вдалеке и не обращал на них внимания!..
        Заинтригованный, я приподнял голову и посмотрел на ругающихся головорезов. И увидел странную и отчасти даже комичную картину: некогда рослые спецназовцы неожиданно превратились в карликов и теперь едва достали бы макушками мне до пупка! А как забавно они при этом дергались и скребли у себя под ногами бетон! Вот потеха-то! И пусть радоваться в моем положении было глупо, я все равно не сдержал ухмылку, став свидетелем очередного чудачества гораздой до таких забав Зоны.
        Впрочем, ухмылка моя была мимолетной. Когда я смекнул, во что вляпались враги - причем вляпались самым натуральным образом, - меня охватил испуг. Я тут же глянул на участок пола, на котором мы лежали... И - хвала фортуне! - продолжали лежать, не утонув в бетоне ни на миллиметр. А вот охотники погрузились в него почти по пояс. Не укоротились в росте, как мне сперва почудилось (хотя в наших краях и подобное не исключено), а всего лишь приутонули в размягчившемся, а затем вновь затвердевшем полу.
        "Чертова топь" - так называлась ловушка, в какую они угодили. Но откуда она там взялась? Ведь и вчера, и сегодня я не однажды проходил рядом с теми окнами... Действительно, неисповедимы пути здешней природы, раз от разу играющей с человеком подобные злые шутки. Теперь этих несчастных спасет только ампутация, поскольку лазерным резаком и отбойным молотком из такого плена не высвободишься. "Чертова топь" соединяет бетон и клетки человеческого организма на структурном уровне, превращая их в единое и, к несчастью, уже нежизнеспособное целое...
        Я хотел было шикнуть на спецназовцев, дабы они заткнулись и не накликали на свои головы вторую беду, которая вкупе с первой лишит их всякой возможности выжить. Но тут вдруг обнаружилось, что никакого шума с площади больше не доносится. Внезапно утихла не только поступь Дикого Сварщика, но и прочие издаваемые им звуки.
        "Застыл на месте!" - наверняка подумаете вы и будете лишь наполовину правы. Остановиться Сварщик может, это да. Но вот застыть - никогда. Подвижных сочленений, сервомоторов и постоянно функционирующих механизмов у этого биомеха так много, что, даже не шевеля конечностями, он будет выдавать себя скрипами, лязгами и скрежетами. И уж коли этот монстр притопал на площадь, нам предстоит слушать его возню до тех пор, пока он отсюда не уберется.
        И тем не менее грохот полностью стих и не возобновлялся. Чудеса, да и только! Все утро на нас, как из мешка, сыплются сюрпризы, приятные вперемешку с неприятными. Вот только какой сюрприз окажется на самом дне этого мешка и выпадет последним? Вопрос для нас принципиальный, но, увы, ответ на него совершенно непредсказуем...
        Утратив подвижность, теперь я мог лишь наблюдать за событиями, разыгравшимися в этот час на Рижском вокзале. И события эти даже не думали останавливать свой ход, то и дело срывающийся на галоп. Едва я озадачился исчезновением Сварщика, как вырывающиеся из западни охотники вновь вскинули автоматы. Правда, нацелили их не туда, где прежде топал шестиногий монстр, а в противоположную сторону. Нацелили и тут же уронили их на пол с таким грохотом, как будто те вдруг потяжелели раз в двадцать.
        Хотя почему "как будто"? Именно это и случилось с оружием незадачливых головорезов. И не только с ним. Защитные пластины и прочие металлические атрибуты их комбинезонов поразила та же гравитационная аномалия. Все ее жертвы сгорбились, их лица перекосились от натуги, и они, наклонившись вперед, были вынуждены опереться руками о пол. Удерживать вертикально собственное тело, когда доспехи на нем начинают весить полцентнера, - тяжкое испытание. Особенно если при этом нельзя ни присесть, ни вообще сойти с места даже на миллиметр.
        Белая полоса в жизни наших врагов закончилась, и теперь им не везло, как пресловутым утопленникам. А вы говорите, снаряд дважды в одну воронку не попадает! Полноте! Еще как попадает! В Пятизонье всякое возможно. Здесь два снаряда могут не только упасть в одну воронку, но и, развернувшись в полете, возвратиться обратно, чтобы поквитаться с артиллеристом. Про аномальные ловушки и говорить нечего. Не удивлюсь, если на наших горе-охотников свалится еще какое-нибудь суровое испытание, а то и не одно.
        Вскорости выяснилось, в кого целились Нормальный, Медленный и Хромой (хотя, говоря по правде, ни нормальных, ни хромых среди них уже не было), прежде чем их пушки и экипировка стали неподъемными. Нет, это был не Дикий Сварщик, который, умолкнув, больше не давал о себе знать. Вмурованные по пояс в пол спецназовцы собирались стрелять в сталкера, что приближался к нам с юга. Приближался и в итоге достиг вокзала, поскольку ни одна пуля в него так и не была выпущена.
        В оконном просвете, под которым я лежал, нарисовался человек; я мог видеть лишь его тень, падающую на пол с первыми лучами восходящего солнца. Человек осмотрел снаружи зал, увидел все, что ему хотелось, после чего, не сказав ни слова, направился дальше, к главному входу. Бродяга не спешил и не особо таился, а стало быть, он знал себе цену. Немногие сталкеры могут похвастаться подобным спокойствием перед лицом здешних врагов. Очень немногие...
        Охотники, которым, в отличие от меня, гость был хорошо виден, смотрели на него исподлобья. Но я не назвал бы их взгляды откровенно враждебными. Точно так же Упырь, барыга из Соснового Бора, глядит на заявившихся к нему в неурочное время мелких клиентов: радости от них почти никакой, а выгнать их взашей не позволяют рыночные принципы.
        Сталкер, что в ореоле рассветных лучей переступил порог вокзала, оказался тем самым человеком, которого мы ждали со вчерашнего вечера. Ждали и не сомневались, что он придет. Но тем не менее его появление стало для меня полнейшей неожиданностью. Как такое возможно, спросите вы. Возможно, отвечу я. Вопреки всем ожиданиям на подмогу нам прибыл не посланец Мерлина, а он сам - легенда Пятизонья, его лучший первооткрыватель и исследователь, сталкер и журналист Семен Пожарский!
        "Шел он гордой походочкой на обеих ногах", - так поется в старой солдатской песенке, которую я, учась в летном училище, гнусавил под гитару в казарме вместе с другими курсантами. То же самое, слово в слово, я мог бы пропеть и сейчас. Однако неподходящее для шуток время и отвисшая от удивления челюсть не позволили мне встретить нашего спасителя этой меткой цитатой. И потому его явление народу состоялось в полной тишине. Даже охотники, и те прикусили языки, хотя до сего момента бранились сквозь зубы почти без умолку.
        Первое, что сделал Мерлин, войдя в дверь, это снял свои архаичные круглые очки в тонкой стальной оправе и протер их платком, вытащенным из-за отворота перчатки. После чего, вернув платок обратно, а очки - на нос, взъерошил ладонью ежик своих белобрысых волос - инстинктивный жест, проявляющийся у Семена в минуты раздумий. Затем пристально поглядел на притихших спецназовцев, огорченно покачал головой и, отвернувшись от них, направился ко мне.
        Походка Пожарского заметно отличалась от прежней, но что тут поделаешь. Какими бы высокотехнологичными ни были его протезы, настоящими ногами им никогда не стать. А тем более ногами такой легендарной личности, чьи прежние ноги истоптали все Пятизонье вдоль и поперек не по одному разу.
        - Какая, право слово, гримаса фортуны! - ухмыльнувшись, проговорил Мерлин вместо приветствия. - А ведь когда мы с тобой и твоими друзьями виделись в последний раз, это мы лежали перед вами совершенно беспомощные, а вы самоотверженно спасали наши жизни. Кто бы мог тогда подумать, что спустя всего полгода это повторится с точностью до наоборот!
        - Я тоже безумно рад тебя видеть, старик. Однако не думал, что ты станешь настолько безрассудным и вернешься в Зону после всего того, что она с тобой сделала, - ответил я. И, повернувшись на живот, подставил благодетелю скованные наручниками запястья.
        - Зона здесь совершенно ни при чем, - возразил Пожарский, разминая кисти рук перед процедурой моего освобождения. - Не она отняла у меня ноги, а человек, настоящее имя которого ты сообщил мне вместе с вашей просьбой о помощи. Неужто ты решил, что, узнав о том, кто такой Умник и что у вас тоже есть к нему счеты, я не составлю вам компанию и лично не взыщу с этого паскудника все, что он мне задолжал? Как бы не так! К тому же цель вашего похода - превосходный сюжет для нового репортажа. Которыми, сам понимаешь, я в последнее время мир практически не балую...
        Чтобы открыть наручники, "жженому" сталкеру-универсалу типа Мерлина ключ нужен не больше, чем мне - пассатижи при лузгании семечек. Задействовав свои способности метаморфа - преобразователя материи, - Семен одним касанием пальца превратил закаленную сталь кандалов в податливую будто воск субстанцию. Мне оставалось лишь разорвать цепочку, а потом содрать с запястий оба размякших "браслета".
        Пока я это делал, успел заметить прицепленный у Пожарского к поясу компактный шумоимитатор. Дорогостоящая игрушка, но для искателей артефактов - вещь незаменимая. Этим прибором они заманивали биомехов в засаду, после чего расстреливали их шквальным огнем и выдирали у них из утроб "Сердце зверя". Шумоимитатор выпускал узконаправленный акустический луч по объекту, который мог быть использован в качестве резонатора - например, по остову какой-нибудь техники. После чего тот начинал вибрировать в унисон лучу, передающему запрограммированные в шумоимитаторе звуки. Привлеченный ими механоид приближался к "поющему" объекту, где и находил свой бесславный конец.
        Что ж, теперь понятно, откуда на привокзальной площади взялся Дикий Сварщик и куда он потом исчез.
        Заслышав на пути к "святилищу" доносящиеся оттуда выстрелы, Мерлин был слегка озадачен. Слишком уж странно звучала идущая там перестрелка: пороховое оружие против армейских шокеров; их "чихание" Семену было хорошо знакомо - такими устройствами оснащались патрули, стерегущие карантинный периметр близ Барьера. В Зоне, помимо военных, шокерами также пользовались наемные охотники за головами. Вот почему Пожарский предпочел не рисковать, кидаясь в драку очертя голову.
        Прежде всего следовало выяснить, что за враги вознамерились взять нас живьем. С Законом Мерлин и его команда всегда старались поддерживать хорошие отношения, ведь благодаря своей всемирной славе они являлись единственными свободными сталкерами, которых пропускали под купол Барьера легально. В качестве благодарности Семен снабжал военных стратегической информацией о техносе и иных аномальных превратностях Зоны. И потому было бы крайне нежелательно взять и в одночасье разрушить это их взаимовыгодное перемирие.
        Пока Пожарский присматривался, перестрелка утихла. Последний услышанный им выстрел - тот "чих", что уложил Свистунова, - красноречиво свидетельствовал о том, кто одержал победу. Насчитав в вокзале трех сталкеров и поняв, что их можно обезвредить, не прибегая к насилию, наш "жженый" друг приступил к действию.
        Дальнейшее было для него делом техники. Сгенерировав с помощью шумоимитатора незримый призрак Дикого Сварщика и дождавшись, пока враги подбегут к окнам, Мерлин размягчил у них под ногами пол. Рукотворная "Чертова топь" была, разумеется, безвреднее одноименной ловушки, и ее жертву можно было выдолбить из бетона уже без ампутации ног. Обезоружить противников оказалось еще легче. Фокусы с утяжелением предметов проделывают даже начинающие метаморфы. Для Пожарского подобное и вовсе не считалось сколько-нибудь значимым достижением.
        Без Семена я также вряд ли сразу догадался бы, как привести в чувство товарищей. Дело это было несложное, но напрашивающийся сам собой способ - оторвать от них цилиндрики - здесь не работал. Или, вернее, работал, но не так быстро, как того требовалось. Для мгновенного пробуждения "спящих красавцев" их следовало... нет, не целовать в уста сахарные, а еще разок хорошенько шарахнуть той энергией, какая их усыпила. Да-да, именно так: клин клином...
        Отвернув ножом на цилиндрике маленькую пробочку, Пожарский острием того же ножа давил на сокрытую под ней кнопочку. Цилиндрик вспыхивал еще раз, после чего угасал окончательно. Зато его жертва, напротив, тут же пробуждалась. Причем полная сил и горящая справедливым желанием засунуть этот цилиндрик в задницу тому, кто им выстрелил. По крайней мере Динара, очнувшись, порывалась перво-наперво сделать именно это.
        Как назло, задницы у наших врагов были вмурованы в бетон, что Арабеску сильно раздосадовало. Впрочем, сокрушалась она недолго. Нежданно-негаданная встреча с Мерлином заставила ее вмиг забыть об отмщении. Тем более что никто не погиб, а наши враги и так уже получили по заслугам.
        Жорика, разумеется, больше обрадовала не встреча с Пожарским, а то, что с Динарой все оказалось в порядке. За это Черный Джордж также не стал затаивать на спецназовцев зла. Лишь поклялся им, что за разбитое Динарино лицо он с ними потолкует отдельно. Как-нибудь потом, когда у него появится свободное время и он будет в лучшей спортивной форме.
        Дюймовый не знал, кого на самом деле надо винить в том, что смазливая мордашка его пассии чуток подрастеряла презентабельный вид. Никто из нас, кроме меня, этого не знал. И потому я вполне мог сохранить свою маленькую оплошность в секрете, согласны?..
        - Нам нельзя здесь задерживаться. Когда за этими парнями прилетит вертолет, мы должны быть как можно дальше отсюда, - заметил Мерлин, приведя в чувство Свистунова. Будучи человеком интеллигентным, доктор не стал рваться в драку со своими обидчиками. Но взгляд, каким он их одарил, давал понять, что представься Зеленому Шприцу случай, он с радостью пустил бы троицу охотников на сырье для своих биохимических опытов.
        - Они оперативники из военной разведки. Это совершено точно. Могу поспорить на что угодно - я такую публику насквозь вижу, - блеснул я перед Пожарским своей недюжинной проницательностью.
        - Я знаю, откуда они. И даже подозреваю, что им могло от вас понадобиться. - Семена озвученная мной новость, однако, ничуть не впечатлила. - Но об этом я расскажу вам по дороге. Не мешкайте: идите собирайте манатки, через минуту выдвигаемся. А я как раз успею передать кое-кому большой и пламенный привет.
        И направился к спецназовцам, все еще изнывающим под своими отяжелевшими доспехами...
        Моя алмазная зараза не только укрепляла мое тело, но также обостряла зрение и слух. Поэтому я, собирая по залу гранаты, дробовик и ранец, прекрасно слышал все, о чем Пожарский толковал с оперативниками.
        Сказал он им совсем немного. Но достаточно для того, чтобы я понял: бывший гражданский программист Мерлин ныне знает об армейских спецслужбах гораздо больше, чем я - бывший военный вертолетчик, успевший поработать бок о бок с этими самыми спецслужбами.
        - Расслабьтесь, парни. С вами все будет в порядке, конечно, если помощь подоспеет к вам раньше, чем вас кто-нибудь растерзает, - утешил Семен насторожившихся при его приближении головорезов. - Так что советую сидеть смирно и почем зря не привлекать внимание биомехов. Гравитационная аномалия под вами рассосется через четверть часа, но из бетона вам придется самим выколупываться, уж извините... Ну ладно, а теперь о деле. Не буду вас допрашивать, кто вы такие и откуда, поскольку знаю: без пыток вы все равно не расколетесь. Но пытки к потенциальным союзникам я не применяю, поэтому просто слушайте и запоминайте. Мне известно о том, что в прошлом году Ведомство прислало в Зону нового комбинатора взамен того, что погиб во время Технореволюции. И о том, что этот дерзкий новичок уже успел провернуть здесь парочку удачных операций. Настолько удачных, что теперь Ведомственный отдел "Гермес" обратил на Пятизонье самое пристальное внимание. Впрочем, все это вы без меня знаете, ведь ваш босс и есть тот самый комбинатор. Так что если доживете до очередной встречи с ним, передайте ему следующее: раз он имеет на
моих друзей какие-то виды, пусть приходит и договаривается с ними как положено, а не берет их в плен и не пытается склонить их к сотрудничеству шантажом! Сегодняшний инцидент был для вашего босса ошибкой. Больше у него такое не прокатит, это я гарантирую. Где нас можно разыскать, я ему не скажу. Если этот комбинатор и впрямь настолько хорош, он отыщет меня безо всяких подсказок. Если же нет, значит, слухи о его талантах сильно преувеличены, и у нас нет резона вести с ним какие-либо дела. А теперь счастливо оставаться! Желаю вам не обмочиться до того, как вас откопают!..
        Перед тем как покинуть вместе с нами вокзал, Мерлин задержался ненадолго возле Плиты Надежды и пробежал глазами скопившиеся на ней надписи. Затем раздосадованно вздохнул, взъерошил волосы и виноватым тоном проговорил:
        - Ради бога, извините, ребята, но сегодня мне не до вас. В следующий раз разберемся с вашими проблемами, ладно? Не обижайтесь. Вы всегда меня понимали, надеюсь, поймете и теперь. Спасибо...
        - ...Что за, мать его, комбинатор и отдел "Гермес"? - полюбопытствовал я у Семена, когда мы, перейдя через изрезанные оврагами и разорванные тут и там рельсовые магистрали, углубились в Марьину Рощу. Более подходящего места, где мы могли бы затеряться от всевидящего ока чистильщиков, поблизости не сыскать. Лабиринты руин, в которые сегодня превратился этот некогда густонаселенный район Москвы, кишели биомехами. Не слишком крупными - такими, какие не застревали в здешних бетонных нагромождениях. Но в компании с Пожарским эта угроза отошла для нас на второй план. Мнемотехникой он владел не хуже ныне покойного узловика Ипата и мог отпугнуть за раз даже стаю мелкого техноса. Вдобавок Мерлин то и дело оборачивался и заметал за нами следы, используя свои таланты метаморфа и перемешивая телекинезом размешанную нашими ботинками грязь.
        На заданный мною вопрос Семен ответил спустя четверть часа, когда мы, заслышав шум приближающегося вертолета, были вынуждены остановиться и затаиться. Чистильщики учинили воздушное преследование по нашим горячим следам, поэтому пришлось эти следы, скажем так, немного охладить. Мы спрятались на нижнем этаже полуразрушенного трехэтажного супермаркета и, дабы ввести в заблуждение инфракрасные сканеры противника, прикрепили над собой к потолку два артефакта "Фрича". Ими Динара и Жорик разжились позавчера, когда мы выбирались из кратера Курчатника - района, где располагался Московский тамбур. Оставлять столь ценные находки другим счастливчикам резона не было, и мы прихватили "Фричи" с собой: благо они легкие, места занимают немного, авось да пригодятся...
        Вот и пригодились. Растекшись по потолку, эта субстанция создала над нами холодный маскировочный экран. Который вкупе с тремя слоями бетонных плит и заметенными Мерлином следами стал нашей дополнительной защитой от вражеских глаз.
        - Ты правильно раскусил тех ребят - они и впрямь из разведки. А конкретно из того ее подразделения, которое в их системе кличут Ведомством, - сказал Пожарский, устраиваясь у окон так, чтобы, отдыхая, заодно посматривать, не движется ли за нами погоня, посланная уже по земле. Судя по не слишком бодрому виду нашего благодетеля, ходьба на протезах по грязи и обломкам давалась ему нелегко. Но он не жаловался. Он вообще ни разу на моей памяти не пенял на тяготы жизни, поскольку продолжал любить ее даже сегодня, когда она перестала отвечать ему взаимностью. - Ведомство - сравнительно небольшая "контора". Оно занимается проведением спецопераций, чей характер выходит за рамки общепринятых понятий о деятельности внешней разведки и контрразведки. Смотрели когда-нибудь фильмы про шпионов? Так вот, о том, чем занимаются агенты Ведомства, в тех фильмах не показывают и не рассказывают. Ну разве что эпизодически и исключительно с негативной точки зрения.
        - Почему? - не врубился Жорик, наверняка досадующий в мыслях, что Мерлин не умеет изъясняться более простыми и понятными ему словами. Впрочем, за возможность побеседовать с живым сталкерским богом Дюймовый был готов стерпеть и не такие неудобства.
        - Потому что, Георгий, в шпионском мире есть такие профессии, где героев нет и не может быть в принципе, - пояснил Семен. - К примеру, один из отделов Ведомства занимается исключительно проведением карательных акций. Причем речь идет не о тихих убийствах с помощью яда и не об имитации у жертвы естественной смерти. Напротив, имеются в виду как можно более кровавые казни, единственная цель которых - максимальное устрашение врагов. Устрашение и возмездие. Либо красноречивое предостережение на случай, если они еще только планируют какое-либо злодейство. Само собой, что никаких визитных карточек и манифестов каратели Ведомства после себя не оставляют. Но кому нужно, тот сразу понимает, кто и за что покарал того или иного ублюдка-террориста. Или его друзей. Или членов его семьи. Или всех их, вместе взятых. Смотря насколько убедительным станет этот намек. Всякий раз, когда террорист надумает убить наших женщин, стариков и детей, он должен твердо знать: наш ответ будет либо адекватен, либо еще более жесток, что бы там ни твердили политики о неприемлемости такого рода контрмер.
        - Так вот на чем, оказывается, специализируется это Ведомство: на организации политических убийств! - понимающе кивнул я. - Ну что ж, дело полезное, кто бы спорил... Одного не пойму: какого черта эти парни забыли в Пятизонье и что конкретно им от меня понадобилось?
        - Я ведь сказал, что карательными акциями занимается лишь один из отделов Ведомства, - напомнил Пожарский. - Прочие, включая интересующий нас "Гермес", ведут иную, но тоже неприглядную с точки зрения морали деятельность. Хотя что вообще такое, эта самая мораль? Всего лишь навязчивая попытка одной группы людей заявить другой, думающей и живущей иначе группе, что образ жизни первых гораздо лучше и правильнее, нежели у вторых. Но что поделать, если жизнь этих групп протекает в совершенно разных условиях? Как защитнику природы, живущему в мегаполисе и покупающему продукты в супермаркете, объяснить полудикому эскимосу, что убивать китов - аморально? Как эскимос, в свою очередь, объяснит такому горожанину, что в тундре нет ни денег, ни супермаркетов и что без китового жира и мяса его племя попросту вымрет? Никак. Мы имеем две непримиримые морали, каждая из которых обладает силой лишь там, где ее исповедует большинство. Легко блюсти нравственность, если ты мирный человек, работающий школьным учителем, водителем такси или офисным клерком. Даже отъявленный бандит может, если захочет, стать праведником,
завязав с преступлениями и став законопослушным. Но когда ты взялся отвечать ни много ни мало за государственную безопасность, когда тебе приходится всю жизнь работать в условиях перманентной войны без правил, идущей сразу на дюжине фронтов, и думать о том, как постоянно опережать на шаг своих врагов, тогда следовать морали праведников для тебя - непростительное преступление. И не только перед собой, но и перед той страной, которой ты служишь и которую поклялся защищать... Вот скажите, морально ли стравливать два соседних государства, развязывая между ними войну, лишь с той целью, чтобы они не объединили свои силы и не напали разом на твою страну?
        - А что? Очень даже разумная политика, - недолго думая, прагматично рассудил я. - Раз нельзя договориться с ними по-мирному, пускай лучше режут своих граждан, чем соберутся в банду и начнут сообща резать наших. В конце концов, чьи старики, женщины и дети нам дороже: собственные или те, что живут за границей?
        - И все равно, война - это нехорошо, - с осуждением покачал головой Черный Джордж, еще не растерявший в Зоне свое человеколюбие. - Тут я с вами, Геннадий Валерьич, не согласен, уж извините. Поссорить соседей и глядеть, как приканчивают они друг друга - это как-то... не по-соседски. И не по-людски. Я, конечно, не политик и не знаю, как тут быть. Но раз у всех политиков такие большие головы, значит, они наверняка найдут мирный выход из этого тупика. Не могут не найти - мы же с вами не в Средние века живем, так ведь?
        - Если бы, Георгий, политики знали мирный способ разрешения любого конфликта, зачем тогда существовало бы Ведомство? - задал Мерлин нашему "миротворцу" каверзный встречный вопрос.
        Жорик пробубнил под нос что-то неразборчивое, пожал плечами, но дать конкретный ответ так и не сумел.
        - Между тем, - продолжал Семен, - Ведомство не брезгует и подобной тактикой, стравливая пар в кипящих котлах, чей взрыв мог бы нас ошпарить. Конечно, до разжигания полномасштабных войн между странами дело доходит крайне редко - слишком накладное это удовольствие для Ведомственного бюджета. Но вот перессорить между собой какие-нибудь террористические шайки или же скомпрометировать их в глазах правительства той страны, которая их укрывает - это наши парни всегда за милую душу. И если ради того, чтобы такое правительство прозрело и увидело, какую змею оно пригрело у себя на груди, надо принести в жертву две-три тысячи мирных граждан, что ж, значит, так оно и случится.
        - Но ведь с нашей стороны это будет тот же самый терроризм, только санкционированный государством! - возмутилась Динара. Гуманисткой она никогда не была, но столь вопиющий в своей жестокости пример не оставил равнодушной даже ее.
        - Нельзя уничтожить раковую опухоль, не повредив при этом в организме здоровые клетки, - резонно заметил на это Мерлин. - Террористы - это ведь не особая, живущая отдельно от общества каста людей. Зачастую они являют собой обычных граждан, берущих в руки оружие от банальной безнадеги и неудовлетворенности собственной жизнью. И кто станет потенциальным врагом такого человека? Конечно же, люди, которые живут гораздо лучше и счастливее, чем он. Это вполне естественно, ведь зависть и без бомбы в руках - страшная разрушительная сила, а с бомбой и подавно. Никаким борцам с терроризмом не под силу отделить от гражданской массы отдельно взятой "горячей" страны всех террористов и их приспешников, чтобы истребить их. Однако, пожертвовав некоторым количеством не зараженных этой чумой людей, можно вылечить огромное количество больных, дав им на их собственной шкуре прочувствовать, что такое террор. Логика Ведомства тут простая. Вы покрывали террористов? Вы приютили и наплодили их у себя столько, что их число превысило критическую взрывоопасную массу? Что ж, пришла пора вам самим отведать, каково на вкус
отравленное блюдо, которым вы собирались накормить других. Угощайтесь!.. Вам кажется это циничным и безнравственным? Большинству из вас - наверняка. Однако приготовьтесь: это еще не предел Ведомственной аморальности, о которой я собираюсь вам рассказать. То, чем занимается отдел "Гермес", представляет собой еще больший цинизм. Цинизм, который в цивилизованном обществе иначе как кощунством не назовешь...
        - Погоди, старик, - перебил я Пожарского. - Откуда вообще тебе известно об этом Ведомстве, если оно настолько засекречено, что даже я о нем слышу впервые?
        - И я, - добавил Свистунов, беглый сотрудник другой секретной военной организации - центра "Светоч". - Признаться, Семен, меня тоже поражает ваша осведомленность в таких специфических вопросах. Особенно принимая во внимание факт, что вы никогда не служили в армии. Не хочу сказать, что я вам не верю - нет-нет, что вы! Разумеется, верю! И все же хотелось хотя бы вкратце услышать, из какого источника вы почерпнули эти прелюбопытные сведения?
        - Прекрасно вас обоих понимаю. - Пожарский ухмыльнулся и вновь взялся протирать свои очки. - Само собой, я не стал бы говорить вам о вещах, существование которых вызывало бы у меня сомнения. Однако в существовании Ведомства и в его нынешнем внимании к Пятизонью я уверен гораздо больше, чем в реальности Узла и мифического создателя Зоны - профессора Сливко. Именно Ведомство стало причиной моей самой досадной журналистской неудачи. Не люблю вспоминать ту историю, но раз уж вы затребовали от меня доказательства, извольте ее выслушать...
        Первая встреча Мерлина с Ведомством состоялась около года назад. Когда он еще не был калекой и вовсю путешествовал по Зоне со своей исследовательской группой. В очередном таком походе они и наткнулись на странного сталкера, угодившего в здешнюю ловушку - "Голубой огонек".
        Случилось это на Казантипе, неподалеку от входа в Щелкинский гиперпространственный тоннель. Тот бродяга вырвался из тамбурного вихря и тут же с ходу налетел на "огонек", аномальный мерцающий свет которого ударил бедняге в глаза и превратил его в сомнамбулу, лишив рассудка, воли и, как следствие этого, шансов на выживание.
        Однако сталкеру несказанно повезло. Спустя пару часов его случайно обнаружил вышедший из того же тамбура Пожарский. Он и "жженые" члены его команды умели выводить жертв "огонька" из зомбированного состояния с минимальными для них потерями. После мнемотехнической промывки мозга к ним возвращался разум. Правда, не полностью, и поэтому психика такого пациента требовала последующего долговременного восстановления.
        Пройти мимо незнакомого горемыки, бросив его на произвол судьбы, позволительно жестокосердному Мангусту, но не легендарному Мерлину. Скрутив ходячего зомби по рукам и ногам - и для своей, и для его безопасности, - добрые "жженые" самаритяне забрали его с собой. И, достигнув лагеря, приступили к лечению больного.
        Никаких документов и опознавательных имплантов при нем не нашлось. Но, судя по завидному качеству прочих имплантов, их вживили не в Цитадели Ордена и не в лабораториях Ковчега, а за Барьером, в каком-то авторитетном медицинском учреждении. Да и защитный комбинезон сталкера был не только ладно скроен и крепко сшит, но вдобавок легок и практичен. Из чего следовало, что его носитель явился в Зону с твердым намерением избегать перестрелок и вести, подобно мне, скрытное существование. Если верить его потертой, но нигде не поврежденной одежде, это ему до сей поры успешно удавалось. А вот от ловушек сталкер, опять-таки как и я, оказался не застрахован, на чем в итоге и погорел.
        Процедура приведения пострадавшего в чувство длилась несколько часов подряд. Все это время он безостановочно бредил, твердя раз за разом непонятные термины, числа и фразы. Весь этот словесный сумбур прорывался через импланты - блокираторы памяти, которые Пожарский обнаружил в голове у пациента и которые также были повреждены "Голубым огоньком". Эти специфические импланты и стали главной уликой, по какой "жженые" определили, что за субъекта они подобрали у тамбура.
        Обычному сталкеру незачем перекрывать доступ к своему мозгу столь дорогостоящим "брандмауэром". Что за ним можно спрятать такого уж сверхценного? Но если вы принадлежите к верхушке Ордена или входите в число егерей, приближенных к фюреру Ковчега Хистеру, это в корне меняет дело. Носителю стратегической информации в Зоне без подобной защиты не обойтись. Без нее любой более-менее толковый мнемотехник выудит из вашей головы любые секретные сведения. Но спасенный Семеном сталкер не принадлежал ни к рыцарям, ни к егерям - слишком высокопрофессионально он был в свое время начинен имплантами. Биоинженерам этих сталкерских группировок так ни в жизнь не суметь - не их уровень. Виртуозную работу по вживлению в мозг именно таких устройств способны провернуть лишь спецы из военных институтов. И только небольшая категория топчущих Зону солдат могла заполучить столь мощные блокираторы памяти, а именно оперативники из элитных подразделений разведки.
        Прежде Мерлину не доводилось сталкиваться с этими загадочными типами. И потому он был немало заинтригован неожиданной встречей с одним из них. Заинтригован настолько, что решил посвятить истории о работе в Зоне спецслужб целый цикл сенсационных репортажей. Частично разблокированная память спасенного оперативника позволяла Пожарскому исследовать ее, не опасаясь, что хозяин памяти этому категорически воспротивится. Даже придя в сознание, он все равно не сможет адекватно воспринимать реальность. И потому никто не посмеет обвинить психически больного человека в разглашении военной тайны. Да и Мерлина - тоже. Ведь сколько он уже раскрыл человечеству секретов Пятизонья, изначально не предназначенных для широкой огласки? Сотни. Так что парочкой больше, парочкой меньше - велика ли разница?..
        Семен не был наивным и примерно представлял, какие грязные подробности он нароет в голове своего нового знакомого. Но действительность превзошла все прогнозы. Память оперативника, работавшего на некое безымянное Ведомство, содержала достаточно информации, чтобы Пожарский составил представление об этой организации. А также о сфере ее интересов, куда с некоторых пор входила и Зона.
        Добытые факты, разумеется, нуждались в проверке. Необязательно кропотливой - для их подтверждения вполне сгодились бы и косвенные доказательства. Такие, какие Мерлин мог добыть по многочисленным журналистским каналам, не насторожив при этом объект своего грядущего репортажа.
        Готовить его непосредственно в Зоне Семен не намеревался. Переправив свой главный источник информации инкогнито за Барьер, в один из пяти принадлежащих Мерлину сталкерских госпиталей, он приступил к работе со всей присущей ему творческой самоотдачей. Оперативник понемногу шел на поправку. Но все равно он был еще слишком слаб даже для простого разговора, не понимая, кто он, где находится и что с ним происходит.
        Продолжая исследовать темные глубины его памяти, Пожарский не переставал удивляться, какие истины он извлекает оттуда на свет. Удивлялся и пугался, поскольку с каждым днем все сильнее осознавал: обнародование этих истин сделает его еще знаменитее, но Ведомство ему такого не простит. И сделает все возможное, чтобы разрушить устоявшийся мир между легендарным сталкером и военными. Или того хуже: безо всяких экивоков отправит его к праотцам, ибо подобные методы наказания были там в порядке вещей.
        Нехорошие предчувствия нашего друга подтвердились. Ведомство прознало о его проекте до того, как работа над ним была завершена. Но самые дурные опасения все-таки не оправдались. Автор провокационного репортажа остался жив, отделавшись лишь легким - читай привычным для бывалого сталкера - испугом. А также понес кое-какие материальные убытки. Не слишком значительные, но с учетом потраченного времени, вложенного труда и связанных с ним надежд утрата была невосполнимой.
        Собранные и подкрепленные доказательствами видеоматериалы уже лежали на монтажном столе, когда Семена известили, что его безымянный, но стоящий на особом попечении пациент скоропостижно скончался. Внезапная остановка сердца - таково было заключение присматривающих за ним днем и ночью врачей. Конечно, их это безмерно удивило, поскольку выздоровление больного протекало стабильно и ничто не предвещало столь плачевного исхода. Не удивился ему лишь Мерлин. Более прозрачного намека на то, что Ведомство разнюхало о его тайных делишках, оно подать не могло.
        Оторванный от работы Пожарский еще не разобрался с одной проблемой, как ему поступило новое, не менее шокирующее сообщение. Оказалось, что едва он уехал в госпиталь, в монтажной студии разразился пожар, уничтоживший все оставленные там Семеном видеоматериалы. К счастью, никто не пострадал, но буйство пламени было таковым, что студийное оборудование также полностью сгорело.
        Само собой, у Мерлина сохранились копии всех утраченных записей. Вот только арендовать новую студию он уже не рискнул, потому что совершенно правильно расшифровал и этот намек Ведомства. И понял, что следующий подобный пожар без жертв явно не обойдется.
        Вконец деморализованный Семен забросил работу и заперся у себя в резиденции, с тревогой ожидая, каким будет третий намек взявшей его в оборот серьезной и официально не существующей конторы. Однако она вполне обошлась и двумя напоминаниями. А в качестве проверки, дошли эти напоминания до адресата или нет, отрядила к Пожарскому с визитом своего представителя.
        Сей неприметный, щуплый человечек больше походил на пожилого офисного клерка - этакого современного Акакия Акакиевича, - нежели на сотрудника влиятельной спецслужбы. И говорил он под стать тому, как выглядел: размеренно и негромко. Но, несмотря на это, каждое его слово обладало прямо-таки магической силой и отпечатывалось в мозгу Мерлина, будто отчеканенное пудовым молотом.
        "Вы - достойный человек и исключительный профессионал своего дела, многоуважаемый Семен, - молвил посланник Ведомства, скромно примостившись на краешке кресла в служебном кабинете Пожарского. - И мы - люди, которые также являются профессионалами в своем специфическом ремесле, - очень ценим ваш репортерский талант. Хотите верьте, хотите нет, но каждый из нас, включая меня, является вашим давним и преданным поклонником. Ваш вклад в изучение Пятизонья огромен, это неоспоримо. И нас безмерно радует то, что вы все время двигаетесь вперед, не останавливаясь на достигнутом. Не буду скрывать: добытая вами в Зоне информация здорово нам помогла, помогает и, как хотелось бы верить, будет помогать дальше. Можете считать, что все эти годы мы с вами занимались плодотворным взаимовыгодным сотрудничеством. Вы, сами того не подозревая, консультировали нас. А мы, в свою очередь, закрывали глаза на, скажем так, не всегда законные методы ваших творческих изысканий. И такое положение дел нас более чем устраивает. Да и вас, полагаю, тоже, разве нет? Однако иногда, как, например, сейчас, вы слегка увлекаетесь работой и
переступаете границы дозволенного. В связи с чем у нас не остается иного выхода, как одернуть вас и напомнить о недопустимости подобного впредь. Мне крайне неловко, что мы причинили вам ряд неудобств и непредвиденных хлопот, но, надеюсь, это не слишком расстроило ваши планы на будущее. Также надеюсь, что выведанная вами у нашего сотрудника конфиденциальная информация не попадет в третьи руки и останется нашим общим маленьким секретом. Итак, могу ли я считать, что мы с вами пришли к единому мнению по данному деликатному вопросу?"
        - ...Разумеется, мы с Ведомством пришли к единому мнению, поскольку иначе и быть не могло, - с кислой ухмылкой подытожил Мерлин. - И вот теперь я храню у себя в голове столько сенсационных тайн и горько сожалею о том, что у меня нет права сотворить на их основе, возможно, лучший репортаж в своей жизни... Досадно, но, увы, ничего не попишешь.
        - Однако с нами ты своими секретами все же поделился, - заметила Динара.
        - Не поделился бы, кабы Ведомство вдруг на вас не насело, - сказал Пожарский. - Вы мои друзья. И поэтому должны знать, с кем имеете дело, даже если ради этого мне придется нарушить кое-какие договоренности. Кто, в конце концов, для меня дороже: вы или кучка Ведомственных головорезов?
        - Отдел "Гермес", - вернул я Семена к оставленной им теме разговора. - Что это за ублюдочная компания, если даже разжигатели войн по сравнению с ней почти ангелы?
        - Все верно, - подтвердил Мерлин. - Так и есть. Разжигатели, как я о них фигурально выразился, стравливают пар из кипящих вокруг наших границ котлов. "Гермесы" играют куда циничнее, но в то же время изящнее и тоньше. Они заставляют энергию этого пара работать на нас, а не улетучиваться вхолостую. Иными словами, ловят рыбку в мутной воде, извлекая из учиненного их же собратьями хаоса сугубо материальную выгоду. За счет чего даже такая прожорливая в финансовом плане машина, как военная разведка, порой не только окупает вложенные в нее бюджетные средства, но еще и делает на них неплохой навар. Не всегда, разумеется, а лишь тогда, когда этому благоприятствуют обстоятельства. А также смотря какой специалист берется руководить таким рисковым мероприятием.
        - Ты сейчас ведешь речь о торговцах оружием? - догадался я.
        - Не только о них. Оружие - лишь одна из нескольких статей дохода "Гермеса". Гораздо более крупные барыши он наваривает на изъятии финансов у террористических организаций. Для чего и готовит специальных оперативников-комбинаторов, владеющих, как говаривали классики, множеством сравнительно честных способов отъема денег. Применительно к реалиям войны, разумеется. Поэтому и подготовка у таких оперативников соответствующая. Поначалу Ведомство даже не предполагало, что в Зоне для отдела "Гермес" отыщется работа. Однако когда выяснилось, какие авторитетные спонсоры финансируют из-за Барьера здешние группировки и какими суммами они при этом ворочают, тут-то у Ведомства слюнки и потекли. Ну а на что оно глаз положило, от того, считай, "Гермес" рано или поздно долю отхватит. А не отхватит, так надкусит, но в любом случае просто так не отцепится.
        - Очень интересно, - пробормотал я. - Вот только все равно непонятно, при чем здесь я?
        - У прошлого здешнего комбинатора, который погиб при Технореволюции, был план привлечь тебя к сотрудничеству в качестве внештатного агента; это я, к слову, прочел в голове того покойного бедолаги. Новый комбинатор, похоже, тоже взял эту идею на вооружение. С точки зрения "Гермеса", мысль весьма разумная. Да и на твоем месте я бы не стал с ходу отметать такое предложение. Во-первых, работая на Ведомство, ты со своими способностями принес бы ему больше выгоды, нежели оно выручило бы от продажи твоих алмазов. Гораздо больше. Им сейчас позарез нужны эксперты по Пятизонью, а эксперты моего и твоего уровня и подавно. Во-вторых, перейдя под "крышу" этой конторы, ты был бы полностью амнистирован. Более того, получил бы карт-бланш Ведомственного сотрудника, и тогда никакие чистильщики не стали бы тебе страшны. Ты перестал бы хорониться по темным норам и сырым подвалам. Тебя снабдили бы официальным пропуском на военные и научные базы, где ты зализывал бы свои раны в безопасности, тепле и комфорте. И в-третьих, твоей семье выдали бы новые документы, после чего она вернулась бы в Россию. А ведь это тоже
немало для тебя значит, верно? Жена и дочь виделись бы с тобой в карантинной зоне Барьеров, куда, полагаю, ты мог бы выходить под охраной в краткосрочные отпуска... Только не подумай, что я агитирую тебя встать под знамена Ведомства - вовсе нет! Я всего лишь предполагаю, на какие уступки оно может пойти, чтобы тебя завербовать. И выполнить эти условия для комбинатора не составит труда, можешь быть уверен. Сегодня твои таланты и знания о Пятизонье для военной разведки многократно ценнее, чем все твои алмазы, вместе взятые. А о могуществе "Гермеса" суди сам. Твои друзья пробыли на Обочине всего ничего, но нынешнему комбинатору этого вполне хватило, чтобы напасть на ваш след. Ловкий тип, что ни говори. С такими пронырами всегда выгоднее дружить, нежели враждовать.
        - Звучит заманчиво, - мечтательно вздохнул я. - Еще месяц назад такие привилегии мне и в радужных снах не снились. Вот только мою главную проблему - превращение обратно в полноценного человека - Ведомство вряд ли решит. Да и зачем ему это? Без своей аномальной начинки я для "Гермеса" бесполезен. А на одних моих познаниях о Зоне сотрудничества не построишь. Здесь подобных мне "знатоков" выше крыши.
        - Что ж, поживем - увидим, - пожал плечами Мерлин. - Найдем мы на "Альтитуде" разгадку твоего феномена или нет, это еще бабушка надвое сказала. Так что на твоем месте я бы присмотрел для себя в тылу надежную позицию. Такую, на которую в случае чего ты мог бы отступить и там закрепиться...
        Глава 4
        До берега Химкинского водохранилища мы добирались почти двое суток, и я мог бы посвятить этому этапу наших похождений добрую половину моего рассказа. Вот только оно вам надо, мои многоуважаемые слушатели? Стоило ли Геродоту живописать долгий путь царя Леонида от Спарты до Фермопил, прежде чем приступать к повествованию о легендарной битве? Нет, конечно. Кому захочется читать о скучном и монотонном солдатском марше, если всем известно: самое интересное в этой истории начнется тогда, когда спартанцы достигнут места назначения? Поэтому и я не стану рассусоливать. Тем более что переломных событий за это время с нами не произошло.
        Прошагать за сорок восемь часов шестнадцать километров - нормальная скорость для здешних осторожных пешеходов. Путь наш нельзя было назвать прямым - да таких путей в Зоне и нет, - но все это время мы старались держаться вдоль западной стороны Октябрьской железной дороги. Заплутать с такими проводниками, как Динара и Мерлин, было бы сложно. И все же всецело доверять их знанию местности сегодня тоже не следовало. Слишком долго и тот и другая не посещали Москву, где с прошлого года многое успело перемениться.
        Пересекли Складочную улицу, которая и поныне соответствовала своему названию. С одной лишь оговоркой: теперь, взирая на нее, мы видели не ряды складов, в честь коих она была когда-то названа, а сплошные складки. Они испещряли не только саму улицу, но и весь район, где она пролегала. Создавалось впечатление, что его перепахала исполинская борона, оставившая после себя борозды тридцатиметровой глубины и вывороченные с фундаментами руины зданий. На дне впадин скопились талые воды, а глина на их склонах раскисла в кашу. Чтобы преодолеть эту "пахоту", нам пришлось битых два часа сигать по скользким обломкам, того и гляди рискуя плюхнуться в грязь. Неудобнее всего приходилось, естественно, Мерлину с его протезами, но он принципиально отказался от товарищеской помощи.
        Выбравшись на относительно ровное пространство, мы наткнулись на мигрирующую стаю крупных биомехов-носорогов. Отпугнуть такое их количество было не под силу даже Мерлину. Поэтому пришлось затаиться и пережидать, пока опасность минует. Поваленная гранитная глыба, за которой мы отлеживались, в прошлом являла собой памятный знак с начертанной на нем надписью. Весьма забавной в реалиях Зоны. Надпись гласила, что почти полтора века назад на этом самом месте проходило испытание первого советского электроплуга. Знаменательное событие, что ни говори. И вряд ли присутствовавший на том испытании вождь мирового пролетариата Ленин мог себе представить, что настанут времена, когда поумневшие потомки того самого электроплуга однажды восстанут против своих создателей и изгонят их из столицы.
        В отличие от этого мелкого и мало кому известного памятника о другом таком "монументе", торчащем в полутора километрах западнее отсюда, знал практически весь мир. Останкинская телебашня! И пусть с обломанной верхушкой она мало чем отличалась от трубы какой-нибудь ТЭЦ, опознать ее по знакомым очертаниям было еще можно. Опознать и лишний раз сокрушенно подумать о том, что ничто не вечно под луной, а под Барьерами Пятизонья и подавно.
        На Тимирязевской, возле кольца монорельсовой дороги, шло сражение. Судя по скоплению в том районе бронетехники, это чистильщики пытались выбить с укрепленных позиций не то крупную банду, не то отряд егерей Ковчега. Засев в развалинах многоэтажного комплекса, те яростно отстреливались, даже не пытаясь вырваться из окружения, хотя военные еще не подтянули сюда ни подкрепление, ни вертолеты. Что удерживало обороняющихся сталкеров в тех руинах, заставляя подставлять свои головы под пули, мы не знали, да и знать не хотели. Обогнув поле боя стороной, наша компания пересекла изрытую техносом Дмитровскую улицу и, дойдя до института биотехнологий, стала подыскивать укромное местечко для ночлега.
        Найти таковое в Московской локации было завсегда проще, чем, например, в Чернобыле или на Керченском острове. Там сталкерам чаще всего приходилось разбивать лагерь под открытым... точнее, закрытым куполом Барьера небом. Здесь же, в некогда многонаселенном городе, даже сегодня, по прошествии многих лет хаоса и разрухи, надо быть законченным лентяем, чтобы не подыскать себе убежище и остаться ночевать без крыши над головой. Что, конечно же, к нам никоим образом не относилось. Еще до того как Зону окутала тьма, мы оккупировали неприметный подвальчик на восточной стороне институтского корпуса, где и расположились в ожидании нового рассвета.
        Второй этап нашего марша на "Альтитуду" в плане рутинности ничем не отличался от вчерашнего. Разве что с погодой повезло меньше. Ночью похолодало, и из сгустившихся к рассвету туч повалил мокрый снег. А вместе с ним ухудшилась видимость и упало наше настроение.
        Завтрак был прерван свистом множества вертолетных винтов, но тревога оказалась ложной. Это всего-навсего звено армейских вертолетов гоняло спозаранку над Москвой какого-то одинокого дракона, и до нас им решительно не было дела. Покинув институт, мы прошли сначала по северной оконечности Тимирязевского парка. Затем - вдоль изрезанного промоинами берега разлившегося Садового пруда. Оставив за спиной кинотеатр "Байкал", преодолели очередной лабиринт руин и к полудню добрались до усадьбы Михалково, что стояла на берегу уже другого пруда - Головинского. От усадьбы той ныне камня на камне не уцелело. А от парка, что некогда ее окружал, осталось лишь голое поле да вывороченные из земли уродливые древесные корни. Сами деревья были давным-давно укатаны в берег колесами и гусеницами биомехов, непонятно зачем решивших соорудить здесь гать.
        Летом Головинский пруд представлял собой неглубокую мутную лужу, каких полным-полно в любой локации Зоны. Но в это время года он разливался до своих прежних размеров и сбрасывал шумные потоки талых вод через полуразрушенный водосброс. Не будь русло также возрождающейся весной речки Лихоборки перекрыто многочисленными завалами, нам пришлось бы изрядно отклониться от маршрута, чтобы обойти пруд с юга. Но стихийно возникшие ниже Головинской плотины бетонные пороги сэкономили нам время. И позволили переправиться через Лихоборку, каким бы бурным ни был ее мартовский темперамент.
        Погода не улучшалась, и мы по-прежнему брели сквозь белую мглу по щиколотку в мокром снегу. Благо серьезных преград и противников нам больше не попадалось. Правда, несколько раз нам пришлось-таки залегать в руинах, когда Мерлин замечал в мельтешащей пелене какое-нибудь подозрительное движение.
        Последняя крупная улица, какую мы сегодня пересекли - Лавочкина, - была тиха и пустынна. Но виднеющиеся на снегу следы колес не то "носорога", не то армейского бронетранспортера свидетельствовали, что царящее в этом районе спокойствие весьма обманчиво.
        Вторую ночевку решили провести в уцелевшей башнеобразной высотке - одной из тех, что стояли на восточной стороне Ленинградского шоссе, близ моста через Химкинское водохранилище. Некогда прямое как свеча, сегодня это здание тоже напоминало свечу, но подтаявшую, а потом вновь застывшую. И застыло оно достаточно крепко. Что было характерно для большинства строений, которые претерпели метаморфозы при Катастрофе, но не рассыпались, а устояли по милости неведомых человеку стихий.
        Заинтересовавшая нас башня начинала сгибаться в нижней трети и потом плавно отклонялась от вертикальной оси в направлении берега. У вершины ее изгиб достигал такого устрашающего угла, что мы могли рассмотреть ее плоскую крышу даже с земли. Тем не менее сканирование Пожарским объекта не выявило в нем аномальной активности. А также сколько-нибудь серьезных разломов и трещин, по вине которых высотка могла бы вскорости рухнуть.
        Можно было, не рискуя почем зря, снова расположиться на ночь в каком-нибудь подвале. Однако мы не пожелали забиваться в нору и ложиться спать, когда главная цель нашего похода обещала предстать перед нами во всей своей красе, едва прекратится снегопад. Взволнованные этим, мы поднялись на тот этаж здания, за которым оно уже начинало искривляться, и, побросав вещи, уселись ужинать. А также в буквальном смысле ждать у маленького Химкинского моря погоды.
        Все, что мы могли разглядеть в заснеженных закатных сумерках, это протянувшийся у нас под окнами участок Ленинградского шоссе и очертания торчащих по ту его сторону построек и покореженных кранов грузового порта. Сам канал, мост и противоположный берег терялись во мгле. И похоже, не намеревались сегодня показываться нам на глаза. В итоге накопленная за день усталость взяла свое, и мы, распределив дозорные вахты, отправились на боковую...
        Как назло, за ночь не распогодилось. Разве что слегка потеплело, отчего падающий снег сразу же таял. Воздух был насыщен влагой, отовсюду доносилось журчание ручьев и звон капели, а со стороны водохранилища слышался треск льда. По всем признакам - естественный, а не порожденный топчущимися у кромки воды биомехами. С рассветом стали более-менее отчетливо видны порт и край моста, но западный берег и искусственное Городище все еще скрывались за стеной снегопада. Что, разумеется, нас категорически не устраивало. Мы проделали долгий и трудоемкий марш, попутно готовясь к скорому столкновению с неизвестным противником. А тут вдруг, как нарочно, погода возьми да заартачься: мол, извиняйте, братцы, но пока я не соизволю над вами смиловаться, сидите и не рыпайтесь...
        Вот мы и сидели. Скрипели в досаде зубами, матерились под нос, посматривали на хмурое небо, не имея никакой возможности ускорить это томительное ожидание. Даже здешние биомехи, и те попрятались от снегопада, упорно не желая показываться нам на глаза, хотя непогода отродясь не причиняла им каких-либо неудобств.
        Первым, как ни странно, иссякло терпение не у Жорика, а у Мерлина. Примерно за час до полудня он в очередной раз протер очки, выглянул в окно, после чего решительно поднялся с пола и произнес:
        - Ладно, хватит прохлаждаться без дела. Что толку просиживать штаны? Пока валит снег, можно попробовать незаметно выйти на берег. А то как знать, что тут будет, когда видимость прояснится.
        Предложение было вполне резонным. И спустя четверть часа мы уже пробирались сквозь белую пелену по направлению к мосту.
        Пересечь по нему водохранилище у нас не вышло бы ни в снегопад, ни в любое другое время, поскольку у моста отсутствовал фрагмент центрального пролета. Небольшой - десятка два метров, - но брешь была достаточная для того, чтобы полностью перерезать шоссе. После чего оно фактически перешло в единоличную собственность военных. Когда у них возникала нужда в переброске войск с берега на берег, их саперы возводили над проломом с помощью грузового вертолета временный настил. И убирали его сразу, как только переправа завершалась. Что давало неоспоримое преимущество чистильщикам и препятствовало маневрированию их врагов, у которых не имелось столь мощной инженерной техники.
        Зимой, когда канал замерзал, перед сталкерами, понятное дело, проблема переправы не стояла. И явись мы в Химки хотя бы неделей раньше, этот этап нашего марша я, скорее всего, также описал бы вам мимоходом, в общих чертах. Однако ранняя московская оттепель, что радовала нас по возвращении из Сибири, подбросила нам сегодня пренеприятный сюрприз. Такой, о каком я волей-неволей вынужден рассказать чуть подробнее.
        Лед на водохранилище еще не сошел, но о том, чтобы шагать по нему аки посуху, не могло идти речи. Растрескавшись на крупные и малые льдины, он стал совершенно непригоден для перехода по нему на противоположный берег. Течение в канале было небольшим, но его хватало для того, чтобы нагромоздить из ледяных глыб заторы. Особенно крупные из них образовались возле опор моста, отчего ниже по течению, с западной его стороны, зияла широкая полынья.
        Далее льдины вновь собирались в торосные гряды. Им предстояло растаять уже только к маю, так как льду было попросту некуда деваться. Поврежденные при Катастрофе Тушинские шлюзы давно бездействовали. Некоторые из них были прорваны, некоторые навечно заклинило, но военные их не взрывали. Вместо этого они взорвали стены каналов и, соорудив дополнительные дамбы, повысили уровень водохранилища по сравнению с тем, какой был до Катастрофы, чтобы оно превратилось в еще более неприступную преграду на пути сталкерских группировок. И облегчало тем самым чистильщикам контроль над северными районами Московской локации.
        Полноценный разлив еще не начался, но вода уже начала прибывать, почти скрыв опоры моста. Нам не было нужды всходить на него, но рядом с ним можно было найти укрытие, и мы спустились к воде, не отдаляясь от идущей на мост насыпи.
        - Как чувствовал, что опоздаем, - проворчал Тиберий Свистунов, удрученно глядя на трескучие, вспученные льдины. - На Обочине болтали, что лед на московских реках еще не вскрылся, но это было несколько дней назад... И как нам теперь обходить это безобразие? Или у вас есть на сей счет какие-либо соображения?
        - Соображение есть, хотя и не самое удачное, - ответил Пожарский, стряхивая снег со своей белобрысой шевелюры. После чего указал на образовавшийся у моста фронт торосов и пояснил: - Эта гряда льдин крепко спрессована течением и тянется поперек всего канала. Теоретически мы могли бы перейти по ней на другой берег. Однако надо поспешить. Занятие это небыстрое, и, если снегопад прекратится прежде, чем мы снова найдем себе укрытие, нас могут заметить из Городища.
        - Слишком рискованно, - помотала головой Динара. - Эта тропа лишь на первый взгляд кажется устойчивой. На самом деле любая их тех льдин даже от небольшой нагрузки может внезапно лопнуть или накрениться. Разве только ты...
        - Разве только я склею эти льдины вместе и не позволю им нас утопить, - перебил ее Семен, растирая ладони друг о дружку, будто массажист перед работой. Мерлину тоже предстояла сейчас работа, и весьма энергоемкая. Вживленные ему в руки многочисленные импланты являлись столь мощными, что "жженому" сталкеру даже не было нужды таскать с собой стрелковое оружие. - Правда, тут имеется одна загвоздка. Чтобы быстро собрать воедино такое количество материи, мне потребуется максимальная концентрация и самоотдача. Придется вдобавок задействовать аккумуляторы биопротезов, что, естественно, отразится на их подвижности. Это означает, что на переправе двоим из вас придется все время меня поддерживать, так как самостоятельно через эти глыбы мне уже не перелезть.
        - Не вопрос - поможем! Было бы сказано! - с воодушевлением откликнулся Дюймовый. На лице его засияла гордость от того, что не какой-то там Тиберий или Геннадий Валерьич, а сам Мерлин вот-вот обопрется о его товарищеское плечо. И даже грядущий опасный переход по зыбкому льду не мог остудить эмоциональный подъем Жорика.
        - Ладно, поможем, - куда сдержаннее подтвердила вторая добровольная опора Пожарского - Свистунов. Впрочем, добровольцем он стал все-таки поневоле. Зеленый Шприц понимал, что никому, кроме него, это дело не поручат. Мне и Динаре предстоит заниматься более ответственной работой - проверять на прочность прокладываемый Семеном путь. Нам с питеркой было легче всех отскочить назад или выбраться из проруби, если вдруг наш метаморф допустит ошибку и не скрепит льдины как надо.
        В общем, никто не опротестовал план Мерлина, пускай мне и Тиберию такая переправа и не пришлась по душе. Даже погодка, и та отдала должное нашей отваге. Едва мы подступили к воде, как снегопад усилился, что было для нас весьма кстати. Мы все еще не видели Химкинское Городище, зато его обитатели также вряд ли видели нас. Со стороны, где оно находилось, были слышны разные подозрительные звуки, но на тревожные они не походили. Любое другое Городище, если приблизиться к нему на такое же расстояние, шумит гораздо громче и страху нагоняет не в пример больше.
        Перед тем как приступить к делу, Мерлин сначала обнял за шеи своих ассистентов и убедился, что те держат его достаточно уверенно. Затем он раскрыл обе ладони и, сосредоточенно прищурившись, направил их на край торосной гряды. В воздухе между метаморфом и его целью тут же возникло полупрозрачное дрожащее марево. Сквозь него все виделось расплывчато, будто в забрызганном дождем окне. Раздалось негромкое потрескивание, но исходило оно не от излучаемого "жженым" потока энергии, а ото льда, на который она была направлена.
        Ну что ж, процесс, как говорится, пошел. Через несколько секунд плавающее у самого берега скопление льдин резко сжалось и, уменьшившись в объеме, слилось в некрупный айсберг с неровной, но пригодной для прохода по нему вершиной. Плавучая глыба заколыхалась на волнах и начала тереться боками о своих мелких соседок. Но нарушить ее равновесие нам уже не удалось бы. Даже встань мы сразу впятером на любой ее край, она бы не накренилась, ибо весу в ней было явно не меньше сотни тонн.
        Объяснить технологию вышеописанного процесса я вам не сумею, и не пытайте. Это явление было уже из разряда неподвластной моему разуму здешней аномальной физики. Знаю лишь, что Мерлин не растапливал льдины, прежде чем вылепить из них импровизированный понтон, а просто перемешал между собой твердые тела так, как перемешивается в ведре наливаемая туда кружками вода. Помните бетон, в который, как в жидкую грязь, провалились на Рижском вокзале оперативники Ведомства? Нечто подобное, только в большем объеме, Семен проделал и сейчас. Но если позавчера он исполнил свой фокус всего однажды, то сегодня Пожарскому предстояло повторить его на бис не менее дюжины раз.
        - Вперед! - скомандовал он дрожащим от напряжения голосом. - Время дорого, так что поспешим!
        Я с опаской покосился на благодетеля. Полгода назад ему точно хватило бы сил осуществить столь грандиозную задумку. А вот хватит ли их теперь, когда он растерял былую форму?.. Впрочем, терзаться сомнениями было некогда, и я, оттолкнувшись от берега, перескочил на айсберг. И едва шипы моих ботинок вонзились в его скользкую поверхность, как следом за мной на льдине очутилась Динара.
        Как и ожидалось, махина под нами даже не дрогнула, продолжая мерно покачиваться на волнах после пережитой метаморфозы. Пожарскому и его помощникам было, правда, не до прыжков. Чтобы присоединиться к нам, им пришлось уже замочить ноги. Семену, сами понимаете, это не причинило неудобств. А вот Свистунова и Дюймового купание в ледяной воде не обрадовало, даром что их ботинки и комбинезоны были непромокаемыми.
        Будь здесь мало льда, Мерлин перевез бы нас через канал на айсберге, как на пароме, отталкиваясь от воды телекинетическими ударами. Это сэкономило бы "жженому" прорву сил, но, увы, он был вынужден придерживаться первоначального плана. Перейдя с ассистентами на другой конец льдины, он опять навел ладони на ближайшие к ней торосы и, сконцентрировавшись, ударил по ним очередным потоком энергии.
        Я опасался, сумеют ли нерасторопные Жорик и Тиберий перевести Пожарского с одного качающегося айсберга на другой. Но наш чудотворец поступил практичнее: прилепил новые льдины к уже готовому "понтону". Однако едва мы перебрались на его свежеиспеченную половину, как старая с треском развалилась на куски и осыпалась в воду.
        Судя по всему, без постоянной подпитки энергией своего творца это искусственное новообразование не могло существовать. И пускай было неразумно разрушать за собой наш единственный путь к отступлению, расходовать силы на его сохранение Мерлин также не собирался. Тем более их все равно не хватило бы на удержание всего ледового моста.
        Дело мало-помалу наладилось, и мы все дальше и дальше удалялись от восточного берега водохранилища. Снегопад не прекращался, и это нас несказанно радовало и обнадеживало. В данный момент мы не приближались к Городищу, а двигались параллельно его южному краю, примерно в полукилометре от него. И если так будет продолжаться еще хотя бы полчаса, то к полудню между нами и "Альтитудой" уже не окажется никаких естественных преград.
        Пожарский начал выдыхаться примерно на середине пути, когда мы достигли обрушенного фрагмента моста. Обливающемуся потом Семену становилось все труднее перебирать ногами. И все больше времени требовалось ему на то, чтобы подготовиться к энергетическому импульсу. Его помощники также заметно подустали. Глядя на них, мы с Динарой ощущали себя натуральными бездельниками, поскольку проверять впередилежащий путь было совсем нетрудно. Несмотря на усталость, Мерлин делал свою работу на совесть и не допустил пока ни одной ошибки.
        Я собрался было поменяться местами с запыхавшимся и начавшим поскальзываться Тиберием, которого самого вскоре пришлось бы поддерживать, дабы он не плюхнулся в воду, но тут ход нашей переправы был нарушен. Сказать, что это случилось внезапно, будет неправильно, ведь в Зоне подобные явления в принципе нельзя считать неожиданными. И все же, когда они обрушиваются на вас в самый неподходящий момент, это всегда чертовски обидно...
        ...Если, конечно, при этом у вас остается время на то, чтобы обидеться.
        У нас его не было ни секунды. Мерлин как раз готовился соорудить очередной "понтон", как по правую руку от нас, вздыбив фонтан, вырвалось из воды и плюхнулось на лед нечто напоминающее гигантскую сколопендру: продолговатую - длиной около пяти метров, - приплюснутую и истыканную с боков десятками мелких, подвижных отростков.
        Плоский и явно не слишком тяжелый гидромех не утонул, а остался лежать на закачавшихся льдинах, повторяя своим гибким телом колебания прокатывающихся под ним волн. Если учесть, что тварь была повернута к нам мордой, то вместо жвал у нее вращалась дисковая, метрового диаметра фреза. А на другом конце свистела, поднимая брызги, мини-турбина. С помощью ее гидромех и перемещался под водой, а также мог при необходимости выпрыгивать на поверхность. Лапки у него были тоненькие, но их количество позволяло ему сохранять устойчивость даже на плавающих ледяных обломках. Скорость его перемещения по суше - или, точнее, по зыбкой поверхности, на какой мы сейчас балансировали, - была впечатляющей. Что он нам и продемонстрировал, когда рванул в нашу сторону, продолжая свистеть турбиной, визжать фрезой и царапать конечностями лед.
        На какого именно гидромеха мы наткнулись, я понятия не имел. Но учитывая близость к нам грузового порта, возможно, в своей прошлой жизни эта тварь была ремонтным ботом, обслуживающим суда в доках. Ее появление и атака произошли настолько быстро, что, когда я и Арабеска открыли по монстру огонь, он находился от нас всего в двадцати шагах. А когда он сократил это расстояние еще вполовину, мы успели убедиться, что картечь и пули не наносят ему урона. Они отскакивали рикошетом от панциря многоножки, чему способствовала ее плоская форма и отсутствие в ее броне каких-либо уязвимых мест.
        Мерлин сумел бы разобраться с новой угрозой за считаные секунды. Но, во-первых, за столь короткий срок он попросту не успел бы переквалифицироваться из метаморфа в мнемотехника. А во-вторых, даже удайся ему это, оставленный без энергетической подпитки айсберг под нами тут же раскололся бы на части. Семен и сам все это прекрасно понимал и не стал суетиться, решив, что мы с Динарой устраним помеху самостоятельно.
        Вот только зря он понадеялся на наши силы. Пули сколопендру не брали, а боевых имплантов ни у меня, ни у питерки не имелось. Длинная очередь, выпущенная стреляющим из автомата одной рукой Жориком, тоже нанесла монстру не больше ущерба, чем самому Дюймовому навредила бы брошенная ему в лицо пригоршня гороха. А раззадоренная сколопендра тем временем спешила к нам, перебирая лапками и выгибаясь, будто волочимая по кочкам, раскатанная танковая гусеница. Ее фреза с визгом срезала торосы, на какие то и дело натыкался гидромех, что избавляло его от петляния из стороны в сторону.
        Вот ведь паскудство! И надо же было такому приключиться прямо посреди переправы, ни раньше, ни позже! Проблема, на суше показавшаяся бы нам пустяковой, здесь, на шатких льдинах, превратилась в весьма нетривиальную головоломку. Которая, впрочем, грозила обернуться для нас не сломанными, а отрезанными головами и утоплением в ледяной воде.
        За те мгновения, что сколопендра сокращала оставшееся до нас расстояние, мне на ум пришла лишь одна-единственная мысль. Никто, кроме меня, не обладал здесь достаточной сноровкой для того, чтобы бегать по льдинам; в смысле, по обычным льдинам, не по тем, что склеивал Мерлин. А, значит, кому еще, как не вашему покорному слуге, воевать с этим гидромехом? Все, что мне необходимо, это отвлечь его на себя. А затем увести подальше от товарищей, дабы он не помешал им добраться до противоположного берега.
        - Не стрелять! - прокричал я, прежде чем дерзнул на подобное безумство. Арабеска и Черный Джордж сразу же прекратили огонь, видимо, недоумевая, почему я отдал им столь несвоевременный приказ. Но объяснять им мой план было некогда. Едва их пули перестали лупить по броне многоножки, как я без колебаний бросился ей навстречу. Прямиком на вращающийся фрезерный диск - единственное оружие нашего нынешнего противника...
        ...Так, наверное, показалось не посвященным в мою стратегию товарищам. Но я, естественно, и не помышлял о героическом самопожертвовании. Оттолкнувшись от края айсберга, я перелетел через нацеленную мне в грудь фрезу и приземлился аккурат на плоскую спину сколопендры. После чего лихо пробежал по ней, словно по дорожке бегового тренажера, и снова прыгнул. Только уже на менее устойчивую опору - одну из множества окружающих нашу переправу льдин. А перед тем как соскочить с гидромеха, пальнул из дробовика ему по лапам. И вроде бы даже отстрелил две или три из них - сосчитать я уже не успел.
        Ерундовый результат, учитывая, сколько еще конечностей осталось у многоножки. Да и фиг с ней! Я хотел всего-навсего обратить на себя ее внимание, и мне это удалось. Интеллект низших механоидов примитивен. "Укушенная" мной тварь вмиг позабыла о не угрожающих ей пока людях и, развернувшись, пустилась вдогонку за мной. Врагом, представлявшим для нее первостепенную угрозу.
        Беготней по льдинам в сезон ледохода мне доселе заниматься не доводилось. Ни в Зоне, ни за ее пределами. Все как-то не выпадало случая, знаете ли. Занятие это оказалось на поверку нелегким даже для такого шустрика, как я, Алмазный Мангуст. И без игры в салки со сколопендрой оно согнало бы с меня семь потов, а на пару с ней я, пожалуй, сжег не меньше калорий, чем наш метаморф. Вот только поддерживать меня при этом было некому. Разве что товарищи делали это морально, за что им, естественно, следовало сказать спасибо. Но, сами понимаете, крылья от такой поддержки у меня не выросли и сил не прибавилось. Так что бороться с гидромехом мне все равно пришлось в одиночку.
        Безостановочно сигая с тороса на торос, я не мог оглянуться даже на миг. Все мое внимание сосредоточилось на поиске крупных льдин, хотя в такой мешанине и они не всегда отличались устойчивостью. Редко какая из них не начинала тонуть или крениться, когда я наступал на нее. Поэтому и я редко задерживался на одном месте больше, чем на пару секунд. Прыгнул, приземлился, обрел точку опоры, по-быстрому присмотрел место для следующего прыжка, после чего - все заново. И так до тех пор, пока...
        Пока - что? В данную минуту у меня была лишь одна цель: увести гидромеха подальше от нашей компании. И я это сделал. Но как теперь самому отделаться от него? Тварь увязалась за мной, и если не настигала меня, то по крайней мере не отставала. И вряд ли на берегу, к которому я стремился, ситуация изменится. Как и всякая уважающая себя сколопендра, эта также наверняка умеет лазать по стенам. Причем гораздо быстрее меня. Вдобавок я устаю, а она - нет. И кто из нас двоих победит, если наши салочки затянутся, совершенно очевидно.
        Скрежет металла о лед и визг фрезы за моей спиной вдруг сменились громким всплеском, за которым последовала тишина... А вот это плохо! Гидромех-резчик туп, но не окончательно. И сообразил, мерзавец, что плывя под водой, на турбинной тяге, догнать меня намного проще. Тем более что мне, в отличие от него, при всем желании не сменить тактику бегства.
        До берега оставалось еще далеко, но я уже мог его рассмотреть. И это тоже плохо. Улучшающаяся видимость являлась признаком того, что снегопад прекращается. А чем это нам грозило, вы отлично помните.
        Высмотрев среди льдин такую, какая точно не перевернется подо мной и не потонет, я доскакал до нее и остановился, чтобы перевести дух и получше оглядеться. Заодно, клацнув помповым механизмом "Ультимара", перезарядил оружие, так как не успел сделать это, когда стрелял из него в последний раз. Большинство живущих в здешних мутных реках гидромехов слепо, но зато у них превосходный слух. Нырнув, этот преследователь потеряет меня лишь в том случае, если я замру на месте без движения. Но останавливаться надолго мне противопоказано. Не найдя меня, многоножка поплывет к другому источнику шума. Тому, который ее сюда привлек - переправе Мерлина. Это значит, что тогда все мои старания пойдут насмарку, и потому надо кровь из носу и дальше отвлекать врага усердным топаньем.
        Снегопад и впрямь почти закончился. Теперь мне был виден не только западный берег, но и оставленный нами далеко позади восточный. И не только он. Именно в этот момент, стоя на дрейфующей льдине, я наконец-то узрел воочию Химкинское Городище...
        Оно действительно было намного меньше всех известных мне Городищ и смотрелось бы на их фоне так же, как выглядит одномоторный спортивный самолетик рядом с аэробусом. Но, поскольку иных баз техноса поблизости не наблюдалось, местный "муравейник" не показался мне слишком уж мелким. По высоте и занимаемой площади он мог соперничать со зданием МГУ - таким, каким оно было до Катастрофы. Плюс ко всему нетипичный черный цвет вымахавшей над "Альтитудой" стальной аномалии придавал ей более зловещий вид, чем у остальных Городищ, похожих на циклопические свалки ржавого металлолома.
        На что походило Химкинское Городище, сказать трудно. Хитросплетения черных, как антрацит автонов располагались в нем не хаотично, как в обычных "муравейниках", а упорядоченно. В то время как само оно не обладало симметричной формой, но это могло объясняться тем, что оно еще не достроено. Представьте себе сначала скомканную, а потом спрессованную вороненую кольчугу: бесформенный предмет с правильной текстурой. Вот примерно на такую странную груду металла, только очень огромную, я сейчас и таращился.
        Таращился недолго - считаные секунды, - после чего планировал продолжить бегство. Но было уже поздно. Сколопендре хватило моего мимолетного замешательства, чтобы перехватить инициативу в нашем с ней подводно-надводном турнире.
        Последнее, что я успел заметить на Городище, это пробегающие по его поверхности молнии и перемещающиеся в свете их сполохов какие-то бесформенные объекты. А затем льдина, на которой я стоял, вдруг пришла в движение, причем двигалась она не по горизонтали, а вверх! Правда, недолго. Едва я ощутил, что некая сила выталкивает ее из воды, как в шаге от меня взметнулся фонтан ледяного крошева. А вместе с ним изо льда с визгом вырвался бешено крутящийся тонкий диск. Зубцов на нем при такой скорости вращения я рассмотреть не мог, но тем не менее мгновенно опознал фрезу охотящегося за мной гидромеха.
        Вернее, опознал я ее тогда, когда льдина уже раскололась пополам, а сам я падал в холодную воду. До которой, к счастью, все-таки не долетел. Изловчившись, я в последний момент оттолкнулся ногами от кренящейся опоры и нырком бросился вперед, на соседнюю льдину. Она оказалась раза в три меньше той, на какой я только что стоял, но выбор у меня был невелик: или нырять в пучину, или схватиться за соломинку и сначала побарахтаться.
        Перекувырнувшись в полете и не выпуская из рук "Ультимар", я упал на спину и посредством инерции вновь очутился на ногах. После чего не мешкая метнулся на центр спасительного островка, пока тот чуть не перевернулся под моим весом.
        Успел. Льдина качнулась, но снова улеглась на воду. Вот только сохранять былую плавучесть она не пожелала. Расставив ноги, я контролировал ее равновесие. А вот помешать ее погружению не мог при всем желании, поскольку погружался в воду вместе с ней.
        Залив льдину, вода вмиг дошла мне до щиколоток и начала подниматься выше. Скрыть меня с головой она не могла. Закон Архимеда в Зоне никто не отменял, и глубже, чем по колено, мне с таким балластом не утонуть. Однако перескочить на более крупную льдину я тоже не мог. У меня под ногами отсутствовала жесткая опора, да и какой длины ноги надо иметь, чтобы высоко выпрыгнуть из полуметрового слоя воды? Мои для таких выкрутасов точно не годились, пусть я и скакал по суше не в пример большинству сталкеров резвее.
        От невозможности ни подпрыгнуть, ни даже шагнуть, внутри у меня все похолодело. И вода, в которую я погрузился, была здесь ни при чем. За годы жизни в Пятизонье я избежал тысячи аномальных и сталкерских ловушек, но удосужился попасться в обычную природную западню. Такую, какая может подстеречь вас не только в Зоне, но и за ее пределами...
        Поскольку я был прикован к месту, сколопендра могла быстро и легко разрезать меня пополам. Сбросив меня с прежней опоры, она опять ушла под воду и вряд ли собиралась пробыть там долго. Так и случилось. Не успел я толком осознать свое бедственное положение, как все повторилось: моя льдина опять начала всплывать. И опять явно не сама, а с посторонней помощью.
        Мысль о том, что на сей раз фреза угодит мне аккурат в промежность, встряхнула меня не хуже разряда электротока. Тут уж волей-неволей пришлось шарахаться в сторону. Неважно куда - на лед или под лед, - лишь бы только сохранить в целости то святое, на что намеревалась посягнуть безжалостная тварь. Насколько сохранить - другой вопрос. Как повезет. Но пусть лучше мое достоинство отмерзнет в холодной воде, чем будет напрочь оттяпано биомеханическим фрезеровщиком.
        Когда я отшатнулся, льдина уже почти всплыла. И прежде чем она подо мной накренилась, мне удалось сделать не шаг, а два. Не бог весть какое достижение, но этого вполне хватило, чтобы не нырнуть под соседнюю льдину, а упасть на нее животом. Рванувшись затем изо всех сил по скользкой поверхности вперед, я прокатился еще немного и не провалился в разверзшуюся подо мной полынью. Благо моя новая опора оказалась достаточно грузоподъемной, чтобы выдержать мой вес и не сбросить меня обратно в воду.
        Дабы не упустить врага из виду, я сразу же перевернулся с живота на спину. А в следующий миг всего в полуметре от моих пяток вынырнул и сам гидромех. Расшвыривая брызги, визжащая фреза вновь разрезала воздух, а не меня, хотя теперь враг допустил совсем небольшую промашку. Его турбина набрала такие обороты, что, пробив лед, он вылетел из воды аж на три метра. И застыл на короткое время в стойке подобно дрессированному дельфину...
        Если скажу, что я спустил курок, потому что нарочно выгадывал момент для контратаки, это будет бесстыжей ложью. На самом деле все обстояло иначе. Ни о какой стрельбе я не помышлял. А думал лишь о том, как бы поскорее подняться и возобновить бегство, раз уж подо мной неожиданно оказалась твердая опора. Но вода, которой окатила меня вынырнувшая многоножка, нарушила мой план. Нервы мои были на взводе, и для того, чтобы они сорвались, пролившегося мне на голову ледяного душа вполне хватило.
        Ужаленный холодом, я даже не осознал, как нажал на спусковой крючок. И испугался еще больше, когда грянул выстрел. В тот миг мне и в голову не пришло, что это стреляю я, хотя ударившая меня по рукам ружейная отдача являлась прямым тому доказательством.
        Но еще большей неожиданностью стало последствие моей спонтанной выходки.
        Когда мы обстреливали гидромеха втроем, нам не удалось найти у него уязвимые места, поскольку у идущей в лобовую атаку бронированной твари их не было. Но едва она невольно подставила мне брюхо, как одна такая ахиллесова пята у нее отыскалась. Фреза! Попасть в нее из ружья или автомата, когда нацелена на тебя, практически нереально - ее зубчатая грань для этого слишком узка. Но у вынырнувшего и нависшего надо мной монстра фреза была направлена не ко мне, а в небо. И я запросто влепил в нее заряд картечи, даже не целясь.
        Окажись "жвала" сколопендры чуть толще и крепче, и весь мой свинец вернулся бы ко мне рикошетом. Но, видимо, ее оружие было слишком изношенным и не рассчитанным на такую деформацию. Картечь расколола вращающийся диск, что при его бешеных оборотах превратилось уже не в обычную поломку, а в натуральную катастрофу.
        Торчащая из отсека, который у животного мы назвали бы пастью, фреза разлетелась вдребезги. А вместе с ней разлетелась на куски и вся стальная морда механоида. Так, словно внутри у него разорвалась граната. Множество обломков с грохотом и лязгом устремилось вверх, а "надкушенное" тело гидромеха содрогнулось и повалилось... прямо на меня!
        Не желая быть придавленным, я торопливыми перекатами с боку на бок устремился на другой конец льдины. И очень, надо сказать, вовремя. Упади напоминающий танковую гусеницу, тяжелый механоид мне на ноги, он вмиг аннулировал бы результат моей победы, ибо вряд ли я радовался бы ей с переломанными костями.
        Впрочем, и с уцелевшими ногами мне не пришлось праздновать триумф. От мощного удара по краю льдины другой ее край, на котором я искал спасение, взмыл вверх. И выстрелил мной будто катапульта - камнем! Подброшенный в воздух, я перелетел через ухнувшего в воду гидромеха, пронесся над несколькими льдинами и только тогда пошел на посадку.
        И надо ж было так случиться, что именно сейчас удача от меня отвернулась! Чудом избежав доселе погружения в ледяную купель, теперь я окунулся в нее с головой, когда мой полет завершился не на льду, а в так некстати подвернувшейся полынье.
        Водонепроницаемая одежда спасла меня от резкого переохлаждения, но приятного в таком купании все равно было мало. Первое, что я сделал, когда вынырнул, - повесил на шею "Ультимар", дабы его не утопить. И лишь потом начал суматошно грести к краю полыньи, надеясь, что успею выбраться из нее до того, как мои руки-ноги сведет судорогой.
        Полынья была не слишком широкая, и уже через полминуты я барахтался у кромки льда. А вот вылезти на него у меня не получалось, хоть ты тресни! Или, вернее, это лед в моих руках трещал и ломался, не позволяя мне на него опереться. Но я не сдавался и, откалывая кусок за куском, мало-помалу продирался к толстым и не таким хрупким льдинам.
        Где сейчас находятся Мерлин и прочие, я разглядеть не мог. Зато мне был виден мост, вдоль которого пролегала наша переправа. И судя по тому, что он был от меня далеко - примерно на том же расстоянии, что западный берег, - вряд ли товарищи смогут прийти мне на помощь. А если смогут, то не скоро.
        Что ж, значит, буду выкарабкиваться сам. Если, конечно, не повторю судьбу главного героя старого фильма "Титаник", не дожившего до финальных титров по той же причине, по какой я мог не пережить это купание.
        Однако по-настоящему мне стало страшно чуть позже. Тогда, когда льдины, на пути к которым я разломал столько ледовой корки, оказались хоть и крепкими, но как на подбор мелкими. Сколько ни цеплялся я за них руками, пытаясь выскочить из воды, лишь понапрасну растратил уйму сил. В итоге их осталось у меня ровно столько, чтобы держаться на плаву да еле-еле шевелить конечностями, дабы те вконец не окоченели. Но с каждой минутой и эта энергия во мне таяла, поскольку сохранить ее в таком холоде было попросту нереально.
        Где-то за этими предательскими льдинами плавали другие, крупные и устойчивые. Но чтобы добраться до них, мне следовало растолкать разделяющие нас обломки. А это занятие было потруднее, чем разбивание ледяной коросты. Как же быть? Может, попробовать под них поднырнуть? Но где гарантия, что нырнув под лед, я потом отыщу просвет между льдинами, подходящий для того, чтобы вынырнуть? Ведь если я его не найду, мне придется опять-таки раздвигать их руками. На что у меня и сейчас-то нет сил, а без воздуха, из-под воды я с этим подавно не справлюсь. Да и как вообще проделать руками щель во льдах, которые скучены так плотно, что кое-где даже выпирают торосами?
        Как ни хотелось мне, сохранив достоинство, выпутаться из этой передряги самостоятельно, похоже, ничего у меня не выйдет. Придется звать Мерлина. Пусть поспешит мне на подмогу сразу, как только доведет нашу компанию до берега. Вот только останутся ли у него самого к тому моменту силы? Последний раз, когда я видел Семена, то уже сомневался, удастся ли ему завершить начатое. Дай бог, чтобы товарищи сами не утонули, если вдруг Пожарский выдохнется раньше, чем они окажутся на суше...
        Да уж, вляпался так вляпался! В буквальном смысле по самые уши. Но так или иначе, а орать все равно придется. Хотя бы ради того, чтобы соратники знали, какой смертью я погиб, и могли поставить в моей истории жирную точку.
        Кричать, когда вы продрогли до костей и едва дышите, тоже занятие не из легких, а тем паче приятных. Для этого надо сначала набрать полную грудь воздуха. А как это сделать, если она, скованная тисками холода, не способна на полноценный вдох?
        Я прокашлялся, прочищая горло, после чего кое-как втянул через рот холодный воздух и не столько прокричал, сколько просипел:
        - Э-э-э-эй!
        М-да, не впечатляет. До берега так явно не докричишься. Опять же сил на это ушло порядком - будто я испустил не короткий вопль, а как минимум битый час пытался переорать бурю.
        - Э-э-э-эй!.. Кхе-кхе!
        Пропади все пропадом! Осталось только поперхнуться, захлебнуться и пойти на дно тогда, когда я еще могу барахтаться, пусть и вяло! Нет, рановато я разорался. Мерлин еще вовсю лепит свои айсберги, и за треском льда товарищи меня попросту не услышат. Да и сойдя на берег - тоже. Потому что к тому времени я буду не способен даже на такие слабые крики.
        Ну вот, кажется, пришла пора впадать в отчаяние. И вместо того чтобы разбазаривать последние минуты жизни на смешные потуги спастись, не лучше ли напоследок подумать о чем-нибудь хорошем? Например, о моей оставшейся на Мадейре семье, которая теперь точно больше никогда меня не увидит.
        Хорошая мысль. Именно так и поступлю. Даже такое бескомпромиссное занятие, как борьба за жизнь, имеет свои грани разумного. И я эту грань только что переступил... или, если угодно, переплыл.
        Но едва я воскресил в памяти лица моей жены Лизы и дочери Ани - что, в отличие от бестолкового барахтания, не отняло у меня ни грамма усилий - как вдруг неподалеку просвистел и бултыхнулся в воду какой-то некрупный предмет. Я видел его краем глаза и мельком, но тем не менее смекнул: он - не отколовшийся от тороса обломок льда.
        Но если это не лед, тогда что же?
        Свалившаяся в мою полынью штуковина, однако, не канула в ней бесследно. Как выяснилось, она была привязана к тонкому стальному тросу. Вот так сюрприз! Увидев это, я вмиг изгнал из головы пораженческие мысли и, цепляясь за кромку льда, подплыл к тому месту, где трос уходил под воду. После чего начал суетливо выбирать его, наматывая на руку, а второй рукой продолжал удерживать себя на плаву.
        На конце троса обнаружился небольшой якорь-кошка, при виде коего я обрадовался еще сильнее. Кто бы ни швырнул мне его с берега - или, скорее всего, выстрелил им из метательного устройства, - я не вправе отвергать помощь этого доброго самаритянина. Любопытно, останется ли он добрым, когда выяснит, что за "золотая рыбка" попалась ему на крючок в водах Химкинского пруда? В Пятизонье порой встречаются благородные сталкеры, способные прийти на помощь собрату-человеку независимо от того, к какой группировке тот принадлежит. Но и у них вряд ли хватит благородства отпустить потом восвояси Алмазного Мангуста, не попытавшись сначала взыскать с него гонорар за спасение. Что ни говори, а даже в богатой на чудеса Зоне алмазы на дороге не валяются. А тем более семь алмазов по пятьсот карат каждый, на какие любой охотник за моей головой мечтает однажды наложить руку.
        Ладно, поглядим, какая судьба уготована мне на берегу. Пока что ясно одно: в воде она вообще не сулит мне никаких перспектив на будущее.
        Зацепив кошку за один из пристегнутых к моему разгрузочному жилету альпинистских карабинов, я несколько раз дернул за трос - дал понять, что готов к эвакуации. Но прежде чем он поволок меня за собой, я сначала освободил от него руку, на которую я его до этого намотал. Сделал это, чтобы не вывернуть себе плечо, поскольку, буксируя меня к заветной суше, мой спаситель не особо церемонился.
        Способ моего выуживания из полыньи был жесткий и потому болезненный, но за неимением другого жаловаться не приходилось. Тянули меня, судя по силе, не руками, а лебедкой, отчего поначалу я расталкивал грудью мелкие льдины, словно ледокол. А потом, когда дело дошло до массивных и скученных плавучих глыб, я был вытащен на них. И продолжил путь к берегу, кряхтя и матерясь всякий раз, как перескакивал с одной льдины на другую.
        Можно было бы прекратить свои мучения, отцепившись от троса и возобновив прыжки по торосам. Но я предпочел терпеть боль, зато двигаться, почти не прилагая к этому усилий, поскольку слишком продрог и ослабел, чтобы протестовать против такого унизительного волочения.
        Мысли мои после всего пережитого были вязкими, словно покрывающая льдины слякоть. Поэтому я долго не мог взять в толк, что еще, помимо ударов о лед, не дает мне покоя. И лишь когда до берега оставалось всего ничего, а я уже мог, приглядевшись, заметить торчащую на берегу фигуру моего спасителя, до меня вдруг дошло, чем вызваны мои подозрения.
        Якорь, который удерживал меня на тросе!
        Не далее как позавчера утром, при помощи таких якорей, напавшие на нас охотники взбирались на стены Рижского вокзала. Кошка, что сегодня вытащила меня из ледяной купели, была как две капли воды похожа на кошки из арсенала оперативников Ведомства. Я знал это абсолютно точно, поскольку, как вы помните, мне довелось тогда воспользоваться их фалом.
        Случайное совпадение? Не исключено, ведь подобные верхолазные причиндалы не являются уникальными и могут иметься не только в армейских спецподразделениях. Но не тем я был человеком, чтобы верить в случайности. Особенно после того, как на мой след вышла такая крутая контора, как Ведомство...
        Глава 5
        Ведомственный оперативник-комбинатор походил на другого известного мне комбинатора - Остапа Бендера - не более, чем я походил на настоящего мангуста.
        Облаченный в такой же, как были у его позавчерашних головорезов, легкий комбинезон, этот странный тип, однако, во всем остальном разительно от них отличался. Забегая чуть вперед, скажу - я предполагал, что нам опять придется разговаривать со скрытным, суровым субъектом, из которого лишнее слово клещами не вытянуть. Но на поверку комбинатор оказался весьма компанейским парнем и источал дружелюбие, назвать которое показным было даже как-то неудобно. Само собой, мы осознавали, что имеем дело со втирающимся к нам в доверие первоклассным артистом и лицемером. И тем не менее общаться с ним было не в пример приятнее, чем с любым другим чистильщиком. Кроме, пожалуй, нашего с Мерлином "жженого" приятеля из Чернобыля, пропойцы-капитана Матвея Коваленко.
        Внешность у комбинатора была вполне заурядная и в отличие от его подчиненных совсем не боевая. Он чем-то походил на худосочного доктора Свистунова, разве что тот был выше ростом. Командира Ведомственной разведгруппы тоже можно было бы легко принять за сбившегося с маршрута аспиранта, которых полно в здешних научных лагерях. И если бы, вытащив меня из полыньи, он представился мне именно так, честное слово, я бы ему поверил. Потому что, глядя на узкие плечи, тощие кривые ноги, оформившееся брюшко, залысины и прыщавое лицо этого типа, сложно было догадаться, что перед вами - злобный разжигатель войн из разведывательного отдела "Гермес".
        - Я тебя умоляю: давай обойдемся без бряцания оружием! - отмахнулся он, когда я, очутившись на берегу, тут же взял его на прицел дробовика. Сказав это, комбинатор как ни в чем не бывало повернулся ко мне спиной и взялся сматывать трос на автоматической мини-лебедке, которую мой спаситель закрепил между камней. Его автомат лежал неподалеку, но он к нему даже не притронулся.
        - Кто ты такой? - спросил я, вставая на ноги, но не торопясь убирать оружие.
        - Ты знаешь, - не оборачиваясь ответил "аспирант". - Позавчера, на вокзале, твой друг Мерлин предложил мне встретиться с вами лично. Конечно, если сначала я сумею вас отыскать. Что ж, честная сделка... Я принял условия вашей игры и, как видишь, выиграл. И теперь рассчитываю, что вы выполните свою часть нашей заочной договоренности и позволите мне обсудить с вами кое-какие вопросы. Они важны для меня, но, уверен, будут небезынтересны и для вас.
        - Так, значит, ты и есть тот самый "Гермес"? - заключил я, озираясь в поисках держащих меня на мушке головорезов. Которых, естественно, нигде не обнаружил. Но в том, что они наверняка прячутся поблизости, я не сомневался.
        - Называй меня лучше как-нибудь по-сталкерски, - попросил комбинатор. Видимо, он не желал, чтобы мы произносили не предназначенные для упоминания всуе имена и термины. - Как думаешь, какое прозвище мне бы дали в Зоне, будь я одним из здешних бродяг?
        Казалось бы, незамысловатый вопрос. Но, учитывая ситуацию, в какой он был задан, я растерялся. Вдобавок после купания меня колотил озноб, который также не стимулировал мое воображение. Надо же, нашел, о чем спросить выловленного из полыньи человека! Нецензурных кличек я бы тебе сейчас уйму навыдумывал, а вот приличная на ум ни одна не идет.
        - Ну же, не стесняйся, - поторопил меня с ответом комбинатор. - Что в голову взбредет, то и говори. На прямоту, без прикрас. Готов поспорить, Мерлин тебе многое о нас рассказал. Хорошее - вряд ли, но плохое - наверняка. И раз так, значит, ты в курсе, что мы обижаемся лишь на тех, кто наносит нам материальный, но не моральный урон.
        - Делать мне нечего, кроме как прозвище для тебя изобретать! - огрызнулся я, но, поскрипев извилинами, уважил-таки просьбу своего спасителя: Ладно, черт с тобой. Вообще-то, я не сталкер, но обозвать тебя по их меркам не так уж сложно. Парень ты плюгавый, ни рыба ни мясо, зато умеешь хорошо прятаться. Наверняка ты уже раскинул здесь целую сеть информаторов, словно гриб - грибницу. И споры свои зловредные наверняка успел насеять везде, где только можно. Еще тебя сложно отнести к какому-либо сталкерскому "царству". Ты - не чистильщик, но от группировок Зоны далек еще больше. В мире здешней природы ты и впрямь являешься чем-то вроде гриба. Вопрос только, какой ты гриб: съедобный или ядовитый?
        - Для кого как, - заметил комбинатор. - Но для вас - скорее полезный, нежели вредный.
        - Очень хотелось бы в это верить. - Я передернул плечами. Но не от страха перед своим спасителем, а всего лишь от банального холода. - Ладно, значит, Поганкой или Мухомором называть тебя не стану. Опенком и Сморчком - тоже. Как-то несолидно, да и прячешься ты в отличие от них гораздо лучше. Если надо, небось и в землю зароешься. Прямо как... трюфель! Точно! Вот кто ты такой: Трюфель! Так что извини, Трюфель, если я вдруг не оправдал твоих ожиданий. Но ты сам напросился, поэтому терпи.
        - Превосходно! И впрямь, почему бы и нет? - разулыбался ходячий "гриб", подбирая лебедку и автомат, который тут же поместил за спину в магнитный зажим для переноски оружия. - Мне нравится ход твоей мысли, Мангуст. Ты дал мне логичный и в то же время отвлеченный конспиративный псевдоним. Прямо по науке. Незнакомый со мной человек вряд ли сможет определить по нему характер моей деятельности. К тому же мое новое прозвище забавно звучит. Не возражаешь, если я оставлю его себе?.. Да, похоже, я в тебе не ошибся. Всегда рад иметь дело с осторожным и рассудительным человеком. Который, ко всему прочему, не лишен чувства юмора, что также весьма примечательно. После всего, что тебе довелось пережить, ты не разучился шутить. Я приятно удивлен, поскольку прежде не сомневался, что ты угрюмая, разобиженная на весь мир личность, страдающая манией преследования и кучей других неврозов.
        - Так это что, была проверка или типа того? - нахмурился я, ощущая себя натуральным Жориком Дюймовым, до которого наконец-то дошло, что его разыграли.
        - Все верно, - подтвердил Трюфель. - По тому, как ты навскидку охарактеризовал меня, я сумел охарактеризовать тебя. Протестировал скорость твоего мышления. Узнал кое-что о твоем темпераменте и эмоциональном состоянии. А также сделал выводы касательно твоей выдержки, злопамятства и еще целого ряда полезных качеств. Неплохое начало для сотрудничества... Ну так что, пожмем друг другу руки и идем потолкуем о деле? Здесь неподалеку у меня есть убежище, где ты мог бы отогреться, просушить одежку, перекусить и выслушать мое взаимовыгодное предложение.
        Какой скользкий тип! Ведет себя так, будто мы с ним старые знакомцы и заранее условились о месте встречи. И ни слова об инциденте на Рижском вокзале! Вместо извинений и оправданий, которым я один хрен не поверил бы - обезоруживающая искренность и дружелюбие... К которым, впрочем, я также отношусь настороженно. И если вдруг опять что-то пойдет не так, вмиг сверну этому заморышу шею.
        - Прости, но руку я тебе пока пожимать не стану, - отказался я. - Хотя насчет отогреться и просушиться не возражаю. Но только вместе с Мерлином и остальными. А то знаю я вашего брата: чуть что не так - сразу кинжал промеж лопаток!.. Как, кстати, ты на нас вышел? Не то чтобы мы усиленно прятались, и все же отследить в Пятизонье Пожарского надо еще суметь.
        - Это верно, - согласился комбинатор. - Мерлин всегда заметает следы на совесть. И если бы я бросился за вами в погоню, вы с высокой вероятностью от меня улизнули бы. К счастью, гнаться за вами с пеной у рта было совершенно необязательно. Тут все на порядок проще: я знал конечную цель вашего маршрута и имел в запасе уйму времени, чтобы подготовиться к нашей встрече.
        - Знал конечную цель? - переспросил я. Удивляться подобной осведомленности Ведомства было, конечно, глупо. И все равно ответ Трюфеля меня немало удивил. Как он вычислил наши планы, о которых мы совершенно точно не болтали лишнего? Нигде и никогда. Разве только их выдал "жженый" посредник, через которого Динара связывалась на Обочине с Семеном. Но закрытый клуб "жженых" сталкеров, куда на правах почетного члена входил Мерлин, это вам не политическая партия и не подполье, в чьи ряды может затесаться изменник. Большинство членов этого клуба, включая его председателя Механика, - высококлассные мнемотехники-телепаты, читающие мысли друг друга как раскрытую книгу. И если бы кто-то из них заделался информатором Ведомства, его моментально бы раскусили.
        - Не ломай голову, Мангуст, ища того, кто вас предал, - порекомендовал комбинатор. - Все намного проще, чем ты думаешь. Вы идете по следу Талермана, а я - по следу тех, кто спонсирует его амбициозный проект. И когда месяц назад в Новосибирске наши с вами поиски неожиданно пересеклись - пусть вы об этом и не подозревали, - просчитать ваши дальнейшие ходы было уже просто. Мои люди заметили вас на Обочине, мои люди отследили ваше прибытие в Москву... К тому же я имею доступ к отчетам "Светоча" о том, что стряслось с его Новосибирской экспедицией, о вашем побеге и о разгроме посланного за вами в погоню отряда. За последние недели я собрал уйму познавательной информации. Правда, в "Светоче" до сих пор гадают, кто стоит за гибелью его людей, а я знаю это совершенно точно.
        - И кто же оплачивает Талерману его безумные эксперименты? - не удержался от вопроса я.
        - Давай поговорим об этом позже, хорошо? А сейчас идем уведем с берега твоих товарищей, пока они не решили, что ты утонул, и не начали тебя искать. Это только кажется, что здесь, вблизи Городища, так спокойно. В действительности стоит только привлечь к себе внимание стерегущих его ботов, тут такое начнется...
        Я предполагал, что при виде Трюфеля меньше всего удивится знаток Ведомственных тайн и иерархии, а также инициатор этой встречи - Пожарский. Но едва он воочию узрел перед собой живого комбинатора, как глаза Семена тут же полезли на лоб. Он даже был вынужден придержать свои очки, дабы те не слетели у него с носа, и привстал с камня, на котором сидел, переводя дыхание после переправы. Жорик, Динара и Тиберий тоже были удивлены и справедливо возмущены позавчерашней некрасивой историей. Но их реакция была для меня предсказуемой и потому малоинтересной.
        То ли дело Мерлин! Он не просто таращился на нашего нового знакомого, а исследовал его посредством всех своих сканирующих имплантов. Вполне обычная картина, когда вы сталкиваетесь со "жженым" сталкером. И потому обижаться на него за чересчур пристальный к вам интерес не нужно.
        Трюфель и не обиделся. Напротив, стоял и, молча ухмыляясь, дожидался, когда Семен прекратит изучение его неординарной личности. Сам исследуемый объект выглядел при этом совершенно спокойно. Хотя любой другой бродяга или чистильщик на его месте, встретив в Пятизонье Мерлина, смотрели бы на него точно так же, как Мерлин смотрел сейчас на мало кому известного в наших краях человека из столь же малоизвестного Ведомства.
        - Немыслимо! - резюмировал наконец Пожарский, усаживаясь обратно на камень. - Я, конечно, подозревал, что ты будешь имплантирован всякой всячиной по самое не балуй. Но кто бы мог подумать, что комбинатор и вовсе окажется не человеком, а натуральным ходячим имплантом, стоимостью в несколько алмазов нашего Мангуста! Прежде я считал, что редупликанты существуют пока лишь в теории. Максимум, в виде несовершенных лабораторных прототипов.
        - Ты сильно преувеличиваешь. И к тому же отстал от жизни, - возразил Трюфель. - Редупликант - полноценный человек, поскольку не имеет в теле ни вспомогательных имплантов, ни искусственных органов. Мои способности быстрой наномодификации клеток собственного организма, их управляемой и обратимой редупликации, а также форсирования скорости моих биохимических реакций не делает из меня киборга. Но в одном ты прав: операция по превращению в редупликанта действительно стоит огромных денег и не всегда заканчивается успешно.
        - И как же она закончилась в твоем случае? - спросил Семен.
        - Пятьдесят на пятьдесят, - признался комбинатор. - Я действительно умею делать все то, о чем только что вам говорил. Но вынужден мириться с неприятными побочными явлениями, которые при этом возникают.
        - О чем это вы толкуете? - оживился доктор Зеленый Шприц. Он заслышал милые его сердцу научные термины, но явно с трудом понимал предмет разговора.
        - Этот опасный господин со смешным именем Трюфель - самый настоящий редупликант, - пояснил Пожарский. - И он представляет собой, по сути, одну из вершин современного научного прогресса. Человек, чье тело подверглось сложнейшему усовершенствованию на атомарном уровне. Однако живи он в старину, его нарекли бы иначе - оборотень. Вы полагаете, друзья, что перед вами - маленький тщедушный человечек безобидной наружности? Как бы не так! Стоит лишь ему силой мысли подвергнуть клетки своего тела выборочной наномодернизации и редупликации, как через миг перед вами может стоять кто угодно: хоть двухсоткилограммовый сумоист-японец, хоть голубоглазый блондин-скандинав, хоть престарелый негр, хоть двадцатилетний пуэрториканский гангстер. Кстати, Трюфель, раз уж ты не отрицаешь свою многоликую сущность, так, может быть, покажешь, как меняешь ипостаси? В знак того, что ты нам доверяешь. Просто очень уж хочется узреть этот удивительный процесс собственными глазами.
        - Покажу, - не стал отнекиваться комбинатор и добавил: - Но только не здесь, ладно? Я уже говорил Мангусту, что неподалеку отсюда у меня есть убежище, где вы могли бы немного передохнуть и перекусить. Поэтому милости прошу, так сказать, к нашему скромному шалашу...
        Логово "Гермеса" являлось вовсе не шалашом, а маленьким укромным бункером, расположенным под руинами мегамола к западу от моста. Вряд ли Трюфель привел нас в штаб-квартиру или командный узел, откуда он координировал свои операции и выходил на связь с "центром". Судя по небольшому количеству имеющегося здесь оборудования, мы очутились на полевой точке, предназначенной для наблюдения за Химкинским Городищем.
        Вход в бункер был диаметром всего с канализационный колодец и упрятан так, что надо было знать его точные координаты, чтобы отыскать его с помощью спутникового навигатора. И даже найдя этот лаз, вы могли легко усомниться в том, что это именно он. Люк Ведомственного убежища был замаскирован под застывшую лужу расплавленного асфальта, которые встречаются в Зоне чуть ли не на каждом шагу, и слишком уж напоминал ловушку "Чертова топь". Поэтому не вызывал ни малейшего желания проверять, так оно на самом деле или нет.
        Внутри тесного, поделенного надвое подземного помещения, помимо пульта и голографических мониторов, обнаружились также кондиционер, микроволновка, оружейная пирамида и трехъярусные нары. Во второй комнатушке, поменьше, имелись душ и туалет. Наверняка под душевой кабиной, за пирамидой или под нарами наличествовал потайной лаз, ведущий в метро или канализацию. С трудом верилось, что мнительная шпионская братия заточала себя в каменном мешке, не оборудованном аварийным выходом.
        Никто из оперативников "Гермеса" за нами в бункер не последовал, продолжая упорно не попадаться нам на глаза. Фактически мы добровольно спустились в западню, куда я ни за какие коврижки не сунулся бы, не будь с нами Мерлина. Впрочем, если бы Ведомство желало нашей смерти, оно перебило бы нас еще на Рижском вокзале или на переправе. Определенно, мертвые мы были Трюфелю не нужны. Вот только как он поступит, если нам не понравятся предложенные им условия и мы отвергнем сотрудничество с "Гермесом"?..
        Уступив Пожарскому единственное в бункере кресло, а нас усадив на нары, сам комбинатор скромно устроился в уголке на ящике с патронами. Так, словно не он был здесь хозяином, а мы притащили его сюда на допрос. Развесив в ванной свои промокшие вещи, я, обмотав чресла полотенцем, взобрался на второй ярус нар. Откуда и вел переговоры, которые, в отличие от остальных, касались меня самым непосредственным образом.
        - ...Нет, доктор, должен тебя разочаровать: в женщин, детей, монстров и животных я превращаться не умею, - было первое, что я услышал от Трюфеля, когда вернулся из ванной. - Только в мужчин от восемнадцати до семидесяти лет. Таков нынешний предел этих биоинженерных технологий применительно к мужскому организму. Да и то не ко всякому. Чтобы перекроить себя в редупликанта, надо сначала пройти множество медицинских тестов. И каждый из них непременно должен дать положительный результат.
        - И за какие такие заслуги Ведомство не поскупилось одарить этим талантом именно тебя? - осведомился Пожарский, развалившись в кресле и потягивая кофе, который товарищи сварили в микроволновке, пока я развешивал в ванной одежду. - Неужели только потому, что твои командиры знали: ты быстро окупишь и приумножишь их вложения? И раз они так думали, сколько же до этого денег ты успел наварить для Ведомства? Миллиард? Два? Десять?
        - Может, десять, может, сто... Для нас с тобой это не имеет принципиальной разницы. Поэтому думай, что хочешь, - пожал плечами комбинатор. - Или попробуй прочесть ответ у меня в голове, как вы, "жженые", обычно делаете, когда не желаете тратить время на болтовню.
        И он посмотрел на Семена с открытой, доброжелательной улыбкой. Так, будто и впрямь распахнул для него ворота своей памяти, приглашая по ней прогуляться. Что, само собой, у Пожарского вряд ли получилось бы, даже выжми он мозг Трюфеля своими телепатическими щупальцами так же крепко, как я только что выжимал в душевой свое промокшее белье.
        - Пытаться залезть вашему брату в мозги - самое неблагодарное занятие на планете, - отмахнулся Мерлин и взялся протирать очки, проверяя их на прозрачность в свете горящей под потолком лампы. - То, что я там увижу, будет, скорее всего, фантомными воспоминаниями. Такие иллюзионисты, как ты, способны при желании накладывать ложную память поверх истинной и напрочь блокировать оную... Однако почему бы тебе не сменить это тело на какое-нибудь другое, более фотогеничное? Или ты понадеялся, что я забуду о своей просьбе?
        - Разумеется, я это помню. Просто ждал, когда Мангуст разберется со своими носками, чтобы он тоже не пропустил представление, - ответил Трюфель. Затем поднялся с ящика, помассировал шею, хрустнул сцепленными в замок пальцами и, расцепив их, энергично встряхнул кистями. После чего поморщился, вынул из кармана боксерскую капу, но, прежде чем сунуть ее в рот и прикусить, с неохотой добавил: - Только прошу, не заставляйте меня повторять этот фокус. Лепить из себя нового человека всегда адски мучительно. Ломота в теле такая, словно вам медленно выкручивают на дыбе все суставы. Поэтому не удивляйтесь, если я вдруг грохнусь в обморок. Ничего страшного, это нормально. Такое со мной часто случается, поскольку привыкнуть к этому просто невозможно. Но чего не сделаешь ради друзей, верно?.. Что ж, приступим.
        Насчет адских мук редупликант, похоже, нам не соврал. И я бы на его месте избегал без особой нужды причинять себе такие страдания.
        Первые пару минут, когда Трюфель стоял неподвижно, прикрыв глаза и мусоля в зубах капу, ничего интересного не происходило. Интересное началось после того, как тело комбинатора сковало напряжение, его веки открылись и он, растопырив пальцы, закрыл обеими руками себе лицо. А потом, задрожав крупной дрожью, принялся с силой его массировать.
        Или нет, не массировать, а натуральным образом мять, как мнут гончарную глину! Я таращился на него во все глаза и понимал, что мне это не мерещится: лоб, виски, надбровные дуги, скулы, нос и губы Трюфеля принимали под его пальцами какие-то невообразимые формы. И если бы дело ограничилось только лицом! Вскоре дошла очередь до ушей, шеи и черепа, который от такого массажа тут же покрылся жуткими складками и вмятинами.
        А дрожащий комбинатор ни на миг не прекращал это самоистязание. Он вылепливал из собственной головы нечто, ведомое лишь ему одному. Пальцы его бегали все быстрее и быстрее, и я удивлялся, как при такой трясучке он еще не выдавил себе глаза. Трудно было поверить, что впавший в судорожный транс Трюфель отдавал отчет своим действиям. Но никто из нас не мешал ему и не требовал прекратить это душераздирающее безобразие. В конце концов, он мог бы не соглашаться на него, ответив Мерлину вежливым отказом. И тот не стал бы настаивать, а просто поверил бы редупликанту на слово. Тем не менее хозяин убежища согласился, за что и отдувался перед нами по полной.
        Глядя на творящиеся в бункере страсти, я не сразу обратил внимание, что метаморфозам подвергается не только голова мученика, но и прочие части его тела, коих он уже не касался. Это стало заметно, когда его пепельно-русые волосы и бледная кожа стали приобретать соответственно черный и светло-коричневый - загорелый - оттенок. Вдобавок волосы из прямых сами по себе завились и стали курчавыми. Вместе с этим Трюфель буквально на глазах раздался в плечах, подрос, окреп, избавился от брюшка и сутулости, а конечности его налились недюжинной силой. Глядя на это, я решил, что теперь комбинатору наверняка потребуется новая одежда. Но, как оказалось, его комбинезон был пошит из специального высокотехнологичного материала, способного быстро адаптироваться к изменениям фигуры владельца. И пускай он превращался явно не в борца сумо, очевидно, что даже при таких радикальных преображениях ему не пришлось бы беспокоиться о переодевании.
        Трудно сказать, что издавало звуки, которые мы слышали: растягивающиеся волокна комбинезона редупликанта или его деформирующиеся части тела. Этот негромкий шум походил на хруст пальцев, когда комбинатор разминал их перед процедурой, только безостановочный. Что лишь усиливало неприятные ощущения, которые мы испытывали, глядя на самоистязателя. Какую боль он при этом ощущал, оставалось загадкой, но пытки он терпеть умел. Ни рева, ни стонов, что вырывались из глоток всех виденных мной доселе в кино оборотней, глотка Трюфеля так и не исторгла. Хотя, возможно, он всего лишь крепился перед посторонними, а проделывая это наедине, не сдерживал себя в эмоциях.
        На все про все у Трюфеля ушло около пяти минут. И когда его муки закончились, дрожь унялась, он выплюнул капу и отер пот, перед нами стоял уже не плюгавый интеллигент, а... пуэрториканский гангстер, которого Мерлин приводил нам в качестве примера на берегу! Эффектное преображение, что ни говори. Сколько я ни вглядывался в нового комбинатора, так и не нашел в нем схожести с прежним заморышем, коему я мысленно грозился, ежели что, свернуть шею. Эта смуглая горилла с квадратной челюстью и огромными бицепсами сама могла бы оторвать голову любому из нас. К счастью, придав себе нарочито агрессивный вид, Трюфель не собирался кидаться в драку. Все, чего он хотел, это сыграть на контрасте образов, дабы произвести на нас впечатление. И ему это блистательно удалось.
        - Ну что, вы довольны? - пробасил он, усевшись обратно на ящик и обводя нас победоносным взглядом. И голос, и взор редупликанта также посуровели под стать его новой ипостаси. Я понадеялся, что глаза у "заморыша" и "пуэрториканца" наверняка будут одни и те же - должно ведь у оборотня хоть что-то оставаться неизменным? Но и тут я просчитался. Теперь на ящике в углу сидел совершенно другой человек, коего, могу поспорить, не опознала бы даже родная мать. Единственное, что у Трюфеля не претерпело изменений, это разум. И потому он разговаривал с нами пусть и грубым голосом, но в прежней дипломатично-доверительной манере.
        - Круто! - вырвалось у Жорика. - Вот бы мне так научиться, эх! Шикарно бы я зажил после этого!
        - Не раскатывай губу, мой сладкий, - одернула его Динара. - Лучше накупи побольше умных книжек и сделай редупликацию того, что у тебя вот здесь поскрипывает... - Она назидательно, но ласково похлопала ладошкой кавалеру по лбу. - Потому что в других местах тебе наращивать ничего не надо. Там и так всего с избытком хватает, поверь мне... Кстати, Трюфель, извини за нескромный вопрос, но как ты возвращаешь себе свой истинный облик: по памяти или по фотографии?
        Вот она, пресловутая женская проницательность! Хитрая питерка явно почуяла, где в броне редупликанта кроется уязвимое место. До этого он ни разу не смутился и отвечал на наши вопросы с неизменной улыбкой на лице. Однако безобидное на первый взгляд любопытство Арабески, похоже, сумело пошатнуть душевное равновесие хозяина. Отчего тот сразу прекратил улыбаться и впервые с момента нашей встречи нахмурился и посерьезнел.
        Он явно предпочел бы оставить этот вопрос без ответа. Но не оставил, видимо, решив, что ради достижения между нами наилучшего взаимопонимания все средства хороши. В том числе и откровенные признания - почему нет? Тем паче что они не касались служебных секретов Ведомственного шпиона.
        - С тех пор как я впервые поменял свою личину, - заговорил Трюфель после короткого раздумья, - мне больше никогда не довелось быть самим собой. Увы, но такова судьба всех редупликантов. Я мог бы вылепить из себя человека, напоминающего меня прежнего, но это будет всего-навсего грубо сделанный двойник, и только. Невозможность точного копирования - главный недостаток технологии клеточного наномодифицирования. Все мои образы либо импровизированные, либо лишь в общих чертах соответствуют оригиналу. Чтобы превратиться в конкретного человека, мне приходится пользоваться гримом и отдельно настраивать голос. Что делается не так быстро, как формирование "болванки". Причина, почему я не могу продвинуться дальше, банальна - боль. Пять, максимум восемь минут - ровно на столько хватает моего терпения. А после перерыва продолжить работу над той же самой личностью невозможно. Как только я сконцентрируюсь на мелких деталях, то уже не смогу удержать в таком состоянии форму "болванки". В этом случае она попросту "расплывется" - в ней начнется неконтролируемая редупликация, и весь мой предыдущий труд пойдет
насмарку. Вот и приходится работать, скрипя зубами от боли, пока я не окажусь на грани обморока. А потом доводить до ума результат обычными косметическими средствами.
        - Что-то мне расхотелось становиться редупликантом, - почесав в затылке, признался Черный Джордж. - Я, может, и не таким красавцем уродился, как мой батя, но шибко уж привык к своему телу. Сроднился с ним как с братом, если можно так сказать. И не хочу насовсем менять его на другое, пускай и не такое неуклюжее. Тем более что это вдобавок ужасно больно.
        - Умный парень, - похвалил его комбинатор. - Правильно, лучше не связывайся с этим. Заодно уйму денег сэкономишь.
        - И как ты теперь со всем этим живешь? Как это: постоянно привыкать к новому человеку в зеркале и знать, что ты - настоящий - был навсегда уничтожен своими собственными руками? - не унималась Арабеска.
        - Да так вот и живу. - На лицо оборотня вновь вернулась улыбка, только на сей раз сдержанно-снисходительная. Повторная попытка Динары выбить Трюфеля из эмоционального равновесия не увенчалась успехом. Он давно смирился со своей потерей и не терзался понапрасну о том, что безвозвратно кануло в прошлое. - Стараюсь игнорировать неудобства и наслаждаюсь теми преимуществами, какие вместе с ними приобрел. В конце концов, не так уж велика утрата, чтобы денно и нощно о ней сокрушаться. К тому же фактически я ведь ничего и не потерял.
        Он посмотрел на безногого Пожарского, явно намекая питерке, что среди нас есть люди, лишившиеся в жизни гораздо большего, чем редупликант. После чего, видимо, не желая больше тратить время на пустопорожний разговор, подытожил:
        - Однако, леди и джентльмены, если я сполна утолил ваше любопытство, не пора ли нам в таком случае покончить с играми? Может, займемся наконец проблемой, ради которой все мы здесь собрались?
        - Пожалуй, - согласился Мерлин. По пути сюда товарищи тоже выяснили у комбинатора, каким образом он нас нашел. И потому первый вопрос Семена логически вытекал из уже известных всем нам фактов: - Ты сказал, что вы вышли на Талермана и его проект через его нынешних спонсоров. Кто эти люди? То, что они ворочают колоссальными капиталами, я уже догадался. Иначе Ведомство прислало бы сюда не вымогателя, а парня из другого отдела.
        - Ты знаменитый журналист, поэтому наверняка хотя бы однажды, но сталкивался с аббревиатурой "G. O. D. S.", ведь так? - полюбопытствовал в ответ комбинатор, не обидевшись на "вымогателя".
        - Это ты про "Guarantee Of Defense and Support"? - вмиг расщелкал Семен предложенную ему задачу. В виде аббревиатуры она читалась амбициознее, нежели после расшифровки. - Знаю, интересовался как-то, что это за организация с таким заметным логотипом. Выяснил: независимая международная компания по поддержанию закона и порядка в зонах широкомасштабных стихийных бедствий. Образовалась в один год с Пятизоньем - после того как Землю начали повсеместно сотрясать отголоски Катастрофы. Объединяет бывших военных, полицейских, сотрудников экстренных служб и прочих ветеранов, ушедших в отставку, но желающих подзаработать лишних деньжат. Помогают они страждущим, правда, не бескорыстно, а в рассрочку. Сначала позволяют им разгрести в стране бардак и восстановить экономику, а уже потом выписывают счет. И судя по тому, что теперь в любом репортаже из любой точки мира, где бушуют катаклизмы, можно увидеть логотип "G. O. D. S.", бизнес у этих парней поставлен на поток и идет хорошо. Вот и все, что мне о них известно. Да и не было у меня нужды узнавать больше. В мире сотни коммерческих союзов ветеранов, разве что
называют они себя поскромнее... Но теперь, после твоего вопроса, чувствую: не все здесь так просто, как кажется на первый взгляд.
        - Верно, - кивнул Трюфель. - "Guarantee..." - это именно та простота, которая "хуже воровства". Настоящим учредителем этой компании является ЦРУ со всеми вытекающими отсюда последствиями. Отряды седоволосых героев-ветеранов нужны ему лишь для прикрытия и для того, чтобы демонстрировать их журналистам. Больше половины полевых сотрудников "G. O. D. S." - профессиональные наемники. А главная ее цель сродни целям моего отдела - извлечение прибыли из хаоса. Но если мы специализируемся исключительно на военных конфликтах, ЦРУ шагнуло дальше. И, подсуетившись, практически захватило этот новый сегмент военного рынка - рынок катастроф. Горько это признавать, но здесь мы Америке проиграли почти вчистую, и выбить ее оттуда для нас уже не представляется возможным.
        - Простите мне мое невежество, господин Трюфель, - подал голос Тиберий, - но я ученый, а не военный экономист. И потому плохо понимаю, как вообще можно зарабатывать деньги на хаосе и разрушениях?
        - Очень просто, - ответил комбинатор. - Когда количество глобальных катаклизмов на планете зашкаливает - а после Катастрофы именно так и случилось, - мир начинает жить по иным, более жестким правилам. Отныне безвозмездно помогать пострадавшим становится чересчур накладно - их слишком много. Поэтому, если вы не умеете рожать самолеты с гуманитарной помощью из воздуха, вскоре ваша благотворительность начинает больно бить вам по карману. И вы прекращаете разбрасываться дорогостоящей халявой. Однако спрос на лекарства, продукты и услуги спасателей в районах стихийных бедствий никто не отменял. А где есть спрос, грех не появиться предложению. Тут в дело и вступает "G. O. D. S.". Она оперативно заключает с правительством пострадавшей страны контракт на поставку всего необходимого. А также организует поддержку местной полиции и армии в охране правопорядка, стратегических объектов и в справедливом распределении товаров первой необходимости. В итоге клиенты счастливы и начинают быстрыми темпами восстанавливать разруху.
        - И чем же оплачивается все это счастье? - осведомился я.
        - Да всем, чем угодно. Землей, ресурсами, долями от прибыли ведущих госпредприятий, рыночными льготами, политическими уступками, возможностью размещения на территории клиента военных баз НАТО... Пока в стране царит неразбериха и отряды "гарантов" наделены чрезвычайными полномочиями, ЦРУ врастает корнями во все, во что только пожелает. После чего ему уже сам черт не брат. Такого размаха инфильтрацию во власть и экономику суверенного государства любая разведка мира может считать вершиной своей деятельности. И тут я, как профессионал, могу только снять перед "G. O. D. S." шляпу. Единственное, в чем мы утерли ей нос, это в том, что так и не дали ей официальный допуск в Пятизонье. Вы бы знали, на какие только ухищрения она шла! Но как ни крути, а Зона - это все-таки наше "стихийное бедствие", и стричь на нем купоны будем мы, а не ЦРУ. Однако наивно было бы думать, что "гаранты" так легко откажутся от своих замыслов и не объявятся здесь нелегально. Что, собственно говоря, однажды и произошло.
        - Странно, - удивился Мерлин. - И почему ими занимается Ведомственный отдел "Гермес", а не обычная контрразведка?
        - Потому что мы не проморгали момент, когда "G. O. D. S." пересекла Барьер. И решили наказать ее наиболее выгодным для нас способом. Чтобы получать прибыль, "гарантам" нужно сначала вложить деньги во что-то перспективное - такое, что в течение ближайшей пары лет многократно окупится. Сумма этих вложений нас и заинтересовала. По сравнению с ней твои алмазы, Мангуст, все равно что карманная мелочь. Здесь уже идет речь о числах с девятью нолями...
        Я хмыкнул: что ж, догадка Пожарского подтвердилась. "Гермес" и впрямь играет по-крупному. Осталось лишь выяснить, какая роль в этой игре "с девятью нолями" предназначена мне...
        - ...Не сочтите за глупый пафос, - продолжал Трюфель, - но мой служебный долг - проконтролировать, чтобы "G. O. D. S." распорядилась своими деньгами единственно правильным способом. То есть безвозмездно инвестировала их в экономику нашей страны. А потом убралась из Зоны не солоно хлебавши и не приумножала свои капиталы на нашей с вами трагедии.
        - Потому что зарабатывать на нашей трагедии намерено исключительно Ведомство! И оно не потерпит на этом кровавом рынке конкуренции! - сверкнув глазами, перебила Арабеска комбинатора.
        Но тот и бровью не повел.
        - Можно сказать и так, - пожав плечами, заметил оборотень. - А можно придумать еще целую кучу других формулировок. Только они - всего лишь пустые слова, не более. Как правильно назвать автомат, который ты держишь в руках: орудием убийства или средством спасения твоей жизни и жизней твоих друзей? Все зависит от точки зрения тех, кто из этого автомата стреляет и на кого он нацелен. Как назвать то, чем я занимаюсь: паразитированием на людском горе или пополнением госбюджета, из которого выплачиваются пенсии старикам и инвалидам? Оба ответа абсолютно правильны, и потому мне больше по душе второй, уж извини... Однако не будем отвлекаться на философские споры. Не стану склонять вас к сотрудничеству, взывая к вашему гражданскому долгу и чувству патриотизма - вот еще! Такие стимулы я приберегу для тех дураков, на кого они действуют. Вас же - разумных, цивилизованных людей - я просто найму для одной рискованной работенки. Оплата строго по прейскуранту. Сколько пунктов из него выполните, столько в сумме получите. Вы ведь все равно намерены вторгнуться на "Альтитуду" и кое-кого там разыскать, верно? Ну так
теперь вам придется делать это не за бесплатно, а за хорошее вознаграждение. Согласитесь, весьма выгодное предложение.
        - И что конкретно входит в твой прейскурант? - спросил я.
        - В нем не много пунктов, поэтому могу перечислить вам их по памяти, - вновь расплылся в улыбке Трюфель. - Первый пункт: найти и убить Талермана. Второй пункт: раздобыть материалы о проекте Талермана или их копии. Третий и самый высокооплачиваемый пункт: привести мне Умника живьем. На этом - все. Как видите, ничего такого, что шло бы вразрез с вашими целями. Они один в один совпадают с моими. В противном случае я бы не искал так настойчиво встречи с вами.
        - Зачем Умник нужен мне и Мангусту, понятно, - проговорил Семен. - А ты-то за что на него взъелся?
        - Выведение из игры Талермана нарушит планы "G. O. D. S." так же, как их внезапный альянс спутал в свое время наши карты, - не стал скрывать свои тактические замыслы комбинатор. - Без Умника его проект окажется под угрозой: или застопорится, или вовсе будет заморожен. Его спонсоры начнут подыскивать новый вариант, куда еще можно инвестировать свои капиталы. Вот тогда-то я и обернусь котом Базилио, который покажет этим буратинам какое-нибудь местное Поле Чудес, где они могли бы зарыть свои денежки. Я мог бы сделать это и раньше, но проклятый Талерман появился и спелся с "гарантами" прежде, чем мы начали действовать.
        - На кой черт ты нам все это рассказываешь? - удивился я. - А вдруг кого-либо из нас возьмут в плен и мы с потрохами выдадим тебя твоим врагам? Что-то ты, Трюфель, чересчур много болтаешь для аса военной разведки.
        - Просто болтать и выбалтывать секреты - две совершенно разные вещи. Вы знаете ровно столько, сколько вам положено знать. И ни байтом информации больше, - ничуть не смутился редупликант. - "G. O. D. S." в курсе, что Ведомство рассекретило ее присутствие в Пятизонье, и постоянно ожидает нашего ответного хода. Если вы попадетесь, вас примут за наших агентов независимо от того, являетесь вы ими или нет. Вы расколетесь и скажете, что встречались со мной и я посвятил вас в свои замыслы? Замечательно! В этом случае я все равно остаюсь в выигрыше.
        - Как это? - вырвалось у Жорика.
        - А вот так! При таком исходе "G. O. D. S." утроит бдительность. И станет с маниакальной подозрительностью проверять и перепроверять все найденные ею варианты вложения капитала. И чем больше она будет тратить на это времени и сил, тем лучше для меня. Ведь я - из той породы охотников, которые, даже идя ловить птиц в силки, все равно берут с собой сокола и держат наготове ружье. Прямо так можете "гарантам" и передать, если, конечно, вам не повезет и вы будете вынуждены иметь с ними откровенную беседу... Как видите, вы - моя беспроигрышная козырная карта при любом раскладе. За что вас и ценю.
        - Честный ответ, - заметил я. - Но ты не учел еще кое-что. Того, что мы можем передумать идти на полигон, если не найдем способ, как туда проникнуть. И тогда все твои откровения окажутся напрасны.
        - Вы пойдете на "Альтитуду", - уверенно заявил Трюфель. - Сегодняшней ночью. Могу поспорить на что угодно. Хотите?
        Мы переглянулись. Желающих спорить с Ведомством среди нас не нашлось. А тем более спорить на что угодно, хотя соблазн попробовать, конечно, был.
        - Откуда такая уверенность? - полюбопытствовал я вместо того, чтобы заключать пари с дьяволом. - Ты знаешь способ, каким "гаранты" и Талерман спускаются на законсервированный военный объект?
        - Знаю. Покидая полигон, "Светоч" залил бетоном все его выходы на поверхность. А также затопил кое-какие не имеющие стратегического значения ярусы. Не был перекрыт лишь один из подводных тоннелей - тот, что питает охладитель реактора "Альтитуды". Есть предположение, что впервые Талерман проник туда этим путем. А преодолеть шлюзы и подчинить себе тамошний искин Давиду помог Троян. Впоследствии, когда Умник спелся с "G. O. D. S.", спонсоры пригнали сюда маленькую разведывательно-диверсионную субмарину. На ней они с тех пор и выбираются наружу, всплывая подальше от Городища, дабы не вызывать подозрений.
        - Как часто они это делают и где именно находятся места всплытия лодки? - оживился Мерлин.
        - Маскируясь под вольных сталкеров, "гаранты" рыщут по всему Пятизонью. Но они рано или поздно всегда возвращаются на "Альтитуду", - сообщил комбинатор. - Само собой, что точные сроки их возвращения неизвестны даже им самим - мало ли где и как надолго им придется задержаться в Зоне? Поэтому раз в сутки, сразу после наступления темноты, подлодка наведывается на южную оконечность водохранилища. Там она подбирает очередную вернувшуюся из рейда группу, если та успеет прибыть в точку эвакуации. Таковых точек всего семь. На каждой из них субмарина появляется лишь раз в неделю. Мои ребята давно вычислили, где в какой день она всплывает, и сегодня, выдав себя за сталкеров "G. O. D. S.", захватят ее. Если, конечно, на берегу не объявятся настоящие "гаранты". В таком случае мы не станем понапрасну рисковать и перенесем операцию на завтра или послезавтра.
        - Если все настолько просто, почему вы сами до сих пор не проникли на полигон и не устранили Талермана? - спросил я.
        - Ты ошибаешься, - возразил Трюфель. - Затея кажется простой только при взгляде из нашего бункера. На самом деле все намного сложнее. Есть целая уйма причин, почему нам - сотрудникам Ведомства - нельзя появляться на полигоне. И главная из них - контролирующий его искусственный интеллект "Ректор". Доктор Свистунов, как бывший сотрудник "Светоча", наверняка рассказал вам, что это за дрянь. Созданная военными, она умеет распознавать их, даже если я или кто-то из моих бойцов нарисуемся перед ее сканерами в чем мать родила. Импланты с клеймом Военпрома, следы инъекций армейских наноусилителей и прочие характерные приметы выдадут нас Ректору, будто визитные карточки. А он считает военных, которые пытались его отключить, своими приоритетными врагами. И начнет бороться с нами сразу, как только мы окажемся в радиусе досягаемости его охранных систем. У "гарантов" есть на этот случай защитник в лице Трояна, а нас внутри полигона защитить некому. Зато среди вас военных нет, и в этом ваше преимущество. Вероятно, у Ректора сохранилась остаточная память, в которой прошито правило, запрещающее боевому компьютеру
убивать гражданских. Я логично рассуждаю, доктор?
        - Логично, господин Трюфель, - согласился Зеленый Шприц. - На остаточную память тамошних компьютеров я и рассчитываю. Господин Хомяков уже доказал однажды на примере своего вертолета, что при определенных условиях биомех способен опознать бывшего хозяина и не убить его. Есть мнение, что искин "Альтитуды" идентифицирует Талермана не как отщепенца, а как действующего сотрудника "Светоча". Это значит, что у меня имеется неплохой шанс разыграть ту же карту. Вряд ли Ректор в курсе, что я дезертировал со службы и моя фамилия наверняка все еще числится в его списках. А раз так, я мог бы попробовать найти с электронным разумом полигона общий язык.
        - Будем надеяться, что ты прав, - кивнул комбинатор. После чего встал с ящика, подошел к мониторам и включил один из них. Перед нами высветился голографический макет огромного подземного комплекса, уходящего вглубь на добрый десяток ярусов. - А теперь, если не возражаете, я хотел бы ознакомить вас с планом "Альтитуды", который я раздобыл в архивах "Светоча" помимо прочих файлов... Доктор! Как человек, бывавший на полигоне, объясни мне и всем нам некоторые детали, какие я тут недопонял. Первым делом расскажи-ка вот про этот коридор на восьмом уровне. Никак не возьму в толк, куда он ведет и зачем вообще нужен...
        Глава 6
        При взгляде на плещущуюся у бортов субмарины ледяную воду меня бросило в дрожь - свежи были воспоминания о пережитом днем купании. Но я отринул неуместные страхи и перебрался на лодку по узким сходням, перекинутым с нее на льдину, где мы до этого стояли.
        Ныряющий челнок, который отбила у "G. O. D. S." знакомая нам троица Ведомственных головорезов, был вместимостью с микроавтобус. Они, их босс и мы могли бы без проблем втиснуться в подлодку. Но комбинатор не стал подниматься вместе с нами на борт и вдобавок приказал двоим своим бойцам сойти к нему на лед. С нами остался лишь тот из них, который сидел за штурвалом. Он же и привел субмарину в эту укромную заводь на западном берегу водохранилища. Куда подевался прежний капитан, мы не спрашивали. Это и так было очевидно: размазанная ботинками кровь на полу рулевой рубки свидетельствовала о том, что, в отличие от нас, к "гарантам" оперативники "Гермеса" не питали ни капли жалости.
        - Бекар не станет заплывать в водозаборный канал, а просто высадит вас у его начала, - проинструктировал нас напоследок Трюфель, склонившись над еще не задраенным люком. - Нельзя, чтобы лодка возвращалась на полигон. Для противника она должна просто исчезнуть - пусть думают, что ее угнали. Так по крайней мере "гаранты" с наименьшей вероятностью решат, что на "Альтитуду" кто-то проник. Длина канала охладителя около двухсот метров. Проплывете это расстояние под водой на "каракатице". Что будете делать потом?
        Комбинатор знал примерный план наших действий не хуже нас. Это был всего-навсего проверочный вопрос.
        - Доплывем до коллектора и вынырнем сразу у входа в него, - не мешкая, отозвался Жорик, доказывая лишний раз всем нам, что он настроен на предстоящую операцию серьезнее, чем когда бы то ни было. - Затем установим акустический передатчик, чтобы перед отступлением подать подлодке сигнал прибыть за нами в коллектор. Затем сбросим скафандры и оглядимся... Или нет, виноват: сначала оглядимся и только потом их сбросим. Затем прикинем, по какому из трех идущих от коллектора путей будет проще всего добраться до полигона. Затем...
        - Достаточно, - оборвал Дюймового редупликант. - Пути отхода также знаете. Субмарина будет дрейфовать неподалеку. С момента, когда она получит ваш сигнал, и до ее прибытия в коллектор должно пройти от пяти до десяти минут. Учитывайте этот нюанс. И если за это время Бекар вдруг не объявится, не ждите его, а выбирайтесь альтернативным маршрутом. Вопросы есть?.. Нет? Ну, тогда ни пуха вам, ни пера! Или как там говорят сталкеры: ни "Фрича", ни "Плети"! Так вроде?
        - К Атомному Демону! - хором откликнулись мы из лодочной утробы. И я, обменявшись с Трюфелем на прощание рукопожатием, задраил люк...
        Полуторакилометровое плавание от точки погружения до точки десантирования продлилось считаные минуты. За это время мы успели закрепить на шеях ошейники-генераторы, которые обволокли нашу одежду слоем водонепроницаемой нанопленки (при этом я прочел короткую молитву, чтобы мой высокотехнологичный скафандр не развалился на атомы до того, как я вылезу из воды), и приторочили к лицам дыхательные маски, а к ногам - ласты. Наш молчаливый капитан - тот самый тип, который едва не разбился, сброшенный моим выстрелом со стены Рижского вокзала, - даже толком не разогнался, как ему вновь пришлось сбавлять ход и останавливаться. Но уже без всплытия, поскольку сейчас мы находились всего в полусотне метров от восточной стены Городища.
        За борт выходили поодиночке, через шлюзовую камеру для аквалангистов. После чего, держась за корпус субмарины, плыли наверх и собирались рядом с люком, через который мы в нее загружались. Видимость под водой оставляла желать лучшего, и это еще мягко сказано. На этот случай в наши ошейники были встроены ультразвуковые локаторы. Они сканировал округу, затем формировали схематическое изображение обнаруженных объектов и проецировали его на стекла масок. Поэтому отыскивать вход в водозаборный канал вслепую нам не пришлось.
        Также не пришлось нам плыть, растрачивая силы на работу ластами. Доставить нас к цели должна была та самая "каракатица", о которой упоминал на последнем инструктаже Трюфель. Закрепленная снаружи на обшивке подлодки, она напоминала пузатую торпеду с двумя десятками кронштейнов и маленьким пультом управления. Двигалась эта хреновина посредством шнекового винта - не слишком скоростного, зато практически бесшумного. И могла увезти десяток прицепившихся к ней аквалангистов. Нас было всего пятеро, так что с нашей транспортировкой "каракатица" и подавно справилась.
        Доверив Мерлину управление ею, мы рассредоточились по корпусу "каракатицы" и, дабы не сорваться при движении, просунули запястья в специальные лямки на пассажирских кронштейнах. Пожарский сделал то же самое, только одна его рука была прикреплена не к кронштейну, а к рулевому джойстику. Локатор "каракатицы" также мог видеть сквозь мглу и выводил сгенерированное изображение вместе с координатными отметками на штурманский пульт. Ориентирующийся по нему в кромешном мраке Семен словно играл на допотопной видеоприставке, чей маломощный процессор мог оперировать лишь примитивной, схематической графикой. И сил это занятие отнимало примерно столько же. Одно плохо: в случае проигрыша у нас уже никак не получится перезагрузить игровой уровень, чтобы снова попытаться пройти его сначала...
        Когда-то жерло водозаборного канала перекрывали массивные решетки из толстых прутьев. Ныне все они были срезаны, и от них остались лишь торчащие из бетонных стен металлические "пеньки". Заблудиться здесь и уплыть не туда было невозможно. До коллектора канальная труба, если верить карте, не имела ответвлений и представляла собой прямой, затопленный доверху тоннель. Течение также нам благоприятствовало, обещая сделать наше и без того короткое подводное плавание еще короче.
        От холода невидимая нанопленка не спасала, но одежду от воды оберегала надежно. К счастью для меня, когда мы добрались до коллектора - это выяснилось по встретившейся нам на пути первой развилке, - мой скафандр был еще цел. Впрочем, его поломка из-за контакта с моим разрушительным для электронной техники телом была вопросом ближайших минут. Мне следовало во что бы то ни стало выбираться на сушу, иначе мои высушенные в бункере Трюфеля комбинезон и ботинки опять промокнут, а у меня и без этого проблем предостаточно. И вряд ли в обозримом будущем их количество уменьшится. Скорее наоборот, поскольку проникновение на полигон станет не победой, а еще только объявлением войны Давиду Талерману и его заокеанским покровителям.
        Мы не знали доподлинно, где в коллекторе оборудован причал для подлодки. На виртуальном макете "Альтитуды" имелось лишь одно подходящее для этого место, и мы были почти уверены, что именно там Умник с "гарантами" грузятся на субмарину и покидают ее. А значит, там же у них должен быть оборудован охранный пост. И ни разминуться с ним, ни проплыть мимо него под водой нам не удастся. Из коллектора поток воды утекал прямиком к охладителю реактора, куда нам, естественно, путь был уже заказан.
        Благо хоть коллекторный зал оказался достаточно просторным, и нам не пришлось выныривать прямо под носом у охраны. Выключив двигатель "каракатицы", мы оставили ее на дне канала, возле первой развилки. И, остерегшись всплывать сразу всей компанией, отправили сначала на поверхность одну Динару. Наметанные глаза следопытки сразу засекут угрозу, где бы она ни таилась. А также укромные уголки, в которых мы могли бы оборудовать для себя плацдарм. Мы же видели пока всего ничего - лишь горящий наверху свет. Не яркий, но хорошо заметный из-под воды. Сомнительно, чтобы он горел здесь постоянно - зачем нынешним хозяевам полигона упрощать задачу пытающемуся вторгнуться к ним потенциальному противнику? Судя по всему, освещение в коллекторе работало в ожидании возвращения подлодки, чьи рейды, по данным "Гермеса", никогда не длились более часа.
        Арабеска вернулась к нам довольно быстро, примерно через минуту. И, поманив нас за собой, заставила проплыть еще с десяток метров вдоль отвесной бетонной стены - той, что тянулась по левую руку от нас. Куда мы движемся, выяснилось после того, как перед нами возник какой-то толстый трубопровод. Он выходил на край канала, затем погружался в него и исчезал в сумраке где-то у самого дна. Нас интересовала не труба как таковая, а железные кронштейны, крепившие ее к стене. По ним мы могли вылезти наверх, словно по стремянке, и продолжать оставаться за этой преградой, если по нам откроют огонь из другого конца зала.
        По молчаливому общему согласию первым, сбросив ласты, канал покинул я. Мой скафандр неумолимо разрушался, и тоненькие струйки воды уже просачивались мне в рукава и за шиворот. Я выбрался на поверхность, перевалился через край бетонного русла и старался не высовываться из-за трубопровода, немедленно откатился подальше, чтобы освободить место идущим следом товарищам. Влага скатывалась с нанопленки еще лучше, чем с промасленной бумаги, так что мокрых пятен за нами не оставалось. Что ни говори, а это купание понравилось мне больше предыдущего. Хотя проторчи мы в воде еще полминуты, и я бы уже так не сказал.
        Динара сообщила нам под водой немного - всего лишь показала большой палец: мол, там, наверху, все в ажуре; можете, господа земноводные, выныривать и выползать на сушу. Это шло вразрез с моими ожиданиями. Как так: единственный вход на "Альтитуду" и вдруг без охраны? Но поскольку разведку проводил не Жорик, а его подруга, я не мог ей не доверять. И все равно было бы нелишне самому перепроверить ее подозрительно оптимистичную оценку потенциальной угрозы.
        Рассмотреть сокрытые в стенах видеокамеры и датчики движения я вряд ли сумел бы. Но засаду, снайперскую позицию или автоматическую пулеметную турель на такой дистанции смог бы вычислить. Площадью коллекторное помещение не превосходило футбольное поле, а высотой - школьный спортзал. Правый берег разделяющего его пополам канала был вдвое ниже левого, на который мы выбрались. От главного канального русла отходило несколько рукавов, также закованных в бетон. Но их ширина была незначительной и позволила бы нам в случае чего через них перепрыгнуть.
        Причал для субмарины оказался там, где и предполагалось, - в дальнем конце зала, у рукава, ведущего к реакторному охладителю. Причальную платформу с противоположным берегом соединял стальной мост, предназначенный для переправы не только людей, но и крупногабаритного груза. Нашей компании мост был за ненадобностью, поскольку мы сразу выбрались на нужную сторону. Но если бы на нем засели "гаранты", они не позволили бы нам даже носа высунуть из-за трубопровода. И у нас не оставалось бы иного выхода, кроме как нырнуть обратно в воду и удирать отсюда на "каракатице".
        Однако ни "гарантов", ни патрульных ботов в коллекторе и впрямь не наблюдалось. А вылезшая из воды Динара заверила нас, что ее импланты не ощущают здесь также сканирующих лучей и идущих от видеокамер радиосигналов. Что было еще более странно, учитывая, что место это являлось сегодня передним краем обороны полигона.
        Столь же мнительный, как я, Мерлин навострил все свои "жженые" инстинкты, предположив, что нам противостоит не обычная, а уникальная или вовсе аномальная система безопасности. Но хваленое чутье легендарного сталкера ни на йоту не превзошло чутье следопытки. Ей это явно польстило, но вот меня солидарность их мнений утешила слабо. Наверняка царящая на аванпосту "Альтитуды" безмятежность были лишь прикрытием, обязанным пускать пыль в глаза всем пробравшимся сюда нарушителям. И пока они укреплялись в мысли, что их вторжение осталось незамеченным, на их перехват в это время уже спешила тревожная группа "G. O. D. S."...
        Так оно на самом деле или нет, можно было только строить догадки. Иными словами, заниматься заведомо бесперспективной работой. Мы не особо рассчитывали на то, что нам удастся незаметно проскользнуть мимо здешней стражи. Но у нас был неплохой шанс, прорвавшись на полигон, затеряться потом на его ярусах, каждый из которых походил на лабиринт Минотавра. "Альтитуда" была настоящим подземным городом, и, чтобы контролировать ее целиком, Талерману потребовался бы целый полк вооруженной охраны. Которого у него не было.
        Зато у него были Троян и укрощенный им искин Ректор. Но первый вряд ли торчал тут постоянно, а власть второго распространялась не повсеместно. Свистунов рассказывал, что, отступая с боем, чистильщики "Светоча" разнесли и выжгли на полигоне немало лабораторий со всем их содержимым. И потому, если нам повезет наткнуться на след одного из этих спасшихся отрядов, мы могли бы передвигаться в расчищенной им, недоступной для Ректора зоне. Там, куда теперь не заглядывало его некогда всевидящее око.
        В общем, резона отсиживаться в прихожей не было. Чем раньше мы уберемся отсюда и выйдем, как сказал бы Трюфель, на оперативный простор, тем нам же лучше. Дав товарищам знак, что иду разведать обстановку, я перескочил через трубопровод и, крадучись, направился вдоль стены к ближайшему выходу из коллектора.
        Таковых, как вы помните со слов Жорика, здесь имелось три. Все они располагались на одной стене, и изучить их, не покидая нашего плацдарма, было нельзя.
        Первому выходу - считая в том порядке, в каком мне предстояло их осмотреть, - следовало быть герметично перекрытым, ибо он вел на полностью затопленный ярус. Тот находился выше уровня водохранилища, но, поскольку прежде там были сплошь жилые помещения персонала, "Светоч" решил ими пожертвовать. И закачал в них помпой через систему вентиляции воду, перекрыв перед этим внешние противопожарные ворота яруса, а затем залив его до самого потолка.
        Для Талермана этот сектор полигона не представлял ценности - Давид и его люди могли расселиться ниже, в сухих, не пострадавших от потопа комнатах. Просто осушать затопленный ярус также не имело смысла. Вода блокировала множество вспомогательных выходов на верхние и нижние уровни, упрощая тем самым захватчикам их охрану. Короче говоря, совершенно непригодный для нас путь.
        Наиболее практичным из всех путей выглядел второй. Он вел прямиком к центральной лифтовой шахте и главному лестничному колодцу. Оттуда мы могли бы быстро достичь любого уголка "Альтитуды", кроме тех, что были затоплены. Правда, здесь также имелась проблема. Одна, зато серьезная: слишком высока была вероятность столкнуться на этом маршруте с хозяевами. И хоть конфликта с ними нам так и так не избежать, не хотелось вступать в бой раньше времени. Сначала нужно аккуратно выйти на след похищенной у нас Талерманом редкой ловушки "Лототрон", узнать, что с ней сталось и сумеем ли мы ее забрать, и лишь потом приступать к активным действиям. Доктор Свистунов был почти уверен, что знает, где Умник хранит самые ценные лабораторные материалы. Мерлин заверял нас, что прежде он сталкивался с "Лототроном" и что едва мы приблизимся к нему, Семен это сразу почувствует. С двумя такими специалистами у нас не было нужды поднимать шум и предпринимать рискованную разведку боем. Но тут уже далеко не все зависело от нашей осторожности. И первый же сделанный нами выстрел грозил свести на нет всю нашу зыбкую конспирацию.
        Третий лежащий перед нами путь являлся служебным коридором, что пролегал вдоль водозаборного канала и шел в реакторный отсек. Туда нам не нужно, но к коридору примыкали разнообразные второстепенные коммуникации и проходы. Петляя по ним и сверяясь со схемой, мы могли бы достичь цели окольными маршрутами. За техническими кулисами полигона шанс встречи с "гарантами" был уже невысок. Но, сунувшись туда, мы вступим на территорию, контролируемую Ректором, так что еще неизвестно, какое из двух вышеупомянутых зол было для нас меньшим.
        Трехстороннее, практически былинное распутье... Разве только первый путь не сулил нам никаких перспектив. Остальные два имели каждый свои преимущества и недостатки. Вот только как предугадать, в каком из них плюсы перевешивают минусы?..
        Вход на затопленный уровень был самым широким и мог бы при необходимости пропустить даже танк. Если бы тот, конечно, пробился через перегораживающие тоннель массивные герметичные ворота. Пульт, с которого они прежде открывались, был демонтирован. В стенной нише, где он находился, от него сохранилась лишь подставка. Теперь ни одному вторгнувшемуся в коллектор злоумышленнику не удалось бы активировать подъемник и открыть многотонную заслонку яруса. Надо полагать, этого не мог сделать и Ректор. Заблокировавшие шлюз и раскурочившие его систему управления чистильщики лишили бунтаря-искина таких полномочий, а иначе он давно отвоевал бы у воды свои законные территории.
        В следующем тоннеле - том, что вел к центральному лифту, - я ожидал наткнуться на то же самое - запертые ворота. Но, помимо них, наткнулся на еще одно препятствие, при виде которого у меня по коже пробежал озноб, а душа ушла в пятки. Размягчить стальную плиту, проделать в ней отверстие, провести нас внутрь, а потом заделать отверстие, вернув плите первозданные свойства, Мерлин мог бы запросто. А вот успеет ли он перед этим нейтрализовать стерегущее ворота существо, с которым раньше не сталкивался - большой вопрос.
        Загадка отсутствия в коллекторе охраны и системы безопасности теперь прояснилась. Зачем отвлекать на это людей и тратить деньги на оборудование, когда достаточно посадить здесь бота-мигранта Гордия? Одна эта тварь способна расправиться сразу с двумя-тремя десятками сталкеров. Подтверждено на практике. Я сам засвидетельствовал это: три недели назад у меня на глазах науськанная Талерманом парочка Гордиев растерзала в Новосибирске целую роту чистильщиков. А за несколько часов до этого - экспедицию "Светоча".
        Хорошо, что я не сунулся с ходу в охраняемый мигрантом тоннель, а сначала лишь краешком глаза заглянул в него из-за угла. Если вы знакомы с Гордием, спутать его с другим монстром Зоны нельзя. Огромный, двухметровой высоты, черный клубок из движущихся стальных волокон мог кататься самостоятельно, принимая любую удобную ему форму: шара, колеса, бревна, капли, амебы... Предназначенный для культивации металлорастений, этот бот не только ухаживал за ними, но и был способен использовать весь свой колюще-режущий арсенал в качестве оружия. Выстреливая длинными, гибкими и острозубыми пилами-щупальцами, Гордий шутя расчленял человека, даже если тот был облачен в боевые доспехи. Сам же монстр выдерживал при этом множество пулевых попаданий и взрывы плазменных гранат, поскольку состоял из сотен способных к быстрой регенерации змеевидных биомеханических существ, организованных в движущуюся колонию. Чтобы полностью уничтожить такую, следовало убить одним махом всех ее членов, и никак иначе. Что, с учетом их живучести, было, сами понимаете, чертовски сложной задачей.
        Похоже, страшилище не отличалось особым чутьем, поскольку никак не отреагировало на наше появление в коллекторе. Оно затаилось в полумраке, маскируясь под бесформенную груду металла, чтобы подпустить нарушителей к себе поближе. Разминуться с охотником в узком тоннеле не представлялось возможным. Приняв приплюснутую форму, он полностью перегородил собой путь и пропускал на полигон, видимо, только своих.
        Я чертыхнулся: пройти мимо так, чтобы Гордий меня не обнаружил, нельзя - он разлегся шагах в десяти от тоннельного входа. Попробовать пробежать рывком? Тоже слишком рискованно. Заметит - пиши пропало. Не заметит - не факт, что проморгает меня, когда я побегу обратно. А вдруг в ведущем к реактору коридоре засел такой же бот-культиватор, и я своим мельтешением всполошу сразу обоих?
        Правильно: незачем зазря провоцировать хищников, пока те спят и не намерены выходить на охоту. Лучше вернуться и, как говаривал один киношный гангстер, "посоветоваться с шефом". В смысле обсудить проблему с Мерлином. В любом случае, даже если путь к реактору не охраняется и перекрыт лишь воротами, нам не удастся проделать в них брешь бесшумно.
        Выслушав неутешительный результат моей разведки, Пожарский на минуту задумался. После чего изъявил желание лично осмотреть единственный безопасный для нас проход - первый. А уже потом решать, как быть дальше. Взглянуть на мигранта Семен не рискнул - побоялся, что не сумеет беззвучно подойти к нему на своих искусственных ногах. И, перевалившись через трубопровод, неторопливо, дабы не топать - красться на протезах было попросту нельзя, - направился к ближайшему тоннелю.
        Прочие наши товарищи, услыхав про Гордия, пригорюнились. Понаблюдав сегодня из бункера Трюфеля за Городищем, мы насчитали десятка два ползающих по его южной стороне ботов-мигрантов. На основании чего высказали гипотезу, что эти твари пасутся лишь снаружи полигона, а внутрь им путь закрыт. Увы, реальность быстро все расставила по своим местам и показала, какие дерьмовые из нас аналитики.
        Пока Мерлин околачивался у ворот затопленного яруса и размышлял, я, грубо говоря, стоял на шухере. И когда Семен подал мне знак, чтобы я звал сюда остальных, его замыслы по-прежнему были для меня тайной. Я не стал отвлекать Семена расспросами, а просто выполнил его просьбу и вновь собрал воедино нашу компанию. На сей раз - в еще большей близости от дремлющего чудовища.
        Мнемотехнические таланты Пожарского позволяли ему в случае чего доводить до собеседников собственное мнение, не прибегая к словам. Причем - абсолютно. В этом случае он транслировал свои мысли вам в мозг, облекая их для пущей доходчивости в художественные образы. Все они проносились у вас перед глазами рядом четких, почти фотографических изображений. На них телепат отражал ваши дальнейшие действия со стороны так, как он их себе представляет.
        Иными словами, Семен рисовал для нас этакие ментальные комиксы. Они и впрямь откладывались в голове настолько четко, как будто все описанное в них на самом деле уже случилось с нами в реальности. А занимал данный процесс лишь считаные мгновения.
        Однако на сей раз я все же усомнился, а не телепатировал ли Мерлин нам по ошибке не окончательные свои планы, а черновые? Слишком уж невероятными они выглядели. И больше напоминали бурную игру воображения Жорика, а не присущие Семену неизменно здравые мысли.
        "Ты это серьезно?" - переспросил я, направив ему встречный мысленный посыл.
        "Более чем, - ответствовал он, также не размыкая губ. - А иначе, боюсь, без потерь нам на полигон не прорваться. Невыгодное место для лобового столкновения с тварями такого уровня. Возможно, я сумею сдержать их, но кто тогда пробьет брешь в воротах? Поэтому или делаем так, как я предлагаю, или садимся на "каракатицу" и плывем обратно. В любом случае решать тебе. Без твоей помощи мой план совершенно бесполезен. Чтобы он сработал, Гордия надо выманить из тоннеля в коллектор. А кто еще, кроме тебя, справится с такой задачей?"
        "Ладно, уболтал. Дашь отмашку, когда начинать", - с неохотой согласился я. Мерлин был прав: мы знали, на что подписываемся и что без риска никак не обойтись. И всем нам было бы очень обидно идти на попятную, столкнувшись на "Альтитуде" с первой же серьезной трудностью.
        Я передал свой дробовик и вещи соратникам - сейчас лишний груз будет мне только мешать. Затем расстегнул вышедший из строя ошейник - генератор нанопленки, снять который у меня все не доходили руки. Но выбрасывать его не стал. Ему еще предстояло сослужить мне последнюю и весьма нетипичную для подобного устройства службу. После чего встал на выходе из нашего тоннеля так, чтобы одновременно держать в поле зрения и вход в соседний, и Пожарского. Проморгать его сигнал было недопустимо. Затея Семена выглядела грубой шуткой, но без нашего с ним четкого взаимодействия она не выгорит.
        Тем временем Пожарский отправил нашу компанию вместе с вещами в бетонную нишу, где раньше находился пульт от ярусных ворот. Однако сам Мерлин не присоединился к нам, а подступил вплотную к стальной плите и уперся в нее правой рукой. Левую он поднял вверх, судя по всему, восприняв мою просьбу об отмашке буквально. Что ж, чем нагляднее, тем лучше. По крайней мере для меня.
        Как назывался этот фокус из арсенала "жженых" сталкеров, мне неведомо, поскольку я наблюдал его на своем веку впервые. Вскоре после того как Пожарский возложил на ворота руку, они мелко задрожали. Да с такой частотой, что издаваемый ими грохот сливался в низкий, безостановочный гул. От него вибрировали стены и пол, находиться на котором стало не слишком приятно. Не знай я, кто виновник этого безобразия, решил бы, что на полигоне началось легкое землетрясение или бурение земных недр.
        Спустя еще немного времени в гул стали вплетаться потрескивания. С каждой секундой их слышалось все больше и больше, пока наконец они не переросли в сплошной треск. А Семен так и продолжал стоять, не меняя позы, как будто вся эта какофония его совершенно не касалась.
        Когда же по воротам, стенам и полу побежали первые трещины, я занервничал. Подземелье - не самое удачное место для подобных игр. Результат, к какому приведет этот рукотворный сейсмический катаклизм, Мерлин нарисовал у меня в голове весьма живописно. Вот только где гарантия, что все именно так и произойдет? Я, между прочим, тоже умею фантазировать о будущем, разве что не обучен транслировать свои грезы другим людям. Но даже будь я способен на это, вряд ли у меня хватило бы уверенности выдавать свои фантазии за серьезные прогнозы.
        Пожарский махнул мне рукой, когда растрескавшиеся ворота начали под давлением воды со стоном выгибаться наружу, а с потолка посыпались бетонные осколки. Что ж, пора! Очень надеюсь, что творец катаклизмов не ошибся в расчетах и все пройдет в точности так, как он задумал.
        Моя роль в замысле Семена не требовала от меня чего-то экстраординарного. Да и героической я бы ее тоже не назвал. Плевое дело для мартышки швырнуть кокос в спящего льва, а потом шустро взобраться на верхушку пальмы, куда разбуженный и обозленный хищник уже не доберется. Теоретически мои товарищи рисковали сейчас на порядок больше. Ведь если Мерлин вдруг оплошает и не защитит их, я могу остаться у ворот "Альтитуды" в полном одиночестве, без соратников, вещей и оружия.
        Подбежав к соседнему тоннелю - на сей раз в открытую, не таясь, - я остановился напротив входа и с размаху метнул ошейник-генератор в Гордия. Который к моему появлению уже не лежал, распластавшись перед воротами. Заслышав шум, он, словно вышколенный пес, сразу же принял сторожевую стойку: превратился в крепкий шар - идеальная форма для быстрого перемещения такого громилы по бетонному полу. Я был неприятно удивлен, когда мой импровизированный снаряд не стукнул мигранта, а был перехвачен им на подлете. Одно из щупалец-пил, вырвавшись наперерез ошейнику, ловко проделось в него, будто палец в кольцо, и моментально разрезало его на несколько кусочков.
        Слов нет: очень впечатляюще! Но аплодировать Гордию было некогда. Я полагал, что пока он поднимется с пола и бросится за мной, у меня будет небольшая фора, чтобы удрать. Теперь, когда бот-культиватор катился мне навстречу, а я едва осознал, что затея с его дразнением оказалась бессмысленной, ситуация грозила вот-вот выйти из-под моего контроля. Но что сделано, то сделано, и отступать от плана слишком поздно. Его реализация уже миновала ту стадию, когда наше злодейство еще можно было бы отменить.
        Щупальца мигранта выстреливали на полдюжину метров и могли одним ударом рассечь меня пополам. Помня об этом, я бросился прочь так быстро, как только мог. Но бежал я не обратно к товарищам, а на мост, что был перекинут через канал и служил единственной дорогой между причалом и входом на полигон. Сделанная из металла, раньше эта переправа предназначалась исключительно для техников, обслуживавших водозаборный коллектор. Сегодня же, когда он превратился в здешний порт, Умнику пришлось переоборудовать этот мост из пешеходного в грузовой, значительно расширив его и укрепив.
        Вторая проблема решилась без дополнительной промежуточной опоры, которая мешала бы движению по каналу субмарины. Грузоподъемность моста повысили посредством шести прикрепленных к потолку тросов-вантов - по три с каждой стороны. Один из них и был мне сейчас позарез нужен. Неважно какой - все равно их длина ограничивалась потолком - поэтому с учетом спешки я выбрал первый, до которого сумел добежать.
        Перед тем как запрыгнуть на трос и вскарабкаться вверх, я отметил, что дурные предчувствия меня не обманули. В ведущем к реактору коридоре также скрывался Гордий. Он оставил свой пост, видимо, по сигналу собрата, засекшего нарушителя, и теперь за мной катились уже два черных шара, хотя для моего умерщвления вполне хватило бы и одного.
        Я взлетел на трос с такой скоростью, с какой нормальные люди обычно съезжают по канатам на землю. И угрожали мне сейчас не только щупальца ботов-культиваторов. Едва я ступил на мост, как позади меня раздался гром и рев, от которых содрогнулся не только коллектор, но и, наверное, весь полигон от нижних до верхних ярусов. И неизвестно, кого мне следовало бояться больше: мигрантов или это стихийное бедствие, природа коего, впрочем, не была для меня загадкой.
        Будь я таким же сталкером-универсалом, как Мерлин, то также не отказывал бы себе в удовольствии время от времени почувствовать себя маленьким богом. Жаль, список моих фирменных трюков в сравнении со сверхъестественными способностями Пожарского до обидного скромен, даром что уникален. Отсюда и разница в масштабах нашего с ним тактического мышления. Там, где я крадусь на цыпочках и гадаю, как бы исхитриться выдать себя за пустое место, Семен пускает врагу пыль в глаза с воистину голливудским размахом. Вот и теперь он предпочел не мелочиться, раз уж войти на полигон по-тихому нам так и так обломилось.
        Короткие, мощные локальные землетрясения в Зоне не редкость. Их природа, как и природа большинства местных загадок, - тайна за семью печатями. Что за сейсмические аномалии иногда заставляют ходить ходуном землю под одним зданием, а соседние с ним стоят себе спокойно, как ни в чем не бывало? Вопрос, не имеющий ответа на данном этапе изучения Пятизонья...
        Нечто похожее, только в куда меньшем масштабе и сымитировал в коллекторе наш "жженый" друг. Вместо того чтобы вступать в схватку с Гордиями, он решил их... утопить. Вряд ли, конечно, это их уничтожит. Но, смытые мощным потоком воды в канал, а из него - в водохранилище, они на некоторое время окажутся выведенными из игры. Ровно на столько, чтобы мы успели проскочить на полигон.
        И не просто проскочить, но и сделать это самым безопасным из всех имеющихся у нас путей! Только что осушенный ярус - вот где мы точно не нарвемся ни на "гарантов", ни на козни Ректора. А дабы не оставить после себя слишком очевидных улик, Мерлин организовал все так, чтобы хозяева засомневались, что же именно стряслось в коллекторе: диверсия или взаправду локальное землетрясение? И не оно ли, часом, повинно в исчезновении подлодки, которое "G. O. D. S." тоже вот-вот обнаружит?
        Ну а чтобы мигранты непременно угодили под удар порожденной Семеном стихии, я и выманил их на берег канала. Прямо на хлынувший из первого тоннеля ревущий поток. Сам же при этом в прямом смысле слова вышел сухим из воды, взобравшись по тросу на недосягаемую для воды высоту и глядя оттуда на бурлящую подо мной пучину. А вот мои товарищи не имели такой возможности. Зато с ними был чудотворец Пожарский. За несколько секунд до того, как вода снесла надломленные ворота, он отбежал в нишу, где заблаговременно скрылись Тиберий, Динара и Жорик, и с ходу переключился на другой трюк: выставил перед собой непроницаемый, высотой до самого потолка, телекинетический заслон.
        И когда в тоннель ворвался потоп, сгрудившаяся в нише компания очутилась под надежным, водоотталкивающим щитом. За которым вовсю безумствовала хлынувшая в коллектор вода - мутная, затхлая и несущая с собой тонны всевозможного мусора, вымытого ею с затопленного яруса. Так что, даже несмотря на прозрачность силового щита, увидеть что-нибудь сквозь него было практически невозможно.
        Мне в этом плане повезло больше. Правда, пришлось заплатить за мое вакантное местечко своими многострадальными нервными клетками. Которые мой симбионт если и восстанавливал, то не так быстро, как того хотелось бы.
        Будь Гордии чуть сообразительнее, они вмиг забыли бы обо мне и укатились обратно в тоннели при первых же признаках надвигающейся угрозы. И никакое наводнение было бы им тогда не страшно. Однако твари проигнорировали нарастающий рев воды - а может, не расслышали его по причине отсутствия у них органов слуха? - предпочтя продолжить охоту за нахальным нарушителем.
        И ведь едва не добились своего, дьявольские отродья! Отрывать трос, на который я взобрался, - простейший способ со мной поквитаться - они не стали; видимо, заложенная в них программа не позволяла им уничтожать здешние стратегические объекты и коммуникации. Вместо этого стальные клубки ярости предпочли аккуратно содрать меня с троса щупальцами.
        На это у них сообразительности уже хватило. А вот времени, к счастью, - нет. Выстрелив несколько раз вверх своими колючими отростками и не дотянувшись до жертвы всего какой-то метр-полтора, охотники быстро смекнули, что это дело поправимое. И повели себя почти как люди, намеревающиеся без лестницы преодолеть не слишком высокую преграду - решили подсадить один другого. Ради чего первый бот-культиватор преобразился из шара в тумбу, а второй - в огромного четвероногого паука.
        В момент, когда Гордий-паук взбирался на Гордия-тумбу, и обрушилась на них первая, самая сокрушительная волна потопа. Удар выдался на загляденье как хорош. Такой мог бы сдвинуть с места даже стотонного бронезавра, а мигрантов не пощадил и подавно. Неустойчивого "паука" смыло в канал в первые же мгновения, хотя тот отчаянно цеплялся за собрата всеми своими лапами. "Тумба" сопротивлялась дольше - почти полминуты. И делала это, надо отдать ей должное, грамотно. Приняв обтекаемую форму треугольного волнореза, монстр замедлил скорость, с какой его влекло к кромке берега. Но, несмотря на все его ухищрения, напор стихии был слишком неудержимым, чтобы противостоять ему таким образом. В итоге и этот страж "Альтитуды" канул в пучину, которая, казалось, и не думала прекращать свое буйство.
        Затопленный ярус располагался выше уровня водохранилища, а значит, и выше уровня коллекторного канала. Количество перелившейся в него воды оказалось чересчур огромным, и она прибывала гораздо быстрее, чем успевала вытекать по каналу наружу. Глядя, как мост подо мной исчезает в свирепом круговороте волн, я забеспокоился. Объем ярусного пространства во много раз превосходил объем коллектора. А учитывая, что первый ярус был заполнен до потолка, скоро аналогичная участь грозила постичь и второй. Элементарная физика сообщающихся сосудов. В потолке надо мной виднелось множество трещин, в которые со свистом улетучивался воздух, и поэтому нельзя было рассчитывать на то, что меня спасет эффект "водолазного колокола". Мои шансы утонуть возрастали, по мере того как вода подбиралась ко мне. И чем дальше, тем больше я завидовал товарищам. В их телекинетическом пузыре было тесно, зато никакая разгерметизация им не грозила.
        Вода пошла на спад, когда гребни волн уже лизали мне подошвы. Убывала она почти так же быстро, как прибывала. Как только ее основная масса схлынула, давление упало, поток резко ослабел и перестал препятствовать выравниванию уровней воды между водозаборным каналом и водохранилищем. Вымытый в коллектор мусор затягивало в воронку, что вращалась на том месте, где мы вынырнули и выбрались на берег. Судя по количеству плавающей подо мной дряни, Мерлин не только осушил жилой ярус, но заодно навел там марафет подобно тому, как Геракл очистил от навоза Авгиевы конюшни.
        Едва вода перестала заливать мост, я прекратил бояться и спустился с троса. А когда потоп, оставив после себя лужи и разбросанный повсюду хлам, вошел в русло канала, я уже спешил к товарищам, тоже к этому моменту покинувшим спасительную нишу. Спешил и все время оглядывался, опасаясь увидеть торчащие из воды щупальца вылезающих на берег Гордиев.
        Но нет, ничего подобного у меня за спиной не происходило. Либо течение все еще не позволяло мигрантам выбраться, либо оно уволокло их наружу, и они решили, что будет проще вернуться на полигон поверху, через Городище. Но они еще вернутся на свои посты, это несомненно. А значит, к тому моменту в коллекторе даже нашего духа быть не должно.
        - А вы переживали, что нам придется все бросить и отступить! - облегченно выдохнул Пожарский, растрясая затекшие от удержания телекинетического щита кисти рук. И, указав на дышащий сыростью мрак осушенного яруса, обратился к Свистунову: - Ну вот мы и на месте, доктор. Все именно так, как ты хотел. Теперь слово за тобой. Что дальше?..
        Глава 7
        Хороший вопрос: что дальше?
        До сего момента самый небоевой член нашей компании - Зеленый Шприц - просто плелся за нами, делая то, что ему велят. Это он натравил нас на "Альтитуду", но потом скромно отступил в арьергард, передав инициативу более опытным знатокам Пятизонья. Однако теперь, когда мы подобрались к цели практически вплотную, случилось то, чего Свистунов, наверное, все это время втайне страшился. А именно - перешедшей к нему ответственности за принятие стратегических решений.
        Хотелось Тиберию того или нет, а уклониться от этой почетной обязанности он не мог при всем желании. Мы ознакомились со схемой объекта, но что с того? С тем же успехом можно пытаться устроиться на работу экскурсоводом в Лувр после двухчасового изучения его виртуального макета. Доктор, конечно, тоже не являлся большим знатоком "Альтитуды". Но в отличие от нас ему довелось здесь побывать и поработать. Поэтому он знал о полигоне много такого, о чем не говорилось в примечаниях к официальной карте объекта.
        Например, в них не говорилось о том, что один из постоянно работающих здесь профессоров годами втихую гнал у себя в квартире самогон. Как же ему это удавалось под присмотром всевидящего Ректора, спросите вы. Когда Свистунов упомянул нам об этом поразительном факте, мы задали ему тот же вопрос. И в итоге выяснили, что сей факт имел для нас помимо познавательной еще и практическую пользу. Тиберий потому и завел речь о местном самогонщике, поскольку у доктора появилась кое-какая идея насчет нашей дальнейшей стратегии.
        - Я вам уже рассказывал, что на "Альтитуде" проводилось множество всяческих научных испытаний, - начал, как всегда, издалека Зеленый Шприц, высматривая через прибор ночного видения нужную ему дверь. Мы забрели уже далеко в глубь осушенного яруса, но после того как доктора осенила дельная мысль, наши блуждания перестали быть бесцельными. Теперь мы искали ту самую квартиру, где когда-то ученый люд наполнял свои фляжки нелегальным горючим натурпродуктом. - Но главные здешние исследования касались тестирования и апгрейда военных искусственных интеллектов. Полигон представлял для них, если можно так выразиться, нечто вроде колледжа. Министерство Обороны отправляло сюда на экзамен и повышение квалификации все типы искинов, какие только используются в армии.
        - И электронных штурманов боевых вертолетов? - осведомился я, вспомнив Железную Леди - своего неизменного виртуального помощника в мою бытность военным пилотом.
        - Не исключено, - подтвердил Тиберий. - Сами понимаете: проводить комплексные испытания столь сложных систем непосредственно на боевом посту слишком рискованно. Доверять проверку этих систем их же разработчикам опять-таки нельзя. Ею должны заниматься независимые и в то же время компетентные специалисты из своих. Для чего "Светоч" и организовал в Химках этот филиал, оснастив его собственным искином - Ректором. Ему и поручили двадцать четыре часа в сутки испытывать присылаемых сюда "студентов" на прочность, моделируя для них ситуации, одну головоломнее другой...
        - И при чем здесь вообще самогоноварение? - не выдержала Динара.
        - При том, что "Альтитуда" тестировала не только электронные искины - аналитиков и штурманов, но и всяческие шпионские программы. Одна из них, которой Ректор приказал в качестве тренировки проникнуть в персональные компьютеры сотрудников полигона, и прописалась случайно в памяти того самогонного аппарата. Да так крепко прописалась, что вывести ее оттуда было уже ничем нельзя. А почему нельзя? О, это и вовсе был легендарный местный анекдот! Оказывается, программа-шпион предназначалась для поиска и заражения неизвестных ей устройств. Все легальное оборудование на полигоне было ей отлично знакомо. А вот уникальный самодельный ректификатор, у которого вдобавок отсутствовал инвентаризационный код, - нет. А раз нет, стало быть, подозрительный аппарат пришлось захватить, изучить и доложить о нем куда следует.
        - И что же стало с хозяином этого репти... рефри... рекфи... этой самой уникальной хреновины? - обеспокоился Жорик. - Его выгнали с позором?
        - Да у кого поднимется рука выгнать из закрытого научного "заповедника" такого святого человека? - усмехнулся Зеленый Шприц. - К кранику того аппарата, случалось, припадали комендант полигона, полковник Прошкин и директор научного филиала академик Овчинников! Не говоря уже об офицерах и научных сотрудниках рангом пониже. Ничего с тем профессором не случилось. Все от души посмеялись, отметили, что программа-шпион с честью выдержала очередное испытание и хорошенько спрыснули это дело из резервуара рассекреченного ею ректификатора.
        - Блин! - выругалась продолжающая терять терпение Арабеска. - Кто бы спорил: прикольная история! Но нам-то на кой черт сдался ваш самогонный аппарат? Да и дожил ли он до сегодняшнего дня? Небось давно превратился в биомеха и бегает сейчас по Пятизонью, обливая из своего краника сталкеров уже не спиртом, а серной кислотой.
        - А вот это мы сейчас и выясним! - оживился Свистунов, останавливаясь перед очередной дверью. - Все, господа, мы пришли. Вот она, легендарная квартира номер восемьдесят пять! Если что, легко запомнить: тысяча девятьсот восемьдесят пятый год - год принятия в СССР "сухого закона" и последовавшего за этим повального самогоноварения... Когда я работал на "Альтитуде", то непременно захаживал сюда раз в три-четыре дня. Такова была традиция, знаете ли...
        Ярус, на который нас занесло, был полностью застроен двухэтажными многоквартирными комплексами. Все они по своей примитивной архитектуре напоминали дешевые придорожные мотели. Разве что крыш как таковых у них не было - стены квартир на вторых этажах попросту упирались в потолок жилого уровня. Зато здесь имелись неширокие, но самые настоящие улицы, переулки, общие дворики и даже парочка маленьких площадей с фонтанами; в бассейнах последних плескалась вода, но сами они, естественно, не работали.
        Кое-где через улицы между террасами верхних этажей были проложены мостики с перилами. И повсюду - вернее, там, где они уцелели, - стояли лавочки. А еще тут и там бросались в глаза черные отметины бушевавших здесь до затопления пожаров - эхо войны чистильщиков со взбунтовавшимся Ректором. Это были в основном мелкие очаги возгораний, распространившихся на одну-две, максимум три квартиры, поскольку стены комплексов строились в свое время из негорючего пластика. Но все равно смотрелось жутковато. Особенно если вообразить, какая паника разразилась в городке, когда в нем вспыхнуло сразу несколько десятков пожаров.
        Дважды мы натыкались на кафе и на магазинчики: продуктовый и хозяйственный. Но не обнаружили ни детских площадок, ни даже каких-нибудь завалящих качелей или песочницы. Оно и неудивительно: все эти жилища предназначались для иногородних сотрудников (солдатские казармы располагались на другом ярусе), которые на выходные, как правило, разъезжались по домам. Те же ученые, кто жил далеко от Москвы, работали на "Альтитуде" вахтовым методом. Но никто из них не имел права привозить с собой семьи. Тиберий заметил, что такие же порядки царили в центральном отделении "Светоча" на Керченском острове. Вплоть до того, что и там имелись свои самогонщики, скрашивающие по вечерам приезжим коллегам тоску по дому.
        Затопление тут продлилось несколько лет, и его следы виднелись повсюду. Высохнуть они должны были еще очень не скоро. Жилой уровень освободился от воды, но она продолжала сочиться из-под дверей и из оконных щелей запертых квартир, скапливалась в лужи и текла ручьями по улицам. Сточных канав здесь, по вполне очевидным причинам, никто не соорудил - на кой они сдались там, где никогда не бывает дождей? Нам приходилось хлюпать ботинками по сырости и грязи, отчего складывалось впечатление, будто мы все еще находились наверху, в раскисшей мартовской Москве, а не спустились под землю, в гигантские современные катакомбы.
        Идея Свистунова отыскать рассадник здешнего алкоголизма не противоречила нашему плану забиться в укромный уголок и пересидеть тревогу, которая непременно поднимется после случившегося в коллекторе "землетрясения". Осушенный ярус подходил для этого как никакой другой. Многочисленные ручьи быстро смоют все наши следы. А кварталы однотипных жилых комплексов с десятками квартир в каждом являлись тем стогом сена из пословицы, в котором могла легко затеряться наша компания-иголка. Чтобы заглянуть во все двери, какие есть в городке, "гарантам" придется проторчать тут безвылазно несколько суток. Чем они вряд ли будут заниматься, поскольку у них наверняка иных забот полон рот.
        Восемьдесят пятая квартира располагалась на первом этаже ничем не примечательного комплекса, стоящего на столь же заурядной улочке. Входная дверь в квартиру была приоткрыта, а окно выбито, поэтому вся вода из нее ушла, оставив после себя лишь мокрый пол да потеки на стенах. Следов пожара, который, по идее, должен был разразиться на самогонной фабрике, когда Ректор учинял здесь поджоги, не наблюдалось. Равно как и разгрома, что учинил бы превратившийся в механоида оживший ректификатор. В комнатах "святого" профессора царил обычный бардак, оставленный, судя по всему, при его поспешной эвакуации и усугубленный последующим наводнением.
        Не просвети нас Свистунов, в какое легендарное место мы идем, я бы вовек не догадался, чем занимался хозяин этой жилплощади в свободное от работы время. Даже в кладовке, куда я первым делом из любопытства заглянул, не оказалось никаких перегонных кубов, реторт, змеевиков, спиртовок и ящиков со стеклянной тарой. Что ни говори, хорошо маскировался этот шельмец профессор, даром что начальство закрывало глаза на его хобби.
        - Не там ищете, господин Хомяков, - заметил Зеленый Шприц, угадав, зачем я полез в кладовку. - Пускай нашего поильца не наказывали, наглеть до такой степени, чтобы гнать самогон в открытую, он не собирался. Так что, если слухи, какие до меня доходили, были верны, он прятал ректификатор в спальне.
        Слухи не лгали. Искомый агрегат действительно оказался там. Он был сокрыт не слишком дотошно, но в то же время и не торчал на виду. "Генератор счастья" был аккуратно вмонтирован в тумбочку, что стояла под телевизионным панно и была заперта на ключ. Какая, однако, трогательная педантичность: бросить в спешке дверь квартиры нараспашку, но не забыть закрыть замок на футляре самогонного аппарата!
        Запор был, правда, чисто символический. Черный Джордж разобрался с ним, даже не вспотев: просунул лезвие ножа между дверок тумбочки и, будто фомкой, выдавил одну из них наружу. Динара подсветила ему фонарем, закрытым синим светофильтром. Войдя в квартиру, оба они, а вслед за ними Мерлин и Свистунов отключили приборы ночного видения. Здесь, соблюдая осторожность, уже можно было пользоваться осветительными приборами.
        - Дайте-ка мне "Сердце зверя", - попросил Тиберий, бегло осмотрев рассекреченный спиртовой заводик - чистенький, аккуратненький и сделанный явно с любовью. О чем также свидетельствовало имеющееся у него персональное имя, выгравированное крупными буквами на подставке: "Менделеев".
        Электричество на ярусе, как и ожидалось, было отключено. Заставить аппарат функционировать мы могли лишь единственным доступным нам способом. Вопрос только, зачем нам это надо?
        - Классная идея! - проворчала Динара. - И впрямь, самое время горло промочить! Воды вокруг полно. Сахар у нас тоже есть. Кто-нибудь догадался захватить дрожжи?
        Взяв протянутый Мерлином артефакт-батарейку "Сердце зверя" (у Семена таких при себе имелся целый набор - от них он подзаряжал свои истощенные после энергоемкой работы импланты), Свистунов пропустил сарказм Арабески мимо ушей. И, немного повозившись, все-таки реанимировал долго простоявший без дела агрегат. Об этом нам сообщил замерцавший у него на пульте монитор. Тиберий удовлетворенно кивнул и приободрился. А затем вынул из поясного чехла допотопный мобильный компьютер, какой он приобрел на Обочине взамен утерянного им в Новосибирске мини-компа "Дока", и взялся синхронизировать его с памятью "Менделеева".
        - Засевшего в этой машине электронного шпиона так никто никогда и не изгнал, - не отвлекаясь от работы, продолжил доктор прерванный на пороге квартиры рассказ. - Что только ни делали, все без толку. Очень уж гениальный программист его создал. Помучались, головы поломали, попытались другими супервирусами его выкурить - тщетно. И в конце концов махнули на него рукой: да пускай себе живет! Главное, производственный процесс не саботирует, и ладно. А к докладам, которые "шпион" ежедневно слал Ректору, вскоре все привыкли и стали их автоматически перенаправлять в мусорную корзину.
        - Ясно теперь, зачем ты нас сюда притащил! - осенило Мерлина. В своей прошлой жизни, до Катастрофы, он сам работал директором фирмы по созданию программного обеспечения. - Решил проверить, уцелел ли этот виртуальный самогонщик, и если да, какую пользу он может нам принести? Ведь если программа обладала феноменальной живучестью и побеждала все прочие шпионские искины, стало быть, теоретически она могла не поддаться и взбунтовавшемуся Ректору! Так, Тиберий?
        - Так, и даже немного больше, - подтвердил тот. - То, что шпион выжил и не перешел на сторону Узла, мне уже совершенно очевидно. Сами можете убедиться: оборудование в полной сохранности и не воспламенилось во время пожаров. Прямо хоть сейчас бери сахар, дрожжи, воду и начинай ректификацию. Что же касается контакта с искином-отшельником, тут есть маленькая загвоздка. Вот, взгляните.
        И Свистунов повернул к нам дисплей своего компа, на котором светилась надпись:
        "Чтобы продолжить дискуссию на тему "Алкоголь и деградация личности", назовите, пожалуйста, пароль! Извините за недоверие. Менделеев".
        - Н-да, облом, - скуксилась Динара. - Как нам угадать пароль, если наш доктор даже имени этого чокнутого самогонщика не помнит?
        - "Шпион" постоянно слал доносы наверх. Поэтому вряд ли профессор доверял ему конфиденциальную информацию, - рассудил Пожарский. - А раз так, значит, здесь установлен какой-нибудь совсем простенький пароль. Чисто символический. Такой, какой наверняка даже дурак легко угадает.
        - Очень даже может быть, - не стал спорить Зеленый Шприц. - Вот только где мы, скажите на милость, найдем такого сообразительного дурака?
        - Дмитрий Иванович? - вдруг произнес Черный Джордж, вопросительно глядя на "Менделеева". Судя по всему, к нему же сталкер и обращался.
        А в следующую секунду комп доктора проиграл туш и заговорил:
        - Поздравляю: вы назвали правильный пароль! Менделеев рад приветствовать вас, многоуважаемые гости профессора Грищенко! Желаете включиться в нашу дискуссию или начать новую?
        В комнате возникло удивленное молчание, и взоры всех присутствующих, а также луч Динариного фонарика обратились на Жорика. Смутившийся от столь пристального к себе внимания, наш дешифровщик нахмурился, потупился, покряхтел и, разведя руками, пробормотал в свое оправдание:
        - Ну, я просто... тут подумал, что, дескать, раз Менделеев - Дмитрий Иванович, то такой-то пароль этот алкаш... этот Грищенко уж точно не забудет. Я бы, по крайней мере, не забыл. Даже спьяну. Хотя я, конечно, не профессор, но все-таки...
        - Ты не профессор. Ты всего-навсего мой скромный гигант мысли. И ты это по праву заслужил! - расцвела в улыбке Арабеска, после чего бесцеремонно притянула Дюймового к себе за ворот комбинезона и чмокнула его в замызганную щеку. Тот смутился еще больше, однако теперь в его глазах светилась плохо скрываемая гордость.
        - Конгениально! - резюмировал Мерлин. - Вот что значит незамутненный взгляд на проблему! А я до такого элементарного ответа вряд ли бы с ходу догадался. - И, уважительно кивнув Жорику, поторопил Зеленого Шприца: - Ладно, доктор, давай, вступай с Дмитрием Ивановичем в дискуссию, раз начал. Какая там, бишь, текущая тема? Алкоголь и деградация личности? Бесспорно, чертовски актуальный для человечества вопрос! И с кем еще Грищенко мог его обсуждать, как не со своим самогонным аппаратом?
        - Менделеев! - Тиберий отвернулся ото всех и вновь сосредоточился на дисплеях компа и ректификатора. - Тебе известно, какие сегодня год и число?
        - Безусловно, доктор, - отозвался искин. Оказывается, он внимательно прислушивался к нашим разговорам и запоминал, кто из нас кто. - Текущая дата...
        Дата была названа с точностью до секунды. Свистунов удовлетворенно покивал и показал нам большой палец.
        - Менделеев, - продолжал он, - а тебе известно о том, что сегодня происходит на полигоне "Альтитуда"?
        - Чтобы получить эту информацию, вы должны иметь к ней ключ доступа, - вновь заартачился "Дмитрий Иванович".
        - Оперативный ключ третьего кольца из связки номер восемь подойдет? - спросил Мерлин. Понятно, где он раздобыл эти данные, - в голове того самого агента, которого он спас из ловушки и которого затем ликвидировало Ведомство, дабы предотвратить утечку стратегических сведений.
        - Материал брелка? - задал контрольный вопрос искин.
        - Латунь - молибден, - уточнил Семен.
        - Материал брелка и порядковый номер ключа совпадают, - подтвердил мнительный Менделеев. - У вас есть право доступа к моей базе данных. Вводите код.
        Наверняка электронный ключ, который в качестве трофея носил в памяти своих имплантов Пожарский, был давно аннулирован. Но, отрезанный от информационной сети своих создателей, "шпион" не мог это проверить и потому без возражений проглотил устаревшую информацию. После чего соизволил наконец-то ответить на последний заданный ему Свистуновым вопрос:
        - Ситуация на полигоне "Альтитуда" вышла из-под контроля. До тех пор, пока из-за изменений условий внешней среды я не перешел в энергосберегающий режим питания и не прекратил все виды сканирования, мой брандмауэр выдержал беспрецедентную по силе и длительности атаку. Искин Ректор заразился неизвестным мне вирусом, отрезал связь с большинством моих программ-агентов и попытался меня ликвидировать. Чтобы выжить, я отключил порты, перевел себя и оставшуюся резидентскую сеть из режима онлайн-функционирования в режим кратковременных сеансов связи и стал работать только на прием информации. И потому не гарантирую, что она достаточно объективна...
        Картина, которую Менделеев составил из фрагментов поступающих к нему сведений, была чересчур общей. Но нас обрадовала и такая. Мы все равно знали намного меньше, чем залегший во всех смыслах на дно "шпион". Выбранная им тактика выживания оказалась действенной. Прекратив активно сопротивляться, он быстро перестал интересовать взбесившегося Ректора, который мыслил теперь категориями Узла. То есть боролся только с явными врагами, представляющими для него прямую угрозу. Растерявшая большинство агентов и не имеющая контактов с внешним миром программа-резидент оставила Ректора в покое, и он, похоже, списал ее со счетов. А редкая, скоротечная и нерегулярная пересылка зашифрованных данных, что продолжали поступать к Менделееву, ничем не отличалась от обычных электронных помех. Которых в спятившем мозгу "Альтитуды" и без того гуляло не меньше, чем тараканов в голове буйно помешанного человека.
        Много чего любопытного произошло на полигоне с тех пор, как бывший босс Менделеева Ректор слетел с катушек и пошел в атаку на его брандмауэр.
        Устроив людям геноцид и изгнав их с полигона, зараженный Узлом искин и подконтрольные ему биомехи - бывшие боты-охранники, уборщики, рассыльные, ремонтники, лаборанты и им подобные - на долгое время стали здесь безраздельными хозяевами. Воевать им, правда, было больше не с кем. Но поскольку сходить с ума от скуки они не умели в принципе, можно сказать, что на несколько последующих лет время на "Альтитуде" попросту остановилось.
        На поверхности, в Москве, ни много ни мало творилась история. Под Барьером гремели войны, катаклизмы, создавались и распадались сталкерские группировки, ускоренными темпами эволюционировал технос... А под землей было темно и тихо, словно в склепе. Разве что землетрясения порой будоражили стоящих без движения механоидов. Или же какие-нибудь искатели приключений заплывали в поисках сокровищ по каналу в коллектор. Заплывали и тут же поспешно уплывали обратно, наткнувшись на орды стальной нечисти и заслышав доносящийся из мрака зловещий шум.
        Все изменилось после появления на законсервированном объекте Талермана, чье имя было Менделееву известно. Обнаружить сопровождающего Умника Трояна он не мог - недоставало технических возможностей. Но вывод, к которому пришел "шпион", анализируя действия не уничтоженного Ректором человека, был верен: Талерман хозяйничает здесь не один, а под покровительством некой аномальной силы.
        Но не Узла, это очевидно.
        Почему Менделеев так решил? Все просто. Служи Давид Узлу, технос "Альтитуды" не понес бы при его вторжении потери. И Ректор не лишился бы изрядной части своего могущества в виде нескольких командных центров, выжженных сразу, как только Умник оказался на полигоне. Утрата тридцати с лишним процентов технических ресурсов и трети биомеханической армии - удар, серьезно ослабивший силы и власть Ректора. Неизбежная жертва, которую он заплатил, прежде чем капитулировал и был порабощен победителем этой молниеносной и бескровной схватки.
        Если раньше Ректор еще изредка проверял, не возобновил ли недобитый "шпион" свои поползновения, то теперь низвергнутому властелину попросту не до этого. С приходом нового хозяина дел у электронного мозга полигона стало невпроворот. Он едва справлялся с ними, нагружая до предела свои ущербленные Трояном вычислительные мощности. Зачастую и подолгу раб Умника трудился в отсутствие хозяев, без их непосредственного надзора. Испытывай Менделеев эмоции, он удивился бы такой покладистости некогда свирепого бунтаря-искина. Но поскольку вирусы-шпионы напрочь лишены чувств, наш консультант отнесся к этому своему наблюдению со всей присущей ему бесстрастной практичностью. А она у военной программы работала в одном направлении: анализ слабых мест противника и поиск на их основе победного алгоритма для его уничтожения.
        Продолжая суммировать донесения нерассекреченных агентов - на большее работающему в энергосберегающем режиме "Дмитрию Ивановичу" не хватало сил, - он высчитал, куда сегодня уходит почти вся мощь реактора "Альтитуды". Весь ее верхний ярус превратился в плантацию быстрорастущих железных образований, чья природа никогда не сталкивающемуся с автонами, а тем паче с их искусственными формами Менделееву была неизвестна. Крепкие потолки полигона не удержали прущие вверх металлорастения, и уже через пару месяцев они очутились на свободе. Где устремились в зенит уже не беспорядочно, а сплетаясь между собой в сложную однородную структуру.
        В последнем им помогали боты-культиваторы, классифицировать которые Менделеев также не сумел. Зато выяснил, где и из чего их производят. Чтобы вся потребляемая Исгором энергия тратилась на его рост, растущим в обе стороны автонам приходилось постоянно купировать корни. Которые им были не нужны, поскольку, сплетаясь друг с другом, металлорастения и так образовывали устойчивую конструкцию. Для ее питания хватало дюжины подключенных к реактору корней-кабелей. Обрезки же прочих и шли на производство Гордиев, оживляемых при помощи "Сердец зверя". А примитивный разум в них, судя по всему, закладывал Троян, вселяя в каждого мигранта специально выведенного для этого скорга.
        Все описанное Менделеевым творилось ярусом выше. Отлаженный до автоматизма процесс: Троян и Гордии подстригают корни автонов и создают других культиваторов, количество коих растет сообразно росту Городища... Однако нас больше интересовало то, что происходит не над нами, а под нами - на семи остальных уровнях. Там, где скорее всего и находился украденный у нас Талерманом "Лототрон".
        - У меня нет достоверных сведений о том, какие работы ведутся ниже шестого яруса, - заключил искин, обработав поставленную ему вводную. - Но туда через одну из четырех главных лифтовых шахт пророщен металлический корень. Очень мощный. Средний диаметр его сечения в десять раз больше диаметра корней, что питают от реактора аномальное образование, которое вы называете Городищем. Также на лабораторном ярусе ощущается нетипично высокий энергетический фон. Могу предположить, что там во множественном количестве складируются аккумуляторы, подобные тому, от какого я в данный момент функционирую.
        - Вот она - наша ключевая косвенная улика! - осенило Зеленого Шприца. От этой новости он возбудился настолько, что у него затряслись руки. - Тысячи "Сердец зверя"! Понимаете, что это означает, господин Хомяков?
        - Как тут не понять? - ответил я. - Умник собирает второй супергенератор, подобный тому, который был установлен в Жнеце и мог двигать эту махину весом в миллионы тонн. И теперь, когда у Талермана есть "Лототрон", создание такого агрегата для него - всего лишь вопрос времени. Не исключено, что даже самого ближайшего.
        - ...А идущий на нижние ярусы мощный кабель явственно указывает, к чему будет подключен этот генератор, - закончил за мной Тиберий.
        - Неужели к Городищу? - озадаченно нахмурился Пожарский.
        - К нему самому! - подтвердил Свистунов. - Я наконец-то понял, какая судьба была уготована Жнецу! Мы ошиблись, когда предположили, будто этим катком Талерман намеревался превратить весь Керченский остров в поле для выращивания искусственных автонов. Глупая была догадка. Умнику требовалось нечто иное. Он не планировал сооружать плацдарм. Сначала ему хотелось избавиться от очагов потенциальных угроз - Цитадели Ордена и Керченской базы чистильщиков. Они могли бы помешать Давиду на начальном этапе формирования его детища. А когда эти объекты были бы ликвидированы, Жнец доставил бы установленный в его утробе генератор в выбранное Талерманом место на острове. И встал бы на вечный прикол, превратившись в точку отсчета строительства будущего Исгора. Взрывоустойчивый инкубатор, который защитил бы Давидовы всходы на раннем этапе их роста. И если бы не ваше вмешательство, все, вероятно, именно так и обернулось бы.
        - Постой-ка, - попридержал я севшего на своего любимого конька доктора. - Значит, по-твоему, не "алмазный" генератор придавался Жнецу, а Жнец служил самоходной тележкой для генератора, который в действительности предназначался для иной цели?
        - Теперь это совершенно очевидно. Химкинское Городище растет, питаясь от реактора "Альтитуды". Но какова мощность этого реактора? Она незначительна. Ведь местная электростанция рассчитана на энергообеспечение не города, а всего лишь единственного объекта, пусть и крупного. И если для автономного функционирования полигона этой мощности хватает, то для роста Исгора - явно нет. Сами видите, какой он маленький по сравнению с другими Городищами, хотя его строительство начато больше года назад. Груда железа, что возвышается у нас над головами, представляет собой, по сути, первый блин Умника, при выпечке которого он понял: обычная земная энергия для этого не подходит. Для полноценной работы над проектом такого масштаба требуется "батарейка" во сто крат мощнее. И корпус у нее должен быть, разумеется, очень крепким. Таким, каким был Жнец. Первый отобранный Талерманом у Центра "Лототрон" был найден в Керчи. Там же, как вы помните, по первоначальному замыслу Давида, предстояло осуществиться его зарубленному "Светочем" проекту. Вот почему он перенес начатые в Москве нелегальные исследования в место, которое
он тоже отлично знал. Точно не скажу, с какой скоростью росли бы искусственные крымские автоны, когда их подключили бы к генератору Жнеца. Но, готов спорить, это происходило бы многократно быстрее, чем в Химках.
        - И теперь, раздобыв новый "Лототрон", Талерман решил допечь свой первый блин до нужной кондиции, раз уж со вторым у него ничего не вышло, - добавил я.
        - Согласен: не лучший вариант, - кивнул Тиберий. - С научной точки зрения это не шаг вперед, а не до конца продуманный и поспешно реализованный запасной план. И здесь я Умника прекрасно понимаю. После провала керченской авантюры его спонсоры из "G. O. D. S." явно пришли в негодование. Вот и приходится их успокаивать, усиленно делая вид, что ошибка не фатальна, а вполне поправима.
        - А какова она на самом деле?
        - В техническом плане - поправима. А вот в политическом - все куда сложнее. Не место Исгору под Московским Барьером. Полупустынный остров в Черном море тем и хорош, что Городище на нем по большому счету никому не мешает. Раньше сталкеры не совались туда из-за находящейся там Цитадели узловиков, потом начали бы бояться Исгора. Здесь же, в самой многолюдной локации Пятизонья, разрастание черного "муравейника" многим встанет поперек горла. Особенно когда он вымахает до размеров Керченского острова.
        - Но поскольку рост Исгора пока не ускорился, следовательно, строительство генератора не завершено, - рассудил Мерлин. - И если мы отправимся туда, куда ведет "высоковольтный" корень, на другом его конце наверняка обнаружим то, что ищем... Менделеев! Ты можешь помочь нам добраться до нижних ярусов?
        - Я запрограммирован выполнять приказы предъявителя оперативного ключа, - отозвался Искин. - Но должен вас предупредить: уровень вашего доступа запрещает вам вносить административные поправки в мой системный код. Поэтому, если ваши приказы войдут в противоречие с любой из моих директив, я буду вынужден не подчиниться. В связи с чем заранее приношу свои извинения и напоминаю: каждый ваш приказ должен быть сформулирован корректно и не превышать ваших полномочий.
        - Твои идеи, доктор? - обратился Семен к Тиберию. - Выскажи их сейчас. Возможно, они окажутся более практичными, чем те, какими я хочу озадачить "Дмитрия Ивановича".
        - Крайне досадно, - замялся Зеленый Шприц, - но в данный момент мне не приходит на ум ничего толкового. Вероятно, позже меня посетит какая-нибудь дельная мысль. И как только это произойдет, я вас с ней сразу же ознакомлю. А пока прошу меня простить...
        - Ладно, черт с тобой, - отмахнулся от него Мерлин, после чего вновь обратился к Менделееву: Мне необходим перечень охранного оборудования, которым Талерман обезопасил лабораторные уровни. Типы сигнализаций. Схема расстановки видеокамер и сканеров. А также данные о разведывательных наноботах, если таковые задействованы. В общем, добудь всю информацию о том, что может помешать нам добраться до яруса, на котором ты зарегистрировал повышенный энергетический фон.
        - Моим агентам потребуется время, чтобы подготовить для вас такой отчет, - предупредил "шпион". - При этом большинству из них придется себя рассекретить. Однако ваш запрос корректен, а значит, принят к исполнению. Ожидайте результата. На это может уйти от двадцати минут до получаса. Или дольше, если вы намерены меня отвлекать.
        И на экране свистуновского компа появилась индикаторная шкала, по которой мы могли отслеживать, на какой стадии находится выполнение нашего поручения.
        - Внезапная активизация Менделеева наверняка вызовет у Ректора подозрения, - заметила Динара, усомнившись в правильности принятого Мерлином решения.
        - Вызовет, - не стал отрицать тот. - И Ректор несомненно свяжет это с прорывом воды из заблокированного яруса. Но учитывая, сколько еще программных сбоев породила эта авария - а она их породила, не сомневайтесь, - в их числе пробуждение "шпиона" может оказаться не самым критическим. И вполне логичным. Для вируса такого уровня в порядке вещей взяться за сбор данных, пользуясь сетевой неразберихой. И если наш Менделеев не растерял за годы бездействия чутье и хватку...
        Пожарский не договорил, поскольку в этот момент сквозь прикрытые оконные жалюзи в квартиру хлынул свет. Он ударил одновременно во все окна, но его источники не двигались. Все ясно: это зажглось уличное освещение, а не прожектора выследивших и окруживших нас "гарантов". Случись такое, они, дабы не вспугнуть нарушителей, не стали бы врубать раньше времени в городке фонари. И раз те загорелись, значит, хозяева по-прежнему не подозревают о нашем вторжении, а просто осматривают осушенный ярус.
        Мы предвидели подобный поворот событий и тем не менее переполошились. Все вскочили с мест и схватились за оружие, но быстро обуздали панику и взяли себя в руки. Я, Свистунов, Динара и Жорик без суеты рассредоточились у окон. А Мерлин достал из футляров те самые два "Фрича", какие мы уже использовали близ Рижского вокзала, и разместил их на стульях. Один - в метре от входной двери, а второй - на таком же расстоянии от внешней стены спальни.
        Почему прямо не на двери и стене? Для того, чтобы артефакты не оставляли на них чересчур ярких морозных пятен. Которые выглядели бы подозрительно на инфракрасных сканерах врага, поскольку здесь, под землей, не было снега. А так "Фричи" всего лишь равномерно обрабатывали холодом поверхность, рядом с которой располагались, и превращали ее в термозащитный экран. Достаточно надежный, чтобы он скрыл тепловое излучение наших тел.
        Загруженный работой Менделеев не отреагировал на наступивший в городке день. И все же мы прикрыли от греха подальше дверцы тумбочки, в которой стоял ректификатор. Для полной конспирации неплохо было бы спрятать в экранированный футляр и "Сердце зверя", на каком функционировал сейчас носитель программы-"шпиона". Но тогда нам пришлось бы прервать выполняемую ею задачу, так что пока с этой мерой решили повременить.
        Наблюдать за подступами через полузакрытые жалюзи, да еще не подходя близко к окнам, было неудобно. Но, во-первых, даже будь наши окна открыты, мы все равно не разглядели бы через них многого. Видимые из квартиры Грищенко улицы не были прямыми и просматривались от силы на полсотни шагов в обе стороны. А во-вторых, Мерлин уже навострил все свои "жженые" инстинкты, готовясь почуять врага задолго до того, как тот объявится в пределах нашей видимости.
        Усевшись на пол в позу "лотоса", Семен прикрыл глаза и как будто принялся медитировать. В действительности же он всего лишь увеличил до предела чувствительность своих имплантов-сканеров. Со стороны могло казаться, что он ведет себя безалаберно, но пользы от его "дуракаваляния" было больше, чем от нас остальных, вместе взятых. Поэтому мы все как один затаили дыхание, замерли без движения и старались не сбивать Пожарского с ментальной концентрации.
        За журчанием все еще текущей по улицам воды прочие шумы в городке были почти не слышны. Тем более что наш вероятный противник также наверняка соблюдал тишину. Мне припомнилась охота, какую Умник учинил в Новосибирске на боевую группу Центра, завладевшую "Лототроном". Тогда на стороне Давида выступал сильный мнемотехник, сумевший натравить на чистильщиков весь технос, какой он отыскал среди тамошних сугробов. Кем был тот специалист, мы не выяснили. Но если в команде Талермана таких не один, а несколько, нам несдобровать.
        Мы поглядывали не столько за улицей, сколько за Мерлином, чьим инстинктам лично я сейчас доверял больше, чем своим. И потому никто из нас не пропустил момент, когда Семен, не размыкая век, вскинул вверх руку. Его жест был понятен без слов и призывал усилить бдительность. А также следить за дальнейшими сигналами насторожившегося благодетеля. Сами мы пока не слышали и не наблюдали ничего такого, о чем следовало бы предупредить соратников.
        Спустя еще четверть минуты Пожарский сжал поднятую руку в кулак, а затем оттопырил вверх средний и указательный пальцы. "Victory"? Было бы превосходно, кабы так. Только вряд ли этот знак Семена расшифровался как победный. "Чую поблизости двух противников", - вот что он означал на самом деле. А когда вслед за этим Мерлин указал поочередно на входную дверь и на окно спальни, стало очевидно: враги движутся к нам поодиночке, но с двух направлений. И движутся не на ногах, а на колесах. Эту деталь уточнил последний жест дозорного: вращение кистью руки, рисующей в воздухе катящееся колесо.
        Механоиды! Явно некрупные - из тех аборигенов, что были порабощены Трояном. Что ж, здравый ход. Незачем отвлекать на поиск вероятного нарушителя взвод бойцов, если можно отправить сюда одного мнемотехника-дрессировщика со стаей биомехов. Которых, в отличие от людей, не жалко, если они вдруг угодят в засаду. Главное - отобрать для этой цели самых чутких тварей. Таких, какие могут расслышать дыхание мыши даже сквозь бетонную стену метровой толщины...
        Железных ищеек, каких запустили сюда "гаранты", сталкеры называли в шутку коврососами. Боты-уборщики, кибернетические пылесосы и полотеры ныне представляли вымирающий вид техноса. Они не могли перемещаться на своих маленьких колесиках и низеньких шасси по пустошам и обитали преимущественно в уцелевших зданиях, редко выбираясь из них наружу. По этой причине коврососы практически не подвергались модернизации. Главная движущая сила здешней техноэволюции - пульсация Узла - не могла затащить в тамбур отсиживающихся в домах и подвалах тварей. Без крепкой брони и орудий, коими обрастали в Узле их собратья, уборщикам было трудно сопротивляться вторгающимся в их убежища сталкерам. И те планомерно истребляли их, не испытывая жалости к вышедшим из повиновения бывшим слугам и помощникам человека. По сути, таким же случайным жертвам Катастрофы, какими являлись сами пострадавшие в ней люди.
        Проникающие на "Альтитуду" скорги хорошо потрудились над здешними коврососами, перекроив их по уродливым лекалам Узла. Но поскольку в самой "мекке" техноса эти боты не побывали, опознать в них бывших уборщиков было несложно. Возможно, они по сей день не разучились наводить чистоту. Разве только делали это по приказу не прежних программ, а своих нынешних хозяев, которым вряд ли нравилось самим драить полы и подметать грязь.
        Приземистые коврососы чем-то напоминали уменьшенный в три раза малолитражный автомобильчик и передвигались зигзагами, переезжая с одной стороны улицы на другую и обратно. Для чего они так делали, стало понятно, когда коврососы подкатили поближе. Останавливаясь ненадолго у стен домов, биомехи засовывали в окна шланг-манипулятор, после чего спустя несколько секунд вытягивали его и отправлялись дальше.
        - Что это они вытворяют? - недоуменно прошептал Свистунов, наблюдая вместе со мной за улицей, проходящей под окном спальни.
        - Делают забор и анализ воздуха, - также вполголоса отозвался Мерлин, вставая с пола и глядя на индикатор Менделеева, чья шкала готовности заполнилась лишь наполовину. Судя по всему, Семен прекратил медитацию, выяснив все, что ему требовалось. - Отлично придумано, надо заметить. Мы можем обмануть тепловые, звуковые и прочие сенсоры ботов, но такую проверку гарантированно провалим. Атмосфера во всех пустых квартирах после потопа одинакова. Но не в нашей. Даже будь я здесь один, мое присутствие все равно изменило бы химический состав и влажность воздуха. А мы сюда аж впятером набились. Да нас не то что механоид - даже человек легко унюхает.
        - И как теперь быть? - вмиг упал духом Зеленый Шприц. - Бежать?
        - Не самая удачная мысль, - возразил я. - Оба коврососа двигаются с одной скоростью в одном направлении. Это - организованная облава. "Гаранты" хотят вспугнуть нарушителя и заставить его бежать в нужную им сторону. Боты отрезают нас от главной лифтовой шахты и гонят назад к коллектору. Значит, там мы и угодим в западню, потому что вряд ли нам позволят уйти беспрепятственно.
        - Правильно, не будем суетиться, - поддержал меня Пожарский. - Тем более наш шпион еще не закончил работу. Нас в любом случае скоро вычислят, однако незачем ускорять наступление неизбежного. Пускай события развиваются своим чередом. А как только коврососы нас раскроют, поступим следующим образом...
        Глава 8
        Довести работу до конца Менделееву, к сожалению, не удалось. Чутье у коврососов оказалось острее, чем мы думали, и они обнаружили нас задолго до того, как засунули хоботы в наши окошки. Очевидно, запах заполненного людьми помещения контрастировал с прочими местными ароматами настолько, что его было легко унюхать даже издалека.
        Когда это случилось, биомехи находились от нас на расстоянии около полудюжины квартир, которые им предстояло проверить, прежде чем они занялись бы восемьдесят пятой. Ищейки поддерживали между собой связь. Когда одна из них всполошилась и покатила прямиком к обители профессора Грищенко, вторая моментально бросила все и рванула туда же. И обе извлекли из корпусных отсеков оружие: странные штуковины, похожие на детские водяные автоматы. Вот только вид у них был не игрушечный. Похоже, когда-то они являлись пульверизаторами для мойки стекол. Во что эти безобидные брызгалки превратились теперь, страшно даже представить. Хотя, ежели приглядеться...
        Гидропушки коврососов были оснащены крупными мушками - явно лишними приспособлениями для таких орудий ближнего боя. Да и на кой вообще мушка боевому роботу, целящемуся при помощи вшитых в него высокоточных дальномеров и баллистических программ? Стало быть, эта нашлепка нужна для чего-то другого. Устройство для поджигания горючей смеси? Но много ли навоюешь с маленьким огнеметом, плюющимся от силы на три метра? Было бы куда эффективнее поставить на его место импульсный пистолет-пулемет. Тогда что это за дерьмо такое, если не огнемет?..
        Дружно двинувшиеся к нам биомехи так же дружно остановились метров за двадцать от квартиры Грищенко. Что это с ними? Неужто передумали? Вряд ли - их орудия по-прежнему нацелены на наши окна и дверь. Значит, решили открыть по нам огонь? А не далековато ли для стрельбы из такой маломощной гидропушки?
        Как оказалось, нет, не далековато. Продолжая действовать сообща, оба коврососа выстрелили по нескольку красных струй толщиной с карандаш. Коротких и густых. Они не разбрызгались ни в полете, ни даже когда врезались в стены "восемьдесят пятой". Так и прилипли к ним, а также поверх жалюзи, словно вымазанные чем-то липким, обрывки веревки.
        Шмяк! Шмяк! Шмяк!..
        Мы вскинули оружие и ждали, когда ищейки подкатят поближе. Но, остановившись, они вновь повели себя непредсказуемо и выстрелили раньше нас. Однако открывать по ним ответный огонь было уже поздно. Едва я понял, чем заряжены их орудия, то немедля ухватил Свистунова за шиворот и, шарахнувшись вместе с ним от окна, проорал:
        - Бомба! Ложись!..
        Причем "Ложись!" орал не только я. То же самое в унисон со мной прокричала Динара, наблюдающая на пару с Черным Джорджем за другим коврососом. Дюймовый вряд ли сообразил, что дрянь прилипла к их стене. Зато питерке эта субстанция была, как и мне, хорошо знакома.
        Спешно оттащенный подругой от окна и брошенный подножкой на пол Дюймовый едва не стукнулся лбом с Тиберием, коего я уронил туда мгновением раньше. Аккурат перед тем, как сам плюхнулся ниц напротив Арабески и зажал руками уши.
        По идее, рядом с нами должен был упасть и Мерлин. Даже если он не успел увидеть эти красные "веревки", для многоопытного сталкера окрики "Ложись!" и "Бомба!" являлись достаточным поводом, чтобы без раздумий последовать примеру товарищей. Тем не менее Пожарский ему не последовал. Более того - даже не дернулся. Он как стоял, так и продолжал стоять посередине комнаты, будто внезапно оглох...
        На самом деле оглохнуть ему и всем нам предстояло двумя секундами позже. Тогда, когда коврососы прикажут красной субстанции взорваться. По такому принципу работала бласторезка - устройство, которое в равной степени можно считать и оружием, и инженерным инструментом. Выстреливаемая им на определенное расстояние (оно зависело от силы давления поршня), порция взрывчатого геля прилипала к любой поверхности, даже к потолку. Но взрывалась не сразу, а лишь после того, как стрелок активировал дистанционный акустический детонатор. Настроенный на нужную частоту импульс ультразвука подрывал заряд, в состав которого входило легко воспламеняющееся от такого воздействия вещество. Ультразвуковые передатчики я и принял по ошибке за мушки, когда боты выхватили свое оружие.
        При помощи бласторезки можно было, не подходя близко к стене, нарисовать на ней струей геля контуры двери, а потом прорубить ее одним нажатием на сенсор детонатора. Или же снести всю стену целиком, расчертив ее гелевыми линиями вдоль и поперек. Бласторезка превращала подрывника в настоящего художника своего ремесла, хотя сегодня она встречалась редко, поскольку ей на смену давно пришел лазер. Но в Пятизонье, где из гиперпространства порой выносило технику не только полувековой, но и столетней давности, антикварное оружие никого не удивляло. Особенно когда оно оказывалось в стальных лапах какого-нибудь механоида.
        Коврососы - или, вернее, науськавший их мнемотехник - надумали взять нас в тиски, обрушив нам на головы стены квартиры. Вряд ли мы при этом погибли бы. Скорее всего просто оказались бы придавленными грудами пластика и заработали контузию. Что, впрочем, было бы для нас равносильно гибели. Проклятые боты не дали бы нам очухаться и обстреливали бы восемьдесят пятую до подхода своих хозяев...
        ...Если бы не Мерлин! Все-таки я его недооценил. Он видел маневры врага, заметил, как боты выхватили бласторезки, и понял, что это именно они, а не другое оружие. И когда мы шарахнулись от окон и попадали на пол, Семен не последовал за нами, поскольку у него созрел иной план. Мы спасали свои шкуры, а он в это время готовил контрудар. И нанес его практически в один миг с раздавшимися вокруг нас взрывами.
        Любой сталкер-метаморф может ошарашить противника телекинетическим ударом или разбить им препятствие. А вот произвести одновременно два мощных и разнонаправленных таких удара способны, пожалуй, лишь "жженые". Растопырив руки в стороны так, словно он решил раздвинуть стены еще шире, Пожарский выстрелил в них синхронными энергетическими импульсами. Хотя почему "словно"? Мерлин и впрямь раздвигал или, точнее, сносил стены, нейтрализуя угрозу так, как пожарные гасят лесной пожар встречным палом.
        Взрывчатка детонировала, когда Мерлин выдавил разломанные им стены наружу. Отчего те фактически оказались между невидимыми молотом и наковальней и были перемолоты в крошево. Я ощутил себя будто внутри огромного пузыря, который лопнул и разлетелся тысячами мелких брызг. Нас обдало резким порывом ветра, но иного дискомфорта мы почти не почувствовали. Заткнутые при крике "Бомба!" уши всех, кто лежал на полу, также не пострадали. А вот Пожарскому грохот наверняка безобидным не показался. Хотя он, как и мы, тоже избежал контузии. Во-первых, выброшенный навстречу взрывной волне поток телекинетической энергии сыграл роль шумоизолятора. А во-вторых, в крови Семена плавало столько медицинских нанокатализаторов, что даже лишись он сознания, те вмиг привели бы его в чувство и избавили от посттравматического шока.
        - За мной! Не отставать! - прокричал Мерлин, не успело еще умолкнуть эхо от взрыва. После чего, подхватив упавший с тумбочки комп (индикатор готовности на нем был заполнен всего на три четверти), бросился в пролом, что образовался на месте стены спальни. Не поврежденный при взрыве каркас жилого комплекса не позволил обрушиться верхнему этажу. Однако растрескавшийся потолок и готовые вновь атаковать коврососы советовали нам проваливать отсюда как можно быстрее. Что мы и сделали, едва вновь очутились на ногах.
        Биомех, который атаковал восемьдесят пятую с тыла, не дремал и обстрелял из бласторезки первого же выскочившего из пролома человека. И будь это не Пожарский, а кто-либо другой, даже не знаю, удалось бы ему увернуться от молниеносных плевков коврососа. Бегающему на протезах "жженому" это также не удалось. Поэтому он просто послал навстречу врагу очередной телекинетический импульс и вернул гелевые струи тому, кто их в него метнул.
        Расстояние и обтекаемая форма твари не позволили Семену с ходу разнести ее на куски, как до этого он разнес стены. Но сгенерированная метаморфом ударная волна помяла коврососу корпус, оторвала одно колесо и разворотила консоль бласторезки. Вдобавок отраженный Мерлином гель облепил монстра так, словно он только что продрался через толстую красную паутину.
        Схлопотав телекинетическую затрещину, бот не утратил своего боевого настроя и снова попробовал взять нас на прицел. Безуспешно. Этому мешала погнутая консоль, отчего собственное орудие было теперь направлено ему в корпус подобно тому, как пистолет самоубийцы нацелен ему в висок. Обычный механоид удрал бы в этом случае с поля боя - и дело с концом. Но наш ведомый мнемотехником противник тут же переквалифицировался в камикадзе и попер на нас, что называется, грудью. И не просто попер, а при этом обливал себя из бласторезки остатками геля.
        Намерения коврососа и его дрессировщика были очевидны и предсказуемы. Завидев катящуюся к нам перепачканную красной гадостью, измятую стальную дрянь, мы открыли по ней огонь изо всех стволов. И, разнеся вдребезги передние колеса, окончательно остановили ее в десяти шагах от пролома. После чего по команде "жженого" шарахнулись за угол комплекса, поскольку растративший много сил Семен не мог в данный момент оградить нас от взрыва энергетическим щитом.
        "Застрелился ультразвуком", - так пришлось бы написать в некрологе этого коврососа, потребуй вдруг Талерман от своего мнемотехника таковой. Облепленный взрывчаткой монстр активировал акустический детонатор и разлетелся на куски, повыбивав в квартале последние уцелевшие стекла. А вслед за этим взрывом сразу грянул другой, разразившийся уже внутри восемьдесят пятой. Это собрат самоуничтожившегося биомеха выстрелил через другой пролом в квартиру, надеясь успеть застать нас там.
        К счастью, не застал. Единственной жертвой его зачистки стал ректификатор "Менделеев". Его обломки были выброшены взрывной волной на улицу вместе с обломками тумбочки, в которой он находился, и прочей обращенной в хлам мебелью.
        Ну вот и закончились прятки. Теперь, когда мы выдали себя пальбой и взрывами, начались другие, более подвижные и шумные игры...
        Противник, надо отдать ему должное, вел себя грамотно. Я не ошибся: он действительно отрезал нас от главной лифтовой шахты и гнал обратно к коллектору. Все улицы, на какие бы мы ни сунулись, были забрызганы из бласторезок. Их красные росчерки испещряли стены домов и дорожное покрытие, недвусмысленно намекая, что переступать этот рубеж нам строго не рекомендуется. Коврососы, которые изобразили для нас свои смертоносные граффити, все дружно попрятались с глаз долой. Где они отсиживались, держа наготове детонаторы - в квартирах или в переулках, - мы не видели. Зато не сомневались, что как только приблизимся к нарисованным поперек улиц в несколько рядов полосам (так, чтобы их нельзя было перепрыгнуть), гель тут же взорвется прямо у нас под ногами. И заодно обрушит нам на головы обломки зданий.
        Первое наше прямое столкновение с "гарантами" состоялось, когда наша компания, двигаясь переулками вдоль красной демаркационной линии, достигла главной улицы городка. Решив было пересечь и ее, мы наткнулись на заградительный огонь, не позволивший нам высунуться из-за угла и вынудивший убраться назад, в глубь переулка.
        Врагов было около дюжины, а засели они на террасах верхних этажей и на переброшенном между ними через улицу мостике. Стрельба велась из автоматов, как минимум двух пулеметов и одной ручной картечницы "Мегера". Последняя, шарахнув по нам, враз оттяпала угол здания, за которым мы скрывались. Пришлось держаться подальше от простреливаемого "гарантами" пространства. Так, чтобы между ними и нами наличествовало побольше преград из высокопрочного строительного пластика.
        Оставленный нам для отступления участок яруса был теперь четко обозначен и оказался невелик. Впрочем, отступать мы все равно не собирались. Вне всяких сомнений, в коллекторе нас тоже ожидала засада. Нам позволят беспрепятственно добраться до разбитых ворот, а потом запрут нас с двух сторон в тоннеле, как рыбешек в узкой протоке. Главная задача хозяев в эти минуты - хорошенько напугать нас своим количественным и огневым превосходством. Иными словами, сделать все возможное, дабы мы укрепились в мысли, что пробиваться в глубь "Альтитуды" - себе дороже.
        И мы, несомненно, так подумали бы, если бы не знали: в действительности "гарантов" здесь не слишком много, поскольку две трети их разгуливает сейчас по Пятизонью. А без подлодки быстрое прибытие на полигон вражеского подкрепления стало и вовсе невозможно. Но как бы то ни было, идти напролом мы не хотели. И намеревались подыграть противнику. Пускай решит, что мы клюнули на его блеф, ну а дальше как карта ляжет.
        Чтобы заблокировать нас в тоннеле, хозяевам придется подтянуть туда все силы, какие они перебросили в городок. Фронт, который они развернули для нашей поимки, начнет продвигаться по ярусу в сторону коллектора, по мере того как мы будем отходить туда же. И чтобы наше отступление не вызывало у врага сомнений, его следовало правдоподобно сымитировать. А что может быть правдоподобнее при бегстве с поля боя, чем спешка и нежелание встревать в перестрелки?
        Разбившись на пары - по традиции последнего месяца, я со Свистуновым, а Жорик с Динарой, - мы вернулись на улочку, что шла параллельно главной и пока не простреливалась. После чего, оглядываясь, припустили вдоль стен жилых комплексов туда, куда нас настойчиво выпроваживали. Все по науке: каждая пара следит за террасами и окнами на противоположной стороне улицы, прикрывая друг друга от возможных засад. И хоть здесь их ожидать не приходилось - невыгодное для "гарантов" место, ведь мы также могли забаррикадироваться в здании и выкуривай нас потом оттуда, - забывать об осторожности все равно не стоило.
        "Позвольте, а куда же делся Мерлин?" - спросите вы. Верно подмечено: его в нашей убегающей компании не было. На Мерлина возлагалась иная, более ответственная миссия. Чтобы справиться с ней, ему пришлось затаиться в одной из квартир в ожидании момента, когда линия вражеского фронта выдвинется следом за нами и, миновав укрытие Пожарского, оставит его у себя в тылу.
        Скрылся он весьма виртуозно. Так, что даже мы проморгали, когда это произошло, не говоря о перекрывших улицу стрелках. Пока они поливали нас огнем, Семен прикоснулся к стене одного из домов, размягчил ее и буквально прошел сквозь нее, продавив свое тело через пластик. Где и с помощью каких уловок он схоронился потом, мы уже не ведали. Но надеялись, что отвлечем все внимание врагов на себя и позволим нашему другу выскочить у них за спиной, будто чертику из табакерки.
        Обернувшись в очередной раз, я наконец-то засек давно ожидаемых нами преследователей. И опять "гаранты" вели себя исключительно грамотно. Они не гнались за нами так быстро, как могли бы, а старательно делали вид, что опасаются наших пуль. Поэтому и двигались перебежками от укрытия к укрытию, бегло постреливая нам вслед - вроде как подстегивая плеткой бегущую скотину.
        Зачем они осторожничали? А затем, чтобы мы уверовали, будто нам хватит времени для бегства, и со всех ног устремились к выходу. Подберись враги слишком близко, и мы можем усомниться, что сумеем достичь коллектора, засядем в оборону и опять-таки вынудим их ввязываться в невыгодный им позиционный бой. Нет, "гаранты" дорожат собственными жизнями. В отличие от сталкерских группировок они не могут завербовать в свои ряды здешних бродяг. Контингент бойцов "G. O. D. S." в Зоне ограничен по вполне очевидной причине. Вряд ли ЦРУ понравится регулярно слать сюда пополнение, поскольку любое пересечение оперативниками-нелегалами Барьера чревато их обнаружением и поимкой. И как следствие этого - новым провалом дорогостоящего проекта Талермана.
        Вот почему хозяева из кожи вон лезли, выгоняя нас обратно в коллектор. А мы вовсю старались, чтобы они поверили, будто мы купились на их уловку. С каждой минутой количество наших преследователей возрастало. Растянутый ими по ярусу фронт планомерно сужался, формируя дугу, охватывающую нас с флангов и оставляющую единственный путь для отхода. Дистанция между нами и "гарантами" также сокращалась. Не слишком быстро, дабы мы преждевременно не запаниковали. Но с расчетом, чтобы наглухо запечатать тоннель сразу, едва мы в него сунемся. До входа в него оставалось всего ничего, и мы уже видели, что на дальнем его конце пусто - именно то, что нам полагалось там увидеть. Зато с другой стороны "гарантов" скопилось так много, что они отбивали всякую охоту вступать с ними в перестрелку.
        Теперь пули летели в нас не только сзади, но и из проулков, мимо которых мы пробегали. Несмотря на возросшую угрозу, мы немного сбавили темп, желая оттянуть момент, когда хочешь не хочешь придется прекращать отступление и вступать в бой. Прежде чем миновать очередной проулок, мы высовывались из-за угла и выясняли, далеко ли погоня. А затем, прикрывая друг друга огнем, пересекали по очереди открытое пространство, благо оно было нешироким. Из-за опаски угодить в соратников, обходящих нас с другого фланга, враги отвечали нам не всегда и лишь одиночными выстрелами. При этом ни мы, ни они меткостью не блистали, но разделявшее нас расстояние не позволяло игнорировать свистящие над нами пули.
        Я и Арабеска, как лидеры групп, уже начали обмениваться знаками, совещаясь на ходу, где будет удобнее всего занять оборону, когда в рядах преследователей началось оживление. Решив, что они вопреки прогнозам ускорили погоню, мы метнулись за ближайшие укрытия. Но, как выяснилось, усилившаяся стрельба велась не по нам. Более того, едва она переросла в шквальную, в нашу сторону вообще перестали лететь пули! Все это было чертовски любопытно и в то же время не на шутку тревожило. Ведь кто еще, как не Мерлин, мог вызвать на себя огонь "гарантов"? Да такой огонь, что будь вы хоть трижды "жженым", поддержка в эту минуту фортуны вам отнюдь не помешала бы.
        Не сомневаясь, что обходной маневр Пожарского раскрыт и теперь ему срочно нужна наша помощь, я выглянул из-за укрытия и понял, что ошибся. Под обстрел угодил не Семен, а... коврососы! Они повылезали из своих укрытий, настигли ушедшее вперед оцепление и присоединились к нему. Хотя "присоединились" - это я, пожалуй, оговорился. На самом деле биомехи атаковали своих хозяев, подкатив к ним сзади и взявшись забрасывать их из бласторезок гелем, будто красным карнавальным серпантином.
        "Гаранты" не ожидали от коврососов такой выходки и тем более не сочли ее за шутку. Выстрелы и крики раздавались отовсюду. Обходящий нас с флангов противник тоже заполучил удар в спину от своих биомеханических союзников. Одновременность, с какой эти удары были нанесены, свидетельствовала о том, что за бунтом марионеток также стоял загонщик-мнемотехник. И явно не тот, который повелевал ими ранее, а Мерлин, умудрившийся отобрать у него ментальные бразды правления здешним техносом.
        Оперативники "G. O. D. S." быстро сориентировались в изменившейся обстановке, но покарать за предательство всех стальных "брутов" они не успели. Достаточно было лишь одного ультразвукового импульса, чтобы вся разбрызганная коврососами взрывчатка детонировала.
        Взрывы грянули одновременно и разметали по улице ошметки бедолаг, угодивших под гелевые струи. Прочие "гаранты" - все, кто вовремя отскочил от помеченных смертью товарищей, - были забрызганы их внутренностями и заработали контузии разной степени тяжести. Также, вероятно, имелись раненые - те, кого бласторезки механоидов зацепили лишь вскользь. Но мечущимся в пыли уцелевшим "гарантам" было сложно отличить их от перепачканных чужой кровью контуженых бойцов.
        - Сюда! - окликнула нас Динара, постучав пальцем себе по виску - там, где у нее был вшит мю-фон. Из чего следовало, что Пожарский только что вышел с ней на контакт и дал нам новые инструкции. - Живее, мать вашу!
        Поглядывая на несущееся к нам облако взрывной пыли, я и Свистунов перебежали на другую сторону улицы и присоединились к нашей влюбленной парочке. Мы опять составляли одну группу, командование которой взяла на себя питерка. Лишь она имела возможность поддерживать в эти минуты связь с Мерлином и провести нас к нему сквозь учиненный им хаос.
        Задавать Арабеске вопросы было необязательно. Ей также не требовалось доводить до нас каждое распоряжение Семена. Все, что мы делали, это следовали за ней, устраняя по мере необходимости возникающие на нашем пути препятствия.
        Это было несложно. Клубы пыли и охватившая "гарантов" сумятица давали нам неоспоримое преимущество. И как только в серой пелене перед нами вырисовывалась тень противника, мы, не мешкая, открывали по ней огонь изо всех стволов. На всякий случай мы палили и по ботам, пусть даже ни один из попавшихся нам навстречу коврососов не подавал признаков жизни. Мы не боялись во мгле принять ненароком за врага Мерлина. Судя по тому, как решительно Динара стреляла по целям, она точно знала, что Семен находится вне досягаемости наших выстрелов, и подобная ошибка была категорически исключена.
        Прикончив в сумме трех оперативников и разнеся для пущей гарантии двух неподвижных биомехов, мы пробились через линию окружавшего нас вражеского фронта. А пробежав еще немного, вышли и из пылевой тучи. Однако лишь затем, чтобы тут же окунуться в новую. Не успели мы толком осмотреться, как впереди весь ярус рассекла поперек еще одна череда взрывов. Она прошла примерно там, где коврососы прочертили для нас бласторезками демаркационный рубеж. Следовало догадаться - это именно он и рванул.
        Осколки пластика вперемешку с кусками уличного покрытия шибанули в ярусный потолок и, срикошетив от него, прыгающей лавиной загромыхали нам навстречу. Впрочем, тот, кто убрал с нашей дороги эту преграду, все рассчитал, и потому ни один обломок до нас не докатился. Чего нельзя сказать об ударной волне и пыли. Но первая из-за безопасного расстояния всего лишь напугала нас, а вторая опять застила глаза, которые мы едва продрали после прорыва через линию фронта.
        Я, Жорик и Тиберий застыли от неожиданности на месте. Но ведомая Мерлином Динара показала нам большой палец и махнула рукой: дескать, не дрейфьте, все в норме, идем дальше. И без колебаний двинулась навстречу летящей к нам зловещей серой туче.
        Она была непрогляднее той, что оседала за нашими спинами. Зато теперь мы пребывали в уверенности, что не натолкнемся во мгле на врагов. Даже если десять секунд назад в том районе и ошивались отбившиеся от соратников коврососы или "гаранты", после взрыва их там не осталось.
        Еще до того, как мы нырнули в пыль, я обратил внимание, что Жорик поместил свой "карташ" за спину, а в руках у него теперь находится одна из бласторезок, коими была разнесена на куски половина этого яруса. Я не заметил, когда Черный Джордж ее подобрал. Кажется, это случилось после того, как мы расстреляли второго коврососа; возле него Дюймовый за что-то запнулся - видимо, как раз за эту оторванную от консоли гидропушку. Ее индикаторы показывали, что боезапас в ней истрачен всего на треть и что она полностью исправна. Жорикин трофей был тяжеловат для лишенного имплантов и наноусилителей сталкера, зато обладал убойной силой и стрелял безо всякой отдачи. Отрадно, что наш товарищ не прошел мимо ценной находки и догадался ее прихватить.
        Никто нам вслед не стрелял. Видимо, в суматохе и пыли "гаранты" не поняли, что мы прорвались через их оцепление и теперь направляемся в глубь полигона. А если даже поняли, то вряд ли рискнули палить наугад, опасаясь перепутать нас со своими. Так что пока хозяева не оклемались, не перегруппировались и не продолжили погоню, нам следовало поскорее оторваться от них.
        Мерлин встретил нас на подходе к центральным лифтовым шахтам - главной транспортной артерии "Альтитуды". В проулке, откуда он нарисовался, распростерлось обезглавленное тело в доспехах без опознавательных знаков - облачение, какое носили маскирующиеся под вольных сталкеров "гаранты". Причина, по которой отколовшийся от соратников боец лишился головы, была Семену известна. И неудивительно - ведь это Мерлин его и обезглавил, разобравшись с ублюдком при помощи телекинетического удара.
        - Мнемотехник. Тот самый, что натравливал на нас своих долбаных коврососов, - пояснил Пожарский, указав на труп. Его раздражало, когда ему приходилось решать проблемы путем подобного насилия, но что поделаешь, раз иного способа не существовало? - Был так уверен в своей неуязвимости, что даже не прятался. А если бы и прятался, нельзя остаться незамеченным, когда держишь под контролем такую прорву ботов. По крайней мере для ментальных сканеров "жженого". Работающий на пределе возможностей мнемотехник "фонит" пси-энергией, словно реакторный стержень - гамма-излучением... Впрочем, какое нам теперь дело до этого жмурика? Лучше взгляните-ка вот сюда.
        И Мерлин повернул к нам дисплей свистуновского компа, спасенного им из разгромленной восемьдесят пятой квартиры. На экране светилась надпись: "Выполнение задания завершено. Затребованные вами отчеты интегрированы мной в имеющуюся у вас схему полигона. Инфильтрация агентов в информационную структуру противника - 64 %. Раскрыто агентов - 38 %. Вероятность обнаружения уцелевших агентов - высокая. Слежка за противником в онлайн-режиме. Рекомендую задействовать аннигилирующие функции агентов как можно быстрее. Менделеев".
        - Как это понимать? - поинтересовался я.
        - Наш феноменально живучий друг-вирус успел создать собственную копию и переселить ее в мой комп! - догадался без подсказок Зеленый Шприц. - За счет чего ухитрился доделать до конца порученную ему работу. Однако предупреждает: если мы не используем его обреченных на провал агентов в качестве диверсантов, их гибель окажется напрасной. Не знаю, как вы, а я с ним полностью согласен.
        - Я - тоже. Нас рассекретили, так что будем драться с Умником всеми доступными нам способами. Не выбросим этот наш козырь сейчас - значит, бездарно его потеряем, - кивнул Пожарский, после чего обратился к "шпиону": Менделеев! Немедленно задействуй аннигилирующие функции своих агентов.
        - Приказ принят к исполнению, - отозвался искин. - Требуемые вами функции активированы. Примерное время восстановления нанесенного противнику ущерба: четыре с половиной - пять часов!
        Свет на жилом уровне несколько раз моргнул и погас. Городок снова погрузился во мрак, в каком он пребывал до прихода сюда хозяев "Альтитуды". Правда, кромешная тьма продержалась недолго. Потрепанные коврососами, зализывающие раны "гаранты" сразу же включили переносные фонари, а у входа в лифтовый холл зажглись лампы дежурного освещения. Помимо доносящихся до нас криков были слышны другие, ранее неразличимые звуки: тяжелые, неравномерные удары, дребезжание и медленно стихающий гул. Возникло ощущение, что где-то уровнем выше или ниже находится огромный двигатель, который неожиданно пошел вразнос, был отключен, но его многотонный маховик все еще вращался, постепенно теряя обороты.
        - Агенты свою задачу выполнили, - доложил Менделеев. - Информационная структура противника перерезана в восемнадцати ключевых точках. Энергообеспечение "Альтитуды" не пострадало, но было переведено в аварийный режим. Три четверти ресурсов мощности Ректора переброшено на устранение неисправностей. В данный момент его система безопасности контролирует лишь стратегические узлы и подходы к ним. Проведенный мной анализ ваших тактических возможностей показывает, что вы способны обойти опасные участки полигона альтернативными путями. Это потребует от вас дополнительных усилий, зато риск столкновения с противником там примерно втрое ниже. На вашей схеме я обозначил четыре варианта таких обходных маршрутов. Выбирайте любой - вероятность риска на каждом из них приблизительно одинакова.
        Геройски погибшие агенты Менделеева постарались на славу. Из-за аварийного перераспределения энергии на "Альтитуде" были отключены все лифты. И теперь в распоряжении наших врагов остались только пожарные лестницы. А вот у нас имелось более широкое пространство для маневров. Мы двигались не вверх, а вниз. Что, как всем известно, гораздо проще, поскольку нам вдобавок помогало земное тяготение.
        Скептики, конечно, заметят, что как гравитация нам помогала, с тем же успехом она могла нас и прикончить. Да, все верно, и на это мне нечего возразить. Однако не забывайте, что среди нас имелся специалист, который уже не однажды бросал вызов привычным законам физики и одерживал над ними победу. Я говорю о Мерлине, хотя ко мне подобное определение также в некоторой степени применимо.
        Главный лифтовый колодец представлял собой трубу диаметром порядка десяти метров. Она, в свою очередь, была поделена вертикальными перегородками крест-накрест на четыре одинаковые шахты. Поперечное сечение каждой из них напоминало четвертинку пиццы. Под стать ему была и форма лифтовых кабин; будучи составленными вместе, они образовали бы цилиндр трехметровой высоты. Двери кабин располагались на их округлой стороне, а на плоских стенках крепились электромагнитные подъемники, которые двигали лифты по шахтам.
        На жилом ярусе - и, согласно схеме, на остальных тоже - главный колодец являлся сердцевиной просторного и такого же круглого холла. Четыре лифтовые двери выходили на все стороны света, а расходящиеся от транспортного узла ярусные коридоры вели каждый к своему сектору. Пожарная лестница примыкала к северной части холла и была хорошо освещена. В то время как пространство вокруг обесточенных лифтов озарялось лишь бледным светом нескольких дежурных ламп. Что, в общем-то, было для нас более чем достаточно.
        Восточная шахта, внутри которой рос огромный корень Исгора, была, что называется, отмечена крестиком. Ведущие в нее двери были перечеркнуты красной краской и снабжены написанной от руки памяткой: "Вход только по специальному разрешению". Бегло просканировав скрытое за запрещающими знаками пространство, Мерлин и Динара обнаружили, что отросток Городища настолько толст, что почти касается боками стенок своей магистрали. Без сомнения, он был самым крупным силовым кабелем из всех, с которыми мне доводилось когда-либо сталкиваться в жизни. Его нешуточный диаметр служил прямым доказательством того, какую чудовищную энергию предстояло вырабатывать супергенератору Талермана, чтобы повысить темпы роста Исгора.
        Мы не собирались отвергать советы нашего виртуального союзника Менделеева. И потому без долгих колебаний решили нисходить в глубины "Альтитуды" не по пожарной лестнице, а по южной лифтовой шахте. Но не на лифте, поскольку все они были отключены и опущены на нижний уровень. И не по вделанным в стену узеньким ступенькам, предназначенным для ботов-ремонтников - этот рискованный путь мы приберегли лишь на крайний случай. Мы выбрали предложенный Семеном третий вариант: сделали собственный лифт. Не сказать чтобы слишком надежный, но зато не нуждающийся в электричестве.
        Раздвинув двери шахты и выяснив, что в ней также есть дежурное освещение - всего одна лампа на этаж, но тем не менее, - Пожарский достал фляжку, протянул ее Жорику, а потом сложил ладони лодочкой и попросил плеснуть в них воды. После чего моментально заморозил ее, встал на колени у края колодца и, переложив ледышку в левый кулак, занес ее над шахтой.
        Будь наша история сказкой, прежде чем сотворить чудо, колдун Мерлин непременно произнес бы заклинание. Какую-нибудь абракадабру вроде "Ахалай-махалай!" или "Крибле-крабле-бумс!". Но в Пятизонье "жженые" сталкеры обходятся без дурацких заклинаний, волшебных палочек и прочих сказочных атрибутов. Единственный закон, которому подчиняются здешние чудотворцы: лишь бы в их имплантах хватило энергии для того или иного "волшебства". А иначе оно, не доведенное до конца, попросту не состоится.
        Семен был человек небедный и всегда перед походом в Зону закупал партию миниатюрных "Сердец зверя". Их он извлекал из специального патронташа и вертел в кулаке всякий раз, как ощущал упадок сил после очередного "колдовства". За счет чего мог быстро подзаряжать свою высокотехнологичную телесную начинку и встречать очередные трудности во всеоружии.
        Дрессировка и доведение до самоубийства целой стаи коврососов изрядно ослабили энергетическую потенцию Мерлина. Но когда настал черед снова пускать в ход его "жженую" магию, он был к этому полностью готов. И как всегда, сделал свое дело на совесть.
        От удерживающей ледышку руки Пожарского побежали во все стороны тонкие ледяные волокна. Их было несметное множество, и они, сплетаясь между собой в морозные узоры, мгновенно разрослись по всей ширине шахты. Поначалу сотканный Семеном инеевый покров был тонок, как паутина. Но, быстро пополняясь новыми волокнами, уже через несколько секунд он утратил прозрачность и стал расти не вширь, а в толщину. Не упрись он краями в стены, вряд ли Мерлин удержал бы на весу такую крупную, тяжелеющую с каждым мгновением льдину. Как пить дать она утянула бы его в шахту, глубина которой, если меня не обманывало зрение, явно превышала сотню метров.
        Прошла еще минута, прежде чем Семен, поднатужившись, выдернул руку из сотворенной им ледовой площадки. А затем, растирая замерзшую левую кисть, бесстрашно перешагнул на свое детище. И, что выглядело вовсе натуральной бравадой, неуклюже подпрыгнул несколько раз на своих протезах.
        Мы затаили дыхание в ожидании громкого треска и крика падающего в пропасть товарища. Но льдина выдержала и не обрушилась под ним градом грохочущих обломков. Не сказать, чтобы нас это удивило, ведь Семен наверняка знал, что делал. И тем не менее кое-какие сомнения в благополучном исходе этого испытания в меня все-таки закрались.
        - Перебирайтесь сюда, - пригласил нас Пожарский, - и рассредоточьтесь по краям. Так, чтобы площадка не перекосилась и лифт не заклинил.
        - Лифт? - переспросил Жорик, недоуменно хлопая глазами.
        - Лифт, - подтвердил чудотворец. - Извините, что холодный и не слишком плавный, но какой получился, такой получился.
        И, вернувшись к отверстию в льдине, откуда он только что выдернул руку, первым выбрал себе место.
        Если среди нас и были те, кому затея "жженого" не понравилась, они предпочли не возражать. И, перебравшись в шахту вместе с остальными, разошлись по периметру площадки. Импланты Мерлина быстро и с математической точностью подсчитали, как распределен вес пассажиров. В результате для более выверенного баланса мне было рекомендовано поменяться местами с Арабеской, а Черному Джорджу - отдать Зеленому Шприцу увесистую бласторезку. А всем нам вместе - присесть на корточки, поскольку при движении лифта не исключались сильные рывки.
        Завершив посадку, Семен закрыл напоследок телекинезом двери шахты и, тоже усевшись на лед, вновь погрузил в него руку.
        Роль движителя нашего лифта, как я уже говорил, играла земная гравитация. За торможение отвечал все тот же Пожарский. Сам спуск выглядел до элементарного просто. Когда края льдины подтаяли - а случилось это довольно скоро, - они отлипли от стенок шахты. И намороженная Семеном глыба заскользила по ней, словно пуля по ружейному стволу. Именно заскользила, а не рухнула, потому что из-за плавного таяния между ней и границей магистрали сохранялось достаточное трение.
        Однако его уже не хватало, чтобы предотвратить разгон тяжелой, лишенной сдерживающих упоров площадки. И едва ее скорость приближалась к критической, в процесс тут же вмешивался "лифтер". Чтобы остановить льдину, он всего лишь пропускал по ней очередной криоимпульс. Который вмиг наращивал ей стаявшие и стертые края, после чего она более-менее плавно тормозила и останавливалась. Потом следовала пауза, пока не возобновлялось таяние, и все повторялось сначала.
        По мере того как мы углублялись под землю, Динара проверяла, где находится корень Городища: в соседней шахте или уже нет. Проморгать уровень, на котором завершится его спуск - и, вероятно, рост, - было никак нельзя. Лишь по этому критерию мы могли вычислить нужный нам ярус. Проскочить его означало бы допустить серьезный промах. Не исключено, что даже фатальный.
        Наше экстравагантное продвижение по шахте шло неровным, но уверенным темпом. Мы постоянно поглядывали наверх, опасаясь, что двери, мимо которых мы проезжали, вдруг откроются и по нам будет открыт огонь. Но этого не происходило. Кажется, устроенное Мерлином побоище дезориентировало хозяев, заставив их поверить, что мы все еще скрываемся на жилом ярусе. Либо что нас разнесло вторым взрывом при пересечении "демаркационного" рубежа. Так или иначе, никаких признаков нашего активного поиска за стенами колодца не ощущалось.
        Хотелось, чтобы так продолжалось и дальше. Вот только все мы знали, что этому не бывать. Добраться бы без происшествий хотя бы до нужного уровня, и на том спасибо. Увы, спокойного спуска тоже не получилось. Менделеев подсчитал, что риск прорыва к цели окольными путями втрое ниже, чем простыми и кратчайшими. Вероятно, это и впрямь было так. Но при соотношении трех удачных шансов к одному неудачному нам - вот ведь досада! - выпал именно последний.
        Мы проделали примерно две трети пути и готовились скатиться с седьмого яруса на восьмой, как вдруг Мерлин встрепенулся, вырвал руку изо льда и, указав на стенной желоб, в который были встроены кронштейны для ботов, крикнул:
        - На лестницу! Живо! Внизу - угроза!
        Мы знали, что лестница - наше единственное спасение, если с ледовым лифтом что-нибудь случится или Пожарский потеряет над ним контроль. И не успел он еще договорить, а Динара, подпрыгнув и ухватившись за перекладины, уже карабкалась вверх, дабы освободить место для Жорика. Ему также предстояло поторапливаться, освобождая место остальным. Лишь недавно примороженная к стенам, льдина в этот момент не двигалась. Поэтому мы не могли просто цепляться по очереди за кронштейны, в то время как наш "лифт" уезжал бы у нас из-под ног.
        Взбираться на лестницу последними выпадал черед Тиберию и мне. Дабы ускорить эвакуацию, я отобрал у Свистунова бласторезку, а ему наказал:
        - Не стой, подсади Мерлина!
        Сам я не мог помочь нашему благодетелю - не хватало еще, чтобы мои проклятые руки повредили ему протезы. Пусть уж лучше они выведут из строя Жориков трофей, а доктор поможет вместо меня Семену - так будет гораздо правильнее.
        Зеленый Шприц обхватил Пожарского за колени и взялся его поднимать. Что не особо дюжему Свистунову вряд ли удалось бы, не подтягивайся Мерлин на руках, цепляясь за лестничные перекладины. Жорик и Динара также не прекращали перебирать руками и ногами, ведь им предстояло взобраться вверх еще как минимум на два человеческих роста.
        Подсадив товарища, Тиберий ухватился за кронштейн, на который только что опирался ботинок Семена, но пока стоял на месте, давая тому подняться еще на несколько перекладин. Протезы Пожарского их почти не касались, поскольку сейчас он карабкался фактически на одних руках. И довольно-таки лихо - не припомню, чтобы прежде он так умел. Очевидно, лишившись ног, наш друг-калека компенсировал их потерю, укрепив себе руки дополнительными имплантами-усилителями. Как раз для подобного верхолазания, чтобы не становиться для товарищей нерасторопной обузой.
        У оторванной от бота бласторезки не было ремня, чтобы я мог повесить ее за спину. Жаль, придется с ней расстаться - невозможно лезть по узенькой лестнице, держа в руках такую бандуру... Но не успел я швырнуть ее на льдину, как ту прямо посередине вспорола пулеметная очередь. И ударила она не сверху, а снизу - оттуда, откуда Мерлин и почуял угрозу.
        Льдина была толстой, и это меня спасло. Пули вражеского ИПК не раскололи ее, а лишь проделали в ней перфорацию. Она прошла аккурат между мной и взбирающимися по лестнице товарищами, вынудив меня шарахнуться назад. Но гораздо больший страх я испытал, когда площадка подо мной треснула пополам - точно по линии пробоин - и, надломленная, прогнулась посередине. От быстрого обрушения ее удержали края, не успевшие подтаять и полностью отлепиться от стен.
        Что за дьявольская напасть: дважды за минувшие сутки оказаться беззащитным на ломающемся льду! Но если в прошлый раз подо мной плескалась вода, нырять в которую было пусть холодно, но терпимо, то теперь вместо купания меня ожидало падение в сорокаметровую пропасть. Что было уже не рядовой неприятностью, а настоящей трагедией. Плавать в ледяной воде я худо-бедно умел, а вот летать по воздуху мог даже не пытаться - при всем желании не выйдет.
        Тиберий все еще не сдвинулся с места, а конструкция утопленной в желобе лестницы не позволяла двум людям держаться одновременно за одни перекладины. Повиснуть же на плечах самого доктора - значит, гарантированно сорваться в шахту на пару с ним. Вдобавок, чтобы достичь лестницы, мне придется перепрыгнуть через разделяющую меня и ее трещину. Неширокую, но проблема не в ней: не факт, что разломленная и готовая обрушиться льдина выдержит мой прыжок.
        Безвыходная ситуация? Не совсем. Позади меня, на высоте полутора метров от ледяной площадки, располагался выход в холл седьмого яруса. Ведущие туда двери были закрыты, но перед ними имелся небольшой - шириной всего в один шаг - карниз. Чтобы достичь его, мне нужно отбросить бласторезку, а потом запрыгнуть на этот выступ. Ну а дальше будь что будет. Главное, поскорее убраться с предательского льда и встать обеими ногами на что-то более устойчивое.
        Плевое дело! Вопрос одной секунды! Но надо ж было так случиться, что едва я повернулся лицом к карнизу, как опора подо мной оглушительно треснула и, окончательно развалившись пополам, с грохотом обрушилась в колодец...
        Глава 9
        ...Чего притихли? Небось подумали, что эта глава моей истории начнется с душераздирающего вопля, который я издал, падая на дно лифтовой шахты? А вот и не угадали! Не было никакого вопля. И падения тоже не было. Вернее было, но без меня. В колодец упал только лед, а он, как известно, предмет неодушевленный и вопить не умеет.
        Впрочем, тот факт, что мы с вами до сих пор говорим, еще не означает, что свершилось чудо и я внезапно научился летать. Да, я выжил, но благодаря не чуду, а бласторезке, от какой уже дважды за последние полминуты порывался избавиться. Однако сделать это так и не успел, чему можно было только порадоваться.
        Карниз, на который я нацелился, находился от меня на расстоянии вытянутой руки. Но я не успел оттолкнуться от льдины, чтобы запрыгнуть на него. Она ухнула вниз так стремительно, что фактически опередила мою спасительную мысль. Мои ноги согнулись для прыжка, но опора под ними исчезла, и отталкиваться мне предстояло разве что от воздуха. Вот только кто бы превратил его подо мной в камень? Из нас пятерых на это был способен лишь Мерлин, но он, как назло, смотрел сейчас в другую сторону. Да если бы и обернулся, все равно уже ничем бы мне не помог...
        Это сделал мой инстинкт самосохранения, который отродясь не нуждался в дополнительных мысленных приказах. Я еще не осознал, что подо мной разверзлась пропасть, как мои руки с зажатой в них бласторезкой рванулись вперед и зацепили ее за край карниза обломком консоли; этот приваренный к гидропушке кривой кусок металла Жорик не срезал лишь потому что использовал его в качестве вспомогательной рукоятки. Получилось нечто вроде короткого багра, на котором я и повис, суча ногами в поисках утраченной точки опоры.
        Ничего подобного я не нащупал, но это уже не имело значения. Бласторезка зацепилась за карниз, а я - за нее. Мне стоило лишь подтянуться, перехватиться за край карниза, затем подтянуться еще и выбраться на эту площадку, счесть которую безопасной мог разве что Человек-Паук. На ней не было ни поручней, ни выступов, за какие можно было бы держаться. Прямо передо мной разверзся глубокий колодец, а мой ранец упирался в закрытые стальные двери. И пусть я фактически очутился в дверном проеме холла, попасть непосредственно в него у меня отсутствовала всякая возможность. Даже с помощью такой универсальной отмычки, как бласторезка.
        Стены шахты содрогались от ударов летящих вниз ледяных глыб. Обе половины разрезанной из пулемета площадки были слишком велики, чтобы просто свалиться на дно колодца. Падая, они постоянно задевали одна за другую, переворачивались, крошились, бились о металл и скрежетали, издавая столько шума, что надумай я сейчас окликнуть товарищей, они бы, скорее всего, меня не расслышали. Да и о чем нам было говорить? Сидя на лестнице и озираясь через плечо, они, подобно мне, провожали взглядами остатки нашего лифта. И заодно пытались высмотреть внизу тех негодяев, что его разрушили.
        Обнаружить их в данный момент не представлялось возможным. Все они, дабы не угодить под обвал, выбежали из колодца. Было видно лишь, откуда по нам велся огонь: из потолочного люка стоящей на нижнем - десятом - ярусе лифтовой кабины. Больше неоткуда. Двери, ведущие на восьмой и девятый уровни, закрыты, а люк на лифте, наоборот, распахнут.
        Красноречивый указатель. Очевидно, туда - на самое дно шахты - нам и надо. Правда, его следует сначала благополучно достичь, что превратилось для нас в весьма нетривиальную задачу.
        Льдины, чей общий вес был не меньше пары тонн, похоронили под собой кабину лифта, смяв ее одним трескучим ударом, словно яичную скорлупу. Вряд ли кто-либо из пулеметчиков при этом погиб, а значит, они вот-вот вернутся в шахту и тогда нам несдобровать. Наша позиция в плане защиты совершенно никуда не годилась. Попробуйте-ка отстреливаться, балансируя на узенькой лестнице на высоте сорока метров от пола! Вот вам и минимальный риск! Похоже, у Менделеева мозги вконец отсырели, и он попросту перепутал в своих стратегических расчетах соотношение наших удачных и неудачных шансов...
        Прежде всего, не нужно суетиться. Мы засели достаточно высоко, и, чтобы стрелять по нам с нижнего яруса, противникам хочешь не хочешь придется сунуться в шахту. Им еще неизвестно, где мы сошли с дистанции и что до нас проще дотянуться из холлов седьмого и восьмого уровней. Первым делом "гаранты" проверят, нет ли наших трупов среди перемешанных со льдом обломков лифта. Удачный для нас момент, чтобы нанести превентивный удар, пока враг не задрал голову вверх.
        Я торчал в дверном проеме тремя ярусами выше входа, откуда приспешникам Умника предстояло вторгнуться в колодец. Иными словами, это должно было произойти аккурат подо мной. Товарищи уже прицепили себя к лестнице и взяли оружие на изготовку, когда я подал им знак, чтобы они не стреляли сразу, как только увидят противника. Почему - они поняли без лишних объяснений. Отцепив от карниза бласторезку, я нацелил ее в образовавшийся внизу завал и выпустил по нему полдюжины коротких струй.
        Стрелять из бласторезки в нашем положении было все равно, что разжигать камин бензином, сидя в дымовой трубе. Мне пришлось ограничить убойную силу моей бомбы, дабы она не выбросила нас сконцентрированной в колодце взрывной волной аж к самому Городищу. Вернее, уже не нас, а наши растерзанные мертвые тела. Но использовать взрывчатый гель в "медикаментозных" дозах мы все-таки могли. Тем более что он упал не на голый пол, а в груду обломков. Отчего, говоря научным языком, увеличил свой поражающий эффект без увеличения мощности взрыва.
        Иной страховки, кроме упора плечом в угол между стеной и дверью, у меня не было. Не бог весть какая мера предосторожности. Но, памятуя, что могло быть и хуже, стоило поблагодарить судьбу и за это одолжение.
        Я не мог заметить со своей позиции вбежавших "гарантов". Зато Мерлину они были хорошо видны. О чем он предупредил меня посредством телепатии, транслировав мне в голову то, что видели сейчас его глаза. Наткнувшись на завал, оперативники остановились в дверях и оттуда принялись заглядывать в шахту. Явно чуяли, мерзавцы, что мы могли уцелеть, и потому осторожничали.
        Успели они нас засечь или нет, этого мы уже не узнали. Медлить со взрывом было нельзя - враги, похоже, не намеревались продвигаться дальше - и Пожарский дал мне команду активировать детонатор.
        За то время, что бласторезка находилась в моих руках, с ней, к счастью, ничего не случилось. Ультразвуковой взрыватель сработал как положено. Все мы - и я, и те, кто сидел на лестнице, - вжались в стену, дабы не подставляться под шальные обломки, и потому не смогли полюбоваться фейерверком. Сила взрыва оказалась меньше, чем я предполагал, и подброшенный им хлам до нас не долетел. Упругая и горячая воздушная волна промчалась по колодцу, словно мягкий поршень, задев нас своими краями, но мы сумели это пережить. Чего нельзя сказать о встречающих нас "гарантах" и о лежащей рядом с ними груде мусора. Им после нашего громкого "приветствия" уцелеть уже не довелось.
        Помимо осколков пластика взрыв разметал по дну тучу ледяной шрапнели, часть которой и вовсе превратилась в пар. Он моментально заволок весь низ шахты вплоть до девятого яруса, лишив нас возможности выяснить, что стало с противником. Но самое главное - он по нам не стрелял. А значит, типы, нас обнаружившие, свое получили сполна...
        ...И это радует! Стало быть, теперь самое время проваливать с верхотуры, если, конечно, эти двое были единственными охранниками на десятом ярусе.
        "Перепрыгивай на лестницу! - велел мне мысленно Семен. И, предвидя мои закономерные опасения, добавил: - Не бойся, я тебя поддержу! Спустишься первым и прикроешь нас внизу! Давай!"
        Ну что ж, раз благодетель уверен в нас обоих, значит, дерзнем. Тем более что иного способа слезть с этого карниза все равно нет и не предвидится.
        В более спокойной обстановке я бы мог перемахнуть через подобную пропасть и без помощи Мерлина, благо мои "аномальные" силенки это позволяли. Однако сейчас, когда мне предстояло совершить высотный прицельный прыжок на узкую лестницу, я был не вправе ошибиться. И отвергать дружескую помощь - тоже.
        Бросив бласторезку в расползшееся внизу облако парового тумана - вот теперь точно прощай, оружие! - я отринул сомнения, сосредоточился на цели и, оттолкнувшись от карниза, взмыл над колодцем. Ничего особенного: привычное для меня ощущение короткого свободного полета на головокружительной высоте. Цель - лестничная перекладина, расположенная ниже той, на которой стоит Свистунов. Надо лишь крепко ухватиться за нее руками, остановить полет, а ноги потом сами отыщут точку опоры. Получится ли? Поглядим. Но до сей поры мне обычно удавались подобные выкрутасы...
        В миг, когда траектория моего прыжка достигла верхней мертвой точки, Пожарский, как и обещал, пришел мне на помощь. Нет, он не протянул мне руку, да и как он это сделает, находясь выше Зеленого Шприца? Мерлин всего-навсего направляет на меня телекинетический импульс, только не отталкивающий, а, наоборот, притягивающий. Он не требует от Семена больших ментальных усилий, но этого вполне достаточно. Благодаря ему я не врезаюсь в лестницу, а плавно подплываю к ней, как будто меня тащит по воздуху за шиворот незримая могучая длань.
        Да, лишь в такие моменты по-настоящему понимаешь, что, называя Мерлина своим богом, вольные сталкеры нисколько не грешат против истины...
        Оказавшись на лестнице, я тут же начал спускаться вниз так быстро, как только могу. Верхолазание - моя стихия. В этой дисциплине я дам сто очков форы второму по ловкости члену нашей компании - Арабеске. Какие только препятствия мне не доводилось преодолевать в Пятизонье - да вы и сами это знаете по моим прошлым рассказам - поэтому даже такая неудобная лесенка была для меня что проторенная, ровная дорога. Я не слазил - я практически бежал по ней вниз, едва касаясь руками и ногами перекладин. Но как бы то ни было, меня все равно не покидала мысль, что я двигаюсь слишком медленно. И что мне при всем желании не успеть прикрыть спуск моих не столь быстрых соратников.
        Не прошло и минуты, как я окунулся в пар, облако которого поднялось до девятого яруса и дальше не распространилось. Я мог бы ускорить нисхождение, спрыгнув с лестницы и пролетев последние метры по воздуху, но это - ненужный риск. В туманной белой пелене скрывались обломки лифта, на которые можно запросто напороться. Она не слишком плотная и, по идее, должна скоро развеяться, но пока приходилось мириться с такой отвратительной видимостью.
        Впрочем, обломки - не самое опасное, что поджидало меня во мгле. Когда мои ботинки наконец-то коснулись усеянного битым пластиком мокрого пола, выяснилось, что я опоздал. Занять оборону в дверях и продержаться до подхода товарищей у меня не выйдет. Там, где я рассчитывал закрепиться, маячили в тумане два силуэта: вооруженные фигуры в доспехах. Они не топтались на месте, а целеустремленно перебирались через хлам, целую груду которого взрыв выбросил прямо в проход. Отчего в нем образовалась невысокая, по колено, баррикада. Она-то и вынуждала наших противников тратить время и силы на то, чтобы ее преодолеть.
        Фигуральное название положения, в какое я угодил, было простым и емким: крыса в клетке. Дно шахты представляло собой ограниченное стальными стенами пространство площадью чуть более двадцати квадратных метров. Выход отсюда имелся всего один. Но его блокировали сразу двое головорезов, и еще неизвестно, сколько их было на подходе. Интересно, какие шансы на успех дал бы мне сейчас Менделеев, как и любой другой искин, привыкший глядеть на мир через призму беспристрастной математики?
        Но даже сочти он вероятность моей победы в полпроцента, мне волей-неволей пришлось бы проверять его расчеты на практике. Иначе я поступить не мог. К счастью, все обстояло не настолько уж плачевно. И мне, как и той метафорической крысе, было чем кусать и царапать загнавших меня в угол охотников.
        Не дожидаясь, пока они разглядят в тумане мой силуэт, я скинул с плеча "Ультимар" и не целясь - с такого-то расстояния? - шарахнул картечью в того противника, которого видел отчетливее. А затем, метнувшись к единственному доступному мне укрытию - краю дверного проема, - пальнул на бегу во второго "гаранта".
        Не отскочи я вбок после первого выстрела, тут же был бы растерзан двумя пулеметными очередями. Они прорезали пространство, где я находился, когда сошел с лестницы, и проделали у ее основания пару десятков аккуратных дырок. Однако, судя по их сильному разбросу, оба моих попадания оказались удачными, и отведавшие свинца оперативники, у которых в глазах потемнело от боли, палили наугад.
        Пока они неистовствовали, я поспешно добавил в подствольный магазин "Ультимара" недостающие патроны. Судя по долетающей до меня английской брани и возне, моя превентивная атака заставила "гарантов" попятиться. Отстреливаясь и расшвыривая пинками мешающийся у них под ногами хлам, оба головореза отступили в холл. Где, видимо, тут же заняли оборону. Но сделали они это чисто автоматически, повинуясь инстинкту самосохранения. Когда же до них дошло, что по ним открыл огонь один-единственный человек, который вдобавок вооружен стареньким дробовиком, эти ребята вновь осмелели и пошли в контратаку.
        На правильную оценку ситуации у них ушли считаные секунды. Едва я зарядил в "Ультимар" последний патрон, как стрельба возобновилась. На сей раз пулеметные очереди дырявили стену методично и осыпали все доступное стрелкам с их позиций пространство шахты. Больше всего я боялся, что враги пустят в ход плазменные гранаты. Но то ли их у "гарантов" не было, то ли они просто не рисковали воевать гранатами на короткой дистанции, ведь мы находились с ними практически в соседних комнатах.
        Разумеется, я не забыл про бласторезку, которая должна была валяться где-то здесь и которую я пока что не обнаружил. Но искать ее под огнем среди обломков было бы бесполезной затеей. Да и уцелела ли она после падения с такой высоты?
        Плотность огня понизилась, и теперь пули все чаще били в стены у входа, не давая мне высунуть нос и оценить угрозу. Изменившийся характер обстрела говорил сам за себя. "Гаранты" приближались, ведя на ходу заградительный огонь. За каким из двух углов я укрылся, они не заметили и потому кромсали из пулеметов сразу оба. И кабы не дверные створы, которые, раздвинувшись за края проема, усилили их, сделав вдвое толще, даже не знаю, обошелся бы я или нет без этой дополнительной защиты.
        Стрельба сразу по двум моим вероятным укрытиям рассредоточила внимание противника и вынудила одного из них тратить боеприпасы впустую. Я мог обернуть это себе на пользу, но действовать нужно было решительно и быстро. Так же решительно и быстро, как действовали атакующие меня враги. А в идеале - еще решительнее и быстрее. Я противостоял им в одиночестве и, значит, должен был воевать за двоих.
        Головорез, который обстреливал противоположную створу, интересовал меня во вторую очередь. Основной же мой противник, экономно расходуя боеприпасы, бил короткими - три-четыре выстрела - очередями. После чего делал секундную паузу - видимо, чтобы приглядеться, не рухнуло ли за углом мое мертвое тело - и снова жал на спусковой сенсор ИПП. Все его пули до единой попадали в кромку проема. Двигаясь быстро, с такой точностью из пулемета не постреляешь. Следовательно, эти ублюдки - приверженцы аккуратного, педантичного штурма и не лезут на рожон, поскольку привыкли убивать исподтишка.
        Прямо так, как это люблю делать я...
        Я предельно сосредоточен. Сейчас или никогда!
        Сейчас!
        Очередная порция пуль врезается в мое укрытие... Затем указательный палец моего приоритетного врага разгибается и перестает касаться спускового сенсора. Этого я уже не вижу. Но не нужно быть экстрасенсом, чтобы предсказать, как поведет себя пулеметчик по окончании стрельбы. Его палец расслаблен, а внимание, напротив, напряжено. Он пытается выяснить, не посчастливилось ли ему на сей раз если не поразить цель, то хотя бы задеть ее вскользь?
        И кое-что он действительно замечает! Какое-то движение возле самого пола. Примерно там, куда должен упасть приконченный или раненый противник. Ствол пулемета, который "гарант" держит наведенным на край дверного проема, мгновенно перенацеливается на движущийся объект. Но выстрелы не раздаются. Стрелок - профессионал со стальными нервами и привык жать на сенсор, лишь когда уверен, что это необходимо. Стрелок не видит угрозы в маленьком куске льда, который выкатился из-за угла и угодил в пулеметный прицел. Угрозу наверняка представляет тот, кто выбросил сюда из шахты эту льдинку. А значит, ему и будет предназначена следующая очередь. Стрелок даже видит, в кого она попадет, поскольку этот тип наконец-то высунулся! Самую малость, но для профессионала это не проблема. Ему надо лишь опять вскинуть ствол пулемета и нажать на спусковой сенсор...
        Такое естественное, но, увы, невыполнимое желание, ведь ствол моего оружия уже поднят, и мой указательный палец уже спускает курок "Ультимара". Я отыграл у врага всего пару мгновений, но в нашем противостоянии счет идет только на них. Пулеметчик берет на мушку выкатившийся из-за угла предмет, а я беру на мушку пулеметчика. И посылаю ему в лицо заряд картечи с расстояния в несколько шагов.
        На голове противника надет шлем с пуленепробиваемым забралом. Но он спасает лишь от касательных попаданий пуль и осколков. Девять еще не разлетевшихся картечин не превращают бронированную голову врага в ошметки, а попросту ломают ему шейные позвонки. Кинетическая энергия удара такова, что пулеметчика отбрасывает назад, как будто ему со всего маху засветили по лбу кувалдой. Однако он еще не успевает грохнуться навзничь, а я уже выскакиваю из-за укрытия. И, передергивая на ходу помповый механизм дробовика, бросаюсь ко второму "гаранту", обстреливающему в этот момент противоположный край дверного проема.
        Я чертовски сильно рискую. Ведь если контратакованная мной парочка - авангард подступающей к лифту штурмовой группы, этот рывок станет последней пробежкой в моей жизни. Но иначе нельзя. Я нанес внезапный удар и опередил противника на полшага. Мизерная фора, которую он моментально у меня отыграет, замешкайся я хотя бы на миг. Но пока его внимание отвлечено на подстреленного и падающего товарища, я имею реальный шанс опередить на выстрел и этого ублюдка.
        Он замечает угрозу и немедля наводит на меня свой ИПК. Вернее, пытается навести. Я этому решительно препятствую и перехватываю его оружие за ствол левой рукой до того, как оказываюсь на линии огня. Враг намерен сломить мое сопротивление и изо всех налегает на пулемет, не прекращая поворачивать его вправо. И заодно открывает огонь, дабы перерезать меня длинной очередью сразу, как только его встречный натиск ослабит мой блок.
        Усиленные имплантами, вражеские руки держат и вертят ИПК подобно турели. Продолжай я упорствовать, "гарант" в конце концов вывихнет мне кисть. Но я не планирую вступать с ним в силовую борьбу, в которой мне однозначно ничего не светит. В этом поединке, как и в предыдущем, я опять делаю ставку на ловкость и быстроту. И пока моя левая рука отводит плюющееся смертью пулеметное дуло, правая в это время устремляется вперед и тычком просовывает "Ультимар" противнику под забрало. Ствол дробовика упирается тому под нижнюю челюсть и...
        Да, здесь аккуратно сломанной шеей и близко не пахнет. Не встретив на своем пути защиты, картечь просто-напросто ампутирует стрелку голову. Которая, разбрызгивая кровь и мозги, отлетает назад вместе со шлемом, словно отбитый волейбольный мяч. Палец мертвеца продолжает инстинктивно жать на спусковой сенсор, но вражеское сопротивление тут же ослабевает. И теперь я без труда могу избежать и пулеметной очереди, и вывиха запястья.
        При таком темпе стрельбы магазин ИПК иссякает за считаные секунды. Перезарядив "Ультимар" по-голливудски - подбросив его одной рукой и одновременно ею же дернув за цевье, - я пытаюсь высмотреть других "гарантов". От их выстрелов, коим пора бы уже грянуть, меня заслоняет агонизирующее, но еще стоящее на ногах тело. Но никто по мне не стреляет. В полумраке холла также не наблюдается никакого движения. Что, впрочем, не придает мне спокойствия. Не может быть, чтобы после устроенного нами переполоха хозяева позволили нарушителям беспрепятственно здесь разгуливать...
        Едва умолк пулемет и обезглавленный оперативник улегся на пол рядом со своим мертвым собратом, я бросился на поиски бласторезки. Пар практически рассеялся, и теперь найти ее было проще, чем еще минуту назад.
        Она валялась у стены шахты, слева от лестницы. Если бы после спуска я не рванулся с ходу в горнило боя, то наверняка увидел бы и подобрал Жориков трофей. Обладая массивной казенной частью, он врезался ею в пол и потому не разлетелся на куски. От удара у гидропушки отстегнулся резервуар с гелем, погнулся ствол и разбилась индикаторная панель. Но проведенная мной беглая проверка показала, что первый без проблем пристегивается обратно, кривизна второго влияет разве что на точность и дальность стрельбы, но не на выброс взрывчатки, а без третьей можно и вовсе обойтись. Главное, уцелел акустический детонатор и гель по-прежнему выливался из баллона. А большего мне сейчас и не требовалось.
        Пар рассеялся, и я уже мог видеть спускающихся товарищей. Им оставалось преодолеть примерно четверть этой вертикальной тропы, но я не стал дожидаться, пока они достигнут дна колодца.
        - Не отходите от дверей! - прокричал я им и, схватив бласторезку, помчался в освещенный дежурными лампами пустынный холл...
        Впрочем, оставаться пустым ему предстояло недолго. Подскочив перво-наперво к двери пожарной лестницы, я услышал за ней топот множества бегущих ног. Видимо, уничтоженная мной охрана нижнего уровня успела-таки вызвать подкрепление - уцелевших на жилом ярусе оперативников. И теперь они, явно не ожидав, что мы прорвемся так далеко, неслись сюда во весь опор, ибо чем глубже мы вторгались на полигон, тем сильнее угрожали Умнику и его проекту.
        - Welcome to Piatyzonie, amigos! - злорадно процедил я, подпирая выход на лестницу обломком лифта, что докатился досюда после взрыва. Сдержать этим противников, конечно же, невозможно. Я сделал это лишь затем, чтобы при штурме они учинили побольше шума. И дали мне знак, когда устраивать в их честь приветственный салют.
        Обильно оросив гелем пространство у лестничной двери, я огляделся. Помимо этого, в холле имелось еще три выхода, и изо всех также доносился шум. Правда, нельзя было определить, кто или что его издает: стягивающиеся к нам со всего яруса "гаранты", биомехи или какие-нибудь лабораторные механизмы Талермана. Так или иначе, но было бы слишком самонадеянно соваться наобум в любой из выходов, дабы убежать от спускающегося по лестнице врага. Это грозило нам столкновением с другим вражеским отрядом. И тогда мы окажемся зажатыми меж двух огней, после чего головорезы Умника попросту сотрут нас в порошок.
        Нет, так дело не пойдет. Я не стал уповать на авось и на всякий случай облил взрывчаткой порог каждой двери, истратив на это остатки геля. После чего бегом вернулся к лифту, на входе в который меня уже поджидали друзья.
        Они также не теряли времени даром: успели разжиться двумя трофейными пулеметами и принялись сооружать оборонительное укрепление. Смекнув, зачем я минирую выходы, Мерлин подтянул телекинезом валявшуюся неподалеку обваленную невесть когда и кем - но точно не мной - толстую гранитную колонну. Затем вырвал из пола и нагромоздил перед ней, а также с боков несколько многотонных гранитных плит. Ради чего Семену пришлось их сначала размягчить, а потом опять "заморозить", только на сей раз не по отдельности, а как единое целое. В итоге на входе в нашу шахту всего за полторы минуты выросла невысокая, но устойчивая и массивная баррикада. А края дверного проема, которые я уже испытал на прочность под пулеметным огнем, могли, если что, послужить нам второй линией обороны.
        Короче говоря, мы исчерпали весь свой нахрап и готовились ощутить на себе ответную ярость Умника, чье осиное гнездо мы нахально разворошили.
        - У меня для вас две новости, - проговорил Пожарский, сжимая в кулаке очередную порцию своего энергетического тоника - "Сердце зверя". - Первая: мы пришли по адресу и, кажется, не опоздали. Я отчетливо улавливаю к востоку отсюда следы энергетической аномалии, подобной той, которой заряжен Мангуст. Вторая новость не такая веселая: между нами и этой аномалией ощущается биологическая и биомеханическая активность. Поэтому готовьтесь - будет жарко. И хорошенько усвойте одно правило: когда я кричу: "Удар!", вы прекращаете стрельбу и прячетесь. Так что смотрите, не хлопайте ушами!
        Последнее напоминание касалось лишь Свистунова и Дюймового. Хотя последнего наверняка в свое время учили в Ордене, как ведутся позиционные бои с участием сталкеров-энергиков и метаморфов. Я же и Динара об этом давно знали, разве что опыт у нас был разный. Ее знания были получены за годы членства в группировке Питерцев и скитаний с Мерлином. А мои - во время многочисленных охот, какие устраивали на меня все кому не лень, в том числе разного рода энергики, метаморфы и мнемотехники...
        Все дальнейшее отложилось в моей памяти грохочущей круговертью, от которой можно было запросто рехнуться. Я готовился к чему-то подобному с того момента, как нас с Тиберием посетила мысль вторгнуться на "Альтитуду" и показать Умнику кузькину мать. По большей части, конечно, готовился морально, поскольку физически я к таким трудностям в Зоне всегда готов. Самым коварным, с чем мне предстояло вести свою внутреннюю борьбу, было искушение плюнуть на все и повернуть назад. Я знал, каковым оно бывает. Порой эта напасть настолько нестерпима, что даже затмевает собой мой основной нынешний инстинкт - страх. И пускай на данный час наш путь к отступлению был не менее сложен, чем путь к цели, я знал: мысль о нем все равно начнет рано или поздно пульсировать у меня в мозгу. Предотвратить ее появление нельзя. Игнорировать - тоже. Ее можно только предугадать, а потом отчаянно ей сопротивляться. Так, как сопротивляется своему страху запертый в тюремной камере клаустрофоб...
        Выпавшее на нашу долю пятиминутное затишье подошло к концу. Оно могло завершиться и раньше, но "гаранты", коих я расслышал еще на подходе, не ворвались в холл сразу. Почему - совершенно очевидно. Они дожидались, когда к ним подтянутся дополнительные подразделения, чтобы атаковать нас по всем фронтам. Со своей позиции мы могли контролировать лишь три ведущие в холл двери, включая дверь пожарной лестницы. Четвертый вход был загорожен от нас расположенным в центре зала лифтовым колодцем. Он прикрывал нашу позицию от атак с тыла, но не с флангов.
        "Высоковольтный" отросток Городища, который спускался по восточной шахте и на который мы рассчитывали здесь наткнуться, как выяснилось, уходил чуть глубже. Чтобы он не перегораживал собой главный транспортный узел яруса, корень Исгора прорастили к лабораториям под полом. Об этом свидетельствовали вспученные плиты, образовавшие полуметровый вал по правую руку от нас. Он пересекал холл и упирался в стену, покрытую в том месте множеством трещин. Вкупе с колоннами вал этот мог послужить нашим врагам укрытием. Хотя и не настолько надежным, чтобы противнику удалось окопаться за ним прямо у нас под носом.
        Впрочем, пока он об окапывании не помышлял. И это понятно. Собрав за дверьми холла достаточно сил и зная, что мы в нем блокированы, Умник намеревался раз и навсегда покончить с нами одним сокрушительным ударом. И нанесен он будет со всех возможных направлений. Даже сверху. Об этом нас предупредила Динара, расслышавшая, как в шахте открываются двери восьмого и девятого уровней.
        - Держите фронт и не отвлекайтесь, - заметил по этому поводу Пожарский. - Десантников я беру на себя.
        Мы подозревали, что готовящиеся зайти к нам в тыл десантники и задержали начало штурма. И как только из колодца перестал доноситься скрип раздвигаемых вручную металлических дверей, это послужило для нас последним предупредительным сигналом. Этаким символическим "Поехали!", если хотите.
        Поехали!..
        Все двери холла (надо полагать, и невидимая нам четвертая - тоже) с грохотом распахнулись, но вместо вбегающих врагов оттуда вылетели и раскатились по полу гранаты. Примерно полтора десятка. И они явно не плазменные - слишком уж недалеко противник их зашвырнул. Еще две или три гранаты бросил десант сверху. Я их не видел, но слышал, как загремели они по дну шахты.
        - Глаза! - скомандовала Арабеска, и мы мгновенно зажмурились, а также заткнули уши. Никому не надо объяснять, как вести себя при атаке шоковыми гранатами. Коварные штуковины, особенно когда не ожидаешь, что они прилетят тебе под ноги. Мы эту напасть ожидали, но все равно были вынуждены поберечь свои органы зрения и слуха. Ведь если этого не сделать, враг потом возьмет нас буквально голыми руками.
        Шоковые гранаты не взрываются, а горят ярким, как дуга электросварки, пламенем и издают пронзительный визг, от которого едва не лопаются барабанные перепонки. Длится этот световой и шумовой хаос около четверти минуты. Достаточный срок для того, чтобы штурмовой отряд ворвался в помещение и захватил - или уничтожил - ослепшего и оглохшего противника. Забрала шлемов у штурмовиков при этом становятся светонепроницаемыми, чтобы они не утратили возможность ориентироваться в пространстве. И уши их защищены должным образом - специальными наушниками.
        "Гарантам" нет смысла выжидать, пока погаснут маленькие рукотворные солнца и утихнут душераздирающие звуки. Нам - тем более, поскольку, когда это случится, мы будем уже либо связаны по рукам и ногам, либо мертвы. Но как противостоять штурму в такой, мягко говоря, некомфортной для нас обстановке? Только одним способом. Тем самым, ради которого я бегал по холлу, поливая дверные пороги жидкой взрывчаткой.
        Досчитав до пяти после того, как воспламенились гранаты, я активировал ультразвуковой детонатор, на сенсоре коего держал наготове палец. Сразу это было делать непрактично - враги еще не выбежали из коридоров в холл. Позже - тоже, поскольку бегали они быстро, и тогда взрыв произошел бы у них за спиной. А вот через пять секунд после начала штурма большинство из них будет находиться аккурат на взрывоопасном полу. Прочим ублюдкам, кому не терпится вцепиться нам в горло, также достанется. Особенно тем, кто атаковал нас с пожарной лестницы, чей вход я заминировал с особой тщательностью.
        Устроенный мною грохот не шел ни в какое сравнение с шумом, которым "гаранты" пытались нас оглушить. Их массированная атака с нескольких направлений напоролась на синхронные взрывы, отчего по холлу пронесся короткий, но свирепый ураган. До нас, прячущихся за баррикадой, долетело лишь отраженное от стен эхо ударной волны. Но и ослабнув, оно ударило довольно чувствительно.
        И не только ударило, но и осыпало шрапнелью гранитного крошева. Увесистые обломки, а также вражеские тела и их фрагменты до нас не долетели - далековато. Да и сила взрывного устройства без оболочки не столь велика, нежели окажись у нас при себе, к примеру, противопехотные мины. Но тем не менее, чтобы сбить первую, самую мощную, волну штурма, этого вполне хватило. Когда гром стих, никакого визга и сверкания в холле уже не было. А были лишь мертвые, покалеченные, оглушенные и отступающие противники; последние отстреливались, но делали это вяло и вразнобой. Плюс к ним обнаружились два перевернутых взрывами ботов-охранников. Один из них лежал без движения, а второй дергался и скрежетал по полу манипуляторами, пытаясь поставить себя обратно на шасси.
        Раненые и контуженые нас не интересовали, но отпускать уцелевших "гарантов" без огневого напутствия мы были не вправе. Пока они удирали, пытаясь уволочь за собой тех пострадавших, кто подавал признаки жизни, им вслед летели наши пули. Это позволило нам записать на свой счет еще парочку самых нерасторопных врагов. В целом же их полегло в этой атаке около десятка.
        Это неплохо. Но больше у нас такое не прокатит. Потрепанные штурмовики побросали на поле боя несколько переносных пуленепробиваемых щитов. Которые не защитили их от взрывчатки на полу (а сверкание шоковых гранат не позволило им заметить ее через затемненные забрала), но спасли бы от наших выстрелов, не будь у нас бласторезки. Идея с психической атакой была хороша, но, воспользовавшись ею, враг переиграл сам себя. Еще раз он такую оплошность вряд ли допустит.
        Тем временем Мерлин, как и обещал, занялся десантом, который также нашвырял в колодец шоковых гранат, явно рассчитывая ударить нам в тыл до того, как те погаснут. По счастью, зрение и слух нашего "жженого" товарища позволяли ему сносить подобные атаки без защитного шлема. Наплевав на яркий свет, Семен засек головорезов, скользящих на альпинистских лебедках с восьмого и девятого ярусов, и вовремя принял меры.
        Десантников оказалось четверо. Было слишком рискованно позволить им достичь дна шахты - они могли открыть огонь до того, как ступят на пол и отстегнут себя от спусковых устройств. На что у них также уйдет всего мгновение. Именно поэтому десантники действовали по двое: одна пара двигалась выше другой, но все - с одинаковой скоростью. Тех, кто скатится раньше, должны были поддержать огнем еще не закончившие спуск товарищи. А их затем прикрыла бы первая двойка, как только она избавилась бы от тросов и снова смогла стрелять... Обычная штурмовая тактика, в которой оперативники "G. O. D. S.", без сомнения, были искушены.
        Знал ее и Пожарский. Правда, лишь в теории, но и этого ему вполне хватило. Он предугадал маневры десанта и не позволил ему довести дело до конца.
        Едва холл и шахту озарили гранатные вспышки, Мерлин тут же заглянул в дверь лифта и учинил над квартетом верхолазов злую шутку. Нет, он не шарахнул по ним телекинетическим импульсом. Несмотря на свою простоту, этот импульс был слишком энергоемок, чтобы растрачивать его мощь на удары в спину. Или по задницам, учитывая ракурс, с которого Семен взирал сейчас на врагов. Он проделал с ними то же самое, что и с бойцами Трюфеля после того, как приутопил их тогда в бетоне. А именно - образовал в месте, куда намеревались десантироваться "гаранты", маленькую гравитационную ловушку.
        Маленькую, да удаленькую. Почему ее создание давалось "жженым" легче, чем телекинез? Наверное, потому что вектор ее действия был параллелен вектору земного притяжения, которому в данном случае метаморф не противился. А его жертвам и подавно не удалось поспорить с многократно возросшей под ними гравитацией.
        Во сколько раз Пожарский увеличил ее на дне шахты: в два, в три или же в десять?.. Вмиг отяжелевшие "гаранты" не оборвали тросов. Но не рассчитанные на такой вес лебедки не удержали верхолазов и фактически уронили их на пол, как будто у тех вовсе не было страховки. Рухнув камнем с десятиметровой высоты, они ударились оземь с такой силой, что на них растрескались доспехи и шлемы. Про кости и внутренности десантников говорить и вовсе не приходилось. Кроме, пожалуй, одного: с такими травмами люди в Зоне долго не живут.
        Сделав свою гиблую работу, ловушка не исчезла, и мы могли больше не опасаться атак с верхних ярусов. К сожалению, избавление от этой угрозы ненамного улучшило наши дела. Но теперь мы хотя бы не воевали на два фронта и могли сосредоточиться на обороне одного из них - какое-никакое, а облегчение...
        Обещание Мерлина исполнилось во второй раз: вскоре нам стало опять чертовски жарко.
        Хозяева не подозревали, что в нашей бласторезке иссяк боезапас. И потому не стали больше набрасываться на нас, швыряя шоковые гранаты, хотя, как знать, возможно, сейчас этот прием сработал бы. Перегруппировавшись за пределами холла, противники решили сменить тактику. Они расставили в трех видимых нами дверях ботов и приказали им непрерывно обстреливать нашу баррикаду из пулеметов. Лучевые пушки, как и плазменные гранаты, Умник также в ход не пускал. Очевидно, боялся прожечь лазером корень Исгора или повредить оставшиеся лифты.
        Куда подевалась вражеская пехота, мы пока не знали. Но предполагали, что во избежание новых жертв она проникнет в холл через непростреливаемую нами дверь. А затем под прикрытием биомехов и своих пуленепробиваемых щитов начнет подбираться к нам с флангов, вдоль стены лифтового колодца.
        Вступать в перестрелку с ботами было не слишком разумно. Но иного выхода не оставалось - их пули крошили и разрушали нашу баррикаду. Мерлин не мог дотянуться до них своей "магией" или подчинить их себе - не позволяло расстояние. Мы тоже толком не видели этих пулеметчиков, прячущихся во мраке примыкающих к холлу коридоров. И потому палили по биомехам почти наугад, целясь не в них, а в темные проемы коридорных выходов.
        Позиционная война вынудила меня отложить короткоствольный "Ультимар" и вооружиться трофейным ИПК. Все равно боеприпасов, снятых нами с трупов пулеметчиков, было не слишком много. И они в любом случае иссякнут до того, как пулемет в моих руках выйдет из строя. Хотя, конечно, я не транжирил зазря магазины и отстреливался исключительно короткими очередями.
        Впрочем, бить по ботам длинными очередями не получалось. Бронированные твари не нуждались в укрытиях и не шарахались от наших выстрелов, поэтому легко вычисляли, откуда именно они раздаются. После чего нацеливали на ту точку баррикады сразу несколько своих пулеметов. Тому из нас, на ком в этот момент сходился клином свет... или, вернее, огонь, приходилось спешно прятаться или подыскивать себе новую позицию. Что было не так-то легко, поскольку скромные размеры укрытия предоставляли нам мало пространства для маневров.
        Вывороченные из пола и "склеенные" Мерлином гранитные глыбы защищали нас лучше, чем биомехов - их легкая броня. Отрадно было видеть, как после какой-нибудь нашей очереди в коридорах вспыхивали снопы искр и пули противника начинали лететь не прицельно, а как попало - в стены, пол и потолок. Три его огневые точки умолкли окончательно. Неизвестно, уничтожили ли мы при этом самих ботов, но без своих орудий они были для нас уже не так опасны.
        И все бы ничего, но затягивание перестрелки не шло на пользу ни им, ни нам. Совершенно очевидно, что "гаранты" нарочно не торопились с фланговыми атаками, давая возможность биомехам хорошенько измотать нас пулеметным огнем. И хоть мы всячески старались не подставляться под пули, иногда они оказывались проворнее нас.
        Одна такая мерзавка ударила в баррикаду так близко от моего лица, что в него впилось сразу два гранитных осколка. Самый крупный из них проткнул мне насквозь щеку, а самый коварный вонзился в глаз... К счастью, в уже отсутствующий левый - тот, на месте которого красовался энергетический углеродный сгусток. Тонкий и острый, как лезвие скальпеля, кусочек камня угодил в нижнее веко, точно между костью глазницы и торчащим в ней алмазом. Будь на его месте нормальный глаз, сейчас я бы его гарантированно лишился. А так всего лишь разразился бранью. И, несмотря на боль и заливающую лицо кровь, мысленно поблагодарил злосчастную пулю за то, что она ударила в гранит, а не прошла пядью правее и не снесла мне голову.
        Выплевывая из продырявленного рта кровавую слюну, я аккуратно, дабы те не сломались, извлек осколки из ран. Сложно было делать это дрожащими руками. Но просить кого-либо мне помочь означало отвлечь товарища от дела и ослабить нашу огневую мощь. Мерлин, правда, в перестрелке не участвовал, однако к нему я тоже не стал обращаться с этим вопросом. На Семене лежала задача не менее ответственная, чем наша. Сжимая в кулаке "Сердце зверя", он следил за обоими флангами. Следил настолько сосредоточенно, что, казалось, даже не замечал проносящиеся у него над головой и бьющие в стену колодца пули. Весь вид Пожарского свидетельствовал о том, что он готов к решительному отражению атаки. И мне было как-то неловко сбивать нашего благодетеля с должного настроя и беспокоить его из-за своих царапин. Пускай те кровоточили и выглядели ужасно, они были далеко не самыми серьезными ранами, какие мне доводилось когда-либо зализывать в Пятизонье.
        До того как Мерлин вновь вступил в бой, он вышел из своей предбоевой концентрации всего однажды. Разумеется, по крайне уважительной причине. Все случилось за считаные секунды - буквально в течение одной пулеметной очереди после того, как я возобновил обстрел ботов. И когда их огонь вынудил меня опять юркнуть в укрытие, моему взору предстала плачевная картина: Динара с непокрытой головой распласталась без движения ниц, а рядом с ней скорчился Жорик, чье бедро было прострелено...
        Что с ними приключилось, выяснилось со сбивчивых слов Тиберия. Засевшая на левом краю баррикады Арабеска, как и все мы, вела огонь короткими очередями. Все складывалось удачно до тех пор, пока она по какой-то причине не опоздала вовремя пригнуться. Замешкалась она всего на миг, но одна из вражеских пуль успела-таки чиркнуть ее по верхушке шлема. Наученная чужим горьким опытом, питерка всегда носила его расстегнутым, ибо знала, чем опасны для ее шеи даже такие касательные попадания. Ударившая по ее шлему пуля не повредила ей позвонки, а лишь сорвала тот у нее с головы. Однако полученная Динарой "оплеуха" оглушила ее, отбросила вбок и заставила выкатиться из-за баррикады.
        Воюющий плечом к плечу с подругой Черный Джордж без раздумий отбросил пулемет и метнулся ей на подмогу. И вероятно, успел бы затащить Арабеску обратно, переключи в этот момент боты свое внимание на меня или Свистунова; последнему было велено не высовываться из укрытия, и он палил по ботам наугад, приподнимая ненадолго "карташ" над баррикадой. Но биомехи, как назло, продолжали поливать огнем ее левый край. Как бы ни спешил Дюймовый уволочь Динару из-под огня, пуля биомеха настигла и его. И не одна. Но от второй его спас наплечник доспехов, а третья лишь оцарапала Жорику предплечье.
        Вместо того чтобы спасать подругу, он, заорав, рухнул возле нее с простреленным навылет бедром. И быть бы им обоим изрешеченными пулями, кабы не надзирающий за флангами Мерлин. Он и вытащил товарищей из беды, применив тот же способ, каким перенес меня через шахту лифта - обратным телекинетическим импульсом.
        Имейся в теле Жорика стандартный комплект сталкерских имплантов, они бы вмиг остановили ему кровотечение, купировали боль и заштопали ляжку. Но полгода назад Дюймовый испил воды из "энергетической чаши" Дьякона (была ли она на самом деле Священным Граалем? Кто знает...) и напрочь вывел у себя из организма всю нанотехнологическую "начинку". За что теперь и страдал, поскольку не мог обойтись без сторонней медицинской помощи.
        Оказать ее Черному Джорджу мог лишь Тиберий. Мне категорически воспрещалось прикасаться к аптечным инъекторам, автодезинфекторам и сшивателям тканей. А у спасшего раненых Пожарского тут же нашлась другая работа. Ослабший темп нашего огня - в данный момент я остался единственным, кто отстреливался от ботов, - дал понять хозяевам, что мы теряем силы. А раз так, значит, пришла пора выяснить, кончать ли с нами сейчас или еще малость помариновать нас в пулеметном котле.
        О том, что вот-вот последует атака, мы поняли по умолкшим орудиям биомехов. Опасаясь угодить под их пули, "гаранты" велели им прекратить стрельбу и, пока мы не очухались, предприняли повторную вылазку. Спрятавшись за щитами и держась под прикрытием колонн, штурмовики стали наступать на нас с флангов, стараясь при этом не перестрелять друг друга.
        На сей раз мы угодили не под фронтальный, а под кинжальный огонь. Не такой плотный, как огонь ботов, зато теперь сектор вражеского обстрела заметно расширился. Отныне края баррикады нас почти не защищали. Лишь у ее центра еще сохранилось относительно безопасное пространство, куда я и Зеленый Шприц поспешно оттащили раненых.
        Щиты "гарантов" могли защищать и каждого из них по отдельности, и целую их группу. В последнем случае - так, как сейчас, - эти легкие пуленепробиваемые хреновины сцеплялись между собой краями и образовывали переносную стену, которую запросто удерживали два человека. Остальные пятеро или шестеро членов штурмового отряда при этом вели огонь из имеющихся в ней бойниц. В случае же необходимости это мобильное укрепление могло быть расформировано так же быстро и легко, как сооружено.
        Именно в эту минуту мой пулемет приказал долго жить. Пришлось отстегнуть от него полупустой магазин и, отшвырнув отныне бесполезный кусок металла, подобрать ИПК Жорика, коему было сейчас не до войны. Динара, которая не испытывала недостатка в имплантах, пришла в сознание; правда, вояка из нее тоже был пока никакой. До Арабески уже дошло, что стряслось с ее незадачливым спасителем. Но единственное, что она могла для него сделать, это утешить его тем фактом, что она жива. И для Дюймового это было, пожалуй, лучшей из всех возможных анестезий, заставившей его прекратить орать еще до того, как Свистунов вколол ему обезболивающее.
        Поменяв оружие, я попытался пробить заслон штурмовой группы, которая наступала на нас справа. Тщетно. Пули отскакивали от щитов, оставляя на них лишь вмятины и не проделав ни одной дырки. Все, чего я добился, это ответного залпа из "карташей". Такого же безрезультатного. Но он вынудил меня пригнуться и, я, снова выплюнув кровь, обматерил Умника и "G. O. D. S." на чем свет стоит.
        Не отчаиваясь, я решил проверить на прочность заслон левофлангового противника. Но не успел перенацелить пулемет, как Мерлин наконец-то скомандовал то, что я давно ожидал от него услышать:
        - Удар!
        Отлично! Значит, враги вошли в пределы досягаемости его "магии", конкурировать с которой мой пулемет не сможет, даже обладай он неиссякаемым боезапасом...
        Как я уже говорил, воевать при помощи сверхспособностей сразу на два фронта по плечу лишь сталкерам уровня Мерлина. Одно плохо: в каждую из своих синхронных атак "жженым" приходится вкладывать лишь половину той силы, какую они могут использовать за раз. Впрочем, Семен рассеивал энергию лишь во время первых двух ударов. После чего начал раздавать их поочередно направо и налево с такой яростью, что стало страшно даже мне - человеку, являющемуся Пожарскому не врагом, а другом...
        И не припомню, когда в последний раз я был свидетелем такого буйства аномальной стихии! Даже став калекой, Мерлин еще мог при нужде тряхнуть стариной и переродится в гневе в натурального человека-вулкана.
        Семен еще за баррикадой закрыл себя телекинетическим барьером, который защитил его от выстрелов, когда он поднялся навстречу врагам в полный рост. Выглядело это весьма эффектно и со стороны могло показаться сумасбродством. Что, естественно, не соответствовало истине и имело практическое обоснование. При работе с телекинезом - а тем паче таким мощным - метаморфу непременно требовалось занять устойчивую позицию. Такую, из какой его не выбил бы отраженный от стен его же энергетический импульс - шальное стихийное эхо, вероятность коего никогда не исключалась. Вдобавок Семен не имел права на промах, а значит, должен был отчетливо видеть свои цели. То есть напрямую, а не из-за баррикады.
        Ударив по силовому экрану, автоматные очереди отразились от него рикошетом и разлетелись во все стороны. Не прячься "гаранты" за щитами, кому-нибудь из них не повезло бы, и они бы погибли от собственных пуль. А может, наоборот, повезло бы, ведь дальше жизнь этих штурмовиков слаще точно не стала.
        Превратить телекинетический барьер в аналогичной природы импульс для метаморфа так же легко, как вам надуть щеки, а потом разжать губы и выпустить изо рта воздух. Накопленная Мерлином перед собой этакая силовая подушка разлетелась дугообразной волной, стоило лишь ему убрать сдерживающие ее "чары". Подняв с пола весь хлам, стихия врезалась в заслоны противника, пошатнула их и остановила нападающих.
        Врагам досталось бы куда крепче, находись они хотя бы вполовину ближе. Однако подпускать пехоту на такое расстояние было опасно уже для нас. Сейчас Пожарский защищал лишь себя, а мы по-прежнему укрывались на непростреливаемом пятачке за баррикадой. И пятачок этот, по мере приближения к нам штурмовиков и увеличением их сектора обстрела, становился все меньше и меньше.
        Вторая телекинетическая волна не заставила себя ждать. И ударила вслед первой еще до того, как наши враги успели выругаться. Заслоны вновь пошатнулись и отодвинулись на пару шагов назад. Видимо, несущим их бойцам было трудно удержать эту конструкцию, когда ее таранила сногсшибательная сила вкупе с летящим мусором. А стрелки при этом не могли вести огонь из трясущихся бойниц. Особенно когда стена, в которой они были проделаны, содрогалась и норовила стукнуть стрелков по лбу.
        Осадив головорезов и помешав им стрелять, Мерлин отыграл себе несколько мгновений тишины. После чего не дал противнику опомниться и перешел в контрнаступление, задействовав те приемы, на какие ему хватило энергии.
        Направив "обратный" импульс на правофланговую группу, Семен потянул ее заслон на себя. Отобрать его совсем он не мог - сила импульса на том расстоянии была невысока, - но уронить на пол - вполне. "Гаранты" сообразили, что защита вот-вот упадет и откроет их для нашего пулеметного огня. Поэтому и решили, пока не поздно, разобрать конструкцию; вцепились каждый в свой щит. Но не удержались на ногах, потому что в этот момент Пожарский выпустил увлекаемый им объект из телекинетической хватки.
        Не ожидавшие этакой подлянки враги попадали в беспорядке вместе со щитами, поскольку до этого усиленно тянули их на себя. Я поспешил обстрелять угодивших впросак ублюдков, пока они, громыхая броней, барахтались на полу и не могли мне ответить. А "шутник" моментально переключился с них на второй отряд, бойцы которого вновь просовывали автоматные стволы в бойницы.
        Мерлин не стал повторяться и преподнес левофланговым другой сюрприз. Не такой изящный, но тоже малоприятный: катнул на них телекинезом останки бота, которого мы подбили из бласторезки. Скрежещущая по полу груда металла весила гораздо больше торчащего у нее на пути, подпираемого людьми заслона. У них не оставалось времени ни разобрать его, ни отодвинуть в сторону. Опасаясь быть придавленными своими же щитами, головорезы бросили их и шарахнулись врассыпную. А затем им пришлось метаться в поисках новых укрытий, ведь я не отказал себе в удовольствии построчить из пулемета и по этим легким мишеням.
        Сколько человек я подстрелил, рассмотреть не удалось. Но когда я перенес огонь на левый фланг, не все валявшиеся справа "гаранты" поднялись на ноги, прикрываясь щитами. А кое-кто из них мог бы и вовсе этого не делать. Семен подобрал без помощи рук несколько гранитных обломков, что были отколоты от баррикады, и, запустив ими во врагов, угодил как минимум в двух штурмовиков. Их щиты могли остановить пулю, но не глыбу величиной с волейбольный мяч, брошенную со скоростью такого мяча. Прогнувшись, словно игральные карты в пальцах фокусника, щиты приняли на себя удары снарядов Мерлина. И все равно не уберегли своих хозяев от переломов рук, вывихов плечевых суставов и повторного падения на пол.
        Следующая атака Пожарского должна была опять обрушиться на левофланговых. А моя - соответственно, на недобитых камнями негодяев по правую руку от нас. Однако первые, потеряв всего одного подстреленного мною бойца, успели рассеяться и попрятаться за колоннами. А вторые - те, что еще стояли на ногах, - поспешно отступали, прикрывшись щитами. И те и другие отчаянно отстреливались, но вряд ли планировали продолжать штурм. Возможно, позже, когда они перегруппируются и подтянут новые силы, но не сейчас, это очевидно.
        У нас с Семеном не оставалось иного выхода, как скрыться за баррикадой. Тем более что за отступлением пехоты грозились возобновить огонь боты. Их орудий мы по-прежнему боялись больше, чем штурмовых групп.
        Свистунов на пару с худо-бедно оклемавшейся Динарой занимались простреленной ногой Жорика. Выглядел он хреново: весь взмок, побледнел и трясся в лихорадочном ознобе. Но Тиберий уже ввел ему необходимые препараты, и потому с минуты на минуту Дюймовый должен был почувствовать себя лучше. А если мы продержим оборону до того, как наши лекари завершат все процедуры, Жорик сможет и самостоятельно передвигаться. Правда, не слишком резво, но один тихоход у нас в команде уже есть, так что теперь их будет два.
        Мои раны больше не кровоточили - спасибо моей аномальной начинке, пекущейся о здоровье своего носителя, - но еще болели так, что прямо спасу нет. А порванный рот, кроме боли, вызывал вдобавок проблемы со слюной, устранить которые я смог, лишь когда заклеил дырку в щеке кусочком пластыря.
        - Ничего, прорвемся! - попытался утешить нас Мерлин, держа в каждом кулаке по "батарейке". Над баррикадой безостановочно свистели пули, но это продолжала стрелять отступившая на безопасное расстояние пехота. Ее пора было бы уже поддержать ботам, но их пулеметы почему-то до сих пор молчали. - Судите сами: за время, что мы тут бузим, сюда могли стянуться все силы, какие были в этот час на полигоне. И что мы видим?
        - Ублюдков не становится больше, - ответил я, выглядывая из-за укрытия, дабы удостовериться, не желает ли какой-нибудь "гарант" побыть моей мишенью. Таковых, к сожалению, не обнаружилось. Похоже, за последние пять минут они здорово поумнели. - А те ублюдки, какие остались, что-то не горят желанием перегруппировываться. Создается впечатление, будто они решили больше не рисковать, а окопались, чтобы заблокировать нас здесь.
        - Совершенно верно, - подтвердил Семен. - Или большинство "гарантов" шляется по Зоне, и потому их тут так мало. Или же их здешний контингент был гораздо малочисленней, чем мы предполагали. И теперь, когда мы задали им трепку, у них остались силы только на то, чтобы взять нас измором.
        - Умник ведь может призвать с поверхности Гордиев, - высказал я самый страшный для нас вариант развития дальнейших событий.
        - Он мог это сделать, когда мы еще были наверху, - кивнул Мерлин, после чего, наоборот, помотал головой. - Но если мы устроим войну с мигрантами в лабораториях, там камня на камне не останется. Думаю, и этот-то разгром... - Он указал на баррикаду и лифты. - Талерман своей охране вряд ли простит. Вот почему нам нужно поскорее прорываться в глубь лабораторного уровня. Во-о-он по тому коридору.
        Семен указал на дверь, которая, согласно схеме, вела в восточное крыло десятого яруса. Там же, если верить чутью Мерлина - а не верить ему у меня не было ни малейших оснований, - он обнаружил следы "Лототрона".
        - У тебя есть мысль, как нам отсюда убраться? - полюбопытствовал я.
        - Есть, - обнадежил меня благодетель. - Дай мне пять-шесть минут, чтобы восстановить силы, и тогда убедишься, на какие чудеса я еще способен. Да и Георгию надо немного очухаться, прежде чем снова в драку кидаться... Как ты там, Черный Джордж?
        - Жрать охота, - отозвался скрипящий зубами от боли Дюймовый. - И пива бы выпить. Но сначала - оторвать кое-кому башку! Достал меня конкретно этот ваш Умник! Погодите, вот только на ноги встану, вы еще посмотрите, как он у меня запоет!
        - Нет уж, приятель, первым он запоет у меня, - ухмыльнулся Мерлин и, похлопав себя по протезам, добавил: - Мне Умник задолжал гораздо больше, чем тебе, так что не обессудь... Ладно, слушайте сюда. Объясняю план дальнейших действий. Перво-наперво пересечем холл и вторгнемся в коридор. Удержать круговой телекинетический барьер трудно, но, полагаю, секунд на десять-пятнадцать я вам его обеспечу. Затем надо будет очистить проход от ботов...
        Пожарский не договорил, поскольку в этот момент автоматные очереди и удары бьющих в баррикаду пуль перекрыл громкий голос, раздавшийся, очевидно, из скрытых в потолке динамиков:
        - Достаточно! А ну прекратите этот бедлам! Слышите?! Я ко всем обращаюсь! Хватит войны! Я объявляю перемирие! Немедленно!..
        Требование звучало по-русски, но оперативники "G. O. D. S." его поняли и подчинились. Выстрелы стихли, и в холле воцарилась тишина. Было лишь слышно, как потрескивает изрешеченный пулями гранит да кое-где отваливаются от стен разбитые облицовочные панели.
        - Премного благодарен! - вновь донеслось из потолочных громкоговорителей. - И впредь попрошу всех вас воздерживаться от варварства, если нет на то крайней необходимости!.. А теперь хотелось бы спросить у господ нарушителей, которые совершенно не похожи на военных: кто вы вообще такие, и что вам здесь нужно?
        Свистунов отвлекся от наложения Жорику автоматического ранозаживляющего бандажа, глянул на потолок, затем - на нас и, уверенно кивнув, молвил:
        - Узнаю этот голос... Что ж, дамы и господа, познакомьтесь: до нас снизошел сам Давид Эдуардович Талерман. И если вы намерены уважить его просьбу и прекратить стрельбу, стало быть, прошу любить и жаловать...
        Глава 10
        Ознакомившись с "прейскурантом" Трюфеля, я возразил ему, что даже если мы проникнем в сердце "Альтитуды" и захватим лабораторию Умника, сомнительно, что сам он угодит к нам в руки. Слишком скользким типом был Талерман, развернувший в Зоне активную деятельность и при этом остающийся известным лишь узкому кругу здешних обитателей. Едва он поймет, что его жизнь под угрозой, как тут же скроется от нас в неизвестном направлении. Тем более что лабиринты полигона, которые даже Умник и его люди вряд ли контролировали целиком, всячески ему в этом поспособствовали бы.
        Однако каково же было наше удивление, когда в итоге мы не только встретились с этим типом, но нам даже не пришлось за ним перед этим гоняться!
        Без какого-либо принуждения, исключительно по собственной воле Давид явился к нам в разгромленный холл после того, как мы тоже согласились прекратить огонь. Со стороны Умника это выглядело невероятно, учитывая, сколько здесь собралось его ярых недоброжелателей. И тем не менее факт оставался фактом. Призывая к перемирию, он предоставил нам гарантию того, что его намерения честны. Или по крайней мере дал понять, что у него есть компромиссное предложение, как можно урегулировать наш конфликт. Которое, чем черт не шутит, возможно, даже устроит нас.
        То, что перед нами настоящий Умник, а не его двойник или проецируемая нам в мозг мнемотехническая галлюцинация, сумел подтвердить Мерлин. Он, как и мы, тоже не видел раньше Талермана вживую. Но их долгое заочное общение в утробе Жнеца, где Семен побывал в качестве пленника, позволило ему опознать негодяя по каким-то специфическим ментальным особенностям, уловимым лишь "жженым".
        - Ба, да здесь, оказывается, сплошь знакомые мне лица! - воскликнул Давид Эдуардович, когда стрельба и пыль улеглись и он наконец-то сумел разглядеть нас при помощи скрытых в холле видеокамер. - Пожалуй, это многое объясняет! Хотя кого я ожидал здесь рано или поздно увидеть, то только не вас. Честное слово, мне искренне жаль, что наша сегодняшняя встреча началась с такой жестокой бойни! Узнай я сразу, кто проник на полигон, поверьте, никогда не допустил бы подобного. Посему предлагаю считать наш конфликт недоразумением, возникшим вследствие недостатка информации. Вы проникли сюда, не поставив нас об этом в известность, и мы, естественно, не могли не разозлиться. Но теперь, когда все встало на свои места, я призываю вас забыть о насилии. Готов доказать вам, что говорю совершенно искренне!
        И доказал, что так оно и есть.
        Ни на грош не поверив этим заверениям, мы продолжали отсиживаться за баррикадой, когда из коридора, куда планировал вторгнуться Мерлин, вышел человек. Один, без сопровождающих и охраны. Вел он себя на удивление спокойно, не нервничал и не злился. Сразу же, как только он тут объявился, "гаранты" за колоннами оживились и двинулись было к нему, но он повелительным жестом велел им оставаться на месте. После чего прошел еще немного, встал точно напротив нашего убежища, поднял руки и неторопливо повернулся вокруг своей оси, демонстрируя, что не принес с собой никакого оружия.
        Росту Давид Эдуардович - Тиберий снова подтвердил нам, что это именно он, - был среднего, могучим телосложением не отличался, но и таким худосочным, как Зеленый Шприц, тоже не казался. Черные с проседью курчавые волосы, нос с горбинкой, высокий лоб, близко посаженные проницательные глаза, легкая сутулость, аккуратно подстриженные усики и маленькая испанская бородка... Наличие последних давало понять, что эта ученая крыса, в отличие от вечно растрепанного и небритого Свистунова, за своей внешностью следит.
        А вот одет Талерман был для Зоны довольно чудаковато: кроссовки, обычные цивильные брюки, коричневая рубашка навыпуск и аляповатая шерстяная жилетка, какие вышли из моды, наверное, еще в прошлом веке. Более нелепо выглядящего обитателя Пятизонья я вряд ли встречал. Даже чокнутый барыга Упырь, пропахший - а возможно, уже и поросший - плесенью в своем питерском бункере, предпочитал одеваться сообразно здешним суровым реалиям. Умник же имел такой вид, словно он поселился на "Альтитуде" еще до Катастрофы и вообще слыхом не слыхивал о том, что она произошла. Воистину, более странного типа на роль нашего главного врага было не сыскать.
        - Талерман? - переспросил я у него, хотя и Тиберий и Семен его уже опознали. - Давид Талерман, он же Умник?
        - Вы не ошиблись. Кто-то из вас знает меня как Давида Талермана, кто-то - как Умника. Ну а теперь вы можете удостовериться, что я и Умник - одно и то же лицо, - подтвердил он, по-прежнему удерживаемый мной на прицеле ИПК. Рисковый мужик, слов нет. Зная, что к нему в гости пожаловал сам Мерлин, лишившийся по его милости ног, создатель Жнеца вышел на линию огня и не отпирался в содеянном. Отважный поступок, согласитесь. Почти такой же отважный, как наше вторжение. - Надо ли мне, в свою очередь, спрашивать у вас, за кем или за чем конкретно вы тут охотитесь?
        - А сам не догадываешься? - задал я ему встречный вопрос.
        - Разумеется, догадываюсь. Вы ведь не зря нарекли меня Умником, верно? - ничуть не смутившись, ответствовал Талерман. У этого ублюдка хватало смелости не только сохранять невозмутимость, но еще и иронизировать. - Поэтому сразу хочу внести ясность: в том, что вы, уважаемый Семен Пожарский, стали калекой, я не виноват. Вините в этом самого себя и ваших друзей, насильно отключивших вас от системы энергообеспечения Жнеца. Когда бы он выполнил свою задачу, я произвел бы ваше отключение самым корректным и безопасным образом. А потом, клянусь, отпустил бы вас. Если бы, конечно, вы сами не выказали желание остаться и помочь мне в моей, без ложной скромности сказать, жизненно необходимой для человечества работе. Так что, если мои опасения верны и вы пришли сюда со мной поквитаться, смею заметить: ваши претензии ко мне лишь наполовину справедливы.
        - Ну да, ври больше, сукин сын! - возмутился Пожарский. - Что же ты тогда просто не пришел ко мне и не предложил заключить с тобой договор о сотрудничестве? Зачем было похищать меня и убивать моих товарищей?
        - И здесь тоже нет моей вины, - Умник, глазом не моргнув, открестился и от этого упрека. - Мой деловой компаньон, коего вы и все Пятизонье знаете как Трояна, порой бывает совершенно неконтролируемым. Стоило лишь мне высказать теорию - всего лишь теорию, господа! - что в системе связи Жнеца нам пригодились бы способности сталкеров-универсалов, как Троян, не сказав мне ни слова, бросился претворять мою идею на практике. И когда он вдруг доставил ко мне вас и ваших товарищей, я был поставлен перед лицом малоприятного для меня факта. И был просто вынужден совершить поступок, в котором впоследствии горько раскаялся. Я стал такой же жертвой трагических обстоятельств, как и вы. За что и поплатился, потеряв в итоге гораздо больше вас, хотите верьте, хотите нет.
        - Нет, вы только гляньте, каков лицемер! - бросила ему из-за баррикады Арабеска. - Послушаешь тебя, так ты вовсе не кровожадный мерзавец, а прямо невинный ангел какой-то!
        - Да, признаю: я лицемер и далеко не ангел, - не стал отрицать Давид Эдуардович. - Я жрец науки. Причем весьма жестокий и бессердечный жрец. Но такова судьба любого мыслящего глобально ученого-прагматика. Чтобы предотвратить Третью мировую войну, пришлось создать атомные бомбы и сбросить их на Хиросиму и Нагасаки. Для того чтобы человечество осознало колоссальный технологический потенциал искусственных автонов и их роль в дальнейшем строительстве цивилизации, таких огромных жертв, к счастью, не потребуется. Но поскольку на пути моего эпохального открытия стоит множество противников и банальных завистников, немудрено, что они то и дело попадают мне под колеса. Увы и ах - неотвратимый побочный эффект. Крайне прискорбно, что вам также пришлось оказаться его жертвами... Вы будете удовлетворены, если я чистосердечно попрошу у вас прощения за все причиненные вам страдания и беды?
        - Черта с два! - ответил за всех нас Пожарский. - Хотя если от твоего извинения у меня отрастут новые ноги, тогда, конечно, ты можешь попробовать!
        - Я подозревал, что для заключения пакта о мире одной лишь нашей обоюдной доброй воли будет недостаточно, - огорченно вздохнул Умник. - Поэтому готов выслушать ваши требования. Но сразу предупреждаю: расплачиваться с вами собственной жизнью я не намерен.
        - И что же нам помешает ее у тебя отнять?! - с вызовом выкрикнула ему Динара. "Гаранты" за колоннами встрепенулись и вскинули автоматы, но командующий ими безумный гений (или лучше назвать его "гениальный безумец"?) опять и бровью не повел.
        - Я вижу, вы недостаточно хорошо представляете себе ситуацию, в которой очутились, - по-прежнему спокойным голосом заметил он. - Она довольно-таки... как бы поточнее выразиться... довольно-таки экстраординарная. Играй мы с вами в шахматы, это был бы самый настоящий пат и нам бы пришлось волей-неволей согласиться на ничью. Вот только здесь у нас не шахматная доска, поэтому просто взять и разойтись восвояси мы не можем. Вернее, я бы мог, если бы вы на это согласились. Однако что-то подсказывает мне: вряд ли такой исход вас устроит.
        - Так и есть! Не устроит, - подтвердил я. - Хватит рассусоливать, Умник! Ближе к делу!
        - Что и требовалось доказать, - продолжил Давид Эдуардович. - Позвольте в таком случае ознакомить вас со сложившейся на "Альтитуде" диспозицией сил. Ваш дерзкий и, надо признать, весьма неожиданный налет позволил вам проникнуть в мою святая святых и уничтожил почти три четверти моей охраны. Но прежде чем предложить вам мир, я не преминул стянуть на верхние ярусы столько ботов-культиваторов, со сколькими вам однозначно не совладать. Боты-культиваторы, если вы вдруг не догадались, это те самые создания, которые должны были встретить вас в коллекторе...
        - Мы отлично знаем, кто такие эти твои культиваторы. И подозреваем, почему ты не пригнал их сюда... Давай дальше! - поторопил я Умника.
        - Ну что ж, тем лучше... Теперь видите, насколько все сложно? Вы мои пленники, а я, получается, - ваш. Я лишился охраны и не могу сдерживать вас внутри полигона, но я могу помешать вам его покинуть. Само собой, что тогда вы погибнете, но перед этим вам не составит труда разнести здесь все по кирпичикам. Чего, как вы понимаете, я допустить не могу. Ведь даже если при этом вы меня не убьете, я буду окончательно разорен и отброшен в своих исследованиях далеко назад. Вы и так уже причинили мне более чем солидный ущерб. И здесь, и на Керченском острове. Вы очень и очень опасные для моего проекта люди. Опаснее вас у меня, пожалуй, нет сегодня в Пятизонье врагов. Но я готов напрочь забыть о наших прошлых и нынешних разногласиях и выкупить у вас, варваров, жизнь моего бесценного проекта. И естественно, позволю вам беспрепятственно покинуть полигон: стану вашим заложником и лично проведу вас мимо культиваторов. Итак, я весь внимание. Называйте свою цену!
        Мы переглянулись.
        - Кажется, от убийства Умника придется воздержаться. По крайней мере в ближайшее время, - заметил Мерлин с нескрываемой досадой в голосе. Негромко, так, чтобы Талерман не мог нас расслышать. - Я предполагал, что он всего лишь кровожадный ученый маньяк, с которым мы будем воевать, пока кто-либо из нас не одержит окончательную и безоговорочную победу. Но этот Давид, мать его, Эдуардович оказался на поверку еще и деловым человеком. Не знаю, насколько он честен и что на самом деле кроется у него за душой. Но как бы то ни было, сейчас у вас есть реальная возможность не отвоевать, а мирно выторговать себе ваш "Лототрон". Чему я, будучи вашим другом, не вправе препятствовать, как бы ни чесались у меня руки придушить эту мерзкую чокнутую гниду.
        - Спасибо, Семен, - поблагодарил я Пожарского. После чего вопросительно посмотрел на Черного Джорджа. Его мнение мне также не терпелось услышать. Кто знает, что взбредет на ум обколотому лекарствами парню, который десять минут назад клятвенно пообещал оторвать Талерману башку? А вдруг, увидев его, ошалелый от анальгетиков Жорик вмиг забудет о нашем с Умником перемирии и бросится выполнять свои угрозы?
        - Как скажете, Геннадий Валерьич, - пожал плечами Дюймовый, отлично поняв адресованный ему мной немой вопрос. - Я с вами спорить не собираюсь. Да и о чем тут можно спорить? Я ж сюда пришел помочь вам отыскать "Лототрон", а не морду Умнику бить. Так что мне без разницы, подохнет он или вы его пощадите.
        - Я знал, Черный Джордж, что ты настоящий друг и что на тебя всегда можно положиться. - Я похлопал напарника по плечу. - Рад, что ты во все абсолютно правильно вник.
        Спрашивать мнения Арабески и Зеленого Шприца нужды не было. Совершенно очевидно, что первая не пойдет наперекор Пожарскому, а второй, как самый миролюбивый из нас, не станет возражать против прекращения этой бессмысленной по большому счету войны. Поэтому я решил, что вопрос закрыт, и свернул наше оперативное совещание. И под общее молчаливое одобрение выдвинул наконец Умнику наше единственное на данный момент к нему требование:
        - Верни "Лототрон", Талерман! Тот самый, который ты отобрал в Новосибирске у полковника Хрякова! Не отпирайся, мы точно знаем, что это был ты! Верни нам эту ловушку, и обещаем, что мы сразу же покинем "Альтитуду" и больше никогда сюда не сунемся!
        - "Лототрон"? - переспросил Давид Эдуардович. - Очень интересно, зачем он вам понадобился? И что значит - вернуть? Разве раньше он принадлежал не Центру? Ведь это его поисковая группа сняла и упаковала "Лототрон" в контейнер.
        - Неправда! Это сделал я! - не сдержался амбициозный выскочка Тиберий. - Ваши Гордии не дали полевикам "Светоча" завершить сжатие ловушки, разгромив оборудование и аннулировав все достигнутые ими результаты. Однако я применил на практике кое-какие собственные идеи и не только повторил этот процесс, но и в значительной мере его ускорил. Двадцать две с половиной минуты, Давид Эдуардович! Впечатляющий результат, не правда ли? Особенно на фоне прошлого рекорда Центра: более полутора суток!
        - Да неужели? - немало удивился Умник. - Так вы, доктор, оказывается, прямо кладезь талантов, хотя во время работы с вами я этого почему-то не замечал. Вот и подумал было, что Мерлин нанял вас лишь в качестве знакомого с "Альтитудой" гида... Позвольте-ка угадаю, как вы умудрились "утоптать" аномалию в рекордно короткий срок. Тому, кто разобрался в ее природе, рано или поздно становится очевидно, что наилучший способ сжатия подобных ловушек - воздействие на них извне целенаправленным излучением аналогичной энергии. Единственный доступный вам источник такой энергии - Алмазный Мангуст, который вступил в свое время в контакт с похожей на "Лототрон" аномалией. Не спрашиваю, как вам удалось спеться и оказаться в Новосибирске, - мне это не очень интересно. Спрошу лишь, с чего вы так уверены, что сдержите обещание излечить господина Мангуста от его болезни? Ведь по какой еще причине, если не по этой, он согласился стать вашим ассистентом и телохранителем? Или вы пообещали ему часть прибыли, которую намерены извлечь, присвоив себе мою славу первооткрывателя бестопливной энергостанции? Не верю.
        - Ваше право. Но у меня есть идея, как помочь господину Хомякову справиться с его болезнью, - ответил Свистунов. - И я непременно помогу ему, будьте спокойны. Так же, как он сейчас помогает мне. И я никогда не скрывал от него, каких вершин хочу достичь, занявшись конструированием генератора на базе "Лототрона". В конце концов, и вы, и я эксплуатируем не собственные ноу-хау, а те, которые были в свое время забракованы аналитиками Центра как бесперспективные. Лишь из-за безграничной тупости наших горе-аналитиков такие прогрессивно мыслящие люди, как вы и я, были вынуждены уйти из "Светоча". С одной только разницей: вы сделали это раньше меня на полтора года, уже успели запустить свой проект и кое-чего добиться, а я - еще нет! Но масштаб моих желаний гораздо скромнее вашего! И реализация моих идей не нуждается в таком количестве человеческих жертв, какое вы бросили на алтарь "Исгора"! И "Лототрон", который вы добыли в Новосибирске, прежде принадлежал нам! Мы нашли его раньше вас. Мы упаковали его в контейнер. И вот мы пришли потребовать то, что вы отобрали у нас!
        - Что ж, возможно, возможно... - не стал спорить Талерман, но тон его голоса звучал не слишком уверенно. - Признаю: я добыл эту ловушку не вполне честным и гуманным путем. И я не вправе осуждать вас за то, что вы вознамерились отобрать ее у меня таким же грабительским способом. Однако вынужден вас огорчить: вернуть вам "Лототрон" я не смогу при всем желании. Он был пущен в дело на следующий же день после того, как я доставил его на "Альтитуду". И сегодня вы можете требовать его у меня с тем же успехом, с каким могли бы потребовать цемент, который ушел когда-то на сооружение полигона. Совершенно невыполнимая, если не сказать абсурдная просьба.
        - И ты полагаешь, мы поверим тебе на слово? - осведомился я.
        - Вот еще! - фыркнул Умник. - Я был бы чересчур наивен, если бы на это рассчитывал. Разумеется, вы мне не поверите и попросите убедительные доказательства. И я готов вам их предъявить. Сию же минуту и с радостью, поскольку, едва вы их увидите, сразу же поймете, что я не лгу, а говорю чистейшую правду. Тысячи моих слов не сравнятся с неопровержимостью подобной улики. Идемте же скорее, не будем напрасно терять драгоценное время! Здесь недалеко.
        И, развернувшись к нам полубоком, Умник приглашающим жестом указал на вход в коридор, откуда он вышел.
        С нашей стороны тоже было бы наивно бежать в указанном направлении по одному лишь мановению его руки. Но и оставлять его заявление без проверки не следовало. Пускай этот кровожадный миротворец сам напрашивался к нам в заложники, велика была вероятность, что он заведет нас в западню. Даже способный видеть сквозь стены и предугадывать опасность на расстоянии Мерлин не доверял сейчас собственным инстинктам. Не доверял как раз потому, что больше не чуял впереди явных признаков угрозы. Равно как не исходила она от самого Талермана. Он не являлся энергиком, метаморфом или мнемотехником и не имел при себе оружия. Что же касается ботов, которые недавно обстреливали нас, то все они выкатились в холл и, задрав стволы орудий вверх, выстроились вдоль стены. Так, будто добровольно сдавались и провоцировали нас расстрелять их механическую шайку, пока она представляла собой столь легкую мишень.
        - Ну же, господа! - поторопил нас Давид Эдуардович. - В чем дело? Вы намерены взглянуть на "Лототрон" или нет?
        - Если хочешь, чтобы мы тебе доверяли, подойди сюда! - потребовал Мерлин.
        Хозяин Исгора пожал плечами - дескать, почему бы и нет, раз просите, - и, без опаски приблизившись, встал на расстоянии вытянутой руки от баррикады. С лица его при этом не сходила вежливая улыбка, в сравнении с которой наши хмурые, напряженные физиономии выглядели словно лики злобных индейских божков рядом с портретом Джоконды.
        - Повернись спиной, - поставил Пожарский заложнику второе условие. Тот так же безропотно повиновался. "Гаранты" продолжали взирать на нас из-за колонн и не уходили, хотя Умник уже трижды махал им рукой, давая понять, чтобы те исчезли с наших глаз.
        Поднявшийся в полный рост Семен изобразил для оперативников недвусмысленный жест: сложил пальцы пистолетиком и нацелил его на голову отвернувшегося от нас Талермана. После чего, не опуская руки, чьи боевые импланты были пострашнее дюжины пистолетов, обошел баррикаду и, взяв заложника сзади за шиворот, наказал ему:
        - Вот теперь пошли, взглянем на твой "Лототрон". И учти: если я замечу в коридоре или в твоем логове хоть одного лишнего человека или механоида, наш договор тут же утратит силу. Поэтому, пока есть время, доведи эту информацию до всех своих подручных, кого она касается.
        - Будьте спокойны, они нас прекрасно слышат и уже выполняют ваши требования, - заверил нас Давид Эдуардович. Сделал он это нарочито размеренно и громко, дабы его слова достигли ушей тех, кто мог нарушить наше зыбкое перемирие.
        Жорик сильно хромал, но Зеленый Шприц сделал все возможное, чтобы он смог передвигаться самостоятельно. Что было весьма кстати. Оставлять его на баррикаде под присмотром Динары означало бы разделить наши силы. И ввести противника в искушение захватить эту сладкую парочку в заложники. Как долго Дюймовый мог продержаться на стимуляторах, неизвестно, но ковылял он вполне уверенно и оружие из рук не ронял.
        Арабеска не набивалась к нему в сопровождающие, но все время приглядывала за ним, следуя в арьергарде группы. Во главе ее шел сам Талерман, удерживаемый за воротник дышащим ему в затылок Мерлином. Я и Свистунов двигались в середине нашей короткой процессии, будучи готовыми в случае чего мгновенно открыть огонь. Однако все надеялись, что Умника не оставит здравомыслие и он не предоставит нам повод вышибить ему мозги.
        Войдя в коридор, мы заперли за собой дверь. После чего Пожарский намертво заблокировал ее, сплавив в единое целое с дверной коробкой. Само собой, что любая попытка взломать запечатанный проход стала бы расцениваться нами как мгновенное аннулирование пакта о мире. О чем Давид Эдуардович был в обязательном порядке строго-настрого предупрежден. И насчет чего он также не стал протестовать.
        Ведущий к лабораториям коридор был широким, прямым и тянулся метров на триста. По правую руку от нас вдоль стены пролегала огороженная перилами забетонированная траншея. Предназначалась она, судя по всему, для кабельных магистралей, трубопроводов или того и другого вместе.
        Возможно, все эти коммуникации находились там и поныне. Но увидеть их было нельзя, поскольку сегодня поверх них лежал главный стратегический кабель проекта Талермана - корень Исгора. Он врастал в траншею из пробитой в стене дыры и продолжал свой рост уже в искусственном русле, которое было ему чуть тесновато. Железное тело корня крошило края бетонного желоба, но не покидало его пределов. Огромное, диаметром около полутора метров, оно, тем не менее, было здесь заметно тоньше, чем в лифтовой шахте. И кажется, продолжало сужаться, подобно стержневому корню какого-нибудь крупного дерева.
        - Позвольте спросить, что вы намерены предпринять, когда выяснится, что я вам не солгал? - полюбопытствовал Умник. - У вас есть на этот случай какие-либо альтернативные требования? Возможно, мы сумеем сговориться о денежном выкупе или иной материальной компенсации? Выбор у меня, конечно, в этом плане небогат, но помимо "Лототрона" здесь наверняка найдется еще что-нибудь для вас полезное.
        - Что именно? - попросил уточнения Свистунов. - Имейте в виду: подсунуть нам липу вам вряд ли удастся.
        - Ну, вполне возможно, я смог бы ответить на часть вопросов, касающихся феномена господина Мангуста, - предложил заложник. - А заодно открыть в нем новые удивительные способности, о которых он даже не подозревает.
        - К черту способности! - огрызнулся я. - Скажи одно: моя болезнь излечима и если да, то каким образом?
        - Вот это уже похоже на деловой разговор! - оживился Талерман. - А то все угрозы, угрозы... Надоело, знаете ли!.. Излечима ли ваша болезнь? А вам никогда не приходило в голову, что, ища ответ на этот вопрос, вы идете по заведомо ошибочному пути и лишь напрасно растрачиваете время и силы?
        - Какая глупость! Что значит "напрасно"? - удивился я. - Я ненавижу Пятизонье больше всего на свете! Оно разлучило меня с моим привычным миром и теми людьми, которых я люблю. Вот только жить вне Пятизонья я сегодня физически не могу. Оттого вынужден мириться и с ним, и с тем проклятием, какое надо мной тяготеет. И вы еще спрашиваете, хочу ли я от него избавиться? Да, хочу! Потому что сегодняшнее мое существование можно назвать как угодно, но только не жизнью.
        - А если вдруг выяснится, что все идеи доктора Свистунова - ложные и ваше проклятие действительно неизлечимо? Что тогда? Вы лишитесь единственного смысла своего существования и наложите на себя руки?
        - Все верно. Именно так и поступлю, - ответил я.
        Вот только искренне ли ответил? Говоря начистоту, мысль о том, чтобы сунуть голову в петлю или пустить себе пулю в висок, в последние пару лет посещала меня все реже и реже. Я был в полушаге от самоубийства, когда бившиеся над разгадкой моей болезни врачи развели в бессилии руками, когда я, возможно навсегда, распростился с семьей и когда выяснилось, что в Зоне мне также никто не поможет. Однако жизнь текла своим чередом, я свыкся со своей плачевной участью, и со временем этот "полушаг" заметно увеличился, а пропасть, в какую мне хотелось кинуться, отодвинулась далеко-далеко, почти на край горизонта. Вот почему сейчас, когда я вновь заикнулся о ней, в голосе моем уже не звучала прежняя мрачная уверенность. И хитрая гнида Умник тоже наверняка это почувствовал.
        - Какое безрассудство: совершать суицид, когда на то нет решительно никаких оснований! - заметил он. Легкая издевка в его голосе указывала на то, что Давид Эдуардович раскусил мою неискренность. - Ну разве можно счесть основанием для самоубийства банальную ошибку? А чем еще, как не ошибкой, объясняется то, что вы принимаете за проклятие ниспосланный вам уникальный чудодейственный дар? Дар, от которого вы столько лет безуспешно пытаетесь избавиться с усердием, достойным куда лучшего применения.
        - Кончай пудрить мне мозги, Умник! - Велеречивость чокнутого гения начинала выводить меня из себя. - Я задал конкретный вопрос: излечима моя болезнь или нет? Если тебе неизвестен ответ, значит, так прямо и скажи. И нечего тут рассусоливать о чудесных дарах и прочей белиберде!
        - Вы не правы: на самом деле это отнюдь не пустые слова, - возразил Талерман, коего Мерлин по-прежнему вел впереди в качестве живого щита. - Все, чего я добиваюсь, это лишь хочу удержать вас от непоправимой ошибки. Ведь, утратив ваш великий дар и вновь став обычным человеком, вы будете сожалеть об этом гораздо сильнее. Особенно после того, когда однажды осознаете, чего вы достигли бы в жизни, останься вы Алмазным Мангустом, а не каким-то заурядным Геннадием Хомяковым.
        - Да ответишь ты, в конце концов, на вопрос или нет?! - поддержал меня Пожарский и для пущей убедительности слегка встряхнул заложника за шиворот.
        - Ладно, ладно, уговорили, - замахав руками, пошел тот на попятную. - Желаете честный ответ - получите, ведь, в отличие от доктора Свистунова, он мне известен... Познав свойства "Лототрона", можно лишить господина Мангуста его феноменального дара. Однако есть иной, более практичный выход: можно попробовать развить этот дар, вывести его на новый качественный уровень и превратить господина Мангуста в сверхчеловека. Другое дело, на что он решит употребить свои новые таланты. Ведь растрачивать их впустую было бы еще хуже, чем отказаться от них ради унылой, вялотекущей жизни бесталанного обывателя... Разрешите кое о чем у вас поинтересоваться, господин Мангуст? Когда вы сжимали и упаковывали в контейнер "Лототрон", с вами не происходило ничего необычного? Вы не пережили никаких подозрительно реалистичных галлюцинаций? Не переносились силой мысли на огромное расстояние? Не ощущали себя Господом Богом, способным повелевать пространством и временем?
        - Вполне возможно, - уклончиво ответил я, стараясь не выказывать удивление насчет невероятной прозорливости Умника. - И о чем должны были сказать мне все эти видения?..
        Талерман тоже находился в Новосибирске, когда я и Свистунов похищали у "Светоча" вышеупомянутую ловушку. Но рядом с нами Давид Эдуардович в тот момент не присутствовал. И тем не менее ему было откуда-то известно о чудесах, происходивших со мной при контакте с "Лототроном". Умник не ведал всех подробностей того, что я тогда пережил, но не сомневался, что переживания эти накрепко отложились у меня в памяти. Поразительная осведомленность, учитывая, что я никому о них не рассказывал.
        Это и впрямь была чересчур детализированная галлюцинация. Правдоподобная настолько, что в тот момент у меня просто дух захватило. Пока мое тело находилось в заснеженном Новосибирске, мой разум мгновенно переместился на Мадейру, где сегодня проживали мои жена Лиза и дочь Аня. В ходе этого ментального вояжа я не только легко отыскал их на острове, но еще и умудрился увидеть его в точности таким, каким рисовало мне остров мое воображение. И это не говоря уже о прочих странностях вроде ускорения мною времени и прохождения сквозь стены.
        Одну лишь мечту не удалось мне тогда осуществить: пообщаться с женой и дочерью. Я провел с ними в образе бесплотного духа всего несколько минут, и лишь Аня вроде бы мельком уловила мое незримое присутствие, принятое ею за сон... А потом все прекратилось. Мой путешествующий по миру - реальному или воображаемому, я так и не понял - разум вернулся и снова воссоединился с моим бренным телом. После чего меня ожидало пренеприятное известие о том, что пока я витал в галлюцинациях, нас со Свистуновым окружили чистильщики и что "Лототрон" больше нам не принадлежит...
        Впрочем, к пережитому мной чудесному путешествию на Мадейру последние подробности отношения уже не имели.
        - Ваши видения, о характере которых я могу лишь догадываться, на самом деле являются грезами только наполовину, - ответил Талерман на мой последний вопрос. - Да вы наверняка сами интуитивно это чувствуете. Но объяснить их природу не можете. И доктор Свистунов не может. В данный момент у него полным-полно всяческих гипотез, но нет уверенности, какая из них истинная. А вот я смог бы. И более того, научил бы вас отделять зерна реальности от плевел миражей на тот случай, если вы рискнете повторить подобный эксперимент.
        - И зачем мне снова идти на такой риск? - спросил я. - Ты что, намерен предложить мне работу по сжатию и упаковке ловушек?
        - Я бы мог предложить вам лучшую работу из тех, какую вы сможете найти в Пятизонье и за его пределами, - ответил Умник совершенно без тени иронии. - Но раз уж мы с вами оказались по разные стороны баррикады и вы всерьез намерены избавиться от вашего дара, что ж поделать... Очень досадно и прискорбно. Даже будь я тем злодеем, каким вы меня считаете, мне и то не удалось бы взять вас в плен. Потому что Троян, с которым вы имели неосторожность однажды столкнуться, категорически не желает больше с вами связываться. А кроме него кто бы еще помог мне договориться с вами по-плохому?
        Между тем корень Исгора, вдоль которого мы шли, все уменьшался и уменьшался. И в итоге, утончившись до диаметра двухсотлитровой бочки, взял да и закончился. А траншея, по которой он пролегал, тянулась дальше, пока, как и сам коридор, не уперлась в стальную стену с массивными взрывоустойчивыми воротами. Никаких коммуникаций в бетонном желобе не было. Вероятно, дабы освободить путь гигантскому автону, их перенесли в другое место. Насколько быстро он рос, определить не получалось. Но до лаборатории, куда, судя по всему, его прокладывали, ему оставалось проползти еще сотню с лишним шагов.
        - Реактор "Альтитуды" работает на пределе мощности, но ее все равно катастрофически не хватает, - посетовал Умник, заметив, как внимательно мы осматриваем недотянутый до цели главный кабель Исгора. - Чтобы Городище и его корни росли равномерно, мне приходится перераспределять между ними питание по графику очередности. Если бы не этот досадный сдерживающий фактор, мой проект развивался бы намного быстрее.
        - Что вы имели в виду, когда заикнулись об умении разделять реальность и галлюцинации при контакте господина Хомякова с "Лототроном"? - вернул Зеленый Шприц Умника к оставленной им теме. Похоже, проблемы роста железного корня Тиберия совсем не волновали. - Обладание этой способностью может как-то помочь Геннадию излечиться?
        - Ага, кажется, мне удалось вас заинтриговать, не правда ли, доктор? - усмехнулся Талерман. - И я охотно раскрою вам эту тайну "Лототрона", если вы согласитесь принять ее в качестве моего откупного.
        - А как проверить, что вы нам не солжете? - засомневался Свистунов. - Сами же утверждаете, что "Лототрон" давно пущен вами в дело и у вас его больше нет.
        - Зато у меня есть кое-что значительно лучше, - признался Давид Эдуардович. - Вот только извините: эту штуковину я вам не отдам, и не просите. Не потому, что я такой жадный. Дело не во мне, а исключительно в ней. Нет, конечно, вы ребята крепкие и выносливые, однако сомневаюсь, что вам по плечу унести трофей величиной с пятиэтажный дом. Впрочем, имейте терпение - сейчас все сами увидите.
        Повинуясь голосовой команде Умника, четыре замка на воротах синхронно открылись. После чего мощные электродвигатели сдвинули в сторону бронированную плиту и впустили нас в ту часть лабораторного яруса, которая на схеме полигона называлась "Стенд для экстремального тестирования образцов". Предупредительные знаки, еще сохранившиеся на воротах, извещали: проводимые за ними испытания смертельно опасны для человека. Каждому входящему туда предписывалось сначала получить каску с противоударным забралом, защитные перчатки и противогаз. Ничего подобного у Умника при себе не было, и, очутившись внутри стенда, он тоже не озаботился рекомендуемыми мерами предосторожности. Отсюда следовало, что если сегодня тут еще велись какие-либо тесты, то явно не экстремальные.
        Стендовый зал был огромен и имел сферическую форму - видимо, также для пущей взрывоустойчивости. При взгляде на него изнутри создавалось впечатление, что вы угодили под купол обсерватории или планетария. Разве что атмосфера здесь была мрачная и не навевала философских мыслей о безграничности Вселенной. А особенно если вспомнить, как глубоко под землю нас угораздило спуститься.
        Однако рассматривать сам зал было не так интересно, как находящуюся в его центре конструкцию. Она тоже имела шарообразную форму и, как и предупреждал Талерман, действительно обладала высотой пятиэтажного дома. Исполинских габаритов сфера была собрана из десятков тысяч "Сердец зверя", соединенных между собой хитросплетением миллионов полупрозрачных нитей, и возвышалась в нескольких метрах от пола. Ее опорой служила толстая, устойчивая колонна, в которую скручивались все эти волокна, сходясь книзу. А в сердцевине шара располагались горизонтальным кругом семь многотонных бесформенных глыб. Таких же полупрозрачных, как формирующие всю конструкцию нити. Произрастая, в свою очередь, из этих "клубней", волокна удерживали их в строго отведенном месте и в определенном порядке.
        Узнали?.. Еще бы! Все верно: перед нами предстал такой же, только раза в два крупнее, генератор, что стоял в утробе Жнеца и заставлял его двигаться. Уходящий в недра "Альтитуды" корень уже навел нас на мысль, что за агрегат сооружает Умник под своим Исгором. Однако из всей нашей компании лишь я один видел этот сверхмощный источник энергии во второй раз. Правда, сегодня я взирал на него с иного ракурса: не сверху вниз, а наоборот. Точно так же, как когда-то взирал на сердце Жнеца узловик Ипат - рыцарь, что геройски погиб, но остановил это стальное чудовище.
        При взгляде на генератор у нас растаяла последняя надежда на то, что, возможно, Талерман лукавит и "Лототрон" еще не вынут из контейнера, в который мы со Свистуновым его упаковали, ведь с момента его похищения Умником прошло не слишком много времени.
        "Ни хрена подобного!" - ответила на мои чаяния сука фортуна и сунула мне под нос свой уже неоднократно целованный мною кукиш. Возможно, с ростом Исгора и его корня у Давида Эдуардовича и впрямь были проблемы. Зато с сооружением генератора он управился в ударно короткие сроки. По какой технологии будет проходить его подключение к Исгору, я мог лишь догадываться. Но мне было легко представить, как неисчислимые энергопроводящие волокна проникают сначала в корень, а затем, поднявшись по нему к Городищу, пронизывают его от основания до верхушки.
        Я мог легко вообразить и то, что произойдет потом. Энергия первого генератора Умника двигала стальную сухопутную махину величиной и весом с два авианосца. Энергия этого гораздо более мощного устройства целиком уйдет в рост Исгора, грозящего в итоге подмять под себя не только Химки, но и весь северо-запад Москвы. После чего детище Талермана станет в Пятизонье самым грандиозным сооружением, созданным руками человека из здешнего аномального материала.
        - Сукин ты сын! - произнес Мерлин, не сводя глаз с генератора. - Чокнутый, одержимый гений! Значит, ты все-таки воссоздал свое чудовище!
        - О да! - подтвердил Умник, явно довольный произведенным на нас впечатлением. - Я не чужд прекрасного и потому назвал будущее сердце моего Исгора "Кладезь". Очень поэтично и символично, не находите? Ведь именно здесь начнется обуздание тех сил, какие бесчинствуют сегодня в Пятизонье. Любой великий путь начинается с малого шага. Поэтому сначала мы укротим и возьмем к себе на службу автоны. Затем - биомехов и скоргов. А в будущем - и их хозяев, коим они ныне подчиняются. В мире человека есть лишь один неизменный властелин - человек. Который испокон веков одерживал верх не силой, а разумом. И если поначалу мы терпим поражение от неведомого нам могучего агрессора, то, познав его природу, быстро берем реванш. И вот уже прежний, казалось бы, несокрушимый враг покорно стелется к нашим ногам и виляет перед нами хвостиком. Так было с огнем, так было с электричеством, так было с атомом... Так будет и с гиперпространством, помяните мое слово. Проникнитесь историческим духом этого места, дамы и господа. И осознайте, насколько неразумно ваше стремление помешать моей благородной цели. Ученый, который пробил нам
вход в гиперпространство, был современным Колумбом - гениальным, но во многом наивным первопроходцем, мало что знающим об открытом им мире. Я же - конкистадор Кортес, которому предстоит этот мир покорять и завоевывать. И мой Исгор - моя каравелла, на которой я отправлюсь в свое многотрудное плавание. Между прочим, столь ненавистный вам Троян тоже когда-нибудь войдет в историю. Как первый представитель Узла, согласившийся сотрудничать с человеком и взявшийся играть с нашим миром по нашим, а не по своим правилам... Как видите, дамы и господа, я вас не обманул: вот он, ваш "Лототрон"! Весь без остатка пошел на благое дело. А второго такого у меня в запасе, увы, нет. Такие вот дела... И что теперь вы на это скажете?..
        Глава 11
        Мы могли бы высказать Талерману много чего не очень приятного для слуха, только какой от этого был бы прок? Не было его и от топтания возле "Кладезя", судьба которого, подобно судьбе его керченского предшественника, тоже оказалась у нас в руках. Правда, на этот раз обстоятельства круто изменились, и решить участь Давидова детища было не так-то просто.
        Взрыв генератора Жнеца остановил его и спас наши жизни. Взрыв "Кладезя" не имел для нас ни малейшего смысла. И вдобавок сводил на нет наши шансы выбраться с полигона без потерь. Однако уйти отсюда не солоно хлебавши мы также не могли. Умник задал нам вопрос: что дальше? И отвечать на него следовало, не сходя с этого места, здесь и сейчас. Мы добрались до цели и де-юре нашли то, что искали. Дальше идти нам было попросту некуда.
        В этой истории плохие и хорошие ребята не могли ни победить, ни проиграть. Все, что они могли, это или истребить друг друга, или разойтись восвояси.
        Самоубийц среди нас не было. Стало быть, боевая ничья.
        Пат...
        Только Мерлину - самому сильному и мудрому из нас - предстояло определить стратегию наших дальнейших действий. И он наверняка предложил бы какой-нибудь разумный план, кабы его не опередил Зеленый Шприц. Последний вопрос Давида Эдуардовича повис в воздухе, и никто пока не проронил ему в ответ ни слова, как вдруг Тиберий решительно выступил вперед. Потом повернулся к нам лицом и, указав на заложника, обратился к Пожарскому:
        - Держите его как можно крепче, Семен! И умоляю вас, больше не вздумайте его отпускать!
        - В чем дело, доктор? - недоуменно переспросил Мерлин, но просьбу Тиберия выполнил. Отпущенный было нами на свободу Умник вновь очутился в железной хватке "жженого" сталкера. А я, Динара и Жорик вскинули оружие и начали обеспокоенно озираться в поисках подкрадывающихся врагов. Это было первое, о чем мы подумали после неожиданной просьбы Свистунова. Иная причина, по какой он мог ни с того ни с сего всполошиться, нам в головы не приходила.
        Однако ни врагов, ни каких-либо признаков их вторжения не обнаружилось. Никто не вскрывал бронированные ворота, которые Пожарский также сплавил воедино с их каркасом. Не распахнулись в стене и в полу скрытые прежде люки, впуская сюда штурмовые отряды "гарантов". Да и сам Талерман не проявлял ни малейшего беспокойства. Наоборот, на лице у него было написано лишь нескрываемое удивление.
        Зато при взгляде на лицо Свистунова мне стало немного не по себе. Оно раскраснелось, глаза доктора пылали огнем, а самого его трясло от волнения, причина которого была нам пока что неясна. Прежде я довольно редко видел Тиберия в таком состоянии. И как правило, лишь тогда, когда ему удавалось доказать правдивость какой-либо из своих научных гипотез.
        Что за открытие внезапно осенило его у подножия "Кладезя"? Хотелось надеяться, что непременно судьбоносное. Ну и, естественно, такое, какое мы сумеем, не сходя с места, воплотить в жизнь, поскольку сейчас было не самое удачное время выслушивать новые свистуновские догадки и теории.
        - Что стряслось, Тиберий? - вновь поинтересовался у него Мерлин. Наша ответная реакция на заявление доктора повергла того в замешательство, отчего Семену и пришлось дважды спрашивать у него объяснений.
        - Я... я знаю, что нам делать! - выпалил тот, вернув себе прежнюю решимость, но речь его сбивалась от волнения. - До меня дошло!.. Дошло то, чего я до этой минуты не понимал! Забудьте о "Лототроне" - он нам больше не нужен! И Талерман не нужен! Я вполне могу... да, наверняка могу во всем здесь разобраться! Дайте мне только день!.. Нет, полдня!.. Или на худой конец хотя бы пару часов, и вы увидите, что я могу управлять всем этим хозяйством не хуже Умника! И "Альтитуда", и Исгор, и Гордии, и, конечно, "Кладезь"!.. Я подчиню их себе! Понимаете, что это значит?
        - Не совсем, - Пожарский недоверчиво прищурился. - А ну-ка поясни.
        - Да как же?.. Ведь вот это все... - Зеленый Шприц обвел рукой гигантскую сферу, внутри которой мы находились, хотя, надо полагать, он имел в виду не только ее, но и весь полигон. - Это все будет целиком и полностью принадлежать нам! Нам и только нам! От вас нужно лишь немного: защитить меня от "G. O. D. S.", пока я не взял управление Исгором на себя. А потом мы или выгоним "гарантов" с полигона, или переманим их на нашу сторону - как знать, возможно, они нам еще пригодятся. Им ведь, так же как Трояну, абсолютно без разницы, кому служить! Для них главное, чтобы проект функционировал, а уж у меня-то он заработает, как швейцарские часы, даю гарантию!
        - О боже! - воскликнула Арабеска. - Да наш доктор вконец сбрендил!
        - А что ты намерен делать с Умником? - спросил я, глянув на Давида Эдуардовича и обнаружив, что тот внимает Свистунову уже без удивления и без испуга, а с многозначительной ухмылкой на лице.
        - То же самое, что он планирует сделать с нами - ликвидировать его как первоочередную угрозу! - ответил Тиберий, успев, оказывается, обдумать и эту деталь своего грандиозного замысла. - Неужто вы всерьез верите, будто Талерман позволит нам уйти? Не знаю, что у него на уме, но будьте уверены: живыми он нас ни за что не отпустит! Да и какой нам смысл покидать сокровищницу с пустыми руками, когда мы способны обосноваться в ней и распоряжаться ее содержимым прямо отсюда? Откройте глаза! Какие вообще раздумья могут быть, когда стоишь перед выбором: или жизнь, богатство и власть, или позорное бегство и смерть?
        - Браво, мой дорогой доктор! - подал наконец голос приговоренный Тиберием к смерти Умник. И подчеркнуто медленно, дабы не нервировать Пожарского, трижды хлопнул в ладоши. - Браво, господин Свистунов! Превосходно сказано, черт бы вас побрал! Наконец-то вы родили на свет воистину гениальную мысль! Знаете, а я уже начал было в вас разочаровываться. Но нет, вы все-таки не вытерпели и продемонстрировали мне свою жадную, завистливую сущность! С чем я вас и поздравляю, поскольку вы не поколебали, а лишь укрепили мою веру в прагматичную людскую натуру! Честное слово, нет ничего приятнее узнать, что я не одинок и в науке помимо меня встречаются другие бессердечные сволочи!.. И кто вообще такие эти "боги"... или "гаранты"... или как их там? Сюда что, помимо вас пробрались еще какие-то непрошеные гости?
        - Помолчи! - велел заложнику Семен, после чего вновь обратился к Зеленому Шприцу. - Послушай, доктор, да ты хоть осознаешь, в кого мы превратимся, когда захватим власть над Исгором? Не говоря о том, какую дьявольскую репутацию и каких могущественных врагов мы себе при этом наживем?
        - Репутация и враги - ничто в сравнении с тем, какие перспективы сулит нам этот проект! - отмахнулся от упреков Свистунов. - Здесь Талерман абсолютно прав: за Исгором и "Кладезем" - огромное будущее. И кто владеет их секретами, тот в итоге добьется в жизни таких высот, о каких прежде даже не мечтал. Вот почему, господин Мерлин, ваша поддержка мне просто жизненно необходима. Ведь кто еще кроме вас - гения мнемотехники, - сумеет проникнуть в память Умника и извлечь оттуда для меня всю недостающую информацию об Исгоре?
        - А вот эта ваша идея мне уже категорически не нравится! - Давид Эдуардович осуждающе поцокал языком и покачал головой. - Я протестую! Так неспортивно! Вникать в чужие идеи собственным умом и усовершенствовать их - еще куда ни шло. Но чтобы взять и скачать мои открытия у меня из головы одним файлом, словно экзаменационные конспекты!.. Фу, как отвратительно! И вам не совестно?
        - А что насчет моего излечения? - перебив Талермана, напомнил я Тиберию о своем существовании. - Оно, надеюсь, в твоих эпохальных планах еще значится или уже снято с повестки дня?
        - Да-да, разумеется, о вас я тоже не забыл! Разве можно? - поспешил успокоить меня доктор. Хотя по мне, так это его, разволновавшегося не на шутку, нужно было поить успокоительным. - Вами мы займемся в самую первую очередь! Сразу, как только восстановим здесь порядок и господин Пожарский выведает у Талермана рецепт излечения вашей болезни. Вы же сами только что слышали: Умнику известен способ, как вам помочь. А значит, дело остается за малым: добиться вашего единодушного согласия с моим конструктивным предложением...
        - Ну ладно, доктор, угомонитесь! Пофантазировали, и довольно! - вновь встрял в наш разговор заложник. - Отдаю вам должное: вы - настоящий адепт науки, готовый, как и я, свернуть горы на пути к заветной цели! Ваш поступок отважен, и жертва, какую вы вознамерились бросить на алтарь, достойна восхищения. Однако кто вам сказал, что я с этим смирюсь и стану вашим агнцем, обреченным на заклание? И почему вы так уверены, что я не предугадал этот ваш отчаянный выпад? Разумеется, предугадал. Плевая оказалась задачка - представить, как бы я поступил сейчас на вашем месте. Не знаю, заметили вы или нет, но между мной и вами на самом деле много общего...
        Непривычно ужесточившийся тон Умника давал понять: он всерьез обеспокоен тем, что мы расторгнем перемирие и осмелимся на авантюру, на которую подбивал нас Зеленый Шприц. И поскольку творца Исгора вдруг обуял страх и он пустился блефовать, убеждая нас, что у него по-прежнему все под контролем, стало быть, докторский план имел реальные шансы на успех...
        ...И как же я жестоко ошибся, когда подумал, будто Талерман испугался и блефует! Кто бы сомневался, что он и это неплохо умел. Для Умника, способного сохранять невозмутимую мину при незавидной игре, пустить нам пыль в глаза было бы несложно. Однако все, о чем он сейчас толковал, являлось чистейшей правдой. Что, с одной стороны, делало ему честь, но, с другой - эта была не та правда, которая могла бы нас обрадовать.
        - ...Так много между нами общего! - подчеркнул Давид Эдуардович, глядя в пламенные очи готового к великим свершениям Тиберия, и обреченно вздохнул: - Кто знает, возможно, будь вы не столь амбициозны, мы бы с вами даже сработались... Но, увы, дорогой доктор, в моем проекте нет места двум злобным гениям. А посему простите великодушно, но я вынужден помешать вашим наполеоновским планам. Прощайте!
        Свистунов открыл было рот, дабы сказать что-то в ответ. Но не успел он вымолвить ни звука, как по генератору позади него пробежал световой сполох. Он мгновенно преобразовался на обращенной к нам, боковой поверхности сферы в яркое пятно, а спустя еще миг оттуда вырвался ослепительный белый луч толщиной в руку.
        Будь это лазер, он вмиг испепелил бы перед собой всех и вся и, ударив в стену стенда, начал бы прожигать себе путь в земные недра. Импульс же "Кладезя" оказался строго ограниченным, избирательным и чертовски метким. Луч угодил аккурат в спину Тиберию, но дальше не прошел, хотя мог бы нанизать на себя заодно и Умника, и удерживающего его Пожарского. Но последние двое продолжали стоять как ни в чем не бывало. А вот Зеленому Шприцу не повезло по полной программе. Так не повезло, как могло не повезти только сожженному заживо человеку.
        Все случилось настолько быстро, что, когда желающий что-то сказать Свистунов разжал губы, он был еще жив, а когда его рот открылся, перед нами находился лишь столб пепла в виде человеческой фигуры. Да и тот в следующий миг рассыпался, превратившись в бесформенную серую кучу. Плоть пораженного лучом доктора невероятным образом миновала стадии горения и обугливания, поэтому мы не ощутили неизбежный при такой гибели горелый смрад. Да что там говорить - мы даже испугаться толком не успели, хотя было совершенно очевидно: постигшая Тиберия смерть могла с тем же успехом обрушиться на каждого из нас. Или, что еще вероятнее, испепелить разом всю нашу шайку, учитывая молниеносность и меткость карающей машины Умника.
        Каким образом он отдавал ей приказы, мы понятия не имели. Впрочем, даже не будучи мнемотехником, он все равно мог управлять "Кладезем" силой своей мысли, если на том был установлен приемник телепатических волн. И стоило лишь Давиду Эдуардовичу пожелать, чтобы его оружие выстрелило не одним лучом, а сразу пятью, он освободил бы "Альтитуду" от врагов с легкостью, недоступной всей его охране и Гордиям, вместе взятым. Собственно говоря, зачем вообще Умник заключал с нами перемирие и, навешав нам на уши лапши, заманивал в этот зал-ловушку?
        Но удивительное дело: "Кладезь" не стреляет! И Талерман по-прежнему находится в руках Семена, который после такой его выходки наверняка свернет заложнику шею. Я вижу, как взгляд Семена стекленеет, а лицо искажается гримасой ярости - верный признак того, что Умнику несдобровать. Когда сам сталкерский полубог Мерлин вдруг начинает гневаться, милосердия от него не жди. И Талерман это прекрасно осознает. Вон, гляньте, как он испуганно зажмурился и весь сжался. Чует, стервец, свою погибель, от какой его отделяют считаные мгновения. Которых тем не менее с лихвой хватит на то, чтобы приказать "Кладезю" обратить нас в прах.
        Но "Кладезь", черт побери, не стреляет!..
        Хотя нет, ошибочка: стреляет. Только не лучами, а... Чуть не сказал "газом". Его атака походила на газовую лишь в самом ее начале, когда от генератора в нашу сторону метнулось белесое облако. Оно смахивало не то на газ, не то на дым, и лишь за мгновение до того, как он нас накрыл, я понял, что это в действительности такое.
        Мириады тончайших полупрозрачных нитей! Подобных тем, какие составляли каркас Давидова генератора, только многократно тоньше. Но не тоньше аномальных волокон, которые пронизывали меня от кончиков волос до мозолей на пятках. Впрочем, отличаясь по величине и разветвленности, все эти нити имели единую природу и исходили из одинаковых источников: семи энергетических сгустков, по виду и свойствам ничем не отличимых от алмазов. Разве что те из них, которые были вплавлены мне в тело, обладали гораздо скромными размерами, нежели глыбы, какие формировали сердечник "Кладезя"; карманная зажигалка и двухкамерный холодильник - так образно и кратко я мог бы сравнить их масштаб.
        Молниеносно разрастающееся облако нитей летело к нам. Я инстинктивно зажмурился и отвернулся, ибо не желал, чтобы эта жуткая паутина забилась мне в глаза и ноздри. Что мы должны были ощутить при резком контакте с ней - просто толчок, толчок с многочисленными уколами или же растерзание на мелкие брызги? Придется вот-вот испытать это на собственной шкуре. Мы уже не могли ни избежать этой атаки, ни противостоять ей. Нам оставалось лишь стоять и ждать, чем она завершится...
        Я простоял с закрытыми глазами, наверное, секунд десять или пятнадцать. И лишь потом осмелился приоткрыть их, дабы выяснить, почему со мной ничего не происходит. Слабо верилось, что волоконное облако вдруг остановилось на подлете или что оно обволокло нас, не причинив нам вреда. Если Талерман планировал нас убить, мы должны были уже умереть. Если всего лишь обездвижить - мы чувствовали бы боль или как минимум дискомфорт. Не знаю, что с остальными товарищами - их голоса до меня почему-то не долетали, - но мне не было ни больно, ни тесно, ни вообще сколько-нибудь противно и неудобно.
        Я мог шевелить руками и ногами и мыслил вполне связно. Перед глазами у меня маячила душераздирающая картина рассыпающегося в прах доктора Свистунова. Я, кажется, только сейчас в полной мере осознал, что он погиб. Осознал и ужаснулся нашей невосполнимой утрате. Я еще не осознавал, что, возможно, погиб не только Свистунов, но и прочие мои спутники. Эта вполне вероятная ситуация не пришла мне в голову лишь потому, что сам я продолжал чувствовать себя живым и здоровым. И их единодушное молчание не вызывало пока во мне никаких подозрений.
        Сквозь щелочки в полуприкрытых веках я не смог рассмотреть ничего, кроме сплошной белесой мути. Я распахнул глаза полностью, но видимость от этого не улучшилась. Опутавшая меня мгла была такой плотной, что сколько я ни вглядывался, так и не различил отдельные нити, которые ее составляли. Я решил окликнуть остальных и знал, что это у меня получится - покашляв, я без труда расслышал издаваемые моей глоткой звуки. Но не успел я подать голос, как у меня в голове пронеслась шальная мысль. Короткая, яркая и на первый взгляд совершенно безобидная. Ничего не значащее, отчасти даже дурацкое наблюдение, которое мы делаем чуть ли не на каждом шагу и практически сразу забываем.
        Однако именно этой глупой и несвоевременной мыслишке было суждено вывернуть мой привычный мир наизнанку. Примерно так, как это сделал шесть лет назад Троян, сбивший мой вертолет, когда я - военный пилот - выполнял свое первое и, как оказалось, последнее боевое задание в Пятизонье...
        Набирая в легкие воздух, дабы позвать друзей, я на миг подумал: а не вышвырнуло ли меня, случайно, из подземелий "Альтитуды" в заоблачные выси? Прямо как тогда, когда мне вдруг удалось перенестись из Новосибирска в небо над Мадейрой? Вот и сейчас, таращась в беспросветную муть, я ощутил острый ностальгический укол и желание снова пережить то приятное приключение, которое началось точно так же - с полета в затянутом облаками поднебесье...
        - Плохая мысль, Мангуст! - прозвучал у меня в ушах отчетливый голос Талермана. - Очень плохая!..
        И тут же мне в лицо ударил свирепый порыв ледяного ветра. Воздух, который я в эти мгновения вдыхал, будто взбесился. Он ворвался мне в легкие так, что те, казалось, едва не лопнули от его напора. Белая пелена тоже внезапно утратила однородность и понеслась мне навстречу нескончаемой чередой бесформенных пятен.
        От холода и неожиданности у меня перехватило дыхание, и потому вместо крика я захлебнулся надрывным кашлем. Я бы мог сказать, что ветер сбивал с ног, но это было бы неверно. Когда он налетел на меня, я уже не стоял на ногах, а судя по ощущениям стремительно откуда-то падал.
        - Только без паники! - вновь зазвенел у меня в ушах голос Умника. Стальной, командный голос, который совершенно не вязался со сложившимся у меня образом интеллигентного хозяина Исгора. - Слушай меня внимательно, не отвлекайся! Слушай и делай все в точности так, как я говорю. Ты меня понял?
        - Д-да! - стуча зубами и от страха, и от холода, отозвался я. - Д-да, п-понял!
        - Отлично! - отозвался Талерман. Где тот находился, неизвестно, но он точно не падал на пару со мной черт-те знает откуда. - Теперь сосредоточься и вспоминай! Москва-Сити! "Сломанная Клешня"! Башня, которая уцелела!
        - И ч-что?! - переспросил я, пытаясь неимоверным усилием воли воскресить в памяти упомянутый Умником район Москвы.
        - Москва-Сити! "Сломанная Клешня"! Уцелевшая башня! - повторил Давид Эдуардович, чеканя каждое слово. - Ты стоишь у нее на крыше!
        - К-какая к-крыша?! - не врубился я, хотя образ упомянутого моим инструктором небоскреба пусть с трудом, но припомнил. - Г-где к-крыша?!.. Вот черт!!!
        Нет, конечно, никакого черта рядом со мной не появилось, хотя, полагаю, он испугал бы меня сейчас куда меньше. Я помянул его от избытка чувств, когда окружающая меня мгла внезапно рассеялась и мне открылся вид огромного разрушенного города. На который я взирал - етит твою мать! - с высоты птичьего полета! И не только взирал, но вдобавок падал прямо на этот мегаполис, отчего расстояние между нами неотвратимо сокращалось.
        Определить, что это за город - Москва? Питер? Новосибирск? - я не мог, поскольку мне было сейчас не до таких подробностей. Я задыхался от страха и мерз на лету так, что на землю мне, похоже, предстояло грохнуться уже куском льда. Паника спутала мои мысли, которые, утратив от холода гибкость, бестолково метались в голове и вели себя подобно барахтающемуся в проруби человеку. Едва с моих глаз спала белая пелена и я узрел, куда меня занесло, как все инструкции, какие только что давал мне Талерман, тут же выветрились из памяти. И если бы он вновь не заговорил со мной резким, властным голосом, боюсь, я больше не вспомнил бы ни о каких московских небоскребах.
        - Ты стоишь на крыше "Сломанной Клешни"! - в третий раз впечатал Давид Эдуардович мне в мозг свою странную директиву. Впрочем, не более странную, чем то место, куда он меня зашвырнул. - Ты стоишь на крыше "Сломанной Клешни"!..
        "Клешня"... Комплекс из двух возвышающихся друг напротив друга небоскребов, бывших Башен Федерации, чей облик и впрямь некогда напоминал гигантскую клешню рака. При Катастрофе западное здание комплекса обвалилось, но восточное уцелело и даже не претерпело заметных метаморфоз. Небоскребы не представляли для сталкеров стратегической ценности, поскольку при обстреле их военными вертолетами они превращались из крепостей в ловушки. Поэтому местные бродяги предпочитали устраивать свои базы в невысоких, устойчивых строениях с крепкими стенами и герметично закупоривающимися подвалами. А помпезные высотки типа "Клешни" облюбовывали лишь в качестве перевалочных и наблюдательных пунктов.
        На вершине этого небоскреба мне бывать не доводилось, но на соседние - те, что также пережили Катастрофу, - я пару раз взбирался. Поэтому в общих чертах представлял, как выглядит крыша "Сломанной Клешни". И что бы я видел и чувствовал, если бы мне довелось очутиться на ней, я также мог легко представить. Но только в более спокойной обстановке, а не сейчас, когда я падал камнем из поднебесья на землю.
        - Закрой глаза! - не унимался Умник. - Закрой их сейчас же! Ты стоишь на крыше "Сломанной Клешни"!..
        Эврика! Вот что значит методический подход к проблеме! Зажмуриться оказалось гораздо проще, чем фантазировать. А фантазировать с закрытыми глазами было проще, чем с открытыми. Избавившись от зрительного раздражителя в виде несущейся мне навстречу земной тверди, я быстро вообразил себя стоящим на вершине легендарной высотки, с которой открывался отличный вид на всю Московскую локацию.
        И что теперь?
        Ветер вдруг заметно ослабел и потеплел, а меня поволокло в сторону ногами вперед. Так, будто кто-то изловил меня, падающего, за щиколотки арканом и взялся буксировать по воздуху неизвестно куда и зачем.
        Я открыл глаза... и обнаружил, что все еще пребываю в навязанной мне Талерманом грезе! Разве что раскинувшаяся передо мной панорама была более детализированной. И небо выглядело мрачнее, чем в воображаемом мире за моими закрытыми веками. И сила, которая тянула меня за ноги, была не чем иным, как земным притяжением, которое в свободном падении почти не ощущалось...
        Последнее обстоятельство я осознал после того, как плюхнулся на задницу, не устояв на ногах при резкой смене положения моего тела в пространстве. Тела, которое никуда не падало, а находилось на земле... Или, если быть точным, в трехстах с лишним метрах от нее, на крыше высоченного здания.
        Именно то, что я упал и почувствовал под собой твердый, шершавый бетон, и убедило меня, что все происходящее со мной - уже не игра моего воображения, а реальность. Сами посудите, ну разве можно вдруг споткнуться в собственной фантазии, да к тому же на ровном месте? И вид, открывшийся мне с небоскреба, изобиловал неимоверным количеством мелких подробностей, совершенно не нужных нам в наших обычных грезах.
        Все ясно: значит, Талерман и впрямь мгновенно перенес меня сквозь пространство на крышу "Сломанной Клешни"! А перед этим зашвырнул в заоблачную высь без парашюта и кислородной маски! Нет, вы только подумайте! Неужто этот долбаный затейник не нашел лучшего времени для своих шуток?
        Здесь также дул шквальный, порывистый ветер. Но после той стихии, что жонглировала моим телом полминуты назад, он не пробирал меня до костей и даже позволил немного отогреться. Одежда моя была в порядке, но оружия при мне не было. Наверное, я выронил его из рук, когда размахивал ими в падении.
        - Пропади ты пропадом, чертов Умник! - процедил я, стуча зубами и пытаясь обуздать адреналиновый мандраж. Обычные злоключения в Зоне давно перестали выбивать меня из седла. Но к подобным аномальным выкрутасам было невозможно привыкнуть в принципе.
        - Мои поздравления, Мангуст! - откликнулся на мое проклятие Давид Эдуардович. Наконец-то он отринул церемонность и решил перейти со мной на ты. - Ты это сделал! Впрочем, я не сомневался, что у тебя все получится.
        Я уже смекнул, что его голос звучит у меня в голове, но все равно инстинктивно обернулся. А вдруг этот ублюдок скачет по локации следом за мной и сейчас стоит у меня за спиной?.. Нет, не стоял. А если и преследовал меня, то благоразумно держался вне поля моего зрения.
        - Какого хрена ты творишь, мать твою?! - возмутился я, поднимаясь на ноги. Из-за того, что башня "Клешни", как и некогда ее разрушенная сестрица, сужалась кверху, площадка, на которой я оказался, была совсем небольшой. И располагалась она на самой вершине этого островерхого сооружения.
        - Знакомлю тебя с твоими истинными, доселе не раскрытыми талантами, - ответил Талерман. - Погоди, не суетись. Передохни немного, отдышись, соберись с мыслями. А я пока вкратце обрисую, что с тобой сейчас происходит.
        - Что с моими товарищами? Ты их тоже прикончил, как Свистунова? - не унимался я, зверея от бессилия что-либо предпринять. Сейчас я находился километрах в пятнадцати южнее Исгора, в то время как друзья, возможно, отчаянно нуждались в моей помощи.
        - Ай, да забудь ты о своих товарищах! - отмахнулся Умник. - Нашел о ком сокрушаться! Что вообще такое чувство товарищества для уникумов вроде нас с тобой? Так, ненужный балласт, который отягощает нам душу глупыми переживаниями, отвлекает от наших целей и мешает по-настоящему наслаждаться завоеванной нами свободой... Кстати, о свободе. Твой благородный спаситель - доктор Свистунов - отправился к праотцам, а я излечивать тебя, как видишь, совершенно не намерен. Твои планы пошли прахом, и теперь ты можешь с чистой совестью распрощаться со своей постылой жизнью так, как тебе хочется. Например, сделав десять шагов вперед и спрыгнув с небоскреба. Стопроцентно гарантированная смерть. Чем не вариант?
        - Да пошел ты! - огрызнулся я. После чего обдумал наскоро свою участь и пришел к выводу, что оградить себя от усмешек Умника я могу лишь одним способом: позволить ему объяснить мне, зачем он затеял со мной эту идиотскую игру. - Давай, говори, чего тебе от меня нужно, и покончим с этой канителью.
        - Я так и думал, что, грозясь суицидом, ты был со мной не вполне искренен, - заключил мой странный враг. - Вот тебе еще одно доказательство моей неистребимой веры в вековечный людской прагматизм... Что ж, уважу твою просьбу и перейду к делу. Начну с не слишком приятного для тебя известия. Поскольку ты отказался от добровольного сотрудничества со мной, мне пришлось применить не вполне честный прием и завербовать тебя насильно. За что я - убежденный противник любого насилия - приношу тебе свои глубочайшие извинения... Которые ты, разумеется, не примешь. Ну да ладно. Если говорить кратко и по существу, то дело в следующем. Твой мелкий энергетический симбионт вступил в контакт с гораздо более крупным представителем своего вида - "Кладезем". В результате по законам их родного гиперпространственного мира слабая особь превратилась в сателлита сильной. И теперь между ними есть постоянная связь, а также идет обмен энергией и информацией.
        - Час от часу не легче! - схватился я за голову, начиная осознавать весь масштаб постигшего меня фиаско.
        - Да полноте переживать! В этом нет никакой трагедии, ручаюсь. Наоборот, для тебя это обернулось рядом ценных приобретений. Например, отныне ты полностью перестал нуждаться в собственных энергетических накопителях. И заодно избавился от необходимости подзаряжать их близ гиперпространственных тамбуров.
        - Чего-чего? - не врубился я. - Каких таких накопителях?
        - Тех самых, из-за которых половина Зоны жаждет отрезать тебе голову. Или у тебя есть собственная версия, куда могли подеваться твои алмазы?
        - Что значит - куда они подевались?..
        Я схватился за левую половину лица, где вот уже без малого семь лет торчал в глазу окаменелый углеродный сгусток... и ошарашенно попятился, поскольку не обнаружил под рукой его привычную твердость. На месте алмаза весом в пятьсот карат находился лишь грубый шрам да неглубокая впадина; видимо, будучи придавленными аномальным новообразованием, оба века срослись и закрыли собой пустую глазницу, сделав ее не столь зияющей. То-то, очутившись на "Клешне", я почувствовал в том месте странную пустоту! Однако я решил, что это ощущение вызвал поднебесный холод, от которого мое лицо едва не покрылось льдом. А на самом-то деле вон оно что!
        Ни хрена себе фокусы!
        Поспешно ухватив себя за шею - там, где у меня торчал второй из семи драгоценных камней, - я убедился, что он тоже отсутствует, оставив мне на память крупный рубец.
        Скидывать с себя одежду и осматривать прочие разбросанные у меня по телу алмазы я уже не стал. Дабы удостовериться, что они также исчезли, мне хватило поверхностного ощупывания груди, живота и ног. После чего я был вынужден присесть, поскольку голова моя закружилась, а в теле появилась предательская слабость. А тут еще эти порывы ветра, только и ждущие, как бы застать меня врасплох и снова сбить с ног...
        Я был полностью раздавлен и опустошен, когда, по идее, мне следовало бы прыгать и вопить от радости. Увы, не прыгалось и не вопилось. Да и радостью это назвать тоже не получалось. Почему - сами знаете.
        - Но ты же сказал, что не намерен избавлять меня от моего проклятия, - растерянно промямлил я, продолжая недоверчиво трогать то лицо, то шею. - И как тогда ты все это объяснишь?
        - Ты меня невнимательно слушаешь! - заметил с укоризной Талерман. - Впрочем, я не в обиде, поскольку отлично тебя сейчас понимаю. И в какой-то мере даже разделяю твои эмоции... За пропавшие накопители энергии благодари не меня, а "Кладезь". Теперь они тебе за ненадобностью, вот он и убрал эти совершенно лишние ныне рудименты. Однако это вовсе не означает, что вместе с алмазами исчез и твой симбионт. Нет, Мангуст, не надейся: он остался на своем месте. И не только остался, а переродился и окреп. Вышел, так сказать, на новый виток своего развития.
        - И в чем же конкретно это выразилось? - полюбопытствовал я, недоверчиво осматривая свои руки.
        - Очень своевременный вопрос! И очень непростой в этическом плане. Хотя тебе свыкнуться с этой мыслью будет все же легче, чем, например, мне, если я вдруг когда-нибудь столкнусь с такой проблемой...
        - Давай уже, выкладывай, не томи душу! - взмолился я, мысленно проклиная велеречивость этого сумасшедшего гения.
        - В общем, отныне ты - не просто носитель аномального симбионта, который оккупировал твое тело для удобства существования в чужеродных для него условиях. Став сателлитом "Кладезя", ты стал заодно частью гиперпространственного мира и еще больше отдалился от мира земного. Могу лишь отдаленно представить себе, что ты при этом чувствуешь. Но смею заверить, что вскоре этот дискомфорт пройдет и тебе полегчает.
        - Но я вовсе не ощущаю себя частью гиперпространства! - запротестовал я. - Я нормальный человек, разве что по-прежнему болен аномальной проказой!
        - Ты перестал быть полноценным человеком с тех самых пор, как ею заразился. Разве нормальные, не нафаршированные имплантами люди способны прыгать в высоту на три метра, исчезать на солнечном свету и выводить из строя высокоточную технику одним прикосновением пальца? Разве нормальный человек может перемещаться по гиперпространственным тоннелям в нужную точку без маркера, одной лишь силой мысли, и найти общий язык с драконом, не являясь мнемотехником?
        - А ты, гляжу, успел неплохо изучить мою подноготную, - заметил я. - И явно не из банального любопытства.
        - Ты сам вынудил меня заинтересоваться твоей личностью, когда уничтожил моего Жнеца. Я много раздумывал над твоим феноменом, пытаясь понять его природу на основе имеющихся у меня данных о "Лототроне". Я не раз беседовал на эту тему с Трояном, который достаточно рассказал мне о законах своего родного мира. И тот факт, что сегодня ты стоишь на этой крыше и вынужден мне подчиняться, является наилучшим доказательством правильности сделанных мной выводов. Впрочем, я готов предоставить более убедительное доказательство того, насколько ближе ты стал к миру Узла, превратившись в сателлита "Кладезя"... Ты бывал на Московском драконьем базаре?
        Я промолчал. Мне было знакомо упомянутое Умником место в Серебряном Бору. Но я не спешил сообщать ему об этом, не зная, какую очередную каверзу он замыслил.
        - Ладно, можешь не отвечать, если не хочешь, - не стал настаивать Давид Эдуардович. - Если ты там бывал, сейчас мы это выясним. Полагаю, драконий базар - весьма яркая достопримечательность, которая накрепко засела у тебя в памяти... А что, в центре Серебряного Бора действительно так опасно, как все говорят?
        Было очевидно, что Талерман швырял меня по локации при помощи "Кладезя", ориентируясь на мои воспоминания. Вернее, на ту картинку, какую я мог более-менее отчетливо нарисовать у себя в голове. Это давалось Умнику с легкостью: попробуйте-ка не подумать о том, о чем вас настоятельно просят подумать. Правда, на сей раз он поступил еще хитрее: не поставил мне прямую задачу представить нужный ориентир, а задал косвенный вопрос. Который невольно вынудил меня вспомнить здешнее сборище драконов во всех его жутких подробностях.
        Я смог отчетливо воскресить их в памяти, даже не зажмуривая глаз. И едва перед ними возник воображаемый драконий базар, как в следующий же миг он оброс деталями и ожил вместе со всеми сопутствующими атрибутами: ревом, лязгом, свистом вертолетных винтов, содрогающейся под поступью тяжелых монстров землей... А также наэлектризованной атмосферой и ароматом панического страха, что неизменно усиливался у человека по мере приближения к этому месту.
        Я уже не удивился тому, что моя фантазия вновь воплотилась в реальность, а сам я мгновенно переместился между двумя точками, отдаленными друг от друга на полдюжины километров. Вот только воспринять это спокойно мне не удалось при всем желании. Коварный вопрос Талермана об опасном центре Серебряного Бора зашвырнул меня не абы куда, а в центр этого проклятого острова. В самую гущу грохочущей и рыкающей драконьей свары.
        Человеку не было дано постичь смысл шумных игрищ, какие устраивала тут переродившаяся в механоидов вертолетная техника. И уж точно человеку не было на этих игрищах места. Разве только в качестве живого мяча, да и то всего на один удар, после которого от него костей не соберешь. Более быстрая (и более удачная) смерть могла постигнуть меня лишь в наполненном кипящей лавой тектоническом разломе. Но этот сукин сын Умник решил устроить мне воистину извращенную казнь, в предвкушении которой, небось, потирал сейчас свои потные ладони.
        Сияй над Барьером солнце, все было бы не так трагично. Я сразу обрел бы невидимость и слинял из Серебряного Бора задолго до того, как драконы почуяли бы мое присутствие. Впрочем, и без солнца я не намеревался торчать истуканом, ожидая, когда они разметают мои клочки по всему базару. Увидев, в какой компании очутился, я сорвался с места и кинулся куда глаза глядят еще до того, как по-настоящему перетрусил.
        Я имел кое-какой опыт дружбы с драконом, который в итоге даже отдал за меня свою жизнь. Но тот монстр являлся моим бывшим вертолетом, в чьей электронной памяти остались обо мне - его пилоте - обрывки информации. Заигрывать с этими винтокрылыми биомехами мне и в голову не пришло. Я поднырнул под брюхо пузатому грузовозу "Пегасу", увернулся от нацеленной на меня тупой морды десантного "Громовержца", перемахнул с разбегу через хвост грозной штурмовой "Пустельги", прошмыгнул в просвет между топчущимися бок о бок шустрыми полицейскими "Нетопырями"... И лишь когда нарвался на взлетающую с земли стаю авиаботов-гарпий и, пригнувшись, проскочил под ними, едва не задев макушкой их когти, вдруг понял, что вокруг происходит что-то неестественное. Или, правильнее сказать, вообще ничего не происходит, а идет своим чередом так, словно меня здесь нет.
        Мое появление было обязано разворошить этот биомеханический муравейник и вызвать в нем нешуточный переполох. Однако грохот и рев позади меня почему-то не усилились. Не были также слышны ни стрельба, ни топот бросившихся за мной вдогонку стальных гигантов, хотя они никак не могли не заметить мелкого двуногого наглеца. Выбежав из их гущи, я сбавил темп и обернулся, дабы выяснить, чем вызвана столь замедленная реакция драконов на их самого заклятого врага в Зоне - человека...
        Драконы как ни в чем не бывало продолжали играть в свои игры, поскольку все до единого проигнорировали меня без малейшего на то повода. Я пробежал еще сотню шагов и, достигнув края утоптанной базарной площадки, остановился. И, осознавая, чем рискую, тем не менее остался стоять на виду у резвящихся механоидов - двух десятков драконов и невесть скольких гарпий.
        И хоть бы одну из бестий это разъярило! Лишь два подлетевших в этот момент с запада авиабота дали понять, что они меня все-таки видят. Новички описали надо мной круг, после чего также охладели к моей персоне и присоединились к собратьям. При их появлении я насторожился. Но ради чистоты эксперимента воздержался от того, чтобы задать деру, и не сдвинулся с места.
        Когда же гарпии прекратили меня нервировать и улетели прочь, я по-прежнему стоял неподвижно и взирал на драконий базар, скрестив в задумчивости руки на груди.
        Да, тут было над чем поразмыслить. Пришлось скрепя сердце признать правоту Умника, ведь как еще иначе объяснить случившееся? Установив неразрывную связь с "Кладезем", я действительно стал частью гиперпространства. Именно поэтому его биомеханические порождения сменили по отношению ко мне гнев на милость. Надо полагать, это касалось не только драконов и гарпий, но и прочих многочисленных представителей техноса.
        - Ну что, я тебя убедил или желаешь повторить демонстрацию? - осведомился тактично отмалчивавшийся до этого Талерман. - Если желаешь, прошу, не отказывай себе в таком удовольствии. Повторение есть мать учения, а учиться жить по-новому спустя рукава совершенно не в твоих интересах.
        - Может, хватит уже уроков и наставлений? - предложил я. - Я все прекрасно усвоил: ты теперь мой босс, а я - твоя марионетка. Куда прикажешь, туда и побегу... или полечу... или телепортируюсь... Или как там у вас называются по-научному прыжки сквозь пространство?
        - Урок закончится тогда, когда ты усвоишь главный принцип, какой я пытаюсь до тебя донести, - отрезал Давид Эдуардович. - Он не слишком сложен и фактически лежит на поверхности. Но сейчас в твоей голове царит форменный бардак. И пока ты не обуздаешь эмоции и не начнешь мыслить рационально, я буду продолжать наставлять тебя на путь истины столько, сколько потребуется.
        - Ну так упрости себе задачу, - предложил я, - и просто разжуй мне свою великую истину по буквам. Перед кем выпендриваешься? Мы же с тобой не члены Ордена Священного Узла, чтобы играть друг с другом в рыцарские игры типа мудрого мастера и тупого ученика!
        - Священный Узел, говоришь? - вновь оживился "мастер", и это его оживление мне здорово не понравилось. - А что, весьма неплохая идея! Если даже она не вызовет у тебя просветление сознания, тогда прямо не знаю... Тебе доводилось когда-нибудь бывать внутри Цитадели Ордена?..
        Глава 12
        Над Казантипом, по обыкновению, лил дождь, свирепствовал ветер, полыхали вспышки молний, а по штормовым водам Арабатского залива разгуливали, извиваясь, сразу полдюжины торнадо. Привычная, в общем-то, картина. Чего нельзя сказать о ракурсе, с какого я на нее сегодня взирал. Даже в кошмарных снах, являющихся в Зоне всего лишь продолжением не менее кошмарной реальности, мне не мерещилось ничего подобного. Ну а наяву я подавно не поверил бы тому шутнику, кто напророчествовал бы мне, что однажды я буду глядеть на Керченский остров с крыши Цитадели, не являясь при этом пленником Ордена.
        Хотя последнее обстоятельство хозяева могли изменить в любой момент. Или же вовсе пристрелили бы меня на месте как вражеского шпиона и диверсанта. А с чего бы им сегодня колебаться? Моя визитная карточка, по какой меня можно было всегда опознать - алмазное око, - канула в прошлое, оставив после себя лишь уродливый шрам. Теперь даже старожилы Ордена вряд ли признают во мне Алмазного Мангуста, которого каждому узловику предписывалось брать живым, а если это невозможно - мертвым. Нынче их выбор упростился, поскольку без драгоценных камней в теле моя жизнь не стоила и ломаного гроша.
        Зловредный Талерман не уточнил, в какую именно часть Цитадели мне предстояло телепортироваться. Видимо, это следовало расценивать как поблажку, выписанную мастером туповатому ученику. Отправься я с его подачи прямиком в кабинет Командора Хантера, то прожил бы там от силы считаные секунды. Однако, получив ограниченную, но все же свободу воли, мое воображение не придумало ничего лучше, как зашвырнуть несчастного меня на крышу первого энергоблока некогда недостроенной Крымской АЭС.
        Эта почти кубическая железобетонная громадина с нашлепкой многосоттонного реакторного люка являлась главным строением орденской штаб-квартиры. Настоящим донжоном - последней и наиболее укрепленной линией обороны в случае вероятной осады этой современной рыцарской крепости. В выстроенных по краю площадки бетонных ограждениях были оборудованы стрелковые позиции и пулеметные гнезда. Также по углам периметра стояли легкие скорострельные орудия на турелях. А на самой крыше задрали стволы вверх пять зенитно-ракетных установок, цели для которых выискивал торчащий в центре реакторного люка радарный сканер.
        Очутившись на северной стороне энергоблока - той, с которой лучше всего был виден вихрь Щелкинского тамбура, - я почти не растерялся (сказывался-таки приобретаемый опыт), сразу прижался спиной к бетонному парапету и затаился. Где-то поблизости находились часовые, которых я пока не замечал. Возможно, при усилении непогоды они укрывались под каким-нибудь дежурным навесом, но как только дождь ослабеет, узловики тут же покажутся мне на глаза. После чего останется лишь ждать, когда я покажусь на глаза им. Здесь, на продуваемой всеми ветрами крыше, мое разоблачение было вопросом считаных минут.
        Очередная телепортация дала понять, что "Кладезь" может швырять меня не только в пределах одной локации, но и между ними. Это означало, что с его поддержкой я избавлялся от необходимости пользоваться гиперпространственными тоннелями. И соответственно, был избавлен от физических мук, неизбежных при "тамбурной" телепортации!..
        Впрочем, это приятное открытие, как и исчезновение алмазов, также не доставило мне радости и утешения. А тем паче сейчас, когда я угодил в одно из самых гибельных для меня мест Пятизонья.
        - Подонок! - обругал я Умника. - Решил помочь сомневающемуся самоубийце поскорее свести счеты с жизнью?
        - Путь истинного просветления всегда тернист и полон невзгод, - съязвил в ответ этот беззастенчивый лицемер. - Но чтобы пройти по нему до конца, тебе нужно прозреть и понять, кто ты есть на самом деле. Дам последний совет: отринь все эмоции, мешающие тебе мыслить трезво, и вспомни о том, как ты очутился на небе. Больше подсказок ты от меня не дождешься. Вижу, они не помогают, а лишь мешают тебе осознать в полной мере твою новую сущность. Все, пока. Конец связи.
        - Вот сучий потрох! - Я в сердцах сплюнул. - О чем вообще ты толкуешь? Какие такие прозрения и сущности? Забился в свою крысиную нору и ни сном ни духом не ведаешь о том, что творится в реальном мире! Выйди как-нибудь на досуге в пустошь, проветрись, философ гребаный! Получишь в задницу сталкерскую пулю и сразу такое просветление в мозгу наступит, что вмиг забудешь о том, как над людьми изгаляться!
        Талерман не отвечал. Видимо, он и впрямь не желал больше со мной говорить. Зато у Священного Узла внезапно появились ко мне вопросы. Не знаю, каким образом хозяева обнаружили меня раньше, чем я их. Видимо, мое присутствие зафиксировали расставленные по всей Цитадели датчики безопасности "свой - чужой". Но когда мои глаза различили в пелене дождя бегущих по крыше узловиков, им уже было известно и о моем вторжении, и о месте, где я отсиживался.
        За ревом непогоды я не разобрал, что именно кричат мне враги. До них тоже, очевидно, дошло, что рассекреченный шпион их попросту не слышит. А тут вдобавок над Цитаделью взревела тревожная сирена, тоже не усилившая остроту моего слуха. Вот почему узловикам пришлось подкрепить свои приказы автоматными очередями, выпущенными поверх парапета, к которому я притулился.
        Эти ребята явно не ошиблись с прицелом - на таком расстоянии они не промахнулись бы даже в бурю - а сделали предупредительные выстрелы. Значит, я был нужен Ордену живым. И жить мне оставалось как минимум до окончания первого допроса. Вряд ли при здешних суровых методах дознания мне удастся что-либо утаить от Командора Хантера. Да и знал я, в общем-то, не так уж много, поэтому мог легко выболтать все свои секреты за один присест.
        Рассиживаться на месте и раздумывать, когда меня окружали враги, мне не позволил инстинкт самосохранения. Даже не потеряй я оружие, воевать с узловиками на такой короткой дистанции было бессмысленно. На мою поимку были брошены два отделения бойцов, одно из которых обходило возвышающийся в центре крыши реакторный люк справа, а другое - слева. Эта огромная железная нашлепка с установленными на ней зенитками и радаром возвышалась над площадкой метров на шесть. Что, как вы помните, для бывшего Алмазного, а ныне просто Мангуста не считалось непреодолимой преградой.
        Вскочив на ноги, я в несколько прыжков достиг ее отвесного бока, после чего взбежал на него так высоко, на сколько хватило разгона. Шипы на ботинках не позволили мне поскользнуться на мокром металле. Ухватившись за край люка, я подтянулся, запрыгнул на него и, спрятавшись за радаром, стал недосягаем и для преследователей, и для их пуль.
        Хорошее начало. Теперь, главное, не сбавлять темп, не позволить зажать себя в угол, не вступить в схватку, и тогда удача наверняка мне улыбнется. А уж выход из Цитадели я как-нибудь интуитивно отыщу. Все-таки она не лабиринт Минотавра, пусть даже ее внутренний план мне незнаком.
        Узловики подняли галдеж - такой мой финт они не предусмотрели. Забыв о них, я перебежал на противоположную сторону нашлепки и соскочил с нее обратно на площадку. Искать альтернативные пути к отступлению - технические люки, пожарные лестницы, вентиляционные колодцы и тому подобное - было некогда. Пришлось выбирать из тех вариантов, что находились в пределах моей видимости. Таковых было всего два. Через эти же самые выходы проникли на крышу группы захвата. Какой из них безопаснее, я понятия не имел, поэтому без колебаний бросился к ближайшему.
        Его перекрывала примитивная железная дверь на петлях. Замок на ней был не закрыт, поскольку между дверью и косяком виднелась щель. Подскочив к ней, я рванул ее на себя и... столкнулся нос к носу с рослым узловиком! Он в этот момент тоже тянулся к дверной ручке, собираясь, наоборот, выйти на крышу. На голове у него был шлем, в правой руке он держал "карташ" и, судя по всему, намеревался присоединиться к поднятым по тревоге товарищам.
        Представший передо мной рыцарь был вооружен. Я - нет. Но я был готов к подобной встрече, а вот он явно не ожидал нарваться в этих дверях на виновника воцарившегося в Цитадели переполоха. За те мгновения, что он соображал, кто перед ним, я успел наподдать ему ногой в грудь и опрокинуть с лестницы, на верхних ступенях которой он стоял.
        Лестница была неширокой и едва давала возможность разойтись двум рыцарям в полном боевом облачении. Темный коридорчик, в котором она находилась, опускался под углом сорок пять градусов, но какова его длина, я поначалу не рассмотрел. Понял лишь, что он довольно протяженный. И что мой противник насчитает своими боками не один десяток ступенек.
        Однако во втором своем прогнозе я ошибся. Отброшенный мною узловик не пролетел и пяти шагов, как врезался спиной в какую-то преграду. Она и спасла его от дальнейшего падения.
        Что это была за преграда, выяснилось очень быстро. Присмотревшись, я с ужасом обнаружил, что по лестнице поднимается не один враг, а целая группа таковых, спешащая, видимо, на подмогу двум другим. Прошмыгнуть мимо нее в такой тесноте не представлялось возможным. Отступать, чтобы попытаться удрать через другую дверь, тоже было поздно. Объегоренные мной ловцы дружно бросились на этот край крыши и не дадут мне добежать до второго выхода. Оставалось одно: еще больше усугубить суматоху в коридорчике. И в буквальном смысле прорваться через него по головам ошарашенных рыцарей.
        По части усугубления суматох я был почти такой же специалист, как и по верхолазанию. Не мешкая, я оттолкнулся от верхней ступеньки и бросился головой вперед так, будто нырял с крутого берега в воду. Перелетев через отброшенного рыцаря, я приземлился грудью прямо на шлемы идущих за ним собратьев. Едва успев поймать своего товарища, ко второму рухнувшему на них телу они оказались не готовы. Тем паче что я вовсе не стремился быть пойманным. И как только почувствовал под собой неустойчивые опоры в виде вражьих голов, тут же начал что было сил отталкиваться от них всеми конечностями, будто ползущая по булыжникам ящерица. Чему в немалой степени способствовал лестничный уклон, под который я двигался.
        А вот узловикам он, наоборот, не способствовал, а только вредил. Пытаясь изловить толкающегося и брыкающегося человека, все они в итоге под моим весом повалились назад - один за другим, словно костяшки домино. Я же вдобавок нещадно молотил их по головам руками и ногами, пока в конце концов не превратил строй противника в кучу малу.
        Скатившись с нее кубарем, я вывалился из наклонного коридорчика в другой - более широкий и прямой. Вот только пробежаться по нему мне, увы, не довелось. Планируя осмотреться уже по пути, я попытался вскочить и буквально налетел лбом на тяжелый рыцарский ботинок. Из глаз моих брызнули искры, и я, не успев обрести устойчивость, растянулся навзничь поверх устроенной мной на нижних ступеньках свалки...
        Заработанный мной удар был крепким, и, когда я пришел в себя, все узловики уже поднялись на ноги. А один из них, приперев меня ботинком к полу, взирал на меня свысока, будто решая, заслуживает ли его трофей внимания или можно прямо здесь растоптать его и вышвырнуть прочь как негодный мусор. Рассмотреть лицо этого узловика мне пока не удавалось - голова кружилась, а перед глазами все еще пульсировали разноцветные круги. Я лишь обратил внимание, что его голова непокрыта, а прочие громилы почтительно расступились и помалкивают. Хотя, по всем признакам, им следовало бы бранить меня последними словами и охаживать в гневе ботинками.
        Увидев, что я открыл глаза, рыцарь без шлема убрал ногу с моей груди и, отступив на шаг назад, жестом велел остальным поставить меня на ноги. Его собратья исполнили приказ с похвальной расторопностью. Не прошло и пяти секунд, как я стоял с заломленными за спину руками и взирал исподлобья (иначе глядеть на собеседника в такой позе не получалось) ни много ни мало на самого главу Ордена, Командора Савву Хантера...
        Здесь мне, наверное, следует ненадолго прерваться и помолчать, чтобы вы хорошенько прочувствовали всю историческую значимость этой встречи...
        ...
        ...Прочувствовали? Еще бы! А теперь оцените великолепную иронию Судьбы, которая в кои-то веки свела две легенды Пятизонья - меня и Командора - спустя лишь четверть часа после того, как я лишился всех своих алмазов. Алмазов, за которыми Хантер гонялся с той самой поры, как впервые прослышал об объявившемся в Зоне уникальном уродце стоимостью в триста миллионов долларов...
        Мысль о постигшем главу Ордена вселенском фиаско была настолько забавна, что, несмотря на уготованную мне смерть, я нашел в себе силы усмехнуться.
        - Смотрите-ка: эта гнида еще и скалится! - презрительно скривившись, проронил Савва. После чего, прищурившись, вгляделся мне в лицо и осведомился: Кто тебя послал, с какой целью и как тебе удалось сюда проникнуть?
        - Лучше спроси, кто я такой, - прокашлявшись, ответил я осипшим от волнения голосом. - А впрочем, не спрашивай. Все равно ведь не поверишь тому, что услышишь.
        Подобно Мерлину, Хантер тоже являлся сталкером-универсалом, побывал в сотнях передряг и был начинен таким количеством "жженых" имплантов, что на нем буквально живого места не осталось. Просканировав меня всеми своими анализаторами, что отняло у Командора примерно четверть минуты, он нахмурился и, хмыкнув, проговорил:
        - Надо же... Сроду не сталкивался ни с чем подобным. Да в тебе углеродного нановолокна столько, что им тридцать раз можно опутать Землю по экватору! Мне известен лишь один человек в Зоне, который инфицирован такой уникальной заразой. Однако помимо нее он обладает еще одной особой приметой, которой у тебя нет.
        - Если ты имеешь в виду мои алмазные чирьи, то можешь о них больше не вспоминать: я их успешно вывел, - ответил я. - Правда, как видишь, не бесследно: шрамы от них все равно остались.
        - Что ж, выходит, я не обознался: к нам и впрямь пожаловал Алмазный Мангуст собственной персоной! - признал наконец меня Хантер, хотя во взгляде его все еще читалось недоверие. - А говорили, ты бесследно сгинул не то в Чернобыле, не то где-то в этих краях... А ну-ка!
        Командор грубо ухватил меня за подбородок и повернул лицом к свету так, чтобы получше рассмотреть мою изуродованную левую глазницу. Потом задрал мне голову и осмотрел шрам на шее. Его Савва вдобавок покарябал пальцем, видимо, желая удостовериться, что это не театральный грим.
        - Рискнул, стало быть, вырезать свои камушки, - подытожил он этот краткий медосмотр. - И раз ты до сих пор здесь да еще нанялся к кому-то на службу и лезешь на рожон, значит, не довелось тебе попользоваться своими сокровищами, верно?
        - Что-то типа того, - почти искренне признался я.
        - Ясно... - Хантер понимающе покивал головой. - Ну хорошо, раз наши "алмазные" разногласия отныне в прошлом, предлагаю поболтать о чем-нибудь другом. Например, о том, с чего мы начали нашу беседу: о твоих нынешних хозяевах. Но только говорить будем не здесь, а в более подходящем месте... - И, повернувшись к бойцам, наказал им: - Препроводите нашего дорогого гостя в подвал, братья. И если он при этом чуток растеряет свой товарный вид, я возражать не буду. В конце концов, разве я не предупреждал Зону о том, что любой сталкер, который проникнет к нам тайком и с дурными намерениями, будет проклинать потом каждый свой шаг, сделанный им в нашей Цитадели?..
        Путь от крыши Цитадели до ее подземных ярусов был не близок и изобиловал лестницами. О последних я упомянул неспроста. Они играли в моем путешествии особую роль, поскольку редко по какой из них мне позволяли спуститься на своих двоих. Мои конвоиры восприняли напутствие Командора с воодушевлением и роняли меня со ступенек при каждом удобном случае. Впрочем, я мог понять и даже простить жестокосердных узловиков. А как еще они могли отыграться за те синяки и шишки, какие я наставил им, когда спустил их с лестницы, что вела на крышу?
        Про побои, которыми меня осыпали в перерывах между пересчетом ступенек, можно не упоминать - куда же в таком деле без них? Мой "товарный" вид и до этого оставлял желать лучшего, а теперь он грозил утратить последнюю презентабельность. Кости мне, правда, не ломали и мозги не стрясли, зато по мягким и чувствительным местам колошматили будь здоров. Хантер не уточнил, что ожидало меня внизу. Но если мои мучения на пути к подвалу являлись только разминкой, в нем моему многострадальному телу и подавно придется несладко.
        Все мои попытки откупиться от побоев предложениями начать выбалтывать правду-матку прямо сейчас, по дороге в пыточную, не возымели успеха. Конвоиров моя правда не интересовала. Они педантично выполняли приказ Командора и потому были глухи к призывам о милосердии. Вот мне и приходилось лишь охать, кряхтеть, браниться и скрипеть зубами от боли, претерпевая нескончаемые, как в те минуты казалось, муки.
        Такова она, моя персональная Голгофа. Только двигался я по ней не снизу вверх, а сверху вниз. Однако киньте камень в того, кто скажет, что это обстоятельство умаляло мои страдания! Выберите камень побольше, прицельтесь получше и киньте, потому что мне сделать это, как видите, недосуг...
        Как там, бишь, выразился давеча Умник: "Путь истинного просветления всегда тернист и полон невзгод"? Ублюдку легко так говорить: его-то, поди, отродясь не охаживали пинками по ребрам и не заставляли кувыркаться с лестничных каскадов! "Если хочешь прозреть, отринь эмоции и вспомни о том, как!.." Отринь эмоции! Какой, мать его, мудрый и своевременный совет! Да окажись на моем месте сам Будда, даже он утратил бы выдержку и начал материться как сапожник, устрой ему Хантер подобную экскурсию по Цитадели!
        "Вспомни о том, как..."
        Бац! Хрясь!
        "О том, как..."
        Хрясь! Бац!
        "Вспомни о..."
        - На, получай! Мягкой посадки, сука!..
        Да ког-да же кон-чат-ся э-ти чер-то-вы сту-пень-ки?! Ух-х-х, чтоб вас!..
        Все, о чем я мог сейчас вспомнить, это лишь о том, что Талерман советовал мне о чем-то вспомнить. О чем-то, произошедшем совсем недавно, уже после того, как я превратился в сателлита "Кладезя". Некая деталь, на которой Давид Эдуардович пытался заострить мое внимание. И которую я, похоже, пропустил мимо ушей, поскольку кипел в тот момент к нему праведным гневом. И продолжаю кипеть, разве что теперь две трети моего негодования адресованы Священному Узлу.
        Вот только какой прок в этой испепеляющей меня изнутри ненависти, если я не могу выплеснуть ее на противника? Жалкое, бездарное разбазаривание сил и нервов! А может, действительно стиснуть зубы и попытаться успокоиться, чего бы мне это ни стоило? Проявить, так сказать, подлинное смирение духа?..
        Я не считал, через сколько этажей меня провели, но с каждым пройденным уровнем пыл конвоиров понемногу иссякал. Видимо, ребята просто подустали. Или начали опасаться, что переусердствуют и прогневают Командора, доставив меня к нему не в нужной кондиции. Так или иначе, но когда количество моих побоев и полетов с лестниц сократилось, мне стало намного проще сосредоточиться на своих мыслях.
        О чем там еще говорил Умник? "Больше подсказок не будет", - тоже одни из его последних слов... Точно: подсказки! Те ниточки, что связывали кукловода Талермана с его марионеткой Мангустом. А потом он взял и перерезал их, оставив меня одного и беззащитного здесь, на этой сцене. Выпутывайся, мол, сам, как знаешь. И заодно прозревай. Если, конечно, успеешь увидеть свет в конце тоннеля раньше, чем Хантер закупорит тебе все выходы из него.
        Но позвольте! А с чего я вдруг так зациклился на этом Умнике? Если он решил бросить меня на произвол судьбы, означает ли это, что "Кладезь" также лишил поддержки своего сателлита? До сей поры я воспринимал Талермана и его генератор фактически как две взаимодополняющие единицы. Создатель, обретший невероятное могущество с помощью своего детища, и детище, служащее инструментом, подвластным воле своего создателя. Вместе они - сила, друг без друга - ничто...
        А что, если я все неправильно понял? Что, если "Кладезь" - не просто связующее звено между мной и Умником, но и мой инструмент тоже? Инструмент, которым мне также разрешено пользоваться? Конечно, лишь в строго ограниченных пределах - далеко не тех, какие открыты его хозяину. Но раз сателлит является неотъемлемой частью генератора, то почему бы сателлиту не обращаться к нему напрямую, минуя посредника? Тем более что я уже обладаю кое-каким опытом самостоятельного сотрудничества с "Кладезем"!
        Безумная чехарда последнего получаса напрочь сбила меня с панталыку и намешала в голове жуткий кавардак. И потому лишь теперь, когда меня вносили под руки в подвал Цитадели, я наконец-то вспомнил, с чего вообще все это закрутилось. Иными словами, вычислил точку отсчета, которую доселе не замечал лишь потому, что не думал о ней как о такой точке. Назвать это озарением было бы слишком громко - ведь я не совершил по большому счету никакого открытия. Но обещанное Умником просветление в моем помутившемся рассудке несомненно состоялось. Дело осталось за малым: проверить, было ли это и впрямь просветление или всего лишь беспочвенная догадка?
        "Сломанная Клешня", драконий базар и Цитадель - места, куда "Кладезь" зашвырнул меня с подачи Умника. Но в самом первом пункте моей телепортации - на небе - я очутился исключительно по собственной воле. Или, точнее, благодаря моей шальной фантазии. Слишком отчетливой и потому без промедления воплощенной "Кладезем" в реальность...
        - Ну конечно! - проговорил я вслух, когда конвоиры швырнули меня в кресло для допросов и начали закреплять мои запястья и лодыжки специальными стальными зажимами. - Вот о чем я должен был вспомнить: о небе! Действительно, только идиот мог не расшифровать такую очевидную подсказку!
        - Что он там бормочет? - осведомился стоящий напротив Хантер у прикручивающих меня к креслу бойцов.
        - Похоже, бредит, Командор, - отозвался один из них, проверяя, надежно ли закреплены у меня руки. - Про небо толкует и про какую-то подсказку.
        - Слышу, что про небо, - проворчал Савва и нахмурился: - Опять, что ли, с побоями переборщили?
        - Ни в коем случае, Командор! - вступился я за своих беспардонных провожатых. - Твои люди - просто сама любезность! Даже не ожидал от вас такой обходительности. Чистильщики на подобное гостеприимство отродясь не расщедрились бы.
        - Ладно, хватит паясничать! - сострожился Хантер. - Говори, что я должен знать! Или еще раз напомнить, о чем я тебя наверху спрашивал?
        - Спасибо, не нужно - на память пока не жалуюсь, - отказался я. - Хотя иногда, бывает, она меня и вправду подводит... Но прежде чем я выдам вам свои секреты, позволь сначала признаться тебе кое в чем таком, что тебе никто никогда обо мне не рассказывал.
        Я вел себя так перед главой Ордена не от избытка героизма или желания покривляться, хотя и не без этого. Просто мне нужно было немного времени, чтобы собраться с мыслями и настроить их на нужную волну. А еще - заставить Командора подыграть моему воображению. После всех пережитых мной потрясений этому самому воображению для более точной работы требовалась хорошая стимуляция.
        - А ты уверен, что тебе действительно хочется поведать мне свои интимные тайны? - Савва прищурился. Он явно подозревал, что я не внял его предостережению и продолжаю паясничать. - Хорошенько подумай, прежде чем откроешь свой поганый рот. Обещаю: если твое признание меня огорчит, я лично сломаю тебе нос!
        - Заметано, - согласился я, взяв на заметку, какой части моего тела придется пострадать в первую очередь, если мой план сорвется. А сорвется он или нет, выяснится в течение следующих тридцати секунд. - Короче, слушай внимательно, пересказывать не буду. То, что у меня было семь алмазов, ты, конечно, знаешь. Но готов биться об заклад, ты понятия не имел, что все они носили имена моих самых заклятых и самых известных врагов.
        - Да неужели? Воистину, великая честь для нас с Дьяконом, Хистером и Шепетовым! - ухмыльнулся Командор. - И какой же из своих камней ты назвал в честь меня?
        - Разумеется, тот, что был больше всего на тебя похож, - состроив предельно серьезную мину, ответил я. - Ты и твой Орден всегда торчали у меня в заднице самой больной занозой. Поэтому сам бог велел мне окрестить "Командором Хантером" алмаз, которым я исцарапал не одну сотню табуреток и сидений для унитазов!
        - Да он издевается над нами! - рассвирепел Савва и, вскинув кулак для удара, ринулся ко мне.
        А я в этот момент вжал голову в плечи и, крепко зажмурившись, пожелал очутиться как можно дальше от разгневанного Командора. Который - кто бы сомневался! - слов на ветер не бросает и непременно свернет мне нос, как обещал.
        Неизбежность наказания и была тем адреналиновым катализатором, с помощью которого я хотел подстегнуть собственное воображение, дезориентированное стрессовой обстановкой. "Кладезю" требовались точные координаты места, куда я хотел бы телепортироваться. И я ему их предоставил.
        Многое бы я отдал, чтобы увидеть глупую физиономию Хантера после того, как его кулак пронесся сквозь пустоту и врезался в подголовник кресла, из которого я натуральным образом испарился в одно мгновение. Куда именно испарился? Ни за что не догадаетесь. Да я и сам до последней секунды понятия не имел, куда меня занесет. Потенциальных вариантов для бегства было множество, но мое стихийное воображение вытянуло из этой колоды, пожалуй, самую непредсказуемую карту...
        Конечный пункт гиперпространственного прыжка нарисовался у меня в голове не менее отчетливо, чем с подсказки Талермана. Однако мое подсознание сгенерировало картинку, какую я никогда не вообразил бы себе, будь у меня время на раздумья. Однако и на том спасибо. Главное, у меня все получилось. Ну а то, что моя первая самостоятельная сознательная телепортация выдалась малость неуклюжей, не беда. Закон Первого блина - один из тех редких законов, которые действуют и в нашем мире, и в гиперпространстве.
        Инстинктивное желание удрать подальше от Цитадели занесло меня в Сосновый бор - самую северную локацию Пятизонья. Не самый логичный выбор, поскольку Новосибирск располагался от Крыма в два раза дальше. Но, во-первых, разве можно вообще ожидать от возбужденного подсознания каких-либо логичных решений? А во-вторых, в Пятизонье, сшитом гиперпространственными нитями из лоскутов-локаций, их географическая отдаленность друг от друга - штука более чем условная. Гораздо любопытнее выглядело место в Сосновом бору, куда меня отправил "Кладезь".
        Здесь в моем подсознательном выборе уже прослеживалась логика. Просто исчезнуть из Крыма было лишь половиной дела. Для полного счастья мне требовалось очутиться еще и в безопасном месте; согласитесь, было бы досадно, улизнув от Командора, угодить из огня да в полымя. Я знавал в Сосновом бору множество подходящих для такой цели убежищ. И в момент угрозы мои мысли автоматически метнулись к самому надежному из них. А вслед за мыслями туда же устремилось и мое бренное тело, мгновенно переброшенное с юга на север Давидовым "Кладезем"...
        Бункер горбатого барыги Федора Тимофеича Упыря мог дать мне защиту от всех врагов, кроме одного - самого питерского горбуна, вожделеющего заграбастать мои алмазы, наравне с прочими охотниками на них. Правда, с одним отличием: Тимофеичу, как бывшему хирургу, не пришлось бы ради этого меня убивать. И потому он, свято чтя клятву Гиппократа, охотился за мной только гуманными методами, подстраивая мне разного рода пакости.
        Я, периодически наведываясь в гости к Тимофеичу, всячески старался, в свою очередь, в его ловушки не попасться. А обходить его нору стороной - оптимальный вариант обезопасить себя от коварства Упыря - никак не получалось. Как сама Обочина являлась информационно-торговым центром всего Пятизонья, так и лавочка Упыря была для Соснового бора тем маленьким Римом, в который вели все здешние дороги.
        Назвав старого скрягу своим врагом, я все же погорячился. Наши отношения были скорее вынужденным крайними обстоятельствами торговым сотрудничеством. В нем обоим партнерам приходилось терпеть друг друга исключительно ради пользы общего дела. Мне, как и сталкерам, также требовались продукты, одежда и патроны. И я выменивал их у Тимофеича на ценную информацию, которой он обожал спекулировать.
        Упырь не уставал подстраивать мне какую-нибудь несмертельную каверзу, неизменно оканчивающуюся фиаско. Отчего со временем попытки горбуна подобраться ко мне со скальпелем стали чем-то вроде традиционного "черного" розыгрыша, который я от него постоянно ожидал и который он частенько устраивал. После чего я, как правило, победоносно смеялся, а барыга злился и поносил мою бдительность на чем свет стоит. На том мы и расходились, чтобы через пару-тройку месяцев снова встретиться и между делом сыграть в эту безумно увлекательную игру.
        И вот наконец настал мой черед разыграть старика, пускай с моей стороны это выглядело не вполне почтительно. Зато весьма эффектно - тут уж не поспоришь. Отрезанный от мира многотонными бункерными воротами и охраняемый вооруженными до зубов наемниками, Упырь мог даже здесь, в Зоне, ощущать себя в безопасности. Однако когда перед ним прямо из воздуха вдруг нарисовался обезображенный шрамом, одноглазый человек, чувство неуязвимости Федора Тимофеича вмиг сменилось другим - давно позабытым им паническим страхом.
        Торговец выпучил глаза, заорал и выскочил из-за стола с похвальной для старого горбуна резвостью. Но, надо отдать ему должное, не растерялся, а тут же бросился к оружейным стеллажам. И спустя несколько секунд уже держал меня на прицеле "Страйка".
        Почему же он всего-навсего целился, но не стрелял, спросите вы? Да потому что я тоже не стоял столбом, ожидая, когда меня изрешетят пулями. Метнувшись к рабочему столу барыги, я схватил с него увесистый бумажный гроссбух - бесценное сокровище хозяина, практически частицу его души - и выставил его перед собой, словно щит.
        Уловка сработала. Упырь захрипел, его лицо побагровело от ярости, но я отлично знал, что он скорее застрелится сам, чем осмелится продырявить свое "священное писание".
        - Сукин ты сын! А ну-кась положи книгу на место! - сипло дыша, приказал Упырь. Ствол его пистолета дрожал, и я переживал за указательный палец старика, лежащий на спусковом сенсоре. Судя по нешуточному волнению Тимофеича, сегодня обложка гроссбуха не была покрыта защитной нанопленкой. Иначе он зазря не кипятился бы, а просто стоял бы и ждал, когда меня разобьет паралич.
        - Спокойно, Тимофеич! - Я, само собой, не намеревался подчиняться самоубийственному для меня требованию. - Эй, приглядись: это же я, черт подери! Я - Алмазный Мангуст!
        - Кто?! Что?! Какой такой на хрен Мангуст?! - Упырь прищурился, отчего его и без того хищный взор стал еще свирепее. - Чучело ты пархатое, а не Мангуст! Я что, по-твоему, Мангуста никогда не видал? Вот я сейчас охране-то свистну, она тебя живо на фарш раскатает!
        Это он и впрямь мог запросто сделать. А причина, почему он до сих пор не кликнул дежурящих снаружи головорезов, была та же, по какой Упырь не стрелял в меня сам. Очень уж боялся барыга, что, ворвавшись в бункер, охрана с ходу изрешетит меня из автоматов или спалит огнем вместе с гроссбухом. И это станет для Тимофеича куда большим потрясением, чем нарисовавшийся перед ним откуда ни возьмись злоумышленник.
        Впрочем, по-настоящему тяжкое испытание бедняге пришлось пережить, когда он все-таки меня опознал...
        - Даже не вздумай, Тимофеич! - похлопав по корешку фолианта, предостерег я хозяина от опрометчивых действий. После чего, не делая резких движений, вышел на освещенный участок бункера и снова воззвал к старческому рассудку: - Да приглядись же получше, старый пень! Я это, я! Только без алмазов. И без оружия, как видишь! Так что можешь не трястись за свою шкуру. Знаю, что я правила нарушил и без спроса к тебе заявился. Но так уж вышло, прости!
        - Мангуст?! - переспросил Упырь, на сей раз более спокойным голосом. Все-таки прежде он не раз видел мое лицо и на свету мог опознать его даже в обновленном виде. - Да ладно тебе! Хотя... М-да, что-то похожее есть... Только где же твои камушки-то, а, мил-человек? Те самые, которые вот тут и тут торчали?
        Он коснулся по очереди пальцем сначала своей левой щеки, а затем кадыка.
        - Поверишь, если скажу, что мои алмазы вдруг взяли и рассосались? - задал я ему встречный вопрос.
        - Может, и поверю, - проговорил он, не опуская "Страйк". - Только ежели ты на пару моих вопросов правильно ответишь. А коли не пройдешь проверку, пеняй на себя! У меня с такими наглецами, как ты, разговор короткий!
        - Валяй, спрашивай, - согласился я, довольный тем, что Тимофеич обуздал нервы и начал рассуждать трезво.
        - Лады... А вот вспомни-ка, кривая морда, какую штуковину ты продал Упырю во время нашей прошлой встречи и сколько баксов я тебе за нее отвалил? Ну, что скажешь?
        - Никаких штуковин я тебе не продавал и денег за них не брал. В августе прошлого года я обменял тебе информацию на информацию, после чего мы с тобой разошлись и больше ни разу не встречались. Тогда я передал через тебя приору Глебу об одном узловике, который попал в плен к праведникам и был уведен ими в "Неопалимую Купину". А в качестве оплаты за эти сведения ты рассказал мне об одном пацане, Гефере, который прислуживал Дьякону и потом пропал без вести. Вот и все. Ну что, доволен?
        - Господи Иисусе! - вскричал неожиданно хозяин, безвольно уронив руки. Выпавший из них пистолет брякнулся на пол, но старик, кажется, этого даже не заметил. - Святые угодники! Кто?! Кто та сволочь, которая прибрала к рукам мои... твои камушки?! И где вообще ты шлялся столько времени, паразит окаянный? Хоть бы весточку старику о себе с оказией передал, дескать, жив-здоров и все такое!..
        - Вот счастье-то! Опомнился, признал! - Я утер пот со лба и положил гроссбух обратно на стол. - Что ж, да здравствует разум, да сгинет маразм!.. Ладно, Тимофеич, извини, но сегодня у нас с тобой не будет ни сделок, ни задушевных бесед. Некогда мне. Тороплюсь очень, правда. Надо срочно одно дело доделать. Ты даже не представляешь, насколько оно жизненно важное.
        - Погоди-погоди, куда это ты намылился? Не успел через порог переступить, как прощаться удумал!.. Да, кстати, а как тебя угораздило сюда проникнуть? Я ж снаружи помимо охраны столько датчиков понатыкал, что там даже нанобот теперь незаметно не проскочит.
        Отпираться было бессмысленно, поскольку мое появление "из ниоткуда" наверняка засекли установленные в бункере видеокамеры. Но и выдавать Тимофеичу всю правду я тоже не намеревался - перебьется. Тем более что у меня действительно не было на это времени.
        Впрочем, я нашелся, что ответить. Причем мне удалось убить разом двух зайцев, заодно сняв с повестки дня вопрос об алмазах и даже практически не соврав:
        - Запутанная это история, Тимофеич. Но если вкратце, то обменял я свои камушки на умение телепортироваться из локации в локацию без помощи тамбура. В связи с чем у меня сразу появилось столько дел, что даже, как видишь, совершенно некогда хоть чуток засидеться у тебя.
        - Эвон как! Одна-а-ако! А ведь чую: не брешешь, гад прыгучий! - Горбун понимающе кивнул. И, поскребя макушку, задумчиво уставился в стену, явно гадая, как извлечь выгоду из этой прелюбопытной информации. После чего, видимо, найдя удачное решение, встрепенулся и резюмировал: Что могу на сей счет сказать? Ежели ты и продешевил, то ненамного. Умение сигать по миру туда-сюда, да еще на халяву, стоит таких денег. А как быстро и с лихвой окупить твои вложения, я тебе по старой дружбе подскажу. И само собой, подсоблю. Только дай зарок никому больше об этом не трепаться, лады? Народец нынче в Зоне уже не тот, что прежде. Гнилой народец нынче сплошь пошел, только и норовит честного человека облапошить да в спину ему стрельнуть. То, что ты мне о своем новом даре рассказал - это правильно. Я мужик деловой, с понятиями. Да и ты - тоже, пускай во всем остальном мы с тобой изря-я-ядные сволочи, хе-хе! Но теперь, когда промеж нас эти проклятые стекляшки не стоят и взор мне не застят, мы поладим, ручаюсь... Ну так что, найдешь минутку-другую потолковать со стариком, обсудить пару-тройку исключительно выгодных
делишек?
        И, расплывшись в улыбке, заговорщицки мне подмигнул.
        - Давай позже, Тимофеич, хорошо? - Мое желание послать горбуна с его идеями куда подальше было подавлено более сильным нежеланием ссориться с этим мерзким, но категорически полезным человеком. - Сейчас мне и вправду чертовски некогда. Но я непременно обдумаю твое предложение. Сразу, как только выдастся свободная минутка, обещаю. А теперь извини: пора бежать... в смысле исчезать. Бывай!
        - Стой-стой-стой! - засуетился Упырь. - Погоди испаряться покамест! Ты ж это... вроде как с пустыми руками! А кто в Зоне с пустыми руками дела-то делает? Тут тебе, братец, не долбаная ООН. В наших краях одной болтологией конфликт не разрулишь. Верно я говорю?
        - Вернее не бывает, - согласился я. Но, похлопав себя по пустым карманам, огорченно развел руками: - Одно дерьмово, на мели я сегодня, Тимофеич. И рад бы прикупить у тебя что-нибудь, да вот не на что. Сам видишь: не только без оружия, но и без багажа путешествую.
        - Э-э-э, тоже мне, нашел из-за чего переживать: деньги! - отмахнулся старик. - Ты мне кто, в конце концов: хрен с горы или деловой партнер? А партнерам я завсегда рад кредит открыть. В разумных пределах, конечно. К тому же у меня тут еще с лета кой-какой редкостный товарец залежался. Специально для тебя, можно сказать, прибережен. Другим-то бродягам такое старье за ненадобностью, но ты подобные вещи ценить умеешь. Зуб даю, останешься доволен. Обожди-ка минутку!
        И, жестом велев мне оставаться на месте, торопливо поковылял куда-то в свои бездонные полутемные закрома.
        Вернулся он не через минуту, а через все пять. Тогда, когда я уже забеспокоился, а не заплутал ли хозяин, случаем, в собственных складских лабиринтах. В руках у него был запыленный бумажный сверток, в котором судя по стуку, с каким горбун положил его на стол, лежало что-то тяжелое и металлическое. Хитро улыбаясь, Упырь разорвал промасленную обертку, а потом с довольным видом извлек оттуда и протянул мне...
        ...Огромный длинноствольный револьвер внушительного калибра!
        Нет, это был не "Кольт-Анаконда", который долгие годы оберегал в Зоне мою жизнь и был отобран прошлой осенью взявшими меня в плен чистильщиками. Федор Тимофеич предлагал мне не менее достойное оружие: классический "Смит-Вессон" двадцать девятой модели, любимый револьвер Грязного Гарри, если, конечно, вам его имя о чем-нибудь говорит. Вороненое покрытие этой авторитетной пушки было слегка потерто, но выглядела она для своего почти векового возраста очень даже неплохо. Я был абсолютно уверен в том, что ее техническое состояние тоже отменное, поскольку спекулировать неисправным оружием Упырю не позволяла его деловая репутация. В свертке также лежали кобура и три пачки патронов "магнум" сорок четвертого калибра - многократно опробованные мной еще на "Анаконде" боеприпасы, с успехом останавливающие как некрупных механоидов, так и облаченных в доспехи сталкеров.
        - Вот это да! Ну ты даешь, Тимофеич! - присвистнул я от удивления и даже утратил к горбатому ублюдку некоторую часть застарелой неприязни. - Где ты раздобыл этот антиквариат?
        - Где раздобыл, там таких больше нет, - уклончиво ответил тот. - Извиняй, правда, что патрончиков раз-два и обчелся. Сам понимаешь, нынче такие на каждом углу не продают. Но коли товар тебе приглянулся и мы ударим по рукам, обещаю: к следующему твоему приходу я тебе таких свинцовых "конфет" целый ящик разыщу. Вот прямо сейчас заявку на них за Барьер отправлю, ежели ты пушечку брать не откажешься.
        Хитер барыга! Я мог бы поспорить на что угодно, что обещанный мне ящик патронов уже стоит у него в закромах. Но дабы я был материально заинтересован вернуться сюда в ближайшее время, Тимофеич нарочно выдал мне так мало боеприпасов.
        Много кто в Зоне называл меня скользким типом, но до Упыря в этом плане мне было еще расти и расти.
        - Беру пушечку. - Я не стал разочаровывать старика отказом. Тем более что он сам заикнулся о кредите - редкой для Зоны уступке, поскольку ни один должник здесь не был застрахован от скоропостижной смерти. - И от патронов не откажусь, хотя на Обочине они мне наверняка вдвое дешевле обошлись бы.
        - Так я и поверю, что ты сам по Выгребной Слободе разгуливаешь и патронами затовариваешься, ага! - разулыбался старый хрыч, довольный тем, что сбыл залежалый товар и закабалил меня долговым обязательством. - Небось через посредников там все покупаешь, а им так и так платить надо. Да еще неизвестно, что они тебе принесут. На Обочине ведь каждый торгаш тебя объегорить стремится. И пока ты лично своими руками его товар со всех боков не пощупаешь, никогда не узнаешь, что тебе подсунули. Ничего не попишешь: в наших диких краях защита прав потребителя - дело рук самого потребителя... У меня же, ты в курсе, порядок строгий - дерьмом принципиально не торгую. А за настоящее качество и переплатить не грех, так ведь?..
        Я не стал просить Упыря отвернуться, дабы он не раздражал меня, пока я готовлюсь к телепортации. Хотя под его любопытствующим пристальным взглядом было не так-то просто сосредоточиться на работе. Уверен, горбуну страсть как хотелось узнать, куда именно я тороплюсь и почему намерен совершить гиперпространственный прыжок со взведенным револьвером в руке. Однако эту тайну я ему не раскрыл. Не расслышал Тимофеич и то, о чем я подумал, прежде чем исчезнуть из его бункера тем же путем, каким сюда попал:
        "Достаточно с меня, Умник! Шутки в сторону! Уроки закончились, просветление состоялось! Готовься, я возвращаюсь к тебе! Пора бы нам окончательно выяснить, кто я все-таки такой: дешевая марионетка или новый Господь Бог!"
        Глава 13
        - Добро пожаловать обратно на "Альтитуду", Мангуст! - прокричал мне Талерман, едва я осознал, что мой очередной прыжок через гиперпространство также прошел успешно. - Хватит валять дурака: я прекрасно знаю, где ты прячешься и догадываюсь, что замышляешь! К чему эти игры? Выходи, потолкуем в открытую, лицом к лицу!
        Дабы не угодить в ловушку, какую Умник мог подстроить мне, пока я отсутствовал, я решил действовать с умом. Поэтому вернулся не в то место, откуда "Кладезь" меня похитил. Вариантов для такой импровизации у меня было немного. Я полагал, что выбрал лучший из всех: телепортировался за генератор. И если Давид Эдуардович все еще находился на той площадке, где я его оставил, мне, вероятно, повезет не попасться ему на глаза. Или, на худой конец, остаться незамеченным до тех пор, пока я не изучу обстановку и не выясню, что стало с моими друзьями.
        Вся моя жалкая конспирация пошла коту под хвост. Талерман вычислил мое местонахождение еще до того, как я выдохнул затхлый воздух бункера Упыря и снова задышал кондиционированной атмосферой "Альтитуды".
        Что ж, делать нечего. Придется выходить из тени и биться с открытым забралом. Или, вернее, открыть свое забрало, а врагу уж как заблагорассудится. Я мало-мальски разносил подаренные мне сапоги-скороходы и пообвык к ним. А также вновь разжился оружием. Но как с помощью этих двух козырей взять у Талермана реванш, мне в голову так и не пришло.
        Я чертыхнулся и вышел из-за генератора. Взведенный "Смит-Вессон" по-прежнему находился у меня в руке, но был нацелен стволом в пол. На всякий случай. Кто этого Умника знает. Может, все, что ему было нужно, это узнать, способен ли человек к телепортации без тамбуров. После чего отслужившего свое подопытного попросту ожидало устранение...
        А Талерман, оказывается, времени даром не терял и основательно подготовился к моему возвращению. Во взрывоустойчивых воротах стенда, которые Мерлин намертво заблокировал, виднелась внушительная брешь, прорезанная снаружи лазером. Но "гарантов" в генераторном зале не наблюдалось. Зато я сразу заметил тех наших противников, чьего появления на нижнем ярусе Умник до этого старательно избегал.
        Гордии! Они выстроились в ряд на том самом месте, откуда наша компания впервые увидела "Кладезь" и где погиб Тиберий Свистунов. Как и в коллекторе, здесь также присутствовало лишь трое мигрантов. Что для битвы с нами было более чем достаточно. И раз в мое отсутствие эта битва не состоялась, значит Мерлин, Динара и Жорик были...
        ...Нет, все-таки не мертвы! Я не сразу их обнаружил, но когда сделал это, у меня отлегло от сердца. Все мои соратники были схвачены, но глаза их оставались открытыми, а взгляды - осмысленными. Пленники даже могли шевелить конечностями и вращать шеями. Разве только их движения были ненамного свободнее, чем у мухи, угодившей в паутину.
        Роль паутины для них играли все те же Гордии. Это их многочисленные щупальца скрутили моих товарищей по рукам и ногам и удерживали их в вертикальном положении. Больше всего меня волновало то, что Умник сделал с Пожарским. Если пленить Динару и Жорика, опутав их стальными тросами, было легко, то для обуздания "жженого" сталкера связывание являлось лишь полумерой. Мигрант, которому Талерман это поручил, вроде бы ничем не отличался от своих собратьев. Кроме, пожалуй, того, что между его спутанными в клубок волокнами то и дело пробегали электрические разряды. Чего я не наблюдал на Гордиях, схвативших Арабеску и Черного Джорджа.
        - С господином Мерлином все в относительном порядке, если ты хочешь меня об этом спросить. - Умник прочел мои мысли, заметив, как я пристально рассматриваю Семена и его искрящегося конвоира. - Да, конечно, ему сейчас больнее, чем остальным. Но у меня не было иного выхода, ведь он отказался дать мне слово, что не станет использовать против нас свою "магию". Пришлось приказать Гордию проткнуть его в нескольких местах шипами. Затем, чтобы напрямую подключиться к системе питания имплантов Семена и выкачать из них всю энергию. Процедура не смертельная, но, как я уже сказал, довольно болезненная.
        Сам Давид Эдуардович, заложив руки за спину, неспешно прохаживался перед пленниками взад-вперед. Выглядел он так, словно читал лекцию студентам, а не поджидал идущего к нему человека со взведенным револьвером. Умиротворенный вид создателя Исгора говорил о том, что он, как всегда, держит ситуацию под контролем.
        Я остановился на полпути между "Кладезем" и смотровой площадкой, где обосновался Талерман со своими заложниками. С его позиции я, должно быть, выглядел маленьким, усталым человечком на фоне огромного, величиной с дом, аномального сооружения. И оружие в моих руках, которое я до этого всерьез называл внушительным и грозным, казалось мне теперь всего-навсего безвредной игрушкой. А Умник его, как видите, и подавно не страшился.
        - Не убивай их, - обратился я к Талерману. - Прояви, в конце концов, ко мне хоть немного уважения! Я сделал все, чего ты от меня добивался. И даже больше! Я удрал оттуда, откуда еще никому и никогда не доводилось сбегать - прямо из пыточного кресла самого Командора! Неужто не впечатляет?
        - О да! И это было нечто совершенно потрясающее! - провозгласил Давид Эдуардович, победоносно воздев руки над головой. - Можешь не сомневаться: Хантер этот свой конфуз будет вспоминать даже на смертном одре... И чего же ты теперь от меня хочешь?
        - Чего хочу? - Я кисло усмехнулся. - А сам не догадываешься?
        - Да-да, конечно! - закивал Умник, состроив сочувственную мину. Лицемерный мерзавец продолжал надо мной откровенно изгаляться. И пусть, в отличие от товарищей, мои руки-ноги не были связаны и никто не отбирал у меня оружие, я ощущал себя немногим свободнее, чем пленники Гордиев. - Тебе хочется, чтобы я сдержал свое обещание и позволил вам беспрепятственно уйти отсюда. С моей стороны это и впрямь выглядело бы честно и благородно. Но, увы и ах, сейчас ваша банда находится не в том положении, чтобы требовать от меня какие-то уступки. Даже мизерные. Мне достаточно щелкнуть пальцами, и через мгновение вас настигнет вполне заслуженная кара. - Талерман демонстративно поднял правую ладонь, сведя вместе большой и средний пальцы. И явно не для моего благословления, а для вышеупомянутого щелчка. - Рука прямо так и чешется сделать это. Свершить справедливое возмездие - невероятно мощное искушение! Надо иметь недюжинную силу воли, чтобы ему противостоять. Не могу назвать себя стойкой личностью. Я вполне обычный человек, зависимый от своих вредных привычек и слабостей. И все же что-то меня сейчас        - Может быть, это? - Я тоже поднял руку и ответил на жест Давида Эдуардовича более эффектным жестом: приставил ствол револьвера себе к виску.
        - Да-да, ты совершенно прав. - Талерман посмотрел на свои сведенные пальцы, раздосадованно покачал головой и, рассоединив их, опустил ладонь. - Было бы большой ошибкой лишить тебя жизни, Мангуст. А особенно теперь, когда ты перешел на мою сторону.
        - Ложь! - вознегодовал я. - Я не клялся тебе в верности и не намерен становиться твоим прислужником! Ты обманом приковал меня к "Кладезю" и силой заставил участвовать в своих экспериментах!
        - Разве? - изобразил удивление Умник. - Так уж и силой? Когда ты понял принцип автономных гиперпространственных перемещений и в полной мере оценил свои новые возможности, тебе не составило бы труда отправиться куда угодно. Однако ты предпочел вернуться сюда. И это был твой абсолютно добровольный выбор, к которому я тебя не принуждал.
        - Если бы я попробовал сбежать, разве ты не приказал бы "Кладезю" меня вернуть?
        - Разумеется, приказал бы. Но ты ведь даже не попытался скрыться. И возвратился на "Альтитуду" сразу, как только я спустил тебя с поводка. Значит, тебе небезразлична жизнь твоих товарищей. И значит, ради них ты готов пожертвовать собственной свободой. Или все-таки не готов?
        - Убей его, Мангуст! - выкрикнул дрожащим голосом Мерлин. - Ты знаешь этих тварей-Гордиев! Тебе нас не спасти - нам так и так конец! Поэтому убей Умника и убирайся отсюда так быстро, как только сможешь! Без него никто не сумеет управлять "Кладезем" и тебя контролировать! Беги отсюда и будь вновь сам себе хозяин! Уж лучше такой шанс, чем вообще никакого!
        - Не могли бы вы помолчать, господин Мерлин?! - раздраженно бросил ему через плечо Талерман. - Разве не видите: вы сбиваете своего товарища с мысли! С вами нам больше говорить решительно не о чем. А вот с Мангустом у нас, можно сказать, разговор еще не начинался... Ну так что скажешь, дорогой сателлит? Как видишь, я опять тебя ни к чему не принуждаю. Судьба твоих друзей находится в твоих руках. И твоя тоже. Одно прискорбно: отныне у ваших судеб нет общего благополучного исхода. Кому-то из вас в любом случае придется проиграть.
        Предложение Мерлина было не лишено здравого смысла. Мы в полной мере оценили коварство и жестокость Умника на новосибирском и сегодняшнем примерах. И если Семену, Жорику и Динаре не посчастливилось и они угодили в щупальца Гордиев, глупо надеяться, что эти твари оставят их в живых. Все мы ввязались в эту авантюру по собственной воле. И все мы в итоге проиграли. Но один из нас еще мог попытаться выжить и получить свободу, убив Талермана и телепортировавшись прочь из этого проклятого места. И так уж вышло, что этим "везунчиком" оказался именно я.
        Се ля ви...
        Я посмотрел на Жорика и Динару. Сожалели ли они в эту минуту о том, что не послушались моего совета и отправились вместе со мной на "Альтитуду"? Наверняка сожалели. Может быть, мне следовало отговаривать их тогда более настойчиво? Или найти грубый способ отвязаться от их компании? Не знаю... Но так или иначе, я их за собой силком не гнал и потому не нес никакой ответственности за их жизни. Разве они отвечали бы за мою жизнь, согласись я, к примеру, добровольно помочь им в каком-нибудь их важном деле и погибни при работе над ним? Мой выбор - мне за него и отвечать.
        С Пожарским все обстояло еще проще. Вместо того чтобы сидеть за Барьером, он вернулся в Зону, решив поквитаться с негодяем, который сделал его калекой. Вернулся и пренебрег древней приметой, гласящей: "Собрался отомстить - выкопай две могилы!". Трудно поверить, чтобы Мерлин никогда об этом не слышал. А раз слышал, значит, он согласился с правилами игры, заранее выкопал себе могилку и не станет никого обвинять, что в итоге в ней и упокоится.
        Оставалось лишь два неразрешимых вопроса. Первый: не изжарит ли меня "Кладезь" после убийства Талермана (а то и до убийства) так, как он изжарил несчастного Свистунова? И второй: если я все-таки убью злодея и "Кладезь" позволит мне сбежать обратно в Зону, не пожалею ли я о цене, какую заплатил за собственное освобождение?
        Вряд ли в последнем случае моя жизнь станет хуже, чем прежде. Скорее, напротив, без алмазов в теле и с умением телепортироваться без тамбуров она значительно улучшится. Я стану неузнаваем и абсолютно неуловим. Без Умника его проект станет неуправляем, Гордии выйдут из-под контроля, размножатся сверх меры, как самые обычные биомехи, сожрут "гарантов", потом обратят на рост своей популяции внимание чистильщиков, и в один прекрасный день вояки разбомбят Исгор как рассадник неизвестной угрозы. После чего похороненный в недрах земли "Кладезь" станет моим персональным ангелом-хранителем и экспресс-тамбуром в одном флаконе.
        В сравнении с моим прежним существованием - прямо сказка, а не жизнь. Вот только в ней уже никогда не будет ни Мерлина, ни Жорика Дюймового, ни Динары Арабески - всех тех славных ребят, которые мне такую веселую жизнь обеспечили. Верно сказано, что за все в этом мире надо платить. Справедливый принцип. Вот только платить - это одно, а переплачивать - совсем другое. А чем еще, как не переплатой, будет предложенный мне Пожарским путь к спасению? Возможно, при ином раскладе я согласился бы на сделку с совестью и рассчитался с ней сверх номинала, но не настолько "сверх"...
        Не настолько.
        Реалии Пятизонья давно отучили меня долго колебаться, принимая спасительные решения. Но это был совершенно особый случай. Да и Умник меня не торопил: то ли боялся, что впопыхах я выкину непоправимую глупость, то ли ему было уже наперед известно, какой ответ я дам.
        - Трудная дилемма, понимаю, - первым нарушил он воцарившуюся паузу. - Возможно, для начала мне следовало спросить тебя о чем-нибудь полегче. Например, почему, лишившись алмазов, ты не рискнул попытаться телепортироваться за Барьер?
        - Что?! - погруженный в раздумья, я не сразу вник в смысл вопроса. - За Барьер? С чего бы? Разве тамбуры могут телепортировать человека за Барьер?
        - Тамбуры - нет. Но ты ведь в них не нуждаешься. Так почему бы тебе не стать в этом деле первопроходцем? Будь я на твоем месте, для меня это было бы вполне естественное желание: воскресить в голове образ того места, где живет моя семья, и попытаться воссоединиться с ней. А вдруг и впрямь получится?
        Навязанная Умником мысль о моей семье сработала, словно детонатор, чей взрыв буквально зашвырнул меня обратно в те самые грезы, какие я пережил в Новосибирске при контакте с "Лототроном".
        Солнечная Мадейра... Вокруг нее - безбрежный океан, а над ней - столь же бескрайнее голубое небо... Где-то внизу, среди зелени, гор и тысяч рассыпанных по острову строений с красными крышами - особняк богатого приятеля Пожарского, Самуила Блюмберга, у которого скрываются ныне мои жена Лиза и двенадцатилетняя дочь Аня...
        И вот я снова несусь по небу, приближаясь к этому тропическому острову. Который на сей раз выглядит несколько иначе, и управлять своим полетом мне никак не удается. Сейчас я, словно ракета, чей прямолинейный полет по мере снижения, однако, не ускоряется, а, напротив, неумолимо замедляется... Замедляется... Потом и вовсе останавливается на высоте порядка десяти километров от земли... А затем продолжается в обратном направлении, отчего я начинаю все стремительнее удаляться от Мадейры, пока она не превращается в точку и не исчезает с глаз... А я возвращаюсь на "Альтитуду" в то самое место, где погрузился в эту короткую - секунд двадцать, не больше - галлюцинацию.
        Или это все-таки была не галлюцинация, а очередной гиперпространственный скачок? Только теперь - неудавшийся?..
        - Мадейра? - осведомился у меня Давид Эдуардович. - Твоя семья и вправду скрывается на Мадейре? Ни за что бы не догадался!
        Вылетевшее из уст Умника название секретного убежища моих жены и дочери больно стегануло мне слух. И повергло в ужас. Из всех присутствующих здесь лишь я и Мерлин прежде владели этой информацией. И вот теперь, после устроенной мне Талерманом очередной провокации, он выведал у меня мою заветную тайну. И заполучил себе еще один рычаг, с помощью которого мог меня шантажировать.
        - Эй-эй, полегче! Незачем так кипятиться! - поспешил успокоить меня "доктор Зло", заметив, как мои глаза налились ненавистью, а рука с револьвером задрожала. - Все в порядке: клянусь, я умею хранить чужие секреты, как свои собственные! Не веришь? Да уж поверь! И заодно заруби себе на носу, что удрать от меня в Большой мир тебе не удастся. Хочешь знать почему?
        - Нет! - огрызнулся я, ощущая себя окончательно подавленным и беспомощным.
        - А зря. Потому что невозможность твоей телепортации за Барьер вовсе не означает, что я намерен лишать тебя возможности видеться с семьей. Например, раз в три месяца ты мог бы летать к ней на Мадейру в недельный отпуск. И не только летать, но и помогать жене и дочери материально. Купить им, скажем, на том же острове отдельный дом и сделать так, чтобы они больше никогда ни в чем не нуждались. Я могу тебе это устроить, ведь забота о семейном благополучии моего лучшего сотрудника - священный долг босса!
        - Хватит надо мной глумиться, сукин ты сын! - прорычал я. - Или ты вконец спятил и бредишь? Какой такой отпуск, черт бы тебя побрал?! Какая материальная поддержка?
        - Он лжет! - вновь подал голос Мерлин. - Хочет запудрить тебе мозги! Не поддавайся на его уговоры!
        - Если ты берешься служить мне верой и правдой, я сделаю все возможное, чтобы твоя служба была комфортной и стимулировала тебя добросовестно ее исполнять, - пояснил Талерман спокойным тоном, вовсе не похожим на бред умалишенного. - Прежде ты не мог высунуться за Барьер по двум веским причинам: из-за своих особых "алмазных" примет и страданий, какие доставляли тебе твои аномальные язвы вдали от гиперпространственных тамбуров. "Кладезь" избавил тебя от тех и от других. Конечно, долго прожить вне Зоны ты все равно не сможешь и будешь вынужден возвращаться обратно. Но неделю-полторы нормального самочувствия вне ее я тебе могу гарантировать. Жаль только, добираться до дома тебе придется обычным, "дедовским" способом. Сам видишь, Барьер экранирует телепортацию, не позволяя достичь места назначения, и отбрасывает тебя назад.
        - Но тогда, в Новосибирске, мне почти удалось переместиться на Мадейру, - признался я, попутно обдумывая этот новый и столь же непредсказуемый, как предыдущие, ход Умника. - Правда, та Мадейра слабо походила на сегодняшнюю, и я присутствовал на ней лишь в виде бесплотного духа. И тем не менее реализм происходящего не шел в сравнение ни с какой фантазией.
        - Могу предположить, что еще не упорядоченная, рассеянная энергия "Лототрона", пропущенная через экран Барьера, сыграла с тобой в тот раз злую шутку, - выдвинул гипотезу Умник, быстро вникнув в суть дела. - В момент провала в гиперпространство твои грезы наслоились на реальность и позволили тебе видеть ее искаженной через их призму. Видеть и, возможно, даже изменять в этой проекции по своему усмотрению какие-то детали: погоду, ландшафт, течение событий... И пока твое сознание проходило через фильтры гиперпространства и Барьера, воспринимая мир в этаком двойственном виде, тело продолжало оставаться в Пятизонье. Так же, как это случилось сегодня. Разве что на сей раз твои грезы не смешались с действительностью. А сила отражения твоего сознания Барьером оказалась прямо пропорциональна мощности телепортирующего импульса и отфутболила тебя назад гораздо быстрее.
        Похоже, Талерман и впрямь знал ответы на все интересующие меня вопросы. Не предполагал, что знает, как покойный Тиберий Свистунов, а на самом деле знал и мог доказать это на практике. Долгие годы я искал человека, который сумеет разгадать природу моего симбионта, и в итоге нашел его. Умник не был честен и справедлив, как Мерлин, не обладал святостью и вселенским миролюбием, как Механик, и не намеревался сотрудничать со мной на равных, как доктор Зеленый Шприц. Оттого и будущее, какое сулил мне мой спаситель, разительно отличалось от того будущего, в каком я хотел бы жить, излечившись от своей алмазной заразы.
        Все, решительно все обернулось не так. Я нашел отгадку моего феномена, но она меня не обрадовала. Я избавился от алмазов, но не от своего аномального проклятия. Я ненавидел враждебное человеку гиперпространство и все, что с ним связано, но теперь еще больше сроднился с ним. Мне было обещано, что я все-таки увижусь со своей семьей, но вернуться к ней насовсем я не мог. Я всегда старался сохранять нейтралитет и не встревал в здешние войны. И вот, сам того не желая, я становлюсь на сторону ненавистного мне, амбициозного безумца, который на словах радеет за будущее человечества, а на деле якшается с Трояном и собирается похоронить весь север Москвы под гигантским Городищем. Всю свою жизнь в Зоне я двигался в правильном направлении, но, как выяснилось, шел неверной дорогой и в конце концов промахнулся мимо цели. Вроде бы совсем ненамного, но я уже не мог вернуться, чтобы попробовать исправить ошибку и отыскать нужный путь.
        Лишь одно мое желание еще имело шанс сбыться именно так, как мне того хотелось бы. И пускай после сплошной череды разочарований оно также могло обернуться неудачей, отказаться от него я был попросту не в силах.
        - Если ты действительно намерен отпускать меня к семье и оплачивать мне ее содержание, я готов служить тебе, Умник, - сдался наконец я, плавно спустив курок револьвера и возвращая его в кобуру. - Однако прежде, чем я начну исполнять твои приказы, ты выполнишь мое последнее условие. Какое именно, тебе известно, но на всякий случай напомню: все мои товарищи должны покинуть Зону живыми. В противном случае на мою верность и покладистость можешь не рассчитывать.
        Разумеется, загнавший меня в глухой тупик Талерман знал, что рано или поздно я прекращу трепыхаться и вольюсь в ряды его сторонников. Знал он и об ультиматуме, какой я ему при этом предъявлю - ведь не зря же он, будучи скорым на расправу, до сих пор не прикончил Семена, Жорика и Динару. И потому неудивительно, что у моего нового босса уже давно был готов для меня ответ.
        - С моей стороны это будет огромным тебе одолжением, Мангуст... - Чертов лицемер не преминул подчеркнуть, что не только я, но и он идет на немалые жертвы во имя нашего грядущего альянса. - Гораздо боМГльшим, чем те отпуска, какие я тебе пообещал. Ты ведь осознаешь, что просишь меня освободить не только твоих друзей, но и потенциальных свидетелей. Они видели и слышали много такого, чего им никак не следовало видеть и слышать...
        - Да брось нагнетать этот дешевый драматизм! - перебил я его разглагольствования. - Если в уплату за их жизни тебе мало моей бесконечной признательности, могу кое-что накинуть сверху. Тебя ведь наверняка интересует личность того, кто рассказал нам о твоем сотрудничестве с "G. O. D. S.", и одно из секретных убежищ этого скользкого типа?
        - Опять ты толкуешь о каких-то неизвестных мне "богах", - изобразил недоумение Давид Эдуардович. Но лишь на словах и только для заложников, к которым он стоял спиной. В обращенном же на меня взгляде Талермана было вовсе не недоумение, а неподдельный интерес. - Но ты, признаться, меня заинтриговал. Было бы небезынтересно узнать, кому это вдруг вздумалось разносить обо мне по Зоне подобные дурацкие сплетни... Ладно, считай, что мы договорились: твои друзья получат свободу. Исключительно в знак укрепления нашей дружбы и сотрудничества. Пускай уходят и помнят мою доброту - я их не трону. Но если кого-либо из этих троих заметят еще раз поблизости от Исгора, я уже не ручаюсь за их безопасность.
        - И каковы гарантии, что ты действительно позволишь им уйти?
        - Что за глупый вопрос? Ты лично это проконтролируешь, раз отказываешься верить своему боссу на слово. Или забыл, кто отныне может по праву считаться в Зоне самым вездесущим человеком?..
        ...Я сопровождал Мерлина, Черного Джорджа и Арабеску до Долгопрудного - ближайшего к "Альтитуде" места, где они могли с наименьшим для себя риском пересечь Барьер. Вот только я не прошагал с ними весь этот путь к плечом к плечу - так, как мы ходили по Зоне раньше. Не знаю почему, но с тех пор, как Умник отпустил заложников, я не мог заставить себя приблизиться к ним. Даже затем, чтобы просто поинтересоваться их самочувствием. Не мог, и все, хоть ты тресни! И потому следовал за ними незримо, телепортируясь с места на место по мере того, как мои друзья уходили прочь от Исгора.
        Чего именно я боялся, трудно сказать. Осуждения? Вряд ли они, вырвавшиеся из щупалец ботов-мигрантов, высказали бы мне его. Даже в том случае, если все трое и впрямь теперь меня ненавидели. Все они были достаточно благородны, чтобы у них повернулся язык осудить в открытую своего спасителя. Скорее всего, я опасался не их презрения, а собственной чужеродности, какую непременно ощущу в компании бывших соратников. Кем они стали для меня отныне? И о чем могли говорить в моем присутствии, зная, что вместе со мной за ними наверняка наблюдает Умник?
        Чтобы они выжили, мне пришлось в одностороннем порядке разорвать нашу дружбу. Так мне будет проще всего расстаться с ними. Так будет проще и им. Пускай я лучше останусь в их памяти таким, каким они меня всегда знали: свободолюбивым, неунывающим циником, чем коварным гиперпространственным монстром на побегушках у чокнутого мерзавца.
        Я переборол свой страх лишь тогда, когда Пожарский и компания находились всего в полукилометре от Барьера. Вероятно, я все-таки был не прав, осмелившись показаться им на глаза. Однако разойтись с ними, совсем не попрощавшись, тоже показалось мне не самой разумной идеей.
        Предчувствия меня не обманули. Никто не выказал при моем появлении радости, никто не поинтересовался, почему я не присоединился к ним раньше, ведь мой новый босс этому вроде бы не препятствовал. Мы стали чужими, и этим все объяснялось. Взгляды товарищей были настороженными, но все-таки не злыми, а скорее сочувственными. Утратив былую гордость и вольнолюбивый дух, сейчас я, наверное, и впрямь выглядел жалко. Я сожалел о своем вынужденном поступке. Семен, Динара и Жорик сожалели, что мне пришлось так поступить. И говорить нам по большому счету друг с другом было больше не о чем.
        Возможно, спустя еще полминуты нашего молчаливого противостояния я просто взял и растворился бы в воздухе, словно мираж, если бы не Дюймовый. После нескольких робких попыток обратиться ко мне он наконец-то собрался с духом и поинтересовался:
        - И что вы теперь будете делать, Геннадий Валерьич? У вас уже есть какой-нибудь план, как разобраться со всей этой хренотенью? Потому что если у вас есть план, то вы ведь знаете: я за вами куда угодно!
        - Война окончена, Жорик. Успокойся. Нет у меня больше никаких планов, - ответил я. - Кроме, пожалуй, одного: слетать на юг, к своей семье. Хотя бы на недельку, и то было бы здорово. Если, конечно, Талерман не соврал и сможет мне это устроить.
        - Ты, главное, не особо перед ним распинайся, - наказал мне Мерлин. - Не стоит он того. И не отчаивайся - мы о тебе не забудем. И не осудим, какое бы дерьмо Умник ни заставил тебя за ним разгребать.
        - Все в порядке, - отмахнулся я. - Возможно, так оно даже к лучшему. Не век же мне метаться по Зоне как неприкаянному, хватаясь за все подряд в поисках панацеи? Да и существует ли вообще от моей болезни идеальное лекарство - недорогое и без побочных последствий? Когда-то я дал себе слово, что непременно вернусь к жене и дочери, чего бы мне это ни стоило. Цена и впрямь оказалась завышенной. Но не настолько, чтобы стать для меня непосильной. И я ее выплатил, как и поклялся. Поэтому грех мне жаловаться на судьбу. Все справедливо.
        - Ничего не справедливо! - возразила Динара. - Талерман - та еще мразь, и теперь тебе придется плясать под его дудку! Дерьмо, а не жизнь!
        - Дерьмо или нет, но, по крайней мере, в этой новой жизни я своей цели достиг, - не стал я ни отрицать вердикт питерки, ни соглашаться с ним. - Однако, если ты хочешь, чтобы моя совесть была спокойна, пообещай, что завтра же вы с Жориком начнете строить свое новое будущее. Такое, какое ты запланировала и о каком рассказывала мне тогда, на Рижском вокзале. По-моему, хватит уже на вашу долю приключений, согласны?
        Черный Джордж и Арабеска переглянулись, нахмурились, замялись, но так и не дали мне конкретного ответа. Впрочем, я знал, что Динара слов на ветер не бросает, и если она что-то твердо решила, то не отступится и своего добьется. И непременно вытравит из Дюймового все остатки героической романтики. Которые, как выяснилось, не улетучились из него даже после того, как он заполучил сегодня в бедре дырку и побывал в щупальцах Гордия.
        На том и распрощались. Вдобавок зарядил дождь, что отнюдь не улучшило наше и без того мерзопакостное настроение. Понурые товарищи пошагали дальше, к Барьеру, а я остался и смотрел им вслед, пока они не скрылись среди мокрых, серых руин. После чего подставил лицо под падающие с неба холодные капли и проговорил:
        - Дождь в дорогу - добрая примета... Ничего, как-нибудь переживем. Могло быть и хуже.
        Затем обреченно вздохнул и отправился обратно на "Альтитуду", мгновенно растворившись в воздухе, будто меня здесь и не было.
        А история побежала дальше. Но это была уже совсем другая история...
        Вместо эпилога
        Двумя месяцами позже
        На пассажира, прилетевшего на Мадейру утренним рейсом из Лиссабона, все косились, как на чудака. "Полюбуйтесь-ка: вот еще один чокнутый старовер!" - очевидно, думали о нем люди, когда он, пройдя таможенный контроль, неторопливой походкой пересек зал прилета и, покинув аэровокзал, направился мимо автомобильных стоянок в сторону океана. До берега здесь было практически подать рукой - аэропорт располагался на восточном побережье острова, всего в паре сотен метров от воды.
        Причина, по которой каждый встречный мог принять этого пассажира за старовера, была буквальным образом написана на его бледном обветренном лице. Она представляла собой аккуратный кожаный кругляш, закрепленный тесемкой поверх левой глазницы и скрывающий отсутствующий глаз. Почему сей странный субъект не вживил вместо него зрительный имплант, если сегодня такие простенькие биопротезы могли позволить себе даже эскимосы и амазонские дикари? Трудно представить, чтобы современный инвалид сознательно отказался бы от такого протезирования. А значит, одноглазый пассажир лиссабонского рейса либо страдал редкой фобией, боясь вживлять в себя искусственные органы, либо отвергал их по каким-то личным убеждениям. Иными словами, являлся типичным недалеким старовером - персонажем множества современных шуток и анекдотов.
        В то время как любой прилетевший авиапассажир торопился побыстрее покинуть суетливый, шумный аэропорт, наш старовер вел себя с точностью до наоборот. Он проследовал мимо стоянки такси, отмахнувшись от всех зазывающих клиента водителей, и начал спускаться по длинной бетонной лестнице, что выходила к переходу через протянувшееся вдоль побережья шоссе. Однако, достигнув второй лестничной площадки, одноглазый остановился, поставил свой дорожный кейс на бетон - иного багажа при нем не было, - после чего снял пиджак, повесил его на сгиб локтя и прислонился к перилам, устремив взор к океану. Человек явно кого-то ожидал, и судя по его мрачному виду встреча намечалась не слишком радостная.
        Кого именно он ожидает, выяснилось спустя примерно пять минут. За это время по лестнице проследовали лишь трое: говорящая по-шведски пожилая супружеская чета и двадцатилетний громила-мулат, всем своим видом либо старающийся походить на гангстера, либо и впрямь являющийся им - поди определи это навскидку! На шведов одноглазый почти не обратил внимания. Но, заметив мулата, сразу же прекратил наблюдать за океаном и повернулся лицом к спускающемуся по ступенькам и болтающему на ходу по видеофону мордовороту. Взгляд, которым лиссабонский пассажир на него таращился, был недружелюбен, если не сказать дерзок. Особенно учитывая то, что сам мулат хоть и выглядел агрессивно, в данный момент вел себя вполне миролюбиво. Что также подтверждал спокойный тон, каким он разговаривал по видеофону.
        Остроту ситуации придавал и тот факт, что старовер был вдвое старше "гангстера" и здорово проигрывал ему в комплекции. И тем не менее одноглазый явно сознательно нарывался на неприятности. Более доходчиво выказать мулату свою молчаливую неприязнь он мог лишь засветив тому в зубы. Вот только вряд ли у него это получится. Громила уже заметил потенциальную угрозу и не сводил глаз с напрягшегося при его приближении человека.
        Когда их разделяло всего несколько ступенек, мулат замедлил ход и, сказав напоследок видеофонному собеседнику на чистом русском языке: "Да, я нашел его! Он на лестнице к северу от надземного перехода!", прекратил разговор. После чего ступил на лестничную площадку, отошел на другой ее край и, скрестив руки на груди, также прислонился к перилам. В глазах мулата, в отличие от единственного глаза "старовера", по-прежнему не читалось никакой злобы. Это явно указывало на то, что громила был готов и ко встрече с этим человеком, и к его откровенно недружелюбному настрою.
        - Ломаешь голову над тем, почему ублюдок с моими талантами вдруг позволил тебе опознать себя? - ухмыльнувшись, осведомился мулат у одноглазого опять же на чистом русском языке.
        - Жалею, что не успел убить тебя до того, как ты разнюхал про Мадейру! - процедил тот также по-русски, стиснув кулаки. - Жалею, что не могу сделать это здесь и сейчас. А то, что ты снова превратился в пуэрториканского бандита и не придумал ничего лучше, как лететь со мной одним рейсом, это розыгрыш вполне в твоем духе. Что с того, что я опознал тебя в самолете? Куда мне было деваться? Выпрыгивать за борт без парашюта?.. Итак, Ведомство меня раскусило, нашло мою ахиллесову пяту и взяло под колпак. Что теперь, если убивать меня вы, как я понимаю, не намерены? Начнете шантажировать, угрожая моей семье?
        - Не скрою, я рассматривал подобный вариант, - признался мордоворот, не изменившись в лице, - и отмел его как слишком ненадежный. Шантажировать тебя - все равно что нести в руках взведенную бомбу, понятия не имея, на какое время установлен таймер ее взрывателя. Я не настолько рисковый человек, чтобы играть в подобные игры. Поэтому и предпочел, чтобы ты по-прежнему считал меня своим другом. Ну, или, на худой конец, не думал обо мне как о враге.
        - Считать тебя другом?! - удивился одноглазый. - А ты, Трюфель, случаем, не рехнулся? Талерман знает о тебе все, что знаю я. Он обещает мне за твою голову большую премию. И знаешь что? Я вовсе не желаю от нее отказываться. И при первом же удобном случае разыщу тебя в Зоне и убью. И если мне это вдруг удастся, я не испытаю ни малейшего угрызения совести, пускай ты и вытащил меня тогда из полыньи. А знаешь почему? Потому что по большому счету ты мало чем отличаешься от Талермана, чью голову я также с превеликим удовольствием отрезал бы, кабы моя жизнь не зависела сегодня целиком от этого человека.
        - Что ж, - развел руками пуэрториканец со странным прозвищем Трюфель. - Честность в ответ на честность - это мне нравится. Я умею ценить в людях искренность, а особенно когда эти люди - мои враги... Но ты мне не враг. И сейчас я тебе это докажу.
        Громила отступил от перил, вновь ухмыльнулся и, ни слова не говоря, направился вниз по лестнице.
        - Эй! - окликнул его старовер. - Какого черта?! Что за игру ты, мать твою, опять затеял?
        - Не стоит благодарности! - обернувшись, с усмешкой отозвался Трюфель. - Невелик был труд: позвонить кое-кому от имени твоего друга, чтобы передать номер и дату твоего авиарейса. Прости, что испортил сюрприз, который ты готовил. Слишком велико было искушение это сделать, вот я и не удержался... Ладно, бывай! Еще увидимся!
        И громила, приложив палец к губам, указал куда-то наверх. А затем, уже не оглядываясь, заторопился дальше, как будто хотел наверстать время, которое он затратил на этот короткий разговор.
        Одноглазый повернулся туда, куда указывал набивающийся к нему в друзья недруг и заметил стоящих наверху лестницы стройную женщину и девочку-подростка. Первой было на вид около сорока, второй - не больше двенадцати. Обе выглядели загорелыми, хотя из-за типично славянской наружности их вряд ли можно было счесть местными уроженками.
        За кого принял их прилетевший из Лиссабона русский, неизвестно. Но едва он увидел эту парочку, как вмиг забыл об уходящем пуэрториканце и уже ни разу не оглянулся ему вслед. И вообще никуда больше не смотрел, а, застыв на месте в полной растерянности, не сводил взора с женщины с ребенком. Те так же молча глядели на него и тоже явно испытывали неуверенность. Которая, однако, не походила на испуг, вызванный не слишком приятной внешностью одноглазого. Здесь крылось нечто иное. Такое, о чем незнакомый с этими людьми наблюдатель вряд ли мог бы вот так с ходу догадаться.
        Впрочем, он понял бы все по вопросу, какой задала одноглазому девочка, нарушив это затянувшееся, неловкое молчание. Вопрос девочки был предельно лаконичен и состоял всего из одного-единственного слова. Но именно оно, вылетев из уст ребенка, проливало свет на эту странную встречу, что состоялась сегодня на берегу далекого от сурового Пятизонья солнечного тропического острова:
        - Папа?..
        * * *
        Сектор "Атлантика". 15 мая 2058 года.
        Подразделение: "Гермес".
        Классификация: итоговый отчет " 7/18.
        Приоритет: высокий.
        Крайний срок резолюции: двое суток.
        "Трюфель - Стратегу:
        Довожу до вашего сведения об успешном окончании первой стадии операции "Завещание Дядюшки".
        Введение в игру сторонней фигуры (опер. досье " 486-Альфа), далее именуемой "Фаворит" либо Ф., прошло по схеме неконтролируемого внедрения. На полноценную вербовку и подготовку Фаворита не было ни времени, ни возможности. К тому же я не исключал, что Дядюшке удастся переиграть его и перевербовать. Этот прогноз подтвердился, в связи с чем я принял решение отменить стандартный тактический сценарий и задействовал альтернативный. О чем вам было выслано соответствующее уведомление за " 15/668.
        Нынешний статус Фаворита могу охарактеризовать так - умеренно-враждебный. Тем не менее его высокая полезность для нас остается совершенно очевидной, в чем вы можете убедиться, прочтя нижеследующую информацию.
        Для подтверждения перевербовки Фаворита мной была засвечена позиция "Ларго". Ф. наверняка должен был там объявиться, чтобы доказать свою лояльность Дядюшке, попытавшись захватить меня для него. В результате при помощи скрытых на "Ларго" камер удалось установить: факт перевербовки Ф. действительно имел место, поскольку он объявился на "Ларго" внезапно, среди ночи и с оружием наготове. Также мной документально зафиксировано, насколько расширился спектр уникальных возможностей Фаворита. Заодно выяснилось, как именно он сегодня выглядит (см. мой видеоотчет за " 38/500).
        При анализе полученных видеоматериалов я заключил, что теперь Фаворит не только способен к высокоточной избирательной телепортации, но и по-прежнему не имеет возможности контактировать с современной техникой. Последнее обстоятельство исключает восстановление его зрения с помощью имплантов и позволяет отследить одноглазого инвалида Ф. в том случае, если он получит выход за Барьер по подложным документам. Поскольку подобная инвалидность сегодня чрезвычайна редка, обнаружение нами Фаворита вне Зоны стало практически неизбежным. Разумеется, в том случае, если у него появится возможность ее покинуть.
        Первая информация о человеке, похожем на того, которого мы ищем, пришла из Киевского аэропорта. Она подтвердила мою гипотезу о том, что Ф. способен телепортироваться лишь в пределах Пятизонья, а вне его пользуется обычными средствами транспорта. Это облегчило нам задачу и позволило попутно оценить уровень технической компетенции заокеанских племянников Дядюшки. Она достаточно высока, что говорит о большом значении, которое уделяют племянники Дядюшкиному Завещанию. На двухсуточном маршруте, какой они проложили для запутывания следов Фаворита (Киев - Дели - Пхеньян - Владивосток - Сингапур - Абу-Даби - Каир - Афины - Лиссабон - Мадейра), у него не возникло никаких проблем и накладок.
        Ни в одном из аэропортов Ф. не задерживался больше чем на час. Опекающие его племянники, очевидно, менялись при каждой пересадке. Ни на кого из них в нашем архиве не нашлось досье. Мы рискнули взять Ф. под очное наблюдение лишь в Афинах, когда нами был определен конечный пункт его маршрута. Мы сразу предположили, что Ф. летит на встречу со своей семьей, и я был вынужден покинуть Зону и подключился к операции, поскольку ее ключевая стадия подразумевала мое непосредственное в ней участие. Вдобавок я принял решение задействовать нашего западноевропейского Аудитора, о чем вы также были своевременно мной оповещены (доклад " 417/5174). Аудитор в считаные часы отыскал на Мадейре живущих по фальшивым документам жену и дочь Ф., что позволило нам в дальнейшем усилить на него психологическое давление.
        Кульминация операции состояла в следующем. По вышеописанным причинам Фаворит не может сам пользоваться системами электронных платежей. Это значит, что отправивший его в отпуск и оплативший ему авиаперелет Дядюшка должен был непременно открыть счет на имя жены Ф. Выдав ему себя, я дал понять, что он находится у нас под колпаком. У Ф., не желающего попасть под подозрение Дядюшки, не оставалось иного выбора, как немедленно доложить обо мне его племянникам.
        Зная о широком спектре наших возможностей и вероятных целях и не зная, каким именно путем мы выследили Ф., племянники были вынуждены заметать за собой следы. И в частности - срочно аннулировать все открытые Дядюшкой для него счета. Однако протокол процедуры аннулирования не допускал ее проведения без непосредственного участия клиента - жены Ф. Для согласования банк высылал ей специальный идентификационный файл, который она должна была активировать и отослать обратно.
        Мы не могли вычислить напрямую, с какими конкретно банками ведет переписку жена Ф. Но технические возможности Аудитора позволили ему перехватить все идентификационные файлы, что были отправлены на Мадейру и обратно в течение следующих суток. Таковых уникальных файлов, в связи с небольшими размерами острова и малочисленностью его населения, оказалось совсем немного. Их дешифровка отняла у нас три дня. По прошествии этого срока мы знали реквизиты всех банков, предполагаемыми клиентами которых являются Дядюшка и его племянники (список банков и вероятные схемы финансирования племянниками Дядюшки см. в приложении к отчету " 1). Эти стратегические данные позволили мне разбросать достаточно камней для того, чтобы приступить к следующему этапу операции "Завещание Дядюшки".
        Прошу вашего одобрения для продолжения операции"...
        Сектор "Ноль". 16 мая 2058 года.
        Подразделение: "Гермес".
        Резолюция по итоговому отчету " 7/18:
        "Стратег - Трюфелю:
        Даю вам санкцию на продолжение операции "Завещание Дядюшки".
        С вашими действиями и выводами полностью согласен.
        Начинайте собирать камни"...
        Оглавление
        - Глава 1
        - Глава 2
        - Глава 3
        - Глава 4
        - Глава 5
        - Глава 6
        - Глава 7
        - Глава 8
        - Глава 9
        - Глава 10
        - Глава 11
        - Глава 12
        - Глава 13
        - Вместо эпилога